Sveta Sedykh. birds, angels & anothers

Page 1

Света Седых Sveta Sedykh

Птицы Ангелы и другие birds, angels & others




Светка. Светка (Света Седых) была принцесса. Настоящая луноликая красавица с волосами лунного цвета. Эта книжка – жалкие крохи небесной пыли, которые нам удалось найти от е¸ творчества, когда вдруг внезапно выяснилось, что она нас покинула. Наверное, она сама была воплощенным лучом искусства. И любили е¸ мужья: великий архитектор Л¸ша Козырь и замечательный журналист Сер¸жа Дундин, именно так, как любят искусство: преклоняясь перед величием, но изматывая реальностью. Надо себе представить конец советских восьмидесятых. Чистые пруды. Обычная школа. В старших классах собралась, волей случая, золотая молодежь. Красивые, талантливые, разные, веселые, наполненные знаниями о природе и об искусстве, пишущие стихи, разбирающиеся в музыке, моде и искусстве. Что им могла дать советская школа? – только дружбу. Светка, Дашка, Анька, Кирюша… К окончанию школы они выпустили сборник стихов, которые, сохран¸нные годами, теперь стали украшением и нашего сборника. Писать стихи этим школьникам было запросто, но судили их Ахматовским сч¸том. Серебряный век существовал еще в каком-то ощущении кожи и, освобожд¸нный от советского идеологического гн¸та, восстанавливался бурным искристым потоком. Это были, может, не очень талантливые времена, но талант предполагался обязательно и настрой был бодрый и предполагавший великие свершения. Никому из нас, я подружилась с ними как раз в эти времена, было и невдом¸к, что гибель империи разрушит материю и наших веселых жизней превратив вс¸ из величественных крыльев бабочек в странный мелкоцветный бурьян, на впоследствии исчезнувшем пустыре. Светка и архитектурный институт, МАРХИ – это было


правильно. С Чистых прудов на Рождественку. Книжки, книги, собрание книг, коллекция. Светка собрала фантастическую библиотеку такую же, наверно, прекрасную и богатую возможностями, как вырос их с Козырем сынок Никита. Но если с Никитой, слава Богу вс¸ о'кей, то библиотека предательски покинула Светку в предпоследнем е¸ переезде в страшную роковую мастерскую на Покровке. Она исчезла. Рабочие перепутали ящики с мусором и со Светкиными вещами, и жемчужина осталась без раковины. Но, сколько я помню, это, как раз, е¸ не особо расстроило вс¸ потому же точному ощущению, что Светка была творчество и сокровище сама по себе. В этом не было зазнайства, ей совсем не свойственного, но простое ощущение того, что мировую культуру, а так же сокровища вдохновения никаким рабочим вс¸ равно не попрать. На самом деле, мастерская на Покровке, страшная выгоревшая мастерская, найденная по случаю Дашкой Делоне, второй из них трех неразлучных подружек: Светки, Дашки и Аньки, была возвращением. Узкая парижская винтовая лестница, огромный, какой-то парничный потолок, маленькие, кривые и щелястые московские окна с неизменным пастернаковским другом тополем во дворе. Откуда ни возьмись, взялся обратно старый муж Леша и консультировал строительство. Новый муж маленький Сережа Дундин (светлая ему память тоже) таскал как муравей огромные балки, в пять раз больше его собственного веса, Дашка и е¸ дети, Светка, все вместе строили замок: студию для Светки и мастерскую для Дашки. Пространство получилось такое замечательное, что там сразу завелось не только творчество, но и жизнь. Уютная московская, красивая, трудолюбивая, с выпиваниями на крыше и работой в студии и даже галереей в этой же студии – Жизнь. 1991, 1993, 1998, 2008. Студия, кажется родилась именно в 2008, он же е¸ и убил.


Вместо коллекции книг у Светки собралась коллекция стекла и ленточек и, Господи, как это было правильно и прекрасно. Она привозила из глянцевых журналов полосатые коробочки с цветными стружками и хитрыми флакончиками духов. Макросъемка этих сияющих жидкостей увлекала и мучила Светку, превращаясь, в конце концов, в непосильную ношу, но когда ноша исчезла – вс¸ вообще рухнуло. Мечта о творчестве есть во многом и само творчество, невоплощ¸нное, но от этого не менее божественное. Мне не описать словами всего, что делала Светка, да я всего и не знаю. Знаю, что мархишный диплом е¸, кажется был про садовое искусство. Помню, как горько и грустно было Светке, когда новая московская архитектура, постепенно деревенея, вышвырнула е¸ из своего лона, ободрав и обессилив перед этим, как бандит на большой дороге в старой английской сказке. Дашка помнит, что Светка шила кукол. Вкус к текстилям у не¸ действительно был превосходный. И еще - аксессуары! Она подарила Дашке вяленый цветок-лиану расцветки попугая – это было экзотно! Как сказал бы Игорь Северянин. Когда Светкина мечта заняться творчеством, преодолев все муки потерь и тяжести бессмысленной борьбы за убивающую нас жизнь, наконец нашла себе место и время, у Светки хватило сил уже только на рисование ангелов. Московское, кстати, очень, такое каллиграфическое занятие. Эта книга и состоит из этих ангелов, стихов из юношеского сборника, осколков Светкиного официального портфолио, великолепной серии про старушек, вершины Светкиного творчества на наш вкус, и нашей любви к ней, луноликой принцессе с эльфийскими волосами. Аминь. Елизавета Плавинская. искусствовед







Everything is Art gallery & Moscow 2015 Галерея “Искусство это все” Москва 2015 год




birds, angels & others

Птицы, Ангелы и другие

Света Седых

Sveta Sedykh

Добро-Books Москва 2015 Moscow



ШАХМАТНАЯ ИГРА. Жизнь, как копейка, Закатилась в пыль, Упала «решкой», Я загадала «орла», Быть пешкой. Плестись в свите милей за милей, Путаться в мантии короля? И ощущать себя в клеточном царстве Нищим. Бояться мытарств. Биться, как о прутья клетки, о холстину, Одетую на голое тело. В чьих-то ручищах звенеть монеткой, Добиваясь истин? Бегать по клеткам от черного к белому. Все надоело!...




























*** Утро входило в окно, чтобы дать нам опомнится. Его первый луч расставит все по местам. Сюжет перепутанных снов не успеет запомниться, И будет разорван о крестовину распахнутых рам. Все что говорилось вчера, сегодня становится бредом, Что было святым в эту ночь, будет втоптано в грязь. Повержено то, что казалось победой. И тусклые пятна вместо светящихся глаз. Я чувствую обезображенность в каждом предмете, А глаз уже не сомкнуть, а рук не разжать. Мне хочется спрятать лицо, раствориться в рассвете, Но опустошенное тело не может летать.


*** Вода отражается в небе, а небо в реке – Ветер приносит новый мираж. Ссохшийся день распался в руке На сотню песчинок, струящихся в черный коллаж. В коллаж из стен и скомканных крыш. Из воспаленных оконных глазниц. Ты огражден от этого – спишь, Тело распахнуто как у разбившихся птиц. Мне не уснуть, я продолжаю путь, Отмеченный толпами проигравших фигур… Хочется пить, но это лишь ртуть, Бегущая вниз по сетке температур.






Суета, вс¸ кругом суета, Суета бестолкового рая. Поцелуйте меня в уста, Слишком я суетиться устала. Растяну я мгновенье в века, И ничтожна мне будет вселенная. Вот Вам, сударь, моя рука, Преклоните скорее колено. Не нужны мне слова и призания. Дайте сердца услышать стук. И почувствовать самопознания Счастья слабости и разлук. А когда мне наскучит забвение, В суету окунусь, в суету. Не вставайте тогда на колени, Не целуйте меня на лету. Сута, вс¸ кругом суета, Суета бестолкового рая. Поцелуйте меня в уста, Не святая я, не святая.


За моими плечами Разбитое зеркало, Мутное зеркало ночи. За моими плечами Мимолетные стрелки Сны уносят, уносят прочь. Я уже не лечу в края, Где таинственна светлая высь. Я уже не могу стоять, Меня тянет безумно вниз. Я держусь за разжатые руки, Тех, кто рядом, кто был друзьями. Слишком долго лечу на пламя. Поскорей бы, что ли, сгореть?... За моими плечами Разбитое зеркало И потухшей свечи тепло. За моими плечами Мимолетные стрелки – Время уже разбило стекло!






Ночь. Спят все кругом. Трудно идти одному пустырем, Если б вдво¸м? Но тени сновидений Прочь! Будет ли завтра день? Пока ночь.




























В моем мозгу зловеща тишина. Бабочкой пришпиленной упала на кровать… Спать, спать… Опустились крылья, и накрыла пустота. Страшно! Куда же я? Мой мир раскрашенный растрескался. И нежная Куда же я? Осыпается бутон Вчерашних гр¸з. Врезается в перепл¸т окон стон, Нет больше сл¸з… А бессонным утром Чудится луна, Золотым весенним утром Нет меня…



В моем доме холодный смех. В моем доме беззвучный плач. Я пыталась набрать разбег, Но устала от неудачь. Не держусь ни высот, ни корон – Пустоты бесконечный полог, Накрывая, развеял сон. Вот итог: Я у ночи в тисках. Я е¸ незаконная дочь, От любви е¸ на листках Разбегаются рифмы прочь. И опять в мо¸м доме смех. И опять в мо¸м доме плачь. Это ночи холодный смех, Это мой замерзающий плачь.



Где же мои крылья, Где же те высоты, Которые хотела я достичь? Где это было?... Вот уж сотни, Таких, как я, поверженных лежит. И не кичись Ночной холодной твердью. Она соизмерима с пустотой, Которая дарована, наверно, Не только в этой жизни нам с тобой. Ты видел, сколько странников толпой Блуждают посреди пустыни окон? Все поколение наше, Боже мой, Так одиноко!




Последние капли заката – Кровавого солнца лучи. Природа молчаньем объята, Предчувствуя близость ночи. Вс¸ чинно идет чередою, Ложится уж сумрака тень. Давай же и мы тишиною Проводим сегодняшний день. Не нужен ни свет лампады, Ни пламя горящей свечи. Раз хочешь почувствовать ты, Как день растворится в ночи.


Звезда упала, как слеза, Скатилась по небу, Засеребрила мне глаза. Поверит кто-нибудь? Брожу среди песков Земли, Как неприкаянная. И от пригубленной любви Уже отравлена. Среди холодных серых стен Стрекозы носятся. Я опускаюсь на колени, Что мне пророчества… Мой никому не нужный взгляд На небе тает. От одиночества, мой друг, Не умирают…




Распускаются слухи Земли, Растворяются сл¸зы Небес. Поминальных костров догорают угли. По грязи, по Руси слышен шепот колес. Это резали Русь сотни пьяных умов, И терзали, терзали ступни Чужеземцев немых. Море сонных холмов Оставляли в ненастье они. И крестами вздымалась разбитая Русь! И крестами молила она! Вдруг коснулась небес и качнулась, Разрывая кровавый туман.


Я искала друзей Среди городских трясин, Я искала друзей Среди мрачных холодных глыб. Меня мучили истины, Как острое лезвие-мысли. Я молила: Спасите! Но были кто глуп, а кто глух. Взбиралась на глыбы, Скользила над самым огнем. И разбитая, я не видела, Что всем своим острием Вонзилась в того, кто рядом. Не верила: мы вдво¸м.



Мозаичный пол. Мне часто снится обтертый ногами узор… Дьявольский хор Распевает застольные песни. Пахнет кислым вином и плесенью – Плесенью лет. Вскрывают бутылку, как вену, Выпуская ненужную кровь. Разливают по чашам, И напиваются до лязга зубов. До танца ножей. Кривые тени бегают по мозаичному полу. Дрожь по коже. Убили мальчика! По столу Разметались сонно волосы, Темные полосы на лице. Чьи-то липкие пальцы Застыли на дверном кольце. От пестрой мозаики кружится голова, Отдираю разноцветные квадратики И растираю в пыль. Спать ушли еретики. В придорожной траве Тлеет черный костыль калеки, Опоздавшего на пол-века. В дом, где давали приют Теперь здесь плюют На странников и поэтов.


Сейчас придут мои друзья. Открою двери. Да, знаю, одинока я. Но кто поверит? - + Страшно от разбитых ночей, О осколков чужих речей. Страшно остаться ничьей. - + Почему под утро вороны кричат, Вс¸ кружат, кружатся в серой мгле? Словно чья-то мечется душа, Не найдя пристанища себе. - + Из перламутровых уст Льется песня волны. Желтый пляж по-осеннему пуст. Ветер бродит вдоль синей стены. Одиночество. Скрип песка на зубах, И ракушки пророчества На губах.



Моя Москва в зеленой дымке, Асфальта серые мосты, И церковь на Большой Ордынке Вздымает к Небесам кресты. Хочу бродить по переулкам, Под сводами старинных крыш. Там, где шаги мои так гулко Нарушат девственную тишь. Моя Москва на Чистопрудном, На Сретенском и на Страстном, И на Арбате старомодном, И в Харитоньевском Большом. И в Новодевичьем в сирени, Средь куполов и хрусталя, Блуждаю призраком. И тени Ложатся шлейфом сентября.


Подари мне, весна, один вздох, Воздух чистый и первые грозы, И цветов своих переполох, И любви бестолковой слезы. Подари мне огонь в ночи, Трепет сердца и длинные тени, И каштановых три свечи, Звезды неба и звезды сирени.


Рак, Дева, Овен и Телец … Стук обручаемых сердец, И холод свеч в руках, и блик Ложится на плечи двоих. Дрожит забытая рука В перчатке голубой. Слегка Кружится голова. Рак, Дева…


ЛУННАЯ БОЛЕЗНЬ День кажется тебе бесполезным, Сотканным из одиночества и горя. Тебе хочется окунуться в черную бездну, Как теплое ночное море. Голубой овал в окне колеблется, Заглядывает в тебя и выварачивает душу. Не нужно биться и бояться, лучше Попытайся взлететь и окунуться в пустоту, Но главное – не оглянуться на зов людей. Вспомни! Они Сделали тебя таким одиноким. …Ты идешь по лунной аллее, Окуная ноги в звездный порошок. Смелее, смелее, Ты уже превращаешься в ничто. …На востоке солнце алеет, Но глаза тебе заволокло.



Вот этот римский цветной маскарад. Краски расплющивают струны и стены, И разлетаются вдоль автострад Сотни тысяч оттенков. И разбивается старая жизнь. Пестрой рекой растекается город. А от весенних звуков капризных Тает душевный голод.



Полотняный шум Бессмысленных шорохов Рождает полотно: Бесцветные карлики На ярком и пестром фоне, НО Раздавленные цветом человечки Стягиваются в дымные колечки. Как накурено!...


Маленькое, хрупкое, непойманное Пробиться не смогло Сквозь толстое стекло. И крыль опустив, устало, Сешалось с пустотой, растаяло. Так и не понятое мной.


*** В трущобах мира Трепещут бабочки, Как взлететь им с цветов застиранных? *** Обрывки улиц, Клочья домов… Дождливое утро Москвы. А мне мерещится Петербург, Его кривые мосты… *** Своды… Тени гнилых помещений. Свобода? Среди крепостных укреплений Люди с лошадиными гривами, Лошади с человеческими глазами, Женщины, чересчур игривые, В шляпах, украшенных муляжами… Втоптаны в пыль цветы и травы, Вмяты в лица испуг и грех. «Что вам угодно: любовь или слава? Наденьте сюртук без прорех». *** По крохам соберу друзей – Открою театр теней, Будем играть откровение. Ведь сегодня мой день рождения!



Клубиться сумрачный рассвет, И иглами вонзаются, горланя, Вороньи стаи, нарушая Ночной мираж, заоблачный сонет. Сны, словно ласковые нимфы, Обвили мозг горячими руками. Струятся звуки сладкого обмана, А из тумана шпиль Адмиралтейства Разрезал рифмы И нарушил сон. Так входит в дом, Не распустившись, день, А в высь летит, разорвана на клочья, В вороньем крике, с темными глазами, Сегодняшняя ночь.


*** Голые деревья, Искаженные ветром Лица одиноких людей. Страшное откровение В глазах собак, Просящих у ночи тепла. Что могут дать: ворох листьев, Разбросанных на асфальте, Горстка пепла И холод матового стекла Окон безликих домов. Так приходит осень, Когда полгорода спит, Когда запирают двери И капли по крыше стучат.


*** Путь пилигрима – Линия судьбы, Разрезавшая руку. Скитание в пустыне, Что в горсти вселенной Покоится Перемещенье духа Из века в век, Из плоти в плоть.




Поэту Небо без звезд – Небо рассвета. Тело свое растворяя в нем, Я усну на плече поэта, Змеею обвив его мозг. Пусть назовет меня Падшим Ангелом Или Взошедшей Звездой. Я охраняю талант его Перед раскрывшейся бездной Пустых и бесцветных будней, Слившихся в бледный полудень. Я охраняю его От бестолковой шутихи В маске увядших цветов, Тихо! Пусть будет тихо В царстве утренних снов.


*** Желтые стены, Пасмурный день Величавый и нудный. Комья глины у двери – Кто-то принес Начало осени. Светлые шторы Открывают ненастье, Впускают в дом Влажные крупицы Прозрачной печали. На черном столе Букет хризантем – Мертвенно белых, Мелом начертанных.



*** Это маска или от ненависти искаженное лицо? Это плач или смех? Это обручальное или верное кольцо? Это возвышение или грех? Это клюквиный сок или кровь? Это странная моя любовь.


*** В трущобах мира Трепещут бабочки, Как взлететь им с цветов застиранных?

*** Обрывки улиц, Клочья домов… Дождливое утро Москвы. А мне мерещится Петербург, Его кривые мосты…

*** Своды… Тени гнилых помещений. Свобода? Среди крепостных укреплений Люди с лошадиными гривами, Лошади с человеческими глазами, Женщины, чересчур игривые, В шляпах, украшенных муляжами… Втоптаны в пыль цветы и травы, Вмяты в лица испуг и грех. «Что вам угодно: любовь или слава? Наденьте сюртук без прорех».


*** Ноябрь – месяц созерцанья пустоты Стеклянных кубиков, разбившейся природы, Испитых дней, ночей без суеты – Мильярды раз перетасованной колоды. Что ждать от ноября? – Лишь горечь хризантем, И вмерзшие в глаза воспоминанья. Я ощущаю только гулкость стен, Кружащихся в пустынях мирозданья. Ноябрь – месяц несбывающихся снов, Истлевших листьев и зачитанных страниц, Продрогших тел, беззвучных слов И одиночеством изъеденных глазниц.

22-10-88



*** «Прощай», Как высохшие листья – Слова слетают с губ И загораются от спички, Которой зажигаешь сигарету. Прощение в глазах, И отпускают руки, Но стук колес разламывает сердце, Как яблоко, И сердцевина Трепещет, переполненная соком. Так далеко, Что не хватает мыслей, Чтобы представить сколько километров Нас разделяет, Все также существует море. И каждое движенье Песчинок, ветра, звезд и солнца Меняет день и заставляет ночь сводить с ума.

20-8-89


Я сюда пришла не молиться, Я сюда пришла поклониться, Поклониться камню и росе, Поклониться вековой Руси. Белокаменные тела, Серебрестые купола Русь моя родила, И крамольным духом напоила плоть – Через сотни лет в ней огонь жив¸т. Травы спутались в д¸рн И пески скрепились в холм. Храм стоит на холме том. И разбито солнце на частитцы – В каждом крестике золотится. Ветра вешнего поцелуй, Колокольный звон: Аллилуйя! Аллилуйя камню и росе! Вековой Руси! Аллилуйя!


Разосланы письма. Окончены сказки. И снова уходит зима. Неистовость кисти, Причудливость маски С собою уносит она. Разорвана рана – Сочится ненастье, И чудится завтрашний день. Забыты все сны, И снова вне власти Холодное утро весны.


*** Болит голова…. А она повторяет: «Я все это видела, Я все это чувствовала…» Путаются слова, Но меня удивляет, Что это говорю я сама Я раздвоилась, Больно и страшно: Маленьким лепестком кружилась И сама же себя, как бумажку, Ловила и разрывала на части, Но отчасти, Это похоже на сказку, В которой Золошку продали в полночь Она в любовь поверила глупенькая. Но бьют часы, «Срывайте же маски!» … Вот и разбилась хрустальная туфелька Осколками брызжет рассвет… Она увидит себя в лохмотьях Принц ускакал на белом коне… Души уже нет, Осталась лишь плоть, Которая корчится и умирает вдвойне. 08.1986






Елена Седых. 23.06.2015




Everything is Art gallery & Moscow 2015 Галерея “Искусство это все” Москва 2015 год


Design, layout, PrePress: Dasha Delone Editors: Lisa Plavinsky Producer: Elena Sedykh

Макет, дизайн, верстка: Даша Делоне Редактор: Лиза Плавинская Продюсер: Елена Седых

birds, angels & others "Птицы, Ангелы и другие" Printed by "Sam Poligrafist" 100 copies

Our publishing house catalogues are available by e-mail: lplavinsky@mail.ru (Lisa)

Отпечатано в типографии "Сам Полиграфист" тираж 100 экз

Каталоги нашего издательства вы можете заказать по е-мейлу: lplavinsky@mail.ru (Лиза)

Good-Books Moscow 2015

"Добро-Books" Москва 2015


Moscow 2015


Turn static files into dynamic content formats.

Create a flipbook
Issuu converts static files into: digital portfolios, online yearbooks, online catalogs, digital photo albums and more. Sign up and create your flipbook.