Вологодский лад, № 3, 2011 by Библиотека Тендрякова

РЕПОРТАЖ НОМЕРА

Восстановление Известный художник-реставратор Сергей Павлович Белов представил в Вологодском музее-заповеднике свою новую работу: икону середины XVII века «Кирилл Новоезерский с 18 клеймами жития» из собрания Череповецкого музейного объединения. Образ этот попал в музей 28 августа 1928 года, после закрытия Кирилло-Новоезерского монастыря.

Икона «Кирилл Новоезерский с 18 клеймами жития»

Монашеская жизнь на острове внешними событиями, казалось бы, должна быть бедна. Молятся себе монахи и молятся, праздные гости не докучают – по воде не вот сейчас доберешься... Однако вспомним: Соловки, Валаам, СпасКаменный... Какие бури вокруг них разворачивались! Напряженная духовная жизнь, усиленная молитва вызывают на обитателей островных монастырей негодование богопротивных сил. И брань, битва духовная, сопровождается различными искушениями. Преподобный Кирилл, уроженец Галича, с детства хотел посвятить свою жизнь Богу. В 15 лет он ушел из дома и поселился в Корнилие-Комельском монастыре. Спустя несколько лет отец нашел его и сам постригся в монахи в той же обители, здесь же и скончался. Мать преподобного Кирилла тоже умерла монахиней. В поисках молитвенного уединения Кирилл удалился в Белозерские пределы и обосновался на острове Красном, что в Новом озере. Вскоре рядом с ним поселились другие монахи, поставили храм, образовалась обитель. На преподобного Кирилла нападали разбойники, его пытались соблазнить, но святой преодолел все искушения. Он скончался в 1532 году. Народное поклонение преподобному Кириллу началось сразу после его блаженной кончины, о святом знали и в Москве. В 1648 году в расположенный неподалеку от Нового озера Кирилло-Белозерский монастырь был выслан влиятельный боярин Борис Морозов. Он побывал в Новоезерской обители и пообещал построить здесь каменный храм Воскресения Господня, если ссылка скоро прекратится. В том же году боярин вернулся в столицу. Обет свой он выполнил, Воскресенский собор был построен в 1652 году, для него и была написана икона, которая сейчас хранится в череповецком музее.

Клеймо «Чудо десятое преподобного Кирилла о прельщённой жене»

Островная обитель была хорошо известна всей России. В годы гонений на Церковь мощи святого Кирилла были изъяты, где они сейчас - неизвестно. Островной монастырь сделали местом заключения, и до сих пор здесь - одна из самых строгих тюрем России, где содержатся виновные в страшных преступлениях, приговоренные к пожизненному заточению. Реставрация - значит восстановление. Художник, восстанавливая краски и формы иконы, возвращает ей не только прежнее великолепие; с этим восстанавливается должное отношение к не только к образу, но и к святому, к которому молитвенно обращен труд иконописца. Восстановление - не значит слепое повторение пройденного; традиция должна не копироваться, а развиваться, только тогда она будет жить. Иконы - это зримое воплощение высоких мыслей и чувств наших предков. Восстанавливая образы, перед которыми возносились молитвы Богу и Его угодникам, мы можем возродить и основу нашей жизни. Но для этого мало труда реставратора... Андрей САЛЬНИКОВ .

Так выглядит теперь Воскресенский собор. Фото Сергея Белова

На стенах монастырских строений еще сохранились остатки росписи

Клеймо «Рождество святого Кирилла»

Художник-реставратор высшей категории, заслуженный работник культуры РСФСР Сергей Павлович Белов. Фото Алексея Колосова

Клеймо «Блаженный Кирилл падает к ногам отца своего, благословения и прощения прося от него»

Клеймо «Чудо шестое преподобного Кирилла о жене оком болящую»

Клеймо «Преставление преподобного отца нашего Кирилла Новоезерского»

ВОЛОГОДСКИЙ

ЛАД

Литературно-художественный журнал

ЧИТАЙТЕ В НОМЕРЕ

Главное литературное событие года, и не только Вологодчины, - пятидесятилетие Вологодской писательской организации. Правда, получился юбилей несколько... грустноватым, что ли. Да, он был отмечен выездным заседанием Секретариата Союза писателей России «Вологодская писательская школа: продолжение традиций классической литературы», которое состоялось 16 сентября в областной филармонии. Вел заседание председатель правления Союза писателей России Валерий Ганичев. Губернатор Вологодской области Вячеслав Позгалёв представил писательскому сообществу первые два тома из семитомного собрания сочинений Василия Белова; этот масштабный издательский проект завершится к 80-летию Василия Ивановича в октябре 2012 года. В Вологду приехали поэты и прозаики, составившие славу русской литературы наших дней: Владимир Личутин и Владимир Костров, Виктор Лихоносов и Владимир Крупин... Все они в Вологде не впервые, у каждого из них здесь есть и друзья, и читатели, и почти все они публиковались в «Вологодском ЛАДЕ». Вечером того же дня в областной универсальной научной библиотеке имени И. В. Бабушкина прошла встреча с читателями. В библиотеке были представлены книги всех членов Вологодской писательской организации, а это более сотни авторов. Отчего же грусть? Разговор о вологодской литературе шел в основном в «ностальгических» тонах и свелся к перечню претензий к обществу: почему сейчас не так, как сегодня, относятся к писателям? Ну да, не так - а что вы хотите, время другое, власть другая, и читатели, кстати, во многом - тоже. Может ли стать другой русская литература - и вологодская, как её важная составная часть? Вопросы, наверное, без чётких ответов. Но мы готовы их обсуждать. Приглашаем к разговору всех, кому дорога наша литература.

ПРОЗА Рассказы и повести Станислава Мишнева, Олега Ларионова, Марка Москвитина, Дмитрия Ермакова ПОЭЗИЯ Стихи Ольги Фокиной, Константина Павлова, Геннадия Сазонова, Василия Мишенёва, Нины Груздевой ЗАПИСКИ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ Главы из книги Анатолия Ехалова КНИГА В ЖУРНАЛЕ Полвека в русской литературе Статьи Андрея Смолина, Дмитрия Ермакова, Татьяны Самсоновой, Алексея Колосова СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ Материалы о родословии Владимира Наволоцкого из Кичменгского Городка и Инны Рау из Германии МЕСЯЦЕСЛОВ Года круг. Народное погодоведение тарногского краеведа Виталия Ламова

РЕДКОЛЛЕГИЯ В. И. Белов, И. А. Поздняков, священник Александр Лебедев, С. П. Белов, В. В. Дементьев, А. В. Камкин, А. К. Сальников (редактор журнала), А. А. Цыганов

2011 год

(23)

ПАМЯТЬ

«Здесь первый шаг свой сделала война...» В ГЕРОИЧЕСКОЙ ОБОРОНЕ БРЕСТСКОЙ КРЕПОСТИ УЧАСТВОВАЛИ И НАШИ ЗЕМЛЯКИ Брестская крепость... Трудно, наверное, найти человека в нашей стране, который бы не знал эти два слова. В них и трагедия начала Великой Отечественной войны, и величие подвига и силы духа советских воинов, принявших первый бой на рассвете 22 июня 1941 года. Семьдесят лет прошло с тех пор - целая человеческая жизнь. Защитники Брестской крепости первыми приняли на себя всю ярость и жестокость вероломного нападения. Их подвиг стал залогом будущей Великой Победы... Для людей нашего поколения знакомство с Брестской крепостью состоялось в детстве, в школьные годы. Имена ее ге-

Холмские ворота Брестской крепости 2

роев были тогда, в 1960 - 1970-е годы, на слуху. Защитники крепости стали для нас родными и близкими, на всю жизнь мы сохранили в своей душе трепетное отношение к ним, отдавая дань уважения их стойкости и мужеству. Десятки тысяч людей посетили в послевоенные годы овеянную славой брестскую землю. Нам тоже удалось побывать в Брестской крепости и заново осмыслить ее героическую оборону, поклониться солдатам, насмерть стоявшим, чтобы Родина была жива. Сама крепость была возведена в апреле 1842 года. Главное укрепление - цитадель, где в первые дни Великой Отечественной войны в основном развернулись ожесточенные бои, размещалось на центральном острове и было окружено еще тремя мощными укреплениями. С внешней стороны крепость защищена 10-метровыми земляными валами, общая длина которых 6,5 километра. Внутри валов находились многочисленные каменные казематы. По периметру цитадели была построена двухэтажная кирпичная казарма, имевшая в плане вид продолговатого многоугольника протяженностью 1800 метров и толщиной 2 метра. Эта казарма была обустроена 500 казематами. Они были приспособлены для обороны и ведения боя, могли вмещать до 12 тысяч солдат. Таким образом, крепость представляла очень серьезное оборонительное со-

Вологодский ЛАД

Оборона Брестской крепости оружение и перед началом войны была важным опорным пунктом, прикрывавшим одно из главных направлений - на Минск и Москву. По плану действий на случай войны личный состав крепости должен был сконцентрироваться в определенных сборных пунктах за ее пределами, что удалось сделать половине военнослужащих из 8-тысячного гарнизона. Остальные, оказавшись в окружении после пяти часов боев, продолжили борьбу на территории крепости в течение 32 дней. Гитлеровцы планировали захватить брестские укрепления за 8 часов, но просчитались, столкнувшись с невиданным до той поры для них упорством, решимостью и мужеством противника. До конца июня 1941 года оборона крепости носила организованный характер. Ожесточенные бои велись на всех укреплениях. После генерального штурма крепости 29-30 июня сопротивление фашистам оказывали отдельные группы защитников в цитадели и на Кобринском укреплении. Советские воины, находясь в полной изоляции, без связи, без обеспечения пищей и водой, без снабжения оружием и боеприпасами, не имея никакой информации о положении дел за пределами крепости, в жестоких боях и рукопашных схватках приковали к себе значительные силы 45-й пехотной дивизии вермахта, усиленной артиллерией, танками, поддерживаемой с воздуха. В их арсенале были и огнеметы, которые фашисты применяли при зачистке подвалов и казематов. Враг не гнушался ничем, чтобы подавить упорство осажденных и сломить их волю. Стремясь овладеть Холмскими воротами, фашисты, разгромив госпиталь, надели поверх мундиров больничные халаты и пошли в атаку, но попытка захвата не удалась, так как наши солдаты разгадали их замысел. Тогда гитлеровцы предприняли еще более гнусную попытку. 23 июня они повели впереди себя раненых бойцов и медперсонал захваченного госпиталя. Защитники крепости стали стрелять выше голов

№3/2011

заложников, и тогда фашисты уничтожили пленных. По территории крепости протекают две реки - Мухавец и Западный Буг, но страшным испытанием для защитников стала именно нехватка воды в жаркие июньские дни 1941 года (водопровод вышел из строя в первые же минуты немецкого обстрела) и жажда, от которой они страдали (одна из композиций мемориального музейного комплекса так и называется - «Жажда»). И днем, и ночью все подходы к воде немцы держали под прицелом. Немало бойцов погибло, пытаясь добыть воду для раненых, женщин и детей, ведь на момент начала войны в крепости находилось много гражданских лиц - членов семей военнослужащих и обслуживающий персонал, что еще больше осложняло и без того трудную обстановку. В связи с этим было принято решение отправить женщин и детей из крепости в плен. Они вынуждены были выйти из подвалов и сдаться на милость врагу. В 1942 году в Жабинке, районном центре Брестской области, многие из них были расстреляны фашистами. История обороны Брестской крепости дорога нам еще и потому, что среди ее защитников были наши земляки - вологжане. Наиболее известен Анатолий Александрович Виноградов. Вот что рассказывает о нем в письме С. С. Смирнову Алексей Данилович Романов (в июне 1941 года - сержант, командир пулеметного взвода, секретарь комсомольского бюро 455-го стрелкового полка): «Анатолия Александровича Виноградова я знал до войны как начхима 455-го с.п., проходил у него химподготовку, видел его на полковых партсобраниях (он был тогда кандидатом в члены ВКП(б). Как и многие, восхищался нашим красивым командиром с орденом Красной Звезды на груди: орденоносцев тогда было мало, мы знали, какой ценой завоевана боевая награда, и преклонялись перед такими людьми (9.10.1975)». Анатолий Александрович Виноградов так вспоминал о событиях 24 июня 1941 года: «...полковой 3

ПАМЯТЬ комиссар Е. М. Фомин собрал в одном из подвалов центральной части крепости группу командиров и заявил, что создавшееся положение требует более организованной борьбы. Он предложил объединить разрозненные подразделения в общую сводную группу и назначить единое командование. Чтобы об этом узнали все, решили издать боевой приказ. Сам Фомин был ранен и писать не мог. Под его диктовку на этом совещании на блокнотных листах я набросал приказ №1 по осажденному гарнизону... В приказе командование сводной группой поручалось капитану И. Н. Зубачеву, а его заместителем назначался полковой комиссар Е. М. Фомин» (этот приказ был найден в ноябре 1950 года в планшете неопознанного командира при разборке одного из участков казарм, где находился штаб полка). В ночь нападения фашистской Германии на Советский Союз Виноградов был дежурным по штабу полка. После двух дней ожесточенных боев, когда центральная часть крепости была превращена в сплошные развалины, боеприпасы подходили к концу и пополнить их было неоткуда, а смерть не только

от ран, но и от голода и жажды косила ряды обороняющихся, по приказу Зубачева и Фомина он сформировал головную группу прорыва и возглавил ее. 26 июня группа предприняла попытку прорыва в направлении Северных ворот, но цитадель была уже в плотном кольце вражеской пехоты и бронемашин. Группа насчитывала 120 человек, большинство из них погибли. За пределы крепости удалось прорваться лишь 13 бойцам, но все они попали в плен, в их числе был и раненый А. Виноградов. Из плена ему удалось бежать. Он воевал в партизанском отряде. После войны за мужество и отвагу был награжден орденом Красного Знамени, проживал в Вологде, работал на заводе «Мясомолмаш». По свидетельству знавших его людей, Анатолий Александрович был очень скромным человеком. Скончался в 1975 году. 22 июня

Имя героя обороны Брестской крепости вологжанина Анатолия Александровича Виноградова чтят и на месте его подвигов, и на родине 4

Вологодский ЛАД

Оборона Брестской крепости

Анатолий Александрович Виноградов

2009 года по инициативе Вологодского отделения партии «Единая Россия» на доме по адресу Пролетарская, 28 в Вологде установили Памятную доску А. А. Виноградову - защитнику нашей Родины. Также известны имена еще двух вологжан, сражавшихся в Брестской крепости. Это уроженец Грязовца С. К. Кувалдин и А. А. Скороходов из бывшего Кубено-Озерского района. В 1954 году историей обороны Брестской крепости заинтересовался замечательный советский писатель Сергей Сергеевич Смирнов. Работа по сбору материалов и их публикация стали смыслом и делом его жизни. Благодаря С. С. Смирнову вся страна узнала правду о героических событиях первых месяцев войны на западных рубежах. Сначала это были небольшие газетные очерки, выступления на радио, на которые откликнулись многие очевидцы, а самое главное - участники обороны, жившие к тому времени очень трудно, ведь многим из них пришлось пройти плен, а это зачастую ложилось темным пятном на судьбу человека. Тогда особо не разбирались, при каких обстоятельствах и как это случилось. Писатель Смирнов со многими участниками обороны встречался, помог им обрести доброе имя. Начавшиеся к тому времени разборы завалов в крепости свидетельствовали о мужестве ее защитников. Имена мно-

№3/2011

Надпись на стене казармы у Брестских ворот

гих из них остаются безвестными до сих пор. На стенах крепости было обнаружено много надписей, которые невозможно читать без волнения и сострадания, они не оставляют никого равнодушными. Первыми были найдены в 1949 году надписи в казарме у Брестских ворот: «Умрем, но из крепости не уйдем», у Тереспольских ворот - «1941 год, 26-го июня. Нас было трое, нам было трудно, но мы не пали духом и умираем как герои». В 1952 году на стене казармы у Белостокских ворот цитадели найдена еще одна надпись: «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина. 20.VII.41». До конца 1950-х годов в развалинах и казематах крепости находили останки погибших солдат. В августе 1949 года при разборке развалин Тереспольской башни под камнями были найдены останки 15 бойцов. У одного из них в кармане полуистлевшей гимнастерки обнаружили комсомольский билет, по которому установили личность погибшего - командира взвода полковой школы 333-го полка Алексея Наганова. Погиб в воротах башни в июне 1941 года, посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени. Осенью 1957 года были найдены останки еще 26 красноармейцев. Около них - оружие, саперные лопатки, стреляные гильзы. При раскопках Белого дворца были обнаружены останки 132 солдат. 5

ПАМЯТЬ

Северные ворота Брестской крепости

Останки защитников обнаружены и в 2009 году на съемках фильма «Брестская крепость. Так началась война». Когда журнал готовился к выходу, 9 ноября 2011 года в крепости состоялось захоронение её погибших защитников - 58 красноармейцев. В воронке на территории цитадели, где они были засыпаны еще в августе 1941-го, перед приездом Гитлера в Брест, найдены, кроме останков, 9 медальонов. Нам известно имя лейтенанта А. М. Кижеватова, начальника 9-й погранзаставы, которая первой приняла бой (отметим, что ни одна погранзастава не отступила тогда на всем протяжении наших атакованных границ). Он погиб в начале июля 1941 года при попытке взорвать понтонный мост через Буг. Немцы уничтожили всю его семью - мать, жену, детей. Десятилетнего сына Ваню закопали в землю живым. Посмертно лейтенанту Кижеватову присвоено звание Героя Советского Союза. Этого высокого звания был удостоен и Петр Михайлович Гаврилов, командир 44-го стрелкового полка. Его мужество потрясло даже фашистов. Майор Гаврилов, возглавивший борьбу в Вос6

точном форте, оставшись один, продолжал перемещаться в крепостных укрытиях, уничтожая врага. Немцы захватили его, изможденного и измученного, лишь на 32-й день с начала войны - 23 июля 1941 года. Капитан В. В. Шабловский, раненный во время боев и оказавшийся в руках врага, при конвоировании по мосту крикнул находившимся с ним бойцам: «Кто не хочет оставаться в плену - за мной!» Прыгнув в реку, он был расстрелян немецкими автоматчиками вместе с последовавшими за ним солдатами. Все это произошло на глазах его семьи - жены и четырех дочерей. Имена очень многих солдат и офицеров, погибших при обороне крепости, теперь уже, наверное, никогда не удастся установить. Они сражались, пока могли держать оружие в руках. Свидетельств об этом достаточно. Вот одно из них. Плененный 2 июля старший сержант С. К. Кувалдин из Грязовца работал на уборке трупов: «14 - 15 июля мимо нас прошел с песнями немецкий отряд. Когда они входили в Тереспольские ворота, в их строю неожиданно раздался взрыв... а затем с башни вниз головой бросился

Вологодский ЛАД

Оборона Брестской крепости наш боец». В честь подвига неизвестного героя на внешнем фасаде Тереспольских ворот установлен мемориальный знак. Описать все подвиги бойцов и командиров невозможно, ведь мы теперь знаем: крепость не сдалась, немцы не захватили в ней ни одного боевого знамени. Она и не пала - она просто истекла кровью у Тереспольских и Холмских, Брестских и Северных ворот, на Госпитальном и Пограничном островах, на Кобринском укреплении, у Белого дворца и у казарм 333-го стрелкового полка, защищая жизнь и честь любимых и дорогих людей, заслонив собой всю страну. Отчаянное сопротивление, с которым враг неожиданно для себя столкнулся в первые часы войны, вызвало у немцев уважение к сопернику и объективно было зафиксировано в «Боевом донесении о занятии Брест-Литовска» 45-й фашистской пехотной дивизии. В газете «Красная Звезда» летом 1942 года были опубликованы выдержки из этого донесения, обнаруженного в архиве штаба разгромленной под Орлом 45-й фашистской пехотной дивизии. В нем, в частности, говорится: «Ошеломляющее наступление на крепость, в которой сидит от-

важный противник, стоит много крови. Русские в Брест-Литовске дрались исключительно настойчиво и упорно, они показали превосходную выучку пехоты и доказали замечательную волю к сопротивлению». Беззаветное мужество защитников крепости поднимало боевой дух и у бойцов Красной Армии, сражавшихся с фашистами на других участках фронта. Далеко-далеко, за тысячу с лишним километров, под Малоярославцем, где 262-я стрелковая дивизия готовилась вместе с другими нашими соединениями нанести контрудар по 16-й немецкой армии, в самых последних числах июля (после 25-го) во время дежурства в эфире Константин Коршаков услышал позывные радиостанции пограничников Брестской крепости, а затем и принял радиограмму: «Положение тяжелое, крепость падает, уничтожаем гадов, сами взрываемся». Ее содержание в тот же вечер огласили на партийном собрании части. Радиограмму перед наступлением читали и в других частях. Сергей Орлов так написал о подвиге защитников крепости в своем стихотворении «В Бресте»: «Не требуя ни славы, ни наград,// Всё, что могли, свершили здесь солдаты.// Год сорок первый толь-

Главная скульптура мемориального комплекса «Брестская крепость-герой» называется «Мужество»

№3/2011

ПАМЯТЬ ко ими свят,// Без них бы не настал и сорок пятый». Брестская крепость была освобождена 28 июля 1944 года. Долгое время о подвиге «бессмертного гарнизона» мало кто знал. К рассказам очевидцев и участников тех грозных событий относились с явным недоверием, называя их сказками, о чем свидетельствует А. Виноградов. Крепость до середины 1950-х годов оставалась в руинах. С. Смирнов пишет: «На ее территории стояла воинская часть, в окрестностях Бреста шло строительство домов для командного состава, и военные строители, которым не хватало кирпича, взрывали остатки полуразрушенных казарм, пополняя так фонды стройматериалов. Уничтожались стены, на которых кое-где еще сохранились рвущие душу прощальные надписи, оставленные погибшими героями». Кольцо казарм на большом протяжении, разрушенное во время обороны крепости, подверглось разрушению и после войны. К сожалению, в 1954 году были взорваны Брестские (трехарочные) ворота, несмотря на то, что они были в довольно хорошем состоянии. На очереди стояло разрушенное здание клуба 84-го стрелкового полка, за который с первых часов войны шли ожесточенные, кровопролитные бои, ведь оно занимало доминирующую высоту на территории цитадели. Надо было вновь встать на защиту крепости. Одним из действенных способов стало привлечение общественности к вопросу сохранения истории подвига Брестской крепости. Этим вплотную занялся Сергей Сергеевич Смирнов. Итогом огромной, кропотливой его работы стала книга «Брестская крепость». В 1965 году она была удостоена Ленинской премии. Книга дополнялась новыми материалами и выдержала не одно издание. Она потрясает не только собранным фактическим материалом о героизме Брестского гарнизона, исток которого в нравственной чистоте его защитников. Она задевает, цепляет, не дает забыть ни одной человеческой судьбы, с которой соприкасаешь8

ся на ее страницах. Больно ранят свидетельства документального повествования о страданиях и унижениях, которые пришлось пережить оставшимся в живых членам командирских семей. Но еще более пронзительны истории о детях, находившихся в эпицентре трагических событий. Они омыты их горькими сиротскими слезами. Роман Левин, мальчик из Бреста, один из героев книги, ставший после войны поэтом, написал: «Да и сам он, мальчуган живучий,//Потеряв отцовское жилье,//Стал слезинкой Родины горючей//И частицей стойкости ее» («Медальон»). Детство Романа и многих его сверстников разрушила война: им пришлось пережить не только страх и боль, потерю близких, но и встретить на своем пути людей, которые помогли им выжить. Это были разные люди. В истории Романа Левина таким человеком оказалась Флория Будишевская, полька по национальности, подпольщица. У нее достало мужества взять еврейского мальчика в свой дом, стать ему приемной матерью. Она благословила его в путь, когда тот решил идти навстречу советским войскам, надев ему на шею маленький серебряный медальон-иконку: То ли впрямь он родился в сорочке, То ли стал спасительным щитом Медальон, где две латинских строчки Были у мадонны над перстом. («Медальон»). История другого брестского мальчика, Алика Бобкова, проснувшегося ранним июньским утром 1941 года от рвущихся снарядов и осиротевшего в одночасье, не оставит равнодушным никого. Его спасителем - страшно написать - стал чужой солдат, который перешел Буг, чтобы жечь, убивать, проливать кровь невинных людей. Но именно он, увидев обессиленного от ран мальчишку, взял его на руки, донес до грузовика, который доставил Алика в госпиталь. Ему пришлось выслушать горький рассказ пятилетнего человечка на непо-

Вологодский ЛАД

Оборона Брестской крепости нятном немцу языке, как убили его отца, как погибли мать и сестра... Слава Богу, что не у всякого фашиста вместо сердца был камень! И всё же как страшно, несправедливо, не по-божески присваивать себе право распоряжаться судьбами других. 9 мая 2011 года по 1-му каналу ТВ, а еще раньше, 4 ноября 2010 года, в кинотеатрах страны прошел художественный фильм «Брестская крепость. Так началась война». Он начинается с последнего мирного предвоенного дня, в котором есть место танцам под духовой оркестр, семейному отдыху, фотографированию на память... В экспозиции Музея обороны Брестской крепости немало довоенных снимков ее защитников. Роман Левин в своем стихотворении «Июнь 1941 года» достоверно рисует картину последних довоенных дней: Себя под накидкой замаял Фотограф, и нас на измор Он взял. Ну, а после - «Снимаю!» Сказал и нажал на затвор. Но кто б мог подумать, обласкан Прохладой июньской листвы, Что снял он посмертную маску Не с мертвых людей, а с живых. Что лишь приоткройте кассету, И вырвутся из темноты Все краски последнего лета И лиц дорогие черты. В действующем с 1956 года Музее обороны Брестской крепости представлено около 4000 экспонатов и десятки тысяч фотографий и документов. Каждые пять лет, с 1961 по 1991 год, проходили встречи оставшихся в живых защитников крепости. 8 мая 1965 года Брестской крепости было присвоено высокое звание «Крепость-герой». После войны более 200 участников обороны крепости были награждены орденами и медалями. 25 сентября 1971 года открыт

№3/2011

мемориально-музейный комплекс «Брестская крепость-герой». В этом году музейный комплекс отметил 40-летие своей работы. Без преувеличения можно сказать, что о подвиге защитников крепости знает теперь весь мир. За годы действия мемориала его посетили гости более чем из 140 стран мира. В стихотворении «В Бресте» Сергей Орлов делится своими ощущениями: «Я в Брест вхожу, как в сорок первый год...». Посетителей музейного комплекса поражает главный вход в виде огромной пятиконечной звезды. При подходе к нему они слышат голос диктора Юрия Левитана, объявляющий о вероломном нападении Германии на Советский Союз. Сурово и строго звучит песня А. Александрова «Священная война». Главный монумент комплекса - «Мужество» (высота около 35 метров). Он представляет собой скульптурное изображение головы воина на фоне реющего знамени. На тыльной стороне монумента расположены рельефные композиции наиболее характерных эпизодов обороны. Одним из главных элементов мемориального ансамбля является штык-обелиск высотой 104,5 метра. Он символизирует силу и мощь советского оружия, победу над врагом. В память о погибших горит Вечный огонь. Из 962 захороненных защитников на территории крепости на плитах высечены имена только 272 человек. Остальные захоронены как неизвестные. Гости, посещающие твердыню над Бугом, в разных ее уголках могут увидеть особые мемориальные знаки - плиты из силумина, стилизованные под листки отрывного календаря. Эта серия мемориальных знаков получила название «Календарь обороны», который фиксирует не только время, но и место, где происходили наиболее яркие и наиболее трагические события героической обороны. Многие посетители комплекса приходят помянуть погибших в окончательно отреставрированный в 2000-е годы Свято-Николаевский собор. Именно в нем перед войной располагался клуб 84-го стрелкового полка, о жестоких боях за который мы уже писали. 9

ПАМЯТЬ Здание не раз переходило из рук в руки. Оно стало одним из последних очагов сопротивления на Центральном острове. Многие красноармейцы, командиры, политработники погибли при его обороне. Строение сильно пострадало и в послевоенные годы сохранилось как памятник войны. В 1960-е годы была осуществлена его наружная консервация, и бывший клуб включили в мемориальный ансамбль. 22 июня 1991 года впервые здесь была совершена заупокойная лития по погибшим воинам. С осени 1995 года в нем совершаются богослужения. В марте 1997 года представители десяти стран СНГ подписали согласие о выделении средств на капитальный ремонт мемориала. Эти работы успешно были проведены, комплекс постоянно поддерживается в достойном виде. И хотя нет уже государства СССР, но память о той войне - это наша общая память, общая боль, трагедия и слава, общая история, в которой оборона Брестской крепости стала яркой страницей подвига советского народа, ведь в рядах ее защитников сражались воины 30 национальностей Советского Союза. Владимир ПОЛЯНСКИЙ, Татьяна САМСОНОВА

ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ МАТЕРИАЛЫ: 1. С. С. Смирнов. «Брестская крепость», М., КоЛибри, 2010. 2. Научно-популярное издание «Брестская крепость. Свидетельства времени. Объекты. Памятники. Реликвии», Минск, Редакция журнала «СЭЗ», 2004. 3. В. В. Губаренко, Е. В. Харичева. «Мемориальный комплекс «Брестская крепость-герой», Минск, 2002 (буклет). 4. В. Малков. «Голоса сурового времени», Архангельск, С-З КИ, 1982. 5. И. Б. Мощанский. «Трагедия Брестской крепости. 22 июня - 23 июля 1941 года». М., Вече, 2010. 6. В. Р. Мединский. «Война. Мифы СССР 1939-1945». М., ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2011. 7. В. В. Бешанов. «Брестская крепость. Правда о «бессмертном гарнизоне». М., Яуза, Эксмо, 2011. 8. Газета «Брестский курьер» (http://bk-brest.by/), главный редактор Н. Александров. Номер от 9 ноября 2011 года.

Свято-Николаевский храм: до реставрации (верхний снимок) и после неё 10

Вологодский ЛАД

И НЫНЕ, И ПРИСНО

Все святые Вологодские, молите Бога о нас! Вышел из печати «Православный молитвослов для мирян с молитвами Вологодским святым» О том, что наша епархия - место подвига великого множества святых, знают все. Вологодских святых любят и почитают, им молятся. Жития святых, чьи имена связаны с нашим краем, не раз издавались и на полках магазинов не залёживаются. В конце 2011 года в Вологде издана книга, в которой собраны тропари, кондаки и молитвы святым, которые подвизались в пределах Северной Фиваиды. Есть среди них молитвенные обращения к угодникам Божиим, которые известны всему православному миру, - преподобным Димитрию Прилуцкому и Кириллу Белозерскому, Нилу Сорскому и Александру Куштскому, праведному Прокопию Устюжскому, святителям Стефану Пермскому и Игнатию (Брянчанинову)... А есть молитвы тем, кто не очень-то славен за пределами Вологодчины - например, преподобному Вассиану Тиксненскому, или святому праведному Николаю Рынину. Каждый из них, будь он прославлен как местночтимый или почитается всей Русской Православной Церковью, служит нам примером благочестия, молитвенного усердия, пламенной любви к Богу и людям. Завершается книга молитвенными обращениями к собору Вологодских святых, в том числе и составленными одним из лучших проповедников в истории Русской Церкви - святителем Иннокентием Херсонским (Борисовым). Святитель Иннокентий был на Вологодской кафедре всего-

№3/2011

то девять месяцев, но и за это время оставил заметный след в истории нашей епархии. Помимо молитв Вологодским святым, в книге содержат- Икона «Господь с я о б и х о д - Вседержитель с Вологодскими ные молитвы святыми». Начало XIX века православного христианина. Составил молитвослов протоиерей Александр Лебедев, настоятель архиерейского Покровского подворья в Вологде. «Православный молитвослов для мирян с молитвами Вологодским святым» - это пятый выпуск «Библиотечки епархиального журнала «Благовестник». Ранее в этой книжной серии были изданы сборник творений архиепископа Максимилиана, две книги ответов протоиерея Александра Лебедева на вопросы о Боге, вере и Церкви (причём одна выдержала уже два издания). Интерес у читателя вызвал сборник прозы и публицистики вологодского учёного, доктора технических наук Владимира Яцкевича. Библиотечка «Благовестника» продолжается. Готовится к выпуску книга «О посмертной участи душ человеческих и о молитве за них», идёт работа и над другими изданиями. Соб. инф. 11

ПУБЛИЦИСТИКА

Размышления над родной историей РУССКОЕ БЛАГОРОДСТВО

Александр ГРЯЗЕВ Прозаик и драматург Александр Алексеевич Грязев родился 9 ноября 1937 года в Дальневосточном крае, на станции Лондоко. Детство прошло в селе Железный Борок Буйского района Костромской области. Учился в сельской семилетке и в школе № 2 города Буя. Армейскую службу проходил в 234-м гвардейском Черноморском парашютно-десантном полку в городе Пскове. Работал на Череповецком металлургическом заводе. Окончил Московский историко-архивный институт и Высшие театральные курсы при ГИТИСе. Автор нескольких книг прозы и пьес. Член Союза писателей России. Живет в Вологде.

Недоброжелатели России - и крупные зарубежные, и всякая мелкая шушера, вроде перебежчиков и диссидентов, борющихся за свои личные права, в начале нынешнего века пытаются пересмотреть и извратить характер русского человека, опошлить даже его всегдашнюю любовь к родному Отечеству - основу этого характера и души. Особенно достается от внешних и внутренних русофобов нашей русской истории. Подумать только: издано несколько десятков учебников по истории России, среди которых есть даже учебники зарубежных авторов. И сочинителей таких трудов, и тех, кто одобряет подобных историковпутаников, почему-то называют «учёными». Ответ, по-моему, ясен: заказчикам этого негодяйства надо во что бы то ни стало опорочить Россию и всё русское, чтобы нынешние поколения молодых людей, которые вскоре станут хозяйствовать и государствовать в нашей стране, имели подсознательное чувство вины едва ли не перед всем белым светом за своё историческое прошлое, за то, что русский человек якобы обязательно варвар, разрушитель, бандит и разбойник. Бывало такое и в прежние годы, но всегда нас спасала православная нравственность и не сокрушимая ничем к нашему Отечеству любовь. Православная нравственность была на Руси основой общественной и политической жизни. Вот некоторые примеры из нашей отечественной истории. В годы перед Куликовской битвой многие русские люди, от простых обывателей, воинов и до воевод, обвиняли Рязань и её князей в сотрудничестве с Ордой. В это мало верится, хотя бы пото-

Вологодский ЛАД

Размышления над родной историей му, что рязанское княжество всегда одним из первых подвергалось разорению при частых набегах татарских полчищ на Русь, и рязанский князь находился как бы между молотом и наковальней. В Коломне, куда собрались по зову великого князя Дмитрия Московского воины со всех русских земель и где уряжались полки для битвы с татарским войском Мамая, им же, великим князем, был объявлен указ о том, что, проходя по рязанской земле, жителей её не обижать и имущества у них никакого не трогать. Многие же рязанцы пошли на Куликово поле в рядах пешего полка... ...В подготовительных текстах своей «Истории Петра» Александр Сергеевич Пушкин упоминает об одном из наказов царя графу Шереметеву, который дан был в 1711 году во время боевых действий русской армии против турок на Дунае. В тот год Петр I был в Яворе с 16 апреля по июнь. «Отселе писал он Шереметеву, ускоряя его подход к Дунаю для предупреждения турок и о заготовлении провианту. Он послал к нему подполковника гвардии князя Долгорукова с ... наказом: «При входе в Валахию (Молдавию) сделать магазейн при помощи господаря. С жителями обращаться приятельски и, не смотря на лицо, казнить русских обидчиков по прикладу»... ...Перенесемся теперь в годы нашествия Наполеона на Русь. Совершенно бессмысленного, надо сказать, ибо занята и сожжена была старая столица России, а нашествием руководил больной манией величия человек, погубивший сотни тысяч граждан разных стран, которых он привёл на Русь, но более всего людей своей Франции. Но чего ради? И почему, перейдя Неман, французы пошли на Москву, а не на Петербург? Многие беды тогда сотворили французы в России, и прежде всего её гражданам. А в 1813 году, когда русская армия и народное ополчение погнали европейских варваров с нашей отчей земли, то перед вступлением в Европу наш верховный главнокомандующий фельдмар-

№3/2011

шал Михаил Илларионович Кутузов издал приказ по войскам, в котором говорилось, что мы, русские, «не последуем примеру врагов наших в их буйстве и неистовстве, унижающих солдата. Они жгли дома наши, ругались над святынею, и вы видели, как десница Вышнего правильно отомстила за их нечестие. Будем великодушны, положим различие между врагом и мирным жителем. Справедливость и кротость в обхождении с обывателями покажет им ясно, что не порабощения их и не суетливой славы мы желаем, но ищем освободить их от бедствия и угнетений даже самые те народы, которые вооружились против России»... ...В то же самое время на другом конце Земли, в Русской Америке, и в те же годы наши землепроходцы из РоссийскоАмериканской компании пришли от Аляски в Калифорнию и севернее испанского форта Сан-Франциско заложили и построили свою крепость на земле, купленной у индейцев из местных племен. В инструкции, данной руководителю строительства форта Росс Ивану Кускову главным правителем Русской Америки Александром Андреевичем Барановым, предписывалось следующее: «...Но строго воспретить и взыскивать малейшие противу тутоземных обитателей дерзости и обиды, а стараться всячески, как вам самим, так и всем подчинённым, снискать дружбу и любовь и не страхом преимущества, в огнестрельных орудиях состоящего, какого не имеют народы, но разными благословенными от человеколюбия производимыми приманками вежливости, а иногда и соразмерными подарками. Воспретя, однако же, строго ни малейшей бездельной никому даром не брать от них вещи, даже из кормовых припасов ни куска, а платить за всё потолику, какие им приятные будут товарами и безделушками...». Как тут не вспомнить испанских и английских переселенцев, отбирающих у американских индейцев их земли, а самих коренных жителей уничтожающих целыми племенами. И не стоит забы13

ПУБЛИЦИСТИКА вать, что Соединенные Штаты Америки созданы на крови истинных её жителей... ...В годы же Второй мировой войны для немецко-фашистских солдат, на пряжках ремней которых были выбиты лицемерные слова «С нами Бог», ничего человеческого, а тем более божественного не существовало. Немецкие фашисты - самые жестокие палачи всех времен и народов, загубившие миллионы невинных жизней, зверством своим и отличались от других народов. То, что они творили на оккупированных землях Белоруссии, Украины, Прибалтики и России, описать невозможно. ...Пришло время, и наши войска, состоящие из бойцов разных национальностей тогдашнего Советского Союза, погнали врага с родной земли, и, казалось бы, наступил час расплаты за содеянные немцами преступления. Но, как пишет в своих «Воспоминаниях и размышлениях» Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, ещё при переходе польской границы во всех частях и подразделениях командование проводило «большую разъяснительную работу относительно поведения наших войск за рубежом, куда

мы шли не как завоеватели, а как освободители от вражеской оккупации... не допускалось и мысли о том, чтобы карать трудовой немецкий народ за те злодеяния, которые гитлеровцы творили на нашей земле». После взятия Берлина командованием наших войск были приняты постановления относительно его населения: «О снабжении продовольствием немецкого населения Берлина», «О восстановлении нормальной работы коммунального хозяйства», «О снабжении молоком детей Берлина»... «В качестве помощи со стороны Советского правительства в Берлин поступило 96 тысяч тонн зерна, 60 тысяч тонн картофеля, до 50 тысяч голов скота, сахар, жиры и другие продукты». Заметим, кстати, что в то же самое время люди в нашей разрушенной войной стране жили впроголодь. О том же в своей книге «Солдатский долг» писал и другой маршал - Константин Рокоссовский: «Еще задолго до вступления на территорию фашистской Германии мы на Военном совете обсудили вопрос о поведении наших людей на немецкой земле... Нельзя было допускать,

Вологодский ЛАД

Размышления над родной историей чтобы священная ненависть к врагу излилась в слепую месть по отношению ко всему немецкому народу. Мы воевали с гитлеровской армией, но не с мирным населением Германии. И когда наши войска пересекали границу Германии, Военный совет фронта издал приказ, в котором поздравлял солдат и офицеров со знаменательным событием и напоминал, что мы в Германию вступили, как воины-освободители... Нужно сказать, что наши люди на германской земле проявили подлинную гуманность и благородство...». Многие вражеские нашествия пришлось пережить России, но это благородство прошло через всю историю нашего Отечества от битвы на Куликовом поле и до дней нынешних.

ПОД КРЫЛОМ МАТЕРИНСКИМ РОССИИ Одна из удивительных граней характера русских людей - их неистребимая наивность, доверчивость, вера в то, что и все другие исповедают те же добродетели. Это проявилось в том, например, что когда русские промышленные люди пришли в конце восемнадцатого века на Аляску, то стали в первую очередь обучать местных жителей грамоте и разным ремеслам, чем отличались от испанцев и англичан, тех индейцев уничтожающих. А русские православные люди индейских детей отправляли учиться в Петербург, Кронштадт, Иркутск, мечтая даже построить на матёром американском берегу большой город Славороссия с проспектами и дворцами, как в стольном Петербурге, да чтобы жили в том городе тамошние индейцы. Трудно сказать сейчас, чем бы всё это дело обернулось. Скорее всего, тем же, что и в России... Ведь многие народы Кавказа, Средней Азии и других окраин Россия в своё время взяла под материнское крыло, спасая от вымирания и уничтожения их агрессивными соседями. Научила грамо-

№3/2011

те, построила города и заводы, научила хозяйствовать и государствовать и никогда не была тюрьмой народов, как говорили и говорят её недруги до сего дня. А неблагодарные потомки приёмных тех сыновей, получив от России всё, отвернулись от неё, забыв обо всём, что она для них сделала, вытащив порой из первобытного невежества и грязи, поставив рядом с собой и приобщив к своей цивилизации. В нашем национальном летописном сказании «Повесть временных лет» говорится, что уже в начале земли нашей, когда она называлась ещё Славянскою, а с 852 года Русскою землёю, жили на ней, «между собою в мире» ... поляне, древляне, новгородцы, полочане, дреговичи, северяне, бужане, вятичи, радимичи да кривичи, говорящие на славянском языке. Рядом же с ними жили: «чудь, меря, весь, мурома, черемисы, мордва, угры, пермь, печёра, ямь, имь, литва, замигола, корсь, нарова, булгары, ливонцы», - говорящие каждый на своем языке. Так что Русь изначально была государством многонациональным, но прошло много столетий, прежде чем укрепилась она в единстве своём вокруг Москвы и русского народа. Обо всем не расскажешь, но сохранились архивные документы, говорящие о том, как приходили под материнское крыло России «разные народы и государства». Вот заголовки лишь некоторых из них, опубликованные в сборнике таких документов «Под стягом России» (авторы-составители А. Сазонов, Г. Герасимова, О. Глушкова, С. Кистерев): «1525 г. апреля 2 - «Жалованная грамота великого князя Василия III ненцам (Самоеди Югорской), живущим по реке Обь, о принятии их в подданство России»; 1638 г. - «Грамота царя Мегрелии Леона царю Михаилу Фёдоровичу о желании грузинского народа перейти в подданство России»; 1641 г. мая 31 - Жалованная грамота 15

ПУБЛИЦИСТИКА царя Михаила Фёдоровича кахетинскому царю Теймуразу I о принятии Иверской земли под покровительство России; 1648 г. июня 8 - «Лист Богдана Хмельницкого, посланный из Черкасс царю Алексею Михайловичу с сообщением о победах над польским войском и желании украинского народа объединиться с Россией»; 1656 г. июня 7 - «Присяга на подданство России посланников молдавского господаря Георгия Стефана, митрополита Гедеона и боярина логофета Григория Нянула, данная в Московском Успенском соборе»; 1657 г. январь - «Письмо представителю тушин, хевсуров, пшавов (земель восточной Грузии Тушети, Хевсурети, Пшави) царю Алексею Михайловичу о переходе их в русское подданство»; 1684 г. январь 1 - «Обращение представителей молдавского духовенства и боярства к царям Ивану и Петру Алексеевичам с просьбой о военной помощи в освобождении Молдавии от турецкой зависимости»; 1711 г. марта 4 - «Грамота Петра I кабардинским владельцам и всему кабардинскому народу о согласии принять кабардинский народ в подданство России и защитить его от внешних врагов»; 1724 г. - «Послание армянских патриархов Исайи и Нерсеса императору Петру I с просьбой принять армянский народ под покровительство России»; 1731 г. январь - ноябрь - «Письма казахских и каракалпакских ханов, султанов и старшин императрице Анне Иоанновне о принятии ими подданства России»; 1740 г. августа 28 - «Присяга казахского султана Среднего жуза Аблая на подданство России»; 1742 г. июня 23 - «Грамота императрицы Елизаветы Петровны киргизскому хану Абулмамбету и всему народу Среднего жуза о принятии их в подданство России»; 1745 г. октябрь 11 - «Прошение народа и старшин пяти туркменских родов о принятии их в подданство России»; 16

1769 г. ноября 28 / декабря 9 - «Грамота знатного Валашского боярства и духовенства императрице Екатерине II с просьбой освободить Валашское княжество от турецкого гнёта и присоединить его к России»; 1738 г. июля 24 / августа 4 - «Договор признания царём Картлинским и Кахетинским Ираклием II покровительства и верховной власти России («Георгиевский трактат»)»; 1795 г. - «Прошение Курляндского рыцарства и земства о принятии Курляндии под покровительство России»; 1803 г. марта 3 - «Клятвенное обещание Бакинского хана Гусейн-кули при вступлении в подданство России»; 1830 г. мая 24 - «Клятвенное обещание лезгинских общин Джарской и Белоканской областей при вступлении в подданство России»; ...Так что была и есть Святая наша Русь родным и общим домом для всех её народов, живущих в ней и благодарных ей в словах и делах лучших сыновей своих.

ГДЕ РОДИЛСЯ РУССКИЙ ФЛОТ? Говорт, что в Испании до сих пор многие города и селения оспаривают право называться родиной «рыцаря печального образа» Дон Кихота Ламанчского, воспетого Мигелем Сервантесом Сааведрой в самом начале семнадцатого века. А около десяти городов Греции вот уже более тысячи лет тоже борются за право считать себя родиной великого Гомера. Так и у нас в России оказалось вдруг несколько городов и весей, называющих себя «колыбелью» русского флота: Переславль Залесский, Лодейное Поле, Архангельск, Выборг, Петербург, Ладога... Даже сухопутный Воронеж претендует на роль такой «колыбели» флота, начало которому якобы положил Пётр Первый. Так что же, до Петра Великого на Руси никогда не было флота? Ведь к восемнадцатому веку Россия насчитывала почти тысячу лет своей истории.

Вологодский ЛАД

Размышления над родной историей Флот был! Во все века жизни России, до рождения Петра. Ещё в конце девятнадцатого века английский историк Фред Джейн писал в своей книге «Императорский военноморской флот России. Прошлое, настоящее и будущее»: «Существует распространённое мнение, что русский флот основан сравнительно недавно Петром Великим. Однако в действительности он по праву считается более древним, чем британский флот. За сто лет до того, как Альфред построил первые английские корабли, русские уже бились в отчаянных морских битвах и тысячу лет назад лучшими моряками своего времени были русские». Так где же и когда родился русский флот? Чтобы ответить на эти вопросы, надо обратиться к некоторым страницам нашей отечественной истории, где говорится о русских мореходах прошлого. Вспомнить Киевскую Русь, те времена, «откуда пошла и есть русская земля»... ...Киев, столица Древней Руси, стоял на высоком правом берегу Днепра, по которому издавна проходил водный путь «из варяг в греки». Он шёл от Варяжского (Балтийского) моря в море Чёрное, которое в те времена даже называлось Русским. И надо думать, что не зря, ибо ходили наши предки на своих кораблях по этому морю Русскому с незапамятных времён. Да вот отголоски только немногих походов древнерусского флота дошли до нашего времени. И самый известный из них - поход язычников-росов в 860 году к берегам Византийской империи. Описание морского похода флота росов и осады Константинополя отражено в нескольких хрониках того времени. Вот одна из таких записей: «Михаил, сын Феофила, правил со своей матерью Феодорой четыре года и один - десять лет... В его царствование 18 июня в 8-й индикт, в лето 6368* на 5-й год его правления пришли росы на двухстах ко-

раблях, которые предстательством Всеславнейшей Богородицы были повержены и уничтожены...». В «Повести временных лет» рассказ об этом походе помещён под 866 годом. Его возглавляли, как сообщает летописец, владевшие тогда Киевом два храбрых мужа из дружины Рюрика - Аскольд и Дир... ...Торговые суда росов (руссов) посещали Царьград всегда, но этот морской поход был военным и предпринят в ответ на прошлые обиды и притеснения от греков во времена хазарского ига. А поводом к походу, как повествуют древние историки, послужило убийство греками в Царьграде нескольких русских людей - провевальщиков зерна. Целый флот в двести мачтовых кораблей снарядили руссы в поход по Чёрному морю. Византийские историки Лев Грамматик и Симон Логофет писали, что в этом походе руссов было около двадцати тысяч человек, а это значит, что на каждом корабле находилось до ста воинов. Для того времени такое судно было немалое. Для жителей Царьграда внезапное появление морской армады русских военных кораблей было так неожиданно, что в окружённом городе началась паника. Легенда говорит, что люди заполнили все храмы и молились об избавлении от язычников, которые уже начали жечь пригороды Царьграда. Константинопольский патриарх Фотий в своей проповеди говорил народу: «Что это? Откуда поражение столь губительное? Откуда гнев столь тяжкий? Не обличение ли это наших беззаконий?.. Вспомните, как греки обижали в Царьграде приезжих руссов, как мы убийственно рассчитались с теми, которые должны были нам что-то малое, ничтожное... Мы получали прощение и не миловали ближнего. Сами обрадованные, всех огорчали. Сами прославленные и всем довольные, всех обижали, безумствовали, утолстели, разжирели, рас-

*6368 год от сотворения мира, или 860 год от Рождества Христова.

№3/2011

ПУБЛИЦИСТИКА ширились... Вы теперь плачете, и я с вами плачу!». Считается, что только чудо спасло Царьград. Патриарх Фотий молитвенно обратился за помощью к Влахернской Божией Матери: «Досточтимая, спаси град Твой, как ведаешь, Госпоже». Из Влахернского храма была взята главная святыня города - Риза Божией Матери и с крестным ходом во главе с патриархом и императором Михаилом Третьим, который в начале осады находился в военном походе против агарян и с трудом пробрался в осаждённый город, её понесли вокруг крепостных стен. Увидев толпы христиан и это необычное шествие, русские вои не решились больше осаждать Царьград. Предание же гласит, что патриарх Фотий опустил полы чудотворной ризы Божией Матери в морские волны, и поднявшаяся после этого буря разбросала корабли язычников-руссов. Так закончился этот морской поход древнерусского флота к стенам столицы Византии, после которого народ под названием «росс» стал по-настоящему широко известным в христианском мире. А кто из нас не знает со школьных лет о военном походе князя Олега, прибившего свой боевой щит к вратам Царьграда. Рассказ об этом походе русского флота помещён в «Повести временных лет» под 907 годом. На этот раз войско Олега состояло из многих народов «Великой Скифии»: «варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мери, и древлян, и родимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев... И с этими всеми пошёл Олег на конях и на кораблях; и было кораблей две тысячи». Это была грозная сила, и греки перекрыли цепями вход в залив Золотой Рог. Тогда Олег повелел поставить корабли на колёса, и при попутном ветре русский флот под парусами «поплыл» по полю к Царьграду. Видя это, греческие цари Леон и Александр запросили мира и согласились на выплату дани: «на две тысячи кораблей по двадцати гривен на 18

уключину, а было в каждом корабле по сорок мужей». Получив дань, князь Олег «повесил щит свой на вратах в знак победы», и русский флот, подняв паруса, ушёл от Царьграда. В 913 году на великокняжеском троне Олега сменил сын Рюрика, князь Игорь, а в 941 году и он предпринял морской поход на Константинополь. На этот раз в составе русского флота было десять тысяч кораблей. В одной из древних византийских хроник говорится, что в июне 6449 года (941 от Р.Х.) одиннадцатого числа «произошло нашествие на город (Константинополь) десяти тысяч кораблей русского флота». Но поход этот оказался для Игоря неудачным. Разорив окрестности Царьграда и другие земли Византии, русские на обратном пути 15 сентября подверглись нападению византийского флота. В этом морском сражении византийцы применили «греческий огонь», который выбрасывался с их судов из медных труб и сжигал русские корабли. Так что почти весь флот Игоря был уничтожен, лишь небольшой «остаток их возвратился домой». В 944 году Игорь замирился с византийскими императорами, заключив с ними договор о дружбе, после чего русский флот даже участвовал в составе греческого в морских походах византийцев против арабов и сицилийцев. Русских же военно-морских вояжей к берегам Византии не было до 1043 года, когда в такой поход на Царьград отправился сын Ярослава Мудрого, Владимир Ярославич. Причиной этого, как пишет византийский учёный-историк Иоанн Скилица, было убийство на константинопольском базаре знатного русского купца. Флот Владимира Ярославича состоял из четырёхсот военных судов, но поход и на этот раз оказался неудачным: многие корабли разметало и сокрушило во время сильного шторма. Спасшиеся русские вои выбрались на берег, но там были пленены греками. Так закончилась последняя война между Древней Русью

Вологодский ЛАД

Размышления над родной историей и Византией, в которой в последний же раз участвовал русский военный флот... ...Кроме византийских хроник того периода истории множество сведений о руссах можно найти и в трудах арабоперсидских учёных: географов, историков, путешественников. Они писали о быте, нравах и воинственности наших предков, в том числе и о морских походах флота руссов по Каспийскому (Хвалынскому) морю. Так, учёныйэнциклопедист десятого века аль-Масуди в одной из своих книг описывает морской поход русского флота из пятисот кораблей, а на каждом из них находилось по сотне воинов, вдоль побережья Каспия «в область нефтяных источников» Азербайджана. Это случилось в 912 году. О целях таких походов, похожих на морские набеги, авторы пишут мало, но можно предположить, что хазары, владевшие в те времена выходом в Каспий, намеренно пропускали руссов к берегам прикаспийских народов - своих главных торговых соперников, ибо после каждого набега половина добычи доставлялась руссами в столицу Хазарии Итиль. В один из таких набегов в 943 году руссы даже захватили азербайджанский город Бердаа, а в древней летописной «Истории Дербента» описан случай, когда знатные и богатые купцы этого большого торгового города встали на сторону противника своего эмира Маймуна - шаха соседнего Ширвана, а своего владыку заперли в темницу. Маймун же призвал на помощь руссов, и в 987 году18 русских кораблей пришли к Дербенту. Руссы освободили эмира Маймуна и ещё целых три года воевали на его стороне с ширваншахом. В трудах некоторых арабо-персидских авторов говорится, что кроме Каспийского и Чёрного морей язычники-руссы ходили и по Средиземному морю в Испанию, упоминая при этом, например, набег на испанскую Севилью в 844 году. Правда, в Испанию, по мнению тех же историков, руссы ходили на своих кораблях в качестве наёмников Византии - давнего врага арабского халифа-

№3/2011

та Омейядов на территории Иберийского полуострова. Но как бы там ни было, а все эти факты говорят только об одном: в Древней Руси ещё до её крещения морской флот существовал и действовал... ...Мы говорили здесь о военных походах древнерусского флота, а ведь были у руссов того времени и торговые суда, на которых русские купцы плавали со своими товарами по всем морям тогдашнего мира. Особенно отличались в этом деле жители Великого Новгорода, торговцы которого на своих судах ходили до самого Константинополя по уже упомянутому нами водному пути «из варяг в греки». Начинался он от побережья Варяжского (Балтийского) моря, где жили племена западных славян-варягов, или вагров, проходил по реке Неве в озеро Ладожское, а оттуда в реку Волхов и озеро Ильменское, а из того озера в реку Ловать, потом сухим волоком в Днепр-реку и по ней в Чёрное (Русское) море. Новгородцы имели большие торговые связи со скандинавскими странами по всему побережью Балтики, а также с Беломорьем и Великой Пермью. Важное место занимал Новгород и в Ганзейском торговом союзе. Новгородцам мешали только агрессивные шведы. Они часто нападали на новгородские торговые суда, а однажды в мае 1164 года целая флотилия шведских кораблей, пройдя из Финского залива по Неве и Ладожскому озеру, осадила русскую крепость Ладогу, но шведы были разбиты новгородцами. Из пятидесяти шведских кораблей в обратный путь ушло только двенадцать. В долгу новгородцы не остались, и за все причинённые шведами обиды они в союзе с карелами совершили через несколько лет морской набег на один из главных городов тогдашней Швеции Сигтуну, который был разорён и сожжён. В те же годы новгородцами предпринимались морские походы на шведские владения в Финляндии. Так что можно говорить о том, что 19

ПУБЛИЦИСТИКА Великий Новгород имел и свой военноморской флот. Объединитель русских земель Иван Третий присоединил Великий Новгород к Москве в 1480 году. Мечтая о выходе Руси к Балтийскому морю, он основал в 1492 году Иван-город - первую русскую крепость на Балтийском побережье. Этому городу надлежало, по мысли государевой, «стать колыбелью русского морского флота». Попытки утвердиться на Балтике и иметь там свой торговый и военноморской флот предпринимались и до Ивана III. Но этому благородному и жизненно важному для России делу всячески мешали страны Ганзейского союза: Швеция, Польша и Литва. Дружески относилась к России только Дания, купцы которой в 1517 году при сыне Ивана Третьего, Василии Третьем, получили грамоту о привилегиях в торговле. В том же году в Копенгаген прибыл первый русский торговый корабль. Совсем недаром Василия III называли защитником православной Руси на морях, и похвала ему звучала так: «Есть бо по всем морям и островам грозная твоя и крестная хоругвь. Их же боятся латынстии языци - литва, ляхи, немцы - и всякое бессерменское племя». Царь Иван Грозный, продолжая дело своего отца и деда, создал на Балтийском море свой каперский флот, чтобы защищать русские торговые суда, ходившие в разные страны Европы и на которые постоянно нападали корабли каперского флота Гданьска. Целую флотилию морских судов Иван Грозный построил в Вологде, собираясь плыть то ли в Англию, то ли на Восток по морю Студёному для поиска водного пути в Индию и Китай. Но куда бы ни плыть, а флот морской при Иване Грозном был. Русские люди плавали уже в то время к берегам Северной Америки. Понятно, что без строительства добротных кораблей и смелых мореходов в океане делать нечего. России нужны были верфи и корабельных дел мастера... В царствование Бориса Годунова в го20

род Архангельск пришли два судна, купленные в немецком городе Любеке, и там же, в Архангельске, была даже заложена корабельная верфь. Но это дело тогда развития не получило. В семнадцатом веке влияние России на Балтике из-за внутренней смуты и постоянной борьбы с внешними врагами ослабло, и власть над Балтийским побережьем перешла к Швеции. По Столбовскому мирному договору со Швецией Россия потеряла выход к морю. Но русское мореходство на этом не закончилось. Тот же семнадцатый век в истории России отмечен многими морскими делами. Свидетельство тому - походы поморов по Студёному (Ледовитому) морю, освоение Сибири и Дальнего Востока, побережья и островов Великого (Тихого) океана. Самым значительным событием того времени был морской поход летом 1648 года Семёна Дежнёва, Федота Попова и Герасима Анкудинова с товарищами из устья реки Колымы, впадающей в Ледовитый океан, на судах-кочах к устью реки Анадырь побережья Тихого океана. Таким образом русские мореходы, обогнув Чукотский полуостров, первыми открыли пролив между Азией и Америкой. Очень хорошо о том времени написал Варлам Шаламов: Выкиньте все гипотезы О викингах с моря, Не на петровском ботике Плыли мы в сером просторе. Дежневскими карбасами Мы устремились к цели, Мощными контрабасами Русской виолончели. Их молодой мелодии Силы инструментальной Там, на окраине Родины, Там, на Севере Дальнем. Однако в те же годы середины семнадцатого века в России крепло осознание того, что для выхода на морские просторы необходимо было иметь регулярный флот. Первым задумался об этом

Вологодский ЛАД

Размышления над родной историей ешё царь Алексей Михайлович - отец Петра Великого, и 19 июня 1667 года он издал указ о постройке кораблей в селе Дединове на реке Оке при впадении в неё реки Москвы: «Государь царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Великия, Малыя и Белыя России самодержец, указал для посылок из Астрахани на Хвалынское море делать корабли в Коломенском уезде в селе Дединове и то корабельное дело ведать в приказе Новгородской чети». Кстати, в приказ этот наряду с Великим Новгородом, Псковом, Архангельском и многими другими городами входила и Вологда. Таким образом, при Алексее Михайловиче был сделан первый шаг к созданию регулярного русского военноморского флота. Приглашёнными из-за границы корабельщиками и кормщиками, а также русскими мастерами первый корабль под названием «Орёл» был заложен 14 ноября 1667 года, а 19 мая 1668-го спущен на воду. Это был трёхмачтовый, 22-пушечный парусник. Вместе с ним были построены ещё яхта, бот и несколько двухпарусных шняв. Все они первое своё плавание совершили до Нижнего Новгорода, а через год пришли в Астрахань к морю Хвалынскому (Каспийскому). Указ царя Алексея Михайловича был выполнен. Дальнейшая судьба «Орла» оказалась печальной. По одной из легенд, он был сожжён ватагами Степана Разина. Легенду эту подтверждает «Летописец» Льва Вологдина, где говорится: «В те же времена донской казак Стенка Разин разбойничал на Волге и по Каспийскому морю, взял Астрахань и другие низовские городы, учинив многие убивства и разорения... Сей злодей много препятствовал государю в строении флота на Каспийском море, сжёг первопостроенный... корабль, называемый «Орёл». Интересная деталь. В те годы принято было при строительстве корабля живописно его украшать. Особенно это относилось к корме с высокой над ней надстройкой. Там изображались гербы, ал-

№3/2011

легорические фигуры и всевозможные символы. Так вот, «кормовым живописцем» при строительстве «Орла» был вологжанин Филипп Павлов - изограф Оружейной палаты Московского Кремля... ...Дело своего отца по созданию регулярного флота продолжил Пётр Первый. С него и началось «петровское» время русского флота. Все историки связывают его начало с «ботиком Петра Великого», который юный Пётр случайно обнаружил при осмотре вещей в имении двоюродного брата своего деда царя Михаила - Никиты Романова. Вот как писал об этом сам Пётр Алексеевич в своей запискевоспоминании, работая через много лет над «Морским уставом»: «...Случилось нам быть в Измайлове на Льняном дворе, и, гуляя по амбарам, где лежали останки вещей... деда Микиты Ивановича Романова, между которыми увидел я судно иностранное и спросил... Франца (Тиммермана) что то за судно, он сказал, что то бот английский. Я спросил, где его употребляют, он сказал, что при кораблях для езды и возки, ... что ходит он под парусами не только что по ветру, но и против ветру, которое слово меня в великое удивление привело»... Удивление шестнадцатилетнего Петра продолжилось при починке и оснастке старого бота, которую сделал голландец Карштен Брандт - корабельный мастер, участвовавший ещё в строительстве «Орла». Пробное плавание на боте Пётр совершил по реке Яузе и на Просяном пруду в Измайлове, но там везде была «узка вода». «...Я стал проведывать, где больше воды, - вспоминает Пётр,- то мне объявили, Переславское озеро (яко наиближайшее)». Испросив разрешения у матери своей Натальи Кирилловны, юный Пётр перебирается со своими людьми на Плещеево озеро возле Переславля Залесского, где у села Васьково строит верфь и закладывает свои первые корабли. К 1692 году там была готова целая «потешная» флотилия, 21

ПУБЛИЦИСТИКА состоящая из двух фрегатов, трёх яхт и множества малых судов. Петром были даже устроены морские маневры с участием сухопутного войска. Много времени провёл Пётр на Плещеевом озере. «Но потом, - пишет он в своей записке, - и то показалось мало, то ездил на Кубенское озеро, но оное ради мелкости не показалось». Интересно, что эта кратковременная поездка Петра Первого под Вологду осталась в памяти вологжан и отразилась в исторической песне «Как из речки, реки да реки Сухоны» («Пётр Первый на Кубенском озере») : Ой, да как из речки, реки да реки Сухоны, Ой, да в пору давнюю да старопрежнюю, Выплывали струги да струги быстрые, Ой, да будто лебеди да полногрудые. Плыли те стружки да вдоль по озеру, Ой, да вдоль по славному да по Кубенскому. На переднем стружке да на беседочке, Ой, да сидел царь-государь да Пётр Олексиевич. Ой, да позади ево да Саша Меншиков, Ой, да разудалая да буйна голова. Ой, да показалось Петру да Олексиевичу Ой, да наше озеро да свят Кубенское Мелкой лужицею. И на тех на стружках да снаряжённых, Ой да со своим слугам да со дружиною, Ой, да покатил государь к морю Белому, Ой, да корабли снастить да окиянские. Действительно, в июле следующего 1693 года Пётр Первый прибывает в Архангельск, бывший в то время 22

единственным морским портом России, уже имевший свою верфь и мастеровкорабелов. А 4 августа на военном судне - двенадцатипушечной яхте «Святой Пётр», построенной в Архангельске, он выходит в Белое море. Это морское плавание, длившееся четыре дня, было первым в жизни 21-летнего Петра. В эти же дни он приказывает заложить на верфи Соломбальского острова и первый свой торговый корабль «Святой Павел», а в мае 1694 года вновь приезжает в Архангельск, чтобы спустить на воду новое судно и самолично «подрубает подпоры». Да к тому же вновь совершает морской поход до Соловецких островов. Возможно, что тогда он и приходит к твёрдой мысли о неотложности скорого выхода России к морю, но на этот раз к Чёрному. Да и как думать иначе, ежели на Балтике прочно сидела Швеция, а Чёрное море и все подходы к нему оседлала Турция. Оставался только Архангельск, но там Белое море до полугода было покрыто льдом. Вот и получалось, что прорваться в Западную Европу и Средиземноморье можно было только через южные рубежи. Но там путь к Азовскому морю преграждала турецкая крепость Азов, и турецкий же Очаков запирал Чёрное море со стороны Днепра. Первый поход к Азову и его осаду русское войско совершило летом 1695 года, но взять Азов не удалось: из-за отсутствия морских кораблей сделать это было невозможно. В спешном порядке той же зимой за тысячу вёрст от моря, под Воронежем, по указу Петра началось строительство судов для осады Азова. Надо сказать, что воронежская верфь была в большей своей части сборочная. Детали для десятков и сотен стругов, галер, брандеров, а также других больших и малых судов изготовлялись в подмосковном селе Преображенском плотниками-корабельщиками Архангельска, Москвы, Вологды, Ладоги и других городов. Затем детали перевозились в Воронеж. Конечно, о качестве построенных кораблей говорить не приходилось: суда строились из сырого

Вологодский ЛАД

Размышления над родной историей леса и зачастую малоопытными мастерами. Но как бы там ни было, а к весне сотни судов Азовского «морского каравана» были спущены на воду, и 18 мая 1696 года Азов, осаждённый с моря и суши, был взят. С тех пор строительство кораблей петровского флота не прекращалось и в Воронеже, и на верфях Петербурга, Архангельска, Вавчуга на Северной Двине, Новгорода, Твери, Углича. По указу Петра Первого в российских городах были созданы «кумпанства» (компании) из числа богатых горожан, купцов, посадских людей и даже священнослужителей, которые обязаны были сообща строить корабли. Масштабы строительства были огромны: ведь только в Новгородскую четверть входило шестьдесят пять городов.... Зная всё это, мы можем снова задать себе вопрос: так где же родился русский флот? Ответ очевиден: в России.

Первый русский корабль «Орёл»

ЛИТЕРАТУРА 1. Повесть временных лет. (В кн. «Художественная проза Киевской Руси XI - XIII веков). М.,1957 г. 2. Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб, 1892 г. 3. Князьков С. Из прощлого Русской земли. Время Петра Великого. М., 1909 г. 4. Житков К.Г. История Русского флота 1672 - 1725 гг. 5. Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., Логос, 2000 г. 6. Белавенец П.И. Материалы по истории русского флота. М.-Л., 1940 г. 7. Флот на Балтике до Петра Первого. «Военно-исторический журнал» №5, 1974 г. 8. О флоте в России морском. // Временник ОИДР (Общества истории и древности российских). 1854. кн. 20-я. 9. О построении корабля «Орла» в государствование Алексея Михайловича. // «Русская беседа», 1858, ч. 4-я. 10. Тушин Ю.П. Русское мореплавание на Каспийском, Азовском и Чёрном морях. М., 1978 г. 11. Марков С.Н. Земной круг. Книга о землепроходцах и мореходах. М.,1976 г. 12. Полное собрание русских летописей. Т. 37. Устюжские и вологодские летописи XVI - XVIII вв. Л., 1982 г. 13. Веселаго Ф.Ф. Материалы для истории русского флота. ч.1, СПб., 1865 г.

№3/2011

И НЫНЕ, И ПРИСНО

Афонский «слон»: нет веры сказкам «А видел ли слона? Каков собой на взгляд! Я чай, подумал ты, что гору встретил?» «Да разве там он?» - «Там». - «Ну, братец, виноват: Слона-то я и не приметил».

Эти слова незабвенного Ивана Андреевича Крылова постоянно служат своеобразным руководством и предупреждением для путешествующих и прочего любопытствующего люда. То есть, предупреждает нас Иван Андреевич, нужно стараться увидеть и усвоить самое главное, самое нужное, самое ценное. Короче, зри в корень, как призывает нас не менее любимый Козьма Прутков. Вы приезжаете в Россию, будучи иностранцем, - что вас больше всего интересует? Матрешки-самовары-икракружева? Или же, стремясь узнать дух русского народа, вы будете обращать большее внимание на его веру, традиции,

Автор перед началом афонских странствий 24

нравственность? Наверное, знакомство именно с ними дадут вам лучшее представление о России, не так ли? То же и с Грецией, решил я: пантеоны-парфеноны обождут, начну-ка лучше с местного «слона». Греческого «слона» найти совсем не трудно. Во-первых, Греция - страна православная. Во-вторых, именно благодаря ей стала православной и Русь. В-третьих, само слово «Афон» настолько пропитано добротой, верой, благоговением, что, пожалуй, скрывать дальше и не буду: для меня именно Афон, Святая Гора, и является самым главным местом Греции. Итак, Афон. Загадочный, таинственный - что мы о нем знаем? Самое, наверное, первое - это то, что «сюда женщин не пускают». Второе: «здесь даже кошек нет - одни коты сплошные, настолько всё по-монашески». Третье: «ой, да здесь же монастырей много - настоящая монашеская республика». Четвертое: «это где-то в Греции». Пятое: «тут одни святые живут». Попытаюсь рассказать по порядку о том, как я начал открывать для себя этого «греческого слона», это действительно святое место, для чего приходилось, к счастью, избавляться от некоторых абсолютно ложных представлений.

Вологодский ЛАД

Путешествие на Афон

«ГДЕ-ТО В ГРЕЦИИ» Это «где-то» имеет совершенно определенные географические характеристики: Афонский полуостров является крайней восточной оконечностью полуострова Халкидики. Его протяженность с северо-запада на юго-восток - около 60 км, ширина - от 7 до 19 км, территория - около 360 кв. км. Омывается с востока водами Эгейского моря, с запада - водами Святогорского (Афонского) залива. Рельеф полуострова постепенно повышается к юго-востоку и переходит в скалистую горную цепь, заканчивающуюся мраморной пирамидой горы Афон (высота - 2033 м). В крутых скалистых берегах имеется всего несколько крупных бухт, главной из которых является Дафни - порт Св. Горы, куда прибывают суда с материка и где находятся таможенный, почтовый и полицейский участки. Административный центр Св. Горы - Карея - находится в самом центре Афона и соединен с Дафни дорогой. Грунтовые шоссейные дороги ведут отсюда в другие концы полуострова, автотранспорт используется преимущественно для перевозки грузов. За исключением южного пика и прилегающих к нему скал, почти весь Афон покрыт богатой растительностью: еловыми, каштановыми, дубовыми лесами, густым кустарником. На нижней части горных склонов много платанов, в верхней зоне - вересковых пустошей. Здесь выращивают цитрусовые, яблони, груши, черешню, грецкие орехи, насажены виноградники и плантации оливковых деревьев. Снег выпадает редко и держится недолго. Источниками питьевой воды служат стекающие с гор ручьи. Что гораздо важнее любой географии: Святая Гора - крупнейшее в мире средоточие православного монашества. Находится под церковной юрисдикцией Константинопольского Патриархата. На Святой Горе, пребывающей под покровительством Божией Матери и называющейся уделом Пресвятой Богородицы, уже более тысячи лет непрестанно возно-

№3/2011

сятся к Богу молитвы иноков (в настоящее время число монашествующих превышает 1700). Добраться до Святой Горы довольно просто: из Салоник в Уранополис, приграничный с Афоном город, каждый день ходит автобус (идет примерно три часа, приезжает как раз к отплытию парома в Дафни). Я сказал - добраться ДО Святой Горы. Именно - до. А вот попасть на Афон иногда бывает довольно затруднительно. Дело в том, что для того, чтобы получить возможность паломничества по монастырям Афона, требуется особое разрешение, «диамонитирион», как это звучит по-гречески. Для этого необходимо заранее связаться с афонской администрацией, потом договориться с обителью, где вы собираетесь провести какое-то время, снова связаться с администрацией, и только тогда, не раньше, вы получите этот самый «диамонитирион», документ, дающий вам право на временное пребывание на Святой Горе. В документе будут значиться ваши имя - фамилия, а также гражданство и (что интересно) вероисповедание. Повторюсь, без документа никто вас на Афон не пустит. Поскольку я решительно ничего не знал о порядке выдачи пропуска, никому не звонил, никого не предупреждал, то грозные слова администратора-грека о необходимости соблюдения формальностей попали в точку: я, небритый и усталый горе-паломник, покорно кивнул головой и спросил напоследок сурового дядьку: «То есть мне, похоже, ничего не светит с Афоном, да?» Дядька сурово повторил: «Похоже, что да. Ведь документы-то надо было хотя бы за месяц-два подавать!» Потом в его глазах промелькнуло подобие византийской хитрющей улыбки, и он добавил: «Но! Всё это вы можете успеть сделать сегодня, правда ведь?» Дал понять, короче, чья дипломатия древнее - его, византийская, или моя, российская. Ладно, выиграл. Ясное дело, все звонки и заявления были сделаны за полчаса - афонские обители с радостью разрешали русскому паломнику приехать в гости, давали место 25

И НЫНЕ, И ПРИСНО

Многие монастыри на Афоне расположены на берегу моря

для ночлега, дядька выдал мне заветный «диамонитирион», и на следующее утро я уже плыл на Святую Гору на пароме, который носит название «Достойно есть». К слову, о названиях. На Афоне, в монастырской стране, вполне естественно, что практически все названия будут напоминать вам о христианстве: корабли «Святая Анна», «Святой Прокопий», «Достойно есть» и т.д., названия улочек и переулков тоже будут говорить о святых, но всё это относится не только к Святой Горе, но и к остальной Греции в целом. Не будут греки стесняться назвать новую улицу именем святого Димитрия Солунского, например.

ЕДИНСТВЕННАЯ НА АФОНЕ ...Да, правда, женщин на Афон не пускают. Дискриминация! - возопят феминистки и либералы. Благоговение и духовная безопасность - ответят на Афоне. 26

Почему благоговение? Святая Гора считается местом особого присутствия Божией Матери, именно Она считается здесь Главой, Игуменией. Святая Гора - Ее удел, не человеческий. Чтобы подчеркнуть посвящение и служение Афона Богородице, здесь тысячу лет присутствует только Она одна из всех женщин, и присутствует как Глава этой монашеской страны. Почему духовная безопасность? Кто хоть немного слышал о правилах аскетики, а уж если даже хоть чуть-чуть пытался следовать этим правилам, поймет, почему монашествующие стремятся ограничить общение с противоположным полом до минимума - это касается как мужских монастырей, так и женских. Есть ведь и женские обители, куда мужчинам вход заказан строго-настрого: хоть головой бейся о монастырские ворота - не мешай монашествующим. Физиология? Скорее борьба с последствиями грехопадения и их влиянием на эту самую физиологию. Так что возмущаться тут нечего.

Вологодский ЛАД

Путешествие на Афон И гордиться тем, что «вот, меня, мужика, сюда пустили, а ты, женщина, на берегу обожди», могут, мне кажется, только очень недалекие люди. Гордиться-то мужикам особо нечем. Тем, что Афон - удел Девы Марии на земле, иногда могут воспользоваться некоторые странные и нагловатые паломники (русские монахи их в шутку называют «половниками»). Как уже говорилось, необходимо заранее предупредить определенный монастырь или другую обитель о вашем возможном визите сюда. Не все это делают. Некоторые приходят под вечер, перед закрытием ворот, и всё - вот он я, встречайте, кормите, спать укладывайте. На вежливое недоумение монахов от некоторых «половников» из России слышится ответ: «Мы не к вам пришли, а к Богородице - нечего тут разглагольствовать, не вы тут хозяева!» - «Так-то оно так, - говорят остроумные монахи, - но давайте предположим, что мы к вам вечером в Москву приедем, будем стучать-звониться в вашу дверь, да еще еды и ночлега требовать. И скажем вам, испуганным: не вы тут хозяин, а Господь Бог, так что посторонитесь, пожалуйста. Понравится вам такое обращение? Но, впрочем, проходите, только помните, пожалуйста, об элементарных правилах приличия». На некоторых это тактичное внушение действует, о вразумлении других молятся сердобольные иноки. Они, впрочем, за всех молятся, и это очень чувствуется.

«ОДНИ СВЯТЫЕ ЖИВУТ» Если человек считает себя умным и называет себя таковым, то, согласитесь, есть повод призадуматься над справедливостью его воззрений. И наоборот, согласно народной пословице, «если дурак знает, что он дурак, то он уже не дурак». Со святостью, быть может, схожая ситуация. Вы встречали в своей жизни святых? Мне кажется, я встречал - только ни один из встреченных мною людей, о которых я вспоминаю с благоговением, благодарностью и стыдом за себя, никогда,

№3/2011

ни разу, ни словом, ни намеком, ни даже мыслью не говорил о том, что он/она-де святой/святая. Наоборот: самое искреннее осуждение себя, самое жесткое, а то и жестокое внимание к собственным духовным качествам совмещаются у таких людей с добрым отношением к ближнему. Причем «ближний» для них - это любой человек, как мне кажется. Считать себя «святым»?! Да такой человек в ужасе отшатнется от малейшего намека на какую-либо святость! Потому что знает себя. Или стремится узнать. А знакомство с собой, если оно, конечно, честное, не оставляет камня на камне от воздушных замков и крепостей достоинств, которые так часто смотрят на нас из зеркала. Так что - нет, святых на Святой Горе я не встречал. И зеркал там нет - очень кстати. Иноки разных обителей, с которыми мне довелось поговорить, как-то о святости и не говорили особо. Молились - это да. Трудились вовсю, несмотря на испепеляющую жару. Корзины плели, за огородами следили, плотничали, столярничали, еду готовили, рыбу ловили, иконы писали, свечи делали, ладан варили - какие тут разговоры... Что же касается паломников, приезжающих на Афон, то люд здесь собирается самый разный, самый пестрый, со всех стран и континентов. Несколько смутило поведение двух собратьев из России, когда те, увидев священника-негра, благоговейно озирающегося по сторонам, видимо, впервые вступившего на святогорскую землю, настойчиво просили его сфотографироваться с ними, мол, «на память». Тот добродушно позволил, но со стороны эта «фотосессия» смотрелась несколько удручающе: чай, не в цирк приехали, братья россияне. Не надо бы радостное удивление от встречи с африканским православным превращать в глупую экзотику. Но к русским на Афоне уважение почтительно-восторженное какое-то. Ходят слухи (распространяемые, понятное дело, «половниками»), что русских здесь не любят и относятся к ним с предубеждением, но какого-либо подтверждения 27

И НЫНЕ, И ПРИСНО этим слухам я здесь не встретил. Скорее наоборот: «О! Русские! Эти вообще какие-то подвижники, даже гости! - говорили мне монахи-греки. - На комфорт им наплевать, могут жить в самых кошмарных, по мнению европейцев, условиях, да еще и счастливы! Вон, только что папа с сыном на гору пошли - два километра по скалам да по жаре - помолиться хотят у храма Преображения, к вечеру собирались вернуться! Не-ет, такой силе духа нам, грешным, можно только поза- На праздники в афонские обители столько народу приезжает, что и такую вот сковородищу на огонь видовать!» (Обратите внима- несколько раз ставят, иначе на всех не наваришь ние: иноки стремятся хвалить других, подчеркнуть их достоинства, ни в коем случае не говоря о себе). сяца трудится плотником. Настоящий Есть и такие гости, которые с радотакой сибиряк, основательный, прилежный. Есть и такие, которым, наверное, стью предлагают свою помощь какойстоило бы обождать с посещением Свянибудь обители. Просто остаются там и той Горы. По большей части это юношитрудятся. Встретил одного парня аж из Сибири, который на Афоне уже три месеминаристы в подрясниках, с пробивающейся бородкой и ключом бьющими амбициями. А если борода не по годам окладистая, то - всё, пиши пропало: они сами себя называют «истинно православными»... Ой-ой-ой, не лучшая, мне кажется, попытка представить Святую Русь: входить без спроса в келлию для гостей, открывая дверь ногой, громко рассуждая о «жидомасонском заговоре», «искушениях», «послушаниях», «благословениях» и «уклонении в ересь профессора Осипова». Вот тут уже ужас берет от таких «истинно православных» мальчиков. Впрочем, стоит надеяться, что пребывание на Афоне окажет благотворное воздействие на их поведение и язык, сердца и головы - всё же Богородица здесь главная... А были и вразумительные для меня встречи, и очень полезные. Карея, административная столица Афона. Не городок даже, а сельцо. Сюда съезжаются и за покупками - в магазин, где (как и везде в Греции) «всё есть»: продукты, одежда, предметы санитарной гигиены, свечи, иконы, облачения и (внимание!) - алкоголь, табак. Паломники ведь приезжаПо Афону перемещаются вот на таких мулах 28

Вологодский ЛАД

Путешествие на Афон ют сюда из внешнего, так сказать, мира, и далеко не каждый имеет достаточно сил, чтобы отказаться от того же табака (по себе знаю). С алкоголем у нас, русских, вообще с греками непонимание. Мы - или «да» по полной, или «нет» категорически: «золотой середины» нет у нас. Греки, южный народ, испокон веку занимающийся виноделием, вообще нас не понимают: «Этих русских не разберешь - то в очереди за вином, то в храме на коленях! По-умному-то пить никак нельзя, что ли?» Нам, северянам, видимо, вообще нельзя - не та конструкция. Так вот, сижу в состоянии «категорически нет» на скамеечке в Карее вечерком, пью «Боржоми», вижу - идет по дороге священник. Шатается. «Ага, - пронеслось в голове, - видно, что русский или украинец (лучше, конечно, чтобы украинец!). Ишь, как отдохнул батюшка! Да-а, нехорошо-о». Осудил человека, короче. На следующее утро мы оказались с этим священником в одном автобусе, который ехал в Великую Лавру. Священник в голос плакал, каялся, говорил своему соседу-спутнику: «Не смог я, грешнейший, удержаться от вина, а ведь как хотел!» Тот его утешает: «Все мы не без греха, брат, Бог милостив, ты же каешься». Я, такой весь из себя праведный и трезвый, стыдливо молчу, глядя в окно, стараясь не прислушиваться к их диалогу. Приехали, выходим из автобуса. Вытаскиваю рюкзак, довольно тяжело нагруженный - подбегает тот самый батюшка, помогает надеть его на плечи, смущенно достает из кармана иконку афонских святых, протягивает ее мне и тихо говорит: «Не осуждайте меня, пожалуйста, я очень грешный». Иконку эту я храню у сердца, как и память об этом священнике, чье имя, увы, я (такой весь из себя праведный) не знаю. А вот имя другого батюшки - Валерий - я запомнил хорошо. Молодой русский священник из уральского села третий раз уже приезжает на Святую Гору. Тихий, восхищенный, радостный. «Как я благодарен тем, кто помог мне снова попасть сюда! Какие это прекрасные люди! Конечно же, я молюсь о них всегда». Раз-

№3/2011

говорились. На своем сельском приходе отец Валерий - уже шестой священник. «Трудно, очень трудно на селе служить. Такое уныние иногда на тебя обрушится - ужас просто, руки опускаются. Деревня русская пьет, сам поначалу поддался - потом, слава Богу, выкарабкался. Храм восстановили - разрушен был в советские годы, а народу ходит мало, хотя всем селом требовали, уверяли, что храм не оставят. Надеюсь, со временем придут... А Вы из Вологды? О-о, там у вас святая земля, Северная Фиваида! Нил Сорский! Павел Обнорский! Игнатий Брянчанинов! О-о! А Вы заметили, наверное, что если в селе каком-нибудь храм не рушили, не издевались над ним, то у людей, которые в этом селе живут, характер, менталитет совсем другой - не такой, как там, где церкви оскверняли и рушили? Да? Там какой-то у них настоящий, русский характер, правда? Но, я думаю, Бог даст, и мы справимся с общей нашей бедой - нельзя нам унывать. Богородица не оставит, это-то я уж знаю по опыту. Нельзя унывать. Молитесь обо мне, грешном Валерии...» Я заметил, что мои собеседники, говоря о том, что они грешные, делают это не играя, искренне. Просто констатируют, не претендуя ни на какой авторитет, власть или влияние. И, честно говоря, именно эта искренняя констатация, просьбы о молитве и заставляют уважать наше духовное сословие. Слепого сына привез на Святую Гору его отец. Какие были у них лица! На службе в Свято-Андреевском скиту они стояли и просто светились! Сын радостно улыбался, отец, поддерживая его время от времени, являл собой образец достоинства, любви и смиренного несения своего креста. После Литургии к ним подошел игумен, они долго о чем-то говорили. А в конце разговора игумен поклонился им, и лицо его тоже было светлым. Вот где чудо-то, в способности страданиями освещать (и освящать тоже) других людей. Еще считают, что на Афоне что ни монах, то как минимум старец, да к тому же еще и прозорливый. Некоторые паломники (мне показалось, что по большей части 29

И НЫНЕ, И ПРИСНО

Врата в монастырь святого Павла

это греки) вовсю это мнение поддерживают. Не читали святителя Игнатия (Брянчанинова), наверное. Столкнулся с греками, которые исследовали Святую Гору в поисках Прозорливого Старца, Который Решит Все Ваши Проблемы Практически Без Особых Усилий С Вашей Стороны (по крайней мере, так я понял цель их пребывания). Увидели меня, взяли под руки: «Всё, пошли к старцу, он в келье неподалеку живет в затворе». - «Так, если, - говорю, - в затворе, может, и мешать ему не стоит?» - «Не-не, пошли давай». Поддался. Повели. И не зря повели вообще-то, хороший был разговор. Приходим к келье, закрытые ворота, колокол. Греки звонят. Десять минут звонили. Дверь открылась, выходит старенький инок: «Чего пришли?» - «Ой, отче, ой, благословите, ой, побеседовать бы» - «Так. Бог вас всех благословит, братья, и я о вас молиться буду. Всего хорошего. А это кто?» - «А это наш русский брат, с нами вот пришел» - «И чего?» - «А не знаем, чего» («Спасибо, - думаю, - братья-греки, вот удружили, вот 30

подсудобили!»). Обращается инок ко мне: «Ты православный?» - «Да». - «Ну так и за тебя тоже помолюсь, а ты обо мне, ладно?» - «Ладно». - «Всего хорошего, дорогие братья». Дверь закрылась. Греки потоптались еще немного у ворот и пошли восвояси. Искать, наверное, другого старца. А мне этот очень даже понравился: действительно - зачем свои трудности (часто бытовые) и свою собственную ответственность перекладывать на чужие плечи? Нет, конечно, «много может молитва праведного», это понятно, но - молитва «поспешествуема» (соборное послание апостола Иакова, глава 5, стих 16). То есть сам-то участвуй в собственном спасении, уважаемый. Как объясняет этот стих преподобный Максим Исповедник, «когда кто, прося молитвы у праведного, сам творит дела молитвы, обещая исправить и действительно исправляя прежнюю жизнь, и таким добрым своим обращением делая молитву праведного сильною и многомогущею». Такие вот дела. Не зря сходил, короче. Все на Афоне святые и до ужаса православные? - Нет, совсем нет. По дороге в монастырь Кутлумуши встретился мне китаец. По-английски говорит довольно бойко, но со страшным акцентом. Слово за слово, разговорились. «Ты что, правда православный, что ли?» - спрашивает. - «Ну да», - отвечаю. - «Обалдеть! А я, вишь, атеист. И есть хочу». - «Ага. А идешь куда?» - «Да, в монастырь, к старцу, чтобы совет получить духовный». - «Минутку! Ты ж атеист - какой смысл-то?» - «Атеист-то атеист, но я, вишь, с мировым злом борюсь. А как бороться? Тут совет нужен святого человека. И есть охота». То, что парень голодный, это я понял. Но из-за его акцента не разобрал, с чем же бедняга борется: с мировым злом или с мировыми орлами («world’s evil» в его произношении звучало как «world’s eagles»). Ну, думаю, что еще за борец с орлами взялся - может, это стиль борьбы такой интересный китайский? Дал я ему орешков, пусть поклюет, проводил к более открытым к общению паломникам - пусть сами разбираются. Встретил их потом:

Вологодский ЛАД

Путешествие на Афон как, говорю, паренек-то мой китайский? - «А, добрейшей души человек, - отвечают. - Сердце доброе, с мировым злом борется (уфф! Пронесло: хоть не с орлами!), но в голове такой сквозняк! Ничего, нормально поговорили». Разные здесь люди, самые разные. Большинство приходят сюда с болью, стремясь избавиться от нее. Кто-то приходит и с благодарностью. Есть и праздные туристы-верхогляды. Но большинство всё-таки, мне кажется, с болью. А как иначе? Афон - это ведь не волшебная страна, существующая в восторженном (и воспаленном) воображении ищущих «чего-нибудь эдакого» экзальтированных людей. Нет, не волшебная страна с небом в алмазах и домами из изумрудов, где всё хорошо и замечательно. Святая Гора - это, на мой взгляд, подтверждение слов Христа, что «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают (получают) его» (Евангелие от Матфея, глава 11, стих 12). Это место усиленной, самоотверженной духовной и физической работы по восхищению заветной цели. Просто так, просто потому, что ты находишься на Афоне, ничего не получится, ничего не будет. И не станет человек святым, если «просто» находится здесь - в гостях или живет постоянно. Афон, как, впрочем, и всю Церковь, можно, мне кажется, сравнить с больницей. В больницу приходят с болью - для того, чтобы лечиться. Не лечишься - обязательно калечишься. То же и с Церковью. И нечего смущаться тем, что здесь, видите ли, грешники есть. Какая же больница без больных? Без больных, желающих и стремящихся исцелиться? Это, наверное, один из признаков нашей, земной, воинствующей, как ее еще называют, Церкви: да, люди грешны, но они ненавидят свои грехи, ничуть не меньше, чем больной ненавидит свою болезнь, и не менее горячо желают от них избавиться. Да, Церковь - лечебница. В этой лечебнице есть замечательные, профессиональные врачи - святые, есть (позволю себе некоторую вольность) Главный Врач, который

№3/2011

лечит все болезни решительно и бесповоротно. Наше дело, дело пациентов - не отталкивать руку этого Врача, а следовать Его советам. И уж совсем было бы глупым, если больные из одной палаты начнут смеяться над пациентами из другой - хромые над слепыми, гипертоники над однорукими. Ну, нельзя осуждать друг друга, просто нельзя. Иногда это случается, правда. И получается по пословице: два дурака сходилися, друг на друга дивилися - эка-де невидаль. Так что было мне над чем поразмыслить во время походов по монастырям Святой Горы.

МОНАШЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА А ходить, путешествовать было куда. Монастырей здесь великое множество. И не только монастырей, но и других обителей. Впрочем, обо всем по порядку. Согласно своему Уставу, Святая Гора состоит из 20 Священных Царских Патриарших ставропигиальных монастырей, располагающихся по издревле установившемуся обычаю в следующем иерархическом порядке: 1) Великая Лавра - во имя прп. Афанасия Афонского, 2) Ватопед - в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, 3) Иверский монастырь - в честь Успения Богородицы, 4) Хиландар - в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы, 5) Дионисиат - в честь Рождества св. Иоанна Предтечи, 6) Кутлумуш - в честь Преображения Господня, 7) Пантократор - в честь Преображения Господня, 8) Ксиропотам - во имя Сорока мучеников Севастийских, 9) Зограф - во имя вмч. Георгия Победоносца, 10) Дохиар - во имя св. Архангелов, 11) Каракал - во имя апостолов Петра и Павла, 12) монастырь Филофея - в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, 13) Симонопетра - в честь Рождества Христова, 14) монастырь св. Павла - в честь Сретения Господня, 15) Ставроникита - во имя св. Николая Чудотворца, 16) монастырь преподобного Ксенофонта - во имя вмч. Георгия Победоносца, 17) Григориат - во 31

И НЫНЕ, И ПРИСНО имя Святителя Николая Чудотворца, 18) Эсфигмен - в честь Вознесения Христова, 19) Свято-Пантелеимонов монастырь, 20) Кастамонит - во имя св. первомч. Стефана. Только эти 20 монастырей имеют права собственности на Афоне. Все прочие зависимые монашеские учреждения - скиты, келлии, каливы, исихастирии, кафизмы - с их территориями и пристройками являются неотчуждаемой собственностью какой-либо из этих обителей. Ни одно из священных жилищ на Афоне не может отклониться от главного своего предназначения и преобразоваться в мирское. Название каждого монастыря имеет свою историю, и, думаю, рассказ о каждом из них займет очень много места. Пока же ограничусь тем, что напомню: помимо самих монастырей на Афоне есть скиты, келлии, каливы, исихастирии, кафизмы. Скиты представляют собой небольшие поселки, состоящие из хижин-калив, каждая из которых имеет 1-2 комнаты, храм и хозяйственные пристройки. В центре находится соборный храм (кириакон). Каждый скит управляется дикеем (скитоначальником), советниками и собором старцев. Скитские монахи занимаются сельским хозяйством, различными ремеслами и рукоделиями. Келлии представляют собой отдельные монашеские жилища, обычно это двух- или трехэтажное здание с пристроенным к нему храмом. Келлиоты живут своим трудом, возделывая виноградники, масличные сады и огороды на приписанных к келлиям земельных участках. Каливы («хижины») являются жилыми постройками небольших размеров и в отличие от келлий не имеют земельных участков. Каливиты занимаются рукоделием или выполняют за определенную плату работы для других обителей. Кафизмы («седалища») - небольшие жилища, расположенные близ монастырей и находящиеся на их содержании. Обычно здесь уединяются подвижники, достигшие высот созерцательной жизни. Исихастирии («места безмолвия») и аскитирии («места подвижничества») на32

ходятся в пустынных и труднодоступных местностях, где в уединении или с одним братом-сподвижником подвизаются отшельники. Как вы понимаете, само устройство жизни Афона формирует особую атмосферу, особый настрой. Это в городе в каком-нибудь наш маршрут в течение нескольких дней может быть примерно таким: дом - работа - банк - магазин - музей - театр - администрация. А тут, когда передвигаешься по горам из монастыря в скит, проходя мимо келий, калив и т.д., поверьте, не только мозг настраивается на совершенно иной лад, но, к счастью, и сердце. Здесь всё - иное (кстати, само слово инок - от слова «иной»), какое-то всё настоящее. Потому, наверное, что говорит вам о самом главном. Ну, не банк же с магазином, действительно, должны руководить нашей жизнью, да и не задача это музея или театра, не дело какой-нибудь высокой (или не очень) администрации... Вертикаль власти здесь ведет прямо на Небо... И уже без насмешливой улыбки вспоминаешь слова: «не от мира сего». Но то, что ты не совсем на небесах, начинаешь понимать, когда сталкиваешься с обычной человеческой усталостью. Типичная ошибка жителя лесного (пока еще) Русского Севера в горах: «Это вон тот монастырь на той-то горе, что ли? Да она рядом совсем! Долечу за полчаса!» Ну-ну. Когда через два часа удручающе утомительного подъема оказывается, что не прокарабкался и трети пути, начинаешь, потея, думать, что, быть может, слово «долечу» не совсем отражает действительное положение дел. Дойду? Еще через час понимаешь, что и «дойду» звучит грустновато. Разве что доползу. И на чём свет стоит клянешь себя за самонадеянность «там, внизу, у пристани», когда отказался от возможности положить свой гадский тяжеленный рюкзак на милостиво предложенного каким-то послушником мула, пусть и за небольшую плату. Остатки интеллекта напоминают: а ведь и сам мог бы на мула-то взгромоздиться, правда? Ему-то, мулу афонскому, как-то всё здесь попривыч-

Вологодский ЛАД

Путешествие на Афон ней. Остатки юмора отвечают: Муля, не нервируй меня. И когда этот несчастный нервический Муля доползает в конце концов до ворот горного монастыря или скита, усталость исчезает мгновенно - в первую очередь из-за потрясающего гостеприимства сердобольных монахов. И приветливость, и добрые улыбки, и традиционные «добропожаловательные» напитки с лукумом - все эти маленькие земные радости возвращают вам и добрый настрой, и силы. После приветствий вам обязательно скажут про расписание, и вы убедитесь, что оно здесь тоже особое. Жизнь на Афоне начинается ночью. Естественно, с богослужения. Мы привыкли к слову «всенощная» - служба, которую мы служим где-то так от 16.00 до максимум 19.00 (Великий Пост не в счет). Тут слова имеют смысл: «всенощная»? -

значит, всю ночь, так и задумано. Вот и поднимайся в три ночи, иди в церковь (это если полунощницу проспал). А потом еще утреня (понятное дело, что служится пораньше) и литургия - это уже ближе к семи утра. Ясное дело, служба идет погречески, точнее, на греческом церковном языке, то есть людям, привыкшим к службе на церковнославянском, даже не знакомым с греческим языком, это не в диковинку. На монастырских службах не устаешь, там постоянно что-то меняется, двигается. Кроме того, на службах можно сидеть, так что устаешь не очень сильно. Интересны и древние обычаи богослужения, сохранившиеся на Афоне. На всенощной, например, берут и раскручивают во всю мощь паникадило с горящими свечами - как раз во время чтения 103-го псалма о сотворении Богом мира, знаменуя красоту Вселенной: галактики, сол-

Росписи афонских храмов производят особое впечатление. И не только тем, что они древние и прекрасные - они помогают молиться

№3/2011

И НЫНЕ, И ПРИСНО нечные системы и заботу Бога о нашем мире, любовь к нему. «Вся премудростию сотворил еси... Дивна дела Твоя, Господи!» Вещь! Крутится паникадило, знаменует тайны вселенной, огни мелькают, читается текст о том, что «дивна дела Твоя, Господи».

БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ! ЭВХАРИСТО! К священникам в Греции обращаются просто - «папа». Когда «папа», да еще когда он улыбнется, - лучше понимаешь назначение священства... «Покаяние» по-гречески звучит жизнерадостно: «метанойа», то есть полная, основательная перемена своей печальной жизни, ее образа, умонастроения - короче, коренная перемена. Жил человек-гад - а вдруг стал человек настоящий. И помирать не к спеху - переменись просто. Бывает, бывает, сам встречал, особенно в святцах. Знаете, откуда произошли наши «куролесить» и «катавасия»? Есть в богослужении моменты, когда чтец читает 40 раз молитву «Господи, помилуй». Чтецы у нас (и у греков тоже) бывают разные. Иногда просто забываются и, как с возмущением говорят некоторые прихожане, «начинают долдонить что-то непонятное», то есть не обращают должного внимания на молитву. Вот и получается, что вместо «Господи, помилуй» мы иногда в наших храмах можем услышать какой-то повторяющийся «спам-спам-спам». А по-гречески «Господи, помилуй» звучит как «Кирие, элейсон», и если чтец недостаточно внимателен, то он начинает «куролесить», что, согласитесь, прискорбно. Что же касается катавасии, то всё тоже просто и не менее прискорбно. Катавасия - от «ката вэно», то есть «схожу», «иду вниз». Обычно на богослужении поют два хора, которыми руководит один человек. Поют попеременно, соответственно человек постоянно ходит от одного хора к другому. А потом еще два хора соединяются на середине церкви в один большой и поют вместе. Если теряется упорядоченная динамич34

Андреевский скит

ность (впрочем, в афонских монастырях я этого не встречал - там всё было очень чинно и торжественно), то и получается то, что мы называем «катавасией». «Спасибо» по-гречески «эвхаристо». Гораздо лучше начинаешь понимать смысл таинства Причастия, когда помнишь, что его название восходит к благодарению, Евхаристии. И чувствуешь, видишь: Небо здесь действительно ближе. Когда можешь сказать Богу: «Благодарю Тебя. Эвхаристо». Хотелось бы держать в уме (и сердце) эти слова не только тогда, когда находишься в Греции, конечно.

О ПАЛОМНИЧЕСТВЕ Между прочим, само это слово - от слова «пальма», в память о тех самых пальмовых ветвях, которыми встречали Христа при Его входе в Иерусалим перед Его крестными страданиями. То есть всё серьезно. Нет, паломничество - это не вылет бабочки «за святыньками», не восторженное щебетание о том, что «здесь благодатнее, чем там», не суетливое пополнение набора «маслиц», «веточек», «свечечек», «водичек», «земелек» из церков-

Вологодский ЛАД

Путешествие на Афон ных лавок. Неужели, если составить список «святых мест» (в каждом приходе этот список разный) и объехать их, привезя с собой набор вожделенных «святынек», станешь настоящим христианином?! Думаю, каждый из нас может рассказать о тех людях, которые ни разу не принимали участие в каком-либо паломничестве, но образом (быть может, и святостью?) своей жизни заставляли - нет, не заставляли - призывали к паломничеству в их убогую квартиру, палату в больнице или еще куда. Три человека, три христианина, жившие в доме престарелых: монахиня Тавифа, старушка Лидия, крестная моей дочери Серафимы, старичок Порфирий - абсолютно никуда не выезжали. Не могли. Но представить себе христианство без них, без их примера самоотверженной, подчас кровавой борьбы со своими собственными страстями, я не могу. А на Афоне они не были. И Сергий Радонежский не был на Афоне. И Серафим Саровский. И Игнатий Брянчанинов тоже. Нил Сорский был, да. Но - вернулся на Русь, в вологодские пределы, с тем, чтобы помочь основанию нашей Северной Фиваиды. Надо сказать, не зря вернулся, спасибо преподобному. Одна дама из паломнической службы какого-то вологодского храма недавно прямо заявила смущающемуся молодому человеку: «А вам какое дело?! Поедете - и всё тут! Ишь, маршрут ему еще подавай! На то и паломничество, чтобы не отвлекаться! Молись!» Правда, сразу тянет в паломничество? А если еще в автобусе найдется какой-нибудь экзальтированный «лидер» (чаще «лидерша»), который не дает сосредоточиться на молитве, истошно-комсомольским голосом заводя выученный им/ею тропарь, да еще и заставляя ей/ему подпевать? «А ну-ка, все вместе! И-и-и: «правило веры и образ кро-о-о-о-тости-и!..» Надо заметить, что на образец-то кротости сама эта персона не слишком тянет. Но орет громко, со значением. И вы сможете назвать это паломничеством? Мне это сделать трудно... ...На Афоне начинаешь понимать смысл паломничества. Здесь понимаешь,

№3/2011

что «пальма» твоя - это не «пальма первенства», а пальма радости от встречи с Христом. Первенство - это когда бежишь, отталкивая других. Радость - когда помогаешь другим. На Святой Горе тебе очень многие помогают, и люди эти светятся радостью. Да, они грешные, и не скрывают этого. Но это не значит, что их печаль о собственных грехах затмевает и их искреннюю радость от встречи с Христом, Который эти грехи побеждает, лечит. Будешь ли осуждать людей за их грехи и их радость? Ой, а стоит ли?

ПЕРВОКЛАШКА «Ты что, пэрвый раз был на Святой Горе, да, дарагой? - спросил грузин, матрос с парома «Святая Анна», на обратном пути из Дафни в Уранополис. - Ну, тагда я тэбе скажу, дарагой, что ты еще адын, каторый нэ паслэдный раз сюда приехал. «Пэрвоклассник» ты здэсь. Тут харашо, да? Я сам здэсь дэсять лэт уже. Приезжай еще!» Салоники - Скопье - Ниш - Белград - Рига - Хельсинки - Питер - Вологда. Мир кипит, суетится, ругается, радуется, торгует. Казалось бы, из головы и души напрочь могут выхлестнуться все добрые воспоминания, впечатления, полученные на тихом и радостном Афоне. Но только - казалось бы. Потому что это не просто воспоминания и впечатления. Это, наверное, убежденность в том, что жить можно (и нужно) по-другому. Понастоящему. Хоть где, не только на Афоне, впрочем. Можно и в Вологде. Главное - не осуждать никого. Такой вот первый урок я получил от «греческого слона». «Слон» этот, правда, такой большой и добрый, что стоит изучить его поподробнее - он многому еще может научить. А «благочестивые сказки» про Афон сами собой исчезнут, действительность гораздо добрее и чудеснее, несмотря ни на что. Так что к словам матроса-грузина я отношусь с большой надеждой и благодарностью. Эвхаристо. Петр ДАВЫДОВ Фото автора 35

ПРОЗА

Два рассказа ЧЕТЫРЕ КОЗЫРЯ

Станислав МИШНЕВ

Станислав Михайлович Мишнев родился 24 июня 1948 года в деревне Ярыгино Тарногского района Вологодской области. Окончил Шебеньгскую восьмилетнюю школу, учился в Великоустюгском сельхозтехникуме и Вологодском молочном институте. Служил в армии. Женат, имеет двоих детей. С 1969 года работает на родной земле. Начинал трудовую деятельность трактористом, работал механиком, инженером, экономистом, бригадиром, парторгом. Станислав Мишнев и сейчас живет на родине - в деревне Старый Двор Тарногского района. Станислав Мишнев - член Союза писателей России, автор книг «Последний мужик», «Пятая липа», «Из разного теста», «Вот так и живём». Его проза публиковалась в коллективном сборнике «Под Большой Медведицей», различных литературных журналах. «Вологодский ЛАД» публиковал рассказы тарногского писателя в 2006 (№ 1), 2007 (№ 1) и 2010 (№1) годах.

Встаёт день. Как нехотя поднимается над деревней солнце, дымится и просыпается земля. Я и понурый папаша Трудоднёв Антон Иванович сидим в этот ранний час на скамейке, привалившись спинами к бревнам трудоднёвской избы, созерцаем родную сторонушку. Наша деревня стоит на взгорке, под деревней речка, противоположный берег тонет в зыбившемся солнечном свете. Штаны на мне прилипли к телу, в резиновых сапогах сыро. Шёл я с рыбалки, смотрю, папаша Трудоднёв уже на ногах, сидит на привычном месте, курит. Приворотил, поставил ведерко с двумя икряными щурятами, сел рядом. До полуночи подушку мял-уминал, никак заснуть не мог, потому решил сходить на реку. Минул Ильин день, над седым от росы полем плывёт белый раздерганный туман. Последнюю неделю днём жарко печет солнце, вроде сгинувшие злые слепни вновь народились; у всех справных колхозников сена выставлены, а что касается колхозных сенокосов... в колхозе до морозов траву косить - не выкосить, сена ставить - не выставить, давно уж так повелось... «а леший с ним, с колхозом-то!» Три дня назад мы с папашей Трудоднёвым забастовали, загнали своих железных коней в утильный ряд около ремонтной мастерской. Сдали, как положено, механику инструмент, коий оказался в наличности, пустые мятые коробки из-под медикаментов, именуемые «аптечками», обрывки тросов. Наш механик, раздражительный товарищ, стал рвать и метать, грозить нам вслед: «Трёх дней не выслужить! Каких-то сто гектаров вспахать во второй бригаде!.. Покаетесь! Будете трактора обратно просить, да черта лысого получите!» От ельцинских реформ

Вологодский ЛАД

Станислав МИШНЕВ рот поперёк. То, что жить стали впроголодь, кругом талоны, талоны, очереди, окаянная Америка как тыном обносит державу нашу ракетами - понятно, стерпим, и не такое лихо видали. Как прежде говорили: «Не поносишь лачёного - не видать злачёного». Мы согласны на голод, холод, проклюнувшимся внутренним врагам свернём головы, лишь бы скорее настали хорошие времена. Откуда нечистая сила взялась на нашу погибель? Колхозное собрание идёт - с трибуны заслуженные ветераны одну нечисть поминают, из зала всякие уклонисты и пьяницы кричат про колхозных дармоедов и кровососов, анархию приплетают, а анархия вроде от нечисти зародилась?.. Срамословить механику мы не стали. Папаша Трудоднёв не обернулся, я, как ведомый за ведущим, последовал его примеру. И шли мы, безлошадные отныне, до этой самой скамейки возле трудоднёвской избы, сели, папаша Трудоднёв закурил, сплюнул, повёл взглядом куда-то выше осины - матерая осина растёт возле дома папаши Трудоднёва, я же, как некурящий, сорвал сухую травинку и стал её жевать. Сидит папаша Трудоднёв понуро, болезненно чувствуя свое положение. - Втравил я тя, - говорит. Я молчу. Не любит папаша Трудоднёв, когда собеседник будто с цепи срывается. По ему - ты обкатай словцо-то! Лет папаше Трудоднёву пятьдесят, он высокий и худой, костью широкий. Глаза зоркие, ястребиные, нос большой, видный. Руки большие, с плохо гнущимися пальцами, похожи на корни вывороченного бурей дерева. Кончил в своё время сельхозтехникум, но ни дня не работал механиком. Я после армии хотел было поступать на заочное отделение сельхозинститута, так папаша Трудоднёв отговорил. - Зря. На тракторе ты - человек, а в начальстве - видимость. Странное дело, но я не обиделся. Не скрою, было дело, хотелось доказать и ему, и всем, а главное - самому себе, что я не обсевок в поле, покипел и остыл.

№3/2011

Мнение старого беспартийного тракториста для меня много значило. Я поверил папаше Трудоднёву, поскольку своего папаши не помню. Помер мой отец, когда я под стол пешком ходил. Пусть я прожил не столько лет, сколько папаша Трудоднёв, но колхозные порядки познал. Того же механика мало кто считает настоящим мужиком. Будь он сноровистее Левши, хоть сутками торчи в мастерской, обивай пороги «Сельхозтехники», раз не глотает пыль летом и не дует «в когти» зимой, значит, он колхозный дармоед, и точка. - Не казни себя, - отвечаю. - Не нахрапом, ух да рюх, на притужальник берут. С прицелом. - К слову пришлось, Иваныч, знаешь, что такое притужня? - спрашиваю. - Ну, это... не сообразишь сразу-то... - А жердь, которой солому на крыше прижимали. - Солому прижимали... вот и прижали. Который теленок чуть живой - бери, доярка, это твоя зарплата, слесарю - навоз... А нам что? Гектары мягкой пахоты?.. Горлодёр наш механик. Мы с тобой триста гектаров вспахали, забороновали, сей озимую рожь, а он... мешок не побывал на его спине! - Спина целее, - говорю. - Целее, - соглашается папаша Трудоднёв. Выполз из конуры глухой старый пёс по кличке Кузя. Удивительной масти собака, какая-то рябо-дымчатая, и глаза у неё разноцветные. Кузя меня обнюхал, стал приноравливаться описать мой сапог, пришлось оттолкнуть. Пёс лёг на живот напротив хозяина, зевнул и опустил голову на лапы. Я бреду домой со щурятами. Гадаю: мать печь затопила или нет? Третьего дня прихожу домой, а мать межи окашивает. Загляделся: звонко и быстро шаркая, наточила косу, засунула точильный брусок в лыковую брусницу и пошла добивать прокос. Как узнала, что мы с папашей Трудоднёвым трактора «приткнули», уставила на меня загорелое лицо. Один я у матери. Есть ещё две сестры, да 37

ПРОЗА живут сестры своими семьями по дальним городам. - Не тужи, проживём, - весело говорит. Ей было легко. В синем и знойном небе ничего не колеблется. Кругом запахи, звуки, наполняющие насущный чувствительный мир. Должно быть, матери было приятно, что она ещё проворна в работе; в такой день деревня полна бурной радостной жизни, ожидания; дни стояли теплы и тихи, у кого в такую пору не тоскует сердце по давнишнему молодому сну?.. - А надоело, - говорю. - Да ну их к черту, - прижимается ко мне мать. - Дай им волю - хомут наденут и супонь затянут. Мне понятно, о ком говорит моя заботливая мама. День за днём радио и телевидение перетирают объявленную товарищем Горбачёвым перестройку. Оказывается, мы крепко лопухнулись с этой перестройкой, разучились работать, выявилось много иждивенцев, много пьющих. Умные люди давно перестройку окрестили Процессом; по слухам, этот непонятный Процесс сильно походит на тот паровоз, который привёз Ленина из Германии в запломбированном вагоне. Вчера Процесс поднимал пары, сегодня разгоняется, завтра махнёт во все прорубленные окна Европы... неудержимо поднялся в деревне бурный поток распадения колхозной общины, воровства, некоторые семьи снимались с насиженных мест и уезжали в города, наивно веря в молочные реки и кисельные берега. Сгинули счастливые годы брежневского правления, а вместе с идеей зажить «как белые люди» высвободилось в умах колхозников много пространства для разрешения вопроса «как унять деревенскую тесноту?» Мать рассказывала, что после войны чуть окрепла деревня, и стал всех волновать самый острый вопрос - земельный. Деревне не хватало сенокосов - Брежнев дал «добро» на использование дальних покосов, лесных «очистей», народом завладела захватническая горячка. Каждое лето одни семьи «ели» другие, а проще - из-за земли 38

бранились, наскакивали, за горло брали друг друга вчерашние родственники. Всё подходит к своим берегам: перебелила память заброшенные колхозные урочища, оказалось, что ещё при царе были разработаны именные лывы, и чужакам «загребущим» не топтать чужие покосы! Доходило до драк. Последний год народ по поводу «своей земли» не спорит. А чего друг дружке на горло наступать, коль все разом оказались нищими. Молоко государству не надо, мясо не надо, труд стал ни во что, сила, умение человеческих рук обесценились. Долог день до вечера, когда делать нечего. Мать ушла на помощь тете Вере. Тетя Вера никакая мне не тётя, просто добрых людей надо величать по-доброму. Походил по двору, позагорал, сидя у бани на суковатой чурке. Под нашим домом река делает петельку, в этой петельке мы с матерью ставили зарод сена в пять промёжков. Стоят стожары как я поставил, вершинками в кольцо. Хорошо виден весь противоположный скат. Лет пять назад противоположный берег весь выкашивался, из-за травы спорили, участки делили по коровам, в этот год сено никому не нужно. Точно невидимая рука гладит перестоявшую траву. Ближе к вечеру ветер начал шевелить сено на обкошенных матерью межах, по небу поползли облака. Сено стаскал в большую кучу, на всякий случай закрыл старой пленкой с парника и пошёл к папаше Трудоднёву. Пока я слонялся без дела, у папаши Трудоднёва побывали гости. Был сам председатель колхоза Курмахин, были секретарь парткома Швечикова и профсоюзная богиня Альбина Игоревна. Альбина Игоревна всем томно улыбается, выставляет себя робкой и застенчивой, на деле - щука зубастая. Мимо рта ложку не пронесёт. Стал мне рассказывать папаша Трудоднёв, как наезжали на него отцы-командиры. Злее всех была партийная дама. Заседлала Процесс у Кремлевской стены, слезно прощалась с товарищем Ельциным, ехала да ехала, кругом видела пустые прилавки магазинов,

Вологодский ЛАД

Станислав МИШНЕВ очереди, «тупорылых пьяниц», на землю опустилась в нашем затюканном колхозе. Глаза у нашей секретарши разбойничьи, с желтоватыми белками. Бывало, станет на колхозном собрании искать огрехи и промашки правления колхоза, крупная, плечистая, для своих сорока пяти лет свежа и сильна, - председатель весь в стул вжимается. Курмахин в сравнении с секретаршей сущий недомерок. Короток, легок, со школы имеет привычку постоянно оглядываться, на маленьком носу роятся веснушки, голос писклявый. - Побрили, - говорит папаша Трудоднёв, разминая закостенелыми пальцами папиросу. Потом вынул из кармана брюк зажигалку, почиркал, обратно сунул в карман, достал спички. По виду был он по-прежнему спокоен, только сузившиеся глаза блестели да ходили желваки под кожей щек. - Рублём не стращали? - спрашиваю. - Пока талоны печатают. Вся страна стоит в очередях. А мы... тупые. И наглые. - Мать говорит, просите за работу по корове. Должны дать. - Намекал. - И что? - Прошлой весной Солдатову пашню с тобой пахали, Помнишь, сущий потоп был. Ручей по борозде за плугом гнался. Я тогда в примету такое явление взял: сшибёт порядок шалая вода. Моя баба сказывает, подозрительные личности отираются у скотного двора, а вчера свет отключали, районный энергетик запросил пять коров за долги. И ты думаешь что? Машину подогнали, коров поставили и увезли. Или эти жулики из ХПУ просят пять коров на мясо, а то доильные аппараты сдёрнут. «Сельхозтехнике» подавай три автомашины и Васи Рыбина «Т-150»... тащат! Вода железо гнёт! - Думаешь, колхоз растащат?! - Выпотрошат, потом растащат. В ту ночь я залез на сеновал, опять не спалось. На деревне как вымерло. Вечером мать за самоваром рассказывала, как на сенокос к тете Вере прикатила на мотоцикле племянница Валька

№3/2011

из райцентра. Пили не чай, мать заварила малиновый лист. На лбу у неё выступил крупный пот. Утиралась вышитым полотенцем. Через окно на стол закатилось солнце чистейшим золотом, и по белой чашке матери прыгал зайчик. Хорошо мне рядом с матерью. Сколько в ней сокровенного понимания, мудрой терпимости, сердечной опытности, знания жизни! Мать живёт, будто клад роет. Вот сказала, что солнце «с добром уходит и паука много народилось», я верю: хорошая погода простоит несколько дней. Перед сном читал роман Юрия Бондарева «Игра». Дочитался до разговора двух известных кинорежиссеров (нашего и американского). Оба собеседника искренне встревожены вопросом: «Куда всё идёт?» Американец твердит об исторической значимости России, именно она спасёт заблудшую цивилизацию, называет Россию «совестью всего мира». Смешно... Из кабины наших с папашей Трудоднёвым тракторов на длину вытянутой руки видно лишь поле, которое мы пашем, мы не понимаем очередного загиба-перегиба русской политики. Лишь на краю могилы Фауста постигло прозрение: «...Чтоб я увидел в блеске силы дивной свободный край, свободный мой народ!» А может, прав папаша Трудоднёв?... Час полночный. Иду пустынной деревней. Поют петухи. Удивительна ночь, как на разломе лета, светла и нежна. Перед армией в такую ночь гуляли с ребятами, падал забойный град. Гармонист Вася Рыбин прикрыл свою гармонь подолом рубахи и бежал под защиту облупленной временем часовни, пристанища деревенских ребятишек. Полыхали молнии, расстригая небо ослепительными саблями, после каждого грозового удара припускал крупный дождь. Нынче тихо. Спустился к скотному двору. Откуда-то взлетел испуганный вальдшнеп, сгинул, забирая крыльями по золотистому небосводу. Пахнет навозом, прелью, скотиной. Во дворе перекликаются коровы. Замечаю машину, приткнулась кузовом к погрузочной платформе. Пали на ум слова папаши Трудоднёва о подозритель39

ПРОЗА ных личностях. Ближе подхожу - мать честная! Двое мужиков тащат в кузов корову. Передний за цепь тянет, плотный из себя задний малый плечом в подхвостицу толкает. Почему-то и корова не мычит... Сзади захожу, осторожничаю, на всякий случай присматриваюсь, куда отступать, нарочно громко спрашиваю: - Помочь, земляки? - Чё те? - хрипит задний, от неожиданности отлипая от коровы. - Мы, бывает, впятером едва погрузим, а вы вдвоём... - Вали атсюда! Корова переступает ногами, норовит сигануть обратно во двор, а тут как закричат впереди машины: - Вяжи их! Держи, товарищ капитан! Передний отпустился от цепи, спрыгнул через борт. Корова развернулась и всей тяжестью притиснула меня к борту платформы. И бежать обратно во двор. Не успел я дух перевести, как плотный задний малый врезал кулаком мне в лицо. В глазах искры. Шатаюсь, зажимаю руками глаз, а он знай мне под микитки суёт. И перед машиной драка. По выкрикам смутно понимаю, что там дерутся не шутейно. Изловчился, хорошо ковырнул нападающего в подбородок, он и пал. Р-раз! Р-раз!! Под дых бью, сколь силы есть, всю вкладываю. Бегу за машину, вижу: катаются двое. Верхнего драчуна хватаю за голову - цыган Ванька! - Дай, - хрипит нижний, - дай! Смотрю - да нижний борец - папаша Трудоднёв! Навалился, дал... Повязали мы с папашей Трудоднёвым цыгана Ваньку. Я ремень из брюк выдернул, им и спеленал руки за спиной. Пошатывается папаша Трудоднёв, головой трясёт, как слепней отгоняет. Лицо в крови, волосы взъерошены, губы сочатся и что-то без умолку лепечут. - Воровать?!. Снабженец... Воровать? И ногой с размаху в бок. - Мамой клянусь: мы купили корову! - вопит цыган Ванька. Подошёл второй вор, за правый бок рукой держится, сел на землю рядом с 40

цыганом Ванькой. Перекинулись они несколькими словами на своём языке, Ванька якобы нам с папашей Трудоднёвым переводит: - Бить правов не имеете, мы будем жаловаться. - Мы купили... - твердит цыган Ванька. Прибежала на шум сторожиха бабка Шура, хватается руками за голову: - Часу моей ноги больше в этом аду не будет! - Дуй к председателю, - велит папаша Трудоднёв сторожихе. Как потом оказалось, цыгане были в сговоре с зоотехником и председателем. Дескать, цыган Ванька обещался им достать новый вакуумный насос, да мы с папашей Трудоднёвым спутали всем карты. Почему ночью обтяпывали делишки? - колхозники стали нервными, подозрительными, никому не верят, особенно своему начальству. Кто бы поверил, что извечные воры цыгане раньше нас перестроились, радеют о благе колхозников? А почему корова голос не подала? Потому, что морда у коровы была обмотана мешком и завязана шпагатом. В председателях колхоза нынче ходит Швечикова Маргарита Петровна. Общего собрания не было, три раза собирались, не могли набрать кворум. Смену власти вёл первый секретарь райкома партии. Решительный товарищ. Был секретарём райкома комсомола, был директором птицефермы, вместе с переводом в райком партии вынес из курятника и прозвище Курощуп. И глаза врозь, и руки вечно растопырил, словно курицу поймать хочет, при разговоре вскидывает голову - сейчас петухом запоёт, и носом воздух тянет - нюхает. Секретарь райкома партии кричал, полный гнева: «Да неси вас леший!» Взял и своей твердой директивой утвердил Маргариту Петровну главой колхоза. Не посмотрел, что расшатал товарищ Ельцин коммунистическую пирамиду. Бывшему председателю Курмахину дали по суду полгода принудиловки, топчется на скотном дворе сторожем. Мы с папашей Трудоднёвым опять на тракторах. Упирались: коль нет денег,

Вологодский ЛАД

Станислав МИШНЕВ дайте по корове - не помогло. Мы с матерью проживём как нибудь, больше сотни всяких банок соленья-варенья в подполье опустили, а у папаши Трудоднёва положение спасёт одна картошка. Семья у него - сам-девятый, как назло, четвертый внук скоро заголосит, да у старухи матери смерть сидит в изголовье и смотрит на часы, - разорвись, а лямку тяни! - Режьте меня, режьте! Хватайте за горло и давите! Давите!! Всех как бомбой какой тряхнуло. Кому мы только не должны, господи-и! - кричала Маргарита Петровна. - А нам никто и ничего не должен, парирую я. Пашем во второй бригаде. Почва тяжелая, много камня. Перепадают дожди. До обеда каждый день в кузнице сами погнутые лемеха правим, ждём, пока привезут с базы литров по пятьдесят топлива. Туго, очень туго с топливом. Топливо стали подворовывать, потому приходится сторожиться своего брата тракториста. Председатель Маргарита Петровна полна решимости посеять озимой клин. Знаем, что работаем «за спасибо». Папаша Трудоднёв обещает женить меня в Покров. Якобы насмотрел племянницу у тети Веры, по всем статьям подходит. Смеюсь: - Она в консерватории училась, фортепьяно в избу не затащить. И мать наступает: - Брось ты свою доходягу! Перебирайся в райцентр. Схожу до Василия Демьяновича, устроит в общежитие. У холостого пестерь не тяжёл. До уровня скота нас опустили! Бабы в магазине хлеб берут под запись, девятый месяц хоть бы копеечку дали, а этот ... пьяная харя: «Я Гарант! Я Гарант!» Под Америку ложишься, Гарант! Отсеялись. До первого снега дожили. Трактора у нас с папашей Трудоднёвым подносились основательно - всю осень на скотные дворы солому по грязи возим. Сегодня проминаем дорогу в делянку за десять километров к бунтам заготовленного прошлой зимой леса. Лёд на лужах не окреп, выберешься из дымящегося на морозе курдана (курданами у нас зо-

№3/2011

вут глубокие илистые ямы) - рад, что не «втряпался по самые помидоры». Бревна сопрели, жук источил, честно сказать - дрова, не строевой лес, да председатель Маргарита Петровна надеется продать его и выручить хоть «что-то на топливо». А литр топлива нынче дороже литра молока в три раза. С еловых лап падают на землю снеговые шапки, блестит на снегу холодное солнце. Перекуриваем. - Бабка преж говорила: «Всякая мудрость от Бога». Вот пожил я, и несогласие бабке выражу: мудрецы всякие, чудесники всякие, мудрили и пудрили нам мозги... ещё именем господним прикрывались, а я мудрость отношу к страдательному опыту труда! - Мудрецы по кельям сидели, а ты жизнь колхозу отдал, - говорю. Папаша Трудоднёв натянуто улыбнулся, в моих словах он увидел какой-то свой, не понравившийся ему смысл. - Учись слышать себя по ту сторону слов. Согласен: не устоять, а стоять надо! отрешенно говорит, будто ему давят горло. - Не понял... - Наша Наташка диплом защищает. Думаешь, какую тему, стрекоза, облюбовала? А про Будду, про учение о четырех благородных истинах. Будда этот для некоторых народов вроде нашего Христа. - Меняем каурого на бурого? - смеюсь. - Страдание, причина, состояние освобождения и путь к освобождению. Четыре козыря, и все в чужом рукаве. Кстати, Будда отрицает потустороннее освобождение, так что, Антон Иванович, «добьёмся мы освобождения своею собственной рукой». - Надо же!.. Ты-то откуда всякую ересь знаешь? - Читаю. Как по-твоему, коренник наш тоже мудрец великий? - И меня этот вопрос зацепил. Нет у меня веры этому Гаранту Стакановичу. Последние месяцы он всё с документами работает. Загранпаспорта выправляет, как думаешь?.. Гнёт вода железо. И, помолчав, поглядел на свои грязные узловатые руки. 41

ПРОЗА

ОПАВШИЕ ЛИСТЬЯ Однажды повалил мокрый снег, густо облепил деревья и травы. Потом пошел дождь и смыл снег. Стало пасмурно, неуютно; по низинам поплыли столбы пара, точно дым из печных труб; где-то в излучине реки родился слабый ветерок, как разминаясь, пробежал раз по сосняку с подседом ольхи, пробежал два, стало тихо-тихо, точно всё живое изготовилось встречать охальника в дреколье, но ветерок опамятовался, забился под застреху, должно быть, озяб от собственного озорства, и тут с деревьев зеленой метелью полетели листья. От страха, не иначе, стал раздеваться лес. Летят, кружатся и шуршат листья, как разговаривают друг с дружкой, как прощаются. Лежали листья ворохом, прибитые к земле дождями и снежной пудрой, лежали, пока не ущербился месяц, пока собирались звезды. Как выбелил легкий морозец склоненные травы да ранним утром скользнуло солнце по вершинам сосен и пропало, тут настоящий мороз был допущен к истинам и тайнам державным, и сразу показала норов стужа, стала цепляться за уши и нос. Тащится в деревню Заозерную торговка Варвара Сытоедова На санках привязаны две объемистые сумки со всяким товаром. На пути куча камней. Пока колхоз имени Карла Маркса матерел, окрестные поля худо-бедно каждое лето очищались от выпаханных больших камней, стал колхоз на ладан дышать, стали люди хулить заветы бородатого глашатая коммунизма - не до камней, не до полей стало. Следует ещё добавить, что некогда на месте каменных куч стояла часовня. Сидит на валуне Варвара Сытоедова, женщина на язык бойкая, телом крепкая, белозубая, четыре года назад попавшая под секиру «сокращение штатов», под себя подсунула меховые рукавицы. Устала. Загляделась путница в поле. Присмотрится внимательно - чудеса-а! «ровно-те кум свата за бороду волочит!» С сотней своих голосов бодается 42

сотня в полон взятых. Вроде замиренье начнётся, кони-волки косматые подковы обронят среди малорослых деревьев, ан нет, кто-то невидимый силу подновляет, кнутом вихри выбивает, и несутся по полю сани узорчатые, вершинки сосенок да ёлочек под себя подгибают. Прислушается: вчера договаривалась с одним шофером лесовоза, что как тот поедет обратно, так остановится в деревне Заозерной у магазина, заберёт Варвару с сумками, а вроде шофер ещё не спешит за лесом гнать?.. В такую пору долго на камне не насидишь, задницу отморозишь. На крылечке «Сельмага» Варвара Сытоедова развешивает свои товары «заморские». Магазин старый, времён царя Гороха, ещё висит на одном гвоздике на изодранной временем бревенчатой стене жестянка с надписью «Лавка». За последние три советские пятилетки воры забрались в магазин раз десять. Всё больше по пьяному делу. Два раза горел, да не сгорел, пьяные трактористы углы гусеницами на крепость щипали, - вровень с веком, живые мы! И заброшен, и нищ сельский магазин, да вроде свой он, как земной меридиан. - Берите, бабы, берите, - говорит и говорит торговка, а сама товары развешивает, всех подходящих одаряет приветливой улыбкой. Для каждой покупательницы у неё доброе словцо заготовлено. Товар у Варвары Сытоедовой «неходовой», мятый, под дождём и солнцем побывавший, она эти лифчики и майки каждый день раскладывает и развешивает на крылечках разных магазинов. Подозрительно оглядывают покупательницы «заморский» товар Варвары Сытоедовой. Ярлыки - да, и Турция, и Калькутта, и Италия... Сердце Варвары было полно кажущегося спокойствия и уверенной радости, - ко всему люди привыкают. От продажи своих товаров она не ждала сверхприбылей. Внутренний голос давно твердит ей, что надо бросить к чертям собачьим всякую торговлю и идти санитаркой в больницу.

Вологодский ЛАД

Станислав МИШНЕВ - Скоро, бабы, праздник, как к празднику обновку не завести? Дай, думаю, наведаюсь, в эку даль, кроме меня, глупой, кто ещё побежит? - говорит Варвара, широко улыбаясь. - Я ведь, бабы, за посмех дешево отдаю. - Знамо дело, надо, - говорит одна женщина с сумрачным, равнодушным лицом. - Ещё был бы под кроватью станок печатный, тогда бы... Развалился колхоз - и жизнь развалилась. И никомуто мы не нужны. - До пензии-то ещё сколь дён, не-е... на хлеб не хватит, - вторит другая. - Да что вы, бабы! Разве я вас забываю? Всем заморское подавай, а вы всё по старинке... -Посмотри-ко телевизору, страну нашу в помойку превратили. Кабы наше, российское... Ивановское али питерское... - Да что вы, бабы!! Ты пощупай, пощупай!.. Какая же тут помойка? Носить - не сносить! Варвара отходящих баб за рукав хватает, тащит к своему товару. Кофточку на фуфайку сопротивляющемуся потенциальному клиенту готова напялить - «да чтоб мне провалиться сквозь землю! как раз по тебе шита! Ты глянь в зеркало!.. А?! Разве вру я, бабы? Твой Володя от удивления ахнет». - Мой Володя ахнет. «Маму» не всякий вечер выговорит, - кисло говорит баба. Жалко деревенским бабам торговку. Жалко, что мыкается баба с сумками, другие богатые торговки-спекулянтки на машинах рассекают, а эта ровно в поле обсевок. С другой стороны нравится Варвара за открытый и веселый нрав. Наценки у неё мизерные, едва шитьё на нитки приходит. Ещё бы товар был стоящий, а то иная сорочка будто с покойницы снята. Поведала как-то им, что угодила под сокращение, и стаж побоку, и кредит дочери на себя оформила, а бабы деревенские с утра до ночи телесериалы смотрят, поднаторели, знают повадки да замашки нынешних молодых, богатых воров-олигархов, потому своей точки зрения придерживаются: «Волчье

№3/2011

время настало, кому бы хапнуть поболе. Пока начальник статистической службы района был ровесник - держал, а молодой пришёл - ему что, девок баских, голенастых мало?» Ещё есть у Варвары Сытоедовой товар непродажный: иконка. Николай Чудотворец охраняет товар и торговку во всех её странствиях. Иконку торговка ставит на видное место, мол, перед Богом все человечьи дела равны, и все звездные дела равны перед землей. Были у баб деревни Заозерной заявки на иконки с ликом священномученика Вонифатия - мужиков от пьянства заговором лечить, да Варвара икон не везёт по каким-то причинам. Долог ли день-предзимок? - с воробьиный скок. Двигалась ночь в своей зимней работе близко и густо; ясно было, как хлопотала она по единственной деревенской улице, как скрипела жалобно тесина на избе по соседству с магазином, - а товар Варвары Сытоедовой шёл скверно. Забежит в магазин, погреет над плитой ладони - и опять на мороз. - Да что вы, бабы! Скидку даю. Во, с этой кофты три буханки хлеба! Пустынна деревенская улица. Смотрит Варвара Сытоедова на электрический столб, прижимает к себе плечики с нанизанным товаром, и на глазах у неё почему-то слёзы. Откуда-то из божьего мира несётся по проводам музыка, где-то поют и пляшут молодые красивые женщины, кто-то греется на песчаном египетском берегу и мечтательно вздыхает... Топает, опустив голову к долу, в магазин Валька Траулер. Без шапки, стриженый наголо, в расстегнутой шубе. Месяца два не бреет бороду и усы. В черной бороде седой клок. Служил, пока по пьянке не списали, на допотопном рыболовецком траулере-угольщике шведской постройки. Тоска и пустота задавила Вальку. В теле чувствуется легкость какая-то и неощутимость, а в ногах тяжесть. Наткнулся на Варвару, отшатнулся. 43

ПРОЗА - Моржиха на вахте? - спрашивает, кивая головой на дверь магазина. - На вахте, - отвечает Варвара, по привычке улыбается. - Глянь, какие рубахи заморские... вот эта - маде ин Турция. - А-аа... У Траулера карие глаза и упрямо приподнятая вверх верхняя губа. Варвара Сытоедова слышала от баб про этого Вальку Траулера, будто страсть счастлив в любви. Выходит на средину улицы Варвара, прислушивается, вся уходя в слух. Нет, не рокочет двигатель мощного лесовоза, и тревожное предчувствие холодит голову. Куда она в ночь с сумками, с санками? Не близко до дому, пешком и к утру не дойти. Выходит из магазина Валька Траулер, горлышко бутылки выглядывает из кармана шубы, смело и прямо глядит на торговку, уверенно и весело блестят его карие глаза. Седой клок в бороде вызывающе топорщится. - Как ноне русское купечество живётмогет? - насмешливо спрашивает Валька Траулер - Купечество, - фыркнула Варвара. - А чего так? Варваре Сытоедовой показалось, что надо бы улыбнуться этому Траулеру как можно привлекательнее, но в улыбку - с этим «купечеством», точно забыла всё на свете, - никак не складывались губы. - Купечество какое-то, - заговорила Варвара, ступая вперёд Траулера на деревенскую улицу. - И где его черт дерёт? - Ждёшь кого? - Лесовоз. Обещался Костя... надо собираться! Валька Траулер пошёл к себе домой, Варвара Сытоедова стала спешно складывать товар в сумки. Потом забежала в магазин, погрела над плитой руки и решительно поставила сумки на санки. День кончался. Ветерок перестал дуть, и это показалось Варваре плохой приметой. Стали падать снежинки - не падали, лениво зависали в плотном, сереющем пространстве. «Догонит, - решила Варвара. - Вдруг 44

да другой дорогой проехал? Догадается, раз нет у магазина - я вышла». До каменных куч не дошла с километр, повернула в обратную дорогу, испугавшись обступающей со всех сторон ночи. Бранила себя, бранила шофёраобманщика, бранила долю свою. И всё же, останавливаясь на какую-то долю минуты, прислушивалась и, ничего не услышав, торопливо шла, оглядываясь. Шла и думала: к кому на постой проситься? Выходило, что самая знакомая в деревне ей продавец магазина Марья Сергеевна. И как-никак коллега. Валька Траулер встретил её за деревней. Бежит навстречу, шуба нараспашку, в руке лыжная палка. - Хватило ума воротиться, - выдохнул Валька, не то жалея, не то радуясь, - уж, думал, амба, на дно пошла баба. - Ну уж, сразу и на дно... Догонять пошёл, что ли? - удивилась Варвара. - Дальше часовни всё равно не ушла бы. - Вот как? А почему? - А потому. И Никола Чудотворец не защитил бы. Старики сказывали: пока часовня была, дорогу ночью что конь, что человек выправят, а нынче нечистая сила верх забрала. - Господи, страхи божьи... ты правду говоришь или пугаешь? - А чего тогда воротилась, а? Страшно? - Ну... неловко. - Во! На себе испытано, едва живой приполз. Ночевать к моржихе не ходи. - Почему это? - А потому, не ходи, и всё. - У магазина на крыльце замерзать прикажешь? - Бросай якорь в моей хате. - К тебе?.. Да ты в своём уме? - Кто его знает, в своём или в дядином? Живу, как бог положит. Варвара Сытоедова молча растерянно смотрит на Вальку Траулера, непроизвольно дергается всем разом озябшим телом, оглядывается на сумки с товаром, на окошки ближних изб, в ней подымается какое-то щетинистое недоверие к мужику, хочется оттолкнуть навязчивого кавалера, хочется уйти от оцепенело-

Вологодский ЛАД

Станислав МИШНЕВ сти прочь. Переночуй она у Вальки, одинокого пьяницы, - да завтра бабы в Заозерной чего только не наплетут. Слухи достигнут райцентра, как не достигнут! «Один на один!.. изнасилует, убьёт да вытащит мертвую на мороз!» - Душа моя, отелей пятизвёздочных у нас нет, - сказал Валька тоном человека, принявшего твердое решение. - Детский сад какой-то. Держи нос в мой кильватер. Варвара Сытоедова не заметила, как Валька Траулер взял у неё из рук веревочку санок, она во все глаза глядела на того мужика, кого как бы дарит ей судьба. В избе у Вальки был флотский порядок. Кровать заправлена, вещи прибраны, но крепко пахло табачным дымом. В холодильнике нашёлся кусок свиного сала - брат Вальки на днях порося резал, в плетенушке - очень удобная вещь, как пояснил хозяин, досталась от покойной бабки, - буханка черного хлеба и твердые баранки. Пила Варвара Сытоедова крепкий горячий чай, мочила в кружке баранки и прикусывала ими, изучала быт холостяка. Варвара теперь не была такой бледной и напуганной, как при встрече, она порозовела, глаза по-девичьи раскрылись, и Валька не казался убийцей. Валька предлагал Варваре выпить с ним по «стропильничку» за знакомство, но женщина решительно отказалась, сославшись на отвращение к спиртному. Валька снял со стены гитару, пощипал клок седых волос на подбородке, галантно спросил, какую песню желает услышать незнакомка. Глаза женщины сразу замигали и потускнели. И тут Валька, чтобы оттеснить возникшую неловкость, с силой ударил по струнам. - Был на Северном флоте хороший парень Вася Кравченко... Палитра сентября! Я вечно не устану Твой золотистый лик словами величать. Живой моей души невидимую рану Я прячу за листвы волшебную печать...

№3/2011

За вечер Валька не раз возвращался к этой песне, пел про опавшие листья, пропущенные удары, норд-ост, последние пределы... Варвара слушала, полулежа на диване под своей курткой. Поначалу она слушала песни Вальки с удовольствием, потому как никто и никогда не пел для неё серенад под окнами, потом мало-помалу её потянуло в сон, но заснуть она боялась - вдруг Валька с пьяных глаз станет домогаться? Чтоб не заснуть, нарочно терла ноги в валенках о валик дивана. Вдруг дверь в другую половину избы - каюту старого боцмана, как пояснил Валька, - стала открываться, в образовавшуюся щель прошла белая пушистая кошка, походила около дивана, всё обнюхала и прыгнула на свисающую руку. Варвара вскрикнула. - Люська-а!.. Не бойся, Люська у меня умница. Я не верю словам о любви, Верю в вечное солнце над нами... Ты любимым меня назови, Долгим взглядом, руками, губами... Мурлыкала кошка, осчастливленная лаской. Вышло так, что боязнь чужого мужика, убаюкивающего её песнями, не покинула её долго. Пел Валька, как жизнь мерил, - жил, чего-то ждал, чего-то искал, места такого, где жизнь всего глубже, так и не нашёл. А может, тесно Вальке от того, что незнакомку в дом привёл?.. Невольно стала Варвара ворошить свою жизнь, и всё чаще проблескивала мысль, что она несчастная, брошенная, никому, никому... даже дочери не нужная. Дочь живёт сама по себе, мать навещает только из-за денег, - теперь, в этот час, Варвара твердо уверовала в этот непреложный факт. Дочь всеми правдами и неправдами уговаривает её продать трёхкомнатную квартиру и купить однокомнатную, а вырученные деньги пустить на обустройство торговой точки. «Отдай я ей трёхкомнатную, а сама ютись в собачьей конуре... Первого мужа в тюрьму на три года законопатила, второго в 45

ПРОЗА шею выбила... не-е, девка, ты и мать в шею выбьешь, зашурши у тебя денежки в кошельке...» Как в песне поётся: «...год пролетел, месяц прошёл, время растаяло...», катятся Варварины годики. Бывает, обступит её со всех сторон тоска, душа погрузится в забвение, и жить не хочется, и умирать рано. Бросится лицом в подушку, рыдает, судьбу свою несчастную бранит, мужа вспоминает. Гадает: выправился бы её Коля или так дураком и остался? Скорее всего - нет, не выправился бы. Какие бы страдания выпали на её долю, заживись он подольше?.. Через три недели после свадьбы у матери Варвары был день рождения. Естественно, зять на именинах - первый гость. Теща перед ним половиком стелется, тесть родней отца родного на ум наставляет. В своё время три года отдал Северному флоту. - А ты где, зятёк, служил? - спрашивает отец. - Служил, - зятёк вытер носовым платком рот, бросил платок на стол, засмеялся. - Я за два года один раз автомат держал, когда присягу принимал. А служил под городом Светлогорском, что в Калининградской области. Транспортная рота. Машина была «Урал», километров пять проехал на ней. Зимой снег в парке разгребал, летом... Ох, и хорошо же там летом! Курортная зона, баб там, девок... На «губе» отсидел ровно пятьдесят суток, а сколько раз в самоход сходил? Много. На курорте, папаша, весь мир изысканного вкуса создан для баб, это их законный удел. Наш призыв целиком был вологодский, почти все деревенские... Хорошо поднабрался Коля, похерил скучные истины деревенского быта восьмью стаканчиками водки. И рыба в рыбнике оказалась несвежей; и морда у тестя лисья - в кладовщики не идут моряки Северного флота, идут самые хитрые и вороватые мужики! и теща - стерва гулящая, нарочно подливает, чтоб подавился костью; и вдобавок кошка трехшерстная обнаглела, норовит запустить в рыбник свою 46

лапу, - по всем соображениям получается, что жена на передок слабая, будет трепетать, как плакучая ива, перед каждым мужиком. Взбесился, с силой метнул рыбник в лепечущую тещу. Стол опрокинул, теща с визгом из избы вон, тесть отступал с достоинством, пытался унять, но силы были неравные. Варвара повисла на шее сдуревшего мужа, осыпала поцелуями, пытаясь образумить, куда там, получила несколько ударов в лицо и тоже бежала. Зима не лето, дальше соседей бежать некуда. А к соседям в такой час сунуться за помощью - век постыдный плевок не сносить. Затопили баню и сидели, нахохлившись, возле печки. Набуянился Коля, посуды побил много, стаканчик истоптал, вышел на улицу в одной рубахе, помочился на крыльцо и упал в снег. Как заснул, затащили его в избу, сердитый тесть нехорошо выругался, пару раз пнул в бок неподвижное тело, не дал Варваре подсунуть под голову зятя даже фуфайку. Пускай, сказал, на голом полу королём лежит, скорее очухается. Мать сидела на лавке, за голову схватившись, и причитала: «Господи-и, какого ты урода облюбовала, доченька-аа...» Полгода вместе жили, в самый разгар сенокоса Колю хватил удар. Отнялась левая половина тела. Лежал он с пунцово-пьяным, чисто выбритым лицом, тяжелый, что-то пытался говорить, но говорил бессвязно. На похоронах она не плакала, не кусала губ. Полгода она анализировала свои чувства и пришла к выводу, что любовь прошла, сил для борьбы со злодейкой судьбой у неё нет. После похорон она стала совершенно одна, у неё не было желания с кем-то ближе познакомиться, пригласить к себе в гости родителей, пойти в гости самой. Всего общения было - портрет мужа. В разные часы покойный муж был разным. То он смотрел на неё хвастливо-дерзко, то подозрительно, то пытался утешить... Дошло до того, что Варвара стала считать мужа чужим, подобранным на курорте под Светлогорском, случайным, навязанным кем-то, совершенно ненуж-

Вологодский ЛАД

Станислав МИШНЕВ ным в её жизни человеком. Даже хотела фамилию взять обратно девичью, а то - «Сытоедова», тьфу, - отвело: хлопот с переоформлением документов много. Портрет покойного мужа стал раздражать. Сняла со стены и спрятала в кладовке. - Валентин, ты где работаешь? Этим вопросом Варвара проявила, как ей казалось, достаточно внимания и сочувствия, чтобы как-то вызвать доверие хозяина. Валька Траулер перестал бренчать на гитаре, кинул на гостью скептический, полный насмешки взгляд и ответил: - Закон капитализма прост, как оскал голодного пса: деньги есть - живи, денег нет - работай. Что можно сказать о моей отвратительной, достойной всякого порицания бедности? Я существую! Какой бабке дров поколю, кому валенки подошью, корзину сплету... по мелочам. Осенью клюква выручает. Дети Чубайса отказали мне в электричестве, потому приходится быть пиратом: вечером провода накидываю, утром отцепляю. Не всегда. Счастье для нищих - скверная погода, дети Чубайса сидят в тепле. Когда я вернулся на родину, колхоза уже не было. Районные начальники намеренно растащили, разворовали его. Теперь наш лес рубят все, у кого мохнатые связи. Бывшим колхозникам разрешается заготовлять на дрова только ольху, причем каждое деревцо сосчитано и обмерено. Тяжело жить в резервации. Мы живём мечтой угнетенных: как-нибудь лес кончится, награбившие жулики распашут заросшие поля... Вряд ли что изменится к лучшему. Одному жить не так накладно. Есть у нас пролетарии, мы их по-партийному зовём корейцами, что живут охотой, ловят собак даже в вашем райцентре. Собачатина да картошка, вот и весь ассортимент блюд. Вот брат держит свинью, так он с семьёй питается тем же, чем кормит это ненасытное животное. С весны заготовляет крапиву, дерёт в болоте какие-то корневища, без навозу картошка растёт мелкая, зерна нет... да пропади оно всё!..

№3/2011

Ехал Ванька на мутовке, Штаны синие, худые, Ноги долгие, кривые, Нос-от длинный, призагнувсе, Табаком призахлебнувсе. Ох-хааа!! Случалось, выйдет Варвара беспричинно зимой в ночь, смотрит в иссинятёмное небо, и кажется ей, что со всех сторон сжимает её холод, и даже малюсенькой, очень малюсенькой доли холода достаточно, чтоб всё немело кругом. Утром поднялась с дивана рано. Отодвинула загремевший стул, огляделась. Было ещё темно, еле угадывались переплёты рам. Она спала эту ночь мало, забылась только под утро. Встала не то чтобы разбитой, но охваченной желанием быстрее покинуть приютивший её дом, бежать из деревни, пока спит народ заозерский. Включила свет, боясь разбудить хозяина, на цыпочках заглянула в приоткрытую дверь «каюты старого боцмана». На столике теплился ночник. Валька спал на спине поперёк кровати, с гитарой на груди. Спал крепко, неслышно дыша, откинувши руку. Услышав в избе движение людей, откуда-то явилась кошка. Взяла кошку на руки, погладила, чмокнула в мордочку. - Ну, Люся, спасибо тебе... Оставайся с богом. Порылась в своих сумках, достала тельняшку, - с намёком выбрала, положила на стол. Правится Варвара Сытоедова со своими сумками в нутро полей. На изломах дороги дымно поблескивают шапочки вчерашних сугробов. До автобусной остановки надо размотать большой клубок дороги. И смешно ей: торговки сейчас райцентровские на рынок спешат со своими узлами, а она домой, всю ночь торговала. Захотелось крикнуть в закутанный в снежные одежды начинающий день, крикнуть голосом полным, в глубине где-то струнным и новым. А что в крик свой вложить?.. На повороте видит красные перемигивающиеся огоньки. Огоньки прибави47

ПРОЗА ли шагу. Ближе подходит - мать честная, автомашина стоит, водитель радостный бежит ей навстречу. - Фу! Жива!! Я уж всё обшарил! - кричит радостный. Варвара чувствует вспотевшим лицом холодное дыхание утра, от пробежавшей по всему телу приятной искорки ей становится весело. - Не там шарил! - Понимаешь, шланг гидравлики один лопнул, потом другой, а потом... потом, понимаешь, колесо на выстрел! Давай, давай, быстрее в кабину, и так опаздываю. - Волкам на съеденье меня в лес повезёшь? - Волки постов не признают, и у волков праздник бывает! Удивительным сном казалось Варваре её путешествие. Выбегающие навстречу деревья, натужный рев двигателя, неожиданные толчки, срывающие её с места, пропахший топливом воздух... Течёт, как бы вдаль унося отжитое прошлое, отражая в себе начинающийся день. Шофер Костя курит, стараясь выпускать дым в приоткрытое стекло дверки. Был он худ, белобрыс, костью широк, с синеватым от утреннего света лицом. - Костя, а чего ты меня искал? - кричит Варвара шоферу, улыбаясь своему прошлому. Извечная ли тоска русской души о путях и далях, или, наоборот, надоело этой душе каждый день вставать до свету и ближе к полночи на покой идти, мёрзнуть и воевать с начальством за кусок хлеба потянула за язык как необходимость исповеди. Шофёр бросил окурок в окно, ответил: - Все мы человеки. - А? Чего? - кричит Варвара, подаваясь головой ближе к шоферу. - Жмись ко мне, двигатель не переорать... говорю, что все мы человеки! Двадцать два года назад гнал я «газончик» из Саранска, за Великий Устюг выпорхнул, меня милиционер на «гоп-стоп» 48

берёт. «На свои похороны всегда успеешь, сынок». В годах такой дядька, усищи обмёрзли. Тоже зимой дело было, ночь, ветер... Бензину, говорю, мало. «Зато слёз у матери много», - говорит. Дорога, правда, ледянка была. Вот кто его в шею толкал, стоять на дороге и мёрзнуть? Большой души человек был. Вот тебя ищу, кричу, а сам того гаишника перед глазами вижу... Быль тебе скажу, мой прадед, царство ему небесное, сказывал моему отцу, а отец - мне. На том месте, где камней кучи, часовня была богатая. Когда-то встарь поднялись рекой до этих мест два брата с женами, с детьми, на лодках скарб тянули. Старший сухопарый был, длинношеий, порывистый, - обличьем весь в меня, потому прозвище имел Кулик. Младший - вёдро стоит - ноет, дождь пошёл - пуще ноет, баба житник испекла - всё равно прицепится бранить, потому прозвище имел Канюк. Ястреба видала летом? - в полном небе стоит и всё «пи-ить», пи-ить»?.. Дошли до этих мест, страсть им эти места приглянулись. Обосноваться тут решили. Зверя много, озера рыбой богаты. Переминаются, переглядываются: вроде земли - до горизонта твоя, живи да радуйся, сообща да дружно долго ли поле раскорчевать, а тесно, да и всё тут! Должно быть, в те времена лета жаркие были... тишина, должно быть, стояла полная и вечная, кругом душно цветёт медуница, горит куриная слепота... - Ты случаем стихи в школе не писал? - смеётся Варвара. - Баловался... И решил младший брат Канюк отделиться, на другой берег перебрался. Старший не перечил. А топор у них один был почему-то... Много раз думал: почему один топор? В дальнюю дорогу шли, а топор один... Старший брат Кулик тяготел к духовной стороне, потому первым делом часовню заложил, а младший, Канюк, давай скотом обзаводиться, избу матёрую ставить. Много ли одним топором навоюешь? Попеременно работали, спешили, за летом зима ходит, торопились оба семейства. Стар-

Вологодский ЛАД

Станислав МИШНЕВ ший Кулик кричит через реку младшему: «Эге-й! Брат, Канюк, кинь топор!» А брат Канюк хитрит, волынку тянет, сомневаться стал в честности старшего, да и самому топор позарез надо: «А ты вернёшь?» - «Верну!!» - «Ой, брат Кулик, топорище сломал!» - «А ты кидай, я сделаю!» - «А ты ставь свою бабу в залог!» Делать нечего, посылает Кулик свою бабу к брату... Кончил шофер свою сказку тем, что обжились после ельцинских разрушительных реформ в каменных кучах бесы. - Бесы? - Бесы!! Я прошлой зимой с маху залетел на кучу, поддон двигателя пропорол, с белым светом прощался. Мороз под сорок... машина чужая, а грыжа своя... рассветало, стал огонь класть, ты не поверишь, в куче камней мешки, листом прелым набитые, лежат. Люди, скажешь, мешки эти затарили? Как бы

не так: бесы! Нарочно осенью мешки листом набивают, это перины у них свадебные!.. слышь... Палитра сентября! Укрой листвою душу, Укрой и защити, чтоб вечною была... «Да-а, опавшие листья... Мы с Валькой Траулером и есть опавшие листья. Искать побежал меня. Чудак человек... Пожалел меня, красоту писаную...» На приборной доске шофер Костя прилепил большую фотографию крутолобого негра футболиста. Футболист долго-долго прицеливается нанести ногой удар по мячу; Варвара закрывает веки, и по её полным слез глазам бегут длинные золотистые стрелы; она долго держит так веки, золотые лучи дрожат, переливаются радужными огоньками...

Зимний стог. Фото священника Владимира Колосова

№3/2011

ПРОЗА

Труды праведные, и другие рассказы ТРУДЫ ПРАВЕДНЫЕ

Олег ЛАРИОНОВ Олег Иванович Ларионов - автор романа «Чужой город» («Русь», Вологда), повестей «Пепел» («Художественная литература», С.-Петербург), «Дембельский аккорд» («ЭКСМО», серия «Русский бестселлер», Москва), рассказов (Северо-Западное книжное издательство, Архангельск) и других книг. Печатался в нескольких альманахах издательства «Кобуши шобо» (Токио, на японском языке), журналах «Наш современник», «Север», «Дальний Восток», «Природа и свет», «Вологодский ЛАД». Родился и живет в Вологде. Окончил 15-ю школу Вологды, факультет иностранных языков ЯГПИ им. К. Д. Ушинского. Служил в армии. Золотой лауреат всероссийских литературных премий «Триумф короткого сюжета» (2011 г.), «Сельский портрет» (2003 г.), член Союза писателей и Союза журналистов России. За большой вклад в развитие культуры награжден Почетной грамотой департамента культуры Правительства Вологодской области. С избранными произведениями писателя можно ознакомиться на сайте: www.cultinfo.ru

Двухэтажный деревянный дом на окраине города был старым, но еще достаточно крепким. Какой-то богатый промышленник выстроил его еще задолго до революции на совесть, с соблюдением всех ныне забытых секретов деревянного зодчества. Кондовые еловые бревна, мощные дубовые двери с медными чеканными ручками, широкие лестницы с перилами и диковинными балясинами, высоченные потолки с лепниной, ажурное кружево наличников и карнизов, огромные русские печи из крупного массивного кирпича, давно не выпускаемого, облицованные настоящими изразцами... На доброго бы хозяина - чуть приподнять дом железнодорожным домкратом с одного края, там, где слегка осел фундамент - а задубевшая древесина это позволяла, подзалатать крышу, пообновить фасад, и стоять бы дому еще лет сто, если не двести. Но на заре вседозволенности будущих перемен отцы города затеяли что-то там построить сногсшибательное и головокружительное, и потому дом был обречен на снос. Жильцам выдали компенсацию на приобретение нового жилья, предложив съезжать. Одним из жильцов дома был мастеркровельщик Пантелеев, лет пятидесяти, бобыль. За свою жизнь покрыл крыши на сотнях домов, занимался и другими работами - кирпичной кладкой, срубами. Руки у него были золотые, умел всё. За умение приглашали его купола на церквях реставрировать - а это искусство особое. Сколько себя помнил, всегда в трудах был, а вот благоустроенного жилья так и не заработал, жил в небольшой комнате особняка, воздвигнутого промышленником. «Трудами праведными не построишь палаты каменные», - смеялись мужики. А тут с получением компенсации вроде бы как не-

Вологодский ЛАД

Олег ЛАРИОНОВ ожиданно такая возможность появилась. Правда, денег на благоустроенную квартиру не хватало, но добавка требовалась небольшая. Увидел он как-то рекламу по центральному телевидению: некая московская финансовая фирма предлагала купить акции, обещая сто процентов годовых. Кажется, впервые в жизни забрезжил перед ним шанс пожить, как белые люди, с теплым туалетом и за водой на колонку не ходить. Решил так: скарб предварительно продаст, а снесут дом, помыкается по знакомым да по командировкам, не впервой, не семейный, чай, перебьется год - а там и на новое жилье хватит, и на мебелишку какую-нибудь нехитрую. Сказано - сделано. Снес он деньги в «офис», получил взамен пачку тоненьких листочков с печатями и стал ждать. Когда показывали по телевизору рекламу той фирмы, не переключал канал, смотрел, лелея надежду, что капитал его преумножается с каждым днем. Встречал кое-кого из прежних соседей. Повезло немногим, хоромами почти никто не обзавелся. Люди въезжали большей частью в деревянные развалюхи. К тому моменту времена успели резко измениться, сносить особняк вроде как передумали. Госорганизации разошлись по частным карманам. О старых планах напрочь позабыли, теперь каждый жил своим умом. Впрочем, Пантелееву это было на руку: не стало необходимости в ближайшем будущем искать приюта у знакомых. С заказами вот, правда, стало труднее - их становилось все меньше и меньше, а если и находились, то оплату предлагали очень низкую. Раньше, бывало, дом у частника с напарником на двоих за неделю покроешь железом - месяца два можно безбедно жить. Сейчас же заработанные деньги расходились на еду вмиг, за считанные дни. Посидев несколько недель не у дел, Пантелеев нанялся в бригаду к «новому русскому». Тот приобрел большой участок земли в двух кварталах отсюда, на самом берегу реки. Место было тихое, вдали от шумных автострад. Сначала строили высокий глухой забор из рифленого железа

№3/2011

с двойной колючкой наверху, словно на секретном объекте. Потом принялись за фундамент и за подвал. В последнем сразу выкопали котлован под бассейн. Осматривать площадку «новый» приезжал раза по два на дню на джипе, нос которого походил на волчью пасть, вместо клыков хищно ощерившуюся никелированными дугами безопасности. Когда уложили плиты на пол первого этажа, хозяин аж чечетку на них отбил на радостях. Бассейн отгородили капитальной стеной и принялись за примыкающий к нему большой, машин на пять, гараж, плавно переходящий в мастерскую; под ее потолком сразу установили рельсы для кран-балки. Деньги Башлюков - так звали хозяина - сначала платил, но недолго. Сказал - трудности, рассчитается позже. Все время так продолжаться не могло, потому как у Пантелеева эта стройка была единственным источником дохода. - Ты хоть жрать давал хотя бы, хозяин, - попросили мужики. «Новый» пожался с неделю, потом самолично стал привозить на стройку пару армейских термосов с нехитрой водянистой похлебкой и кашей да пару-другую буханок ржаного хлеба. Вот за эту еду мужики и работали. Чай сами в старом ведре на костре кипятили. Год прошел незаметно. Нужно было приступать к задуманному. Извлек из комода Пантелеев пронафталиненный старомодный костюм и направился в «офис». Каково же было его удивление, когда от конторы, которой он доверил все свои деньги, не осталось даже вывески. Случившееся походило на беспокоящий тревожный сон. Казалось, очнешься от него - и все станет на свои места. Однако этот жуткий сон не кончался. Выяснилось, что таких, как он, хоть пруд пруди. Соратники по несчастью писали в московскую головную организацию жалобные письма, но оказалось, что и той след простыл. Тут кто-то сказал: Башлюков точно имеет некоторое отношение к жульнической фирме, каких в последнее время, как выяснилось, расплодилось немало. Занимал какую-то должность, чуть ли не начальни51

ПРОЗА ком был, зарплату сумасшедшую получал, хоть его никто никогда и не видел на рабочем месте (там трудились две девчушки, бойко принимавшие чужие деньги). Сначала Башлюков отнекивался, потом сознался: да, был директором филиала, но он лицо наемное, о делах своих руководителей знать ничего не знает ни сном ни духом, и где они растворились - для него самого загадка. Жалобы и судебные заседания ничего не дали - лишь подтверждали версию «нового русского». А что касается денег на строительство виллы, так объяснение Башлюкова приняли к сведению - их старая бабушка, мол, дала. Пятьдесят лет ждала рождения любимого внучка и берегла для него в кубышке от коммуняк. Над подвалом с бассейном, сауной, спортзалом и гаражом поднялись три этажа, оформленные под замок, с башенками, сужающимися кверху, окнами, имитирующими бойницы, с зубчаткой стен, крышей с множеством диковинных шпилей и дымников да с флюгерами в виде муз и богинь. В каминный зал уже затаскивали мебель - дутые диваны, обтянутые белой натуральной кожей, ореховые столики под восемнадцатый век, статуи в человеческий рост. Пантелеев одного такого Аполлона постукал, думал, из пластмассы. Оказалось, нет, из самого настоящего что ни на есть мрамора. Чего-то подобного кровельщик в местных магазинах никогда не видел, видно, привезли откуда-то издалека. У въезда на территорию виллы построили что-то вроде контрольно-пропускного пункта, возвышающегося над забором. Там дежурил омоновец с короткоствольным автоматом, а стальная калитка была оборудована кодовым замком с дистанционным управлением и телепереговорным устройством. При расчете Башлюков денег выдал совсем мало, всего лишь за месяц. На все вопросы отвечал коротко и расплывчато: - Потом, потом... Старый особняк, где обитал Пантелеев, лишившись хозяев, стал быстро ветшать, с потолка текло. Содрал Пантелеев с сарая более-менее сносные листы желе52

за, закрыл на крыше течь. Дни тянулись длинные и скучные, халтур не попадалось. Сходил он раз к Башлюкову за деньгами, другой - безрезультатно. На третий раз из будки-КПП вышли два «качка», стукнули его несколько раз об забор, сказали: еще явится - совсем убьют. Обидно ему стало, очень обидно. Прожил он на свете пятьдесят лет, а в нынешней жизни словно младенцем оказался. Ни с чем подобным раньше никогда не сталкивался. Нынешние желторотые и наглые бритыши выглядели в сто раз увереннее и деловитее его. Сговорился он еще с двумя мужиками, которых также обдули, писать заявление в суд: ведь должна быть какая-то правда!.. - Вот напишем заявление в суд, - словно заклинание, повторяли мужики последнее слово, и разберутся с ним, выведут на чистую воду. Все выплатит, всё-о, до копеечки!.. Заявление лежало в суде, шел месяц, другой, третий. Заседания откладывали по разным причинам - то Башлюков болел, то судья. А жить надо было - и продал Пантелеев дачникам по дешевке огромный пустующий сарай на несколько семей, что стоял во дворе дома. Его разобрали вмиг и увезли. Вроде бы и не Пантелеева собственность, но в то же время теперь как будто и ничья. Впрочем, всё-таки из всех прежних жильцов Пантелеев, наверное, имел на собственность эту прав больше всех. Семейная легенда гласила, что особняк был построен одним из пантелеевских прадедов, зажиточным местным фабрикантом. Прадед был из простых и поначалу состояние свое сколачивал на собственном горбу, да так, что и детям дорогу дал к укреплению капитала. Потом, конечно, у прадеда все отобрали и самого то ли расстреляли, то ли он умер от тоски по напрасным трудам. Но сейчас получалось, что этот неизвестный предок словно бы протягивал Пантелееву руку помощи из своего далекого прошлого. В конце концов суд состоялся. Вместо Башлюкова присутствовал его представитель в строгом костюме, блистающий сте-

Вологодский ЛАД

Олег ЛАРИОНОВ клышками очков без оправы. Гладко и деликатно представитель объяснил, что все, что полагается, мужики получили, и даже сверх того, потому как ели до отвала, а уж когда пьянствовать стали беспробудно, пришлось с ними расстаться. У Пантелеева глаза на лоб полезли от такой наглой лжи. Но не успел он и глазом моргнуть, как объявились свидетели, которых он раньше никогда не видел и которые подтверждали: да, так оно всё и было. - Пантелеев, у вас есть трудовой договор? - спросила прокурор-женщина. - Ответчик утверждает, что с вами была произведена полная оплата, в том числе и, так сказать, натурой - продуктами питания, водкой... - Никакой водки не было, то есть договора... - Пантелеев чувствовал, как язык его костенеет и отягощается пудовыми веригами. Он хотел сказать одно - а получалось другое. Он вспомнил, что договора они действительно никакого не заключали. Но на бессвязные оправдания Пантелеева следовал гладкий и рассудительный речевой поток человека со стеклышками на глазах. - Ну что же, действительно, если мы будем идти на поводу у каждого алкоголика и у каждого пьяницы, - сказала женщинапрокурор, понимающе кивая человеку со стеклышками, - когда же нам заниматься работой... Это вроде бы как было сказано и не конкретно по отношению к Пантелееву, якобы абстрактно, и всё же все поняли, что под этими словами прокурор имеет в виду именно его, Пантелеева. Пантелеев хотел крикнуть: «Да у меня уж больше года во рту не бывало, да и на что!..» Но он почувствовал, что язык его немеет, а оправдываться совершенно глупо, потому что незнакомые люди тыкали на него и вежливо говорили о нем такие гадости, какие раньше никогда и слышать не приходилось. А самое главное - прокурор полностью была на их стороне. Это кровельщика поразило больше всего. Его в холодный пот бросило от такого открытия. «Да тут все одна шайка, - подумал он с ужасом, - что Башлюков, что суд...»

№3/2011

В растерянности он вышел из здания с развевающимся российским триколором. Улыбающийся человек со стеклышками интеллигентно взял его за плечо: - Что, Пантелеев, выкусил?.. Запомни, мы здесь - надолго. По крайней мере, тебе нас не пережить... Купил Пантелеев бутылку водки и впервые за год крепко набрался с горя. «Теперь хоть не обидно будет, - думал он, - что я пьяница...» А потом у него кончились деньги, и он побирался в столовой, выпрашивая мелкую картошку, которую выбрасывают свиньям. Чтобы как-то прожить, Пантелеев стал продавать разную мелочь, забытую на чердаке, невесть какими путями там оказавшуюся за сотню с лишним лет - пожарные брандспойты, мотки проволоки, потемневшие от времени самовары, лейки, бочки, тележки, патефон, даже шкатулку со старинными монетами, обнаруженную им под опилками утеплителя. Когда эти запасы иссякли, разрешил за определенную мзду дачникам разобрать ради кирпича печь - одну, другую, третью. Потом полы, перегородки, дальше в ход пошли рамы, косяки. Дрова на зиму Пантелеев заготовлял тут же, распиливая одну капитальную стену за другой. Когда случалась небольшая халтурка, свое занятие приостанавливал. Ему даже становилось стыдно. Но вновь оказавшись в тупике, он продолжал проедать, пропивать и прожигать дом, воздвигнутый работящим предком. Впрочем, так жили очень и очень многие - они просто-напросто пользовались тем, что было создано в иную эпоху умершими ныне людьми, а сами при этом не производили ничего. Это успокаивало Пантелеева. Отныне то был его «бизнес». Иногда перед глазами кровельщика с поразительным упорством мысленно возникали сцены из недавнего прошлого. Башлюков ограбил его дважды, и суд именем государства Российского дважды подтвердил, что Башлюков прав. И теперь кровельщик был бессилен что-либо изменить. Он ощущал себя не более чем ничтожным муравьем, бестолково ползущим по земле. Пантелеев больше не хотел 53

ПРОЗА думать о том, что с ним произошло, но однообразные мысли лезли и лезли в голову. И тогда он напивался в очередной раз. Дом, несмотря на внушительные размеры, всё-таки потихоньку таял. На исходе второй зимы своего истребления он представлял собою полуфантастическое и жалкое зрелище: все стены его были выпилены, и он чудом держался лишь на четырех углах. С него было снято всё, что только возможно, за исключением одной голой лестницы без перил, ведущей в угловую, единственную сохранившуюся комнату на втором этаже. Там же располагалась последняя сохранившаяся столбянка, опиравшаяся на приведенную в негодность печь первого этажа. Каморка Пантелеева походила на рубку корабля, потерпевшего окончательное крушение. Однажды внимание ближайших по улице соседей привлекло внимание то, что из печной трубы пантелеевской комнатухи вот уже неделю не идет дым. Дверь в жилище оказалась не запертой. Тело Пантелеева висело под самым потолком. Его увезли и похоронили за счет государства, как безродного, в деревянном ящике, который едва ли можно было назвать гробом. А на могилу поставили столбик с жестяным номерком. Известие о том, что кровельщик мертв, сразу разнеслось по округе, и жители ближайших трущоб с удивительной быстротой растащили останки пантелеевского строения на дрова. О том, что здесь когда-то стоял большой красивый особняк и жил человек, напоминала лишь большая куча мусора. На обломках фундамента сидели два бомжистого вида мужика. Они пили из стакана горькую, закусывая ржаным хлебом, и о чем-то мирно беседовали. Верно, поминали Пантелеева. На этом можно было бы и завершить сию безрадостную историю, но хотелось бы добавить вот еще что. Человек со стеклышками на глазах был, конечно, прав, заявив, что Пантелеев их не переживет. Но он оказался прав не до конца, как это часто случается со слишком самоуверенными людьми, ибо забыл, что в своем отечестве пророка нет. Труп Башлюко54

ва несколькими месяцами спустя обнаружили метрах в ста от собственной виллы, на берегу реки. Нет, он не утонул: кто-то, словно псу, прострелил ему голову, и его не спасли ни деньги, ни правосудие, ни власть. Случилось это тогда, в лихие, не такие уж далекие девяностые, когда вновь явленные миру нищие не жили слишком долго; но и те, кто ступал по костям их, всё реже умирал естественной смертью...

ПОСЛАННИКИ Я вырос на асфальте, поэтому немного знал о цветах. Я всегда не любил, когда их срезают, и потому, став взрослым, редко дарил их женщинам, за что выслушал немало упреков в свой адрес. А маме я дарил цветы в горшочках - так мне больше нравилось. Впрочем, как и ей. Точно так же вид плененных с рождения прекрасных птиц, вопреки уверенности беззаботных орнитологов, вовсе не вызывал у меня радости, но лишь то ощущение досады и сожаления, которое может родиться при виде самых свободных существ в мире, которых лишили главного - свободы. Еще я с детства не любил охотников. Наверное, чувствовал в них что-то глубоко мне чуждое и даже враждебное. Хотя никогда не вдавался в природу этого чувства. Возможно, потому, что не испытывал от них угрозы лично для себя. Более того, кое-кто из моих знакомых искателей острых ощущений считал меня своим другом. Но глубоко внутри нечто на первый взгляд необъяснимое заставляло меня избегать их дружбы. Это было врожденное, биологическое отторжение. Я любил ветеринаров и не любил охотников. Я любил строителей и ненавидел вандалов. Впрочем, то тема отдельного разговора, а сейчас мне хотелось бы вновь сказать два слова про цветы. И начну я издалека. Мой отец жил достаточно долго, в отличие от мужчин своего поколения. Нет, он не был долгожителем, но пережил всю свою родню и родню моей мамы. Он не видел в том никакой своей заслуги, как могло бы показаться веселому беспеч-

Вологодский ЛАД

Олег ЛАРИОНОВ ному обывателю. Лишь по скупым, раз или два оброненным фразам его я понимал, сколь тяжела скорбная ноша человека, который потерял почти всех близких ему людей. За несколько лет до своей смерти он сказал, что нужно обязательно отыскать место, где похоронена моя бабушка по матери, тетушка, которую я не знал, и крестный. После долгих поисков на древнем, запущенном кладбище мы нашли с ним витиеватую состарившуюся оградку. В ней стояли, почти не покосившись, стальные, художественной ковки, три русских православных креста, установленные еще моим покойным дядей, мастером по металлу, вложившим в эти скромные творения свою взволнованную душу. Четыре десятка лет назад был поставлен последний из них. Вокруг высился лес из гигантских деревьев. Впоследствии я наблюдал, как они гибли, и, падая, продолжали причинять почти умершему кладбищу катастрофические разрушения: сносили тяжелые, полуторавековой давности надгробья, плющили ограды; коренья рухнувших исполинов, хранивших чью-то наивную, так и не сбывшуюся надежду на вечность, выворачивали мощные пласты земли, обнажая зевы давно забытых могил. Но то захоронение счастливо обошла волна разрушений, не коснулась их и недобрая человеческая рука. Внутри оградки всё заросло ландышами. Больше я их не видел нигде - ни здесь, в безлюдных городских окрестностях, ни в близлежащих, ни в дальних лесах. Наверное, они были очень чувствительны к злу, потому почти нигде и не осталось их на земле. Не знаю, кто посадил эти цветы. Мама ли, братья ли ее, дед ли, а может, и бабушка, когда в годы войны схоронила здесь свою первеницу, двадцатилетнюю дочь, убитую деревом на лесозаготовках, организованных для нужд фронта. И вот странность: ландыши были только внутри оградки, так и не посмев перешагнуть за ее пределы. Робкие, скромные цветы, они росли там, где их посадили. А здесь, судя по всему, многие годы не сту-

№3/2011

пала нога человека, и никто не причинял им вреда. Я бережно выкопал несколько цветков и пересадил их подле своего старого деревянного дома. Я думал, многолетние цветы погибли - вокруг дома года два подряд росла лишь осока, и я не был страстным садоводом, чтоб наблюдать за растительностью. Но однажды, пробившись сквозь траву, они порадовали меня своей удивительной, ненавязчивой, несуетной красотой. Их белые плакучие колокольцы одарили полянку белой россыпью радости. Как-то в гости ко мне пришел приятель с женой и восьмилетней дочуркой. Девчушка был забавная, егоза. Я угощал ее конфетами и пряниками. Видимо, оценив мои старания, она решила отблагодарить меня. Девчушка пропала куда-то, а вернувшись, вручила мне великолепный букет ландышей, неумело вырванных прямо с корешками. - Это вам! - сказала она с гордостью. Я посмотрел в окно и увидел осиротевшую полянку, где теперь не росло ни единого стебелька. -Что ты наделала! - сказал я негромко. - Ты убила мои цветы! - Разве их нельзя рвать? - пожала плечами ее почти юная мать. - Нет. Нельзя рвать ландыши! - повторил я. - Нельзя убивать цветы! Лето сейчас в разгаре. Дождавшись осени, в сырой, печальный день, я пойду на забытое Богом кладбище, где уже десятки лет не ступала нога человека, где нет ни дорог, ни тропинок. Где провалившуюся землю давно затопили разлившиеся ручьи. По одним лишь мне известным признакам я отыщу старый заповедный уголок, найду ландыши - затерянные посланники далекой отшумевшей жизни, существующей отныне лишь в моей памяти, снова бережно выкопаю несколько волшебных, беззащитных стебельков и посажу их подле своего дома. И белый их свет будущим летом, такой трепетный и живой, вновь заставит поверить, что прошлые миры не уходят, они живут где-то вне нас, и так близко, что воскреснут, стоит лишь прикоснуться к ним рукой... 55

ПРОЗА

ТРИУМФ ПОДЛЕЦА Как-то случилось мне побывать в городе, в котором служил в армии многомного лет тому назад. Бесцельно бродил по переулкам и в одном из них наткнулся на старый дом, где раньше располагалась дивизионная санчасть. Теперь половина его пустовала, брошенная и осиротевшая, а в другой приютились мелкие магазинчики. И почему-то вспомнилось - ясно, четко, в мельчайших подробностях, будто вчера произошло... В палате нас только двое - я да еще один парень из желдорбата. Остальные койки пустуют. Я подружился с начмедом-майором, романтиком по натуре, что для военного редкость. У нас нашлось немало общих тем - и поэзия, и музыка, и философия. Разговоры с майором переносили меня в иную жизнь, далекую от серого солдатского бытия; я начинал мечтать о будущем, уже видеть его. И заметил: начмед не торопится меня выписывать, хотя давно бы мог. Вероятно, ему по душе пришлись эти импровизированные дискуссии, и он решил сделать мне маленькую поблажку. Желдорбатовцу, по всей видимости, наши беседы были чужды, он слушал их с недоумением и какой-то скрытой презрительной ревностью. Мне показалось еще, здесь таилась зависть к моим коротким отношениям с майором. Однажды издалека приехал меня навестить мой брат. Он ждал в специальной комнате для посетителей. - Слушай, - попросил желдорбатовец, - пусть он купит бутылку водки. - Я не буду, да и тебе не советую: мы подведем майора. Ведь знаешь, с этим строго... - Ну слушай, - ныл солдат, - сам не будешь, так я буду. Очень уж выпить охота. Для меня сделай, пожалуйста - вот деньги. Я ночью тяпну немного... Никто и не заметит. Он ныл и ныл, настойчиво и занудно. В конце концов я уступил. Брат просьбу выполнил и протянул желдорбатовцу газетный сверток. К бутылке желдорбато56

вец приложиться не успел и спрятал ее у себя в тумбочке. Утром был обход. Начмед просил изложить жалобы, покровительственно обещал, что подержит меня еще здесь. Настала очередь моего соседа. Пока начмед осматривал его, медсестра заглянула к тому в тумбочку. - Это еще что такое? - спросила она, указав на сверток, содержимое которого, разумеется, незамедлительно было выставлено на всеобщее обозрение. На какое-то время установилось нехорошее затишье, а потом произошло неожиданное. Желдорбатовец, указав на меня пальцем, сказал громко: - Это его водка, он приказал мне держать бутылку у меня в тумбочке, он мне угрожал... Сейчас я должен сделать одно небольшое пояснение для непосвященных, чтобы можно было понять всю бездну той лжи. Часть, где я служил, славилась матерой дедовщиной, ставшей притчей во языцех. С ней боролись, да всё напрасно, и цвела она пуще прежнего. Я прослужил больше соседа на полгода, и потому «обиженному» тут же поверили. Его ложь отлично вписывалась в систему. Он хорошо понимал, что доказать я ничего не смогу. Вряд ли кто-то смог бы вообразить себе, что простой солдат способен так внаглую оклеветать другого солдата, своего сослуживца. Он понимал также, что меня сейчас немедленно выкинут из санчасти, и поквитаться с ним я уже буду не в состоянии, возникни у меня такое желание, ведь мы были из разных подразделений и даже родов войск. Холодный, умело выверенный расчет, за долю секунды вызревший в голове негодяя. Я растерялся, изумленный в душе, но не стал бить себя в грудь, ища оправдания. Это было просто бесполезно. Я оставался почти спокойным: долгие месяцы службы бок о бок не с самыми лучшими в этом мире людьми сделали из меня стоика. Но видели бы вы глаза майора, какое глубокое разочарование горело в них!.. Он мне доверял, относился с уважением.

Вологодский ЛАД

Олег ЛАРИОНОВ А теперь считал не меньше чем предателем, ведь случай тот, стань о нем известно начальству, мог серьезно повредить его дальнейшей карьере.

*** Много воды утекло с тех пор, много муки натерли жернова жизни. Что там какой-то мелкий эпизод из юности, пусть и неприятный. Его можно было стерпеть, просто забыть о нем... Не такое пришлось повидать! Даже великой страны, для которой я служил, больше не существует! Ее разрушили такие же подлецы, рангом только неизмеримо выше того негодяя из железнодорожного стройбата. Думали одно, говорили другое, делали третье... Та подлость, что и по сей день творится в России, способна перевернуть воображение!.. Только вот маленькая она или великая - суть у нее, как у смерти, одна.

ЦЫГАНКА Я направился к цыганам, чтоб попросить у них немного глиняного раствора для ремонта печи в моем загородном домике. Было уже сумрачно, и, бряцая пустым ведром, я едва не заплутал среди кривых неосвещенных переулков. Высокий, просторный, но очень старый дом почему-то оказался совершенно пуст. Я шагнул в полуоткрытую дверь. Молодая, ослепляющей красоты цыганка, улыбчивая и веселая, узнав причину моего прихода, кивнула: - Мне сосед говорил, что ты зайдешь. Посиди, - указала она на табурет у кухонного стола. - Может, хочешь перекусить?.. Не церемонясь, она выставила чайник, достала дорогие консервы, печенье и конфеты. В кухне было между тем очень скромно, но идеально чисто. Ее звали Александрой, а попросту Шурой, и по-русски она говорила без какого-либо акцента, хотя бы даже слабого. Она была словоохотлива, но не навязчива, и мы както легко с ней разговорились.

№3/2011

- Я слыхала, ты пишешь книги?.. - Пишу. Хочешь, принесу одну? - Нет. - Почему?!. - Я неграмотная. - А сколько тебе лет? - Двадцать четыре. Ее ответ меня, дитя цивилизации, искренне поразил. В ее характере между тем читались природная доброта, любопытство, здравая рассудительность и при том отсутствие какой бы то ни было гордыни. Она была непосредственна и проста. - Это много, я знаю, - продолжила она. - У моих ровесниц уж дети давно. А я не замужем. И у меня никогда никого не было. - У такой красивой?.. Она взглянула на меня так, словно впервые услыхала о себе такие подробности. - Конечно, сватались ко мне многие. Но ни у кого терпения не хватило так долго ходить за мной. А братья мои - ужас, ужас, послушаю их разговоры, что они делают с вашими русскими девками, уши затыкаю. - Почему никого нет в доме, Шура? - Все наши уехали на свадьбу к барону, в другой город, а дом оставили на меня. - А что ты любишь? - Я очень люблю лошадей. Не дождусь, когда поеду их покупать. Далеко отсюда, далеко... Хочешь, погадаю? - внезапно предложила она и взяла мою руку в свою. Ты никогда не будешь богат. А если б стал им, то перестал бы писать свои книги. Но для тебя так лучше, поверь. Многие чересчур сыты, но не знают, зачем живут. А ты знаешь... Это душе дороже. Казалось, она благоволит мне. В ней ничего не было от уличных цыганок с хорошо знакомым, развязно-наглым: «Давай, дорогой, руку позолоти...» Александра закончила разговор, а потом слушала меня внимательно, серьезно, не перебивая. Она, видимо, не подозревала, что я на пятнадцать лет ее старше, воспринимая меня как ровесника - многие говорили, что я молодо выгляжу. Вечер тянулся и тянулся, я допивал уже третью чашку чая. Помимо вызывающей внешней красоты, во внутреннем об57

ПРОЗА лике ее было еще какое-то притягивающее обаяние, нечто располагающее к доверию и почти привораживающее. В конце концов, когда на улице уже стало совсем темно - хоть глаз выколи, мы както вместе вспомнили, зачем я всё-таки сюда заглянул... - Заходи в гости! Рада буду видеть! - сказала она на прощание, прикрывая дверь. И, унося с собой тяжелое ведро с замешанной глиной, я окунулся в приветливое тепло июля. Прошло много дней, а может, недель. Всё-таки оставила она занозу в сердце, несмотря ни на что. Да и я, кажется, приглянулся ей - зачем же она звала меня приходить на огонек. Наверное, я не так уж плох, если заслужил внимание такой пламенной раскрасавицы. Это было приятно. Это тревожило, будило фантазии. Но я гнал прочь мысли о ней. Умудренный и здравомыслящий некто, сидящий во мне, говорил снисходительно, назидательно: «Рехнулся, что ли? Ведь это же цыгане. Почти маугли. Ветер души и помыслов. Дети дорог и кибиток. Вольница на грани криминала. Совсем чужой для нас мир». Да, честно говоря, я всегда мало чего хорошего думал о цыганах: тому способствовали мои прежние впечатления от встреч с ними. Как-то в юности я ехал на новеньком мотоцикле мимо цыганского поселка. Машина заглохла, и я остановился. Набежала целая толпа цыганят. Один из них вытащил ключ из замка зажигания и бросил куда-то в лопухи, другие полезли драться. Я швырял цыганят, словно котят, они падали, и снова лезли ко мне, их было слишком много. Пока я расправлялся с одними, другие уже откатывали машину. Спас меня взявшийся откуда-то старый цыган. Он рявкнул что-то по-своему, и пацанов как ветром сдуло. Правда, потом и от него самого я еле отвязался, потому что он совал мне в руки три сотенных, требуя продать машину, хотя та стоила четыре... А однажды, много позже, им понравился мой дом, и они, только что приветливые, сказали, что если я его им не продам, то они его непременно сожгут... Дикий на58

род. И вот на тебе: эта цыганка-заноза. Просто ужалила, как пчела. Но как-то второй человек, по-прежнему юный, внимающий одним лишь чувствам, живущий во мне, пересилил. И я пошел, плутая темными переулками среди давно выцветших от времени деревянных домишек искать цыганку Шуру. Зачем, не знаю. Просто увидеть. На сей раз дом был полон народу, даже во дворе было светло от яркого света за окнами. Обычно цыгане, справив новоселье, ломают в домах перегородки, чтоб создать простор в помещении и, таким образом, обрести некое напоминание о подобии большого шатра. Отгорожена была только кухня. За длинным столом шло какое-то пиршество, цыгане были чересчур разгорячены вином. - Спроси, чего нужно этому русскому, - недружелюбно произнес парень, обращаясь то ли к матери, то ли к родственнице. На пальцах его руки блеснули золотые печатки, а в ладони он крутил финку с красивой рукоятью. И потом добавил еще что-то по-тарабарски. За всю свою жизнь я впервые услышал, что меня назвали русским. Когда живешь у себя на родине среди русских, это выглядит как-то очень странно. Ко мне вышла седая старуха. - Мне бы нужно увидеть Шуру, - сказал я негромко. - Шура уехала покупать лошадей. - Надолго? - Надолго. Краем глаз я видел, как молодые цыгане пристально наблюдают за мной. От них исходила пьяная агрессия. Черт знает, что у них на уме. Переулки тут темные - воткнут еще нож в спину... Не нужно, чтоб они знали, что я спрашивал Шуру. Цыгане здесь всегда промышляли продажей «паленой» водки. Я полез в карман, сунул старухе денег: - Я пришел за водкой. Принесите. Вскоре она вернулась, протянула полбутылки, закрытой пластмассовой пробкой: - Ты подал мало денег, на целую не будет.

Вологодский ЛАД

Олег ЛАРИОНОВ - Ничего, мне хватит. Пройдя с полсотни метров, я выбросил бутылку в тянувшуюся вдоль канавы кучу мусора. А потом, очень скоро, табор продал дом и уехал блуждать по просторам России навстречу неведомому двадцать первому веку. И непорочную цыганскую мадонну Шуру, неграмотную, но проницательную и добрую, очень любящую лошадей, я так никогда и не увидел больше. А сейчас нет и дома того - вместо него раскинулся пустырь, поросший сорняками. Почему-то я вспомнил об этом сейчас, много лет спустя. Еще вспомнил о времени, выхватывающем из жизни нерешенные планы, полузабытые эмоции, людей, несбывшиеся надежды, неясные мотивы, святые и чистые заблуждения, оборванные сюжетные линии, и целые фрагменты ее длиной - нет, не в годы - а в десятилетия, в пугающую череду десятилетий. Хотя, кажется, то, что живет в тебе - случилось только вчера...

МАДАМ ФЕРМЕРША Сегодняшний мой рабочий день начинается в кабинете редактора. Кабинет этот внушает мне смутное уважение двойными полированными дверями с витиеватыми золотистыми ручками, смущая блеском полировки трех широких столов, поставленных буквой «Т» и заваленных бумагами и газетами. Не отрываясь от телефонной трубки и что-то записывая в блокнот, редактор приветственно кивает мне головой и одновременно указывает на стул, давая понять, что мой визит пришелся кстати и что у него есть до меня какое-то неотложное дело. Я продолжаю стоять, оперевшись ладонью о стол. Он знает: рассиживаться я не люблю, его жест - лишь формальность, и продолжает «мгукать» в аппарат. Редактор нашей газеты - слегка облысевший высокий мужчина лет сорока пяти. Говорит он всегда веско и значительно, с трубным «О», как нижегородский мужик. На вид он человек простова-

№3/2011

тый, но к нему мы относимся серьезно. - Что ж, - закончив свое мычание и дружески пожимая мне руку, говорит редактор. - Где наш великий папарацци? Позови-ка его, Михаил Андреевич. «Великим папарацци» он именует Серёгу-фотокора, молодого парня, баламута и хохмача. В связи с повсеместным вводом разных компьютерных программ его должность постоянно грозятся сократить, но он, кажется, вовсе не берет это в голову. По своей молодости и беспечности он еще не догадывается, что его может ждать впереди. Я направляюсь на чердачный этаж, где ютится неприступное обиталище моего приятеля. Неприступное, потому что он там вечно запирается, оправдываясь тем, что не любит, когда кто-то стоит у него за спиной и наблюдает, как он корректирует снимки в очередной версии «фотошопа». Таким образом, Серёга имеет как бы негласный статус обособленности и, наверное, очень рад такому обстоятельству: всегда есть возможность сослаться на кучу дел, заглянуть в которые никто не в состоянии, а потому можно с полным сознанием правоты не явиться, например, на планерку. Но мой голос всегда действует как пароль. Дверь в чердачную комнатушку отворяется, и вскоре мы с Серёгой предстаем перед редактором. - Вот что, - говорит тот, кладя ладонь на стол, - нужно написать большой очерк про одну передовую ферму и дать к нему пару хороших снимков. Но... - тут редактор останавливается и как-то по-особенному, пристально смотрит на меня. - Надо, чтоб завтра к двенадцати дня все было готово. Мне показалось, он хотел сказать чтото совсем другое... Ну что ж, к двенадцати так к двенадцати, не впервой: наша газета постоянно живет без особого запаса материалов. - Смотрите, ребята, - все же считает вставить нужным «шеф», - чтоб на высоте!.. Вдохновленные запалом напутственных фраз, мы спускаемся вниз, выхо59

ПРОЗА дим во двор, где стоит редакционный «уазик» с внушительной надписью белыми буквами «Корреспондентская». Капот открыт, шофер Семён Павлович роется в моторе. О Семёне Павловиче я тоже хочу сказать несколько слов. Дело в том, что он крестьянин до мозга костей, мужик деревенский, лет до сорока пахал и сеял, а потом переехал в город и лет уж двадцать крутит баранку по районным дорогам, которые давным-давно выучил наизусть. Помню, несколько лет назад, когда я впервые пришел в редакцию, я долгое время испытывал некоторую посрамленность перед его познаниями. Поедешь с ним порой, а он взглянет на поле и отпустит нечто вроде: «Да, всходы нынче не те» или: «В валки нужно собирать, а они что делают, черти!» А ведь тебе самому сейчас нужно писать про эти самые всходы, но ты в них ни бельмеса, потому что ничего, кроме городских небоскребов, не видел... Правда, минувшие годы не прошли зря, я тоже кой-чему научился и нынче даже с Семёном Павловичем могу поспорить и насчет всходов, и насчет валков. Обычно из Семёна Павловича не вытянешь ни единого слова за долгие часы пути туда и обратно. Позволяет он себе разговориться только в крайних случаях, по поводам, с его точки зрения, значительным. Семён Павлович бывает способен и пошутить иногда, но в шутках его столько укора, что невольно начинаешь сомневаться: да шутка ли это? Вот и сейчас, открывая дверцу «уазика» и забираясь в салон, Серёга опрокинул канистру с бензином и немного разлил её, запачкав покрышку. - Высохнет, - успокоил я. - А совесть тоже высохнет? - неподвижно уставившись почему-то именно на меня, сделал выговор Семён Павлович. Есть еще у шофера особая привычка подменять одни слова другими, неподобающими по смыслу и потому смешными. Так, когда он спорит с бухгалтершей, бензин он всегда называет керосином. 60

- Ну, - спросит он, - опять я керосин перерасходовал? Да пью я его, что ли, керосин-то? За «керосин» в бухгалтерии в свое время разражались настоящие баталии. Бухгалтерша стоит на своем и грозит высчитать с Семёна Павловича перерасход литража, а он упорно доказывает ей, что дороги весной тяжелые и нормативы неправильные. В таком случае он никуда не поедет. Тогда и перерасхода не будет. Но в отсутствие Семёна Павловича в бухгалтерию приходит редактор и разъясняет, что Семён Павлович человек надежный, «керосин» он действительно не пьет, и нужно сделать так, как раньше - перебросить в отчете бензин из одного квартала в другой, а летом разница сгладится. Что касается работников редакции, то к ним Семён Павлович относится достаточно невозмутимо, что ли. Во всяком случае, если я скажу, что в десять мне бы нужно выехать туда-то, Семён Павлович, с достоинством поразмыслив, вспомнит, что ему всего на полчаса нужно заехать за запчастями. Это значит одно: раньше, чем после обеда, я не поеду. Но если куда-то нужно редактору, Семён Павлович подойдет к вопросу максимально уважительно. С «начальником» - так он называет редактора - он пунктуален. Сегодня у Семёна Павловича резона оттягивать отъезд нет: ведь мы под надежным крылом «шефа». Хлопнув капотом, он заводит двигатель, и вскоре машина выходит за городскую черту. Вот так мы и живем. Бегут каждый день всё новые дороги, меняются лица, мелькают чужие судьбы, и только наш меленький газетный кружок остается неизменным. Тают позади километры, десяток за десятком, проносятся мимо нас автомобили, бросает весна охапками теплый ветер за чуть приоткрытое окно... Мы и не замечаем, как оказываемся в небольшом поселке. Дома его давно не подновлялись краской, шиферные крыши почернели, фундаменты подосели. Лишь на краю, в самом живописном месте, ря-

Вологодский ЛАД

Олег ЛАРИОНОВ дом с песчаным спуском к реке, в окружении вековых елей, высится чудо архитектуры - замок не замок, дворец не дворец. Окруженный высоким забором из облицовочного кирпича, надменно и гордо нависает сей каменный изыск над ветхим деревянным жильем, словно пришелец из красивой, нездешней жизни. - Там мадам фермерша живет, - усмехается всезнающий Семён Павлович. Однако машина, которую Семён Павлович, находясь в хорошем состоянии духа, именует «лошадью», останавливается у довольно невзрачного одноэтажного строения, бывшей колхозной конторы - именно там нам назначена аудиенция. - Очень вас ждали! - с радушной и немного даже кокетливой улыбкой, следствием предполагаемого влияния своей внешности, говорит вышедшая нам навстречу миловидная женщина средних лет. В ней чувствуются энергия и напористость. - Так это вы тот самый Алехин? Вы интересно пишете, я всегда с удовольствием читаю ваши статьи, - последнее ее признание, хочу я того или нет, делает меня в душе ее тайным другом, и я принимаю ее мягкий тон, веселый и беззаботно-хитроватый прищур глаз, чисто по-женски наигранную непринужденность. - Когда тысячами разрушались колхозы, говорили - сельскому хозяйству конец. Но пришло фермерство! Вот вам альтернатива, - уже по-деловому говорит она. - У нас прекрасные рынки сбыта и мы - процветаем! Что касается моей фермы, то там почти одна молодежь - наше будущее! - У меня несколько иная точка зрения, - неторопливо возражаю я скорее для проформы, так как не сомневаюсь, что эта хваткая женщина наверняка достойна всяческих похвал: не нефтью, чай, торгует. И лишь для поддержания беседы продолжаю: - В климатических условиях России только крупная коллективная собственность, которую бездумно уничтожали, была способна обеспечить продовольственную безо-

№3/2011

пасность страны... А сейчас все мы живем в основном на тухлом импорте, который в любой день могут перекрыть - вы знаете это лучше меня. Но я романтик, и если вы убедите меня в обратном, я буду только рад... - И убедим. Когда я взялась за дело, прибыль пошла уже через год. - Так насколько я знаю, и при Советах эта ферма не бедствовала. - Полноте, в начале девяностых ее практически разворовали. Там ничего не осталось, кроме стен. Обаятельную женщину не остановить. Мне уж и неудобно, что я слегка взъершился. Прав редактор, нужно поддерживать таких энтузиастов. Да и статья, кажется, пойдет легко. В отличие от многих, с кем приходится сталкиваться, слова из собеседницы не вытягиваешь, словно резину. А это, выражаясь на косноязычии газетчика, - залог успеха. - В принципе вы, наверное, большой молодец, - говорю я. - Хотелось бы еще эту ферму посмотреть. Как мы сможем туда проехать? - я подвожу итоговую черту. Женщина поостыла и задумалась. - Туда очень трудно проехать... Пятнадцать километров по большаку, плюс пять по совершенно разбитой дороге. Весна, распутица... Трактора только ходят. Ваш потрепанный «уазик» не вытянет. Да и зачем! - осеняет ее. - Я вам и так все рассказала. - Вы ведь хотите, чтоб рассказ был хорошим? Значит, все надо увидеть своими глазами. - Послушайте, молодой человек, - наигранный тон смазливой кокетки внезапно уходит в небытие. - У нас есть договоренность с владельцем вашей газеты. Кроме того, редакции заплачены деньги по статье «реклама», и немалые. Возвращайтесь в город и делайте материал. - Во-первых, редактор ничего особенного мне не говорил. Во-вторых, я ведь не учу вас, как вести фермерское хозяйство. Так с кем можно переговорить на ферме? - я в готовности держу ручку. Но на сей раз чуть приглушенное многозначительное выражение появи61

ПРОЗА лось на лице фермерши; загадочно и иронично улыбаясь, она медленно, с расстановкой произносит: - Вы ни с кем не сможете там переговорить... - То есть? - я изучаю ее взгляд, пытаясь понять причину этой странной загадочности, скрытой в уголках губ и играющих ямочках на щеках. - Девушки весьма неразговорчивы. Весьма... Впрочем, раз уж вы так рветесь туда, - обрывает она с досадой и одновременно каким-то скрытым ехидством, - езжайте... Все равно не добраться. Даже мой «Лексус» весной туда не пройдет... - Так то «Лексус», - усмехнувшись, пожал плечами я и вышел. Наверное, в моих словах невольно просквозило презрение ко всему этому роскошному импортному «железу», а заодно и к любителям взахлеб восторгаться им. На капоте видавшего виды «УАЗа» мы пообедали взятой в дорогу скромной провизией и поколесили на ферму. Пятнадцать километров пролетели птицей. Машина притормаживает и осторожно скатывается в непролазную пучину, которая когда-то, много лет назад, была дорогой. Я сразу понял, что предостережения не напрасны. Машину швыряло с одного края обочины на другой, она неистово ревела, пробиваясь сквозь глубочайшую жижу, и «дворники» щелкали, смывая не следы дождя, а сплошную завесу, образовавшуюся на лобовом стекле из-за комков грязи. Проехать удалось не более пятисот метров - машина заглохла, с колесами погрузившись в коричневатое месиво, так что когда я открыл дверцу, на пол заструилась вода. Слава Богу, у всех были сапоги с высокими голенищами: уж мы-то выучили славные дороги Нечерноземья! Семён Павлович с остервенением завел мотор, тот с не меньшим остервенением взвыл, но «УАЗ» не тронулся с места. - Приехали! - отрезал Семён Павлович, сошел на обочину, где было посуше, и в лаконизме его восклицания я ощутил укор в свой адрес: «Говорили же, что не62

чего туда ехать!..» На наше счастье, сзади шел колесный трактор с телегой. С последней спрыгнули две женщины - как видно, «Беларус» дальше ехать не собирался. Семён Павлович прицепил свой бывалый трос, трактор дернул машину, та содрогнулась, и... стальной трос лопнул, как нитка. Забрызганные грязью с ног до головы, мы оторопело смотрели на происходящее. - Помогайте! - вновь всё тем же укоризненно-недовольным тоном сказал Семён Павлович, и я направился к трактористу за его более надежным тросом. С чмокающим хлопком, словно пробку из бутылки, «уазик» вышибло из засосавшей его жижи. К чести Семёна Павловича, не говоря более ни слова, он повел машину, держась правой обочины, как ему и посоветовали. Только сейчас мне в голову пришла та мысль, что все наши воззрения и пространные рассуждения, не будь Семёна Павловича и его верной машины, неоткуда было бы брать. Любая идея, таким образом, просматривалась с двух сторон: с духовной и примитивно физической. Материальным подкреплением идеи был сам Семён Павлович. А я ведь до сих пор не придавал этому значения. И сейчас вновь ощутил какую-то непонятную близость к этому угрюмому Семёну Павловичу, словно к своему главному соавтору. «УАЗ», всегда шутя справлявшийся с обычной путиной, на этот раз шел тяжело, порой резко проваливался в почти метровые ямы то тут, то там... Оба моста внедорожника отчаянно и яростно работали на низшей передаче. Машина чудом выскакивала из огромных болотных ловушек, залитых водой, и, как маленький бульдозер, проламывая глубокую вязкую жижу, устремлялась вперед. Потом еще раз мы крепко сели. Спас старый когтистый вяз, походивший на демона; именно за него мы с Серёгой без всяких напоминаний зацепили трос лебедки, которой была предусмотрительно оборудована машина. Небольшой рывок,

Вологодский ЛАД

Олег ЛАРИОНОВ оказавший помощь вхолостую барахтающимся колесам, - и машина вновь на свободе. Вскоре за пустынными, едва открывшимися от снегов полями, появилось несколько домишек, а за ними ферма и подсобные сараи. Мы остановились во дворе среди разливанного моря несусветной грязи. - Есть кто-нибудь? - вопрошаю я нарочито бодро, зайдя на ферму. В ответ доносится одинокое коровье мычание. А потом наступает тишина. Вдруг слышу: рядом в коридоре кто-то идет. И вижу девушку, в глазах которой - напряженное недоверие, испуг и пустота. - Здравствуйте, - выдавливаю я. Почти не подняв на меня стеклянных глаз с выражением остережения, она тенью проскальзывает мимо, словно не существует ни меня, ни моего приветствия. Полный недоумения, я углубляюсь в помещение фермы и в дальнем уголке застаю остальных. При виде чужака они оставляют работу и инстинктивно жмутся друг к другу, словно выброшенные на улицу щенята. Их лица поражают меня: в них нет ничего - ни света, ни задора, ни грусти, ни радости - настолько привычных в человеческом лице, что даже представить себе их отсутствие невозможно. Тут срывается с шестерни ржавая толстая цепь навозоуборочного транспортера, волочащаяся в бурой жиже. Под холодным дождем голыми руками работницы устраняют неполадку. Транспортер начинает работать, но вскоре история повторяется. Несмотря на допотопное оборудование, на самой ферме чисто, животные холеные, упитанные - видно сразу, о них заботятся. - Вам нравится здесь работать? - помолчав, спрашиваю я, и сам поражаюсь совершенной тупости своего вопроса. Просто ничего не приходит в голову. В ответ меня ждет лишь молчание. - Где ваш дом? Живете-то где? Девушка со стеклянным взглядом как-то испуганно показывает на одну из замызганных дверей бывшего хлева. Толкаю ее ногой. На голом холодном полу

№3/2011

не первой свежести матрасы и фуфайки. В углу обшарпанный стол с давно облезшей краской, под ним бадья с каким-то пойлом, а рядом стопа металлических мисок. Видимо, это и спальня, и столовая, если только можно так сказать. - Вы из газеты? - тихо спрашивает меня откуда-то взявшаяся немолодая женщина. - Пройдемте во двор. - Да, да! - с радостью подхватываю я. - Зачем вы здесь?.. - в глазах доярки какая-то грустная дума. - Да вот... очерк писать. - Чему тут хвалиться-то? - Хозяйка ваша, говорят, славный организатор... - Хм... Только скотина у нее лучше живет, чем люди. Сами видите, не слепой ведь. Электричество и то нам отключают, экономят, для коров берегут. - Так, наверное, платят хорошо. - Две-три тыщи, да и то не каждый месяц. - И вы работаете?!. Меньше минимума получается... - Получается... Раз в неделю на тракторе хлеб привозят, крупы кой-какие, иногда сахар - и на том спасибо. Все у нее денег нет. А дом какой отгрохала, видели? Поместье целое. С конюшней, с бассейном крытым, с прудами. Раз по пять на год за границу отдыхать ездит. Тут есть деньги. - Так уходили бы от нее к чертовой матери, сама бы стала навоз лопатой убирать!.. - Эх, мил человек, сразу видно, городской. Идти отсюда некуда, на сто верст кругом одни леса. А у вас в городе своих хватает, мы вам не нужны... Раньше какой колхоз здесь был богатый! Жилье строили, клуб был, свадьбы играли, детишек рожали. Да кто-то шибко умный наверху сказал, что лучше будет, если каждый сам на себя работать начнет. Ну и пошло. Разделили все, кому что досталось: кому сотка земли, кому колесо от трактора. Клуб и тот на кирпичи растащили. Только лучше от этого никому не стало. Работы нет, молодежь пьет да ворует. У нас теперь самые богатые люди - пенсионеры. Им все зави63

ПРОЗА дуют. Вот и мне до пенсии дотянуть бы поскорей. Недолго мыкаться, слава Богу, осталось. Вы только не пишите об этом. Живоглотка наша узнает - еще туже пояса нам затянет. А девчонок жаль, только чем им помочь, не знаешь. Мы-то жизнь прожили, и хорошего в ней было немало. А у них что хорошего будет?.. Я киваю головой, не зная, что и сказать. Потом подзываю Серёгу, и тот, понимающе мигнув, делает снимок немолодой доярки. И еще щелкает вокруг на всякий случай. Я прощаюсь с единственными обитателями заброшенного среди болот хутора. - Осадок какой-то нехороший остался, - признается на обратном пути Серёга. Палыч дергает руль, и словно продолжает Серёгину мысль: - Никогда так народ не жил. Бедолаги!.. - И, внезапно сменив тон, дает волю гневу: - Что вас носит туда, куда вороны не летают! Других ферм, что ли, нету! Машину рвать! Керосину сожег - чуть не полный бак! - и он нервно поддает газу. Наверное, Палыч по-своему прав насчет машины и «керосину». Тем более, опять ему ругаться в бухгалтерии. ...Я смотрю на дорогу. Она говорит о многом. Она говорит о том, что гдето там, за подъемами и спусками, за пробуждающимися от зимнего забытья лесами, стоит город, в нем живут и работают люди, в дальнюю даль вершат свой бег поезда и текут освободившиеся ото льдов реки. Тянутся поля, на которых уже стаял снег, и, кажется, широкое это пространство в последние мгновенья очнется от слишком затянувшегося сна...

*** - Как, все нормально? - спросил редактор, который сразу попался мне навстречу в редакционном коридоре. - Тогда за дело - и смотри, побольше чувства, номер-то праздничный.

Я прошел в кабинет, сел за стол. До сих пор не могу понять, что со мной произошло. Я не мог, не хотел ничего писать, хотя, кажется, ничего не было проще, как сесть и накатать на одном вздохе пяток страниц об обаятельной хозяйке и ее ферме, которую она восстановила из руин. Я снова вышел в коридор. Редактор заваривал чайник - он у нас постоянно стоит на столике у окна. - Дело идет? - «шеф» любит приободрить. - Вы знаете, что там на самом деле творится... - я в упор смотрю на редактора. - Знаю, - сказал редактор. - Пиши. Очерк о фермерше-подвижнице. Ведь она подвижница? Показатели у нее отличные? Надои высокие? Ну так!.. - Понял... - вслух начал догадываться я. - Этой бабе позарез нужны дотации из госбюджета. Халявные деньги, которые потом под любым предлогом можно будет списать. И откат благодетелям. Схема старая. Вот к чему эта показушная статья. Умно придумано... - Михаил Андреевич, мы с тобой не первый год вместе. Я тебе сделал самую большую зарплату в редакции после себя. И потом, наш учредитель, он в курсе. Не забывай, кто нас кормит. Население должно знать, что работа на селе идет, передовых фермеров поддерживают... - А вы знаете, что девчонки за миску супа работают на эту наглую бабищу?!. - не выдержал я. - Что она грабит их бесстыже. Положение у них рабское, деваться им некуда. И она этим пользуется, вот и вся ее заслуга, всё её «ноу-хау». - Ну и что?! Так бы они подохли от бомиков1, а тут хоть при работе! - заорал редактор. - Да половина России сейчас за миску супа работает неизвестно на кого... А рубрику подбери нормальную. «С заботой о людях» или что-нибудь про молодежь и перспективы. Нынче злободневно. Сам знаешь. Словом, пиши.

1 Пузырьки с техническим спиртом, который дельцы распространяют в сельской местности

Вологодский ЛАД

Олег ЛАРИОНОВ А про это... забудь. И никому больше не рассказывай. - И вы считаете, это справедливо?.. - Справедливо ли, что лев съел антилопу? Кто смел, тот и съел. В общем, справедливость - дело придуманное. В природе ее нет. - Так то в природе. А мы-то живем в человеческом обществе. - Слушай, Михаил Андреевич, - кажется, я уже стал изрядно раздражать редактора. - Девок на цепи никто не держит, так что здесь всё по закону. Вообще я нанимал журналиста, а не моралиста или философа. Журналисты получают зарплату, а философы живут в бочке. Так что решай, что тебе более по нраву. Мы должны следовать в русле редакционной политики. А политику определяет тот, кто дает деньги. Чего мне тебе объяснять... - Тогда попросите нашего великого папарацци отретушировать снимки, - с едва заметной иронией сказал я. - Работы у него на сей раз будет о-очень много. Мою колкость редактор пропустил мимо ушей. Я вновь закрылся в кабинете. Чужими и мерзкими казались мне эти облагороженные «евроремонтом» стены, застланные свеженьким ковролином полы, ледяным мир, в котором ездил и бывал, про которой говорил. Я подошел к окну. Холодный ветер гнул голые деревья, по тротуарам шли люди, прячась в свои пальто, в несколько рядов яростно мчались машины. Неують, казалось, проникла и в кабинет. Одиночество... Оно пряталось в невероятной суетности редакционных

№3/2011

будней, внешне предельно заполненных, разнообразных, оставляющих даже какое-то удовлетворенное чувство хорошо исполненного дела, когда к концу рабочего дня голова разбухает от усталости и уже не хочется ни о чем думать. Оно подступало и среди спешки, и в кратких перекурах на лестничной площадке, говоря с том, что суета обманна и давно отняла тебя у самого себя... Разве только им деваться некуда, подумалось о девушках с фермы. А тебе?.. И кто-то, «успешный и деловой», строит на этом свою карьеру... Я смотрел в бесцветную заоконную хмарь, схоронившую память о приветливых летних днях, а мысли скользили с одного на другое. Почему-то вспомнилась первая жена. Когда я узнал об ее измене, то не развелся сразу, как все нормальные люди. Она плакала, клялась, что это нелепая случайность, что любит только меня - и я не развелся. Но впервые со мной тогда произошел ни с чем не сравнимый надлом. Чистота и ясность человеческих отношений в один миг легли прахом. Вставал каждое утро, чтоб пройтись по холодной земле, неся в себе ношу, с которой никто не в состоянии смириться. И смирялся. Я словно бы угодил в иную систему нравственных координат, в которой, оказывается, вполне приспособился существовать. Это было отвратительно. Но это было так... Еще несколько шагов по кабинету. Сажусь за стол. Передо мной белый лист. Смотрю на него и... понимаю, что не напишу ни слова из того, что нужно завтра газете.

ПРОЗА

Вынужденная посадка ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ

ГЛАВА 1

Марк МОСКВИТИН Марк Москвитин родился в 1946 году в небольшом городе Ургуте в окрестностях Самарканда. Главную часть детства провёл в таёжном посёлке на севере Томской области. В 1966 году окончил Горно-Алтайское медицинское училище и около трёх лет работал фельдшером. После окончания Уральского лесотехнического института (Свердловск, 1975) работал в лесных научных учреждениях. Далее был электромехаником, инженером по обслуживанию ЭВМ, программистом. В 1996 году переехал в Вологду. Фантастику пишет с конца 2002 года. Публиковался в журналах «Техника молодёжи», «Вологодский ЛАД». Рассказы также можно прочитать на сайте «Самиздат» (www.samlib.ru). «Вологодский ЛАД» опубликовал фантастический рассказ Марка Москвитина «Обретение» (№ 1, 2011 год).

Пилота Владимира Забровского вызвал шеф. База дальнего проникновения БДП-17 «Зелёная Роза» находилась в системе Эпсилон Сокола, за семьдесят парсеков от Солнца. Мощная база располагала полусотней исследовательских и транспортных кораблей. Вся эта техника нуждалась в постоянном обслуживании и периодическом ремонте. Владимир вместе с другими пилотами и инженерами трудился на старом транспортнике «Варандей», регулируя агрегаты жизнеобеспечения. Вызов застал его перед обедом. Он положил тестер, отряхнул комбинезон, кивнул ребятам и направился к выходному тамбуру. В кабинете у Мохова, как всегда, сидело на диванах вдоль стен несколько человек - кого он пригласил, кто сам зашёл. За спиной начальника базы во всю ширину стены раскинулся Космос. Полвека уже держалась эта мода: вместо обзорных экранов - натуральная картина Вселенной. Прозрачный изостеклолит был не менее прочен, чем непрозрачные альфа-титановые стенки модулей, к тому же спокойно «держал» любые излучения, пропуская лишь фотоны. - Садись, Володя, - сказал Мохов. - Ну, как тебе «Варандей»? - Нормальный корабль... Старый, но ещё ничего. - Решено отогнать его на Марс. На утилизацию. - Вот как? - А что ты удивляешься? Восемьдесят лет на нём летаем. Сплошная архаика. Всё изношено. Запасных частей, сам понимаешь, нет. Забровский несколько раз летал на «Варандее». И сейчас в душе шевельнулась какая-то грусть, иррациональная жалость к привычному старому кораблю.

Вологодский ЛАД

Марк МОСКВИТИН - Отогнать его поручаю тебе, - сказал шеф. - Не возражаешь? - Да нет... - Штурмана дать? - Не надо, трасса знакомая. Пять прыжков. Вот бортинженера, Николай Петрович... - Ты прав, может понадобиться. Дам. - Девушку! - обнаглел Забровский. По кабинету прокатился негромкий смех. - Девушку... - проворчал шеф. - Знаем мы вас, таких... Вон, Дмитриев на меня пристально смотрит. Полетишь, Алексей? - Полечу... Сто лет на Земле не был. - Володя, возражения есть? - А чего? - улыбнулся Забровский. Знаю его. Летали вместе. - Ну и отлично... Как сдадите корабль - можете пошататься месяцев шесть по Земле. Ребята вы холостые. Потом возвращайтесь с любым транспортом... А кто решит не возвращаться - обязательно дайте знать. - Да я-то точно вернусь, - сказал Дмитриев. Забровский пожал плечами. - Пока нет причин оставаться там... - Ну, добро. Готовьтесь. Старт через три дня.

*** Сам «прыжок» - режим подпространственного хода - занимал совсем немного времени. Что-то в пределах полутора секунд. Большой обзорный экран помутнел и вновь ожил, показывая тот же участок небесной сферы, лишь с чуть изменившимся рисунком созвездий. Чего там, смещение на каких-то сорок световых лет. По галактическим меркам - всего ничего. Забровский любил ходить дорогами Космоса. Любил это мгновенное замирание сердца в момент прыжка. Любил «дрейфующий» рисунок созвездий, словно бы из ничего вдруг загорающиеся солнца, внезапно возникающие среди звёзд шары планет. И самый любимый, вид которого всегда ласкает душу,

№3/2011

- зелёно-голубой шар Земли. Устремляешься вниз, сквозь атмосферу; проходит совсем немного времени - и скользит в сторону крышка люка, и ты без скафандра выходишь наружу, в зелень и тепло... Его окликнул бортинженер Лёша Дмитриев, сидевший у левого бокового пульта. - Командир! Глянь мои контрольные. Забровский подключил на главный экран изображение пульта инженера. - Однако... - пробормотал он. - Такое впечатление, Володя, что у нас нет фильтров в стабилизаторе. Забровский вылез из кресла. - Ну-ка, пошли смотреть. Они спустились в ходовое отделение. Сняли и разобрали фильтры. Пакеты пластин из иттриевого сплава представляли собой жалкое зрелище. Не было ни одной целой пластины. Космонавты ошеломлённо переглянулись. - Лёша! Мы на этих фильтрах сделали два прыжка! - И живы... - откликнулся бортинженер. - Как ни странно - да. - Перед полётом кто их смотрел? - Откуда мне знать? Ваши инженеры... - Все решили, что кто-то уже посмотрел... Нет, это я виноват - сам не глянул. Забровский насмешливо уставился на инженера - Что, Лёша, влипли? Дмитриев сокрушённо покивал. - Влипли, командир. Забровский чуть подумал. - Ладно! Чего виноватых искать! Глупое и бесполезное занятие. Лучше искать выход. - Если он есть... - Ты ещё не влипал в ситуации? - Нет, как-то всё везло. - Значит, и сейчас везёт. Живые мы, чего тебе ещё надо? Живые, здоровые, и голова работает... Да, голова была нужна. «Варандей» завис примерно на полпути между «Зелё67

ПРОЗА ной Розой» и Солнцем. Нельзя было двигаться ни назад, ни вперёд. Нестабильный ход в режиме мог привести к тому, что корабль не «вынырнет» в нормальное пространство. Бывали случаи исчезновений. Никто не вернулся и не рассказал, что же в самом деле происходит. На стабилизатор хода грешили потому, что надо было хоть на что-то грешить... Сейчас стабилизатор «Варандея» был забит молекулами окиси иттрия. Двигаться дальше можно было только после капитальной чистки. Или поставив новые пластины. И то, и другое было невозможно. Стабилизатор чистился только при достаточной напряжённости гравитационного поля. До могучих гравигенераторов «Зелёной Розы» было восемьдесят пять световых лет. До натурального марсианского тяготения - в полтора раза дальше. Слабенького корабельного поля хватало только для создания искусственной тяжести на борту. Псевдогравитация, создаваемая при разгоне или торможении маршевыми двигателями, не годилась. - Хочешь сказать, Лёша, что хорошо бы сесть на планету? - Да, командир. Но чего нет, того нет. На крупном, точно из камня вырубленном лице Забровского мелькнула мрачноватая усмешка. - Вон ту звёздочку видишь? Жёлтая. - Правее двух белых? - Да. Семь световых лет. Это Омега Стерха. Исследователи наши до неё ещё не добрались. Должны быть и планеты. - Должны... - радуясь появляющейся надежде, отозвался Дмитриев. - Куда они денутся! - И спутники. Посадим «Варандея» на спутник, тогда почистим. - Но надо ещё попасть туда... - Сейчас поработаем со стабилизатором своими кустарными средствами. Фильтры переберём, пластины разместим так, чтобы перекрывали друг друга. На такой малый прыжок хватит. - Риск, командир... - А как без него, Лёша? В нашем-то положении... 68

*** Планета была чуть больше Земли. Но приходилось сажать корабль именно на неё. Спутников она не имела. И других планет не просматривалось. Даже облако Оорта было какое-то неубедительное. Видимо, Вселенная здесь была не столь щедра, сколь при создании систем Солнца или Сириуса. - Мощи-то хватит? - спросил Забровский. - Не гробанёмся? - Мощи хватит, - уверенно ответил Дмитриев. - Эти маршевые я сам проверял пару недель назад. Но реактивной массы на такую посадку - в обрез. Так что, Володя, маневрируй аккуратнее. Забровский верил бортинженеру. Потому что такая работа. Если не верить друг другу - как тогда летать? Планета походила на Землю. Общий тон был чуть светлее. На ночной стороне светились беспорядочно разбросанные амёбообразные сгустки. - Города, командир! - Городов ещё нам не хватало... Дмитриев понимал недовольство командира. Открытие новых цивилизаций не входило в задачу, а слишком беспокойные аборигены могли помешать ремонту. Забровский сориентировал корабль кормой вперёд и выдал непродолжительный тормозной импульс. В отличие от десантного катера, звездолёт был тяжёл и совершенно неаэродинамичен. Двести лет назад первые звездолёты могли существовать исключительно в космическом пространстве, в невесомости. Были, по крылатому выражению Инны Красовской, не более чем бродячими небесными телами. Всякая попытка посадить такой корабль была бы равносильна обычному столкновению двух небесных тел, то есть катастрофой. Но время шло, появлялись новые материалы, новые конструкторские решения. Корпуса и переборки постепенно становились прочными, двигатели - мощными. Теперь любой звездолёт можно было, при большой необходимости, сажать и поднимать.

Вологодский ЛАД

Марк МОСКВИТИН «Варандей» наискось проваливался сквозь атмосферу, сдерживая падение ракетной тягой. Дмитриев на своём пульте контролировал работу двигателей. Пилот смотрел в посадочный монитор, следил за приборами, важнейшим из которых сейчас являлся высотомер. Его руки лежали справа и слева от монитора, твёрдые пальцы сновали по клавиатуре управления. Траектория спуска медленно приближалась к вертикали. Звездолёт пронизывал мощные облака. Забровский включил инфракрасный обзор. - Сильное воздушное течение! Сносит к северу. Там город. - Большой? - спросил Дмитриев. - Большой. - Сопротивляться можем? - Можем сесть южнее города. Но я, наоборот, помогу ветру. Пусть тащит. Сядем к северу. Там меньше дорог, более пустынно. - Пройдём над городом. Увидят... - Мы в облаках. И сейчас светло. Наши факела не так заметны, как ночью. ... «Варандей» встал посреди широкой поляны. Место посадки было прикрыто лесом, за которым к югу, в сторону города начинались гряды невысоких холмов. Плохо было то, что город этот, довольно крупный, находился всего в пятидесяти километрах. Правда, почти все коммуникации от него шли в другую сторону, меньше - в боковых направлениях, и лишь одно шоссе - на северо-северовосток. А здесь, где приземлился «Варандей», была, похоже, глушь и тишь. Ни дорог, ни посёлков. Они запустили процесс очистки стабилизатора и лишь после этого обратили взоры наружу. За бортом было тепло, кислорода хватало. Пробы воздуха не показали ничего ядовитого; не было и опасных излучений. На третий день они стали выходить без скафандров. Только привили себе активизатор иммунной системы. Конечно, нельзя сказать, чтобы их совсем не интересовала новая планета. Они сразу назвали её Варандеей, в честь

№3/2011

корабля. И аборигены дразнили воображение. Но у «экспедиции» было слишком мало сил для исследований. А тем более - для контактов. Через восемьсот метров лес обрывался; его кромка уходила вправо, загибая вперёд. Вдоль неё тянулось что-то вроде заброшенной полевой дороги. А прямо по курсу и влево шли холмы, заросшие большими и малыми «островами» серовато-зелёного бурьяна, состоявшего в основном из густой высокой травы с жёсткими стеблями, отдалённо напоминавшей земную полынь. Но запах был другой, какой-то хлебно-медовый. Имелись и другие травки - пониже, помягче, с округлыми листочками, с цветами. Но тон задавала эта странная «полынь». - Это случайно не посевы? - предположил Дмитриев. - Не знаю, Лёша. Поживём - увидим, если с уборкой приедут. «Полынь» оказалась коварна. Как-то Дмитриев пришёл на корабль, мотая левой рукой и шипя от боли. - Обстрекала! Жжёт. Покруче нашей крапивы будет. Гораздо покруче. - Гуляй осторожней, Лёша. Давай, обработаю. Неизвестно, какие тут яды. В этой «полыни» обитали и ночные кровососы. Однажды пилот и бортинженер припозднились снаружи, протягивая магистраль для забора реактивной массы; местное солнце закатилось, и на них неожиданно обрушились полчища насекомых. Космонавты бежали на корабль, но враждебная «армия» ворвалась следом... Пришлось надеть скафандры и продуть корабль дезокарбофагом. До горизонта простирались эти небольшие округлые холмы, сплошь серые от зловредной «полыни». Лишь кое-где торчали одинокие кустики, ничем не примечательные. Сухая почва была затянута жёстким серовато-жёлтым дёрном. А над холмами раскинулось голубое, с бирюзовым оттенком небо. По нему бродили облака - в основном белые, с прозеленью. Местность понижалась к северу, в 69

ПРОЗА сторону небольшой реки, которая втекала в лес и там терялась в болотах. Животный мир - если не считать кровососов - был малозаметен. В гуще бурьяна жили небольшие зверьки; они подпускали людей довольно близко, но потом незаметно скрывались. Космонавты ни разу не слышали рычания хищников. Планета была тихая и, в общем, безобидная. Но однажды Забровский не вернулся с прогулки по холмам.

ГЛАВА 2 Морион Тарсе шагал на работу. Это были лучшие минуты его дня. Поспал достаточно, сон посмотрел, позавтракал не спеша, силы ещё не потрачены, настроение ещё не испорчено... Он любил выйти пораньше и пройтись пешком по утреннему городу, каждый раз выбирая другой маршрут. Город никогда не надоедал ему, хотя Морион в нём родился и вырос. Город был огромен и разнообразен. Хотя то, что происходило в городе последние годы, часто вызывало у него недоумение, печаль, даже тревогу. Но сегодня всё было хорошо. Солнце ярко и празднично освещало улицы, здания, людей, бегущие автомобили. Проехало такси; следом, ухватившись за буксирные хлысты, неслись четыре бегуна. Морион улыбнулся: забавно смотрелась эта четвёрка с неуловимо быстро мелькающими ногами. Он и сам любил, если шёл без портфеля, промчаться этак по улицам. И не в том дело, что не хватало мест внутри или они были дороги. Многим молодым и спортивным горожанам нравились такие пробежки на скорости, раза в три превышающей нормальную человеческую. Этому благоприятствовало и неизменно хорошее качество городских мостовых. Морион шёл вдоль газона. Через каждые десять метров стояли таблички: «Не ходить! Удобрено». Самые торопливые и невоспитанные граждане, рисковавшие пересечь газон напрямую, обычно были вынуждены оттирать обувь о траву. Га70

зоны удобрялись биологическим методом, который обходился городской казне чисто задаром. Многие горожане держали особых зверей - удобрителей. Животные эти, правда, имели непредсказуемый и истеричный характер. По капризу настроения любой удобритель мог, не доходя до газона, прямо посреди тротуара присесть и отложить своё удобрение. И горе невнимательному прохожему! Будучи не в духе, эти твари могли покусать кого угодно, вплоть до собственного хозяина. Зубы у них были острые. От чего и происходило их исконное название - «зубак». Или, в другом диалекте, - «пос». В некоторых местностях говорили «влак». И лишь потом кто-то изобрёл эвфемизм «удобритель». Многие держали крупных удобрителей в качестве биологического оружия. Давным-давно какойто извращенец пустил в массы призыв: «Удобритель - друг человека!». Массы, как водится, подхватили, не утруждая голову маленьким нюансом: удобритель - друг своего хозяина. Как и боевой пистолет. С маленькой разницей: пистолет не стреляет по собственной прихоти. Но огнестрельное оружие было населению запрещено. Удобрители, возможно, и тем привлекали народ, что кроме обычного звериного рыка и воя умели издавать особые короткие крики, одиночно и очередями. Будучи приручены человеком, эти звери стремительно мутировали, образуя множество так называемых пород, иногда очень далеко отходя от исходного лесного влака. Вот и сейчас какой-то мелкий генетически изменённый зубак в дорогом ошейнике бегал по газону, деловито нюхал траву, выбирая достойное место для размещения своей продукции. Хозяин стоял на тротуаре, умильным взором наблюдая процесс. Морион свернул в переулок, к знакомой стоянке такси. В зелёный «Ветерок-07» как раз садились пассажиры. - Занято, - сказал один. - А я на буксир, - ответил Морион. Вы как поедете?

Вологодский ЛАД

Марк МОСКВИТИН - Родниковая, свернём на Весенний проспект... - ответил водитель. - Дальше прямо. - По пути... Никто не возражает? Возражающих не было. Морион опустил в щель на багажнике десятифоровую монету. И сейчас же один из уложенных на крышу хлыстов приподнялся, «перешёл через зенит», и в подставленную руку Мориона опустилась удобная рукоятка. Он нажал большим пальцем кнопку готовности. На багажнике вздулась прозрачная предохранительная подушка. Водитель плавно тронул машину. ...Через десять минут Морион отпустил рукоятку и, гася скорость, подбежал к краю тротуара. «Ветерок» с обратно улёгшимся на крышу хлыстом сворачивал за угол. Спортсмен подошёл к воротам, по бокам которых стояли круглые, невероятно толстые колонны, всегда удивлявшие его. Что за вкус у архитектора?.. Он вошёл в стеклянную проходную. - Лихо бегаете, - улыбнулся боецохранник. - Привычка, - небрежно ответил Морион. До начала рабочего дня оставалось несколько минут. Он сел к компьютеру, просмотрел почту. Дверь открылась, и вошёл Филендул Киру. - Привет, ранняя птичка! Что, опять за такси бежал? - Бежал, а что? - Это спасение для тебя. Ты же нормальной физподготовкой пренебрегаешь? - Подумаешь... - Вот и подумаешь. Они почти каждое утро так пикировались. Но в общем-то отношения были нормальные, товарищеские, какие и должны быть между молодыми офицерами Департамента Расследований. Филендул был хорошим парнем, никогда не «зажимал» информацию. Немножко бравировал своим происхождением из тех же мест, что и правитель страны. В отделе его любили - хотя и удивлялись его странной женитьбе на известной в око-

№3/2011

лобогемных кругах развратной старухе Мафалуг. Впрочем, все находили, что это дело сугубо личное, и с разговорами не лезли. У Фила был неплохой голос, и в перерывах он часто пел под кимантару песни собственного сочинения. Морион вызвал своих сержантов и провёл небольшое совещание. Его группа вела несколько убийств и особо эффектных квартирных краж. Потом он «влез в компьютер» и до обеда работал с документами. На обеде все сплетничали о пятидесятилетнем юбилее знаменитой попсовой певицы Човы. Правитель страны, престарелый Выдул Литру, издал указ о награждении певицы орденом «Польза Отечеству» третьей степени. Но, видимо, никак не устраивала Чову роль солидной, респектабельной пятидесятилетней дамы. Художник Тимбель написал портрет юбилярши в полный рост. На голове - всем знакомый устрашающий судейский парик; суперэлитная косметика от Гицле; а ниже - распахнутый зелёный плащ на голое тело. Все три прелести - вот они... И никто особенно-то не удивлялся. Общеизвестно было, что певица Чова посвятила жизнь не столько пению, сколько саморекламе. Морион считал, что природного, данного Добрым Духом хорошего сопрано и приличной техники всё же мало для того, чтобы быть настоящим артистом, достойным всяческого уважения. Он не любил нецелевого расходования таланта. Зегза Чова в своё время вытеснила с неофициального первого места более старшую певицу Лениту Фиору. Фиора с достоинством отошла в сторону - не стала ничего менять в имидже, манере, репертуаре. С ней остались верные поклонники - все, кто обладал хорошим вкусом и был устремлён к добру. Все, для кого была неприемлема пошлость, грубость и примитив новой примадонны. Ленита Фиора была образцом скромности и порядочности на эстраде и в жизни. Властители дум в значительной мере формируют вкусы, образ мыслей и в целом менталитет общества. В этом их ответ71

ПРОЗА ственность. Чова и ей подобные были, по мнению Мориона, в значительной мере повинны в нынешнем падении нравов. Высокие рейтинги Зегзы Човы красноречиво и нелестно говорили о культурном уровне населения. Большинству народных меломанов оказалась слишком высока «планка», которую задавала Ленита Фиора. Высокая духовность, утончённость, благородство души, твёрдая моральная позиция... Нет, массам гораздо ближе оказалась Зегза Чова с её развязностью и непритязательностью нравов. Эта артистка изобретала всё новые эпатирующие трюки для привлечения нездорового внимания. Доходы возрастали. А в последнее время она бросилась тиражировать своё дурновкусие, организовав ППЗ - Поточное Производство Звёзд. - Каких, к нечистому духу, «звёзд»? возмущался Морион. - Любим мы опошлять всё красивое и хорошее. - Слова-омонимы, - усмехался Фил. Звучат одинаково, значат разное. Их в нашем языке полно... Морион считал, что в данном случае «звёзды» - не омоним, а эвфемизм. Скандальный портрет, высотой в несколько метров, был установлен на глухой торцовой стене семиэтажного дома, в который упиралась улица Соляной Привоз. Так что Морион имел возможность по утрам лицезреть его, идя на работу... Говорили и о предстоящей смене правителя. Старый Выдул заканчивал свой второй срок и вздумал баллотироваться на третий. Но все считали, что у него нет шансов. Самым весомым кандидатом был, как естественно полагал весь Департамент Расследований, его директор генерал Фрадмаль. Ему противостоял самый богатый человек в стране, монополист в области парфюмерии, косметики и бытовой химии, Сорлин Гицле. Этот предприниматель, имевший криминальное прошлое, не страдал морально-этическими предрассудками и ровно ничего не стеснялся. Несколько удивляло одно: Гицле заграбастал те72

левещание на аграрные пригороды столицы. Казалось бы, ТВ - совершенно не его сфера. И, с другой стороны, - почему только на ближайшие пригороды?

*** Морион имел обыкновение задерживаться на работе - не любил толкотни столичного часа пик. К концу дня он уставал. Преступления сплошь и рядом были загадочны и головоломны. (С текущим примитивом бытового уровня разбиралась полиция). Сами асы криминального мира ангельскими характерами не отличались, и их «шалости», мягко говоря, умиления не вызывали. Да и общение с собственным начальством порою превращалось в испытание нервов. А в театр для разрядки каждый день не пойдёшь. В кино было нечего смотреть: «герои» кассовых фильмов опротивели ему на работе. К Филендулу, живущему неподалёку, тоже не каждый день заявишься: возьмёт и приревнует свою мерзкую старуху... Поэтому он ценил тот вечерний час, когда ещё не слишком поздно, но на улице и в магазинах стало заметно просторнее, и сесть в автобус уже не проблема. Он дошёл до улицы Соляной Привоз, свернул вправо и оглянулся. Перед портретом Човы висела малярная люлька. Какие-то парни пририсовывали к отвороту зелёного плаща певицы её третьестепенный орденок. Морион фыркнул: не дремлют поклоннички... Но в следующий момент понял, что это не поклонники, а насмешники. И помахал парням рукой. На большом мосту через главную городскую реку навстречу попались обезьяны - три здоровенных самца. Два были одеты, так сказать, полностью, третий - в одну короткую пёструю рубашку. Они было заворчали, но посторонились. С каждой неделей в столице появлялось всё больше этих животных. Солидный академический институт с невиданным размахом вёл эксперименты по форсированному развитию крупных видов обезьян. Мозг этих приматов по функ-

Вологодский ЛАД

Марк МОСКВИТИН циональным возможностям приближался к человеческому. Обезьяны без сопровождающих ходили по улицам, ездили в транспорте, делали несложные покупки. Почти все носили одежду. Были они грубы и злобны, при встрече в поздний час могли покусать и избить. Обезьян селили в специальных, спешно выстроенных обезьянниках. Морион видел их: обычная длинная пяти- или девятиэтажка, но всего с одним подъездом. В последнее время животных, сделавших, видимо, наибольшие успехи, стали поселять и в обычных городских квартирах. Жильцы вовлечённых в эксперимент домов плевались и ругались, но институт платил хорошую компенсацию. Поскольку всё же обезьяны - не люди, то ожидать от них людского поведения не приходилось. Была организована специальная зоотехническая служба, следившая за порядком. Суровые молодые ребята в серой форме с красными кантами на брюках разъезжали по городу в белых машинах с синей полосой. Были и стационарные посты, в которых сидели участковые зоотехники с добровольными помощниками. Обезьяны курили свой специфический наркотик батак. В родных лесах они приучались к батаку в младенчестве, и наркотик быстро становился необходим в обмене веществ. В лесу не было проблем с поджиганием батака. Трава намак росла в изобилии, и лесная почва была богата вкраплениями мягкого минерала рофа. При смешивании рофа с намаковым соком вспыхивал огонёк... Лесам это ничем не грозило. В покровных тканях растений содержались ингибиторы окислительных процессов. Леса были не горючи, в отличие от городских построек. В городе обезьян учили пользоваться сконструированными в институте сигаретами и зажигалками. От обезьяньей манеры расшвыривать окурки куда попало в столице уже произошло два крупных пожара. Моментально осваивали эти животные и нормальный человеческий водяр. Он пришёлся им по вкусу! Причём лёг-

№3/2011

кие вина их не интересовали. Они сразу начали пить что покрепче. Пьянели как люди, но с поправкой на звериный менталитет. От пьяной обезьяны рекомендовалось держаться подальше. И конечно, среди молодёжи нашлось дурачьё, подражающее привычкам и манерам обезьян. Что вызвало нездоровое оживление у коммерсантов. Морион уже видел в двух-трёх местах новый рекламный щит. Закуривающая девушка кивает своему приятелю на парочку обезьян, дымящую в шесть «стволов»: «Дорогой, а чем мы хуже наших соседей?» И сбоку - огромная пачка сигарет «Мотылёк». Даже некоторые сотрудники Департамента попробовали курить батак. Не заметили, как привыкли, и теперь не могли бросить. Не отпускало обезьянье занятие. - Наркотик, он и есть наркотик... - меланхолично комментировал Фил. Сам он к батаку не притрагивался. Служа в Департаменте Расследований, Морион, конечно, знал, что всю эту обезьянью дурь и дичь спонсирует парфюмерно-косметический магнат Гицле. Он собирался заменить обезьянами рабочих на своих гигантских предприятиях. К этой бредовой идейке сочувственно относилась вся масса работодателей, вплоть до самых мелких. У обезьян нет прав человека! Обезьянам почти не надо платить! Только самую малость: в обрез на еду, батак и минимум одежды. Правда, расходов ещё требовала зоотехническая служба, но тут уж никуда не денешься. А экономия всё равно светила впечатляющая. Заинтересовались и частные охранные предприятия, и некоторые рестораны... Кое-кто в окружении олигарха морщился: вряд ли потребителю понравится, что духи и губная помада сделаны руками обезьян. На что Гицле резонно отвечал: производственные процессы достаточно совершенны, чтобы руки рабочих не касались продукции. А за неукоснительное соблюдение технологии будут по-прежнему отвечать люди - инженеры и мастера... 73

ПРОЗА В подъезде Морион чуть не столкнулся со здоровенной обезьяной, которая, проходя, взрыкнула на него. Молодому человеку стало слегка не по себе: неужели и в нашем доме завелись?.. Он поднялся в квартиру, включил свет, переоделся, вымыл руки и лицо. Стал готовить несложный холостяцкий ужин. Вот уже полгода, как жена вернулась к родителям, и Морион, если честно, не особенно-то и жалел. Детей не случилось, а женихом он был приличным, из хорошей семьи. Отец - преуспевающий адвокат, мать преподавала в консерватории. Сёстры пошли в медицину... Вплоть до последних дней тишину и спокойствие его квартиры лишь иногда нарушали наезжавшие в столицу по делам родичи, да ещё девушки или друзья. Холостяком он оставаться не собирался. Но сначала надо было хотя бы дослужиться до капитана. Верхние соседи, кажется, затеяли ремонт. Уже несколько дней над головой выла и ревела мощная электродрель, стучали молотки. Переезжала с места на место мебель. Перебрасывались словно бы тяжёлые гири. «Пилораму ещё забыли поставить...» - досадливо думалось Мориону. Он понимал, что ремонт в квартире время от времени вынуждены делать все. А поскольку ремонт квартиры - это не кейф, то покончить с ним стремятся побыстрей. Однако всё же и тогда надо делать перерывы хотя бы на ночь - чтобы дать отдохнуть соседям. Но верхние явно слишком увлеклись, шумели и грохотали даже ночью. Было такое впечатление, что они пересыпают и переваливают из одних углов в другие что-то вроде камней. Пол, что ли, идиоты асфальтируют?.. Вдобавок, чтобы не скучать, без конца крутили полоумную рок-группу «Скотомогильник», зацикленную на ударных инструментах и низких частотах. Добавлялись и собственные вопли хозяев. Голоса были грубые, скрежещущие, напоминающие звук блевоты. Иногда раздавался жуткий визг. Морион решил подняться и поговорить. 74

По всему этажу плыла густая вонь сжигаемого батака. Молодой офицер подошёл к триста пятой квартире - вонь всё усиливалась - и позвонил. Ему открыл... громадный обезьян. Его маленькие глазки смотрели на гостя без всякого выражения. Морион растерялся. Он не знал, как разговаривают с обезьянами. Героически стараясь не обращать внимание на запахи, он вошёл в квартиру и увидел двух особей поменьше - должно быть, самка и детёныш. Пол в квартире был засыпан кучами песка и камней. В беспорядке валялись рубахи и штаны. Стены - все в дырках от электродрели. Никакой системы в расположении дырок не замечалось. Сама дрель валялась на полу у стены, сверло было ещё горячее. Видимо, сверлением забавлялся сам хозяин. Детёныш взял небольшой мешок, быстро наполнил его камнями, перенёс в другой угол, высоко поднял и высыпал. Самка в восторге завизжала и запрыгала. Морион подошёл к подоконнику, где надрывался плейер, и прикрутил громкость до минимума. Повернулся к хозяину. - Вы... Ты... Не надо шуметь. Сейчас ночь. Всем надо спать. Вы не даёте спать соседям. - Он соединил ладони и положил на них голову. Широким жестом указал на окно, где было тёмное небо со звёздами. Ткнул рукой в плейер и инструменты, запрещающе покачал ладонью... Самец, не отвечая, распечатал небольшую картонную пачку, высыпал на пол белые бумажные трубочки, набитые батаком - сигареты. Вставил две в ноздри детёнышу и три - ему же в рот. Повторил эту операцию с самкой и с собой. Все трое защёлкали зажигалками. Повалил дым... Хозяин молча взял Мориона за плечи, повернул и выдавил за дверь. Щёлкнул замок. - Стерва... - пробормотал сквозь зубы взбешенный Морион. Он повернулся к кнопке звонка... и остановился. Бесполезно. Побьют, покусают, ещё и придушат. И взять с них нечего. Он вернулся к себе. Наверху опять

Вологодский ЛАД

Марк МОСКВИТИН завывала дрель и остервенело колотили барабаны полоумной группы. Сыпались камни. Утром, зевая и тряся головой, он позвонил на работу. Отпросился на полдня. Потом позвонил в зоотехническую службу. - Здравствуйте, это дом на Прицепе, восемь. Скажите, пожалуйста, где сидит наш участковый? - А вам зачем? - отозвался ленивый женский голос. - Не «зачем», а отвечайте! Департамент Расследований, старший лейтенант Тарсе. - Извините! - и голос, сразу переставший быть ленивым, назвал адрес - через два дома... Морион спустился в подвальчик. Широкоплечий парень, примерно сверстник Мориона, выдвинул ящик стола. - Какая, говорите, квартира? Триста пятая? Он выбрал из гремучей кучи ключей один, с биркой «П8-305». Надел фуражку. - Пошли. В вонючей квартире он первым делом подобрал дрель, потом молоток. Повесил на плечо плейер. Большой обезьян оскалил зубы и зарычал. Участковый быстро вынул из кармана шприц с синеватой жидкостью. Увидев его, хозяин замолк. Все три обезьяны отскочили и замерли в явном ужасе. Зоотехник дал шприц Мориону: - Покажите им из своей руки. Морион показал. Ещё и ткнул иглой в сторону хозяев. Те хором взвизгнули. Самец зарычал, но как-то жалобно. - Порядок, - сказал участковый. Они вышли на улицу. - Спасибо, - улыбнулся Морион. - А как надолго этого хватит? - Не знаю... От трёх до восьми суток. Смотря какие экземпляры. - Камни-то в квартире остались. Опять начнут грохотать. - Начнут... Вам компенсацию уже назначили? - Нет вроде. Да на кой дух эта компенсация? Лучше животных уберите.

№3/2011

- Пишите ходатайство. Подписывайте сами и ближайшими соседями. Может, переведут обратно в общий обезьянник.

ГЛАВА 3 ...Ему казалось, что он плывёт ночью по морю на крохотном спасательном плотике. Волны качали, и от этого постоянно поташнивало. Болело правое плечо и грудь. Там, внутри, сидело что-то маленькое и лишнее. Его поили тепловатой гадостью, от которой немедленно рвало. Позже рвать перестало, гадость оставалась в желудке, и от этого ощутимо дурела голова. Однажды он приоткрыл глаза, и ночь кончилась. Кто-то небольшой, сидевший возле кровати, взял в руку стакан с густо-жёлтой жидкостью и поднёс к его губам. Это и есть гадость... - понял он. И оттолкнул руку со стаканом. Рука была нежная, в гладкой коже - смуглой, чуть с зеленцой. Женщина? Он перевёл взгляд выше. Лицо скуластое, с остреньким подбородком. Черты несколько непривычные, но довольно приятные. Чёрные волосы... Она приложила руку к груди. - Таймач... Безусловно, это она представилась. Голос тихий, высокий... Он разомкнул губы, похрипел горлом, вытолкнул из себя: - Вла-ди-мир... В груди отозвалось болью. Женщина молча смотрела на него тёмными блестящими глазами. Он протянул руку к стакану с гадостью, потрогал его, посмотрел вопросительно. - Бжага... - ответила она. Ну и название... И цвет. От одного этого жёлтого цвета меня сейчас стошнит, подумал он. И закрыл глаза.

*** Он легко усваивал несложный язык аборигенов. Аборигены были, насколько он мог определить, крестьянами. Посёлок - на местном наречии «софхос» - состоял из нескольких сотен убогих жи75

ПРОЗА лищ, имевших дискретное водоснабжение и дискретную же канализацию. То есть воду брали вёдрами из реки, а продукты жизнедеятельности сбрасывали в ямы, накрытые для приличия дощатыми будками. Но электроэнергия в посёлке имелась - видимо, подведённая из города. Софхос стоял буквально у города под боком, у подножия могучей, высоченной стены; над её краем не было видно ничего. Софхосники называли её Стеной Бога. Попытки перелезть через неё кончались неминуемой гибелью. Забровский подозревал, что поверху вдоль Стены протянуты голые провода под неслабым током. Попасть в город можно было только через Врата Бога. В Стену была встроена монументальная квадратная башня с большими двухстворчатыми воротами. Время от времени у нескольких человек в посёлке вдруг появлялась на щеке невесть откуда взявшаяся ярко-синяя «галочка». Как говорили - «отметка Бога». На другое утро отмеченные сходились к башне. Врата медленно, торжественно раскрывались. «Избранные» с весёлыми криками вбегали в здание, и Врата навсегда отделяли их от прежней жизни. Из города не возвращались. Но возвращаться и не стоило, это знали все. В каждой избе стоял большой цветной телевизор, по которому софхосники смотрели передачи о красивой и захватывающе интересной городской жизни. Иногда на экране появлялись бывшие жители посёлка - непривычно чистые, гладкие, довольные жизнью, потрясающе одетые... Они приветствовали родственников и знакомых, рассказывали, как живут, что делают, как развлекаются, с кем из знаменитостей свели приятельство... Словом, переселиться в город - в просторечии «приобщиться к Богу» - было всеобщей мечтой. Но заслужить Божью отметину, синий уголок на щеке, можно было только одним способом. Правда, нельзя сказать, чтобы очень уж трудным... Несмотря на систематическую убыль через Врата, населения в софхосе не 76

убавлялось. Семьи были большие, многодетные. Но главное - каждые несколько дней прилетал вертолёт и выгружал переселенцев из каких-то дальних мест. Не иностранцев - судя по тому, что говорили на том же языке. К Владимиру постепенно возвращались силы. Ещё пошатываясь, он бродил по пыльным неряшливым улицам посёлка. Прямые и кривые улочки, бесформенные перекрёстки и лужайки были по-своему живописны. Навстречу попадались местные жители; он приветственным жестом брал себя за ухо. У аборигенов, кстати, уши почти отсутствовали - так, небольшой гребешок за слуховым отверстием. Все они были в разной степени пьяны - и мужчины, и женщины; кажется, и дети не отставали. Лучшее воспитание - личный пример... Пьяность эта, отравленность ядовитым питьём, напоминала Забровскому просмотренные в детстве учебные фильмы по истории. Предки тоже любили отравиться и ослабить моральные тормоза. Это не очень приятное зрелище казалось пилоту недоброй карикатурой на него самого, друзей и товарищей, пьющих за праздничным столом лёгкое вино. Конечно, пить вино немедленно переставали, как только начинали ощущать некоторую одурманенность. Голова должна быть всегда светлой... Он занимал угол в просторной хижине мужика по имени Кунщи. Места хватало - старшие дети выросли и отселились. С родителями оставался Санчи - младший сын. Именно Кунщи и его сосед Шемона спасли Забровского, когда он умирал в колючих зарослях серого бурьяна, тяжело раненный тремя выстрелами с неуклюжего угловатого автомобиля. В тот день соседи, взяв арбалеты и ручную тележку, отправились в дальний лес на охоту за мрахами. Они наткнулись на истекающего кровью и изъеденного насекомыми странного незнакомца, втащили его на тележку и вернулись в посёлок. - Тебя чуть не убили стражники Бога, - объяснил впоследствии Кунщи. - Мы

Вологодский ЛАД

Марк МОСКВИТИН ходим в лес, нас не трогают. А ты, Ушастик, не похож на нас. Ты городской. Выходит, местному Богу неугодно, чтобы по окрестностям бродил кто-то, кроме софхосников... - подумалось Владимиру. Но он был тогда ещё слишком слаб, чтобы задаваться сложными вопросами. Жив - и хорошо... Он выпросил у Кунщи сломанный нож, отточил его и с грехом пополам брился.

*** Жизнь в посёлке была простая. С утра, хорошенько заправившись пьяным питьём, все расходились по делам. Ктото пас общественное стадо, кто-то трудился на огородах. В большой школьной избе полупьяный учитель обучал неизвестно чему полупьяных детей. Многие взрослые просто шли в гости. Женщины - судя по Аннют, жене Кунщи - много внимания уделяли приготовлению бжаги. Гадость делалась из мелких, невзрачных желтовато-серых плодиков, называемых «ялцырь». Забровский почти каждый день встречал на улице Таймач. Маленькая женщина чуть улыбалась, вежливо бралась за ушко и проходила мимо. Он заметил, что лекарка никогда не бывает особенно-то пьяна - во всяком случае, ходит ровно. Во взгляде её Забровскому виделся некий игривый интерес. Он спросил у Кунщи, кто такая Таймач. - Она лечит. Она знает травы. И другое. - Что же другое? - Когда мужику надоест его баба, он идёт к Таймач. - И что? - Она его лечит. Много дней. - Чем лечит? - Собой. Своим телом. Когда мужику надоест Таймач, он возвращается к своей бабе. - Она поила меня бжагой... - Она сыпала в бжагу свои зелья. - Скажи, Кунщи, а если свои бабы надоели сразу двум мужикам? Или десяти?

№3/2011

Кунщи медленно ухмыльнулся. Пришли в движение все его морщины. - Таймач может так лечить хоть сразу весь софхос... Вечерами хозяева, пригласив постояльца, ужинали перед телевизором. Еду очень обильно запивали гадостьюбжагой и сапогоном. Сапогон был ещё большей гадостью. На взгляд он напоминал мутную болотную воду. Его невозможно было взять в рот, не то что проглотить. Интересно, что производство сапогона, в отличие от бжаги, являлось чисто мужским делом... Лица хозяев розовели, багровели, пятнами ударяли в какую-то фиолетовость. Голоса становились громче... Забровскому поначалу тоже предлагали пить всё это, и очень настоятельно предлагали, но потом, слава Космосу, махнули рукой. Но кормили его исправно, и незаметно было, чтобы это тяготило хозяев. В избе жутко воняло. Особенно это замечалось, когда войдёшь с улицы. Основным компонентом вони, как догадывался Забровский, было смрадное дыхание хозяев. Видимо, так, через лёгкие, выделялись из организма компоненты проглоченных гадостей. Он пробовал заночевать на улице. С него хватило одной попытки. Ночные кровососы быстренько загнали обратно в избу. Он долго не мог понять: что же всётаки делают жители, чем они живут, что производят, так сказать, для внешнего мира. Хозяйство было, в основном, натуральное. Крестьяне были огородниками и животноводами. Ранним утром и вечером по посёлку пылило стадо коров. Следом вышагивали пастухи, положив на плечи жерди. - Для чего они? - спрашивал пилот. - Как для чего? - скалили мужики жёлтые зубы. - Коров лупить. «Оружие» было явно двуручным. Но и коровы нехилые: прямо ящеры какие-то. Забровский для себя считал их коровами, потому что хозяева на своём языке называли их «корф». Это были незлобивые, но совершенно безмозглые твари. Ноги их оканчивались не копытами, а 77

ПРОЗА чем-то похожим на тупые когти. У них были мощные, сверху зазубренные хвосты. Тело - длиннее, чем у земных коров, начисто лишённое шерсти; ноги - короче и толще. - Вы их как доите? - спросил пилот. - Лёжа? - Мы их не доим, - объяснила Аннют. - Они несут яйца. И дают доброе мясо. Забровский остерегался близко подходить к этим зверям. Как мыкнетмыкнет да шуганёт хвостищем вправовлево - с ног слетишь запросто. Молодые парни иногда с разбегу вскакивали на коровью спину и садились верхом. Это заканчивалось всегда одинаково: хлёсткий удар концом хвоста - и падение кувырком в пыль. Незадачливый «ковбой» с трудом поднимался, отряхивался и хромал прочь... Но самым ловким удавалось проехать на коровьей спине несколько метров. Потому и не прекращалось это «родео». В огородах жители выращивали съедобные растения. Ялцырь для бжаги собирали за посёлком, с уже известного серого бурьяна. Чтобы не обстрекаться, женщины надевали балахоны и грубые рукавицы. Во время сбора почему-то полагалось хором петь. - Вы его сеете? - как-то перебил пение Забровский. - Чего его сеять? - со смехом отозвались женщины. - Сам растёт... Иногда в софхос прилетал вертолёт - маленький, не тот, что с переселенцами. Садился на центральной лужайке, откидывал борт и превращался в лавку с городскими товарами. Самым большим спросом пользовался пьяный напиток водяр. Он был гораздо крепче бжаги, но слабее сапогона. Ещё привозили когнак, но он был непопулярен. - Дорогущий, - объяснил Кунщи. - И нет в нём такой силы, как в сапогоне. А сапогон стоит не дороже сахара. Грибок для него с коровьих лепёшек собираем... - Вы зачем эту отраву пьёте? -спрашивал Забровский. - Жизнь себе сокращаете. На него смотрели недоумённо, как на глупого. Отвечали вопросом на вопрос: 78

- А для чего живём? Оставалось пожать плечами. С такой трактовкой смысла жизни он ещё не встречался. Однажды после ужина, состоявшего, как обычно, из овощей, коровьих яиц и обильного возлияния, Кунщи довольно сказал: - Завтра ничего не делаем. - Почему? - не понял Забровский. - Праздник. Красный день календаря. Увидишь... И он увидел. Народу в посёлке будто прибавилось в несколько раз. Простым делением, что ли, размножились? Ходили большими толпами, весело галдели, вдруг принимались нестройно выть - песни это такие, что ли? Иногда всей толпой сворачивали к какому-то дому, втягивались в него и исчезали. Забровский вздрагивал, представляя себе, что за веселье начиналось в этом доме... Там и сям валялись перепившиеся жители посёлка, мужчины и женщины, реже - дети. Поначалу это тревожило его - казалось, что несчастные умерли или умирают. Но его со смехом «просвещали»: человек просто сильно пьян и должен проспаться. И действительно, «умирающие» время от времени шевелились, начинали храпеть, неразборчиво бормотали, помыкивали. Несло от них совершенно диким смрадом. В таком состоянии человек не мог удержать в себе кал и мочу. Часто к пьяному подбиралась крокодилообразная корова. Шумно обнюхивала и принималась лизать лицо. Так усердно водила язычищем, что голова человека моталась из стороны в сторону... По рассказам жителей, возле мертвецки пьяного могут собраться три-четыре коровы. Зубами разрывают на человеке одежду и все вместе принимаются его облизывать. Могут и до смерти зализать. Бывали случаи... Что их привлекало, какой вкус? Солёный пот с доброй примесью сапогона?.. Прибегали друзья и родственники с пастушьими жердями и, со всего замаха колотя по дубовым спинам, разгоняли пиршество.

Вологодский ЛАД

Марк МОСКВИТИН По случаю праздника коров, разумеется, забыли выгнать на пастбище. Однако эти зверюги и сами были не промах. Сначала мычали и ревели. А потом, подгоняемые голодом, разломали стены своих сараев (ангаров, сказал бы лучше Забровский), вырвались на свободу и принялись пожирать всё, что росло на улице и в огородах. На улице было неуютно. К Забровскому то и дело приставали. Протягивали стаканы с бжагой и сапогоном. Он мотал головой, вырывался и уходил. Особенното не настаивали - уже знали, что рассерженный Ушастик может толкнуть в грудь так, что отлетишь шагов на двадцать... Кое-кто, в знак того, что море по колено, сбрасывал с себя одежду и при всём народе разгуливал нагишом. Забровский ушёл далеко за околицу, бродил по коровьим тропам среди зарослей ялцырника. Размышлял, пытался угадать, что происходит на «Варандее», как дела у бортинженера... Устав бродить, выбрал место почище, лёг и заснул. Коров не боялся - справедливо полагал, что не интересен для них. Ничем особенным от него не пахло. Под вечер он вернулся. В посёлке веселилась пьяная молодёжь. Парни тащили девушек во все стороны - в кусты, под ближайшее крыльцо... Сосед Шемона был дома. Он открыл окно и удобно устроился на подоконнике с арбалетом. Стрелял в идущих мимо односельчан. Люди вскрикивали, ругались, грозили кулаками, пускались бежать... Шемона хрипло, со скрежетом хохотал: - Чо пужаешься? Я ж только по ногам... Несколько мужиков, не окончательно ещё пьяных, взяли «огневую точку» штурмом. Лихого стрелка поколотили и привязали к кровати. Шемона жутко орал, бился и дёргался, потом стих. Во время ужина Кунщи и Аннют сообщили, что четыре перепившихся мужика утонули в реке.

*** Наконец, Забровский почувствовал, что может пройти пешком сорок кило-

№3/2011

метров. Надо было возвращаться на корабль. Всё-таки сюда, в этот чёртов софхос, он попал без всякой необходимости. Народец, конечно, забавный, но задание у него с Дмитриевым другое. Он не мог связаться с «Варандеем». Одна из трёх пуль, сваливших его, пробила радиоблок, который пришлось выкинуть. Всё сильнее грызла тревога об оставленном товарище. Что делает? Сидит в корабле? Или ушёл искать? Тогда давно должен вернуться. Хуже всего, если его тоже подстрелили. Спасатели здесь явно не караулят момент, когда подвернётся работёнка. Самого Забровского подобрали чисто случайно. Кунщи и Аннют дали ему серые крестьянские штаны и такую же рубаху. Ботинки он, поколебавшись, рискнул оставить свои. Ещё ему дали в дорогу половинку варёного коровьего яйца и фляжку с водой. (Опять предлагали сапогон или хотя бы бжагу). Он поблагодарил, улыбнулся, взвесил яйцо на ладони: килограмма полтора... Забровского проводили за околицу и показали пальцем: в той стороне тебя, Ушастик, нашли... Это, пожалуй, было излишне: маяк «Варандея» работал, и радиокомпас чётко указывал направление на корабль. Дорога была однообразной: то чуть вверх, то чуть вниз, то косогором. До горизонта - пологие округлые холмы, изжелта-серые, заросшие ялцырником. Омега Стерха, нежаркое солнышко, поместному - Рембар, светила справа, потом незаметно поднялась, обошла сзади, оказалась с левого бока... Он шёл, зорко поглядывая по сторонам - не движется ли над зарослями угловатая крыша машины стражников. На исходе дня он подошёл к кораблю. На белой пластине входного люка было что-то написано красными буквами. Забровский встревожился, ускорил шаги. Через минуту он уже смог разобрать: «Код семь девять один четыре». Так, понятно... Алексея нет на корабле. И главное, сам ушёл, сознательно. Запер корабль на код... Пилот откинул бронекрышку наружного пульти79

ПРОЗА ка, набрал 7914. Люк открылся, и он вошёл, мимолётно порадовавшись: молоток Лёшка, написал код словами - чтобы понял только землянин и нипочём не разобрался какой-нибудь не в меру дотошный абориген. В компьютере центрального поста его ждала записка. «Командир! Сначала искал тебя в лесу, потом в холмах. Ухожу в город. Полевая дорога через пятнадцать километров выходит на автостраду. Фильтры прочищены. А.Д. 19.09:56-10». Давненько... Пультовые часы показывали пятьдесят второй день ЛВР - локального времени рейса. Алексей ушёл на девятнадцатый. Месяц с гаком... Мог бы уже и вернуться. Что-то помешало. Не то ли, что и мне? Ладно, не будем пока о худшем. Но, с другой стороны, искать пришлого человека в большом городе инопланетном, вдобавок! Или убедиться, что его там нет. Такое быстро не делается. Особенно если не связаться с властями. А они тоже неизвестно как отнесутся... Но цивилизация относительно высокая... если забыть о софхосниках. И о стражниках Бога. Что за Бог такой? Он прошёл к корабельной радиостанции и попытался вызвать Алексея. Его радиоблок не отвечал. Разбит пулей? Неисправен? Отобран? Потерян?.. Он старался не думать о самом худшем. Решение могло быть только одно. Забровский не собирался сидеть в корабле и ждать развития событий. А если бортинженер вернётся самостоятельно? «Лёша! - набрал он на клавиатуре. - Сиди тут и никуда больше не ходи. Я вернусь максимум через две недели от сегодня. В.З.». Нажал клавишу вставки ЛВР, зафиксировал запись и выключил компьютер. Требовались кое-какие сборы. Он пошерстил корабельную аптечку. Затем бросил в сумку смену белья, очиститель зубов, бритву. Что интересно, софхосные мужики усами и бородой не обрастали и соответственно не брились. Вдобавок оказались ещё и лысые. Женщины, 80

кстати, тоже... Мужики носили округлые меховые шапочки. Прекрасная половина щеголяла в париках. Он положил немного консервов и пищевых концентратов. Увлекаться не стоило. Местную пищу можно было есть. В качестве костюма выбрал синий рабочий комбинезон. Какой смысл форсить перед инопланетянами, им всё равно. Комбинезон прочен и удобен... Он хотел снять с нагрудного кармана «тысячелетник» - значок, которым награждали за налёт тысячи парсеков. Правильнее было бы называть его «тысячник», он давался не за световые годы. Но привилось именно это слово - «тысячелетник»... Забровский не помнил, почему ему вздумалось приколоть награду на рабочий комбинезон... Но и сейчас что-то побудило оставить значок на месте. Чуть подумав, он надел шлемофон. Закрывает волосы и уши... На всякий случай ещё захватил лёгкую тёплую куртку. Оружия на «Варандее» не было. Приходилось полагаться на собственные (хотя не такие уж слабые) возможности.

*** Он прошёл полевой дорогой до автострады. Внимательно смотрел по обочинам: не лежит ли Лёша. Его-то самого убийцы не стали ни увозить, ни прятать, бросили на месте. Но, похоже, бортинженеру удалось благополучно дойти до автострады и уехать на попутном транспорте. Машины проносились каждую минуту. Способ остановки попутных, видимо, не слишком отличался от земного. Забровский постоял, подумал... и повернул назад. Ему пришла мысль проникнуть в город другим способом - вместе с крестьянами, отмеченными Богом. Это было интересно. Кунщи и Аннют рассказывали, что ещё лет тридцать назад в город ходили свободно. А потом городские выстроили Стену, соединив ею все окраинные фабрики. Напротив каждой фабрики поставили башню с Вратами. Примерно тогда же софхосники стали гораздо больше пить и совсем прекратили сеять хлебное зерно. Всё стал при-

Вологодский ЛАД

Марк МОСКВИТИН возить вертолёт - и деньги, и хлеб, и сахар, и водяр с когнаком, и женские парики. И тогда же на щеках начали появляться синие отметки. С соответствующими разъяснениями по телевизору. Вернувшись в корабль, он добавил к своему снаряжению лёгкую экспресслабораторию. Её забыли на корабле учёные из последней экспедиции к Альфе Сокола. И пару тюбиков ярко-синей краски. Он не стал менять код, но на люке дописал синим цветом: «Тот же». Чтобы Алексей сразу увидел, что командир был здесь... В софхосе его встретили, словно он и не уходил. Ни о чём не спросили. Он давно заметил, что местный народ любопытством не страдает. Собственное же любопытство относительно местных пьяных напитков он удовлетворил немедленно. Экспресслаборатория показала, что действующим началом и в бжаге, и в сапогоне является самый обыкновенный этанол*. В сапогоне его концентрация достигала поистине убийственной величины: шестьдесят пять - семьдесят процентов. Подошёл очередной праздник. Опять на улице лежали вповалку. Кое-кому действительно становилось плохо: сердце не выдерживало перегрузки ядом. Пробегала озабоченная Таймач, конвоируемая родственниками отравившегося; в сумке на боку у неё побрякивали флаконы с зельями. И в этот раз тоже были и утопленники, и ризположенцы... Санчи, обливаясь пьяными слезами, рассказал, что его приятель, удалой и пригожий парень Жилля, утонул за околицей в мелкой луже. Захлебнулся, упав вниз лицом. И никого не случилось поблизости, чтобы потянуть мертвецки пьяного за ноги. Или хотя бы перевернуть лицом вверх... Нашли его слишком поздно. Забровский дождался новых синих отметок на лицах софхосников. В укромном уголке мазнул себя краской из тю-

бика. И утром, преодолевая какую-то иррациональную робость, вошёл в распахнутые Врата. Другие отмеченные с удивлением уставились на него. - Разве ты что-то пил, Волосатик? Почему Бог тебя отметил? - Я пил по ночам много водяра, - ответил он. Это и самому ему показалось неубедительным. Но тут Врата за спиной закрылись. Из сетчатого отверстия наверху проревел голос: - Заходите по одному в дверь! Впереди была массивная дверь с мигающим зелёным кругом. В свою очередь вошёл и Забровский. В тесном боксе было страшновато. К нему со щёлканьем протянулись механические руки, обхватили, оторвали от пола. Он ощутил на щеке какое-то покалывание, полизывание. Под потолком коротко прогудело. Зажёгся красный круг. Сбоку открылась небольшая дверца. Механические руки вынесли в неё Забровского, мгновение подержали и отпустили. Он упал на пыльную траву. Дверца захлопнулась и неразличимо слилась со стеной. Только в одном месте виднелась короткая фигурная щель, как для ключа. Он увидел знакомые софхосные хижины... Всё было понятно. Чёртова машина сделала экспресс-анализ его краски и... отвергла подделку. Без разговоров выкинула самозванца туда, откуда пришёл. Пилот поднялся, смущённо глянул по сторонам и зашагал к дому Кунщи. Навстречу попалась Таймач. Улыбнулась во весь рот, тряхнула черноволосым париком. - Ушастик! Пойдём со мной на реку купаться. - Слаб я ещё... - ответил он. Совсем не тянуло его на такое купание. - Я накормлю тебя источником силы! - Нет, Таймач, это не поможет. Только хуже сделает. Ты же знаешь, у меня всё не как у людей. Быть может, попозже... Если честно - был он не так уж слаб. Но не очень-то тянуло его к женщине,

*Химическое название этилового (винного) спирта.

№3/2011

ПРОЗА способной лечить сразу весь софхос. Ладно, подумал он. Разве мало приключений? Не умножай без надобности... Отложим до лучших времён. В доме Кунщи он налил на тряпочку хозяйского водяра и смыл краску со щеки. Следующая возможность представилась довольно быстро. Ночью он вдруг проснулся. Как обычно, поморщился от смрада в избе. Услышал слабый шорох. Над спящими хозяевами склонился какой-то тёмный силуэт. Мышцы Забровского будто сами напружинились, приготовились к бою. Ладони отвердели. Он не сводил глаз с пришельца. Увидел: в темноте блеснуло что-то очень знакомое. Блеснуло ещё раз, и он понял: это стекло прибора! Похоже, не грабитель, не убийца... Силуэт шевельнулся; тёмная фигура бесшумно приблизилась к космонавту. Ночной посетитель поднёс к его лицу что-то небольшое и округлое. Снова блеснула шкала прибора. Загадочный гость повернулся и бесшумно вышел. Забровский с трудом удержался от того, чтобы броситься за пришельцем, скрутить его и поспрашивать. Всё-таки не у себя дома... Утром, возможно, дело разъяснится. А откуда гость пришёл... Тут же вспомнилась фигурная щель под ключ в незаметной боковой дверце. Он приказал себе уснуть. Наутро Кунщи важно объявил: - Бог отметил меня. Через его щеку протянулась знакомая синяя метка. Забровский протянул руку: - Можно потрогать? Кунщи нахмурился. Но Владимир уже провёл пальцами по полоске и по коже рядом. Краска была шероховатой. Он дотронулся до своей щеки. - Тебя Бог не отметил, - проворчал хозяин. - Не пьёшь... - А твоих? - Моих отметил. Сына и жену. - Кунщи, можно, я немного возьму этой краски? Совсем немного. - Нельзя. Это святое. - Мне нужно для исследования. 82

- Для науки, что ли? - Для науки. - Нет. Это святое. Об этом молчи. Забровский чувствовал, что коса нашла на камень. И продолжать разговор - только портить отношения. - Да, это святое, - кивнул он. - Молчу. И спросил через минуту: - Вы сейчас пойдёте к Вратам? - Нет. Сегодня утром появился Божий знак - завтра утром откроются Врата.

*** ... Он бродил по посёлку. Голова гудела от напряжения. Завтра надо любой ценой прорваться в город. Но что для этого придумать? Как обмануть машину? И зачем городу люди, тела которых насквозь промокли этанолом? Мозги которых до того отупели, что это уже не мозги? Дикая загадка, страшноватая. Организм дошёл до определённой кондиции - его отмечают и забирают. Но не раньше. Раньше он не годится. Для чего не годится? Настала ночь. Упившиеся хозяева спали мёртвым сном. Они стонали и тяжко храпели. Их лёгкие изнемогали, не справляясь выкачивать из организма этанол, который, профильтровавшись через плоть, приобретал совершенно невыносимый запах... Забровский, стиснув зубы, водил тампоном с растворителем по лицу храпящего Кунщи... Затем, повинуясь какому-то импульсу, он смыл отметку у Санчи и Аннют. Принёс тюбик со своей краской и превратил «помазанников» в самозванцев. Он дождался рассвета, когда кровососы угомонятся и уберутся в заросли. Вышел во двор, запалил костерок и принялся выпаривать растворитель. Осевшим на дно «божественным» синим веществом отметил себя. По утрам свет Омеги сквозил сиреневыми оттенками. Забровский в этом холодном сиреневом свете, с сумкой в руке, медленно дошёл до башни с Вратами. Было ещё рано. Он ушёл за околицу и бродил среди островов ялцырника. Ему не удалось уберечь ботинки от коровье-

Вологодский ЛАД

Марк МОСКВИТИН го дерьма. Голова была занята другим: что ждёт за той дверью, которая прямо? Он чувствовал, что всё правильно - в боковую незаметную дверку сегодня выпадут Кунщи и его семейство. Должно быть, немало удивятся. Если ещё способны на это. Но чёрта с два догадаются, что это козни хитрого и неблагодарного Ушастика-Волосатика... ... После пыльного и захламлённого тоннеля отмеченные Богом оказались в большой пустой комнате без окон. Довольно долго ничего не происходило, и все они - человек двадцать - сели на пол вдоль стен. Послышались тяжёлые шаги. Вошли двое, рослые, одинаково одетые. На левом боку у них висели зловещего вида металлические угольники - несомненно, пистолеты, решил Забровский. Хотя и выглядели непривычно, с длинными магазинами, далеко торчавшими из рукояток. М-да, не очень-то вдохновляет... Охранники подняли с пола парня и девушку. - Ты и ты! Идите за нами. Примерно через час молодых вернули, довольно улыбающихся. - Нас снимали для телевизора! Все радостно загалдели. Владимиру всё это как-то безотчётно не очень нравилось. Охранники скомандовали: - Снимайте с себя всё! - Городскую одежду дадут... - наперебой заговорили в толпе. Все принялись раздеваться. Забровскому не хотелось менять свой комбинезон на неизвестно что, и он замешкался. Один из охранников положил ему руку на плечо и властно кивнул на полураздетых софхосников. Пилот нехотя потянул вниз молнию... На полу выросли кучки одежды. Женщины сбросили парики, мужчины - шапочки. Охранник подошёл к землянину и сильно дёрнул за волосы - раз, другой. - Ты что? - вызверился на него Забровский. - Обезьяна... - буркнул охранник и отошёл. Голую толпу завели в небольшой пу-

№3/2011

стой зальчик. По середине пола, от входа до противоположной стены, шла тонкая прямая черта. Явно какая-то щель. Разъём. На боковых плинтусах Забровский увидел большие вздутия, напоминавшие мощные шарниры. Это ему не понравилось ещё больше. Тем более, под полом что-то ровно и знакомо гудело. Электромоторы? На всякий случай он пробрался поближе к боковой стене. Софхосники стояли и ждали. Мужики поглядывали на баб, довольно похохатывали. Протягивали руки. Забровский поморщился: всё-таки дикари вы, ребята... Пол дрогнул. Огромные горизонтальные ворота раскрылись вниз. Пилота спасла мгновенная реакция. Он подпрыгнул и ухватился за торчащие из стены крючья, по которым шли какие-то провода. Внизу, в глубине бешено вращались, отблёскивая металлом, диски циркулярных пил. И прямо на эти пилы провалились все двадцать человек! Раздался короткий общий вскрик, полетели красные брызги... Сбоку шумно хлынула вода, обмыла стальные полотна, унесла то, что осталось от людей. Створки ворот медленно поднялись, сошлись, снова образовав собой пол комнаты. Не помня себя, Забровский спрыгнул. Держась стены, пробежал к выходу. Навстречу кинулись охранники. Одному он вмазал ногой в промежность, другого ткнул пальцами в глаза. Охранники скорчились на полу. Несколько мгновений Забровский стоял над ними. Но противники были небоеспособны. Он сорвал у них с поясов пистолеты и начал одеваться. Его трясло. В ушах стоял резкий оборвавшийся крик несчастных мужиков и баб. Кровь разлетелась по стенам... Забровского стошнило. Невнятно ругаясь, он отплевался, вытер рот. Натянул шлемофон, подхватил сумку и оглянулся по сторонам, ища выход.

ГЛАВА 4 От юбилейного портрета орденоносной бесстыдницы стало нехорошо пахнуть. Несло именно тем, чем и должно нести от немытой женщины в определён83

ПРОЗА ные дни. Но уж слишком как-то. Сверх меры. Если ветер дул с северо-запада, вонять начинало вскоре после моста, после площади, в самом начале Соляного Привоза. По мере приближения к брандмауэру семиэтажника, на котором висел портрет и в который улица упиралась, нечистый дух усиливался и достигал максимума. Прохожие плевались, зажимали носы. Для Мориона не было загадки в происхождении аромата. В соседнем переулке находился Институт органической химии, часто работавший по заданиям Департамента. Молодые химики были приятелями Мориона и Филендула. Синтезировать хоть бочку, хоть цистерну вещества, обладающего пресловутым ароматом, было не проблема. Для крепости - ещё подмешать меркаптанчика. А потом, ночью, долго ли обработать примыкающий отрезок улицы из автоцистерны? А сам портрет полить из брандспойта... Как выразился Фил: - Что ты хочешь, это же химики! Паразиты ещё те... Но все изощрённые издевательства интеллектуалов перешибла примитивная штука, которую отмочили сексуально озабоченные подростки. В одно прекрасное утро на портрете появилась короткая чёрная стрелка, нарисованная обыкновенным варом. Пересекая откинутую полу плащика, стрела втыкалась туда, где сходились Човины паховые складки. «Указатель» был снабжён предельно лаконичным комментарием: «Во!» После этого злосчастное произведение искусства не продержалось и двух дней. И стало без него как-то даже скучно... Но ненадолго. Скоро на стене повисла лицемерно улыбающаяся физиономия Гицле, с пояснительной надписью: «Наш без пяти минут правитель». Слова «без пяти минут» были выполнены как бы на особой плашке, прихваченной наспех четырьмя шурупами, два из которых были недокручены и торчали. Для большей убедительности кандидат держал напоказ большие настольные часы. Вообще-то соскучиться в столи84

це было трудно. Мэр города страдал тяжёлой, маниакальной формой разрушительно-строительного зуда. Центр столицы стремительно терял целостность своего недавно ещё прекрасного архитектурного облика. Там и тут на месте памятников архитектуры и истории вдруг за одну ночь появлялась куча строительного мусора. Кучу вывозили, и прорастал сверкающий огромными плоскостями цветного стекла офис богатого предпринимателя. Все знали, что земля в центре дорога... В последние годы у мэра прорезалась труднообъяснимая ненависть к городским гостиницам. В историческом центре то один, то другой отель шёл под снос. Место преступления огораживалось высоченным забором, который мгновенно покрывался разнообразной и безвкусной коммерческой рекламой. Недавно обратилась в груды строительного мусора знаменитая гостиница «Столица» - архитектурная и историческая достопримечательность, известная всему миру по путеводителям и открыткам... Или вдруг из-за знакомого угла неожиданно высовывалась исполинская простёртая рука или согнутое колено новой гигантской статуи. Какой-нибудь житель окраины, давно не бывавший в центре столицы, вздрагивал и непроизвольно вздёргивал руку в старинном крестообразном жесте, ограждающем от нечистого духа... Город обслуживали в основном два «отвязанных» скульптора: Церет Телли и Рукка Вишки. Первый из них методично уставлял город своими колоссальными монстрами. Второй «прославлял» - в кавычках - писателей и поэтов прошлого. Проходя мимо памятника писателю Федосту работы Рукка Вишки, Морион каждый раз удивлялся: неужели великий Федост был таким уродом? И просидеть в такой позе сам Морион мог бы не больше минуты. Жаль бедного натурщика... А памятник другому писателю, Антончеху, изображал, по мнению Мориона, не столько самого писателя, сколько болезнь, которая свела его в могилу... Напротив, работы третьего

Вологодский ЛАД

Марк МОСКВИТИН скульптора, неугодного мэру, прекрасные реалистические памятники, стояли по всей стране, кроме столицы. Парад гомосеков наконец-то состоялся. Они давно мылились провести его. Насмешник Филендул Киру сказал: - Будь я мэр, назначил бы им парад в День Боевого Десанта. Пускай бы пьяная десантура начистила морду не кому попало, а кому надо... Мэр почему-то не посоветовался с Филом и отвёл для бесовского шабаша обычный день. Извращенцы прошли по улицам, а с балконов и переходных мостиков неравнодушные горожане щедро облили их колонну специально заготовленными нечистотами. Входы на мостики охраняли, сидя на ступеньках, здоровенные парни в чёрных беретах - полицейская гвардия. Формально - во избежание потасовок. А когда разъярённые гомосеки вычислили некий балкон и полезли по пожарной лестнице, гвардейцы сняли их очередями резиновых пуль. Морион в этот день был в городе по поручению начальства. На стоянке такси он увидел, как двое мужчин в миниплатьях, разукрашенные перьями, пытаются сесть в машину, а водитель их не пускает. - Вас только посади... Вся машина провоняется. - Вы обязаны нас посадить! - Идите на... После вас я больше ни гроша не заработаю. Идите, идите, козлы вонючие... Действительно, от мужчин нехорошо пахло. Платьишки были в неприличного вида потёках. Морион махнул рукой и пошёл дальше. Кто, собственно, их гнал гулять под мостиками в женской одежде и в перьях? Вот посадить бы всех на три месяца с еженедельной поркой. Не за ориентацию - тут уж ничего не поделаешь, генная патология. А за то посадить, что парады устраивают, гордятся срамом. Видимо, больше нечем - а хочется... Вечером по телевидению выступил Гицле. В любом обществе, сказал он, всегда имелись различные большинства

№3/2011

и меньшинства. Но в день выборов весь народ должен слиться воедино. Фрадмаль, по обыкновению, отмолчался. Обезьяны полным ходом продолжали очеловечиваться. Приобрели манеру толпиться на самой дороге: у входа в магазин, в метро, в подъезд. Морион после визита к участковому зоотехнику зашёл в аптеку и обзавёлся шприцом с иглой. Он заметил, что обезьяны ненавидят очкариков. Сам он, имея небольшую близорукость, носил очки в тонкой золочёной оправе. Шприц без дела не оставался. Столицу покидали гастарбайтеры из далёких южных и юго-восточных стран. Их, кстати, никто не гнал. Более того, гастарбайтеры находились под патронатом городских властей. Зарплату они получали от мэрии, которой перечислял деньги работодатель. Мэрии только попробуй не перечисли вовремя! И тем не менее смышлёные южные и юго-восточные люди целыми поездами уезжали домой, не дожидаясь, когда попросят. Или, скорее, не попросят, а погонят... Обезьяны в городе нужны Сорлину Гицле. Гицле нужен мэру... Департамент Расследований давно «копал» под гигантскую империю зажравшегося олигарха, и он это, похоже, знал. Близились выборы правителя страны. Морион, да и не он один, ощущал некую тревогу: что-то будет... Специалисты Института органической химии (того самого, в переулке) по личной просьбе генерала Фрадмаля проводили тончайшие анализы продукции концерна. По слухам, они обнаружили в составе суперэлитной косметики странные, сложные компоненты, которые на уровне современной науки синтезировать совершенно невозможно. А если и возможно - то чудовищно дорого, нереально даже для концерна Гицле. ... О, эти колдовские снадобья! Королевским подарком всегда был флакончик или тюбик от Гицле. Мало кому по карману. А главное - их почти невозмож85

ПРОЗА но было достать. Продукция концерна в основном шла на экспорт. Эти духи с дивным «играющим» ароматом, эта помада нестерпимо дразнящих, зовущих оттенков самую невзрачную женщину превращали в волшебницу-ируани из юго-восточных сказок...

*** Генерал Фрадмаль никогда не был очень-то обаятелен. И к этому не оченьто и стремился. Говорил, пожимая могучими плечами: - Я не диджей, не телеведущий, у меня другая работа. Мою программу вы, надеюсь, довели до избирателя... Он был немногословен, суров, почти никогда не улыбался. Но сотрудники предвыборного штаба и эту мрачность Фрадмаля превратили в достоинство. За то и деньги получали. Всего раз или два удалось вытащить генерала в телестудию на прямой эфир. А от теледебатов с Гицле он отказался, и его фраза попала во все газеты и передачи: - Мне не о чем дебатировать с этим субъектом... «Изюминки» его программы выглядели так: гражданам - спокойствие и безопасность. Достойно оплачиваемая работа - для всех. Обезьян - обратно в леса. Старинным городам - современную инфраструктуру при сохранении исторического облика... Последний пункт мог примирить кандидата даже с интеллигенцией, традиционно недолюбливающей силовиков. А в целом-то голосовать избирателю предстояло либо за порядок, либо за свободу. Третье было дано, но очень уж невыразительные фигуры его представляли. Гицле ставил на социальные низы и молодёжь. Его поддерживали рабочие, мелкие служащие, городские люмпены, профессиональные уголовники и, как ни странно, - часть творческой интеллигенции, особенно - художники и музыканты... Он обещал пособие по безработице не меньшее, чем зарплата рабочих, 86

и обвальное снижение цен на водяр - до пределов себестоимости. - Чем неработающий человек хуже работающего? - риторически вопрошал Гицле с экрана. - Потребности те же, права человека - те же... В отличие от генерала, олигарх едва ли не каждое утро и вечер торчал в телевизоре. Прекрасный костюм, элегантный коротковолосый серебристый парик, вкрадчивый мягкий баритон. Лицемерная улыбочка... Во время речи он иногда промачивал горло глоточком дорогого когнака. Бутылку ставил этикеткой к зрителю. - А это ему зачем? - недоумевал Морион. - Чьё-то вино рекламировать... - За Сорлина не волнуйся, - насмешливо отвечал Филендул. - Сорлин ничего не делает без выгоды для себя. Между прочим, на установленных в городе портретах та же мерзкая улыбочка уже выглядела не фальшивой, а мудрой и отеческой. Художники своё дело знали. ...Работы в последние дни подвалило. Морион, как и все офицеры отдела, собирал и анализировал информацию по коммерческой деятельности крупных фирм. Генерал приказал не церемониться. - Их коммерческие тайны - друг от друга! А тайна от нас, от государства это преступление. Мы обязаны знать всё обо всех. Предприниматель близок к уголовщине по определению. Иначе ему не видать успеха... Концерн Гицле на общем фоне выглядел довольно белым и пушистым. Филендул Киру, в ведении которого находился этот концерн, с театральным удивлением сохранял в компьютере донесения от внедрённых агентов. Нарушений законности концерн не допускал. - Понятно, почему, - сказал Морион. Им нельзя. Выборы. Чуть нарушение - и Гицле вылетает с дистанции. - Может, ты и прав, - отвечал Фил. - А то я уж подумал - агентов сменить. - Да нет. Нормальные. Я с ними работал.

Вологодский ЛАД

Марк МОСКВИТИН - Молодые... - Но толковые. - Ты замечаешь, чем сейчас увлекается молодёжь? Куда кидается? - А молодёжь всегда куда-нибудь кидается. - Ты замечаешь, что за музыку они слушают? Это же акустическая токсикомания! Сумасшедшие децибелы, низкие частоты. - Это так... - согласился Морион. - Такую «музыку» я буду слушать, только если твёрдо решу сойти с ума. - А антикупальники ты в городе видел? - А, эти, «кип-коп»? Ну, это уж совсем маргиналы. - Это наша смена. Причём очень скорая. Не дети, а младшие братья. Морион встречал парней и девушек в так называемых антикупальниках не далее чем сегодня утром. Что такое купальник? Это всё тело открыто, кроме некоторых мест. А «анти»? Соответственно наоборот. Некоторые места открыты, а остальное одето. Пожалуй, несколько облегчается экстремальный секс. Он рассмеялся от неожиданной мысли. - Ну, ждём, Фил! Обезьяной буду скоро Чова в антикупальнике на эстраду выбежит. - Запросто, - согласился Киру. - Булками её полюбуемся. Пятидесятилетними. Зачерствелыми. Кстати, в навагиннике она уже выбегала. - Когда? Не было ни в газетах, ни по радио... - Ни по телевизору. Концерт был эксклюзивный. Для олигархов... Успеха особого не имел. - Понятно, олигархи - не мальчишки. И пятьдесят лет - не двадцать. - Нет, Мор, мне всё яснее, как погибнет человечество. - И как же? - Сойдёт с ума. Нам предстоит пандемия психических заболеваний! А лет через двадцать, тридцать именно эти дебилы, маргиналы, наркоманы сменят нас на всех постах. Нами будут управлять душевнобольные...

№3/2011

- Будто мы раньше такого не видали. - Нас будут лечить душевнобольные! И учить наших детей. И производить еду и технику. И управлять техникой. И двигать науку. И служить в армии. И командовать армией! - Страна дураков? - Планета дураков, Мор! Немного подождав, он опять спросил: - Так что, может, сменишь мне молодых? На более зрелых? - Нет! - отказал Морион. - Не сменю. Работай с этими. Даже если они заявятся на службу в антикупальниках! - В антиплавках... - ворчливо поправил Фил. - И попадутся на глаза генералу. Тогда не только с ними, но и с нами что-то будет. - Да ты не думай! Ребята скромные, серьёзные. И мозги на месте. Негромко работал приёмник. Передавали рекламу фармацевтических фирм. Морион протянул руку и выключил. - Так его, - одобрил Фил. - Паразиты... «Покупайте наш препарат! Он настолько хорош, что его даже не обязательно применять. Только купите, ку-пи-те... » И скорчил рожу. Этот разговор не выходил из головы у Мориона, когда он шёл с работы. Филендул Киру был парадоксальным парнем, всегда мог удивить... С какого-то балкона доносилась знакомая песенка в исполнении группы «Хля». Группа эта была не столь откровенно неприлична, как, например, «Ноги вверх» или «Сопли Шмопли». И громких скандальных происшествий с «Хлёй» не бывало. Не то что с «Соплями». Однако и сравнительно респектабельная «Хля» частенько вызывала у Мориона неприятие дебильными текстами и многочисленными, мягко говоря, музыкальными цитатами. Хотя коллективный голос этой группы мог увлечь: этакая задушевная дружеская компания. Этакое тёплое застолье, с теснящимися в центре стола бутылками... Происходила группа из близкого пригорода - маленького городка Хламцы, первого от столицы по Юго-Восточному шоссе. Молодёжь го87

ПРОЗА родка отличалась не только на попсовой эстраде. Город продуцировал качков. Накачанные парни, так называемые хламеры, группами наезжали в столицу и избивали встречавшихся пирсингистов. Такой они избрали себе «объект». Полиция смотрела сквозь пальцы... Сегодня Морион решил пройти другой дорогой - по Театральной, Охотничьей и Долгомошной. После театра бросился в глаза плакат на большом щите: чемпионат страны по восьмиклинковому фехтованию. Фехтование это было - нечто. В каждой руке по ножу с двумя лезвиями, смотрящими в противоположные стороны. На ногах - спецботинки, из подошвы которых тоже торчат клинки вперёд и назад... Вершина рукопашного боя. Спорт для настоящих мужчин. Кстати, самый травматичный. В отличие от боевых, спортивные клинки были тупыми, но всё же оставались железными. Но главным для старшего лейтенанта и его коллег было то, что чемпионат спонсировался концерном Гицле. Именно по настоянию олигарха чемпионат был приурочен к выборам... Морион остановился у газетного киоска. Ему нужен был последний номер журнала «Техника и молодёжь» - с интересным фантастическим рассказом некоего молодого автора. Он оглядел выкладку. Здесь лежало, казалось бы, всё-всё. На любые нужды и вкусы. В глазах рябило... От «Столичной модницы» и «Журнала для мужчин» до справочника по ССАКУ. Жуткая аббревиатура скрывала всего лишь безобидные средние специальные академии, колледжи и университеты*... Морион давно уже не нуждался ни в ВАКУ, ни тем более в ССАКУ. А нужного ему журнала не было. Для верности он уточнил у женщины-киоскёра: - «Техника и молодёжь» есть? - Нету. - А вообще бывает? - Нет, не бывает.

Он кивнул и зашагал дальше. Продаётся только то, на что есть массовый спрос. Рынок. Мерзость... Сегодня и реку Морион перешёл по другому мосту. С моста оглянулся на Крепость. Как всегда, взволновал и обрадовал чудный, сказочный вид её стен и башен, храмов и дворцов. Крепость давно утратила военное значение и сейчас служила резиденцией правителя страны. Если на выборах победит генерал Фрадмаль - то не доберётся до этой красоты хищная лапа обезумевшего мэра, понукаемого коммерсантами (с которыми был, несомненно, в доле) и, по слухам, - собственной женой. Морион прошёл всю Большую Полевую, подземным переходом пересёк Белый Круг. Миновал публичный дом, укрывающийся под вывеской массажного салона. Фыркнул, проходя мимо бесстыдной рекламы новейшего семягонного препарата. С полгода уже висит, надоела... Из боковой улочки неторопливо вытянулась тёмно-синяя фура с мощным, прерывисто рокочущим тягачом. Сквозь туго натянутый бок фуры доносился нелюдской гомон и визг, щёлканье бича, кашель и хриплые матюги сопровождающего. Обезьян опять везут... Слава Доброму Духу, хоть из Морионова дома их убрали. Не нашлось желающих ссориться с Департаментом. Морион прохладно относился к должностным привилегиям, но за профессиональные стоял горой. Захотелось купить сыру в угловом магазинчике. Уже подходя, он услышал вдали выстрелы. Поморщился: опять клиенты между собой разбираются. Никак их извести не можем... Стрельба между тем приближалась. За магазинчиком, в глубине двора, через забор перелез рослый человек в немодном синем комбинезоне с большими карманами и в странной ушастой шапке, похожей на шлем лётчика. В левой руке он держал сумку, в правой пистолет. Над забором

* Если кто не в курсе - автору приходилось видеть у нас на Земле в киосках Роспечати справочники по ССУЗам, т.е. по средним специальным учебным заведениям.

Вологодский ЛАД

Марк МОСКВИТИН возникли ещё двое. Человек оглянулся и дважды выстрелил. Один из преследователей свалился по ту сторону забора, другой - по эту. Раздался топот. Мимо отступившего за дерево Мориона пробежали ещё трое вооружённых людей. Беглец в попытке укрыться метнулся к груде пустых ящиков. Морион выскочил вперёд. Вскинул руки и замахал ими крест-накрест. - Стоять! Стоять на месте! Департамент Расследований! Пока никто не успел опомниться, он выхватил из кармана мобильник и скороговоркой прокричал несколько слов. Впоследствии он не мог вспомнить - каких. Но главное было - показать, что Морион не один, что подмога явится с минуты на минуту... Потом он, уже не спеша, достал голографический значок, повертел им в поднятой руке. - Номер знака - двести одиннадцать! Предъявите ваши удостоверения... Так, ясно... Ясно... До приезда полиции оставайтесь на месте. По оранжевым мотылькам на погончиках Морион и так видел, что эти охранники - из корпуса безопасности концерна Гицле. Что ж, ещё интереснее... Он вызвал полицию и повернулся к куче ящиков. Беглец никуда не ушёл, только встал за дерево и держал оружие наготове. Морион спрятал мобильник и подошёл к нему. - Иди со мной. Не бойся. - Оставь его! - закричал один из охранников. - Это наш преступник! - Все преступники - наши, - насмеш-

№3/2011

ливо возразил Морион. Кивнул на забор. - Своих подберите. Ещё один - с той стороны. Охранник вскинул пистолет. Должно быть, он был неплохим стрелком и надеялся попасть в преступника, не задев старшего лейтенанта. Морион проворно шагнул, прикрывая собой беглеца. Охранник, выругавшись, опустил ствол. Убить безвестного бродягу, нелепым образом проникшего в страшную тайну фирмы, было одно. Подстрелить же сотрудника Департамента Расследований - совсем другое: верный конец карьеры. А не исключено - и жизни. В квартире Мориона бледный, дрожащий пленник уронил сумку у порога, прохромал к дивану и рухнул на него. Морион увидел кровь на штанине. Разул и раздел гостя, обработал пулевую рану к счастью, сквозную - и перевязал. Отметил странноватый рельеф мускулатуры. Пришелец лежал неподвижно и расслабленно. Спустя примерно час Морион «накрыл стол» на табуретке, подставил её к дивану. Сам сел рядом. Гость стащил с головы ушастую шапку и протянул руку к еде. Но поел очень мало. Зато много и жадно пил. Голова у него оказалась заросшая волосами. («Как у обезьяны!» - мысленно удивился Морион). И уши были гораздо крупнее нормальных человеческих, какой-то вычурной формы. Морион несколько минут молча смотрел на него. И наконец спросил: - Ты кто? Окончание следует

ПРОЗА

Cерьёзное дело ПОВЕСТЬ Окончание. Начало в № 2, 2011 г.

3 ЕЩЁ ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

Дмитрий ЕРМАКОВ Дмитрий Анатольевич Ермаков родился в Вологде в 1969 году, долгое время активно занимался спортом, работал тренером. Член Союза писателей России, автор двух сборников прозы, лауреат Всероссийского литературного конкурса имени Василия Шукшина «Светлые души». «Вологодский ЛАД» не раз печатал прозу Дмитрия Анатольевича и его критические статьи.

И была ночь, и было утро. Утро нового дня. Вера отвела Катю в садик и сразу поехала на работу, сегодня ей пораньше надо было. Сергей отвёл Андрея в садик и возвращался домой. На площади перед магазином безнадёжно работал дворник. Ещё не оттаяло, и он с трудом сгребал и даже выколачивал лопатой мусор, в основном пивные банки (вечерами на площади «тусуется» молодёжь). Дворник был высокий, худой, с какими-то корявыми развинченными движениями, оранжевая форменная жилетка кособоко сидела на нём. Сергей узнал его - учились вместе в институте, подошёл. - Привет, Юрик. - О! Привет, - картаво отозвался Юрик, подняв на Труфанова отёкшее бледное лицо с белесыми бровями и красными, почти безресничными веками. О том, чем занимается Юрик в свободное от работы время, можно было не спрашивать. Ясно, что пьёт. - Привет-привет музейщикам, - повторил Юрик, стягивая с руки матерчатую когда-то белую перчатку и протягивая костлявую ладонь. - Да я уже давно не музейщик, - пожимая руку, ответил Труфанов. Но Юрик не слышал, у него всегда была такая привычка - говорить своё, никого не слушая, уверенно и долго. - А говорят, интеллигенция умирает. А вот она, живая интеллигенция - круглая, румяная и в новой кожаной куртке.

Вологодский ЛАД

Дмитрий ЕРМАКОВ Сергей, действительно, за последние два-три года изрядно поправился, но румянец не играл на его щеках, это уж Юрику привиделось, вернее, просто захотелось так сказать. Да и куртка была не из натуральной кожи, хотя, и правда, очень качественная и хорошо смотрелась, да и не дорогая - удачно купил в магазине конфиската. - А я вот, видишь, да... Но жизнь-то меняется. И всё к лучшему, к лучшему. За кого голосовать-то будешь? - и не дожидаясь ответа, продолжил: - Да, надо, надо, чтобы продолжался нынешний курс. Стабильность нужна, да... Сергей достал сигареты. - Дай-ка твою, с фильтром, а то всё «Прима»... - Как же так, Юрик? - Да как... Я ж с Людкой-то развёлся, а записано почти всё на неё было. Ну, а что осталось - улетело, испарилось. Ничего, Серёга, ничего... Поднимусь. Я тут с партией замутился. Вот, на выборах уже наблюдателем буду. Ты-то как? Всё в музее? Читал недавно твою статью. «Батюшков - первый русский фронтовой поэт». Молодец! Это же очевидно, а никто не сформулировал, да... - Одним духом всё выпалил: - Голосовать-то за кого будешь? - снова спросил. - Дай ещё сигаретку. - Сергей дал. - Голосовать, не знаю... Не вижу, за кого... Надоело. А работаю на мясокомбинате. - Где-где? Вот это да! И чего там делаешь? - Колбасу копчу. Юрик даже почесал затылок в задумчивости. - Да. Не ожидал. Ну, что ж, молодец. Одобряю. Мужской поступок. А то сидел в этом музее... - Но похвалил он Труфанова как-то неуверенно. - Теперь и получаешь, поди-ка, прилично? - спросил. - Хватает. - И что, долго там собираешься колбаситься? Перспектива-то есть? - У нас, Юрик, всегда есть перспектива - учителей в школах не хватает. - Нет. Я уж лучше с лопатой.

№3/2011

- Ну, давай...- И ты давай, - откликнулся Юрик и протянул плоскую, костлявую, но крепкую ладонь, - у меня теперь здесь участок, так что будем встречаться. - Понял. Ну, давай, давай... - И Сергей пошёл поскорее, уже жалея, что и подходил - за десять минут устал от Юрика. Юрик ещё в институте учился - бизнесом занялся, в Польшу мотался «челноком». Перевёлся потом на заочку. Палатки у него на городском рынке были. Магазином обзавёлся. Дорогая квартира, машина - весь набор, в общем. И как-то это для Труфанова странно, мягко говоря, увидеть его дворником. Хотя... Юрик не пропадёт. И если он дворник, значит, так ему удобно. Да ведь и он Юрика удивил... В музей он пошёл работать, ну, из духа противоречия, что ли... Суетливая жизньто была - кто, как Юрик, в торгашиспекулянты подался, кто искал тёплое место в госструктурах, вышли с его курса, Сергей знал, и «бандиты», и «менты». Из его курса только одна девчонка, кажется, и пошла в школу-то работать - её считали неудачницей. А недавно видел в автобусе старосту их группы - заводную и непоседливую в институтские времена девицу - билеты продает, кондукторконтролёр. Успел выйти на следующей остановке, до того, как она подошла... А он не хотел суетиться. Наивно верил (в самом деле верил!), что честным и профессиональным трудом можно нормально зарабатывать и по специальности. А много и не надо - нормально... Но и в школу не мог пойти. Зная программу десятых-одиннадцатых классов на тот период - не мог. Потому что честно и профессионально работать по такой программе для него было бы невозможно. Он знал и любил литературу. Как молитвы, твердил стихи любимых поэтов... Ну и пошёл в музей. ...Дома он заварил чаю покрепче. Включил компьютер. Пытался писать статью - тяжело шло. Часто выходил на балкон курить. Да, музей... Тот самый старый угловой 91

ПРОЗА дом. Те самые комнаты. То самое окно... Вещей, которых касался Константин Николаевич, там давно уже нет, но воссоздан примерный интерьер, и вещи примерно из того времени - круглый стол, кресла, подсвечники. Но есть две книги с его автографами. Работали там, кроме Сергея, старушка уборщица, заходившая со своим ведром и шваброй к ним (в этом же здании располагалось педучилище, в котором подрабатывал Труфанов) раз в день, ближе к вечеру, да директор, пожилая дама в парике с жёлтыми кудряшками, всё время говорившая по телефону, но не забывавшая напоминать Сергею о планах мероприятий (экскурсии и литературномузыкальные вечера) и об отчётах о тех же мероприятиях. Их нужно было подавать каждую неделю. Труфанов там одно время и сторожем подрабатывал, пока всё здание не поставили на сигнализацию. Вечерами и ночью жутковато бывало, ведь тридцать с лишним лет прожил там странный больной человек, ещё до болезни ожидавший своего сумасшествия (а ведь такое ожидание - это уже, наверное, болезнь). Увидев Батюшкова в Москве, когда его привезли из-за границы, Пушкин написал своё: «Не дай мне Бог сойти с ума...». Это был человек, который в минуты просветления писал о себе: «Я похож на человека, нёсшего сосуд с чем-то прекрасным, но не донёсшего его и разбившего», и ещё: «Премудро создан я, могу на свет сослаться; / Могу чихнуть, могу зевнуть; / Я просыпаюсь, чтоб заснуть, / И сплю, чтоб вечно просыпаться»; человек, который, пусть и недолго (примерно с 1814 года до публикации «Руслана и Людмилы»), считался наравне с Жуковским первым, то есть лучшим русским поэтом. Лёгкость, «лёгкое дыхание» принёс в русскую поэзию именно он - Константин Батюшков... Однажды, уже ночью, Труфанов вышел на улицу покурить, а когда вернулся в музей, с ним произошло то, что он никак не мог объяснить, но помнил всё и сейчас до деталей отчётливо. 92

Он вошёл в тёмную музейную комнату. У окна, спиной к нему, - человек. И он понимает, что это не кто иной, как Константин Николаевич Батюшков. Он тоже подошёл к окну и увидел крепостную стену, купола церквей над кронами деревьев, неторопливых, спокойных людей, гуляющих на Соборной горке... И тут он стал Батюшковым. Он увидел чёрную блестящую дорогу, снующие по ней туда-сюда железные коробки на колёсах, торопливых, будто испуганных чем-то людей, чахлые деревца, а на берегу, между Софийским собором и церковью Александра Невского, - странное, то ли каменное, то ли железное изваяние - лошадь и стоящий рядом с ней человек, а над всем этим - низкое грозное небо... Ему стало страшно, и он очнулся... ...Труфанов курил на балконе. С унылосерого низкого неба сеялась влага. В мусорном баке у забора деловито рылся бродяга, что-то складывая в пластиковый пакет. Из подрулившей к дому белой «девятки» вышла соседка (или подруга или жена соседа?), которой давно не было видно, захлопнула дверцу, прощёлкала каблуками к подъезду, хлопнула и входной дверью... Забулькал в кармане брюк телефон (Сергей всегда держал его при себе). - Да, - осторожно сказал, увидев незнакомый номер. - Здравствуй... - кажется, что давно уж забыл её голос, и каждый раз с первого звука узнаёт. Бывшая жена. Елена. - Я тут Ивана в больницу везу. - Что с ним? - Подозрение на аппендицит. У тебя никаких аллергий на наркоз не было? - Не было (давно уже ему делали операцию, неудачно поскользнулся на улице - перелом со смещением). - Куда вас везут-то? Вы на скорой? - На скорой. В городскую. На хирургию. - Я подъеду. - Смотри... не обязательно... - Я подъеду. Быстро переоделся. Вышел из дома бегом к остановке. Автобуса долго не было. Рядом с оста-

Вологодский ЛАД

Дмитрий ЕРМАКОВ новкой студенческое общежитие, и за время ожидания автобуса собралась изрядная толпа, в основном из припозднившихся, видимо, проспавших первую пару студентов. И все они громко говорили, смеялись чему-то, эти мальчики и девочки, курили, матерились - то есть не ругались, а разговаривали так. «Неужели и я таким был? Ну, нельзя же всё время смеяться, как идиоты, и постоянно материться...» Подошёл автобус, и Труфанов, зажатый этой молодой толпой, втянулся в салон. Сначала все плотно стояли, потом порастряслись, свободнее стало. Лицом к Труфанову, в полуметре, стоял парень - длинные сальные волосы, три колечка в левом ухе, два в правой брови, и прыщики на лбу. Что-то говорил про «пары» и «преподов» такому же, только в ухе два кольца... Слева подпирала Сергея бедром расслабленная девица, казалось, будь возможность - она бы легла, она и лежала почти на Труфанове. Он сдвинулся от студенточки, приблизился зато к другой, глядевшей на всех устало-брезгливо... К выходу пробиралась бабушка, сердито расталкивая молодёжь. Ну и Сергею досталось, не успел увернуться... Выбрался наконец-то на волю. Пробрался через рыхлый снег и лужи к хирургическому отделению. А навстречу из дверей она. Елена. - Привет. - Привет. - Где Иван-то? - А всё, в палату его увели. Да ему легче стало. Я ж говорила, не приезжай, - говорила она уверенно-быстро, будто отрубая каждое слово. - Так что, не пустят к нему? - Только завтра уже. Да ты позвони ему. - Позвоню. - Ну, я пошла. - Ага, пока. И она пошла - в сером длинном пальто, в сапогах, у одного из которых заметно качался каблук. И никакого чувства, ничего в душе у него не шевельнулось. Недолго и пожили-то они, чуть больше года. Сперва у Труфанова дома - там мама себя показала, потом в общагу ушли, но уже всё,

№3/2011

уже не могли даже разговаривать спокойно, даже находиться рядом (а значит, и с самого начала что-то не так было, вернее, «не было» - любви, наверное). Всё это плохо могло кончиться. Труфанов ушёл тогда, как презрительно и, в общем-то, правильно говорила Лена - «к маме». Хотя, он уходил «от жены», а не «к маме». Да идти-то ему больше было некуда. Недолго пожили, а ребёнка нажили. И сейчас ребёнку шестнадцать лет, и он в больнице, один, плохо ему... - Да, папа, - бодрый голос откликнулся. - Привет, Иван, ну как ты там? - тоже стараясь придать голосу бодрость, спросил Труфанов. - Нормально. - Болит? - Нет, почти не болит уже. - Чего врач-то сказал? - Утром будут какую-то трубку вставлять, сказал, тогда уже точно определят. - Ну, ты держись там. Я завтра приду, сначала позвоню, потом приду. - Хорошо, папа. - Ты фотографии-то получил тогда? - Да. - Одну - мне. - Конечно. - Ну, давай. До завтра. Если что - звони. - Ладно, пока. В последний раз они виделись прошлым летом. В день рождения Ивана. В те летние дни Сергей жил дома один. Жена с детьми уехала на две недели в лагерь - «педагогом-организатором». Ещё вечером из цеха он позвонил Ивану, и они договорились встретиться на автобусной остановке в центре города. И Труфанов сидел на остановочной скамейке, курил и переживал, что вдруг да не сразу узнает Ивана - они давно не виделись. Подъезжали автобусы, раскрывались со скрежетом двери, выходили люди. Ивана не было. Нет, он не опаздывал. Это Сергей приехал на полчаса раньше. - Привет, - сказал Иван и смущенно добавил: - Папа. -Ты откуда? - он всё же не увидел Ивана, тот подошёл сзади. 93

ПРОЗА - Да я на троллейбусе. - Ну, пошли... Труфанов сбоку взглядывал на сына. Тот очень изменился. И стал ещё больше похож на отца. Такая же коренастая фигура, чуть выпирающий (а и рановато) живот, такая же уверенная и при этом лёгкая походка, движения рук. Волосы мягкие, довольно длинные, расчёсанные на прямой пробор. Труфанов вспомнил, что такие же носил в его возрасте (потом, после армии - всегда аккуратная стрижка). Был Иван в оранжевой с черными нерусскими буквами спереди футболке, в чёрных джинсах, в каких-то кроссовках... Сергей ещё днём раньше наметил, что пойдут в кафе. Зашли туда, но все столики заняты. Да и Иван явно смутился этой, видимо, непривычной для него обстановкой. - Чего-то мне тут не глянется, - небрежно сказал Сергей. Сын кивнул, и они вышли. - Пошли-ка сфоткаемся, - предложил Труфанов. Они зашли в фотоателье. Унылоусатый фотограф долго усаживал их. Вернее, сидел на стуле Сергей, а Иван стоял сзади, положив левую руку на плечо отца. - Завтра можно получить, - сказал фотограф, выписывая квитанцию. - Сходи, получи, - сказал Сергей. - Ладно. Деньги Труфанов заплатил сразу. Вышли на улицу. - А пошли вон в «Макдональдс». Съели по салату, выпили сок, съели и мороженое. Сергей задавал какие-то незначительные вопросы, Иван отвечал. Пора было расходиться. - На вот тебе, купи чего-нибудь, - Сергей подал сыну тысячу рублей. - Спасибо. Что-то нужно было сказать. И - никак. Всё же выдавил: - Ты прости меня... Иван покраснел, тоже еле выдавил: - Да... у нас... в школе... многие без отцов... - Ну, давай. Фотографии-то получи. Звони мне, если что... - Ладно, пока. 94

И разошлись. И вот только сегодня впервые с того дня созвонились. Он и помнил-то сына: совсем маленького, в пелёнках; чуть старше - заходил к нему в садик; потом уже в школе... Жизнь порознь прожита... Нет, ещё не прожита, ещё много чего будет... Он не поехал в автобусе. Шёл зачем-то в сторону центра. На площади, неподалёку от Вечного огня, толпилось несколько десятков людей, чёрно-серая кучка, и над ней красные знамёна и длинный красный плакат с белыми, не читаемыми издалека буквами. Растянутое полотнище плаката держали по краям за древки два, казалось, одинаковых человека в чёрных кожаных куртках и кепках. Под плакатом и стояли, видимо, руководители этого мероприятия. И наносило оттуда обрывки фраз: «грабительская политика», «разворовали великое государство», «мы не позволим», «трудовой народ», «кровопийцы олигархи», «изберём народную власть»... Предвыборный митинг коммунистов - понял Сергей. Он подошёл ближе и остановился, чтобы закурить. Рядом топтались с равнодушными лицами трое милиционеров в зимних куртках и шапках. Один сказал что-то, и двое засмеялись. И видно было даже по этому ленивому смеху, как им скучно. В толпе в основном старики. У одного распахнуто древнее, уже неопределимого цвета пальто, и под ним на пиджаке ряды наград, как носят они на День Победы. Сменялись ораторы, Сергей не вслушивался в их одинаковые речи. Всё те же фразы «за народную власть», «банкирско-чиновничье правительство» доносились до его слуха будто издалека... Два старика и старушка стояли рядом, разговаривали, не слушая оратора, - и это тоже было похоже на их встречи 9-го мая... - В Австрию вошли, ох я взял трофеев: ковер, часы, аккордеон, - выделился один голос. - А я со сменой белья вернулся, - встрял другой, явно угрожающий, хрипло-дребезжащий голос. - Ну, это уметь надо, - ещё не поняв угрозы, продолжал первый.

Вологодский ЛАД

Дмитрий ЕРМАКОВ - Да я тебя!.. - Тихо-тихо, - вмешалась старушка. - Трофеи он взял, сука! - не унимался старик и застучал палкой, на которую до этого опирался, будто пытался продолбить наледь до асфальта. Труфанов отошёл от них. Один из ораторов, крепкий средних лет мужчина с волевым лицом, в кожаной кепке, не остался почему-то под красным транспарантом, а отошёл в сторону, наверное, тоже покурить захотел. К нему сразу подошла энергичная бабулька: - А почему мы здесь стоим? Кто нас здесь слушает? Пойдёмте к зданию областного правительства. - Ну, вы же понимаете, чем это кончится, - ответил мужчина (и голос его сейчас был ленивым, не таким, как минуту назад при выступлении) и поспешил отойти от бабульки. И Труфанов пошёл дальше. Он понял, почему не сел в автобус, понял, куда идёт. В этот храм Труфанов захаживал и раньше. Он неподалёку от института, и ещё в годы учёбы Сергей забегал сюда, как и многие студенты, поставить свечку перед тем, как идти сдавать экзамен или зачёт. Заходил в церковь и позже, в годы работы в музее - успокоения искал (и тайно даже, кажется, от самого себя, внутренне просил о поправке материального положения). Света, дурочка-нищенка, стояла, как и обычно у входа, выставив перед собой ладошку. Свету знает весь город. Насобирав денежек у храма, садится она на ближайшей остановке в первый же подошедший автобус, занимает излюбленное место (направо от двери, у окна) и едет, куда везёт автобус. На обратном пути, выходит на той же остановке и снова идёт к церкви либо в ближайшую закусочную. Если «её» место в автобусе оказывается занято, она громким скрипучим голосом, медленно проворачивая слова, просит: «Пустите, пожалуйста». Если же кто-то по незнанию место не уступает - плачет навзрыд, так что место сразу освобождается, кто бы ни сидел на нём - ребёнок, пенсионер или презрительно-равнодушный подросток-

№3/2011

«тинейджер». Возраст Светы неопределим по лицу, сморщенному, но явно нестарому. Наряды Света меняет часто, в церкви отдают тряпьё из того, что приносят прихожане для нищих и бездомных. Сейчас на ней зелёное пальто с лысеющим песцовым воротником, белая вязаная шапка-колпак и чёрные матерчатые бурки. Труфанов заранее нащупал в кармане мелочь. Но раньше него к Свете подошла храмовая смотрительница, вышедшая на крыльцо с половиком, - баба в синем, шалашиком повязанном платке, в кофте, в длинной чёрной юбке, с маленьким лицом, всегда готовым выдать слащавую улыбку. Половик она вытрясать не стала, повесила на перила крыльца, к Свете с какой-то едкой ухмылочкой подсеменила: - Всё, Света, теперь и тебя заберёт милиция. Видишь, всех уж забрали. И тебя заберут. Батюшка всех вас велел забрать, - ухмылочка её расплылась в улыбку, открывшую мелкие и острые (так почему-то показалось Сергею) зубки. Света испуганно смотрела на неё. Вдруг - не заревела, как в автобусе, а завсхлипывала. Проговорила, растягивая слова: - Почему-у мне нельзя-я? Почему-у? Я батюшке скажу-у... - Так батюшка и велел вас... - довольно говорила смотрительница. - Почему-у... - Перестаньте издеваться, - не выдержал Труфанов. - А я и не издеваюсь, - зло взглянув на него, но не прекращая зубасто улыбаться, ответила баба. - Настоятель велел всех бомжей убрать, уже приезжала милиция. ...Здесь, действительно, обычно толпились бродяги, многие из отсидевших. Они не просили даже - требовали, то есть были не нищими, а вымогателями. Время от времени их разгоняла милиция, самых наглых забирали. Труфанов не раз был свидетелем таких «операций»... - Не издевайся над больным человеком... - Труфанов не находил слов. - А и не ваше дело, - довольно отвечала смотрительница, заметив его раздражение. 95

ПРОЗА Но Сергей взял себя в руки, спокойно и жёстко сказал: - Сейчас я пойду к настоятелю, и тогда узнаем - моё или не моё дело. - Идите-идите, - сладким голоском пропела она, развернулась и поспешила к храму, не забыла и трижды перекреститься на входе. А на встречу ей и вышел настоятель - высокий, статный, с благообразной седоватой бородой и мягким взглядом. Смотрительница тут же сложила руки ковшиком, склонилась: - Благословите, батюшка! Священник быстро перекрестил её, пробормотав положенные слова, и вложил в её ладони свою широкую длань для поцелуя. - Здравствуй, Света, - сказал, глянув на убогую, и прошёл в соседний двухэтажный дом, где, наверное, был его кабинет. Смотрительницы и след простыл, забытый половик висел на перилах, Света стояла, всхлипывая, но всё так же с протянутой ладошкой. И Труфанов стоял перед ней. Опомнился, вынул из кармана приготовленные монетки. Тут, видно, и Света опомнилась: - Ой, не надо, не надо... Спасибо тебе, - и коснулась рукой его плеча. - Да ладно, Света, ладно... - Пойдём, я тебя чаем угощу, у меня деньги-то есть, - показала рукой в сторону закусочной. - Спасибо, я не хочу, до свидания. Сергей развернулся и пошёл в противоположную от храма сторону. Он уже отошёл метров на пятьдесят. Вдруг кто-то коснулся его плеча. Света догнала. - Вы не обиделись, что я вас позвала чай пить? - на «вы» вдруг перешла. - Нет, что ты, Света. Спасибо-спасибо. Я не хочу просто. - Ну, до свидания-я... - До свидания. Неподалёку (да метров двести всего) - ещё действующий храм. Сергей вошёл в него, купил свечку и поставил перед иконой святого целителя Пантелеимона. Выйдя из храма Сергей, завернув за 96

угол соседнего дома оказался перед памятником - Батюшков, держащий в поводу коня. Батюшков, прошедший три войны, служивший в кавалерии, конечно, может быть увековечен со своим конём. Только вот в народе это сооружение чаще называют «памятник коню»... А Труфанов и вообще памятники не любит. «Всякому на Руси памятник добрый крест», - написал вот Рубцов, и это верно. «Похороните меня там, где похоронен Батюшков» - нашли после смерти Рубцова записку в его бумагах. «Где Батюшков» - это в стенах Прилуцкого монастыря. Лет десять назад монастырь толькотолько перестал быть музеем, появились там первые насельники - монахи и трудники. Сергей захотел почему-то съездить на могилу Батюшкова в его день рождения. И как раз застал служившуюся над могилой панихиду. Человек пять стояло у оградки перед скромным надгробием. После панихиды священник сказал: - Слава Богу, снова молимся о рабе Божьем Константине. Между прочим, сто рублей было внесено за его вечное поминовение, деньги тогда немалые... А ведь сколько лет даже надгробие не над могилой стояло... И священник рассказал, как случайно, проводя какие-то работы, раскопали небольшой склеп, метрах в четырёх от того места, где тогда стояло надгробие и ограда. Нашли старые фотографии, всё сверили. Для успокоения и под надгробием копнули - не было там ничего. И вернули надгробие и ограду на место. ...В двадцатые годы в стенах монастыря располагался пересыльный лагерь. Тысячи людей здесь страдали и умирали. Разорены были монастырские храмы, затоптаны могилы и сметены надгробия. Потом там были какие-то воинские склады, потом уж музей. В музейные годы и поставили надгробие и ограду (где-то ведь хранившиеся всё это время) на примерное место могилы, никто не озаботился тогда поисками её... Прочитал тогда священник и неизменное: «О, память сердца! Ты сильней рассудка памяти печальной...»

Вологодский ЛАД

Дмитрий ЕРМАКОВ Сергей, постояв у памятника (опять сигарету выкурил), повернулся к нему спиной и оказался лицом к тому дому (метров сто до него) и к тому окну, у которого сам он стоял, в своем видении... ...Телефон оборвал эту лирику. На синем экранчике: «Алексей». Это напарник. - Да, Лёша. - Привет, Сергей. Могу порадовать Ангелина с конкурса вернулась. Серебряную медаль наша «подмосковная» получила. Так что - ждём премию. - О! Ну, это хорошо, - откликнулся Труфанов. - Ну, вот так вот... Ну, давай. - Давай, Лёш, давай... Вот почему технолог Ангелина Ивановна за всю прошлую смену не заглянула в «ЦСК» - на выставку в Москву колбасу возила, а Сергей и забыл. А для Лёхи это серьёзно. Он - «конкретный колбасник». Он из тех (немногих, конечно), кто не просто зарабатывает на комбинате, а действительно переживает «за дело»... Хотя многих ли знает-то по-настоящему Труфанов - всё мельком, мельком... Да и разве же плохо просто за деньги выполнять свою работу? Ну не может он, Сергей Труфанов, душу в колбасное дело вкладывать. Однако же делает всё как положено (старается, во всяком случае), «трудовую дисциплину» не нарушает, технологию почти всегда соблюдает... Но вот не пошёл же он тогда в «коммерцию», а были предложения, тот же Юрик «в дело» звал. А на мясокомбинат пошёл. И не предательство ли это самого себя?.. Нет. Потому что дело не только в нём, он несёт ответственность и за жену, и за детей, которых, сколько ни говори правильных слов о «своём предназначении», а надо кормить, одевать... И тут - он почувствовал - краска в лицо хлынула. «А про Ивана ты думал? Велики ли были алименты от той музейной зарплаты... Ну, там, конечно, мать у него, бабушка... Да разве ж только в деньгах дело. Часто ли вообще-то думал о нём?..» И Труфанов чётко и серьёзно осознал - чем меньше думал тогда, тем больше думать теперь и дальше. И это тоже долг, обязанность, как и перед Верой, Андрюшкой, Катей...

№3/2011

По узкому мостику он переходил ручей - речку когда-то (Сергей любил ходить по этому мосту, деревянный настил его приятно вибрировал и поскрипывал под ногами). С другой стороны моста шёл парень - в чёрной куртке, с накинутым на голову острым капюшоном, закрывавшим половину лица, из-под расстёгнутой до середины «молнии» вверх, под капюшон тянулись проводки плеера. Шёл он, сунув руки в карманы обвисших мешком (по нынешней моде) джинсов, шаркая ногами. На середине моста, чтобы не столкнуться плечами, Труфанов развернулся боком, а парень прошаркал мимо, не взглянув на встречного, не изменив ленивой развязной походки, будто так и должно быть - все должны уступать ему дорогу. «Иди-иди, милый. Представляй себя крутым. Не нарвись только на более крутого...» Ещё несколько лет назад Сергей не преминул бы в таком случае не уступить. Бывало, даже дрался в подобных ситуациях. А сейчас подумал: «Иван такого же возраста, неужели и он - вот так же, такой же?..» Ручей замусоренный, грязный, особенно сейчас, когда тает снег. Из-за сбросов канализации вода в нём не замерзает и зимой. И там, между бензинными пятнами и торчащими из дна автомобильными покрышками, прочей дрянью, плавали утки. Они всегда у моста, здесь их подкармливают. Бывает, что и Труфановы, запасшись дома хлебными кусками, всей семьёй приходят сюда «покормить уточек». (Нечасто, правда такое случается - то Сергей работает, то Вера, а когда выходные совпадают, хочется побыть дома или погода плохая). Красавцы селезни, будто бы случайно осматривающие друг друга франты, скользят неспешно, не обращая внимания на коричнево-серых уточек, смиренно жмущихся к береговым кустикам. В конце весны - летом в этих же кустах, непроницаемо зелёных в ту пору, совьют гнёзда... Селезень вдруг нырнул, только красные перепончатые лапки, похожие на ласты аквалангиста, виднелись сквозь водную муть. И вынырнул, как поплавок после поклёвки, встряхнулся и опять 97

ПРОЗА гордо-неспешно заскользил по воде... Уже несколько зим подряд не улетают они на юг. А как же инстинкт? Или тёплые зимы, обеспеченная кормежка (по-человечески - комфорт) побеждают изначально заложенное правило? Или не заложено ничего изначально и в животных, а подобно людям - устраиваются, как удобней и легче?.. Но нет же! Каждый год летят на юг стаи перелётных птиц и возвращаются ежегодно на родину. И люди не только же ради кормёжки и удобства живут. Только вот, как эта стая, забываем, ленимся, боимся, привыкаем... Но придёт осень, может, и встрепенётся старый вожак, или почует неодолимую тягу к дальнему югу молодой селезень, увлечёт за собой остальных. Или придут, наконец, настоящие морозы и заставят погибнуть или лететь. А что может заставить человека вспомнить о своём не только повседневно-земном предназначении?.. Дома Труфанов не стал обедать, попил только чаю. Пытался снова читать Достоевского - не читалось, хотел вернуться к незаконченной статье - не писалось... На балконе закурил, достал телефон (спокойно, медленно), нашёл номер, нажал вызов... - Да, папа, - не сразу отозвался глуховатый голос Ивана. - Ну, как ты? - Да нормально... - Чего? - тревожно спросил Труфанов. Почудилось что-то плохое, беда какая-то в голосе сына. - Да завтра меня выпишут. Втыкали уж трубку, глядели. Ничего нет. - Повеселевшим голосом Иван ответил, почувствовал, видно, тревогу отца. - Больно? - Сергей ощутил, как втыкают что-то в низ живота... Но не ему - сыну!.. - Когда делали - нет. Сейчас немножко болит. - Ты ходить-то можешь? - Да. - Я сейчас приеду. - Да ладно, пап... - Я еду. Созвонимся. Он ходил, думал о чём-то, пил чай, а в это время Ивану...Так - быстро, быстро! 98

Переоделся, побежал к автобусу, как уже бежал утром... - Я внизу, спустишься? - звонил сыну из «фойе» - тесного предбанничка на первом этаже здания хирургического отделения с тёмно-зелёными стенами и двумя жёсткими скамейками по углам. - Иду... Сидел ещё тут, перед высокой белой дверью, охранник в чёрной форме с жёлтым шевроном на рукаве, немолодой, усатый, с равнодушными глазами, напоминавший контролёра с проходной мясокомбината, «не пущал» посетителей в неположенное время...Дверь открылась, и вышел Иван (охранник ничего не сказал). В сером спортивном костюме, в шлёпанцах на босу ногу, с длинноватыми волосами и с улыбкой на незнакомом родном лице... Каждый раз так для Сергея Труфанова - заново узнавать сына. Впервые это случилось, наверное, через год после его ухода. Зачем-то заходил к ним, к Елене. И разговаривал с ней, не проходя в квартиру, в прихожей у двери. И вышел, пошатываясь ещё, но деловито, по-хозяйски, незнакомый карапуз, поглядел на Сергея, ткнул пальцем: «Папа!» - и убежал... И сейчас - опять что-то новое, совсем уже взрослое в лице. - Ну, здорово! - не решился обнять сына, подал руку. Присели на скамейку. - Дома тебя прихватило-то? - спросил Сергей. - Дома. Мама сразу скорую вызвала. - Хорошо хоть дома... - И замолчали оба. Сергей вспомнил, что ничего не купил, и денег-то мало с собой. - Не купил ничего поесть-то... - И не надо. Пока ещё нельзя, а на вечер мне мама принесла. Да завтра уж и домой... - А чего сегодня-то решили, говорили же, что завтра? - Не знаю... - Ну и хорошо. Как в школе-то дела? - Нормально. К ЕГЭ готовимся... - Да, надо... - Ну, ты иди, папа, - сказал вдруг Иван. И добавил: - Спасибо, что приехал.

Вологодский ЛАД

Дмитрий ЕРМАКОВ - Ну, что ты, Иван... Покажи-ка пузо-то... Иван задрал олимпийку, надетую на голое тело. Внизу живота, справа - полоска пластыря. - Там совсем маленькая дырка, - пояснил Иван. - Три стежка всего-то. ...Автобуса долго не было, а надо уже Андрюшку забирать. Делать нечего - позвонил Вере. - Ты где? - В садике, Катю забираю. - Зайдите и за Андрюшкой, я не успеваю. - Ладно... А ты где? - Всё, всё, дома скажу. - И отключил телефон. ...- Где бродишь-то? - спросила Вера обиженно, когда он вошёл, открыв дверь своим ключом. Она что-то готовила на кухне, дети копошились в комнате. - Чего молчишь-то? Что случилось? - К Ивану ездил в больницу. - А-а, - и сразу посерьёзнев лицом, отвернулась. - Пап, привет, - выглянул из комнаты Андрей. - Папа! - Катя выбежала, ткнулась в колени отцу. Сергей, переодевшись, сразу ушёл на балкон. Вера молчала. Нет, она никогда не была против его встреч с Иваном. Но никогда и не говорила о нём. Вообще не напоминала Труфанову, а вернее, себе самой, о той, до неё, семейной его жизни. Ну и он ничего не говорил... Вера вышла, встала рядом. - Что с ним? - Приступ аппендицита был. Обошлось. Завтра уж выпишут. - А раньше не мог сказать? - Сам не знал... - Мама, папа! - в стеклянную дверь балкона упираются носами две мордашки. - Мы к вам хотим. - Ещё чего, холодно здесь. И они вышли с балкона. Вера опять принялась что-то готовить - ужин скоро. - Папа, может, поиграем? - Ну, давайте.

№3/2011

И пошли в комнату, устраивать гонки игрушечных машин. Сергей катал по полу машину, стараясь поддерживать игру, и вглядывался в копошащихся рядом детей. Катя - четырёхлетняя, ещё совсем кроха, ангельски чистая, мир для неё - мама, папа, брат, садик - прекрасен, ясен и добр. Андрюшка - уже большой, шесть лет. Уже что-то думает сам в себе, уже всё не так однозначно для него. И вреден бывает не по-младенчески, а сознательно доказывает свою личную волю и мысль. А бывает, молчит, а в глазах - и любовь, и уже тоска, и вопросы, требующие самостоятельных ответов... С горечью и печалью, с ужасом наблюдает Труфанов ежесекундно уходящее детство сына и дочки. Детство - каждое мгновение - необратимо, невозвратимо... А ведь был когда-то ребёнком и он, Сергей Труфанов, и его отец, и дед... Жалко детей в предвидении их взрослости... И опять телефон его достал (почему-то Труфанов всегда его с собой носит, даже дома в кармане рубашки держит, будто всё время ждёт какого-то очень важного, может, и судьбоносного звонка). - Серёга, привет! - Гоша звонил - четвёртый из их бригады (Сергей после Миши, Лёха после Сергея, Гоша после Лёхи). - Привет, Гоша. - Слушай, выручай, выйди завтра за меня, а я вместо тебя потом. Труфанов задумался на мгновение ничего важного завтра не намечалось, потом четыре дня выходных будет... - Ладно, Гоша, давай выйду. - Ну, ладно тогда, спасибо, давай. - Давай, давай... - Кто там? - жена спросила. - С работы, завтра просят выйти. Выйду. ...Дети уже спали. Вера и Сергей сидели в кухне, разговаривали. И чувствовали себя будто бы примирившимися после ссоры. Хотя никакой ссоры и не было. - Спой «Соколоньку», - попросил Сергей. - Да ну, ты что... Посреди ночи... - Ещё не ночь, да ты тихонько... Песня эта их когда-то и познакомила. Был «литературно-музыкальный вечер» 99

ПРОЗА в музее. Какой-то совсем далёкий по тем стихам и песням, что звучали, от Батюшкова. И вышла девушка. И запела: «Был у меня соколонька, весел да ясноглаз. Там, где другому полынья, этому мост и наст...» И её голос, слова песни, её переживание, вернее, проживание этих слов, её простое лицо и простое серое платье - всё поразило Труфанова. И после вечера он подошёл к ней... Раньше, до детей, она часто пела. И сейчас он уже вроде бы уговорил её, но опять телефон включился. - Да. - Привет, Сереж... - Эдик это был. - Привет. - Извини, что поздно, да думаю - надо предупредить. Завтра не твоя смена? - Не моя, но я буду работать. - Ну, жди гостей. Приехали тут канадцы, завтра будем их по комбинату водить, и в «цеэска» обязательно зайдём. - Спасибо, порадовал. - Кто предупреждён, тот вооружён... - Во сколько придёте-то? - Часов в десять жди. Ну, до завтра. - Пока. Выключил телефон. - Испортил песню, дурак. - Так Сергей сказал. Вера и правда больше уж петь не захотела, пошла в ванную. ...Эдик ведь на какое повышение-то ушёл - его директор взял в коммерческий отдел. Часто приезжали иностранцы, оборудование в основном было немецкое и документы к нему на немецком. Вот Эдик и переводил. Специализация у него была - немецкий, но шпарил и на английском и даже на итальянском и шведском. В общем, нашёл себя Эдик в колбасно-переводческой деятельности, доволен собой и жизнью. Но и Труфанов на жизнь не жалуется. Ведь даже там, на мясокомбинате, случаются мгновения, которые он определяет как «абсолютное счастье». Причём случается это в самые неожиданные моменты - клеит этикетки на колбасу, или загружает массажёр, или моет камеру... Конечно, счастье не в самой этой рабо100

те, а в чувстве покоя, осознания верности того, что он делает, как живёт... Впрочем, случаются и противоположные мгновения, и мысли, и чувства...Он снова курил на балконе. Подумал о завтрашних канадцах, вспомнил, что говорил отец о старшем брате деда, уехавшем в Канаду. И, как иногда случалось у него, мгновенно сюжет закрутился, картинки задвигались, голоса зазвучали... ...И запах этот из забойного цеха... Лёха удивился, увидев его. - Да Гоша попросил подменить, - пояснил Труфанов. После Лёши смену принимать куда приятнее - и массажёры пустые и чистые, и в цехе порядок и чистота. Лёша это любит - порядок и чистоту... Ещё порадовал - колбасу сегодня не делают. И то - обе сушилки забиты, разгружать некуда. Но не делают её всё же, скорее, ради иностранцев, чтоб было у него, Труфанова, время ещё всё тут прилизать... (А точнее, ради директора. Иностранцы что - приехали и уехали, а директор по первое число вставит, если что не так...). И Ангелина Ивановна пораньше в «цеэска» заглянула - в белоснежном халатике, в синем колпачке, румяным колобком закатилась. - Здравствуй, Серёженька. - Здравствуйте, Ангелина Ивановна. Можно поздравить? Говорят, медаль на выставке? - Да-да... Ой, не до того сегодня. Давай посмотрим, как тут у нас. Заглянули в сушилки. В одной - белый развод моющего раствора на полу. - Протри, Серёженька. - Ага. - Ой, а выключатели-то!.. - Белые клавиши выключателей уже давно не белые, но никто на это и внимания не обращал. Она нашла какую-то тряпицу, смочила, стала протирать. Сергей протёр пол в сушилке. Снова заглянула Ангелина Ивановна: - Вот тут колбасу поровнее сделай, указала на стеллаж. - Ой, побежала я, посмотри тут еще, Серёженька, - и укатилась озабоченно, оставив за собой тон-

Вологодский ЛАД

Дмитрий ЕРМАКОВ кий запах детского (почему-то так показалось Труфанову) мыла. Он переоделся в чистый халат. Ещё раз всё оглядел. Протёр насухо раковину, поправил шланг, кольцами надетый на штырь в стене. Стал ждать. Недолгий, очень уверенный звонок. Но Сергей не успел подойти к двери. Своим ключом открыл начальник цеха Игорь Михайлович. А за ним атлетически сложенный, моложавый, в маловатом для него халате и в белой кепке-«бейсболке» с тремя поросятами над козырьком - директор комбината. Подаёт руку Сергею: - Здорово, борода. Ну, давай, показывай. Эдик тоже руку подал. И один из иностранцев, их пятеро, тоже хотел, наверное, пожать Труфанову руку, приняв его за какого-то местного начальника, но Сергей, сделав вид, что не заметил его движения, скромно отошёл в сторону. За канадцами Ангелина Ивановна катится-семенит. Эдик что-то объясняет на английском, указывая на камеры и щитки с красными и зелёными лампочками. Канадцы кивают. Зашли в сушилку, осмотрели ровные ряды колбас. Один из канадцев что-то говорит директору на ломаном русском, тот отвечает. Канадец этот - невысокий, светловолосый, сероглазый, с аккуратной русой бородкой. Эдик что-то говорит ему на английском. Тот удивлённо оглядывается на Сергея. Эдик сказал Сергею: - Твой однофамилец, Майкл Труфанофф. - Вы Труфанофф? - улыбаясь, спрашивает Майкл. - Да, - отвечает Сергей. И все уже смотрят на них, и директор, кажется, недоволен. - Можно поговорить? - спрашивает Майкл, обращаясь сразу ко всем. И все кивают. - Я зайду к вам, - говорит Эдик, когда вся делегация, кроме Майкла, идёт к выходу.

№3/2011

- Сергей? - спрашивает канадец. - Да. - Майкл, - он протягивает руку. - Можно - Миша. Мой дед уехал из России в семнадцатом... ...Через несколько минут разговора выясняется, что они троюродные братья. - Отец очень хотел приехать в Россия, - Майкл волнуется и говорит со всё большим акцентом. - Я приехал. Завтра я еду в Ка-ла-чо-во... Труфанов вспоминает, что в метрике отца указано - место рождения село Калачово. Сомнений больше нет. Обменялись телефонами и договорились о встрече утром. Сергей сразу позвонил Вере, рассказал. - Так не бывает, - недоверчиво говорит она. И добавляет капризным голосом: - Я с вами хочу. ...А в цехе уже все знают, и смотрят на Труфанова значительно или излишне равнодушно, когда он идёт в 105-ю камеру загружать массажёры... ...Стук по оконному стеклу обрывает «кино» на второй сигарете. - Иди, мойся, - сказала Вера. А Сергей ничего ей не сказал, прижал к себе - тёплую, мокрую под халатом...

4 ОПЯТЬ СЕРЬЁЗНОЕ ДЕЛО Утром, едва пискнул телефон под подушкой, Сергей поспешно отключил его, тихо поднялся. Поправил одеяло на Кате. Поглядел на Андрея, на жену. Спят все, все спят... Пока кипятилась вода в чайнике, вышел на балкон, покурил, заварил чай, выпил - крепкий и сладкий. Не хлопнув дверью, вышел. Похрустывает под ногами прихваченное ночным морозцем снежное крошево. Дышится легко и свободно, и даже не хочется курить... А в автобусе опять молчаливые люди, их сосредоточенные или сонные лица. И сегодня всё будет как обычно. И нужно просто жить и просто выполнять свои обязанности. Остальное - колбаса. 101

ИСКУССТВО

Анатолий Новгородов: новое имя в вологодской пейзажной живописи Живописец Анатолий Владимирович Новгородов приехал в Вологду лишь в 1996 году, но уже завоевал признание знатоков и любителей живописи нашего края. Так получилось, что он как-то сразу очень органично вписался в коллектив Вологодской организации Союза художников. Произошло это не только по причине, что нашему гостеприимному городу вообще свойственно окутывать благожелательной теплотой и поддержкой тех, кто не только приезжает в гости, но и остается здесь навсегда. Анатолий оказался в Вологде сразу как бы своим. Меня, например, удивило и покорило в нем то, что он любит в Вологде те же самые места, что и я. Такое впечатление, что он родился в Вологде и с ранних лет гулял по тропинкам и дорожкам, протоптанным нами, коренными вологжанами. Имя художника я слышала и в 1990-х годах, но впервые отметила пейзажи Новгородова во время подготовки областной выставки к 60-летию Победы в Великой Отечественной войне в 2005 году. Привлекли и запали в душу его картины «Мокрая трава» и «Старый двор», обе 2005 года - разные как по настроению, так и по манере исполнения. Путь в искусство был у Новгородова непростым и далеко не стремительным. Детство и юность Анатолия прошли в Зауралье. Его отец, Владимир Фирсович, был самодеятельным художником, и его способности передались сыну. Но не меньшую роль сыграла и мама, Нина Лукьяновна, которая, видя тягу сынишки к рисованию, пошла на расставание с ним, как тяжко это ни было материнскому сердцу. В их селе не было художественной школы, и Толю пришлось отвозить далеко от дома, в город Курган, где он и смог 102

учиться в детской художественной школе и жить в интернате. Затем в его жизни было Челябинское художественное училище. Анатолий мечтал продолжить учебу в Ленинграде. Но для осуществления мечты стать профессиональным художником не по диплому, а в действительности, потребовались годы. В Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. В. Мухиной он сразу не поступил, а забота о семье не позволила повторить эту попытку. Анатолий стал работать оформителем на канатной фабрике «Нева». Несмотря на сложные обстоятельства, мечта об искусстве горела в его душе, этому способствовала и прекрасная петербургская среда. С 1993 года Анатолий начал участвовать в художественных выставках. Переезд в 1996 году в Вологду дал Новгородову толчок для реализации творческого потенциала, накопленного за многие годы. Этому способствовало благожелательное отношение и непосредственное участие в его судьбе многих вологодских художников. Вначале он познакомился с В. К. Седовым, который порекомендовал ему обратиться в Союз художников, где в тот момент формировали группу на пленэр в Великий Устюг. Там он сразу окунулся в атмосферу творчества, работая бок о бок с В. И. Сысоевым, Ю. А. Вороновым, Б. М. Макаровым, В. И. Птюхиным и другими живописцами. Новгородова сразу заметил В. Н. Страхов, а В. И. Сысоев, почувствовав в нем родственную душу, помог с получением мастерской на улице Гончарной. Результаты появились довольно быстро, Анатолий начал участвовать в областных выставках, а в 1998 году был принят в Союз художников России. Постепенно потенциал, сформированный благодаря любви с детства к творчеству пе-

Вологодский ЛАД

Живопись Анатолия Новгородова редвижников, И. И. Шишкина, И. И. Левитана, величественной красотой Урала, умноженный неброской выразительностью северного пейзажа, начал давать свои плоды. В 2009 году он участвовал в выставке-конкурсе Российского фонда культуры «Отражение» и во Всероссийской художественной выставке «Россия-11» в Москве. Частые поездки на пленэры по области и стране (Новгородов ездил в Поленово, на Валаам, в Болдино, Крым, на Урал, в Карелию и Республику Коми) тренировали восприятие, учили разному подходу к изображению несхожих ландшафтов. Так, особенно удачными стали картины с суровой рекой «Приполярный Урал» и «Река Кижим» 2005 года, которые появились после поездки в Республику Коми. В этот край часто ездят на пленэры А. Рябков, В. Попов, О. Карпачева по приглашению городской администрации, принимает их местный график Вячеслав Трофимов. В 2006 году Новгородов собрался в путь один, так как в то время там было дождливо и холодно, поэтому никто не захотел ехать. Смелость Анатолия была воз-

награждена - установилась солнечная теплая погода. Увлекшись суровой красотой горной реки, он сосредоточился на деталях, что и привело, по его мнению, к жесткой, графичной манере, не столь свойственной живописи Новгородова. Близкими по экзотичности этим местам являются и мотивы Карелии. Туда Анатолий ездил на Онежское озеро вместе с А. Борисовым в домик своего родственника. Так появился пейзаж «Онежское озеро. На высоком берегу» 2008 года. Анализируя пейзажи Новгородова по географическому признаку, видишь, что ему ближе Российский Север и средняя полоса. Так, Ялта, куда он ездил в 2007 году благодаря С. Радюку, приглашавшему художника вступить в международное общество художников «Солнечный квадрат», не увлекла и в изображении получилась, как у всех, ослепительной и карамельно-яркой («Ялта», 2006 год). Даже Санкт-Петербург, в котором прошла юность и куда он попал благодаря пленэру «Белые ночи» в 2007 году, и тот не получился: по мнению автора, не было отстраненности, а знакомость объектов сковывала и мешала.

Зима в Тарноге. 2008. Холст, масло

№3/2011

103

ИСКУССТВО

Горицы. 2006. Холст, масло

Появление художника в Вологде совпало с процессом активизации в изобразительном искусстве России мощного движения реалистического пейзажа, наследующего традиции русской живописи конца XIX - начала XX века. Эта линия подспудно всегда существовала и в вологодской живописи, но самое деятельное ее развитие происходит начиная с 1990-х годов. Имена О. А. Бороздина, В. Н. Страхова, Е. А. Соколова, В. И. Сысоева, В. Н. Латынцева, Е. Б. Молева, Е. П. Гусева, Л. В. Яблокова, А. А.Борисова и других пейзажистов хорошо известны вологжанам. Анатолию Новгородову предстояло не просто войти в эту большую группу, но и найти свою особую интонацию, чтобы не потеряться в звучании уже сложившегося ансамбля. Подобно своим вологодским коллегам, он очень любит конкретную действительность в ее неповторимой изменчивости. У художника есть излюбленные уголки природы, привлекающие его в разное время года, суток и природного состояния. В Вологде это места в старой части города, в так называемом Верхнем Посаде: на улице Засодимского, на месте упраздненного в XVIII веке древнего мужского монастыря, с церковью Ильи Пророка в Каменье конца XVII века и церковью Варлаама Хутынского XVIII века, и места вокруг церк104

ви Успения Богородицы женского Горнего монастыря конца XVI века («Успенский монастырь», 2006 год). Новгородов пишет эти места то в солнечный день, то в пасмурный, его пейзажи создают волшебный, будто завороженный мир. Частым местом работы Анатолия Новгородова является деревня Тимониха. Но не та, откуда родом писатель В. И. Белов, а та, что ближе к Харовску. Эти места стали приютом для многих вологодских живописцев и деятелей культуры, своеобразным вологодским Барбизоном. Сегодня здесь работают М. В. Копьев, В. А. Егоров, А. А. Борисов, реставратор В. А. Митрофанов. В пейзаже «Крайний дом слева» Анатолий изобразил домики В. А. Егорова и А. А. Борисова, с которым художник очень дружен, а напротив, через дорогу, показал и дом реставратора В. А. Митрофанова. В этой деревне с одной улицей на десять домов на зиму никто не остается, всё снегом заметает. И летом в избах только дачники да художники живут. В соседней деревне, через ручей, находится дом М. В. Копьева. В этих же местах найден мотив и другого пейзажа - «Перекаты. Сить» 2007 года. Реку Сить он писал неоднократно. Весной вода в реке поднимается и этих перекатов, камней не видно. В. А. Митрофанов и А. А. Борисов любят здесь

Вологодский ЛАД

Живопись Анатолия Новгородова вел Багрецов. Мотив, который лег в оснорыбачить. Новгородов также иногда ходит ву панорамного пейзажа «Раздолье» 2007 с ними, но больше как созерцатель, не в года, подаренный областной картинной пример Толе Борисову, азартному рыбаку галерее, был подмечен художником в 2007 и охотнику. Замечательное полотно «Сить году на пути в Великий Устюг вместе с весной» 2006 года было написано рядом с Ю. С. Коробовым, В. И. Сысоевым. деревней М. В. Копьева, в этом месте произошла как-то их встреча, о чем вспомиНе мог А. Новгородов пройти и мимо нает Новгородов, глубоко уважающий Мипрославленных вологодских монастырей, хаила Васильевича. но старался отойти от открыточности видов. Это было, по правде сказать, трудно. Еще одно излюбленное место изоГорицкий монастырь, менее известбразил А. Новгородов в этюде «Летний ный и более живописный, писал Новговечер» 2003 года. Оно расположено в родов с большим воодушевлением («ГориКичменгско-Городецком районе. Еще в цы», 2006 год). Художник всё выискивал 1980-е годы молодые тогда живописцы выигрышный ракурс, а найдя его, понял, Ю. С. Коробов, Ю. Л. Ельцов, Е. П. Гусев, Л. Н. Яблоков ездили к местному художчто собратья по кисти задолго до него обнику Н. М. Морозову на этюды в деревню наружили эту точку зрения на монастырь - внизу лежало множество тюбиков из-под Березовая Гора. В 1987 году художники масляной краски. сообща купили себе маленький дом в деОстров Валаам Новогородов открыл ревне Подол, на холме, неподалеку от подля себя по совету В. Н. Страхова, котолюбившейся Березовой Горы, зарегистрирый, побывав там сам, дал ему напутствие ровав его на Ю. С. Коробова, позже Л. Н. и помог со связями. Яблоков приобрел себе отдельный домик. Сегодня с полным правом можно скаАнатолий успел узнать и полюбить Валентина Едемского, поэтому он с волзать, что свое творческое лицо Анатолий Владимирович Новгородов уже обрел. Пенением поехал после смерти художника ред ним раскрыто несколько путей-дорог. вместе с Е. С. Шевченко и Ю. С. КоробоКак и поначалу, так и сегодня он сосревым на родину Валентина Ульяновича, в доточен на работе над импрессионистиТарногский район. Там он написал этюд ческим пейзажем, разработанным еще в «Пейзаж с банькой В. У. Едемского» 2006 XIX веке французами, но наполняет эту года, с которого он позже выполнил больстилистику непосредственного первого шую панораму «Зима в Тарноге» 2008 года. впечатления особым настроенческим соЧасто пленэры вологодских художников проходят в красивейшем городе Вологодского края - старинном Великом Устюге. В 2000 году Новгородову посчастливилось писать под Великим Устюгом реку Юг вместе с Ксенией Нечитайло, «московской замечательной художницей», как говорит о ней вологодский пейзажист. В 2003 году появился «Пейзаж со старым колодцем». Этот устюгский мотив писали многие, например В. Я. Григорьев. В пейзаже «Старый двор» 2005 года показан сидящий за этюдом Па- Первый снег. 2007. Картон, масло

№3/2011

105

ИСКУССТВО держанием, характерным, прежде всего, для русских художников. Особенно любит Новогородов весенний и осенний периоды, эти переходные времена года позволяют ему выразить богатую и сложную гамму чувств, когда и восторг и грусть, и радость и печаль переплетены в тугой нерасторжимый узел подлинной лирики. Он любит рассеянный свет, равномерно проникающий во все уголки пространства, буквально пронизывающий его. Любит солнечную или дождливую дымку, почти растворяющую контуры предметов. Свет и воздух, объединившись, создают вибрирующую серебристую, золотистую или перламутровую среду, являющуюся главным содержанием его живописных полотен. Поэтому манера письма его мягкими, почти невесомыми касаниями кисти подобна порханиям мотылька или касаниям воздуха к щеке. Ему с равным успехом удается изобразить как сияющий воздух весны («Мокрая трава», 2005 год), так и волнующую печаль осени («Старый двор», 2005 год), снег в его полотнах буквально дышит, переливаясь многообразием цветовых рефлексов («Пейзаж с банькой В. У. Едемского», 2006 год). Во многих пейзажах красочный пастозный мазок так выразителен, что будто звенит («Осень. Сентябрь», 2007 год), и вот это буквальное звучание и становится, по-моему, особенностью манеры живописца. Глядя на его пейзажи, будто слышишь звуки флейты или свирели, которые выплетают прихотливый узор его композиций. Захватывает кружево переплетающихся ветвей, травы, а художник очень любит изображать заросли, в которых так интересно в детстве укрываться для своих фантазий и мечтаний. Возможно, так и было в детстве этого тихого, скромного, на редкость интеллигентного человека. В последнее время мастер стремится от этюда переходить к созданию обобщенного пейзажа-картины («Раздолье», 2007, 2009 годы), поэтому его работам становится присуще панорамное начало. И сам он говорит, что понимает: ему надо писать более цельно. Помогает ему в этом знакомство с яркими декоративными полот106

нами В. Н. Корбакова, Ю. С. Коробова, да и воспоминания о виденных еще в Питере выставках А. А. Дейнеки, А. В. Куприна, зарубежных авангардистов не дают раствориться в этюдной живописи, что стало болезнью многих художников последнего времени. Самым большим авторитетом является для Новгородова творчество классика советского пейзажа Сергея Герасимова, художника не просто высокой живописной культуры, но и строгости, требовательности в искусстве, отсутствия лакировки действительности, чем зачастую грешили многие его современники. Но если «Раздолье», существующее в нескольких вариантах 2007 и 2009 годов, имеет более декоративное решение - цвет широкой локальной плоскостью заполняет пространство, что и помогает автору создать картинный образ в произведении, то во второй половине 2010 года живописец сумел на основе легкого лирического этюда, сотканного из образа дерева, вознесшего свои трепетные ветви в серебристую печаль пасмурного неба, выполнить не менее значительную работу. Мне посчастливилось увидеть ее в январе 2011 года, в день просмотра работ к областной выставке, посвященной 75-летию со дня рождения Н. М. Рубцова. Впервые Анатолий взял для картины такой большой формат холста (130х150 сантиметров) и справился с ним. Он писал этюд для этой картины в маленьком городке Гороховец Владимирской области, граничащей с Нижегородской областью, где он гостил у своего друга - художника Алексея Гарина. И эта картина, и этюд «Саров. Серый день» 2008 года, подаренный мне художником, удивительно напоминают нашу славную патриархальную Вологду. Обдумывая этот факт, приходишь к совершенно естественному выводу. Попадая в маленькие провинциальные города и улавливая их архитектурное и природное сродство, живописец ощущает в них присутствие некоего цельного духовного пространства православной Руси, России, в XIX веке еще существовавшего и в Москве, и тем самым будто соединяет воедино сегодняшнюю распадающуюся Россию.

Вологодский ЛАД

Живопись Анатолия Новгородова И действительно, в удаленных от столицы городах и поселках еще живы остатки той России, о которой писали и И. Бунин, и И. Шмелев, и Б.Зайцев. Почитайте роман «Лето Господне» Ивана Шмелева, и его общее настроение, возможно, станет камертоном для восприятия городских пейзажей Новгородова. Есть и еще одно важное качество пейзажей вологодского живописца. Работая в рамках традиционного натурного пейзажа, казалось бы, не предполагающего сюжетной завязки, тематической обусловленности, Анатолий Новгородов закладывает все это в свои произведения. Тем самым он берет на себя серьезные обязательства русской реалистической традиции, делающей тематическим и пейзажный жанр, что было важнейшими качествами живописи А. Саврасова, И. Шишкина, И. Левитана. И самыми часто встречающимися у Новгородова, как мне показалось, являются мотивы старой дороги, полузабытой деревни, зарастающих травой, бурьяном, становящихся непроходимыми, неразличимыми, сливающимися с лесом, растворяющимися в нем. В картине «Солнечные зайчики» 2003 года по-

казаны остатки дороги-колеи, зарастающие ивняком и другим кустарником. Или брошенный дом в полотне «Старая береза» 2005 года. И в этой покинутости отдельных уголков необъятной родины звучит, всё нарастая, тема уходящей, теряемой нами России, саднящая боль за нее. Анатолий Новгородов - не единственный, кто говорит об этом сегодня. Теме гибнущих деревень посвящено творчество вологодских писателей, и прежде всего В. И. Белова, многих художников нашего края. Что же касается самой живописи этого художника, то она близка многим вологодским мастерам кисти, но особенно В. Страхову, а из московских - В. Полотнову и недавно скончавшемуся М. Абакумову, крепко дружившему с В. Страховым и работавшему на вологодской земле многие годы. Но Новгородов даже среди мастеров такого масштаба умудрился найти свою стежку-дорожку и уверенно идет по ней. Не случайно все названные художники очень высоко оценили искусство Анатолия Владимировича. Ирина БАЛАШОВА, кандидат искусствоведения

Тотьма. 2006. Холст, масло.

№3/2011

107

КНИГА В ЖУРНАЛЕ

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ К 50-ЛЕТИЮ ВОЛОГОДСКОЙ ПИСАТЕЛЬСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ Продолжаем начатую в № 3 за 2010 год журнала публикацию материалов, посвященных юбилею писательской организации. Как и в прошлом номере, предлагаем читателям подборку статей о писателях, связанных с нашим краем. Редакция надеется, что эти материалы составят своеобразную книгу о вологодской литературе. Предлагаем всем поучаствовать в составлении этой книги - присылайте нам свои воспоминания, размышления. Андрей СМОЛИН

Поверх барьеров... (ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ШКОЛА: СОБЫТИЯ, ЛЮДИ, МНЕНИЯ) Андрей Петрович СМОЛИН родился в Вологде в 1959 году. С 1983 года работал журналистом, был руководителем ряда средств массовой информации. В 1999 году закончил Высшие литературные курсы при Литературном институте в Москве. Дебютировал как литературный критик в журнале «Север» в 1996 году. С тех пор опубликовал многочисленные статьи и очерки в СМИ Москвы, Петербурга, Вологды. Автор 8 книг литературной критики и эссеистики, написанных в основном на материале прозы и поэзии Русского Севера. Среди них - литературные портреты В. Коротаева. В. Кудрявцева, М. Сопина, В. Белкова. Член Союза писателей России с 1997 года. В настоящее время живёт в Вологде. Необъятна Россия... Но если посмотреть на её литературную карту нового времени, то увидим всего лишь несколько лоскутных очертаний. Бесполезна попытка делить русскую словесность на «столичную» и «провинциальную». Вот и ныне среди центров литературной жизни - после Москвы и Петербурга - уверенно называются Орёл, Рязань, Иркутск, Вологда... Но вспоминаются они не как придатки столиц, а как вполне самостоятельные культурные центры. Тут вправе говорить, что литературная жизнь в этих центрах - важнейшая часть всего литературного процесса нашей страны. Не раз и не два случались попытки столичных «мэтров» от литературы приструнить ту же Вологду: не «заигрались» ли там в народных заступников, не высоко ли себя несут? Но литературная Вологда, не впадая в смятение и душевный озноб от окриков, всё 108

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ равно оставалась верной своим изначальным ценностям и приоритетам. Вот и сегодня к ней приковано внимание очень многих читателей: выдержит ли напор бесовщины, не падёт ли ещё один из бастионов исконного русского слова? Пока «бастион» этот стоит, на душе спокойней: ещё не всё потеряно на Руси, жив ещё русский дух, как опора возрождения России.

*** Тут бы надо вернуться к истории Вологодчины литературной. Легче всего это сделать на истории Вологодской писательской организации. Есть и повод - в 2011 году ей исполняется полвека! А было так: дождливым днём, во вторник 25 июля 1961 года, в обкоме партии (КПСС, понятно), располагавшемся тогда в бывшей гостинице «Эрмитаж» на бывшей же Афанасьевской площади Вологды, собрался литературный актив и партчиновники. Герои дня - семь человек, к той поре в других городах принятые в члены Союза писателей СССР. Над ними незримо витала тень восьмого. А восьмой этот - не кто иной, как Александр Яковлевич Яшин. Именно он устно и письменно настаивал в «верхах»: Вологда «дозрела» до своей писательской организации! Но перед собравшимися выступал не поэт А. Яшин (Попов), а секретарь обкома тов. А. Сталь. Он - идеолог Вологодского обкома того времени. Говорил А. Сталь довольно долго. И всё с упором на единство партии и народа, на долг советских писателей помогать «родной партии» в строительстве коммунизма, незадолго до этого провозглашённого на 22-м съезде КПСС «светлым будущим» нашей Родины. Речи тов. Сталя литактив внимал с показушным усердием, не очень, по-видимому, соотнося в головах основную цель собрания с перспективами «светлого будущего», больше думая о предстоящем банкете. Ведь всем было понятно: идеолог обкома сейчас расставляет «барьеры», за пределы которых будущая организация писателей выходить не имеет права. Прения были жаркими, но с дежурными словами о поддержке курса партии и благодарности «лично дорогому Никите Сергеевичу Хрущёву» за заботу о советских писателях, одним из воплощений которой является создание в Вологде отделения Союза писателей РСФСР. Итогом собрания стал протокол о создании, который и утвердили «семеро избранных». Тут же назначили председателя новоявленной организации и отправились на банкет. Только там, остынув от высоких и просто высокопарных слов, оглядевшись друг на друга, «герои дня» призадумались: как жить дальше? Действительно, что их могло объединять? Два бывших фронтовика, выходцы из глухих вологодских деревень (Сергей Викулов, Иван Полуянов); бывший петербуржец, моряк, а потом районный писатель-краевед (Виталий Гарновский); бывший «враг народа», «рабочий поэт» (Аркадий Сухарев); комсомольский газетчик, но имеющий глубокие крестьянские корни (Александр Романов); тоже бывший фронтовик, а потом профессор пединститута, белорус-шолоховед (Виктор Гура); дважды репрессированный еврей-пушкинист (Виктор Гроссман) - едва ли можно представить более странную компанию за одним столом. Если это не фарс, то трагикомедия - точно. Но из песни, как говорится, слов не выкинешь. Маловероятно, чтобы в тот день кто-то из них много размышлял об идейно-творческой «платформе», эстетических и этических принципах новой организации. Едва ли кто-то вообще представлял, что привнесло закончившееся собрание в летопись Вологодчины: человеку редко дано почувствовать высокую значимость события в тот миг, когда история творится. Своим чередом пошли рабочие будни. Очень скоро, в ближайшие два-три года, выяснилось, что собрание семёрки «отцов-основателей» не прошло даром. Организация оказалась своеобразным магнитом для молодых талантов. Вскоре в ней объявился Анато-

№3/2011

109

КНИГА В ЖУРНАЛЕ лий Гусев, переселившийся в Вологду из Прибалтики. Приехала после учёбы в Литинституте в Москве Ольга Фокина, за ней - Василий Белов; были приняты в члены Союза Николай Угловский, Виктор Коротаев, Борис Чулков... Случилась негаданно и первая смерть, словно положившая начало многим другим трагедиям с вологодскими писателями. Молодой, 32 лет, довольно талантливый поэт Анатолий Гусев погиб во время любовного свидания, от разрыва сердца... Смерть его долго была предметом пересудов в среде вологодской художественной интеллигенции, став где-то легендарной. Но тогда вряд ли кто подумал, что это может быть и знак свыше: поэтам бы надо быть поосторожнее с женщинами... В тот год (1964) стал в Вологду наведываться Николай Рубцов, ещё без мысли о постоянном здесь жительстве, но уже пристально вглядывающийся в литературную атмосферу родного края. Из письма Рубцова Сергею Викулову в декабре 1964 года: «...Написал в «Вологодский комсомолец» письмо, в котором спросил, нет ли там для меня какой-нибудь (какой угодно) работы. Дело в том, что если бы в районной газете и нашли для меня, как говорится, место, всё равно мне отсюда не выбраться туда до половины декабря... Так что остаётся одна дорога - в Вологду, - с другой стороны села, сначала пешком, потом разными поездами». Но было в эти начальные для организации годы другое событие, которое как-то сразу определило и этико-нравственные начала нового писательского сообщества. Тут снова вспомним про тень Александра Яшина, витавшую над участниками собрания 25 июля 1961 года. «Вологодская свадьба» А. Яшина (опубликована в 1962 году в журнале «Новый мир») вообще впервые многим в России напомнила (а, возможно, стала открытием для кого-то), что есть такой город или, точнее, весь-«территория», где ещё каким-то необъяснимым образом законсервировались русский дух и святая патриархальность, лишь тронутые веяниями времени. Особенно в самой глубине народного повседневного бытования, где так причудливо соединились обычаи «старины глубокой» и новые - советские - обряды. «Вологодская свадьба» все 1960-е годы была на слуху, о ней толковали так и эдак, но было очевидно, что она привнесла новую струю в русскую литературу, добавляя современное понимание хорошо, казалось бы, известного термина - народность. О народе в то время было принято говорить с позиций «передового учения», как «объекте» политико-воспитательной работы. А народ, откровенно говоря, отринув партийные поучения, оставался верен своим корневым представлениям о смысле и формах бытования, заложенных предками, имеющих в основе традиции и символы народного православия. Как тогда в повести Яшина цензура пропустила икону в кабине самосвала во главе свадебного кортежа, сейчас уму непостижимо, а это в самый разгар антирелигиозной кампании, развязанной в те годы ярым атеистом Хрущёвым. Александр Яшин показал пример личного мужества и творческой уверенности в себе, обратившись к такому срезу народной жизни. Как-то неожиданно «патриархальная» Вологодчина решила проявить свою «продвинутость» в идеологии и устроила широкие обсуждения «Вологодской свадьбы» с «суровыми порицаниями» автору... Но всё это стало испытанием и для вологодских литераторов. Хорошо известно, что открыто и прилюдно на защиту Яшина и его «Вологодской свадьбы» встал только Александр Романов! (Викулов был на учёбе в Москве; Фокина, Белов, Рубцов в то время в Вологде ещё не жили). Остальные же?.. Отмолчались, затаились, пережидая ураган. Стало ясно: выбор делать придётся каждому и всем вместе: нельзя сидеть между двумя стульями. Либо ты - «подручный партии» в «коммунистическом строительстве», либо ты - заступник народный, совесть и голос русского народа. Выбор, согласитесь, нелёгкий и ответственный не только по тем временам, но и сегодня тоже. А тут... А тут ещё громом с ясного неба повесть «Привычное дело» Василия Белова, 110

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ впервые опубликованная в журнале «Север» в 1966 году. Уже был сам термин «деревенская проза», но именно повесть В. Белова была названа её эталоном: «...с «Привычным делом» В. Белова... проза пыталась взглянуть на деревню и вообще на народную жизнь изнутри её, без глобально-публицистической дедукции, и работала в соответствующих стилевых формах», - так об этом писал литературный критик Владимир Гусев. «Деревенская проза» - это, как правило, реализм в точном смысле слова, т.е. реализм и по методу и по стилю, - продолжает анализировать стилевое явление известный критик. - Повествование развертывается «от имени Господа Бога» или даже и от первого лица «самого» автора, тут не в этом суть. Суть в том, что жизнь предстает в её дневной, практической модели, что перед нами проходят замкнутые в себе, объективные или сориентированные на объективность характеры, что сама жизнь предстает в ее народном многообразии и понимается как объективный социально-житейский и социальнопсихологический поток, а не как внутренняя жизнь по преимуществу. Внешние стилевые факторы формы привязаны к нормам правдоподобия, жизнеподобия, народной материальной «толщи» как принципа жизни». Цитата сложная, на первый взгляд. А суть её довольно проста. «Писатель Белов» в «Привычном деле» словно бы растворился, а появился «сосед» или, как сказали бы раньше в северной деревне - «сродственник», поведавший историю Ивана Африкановича и Катерины Дрыновых. Сам жанр стилизации под сказ (скажем, Николая Лескова) определял искренность и доверительность, откровеннейшую интимность прозы, тем самым выводя повесть Василия Белова как бы за пределы «литературы», а оставалась её жизненная основа, трагическая и подлинная в своём сюжете. Никто до Белова (да и теперь тоже) не смог поднять в русской литературе на такую высоту народное самосознание. Это сразу отметил опять-таки Александр Яшин. Вот строки из его письма В. Белову: «...Я очень счастлив, что с самого начала не ошибся в тебе, что с самого начала и как-то сразу почувствовал тебя, твою силу и оказался (верно же!) почти «провидцем». Только бы ты не скопытился раньше времени, родной мой! Будь добр, не подводи и впредь. Дорога перед тобой огромная, славная, тебе предстоит совершить великий подвиг в русской литературе. Не принимай это за выспренность, всё - от души». Не прошло и года после выхода «Привычного дела», как в московском издательстве «Советский писатель» печатается книга стихов Николая Рубцова «Звезда полей» (1967). Многим из сведущих людей стало ясно: в России появился «долгожданный поэт» (Глеб Горбовский). Тогда, быть может, это ещё не особо осознавалось (показателен в этом смысле первый некролог на трагическую смерть поэта, очень осторожный в оценке творчества Рубцова, хотя в те дни, конечно, не до оценок было), то ныне очевидно, что ему удалось оставить после себя целое направление в русской поэзии. Его неудачно назвали «тихой лирикой», потом поправились. Конечно, нет в поэзии Николая Рубцова никакой «тишины». Есть наполненность самой народной жизнью в её различных проявлениях. Поэзия Рубцова - это голос народа. Критик Анатолий Ланщиков писал тогда: «Николай Рубцов вошёл в поэзию незаметно, и вскоре появилось такое чувство, будто в поэзии и в жизни он был всегда... У него наблюдается как раз то единство с природой, когда природа даёт самочувствие вечной жизни, определяя нравственную меру вещей и явлений... Но Рубцов вовсе не замыкает себя на вселенную, и он далёк от того пантеизма, когда природа выступает как высшее самоценное начало, вечностью своею подчеркивающая только преходящесть человеческого бытия, главное для Рубцова всегда - человек, и в своем «блуждании» над планетой он ищет связи с человеком». Тут намеренно приведены цитаты литераторов «со стороны», чаще - столичных, умных и объективных. Им-то уж не было нужды славославить вологжан. Но сейчас важно другое! Видим, как сложно и неоднозначно выкристаллизовывалась идейно-творческая

№3/2011

111

КНИГА В ЖУРНАЛЕ «платформа» литературной Вологды того времени: традиционность, реализм, народность, имеющие фольклорные и природные основы. И как она шла поверх барьеров «общественного мнения» того времени, чаще всего опиравшегося на партийные установки и рекомендации. Заметим также, что все, как бы теперь сказали, «знаковые» произведения - «Вологодская свадьба», «Привычное дело», «Звезда полей» (будем считать книгу Рубцова единым произведением, как иной раз принято сейчас - «лирическим романом») - были изданы вне Вологды, выявив тем самым общерусскую их значимость, лишённую узкого этнографизма и областничества. Путь к новым достижениям был открыт... К тому времени набрали подлинную силу Александр Романов, Ольга Фокина, Виктор Коротаев, Борис Чулков, Анатолий Петухов, Владимир Железняк (Белецкий)... Их уже знала читающая Россия, тонко различая литературный голос почти каждого писателявологжанина. В 1968 году тяжело и мучительно уходит из жизни Александр Яшин. Как потом скажет Александр Романов, литераторы Вологды просто осиротели. Ведь во многом через Яшина, по словам Романова, шли магнитные линия притяжения Вологды и столицы чего стоит тот факт, что Яшин дал рекомендации в Союз писателей Василию Белову и Николаю Рубцову (!) Но своим незримым, деятельным присутствием он объединял писателей и в самой Вологде, бывая здесь только наездами из Москвы. Игорь Шайтанов высказал однажды мысль, что поживи ещё какое-то время Яшин, «литературная Вологда» быть могла бы другой: без замкнутости (надо полагать, на самою себя) и «переменам не подверженной». Но мнение это, по-моему, от лукавого. Уроженец Вологды, но рано покинувший свои пенаты, профессор Шайтанов излишне упрощает ситуацию. Определённая «идейная», отчасти - и творческая, «замкнутость» литературной Вологды потому и стала проявляться к концу 1960-х годов, что слишком многие в Москве достаточно агрессивно отвергали то, что заложил в писателях-вологжанах именно Александр Яшин. А своеобразная «неподвижность» стала формой самозащиты (не на «Москву» же было идти с вилами и топорами). Как показало время, «самоизоляция» оказалось одним из условий сохранения не «местного колорита», а именно общенациональных ценностей. Особенно в наше время... Тем более... Тем более, что в 1969 году в Вологду переезжает Виктор Астафьев, который терпеть не мог какой-либо «замкнутости» и любых искусственно воздвигаемых препятствий. Конечно, Астафьев (и Василий Белов тоже) - это, прежде всего, художники по своей личностной ориентации. Всяческие игры в идеологов им претили. Да они по сути своей к этому и не стремились. Хотя понятно, что их влияние на литературную ситуацию того времени в Вологде было очень значительным. Но они имели на это право, отстаивая его своими творческими достижениями. «Вологодский» период (1969 - 1980) Виктора Астафьева отмечен яркими страницами в культурной жизни Русского Севера. Пребывание здесь столь крупного и значительного писателя прямо и косвенно влияло на творческую атмосферу, создавало особую культурологическую среду. И теперь через него, в частности, как раньше через Александра Яшина, литературная Вологда раздвигала свои границы, как говорится, от «Москвы до самых до окраин». Но надо было подводить итоги становления писательской организации в Вологде. Сделано это было самым неожиданным образом.

*** Октябрь 1970 года отмечен небывалым наплывом советских писателей в вологодские пределы. Дело в том, что Союз писателей РСФСР затеял грандиозное мероприятие-акцию: 112

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ выездной секретариат Союза на Русском Севере. Проходил он в Архангельске, где подробно и много говорили о писателях-вологжанах. В докладе о современной поэзии Сергей Орлов отмечал, что «русская советская поэзия не может быть разделена на «столичную» и «провинциальную»... С этой точки зрения Орлов анализировал стихи Николая Рубцова, подробно останавливался на близкой к фольклору поэзии Ольги Фокиной, говорил о публицистически остром ощущении современности поэтом Александром Романовым, вещем изображении мира у Бориса Чулкова. В докладе о «северной» прозе Сергей Залыгин много места уделил произведениям Василия Белова, Виктора Астафьева, Ивана Полуянова... Затем весь «секретариат» на поездах и самолётах ЯК-40 перебрался в Вологду. Только перечисление тех писателей, которые тогда побывали в нашей области, заняло бы много места. Но стоит назвать хотя бы такие имена: Сергей Михалков, Сергей Залыгин, Сергей Орлов, Анатолий Ананьев, Григорий Коновалов, Егор Исаев, Павел Нилин, Виктор Боков, Виль Липатов... Как водилось в таких случаях, писатели «пошли в народ», проводя многочисленные встречи на предприятиях и в учебных заведениях Вологды и Череповца, некоторых райцентров. Завершилось это грандиозное мероприятие большим литературным вечером в Доме политпросвещения областного центра. Чтобы немного «оживить» то время, процитирую отчёт в газете «Красный Север», написанный журналистом Иваном Королёвым: «Ответственный секретарь Вологодской писательской организации А. Романов прочитал стихи, посвящённые исследователю космоса П. Беляеву... Тихо было в зале, когда читала свои стихи Ольга Фокина... Поэт Николай Рубцов поделился впечатлениями от поездки в Архангельск... Валерий Дементьев говорил о своей юности, проведённой в Вологде, и читал стихи, посвящённые ученикам средней школы № 1, где когда-то учился. Василий Белов рассказал о том, что сделал за нынешний год...». В любом случае, выездной секретариат Союза писателей РСФСР 1970 года стал важнейшей вехой в литературной истории вологодского края. Оценка литераторам, живущим в Вологде, дана была высочайшая, а это стало поводом для теоретических изысков критиков и литературоведов. И вот, в том же октябре 1970 года, в газете «Литературная Россия» московский литературный критик Всеволод Сурганов впервые упомянул термин «вологодская школа» современной литературы. Проговорил он его вскользь, как бы между прочим, но потом его подхватили многие исследователи литературы. Например, замечательный литературовед Юрий Селезнев позднее писал: «Очевидно признание того факта, что «вологодское» явление, как его ни оценивай, - явление далеко не местное, но скорее всеобщее, что к нему в равной мере причастны и Сибирь, и Кубань, и Урал, и Центральная Россия, что чуть ли не повсеместно можно отыскать свое «возрождение» и что все эти местные явления - только взаимосвязанные и взаимообусловленные «фрагменты» единого процесса». Тогда ещё можно было говорить о едином литературном пространстве страны; сегодня это почти анахронизм. Между тем надо признать, литераторы Вологды приняли сам термин «вологодская школа» довольно прохладно, если не сказать больше. Многие из них старались его избегать не только в то время, но и в наши дни. Хотя понятие «школы» существует в литературоведении издавна, ничего зазорного в этом нет. Кстати, и «географические» определения в названиях «школ» приняты довольно широко: «московская», «одесская», «лианозовская»... Смущало не только то, что литературная Вологда могла оказаться, как выразился один московский критик, «школой местного колорита», хотя и сохраняющей «общенациональные традиции». «Школа» почти неизбежно предполагает наличие «учителей» и «уче-

№3/2011

113

КНИГА В ЖУРНАЛЕ ников», а ещё хуже - эпигонов. А на любую из этих ролей вряд ли бы кто в открытую согласился. Даже Александр Яшин для писателей-вологжан не был «учителем», чаще - наставником (обычно - духовным), а эти слова - учитель и наставник - хоть и одного синонимического ряда, но ведь по своей лексикологической окраске они всё-таки различны. Впрочем, В. Сурганов, тем более - Юрий Селезнёв, подспудно видели в «вологодском явлении» обновлённое возвращение к идейным и стилевым принципам «натуральной школы» 1840-х годов (прежде всего, по части пристального внимания к жизни «простого» народа); преодоление заскорузлых канонов стилистики советских писателей, отдававших дань «сельской» тематике в 1940-50-х годах (кто сейчас вспомнит романы С. Бабаевского, Е. Мальцева, Е. Поповкина и им подобных?). «Вологодская школа» (как некогда и «натуральная») представлялась объективным критикам не чем-то замкнутым, а, наоборот, явлением широким и полнокровным, без «учителей» и «учеников», состоящим из вполне полноправных и независимых друг от друга её участников. При этом «прочитывалось», что к «вологодской школе» могли бы принадлежать иркутяне Валентин Распутин и Александр Вампилов, курянин Евгений Носов, краснодарец Виктор Лихоносов, архангелогородец Фёдор Абрамов, и даже - москвичи (!) - Юрий Казаков или Георгий Семёнов, например. Сюда же - произносилось тогда шёпотом «на кухне» - мог относиться и Александр Солженицын, скажем, со своим рассказом «Матрёнин двор», да и с повестью «Один день Ивана Денисовича» тоже... Все они, кстати, бывали в Вологде, есть в ней необъяснимая притягательная сила. В таком случае, впрочем, можно признать, что наименование «школы» - «вологодская» - узковато, не отражает истинный размах явления. Но скажите, в каком ещё областном центре (одном из самых маленьких в России) одномоментно собиралась такая «могучая кучка» (вспомню термин В. Стасова): Василий Белов, Виктор Астафьев, Николай Рубцов, Ольга Фокина, Александр Романов, Виктор Коротаев... Что ни имя, то ярчайшее или неординарное явление в русской литературе высшего уровня. А идти-то надо, быть может, от Батюшкова, Брянчанинова, Гиляровского, Засодимского, Ганина, Клюева, Игоря Северянина... Не забывая Варлама Шаламова, Александра Яшина, Сергея Орлова, Сергея Викулова, Феликса Кузнецова, Валерия Дементьева, Владимира Тендрякова... Какая уж тут «школа» - самая настоящая «академия»!.. В которой, впрочем, не грех «поучиться» многим молодым и начинающим литераторам. «Вологодская школа» будем потом «вписана» в то направление современной литературы, которое назовут более удачно - «почвенническое». Но первоначальной сути это не меняло - литературная Вологда с середины 1960-х годов обрела свои подлинные очертания и духовно-творческие ориентиры, с отчётливым упором на сельскую тематику. Ярче многих это отразил Фёдор Абрамов. Он писал: «Деревня - это глубины России, почва, на которой выросла и расцвела наша культура. Интерес ко всем этим явлениям в литературе закономерен... Сходят на нет традиционные ремесла, исчезают местные особенности крестьянского жилища, которые складывались веками... Серьезные потери несёт язык. Деревня всегда говорила на более богатом языке, чем город, сейчас эта свежесть выщелачивается, размывается...». Оглядываясь теперь на явление «деревенской» литературы, мы зачастую спрашиваем себя: почему же писатели, живущие в Вологде, приняли его и добились (пока) в ней наибольших успехов? Тут надо вернуться в 1940-50-е годы. Становление многих писателей-вологжан, выходцев из северной деревни, происходило в условиях истинного «закрепощения» крестьянства. Это вызвало сильные протестные настроения. Выразить их в то время можно было только посредством... художественного слова. А «протестность» всегда обладает сильнейшим эмоциональным накалом, придающим стихам и прозе особую привлекательность. При этом, что очень важно, например, «Привычное дело» Василия Белова или «Последний поклон» Виктора Астафьева (многие главы которого написаны в Вологде) не были 114

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ своеобразным «реквиемом» русской деревне, как стали считать теперь многие литкритики. Тогда ещё русская деревня, значительно обескровленная насильственной коллективизацией и войной, жила полноценной жизнью, сохранялись надежды на её возрождение в формах и традициях многовекового бытования. Пафос «деревенской» литературы в том и состоял, что была уверенность: в нашей стране «всему начало - плуг и борозда» (Сергей Викулов), что никогда не потухнет «огонь родного очага» (Ольга Фокина). «Деревенская» литература отличалась в то время социальным оптимизмом. Тогда казалось: прекратится «притеснение» крестьянства, выраженное в необузданных реформах села; будут направлены целевые денежные вливания; расширят приусадебные участки, выделят удобные покосы; обустроят на современный манер социальную сферу - русская деревня вновь обретёт свою животворительную силу. По сути, писатели «сельской» темы мечтали об определённой «консервации» традиционного деревенского бытия и вековых нравственных устоев. Это и отражалось в их многочисленных произведениях. Как это часто бывает, любая «направленность» в литературе обладает как сильными, так и слабыми сторонами. «Сила, конечно, в самой органичности и исходности материала, - размышлял в те годы критик Владимир Гусев, - в мощи первичных ценностей, в острой постановке вопроса, в чем же п р о ч н о с т ь, т р а д и ц и я человека в нынешнем динамическом мире; слабость - в иллюзии герметизма деревни, в прекраснодушной мечте, что мир таков, м о ж е т быть таким, каким мы представляем его, сунув голову в чистый, влажный зеленый куст какого-нибудь чернотала иль краснотала; но мир - вот он, вокруг, в просторе, и человек, даже дремля в зное, в общем-то все равно знает в душе, что впереди - дорога». «Дорога», понятно, в данном случае символ не просто движения, а преобразований. Но тут следует и важное замечание, что «деревенская» литература как явление была необходима, чтобы выразить новые тенденции в духовной составляющей общественного сознания, вдруг понявшего необходимость возвращения к истокам страны, имевшей название «Россия, Русь», обозначено так же слитно, как и в известном стихотворении Николая Рубцова. Надежды на возрождение русской деревни, однако, скоро закончились. «Деревенская» литература пришла к пафосу прощания с прошлым. Одним из первых это отразил Василий Белов - в недостаточно понятой, на мой взгляд, книге «Воспитание по доктору Споку». Адаптация вчерашних «крестьянских детей» в урбанизированной среде - трагедия не меньшей силы, чем умирание самой деревни. Истоки многих этико-нравственных проблем современного общества надо искать в насильственном (даже - революционном (!) сломе многовекового уклада жизни на новый, излишне стандартизированный для всех и каждого. Когда ещё об этом заговорили писатели? Но, как водится на Руси, слушали их очень и очень плохо. ...Первое десятилетие Вологодской писательской организации (1971) закончилось, как широко теперь известно, «вологодской трагедией»: от рук убийцы (в прямом смысле этих слов) погиб Николай Рубцов... Как это ни парадоксально и страшно осознавать, смерть его стала началом всенародного признания поэта. Он бы и так его получил, конечно, чуть раньше или чуть позднее. Но постижение народом поэзии и судьбы Рубцова опять притянуло внимание к «литературной Вологде», на десятилетия вперёд определяя её отнюдь не периферийное значение.

*** Не секрет, что литературная жизнь - это более широкое понятие, чем собственно литературный процесс. Если «процесс» - это книги и критика на них, то «жизнь» - это всё, что процессу сопутствует. Надо заметить, что сама фигура более-менее активного писателя в то время вызывала неподдельный интерес в читательской среде. На Вологодчине

№3/2011

115

КНИГА В ЖУРНАЛЕ в 1970-е годы зародились многие традиции, оставшиеся и поныне. В частности, это касается больших литературных праздников, особенно, мемориальных - Яшинских, Рубцовских, Орловских... Потом к ним добавились Батюшковские, Ганинские, Клюевские, Шаламовские, Романовские, Коротаевские дни поэзии... Как видим, традиция широкая, полновесная, но началась она как раз в 1970-е годы. Несомненно, важными событиями литературной жизни были и семинары молодых писателей, традиция которых, правда, открылась ещё в конце 1940-х годов. Первый подобный семинар был отмечен ещё в 1949 году, а потом их ввели в систему, в 1970-80-е годы они проводились очень часто, чуть ли не ежегодно. Наверное, это было связано не только с широким наплывом в литературу молодых талантов (да так оно и было), но и с желанием идеологических «органов» взять под контроль литературную смену, конечно, тоже. В любом случае, это было не только творческое мероприятие, но «галочка» в каких-нибудь отчетах партийных органов, а наверняка - и госбезопасности. Массовыми, чуть ли не повседневными, были в то время встречи с писателями в трудовых коллективах, в школах, техникумах. В 1974 году было создано бюро пропаганды литературы при Вологодском отделении Союза писателей РСФСР, чтобы как-то этот процесс упорядочить. На самом деле это была форма материальной поддержки «писательской братии», которой, она, впрочем, охотно и пользовалась. Сам факт широкого «хождения в народ» литераторов вызывает ныне не только умиление - прямое дело писателя всё-таки создавать книги, но и «белую» зависть: авторитет писательского, хотя бы и устного, слова в обществе был велик, а это ведь поднимало, пусть косвенно, и уровень духовного состояния всего народа. Встречи писателей с читающей публикой, кстати, бывали очень интересными, будоражащими некоторые общепринятые нормы; нередко на них высказывались крамольные по тем временам мысли и проблемы, которыми озаботилось писательское сообщество, не всегда имея возможность донести их со страниц книг или печатных органов. И хотя, как ныне это называется, в идеологической и общественной сферах жизни наблюдался «застой», но писатели уже заглядывали вперед, имея для этого подпитку идей и «фактуры», недоступную массовому читателю. Например, в начале 1970-х шла идейная борьба А. И. Солженицына с партией, выражающаяся в посылке «открытых писем», но знали их содержание только посвященные. В те годы имя Солженицына появилось на страницах печати лишь в 1974 году, когда его уже выслали за пределы страны, а потом его старательно вычеркивали из «массового употребления», отправив «Один день Ивана Денисовича» и другие публикации этого автора в спецхран. Но есть свидетельства, что ближе к концу 1970-х годов в Вологде ходило по рукам парижское издание «Архипелага ГУЛАГ». Понятно, что его «вбросил» сюда кто-то из писателей... Ещё один штрих. По-видимому, к концу 1970-х годов начали устанавливаться связи писателей-вологжан с некоторыми русскими национал-патриотическими организациями в зарубежье, в частности, с НТС (Народно-трудовым союзом). Во всяком случае, уже в начале 1980-х в Вологде имели место случаи хождения журнала «Вече», издаваемого в Мюнхене русским патриотом Олегом Красовским. По-видимому, и других изданий Русского зарубежья тоже. Важен факт, что идейная «подпитка» писателей, которым можно причислить к «вологодской школе», была намного шире, чем об этом принято думать. Вполне естественно, что более широко в писательской среде обсуждались «внутренние» проблемы общественной жизни страны. И, прежде всего, положение русского крестьянства. Послевоенная индустриализация, тенденции урбанизации, характерные, понятно, не только для Советского Союза, вызывали серьезную озабоченность представителей «вологодской школы». Если по переписи населения 1937 года, вроде бы сильно фальсифицированной, сельское население Вологодчины составляло более 60 процентов, то по переписи 1979 года - уже менее 40 процентов. Такой массовый, но по историческим 116

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ меркам очень быстротечный, можно сказать, на глазах одного поколения, отток сельского населения был крайне болезнен, тревожен: реальная смена уклада жизни - всегда трагедийное явление. Заметим, что тут не случайно соотносятся идейные проблемы общественного характера и чисто литературно-творческие. Не секрет, что они всегда находятся в единстве, взаимовлияние которого на массового читателя неоднократно проверялось практикой жизни. А если вспомнить, что и писательской среде Вологды в то время уже возникали какието трения, то, по всей видимости, в идейной сфере они и касались как раз вопроса о русском крестьянстве. Разногласия на этот счет были, ибо, как говорится в таких случаях, «двух мнений быть не может», а были не два и не три, а гораздо больше. Иногда можно услышать такую фразу: сколько писателей, столько и мнений, и это не так уж и далеко от истины. Ибо любой художник слова откровенно дорожит собственным мнением, «личным взглядом» на любую проблему. Тем более, если оно отличается от общепринятого на данный исторический момент. Иное дело, настолько такое мнение «прогрессивно» или «консервативно» в плане исторической перспективы, но об этом чаще всего судят уже потомки. Идейные поиски писателей-вологжан не оставались без внимания идеологов из партии. Если о том, что говорил А. Сталь 25 июля 1961 года, мы знаем лишь в пересказе, то что в 1980 году думал первый секретарь обкома А. С. Дрыгин, хорошо известно из первоисточника. Тут обратимся к его статье «От корней народа» (сентябрь 1980 года, газета «Советская Россия»). Статья начинается как бы издалека - от Константина Батюшкова, потом зачем-то вспоминается Владимир Гиляровский, который, оказывается, сказал «своё весомое слово, прибавив славы и своей родной земле, и воспев Москву-матушку, дорогую сердцу каждого русского народа». Сейчас представляется, что о книгах Гиляровского первый секретарь знал лишь понаслышке, не читая его произведений: «воспевал» наш земляк явно не лучшие стороны Москвы, а преимущественно обитателей социального «дна». Потом оказалось, что «сегодня немыслимо представить русскую культуру без Александра Яшина и Сергея Орлова, Владимира Тендрякова и Феликса Кузнецова, Сергея Викулова и Валерия Дементьева». Заметим, что к тому времени все они жили уже в столице. Всё это, как говорится, ещё куда ни шло. А в чём же «соль» статьи Анатолия Дрыгина? Вот что он сам пытается объяснить, при этом, заметим, от «первого лица». «Почему я сделал такой экскурс в историю? - спрашивает сам себя автор. - Мне кажется, талант, как хорошее дерево, не рождается на пустой земле. Дело наших литераторов - неотъемлемое продолжение давних традиций просветительства. Наша задача развивать эти таланты, бережно и требовательно растить молодые таланты, укрепляя и формируя их самосознание. Дело это, прямо скажу, нелёгкое. Творческая индивидуальность - она чаще всего противоречивая, ей хочется познать, открыть непознанное - здоровое стремление, но тут и поджидают трудности. Хватит ли духа, ума, таланта, хватит ли, наконец, достаточно критического взгляда на созданное, написанное? Именно здесь начало начал творческого пути будущего литератора. ...Считаем важным, когда маститые, признанные мастера читают рукописи начинающих и в тесном кругу совместно открывают истину. ...Нас, вологодских руководителей, нередко спрашивают коллеги из других областей: как вы умеете ладить со своими именитыми литераторами?.. А я вот думаю про себя: ведь не в один день они стали имениты. Они выросли на наших глазах и не без нашей помощи...». И ещё одна неожиданная проговорка А. С. Дрыгина: «Долг писателя - не только исследовать народную эстетику, но прежде всего глубоко вскрывать психологию наших современников, их помыслы и устремления...». Как видим, даже «Лад» Василия Белова воспринимался если не в штыки, то с «ого-

№3/2011

117

КНИГА В ЖУРНАЛЕ ворками» а ведь это яркая и самобытная книга не только того времени, но теперь уже на долгие времена. Очевидно также, что партия никак не намеревалась снимать те «барьеры», которые ещё когда-то установила писателям-вологжанам. А они никак не хотели их признавать. Всего скорей, статья первого секретаря обкома стала откликом на книгу публицистики Виктора Астафьева «Посох памяти» (1980), где область упоминалась не в самом лучшем свете, точнее, те проблемы, которые в ней тогда были, прежде всего - сельские. В это же время в периодике публикует свои острозлободневные статьи Василий Белов, вошедшие потом в его книгу публицистики «Раздумья на родине» (1986). Раздумья, надо сказать, по большей части грустные, без всякой веры в «светлое будущее». В частности, касалось это «судьбы деревянной Вологды», проблем сельской экономики, «зелёного змия», активно потребляемого многими жителями страны. Проблемы, понятно, не решались, а вот писательское слово вызывало раздражение высокого начальства, это читается в статье Анатолия Дрыгина. А с другой стороны... Даже трудно представить, что сегодня руководители страны и регионов напишут такую статью, другие у них заботы, другие... В 1980 году решил вернуться в Сибирь Виктор Астафьев... В 1985 году под колесами «транспортного средства» погибает поэт Сергей Чухин, который в позднем своём творчестве должен был завершить многие темы, заложенные в его поэзию другом-соратником Николаем Рубцовым. Казалось бы, такие потери значительно ослабят притяжение «вологодской школы». Но этого не случилось. Духовные и творческие основы «школы» были заложены крепкие.

*** Обратимся снова к истории литературной Вологды. Тут нас ждут довольно любопытные наблюдения. Взять, к примеру, вопрос: какой район может считаться поистине «литературной вотчиной» Вологодчины? Тут без всяких сомнений - Сокольский (или бывший Кадниковский уезд). Судите сами, с Сокольским районом так или иначе связаны такие имена: Василий Красов, Павел Засодимский, Алексей Ганин, Александр Романов, Глеб Тёкотев, Виктор Коротаев, Владимир Хазов, Полина Рожнова, Владимир Коробов (автор книг о Шукшине и Юрии Бондареве), Александр Швецов, Лидия Теплова, Владислав Кокорин, Александр Сушинов, Леонид Патралов, Лидия Мокиевская, Алфей Шабанов, Галина Швецова... Тут, не заглядывая в различные справочники, едва ли все и есть. Будем считать, что деревня Самылково (ныне - Сокольского района, раньше - Тотемского уезда) - «родная деревня» Николая Рубцова (даже архангелогородцы смирились с тем, что историческая правда в данном случае, а Рубцов родился в Емецке Архангельской области, остаётся на стороне вологжан). А бывший Кадниковский уезд - родина Константина Коничева, Александра Тарасова, Василия Белова, Владимира Тендрякова, Василия Елесина... И хотя, как хорошо известно, «количество» в литературе не всегда переходит в «качество», но ясно, что сокольчанам, в данном случае, есть чем гордиться! Спору нет, тут даже и Вологде далеко! С ходу и вспомнятся: Батюшков, Борис Непеин, Варлам Шаламов, Борис Чулков, Василий Оботуров, Владимир Шириков, Вячеслав Белков, Олег Ларионов, Инга Чурбанова, Дмитрий Ермаков... Но есть и другой срез развития литературной Вологды - биографический. Тут тоже есть свои грандиозные открытия. Так, неожиданно окажется, что самым «старым» членом Вологодской писательской организации должен считаться, да-да, тот самый «еврей-пушкинист» Виктор Азриелевич Гроссман, которого можно было лицезреть на организационном собрании писателейвологжан. Он родился аж в 1887 году, в городе Батум. Как попал в Вологду, понятно: в 118

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1930-х годах власти выслали от столицы подальше, как истинного интеллигента. Основной «грех»-то его был, наверное, в том, что он очень любил творчество Александра Сергеевича Пушкина... Почти не задержимся на начале прошлого века: Виталий Гарновский (1902) Владимир Железняк (Белецкий) (1904), Аркадий Сухарев (1912), Иван Бодренков (1921), Сергей Викулов (1922), Николай Угловский (1922), Виктор Астафьев (1924), Виктор Гура (1925), Валерий Дементьев (1925), Иван Полуянов (1926), Юрий Леднев (1929)... А вот дальше случилось то, что иначе, как «литературным чудом» и не назвать. Наступили... 1930-е годы. Чем объяснить, что именно в то десятилетие появился на свет целый поток будущих «вологодских» (родились некоторые и в других областях) писателей, наверное, не возьмётся никто. Но факты, как говорится, упрямая вещь. В 1930-е годы родились: Александр Романов, Людмила Славолюбова, Михаил Сопин, Анатолий Гусев, Василий Белов, Борис Чулков, Нина Груздева, Алексей Васильев, Анатолий Мартюков, Анатолий Петухов, Василий Елесин, Сергей Багров, Николай Рубцов, Владимир Степанов, Вячеслав Хлебов, Ольга Фокина, Александр Грязев, Мануил Свистунов, Александр Хачатрян-Рулёв, Василий Оботуров, Леонид Беляев, Виктор Коротаев... Это поколение называют детьми и подростками войны. Испытания, выпавшие на них, едва ли с чем-то сравнимы в бурной истории страны. Небольшим «островком» смотрятся на этом фоне 1940-е годы: Николай Кучмида, Владимир Шириков, Роберт Балакшин, Сергей Чухин, Станислав Мишнев, Николай Дружининский... Теперь и не узнать, скольких талантов недосчиталась литературная Вологда. Да, и так-то их было мало, а большинства уже и нет (С. Чухин, Н. Дружининский, В. Шириков, Н. Кучмида ушли из жизни трагически рано). А вот дальше случилось опять что-то необъяснимое. Наступили 1950-е годы, и снова мощный поток новорождённых, которые почему-то потом захотели стать литераторами. Тут только имена: Виктор Плотников, Вадим Дементьев, Анатолий Ехалов, Александр Швецов, Сергей Алексеев, Вячеслав Белков, Михаил Карачёв, Николай Фокин, Геннадий Сазонов, Наталья Сидорова, Владимир Кудрявцев, Лидия Теплова, Юрий Максин, Александр Цыганов, Владислав Кокорин, Сергей Созин, Александр Пошехонов, Василий Ситников, Василий Мишенёв, Андрей Смолин, Олег Ларионов, Михаил Жаравин... Тут надо вспомнить и тех наших земляков, членов Союза писателей России, кто оказался за пределами области: Вячеслав Кошелев, Полина Рожнова, Валентин Суховский, Василий Фирсов, Валентина Якуничева, Александр Кормашов, Сергей Сорокин (Вакомин)... А также тех, кто в силу разных причин членами Вологодской писательской организации не стал, но близок к этому: Галина Швецова, Александр Драчёв, Сергей Баранов, Елена Саблина, Нина Веселова, Лариса Мокшева, Вера Маслова, Валерий Ельтипифоров, Алексей Швецов... И вдруг в «небесной канцелярии», ведающей литературными талантами, что-то сломалось. Вопреки традиции: хотя бы раз в двадцать лет осуществлять большой «выброс» литераторов на Вологодчине, этого не случилось. Поток профессиональных писателей почему-то стал иссякать. Виктор Бараков, Александр Ломковский, Инга Чурбанова, Ольга Чернорицкая, Татьяна Бычкова, Дмитрий Ермаков уже не так и молоды, но после них в писательской организации больше никого и нет... Но это разговор особый. И всё-таки хотелось бы вернуться к тем, кто родился в 1950-е годы. Какие же характерные особенности этого «потока»? Буду говорить об этом применительно к достижениям «вологодской школы». Было бы, наверное, просто объяснить их идейно-творческое становление тем, что это ученики Яшина, Белова, Рубцова, Фокиной, Романова, Леднева, Коротаева... Это бы ещё больше укрепило само понятие «вологодская школа». В каком-то смысле это так и есть: весь «поток» рождённых в 1950-е годы вырастал на их глазах и при их активном участии в судьбах почти каждого молодого, по тем временам, литератора.

№3/2011

119

КНИГА В ЖУРНАЛЕ Надо сказать, что становление этой «генерации» литераторов шло довольно уверенно. Во всяком случае, большинство из них своевременно вышли к широкому читателю страны, выпустив первые или вторые книги в Москве, в издательствах «Молодая гвардия» и «Современник» (на такой высокий уровень была поставлена тогда работа с творческой молодежью), или опубликовав подборки в «толстых» журналах. Это не были «авансы» их творческой состоятельности: многие уверенно становились профессионалами рядом со своими «наставниками» по «вологодской школе». При всех «плюсах» были и свои сложности. Когда этот «поток» почти одновременно входил в литературу, в Вологде ещё в полную силу работало предыдущее поколение. Получилось так, что «младое племя» довольно долго находилось на вторых ролях. Их нередко и печали «петитом», как бы вторым номером. Им и внимания от литературной критики доставалось поменьше. Впрочем, и старшее поколение тоже не сильно «страдало» от её «внимания». При этом очевидно, что «молодежь» легко и естественно восприняла «три кита» «вологодской школы»: реализм, традиционность, народность, всячески их развивая на новом этапе. Вот тут мы подходим к важным обобщениям. Обратим внимание, что большинство представителей «потока», рождённых в 1950-е годы, - это «крестьянские дети»! Сюда можно относить даже вологжан, ведь «Вологда - большая деревня», что в 1950-е годы было вполне справедливо. Понятно, что воспитанные на мировоззренческих и этических традициях крестьянского сословия, они с болью в сердце переживали умирание русской деревни, которое происходило на их глазах. Если их предшественники ещё питали какие-то иллюзии о «консервации» сельской жизни, то это поколение никаких надежд на будущее уже не питало. Это явление общественной жизни той поры заметно и трагично отражено в поэзии Владимира Кудрявцева, Владислава Кокорина, Михаила Карачёва, Юрия Максина, Александра Пошехонова, в прозе Александра Цыганова, Виктора Плотникова, Дмитрия Ермакова... Правда, как водится, выявилась и другая сторона этого явления. Мотивы эсхатологии, надвигающегося общерусского «апокалипсиса», сделали это поколение каким-то творчески «прибранным», а (в чём-то) и «односторонним» в трагическом осмыслении своего времени. Редко у кого из этого поколения проскользнут юмор, самоирония, подлинная возвышенность личного чувства, например, к женщине; ими владеют больше заботы о социальном обустройстве жизни «новой России». На этом, правда, молодые тогда писатели не остановились, а пошли дальше, наполнив своё творчество отражением судеб своих сверстников, уже в условиях привыкания к урбанизированной среде «горожан первого поколения». Но, в общем-то, им досталась грустная доля - спеть «последнюю песню» всему крестьянскому сословию на Руси-матушке, оставив себе лишь великую мечту о будущем «Граде-Китеже». А мечта эта не оказалась целью, а больше эфемерным воздушным замком, хотя прекрасным и отчетливым в своих очертаниях. Другая особенность этого поколения заключалась в том, что оно не смогло выдвинуть из своих рядов настоящего посланца в Москву, занявшего там твёрдое положение в столичной «обойме». Я тут не только о примерах Яшина, Викулова, Валерия Дементьева, Сергея Орлова говорю, но и о Белове, Романове, Коротаеве, Фокиной, которых Москва знавала и уважала даже побольше, чем иной раз и сама Вологда. Будем откровенны: нет в этом поколении общенационального имени, сопоставимого с вышеназванными предшественниками. Тут речь даже не об организаторском таланте, а о духовно-творческом, художественном потенциале. Долгое время такой потенциал, предположим, виделся у поэта Владимира Кудрявцева. Но он многие годы плодотворно и много работал на возрождение всей культурной среды Вологодчины, на литературную жизнь у него времени оставалось не так и много. А время и силы незаметно уходили, теперь их хватает, чаще всего, только на собственное творчество. В начале 1980-х годов приехали в Вологду два своеобразных и сильных писателя - прозаик Сергей Алексеев и поэт Михаил Сопин. Сергей Алексеев в начальную свою писатель120

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ скую пору, заявив о себе как мастер реалистического романа («Слово», «Рой», «Материк»), потом ушёл к роману-притче, роману-репортажу, а такие резкоиндивидуальные формы творчества редко находят продолжение в других писателях, хотя проносят заслуженное внимание читателей. Судьба Михаила Сопина сложилась так, что длительное выпадение из «нормальной» жизни поставило его уже в следующее поколение литераторов, хотя он на пять лет старше Николая Рубцова.... Из письма Виктора Астафьева Михаилу Сопину: «Стихи ваши очень энергичны по ритму, задиристы по содержанию... Во всем чувствуется поэт, т.е. человек, богом отправленный в мир выражать себя и свои чувства посредством стона, а не потому что он захотел стать поэтом. Поэт - он невольник, он с рождения обречен, и тут ничего не поделать никому, даже цензуре, даже внутреннему цензору...». Сергей Алексеев и Михаил Сопин, конечно, заметно расширили представления о возможных путях развития литературной Вологды, но поддержки у других найти не смогли, что имеет свои объяснения в судьбах и творчестве этих писателей. В последние годы все крепче становятся связи бывших вологжан с малой родиной. Например, Вадим Дементьев, известный в стране литературовед и критик, отметился прекрасными книгами о дальней и близкой истории нашего северного края. Возможно, он, вглядевшись повнимательней в литературную Вологду нового времени, ещё немало сделает для упрочения её авторитета именно в столице. Многое делает для вологжан в Москве и Полина Рожнова... Но вернёмся ко второму «потоку» вологжан. Вот и ещё одна особенность этого поколения. Оно сейчас видится каким-то единым «ядром», своеобразным «запасным полком» старшего поколения. Каждый вносил и вносит своё неповторимое, а в итоге получился целостный объём творческих достижений, будто бы это сделал один автор. Мысль достаточно спорная, но в ней заложена основа для полемики вокруг этого «потока» писателей-вологжан. Конечно, любой участник тут имеет свой творческий голос, но он как бы притушен, редко чем выделяется из общего хора сверстников-коллег: каждый занял свою нишу, почти не меняя даже жанровые рамки, установленные себе самому. Исключениями в этом поколении виделись разнообразные творческие пристрастия Александра Швецова, Вячеслава Белкова (к большому сожалению, оба трагически ушли из жизни), да, пожалуй, Владимира Кудрявцева, который в последние годы «опробовал» (и не без успеха) прозу и критическую эссеистику, значительно расширив свой творческий потенциал. Но в этом поколении далеко не все выдержали «бремя профессионализма» литератора. Издав по две-три книги, отмеченные критикой и читателями, они ушли в тень, словно бы не до конца поверив в актуальность и нужность своего направления творчества. Конечно, этому способствовала сама культурологическая и идеологическая ситуация в стране, когда эстетико-идейные и этические каноны русской литературы были порушены, сознательно и продуманно. В такой «неразберихе», далеко не каждый в одиночку смог обновить индивидуальную «идейно-творческую платформу», поэтому больше опирался на привычные стандарты «вологодской школы», утверждённые предшественниками. Из письма Владимира Кудрявцева автору этого очерка: «...А чем ознаменована прошедшая четверть века? И главное - кем? Мы оказались не столь убедительны в своём творчестве, и вклад наш в «школу» несоизмеримо мал и практически незаметен. Увы, но это правда! Мы только хоронили тех, кто составлял её славу, и на наших глазах она практически исчезла. Всё осталось в прошлом, и все остались в прошлом. В том числе и мы, поскольку и мы уже давно не молодые и по спискам новой эпохи не значимся и не проходим. Книгой последнего десятилетия стал роман Захара Прилепина «Грех». Так решило литературное содружество, в котором мы себя не числим и живём вне его. По сути, если говорить жестко, то надо признать, что через нас достойного продолжения и продвижения «вологодской школы» не состоялось, не случилось, не произошло. Мы, к сожалению, остались при «них», духовных учителях. Остались при тех, кто нас вводил в

№3/2011

121

КНИГА В ЖУРНАЛЕ литературу, остались как вечные их ученики, талантливые и благодарные, но самостоятельных имен - громких, российского звучания - не обрели. Мы - люди из той же эпохи. И по возрасту, и по идейно-нравственным установкам и ориентирам. Мы - «потерянное» поколение, пусть и многочисленное, пусть и Богом не обиженное, но с судьбой промежуточной. Через нас о будущем говорить, к сожалению, трудно, если вообще возможно. Мы даже, как я думаю, и традиций-то не развили, мы просто «в традиции» жили, работали и творили... Ни у кого из нас нет и не было книги, которая бы легла в основу нового направления в прозе или поэзии, как, например, у Василия Ивановича Белова или у Николая Рубцова. Нам просто надо понять, что мы из себя реально представляем, и на что, на какие почести вправе в этой жизни рассчитывать. Мы должны спокойно и философски мудро осмыслить своё место в бурном литературном процессе рубежа веков, принять его и смириться, не драматизируя свои судьбы и не умаляя свои скромные литературные достоинства и успехи. Надо продолжать работу в меру сил и отпущенного таланта. Надо просто работать, видя в этом своё призвание и долг перед собой и народом (не сочти за высокие слова)». Понятно, что это какие-то «предварительные итоги», очень важные и своевременные. Но в них ещё теплится надежда, что кто-то из этого поколения «выстрелит» неожиданно и ярко. Например, новые качества обретает Юрий Максин, обратившись не так давно к жанру «метафорической» поэмы; всё большей самоиронией и едкой сатирой наполняется поэзия Владислава Кокорина; по-своему отражает нашу жизнь «философская» лирика Александра Пошехонова; сильны «ведические» начала в стихах Михаила Карачёва; обрела новое звучание яшинская традиция в поэзии Василия Мишенёва... Много работают прозаики этого поколения - Александр Цыганов (лауреат многих литературных премий), Виктор Плотников (роман «Когда будем мы вместе» удостоен Шолоховской премии), Олег Ларионов (большой сборник прозы «Чужой город», 2008)... В следующей возрастной градации отметим высокий уровень литературоведа Виктора Баракова, в частности, его исследования творчества Юрия Кузнецова, Николая Рубцова, «почвеннической поэзии» 60-80-х годов прошлого века. Необычно для Вологодчины, но интересно работает переводчик Елена Белякова из Череповца. Обретает новые высоты в своём творчестве Дмитрий Ермаков, написавший свой первый роман «Тень филина». Всё ярче расцвечивает свои лирико-философские и метафорические возможности Инга Чурбанова... А как сегодня литературной Вологде не хватает таких поэтов, как Алексей Шадринов (1973 - 1992)! Его теперь считают редчайшим явлением в поэзии конца прошлого века, «некоторые его стихи написаны с лермонтовской мощью» (Виктор Астафьев). Безумно жаль, что талант Алёши Шадринова, пронзительный и ясный, открытый миру и людям, так и не достиг вершин творческой зрелости... А то, что творческая зрелость не знает границ, доказывают сегодня писатели-вологжане старшего поколения. Каким весомым для всей русской поэзии начала нового века видится новое «Избранное» (2007) Ольги Фокиной! Пожалуй, никто сегодня так не владеет пластикой стиха, другими возможностями поэтики, как Ольга Фокина. А главное, она показала вновь, как нужно «новое» содержание, отражающее противоречия нашего времени, вливать в «старые меха» русского фольклора и «старорежимной» классики. В стихах Ольги Фокиной отчетливо слышен не только голос русского народа, но, скорей, боль и страдания (и надежда на возрождение) самой Родины-матери при виде того, что сегодня творится в русских пределах. В последние годы осуществил мечту жизни создать большой роман Александр Грязев («Калифорнийская славянка», 2010); пишет сочные по языку и захватывающие по сюжету повести Сергей Багров; новые достижения пришли к Роберту Балакшину в исторических и краеведческих повествованиях; по-новому и объёмно раскрыла творчество Бориса Чулкова его последняя по времени поэтическая книга «Пристально просматривая время» (2007)... За всем этим, вольно-невольно, встаёт главный вопрос: а не последние ли это всплески 122

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ достижений «вологодской школы», не исчерпала ли она свои возможности? Если ли молодые на её пороге? Вопросы, как очевидно, не из праздных. На последний можно вполне категорично утверждать, что молодые есть и скоро проявят себя по-крупному. Не буду называть имена только потому, чтобы, как говорят в народе, «не сглазить» юные дарования. Известно, например, что довольно значительное «вологодское землячество» учится сейчас в Литературном институте в Москве. То есть выпускники его по определению станут «профессиональными литераторами». Новые имена появляются на страницах журнала «Вологодский ЛАД». Для многих молодых в нашей области это, по-видимому, одна из первых возможностей заявить о себе. Системно проводятся совещания молодых (и не очень) литераторов области. Почти в каждом районе есть свои литературные студии или объединения. У молодых и начинающих, к сожалению, есть некоторое предубеждение против всяких творческих союзов. Многие считают, что и Союз писателей России - некая «идеологическая структура», созданная Горьким и Сталиным. Но это идёт от незнания литературной практики. Даже великий Александр Сергеевич Пушкин входил в творческие «объединения», сначала в «Арзамас» (куда, кстати, был «причислен» и Константин Батюшков), потом в «Зелёную лампу». Без сомнения, корпоративный дух, совместный «мозговой штурм» очень часто помогали становлению крупнейших талантов в русской литературе. И всё-таки многие молодые литераторы стараются пробиться в литературу индивидуально, в одиночку. Что, конечно, не удивительно: они воспитываются в «новом» обществе, лишённом коллективистического пафоса. Может быть, поэтому и «взросление» их замедлилось во времени. Сбивает молодых и всяческий ажиотаж вокруг литературных премий. Многие, наверное, думают, что это и есть главное в литературном творчестве. Не каждому дано понять, что эти премии (очень часто) организуют «бесовские силы», «пятая колонна» русской литературы. (Не буду здесь подробно говорить о пресловутом «Букере» последнего года; жаль только, что «автора лучшего романа года» причисляют к Вологодчине, хотя сделано это специально (есть и такие данные), чтобы лишний раз досадить заслуженным писателям-вологжанам). Всем понятно, что сельская тематика в «вологодской школе» значительно и мощно себя исчерпала. Новые достижения тут едва ли скоро возможны. А возможны они теперь на городском материале; здесь можно ждать нового гения, даже развивая некоторые стороны поэзии Николая Рубцова, Ольги Фокиной, Александра Романова или прозы Василия Белова, например. А у них есть и значительные «городские» мотивы в творчестве. Словом, нужно обновление традиций и «вологодской школы» в частности. При слове «традиция» многие начинающие вздрагивают: никак новые «барьеры» в их творческих поисках? Да, это ответственно и трудно - продолжить дело своих предшественников. Но ведь, в сущности, они тоже опирались всегда на традиции своих духовных учителей по великой литературе, идущие от Пушкина и Некрасова, Толстого и Бунина... А основная «традиция» эта проста: быть «любезным своему народу» (Пушкин) (не бывает в литературе космополитов, большие писатели всегда опираются на национальные особенности своего народа); знать его духовные истоки и подлинную историю; научиться применять все богатства родного языка; по возможности (а ныне без этого и никак нельзя), иметь «общественную позицию» (Рубцов); жить верой в великое будущее своей страны; глубоко и всесторонне знать жизнь; хорошо бы иметь и широкие литературные способности, к слову. Всё это и составляет основу истинного таланта, которому будут по плечу большие достижения. Даже если предположить, что «старая» «вологодская школа» Яшина, Белова, Рубцова, Фокиной, Романова может прекратить своё существование, то ведь литературный процесс на Вологодчине не прекратится. Будут появляться новые дарования, которые со временем, без сомнения, создадут свою новую «вологодскую школу». Если, конечно, будет жива великая Россия-Русь (Рубцов). Но это уже будет другой ход истории... Июнь 2011 года, Вологда

№3/2011

123

КНИГА В ЖУРНАЛЕ

Имени Валерия Дементьева Когда-то Николай Рубцов написал: Я уплыву на пароходе, Потом поеду на подводе, Потом еще на чем-то вроде, Потом верхом, потом пешком Пройду по волоку с мешком И буду жить в своем народе!

Вот это - «жить в своем народе» - пожалуй, главное желание всякого писателя. Жить своим трудом, творчеством, своими книгами... Подтверждением того, что Валерий Дементьев, выдающийся прозаик, литературовед (кстати, именно он первым написал большое исследование о творчестве Николая Рубцова), живет «в своем народе», и стало присвоение библиотеке села Новленского Вологодского района его имени. Мы привыкли, что «именные» читальни у нас все в городах, а вот открылась и первая в вологодском селе.

Выступает директор областной универсальной научной библиотеки имени Бабушкина Нелли Белова 124

Заместитель главы района Антон Тараканов зачитывает Надежде Платоновой и собравшимся решение о присвоении Новленской библиотеке имени писателя-земляка Валерия Дементьева

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ В осенний день 20 сентября 2011 года у крыльца скромной сельской библиотеки собрались многие новляне - молодые и пожилые, гости села: заместитель главы Вологодского района, начальник отдела культуры Антон Тараканов, вологодский художник, академик живописи Юрий Воронов, руководитель Сямского землячества Юрий Кумзеров, директор областной библиотеки имени Бабушкина Нелли Белова, кирилловский фермер Олег Подморин, полковЧлен-корреспондент Российской академии художеств, ник юстиции Виктор Красизаслуженный художник России Юрий Воронов нашел на полках ков и другие. книгу Валерия Дементьева «Берегиня» (Москва, 1988 г.), Перед открытием памяткоторую он иллюстрировал ной доски глава Новленского сельского поселения Дмитрий Ячменнов сказал: «Наша новленская земля знаменита многими людьми, которые родились здесь и прославили свою землю: это конструктор Ильюшин, писатель Гиляровский, летчик-истребитель Клубов, генерал-полковник Омеличев и другие. И, конечно же, в этом знаменательном ряду стоит и имя Валерия Васильевича Дементьева. Память о многих знаменитых земляках уже увековечена на новленской земле, а сегодня мы увековечиваем память Валерия Дементьева». Пожалуй, больше всех волновалась и радовалась в этот день заведующая Новленской библиотекой Надежда Евгеньевна Платонова. Она готовила торжество, прибирала помещения, мыла полы, подстригала вокруг дома кусты, писала сценарий праздника, репетировала открытие. Во многом благодаря ее многолетнему труду, сотрудничеству с семьей Дементьевых и стало возможно это событие. Ходатайство новлян всячески поддержал глава Вологодского района Александр Гордеев. Он хорошо знает мемориальную библиотеку: как-то, проезжая мимо, зашел в нее, взял с полки книгу, одну, вторую, и... зачитался, отменив другие мероприятия. Вот почему сын Валерия Васильевича, вологодский писатель, сопредседатель Союза пиДесятки новлян пришли 20 сентября к сельской библиотеке

№3/2011

125

КНИГА В ЖУРНАЛЕ сателей России, член редколлегии журнала «Вологодский ЛАД» Вадим Дементьев в своем выступлении заявил: «Я считаю, что главный человек здесь сегодня Надежда Евгеньевна Платонова, поскольку она в этой библиотеке работает уже двадцать пять лет. Зарплата у нее маленькая, а любовь к книге большая. Официально наша библиотека ведет отсчет своей работы с 1934 года, но исторический факт, что 25 июня 1898 года при двухклассном училище министерства просвещения России в селе Новленском была открыта первая публичная крестьянская библиотека. Таким образом, история Новленской сельской библиотеки в общей сложности насчитывает более ста лет. Народные читальни начались с деревень, а не с городов (областной библиотеке, как известно, исполняется 90 лет). В новленском министерском училище, кстати, учился и другой наш знаменитый земляк, Александр Васильевич Евдокимов, будущий известный писатель, один из первых признанных вологодских искусствоведов. И еще один факт - не так давно в соседней деревне Каргачево была найдена старинная коллекция старообрядческих книг, более пятисот томов, которая считается одним из крупнейших собраний традиционной русской книжности в России, и эта библиотека создавалась, в частности, моей прабабушкой, Марией Александровной Дементьевой. Вот из каких глубин на новленской земле идет история собирания книг, почитание грамотности, любовь к чтению». Местный уроженец Валерий Васильевич Дементьев, родившийся в Каргачеве в 1925 году, после школы ушел на фронт, командовал взводом инженерно-саперной разведки, освобождал европейские страны, после войны окончил Вологодский пединститут, аспирантуру в Москве. Он, помимо своих занятий литературоведением, литературной критикой (за книгу о русских поэтах был отмечен Государственной премией России), писал очерки, рассказы и повести о родных местах. Является одним из основателей Вологодской писательской организации, отметившей в этом году свое 50-летие. Первым он рассказал о монастыре на Спас-Камне, о знаменитом художнике Дионисии, о прекрасных кубенских просторах. Здесь же, в деревне Коробово, построил дачу-мастерскую, где ежегодно бывал на протяжении почти четверти века. Его сын Вадим в 2007 году подарил Новленской библиотеке три тысячи книг из собрания отца вместе с письменным столом и книжными полками. Глядя на эти книги, под которые отдан целый зал, честное слово, хочется записаться в эту библиотеку. Многие из книг уникальны - с дарственными надписями, пометками Валерия Дементьева. «Пусть они служат, - продолжает Вадим Валерьевич, - читателям-новлянам, да я и сам здесь записан, беру на дом библиотечные книги. Наша библиотека должна стать одним из ведущих культурных центров района. Сегодня чаще открываются магазины, кафе, бары, дискотеки - всё, что угодно людской ненасытной утробе и бездельному времяпрепровождению. А мы открыли в противовес мемориальную библиотеку. Здесь будут собираться увлеченные люди нашего села и окрестных деревень, сюда будут приезжать известные писатели и художники. Библиотека должна стать современным хранилищем книг, не с нано-, а с мамотехнологиями - нашими родными, сочетающими в себе компьютерную грамотность с древним искусством чтения. Чтение - это ведь тоже труд, сеющий в душах и в умах людей мудрость веков. А горькое вино пусть пьют в других местах. Новленское в XIХ веке и в начале ХХ века было территорией сплошной трезвости, в пяти трактирах здесь пили только чай. И что же - крестьяне страдали от этого? Нет, жили, пожалуй, получше, чем сегодня, село было богатейшим на Вологодчине! Значит, и мы можем, умеем при наличии желания и воли?.. И всегда таким спасением являлась вера православная, культура русская и память семейная. Без чтения они всё-таки мертвы». Да, сегодня в квартирах и в избах сельского поселения читать книги будут те самые юные новляне, которых так много было на празднике, которые так любят ходить в библиотеку, носящую отныне имя Валерия Васильевича Дементьева.

Дмитрий ЕРМАКОВ 126

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Такая короткая долгая жизнь СЕРГЕЮ ОРЛОВУ - 90 ЛЕТ 2011 год - год 90-летия со дня рождения поэта, нашего земляка Сергея Сергеевича Орлова - близится к завершению. Он был богат многими культурными событиями, публикациями, мероприятиями, посвящёнными этой юбилейной дате. Готовились все, кому дорого имя поэта, кто чтит его память. Об этом можно сказать словами известной песни: «Этот день мы приближали, как могли». В провинции к знаменитым землякам особое внимание, в Белозерске Орловские праздники стали доброй традицией. Благодаря стараниям сотрудников дома-музея поэта, который последние шесть лет возглавляла Н. А. Колосова, Сергей Орлов раскрылся не только как поэт-фронтовик, но и как лирик, философ, мечтатель. В Санкт-Петербурге по инициативе Вл. А. Полянского начали проводиться Орловские встречи на Малой Посадской, 8. 13 ноября вологжане-петербуржцы собрались в концертном зале Всероссийского музея А. С. Пушкина на Мойке, 12, на литературномузыкальный вечер «Такая короткая долгая жизнь». На этот вечер Белозерск делегировал своих представителей, в этом огромную помощь оказала администрация Белозерского муниципального района. Из Бреста приехал поэт, журналист, наш земляк Нико-

Семейные фотографии Сергея Орлова

№3/2011

127

КНИГА В ЖУРНАЛЕ лай Александров. В зале - питерские писатели, суворовцы и делегация из Назиевской средней школы, родственники поэта, руководство и сотрудники Представительства Вологодской области в Северо-Западном федеральном округе, члены Вологодского землячества в городе на Неве. Приехали земляки даже из Новгорода. Прологом к разговору стала замечательная песня Ю. Левитина и М. Матусовского «Такая короткая долгая жизнь» из одноименного телефильма, вышедшего на телеэкраны в год 30-летия Победы, ведь в ней - судьба поколения С. Орлова: ... Мы выкладку эту несли за плечами, И столько друзей уходило от нас.. Наверно, не хватит минуты молчанья, Чтоб всех поименно припомнить сейчас. Мы вынесли это нелёгкое бремя, Смогли неприступные взять рубежи Такое жестокое доброе время, Такая короткая долгая жизнь!..

Николай Александров, размышляя о поэте, подметил, что Орлов, пережив военное лихолетье, душой не зачерствел, не озлобился, а нёс по жизни в себе добро и свет. Может быть, талантливые выходцы из Мегры все такие? Ведь и у Н. Александрова, и у С. Орлова в стихах - чистота помыслов, чистота души: А у времечка норов бывал беспричинно крутым, Заволакивал очи слезами отечества дым. Отчего ж в просквожённой ветрами времён тишине Только светлая эта струна отзывается мне? И не помнится злого. Садится на сруб стрекоза. Словно с фрески Рублева, глядят в мою душу глаза, Чтобы вынуть со дна, осторожно ведёрцем звеня, В чуткой дрожи воды отражение чистого дня.

(Н. Александров, «Время дня».) Особая атмосфера вечера - в искренней интонации выступавших. Живой отклик зала вызвали рассказы тех, кому довелось общаться с Сергеем Сергеевичем лично. Игорь Кравченко встретил поэта в журнале «Нева» в 1959 году, где Орлов заведовал отделом поэзии. Он помог начинающему тогда поэту с рецензией его стихов, а тот позднее стал первым поэтом с Камчатки, чей сборник был выпущен в Москве. По словам Ирэн Сергеевой, первым поэтом, которого она узнала в своей жизни, был А. С. Пушкин, а вторым - С. С. Орлов. Знакомство с его стихами пришлось на 1942 год, когда у шестилетней девочки в руках оказался первый сборник стихов Орлова «Фронт», вышедший в тот военный год. Позднее, когда И. Сергеева в 17-летнем возрасте начинала работать библиотекарем в Военно-Медицинской академии, состоялось ее настоящее знакомство с Орловым: поэт пришел на встречу с курсантами и преподавателями. Тогда она подарила Сергею Сергеевичу его первую книжку стихов, которой не было у автора. В выступлении Т. Г. Орловой, преподавателя русского языка и литературы средней школы № 120 Санкт-Петербурга (супруги двоюродного брата поэта по отцу), мы услышали тёплые благодарные слова в адрес организаторов торжественных юбилейных мероприятий в Белозерске. Конечно, весь вечер звучали стихи Сергея Орлова: «Тыква», «А мне, пожалуй, ничего не надо», «Вот человек. Он искалечен... », «Смерти никогда не будет», «Уходит жен128

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ щина. Уходит»... Н. А. Колосова подарила присутствующим своё любимое стихотворение «Кто же первый сказал мне на свете о ней?». Актер Михаил Драгунов представил публике «Монолог воина с поля Куликова», а начальник отдела культуры, туризма и молодёжной политики Белозерского района Е. Г. Копылова подчеркнула любовь С. Орлова к истории малой родины чтением стихотворения «Белозерск»: «На свете не было Москвы// С её державными делами,// А он уже «ходил на вы»,// Светил по свету куполами». Т. В. Данилова, которая курирует вопросы культуры в Вологодском землячестве в Санкт-Петербурге, поведала интересную историю. В 1970-е годы С. Орлов работал в секретариате Союза писателей РСФСР, занимался организацией семинаров писателей и поэтов по всему Северо-Западу. Известен случай, когда ему пришлось настоять на участии Н. М. Рубцова в одном из таких семинаров. Закончила Т. В. Данилова выступление притчей «Второй»: «В настильной вьюге пулемёта// Он взгляд кидал назад: «За мной!»// Второй поднялся.// Значит, рота - // И вся Россия за спиной». Ко многим стихам поэта написана музыка. С удивлением услышала недавно нежную песню «Голос первой любви» в исполнении Э. Хиля. Есть несколько песен на известное «Его зарыли в шар земной». На нашем же вечере прозвучали лирические песни, одну из которых - «Белое озеро» - написал белозерский композитор В. П. Носарев. А вот вторую я выбрала из тех, что сочинили к 90-летию Орлова учащиеся детской школы искусств Белозерска. Удивительно прозрачная, лёгкая - «Облако за месяц зацепилось». Её автор - Наташа Есина, моя ученица. Потрясает своей глубиной стихотворение 1975 года «Мне нынче снится край родной ночами». Его удалось не только прочитать, но и дополнить музыкой талантливого белозерского музыканта и композитора Н. Грошникова, фотографиями старой Мегры, родины Орлова, которой уже нет... Мне нынче снится край родной ночами, Воды большие светы. И по ней Я всё плыву в веселье и в печали, Как в дни далёкой юности моей. Я всё плыву на родину и вижу, Как изменилась там земля сама... ... И все плывёт вода, и всё струится Куда-то вдаль, куда-то вдаль. Куда?.. ... И сладко там, и страшно оставаться И сознавать мне этот сон воды...

Приглашённые на вечер гости смогли полистать сборники стихов поэта, заглянуть в книги о нём. На своеобразной мини-выставке их внимание привлекли альбомы «В Бресте», «К 630-летию победы русских войск в Куликовской битве», «Человеку холодно без песни». Они изучали карту «Боевой путь Сергея Орлова», плакат «Диорама последнего боя танкиста Орлова у д. Гора Псковской области 17 февраля 1944 года». Специально к нашему вечеру редакция газеты «Брестский курьер» выпустила постер «Сергей Орлов и Брест - в единстве душ, опалённых войной» (спасибо Н. Александрову за такой подарок!). Мои друзья из школы искусств помогли «обустроить» уголок деревенского дома 19201930-х годов. Обыкновенная ширма, взятая напрокат и обтянутая обоями, стала стеной дома. На чудесной этажерке, сохранившейся в семье Бородиных, разместились книжные раритеты - сборник стихов А. Пушкина 1911 года, сборник стихов В. Маяковского 1940 года, счастливой обладательницей которых является Л. В. Каблукова. На ларе (подарок ныне покойной Л. Софроновой), покрытом белой ажурной скатертью, царствовал патефон. Эти замечательные вещи нашли приют у В. Полянского. Непременный атрибут в доме того времени - рамка с семейными фотографиями. Рамку отыскала у моих ро-

№3/2011

129

КНИГА В ЖУРНАЛЕ дителей. Общую картину дополнили тканые половики и макет дома в Мегре, в котором в детстве жил Сергей Орлов. Макет хранится в музее поэта. Танкистская форма ладно сидела на будущем актере, нашем земляке Геннадии Кузине. Надеюсь, что и такие детали придали вечеру свои особые краски, побудили к выступлению А. П. Голева и Н. Н. Кузнецову-Белову, прочитавших свои стихи об Орлове и родных сердцу городках - Белозерске и Кириллове. Хочется отметить, что ни один гость вечера не ушёл без подарка. В этом заслуга главного редактора журнала «Северо-Запад» Валерия Евстафьевича Кислова, который благословил для этого третий номер своего издания с публикацией об Орлове, а также Белозерского областного краеведческого музея (Т. В. Залогина) и дома-музея поэта (Т. А. Ферапонтова), предоставивших информационные буклеты. Конечно, мы адресуем слова нашей признательности и благодарности директору Всероссийского музея А. С. Пушкина С. М. Некрасову и заведующей отделом культурных программ музея Н. И. Смирновой. Мы встретили с их стороны понимание, уважение к личности и творчеству Сергея Орлова. Друг поэта, Валерий Дементьев, в замечательной книге «Мой лейтенант» свидетельствует: «В старых бумагах С. Орлова... были обнаружены наброски фронтовой поэмы, которой он предпослал во всех смыслах примечательный эпиграф: «У меня есть на земле только одна любовь, которая мне не изменит до смерти, - это жизнь». Действительно, невиданному жизнелюбию Орлов не изменил до конца дней своих, а потому вечер закончился удивительной песней, которую пел весь зал, - «Я люблю тебя, жизнь». «Посвящение Сергею Орлову», опубликованное в № 4 «Вологодского ЛАДА» за 2010 год, я закончила призывом: «Может, настала пора всем нам, перефразируя М. Дудина, встретиться с творчеством С. Орлова, как двум необходимостям на всю жизнь, которую будут сопровождать уже наши с вами «вера, благодарность и любовь». Мне кажется, что юбилейный год С. Орлова время это приблизил. Многие души за этот год открыли для себя его стихи. Заключительный литературно-музыкальный аккорд в Санкт-Петербурге даёт надежду смотреть в будущее с оптимизмом. И самый последний штрих: к памятной доске С. Орлову на Малой Посадской снова легли гвоздики в подтверждение благодарной любви к поэту, у творчества которого впереди долгая жизнь!

Татьяна САМСОНОВА, Белозерск - Санкт-Петербург

В музее-квартире Александра Сергеевича Пушкина на Мойке, 12 по-особому проникновенно звучали стихи Сергея Орлова и слова о поэте 130

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Река времён не все дела уносит?.. К 80-ЛЕТИЮ МИХАИЛА СОПИНА Река времен в своем стремленьи Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей. А если что и остается Чрез звуки лиры и трубы, То вечности жерлом пожрется И общей не уйдет судьбы. Гаврила ДЕРЖАВИН

Изящество поэтических формулировок не делает их неоспоримыми истинами, к счастью. Настоящая поэзия - всегда тайна за семью печатями, которую не разгадать никогда всем земным теоретикам. Её присутствие в нашей жизни многим понятно и желаемо даже, а вот доступна и подвластна тайна сия - единицам. Кто они? Люди среди людей. Философы. Пророки. Но во все времена и в любой стране желающих сочинять всегда несоизмеримо больше, чем тех, у кого это получается неповторимо. А из тех, у кого сочинять стихи получается, добиться прижизненного почтения удаётся тоже единицам. Единицам из единиц. Вот они-то свои стихи не «сочиняют», а пишут, или, как они говорят, «записывают», в отличие от всех остальных, тоже считающих себя поэтами. Одно дело - написать поэму к партийному съезду. О том, какие мы сильные «под мудрым руководством». И получить за неё официальное звание и награду. Другое дело - размышлять о жизни собственной, в которой десятки предков подают голоса из прошлого. Да попытаться услышать их и понять, да сообразить, почему мы и без «мудрого руководства» бываем сильными и ничтожными, и под ним, неизбывным, тоже. Но реже, чем хочется. Говорить своими словами о пережитом короткой поэтической строкой. Своими словами о своём горе, своей любви, своём счастье, своих друзьях и своих врагах не станешь говорить из праздного желания прославиться. Имена поэтов, жаждущих только славы и денег, впрочем, тоже известны. Как правило, только их близкому окружению... В августе исполнилось 80 лет со дня рождения русского поэта Михаила Николаевича Сопина. И кабы дал ему Господь докарабкаться до этого юбилея в здравии, получил бы и он свою долю почтения от «благодарных читателей», коих не стало заметно больше, чем было при его жизни, но ведь стало больше! Это бесспорно. Недавно в издательстве «Красная звезда» вышел коллективный сборник лучших военных поэтов из восьми стран мира, из Вологды в него были включены двое - Сергей Орлов и Михаил Сопин. Книга начала путешествие по миру, о Михаиле рассказывают как о сыне полка. Стихи Михаила Сопина включены в общероссийскую образовательную программу (медиатека) для изучения в школах страны. Выходят серьёзные литературоведческие исследования, сборники и сборнички стихов Михаила Сопина в разных городах и странах. На стихи Михаила Николаевича пишут песни самодеятельные и профессиональные композиторы. Его трагическая биография обрастает большими и маленькими легендами и мифами, что происходит с каждой такой биографией с течением времени. Рождённый за десять лет до Великой Отечественной войны, почти за десять лет, он так и останется ребёнком,

№3/2011

131

КНИГА В ЖУРНАЛЕ которому вот-вот исполнится десять. И в эти «почти десять» войдут без спроса и война, и сума, и тюрьма. И любовь, конечно же. И семейное счастье. И человеческое горе отцовское. И жизнь будет настоящей, только значительно круче и острее, чем у многих. Хотя что мы сегодня знаем о жизни друг друга?.. Нынче стихи Михаила Сопина читают в Архангельске, Перми, Воронеже, Белгороде, Харькове, Москве, Вологде, Екатеринбурге - это хорошо известно мне. Об остальном литературном пространстве судить не имею права. В Перми Михаил Николаевич начинал свою «вольную» жизнь после лагерей, обрёл семью, но так и не «пробился» к настоящим публикациям. Но уже там получил начинающий поэт дорогое напутствие Виктора Астафьева, прочитавшего подборку стихов Сопина: «... Во всём чувствуется поэт, то есть человек, Богом отправленный в мир выражать свои мысли и чувства посредством стона, а не потому, что захотел стать поэтом. Поэт - он невольник, он с рождения обречён, и тут уж ничего не поделать никому... Готовьтесь к трудной доле современного советского поэта. Всем самостоятельно мыслящим людям, и литераторам в частности, живётся у нас нелегко. Желаю Вам удачи. Ваш В. Астафьев». Известный историк, публицист, литературовед, критик Вадим Кожинов, живший в Москве, посоветовал Михаилу Сопину - так, что нельзя было ослушаться - перебраться из Перми в Вологду. Не властным тоном заставил переехать, но сумел объяснить, что Вологодская писательская организация - не сборище графоманов, но, вполне возможно, приют талантов. И первый поэтический сборник Михаила Николаевича вышел в то время, когда он стал полноправным вологжанином. В Харькове, сыгравшем в жизни Михаила Николаевича не одну важную роль, о поэте знают, но, видно, время не пришло для настоящего признания. В украинской литературе своих проблем хватает. В Белгороде живут замечательные Татьяна и Алина Беляевы, мама и дочка, которые всерьёз изучают не только поэзию Михаила Николаевича, но и те места, в которых прошло фронтовое детство поэта. Воронежский литературный журнал «Подъём» опубликовал в нескольких номерах серьёзные подборки стихов Михаила Николаевича и литературоведческий очерк о нём вологодского критика Андрея Смолина. Подборка стихов Михаила Николаевича вышла в эмигрантской газете в Лондоне. И всё же наиболее полные собрания стихов Михаила Сопина живут и пульсируют нынче на литературных сайтах. В последние годы поэта жизни стены небольшой 132

Вологодский ЛАД

ПОЛВЕКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ вологодской квартиры Сопиных, тиражи вологодских газет, публиковавших новые стихи Михаила Николаевича, перестали быть границами распространения его всё крепнувшего слова. Интернет взорвался от его стихов! И заговорили с вологодским поэтом его новые собеседники из многих стран мира, а в США вышла наиболее полная книга с его стихами и трогательными субъективными (очень ценными поэтому!) комментариями Татьяны Петровны. Общественные организации и творческие союзы обратились в юбилейный для Михаила Сопина год в областное Правительство с письмом и были услышаны - переработанная эта книжка легла в основу сборника «Спелый дождь», который издан в нашем городе. В декабре в областной филармонии прошел вечер памяти русского поэта Михаила Сопина. И всё это, по большому счёту и в самую первую очередь, благодаря неустанным хлопотам Татьяны Петровны, открывающей нам поэта давно состоявшегося, оставившего бесценное наследие - своё живое слово!.. За семь с лишним лет, что его нет с нами, он так и не перешёл для меня в область воспоминаний. Скорее всего, так и останется в наших отношениях настоящее время. Телефон и адрес электронной почты - прежние. Только к имени Миша теперь добавилось ещё одно - Татьяша. Так он иногда обращался при мне к своей жене. Его голос, взгляд, интонации - предсказуемые почти при каждой новой встрече, поначалу ввергали в недоумение. Ни малейшего намёка на желание «произвести впечатление», но всегда детская надежда на радость искренного разговора по существу. Идёшь к нему, представляя себе вполне осязаемо, как откроет дверь, посмотрит в глаза, пожмёт руку, даже в какую сторону повернётся от двери, удавалось угадать. Грешен, «поигрывал» иногда в такие безделушки. И ни разу не пытался представить, на какие высоты взовьётся простая мысль, огранённая негромким словом Миши. Всё, что готовилось для длительного обсуждения, разрешалось за доли минуты. Потом начиналось непредсказуемое для меня, как теперь понимаю, больше желавшего говорить «о мировых проблемах». Миша, к моему разочарованию, всегда был сторонником разрешения проблем, лежащих в зоне досягаемости. Ни разу не удалось услышать от него предсказуемого ответа на свой вопрос. Желанного ответа. Желаемого ответа. Его советы всегда просты, в них нет ни малейшего намёка на «ложь во имя спасения» - ему одному в то время, кажется, хоть на капельку, да удалось убедить меня в абсурдности такого словосочетания... Ещё один русский поэт, размышляя о собственном слове, сформулировал то, что активно опровергают нынешние политтехнологи: Нам не дано предугадать, Как слово наше отзовётся, И нам сочувствие даётся, Как нам даётся благодать...

Фёдор Тютчев, потрясающий поэт и дипломат, знал, разумеется, о каком слове идёт речь. Слова, побуждающие к действию, - это приказы. Слова, сподвигающие к размышлению, сопереживанию, духовному труду и очищению через этот напряжённый и только на первый взгляд почти бесполезный труд, - это поэзия. Совсем не охочий до пустой похвалы, не терпящий пустозвонства и лести, скольким «маетникам» помог Михаил Николаевич своим сочувствием, своим примером! Любая река уносит всё, в конце концов, что слабее и легче её бурных вод. И хлам, и добрые семена. Что-то стоящее всегда цепляется за отмели будущих времён, даёт всходы и прорастает там рощами знаний и опыта. Или отдельными деревцами, дающими тень и прохладу одиноким путникам. Река времён уносит всё, кроме памяти.

Алексей КОЛОСОВ Фото автора

№3/2011

133

ПОЭЗИЯ

И песня... тебя просквозит! ***

Ольга ФОКИНА Ольга Александровна Фокина родилась 2 сентября 1937 года в деревне Артемьевской Корниловского сельсовета Верхнетоемского района Архангельской области. В Вологде - с 1962 года, после окончания Литературного института. Член Союза писателей России с 1963 года, автор тридцати книг стихотворений и поэм. За поэтический сборник «Маков день» в 1976 году ей присуждена Государственная премия РСФСР имени Горького. Лауреат многих престижных литературных премий. В октябре 2008 года награждена медалью Пушкина. Стихи Ольги Фокиной в журнале «Вологодский ЛАД» публиковались с первого номера в 2006 году.

Завтра вас уже не будет, Завтра вам уже - в поход! ... Свежий ветер клён остудит, Свежий дождь крыльцо зальёт. Не боясь: изба - пустая! Наконец-то - благодать! Налетит сорочья стая Облепиху обирать. Завтра вас уже не будет: Окунётесь с головой В городское многолюдье, В тишине простясь со мной. Завтра вы - рюкзак на плечи, И проститесь до весны С этой речью, с этой печью, С этим запахом лесным. Грустно, братцы, оставаться! Но - останусь, так и быть, Чтобы в домике прибраться, Окна досками забить, Дров хорошую охапку Скласть - на будущее! - в печь, Подобрать лопату, тяпку До - надеюсь - новых встреч. Точно так в былые годы Улепётывали мы Из своей родной природы, Как росток на свет из тьмы, Оставляя лук на грядке, Гриб под палою листвой, Чтобы к лету - без оглядки Вновь - сюда: домой! Домой!

*** Проехано-пройдено Полсвета за жизнь, Но чаем смородинным Всё смыто, кажись, Акулы Австралии, Коалы её ж, И камни Италии, И США выпендрёж! 134

Вологодский ЛАД

Ольга ФОКИНА Что сделаешь с генами?! Аукнет родство, И - аборигенами Мы вновь - в естество Слияния с родиной Впадаем, смеясь: «Проехало-пройдено» Утратило власть. ...Чай черпаем кружечкой С дымком, из котла, С конфеткой-подушечкой, С медком из дупла, С пихтовой хвоинкою, Что вдруг - не серчай! Упала, наивная, В смородинный чай. Хвоинку не вылови, Чтоб выплеснуть вон, Есть тайная сила в ней, Волшебный резон: Хвоинку пихтовую Hа зуб, под язык! И песня готовая Тебя просквозит!

*** Люблю рубашку Колину, Ношу. Стираю. Глажу. И поперёк, и вдоль она Близка мне клеткой каждой. Из штапеля, неброская Не для банкетных залов «Немаркая и ноская», Как мама бы сказала. В ней брат «в магазин» хаживал, Пахал и сенокосил, Дрова рубил и важивал В жару и на морозе. Она пережила его Изробленное тело... Но по его ль желанию Брат - в гроб - уложен - в белом? Её, осиротелую, Я прибрала, жалея, И на себя надела, и Всех кофт она милее: Прохладная, просторная, Не мнётся, не линяет, В любой работе годная, Воистину - родная!

№3/2011

*** Спец, черёмуховую чурку Отказавшись колоть ( «толста!»), Удалился... Себя зачуркав, Подступлюсь к ней сама, раз так. Топором-колуном спецовым По распилу: и-и - раз! и - два! Толщиною с бочонком вровень, Чурка вздрогнула лишь едва И осталась стоять, с усмешкой Наблюдая сучком-глазком, Как, стремясь отколоть полешко, Я - опять на неё - броском, И в обух колуна - кувалдой Изо всех своих сильных сил! Покачнулась, но не упала, Мой удар её не сразил. Древесина её витая Столь крепка возле трёх суков, Что, ударив, топор взлетает, Как подброшенный - будь здоров! Ах ты, чурка, чурбан, чертовка! Вот ужо!.. А чего «ужить»? Уж кофтёнка от пота взмокла, Топорище в руке дрожит. Раньше чурки кололи братья, Нет их больше, и - не бывать... Ладно. Всё. На сегодня - хватит. Завтра утром возьмусь опять.

*** Утешаю в горе Раю, (Не родная, но - сестра я): - Все мы бегаем по краю, Все когда-то умираем! Только Рая - безутешна: - Умирать-то надо грешным! А была моя-то дочка Светлый ангел непорочный! Утешаю снова я-то: - Так она на небо взята, Под крылом теперь у Бога, В вечный рай её дорога! 135

Ольга ФОКИНА Рая, слёзы вытирая: - Ей бы тут пожить... без рая... Я-то в рай не попаду, Как в аду её найду?!

*** От ловившего к зовущей! Собачоночка метнулась И мгновенно оказалась Под машинным колесом, И - прощай, лесные кущи, Детство, глянувшее в юность, Ивняков приречных заросль, Беглой жизни краткий сон. - Жуленька!!! ...Глаза открыты, Но они уже не видят. - Милая!! ...не слышат ушки. Взвыть ли, взлаять - нету сил. - Маленькая, ты - убита?! ...Но, как прежде, не в обиде На хозяина, на друга, Что её не воскресил. - Верная! ...Не шелохнётся. Чуткая - лежит, не дышит, Тёплая, как одуванчик Золотым июньским днём... Спи, родная, не тревожься: Двое - вновь под общей крышей Над тобою горько плачут Оба. Вместе. Об одном.

136

*** Угораздит родиться, А потом тебе - смерть! Ни к чему не стремиться, Ничего не иметь. Сколь ни будешь прекрасным, То - беря, то - даря, Всё, выходит, - напрасно! Всё - напрасно и зря! Вот ведь горе какое... Если не осознать, Что своё дорогое Можно детям отдать: И далёким потомкам, И ближайшей родне На подстилку-подкормку Всё сгодится вполне. Стоит, братцы, родиться, Создавать и хранить, И к вершинам стремиться, И других возводить!

*** На лесные тропки Снег ложится робкий, По тому по снегу Ни чернинки следа: Ни листочка с веток, Ни других заметок Перышка от плишки,* Шелушинки с шишки. Кыш, луна! Ти - ши - на... *Плишка - трясогузка

Вологодский ЛАД

ПОЭЗИЯ

...И появилась тишина *** По веткам дремлющих ракит Туман разлился над рекой, Роса на мягких травах спит, Повсюду дрёма и покой...

Константин ПАВЛОВ Константин Алексеевич Павлов родился и живёт в Вологде. Ему 43 года. Закончил факультет журналистики Санкт-Петербургского государственного университета. Работал в газетах «Вологодский комсомолец», «Вологодские новости», «Русский Север». Член Союза журналистов России, регионального Союза писателей и краеведов, общественного совета журнала «Автограф». Константин Павлов - автор более 70 поэтических публикаций в газетах, альманахах и журналах области, а также в журналах «Юность», «Москва», Молодая гвардия», «Подъем», «Двина», «Дальний Восток». Автор девяти поэтических сборников. Соавтор двух музыкальных CD-альбомов.

Цветов прибрежных лепестки Во сне свернулись в кулачок, Спят лягушата у реки, В бурьяне задремал сверчок. Игривый ветерок устал Рябить воды речную гладь, Чуть-чуть над лугом полетал И на валки улегся спать. В перинах сонных облаков Лежит ленивая луна. ...Вот так в каком-то из веков И появилась тишина.

*** В пыли гремящих городов, Под гул машин, дороги рвущих, Под грохот суперпоездов Живем в толпе вперёд идущих. Заботой сковано лицо, Проблемы гнут, суетность давит, И мегаполиса кольцо Сжимает нас и нами правит. Но вот ты вырвался с кольца, Упал ничком в ржаное поле. Щекочет нос не пыль - пыльца, И сердце радуется воле. Плывут спокойно облака И поторопятся едва ли... И вверх потянется рука В желаньи - прикоснуться к дали.

*** Скрипит забор, качается калитка: Забава разыгравшейся метели.

№3/2011

137

ПОЭЗИЯ Засыпана снежком тропинка-нитка, И дым печной струится еле-еле. Луч солнца с неба выглянул украдкой, Скользнул случайно по лесной полянке. На печке кот во сне мурлычет сладко, Вернулся довольнёхонький с гулянки. Серебряной пыльцой пылит на крыши, Вальсирует вокруг избы пороша. В углу за печкой заигрались мыши, Знать, у кота сегодня сон хороший.

*** Между стекол бьётся муха, Ей приходится жужжать, В этой мухе столько духа, Что пора зауважать. Бьётся пленница лихая, Бьётся муха между рам. Ни на миг не затихая, Хоботком стучится к нам. Но отпустишь муху - в небо Ни за что не улетит. Будет гадить возле хлеба И салатам портить вид.

Полдеревни скинулись И под водку парятся. Все, как манну, вечер ждут: Ничего нет странного... Вот, пожалуй, весь этюд Лета долгожданного.

*** Большой пирог голодных манит, Сводя от алчности с ума: Кто отщипнёт, а кто - обманет, Кому сума, кому тюрьма. «Большой пирог» - моя землица, Святая русская земля, Врагам не перестала сниться, Свои болячки оголя. Но не клинком и не штыками, Не в судный день и не в бою... Ее порезали мы сами, Землицу русскую свою. Ее порезали без крови, Присягу превращая в дым. Мой дед лишь только хмурил брови, Когда отписывали Крым. Он свято верил: разум с нами, За век не научившись врать. ...Россию резали частями, Когда же будем собирать?!

*** ЛЕТНИЙ ЭТЮД В речку, в воду просится Тело загорелое, По пригоркам носится Лето ошалелое. За стрижами гонится Солнце раздобревшее, В тень ромашка клонится, Тоже ошалевшая. Кошки в лужу кинулись, Чтобы не поджариться, 138

То, чего больше нет, Ни сломать, ни разрушить. Если выключить свет, Не глаза слепнут. Души. Если быдло согнать, То получится стадо... Лишь пастух будет знать, Для чего это надо.

*** На некошеном лугу Воздух пряный, пряный,

Вологодский ЛАД

Константин ПАВЛОВ Все кусты на берегу Поросли бурьяном. Ни приезжих, ни коров, Заскучали мухи, Одичал песчаный ров От такой житухи. Обнесён прогорклый стог Серой паутиной, На рубцах былых дорог Только мох и тина. То ли лужа, то ли пруд Вместо чистой речки, Пропадают там и тут Клёвые местечки...

*** Мы идем под тополями, А над ними - купола. Над покосыми домами, Над суетными делами, Купола стоят над нами. Прямо в небе купола. В чистом небе, ближе к Богу, А под ними - мы с тобой. Что таить, грешны немного, Тополиная дорога Укрывает нас собой.

*** Смотри, звезда скатилась с крыши, Горевшая, как сотни лун! Звезда упала и не дышит: Обычный серенький валун... Не слепит он, не обжигает И не указывает путь, Лежит спокойно у сарая, Ни приподнять, ни развернуть. И не замечена потеря, И в тёмном небе, как всегда, В случайность и удачу веря, Родится новая звезда.

№3/2011

*** Стою у заветной калитки, Качается в небе звезда, Желтеют под ней маргаритки. Как часто тянуло сюда. Полжизни как кануло в Лету, Полжизни прошло на лету. Но, помня калиточку эту, Я часто стучался не в ту... Полжизни, и я уж не молод, Полжизни - внушительный срок. Остался в груди только холод От хоженных мною дорог. Стою у знакомой калитки, Заветной, любимой, родной... Всего два письма, три открытки, И целая вечность за мной.

*** В.В.

Отогрелась душа, захмелела От добра, от любви и тепла. И раскрылась душа, и запела, Стала снова какою была. Поклонилась душа за спасенье, Не стеснялась душа своих слез. И ласкал её дождик весенний, Тоже плача у вечных берез.

*** Настоялась тишина на полыни с мятой, Горьковатая на вкус, не испить до дна... В травах нежный василёк бархат цвета спрятал, Шмель пикирует в кустах, пьяный без вина. 139

Константин ПАВЛОВ Кромка утренней зари на рубашке лета Красит пуговки росы в алые тона, Солнце за холмом встаёт красненьким беретом, По реке плывет туман и остатки сна.

*** Под луною на морозе За окном земля седа, У хорошего соседа Есть и шкалик, и еда, Есть две фразы, Чтоб утешить, Есть три шутки Рассмешить, Есть две новости Опешить... В общем, некуда спешить. Хоть за водкой, Хоть за чаем Рассосётся грусть в ночи, Мы с соседом не скучаем: Знает, чем своих «лечить». Посижу я у соседа, С ним и горе не беда, Он такой же непоседа, Только голова седа.

140

*** Таял снег, как сахар в чае, Долгожданный первый снег! Нас снежинки обвенчали Не на время, а навек... Ты была в фате из кружев И с румянцем на щеках, Никто нам был не нужен, Мы не приглашали свах. Лишь снежинки нас венчали И кружили за собой, С ними таяли печали, Стали талою водой.

*** Она такая разная: Кристальная и грязная, Навеки и поспешная, Святая или грешная, Размеренная, страстная, Счастливая, несчастная, Как свет звезды, далёкая, Бывает одинокая, Порой настолько близкая... Всё о любви не высказать! Она такая разная, Но мы все ею связаны. И мир любовью светится, Пока планета вертится!

Вологодский ЛАД

ПОЭЗИЯ

«Светом и любовью...» *** Предзимье тихое и ясное, Как разум, что не омрачён. И гроздь калины ярко-красная В саду горит со всех сторон.

Геннадий САЗОНОВ Геннадий Алексеевич Сазонов родился 21 марта 1950 года на станции Пожитово Торжокского района Тверской области в семье железнодорожников. Окончил факультет журналистики Ленинградского университета. Первые стихи опубликовал в 15 лет в газете г. Торжка. Печатал стихи в различных изданиях, коллективных сборниках, выходивших в Торжке, Вышнем Волочке, Твери,Череповце, Ярославле, Ленинграде, Архангельске, Вологде, Москве; в еженедельниках «Литературная Россия», «Очарованный странник» (Ярославль), «Общеписательской Литературной газете», в журналах «Воин России» (Москва), «Север» (Петрозаводск), «Алтай» (Барнаул), «Дон и Кубань» (Ростов-на-Дону), «Аврора» (С.-Петербург), «Пятницкий бульвар» (Вологда); автор пяти поэтических сборников и 16 книг прозы и публицистики. Геннадий Сазонов - лауреат ряда премий и конкурсов, в том числе Всероссийской литературнохудожественной премии «Золотой венец Победы» (2011, Москва), премии фонда Артёма Боровика (2011, Москва). С 1987 года живет и работает в Вологде.

Местами иней полю с озимью Придал зимы грядущей вид. И оттого там зелень поздняя Особой яркостью блестит. Лист запоздалый падал скромно, Бледнела в небе синева... И шорох веток мне напомнил Природа в забытьи жива!

РУССКАЯ БОЛЬ Нас пугают - России нет! А Россия-то - вот она: Голубиный струится свет Из небесного чудо-окна, И в свечение неба видней Разноликая Смута дней. В блеске роскоши, в нищенстве слёз «Кто мы?» - жжет-прожигает вопрос. Мы едины и мы сильны, Если мы России сыны. Но сыновние чувства в нас Глушат, будто отдан приказ. Мы разъяты, разъединены Словно зубья большой стены. Но утешься, смахни слезу: Зубья схвачены кладкой внизу. В жизни так же соединены Мощь старинная - Смута страны. Легче шаг, и душой правит лад, Если смотришь с любовью назад.

№3/2011

141

ПОЭЗИЯ

ВЕЧЕРОК Лисья шапка. Иней свежий. Новогодний вечерок... Луч заката будто режет Снег, как праздничный пирог. Угощайтесь на здоровье! Пейте воздух, как вино. Чтобы светом и любовью Жить вам было суждено.

РОДИМЫЙ ЯЗЫК Не мните: «Разбито корыто...», Нутром вы - в чужом далеке... Могучая сила сокрыта В родимом моем языке. Глаголом блеснет, приподнимет, Пометит раздумье на лбу, Прибьет ненавистников имя К позорному века столбу. Над словом заветным и тучи Сгустились, и буйствует зло! Язык, словно ливень могучий, Нахлынет - и в сердце светло. Литые славянские корни Прошли сквозь огонь и века. Шепчу я слова, и просторней Становятся поле, река... И путь в поднебесие узкий Осилить с ним легче потом... Бледнеют английский, французский Пред русским родным языком!

*** Бабье лето, ночи тёмные И глухие, спать да спать, Но твой лик, как тайну, вспомню И к тебе лечу опять. Сердцем правит бабье лето, Среди ночи, среди дня Всё зовёт твой взгляд из света И лучистого огня... В нём давно уж сердце хочет Растворить себя, забыть... 142

Листопад беду пророчит Верю я, что счастью быть. Речка, мостик и перила, И белеет дома сруб, Где вчера ты мне дарила Рук кольцо, рубины губ... Тьма! Но чую - рядом где-то Ты меня в томленье ждешь. Мною правит бабье лето! Шорох листьев, сердца дрожь...

*** Брильянты, роскошь Женщинам нужны И прочие подарки сатаны... А наши мамы Этого не знали: В чаду и революций, и войны, К наживе легкой страсти лишены, Порою жили, Будто на вокзале. Ломали их И голод, и беда, Но в доме чисто было завсегда, А пуще хлеба Совесть сберегали! Струит под ними Вечная вода... Я это не забуду никогда Они России Выжить помогали. А эти, в жире глазки утопив, В ушах качая «самый эксклюзив», Страну родную Жадно пожирают... Брильянты, роскошь Женщинам нужны И прочие подарки сатаны Другого бога Эти и не знают...

ДРЕВНИЙ ПУТЬ В воскресенье - не забудь: Колокол звенит! Этот древний русский путь Вновь меня манит.

Вологодский ЛАД

Геннадий САЗОНОВ Белый храм, алтарь его чудо от былого! Нам - спасенье от всего суетного, злого... В воскресенье - не забудь: колокол звенит. В этом звоне - жизнь суть, крепче, чем гранит...

ШОССЕ Как будто в отчаянье суровом Машины летят по шоссе, И точно грозят своим ревом: «Раздавлены будете все!» Младенец на улице шумной Попал под колеса средь дня, И матери вопль безумный Накрыл меня, как западня... Немало раздавлено люда Припомнит и скажет любой. И, может, похоже на чудо Что живы еще мы с тобой?!

*** Гонимым быть - удел не лучший. Ты говоришь, что ты гоним. Но кем? Так, сетуя на участь, Гоним ты был собой самим. Какое странное геройство! Не видя тех, кто нищ и наг, Искать в общественном расстройстве Себе каких-то высших благ. Теперь такое очень в моде. И на страданиях людей Богатство с пышностью восходит В нем не найдешь святых идей. Но есть обман о самомненье. Есть необузданный расчет: Богатство, всем на удивленье, Рекой на Запад потечет. Храни, Господь, чтоб шел я мимо И благ, и нуворишей тех,

№3/2011

Кто сам себя возвел в гонимых И фарисействует при всех!

ЗВЁЗДНЫЙ ВЕЧЕР Я на земле этой древней Снова счастливым стою. Звезды над зимней деревней Песню заводят свою. Нежным мерцаньем далёким Мне о любви говорят, Взглядом ласкают стооким... О, этот звёздный их взгляд! Всё оттесняет земное, Душу в объятья зовет. Зимнее чудо со мною Звёздных светил хоровод.

ВЕРБНЫЙ ЭТЮД Она светилась, Будто ангел, Блестела вербочка В руке, И солнце Отбивало танго Не чуть зардевшейся Щеке. Вот оглянулась, Засмеялась, И вот с улыбкою Прошла... Как будто солнце Разыгралось Так жарко От её тепла!

О ДЕРЕВНЕ Ты - полумертвая моя, Живая память о народе. О хлебе Небеса моля, Сама навек туда уходишь... Еще стоишь вдоль шумных трасс Смиренной нищенкой убогой. Но там, где нет в помине нас, Ушла ты вечности дорогой. 143

ПОЭЗИЯ

ТУНДРА

Каких сынов рождала ты: Героев Неба и Отчизны! Теперь их ржавые кресты Не отыскать на пире жизни.

Над суровым безлюдьем полёт мы вершим. Покрывалом из снега и дивно большим Распласталась от самой Печоры-реки Тундра вечная с привкусом вечной тоски.

Всё прахом, всё - быльем навек... Но в смерть твою никак не верю, И всё наивный человек Ищу бесценную потерю.

Прижимала простора безмерная власть! И душа в ней могла бы песчинкой пропасть, Отлететь насовсем в севера-закрома, Где в холодном дыхании спит Амдерма.1

НА ВЫСТАВКЕ Памяти народной художницы Джанны Тутунджан Дух одолел усталость плоти. И потрясенный я стою: Свет дивный плещется с полотен, И радость в зале, как в раю.

Заполярная ночь нам «окошко» даёт. Над заснеженной тундрой гремел вертолёт. Вдруг внизу, прорезая метельный бурун, Будто призраки, мчался оленей табун.

В крестьянках и в заречной сини Я ощущаю, не дыша: Жива, жива душа России! И в ней - художницы душа.

А вчера только в малице, с палкой в руке, Я в оленьей упряжке летел налегке, И ненец загорелый, гурта бригадир, Прямо в тундре устроил нам дружеский пир.

НЕМОЙ Зимой мне встретился немой. Метель на улицах играла. И жестом рук знакомый мой Сказал, что жить осталось мало. С ним в лад гудел и снежный вой. Я ж улыбнулся смертной дате, И показал вверх головой: «Там все решает наш Создатель!»

Там печорская сёмга блистала пластом, Оленина дымила над крепким столом, И от русской привычки: «Полнее налей!» В дикой тундре уже становилось теплей.

И он кивал, и он кивал. Метель сильнее всё гуляла, И снежно-бешеный овал Волчком крутился до вокзала... Еще не ночь! И скажет свет, Кто будет мертв, кто будет в силе... Хоть он немой, а я же - нет, Мы славно так поговорили! 144

Амдерма - поселок на берегу Карского моря, 940 километров от Нарьян-Мара, столицы Ненецкого национального округа.

Вологодский ЛАД

Геннадий САЗОНОВ И сиянье сияло нам, будто гроза, Только звук отключен. И оленей глаза Я запомнил в поездке заманчивой той До сих пор они в душу глядят с добротой.

Не вместить и мыслью не обнять... В тишине, в безмолвии над нами С неба льется Божья благодать... Это чудо в стороне неброской, где пройдешь мостками вдоль перил, Муж святой Божественный Обнорский1 Светлой своей жизнью сотворил!

НА БЕРЕГУ НУРМЫ Под горой река бежит безмолвно. Ёлки встали на горе в ранжир... Тишь повсюду! Тишь такая - словно Здесь другой, неведомый нам мир. Тишину не передать словами,

Преподобный Павел Обнорский (1317-1429) - основатель Свято-Троицкого Павло-Обнорского монастыря на реке Нурме в Грязовецком районе Вологодской области.

На реке Обноре

№3/2011

145

ПОЭЗИЯ

Душа прорастает стихами... ПЕРВЫЙ СНЕГ Ночью снег полетел, я его не услышал, Только утром, когда выходил за дровами, Вдруг увидел пронзительно-белые крыши И деревья с упавшими с неба дарами. Василий МИШЕНЁВ Василий Михайлович Мишенёв родился 23 октября 1958 года. В семье было шесть братьев и одна сестра. Окончил Никольскую среднюю школу, учился в Вологодском государственном педагогическом институте, работал учителем в сельской школе, служил в Военно-Воздушных Силах. После службы в армии трудился журналистом в районной газете, пройдя путь от корреспондента до редактора. Автор 16 книг стихов и прозы. Публиковался в различных сборниках и альманахах, в журналах «Наш современник», «Москва», «Роман-газета. ХХI век», «Сельская молодежь», «Север», «Нева» и других. Высокую оценку творчеству Василия Мишенёва дали такие писатели, как Василий Белов, Виктор Астафьев, Александр Романов, Николай Кутов, Юрий Леднев и другие. Лауреат международной премии «Филантроп» (2002) и международного конкурса «Золотое перо» (2007). Почетный гражданин Никольского района. Живёт в г. Никольске.

146

Я смотрел, будто жизни открылось начало, А былое навеки укрыто под снегом, Даже память моя, отболев, замолчала, Первый снег примирил меня с жизнью и веком. Сколько встречено зим, а никак не привыкну, Словно выпавший снег никогда не растает, Я возьму и ушедшую молодость крикну, И она прилетит снегириною стаей. Прилетит, возле дома облепит калину, Как живой костерок под сереющим небом, И тогда я избу ни за что не покину, Буду стаю с ладони кормить теплым хлебом.

СНЕГИРИ В тихом городе кричали Поезда, В снежном городе сияли Фонари, Здесь с тобою мы прощались Навсегда, А на ветках чуть качались Снегири...

Вологодский ЛАД

Василий МИШЕНЁВ Но какое было дело Нам до них, Коль дано метели белой Полчаса, Поцелуй - один несмелый На двоих У толпы заиндевелой На глазах... Поезд тронулся уныло... Взмах руки! Время нас не оградило От потерь! И остались в дымке стылой Огоньки... Как давно всё это было, А теперь: Я забыл, как провожают Поезда, Не бываю, где сияют Фонари, Только к дому прилетают Иногда, О тебе напоминают Снегири...

НИКУДА НЕ УЕДУ От неясной тревоги Мне долго не спится, Поднимаются мысли По лунному следу, Пусть по-прежнему сердце Куда-то стремится... Я уже никогда Никуда не уеду. Не уеду к друзьям, Далеко или близко, К тем, которых судьба Раскидала по свету, Я им всем напишу Обязательно письма... Я уже никогда Никуда не уеду. О холодную землю Листа на излёте касанье, Там березы заводят Ночную беседу, И не верят они, Как не верю и сам я,

№3/2011

Что уже никогда Никуда не уеду.

ПАДАЕТ СНЕГ Послушайте - падает снег! Взгляните - как всё изменилось! И время замедлило бег, С привычного ритма скатилось! Как будто причудливый сон Пленяет дома и деревья, Вселяет спокойствие он В тревожную душу деревни. Снежинки летят с высоты, Ложатся на шапку и плечи... И что мне былые мечты? От них не становится легче! Но только не бросить вовек Избы, пред которой в ответе... Послушайте - падает снег! А где же на улице дети?

ПОСВЕТЛЕЛИ ВЕСЕННИЕ ДАЛИ Посветлели весенние дали, Засквозило с небес синевой, На пригорках от первых проталин Поднимается пар над землей. Как нарядны привычные вербы, Распушились под солнцем они... Прилетел долгожданный и верный Важный грач из чужой стороны. В эти дни не сидится мне дома, Тянет сердце к простору полей, Будет день, и услышим знакомый Мы приветственный клич журавлей. У людей вдруг засветятся лица, Станет мир просветленнее весь, Словно сильные, гордые птицы Принесут нам всем добрую весть. И у жизни изменится русло, Потечет она шире, вольней, 147

ПОЭЗИЯ Будто вечно душе нашей русской Не хватает до слёз журавлей...

НА ТЁПЛЫХ ВЗГОРКАХ На тёплых взгорках первые цветы Друзей ушедших грустные приветы... Я жду опять от мира доброты, И сам готов добром ему ответить!

И так опять потянет к лугу, Что бросишь всё: скорей! Скорей! И вдруг заплачешь, вспомнив вьюгу... О ветер! Ты меня согрей!

Земля моя! Мне легче, мне светлей, Когда ты так спокойно рядом дышишь, И высь пронзают клинья журавлей, И дым в родном селе над каждой крышей!

Пусть на родине грязь по весне, Пусть на родине горче печали, Не умчался я в дальние дали, Чтоб вернуться на белом коне.

Стою, и к сердцу тянется ладонь. Я землю слушаю, смежая веки... О, память! Только в этот час не тронь Того, что в сердце улеглось навеки! Того, что отболело навсегда, К чему сегодня не ищу возврата, Живая или мёртвая вода Не воскресят в душе былой утраты. Не стану рвать я первые цветы, А вдруг сюда нагрянут нынче дети... Они прибавят в мире доброты, Которой так недостает на свете!

МАЙСКИЙ ВЕТЕР Весной больней, что всё на свете, Как зимний снег, уходит прочь. Я слышу ветер! Майский ветер! Он не стихает день и ночь. Но вот в лучах небесных птица Звенит, чтоб мог услышать ты: Пришла пора освободиться Душе от мрачной немоты. Мои зимой померзли клены, Но рядом лес, так светел он! Еще не листья - пух зеленый, Еще не шелест - легкий звон! 148

Еще не голос - шёпот дальний Окрест блуждающей любви, В душе он будит звук начальный, А с ним - волнение в крови.

***

Я берёзовый берег берёг, Где зелёные звоны звучали, Где плескались, как песни печали, Многокрылые кроны берёз...

БЕЛЫЕ НОЧИ Александру Романову

Есть у природы срок чудесный... Ты счастлив выпавшей судьбой, Когда струится свет небесный Перед тобой и над тобой. И теплый воздух невесомый Уже готов остекленеть, Чтоб в тихий час ни насекомым, Ни самолёту не взлететь. Один лишь звук побеспокоит: Переступая, отрясут В загоне дремлющие кони С копыт холодную росу. И вновь душою осторожной, Еще блуждающей в дыму, Понять все чувства невозможно: Так много счастья одному!..

*** Что стряслось за окном? Кто так часто и грустно вздыхает, Будто хочет запеть,

Вологодский ЛАД

Василий МИШЕНЁВ Ударяя по тонкой струне? Это листья летят, Это листья по ветру порхают, Чутко ветви дрожат На упругой воздушной струе!.. Вы откройте окно, Разве можно уснуть в этот вечер! В час полночной звезды Листья с ветром пускаются в пляс, И душе так легко К ветру, к листьям рвануться навстречу, Как в последний полет, За которым лишь вечность для нас!..

ГРИБНЫЕ МЕСТА О чём молчишь, мой давний друг? Вокруг тепло и много света! Пускай с землей уже простилось лето, Но далеко ещё до зимних вьюг! Бери корзину и пойдем со мной, Я покажу тебе места грибные, Где грузди и волнушки расписные Заманят так, что не уйдешь домой. Я сам, когда брожу в лесу один, За целый день не вспомню про усталость. Как долго мне на родине осталось Бродить среди берёз, среди осин? Даст Бог, продлится наш короткий век, Продлятся наши радости земные! И пусть к себе зовут места грибные, А день стоит спокоен и высок!..

НА ЧОНОВЕ-РЕЧКЕ На Чонове-речке Светло, как нигде, И чьё-то сердечко Листком на воде.

№3/2011

В прохладное утро, В осеннюю тишь Стоишь и как будто Всё в детство глядишь! Летящие птицы Сломали свой строй, Спустились проститься С родной стороной! Речные извивы, Черемух изгиб... О, счастье! Вы живы! И я не погиб!

МЫ НЕ ВСЁ ЕЩЁ ПРОЖИЛИ Н. В. Баданину

Тянет дымом над пожнями, Журавли над жнивьем... Мы не всё ещё прожили, И давай поживём. На судьбу мы не сетуем, Каждый строит свой дом, И важнее нет этого Ни сейчас, ни потом. О дорогах непройденных До поры помолчим, Заболевшую родину Надо как-то лечить! Обещаньями, клятвами Не поможешь, мой друг, Чтобы поле распятое Снова ожило вдруг. И пшеницей ли, рожью ли Волны встали на нем... Мы не всё ещё прожили, И давай поживём!..

ОСЕНЬЮ Грустно, пусто в лесу без привычных здесь птиц, На реке не засветится бакен... Сколько было гостей! Сколько радостных лиц! 149

ПОЭЗИЯ А теперь только лают собаки! Ну, куда я пойду в эту слякоть и мрак, Спать ложатся так рано в округе... Ветер листья рванет, словно яростный враг, И деревья дрожат, как в испуге! Опустела тропа за моею избой, Там, где раньше шаги не стихали... Я как будто один в целом мире живой, И душа прорастает стихами!..

НЕ ОСТАВЬТЕ МЕНЯ Я сквозь лето прошел, Неустанно спеша, Вдруг послышался крик Улетающих птиц, Об увядший цветок Тут споткнулась душа, И рванулась она Из привычных границ. Кто из нас не жалел О минувших годах? Кто из нас не страдал Об ушедшей любви? Но застыли слова У меня на губах, Потянулись к цветку Тихо руки мои. Как я жил? Чем я жил? Поздно жизнь исправлять. Мне так грустно всегда Видеть осень земли, И машу я цветком На бегу журавлям: Не оставьте меня Одного, журавли!..

ЛЮБОВЬ ПРОШЛА А любовь прошла, и всё кончено. Разные у нас берега, Будет на твоем берегу солнечно, Берег мой заметут снега. Заметет пурга сердце грустное, 150

Душу выстудят холода, Станет на земле страшно пусто мне, Не вернуть любовь никогда. Где теперь цветы наши летние? Ветер разметал лепестки, И слова прощанья последние Были тяжелы и горьки. Не пошлю тебе птицу-весточку, Что же прошлое бередить? Каждый день мне кажется вечностью, И не знаю, что впереди.

НИКОЛЬСКИЕ БЕРЁЗЫ Как птицы высоко Взлетели надо мною, Покрыта серебром Июльская река... Родимые края! Привязан к вам душою, К березам вековым Никольска-городка! Хочу опять сдержать Нахлынувшие слезы, От солнца заслонясь Взволнованной рукой, Когда вокруг шумят Никольские березы О том, что было здесь С другими и со мной. Привет, друзья мои! Как радостно встречаться И слушать шум берёз В прозрачной тишине... Кто здесь уже прошел, Того не докричаться Кто здесь еще пройдет, Тот вспомнит обо мне. Пускай пойдут дожди, Пускай ударят грозы, Пускай судьба меня Забросит далеко, Мне будут сниться вновь Никольские берёзы

Вологодский ЛАД

Василий МИШЕНЁВ И тихий городок Над светлою рекой.

*** От земли до небес Лес, А у леса вокруг Луг, Сколько разных окрест Мест, Отдохни от разлук, Друг. Сквозь берез молодой Строй Пусть струится вослед Свет, Мы оставим с тобой Свой По росе сквозь рассвет След...

*** И плохое, И хорошее, Все пройдет, Минует... Я смотрю теперь На прошлое, Как на жизнь Иную... Жить старались Мы по совести, Знали мы Удачу... Я смотрю назад Без горести, Но о чем-то Плачу...

Я ВЕРНУСЬ Доживу. Дотяну. Добегу До цветов на росистом лугу, До заждавшейся тихой избы, И появится дым из трубы!.. Доживу. Добегу. Я смогу!

№3/2011

Подождите на том берегу! Я вернусь, постаревший чуть-чуть! На земле не закончен мой путь!..

КОСТРЫ Памяти Николая Фокина

С годами к сердцу Чаще тянется рука, А раньше нам жилось Уверенней и проще, Но поредела, Поредела наша роща, Хотя всё той же Видится издалека!.. Такая жизнь! В ней быть расслабленным нельзя! Когда весь мир во мгле, Без света и без веры, И я опять Так ясно вижу скорбный берег, Где жгут костры Мои ушедшие друзья!..

УВЕДУ ТЕБЯ ОТ МУЖА... Уведу тебя от мужа, Уведу тебя от всех, Уведу, пока я нужен И надеюсь на успех. Мы такие атаманы, Что нигде не пропадем, Не пусты у нас карманы, Хоть чужого не берем. Увезу тебя на лодке, Будем жить на берегу Без друзей, без книг, без водки, С чудным видом на реку. Угощать я стану рыбкой, Называть «сестрой огня»... На меня глядишь с улыбкой: - Я давно твоя жена! 151

Василий МИШЕНЁВ

БАБКА ПАНЯ Заболела бабка Паня, Ей теперь не до гостей,Затопили сами баню, Наварили сами щей. А попарив в бане кости И вздохнув: не жизнь, а рай! За столом сидели гости, Пили водку, пили чай... Жалко бабку. Без лукавства Тихо стонет на печи. - Может, сбегать за лекарством? - Старость, милой! Что лечить? По углам шуршали мыши. За окном струился дождь. Снова бабка внуку: - Слышишь? На могилку-то придешь?

*** В разорённой стране Я живу, как на тонущей льдине, Мне кромсает лицо Стылый ветер жестоких годов,

152

Но, родная земля, И в беде мы с тобою едины Я всегда за тебя На костёр и на плаху готов. Наплывает туман, Снова меркнут знакомые дали, Как роса на траву, Оседает щемящая грусть... По родимой земле Я хотел бы идти без печали, Но мне больно смотреть На распятую старую Русь!

*** В. И. Фёдорову

Я пою о моей России, Я живу на родной земле, Не покинув просторов синих, Не погибнув в житейской мгле. А иссякнут в дороге силы, Опрокинется сердце в стынь, Оглянись на меня, Россия, И поплачь... Я ж твой сын!

Вологодский ЛАД

ПОЭЗИЯ

Одно магическое слово Нине Васильевне Груздевой - 75 лет! От всего сердца поздравляем прекрасного, удивительного поэта, творчество которого пронизано безграничной любовью и заботой о человеке, о нашем сложном и прекрасном мире. С каждым годом имя Н. В. Груздевой всё больше укрепляется в русской поэзии. Она - певчая птица вологодской земли. И вся она, как и её стихи, - летящая в будущее. Желаем счастья и радости, книг и песен, долгой жизни на радость всем читателям, искренне любящим истинную русскую поэзию. Вологодские писатели Нина ГРУЗДЕВА

ДУША Везде душа моя витает: Что ждёт, что любит, чем горит... Она и в сумерках не тает, И днями с вами говорит. Она повсюду с вами будет: В любви, на отдыхе, в трудах, И вы её найдёте, люди, В моих стихах.

*** После нас не останется писем. А душевные связи тонки, И уносятся в звёздные выси Телефонные наши звонки. Может, где-то в межзвёздной Вселенной На звезде или в райском тепле Вдруг настигнет звонок, тот, последний, Не заставший меня на Земле. Рисунок Семёна Ивенского

*** Прокрался краешек зари В окно мое больничное. Другое, что ни говори, Вторичное, третичное... В природе тишина царит, Но скоро пробуждение.

№3/2011

153

ПОЭЗИЯ И этот краешек зари Предвестник возрождения. А это, что ни говори, Души моей истоминка, И я за краешек зари Держусь, как за соломинку.

*** Я - вся из звуков, вся из хлеба. Как та высокая сосна, Я головой касаюсь неба, Корнями в землю проросла. Протягиваю в вечность руки. Сначала слышимы едва, Оттуда неземные звуки В земные вяжутся слова. А мне светло и одиноко. Через меня струятся вниз На Землю солнечные токи, Земные - в небо поднялись.

ЗДРАВСТВУЙТЕ, КЛЁНЫ! Светлой памяти брата Василия, погибшего в 1943 году, защищая Родину

Еду домой посмотреть на весну. В новый наряд одеваются кроны. Как мне на вас захотелось взглянуть... Здравствуйте, клёны! ...Летнюю тропку, как в детстве, топчу... Дом мой родительский, старый и скромный. Вами я вновь любоваться хочу, Здравствуйте, клёны! ...С поезда скорого я на заре Снова спешу из краев отдаленных Видеть вас в золоте и - замереть... Здравствуйте, клёны! 154

...Ветры вас били и вьюги секли. Вы, словно мать, сединой побелёны. Низкий поклон вам до самой земли! Здравствуйте, клёны! Знаю, ещё до великой войны Брат вас садил, молодой и влюбленный... Память о нём сохранить вы должны... Здравствуйте, клёны!

ЗВЕЗДА Сергею Алексееву

Ночь была очень звёздной, когда Меня мама на печке рожала. За трубу зацепилась звезда И на крыше моей ночевала. Тут отец поспешил на приём, Он пупок завязал так умело! А звезда своим синим огнём Обожгла мою душу и тело. И с тех пор так люба мне земля И небесные манят чертоги, Но с тех пор постоянно болят Эти звёздные злые ожоги. 18 сентября 1998

ЛИСТИК Нине Чухиной

Я - не царь, а часть природы, Как деревья, как трава, И бывают непогоды, А сегодня - синева! Ветерок чуть слышно дышит, Нежно щеки холодит И деревья не колышет, Только листья шевелит. На душе тепло и чисто. День хороший проведя, Отдыхаю, словно листик После летнего дождя.

Вологодский ЛАД

Нина ГРУЗДЕВА

ЛЕТНИЙ ДЕНЬ Ах, какой высокий в небе день, И жужжит парящий зной, Облака, как гуси-лебеди, Проплывают надо мной. И далёкая-далёкая Тучка ветром опахнет, Обойдя вокруг да около, Вдруг растает-пропадет. Я с улыбкой и беспечностью, Словно в облаке, плыву, Синевой дышу, как вечностью, И, как в вечности, живу.

*** Александру Цыганову

*** Где-то месяц плывёт во ржи, Где-то плачут от счастья люди... Удержи меня, удержи Больше ночи такой не будет! Будет просто алым восход И закаты - как все закаты, Что-то главное в нас умрет Будем сами в том виноваты. Очень просто, а не понять, Очень просто, а не ответить Почему даже в двадцать пять Мы доверчивы, словно дети? Видишь - месяц плывёт во ржи, Слышишь - нет в тишине покоя! Удержи меня, удержи И погладь по щеке рукою.

МОЙ ЛЕСНИК

День прошёл, и опять перевернута жизни страница. За окошком шуршит ненавязчивый реденький дождь. Натрудившись, душа хочет к близкой душе прислониться, Только где же сейчас ты ей душу такую найдешь?

Я через речку Да через рожь, Да по лесочку Всё напрямик Пришла наведаться: Как живешь Ты, старый друг мой, Ты, мой лесник.

Души все в камышах. Не шелохнутся тихие ветки. Их сейчас не найдешь там, хоть днём с фонарями ищи... Как с душой нараспашку по жизни прошли наши предки, Так сегодня мы все поголовно ушли в камыши.

Да рассказать тебе, Как живу Без этой речки, Без соловья, Что очень часто К себе зовут Малиной пахнущие края.

Что же делать теперь? Я опять дни за днями листаю. Неужели навечно бездушием мир занемог? Раньше были друзья. Где теперь ваша звонкая стая? Приходите сюда. Поспешите на мой огонек!

Ещё пришла к тебе, Мой лесник, Спросить, когда ты Опять придёшь Всё по лесочку Все напрямик, Да через речку, Да через рожь?

№3/2011

155

ПОЭЗИЯ

СПАСИБО! Разреши мне влюбиться в тебя Я хочу напоследок влюбиться. Ни тебя, ни себя не губя, Я смогу и уйти, и проститься. Ах, как сладко с тобою молчать И ловить эти тёплые волны, Мою легкую лодку качать И дышать глубоко и привольно. И хотя недалёк берег твой, Я не стану искать к нему тропку. Ты мне в душу плесни синевой Заночую я в облаке лёгком. А наутро на землю слечу Так свободно, легко и счастливо. Дорогой, я молчу, я молчу. И за это молчанье - спасибо!

*** Я водой заливала, Засыпала песком, А она расцветала Самым ярким цветком! Я ногами топтала, Я косила косой, А она выступала Чистой-чистой росой! Я косила - шептала: «Не моя! Не моя!» А она мне сказала: - Нет, бессмертная я! Не нужны мне хоромы, Не нужны терема, А меня похоронишь Станешь мёртвой сама! Не топи меня в речке, Не старайся зарыть, А заноет сердечко Не старайся забыть! Так любовь мне сказала... ...Занимался восток. 156

Я золой засыпала Самый яркий цветок.

*** Я по льду шла Был тонок лед. Я мёд пила Был горек мед. Ох, мне идти Нельзя по льду! И нет пути, А всё ж пойду! Ох, мне нельзя Тот мёд не пить Твои глаза Нельзя забыть! Нельзя, нельзя... Через нельзя К твоим глазам Иду скользя. Сорвусь под лед Ну, так и быть, Оставлю мёд Другой допить!

ТВОЁ ИМЯ Когда уходит в сон сознанье, Когда печаль не по плечу, Я в темноте, как заклинанье, Вдруг имя тихое шепчу. Оно звучит, как прежде, свято, В нем много веры, много сил. Вот так же предок мой когда-то Вдруг «Господи!» произносил. И, забывая всё былое, Тебя и всех твоих друзей, Одно магическое слово Храню я в памяти моей. Оно во мне живёт и дышит, Как будто талисман живой. Оно сильней, значимей, выше Всех наших встреч и нас с тобой.

Вологодский ЛАД

Нина ГРУЗДЕВА

*** Теперь, когда много покоя, (Настала такая пора!) Бывает, настигнет былое И спать не даёт до утра. И что это сердце так радо Я, право, не знаю сама, Ведь было-то несколько взглядов Да три откровенных письма! Из старых бумаг извлекаю Я чуть пожелтевший конверт И будто бы с пылью сметаю Десяток уж прожитых лет. И строчки, забытые строчки, Взорвав и покой, и уют, Меня настигают и точки Поставить никак не дают. Как в пору мою молодую, Сошло вдохновенье само, И мысленно в даль дорогую Пишу золотое письмо,

Манили южные широты И зарубежные красоты, Мы к ним привыкнуть не могли. Но есть на свете скромный город, За ним раскинулись просторы Родимой харовской земли. Цвети, земля, и будь свободна. Из дня прошедшего - в сегодня Всегда дорога нелегка. Тропинка, как от сердца вена, Меня ведёт к родной деревне, Над ней шумят-бегут века. Моё родное пепелище. Здесь и вода и воздух чище И даже небо голубей. Здесь всё любимое до боли: И этот луг, и это поле, И стайка сизых голубей. Моя районная держава, Моё отечество и слава, И наяву, и в сладком сне Тобой живу, тебя лелею, Тебя люблю, тобой болею. И я в тебе, и ты - во мне!

ФОТО АЛЕКСЕЯ КОЛОСОВА

Как там, в моей жизни усталой, На трудном её рубеже Так тихо и так запоздало Душа постучалась к душе.

МОЕЙ РОДИНЕ

№3/2011

157

КРИТИКА

Разумение сердцем ПОЭЗИЯ НИНЫ ГРУЗДЕВОЙ. ВОСПОМИНАНИЯ И РАЗМЫШЛЕНИЯ тия, с кем и поныне поставить рядом некого. У Николая Рубцова Москве было как бы два круга друзей: один составляли литераторы, укоренившиеся в столице, имевшие уже немалую известность и обладавшие недюжинной деловой хваткой, а в другой входили, что называется, свои - земляки-вологжане, включая и тех, кого я назвал выше, да еще рязанские, уральские, алтайские ребята, едва только начавшие утверждать себя в литературе. В этом кругу Коля отдыхал душой, тут говорилось больше о простом, земном, сердечном, тут его ценили по-настоящему, стихи его слушали, затаив дыхание. Сидели мы как-то в обНина Груздева. Рисунок народного художника России, щежитии на улице Доброчлена-корреспондента Российской академии художеств Джанны Тутунджан любова в моей угловой комнате, и разговор зашел о женском контингенте Литинститута. Шестидесятые годы прошлого сто- Это надо же... - сказал Сережа Чулетия... хин. - Целый этаж у нас тут женский, и в Звучит уже исторически, не правда основном ведь поэтессы все... Это скольли? А ведь это и в самом деле были истоко же будет поэтесс? Слушайте, братцы, рически очень значимые годы - подъем а можем мы кого-либо из них поставить всей нашей культуры на какой-то совот тут, рядом с нами? вершенно новый, сокровенный уровень, - А наша Нина? - встрепенулся Рубогромный всплеск поэзии и прозы... Мы учились тогда в Литературном цов. - Про нашу Нину Груздеву ты заинституте им. А. М. Горького - и Николай был, что ли? Только Нине рядом с нами и место, а остальным даже и близко деРубцов, и Сергей Чухин, и Нина Грузделать нечего. Нина - поэт с большой буква, и автор этих строк. Да разве только вы, у Нины чувство сильное, без малеймы? В Литинституте учились тогда все шей женской подделки... те, чьи имена стали гордостью русской И закивали все: да, пожалуй, сильлитературы в последующие десятиле158

Вологодский ЛАД

Поэзия Нины ГРУЗДЕВОЙ ней поэта, чем Нина Груздева, на сегодняшний день на женском четвертом этаже не найдется. Незаметно пролетели с той благодатной поры целые десятилетия, ушли из жизни и Рубцов, и Чухин, а потом еще ушло такое множество друзей, что где-то в середине девяностых мне, уехавшему из города на жительство в свой родной поселок, хотелось подняться на какойлибо холм и, обратив лицо к небу, завыть от ужасающего одиночества. И как раз в это время пришла мне из Вологды бандеролька. Глянул с радостным удивлением - Нина Груздева. Она прислала два своих только что вышедших сборника стихов - «Воскресение» и «Твое имя». А в письме просила дать ей рекомендацию для вступления в Союз писателей. Я поразился: как же так, неужели Нину с ее прекрасными стихами до сих пор не приняли в Союз? Ведь еще когда училась в Литинституте, вышла у нее книжка стихов «Тропинка», а в то время, если кому-то удавалось выпустить книжку, будучи студентом, то уже как-то само собой подразумевалось, что это залог надежного литературного успеха в будущем. После смерти Рубцова мне не раз приходилось встречаться в Москве на различных литературных мероприятиях и с Чухиным, и с Коротаевым, и еще кое с кем из вологжан, справлялся я у них о Нине, но даже и в голову не приходило спросить, приняли ее в Союз писателей или нет. Считал, что она давно в Союзе: как можно не принять человека, творчество которого высоко ценилось и Сельвинским, и Боковым, и Рубцовым, да и не только ими?.. А оказалось вон оно как - годы, два с лишним десятилетия забвения... Написал я Нине рекомендацию и, учитывая то, что будут ее зачитывать в Вологодской писательской организации на собрании по приему, посетовал без обиняков: дескать, что же это вы, братцы, к судьбе столь одаренного человека-то с таким равнодушием относились? Узнал потом, что вроде бы спохватились. Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. Вступление в Союз писателей, конеч-

№3/2011

но же, и поддержало, и окрылило Нину Груздеву. В 1998 году в серии «Вологда. XX век» вышел новый сборник ее стихотворений «Звезда», а в 2001 году еще одна прекрасная книга - «Часы песочные». И более всего, читая эти книги, радуюсь я тому, что Груздева, несмотря на долгие годы непризнания ее творчества, невзирая на боль, которую испытывает любой поэт, обреченный на забвение, осталась верной своей сути, не приспособилась «к веянию новых веков», не предала однажды выбранную ее сердцем тему - великую тему любви. В наше нелегкое переломное время немало известных писателей и поэтов не справились с собой - отреклись от высокого, истинного и скатились к ложному, низменному, стали работать «на потребу улицы». А Нина Груздева - женщина! - несмотря ни на что, сумела справиться с собой и более того - обрела новую силу. Читая как-то ее стихи, задумался я о времени нашем переломном, о великой теме любви и вдруг задал себе вопрос: а может, в том, что Нину Груздеву отринули на многие годы и пытались забыть, есть нечто закономерное? Ведь именно в переломное время в России пытались отринуть и забыть Есенина, хотя уже и после его смерти. А Бунина отринули и пытались забыть при жизни. А не за то ли, что писали прежде всего о любви и делали это с таким огромным чувством, с таким проникновением и так убедительно, как никто?.. Странная у нас Родина: когда судьба ее висит на волоске, откуда-то вдруг появляется множество людей, которым слово «любовь» и произносить-то стыдно, они даже стараются заменить его каким-нибудь другим. А вот ненависти ничуть не стыдятся. Бунин, отринутый, почти забытый в России, и на чужбине продолжал писать о любви. О нашей русской любви - высокой, мучительной, сжигающей, жертвенной. И «Жизнь Арсеньева», и «Темные аллеи» - произведения, за которые он был удостоен Нобелевской премии - именно о ней. Это и ему там помогло выживать, 159

КРИТИКА и нам теперь жить помогает. Бунин считал, что любовь - это некий высший, напряженный момент бытия, что, подобно зарницам в ночи, она озаряет всю жизнь человека. И мне кажется, что Нина Груздева в своем творчестве очень близка именно к такой оценке любви. Думаю, что если бы она относилась к самому высочайшему из человеческих чувств по-иному, то вряд ли сумела бы сохранить верность этой теме, живя столько лет в отрыве от читателя на своей родине, словно на чужбине. Есть у нее стихотворение, где любовь, как бы обладая голосом, говорит от своего имени: Не удивляйся, я приду сама, Как солнце, как прозренье, как чума, Болеть заставлю жизнью, красотою. Сокровища несметные открою, Руками, как крылами, обойму. Прильну дыханьем к сердцу твоему, Заставлю биться сладостно и больно, Пока себе я не скажу: «Довольно!» И, раскаливши душу добела, Сама уйду неслышно, как пришла. Так ли уж далеко это от бунинского понимания любви? По-моему, здесь то же самое понимание ее: любовь - это великое озарение, наивысший момент в жизни человека, и только в этот момент человек способен ощутить всю полноту жизни, все ее богатство, всю ее красоту. Немного поспорил бы я, может, с Груздевой лишь насчет последней строки этого стихотворения. Да, любовь чаще всего уходит, но совсем ли она уходит, вся ли? Она оставляет в душе такой глубокий след, что человек ощущает его долго, практически всю свою жизнь. И когда эта всевышняя вспышка уже далеко позади, когда наступает время подводить итоги, то, перебирая все свои былые беды и радости, успехи и провалы, взлеты и падения, опять вдруг ощущаешь нечто вроде озарения той давней любовью и задаешь себе вопрос: а, несмотря на боль, на все муки, которые 160

она с собой принесла, было ли у тебя что-либо прекрасней и выше этого? И сам же себе отвечаешь: нет, выше этого не было ничего. Да, впрочем, вряд ли и стоит спорить об этом с Ниной Груздевой, поскольку большинство ее стихотворений - не о любви нынешней, не о любви, что называется, в чистом виде, а как раз и несут в себе тот самый след былого. Как и у Бунина. Нести это всю жизнь - нелегкий для души труд, и Груздева с присущим ей проникновенным волнением, даже почти с надрывом убеждает тех, кто не в силах понять этого: Уймите справедливые упреки. Что труд в стихах моих не побывал! Стихов я не выдумывала строки Их кто-то мне ночами диктовал! Нет, не бралась не за свое я дело, И, кажется, по-своему права: Я так писала, как душа велела Любовь и слезы сплавила в слова! След, который несет в себе душа Нины Груздевой, столь глубок, что стихи, написанные ею на эту тему, являют собой как бы повесть-исповедь о любви - об одной-единственной, ушедшей, но не проходящей. И в наше умопомрачительное время, при нынешнем безобразном отношении к любви, когда наивысшее проявление ее стали называть будничным иностранным словом «секс», когда и мужчины, и женщины всё с большим вдохновением меняют свои привязанности, даже и не помышляя о том, какой ответственности и жертвенности, какого мужества требует истинная любовь, голос Нины Груздевой, вещающей именно обо всем этом, не похож ли на «глас вопиющего в пустыне»? Наверное, так оно и есть. Но, Боже мой, как он сегодня нужен, этот голос, вернее, этот глас... И напрасно кто-то думает, что он бесполезен. Ведь с «гласа вопиющего в пустыне» начиналась новая эра человечества, то есть наша эра, которой вот уже две тысячи лет. И вещал

Вологодский ЛАД

Поэзия Нины ГРУЗДЕВОЙ он тогда погрязшим в грехах людям прежде всего об истинной любви. Когда Нину Груздеву не печатали, то наверняка упрекали ее в «излишней приверженности к теме любви», а ведь у нее немало стихов и на другие темы, да каких стихов!.. Душа человеческая, ее сегодняшнее обнищание, обзаведение створками, как у раковины, - это ли не главная тема сегодняшнего дня? И сколь убедительно, с какой горькой сердечной проникновенностью решает ее Нина Груздева в стихотворении, посвященном А. Цыганову... Натрудившись, душа хочет к близкой душе прислониться. Только где же сейчас ты ей душу такую найдешь? Души все в камышах. Не шелохнутся тихие ветки. Их сейчас не найдешь там, хоть днем с фонарями ищи. Как с душой нараспашку по жизни прошли наши предки. Так сегодня мы все поголовно ушли в камыши... А какое теплое и глубокое - сродни рубцовскому - понимание родины ощущается в ее стихах, насколько ненавязчив, но точен и объемен у нее пейзаж, всегда исполненный высокого смысла... Как, например, в стихотворении «Август»: Глубокая таинственная ночь Легла на отсыревшую дорогу, И ветерок ушел куда-то прочь. И только свежесть веет понемногу. Ничем не потревожит тишина,

И сон окутал все дела земные, Но вот большая круглая луна Вдруг осветила призраки ночные. Неясная искрящаяся медь Ржаное поле все позолотила. Здесь только сердце может разуметь Во всем большую дремлющую силу. Поистине, веет классикой. Нет, поэзия Нины Груздевой - не просто любовная лирика, в ее стихах именно вот это вот главное - «разумение сердцем». Разумение сердцем не только взаимоотношений мужчины и женщины, а всего нашего бытия во всей его сложности. Слишком велико для Груздевой значение дара Божия, именуемого Жизнью, чтобы относилась она к нему упрощенно: ...Я так свое прошедшее люблю! И знаю всё: кто друг, а кто предатель. Я отблески мгновений в нем ловлю Почти как посторонний наблюдатель. Ты моего прошедшего не тронь, Не смей входить в него, не зная страха! В нем есть всегда величественный трон, И слава, и забвение, и плаха. И Любовь. Всё-таки Любовь - прежде всего, потому что «разумение сердцем» - это именно Она. И еще - огромное мужество, которое помогло не страшиться ни забвения, ни плахи. Которое помогло не только сохранить «разумение сердцем», но и с большим мастерством передать его в слове людям. Всё это есть у моего друга - прекрасного поэта Нины Груздевой. Борис ШИШАЕВ

Перед юбилейным днём рождения Нины Васильевны Груздевой по решению Правительства Вологодской области департаментом культуры и охраны объектов культурного наследия издана книга избранных стихов и переводов вологодской поэтессы, подготовленная писательской организацией (редактор А. А. Цыганов). Книга называется «Душа». Выпущен также диск песен и романсов на стихи Нины Груздевой «Твоё имя». В областной филармонии состоялся литературно-музыкальный вечер, посвящённый 75-летию поэтессы.

№3/2011

161

БЕЛАЯ РУСЬ ТЫ МОЯ... Наш журнал регулярно знакомит читателей с литературой Республики Беларусь. Обычно мы представляли стихи и прозу нескольких писателей из братской славянской республики, а сегодня предлагаем читателям подборку произведений одного автора. Алесь Карлюкевич знаком вологжанам по публицистике и краеведческим работам. Сегодня «Вологодский ЛАД» представляет его прозу для детей, а также материалы о писателях России и Беларуси.

Проза и публицистика КАК ЗАЙКА ТОПТЫГИНА СПАС

Алесь КАРЛЮКЕВИЧ Алесь (Александр Николаевич) КАРЛЮКЕВИЧ родился в 1964 г. в деревне Затитова Слобода Пуховичского района Минской области. Окончил Львовское высшее военно-политическое училище СА и ВМФ, Академию управления при Президенте Республики Беларусь. Литературный критик, публицист. Автор многих книг. Директор РИУ «Литература и искусство», член президиума правления Союза писателей Беларуси. Лауреат премии «За духовное возрождение» и литературной премии имени П. Труса. Живет в Минске.

162

Не было в Дукоре крестьянам никакого житья от жестокого пана. Он и насмехался над людьми всяко, и куражился, и пакости разные измышлял. А уж если чья-нибудь скотина потраву на панском поле учиняла, то хозяина ее пан готов и жизни лишить. Толстый, неуклюжий, с красными злыми огоньками в глазах, пан Ошторп на всю деревню ужас наводил. Когда панская карета направлялась в сторону губернского города, Дукора замирала, пока не стихал стук колес по мощенной булыжниками дороге. Не любили пана даже тиуны, которые служили ему верой-правдой. По правде говоря, были они добрее, чем приказчики в Смиловичах или в Турине. Может, поэтому на одном из привалов во время зимней охоты и проговорился тиун Василь своему приятелю: - Не хочется, Петрок, и денег тех от нашего хозяина-кровопийцы... Ошторп наш и над зверем хочет по-особому поизгаляться: вбил себе в голову, что от болезней своих избавится, если съест сердце медведя. - Он в еде да питье удержу не знает, прожорлив без меры, где уж тут здоровым быть! А лекарства, гад, в лесу ищет!.. - Молчи, Петрок, вдруг не заметим, как Ошторп из загона вернется. Услышит наш разговор - не сносить нам тогда головы. Давай лучше дров в костер под-

Вологодский ЛАД

Алесь КАРЛЮКЕВИЧ бросим, а то не успеем еду разогреть... Это же надо, и на охоту еду из менской ресторации заказал. Даже меню на дуб вывесил, чтобы перед соседями покрасоваться!.. А в это время недалеко от приятелей, в сугробе у столетнего дерева притаился Зайка Беляк. Забыв об опасности, зачитался длинноухий ресторанным меню: «Похлебка из рябчиков с пармезаном и каштанами. Филейчик большой по-султански. Глаза коровьи в соусе «А поутру они проснулись». Хвосты телячьи по-татарски. Нога баранья столистовая. Гусь обутый. Персики соленые. Кукушки, томленные в меду и масле. Щеки селедочьи. Губы лосиные...» Дочитать меню Зайка Беляк не успел. Как только тиуны начали жаловаться на свое житье-бытье, он притих, вжался в сугроб так, что со стороны и сам казался всего лишь снежным комком. А уж когда один из приятелей об охоте на сердце Топтыгина брякнул, Зайка и вовсе окаменел от ужаса. «Ну и пан... Недаром меня батюшка с матушкой строго-настрого предупредили, чтобы я не бегал лакомиться яблоневой корой в Дукору даже в самый лютый мороз...» В застывшем морозном воздухе послышалось улюлюканье охотников, топот лошадей. Зайка начал потихоньку отползать за дуб. А после, уже не остерегаясь, припустил так, что снежная пыль столбом поднялась...Укрывшись под ёлочкой в версте от поляны, Зайка решил немного отдышаться. Да и стоило поразмыслить над тем, как спасать Топтыгина. Видно, дукорского пана не остановит ни мороз, ни даже то, что медведь в берлоге спит. Наоборот, еще проще бедолагу врасплох застать. Эх, удачлив тот медведь, который не попался стрелку, и счастлив тот стрелок, который не попался медведю. ...В прошлом году Зайка попал в неприятную историю. Точнее, и истории-

№3/2011

то никакой не было. Так, историйка... Но последствия могли быть самые печальные. Только ударили морозы. Снежок, наверное, во второй или в третий раз выпал. Беляк, устав прятаться, вышел на прогулку. Бегал, особо не остерегаясь. Простору, воле радовался. А после, проголодавшись, побежал к деревне капустные кочерыжки и листы искать. А может, где-нибудь на грядке и морковка спряталась, тешил себя надеждой Зайка... В этаких приятных размышлениях он и не приметил, как в лапы к Лисе попал. Патрикеевна, хоть и была сытой, жизнью довольной, а потому прыти особой не проявляла, а Зайку всё же прихватила. А почему бы и нет, если сам в лапы прискакал? Так вот возвращаются они, значит, в лесную чащобу. У бедолаги, которого Патрикеевна на спине тащила, сердце из груди выпрыгивало. Там, где березовая рощица место сосновому бору уступает, встретили они медленно ковылявшего Михаила Ивановича, которому еще несколько дней до спячки оставалось. Лисе-хитрюге деваться некуда: придется хотя бы для приличия словечком перемолвиться. - Откуда, милочка, чешешь? И где ты этого горемыку подхватила? - Из деревеньки, Михаил Иванович, в гостях была... - Ты скажи еще, что тебя куры с Петухом Кукарековичем на посиделки приглашали, смеху на весь лес будет... И зачем ты в Зайку вцепилась? У Беляка, можно сказать, только жизнь с первым снежком началась. И на тебе - на такую умницу наскочил! Сказать, что Лиса Патрикеевна очень испугалась, было бы неправдой. Приближалось Воздвижение, пора было Топтыгину в берлогу укладываться. А уж тогда власть в лесу на всю зиму перешла бы к Лисе и Волку. С другой стороны, еще недельку-другую придется им с Медведем и в лесу сталкиваться, и по дороге в деревню... - Ты, милочка, добыла зайца - твоя 163

БЕЛАЯ РУСЬ ТЫ МОЯ... удача. Но давай в одну игру сыграем. Я тебе три загадки загадаю. Если хоть одну разгадаешь, тогда Беляк пусть не обижается - останется он тебе на ужин... Согласна? Тогда слушай... Крылья есть, но не летает, ног нет, а не отгонишь... Ломала голову Патрикеевна, но ничего так и не придумала. А Медведь новую загадку подбросил: - Соломенное поле, забор лубяной, семена белы, всходы черны. - Михаил Иванович, не знаю, дорогой ты мой! Давай поскорее третью! Неужели я такая глупая... - На гору бегом, с горы кувырком... Думай хорошенько, условие-то помнишь?.. Не отгадала. Вздохнула горько: - Вроде и не дура, а что-то голова моя не варит. - Ты марциплясы-выкрунтасы не наворачивай, а отгадки слушай. Первая загадка - о рыбе. Вторая - о курице. А третья - о зайце. Полакомиться всеми ими любишь, а знать о них ничего и не знаешь. Отпустила Лиса Патрикеевна Зайку Беляка... С того времени прошел не один месяц. И надо же было так случиться, чтобы угроза нависла над косолапым. «Воспоминания делу не помогут, надо что-то придумать», - кувыркнулся малыш пару раз через голову и побежал берлогу искать, чтобы разбудить Михаила Ивановича, пока беда не случилась. Впереди Беляка ждала небольшая низина. Зайка набрал разгон, собираясь ее одним махом одолеть, но, прыгнув, зацепился за верхушку березового прутика и упал. Распластавшись на дне низины, Беляк едва не заплакал. Но какой-то новый запах ударил в нос шустрику. «Уж не весна ли близится?» - подумал Зайка. Вот и снег в этом месте, которое ветра стороной обходят, не такой колючий. Рыхлый, кое-где старая трава и порыжевший мох торчат. «...А если я не смогу разбудить Топтыгина? Или не сразу он поймет, что за беда ему грозит? А вдруг отойдет он от берлоги - снова прикорнет под какимнибудь деревом или кустом? Чем не легкая добыча для охотников? А что, если...» 164

Отряхнувшись от снега, Зайка направился в сторону деревни. Уже в сумерках прискакал Беляк в Дукору. Миновал панскую усадьбу, хотя так и подмывало подобраться поближе к помещичьему дому, залитому ярким светом... Наконец оказался Беляк у небольшой деревянной хатки. Легонько стукнул лапкой несколько раз по дверной скобе. - Кто там к Тимоху лезет, сон мой крадет? - в сенях вслед за звуком шагов раздался тревожный голос. - Это я, Зайка Беляк... - Да ты, брат, сам в печь лезешь... Вот прищемлю тебя сейчас дверью - до чего вкусная похлебка из тебя выйдет! - Дяденька, не торопись. Беда меня привела. Топтыгин от руки пана вашего погибнуть может. - Да какой же дурак зимой Михаила Ивановича из берлоги будет подымать?! Хотя такой пан, как Ошторп, на все способен. Жалко Топтыгина. Он нам беды никогда не чинил. Наоборот, про урожай наш заботится: обходит по весне голые еще поля, прогоняет с земли злую силу... - Кто-то Ошторпу в голову вбил, что сердце медведя его от болезней избавит... - Да пусть бы водки меньше пил - вот и все леченье... Но как же мы, беднотаголытьба, Михаила Ивановича спасем? - Да я вот что придумал...Медведь из берлоги выходит на Благовещение, до которого несколько недель. А мы Благовещение приблизим, пусть простят нас наши предки, а после мы и у Топтыгина прощения попросим. Но зато проснется Михаил Иванович по-настоящему, вылезет из берлоги, к весне станет готовиться. Будет настороже... - Теперь я тебя, Беляк, понял: комоедицу нам надо устроить, чтобы Михаил Иванович и в самом глубоком сне услышал, что пора из берлоги на свет белый выбираться. И в Дукоре, и по всей Беларуси, и в других сторонах славянского мира был такой обычай: комоедицу праздновать. Накануне Благовещения крестьяне совершали особый обряд, готовили медве-

Вологодский ЛАД

Алесь КАРЛЮКЕВИЧ жьи лакомства, делали «комья» - оладьи из гороха, варили овсяный кисель, из сушеной ботвы репы готовили вкусную похлёбку. А после, отведав всех блюд, выходили во двор и долго перекатывались с боку на бок, будто бы именно так медведь из берлоги вылезает. Праздничный шум-гам доносился до леса - и медведи в самом деле начинали из своих берлог выбираться... - Возвращайся, Зайка, в лес, - наказал Тимох, - а мы с соседями всё сделаем как следует. Ты же сторожи Топтыгина у берлоги. Вылезет Михаил Иванович на волю, глаза продерет, всё ему и объясни. Пусть уж на нас не серчает, что раньше времени разбудили. Да еще скажи, пусть поскорее уходит из Дукорской пущи, подальше от поганого Ошторпа. Так Беляк и сделал. Хоть и удивился Михаил Иванович, но выслушал Зайку внимательно. Поблагодарил его от всего сердца и не мешкая двинулся в сторону густых Игуменских лесов. С того времени и не водятся медведи в Дукорской пуще. Сгинул давным-давно и злодей Ошторп. А о комоедице в деревне помнят, и, когда приходит весна, старики рассказывают

детворе историю о том, как самого Топтыгина их, дукорский, Зайка Беляк вместе с крестьянами спас. Дукора - некогда местечко, а сейчас деревня в Пуховичском районе Минской области. Ошторп - помещик, который прославился своей особой жестокостью. Тиун - приказчик. Верста - мера длины, равна 1,0668 км. Воздвижение - христианский праздник, посвященный Кресту Христову; у православных христиан празднуется 27 сентября. Благовещение - один из самых значительных христианских праздников, который православными христианами отмечается 7 апреля. Комоедица - один из древнейших славянских весенних праздников. Игумен - уездный город, сейчас г. Червень Минской области; Игуменские леса - по названию города. Перевод с белорусского Ирины ШАВЛЯКОВОЙ

МИР ЕСТЬ КНИГА... У русского исторического писателя, автора многих книг Бориса Костина, который живет и работает в Санкт-Петербурге, - давние и прочные связи с Беларусью. И потому, что он прослужил офицером долгие годы на Витебщине. И потому, что книги его объединяют наши народы не только общими символами, но и дорогими и понятными белорусам и россиянам темами. - Для начала все-таки расскажите, как офицер-десантник пришел в литературу? - Если в шутку, то десантники, как известно, приземляются на ноги. Я же умудрился однажды сильно удариться об землю-матушку головой... Писателями ведь так просто не становятся. А если всерьез, то мой родной город, Санкт-Петербург, - сущий кладезь для человека, наделенного от природы чув-

№3/2011

ством восприятия прекрасного. Оно мне досталось по наследству от отца и матери, а развили замечательные школьные педагоги, которым я благодарен до конца дней своих. Они мне внушили мысль Цицерона: «Не знать того, что было до тебя, значит на всю жизнь пребывать в ребячестве». Мой армейский путь начался в Пскове, затем были Рязань, Витебск, Полоцк, Саратов и другие города, которые слов165

БЕЛАЯ РУСЬ ТЫ МОЯ... но пронизаны духом Истории. Вот ощущение этого особенного духа, его места в мироздании народа, в формировании человека как личности и подвигло меня к собирательству. Я стал делать записи и невольно сокрушался, сколь невосполнимый удар по прошлому нанесла богоборческая большевистская власть. Беларусь и, пожалуй, более всех древний славянский город Полоцк в полной мере ощутили на себе пятилетки безбожия. Слава Богу, беспамятство кануло безвозвратно в Лету. Так зародилась мысль донести правду о белых пятнах Истории и восстановить справедливость по отношению к историческим личностям, либо незаслуженно забытым, либо оболганным. - Кто ваши первые учителя на литературном поприще? - Моими учителями, прежде всего, являлись и по сей день являются книги. Это сочинения Плутарха, Карамзина, Соловьева, Ключевского, Висковатова... И всё же на моем жизненном пути оказался человек, который, можно сказать, благословил меня на подвижнический труд. К сожалению, Юрий Иванович Селезнев, заведующий редакцией «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия», ушел из жизни. Он твердо отстаивал историческую правду, с презрением относился к русофобам, которые окопались в идеологическом отделе ЦК КПСС. Он-то и не позволил пасть духом, когда на моего героя - генерала М. Д. Скобелева - обрушился гнев партийного бонзы А. Н. Яковлева. Я попал в «черный список», а сама книга о «полководце, Суворову равном» шла к читателю более десяти лет. - Почему персонажем одной из первых своих биографических книг вы выбрали именно Скобелева, который не выигрывал войн, подобно Суворову или Кутузову?.. - Несмотря на то, что мне довелось пережить, продвигая эту книгу, я горд тем, что первым в СССР поднял на щит его светлое имя. К слову, теперь уже не многие знают, что Белый генерал являл166

ся почетным гражданином города Минска, а после загадочной кончины одна из улиц была названа его именем. Скобелев - это славянский Гарибальди. Именно такой яркой, притягательней для простого человека фигуры нам - русским, белорусам, украинцам - недостает. Одно упование - на Православную Церковь, которая в своем служении Господу не разделяет наши братские народы. А вот в культуре если не раздрай, то обилие прорех. И одними, пусть и яркими, последовательными с точки зрения внимания к культурам славянских народов, проектами фестивального характера от прорех этих не избавиться. Мое мнение таково - за общеславянский круглый стол должны сесть и наметить общую программу культурного сотрудничества министры культуры и информации России, Беларуси, Украины, парламентарии от культуры. Случится такое - пудовую свечу в храме во их здравие поставлю. А отправные точки для такого благого деяния есть - День славянской письменности и культуры и День Крещения Руси. - Одна из ваших «жэзээловских» книг посвящена Герою Советского Союза генералу армии Василию Филипповичу Маргелову, командующему ВДВ. Насколько сложно было работать над этим проектом? Вы сами лично встречались с Маргеловым, который хотя и родился в Днепропетровске, всю жизнь считал себя белорусом? - Моим «вторым отцом» я по праву считаю Василия Филипповича Маргелова. Первая встреча с командующим ВДВ произошла 3 декабря 1962 года, накануне принятия воинской присяги. По окончании «учебки» Василий Филиппович «соблазнил» меня и других младших командиров поступить в Рязанское высшее воздушно-десантное училище. В ту пору оно готовило не только строевых офицеров, но и давало основательные знания по одному из иностранных языков. В дипломе у меня записано: «военный переводчик».

Вологодский ЛАД

Алесь КАРЛЮКЕВИЧ Перечислить все встречи с Командующим стоит большого труда, но именно они позволили мне создать телефильм «Десантник № 1», а затем написать книгу, которая вышла в серии «ЖЗЛ». К юбилею, 80-летию ВДВ, я со своим другом, Героем России Александром Маргеловым, подготовил второе издание, исправленное и дополненное. Без ложной скромности могу сказать, что нашими трудами на малой родине выдающегося сына белорусского народа, в Костюковичах, была открыта аллея Героев, и первый памятник на ней был установлен человеку-легенде В. Ф. Маргелову. Такое же событие свершилось в 100-летие В. Ф. Маргелова и в Санкт-Петербурге. - Прокомментируйте, пожалуйста, такое высказывание (принадлежит оно П. Буасту): «У истории есть свое шарлатанство: оно ставит своих героев вдаль для того, чтобы скрыть все то низкое и возмутительное, что имеется в их чертах»... Приходится ли вам что-то скрывать в судьбах своих героев? - Существует такое емкое понятие как «постижение истории», и автор, который берется за создание какого-либо произведения, должен твердо определиться с жанром. Если это «голая» наука - то докажи свою концепцию документами, подкрепи реальными фактами, не «высосанными из пальца». И самое главное - не угодничай, не будь конъюнктурщиком. В художественном произведении писатель - вольный казак. Твори, выдумывай, пробуй, но не перегибай. Художественность не означает вседозволенность. Но существует еще и третий жанр - документально-художественная проза. Я - его верный почитатель и слуга. Этот жанр напрочь отвергает псевдонаучность и намерения сгладить острые углы и противоречия. В основе его добротный литературный язык, желание донести до читателя доходчиво и просто самые сложные понятия, а в раскрытии исторических фактов - прибегнуть к гипотезе.

№3/2011

Признаюсь, порой за рамками моих произведений остаются некоторые человеческие слабости моих героев. Но ведь художественная документалистика - не бульварная литература. - Вы пробовали делать фильм по книге «Владимир и Рогнеда»... Идея, насколько я понимаю, прекрасная... Удалось ли как-то продвинуться в этом проекте? - Вы этим вопросом задели за самое живое. Да, написана и издана книга «Владимир и Рогнеда», которая стала библиографической редкостью и которая находится в домашних библиотеках не только простых смертных, но и многих государственных деятелей. На Первом национальном канале Беларуси, на телеканалах «Культура», «Звезда» и других сюжет в цикле «Народ, издревле нам родной», который ярко и сочно рассказывает о времени драматическом, о судьбах людских, стоявших на переломе верований, посмотрели миллионы зрителей. Совсем недавно на «Радио России» прозвучал радиоспектакль «Владимир и Рогнеда». Полтора часа эфира! Аудитория в сотни тысяч человек! А вот кинематографический воз и ныне там. Я человек по натуре прямой: к глубокому сожалению, и в России, и в Беларуси не все еще понимают, что и кино - из «всех важнейших для нас искусств». Каких только глупостей и мерзостей я, профессиональный литератор и драматург, и мой товарищ, замечательный режиссер Юрий Александрович Елхов, не наслушались. Я сделал небольшую подборку из них, которую впору поместить в раздел «Нарочно не придумаешь». Господь им судья. Но всем, кто за значимостью и псевдогосударственностью прячет худосочность мышления, я даю отповедь в стиле незабвенного поручика Ржевского: «Не бывало на Руси такого компота, чтобы я не добился своего», иначе грош цена мне как офицерумаргеловцу. - Борис Акимович, если не ошибаюсь, вы печатались и в белорусских литературно-художественных жур167

БЕЛАЯ РУСЬ ТЫ МОЯ... налах - «Нёман», «Маладосць»... С кем сотрудничали? Кто поддержал вас в налаживании этих творческих мостов? - Из 28 лет моей армейской службы более половины приходится на Краснознаменный Белорусский военный округ. Служба в Новополоцком городском военном комиссариате, которой я, строевой командир, поначалу был не слишком рад, обернулась для меня неожиданно возможностью общения, без преувеличения могу сказать, с уникальными людьми. Корю себя за то, что в полной мере не смог в своих произведениях воздать им должное. Благодарю судьбу, что отменно знал легендарного партизанского комбрига А. Я. Марченко, сложный характер которого оказал медвежью услугу партизанам. Об их героических делах до сих пор нет полноценной книги. Мне посчастливилось не единожды сиживать за беседами с Петром Ивановичем Коротковым, генеральным директором Новополоцкого нефтеперерабатывающего завода, который сражался на Ленинградском фронте. Просто не мог не восхищаться трудовыми подвигами первостроителей, которые в считанные годы создали нефтеград на Двине. В их память вначале создал очерк, который был опубликован в журнале «Маладосць», а в год 50-летия Новополоцка в местном Литературном фонде вышла моя книга «Правофланговый комсомола». Помогал мне в моей работе Леонид Дайнеко, имевший то ли однофамильцев, то ли родственников в Питере. В журнале «Нёман» сотрудничал с Михасем Стрельцовым, Константином Тарасовым. - Знаю, что на вашем рабочем столе - книга о Симеоне Полоцком... Когда она придет к читателю? - «Возвышенное и земное» - так называется телефильм, который органично вписался в уже упоминавшийся телесериал «Народ, издревле нам родной». Сотворили мы его с Юрием Елховым по моему сценарию, в основе которого - рукопись о Симеоне Полоцком. Заинтересовать чиновников от культуры в финан168

совой поддержке издательского проекта, который состоит из моей книги, написанной в лучших традициях ЖЗЛ, и сборника проповедей Симеона Полоцкого «Обед душевный», пока что, к сожалению, не удалось. И прискорбно, что это в год, когда вся научная общественность отмечала 380-летие великого славянского просветителя. Серьезно опасаюсь, что и сборник докладов и сообщений видных ученых и исследователей о жизни и деятельности Симеона Полоцкого не увидит свет. В нем помещена моя статья «Мир есть книга». По своему печальному опыту знаю, сколь трудно найти в Беларуси издателя, а тем более благодетеля или организацию, которая отважится оказать материальную помощь. Найдутся таковые - низкий им поклон... Можно подумать, что российские и белорусские читатели, студенты университетов, в том числе и в Полоцке, имеют в своем распоряжении обширную литературу, посвященную его трудам. - Какие творческие личности еще волнуют исторического писателя Бориса Костина? - Не за горами 2012 год, год 200-летия победы России в Отечественной войне 1812 года. Рядом с воинами русской регулярной армии мужественно сражались белорусские партизаны и сыны Беларуси из полков Гродненского гусарского, Полоцкого, Витебского, Могилевского и других. Я многие годы бил в литавры по поводу того, что прежде чем создавать что-то новое, необходимо восстановить старое. В 1935 году кувалды вандалов прошлись по величественным монументам в Полоцке и Клястицах, установленным на местах кровопролитных сражений, приравненных к Бородинскому. В России 2012 год по Указу Президента будет отмечаться на государственном уровне. Вот бы собраться нам, наследникам ратной славы предков, в Полоцке у возрожденного монумента и во весь голос грянуть: «Гром победы раздавайся!» Моя книга с таким названием вышла в Санкт-Петербурге пять лет назад, и моя заветная мечта - сотворить теле-

Вологодский ЛАД

Алесь КАРЛЮКЕВИЧ сериал по ней. Загадывать не стану, но пробивать его на разных уровнях буду. Десятки тысяч питерцев сложили головы на белорусской земле. Так неужели мы уподобимся «Иванам, не помнящим родства»?

- Спасибо, Борис Акимович, за столь серьезный разговор. Успехов вам и гражданской твердости в одолении новых творческих высот! Беседовал Алесь КАРЛЮКЕВИЧ Санкт-Петербург - Минск.

В ПОИСКАХ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ИСКРЕННОСТИ Судьба недавно ушедшего из жизни санкт-петербургского (так и хочется написать - ленинградского) писателя Аркадия Пинчука самым тесным образом связана с Беларусью. И первая книга вышла на белорусском, и в Союз писателей военный журналист вступил в Минске, и родился на Гомельщине, и кинокартины свои снимал на «Беларусьфильме». В 1970-1990-е почти каждый год наведывался в Василевичи, что в Речицком районе Гомельской области. И понятно, что итоговая книга писателя многими своими страницами посвящена Беларуси. ...С творчеством Аркадия Пинчука знакомство у меня давнее. Еще в начале 1980-х смотрел во Львове спектакль «Лейтенанты» по его пьесе. Позже открыл для себя и книги Аркадия Федоровича. Был и кинозрителем фильмов по его сценариям. Во время самых разных читательских и зрительских встреч у меня сложилось такое убеждение: Аркадий Пинчук - писатель армейской темы. Так случилось, что сегодня мало об этом говорят. Тематическая приверженность литератора, его верность одному направлению, его желание детально раскрыть ту или иную социальную среду, показать человека на производстве, в строительстве, в армии становится едва ли не предметом порочного осуждения. Мол, главное - не «железяки» в заводском цеху, а характеры, душевные переживания. Легко поддавшись такого рода убеждениям, писатели дружно забыли, что наше общество состоит не только из самих художников слова, актеров театра и кино, не только из самих писателей, но ещё и из врачей, архитекторов, учителей, рабочих заводов и фабрик, а также из военнослужащих, милиционеров и крестьян. Да, характеры, душевные пере-

№3/2011

живания, психология как фундамент поступков - несомненно, главное. Но все внутренние переживания человека, мотивация его жизненных устремлений, тревоги и радости - всё это в немалой степени связано с профессиональной деятельностью. А еще моральные, нравственные, эстетические категории становления, развития человека, личности несут на себе печать профессии. Да, совесть, порядочность, общественная, социальная зрелость и даже интеллигентность одинаково значимы и важны для токаря и вузовского профессора, доярки и инженера-программиста, оператора котельных установок и учителя... Но разве вы будете спорить с тем, что есть этика, кодекс чести врача, журналиста, офицера?.. Не задумываясь над вопросами подобного плана, в последние пятнадцать-двадцать лет мастера литературного цеха, новое и младое писательское племя дружно «изъяли» из художественного среза жизни человека профессионального, способного вершить поступки созидательного характера. Наверное, потому и разговоры об армейской теме вызывают у ныне пишущих и печатающихся художников слова в большинстве своем едва ли 169

БЕЛАЯ РУСЬ ТЫ МОЯ... не злую иронию. А ведь иначе как «бесполостью» и не назовешь присутствие выписанного во множестве современных романов, повестей главного героя, лишенного профессиональной принадлежности, или героя, о месте которого в социуме сказано поверхностно, без внимания к его профессии. Так и хочется побрюзжать на эту тему: «Разлагается общество - разлагается литература...» Но ведь помним же, что одной из обязанностей (!) литературы, искусства являлась задача идти впереди общества, обозначая его язвы, обостряя внимание на неправильное развитие, бить в набат. В набат!.. Аркадий Пинчук, невзирая ни на что, до последнего дня оставался верен армейской, патриотической теме. И всё же последний его роман - «Белый аист летит» (вышел в Санкт-Петербурге тиражом в 500 экземпляров) - во многом отличается от прежних книг. Писатель рассказал о самом себе. Жанр - нетрадиционный роман. В чем же заключается эта нетрадиционность? Аркадий Пинчук, дитя войны из речицких Василевичей, рассказывает о своей дороге в журналистику, литературу, рассказывает о судьбе своих пьес, фильмов, книг. Делает это на фоне строго документальной основы. Писатель не меняет фамилий своих героев, не уходит в сторону от нелицеприятных моментов из личной биографии. Не делает из себя монумент, достойный поклонения. А лишь только (иногда достаточно отстраненно) повествует о человеке своего поколения. Правда, сила искренности настолько проникновенная, что, казалось бы, бесхитростные частные воспоминания обретают такое высокое художественное звучание, что сомнений никаких не возникает: перед читателем - роман, а не дневник личных переживаний, не книга мемуарного характера. Член Союза писателей России Владислав Виноградов заметил в послесловии к роману: «Всегда казалось, что по книгам Аркадия Пинчука, его пьесам и фильмам можно достаточно полно представить его путь в журналистику и литературу. Но роман «Белый аист летит» от170

крывает совершенно нового человека, и можно лишь удивляться, насколько искусным сюжетным мастером является сама жизнь. Узнав, как замышлялись и создавались автором его произведения, воспринимаешь их содержание совсем иными глазами, проникаешь в те пласты, которым не придавал особого значения при первом знакомстве с его произведениями». «Новизна» Аркадия Пинчука еще в другом - удивительно открытые, полномасштабные срезы его жизни перевоплощаются автором в художественную правду. Заслуженный работник культуры Российской Федерации, лауреат литературных премий имени Попова, Фадеева, Пикуля, маршала Говорова, полковник в отставке, многолетний корреспондент «Красной звезды» (он еще и в 80 лет был в штате известнейшей военной газеты!) - и вместе с тем сомнения, тревоги за судьбу и последующий резонанс газетного репортажа, да и гораздо большей силы откровения... И когда складывается всё это вместе, начинаешь понимать, что сила личности, сила человеческого присутствия в земной жизни как раз и заключается в том, что жить следует открыто. Мне кажется, Аркадию Пинчуку (а рассматривать его в данном случае приходится в двух ипостасях - как писателя и как героя им же написанного романа) это удалось. Хотя и шел он к своей открытости и правде через многие испытания. В 1937 году арестовали отца как «врага народа». Начались мытарства матери с четырьмя детьми. Оккупация («печать» для молодого человека сразу стала жирнее: к приметному «сын врага народа» добавилось: «проживал под немцем»). А ведь и воевал полгода - совсем пацаном несколько месяцев находился в составе разведывательного подразделения. Два сезона участвовал в разминировании родного Речицкого района. Не сразу, а почти в тридцать лет (за плечами были и пехотное училище, и пятилетняя служба командиром взвода) пришел в военную журналистику. Первая книга рассказов увидела свет на белорусском язы-

Вологодский ЛАД

Алесь КАРЛЮКЕВИЧ ке («крестными отцами» выступили Иван Мележ, Иван Шамякин, Андрей Макаёнок). Учеба в Литинституте. Посткорство в «Красной звезде»: сначала - во Львове, затем в Ленинграде - Санкт-Петербурге. Сочетать журналистику в большой газете и серьезную литературную работу - задача не из легких. Аркадий Федорович, ни капли не боясь за свой авторитет, честно рассказывает о самых разных жизненных и творческих бедах. Не прикрывается «фиговыми листочками». И достаточно честно пишет о журналистской среде. О том, что очень и очень часто его успех и его коллег для многих становился предметом черной зависти, вызывал массу проблем. Смело рассказывает Аркадий Пинчук о высокопоставленных военачальниках. На страницах романа - лаконичные портреты командующего Прикарпатским военным округом генерал-полковника Обатурова, сменившего на этом посту генерала Варенникова, генералов-политработников Лизичева, Средина, Новикова, Маршала Советского Союза Гречко, прославленного «дяди Васи» - генерала-десантника Маргелова, белорусского кинорежиссера Игоря Добролюбова, многих московских и санкт-петербургских писателей. Что примечательно - так это отсутствие тяжеловесных, подкрепленных давно уже известными подробностями, портретоописаний теперь уже известных персонажей. Аркадий Федорович рассказывает свое, лично им открытое, не делает многостраничных отступлений. Позволяет читателю самому делать выводы, получив в распоряжение яркие детали, небезынтересные факты. Автор, кстати, не спешит вырисовывать персонажи в одном цвете. Делает некоторые сноски на возможный субъективизм. Как пример - рассказ о лично-служебных отношениях с генерал-лейтенантом Новиковым, возглавлявшим политуправление Ленинградского военного округа. Писатель, хотя и носит его «нетрадиционный роман» четко выраженный срез с нашей постсоветской жизни, максимально уходит от беллетризации полити-

№3/2011

ческих событий, выпавших на его, военного газетчика, отставного полковника, долю в последние десятилетия. Но вместе с тем и не прячется за художественные ширмы романа. «События начала девяностых накатили на страну черным колесом, - читаем на одной из страниц «романа о себе». - Волнами наваждения, пеной соблазна, искушения, обмана чувств, призрака и морок. Слово НАВАЖДАТЬ Владимир Даль в своем словаре расшифровывает как лебезить, клеветать, изветничать, наушничать, наговаривать, подстрекать к дурному, соблазнять, совращать, обманывать, наводить обаяние и мороку. Всё это выплеснулось на головы людей с высоких трибун, из газет, радио, телевидения. Привыкшие за многие десятилетия верить каждому печатному слову, тем более сказанному ответственным лицом, жители городов и сел всей страны с открытыми ртами побежали, задрав штаны, за прохиндеями самой разной масти. А когда стало приходить в головы просветление и понимание, что им вешают лапшу, впали в бездеятельное ожидание дурного сна. А сон-то поначалу таким сладким казался: вот отберем у партократов все привилегии, раздадим народу - и через пятьсот дней заживем как в раю. И что же? Отобрали, разделили (в узком кругу), кто-то и вправду стал жить как в раю, а разграбленная страна, весь народ так и остались с лапшою на ушах. Дурной сон лишь усугублялся и обретал устойчивые черты еще более дурной действительности. Ожидания хоть каких-то признаков света в конце тоннеля с каждым днем становились все призрачнее, и люди стали привыкать к существованию в беспросветной тьме, населенной бесами...». Так о чем же всё-таки «нетрадиционный роман», «роман о себе»? Только ли о личном пути белорусского паренька Аркадия Пинчука через тернии военной журналистики в настоящую литературу? Читаем в «Послесловии» Владислава Виноградова: «Его путь в журналистику - одна из интереснейших сюжетных линий романа, через кото171

БЕЛАЯ РУСЬ ТЫ МОЯ... рую автор решает сверхзадачу своего произведения: если человек одержим достойной целью, он достигает ее, вытаскивая самого себя за волосы из любого гиблого болота». Но роман «Белый аист летит» - это еще и честная книга Аркадия Пинчука об армии в целом, о мужестве и честности, о долге, верности, порядочности. Рассказывая (иногда - подробно, иногда - штрихами) о том, каких героев и почему выбирал в главные персонажи своих повестей, романов, пьес, писатель создает целостное мировоззрение советского офицера. Да, советского. Да, офицера из 1960-1970-х застойных... Но не выдуманного, а настоящего, способного пойти на конфликт с высоким начальством, жаждущего активной деятельности, умеющего постоять за солдат. Таковы герои книг, пьес Аркадия Пинчука - капитан Муравьев, майор Баташов, генерал Ткачев... Жаль, что такие откровенные, искренние книги, как «Белый аист летит», лишенные пустой сенсационности, - большая редкость в русской литературе, в постсоветской литературе в целом. Наверное, причина здесь не только в том, что современные литераторы инертны, безучастны к патриотической теме... В памяти - раскрытый случайно и совсем недавно 9-й том из собрания сочинений Ивана Павловича Мележа. Две книжных странички составляют тезисы выступления на совещании в Москве в мае 1970 года по вопросам военно-патриотической литературы. Судя по содержательности каждого из пунктов, народный писатель Беларуси всеобъемлюще подготовился к важному разговору. Цитирую только один из пунктов: «7. Непростительно мало - жизнь современной армии. На земле Белоруссии - один из самых замечательных военных округов - Краснознаменный Белорусский округ. Много выступали перед воинами в различных гарнизонах. 240 выступлений за 4 года. 172

Круговых, Дракохруст, Кузьмичев, Пинчук - только. Крупные писатели в стороне. Всё это люди, связанные с армией, служащие в ней или уволившиеся недавно. Незнание. На стажировках. На парадах. Малая творческая отдача. Несколько очерков. Инертность. Эмоциональность. Встречи с армией. Разговор о характере. Конфликт в современной военной прозе. Виноваты и руководящие органы. Писат. организованн. начало внести. Приблизить писателей к армии. Помочь открыть важный мир современной армии. Нам нужна литература суровая, готовящая к суровым испытаниям. Писатель не должен пугать, но не должен и убаюкивать солдат и офицеров призраками легкой победы. Грозное у нас оружие, но крепко вооружен и коварен враг. Только солдат, готовый к суровым битвам, будет в состоянии достойно встать на защиту Отечества. Значение совещания в том, чтобы обратить внимание к военнопатриотической теме. Как одной из главных тем литературы. Военно-патриотическая литература это дело не десятка-двух писателей. Это наша общая забота. Забота всех. Этого требует время. Беспокойное ответственное наше время». Прошло более трех десятилетий. Время не стало менее беспокойным, скорее наоборот. И Аркадий Пинчук, как в 1970-м году, когда его вспоминал один из руководителей белорусской писательской организации, смог и в 1990-х - начале 2000-х сказать свое веское слово о жизни, армии и обществе. Но кто скажет завтра? Кто продолжит дело, которому Аркадий Пинчук служил честно, стремясь сделать образ армии, человека в погонах не просто привлекательным, вызывающим уважение, но и честным, правдивым?..

Вологодский ЛАД

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ

Родословная Наволоцких и Кузнецовых РОД КУЗНЕЦОВЫХ Публикуется в сокращении. Начало публикации «Вологодский ЛАД» № 2, 2011 год Родоначальник этого рода - Симеон, родившийся около 1550 года и служивший священником Николаевской церкви в селе Шонга. Многие его потомки были священнослужителями. Среди потомков о. Симеона - и святой праведный Александр Вологодский (Баданин), местночтимый святой. Он канонизирован в 1998 году. В семье Гавриила Яковлевича и Ульяны Владимировны Кузнецовых было шестеро детей. Первым главным редактором «Вологодских епархиальных ведомостей» 20 лет - с 1864 по 1884 г. - был Иван Гаврилович Кузнецов. Он в 1848 году окончил Вологодскую духовную семинарию, а затем - Московскую духовную академию. Преподавал в духовных училищах Суздаля и Никольска. В 1861 году назначен в Вологодскую духовную семинарию преподавателем истории, греческого языка, словесности и Священного Писания, а также инспектором. С 31 июля 1881 года - настоятель Спасо-Всеградского собора, протоиерей. Иван Гаврилович скончался 24 июля 1894 года. На похоронах на Богородицком кладбище, как пишут в «Вологодских епархиальных ведомостях», присутствовали губернатор, почетные лица города, все городские священники и большое количество граждан. О сыновьях Гавриила Яковлевича Александре (1816-?) и Якове (1821-?), окончивших Никольское духовное училище, а также о дочерях Анне и Александре сведений найти не удалось. Четвертый сын Гаврила Яковлевича, Ипполит Гаврилович, родился в 1822 г.

№3/2011

После окончания Вологодской духовной семинарии 23 августа 1846 года был рукоположен епископом Вологодским и Устюгским Евлогием в сан священника Троицкой церкви села Сараево Никольского уезда, где и нес исправно пастырскую службу в течение 36 лет. Основал в селе школу, 140-летие которой торжественно отметили в Сараеве в 2010 году. На юбилее было сказано много теплых слов в адрес священника Ипполита Кузнецова. Несмотря на то, что Сараево - довольно отдаленное место, все семеро детей о. Ипполита получили хорошее образование. Сыновья Симон и Киприан, окончив Вологодскую духовную семинарию, стали священниками в Никольском уезде, Иван - военным врачом, Александр - судьей, дочери - учительницами. Ипполит Гаврилович умер 3 февраля 1882 года от воспаления легких: простудился, когда ходил пешком в далекую деревню соборовать умирающего. Сараевцы свято чтут память об отце Ипполите - на его разрушенной могиле поставили оградку и крест.

Могила священника Ипполита Кузнецова в селе Сараево 173

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ Ольга Ипполитовна была замужем за Иваном Михайловичем Гвоздевым, который после успешного окончания духовного училища в Никольске и духовной семинарии в Вологде был определен на место умершего тестя. В течение двух десятков лет священник Иоанн Гвоздев в далеком Сараеве продолжил и приумножил славные дела в приходе отца Ипполита. Он был благочинным депутатом по училищным, следственным и хозяйственным делам, наблюдателем за церковноприходскими школами округа, заведовал Савинской школой грамоты, преподавал в церковноприходской школе. С 1902 года И. М. Гвоздев - настоятель Никольского кафедрального Сретенского собора; здесь в полной мере раскрылись его человеческие качества и организаторский талант. В 1912 году протоиерей Гвоздев был избран членом Государственной Думы России, а затем переизбран на второй срок. На заседаниях Думы в Таврическом дворце он показал себя искусным и мудрым парламентарием, зрелым политиком, участвовал в разработке двух зако-

София и Михаил Гвоздевы, дети протоиерея Иоанна 174

Протоиерей Иоанн Гвоздев член Государственной Думы

нов об образовании. Хотелось бы отметить, что Иван Михайлович всё денежное содержание депутата перечислял инвалидам и ветеранам русско-японской войны. Это вызывало уважение окружающих, знавших, что материальное положение его семьи было весьма скромным. Самоотверженная деятельность на благо Отечества протоиерея Ивана Михайловича Гвоздева получила всеобщее признание. Об этом свидетельствуют многочисленные государственные и церковные награды, почетные звания и знаки отличия. В счастливой, дружной семье Гвоздевых было пятеро детей: Анна, Раиса, Софья, Евгений и Михаил. Дочь Гвоздевых, Раиса Ивановна Ширунова, окончила высшие женские Бестужевские курсы в Санкт-Петербурге, была учительницей в земском училище в Нижнем Енангске, а затем в школе Великого Устюга. Ей присвоено звание «Заслуженный учитель», награждена двумя орденами. Её муж, Аристарх Матвеевич, тоже был учителем.

Вологодский ЛАД

Род Кузнецовых Младшая дочь, Софья Ивановна, научный сотрудник Ленинградской лесотехнической академии, муж её, Юркин Николай Васильевич, военнослужащий, капитан, и их сын Михаил - все они перенесли тяжкие дни блокады Ленинграда. После войны Михаил окончил университет, был призван на военную службу, получил звание офицера, трудился в Военно-морском гидрографическом издательстве переводчиком. В настоящее время на пенсии. Старшая дочь Гвоздевых Анна воспитывалась в Смольном институте в Петербурге, работала учительницей. Её муж, Попов Анатолий Алексеевич, священник Кумбисерской церкви, погиб при репрессиях в 1937 году. У них в семье было четверо детей: Таисия, Елена, Валерий и Людмила. Валерий в 21 год погиб на финской войне, судьбы дочерей были нелегкими. Таисия как дочь священника была репрессирована, ее сестры тоже много пережили, но вырастили детей и внуков, дали им высшее образование. Сын И. М. Гвоздева Михаил окончил Вологодскую духовную семинарию, после революции работал на таможне, погиб в блокаде Ленинграда в 1942 году. Гонения большевиков на Православную Церковь вызвали тяжелые переживания в душе Ивана Михайловича. В 1931 году был конфискован дом и все имущество, уничтожены документы,

рукописи, дневники, переписка. После выселения на улицу Иван Михайлович с женой, больные, пешком добрались до деревни Варламцево, где поселились в старой баньке. В 1932 году И. М. Гвоздев скончался в нищете и безвестности. Новая власть даже не разрешила похоронить его на приходском кладбище. На следующий день после похорон могилу почетного гражданина Никольска, всеми уважаемого человека сровняли с землей, а крест сломали. Ольга Ипполитовна ушла пешком в Устюг к дочери, где скончалась через год. Прошло 80 лет. В селе Сараево жители, помня добром настоятеля своего храма, на здании бывшей церковноприходской школы, где в настоящее время располагается школьный музей, открыли памятную мемориальную доску протоиерею Ивану Михайловичу Гвоздеву.

*** О старшей дочери Ипполита Гавриловича Александре известно только, что они с мужем Рыжковым и сыном Иваном жили в городе Никольске и что муж был судьей. Киприан Ипполитович (1849 - 1907) был женат на Клавдии Ильиничне из священнической семьи. После окончания семинарии три года работал учителем в Утмановском земском учили-

Гвоздевы в деревне в изгнании

№3/2011

175

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ ще, с 1876 года стал священником, долгие годы служил настоятелем Воскресенской церкви в селе Нижний Енангск. В 1901 году получил назначение благочинным третьего округа Никольского уезда. Пользовался большим авторитетом у прихожан. За безупречную службу и усердие награжден набедренником, скуфьею, камилавкою и наперсным крестом. Из пятерых его детей три дочери учительницы. Александра окончила Казанский университет, была учителем в школе, сначала в Казани, затем в Нижнем Енангске. Несмотря на то, что её отмечали как лучшую учительницу, ей не разрешили работать учителем и уволили из-за того, что она дочь священника. Пришлось работать в Кирове в бухгалтерии. Мужья Антонины и Марии были священниками, имели награды. Жители с большим уважением и теплотой вспоминали о них. Оба священника, С. П. Богданов и Н. Н. Старостин, погибли в 1937 году при репрессиях, их дома и имущество были конфискованы, семьи выселены, жили в нищете, скитались. Две дочери Киприана Ипполитовича, Мария и Александра, оставшись без мужей, доживали свой век в селе Шестаково без пенсий, в нужде. Чтобы как-то и на что-то жить, они вязали кружева, вышивали. Пожилые люди отзываются о них очень тепло, с любовью. Говорят, люди шли к ним за советом. Сын Киприана Ипполитовича Николай родился в 1883 году. Окончил Никольское духовное училище и Вологодскую духовную семинарию в 1906 году. Был назначен псаломщиком Христорождественской церкви в Великом Устюге. В 1907 году рукоположен в сан дьякона, в 1908 году стал священником. Служил в Вятской и Вологодской епархиях. Жена - Мария Анемподистовна (Попова) (1887), дети: Геннадий (1908), Фаина (1914), имя третьего ребенка, родившегося в 1917 году, неизвестно. В 1918 году протоирей Николай Киприанович Кузнецов прочел в Михайло176

Архангельском храме села Утманово Никольского уезда, где служил, послание Патриарха Тихона. Вскоре был арестован и 24 сентября расстрелян в селе Подосиновец продотрядом под командованием И. С. Конева без суда и следствия вместе с протоиереями Николаем Николаевичем Подьяковым и Прокопием Михайловичем Поповым, священником Виктором Ивановичем Усовым. В 2000 году эти священники на Архиерейском Соборе были канонизированы как новомученики. Судьба семьи Николая Киприановича неизвестна. Всего этим же продотрядом было расстреляно одиннадцать священников, в том числе и священник Автоном Петрович Головков, брат моей бабушки.

О МОЕМ ДЕДЕ Младший сын Ипполита Гавриловича, Симон Ипполитович Кузнецов, мой дед, родился в 1864 году. Окончил Никольское духовное училище, где учился вместе с Николаем Никаноровичем Глубоковским, ставшим в дальнейшем профессором духовной академии в Петербурге, крупнейшим богословом. Симон Ипполитович в 1885 году окончил Вологодскую духовную семинарию с аттестатом первого разряда. В течение трех лет был учителем и законоучителем земского училища в селе Байдарово, где проявил свои незаурядные способности. В летописи Халезской Введенской церкви о молодом преподавателе написано: «Благодаря стараниям Кузнецова Симона Ипполитовича, его усердию и постоянному разъяснению прихожанам пользы грамоты количество учеников увеличилось, качество их подготовки улучшилось и училище стало на хорошую дорогу...». В 1889 году рукоположен в священники Николаевской Вилегодской церкви Сольвычегодского уезда, в 1892 году по его прошению был переведен в Шонгскую Николаевскую церковь, где прослужил священником 40 лет, вплоть до закрытия храма.

Вологодский ЛАД

Род Кузнецовых Шонгско-Николаевский приход был очень большим; так, в 1914 году в его деревнях проживало 6373 человека. Деревни прихода располагались на холмах, среди ухоженных плодородных полей и сенокосных лугов, крестьяне были трудолюбивы, жили хорошо, в достатке. По инициативе Симона Ипполитовича и при его непосредственном участии в 1908 году был заложен новый каменный храм во имя Святителя Николая Мирликийского, Чудотворца. Церковь была построена усилиями прихожан и на их средства. Оба храма были обнесены каменной оградой и представляли великолепный архитектурный ансамбль, предмет гордости прихожан. К сожалению, эта красивая церковь так и не была освящена из-за событий 1917 года. В тридцатые годы оба храма варварски разрушили до основания, иконы уничтожили, имущество разграбили. Даже приходское кладбище, на котором в течение нескольких веков были захоронены тысячи прихожан, было варварски уничтожено. Симона Ипполитовича с семьей выселили из дома, конфисковали все имущество, даже тарелки и ложки. Особенно жаль уничтоженных летописей, которые он вел много лет, и тетрадей его стихов. Они жили с дочерью Женей в старой баньке. Средств к существованию не было. Крестьянин из деревни Наволок Иван Антонович Наволоцкий, как рассказывала его внучка Александра Лукинична Квашнина, тайно ночью принес кое-какую посуду, две деревянные ложки и пироги. За это его раскулачили, выслали, новый дом разобрали на дрова, семью выставили на улицу. Отец Симон вместе с дьяконом Кузнецовым первый раз были арестованы в 1931 году. Симон Ипполитович был освобожден через несколько месяцев, а Алексей Иванович - только через два года. В 1937 году оба снова были арестованы и погибли в лагере. Павла Петровна, вдова священника, вынуждена была навсегда покинуть родные места, пешком ушла к дочери Софии Симоновне в Великий Устюг.

№3/2011

В те далекие времена церкви были центрами духовной культуры и образования, а священники - первыми учителями и воспитателями прихожан. Симон Ипполитович уделял большое внимание становлению образования в приходе. При его участии создано пять земских училищ, церковноприходская школа, а в отдаленных деревнях - школы грамоты. Он заведовал школой грамоты и был учителем в далеком Рогозином Починке, за 14 километров ходил часто пешком, особенно в распутицу. Был заведующим церковноприходской школой, а также законоучителем в Шонгском и Загарьевском земских училищах. Гордостью прихода была библиотека при церкви, которая составляла 272 тома, и народная библиотека из книг 194 наименований. Обе библиотеки созданы Симоном Ипполитовичем и пополнялись на его средства. За усердие и пользу, приносимую Церкви и государству, он неоднократно награждался различными церковными и государственными наградами. По рассказам мамы, в доме любили собираться вместе друзья Симона Ипполитовича. Приезжал из Сараева, а затем из Никольска Иван Михайлович Гвоздев, протоиерей Сретенского храма, член Государственной Думы, муж сестры деда Ольги Ипполитовны. Из Городка приезжал Владимир Иванович Коржавин, главный врач. Он вырос в семье извест-

Дом Наволоцких в Кичменгском Городке 177

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ ного на Вологодчине протоиерея Коржавина в Нюксенице. Окончив духовную семинарию, хотел стать священником, но судьба сложилась так, что стал врачом и всю жизнь проработал в Кичменгском Городке. Благодарные жители назвали больницу его именем. Из Пелягинца за 30 километров с Никольской стороны на рысаке верхом, иногда на коляске приезжала энергичная молодая учительница Антонина Яковлевна Шерсткова, после замужества в 1914 году - Колотилова. С юных лет весь свой талант, страсть души и помыслы она посвяти- Похвальный лист, выданный отцу автора, ла народному русскому пению. Анатолию Наволоцкому, в сельском училище В последующие годы в Великом Устюге и Архангельске создала Государучительница А. И. Коноплева писала: ственный Академический Северный рус«...Священники были люди высокообраский народный хор. Антонине Яковлевне зованные, милосердные. У нас в Шонге был отец Симон. Он на праздники оббыло присвоено звание народной артистходил каждый дом своего прихода, поки, заслуженного деятеля искусств, лауздравлял хозяев с праздником, желал реата Государственной премии, она заим здоровья, мира, благополучия, всегда служила любовь народа и славу. Но это приходил на помощь. Он сам занималбыло потом, а на встречах в доме деда она пела и пела прекрасные русские песни и ся крестьянским трудом, держал скот, романсы. Антонина Ивановна заметила, обрабатывал землю, был примером для что у моей мамы, гимназистки, очень хоприхожан. В Шонге и теперь помнят роший голос, и она, к её великому смущеего добром, сохранился его дом и поле, которое с уважением называют «Попонию и радости, приглашала петь с ней дувское поле»...». этом. Всем нравилось. Как рассказывала В музее средней школы в селе Шонга мама, беседы собравшихся людей, обраоформлены интересные стенды, посвязованных и интеллигентных, были защенные жизни и деятельности С. И. Кузхватывающе интересны даже им, детям. В деревнях своего прихода отец Синецова и его предков, бывших настоятемон пользовался большим авторителями в храмах села Шонга. Отрадно, что том, до сих пор там вспоминают его как учителя и школьники, выросшие в другое время, собирают и изучают материвсесторонне развитого, мудрого человеалы по истории своих деревень, храмов, ка, обладавшего удивительным обаянибиографии священников. ем, добротой и скромностью. УчительВ 2007 году в доме, принадлежавшем ница Александра Лукинична Квашнисвященнику Симону Кузнецову, по инина рассказывала, что ее дед, крестьянин циативе учителей Шонгской школы и Иван Антонович, дал ей имя Александра при участии жителей и священника Серв честь дочери Симона Ипполитовича Александры - моей мамы, а сыновей нагея Александровича Щепелина была отзвал Симоном и Николаем (в честь отца крыта церковь во имя Святителя НикоСимона и его сына Николая). лая, Мир Ликийских Чудотворца. Я благодарен этим замечательным сельским В газете «Заря Севера» в 1989 году 178

Вологодский ЛАД

Род Кузнецовых

Храм в Шатеневе

интеллигентам, умеющим бережно хранить память о наших предках, о нашей материальной и духовной культуре, думающих о возрождении поруганных святынь и ценностей, созданных нашим народом в течение многих веков. Трудно передать чувства, переполнявшие меня, когда я был на службе отца Сергия в этой церкви, в доме моего деда. Жена Симона Ипполитовича, Павла Петровна, родилась в семье дьякона Головкова Петра Николаевича и Фелицаты Евгеньевны в Рослятино, в селе Юза. Петр Николаевич был представителем большого, древнего, известного на Вологодчине рода священнослужителей Головковых. Священники Головковы были настоятелями в храмах в Кадниковском, Вологодском, Грязовецком, Никольском, Устюжском, Усть-Сысольском и других уездах. Мама рассказывала любопытную историю их знакомства и женитьбы. Симон после окончания Вологодской духовной семинарии работал учителем

№3/2011

в земском училище. Для посвящения в сан священника необходимо быть женатым. И поехали они по приходам с отцом, священником Ипполитом Гавриловичем, свататься. Дело оказалось непростое. В селе Юза Рослятинского уезда в доме дьякона Петра Головкова, человека строгого, сурового, к ним вышла дочь - красивая, румяная девушка. А коса у неё - чуть не до пола, ниже колен, русая, толстая, роскошная! Всё и решилось сразу. Павла Петровна оказалась хорошей женой и хозяйкой большого уютного дома, в котором воспитывались и рано приучались к труду восемь ребятишек. В семье царила атмосфера любви, взаимопонимания и уважения друг к другу. Мама с какой-то особой теплотой вспоминала длинные зимние вечера, когда все сестры вышивали или вязали кружева, а отец читал им вслух Достоевского, Пушкина, Лермонтова. Интересно было обсуждать прочитанное. Любили петь песни, любили учиться, работать 179

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ по хозяйству. Скатерть, связанная моей мамой в те далекие вечера (1905-1915 годы), сохранилась и поражает своим изяществом и красотой. Да и во всем остальном ярко проявился характер Павлы Петровны как незаурядной личности: и в организации службы в храме, и в отношениях с прихожанами. Так, при постройке нового храма в Шонге ей удалось настоятельно убедить приезжего архитектора Альберти увеличить количество свай в основании церкви. Факт интересен тем, что архитектор пересмотрел проект и согласился, удивившись, как он сказал, «прирожденной мудрости не специалиста-строителя». В праздники в доме было много прихожан с семьями из далеких деревень. Всем находились и ночлег, и угощение, и доброе слово хозяйки. Прихожане любили свою матушку. Прошло больше полувека, а старушки в деревнях поминают её добром. В семье Симона Ипполитовича и Павлы Петровны воспитывались пять дочерей: Мария, Ольга, София, Александра, Евгения и три сына: Николай, Федор и Пантелеймон.

Старшая дочь Мария - учительница, вышла замуж за священника Димитрия Алексеевича Кулакова в село Шатенево. Все сестры умели хорошо шить, вышивать и вязать, но Мария Симоновна и в детстве, и взрослой особенно умела всех поражать и восхищать своим рукодельем. У нас в доме до сих пор хранится скатерть - свидетельница удивительного искусства тети Марии. В селе Шатенево мне посчастливилось побеседовать с очень старой, ей было за девяносто, какой-то совершенно прозрачной, хрупкой, маленькой старушкой Анисьей Михайловной. Она с восторгом вспоминала матушку Марию, добрую и отзывчивую, училась у неё рукоделью и уму-разуму, бережно хранит её подарок - вышивку. Встала, поклонилась мне в пояс и попросила меня: «...сходи-ко, милой, в Москве к Патриарху с челобитной, пусть восстановят нашу Николаевску церкву, молитца за тебя будем, христовой...» Дмитрий Алексеевич в тридцатые годы был репрессирован. Сын Николай погиб на фронте в 1942 году двадцати четырех лет, его сын и внучки живут в Мурманской области.

Много лет автор «Родословной» Владимир Анатольевич Наволоцкий изучал родословие своих предков в архивах 180

Вологодский ЛАД

Род Кузнецовых Вторая дочь Симона Ипполитовича, Ольга, - учительница, жена священника Авраамия Сергеевича Петропавловского, настоятеля церквей в селах Еловино, Богоявленское на Виледи, Кичменгский Городок и Аргуново. В Городке он был последним священником Спасо-Преображенского храма перед его закрытием. Учительница Антонина Павловна Пахолкова, 85 лет, вспоминает: «...Отец Авраамий с семьей жил в нашем доме в деревне Ананино. Он был высокий, солидный, мудрый, всегда вежливый и внимательный, особенно к нам, детям. У них было семеро детей. Я росла и училась вместе с ними. В Городке пользовался огромным авторитетом, его очень любили. Большая церковь не вмещала всех прихожан, стояли на улице во время его службы. А его проповеди приводили прихожан в какое-то необычное состояние блаженства, и, как говорили, дьякону приходилось возвращать их на землю, в суету земную. А когда после закрытия церкви семья уезжала на подводе, то его провожали почти все жители села...». В 1938 году в селе Аргуново Никольского района Авраамий Сергеевич был арестован и погиб при репрессиях, семья была выселена, скиталась. Удалось обосноваться на Северном Кавказе, около Ставрополя. Несмотря на жизненные трудности и лишения, все семеро детей получили образование. Сыновья стали учителями, во время войны были в действующей армии. Дочери Авраамия Сергеевича и Ольги Симоновны и их дети стали медиками, инженерами, учителями, строителями. Сын Симона Ипполитовича Кузнецова Николай окончил духовное училище, но стал инженером-геодезистом, жил и работал в Нижнем Новгороде. Был видным специалистом в своей области. После ареста отца и родственников боялся преследований НКВД, вел уединенный образ жизни, много читал, любил классиков, поэзию, так и не женился. Переписка с родственниками в те годы была прервана.

№3/2011

Евгения Симоновна, младшая дочь, после конфискации дома и имущества отца и выселения всей семьи из дома в Шонге долго искала пристанище и работу в Средней Азии и на Кавказе в разных городах, пока не встретила Ивана Григорьевича, с которым прожила в Киеве более сорока лет. Дочери Симона Ипполитовича, Софья и Александра, учились в Никольской женской учительской гимназии вместе с дочками Гвоздевых Раисой, Анной и Софьей и жили в их семье. Мама часто вспоминала эти интересные, счастливые годы и Ивана Михайловича, поражавшего своим умом, интеллектом, неистощимой энергией. После окончания гимназии Софья (Попова) учительствовала в Шонге в земском училище вместе с мужем Авениром Алексеевичем, который преподавал русский язык и математику. В тридцатые годы ей, как дочери священника, не разрешили работать в школе, и они переехали в город Великий Устюг. Это была незаживающая рана - тетя Соня всю свою жизнь хотела быть сельской учительницей, и именно на своей родине, в селе Шонга. После ареста Симона Ипполитовича бабушка переехала к ним. Но в городе своего жилья не было, и семья тети Сони вынуждена была уехать в село Ардаши Кировской области. Там и покоятся Авенир Алексеевич и моя бабушка Павла Петровна. Александра Симоновна, моя мама, после успешного окончания учительской гимназии в городе Никольске в 1916 году была назначена учительницей земского училища в деревню Загарье, в четырех километрах от Шонги. Интересный факт: по настоянию мамы из первой зарплаты учителя была куплена корова, которая давала три ведра молока в день. И в большую перемену юная учительница угощала своих учеников вкусными, свежими сливками. Уже через год Александра Симоновна в девятнадцать лет была назначена заведующей Даниловского земского училища в село Дорожково. Кроме работы в школе на учителей в те годы было возложено множество дру181

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ гих обязанностей: ходили по деревням разъяснять декреты советской власти, вечерами учили грамоте крестьян, проводили большую работу по антирелигиозной пропаганде, организовывали художественную самодеятельность, участвовали в различных переписях. Времени катастрофически не хватало. В 1920 году Александра Симоновна была переведена в Городецкую школу учительницей начальных классов. После жесткой аттестации ей было присвоено «высокое звание» «ШКРАБ или ШКОЛЬРАБ советской школы», что в переводе на цивилизованный русский язык значило учитель. Слово «учитель» было изъято из употребления. В те годы школа постоянно меняла свое название: ударная трудовая, школа колхозной молодежи, школа проектов, школа второй ступени, образцовая школа и, наконец, с 1936 года - средняя школа Кичменгского Городка. В Городке Александра Симоновна принимала участие во многих комиссиях: по оказанию помощи голодающим детям Поволжья, по несовершеннолетним правонарушителям, по ликбезу, в борьбе за здоровый быт. В школе и в клубе занималась организацией художественной самодеятельности, знание нот помогло создать струнный оркестр, концерты которого доставляли много радости и детям и взрослым. В те годы в селе не было еще даже радио. В течение 42 лет, в труднейшие годы трех войн, голода, гонений, репрессий многих членов семьи и близких, Александра Симоновна Наволоцкая отдавала все свои силы, всю себя любимой профессии, школе, детям. Заслужила признание и благодарность нескольких поколений. Ей первой в Кичменгском Городке в 1968 году присвоено звание «Почетный гражданин». Награждена орденом Ленина, пятью медалями, знаком «Отличник народного просвещения». В 1927 году Александра Симоновна была делегатом от Вологодской области Первой Всероссийской конференции учителей отдаленных сельских школ в Москве. Поездка была интересной. Впе182

чатлений от увиденного в столице, от встреч с известными педагогами и методистами тех лет, от посещений школ и музеев хватило на многие годы жизни. Её восторженные рассказы о поездке с большим интересом слушали мы дома, коллеги в школе и ученики. Очень дорожила книжкой «Календарь учителя» - подарком Надежды Константиновны Крупской. Он и сейчас у нас на видном месте. Василий Степанович Митенев, директор Образцовой школы, а позднее заведующий методическим кабинетом, свои книги «Народная учительница» (1957) и «О творческом труде учителя» Москва (1962) посвятил Александре Симоновне Наволоцкой. В них обобщен глубокий анализ и исследования методического опыта и творческих исканий сельской учительницы. В. С. Митенев писал: «...в книге освещен повседневный, кропотливый труд скромной сельской учительницы, искренне любящей свою школу и детей, учительницы талантливой, по праву называемой выдающимся педагогом...». В 1997 году в средней школе и в Городке торжественно отмечали её 100-летний юбилей. В газете «Заря Севера» напечатано поздравление администрации района, в котором было обращение: «Призываем всех граждан поклониться памяти Наволоцкой Александры Симоновны, почетного гражданина, замечательного человека, пользовавшегося огромным авторитетом, доброй, отзывчивой и скромной женщины, которой по праву гордится наш край». А московский поэт, профессор Игорь Васильевич Воронцов, посвятил ей такие строки: ...И кланяются школы городские Той сельской, той, где много лет подряд Вы открывали Родину, Россию Для вологодских правильных ребят... Мой отец Анатолий Степанович тоже был учителем, преподавал физику и ма-

Вологодский ЛАД

Род Кузнецовых тематику в школе, образованный, интеллигентный, добрый, порядочный человек, последние годы до репрессий - инспектор районного отдела образования. Поражал широкий круг его интересов и увлечений: любил поэзию, музыку, книги, серьезно занимался охотой, рыбалкой, любил природу, лес, как никто знал грибные места, особенно груздей, всегда интересно, с упоением рассказывал об увиденном. В 1932 году был первым радиолюбителем в Городке, музыка в наушниках его детекторного приемника вызывала удивление и восхищение у слушателей в нашем доме. В 1929 году Анатолий Степанович в составе делегации от Вологодской области принимал участие в работе VII Всесоюзного съезда работников просвещения в Москве. Сохранилась фотография делегатов с народным комиссаром просвещения А. В. Луначарским. В период работы съезда у делегатов было много интересных встреч с видными деятелями просвещения, культуры, науки, незабываемые посещения школ, музеев, институтов, заводов, частей Красной Армии, те-

атров. Делегаты знакомились с новыми методиками преподавания, с вопросами духовного воспитания молодежи. Анатолий Степанович на учительских конференциях, семинарах и в школах ярко и образно рассказывал о встречах с интересными людьми, о новом и передовом в педагогике. Учителя, его ученики и друзья до сих пор помнят его и очень тепло отзываются о нем. Показательно, что даже на допросе в НКВД во время реабилитации Павел Иванович Попов, завуч средней школы, свидетельствовал об Анатолии Степановиче: «...отзывы учителей о нем - как о человеке образованном, знающем свое дело, хорошем методисте. Его выступления на методических конференциях были всегда интересны, содержательны, выдержанны. Как инспектор народного образования он пользовался в районе авторитетом и уважением среди учительства. В политическом отношении я могу охарактеризовать его только с положительной стороны...» (Архив, из дела № 4750 - по реабилитации).

В доме протоиерея Симона Кузнецова в Шонге оборудован православный храм

№3/2011

183

Род Кузнецовых Василий Степанович Митенев, учитель, директор школы, позднее председатель райисполкома, на допросе при реабилитации свидетельствовал: «Я могу охарактеризовать Наволоцкого А. С. только с положительной стороны. Из отзывов учителей и личных наблюдений я утверждаю, что он человек широко эрудированный, образованный, культурный, прекрасный методист и хороший учитель. Плохих отзывов я о нем не слышал. С политической стороны характеризую его только положительно. В разговорах никаких высказываний, нелояльных по отношению к Советской власти, не слышал. На допросе в НКВД следователь настойчиво требовал от меня показаний о контрреволюционной деятельности Наволоцкого А. С. Я заявил, что об этом мне ничего не известно». (Архив. Дело № 4750 - по реабилитации. Из протокола допроса). Всеволод Власьевич Крылов (учитель, заведующий роно, а позднее председатель горисполкома Великого Устюга), в газетной статье в 1990 году писал: «...Работая в отделе народного образования районного исполнительного комитета, Анатолий Степанович проявил себя как умелый организатор, опытный, вдумчивый методист, талантливый педагог... На совещаниях учителей школ, подводя итоги, Анатолий Степанович восхищал глубоким анализом особенностей организации учебного процесса в школах района, резко говорил о досадных недостатках в деятельности некоторых учителей, делился опытом, давал конкретные рекомендации.... Человек он был честный, прямой, смелый, вещи называл своими именами. Был всегда жизнерадостен, энергичен, умел увлечь, дать хорошие советы».

184

*** Соединились два очень древних (род государственных крестьян Наволоцких и род священнослужителей Кузнецовых) и, я бы сказал, два физически здоровых, интеллектуально могучих и морально чистых рода. Это была счастливейшая семья, с большой радостью занимавшаяся дорогим сердцу, интересным делом, с любовью воспитывавшая нас, троих ребятишек... Но все оборвалось в страшном 1937 году, когда папа в возрасте 36 лет был репрессирован и погиб в Великом Устюге вместе с другими учителями и директорами школ района. В те годы при необоснованных политических репрессиях в сталинских лагерях погибло много наших родственников, прежде всего священников - 14 человек. Это мой дед, протоиерей Симон Ипполитович, мужья дочерей деда священники Авраамий Сергеевич Петропавловский и Димитрий Алексеевич Кулаков, брат жены деда священник Автоном Петрович Головков и его братья. У брата деда, Киприана Ипполитовича, - сын Николай, священник, мужья дочерей Киприана: священник Николай Николаевич Старостин и протоиерей Сергей Платонович Богданов. Пострадали муж сестры деда, протоиерей, член Государственной Думы Иван Михайлович Гвоздев, был расстрелян муж его дочери, священник Анатолий Алексеевич Попов, и зять Александр Бочаров. Погиб в лагере и племянник деда, дьякон Алексей Иванович Кузнецов, и многие другие. Владимир Анатольевич НАВОЛОЦКИЙ, профессор, полковник медицинской службы, почетный гражданин КичменгскоГородецкого района

Вологодский ЛАД

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ

Епископ Брянчанинов, высокосветский Санкт-Петербург и моя прабабушка Ольга Александровна Межакова-Данилевская Совесть - естественный закон. Святитель Игнатий (Брянчанинов), «Аскетические опыты»

Несколько столетий русской истории, 300 лет Санкт-Петербурга, былые времена... и мои предки, которые строили и творили, думали сердцем и головой, много умели и мало хотели, оставили гигантский след в отечественной культуре. Их знают немногие... Задумываюсь над правдой ушедших веков, которая вместе со мной живет и дышит и без которой не осознать будущего. Вспоминаю мою прабабушку Ольгу Александровну Межакову-Данилевскую (1838-1908) - внучатую племянницу канонизированного в 1988 году святителя Игнатия. Дмитрий Александрович Брянчанинов - епископ Игнатий - тринадцатый представитель своего рода. Путь монашества Дмитрий определил рано, по его следам пошли три брата Петр (родившийся в 1809 году), Михаил (в 1811-м), Александр (в 1814-м). Род Брянчаниновых - древний и ведет свое начало от оруженосца и друга великого князя Московского Дмитрия Ивановича Донского - боярина Михаила Бренко (?-1380), который в великокняжеских доспехах под княжеским знаменем на коне князя геройски погиб на Куликовом поле в битве против Мамая.

№3/2011

Дмитрий Александрович Брянчанинов родился 5 февраля (по старому стилю) 1807 года в селе Покровском Грязовецкого уезда Вологодской губернии. Его крестили в Покровской Комельской церк-

Святитель Игнатий (Брянчанинов) 185

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ ви и нарекли Дмитрием в честь вологодского чудотворца Димитрия Прилуцкого. Отец его, Александр Семенович Брянчанинов (1784-1875), был воспитанником Пажеского корпуса, камер-пажом императора Павла I. Сын сенатора участвовал в войне с Наполеоном и очень любил порядок, роскошь, светскую жизнь. Строгий отец научил своих детей дисциплине и дал им хорошее домашнее воспитание. Мать Дмитрия, Софья Афанасьевна Брянчанинова (1786-1892), родная сестра Ивана Афанасьевича Брянчанинова (1769-1839), прадеда Ольги Александровны Данилевской-Межаковой (18381908), была хорошо образована. Любя детей, она развивала в них способности к музыке, живописи, литературе. Ее старший сын Дмитрий, серьезный с раннего детства, был особенно одарен, умен и очень красив: высокого роста, стройный и статный, русый, кудрявый, с прекрасными темно-карими глазами с какой-то безнадежной, глубокой грустью. Рано научившись читать, он в уединении часами просиживал за книгами. Позже в своих «Аскетических опытах» он писал: «Сам

Бог мыслию благою уже отделил меня от суетного мира». В пятнадцать лет Дмитрий с блеском выдержал экзамены в Военное инженерное училище в Петербурге, был зачислен во второй класс и очень быстро привлек внимание великого князя Николая Павловича. Будущий император лично знал Дмитрия Александровича, любил его и относился к нему с большим уважением. Знакомство с Николаем I, родственные связи с президентом Академии художеств и членом Государственного совета Алексеем Николаевичем Олениным (1763-1843) ввели Дмитрия Брянчанинова в высокосветское общество Петербурга и готовили ему блестящую карьеру. Родная сестра матери Варвара Брянчанинова была замужем за Федором Марковичем Полторацким (1764-?), братом Елизаветы Марковны Полторацкой-Олениной (1768-1838), в доме которой собирались виднейшие представители науки и искусства. Салон Олениных был знаменит в столице. В нем, встречаясь с Гнедичем, Крыловым, Батюшковым и Пушкиным, Дмитрий Брянчанинов развил свое литературное дарование.

Покровское в наши дни. Сейчас здесь открыт культурно-просветительский и духовный центр «Усадьба Брянчаниновых». Фото Алексея Колосова 186

Вологодский ЛАД

Семья Межаковых-Данилевских Щит, разделенный надвое, имеет малую голубого цвета вершину с изображением на оной осьмиугольной золотой звезды, а нижнюю половину пространную, в которой в правом серебряном поле находится стоящий на земле лев, а в левом красном поле серебряная птица с распростертыми крыльями. Щит увенчан дворянскими шлемом и короною. Намет на щите голубой и красный, подложенный золотом. Герб Межаковых

Преданный православным идеалам, Дмитрий Александрович, блистательно окончив Петербургское инженерное училище в чине поручика, подал прошение об увольнении, на что император ответил отказом. Годом позже, осенью 1827 года, Д. А. Брянчанинов повторил прошение и, получив высочайший указ об отставке, начал полную испытаний и лишений духовную жизнь. Самоотречение сына родители понять не сумели и не хотели... Они отказали ему в помощи, перестали писать ему письма. Послушник Димитрий, с детства мечтавший быть монахом, нашел свое счастье сначала в Александро-Свирском монастыре, а затем служил Господу в других обителях до тех пор, пока не исполнилось его заветное желание. 28 июня 1831 года вологодский епископ Стефан в кафедральном Воскресенском соборе совершил постриг в монашество и нарек Игнатием в честь священномученика Игнатия Богоносца. Духовно зрелый Игнатий очень скоро стал строителем Пельшемского Лопотова монастыря и возродил его заново... За это его 28 января 1833 года возвели в сан игумена. О благородной и энергичной деятельности Брянчанинова заговорили в Петербурге, и уже в конце 1833 года игумен Игнатий стал управлять ТроицеСергиевой пустынью в Стрельне, на берегу Финского залива, близ столицы. Возведенный в сан архимандрита, Игна-

№3/2011

тий принялся с большой энергией восстанавливать пришедшие и ветхость храм и кельи, всем сердцем отдаваясь этому делу. Все было заново перестроено, был создан замечательный хор. В тридцать один год архимандрита Игнатия назначили благочинным всех монастырей Санкт-Петербургской епархии. Его знали во всех слоях столичного общества. Для святителя все двери столицы были открыты. Он же в глубине души оставался аскетом-пустынником. Сохранились писания архимандрита Игнатия о христианской жизни. Им прекрасно изложены учения святых Отцов и выражены новые мысли, обретенные им в духовных исканиях. 30 апреля 1867 года в НиколоБабаевском монастыре епископ Игнатий отдал Богу душу. На шестой день тело епископа Игнатия было отпето. Рака с мощами святителя Игнатия находится в Введенском храме Толгского монастыря Ярославской епархии. Моя вологодская прабабушка Ольга Александровна, мать моего деда Ивана Николаевича Данилевского (1877-1933), земского начальника и мирового судьи Ялтинского уезда в Крыму, родилась в семье родовитого помещика в имении Никольском, которое разрасталось с 1613 года. Ее предок - казачий атаман, присоединившийся к Пожарскому и Минину во время битвы за Москву, Филат (Феофилакт) Васильевич Межаков (? - 1627) был одним из освободителей 187

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ

Михаил Федорович Межаков

Кремля от поляков. Жену его звали Фетинией. На Земском соборе в 1613 году Филат Межаков участвовал в избрании первого русского царя из рода Романовых - Михаила Федоровича. Донской атаман Ф. В. Межаков за заслуги перед Отечеством получил земли в селах Никольское и Заболотье на Вологодчине. Его потомки - продолжатели рода Межаковых в числе городовых дворян служили в столице российскому престолу и были жалованы от государей землями и грамотами. Они несли в свои поместья изысканные вкусы и модные направления из Петербурга, разбивали пейзажные или ланшафтные сады и парки, введенные Екатериной II. Столетиями разрастался парк Межаковых в селе Никольском и в начале XX века стал уникальным северным дендрарием. Род Межаковых внесен в родословную книгу, в шестую часть, древнего дворянства. Среди Межаковых были и поэты, и 188

писатели, и ученые, и государственные деятели, и дипломаты, а также доблестные своими заслугами офицеры. Отец Оли, замечательно образованный человек, Александр Павлович Межаков (1812-1859) был членом императорского Русского географического общества, а также членом Московского общества испытателей природы и акклиматизации. Он опубликовал много научных работ о животном и растительном мире. В формулярном списке коллежского секретаря А. П. Межакова за 1843 год указано, что он в 1829-1830 годах служил в Департаменте внешней торговли, в 1834-1841 годах - в Санкт-Петербурге в Министерстве иностранных дел, в департаментах внешних и внутренних сношений. Дважды удостаивался «благоволения» Николая I - за работу в комитетах «для вспомоществования пострадавшим от холеры» в 1851 году и для вспоможения потерпевшим от пожара 8 июня 1831 года в Санкт-Петербурге. Олина мать, Юлия Францевна Тиран (1813-1853), была французских и немецких кровей, православного вероисповедания и родилась в Санкт-Петербурге. Дочь хозяев легендарной гостиницы «Демут» - Елизаветы-Терезин Демут (1781-1837) и французского аристократа Франциска-Людовика Тирана (1777-1817), служившего адъютантом петербургского военного губернатора графа Петра Алексеевича фон Палена (1743-1826). Родители рано умерли, и в двадцать один год моя любимая прабабушка Ольга Александровна осиротела. Ее опекуном стал дед, Павел Александрович Межаков (1788-1865). Сын Варвары Михайловны Нероновой (?-1815) и секунд-майора Александра Михайловича Межакова (1753-1809), он получил блестящее всестороннее образование и огромное наследство, подолгу жил в Петербурге в собственном доме, любил благотворительную деятельность и щедро делал пожертвования. Его отец был участником русскотурецкой войны. В 1773 году воевал на левом берегу Дуная в Румынии «на остро-

Вологодский ЛАД

Семья Межаковых-Данилевских ве при городе Журже» и в 1774 году «за Дунаем при болгарском городе Рущук» - на правом берегу Дуная. А. М. Межаков в 1783-1784 годах был сначала заседателем вологодской палаты уголовного суда, затем до 1790 года там же служил советником. Позже стал директором народных училищ Вологодской губернии. Дед моей прабабушки, поэт и писатель П. А. Межаков, действительный статский советник, знавший несколько иностранных языков, был переводчиком в Коллегии иностранных дел, позже в комиссариатском штате военного ведомства. В 1805-1806 годах состоял в Неаполитанской миссии, участвовал в походах против Наполеона. В 1853 году был награжден орденом святой Анны 2-й степени и бронзовой медалью «В память Крымской войны 1853-1856 гг.» на Владимирской ленте. В 1855 году за формирование и снаряжение вологодского ополчения удостоился благоволения государя. П. А. Межаков открыл в 1817 году школу для крестьян, а в 1827 году - первую в Вологодской губернии лечебницу

для крестьян. Предводитель дворян Вологодской губернии с 1850 по 1856 год, в семьдесят шесть лет был избран уездным предводителем дворянства. Свою рано ушедшую из жизни бабушку, Ольгу Ивановну Брянчанинову (1794-1833), моя прабабушка знала только по воспоминаниям родных. Знала, что была она внучкой Афанасия Матвеевича Брянчанинова (1746-1786), фурьера лейб-гвардии Семеновского полка в 1764 году и прокурора в Архангельской губернии с 1784 года, и его первой жены Ольги Федоровны Муравьевой (?-1770). В ее честь она была названа Олей и имя свое любила. Второй женой Афанасия Матвеевича была Елизавета Павловна Олсуфьева. Она умерла в 1775 году. Через девять лет А. Ф. Брянчанинов снова женился - на Дарье Петровне Латышевой. Она родила ему дочь Софью, которой волей Бога суждено было стать матерью святителя Игнатия. Детство Олечки Межаковой прошло в роскошной усадьбе с домом-дворцом, построенным в екатерининское время.

Ярмарка в Никольском. Март 1913 или 1914 г.

№3/2011

189

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ В доме была сорок одна комната. Он соединялся со зданием картинной галереи и располагался в уникальном парке со статуями, античными вазами, изящными беседками, с прудами и гротами. Здесь росли редчайшие породы деревьев и разнообразных кустарников. Вокруг благоухали цветы... Среди зеленых лугов колыхалась европейская купальница, пестрели весенние тюльпаны и крокусы, воздух был наполнен пением птиц, на «каменной горке» резвились дети... Смеялось весеннее солнце Севера. Юные мечтали на «островке любви» (насыпной островок в середине пруда). Он дышал счастьем! Трудились все летом в своем имении, зимой - в Петербурге. В Вологодском краеведческом музее хранятся некоторые издания из богатейшей, для потомков бесценной библиотеки из имения Межаковых. Среди ее книг были сочинения Игнатия Брянчанинова, труды Александра Павловича Межакова и Николая Яковлевича Данилевского (1822-1885), собрания сочинений писателей XVI-ХIX веков на разных языках, уникальные издания в кожаных переплетах, с инициалами «А.М.» в самом центре обложки. Там же хранятся две семейные реликвии. Одна из них - «Статистические исследования о распределении движения народонаселения России за 1816 год» Н. Данилевского с дарственной надписью: «Александру Павловичу Межакову от автора». Книга издана в Санкт-Петербурге в 1851 году. Вторая книга из библиотеки Дмитрия Брянчанинова издана императорской Академией наук в 1805 году в Петербурге. «Краткое руководство по красноречию», по всей вероятности, с автографом Дмитрия Брянчанинова и его собственноручными надписями. Вологодский дом Межаковых любили. Разбирая визитные карточки, узнаешь, что здесь собирались самые влиятельные лица России, сливки столичной знати, которая знала литературные вечера Павла Александровича в его петербургской квартире, где встречался весь 190

Александр Павлович Межаков

цвет русской поэтической мощи. Дружеские отношения с Г. Р. Державиным и К. Н. Батюшковым, Н. И. Гнедичем, П. А. Вяземским восторженно воспеты Павлом Александровичем в его стихах, изданных в столице в 1828 году. Быт Межаковых был красивым, жили они с размахом. Частную коллекцию картин в собственной галерее украшали полотна Рембрандта, Гвидо Рени, Рейсдаля, здесь висел один из лучших портретов Джорджа Доу. На полотне художника (закончено в 1821 году) изображена чета Межаковых, моих прапрапрабабушки Брянчаниновой и ее мужа, поэта, дипломата Павла Александровича (сегодня висит в музее Вологды). Там же хранится конфискованная у владельцев коллекция английских гравюр и другие семейные портреты. Часть

Вологодский ЛАД

Семья Межаковых-Данилевских

Варвара Михайловна Межакова (Неронова)

картин из коллекции Межаковых была продана и вывезена во Францию. «Старуха в чепце» находится в Эрмитаже, портрет княгини Софьи Засекиной, родной сестры Павла Межакова, хранится в Тюменском краеведческом музее. Вспоминая княгиню Софью Александровну Засекину, нельзя не рассказать о ее бисерной вышивке на столешнице, над которой княгиня трудилась шесть лет. На ней в изысканном венке из разнообразных ярких цветов в пастельных бело-болотных тонах оживает античная сцена, в правом углу - инициалы «К.С.З.» и дата - «1831 год». Под вышивкой лежит письмо Павлу: «Вышила сей стол для брата, друга и благодетеля моего Павла Александровича Межакова. Начала 1841 года декабря 18 дня в с. Никольском, кончила 1831 года февраля 20 дня в Петербурге. Княгиня Софья Засекина, урожденная Межакова, и прошу оный стол хранить и отдавать всегда старшему сыну как памятник братской дружбы и трудолюбия». Стол с би-

№3/2011

серной вышивкой, вне сомнения, после смерти Павла Александровича перешел к его внуку Александру Александровичу Межакову (1834-1897), родному брату моей прабабушки Ольги. Многие годы стол украшал дом Павла Александровича в Петербурге. В столице жила и княгиня Засекина. Покровительница наук и искусства княгиня Тенишева организовала в Париже в 1907 году выставку, на которой была выставлена и работа княгини Засекиной. Она заняла первое место. Что произошло со столом дальше, узнать пока не удалось. Известно только, что в 1978 году в одной московской коллекции появился стол карельской березы в неоготическом стиле с писанными масляной краской фамильными гербами на круглых картушах и бисерной вышивкой. Безмолвная реликвия Межаковых продолжает жизнь! У кого этот стол сегодня? Он тихо ждет своего часа, чтобы дополнить рассказ о том, что было, о том, что миновало. Пережив революцию и войны, чувствую, что стол рвется в музеи, в Вологду, где можно любоваться и другими семейными ценностями моих вологодских и петербургских предков, вспомнить о тех, кто умел создавать шедевры, а также почувствовать особую атмосферу того времени с его укладом и традициями... В родовом гнезде Межаковых - в селе Никольском были и собственный театр, и оркестр из 30 человек. Сиянием солнца сверкал архитектурно-церковный ансамбль, на переднем плане которого - каменная церковь Межаковых, где крестили их детей, Олечку - тоже. Она выросла среди петербургской и вологодской знати, ученых, поэтов, художников, дипломатов и политических деятелей. Ольга говорила, кроме русского, на французском и немецком языках, получила хорошее домашнее образование, любила природу и книги, умела рисовать. В те далекие времена молодые девушки увлекались вышивкой, а те, кто умел, расписывали себе в приданое фарфоровую посуду. Оля Межакова долго и с 191

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ любовью трудилась над сервизом, который состоял из 56 предметов и который, выйдя замуж, она взяла с собой в Мшатку. От этого красивого сервиза остались один молочник и большое блюдо диаметром в 35 сантиметров. Ему больше 140 лет, но оно в хорошем состоянии и висит и моем доме на стене, рядом с ним на черной полке стоит и молочник. На блюде и молочнике - мотив цветов в разных композициях пастельных тонов, от желто-розового до сиренево-голубого, с болотно-зеленоватыми стебельками и листочками. Помню, в раннем детстве были еще закусочные и десертные тарелочки от этого сервиза. Мы ими ежедневно пользовались. Летом в жару, когда семья любила полакомиться арбузом, он, большой, зеленый, в полоску, красовался на этом блюде. Резать его на глубоком блюде было трудно, для этого использовалась одна из тарелочек. Часто вспоминаю, как на нее клали тяжелый арбуз и огромным кухонным ножом, какие бывают только в лавках мясника, прикладывая усилия, разрезали. Арбуз тяжело распадался на две части, а тарелочка с треском распадалась в разные стороны. Дети, увлеченные едой, смеялись, а мама, боясь, что кто-нибудь поранит руки, быстро бросала драгоценные половинки в мусорное ведро. Прошли годы, и тарелочек не стало, блюдо же и молочник проделали длинный путь по российской земле из Вологды в Крым, затем на Кавказ, долгое время находились в Эстонии и Ленинграде, пока не переехали ко мне, сначала в Гамбург, а потом и в Любек. Роспись на фарфоре, с таким изяществом сделанная моей молодой прабабушкой, радостно улыбается свежестью красоты и живостью рисунка и так прекрасна, что забываешь о том, что это изысканное произведение искусства больше ста лет украшало праздничные столы моих предков, мамы и друзей. Последние тридцать шесть лет я берегу его и очень редко, в исключительных случаях, ставлю на стол, покрытый белой кружевной скатертью. 192

Каждый раз, когда я дотрагиваюсь до этих реликвий, мне вспоминаются разные торжества из жизни мамы. Когда она ждала гостей, на середину блюда горкой укладывалось ароматное картофельное пюре, потом мама обкладывала его небольшими рублеными котлетками, сделанными из индейки с говяжьим фаршем, причем светлое мясо птицы рубилось мелкими кусочками. В каждую котлетку мама обязательно вкладывала крохотный ломтик сливочного масла, приговаривая: «...Так было и так будет». Вокруг вырастало что-то вроде большой улитки, по которой порхали воздушные веточки душистого укропа. Мама готовила хорошо, всегда красиво и безумно вкусно. Во время кухонных чаепитий часто вспоминала воспетый А. С. Пушкиным «...страсбургский пирог нетленный», речь шла, конечно, о знаменитых страсбургских запеченных в тесте паштетах с темными кусочками дичи. Первым привез их в Россию, вспоминала мама, пе-

Павел Александрович и Ольга Александровна Межаковы

Вологодский ЛАД

Семья Межаковых-Данилевских реселившийся из Страсбурга в Петербург ее прапрапрадед, немецкий купец Филипп Якоб Демут (1750-1802), в свой трактир при гостинице «Демут» в Петербурге, который так любил посещать А. С. Пушкин. В Эстонии рецептура котлет, к маминому огорчению, изменилась, там не было индейки. На этом активная жизнь вологодского сувенира в России временно остановилась. Бесценным блюдом, перебравшимся вместе со мной в Германию, пользуюсь я. Оно продолжает свою яркую сказку жизни, но рвется в Мшатку... Когда Ольге Межаковой исполнилось двадцать три года, она вышла замуж за Николая Яковлевича Данилевского. В метрической книге Николаевской Заболотской Ружной господской церкви Кадниковского уезда Вологодской губернии за 1861 год имеется актовая запись о бракосочетании 15 октября тридцатипятилетнего (правильно тридцатидевятилетнего) служащего департамента сельского хозяйства надворного советника Николая Яковлевича Данилевского и двадцатитрехлетней дочери умершего надворного советника А. П. Межакова Ольги Александровны Межаковой. В качестве свидетелей в церкви присутствовали: со стороны жениха - коллежский регистратор Михаил Павлович Межаков, родной брат отца Ольги (родился в 1815 году), и подпоручик Николай Гаврилович Кузьмин. Со стороны невесты - прапорщик Павел Межаков (1837-?) и коллежский секретарь Александр Александрович Межаков (1839-1897) - братья Ольги. В этой же церкви 16 августа 1862 года супруги Данилевские крестили своего первенца, дочь Веру, рожденную в Вологде 7 августа. Крестным отцом был дед моей прабабушки Павел Александрович Межаков, крестной - вдова Мария Александровна Межакова, вторая жена отца Ольги. Вологда была местом ссылки Н. Я. Данилевского, здесь он потерял и свою первую жену Веру Николаевну Лаврову, вдову генерала А. Н. Беклемишова, которую

№3/2011

с юности любил. 14 июля 1853 года, через несколько дней после смерти жены, Н. Я. Данилевский написал А. П. Межакову письмо: «Дорогой друг мой, Александр Павлович. По характеру своему я не способен к отчаянию и теперь, когда все прошло, скажу Вам искренно, что как любовь моя, так и горе мое, при всей силе их оставались всегда сознательными и обдуманными, поэтому прошедшее ручается у меня за будущее, да я и желаю, чтобы было так. Понесенная мною потеря вполне показала мне тщету всего, кроме христианских убеждений, ибо они одни, когда все потеряно здесь, дают надежду на возвращение всего там в лучшем и совершеннейшем виде». В письме от 5 сентября 1853 года из Астрахани есть такие строки: «...я очень рад, что пришлось путешествовать, хотя всякую мысль о счастье пришлось оставить. Слава Богу, есть развлечение или правильнее - отвлечение...». Беспрерывные научные экспедиции облегчили страдания Николая Яковлевича. Время залечило его раны. В жизни появились новые радости. В письме к другу от 9 сентября 1857 года из Астрахани Николай Яковлевич писал: «...Бог даст, по окончании экспедиции побываю и к Вам. Потому что Никольское - одно из тех мест, куда меня наиболее тянет. Не любил я Вологду, как место изгнания, а теперь она служит для меня и лучшим из личных воспоминаний...». Дочь друга, Ольга, была подростком, когда впервые встретилась с Николаем Яковлевичем Данилевским, на его глазах она выросла, расцвела и спустя девять лет после смерти его первой жены стала второй любящей и любимой спутницей жизни моего прадеда. Начались счастливые супружеские годы. В 1868 году в семье Данилевских родилась вторая дочь - Варя, в 1871 году - Николай, в 1874 году - Сергей, а в 1877 году - мой дедушка Иван. Семилетний Григорий умер в 1872 году. Ольга Александровна была чуткой матерью и хорошей хозяйкой, воспитала, кроме своих детей, трех приемных, 193

СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ среди них - крестьянского мальчика Алешу, девочку Лизу. Всем дала хорошее образование. В доме в Мшатке создала уют и красивую жизнь, берегла разросшийся уникальный парк мужа, в котором и сама выращивала цветы, вместе с детьми разводила новые виды растений. Хозяйство в купленном в 1867 году имении Абильбах (с татарского - Белый сад) в Мшатке на южном берегу Крыма было прекрасно налажено. Оно кормило большую семью, постоянно гостивших родственников и друзей и поставляло отборные сорта фруктов в Елисеевский магазин Петербурга и Москвы. В этом одухотворенном уголке Крыма, где Н. Я. Данилевский заложил основы понимания разных культур как самостоятельного процесса в системе Вселенной, жизнь закипела ключом. Пророческие мысли титана в окружении друзей обсуждались и зрели. Мшатку любили и хорошо знали столичные почитатели Данилевских, среди них - именитые политические деятели, поэты, писатели, художники, философы, офицеры высоких чинов, золотопромышленники. Лев Николаевич Толстой, протоптав несколько километров, пришел сюда пешком, здесь гостили Аполлон Николаевич Майков, Петр Петрович Семенов-ТяньШанский, его брат Николай Петрович Семенов, Афанасий Афанасьевич Фет, Иоганн Келлер, Василий Евменьевич Савинский, Дмитрий Александрович Милютин, Николай Николаевич Страхов и многие другие.

Фасад дома Межаковых в Никольском 194

«...Соберутся иной раз у барина гости, все ученые, профессора, генералы, начнут говорить, не наслушаешься... древние книги на непонятных языках разбирал... но всего больше любил путешествия в Малую Азию, Кавказ вдоль и поперек исколесил, утро любил... нет для чистых и хороших мыслей лучшего часа, как ясное утро». «Веселый, как всегда, с мелкими и быстрыми шагами, гуляя по парку, рассуждал о своей науке. Его небольшой белый домик почти сплошь скрыт зеленью вьющихся растений: чудный сад уступами сходит к самому морю, солнце нежит и греет, в воздухе разлит тонкий запах цветов. Вечером в уютной гостиной, у самовара собралась семья и обычные гости, а из сада несется запах роз и раздается тихий плеск моря... хорошо!» - вспоминала о моем прадеде и Мшатке Мария Александровна Межакова (1867-1930), родная племянница Ольги Александровны. Ценность имения подчеркнута и в докладной записке в Управление Южсовхоза о принятии имения в его ведение 29 декабря 1920 года: «...Вообще «Мшатка», бывшая Данилевских, представляет собой очень ценное имение, могущее дать весьма значительный доход от эксплуатации угодий. Почва ее значительно глубже соседних, с большим процентом перегноя, склоны к морю более пологи. Существующие фруктовые сады, пашни, виноградники давали хорошие урожаи...». В нашем имении Мшатка появились новые распорядители. Они, недолго думая, наше поместье назвали поселком Южный, а для порядка и чистоты залили все вокруг горной смолой. Наверное, так надо, подумали люди. И замолчали на десятилетия. Грустно и горько стало в исторической Мшатке! 22 октября 1885 года, во время своей последней экспедиции на озеро Гохча, от грудной жабы умер Н. Я. Данилевский. Это произошло в Тбилиси, вскоре после того, как он завез в Россию форель. «Ишхан» называют армяне эту рыбу в пресноводном горном озере Севан.

Вологодский ЛАД

Семья Межаковых-Данилевских О. А. Данилевская прожила со своим любимым мужем 24 года и 6 дней, ей было 47 лет, когда она облачилась в траурные одежды. В одном из писем к Толстому Страхов пишет: «...в самый день и час смерти Ольга Александровна видела Николая Яковлевича. Она не спала, была одета и не думала о нем в эту минуту. Вдруг ей явилась его голова на подушке, с болезненным выражением. Она дважды провела рукой по его щеке, говоря: «Милый мой, дорогой». Но все исчезло, и она вскочила, не понимая и удивляясь тому, что было. Она даже не встревожилась и приписала все нервам. Последняя телеграмма была очень успокоительной. На другой день весть о смерти была для нее совершенно неожиданной, и теперь, вспоминая свое видение, она твердо уверена, что он приходил проститься... Глубоко трогает меня эта женщина, она ежеминутно сдерживает свое отчаяние и, как я знаю, спать настоящим образом не может». Тело дорогого мужа Ольга Александровна перевезла в Мшатку и похоронила в семейной усыпальнице в «Кипарисовом зале». «На могилу у далекого южного моря легла мраморная плита», - вспоминает вологодская племянница моей прабабушки Мария. По маминым рассказам знаю, что на зеленом лугу погоста справа, ближе к середине, недалеко от ворот их могилы слились. На ней стоит один большой крест, вокруг цветут цветы. Сначала было два креста, в изголовье Ольги Александровны покоится любимый муж. На левой стороне в «Кипарисовом зале», если смотреть со стороны моря сверху вниз, - одна за другой могилы родных.

В беспрерывном движении в «Кипарисовом зале» своей дорогой, друг за другом летят души усопших в новый мир... Зеленые кипарисы образовали небольшую площадку, за ними - прямоугольная, в черно-бело-серой гальке, широкая тропинка. В память трагически погибшего друга дедушка Ваня назвал ее «Виссарионовой тропой». За ней возвышается каменная стена бутовой кладки, по которой проложена колючая проволока серебряного цвета. Тяжелые резные врата в сторону моря - тоже серебряные, на дверях висит замок. При входе в «Кипарисовый зал» за ограждением с левой стороны можно увидеть большой серый камень, а за ним разрастается «Весенний сад». Всё связано-повязано. Инна РАУ «История Петербурга», № 2 (24), 2005 г.

Могила Николая Яковлевича Данилевского в Мшатке

Инна Михайловна Рау родилась в Тбилиси. Художница. С 1967 года живёт в Германии. 15 самостоятельных выставок в Германии и Дании. Автор многих статей в журнале «История Петербурга» и разных газетах. «Вологодский ЛАД» опубликовал ее статью «Мой прадед Николай Яковлевич Данилевский» (№1, 2008 год).

№3/2011

195

Семья Межаковых-Данилевских

Стол, о котором говорится в статье Инны Михайловны Рау, в середине 90-х годов попал в поле зрения вологодских краеведов. Известный исследователь, автор многих публикаций, уроженец Никольского Владимир Эммануилович Лебедев (на верхнем снимке сидит за столом с бисерной вышивкой) встречался с тогдашней владелицей реликвии Галиной Николаевной Всесвятской; она говорила о готовности передать стол в музей усадьбы Межаковых, но в то время организовать это так и не удалось

Бисерная вышивка княгини Софии Засекиной 196

Письмо, найденное при реставрации стола

Тумба стола из дома Межаковых

Вологодский ЛАД

МЕСЯЦЕСЛОВ Виталий ЛАМОВ

Года круг НАРОДНОЕ ПОГОДОВЕДЕНИЕ Перед вами, читатель, очередная попытка создания народного календаря, месяцеслова (рассказа о месяцах, временах года, приметах, обычаях и обрядах, с ними связанных), а, вернее, просто сборника примет, предсказывающих погоду, - погодника. В наше время климатических катаклизмов и непостоянства погоды, что вызвано, увы, и неразумной деятельностью цивилизации, можно подумать, что народные приметы уже не работают и потеряли смысл своего практического применения. Отчасти, возможно, это так, приходится принять с сожалением. Однако составитель этого календаря отталкивался в сборе погодных примет от своего родного края (северо-востока Вологодчины), который остаётся достаточно уравновешенным в погодном смысле по сравнению с иными регионами или странами. Чтобы стать домашним метеорологом, нужно, прежде всего, развивать в себе наблюдательность. Примет много, и по одному признаку погода не определяется. Нельзя надеяться на какую-то одну примету. Совпадение двух-трёх и более примет выдаст вам верный прогноз. Прислушаемся к мнению опытного человека, эвенка Чапогира из рассказа А. Д. Мухачёва «Проводник» («Охотничьи просторы», № 4, 2010): «Надо много примет сложить, чтобы точно определить погоду, т.е. посмотреть на небо, на солнце, на луну, на звёзды, на речку, тайгу, птиц, цветы, послушать звуки. Предсказать погоду - это наука жизни». Отметим, что народным погодоведением занимаются прежде всего охотники и лесники, рыбаки и пчеловоды, любители природы и просто сельские жители. Они живут в природе, а природа живёт в их душах и сердцах. Обратимся опять же к Чапогиру. «Хочешь стать хорошим

№3/2011

охотником, должен следы и повадки зверей понимать. Всякий зверь живёт, считаясь с погодой. Поэтому чувствовать погоду, уметь её предсказывать - главное дело охотника». Наконец, вспомним А. С. Пушкина, стихотворение которого будет, как говорится, в тему.

ПРИМЕТЫ Старайся наблюдать различные приметы: Пастух и земледел в младенческие леты, Взглянув на небеса, на западную тень, Умеют уж предречь и ветр, и ясный день, И майские дожди, младых полей отраду, И мразов ранний хлад, опасный винограду. Так, если лебеди, на лоне тихих вод Плескаясь вечером, окличут свой приход, Иль солнце яркое зайдёт в печальны тучи, Знай: завтра сонных дев разбудит дождь ревучий, Иль бьющий в окны град, а ранний селянин, Готовясь уж косить высокий злак долин, Услыша бури шум, не выйдет на работу И погрузится вновь в ленивую дремоту. Следует сделать оговорку. Некоторые приметы имеют в себе противоречивость в силу недобросовестного содержания некоторых справочных источников или разности действия отдельно взятой приметы на разных территориях. Ведь погодные условия и смена сезонов весьма разнятся даже на протяжении от Московской области до Архангельской и от Ленинградской до Кировской областей. При составлении этого погодника, помимо собственных наблюдений, использовалась следующая литература. 197

МЕСЯЦЕСЛОВ газеты: «Сельская жизнь», «Лесная промышленность» и другие. Областные газеты: «Красный Север», «Русский Север» и другие. Районные газеты: «Ленинец», её преемница «Кокшеньга», «Уездные новости». Интернет не использовался!

ФОТО АЛЕКСЕЯ КОЛОСОВА

«Русский народный календарь», сост. Наталия Будур, 2005. «Охотник, грибник, рыболов», отрывной календарь, 2010. «Месяцесловы» вологодского писателя Ивана Дмитриевича Полуянова. Центральные советские и российские

Зима Декабрь - декемврий или декембер (лат. - десятый, считая от марта), студень или студный (старорус.), стужайло, ворота зимы. Декабрь год кончает, зиму начинает. Декабрь и замостит, и загвоздит, и саням ход даст. Декабрь глаз снегами тешит, а ухо морозами рвёт. Декабрь - самый тёмный месяц в году. Холодный декабрь со снегопадами к хорошему урожаю летом. Бесснежье в декабре страшней морозов. Декабрь-стужайло на всю зиму землю студит. 1 декабря - Платон и Роман; каковы Платон да Роман, такова и зима; Платон да Роман кажут зиму нам; гляди зиму с Платона и Романа, чтобы похвалить её 198

на Масленицу; Платон да Роман зиму кажут, а Спиридон (25 декабря) скажет; тепло в этот день - к тёплой зиме; если случится в течение дня перемена, то столько же раз последует она зимой. 3 декабря - Прокл; если на Прокла снег пошёл - на Алёну-льносейку (3 июня) пойдёт дождь. 4 декабря - Введение; на этот день случались Введенские оттепели (Введенье ломает леденье); вполне возможны на Введенье и морозы: Введенье пришло - зиму привело; на Введенье толстое леденье; Введенские морозы зиму не ставят; если на Введенье мороз, то жди летом знойных дней; когда на Вве-

Вологодский ЛАД

НАРОДНОЕ ПОГОДОВЕДЕНИЕ денье мороз, то все грядущие праздники будут морозными, тепло - все праздники теплы; если колокольный звон слышен издалека ясно, будет мороз, глухо - к сильному снегопаду; снег, выпавший до Введения, может растаять. 5 декабря - Прокоп; «Пришёл Прокоп, разрыл сугроб, по снегу ступает, дорогу копает» - устанавливался санный путь; «Прокоп дорожку прокопает, а Екатерина (7 декабря) укатает»; тёмная ночь - к снегопаду; иней - к урожаю. 6 декабря - Митрофан; если на Митрофана снег и ветер северный, то 6 июня дождь будет и ветер с севера. 7 декабря - Екатерина-санница; в прежние времена открывали конный извоз, т. е. устанавливался санный путь. 8 декабря - Климентьев день; на Климента большой мороз заворачивает; на Климента зима клин клином вышибает; Климент морозом у мужика слезу гонит: обычно случался сильный мороз. 9 декабря - Юрьев день (Егор, Георгий); два Егорья: один холодный, другой голодный (6 мая); весной Георгий с водой, Никола (22 мая) с травой, а в осень Георгий с мостом - Никола (19 декабря) с гвоздём; много снега на Егория зимнего - к траве на Егория весеннего (6 мая); слушают воду: если в колодце в этот день вода не волнуется, зима будет тёплая, а послышатся звуки - ожидай сильных вьюг и морозов (см. 13 декабря); медведь засыпает накрепко в берлоге, а волки жмутся к деревням; в Егорьев день в лес ходить было не принято. 10 декабря - Роман Чудотворец; по тучам, по звёздам гадают в этот день о будущей погоде; в Романов день у лосей рога отпадают; к Романову дню рыба прячется в омутах, идут на нерест налим, сиг, ряпушка; если на рассвете лицом к северному ветру встать, то с ветром уйдут беды все и невзгоды. 11 декабря - Стефан, Фёдор, сойкин день; в этот день чествовали сойкувещунью: в зеркальцах на крыльях этой птицы можно увидеть своё будущее, а если сойка в этот день прилетит к окну, станет у него кричать, то это возвещает счастье.

№3/2011

12 декабря - Парамонов день, зимоуказатель, зорник; на Парамона земля каменеет, речка стынет; снег на Парамона - быть метелям до Николина дня (19 декабря); смотрят на Парамона утреннюю зарю: багряная заря - к ветрам холодным, ясное утро - к ясному декабрю, утро снежное - быть метелям свирепым; с этого дня зима ходит в медвежьей шубе, по крышам стучит, бабам вставать велит, печи топить, каши варить. 13 декабря - Андрей Первозванный, осенний; на Андрея вторично (см. 9 декабря) выходят вечером на реки, озёра и колодцы прислушиваться к воде: если вода стоит спокойно, то зима будет тёплая, без метелей; если вода гудёт и стонет, то это предвещает бури, большие морозы и беды. 15 декабря - Аввакум; дождь (??? составитель) - к дождю ещё сорок дней и неделю; вьюга - к летнему ненастью. 17 декабря - Варварин день; на Варварин день зима мосты мостит, т.е. наступают морозы; трещит Варюха, береги нос да ухо! «Варвара мостит, Савва гвозди острит, Никола прибивает». 18 декабря - Савва; на день Саввы зима реки засалит. 19 декабря - Никола зимний; коли зима до Николина дня след заметает, дороге не стоять; на день Николая зима ходит с гвоздём; хвали зиму после Николина дня; иней и мороз на Николу - к урожаю; каков день - таков будет и на Николу вешнего (22 мая); сколько Никола зимний даёт снегу, столько Никола вешний даёт травы. 22 декабря - Анна зимняя, тёмная; самый короткий день в году, начало настоящей суровой зимы; на Анну волки сходятся и становятся наиболее опасными, а после Крещения разбегаются; куржовина (иней) на деревьях - к урожаю; лучисто и светло - к ясному и морозному 31 декабря; день почитался беременными женщинами и пчеловодами. 23 декабря - Мина, Ермоген; метель - к хорошему роению пчёл. 25 декабря - Спиридон Солнцеворот; солнце поворачивает на лето, зима 199

МЕСЯЦЕСЛОВ на мороз; с какой стороны подует в этот день ветер, с той стороны будет дуть он до весеннего равноденствия (22 марта); на Солнцеворот медведь в берлоге переворачивается на другой бок; день определяет характер всей зимы; если солнышко играет - будут на Святках дни ясные; по погоде первых 12 дней, следующих за Спиридоном, судят о погоде каждого из 12 месяцев наступающего года: 26 (13 по ст. стилю) декабря показывает погоду на январь, 27 на февраль и т. д. 26 декабря - Евстратий; какова погода в этот день - таким будет январь. 27 декабря - Фирс, Левкия, Калли-

ник, Филимон; каков Филимон - таков и февраль. 28 декабря - Трифон, Елевферий; каков Трифон - таков и март. 29 декабря - Агей-инесей; Агейпророк сеет иней на порог; если в этот день будет на деревьях иней, то Святки (7-19 января) будут тёплыми; если утром будет большой мороз, то он продлится до Крещения (19 января); погода этого дня определяет погоду апреля. 30 декабря - Данила; на пророка Даниила иней - тёплое Рождество (7 января); погода этого дня показывает погоду мая. 31 декабря - Модест; погода этого дня указывает погоду на июнь.

Январь - крыша зимы, трескун, коренник, студень, ледень, сечень, просинец. Если январь холодный, июль будет сухой и жаркий, не жди грибов до осени; часты снегопады и метели - в июле будут часты дожди; коли в январе март, жди в марте января; если в январе эхо далеко уходит - морозы крепчают; суровую и снежную зиму сулит неурожай грибов и поздний листопад, урожай яблок, ягод и шишек; поздний отлёт птиц - к тёплой зиме; холодные январи подряд не повторяются. 1 января - Пров, Илья, Вонифатий; день показывает погоду на июль, 2 января - на август и так далее. 7 января - Рождество; если тепло весна будет холодная; какая погода после Рождества, такая и после Петрова дня (12 июля); светлая ночь - будут ноские куры; тёмная - к хорошим удоям; метельная - пчёлы хорошо будут роиться; небо звёздное - к урожаю черники. 13 января - Меланья, канун старого Нового года; если в ночь ветер с юга - год жаркий и благополучный. 17 января - Зосима, покровитель пчёл; снег на деревьях сучья гнёт - летом пчёлы будут роиться. 18 января - Крещенский сочельник; метель в этот день - то же самое будет на Мас200

леницу; сильные ветры с юга - к грозовому лету; коли метель, то мести ей и через три месяца; звёзд не видно - грибы не родятся. 19 января - Крещение; ясная и холодная погода - к засушливому лету, пасмурная и снежная - к хорошему урожаю. 21 января - Емельян - накрути буран; ветер с юга - суровое лето. 23 января - Григорий-летоуказатель; иней на стогах и скирдах (где они?!) - к мокрому лету. 24 января - Феодосий-весняк; временами выдавалось тепло, что сулит раннюю весну; Федосеевы морозы - к позднему севу яровых. 25 января - Татьяна; солнышко - к раннему прилёту птиц; снегопад - летом дождик част. 26 января - Ермила и Стратоник; первые «ци-фи-фи» большой синицы предвещают раннюю весну. 28 января - Пётр и Павел дня прибавил; коли ветер, год будет сырой. 30 января - Антон-перезимник; случается краткое тепло: обнадёжит Антон теплом на один день. 31 января - Афанасий-ломонос - береги щёки и нос; афанасьевские морозы; в полдень солнце - ранняя весна, а вьюга и метель - весна затянется.

Вологодский ЛАД

НАРОДНОЕ ПОГОДОВЕДЕНИЕ Февраль - февруалий, сечень, снежень, лютый, бокогрей, вьюговей, буторник. Если февраль холодный и сухой - август жаркий. В феврале много инея на деревьях - будет много мёда. Февраль холодный - к благоприятному лету. Февраль дождливый (?!) - такими можно ожидать весну и лето, а если погодливый, то предвещает засуху. Туманы в феврале (?!) предвещают дождливый год. Начало февраля погожее - весна будет ранняя. Если февраль холодный, то и март холодный. Тёплый февраль приносит холодную весну. Как в феврале аукнется - так осенью откликнется. Февраль - месяц лютый, спрашивает, кто обутый. Февраль -бокогрей, на печи бока грей. Февраль богат снегом, апрель - водой. Февраль воду подпустит, март подберёт. Длинные сосульки в конце февраля к долгой весне. Февраль три часа дня прибавит. 1 февраля - Макар Великий, ясный или весноуказчик; каков Макар, таков и весь февраль; на Макара капель - в весну раннюю верь; в Макарьев день судили о весне: если ясная погода, то и весна будет ранняя; метель на Макара (так же, как и в последующий день) - на всю Масленицу метель; какова погода этого дня - таков и весь февраль. 2 февраля - Ефим метельный, зимний, ефимки; если в этот день будет метель, то и вся Масленица будет метельной; если в полдень будет ясное солнце, то весна будет ранняя; если предзакатное солнце багряное - к снегопаду; если пасмурно - жди поздних метелей; если среди дня метель разыграется - быть вьюгам да ветрам до конца месяца. 3 февраля - Максим Грек, Максим Утешитель, Исповедник; коли в Максимов день погоже, так к весне хорошей; ясная заря - к морозу.

№3/2011

4 февраля - Тимофей-мороз, полузимник; на этот день приходится половина зимы; случается, выпадают морозы, которые называют тимофеевскими; в полдень солнечно - весна ранняя; если метель, то вся неделя метельная; если морозные узоры на стёклах «растут» вверх - к продолжению морозов, если «наклоняются», то к оттепели. 6 февраля - Аксинья-полузимница, весноуказательница, полухлебница; половина зимы для жителей северных областей; если в этот день будет хорошая погода, то и весна будет красная, а метель на полузимницу - сметёт корм (дорогу переметает - корм подметает). 7 февраля - Григорьев день; каков Григорий с утра до полудня - такова будет первая половина следующей зимы, а с полудня до вечера - вторая половина будущей зимы. 8 февраля - Фёдор Студит, заметуха, поминальник, застольник (см. 24 ноября - Фёдор Мороз); Фёдор Студит - землю студит; этот день был «гороховым»; по гороху гадали о погоде: если звонко катаются сухие горошины по блюду - быть трескучим морозам, а если тихо - быть тихому снегопаду. 10 февраля - Ефрем Сирин; ветер да ещё со снегом - к сырому году; не к добру летнему Ефремов ветер. 12 февраля - Василий Великий, звериный праздник - свадебник (см. Николу, 17-го); в лесу начинаются звериные свадьбы; в этот день к столу подаются блюда из дичи («Русский народный календарь», М., «ОЛМА-ПРЕСС», 2005); снежные хлопья стали крупными - будет оттепель; ветер к сырому году; красная луна - к большому ветру; возможна порча санного пути. 14 февраля - Пётр-полукорм, Трифонперезимник, Трифон-мышегон; если на небе вечером покажется много звёзд, то зима ещё долго продлится, а весна припозднится; снег - к дождливой весне; холода - к поздней и холодной весне; звездопад - весна тихая. 201

МЕСЯЦЕСЛОВ 15 февраля - Стретение, зимобор (случаются сретенские морозы); оттепель в этот день предвещает худую и гнилую весну; на Сретенье снежок - пригонит на весну дожжок; если метель - весна поздняя; на Сретенье зима с летом встретилась: солнце на лето, а зима на мороз; если проглянет солнышко, то первая встреча зимы с весной состоялась, а не проглянет - ожидай дальнейших морозов; если на Сретенье петух напьётся воды - наберётся пахарь беды, т. е. зима долго будет продолжаться; погода в Сретенье указывает на таковую же весной. 17 февраля - Никола Студёный, волчий сват, маковый закат; о звериных тропах и логове волчицы только Никола Студёный знает; в этот день обычно бывали никольские морозы: «Никола Студёный на мороз тороват»; «На Студёного Николу снега навалит гору». 18 февраля - Агафья-коровница, скот-

ница; морозы в этот день предвещают бурную весну, сухое и жаркое лето (как видим, эту примету несут, по разным источникам, два дня - 18 и 19 февраля). 19 февраля - Вукола-телятник; начало весеннего отёла коров; морозы обещают бурную весну, сухое и жаркое лето; холодно и сухо - к жаркому августу. 24 февраля - Власий; случаются последние в текущую зиму власьевские морозы, о которых говорили: «Власий, сшиби рог с зимы»; возможно наоборот: «Прольёт Власий маслица на дорогу - зиме пора убирать ноги». 25 февраля - Алексей рыбный; если на Алексея потёки были, то и рыба должна ловиться; в этот день готовили рыбные блюда; вьюга - к летнему ненастью. 27 февраля - Кирилл-весноуказчик; на Кирилла хорошая погода - к сильным морозам; иней - к летним росам; сильный блеск звёзд - к морозу.

Приметы зимы И уносят меня, и уносят меня В звенящую снежную даль Три белых коня, три белых коня Декабрь, и январь, и февраль.

Снег прилипает к деревьям - тепло будет. Утренние зори скоро перегорают - к холоду, вечерние - к оттепели. Воздух над лесом посинеет - к теплу. Лес шумит - к оттепели. Чем крепче зима, тем скорее весна. Стёкла в оконных рамах запотели - будет потепление. Сажа в мороз опускается в русской печи из кожуха на шесток - можно ожидать снега, а с ним и потепления. Красный огонь в печи - к стуже, белый - на оттепель. Дрова горят с треском - к морозу. Много нагару на лучине - жди стужу. Дым столбом - к морозу. Показались тучи с севера - оттепели быть. 202

Облака движутся против ветра - примета предстоящей непогоды. Луна ночью будто покраснела - жди завтра ветра, тепла и снега. Небо заволакивается тучами - к метели. Если облака идут низко и быстро над землёй, ожидай стужу. Если поверхность почвы зимой теплее обычного, жди наводнения. Снежная зима - к дождливому лету. Холодная зима - жаркое лето. Обильные снегопады в начале зимы - к сильным дождям в начале лета. Снегирь прилетит - о зиме известит. Снегирь свистит - скоро зима будет. Снегирь под окнами чирикает - к оттепели. Снегирь зимою скрипит на снег, к вьюге и слякоти.

Вологодский ЛАД

НАРОДНОЕ ПОГОДОВЕДЕНИЕ Воробьи тащат пух и перья в гнёзда - к сильным морозам. Воробьи дружно чирикают - к теплу. Галки и вороны садятся носами на север - к холоду, на юг - к теплу. Ворона ходит по дороге - к теплу. Гуси хлопают крыльями - к теплу. Гусь стоит на одной ноге - к морозу. Белка к морозной зиме крепче утепляет гнездо (гайно), перед снежной зимой свой грибной запас прячет выше, а перед сильными морозами не выходит из гнезда. Перед суровой зимой бурундуки, белки, кедровки запасают больше корма. Зайцы лежат очень чутко - к морозу. Волки подходят ближе к деревням и воют - к морозу. Перед суровой зимой медведи запасают больше жира. Кошка на печи - к стуже, на полу - к теплу. Если кошка встанет на задние лапы и будет скрести когтями стены - к вьюге. Кошка спит, упрятав нос в хвост, - к холоду. Кошка свернулась клубком - к морозу. Комар по комнате летает - к оттепели. Зима без трёх подзимков не бывает. Снегу надует - хлеба прибудет, вода разольётся - сена наберётся. Большой иней, снег буграми, глубоко промёрзшая земля - к хлебородию. Туманный круг около солнца - к метелям. Круг у солнца появился - мороз сохранится или усилится. Дует ветер, а инея нет - быть бурану. Если ночью пал иней, днём снегу не падёт. Иней - к летней росе. Иней - к морозам, туман - к оттепелям. Большой иней всю зиму - к тяжёлому для здоровья лету. Ветер с севера - к большому морозу.

№3/2011

Быстрая оттепель - к долгому морозу. Много звёзд на небе - к морозу. Сильный блеск звёзд - к морозу. Снежная зима - большой рост трав. Зима метельная - лето бурное. Снег в морозный день - к потеплению. Ветер меняет направление - приближается снегопад. Ветер к ночи усиливается, погода становится теплее - ожидай снегопада. Зимой белые облака - мороз хватает за бока. Снег хлопьями - к ненастью и мокроте. Привалил снег вплотную к заборам - к плохому лету. Вода на реке выступает на лёд - к потеплению. Звон в ушах - к теплу.

МЕСЯЦ НА НЕБЕ ВИСИТ, НАМ О ЧЁМ-ТО ГОВОРИТ Лежачее положение молодого месяца говорит о том, что будет ненастье, отвесное же положение - к хорошей погоде. Если концы месяца кажутся тонкими - быть ясной погоде, если толстыми - к ненастью. Если народившийся месяц прямо стоит - к потеплению. Народившаяся луна кажется наклонной - мороз сохранится или усилится. Круг вокруг луны - к бурану; если круг близко к луне - буран будет с утра, если же далеко - буран будет через два-три дня. Луна с «ушами» - к морозу. Луна «на копытцах» - к холоду. Луна в кресте - к морозу. Над луной столб - к сильному морозу. У луны появились «серёжки» - к морозу и пурге. У луны дуги сверху и с боков - к сильному морозу. Полная луна - три дня будет устойчивая погода.

203

ФОТО АЛЕКСЕЯ КИРИЛЛОВСКОГО

МЕСЯЦЕСЛОВ

Весна Март - сухый или сухий (из-за весеннего тепла), березозол, березень (из-за действия весеннего солнца на берёзу), пролетье, протальник, позимник, зимобор, капельник, весновей, грачевник, утро года. Февраль зиму выдувает, а март ломает. Февраль силён метелью, а март капелью. Март февралю-бокогрею младший брат. И март на нос садится, и в нём морозит. Март не весна, а предвесенье. Пришёл марток - надевай семеро порток. Вода из мартовского снега целебная, полезна от веснушек и загара. Если в середине марта тепло - к тёплому лету. Если дятел стучит в марте, то весна будет поздней. В марте облака плывут быстро и высоко - к хорошей погоде. Сухой март - к плодородию, дождливый к неурожаю. Если в марте вода не течёт, то в апреле трава не растёт. На исходе марта щука хвостом лёд разбивает. В марте мороз скрипуч, да не жгуч. Март неверен: то плачет, то смеётся. В марте день с ночью равняется. Частые туманы в марте - к дождливому лету. 204

1 марта - Ярило - языческий бог солнца древних славян; «Ярило с вилами», т.е. Ярило вздевал зиму на вилы, начинал её прогонять; от Ярилы земля нагревалась - «ярилась». 3 марта - Агапит, Кузьма, Овсянка; в этот день не было от Ярилы укрытия снегу, топил он его не жалея сил; овсянка весёлым чириканьем возвещала начало весны. 6 марта - Тимофей-весновей, весновки; каков Тимофей - такова и весна; пришёл Тимофей, так тепло у дверей; дожить до Тимофея, а там зима не страшна. 9 марта - Иоанн Предтеча (обретение головы); день птиц, обретение гнёзд (характерно для более южных местностей); если птицы вьют гнёзда на солнечной стороне, то жди лета холодного; если в этот день выпадет снег, то и святая неделя будет холодная, если будет сухо, то не ожидай дождя и в Пасху; рога луны яркие и крутые - к морозу; синица запела - тепло ворожит, пора сорокам в лес убираться, а тетеревам выступать с запевками; с 8 по 15 марта надо ждать возврата холодов.

Вологодский ЛАД

НАРОДНОЕ ПОГОДОВЕДЕНИЕ 11 марта - Севастьян; звёзды яркие, небо безоблачно - к сухому и грозному лету; снег и буря - к дождливому лету; на востоке облака и туман - к холодному лету. 12 марта - Прокоп-дорогопрокопатель, перезимник, дорогорушитель; на Прокопия санный путь непрочен; на Прокопия снег лежал-лежал, а потом в речку убежал; прислушивались к капели: если большая капель, то опасались в путь долгий трогаться; «Прокоп увяз в сугроб». 13 марта - Василий Исповедник, капельник, тёплый, древоруб; с этого дня начинает таять снег на крышах; полагают, что в этот день всегда оттепель; принято приносить в дом сосновую ветку для здоровья и очищения воздуха; смотрят, как тают круги вокруг дерева: круты края, так весна крута будет, пологи - весна протяжная. 14 марта - Авдотья-плющиха (снег плющит), каплюшница, замочи-подол, свистунья, Евдокия-весновка, свистуха; наступление весны по старому стилю: «Весна красна! Что ты нам принесла?» - Красное летичко»; с Евдокии начинают ветры дуть и свистать; с Евдокеи погоже - всё лето пригоже; на Евдокию в стоячую собаку снега навалит; тепло светит солнышко, да Авдотьей поглядывает - либо снег, либо дождь; на Евдокею снег с дождём и тёплый ветер - к мокрому лету, а мороз и северный ветер - к лету холодному; откуда на Евдокию повеет ветер, оттоль он подует и летом; южный ветер - лето тёплое, сиверко - холодное лето, с запада - к дождливому лету; если на Евдокию каплет с крыш, будет тёплое лето; какова Евдокия, таково и лето; у Евдокии вода - у Егорья (6 мая) трава: если курочка на Евдокию напьётся, то и овечка на Егорья наестся; снеговая вода обладает особой целебной силой в этот день; если грач прилетел до 14 марта - быть лету мокрому, а снег рано сойдёт. 15 марта - Федот-ветронос, ветрывихревеи, Агафон-гуменник; бывали большие ветры; на Федота вьюга - долго травы не будет; «занос - всё сено снесёшь»; какова середина марта, таково и лето; Федот, да не тот: ждали оттепель, а мороз грянул. 17 марта - Герасим Грачевник; в этот день прилетали грачи; если грачи прилетят прямо на гнездо, то весна будет друж-

№3/2011

ная, полая вода сбежит вся разом; «грач зиму расклевал»; «грач на горе, так и весна на дворе». 18 марта - Конон-страдник, огородник, Конон Градарь; если на Конона вёдро, то летом града не будет. 22 марта - Сороки, сорок сороков, Сорок мучеников; вторая встреча весны; весеннее равноденствие, день с ночью мерится; во что Сороки, в то и Петровки (в день недели); начинаются утренники и продолжаются сорок дней, тепло - сорок дней тёплых, если дождь, то ждут сорок дождей; если утренники будут продолжаться постоянно, лето будет тёплое, красное; если тает так, что вол может напиться, то будет хорошая весна; на Сорок мучеников сорок пичуг на Русь пробираются. 25 марта - Феофан - проломи наст; тропинки чернеют, снег тревожится; туманы по ночам гонят снег пуще дождей. 26 марта - Никифор, Александр; талая вода медведя в берлоге тревожить начинает. 27 марта - Фёдор скотник, Ростислав; обихаживали, чистили и скребли домашнюю скотину; на Фёдора мороз - всю неделю мороз; холодный ветер на Ростислава - к холодной весне, если тепло - вся весна будет такой же. 28 марта - Никандр, лесное ухоженье; в этот день с особым уважением надо отзываться о лесе-кормильце; на Никандра особенно страшно воют в лесу волки. 29 марта - Савин, Серапион; если этот день тёплый, то и весна будет тёплой; на Савина солнца хоть и нету, а вода всё одно бежит; тёплый день - к тёплой весне. 30 марта - Алексий Тёплый, солногрей, с гор вода; если в этот день появятся большие ручьи, то полая вода будет большая и широко разольётся по лугам; каковы на Алексия ручьи, такова и пойма; с гор вода, а рыба со стану (с зимовья); тепло этого дня сулит то же самое на оставшуюся весну; на Алексия тёплого доставай ульи (губерния губернии рознь!); «В берлогах чащобных пошли у медведей-космачей потягушечки». 31 марта - Кирилл - дери полоз, Трофим, Евкарп; на Трофима марток продерёт холодок; на Трофима-Евкарпа и спереди, и сзади - зима. 205

МЕСЯЦЕСЛОВ

Приметы весны Заливала землю талая вода, Из-за моря гуси-лебеди слетались.

Нет такого подрядчика, чтобы к сроку весну выставлял. Ранняя весна - к большой воде. Ранняя весна ничего не стоит, а поздняя - обманет. Дружная весна - жди большой воды. Водополь велик - урожай велик. Весной ручьи маловодны - к засухе. Длинные сосульки - к долгой весне. Ранняя весна - знак того, что летом будет много непогожих дней. Снег тает скоро и вода бежит дружно - к мокрому лету. Рано затает - долго не растает. Поздняя весна не обманет. Весною сверху течёт, а снизу морозит. Месяц рожками вниз - к теплу. Когда весной месяц кажется красноватым, то это к большому теплу и грозе. Весной облака теплы, голубоваты, завились - к холоду. Если первый гром с лета (юга) гремит, то хорошее лето будет, урожайный год. Первый гром при южном ветре - весна тёплая будет, при северном - холодная, при западном - мокрая, при восточном - сухая, дружная. Первым весенним дождём смачивают голову, чтобы волосы росли так же быстро, как майская трава. Ранний прилёт грачей и жаворонков - к тёплой весне. На чёрной кочке увидишь грача - под водой началось пробужденье. Грач прилетел - через месяц снег сойдёт. Грачи сели в гнёзда - через три недели на сев. Жаворонок - к теплу, зяблик - к стуже. Журавли на север летят - к теплу, обратно - к холоду. Перелётные птицы летят стаями - к дружной весне. Увидел скворца - значит, весна у крыльца. Чибис кричит с утра - к ясной погоде, низко летает - к сухой погоде. Каркает воронья стая - к морозу. Вороны играют на лету - к вёдру. 206

Вороны купаются ранней весной - к теплу, а в последующем их купание - к ненастью. Гуси летят высоко - к большой воде, низко - к малой воде. Если чайки прилетели - скоро лёд пойдёт. Прилетел кулик - началась весна. Зайцы долго линяют - к холодам. Если большой пёстрый дятел стучит клювом в погожий день - значит, быть дождю. Кукушка начала куковать регулярно значит, холодные утренники закончились и установилась тёплая погода. Кукушка стала куковать - морозу не бывать. Кукушка закуковала - пора сеять лён. Кукушка кукует на сухом дереве - к похолоданию. Увидал комара - сеять пора. Комары появились - конец холодам. Мошкара толчётся тучами - быть хорошей погоде. Появление цветов мать-и-мачехи - к теплу. Берёзка вперёд опушается - к сухому и жаркому лету, ольха (клён) вперёд - к мокрому. У берёзы много сока - к дождливому лету. Потрескивает кора на деревьях - к долгой сухой погоде. На озимых много проплешин - к грибному году. На мать-и-мачехе появились жёлтые цветки - в лесу появились сморчки и строчки. Если одуванчик зацвёл ранней весной - к короткому лету. Если весной много паутины - к жаркому лету. Вода пошла, а лёд держится - к тяжёлому году, сходит лёд - к лёгкому, хорошему году. Вешние воды текут медленно - к тяжёлому году. Вешняя вода идёт с шумом - к хорошей траве, если тихо - к плохой. Талый лёд утонет или останется на берегу - к плохому лету. Лёд не ушёл - к плохому лову рыбы.

Продолжение следует

Вологодский ЛАД

НАМ ПИШУТ

На родине и воздух другой... Стало доброй традицией раз в два года отмечать День деревни в нашей родной деревне Подольская, что расположена на берегу речки Шарженги Теребаевской сельской администрации Никольского района. На праздник собираются не только местные жители, но стараются прибыть выходцы из деревни, их дети и внуки, которые живут в разных городах, но помнят о своей малой родине. Праздник был задуман несколько лет назад как встреча бывших односельчан, собравшихся в обозначенный летний день, посвященный воспоминаниям, разговорам и застолью. Никто и не предполагал тогда, что эти встречи выльются в реальные подвижки по возрождению села. Гости, приезжающие на эти встречи, естественно, прибывали не на один день, а как минимум на неделю-две. За это время стало доброй привычкой приводить свои дома в порядок: кто-то чинил крышу, ставил новый забор, кто-то красил фасад или готовил сруб для новой бани. Предки наши поселились на этом красивом месте в конце XVI века. Писец Никита Вышеславцев, который проводил по указу царя Михаила Романова в 1623-1626 годах перепись в Устюгском уезде, сделал следующую запись: «Деревня Подольская на речке на Шарженге, а в ней крестьян: Харитонко Петров да Тимошка Дорофеев. Земли паханые... Сена на речке на Шарженге двадцать копен. Лесу пашенного четыре десятины, а непашенного восемь десятин». Сейчас с уверенностью можно сказать, что жители деревни, которые впоследствии имели фамилию Подольские, являются потомками Тимофея Дорофеева. Фамилии в наших краях появились позднее, а триста с лишним лет назад к имени сына просто добавляли имя отца. У Дорофея сын Тимофей, у Тимофея Дорофеева сын Фалалей, у Фалалея Тимо-

№3/2011

феева сыновья Авдей, Дмитрий и Фил, которым была уже присвоена фамилия Подольские. Название деревни произошло от слова «подол», что значит низкое место у реки, а фамилию Подольские уже переписчики дали при переписи от названия деревни. Легенда о том, что фамилия Подольские в данном случае была занесена в наши места поляками в 1612-1614 годах во времена Польского похода на Русь, не выдерживает никакой критики. Дело в том, что деревня Подольская как поселение существует как минимум с конца XVI века. Задумав составить генеалогическое древо своего рода, я обратился к известному краеведу, бывшему моему учителю истории и директору Калининской школы Алексею Александровичу Павлову и бывшему директору Нигинской средней школы Дмитрию Дмитриевичу Баданину. Они имели опыт работы со старославянскими текстами, и часть архивных материалов я получил через них уже в переводе на современный русский язык. Надо отметить, что древо охватывает 15 поколений (учитывая моих внуков). Естественно, семьи прошлых лет заметно отличались численностью, и не только. Например, в семье моего деда Александра Александровича Подольского (1888 - 1964), участника Первой мировой войны, впоследствии пережившего раскулачивание, было 9 детей, а прадед Александр Павлович (1867-1940), овдо207

НАМ ПИШУТ вев в 1910 году, 30 лет один воспитывал своих детей и внуков (у него было восемь детей), не желая приводить в дом другую жену. Не менее интересна судьба его брата - Ивана Павловича. Его жена Мария была из бедной семьи, и отец Ивана Павел Иванович (1833 - 1916) не разрешал брак. Но священник, когда молодые в очередной, двенадцатый раз пришли пешком в церковь с просьбой их обвенчать, выполнил-таки просьбу. Во время Великой Отечественной войны деревня проводила на фронт 36 человек, 23 из них остались на полях сражений. 15 августа 1943 года в Подольской случилась беда - большой пожар, который испепелил 22 дома со всеми хозяйственными постройками. Причина - 16-летний Алексей Дормидонков курил на повети и оставил тлеющую чагу. Но деревня отстроилась заново. До сих пор отличаются сохранившиеся от пожара дома - это крепкие, просторные пятистенки с мезонинами. Начиная с 70-х годов двадцатого века дети уже не оставались не только в семье, но и в деревне. После окончания школы ребята, как правило, уезжали в другие места, и тому были причины: бездорожье, тяжелый труд в колхозе, за который платили копейки, неперспективность малых деревень. А потом стали уезжать уже семьями. В 1958 году в деревне проживало 32 семьи (106 человек). Это количество в дальнейшем плавно сокращалось: 1978 год - 80 чел., 1988 год - 50 чел., 1998 год - 46 чел., 2007 год - 20 чел. У всех, кто уехал, по-разному сложились судьбы, но всех объединяет одно - малая родина - Подольская. В 2005 году мы со Светланой Дубовиковой, дочкой Василия Яковлевича Подольского, главы большого семейства (6 дочерей, 2 сына, 13 внуков, 6 правнуков), обзвонили всех земляков, ныне живущих в разных городах и даже странах, и объявили им, что в начале июля состоится День деревни. Это было не просто застолье: рассказ об истории деревни, воспо208

минания старейших жителей, стихи и песни. И, конечно, разговоры и разговоры земляков, которые не виделись годами. С той поры наши встречи стали регулярными - раз в два года, в начале июля. Деревня, расположенная в живописном уголке, с трех сторон окруженная речкой, не просто будила приятные детские воспоминания, но и позволяла отдохнуть лучше, чем на заморских курортах. Некоторые бывшие жители деревни стали приезжать на весь отпуск семьями. И даже стали строить новые дома, сначала как бы рассчитанные для летнего отдыха. Но «молодые» пенсионеры, которые вышли на заслуженный отдых в Мурманской и Архангельской областях, в Республике Коми, не захотели оставаться на чужбине и вернулись в свою деревню на постоянное жительство. Петр Васильевич Подольский, 1955 года рождения, закончив Калининскую восьмилетнюю школу, все последующие годы работал водителем в Республике Коми, но регулярно во время отпусков приезжал в родные места. И, несмотря на то, что отцовский дом, стоящий на краю деревни, добротен и пригоден для жилья, построил напротив него большой новый дом и поселился в нем. Он живет в нем со своей женой круглый год, а дети и внуки приезжают в отпуска и на каникулы. Петр Васильевич по складу своему пошел в отца, Василия Петровича, который был деревенским умельцем. Петро, как зовут его соседи и друзья, практически всё по хозяйству делает своими руками с помощью современной техники, которой немало у него во дворе. Надо сказать, что он никогда не отказывает в помощи своим односельчанам. А помощь эта бывает очень даже нужна, ведь до недавнего времени трудоспособных мужчин в деревне не было вовсе: одни старики и старушки. И на очередной праздник деревни Петр Васильевич пришел всем семейством, что собралось летом, включая сестер Тоню и Ирину, которые живут в Сыктывкаре. Николай Николаевич Павлов вернулся из Мончегорска и живет с женой в пя-

Вологодский ЛАД

НОВАЯ ЖИЗНЬ СТАРОЙ ДЕРЕВНИ

Жители Подольской на Дне деревни

тистенке, который хоть и требует ремонта и ухода, но выглядит статно и солидно и позволяет принимать детей и внуков. Его отец с семьей многие годы жил в Целиноградской области Казахстана, но уже давно вернулся в родную деревню. А теперь и дети его, «молодые» пенсионеры, возвращаются на круги свои. Так, Павел Николаевич, брат Николая Николаевича, обзавелся своим домом в деревне и тоже обустраивает его. Василий Григорьевич Подольский и Александр Васильевич Подольский практически заново обустроили свои родовые подворья. Бабушка Василия Григорьевича, Марфа Викторовна Подольская, 1885 года рождения, которую я в силу своего возраста не помню, но знаю, что она была в деревне повитухой, а при необходимости могла и окрестить маленьких ребятишек. Мама мне рассказывала, что когда она родила, а роды принимала баба Марфа, то, взяв меня на руки, старушка-повитуха показывала меня нашим родственникам и говорила: «Посмотрите, какого мальчика я в огороде нашла». Позднее она же меня и крестила.

№3/2011

Александр Васильевич Подольский ходил в море из славного города Мурманска, но теперь может позволить себе месяцами жить в родной деревне. Теперь уже никто не хочет, чтобы дома родителей выглядели хуже, чем у соседей. И деревня в летний период постоянно обустраивается. Еще несколько лет назад я с грустью думал о том, что наша милая сердцу деревня потихоньку умирает, но последние годы дали не просто надежду, а реальное ее воплощение. Моя мама, Мария Васильевна Подольская, которой через год исполнится 90 лет, в последние годы живет в моей семье в Йошкар-Оле, но при любом удобном случае просит отвезти ее в родную деревню хотя бы на несколько дней, говоря, что там она дышит другим воздухом. Я и без уговоров готов ехать в любое время на Вологодчину, к милым моему сердцу местам, где испокон веков стоит наша деревенька, и теперь уже можно надеяться, что будет стоять и жить еще долгие времена. Анатолий ПОДОЛЬСКИЙ, член Союза писателей России, Никольск - Йошкар-Ола 209

ЗАПИСКИ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ

Хождение встречь солнцу ИЗ ТОТЬМЫ В КАЛИФОРНИЮ Главы из книги

1. «Тот город зелёный и тихий Отрадно заброшен и глух...»

Анатолий ЕХАЛОВ Анатолий Константинович Ехалов родился 28 марта 1951 года в деревне Новинка Ярославской области в семье учителя. Закончил факультет журналистики Ленинградского госуниверситета. Действительный член Петровской академии наук и искусств. Член Союза писателей России, автор шестнадцати книг прозы и публицистики, многих сценариев для документального кино. Лауреат многочисленных премий и фестивалей в области литературы и кино: Валентина Овечкина, Николая Лескова, Владимира Гиляровского, «Золотой Витязь», «Ника», «Золотой бубен», Государственной премии по Вологодской области. Знаменитыми на весь свет стали организованные Анатолием Ехаловым на просторах нашего края народные праздники коня и коровы, бани и топора... Нынешней весной Анатолий Констатинович был удостоен награды II Славянского литературного форума «Золотой витязь»: вологодский писатель получил специальный диплом за душевнополезное чтение для детей за повесть «В поисках забытых ремёсел» (журнальный вариант этого произведения был опубликован в № 3-4 «Вологодского ЛАДА» за 2010 год). В июне А. К. Ехалов получил диплом юбилейного, XX Международного кинофорума «Золотой витязь» в номинации «Короткометражные документальные фильмы».

210

Трудно поверить сегодняшним молодым тотьмичам в невероятную историю своего захолустного городка, стоящего на пересыхающей год от года реке Сухоне, с его пыльными улицами, лопухами и крапивой на пустырях, наполовину разрушенными храмами... Как поверить, что два с половиной века назад Тотьма была метрополией Русской Америки, что Тотьма, город бесстрашных удачливых мореходов, снарядивший двадцать экспедиций в Тихий океан, к восточным берегам Северной Америки, еще вчера была признанным богатейшим русским городом... Сегодня и вообразить это невозможно: путешествие в 10 тысяч верст, полное смертельной опасности, по ледяным дорогам северных и сибирских рек, сквозь глухие урманы Восточной Сибири, горные хребты к Охотскому морю, а далее через ревущий штормами Тихий океан на построенных своими руками шитиках и галиотах к Аляске, Алеутским, Командорским, Лисьим, Сандвичевым и Гавайским островам... Сказка какая-то! ...И вот мы, трое коренных вологжан, из которых двое имеют московскую прописку, торим дороги под гулкими сводами международных аэропортов в поисках следов наших далеких предков на американском континенте. Владимир Колычев - выходец из Тотьмы, профессиональный музыкант, закончил Вологодское музучилище. Он - президент культурно-исторического

Вологодский ЛАД

Анатолий ЕХАЛОВ

Владимир Ильин снимал и в жару, и в холод. Оказывается, в Калифорнии тоже бывает холодно!

Владимир Колычев в форте Росс

общества «Русская Америка» в Москве. Русско-американская тема для него, можно сказать, - смысл существования. Более двадцати лет он собирает материалы, факты, биографии, людей русских и американцев, увлеченных этой удивительной историей, проводит совместные мероприятия, хлопочет о восстановлении памятников славного исторического прошлого тотьмичей, при этом то и дело летает на Аляску, в Америку, «кроя из блохи голенище», поскольку его семейный бюджет денег на такие полеты не предусматривает. Володя работает на одном из предприятий Москвы охранником, чтобы больше времени оставалось для занятий общественно полезным, но, увы, неоплачиваемым трудом. Владимир Ильин - оператор программы «Время» Первого Всероссийского канала, мой коллега и друг, с которым я,

ваш покорный слуга Анатолий Ехалов, обколесил, снимая документальное кино, по крайней мере половину нашей необъятной матушки России. ...Пять часов стремительной езды от Кривого переулка в Вологде до Шереметьева, еще час на регистрацию, посадку, и вот уже тает в дымке под крылом утреннего «Боинга» столица. Летим на Запад, вопреки тому, что предки наши ходили встречь солнцу. Но современная транспортная логистика считает пока это направление наиболее выгодным. Тринадцать часов над Европой, морями и океанами, посадка с пересадкой в многоголосом аэропорту штата Атланта. Вавилонское столпотворение языков, рас, стилей, от которого берет оторопь. Бывалый в Америке Колычев и тот потерял голову, непонятно зачем, почти насильно вручив свой билет первой по-

№3/2011

211

ЗАПИСКИ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ павшейся на глаза темнокожей служащей аэропорта, которая отправила его, как негодную бумажку, в урну с мусором. Осознав, что билет его пропал, бледный Колычев, путаясь в языках, безуспешно пытался вернуть проездной документ, объясняясь с администраторами порта. Наша поддержка еще более усугубляла всеобщее непонимание. Скоро отчаявшийся Колычев, лег обреченно на скамью, сложил на груди руки и смежил веки. Видимо, нам придется оставить его здесь и отправиться в Калифорнию одним. А несчастный землепроходец Колычев так и будет жить неприкаянно под этими гулкими вавилонскими сводами, как человек Вселенной, не принимаемый и не признаваемый ни одной стороной. До вылета в Сан-Франциско оставалось не более часа. И я подумал не без зависти о наших предках-землепроходцах, упорно стремившихся на восток, не имевших при себе ни виз, ни загранпаспортов, тем более проездных документов... Еще два дня назад были мы в Тотьме, любовались дремлющими в лучах заходящего солнца развалинами громадного Спасо-Суморина монастыря. Мы любовались белоколонными руинами, пока сумрак не накрыл землю. Высыпали на небо частые звезды, и мир стал волшебным. Монастырь показался таинственным странником, большим «летучим голландцем», плывущим средь созвездий, галактик, неведомых миров... А где-то в глубинах его подземелий-трюмов лежала забытая и заваленная мусором революций и преобразований наша история. Кто-то из умных людей заметил: «Если из истории убрать всю ложь, то это не означает, что там останется одна правда. Может случиться так, что там не останется ничего...» Нечто подобное случилось и с историей уникального, славного города Тотьмы, которая начала открываться нам лишь в семидесятых годах прошлого столетия. Для меня этим открывателем стал тотемский краевед Станислав Зайцев. С ним 212

Входоиерусалимская церковь и сейчас украшает Тотьму

меня связывали многие годы дружбы и сотрудничества. ...Тихим солнечным утром уходящего бабьего лета в Тотьму прибыл под парусами Петр I. В городе сладко пахло дымком сжигаемой картофельной ботвы, по кухням стучали сечки - женщины солили капусту к зиме, на деревянных мостках в тени блестел не растаявший к полудню иней, улицы были щедро осыпаны золотом облетающей листвы, а над каменным спуском к Сухоне висел огромный плакат «300 лет Российскому флоту». У Петра был накладной парик и жесткие, наверное, сделанные из конского волоса, усы. Приплыл он на сплавном катере, борта которого были обшиты под старину крашеной фанерой, а к мачте привязана жердь, на которой трепыхались сооруженные из простыней паруса. Но бочка с вином, выкаченная по велению «царя-амператора», оказалась большой и настоящей, и вино в ней натуральное - тотемское клюквенное.

Вологодский ЛАД

Анатолий ЕХАЛОВ Поводом к этому визиту было событие исключительное - в Тотьме открывался во Входоиерусалимской церкви музей мореходов - давняя и страстная мечта Станислава Зайцева. Впервые завели меня дороги в этот убогий городок с названием, от которого веяло захолустной тоской: То - тьма, дождливой осенью 1978 года. Косые деревянные заборы, темные от непогоды бревенчатые дома, густо замешанная грязь на улицах, мутные воды реки под обрывом, порушенные обезображенные церкви. Тогда-то я и познакомился со Станиславом Зайцевым, весь облик которого - рыжая шевелюра, рябое лицо, задиристый взгляд - напоминал лихого портового парня. Мы сидели с ним на крылечке его дома с прохудившейся крышей и подгнившими венцами, на коридоре в корыте стирала белье его жена Галина, хрипло каркала на соседнем дереве ворона, а Станислав рассказывал удивительные вещи о краях, где растут гигантские секвойи, тропические пальмы, под которым гуляют радужные павлины... - Что такое двадцать морских экспедиций в Америку для такого города? - спрашивал Станислав. - Это пятая

№3/2011

часть всех известных. Сравни: Великий Устюг с его всемирно известными землепроходцами Семеном Дежневым, Ерофеем Хабаровым снарядил шесть, Вологда - три, Москва - семь, а мы - двадцать! А один из галиотов, ходивших в Америку, так и назывался - «Тотьма». На следующий день тучи исчезли, и солнце, отдавая последнее нерастраченное тепло, преобразило город, открывшийся столь неожиданной стороной. В центре города возвышалась Входоиерусалимская церковь, в которой тогда укупоривали «опиум для народа» - мутный портвейн и вермут. - Смотри внимательно, - показывал Станислав. - Что видишь ты в этих куполах и шпилях? Бог мой! Да это же был корабльпарусник, летящий в голубом поднебесье. Я повернулся и увидел среди невысоких строений города еще одну церковьпарусник, вторую, третью, четвертую... А Станислав указывал еще на одну особенность тотемских церквей: простенки их украшали каменные кружева - картуши, каких, по его утверждению, больше не встретишь нигде. - Все это и есть тотемский стиль мор-

213

ЗАПИСКИ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ ских открытий, - сказал уверенно и гордо Станислав. - Однажды мне попалась в руки летопись Троицкой церкви, где было сказано, что она построена «от избытков капитала» тотемского купца-морехода Степана Черепанова. Тут же был договор с крестьянином Федором Ивановым. Черепанов заказывал ему «между верхними и нижними окнами клейма зделать - как наилучше возможно...» А потом попался еще один документ - «Сказка тотемского купца Степана Черепанова об его пребывании на Алеутских островах», датированный 1762 годом. Тотемские купцы и мореходы после благополучного завершения плавания и «избытков капитала», которые приносили им плавания к берегам Америки, украшали город церквами, похожими на парусники, и клеймили их клеймами, какими обычно украшались мореходные карты. Это был символ счастливых плаваний, и таких каменных символов-кораблей в округе насчитывалось более двадцати...

2. У берегов оскаленных Аляски История Русской Америки начиналась, можно сказать с большой долей уверенности, в пятнадцатом веке, с развития в Тотьме солеваренного промысла. Именно к этому времени относится найденная в архивах городского музея грамота - наставление «Как делать рассольную трубу». Трубы эти, сооружаемые из стволов осин, иногда уходили в глубину до двухсот метров! В XVIII веке город достиг наивысшего расцвета. Тотьма преображается: возводятся новые храмы, жилые дома, лавки, амбары, благоустраиваются улицы, организуются различные торговые компании. И вот, направляясь на Камчатку, через Тотьму проходит первая правительственная экспедиция В. Беринга и А. И. Чирикова. Было это в феврале 1725 года. Событие это живо обсуждалось в домах тотьмичей. Капиталы требовали применения, манила Сибирь. 214

Спустя некоторое время вслед экспедиции потянулись в Сибирь, на Тихий океан купцы и посадские люди. В 1747 году тотемский купец Федор Холодилов, объединившись с иркутским купцом Никифором Трапезниковым, снарядил и отправил на промыслы к берегам острова Беринга судно «Иоанн». Это было началом славного географического освоения тотьмичами новых земель и Русской Америки. Вслед за ним в 1758 году отправляют в океан свои снаряженные суда тотемские купцы братья Григорий и Петр Пановы. На их долю пришлась большая часть всех русских промысловых экспедиций. Они снарядили 11 экспедиций на Алеутские острова и Аляску. Среди мореходов того времени - тотьмичи Тимофей и Семен Мясниковы, Степан Черепанов, Петр Рохлецов, Степан Корелин, Арсений Кузнецов и другие. XVIII век для них был золотым. Заслуга тотемских мореходов неоценима и в области географической. Они открыли и обследовали Андреяновские острова, острова Акун, Унга, Кадьяк. Тотемский посадский Петр Шишкин известен как первый составитель карты островов Алеутской гряды, подытоживавшей русские открытия в Тихом океане за 20 лет. Эта карта была высоко оценена М. В. Ломоносовым. В 1780 году с образованием Вологодского наместничества Тотьма получила статус уездного города, Екатерина II утвердила герб Тотьмы - черная лиса на золотом поле в знак того, что «жители сего города в ловле сих зверей упражняются».

Представители индейских племён

Вологодский ЛАД

Анатолий ЕХАЛОВ ...Позднее в Тотемском краеведческом музее читал я «Сказку» Степана Черепанова, найденную Зайцевым в макулатуре, которую везли на сдачу школьники. Я читал эту «сказку», и казалось мне, что я слышу и крик чаек, и шум морской волны, и хлопанье полотнища русского стяга на ветру. «1762 году августа третьего дня в канцелярии Охоцкого порта тотемский купец Стефан Яковлев сын Черепанов сею сказкою показал...» «...И построили мы на реке Камчатке по позволению Большерецкой канцелярии судно «Захария и Елисаветы» шести печатных саженей в длину и шести с половиной аршин в ширину для мореходства. И 29 сентября 1759 году всего сорока дву человек, да один камчадальский сын, который был взят отцом его с собою из устья Нижней реки, вышли мы в Тихий окиян. И держали мы курс «ОстЗюйд-Ост», покуда не пристали к большому острову до ста верст в длину, нареченному нами на карте Командорским. На том острове остановились по поздости и зимовали, и в зимовке имели промысел морских коров для пропитания». Мне казалось, что я видел с высоты птичьего полета просторы Охотского моря с диковинными берегами, с дымящимися вулканами и горячими гейзерами, тайгой без конца и края. Видел ревущий штормящий океан, острова с птичьими базарами на скалах и тюленьими лежбищами. Коряков и чукчей, промышлявших китовой охотой... А потом попалась книга Василия Берха «Хронологическая история открытия Алеутских островов, или Подвиги Российского купечества», изданная в СанктПетербурге в 1823 году. Писана она во многом со слов тотемских мореходов и промысловиков, оставшихся в живых в этих странствиях по океану. Не удержавшись, привожу здесь характерный отрывок из этой книги: «...8 декабря к вечеру неожиданно пришли к Коровину три камчадала с «Захария и Елизаветы» и объявили нам, что де компании купцов Кулкова с то-

№3/2011

варыщи, как русские, так и камчадалы алеутами побиты, и судно ими же разломано». Я думаю, насколько нелюбопытны, непатриотичны наши вершители телевизионного пространства, предлагая нашему вниманию такую сериальную серость, которую нормальному человеку смотреть - всё равно что испытывать муки изощренных пыток. Сколько полезного, захватывающего можно бы почерпнуть в нашей истории... Вот история, например, хождения тотемских солеваров через Сибирь и океан к алеутам... Читаем Василия Берха дальше, и какие сюжеты открываются нашему воображению.... Четыре дня идет кровопролитное сражение промысловиков морехода Коровина с алеутами, вероломно напавшими на лагерь. Двое русских промышленников были убиты. Алеуты месяц держали русских в осаде. Пришлось оставить юрту и перейти на корабль, закопав большую часть продуктов у юрты. Скоро началась цинга, у промышленников кровоточили десны, вываливались зубы, люди умирали. А конца и края зиме не было видно. Весной промышленников тайно предупредили о скором нападении алеутов. Была объявлена тревога. Каждый член экипажа занял свое место, образуя круговую оборону для того случая, если алеуты обрушатся на «Троицу» со всех сторон. Если бы не предупреждение, русские попались бы на хитрость алеутов. Те с приветливыми лицами приплыли на 40 байдарах с предложениями дружбы и торговли и пытались окружить судно, подойти вплотную. Когда байдарщиков отпугнули выстрелами вверх, они начали метать свои стрелы. Русские открыли огонь из ружей. Алеуты отступили. Коровинцы недоумевали: откуда, от кого исходит опасность, кто и почему натравливает алеутов на русских? 30 марта на «Троицу» к Коровину прибыли еще четыре человека с «Захарии и Елисаветы». Это были уже тотемцы Степан Корелин, Дмитрий Брагин, Григо215

ЗАПИСКИ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ рий Шавырин и устюжский крестьянин Иван Коковин. Вот что они рассказали: «...островитяне напали на зимовье покойного Дружинина, и хотя промышленники, в оном засевшие, стреляли в них из ружей; но, видя, что они продолжают свое нападение, решились по четырехдневной осаде сделать вылазку. Отважные Россияне, Шавырин и Коковин, кинулись первые на диких, и последуемые товарищами своими, положили на месте троих, ранили многих, а остальных разогнали. Во время осады показывали им дикие с торжеством одежду и оружие тех промышленников, кои, быв посланы осматривать клепцы, учинились их жертвою. Сохраня отважностию и смелостию жизнь свою, спустили Россияне немедленно байдару, и решились плыть к селению Калактак, где находилась вторая артель. Достигши до места сего, удостоверились они скоро, что и сии товарищи их более не существуют, а посему и положили плыть в гавань, где стояло их судно. Зрелище, которое им здесь представилось, поразило их еще более. Судно нашли они разломанным, а взморье покрытым трупами их товарищей. Несчастные промышленники сии, претерпев еще множество разных нападений и бедствий, достигли уже в Марте следующего года до корабля Ивана Коровина, в таком изнурении, что Шавырин испустил дух свой...». О страданиях и подвигах мореходов и купцов, чуждых пролетарскому мышлению, после революции семнадцатого года было основательно и намеренно забыто... И забыто настолько, что в свое время поиски и находки Станислава Зайцева, утверждавшего, что Тотьма была метрополией Русской Америки, казались бредом умалишенного... ...А между тем часы наши отсчитывали последние минуты перед посадкой на самолет в Сан-Франциско. И тут потерявший всякую надежду улететь с нами Колычев встрепенулся. Билет он заказывал по Интернету. А эта информационная паутина, опутавшая весь мир, долж216

на была хранить все данные его проездных документов. И верно, при предъявлении паспорта девушка на терминале невозмутимо набрала фамилию Колычева и тут же выдала дубликат билета. Ильин на радостях бросился ее целовать и едва не угодил в лапы полицейских. Здесь, в Америке, такие выражения чувств расценивают как известные всем домогательства...

3. Кусков и Зайцев Сентябрьским утром 1809 года из туманной бухты Новоархангельска, столицы Русской Аляски, вышли два трехмачтовых судна: «Святитель Николай» под управлением штурмана Бусыгина и «Кадьяк», на котором плыл верный помощник и правая рука правителя Русской Америки Баранова тотемский мещанин Иван Кусков. Им было поручено отыскать тихие и удобные бухты для закладки в Северной Калифорнии крепостей, под прикрытием которых выращивать в теплых и благодатных калифорнийских землях продовольствие для промышленников Аляски. Высокий, с утонченными чертами лица, решительный и требовательный, в то же время дипломатичный, добивающийся всего не грубым напором, а разумением и политесом, в обхождении с подчиненными прост и уважителен, но в то же время строг... Иван Александрович Кусков - еще один славный выходец из Тотьмы, дослужившийся до звания вице-губернатора Аляски. Рассказывали, что якобы отец Ивана пытался заниматься в Тотьме соляным промыслом и выкупил в рассрочку варницу. Но дело не пошло, варница сгорела, оставив лишь неподъемные долги купцу Нератову. Тогда, якобы выручая семью, Иван и запродал себя купцам, ведущим пушной промысел в Сибири и на островах в Тихом океане, для отработки долга. Уже в Иркутске, занимаясь организацией промыслов и строительством

Вологодский ЛАД

Анатолий ЕХАЛОВ

Иван Александрович и Екатерина Прохоровна Кусковы

кораблей для плавания в океане, Кусков показал себя с лучшей стороны, рассчитавшись с долгами и зарекомендовав себя как человека деятельного и всесторонне полезного. Тогда-то Шелиховы, имевшие основной пакет акции Русско-Американской компании, и предложили Баранову, назначенному главой РАК на Аляске, взять себе в помощники столь толкового и расторопного парня. К этому времени относится одна из легенд о женитьбе Кускова. Она якобы связана с трагическими обстоятельствами в жизни русской колонии. Доверчивые и открытые русские поселенцы доверились женщинам местных племен, которые имели беспрепятственный вход в крепость Ситху и тем самым знали всё. И вот когда большинство мужчин поселения было на промысле, индейцы напали на городок и устроили резню. Катерина в то пору была еще девчонкой. Она была дочерью устюжского морехода Прохора Алексеева и дочери вождя племени калошей. Она смогла незаметно покинуть селение и спрятаться в лесу. Здесь и нашел ее Иван Кусков, который спешил со своим отрядом на выручку Баранову, приютил сироту, а по достижении возраста женился на ней. И вот под руководством Ивана Кускова в 1812 году, в самый разгар Отечественной войны в России с нашествием наполеоновских войск, на Американ-

№3/2011

ском континенте, в Калифорнии, на высоком берегу Тихого океана, была заложена и в кратчайшие сроки построена крепость Росс. Десять лет Иван Кусков был правителем русской колонии в Калифорнии. Здесь на судоверфи строились новые суда, в полях выращивались овощи, хлеб, работали мельницы, цвели сады, и на зеленых холмах паслись коровыхолмогорки. Кусков занимался не только торговлей и хозяйством, но и проводил широкую исследовательскую работу, обучал индейцев земледелию. Его жена Катерина Прохоровна учила индейцев грамоте, собирала словарь индейских диалектов, вела этнографическую исследовательскую работу. 31 год своей жизни Кусков посвятил служению Русской Америке за 10 тысяч верст от родного дома, связав своей судьбой Тотьму и Северную Калифорнию. За заслуги перед Отечеством в 1804 году Кускову вручена камергером царского двора графом Резановым, прибывшим из Ново-Архангельска, медаль «За усердие» на Владимирской ленте для ношения на шее, а в 1806 году присвоен чин коммерции советника, очень высокий чин, которого были в России удостоены всего пять человек. В 1821 году И. А. Кусков ушел в отставку и вместе с Катериной Прохоровной вернулся в родную Тотьму, где вскоре скончался и был похоронен в СпасоСуморином монастыре. Тотьма и Русская Америка переплелись в судьбе этого человека, в честь которого к 200-летию США, как национального героя Соединенных Штатов, русскими, живущими в Америке, была отчеканена медаль. А крепость Росс бережно сохраняется и по сей день. Ныне там национальный парк и памятник штата Калифорния. А вот в Тотьме с памятью дела обстояли гораздо хуже. Плита с могилы И. А. Кускова исчезла. По всей вероятности, она была положена в основание общественной бани. Потом исчезла, сравнялась в землей и сама могила. 217

ЗАПИСКИ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ И только страстными стараниями, бескомпромиссной борьбой с чиновниками Станислава Зайцева была восстановлена память об этом замечательном тотьмиче. Теперь в Тотьме есть набережная имени Кускова и есть музей И. А. Кускова, однако могильная плита так и не была найдена.. Так случилось, что переплелись неразрывно через Америку и Тотьму две судьбы - Ивана Кускова и Стаса Зайцева. В сорок пятом едва живого отца Станислава Зайцева освободили из немецкого плена американцы. У него был туберкулез открытой формы. Американцы вылечили русского солдата, откормили, одели и обули. В Тотьму он вернулся в желтых американских ботинках, которым сносу не оказалось. Они остались памятью у Стаса. И до сих пор отцовские ботинки хранятся в семье Станислава, хотя сам он давно упокоил свою буйную головушку... В 1991 году вместе с командой деревянного коча «Помор» отправился он из Мурманска к далеким берегам Аляски, стремясь повторить подвиг тотемских мореходов. В первый сезон они дошли до мыса Шмидта, где судно оставили на зимовку. На следующий год экспедиция возобновилась. Мореходы дошли до Ванкувера. И здесь поздним вечером Станислав пропал. Было это в сентябре. Спустя год урну с прахом Зайцева доставил в Тотьму директор исторической ассоциации форта Росс Джон Миддлтон. Труп Станислава обнаружили весной 1993 года в заливе напротив здания Морского музея. Загадочная, мистическая смерть.

4. Сан-Франциско столица Русской Америки Хотя была глухая ночь, в аэропорту Сан-Франциско нас встречали Зоя Градова, сотрудница старейшей русской газеты «Русская жизнь», и ее муж Игорь Градов, инженер, специалист в области лазерной хирургии глаз. 218

Надо сказать, что едва мы сошли с борта самолета, как попали в теплые дружеские объятия, из которых нас так и не выпустили все десять дней, пока мы снимали фильм о форте Росс. Зоя ездила с нами неотлучно по всей Калифорнии, выступая в качестве и гида, и переводчика, и организатора съемок. По образованию она педагог. В Америку попала по политическим обстоятельствам. В годы студенчества она вышла замуж за поляка, который скоро стал лидером молодежной «Солидарности», которую жестко преследовали органы. Пришлось уехать почти тайно. Ее приютили русские из Сан-Франциско, поддержали, помогли определиться с работой, жильем. Однако брак с польским мужем распался. За Игоря Зоя вышла после смерти его жены, которой она помогала в тяготах болезни и которая буквально передала, оставила ей Игоря... Игорю сейчас за семьдесят. Но он энергичен, бодр, много работает, причем работает на дому, создавая виртуально, на компьютере сложнейшие инструменты для южнокорейских офтальмологических фирм. Отец его был белым офицером, уехавшим после гражданской войны в Югославию и погибшим там в борьбе с отрядами Иосифа Броз Тито. Семья же Градовых жила в Латинской Америке, потом перебралась в Северную Калифорнию, обосновавшись прежде на Русской речке. И вот мы в гостях у Градовых, закормленные, обласканные, окруженные вниманием... Мы дома. Мы не чувствуем себя в Америке. Назавтра едем в форт Росс. Дорога от Русской речки и залива Бодега Бей до крепости недалека, но волнительна до головокружения. Она пробирается, петляя по скалам, то взбираясь на высоту, то опускаясь к белопенному океану, в котором валяются гигантские обломки скал. Наверное, это следы страшного землетрясения 1906 года. Если остановиться и прислушаться, то средь шума

Вологодский ЛАД

Анатолий ЕХАЛОВ океанских вод хорошо различимы крики морских выдр - каланов, которые в великом множестве нежатся на скалах. Океанский ветер свеж, несмотря на палящее солнце, так что приходится надевать куртку. Это холодное течение, идущее от берегов Аляски, приносит в Калифорнию свежесть. Говорят, Марк Твен написал, что самую холодную зиму он пережил летом в Калифорнии... ...Тридцатилетнее пребывание русских в Северной Калифорнии с 1812 по 1841 год оставило глубокий след в американской истории. Но вот и крепость Росс за мощным забором из тесанных топором красноватых плах секвойи. Огромные эвкалиптовые деревья у входа, посаженные еще русскими поселенцами. Мы открываем ворота и попадаем в русский мир. Знакомая по Тотьме архитектура трехскатных крыш. Казарма, дом правителя, Кускова, пушки, часовня в зарослях субтропических цветов, кладбище за забором, на котором под деревянными крестами покоятся тела 250 русских колонистов и алеутов, ставших со временем помощниками русских промышленников в Америке...

Тридцать один год пребывания русских в Калифорнии оставили глубокий след в народной памяти. Так, безымянная речка, названная И. А. Кусковым Славянкой, впадающая в залив Румянцева (ныне это залив Бодега Бей), впоследствии превратилась в Русскую. За все эти годы у русских не было ни одного конфликта с индейцами, пушки и мушкеты крепости не стреляли. Отношения с местным населением строились на сотрудничестве, взаимовыручке, обмене и торговле, в то время как испанские колонисты вели жестокую, на истребление, войну с индейцами... После продажи колонии в 1841 году русские отсюда окончательно не ушли. В Калифорнии остались интересы России и Русско-Американской компании. В 1922 году Русская речка стала притягательной силой для русской эмигра-

В форте Росс

№3/2011

219

ЗАПИСКИ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ ции первой волны. Какое-то время русские были здесь преобладающим населением. А Сан-Франциско до сих пор считается столицей Русской Америки. В 1906 году после страшного землетрясения в Калифорнии разрушенный форт Росс был частично восстановлен при участии «Золотых сынов Калифорнии». Но восстановлен неправильно, исчезли стены, дорога проходила прямо по крепости. Поэтому русскими эмигрантами был создан «Комитет форта Росс», который связался с архивами Аляски, библиотекой Конгресса США, чтобы восстановить строения крепости в оригинале. Из этого комитета впоследствии выросло Русское историческое общество. Эмиграция первой волны сохранила не только крепость Росс, но и массу документов по истории России. Чувство, потребность ощущать себя русскими лежит где-то в глубинах души, оно необъяснимо. Здесь, на русском островке среди англоязычного океана, они спасали историю России, зная, что она будет востребована. Сегодня у форта Росс два хозяина: это государство в лице управления национальных парков, которое финансирует парк и его небольшой штат, и ФРИА - историческая ассоциация «Форт Росс» со своим советом директоров и волонтерами, существующая на пожертвования.

220

Форт Росс играет большую роль в образовании школьников. После четвертого класса школьники приезжают в русскую крепость, чтобы погрузиться в историю. Они надевают сшитые самостоятельно русские костюмы, ночуют в сторожевых башнях между пушек в спальниках, несут караул, обходя с мушкетами территорию, готовят на костре пищу, стреляют из пушек, играют... За год таким образом через крепость Росс проходят тысячи американских школьников. Нужно сказать еще о доброжелательности и радушии, с которым встречают гостей из России в Калифорнии русские и американцы, занимающиеся историей Русской Америки.

5. Джон Миддлтон друг России Мы прилетели в Северную Калифорнию для съемок документального фильма к 200-летию форта Росс. Сегодня, как и двести лет назад, он несет свою службу на берегу Тихого океана, охраняя историю и добрую память о русском народе на Северном континенте Америки. Его служители, американцы и русские, так же свято берегут историческую память... Хенк Бирбаум - первый служитель крепости Росс, которого мы встретили здесь. Он американец. Пятнадцать лет до того, как стал служителем музея «Форт Росс», провел на Байкале, где работал егерем. На Байкале он был женат на русской, но первый брак распался, Хенк женился вторично на русской и вместе с ней перебрался в Америку. Он скучает по Байкалу, по тайге. Но у Хенка матери уже около девяноста лет, нужен уход и пригляд, а перебираться в Россию она не захотела, вернее не захотел, как сказал Хенк, ее бойфренд... Я спросил Хенка, почему, вернувшись из России, он нашел работу, снова связанную с Россией. Хенк постучал себя по груди: - Это необъяснимо, это живет в моей душе...

Вологодский ЛАД

Анатолий ЕХАЛОВ Еще одна встреча. Джон Миддлтон. Он - настоящий американец. Он же одновременно - русский патриот. Каждый раз, когда он приезжает в свой лесной домик на берегу великого Тихого океана, он надевает черный бушлат, черный орленый картуз, вешает на грудь боцманскую дудку и поднимает над своей усадьбой флаг Русско-Американской компании. В океан он выходит под Андреевским флагом. В России Джон занимался изучением истории мореходства, и за особые заслуги ему было присвоено звание почетного лейтенанта Российского флота. И это звание он с гордостью носит. Прапрадед Джона Миддлтона, Генри Миддлтон, был одним из первых американских дипломатов, служивших в России. Джон рассказывал, как однажды на приеме его представили Генри Киссинджеру. - Знакомая фамилия, - сказал бывший госсекретарь США. И тут Джон вспомнил про своего предка. - Да, то был наиболее известный Генри,- ответил Киссинджер. ...Сейчас Джон Миддлтон занимается формированием музейных экспозиций в форте Росс и готовится к 200-летнему юбилею этой знаменитой русской крепости в Северной Калифорнии. Джон разрабатывает эскиз ордена Кускова, которым, по его мнению, должны быть награждены русские и американцы, внесшие наибольший вклад в сохранение памяти о Русской Америке. Еще он собирает деньги на строительство большого парусника образца XVIII века, на котором можно было бы спасать трудных подростков от дурного влияния улицы. Вот у такого замечательного человека гостили мы, распивая чаи из русского самовара, удивляясь коллекции русской старины, собранной Джоном на протяжении полной приключений жизни. Удивительно было видеть, перелетев на американский континент через океан, человека, который так много знает

№3/2011

о нашей истории и географии. Узнав, что я вырос на реке Шексне, он тут же принес старинную фотографию экипажа какого-то морского судна. Я пригляделся и увидел на бескозырках моряков надпись «Шексна». А еще он рассказал, что был первым американцем, посетившим в 1990 году, спустя сто шестьдесят семь лет после Катерины Прохоровны Кусковой, индейской жены Кускова, замечательный город мореходов на Сухоне - Тотьму. Для чая специально по случаю нашего приезда был выставлен дореволюционный сервиз, привезенный Джоном из Питера. Джон говорил, что этот сервиз якобы когда-то был на крейсере «Аврора». Джон - замечательный рассказчик. Его и еще нескольких его коллег исследователей морской истории пригласили на празднование 300-летнего юбилея Санкт-Петербурга. Разместили их на проживание в царских палатах, чем немало поразили и растрогали. Но рано утром пришел офицер и объявил, что они должны идти в тренировочный поход на шестивесельных ялах. И как ни сопротивлялись наши гости, офицер настоял на своем предложении. В соперниках у наших героев были молодые, тренированные курсанты военно-морских училищ, а Джону и его товарищам было далеко за сорок. - Мы гребли изо всех сил, - рассказывал Джон, - но пришли последними, причем через двадцать минут после предпоследней шлюпки. Это был позор всему американскому флоту и самой Америке. Но отступать было некуда. В день празднования юбилея на морском берегу собрался весь цвет России, а также все важные персоны из посольства и Генерального консульства Америки. Мы упирались так, что глаза вылезали на лоб. Мы думали, что дело кончится инфарктами. Мы шли последними. Но когда мы завернули за островок, на котором стояла Чесменская колонна и где зрители не могли нас контролировать, 221

ЗАПИСКИ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ то увидели, что все шлюпки с российскими моряками дожидаются нас. Они пропустили нас вперед и весь оставшийся путь делали вид, что догоняют, пока перед финишем одна из шлюпок не обошла нас под восторженные крики публики. Русские моряки всем своим видом показывали, что они вымотаны до предела в борьбе с нами. Ко мне подошла симпатичная американка и поздравила меня. Мы поговорили с ней о том о сем, а потом я спросил, как ее зовут. Она сказала: «Пег». И я спросил Пег, чем она занимается. Она ответила, что она американский дипломат в России. После чего она наклонилась ко мне и сказала: - Как это было благородно с вашей стороны, что вы уступили первенство русским. ...Я думаю, что орден Ивана Кускова будет отчеканен в России к предстоящему юбилею, и, верно, одним из первых в списке награжденных будет Джон Миддлтон.

6. В индейском лесу Мы много смеялись в тот день у Джона, но солнце уже опускалось в океан, а нам нужно еще было ехать в лесную деревеньку Наполис к Робин Джой, ирландке, служительнице форта Росс, которая приглашала нас переночевать в ее доме. Нам дали номер телефона Робин, написали название деревни, кажется, оно звучало так: Стюартпойнт, после которой нужно было сворачивать в лес. И мы поехали, даже не подозревая, что здесь, в этой обустроенной и освоенной цивилизацией Америке, можно легко заблудиться. В нашем распоряжении был роскошный «Кадиллак», выделенный в Сан-Франциско без всяких условностей и формальностей семейством русских эмигрантов Градовых на нужды экспедиции. «Кадиллак» более походил на па222

роход, чем на автомобиль, и поэтому, когда он оказался на узкой лесной дороге, петляющей средь огромных секвой, нам стало не по себе. А тут еще совсем стемнело. В свете фар мы прочитали табличку, привешенную на дереве, гласившую, что на протяжении 47 миль сервис отсутствует. Дорога то карабкалась вверх на склоны лесистых гор, то опускалась вниз, то шла меж теснин, оскалившихся гранитом, то проходила под сводами чудовищных переплетений корней невероятно огромных деревьев, которым было, может быть, по тысяче, а может, и больше лет... Мы ехали в полную неизвестность и не имели возможности повернуть назад. Но, что удивительно, дорога была асфальтирована и совсем не разбита, какими обычно бывают наши районные дороги. А вообще-то с чего им быть разбитыми? Кто по ним ездит? Кстати, ни одной машины с лесом я не видел на дорогах Калифорнии. Тогда какой умник построил дорогу в никуда? Да если бы это было у нас, то через два года ни этих секвой, ни красного калифорнийского кедра здесь уже не было бы. Мы остановились, вышли, чтобы послушать лес. Кругом была жуткая тишина. Захотелось домой. Но над нами сквозь ветви дерев светились крупные звезды, и родная Большая Медведица висела прямо над головой, успокаивая растревоженные чувства. Ничего не оставалось делать, как ехать дальше в дебри индейского леса. Когда-то давно и наши соотечественники пробирались этими девственными лесами, стараясь избегать стычек с индейцами. И здесь, в Северной Калифорнии, как гласит история, у русских колонистов и промышленников, благодаря умной и взвешенной политике Ивана Кускова, не было столкновений с местным населением. Тогда как у испанцев, ставивших свои форты и миссии южнее и насаждавших свое присутствие на полуострове огнем и мечом, были ужасные кровопролитные драмы.

Вологодский ЛАД

Анатолий ЕХАЛОВ Мне вспомнилась история Прохора Егорова, каторжанина, присланного в форт Росс из Сибири для отбывания оставшегося срока. Его бунтарский характер не удовлетворился сытой и теплой калифорнийской жизнью. Он сбежал с плантаций форта Росс к индейцам, вошел к ним в доверие и стал командовать всеми военными операциями, которые те проводили против европейцев. Главным врагом для индейцев были испанцы. Индейцы брали одно за другим поселения своих врагов, предавая их огню и мукам, не оставляя в живых никого. Была взята и сожжена дотла миссия святой Инессы, а испанцы поголовно истреблены. Восстание индейцев принимало такие ужасающие масштабы, что испанский губернатор не в силах был что-либо ему противопоставить. На помощь испанцам пришел правитель Русской Америки на Аляске Муравьев. Он прислал испанцам два военных корабля, оснащенных пушками. Индейцы были принуждены к миру. А Прохора Егорова индейцы обвинили в измене и жестоко замучили. Где-нибудь здесь, в этих калифорнийских дебрях, тлеют косточки русского бунтаря Прохора Егорова. А может быть, это его неприкаянная тень встает меж тысячелетних деревьев? Нет. Это был не Прохор Егоров. Это темнел дом, скорее всего, современный индейский вигвам... Сквозь дверные щели пробивалась узкая полоска света. Мы пошли к дому и тут увидели: как будто бы из ниоткуда стали появляться люди. Это были современные индейцы. Они вполне доброжелательно встретили нас, пытаясь понять, что ищем мы в такую ночь. Но языков, кроме русского, мы не знали, а индейцы не знали русского. Мы протягивали бумажку с номером мобильного телефона Робин, но связь в лесу не работала. Во второй деревне, прочитав адрес, нас отправился провожать молодой

№3/2011

индеец. Наконец-то дорога пошла под уклон и стала расширяться. Еще через час, покинув асфальт и проехав грунтовкой километра три, мы взобрались на лесную поляну, на которой под электрическим фонарем стоял хрупкий щитовой домик Робин Джой. Служительница форта Росс жила совсем одна среди этого ужасного волшебного леса. Мы увидели, что Робин в беспокойстве мечется на освещенной площадке перед домом, видимо, тревожась за нашу судьбу. И тут внизу на дороге, где мы проезжали десять минут назад, началась беспорядочная пальба. Мы подкатили на своем «Кадиллаке» к дому Робин, более похожему на дачную веранду, чем на крепость, призванную охранять хозяев от лесного зверя и разбойников. Робин была счастлива, хотя и с ней мы могли общаться только на пальцах. - Что там за пальба? - показали мы в сторону перестрелки. Она покрутила пальцем у виска и махнула рукой. Было уже два часа калифорнийской ночи. Робин накормила нас кукурузными лепешками с мясным фаршем и уложила спать. В моей комнате висели два портрета крепких молодых парней в солдатской форме. Это были старшие сыновья Робин, которые служили в Афганистане. Младший, тринадцатилетний школьник, жил с ней в этом лесу. Робин уже тридцать лет работает в форте Росс, водит экскурсии с туристами, играет в историю с ребятами, приезжающими в крепость. По версии, она алеутка с острова Кадьяк, крещеная, и зовут ее Верой. Форт Росс - ее судьба и жизнь. Утром мы пили с Робин кофе, сидя в креслах перед домом. Солнце ещё не выбралось из леса. Лес дымил туманом, пели какие-то птицы на чужом языке. Мы молчали, но нам и так было хорошо. 223

ЗАПИСКИ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ

7. Что значит быть русским в Америке? Снимая этот документальный фильм, я задавал молодым русским американцам вопрос: «Что значит быть русским в Америке?» И я не получал ответа. Оказывается, многие также задавали этот вопрос и себе, и своим друзьям. Потребность ощущать себя русским где-то лежит в глубинах души, оно необъяснимо. Но для вынужденной эмиграции первой волны ответ был понятным. Здесь, на русском островке среди англоязычного океана, они спасали историю России, зная, что она будет востребована. Они были свидетелями этого кровавого погрома, свершившегося в России. И они были уверены, что такая власть долго не удержится. Недавно в Америке скончалась в возрасте 103 лет балерина Семенова. Она родилась при царе Николае II и застала президента Медведева. История коммунистической России уложилась менее чем в одну человеческую судьбу. Россия на новом месте начиналась со строительства церкви и школы. Среди эмигрантов, как правило, не было богатых людей. Вера, общинный принцип жизни позволили им поднимать храмы, сохранить человеческое достоинство, не раствориться в этом океане. Они не были врагами коммунистической России. Они понимали и любили русский народ, свою Отчизну, сопереживали ей. И сегодня Конгресс русских американцев, в котором более двух тысяч человек, является влиятельной силой, имеющей авторитет на Капитолийском холме и в Белом доме, поднимает голос против русофобии, остаточных явлений холодной войны. Православные общины, каюткомпания, союз ветеранов войны, русские скауты, Русский центр, русский музей, историческая ассоциация «Форт Росс», конгресс РА... Первая и вторая волна эмиграции пронесли высоко честь русского челове224

ка, где бы они ни оказывались. Дела их, вклад в историю и культуру, экономику стран, где они жили, очень высок. Настоящее потрясение охватило нас при посещении Сербского кладбища в Сан-Франциско, где покоятся русские люди. Какие ярчайшие имена и фамилии собраны здесь! Только тут понимаешь всю глубину катастрофы, произошедшей в 17-м году. Если говорить о последней волне эмиграции - экономической, то для нее не было того железного занавеса, отделявшего почти столетие уехавших от родины. Можно не один раз вернуться на Родину, есть Интернет, скайпы... И нет той глобальной задачи сохранения в себе России. Многие отдаются на произвол волн, и их поглощает пучина англоязычная... Через поколение-два они уже забудут язык, традиции. Но не всех ждет эта учесть. Очень многие держатся за язык, за веру, за свою русскость. И это чувство, думаю я, потому так сильно, что предшествующие волны русской эмиграции подняли высоко в глазах американцев статус русского человека. Быть русским не стыдно. Та таинственная связь с родиной остается. И рассказывают они, что не могут без Родины, словно разряжаются здесь батареи, аккумуляторы. И требуется им, словно Микуле Селяниновичу, припасть к родной земле, чтобы набраться сил. И все чаще случаи, когда представители этой эмиграционной волны возвращаются домой, не пустив корешки на американской земле. На встречах с американцами и русскими, занимающимися историей мореходства и форта Росс, родились некоторые предложения к предстоящему в 2012 году юбилею. Правительству Вологодской области было бы целесообразно учредить нагрудный знак или медаль Ивана Кускова - для награждения русских и американцев, внесших наибольший вклад в сохранение исторической памяти о Русской Америке.

Вологодский ЛАД

Анатолий ЕХАЛОВ Одним из наиболее ярких исследователей и защитников истории Русской Америки и форта Росс был профессор Калифорнийского университета Николай Иванович Рокитянский. Он неоднократно бывал на Вологодчине, выступал перед общественностью, ездил в Тотьму для отыскания исторических материалов. Так случилось, что Рокитянский умер в одиночестве. Его могила на Сербском кладбище несколько лет стояла без креста. Теперь его поставил Джон Миддлтон, активист форта Росс, исследователь русской морской истории. Однако нет памятника и плиты. И эту заботу также возьмет на себя Правительство Вологодской области. Джон Миддлтон является инициатором и ведет переговоры по организации русско-американского шлюпочного похода курсантов военно-морских училищ от Санкт-Петербурга через Ладожское, Онежское, Белое, Кубенское озера по Сухоне до Тотьмы, к этому походу по дороге подключатся белозеры, яхт-клуб Шексны, детско-юношеский яхт клуб Виктора Колесова из села Устье на озере Ку-

бенском, Школа путешественников Федора Конюхова из Тотьмы и речное училище из Устюга. Организаторы этого перехода намерены на заключительном этапе пройти берегом Тихого океана от залива Бодега Бей до форта Росс и принять участие в праздновании. Помимо фильма, который мы завершим нынешней осенью, у меня сама по себе из записей и разговоров сложилась книжка «Путешествие из Тотьмы в Калифорнию», главы из которой мы и печатаем сегодня в журнале «Лад». Удивляет практическое отсутствие в форте Росс в сувенирных лавках самих сувениров. Может быть, стоит наполнить этот рынок вологодскими сувенирами, пока его не заняли китайцы? И Тотьма не может похвастать обилием сувенирной продукции по поводу морских открытий и освоения Русской Америки. А тех, для которых дорога Родина, в одном только Конгрессе русских американцев состоит две с половиной тысячи. А всего в Америке 3 миллиона русскоязычных, сохраняющий себя и историю для будущих поколений.

Джон Миддлтон и Анатолий Ехалов под русским морским флагом

№3/2011

225

ЖИВАЯ ПАМЯТЬ

«Школьные годы чудесные...»

Герман ВОРОБЬЁВ

Герман Алексеевич Воробьёв кандидат географических наук, профессор кафедры географии Вологодского педагогического университета, автор 130 научных, научно-методических, научнопопулярных книг и статей. Публиковался в газетах «Вологодский комсомолец», «Красный Север», «Русский Север», журналах «Мезон» и «Пятницкий бульвар», экологических изданиях Москвы и СанктПетербурга. «Вологодский ЛАД» публиковал воспоминания Г. А. Воробьёва «Дети войны - дети дворов» (№ 3, 2010 г.).

226

Грядет очередная школьная реформа, какой она будет, покажет время. Хотелось бы пожелать всем, кто впервые переступит порог школы, и тем, кого провожает последний школьный звонок, благодарного отношения к своей «альма-матер». К кому-то оно приходит еще в школьные годы, у других - спустя много лет. Сужу по себе и своим товарищам, тем, кого называют «дети войны». Мой первый класс как раз пришелся на год Победы, и тогда для нас, дворовой детворы, началась новая, школьная жизнь. Всего у меня было три школы, три ступени: начальная до четвёртого класса включительно, затем семилетняя и, наконец, средняя.

ШКОЛА ПЕРВАЯ НАЧАЛЬНАЯ Начальная школа вначале располагалась в одноэтажном доме с полутёмным коридором, бывшем детском саде, на углу улиц Калинина (ныне Зосимовская) и Урицкого (ныне Козлёнская). От дома до школы через двор наискосок было минут десять, не больше, так что даже зимой вполне можно было обходиться без верхней одежды. Затем школу перевели в двухэтажное красивое здание с резными наличниками на окнах на другой стороне улицы Калинина. Значительно позже удлиненное кирпичной пристройкой, занявшей часть двора, место наших игр в перемены, это здание стоит сейчас как одно из напоминаний о прошлой, деревянной Вологде. Перед школой мама сшила сумку из клеёнки, вместо тетрадей наполнив ее

Вологодский ЛАД

Герман ВОРОБЬЁВ бухгалтерскими книгами. Тетради для чистописания в косую линейку выдали уже в школе. Электрический свет в классе часто выключали, и тогда зажигали коптилки - бутылочки с обмакнутым в керосин фитилем. При тусклом свете коптилок можно было втихую и пошаливать. Учительница выдавала на перемене «завтрак» - кусок черного хлеба, чайную ложку сахарного песка и порцию серой ливерной или красной кровяной колбасы. Наша учительница, Нина Константиновна Попова, худая, с прилизанными волосами, в очках, была строгой, при случае могла и линейкой по рукам ударить тех, кто того заслужил. По весне, когда появлялась трава, она приводила козу, привязывала на верёвке к дереву, и, пока шли уроки, коза пощипывала травку во дворе школы. Почти ни у кого из учеников класса не было отцов, примерно треть класса составляли воспитанники детского дома. Среди «городских» они выделялись форменной одеждой - девочки в коричневых платьях с черными передниками, мальчишки в черных хлопчатобумажных рубашках с глухими воротниками. В перемены девочки, играли: собравшись в круг, приплясывая и сопровождая игры песнями: «Шла коза рогатая...», или же, разделившись на две группы, одна из которых со словами «А мы просо сеяли-сеяли...» «сеяла», а другая, выступая навстречу и припевая «А мы просо вытопчем-вытопчем...», «вытаптывала просо». Мальчишки играли в «слона» и «выжимали масло». «Слоны» по жребию или считалке становились у стены, полусогнувшись и плотно обхватив спереди друг друга. Те, кому повезло больше, разбежавшись, по очереди прыгали как можно дальше на «слонов», до тех пор, пока все вместе не образовывали «кучу малу». «Жать масло» значило теснить в углу боком жертву жребия, пока тот мог терпеть, и тогда место «выжатого» занимал следующий за ним. Случалось, в перемены мальчишки учиняли разборки с соседним классом, используя темно-

№3/2011

зелёные, оставшиеся с войны сумки из-под противогазов, в которых многие носили тетрадки и учебники. Всё же старались бить не слишком больно, да и учебников в сумках было немного. На весь класс было три или четыре книги для чтения, и их передавали на уроке тому, кому назначалось читать вслух. Писали деревянными ручками со стальными перьями, обмакивая в стеклянную чернильницу-«непроливашку». Но перья служили не только для письма, ими обменивались (особенно ценилось удлиненное «восемьдесят шестое») и играли в перемены на партах. Чтобы выиграть пёрышко, нужно было так щелкнуть своим пером по перу противника, чтобы то перевернулось. Проигрывали иногда и те, которым писали на уроке, но, что поделаешь, приходилось выкупать или брать у выигравшего в долг свое же перо. Когда стали появляться конфеты в обёртках («Куколка», «Белая ночь», «Мишка на Севере»), стали играть в «фантики» - конфетные обертки, свернутые конвертиком. Первый играющий ставит фантик на ладонь и, ударяя о край парты, посылает конвертик как можно дальше. Если второму играющему удаётся накрыть фантик первого, он его выигрывает. Фантики копили и старались собрать их как можно больше. Поскольку конфет было мало, а обертки от них чаще собирали на улице, вскоре они и там исчезли. Единственное место, где ещё можно было их найти, был перрон вокзала, но путь туда преграждал высокий металлический забор. Мы с братом решили рискнуть, но едва успели перелезть через забор, как нас, ухватив за воротники, милиционер доставил в детскую комнату, из которой час спустя нас вызволила мать (она работала в швейной мастерской неподалёку). И после этого моё первое и, как оказалось, последнее увлечение коллекционированием, если не считать книг, закончилось раз и навсегда. Событием был показ кинофильма, в зале (ныне - рекреации) устанавливалась аппаратура, растягивался экран из сши227

ЖИВАЯ ПАМЯТЬ тых простыней, тех, кто не мог приобрести билет, удаляли из зала, и начиналось кино - «Кащей Бессмертный», «По щучьему велению», сборники мультфильмов. Кинооператор крутил ручку у аппарата, после каждой части случался перерыв на перемотку пленки. Воспользовавшись темнотой во время сеанса, некоторым из ранее удаленных удавалось просочиться в зал и посмотреть хотя бы часть фильма. Как только мы научились читать, учительница привела нас в библиотеку на втором этаже школы. Проверив умение читать, выдержавших испытание библиотекарь записала в читатели, вначале в общем зале, и лишь потом - с выдачей книг на дом. Как примерному читателю мне вскоре стали позволялось брать всё, что было на библиотечных полках. Именно тогда я прочитал всю имевшуюся в библиотеке приключенческую литературу - от «Кортика» Рыбакова до романов Дюма и Вальтера Скотта. Но особенно нравились журналы «Пионер» и «Юный натуралист», хотя они были разрозненными и изрядно потрёпанными. Заметив это, библиотекарь Мария Ивановна дала пособие по переплётному делу, а затем поручила, показав, как это делать, переплести несколько журналов, соединив их в одну книгу. Видимо, у меня получилось неплохо, и вскоре переплётное дело стало моим увлечением. Корешки книг изготовлялись из старых кусков ткани, бумагу на обложки давали в библиотеке. А накануне окончания начальной школы заведующая библиотекой предложила непростой выбор: зарплату в двадцать рублей (невиданные для меня деньги) за переплетённые журналы либо только что вышедшую, в твердом переплете книгу «Дело Артамоновых» Максима Горького. Книгу очень хотелось, но всё же я робко попросил деньги. Это была моя самая первая зарплата, и когда я вручил ее маме, на глазах у нее почему-то выступили слезы. В третьем классе всем, кому исполнилось десять лет и кто не имел двоек, 228

было предложено написать торжественное обещание и вступить в пионеры. И надо ж так случиться, что в это время я заболел, а день принятия в пионеры совпал с днем окончания моего больничного. Получив с утра в детской поликлинике разрешение посещать школу, я еще мог бы туда успеть, но вместо этого отправился в кинотеатр «Искра», где шел «культовый», на нынешний взгляд, фильм «Индийская гробница», попасть на который было почти невозможно. В результате я впервые прогулял уроки, а красный галстук и значок пионера получил позже всех. Перед окончанием школы во дворе мы посадили березки, которые сами принесли с того места, где позже будут построены корпуса льнокомбината. И, проходя мимо старой школы, невольно заглядываю за забор - туда, где мы когдато посадили березы, которым сейчас лет восемьдесят, а то и больше. Впрочем, березы, как и люди, обычно так долго не живут.

ШКОЛА ВТОРАЯ СЕМИЛЕТНЯЯ После окончания четвертого класса нас перевели в семилетнюю школу, которая находилась через дорогу, напротив начальной, учились в ней только мальчики, и она именовалась «вторая мужская». В годы войны школы поделили на «мужские» и «женские», что, очевидно, продиктовано было потребностью готовить в мужских школах будущих солдат. Как и начальная, она была двухэтажная деревянная, но не опушённая, зато значительно просторнее, а главное, с довольно большим, огороженным забором двором, который вполне подходил для игры в футбол. Вдоль забора располагалась полоса препятствий с гимнастическим бревном, любимым местом забав старшеклассников. Старшеклассниками именовались ученики седьмого класса, они выделялись не только ростом, но и тем, что им разрешалось носить прическу - в отличие от остальной мелюз-

Вологодский ЛАД

Герман ВОРОБЬЁВ ги, которую стригли «под ноль». Встав напротив друг друга, каждая команда стремились спихнуть руками с бревна противников. Нам же, пятиклассникам, оставалось только смотреть со стороны и болеть за ту или иную команду. Директор школы Валентина Акиндиновна Маклакова никогда не повышала голос на учеников, даже если они очень провинились. В середине шестидесятых годов, в хрущевское время, она была удостоена звания Героя Социалистического Труда. Такого звания никто из учителей ни до того, ни позже не удостаивался, это случилось лишь однажды на первом Всесоюзном съезде учителей, на котором Валентина Акиндиновна представляла вторую, уже среднюю, школу. К тому времени школу перевели в другое, заново построенное кирпичное здание на улице Первомайской. Небольшая, уютная с легкой руки журналистов она приобрела известность как «тихая школа». Здесь хорошо обучали, и многие стремились отдать сюда своих детей. Не случайно уже в девяностые годы она была преобразована в гимназию. А в наше время школа была вполне обычной, разумеется, с поправкой на послевоенное время и на то, что школа мужская и к тому же подростковая, то есть наполненная самыми шаловливыми, а подчас и хулиганистыми отроками. От учеников нашего четвертого класса, пришедших в пятый, осталось менее половины: девочки перешли в женские школы, из мальчишек кто-то уехал, почти не осталось воспитанников детского дома, но зато в классе появились новички из других начальных школ, а также оставленные на второй год. Не сдавшие экзамены в конце учебного года и не прошедшие затем осеннюю переэкзаменовку были едва ли не в каждом классе. Нашим классным руководителем (слова «классный», «классная» ещё не употреблялись) стала Глафира Евгеньевна Упадышева, опытный учитель математики, в меру строгая, и ее слушались даже те, кто считался, по классификации учителей, хулиганом. Русский язык

№3/2011

преподавала требовательная (по нашему представлению - чрезмерно) Екатерина Александровна Попова-Введенская, за маленький рост и въедливость старшеклассники ее прозвали «Блоха». У неё на шее висели на цепочке старинные маленькие золотые частики, которые она периодически доставала, сверяя время. Видела она плохо, носила очки и требовала, чтобы мы писали крупнее, и безжалостно заставляла переписывать небрежно и неграмотно выполненное домашнее упражнение. Но как же я ей благодарен за те уроки грамотности, которые она когда-то преподала и которые остались на всю жизнь и, возможно, много позже позволили приобщиться к журналистике. Директор школы Валентина Акиндиновна преподавала географию, но не в нашем классе. Нас географии учил Дмитрий Яковлевич Антипенко, по прозвищу «Митя-глобус», как и почти все, работавшие в школе мужчины, прошедший горнило войны. Почему-то запомнился его первый урок в пятом классе, когда он рассказывал о выплывающем из-за горизонта корабле в доказательство шарообразности Земли. Много позже благодаря Дмитрию Яковлевичу, инспектору областного отдела народного образования, разрешился вопрос, где мне работать после окончания пединститута (разумеется, он не знал о том, что я его бывший ученик). Самым авторитетным для нас был учитель физкультуры Николай Васильевич Ухов. Физкультуру мальчишки любили и учителя слушались беспрекословно. В седьмом классе нам дозволялось даже самим открывать и закрывать физзал, брать лыжи и играть в волейбол. На уроках физкультуры постоянно соревновались по бегу, прыжкам, метанию гранаты. Зимой проводились соревнования по лыжам между классами, а победители участвовали в городских соревнованиях на приз газеты «Пионерская правда». И когда наш класс вышел победителем таких соревнований, нас троих, показавших лучшее время, пригласили 229

ЖИВАЯ ПАМЯТЬ в лыжную секцию детско-юношеской спортивной школы. С этого времени занятия спортом стали моим постоянным увлечением. Нередко в перемены, если не играли в футбол, вместе с моим одноклассником Сашей Карагановым, впоследствии известным спортсменом и тренером, мы бегали, отмеряя круг за кругом, по школьному двору. Конечно, как и в каждой школе, случались практически неизбежные конфликты, и стоит лишь поражаться терпению учителей за некоторые выходки их учеников. Вот всего лишь несколько эпизодов, происшедших в седьмом классе. На уроке физики доброго и, как нам казалось, старого учителя Венедикта Епифановича Починка в одной из парт кто-то поджёг тетрадь ушедшего к врачу ученика, и дым постепенно заполнил класс, учитель же, посетовав, что технички рано закрыли печь, закончил, к великой радости всех нас, урок задолго до звонка. А вот другой эпизод, уже на уроке немецкого языка. В перемену двое учеников что-то не поделили, разборка продолжалась и на уроке. Сидящий на парте сзади толкает сидящего спереди, а тот, не стерпев, швыряет в него чернильницу, та ударяется в заднюю стену, и по ней расплывается чернильное пятно. Учительница Валентина Александровна Кубенская, вместо того чтобы выгнать обоих из класса, спокойно произносит: «В перемену перемахнётесь, а сейчас берите тряпку и мойте стену». Оба «дуэлянта» под смех класса стирают пятно со стены, а желание «перемахнуться» само собой проходит. Или еще: в восторге от сданного экзамена ученики сначала выбрасывают парту в окно, а затем без лишних назиданий со стороны классного руководителя затаскивают парту вверх по лестнице и вместе ее ремонтируют. Одним из увлечений, которое началось еще в четвертом классе и охватило едва ли не всех учеников, стала игра в шахматы. Настоящие шахматы были у немногих, и их изготовляли из швейных катушек. Играли в перемены и под 230

партой на уроках, устраивали соревнования внутри класса и между классами. Чтобы выполнить требования пятой категории, нужно было одержать победу у половины играющих, на четвертую категорию требовалось победить не меньше половины шахматистов, имеющих пятую. Но серьёзное увлечение шахматами осталось лишь у немногих, и только двое из моих товарищей достигли уровня первого разряда. Начиная с шестого класса учителя стали приобщать ребят к самодеятельности, и на праздничных вечерах со сцены я декламировал стихи, посвященные тому или иному празднику. Участие в таких вечерах было весьма почетно, и «артистов» привечали. Особенно запомнилось выступление семиклассника Алексея Козлова, который исполнял песню о дружеской встрече одетых по форме «суворовца» (курсанта суворовского училища) с «ремесленником» (учащимся ремесленного училища). Почему же я об этом вдруг вспомнил сейчас?.. Дело в том, что Алексей Козлов, закончивший МГИМО, стал дипломатом и разведчиком, был приговорен в Южной Африке к смертной казни, обменен на другого разведчика и удостоен звания Героя России. Очень жалею, что мне не пришлось быть на встрече с ним, уже Героем, в педагогическом университете и задать вопрос: помнит ли он слова той песни, которую исполнял на вечере во второй семилетней школе города Вологды? В седьмом классе меня вместе с двумя одноклассниками приняли в комсомол, хотя на тот момент мне не исполнилось обязательных по уставу четырнадцати лет. Спустя много лет при обмене комсомольских билетов я серьезно опасался, что невольный обман раскроется и я понесу вполне заслуженное наказание, однако никто не обратил на это ни малейшего внимания. Видимо, уже тогда приписки, желание выполнить установки у комсомольских, да и у многих партийных руководителей были гораздо важнее устава. Особенно это проявилось в «постбрежневские» годы, когда комсо-

Вологодский ЛАД

Герман ВОРОБЬЁВ мольские и партийные лидеры стали вдруг «прожекторами перестройки». Именно они-то первыми и открестились от тех самых идеалов «верности делу», которые на словах так жарко отстаивали.

ШКОЛА ТРЕТЬЯ - СРЕДНЯЯ Некоторые из закончивших вместе со мной школу-семилетку затем продолжили обучение в училищах и техникумах, те же, кому исполнилось шестнадцать лет, пошли работать. Окончить училище или техникум означало начать самостоятельную жизнь. Самым престижным был техникум железнодорожного транспорта - «железнодорожный». И мне как потомственному железнодорожнику тоже предстояла учеба в техникуме на помощника машиниста паровоза. Однако всё изменило обязательное посещение поликлиники. Оказалось, что по зрению я в паровозники никак не подхожу, там требуется стопроцентное зрение. Оставалось - либо работа, либо школа. Упросил мать подать заявление в первую мужскую школу, куда перешла большая часть одноклассников из второй семилетней. О первой вологодской школе, имеющей славную историю, ее выпускник, а затем и учитель химии, профессор педагогического университета Исаак Абрамович Подольный написал две книги, и я вряд ли могу добавить что-нибудь существенного к тому, что известно из «Записок счастливого человека» и «Школы моей жизни». Поэтому ограничусь лишь впечатлениями о своих школьных годах. В нашем восьмом классе в начале года было 42 ученика, и все парты в классе оказались заняты. Классный руководитель Зинаида Ивановна Захарова, учитель логики и психологии, была предельно тактичной и, мне кажется, никогда никого не ругала, хотя и было за что. Зато многим доставалось от учителя математики Зинаиды Александровны Лукинской за невыученные уроки, за непонимание самого главного,

№3/2011

по ее мнению (как, впрочем, и любого учителя) предмета. Вообще к успеваемости в школе относились серьезно. После уроков на выходе со второго этажа встречал дежурный учитель, мы протягивали открытые дневники и, если там стоял «неуд», приходилось возвращаться назад, в рабочую комнату, где иногда собирался целый класс, и покинуть ее можно было лишь предъявив выполненную работу. Историю преподавал Валерий Венедиктович Починок, сын нашего учителя физики в семилетней школе. Умеренно строгий, он умело направлял наше внимание на исторические события, и конфликты по поводу оценок на его уроках были редки. История более других дисциплин несет идеологическую нагрузку, не случайно мне до сих пор помнится цитата из речи Сталина об основном экономическом законе социализма как максимальном удовлетворении постоянно растущих потребностей советских людей. Надо было выучить этот текст наизусть, и я помню его вот уже много лет. Валерий Венедиктович уже после нашего окончания школы стал ее директором, а затем заведующим городским отделом народного образования. Манера вести уроки физики Владимира Анатольевича Кузьминского спокойно, без излишних эмоций передавалась и его ученикам. Мы еще не знали, что время физиков впереди. Оно совпадет с выходом книги Даниила Гранина «Иду на грозу» и возникшим тогда спором «физиков» и «лириков» («нынче физики в почете, что-то лирики в загоне»). Еще раз пришлось об этом вспомнить в педагогическом институте на лекциях по астрономии, которые читал отец нашего школьного учителя Анатолий Владимирович. Отец и сын были удивительно похожи не только внешне, но и по манере вести занятия - ненавязчиво, но с каким-то добрым желанием научить, по крайней мере тех, кто хочет научиться. На уроках химии, которую вначале преподавала Мария Ивановна Магарцева, приходилось решать задачи у доски. Те, кто привык учиться с прохладцей, 231

ЖИВАЯ ПАМЯТЬ далеко не всегда с ними справлялись, за что тут же наказывались двойкой. Позже химию вели разные учителя, и вскоре почти всё, чему мы были выучены в восьмом классе, стало забываться. Только в десятом классе, когда уроки химии стал вести Исаак Абрамович Подольный, снова стали её учить и вполне успешно сдали выпускной экзамен, а мой одноклассник Валентин Жилин поступил в московский химический вуз и впоследствии стал главным инженером крупнейшего нефтеперерабатывающего завода в Сибири. Больше других мне нравились уроки литературы Маргариты Александровны Кудряшовой. Многое из классики до сих пор помнится с ее уроков - Тургенев, Горький, Салтыков-Щедрин, но более всего Чехов. В школе ежегодно проводились литературные вечера, актовый зал был полон. В восьмом классе по настоянию Маргариты Александровны я выучил рассказ Чехова «Шутка» и читал его со сцены. «Наденька, я люблю вас», - такие слова в мужской школе, думаю, прилюдно никогда не произносились, и на следующий чеховский вечер, уже в девятом классе, я сам выбрал рассказ Антона Павловича. Это был «Разговор человека с собакой», в котором подвыпивший гражданин убеждает, что «человек - прах, мираж, пепел...». По оценке моих товарищей, убедить получилось, в результате меня включили в состав концертной бригады, и тот рассказ повторялся в день выборов в больнице, в воинской части, на других избирательных участках. Но «гвоздем программы» было выступление школьного хора и его солистов, среди которых выделялся Геннадий Соболев, будущий заслуженный артист и художественный руководитель Вологодской областной филармонии. Особенно нравились слушателям романсы в его исполнении «На заре ты ее не буди» и «То было раннею весной». В другом литературном вечере, посвященном Горькому, ставили сцену из пьесы «На дне», в которой мне достался монолог Сатина. Маргарита Алексан232

дровна договорилась с режиссером драмтеатра Шубиным, сын которого тоже учился в «первой», чтобы подучить меня, и несколько раз пришлось произносить перед режиссером знаменитую фразу «Человек - это звучит гордо», пока не получилось более или менее сносно. С учителем физкультуры Игорем Александровичем Кузнецовым у всех, кто занимался спортом, завязывалась многолетняя дружба, которая не заканчивалась и после окончания школы. Нашими физкультурными шефами были члены спортивного общества «Динамо», и в самом начале учебного года на стадионе общества проводились соревнования на первенство школы по бегу. Поскольку после лыж я стал заниматься бегом, то мое третье место на километровке обязывало затем на участие в ежегодных легкоатлетических эстафетах по улицам города. Кстати, победителем того забега стал Сергей Гольдин, будущий геофизик, академик, директор института в Новосибирске. Несколько лет назад на встрече, посвященной памяти легендарного директора «первой мужской» Александры Александровны Мухиной, на которую приехали многие выпускники разных лет, мы вспомнили с Сергеем Васильевичем и про те соревнования. При этом он сказал, что до сих пор пробегает на лыжах не меньше ста километров (в сибирскую-то зиму!). Но основным всё же стало увлечение баскетболом, благо спортзал «Динамо» (его давно уже нет) находился совсем близко от дома, и мы старались использовать малейшую возможность поиграть с мячом, а наша баскетбольная команда была лучшей среди школ города. Позже, когда школа перестала быть «мужской», баскетбольная команда девушек под руководством Игоря Александровича стала чемпионом России во многом благодаря его усердию в Вологде есть женская баскетбольная команда «Чеваката», играющая не без успеха в российской суперлиге. Особое место среди других учебных предметов занимал немецкий язык, но

Вологодский ЛАД

Герман ВОРОБЬЁВ не по причине его значимости для нас. В восьмом классе языку учил добрейший преподаватель, бывший переводчик, но вот справиться с классом ему никак не удавалось, многие находили куда более интересное занятие, чем немецкие склонения. И когда того учителя сменил Зельман Шмулевич Щерцовский, личность поистине легендарная (рассказывали, например, о том, как всему классу, не выполнившему задание, он поставил единицы), началась паника. У Зельмана Шмулевича была своя метода: если не справился с заданием к уроку, оно автоматически удваивалось. В результате немецкий язык среди всех предметов стал едва ли не главным, старались изо всех сил, и к выпускному экзамену в десятом классе почти все, кто до него дошел, получили хорошие и отличные оценки. Даже спустя много лет, на юбилейном вечере школы в драмтеатре хором вспоминали любимые выражения Зельмана (так обычно его называли между собой его ученики): «ни в зуб ногой» и «ни бе, ни ме, ни кукареку». Зельман Шмулевич, выучив еще и английский язык, перешел на работу в педагогический институт и учил студентов вплоть до своего восьмидесятилетия. Первая же вологодская школа во многом благодаря ему была преобразована в «языковую». Наш переход в десятый класс совпал с объединением «мужских» и «женских» школ, во всех классах, кроме выпускного, появились девочки, так что наш выпуск оказался последним «мужским», а класс к тому времени сократился до 26 человек. Значительная часть отсеялась еще в восьмом классе, другие были оставлены на повторное обучение в девятом. Стали веселее школьные вечера, хотя большинство из нас, выпускников, не умели танцевать, по-прежнему толкались возле

№3/2011

стен актового зала. Устроенный в классе практикантами из пединститута диспут (невиданное до того дело) на тему «Может ли быть любовь в школе?» вызвал жаркие споры, подведеннные словами из популярной в то время песни в исполнении Клавдии Шульженко «О любви не говори...». Не потому ли иногда отношения стали выяснять не только «из принципа», а (невиданное дело!) из-за девчонок, и даже состоялось комсомольское собрание, на котором одни осуждали, а другие поддержали старшеклассника, который выбил зуб соученику именно по этому поводу. Приближалось время выпуска, почти все готовились поступать в вузы, и времени на что-то другое оставалось всё меньше. День первого выпускного экзамена (это было сочинение) запомнился и тем, что река Вологда разлилась столь широко, что затопила все ближайшие к ней улицы, а еще сообщением Политбюро о деле «иностранного агента» Берии. Наступали иные времена. Школу наш класс, да и почти все другие выпускники, закончили хорошо, было много медалистов. Ни раньше, ни позже не было такого количества закончивших первую вологодскую школу с медалями как в тот 1955-й - год последнего мужского выпуска. Директор школы Александра Александровна Мухина накануне дня вручения аттестатов об окончании школы пришла в класс и побеседовала с каждым из выпускников о его планах. Большинство подали заявления в московские и ленинградские технические вузы, немногие - в педагогические и медицинские институты, некоторые - в военные училища. Так и закончились наши «школьные годы чудесные», а впереди была взрослая жизнь.

233

ЯЗЫК МОЙ

Когда баба Поля идёт к нам Рекламный слоган «Тогда мы идём к вам!» у всех у нас на слуху. Его актуальность и жизненность подтвердила минувшим летом наша диалектологическая экспедиция в Тотемский район Вологодской области. Среди множества толковых и талантливых в языковом отношении информантов особо выделялась Апполинария Алексеевна Зайцева, или попросту - баба Поля. Жительница малой деревеньки Давыдиха, что вблизи от большого села Великий Двор, 1927 года рождения, малограмотная (окончила лишь 4 класса), очень гостеприимная (пейте, пейте, сухарики-ти моците!), отнюдь не счастливая (овдовела в 24 года, осталась с двумя малыми детьми на руках)... Но говорящая - без остановки! А это как раз и требуется диалектологам. Такая вот она, эта женщина! С бабой Полей попеременно беседова-

ли практически все участники экспедиции. Она замечательно помнила, о чём рассказывала предыдущей группе, называла своих ранее приходивших собеседников по именам, почти никогда ничего не путала. Тематика бесед обычно определялась самой бабой Полей. Попытки навести собеседницу на нужную наблюдателям тему обычно оборачивались для нас неудачей. Она не давала даже слова вставить! Сама рассказывала о том, почему держит двух козочек (вдруг автолавка зимой не привезёт молока?), о том, как изменились нравы жителей (воруют, понимаете ли, уносят даже бельё с ого-

Апполинария Алексеевна Зайцева, или попросту - баба Поля 234

Вологодский ЛАД

Людмила ЗОРИНА роды, т.е. с изгороди). В жизни нашего информанта было и много ярких событий - пребывание в Соколе, где она запомнила долгий дом около реки, поездка к сыну во Владимир, приезды сына и невестки для уборки урожая картошки и т.д. Печальнее всего оказались рассказы про её трёхмесячное пребывание в пятнадцатилетнем возрасте в тюрьме, куда она была посажена за то, что по детскому недомыслию убежала домой с рытья ' окопов под Грязовцем, про страшимой голод в сорок семом году и про немцеввыселенцев, массово погибавших в тотемских лесах (в предвоенное время Сталин сюда выслал их из Поволжья не одну ' (т.е. не лгу) - готысячу). «Я не хвошшу!» ворила она в знак достоверности и истово божилась. А ещё, словно бы встрепенувшись, напевала частушку: Не всё горе плакать, не всё горе тужить. Надо половину горюшка забыть. Занимательнее всего оказался пересказ услышанной ею истории про Карса и Марса, которых она, с одной стороны, идентифицировала как две разные личности, а с другой стороны, отождествляла с Николаем-угодником: Вот знаёшь, когда я лежала в этом, как его, в Вологде с камнями, и одна женщина россказывала: «У меня, говорит, сестра, сестра». А раньше-то, видишь, было запрешчено, не давали в церквити ходить. Она партейная. Она вышла замуж, у её заболел мужик - двадцеть три года. Она и видит во сне сон. Сон видит во сне. Иду, говорит я, иду. А церьква, церьква. Она знает, что эта церьква есь, видишь? Вижу свою церькву. И вижу, вот, на церькве Карс и Марс. А Карс и Марс - это они эти, как его, неверуюшчиё. Она-то говорит: «Я-то вижу, что это Карс Марс». А он мне отвецеёт: «Я это не Карс да и не Марс, а я это Николай Цюдотворець». Он ёй сказал: «Ежели, - говорит, - ты меня найдёшь, как найдёшь - муж поправитсе». «Я, - говорит, - приехала домой», - это сказала она, видишь, всё россказала. И девки поехали в Ленинград, на собрание. А я, гыт, и говорю: «А я, гыт, не пойду». - «А

№3/2011

почто? Тебя из партии выклюцат». - «А хоть седни выключайте, а что я потом росскажу, а что знаю, - говорит, - сейчас пойду». Она пошла в церькву. Пошла в церькву. «Я, - гыт, - зашла в церькву, обошла все иконы - нет Николая Цюдотворця». Ты-то знаешь, какой Николай-от Цюдотворець? Вон-вон-вон, тутока он у меня висит. Обошла, говорит, все иконы - и нет. А эта и говорит: «Ешчё вот рядом церьква, как во Владимире, рядом тоже. Дак тоже рядом другая-то церьква». «Пошла, - говорит, - в церькву, гляжу: я этого вот видяла». Видишь? Вот к ему, говорит, подошла и помолила. И церез недилю стал поправлятьсе мужик и поправилсе. Вот тебе и всё. Дак вот. Но при чём здесь процитированный слоган? А вот при чём. Экспедиция пришлась аккурат на время сенокоса. В наш первый приход к А. А. Зайцевой диалектолог из Москвы И. И. Исаев взялся помочь говорливой бабе Поле косить траву на её участке. Делать это можно было без ущерба для нашей работы: достаточно было положить свой диктофон в нагрудный карман собеседницы, и её монолог лился, не прерываясь. Скосить в тот день удалось далеко не всё. Пришлось пообещать прийти ещё раз. Пришли. Всей своей большой бригадой диалектологи опять косили траву в человеческий рост и ворошили уже подсыхавшее сено. Ушли, едва волоча ноги. Но к бабе Поле приехали родственники с сенокосилкой и продолжили многотрудную работу на необозримом для нас участке. И тут предприимчивая женщина взяла инициативу в свои руки. Она ранымранёшенько побежала к старосте деревни, чтобы та по телефону обратилась к ' председательщице, то есть к главе администрации, чтобы она прислала студентов! Просьбу смущённой «председательщицы» мы с пониманием выслушали и делегировали мальчиков в помощь нашему бесценному информанту. Однако ребята вернулись обратно очень быстро: оказывается, родственники, пока мы неторопливо, по-городскому, собирались, 235

ЯЗЫК МОЙ уже закончили ворошение подсыхающего сена. Но баба Поля безапелляционно распорядилась: требуется прийти после обеда! Ничего не поделаешь, опять пошли. Девочки - прибираться в её апартаментах, мальчики - на загребание сена и стогометание. Всё-таки - одинокая старая женщина, а у неё две козочки... Устали все безмерно! Вернулись если не озлобленные, то уж точно раздражённые. «За тем ли мы сюда ехали? - восклицали студенты. - Да что это за тимуровская работа? И почему одной этой бабушке, а не всем информантам по-

могаем?» Однако после купания в прохладных водах речки Печеньги страсти улеглись. И кто-то, понимая, что завтра не надо заниматься у бабы Поли сеном, иронично сказал, отмечая её настойчивость: «Тогда она придёт к нам!» Умопомрачительно, но именно так и случилось! В приоткрытую дверь учительской робко просунулась голова студентки, и дрожащий голос сообщил, что баба Поля действительно идёт к нам. Ну, конечно, если мы ещё работаем, а у неё уже сенокос выставлен, то она сама идёт к нам! Это за четыре-то километра в одну сторону по не-

Участники диалектологической экспедиции в Тотемский район 236

Вологодский ЛАД

Людмила ЗОРИНА выносимой жаре и пыльной дороге! Идёт, ' опираясь на свой батожок (Без батога-то ишь, не могу токо' ходить). Но и это ещё не финал истории. Девочкам она несёт конфеты, а мальчикам - пиво! Благодарит, значит. Благодарит за умелую работу, за доброту, за то, что старшим помогают: «Робята хорошыё. Этот Ондрюша, дак он вроде наш. Ой, ' как роботает! До цего боёк-то - ой! Всё сволоцил один! С волосами-то <парень> - дак сказал, что он из Сокола. А у меня столь нет, дак цего тут говорить? Ницего не сделать». В знак благодарности и меня баба Поля отозвала в сторонку и просветила, как надо переступать через порог, как себя вести, если вызовут в суд... (сказывается, видимо, жизненный опыт!). Да и правда, есть за что ей благодарить отряд диалектологов. Сено-то она, оказывается ... продала соседке. Та, торгуясь, сказала, что миллиона-то у неё всё равно нет. «Так сколько, - спросила, - будет стоить сено?» - «Тысячу рублей», - сказала баба Поля. А для нас прокомментировала: «Но всё равно не отдаст. Пусть хоть как Богу свечка это сено!»

В этот день общение с А. А. Зайцевой завершилось общим обедом в школьной столовой. Суп бабе Поле показался солёным, она попросила воды и решительно разбавила его (не менять же ей своих вкусовых привычек!), от второго блюда и компота она отказалась вообще (ну нет у неё обыкновения съедать комплексный обед!). Из-за стола встала быстро, решительно взяв свой надёжный батог в руки... И наши проводы тётушки Поли до самого её дома были очень-очень длительными. Это опять четыре километра по невыносимой жаре и пыльной дороге. Но профессиональный диктофон И. И. Исаева всё равно писал без устали. И снова было что писать, ведь каждая фраза тёти Поли - всё равно что Цицерон с языка! Говорливая, интересная бабушка! «Вот тебе Пётры и Павлы! (заметим: их у неё уже не двое, а много!). Надо молить Бога, помогать людям», - резюмировала в конце общения с диалектологами наша замечательная собеседница. И добавила на прощанье: «Сцясливая путь вам! Поезджайте с Богом!» Людмила Юрьевна ЗОРИНА, кандидат филологических наук

Слова о труде Вы можете себе представить, что ещё несколько десятков лет назад люди общались иначе? Были иные слова, иные фразы, да что там говорить, даже сами ситуации общения заметно отличались от современных. Родные, знакомые с детства слова уходят из обихода... Александр ЯШИН Человеку ХХI века, века информационных технологий, компьютеров, разнообразной техники, окружающей его повсюду, сложно вообразить, чтобы кто-то желал ему удачи, например, при стирке белья. Зачем? Ведь особых усилий этот процесс не требует - загружаешь одеж-

№3/2011

ду в стиральную машину и можешь заниматься своими делами, даже не думая о процессе стирки. Но когда-то к этому процессу относились очень ответственно. Со всей серьёзностью выбирали специальное время, которое иногда занимало большую часть рабочего дня. Сейчас даже в русской деревне редко какой дом обходится без необходимой бытовой техники, да и сами деревни значительно изменились - молодые уезжа237

ЯЗЫК МОЙ ют в ближайшие города, старшее население, избавленное от скуки с помощью радио- и телевизионных передач, доживает свой век, обладая удобствами бытовой техники. Но это старшее поколение помнит и другие времена. Те времена, когда слово труд имело, имело, судя по словарю В. И. Даля, полное своё значение: «всё, что требует усилий, старанья и заботы; всякое напряжение телесных или умственных сил, всё, что утомляет». Больших физических затрат требовало практически любое дело в русской деревне: чтобы вымыть пол, нужно набрать воды в колодце или реке и принести полные вёдра в дом; чтобы связать тёплые вещи на зиму, нужно остричь овец, сделать пряжу и только тогда из полученных ниток начать вязать; чтобы выстирать бельё, нужно отправиться на речку, где каждую вещь необходимо тщательно выстирать вручную, а затем хорошо прополоскать. Да, труд постоянно присутствовал в жизни русского крестьянина, и поэтому немудрено, что для каждого трудового процесса появлялись свои особые ритуалы и, соответственно, этикетные речевые формулы. Нет ничего удивительного в том, что деревенские жители желали друг другу удачи, везения, благополучия в выполняемом деле. Ведь кто, как не крестьянин, может понять, насколько необходимо благое пожелание, позитивный настрой перед долгой, требующей времени и усилий, работой? Летом 2009 года нами был собран богатый этикетный материал в деревне Монастырской Режского сельсовета Сямженского района. Старожилы сохранили в памяти большое количество фраз-благопожеланий, которые употреблялись в различных ситуациях. Этикетные формулы могли быть самыми разными. Дай Бог бело! - Так, оказывается, можно пожелать лёгкой, удачной стирки деревенской жительнице, и она поймёт искренность вашего пожелания. Ведь в сознании христианского человека фра238

зу Дай Бог! может употребить только искренний человек, действительно желающий блага. Дай Бог! - довольно распространённое пожелание добра, и оно может быть употреблено в различных ситуациях - трудовые пожелания, поздравления, прощания, благодарность... Но формула этикета Дай Бог бело! употребляется только при ситуации стирки белья. Белый цвет всегда ассоциировался с чистотой, и поэтому значение пожелания довольно прозрачно и лежит на поверхности: человеку желают, чтобы бельё хорошо и легко выстиралось, буквально было белым, то есть чистым. Молоко вам в руки! - пожелают хозяйке, которая доит корову. В этой же ситуации могут сказать: Лейся, молоко, рекой! Очень часто этикетные выражения, а в частности, трудовые благопожелания, строятся на образности и метафоричности. В первом случае человек желает, чтобы женщине не пришлось прилагать особых усилий, то есть чтобы труд был скорым и лёгким. А во втором - чтобы молока было так много, что оно буквально «лилось бы рекой». Ведь молоко в жизни деревенского жителя играет очень важную роль - является напитком, основой для приготовления кисломолочных продуктов, немаловажной составляющей теста для выпечки, лекарственным средством. Именно поэтому пожелание удачи в процессе доения коровы всегда принималось с благодарностью. Встречаются ли трудовые благопожелания в речи современного горожанина? Единственное, что мы используем сейчас в нашей речи, это самые общие фразы: Бог в помощь! и Удачи! которые могут применяться в любой ситуации. Чем можно объяснить отсутствие этикетных пожеланий в ситуации труда в современной жизни? Во-первых, изменениями самих условий жизни, при которых стали неактуальны прядение шерсти, доение коровы, ручная стирка... Эти ситуации простонапросто отсутствуют в жизни горожа-

Вологодский ЛАД

Наталья НОВОЖИЛОВА стойности и чести человека и являлось обязательным, сейчас среди многих не считается нормой. Да, можно согласиться с тем, что трудовые пожелания перестают быть актуальными в нашей жизни, но значит ли это, что мы не должны их знать и помнить? Ведь именно через эти незатейливые фразы, присутствующие в крестьянской жизни, мы можем узнать о быте, культуре, традициях и ценностях наших бабушек и дедушек. Наталья НОВОЖИЛОВА, студентка филологического факультета Вологодского государственного педагогического университета

ФОТО АЛЕКСЕЯ КОЛОСОВА

нина, да, впрочем, и в жизни многих современных деревень. Во-вторых, с развитием всевозможной техники, во многом облегчающей нам жизнь, слово труд не воспринимается нами в полном его значении, особенно при ведении домашних дел. В-третьих, изменились и сами люди. Этикетные фразы приветствия, прощания, благодарности, пожелания удачи мы употребляем при общении только с близкими и знакомыми людьми. Но даже и в этих ситуациях многие не считают нужным употреблять те или иные формулы вежливости. То поведение, которое прежде считалось показателем до-

№3/2011

239

Содержание РЕПОРТАЖ НОМЕРА Андрей Сальников. Восстановление .......... ....................... 2-я стр. обложки, цв. вкладка ПАМЯТЬ Владимир Полянский, Татьяна Самсонова. «Здесь первый шаг свой сделала война...»................................. 2 И НЫНЕ, И ПРИСНО Все святые Вологодские, молите Бога о нас! ................................... 11 Петр Давыдов. Афонский «слон»: нет веры сказкам ..................................... 24 ПУБЛИЦИСТИКА Александр Грязев. Размышления над родной историей ............................... 12 ПРОЗА Станислав Мишнев. Два рассказа .......... 36 Олег Ларионов. Труды праведные и другие рассказы ................................... 50 Марк Москвитин. Вынужденная посадка. Фантастическая повесть ........ 66 Дмитрий Ермаков. Серьёзное дело. Повесть (окончание) ............................... 90 ИСКУССТВО Ирина Балашова. Анатолий Новгородов: новое имя в вологодской пейзажной живописи ............................................... 102 КНИГА В ЖУРНАЛЕ Полвека в русской литературе Андрей Смолин. Поверх барьеров... (Вологодская литературная школа: события, люди, мнения) ........................ 108 Дмитрий Ермаков. Имени Валерия Дементьева .................. 124 Татьяна Самсонова. Такая короткая долгая жизнь. Сергею Орлову - 90 лет .......................... 127 Алексей Колосов. Река времён не все дела уносит?.. К 80-летию Михаила Сопина ................ 131

ПОЭЗИЯ Ольга Фокина. И песня... тебя просквозит! ............................................ 134 Константин Павлов. ...И появилась тишина .......................... 137 Геннадий Сазонов. Светом и любовью...141 Василий Мишенёв. Душа прорастает стихами... .............................................. 146 Нина Груздева. Одно магическое слово 153 КРИТИКА Борис Шишаев. Разумение сердцем. Поэзия Нины Груздевой. Воспоминания и размышления ...................................... 158 БЕЛАЯ РУСЬ ТЫ МОЯ... Алесь Карлюкевич. Проза и публицистика ........................... 162 СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ Владимир Наволоцкий. Родословная Наволоцких и Кузнецовых (окончание) ...................... 173 Инна Рау. Епископ Брянчанинов, высокосветский Санкт-Петербург и моя прабабушка Ольга Александровна Межакова-Данилевская.......................... 185 МЕСЯЦЕСЛОВ Виталий Ламов. Года круг. Народное погодоведение ......................... 197 НАМ ПИШУТ Анатолий Подольский. На родине и воздух другой....................................... 207 ЗАПИСКИ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ Анатолий Ехалов. Хождение встречь солнцу. Из Тотьмы в Калифорнию. Главы из книги ...................................... 210 ЖИВАЯ ПАМЯТЬ Герман Воробьёв. «Школьные годы чудесные...» ............................................ 226 ЯЗЫК МОЙ Людмила Зорина. Когда баба Поля идёт к нам .............................................. 234 Наталья Новожилова. Слова о труде ... 237

На 1-й - 4-й страницах обложки - фотография Алексея КОЛОСОВА ВОЛОГОДСКИЙ

ЛАД

В 1991-1995 годах выходил под названием «Лад. Журнал для семейного чтения». С 2006 года «Вологодский ЛАД» (23)

Литературнохудожественный журнал

2011, №

Главный редактор - А.К. Сальников Адрес редакции: 160009, Вологда, ул. Мальцева, д. 52, оф. 404 Телефон: (8172) 72-53-63, e-mail: Salnikov@krassever.ru Адрес типографии: ООО ПФ «Полиграф-Периодика», 160001, г. Вологда, ул. Челюскинцев, 3.

Учредитель - автономное учреждение Вологодской области в сфере средств массовой информации «Вологодский областной информационный центр» Адрес издателя: АУ ВО «Вологодский областной информационный центр», юридический адрес: 160001, г. Вологда, ул. Кирова, д. 16; почтовый адрес: 160009, Вологда, ул. Мальцева, д. 52, оф. 407 Журнал зарегистрирован Управлением Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций по Вологодской области, регистрационное удостоверение ПИ № ТУ 35-069 от 28 декабря 2011 г.

Тираж 1500. Объем 15 п.л. Формат 70х100/16. Печать офсетная. Подписано в печать 03.12.2011 г. Время подписания номера по графику - 10 час., номер подписан в 9 час. Дата выхода номера - 8 декабря 2011 г. Заказ № 5828. Свободная цена.

Редакция не имеет возможности рецензировать и возвращать рукописи.

Полвека в русской литературе СТАТЬЮ О РУССКОМ ПОЭТЕ М. Н. СОПИНЕ ЧИТАЙТЕ на стр. 131-133

Михаил Сопин. Фото Алексея Колосова

Такая короткая долгая жизнь ИЛЛЮСТРАЦИИ К МАТЕРИАЛУ Т. САМСОНОВОЙ, стр. 127 - 130

Карта из фонда Белозерского областного краеведческого музея

Плакат работы Т. Самсоновой, С. Белякова. Фото из фонда Белозерского областного краеведческого музея

На ларе (подарок ныне покойной Л. Софроновой), покрытом белой ажурной скатертью, царствовал патефон. Эти замечательные вещи нашли приют у В. Полянского

Татьяна Самсонова исполняет песню своей ученицы Наташи Есиной на стихи Сергея Орлова «Облако за месяц зацепилось»

Реконструкция уголка деревенского дома 20-х – 30-х годов XX века

Владимир Полянский рассказывает о сборнике фронтовых стихов Сергея Орлова «Третья скорость»

Земляки Сергея Орлова после вечера и возложения цветов к Памятной доске поэту на Малой Посадской, 8

Гости вечера могли полистать сборники стихов поэта, заглянуть в книги о нём, представленные на мини-выставке

Суворовцы перед вечером

Антолий НОВГОРОДОВ

Живопись

А. В. Новгородов.Фото 2010 года

Раздолье. 2009. Холст, масло. Вологодская областная картинная галерея

Старый двор. 2004. Холст, масло

Мокрая трава. 2005. Холст, масло. Картинная галерея Е. М. Лунина (Череповец)

Скит во имя всех святых. 2008. Холст, масло

Осень. Сентябрь. 2008. Холст, масло. Вологодская областная картинная галерея

Старая берёза. 2005. Холст, масло

К весне. 2001. Холст, масло

Заброшенная дорога. 2007. Картон, масло