Бизнес и культура #4 by Mikhail Shevelev

бизнес и культура 1

(4)

bkjournal.org

•2013 / тема номера:

пушкин

золотые перья россии-2 человек играющий apocalypse now пушкиниана щетинкиной

16+

содержание

мысли редактора

интим | Пушкин

элита | Золотые перья России-2

концепт | ...на родине ильича

реплика | Через чтение — к звездам

экономика | SWOT-анализ

52 монополия | Куда ведут рельсы 56

инженерное дело | Последний из могикан

116

24 1200

бизнес и культура

10 60

репортаж | Александр Кондратюк

66 социум | Иллюзии «Авансов и долгов» 72

реплика | Тезисы Пастернака

75 мысли | Сергей Борисов о роли и месте зла… 76

жизнь людей | Юрий Ермолин. Из цикла «Общага»

80 философия | Apocalypse Now 86

кино | Великое Немое

90 история | Помнить Пушкина 96

арт-проект | Странички из дневника Елены Щетинкиной

106 музыка | Роковые времена-2 110

портрет | От природы к природе

116

заповедные места | Откуда течет Миасс

120 о чем говорят мужчины | Неправильные глаголы-3 128 арт-проект | Каменный пояс

бизнес и культура 1

(4)

bkjournal.org

•2013 / тема номера:

пушкин

золотые перья россии-2 человек играющий apocalypse now пушкиниана щетинкиной

16+

НАД НОМЕРОМ РАБОТАЛИ Юрий Шевелев главный редактор Александр Данилов художественный редактор Юрий Ермолин фоторедактор Татьяна Логачева литературный редактор Ольга Филиппова выпускающий редактор Михаил Шевелев редактор спецпроектов ТЕКСТЫ Андрей Архангельский Владимир Боже Сергей Борисов Геннадий Бурбулис Айвар Валеев Сергей Гордеев Анатолий Караваев Татьяна Логачева Борис Мизрахи Александр Пастернак Александр Попов Захар Прилепин Ирина Прохорова Юрий Резник Ирина Рыжова Гаяз Самигулов Марина Степнова Ольга Хрустинская Дмитрий Челяпин Михаил Шевелев Елена Щетинкина Игорь Яковенко ИЛЛЮСТРАЦИИ Александр Данилов Елена Щетинкина ФОТО Наталья Беленцова Владимир Боже Николай Бойко Александр Глебов Юрий Ермолин Александр Кондратюк Александр Райхштейн Сергей Румянцев Маури Тахвонин Дмитрий Челяпин Михаил Шевелев Анатолий Шулепов

Елена Щетинкина ПИОНЫ бумага, пастель

Журнал «БИЗНЕС И КУЛЬТУРА» № 1 (4), 2013 г. Учредитель, издатель, редакция: ООО «Диалог-холдинг» Директор Ю. П. Шевелев 454092, г. Челябинск, ул. К. Либкнехта, 36а shevelev55@mail.ru

РАСПРОСТРАНЕНИЕ Крупные бизнес-структуры и банки: ЧТЗ, ОАО «Мечел», ЧТПЗ, ММК, ЧЭМК, Челябинвестбанк, Челиндбанк, Банк «УРАЛЛИГА», Банк «Снежинский», Банк «Петрокоммерц», МДМ-банк, ВУЗбанк, «Мой банк», «Альфа-банк», Банк «АК-БАРС», Сбербанк, Райффайзенбанк, «Уралпром-банк», Банк «УРАЛСИБ», БИНБАНК, Банк ВТБ 24, Банк Русский Стандарт, Связьбанк, Банк Сосьете Женераль Восток.

Журнал зарегистрирован в Управлении Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций по Челябинской области. Свидетельство ПИ № ТУ74–00715 от 24.02.2012 г.

Автосалоны: Mazda Автомир, NISSAN, Автоальянс (KIA), Лексус, ПЛАНЕТА АВТО, Тойота Центр Челябинск, Леонар Авто.

Номер подписан в печать 25.03.2013 г. Заказ № 543. Тираж 2500 экз. Цена свободная.

Туристические фирмы: Авентура, Вест Тревел, Вокруг Света, Дан, Роза мира+, Спутник, Тез тур, Lete тур, Артемий тур, Пегас-тур, Лягушка-путешественница, Уральские авиалинии, СУСАНИН.

Отпечатано в типографии ЗАО «Типография Автограф» Директор И. Р. Духовный 454091, Челябинск, ул. Постышева, 2

Перепечатка текстов, фотографий и иллюстраций допус кается только с письменного разрешения редакции. Рекламируемые товары подлежат сертификации, услуги — лицензированию. Цены действительны на момент подписания номера в печать. Ответственность за достоверность рекламных материалов несет рекламодатель. © ООО «Диалог-холдинг», 2013 г.

Коммерческие компании, торгово‑досуговые центры: ТРЦ «Фокус», ТРК «Горки», ТРК «КУБА», Бизнес-дом «Спиридонов», М. Видео, Снежная королева, Ильменский заповедник, СК «Стройкор», Санхоум, Агора, СК «Западный луч», Лесной остров.

Медицинские центры и стоматологии: Аист, АРТ-Оптика, Белый Кит, Визит, Вэладент, Гименей, Диагноз, ДНК, Добрый доктор, Евродент, Жемчужина, Инвитро, Клиника репродуктивной медицины, ЛИН ЛАЙН, Лотос, Наркомед, Репродуктивное здоровье, Стоматологическая практика, Талисман, Тибет, Фамилиа, Эн Клиник. Гостиничные комплексы: Алмаз, Гелеопарк Смолино, ГК «Березка», ГК «Лесопарковый», Меридиан отель, Холидэй Ин, Южный Урал, Victoria. Оздоровительные центры и сауны: АВОКАДО, Голден Фиш, Медицинский Центр ЧТПЗ, Луси, Учебно-оздоровительный центр ЮУрГУ, Планета Ариант. Спортивные клубы: Айм Стайл, Грин клаб, Манхэттен, Персона, Регинас, PM gym, Тонус-клуб. Кафе, рестораны, развлекательные клубы: Bad Gastein, БаденБаден, Basilio, Вавилон, Ваниль, Джексонс, Дынц-Дынц, Итсу, Кекс, Лас Маргаритас, Малибу, Мистер Икс, Mad flad, Ново Кафе, Нудлс-бар, Peoplеs, ресторан D`Ore, ресторан Voice, ресторан Замок Атоса, ресторан Одиссей, Ричард, Сицилия, Старая Италия, TITANIC-2000, Wall Street, FOX&GOOSE, Частная Пивоварня Спиридонова, Abyss, Уральские Пельмени. Офисные здания: Славянский БД, Петровский БД, Маркштадт, Офисное здание на ул. Разина, 4, ОЦ «ВИПР». Языковые центры: Областная публичная библиотека, Yes. ГУ по делам печати и массовой коммуникации. Аэропорт Баландино: VIP-зал.

мысли | юрий шевелев

Вы помните, а может, и забыли — Два года с половиною назад Вы истину простую мне открыли: Ошибками и опытом богат, Я ими возмещу и недостаток силы, И недостаток воли и ума. Вы помните? А может, и забыли, Коль улеглась на сердце кутерьма. Признаюсь: я теперь в покое. И не один, а с Пушкиным вдвоем, Мы прежних гимнов не поем: «Есть время для любви,

для мудрости — другое».

Не знаю лишь, довольны ль Вы, Что оказались так правы.

интим

бизнес и культура 1(4)·2013

элита

Золотые перья России-2 Устроители литературного фестиваля «Открытая книга» (учрежденного физико-математическим лицеем № 31) вновь провели в «Библио-Глобусе» встречу читателей с писателем Захаром Прилепиным, который на сей раз привез с собой блестящих столичных гостей: романистку Марину Степнову и критика Андрея Архангельского. Ну а бк подобные тусовки, естественно, доставляют неизъяснимое наслаждение…

бизнес и культура 1(4)·2013

Захар Прилепин: Сегодня я представляю Андрея Архангельского, который заведует отделом культуры в журнале «Огонек», колумнист ресурса «Взгляд», да и вообще несет полную ответственность за нынешнее культурное состояние России. Мы с ним постоянно спорим по разным поводам, но все же, надеюсь, остаемся добрыми приятелями. И рядом с ним — Марина Степнова. То, что о ней скажу, — это я придумал не в качестве грузинского тоста, а уже неоднократно описывал во многих своих текстах и газетных статьях. Все потому, что ее роман «Женщины Лазаря» стал для меня одним из сильнейших читательских впечатлений, от которого я до сих пор не отошел. Роман как бы поставил такой своеобразный забавный «рекорд» — вошел в шорт-листы всех четырех литературных премий России: «Национальный бестселлер», «Большая книга», «Ясная поляна» и «Русский букер». Я прогнозировал в «Новой газете», что Марина получит одну из премий (через месяц после встречи роман занял 3-е место в «Большой книге» — Прим. ред.), потому что роман заслуживает признания. Через призму семейной саги, любовные отношения в нем подается абсолютно все. Вот почему Ленин называл Льва Толстого «зеркалом русской революции», хоть великий романист о революции ничего не писал,

но, например, все описанное в «Анне Карениной» есть идеальный слепок существующего порядка вещей в обществе: ценности, традиции, социальный диссонанс… И в «Женщинах Лазаря» история ХХ века и постсоветская реальность переданы очень точно. Моей «лево-ориентированной» душе было радостно, что в романе не сводятся счеты ни с каким временем — ни с советским, ни с постсоветским. Это просто «роман о людях», которые жили в сложносочиненной, трудной эпохе и через советское, сталинское, нынешнее время пронесли сквозь свое человеческое достоинство человеческую суть. Это очень важно. Последние 25 лет мы занимались только одним: рассказывали, какая у нас была гадкая советская власть, совершенно забыв, что в это время жили люди, которые всей полнотой чувств ощущали это «бытие», радовались ему… И это все нашло адекватное выражение в книжке. Марина, поздравляю тебя… Ну и о себе. Здесь лежит некоторое количество моих книг. Одну из них я даже еще не видел. Она, видимо, составлена Львом Пироговым, есть такой литературный критик, довольно мрачный тип, — и он издал книгу «Русские Russian». Здесь собраны рассказы десятка русских писателей о том, что сейчас представляет русский народ:

бизнес и культура 1(4)·2013

элита

как он чувствует, чем занимается, какой у него внешний и внутренний вид. Я за эту книжку не отвечаю — потому, что не я ее составитель… Я составил другую — «14». Выпустив антологию мужской прозы под названием «10», я решил издать и женскую прозу. Но выяснилось, что хороших писателей-женщин больше десяти, — и пришлось сделать «14». Очень сложно разобраться во всем хаосе литературного пространства современной литературы, но я отобрал самое лучшее. Марина здесь тоже присутствует, а еще Майя Кручевская, Аня Козлова (автор сценария сериала «Школа» Гай Германики) и т. д. На эту книжку ополчились некоторые литературные критики и критикессы. Кстати, с мужской прозой все было нормально, типа «собрал Прилепин мужиков своих, товарищей — и издал». А по поводу «женской антологии» тут же начались вопли феминистски настроенных представительниц литературно-критического мира. «Да как вы посмели собраться в это «прилепинское гетто», — обращались они к писательницам. — … Вы разве не знаете, что нет разделения на «женскую и мужскую» литературу? Бывает только Проза! И почему вы освещаете какие-то несчастные чудовищные семейные проблемы? Вы что, не знаете, что за последние тридцать лет женщина стала иной, ей мужчины уже не нужны, она — свободный человек!» А дело в том, что сквозная тема в «14», проходящая через весь сборник, — с современными русскими мужчинами происходит странная и чудовищная вещь: они «переводятся как вид». Мужчина не хочет ни за что нести ответственность. В качестве «героя» его нет ни в одном из текстов сборника. Он находится где-то на задворках бытия, на краешке сознания, а женщина выступает в роли такого «тихого подвижника», который вытаскивает этот мир на своих хрупких плечах. Причем я не специально собирал тексты только с таким смыслом, а просто отобрал самые лучшие рассказы, перечитал их и ахнул: какой все-таки ужасный мир! И мы, как представители сильного пола, предоставляем слабому полу тащить всю жизнь на себе… Марина Степнова: Но что бы мы делали без мужчин! Я хотела бы поблагодарить читателей, что здесь собрались. Редкое удовольствие слушать Захара, как и читать его. Вообще, очень приятно видеть и слышать тех мужчин, которых, по его словам, недостает… Сборник «14» увидел свет уже после того, как вышла моя книжка «Женщины Лазаря». И я получила огромный ушат негодования от дам-читательниц и, в еще большей степени, от дам-критиков: «Опомнись, женщина! ХХI век на дворе, а ты призываешь нас всех варить борщ, ждать мужчин с войны — и еще говоришь, что это большое удовольствие!» Но я готова подтвердить, что (как для мужчины, так и для женщины) самое лучшее и единственно возможное и, вообще, самая разумная форма существования — это Семья. Она может состоять и из двадцати человек, и из двух. Может состоять из

бизнес и культура 1(4)·2013

одного человека и фикуса — если ты действительно его любишь и он отвечает тебе взаимностью. Но потребность заботиться о ком-то, в первую очередь «самим» заботиться о ком-то, — базовая потребность человека. Что такое семья? Место, куда ты приносишь больную лапу. Если такого места у тебя нет, если никакой фикус не ждет тебя на подоконнике — ужасно. Мы стали забывать об этом, работая, сводясь, разводясь… Да, пятьдесят лет прожить с одним человеком — это подвиг и не всегда радость. Но жить в полном одиночестве, заботясь только о том, чтобы вкусно накормить себя самого и чтобы за самим собой как следует поухаживать, — это настоящая трагедия. Поэтому очень хочется, чтобы у каждого было о ком заботиться… И в молодости, и в зрелости, и в старости. И тогда у всех — у женщин и у мужчин — все будет хорошо. И Домострой тут ни при чем. Андрей Архангельский: Человеку нужно заботиться о ком-то, а критику нужно заботиться о писателе, чтобы тот «не закис», «не зажирел». Знаете, Прилепин обласкан критикой, с него, можно сказать, если не начался определенный этап в современной литературе, то уж массовый интерес — точно. Но это дело прошлого. И с тех пор он ушел далеко, он развивается… Но к чему я клоню: на литературных встречах меня всегда несколько угнетает такая «благостная» атмосфера. А ведь Захар — очень открытый писатель, его проза приглашает к разговору, к спору… Давайте воспользуемся такой возможностью. Например, в советское время, если и было что-то хорошее (я — ярый антисоветчик), так оно касалось общения людей, всех гуманитариев, всех тех, кто назывался «интеллигенцией». Большое количество умных, образованных, обаятельных людей сбивались в «кучки» или кружки. Я бы хотел, чтобы наша встреча не превратилась в раздачу комплиментов или в лучшем случае — в уточнения, кого имел в виду автор под именем того или иного героя. Я хочу, чтобы подобные встречи с писателями происходили в энергичной и критической атмосфере. Прилепин, конечно, как любой писатель, нуждается в комплиментах, но, может быть, в большей степени он нуждается в ваших советах. Поэтому вы, читатели, нужны нам как соучастники, как зрители… Захар Прилепин: Подельники! Андрей Архангельский: Давайте сделаем это вместе и поговорим серьезно. Не только о Прилепине, а о литературе вообще. Мы готовы сыграть в эту игру, но важно, чтобы и вы тоже в нее сыграли. Спасибо… Захар Прилепин: Расскажу про недавний свой жест: я написал «Письмо товарищу Сталину от лица либеральной интеллигенции», которое было опубликовано в Интернете и разошлось по десяткам сайтов и самым разным изданиям. Порядка 10 000

записей в блогах, огромный ворох благодарностей, ненависти, желания разорвать меня на куски, желания обнять и прижать к сердцу… Смысл письма вкратце следующий: «Товарищ Сталин (пишет либеральная интеллигенция), мы растащили и пустили по ветру наследство, созданное тобой, мы обязаны тебе всем, да будь ты проклят». И далее подробно эти мысли разъясняются. Такое примерно содержание. Это в гораздо меньшей степени было провокацией, а скорее попыткой сбалансировать не только мои

ное, трудное, но это есть история моей страны, к которой, хоть и болезненно, я отношусь, как к родной, органически присущей мне как человеку. И в этом смысле бесконечное юродство и пляски на гробах в какой-то момент стали вызывать у меня уже психическое бешенство. Так или иначе, на эту тему я высказывался постоянно — и вдруг этим летом у меня возникло «Письмо». И тут включились уже не политические процессы, а в моем случае процессы личностные. 7 июля 2012 года мне исполнилось 37

личные ощущения от происходящего в стране, но и вообще сбалансировать то количество негативной информации по поводу пресловутой советской власти, которую я и все мои знакомые получаем довольно продолжительное время. Россия, на мой взгляд, страна скорее левоконсервативных взглядов. И вместе с этим мы находимся в формате медиа, которые на 90% транслируют либеральные ценности, демократические, буржуазные, — так или иначе имеющие ярко выраженный антисоветский тренд. Мне это всегда казалось странным, что главные «говорящие головы», представители медиа, «познеры-сванидзе» и т. д. и т. п. — все-все негативным образом трактуют историю России ХХ века. Она, безусловно, сложная, во многом чудовищная. Отношение мое к Сталину болезнен-

лет, я вошел в ключевой возраст русского литератора. Пушкина в 37 лет застрелили на дуэли, а Маяковский сам застрелился. И, видимо, подсознательно — так я пытаюсь объяснить свой жест — у меня появилось желание провести «ребрендинг», полностью видоизменить свое присутствие в литературе. Я захотел совершить какой-то жест, чтобы содрать с себя эту сладкую вату. И написал письмо Сталину. После чего Михаил Швыдкой ответил, что Захар «больше не русский писатель», Шендерович обвинил меня во всех смертных грехах, Иртеньев буквально вызвал меня на дуэль. Ну и, помимо всего прочего, в мою поддержку поступило огромное количество приветов, звонков и написана масса статей. Вышло так, что, по сути, я расколол российское общество надвое…

бизнес и культура 1(4)·2013

элита

Для меня это письмо стало уникальным эстетическим жестом принародного суицида. Я его совершил для того, чтобы, как Конек-Горбунок, восстановиться и снова прийти и — есть такое замечательное лимоновское слово — «навязать» себя. Всех тех людей, которые больше «знать меня не знают» и для которых я больше не русский писатель, — я заставлю со мной считаться, вопреки всему. В связи с этим прозвучала замечательная точка зрения одного из ультраквазилиберальных журналистов, который сказал, что «Прилепина ждет судьба Распутина и Белова, больше такого писателя не будет». Хотя Распутин и Белов, на мой взгляд, — оба «классики». А мой ответ таков: и я буду, и Распутин будет, и Белов тоже будет — никуда мы не денемся и будем произносить то, что мы произносим, а вы будете нас слушать. Разумеется, это я сейчас обращаюсь не к залу, а к некоторым своим оппонентам… А публицистике меня научил (негласно, не говоря об этом) Дмитрий Львович Быков. Мой ближайший товарищ, человек, которого я очень люблю и ценю. И наблюдая за его жизненным путем, я понял, что самое важное, чем мы занимаемся — чем я занимаюсь, — это сочинение прозы: романов, рассказов и прочих повестей. Но для того, чтобы ту прозу прочитало какое-то количество людей, —

бизнес и культура 1(4)·2013

желательно, чтобы оно было большим, чтобы оно было весомым, — нужно заниматься множеством разнопорядковых и сложных вещей. Вот Быков ведет четыре программы на радио, три программы на ТВ, пишет колонки в сотне журналов, сочиняет «Гражданина Поэта», ездит по всей стране, участвует во всем, в чем можно только участвовать, — и, кроме всего этого, он убедил людей читать его романы. И я, глядя на Быкова, тоже решил писать колонки везде и всюду, тем более что их заказывают… Первый читатель: Впервые я услышала вашу фамилию четыре года назад от нашего любимого Олега Табакова, который на канале «Культура» признался, что ведет переговоры с Захаром Прилепиным о постановке спектакля по роману «Санькя». Я удивилась: «Ах, сам Табаков?!» И хотела задать вам вопрос: как у вас сейчас складываются отношения с театром? Захар Прилепин: Да уж, Табаков удивил меня не меньше, чем вас. В тот самый момент я стоял в очереди в банке — и тут звонит этот гениальный голос кота Матроскина и говорит: «За-хаар! Я Олег Табаков. А давайте поставим ваш спектакль!» Я чуть тогда не рухнул прямо на пол… Поставить спектакль по роману «Санькя» про молодых современных революционеров, которые все крушат, ломают в нынешней России,

да еще в самом МХАТе, крайне сложно. Не скажу, что у нас свирепствует цензура, но все же!.. Мало того, очень трудно представить актеров МХАТа с их хрестоматийной постановкой взгляда, голоса и жеста в ролях юных экстремистов и негодяев. И поэтому Кирилл Серебренников, молодой режиссер, работавший тогда в театре Табакова, предложил набрать новый театральный курс и специально на Малой сцене поставить спектакль по «Санькя» и назвать его — «Отморозки». Тут два смысла: один — совершенно очевиден, а другой в том, что это рассказ о людях, выросших в состоянии некоторого «социального мороза». И спектакль был поставлен, надеюсь, в ближайшее время выйдет на дисках. Сам я от него в абсолютном восторге. Причем это ведь не первый спектакль по «Санькя», были и постановки в провинциальных театрах, но там не справились… А «Отморозки» Серебренникова получили «Золотую Маску» как лучший спектакль в прошлом году. Сейчас он идет не во МХАТе, а в театре «Платформа», есть такая «театральная площадка». И время от времени Кирилл возит спектакль по стране… И еще недавно режиссер театра «Предел» Владимир Дель поставил спектакль по моей повести «Допрос». На сцене два актера и никакого реквизита. Я его посмотрел — он меня просто «пробил» до глубины души, актеры выложились на двести процентов. Скоро мы будем презентовать его в Москве и Питере. Возможно, и в Челябинск его привезем. Спектакль совсем уж бюджетный — всего два актера. И я даже могу не приезжать. Хотя приеду, конечно, — мне интересна ваша реакция. Второй читатель: Тут Андрей предлагал придать встрече критическое направление. Поэтому я бы хотел узнать его мнение о книге «Патология». Андрей Архангельский: «Патологию» я считаю, наверное, самым замечательным произведением Прилепина. Ну, еще, может быть, «Грех» с ней поспорит. Это мои любимые вещи. Но я хотел сказать не об этом. Захар говорил о реакции на «Письмо», о том, что некоторые люди от него попросту отвернулись. Для них это стало настолько сильным ударом, что они испугались. Испугались упоминания имени Сталина в каком-то благородном, серьезном, проблемном контексте. Вот это именно и говорит об абсолютном раздрае среди интеллигенции. И об отсутствии их интеллектуальной крепости. Те самые либералы, интеллектуалы, о которых говорит Захар и которые испугались разговоров о Сталине, показали самих себя, а не уязвили автора письма. С Прилепина что взять? — это его убеждения, он об этом говорит открыто. А большую озабоченность вызывает именно реакция публики. Это страх ребенка, который боится тени на окне, боится раздвинуть шторы, боится задуматься над тем, чего он боится. Вот именно этот страх говорит, что разговоры о Сталине не закончены, его осуждение в душах людей не свершилось. И этот вопрос необходимо решать. Иначе мы

просто не сможем пойти дальше. Я лично считаю — это моя твердая позиция, — что о Сталине, как и о Гитлере, говорить больше нечего. Не имеет смысла придавать ему дополнительной сложности. Был злодей-садист, который уничтожал людей. И все. Кончено. Ясно. Мы не можем интеллектуально его осмысливать, мы должны это принять. Второй читатель: А, между прочим, рыба в реках водилась во времена Сталина! Андрей Архангельский: Если бы вы только знали, сколько раз я слышал именно этот аргумент! А теперь еще вспомните, что многое тогда стоило дешевле… А скажите, свобода вам дорога? Второй читатель: А вы мне ответьте на такой вопрос: вот тогда наказывали жестко невиновных, зато сейчас не наказывают никого. Что, безнаказанность — лучше? Андрей Архангельский: Ну, сейчас же не расстреливают, правда? Без суда и следствия. Не приходят к вам с обыском… Нельзя такое сравнивать. Марина Степнова: Я ничего не хочу говорить о Сталине, только отмечу, что вокруг творится не полная безнаказанность, а все гораздо хуже, чем, возможно, было при Сталине. Просто мы, здесь сидящие, не попадали под эти зубцы. Мой коллега по работе, юрист, рассказывал, что, когда он учился в юридической академии, им читал лекции судья с 25-летним стажем. И он признался, что за все годы работы не вынес ни одного оправдательного приговора. Он даже понятия не имел, как это делается. Просто-напросто «шаблона» не было. То есть беззаконие как было, так оно никуда не делось, просто перешло в другие формы — разве что расстреливать перестали. Самое печальное, что существует два закона: закон для некоего гражданина, занимающего важный пост, которого обвиняют, и он признает свою вину в нескольких изнасилованиях, — за что ему дают условный срок. А за какую-то совершенную ерунду человека, к примеру, не члена партии, не депутата какого-нибудь, — упекают на немыслимый срок, превосходящий даже требования УК. Что такое справедливость? Суд должен быть один для всех! США — очень сложная страна, я вовсе не любитель Америки. Но у них племянница действующего президента была задержана за рулем в пьяном виде — ну, выпила девочка немножко, и она провела в участке столько времени, сколько было положено, а потом отработала, что положено, на общественных работах. Что самое грустное — я даже в бредовом сне не могу вообразить нечто подобное с племянницей нашего президента. Даже если бы она вздумала пить кровь христианских младенцев на Лобном месте! Это — страшно. Страшно не просто «жить», а страшно «стареть» в этой стране. Будто бы в ад смотришь.

бизнес и культура 1(4)·2013

элита

Третий читатель: И мне невозможно откреститься от этих тем… Сейчас я увлекся историей Древнего Рима — и чем дальше углуб ляюсь в нее, тем больше нынешнее время мне напоминает закат Римской империи. Честное слово! Помните, в советское время любили сравнивать все с Россией 1913 года? Прошло ровно 100 лет. Сколько бы мы ни ругали Сталина, сколько бы ни сравнивали с 1913-м — для этих эпох характерно ощущение целостности государства и идеологической ясности. И плюс — осознание «мессианской роли Российской империи — спасительницы всех народов». Да еще колоссальная территория, кстати, по масштабу сопоставимая с Римской империей, которая пала-таки под ударами варваров. И мы неминуемо катимся к тому же. На мой взгляд, распад России неизбежен. Неизбежна и Третья мировая война, в которой, дай Бог, Россия непосредственно не будет участвовать. В связи с чем нынешняя наша власть пугается и прячется. Президент пытается предпринять какие-то чудовищные усилия понравиться всем, выглядеть эдаким «душкой» для всех. Ну, типа, если мода на «мачизм» уже прошла, теперь надобно ставить на крыло стерхов и спасать тигров. Этим ли должен заниматься лидер страны, если он хочет сохранить ее целостность? Это мне напоминает Нерона в цирке, который поет накрашенный… В воздухе — ощущение катастрофы. Зреет чудовищная ситуация, из которой нет выхода. Его нет, потому что нет идеологии и национальной идеи. Ради чего и кого брать в руки оружие? Ради Дерипаски с его алюминием? Или ради Абрамовича с его яхтами? И отсюда такой вопрос: может ли, скажем, Православная церковь стать каким-то системообразующим фактором, провозгласить какую-то духоподъемную идеологию? Андрей Архангельский: Может ли церковь родить нам национальную идею? Я, как атеист, считаю, что религия — полный тупик. Тем более что наши церковные иерархи только за последний год натворили такого!.. Я, правда, не знаю, что думает об этом Прилепин… Захар Прилепин: Я считаю, что не нужно перекладывать на церковь обязательства, связанные с социумом. Церковь должна ведать «жизнью духа», никакого вреда от церкви нет, сколько бы какие-то отдельные священники ни совершали греховных проступков. Я воцерковленный человек, мои дети и жена ходят в церковь. Проблема неприязни нашей общественности к этому институту и православию мне не понятна физически. Если вам эта церковь не нужна, то кому-то она сильно нужна. Кто-то хочет быть атеистом — да ради Бога. Все отдельные эксцессы, связанные с церковью, — это всего лишь эксцессы, они никак не отменяют Новый Завет. Наши либералы вспоминают про церковь только тогда, когда говорят о священниках, расстрелянных при Сталине, — вот тогда они за

бизнес и культура 1(4)·2013

церковь всей горой. В остальное время она им как-то поперек души стоит. Церковь не даст стране идеологии — она занимается другими вещами. Пункт второй: я вообще не уверен, что Россия нуждается в создании какой-то постоянной идеологии, совокупности идей, которые всех нас должны сплотить. Да их не так много и было. «Москва — Третий Рим», «Православие-Самодержавие-Народность», сформулированная Уваровым, ну и большевистская идеология — все! И на тысячу лет нам хватило! Зачем каждые тридцать лет придумывать какие-то новые парадигмы? У нас есть другие проблемы — география и демография. Нам надо нарожать побольше людей, чтобы было кому сберечь землю, доставшуюся от предков. Вот и все! Для этого любая концепция подходит: левая, правая, либеральная — что угодно! Ради того, чтобы здесь рождались дети и наша территория никуда не исчезла. Я думаю, что новые вызовы, которые ставит перед нами мусульманский мир, или США, или Китай, связаны с их мировой экспансией, в том числе включающей в себя задачи новых территориальных обретений. Это новое нашествие — не знаю, белых, черных, желтых, но для нас — варваров… И в этой ситуации мы типа падаем на спину и соглашаемся: мол, все распадаются — ну и мы тоже распадемся. Какого черта? Здесь все пропитано кровью на двадцать метров вглубь, и нашим предкам в голову не приходило, что нам придется распадаться. Нет, они ползли дальше, на Аляску, еще куда-то… Не знаю, может, это Бог остановил Россию — ведь мы могли и Америку с Канадой захватить, и вообще бы закончили свой поход где-нибудь на Кубе в 1911 году. Но не сложилось, нам и этой территории хватило выше крыши. Так давайте ее сохраним. Андрей Архангельский: Я хотел бы поблагодарить читателя за очень точный анализ и современной ситуации. Даже несмотря на какое-то несогласие с ним. В советское время было такое выражение: «первый читатель». Вот сейчас, в нынешнее время, быть читателем — более сложная задача, чем быть писателем. Писателей много, а читателей — все меньше. Я вас благодарю. Четвертый читатель: Захар, есть ли вам что сказать детям, может быть, какието мысли писателя, или посоветуете что юному поколению? Захар Прилепин: Я не тот человек, у которого есть что сказать чьим-то детям, помимо своих. У меня их четверо — и мне есть что им сказать. А рос я так: мой отец, ныне покойный, за всю жизнь со мной ни разу не поговорил, как в советских фильмах или книжках, — «по душам». Типа «ну что, сынок…» Не было ни одного такого разговора. Может, эта модель не очень верная… Но я своего отца ви-

дел восемнадцать лет — и ни разу, сколько себя помню, не усомнился в том, что он мужчина. В любом случае поведение матери и поведение отца есть лучшее воспитание. Основная проблема нынешних детей — в полном отделении риторики от практики, что мы видим как в современной российской политике, так и в поведении родителей. Я иногда хожу на школьные собрания и вижу по лицам многих родителей, что они ничего не читают, что они ведут какую-то другую жизнь, совершенно параллельную тем ценностям, которые они пытаются навязать своим детям. И, соответственно, дети получаются «вот такие». Не с детьми надо разговаривать — а с родителями! Дети зависимы от родителей, они снимают их поведение. Есть у нас мужик один, начальник местного ФСБ, — это лицо, эти ноги расставленные, как будто бы у него водянка, он сидит так — типа он король мира. И сын у него — один в один, копия своего отца. Все! Что я ему скажу: «Не будь таким, как твой папа»? Я же не могу такое сказать. Поэтому никуда не денешься, надо с родителями разговаривать и какие-то вещи им объяснять. Обращаюсь к родителям: выключите телевизор, сломайте антенну, выбросите в окно — дома должны находиться книжки. Четвертый читатель: Какие книжки? Захар Прилепин: Какие книжки? Нормальные! Бумажные! Если ребенок видит книжку с года, с двух лет, если он чувствует плечо отца, руки матери, запах родителей — и родители читают ему книжку, он запомнит, что первую радость, первый катарсис он испытал с книжкой! И никогда от нее не оторвется. Если вы вставили аудиодиск и ушли ругаться на кухню с женой, то вы потеряли ребенка. Он читать не будет никогда. Все очень просто! Сейчас мы все такие занятые, не до книжек, есть «другие более важные занятия» — и что? А ведь люди гуманитарной культуры — это самые важные люди в истории человечества. И детям это надо передать. Не будет телевизора, и Интернет будет по два часа в день — пошляется по квартире и за книжку возьмется. А если телевизоры на кухне стоят, во всех комнатах, в туалете, то, конечно, ребенок будет находиться в «поиске удовольствий» — нажать кнопочку и испытать радость. Почему не читают? Потому что не получается мгновенного удовольствия, как в компьютерной игре. Известен эксперимент с крысой, перед которой поставили кнопку: она ее нажимает и получает оргазм. Пока пена изо рта не полезет… Вот примерно так мы воспитываем своих детей — получить максимальное удовольствие от жизни. Нет, все идет через «преодоление», безусловно. Вот такая проповедь для родителей. Четвертый читатель: У вас, как у родителя, не возникают проблемы со школой?

Захар Прилепин: Со школой или детьми в школе? Никаких проблем нет. Да, есть несколько учителей, которые мне не очень нравятся, но есть и те, что очень нравятся. В любом случае я убежден, что самое важное в воспитании ребенка происходит в семье. Девяносто процентов самого важного, случившегося со мной в жизни, я получил не социализируясь. Я даже написал статью, что пресловутая «социализация ребенка» не настолько важна, как кажется. Где социализировался Лев Николаевич Толстой, например? Жил с тетками, с няньками — а потом вдруг вырос в отличного мужика, офицера, способного командовать другими мужиками или своим поместьем заправлять. Или Михаил Юрьевич Лермонтов — он что, где-то «социализировался»? Да нигде! Половина русской аристократии никакой социализации не получала, она, может, видела через забор каких-то пацанов… Вот такая «социализация». Я осмысленно своих детей периодически увожу в деревню. До последнего времени — трое были дошкольниками, когда старший уже ходил в школу. Но я просто забирал его на полгода из школы и отвозил в деревню, где вообще никто не живет, где только мы — ну и еще три дома. И мы жили в лесу, на берегу реки, потом ребенок возвращался, сдавал все экзамены экстерном, как правило, на «пятерки» — и все чувствовали себя нормально. Дома нет ТВ, нет Интернета, нет мобильной связи — есть только папа, мама, книги и домашние животные. И лес вокруг, и река. И все мои дети, когда вернулись в город, не стали кричать: «Во-от, телепузики!» Они ничему не удивляются, они уже все обо всем знают. Общение с родителями — куда более важная социализация. Я воспитывался в своих крестьянских родах, у меня отец из липецкой, а мать из рязанской деревни. Я — горожанин в первом поколении. И это все советское время, которое Андрей так не любит, — но для меня оно связано не с советской властью, а с возможностью огромному количеству людей собраться — детьми, братьями, сватьями — за одним огромным столом. И этот крестьянский уклад, крестьянская речь — довольствие огромной жизни и пространства — впитались у меня в плоть и кровь. И я хочу хоть как-то передать это чувство своим детям. Возвращаясь к вашему вопросу о школе — понимаете, не стоит преувеличивать прелесть детей и детского общения. Вот если у них родители полные чудаки, что мы от детей хотим? Дети не святые существа, в них тоже много жестокости, пошлости и всякой дряни, но пусть они лучше общаются с родителями, с братьями и сестрами, дай Бог, чтобы они рождались. Я не придаю большого значения школе, но мои дети учатся довольно хорошо. Потому что они книги читали с детства, мозги у них развились, но если что-то там, в школе, не пойдет — ничего страшного, потому что самое важное я дам ребенку сам. Вот! бк

бизнес и культура 1(4)·2013

концепт

три вечера на родине ильича

Александр Попов В прошлом веке довелось побывать в Ульяновске. Командировочные дела решал в светлое время. Вечера коротал в местных музеях. С тех пор туда не ходок. Травмировали ленинской темой. Если бы не сосед по номеру, я б не выжил. Подселили его ко мне после скандала: бывших соседей довел до белого каления. Увезли их на скорой в такую больничку, справки которой биографии пачкают. О чем администратор гостиницы честно предупредила. Но мне после Владимира Ильича и черт не страшен, согласился. Купили коньячку по поводу и уселись за шахматы. Три вечера — три бутылки. Три партии за шахматной доской. Ну, вот и все. Когда уезжал, администратор благодарила за тихие вечера и ночи, хотела даже письмо отправить моему начальству — отказался. Для меня они тихими не были, во мне все бурлило. После тех вечеров много чего в жизни поменять пришлось. Из Ульяновска уезжал совсем другим человеком. Первой заметила жена, начальник все понял и уволился, друзья зауважали. А вот что случилось на родине Ильича. Мы условились перед каждой партией, что на своем ходу говори сколько душе угодно, а как сделал ход, молчи. Он над каждым шагом корпел, я по природе спринтер. Он меня словом победил, и убедил, и побил в шахматы основательно, разгромил по всем статьям. У меня ни ума, ни времени на ответные слова не нашлось. — Я тебе скажу важное, ты попробуй понять, те двое приняли слова в штыки, на них и накололись сами. — Говори, раз молчать нет охоты. — Какой национальности Чингиз-хан, по-твоему? — Монгол. — Не смеши меня, он калмык. — Сам ты калмык. — Я — да, настоящий, без примеси. А у Суворова, знаешь, какая национальность? — Суворов — русский. — Сам ты русский. Суворов калмык. Ты еще скажи, что Наполеон француз. — Что, и он калмык? — А как же, чистых кровей, от пяток до макушки калмык. И Кутузов наш, и Багратион. 18

бизнес и культура 1(4)·2013

Иллюстрация: Александр Данилов — Ври, да не завирайся. — Ничегошеньки ты не знаешь. Жуков с Рокоссовским тоже калмыки. Хотелось его бутылкой из-под коньяка по башке треснуть, да что-то подсказало, что следующий вечер еще интереснее обещает быть. Так оно и оказалось. — Ладно, убедил. А Ленин? — В Ленине нашей крови мало оказалось, трещит его теория по швам. Ты одно пойми, все великие воины — калмыки. — Что, и Кастро калмык? — Этот наш до последней косточки. Некалмыков много на свете, вот ты не калмык. — Ну и что? — Как что? Вы все битвы нам проигрывали. И впредь будете проигрывать. — Почему? Объясни, если такой умный. — Никому не говорил, тебе скажу. — За что такая честь? — Есть в твоих глазах что-то наше, зацеплюсь — поймешь, калмыком станешь. — Цепляйся, раз охота такая. — Все дело в мясе. Некалмыкам лишь бы пожрать, вот и бьют они скотину, та пугается, страх в кровь приходит, из нее в мясо. А как поешь мясо такое, так трусости в тебе еще на кусок добавится. — А вы какое мясо едите? — Мы полуголодные. Настоящее мясо, где страха нет, добывать трудно. С солнцем, с ветром приходится дружить. Джейран должен из жизни уходить гордым, ни на секунду не осквернив себя страхом. Только такое мясо едят калмыки. Среди нас нет трусов. Мы воины в каждой капле своей крови. Вот так закончился второй вечер. А ночь спросила меня: «Кто ты?» Я ничего не ответил ей. Я еще не знал. На третью бутылку коньяка не было денег, да и не до того. Но она стояла на столе, и шахматы рвались в бой. Белыми играл сосед. Я сделал свой ход и победил, но слова «сдаюсь» не услышал в ответ. Мой сосед был предельно краток в последний вечер: — Ты — калмык…

бизнес и культура 1(4)·2013

реплика

Через чтение — к звездам Выступая в челябинском физико-математическом лицее № 31, Андрей Архангельский искренне признался лицеистам, что у гуманитария менее совершенное сознание, чем у человека, обращающегося с точными науками. А потом, уже выступая перед благодарными читателями в Центральной библиотеке, критик подчеркнул, что именно тоталитаризм является благодатной почвой для рождения литературы большого стиля.

еловеку, который разбирается с цифрами, со всякими кубическими и прочими корнями, не нужно обманывать себя и других, доказывая свою значимость. А гуманитарий втайне испытывает какую-то нехватку в себе, недостаток чего-то. Вот у него была «троечка» по алгебре, а ему из гуманных соображений «натянули» на «четверочку», но человек все равно чувствует себя «несовершенным». И пытается это компенсировать большим количеством слов. Вот откуда и происходит литература. От «человека несовершенного». А из математиков получались отличные поэты. Если человек обладает образным мышлением, да еще рациональным, структурным пониманием действительности, то ему не нужно оперировать большим количеством слов. Он естественным образом подберет самое нужное и точное слово. Поэзией невозможно запросто «поделиться» с каждым, как конфеткой. Это сокровенное, куда никого не хочется пускать. А без математики в жизни не обойтись никому. У математика всегда есть работа, занятие. Гуманитарию сложнее. Без него многие могут обойтись. Правда, гуманитарии и математики служат одной богине — Абстракции. Кстати, я защищаю гениального математика Перельмана, его «право на сумасшествие», на «отстраненность от жизни». Его жизнь представляется мне благородной, достойной в отличие от подавляющего большинства, мечтающего о каких-то потребительских вехах в своей судьбе типа квартиры или машины. Это так скучно…

бизнес и культура 1(4)·2013

Сам я занимаюсь литературной критикой. Конечно, пробовал писать стихи, прозу… Но полетел жесткий диск, и я решил — это знак. Не нужно мне заниматься не своим делом. И вообще, литература — это серьезно. Ученики 11-го класса на меня прямо набросились, они убеждены, что современная литература «учит плохому», не дает положительных примеров. Я твердил им: литература должна готовить человека к встрече со злом, должна его преду преждать, ибо зло маскируется, рядится в разные одежды. А они сыпали примерами из русской классики, сетуя, что сейчас таких книжек не пишут и нет уже литераторов, людей высоких моральных ценностей… Классическая литература помогает понимать время и пространство. Элен Курагина из «Войны и мира» и сегодня актуальный персонаж, в Москве таких немало. Точный, жизненный персонаж. Зато Андрей Болконский — прекрасный, для меня уже несуществующий пример благородства — теперь не встречается. Зато попадаются классические «второстепенные персонажи»! Они даже интереснее главных героев, затасканных учителями и множеством интерпретаций. С ними проводилось меньше «работ», они не потеряли своего обаяния и противоречивости… Если же говорить о современных культуре-литературетеатре-живописи, то неизбежно сталкиваешься с таким понятием, как «провокация». Нынешнее искусство в большей или меньшей степени провоцирует, вызывает в человеке скорее негативные чувства, антипатию. Оно работает от противного, от обратного и, чтобы заинтересовать

собой, пользуется фактически «запрещенным приемом». Вспомним шумную историю с девичьей панк-группой. Что это: политика или искусство? У Евгения Гришковца есть замечательная фраза: «В Москве можно найти двести фанатов чего угодно». Если бы «пуссям» просто хотелось славы, они бы собрали всех фанатов в зале, спели — и все бы получили удовольствие, похлопали и разошлись, но им хочется большего… Искусство сейчас неотделимо от политики, от провокаций, оно предпочитает радикальный жест. То, что на Западе сейчас называют современным искусством, не разделяется на политику и на искусство. Все в одном флаконе: и философия, и политика, и культура в целом. Современное искусство — это не есть нечто автономное, как чудоцветок, растущий в закрытой оранжерее, куда пускают за деньги. Оно есть то, что выходит из своих рамок. И к тому же не видит собственных пределов. Это вообще рисковое дело, и оно всегда было таким. Но сегодня искусство особенно рисковое еще и потому, что «само нарывается», делая такие вещи, которые не укладываются в голове. Часто в качестве негативного примера приводят арт-группу «Война», которая переворачивает машины и называет это хулиганство перфомансом. Возникает вопрос: «Что дальше-то, убьете человека?» И мы уже видим крайнюю точку: убийство человека как крайняя степень искусства. Волосы встают дыбом! Я сам, видевший все в современном театре, начинаю себя спрашивать: на что способно это искусство? И можно ли его называть искусством? Но именно то, что вокруг сейчас столько «знаков вопроса», и является полем для искусства, которое не должно оставлять равнодушным. Да, Толстой и Достоевский — это уже «понятно» и «переварено». Зато теперь ты практически ничего не видишь, не различаешь пределов, не понимаешь, а что здесь, собственно, происходит. Вот это и есть искусство!? Именно потому, что оно заставляет задуматься и не оставляет в покое. Ведь не всякое литературное произведение оставит в вас такое количество вопросов, как, к примеру, действие каких-либо арт-групп. Вы ходите-мучаетесь, не понимая — правильно это или не нет… Мы живем при капитализме, а капитализм есть обмен товара на деньги. Люди друг для друга тоже товар. Постепенно и все наши эмоции, реакции, чувства превращаются в товар. Человек не контролирует процесс. Он живет в определенной социально-экономической реальности, которая не дает выйти за ее границы. Вы не можете посмотреть на нее со стороны, вы в нее вовлечены. И незаметно вы начинаете «просчитывать» свои эмоции, подсознательно спрашивая: выгодно ли мне это? И когда сие становится центральным понятием — оно-то и есть капитализм, его негативная сторона, что мы должны отчетливо осознавать. Я не призываю к новой Октябрьской революции, я — абсолютный либерал, но мы должны понимать негативные

стороны капитализма, чтобы он не мешал нашей душе, не мешал нам развиваться. Мы должны постоянно вести борьбу, сопротивляться товарному принципу. Мы не должны превращаться в товары, в чем и состоит задача № 2 современного искусства, а задача № 1 — это провоцировать. К примеру, вы, нынешние лицеисты, закончите учебу, пойдете работать, будете устраивать личную жизнь, захотите «получить от жизни все», как учит нас реклама… И столкнетесь с тем, что вас постоянно будет спрашивать жизнь: эффективно так поступать или неэффективно. Иммануил Кант говорил: «Человек морален тогда, когда совершает поступки, которые ему невыгодны». Как ни странно, этим вы только и можете подтвердить свою человеческую природу. Человек отличается от животного способностью на неэффективные поступки, осознавая это. Он понимает, что поступает вопреки себе, поступает

Читающие оказались в меньшинстве, и нам нужно сейчас собраться, как в осажденном городе, и решить — сдаваться или нет. Надо договориться, как мы будем «спасать себя». без выгоды для себя. Иногда даже идет на смерть, руководствуясь странным чувством, ощущением, свойственным только человеку, — «высшей целью». А высшая цель искусства — сделать так, чтобы в вас осталась какая-то часть для совершения невыгодных поступков. И если вы верите в «высшую гармонию», возможно, вы дольше проживете. Хотя не факт. Но не получается ли так, что жизнь, так или иначе, оказывается стремлением к получению выгоды? Если вы помогли старушке перейти улицу или спасли кота, казалось бы, это не несет выгоды. Но вы же это сделали, чтобы «почувствовать себя хорошо». Получается, это нужно, выгодно, ведь вы почувствовали себя гармонично…

*** В 1991 году закончилась «эпоха величия», «эпоха масштабных личностей». Возможно, такая операция происходит в каждом времени, но можно точно утверждать, что вторая половина ХХ века не подарила миру фигур в литературном смысле столь масштабных, сколь она была богата ими в первой. Парадокс литературы в том, что тоталитаризм, жестокий и бесчеловечный, почему-то способен рождать талантливых писателей и гениев. Известно, что они рождаются «вопреки» системе, тем не менее именно в это бизнес и культура 1(4)·2013

реплика

время «сопротивлений» еще способны появляться грандиозные таланты. Вторая половина ХХ века является в таком смысле «утончившимся» временем для ярких писательских открытий. Сейчас мы «питаемся» тем, что порождено даже не нашим временем. Яркому антисоветскому писателю Владимиру Сорокину — уже хорошо за 50, Эдуарду Лимонову — около 70. Выходит, те, кто у нас отвечает за нарушение правил, являются людьми пожилыми. И последние двадцать лет фактически потеряны для литературы. Безусловно, какой-то внутренний процесс в ней происходил, но одновременно происходили фундаментальные изменения в обществе. И правомочны ли мы в попытке взывать к «нашему времени» с вопросами: «Где же новый Толстой? Где же новый Достоевский?» Это несправедливо по отношению к эпохе, некорректно. «Величие» — понятие необъективное, его можно почувствовать только спустя время. Возможно, мы «назначим» кого-то «великим» спустя 50 лет. Подобный приговор выносит Время. И все же масштаб личности, масштаб литератора мы способны оценить еще при жизни. Что происходило в девяностые и «нулевые»? Произошла перемена: писатель больше не «глашатай», не «проводник идей». Писатель — вообще «неизвестно что». Его роль в нынешнем обществе не решена. Он не встроен в современные модернистские институты. И в то же время он не является «народным героем» потому, что, будем честны, народ отказался от усилий к чтению и индустрия сделала много, чтобы отучить читать, воспринимать сложный текст, «чувствовать» при чтении. Читающих сейчас меньшинство. На мой взгляд, около десяти процентов. «Самая читающая страна в мире» оказалась мифом, блефом. И была ли она такой или нет — неважно. Читающие оказались в меньшинстве, и нам нужно сейчас собраться, как в осажденном городе, и решить — сдаваться или нет. Надо договориться, как мы будем «спасать себя». Я предлагаю отказаться от лозунга «давайте спасать народ» — большинству это не нужно. А спасать надо именно человека читающего. В первую очередь — просвещение. И все равно не удастся насильно сделать большинство людей книгочеями. Разве что заковать в кандалы, но зачем? «Сохранить себя» — эгоистичная позиция, но тогда есть шанс сберечь некий культурный слой. Но нужен ли этот слой? Ведь он как бы ни для чего и не нужен. А может, это «ни для чего» и является самым важным, определяющим ценность человеческого существования? Пишущие и читающие сегодня в одном окопе. Читатель несет такую же ответственность, что и писатель, кстати, писателей становится все больше, а читателей все меньше. А на мой взгляд, роль читателя гораздо важнее роли писателя. Но замечу, что отношение к писателям улучши22

бизнес и культура 1(4)·2013

лось по сравнению с 1992 годом или даже 2002-м, если мерить десятилетиями. Но не дотягивает до ситуации 70– 80-х прошлого века. При том что в целом нам, литераторам, грех жаловаться. Мы сами выбрали свой путь. И нам скорее надо думать о себе, а не упрекать общество. В советские времена по радио крутили оперы, транслировали прекрасную музыку, концерты были отредактированы: звучали только приличные песни. Но когда в «перестройку» ослаб идеологический пресс, человека потянуло на «солененькое». Эпоха советского просвещения длилась около семидесяти лет, и в трех-четырех поколениях происходила насильственная тотальная гуманизация населения. И что в итоге? Те же самые 10% читающих людей. Это честная цифра, надо смотреть правде в глаза и начинать просвещать, пропагандировать образование и культуру. Но только лишь для того, чтобы человек имел представление, что есть какая-то альтернатива шансону или «дарьедонцовой». Чтобы он знал, что есть что-то другое. Это те черты, в которых может развиваться пропаганда. Но и насаждать культуру — как картошку — не получится. Невозможно бесплатно раздавать билеты на концерты симфонического оркестра! А вообще все, что мы сейчас имеем в культурном пространстве, — расплата за свободу. Человек сам выбирает — хочет он быть интеллигентным или нет. Советская власть хотела, чтобы интеллигентами «по форме» стали все. Но то скорее «этическая категория», чем эстетическая. Речь шла не об уме, а об этике. Попытка, судя по всему, провалилась — и мы всегда будем приходить к цифре в 10%. Это твердый процент тех, кому что-то нужно, для кого эта жизнь узка. Для большинства пустота в жизни компенсируется покупками, предметами потребления. И чтение сегодня — элитарное занятие. Наше преимущество. Наша гордость. Мы не можем похвастаться большими заработками, достатком, тем более какой-то роскошью — но у нас есть ценность, которую не купишь. Она нарабатывается многолетним усилием, большим трудом, чтением и образованием. И мы по праву гордимся принадлежностью к элите. Но таковыми не могут быть все. Принадлежать к гуманитарной элите способны лишь избравшие путь просвещения.бк

мысли

айвар валеев запреты и усилия Есть такой советский детектив «Золотая мина», 1978-го, кажется, года. Крепкая режиссерская работа, хорошие актеры. Почему-то его часто показывают, а мы дома смотрим — ну не сериалы же современные смотреть. И вот — финал фильма. В очередной раз под веселенькую такую музыку в баре советской Ялты милиционеры во главе с Киндиновым крутят бандита Даля. Выводят в наручниках, и он через плечо бросает своей подружке мстительное: «Сука». Видимо, она как-то виновата в том, что его поймали. Так было много раз, я хорошо это помню. И вдруг на днях Даль вышел молча. Неужели вырезали? Признаюсь, я поначалу просто не поверил! С этим «вырезали» много чего связано в нашем детстве. Буржуйские фильмы постоянно купировали из-за каких-то неподобающих (чаще эротических) сцен. Сейчас это кажется совершенным анекдотом. Выражаясь языком психологии, такая переоцененность секса. Хотя ну какой там секс, прости господи, в кинокомедиито… Это было очень давно. И вот сейчас из совершенно лояльного советского фильма, прошедшего все мыслимые худсоветы, нынешние цензоры вырезают крохотную реплику заведомо отрицательного, что важно — проигравшего, персонажа. Право, это надо быть святее Папы Римского. Ведь даже закон о запрете обсценной лексики принят Госдумой лишь в первом чтении. Соблазн запрещать живет, видимо, примерно столько же, сколько и само человечество. И судя по всему — в параллельной реальности, посколь-

ку запрещаемое никуда до сих пор не исчезло. В основе запрета — глубокое недоверие к человеку. Условный законодатель полагает, что кому-кому, а вот ему самому от запрещаемого хуже не будет. Поэтому он может и по матушке приложить за милую душу. Он всегда и со всеми — взрослый. Остальные — дети вне зависимости от возраста. Так же поступает и религия. Впрочем, у нее есть оправдание: для многих поколений наших предков это был единственный вариант сохраниться — в отсутствие иных способов передачи знаний или вот, допустим, правил гигиены. Теперь же, когда падение челябинского метеорита в сотнях видеороликов

и даже государственной ценности личного усилия. Он говорит о близком себе и элементарном — о преодолении инерции текста. О необходимости культивировать чтение в стране. О том, что колоссальный художественный, человеческий, исторический и какой угодно опыт, существующий по ту сторону текста, остается под спудом для современного человека. И это, конечно, трагедия. Личное усилие — вот ключевой момент в культуре. Отрицая эффективность культуры, делая ставку на запрет, государство берет на себя неподъемную ношу. У него просто нет такого ресурса, чтобы заменить те не сделанные миллионами своих граждан усилия…

Отрицая эффективность культуры, делая ставку на запрет, государство берет на себя неподъемную ношу. было озвучено многоэтажной лексической экспрессией, вырезать слово «сука» в советской ленте выглядит в лучшем случае благоглупостью. Но думаю, это все же какое-то безумие. Для моих земляков примитивное выражение эмоций — отнюдь не проявление зловредности. Я даже не готов их осуждать. В их бедном мире элементарно не хватает слов. Там вообще много чего нет. Например, многих эмоциональных оттенков. Они не подозревают, что запах или цвет могут быть переложены в текст, а текст, в свою очередь, может быть прекрасен сам по себе, вне зависимости от того, о чем и по какому поводу написан. От огромного мира культуры их отделяет, в общем-то, небольшое усилие. Но на него не хватает сил, потому что нужная мышца не привыкла трудиться и просто атрофировалась. Не научили. Не предупредили. Не посоветовали вовремя. Мне кажется очень важной мысль Захара Прилепина об общественной бизнес и культура 1(4)·2013

проза

марина степнова

отрыво к

бизнес и культура 1(4)·2013

Он появился в Москве ниоткуда, словно был воплощен Богом сразу на пороге второго МГУ, хрустящим от мороза ноябрьским утром 1918 года. Услужливое воображение наверняка уже разложило перед вами веер смуглых от времени мрачных дагеротипов — холод, голод, разруха, оголтелое людоедство, ужас, братоубийство, тиф. Однако на деле в Москве все обстояло не так уж плохо. С марта восемнадцатого года она вновь была объявлена столицей — правда, не очень ясно, какого именно государства, но зато торопливый переезд правительства из Санкт-Петербурга гарантировал отсутствие на улицах пирующего на трупах воронья. В театр имени Комиссаржевской на Аристофановскую «Лисистрату» валила отнюдь не опухшая с голоду публика, футбольная команда «Замоскворецкого клуба спорта» выиграла первенство города, а на теннисных кортах «Петровки» царил Всеволод Вербицкий, актер МХАТа, душка, красавчик, взявший в том же восемнадцатом году первое место на первом теннисном чемпионате революционной Москвы. В моду — с легкой руки Свердлова — входили приятно поскрипывающие кожанки для обоих полов, добыть с рук можно было все что угодно, и скуластые брюнетки все так же играли глазами и коленками, как в прежние, мирные и, пожалуй, даже скучноватые времена. Перебои с продуктами, близость немцев и толпы более или менее пьяной солдатни не казались несомненными предвестниками Апокалипсиса. Скорее уж это были неизбежные издержки великого перелома: что-то, связанное столь же досадно и тесно, как прелестный дачный вечер и комары, влюбленность и женитьба, масленица и жирная, уютно свернувшаяся за грудиной изжога. Впрочем, обломков судеб и нехитрого человеческого мусора в Москве тоже образовалось преизрядно: свежесвершившейся революцией сорвало с места не то что целые сословия — народы. Особенно много бизнес и культура 1(4)·2013

проза

было евреев — вот уж кому Советская власть поначалу и сгоряча дала решительно все. Ошалевшие, нелепые, неприкаянные без привычной черты оседлости, они потянулись в столицу — не то мыкать своего невозможного иудейского счастья, не то удостовериться лично, что — кончено, отмучились, которые тут временные? Слазь! Самые пронырливые и сметливые уже привычно прилаживались, приспосабливались, притирались — кто к торговлишке, кто к стремительно обесценивающимся деньжатам, кто к невиданным прежде должностям, потихоньку, помаленьку, как говаривал зоологический антисемит и по совместительству великий русский писатель, — тихими стопами-с. Впрочем, некоторым приспосабливаться не было ни малейшего прока, поскольку лучшие сыны еврейского народа сами были участниками и вдохновителями русского бунта — и, надо сказать, бессмысленными участниками и беспощадными вдохновителями. Кстати, именно они стали и самыми первыми жертвами выпущенных на волю демонов, когда — спустя несколько ярких прерывистых лет — гигантская имперская свинья с хрюком поднялась из вековой лужи и принялась равнодушно пожирать собственных поросят, не разбирая особо, какие из них кошерные, а какие — не очень. Но в первые советские годы — ах, каким они были святым и неистовым воинством, эти юные комиссары, эти древние сыны Авраамовы! Неподкупные, фанатичные, безжалостные, прекрасные в своем идиотическом героизме, именно они придали русской революции тот отчетливый иудейский привкус, от которого и десятилетия спустя сами евреи яростно плевались — кто ядом, а кто и самой настоящей кровью. Это, как говорил академик Линдт, смотря с какой стороны рассудить. Впрочем, сам Линдт не принадлежал ни к торговому, ни к комиссарскому сословию, да и вообще, признаться, находил в своем еврействе очень мало толку и проку. Иудеев он считал пугливым и мирным народцем с крайне неудачной исторической судьбой. Ну подумайте сами — веками мелко торговать и мелко же унижаться, жить на узлах, ночами вздрагивать и жаться, зная, что, как ни старайся, при первой же заварушке все равно выпрут со всеми манатками за порог. Да еще и по шее накостыляют. Просто так — чтоб под ногами не путались и чесноком своим не воняли. — Знаешь, Лазарь, еврей-антисемит — это еще гаже, чем монахиня-шлюха! — морщился Чалдонов, один из отцов-основателей современной гидро- и аэродинамики, академик, сияющий столп советской науки и такой коренной русак, что никакого паспорта не нужно. Только глянь на непропеченный нос, бесцветные брови и общий склад простодушной бревенчатой физиономии, и сразу — как в быстрой прокрутке — увидишь всю немудреную историю российских хлебопашцев, с ее гиканьем и свистом, каторжной работой и таким же каторжным, 26

бизнес и культура 1(4)·2013

словно подневольным весельем. Бесконечный запой, бесконечные зимы, бесконечно выводящие одну и ту же надрывную ноту зазябшие за околицей волки, да помирающий под забором мужик с башкой, проломленной первобытным колом. Тараканы, вонь, дикие песни, русская тоска… — Да бросьте, Сергей Александрович, какой же я антисемит! — скалился Линдт, выставляя крупные ловкие зубы. — Я просто выступаю за справедливость. Как можно называть великим и богоизбранным народ, который бездарно про... все на свете, включая собственный Храм, и потом тысячи лет питался исключительно слезливыми воспоминаниями? Они даже толкового культурного наследия не сумели создать! — Лазарь, Бог с тобой, а Библия? — пугался Чалдонов, он был аж 1869 года рождения, но просветительский дар и крепкие кулаки дьячка, вбивавшего в тупоумную деревенскую паству богословие и боголюбие, не утратили для него педагогической убедительности даже к 1934 году. — А Библия-то как же? — Какая Библия, Сергей Александрович, я вас умоляю! — Линдт смеялся уже в открытую. — Да ее кто только не писал, вы еще скажите — Упанишады или Тора! Я вам про культурное наследие говорю, а не про религиозные бредни. Где у ваших иудеев великая литература? Где живопись? Архитектура где? Чалдонов мысленно крестился и мысленно же бормотал про «хлеб наш насущный даждь нам днесь» — родные, успокаивающие слова, почти не имевшие смысла, но словно елеем питавшие самые заскорузлые душевные горести и раны. И в унисон ему неслышно и невидимо молились — хоть и на другом языке, но все тому же Богу — поколения линдтовых предков, тихих скитальцев, отчаявшихся вечных жидов, действительно не создавших ни сложносочиненных дворцов, ни масштабных полотен, ни пышножопых скульптур — ничего, что жаль было бросить, отправляясь в очередное изгнание. Но именно это — непрестанное и горькое — молитвенное устремление так пропитало собой всю мировую культуру в целом, что из каждого угла торчали то тоскующие еврейские очи, то не менее тоскующие еврейские носы. Они — то есть, тьфу ты Господи, вы, ну, конечно, вы — и есть всему разумному и цивилизованному божественная первопричина и духовный первоисточник. Съел, Лазарь? Линдт пожимал плечами — гадостей, а уж тем более религиозных, он сроду не ел. Чалдонову иногда казалось, что Создатель просто поторопился запихать гениальную линдтову сущность в первое попавшееся земное тело — словно Ему самому не под силу было удерживать эту самую сущность в руках. Ну как будто печеную картошку, раскаленную, обугленную, с лопнувшим сахаристым бочком, которую сперва честно перебрасываешь из ладони в ладонь, пытаясь остудить, а потом все равно

роняешь в невидимую ночную траву, пропади ты пропадом, такая горячая — сил нет, ну хоть не в коровью лепеху угодила — и на том спасибо. Подвернувшееся тело оказалось унизительно маленьким, щуплым и жилистым, так что продрогший ушастый солдатик, охранявший вход во второй МГУ в ноябре 1918 года, сперва принял Линдта за беспризорника — благо, лохмотья на том были самые выдающиеся, как из Малого Императорского театра. Побираться будет, смекнул красноармеец и почти ласково приказал: — Вали отсюдова, жиденок, тут и с...ть-то нечего. Одни ученственные господа. У них у самих жрать нечего. — Я к Чалдонову Сергею Александровичу, — вежливо, как взрослый, объяснил жиденок. И твердо потребовал: — Доложите, пожалуйста. К Чалдонову Линдта проводил секретарь физико-математического факультета (с естественным, математическим и химико-фармацевтическим отделениями). На самом деле факультета и секретаря как бы не существовало, потому что весь факультет целиком — со всеми отделениями — еще находился в будущем, а секретарь, напротив, чтобы не свихнуться, хронически пребывал в своем уютном прошлом университетского приват-доцента — с верным жалованием и приличными званию духовно-нравственными исканиями. Однако Линдт, не знавший этих обстоятельств, не ощутил в ситуации ровным счетом ничего безумного или гофманианского. Впрочем, он вообще был чужд пустым размышлениям о тщете всего сущего и истерически-эзотерическим закидонам. В этом смысле он был не русский и, уж конечно, не интеллигент. Просто крепко стоящий на земле гений — причем гений в самом биологическом смысле этого слова. Классическая патология головного мозга. Честно. Наверно, какая-то редкая мутация. Я не виноват, что так получилось. Услышав за дверью скребущиеся и совершенно дворняжьи звуки, которыми секретарь кафедры обычно предварял свое унылое появление, Сергей Александрович Чалдонов недовольно закряхтел. Сергею Александровичу Чалдонову было некогда. Вообще-то ему было некогда уже почти тринадцать лет — примерно с 1905 года, когда он — блестящий, между прочим, математик — на свою голову согласился стать директором Высших женских курсов. И понеслось: дрова, попечители, расширение, доклады, охваченные гормональными бурями курсистки — замуж, дуры, замуж — срочно! Но теперь тогдашняя суета казалась Чалдонову приятной послеобеденной дремой. Потому что директор Высших женских курсов при батюшке-царе — это одно, а вот ты попробуй, мил человек, за месяц превратить эти самые Женские курсы во второй МГУ — да при новом революционном правительстве, которое по неопытности само не знает, чего хочет, но требует при этом — будь здоров. При помощи нагана.

Деликатно поцарапав лапкой дверь, секретарь засунул в кабинет плешивую голову. Чалдонов с тоской отложил в сторону протокол № 77/113 заседания коллегии народного комиссариата по просвещению. Протокол предписывал «преобразовать Высшие Женские Курсы во II Московский Государственный Университет, сделав его смешанным учебным заведением, но не считая его вновь создаваемым Высшим Учебным Заведением». В этой бумаге отвратительным было решительно все — желтоватый цвет, шероховатость, невыносимый для потомственного крестьянина казенно-плебейский тон («ассигновать на содержание курсов в виде аванса 1/12 представленной ими сметы»). Но ужаснее всего был список присутствующих на коллегии и абсолютно неведомых Чалдонову людей. Д. Н. Артемьев, В. И. Калинин, М. Н. Покровский, В. М. Познер и Д. Б. Калинин были еще хоть как-то выносимы. Но фамилия Ленгник, которая разом отдавала и зубной болью, и свифтовскими непроизносимыми гуингнами, причиняла Сергею Александровичу прямо-таки физическое мучение. По счастью, заботливый ангел-хранитель избавил хронически не высыпающегося Чалдонова от совсем уже несносных подробностей — имени Ленгника (Фридрих Вильгельмович) и его партийных кличек (Курц и Кол). Иначе валяться бы будущему академику и лауреату на паркете нетопленого директорского кабинета — с собственноручно простреленной башкой… — Да что вы там мнетесь, Павел Николаевич? Заходите. Что там? Очередное предписание сверху? — Нет, Сергей Александрович. Не предписание. Тут к вам пришли, — сообщил секретарь, по-прежнему пребывая между коридором (тыльная часть) и чалдоновским кабинетом (голова). В каком-то смысле это тоже была привычная ему позиция между прошлым и будущим. — И кто же это, черт возьми? — не сдержался Чалдонов, который зависшего меж двух миров секретаря по-человечески, конечно, очень жалел, но на работе, милстсдарь, все же надобно работать. Да-с! Работать! Несмотря ни на что! Секретарь замешкался, не решаясь хоть как-нибудь классифицировать оборванного подростка, который, несмотря на очевидную вонючесть и немытость, держался с замечательным веселым спокойствием урожденно богатого и свободного человека. — Передайте Сергею Александровичу, что у меня есть вопросы по динамике неголономных систем, — негромко подсказал Линдт. Опорки на нем красовались такие, что о самих ногах лучше было и не думать. — Э-э-э-э, — отозвался секретарь, чем окончательно решил судьбу советской науки, потому что соскучившийся Линдт ловко отодвинул приват-доцентскую задницу, преграждавшую ему дорогу в светлое будущее, и без доклада вошел в огромный чалдоновский кабинет. бизнес и культура 1(4)·2013

элита

урок о моде

фото: Александр Кондратюк

В марте сего года фестиваль «Открытая книга» принял своих новых друзей — столичных филологов и издателей: Ирину Прохорову, главного редактора журнала «Новое литературное обозрение», и Сергея Дмитренко, шеф-редактора журнала «Литература». В этом номере бк начинает отчет об этих потрясающих встречах с урока о моде в Овальном зале лицея № 31, который провела блистательная Ирина Прохорова... Журнал «НЛО» основан в 1992 году, позже родилось одноименное издательство и еще два журнала: «Неприкосновенный запас» — о политологии и «Теория моды» — о моде как серьезном феномене в истории цивилизации. Вообще в культуре сложилось некое разделение на «высокую культуру» и «бытовую», что в принципе неверно. «Культура повседневности» не менее важна для человека как часть общей культуры. И сама мода, которую нескольким поколениям советских людей представляли легкомысленным занятием, теперь превратилась в чуть ли не новый вид искусства. 28

бизнес и культура 1(4)·2013

Мода интересна тем, что бытовая, материальная жизнь контролируется меньше, чем культура высокая. Глубокое изучение моды позволяет разглядеть и предугадать какие-то грядущие события. Есть даже теория, что перед социально-политическими катаклизмами мода как бы «проговаривается». Скажем, перед Первой и Второй мировыми войнами в одежде появилась некая милитаризованность, например, характерный покрой рукава. Недавно мы перевели и издали книгу «История гламура» Стивена Гандла, который изучил последние двести лет развития европейской культуры и доказал, что само понятие «гламур» возникло на рубеже XVIII и XIX веков — в эпоху наполеоновских войн и начала общей демократизации жизни. Естественно, Наполеон в этом смысле ключевая фигура. Да, его войны принесли колоссальные потрясения, но именно он стал первым человеком «нового времени» — простолюдин из ниоткуда, благодаря своим талантам стал императором европейской державы. Возможно, отказ от поста первого консула был его роковой ошибкой, но, став монархом и восстановив императорский двор, он его трансформировал коренным образом. Вместо отпрысков знатных семейств, которые гордились чистотой крови и древностью рода, во дворе Наполеона воцарили, что называется, self-made — умные, смелые мужчины и красивые женщины. Да, у них, может, и было сомнительное прошлое, но зато блестящая перспектива. Активные, сильные люди взошли на самый верх социальной лестницы именно благодаря своим способностям. У них не было легитимации и опоры на родовые корни. Они не могли подчеркнуть при случае: «Мой дед воевал при Генрихе II…», и, чтобы себя как-то выразить, они меняли акценты в стиле одежды и в нормах светского поведения. И теперь вспомним недалекое прошлое — девяностые годы в России, когда на наших глазах произошли радикальные изменения в одежде, в поведении и в нашем обиходе появилось понятие «гламур», к которому, я считаю, надо относиться серьезно. Вспомним так называемых «стиляг» шестидесятых годов. Им ведь крепко досталось от власти — многие судьбы нонконформистов сложились трагически. А как могли себя проявить люди в тоталитарном обществе, где нет открытых площадок для свободной дискуссии? Только стилем жизни и внешним обликом. Для советского режима стиляги были безопасными — ни к какому свержению строя они не призывали. Самые смелые просто вызывающе одевались и вели себя, как «золотая молодежь». Таков был способ их индивидуализации, проявления своей самости. Тогда же наметилось новое искусство и появление автономной от идеологии

городской культуры. Так складывался личный образ жизни, так человек пытался бороться с режимом: «Я одеваюсь, как хочу, и выделяюсь из толпы, но никого этим не оскорбляю». Что, однако, уже было преступлением по советским меркам. А сколько в 50-60-х годах печаталось невероятных карикатур в «Крокодиле», высмеивающих стиляг — безобразных, но безобидных тунеядцев! При том что это были очень талантливые молодые люди. Кстати, Василий Аксенов тоже был из стиляг и до последнего оставался эдаким изысканным франтом. В СССР поведение стиляг было важным политическим и социальным месседжем. Думаю, что современный гламур не имеет такого сильного социального подтекста. Но в массовой культуре происходит много интересного, вырабатываются разные смыслы. Гламур, по сути, есть определенный жанр. Популярная культура сама становится «воспитателем» общества. Откуда общество берет нужные сведения? Профессионалы в одной области черпают необходимую им информацию из популярной культуры. Скажем, я простилась с математикой еще в школе, но если мне захочется понять происходящее в современном математическом мире, я обращусь к какому-нибудь научпопу, где на пальцах объяснят, как развивается математика. То же самое с модой. Популярная культура говорит о моде, о жизни, о человеческих отношениях... Например, первым признаком начала эпохи Возрождения были вовсе не титаны духа, а изменение стиля жизни. Во Флоренции до XIV века преобладали скромность в одежде и радикально-христианские представления о жизни. Вдруг появляются первые модницы, которые хотят красиво одеваться и так далее. И начинается драка, сопоставимая с преследованием стиляг. Пачками издаются указы, запрещающие носить отдельные части гардероба. И ведь на улицах Москвы ловили женщин, которых упрекали, что не так одеты, а они отбивались: мол, это не украшения, а такие пуговицы. Казалось бы, презренные вещи, но это другое миросозерцание — человек имеет право на жизнь, радости жизни — это достойно, а не порицаемо той же церковью. И это новое миропонимание начинают описывать философы, художники, поэты… В издательстве «НЛО» есть серия книг «Культура повседневности». Например, в «Истории зеркала» показано, как менялись наши представления — от ока дьявола до бытового предмета. Ведь было время, когда и зеркала толком не умели делать, и вообще считалось, что смотреть на себя в зеркало — дурной признак, даже угроза, что дьявол может утащить. Еще любопытный момент: когда человек в юности начинает себя бизнес и культура 1(4)·2013

рубрика элита

бизнес и культура 1(4)·2013

постигать, он действительно часто смотрится в зеркало. Это важный акт самопознания и поиска себя. Одной из первых книг «НЛО» стал двухтомник «Ароматы и запахи в культуре». Отличие хорошего запаха от плохого кажется настолько естественным, что считается даже не культурным феноменом, а биологическим. И верится, что его восприятие не менялось никогда. Но это не так. Да, есть два-три фундаментальных запаха, которые во все времена вызывали одну реакцию, к примеру, трупный запах гниения. Он связан с биологическим отторжением. Зато ароматы и принципы гигиены, по сути, фундаментальный культурный феномен. Если бы сегодня довелось понюхать духи XIX века, они могли бы вызвать отвращение, хотя тогда они описывались как замечательный аромат. Выходит, приучение к запахам тоже часть цивилизационного процесса. Если б нам не внушили, что сыр — замечательно вкусный продукт, то его запах казался бы отвратительным. Но люди к нему привыкли и считают его нормальным запахом. А вот запахи, к которым привыкли мы, современные горожане, казались бы невыносимыми в XIX веке. Да их тогда попросту не существовало. Например, запаха бензина или «аромата» городской пыли. Зато теперь они стали частью нашей сущности, их даже в духи добавляют. В «Ароматах и запахах» прослеживаются и безнадежно исчезнувшие запахи. В русской литературе первой половины ХХ века, например, у Мандельштама есть «запах белого керосина». Что это такое? Никто уже не может его воспроизвести. Наблюдается разрыв культур, в литературе того времени нам что-то невозможно понять. Кстати, культовый роман Зюскинда «Парфюмер» именно и говорит о «мире через запахи», о том, насколько запахи влияют на наше восприятие жизни, как они сами меняются. О, это целое увлекательное исследование сродни научному поиску. Сложить собственный облик — это во многом выстроить свою идентичность. В юности мы ходили в школьной форме. Строгая общественность следила, чтобы и во внеучебное время мы не выделялись из толпы. Шла суровая, упорная борьба моего поколения со старыми сталинскими представлениями. Создать свой облик в то время — просто сходив в магазин, найти что-то для себя, даже необязательно дорогое, — было весьма сложно. Мы сами что-то сочиняли, шили или вязали. Правда, в артистической среде можно было что-то найти. А в школе с этим крепко боролись. Мальчиков, которые пытались отпускать длинные волосы, насильно загоняли стричься под одну гребенку, а девочек заставляли опустить подол ниже колен. Шла суровая борьба стиля с «бесстильем».

вкуса можно, когда их хорошо знаешь и нарушаешь их «правильно». А если, скажем, напялишь на себя гору одежды, это будет выглядеть смешно, нелепо. Каждый должен выбирать внутренне соответствующий себе стиль. Если человеку не свойственно ярко выделяться, лучше этого не делать. Если же проповедуешь некий «дендизм», нужно понимать, к чему именно привлекаешь внимание. Известный денди начала XIX века Джордж Брайан Браммел, о котором мы издали книжку, стал зачинателем современного мужского костюма. Он создал брюки и то, что впоследствии стало пиджаком. Он заставил людей мыться и снять парики. Этот человек, нарушавший общественный вкус, хорошо понимал философию новой жизни.

В СССР поведение стиляг было важным политическим и социальным месседжем. Думаю, что современный гламур не имеет такого сильного социального подтекста.

Лично для меня самое сложное в одежде — выглядеть элегантно, и вместе с тем просто и удобно, особенно когда много времени проводишь в дороге. Я стараюсь это делать, а получается или нет — судить не мне. Думаю, это не только женщинам свойственно, но и мужчинам тоже. Нас никогда не учат доверять «первым порывам» при выборе одежды. Внутренний комфорт у нас считается ерундой: мол, главное — сила духа. Это правда, сила духа — важная вещь, но и дух надо подпитывать. Скажем, на голодный желудок дух как-то тяжело функционирует. Надо прислушиваться к себе, к своим внутренним ощущениям. Вот вы утром встаете — и чувствуете, что вам хочется надеть «это». И если начнете себя переубеждать — вы неправы, вы потом целый день ходите не в форме. Еще Цезарь учил: «Если вы спотыкаетесь с утра, то лучше ничего не делать». В этом смысле одежда есть наше оружие, наш панцирь, защищающая оболочка…бк

В девяностые годы в России стало возможным практически все. Но ведь еще важно правильное ощущение возраста и статуса. Нарушать правила общественного бизнес и культура 1(4)·2013

текст: Татьяна Логачева, фото: Сергей Румянцев, Маури Тахвонен и Александр Райхштейн

http://www.reichstein.name

искусство

Александр Райхштейн − художник, дизайнер, скульптор. В 1990 году он уехал из Советского Союза в Финляндию. Но здесь, на родине, у него остался добрый друг и тоже художник Александр Данилов, художественный редактор бк, который и разговорил своего товарища…

«Маре Ноктурнум» (Mare Nocturnum)

Александр Данилов: Насколько я знаю, ты занимаешься разными жанрами, видами художественного творчества, книжными иллюстрациями, инсталляциями, работами в жанре «книга художника» и разными выставочными проектами, в основном для детей. Александр Райхштейн: Это я так себя рекламирую, будто бы мои проекты — для детей. Но это недоразумение, просто Финляндия, где я сейчас живу, — страна очень дружелюбная к детям. Здесь считают, что детям нужны художественные впечатления, поэтому мне легче продвигать свои проекты, представляя их ориентированными на детскую аудиторию. На самом деле все делается не только для детей, но и для их родителей, дедушек и бабушек, и для молодых взрослых, у которых еще нет детей. Просто для меня важно, что для детей характерны некоторые особенные свойства зрительской аудитории. Непосредственная реакция детей — это ясный взгляд на вещи, не отягощенный предрассудками, чужими мыслями, у кого-то вычитанными, которые уже кажутся своими… А.Д.: Значит, ты широко мыслишь свою аудиторию… Но есть проекты большей частью для взрослых, и есть детские проекты. Первое — это инсталляция Mare nocturnum, второе — выставки, построенные на детских книгах и иллюстрациях к ним (например, выставка о медведях в детской книге). Художник, работающий для детей, как и композитор, — это как бы высший пилотаж. И всех таких художников, как и писателей, хорошо знают и взрослые, и дети — взять, например, Маршака и иллюстраторов его книжек. А.Р.: В том-то и дело, что чисто детские проекты, основанные на детских книжках, все равно апеллируют к воспоминаниям взрослых о своих детских впечатлениях. Зачастую это классика. Люди взрослые, придя на выставку, вспоминают книги, которые оказали на них существенное влияние. Мы же все были детьми и в какомто смысле ими остались. Это живет внутри нас. То есть и эти детские проекты ориентированы на всех. А.Д.: Ты ведь начинал как чисто книжный иллюстратор и делал иллюстрации и к детским, и взрослым книжкам. А.Р.: Я начинал именно со взрослых — то были черно-белые иллюстрации…

бизнес и культура 1(4)·2013

искусство

А.Д.: … и сразу попал в ведущие книжные издательства: «Книга», «Детская литература», «Искусство». Стал довольно быстро востребованным, достаточно известным книжным иллюстратором. А.Р.: Так продолжалось, пока существовала советская издательская система. Когда она зашаталась, стала давать сбои и книги перестали выходить, я продолжал еще делать их по инерции. Книги мне заказывали и даже иногда платили гонорары, но не издавали. А.Д.: У меня было то же самое: несколько моих книг так и не издано. Но для тебя, по-моему, характерен концептуальный подход к работам, с самого начала ты искал какие-то интересные особенные ходы для иллюстрирования. Помню, у тебя были иллюстрации, выполненные в технике коллажа с элементами скульптуры. Наверное, до сих пор такой подход у тебя и продолжается — уже в инсталляциях, достаточно цельный подход, который сразу сложился, по-моему. А.Р.: Приятно слышать, что ты его считаешь цельным. Мне кажется иногда наоборот, я не знаю, как свой подход определить, у меня нет отчетливых стилистических признаков — меняется стиль, техника, способ. Но, действительно, каждая работа стремится стать развернутой концепцией, будь то иллюстрация или выставочный проект. Чтото общее есть. Еще сходство моим работам в разных жанрах придает то обстоятельство, что мне очень трудно сделать одну картинку или одну, скажем, скульптуру. По отдельности у меня не получается вообще ничего. Я так не мыслю. Получается, либо что-то сразу задумано как инсталляция, либо серия работ в пространстве выставки вырастает в проект. Если картинки — то их много, они развернуты во времени и пространстве и дают «книгу художника» или обычную издательскую книжку. Но одну картинку мне нарисовать чрезвычайно трудно, я никак не могу решить — какую. А.Д.: Я помню, удивился, когда увидел в Америке твою книжку про птицу. И там у тебя тоже был концептуальный подход к иллюстрации, она была чисто рисованная акварелью, то есть простыми классическими средствами. Я подумал: вот, пожалуйста, Александр — мастер простого подхода, простой акварельной техники. Она была очень красивая… А.Р.: А какую книжку ты имеешь в виду? А.Д.: Орел, на котором путешествовала маленькая птичка… А.Р.: А, да-да. Ну, там не все так просто. Если посмотреть на нее, там каждая картинка в отдельности не дает представления о том, что, собственно, меня интересовало. Там на каждой картинке нарисованы либо разные птицы, либо пейзаж, над которым они летят. Но для меня главным был воздух: чем дальше мы отлетаем от земли, тем больше видим этого воздуха… Конечно, я рисовал и какие-то домики, и птичек. Но фактически я изображал пустоту. Чем дальше от земли — тем ее больше. А.Д.: Какая интересная концепция… Изобразить пустоту! Это как, например, зачем сосуд существует? Ради пустоты. И пространство пустоты заполнить его содержимым. А.Р.: Хотя, наверное, в моем случае речь идет именно о воздухе как субстанции. Недавно мне попалась в журнале каком-то фраза, что с технической точки зрения полупустой стакан всегда полон — просто он полон наполовину водой, а наполовину воздухом. Он полный всегда! И этот пейзаж в книжке был полон всегда, и полон все больше и больше воздухом и все меньше и меньше домиками, деревьями. Именно этим я и занимался, уж не знаю, насколько это читателям интересно, но мне было интересно. 34

бизнес и культура 1(4)·2013

«Бестиариум конструендум» (Bestiarium Construendum)

А.Д.: А как ты, российский художник, адаптировался в другой стране и стал работать с западными издателями, как тебя восприняли, и каким был путь — тяжелым, легким? А.Р.: Все проходило в несколько приемов. Вначале я действительно достиг известности в российских кругах, у меня были книги, концепции, идеи, планы, эскизы, проекты. В 1990 году, попав в Финляндию, я самонадеянно думал, что уж какую-то работу иллюстратора я здесь получу. И совершил горделивый поход по издательствам со своим портфолио. Получил я, конечно, шиш с маслом. Рынок тесный, достаточно и своих художников. Потом каким-то образом удалось войти в финскую систему и даже получить главный приз Finlandia junior в детскоюношеской литературе — за книгу «Дети Гондваны». И я подумал: тут-то откроется рог изобилия, и на меня посыплются заказы. Все произошло с точностью до наоборот — после этого успеха вообще как отрезало. Я не придумал ничего лучшего, кроме как поехать во Франкфурт на книжную ярмарку, где уже самостоятельно стал ходить по стендам издателей и предлагать себя. С одним из издательств удалось завязать контакт — швейцарский концерн Nord-Süd поглотил к тому времени

австрийское издательство Neugebauer, и они работали уже совместно, причем не теряя собственной специфики. В течение нескольких лет я работал то для одного отделения этого концерна, то для другого. Но со временем почувствовал, что нарастает некоторое недовольство мною. Оно было связано с тем, что я все время менялся — каждую книжку делал совершенно иначе: в другом стиле, в другой технике. А.Д.: Разве их это может волновать? А.Р.: Они объясняли так, что им надо строить маркетинговую политику, ориентируясь на художника, который постоянен, узнаваем. А у меня каждая книга уникальная в своем роде. А.Д.: То есть почти как в галерейном бизнесе? Художника будут покупать, если он… А.Р.: Да, им нужно, чтобы покупали именно художника. И художник так же важен, как и автор текста, даже важнее. Если человек не запомнил фамилию такого «хамелеона», как я, то узнать он его уже не может. Они предлагали делать все так, как было в первой книжке, которая очень хорошо продавалась. Я объяснял: мол, если тексты другие, то и картинки делаются иначе. Наметилось охлаждение, но тут произошел крах этого бизнес и культура 1(4)·2013

искусство

Иллюстрации к книге Григория Остера «Вредные советы»

издательства. Сейчас в нем полностью сменился персонал, я уже никого не знаю. А.Д.: Ты ведь в последнее время в основном делал инсталляции? Я не знаю твоих новых книжных проектов. А.Р.: Сравнительно недавно в Хельсинки вышла книга Григория Остера «Вредные советы». Она вначале появилась на финском языке в моем оформлении, а затем она же вышла и на русском в Москве («Астрель», 2010). Это большая книга, 120 страниц крупного формата, все зарисовано навылет. Хотя, в общем, книг я теперь делаю мало. А.Д.: Но ты ведь работаешь и с российскими издательствами. Знаю, что ты иллюстрировал книги Людмилы Петрушевской, которая очень известна в России. А.Р.: Да, мне как-то попались в руки ее сказки про поросенка Петра. Я пришел от них в восторг, спросил разрешения у автора и сделал первую серию из четырех книжек. Причем не только нарисовал, а сверстал, распечатал, склеил, просто выполнил в одном экземпляре. Так было легче показывать и автору, и издателям. А.Д.: По-моему, получилось роскошно. У меня их даже взрослые выпрашивали. А.Р.: По этой работе российская публика меня и знает. Поросенок Петр стал героем Интернета и совершает приключения, о которых ни Петрушевская, ни я не подозревали. Сказки дописывает народ, он же дорисовывает за меня картинки, и продолжаются истории, правда, уже совсем не детские. Поросенок Петр практически стал персонажем фольклора. И я за его новые приключения ответственности уже не несу. А.Д.: Как говорится, все сошлось. А.Р.: Книжки про Петра вышли и в России, и в Финляндии. Мне очень жаль, что мы не смогли воспользоваться плодами такой известности, и серия больше не продолжается. Но не по моей вине. А.Д.: Интересно, как ты из книжного художника, можно сказать, миниатюриста, стал вдруг монументалистом? 36

бизнес и культура 1(4)·2013

Возникли эти большие проекты, скульптуры, инсталляции… А.Р.: Если посмотреть мои картинки конца 80-х — начала 90-х, то видно, как изображение становится рельефным, из плоскости иллюстрации словно начинают вылупляться скульптуры. Я имел с такими картинками массу хлопот. А.Д.: Но это все равно миниатюрные работы, а у тебя ведь есть такие монументальные… А.Р.: Это связано с тем, что в Финляндии я начал работать с детьми — отчасти оттого, что не было достаточно книжных заказов. Я начал заниматься с детьми в русском детском саду раз в неделю. Понятно, что дети там без меня что-то рисуют, вырезают, клеят, поэтому надо было найти какую-то свою роль. И я стал вести в детском саду проекты с участием большого количества детей. Искал разные способы суммировать детскую энергию, аккумулировать ее и направлять в конкретный проект, чтобы создавать что-то гигантское. А.Д.: Значит, у тебя проявились организаторские способности? А.Р.: Рад, что ты не сказал слова «педагогические», которых у меня точно нет. Это действо не выглядело, как урок или специальное занятие, в котором я чему-то учу детей. А.Д.: Должно быть, им просто интересно было поработать с художником, а творчество в педагогике — это замечательно. А.Р.: Были такие занятия, когда мы с детьми делили сферы ответственности, и тогда это не выглядело так, будто я их обучаю. Просто я отвечал за то, в чем сильнее, — за техническую сторону, организационную, а дети — за эстетическую сторону, цветовую, композиционную. И здесь я мог еще у них поучиться. Но я формулировал правила игры: как устроить, чтобы мы вместе делали одно общее, единое дело — общую карту, единое огромное чудовище — и каждый отвечал бы за отдельную часть, а из частей складывалось

бы целое. И чтобы каждый был доволен результатами своего труда. А.Д.: Мне интересен процесс организации. Чтобы сделать большое, нужно определить, к примеру, какие необходимы материалы, сколько участников… А.Р.: Да-да, а еще ведь иногда все работают одновременно. Это сложно, даже когда их 20 человек, а если 80?! Мне надо было придумать систему, чтобы усилия участников накладывались друг на друга: одни начинают, уходят, другие продолжают с того места, где закончили первые. И все это как-то соединяется воедино. Такие вот способы я и придумывал. Причем чтобы это было и детям интересно, и как-то вписалось в жизнь детского сада в целом. Словом, каждый раз, когда я туда шел, у меня мозг прямо кипел… А.Д.: Там были только русские дети? А.Р.: Нет, там были и русскоязычные, и финские, и двуязычные. Руководство детского сада считало, что это такая форма обучения языку, что я, мол, говорю с ними по-русски и заодно их обучаю. Но мне, конечно, важнее было сделать проект, и поэтому, если финский ребенок не понимал по-русски, приходилось переходить на финский, объяснять любым способом, хоть жестами, чтобы он понял. А.Д.: К этому времени ты уже знал финский язык? А.Р.: Ну немного, чтобы общаться с детьми — хватало. А.Д.: Говорят, финский язык — один из самых сложных в мире. А.Р.: Заблуждение… Просто финно-угорские языки — другие по своему устройству, чем индоевропейские, но эту логику понять несложно. А.Д.: А этот детский сад придерживался системы Монтессорри? А.Р.: Нет, хотя какие-то ее элементы использовались. А.Д.: У меня внук довольно продолжительное время учится в Америке именно в школе Монтессорри, и я всегда удивлялся, какие им дают задания, — они

там и керамику делают, и горшки, и хлеб пекут, и скульптуры делают, что для нашей школы совершенно невообразимо. Впрочем, меня интересует конкретный проект, который ты делал в пещере, — из сеток, с огромным мотором, скульптурами под потолком. Это все требовало, можно сказать, определенного уровня технической мысли? А.Р.: Тут мне повезло. Я дружу с человеком, который оказывает мне техническую поддержку. Это Мартин Хакенберг из университета Алвара Аалто. А.Д.: Он инженер? А.Р.: Он — столяр, специалист по дереву, по-русски — «мастер производственного обучения» в Институте искусства и дизайна, где и я иногда преподаю. А.Д.: Специалист на все руки? А.Р.: Оказалось, ему интересно решать такие задачи, каких в жизни до этого он никогда не встречал. Мебель ему неинтересно делать, он это уже умеет. Кстати, немец по национальности. И, как многие немцы, в детстве он увлекался моделями железных дорог. Поэтому электрика и вообще всякое движение ему очень интересны. Хотя к дереву это не имеет никакого отношения. Проект, о котором ты говоришь, это «Маре Ноктурнум», — там карусель диаметром одиннадцать метров медленно вращается, она совершенно не видна в темноте, а видны два десятка металлических скульптур, которые полупрозрачны, они флуоресцируют, плывут и поют… А.Д.: Да, потрясающе красиво, какой-то космос, и там такие краски, которые сами светятся, и место подходящее — странный концертный зал в пещере… А.Р.: Да, концертный зал под землей, был подобный в Финляндии — не государственный, а частный. А.Д.: Почему «был»? А.Р.: Увы, обанкротился… А.Д.: Какой самый любимый проект, который тебе принес больше всего удовлетворения? бизнес и культура 1(4)·2013

искусство

А.Р.: Думаю, это похоже на то, что спросить у родителей: кого из своих детей они больше любят? Если объективно посмотреть, самый красивый, эффектный — «Маре Ноктурнум» (Mare Nocturnum). А самые инновационные — «Бестиариум конструендум» (Bestiarium Construendum) и «Мутатис Мутандис» (Mutatis Mutandis). Там публика сама складывает из фрагментов «древние» скульптуры, и они срастаются воедино! Эти выставки отчасти похожи на проекты в детском саду с участием многих детей, когда их усилия суммировались. И здесь публика является не зрителем, а участником действа. Посетители музея эти инсталляции сами строят и перестраивают все время. А.Д.: А тот же «Бестиариум» — это как бы из разряда встречных проектов, которые ты придумывал и предлагал сам? А.Р.: Да. А вот в «Маре Ноктурнум» был внешний стимул — мой друг нашел в городе Котка старинную водонапорную башню, которая не использовалась и стояла на горе на самом берегу моря. Он решил устроить в баке этой башни художественную галерею и спросил меня, что бы я хотел там сделать. Я, конечно, был потрясен таким пространством, где было когда-то полно воды, и стал представлять себе, что оно наполнено какими-то фантастическими

бизнес и культура 1(4)·2013

искусство

«Пабло & Александр»

существами, которые раньше будто бы водились в морях и океанах… Отсюда этот проект и произошел. Ты его видел в другом месте — в пещере, он разросся и сейчас бы не поместился в ту башню. Но первый вариант был именно в башне, в пространстве, которое помнило о том, что оно когда-то было полно воды. А.Д.: Скажи-ка честно, а на тебя повлияли какие-то художники или направления? А.Р.: Думаю, да, у меня впечатление, что когда хожу по выставкам, то я этакий хищник, который выбирает для себя питательный кусок. Я все время что-то использую, но не могу сказать, что есть некий художник, учеником или последователем которого я бы являлся. А.Д.: Ну, ты много ездишь, много видишь… А.Р.: Я не сказал бы, напротив, недостаточно. Нужно и можно ездить и видеть больше. Но у меня впечатление, что когда погружен в работу, над чем-то напряженно думаешь, то даже мешает что-то интересное, но чужое и в данный момент ненужное. А в промежутках между проектами очень даже любопытно узнать, увидеть что-нибудь новое. А.Д.: Что тебя интересует, волнует в развитии современного искусства, какие направления? 40

бизнес и культура 1(4)·2013

А.Р.: Пожалуй, когда публика является не посторонним зрителем, а участником проекта, — это увлекательно. Кстати, с детьми в этом смысле проще — их легче заманить, привлечь к участию… А.Д.: И у тебя были опыты в Петербурге на выставке Пикассо… Интересно, что ты был участником выставки Пикассо, точнее, соучастником и исполнителем его произведений в трехмерном пространстве. Это было в Эрмитаже? А.Р.: Первый опыт — в Финляндии. Музей «Атенеум» просил придумать интерактивное пространство в связи с выставкой Пикассо из парижского музея, которая проходила в Хельсинки. Но у них не хватило не то денег, не то смелости осуществить проект, и я сделал его в «Аннантало» — Детском центре искусств, буквально в двух кварталах от «Атенеума». То была инсталляция огромного размера, которая от входа в зал казалась увеличенной картиной Пикассо. Можно было подойти, перешагнуть раму и войти внутрь картины. Когда выставка из Хельсинки поехала в Москву, моя выставка переехала в Центральный Дом художника на Крымской набережной, а когда Пикассо был в Эрмитаже, мою инсталляцию

разместили в музее «Мир воды» на Шпалерной, то есть она каждый раз была в том же городе, что и Пикассо, но в другом месте. А.Д.: Там ведь была какая-то история с неизвестной картиной Пикассо? А.Р.: Да, первоначально эту картину в экспозицию вообще не собирались включать. А я придумал вначале эту затею, не представляя, на основании какой картины я это сделаю. Меня просили для Детского центра искусств выбрать картину, на которой не было бы ни секса, ни насилия, что сразу сильно усложнило задачу. Ведь у Пикассо много картин, скажем так, не совсем детского содержания. И вдруг я натолкнулся на картину «Читающая женщина» 1953 года, которая была ярко выраженным Пикассо. Всякий, кто взглянет на нее, сразу поймет, что это Пикассо. В то же время ее мало кто видел — она обладала эффектом свежести, незаезженности. Парижский музей Пикассо никогда не показывал ее за пределами музея, она никуда не выезжала. Пикассо ее как будто специально для нас написал. Сюжет очень спокойный, и вся она обладала какой-то дружелюбностью к зрителю. В ней не было ни одного острого угла, о который можно удариться. Она

состояла из округлых форм, что очень важно. Когда ты строишь из такой картины пространство, то оно становится мягким, дружелюбным, неопасным. И сюжет, и цвета — все в ней было такое… Это Пикассо посткубистического периода, но это не неоклассицизм: очень модернистские формы, динамическая структура… А.Д.: Но если сделать картину с острыми углами из поролона, то можно было бы не опасаться… А.Р.: Верно, но дети тогда просто порвут его: даже толстая фанера — и та иногда нуждалась в ремонте. Количество детской энергии таково, что непросто сделать, чтобы инсталляция выдержала ее напор. А.Д.: Тут надо еще предусмотреть и сборность-разборность. А.Р.: Конечно, и все мои проекты обладают таким свойством — они все транспортабельны, все разбираются, упаковываются и потом по плану собираются. Поэтому, когда я эту картину обнаружил в парижском музее по каталогу, то попросил включить ее в эту выставку и дальше уже на ее основе делал инсталляцию и планировал ее «турне». Продолжение в следующем номере бк.

«Пабло & Александр»

бизнес и культура 1(4)·2013

опорный край

Как государство богатеет, И чем живет, и почему Не надо золота ему, Когда простой продукт имеет. А.С. Пушкин. «Евгений Онегин»

Александр Глебов

бизнес и культура 1(4)·2013

опорный край

Анатолий Шулепов

бизнес и культура 1(4)·2013

опорный край

Юрий Ермолин

бизнес и культура 1(4)·2013

экономика

Сергей Гордеев, руководитель Научнообразовательного центра Института экономики Уральского отделения РАН и ЧелГУ, представляет аналитическую разработку Комитета гражданских инициатив о нынешнем социально-экономическом состоянии Челябинской области.

SWOT-анализ есть относительно объективная оценка сильных и слабых сторон субъекта анализа. В рыночных (или квазирыночных) условиях регионы должны и обязаны брать на себя ответственность за принятие важных экономических решений, оперативных и стратегических. Одними указаниями и бюджетными субвенциями из федерального центра теперь сыт не будешь. Челябинская область весьма неоднородна в своем сегодняшнем состоянии и по предполагаемым направлениям развития. Много всего в ней намешано: и белого, и черного. Важно пытаться разложить все по полочкам, иначе картина получается довольно смазанная, непонятная и для населения, и для внешних наблюдателей, и для людей, принимающих решения. SWOT-анализ становится неким стандартом практики управления. Нынешние административные и экономические акторы просто не в силах одолеть толстенные фолианты с детальным описанием хозяйственного уклада. Им (да и всем нам) нужна внятная картинка: кто мы, что мы и куда идем? С глубоким прискорбием надо признать, что наша область не имеет четкого позиционирования в долгосрочной экономической перспективе. Да, исторически она занимает стратегическое положение на пересечении транспортных путей. Когда-то через Троицк ходили караваны, потом проложили Транссиб, а сейчас актуальна федеральная автомагистраль М5. Этот козырь остался. Второе. Некоторые еще помнят, что в советское время мы входили в пятерку регионов по объему ВВП. Теперь 48

бизнес и культура 1(4)·2013

уже очутились где-то во втором десятке. Но экономический потенциал еще не потерян. У нас появилась «белая металлургия», частично обновлены производственные мощности, мы сохраняем конкурентоспособность в ряде направлений. Третье. Теперь мы можем вслух говорить о том, что именно в нашей области находятся ведущие центры атомной и оборонной промышленности. Четвертое. Без ложной скромности можно констатировать, что Челябинская область — один из лидеров аграрной промышленности. Именно на базе сельскохозяйственного производства у нас появились такие звонкие бренды, как «Макфа», «Равис», «Увелка»… Наконец, козырем можно считать кадровый потенциал. Да, немало традиционных производств ушло в небытие, но квалифицированные специалисты таки остались. Это все сильные стороны региона. Но и слабых сторон немало. Во-первых, область в последние годы находится в состоянии либо стагнации, либо кризиса. Если в 2012 году рост валового продукта в целом в России составил около 3,5% в год, то в Челябинской области — менее 2%. Мы однозначно сдаем ранее завоеванные позиции. На устаревших технологических переделах не создать конкурентную продукцию. Мировой рынок открылся, конкуренция резко возросла, и надобно сильно упираться, чтобы выжить. Налицо серьезные проблемы с точки зрения развития энергоемкого производства. Устарела энергетическая инфраструктура, явный дефицит энергии. О каком новом

Челябинская область-2013: реальность, возможности, угрозы SWOT-анализ: экономика, cоциум, экология

Сильные стороны 1. Географическое положение: связующий регион в построении Евразийских экономических связей, близость других региональных центров: Екатеринбург (200 км от Челябинска), Уфа (400 км), Тюмень (400 км), Курган (300 км). Исторически пересечение международных транспортных путей. Наличие крупных городов и удобных мест для развития логистики. 2. Ведущая отрасль — черная металлургия — частично модернизировала свои основные фонды (ММК, ЧТПЗ, «Мечел»). 3. Наличие научно-исследовательской, производственной инфраструктуры и персонала для точек инновационного роста: в «атомных» ЗАТО Озерске, Снежинске, Трехгорном, в ГРКЦ (г. Миасс), а также на некоторых других предприятиях (производства 5-го технологического уклада). 4. Появление новых брендов (агропромышленных) российского и международного уровня («Макфа», «Ариант», «Равис», «Союзпищепром», «Увелка»). 5. Развитая система образования (12-е место в РФ по числу студентов на тысячу населения), поддерживающая уровень человеческого потенциала населения Челябинской области.

Благоприятные возможности 1. Перспективы использования формируемых международных транспортных коридоров «Запад — Восток» и «Север — Юг» (Екатеринбург — Астана). 2. Агломерационные процессы для городов Челябинской и Свердловской областей (в т.ч. «оси» мегаполисов Челябинска и Екатеринбурга), создание зон инновационного развития (на базе ЗАТО Озерска и Снежинска). 3. Основые города — центры промышленных узлов (Челябинск, Магнитогорск, Златоуст, Миасс) — имеют перспективы: для эффективного развития, решения транспортных проблем, улучшения экологии. 4. Наличие условий и рост спроса на производство металлоемкой продукции, на специализированное (в т.ч. транспортное) машиностроение. 5. Перспективы высокотехнологичной переработки имеющихся в регионе сырьевых ресурсов и большого количества накопленных техногенных отходов.

Слабые стороны 1. Удаленность от мировых и основных рынков РФ. Ограниченность и неоднородность развития транспортной инфраструктуры (в т.ч. региональной). 2. Устаревшая структура промышленности, высокая степень физического и морального износа основных фондов, в т.ч. 30-50-х годов прошлого века. Cтагнационные процессы и прирост промышленного производства за год менее 1,5%. 3. Сокращение объема прибыли предприятий региона (в среднем 60% от докризисного уровня 2008 года). 4. Опережающий рост расходов над доходами в областном бюджете, с появлением дефицита (плановый 10 млрд руб.) и других обязательств. 5. Высокая заболеваемость и смертность населения (по основным показателям — 45-65-е место в РФ). 6. Проблемное состояние экологии (выбросы в атмосферу в Челябинске и Магнитогорске: более 100-200 тыс. тонн в год) и негативный имидж промышленных центров региона. 7. Необеспеченность черной металлургии региональной сырьевой базой. 8. Энергодефицитность региона, высокий уровень износа сетей и оборудования энергетики в сочетании с высокой энергоемкостью производств. 9. Неоднородность условий развития бизнеса, в т.ч. малого.

Угрозы 1. Принятие федеральных решений по размещению транспортных коридоров и сопутствующих проектов вне территории Челябинской области. 2. Сочетание в 2013 году и последующих годах неблагоприятных условий: низкого роста бюджетных доходов и стагнации промышленного производства, уменьшения инвестиций, ухудшения экологии. 3. Отставание по темпам социальноэкономического развития от ведущих, динамично развивающихся территорий, сохранение имиджа промышленной провинции, потеря глобальной конкурентоспособности региона. 4. Аморфное состояние региональной институциональной среды и неопределенность стратегических перспектив региона с повышением рисков для инвестиций. 5. Проблемы моногородов и миграции трудовых ресурсов. 6. Возможное сокращение численности населения.

По материалам аналитического доклада «ЮЖНЫЙ УРАЛ: ОТ СТАГНАЦИИ К ПРОРЫВУ» Экспертная группа КГИ Челябинской области бизнес и культура 1(4)·2013

экономика

промышленном производстве может идти речь? А ведь энергетика сама по себе прибыльное дело. Она определяет магистральные пути экономики, в том числе развитие черной металлургии, нашей ключевой отрасли, которая, правда, приводит к большим экологическим издержкам. По официальным данным, годовые выбросы вредных веществ в атмосферу в Челябинске превышают 100 тысяч тонн, в Магнитогорске — 200. Понятно, почему по ряду показателей, свидетельствующих о состоянии здравоохранения, наша область занимает в России места от 40-го до 60-го. Это очевидные минусы. При том что у нас потрясающие курортные зоны. Но опять же между уникальными озерами Тургояком и Увильдами «уютно» расположился Карабаш — «черная дыра» планеты Земля. Так чем же успокоится пламенное сердце челябинца? Сие неведомо. Наши перспективы развития мало изучены и малопрогнозируемы. Даже тот фактор, что Челябинск находится на пересечении транспортных путей, не работает на регион. Как и близость к крупнейшему уральскому мегаполису Екатеринбургу с его емким рынком и сильными сторонами. Одна нормальная автомобильная магистраль могла бы дать мощный толчок к взаимовыгодному сотрудничеству. Но, похоже, никому до этого нет дела. Самостийность, отсутствие продуманной стратегии заметно мешают развитию Магнитогорска, Златоуста, Озерска, а особенно проблемных моногородов. Здесь главная угроза — низкая эффективность управления, плохо скроенная бюджетная политика. Рост расходов опережает рост доходов, а пути наращивания доходной базы непонятны. И счет здесь идет на миллиарды. Драматизм ситуации усугубляется тем, что ряд наших флагманов машиностроительной промышленности — ЧТЗ, АМЗ, «Станкомаш» — не вписались в ХХI век. Металлурги в известной степени сумели пере50

бизнес и культура 1(4)·2013

ориентироваться и выйти на внешние рынки и до последнего мирового финансового кризиса удерживали на плаву экономику области. Сложнейшая ситуация на ЧТПЗ. Построен колоссальный трубопрокатный стан «Высота 239» — красавец, глаз не отвести, но неясно, «проглотит» ли мировой рынок его продукцию и расступятся ли конкуренты? И как рассчитываться за многомиллиардные банковские кредиты и бюджетные вливания? Нет и реального притока инвестиций в область, если не считать всяких мифов по этому поводу, в основном исходящих от областного руководства. Вообще иностранных инвестиций в целом в Россию, что называется, кот наплакал. Все эти «финансовые потоки» какие-то мутноватые. Кто и что вкладывает в область, сказать трудно. Тем паче избыточно накалилась политическая ситуация, обострилась борьба с коррупцией — скандал на скандале и скандалом погоняет. А ведь денежки любят тишину. Какой здравый инвестор будет вкладываться вопреки столь отталкивающим факторам? У нас ведь традиционно чрезмерное влияние власти на экономику. Для стратегического инвестора это минус. Просто потому что невозможно просчитать риски в долговременной перспективе. Например, а что будет при резкой смене руководства области или города, что, кстати, крайне актуально для малого и среднего бизнеса? Конечно, гиганты типа ММК вряд ли трепещут перед местной администрацией, но у них свои проблемы и свои немереные риски… Задача же этого анализа достаточно скромная. По возможности спокойно и здраво оценить все выгоды и все тяготы, достоинства и недостатки, плюсы и минусы. Ну и затаить тихую надежду, что рано или поздно новые технологические переделы и инвестиции когда-нибудь займут-таки свою нишу в нашем благодатном крае… бк

бизнес и культура 1(4)·2013

рубрика монополия

куда ведут рельсы

Фото: Юрий Ермолин, Дмитрий Челяпин 52

бизнес и культура 1(4)·2013

Российские железные дороги — одна из ключевых систем нашей экономики. Стратегическое значение ОАО «РЖД» предопределяет его однозначную подконтрольность главе государства и правительству. Однако и в таком важном хозяйстве есть отдельные фрагменты, которые могут передаваться в управление предприимчивым, активным людям, способным делать дело и отвечать по своим обязательствам перед монополией, тем самым участвуя в ее обустройстве. Понятно, что все наши железнодорожные пути-дороги — в централизованном управлении. Когда-то в СССР был Госплан, который по полочкам раскладывал все хозяйственные доходы-расходы, а сейчас, в эпоху становления рыночной экономики,

проявились возможности для передачи ряда работ и услуг частным структурам. Там, «наверху», решили, что огромная сеть железных дорог вместе с сопутствующей инфраструктурой (ремонтными базами и т.п.) может быть куда более эффективной, если к сотрудничеству с системой привлечь частные коммерческие структуры. В короткие сроки в разных городах было реорганизовано около двадцати рельсосварочных предприятий для изготовления рельсовых плетей из новых и старогодных рельсов, ремонта рельсов в стационарных условиях и в пути, для производства и ремонта путевой техники. Челябинский участок ООО «РСП-М», кроме нашей области, обслуживает Курганскую, бизнес и культура 1(4)·2013

монополия

Оренбургскую области и частично Казахстан. Для чего вообще «варить рельсы»? Качественная сварка рельсов в месте стыков позволяет облегчить содержание железнодорожных магистралей и увеличить скорость движения подвижного состава. Ведь раньше рельсы складывались и соединялись между собой накладками, что приводило к ступенькам или зазорам в местах стыков. Отсюда тот самый характерный стук вагонных колес. Сегодня рельсы свариваются между собой в стационарных условиях и в пути самоходными машинами (ПРСМ), что позволяет построить перегон от станции до станции (от 3 до 10 км) без единого стыка! На железной дороге многое

бизнес и культура 1(4)·2013

изменилось. Скажем, шпалы теперь преимущественно не деревянные, а бетонные со специальными креплениями… Вообще, длинномерные плети (сваренные из 25-метровых рельсов) используются уже несколько десятилетий. Раньше, как правило, трактора тащили ремонтные вагончики к местам излома пути, для его восстановления вырубались покореженные рельсы, заменялись новыми и сваривались коротким замыканием. И сейчас суть подобных работ не изменилась, но есть сдвиги в их организации. Понятно, что в целом материальная база относится к РЖД. У нас уже работают пять ПРСМ. Мы делаем ремонтные работы, заказчик их контролирует

(в частности, качество сваренного стыка) с помощью дефектоскопии. У нас есть своя база по ремонту сварочных головок ПРСМ и стационарных машин. Как мы зарабатываем деньги. Зафиксирована стоимость сварки одного километра новой и старогодной плетей и стоимость давальческого сырья (то есть рельсов). Выполняя заказы РЖД, мы зарабатываем на том, что оптимизируем затраты, выпускаем более качественную продукцию и в большем количестве оказываем услуги с минимальными издержками и браком. Увеличение объема выполненных работ, уменьшение себестоимости, отсутствие рекламации — источники нашей прибыли.

ОАО «РЖД» — очень большое хозяйство, а когда большое хозяйство — там другие принципы. Как в Советском Союзе было? Это не мое, это государственное, все равно спишется. В частной структуре такое не проходит, в рыночной экономике умеют считать деньги. Работники мотивируются на экономию затрат, на выпуск качественной продукции, рост объема и количества услуг. Важно, что мы не испытываем кадрового голода. При организации предприятия к нам перешли профессионалы из системы РЖД (их практически 95%). Допускаю, что в крупных городах: Москве, Санкт-Петербурге или Екатеринбурге — есть кадровая текучка, там выше конкуренция за рабочее место. Но у нас крепкий сложившийся коллектив. И мы сами подбираем и готовим, учим новых машинистов или сварщиков. Сейчас под стометровые рельсы строится новое предприятие по сварке рельсов, выпускаемых в ОАО «Мечел», оно будет крупнейшим в Европе или даже в мире. И уже в собственности ООО «РСП-М». Это важный этап развития компании: предприятие переходит на новый уровень — на 100-метровые рельсы вместо 25-метровых. Таким образом, автоматически почти в четыре раза увеличится производительность. Рельсов длинномерных не хватает, потребность в ремонтных услугах постоянная, и рынок требует расширения подобного производства. «РСП-М» ориентируется на новые производственные возможности «Мечела» и рассчитывает на выпуск 400 тысяч тонн плетей бесстыкового пути в год из 100-метровых рельсов… Такие конкретные примеры становления частных производств на базе стратегических отраслей российской экономики и свидетельствуют о том самом естественном развитии так называемых естественных монополий. А в философском смысле — о диалектическом единстве частного и общего, личного и государственного. бк бизнес и культура 1(4)·2013

инженерное дело

последний из могикан В новейшей России по странному стечению обстоятельств вне современного контекста, вне экономического состояния оказалось инженерное дело. Оставшиеся представители этой третьей древнейшей профессии фактически оказались на задворках социально-экономической жизни, катастрофически уступая первым двум. Интереснейшие, самобытные, уникальные личности в лучшем случае цепляются за какую-никакую техническую или педагогическую работу в вузах, в которых на них тоже смотрят как-то «искоса, низко голову наклоня», будто на какие-то не очень полезные ископаемые… бк с наслаждением предоставляет свои страницы феноменальному инженеру Анатолию Караваеву, заслуженному мастеру спорта, трехкратному чемпиону мира и чемпиону Европы по судомоделизму, мировому рекордсмену, большому тренеру-педагогу, подготовившему 6 мастеров спорта международного класса и 20 мастеров спорта…

В пятидесятые годы, когда я учился в школе, в стране выстраивалась организационная система технического творчества. При крупных промышленных предприятиях создавались станции юных техников, где культивировались самые разнообразные виды деятельности. Наибольшей популярностью у школьников пользовались авиа-, судо- и автомодельные кружки. На их оснащение выделялись серьезные средства. С ранних лет школяры могли приобрести навыки обращения с различным инструментом, станками. Плюс стимулировалось спортивное начало, то есть участие в соревнованиях самого разного уровня подготовки и статуса. 1970-1980-е годы — это пора расцвета технического творчества в СССР. Челябинская область занимала лидирующее положение: из пяти внекатегорийных Домов юных техников в стране было два наших — на ЧТЗ и нынешнем ММК, где занимались 5,5 тысячи учащихся. Дети сами создавали прообразы будущих тракторов и прокатных станов. А всего в области было 47 клубов юных техников, включая сельские. Областные выставки даже при тщательном отборе собирали тысячи экспонатов и занимали целые этажи дворцов культуры. Мы привозили с ВДНХ и международных выставок до 80 медалей в год. Однако в начале 1990-х все круто изменилось. Промышленные предприятия отказались от финансирования юных техников. Клубы влачили жалкое существование, а потом и вовсе закрылись. Некоторые из них были переданы системе образования, которая не справилась 56

бизнес и культура 1(4)·2013

Кордовая скоростная модель глиссера с воздушным винтом

Двигатель Караваева позволяет разгоняться модели до скорости 300 км/ч

бизнес и культура 1(4)·2013

инженерное дело

с задачей сохранения технического творчества в области. К 1996 году мы уже занимали одно из последних мест в России. Сам я с малолетства увлекся техникой. В детстве у меня был сосед Серега, отец которого работал механиком. У них в прихожей стоял самодельный токарный станок. Серега впитал это дело, у него генетика. У меня ее не было, но атмосфера той квартиры меня увлекла. Я грезил кружком, и в 1960-м мы с другом записались в авиамодельный на станции юных техников завода имени Серго Орджоникидзе. Там я перепробовал делать своими руками все классы моделей. Даже копию самолета ХАИ19. Я стал выступать на соревнованиях, меня захватили скоростные. Хотя скорости были по тем временам всего 120-140 км/час. Но мне и до полета было все интересно — настройка модели, двигатель, система питания, винты подбирать, режим двигателя… Я настолько этим заболел, что занимался до упора, пока не выгоняли из моделки. Тогда я собирал все в кучу, шел домой и продолжал скоблить, шкурить, особенно когда родителей дома нет. Еще с чертежами работал. Выписывал модельные журналы: польские, венгерские, чешские, ну и наши — у меня их до сих пор в гараже под потолок. Пытался сам конструировать, осваивал технологии, материаловедение. А в 1965-м выиграл область среди взрослых, и меня взяли на зональные соревнования в Оренбурге. Я был самым молодым участником, но команду не подвел и в классе скоростных моделей занял второе место. И потом на протяжении двадцати лет был одним из лидеров областной авиамодельной команды. После школы поступил в ЧПИ… Зимнюю сессию нормально сдавал, а летом — соревнования, не до учебы было. А потом решил рвануть в Харьков… После третьего курса все показалось так кисло в Челябинске и серо! Написал письма во все авиационные вузы — отказ. А у нас практика была — Харьковский танкоремонтный завод. Я как в моделку в ХАИ сел — сразу свой человек. Но когда в учебу вклинился… Уровень там был выше несопоставимо: 70% — медалисты, сливки со всей Украины. И я почувствовал себя неуверенно. Промыкался один семестр и вернулся в ЧПИ. Но здесь меня не ждали — перебежчик, примерно наказали, отправили в академ… Появилось свободное время. Один старший товарищ посоветовал сделать скоростную судомодель. У меня наметился спад в авиамоделизме, и я поддался. Собрал чертежи из иностранных журналов, но было много вопросов. Модель получилась красивой, хотя и с ошибками. В начале мая 1972-го поехал в Магнитку пробовать ее. Было холодно и большая волна, но я рискнул и разбил модель в щепки, хотя почувствовал, что скорость может быть приличной. Двигатель был не последней конструкции, но доработанный и очень мощный. Я завелся и быстро сделал новую модель, со старыми ошибками, не позволяющими настроить режим глиссирования. Трудился не зря: основной 58

бизнес и культура 1(4)·2013

участник команды не смог поехать на Россию, и взяли меня. Приехали — народищу… Больше 30 человек в каждом классе. Моя модель привлекла внимание. В судомоделизме не принято было вылизывать скоростные модели, но я не мог изменить себе. В первом туре были проблемы с запуском двигателя из-за отсутствия стартера. Во втором туре желающих помочь мне было достаточно: модель интересная, вдруг поплывет? Я понял ошибку в модели и не стал бросать ее, как все, завел, отрегулировал двигатель и просто поставил ее на воду. Мотор ревел, модель «приклеилась» к воде и упорно не хотела отрываться, но на противоположной стороне дистанции появилась рябь, модель выстрелила — и понеслась, как сумасшедшая, билась о воду то носом, то хвостом. Я дал отмашку на начало фиксации и схватился за голову, боясь, что модель развалится, но все обошлось. Скорость была 180 км/час при рекорде России 150… Если распрямить траекторию движения модели, то могло быть все 220! Помог мне нитрометан, который разрешался тогда в качестве присадки к топливу. Я занял первое место с серьезным отрывом от конкурентов. Такой вот дебют. Но судомодельное общество меня не приняло — выскочка. Подошел главный тренер сборной, сказал: «На Союз я тебя не возьму. И на мастера документы не присылай, все равно не присвою». Я обиделся, конечно, но не расстроился, ведь я авиамоделист, пусть знают наших. Восстановился после академа, и тут у меня учеба поперла, стал отличником, повис на стенде «Ими гордится факультет». Замдекана, который меня гонял, наверное, очень удивлялся. Диплом отнял много сил, чертил до утра, круги под глазами, но защитился на отлично. И еще авиамодель под новый двигатель успел сделать. После защиты поехал на первенство Уральской зоны и занял первое место, на России — второе, на чемпионате Союза в Волгограде поделил второе место с результатом 253 км/час, уступив победителю 2 км/час. Конкуренция в авиамоделизме была жесточайшая, но 1974-й стал для меня счастливым годом, ведь я еще стал мастером спорта. Позади 14 лет упорного труда. Потом работал восемь лет старшим инженером Транспортного управления Главюжуралстроя. Работа нравилась, меня ценили, но каждый вечер допоздна я продолжал работать в моделке. Скоростная судомодель не выходила из головы. В уме решил все проблемы, которые возникли с первой моделью. В 77-м в Киеве был чемпионат Европы по судомоделизму. Я рискнул и сделал новую модель глиссера. Взял отпуск и две недели не вылезал из моделки. Меня потеряли жена и родители. К первенству области успел сделать модель, но на ее настройку и регулировку времени не хватило. Показал одинаковый результат с магнитогорцем, но взяли его. На Европу я не попал, потерял год. У Ленинградского моста на Миассе упорно тренировался. В расчетах я не ошибся, модель ходила отлично. На мосту останавливалось движение, даже трам-

Медаль чемпиона Европы

Медали чемпионатов мира

ваи, все хотели посмотреть на диковинку. В 78-м на УралоСибирской зоне я был первым с хорошим результатом, но на Россию не поехал, чтобы не обострять отношения на работе. Неожиданно в сентябре пришло приглашение в Симферополь на личный чемпионат Союза. Я был на больничном, но полетел в Крым и выиграл соревнования, в том числе одолев победителей первенства Европы в Киеве. Стал мастером спорта по судомоделизму. Надо было определяться с дальнейшей жизнью. Сначала я отказался от вступления в КПСС, а в 1983-м уволился, несмотря на уговоры начальства. И началась другая жизнь. Я пошел работать с детьми в клуб юных техников ПО «Полет». Думал, времени на себя будет больше, но куда там… Так увлекся! Ни выходных, ни проходных, вел сразу все кружки: судо-, авиа-, авто-, ракетомодельные. Самолюбие не позволяло проигрывать. Мои дети выигрывали почти все. Но авто и ракеты мне не показались, там нет механики, все просто. И совмещать авиа- с судомоделизмом не получилось. В 86-м я выбрал судо. В то время авиамоделисты побеждали на самодельных двигателях. Информации было много, но у нас был только один токарный станок, двигатель на нем не сделаешь. И я устроился директором клуба юных техников «Станкомаша», где когда-то начинал. Приходилось отвечать за коллектив, детей, результаты. Ездил по области, набирался опыта. По спортивным результатам клуб был в числе лидеров. А главное, у нас был свой маленький станочный цех, где было почти все: токарные, фрезерные станки и даже круглошлифовальный! Я делал свои двигатели: растачивал, фрезеровал, притирал. Мне помогал мой большой друг Вольдемар Кратц из Оренбурга, работавший там в клубе юных техников Машзавода, где были уникальные возможности, да еще наши единомышленники. Мы там отливали высококремнистые алюминиевые поршневые сплавы — одни из лучших в мире. Эти двигатели позволили мне сразу выйти на мировой уровень и стать лидером российской сборной в классе моделей глиссеров с воздушным винтом. Это было начало девяностых годов. И вот золотая пора технического творчества закончилась. Я предпринимал героические и бесполезные усилия со-

хранить клуб. В 95-м меня назначили завсектором технического творчества комплекса дополнительного образования детей. Я отвечал за техническое творчество в Челябинской области. Хотя отвечать уже было не за что. Денег на это не давали — все шло в туризм и геологию. Они стали нужнее инженеров, техников, квалифицированных рабочих. В 97-м я уволился, чтобы не быть соучастником преступления… И ушел в спортивно-техническую школу тренером по судомодельному спорту в бывший ДЮТ ЧТЗ. Здесь был другой уровень. Выручали мои моторы. Возил ребят на Россию, чемпионаты Европы и мира, выступал сам. Не всегда получалось совмещать, где-то не хватало характера, но результаты налицо. В 2005-м директором школы назначили «молодого, энергичного». Поводов я не давал, работал честно по максимуму, но начались придирки, оскорбления, скандалы. Терпение лопнуло — в сентябре 2007 года я оттуда ушел. Не могу понять, почему меня выперли. Может быть, черная зависть юного директора? Я был заметной фигурой, но никто из руководителей даже не поинтересовался причиной моего ухода. Родители моих титулованных воспитанников не поддержали. В техническом творчестве я перестал существовать. Через мои руки прошли сотни ребят. Я их с благодарностью вспоминаю. Иногда звонят, советуются, с кем-то встречаюсь. Кто-то стал классным инженером, другие крепко встали на ноги, у них есть голова и руки, в которых есть доля моего труда. У моих воспитанников 30 медалей чемпионатов мира и Европы. На эти поездки еще какие-то деньги давал ДОСААФ — медали были нужны. Но никто не интересовался, а каким трудом они даются. Трудно поверить, но на создание моделей не было выделено ни копейки. Как-то обратились к бывшему мэру города: мол, у Караваева очень высокие достижения, ему надо помочь! Но Тарасов был тверд: «Он не тем занимается». (Как язвили в ту пору злопыхатели, Вячеслав Михайлович капитально вкладывался только в развитие «старческого баскетбола». — Прим. ред.) Вот такие дела. И я наконецтаки прочно усвоил одно: моделизм — мое личное увлечение, которое никому не нужно… бк бизнес и культура 1(4)·2013

репортаж

Кыштымская каолиновая фабрика по производству санфаянсовых изделий утилитарного назначения (без излишеств).

Блажен, кто рано поутру Имеет стул без принужденья... А.С. Пушкин

александр кондратюк

бизнес и культура 1(4)·2013

репортаж

бизнес и культура 1(4)·2013

рубрика

Строительство кирпичных крупнопанельных зданий Общестроительные работы (монтаж, кладка, отделка) Внутренние электромонтажные и сантехнические работы Благоустройство территории 64

бизнес и культура 1(4)·2013

Отдел продаж: 261-22-50 e-mail: strcor@yandex.ru

бизнес и культура 1(4)·2013

социум

и л л ю з и и «Авансов и долгов» Игорь Яковенко — профессор РГГУ, философ, публицист, автор блестящих статей и фундаментальных трудов. Его имя тесно связано с ярчайшими прорабами перестройки 1980-х годов — публицистами Игорем Клямкиным, Николаем Шмелевым, Отто Лацисом, которые во многом перекроили наше представление о непредсказуемом прошлом отечества и помогли понять сложнейшую эпоху накануне и во время распада советской империи. Игорь Григорьевич поведал бк о некоторых нюансах нынешнего бытия…

Мои суждения есть некая совокупность экспертных оценок и прогнозов. Но любое экспертное мнение имеет основание шире того, что может объяснить его автор. Для этого потребовалось бы капитально развернуть и все мировоззренческие основы, и свой собственный жизненный опыт. Это невозможно сделать в одной публикации, да и вообще в принципе. Мне приятно вспомнить 1982 год, когда я говорил моим 66

бизнес и культура 1(4)·2013

приятелям — аспирантам Института философии и всеобщей истории, что СССР просуществует семь лет, после чего либо исчезнет, либо во что-то трансформируется. «Игорь, да ты что, с ума сошел? Еще двести лет будет эта штука!» Ясно, что мои суждения нельзя было обосновать, но, похоже, понимание истории и какое-то прогностическое чутье у меня были. Да и сейчас мне удается что-то угадать. Итак, что же нас ждет? Когда мы выходим из ламинарного течения бытия во времени и пространстве в турбулентный режим — однозначно предсказать развитие ситуации невозможно. Можно судить о конечных состояниях или предложить несколько вероятных вариантов развития событий, но мне ясно, что Россия сходит с исторической арены. И началось это много раньше 1991 года. У каждой цивилизации есть периоды «рождения» и «подъема», когда она «хватает» территории и феноменологически развивается. В историческом ретроспективном ракурсе мы можем разглядеть и какие-то пики развития цивилизации, и относительно ровные стабильные состояния. Если советскую историю рассматривать как отдельную с точки зрения теории локальных цивилизаций, то ее пик — 1961 год, полет Гагарина в космос. А с конца 1960-х она вступила на нисходящую ветвь развития. Ну не потянул коммунизм на мировую религию — и в итоге «бобик сдох». Когда Шмелев написал свои «Авансы и долги», не только у него были иллюзии, что Советы рухнут, что мы таки вернемся к рынку, невидимая рука которого расставит все по местам. Проблема оказалась глубже — Россия в ХХ веке вступила в кризис исторического снятия. Вспомним историю, когда христианский мир выдержал атаку ислама. Да, была завоевана вся Испания, но началась Реконкиста, и в течение пяти веков выбили арабов из Испании. Сарацины давили на Францию, а потом пошла Османская волна, докатившаяся до Вены. Но Европа выстояла. Она изначально была очень мощной цивилизацией. И когда Карл Мартелл разбил арабов при Пуатье, Европа спаслась, правда, православная Византия рухнула! Мы боимся, мы не любим, живя в России, признавать факт, что православие не способно создавать конкурентоспособную эффективную цивилизацию. Вот в чем петрушка. Византия унаследовала огромное наследие римской культуры. В VII веке произошел полный развал Западного мира, одичание, распад. В то же время — VII век, это эпоха Юстиниана, — блистательный Константинополь, культура, императорский университет… Совсем другой мир.

(2) бизнес и культура 1(4) ·2013 ·2012

социум

Или вспомним Х век — в Европе начинаются какие-то движения-подъемы, но Византия потихонечку теряет силу, увядает и к XII веку угасает. А почему? Внутри нее не было источников «саморазвития». В истории есть закон: «колесо может катиться либо вверх, либо вниз, в случае остановки оно упадет». То, что не имеет источников саморазвития, деградирует. Византия проедала античное наследие всю свою эпоху и, наконец, в 1453 году погибла. Причем не вследствие какого-то поражения — она просто исчахла. Когда Мехмед II Завоеватель со 100 тысячами воинов брал Константинополь, его защищали всего 7 тысяч византийцев и несколько тысяч союзников из Генуи, Крита, Венеции. Все. И понятно, почему Россия поднялась, начиная с Ливонской войны, — она выжила, будучи на глубокой периферии Европы. Ей удалось сбросить монгольское иго, сколотить свою империю, опираясь на татарскую «чингизитскую» периферийную модель и на византийскую идеологию. Но российское развитие, начиная с XVII века, строилось по западной модели — войска немецкого строя, мануфактуры Виниуса и Марселиуса, аптеки... А с приходом Петра в XVIII веке начинается «системное» заимствование. Но из этого вовсе не следует, что сам русский народ бесталанный или заурядный. Проблема не в народе, а в культуре. Россия сумела развернуться и «отработать» свой «звездный ХХ век», потому что она заимствовала у Европы «источники саморазвития». Красноречивый пример — российский автопром. Что такое «ГАЗ»? Это «Форд». ЧТЗ — «Катерпиллер», «Москвич» — «Опель Кадет». Что такое «Жигули», известно всем. Что такое сталинский правительственный лимузин ЗИС-110? Это «Паккард-180». Главная проблема состоит в том, что Россия из себя самой не рождает внутренней динамики. Речь не об ученых или конструкторах. Я говорю о целостном цикле от идеи до широкого внедрения. Ответ на вопрос — в чем же дело? — требует долгого разговора. Но самая глубокая, исходная причина состоит в том, что русская культура не создает «автономную личность». Вспомним интеллигентскую мифологию. Россия — великая, цельная страна, неразделимая, миллионная, симфония власти и общества... Горько говорить вещи малоприятные, но нормативная модель россиянина — человек «исполнительский», как говорят философы, частично субъектный, нуждающийся в начальнике. Либо он бунтарь, анархист, варвар — либо он холоп. Такие у нас базовые типы. А большой мир все более востребует Личность. Но у нас они рождаются вопреки, а не благодаря общественному запросу. А если личность родилась, то наша «система» не может ее ассимилировать. Возьмем сегодняшнее телевидение! Оно уже гораздо ниже плинтуса! Что — злая воля «этих ребят»? Нет! Хотя есть и она, но главное, что сама русская система не может принять свободы. Философ Константин Леонтьев писал: «Русский народ специально не 68

бизнес и культура 1(4)·2013

создан для свободы». Слова страшненькие, но от них не отмахнешься. Пока существовал мир «фордовского конвейера», у нас был исторический шанс реализовать развитие. Вожди принимают судьбоносные решения, Академия наук разрабатывает планы, институты доводят до технологий, Госплан разверстывает, а Совмин реализует. Этот исторический этап закончился в 1960-е годы. Мы не смогли освоить потенциал четвертого технологического уклада. Пришло время, когда субъектность должна перейти на молекулярный уровень. Возьмем отдельного человека, который имеет ларек, торгующий сигаретами и всякой всячиной. У него должна постоянно болеть голова: стоит ли ларек в правильном месте, или лучше его сдвинуть на десять метров ближе к автобусной остановке? Торгует ли он оптимальным набором товаров, или стоит выставить на продажу что-то еще? Какую рекламу

…человек рождается для того, чтобы нести бремя свободы, бремя принятия решений и ответственности. вывесить? Как исхитриться, чтобы увеличить выручку? Такую постоянную озабоченность результатом деятельности диктует Рынок (именно так, Рынок с большой буквы). Мы же живем в стране, где за людей думает начальство. Наш человек сам за себя думать не хочет и не умеет. И поэтому российская цивилизация лишена источников саморазвития. Она может развиваться только экс-тен-сив-но! И примеров тому вагон. У нас строились десятки тысяч километров дорог, которые быстро разрушались, производились автомобили, разваливающиеся на ходу. Мы распахивали огромные пространства целинных земель под мизерный урожай... Например, во Франции «внутренняя колонизация» (освоение собственного пространства) закончилась в XVI веке. У нас, разумеется, территория много больше, и освоение залежных земель (внутренняя колонизация) в зоне климатического риска происходило в 1950-60-е годы. В этом вся Россия — экстенсивные ответы на интенсивные вызовы. На каждый орудийный ствол в армиях стран НАТО мы со странами «Варшавского договора» стволов имели на порядок больше. Вспомним статистику присуждения Нобелевских премий, количество патентов, индекс цитирования российских ученых в зарубежных изданиях и т.д. Да, в середине ХХ века у нас был относительный всплеск научнотехнических достижений, некий подъем, но дальше — снижение. И не потому, что заело администрирование или идеология, — были исчерпаны внутренние потенции

этой модели. Пришло иное время, требующее потенциально другую личность, которую наша система не воспроизводила. Такой характерный штрих. Где в советское время находился ксерокс? За железной дверью! Иногда за деньги на нем можно было что-то напечатать, но все равно эта штука была за железной дверью. А когда в СССР появился персональный компьютер с принтером — советская власть кончилась. Я не говорю про причинноследственную связь этих явлений, но корреляция очевидная. Красную империю погубило не только это. По определению политические режимы связаны со стадиями экономического и технологического развития. Приходит эпоха паровоза и пара — и умирает крепостное право и рабовладение. Россия проиграла Крымскую кампанию, Николай I или отравился, или застрелился, и тогда Александр II отменяет крепостное право, ясно понимая, что дальше идти по этому пути невозможно. Либо новые технологии — либо архаические институты. Царское правительство и правящая элита — дубовая, бесконечно тупая — держались за сословное общество, и они получили Февральскую революцию. И то бы полбеды, эпоха кончилась большевистской революцией — и привилегированные сословия были просто вырезаны. Кому повезло, свалили в «парижи» и доживали в нищете. Российские «благородия» не были людьми буржуазными, они не держали деньги в зарубежных банках, поэтому потеряли все... Ну, за редким исключением. После 1960-х годов ХХ века исторический императив вывел нашу страну на стадию развития, когда большевистская модель стала в принципе неэффективной. Но декларативно оформленный переход от советской власти к рынку не решил проблему. И сегодня Россия не рождает автономную личность и гражданское общество. Власть так и осталась сакральной. Это тупик! Власть сакральна не потому, что корыстные правители сохраняют свою сакральность, а потому, что рабы ее востребуют. Они не мыслят мира вне этой власти и отдают свою субъектность высшим инстанциям, принимающим за них решения... Наконец, в России не произошло разделения власти и собственности. Для традиционных азиатских обществ, для всех деспотий характерно, что власть и собственность не разделены. Кстати, что такое пресловутые рейдерские захваты? Человек, имеющий мощные властные позиции, отбирает собственность у того, чьи властные позиции слабее. За последние двенадцать лет у нас произошел решительный возврат к российской традиции именно в смысле нераздельности власти и собственности. А вот европейская цивилизация началась в античном греческом полисе именно со священной собственности отдельного человека. Что, кстати, тщательно замазывалось в советских учебниках. Народное собрание в греческом полисе, создавшее первое законодательство,

и есть собрание людей, владеющих недвижимостью, которую у них никто не может отнять. В каждой культуре своя система ценностей. В русской — традиционной, крестьянской — собственность отрицается. Для русского крестьянина — барин владел всем, чем владел, поскольку царь ему дал это право ради защиты государства. Он рассматривал барина как «держателя», посессора. Для крестьянина собственность не имела нравственной санкции. Она была «попущением», есть такой церковный термин. А для европейца собственность священна. Вот тот порог, разделяющий Азию и Европу: отношение к собственности. Когда я был относительно молодым человеком, хоть это не крутилось по советскому радио, но по ресторанам звучала песня: «Созрели вишни в саду у дяди Вани», где акт воровства со стороны ребят представляется как веселое приключение. «Дядя Ваня с тетей Груней сегодня в бане» — а мы трясем его вишни. Это говорит о культуре. В другой культурной реальности таких деток схватят и будут пороть смертным боем, объясняя, что нельзя покушаться на чужую собственность. Ну не входит это в русскую голову! Мировая история структурируется стадиями исторического развития. Пришли варвары в Европу и смели Рим... А ведь римляне были очень скупыми и расчетливыми людьми — и вся романская Европа скуповата, за вычетом, может быть, Испании. Для римлянина (читай: европейца) собственность чрезвычайно важна — он пять раз все рассчитает, прежде чем себя ограничить. Варвары разрушили Рим, и что мы видим в истории? В Х веке европейское крестьянство смешано. Это и потомки римлян, и германцы, и самые разные пришлые и местные племена. Тогда доминирует передельная община, отрицающая частные владения земли. Но уже в ХII веке европейские крестьяне склоняются к частной собственности. Римская культура перелопатила варвара. Для современного европейца собственность безу словна. Правда, сегодня Европа заболела социализмом, и это отличает ее от Америки. Но отношение к собственности носит основополагающий характер. Человек без собственности не может быть автономным. Если б мы были ангелами — духами бестелесными, проблему можно было бы снять. Но нас Господь создал как единство плотского и духовного. Пребывая в реальном мире, человек, желая быть свободным, обязан что-то иметь. Отличительная особенность российской ментальности — потребность отдать свою субъектность власти, священнику, замполиту, какому-нибудь сиюминутному светочу. То есть передать кому-то данное тебе Богом бремя принятия решений. Я — протестант, мое понимание бытия состоит в том, что человек от рождения призван нести бремя свободы, бремя принятия решений и ответственности. Когда человек делегирует кому-то свою свободу, он пытается снять с себя нечто, бизнес и культура 1(4)·2013

социум

возложенное свыше, — и остается наказанным. В этом смысле Россия — рабская страна. Хотя сейчас наблюдаются подвижки: современная молодежь, в отличие от советской эпохи, твердо знает, что власть ей ни хрена не даст! Лет сорок назад типичная городская девочка из средней интеллигентской семьи прибегала к родителям и говорила: «Папа и мама! Это — Вася. Мы друг друга любим. Нам нужна квартира!» И родители половозрелых деток напрягались, занимали, устраивали им жизнь. Сегодняшние ребята скроены по-другому. Они знают, что за все надо заплатить. Понимают, как можно заработать и на квартиру, и на жизнь. Это можно только приветствовать! С другой стороны, родители призваны воспитывать уважение к своим корням, к родовым традициям: «Вот это — наш Дом. Эту скатерть расшила твоя тетя, она была безбрачной и жила с нами... А это — портрет твоего дедушки по материнской линии, он был купцом... рядом его отец — твой прадед... Вон ту коллекцию фарфора собрал другой твой дед — мой отец, а эту библиотеку пристроил к дому я...» Нормальный буржуазный космос. И когда повзрослевший ребенок входит в мир, отец говорит ему: «Я понимаю, что ты имеешь право избрать любую профессию, любой жизненный сценарий. Ты — свободный человек. Но мне было бы приятно, если бы ты, как наследник рода, продолжил наше дело. По крайней мере, сделал бы так, чтобы оно не угасло. А дальше — ты выбираешь сам…» В России бытовала тенденция, рождающая частную собственность, но она всегда была маргинальной и последовательно уничтожалась. Русский интеллигент все время переживал свою личностность как грех. Вспомним, что интеллигенция сотворила из русского народа кумира, как она поносила кулака, хотя кулак — это лучшее, что породил русский народ. Я понимаю, что это звучит скандально для интеллигентского сознания, но убежден: люди, для которых чужая собственность, а значит, и своя, не является священной — это другой биологический вид. Есть такое понятие — «репродуктивная изоляция». Люди этого вида — они «другое». Да, они имеют право на существование. Но и крокодилы тоже имеют право на существование. Но в своей экологической нише — и желательно, чтобы мы с ними не пересекались. В базовом основании я не вижу «своих» в людях, отрицающих право на собственность. Традиционная Россия, как отрицающая сущностные основания европейской культуры, просто уходит. Вместе с людьми. Умирает носитель — и, естественно, умирает культура. Сегодняшние молодые хотят иметь, но не всегда хотят работать. Они лишены той протестантской этики, на которой держится цивилизованный мир. Россия переживает глубочайший нравственный кризис. Что из этого получится? Думаю, что страна распадется. Россия никогда больше не будет второй сверхдержавой, она 70

бизнес и культура 1(4)·2013

утратила историческую энергию. В узко политическом смысле ситуация очень печальная. Человек думает: есть моя семья и я сам, что мне делать — стоять до конца, отказываясь меняться, и будь что будет? Или я решаюсь на радикальные внутренние и внешние перемены, вплоть до того, чтобы куда-то уехать?.. Россия теряет активных, просвещенных, способных людей. Здесь что-то произойдет. Может быть, эволюционный синтез. Может, какие-то территории разберут другие цивилизации, о чем говорят отдельные эксперты, и я начинаю думать, что это не исключено. Русский традиционализм скорее ведет в ислам, чем на Запад. Наше антизападничество — это не столько привнесенная властью спекуляция, это нечто очень глубокое. Русский традиционалист — человек не просто «до-личностный», он и «анти-личностный». Западное личностное начало для него неприемлемо. В этом отношении он ближе к исламу. Я не верю в большие успехи исламизации. Но какая-то часть традиционно ориентированного населения может пойти за исламом. А западная часть России скорее всего уйдет на Запад. В Санкт-Петербурге уже сложилось так называемое «питерское областничество». Они играют в перспективу «Севера России»: мы, дескать, отделимся и станем частью Скандинавского мира. Явление довольно примечательное, хотя пока малозаметное. Трудно гадать, как у нас все сложится дальше, но бесспорно, что без частной собственности и личностной автономизации — без наделения самих себя абсолютной полнотой прав и ответственности — у России нет будущего. Когда я выступаю и в Москве, и в провинции, некоторые мои положения встречают острое неприятие. Люди не готовы это воспринимать. Поэтому иногда чуть-чуть недоговариваю... Умному достаточно. К примеру, я считаю высокой вероятность того, что население земли в обозримом будущем сократится процентов на тридцать. Как это произойдет, в каких формах? Сегодня человечество превысило свою численность более некоторого разум ного предела. Ситуация на планете кризисная. Гадать о формах «сброса населения» — занятие бессмысленное. Африку валит СПИД. На других континентах — свои проблемы. Причем не обязательно войны будут иметь решающее значение. Если в России ситуация будет рушиться — можно просто уехать. Легко это, сложно ли — психологически или экзистенциально — другой вопрос. Куда уехать — близко или далеко? Кстати, Украина — тоже Европа. Хотя сегодня это скрывается. Но драма состоит в том, что в самой Европе накопились проблемы. Коренные европейцы, пребывая в комфортных условиях, утратили историческую энергию в отличие, скажем, от арабов, негров, латиноамериканцев, у которых куда больше пассионарности. Обыденный человек склонен полагать, что завтра будет примерно то, что и сегодня.

Так и комфортней, и как-то проще предполагать нечто привычное, желаемое. Психологически люди не готовы к катастрофам. Один раз мы уже рассыпались, правда, мягко — это конец СССР. Мне трудно себе представить, что следующая итерация будет столь щадящей. Господь одни и те же карты два раза не бросает. Югославия рассыпалась — совсем по-другому. Что будет с Уралом и Зауральем, тем более — с Сибирью и Дальним Востоком? Еще в 1998 году я написал об этом книжку — «Российское государство: Национальные интересы, границы, перспективы», где рассматриваются несколько сценариев. Начало системного кризиса я связываю со вторыми выборами президента России в 1996 году. Тогда на наших глазах происходила деградация демократических институтов. Массовые коммуникации подобрали под себя олигархи, а ведь ранняя ельцинская эпоха была вполне демократической при всех болезненных процессах, включая 1993 год. Все-таки были и партии независимые, и независимая пресса. Да, начало девяностых было очень трудным, бедным. Беднее, чем в те годы, я никогда не жил. Но и никогда я не был так свободен и счастлив! Свобода самоценна. Но в 96-м стало видно, что она тает. Журналисты стали продажнее, чего не было во второй половине 80-х, когда публицисты писали от всего сердца. Зато уже в середине 90-х началось откровенное хапание, растаскивание собственности... клановые интересы... в общем, деградация по полной программе. Ну а потом просто пришел полковник. Что тут скажешь? Главное, что народ принял эту эволюцию. Плюс скакнули вверх цены на энергоносители. Так совпало. И реализовалась определенная историческая логика. Я не верю в простые совпадения. Пришли новые люди, возглавили все и последовательно реализуют свои корыстные интересы. Такой рисунок ситуации предполагает, что подданные будут сидеть под лавкой, а победивший клан будет всем распоряжаться и выстраивать железный занавес. Плюс — нерушимый союз с церковью. При Ельцине государство занимало строго нейтральную позицию по отношению ко всем конфессиям. Была нормальная секулярная ситуация, закон формальный и политика совпадали. Сегодня же православные активисты с бейсбольными битами навязывают обществу свои нормы. Для РПЦ это кончится очень серьезной отмашкой. И это — еще один из сюжетов кризиса. Что делать? Например, мне самому. Я человек немолодой. В начале 90-х мои коллеги кинулись в политтехнологи и консультанты. Для гуманитария это был способ зарабатывать деньги. Я остался в науке, этого требовала моя органика. Была полная нищета, печататься было трудно, но я занимался любимым делом. Тем более что тягу к деньгам пережил еще в советское время. Зарабатывание денег — занятие скучное. Для меня здесь нет творчества. У меня свой путь, внутренне я спокойный

Россия никогда больше не будет второй сверхдержавой в мире, она утратила историческую энергию. человек, самореализуюсь, пишу книги... То, что я делаю, кому-то нужно. Значит, моя жизнь имеет некоторый смысл. Нравственно полноценный, зрелый человек находит свое оправдание в детях. А заметьте, нас окружают миллионы детей, живущих в семьях, где родители не дают им души. Жизнь строится по модели «я его одел, накормил, со школы привел, компьютер купил...» А с ребенком надо разговаривать, часами гулять, мучиться. Иначе ничего не получится... Финикийские купцы брали детей с восьми лет в плавания и возили их с собой до шестнадцати. К этому возрасту подростки разбирались во всех тонкостях коммерции! Финикийцы были гениальными торговцами. Но они проиграли в цивилизационной конкуренции грекам и римлянам, которые в первую очередь старались привить своим детям гуманитарное знание, учили их философии, риторике, истории и литературе… Самое страшное, что я могу для себя представить, — это интеллектуальная деградация, старческая утрата мыслительных способностей. Я работаю все время. Даже если сижу усталый, голова работает. Да, завтра надо проснуться, пойти читать студентам лекции. Еду в метро, какая-то мысль возникла, я ее быстро записываю, чтобы формулировку сохранить... Возвращаюсь домой, во дворе сидят пенсионеры (многие моложе меня), курят, пьют пиво, разговаривают. Они даже не гуляют. Сидят на одном месте, переходят от подъезда к подъезду. Они заработали пенсию, получили законное право ничего не делать — для них это норма. Я же вижу в них другой биологический вид, другую органику, они пребывают совсем в ином пространстве. Безумно интересно рассматривать фотографии или фильмы революционного и предреволюционного времени. Фильм «Чапаев», скачут казаки — какие лица! Сегодня ни за какие деньги не найти такой антропологии. Она умерла. Дело не в одеждах. Люди исчезли. Сегодня такую массовку в кино не наберет даже Алексей Герман, у которого невероятная потребность воссоздать историческую ткань, культуру. Он это делает гениально. Но с его бесконечной требовательностью невозможно набрать массовку, чтобы сделать кадр, типа «с фронта приходит состав, а куча подростков и женщин встречают солдат-победителей». Эти лица исчезли. Поменялся антропологический тип. А нынешних, как ни одевай во вчерашние одежды, — у них «рожность» другая. Вообще, лицо — штука страшно разоблачительная. Когда помоложе, этого не видишь, а с годами приходит... бк бизнес и культура 1(4)·2013

реплика

Александр Пастернак — личность удивительно колоритная, под стать своей роскошной фамилии… По собственному признанию, у него пять высших образований и сам он специалист во всех областях абсолютно. Бытует легенда, что его отец, прослышав, что его однофамилец Борис Леонидович, будучи ребенком, сидел на коленях аж самого Льва Толстого, схватил в охапку своего маленького сынишку и отправился в Переделкино, чтобы Саша успел посидеть на коленях великого поэта. Сказывают, эта затея таки удалась, и уже взрослым Александр Иванович, пожалуй, первым в Челябинске стал зарабатывать на своих освященных коленях, предлагая младому поколению посидеть на них за умеренную плату. Впрочем, это все байки, а на самом деле наш герой — замечательный учитель истории, а еще он член нескольких театральных жюри, а еще его невозможно не заслушаться…

бизнес и культура 1(4)·2013

•

Сейчас в школе у нас считаются самыми сложными три предмета на ЕГЭ — это иностранный язык, так как мы не обладаем какой-то весомой базовой подготовкой, слишком уж большой разрыв между требованиями экзамена и фактическим знанием языка получается. Ну, и история с литературой тоже непосильные предметы из-за обилия материала. По истории уж слишком много нужно знать фактического материала и обладать тем, чего у наших детей нет, то есть конкретными знаниями. А это жуть — практически 1200 дат школьнику нужно помнить. Лично я знаю 12 700 дат. Для историка это в порядке вещей. Именно сейчас, может, что-то подзабыл, а когда проверяли — было 12 700. Просто таков обязательный минимум студентов исторических факультетов в вузах. Все даты просто банально напечатаны. И не существует ни одной даты, которая присутствует в справочниках и о которой я бы не слышал. Я сейчас могу по какой-то причине точно не помнить, к примеру, конкретную дату смерти Мехмеда II, но в любом случае она у меня в голове была, и при определенных обстоятельствах она выяснится.

•

Мехмед II как историческое лицо вошел в историю разрушителем — именно он уничтожил Византию, самую долгожившую империю в человеческой истории, просуществовавшую 1123 года. Но удивительно, что никто о нем не говорит как о созидателе, о выдающемся строителе системы инжиниринга и системы вывода государства на экономически интересный уровень. Вспоминается лишь Чингизхан — но тот, конечно, был более глобальной фигурой, совершенно одиозной, выдающейся личностью. Но и Мехмед примерно того же масштаба… Человек с такой внутренней организацией, такого высокого уровня образования и глубочайших знаний чуть ли не во всех областях науки — просто уникальное явление в истории. Другое дело, что в нравственной сфере этот персонаж не обладал никакими качествами, бизнес и культура 1(4)·2013

реплика рубрика

которые мы обычно причисляем к человеческим. Другими словами, система безнравственности у Мехмеда II была введена в абсолют.

•

Думаю, со своей моральной стороной Мехмед договорился, иначе, если бы каждый из того невероятного количества людей, которых он уничтожил, «стучался» ему в сердце — не представляю, какой бы там был грохот… Судя по всему, он не очень переживал. Главным убеждением у регулярной пехоты Османской империи — янычар — было то, что жизнь вообще не представляет какой-то ценности. В этом был уверен и Мехмед ІІ. Но у османского султана была еще одна интересная особенность — он и свою жизнь также не ценил. Такой вот элемент мусульманской морали проглядывает…

•

Ни об одном султане не пишут как о религиозной личности. Этот вопрос даже не обсуждается — неоткуда материал взять. Были попытки отрефлексировать на эту тему — к примеру, роман некоего Швыдоченко (автор XIX века) о внутреннем мире Мехмеда. Но уже тогда и Данилевский, и ряд других историков раскритиковали книгу, посчитав ее надуманной. Вообще, ничего неизвестно о том, какой у султана был философский взгляд на религию. Он ни одного слова нигде не оставил. Но население, его окружавшее, было правоверными мусульманами, так и Мехмед, скорее всего, был суннитом… Я ничего конкретно не знаю по поводу его верований, но о нравственности наслышан — его совершенно не интересовали представления о добре и зле. Они для него даже не существовали — но всегда имела место целесообразность. Как, собственно, и для любого великого правителя и завоевателя.

•

По степени безнравственности фигуру Мехмеда можно сравнивать разве что с Петром І. А вот царь Иван Грозный был высоконравственным человеком, он постоянно внутренне боролся со своими угрызениями совести — отсюда и всем известная жестокость. Зато Петр был безнравственен полностью — его интересовал вопрос исключительно целесообразности. Именно поэтому православие считает Петра чуть ли не исчадием ада — представлений о добре и зле у него, как и у султана, не существовало. Но исторические личности подобного масштаба оцениваются сегодня очень странно — потому что их совсем не понимаешь, не можешь понять. А когда глобальные фигуры проявляются в наше время, когда они становятся явлением, понятием очень мощным, и превращаются в государственников — их обязательно нужно ценить. Пример — Сталин. Очень странно оценивать Сталина по понятиям нравственности — нужно его 74

бизнес и культура 1(4)·2013

оценивать по понятиям целесообразности. Стоит серьезная задача: создание Государства. Но Петру І эту заслугу ставят в плюс, а Сталину — в минус. Почему? Временные сдвиги.

•

А нынешние правители России? Как оценивать их сейчас? А корень проблемы-то простой — масштаб личности. Оценить масштаб личности этих фигур мы просто не можем. Конечно, через какое-то время что-то и поймем… Но и сейчас ясно, что масштаб личности Ельцина или Горбачева — ну никак не дотягивал до «глобальных фигур». Посмотрим чуть дальше — вот масштаб личности Брежнева уже становится интересным, даже в чем-то актуальным. Не по временной какой-то линии, а по оценкам. Мы смеялись над этой фигурой, а ведь исторически — чего-чего, а смеха-то она не вызывает. А как сравнивать, к примеру, Путина или Мехмеда II — ну извините… Ну как?! Кстати, по поводу Мехмеда известен еще один интересный факт: у него была личная охрана из четырехсот своих же сыновей. Прежние правители сыновей убивали, чтобы на троне поплотнее сидеть, — а Мехмед делал из них телохранителей…

•

Может, кого-то эта позиция заденет, но Россия, по сути не являясь исламской страной, с исламом могла бы пойти очень далеко. В 988 году произошла гигантская ошибка, возможно, самая глобальная ошибка России. Цивилизационная. Ясно уже, что не надо было подаваться в православие… А ведь сколько зависело от случайностей… Сейчас-то очень много есть свидетельств, что Владимир долго думал, решая, в какую сторону пойти… Думаю, Владимиру просто того самого «масштаба» личности не хватило, он был ослеплен сиюминутной и близлежащей экономической выгодой. Его можно понять — тогда экономически и политически связаться с Европой было очень прибыльно. Но в наших цивилизациях основное различие заключалось в одном: в системе земельных владений, в ней ничего так и не изменилось. Восточная система землевладений и западная система веры не сошлись воедино на Руси. Это и стало вечным конфликтом. Общинный строй у нас развивался вовсю, а христианство, в свою очередь, выступало всегда против такой формы социальной организации. Поэтому западный путь пошел по другой системе восприятия личности — воспитание индивидуальное там было важнее общественного. И мы, оставив общественное состояние Руси, безуспешно вдалбливали идеологию индивидуальности. И цивилизацию не создали, ничего не получилось. Это страшная проблема. Начали было озвучивать это мнение в открытую, но поскольку нынешние правящие органы чрезвычайно связаны с церковью, то получается, что им говорить об этом даже экономически не выгодно. Хотя… бк

мысли

сергей борисов о роли и месте зла в человеческой жизни… Сейчас, видимо, мы с вами переживаем тот исторический период, когда модно говорить о том, что миром правит ЗЛО — большое или малое. Злом может быть все что угодно. Это зависит от нашей фантазии и степени недовольства собой или происходящим вокруг. В наш уютный мирок вторгаются «злые силы». Одни из них идут из глубины человеческой природы, напирают из таинственной области бессознательного, другие — из природы внешней, культуры и социума. Ощутив эти «силы», мы можем их гневно осудить или принять с горькой насмешкой фаталиста, но в итоге все закончится утверждением, что с этим ничего не поделаешь. Конечно, а что здесь можно сделать, если есть ЗЛО… Эта странная и нелепая мысль об объективном зле как источнике всех бед (самое банальное и жалкое творение человеческого разума!), как правило, преподносится как венец мудрости и мужества говорящего. По сравнению с этим ЗЛОМ добро, любовь, Бог, счастье рассматриваются как второстепенные, случайно-исторические понятия. Они всегда и для всех разные, субъективные, а вот Его Величество ЗЛО для всех едино, и именно оно правит миром. Кто и когда заставил нас поверить в эту нелепую сказку? Почему наиболее сильные эмоции, которым мы безраздельно доверяем, — это страх и ненависть? Даже если мне безразлично, то я покажу это так, чтобы все почувствовали силу моего презрения. Даже если я радуюсь, то пусть моя радость будет приправлена горечью насмешки. Даже если я сострадаю, пусть этого никто не заметит за маской моего напускного равнодушия.

В сущности, мы неплохие люди — добрые, тактичные, отзывчивые, вежливые, но у каждого из нас есть свои болевые точки, которые остро реагируют на определенные больные для нас темы и ситуации. И вот включается защитный страх как ожидание боли и попытка убежать от нее. Но признаться себе в этом страхе стыдно, и вот тогда на помощь приходит Его Величество ЗЛО, которое прекрасно оправдывает все наши страхи и тревоги. А что, если никакого ЗЛА нет? Причем нет не в абстрактном смысле, а самом реальном. ЗЛА НЕТ! Ведь оно не возникнет само по себе, покуда мы не почувствуем в себе того страха и

рушений всегда находились «старики», которые говорили, что в их время было еще хуже, всегда нарождались дети, для которых «мир хаоса» становился их повседневной жизнью, родным домом и навсегда запечатлелся в памяти как «счастливое детство». Во все времена «отцы и дети», конфликтуя друг с другом и не понимая друг друга, оказывали друг другу взаимную помощь и поддержку. Дети учились у отцов, а отцы — у детей. Одни учились «старому», а другие — «новому». И то и другое в высшей степени полезно, так как главное, чему можно научиться, — это разнообразным способам выстраивать добрые и продуктивные отношения

Во все времена любовь побеждала ненависть, поскольку когда не нужно никого ненавидеть — это великое облегчение для души. тревоги, которых привыкли стыдиться. Следует честно признаться себе в этом. При этом кто-то может пожалеть себя, а кто-то — набраться мужества и дать другим себя пожалеть, а может, даже и полюбить… И тогда слабость наша обернется силой, и, «сдавшись», мы победим. Сколько тогда новых чувств мы откроем в себе, сколько нерастраченной радости и любви мы сможем подарить, сколько новых (а может, хорошо забытых старых) эмоций обогатят наш душевный «рацион», который ограничивался скудными порциями радости в виде презрения и насмешек и обильными порциями страха и подавленной ненависти. Какую радость и облегчение мы почувствуем оттого, что уже никого не надо ненавидеть! Свобода, которую мы ощутим и сможем подарить окружающим, — это свобода быть хорошими. Человечество много раз стояло на краю гибели и ощущало себя «на разломе» двух миров — старого и нового. Все, что оставалось живым, продолжало жить и развиваться — все, чему суждено было умереть, само рыло себе могилу. Среди горя, хаоса, раз-

с миром, а все другое — это только средства для этого. Во все времена люди решали свои внутренние конфликты с помощью «образа врага», а потом каялись и прощали своих врагов, когда находили со временем истинную причину конфликтов — страхи, продиктованные узостью собственного мировоззрения. Во все времена сильный дух жизни боролся с косностью «системы» (государства, морали, образования) и в итоге выходил победителем. «Системы» рушились, изживали себя, погибая от собственного «укрепления», по сути, окостенения. Во все времена любовь побеждала ненависть, поскольку когда не нужно никого ненавидеть — это великое облегчение для души. Исчезали государства, переселялись и смешивались народы, до неузнаваемости менялись ландшафты, набирали силу и рассеивались, словно дым, традиции и обычаи, но везде и всегда человечество находило для своего существования один главный смысл — в нашей власти сделать так, чтобы ЗЛА НЕ БЫЛО. бизнес и культура 1(4)·2013

жизнь людей

бизнес и культура 1(4)·2013

Юрий Ермолин Из цикла «Общага» бизнес и культура 1(4)·2013

жизнь людей

бизнес и культура 1(4)·2013

философия

На 60-летнем юбилее кафедры философии Челябинского педагогического университета побывали известные московские философы и социологи, в том числе и профессор Юрий Резник, главный научный сотрудник Института философии РАН, крупный организатор российского философского сообщества, шефредактор научного журнала «Личность. Культура. Общество». Он любезно согласился на откровенный разговор с главным редактором бк.

ApocalypseNow

бизнес и культура 1(4)·2013

— Юрий Михайлович, судя по возрасту, полет Гагарина вы не помните? — Не помню, в 1961-м мне было всего два года, но почему-то мама потом упорно убеждала, что назвала меня в честь Гагарина, мол, все предугадала заранее! — Нашему тезке удалось потрясти все прогрессивное человечество, а есть ли у вас иллюзии, что сможете изменить наш бренный мир? — Нет таких иллюзий. Я не социопат. Вообще я делю людей условно на два противоположных полюса. Есть четко выраженные психопаты, которые зациклены на себе и считают своей главной целью самосовершенствование. У них доминирует комплекс личностной неполноценности и озабоченности: им кажется, что их недооценивают в жизни и принижают при каждой возможности. К тому же они озабочены собственной значимостью, их волнует все, что связано с ними. А еще бывают социопаты. Другая крайность. Они полагают, что могут изменить мир и их предназначение — сделать что-то важное и оставить свой след на земле. Социопаты страдают комплексом социальной озабоченности. Поэтому они статусно ориентированы и любят за-

нимать какие-то должности. Например, им обязательно надобно сидеть в президиуме, иначе они чувствует свою ущемленность. Еще их гложет информационный голод, скорее даже голод на эфирное время, к которому они питают особенную страсть. Им надо «светиться» на публике, выступать перед аудиторией, заявлять о себе и быть всегда на виду, быть публичными людьми. Психопат же озабочен самим собой. Ему, конечно, нужна необходимая степень социального признания, но главное для него — внутреннее состояние и равновесие, чувство самости, аутентичности. Ну а я себя ощущаю в поведенческом плане где-то посередке между этими типами. Скорее меня можно назвать социопсихопатом или психосоциопатом. Я принимаю участие в некоторых социальных играх, но в той мере, в которой мне это интересно. — Как бы препарируя окружающую среду? — Да, я человек проектной культуры. Для меня важно, когда есть проект и я могу им либо руководить (отвечать), либо участвовать в нем на активных ролях. Таким проектом с 1999 года является журнал «Личность. Культура. Общество», который нашел признание в научной среде, и вокруг него сложилось некое научное сообщество, исследовательская группа. Она представлена в разных учреждениях: в Российском институте культурологии, Институте философии РАН, Обществе социальной теории. В этом смысле я — скорее сетевой человек, то есть создающий сетевые структуры в параллельном пространстве, существующем независимо от официальных структур. Это и есть источник моей относительной независимости, автономии. И это, кстати, служит поводом для настороженного отношения ко мне официальных лиц. — Когда-то культовый советский кинорежиссер Григорий Чухрай заметил про себя: «Сижу в президиуме, а счастья нет». Похоже, что для вас быть на виду — не счастье, а некая игра… — Да, у кого-то просто возникает кайф от пребывания на виду у широкой аудитории. Они чувствуют свою значимость, получая статусное преимущество над другими людьми. Для меня важнее — жить на пределе и выкладываться в ситуациях ответственного взаимодействия с другими людьми, хотя я могу целыми неделями работать в кабинете. Правда, когда возникает необходимость что-то организовать, продвинуть или, например, заявить новый проект, то могу и на трибуну забраться, и в президиуме помаячить ради дела. — Известный уральский художник Павел Ходаев признался, что любит браться за работу, ощущая впереди себя вечность. А что ближе вам: понимать конечность времени и отпущенного срока, чтобы успеть сделать что-то важное, или, напротив, особо не рефлексировать и браться за новое, не сомневаясь, что впереди — вечность? — Опять же мне ближе нечто среднее. Я вышел на проблему трансперсонализма исключительно потому, бизнес и культура 1(4)·2013

философия

что это, с одной стороны, привязка к вечности, с другой — что-то настоящее, которое стоит определенных затрат душевных сил. Я не склонен отрываться от настоящего и творить «нетленку», потому что не считаю себя настолько способным и одаренным богом человеком. Следует адекватно оценивать свои возможности и временную перспективу, а не самонадеянно болтать о вечности. Не мы выбираем вечность, а она нас. Это опять та самая социальная озабоченность — оставить свой след. А у меня такого желания нет. По возможности я хочу прожить жизнь ярко и интересно, найти рисунок жизни и жить столько, сколько мне отведено судьбой (или Богом), но без особых претензий к вечности. Мы — существа конечные, и нам что-то нужно понять в самих себе, прежде чем уйти в мир иной. В этом и есть для меня смысл: разобраться в себе и в окружающих людях, чтобы понять себя и собственное предназначение. А потом попытаться понять, что нами движет. Здесь далеко не все для меня понятно. В моей жизни намного больше непонятного, чем понятного. — Значит, есть ощущение, что чем дальше — тем непонятнее? — Есть… Сейчас я вообще переосмысливаю многие понятия, в том числе философские. Если, будучи студентом, аспирантом, я воспринимал философские категории как некую данность, а их определения и формулировки для меня что-то значили, то сегодня я сомневаюсь во многом, вплоть до попыток понять основания морали. Мне кажется, что мораль есть большое социальное лицемерие, призванное заставить людей принять правила игры. Она придумана для того, чтобы лучше манипулировать человеком в системе. Это некие рычаги, инструменты системы. А система у нас везде. Самое сложное — побороть систему в себе, что я и пытаюсь сделать, то есть освободиться от этой «внутренней» системы. С разными внешними социальными и прочими системами как-то еще удается разобраться. Можно дистанцироваться от них, можно выстроить какойто тип взаимодействия, при котором ты не будешь 82

бизнес и культура 1(4)·2013

попадать в сильную зависимость. Сложнее разобраться с системой в себе, внутренней системой. Она встраивается, вползает внутрь, пускает свои щупальца не только в сознание, но и в сферу бессознательного. И эта внутренняя, глубинная система есть наш наипервейший враг. — Очевидно, каким бы разумным человек ни был, им таки движет подсознание. — Подсознание — лаборатория, некая пересылочная база из сферы бессознательного в сознание, своего рода промежуточный мостик. В любом случае подсознание не конечная инстанция, а нечто предваряющее. В нем происходит переработка наших внутренних импульсов, интенций, которые возникают внутри бессознательного. Поэтому с подсознанием еще можно научиться работать — сложно влиять на свое бессознательное. Оно иногда выдает такие вещи, которые ты не можешь понять. — Ведь это же такая тревожная штука, когда вдруг что-то начинает бурлить, и ты осознанно понимаешь, что шишки набьешь, и все равно лезешь… — Тревожная штука? Мы, наверное, о разных вещах сейчас говорим. Тревожное свойственно большинству людей активных, потому что сегодня невозможно быть уверенным в себе, когда вокруг столь неопределенная жизнь… Я бы даже сказал: в ней есть нечто ненастоящее, нечто от театра абсурда. Поэтому выстраиваешь некоторые защитные механизмы, позволяющие тебе сохранять свою аутентичность, способность быть самим собой. Это сложно. Подсознание — такая вещь, в которой и находится подводная часть айсберга системы. Если бы система — ее очертания и контуры были только в сознании, тогда можно было бы с этим работать, как-то от нее освободиться. Но она своими щупальцами заползает дальше, как бы внутрь подсознания. И единственный бастион, который пытается пока еще устоять у человека, — бессознательное. Кроме того, в каждом человеке есть некий источник, где таится его самость. Самость — как раз то, что позволяет связывать бессознательное и сознательный уровень психики человека. Но там, внутри бессознательного, есть некий центр, который имеет выход на какие-то сверхличностные структуры, трансценденцию (набор программ сверхчеловека). На самом деле мы все в той или иной мере запрограммированы. Сознание контролируют и регулируют культурные программы, составляющие базис любой системы. Но я признаю лишь программирование высшего порядка. Одни считают, что всеми нашими помыслами и действиями руководит Бог, другие находят иные объяснения. Я полагаю, что существует в сфере бессознательного центр, который управляет нами и из которого мы черпаем информацию и энергию именно через сферу бессознательного. А защитный пояс в виде Самости проявляется в подсознательном. Таким образом, подсознательное есть некий защитный буфер, позволяющий не допустить манипулирования бессознательным посредством культурных программ различных систем, что гораздо опаснее для каждого из нас, чем

программы высшего порядка, которые проникают в нашу психику в форме архетипов индивидуального и коллективного бессознательного. — Ваши периоды активности, может быть, чередуются с какими-то спадами? А этот самый приток энергии и желаний связывается с внутренними процессами или с тем, что кто-то нами, нашим сознанием и даже бессознательным управляет? — Я думаю, здесь происходит встречное движение. Человек не может черпать энергию, только перерабатывая данное ему природой, полагаясь только на собственный организм и психофизиологическую природу. Разумеется, он берет ее из других источников. Каким образом — этого мы пока до конца не знаем. Есть разные версии, в том числе трансперсональная психология, почему я ею и занялся. Хочется разобраться: на чем мы стоим, что движет нами и определяет наши повседневные поступки? Система воздействует на наше сознание посредством культурных программ — это прямое манипулирование. Но система внутри нас заползает в подсознание. Здесь уже используется более сложная техника манипулирования, с которой трудно работать. Большинство людей считает: это и есть их Самость. Они выдают некие системные качества за свою индивидуальность. Я понимаю, что с ней надо бороться не в сфере сознания, а на уровне подсознательного, выстраивая на его границе с сознанием защитные барьеры. Наша Самость (самобытие) возможна только при достижении аутентичности — способности оставаться самим собой в любой ситуации взаимодействия. Каждый человек не только находит оправдания своим сомнительным поступкам с точки зрения принятых нравственных критериев, но и формирует легенды, переписывает свою жизненную историю, выбрасывая из нее непривлекательные моменты и события. Эти легенды становятся частью его Самости, находящейся в состоянии перманентной сборки и разборки. В самом же центре Самости формируются жизненные принципы и установки долговременного характера. Жизненные легенды, как и вспомогательные гипотезы у Локатоса, возникают в буферной зоне, а принципы схожи с его аксиоматическим ядром, которое не подвергается столь частой замене, как гипотезы.

— А насколько искаженным считаете наше состояние и сознание из-за того, что мы прожили значительный период в тоталитарной системе координат, где, начиная с детского садика, закладывалась жесткая коммунистическая парадигма, существенно отличная, например, от западной? Насколько принципиальная разница между ними? — По большому счету здесь я не вижу принципиальной разницы. Это — две разновидности одной тоталитарной системы. Просто одна связана с прямыми силовыми формами воздействия на человека, другая воздействует на его сознание и поведение опосредованно. Но насилие осуществляется в той или иной форме и здесь, и там. Вообще, признаком любой так понимаемой системы является институционально узаконенное насилие над личностью. Система почему-то берет на себя ответственность — принуждать нас к определенному поведению (вспомним формулу: «принуждение к миру»). Апеллируя к интересам целого или находя еще какие-то объяснения, она принуждает через какие-то политические, административные, экономические механизмы. Например, в США сегодня сложилось самое крупное полицейское государство. Там шагу нельзя ступить, везде камеры расставлены, существует разветвленная система доносов. Все 24 часа в сутки человек находится под незримым наблюдением системы. Более того, привычка к слежке, желание поддерживать систему всеобщего контроля воспроизводится на личностном уровне. Человек может тебя запросто подставить, заложить, не зная всех нюансов системных техник манипулирования. Известны примеры, когда американцы приглашают в гости своих приятелей, вместе с ними принимают спиртные напитки, и, как только гость отъезжает на своей машине, хозяин звонит в полицию: мол, такой-то гражданин в нетрезвом виде будет проезжать по такому-то шоссе с такими-то номерами. Здесь налицо все или большинство признаков тоталитарной системы, которая предполагает не только насилие, но и контроль, слежку, различные способы и технологии манипулирования. И я не вижу принципиальной разницы между этими видами системы, хотя имеются нюансы. бизнес и культура 1(4)·2013

философия

Cистемами пронизан весь мир людей. Кроме глобальных систем существуют системы разного порядка. Вы лично тоже живете в системном мире, но сегодня в отличие от советского периода можете выбирать, в какой системе жить. К одной человек лучше адаптируется, к другой хуже. Но вне систем жить нельзя. С ними надо научиться сосуществовать. Системы манипулируют нами, мы же должны использовать системный потенциал, в том числе административные ресурсы, в собственных целях и уходить от системных ловушек, которые расставлены на всем протяжении жизненного пути. Это дипломы, почести, награды, наконец, признание и уважение окружающих, которые ценят не наши личные качества, а статусные моменты. Человек выстраивает внутри себя антисистему, чтобы защитится от системного воздействия. И эта антисистема также порабощает его, потому что любая системность (даже со знаком «минус») ограничивает пространство свободы субъекта, налагая на него новые требования, противоречащие зачастую его интенциям (экзистенциальным установкам). Это связано с трансцендентной и тоталитарной природой систем. Для системы важны такие критерии развития, как жесткая иерархия («вертикаль»), карьеризм, успех, эффективность, целесообразность, «высшие» интересы и прочее. Жизненный же мир человека устроен иначе. Он основан на горизонтальных коммуникациях. Этот мир подчинен условиям становления как процесса перманентного и непрерывного свершения человеческого в человеке. Поэтому для него значимы, прежде всего, творчество, счастье, взаимопонимание, желание реализовать свой потенциал в окружении себе подобных. Это то, что мы называем земными радостями или обыкновенными человеческими ценностями. — Композитор Александр Журбин, проживший в Штатах немало лет, объяснил мне разницу между американцами и нами. Дескать, у нас за редчайшим исключением для людей органичен социальный пессимизм. У американцев, напротив, по большей части все хорошо. У чувака, скажем, сын наркоман, теща идиотка, жена шлюха, а он на сакраментальный вопрос «Как дела?» неизменно отвечает: «Fine!..» То есть все зашибись! Вот такая странная стратификация. Насколько она справедливая… Какая все-таки разница между нами? — Стратификации не свойственны критерии справедливости/несправедливости. Она складывается безоценочным образом. По моим собственным критериям можно предположить, что американцы преимущественно относятся к так называемому «внешнему» типу. Их менталитету 84

бизнес и культура 1(4)·2013

не свойственно быть обуреваемым страстями и стремиться загнать свои эмоции и страсти в глубь себя. А русские — это «внутренний», по преимуществу эмоциональный тип, хотя бывают исключения. У них все и почти всегда о’кей, а у нас на вопрос, как дела, отвечают долго и пространно, вспоминая все свои неприятности. У нас не очень хорошо не только потому, что мы эмоционально и непосредственно реагируем на происходящее, принимаем многое к сердцу, но еще от общего жизненного неблагополучия. Они умеют уходить от прямого воздействия системы, научившись за многие годы, даже столетия выставлять барьеры внутри себя. Поэтому внешне у них все о’кей, а то, что внутри кошки скребут, — уже их личное дело. Они это умеют скрывать. Мы пока не научились массировать свой жизненный мир, выставляя психологические барьеры и создавая субъективные фильтры перед разными системами. — Намедни в прессе заговорили, что у нашего лидера возникли проблемы со здоровьем после прогулки со стерхами. Если вдруг это звено выпадает из конструкции, то какие возможны сценарии? — Вопрос политический и отчасти провокационный. Я не политолог и буду отвечать на языке, к которому привык, на языке представлений о квазисистемных деформациях мира. Поскольку то, что я называю системой, на самом деле есть квазисистема. Это не имеет отношения к системному подходу как таковому. Как известно, система в общепринятом смысле есть любое более или менее целостное явление, интегрирующее внутри себя элементы по какому-либо из оснований. Для меня же система есть организационно оформленное целое, которое, обладая ресурсами и рычагами насилия, стремится установить контроль и использовать техники манипулирования над поведением людей. Повторяю: без систем вообще нельзя. Но они бывают разные — от мягких до жестких и тоталитарных, уродующих человеческую природу. А у нас сегодня сложилась система, условно говоря, не человекосоразмерная. Она противоречит многим принципам человеческого бытия, в том числе элементарному стремлению человека к счастью, благополучию и т. п. И посему она заведомо обречена на какие-то трансформации вплоть до самоликвидации. Причем эта система не может быть уничтожена извне. Напротив, перед внешней угрозой она мобилизуется, крепчает. В конце концов,

она исчерпает себя (свои ресурсы) и разложится изнутри. Деградация уже идет полным ходом. Наша система не соответствует стратегическим запросам и коренным интересам общества. В этом смысле она антисоциальна и не может долго существовать, хотя ее агония может затянуться на годы. И поэтому кто там будет лидером — не так важно. Я не хочу сейчас обсуждать конкретные персоналии. Могу сказать, что система содержит в себе антагонизм, который ее же саму и ликвидирует. На обломках старой системы возникает новая, цели которой приближены поначалу к интересам людей. Ведь не американцы же развалили Советский Союз. Это сделали наши новоявленные лидеры в угоду своим каким-то, отнюдь не национальным интересам. То же самое произойдет и с данной системой. Ибо от систем мы не застрахованы, они всегда будут с нами. Пока мы не придумали другого способа общежития, будем жить в системном мире. — И снова по поводу иллюзии изменить мир… Рискнете ли даже в самом общем плане сформулировать какие-то рецепты переформатировать эту систему на более устойчивое состояние? — Переформатировать ее можно, но для этого нужна добрая воля очень многих людей. Не уверен, что таковая сегодня появится. Люди устали от борьбы за выживание. Они уже ни во что и никому не верят. Убедить их в необходимости

перемен будет не просто. Переформатировать же нынешнюю систему нужно в разных отношениях. Я бы выделил в первую очередь два главных вектора: а) вектор экологически устойчивой экономики, то есть вообще экологический вектор; б) вектор человеческий или антропологический. В обоих случаях мы деградируем и как нация, у которой с каждым годом становится все меньше и меньше шансов на экономическое и социальное процветание, и как человеческая популяция. И если мы ничего не будем предпринимать, то это плохо кончится. И уже неважно, какая это будет система. У нее не будет человеческого материала, который можно беспощадно эксплуатировать. Система питается нами — «человеками», нашей энергией всех вместе и каждого в отдельности. Мы же отдаем ей очень многое взамен на некие гаранты безопасности и относительного благополучия. Тем самым мы вступаем в сделку не только с этой системой, но и собственной совестью, пытаясь убедить себя и других, что сие неизбежно и подругому жить нельзя. До тех пор, пока система принципиально не угрожает нашей безопасности, мы готовы ее терпеть. Но нет такой системы, которая бы не вступала в конфликт с человеческим сообществом. Рано или поздно она становится самодостаточной и начинает работать на себя, как, впрочем, и предыдущая. Я не знаю рецептов избавления от системной организации. Можно лишь предложить меры противодействия деструктивному воздействию систем на человека. Но это тема отдельного разговора. — А каково значение института собственности в смысле влияния на устойчивость системы? — Человеку в жизни не так много нужно. Институт собственности — не самое главное. Это, если хотите, терминология прошлого и даже позапрошлого века. Сегодня больше в ходу такие понятия, как «сфера влияния», «символический капитал», а не нечто материализованное и выраженное в каких-то денежных единицах. Собственность для меня не является такой уж значимой единицей. Для большинства наших сограждан — увы! Просто они еще этого в себе не пережили, вот и отношение к собственности у них весьма болезненное. Я полагаю, что в ближайшие полвека прорастет какая-то новая модель общественного развития. Возможно, это будет «экосоциализм». Но не капитализм. Он себя исчерпал. Эта система эксплуатации человеческих и природных ресурсов не совместима с нормальным существованием ни человека, ни природы. Поэтому лично я выступаю за новую форму социализма с экологическим и человеческим лицом (разумеется, при сохранении так называемой мелкой и средней собственности и элементов государственности). А прежняя, олигархическая система должна уйти. С моей точки зрения, не должно быть людей, обладающих монополией на целые отрасли, на недра. Вообще, недра, природа, земля — это достояние всего общества, поэтому передавать это в руки немногим особям и ждать, что они распорядятся им ответственно и в интересах всего общества, не приходится. бк

бизнес и культура 1(4)·2013

кино

Великое Немое Текст: Михаил Шевелев

Кадры из фильма «Пиковая дама»

Я считаю, что кинематография — пустое, никому не нужное и даже вредное развлечение. Только ненормальный человек может ставить этот балаганный промысел в уровень с искусством. Все это вздор, и никакого значения таким пустякам придавать не следует. Николай II Александрович, Император Всероссийский

• Исторически сложилось, что русская цивилизация вплоть до XVI века могла похвастать только церковным искусством. Что уж говорить: когда в Российской империи только давали «зеленый свет» освобождению крепостных, в Европе отмечали еще и поезд навстречу — пуск первого метро. Да и сияние индустриализации, пробивающееся сквозь прорубленные Медным Всадником окна, еще долго добиралось до всех уголков неказистых срубов русского поселянина. Но в одном мы всегда были непозволительно сильны: язык, его эмоциональность, многоликость, обширная семантика чувств стали отдушиной для народа, прошедшего серьезные невзгоды и лишения. Перманентная пассионарность или, напротив, спокойная, скорбная мудрость избранных авторов-мыслителей, впоследствии признанных мировыми культурными колоссами, и стиль, образ жизни людей, вынужденных выслушивать гулкие стуки топора со стороны цветущего сада и испорченных квартирными вопросами, стали нашей визитной карточкой. И любой мало-мальски известный заграничный товарищ после дежурных «люблю ваших женщин» упомянет свое увлечение «Достоевский-Толстой-Пушкин» (но только в пересказе). В общем, как заметил один чудесный современный поэт и гражданин: «В России нечего больше делать, кроме как читать книги». И это очередное признание того, что путь к русской душе лежит именно через слово… Смерть Александра Сергеевича Пушкина, умудрившегося за отведенные судьбой 37 земных лет создать русский литературный язык, случилась ровно за полвека до начала интереснейшей изобретательской гонки, развернувшейся между Америкой и Европой, в какой-то мере определившей направления и особенности будущей мировой культурной жизни. В своей сути она скорее дополняет литературу. К ней она и будет обращаться для поддержания собственных кондиций. 86

бизнес и культура 1(4)·2013

Может ли быть кинематограф самостоятельным искусством? Разумеется, нет. В. В. Маяковский

•

О кино и поговорим…

1887 году великий изобретатель Томас Альва Эдисон начал экспериментировать с аппаратом для записи и воспроизведения «движущихся картинок». В итоге через пару лет публике был представлен «кинетоскоп»: технологичный ящик, который прокручивал целлулоидную пленку и синхронизировал его с записанным на фонограф звуком. (Куда там «Певцу джаза» 1927 года, увитому лаврами «первого звукового»!) И только в 1895-м предприимчивые Люмьеры, посетившие презентацию эдисоновского «кинетоскопа» и уловившие любопытный тренд, с помпой пустили сквозь парижский Гранд-кафе поезд куда-то в район станции Ла Сьота. Вскоре «синематограф» (так окрестили свою наработку Люмьеры) отправился в турне по Англии, Германии и Италии, посетив также Российскую империю. Новинку принимали и петербуржский «Аквариум», и столичный сад «Эрмитаж», и Киев с Харьковом, и Ростов-на-Дону. Алексей Горький (Пешков), оказавшийся на одном из показов в Нижнем Новгороде, под впечатлением от увиденного напишет: «На вас идет курьерский поезд — берегитесь! Он мчится, точно им выстрелили из громадной пушки, начальник станции торопливо бежит рядом с ним… Публика нервно двигает стульями — эта махина железа и стали в следующую секунду ринется во тьму комнаты и все раздавит…» В отличие от мгновенного признания позитивного потенциала «надвигающегося машинного», оценкой опасности и сокрытой угрозы мало кто занимался. Разве что Владимир Ильич надеялся, что, когда уж кино перейдет в руки настоящих деятелей социалистической культуры, оно станет одним из могущественнейших средств просвещения масс. Да и будущий буревестник революции горько отмечал, что в условиях торгашеского общества «он [синематограф], прежде всего, послужит вкусам ярмарки и разврату ярмарочного люда». Так и случилось — непросвещенные отечественные дельцы, напав на золотую жилу, бросились к «галльскому петуху» Пате скупать проекторы и комплекты короткометражек, частенько порнографического содержания, — и усиленно катать «живую фотографию» по городам и весям, заботясь исключительно о прибыли. Киноиндустрия в России в первые годы успешно дистанцировалась от сотрясавших страну кризисов и борьбы политических движений, будучи просто активно развивающейся сферой малого предпринимательства. Тем не менее нередко на «рынок» выбрасывались провокационные картины типа «Кровавое воскресенье», «Восстание на броненосце «Потемкин», которые по царскобизнес и культура 1(4)·2013

кино

цензурным соображениям до отечественного зрителя не доходили. Собственно, русский зритель вплоть до 1907 года и не мог углядеть за ослепляющими вывесками электротеатров быт своей родной страны — все довольствовались исключительно импортной продукцией. Выход первых русских фильмов массового пользования совпал с появлением приложения-вкладки «Кино» к фотожурналу «Светопись». Просуществовал он недолго — всего год, его место занял киножурнал «Сине-фоно», организованный Самуилом Лурье, ставший фактически основной платформой для рождающейся российской киножурналистики, издания с серьезными статьями о кинопроизводстве, рассуждениями о перспективах звука и цвета и прочими любопытными материалами. Многолетняя литературная традиция русского народа стала для развивающегося кинематографа неисчерпаемым банком новых идей и сюжетов. Параллельно с инсценировками исторических событий (первый полнометражный «Оборона Севастополя» в 1911-м) или отображениями «жития» персоналий («Петр Великий» в 1910-м), широко известных в массах, владельцы киноателье и торговых домов (особенно стоит выделить Дранкова, Ханжонкова и Ермольева) начали широко вводить в репертуар экранизации популярных художественных произведений. Одной из самых значительных кинокартин дореволюционной России, объединившей между первым и последним титром практически все, на что способны были в то время кинематографисты, стала «Пиковая дама» (1916) режиссера Якова Протазанова по повести А. С. Пушкина. Фильмы такого порядка, такого качества и изощренного технического превосходства стали впоследствии уважительно величать «Великим Немым». Ну а Протазанову, одному из виднейших мастеров дореволюционного, а затем и советского немого и звукового кино, именно «Пиковая дама» подсказала выигрышную комбинацию в судьбоносный штосс, победа в котором навеки впечатала его имя в мировую историю. Думаю, кинематографом можно было бы воспользоваться с хорошей целью, в некоторых случаях он мог бы быть даже полезнее книги. Необходимо, чтобы синематограф запечатлевал русскую действительность… она должна при этом воспроизводиться так, как она есть, не следует гоняться за выдуманными сюжетами. Л. Н. Толстой

• ротазанов ориентировался на узнаваемый широким зрителем литературный материал — никто в то время не мог гарантировать экономический успех оригинального кинопродукта. Выбор основы для своей первой режиссерской тоже символичен — дебютом стала экранизация «Бахчисарайского фонтана» Пушкина

П 88

бизнес и культура 1(4)·2013

(1909). Дальше — гоголевская «Майская ночь, или Утопленница», «Первый винокур» Толстого (обе — 1910), «Песнь о вещем Олеге» (1912) … Но далеко не все шло так гладко: амбициозный проект «Уход великого старца» о последнем периоде жизни Л. Н. Толстого, снятый с помощью «кинокомпании П. Тимана и Ф. Рейнгардта», спровоцировал скандал — родственники писателя в пух и прах разничтожили картину: «… Приходится констатировать, что циркулирующие в городе слухи о возмутительном надругательстве над именем моего покойного отца — чистейшая правда. Я… приложил все усилия к тому, чтобы она не увидела света. В России картина демонстрироваться не будет». Спустя 6 лет Протазанов полностью реабилитировался, выпустив на экраны потрясающего «Отца Сергия» (1918), который после «Пиковой дамы» и «Сатаны ликующего» (1917) окончательно обессмертил творческий союз режиссера с «его» актером — суперзвездой немого русского кино Иваном Мозжухиным. Подвижник Протазанов яро проповедовал симбиоз уже заслуженного опыта театральных подмостков с пребываемым в нежном возрасте кинематографом — постоянно обращаясь к МХАТу и другим коллективам, с нуля создавал свой уникальный метод работы с персоналом и актерами, давая им возможность непосредственно участвовать в творческом процессе. Что до внимания, уделяемого режиссером отбору глубоких литературных произведений с остросоциальной или гуманистической подоплекой, — ему в этом тоже не было равных. После недолгого пребывания в Париже и Берлине Протазанов возвращается уже в советскую Россию, где после технически совершенной, но идеологически пустой «Аэлиты» (1924) по роману Алексея Толстого останавливается на идеологически верных революции и сочувствующих советскому быту историях: приключенческий «Его призыв», рассказ о «Закройщике из Торжка» (оба — 1925) Пете Петелькине, легком и позитивном хите того времени. Но утилитарные эксперименты Протазанова долго не занимали — многие следующие фильмы являлись экранизациями произведений, искусно перенесенных на экран литературнодраматургическими дарами режиссера и его соратника по перу Олега Леонидова. Моя «Пиковая дама» в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку, туза. А. С. Пушкин, 1834

• бсолютные в своей художественной поэтике произведения Пушкина неоднократно экранизировались — собственно, жизнь и смерть поэта тоже часто становилась объектом киноисследований: на разных этапах развития советского кино было выпущено

6 околобиографических фильмов, а самая первая «пятиминутная» попытка рассказать о жизненном пути великого соотечественника была предпринята Василием Гончаровым в 1910 году. Но что касается великого немого периода — то пантеон экранизаций совершенно и полностью занимает старая графиня, которой некогда граф Сен-Жермен открыл тайну трех верных карт, выигрывающих кряду.

Александр Бенуа. Иллюстрация к повести «Пиковая дама»

Работа Якова Протазанова с первых сцен поражает своей будто сошедшей с иллюстраций А. Н. Бенуа композицией и выразительностью образов. Еще не совсем опытный режиссер сумел не только следовать пушкинскому наследию, не гнушаясь чтением между строк, но и органично вплести личные методы трактования материала и киносъемки. Художественный ансамбль байронического Германна в исполнении Мозжухина, особенно в демонической последней части фильма, с рассыпающейся роскошью дряхлой графиней и поданной во флешбеках ее молодой кокетливой версией — становится одним из важнейших открытий фильма. И в сравнении с будущими попытками режиссеров приблизиться к мистическому состоянию, переданному на пушкинских страницах, только ведомая галантным Протазановым «Пиковая дама» обладает мощнейшим энергетическим зарядом и необъяснимым послевкусием… 4 июля 1896 года в «Нижегородском листке» был опубликован очерк-впечатление о первых фильмах братьев Люмьер, подписанный именем M. Pacatus. «Вас переносит в неестественно однотонную жизнь без красок и без звуков, но полную движения, — жизнь привидений или людей, проклятых проклятием вечного молчания, — людей, у которых отняли все краски жизни, все ее звуки, а это почти все ее лучшее…» Неизвестно, изменилось ли мнение о кинематографе у скрывавшегося за псевдонимом Максима Горького со временем — кино на одну долю рождалось и умирало каждый последующий год, вплоть до наших дней, — но в одном писатель был не прав. Немое киноотражение нашей жизни часто бывает гораздо более красноречивым и честным, чем укутанные в сети слов мысли и эмоции человеческие… Великое Немое. бизнес и культура 1(4)·2013

история

выступлений в дореволюционной России. На современников речь Федора Михайловича произвела огромное впечатление, о ней много спорили, ее критиковали. Но, наверное, здесь произошла первая явная подмена — Пушкин из «причины» стал «поводом», современный писатель Игорь Клех совершенно точно подметил, что праздник открытия памятника стал победой идеологии над поэзией… В 1899 году — первый крупный юбилей А. С. Пушкина, праздновавшийся официально. 100 лет со дня рождения. Здесь все уже совсем серьезно. Если открытие памятника в 1880 году затронуло в основном столичную общественность, то столетний юбилей праздновался по всей России. Может быть, торжества были бы менее масштабны, но был указ о чествовании дня столетия поэта, подписанный императором Николаем II. Мероприятия, проводившиеся

Портрет А.С. Пушкина работы В.А. Тропинина

Помнить Пушкина По поводу юбилеев А. С. Пушкина написано очень много. На сайте Пушкинского дома представлена огромная подборка публикаций о празднованиях его юбилеев. Моя задача — очертить некоторые детали. Я постараюсь показать, как отмечали Пушкинские праздники у нас в Челябинске, особенно первый официальный юбилей, в 1899 году. Конечно, здесь будет рассказано лишь о малой части того, что было. И, разумеется, это будет субъективное изложение. Но и тема ж такая.

— Отец… — сказал Витька. — Ну что? — Пушкин гений? — Гений, — твердо сказал Зотов. — Потому что он чувства добрые лирой пробуждал, и в свой жестокий век прославил свободу, и призывал милость к падшим. Пушкин гений. — Пушкин сказал: гений и злодейство несовместны. — Молчи, сынок, — сказал Зотов. М. Анчаров «Как птица Гаруда»

Наверное, первой ласточкой будущих чествований памяти великого поэта был выпуск в 1862 году юбилейной медали в память 25-летия его гибели. Впоследствии их будет много, разных по оформлению, материалу, размеру, но эта была первой. Первое масштабное «празднование Пушкина» случилось вовсе не по юбилейному поводу — в 1880 году был открыт памятник поэту. Воплотилась идея, высказанная задолго до этого, — еще в год смерти поэта В. А. Жуковский обращался к царю с просьбой об увековечении памяти Пушкина. На открытии памятника выступил Ф. М. Достоевский — это, пожалуй, одно из самых известных (если не самое известное) публичных

бизнес и культура 1(4)·2013

по всей стране, были разнообразны и многочисленны. Правительство выкупает у наследников поэта усадьбу Михайловское для организации в ней музея. Выходят многочисленные издания произведений, выпускаются портреты, несколько десятков жетонов и памятных медалей, в Михайловском сооружают «Храм славы» Пушкина и т. д. и т. п. Надо отметить, что Челябинск довольно активно готовился к празднованию знаменательной даты. В феврале 1899 года Челябинская городская дума обращается в разные образовательные учреждения города с запросом, не желают ли они принять участие в праздновании юбилея поэта. Если да, то надо было прислать конкретные предложения. 9 марта 1899 года дума создает комиссию, которая должна выработать «план и порядок чествования, от лица города, дня столетия 26 мая 1899 года, со дня рождения поэта А. С. Пушкина». В комиссию вошли М. Н. Крашенинников, И. К. Покровский, А. Ф. Бейвель и другие известные люди. Возглавил комиссию городской голова П. Ф. Туркин. Предложения по проведению праздника в целом и по некоторым отдельным деталям направили: Общество попечения о начальном народном образовании г. Челябинска, городская бесплат-

Медаль к 100-летнему юбилею Пушкина

ная библиотека-читальня и гласный думы, старший из братьев Покровских — известных челябинских предпринимателей и меценатов — Иван Корнильевич.

Об щ ест в о по печени я пред л аг ало : 1. Устроить литературные чтения произведений Пушкина (для интеллигенции) 26 мая. 2. Литературно-музыкальный вечер для народа и учащихся в здании цирка 27 мая. 3. Иллюминацию и гуляния в Городском саду вечером 27 мая. 4. Выписать «известное количество» экземпляров сочинений Пушкина. 5. Приобрести для всех начальных училищ Челябинска портреты Пушкина. Библиотека попросила денег на заказ металлического бюста поэта, чтобы поставить его в читальне. Комиссия одобрила все предложения. Любопытна формулировка относительно бюста в журнале заседания комиссии: «мысль о постановке бюста поэта Пушкина в натуральную величину в таком учреждении, как в городской безплатной народной библиотеке- читальне, вполне симпатична». Несколько предложений внесла сама комиссия, в частности, провести панихиду на Петровской площади. По этому поводу протоиерей Христорождественского собора М. Кремлев осторожно ответил городскому голове, что «относительно совершения богослужения 26 мая сего года, в день столетия со дня рождения поэта А. С. Пушкина, распоряжения от Оренбургскаго Епархиальнаго начальства еще не последовало». Комиссия рекомендовала определить расходы на мероприятия, о которых говорилось выше, в 275 рублей. Отдельно нужно сказать о предложениях И. К. Покровского. Он направил их в Комиссию по организации «че-

ствования» в письменном виде 28 апреля 1899 года. Итак, каков был проект (иначе и не скажешь) И. К. Покровского. «1. В день 26 мая 1899 года после заупокойной литургии в соборе отслужить в Детском саду панихиду при участии всех ведомств, учащихся, войск, народа и с провозглашением «вечной памяти болярину Александру». 2. Поручить попечителям школ и Попечительному совету прогим назии организовать совместно с учебным начальством и педагогическим советом в день чествования столетней годовщины рождения А. С. Пушкина юбилейное празднество для учащихся. 3. Во всех учебных заведениях, содержимых городским общественным управлением, поставить в каждой классной комнате одинаковые портреты А. С. Пушкина, такой же портрет поставить в приюте. На портретах сделать следующую печатную надпись: «От Челябинской городской думы в ознаменование столетней годовщины рождения А. С. Пушкина». На приобретение портретов ассигновать 150 рублей. Портреты приобрести от Московского комитета Общества любителей художеств, исполненные в мастерской при Берлинском фотографическом обществе с портрета-оригинала, писанного с натуры художником Тропининым.

Пушкинский садик в Челябинске. Фото начала XX в.

бизнес и культура 1(4)·2013

история

Повестка членам Пушкинской комиссии городской думы

4. 5. 6. 7. 8.

В день чествования столетней годовщины рождения А. С. Пушкина раздать безвозмездно всем учащимся прогимназии, также в начальных городских школах, детям городского приюта и посетителям безплатной городской библиотеки по экземпляру избранных сочинений А. С. Пушкина, издания Министерства финансов или, взамен этого издания, юбилейный Пушкинский сборник издания Петербургского городского общественного управления с следующей печатной надписью на книге: «От Челябинской городской думы в ознаменование столетней годовщины рождения А. С. Пушкина». На приобретение изданий ассигновать 200 рублей. Детский сад на бывшей Петровской площади назвать садом в память А. С. Пушкина, для чего сделать на металлической доске соответствующую надпись и прибить ее над входными воротами в сад. В этом Детском саду поставить металлический бюст А. С. Пушкина, для чего списаться с Астраханским и Киевским городскими управлениями, которыя тоже ставят бюст А. С. Пушкина в своих скверах. На металлический бюст ассигновать 500 рублей. Поручить Управе (имеется в виду Челябинская городская управа, исполнительный орган городской власти — Г.С.) организовать, совместно с комитетом Челябинского попечительства о народной трезвости, в день чествования столетней годовщины рождения поэта юбилейное Пушкинское празднество для народа, для чего ассигновать ту же сумму, какая будет отпущена комитетом попечительства о народной трезвости. Ассигновать 500 рублей в распоряжение Псковского комитета, состоящего под предводительством губернского предводителя дворянства, на приобретение, согласно Высочайшей воле о повсеместной подписке, бывшаго имения А. С. Пушкина в Псковской губернии, для устройства в нем благотворительных учреждений имени поэта».

бизнес и культура 1(4)·2013

Реклама изданий, выпущенных к юбилею А.С. Пушкина

Кроме этого, Иван Корнильевич предлагал зарезервировать участки в 95-м и 96-м кварталах Челябинска (сегодня это территория, где располагаются городская администрация и здание Челябинвестбанка, на площади Революции) для строительства каменного здания городского начального училища имени А. С. Пушкина. Городская дума подвела итог обсуждениям программы мероприятий, 30 апреля в журнале заседаний записано: «1. Назвать Пушкинским городской Детский сад на Петровской площади. 2. Установить стипендию от города Челябинска имени поэта А. С. Пушкина для одного из учеников из детей жителей города Челябинска, по усмотрению Думы, для средне-учебного заведения в г. Челябинске, ассигнуя на этот предмет из текущих городских доходов по 240 рублей, когда будет открыто в Челябинске средне-учебное заведение, внося расход этот в городския сметы. (Вопрос этот решен закрытою баллотировкою шарами — 26 голосов (направо) получилось за установление стипендии в 240 рублей и 2 голоса (налево) против установления стипендии.) 3. 26 мая, в день предстоящаго праздника, после литургии отслужить по поэте А. С. Пушкине панихиду на Петровской площади, в присутствии всех городских учащихся, учительскаго персонала, гласных Думы и народа. Если будет ненастная погода, то панихиду отслужить в соборе. 4. Предложить фотографу Ф. Т. Катаеву, не пожелает ли он снять для распродажи фотографии во время служения панихиды. 5. Принять полностью расход по устройству Обществом попечения о начальном образовании в Челябинске литературного чтения произведений Пушкина (для интеллигенции) днем 26 мая.

6. Принять расходы по устройству литературно-музыкального вечера для народа и учащихся 27 мая, в помещении цирка. 7. Принять расходы по выписке 1000 экземпляров сборника стихотворений Пушкина изд. Комитета Харьковского общества распространения грамотности, ценою по 6 коп. за экземпляр, как предложено Комиссией. 8. Принять предложение гласного И. К. Покровскаго о выписке портретов Пушкина художника Тропинина или какой окажется лучше, выписав по одному портрету для прогимназии, для приюта, для народной безплатной библиотеки-читальни и для градских начальных мужских и женских школ, с подписью на портретах проэктированной господином Покровским. 9. Вопрос о постановке бюста поэта А. С. Пушкина в помещении городской безплатной народной библиотеки-читальни оставить открытым на тот случай, если бюсты будут в продаже, то вопрос возбудить в Думе снова. 10. Принять предложение И. К. Покровскаго о надписях на книгах для раздачи учащимся и народу следующаго содержания: «От Челябинской городской думы в ознаменование столетней годовщины рождения поэта А. С. Пушкина». 11. Предложение И. К. Покровскаго о постановке бюста поэта А. С. Пушкина в саду имени поэта на Петровской площади оставить открытым впредь до выяснения возможности приобретения бюста. 12. Предложение И. К. Покровскаго об ассигновании 500 рублей в распоряжение Псковского комитета, состоящего под предводительством губернского предводителя дворянства, на приобретение, согласно Высочайшей воле о повсеместной подписке, бывшаго имения А. С. Пушкина в Псковской губернии, для устройства в нем благотворительных учреждений имени поэта — отклонить, ввиду учреждения Думою стипендии для средне-учебнаго заведения в Челябинске. … 15. На выполнение всей программы чествования от лица города Челябинска дня столетия со дня рождения поэта А. С. Пушкина ассигновать 300 рублей, в том числе и на портреты А. С. Пушкина, и если этой суммы не достанет, то на выписку портретов вновь доассигновать, внеся вопрос в Думу». Насколько можно судить, панихиду по А. С. Пушкину отслужили, причем учащиеся с учителями и, очевидно, гласные городской думы размещались на аллеях Петровской площади, а «народ и солдаты» — за оградой, на дороге. Петровская площадь — это территория между современными зданиями областной администрации и бывшего часового завода и улицами Цвиллинга и Советской. Детский сад, переименованный в Пушкинский, располагался в западной части площади. Это место запечатлено на одной из дореволюционных открыток. Программа празднования в целом, видимо, была выдержана. Но заминка вышла с деталями. Причем заминка весьма солидная. В первую очередь выяснилось, что с покупкой книг у Харьковского общества распростра-

нения грамотности все не так просто. Повторю: юбилей праздновала вся страна, соответственно, городов, пожелавших осчастливить учащихся своих школ максимально дешевыми изданиями Пушкина, было очень много. А Челябинск «запряг» только в начале мая… Харьков просто не ответил на отправленные телеграммы. Начали заказывать книги в Москве. В результате было получено 584 экземпляра сочинений А. С. Пушкина, 8 экземпляров книги «Слава Пушкина» и столько же «Памяти Пушкина». Всего это обошлось городу в 135 руб. 44 коп. Возможно, это не полный перечень полученных книг. С портретами поэта вышло еще веселее — окончательно вопрос их покупки решался на заседании городской думы… 28 октября 1899 г. В итоге решили выделить каждому учебному заведению по 5 рублей, чтобы там самостоятельно приобрели какой-нибудь портрет А. С. Пушкина, в раме и под стеклом. Правда, И. К. Покровский сказал, что прогимназии этих денег выделять не надо, поскольку там портрет поэта уже имеется (очевидно, был куплен самим Иваном Корнильевичем). При этом городские власти пытались приобрести бюст поэта, но в правлении Общества Кыштымских горных заводов отвечали, что у них в наличии имеется лишь маленький вариант бюста в 7,5 дюйма высотой и в 4 дюйма шириной (т. е. примерно 20х10 см), обещая, что в октябре выбор будет больше. Возможно, город и приобрел бюст для библиотеки-читальни.

Ж. Кокто. Афиша выставки в Париже, 1937 г.

бизнес и культура 1(4)·2013

история

Заметки о праздновании Пушкинских дней в Челябинске, 1937 г.

Как бы то ни было, юбилей в Челябинске отпраздновали не хуже, чем в других провинциальных городах. Если взять проект празднования юбилея, внесенный И. К. Покровским, и итоговый документ, принятый городской думой, то окажется, что примерно таково было соотношение по России — либералы предлагали мероприятия (зачастую хорошие), а «общественность», в лице местных органов самоуправления, их не поддерживала… В статье, посвященной празднованию юбилея 1899 года, Н. П. Берков писал: «… пушкинский юбилей вызвал и другие проекты общественной инициативы; впрочем, эти проекты разделили судьбу многих иных либерально-буржуазных начинаний. Еще в 1898 г. была выдвинута идея «всенародной подписки на выкуп с. Михайловского» у наследников поэта, его сына Г. А. Пушкина. Однако попытка эта не увенчалась успехом; плачевные результаты сборов показывали, как мало было заинтересовано «русское общество» в сохранении пушкинского уголка. Как известно, правительство выкупило в 1899 г. это имение за 115 тыс. рублей. … Особенно прославились городские думы Белгорода, Вольска и Серпухова, вовсе отказавшиеся чествовать память Пушкина. В последнем городе мотивировка была дана более чем неотразимая: «Пушкин положительно ничего для г. Серпухова не сделал»… Если медвежьи углы, вроде Вольска и Серпухова, проявили себя таким позорным образом, то не меньше удивления вызывает отказ Московской думы в пере-

бизнес и культура 1(4)·2013

именовании Тверского бульвара в Пушкинский, в приобретении городом дома, в котором родился Пушкин, в постройке пяти школ имени поэта и т. д.». То, что происходило в Челябинске, вовсе не было признаком нашей местной замшелости. Это было проявлением общих настроений. Увы, но А. С. Пушкин в то время еще не воспринимался как поэт общенародный. Точнее, воспринимался, но очень тонкой «прослойкой» образованных людей. Подчеркну — не грамотных, а образованных. А таких в России того времени было не очень много. Поэтому посылать 500 рублей в Псков на покупку бывшего имения какого-то поэта — это уже блажь, с точки зрения купцов и мещан, людей практичных и приземленных. И даже то, что городским головой был П. Ф. Туркин, родоначальник челябинской словесности, ситуацию особо не изменило… Еще надо учитывать, что церковь к А. С. Пушкину относилась довольно прохладно. В некоторых губерниях местное церковное начальство запрещало проводить службы в память поэта. Вспомните осторожный ответ протоиерея Христорождественского собора М. Кремлева на письмо городской думы о проведении панихиды. Хотя в Челябинске, как и в целом в Оренбургской губернии, в этом отношении все было относительно «спокойно». Но гораздо важнее эффект, который оказали юбилейные мероприятия на население России и Челябинска в том числе. Раздача учащимся собраний сочинений поэта, проведение торжественной панихиды, юбилейных торжеств стали толчком, обозначившим начало изменения отношения к А. С. Пушкину в обществе в целом. Один из немногих городских садов, названный в честь поэта, стал постоянным напоминанием о нем. Кто-то сказал, что столетний юбилей со дня рождения А. С. Пушкина стал началом широкого знакомства русского народа с творчеством гениального поэта. Уже ради этого стоило затевать празднование юбилея… Следующий крупный юбилей пришелся на 1937 год — 100 лет со дня смерти «невольника чести». Загодя, в 1935-м, был создан Всесоюзный Пушкинский комитет, который должен был разработать программу мероприятий. Всесоюзный комитет выполнял роль популяризатора творчества Пушкина в Советском Союзе и, естественно, в мире. В СССР пушкинские стихи переводятся на языки более чем 50 народов страны, общий тираж изданий достигает 3 миллионов. Гигантские праздничные мероприятия проходят в Москве и на всей территории страны. Пушкина теперь не читал только совсем неграмотный или живущий уж совсем в труднодоступном селении. Используются и новые формы — 3 февраля 1937 года состоялся всесоюзный концерт, транслировавшийся Центральным радио. В концерте принимали участие ведущие солисты Москвы, Ленинграда, Киева и Тбилиси… Но одновременно происходит дальнейшая

идеологизация — Пушкин становится чуть ли не пролетарским поэтом, провозвестником революции. Нет, он, конечно, писал «товарищ, верь, взойдет она…», но ведь в Болдино или в Михайловское он ездил как вполне себе нормальный помещик… Практически параллельно в Париже русская эмиграция организует Всемирный (иначе Зарубежный) Пушкинский комитет, который возглавляет В. А. Маклаков и в который входят И. Бунин, С. Лифарь, М. Федоров и другие. Парижский комитет ставит своей задачей познакомить с творчеством поэта зарубежных читателей. Издаются книги, статьи в зарубежной прессе. Апофеозом деятельности комитета и лично Сергея Лифаря можно, наверное, считать выставку «Пушкин и его эпоха», открывшуюся в Париже в 1937 году. Афишу для выставки нарисовал Жан Кокто. Для эмиграции Пушкин был одним из символов Родины, а чествование поэта позволяло ощущать свою причастность к общероссийской культуре. И здесь, возможно, осознание его творчества и судьбы было острее и воспринималось как личное, а не «казенное». Очень хорошо это показывают строки замечательного русского поэта Георгия Иванова из его «Предсмертного дневника» (1958): Вы мне все роднее, вы мне все дороже. Александр Сергеевич, вам пришлось ведь тоже Захлебнуться горем, злиться, презирать, Вам пришлось ведь тоже трудно умирать. В Челябинске Пушкинский юбилей 1937 года отметили широко. По традиции, заложенной до революции, в его честь назвали Городской сад (до революции он назывался Сад городского общества). Имя Пушкина получили первый «современный» кинотеатр, построенный в 1937-м, а также улица, на которой этот кинотеатр стоит. И, естественно, как и вся страна, Челябинск стал воспринимать Александра Сергеевича как неотъемлемую часть своей жизни. Иногда назойливо неотъемлемую. Но тогда Пушкина не только «проходили», но и знали… Правда, все ж таки каждый по-своему. Было проведено очень много вечеров, торжественных заседаний, посвященных памяти Пушкина, — на заводах, в школах, областном комитете по делам искусств, в военных частях. Устраивали пушкинские вечера на дому, причем уже в пролетарском стиле — так, клуб железнодорожных рабочих имени Ленина провел вечер на квартире стахановца — товарища Чубина. В прессе печатались статьи, рассказывавшие о жизни поэта. Дом Красной армии провел «Пушкинскую анкету». В ней были указаны все известные произведения поэта, надо было подчеркнуть то, что человек читал. Многие указывали как прочитанные большинство произведений, а еще оставляли ком-

Кинотеатр им. А.С. Пушкина. Фото 1950-х гг.

ментарии, мнения. Характерна концовка публикации об этой анкете в «Челябинском рабочем»: «Бойцы Красной армии, как и весь многомиллионный народ нашей страны, любят Пушкина. В доблестной Красной армии Пушкин — любимейший родной поэт». Наверное, самое четкое представление о контрастах того времени дает небольшая заметка из местной газеты: «На тракторном заводе деятельно готовятся к столетнему юбилею со дня смерти А. С. Пушкина. В бараках 2-го участка проведено 11 бесед о жизни и творчестве великого поэта. Такие же беседы проведены на квартирах восьми стахановцев. В клубах завода проведено 3 пушкинских вечера, на которых побывало свыше двух тысяч рабочих. В клубе нацмен (национальных меньшинств — Г.С.) прочитана лекция на татарском языке о жизни и творчестве Пушкина. В декабре и январе около 3 тысяч читателей заводской библиотеки читали произведения Пушкина». Челябинский драматический театр поставил в юбилейный год две пьесы из «Маленьких трагедий»: «Скупой рыцарь» и «Каменный гость». Главный режиссер театра С. А. Головин писал: «Мы сознательно выбрали путь предельного лаконизма как в смысле художественного оформления, так и в смысле актерского исполнения. Простота и четкость — никакого украшательства и обыгрывания деталей. Пушкинский текст в этом не нуждается». Это лишь небольшая подборка выдержек из челябинской прессы начала 1937 года. Рядом с заметкой о подготовке пушкинского юбилея можно увидеть письмо рабочих ферросплавного завода, гневно осуждавших троцкистов и прочих «врагов народа». И можно много говорить об идеологизированности образа Пушкина в советское время. Но, в отличие от юбилея 1899 года, в 1937 году Александр Сергеевич стал реальным фактором культуры нашей страны, можно сказать, массовой культуры. И оставался таковым чуть больше полувека. Массовая культура, одной из составляющих которой является творчество Пушкина, это если и не предмет для гордости, то все же показатель определенного уровня и стиля.

бизнес и культура 1(4)·2013

арт-проект

странички из дневника Елены Щетинкиной Елена Щетинкина много лет неизлечимо больна Пушкиным, но это такая «болезнь», историю которой можно рассказать публично, в том числе и в журнале. Ну а поскольку Елена — художник, точнее — Художник, то она сама и проиллюстрировала странички своих признаний в безмерной любви к Александру Сергеевичу. огда-то, даже еще до института, я ездила «по пушкинским местам» — Болдино, Пушкиногорье… Просто порой вдруг срывалась так с папочкой порисовать. В первый раз мне просто предложили туристическую поездку на электричке в Пушкиногорье — и я поехала. Там меня что-то цепануло, я ведь ничего не знала, но как мне все понравилось! При том что тогда я увлекалась другими поэтами, а не Пушкиным… ну, еще не доросла

бизнес и культура 1(4)·2013

до него. Все это очень глубоко залегло во мне, я даже не вспоминала о той поездке. Другие искания были, институт… Тогда я еще в Ленинграде крутилась, пыталась поступить в Мухинское училище, потом в Москву приехала, поступила в Строгановское. А с Мухой не получилось, туда больше блатных принимали, деток известных художников или еще кого-нибудь. Но я-то по-честному хотела. Пру и пру только за счет своих талантов.

бизнес и культура 1(4)·2013

арт-проект

Да черта с два — меня тормозят и тормозят. Мало кто вообще сдавал на «пятерку» по рисунку, а я смогла. Но на «композиции» меня просто валили, чтобы своих протащить. Я не знала этой системы. Потом, когда поступила в Строгановку, приехала в Ленинград, а мне там говорят: «Ну чего ты там? Переводись к нам, в Муху!» — «Нет, вы меня не захотели, теперь я буду учиться в Москве…» *** Мало я спала, конечно. Занималась порой бестолково. Никто меня не вел за ручку — никто, ничего и никак. Тяжело было и работать, и на курсах заниматься. Работала маляром, да и много было перипетий всяких. После трех провальных попыток в Муху я даже не могла выбрать, куда мне податься. Думала сначала на стекло, а потом склонилась больше к керамике. Здесь все-таки синтез скульптуры, объема, графики — я же окончила в училище живописное отделение, работала «на плоскости». Я и сейчас графику люблю и просто акварель. И не выставляю какието приоритеты. А уже позже, когда я стала работать, всякие знатоки, искусствоведы пытались меня структурировать, отделить одно от другого, типа котлеты отдельно, мухи отдельно… Все пытались во мне разобраться: 98

бизнес и культура 1(4)·2013

«Мы не знаем, чего в тебе больше — графика, скульптора или еще кого…» Но зачем же разделять? Они во мне все вместе уживаются. Так я и жила, работала, училась. И вдруг в 1986 году я отчего-то вспомнила Пушкиногорье, Михайловское… Вот именно пейзаж — впечатление давнее. Я ж тогда в первый раз лишь наброски делала, ничего серьезного… Но мне тогда уже показалось, что в Пушкиногорье невозможно не писать стихи — настолько это поэтические места. *** Когда я приехала на Урал — вдруг у меня что-то внутри «стукнуло», причем я пошла к Пушкину не через стихи, а через какую-то трансформацию души. Вот. Потом уже начала в него вчитываться. Я почему-то чувствовала, что я ощущаю это так, как он ощущал. Ничего не могла с собой поделать. При том что не люблю, когда люди цепляются к гениям, великим людям — и на протяжении своей жизни делают из этого «кормушку», паразитируют на чужом имени. У одного нашего однокурсника отец-художник сел на такого «конька». Чтобы выезжать за границу, он рисовал заграничные места пребывания Ленина, кабинеты, в которых он сидел в Париже, в Женеве. Он писал такие якобы «ленинские места» — и прекрасно жил в советское время, когда все еще были невыездными. Такие вот прилипалы меня очень раздражают и сейчас. Ну а чтобы понять, разобраться в себе, наносное это или внутреннее, я поехала в музей Пушкина в Москву. Уже после института, в 1986-87 годах. Посмотрела всю пушкиниану, кто ее рисовал… *** К Пушкину я пришла не от стихов, а от пространства. Много лет оно таилось во мне, где-то в глубине. И вдруг всплывает: я это рисую — и чувствую, что как-то я Пушкина начала ощущать. Поначалу были такие смешные работы, но я вдруг поняла, что это очень дерзко. А из-за того, что не люблю, когда «цепляются» к гениям, я все внимательно посмотрела в Пушкинском музее и задала себе вопрос: «Смогу ли я как-то иначе представить Пушкина?» Ведь многие-многие художники обращались к его образу. И попросила себя ответить честно: «А могу ли я дерзнуть?» Нужно было очень честно ответить. Если я бы поняла, что не способна сказать ничего своего, то не стала бы свою пушкиниану продолжать. Здесь же меня никто ничем не обязывал. Никаких заказов у меня не было на тему Пушкина, никогда в жизни с деньгами это не было связано. И вот, все просмотрев, я поняла, что чувствую его образ как-то иначе. Я смогу. Я себе очень

четко отметила: да, я это смогу. Это не просто случайность, не какое-то модное поветрие или приурочивание к юбилею. И стала потихонечку работать… *** Что я делала? Соотношение между нами я внутренним ощущением измеряла. Хорошо, я художник, женщина. Он — мужчина. Я его через какие-то свои движения души воплощала. Не важно — кто ты там. Я через эту нить вошла, мне все было близко и понятно, его мироощущение такое. Я вполне могла понять, почему Пушкин любил, когда цыгане пели, и что он ощущал в тот момент… Я это точно знала. И вот так все тихонечко двигалось, поэтому я ничего не придумывала, не ставила никаких сверхзадач, но старалась как можно точнее… Вот брякнуло мне что-то сверху, привиделось: вот Он стоит передо мной — и все. И моей задачей было это уловить и постараться как можно точнее сделать. *** Квартира на Мойке, 12 ложится мне на сердце. Я ведь до Москвы, до института, крутилась в Ленинграде и очень много там бедствовала. Поэтому всякие переживания, какие-то глубокие личные ощущения легли в основу. В моем первом цикле в 1986 году в основном Пушкин в Петербурге прослеживался. Потом мне москвичи пеняли на выставке: «А чего это вы постоянно пушкинский Петербург рисуете? Почему его нет в Москве?» — «Ну, наверное, я его еще как-то внутри себя не перенесла в Москву…» Я как раз хотела опровергнуть отношение к Пушкину как к «солнцу русской поэзии». Его настолько подняли на монумент и причесали… А я его всегда ощущала как человека живого. Со всеми страстями, движениями его души, творческими порывами. Мне это хотелось сделать. И когда первые «музейщики» посмотрели мои работы, они сказали: «Ну, он у вас какой-то непричесанный, растрепанный…» Все потому, что они ощущали его на постаменте. Для них он был неприкасаемый гений, с бирочками… А я хотела не просто такую подачу развенчать, а показать его живым, как ощущала сама. Ну как человека изнутри его творческой кухни. *** Очень много литературы о Пушкине я прочитала, всех исследователей узнала… Вся литература ко мне ползла — я сейчас, может, чего-то не вспомню, но очень много всего было о Пушкине в советское время. Тынянов,

Вересаев… Всех я читала. Ну, может, не всех — я же не писатель, необязательно все читать. А именно интуитивно наткнуться на то, что мне вдруг даст какой-то толчок. Меня почти не интриговала его личная жизнь, только движение творческой души. Что там, как там о нем писали, проклинали — да Бог с ними со всеми! Меня интересовали творческие порывы. Я этот накал чувствовала. Письма его читала, поначалу многое насматривала — и далеко не всегда была согласна с его отображениями другими художниками. Я никогда ни у кого не срисовывала. Я ощущала его другим. Мне все замечали, что мой Пушкин более такого негроидного типа. Но он же и сам

бизнес и культура 1(4)·2013

арт-проект

говорил: «Себя как в зеркале я вижу, но это зеркало мне льстит». Я его видела, может быть, внешне даже пострашнее. И раньше я это даже подчеркивала, наверное, так ощущала… Сейчас я его воспринимаю уже более европейским, с каким-то большим усложнением. Но ничего не отвергаю из прошлого, что было, то было — да, я его таким воспринимала раньше. Я же тоже меняюсь — прошло ведь столько лет… больше четверти столетия. Но я никогда не бралась ни за скульптуру, ни за графику ради «чего-то сделать». А только по внутренней необходимости — когда я просто не могла ничего другого делать. И потом меня уже совсем с Пушкиным увязали, а меня это очень бесило, потому что я и другие вещи какие-то создавала! Я в Магнитогорске участвовала в пушкиниане в 1999 году — и мне задала вопрос одна преподавательница: мол, вам не стыдно ТАК рисовать Пушкина? Я не злюсь, когда такие вопросы задают, зачем злиться — просто как-то в недоумении остаюсь после… *** Для меня Пушкин — это многое… Я со временем в его поэзию начала проникать. Когда уже вошла в его образ. Но в тот момент, когда я его уже ощущала всей душой, мощь его поэзии была для меня еще прикрыта… Позже, позже пришло понимание. Может, даже сейчас я не все понимаю. Да и невозможно все понять. Одну сторону жизни Пушкина я еще не рисовала… Пушкин был игроком. Иначе он бы никогда не написал «Пиковую даму». Мне не свойственно это ощущение, но все же считаю себя человеком азартным. Это чувство моментального всплеска, касающегося «игры», — я ощущала… И отложила его в свою копилку. У меня был один момент: я хотела сделать скульптурную композицию на тему карточной игры — это очень, очень важный элемент пушкинской жизни — и все оставляла как бы «за пределами», не зная, как подступиться. Я в карты-то не играю, но предполагаю, что когда-то что-то подобное и сделаю… *** При всем при этом — что я сделала свою пушкиниану — мне никогда не предлагали официального заказа на эту тему. И я благодарна судьбе. Могло случиться так, что официальный 100

бизнес и культура 1(4)·2013

101

арт-проект

заказ, который бы я исполнила, у меня бы просто не взяли. Я благодарна судьбе, потому что я свободна. Но и мистики навалом. Пушкин сам везде проникает — какой бы темой я ни занималась, даже специально его отодвинув, он все равно дышит рядом. Он никогда не был в Париже, но в мою «парижскую тему» он пролез. Когда я подбирала стихи, нашла его стихотворения о Париже, глубочайшие… Я была поражена! Или, например, я делала «китайскую тему», отставив Пушкина, естественно. Потому что уже что-то может произойти механическое — нельзя делать одно и то же долго-долго, нужно во времени как-то отойти от одной темы, может, чуть-чуть измениться самой. Например, я делала, делала цикл пастелей в 1986 году — и когда уже дошла до предела, поняла, что ничего больше сказать не могу: вроде бы у меня кончился запал. Я ведь работаю такими «наплывами». И все, тогда я отставила пастели, занималась чем-то другим. Самое страшное, когда возникает какой-то образ, но ты его не сделаешь по каким-то причинам, ну занята, еще чего-то… И образ может уйти. А это такое очень внутреннее, об этом никто может и не знать и никогда не узнает. Но это — твое, то, с чем ты остался. То, что ты прокараулил. Есть у меня на совести такие моменты, когда очень хотела, но не сделала. Хотя в целом много работала, было много находок. Ну а Пушкин все равно как-то сам заявляется, располагается во мне — и я уже не вольна. Здесь мистика какая-то. Я ду102

бизнес и культура 1(4)·2013

мала все — почему? Меня спрашивают: «Вот как ты думаешь, в тебя бы, как женщину, влюбился бы Пушкин?» — «Да никогда в жизни, совершенно не тот тип». Ведь я на него выходила совсем с другой стороны. И мой тип женщины — совершенно не пушкинский… *** До Александра Сергеевича, будучи в Ленинграде, я очень увлекалась Александром Блоком, его поэзией. Я и сейчас его люблю. Но когда я столкнулась и погрузилась в поэзию Пушкина, Блока чуть-чуть отодвинула. Хоть и он был «моим», вспоминаю, как по заснеженному Ленинграду бродила… я его очень близко понимала и принимала. Но как-то так это ушло… И пришел Пушкин. И дальше — чем бы я ни увлекалась, кем бы — все равно Пушкин: вдруг как будто бы открывается дверь — и он снова выходит. Или он через какой-то предмет выходит. Вот так у меня произошло с «Гаврилиадой». Как ни странно, это был почти «заказ». Где-то в 97-98-м мне был звонок: «Слушай, нужно что-то рождественское». А я задумалась, ведь специально по заказу такое не рисую, хотя и бывало — я екатеринбургскому издательству «Банк культурных сбережений» черно-белую графику делала за копейки. А тут звонит авторитетная особа — видать, никого больше не нашлось. И я согласилась — мне всегда нравилось поэзию иллюстрировать. И я рисовала, рисовала — ну так, не идет — и все. Повторяться не хочу, задом никогда ничего не высиживаю. И я на это дело плюнула, сижу, черкаю — и тут Александр Сергеевич будто бы встал у меня за спиной и сказал: «Ха, это ж «Гаврилиада»!» И когда он это сказал (у меня в голове, конечно) — я все сразу поняла: что буду рисовать, как, каким будет особый язык моей «Гаврилиады». Я все сразу расчухала, и это для меня было таким праздником, я так была довольна этой подсказкой и очень быстро нарисовала «Гаврилиаду». Но все равно это не стало заказом. Идея ведь уже была — Пушкин любил рисовать виньетки на своих рукописях — мордашки, профили… Кстати, очень точно рисовал портреты, очень похоже! Я это

сильно ценю. Виньетки рисовать было вообще популярным занятием в ту пору. И я подумала: так вот, я раскручиваю виньетку из таких вот сердечек — и я начала рисовать. И само собой получилось. Никто этого не делал. Позже я узнала, что мало кто из художников уделял внимание «Гаврилиаде»… кто-то в Париже, говорят. *** Когда я делала в Москве пушкинскую выставку в 2004 году, там даже собрали консилиум. Думаю: «Да что же я такое сделала?» Короче говоря, сняли несколько моих картин с Пушкиным. Сказали: только без этого на лице, нельзя покушаться на святое. А то какая-то провинциальная бабенка приехала и собирается нашего гения похабить… Ну, я немножко попыхтела и решила — да ну и черт с вами! Главное — я была довольна, что не сняли «Гаврилиаду». У меня она была на двух больших зеленых планшетах и на плиточках. Устроители чего-то боялись, а самого такого эротического, наглого, что было и в Пушкине, они не усмотрели. Я была счастлива, что эти два планшета не сняли. Публика все увидела, был и мой любимый педагог… Сколько бы работ ни было в пушкиниане, все равно акценты расставляешь. Идет пастельный цикл, задачу себе поставила: сделать все как можно чувственнее, живее. Потом возникли другие задачи — я делала все по-другому, просто чувствовала как-то иначе. Все меняется. Скульптура тоже возникает сама по себе. Вот скульптура Пушкина — в халате, но без порток. Он утром любил надеть на голое тело халат, лежать и писать стихи. Потом уже ехал в свет. Москва у меня в пушкиниане появилась позже, когда я с материалом ознакомилась, который мне московский музей надавал. Я его изучала, мне было очень важно, каким был Пушкин в Москве, появившийся сразу после лицея, — весь такой молодой и знаменитый. То я костьми ложилась, что Ленинград — это мой город, но сейчас мой город как художника — это Москва. Я там училась и что-то я там ощущаю, что может как-то помочь мне… Что-то в Москве есть такое, чего не могу объяснить. А Питер — я-то больше помню тот Ленинград — как город отступает. Будто ты с человеком не видишься десять лет — ты его не узнаешь просто. Он другой, да и ты изменился. Бывает, что как к старому знакомому возвращаешься. Здесь нужно какие-то внутри найти точки… *** Пушкинская выставка в 2004-м была аж в трех залах. Мы столько работ привезли! Искусствовед Галина Семеновна со мной ездила… Правда, там еще и зал был не совсем подготовлен. Прямо на

Арбате, в Денежном… Все там забегали, когда оформляли мои работы, правда, очень многие и негативно относились. Публика московская писала отзывы, я удивилась, такие точные ощущения, реакции — я это дважды почувствовала в Москве. Все-таки есть еще интеллигентные люди, которые могут чувствовать очень хорошо. У нас их поменьше, такие тонкие замечания редко услышишь. И это мне очень помогает. Я забежала в музей — там, где Пушкин с Натальей совсем недолго прожили после свадьбы. И я услышала все, что там происходило. Поразительно! Это были настолько потрясающие ощущения, что я до сих пор не смогла это воплотить. Я там все ощутила: шорохи какие-то, складки… Было почти пусто… Меня же еще эти пушкинисты протащили по музею на Волхонке, все подробненько рассказали, кучу материалов надавали. Это мне хорошо помогло, но все равно я это видела и чувствовала иначе… Мне не нужны были документальные материалы, хотя я все изображения Пушкина видела, какие только были созданы. Но никогда от них не отталкивалась. В музее на Волхонке эти пушкинисты с трепетом в конечностях вытащили и показали мне посмертную маску Пушкина. Я поняла, что никогда в жизни, как многие скульпторы, к примеру, поступали с Петром, — никогда не буду так работать.

бизнес и культура 1(4)·2013

103

арт-проект

104

бизнес и культура 1(4)·2013

Я посмотрела как на «факт», — и все, маска больше меня не интересовала. Я его вижу живым. Мне не нужно рисовать посмертную маску для того, чтобы представить его живым. Из этой маски ушло самое главное — дух. Духа-то нет! А самое главное — это дух! Как бы я неточно его ни рисовала бы — длинный нос, еще какие-то особенности, можно неточно рисовать черты лица, но главное — это точно передать состояние духа. Особенно в Пушкине. К тому же современники свидетельствовали, что у него очень подвижное лицо было. А все наши академики и прочие использовали в скульптуре посмертную маску. Ну, извините, в посмертной маске даже меняется рельеф! Что-то вообще проваливается, что-то еще выпирает… А для меня он живой, как будто бы он вошел ко мне в мастерскую, встал у мольберта и улыбается — есть такое выражение: «скалит зубы». Ну на какой маске это увидишь? Да ни на какой. Это только внутреннее зрение. Причем его специально не вызовешь, оно приходит само. Его искусственно не вызовешь даже чтением поэзии. Можно знать наизусть всю поэзию Пушкина — но ничего не придет. Кое-что я знаю, конечно, но считаю себя не таким уж специалистом, как профессиональные пушкинисты. Прочитав множество литературы, я поняла, что что-то свое может дать только какой-то толчок. Порой мне толчком служит слово. Все-таки «в начале было Слово». бк

бизнес и культура 1(4)·2013

105

рубрика музыка

В музыкальном мире «эпоха пышных похорон» началась чуть раньше, чем ее советская версия ухода из жизни партийнополитического бомонда. Сначала ушел король рок-н-ролла Элвис Пресли, за ним Джо Дассен и другие. Этот скорбный список пополнился вечером 8 декабря 1980 года, когда четыре полые внутри пули остановили сердце уникально цельного, великого Джона Леннона прямо в арке дома по 72-й улице… бк продолжает публикацию воспоминаний Бориса Мизрахи о роке в его жизни.

106

бизнес и культура 1(4)·2013 Queen

Текст: Михаил Шевелев

1975

год принято считать «годом Queen» — супер успешный альбом A Night at the Opera гарантировал им место на Олимпе. Критики и простые слушатели «пищали» от Bohemian Rhapsody — замечательном попурри, вобравшем несколько жанров: и классику, и рок, и фьюжн — там было практически все. Становилось ясно, что глэм и диско не приведут в окончательный тупик музыкальную индустрию, что музыка способна развиваться во многих направлениях. Особенно был интересен симбиоз классической музыки и рока. Через пару лет вышел фильм Джона Бэдэма «Лихорадка субботнего вечера» — фильм «нового поколения», сделавший из молодого Джона Траволты звезду. Музыка группы Bee Gees, под которую он зажигательно танцевал, была в то время очень популярна. Мне оставалось только предполагать, как это все выглядело на экране, — фотографии на страницах чешской «Мелодии» и несколько песен, записанных на катушках, не могли заменить полноценный просмотр кино. И вскоре произошло событие, которое действительно потрясло Советский Союз, — появилась группа Boney M. Когда впервые зазвучали их композиции — Daddy Cool, Love For Sale, Sunny, это просто выбило всех из колеи. А когда в 1978 году вышла их пластинка с синглом Rasputin, их популярность в наших краях достигла пика. Потом я узнал, что Sunny — очень старая песня, которую кто только не исполнял, — просто Boney M. сработали ее в своем особенном стиле. Но каково было всеобщее изумление, когда выяснилось, что тот самый вокалист Бобби Фаррелл на самом деле ничего не пел, а только открывал рот — за него работу делал продюсер группы Фрэнк Фариан. Бывает же такое! В 1976 году мне поступило предложение поехать на Олимпиаду, начал уже готовиться к отъезду, но поездка в Канаду сорвалась — и я отправился в Англию, причем в составе делегации из трех городов Союза: Челябинска, Белгорода и Москвы. В Лондоне местные жители приняли меня за «своего» — говорили преимущественно о музыке. За посиделками в пабе я вспомнил о страшно популярном в то время музыканте Демисе Руссосе, который был вынужден скрываться от греческих «черных полковников» во Франции. К тому же аранжировщиком у него был Ф.Р. Дэвид (по метрике — Elli Robert Fitoussi родом из Туниса), потом записавший два чудесных альбома очень ласковой поп-музыки. Но мои собеседники были непреклонны — все как один утверждали, что «только английская музыка — настоящая». В это время в Туманном Альбионе разгоралось движение «панк», выступавшее против конформизма. В общем-то, спекулировать на «бедноте» удавалось им недолго — чем больше они выступали на различных площадках, тем больше стали зарабатывать. Из всех групп выделялась Sex Pistols, которая записала эпохальный альбом Anarchy in the UK, где довольно неуважительно

«проехалась» по королеве, за что потом была подвергнута жесткой обструкции. The Clash, The Stranglers, Madness… Фирменный панковский танец пого в «золотые годы панка» выглядел примерно так: музыканты просто прыгали на сцене, а те, кто их слушал, — «прыгали в ответ». Ну а потом все начинали плеваться друг в друга… А Джонни Роттен (Джон Джозеф Лайдон), один из лидеров Sex Pistols, любил под финал выливать банку пива на кого-нибудь из самых ярых поклонников… Это был бунт, желание уйти от глянца, желание показать, что появилась другая молодежь, которую бес-

God Save the Queen (Sex Pistols)

Sex Pistols

покоят совершенно другие проблемы. И которая «не продается». Однако через некоторое время продаваться стало все. Но чтобы занять негласное звание «группа № 1», им не хватало «пороха». На всех телевизионных и даже больших парковых экранах плясали The Bay City Rollers — бойкие шотландцы, разодетые во что-то похожее на современную продукцию фирмы Burberry. Эта «клетчатая мода» для меня, советского человека, казалась абсолютным массовым помешательством. Англия меня очаровала своим обилием музыкальных магазинов с безумным количеством дисков. Один бизнес и культура 1(4)·2013

107

музыка

англичанин, с которым мы неоднократно заседали в пабе, напоследок даже преподнес мне несколько пластинок своих любимых групп. Параллельно с «бунтовщиками» продолжали работать Sandra, C. C. Catch, группа Modern Talking. Мишель Крету, ставший мужем Сандры, решил попробовать выступать сольно — и ему это отлично удалось. Еще во второй половине 70-х чрезвычайно возросла популярность симфоджаза и оркестров, прежде всего французских, но и итальянских, которые стали наводнять и наш эфир: сначала на радио «Маяк», потом и на телевидение их стали пускать. Оркестр Поля Мориа, Фаусто Папетти, Джеймс Ласт из Германии, французский клавишник Ричард Клайдерман, который обыгрывал и классику, и современные композиции, — они составляли тогда «костяк» иностранной музыки общесоветского пользования. Новогодней ночью 1977-го впервые на телевидении появилась программа «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Это вселяло надежду — определенный намек на то, что дальше будет еще интереснее. Мы тогда впервые увидели «живьем» Далиду, Джо Дассена, Мирей Матье, Клода Франсуа и Жильбера Беко. Для меня это не стало откровением — я в очередной раз убедился, что не только в Англии или США люди на музыкальном поприще умеют хорошо работать. На смену «французской волне» пришла горячая итальянская кровь. На телеэкране то и дело проплывали фестивали Сан-Ремо, поражавшие даже искушенных зрителей разнообразием итальянских талантов. Первым исполнителем из этой усыпанной виноградниками страны для меня стал не Челентано, как можно было подумать, а Джанни Моранди. Благодаря одному из номеров журнала «Кругозор» я с ним познакомился заочно — отыскал кошмарного вида синюю пленку (практически «на костях»!) и услышал: «…Был один парень – и он, как и я, любил и Beatles, и Rolling Stones. Ходил с гитарой, пел песни их, приехав к нам из Америки». Через некоторое время Моранди перепел знаменитую композицию 1950-х, на итальянском она называлась Fumo («Дым»). Ох, как все-таки итальянцы умеют петь! Совсем скоро из каждой радиоточки, с каждого подоконника начали нестись звуки Gelato-cioccolato Пупо и Susanna Челентано. Будучи в Италии, я неоднократно слышал, что Адриано считают «номером 2». Причем «номер 1» — это Папа Римский. «Первый после Папы» получается… Появились Ricchi E Poveri, Раффаэлла Карра, Жанна Наннини, Линда Фиордализо. «Sono un italiano — un italiano vero», — ласково запевал Тото Кутуньо, гордясь своим происхождением. Список можно бесконечно долго продолжать — итальянцы фактически стали «официальной советской эстрадой», проникли в каждое кафе, двор и «головы». Почему Союз так радушно принял Францию и Италию? Руководители понимали, что держать нацию на коротком 108

бизнес и культура 1(4)·2013

Merci Mireille (Mireille Mathieu)

поводке долго не получится, недовольство уже скапливалось — люди становились грамотнее. Так или иначе, культура западного общества вместе с зачатками демократии проникала на советскую землю. И если выбирать, откуда давать «порции культуры» — из Америки или из Европы, — выбор был очевиден. К тому же в 70-х годах роль Франции в мире была высока, и для СССР дружба с ней являлась неким противовесом «злым американцам». А там и до итальянцев рукой подать. Целое десятилетие, вплоть до 1986 года, продолжался «бум» так называемых «демократов» из соцстран. Вслед за бредущими революциями по восточному блоку шла «не надзираемая» никем культура. К примеру, довольно скоро диски местных музыкантов, типа моих любимцев Czerwone gitary, вполне успешно продавались за 15-20 рублей — и это по сравнению с 75-рублевым Pink Floyd! «Польский прорыв», организовавшийся благодаря фестивалям в Сопоте, на который не гнушались приезжать группы типа Christie со своим хитом Yellow River, органично дополнялся Skaldowie, Марылей Радович, уникальным блюзовым певцом и органистом Чеславом Неменом, даже приглашенным на место вокалиста

Адриано Челентано

в группу Blood, Sweat & Tears… Свои минуты славы получали и группа Breakout с Тадеушем Налепой, Марек Грехута и группа Anawa, которая экспериментировала с виолончелью, тамбурином и другими инструментами, создавая тем самым своеобразный средневеково-современный польский биг-бит, группа «Но-То-Цо», уловившая приемы наших «Песняров», Czerwono-Czarni, Niebiesko-Czarni… Всех не перечесть… Коллективы из ГДР в большинстве своем «отвечали» за тяжелую музыку. Я, по-моему, в 1978 году побывал на концерте Puhdys в Москве, причем рисковал — покупал билет с рук. Так они привезли программу Rock’n’Roll Music, практически полностью состоявшую из песен на английском языке! Венгры тоже не отставали — в честь турне по Америке группа Locomotiv GT яростно зажигала в Сан-Франциско: «I Love You Frisco!». Locomotiv, да и Omega была неда-

Scorpions

леко — даже каким-то журналом была признана одной из лучших европейских групп, такой у них был уровень. Вообще, в те годы в Будапеште было более 700 высокопрофессиональных групп. А югославы отвечали за хард-роковое направление. Кстати, югославские диски по качеству полиграфии можно было ставить в один ряд с дисками из Англии и США — столько выдумки при оформлении конвертов было! Да и музыку у них на рынке можно было купить на любой вкус. Десятилетие упадка в нашей стране. Падение цен на нефть и газ, голодные полки. 22 талона, в том числе на соль и спички. Недовольство росло — и когда в 1985 году появился Горбачев, все очень эмоционально его приняли, очень «такого» ждали. Его выходы к народу из лимузина, разговор «на равных» с толпой — куда уж ближе! Деятельность Горбачева стала поводом для написания песни Wind of Change. Scorpions даже прилетали в Союз

Czerwone gitary

и лично встретились с его руководителем. Это было нечто! СССР становился популярной страной, и надпись «PERESTROIKA» то тут, то там стала встречаться на футболках по всему миру. Новое время принесло слушателям новые течения и имена — но все же они не вызывали такого эффекта, как в «золотое время». Spandau Ballet, Duran Duran, Гэри Ньюман постепенно зарабатывал статус «крестного отца электроники», «Депеш мод» активно работала над собственной имиджевой состоятельностью. Царствование Брайана Ферри. Противоречия всегда разрывали музыкальный мир — даже Pink Floyd дал трещину… Мировое первенство прочно захватил Queen и держал до внезапной и совершенно жуткой кончины Фредди Меркьюри. Я постепенно взрослел — очень много событий происходило вокруг, и постепенно начал вырисовываться круг моих будущих музыкальных предпочтений. Увлекся творчеством Криса Ри, ELO во главе с Джеффом Линном, которого все знали и почитали… А вокруг звучал такой разноплановый Билли Джоэл, Брайан Адамс, Шаде, топмодель с африканскими корнями, выросшая в Англии. Энни Леннокс и Eurythmics, Кайли Миноуг — не могу сказать, что она ходила у меня в любимицах, но стоит признать, что очень часто прорывалась в эфир. Майкл Болтон (он же Михаил Болотин) перепел Georgia Рея Чарльза и тем самым запомнился мне на всю жизнь. В 1985 году произошло знаменитое событие Live Aid — несколько концертов, которые шли и транслировались на протяжении 10 часов подряд по всему миру — их организовал Боб Гелдоф. Чтобы помочь умирающим от засухи эфиопам, было решено провести серию благотворительных концертов Usa For Africa, где впервые прозвучала потрясающая We are the world пера Лайонела Ричи, а фронтменом был незабвенный Майкл Джексон. U2, Dire Straits, Queen, Стив Перри, Пьер Коллинз, Брайан Ферри, Дайон Уорвик, Дайана Росс, Элтон Джон, Пол Маккартни — кого только не было! Казалось, все откликнулись на эту акцию… Тем временем у нас началась перестройка. Митинги, магнитофонные записи выступления Ельцина. Посещение Челябинска академиком Сахаровым. Прошедший в 1989 году съезд народных депутатов казался мне интереснее, чем любой рок-концерт… Наступил 1990 год — год надежд… бизнес и культура 1(4)·2013

109

портрет

от природы к природе «Фотограф из Челябинска Наталья Беленцова завоевала Гран-при национального фотоконкурса «Дикая природа России-2012», организованного журналом «National Geographic» и Русским географическим обществом. Министр обороны Сергей Шойгу вручил победительнице чек на 300 тысяч рублей…» Эта весть из Москвы 13 декабря 2012 года ошеломила избалованную признаниями фотографическую тусовку Челябинска, быть может, одного из самых славных в этом смысле российских городов, подаривших стране и миру подлинных мастеров фотографии. Ольга Хрустинская откликнулась на предложение бк и рискнула начертать свой образ героини… Субъективная фотосъемка фотографа Н. Беленцовой в текстокадрах О. Хрустинской Суть Она работает в жанре портрета, снимая природу. Секрет состоявшегося портрета в том, что настоящую, искреннюю эмоцию можно поймать лишь спонтанно, невзначай, поэтому и она сначала сливается с природой и уже оттуда, изнутри, делает портрет. И наоборот, к портрету человека она приходит через ощущение его природы и природы культуры, где ее герой родился. Такими случились ее портреты африканских детей или боливийских старушек. Внутренний критерий честности: фотография природы должна достигнуть вершины интимного, тогда она достойна публичности. И это всегда признание в любви. Мягкий, нежный, очень женственный облик Натальи отчаянно спорит с ее внезапно открывшейся тягой к экс110

бизнес и культура 1(4)·2013

триму, к кочевой неустроенности, рискам, к каждый раз неведомым доселе испытаниям. Холода Камчатки, жара Кении, ветра Исландии, иссушающие соли Боливии, близость диких хищных зверей сафари, суровость первобытной природы. Новой тягой ее притянула terra incognita Антарктиды… Фотография — ее страсть. Иногда, в момент риска, всполохом приходят сожаление, страх, отчаянье, злость на себя, зарок «больше — никогда», но после… Остается лишь чувство проживания красоты, в полноте которой есть и излом, и трагическое, и мистическое, и яркое, и страстное. Зато… после бурь и катаклизмов натура земли вдруг открывает свое первозданное лоно нежностью, гармонией и плавной чувственностью. Портреты этих щедро раскинувшихся перед ней

сокровенных панорам она и снимает тогда с трепетом и замиранием. Это почти всегда горизонталь. Лишь в ней — гармония земли. Женского. Вертикаль молний, штормов, вулканов вносит в природу трагическое, мрачное, конфликтное — и это не ее.

Путь Ее путь в фотографию цикличен. Сначала — с папой, лет с 12, снимая, постигала технику, пробуя разные камеры, проявители, объективы. Потом появилась эмоция. Прикладная фотография: друзья, компании, праздники. Затем на время все забылось. А недавно пришло вновь. Когда вместе с мужем началось открытие мира. Сначала потребительское, пляжное, мейнстримовское, потом — все дальше, с погружением в самую глубинную дикость природы. И вот тогда захотелось отдавать.

От цивильного пришла к дикой природе. А может, дикая природа пришла к ней. И теперь она ее проводник. Уходит туда сталкером вновь и вновь, давая природе вести себя, познает ее красоту, проходит новые трансформации и потом — выносит сокровенное в мир, людям, как фотоозарение. Пока неоформленный, необработанный, словно неоте санный, массив портретов природной натуры давит ее, ломает, заставляя быстрее делиться, передавать дарыоткрытия другим. И она рождает фотографии, выбирая их и придавая завершенность произведению. Как художник, она не реалист, а скорее импрессионист, потому что в фотоработе стремится передать чувство, ощущение, иногда воспоминание о месте и… его душе. Именно так ощущается ею природа — как нечто живое, одухотворенное, анимистическое. В свиданиях с пространствами меняется душа, и, рассказывая миру

За туманом и за запахом тайги

о том, как прекрасна первозданность, она пытается вернуть долг. Открывает природу для других, восстанавливая ее в себе. Путешествуя по миру, снова и снова прокладывает путь к себе, истинной. От ума, через душу, к духу… Когда-то она была экономистом, рациональным человеком, что по минутам планировал свою жизнь и неукоснительно следовал своим планам. Четко и точно.

Сегодня рамки, штампы, узость урбанистических колодцев душат ее. Каждую неделю физически нужно — вырываться на просторы, в горные выси, ближе к небу, слиться с этим большим и непостижимым, растворяясь, вновь раскрыться в этом величии. Путь ее души в сыновьях — логике и творце, таких разных и полярных. Но это не противоречие. Так нужно. Таков ее путь. Улетая слишком высоко — иногда бизнес и культура 1(4)·2013

111

портрет

112

бизнес и культура 1(4)·2013

Новый день бизнес и культура 1(4)·2013

113

портрет

заземляться. Из горы восторженности — отсечь критикой алмазы. Взрываясь от идей — избрать один вектор, главный. Становясь человеком мира с безграничными горизонтами — снова возвратиться в гнездо дома, маленькое и уютное. Вырастая, постигать небо, не теряя корни. Она учится мудрости слияния Инь и Ян у природы. В душевном покое и созерцании. Включаешься, становишься ее органичной частью, и тогда красота приходит как случайное откровение. Если смотреть и видеть, впускать в себя знаки, сны, сигналы, не ожидая даров и наград. Без гордыни, без жадности. Свободной и чистой для нового. Это природное возникло с мужем. Ощущение на расстоянии, без слов, глубоко, духовно. На языке природы, ставшей новой средой ее семьи. Поэтому свидания с просторами стали нужны ей, как воздух.

Легенды осени

114

бизнес и культура 1(4)·2013

Ощущает себя призванным сталкером, через открывшиеся образы природы меняющим среду людей. Этот путь для нее верен, потому постепенно открываются новые ступени. Она снова учится, и снова ищет, и снова, как первый раз, открывает, восхищается, удивляется. Со временем настройки становятся тоньше, образы богаче, многограннее, сложнее палитра, цвета изысканнее, объемнее. Благодаря природному послушничеству, и в миру, в городе, среда вокруг тоже меняется. Меняется окружение, приходят новые учителя, возможности, раскрываются иные двери. Ее путь — нести в мир доброе, светлое, найденное идеальное. Такова ее природа. И природа ее такова.

Достойная вершины >

бизнес и культура 1(4)·2013

115

заповедные места

Миасс в районе Челябинска

кадемик П. С. Паллас, находившийся в Челябинске в 1770–1771 годах, отмечал, что наряду с обычной рыбой в Миассе встречаются нельма и таймень, а иногда в него заплывает и стерлядь. Весной река отличалась отнюдь не спокойным нравом, нередко смывала постройки горожан по берегам, а в 1888 году серьезно пострадал и деревянный мост. Совсем другой по чистоте была и вода в Миассе. Учитель А. Орлов в первом очерке о Челябинске, увидевшем свет в «Оренбургских губернских ведомостях» в 1863 году, писал: «… вода в этой реке прекрасная, употребляется исключительно жителями в питье, несмотря на то, что на дворах у всякого почти домохозяина устроены колодцы, из которых вода употребляется для домашней скотины или для несчастных случаев. Колодезная вода по свойству своему не может сравниться приятностию с водой миасской». Миасс стал другим в связи с ростом населения в городе и появлением в нем крупных заводов в эпоху индустриализации страны (конец 1920-х — 1930-е годы), когда был популярен лозунг «Дым труб — дыхание России». При этом ситуация ухудшалась год от года. На сегодняшний день считается, что общая длина реки составляет 658 км. На территории Каргапольского района Курганской области она впадает в реку Исеть и принадлежит к тем рекам нашего края, что несут свои воды в сторону Северного Ледовитого океана. В. Б. Калишев в своей статье о реке Миасс в энциклопедии «Челябинская область» сообщает, что у реки имеется 27 крупных притоков, протяженность

116

бизнес и культура 1(4)·2013

Откуда течет Миасс Владимир Боже Вряд ли я ошибусь, если скажу, что горожане немного стесняются той реки, на берегах которой родился и вырос Челябинск. Не случайно местные острословы под смех зрителей на одной из игр КВН шутили: «Миасс — красивая река, красивая издалека». И на самом деле, воды — по колено, берега больше похожи на болото, заросли травой, усыпаны пластиковыми и стеклянными бутылками… Это тебе не Волга и даже не Нева. Но таким унылым и запущенным Миасс был не всегда… фото автора бизнес и культура 1(4)·2013

117

заповедные места

каждого из которых более 10 км, в их числе реки Зюзелка, Большой Киалим, Биргильда, Атлян и др. Для обеспечения водоснабжения крупных городов, находящихся на р. Миасс, было построено несколько прудов, Аргазинское и Шершневское водохранилища. Главными источниками загрязнения реки являются промышленные и хозяйственные сточные воды в районах нахождения развитых в промышленном отношении городов — Челябинска, Миасса, Карабаша. При всем этом река является основным источником питьевой воды для жителей Челябинской области (обеспечивает 70% ее потребностей в питьевой воде). Поэтому упомянутая выше ирония относительно современного состояния реки уместна, но адресована она должна быть не к реке, которая в значительной мере обеспечивает здесь жизнь, а к самим людям, не думающим о ее чистоте и безопасности. Топоним «Миасс» упоминается на старинных планах нашего края, а также в древнейших архивных документах. Написание названия реки встречается различное — Мияс, Миес, Миасс. Попытки расшифровать его были

Лед и Миасс. Май, 2012

неоднократными. Автору этих строк запомнилась одна из них, опубликованная челябинским краеведом Н. И. Шуваловым в книге «От Парижа до Берлина по карте Челябинской области». В соответствии с ней название реки переводилось как «река, вытекающая из болотистых топких мест». Поэтому, когда известный челябинский фотограф В. И. Богдановский представил на одной из своих выставок красивейшие пейзажи мест, где берет свои истоки река Миасс, было удивление (какие же это болота?) и появилось желание когда-нибудь посетить их. Моя мечта реализовалась, когда в мае прошлого года удалось в составе небольшой туристической группы выехать в Учалинский район Башкирии и побывать на хребте Нурали. Поразило многое, и первое — то, что, 118

бизнес и культура 1(4)·2013

Каменная роза

оказывается, от Челябинска истоки Миасса находятся совсем не так далеко, как думалось, — всего каких-нибудь 160 км. Хотя пешком и пришлось за день пройти километров 20 — до хребта и обратно, да и по самому хребту. Нурали не высок — наивысшая точка 752 метра. Но неподготовленный горожанин рискует «перегрузиться», проклясть тот миг, когда решился на такую авантюру, мысленно проститься с этим миром, а достигнув вершины, блаженно улыбнуться и, посмотрев на всю красоту, необъятно раскинувшуюся вокруг, понять, что все принесенные мелкие жертвы достойны того, что предстало пред твоим взором. Хребет Нурали разительно отличается от Таганая или Уреньги тем, что деревья здесь скорее исключение, преобладает травянистый покров, украшенный небольшими, но красивыми скальными выходами. В зависимости от положения солнца хребет предстает перед глазами путешествующих в разных цветах: то серым, то зеленым, то охристозолотистым от многочисленных желтых цветов. Рельеф разнообразный, поэтому, имея в руках фотоаппарат, азартно снимаешь предстающие перед тобой виды. Время от времени попадаются насекомые — эффектные жуки бронзовки, бабочки — Махаон и Дневной павлиний глаз. Но времени поохотиться на них и запечатлеть в режиме «макро» просто нет. Поездка рассчитана на один день, и все более чем мобильно. Миновали гору Ауштау и озеро Аушкуль, а вот и то место на хребте Нурали, откуда начинает свой бег Миасс. Май месяц, плюс двадцать, можно сказать, жарко… И новое удивление — навстречу путешественникам бежит небольшой ручеек.

Нурали.Сухое дерево Хребет Нурали

Это Миасс, а на одном из его берегов — ледник толщиной сантиметров 25-30. В сочетании с зелеными деревьями и легко одетыми туристами это производит впечатление. Еще немного — и вот они, родники, которые и считаются истоком Миасса. Вода холодная и вкусная. Все радостно пьют. Можно смело рассказывать, что напился досыта воды из Миасса — и до сих пор жив. Сегодня не времена учителя Орлова, и этот факт удивляет. Но заканчиваются «вод ные процедуры», наполнив фляжки, двигаемся дальше. Подъем на вершину, фотографирование каменных роз, забавных цветков, чем-то напоминающих кактусы. Прекрасные горные виды. Чистый воздух. И мысли… Наверное, простые и неоригинальные. Я всю жизнь живу в этих краях, почему же я здесь впервые?

Березка, растущая из пня Цветок, похожий на Нарцисс

Этот родниковый ручеек и есть один из истоков Миасса бизнес и культура 1(4)·2013

119

о чем говорят мужчины

Два «неправильных глагола» (см. журналы БФ-19 и БК-1) — Александр Попов и Юрий Шевелев нашли себе нового собеседника — Геннадия Бурбулиса. Да-да, того самого, чье имя навеки вошло в учебники по истории России. А «соображали на троих» прямо в кабинете директора 31-го лицея. Кстати, все было вполне целомудренно — чаек, карамельки, правда, по ходу у столичного гостя прорезался аппетит…

120

бизнес и культура 1(4)·2013

Александр Попов: Садитесь, чаю попьем… Юрий Шевелев: У меня есть тема. Намедни прочитал в «Снобе» объяснения Дмитрия Быкова по поводу одной из своих ипостасей — почему он ходит в школу. Никто ж этого не понимает — он ведь человекоркестр и все такое… И Быков признается как на духу: некуда деваться, 45 лет, надо рано вставать, буду залеживаться — капец. А школа — единственная аудитория, где мне искренне рады. Я туда захожу больной — выхожу здоровый. Захожу грустный — выхожу веселый!.. И дальше Быков предлагает пригребать ближе к молодым, у них интересы симпатичнее: любовь, смысл жизни, будущее. А что у взрослых? Бабки, здоровье, понты… А.П.: Вишь какой хитрый — даже это знает! Ю.Ш.: И вот я себе думаю: мол, чего я-то тушуюсь? У меня есть подходящая книжка «Свободные диалоги». Пойду к Попову с поклоном — разреши мне прочитать детям свой курс про актуальные проблемы современности. Причем я согласен бесплатно! Тут у нас гостили золотые перья России: Захар Прилепин, Андрей Архангельский, Марина Степнова, Олег Кашин. Они выступали перед университетской аудиторией и в 31-м лицее. Я потом их пытал, где круче, от кого больше кайфа? Марина призналась: «Школьники лучше…» А.П.: Юрий Петрович, вы сказали, что готовы бесплатно в школе читать. Но ведь сообразили, что Быков в школу ходит, чтобы набраться здоровья. Вот вы, к примеру, идете в хорошую клинику и за оказанные услуги деньги платите. И так же в школе: хочешь выступать — плати деньги! Ю.Ш.: Я заплачу! А.П.: Просто так у меня ходить тут нечего! Желающих-то много… Геннадий Бурбулис: А почему бытует такой социально-травмирующий парадокс, когда нормальные люди, творческие, самодостаточные, приходят в школу — и те же самые ребята, которых час назад усталый, раздраженный учитель обзывал, проклинал и всячески увещевал, — они вдруг становятся участниками пристрастного занятия, заинтересованного диалога с незаурядной личностью. И в них сразу просыпается любознательность, достоинство и какая-то естественная для юности мечтательность. Почему такая разница? Один и тот же подросток — но если взрослые перед ним разные, то в нем одно начинает просыпаться, а другое дремлет. А.П.: Менделеев как-то хорошо на это ответил. Он с краснодеревщиком любил подолгу общаться, что всех удивляло: ученый человек, а с рабочим беседует часами. И он отвечал: «Поймите, мне нравятся мастера своего дела, фанаты. Ты — никто еще, а он — краснодеревщик! Мне с ним интересно». И дети любят не какие-то громкие имена, звания или чины — они любят фанатов. Дети будут слушать нумизмата, открыв рты, — если он настоящий нумизмат. Или крутого дворника.

Александр Попов и Юрий Шевелев

Г.Б.: То есть они реагируют на страсть — на живую человеческую душу. А.П.: Макаренко учил: обучение начинается со страсти. А потом уже принуждение. Г.Б.: Вот маленький пример. Я был в Екатеринбурге в 171-й школе — обычная такая, почти окраинная школа. Там работает Ольга Викторовна, выпускница философского факультета Уральского госуниверситета, мать двоих детей. Она меня попросила, чтобы я поговорил с детьми о Конституции России. Собралось фактически два класса — 11-й и 7-й. Урок длится 40 минут. Для меня испытание. Чтобы мне «состояться», пришлось прочитать стихотворение, которое я сочинил в 4-м классе, — про «Уральский край, родимый мой, красивый и суровый, что своей пышной пеленой покрыл леса и горы». Я им рассказал про встречу в Токийском университете в 1994 году, где чопорный проректор представил меня аудитории как «историческую личность», поскольку мы с Ельциным подписали «Беловежское соглашение», изменившее лицо мировой истории. Мне надо было как-то реагировать: либо задрать голову, выпятить живот и залюбоваться собой, либо адекватно парировать. Я поблагодарил и согласился, что действительно являюсь исторической личностью, но не потому, что участвовал в выработке радикальных государственных решений, а потому, что здесь и сейчас каждый из нас, семиклассники и выпускники, Ольга Викторовна и я, — мы все творим историю собственной жизни и потому уже являемся «историческими личностями». Каждый творит «историю себя», из чего складывается история семьи, школы, города, страны…

А.П.: Кстати, наш Аркаим открыли не академики-археологи, а два семиклассника… Г.Б.: И я объясняю школьникам, что на том историческом переломе разные люди объединились и создали новую Конституцию, и сегодня она является фундаментом нового Российского государства. И я, человек нерелигиозный, но верующий, называю нашу Конституцию «Гражданской Библией». Ну и начинаю про Конституцию песни петь. Ю.Ш.: Как фанат… А.П.: Да, здесь у вас страсти много было. Я — семиклассник. Я — историческая личность. Это все нанизывается — и вы как рассказчик становитесь интересны детям. Г.Б.: А перед встречей я их расспрашивал: кто вы, откуда? Один ученик — Руслан — оказался из Азербайджана, и он спросил о событиях в Ливии. Я искренне признался, что испытываю тяжелое чувство, ведь я встречался с Муаммаром Каддафи в Триполи. У меня к нему субъективное отношение, отсюда очень сложные переживания, а не просто профессиональная оценка. А.П.: Тем более что он был личностью… Ю.Ш.: Фанатиком… Г.Б.: Дети начали у меня просить автографы. Я передал школе 60 комплектов Конституции РФ и подписал: «Быть Новой России. Геннадий Бурбулис. 12 декабря». И у меня родился план, можно сказать, мечта. Я хочу, чтобы в год 20-летия Конституции во всех школах — скажем, начиная с седьмого класса — были включены в учебные или внеучебные планы беседы о Конституции, о наших правах и обязанностях… бизнес и культура 1(4)·2013

121

о чем говорят мужчины

А.П.: Геннадий Эдуардович, а кто беседовать-то будет? Вы же везде не сможете беседовать, а из обычных учителей Конституцию никто читать не захочет. Г.Б.: Конечно, тут необходимо не только знание предмета, но и энтузиазм, творческий подход. Я ведь объяснял детям, что в Конституции есть тексты, подобные молитве и по форме, и по содержанию. В ней есть нормы, которые можно воспринимать как заповеди… Это нормальная духовная, нравственная основа человеческого бытия. А.П.: А до вас кто-то сравнивал Конституцию с Биб лией? Г.Б.: Нет, это мое! Наша Конституция — «Гражданская Библия» современной России, а «Всеобщая декларация прав человека 1948 года» — «Гражданская Библия человечества». Здесь очевидная для меня связь, поскольку базовые ценности, накопленные за всю историю человечества, сформулированы в нормах статей… Например, первая фраза преамбулы «Всеобщей декларации»: «… достоинство всех членов человеческой семьи, их равные и неотъемлемые права являются основой свободы, справедливости и всеобщего мира…» А.П.: Так, а можете ли вы за этот год сделать семинары в Москве, пусть туда учителя приезжают, получают от вас сертификат, что вы зарядили их своей страстью насчет Конституции. И тогда эти учителя получат право прочитать детям курс… Г.Б.: Я готов делать такой практикум на базе вашего лицея. А.П.: Ну так давайте. Г.Б.: Вы мне сказали на пороге, что число — это музыкальная нота, а ваша любимая математика — симфония, и я продолжу метафору, что нравственно-правовая субстанция жизни — это божественная симфония… А.П.: У нас, математиков, тоже есть своя Библия — это «Начало» Эвклида… Г.Б.: Чудесно. А.П.: А что, действительно мы можем сделать постоянный семинар — и кто вас прослушает, получит право читать детям Конституцию? Ведь рядовой учитель испортит все. Г.Б.: Я понимаю, для вас существует вопрос, что массовый учитель сегодня что-то вроде социального хосписа, что учителя — люди травмированные, изуродованные и нуждающиеся в постоянной терапии. При том что у них есть функция властвовать, управлять… Это правда? А.П.: Так оно и есть. А униженные люди больше всего унижают других. Учителя — униженные люди, и они в свою очередь унижают детей. Г.Б.: Значит, имея в генезисе тоталитарную, имперскую социальную систему, где свобода личности была под запретом, а рабство в той или иной форме было 122

бизнес и культура 1(4)·2013

нормой, мы и сегодня имеем такую печальную тенденцию: раб мечтает не о том, чтоб стать свободной личностью, а о том, чтобы у него самого был раб. К сожалению, правы постмодернисты, в том числе Фуко, которые сравнивают институты школы, армии и тюрьмы как близкие по системе жизнеобеспечения, где подчинение и властвование присутствуют в доминирующем объеме. А.П.: Учителя проходят естественный отбор — я в педагогике 40 лет и наблюдаю, что в пединституты идут самые отсталые выпускники школ. И из этих отсталых пединститут со временем отбирает себе лучших в преподаватели, средний состав идет в бизнес, а худшие из худших приходят в школу. Вот кто такой учитель… Г.Б.: Наша страна переполнена опасной болезнью отсутствия устойчивых жизненных ценностей. Налицо раскол между социальными группами, между поколениями, между профессиональными сообществами. По сути, мы осязаем тенденцию методичной, может быть, из чьих-то рук целенаправленной деградации… Вопрос: по отношению к чему? Если по отношению к советскому прошлому — то тут надо разбираться: что утрачено, а что приобретено. А ведь важно все — и личное совершенствование, и гражданские инициативы, включая ответственность человека перед избирательной урной. Все важно! Но основным институтом, который по определению может заложить основы будущего, сегодня является система высшего образования, университет. А.П.: Конечно. Г.Б.: Мы получаем из школы, из семьи и из юношеской субкультуры абитуриентов в вузы и вступаем с ними в диалог. Эту корпорацию университетского сообщества я представляю как социокультурный, нравственно-духовный, научно-профессиональный и гражданско-социальный «реактор». В нем переплавляется энергетика социума в виде студентов, ученых-интеллектуалов, профессионалов творческого труда — и от «переплавки» зависит, что и кто через пять-шесть лет выходит в свободное социальное пространство. Реактор, реактор! Хороший образ? А.П.: Ага, но вопрос стоит прежде о гуманитарном образовании. Физматобразование у нас более-менее нормальное, а гуманитарное просто лежит. Г.Б.: Я бы воздержался от столь жесткого представления. Ведь физика и математика, прежде всего, люди. Они открывали свои законы в определенной исторической ситуации. Это все равно «продукт творчества»! И здесь трудно развести на «холодное» естественнонаучное и «теплое», возбуждающее, гуманитарное знание. А.П.: Я имею в виду низкий средний уровень. Люди, преподающие историю в школе и вузе, просто исторически неграмотные. И это беда. Я даже не говорю о литературе — с ней мы справимся. Но историческое образование!? Россия — это история, а в школах

Геннадий Бурбулис

и вузах нет истории. Поэтому в университетах нужно в первую голову создавать грамотных историков, способных представить прошлое России, ее настоящее, на базе чего можно будет проектировать будущее. Ю.Ш.: Мне сейчас крепко помогает сын. Практически он входит во все ипостаси редакционно-издательской деятельности, вся моя переписка, «терки-стрелки» у него на глазах. И порой у меня возникает ощущение, что он должен знать все то, что я знаю. Но ведь между нами поколенческая разница, и нередко случается, что какие-то персоны или события из недалекого прошлого, которые для меня очень важны, сыну ничего не говорят. Я ему должен объяснить, например, кто такой Александр Михайлович или Виталий Павлович, или кто и как приватизировал металлургическое или, скажем, хлебопекарное производство. А общая проблема заключается в том, что около века назад у нас обрубили наши корни, историческое знание. В значительной массе люди рассуждают в узких рамках собственной жизни. Ведь при советской власти было нормой, когда отец говорил сыну: мол, я с нуля начинал, и ты, сукин сын, давай с нуля. Нынешнее поколение россиян не держит в сознании весь гигантский исторический пласт истории отечества. А раз мы его не знаем, то и сопоставлять с новейшей историей нам нечего. Не за что нам зацепиться, оттолкнуться, проанализировать, связать, понять, кто мы есть и куда катимся. Я слышал, как сегодня на симпозиуме в университете, посвященном посланию президента РФ, Геннадий Эдуардович позволил себе некие вольности — назвал нынешний

режим авторитарным. Не знаю, каково было ректору, сидя в президиуме, слышать недозволенные речи… А.П.: Ректор — «единоросс»! Ю.Ш.: Да, рядом с ним сидел еще один «единоросс» — Вадим Воробей, выступивший в прениях в защиту сложившейся у нас выборной системы. А.П.: Он — ортодоксальный «единоросс»! Ю.Ш.: А меня, неграмотного, волнует, что у нас завсегда доминирует авторитарная парадигма. Или все ж таки было в далеком прошлом какое-то «новгородское вече» или еще что-то подобное? Я сие знаю понаслышке, в моем личном «фундаменте» нет исторического опыта России. И моей оставшейся жизни, очевидно, не хватит, чтобы как-то заполнить эти каверны. Поэтому могу оперировать только несколькими десятилетиями собственной жизни, ну и что-то успеть записать и передать сыну. У подавляющего большинства современников отечественный контекст вмещается только «в рамки своей жизни». А.П.: Очень узкие… Г.Б.: Коллеги, нас троих объединяет поколенческая близость и профессиональная общность — мы работаем с социумом и в особом творческом пространстве, в котором ценности и смыслы репродуцируются и культивируются. Мы стараемся это делать вдумчиво, последовательно и… страстно, с максимальной самоотдачей, сознавая собственный выбор, призвание и предназначение. Да, мы справедливо признаем, что наше историческое, гуманитарное, социокультурное образование обнулено, и это состояние надо исправлять… бизнес и культура 1(4)·2013

123

о чем говорят мужчины

А что дальше? Может быть, устроим поход на Минобр с требованием изменения концепции преподавания в школе и вузе? Но что нам даст эта безнадежная борьба с чиновниками от образования в обозримое время? А вот эта важнейшая трансляция жизненного опыта незаурядных личностей через диалог со школьниками, студентами не может и не должна ждать каких-то принципиальных государственных инноваций. Сегодня вузовские преподаватели зачастую вынуждены на первом курсе полгода воспроизводить программу средней школы, знания которой у ребят отсутствуют. Дальше мы думаем, как совместить профессиональные дисциплины и образовательные стандарты, чтобы умело, тонко, но надежно укрепить межпредметные связи. Мы стремимся дать ребятам некоторую сумму важной информации и в то же время научить их размышлять, методологически вбирать в себя бурный поток человеческой культуры и истории. И где заканчивается наше справедливое огорчение по поводу сегодняшнего положения дел и, я бы даже сказал, «пристрастное обвинение» акторов современного образования с тем, что мы сами обязаны возложить на себя ответственность за сегодняшнюю реальность? Нам с вами самим каждый день нужно что-то творить! А.П.: У Бориса Васильева в романе «В списках не значился» говорится о последнем защитнике Брестской крепости. И я часто ставлю на его место учителя, который должен чувствовать себя последним защитником крепости. Ни на кого не надеяться, вести детей туда, куда сам считает нужным… И вот моя последняя мысль (я ее никому еще не рассказывал). Если бы я был учителем истории, то обратился бы к детям так: «Дети, сейчас настало время, что нужен хирург нашему российскому гербу, нашему орлу двухглавому. И вот я, как историк-хирург, на ваших глазах отрезаю орлу одну голову. И мы ее хороним. И я отдаю ему свое сердце — и мы вшиваем в герб орлу второе сердце. И у нас получается не двухглавый орел — а орел с двумя сердцами. Вот что нужно России. И вы потом своим детям расскажете и всем-всем, что у нас «одна голова — она наша». Моя. Каждого гражданина. А сердец у нас должно быть два. И вот национальная идея государства — Орел с Двумя Сердцами!» Ю.Ш.: Ну, это уже патология… А.П.: Это поэзия! Деревня ты такая! Г.Б.: А мне нравится… Символизм не только языка, но и культуры — это неотъемлемая форма бытия человека и социума. И если символы обездушены, за ними нет смысла, нет даже попытки в этот смысл проникнуть, символы остаются побрякушками. И они не осваиваются ни родителями, ни детьми, ни учителями и профессорами. Тогда эта страна больна синдромом беспамятства. Она лишена главных основ жизнедеятельности. У нее нет ощущения сопереживания и понимания своих 124

бизнес и культура 1(4)·2013

истоков. У нее нет «культуры памяти», а значит, нет будущего. А.П.: И вот уже наш Путин выступает перед журналистами и говорит: «Вы можете не верить, но в таком-то институте было оживлено сердце — и его вставили в меня. Вы можете не верить, но я сейчас человек с двумя сердцами». Тут же на мониторе показывают всем рентгеновские снимки — и все видят: да, это так! И теперь Путину нужно научиться жить с двумя сердцами. И народ, даже самый заскорузлый, поймет это и по-другому отнесется к нему. «Вот у меня отныне одна голова, но два сердца. Одно — мое, а другое — академика Лихачева». А ты, Юрий Петрович, говоришь: «Патология…» Ю.Ш.: Ну, как образ — это нормально. Г.Б.: Коллеги, времени у нас еще достаточно, у меня такой вопрос — есть ли в столовой бутерброды? Можно ли их закупить? А.П.: (секретарю Антонине Ивановне) Сделайте, пожалуйста, бутерброды! На троих! Г.Б.: А вот эту метафору с двумя сердцами — если ее взять в качестве вдохновляющей, творчески заражающей идеи, да и реализовать ее в таком жизненнореальном виде!.. Мы ведь о чем говорим? О том, что мировоззрение школьника и студента, учителя и преподавателя есть процесс постоянной внутренней работы. Вот нам и надо переплавить в себе эту метафору. А.П.: Каждый преподаватель учит тому, что сердце не отдыхает никогда. Г.Б.: Да-да! Но не нужно специальные уроки проводить… Можно все образно вплести в практикум «Конституция РФ — наша Гражданская Библия»! Я очень заинтересован. Моя сверхзадача заключается в том, чтобы, к примеру, в Челябинске и Екатеринбурге сделать такие пилотные проекты в школах для старшеклассников и в вузах для всех специальностей: «Конституция. Мои права и обязанности. Моя ответственность». А.П.: Я, как учитель, чувствую — лучше звучит: «Моя Конституция — моя Библия». Это будет близко сердцу и школьника, и студента. Г.Б.: Хорошо! Ю.Ш.: Попы не поймут! А.П.: Ну, умных попов мало… А глупые, да… Ну и Бог с ними… Г.Б.: У нас сегодня вот что хорошо — есть ощущение некоего предела. Ю.Ш.: Да уж! Г.Б.: Всегда хорошо, ведь предел есть некая определенность. Это почти принудительная задача выбора. И если она правильно диагностирована, если есть комплексно-системно-объективная оценка причин социального заболевания, то социум способен к самоисцелению. Потому как нет таких великих лекарей,

которые сами придут и нас избавят от тяжкого недуга. Правда, на самом деле рецепт излечения не совсем понятен и неизвестно, где взять лекарства? Нам иногда говорят: «В-о-о-т, либеральная демократия, западные институты управления… Давайте у них учиться, давайте их осваивать, на них равняться…» Разумеется, на передовые, прогрессивные формы стоит равняться, но мы находимся в реальном социуме, в состоянии постсоветской, постимперской трансформации, именуемой «Новая Россия». В августе 1991 года случился «политический Чернобыль» прежней системы. Путчисты были убежденными носителями своей веры, они искренне считали, что по-другому ни жить, ни управлять нельзя. Кто-то говорит: «Они держались за власть», а я думаю, их объединяло фундаментальное религиозное представление о вечности и могуществе коммунистической квазирелигии. Ю.Ш.: Самые жестокие конфликты как раз клерикальные. А.П.: Геннадий Эдуардович, то, что сейчас делается в стране, Уралу не свойственно. Мои предки здесь живут 400 лет, это наша Родина… Г.Б.: О, бутерброды, спасибо! А это из личных запасов? А.П.: И почему мы столько лет живем вместе? Потому что не разделялись по религиям! Мы вообще об этом не знали, не думали. А сейчас начали нас путать, делить: русские, татары, башкиры… У славян Библия, у татар Коран… Ну и что! У нас у всех одна Конституция! Вот Библия! Мысль ваша верна! Г.Б.: Молодец! А.П.: И больше никакой вражды нет! Это твоя «домашняя Святая книга», Коран, али Библия, али еще чего… А для всех вместе — Конституция! Иначе не выживем. Я как математик люблю первоосновы. Вот как Библия лежит у вашего изголовья, так и Конституция должна лежать в изголовье у каждого тюремного сидельца, у каждого больного в больнице, в школе, вузе, в любом светском присутствии, включая органы власти… Она может изучаться вдумчиво и продуктивно. Кстати, одна из главных проблем в нынешнем образовании — дети плохо понимают тексты, у них уменьшается объем понимания текста. И мы могли бы сделать методички по русскому языку, отдельные брошюрки по синтаксису и орфографии с содержанием Конституции, где были бы пропущены знаки препинания или буквы. И дети уже в начальной школе одновременно учили бы русский язык и Конституцию. Г.Б.: Да-да, не какая-то там «Маша мыла раму», а… А.П.: Пусть и Маша будет, ну, может, слегка адаптированной, но с начальной школы на уроках Конституция должна быть везде вкраплена, во все дисциплины. И вообще, необязательно делать специальный «урок Конституции» в 11-м классе. Конституция должна пронизывать весь пласт образования.

Г.Б.: Единственно правильный выход. Главное — не переборщить! Но талантливый педагог, осознающий свою «библейскую роль», будет строить свой урок как «духовную практику», как «молитвенное служение». В известном смысле каждый урок — это ведь проповедь… Ю.Ш.: Хороша любая проповедь, когда она исповедь. А.П.: Учителей же научили преподавать Пушкина, а вот Солженицына не научили, они не справляются с ним. И сомневаюсь, что когда-нибудь научатся. Или другого какого автора взять — но Пушкина-то умеют преподавать. Г.Б.: Ой, с горчицей — очень вкусно! А.П.: Берите сало! Настоящее! Ю.Ш.: Из кулинарии «Патриот»? А.П.: Да нет, наши бабы сами делают… Г.Б.: А как вы откопали, что ваш род на Урале уже 400 лет? А.П.: Моему отцу 89 лет. Он пошел на пенсию и занялся нашей родословной. Мы сами — курганские. Отец работал в архивах всех соседних областей и откопал, что Поповы приехали на Урал из Архангельской губернии, а потом здесь перемешивались — и с казахами, с татарами… Но первые наши предки были поморами чистокровными, а потом стали «уральской национальности»… Ю.Ш.: Господа, можно я в связи с салом сделаю краткий исторический экскурс? Осенью 1991-го я оставил ракетную технику и вернулся из Днепра в Челябинск. Почувствовал, что «оборонка» валится, Украина обособляется, в общем, пора домой. Я как бы «опустился с небес на землю» — из крупнейшего в мире ракетно-космического концерна пошел в НИИ горных работ. И тут мной овладела романтическая идея — конверсия! Дескать, оборонные технологии и научные разработки — на «гражданку»! Именно 7 декабря 1991-го я вылетел в Москву, в ЦНИИМАШ, чтобы получить кандидатский диплом. Он ведь оказался одним из последних дипломов ВАК СССР. Ровно тогда наш нынешний сотрапезник Геннадий Эдуардович отправился в Беловежье решать судьбу этого самого СССР. Я же рвался на встречу с ключевыми людьми ЦНИИМАШа в надежде, что ракетчики-прочнисты возьмутся рассчитывать шахтные конструкции для горняков. И вот мы с директором НИИ Владимиром Галкиным отправились на прием к корифею прочнистов А. В. Кармишину, заместителю директора ЦНИИМАШа, то есть академика В. Ф. Уткина, отца знаменитой «Сатаны». Он, кстати, «эмигрировал» с Украины в Россию в августе 1990 года, оставив пост генерального конструктора КБ «Южное» в Днепропетровске, где я еще оставался на целый год. И вот, господа, «картина маслом» — декабрь 1991-го, холодно, голодно, мы с Галкиным входим в кабинет Кармишина, первые слова приветствия, огромный кабинет, бизнес и культура 1(4)·2013

125

о чем говорят мужчины

длиннющий стол для заседаний и… секретарь вносит бутерброды с салом! Как это было круто! Сало — стратегический продукт! Как и баллистические ракеты дальнего действия с ядерными боеголовками… А.П.: И я расскажу про бутерброды! Всегда 14 декабря, в «день декабриста», в нашей школьной столовой всем женщинам подаются бутерброды с красной икрой. Бесплатно. В честь жен декабристов. Но чтобы получить бутерброд, надобно поварам сказать что-то про декабристов — или стих прочитать, или фамилию декабриста назвать. Просто так бутерброд не дают! Так что все готовятся к этому дню… А 7-го ноября мы готовим красный революционный картофель. Он варится в свекольном отваре и получается красным. Г.Б.: Так, может, еще и в мундире? А.П.: Нет, не в мундире. И подаем на гарнир красный революционный картофель — ведь нельзя забывать прошлое, это наша с вами история. И когда люди спрашивают: мол, почему картофель красный? — повара отвечают: «Сегодня — день 7 ноября, красный день календаря!» Телевидение даже приезжало. Г.Б.: Очень интересно, а какой он на вкус? А.П.: Вкус, достойный исторической даты. Как-то телевизионщик вцепился в повара: «Как вы его делаете?» — «Как-как, я его варю ранним утром, когда алые зори полощутся вместе с красными знаменами!» Г.Б.: Здорово! Вы так образно и метафорически эти ценности и смыслы оживляете или, лучше сказать, «вживляете» в восприятие коллег — немножечко с улыбкой, немножечко назидательно, педагогически — но это все процесс формирования культуры памяти. Это есть созидательная основа настоящего и будущего. А.П.: Я занимаюсь с второклассниками, спрашиваю: «Вот в Челябинске трехзначные номера на машинах, а в соседнем Казахстане четырехзначные. И такая машина совершила ДТП и скрылась, а у нее две цифры замазаны. Начался опрос свидетелей, и одна говорит: «Ну, номер у нее — Пушкин вылитый!» И я спрашиваю детей: «Какой номер?» Все видели цифры «1» и «7», остальные грязью заляпаны. А свидетельница о Пушкине говорит. И один ребенок вдруг выпалил: «Одна тысяча семьсот девяносто девять!» Ах, какая умничка! Ю.Ш.: О! А! Я знал, что Пушкин обязательно всплывет! А.П.: Мальчик единственный знал, когда год рождения Пушкина! Ю.Ш.: Ай да Пушкин, ай да молодец! Все равно он везде пролезает! А.П.: Так Россия не может жить без Пушкина. Г.Б.: Я создал новую (ну, наукой ее не называю) совокупность духовных практик — «политософию». И у меня есть межвузовский студенческий клуб политософский — «Зуб мудрости». По ритуалу всех новых участников заседаний мы принимаем в соучредители 126

бизнес и культура 1(4)·2013

клуба, а в качестве членского билета дарим томик Пушкина. Потому что Пушкин и есть олицетворение той самой политической мудрости. Он был не только гениальным поэтом и голосом Бога общался с людьми, но и глубочайшим мыслителем своего времени, сумевшим и историю, и будущее переплавить самым возвышенным образом. А еще он был сверхъестественным мужчиной, бесконечно влюблявшимся… Ю.Ш.: Как наш Александр Евгеньевич… Г.Б.: … который страсть свою не мог укротить! А.П.: Слово основополагающее — страсть! Г.Б.: Она бурлила в нем до безрассудства! Вспомним знаменитую историю с семьей генерала Воронцова, когда он не мог обуздать свои возвышенные чувства к его жене. И как она была смущена, и Воронцов не понимал, что с Пушкиным делать… Такой клубок страстей! А, кстати, пароль у нас в клубе — строчки из стиха Пушкина графу Горчакову: «Там ум кипит, там в мыслях волен я, там спорит слух — и чувствую живее. И там мы все — прекрасного друзья». Ю.Ш.: Я чего так радуюсь как ребенок: у меня же тема этого номера бк — «Пушкин»! И я сознательно не сказал вам про это в начале нашего коллоквиума, а Пушкин все равно прорезался! Г.Б.: … и когда новый участник клуба получает томик, мы его просим открыть на любой странице и зачитать послание, которое выражается в первом же отрывке стихотворения. И тут случается удивительная «перекличка»: или какие-то актуальные проблемы, или какие-то грустные или веселые люди, или какие-то невыносимо сложные жизненные ситуации — и тут же сам Александр Сергеевич со своей всепроникающей мудростью… А.П.: Вот мы говорим о Библии — и хочется о Мекке. Когда еще был жив Семен Степанович Гейченко — великий человек, — я много раз возил детей в Пушкиногорье. После чего дети становились другими. Михайловское, Тригорское, Петровское… там живет дух Пушкина, достойным носителем которого был Гейченко. Его уже нет давно, не знаю, что там сохранилось… Г.Б.: Как всегда — что-то с человеком уходит… А.П.: Он был необыкновенный… Ю.Ш.: У вас этот клуб как бы такая системная штука? Г.Б.: Системная, но не регламентированная жестко. Ю.Ш.: Но ведь структуризация важна. К примеру, будь ты семи пядей во лбу, а один журнал не сделаешь, если раз в неделю не собираться на редколлегию. А.П.: А я каждый день свой коллектив вижу — и нормально. Самое лучшее на свете. Г.Б.: А каково вам с учителями? Какая радость, какие заботы? Вот сейчас по новой установке каждая школа должна набор делать по территориальному принципу. И вас как бы лишают…

А.П.: Ну здесь всегда можно найти противоядие (хотел сматериться, но проще сказал). В лицее учатся с пятого класса, когда не надо делать набор, который указан. У нас есть воскресные школы, где мы детей готовим и отбираем со всего города. Я надеюсь, у нас самые умные дети. Мы и учителей отбираем, они имеют возможность зарабатывать приличные деньги, оказывая дополнительные услуги. Г.Б.: И родители с удовольствием эти услуги потребляют? А.П.: Ну, сюда очень трудно попасть, ни по каким звонкам или деньгам я никого не беру. Беру по интеллекту… Поэтому попасть сюда непросто. Ю.Ш.: Знаменитый тренер по дзюдо Александр Миллер мне рассказывал, как он выбирал Мансура Исаева, ставшего олимпийским чемпионом. Вначале ему наводочку дали на сборах в Подольске, а потом юного атлета протащили через миллион тестов, сделали тотальную диагностику психофизиологического состояния и оценили его уникальные данные. Г.Б.: И я своим студентам даю возможность оценить себя, для чего рекомендую вести дневник своих бдений, размышлений, потрясений, вдохновений. Кстати, вот образец этого дневника. А.П.: Спасибо! Можем мы с вашего разрешения его размножить и подарить? И лучше бы с автографом! Г.Б.: Хорошо, а начинается он с моей лирической максимы, адресованной внучке Софии: «Мудрым быть легко и просто — надо знать один закон…» А.П.: Я на Новый год подарю его каждому старшекласснику… Г.Б.: Подписываю: «Самым счастливым лицеистам нашей страны. Быть Новой России. Геннадий Бурбулис». А.П.: Даете мне слово прочитать в лицее про Конституцию? Г.Б.: Да, мы договариваемся создать с вами систему какую-то… А.П.: Система системой, но я, прежде всего, забочусь о себе. Г.Б.: Система на базе лицея! А.П.: Конечно, для меня лицей всегда на первом месте, остальное потом. Г.Б.: Юра, я хочу создать ассоциацию новых конституционалистов России — «АнкоР». А.П.: То есть «еще»? Г.Б.: Много раз у нас рождались блестящие личности, добросовестные, бесконечно любящие свою несчастную родину, унижающую своих граждан. Мы тут вспомнили декабристов — святые люди! Перед выходом на Сенатскую площадь они написали проект Конституции. У них была своя Библия — они с ней, правда, не очень понимали, что делать. В России случались попытки конституционного преобразования

страны — и всякий раз заканчивались новым обрывом в пропасть, в авторитарность, в смуту, в новые испытания. Ассоциация новых конституционалистов России — «АнкоР» — «еще, еще раз!» В этом франко-английском слове есть еще один смысл — то, что сейчас называется в интернетовской культуре «отсылка к источнику». По большому счету, ассоциация «АнкоР» есть отсылка к нашим глубинным, благородным культурным и историческим корням, которые бы мы хотели… А.П.: «АнкоР» — такое динамичное слово, не статичное. Г.Б.: Да-да! Мы проводим второй конкурс: «Борис Ельцин: новая Россия и мир». И в прошлом году в нем старшеклассники тоже участвовали. Тексты студентов, аспирантов, молодых преподавателей по нескольким номинациям. В этом году добавили второе крыло — «Социальные инновации». Здесь все, что связано с любой творческой и социальной деятельностью, например, волонтерской, благотворительной. А.П.: Мы с удовольствием примем участие. Г.Б.: Можно и в текстовом виде, и в проектном виде. Большое спасибо тебе, Юра, что привез меня сюда, и обед потрясающий… А.П.: Ну, это еще не обед! Ю.Ш.: Обед мы вам устроим в следующий приезд. А.П.: Я вот что понимаю под «обедом»! Вот, скажем, мы едем к моему дружку в Аргаяш, это 22 км от Челябинска. Он содержит своих баранов, коней… Мы заранее заказываем обед — и он делает седло барашка из свежей баранины, или он готовит плов — его жена жила в Узбекистане, это настоящий плов! Вот это — обед! Или украинскую тему возьмем, или белорусскую… Ну, такую длинную и красивую. Если когда-нибудь захотите по-настоящему пообедать, скажите, и мы обратимся к национальной кухне — берем какую-нибудь конкретную тему, типа «драники», или «плов», или «шашлык». А вы водку пьете? Г.Б.: Иногда да. А вот Юре нельзя. Ю.Ш.: Почему нельзя?! А.П.: О! Ну тогда плов сделаем — под водку это будет классно. И на конях покатаемся! Ю.Ш.: В следующий раз у меня на балконе будем говорить — это недалеко, но я все-таки не понял, когда ваш очередной визит и когда мы услышим лекцию в лицее? Г.Б.: Не лекцию, а диалог! Встреча-диалог! Какие лекции, о чем он говорит? А.П.: Ну, он вузовский же… Ю.Ш.: Да не вузовский я, мне нужно, чтобы все было систематически! Г.Б.: Юра — технолог! Он мыслитель одной частью полушария, а другой — технолог, ему нужно, чтобы в его корзинке всегда было из чего выбрать… бк бизнес и культура 1(4)·2013

127

арт-проект

Каменный пояс В марте сего года исполняется 30 лет уникальному самовольному объединению челябинских фотографов — «Каменный пояс», без преувеличения одному из самых звонких челябинских брендов. бк склоняет голову перед этими подвижниками, пронзительно понимая, сколь трудно так называемых творческих особей объединить во что-то осязаемое в пространстве и времени. Нынешний директор Творческого объединения «Каменный пояс» Ирина Рыжова рассказывает о недалеком прошлом…

Слева направо стоят: А. Николаев, Д. Бойко, С. Арканов, С. Феофилактов, Ю. Зайков. Слева направо сидят: Ю. Лунев, В. Жирохов, А. Мельников, В. Богдановский, В. Воронин, Д. Графов, Д. Володин, А. Глебов, Ю. Ермолин, Ю. Клепиков, Ю. Киселев

амодеятельный фотоклуб отпочковался от редакции газеты «Челябинский рабочий», которая много лет «ковала» внештатных фотокорреспондентов для областных и городских газет. Это был смелый для того времени поступок молодых парней. Тогда ведь еще не было ниши рекламной, постановочной, экспериментальной фотографии. Первыми, кто отважился на ее поиск, стали С. Арканов, В. Богдановский, Д. Бойко, В. Жирохов, А. Николаев, С. Феофилактов. Поначалу собирались в Областном научно-методическом центре (ныне здание Камерного театра) во вторую среду каждого месяца. Кстати, эта «вторая среда» жива по сей день. В самом начале на нее съезжались несколько десятков фотографов из Челябинска, Чесмы, Карталов, Еманжелинска, Сатки. Было интересно, весело, полезно. Спортивный азарт подогревал соперничество. Вместе организовывали фотоэкспедиции,

128

бизнес и культура 1(4)·2013

конкурсы, проводили выставки, из которых самой масштабной стала выставка «Природа и мы» (1986). Фотографии ее участников заняли все пространство выставочного зала Союза художников. О клубе заговорили в прессе, на телевидении… Так нас узнали горожане. В 1987 году фотоклуб получил постоянную прописку. Руководитель клуба Владимир Богдановский умудрился разглядеть в грязном, затопленном, разрушенном подвальчике под рестораном «Арктика» будущую фотостудию и выставочный зал. Он убедил начальника управления культуры Челябинского облисполкома К.Н. Сидорова в необходимости передать помещение клубу. Возбужденные и самые активные члены сами выносили и грузовыми машинами вывозили столетний мусор, постепенно осваивая свое место под солнцем. Челябинцы и сегодня вспоминают смелые, новаторские выставки на запретные темы

С. Феофилактов. Перестройка

Д. Бойко. Дорога к счастью

С. Арканов. Реализация спиртных напитков населению

А. Глебов. Реконструкция

Ю. Ермолин. Лицо старости

А. Николаев. Венчание В. Богдановский. Сон в летнюю ночь

Д. Графов. Сельский базар

В. Жирохов. Ожидание

И. Лагунов. Странник бизнес и культура 1(4)·2013

129

арт-проект

о религии, власти, жизни. Выставка В. Вяткина (АПН, Москва, 1988), «1000-летие крещения Руси» А. Николаева (1988), «Ашинская трагедия» А. Чуносова (1989), международная выставка «Ева» от фотографов из Латвии, Италии, США (1990) и многие другие потрясли челябинцев. Клуб двинулся в ближнее и дальнее зарубежье: Копенгаген (Дания, 1991), Массачусетский технологический университет (США, 1991), ПалоАлто (США, 1992), Прага (Чехия, 1993), Фрибург (Швейцария, 1998), Дюссельдорф (Германия, 1998). Состоялись триумфальные выставки: «Ритмы века. Репортаж без границ» (Санкт-Петербург, 2004), «Салют Победы» (Екатеринбург, 2004), «Территория Победы» (Москва, 2009), «Советский Урал» (Сент-Этьен, Франция, 2010) и др. Мы начали издавать свои

А. Кондратюк. Дороги, которые мы выбираем 130

бизнес и культура 1(4)·2013

альбомы. В 1994-м в московском издательстве «Материк» вышел в свет фотоальбом «Фотостудия «Каменный пояс». Избранные фотографии. 19831993». Следом мы создали собственное издательство, которое выпустило более 120 тысяч экземпляров книг по краеведению, истории края, доступные любому читателю в любой библиотеке. Наши фотоальбомы разлетелись по всему миру, стали визитной карточкой Челябинской области. Самыми титулованными книгами издательства «Каменный пояс» стали: • «Челябинская область. Chelyabinsk Region» (Челябинск, 1999, 2004, 2008) • «Челябинская область в фотографиях.1900-2000» в 5 томах (Челябинск, 2001-2005). Лидер всероссийского конкурса МПТР «Книга года2003», издание представляло Россию в 2004 году на Международной

В. Богдановский. «Крутики». Озеро Тургояк

Ю. Катаев. Другая жизнь

В. Воронин. Сельский трубач бизнес и культура 1(4)·2013

131

арт-проект

Н. Беленцова. Рыжий восторг

С. Сафиуллин. Восстание

В. Новокрещенов. Старовер

А. Шефер. У Буддийского храма 132

бизнес и культура 1(4)·2013

С. Зырянов. В тридевятом королевстве

Н. Кувшинов. Не сдамся

Д. Челяпин. На зорьке

книжной ярмарке во Франкфурте-на-Майне и Лейпциге (Германия) • «Челябинская область. Энциклопедия» — победитель Всероссийского конкурса Ассоциации книгоиздателей России «Лучшая книга года2007» • «Челябинская область в фотографиях. 19002000. Избранное» (2008) — победитель Всероссийского конкурса «Лучшая книга года-2008» Мы, как и прежде, каждую вторую среду месяца собираемся вместе — теперь в уютном зале Областного краеведческого музея. А еще у нас появилась новая «фишка» — международный фестиваль фотографии «ФотоФест». В четвертый раз он пройдет в Челябинске в сентябре 2013 года и будет посвящен нашему тридцатилетию.

С. Коляскин. Одинокий возраст

А. Шулепов. Укладка ж/д полотна бизнес и культура 1(4)·2013

133

арт-проект

30 лет месте

фото: Николай Бойко

Гости форума Ирина Прохорова и Юрий Шевелев

ЮБИЛЕЙНЫЙ ФОРУМ ФОТОКЛУБА «КАМЕННЫЙ ПОЯС» г. Челябинск, Краеведческий музей, 13 марта 2013

Быстровозводимые здания от ИНСИ: выгоду легко проверить Холдинг «ИНСИ» — один из пионеров в создании и продвижении современных технологий строительства быстровозводимых зданий, широко востребованных на строительном рынке.

• •

Освоенные сегменты рынка Жилищное строительство и реконструкция зданий (коттеджи, малоэтажные сблокированные постройки, мансарды, пристройки и надстройки). Коммерческая недвижимость (торговые комплексы, административные и производственные помещения, автозаправочные станции, гостиницы, кафе, рестораны).

• • • • • •

Технологические особенности В основе здания — каркас из оцинкованного металлического профиля. Пожаробезопасность и огнестойкость конструкций (использование негорючих материалов, включая утеплитель, внутреннюю и наружную облицовку стен и кровли). Долговечность (стальные профили из горячеоцинкованной стали защищены от коррозии). Весовые параметры конструкции: масса 1 кв. м стены — 40–53 кг при толщине 150–250 мм; масса 1 кв. м несущего стального каркаса здания — до 25 кг; вес 1 кв. м готового здания — до 150 кг. Качественное снижение затрат на фундаменты и рас ширение возможностей строительства на «плохих» грунтах и участках с уклоном, а также возможность применения ленточных и винтовых фундаментов. Отсутствие «мокрых» процессов, гарантирующих все сезонность строительного процесса.

Конкурентные преимущества • Стоимость двухэтажного жилого дома мансардного типа эконом-класса общей площадью 72 кв. м, включая стоимость каркаса с утеплителем и обшивкой, — 667 тыс. руб., и стоимость работы — 170 тыс. руб., что в итоге составляет 11 625 руб. за 1 кв. м. • Идеальный вариант в качестве бизнес-решения. Применение технологии ИНСИ существенно сокращает срок строительства и запуска здания в эксплуатацию. Предприниматель начинает быстро возвращать вложенные денежные средства, оборачиваемость капитала увеличивается. • Применение современных CAD-систем и передовых методов проектирования позволяет делать ведомость материалов автоматически в электронном виде. Конструкции изготавливаются с точностью до 1 мм. • Широкие архитектурные возможности, минимальное использование грузоподъемной техники при строительстве, надежность и доступная цена — привлекательные факторы для частного покупателя. • Высокий уровень теплосбережения (минимальные потери тепла зимой и холода летом) за счет использования материалов с низким показателем теплопроводности. • Наличие всех необходимых заключений госэкспертизы для жилых зданий. • В качестве фасадной отделки могут использоваться: облицовочный кирпич, камень-плитняк, деревянный блок-хаус, профлист, панель фасадная, металлокассеты, фиброцементные плиты, сайдинг.

454092, г. Челябинск, ул. К. Либкнехта, 2, офис 500 Тел. 8–800–100–20–11 (звонок по России бесплатный) www.insi.ru

ВЕСНА БУДЕТ!

Типография «АВТОГРАФ» 454091, г. Челябинск, ул. Постышева, 2 Тел./факс: (351) 264-88-25, 264-18-22, 264-42-50 e-mail: design@avtgr.chel.su