Zajchik 2 by Glen Art

Эндрю Гленн

Раз, два, три, четыре, пять -

ВЫШЕЛ ЗАЙЧИК ПОГУЛЯТЬ... Mise en abyme

glenart publishing

1 2017

“В какой-то степени, новый роман Эндрю Гленна начинается там, где завершается его предыдущий детектив “И настал день после”. Как вы помните, в нём герои напряжённо ждут наступления катастрофы. В новом романе катастрофа наступила. Но, только мы этого ещё не заметили – так как исходила она от нас самих. Лучше всего о книге говорит её подзаголовок: “Mise en abyme”, что в переводе с французского означает “помещённый в бездну”. С одной стороны, это определение жанра – “рассказ в рассказе”, а с другой стороны – это очевидная подсказка”.

ЭНДРЮ ГЛЕНН Раз, два, три, четыре, пять вышел зайчик погулять...

Andrew Glenn

One, two, three -

Rabbit come and walk with me... Mise en abyme

glenart p ub l i sh i n g

Эндрю Гленн

Раз, два, три,четыре, пять -

вышел зайчик погулять... Mise en abyme

glenart p ub l i sh i n g

Перевод Дмитрия Чегодаева. В оформление обложки использован фрагмент витража аббатства Св. Австремония в Иссуаре, Овернь, Франция.

О, всё обстоит гораздо хуже – эти овцы оказались плотоядными. Уинстон Черчиль.

Часть первая

“ОТЕЛЬ ЛУИ-ФИЛИПП”

Список действующих лиц 1. Лорд Колингридж – комиссар, глава столичной полиции. 2. Бертран Хилл – главный констебль, начальник полиции графства Милтоншир.

3. Перкинс – секретарь комиссара.

4. Эдвард Хэттэуэй – коммандер, третий человек столичной полиции.

5. Анжелина Окли – жертва,

лет.

6. Роберт Паркс – участковый констебль.

7. Агата – секретарша председателя Совета общины Дампи-Делл.

8. “Мэр” Энтони Кларк – председатель Совета общины Дампи-Делл.

9. Мисс Евдохия Слизли – председатель женского клуба 10. Редженальд Смит – девелопер. 11. Леди Алиса Валентайн,

двадцать шестая баронесса

Уизлби – дама, которая не сортирует мусор.

12. Форман (“бульдозер”) Дьюри – предводитель “Ирландских путешественников”.

13. Николас Окли – кровельщик, отец жертвы. 14. Преподобный Джон Флэтчер – викарий. 15. Башир Хали-Бали – продавец цветов.

16. Джонатан Беркли – профессор социологии на пенсии. 17. Маршалл (“Бим-Бом”) Маклюэн – клоун. 18. Джимми Холл – посыльный, 19. Полицейские.

20. “Озабоченные граждане”.

лет.

10 21. “Ирландские путешественники”. 22. Серые киты.

РЕКРАСНЫМ сентябрьским утром этого года мой самолёт, проскользнув между рядами сигаробразных боингов и похожих на бочки солидных аэробусов, приземлился в аэропорту Шарль де Голль. Воздушная часть путешествия была закончена. Дальше мой путь лежал на Лионский вокзал а оттуда на юг – в страну лазурного моря, изящных вилл и изнывающих на жарком солнце туристов. Купив на вокзале билет и узнав, что поезд отходит только через четыре часа, я немедленно отправился на левый берег Сены в Латинский квартал. А куда же ещё? Конечно, в Париже всё ещё есть Лувр, Елисейские поля, бесконечно 11

буржуазная улица Риволи, имперская Вандомская площадь и безупречная, во всех отношениях, площадь Вогезов... И всё же, что может быть лучше чем представить себя идущим по бульвару Монпарнас и дальше, через Латинский квартал, к реке. А потом – по набережной Сены, и между Новым мостом и мостом Шанж, копающимся в книжных развалах, или пьющим ароматный чёрный кофе где-нибудь у подножия церкви Сан-Сульпис. Или... Да что там говорить, в моей голове, за одно мгновение, пронеслось ещё много того, что превращает твою жизнь в праздник, заставляя тебя напевать себе под нос что-то из парижских “аккордеонов”... И неважно, что продлится мой праздник мог всего лишь пару часов. Ерунда! Праздник никогда не кончается, поскольку он всегда с тобой, так как находится внутри тебя… – и это точно... Размышляя подобным образом, я шёл по Кожевенной набережной, которая в прошлом, если судить по романам Дюма-отца, называлась – набережная Железного Лома. Сначала, я принялся было вспоминать или точнее гадать отче12

го это она так называлась и даже придумал пару версий, но тут внезапно накативший на Париж тропический ливень, смыл мои грёзы на мостовую, и унёс их вместе с осенней листвой мутными потоками в Сену. Сказка закончилась так и не начавшись. Букинисты, все – как один, накрылись с головой каким-то целлофаном и захлопнули свои зелёные ящики. А я, в один миг вымокший до нитки, был вынужден искать спасения в холле малюсенькой гостиницы гордо именовавшийся “Отель Луи-Филипп”. –Не повезло! – произнёс усатый портье, оценивающе взглянув на растекавшуюся подо мной лужу, всплеснул руками, – Осень, мсьё... Осень! Ничего не поделаешь. А вы, наверное, собирались поглядеть книги? Можете забыть об этом! Я хорошо знаю эту публику – букинисты никогда не работают в дождь. Боятся, что книги отсыреют. Так что – торопиться некуда. Да и куда вы пойдёте в таком виде? На вас же нет и единой сухой нитки. Мигом заработаете простуду. А потом: пневмония, воспаление лёгких, антибиотики, абсцесс... И всё! Ваша жена 13

может бежать за священником! Нет, так не годиться! – и тут, завершив размахивать руками, он как заправский пианист, опустил пальцы рук на конторку – … А, знаете ли что? Идите-ка вы в номер, примите душ, отдохните..., а мы тем временем приведём вашу одежду в порядок..., за вознаграждение – совершенно символическое, разумеется! Тут он отвесил весьма галантный полу-поклон и, не дожидаясь моего ответа, хлопнул по привинченному к стойке звонку. Не прошло и минуты, как я уже был в недрах кабины лифта, семь восьмых которой занимала горничная – этакая темнокожая “мамми”, словно сошедшая со страниц романа БичерСтоу. А ещё через минуту – я принимал душ. Покончив с водными процедурами и завернувшись в банное полотенце, на котором почему-то стояла эмблема отеля “Маджестик”. Я вышел из ванной комнаты и принялся разглядывать номер. Это была малюсенькая комнатка со скошенным потолком и мансардным окном, из которого открывался потрясающий вид на 14

газовую трубу. Обстановка номера тоже была очень скромной: кровать с резной спинкой, тумбочка, стенной шкаф и крошечный письменный стол с висящей над ним литографией, на которой славный король Луи-Филипп планомерно превращался в грушу. Всё. Ничего интересного в комнате больше не было. Я зачем-то измерил шагами комнату – получилось три метра на два. Заглянул в пустой шкаф в надежде найти там мини-бар – безуспешно. И, наконец, видимо, от полной безысходности, запустил руку в единственный ящик письменного стола, прекрасно понимая, что кроме папки с прейскурантом гостиничных услуг там ничего поместится не может. Но, к моему глубочайшему изумлению, там лежала рукопись. Рукопись, встреченная вами в гостиничном номере, сразу наводит на мысль, что вы персонаж романа “Имя розы” или, в крайнем случае, герой фильма “Рукопись, найденная в Сарагосе”. Но, скажу вам, по собственному опыту, найти забытую в гостинице рукопись – 15

проще простого. Мне часто доводилось находить оставленные без присмотра листы исписанной бумаги. Правда, это всё больше, были засунутые за шкаф, распечатки презентации для участников семинара агентов сетевого маркетинга, или забытая в прикроватной тумбочке распечатка новой методики похудания. Ничего интересного. Но, в этот раз, найденная мною довольно измятая стопка бумаги скрывала в себе роман, написанный на английском языке и весь испещрённый вопросительными и восклицательными знаками, подчёркиваниями и злобными замечаниями типа: “shit”, “impossible”, “he’s gone bananas”, “catastrophe”1, свидетельствовшие о том, что с рукописью поработал редактор. И судя по всему, он был в такой ярости, что, в конце концов, метнул роман в мусорную корзину, откуда его извлекла заботливая горничная и, бережно разгладив, положила в ящик стола. Итак, 1. “Shit”, “impossible”, “he’s gone bananas”, “catastrophe” (англ.) – “дерьмо”, “невозможно”, “он спятил”, “катастрофа”.

вытащив рукопись на свет божий я, от нечего делать, решил поупражняться в дедукции. Судя по классу гостиницы и нервозности с которой редактор разчекрыжил текст, он явно не мог работать в крупном издательстве. Там размещают сотрудников в номера получше, а редакторов нанимают повальяжнее... Ну, или хотя бы не таких взнервленных. Кроме того, в больших издательствах редакторы никогда не утруждают себя чирканьем рукописей – они, просто прочтя первые две-три страницы, отправляют их в макулатуру. А дальше, ссылаясь на правило: “рукописи не рецензируются и не возвращаются” – отключают служебный телефон. Значит, автор послал своё детище в издательство маленькое и бедное, где сотрудников мало и платят им кое-как. То, что роман послал именно автор – тоже не вызывало сомнения. К текстам, присланным агентами, в редакциях относятся – почтительнее, что ли... Итак, из всего вышеизложенного, можно было понять, что автор – человек неизвестный, скромный и, судя по всему, небогатый... 17

“Баб-бах” – распахнулась дверь и мои детективные исследования были прерваны появлением всё той же темноликой горничной, держащей в руках поднос с кофейником и чашкой. –Ваш кофе, мсьё, – произнесла она густым басом, и принялась наливать раскалённый напиток в чашку, энергично расплескивая его по подносу, рукописи и мне. –О чёрт! Спасибо не надо! Позвольте мне самому – завопил я, отнимая у горничной поднос. “Мамми” пожала плечами, и степенно удалилась, плавно покачивая всеми частями своего необьятного тела. –Хорошо, что это был кофе, а не шоколад, – пробормотал я, стирая его остатки с себя и листов бумаги, – интересно, а что там внутри? Как я уже говорил, состояние рукописи было весьма плачевное. Её явно много раз сворачивали в трубу, мяли, разглаживали и опять мяли. В довершение всего её, судя по всему, неоднократно грызло какое-то животное. Измерив пальцем расстояние между отметинами, я 18

решил, что для терьера такие челюсти слишком широки, а для мастиффа узки. Возможно, что это был спаниель... Титульный лист отсутствовал, и поэтому имя автора и название произведения мне узнать не удалось. А так как текст начинался только с третьей страницы, понять, что там было до первой главы – не представлялось возможным. Зато она содержала три нарисованные от руки карты какой-то местности, а на обороте, всё той же третьей страницы, красовался список действующих лиц, написанный корявым и нервным почерком редактора. Это наводило на пугающую мысль, что он, окончательно запутался, пытаясь понять кто есть кто, и был вынужден составить себе шпаргалку. Не скажу, чтобы это свидетельствовало в пользу романа. Итак, что же я выяснил? Только то, что автор – неизвестный, редактор очень нервный, оба неряхи, и кто-то из них, скорее всего редактор, очень любит свою собаку. Всё. Похоже, следователь из меня – так себе. Ладно, расследование закончилось, теперь оставалось только решить 19

– стоит ли читать мне этот роман, или нет? Откровенно говоря, кроме подозрений, о невысоком качестве произведения меня одолевали сомнения совсем иного рода. Всем известно, что заглядывать без спроса в ещё неизданные книги, так же плохо, как читать чужие письма. Это нехорошо, это гадко, это непристойно! Да. К тому же, согласно литературным суевериям, рукопись – что-то вроде новорождённого младенца, и глядя на неё, ты можешь “сглазить” творческую удачу. При этом, не чужую, а, что гораздо хуже, – свою! Кроме того, чтение неизданных книг напоминает труд редактора, а редактор (и чем он лучше – тем больше) разменивающий свой литературный дар на исправление чужих ляпов – как правило, писателем не становится... Ну, ещё существуют чувство такта, профессиональная этика, корректность, и тому подобное условности, не позволяющие совать свой любопытный нос в написанные не тобой страницы... Одним словом, как не верти, читать чужие рукописи без спроса – нельзя! 20

Всё это, конечно, так... Но, с другой стороны, мне предстояло провести как минимум два досадных часа в пустом гостиничном номере: почти голому, почти ошпаренному... и злому как чёрт от несбывшихся надежд насладится осеним Парижем... Не знаю как уж это получилось, но я, завалился на кровать и устроившись поудобнее, принялся читать.

Глава первая. Лондон. Скотланд-Ярд. За три дня до начала международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 80° по Фаренгейту (+27°C – в тени).

ЁРТОВЫ, ЧЁРТОВЫ КИТЫ! ГрэйУэил-Бич2 не китобойная – а курорт, и тут в округе на тысячи морских миль не встретишь ни одного чёртова кита! Ни живого, ни мёртвого! –Я понимаю вас, главный констебль Хилл, – задушевно произнес комиссар, – представьте себе, я отлично знаю, что такое Грэй-Уэил-Бич. Я принимал там гидрогальванические ванночки. Но мы ничем не можем вам помочь – решение принималось на самом верху, и они сочли название города символическим. Там, наверху, просто обожают символику... 2. Grey Whale Beach (англ.) – Пляж серых китов.

–Обожают символику? И теперь, из-за того, что пятьсот лет назад какая-то полоумная касатка сдуру выбросилась на наш пляж, они решили провести у нас, этот чёртов конгресс? Бред какой-то... –Я понимаю вас, – ещё более задушевно произнес комиссар, – но теперь уже ничего не поделаешь и Международный саммит по проблеме серых китов, состоится, и именно, в Грэй-Уэил-Бич. –А где я, по-вашему, возьму столько людей? Ведь нагрянет толпа народу! –Ну, в этом не сомневайтесь! Половина кабинета министров во главе с премьером, официальные делегации из ста шестидесяти стран... На высшем уровне, заметьте. Говорят, что будет даже Принц Уэльский – он сейчас очень сочувствует китам... Ещё дивизия журналистов со всего света... Ну и, конечно, озабоченная общественность – как же без неё! Нам теперь весь этот элемент полагается называть “озабоченной общественностью”. Экологи, антиглобалисты, борцы за защиту прав животных, феминистки, 23

сторонники прогрессивного подоходного налога, лига сексуальных меньшинств, либертарианцы... И, разумеется, эти... забыл как их там... Ну, словом – будут все. –О Боже... Этих нам только не хватало! Да ещё в такую жару! –Синоптики утверждают, что тепловой вал нам только предстоит. –Неужели? –Именно так. А что вы хотите? Глобальное потепление! –А что же мне делать со всей этой, как её, озабоченной общественностью? Гнать вон? –Ни в коем случае! Мы живём в гражданском обществе – а это сфера самопроявления изъявлений свободных граждан и их добровольно сформировавшихся объединений. И мы должны с этим считаться! Ну а там где собираются главы государств – они все тут-как тут. Да, совсем забыл... и, конечно, террористы – они будут обязательно! Знаете, что творится сейчас на Ближнем востоке? –Помилуйте, где же я наберу столько лю24

дей! Даже если я сниму всех дорожных регулировщиков, мне всё равно не хватит сотрудников. Поймите, мы же не Лондон, а очень маленькое графство! –Разумеется, я посмотрю, чем мы сможем вам помочь..., во всяком случае, на многое не рассчитывайте. Меры экономии – сами понимаете. Тем более вы же знаете, какая сейчас обстановка в мире... И ради Бога, не вздумайте применять водомёты! Это очень плохо может сказаться на процессе общественного согласия... –Господи, водомёты!? Простите, лорд Коленгридж, да где же я возьму водомёты? –Так у вас их нет? Вот и отлично! Сейчас, знаете ли, надо проявлять повышенную толерантность и понимать... Какого чёрта! Перкинс, немедленно прекратите крехтеть! Вы что не видите, у меня совещание?! Эти слова были обращены к упитанному молодому человеку в приталенном однобортном костюме, цветастом галстуке, тончайших очках в золотой оправе и с бритой по моде лысеющей головой, который уже несколько минут 25

деликатно покашливал, чтобы обратить на себя внимание. –Прошу прощения, сэр, – тонким голосом и несколько жеманно произнёс Перкинс, – но полагаю, вы должны знать, что наш Эдуард Исповедник... Ой, простите, – коммандер Эдвард Хэттэуэй, десять минут назад ушёл в отставку..., сэр. –Что за чушь вы несёте! Вы что сошли с ума?! –Никак нет, сэр... Он, извините, заявил, – и молодой человек заглянул в изящный планшет, – “Я не могу работать, когда вокруг меня одни идиоты и лизоблюды, и особенно, этот напыщенный индюк на самом верху” – конец цитаты, сэр. Полагаю, сэр, что, под указанным, “индюком”, он имел ввиду именно вас, сэр... А затем, сэр, мистер Хэттэуэй написал заявление, оставил его на рабочем столе и отбыл на родину. Это все, сэр. –Господь милосердный..., на родину? Это ещё куда? –Минутку сэр, – и секретарь снова взглянул на планшет, – в какой-то Сент-Эндрю-наСтриме3, сэр. 26

–Боже, где это? –Думаю, что это у нас, – неуверенно произнёс главный констебль Хилл, – кажется, в нашем графстве есть такая деревенька. –Вот как? Ну, вот и отлично! Отдаю старого брюзгу в полное ваше распоряжение. Можете, если хотите, использовать его как дорожного регулировщика, только не подпускайте близко к политикам, особенно к министру внутренних дел – он его, как-то... недолюбливает... и вообще... –Перкинс пишите приказ: “Прикомандировать коммандера Управления по борьбе с преступностью Службы столичной полиции Эдварда Хэттэуэя...” Перкинс, как пишеться “Хэттэуэй”, с одним “т” или с двумя? –С двумя, сэр. –Неужели? Я почему-то так и думал... ладно, пишите: “Прикомандировать Эдварда Хэттэуэя в распоряжение полиции графства...”. Кстати, Хилл, а как называется ваше графство? 3. Saint Andrew on the Stream (англ.) – Святой Андрей на ручье.

Глава вторая. Графство Мильтоншир. Сент-Эндрю-наСтриме. Второй день международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 86° по Фаренгейту (+30°C – в тени).

ОНЕЧНО, ЭТО НЕ Лондон, сэр... Но, знаете, у нас такой превосходный воздух! – нарочито бодро произнёс главный констебль графства Мильтоншир Бертран Хилл, и словно в подтверждение своих слов шумно вздохнул, – не воздух, а настоящее блаженство! Вы даже представить себе не можете, как мы рады, что вы решили посетить родные края! Увы, погода слегка подкачала. Невозможно поверить, но сегодня на термометре было плюс тридцать по Цельсию, а обещают все тридцать пять! “Интересно, почему это – всегда воздух”, – подумал коммандер Хэттэуэй, грузный высокий мужчина, с седыми волосами и высоким 28

лбом – “почему у них всегда “превосходный воздух”? Ну, я же не марафонец и не чахоточный чтобы думать только о своих лёгких! Нет, чтобы сказать: “У нас самый красивый на южном побережье собор”. Или: “Как, вы ещё не видели наши замки? О, это стоит посмотреть”... Нет, они всегда начинают с воздуха и, как правило, им же заканчивают”. –Полно вам, Хилл, – сказал Хэттэуэй и вытер пот со лба, – у вас действительно прекрасный воздух. Но, полагаю, вы тут не за этим? И судя по тому, как вы теребите свой левый карман, там лежит приказ моего дражайшего шефа – лорда Колингриджа. Давайте, выкладывайте, что там у вас случилось. Но, учтите, если вы меня зовёте на вечеринку в Грэй-Уэил-Бич – дудки, не пойду! Даже если у вас в кармане личное приглашение от Её Величества. –Разумеется, нет, – улыбнулся главный констебль, – мне бы и в голову это не пришло! Но, из-за этих чёртовых китолюбов мне пришлось снять с работы всех своих офицеров до сержанта включительно. А тут, как назло, в де29

ревне Дампи-Делл1 пропала девочка-подросток – Анжелина Окли. Пропала больше двадцати четырёх часов назад. Конечно, надо было бы поступить по процедуре. Подождать сорок восемь часов. И лишь потом принимать заявление... Но, понимаете, Дампи-Делл это такое место... А его жители такие... Ну, одним словом, наше графство всегда голосует за тори, а Дампи-Делл, как бы это выразится, – оплот левых сил. А учитывая, что сейчас на власти именно левые, я бы не хотел лишних неприятностей. Достаточно с меня и этих серых китов! Понимаете... –И вы хотите, чтобы я поискал эту девчонку? –Если вас не затруднит... –Хилл, побойтесь бога, я же покинул эти места сорок лет назад, и, представьте себе, никогда в жизни не бывал в Дампи-Делл! –Так что же мне делать? –Если вы хотите чтобы я занялся этим делом – дайте мне помощника из местных. –О, боже! Ну, разумеется! Конечно, с вами 4. Dumpy Dell (англ.) – Унылая лощина.

будет работать констебль Паркс. Его правда трудно назвать местным – он, видите ли, приступил к своим обязанностям только три недели назад... Но, поверьте мне – это очень толковый молодой человек! Бывший десантник. –А что, в ваши деревни теперь без десантника – невозможно? –Конечно, нет! –Нет? –То есть, конечно, да! –Да? –Да! То есть, я хотел сказать, что он – это всё что у меня сейчас есть... Вы даже не представляете – как на меня давят! Сначала, один свихнувшийся эколог вообразил себя тюленем. Невероятно, но он разлегся на ступенях Конгресс-холла, хватал гостей за ноги, выл по-тюленьи... они, кстати, воют, как думаете? ... и даже попытался укусить Лорда-канцлера за пятку. Потом, сразу все идиоты Мильтоншира – повёрнутые на этой проклятой книжонке Артура Гиннесса, припёрлись на пляж и принялись выть на луну. Им, видите ли, захотелось побить какой-то грёбаный 31

рекорд. Но, это ещё ничего, так сказать, цветочки! Вчера, вы только вообразите, банда каких-то недоумков-анархистов, или чёрт их знает кто они такие, облила министра внутренних дел несмываемой красной краской! И это в моём графстве! –Воображаю, какой у него был глупый вид, – захохотал Хэттэуэй, – впрочем, он и без всякой несмываемой краски не слишком... Ну, да ладно, вы же всё равно не отстанете... Итак, где же мне найти это ваше молодое дарование? Десантника этого... –Вот и прелестно, – всплеснул руками главный констебль Хилл, – я вам сейчас всё объясню! А вам не кажется, что это совсем как в полицейском сериале: юный констебль, только начинающий свою жизнь и завершающий службу, умудренный опытом, прославленный делами – седовласый полицейский... с непростым характером. –Неужели? И что там такое показывают? Ни за что бы не поверил! Представьте себе, я никогда в жизни не смотрел полицейские сериалы... – а что надо было посмотреть? 32

Глава третья. Графство Мильтоншир. Дампи-Делл. Второй день международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 88° по Фаренгейту (+31°C – в тени).

ВЕТ УДАРИЛ Хэттэуэю �� в лицо. Деревня Дампи-Делл была словно залита расплавленным свинцом. Всё сияло и от боли он даже на мгновение прикрыл глаза. Открыв их снова коммандер увидел унылого вида деревню, походившую на другие английские деревни, как походят друг на друга два свернувшихся ежа. Те-же домики с высоко задранными печными тубами, сгрудившиеся вокруг главной улицы, именовавшейся, конечно же – Харли-стрит. Те же крохотные палисадники, заросшие жимолостью и ещё чемто... Та же вросшая в землю церковь. Тот же каменный мост через пересохший ручей... А над всем этим висело солнце – жирное, белесое и 33

ДАМПИ-ДЕЛЛ Паб “Гринвудский лес”

и рл Ха

Пересохший ручей

ит

тр -С

Дом Бёркли

Женский клуб

Мэрия Полицейский участок

Церковь

Мост утоплиника

т ри

Ст ирл Ха

Дом Викария

“Хали-Бали Флауэрс”

Дом Окли

жгуче-жаркое, казалось, выпарившее из деревни все цвета радуги, и оставив ей только один – серый. Светло-серые стены на фоне тёмно-серого асфальта, прихлопнутые как крышкой молочно-серым небом. Деревня была абсолютно обычной, даже заурядной и, тем не менее, это невзрачное и одновременно самоуверенное скопление заборов и крыш производило странное впечатление. Трудно сказать почему, но Хэтэуэя ни на минуту не покидало чувство тревоги. И это было то странное, назойливое ощущение, какое, наверное, испытывает зверь, почуяв расставленные на него силки. Непонятная убеждённость: чтото обязательно произойдёт, и это “что-то” непременно будет плохим. Деревня была пуста. Ни человека, ни кошки, ни собаки... Не было даже птиц. И всё же коммандер готов был побиться об заклад, что за ним следят из-за оконных ставень, плотно прикрытых дверей, и придорожных кустов. Следят пристально и злобно... И это чувство не оставляло Хэттуэя до тех пор, пока он не увидел жи35

вого человека. Крепкий, русый и свежеподстриженный парень, в белой рубашке и форменных штанах, приветственно помахал ему фуражкой и, подойдя к машине – представился: –Констебль Роберт Паркс, сэр. А вы, наверное, коммандер Хэттэуэй? Простите, но я решил вас встретить. В Дампи-Делл никогда не объяснят, как проехать. Отворачиваются и проходят мимо, а иногда, вообще, пошлют не в ту сторону. Странные люди, сэр. Позвольте, я познакомлю вас с деревней. Мы сейчас находимся в самой её середине: это – здание Совета общины, а через дорогу – полицейский участок. –Ну, тогда, раз мы уже здесь – нанесём визит властям, – усмехнулся Хэттэуэй, – а потом ты меня введёшь в курс дела. –Коммандер Хэттэуэй из Скотланд-Ярда, а это констебль Паркс из местной полиции, – представился коммандер, когда они вошли в приёмную, – Председатель совета у себя? –Н-н-е-а... – ответила секретарша, невзрач36

ная крашенная блондинка лет двадцати, что-то внимательно рассматривавшая на своём смартфоне, и неопределённо пожала плечами. –Вы что, не знаете тут ли он? – удивился Хэттэуэй. –А-га-а, – кивнула секретарша. –Извините, а как вас зовут? –А-а-гата, – почти пропела девица. –Агата, мы полицейские, расследующие исчезновение вашей односельчанки Анжелины Окли. Вы знаете, что она исчезла? –Секретарша снова кивнула и безмятежно улыбнулась чему-то своему. –Агата, а вы вообще-то умеете говорить? –А-га-а, – замурлыкала Агата, не отрываясь от смартфона. “Трах” – грохнула распахнувшаяся дверь кабинета и из-за неё сначала появилась приготовленная для рукопожатия рука, а потом и её хозяин – невероятно энергичный брюнет, широко улыбающийся неправдоподобно белозубой улыбкой, какую можно встретить только на рекламе зубной пасты, у продавцов подержан37

ных автомобилей и политиков левого толка. –Тони Кларк, мэр Дампи-Делл уже четыре срока, – представился брюнет, – конечно, мой официальный титул – “Председатель совета общины”, но все тут называют меня на американский манер – “мэром”. О вашем приезде меня предупредил Берти Хилл. Хорошо, что к расследованию подключился Скотланд-Ярд. Агата, ты предложила гостям воды? –Н-н-е-а... – отозвалась секретарша, попрежнему не отрываясь от смартфона. –Ясно. Мы все очень озабочены исчезновением одной из наших лучших активисток! – заявил мэр, и словно спохватившись, что он что-то не то сказал, добавил, – Исчезновение ребёнка, это ведь не шутка! Конечно, не может быть и речи, что к этому причастен кто-то из местных – здесь живут очень славные люди. Более того, и я не побоюсь этого слова, ДампиДелл – подлинный оплот демократии и плюрализма! А, главное – самых прогрессивных идей. С конца войны мы голосуем только за левых. А последние двадцать лет – единогласно! 38

Наша община открыта всему новому и современному. Вот недавно мы организовали лигу защиты сексуальных меньшинств. Правда, самих этих меньшинств у нас пока нет, но я гарантирую, что не пройдёт и пары лет, как я зарегистрирую первый однополый брак! Год назад мы приютили беженца из Нигерии, мусульманина, между прочим. А теперь он открыл цветочный магазин и стал полезным членом общины. Но! – и мэр поднял к небу палец, – Но, и тут кое-что пошло не так. Как я вам уже говорил, Дампи-Делл традиционно голосует за левых. Голосует единогласно, но на последних парламентских выборах кто-то проголосовал за «тори». Не за лейбористов и даже не за зелёных, а именно за «тори»! Поверьте мне, это очень тревожный симптом, требующий самого пристального расследования. –Вы хотите, чтобы я его нашёл? –Кого? … а, ну... Что вы, что вы! – замахал руками Кларк, – Не подумайте, я ни какойто там ретроград! Я поборник самой широкой 39

демократии. Я лично могу не разделять ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать! Но я, видете-ли, боюсь, что в наши ряды проник чужой... Сперва – это, а теперь исчезновение Энджи Окли. Кстати сказать, ярой сторонницы левых взглядов. Есть о чём задуматься. А теперь не смею вас задерживать, да и у меня самого столько дел! Агата, проводи гостей! – и мэр Кларк похлопал Паркса по спине. “Трах” – опять грохнула дверь кабинета и в приёмной наступила тишина. –У-угу... – через некоторое время отозвалась Агата не отрываясь от смартфона. –До свидания, Агата, – произнёс Хэттэуэй, наклонившись к её столу, – вы меня ещё помните? Я полицейский из Лондона. –Д-а-а..? Да, ну?– удивлённо пропела секретарша и очаровательно улыбнулась. Полицейский участок в Дампи-Делл, очевидно, был построен ещё в позапрошлом веке: унылое длинное помещение наполовину занятое массивной чугунной клеткой с привинчен40

ной к полу деревянной скамьёй. –Да, твой офис уютным не назовёшь, – сказал Хэттэуэй, оглянувшись по сторонам, – а что ты думаешь о деревне? –Странная она какая-то, – неохотно ответил Паркс, – нелюдимая, что ли... И вы, конечно, можете счесть меня за сумасшедшего, но мне всё время слышатся выстрелы. То далёкие, то прямо под ухом. Я обернусь – а никого нет... –Надо сказать Хиллу чтобы оснастил твой участок кондиционером. Жара опасное дело. –Но я же серьёзно, сэр! –И я серьёзно. А теперь давай, введи меня в курс дела. Паркс достал из письменного стола планшет и начал доклад: –Пропавшая девочка – Анжелина Окли, пятнадцать лет. Дочь местного кровельщика. Учится в школе в Дарс-Тауне. Посещает собрания молодых лейбористов и общество защиты животных. Вот, кстати, её фото, сэр. И он протянул коммандеру планшет. На Хэтэуэя глядело личико молодой девушки, 41

очень похожее на те, которые рисовали художники-прерафаэлиты, собираясь изобразить ангела. Идеальный, слегка полный овал бледного личика, огромные – в пол-лица голубые глаза и золотистые локоны. –Вчера, в 6:30 утра, – продолжил Паркс, – она вышла из дома чтобы сесть на дарстаунский автобус в 7:00, и отправилась на автобусную остановку, расположенную на шоссе. –А разве автобус не заворачивает в ДампиДелл? –Заворачивает, сэр. Но только дважды в день. В 8:00 и в 19:30 – когда идёт к побережью. Но зато по шоссе автобусы проезжают каждый час. –А почему она не подождала восьмичасового? Так же было бы удобнее? –Не знаю, сэр. Возможно, она торопилась к открытию библиотеки... Она была записана в городскую библиотеку и регулярно её посещала. –Хорошо, продолжай. –Последний раз её видели вчера в 6:50 утра на шоссе возле автобусной остановки. 42

Отец – Николас Окли – вернулся домой поздно и решил, что девочка уже спит. Но утром, когда он понял, что дочь дома не ночевала, он заволновался. Школьные подруги ничего не знали. Парень Анжелины – тоже. Тогда мистер Окли поехал в Дарс-Таун, но в библиотеке ему сказали, что девочки вчера у них не было. Испугавшись, отец пошёл в полицию, но там ему ответили, что подавать заявление слишком рано. Вернувшись в Дампи-Делл он, наорал на мэра. Мэр Кларк позвонил Главному констеблю Хиллу. И вот вы здесь. Да, ещё мы допросили водителя семичасового автобуса, так вот, он утверждает, что Анжелина в автобус не садилась. Пока это всё. –Так, а что с телефоном? –Телефон выключен, а GPS не работает – наверное, вынули батарею. Чтобы получить распечатку последних вызовов – надо добыть постановление прокурора, а его пока нет. Кстати, последний сигнал GPS был зафиксирован из района Дампи-Делл. Значит, всё случилось здесь. 43

–Что случилось? –Не знаю, сэр. Но местные жители полагают, что её убили. –А что ещё “полагают” местные жители? –Да разве их поймёшь! С одной стороны – они сильно продвинутые, вы же сами слышали мэра, а с другой – до предела суеверные. Говорят, что не обошлось без козней дьявола. –Кого? –Дьявола, сэр. Место, где пропала девочка, называется “Перекрёсток лимпинга”, а так в этих краях величают дьявола. Что будем делать, сэр? –Для начала – не поддаваться суевериям. Ты сказал, что у Анжелины был парень? –Да, сэр. Некий Джимми Холл, восемнадцати лет. Сынок местного стряпчего. Готовится стать юристом. Работает в конторе у своего отца – посыльным. –А что, такие ещё есть? –Выходит, что есть. Скользкий тип этот Джимми Холл. Увидав меня почему-то сначала испугался, но узнав, что я ищу Анжелину – 44

успокоился и даже обнаглел. Говорит, что ничего не знает. –Хорошо... Пойдём, навестим отца. –Боюсь, что это невозможно... Окли уехал в Дарс-Таун. Решил что-то выяснить в полиции. Я ему говорил, что это бессмысленно, так как расследование будет проводиться здесь – в ДампиДелл, но он только обозвал меня и укатил. –Как обозвал? –Кретином..., сэр. –Ну, хорошо, тогда осмотрим место преступления... То есть я хотел сказать: место, где Анжелину видели последний раз. Чем могу быть полезен, мэм? Эти слова были обращены к маленькой худощавой дамочке лет пятидесяти, в шортах военного образца, шлёпанцах и лиловой майке с надписью “Мы можем!”, объявившейся на пороге участка. Так как дамочка и не подумала ответить, а и лишь метнула на полицейских тяжёлый взгляд из-под узких очков, Хэттэуэй повторил: –Я коммандер Хэттэуэй из Скотланд-Ярда, 45

чем могу быть вам полезен? –Мисс, – злобно прошипела дамочка, – я не мэм, а мисс. И для меня вы совершенно бесполезны. –Ой, простите! Мисс...? –Доти Слизли. –Ещё раз простите, мисс Доротея. –Нет. Евдохия. Но предпочитаю, чтобы меня называли Доти. Я пришла, чтобы заявить вам наш решительный протест! –Неужели? И позвольте узнать – за что? –Прошло уже тридцать два часа, а вы ещё никого не арестовали! Поэтому мы решили собственными руками навести порядок в деревне и сегодня образовали “Лигу озабоченных граждан”. Я её председатель... –Мисс Слизли, мы охотно примем любую помощь, но на данном этапе будет лучше если вы дадите полиции делать её работу. –Да что вы умеете! Что вы, вообще, знаете! Вот вы, наверное, думаете, что Дампи-Делл это деревня? Нет! Это поле битвы! Идёт война, и Энджи лишь первая жертва этой войны! 46

–И с кем же, позвольте спросить, вы воюете? –Мы боремся со всем отжившим, косным и замшелым. Со всем, что тянет наше общество назад. А оно борется с нами. Невероятно, как все эти паразиты цепляются за жизнь! Особенно попы. Представляете, местный викарий запретил нашей фитнес-группе тренироваться в церкви в воскресное утро! А нам удобно именно в церкви, именно в воскресенье, и именно утром! Знаете, что он нам заявил? Что церковь – это Храм божий и там надо молиться, а не вертеть задами... Какая наглость! Да и кому она нужна, эта церковь? Там же никого не бывает! Видите, какой тип. Совершенно не понимает общественной пользы! Давно пора выдворить этого зануду из деревни, а в его доме открыть убежище для сирийских беженцев. Поверьте, так и будет! Приспособили же мы старую капеллу на перекрёстке под автобусную остановку. Викарий, конечно, был против – но кто его станет слушать. Это же общинная земля! А знаете, что он мне заявил на прошлой неделе? “Что неверие в Бога ещё не освобождает от страшного суда“! Представляете? 47

Да он же сумасшедший! И если бы только этот старый паразит, у нас тут есть ещё, кое-кто, способный убить Энджи. –Но девочка считается пропавшей, а не убитой. –Не говорите глупостей! Энджи была слишком умна, чтобы сесть в незнакомую машину. Ежу ясно, что она мертва, и убита она здесь – в Дампи-Делл. –И когда же вы это поняли? –Вчера. Когда Энджи не пришла на акцию “Ногой по топору”. –Простите, а это что? –Мы всей деревней плясали зумбу, чтобы обратить внимание общественности на вырубку лесов в Амазонии. –Ну и как, обратили? –Конечно, да! – возмущённо воскликнула мисс Слизли, и мотнула модной причёской называющейся, кажется, “боб-каре”, – Хотя, на мой взгляд, важен не результат, а участие. К тому же мы своей акцией одновременно выразили поддержку ещё СИРИЗЕ, Подемосу и ИГИЛ. 48

–ИГИЛ? –А что? Исламское государство – это же, вроде, как Испания времён гражданской войны. –Ну, вы и сравнили! –А разве нет? Туда тоже со всего света съезжались бойцы – сражаться за свои идеалы и убеждения! –Хороши убеждения – резать глотки невинным людям! –Насилие мы осуждаем, – назидательно произнесла мисс Слизли, – но эти люди совсем никакие не невинные. Они наймиты неолиберализма. И хватит морочить мне голову! Я всё знаю – у меня подруга была в Испании. –Да, вы, похоже, очень осведомлены... Итак, вы вчера удивились...? –Конечно, ведь было же сказано: – пляшем всей деревней! А сегодня, когда стало ясно, что Энжди мертва, мы собрались и составили список убийц. –Кого? –Убийц, конечно, а кого ещё? Вот смотрите, кто-то из этих мерзавцев и есть убийца! – и мисс 49

Слизли принялась перелистовать смартфон: –Во-первых, это Редженальд Смит – девелопер. Имел наглость предложить нашей деревне застроить нашу Бобровую пустошь. –Простите, какую пустошь? –Боб-ро-ву-ю. Там когда-то было болото, но потом всё пересохло. Ему тогда славно насолили. Будет знать, как посягать на общинную землю. Мы так пуганули Тони Кларка, что этот слюнтяй просто обосрался и вся затея провалилась. –Выходит, вы недолюбливаете мэра? –Терпеть не могу! –Тогда почему же за него голосуете? –А за кого? –Ну, выдвинули бы свою кандидатуру. –Не могу. Я – ленивая! –И что же тут хорошего? –А то, что я этого не скрываю, и открыто о том говорю! –Ясно... Итак, мистер Смит. А при чём тут Анжелина Окли? –Энджи тогда была с нами, а говорят, Смит 50

попал на кругленькую сумму. –Так, это первый. А кто ещё? –Во-вторых, Джонатан Бёркли – профессор. –А этот в чём провинился? –Ну, как же! Он же профессор, а все профессора прирождённые убийцы! –Неужели? –Вы что фильмов ни смотрите? Поглядели бы хотя бы “Убийства в Оксфорде”. В-третьих, Маршалл Маклюэн – клоун. Он ещё называет себя этим глупым именем: “Бим-Бом”. Ну, с этим всё ясно. Всем известно, что клоуны втираются к детям в доверие, а потом творят ужасные вещи. –Какие вещи? –У-жас-ны-е! Так, теперь эта несносная баронесса Уизлби. Она не сортирует мусор! –Не может быть! –Богом клянусь! –Богом? –Ну, вы понимаете, это только так говорится, а, вообще-то, в Дампи-Делл никто ни в какого бога не верит – мы все здесь современные 51

люди! А что касается мусора – я сама видела. Мы давно за ней следим. Она ведь у нас “баронесса”, голубая кровь! Это она сейчас живёт во флигеле привратника, а раньше обитала в самом Гринвудском поместье, ну там, где теперь околачивается этот Смит. За такими как она нужен глаз да глаз – все дворяне выродки! И, вообще, такая деловая – корчит из себя английскую леди, а сама иностранка! – заявилась сюда откуда-то с континента. Из Польши, кажеться..., в семнадцатом веке... –Понятно. Баронесса Уизлби – она четвёртая. И много их у вас ещё осталось? –Нет, только викарий Флэтчер. Я вам уже рассказала, что это за тип. Тут и говорить не о чем – все священники педофилы. Правда, он утверждает, что в это время был у епископа в Солсбери... Врёт, конечно. Мы все считаем, что это он. –Мисс Слизли, – произнёс Хэттэуэй, поднявшись со стула, – спасибо вам за бесценную информацию. Мы, безусловно, проверим этих людей, но предупреждаю вас, что если кто-то 52

из членов вашей лиги станет им досаждать, у вас лично возникнут очень серьёзные неприятности. Гарантирую! –Не сомневаюсь! Вы только и умеете, что создавать неприятности честным людям! – Вызывающе заявила мисс Слизли, и покинула комнату хлопнув дверью, напоследок прошипев: “злобные кретины”. –Бобби, – задумчиво произнёс коммандер, – похоже, это действительно очаровательная деревня. Самая прелестная из всех, что я видел. Когда они вышли из полицейского участка и садились в патрульную машину, Хэттэуэй ещё раз бросил взгляд на Дампи-Делл. Деревня как деревня – ничего особенного. Унылая, конечно, но, сколько в Англии унылых деревень. И всё же на него опять накатило смутное чувство тревоги и назойливое ощущение, что что-то тут не так. Что именно – он не знал, но ему почемуто казалось, что стоит лишь отвести глаза, как деревня оживёт и начнёт за ним следить. Нет, вовсе ни люди, а именно деревня – то есть дома, 53

улицы и переулки. Следить злобно и пристально. И чувство это было таким сильным, что, несмотря на жару, холодный озноб тонкими иголками прошмыгнул по его спине. “Да успокойся же ты, ради бога!” – попытался урезонить себя Хэттэуэй, – “Тут же нет ничего опасного. Деревня, это же только кирпичи, асфальт, камень да цемент”. –Это что же получается? – прозвучал в голове коммандера внутренний голос, – ты, значит, одним усилием своих глаз, удерживаешь всё это в покое? А если отвернуться то... –То что?.. Не говори глупости! – возмутился Хэттэуэй. –Тогда почему тебя не оставляет чувство скрытой угрозы? – отозвался внутренний голос. –Это тебе кажется, – отмахнулся Хэттэуэй. –Я тебя, когда – нибудь, подводил? – не унимался внутренний голос. –Нет, но ты постарел. –А ты, что – стал моложе? –Да заткнись ты – паникёр! И будь любезен – держи себя в руках! – не выдержал Хэттэ54

уэй и сел в машину. И в этот момент ему показалось, что деревня, только что имевшая ширину и объём, больше не отбрасывает тени. Ни дома, ни заборы, ни кусты... Ничего! Всё стало плоским и фальшивым, точно, вырезанная из картона декорация, скрывающая что-то. “Что за чёрт?”, – подумал коммандер, – “этого мне ещё не хватало! Про оборотней и упырей я, положим, слышал, но чтобы сама деревня оказалась вампиром – это что-то новенькое”... – и вслух добавил: –Бред какой-то! Стоит подкинуть идейку в Голливуд. –Вы что-то сказали? – поинтересовался Паркс. –Да так, ерунду. Проклятая жара! Вот и лезет в голову всякая дрянь! – отмахнулся Хэттэуэй, но всё же украдкой взглянул в зеркальце обратного вида, чтобы узнать – отразиться в нём Дампи-Делл или нет... Деревня отразилась. –Всё это от жары... – не слишком уверенно повторил Хэттэуэй и вырулил на Харли-стрит. 55

кп

Гринвуд-Эбби

ь еж ер

об ю Перекрёсток лимпинга

Автобусная остановка

Табор “ирландских путешественников”

Дампи -Делл

Гринвудский лес

Бобровая пустошь

н ау с-Т ар вД

Дуб прокуратора

Глава четвёртая. Графство Мильтоншир. Перекрёсток лимпинга. Второй день международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 95° по Фаренгейту (+35°C – в тени).

ТО, ЗНАЧИТ, и есть, как-бы, место преступления, сэр. На карте оно значится как “Перекрёсток лимпинга”. Подходящее название, совсем под стать местности. – Произнёс Паркс, поглядев по сторонам. –Вот автобусная остановка, – продолжил он, указав на покрытую черепицей капеллу, где вместо алтаря красовалась лавка из хромированного метала, – находится она, действительно, на перекрёстке. Главная дорога, ну, то есть – шоссе, на котором мы стоим, – ведёт из Дарс-Тауна к побережью. А местная – начинается в Дампи-Делл, а заканчивается... – констебль взглянул на планшет, – а заканчивается 57

в “Гринвуд-Эбби”5, резиденции лордов Уизлби. Эти ёлки, надо понимать, “Гринвудский лес”, а это... – и Паркс ткнул планшетом в сторону давно пересохшего торфяного болота, заросшего чертополохом и утыканного, как гнилыми зубами, обломками серых скал. – Это и есть знаменитая “Бобровая пустошь”. Ну та, где раньше были вода и бобры, а теперь нет ничего... Как и полагается в Дампи-Делл, всё выглядит довольно уныло. Оглядевшись по сторонам, словно что-то ища и, видимо, найдя, Паркс улыбнулся и показав пальцем на исковерканное и наполовину сгнившее дерево, чёрным остовом торчавшее посреди Бобровой пустоши, произнёс: –А это главная местная достопримечательность, кстати, очень популярная среди туристов. “Дуб прокуратора”! Под ним, как известно, родился выдающейся римский военачальник и государственный деятель Понтий Пилат.

5. Greenwood Abbey (англ.) – Абатство зелёного леса.

–Кто? –Понтий Пилат, сэр. –Что за чушь! Римляне обосновались в Британии только через двадцать лет после Голгофы. Так каким же образом здесь умудрился родиться Понтий Пилат? –Так пишут на сайте женского клуба Дампи-Делл, сэр... Ещё они там говорят, что “очень гордятся своим великим соотечественником, внёсшим неоценимый вклад в борьбу с клерикализмом и мракобесием”. –Да ну? –Так и пишут, сэр... –Потрясающе... Погоди! Но, ты же говорил, что тут раньше было болото... Так что же получается, наш “великий соотечественник” как лягушка родился в воде? –Не знаю, сэр... –Очаровательно! Просто превосходно! Боби, ты бы поменьше лазил по женским сайтам. Дольше проживёшь. Что там у нас дальше? –У нас, кажется, гости, сэр! И действительно, по дороге со стороны 59

Дампи-Делл, к ним приближалась большая группа людей, одетых, несмотря на жару, в одинаковые камуфляжные куртки, такие же штаны и военные ботинки. Во главе процессии энергично вышагивала мисс Слизли. “Интересно”, – подумал Хэттэуэй, – “они, что военный склад ограбили? И, вообще, откуда у них такая любовь к униформе? Ни дать, ни взять – штурмовики. Для полного счастья только барабана не хватает”. Поравнявшись с коммандером, мисс Слизли хмыкнула и язвительно заметила: –Пока вы тут прохлаждаетесь и созерцаете окрестности, мы решили взять дело в свои руки и прочесать Гринвудский лес. И если в вас есть хоть капля сострадания и ответственности – можете присоединиться к нам. Но, только под моим командованием! –Отличная идея, мисс, – галантно поклонился Хэттэуэй, – конечно, сам я в эти заросли не полезу. От меня тут толку мало – местного леса я, всё равно, не знаю, а вот констебль Паркс с удовольствием составит вам компанию. 60

И понизив голос, добавил: –Бобби, присмотри за этими туристами. Как бы кто из них ни свернул себе шею. А я пока, суд да дело, навещу Гринвуд-Эбби. И потолкую с мистером Редженальдом Смитом – девелопером.

Глава пятая. Графство Мильтоншир. Гринвуд-Эбби. Второй день международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 97° по Фаренгейту (+36°C – в тени).

ИСТЕР РЕДЖЕНАЛЬД Смит был толстый розовощёкий крепыш среднего роста и средних лет. Предельно жизнерадостный и запредельно громогласный. Предстал он перед коммандером в семейных трусах, вьетнамках на босу ногу и расстёгнутой, на волосатом животе, гавайской рубашке. И, хотя вид мистера Смита явно не гармонировал с интерьером аристократической гостиной, где он пребывал, девелопер явно чувствовал себя здесь хозяином. –Чёртов замок! – прогремел мистер Смит вместо приветствия, – и как они тут жили, эти лорды? Нет даже банального кондиционера! Просто каменный век! 62

–А вы его купили? – поинтересовался Хэттэуэй. –Да вы что? Снял на год. Решил узнать как это живётся в замке. – Ну, хотелось посмотреть на привидений и всё такое. А что? Было бы здорово – увидеть хотя бы одного. Забавно, да? –Ну и как, удалось? –Представьте себе, нет! Как назло – никого! Хотя их тут должно быть полно. –Неужели? –Точно! Я проверял. Во времена Реформации местные парни вздёрнули всех тутошних монахов, а их было – хоть пруд пруди. Говорят, они висели в лесу чуть ли не на каждом дереве. Интересно было бы на это взглянуть. Только представьте: лес, деревья, а с них свисают монахи в чёрных сутанах... Ну, точно как... – дохлые дрозды! – и мистер Редженальд Смит захохотал. Хохотал он долго и заливисто время от времени, ударяя себя по коленям. То переставая, то снова начиная и опять переставая, как рыба, ловя ртом воздух. 63

–Ой, не могу... дрозды! Представьте себе, эти идиоты врачи считают, что я подвержен смеховым истерикам... Кретины! А всё потому что я такой весёлый человек: начинаю смеяться... и никак не могу остановиться... Ну никак! Это у меня со школы. Знаете, сколько раз меня за это выгоняли из класса? Не поверите! Нет, не могу... как дрозды! Дрозды... – и девелопер снова зашёлся от хохота. –Всё, хорошенького понемножку! – наконец выдавил из себя мистер Смит, одновременно утирая слёзы радости и пытаясь отдышаться, – давайте выкладывайте, что вы на самом деле делаете в этой дыре!? Никогда не поверю, что для расследования пропажи какой-то сикушки к нам прислали такую лондонскую шишку. Ну, если она, конечно, не тайная внучка королевы!? И он снова собрался расхотаться, но коммандер жестом остановил его: –Достаточно, мистер Смит! Достаточно! Пропажа ребёнка – дело серьёзное, и я бы на вашем месте так не шутил. –Да, да. Конечно! Правда, я никак в толк 64

не возьму, почему подняли такой шум. Бьюсь об заклад, что она сейчас пьёт коктейль с парнями где-то на пляже. Потягивает себе, и в ус не дует! Прямо как в детской считалке: “Раз, два, три, четыре, пять – вышел зайчик погулять”, – произнёс Смит, давясь от смеха. –Хотелось бы надеяться, но боюсь, что дело может обстоять хуже. –Ладно, ладно! Я вас понимаю. Борьба с педофилами и всё такое... Но, честно говоря, этот ангелочек – та ещё штучка! Буду откровенен, у меня на неё большой зуб. –Простите? –Да бросьте! Будто вы не знаете. Я же изза неё такую кучу бабла потерял. Конечно, я человек не бедный, но лишится таких денег из-за какой-то малолетки – кому это понравится? Значит так, решил я застроить эту их ненаглядную Бобровую пустошь. Пятьсот домов! Гипермаркет! Школа! Представьте сколько это рабочих мест! Угрохал кучу денег на лучших архитекторов. Вышел не проект, а картинка! Получил от Совета общины землеотвод и разрешение на 65

строительство. Нанял технику. Заключил договора со строителями. Закупил материалы... И тут появляется эта фифа, смотрит на меня своими огромными и такими голубынькими, как у куклы, глазками, и заявляет, что мы, мол, ничего тут строить не можем, потому, что это повредит гнёздовьям мышки-полёвки. Я ей говорю: “Девочка, вот тебе фунт – пойди купи мороженого, и не морочь мне голову”. Она фунт берёт, а на завтра выводит всю деревню, и они поднимают такой гвалт, что закачаешься. Так продолжается два дня, а на третий мне звонит эта тряпка Кларк и канючит, что он, дескать, не пойдёт против воли народа, и тут-же отзывает все мои разрешения. Дерьмо! А я уже инвесторов подтащил! Вот так. Ну что? Нравиться вам эта история? Так, мне-то, что горевать по этой девчонке? Хотя, коттеджному посёлку уже не поможешь. Всё – накрылся... –Что вы делали вчера, между 6:30 и 7:30 утра? –Обычно в такое время я ещё сплю, но вчера, на ваше счастье, я с шести утра мариновался в присутствии моего адвоката и ещё десяти 66

придурков в местном совете. Базарил о компенсации. –Вы можете дать мне телефон вашего адвоката? –Легко! А не отобедать ли нам, кстати? Сегодня у меня тут подают отменные рубцы! –А вы любите рубцы? –Ещё как! Обожаю! Может быть, это блюдо и не по сезону, но я готов его есть всегда. И в жару и в холод! От меня из-за рубцов даже жена ушла. Брезговала. Так и сказала: “Реджи, или я – или рубцы”, ну я, конечно, выбрал рубцы! А сколько я кухарок сменил... что эти коровы понимают в рубцах! Ничего! А на мой взгляд – это классная жратва, вкусная и полезная! Да и без рубцов, если хотите знать, Англия была бы не та. Точно! Я тут скачал кое-что с сайта rubec. co.uk. Слушайте! И мистер Смит включил стоящий на столе ноутбук. –Вот полюбуйтесь: “Добрый король Вильгельм Нормандский, известный как Вильгельм Бастард, был человек 67

простой. Роста он был – высокого, телосложения – плотного, а характера – скверного. Одним словом, он был сын своего времени. В меру алчный, в меру жестокий и набожный – тоже в меру. Он любил золото, войну и интриги. Но больше всего на свете Вильгельм любил рубцы. Может, это и не по-королевски, но всем яствам на свете он предпочитал тушённые с солониной и луком бараньи желудки. Доподлинно неизвестно откуда у него взялась эта страсть. Может быть, потому, что отец его Роберт Великолепный, прозванный благодарными поданными – “Бобби дьявол”, отошёл в мир иной, когда маленькому Вили было всего семь лет, и хорошим манерам мальчика никто так и не научил. А, может, он просто любил поесть, но так или иначе, страсть герцога Нормандского к рубцам в корне изменила историю нашего острова. Знать того времени, и так считавшая Вильгельма выскочкой и парвеню, язвительно подшучивала над этой гастрономической привязанностью герцога. Но, так как нрава он был су68

рового, шуток не любил, а руку имел тяжёлую – язвили втихаря. И лишь один Английский король Гарольд, пользуясь тем, что жил он за Ла-маншем, открыто потешался над Вильгельмом называя его мужланом и флякоедом, говоря: “Да где же это видано, чтобы монархи ели рубцы? Ну, может ещё в дикой Франции – куда ни шло... Но, в просвещённой Англии – это невозможно! Да уж лучше я потеряю глаз, буду пронзён копьём и пусть мне отрубят голову, чем на британском троне будут есть фляки”. Эти слова окончательно переполнили чашу терпения Вильгельма, и он заявил: “Не по вкусу им, видите ли, наши родные рубцы! Не желал я этого, но, видать, ничего не попишешь... Не позднее декабря я взойду на английский престол, и на празднике в мою честь от души поем тушёных рубцов”. Так, и случилось. В битве при Гастингсе король Гарольд был ранен стрелой в глаз, потом ударом копья один из нормандских рыцарей поразил его в грудь, а другой рыцарь тут же отрубил Гарольду голову. Вильгельм же, про69

званный теперь “Завоевателем”, венчался на царство в Вестминстерском аббатстве (хотя не известно было ли оно тогда уже построено), и прямо на британском троне вволю наелся рубцов. Вот так бараньи желудки изменили историю Англии”. –Ну как, нравится!? – прогремел мистер Смит. –Впечатляет... А вы знаете, что у этой истории есть продолжение. –Быть не может! –Представьте себе, да. Хотя, может быть, это лишь сплетни... Но, утверждают, что те же бараньи желудки погубили и самого Вильгельма. К шестидесяти годам он настолько раздулся, что живот его лопнул со страшной вонью, отчего все присутствующие бежали, зажав носы. А вот виноваты ли в этом были взаправду рубцы или Вильгельма Завоевателя сгубили его другие многочисленные грехи – Скотланд-Ярду не ведомо. –Вы шутите? –Какие могут быть шутки, когда дело касается истории Англии. 70

Когда Хэттэуэй подходил к машине, его окликнула сидевшая на садовой скамейке стройная пожилая дама в белом платье, соломенной шляпке и с корзиной полной цветов. –Сэр, вы не могли бы ко мне присоединиться на минутку? Насколько я понимаю, вы полицейский. Не правда ли? –Коммандер Хэттэуэй из Скотланд-Ярда. Чем могу быть вам полезен? Дама похлопала рукой по скамейке и с улыбкой произнесла: –Садитесь. Я Алиса Валентайн, двадцать шестая вдовствующая баронесса Уизлби, и хозяйка Гринвуд-Эбби. Хотя сейчас я живу в этом маленьком коттедже. –О, неужели, та самая баронесса Уизлби... –Которая не сортирует мусор! Какой позор, эта весть уже достигла Лондона! – весело рассмеялась леди Уизлби. – Похоже, эти местные “левичары”, я так называю всю эту публику, что крутится вокруг женского клуба, решили всерьёз повоевать. А весь казус в том, что семья моего мужа всегда придерживалась левых взглядов. 71

Двадцать третий барон Гринвуд даже входил в кабинет Макдональда. Но, сейчас это переходит всякие границы. Они даже установили дежурство возле мусорных баков. Вот, и сию минуту, наверняка, кто-нибудь из них уже там сидит. Леди Уизлби взглянула на изящные наручные часики, и, очаровательно ужаснувшись, произнесла: –Какой ужас, уже семь минут четвёртого! Как же я не пунктуальна. Всё время опаздываю минут на десять, и эти бедняжки – которые за мной следят – вынуждены вдыхать такие ужасные ароматы... Представьте себе, как это утомительно, да ещё в такую жару! Впрочем, мне всё равно. Да, что я всё о себе, вы же здесь не из-за мусора. Неужели полиция все же взялась за Реджи Смита? –Вообще-то, я тут из-за исчезновения Анжелины Окли... Вы её знали? –Я мало общаюсь с деревенскими. Сказать по правде, я вообще делаю вид, что их нет. Но, кажется, эта девочка была тут вместе с другими 72

левичарами, теми, что три дня вопили под моими окнами и истоптали весь газон. К счастью, им хватило трусости не выбить все стёкла в замке. Больше я её не видела. Кстати, вы знаете, что делал во время этого бунта Реджи Смит? Вы думаете, он вызвал полицию или попытался эту деревенщину как-то урезонить... Вовсе нет! Он стоял у окна, потирал руки и улыбался. –И поэтому вы полагаете, что за мистера Смита стоит взяться? –То, что я полагаю – не имеет никакого значения. Но, если вы достаточно образованы и умны, то вы меня поймете: Джон Ло. А теперь простите меня, я больше не вправе испытывать носы моих соглядатаев, и должна вынести свой нерассортированный мусор. И леди Уизлби вежливо кивнула командору и направилась в сторону коттеджа привратника. Но обернувшись, помахала Хэтэуэю рукой и произнесла: –Да, если вы все же решите посадить за решётку Редженальда Смита, не стесняйтесь – он заплатил мне за год вперёд. 73

Глава шестая. Графство Мильтоншир. Бобровая пустошь. Второй день международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 99° по Фаренгейту (+37°C – в тени).

ОДЪЕХАВ, к автобусной остановке, коммандер увидел Паркса изнывавшего от жары. По виду умирающего от скуки констебля, Хэттэуэй догадался, что “прочёсывание” Гринвудского леса надолго не затянулось. –Ну что Бобби, как успехи? – поинтересовался коммандер. –Три вывиха. Два ушиба. И одна подвернутая нога, сэр! – Бодро доложил Паркс. – Все изодрали свой камуфляж в чертополохе, а мисс Слизли покусали дикие пчёлы – думаю они оборонялись... Особенно пострадал нос. Теперь мисс Слизли собирается судиться с Королевской комиссией по лесному хозяйству. Других 74

жертв и разрушений нет, сэр. Да, мы ещё нашли башмак сорок восьмого размера. Один башмак на левую ногу, сэр. –Это явно не башмак Анжелины. –Полагаю, что нет, сэр, – усмехнулся Паркс, – а что разузнали вы? –От Смита – ничего, кроме поучительного рассказа о роли рубцов в английской истории. А вот баронесса Уизлби поведала мне кое-что интересное. По её мнению Смит – мошенник. –Так прямо и сказала? –Впрямую – конечно ничего, но она упомянула одно имя – Джон Ло. –Простите, а кто это, сэр? –Был в восемнадцатом веке такой шотландский авантюрист. Он собирал огромные деньги под несуществующие проекты. Возможно, и Смит занимается чем-то вроде этого. Уж больно весело он выглядит для человека, потерявшего целое состояние. Ну, да ладно, потолкую о нём с ребятами из отдела экономических преступлений... На Анжелину он очень сердит или говорит, что сердит. Винит её во всех сво75

их бедах. Интересно, зачем он это делает? Ведь эти слова делают его подозреваемым. На дурака он не похож. На правдолюбца – тоже. Тогда почему он свидетельствует против себя... Слушай, я тут видел табор “ирландских путешественников” – давай-ка нанесём им визит. Жаль, что ты в форме – “путешественники” – нашего брата не жалуют. Да и нрав у них буйный. Хотя они, вообще-то, довольно мирные – временами... Сам увидишь. Прямо посередине Бобровой пустоши, вокруг полуразвалившегося обломка скалы, стояло не меньше трёх десятков автокемперов между которыми гоняли мяч рыжеволосые дети, а женщины, в весьма кричащих нарядах, развешивали бельё. –Кто это? – спросил Паркс, – будто цыгане, но на цыган, вроде, не похожи... –Потому что они не цыгане. –А кто? –Это Лохт Шуил – “ирландские путешественники”, “скитальцы”, “странники”, “бродя76

чие люди”, “тинкеры”, “лудильщики” – называй как хочешь. Сами себя они величают “пейви”, – ответил коммандер. –А что они делают тут в этих фургонах? –Живут они так, кочуют. Когда-то Кромвель согнал их земли, новую они найти не смогли, С тех пор и кочуют. –Что, три века? –А что? Может им нравится. –И чем они занимаются? –Да всем понемногу. Разводят собак, торгуют лошадьми, ремесленничают, хорошо поют... –Значит, ведут себя как цыгане. –И да, и нет. Пэйви – ревностные католики и отличаются поразительной чистоплотностью. Кстати, не называй их цыганами – они этого не любят. И учти, “путешественники” – отличные боксёры. –Вы уверены? –Ты что не видел “Большой куш” с Брэдом Питтом? –Видел. –Тогда зачем спрашиваешь? 77

Пробравшись через круг автокемперов, они вышли на небольшую поляну, где в тени навеса, на раскладных креслах, сидели и попивали пиво несколько мужчин. “Путешественники” исподлобья взглянули на констебля и молча отвернулись. Молчание затягивалось, но коммандер даже не пытался завязать разговор, он просто стоял, и казалось, с интересом разглядывал обращённые к нему затылки. Наконец, сидящий к нему спиной огромный рыжий детина, с массивной золотой цепью на шее, чертыхнулся и не слишком дружелюбно произнёс: –Гралта! Привет. Это общинная земля и у нас есть разрешение. А если кто-то что-то там спёр – то мы тут ни при чём! С этими словами он повернул к полицейским своё красное, с по-боксёрски свёрнутым на сторону носом, лицо. Широко улыбнулся и рявкнул: –Всё ребята, приплыли! Плохи наши дела, если нас посетил сам мистер Хэттэуэй – значит, кого-то пришили – он мелочёвкой не занимается! Йордьес суни-ин муная, Эди! 78

–И я тебя рад видеть, Дью! Паркс, позволь тебе представить самого Формана Дьюри – великого “бульдозера Дью”, когда-то лучшего тяжеловеса Британии. Откуда ты здесь? Ты же классный тренер и у тебя, по слухам, в ИстЭнде есть собственный клуб? –Так и было, да вот – на кочевую жизнь потянуло, – криво усмехнулся Дьюри, да и тебя, видать тоже. Что ты делаешь в этой заднице? Или из Лондона попёрли? –Вроде того, – засмеялся Хэттэуэй, – Дью, а у меня к тебе дело. –Ну, если так, Пат принеси гостям пива! Да ни этого пойла! Принеси “гинеса”! Так, в чём дело, Эди? Я знаю, без серьёзной причины ты почтенных людей беспокоить не станешь. Не то, что некоторые... – и он строго взглянул на Паркса, – Ты хоть знаешь парень, с кем ты работаешь? Это великий человек! Ты даже представить себе не можешь, из какого дерьма он меня вытащил! Слушай... Дело было так, припаяли мне, как-то, тройное убийство, да ещё с отягчающими. Ну типа я кого-то пришил и вроде как 79

съел. А твой шеф доказал, что в это самое время, совсем на другом конце Лондона, я мило беседовал с пятью джентльменами. –Ничего себе мило! Ты же им сломал двенадцать рёбер, две руки и три челюсти! –А они первые начали... И вообще, ты знаешь как они меня назвали? Знаешь? –Ну хватит!–Хватит Дью! – перебил его Хэттэуэй, – ты мне констебля испортишь! Конечно – спасибо, но я тут не для того, чтобы выслушивать комплименты, даже от старых друзей. Дело скверное – пропала девочка. –Ну, это точно не мы, – расхохотался Дьюри, – если бы свинья – ещё куда ни шло! А что до девчонок, – так этого добра у нас и самих хватает. –Я бы на твоём месте так не шутил, – тихо произнёс коммандер, – в воздухе попахивает трупом. Девочка пропала вчера утром, с вон той остановки, а ваш табор всего в полумили от неё. Так что ты лучше поспрашивай своих ребят – может, кто-нибудь что-нибудь видел. –Понял, – очень серьёзно ответил Дьюри, 80

– Пат, Шон! Есть дело! И старый “путешественник” принялся чтото объяснять двум молодым парням на непонятном языке. –Простите, сэр. Вы понимаете, что они говорят? И вообще на чём это они говорят? – шёпотом спросил Паркс, – На валлийский не похоже. –Это шелта – язык “путешественников”, – тихо отозвался Хэттэуэй, – возможно, когда-то так говорили по всей Британии, а может быть, они его сами придумали, чтобы морочить нас... Кто знает. А теперь – пей пиво и молчи. –Значит так, Эди, – начал Дьюри, – парочка наших ребят видела твою девчонку. Она действительно торчала на остановке. Потом к ней подвалил белый фургон, а больше никто, ничего не видели. И под присягу мои люди не пойдут, так что это между нами. –Негусто, но и на том спасибо. А больше они ничего не заметили. Ну, какой марки был фургон? 81

–Да, погоди! Конечно! На этом фургоне ещё была какая-то смешная надпись... “ХалиБали Флауэрс” – вот он как назывался. Ну и имечко! –Спасибо Дью! Ты настоящий друг. Удачи тебе! –И тебе! Желаю тебе найти твою девчонку с автобусной остановки, а мы отсюда сваливаем. Тут начинает плохо пахнуть. Да и вообще – неуютно... Ребятам не нравится. –И куда, если не секрет? –Конечно, не секрет. Куда дорога ляжет. Кто знает? – И он запел: Быть может кто-то, но не я, Вернется в милые края. В мою зеленую страну Где клевер шепчет на ветру. Где тихий дол, речной затон... И траурный вечерний звон. Пел он хорошо...

Глава седьмая. Графство Мильтоншир. Дампи-Делл. Третий день международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 102° по Фаренгейту (+39°C – в тени).

А СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ коммандер Хэттэуэй совершил то, что не делал уже лет двадцать – он опоздал. На подъезде к Дампи-Делл его “Ровер” встал и напрочь отказался двигаться вперед. –Ну что ты, старина? – сказал коммандер, – что с тобой? “Ровер” скосил на него свою умную прямолинейную фару и тревожно заурчал, словно желая сказать: “Хозяин, нам туда не надо, плохое это место”. –Не бойся, Роу. Мы с тобой этой деревне не по зубам! – произнёс Хэттэуэй, и почесал машину за правым ретровизором. И автомобиль, откликавшийся на имя “Ми83

стер Роу”, тяжело вздохнул и поехал. Промчавшись по неизменно пустой Харлистрит к полицейскому участку, Хэттэуэй увидел терпеливо ждавшего его констебля. –Что-нибудь случилось, сэр? – Спросил Паркс, когда коммандер вышел из машины. –“Ровер” заглох. Первый раз в жизни. – Ответил Хэттэуэй и вытер пот со лба. – Становится жарко. Такого жаркого дня в этом году ещё не было. И как назло, ни малейшего намёка на ветерок... Сказав это, коммандер удивленно огляделся по сторонам, и принюхавшись, озадаченно спросил: –Тебе не кажется это странным? –Что именно, сэр? –Запахи... Констебль повёл носом и ответил: –Я не чувствую никаких запахов. –В том-то и дело! В такую жару обязательно что-то должно вонять. –Может у них хорошо работает коммунальная служба... 84

–А ты видел хоть одного мусорщика? “Донг” пронёсся над деревней звук одинокого колокола. Пронёсся и, словно понимая, что на его зов никто не отзовётся, затих, растворившись без следа в раскалённом воздухе. –Вот уж действительно: “И траурный вечерний звон”, – пробормотал Хэттэуэй. –Вы что-то сказали, сэр? –Да так, вспомнил одну старую песню... А тебе не кажется, что из этой деревни словно откачали воздух? Ладно, пойдём, навестим отца. –Энджи была очень хорошая девочка. Очень! – Сказал Николас Окли, мрачно глядя в стол. – Мы жили с ней вдвоём. Джудит нас бросила, когда Энджи было всего два годика. Связалась с каким-то типом с побережья, и укатила в Австралию. Потом звонила – хотела забрать Энджи к себе. А я не отдал... Выходит – зря. Может быть, она была бы жива... –Мистер Окли, у нас нет данных о смерти вашей дочери. –Да будет вам. Все знают, что Энджи мерт85

ва... – и Окли поднял на коммандера красные опухшие глаза. – Поймите, я же только хотел быть ей хорошим отцом. Конечно, я простой работяга и денег у меня не так уж много, но я всё время вкалывал, и у Энджи было всё. И новый телефон, и компьютер и шмотки. Ну, чтобы как у людей... Подрабатывал где мог. Ведь это не грех? –Конечно, нет! Простите, а вы не могли бы сказать, с кем дружила Энджи? –Её любили все. А чтобы так, конкретно – не знаю... Мы тут в гости к друг другу не ходим... В последнее время вокруг неё начал крутиться этот парень – Джимми Холл. Он мне не нравится. Заносчивый. Сынок местного стряпчего. Лоботряс. Но вроде как взялся за ум – готовиться в Оксфорд. Вроде... Они с Эджи вместе ездили в Дарс-Таун, в библиотеку. Мне эти поездки не нравились, а в этот раз она поехала сама, и вот как вышло... – покачал головой Окли. –Извините, а мы можем осмотреть комнату Анжелины? Может, чего найдём. 86

–Валяйте. Второй этаж, первая комната слева. Но там ничего нет. Ни книжек, ни тетрадок. Теперь у них всё на компьютере. Даже игрушки. –Да, раньше было проще. Найдёшь дневник девочки – и она у тебя как на ладони... –Зато сейчас есть социальные сети, – вмешался Паркс, – у Анжелины была страничка на фейсбуке или на твиттере? –Была на фейсбуке. –А вы не могли бы назвать пароль? –Да он всегда включён, – отмахнулся Окли, – у Энджи от меня секретов не было. –Вот и хорошо. Паркс, займись этим. И всё же, посмотри в шкафах. А мы с мистером Окли пока поговорим. –Ник, а как вы думаете, кто стоит за всем этим? – Спросил коммандер, когда Паркс скрылся за дверью. – Может вы кого-нибудь подозреваете? Окли задумался, мотнул головой, и наклонившись к Хэтэуэю, тихо произнёс: 87

–Я думаю на викария. Уж больно он вежливый. Раньше мне это даже нравилось. А сейчас... Тут у нас говорят: где бог – там и чёрт. –А я всегда думал, что там, где бог – чертей не бывает. –Не знаю, что вам и сказать... Все так говорят. И, потом, эти педофильские скандалы. Пресса о них только и трещит. Мы теперь детей к церкви и близко не подпускаем! А, может, это тот толстый застройщик из Гринвудского поместья. Ну, тот, который хотел застроить Бобровую пустошь. Я, вообще-то, был не против, там же было бы полно работы для меня, но Энджи считала по-другому и остальные тоже. Или чокнутый профессор – его у нас тоже не любят. Не знаю... В наше время надо быть таким осторожным – никому нельзя доверять... – и Окли посмотрел на коммандера глазами полными слёз, – Найдите её, сэр. Пожалуйста. Моя Энджи – единственное, что у меня есть. –Итак, Анжелина Окли, – сказал коммандер когда они вышли из дома, – не девочка а ан88

гел. Умница, красавица, отличница. Защитница вдов, сирот и животных. В библиотеку ходит... Такая хорошая – хоть к ране приложи. Ну а ты, что накопал? –Обычный девчачий трёп, – махнул рукой Паркс, – селфи, вау, лайки... И всё в этом роде. В личке тоже интересного мало. Разве что переписка с неким Шляпником. Я думаю, что это не фамилия, а НИК. Ну, в смысле сетевое имя – псевдоним. –Бобби, я знаю, что такое НИК. Так о чём они переписывались? –Простите, сэр. Мне кажется, что эта переписка связана с каким-то школьным заданием. –Ясно. А что мы знаем об этом Шляпнике? –Он студент колледжа гуманитарных и социальных наук Кардиффского университета. Открытый гей. Сто лет. –Что? –Он указал дату рождения – 1915 год. Возможно, пошутил... На фото – в тёмных очках, с высунутым языком и в котелке. Указанный домашний адрес: Лондон, Даунинг-стрит, 10. По89

лагаю, что адрес ложный. Переписывались они редко, но три последних письма интересны по датам. Одно – за неделю до исчезновения, а два других – за три дня. Вот я тут записал, – и констебль достал планшет: “Ну, ты красава”. –Кто? –Красава... –Где ты сказал учиться этот гений? –В колледже гуманитарных и социальных наук. –Тогда понятно... Читай дальше. “Твой проект – LOL (в смысле, что ему офигенно понравилось) насрём этим педобирам”. –Кому? –Педобир – это такой медвежонок-педофил. –О, боже! Что и такие бывают? –Возможно, он имел в виду конкурентов. –Возможно... Ладно, продолжай. –А дальше он пишет “XD” – ну это когда 90

корреспондент хочет поставить смайлик, но ему влом его искать. Всё... –Отлично. Читай второе. “Проект заценили. Наберу”. И сразу посылает третье: “BTW (это значит: “кстати, вспомнил”) прицепил пару няшек”. А больше ничего. –Что прицепил? –Няшки – значит “хорошие девочки”. –Да, этот Шляпник немногословен... Но, думаю – ты прав и речь действительно идёт о школьном проекте. Какого чёрта вы тут делаете?

Глава восьмая. Графство Мильтоншир. Дампи-Делл. Третий день международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 104° по Фаренгейту (+40°C – в тени).

ОСЛЕДНИЕ СЛОВА коммандера были обращены к группе местных жителей, которые, во главе с мисс Слизли, обступили пожилого джентльмена в строгом чёрном костюме и с зонтиком в руках. “Озабоченные граждане” тыкали в джентльмена пальцами и скандировали “Педофил! Вон из деревни”. А тот, храбро сжимая в руке чёрный зонт-трость, готовился принять бой с преобладающими силами противника. –Я спросил, какого чёрта вы тут делаете? – повысил голос Хэттэуэй. –Мы изгоняем святошу Флэтчера из деревни! – гордо отозвалась мисс Слизли, – адептам этого порочного культа нет места в современ92

ном мире! –А вам – конечно, есть? – усмехнулся Хэттэуэй, – оставьте преподобного в покое и расходитесь по домам. А то констебль всех вас оштрафует за нарушение общественного порядка. Считайте это официальным предупреждением. Ясно? Мисс Слизли возмущенно передёрнула плечами и, повернувшись на каблуках, прошествовала в сторону женского клуба, гордо задрав свой распухший нос. Лишившись лидера, “Озабоченные граждане” ещё немного потоптались в стороне и тоже разошлись. –Благодарю, сэр! – Улыбнулся священник, – и ещё раз благодарю! А то они, того и гляди, сломали бы мой зонт, а мы с ним – давние приятели. Простите, я забыл представиться Джон Флэтчер, викарий Высокой англиканской церкви, а так-же безуспешный, и потому – безутешный пастырь этих вот заблудших душ. Вы не станете возражать, если я приглашу вас обоих на чашку чая? Тем более что мы стоим на самом пороге моего дома. 93

И викарий, достав из кармана тяжёлый старинный ключ с затейливой бронзовой бородкой, вставил его в замочную скважину, но неожиданно вздрогнув и пристально посмотрев, в конец улицы спросил: –Вы слышали? Будто кто-то плачет. –Нет, – удивлённо ответил Хэттэуэй. –Тут, знаете ли, очень много странных звуков. Порой мне кажется, что сама деревня плачет, или разговаривает сама с собой, и если я немного постараюсь, или хорошенько прислушаюсь, то наверняка её пойму... Ну, да ладно... простите мои старческие “странности”... и что мы всё стоим на пороге – входите, входите! Гостиная дома викария напоминала старую университетскую библиотеку: массивные книжные шкафы, где за решетчатыми дверьми, угадывались огромные тома. Тёмные деревянные панели по стенам и резные балки, терявшиеся в полумраке где-то под потолком. И в довершение ко всему – глубокий камин, отгороженный от комнаты чугунной решёткой и тяжёлая 94

портьера, плотно прикрывавшая одну из стен. –Дом у меня старый-престарый, – сказал викарий, – построен ещё при поздних Плантагинетах, так же, как и сама церковь. К счастью погромы Реформации и викторианские реконструкции их не коснулись. Но, всё время что-то обрушивается и протекает. Совет общины ремонтировать не хочет, а у епископа денег нет. Вот мы потихоньку и разваливаемся – и дом, и я. Увы... Зато в целом графстве нет такой красоты. Полюбуйтесь! И викарий отдёрнул портьеру. А за ней переливался синим, красным, зелёным и золотым цветом старинный двухчастный витраж. О, это, безусловно, была работа большого мастера, явно не уступавшая витражам Кентерберийского собора. На одной створке арочного окна был изображён святой Австремоний в окруженье припавшего на передние лапы тигра, льва с мохнатой гривой, и волка с высокими остроконечными ушами, отчего он немного походил на осла. С другой створки витража, на Хэттэуэя глядела группа людей – коленопреклонённые 95

женщины, старик, старуха и мужчина с ребёнком на плечах, все они склоняли головы пред Пресвятой Девой, облачённой в белоснежные и золотые одежды. Из-за плеча Девы выглядывал ангел. И всё это окружал витиеватый и изысканный орнамент из переплетённых трав, листьев и цветов. Казалось, вьющийся и колеблющийся под порывами ветра – как живой. Коммандер Хэттэуэй и констебль Паркс не могли оторвать взгляд от этого поразительного сочетания цвета и света, заполнившего собой и всю комнату, и сам воздух внутри неё, от чего старая комната казалась чем-то совсем другим, чем была на самом деле. Полицейские как заворожённые глядели на всех этих людей, святых и животных – таких значительных и настоящих. На разноцветные блики, будто разлившиеся по старинным шкафам, дубовым панелям и резным балкам на потолке. Они стояли, не способные даже пошевелиться. И Хэтэуэю на мгновение показалось, что он попал вовнутрь калейдоскопа – детской игрушки, когда-то подаренной ему дедом. В тот 96

завораживающий кружащийся мир, спрятанный в обычной на вид картонной трубке, в которую он когда-то мог часами смотреть и смотреть... –Правда, здорово? – словно из другого мира послышался голос викария. –Очень, – пробормотал Хэттэуэй, словно выпав из искрящейся прекрасной фантазии в реальность, – редко встретишь такой совершенный образец французской зрелой готики! Знаете, а он мне напоминает витражи восточного фасада собора в Эксетере. Помните, тот, где изображён пророк Исайя? Может быть, его создал тот же автор? Тогда это самое начало четырнадцатого века. –О, да вы знаток! К сожалению, я ничего о нём не знаю, да и знать не хочу – я просто любуюсь... Любуюсь вот уже скоро сорок лет. Ваш покорный слуга совершенно лишён греха любопытства, но в полной мере подвержен греху обладания, – рассмеялся викарий, – прошу простить меня за этот театральный жест, я совершенно не хотел вас так оглоушить, представь97

те себе, я и сам не ожидал подобного эффекта! Обычно я не задёргиваю штор, но сегодня была такая жара... А, знаете, я больше никогда этого делать не буду – грех прятать такую красоту! Ну что, не откажитесь от чашечки чая? Звучит странно, пить чай на сорокоградусной жаре, но когда я служил в Индии мы только так от жары и спасались. И викарий принялся возиться с чайниками. –Не думайте, – продолжил он, достав из буфета три чайные чашки, где на небесно-голубом фоне степенно беседовали белоснежные античные герои, – они совсем не такие скверные какими стараются казаться. Правда, правда! Даже Дот Слизли. Представьте, она была такая славная девчушка... А сейчас: “Я изгоняю святошу Флэтчера из нашей деревни!” – ни дать, ни взять – ветхозаветная Юдифь. А так они вполне славные люди. Да, конечно, я понимаю, что “... ожирело сердце народа этого, и ушами они едва слышат, и глаза свои они закрыли, чтобы не увидеть глазами и ушами не услышать и сердцем не уразуметь и не обратиться”. И всё же... 98

Вот Ник Окли даже как-то, по собственному порыву, обещал мне починить крышу. Да и мэр Кларк всегда здоровается... Правда, только перед выборами... А знаете, я уже привык. Каждый день прихожу в церковь, совершаю молитву, и читаю проповедь пустым скамейкам. Зато потом возвращаюсь к своим книгам и любуюсь на эту красоту. Конечно, жаль, что они так поступили с часовней Святого Колумбана... Той, что на перекрёстке. И то, что церковь пустая – тоже жаль... Но, тут и раньше не слишком жаловали бога... Но, я надеюсь, что вдруг, они исправятся? Не верите? А зря! Безверие это же – как болезнь, не правда ли? И вот, я верю, что настанет день – и все они исцелятся! –Ну, это вряд ли... По-моему, они также хотят “исцелится”, как калеки святого Мартина. Безверие – это же так удобно! –Да вы жестокий человек, как я погляжу! Неужели вы не дадите им шанса на спасение? –Ни малейшего. –Простите, сэр, – вмешался в разговор кон99

стебль Паркс, – о каком Мартине вы говорите? –Ваш начальник, молодой человек, – покачал головой преподобный Флетчер, – имеет в виду святого Мартина, епископа Турского, силой своей святости исцелявшего больных. Говорят, что когда он шёл по своему городу, нищие калеки, просившие милостыню на каждом углу, в ужасе бежали завидев его, вопя: “Люди добрые, спасайтесь кто может! А то, этот проклятый святой нас всех излечит и мы лишимся нашего дохода! Бежим!”. Грустная метафора... Но, всё же вы не правы, люди не виноваты... Это всё эль... –Простите? – не понял коммандер. –Так вы не знаете? О, это очень интересная история, погодите минуточку, – и викарий принялся рыться в книжном шкафу, – ну, куда же ты делась, маленькая проказница? Вы, даже представить себе не можете, каким эти книги обладают весёлым нравом! Всё время играют со мной в прядки. Скачут с места на место, перелазают на другие полки, а иногда, даже, меняют шкафы! 100

Наконец, после долгой возни, викарий воскликнул: “Ага! Попалась!” – и извлёк на свет изящный томик в кожаном переплёте. –“Бытописание британских графств к востоку от Кельтского моря”. Восемнадцатый век, между прочим, – довольно произнёс викарий, нежно погладив книгу, – если я не ошибаюсь, 1748 год издания. Автор – наш односельчанин, сэр Горацио Уизлби. Очень поучительная книга. Читайте с этого места, и если вас не затруднит, вслух – может быть молодому человеку тоже будет интересно. Коммандер Хэттэуэй взял книгу и принялся читать: “На часто задаваемый вопрос – отчего наша деревня называется “Дампи-Делл”, а также почему её жители отличаются унынием и скверным характером, нам поможет ответить одна старинная легенда, известная под названием “Притча о святом Фоме Кентерберийском, великом запустение и кожаных штанах брата Джона, монаха гринвудского”, часто приписываемая самому Джеффри Чосеру. Что, впрочем, 101

вызывает у нас некоторое сомнение, так как впервые она упоминается Эрнстем Резерфордским ещё в конце XIII столетья”. –Ну и ну... – пробормотал инспектор и принялся читать дальше. “Легенда относит нас к тем старым добрым временам, когда Британия под властью славного короля Генриха Плантагенета, вновь обрела мир и покой, забыв о мрачных годах кровавых распрей. И не было, в те годы, на острове земли веселее и краше чем наша, звавшаяся тогда на староанглийском “Сэлл-лагр” – счастливая долина. А украшением её, по праву, считалось Гринвудское аббатство, чьи благородные очертания и поныне можно угадать среди старинных стен поместья “Гринвуд-Эбби” – резиденции лордов Уизлби. Казалось, что годы смуты и междоусобной войны, разорявшей Англию без малого два десятка лет, так и не коснулись этого чудесного уголка, и что вечно он будет пребывать в покое и изобилие... Так и было, вплоть до того достопамятного дня весны 1161 года, когда отошёл в мир иной Теобальд Тьервильский, бо102

жьей милостью архиепископ Кентерберийский. Вот что говорит легенда: “...когда же капитул Кентербери после смерти Теобальда избрал святого Фому Бекета новым архиепископом, сей муж, суровый и набожный, принялся наводить порядок в церковных делах и особенно в делах благочестия, пошатнувшегося, было, при его добродушном предшественнике. Поправив дела в Кентербери, Солсбери и Винчестере, святой Фома обратил свой строгий взор на Гринвудское аббатство. Проделав долгий путь из Кентербери, как обычно, пешком, архиепископ был умилён видом весёлых и богатых крестьян. Тучными нивами и упитанными стадами, пасшимися на изумрудных лугах. Не менее отрадными оку его были и монахи, корпевшие в скрипторие над учёными книгами или посвятившие себя молитвам и заботам об обширном монастырском хозяйстве. Единственным же тёмным пятном, оскорблявшим собой сие благолепие, был монах, самым бесстыдным образом дрыхнувший на каменной скамье у монастырских ворот. Монах 103

был толст, не чёсан, вонюч, пьян и к тому же от него страшно разило потом и чесноком. Во сне он чмокал, сопел и напевал непристойные песенки. Архиепископ ткнул толстяка своим посохом и строго спросил: –Что ты делаешь, сын мой? Монах протёр глаза, икнул и ответил: –Я, Ваша честь, Джон – монах славного Гринвудского аббатства, да хранит его Господь. –Воистину, – ответил святой Фома, – но, почему ты спишь, когда все твои братья трудятся в поте лица своего? –И я тружусь, – отозвался монах и почесался. –Святые мученики! И ты называешь это работой? Плут проклятый! И как у тебя язык не отсох, говорить такое! –А как вы думаете, Ваша честь, разве легко вот так день деньской лежать на солнцепёке, да ещё на этой проклятой каменной скамье, раскалённой как жаровня в аду? И это в шерстяной сутане, подряснике и кожаных штанах! Да так, чего доброго, и свариться можно. 104

–Ах ты бездельник! Как пить дать – гореть тебе в аду за эти слова! Ох, тебя черти припекут! Ох, припекут! Вот когда ты увидишь, что такое настоящее пекло! А знаешь, как там поступают с лентяями? Кидают в котёл с маслом, доводят его до кипения на самом медленном огне, а потом варят целую вечность! Так-то... А это тебе от меня, так сказать, авансом! – смиренно произнёс святой Фома, и хорошенько отделав монаха посохом, отправился искать аббата. Аббат Стефан Гринвудскдский был человек упитанный, розовощёкий и в высшей степени жизнерадостный. При виде архиепископа он, расплылся в широченной улыбке, и склонился, на минутку задумавшись, стоит ли ему пасть ниц или достаточно отвесить земной поклон. Святой Фома жестом руки остановил его и сурово произнёс: –Брат мой, велики труды твои. Воистину сие аббатство пример другим, но какого чёрта твои монахи бездельничают! –Что вы, Ваше преосвященство, все мои монахи заняты богоугодным делом, – улыб105

нулся аббат. –А что же тогда делает эта жирная свинья на каменной скамье у ворот? –На каменной скамье? –Именно. –У ворот? –У них самых. –Жирная свинья? –Жирная, наглая и очень, очень потная свинья! –А! Так, это же брат Джон! – ещё шире улыбнулся аббат, – там ему самое и место! –Прискорбно слышать мне такие слова от одного из самых учённых аббатов Британии, – строго промолвил святой Фома, – неужели ты забыл слова апостола нашего Павла: “кто не хочет трудиться, тот пускай и не ест”! –Ваше преосвященство, так-то оно так... Но, это же брат Джон... –Ну и что с того? Разве устав святого Бенедикта не написан для всех! Немедленно отправь этого бездельника чистить хлев! –Ваше преосвященство, – тихо взмолился 106

аббат, – вы, наверное, не поняли, это же брат Джон, и для всех нас будет лучше, если он останется спать на каменной скамье у ворот... –Это ты явно не понимаешь, о чём говоришь! – в сердцах топнул ногой архиепископ, – или не для тебя написано: “ибо мы не бесчинствовали у вас, ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас...”! И если я ещё хоть раз узнаю, что этот лентяй греется на солнышке, вместо того чтобы усердно трудиться, я разрешу королю ввести новую подать с земель этого аббатства и передать “грешки” твоих монахов на рассмотрение королевского суда. –Боже упаси! – ахнул аббат, – не дай Бог! Но всё-же брат Джон... –Не желаю больше слышать об этом лентяе! – отрезал святой Фома, и отказавшись от обильной трапезы, пешком вернулся в Кентербери. Восьмью годами позже, когда вернувшегося из изгнания святого Фому, восторженные богомольцы с триумфом несли на руках до самого 107

Кентербери, путь его лежал мимо Гринвудского аббатства. Каково же было изумление архиепископа, когда вместо благословенного изобилия он увидел полное запустение. Толпы нищих, просящих милостыню на перекрёстках дорог. Поля, заросшие терновником и чертополохом. Покосившиеся заборы и выбитые окна. Жалкие одры вместо тучных стад... Но, хуже всего был сам монастырь. Бедные оборванные монахи, в лохмотьях вместо сутан, влачили жалкое существование в полуразрушенных кельях, в постоянном страхе, что на них обрушится обветшалый собор. –Господь милосердный! – воскликнул святой Фома, – какое бедствие уничтожило сей благодатный край? –Вы, Ваше преосвященство, – произнёс измождённый монах, скорее напоминавший тень аббата Стефана, чем его самого, – это вы запретили толстому брату Джону спать на каменной скамье у наших ворот. А я же вас предупреждал... 108

–Побойся бога, при чём тут это? –В прошлый раз вы отказались от перепелов, телячьего паштета, кровяных колбасок и пудинга, а сейчас у меня нет и крошки хлеба, чтобы угостить вас, – печально вздохнул аббат, – а всё потому, что вы прогнали этого достойного брата с его рабочего места. –Этого бездельника? –Этого, этого! Вы что же думаете, что наше аббатство разбогатело от переводов отцов церкви и переписки Священного Писания? Как же! Славу, богатство и уважение нам давал эль – лучший эль на всех британских островах. Мы корпели над ним как алхимики над философским камнем. Мы миллион раз взвешивали и измеряли его. Мы варили его только из первоклассного ячменя на самом бешеном огне! А чтобы сбалансировать сладость солода мы никогда не добавляли в сусло хмель! Ни за что! Мы клали туда, только изысканный грют, из первоклассных трав и специй! О, Боже как он благоухал! Как сияла в свете огня начищенная до блеска медная посуда! А теперь ничего этого 109

нет... Всё пропало, даже мой любимый котёл! –Не понимаю при чём тут я, если у вас случился недород? – произнёс архиепископ, – насколько я знаю крепость, густоту и цвет напитку дают плоды земли, а вовсе не распоряжения архиепископа? –Да как же тут не понять! Разумеется, шли дожди – и ячмень уродился не тот. Потом была засуха – и травы пожухли. Всё это так... Но, главного ингредиента, того что давал нашему элю непревзойдённый вкус, лишили нас именно вы, прогнав брата Джона с его каменной скамьи! Да, сэр, законченный аромат, так сказать – последний аккорд, элю придавал малюсенький, почти незаметный кусочек кожи, который мы благоговейно и с великим почтением отрезали от кожаных штанов брата Джона, всё лето усердно потевшего на солнцепёке у монастырских ворот... Боже, Господь милосердный, Ты даровал святому мученику Фоме такое величие души, что он отдал жизнь свою за правду. Так, прости же ему грехи, вольные и невольные и особенно 110

неуёмную его гордыню. И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь”. Вот, так великое запустение и сопутствующее ему уныние, случившиеся в этих краях семьсот лет назад, не только дали нашей деревне новое имя, но и в корне изменили всю её жизнь. Конечно, со временем всё наладилось, и запустенье осталось далеко в прошлом, а вот унынье, похоже, никуда не делось, наложив отпечаток на характеры местных жителей. Так наша деревня получила называние “ДампиДелл” – унылая лощина”. Коммандер Хэттэуэй захлопнул книгу и опять повторил: “ну и ну”...

111

НУ И НУ... – пробормотал я, и совсем уж собрался перевернуть страницу, но моё чтение было прервано появлением всё той же темноликой горничной – “мамми”, принесшей мне отчасти высушенную одежду и сообщившей что такси, прибыло. Рассчитавшись с усатым портье, я спросил его, как выглядел человек, живший в том же номере до меня. Тот, на секунду задумавшись, ответил: –О, мсьё, это была дама, очень нервная дама – сухая, с чёлкой и в очках. Вы наверняка встречали таких. Что я могу сказать о ней? Она расплатилась чеком... Да, ещё, когда она нас по112

кидала, мадам выглядела так, словно у неё болели зубы. Все, до единого, мсьё! Неужели её разочаровал номер? Не может быть! Впрочем, полагаю, что она была вашей соотечественницей – англичанкой. –Вообще-то, я шотландец. –Простите мсьё, тысяча извинений, – всплеснул руками портье, и перегнувшись, через стойку прошептал, – о, как я вас понимаю. Ведь я бретонец.

113

ГРАФСТВО МИЛЬТОНШИР

Дарс-Таун Сент-Эндрю-на-Стриме Дампи-Делл

Грэй-Уэил-Бич

Кел ьт с к ое мор

10 kм. 10 Mils.

114

Часть вторая

“ЛИОНСКИЙ ЭКСПРЕСС”

115

Е НАДО И ГОВОРИТЬ, что такси застряло в пробке, невероятно любезный алжирец из камеры хранения – был медлителен как смерть, а турникет на перроне – заклинило... Одним словом, я влетел в мой вагон когда поезд уже стоял под всеми парами. Образно говоря, конечно, – ведь поезда TGV пар испускать не умеют. Разыскав своё место и пристроив багаж, я выдохнул и, с наслаждением плюхнувшись в высшей степени эргономичное кресло, понял, что что-то забыл. Перебрав в памяти все, мыслимые и немыслимые варианты того, что же это может 116

быть, и в десятый раз пересчитав багаж: “корзина, картина, картонка...”, я наконец сообразил, что забыл купить газету. Пустяк, конечно, но благодаря этому я был обречён четыре часа кряду разглядывать лысину моего соседа в предыдущем кресле. Ситуация явно складывалась хуже некуда. Во-первых, меня совершенно не устраивала перспектива всю дорогу пялиться на соседа или созерцать рабочие пригороды, а в довершение всего, несмотря на безупречную эргономичность кресла, мне было крайне неудобно сидеть. Минутку поразмыслив над вопросом как такое может быть, я пришёл к выводу, что мешает мне, скрученная в трубку, рукопись, которую я впопыхах отъезда из гостиницы, зачем-то, запихнул в задний карман. Сперва, я очень удивился тому, что не заметил этого ещё в такси, а потом задумался, что же мне с ней делать дальше. Вернуть автору я её не мог, так как не знал кто он. Разыскать через портье даму-редактора и вручить рукопись ей? Возможно... Но, судя по её пометкам, новая встреча с романом не доставила бы мадам 117

ни малейшего удовольствия. Оставить у себя? Вообще-то, это нехорошо с этической точки зрения. Тем более, даже самому начинающему писателю известно, что чужие рукописи лучше оставлять там, где ты их нашёл. То ли из суеверия, а может, во избежание соблазна что-то “позаимствовать”... Но, и эту возможность я, похоже, упустил. В задумчивости, я ещё раз взглянул на лысину соседа. Она была розовая с лёгким пушком, и бледным родимым пятном, очертаниями напоминавшем Австралию... Тяжело вздохнув, я расправил рукопись на коленях и углубился в чтение.

118

Глава девятая. Графство Мильтоншир. Дампи-Делл. Третий день международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 106° по Фаренгейту (+41°C – в тени).

РОСТИТЕ, СЭР, – произнёс констебль Паркс, когда они вышли на улицу, – Как вы думаете – это правда? Ну, вся эта история про эль и толстого монаха? –Понятия не имею, – усмехнулся Хэттэуэй, – хотя полагаю, что Фома Бекет тут ни при чём. Но то, что уныние порождает безразличие – это факт. Взгляни на Дампи-Делл, веками живут рядом с такой красотой, а об этом витраже даже не знают. А если и знают, то в грош не ставят. Поистине, безразличие такой же смертный грех, как и убийство. –Почему, сэр? –Да потому, что от него – один шаг до безумия и фальши. И это уже опасно! Понимаешь, 119

Бобби, они так ловко умеют рядиться в любые одежды, что их сразу и не различишь. Вчера это было – ханжество, а сегодня – толерантность. Но, кончается это всё одинаково – охотой на ведьм! –Не дай бог, сэр! Простите, можно я задам вам ещё один вопрос? –Валяй. –Сэр, откуда вы столько знаете о витражах? Собирались стать священником? –Нет, Бобби, бери ещё выше! Я хотел быть историком искусств – как мой дед. Да вышло так, что заделался в полицейские. –А я мечтал быть рыбаком, как мой старый. Да разве сейчас в Кельтском море что-нибудь выудишь... –Ну, разве что только русскую подлодку. А мы, кажется, пришли. “Хали-Бали Флауэрс”. Цветочный магазин “Хали-Бали Флауэрс” мало чем отличался от других цветочных лавок, имеющихся почти в каждой английской деревне. Мешки с удобрением, огромные бумажные пакеты с землёй. Розы, гвоздики, каллы и прочий гол120

ландский товар в пластиковых – “под камень”, вазах... Единственным, но серьёзным отличием было то, что за прилавком стоял, оскалившись белоснежной улыбкой, очень чёрный африканец в белой джеллабе и такой же белой шапочке на голове. Увидав вошедших, продавец ещё шире улыбнулся, и произнёс: –Чем могу служить? –Коммандер Хэттэуэй, а это – констебль Паркс, – сказал коммандер, достав удостоверение, – а вы мистер Хали-Бали, полагаю? –Башир Хали-Бали, собственной персоной, – поклонился продавец, – законопослушный эмигрант со всеми полагающимися документами и разрешениями. Так, чем могу вам служить? –Мы расследуем пропажу Анжелины Окли, вы её знали? –Нет. А если бы и знал, то вряд ли запомнил – вы белые, все на одно лицо. –И вы не слышали о её пропаже? –Слышал, конечно. Говорят, её убили. Но, мне всё равно. Одной англичанкой – больше, 121

одной англичанкой меньше... Их тут и без неё много. –Вы, похоже, недолюбливаете англичан? –А за что вас любить? –Зачем же вы сюда приехали? –Я бежал от войны, которую вы развязали. –Но, насколько мне известно, вы воюете между собой? –Конечно! Вы, белые, не так глупы. Зачем вам самим воевать? Вы просто натравливаете чёрных на чёрных, и потираете руки. –Интересно, и как же мы это делаем? –А зачем вы нам оставили такие границы? Зачем привели к нам вашего бога? Зачем вы, вообще, к нам пришли? За золотом? За нефтью? За рабами? Вы долго на нас наживались, но скоро придёт час возмездия – вы все погибнете. Аллах всемогущ! И вас не станет. Тогда мы придём к вам... Вот, я – уже здесь! Не желаете каркадэ? Очень помогает от жары! –Не подумайте, что я террорист, – продолжил Хали-Бали, разливая в маленькие восточные стаканчики гранатово-красный чай, – я 122

не подкладываю бомб и не отрубаю голов христианским заложникам – да это и не надо. Вас уничтожат ваши собственные дети. Они глупые, ленивые и безответственные. Они ничего не знают, ничего не понимают и ничего не любят. Они очень жадные. И они очень трусливые. К тому же, они так боятся жить, что полюбили наркотики. И они все сдохнут, один за другим, как эта ваша девочка. Сахар? Или предпочитаете рахатлукум? –Лучше рахат-лукум. И вам их не жаль? –А почему я должен их жалеть? Вы же не жалели наших детей. Да и потом, когда вас не станет, ваш белый мир, со всеми его благами, достанется нам. И потому мы уже тут! Вся эта ваша, так называемая, цивилизация построена на чёрной крови и чёрных слезах, и мы – чёрные, имеем на неё больше прав. Ещё каркадэ? –С удовольствием, кстати, у вас отменный рахат-лукум. Аравийский? –Что вы, как можно? Турецкий. –Великолепно! Простите, я вас перебил – продолжайте. У вас, надо сказать, прекрасно по123

лучается! –Благодарю. Знаете, как у нас говорят: В чёрном теле – белая душа, а в белом – чёрная. Рано или поздно, ваша чёрная душа вас же и погубит. А я подожду, и пока что, буду продавать белым женщинам цветы – чтобы они клали их на могилы белых детей, и угощать белых полицейских сладостями – чтобы они охраняли мой покой, пока я жду. –Браво! – захлопал в ладоши Хэттэуэй, – красиво сказано! Вам бы риторику преподавать. Не хочу опускаться до грубой прозы, но что поделаешь – служба. Не могли бы вы нам объяснить, что вчера 6:50 утра делал ваш фургон на Перекрёстке лимпинга? Хали-Бали возвёл глаза к потолку, печально вздохнул, и устало вымолвил: –Ну, зачем же так. Опять хотите всё свалить на проклятого нигера? Не выйдет. Я в это время был здесь – со своим поставщиком. Не желаете получить его визитку? –Да что же, в конце-концов, творится в этой 124

деревне! – не выдержал Паркс, когда они шли по Харли-стрит в сторону участка, сперва мэрсоциалист цитирует Черчилля “Я не разделяю ваших убеждений, но умру за ваше право их излагать”. Потом... –Вообще-то, это Вольтер. –Вы уверены? Ладно... Потом женский клуб объявляет войну целому свету. Известный застройщик собирается строить там, откуда сбежали даже бобры! И, наконец, продавец цветов читает нам лекцию о превосходстве чёрной расы. А вы, сэр – распиваете с ним чай и восхваляете его рахат-лукум! Я понимаю, сэр, что колониализм – штука скверная, но мы же ушли из Африки шестьдесят лет назад! Так, почему англичане до сих пор должны отвечать за их коррупцию, лень и взаимную ненависть? Мы же им оставили всё: и больницы, и заводы, и дороги. Да мы им за тридцать лет построили дорог больше, чем они за шестьдесят – после, и за тысячу лет – до! И все както забыли, что ещё двести лет назад они жрали друг-друга и продавали соседей в рабство. 125

–Ну, тут ты залез в очень колючие дебри, – засмеялся Хэттэуэй, – но, в одном Хали-Бали, пожалуй, прав – нам, вообще, не стоило туда лезть. Пока они насаживали друг друга на копья, было ещё куда ни шло, но когда они взялись за автоматы Калашникова... А вот с застройщиком ты угодил в самую точку. –Сэр, а вам не кажется, что за нами следят? О, чёрт – в этой свихнувшейся деревне точно станешь параноиком! Простите меня, сэр. Я вас перебил. –Ничего, Бобби. Может быть, и следят... Но вернёмся к нашему девелоперу. Я перекинулся парой слов с ребятами из отдела экономических преступлений, и вот чего узнал. Когда-то наш любитель рубцов действительно работал в девелоперской фирме. Не знаю, что там у них произошло, но мистер Смит оттуда ушёл, прихватив с собой готовый архитектурный проект коттеджного посёлка. –Зачем? –Вот в том и вопрос! Для любого из нас это просто груда испачканой бумаги, а для Реджи126

нальда Смита – золотое дно! Вообще-то, схема до удивления простая: Смит находит себе “партнёров” в советах общин, подписывает с ними для начала “Договор о намерениях” и берёт у инвесторов деньги на подготовку архитектурного проекта. Потом защищает его в совете общины и получает разрешение на строительство и землеотвод. После этого он заключает договора со строителями и поставщиками. –А что тут незаконного? –В том то и дело, что – ничего. Если не считать, что никакого проекта он делать не собирается. Вместо этого кладёт деньги в банк и ждёт. Через годик он вытаскивает на свет тот самый старый проект, меняет название и выносит его на совет. Получает разрешение и опять ждёт – на этот раз недолго. Потому что через пару дней, как из-под земли, появляются экологи и прочие ответственные и крайне озабоченные граждане и заявляют, что на выделенном участке растёт особоценная бузина или, как в нашем случае, – живёт редкий вид мышки-полёвки. Обществен127

ность, – и в ужасе, и в гневе, а местные власти, не желая народного бунта, идут на попятную. Расторгают договор и выплачивают Смиту кругленькую компенсацию. Иногда они разыгрывают комедию в суде, но чаще – ограничиваются мировым соглашением. После этого он возвращает инвесторам деньги – разумеется, ничего не сказав о набежавших процентах, делится с подельниками и едет на новое место. –Так, это же мошенничество! –Конечно, мошенничество – незамысловатое, но эффективное. И вот, что удивительно, в деловых кругах Редженальд Смит слывёт за честного человека. Невезучего, но честного – ведь он всегда возвращает занятые деньги. В полиции о нём давно известно – наш любитель рубцов отметился уже в одиннадцати графствах, но оэтих его фокусах в Дампи-Делл они не знали. Ну, теперь его точно прижмут. Полагаю, что очень скоро для мистера Смита, мэра Кларка и ещё кое-кого настанут сложные времена. –Так, это же хорошо! 128

–Хорошо – да не очень, выходит, что у Реджинальда Смита никакого “зуба” на Анжелину Окли – не было. Наоборот, она, или такие как она, были частью его плана. И свой фунт “на мороженное” она, похоже, отработала сполна... Так что Бобби – мы остались ещё без одного подозреваемого. Говоря так, они вышли к старому горбатому мосту, перекинутому через русло давно пересохшего ручья, разделявшего деревню точно посередине. –В Дампи-Делл этот место называют “Мост утопленника”, – сказал Паркс, когда они поднялись на мост, – одни говорят, что когда-то кто-то бросился с него и утопился, а другие намекают, что он и не собирался бросаться, а его сбросили. Да разве их поймёшь. –Очаровательное место, эта деревня ДампиДелл! – покачал головой Хэттэуэй, – мост утопленника, перекрёсток дьявола... Интересно, как называется местный паб? –“Гринвудский лес” он называется, но на вывеске нарисован повешенный монах. 129

–Я, почему-то, так и думал. О, чёрт, не нравится мне эта тишина, – помолчав, заметил коммандер, – ты заметил, что пока мы шли – не проехала ни одна машина, не пролетела ни одна птица, и не показался ни один человек. Что-то не так! И словно, услышав его слова, Дампи-Делл взорвалась страшным грохотом и скандирующими криками: “У-бий-ца! У-бий-ца!”. –Это, похоже, там! – пытаясь одолеть грохот, прокричал коммандер, – скорее, Бобби! Скорей! И полицейские бросились в один, из отходящих от Харли-стрит переулков. Забежав за угол, они увидели такую картину: жители деревни, выстроившись перед небольшим коттеджем, прячущимся за неухоженным палисадником, колотили в пустые кастрюли и истошно орали “У-бий-ца!”. –О, боже! Мисс Слизли, что вы тут вытворяете и кого вы на этот раз изгоняете из деревни?! – прокричал коммандер. –Это я должна вас спросить, что это вы тут 130

вытворяете! – заорала мисс Слизли, – сначала вы вломились к бедным цыганам... –“Ирландским путешественникам”, я полагаю. –Что, что? –Это были не цыгане, а “ирландские путешественники”. –Неважно! А теперь преследуете несчастного эмигранта. Позор! –А кого преследуете вы? –Мы не преследуем, а предупреждаем! Хотим показать профессору Бёркли, что знаем о его грязных делишках! –Второй раз за один день я вынужден вас предупредить, что если вы не разойдётесь, я вас оштрафую. –Это общинная земля! –А эта уже нет! Вы стоите на пороге частного владения. –А по какому праву вы все время делаете мне замечания!? Лучше бы следили за своими палачами. Полиция не имеет права бросать в темницу детей! 131

–Точно, не имеет. –Вы либо издеваетесь, либо ничего не знаете. –Совершенно верно, я ничего не знаю. –Невероятно! И это после того как ваш министр заявил о своей озабоченности, а премьер взял дело под личный контроль! –Наш министр очень озабоченный человек, а премьер всё время что-то контролирует. И отойдите, пожалуйста, от частного владения на двадцать метров. –Хорошо, но я этого так не оставлю! Рассист! – прошипела мисс Слизли и крикнула в мегафон, – Ребята! Все назад. “Озабоченные граждане” отступили от коттеджа и сгрудились на другой стороне улицы. –Бобби, что она там несла про каких-то детей? – спросил Хэттэуэй, когда они с констеблем остались одни. –Так вы не знаете? Об этом только и твердят по телевизору! В Грэй-Уэил-Бич арестовали каких-то нашкодивших ребят, а они оказались несовершеннолетними. Назревает большой 132

скандал. –Да что это такое?! Похоже, главный констебль Хилл, от страху перед начальством, совсем рехнулся! Ладно, к нам это отношения не имеет. Пойдём, навестим профессора и потолкуем с ним о его “грязных делишках” – произнёс коммандер, и постучал в дверь. –Мистер Бёркли, это полиция. Откройте! За дверью послышалась какая-то возня и тоненький голосок простонал: –Приложите удостоверение к стеклу. –Охотно, – ответил Хэттэуэй, – и подошёл к окну. Ставни слегка раздвинулись, и в образовавшуюся щёлку выглянуло круглое личико, с редкими белесыми волосами и брезгливо оттопыренной нижней губой. Личико сначала недоверчиво взглянуло на Хэттэуэя, из-за толстенных линз очков, неестественно огромными глазами. Потом уставилось в документ. Кивнуло и исчезло. Через некоторое время в прихожей опять послышалось движение, лязгнул засов и дверь приоткрылась. 133

–Скорее, скорее! – послышался недовольный голосок, – ну что же вы так копаетесь. Скорее! А то они и сюда доберутся! Полицейские проскользнули в дверь, и она тут же за ними захлопнулась. –Не бойтесь, сэр. Пока мы здесь – никто сюда не доберётся, – весомо произнёс Паркс, – мы обеспечим вашу безопасность. –О, вы их не знаете! От этих тварей можно ожидать чего угодно! Они способны пролезть даже в самую узкую щёлочку! – Проговорил маленький круглый человечек, возясь с замками. – А вообще, – спасибо... Никогда бы не подумал, что буду так рад присутствию полиции в моём доме! Джонатан Бёркли – профессор социологии на пенсии. По убеждениям – либертарианец или, если хотите – либертарист, а в этическом плане – либертинист. Здравствуйте. Сказав всё это, профессор, наконец, справился с дверью и, прошествовав в гостиную, плюхнулся в глубокое кресло. Удобно устроившись и заботливо обложив себя подушками, Бёркли указал полицейским на два стула, до134

бавил: –Ещё раз – спасибо. С этой местной публикой надо держать ухо востро, здешние жители, если можно так выразиться, стихийные коммунисты, а всякая стихия опасна, – и профессор тоненько захихикал, – но в целом, Дампи-Делл деревенька – ничего. Бывают места и похуже! Её даже можно было бы назвать миленькой... если бы не мухи. –Мухи? –А вы что – не видите? Они же повсюду! На каждом шагу. Тысячи, нет, миллионы мух! Поэтому я и не выхожу из дома. Ну, разве что – по крайней нужде. А что касается жителей... Бедняжки, они годами и поколениями так старательно учились не видеть, не слышать, не думать, не знать – что, в конце концов, добились в этом совершенства. Хотя, поверьте мне, это даже к лучшему! Ну зачем им, скажите на милость, думать? – и профессор, слегка раздвинув уголки губ – замер, собираясь изобразить на лице то, что люди, по ошибке, называют улыбкой. –Отличное определение, мистер Бёркли, – 135

начал Хэттэуэй, – но мы тут из-за исчезновения Анжелины Окли. Вы её знали? –Немного. Видел несколько раз – я нечасто выхожу из дома. Хорошенькая девица – всё при ней, но в мои годы опасно заглядываться на хорошеньких девиц! – и профессор опять захихикал. – Эту Анжелину Окли я не знал и ничего сказать о ней не могу, а в целом у меня плохое мнение о здешней молодёжи. Грубые и примитивные. Да, вот самое подходящее слово. Примитивные, и с очень странным чувством юмора. Представьте себе, на последних парламентских выборах, ктото из них, стянул мои очки! А я без них ничего не вижу! Я потом целый час не мог найти свой дом. Два раза упал в канаву. Вывалился в грязи как свинья. Чуть не угодил под автобус. А водитель обозвал меня “чёртовым алкашом”. И никто, представьте – никто, не показал мне где мой дом. А на следующей день мои очки нашлись... Они были приклеены скотчем к церковным дверям, поверх непристойного рисунка и надписи... Ну, сами понимаете, что там было написано. –Надо было позвонить в полицию и заявить 136

о хулиганстве. –А вот тут я с вами не согласен! Для нас с вами это, положим, было хулиганством, а для кого-то это, возможно, произведение искусства. И хорош бы я был, если бы попытался ограничить свободную волю творческого самовыражения. –Странное проявление творческого самовыражения. –И всё же это искусство. Хотя, конечно, было бы лучше если бы они самовыражались в рамках зарегистрированного объединения. –Мне не нравится, когда искусством называют любое послеобеденное развлечение. Сейчас совершенно уравняли профессионалов и любителей, а это неправильно. Так, мы скоро, вообще, останемся без культуры. –Вот вы говорите “неправильно” – а как же толерантность? По непонятным причудам природы, одни люди рождаются с талантом, а другие – без. Вы скажете, что это закон природы, но есть же ещё и социальный аспект. Когда люди превозносят некого гения, они тем самым ра137

нят человека бездарного. А это не справедливо. Он же не виноват, что лишён таланта. Дорогой мой полицейский, мы живём в обществе равных прав, поэтому нельзя кого-то выделять в ущерб другому. Ну, нет у человека таланта, нет, и всё. И что нам теперь делать? Вложить в него “искру божью” мы, конечно, не можем, зато можем выровнять всех под его уровень. А как это сделать? Да очень просто! Нужно просто объявить, что важен не результат – а процесс. Тогда и великая живопись и некчёмная мазня будут иметь равную ценность. –И что же станется с человечеством, если лишить людей права на талант? –Да бросьте! Слова: “талант” – не стоит ничего. Это барахло досталось нам в наследство от индустриального общества вместе с нищетой, глобальным потеплением и парниковым эффектом. В те времена, видите ли, была мода на одарённость и подобную чушь. Сейчас трудно поверить, но люди тогда гордились своей неординарностью. И что же все эти “сверхчеловеки” дали человечеству? Неравенство и две мировые 138

войны! Не слишком ли высокая цена за выпендрёж? Знаете, что я считаю главным достижением первого десятилетия нашего века? То, что европейское общество перестало быть “союзом индивидуальностей”! Впрочем, иногда, это доставляет некотрые неудобства, к примеру когда местная молодёжь пишет на заборах оскорбительную для меня чушь. –Так значит, вы всё же согласны, что это хулиганство? –Ну, не скажите. Эти ребята потратили своё время – значит, это было искусство. Потом, этот акт мог быть антиклерикальным... Очки же были приклеены к церковным дверям. А текст, пусть и грубый, можно расценить как проявление молодёжной субкультуры... Нет! И, ещё раз, нет! По мене – лучше попасть под автобус и вывалиться в грязи, чем показаться не толерантным! Поймите-же, наконец, то, что сегодня кажется хулиганством или, чем похуже, завтра может быть объявлено цивилизационной ценностью. Стоит лишь продвинуть это явление на 139

иной нравственный уровень понимания того, что мы называем обновлённой моралью, и грубые слова на заборе – станут свободным волеизъявлением граждан, а, к примеру, хамство или бесчувственность – элементарной защитой личного пространства. Всё дело в терминах, и в том, с какой стороны, на что и как смотреть! –Простите, и что же проповедует эта “обновлённая мораль”. –В настоящее время многие моральные нормы, скажем, представления о хорошем и плохом, правильном и неправильном, добре и зле – базируются исключительно на ценностях большинства, а это несправедливо! Не буду вам излагать всю теорию “морального анти-реализма”, да и вы вряд ли что-то из неё поймёте. Скажу только, что мораль выводится из диктуемых обстоятельствами требований поведения. А, значит, если изменить обстоятельства можно изменить и мораль. К примеру, если моральные принципы меньшинства ввести в ранг закона – они станут доминантными. Образно говоря – что не запрещено, то обязательно! 140

–Тогда вы нарушите принцип свободы выбора. –В том то и дело! Поймите, человек пока ещё в плену традиций, предрассудков и этических норм, навязанных церковью. Ему рано чтото выбирать! Нет! И ещё раз – нет! Поэтому, настоящее демократическое государство, то что печётся о правах меньшинств, обязано установить режим свободы без выбора! –Погодите, но это же принуждение! –Да бросьте! Вы же полицейский, практически жандарм, вам ли говорить о свободе?! К тому же, что делать, если отдельный человек пока ещё не достиг уровня толерантности, точно соответствующего цивилизованному обществу? –Где-то я это уже слышал... А вы, действительно, полагаете, что с этой “обновлённой моралью” можно “продвинуть” любую идею и оправдать всякую мерзость. –Разумеется, любую! Ну, кроме холокоста, конечно, он находится за пределами обсуждений! Впрочем, как и Фрейд с его психоанализом. И знаете, что, давайте сразу договоримся: не бу141

дем трогать ничего специфически еврейского, а то ещё прослывём антисемитами, а это, поверьте мне, куда хуже, чем быть не толерантным! А любую другую мерзость – пожалуйста! Милости просим. –Вот так уж и любую? –А как же! И я готов вам это доказать. Вот вам пример. Ещё недавно мы считали, что разница между воспитанным человеком и хамом состоит в том уступает ли он место женщине в автобусе и открывает ли перед ней дверь. –И что же тут плохого? –Ничего. Но, взгляните на это с точки зрения жителя Дампи-Делл. Он же задолбался всё время вскакивать и распахивать дверь! Для начала, он понятия не имеет зачем это всё нужно, к тому же он устал и ему хочется только развлекаться. А все эти условности так утомительны... И что же мы делаем с нашим “утомлённым хамом”? Отправляем его на курсы хороших манер? Вовсе нет! Мы объявляем все эти проявления галантности – сексизмом, оскорбительным для женщины. Нарушением её человеческих прав и 142

достоинства. И вот, теперь ву-а-ля: хамом считается человек уступивший женщине место, а не наоборот! Правда – прелестно? Или, скажем, вы любите родной язык и гордитесь им. –А тут что плохого? –Разумеется – ничего! Но, вот беда, – какой не будь житель, скажем, Дампи-Дел – совершенно безграмотен, и сажает ошибку на ошибку, но обожает публиковать свои сообщения в интернете. Как вы понимаете – сообщения у него тоже получаются чудовищно безграмотными. Вы возмущены и обращаете внимание неуча на его ошибки. И что мы, по-вашему, должны делать? Сажать неуча обратно за парту? Вовсе нет! Мы обвиняем вас в том, что вы пренебрегая интересами коммуникации, обсуждаете не заявленную тему, а неточности в письменной речи собеседника, нарушая, тем самым, все принципы толерантности и личного пространства! Потом мы объявляем вас граммар-наци, и неуч может спать спокойно! Ну, разве это не мило! А знаете, что. Давайте поиграем: вы назо143

вёте мне самую мерзкую мерзость, какая только придёт вам на ум, а я за пятнадцать минут сделаю из неё общечеловеческую ценность. Идёт? –Идёт... Ну, скажем, каннибализм? –Каннибализм, – поморщился профессор Бёркли, – ну, что же, можно и каннибализм. Кстати, отличный выбор, вот уж действительно – омерзительное явление. Да, при одном упоминании о нём любого нормального человека стошнит. И всё же... Тем не менее я сейчас я вам докажу, что в условиях толерантности оправдать каннибализм вполне возможно...

144

Глава десятая. Графство Мильтоншир. Дампи-Делл. Третий день международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 108° по Фаренгейту (+42 °C – в тени).

Ы КОГДА-НИБУДЬ слышали про “Окно Овертона”? – Произнёс профессор Бёркли, уютно потягиваясь в своём кресле. Нет? –Никогда о нём не слышал, – пожал плечами коммандер Хэттэуэй. –О, боже! И чему только учат нашу полицию! – Нарочито ахнул профессор. – Катастрофа! Ладно... Если не слышали – тогда придётся вам прочитать лекцию. “Окно Овертона” это такая шкала допустимости того или иного поступка в глазах общественного мнения. Понятно? Хорошо... Все эти поступки расположены в диапазоне от “немыслимо” до “обязательно”. Скажем, насрать на 145

обеденном столе – это “немыслимо”, а чистить зубы по утрам – это “обязательно”. Надеюсь, что и это понятно? Очень хорошо! А теперь мы и попытаемся слегка “проапгрейдеть” ваш каннибализм по этой шкале, и переместить его из области “немыслимо” в область “обязательно”. Итак. Сначала мы снимем “табу” с этой темы. Как это сделать? Да очень просто! Для этого мы призовём “священную корову” современной демократии – право человека на свободу информации. Мы заявим, что люди вправе обсуждать и говорить на любую тему современного общества и её истории. Ну, кто же станет с этим спорить!? Тогда мы проведём несколько конференций по проблемам каннибализма. Вполне нейтральных, опираясь скорее на научный и исследовательский аспект. Конечно, на первых порах, будут вопли протеста и возмущения, но ничего – скоро они поутихнут и люди привыкнут к этой теме. Иначе, зачем существует телевидение, радио, пресса и эти новые средства информации? Это, так сказать, первый шаг. Первый, но очень важный – мы перевели 146

каннибализм из категории “немыслимо” в категорию “радикально”. Затем надо избавиться от названия “каннибализм”, ставшего понятием нарицательным и уже, в самом себе, содержащем негативный оттенок. Надо поискать что-то не такое избитое. “Антропофагия” (поедание человека) или “людоедство” боюсь, тоже не подойдут – слишком уж прямолинейно. В лоб. А нам нужно нечто совсем другое, что-то – по-мяг-ше, по-мяг-ше... Так-так, кто там у нас был самым знаменитым каннибалом? Дайте минутку подумать... Ну, конечно – Крон! Греческий бог, пожирающий время, папаша Зевса – оскопивший отца и сожравший, всех своих детей. Очаровательный тип! То, что надо. Начало у термина уже есть. Теперь добавим к нему какое-нибудь из четырёх греческих слов обозначающих любовь... Только не “филия” – его слишком затаскали. Что там у нас ещё есть? “Сторге” – привязанность... “Эрос” – страсть... “Агапэ” – жертвенная любовь. Отлично! Это подойдёт. Итак, что же у нас получилось? “Кроноагапэтия”. Недурно... 147

Конечно, можно ещё поработать, но для начала звучит неплохо – распевно! Обратите внимание на эти две гласные на стыке, по-моему – это чудесно! “Кро-но-а-гапэ-тия”. Итак, с названием разобрались. Все составляющие просто на загляденье: Крон, кстати, ещё и бог плодородия. При нём на земле был “золотой век”... Аркадия, одним словом. Об “агапэ” я уж и не говорю – сплошной позитив! Высокий накал! Потом надо затеять дискуссию о “неоднозначности” кроноагапэтии, осветив её героический и жертвенный аспект. Рассказать о голодоморе на Украине, о трагедии в Андах. Упомянуть о плоте “Медуза”, или о полярном исследователе Мальмгрене, завещавшем своим попутчикам себя съесть. Как видите, мы вполне обошлись без африканских царьков-людоедов! Так, что ещё? Ну, конечно – дети! Маленькие, прелестные первобытные дети! На стоянках древнего человека, археологи нашли горы обглоданных детских костей. Их съели! Да, именно, съели! На первый взгляд – это ужас148

но! Но, если вспомнить, что на дворе стоял ледниковый период, и еды на всех не хватало, всё выглядит совсем по-другому... Как это гуманно! Как это по-людски! Как это социально справедливо, как разумно – пожертвовать одним, самым ненужным, чтобы спасти целое общество! Один человек – ничто, а масса – всё! –Ой ли? –Ну, конечно! А вы, похоже, не согласны? Тогда давайте мыслить логично: Марк Аврелий утверждал, что человек стоит столько – сколько он знает. Надеюсь, с этим-то вы согласны? –Абсолютно. –Вот и отлично! Итак, отдельный человек, по определению, знает очень мало – почти ничего. Но, если ссуммировать знания нескольких людей, мы получим куда больше информации. А теперь представьте, что мы сложили вместе знания всех людей на земле? Да у нас получится всё знание на свете! Все – знают всё! Отсюда следует, что один человек ничего не стоит, он совершенно неважен, он – ничто, а людская масса – всё! Ву-а-ля! Теперь вы согласны? 149

–По-моему, это уже говорил Гитлер. –Не может быть! Вы уверены? Коммандер утвердительно кивнул головой. –Это плохо, – раздосадовано пробурчал профессор, – очень плохо. Похоже, этот аргумент придётся опустить... Но, даже если так, мы своё дело сделали – перевели каннибализм из категории “радикально” в категорию “приемлемо”. Итак, на чём мы остановились? Ах да, на эволюционном значении кроноагапэтии... Ну, тут нам надо намекнуть, что наша планета Земля образовалась в результате явления носящего название “гравитационный каннибализм”, а сама история современного человека началась с того, что мы съели нашего предшественника – неандертальца! Съели полностью, без остатка! И, разумеется, необходимо напомнить, о том, что христианская евхаристия не что иное, как сакральная кроноагапэтия. А, следовательно, вся современная цивилизация построена именно на ней. Правда, отлично получается? Оцените! По-моему – так просто прекрасно! –Но это же – откровенная ложь! – возму150

тился Хэттэуэй, – нельзя валить в одну кучу метафору единения человека с Богом и поедание человека человеком! –Что? Нагло, да? Вот и чудесненько! Зато так забавно! Думаю, интеллектуалы просто кипятком описаются от восторга, – захихикал Бёркли и потёр ручки, – но, продолжим. Теперь нам предстоит самое важное – отделить трапезу от убийства. Разделить их в этическом смысле. Тут надо вспомнить Бернда Брандеса, Марко Эваристти и других добровольных жертв кронагапэтии... Ну, тех, кто сам захотели быть съеденными. А каннибализм, лишённый налёта преступности – просто кулинария! Только и всего... И действительно, посудите сами, разве человек, купивший в магазине бифштекс, или повар его приготовивший, отвечает за смерть коровы! А что из этого следует? А из этого следует, то что мы перевели каннибализм из категории “приемлемо” в категорию “разумно”. На этих словах профессор выбрался из кресла и принялся возбуждённо ходить по кабинету. 151

–Теперь дело за рекламой. Большой рекламой! Просто огромной! И в первую очередь – кино! Ещё Ленин – лет сто назад говорил: “из всех искусств важнейшим для нас являются кино”. –Вообще-то, Ленин говорил: “кино и цирк”... –Неважно! Совершенно неважно, что он там говорил, на самом деле! Важна суть, а суть в том, что Голливуд сделает всю работу за нас. –Неужели... А с чего бы им это делать? –Как вы не понимаете! Запущен и действует механизм борьбы за права меньшинств. О, вы даже представить себе не можете, сколько в этом задействовано народу. Миллионы! И все они колесят по свету, читают лекции, проводят семинары, получают гранты... Одним словом, ведут насыщенный и весьма приятный образ жизни. И, знаете, они к этому привыкли... Да и как не привыкнуть! Конференции, семинары, воркшопы, тренинги, хорошие отели, самолёты, пароходные круизы, новые страны и города. А, главное, возможность ощутить себя влиятель152

ной силой! Это вроде как стать нобелевским лауреатом, будучи никем... Но, сколько можно говорить о притеснениях ЛГБТ, если те давно получили все мыслимые и немыслимые права, а теперь сами успешно притесняют – всех и вся. А какие же они борцы, если нет борьбы? Нет, для них просто необходимо новое поле боя. Что же им, бороться за права христиан в Сирии или Нигерии? Ну, уж нет! Там же не наша толерантная полиция, а вооружённый до зубов Боко-харам. Одним словом – кризис налицо. А тут мы – с нашими каннибалами! Да это же станет настоящей сенсацией! Находкой! Хитом сезона! Вы даже не поверите, как мы станем нужны! И больше всего деятелям культуры, привыкшим шокировать зрителя. Вот кому нужно что-то свеженькое – нельзя же всю жизнь талдычить о сексе! Да они с восторгом побегут снимать фильмы о каннибалах. И исторические – о геноциде несчастных островитян белыми священниками, только за то, что в их культуре есть место кроноагапэтие. И мелодрамы – где 153

каннибалы предстанут добрыми, ранимыми и глубоко несчастными людьми – жертвами жестоких гонений, вызванных предрассудками отсталого большинства и губительной традиции... И, конечно, эротику – что же может быть эротичнее, чем поедание человека человеком! О, представьте себе, какая это безграничная тема для философской трактовки... – чувствуете размах! Помните, какой баснословный успех имел этот... как его... Неважно, ну, тот, который выставлял в музеях законсервированные трупы! И никто, насколько я понимаю, не забил его камнями. Никто! Так-же будет и с нашим каннибализмом, он просто совершит прыжок из категории “разумно” в категорию “популярно”. Ну, а дальше к проекту подключатся борцы за права меньшинств и, поверьте мне, через пару лет, где-нибудь, в благополучном Амстердаме, откроют первый магазин людских деликатесов. А с этого момента всё пойдёт само по себе – без нашего вмешательства. Заработают механизмы 154

тотальной толерантности, и нежелание большинства вкушать людскую плоть будет восприниматься как неуважение и заведомая предвзятость по отношению к меньшинству. И вот тогда, применив принципы обновлённой морали и корпоративного гуманизма, мы провозгласим каннибализм обязательным, и включим сэндвичи с человечиной в меню школьных завтраков. Всё! Профессор в изнеможении плюхнулся в кресло и посмотрел на часы: –Четырнадцать минут пятьдесят шесть секунд. Потрясающе! Я же говорил вам, что уложусь в пятнадцать минут! Кстати, вам не кажется, что я, прямо сейчас, у вас на глазах, выдвинул совершенно оригинальную модель изменения границы допустимого посредством коррекции общественного мнения? По-моему это прорыв. А давайте-ка так и назовём эту модель – “Прорыв Бёркли”. Правда, звучит красиво? –Почти так же красиво, как “Реакция Вассермана”. –Вот вы смеётесь, ёрничаете – а не стоило бы, я же выполнил свою часть договора и оправ155

дал ваш “каннибализм”. Ну как, оправдал? Да, что же вы молчите? Умейте проигрывать, коммандер! Будьте мужественны – признайтесь, что я победил! Хэттэуэй с интересом глядел на собеседника. Тот явно был в восторге от самого себя. Его глаза сверкали, губы дрожали, а лоб был покрыт крупными каплями пота. Он нервно теребил руки, мотал головой и улыбался. Улыбался той страшной и безумной улыбкой, когда человек, зашедшейся в смехе, всё время проводит языком по пересохшим губам. –Да я его не только его оправдал, я его отчистил и, возвысив, вознёс на пьедестал! Я... Я сделал каннибализм по-настоящему вкусным! – выдохнул профессор и взглянул в глаза Хэттэуэю. И в этот момент коммандер понял, что Бёркли совсем не улыбался. Дело обстояло куда хуже – профессор облизывался. “О, боже! Да он совсем спятил... Что же делать?” – крутилось в голове у коммандера, – “что делать?”. 156

–Простите, сэр – послышался голос констебля Паркса, – давайте снимем охрану с дома профессора. Может быть, “Озабоченные граждане” его съедят? –Нет-нет! Что вы! Не делайте этого, – завизжал профессор, – вы же не допустите насилия над человеком? Вы не можете! –Кто мы такие, чтобы подавлять свободное волеизъявление граждан, – пробормотал коммандер Хэттэуэй и медленно направился к двери, – приятного аппетита, профессор.

157

Глава одиннадцатая. Графство Мильтоншир. Дампи-Делл. Третий день международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 108° по Фаренгейту (+43°C – в тени).

РОСТИТЕ, СЭР. Вы видели здесь мух? – поинтересовался констебль Паркс, когда они вышли из дома профессора Бёркли. –Ни одной. –И я – ни одной, так почему же профессор постоянно о них твердит? –Не знаю... Возможно, жара действует на всех по-разному. Тебе, вот, чудятся выстрелы. Мне – явно не хватает воздуха. Викарию – слышаться голоса. А профессор Бёркли – повсюду видит мух. Каждому своё. Резкий, как пистолетный выстрел, хлопок прозвучал у них за спиной. –Вы слышали! Слышали! – воскликнул 158

Паркс, – теперь вы мне верите? –Верю, а что это было? – произнёс Хэттэуэй и обернулся. Улица была пуста. Ни какого намёка на движение – только белое, никого не щадящее, солнце да раскалённый асфальт. –Простите меня, сэр. Может быть, это ктото захлопнул ставню? – неуверенно пробормотал констебль, – хотя, зачем её, вообще, надо было открывать? –Нет, когда мы проходили – все ставни были закрыты... –Эй! У вас всё в порядке!? – крикнул Паркс, и голос его, на секунду зависнув в воздухе, пропал – не оставив следа. –Зачем ты это сделал? – спросил Хэттэуэй. Констебль пожал плечами и вдруг, неожиданно, изменившись в лице прокричал: –Скорее, это там! Скорее! – и стремглав помчался по переулку. –Стой, Боби, стой! Куда ты? – заорал коммандер. Но, констебль уже скрылся за поворотом. 159

–Чтоб тебя... – выругался Хеттэуэй, и бросился догонять констебля. Паркса он обнаружил стоящим посреди небольшой площади и озадаченно озирающимся по сторонам. –Недалеко же ты убежал, – выдавил из себя командер и согнулся стараясь восстановить дыхание, – ну ты и горазд бегать... –Прошу прощения, сэр, но я не помню чтобы мы тут проходили... Что-то тут не так... Хэттэуэй огляделся по сторонам. С площадью действительно было что-то не так: левая её сторона была идеально прямой, словно вычерченной по линейке, а вот правая – представляла собой почти правильный полумесяц. Но удивительным, было не это, а то, что добрую половину этой странной площади занимал фантан. Самый настоящий римский фонтан, в виде уродливой головы с маленькими рожками и козлиной бородкой. Голова глумливо ухмылялась и испускала из себя, через сложенные в трубочку губы, тонкую струйку воду. Выглядело это настолько странно и неестественно для Дампи160

Делл, что коммандер мотнул головой, словно желая прогнать навождени, но фонтан, похоже, никуда исчезать не свобирался. Тогда Хэттэуэй ещё раз мотнул головой и произнёс: –И какого чёрта они это тут поставили? Ну, да ладно, а зачем ты так рванул? Что опять выстрелы? Пусть так... хорошо, хорошо... Ты прав – мы тут точно не проходили. Впрочем, и то, чтобы от переулка ответвлялась ещё какая ни будь улица – я тоже не помню... Так куда-же мы с тобой попали? Что скажешь Боби? Констебль поглядел по сторонам, и видимо не зная что ответить спросил: –Как вы думаете, сэр. Профессор Бёркли действительно каннибал? –Разумеется – нет! Профессор трепло, хотя по-своему и очень опасное. Такие, как он, конечно, никого не едят, но своей трепотнёй об “обновлённой морали” – всех окончательно запутали, и теперь мы не знаем, где – верх, где – низ. Где – зло, где – добро... Нет Бёркли похоже не канибал, а вот деревня точно посасывает кровь... –Неужели?! – ужаснулся Паркс. 161

–О, боже! Бобби, – захохотал коммандер, – ну конечно! Вот сейчас как выскочит у тебя из-за спины и проглотит вместе с фуражкой! –Вы шутите, сэр, – улыбнулся Паркс, – а я вам почти поверил... Сэр, сэр вы видите это? Он исчез! –Кто исчез? О чём ты говоришь? –Фонтан, сэр! Он исчез... –Ну знаешь! На сегодня мне достаточно всех этих шуточек, – огрызнулся коммандер и повернулся, – прекрати немедленно строить из себя идиота их тут и без тебя полно... о чёрт! Действительно, пока он разглогольствовал о профессоре и каннибализме, площадь разительно изменилась. Собственно говоря никакой площади не было и в помине – стены разгладились, изгибы выпрямились, фонтан исчез, и переулок вновь принял свой привычный облик – унылый, серый и совершенно безжизненный. –Так, этого мне ещё не хватало, – еле выдавил из себя Хэттэуэй, – похоже из-за этой проклятой жары у меня начались зрительные галлюцинации... 162

–Сэр, но я тоже это видел! –Значит коллективные галлюцинации... –Нет сэр, я его точно видел! Я даже пил из него воду! – застонал Паркс, а потом, посмотрев на коммандера полными ужаса глазами, прошептал: –Сэр, вы не отпустите меня в Дарс-Таун на пару часов? Мне надо... Простите, сэр. Я должен забрать распечатки разговоров Анжелины Окли. –Конечно, поезжай, – ответил Хэттэуэй, – прекрасно понимая, что распечатки можно получить и по электронной почте, а констеблю просто необходимо поскорее свалить из деревни, – только вот что, возьми-ка лучше мою машину, а мне оставь патрульную. Боюсь, что в Дампи-Делл, сегодня, без сирены и мигалки, не обойдёшься. Поезжай, Бобби. А я тут немного погуляю. Похоже это очень занятная деревня... Вернувшись в полицейский участок коммандер Хэттэуэй плюхнулся на стул и принялся осмотривать помещение. Стол, стул, сейф, 163

шкаф, пыльное окно... а на противоположной стене – здоровенная грифельная доска, на которой Паркс, видимо насмотревшись полицейских сериалов, разместил фотографии жертвы и всех подозреваемых. Коммандер хмыкнул и найдя на столе лист бумаги – принялся рисовать. Сначала он изобразил несколько домиков, потом горбатый мостик и церковь, и наконец – во избежание каких либо сомнений – вывел над рисунком: “Главный подозреваемый: деревня Дампи-Дел”. Покончив с рисованием, Хетеуэй прикрепил рисунок к доске и вышел на улицу. Коммандер Хэттэуэй вот уже час как гулял по Дампи-Делл. Он несколько раз из конца в конец прошёл Харли-Стрит. Заглянул на кладбище. Постоял на мосту утопленника, размышляя как тут, вообще, кто-то смог утопиться. Обошёл церковь... Деревня опять была пуста. Ни одного человека. Ни одного звука. Лишь плотно закрытые ставни и гнетущая тишина. “Интересно, как они умудряются так мо164

ментально исчезать и появляться?” – подумал Хэттэуэй, и ему показалось, что в конце переулка, в который он свернул, мелькнула тень. –Эй! Кто ты? Выходи, я не кусаюсь! – крикнул Хэттэуэй выйдя на середину улицы, – Эй! Но, слова его, словно растворились в воздухе, не вызвав эха. –Эй! – снова крикнул Хэттэуэй. Но деревня снова ответила тяжёлой бесчувственной тишиной, без всякого намёка на жизнь. “Так, и зачем я это сделал?” – подумал коммандер, – “Подсмеиваюсь над Парксом, за то что он голосит без повода, а теперь вот и сам начал...”. –Да, действительно, зачем? – тут же напомнил о себе внутренний голос. –О боже, только тебя не хватало! – огрызнулся Хэттэуэй, – И вообще, что ты тут делаешь? –Помогаю тебе с расследованием... –Вот спасибо! Помогальщик выискался. –А ты бы не хамил. Я, между прочим, голос твоего разума... И так, зачем ты это сделал? –Что это? 165

–Как что? Вопил без толка? –Понятия не имею... –А я имею! –Ого! Так что же ты знаешь такого, что не знаю я? –А то, что ты Эди напуган. Очень напуган. Более того, ты просто в ужасе. Погляди на себя – ты весь мокрый от пота! –Ну это, допустим, от жары... И чего же я так испугался? –Деревни. –Да, ну? Деревня – как деревня... Ну, не съест же она меня... –Съест, конечно, не съест... А вот раздавит – это точно... –Раздавит? Да ты, на старосте лет – сдурел! –А ты бы, вместо того чтобы хамить – посмотрел бы, лучше, по сторонам! Хотя, это теперь твоя забота – надоел ты мне... Разбирайся сам. –Ну и проваливай, паникёр, – пробормотал коммандер и огляделся. Перед ним была лишь пустая пыльная улица. Всё, вроде бы – как обычно... хотя что-то, явно, было не так. Но, что? И 166

вдруг, беспочвенный липкий страх волной накатил на Хэттэуэя потому что он понял, чтоже было не так. Переулок, каким-то странным образом, сузился: тротуара, где недавно стоял коммандер, небыло и в помине, а стены домов вплотную приблизились к проезжей части. –О, боже... а ведь и правда раздавит, – простонал коммандер, и бросился бежать. Он бежал изо всех сил, а переулок сужался и сужался, проглотив уже изрядную часть мостовой. И очень скоро Хэттэуэю стало понятно, что добежать до конца, неожиданно ставшего бесконечным, переулка он не успеет. –Что же делать? Что же делать? – шептал коммандер, затравленно озираясь по сторонам, в надежде увидеть путь к спасению. Но, выхода небыло. Ни подворотни, ни проулка, ни даже дыры в заборе – только мрачные слепые стены домов, да плотно прикрытая дверь паба с застывшей над ней вывеской – “Паб “Гринвудский лес” и красовавшемся на ней изображением повешенного монаха. –Эй, куда же ты делся? – простонал Хэттэ167

уэй передёрнув плечами, – ну, почему когда ты нужен – тебя никогда нет? –Я обиделся... –Нашёл время! Нас же сейчас раздавят! –Ага, ты уже говоришь “нас”. –Ладно, прекрати! Лучше скажи, куда нам деться? –А куда деваются люди с улицы? Заходят в дома, я полагаю... кстати, ты не пробовал открыть дверь? –Так она же, наверняка, заперта. –А ты попробуй... –Можно и не пытаться, эта проклятая деревня... – начал было Хэттэуэй, но ещё одна волна страха нахлынула на него, и он, скорее от отчаяния, чем от здравого смысла, толкнул дверь... На удивление она поддалась. –Что за чёрт, действительно “перекрёсток дьявола”, – пробормотал коммандер и шагнул через порог паба.

Когда коммандер ввалился с яркого света 168

улицы в полумрак паба, ему показалось, что он упал в колодец. И в этой темноте его опять окружила всё та же вязкая гнетущая тишина. Ни обычного приветствия, но окрика, ни даже всхлипа дверного колокольчика. Наконец, после нескольких мгновений абсолютной тишины, показавшейся Хэттэуэю вечностью, послышался хриплый каркающий голос, прозвучавший сейчас как пение райских птиц: –Инспектор, или, как вас там... Мистер! Может, хоть вы выпьете со мной? Идите сюда, я тут – у окна! Различить во тьме закрытое ставнями окно – не представлялось никакой возможности. Но, постепенно вернувшееся к Хэттэуэю зрение, позволило ему выхватить из мрака, сперва – длинную теряющуюся вдали комнату, потом – беззвучно вращающийся под потолком пропеллер вентилятора. И, наконец – маленького человечка, с одутловатым землистым лицом, сидящего за столом. Стол был уставлен рядом стаканчиков – пустых и полных мутно-золотистой жидкостью. –Садитесь, мистер, – произнёс человечек, 169

– давайте, поговорим, а то от местных никакого толку. Придут, уткнутся в свои телефоны и молчат. Просидят пару часов, и уйдут. Всё – пообщались. Для них вся жизнь в телефоне. Даже для детей. Телефон – и отец, и мать, и лучший друг, и любимая игрушка... А все мои шарики и трубочки – больше не в чести. Теперь детям подавай гаджет. Всё – пора на пенсию. Гаджеты, компьютеры, телефоны... Забавное дело, мистер. Никогда ещё люди не могли так легко добраться до истины – как сейчас, и в то же время, именно теперь им проще простого продать ложь. Как вы думаете, почему? И человечек, хитро подмигнув коммандеру, опрокинул в себя стопку мутно-золотистого напитка. –Бим-Бом, – выдохнул человечек, и протянул руку, – меня зовут Бим-Бом. –Рад познакомится мистер Маклюэн – ответил Хэттэуэй. –О, да вы знаете моё имя? – удивился БимБом, – спасибо, что напомнили... –Ну, и каково местное пиво, мистер Ма170

клюэн? – поинтересовался коммандер. –Говённое, – отозвался Бим-Бом, – в этой деревне всё говённое – и пиво, и этот вискарь, и людишки... Всё! И Бим-Бом вплотную придвинувшись к Хэттэуэю, просипел: –А знаете почему? –Нет. –Потому, мистер, что в Дампи-Делл вселился дьявол. –Да ну? –Вот вам крест! Так оно и есть! Да вы на них только посмотрите! –На кого? –Как на кого? На жителей – ясное дело! Мэр, который печётся лишь о своём рейтинге. Викарий, спрятавшийся в разноцветной клетке, и носу оттуда ни кажущий. Мужчины, жмущиеся по углам, и женщины, готовые любого растерзать. И всё это – от страха. Поверьте, мистер – все, все боятся собственной тени. –А чего они боятся? –Да себя и боятся, – подумав, ответил Бим171

Бом, – поселились в своём виртуальном мирке, а как жить за его пределами – забыли. И теперь для них живой, реальный мир, как для первобытного человека – лес, за стенами его пещеры, – скопище злых духов. –Неужели? –Да вы поглядите по сторонам, мистер! Они, конечно, твердят о социализме, правах трудящихся и постиндустриальном обществе, а внутри – суевернее средневекового кмета! Старика Бёркли считают вампиром, баронессу Уизлби – ведьмой, а меня... чёрт их знает за кого они меня держат! Но точно положат в гроб лицом вниз. Так-то... –Так вы полагаете, что во всём виноваты сами люди? –А кто же ещё? Конечно – люди! Это они пустили в Дампи-Делл зло, а уж потом оно само взялось за дело. Не знаю, мистер как это тут получается, но деревня научилась проникать в вашу черепушку и высасывать мозги, а потом забираться в сердце – и отбирать душу. Вот так, мистер. Ну, а если вы не даётесь, сопротивляе172

тесь – сводит вас с ума. –Как сводит? –Известно как – страхом. Выведает, чего вы больше всего боитесь – и пугает – каждого посвоему. Вот вы, мистер, вроде не робкого десятка, а ввалились в паб, как будто за вами черти гнались. Чего вы испугались? Ну, давайте, выкладывайте. Да не бойтесь, мне можно – я же клоун. –Я не испугался... Просто все все эти движущиеся дома и исчезающие фонтаны... И вообще, мне тут не хватает воздуха... А потом тишина... Возможно, это от жары. –А где это вы тут у нас увидели фонтаны? – изумился клоун, – в Дампи-Делл отродясь не было фонтана! –На пощаде... ну, там где ещё дома стояли полумесяцем... а теперь больше не стоят... –Нет тут у нас никаких площадей – одни перекрёстки! А то-что дома двигаются... это они могут. В Дампи-Делл ведь как – стоит отвернуться, а дом уже тут как тут, подкрадётся к тебе и норовит крыльцом стукнуть! –Нет, это всё-же от жары... – не слишком 173

уверенно повторил Хэттэуэй. –Да бросьте вы, мистер. Оставьте жару в покое. Лучше скажите, был ли в вашей жизни случай, когда вы остались без воздуха в полной тишине? Хэттэуэй немного помолчал, и явно неохотно выдавил из себя: –Когда в восемьдесят втором аргентинцы пустили на дно эсминец “Шеффилд”, я три часа провёл в его стальном брюхе, почти без воздуха и в полной тишине. Но это было так давно... –Вот видите, чем она вас зацепила! Мой вам совет, мистер, бегите вы из этой проклятой деревни! Бегите пока не поздно! –А почему бы вам самому не свалить отсюда? – резко ответил Хэттэуэй. Бим-Бом потянулся и изобразив на лице некое подобие клоунской маски, шутовским дребезжащим голоском пропел: Старый клоун из Бриггса, до крайности, Потерял ощущенье реальности. Он ногами стучал, 174

Головою качал, И всё время твердил об опасности... Закончив, он, склонился к коммандеру и посмотрев на него совершенно трезвыми глазам, абсолютно серьёзно сказал: –А мне уже поздно. Я давно сошёл с ума. Вы разве не видите? К тому же наша деревня это только начало. Полигон, так сказать, прототип, действующая модель, разведка боем. Скоро, очень скоро, эта зараза расползётся за её пределы, и весь мир превратится в “Глобальную Дампи-Делл”. Так куда же мне бежать, Ваша честь? Бим-Бом! Будьте здоровы! – и клоун опрокинул в себя очередную стопку мутнозолотой жидкости. Хэттэуэй немного помолчал, озадаченно глядя на клоуна, и, совершенно не зная, что сказать, спросил: –Мистер Маклюэн, вы понимаете, зачем я здесь? Вы знали Анжелину Окли? –Вы хотите спросить – не убивал ли я Энджи, – улыбнулся Бим-Бом, и скосил на поли175

цейского водянисто-голубой, с кровавыми прожилками, глаз, – нет, не убивал. Я пацифист, и не могу прихлопнуть даже моль. Хотя, согласен, в Дампи-Делл есть зверюги и пострашнее моли. Энжди была славная девчушка... В детстве. А вот когда выросла – стала как все. Жаль. –Мистер Маклюэн... – начал было Хэттэуэй, но в этот момент зазвонил телефон. –Простите, сэр. Это Паркс, – послышался в трубке взволнованный голос констебля, – я преследую подозреваемого! –Кого? – изумился Хэттэуэй. –Да нашего Ромео – Джимми Холла. Когда я получил от оператора распечатку, я проезжал мимо школы... –Погоди, а что в распечатке? –Ничего интересного. Последний звонок был из Кардиффского университета. Так вот, проезжаю я мимо школьного двора и вижу, что там крутится Джимми Холл. Я и подумал: “Что ему тут надо? Он же школу давно закончил”, припарковался и начал ждать. А Джимми то к одному пацану подвалит, то к другому. Что-то 176

сунет им в руку, и быстро отойдёт. Я сразу понял, что это наркота. У меня на такие дела глаз намётан – я проходил стажировку в управление по борьбе с наркотиками. Ну, я достал смартфон и всё заснял. А Джимми ещё немного побарыжил, запрыгнул на свой мотоцикл и отвалил. Я за ним. Думаю – посмотрим с кем он встретиться. Дилеры барыгам не слишком доверяют и кассу обычно снимаю сразу. Я тут подумал, а вдруг девчонка прознала о его делах, и он её пришил. Это мотив... Сэр, он катит к побережью. –Вызвать подкрепление? –Не надо, сэр. Я сам справлюсь! Тем более, что все в Грэй-Уэил-Бич. Никого нет. –Будь осторожен, и не лезь на рожон! –Обещаю, Сэр. –Ну вот и вы подсели на телефон! Да ладно, шучу! Это не считается – вы по делу, – усмехнулся Бим-Бом, и снизив голос до шёпота, просипел, – Ну как? Накрыли этого ублюдка Холла? Да не смотрите на меня так! Ваш сержант, или кто он у вас там, орал так, как будто его резали. –Мистер Маклюэн, а вы не вспомните, ког177

да видели Анжелину в последний раз? –А что тут вспоминать? В день её пропажи, конечно. Я ехал на побережье. Там сейчас полно детей, вот я и решил немного подзаработать. Так вот, на самом “перекрёстке лимпинга”, моя колымага встала. Я вылез посмотреть, в чём дело. Вижу, на остановке стоит Энджи – ждёт автобуса. Тут к ней, на полной скорости, подлетает фургон Хали-Бали. Да вы знаете – такой белый, только за рулём не Башир, а этот хлыщ – Джимми Холл. –Вы уверенны? –Мистер, что я не могу чёрного от белого отличить? К тому же он вылез из фургона. –И что дальше? –Они поболтали минутку, потом Джимми прыгнул в фургон, и был таков. А Энджи осталась на остановке. А потом и я уехал. –Вы точно знаете, что это был именно Джимми Холл? –Да он меня чуть не сбил, когда выруливал на шоссе. А потом ещё высунулся из окна и обозвал меня “засранцем”. Вот дерьмо! 178

–Интересно... – произнёс коммандер, очень интересно. Неестественно громко пискнул сигнал SMS и на экране высветились слова: “Встретимся у моста утопленника. Скорее”. –Не бойтесь, мистер! Я никому не скажу, – заговорчески прошептал Бим-Бом, – да и с кем тут говорит... Коммандер Хэттэуэй бежал по Харли-стрит и пот гроздьями лился с его лица. Он бежал, а липкий беспричинный ужас нёсся за ним. Он бежал, и ему казалось, что жадные щупальца страха тянутся к нему со всех сторон: от белесых катаракт плотно закрытых ставень, от вереницы холодны печных труб, от нагромождения высоких остроконечных крыш, наползавших одна на другую. От земли – крадущей топот его шагов. От воздуха – похитившего звук его голоса. Коммандер бежал по Дампи-Делл, а Дампи-Делл преследовала его, крепко схватив Хэттуэя железной хваткой своих безжалостных когтей. –Слушай ты..., деревенька, со мной это не 179

пройдёт! – прохрипел коммандер не сбавляя шага, – не на того напала. Я знаю кто ты. И не боюсь тебя! Ты просто зло. Обычное, беспардонное, трусливое, влюблённое в самоё себя зло. Думаешь опять засадить меня в брюхо эсминца “Шеффилд” – не выйдет! Время ушло. Я этого больше не боюсь! Да ты, сука, сама боишься меня. Думаешь, что я пришёл тебя уничтожить? Вот это – точно! И я тебя уничтожу! Не сомневайся. А ты меня – нет! У тебя силы не хватит! Никогда! Сгинь, тебя нет! И неожиданно страх пропал. Хэттэуэя окружали только унылые бесцветные дома, спрятавшиеся за пыльными палисадниками. И всё. Деревня спрятала свой оскал. Наваждение исчезло. –Так-то лучше, – прошептал Хэттэуэй, и побежал дальше. Достигнув того места где Харли-стрит, делала поворот и забиралась на “мост утопленника”, коммандер перешёл на шаг и проскользнув за живую изгородь, тянувшуюся почти до само180

го ручья, принялся наблюдать за мостом. Джимми Холл уже был тут. Он ходил взадвперёд, временами сплёвывая в пересохшее русло. Он явно кого-то ждал. “Интересно кто это будет?” – подумал коммандер, – “Неужели мэр Кларк? С него станется”. Но в этот момент, с другой стороны, Харлистрит, из-за моста, появилась, дрожавшая в раскалённом воздухе как мираже, ослепительнобелая фигура. Так как силуэт всё время менял форму, то вытягиваясь до невероятных размеров, то почти исчезая – понять, кто это – было невозможно, только колышущееся абрис в лучах солнца. –Или мисс Слизли? – пробормотал себе под нос коммандер, – вот кого бы я с удовольствием упёк лет на сто... Фигура ступила на мост и превратилась в Башира Хали-Бали. –Ну как успехи? – произнёс продавец цветов. –Отлично! Подсадил ещё трёх сосунков, – усмехнулся Джимми Холл, – какие же они все 181

тупые. –Хорошо, гони выручку. –“О, чёрт, вот этого я никак не ожидал” – подумал Хэттэуэй и, достав телефон, включил видеозапись. –А мои комиссионные? – сварливо ответил Джимми Холл, протягивая Хали-Бали пачку денег. –Вы, белые, думаете только о деньгах, – печально вздохнул Хали-Бали, – все вы одинаковые. –А ты, будто, о них не думаешь? –Я, представь себе, нет! – резко отрезал продавец цветов, – Вот твой процент. Я, в отличие от тебя – честный человек. А теперь товар... –Так, так, так... – сказал Хэттэуэй, выйдя на дорогу, – мистер Хали-Бали, куда же делась ваша законопослушность? Ещё раз – добрый день. Можете не отвечать... Вы, голубчики, задержаны на месте преступления по подозрению в незаконном обороте наркотиков. Вы оба имеете право молчать, а каждое сказанное вами слово... Ей парень, не глупи! Брось пушку! 182

–И не подумаю! – огрызнулся Джимми Холл, – наставив на коммандера пистолет, – Мне терять нечего. Ой! Бо-о-о-льно! –Тебе же говорили – брось, – мрачно произнёс Паркс, заломив парню руку, – и будь паинькой. Звякнул упавший на асфальт пистолет, а Джимми Холл затих, в медвежьих объятьях констебля. –Спасибо Паркс! Ты очень вовремя к нам присоединился, покинув свои кусты, – невозмутимо продолжил коммандер, – так на чём мы остановились? Ах – да! Каждое сказанное слово может быть использовано против вас. Всё, с формальностями – покончили. Хотя, раз молодой человек пожелал сменить себе статью – я задерживаю его ещё и за вооружённое сопротивление полиции. А теперь к делу: вы, мистер Хали-Бали, будете отбывать срок за сбыт наркотиков. И отбывать его вам придётся у себя на родине. Кстати, вы не подскажите, что там у вас полагается за наркотики? –Вам меня не запугать. Я не преступник, а 183

идейный борец с несправедливостью и расизмом! И моё место – в политической тюрьме! –Да никакой вы не борец, забудьте эту чушь. Вы прохвост, мелкий никчёмный прохвост. А теперь, голубчики, пошли! И процессия двинулась по мосту. Поравнявшись с констеблем Хэттэуэй, подобрал с земли валявшийся там пистолет и, положив его в пластиковый пакет, тихо спросил: –Бобби, что у тебя связано с выстрелами в спину? Паркс удивлённо взглянул на коммандера и прошептал: –Два года назад в Ираке мы зачищали один кишлак. Я стоял в прикрытии. Было очень тихо... И вдруг заработал снайпер. Ребята падали один за другим, а я всё никак не мог увидеть стрелка... А зачем вы это спрашиваете, сэр? –Да так, ни зачем, – ответил Хэттэуэй, – веди наших голубков в участок.

184

Глава двенадцатая. Графство Мильтоншир. Дарс-Таун. Третий день международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 111° по Фаренгейту (+44°C – в тени).

ОММАНДЕР Хэттэуэй включил диктофон и ровным бесстрастным голосом произнёс: –Двадцать пятое июля. Помещение для допросов полицейского управления в ДарсТауне. Допрос ведёт коммандер Эдвард Хэттэуэй. Задержанный Джеймс Ридли Холл. – Потом взглянув на часы, добавил, – время 19:22. –Ну что, Джимми? Похоже, ты здорово влип. Наркотики – дело скверное. Вооружённое сопротивление полиции – ещё хуже. А убийство, сам понимаешь, это последнее дело. Вот с него и начнём. Так что ты сделал с Анжелиной Окли? –Да вы что? Какое убийство! Я ничего не знаю! Да и зачем мне убивать Энджи. 185

–Ну как зачем. Анжелина узнала про твой маленький бизнес. Обещала всё рассказать, а ты парень бедовый – вот как на меня пистолетик наставил. Тебе человека убить – что муху прихлопнуть. Так что не тяни, сознавайся. Молчишь? Ну, тогда я тебе помогу. Ты встретил девочку на остановке, затащил её в фургон. А дальше... Что дальше, Джимми? Куда ты дел тело? –Какое тело! – взвизгнул Холл, – она ничего не знала! Да если хотите знать – я к ней ни разу в жизни не прикоснулся! –Вот уж и ни разу? Ты у нас кавалер хоть куда. Да и Анжелина была хороша. –Энджи, конечно, девчонка что надо, – простонал Джимми, – но она же “политик”. Со временем, даже собиралась подсидеть эту уродину Слизли. Зачем мне такая? Поймите, сэр! Это же была игра! Мой старый спит и видит, чтобы я заделался стряпчим и унаследовал дело. Вот он и решил мне платить, если я буду готовиться в университет. Ну, кто же станет от бабла отказываться? Ну, а мне же некогда. У меня бизнес! 186

Был... Вот я и сговорился с Энджи. Она, если что, говорит, что мы были в библиотеке, а я ей деньжат подкидываю. Ну, а старый ей, конечно, верил – она же сплошной позитив. Вот и всё, сэр. Честное слово! –Слово у тебя, конечно, не слишком честное. Но в то, что ты не ходил в библиотеку – я, пожалуй, что и поверю. Хорошо, а что ты делал в день исчезновения Анжелины на автобусной остановке. Не отпирайся – тебя видели. –Так это Башир дал мне свой фургон, чтобы я смотался за товаром. Он на такие дела сам не ездит – шифруется. А цветочный фургон – классное прикрытие. Наркоту же в цветах прячут – так собаки не унюхают. Проезжаю я, значит, перекрёсток лимпинга, а там Энджи на остановке – автобуса ждёт. Я подрулил и говорю, что у меня типа места – завались, давай подвезу до твоей грёбаной библиотеки. А она мне в ответ: мол, спасибо, конечно, но я еду в другую сторону. Вот, и всё. А больше я ничего не знаю! –Что-то верится с трудом. 187

–Это правда! Да вы хоть у Бим-Бома спросите! Этот придурок мне чуть под колеса не угодил. –Спрошу, Джимми. Обязательно спрошу. А теперь ответь мне: зачем ты связался с наркотиками? Ты же, вроде, сам чист? Джимми Холл откинулся на спинку стула, посмотрел в потолок и назидательно произнёс: –Ну, я же только травку толкал, а она, говорят, полезная – дар природы! И, к тому же, мы живём в свободной стране, где каждый вправе выбирать себе занятие по душе. Когда коммандер вышел из комнаты допросов его окликнул дежурный сержант: –Сэр, вам сообщение от констебля Паркса: “В 19:30 профессор Джонатан Бёркли угодил под автобус и погиб на месте”. Вы его знали? –Встречались... – ответил Хэттэуэй, и в голове его пронеслись слова, сказанные профессором накануне: “...лучше попасть под автобус, чем показаться не толерантным...”. –Встречались... – повторил коммандер, и 188

покачал головой. –Сочувствую, сэр, – произнёс дежурный сержант, – констебль ещё просил вам передать, он почему-то счёл это важным, что: “профессор перед смертью, очевидно, окончательно лишился рассудка. Он, бегал по деревне истошно вопя: “Прочь, гнусные твари! Прочь!” и неистово всплёскивал руками, словно стараясь отмахнуться от чего-то”.

189

Глава тринадцатая. Берингово море. Вне времени и пространства. 44° по Фаренгейту (+7°C – температура воды).

НОЧЬЮ КОММАНДЕРУ снились киты. Они проплывали перед ним, серые и восхитительно-огромные, в холодном искрящемся море. Киты плыли ровными, молчаливыми колоннами, изредка кося на него свой любопытный глаз. И всё же Хэттэуэй понимал, что этим громадинам нет до него никакого дела. Киты плыли на юг. Они двигались по только одному, им известному маршруту, избранному миллионы лет назад и никогда потом не изменённому. Проносились столетья, стремительно менялся мир. Рождались и умирали целые цивилизации, а киты всё плыли и плыли в этих сияющих глубинах. Огромные и величественные – истинные владыки земли. 190

Где-то там, наверху уже миллионы раз вставало и садилось за горизонт солнце, неизменно окрашивая поверхность воды, а вместе с ней и китов, в розовато-жемчужный цвет. А коммандер, как завороженный, всё глядел и глядел на них, тихонько повторяя про себя: “Вот бы и мне так... Вот бы и мне...”. И уже под самое утро, когда сон перестал быть сном, а превратился в тяжёлую липкую мглу, коммандер подумал, что даже если человечество, в припадке преступной безответственности, поставит на их пути, весь свой китобойный флот, усиленный космическими спутниками и ядерным оружием, или выплеснет на китов всю, присущую людям, злость, в любом её обличие, то и тогда оно не сможет подчинить этих мудрых гигантов своей безумной воле. Уничтожить – конечно, сможет... а вот подчинить – нет. –Нет, – произнёс Хэттэуэй, и проснулся.

191

Глава четырнадцатая. Графство Мильтоншир. Сент-Эндрю-наСтриме. День закрытия международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 113° по Фаренгейту (+45 °C – в тени).

А ЭТОТ РАЗ коммандер Хэттэуэй ршил не ехать в Дампи-Делл, а остаться дома. Он расположился в библиотеке, единственном месте, где можно было как-то пережить жару. Тёмные занавеси на окнах, полумрак и книжные шкафы, а особенно вид пустого камина, создавали иллюзию прохлады. Конечно, только иллюзию, но и это было кое-что. Собственно говоря, то, что коммандер называл библиотекой, было кабинетом его деда. Местом, где старый Эндрю Хэттэуэй писал толстые книги о давно умерших художниках и их бессмертном искусстве. В детстве коммандер обожал, пробравшись тайком в кабинет, и прошмыгнув под старый 192

дубовый стол, покоившийся на резных львиных лапах, разглядывать огромные книги в тяжёлых кожаных переплётах, и смотреть, как дед сосредоточенно стучит на пишущей машинке, или размеренно шагает от стола к камину, и обратно. Время от времени ловя на себе строгий, но всё же такой добрый его взгляд из-под мохнатых бровей. Деда уже давно не было на этом свете, но дух его всё ещё витал среди книжных шкафов, вместе с едва уловимым ароматом трубочного табака. Собрав со всего дома, имеющиеся в наличие вентиляторы, и врубив их на полную мощь, Хэттэуэй, как в детстве, улёгся животом на ковёр, задрал ноги и принялся думать. –Итак, что мы имеем? А имеем мы целую деревню свихнувшихся “левичаров”, как их называет баронесса Уизлби, к тому же оказавшихся, на поверку, сплошь плутами и мошенниками. Трёх мерзавцев, всегда готовых из выгоды удавить собственную бабушку, но не имевших, ни малейшей возможности убить Анжелину 193

Окли. Покойного “каннибала-теоретика”, который без помощи телескопа не мог найти дорогу от кровати до стола. Местного забулдыгу-клоуна – начитавшегося Стивена Кинга, но неспособного прихлопнуть даже моль. И ещё викария-мечтателя – отгородившегося от мира книгами и цветными стёклышками своего драгоценного витража... –Негусто, – встрял в размышления внутренний голос. –А тебя кто звал? – возмутился Хэттэуэй. –Давно хотел послушать, как ты думаешь. А то, в последнее время, ты что-то редко этим занимаешься... –Заткнись и не мешай работать! –Ладно, ладно – молчу. –Итак, у всех есть алиби. Никто Анжелину убить не мог. Но ведь кто-то её убил? –Да ну? –Я тебе сказал, молчи! –Молчу, молчу... –На чём я остановился? Ага! Но ведь ктото её убил... Погоди... А что ты имел ввиду? 194

–Эди, ты видел труп? –Нет... –У тебя есть свидетели? –Не-ту... –Ты знаешь мотив? –Нет... –Так с чего ты взял, что её убили? –Но все же говорят... –О боже! А с каких это пор для тебя “все говорят” стало аргументом? Люди твердят: “Энджи мертва! Энджи убили!” – и ты туда же... Стыдно! Кстати, почему ты всё время думаешь о китах? –Действительно – почему? Нет, так не годится, – и Хэттэуэй надев наушники, врубил плеер на полную громкость. Бравурная, и в то же время удивительно красивая “Сорок пятая симфония Гайдна”, как молотом ударила по ушам, вытряхнув из головы последние остатки сна, вместе с воспоминаниями об искрящемся море и плывущих по нему серых громадинах. –Так-то – лучше, – сказал Хэттэуэй –Лучше, – подтвердил внутренний голос, 195

– продолжай. –Хорошо, допустим, ты прав и Анжелина – жива, тогда куда она делась? –Отличный вопрос! А куда, по-твоему, деваются люди с автобусных остановок? По мне, так садятся в автобусы, вот куда. Или ты считаешь по-другому? –Тогда почему её не заметил водитель? Как это, вообще, возможно? –Ещё как возможно! Если она села в другой автобус. Ты, что забыл слова Джимми Холла? Кретин, – она поехала в другую сторону! –В другую сторону? Но, зачем? –А ты подумай. Что делала Анжелина последние несколько дней? –Переписывалась с каким-то Шляпником о школьном проекте... –Правильно – переписывалась о “школьном проекте”... А с чего ты решил, что о школьном? Сейчас под словом “проект” понимают всё что угодно. И то, что этот Шляпник звонил ей из Кардиффского университета, ещё не значит, что речь шла о научной работе. Они вполне 196

могли договориться и вместе поехать... –Куда? –Как куда? А где прибывала вся эта “свободолюбивая” братия в последние дни? –О, боже! Грэй-Уэил-Бич! Она поехала в Грэй-Уэил-Бич! –Ну, наконец! Мистер Хэттэуэй, да вы – идиот! Это же надо же! Всё было на виду, лежало на самой поверхности, прямо у тебя под носом! А ты не заметил! Нет, точно эта несносная деревня высасывает мозги. –Ладно, помолчи! Надо срочно звонить Хиллу! – И Хэттэуэй взял трубку, собираясь набрать номер. Но, телефон зазвонил сам. –Сэр, это Паркс. Они штурмуют дом викария.

197

Глава пятнадцатая. Графство Мильтоншир. Дампи-Делл. День закрытия международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 115° по Фаренгейту (+46°C – в тени).

ЕРЕЗ ПОЛЧАСА, нарушив все мыслимые и немыслимые правила движения, коммандер Хэттэуэй ворвался в Дампи-Делл. На улице перед домом викария была припаркована патрульная машина, но Паркса в ней не было – констебль стоял на крыльце и непонятно каким образом сдерживал разъярённую толпу. “Озабоченные граждане” были возмущены, распарены и крайне возбуждены. У многих в руках были палки и почти все запаслись камнями. А от дома викария их отделял лишь констебль, который судя по разбитому носу и порванной рубашке, уже выдержал первый штурм. 198

–А ну, марш домой! – закричал Хэттэуэй, пробиваясь через толпу к Парксу, – кому сказал – марш отсюда! Вы что все тут с ума посходили! Оставьте викария в покое – он ни в чём не виноват! Флэтчер действительно был в Солсбери, я проверял! Толпа недовольно заурчала, но, всё же, отступила на шаг. И тогда, из-за мощного ряда спин, выскочила мисс Слизли, красная от гнева. Она совершенно не собиралась уступать поле почти выигранной битвы. –Не верьте ему! Он всё врёт! – завизжала она, – легавые и попы – заодно! Все священники – педофилы! Бей святошу! Бей! –Бей! – десятками голосов ахнула толпа, и в окна дома полетели камни. Старинный витраж с печальным звоном расселся и рухнул, повиснув на свинцовых перемычках. А потом наступила тишина... Вопли стихли. И среди этого звенящего безмолвия над деревней пронёсся протяжный печальный стон. Хэттэуэй вздрогнул, ему показалось, что это вздыхает старый дом, проклиная судьбу и 199

оплакивая единственное своё украшение, пережившее и Реформацию, и Кромвеля, и немецкие налёты. –Да вы что, сдурели! – заорал Хэттэуэй, – идиоты, вы хоть понимаете, что наделали! Вы знаете, что уничтожили?! Или эта проклятая деревня на самом деле выпила все ваши мозги? Бобби смотри, чтобы никто не удрал! Я ещё с ними разберусь! С этими словами коммандер взбежал на крыльцо и постучал в дверь. –Флэтчер, это я – Хэттэуэй! Вы в порядке? Да что это я несу – конечно, не в порядке! Флэтчер, вы целы? Можно я войду? Никто не ответил, и коммандер толкнул дверь. Она оказалась не заперта. Похоже, викарий совершенно не боялся толпы. –Я войду! – крикнул Хэттэуэй и переступил порог. Комната, где коммандер ещё недавно пил чай, являла собой что-то немыслимое – она сияла. Потолок и стены были покрыты миллиардами разноцветных бликов. На мгновенье ком200

мандеру показалось, что ничего не случилось и витраж цел... Но, взглянув на пол, он увидел тысячи осколков цветного стекла, куски свинца, камни, обломками кирпича... И лежащего в лужице крови викария. На левом виске его виднелась глубокая рана. Хэттэуэй нагнулся, чтобы измерить пульс, но сразу понял, что это ни к чему. Преподобный Флэтчер был мёртв. Коммандер покачал головой и вышел на крыльцо. –Ну что, доигрались, придурки? Вы убили человека, которому и в подмётки не годились... И теперь я вас всех посажу! Вы слышали, всех! За убийство! За сговор! За вандализм! За глупость! За подлость! И, сказав, это коммандер спустился с крыльца и пошёл через ряды напряжённо молчавших “Озабоченных граждан”. Он шёл, не обращая внимания на расступавшуюся перед ним толпу, на все эти бессмысленные, тусклые оловянные глаза, на перекошенные злобой рожи, на скривившиеся в наглой ухмылке слюнявые рты. Он шёл, а его 201

ярость, как стальной кулак, неслась перед ним, прокладывала ему дорогу. Поравнявшись, с мисс Слизли, коммандер даже не взглянул на неё, как будто она была пустое место. И действительно, для него больше не существовало ни её, ни всех этих людей, ни их наглых ухмылок, ни палок, ни припрятанных камней. Не существовало даже злости, а только холодная решимость рассчитаться с этой ненавистной деревней. Подойдя, к патрульной машине Хэттэуэй достал рацию и чётким голосом произнёс: –Полицейское управление Дарс-Тауна. Коммандер Хэттэуэй. Соедините меня с главный констеблем Хиллом. Приём. Отстранён? Ясно... Тогда с заместителем Баттом. Приём. И он отстранён? Да, что там у вас творится! Соедините меня с дежурным офицером. Приём. Говорит коммандер Хэттэуэй из ДампиДелл. У нас убийство. И когда он произнёс эти слова, “Озабоченные граждане”, вмиг переставшие быть толпой, 202

словно очнувшись ото сна, как тараканы прыснули во все стороны. Они метались, бессмысленно суетясь, толкаясь и натыкаясь один на другого. Носились в беспамятстве по деревне, прыгая через заборы и проламываясь сквозь кусты. Прятались, пытаясь скрыться от неминуемого возмездия. И исчезали – как пыль, уносимая ветром... Через мгновение улица была пуста. На ней, кроме Хэттэуэя и Паркса, стоял только Николас Окли, безвольно сжимавший в руках бейсбольную биту. –Срочно высылайте криминалистов и наряд полиции – продолжил Хэттэуэй, поглядев по сторонам. Приём. Да плевать мне на ваш саммит! Вы, что не слышали – у нас убийство. Приём. –Простите, сэр, – перебил его Паркс, – большинство этих подонков смылось, но я поймал мисс Слизли, она пряталась в мусорном баке. –Отлично, Бобби! Отлично! Эта дамочка нам сдаст всех до единого! Всех, даже тех, кого 203

здесь не было. А пока можешь и дальше держать её в мусорном баке – там ей самое место. И снова включив рацию, произнёс: –Не забудьте прислать тюремный автобус, у меня тут три десятка задержанных за убийство.

204

Глава шестнадцатая. Графство Мильтоншир. Перекрёсток лимпинга. День закрытия международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 117 ° по Фаренгейту (+47 °C – в тени).

РОЦЕСС ВЫЛАВЛИВАНИЯ “Озабоченных граждан”, прячущихся по чердакам, подвалам, и где придётся, занял целый день. И, наконец, закончив все формальности, коммандер ехал домой. Ночь, так и не принесшая прохлады, обступала его “Ровер” со всех сторон. Ни звёзд, ни луны. Над землей весела лишь непроницаемая подушка грозовых туч. Когда Хэттэуэй проезжал мимо автобусной остановки его сначала обдал сноп неоновых огней отъезжающего автобуса, а потом, свет фар выдернул из мрака лицо девушки – показавшееся ему знакомым. Тот же ангельский овал, те же огромные, в пол-лица глаза, те же золотые 205

локоны... –О, чёрт! – вырвалось у коммандера, и он изо всех сил ударил по тормозам. –Анжелина! Анжелина Окли! Это ты? – закричал Хэттэуэй, выскочив из машины, – какое счастье – ты жива! Боже, где ты была? Девушка удивлённо взглянула на него, но всё же подошла к машине. – Эджи, где ты была? Что случилось? Вот уже четыре дня всё графство стоит на ушах! Прости, забыл представиться, я коммандер Хэттэуэй и мне поручено расследовать твою пропажу. Где же ты была? Девушка, пожала плечами, и совершенно спокойно, даже как-то, рутинно, ответила: –Мы с девочками, вы их не знаете, они из Кардиффа – были в Грэй-Уэил-Бич. –Я, почему-то, так и думал, и что произошло? –Мы решили немного позлить этих глупых политиков, и облили, какого-то толстого типа, красной краской. Нас, конечно, схватили и продержали в кутузке три дня. 206

–Какого чёрта, тебе же ещё нет шестнадцати. Надо было сказать, и тебя бы отпустили. –А мы ни-ко-му не ска-за-ли, – как-то кукольно улыбнулась девушка. –Почему? –Ну как вы не понимаете, – немного устало произнесла Анжелина, – арест малолетних и содержание их вместе с взрослыми, это же серьёзное нарушение. Вот мы и подождали когда пройдут сорок восемь часов, и тогда наш куратор Бен Хаттер –“Шляпник”, который всё это время был на свободе, собрал журналистов и вышел славный скандал! А вы что не – знали? –Нам тут было не до этого. –Да вы что? Об этом же трезвонили все медиа! Мы взорвали все сети! В клочки! А, потом, ваш главный констебль Хилл прибежал и очень смешно извинялся. Но мы, естественно, ему устроили такой улётный срачь! Представьте себе, он стоит красный как рак, чуть не плачет, а мы его выговариваем, как засранца-первоклашку. Это так было заа-баа-вно! – и Анжелина заливисто засмеялась, каким-то особо звонким и 207

радостным смехом, как будто речь шла о неком счастливом стечении обстоятельств. –Анжелина, почему ты не позвонила отцу? Он чуть с ума не сошёл. –А у нас в участке отобрали телефоны. –Не заливай, из полиции дают позвонить. –Ну, хорошо. Как вы не понимаете? Папашка тут же примчался бы в Грэй-Уэил-Бич и испортил бы нам всю забаву. А мы так давно готовили этот проект. Целых две недели! –Ты хоть понимаешь, что ты наделала? Пока вы там развлекались с этим вашем “проектом”, жители Дампи-Делл обвинили в твоей смерти Джо Флэтчера, и убили его. А ведь надо было только позвонить! –Что? Они прихлопнули зануду Флэтчера? Гонишь! Вот это круто! А, вообще-то, правильно сделали. Все священники – педофилы. Туда ему и дорога! Последние слова Анжелины взбесили Хэттэуэя, и всё напряжение этого дня, гнетущая жара и ненавистное недоумение к этим наглым, тщеславным и глупым людям выплеснулась наружу. 208

–Ах ты дрянь! Маленькая гнусная дрянь! Из-за тебя убили хорошего человека. Я арестовал твоего отца и ещё двадцать семь человек. Тоже из-за тебя! А ты ещё глумишься! То, что у тебя нет совести – это ясно, но где твои мозги? Анжелина удивлённо подняла на него свои огромные голубые глаза, и голоском девочкиотличницы, произнесла: –Ты что – дедуля? Решил мне проповедь прочесть... И что? По-твоему я сейчас разрыдаюсь и начну тебя благодарить за эту твою первобытную мораль. Или ужаснувшись собственной безответственности, примусь причитать: Ой-ойой – я посадила собственного отца... Ой-ой-ой – святоша Флэтчер помер из-за того, что я забыла позвонить... Не смеши! И заруби себе на носу: я никому ничего не должна, и ни за что отвечать не буду! Понял?! Это мой телефон, моё личное пространство, и моя жизнь. И только мне решать: кому, когда и зачем я стану звонить! А, если хочешь знать, я тут, вообще, ни при чём. Старый зануда подох потому, что твои жандармы засадили меня за решётку. Выходит, что 209

в его смерти виновата не я – а ты! Правда, забавно получилось? Но, но, но! И даже не вздумай! Если ты меня, хоть пальцем тронешь – я на тебя напишу заявление, что ты ко мне приставал. А чем докажешь, что ты этого не делал? Знаешь, как пресса обожает такие дела. То-то! Хотя я его, пожалуй, и так напишу. Будешь знать, козёл, как называть ребёнка – дрянью! А теперь дедуля – пока. Я бы с тобой ещё поболтала – вы копы, такие за-ба-вны-е... Но, представляешь, я уже четыре дня не обновляла статус на фейсбуке. Так-что мне пора, ча-о! И Анжелина Окли, изящно помахав ручкой, совсем подевчачьи – вприпрыжку, помчалась к деревне. –Совсем как зайчик... – сказал внутренний голос. –Как зайчик... – повторил Хэттэуэй, – раз, два, три, четыре, пять... – вышел зайчик на гуляш. –А почему “на гуляш”? – спросил коммандера внутренний голос. –Отстань, – ответил Хэттэуэй, – какая разница? 210

–Так, всё же, почему “на гуляш”? – повторил внутренний голос. Хэттэуэй, мотнул головой, и ничего не ответил. Коммандер неподвижно стоял на дороге, твердя про себя пришедшую на ум считалку. “Раз, два, три, четыре, пять... раз, два, три...”. Он был так переполнен отвращения: – к этой злой и глупой девчонке, к её бессердечию, к этому, безнадёжно испорченному миру, а, главное, к себе самому – за бессилие что-то изменить, что просто стоял, сосредоточенно вглядываясь вслед убегающей девушке. Стоял – не зная как ему поступить. Зато знали небеса. Страшный ливень обрушился на Дампи-Делл, словно задавшись целью смыть её в преисподнюю. Стереть, к чёртовой матери, с лица земли, со всеми её домами и палисадниками. Магазинами и пабами. Свободными гражданами и их добровольными объединениями. Смыть, и унести подальше от людских глаз, в морские глубины, туда – где в вековечной тишине, огромными голубыми тенями плывут серые киты, совершенно безраз211

личные к человеку и всем его потугам – спасти их... или съесть. А дальше всё случилось во мгновение ока. Анжелина, спасаясь от ливня, метнулась под защиту автобусной остановки, как раз в ту секунду, когда мощный порыв ветра сорвал черепицу с крыши бывшей часовни. Удар был точный, безжалостный и молниеносный, но всё же, в этот последний миг своей короткой жизни, девушка успела увидеть летящую на неё смерть. И, с перекошенным от ужаса лицом, Анжелина Окли рухнула в несущийся по раскалённому асфальту мутный поток, уносящий в море, и дальше – в океан, всю накопившуюся за лето дрянь. –А ты сегодня строг, – произнёс Хэттэуэй, посмотрев на небо, – послушай, а ты уверен, что надо было именно так... Или это всего лишь была уборка? Ну, если уборка, то она тебе удалась – мир, определённо, стал чище... И достав из кармана мобильный телефон, коммандер набрал номер полицейского участка.

212

Глава семнадцатая. Графство Мильтоншир. Грэй-Уэил-Бич. Третий день по завершению международного саммита в Грэй-Уэил-Бич по проблеме серых китов. 77° по Фаренгейту (+25°C – в тени).

У, ВОТ И ВСЁ, Бобби. Закончилось наше расследование. Хотя, что я говорю? Никакого расследования не было. А если и было, то завершилось оно полным провалом. –Ничего себе, провалом! Вы посадили мэра Дампи-Делл, казначея, всех членов Совета общины, главного застройщика, местного наркодилера с помощником, мисс Слизли и ещё двадцать шесть “Озабоченных граждан”! –Да, но единственного хорошего человека в Дампи-Делл я не спас. –Не вините себя, сэр. Это же был несчастный случай. –Чёрта с два! Это было преднамеренное 213

убийство! И я докажу это в суде. –Простите, сэр. Мне тоже очень жаль старика... и его витраж. Ещё раз, простите... Можно мне задать вам один вопрос? Я никак не могу понять, кто же в Дампи-Делл мог голосовать за консерваторов? Может быть, это был преподобный Флэтчер? –Вовсе нет. Викарий, вообще, не ходил на выборы... Думаю, что это был наш “каннибал” Бёркли. –Быть не может! Он же был либертарианецем! –Разумеется, но он ещё был и слеп как крот. Помнишь, он рассказывал нам, как на выборах какие-то подонки украли у него очки? Вот он сослепу и поставил галочку ни туда. –И всё же, сорок арестованных за три дня – это совсем неплохо. –Сорок арестованных и три трупа. Я должен был её найти и тогда все были бы живы. А теперь... Господи, прими души рабов твоих Джона Флечера, Джонатана Бёркли и Анжелины Окли. Хотя сомневаюсь, что у этих двух по214

следних вообще была душа. –А разве такое бывает, сэр? –Ещё как бывает! Особенно в Дампи-Делл. Коммандер и констебль сидели на веранде небольшого кафе на набережной Грэй-УэилБич и потягивая пиво, наблюдали за тем как рабочие местной коммунальной службы, при помощи брандспойтов, стирали из людской памяти все воспоминания о международном саммите. –Цирк уехал, – произнёс констебль, – и что осталось? –О, они приняли хренову тучу важнейших документов, – улыбнулся Хэттэуэй, – я бы даже сказал – судьбоносных! Всё, теперь нам волноваться не о чем – планета спасена! Остался сущий пустяк – согласовать всё это с серыми китами... –Сэр, я давно хотел спросить вас – почему они такие? –Кто, киты? –Нет, сэр. Не киты. Я имел в виду жителей Дампи-Делл. А, может, действительно, во всём 215

виноват этот чёртов эль, из той старой книги? Коммандер посмотрел сквозь “пинту” с пивом на солнце, и словно нехотя произнёс: –Думаю, что эль тут ни при чём. Это хороший напиток, вкусный и честный. Тут дело в другом... Есть такая притча, Бобби. Когда-то, очень давно, Христос ходил по земле. Он заходил в каждую хижину, каждый дом и рассказывал людям, что с его приходом всё изменилось. И мир действительно стал меняться... Так вот, по-моему, Христос никогда не бывал в Дампи-Делл. Наверное, он постоял возле дорожного указателя. Подумал... Да так и не вошёл. –И правильно сделал! Это место не для него. И думаю – не для меня. Я написал рапорт начальству с просьбой перевести меня куданибудь. Куда угодно – хоть на Антарктиду, но только подальше от Дампи-Делл. Надеюсь, так и будет. Не могу смотреть как этот мир сползает в абсолютную тьму! –Ну, это вряд ли... Знаешь почему длину световой волны измерить можно, а количество 216

тьмы нельзя? –Нет. –Да потому, что тьмы не существует – бывает просто мало света. –Неважное утешение... А вы теперь куда? –В отставку, Бобби. Куда же ещё... После того как выяснилось, что следователь я говённый, мне только и остаётся что уйти в отставку. –И чем займётесь? –Не имею ни малейшего понятия. Кто знает? Может быть, попытаюсь склеить разбитый, этими скотами, витраж... – невесело усмехнулся коммандер, – или запишусь в хор, и стану петь хоралы. А вдруг, возьму, да и увлекусь рыбной ловлей и примусь потрошить форель... –Звучит как-то... не очень... Неужели вам по душе будет такая жизнь? Коммандер Хэттэуэй повертел в руках “пинту”, провёл пальцем по горбинке на верхней части стакана, и ответил: –Знаешь, Бобби, я на днях посмотрел по ящику один фильм. Что-то из жизни наёмных убийц и звёзд шоу-бизнеса, а может, звёзды и 217

были наёмными убийцами, или наоборот... Не помню. Откровенно говоря, я две трети фильма проспал. Но, дело не в этом. Там, в конце, главный герой излагает идею своего нового шоу. Примерно так: На сцену выходят три старика, и каждому выдают заряженный пистолет. Потом ведущий начинает расспрашивать их о жизни – о чём мечтали, чего хотели и чего достигли. А, главное, нравится ли им мир, который они так старательно создавали, и в котором теперь обречены жить... Победителем становится тот, кто не пустит себе пулю в лоб. –Нет! По-моему, это гадко. Гадко, несправедливо и не честно!!! –Ну, что ты Бобби, ты неправ – победитель получает холодильник.

6. Quelle étrange un roman policier (фр.) – Какой странный детективный роман.

218

ОМАН ЗАКОНЧИЛСЯ так же неожиданно, как и начался – на полуслове. Я перевернул страницу и посмотрел на её оборот. Ничего. Ни единого слова, только помятый лист бумаги напоследок. Тогда, повертев в руках этот странный литературный труд – без начала и конца, я ещё раз перелистал его, словно пытаясь найти пропущенное мною продолжение. Но, конечно, ничего не нашёл. –Какой странный детектив... – озадачено пробормотал я. Сосед, с “Австралией” на голове, повернулся и удивлённо взглянул на меня. –Quelle étrange un roman policier6, – повто219

рил я по-французски, и постучал пальцем по рукописи. Сосед понимающе кивнул и отвернулся. А я поглядел в окно. Там, из-за лиловых, поросших лавандой, холмов – проглядывало море. Маленький синий лоскуток, по которому, вопреки всякой логике и здравому смыслу, плыли серые киты.

220

ПРИМЕЧАНИЯ

221

Уважаемый читатель. Несмотря на то, что в современной издательской практике не принято сопровождать художественные произведения научным аппаратом мы, принимая во внимание, что эта книга содержит большое количество имён, названий и понятий, которые, могут быть непонятны русскому читателю, решили снабдить её примечаниями. Издатель.

222

Mise en abyme (дословно с французского – “помещённый в бездну”) – рекурсивная (принцип матрёшки) форма литературного произведения, известная в просторечии как “рассказ в рассказе”. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Луи-Филипп I (фр. Louis-Philippe I-er), 1773-1850 – король Франции, из-за тучности получил прозвище “король-груша” (фр. “le Roi-Poire”). Представитель Орлеанской ветви династии Бурбонов. …приземлился в аэропорту Шарль де Голль. Аэропорт Шарль де Голль (фр. L’aéroport de Paris-Charles-deGaulle) – аэропорт, расположенный в 25 км к северовостоку от Парижа. Назван в честь Шарля де Голля (фр.

223

Charles de Gaulle), 1890-1970 – генерала и президента Франции. ...мой путь лежал на Лионский вокзал... Лионский вокзал (фр. Gare de Lyon) – один из крупнейших вокзалов, расположенный в Париже. Назван в честь города Лиона. С вокзала отправляются поезда дальнего следования, в основном, на юг Франции. ...отправился на левый берег Сены в Латинский квартал. Сена (фр. Seine) – река на севере Франции, крупная транспортная артерия. Протекает через город Париж – столицу Франции. Латинский квартал (фр. Quartier latin) – студенческий квартал в Париже на левом берегу Сены вокруг университета Сорбонна. ...в Париже ещё есть Лувр, Елисейские поля, ... улица Риволи, ... Вандомская площадь и ... площадь Вогезов. Лувр (фр. Musée du Louvre) – один из крупнейших и самый популярный художественный музей мира. Елисейские Поля (фр. Champs-Élysées) – центральная улица Парижа. Улица Риволи (фр. Rue de Rivoli) – одна из самых длинных и известных в Париже, естественное продолжение Елисейских Полей на восток от площади Согласия. 224

Вандомская площадь (фр. Place Vendôme), ранее площадь Людовика Великого – одна из “пяти королевских площадей” Парижа. Площадь Вогезов (фр. Place des Vosges) – самая старая площадь Парижа. ... идущим по бульвару Монпарнас... Бульвар Монпарнас (фр. Boulevard Montparnasse) – бульвар проходящий через одноименный район (фр. Montparnasse, дословно – гора Парнас) расположенный на юге Парижа. ...если судить по романам Дюма-отца... Александр Дюма (фр. Alexandre Dumas), 1802-1870 – французский писатель. ...сошедшая со страниц Бичер-Стоу. Гарриет Бичер-Стоу (англ. Harriet Beecher Stowe), 1811-1896 – американская писательница, аболиционистка. ...на которой Луи-Филипп планомерно превращался в грушу... – имеется в виду знаменитая карикатура французского художника Оноре Домье (фр. Honoré Daumier), 1808-1879. ...вы персонаж романа “Имя розы” или, в крайнем случае, герой фильма “Рукопись, найденная в Сарагосе”. “Имя розы” (итал. Il nome della Rosa) – роман итальянского писателя Умберто Эко. 225

“Рукопись, найденная в Сарагосе” (полск. Rękopis znaleziony w Saragossie) – фильм польского режиссёра Войцеха Хаса ГЛАВА ПЕРВАЯ Я понимаю вас, главный констебль... Главный констебль (англ. Chief constable) – в Великобритании – начальник полиции графства. ...саммит по проблеме серых китов... Серый, или калифорнийский кит (лат. Eschrichtius robustus) – морское млекопитающее подотряда усатых китов. Единственный представитель вида серых китов. ...но полагаю, вы должны знать, что Эдуард Исповедник... Эдуард Исповедник (англ. Edward�� the�� Con�� fessor), 1003-1066 – англосаксонский король известный своей набожностью. Святой. День памяти – 5 января. ...ой простите, – коммандер... Коммандер (англ. Commander) – третий по значению чин в британской полиции. ГЛАВА ВТОРАЯ ...графства Мильтоншир... Мильтоншир (англ. Miltonshire) – вымышленное графство на юго-востоке 226

Англии. В название звучит намёк на английского поэта Джона Мильтон (англ. John Milton), 1608-1674 – автора эпической поэмы “Потерянный рай” (англ. “Paradise Lost”). ...в деревне Дампи-Делл пропала... – Дампи-Деллл (англ. Dumpy Dell), дословно – “Унылая лощина”. ...пытался укусить Лорда-канцлера за ногу... Лорд верховный канцлер Великобритании (англ. Lord High�� Chancellor�� of�� Great�� Britain�� ) – министр юстиции Великобритании. …проклятой книжонке Артура Гиннесса… Имеется ввиду “Книга мировых рекордов Гиннесса” (англ. The Guinness Book of World Records) – ежегодный справочник, раскрывающий информацию о рекордных достижениях людей и животных. А вам не кажется, что это совсем как в полицейском сериале... Имеется в виду английский сериал “Инспектор Джордж Джентли” (англ. Inspector George Gently). ГЛАВА ТРЕТЬЯ ...кто-то проголосовал за торри... Тори (англ. Tory) – неофициальное название Консервативной 227

партии Великобритании (англ. The Conservative and Unionist Party) – правоцентристской партия Великобритании. Не за лейбористов и даже не за зелёных... Лейбористская партия Великобритании (англ. Labour Party. Дословно – “Партия труда”) – Социал-демократическая партия Великобритании. Зелёная партия Англии и Уэльса (англ. Green Party of England and Wales) – британская политическая партия. Находится на левом фланге политического спектра. ...которые рисовали художники-прерафаэлиты... Прерафаэлиты (англ. Pre-Raphaelites) – направление в английской живописи второй половины XIX века. Мы всей деревней плясали зумбу... – Зумба (исп. Zumba) – танцевальная фитнес-программа на основе популярных латиноамериканских ритмов. ...мы своей акцией также выразили поддержку СИРИЗЕ, Подемосу и ИГИЛ. СИРИЗА (греч. ΣΥΡΙΖΑ) – объединение левых партий (еврокоммунистической, маоистской, троцкистской, экологической и левосоциалистической направленности) в Греции. “Подемос” (исп. “Podemos”. Дословно – “Мы можем”) – левая политическая партия в Испании. 228

Исламское государство Ирака и Леванта, сокращённо ИГИЛ (араб. ‫– )ماشلاو قارعلا يف ةيمالسإلا ةلودلا‬ международная исламистская суннитская террористическая организация. Поглядели бы хотя бы “Убийства в Оксфорде”. “Убийства в Оксфорде” (исп. “Los crнmenes de Oxford”) – фильм испанского режиссёра Алекса де ла Иглесиа по роману аргентинского писателя Гильмеро Мартинеса “Незаметные убийства” (исп. “Crнmenes imperceptibles”). ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ ...государственный деятель Понтий Пилат... Понтий Пилат (лат. Pontius Pilatus) – римский прокуратор Иудеи c 26 по 36 годы н. э. Согласно Новому Завету, Понтий Пилат во время суда трижды отказывался предать смерти Иисуса Христа, но всё же был вынужден обречь его на казнь через распятие. ...через тридцать лет после Голгофы... Голгофа (греч. Γολγόθα) – небольшая скала или холм на окраине Иерусалима, где в 33 году н.э. был распят Иисус Христос.

229

ГЛАВА ПЯТАЯ ...Во времена Реформации... Реформация (лат. Reformatio. Дословно – исправление) – религиозное и общественно-политическое движение в Европе XVI – XVII века, направленное на реформирование католического христианства. Отличалось крайней жестокостью, разрушением и осквернением огромного числа церквей и монастырей. Добрый король Вильгельм Нормандский... Вильгельм I Завоеватель, Вильгельм Нормандский или Вильгельм Незаконнорождённый (старонормандск. Williame I), 1027-1087 – герцог Нормандии, с 1066 года король Англии. Организатор и руководитель нормандского завоевания Англии. И лишь один Английский король Гарольд... Гарольд II Годвинсон (др.-англ. Harold Godvinson), 1022-1066 – последний англосаксонский король Англии. В битве при Гастингсе... – Битва при Гастингсе (англ. Battle of Hastings), 14 октября 1066 года – сражение между англосаксонской армией короля Гарольда и войсками нормандского герцога Вильгельма. Закончилась полной победой нормандцев. ...венчался на царство в Вестминстерском аббат230

стве. Вестминстерское аббатство (англ. Westminster Abbey) – Соборная церковь Святого Петра в Вестминстере. Работы по строительству церкви начались в 1042 году. В 1065 году церковь была освящена, хотя строительство было завершено только в 1090 году. ...даже входил в кабинет Макдональда. Джеймс Рамзей Макдональд (англ. James Ramsay MacDonald), 1866-1937 – первый премьер-министр Великобритании лейборист. Занимал этот пост в 1924 , с 1929 по 1931 и 1931 по 1935 года. ...если вы достаточно образованы и умны, то вы меня поймете – Джон Ло. Джон Ло оф Лористон (англ. John Law of Lauriston), 1671-1729 – шотландский финансист, основатель Banque gйnйrale и создатель так называемой “системы Ло”, приведшей к финансовому краху и кризису во Франции. ГЛАВА ШЕСТАЯ ...я тут видел табор “ирландских путешественников”. Ирландские путешественники (ирл. Lucht siъlta) – кочевая этническая группа предположительно ирландского происхождения проживающая в Ирландии, Великобритании и США. Ведёт кочевой образ 231

жизни сходный цыганам. Ты что не видел “Большой куш”... “Большой куш” (англ. Snatch, дословный перевод “Грабёж”) – фильм английского режиссёра Гая Ричи. Один из главных персонажей фильма боксёр Микки О’Нил – ирландский путешественник. Быть может кто-то, но не я... Стихотворение ирландского поэта Томаса Мура (англ. Thomas Moore) “Вечерний звон” (англ. “Those evening Bells”). Перевод Д. Чегодаева. ГЛАВА СЕДЬМАЯ ...студент... Кардиффского университета. Кардиффский университет (англ. Cardiff University) – государственный университет расположенный в столице Уэлса городе Кардиффе. ...Лондон, Даунинг-стрит, 10... Даунинг-стрит, 10 (англ. 10 Downing Street) – официальная резиденция премьер-министра Великобритании. ГЛАВА ВОСЬМАЯ ...викарий Высокой англиканской церкви... Викарий (лат. Vicarius. Дословно – “заместитель”) – приход232

ской священник англиканской церкви. Высокая церковь (англ. High church) – направление в английском протестантизме, стремящееся к сохранению традиционного богослужения. ...и викторианские реконструкции... “Викорианские реконструкции” – Во времена правления королевы Виктории (англ. Victoria), 1819-1901 – многие английские церкви были перестроены в, так называемом, неоготическом стиле. ...построен ещё при поздних Плантагинетах. Плантагенеты (англ. Plantagenets) – английская королевская династия правившая с 1126 по 1399 год. ...не уступавшая витражам Кентерберийского собора... Кентерберийский собор или Собор и Митрополитская Церковь Христа в Кентербери (англ. Cathedral and Metropolitical Church of Christ at Canterbury) – готический собор в Кентербери, Кент, Юго-Восточная Англия. Офи�� циальной датой основания считается 1070 год. ...был изображён святой Австремоний... Австремоний (лат. Austremonius), IV век – первый епископ Клермона, прозванный “апостолом Оверни”. Святой. День памяти – 1 ноября. ...напоминает витражи восточного фасада собо233

ра в Эксетере. Эксетерский собор или Кафедральный собор Апостола Петра в Эксетере (англ. Cathedral Church of Saint Peter at Exeter) – кафедральный собор англиканской церкви в Эксетере, Девон, Юго-Западная Англия. Официальной датой основания считается 1133 год. ...ни дать, ни взять – ветхозаветная Юдифь. Юдифь (ивр. ‫ – )תידוהי‏‬персонаж ветхозаветной второканонической “Книги Юдифи”. Иудейская героиня, патриотка и символ борьбы иудеев против их угнетателей. Обманом проникла в лагерь ассирийцев и обезглавила их полководца Олоферна. ...ожирело сердце народа этого... Деяния Апостолов, 28-27. ...жаль, что они так поступили с часовней святого Колумбана. Колумбан (лат. Columbanus), 540-615 – ирландский монах, просветитель, проповедник-миссионер в странах Западной Европы. Святой. День памяти – 25 ноября. ...как калеки святого Мартина. Мартин Турский (лат. Martinus Turonensis), 316-397 – епископ Тура, один из самых почитаемых во Франции святых. День памяти – 11 ноября. ...к востоку от Кельтского моря. Кельтское море 234

(англ. Celtic Sea) – море бассейна Атлантического океана. Омывает часть Ирландии, Великобритании и Франции. ...часто приписываемая самому Джеффри Чосеру. Джеффри (Готфрид) Чосер (англ. Geoffrey Chaucer), 1340-1400 – английский поэт, один из основоположников английской национальной литературы и литературного английского языка. Автор стихотворного сборника новелл “Кентерберийские рассказы”. ...под властью славного короля Генриха Плантагенета... – имеется в виду Генрих II Плантагенет по прозвищу Короткий Плащ (англ. Henry II Curtmantle), 1133-1189. ...когда отошёл в мир иной Теобальд Тьервильский... Теобальд (англ.Theobald), ум. 1161 – архиепископ Кентерберийский с 1138 по 1161 год. ...избрал святого Фому Бекета новым архиепископом... – Томас Бекет (англ. Thomas Becket), 11181170 – одна из ключевых фигур в английской истории XII века, первоначально канцлер, затем архиепископ Кентерберийский. Святой. День памяти – 29 декабря. ...кто не хочет трудиться, тот пускай и не ест... Второе послание к Фессалоникийцам апостола Павла. 3:10. 235

...ибо мы не бесчинствовали у вас, ни у кого не ели хлеба даром...Второе послание к Фессалоникийцам апостола Павла. 3:7; 3:8. ...Я бретонец... Бретонцы (фр. Bretons,) – народ кельтского происхождения, живущий в области Бретань на северо-западе Франции ЧАСТЬ ВТОРАЯ ...Поскольку поезда TGV... TGV (фр. Train à Grande Vitesse) – французская сеть скоростных поездов. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ...африканец в белой джеллабе... Джеллаба (араб. ‫ – )ةبالج‬традиционная берберская одежда, представляющая собой длинный, с остроконечным капюшоном свободный халат с пышными рукавами. Не желаете каркадэ? Каркадэ (от араб. ‫– )هيدكرك‬ сладковато-кислый на вкус чайный напиток ярко-красного или бордового цвета, изготавливаемый из сушёных прицветников цветков суданской розы. Или предпочитаете рахат-лукум? Рахат-лукум (тур. Rahat-lokum. Дословно – “удобные кусочки”) – сладость из сахара, муки, и орехов. 236

...сперва мэр-социалист цитирует Черчилля. Сэр Уинстон Спенсер-Черчиль (англ. Sir Winston SpencerChurchill), 1874-1965 – британский государственный и политический деятель, журналист, писатель. Премьерминистр Великобритании с 1940 по 1945 и с 1951 по 1955 года. Лауреат Нобелевской премии по литературе. Вообще-то, это Вольтер. Франсуа-Мари Аруэ Вольтер, (фр. Franзois Marie Arouet Voltaire), 1694-1778 – один из крупнейших французских философов-просветителей XVIII века. ...но когда они взялись за автоматы Калашникова... Автомат Калашникова – общевойсковой автоматический карабин калибра 7,62-мм., сконструированный советским конструктором Михаилом Калашниковым (1919-2013). ...либертарианец или, если хотите, либертарист, а в этическом плане – либертист. Либертарианство (англ. Libertarianism) или либертаризм (фр. libertarisme) – политическая философия, в основе которой лежит запрет на “агрессивное насилие”, то есть запрет на применение силы или угрозы к другому лицу, или его имуществу, вопреки воле этого лица. Либертинизм (фр. libertinisme) – название ни237

гилистической философии, отрицающей принятые в обществе нормы (прежде всего моральные). ...кроме холокоста, конечно... Холокост (от др.греч. ὁλοκαύστος. Дословно – “всесожжение”) – преследование и массовое уничтожение евреев, живших в Германии, на территории её союзников и на оккупированных ими территориях во время Второй мировой войны ...как и Фрейд с его психоанализом. Зигмунд Фрейд (нем. Sigmund Freud), 1856-1939 – австрийский психолог еврейского происхождения. Основатель психоанализа. ...объявляем вас граммар-наци... Граммар-наци (англ. grammar Nazi, от англ. grammar – грамматика и нем. nazi – нацист) – интернет-мем, ироническое название интернет-пользователей, отличающихся крайне педантичным отношением к вопросам грамотности. Ну, скажем, каннибализм? Каннибализм (от фр. cannibale) – поедание людьми человеческой плоти. В более широком смысле – поедание животными особей своего вида.

238

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Вы когда-нибудь слышали про “Окно Овертона”... Окно Овертона (англ. The Overton window) – политическая теория, выдвинутая американским юристом Джозефом Овертоном (англ. Joseph Overton), 1960-2003 – призванная объяснить направление государственной политики и аспекты общественной жизни через зависимость их от общественного мнения. Ну, конечно – Крон! Кронос или Крон (др.-греч. Κρόνος) – в древнегреческой мифологии – верховное божество, сын бога Урана (Неба) и богини Геи Земли). Первоначально бог земледелия, позднее, в эллинистический период, бог времени. Сверг и оскопил своего отца. Опасаясь, что кто-то из его детей так же свергнет его, проглатывал их одного за другим. ...о голодоморе на Украине, о трагедии в Андах... о плоте “Медуза”... о полярном исследователе Мальмгрене. Голодомор на Украине – массовый голод 19321933 годов повлёкший значительные человеческие жертвы. Во время голодомора 164 человека были осуждены за каннибализм. Трагедия в Андах – после падения уругвайского пассажирского самолета в Андах (1972 год), отчаявши239

еся от голода выжившие пассажиры стали есть замороженные тела своих погибших товарищей. Плот “Медуза” – выжившие, после кораблекрушения фрегата “Медуза”, пассажиры и члены команды вынуждены были есть мясо погибших. Финн Адольф Эрик Юхан Мальмгрен (швед. Finn Adolf Erik Johan Malmgren), 1895-1928 – шведский геофизик, участник экспедиции Нобиле в Арктику 1928 года на дирижабле “Италия”. После катастрофы дирижабля, с двумя спутниками безуспешно пытался достичь берега. Тело Мальмгрена не было найдено. Существует точка зрения, что Мальмгрен мог быть съеден. …Марк Аврелий утверждал... Марк Аврелий Антонин (лат. Marcus Aurelius Antoninus), 121-180 – римский император, философ. ...это уже говорил Гитлер... Адольф Гитлер (нем. Adolf Hitler), 1889-1945 – основоположник и центральная фигура немецкого национал-социализма. С 1933 по 1945 год Фюрер (вождь) Германии. Диктатор. ...надо вспомнить Бернда Брандеса, Марко Эваристти... В 2001 году немецкий программист Армин Майвес (нем. Armin Meiwes) подал объявление в интернете о поиске человека, который согласился бы быть 240

съеденным. На объявление откликнулся другой программист Бернд Брандес (нем. Bernd Brandes), 19582001, который, по своему собственному согласию, был убит и частично съеден. Марко Эваристти (дат. Marco Evaristti), род. 1963 – датский художник, известен тем, что устроил обед для узкого круга друзей, на котором подавались пельмени, начинённые фаршем из его собственного жира, извлечённого раннее при липосакции. ...ещё Ленин – лет сто назад говорил... Владимир Ильич Ульянов (Ленин), 1870-1924 – российский революционер, советский политический и государственный деятель. Ленину, предположительно, принадлежит фраза: “Пока народ безграмотен, из всех искусств важнейшими для нас являются кино и цирк”. ...говорить о притеснениях ЛГБТ... ЛГБТ (англ. LGBT) – аббревиатура, возникшая в английском языке для обозначения лесбиянок (Lesbian), геев (Gay), бисексуалов (Bisexual) и трансгендеров (Transgender). ...вооружённый до зубов Боко-харам. “Боко харам” (хауса Boko haram. Дословно – “западное образование запрещено”) – радикальная нигерийская исламистская организация. Главной целью “Боко харам” является ис241

коренение на всей территории Нигерии западного образа жизни. ...так же красиво как “Реакция Вассермана”. Реакция Вассермана (RW) – метод диагностики сифилиса. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ …суевернее средневекового кмета… Кметы (от лат. Comites – спутники), в средневековой Европе зависимые, крепостные крестьяне. ...аргентинцы пустили на дно эсминец “Шеффилд”... Во время Фолклендской войны 1982 (англ. Falklands War) между Великобританией и Аргентиной за контроль над Фолклендскими островами, аргентинской ракетой был тяжело повреждён и затонул английский эсминец “Шеффилд”. Потери составили: 20 человек убитыми и 28 – ранеными. Старый клоун из Бриггса... Английский народный лимерик “Сумашедший из Бриггса” (англ. “Сrazy from Briggs”). Перевод Д. Чегодаева. ...мир превратится в “Глобальную Дампи-Делл”. Парафраз с термином “Глобальная деревня” канадского филолога Герберт Маршалла Маклюэна (англ. Herbert Marshall McLuhan), 1911-1980, связаного с воздействи242

ем электронных средств коммуникации на человека и общество. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ...начитавшегося Стивена Кинга... Стивен Эдвин Кинг (англ. Stephen Edwin King), род. 1947 – американский писатель, работающий в жанрах: ужасы, триллер, мистика. Получил прозвище “Король ужасов”. ...удивительно красивая “Сорок пятая симфония Гайдна”... Франц Йозеф Гайдн (нем. Franz Joseph Haydn), 1732-1809 – австрийский композитор, представитель венской классической школы. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ ...и Кромвеля, и немецкие налёты. Оливер Кромвель (англ. Oliver Cromwell), 1599-1658 – английский государственный деятель и полководец, один из вождей Английской революции 1640-1689 годов. Немецкие налёты. Имеются ввиду авиабомбардировки Англии совершённые немецкой авиацией во время Второй мировой войны.

243

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ ...наш куратор Бен Хаттер – “Шляпник”... Английское слово Hatter буквально переводится как “Шляпник”. ...вышел зайчик на гуляш... В оригинале считалка звучит: “One, two, three – Rabbit сome and walk with me”, дословно – “Раз, два, три – зайчик приходи погулять со мной”. Коммандер же произносит её как: “...Rabbit сome and devour me”, дословно – “...зайчик приходи и сожри меня”. ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ ...посмотрел сквозь “пинту” с пивом на солнце... Пинта (англ. Pint Glass) – пивной стакан объёма 568 мл. с широким горлышком почти цилиндрической формы, сужающийся книзу и характерным утолщением – “горбинкой”, в верхней части. ...я на днях посмотрел по ящику один фильм... Имеется в виду фильм “Признания опасного человека” (англ. Confessions of a Dangerous Mind) американского режиссёра Джорджа Клуни.

244

©.

Мы информируем читателя и всех заинтересованных лиц, что все права на оригинальный текст романа “Раз, два, три, четыре, пять – вышел зайчик погулять” а также на его русский перевод принадлежат исключительно хорватскому издательству Glen Art. d.o.o. и любые перепечатки текста, полностью или частично, допускаются только с письменного согласия издательства. E-mail для контактов: glenart@mail.com

glenart p u b lish in g 245

246

ОГЛАВЛЕНИЕ Часть первая “Отель Луи-Филипп”. . . . . . . . . . 9 Глава первая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .22 Глава вторая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .28 Глава третья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .33 Глава четвёртая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .57 Глава пятая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .62 Глава шестая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .74 Глава седьмая. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .83 Глава восьмая. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .92 Часть вторая “Лионский экспресс”. . . . . . . . .115 Глава девятая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .119 Глава десятая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .145 Глава одиннадцатая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .158 Глава двенадцатая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .185 Глава тринадцатая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .190 Глава четырнадцатая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .192 Глава пятнадцатая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .198 Глава шестнадцатая. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .205 Глава семнадцатая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .213 Примечания. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .221 247

Andrew Glenn

ECI PECI PEC – TI SI MALI ZEC... Mise en abyme Prijevod na ruski

Dmitrij Čegodajev Nakladnik

Glen Art d.o.o., Bakar Lektura

Alicija Višnevetska Priprema, obrada i dizajn

Dmitrij Čegodajev Tisak

Grafik, Rijeka

CIP zapis dostupan u računalnom katalogu Sveučilišne knjižnice Rijeka pod brojem 000000000 ISBN 000- 0 0 0 - 0 0 0 0 - 0 0 - 0

000000

0 0 0 0 0 0

248

“Несмотря на большую долю саспенса, конечно же это детектив! Не может быть никаких сомнений. Автор с потрясающей скрупулезностью сделал всё чтобы строго соответствовать канонам классического детективного жанра: и обыденность обстановки, и стереотипность поведения персонажей, и очевидность происходящего... Но, при всём, при этом, я готов повторить слова произнесённые в самом конце романа – “какой необычный детектив...”

249

Страшный ливень обрушился на Дампи-Делл, словно задавшись целью смыть её в преисподнюю. Стереть, к чёртовой матери, с лица земли, со всеми её домами и палисадниками. Магазинами и пабами. Свободными гражданами и их добровольными объединениями. Смыть, и унести подальше от людских глаз, в морские глубины, туда – где в вековечной тишине, огромными голубыми тенями плывут серые киты, совершенно безразличные к человеку и его потугам – спасти их... или съесть.

ISBN 9 7 8 - 9 5 3 - 7 8 11 - 0 7 - 5

Glen Art d.o.o. glenart@mail.com 50,00 kn.

789537

8 11 0 7 5

250

glenart publishing