Розовый слон by Esti

Галина Балабанова (Токарева)

Розовый слон

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà)

Родилась в Москве, окончила факультет «Русский язык и литература» Московского Государственного педагогического института. В настоящее время работает ведущим редактором в Московском Государственном Университете инженеров гражданской авиации. Писать начала в 2001 г. В 2008 напечатала в Интернете на сайте «Проза ру» несколько повестей и рассказов. В 2010 г. в издательстве РИОР Рунета была издана книга «Розовый слон». В 2011 г. в свет вышли книги «Счастье в подушке», «Шальная троица» издательством «Инфра-М». В 2012 г. издательством «Авторская книга» была издана книга «Летаргический сон» и переизданы книги «Счастье в подушке» и «Розовый слон». В 2010 г. на Московской Международной книжной ярмарке состоялась презентация книги «Розовый слон», в 2011 г. – презентация книг «Счастье в подушке», и «Шальная троица», в 2012 г. - презентация книги «Летаргический сон». В 2011 и в 2012 г.г.. была номинирована на участие в конкурсе «Писатель года». 3

Галина Балабанова (Токарева) пишет прозу, которую с удовольствием читают и мужчины и женщины. Увлекательные, захватывающие, пронизанные лиризмом, тонкой иронией истории, в переживаниях которых каждый может узнать свои эмоции, привлекают искренностью и жизнеутверждающими сюжетами. Главная тема современного писателя Балабановой ЛЮБОВЬ - во всех её проявлениях. Её остросюжетные детективные романы «Шальная троица» и «Жара», повести «Доктор Винер», «День рождения прошёл», «Эхо-хо», а так же рассказы и миниатюры насыщены мудрыми и меткими жизненными наблюдениями, знаниями человеческой психологии, характеры героев ярки и узнаваемы. Автор утверждает чистоту человеческих отношений, ценность любви и дружбы. Герои предстают перед нами со всеми достоинствами и пороками нашего времени. Предлагаем вам, уважаемые читатели, рассказ «Розовый слон», и сказку для взрослых «Шкаф», которая уведет вас в интересную мини - историю России и СССР. Прочтите эту удивительно-душевную прозу о любви зрелого современного писателя Галины Балабановой, в которых утверждается добро и бичуется зло, без громких слов, без морали и лозунгов они взывает к любви, состраданию и пониманию ближнего. Любовь Селезнёва Член Союза журналистов России и Башкирии, прозаик.

Розовый слон

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) - Пойду лучше кофейку попью, - решила Лилька, смяв в руке последнюю сигарету, - а потом зажарю себе яичницу с помидорами и завалюсь в постель до самого вечера. Она вошла в кухню, сунула голову в холодильник и, утвердившись во мнении, что жизнь дерьмо, подумала, что, если срочно не принять реанимационные меры, то в лучшем случае она загремит в психушку, а в худшем вообще улетит по ту сторону горизонта, так и не поняв, что такое настоящая жизнь. На верхней полке старенького Саратова лежал заскорузлый огурец, похожий на дохлую гусеницу, кусок плесневелого сыра в разодранной желтой бумаге и засохший огрызок докторской колбасы. Остальное пространство было заполнено дурно пахнущей пустотой и гнилыми яблоками, напоминавшими собачьи фекалии в солнечный день. - А, может, ну ее, эту яичницу, - подумала Лилька, сковырнув с сыра плесневелую корочку и, обреченно вздохнув, захлопнула холодильник. На столе противно тренькнул будильник. Лилька бросила на него равнодушный взгляд и, сунув в карман старого фартука, машинально нажала на кнопочку. - Да… раненько вы поднялись, Лиля Пална, - подумала она, плюхнувшись всей Лилькой на табурет. - В выходной могли бы поспать и подольше. Во дворе гаденько задребезжал Васильевский запорожец, ритуально завизжала соседка с первого этажа, захрапел за стеной дед Иван. Внутри у Лильки что-то оборвалось, она всхлипнула и, уткнувшись лицом в ладони, поняла, что больше не хочет жить. И зачем только Бог наградил женщин звериным чутьем? Может, хотел оградить от ошибок? Или смягчить удар? Может быть. Но Лильке, к сожалению, это не помогло, и даже наоборот. Предвестие беды сделало ее подозрительной, замкнутой и настолько уязвимой, что стоило кому-нибудь спросить, как у нее дела, на глаза наворачивались слезы, и выражение лица становилось таким, будто у нее болят сразу 32 зуба.

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) Сотрудники, знавшие Лильку, как веселого и не унывающего человека, беззлобно подтрунивали над ней, пытаясь вывести на откровенность, а начальник при виде постной физиономии цокал языком и, кривя и без того противную физиономию, проходил мимо нее. И только Сергей не замечал в Лильке разительных перемен и, продолжая играть с нею, как кот с мышью, готовился к отступлению. В тот день, когда все это произошло, Сергей пришел домой раньше обычного, долго гремел в прихожей ключами, шаркал тапочками, сопел. А когда вошел в комнату и посмотрел на нее, Лилька все поняла. - Ты разлюбил меня? – задала она вопрос в лоб и, чтобы не слышать ответа, закрыла уши ладонями. Сергей похлопал ее по плечу и грустно сказал: «Так в жизни бывает». Лилька открыла глаза и, вскарабкавшись взглядом по его серому свитеру, пискнула: «Ты полюбил другую?» Она все еще не могла поверить в то, что это произошло именно с ней. Сергей нервно зевнул и, скривив красивый рот, прошипел: - Слушай, давай без истерик! - Я не хочу без истерик, - хлюпнула Лилька, - слышишь, ты! Не могу! Она схватила его за рукав и, дернув изо всех сил, крикнула: - У меня каждая косточка кричит на спине и пальцы тоже, и волосы. Скажи, что ты пошутил! Я поверю! Хотя постой! – она потерла глаза. - Я, наверное, сплю! Давай, ущипни меня за руку! И я не почувствую боли! А еще лучше выйди и снова войди, только по-настоящему… Лильке было так плохо, что она предпочла бы прямо сейчас умереть. Но судьба не предоставила ей такого шанса. - Давай расстанемся по-хорошему, - оттолкнув ее, отчетливо проговорил Сергей. - Не навсегда, на какое-то время. Поживем отдельно, а там… 7

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) - У НАС уже нет ТАМ! – отрезала Лилька. - И НАС уже нет! Есть ТЫ и Я – каждый сам по себе! - Не истери! – схватив ее за грудки, крикнул он. - И запомни, в этом мире ничего постоянного нет! И любви тоже! Ты поняла?! - Поняла, - промямлила Лилька, съехав по стенке на табурет. Сергею стало жалко ее. Он присел перед ней на корточки и, погладив по голове, нравоучительно произнес: - Ты хороший человек, Лилька, но больно уж заморочистый. Пойми, надо быть проще, покладистей. И тогда все у тебя будет тип-топ. Лилька смотрела на него во все глаза и понимала только одно, что видит его в последний раз. Она стояла в прихожей, прижавшись спиной к стене, и чувствовала себя ничтожной мошкой, которую вот-вот раздавят и размажут по давно не мытому полу. - Ну, что, будем прощаться, - нарочито громко сказал Сергей, протянув ей красивую руку. Лилька смотрела на его руку, и ей казалось, что это плетка, а не рука. Она спрятала руки за спину. Когда дверь за Сергеем захлопнулась, Лилька оторвалась от стены и на полусогнутых потащилась на кухню, где просидела между плитой и столом почти до самого вечера. Когда стемнело, она переместилась с табуретки на пол и, укусив зубами собственную коленку, тоненько заскулила. Коленка оказалась такой дубовой, что из десны потекла кровь: сладковатая и соленая, как томатный сок. Лилька слизывала ее языком и думала, что жизнь ее похожа на собаку неизвестной породы, которой только что отрубили хвост. Под утро она соскребла себя с пола, заставила умыться, накраситься и надеть туфли на десятисантиметровом каблуке, которые уже сто лет не носила. Придя на работу, Лилька первым делом зашла к начальнику в кабинет. - Здравствуйте, Петр Петрович, - ослепительно улыбнувшись, сказала она, - вы вчера просили зайти, забрать папку с отчетом. Петр Петрович, увидев Лильку при параде и на каблуках, зарделся как маков цвет.

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) - Лилечка, вы сегодня такая красивая! - Спасибо. Давайте отчет. Петр Петрович оторвал обожаемый зад от стула и, опершись руками о стол, заглянул ей в глаза. - И все-таки, сознавайтесь, у вас что-то случилось? Лилька пожала плечами. - Да нет. Просто я теперь стала, как все. - А-а-а…, - многозначительно протянул Петр Петрович, задумчиво посмотрев на нее. Пока у начальника шел мыслительный процесс, что зничит: «Как все»? Лилька взяла со стола папку, и заговорщически подмигнув, вышла из кабинета. Странные метаморфозы происходят порой с людьми, когда их покидает любовь. Крылья, когда-то научившие влюбленных летать, затягивают их в такую пучину, из которой порой не выбраться, особенно, если ты слаб. Кто посильней начинают новую жизнь, хватаясь ошметками воли за детей, родителей, все еще зеленеющую траву… Остальные плывут по течению, и в конце концов погибают: духовно или физически. Так и не поняв, что такое любовь. Лилька, слава Богу, принадлежала к славному большинству, но сама об этом еще не знала. Оборванные крылья были аккуратно сложены на дно ямы, в которую она благополучно свалилась, безумные поступки лежали тут же, неподалеку. Лилька смотрела на них пустыми глазами и не понимала, что со всем этим делать. Но сдаваться не собиралась, хотя порой очень хотелось. Сергей позвонил ровно через неделю и первым делом заговорил о забытых в квартире вещах. - Привет, Лилек, - заржал он, будто его только что накормили овсом. - Я у тебя вещички хотел забрать. - Забирай, - равнодушно ответила Лилька, и губы ее затряслись от обиды. Она думала, что он переживает, а он смеется. Подлец! - Лады. Завтра зайду. - Завтра это во сколько? 9

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) - Ну, часов в семь, а может быть, в восемь. - Нет, ты скажи точно, - пискнула Лилька. - Хорошо, в семь, - рявкнул он, засопев. Лилька долго смотрела на пикающий кусок пластмассы, потом бросила его на пол и на ватных ногах побрела в ванную. Она стояла под ледяной водой и мечтала лишь об одном простудиться и умереть, чтобы никогда больше не испытывать разрывающей сердце боли. Образ Сергея иконой стоял у нее перед глазами, нашептывая на ухо ласковые слова, а она, тряслась, как в лихорадке, сглатывала с распухших губ ледяные потоки, и… думала о том, что уже не хочет умирать! Теперь она хотела мстить, завоевывать, и еще что-то такое, чего никак не могла понять. В общем, она хотела действовать! Немедленно и решительно! - Нет, я не отпущу тебя, - крикнула она в мокрое от слез полотенце, - лягу вот тут у порога, и не отпущу. Она пошла в комнату, достала из тумбочки пузырек с валерьянкой и, не разбавляя, опрокинула в рот. Травяной запах неприятно ударил в ноздри, потом в голову. В желудке что-то зачавкало, к горлу подступил ком. Лилька вскочила на ноги и рысью понеслась в туалет. Ее рвало так, будто она съела или тухлой рыбы или несъедобных грибов. Когда все закончилось, она кое-как доползла до комнаты и, не раздеваясь, упала в кровать. Сон свалил Лильку, как нокаут боксера. Правда, ненадолго. Через полчаса она уже пялилась в облупленный потолок, и считала слонов, крокодилов, бегемотов и прочую полосатую и пятнистую живность, пробегавшую перед глазами будто в кино. - Лучше бы он не звонил, лучше бы сгинул, - думала она, отстукивая зубами барабанную дробь, - а еще лучше бы умер, и я бы ходила к нему на могилку и носила цветы… Господи, о чем это я? Нет! Нет, я не хочу, чтобы он умирал! Пусть живет! Но только не в моем городе! 10

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) Не в моем доме! А где-нибудь далеко, куда не ходят поезда и там, где телефон недоступен. А еще лучше - пусть его переедет машина, но не насмерть, а так, понарошку, слегка. А врачи ошибутся, когда будут ставить диагноз. И скажут, что он никогда больше не будет ходить. И тогда я возьму его к себе, и буду ухаживать. Кормить, поить, катать в инвалидной коляске. А потом он неожиданно выздоровеет и поймет, кого так легко мог потерять. Так думала Лилька, мечтая вернуть Сергея обратно. И на душе у нее в этот момент было легко и светло. Вот только одного не знала бедная женщина, что такие мысли рождаются в голове не от любви, а от ущемленного самолюбия, от обиды быть брошенной! И что любовь здесь совсем не причем. Но так устроены женщины. Если БОЛЬНО, значит ЛЮБОВЬ! Прошла неделя, за ней другая. Сергей так и не пришел за вещами. Еще через неделю Лилька поняла, что беременна. О том чтобы, сделать аборт не могло быть и речи. Она твердо решила рожать. Самым тяжелым был звонок отцу. Лилька готовилась к нему долго, целых два дня. Придумывала разные варианты, проговаривала вопросы и предполагаемые ответы… В конечном итоге махнула рукой и сообщила родителю «приятную» новость. Константин Аркадьевич приехал к неблагодарной дочери в тот же день, поздно вечером. Лучше бы он не приезжал. - И как же тебе не стыдно?! - начал обвинительную речь бывший судья, с укором посмотрев на нее. - Так опозорить отца! Ты же моя кровь! Неужели забыла, чему я тебя учил? – постукивая сухим пальцем по столу, чеканил он. И губы его становились все бледнее и уже. - Я в тебя сердце, деньги, душу вложил, а ты мне в благодарность такой фортель выкидываешь?! 11

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) Представляешь, что будет, когда об этом узнают родственники?! Соседи?! Коллеги?!. Он вытащил из шкафчика валерьянку, накапал ровно пятнадцать капель, но, не обнаружив в графине воды, поставил чашку на стол. - В общем, так, - сказал он, хрустнув костяшками пальцев, или ты делаешь аборт, или у тебя больше нет отца! Понятно?! - Понятно, - ответила Лилька, влив в себя валерьянку. - Что тебе понятно?! – заорал он, выхватив у нее из рук чашку. - Мне 32 года и я буду рожать, - твердо сказала Лилька, но глаз поднять не посмела. - А-ну повтори, что ты сказала! - схватился за сердце судья и, театрально охнув, свалился на стул. - Я буду рожать, - повторила Лилька, и щеки ее запылали, - и пожалуйста, папа, давай не будем превращать мою жизнь в сериал… - Значит, ты от меня отрекаешься?! - задрожал Константин Аркадьевич, просверлив Лильку взглядом. - Вот здесь отрекаешься?! Прямо сейчас?! - Нет, папа, я не отрекаюсь, - устало сказала Лилька, понимая, что дальнейший разговор бесполезен. - Но и ребенка своего я убивать не буду. Константин Аркадьевич всегда был авторитарен в своих решениях и, однажды впустив дочь в свой до тошноты правильный мир, удерживал ее там всеми способами, навязывая понятные лишь ему принципы и собственную, выработанную годами, мораль. Любила ли его Лилька? Наверное, когда-то в детстве любила. Теперь жалела. До слез, до скребучей тоски в глазах. Но никогда ему об этом не говорила. Знала, что не поймет. И не потому, что он был человеком иных взглядов, а потому, что не хотел принимать ее такой, какая она есть. А, ведь, когда-то они были друзьями. Что же произошло с тех пор? Что изменилось? Почему она потеряла его? Может, потому что после развода не приняла его сторону. Скорее всего, да. Но, ведь, тогда она была всего лишь ребенком, маленькой птичкой, которой взрослые люди ненароком вырвали крылья. Отец во всем винил мать, мать – отца. Крайней, как всегда, оказалась Лилька. 12

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) Пытаясь сохранить собственное лицо, отец уперто тащил дочь в свою сторону, ничуть не заботясь о трансформациях, происходивших в ее душе, а мать, рыдая, умоляла Лильку не бросать ее, ведь она – все, что у нее осталось. Лилька, конечно же, осталась с матерью, но связь с отцом не теряла. Они изредка встречались на нейтральной территории, разговаривали ни о чем и расходились непонятые и неудовлетворенные друг другом. С тех пор прошло уже много лет. Детские обиды давно были позабыты, и почти не терзали Лилькину душу, но попытка построить с отцом новые отношения, так и осталась попыткой. Константин Аркадьевич никак не желал видеть в дочери взрослого человека и продолжал держать на нее обиду, правда, неизвестно за что. Каждый раз, натыкаясь на его твердолобость и заплесневелую жизненную позицию, Лилька давала зарок не вступать с ним в споры, и каждый раз вступала, оказываясь, как обычно, непонятой и виноватой. Оставаясь в руках отца разменной монетой, с помощью которой он пытался удержать прошлое, Лилька все же научилась балансировать в его непростом мире, но окончательно встать на его сторону не смогла. Константин Аркадьевич все так же был далек от нее, и сближаться, по всей видимости, не собирался. Даже в те редкие минуты, когда он смеялся, он смеялся над ней, но никогда вместе с ней, а если горевал, то горевал в одиночестве, не подпуская к своей персоне никого, кроме себя самого, любимого, достойного, и всеми непонятого. Иногда Лилька думала, что он просто жалеет ее, или боится показаться в ее глазах слабым? Но, как это было на самом деле? Лильке оставалось только догадываться и надеяться, что когда-нибудь сердце его оттает, он обнимет ее и скажет: «Я люблю тебя, доченька, такой, какая ты есть. И хоть мы из разных миров, я всегда буду тебя любить потому, что я твой отец!»

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) Константин Аркадьевич бросил на Лильку испепеляющий взгляд и нарочито громко сказал: - Что же, ты сделала свой выбор. На меня с этой минуты можешь не рассчитывать (можно было подумать, что Лилька рассчитывала на него все эти годы). Твоя мать сделала свое дело, - нехорошо сощурил он глаз, - вот с ней и разбирайтесь! Лилька мысленно погладила отца по голове: «Я очень люблю тебя, папа, но ты сам от нас отказался, - она посмотрела на свой плоский живот, - что ж, это твой выбор. И я ничего не могу с этим поделать». Константин Аркадьевич поднял с пола портфель: - Прощай дочь, - угрюмо сказал он, - с этого дня мы враги. Лилька проводила отца до двери и тут же набрала Машкин номер. - Привет, подруга, – сквозь слезы шепнула она, - приезжай, пожалуйста, и шампусику захвати! - Этот гад тебя все-таки бросил? Что ж, я знала, что этим закончится. Так, сиди дома. Ничего не предпринимай. Сейчас прискачу. Подруги... Какое приятное слово. Созвучие букв ласкает сердце и слух. Но так ли хороши они в жизни? К сожалению, настоящая подруга – большая редкость. Лильке в этом смысле повезло на все сто. Маруська оказалась той самой подругой, которая и последнюю рубаху отдаст, и в прорубь нырнет, и на плаху, если надо, пойдет. Познакомились они в институте, когда им было по восемнадцать лет. С тех пор прошло уже… Лучше не вспоминать! И чего только за эти годы не было! А сколько килограммов соли пришлось им съесть, сколько выпить шампанского!!!

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) Машка была человеком веселым, легким и добрым, принимающим жизнь такой, какая она есть, со всеми ее радостями, гадостями, завихрюшками и финтифлюшками, как она сама выражалась. Излучающая какую-то особую энергетику, она готова была окружить заботой весь мир, что, собственно, и делала, помогая друзьям, родственникам, коллегам, соседям, знакомым и незнакомым … Не ищущая счастья в конкретном человеке, который однажды придет и осчастливит ее, Машка находила его в самых простых вещах: в луче солнца, пробившемся сквозь тонкую занавеску, грибном дожде, осенней листве, смехе ребенка, и в самом факте жизни, которую считала даром Господним, незаслуженно посланным ей небесами. Ведь никакими особыми талантами она не обладала…, кроме рядового умения шить и вязать. В общем, философия на этот счет у Машки была особая, которую мало кто разделял. Чаще всего над ней посмеивались, считая простодушной особой, мечтающей осчастливить весь мир. *** Машку долго ждать не пришлось. Через полчаса после Лилькиного звонка она уже стояла у двери и, переминаясь с ноги на ногу, с остервенением давила на кнопку звонка. -Ты чего в духоте сидишь? войдя в комнату, бросила она, с укором посмотрев на подругу.

- Мне и так хорошо. - Вижу, - она вытащила из кармана бумажный платок. - А чего тогда сидишь и рыдаешь? - Потому что у меня горе! Понимаешь ты? Горе! - Ах, горе! Ну, да! Понимаю! - Да ничего ты понимаешь! – крикнула Лилька. - Ты же не знаешь! - Почему? Я в курсе! Конец света вчера объявили по телевизору! А ты бункер не выкопала! Какая беда…

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) Лилька вскочила на ноги. Ей вдруг захотелось наговорить Машке таких гадостей, чтобы та навсегда ушла из ее жизни и никогда, никогда больше не возвращалась. - Сергей бабу нашел! – крикнула она, - а ты, а ты! - Да, что ты? – посмотрела на нее Машка, как на душевнобольную. - Я то думала, правда, что-то случилось! - Он тебе никогда не нравился, - сердито уставилась на нее Лилька. - Никогда! Только не пойму, почему?! - А я не пойму, почему ты с ним столько время валандалась? Ну, скажи ты мне, дуре, что ты в этом урюке нашла?! Где? В каком месте? Хотя…подожди, - она немного задумалась. – Рост два метра! Волосы тоже шикарные… А под волосами - то что? Лильк, ты туда никогда не заглядывала? - Куда? - В черепную коробку! Под его шикарные волосы! Лилька сделала кислую физиономию, и из глаза у нее выкатилась очередная слеза. Машка сунула ей в руку платок: - А зря! Я на твоем месте хоть раз заглянула! - Чего? - Ничего! Мозгов, говорю, у твоего Сережи не больше, чем наполовину пипетки. - Ты хочешь сказать, что я жила черт знает с кем, и не знала об этом? - Вот, вот, в точку попала! И я даже могу сказать, почему. - Ну и почему? - Потому что влюбилась. Лилька озадаченно посмотрела перед собой. - Во-о-о-т, - удовлетворенно чирикнула Машка. - А все влюбленные в этот фееричный момент глупеют, а кто послабее, тот вообще погибает! Тьфу-тьфу, не дай бог… Ты никогда не видела курицу с отрубленной головой? У Лильки округлились глаза. - Причем здесь курица? - Притом. Носится эта бедолага с отрубленной головой по двору, крыльями машет, думает, что живая, и не подозревает, глупая, что 16

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) она уже не курица, а суповой набор. - Ты, что, хочешь сказать, что я похожа на курицу? Машка осмотрела ее со всех сторон: - Нет. Пока не похожа. Но, чтобы я тебе сейчас не говорила, ты сейчас все равно ничего не поймешь! Так что, красноречие мы тратить не будем, а просто напьемся, как все несчастные люди, а завтра, проснувшись с головной болью, поговорим по-трезвому, как две брошенные красивые бабы. Ну, как тебе мое предложение? - Хорошее предложение, но пить я не буду. - Ты же сама просила шампанского! - Это я для тебя. - Не поняла… - Я, Машка, беременна. - Беременна?! - Машка схватила Лильку в охапку и закружила по комнате. – Наконец то! Свершилось! А слова свои насчет дурака, так и быть, забираю назад. Будем надеяться, что этот козел, хоть здесь себя, как положено, проявил. Ведь ты давно о дочке мечтала? - Машка, ну, за что ты его так не любишь? Скажи, - вместо ответа, буркнула Лилька. Машка поцеловала ее в мокрую щеку: - Больше не буду! Все же папаша, какой-никакой… - Да он ничего об этом не знает! - Это еще почему?! - Не хочу. - А маме сказала? - Отцу. - Ну, он, разумеется, против. - Естественно. Семью, говорит, позоришь. - А ты, что? - А я сказала, что это моя жизнь и ребенка я убивать не буду. - Вот это молодец! Правильно! Но Константин Аркадьевич, каков! Ну, человек! Семьдесят лет прожил, а ума так и не нажил. Ладно, Лилька, не расстраивайся, увидит внучку – растает. Мелюзга, она знаешь, еще не такие сердца растапливала. Помнишь моего первого? Уж такой петух был, кроме своего хохолка ничего и не видел. А как Пашку на руки взял, разомлел совсем. 17

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) Правда, ненадолго, но все-таки. А Константин Аркадьевич уже человек пожилой, сколько у него радостей жизни осталось? Вот именно. Так, что не горюй, Лилька, все уладится. А Сергей твой хоть и негодящий мужик, но о ребенке знать должен. - Ничего он не должен! - Ну, тебе лучше знать. Лилька села за стол, положила голову на сжатые кулачки. - Машк, ты можешь у меня хоть недельку пожить? - Да сколько угодно, - обрадовалась Машка. - Хоть целый год! Ты главное не волнуйся. - А Пашка, как же?- Неуверенно произнесла Лилька. - Так он же в деревне у мамы. Забыла? - А Костя, против не будет? Уж очень грозный был у Машки жених. Огромный, как таежный медведь, и суровый, как сотня питбулей. - Не будет! – махнув рукой, хихикнула Машка. - А, если будет, то пусть плывет на своем катере, откуда приплыл! - Ой, Машка, разбрасываешься ты мужиками… - А тот не мужик, что своей бабе не доверяет. Тот трус и неудачник, а по большому счету – козел. А на кой мне козел? Чтобы все жизнь мне под ухо блеял? А, подруга, скажи? - Ну, да, наверное, - неуверенно пискнула Лилька. - Вот мы Костика заодно и проверим. А вдруг, я опять не на того нарвалась? - А, может, не надо, Машунь, - обняла ее Лилька. - Поживешь недельку и ладно. Там уж я сама как-нибудь. Машка сняла ее руку с плеча: - Ох, уж эти мне сантименты. Сколько надо будет, столько и поживу! В конце концов, ты у меня одна! И тебя я тысячу лет знаю. А Костик, что?! Нас еще жизнь экстремалом не проверяла! Вот сейчас как раз случай и подвернулся. Ситуация, конечно, не ах какая, но все-таки. 18

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) - Ты же говорила, что любишь его, - озадаченно промямлила Лилька. - А теперь, вдруг проверять собралась... - А я и сейчас от своих слов не отказываюсь, - улыбнулась Машка. - Люблю. Но тебя я тысячу лет знаю, а его семь месяцев и один день… - Спасибо тебе, Машунь, уткнулась ей в плечо Лилька, - что бы я без тебя делала?.. - Ну, все хватит киснуть! Пойдем лучше чайку попьем и потреплемся. Я сейчас в магазин сбегаю, - подхватилась Лилька, вспомнив, что в холодильнике мышь повесилась. - У тебя, что совсем ничего нет?! – всплеснула руками Машка. Это было странно… Уж чего-чего, а еда в Лилькином холодильнике никогда не переводилась. Значит, дела и правда хуже некуда… Но ничего. И не из таких ситуаций выбирались - Она ободряюще улыбнулась. – Я сама в магазин быстренько сбегаю, а ты чайник поставь. - Лучше я. Заодно и проветрюсь. А то голова разболелась. - Ну, смотри. Только много не набирай. Купишь хлеба, масла и пакет молока, остальное я завтра тебе привезу. Сама не смей мне носить! - Машка, я тебя так люблю! – расчувствовавшись, захлюпала Лилька. И на душе у нее стало светло-светло. Как все-таки хорошо знать, что на земле есть такой человек, как Машка. Который тебя успокоит, согреет и защитит. Она глубоко вздохнула и окрыленная этими мыслями выпорхнула из квартиры.

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) *** В магазинчике на углу, как обычно, было сумрачно, сыро, безлюдно. Лишь парень в камуфляжной одежде, шурша новенькими купюрами, нарушал пропахшую гниющими овощами липкую тишину. Лилька достала из сумочки кошелек, высыпала в ладонь несколько мелких монеток. Продавщица, смахнула с прилавка хлебные крошки: - Ну, и долго ты будешь стоять? Лилька от неожиданности потеряла дар речи: - Я…, я…., да я за молодым человеком… - Да я не тебе! – скривив ярко накрашенный рот, рявкнула она. - Я у этого защитника родины спрашиваю: - Долго еще будешь стоять?! У меня очередь! - Да вот не знаю, что лучше взять, - произнес он, озадаченно посмотрев на винный прилавок, - коньяк или все-таки водку… Продавщица швырнула тряпку на пол: - И когда вы ее, ироды, только напьетесь! – зычным голосом проревела она, и так грозно на него посмотрела, что даже Лильке стало не по себе. - С утра до ночи и ходють, и ходють, - то пиво им, то водку подай! А матерям с горя в петлю полезай! Парень ткнул пальцем в бутылку «Столичной». - Ладно, водку возьму и огурчиков, - спокойным голосом произнес он, - и колбасы. И хлеба буханку. Продавщица поставила на прилавок бутылку, туда же бросила завернутую в целлофан колбасу и банку соленых огурцов: Вот! Бери свое пойло! – буркнула она, сверкнув напоследок глазами. - Защитничек, чтоб тебе ни дна, ни покрышки! - Это вы зря тетенька, - беззлобно сказал парень, пихнув бутылку в карман,- всех под одну гребенку. - Иди, уже, - проревела продавщица, посмотрев в Лилькину сторону, будто она была виновата в том, что все кругом пьют. 20

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) Лилька краем глаза проводила парня до двери. И ей, вдруг, показалось, что она его где-то видела. Что-то знакомое было и в его голосе, и в манере поправлять волосы… Она сунула в пакет хлеб, масло пакет молока и, кивнув тетке, вышла из магазина. На скамейке под деревом сидел тот самый парень, которого она видела в магазине, и как-то странно смотрел на нее. Лилька разозлилась и тоже уставилась на него: - Что еще надо!? Когда глаза их встретились, Лилька оторопела: - Не может быть! Это Андрей! Ноги у нее стали ватными, в голове закружилось... Парень поставил на землю пакет и, пригладив рукой волосы, пошел ей навстречу. - А я тебя сразу узнал…, - сказал он, подойдя к Лильке вплотную, - вернее почувствовал… спиной… Там, в магазине. - Лиля, ты что, теперь в этом районе живешь? - Да, а ты? - А я в гости к другу иду. Он на этой улице, в седьмом доме живет. - И я седьмом, - зачем-то сказала Лилька, и перед глазами у нее поплыло. Она схватилась рукой за дерево. - Ну, мне пора, Андрей. Меня подруга ждет. Я спешу. - Надо же! - обрадовался он, - какое совпадение. - А меня друг! Может, объединимся?! - В следующий раз, - покрылась пятнами Лилька (она всегда покрывалась пятнами, когда сильно нервничала, и Андрей это прекрасно знал). - Следующий раз будет не скоро. Я уезжаю, Лилька. Завтра. Далеко и надолго. Лильке, вдруг, стало так себя жалко, что слезы чуть не покатились из глаз. Андрей взял ее за руку. И она услышала толчки его сердца. - Лиля, нам надо поговорить. - О чем?! – усмехнулась Лилька. - Все уже сказано. - В том то и дело, что не все, - он до боли сжал ее руку. - Ты, ведь, не знаешь, почему тогда все так произошло?! - Почему же не знаю. Знаю. Ты предал меня. 21

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) - Я не предавал тебя, Лиля. Это неправда! Если, не веришь, спроси у отца. - А причем здесь отец? – не поняла Лилька. Андрей еще сильней сжал ее руку. - Лиля, у нас с Таней ничего не было. Они с твоим отцом сделали фотомонтаж. Эти фотографии смонтированы, они липовые! Ты должна мне поверить! Лиля! Я не хотел тебя ссорить с отцом! У вас и так слишком запутанные отношения. Я думал, он сам тебе все расскажет. Теперь вижу, что это не так. - Я не верю тебе, - дернулась Лилька, - отец не способен! - Это твое право, верить или не верить. Но ты должна знать, я не виноват… Он потянул ее на себя, прикоснулся к щеке губами. Лилька покрылась пятнами до самых коленок. Разговор сам собою затух, снежным комом накатили воспоминания. *** Их сумасшедшая, ни на что не похожая любовь случилась в девятом классе. Пришла неожиданно, как приходит все хорошее и гениальное. Был обычный, ничем не примечательный воскресный день. Старшие классы поехали в колхоз на картошку. Лилька в тот день, как нарочно, выглядела из рук вон плохо и главное не по погоде. Не выспавшаяся, с темными кругами под глазами, не причесанная, помятая. В туфлях, простеньком сарафане, легкой кофточке... Какая уж тут работа, да еще в поле. Преподаватель по труду ее отругал, но времени переодеваться уже не было. Пришлось ехать так. Михаил Семенович обещал что-нибудь придумать. И придумал. Когда они приехали на место, ей выдали в сельсовете резиновые сапоги тридцать восьмого размера, синий довольно теплый платок и заношенную куртку, которую она одела поверх тоненькой кофточки. И все было бы ничего, если бы не сапоги, 22

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) которые были ей велики на три размера. В разгар сбора картофеля Лилька неудачно наступила в межу, попав пяткой на раздавленную картофелину, и подвернула ногу. Резкая боль, разлившаяся по всему телу, заставила ее вскрикнуть. Андрей, увидев ее побелевшее от боли лицо, вызвался дотащить ее до медпункта. В тот день Лилька сделала для себя много открытий, главным из которых была она сама. Она смотрела на себя со стороны и не могла поверить, что это происходит именно с ней. Разве могла она, когда-нибудь подумать, что будет целоваться с мальчиком в первый день их знакомства (Андрей учился в параллельном классе), да никогда! А тут?! Боже! Они не просто целовались! Она позволяла ему ласкать себя. Он гладил ее ноги, руки и грудь, и она не сопротивлялась. Ей было так хорошо, что на какоето мгновение ей показалось, что она птица. Облака, деревья, цветы – все слилось с небесной синью. Переливалось, звенело, летело! Андрей говорил ей какие-то слова. И она понимала, что с ним происходит то же самое, что и с ней, потому что были единым целым. Лилька кружила вместе с Андреем над березовой рощей и была счастлива, как никогда. Два года длилась эта, ни с чем несравнимая, неземная любовь. Но однажды, осенним пасмурным днем, все рухнуло. И никто не был виноват в том, что произошло. Просто, молодость взяла то, что ей было положено. Разочарование, неверие, нежелание разобраться, пойти навстречу, просто поверить! Эх, молодость, молодость! Как ты бываешь порой не права!

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) *** Лилька долго не могла попасть ключом в замочную скважину, а когда попала, не смогла открыть дверь. Руки ее дрожали, будто с похмелья, а глаза, как линзы у КВНа, были доверху наполнены предательскими слезами. - Ты чего это, на край света ходила? – ворчливо встретила ее Машка. - Или наводнение во дворе? Лилька привалилась спиной к двери. - Господи, да на тебе лица нет! – охнула Машка, втащив Лильку в квартиру. - Ну, говори, что случилось? - Ой, Машка! Машка! Если бы ты знала, кого я сейчас встретила! Машка взяла у нее из рук сумку и, подхватив под руку, повела в ванную. - Умывайся. Потом все расскажешь. А я пока пойду, чай заварю! - И за что мне все это, Машунь? А? За что? – пищала Лилька, тычась лицом в полотенце. - Может, я чего не так делаю? - Может быть, - безапелляционным тоном ответила Машка, отобрав у нее полотенце. – Иди на кухню. Я тебе сейчас все объясню. И, пожалуйста, не психуй. Маленького разбудишь! - Она нежно погладила Лильку по животу. – У, мамка, какая противная, спать не дает малышу! - Да, ну тебя Машка, - сквозь слезы всхлипнула Лилька, - он еще ничего не понимает. - Много ты знаешь! – она поскребла ноготком Лилькиному пупку. - Ребенок все слышит, даже такой крохотный: «Правда, малышка? А ты, Лилька, темная личность! Ну, ничего, я тебя просвещу. Завтра литературу привезу, будешь изучать. И вообще, ты знаешь, что дети нам свыше даны! И знают они о нас больше, чем мы о них! Ясно?! - Нет. - Ладно, иди, умывайся! Образованием завтра займемся. Она взяла ее за руку, отвела в комнату. - А теперь рассказывай, что с тобой приключилось, - усадив ее на диван, сказала она. - Я в магазине Андрюшку встретила. 24

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) - Андрюшку. Какого еще Андрюшку? Одноклассника что ли твоего?! - Ага! - Ну и что? - Сама не пойму. Только, вдруг, все поплыло перед глазами, а потом огни, огни… Машка, он сказал, что не изменял мне. - А фотографии? Ты же сама говорила, что видела фотографии. - Он сказал, что это отец сделал... фотомонтаж… - Константин Аркадьевич?!. Не может быть! - Да,. Андрей сказал! Они с Танькой вдвоем это сделали. Но я не верю! Слышишь, не верю! Он не мог так со мной поступить! - А я верю! – пожевав губу, промямлила Машка, с сочувствием посмотрев на Лильку. Лилька вскинула на нее непонимающий взгляд. - Ты, что говоришь? Замолчи! Я не хочу это слышать! Он не мог! Он отец! - Я тебя понимаю, Лилька. Константин Аркадьевич твой отец, и тебе трудно в это поверить. Но то, что они с Танькой могли провернуть эту аферу, вполне в его стиле. Разве он мог допустить, чтобы у него был такой зять. Конечно же, нет! Ему нужен был богатый, состоявшийся, с родословной, чтобы не стыдно было в обществе показать. А твой Андрей, кто? Безотцовщина, мать училка, ни кола, ни двора. Комната в коммуналке. - Но, как же так? Как он мог?! А Танька? Ведь, мы с ней были подруги. Она жила у нас какое-то время. - Я думаю – это зависть. Кто она, Танька? Дитя улицы. Мать пьяница, отец уголовник. А ты дочь адвоката. И все у тебя хорошо. Да, но мама относилась к ней как к родной дочери, учила музыке, рисованию. То-то и оно, кАк к родной дочери. А ей, видимо, этого было мало. Учила музыке… Где? У себя дома. А тебя в музыкальную школу возили. - Да но… - Вот, тебе и но. Я знаю таких людей, Лилька, им, сколько ни дай, все будет мало. - Что же теперь делать, Машка? - Да ничего! Возьми и забудь! Выброси из головы! Для тебя сейчас 25

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) главное - ребёнок! - Забыть?! Вот так взять и забыть! Да у меня вся жизнь из-за этого кувырком пошла! А ты говоришь забыть! - Ты что, всё ещё любишь Андрея? - Не знаю… Я уже ничего не знаю… - Ну, ты даешь! – обалдела Лилька. - А как же Сергей? - Сергей - это другое. Сергей – наваждение, боль. Да, да, он моя боль! Он – инквизитор моей души! - Ну, ты, мать, завернула! И, что же ты с этим инквизитором в одной постели делала? - Наверное, любила! - Не знала, Лилька, что ты – мазохиста! - Я и сама до сегодняшнего дня не знала. Ой, Машка, чего-то мне совсем нехорошо! - Тошнит что ли? - И это тоже! - Терпи, подруга! – подскочив, крикнула Машка. - Сейчас тазик тебе принесу. Доля наша бабья такая – любить, рожать, да блевать, когда срок придет! Я с Пашкой полгода от унитаза не отходила. Но ничего, выжила. - И я выживу, - проглотив слюну, пискнула Лилька, - всем назло выживу! И буду счастливой! Машка поставила ей на колени пластмассовый таз. - Думай о том, что все у нас с тобой будет отлично!

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) *** Так, за разговорами, уговорами и размышлениями о смысле жизни прошла неделя, за ней другая. Девушки много гуляли, разговаривали и, однажды придя к выводу, что жизнь – забавная штука, решили: относиться к ней надо, как к шаловливому ребенку, иначе можно свихнуться. Так с помощью любимой подруги Лилька обрела необходимый в ее положении покой и с новыми силами вышла на опостылевшую работу. Петр Петрович встретил ее шумно, игриво и даже поцеловал кончики пальцев, когда, дотронувшись до лацкана дорогущего пиджака, она неожиданно поинтересовалась его драгоценным здоровьем. - Лилечка, - пахнул он на нее пивным перегаром, перемешанным с дешевым парфюмом, - вы сегодня замечательно выглядите! - Сегодня? – порхнула ресницами Лилька. Петр Петрович потупил затуманенный взгляд. - Простите, Лилечка, я хотел сказать, что сегодня вы особенно хороши! - Я так и поняла, - повела плечом Лилька, - прощаю. Вы сегодня тоже ничего, свеженький. - Что?! – обалдело посмотрел на нее Петр Петрович. - Говорю, парфюм у вас классный, - порхнула ресницами Лилька. Жена покупала? - Ага, - удовлетворенно засосал губу Петр Петрович. - Она у вас молодец! - Да, да, - заморгал жиденькими ресницами Петр Петрович, представив себя в постели с лучшей женщиной своего небольшого отдела. Приняв условия, продиктованные судьбой, Лилька неожиданно для себя обрела душевный покой и такую нужную в ее положении силу. Чувствуя себя в новом качестве, как рыба в воде, она желала лишь одного – продлить очарование дарованных дней, чтобы допьяна насладиться ожиданием материнства и успеть подготовиться к новой, еще неизвестной ей роли. Машка не переставала удивляться переменам, произошедшим с подругой, и старалась не выпускать ее из вида ни на минуту. 27

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) Так незаметно, в суете и заботах, прошло девять месяцев. И вот наступил долгожданный день. Малыш стукнул ножкой по животу и, требуя незамедлительно выпустить его на свободу, резво направился к выходу. - Чего?! Началось уже?! – крикнула Машка, услышав за стенкой Лилькины стоны. - По-моему да, - ошалело смотрела на движущийся живот Лилька, кусая до крови губу. - Давно? – подскочила к ней Машка. - Да, наверное минут пять. - Минут пять, говоришь, хорошо. Ты только не нервничай. Сейчас часы принесу. - Часы-то зачем? - Как зачем? Время будем записывать. Сколько минут прошло между схватками. - Ой, Машка, а вдруг я прямо сейчас рожу? - вцепилась в нее Лилька руками. - Не родишь, схватки только сейчас начались. Будем записывать время. Лилька взяла в руки карандаш и тут же выронила его: «Ой, мама! По-моему, он вылезает!» - Что?! Так больно?! – дотронулась до живота Машка. - Ну, ничего, потерпи! - Ой, не могу, сейчас вырожу! – взвизгнула Лилька, притянув Машку к себе. - Чего-то я не пойму, - прильнула к животу Машка, - схватки какието неправильные. Давай ка, подруга, «Скорую» вызовем. А то, мало ли что. Она вытащила из кармана мобильник: - Алле, скорая?! У меня сестра рожает! Да уже! Адрес? Записывайте! Когда приехала «Скорая», Лилька, скрючившись, сидела за журнальным столом, и уплетала пирог с капустой. Машка бегала вокруг нее с блокнотом в руках, записывая время «неправильных» схваток. И в ее распахнутых глазах стоял большой знак вопроса. - Ну, роженица, заканчивай упражняться,- глядя, как Лилька уписывает пирог, сказал доктор, - в больницу поедем. А пирожки, если вы, 28

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) не против, с собой заберем, а то бригада целые сутки не кормленная. - Конечно, - улыбнулась Лилька, ухватившись за край его халата, пирожки вкусные, берите, - и, ойкнув, завыла, как раненный зверь. Доктор, оценивающе посмотрел на Машку. - А вы, чего рот разинули? – приказным тоном сказал он, - берите вещи и живо за мной! *** Родила Лилька через сорок минут после приезда в больницу. Родила легко, без разрывов и осложнений, будто выпустила на свободу засидевшуюся в неволе птичку. Малыш был пышный и розовый, как свежевыпеченная булочка, и голосистый, как соловей. - Хороший пацан, - констатировала акушерка, похлопав малыша по розовой попке. – Гляди, мамочка, какого орла родила! – она подняла ребенка над головой и, подержав так какое-то время на руках, положила ей на живот. - Спа… сибо вам, - всхлипнула Лилька, прижав ребенка к себе. Волна накатившей нежности накрыла ее с головой и понесла в прекрасный, неизведанный мир под названием «Материнство». Она замерла на минуту и, вдруг, поняла, что такое настоящее счастье. Вот оказывается, какое оно – СЧАСТЬЕ - теплое и манящее, пахнущее молоком и покоем. Она прижала к себе теплый комочек и прошептала: «Теперь я знаю, для чего светит солнце и зеленеет трава! Спасибо тебе, Господи, спасибо, Машка, и спасибо, Сергей»! И вот она дома! Вернее – они дома! Лилька и ее сын! Главный мужчина ее жизни! Он хоть и маленький, но уже такой щедрый, что Лилька буквально захлебывается от счастья, которое он дарит ей изо дня в день.

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) - Я сумасшедшая мать, - кричит она Машке, сияя как начищенный самовар. - Машка, ты слышишь меня? Машка! Я неприлично счастлива! - Не, волнуйся! – опускает ее на землю Машка, - в этом состоянии ты теперь будешь прибывать да конца дней. Мы, мамашки, в большинстве своем все такие. Знаешь, как я это называю? - Как? - Наркотиком материнства! - Да? – удивляется Лилька и снова беспричинно хохочет. - Да, так! И тебе он, по-моему, достался в большем количестве. Объясни мне, ну, что ты все время смеешься? - Может, мне в роддоме смешинку в рот положили? смеется Лилька, прижимая сына к груди. - Может быть, - безнадежно вздыхает Машка, всем сердцем радуясь за подругу. Ладно, балдей, только, гляди, не переборщи, а то испортишь мальчишку! - Чем же это я его испорчу?! - Растворишься в нем, как ледышка в стакане и все! - И что тогда? – продолжает смеяться Лилька. - Пиши, пропало! Вот, что! Испортишь Андрюшке жизнь! Впрочем, до этого еще далеко! Хотя... бабка моя говорила, что воспитывать надо пока поперек лавки лежит, а как вдоль ляжет – так уже поздно будет! Ладно, не бойся! Я думаю, нам это не грозит. - Я так люблю тебя, Машка! – воркует в ответ Лилька, целуя в дырочки телефонную трубку. - И я тебя! – умиротворенно вздыхает Машка. - Ну, все, иди! Корми свое сокровище! После работы приеду, памперсы привезу.

Ãàëèíà Áàëàáàíîâà (Òîêàðåâà) Так незаметно, в делах и заботах проходят Лилькины дни. Андрюшка подрастает и уже делает первые шаги. Лилька цветет, радуясь каждому движению ненаглядного чада. Машка, по мере возможностей, оберегает крохотное семейство от забот, подключив к процессу воспитания гражданского мужа. Лилька счастлива и уже не мечтает о большем. Ей кажется, что жизнь и так с лихвой одарила ее. Но судьба приготовила ей еще один сюрприз и, наверное, самый главный – Андрея! Единственного мужчину, с которым она проживет долгую счастливую, жизнь, и от которого родит двух замечательных дочек – Соню и Лизу. И появится он в ее жизни неожиданно, как грибной дождь после грозы, с букетом цветов и огромной коробкой подмышкой. - Я шел к тебе всю жизнь, - скажет он, подняв ее на руки, и, помолчав немного, добавит, - и к сыну, конечно, тоже. Лилька прилипнет ногами к полу, а когда оторвется, поймет, что парит над землей, держа в руках маленького Андрюшку, букет оранжевых хризантем, и цветную коробку, в которой сидит розовый слон* с огромной ромашкой за ухом. ========== * Розовый слон - это символ преданности, силы, мудрости, долголетия, миролюбия. Слон очень серьёзный символ, подходящий сильным людям. ... Розовый - добрый слон.

ØÊÀÔ

(Сказка для взрослых)

Галина Балабанова (Токарева) Жил-был на свете шкаф. Обычный трехстворчатый шкаф, в который люди обычно вешают вещи. И было тому шкафу ни много, ни мало 120 лет. Несмотря на солидный возраст, он все еще прочно стоял на своих квадратнокогтястых ногах и, поскрипывая резными дверцами, намеревался прожить еще столько же. Облезлый, потрескавшийся, потерявший прежнюю красоту и лоск, он чем-то напоминал собой древнего старца – одинокого, дряхлого и всеми покинутого. Жил шкаф в 60-ти километрах от Москвы, в небольшой деревне Гореловка. В тот день, когда его привезли туда, он хотел покончить с собой, потому что не мог и не хотел жить в таких мерзких условиях. Хозяйка, забившая его вышедшими из употребления вещами, уехала на зиму в город, а он остался стоять на холодной террасе рядом с ободранным стулом, на котором сидел такой же ободранный, когда-то коричневый одноухий медведь. Изъеденное молью пальто, промасленный ватник, потрескавшиеся колоши и прочая, вышедшая из употребления гадость, заполнившая благородное пространство, источая гнилостные пары, буквально душила его. Шкаф понимал, что изменить уже ничего нельзя, но принять этого не мог, да и, по правде сказать, не хотел. Его возвышенная натура не желала подчиняться сложившимся обстоятельствам. Не мог он, начавший жизнь с изысканных шляпок и офицерских мундиров, в конце концов превратиться в мусорное ведро! Он, такой благородный, переживший несколько войн, революцию, всем сердцем болевший за судьбы России… Нет, такая жизнь не для него! Шкаф скрипнул резными дверцами и, тяжело вздохнув, твердо решил умереть. Расслабив дубовое тело, он вытолкнул из его пазов крепежи и, пустив на полку скупую слезу, застыл в ожидании смерти. Картины прошлого поплыли перед его 34

Галина Балабанова (Токарева) затуманенным взором. Он заскрипел, закашлялся и, вдруг, увидел ее - свою первую, дорогую хозяйку. Да так четко, будто это было вчера. Девушка 18 лет развешивала на золоченые крючки изысканное белье и улыбалась, поглядывала на свое отражение. О, Боже! Как она была хороша в этот момент! Как он любил ее тонкие белые руки, ямочки на упругих щеках, золоченные солнцем волосы. Ольга! Потомственная княгиня! Ах, какой у нее был вкус! Какие она носила изящные платья! А шляпки! О-о-о! Это были не просто головные уборы, это были произведения искусств! Шкаф тяжело вздохнул: В каком же это было году? Наверное, в 1914. Точно, это было накануне войны. Если бы вы знали, что это б ы л о за время! Какие женщины окружали его! Какие вещи складывали на его шикарные полки! Тут был газ, и шелк, и муслин, и легкие туфли, и воздушные накидки на плечи! И во всей этой шелково-муслиновой прелести была «виновата» она! Да, нет, не хозяйка! Виновата была Айседора Дункан! Да, да! Именно Дункан! Великая балерина! Начав танцевать босиком, в прозрачном платье и шали, она перевернула моду тех лет кверху дном. Женщины, подражая великой танцовщице, создали свой идеал. Теперь они были бледны, как статуи, меланхоличны, отстраненно пугливы. Их воздушные одежды были нежны и беззащитны. И шкаф кайфовал. Он держал их прозрачные одежды в своих крепких руках, и чувство ответственности за их нежные жизни буквально распирало его. Да, это было прекрасное время. Но все когда-то заканчивается. Закончилось и оно. Началась первая мировая война. Шкаф жил в ожидании лучших времен и терпел. Терпел запах не угодных его душе рабочих халатов, мундиров, пальто и прочих вещей, недоступных его пониманию. Но, что было делать? Женщинам тех времен, оставшимся без мужчин, приходилось носить такую одежду. Работая в конторах, в трамваях, на подсобных военных службах, им приходилось носить даже мужские мундиры. 35

Галина Балабанова (Токарева) Было такое время, и шкаф не роптал. Наступил 1917 год. Революция круто изменила жизнь шкафа. В дом пришли новые люди, запахи, разговоры. В дом пришла непонятная суета. Хозяин нашего шкафа был неплохим парнем, только уж больно драчливым. Порой, доказывая что-то своей половине, он громко кричал и, размахивая пудовыми кулаками, крушил все подряд. Пару раз доставалось и шкафу. Первый раз это произошло, когда революционер обнаружил в шкафу дамскую шляпку и розовый шарф. Второй раз, когда нашел припрятанное женой кружевное белье, приобретенное на барахолке. Обозвав жену изменницей и мещанкой, товарищ порвал контрреволюционные вещи и, выдернув из шкафа золоченый замок, сломал две нижние полки. Наступил 1920 год. Жизнь страны изменилась, и шкаф начал мечтать. Мечтать о прежней, пахнущей духами муслиновой жизни, шикарных приемах, балах... Но это были всего лишь мечты. Теперь его окружали коротко стриженые дамы, которые курили, лихо водили авто и с удовольствием носили мужскую одежду. Революция, сделав свое дело, полностью изменила образ жизни женщин тех лет, раскрепостив слабый пол до неузнаваемости. У шкафа появились задорные, молодые хозяйки, девушки лет 20-ти, не желавшие отказываться от эмансипации, охватившей в те годы страну. Шкаф ничего не понимал и снова терпел. Утешением ему служили вошедшие в моду шелковые пижамы и укороченные юбки различных фасонов, появившиеся в том же 20-м году. Шкаф медленно, но верно впадал в тоску, переходящую в длительную депрессию, и в таком состоянии дожил до 1941 года – до начала Отечественной войны.

Галина Балабанова (Токарева) А.и А. Ткачёвы. Осень 1941. Солдатки. Несмотря на то, что содержимое шкафа год от года менялось (на его полках появлялись разноцветные платья, шляпки разнообразного фасона, юбки разной длины), он не мог выйти из состояния ступора, как не может выйти из депрессии обычный больной. Шкафу нужен был врач. И срочно. И такой, представьте, нашелся. Причем самый настоящий – хирург. Ольга Николаевна, попросту Оля, переехавшая в квартиру в 1943 году (бывшие хозяева были эвакуированы вместе с заводом). Шкаф влюбился в нее с первого взгляда, с первого прикосновения ее прекрасных докторских рук. - Какая красота! – воскликнула докторша, потрогав шкаф холодной рукой. - Откуда же ты взялся, милый мой друг? Сначала шкаф подумал, что просто ослышался, ведь он не знал, что он еще жив. Но, когда докторша выбросила на пол ботинки и пропахшее нафталином пальто, понял, что жизнь продолжается…, и влюбился в нее. Как брат в сестру, как отец в дочку, как патриот в отечество, как поэт в свою музу. Докторша долго и тщательно протирала шкаф марлей, смоченной мыльным раствором, подбивала маленькими гвоздями отошедший в нескольких местах кленовый узор, и разговаривала, как мама с маленьким сыном. Он млел, и разве, что ни пускал пузыри. Шкаф ожил и взмыл в поднебесье, благо стоял рядом с окном. Распахнутая душа его, периодически проветриваясь, пела, и женщина пела в унисон вместе с ней. Теперь шкаф обожал все, к чему прикасались любимые руки - и белые халаты, и гимнастерки и даже простые чулки. Да, да, поверьте, простые чулки! Ведь, во время войны шелковые и нейлоновые чулки были самым дефицитным предметом женского туалета, потому что материал, из которого они были сделаны (включая шерсть), считался стратегическим. Из него делали парашюты. Ольга была большая выдумщица, и шкаф обожал ее. Ночами она перебирала своими тонкими пальцами вышедшую из моды одежду 37

Галина Балабанова (Токарева) и перешивала ее, создавая на глазах у него настоящие шедевры! В ход шло все: и наволочки, и пододеяльники, мужские пальто, и даже ботинки. Однажды из занавески она сшила себе нарядное новогоднее платье, а из одеяла красивый костюм. А один раз шкаф даже попробовал рассмеяться, когда увидел на голове у нее таджикский тюрбан. - Вот вам и хирург!- хотелось крикнуть ему, и он бы крикнул, если б смог…, но он промолчал. А она поняла и…, прыснув счастливым смехом, уткнулась лицом в полку с бельем. Веселая она была, Ольга, несмотря на то, что была серьезным хирургом. А потом ее не стало. Госпиталь разбомбили немцы, и ее вместе с ним. В шкафу еще долго висел ее белый халат. Наступил 1950 год. Новые хозяева были людьми неплохими, но уж больно пресными и серыми, как и одежда 50-х годов. С ними шкаф прожил долго, безрадостно…, будто и не прожил, а так продремал. Наступил 60-й год! Гимн юности, свободной, независимой, сексуальной! Молодежь, получившая от родителей финансовую независимость, покидала родительские дома, переселялась в коммуны…, в общем, активно жила. Шкаф, став невольным участником этого движения, перекочевал с молодыми в коммуну, в связи с чем, начал новую жизнь. Хозяйками его стали две молодые девушки. Раскрепощенная во всех смыслах девушка Тая и ее «скромная» подруга лет 20-ти. Поделив шкаф пополам, они стали забивать его модными тряпками, обувью, нижним бельем. И чего тут только не было: и мини-юбки разных цветов, и водолазки, и круглые шляпки, и плоские сумки, и даже парочка мини-пальто. Шкаф пребывал в состоянии эйфории. Но недолго. 38

Галина Балабанова (Токарева) Его юная хозяйка вскоре нашла себе кавалера и, связав себя узами брака, без сожаления вынесла его за порог. Правда, и за порогом он стоял недолго. Через пять минут его подобрал нумизмат. Шкаф долго не мог привыкнуть к товарищу нумизмату. Но, как говориться, хочешь жить, умей вертеться. И шкаф подружился с ржавым гвоздем, который нумизмат прибил на его дверцу вместо поломанной ручки. Гвоздь рассказал ему много интересных историй, а когда они закончились, замолчал навсегда (гвоздь был простым парнем, он не был философом). Через год, в связи с покупкой новой мебели, нумизмат вынес шкаф на помойку и оставил там умирать. Но судьба и на этот раз смилостивилась над шкафом. Повариха Катька в тот же вечер приХватизировала его и, перетащив в свою малогабаритную квартирку, до упора забила туфлями, платьями, мужскими рубахами и жуткого цвета нижним бельем. Жизнь в Танькином доме была суетной, пьяной и скучной, пахнущей пресловутыми щами и табаком. Шкаф впал в тоску, стал сохнуть и понемногу разваливаться, подобно перевалившему 50-летний рубеж мужику. Двери его с каждым днем все громче скрипели, отделка трескалась на глазах. Таньке было жаль выбрасывать такой вместительный шкаф. Она вывезли его на дачу и оставили там умирать. *** - Что же, я прожил большую жизнь, - подумал шкаф и, распахнув настежь двери, напоследок глянул в окно: Но, что это там, вдалеке? За сизой дымкой тумана? Шкаф напряг зрение и увидел ее. Белоствольная береза, лет двадцати, размахивая желтыми ветками, приветствовала его. Шкаф затаился в недоумении и долго, долго смотрел на нее. Любовь медленным потоком влилась в него через открытую форточку, и вскоре заполнила все его существо. Старый, потертый, замученный шкаф, вдруг, засиял, выпрямился и даже помолодел. Так началась эта необычная, не побоюсь этого слова, большая любовь – юной березки и старого, повидавшего 39

Галина Балабанова (Токарева) жизнь, скрипучего шкафа. Береза, играя осенними листьями, шептала ему о вселенской любви, а он смущенно звеня узорными стеклами, незаметно для себя разворачивался торсом к окну. В их любви было все – и восхищение, и страх, и ревность, и обожание, в общем, все, что обычно бывает в любви. Не было лишь одного, так присущего людям, лжи и предательства, сия чаша миновала и его, и ее. Шло время, осень уступила место морозам. Наступила снежная, долгая, как сама жизнь, зима. Шкаф с каждым днем влюблялся в березу все больше и больше. И не просто влюблялся, он ее открывал… Вот она сбросила осенние листья и предстала перед ним в своей наготе, вот надела на голое тело белую шубку, и кокетливо позванивает сосульками на ветру…, вот, склонив голову, тянет к нему тонкие ветви… Шкаф смотрел на нее и думал, что в мире нет ничего совершеннее, и что нет на свете большей любви! Но наступал новый день, и он любил ее новой, неизвестной доселе любовью... Это была Любовь Восхищение, любовь Радость, любовь Откровение! Так прожили они до Весны, до пробуждения природы, пробуждения новых неизведанных чувств. Береза надела на себя праздничные сережки, и тут… На дачу с семейством приехала Катька. Увидев разбросанные по полу вещи и повернутый к окну шкаф, она закричала, некрасиво завыла…, а вечером, схватив топор, разбомбила его в пух и прах. Казнь любимого произошла на глазах у березы. Она преждевременно сбросила листья и наклонилась макушкой до самой земли. На этом сказку можно закончить, но мы с вами знаем, что у сказки не бывает печальных концов. Катька отнесла разломанный шкаф на улицу и, бросив под ноги березе, оставила догнивать. Глупая Катька, она, и не знала, что настоящую любовь ничем не убьешь, и что она оказала влюбленным услугу, соединив их вместе и теперь навсегда! 40

Уважаемые читатели!

С произведениями Галины Балабановой вы можете познакомиться на сайте Проза.ру - http://www.proza.ru/avtor/viktoria1, на личном сайте писателя http://balabanova.my1.ru/, в ведущих библиотеках РФ, Москвы и области, а так же: книги «Розовый слон», «Счастье в подушке», «Летаргический сон» можно купить во многих книжных магазинах Москвы: «Книжная лавка писателей» «Книжный Эльдорадо» «Золотой переплет» «Сибирская книга» «Библио - Глобус» «Пиотровский» «100 000 книг» «Центркнига» «Аист-пресс» «АВФ-книга» «My-shop.ru» «Spprinter.ru» «Капиталъ» «Зона-ИКС» «Книжник» «Biblio.by» «Букводар», «Библион» «Магистр» «Setbook», «Bokin.ru», «Read.ru», «Чакона», «Глобус» «Слово», «Озон», «Азия», «Flip», и др.

Книга – лучший подарок.

Максим Горький