Два города в моем сердце (воспоминания о Тарту)

Два города в моем сердце Владимир Анников рассказывает: Родился я в Одессе в 1926 году, прожил там с родителями до 1944-го, когда меня забрали в армию. Я был студентом Одесской консерватории, а также работал скрипачем в Одесском театре оперы в течение нескольких лет (гг. 1941–1944). Помню свое первое выступление на сцене театра. Это был “Евгений Онегин”, постановка 30.11.1941. Тем, что я так рано заработал такую честь, обязан своим родителям, которые были очень музыкальными людьми. Мама очень хорошо пела, у нее был поистине необыкновенный голос. Старинные русские романсы, которые она особенно любила, остались в моей памяти на всю жизнь. У отца была ответственная должность на машиностроительном заводе, но он также умел играть на фортепьяно, мандолине, скрипке.... В нашем доме была скрипка, родители показывали, как играть. Мама всегда хотела, чтобы я стал музыкантом, отец же считал, что мальчику нужно освоить другую, более серьезную специальность, а на скрипке можно играть всегда. Мне было девять лет, когда одно происшествие определило мою дальнейшую судьбу. Мы жили в типичном для Одессы Павловском доме, который был огромным особняком с 560 квартирами и закрытым внутренним двором. На улице росли каштаны и платаны, акустика там была потрясающей. И поскольку в доме среди остальных жителей была целая компания музыкантов, они часто давали концерты на улице - просто так, для себя или же для обитателей дома. Однажды я взял папину скрипку и пошел чисто, забавы ради, на балкон поиграть. Вдруг откуда-то сверху меня окликнул голос: один сосед услышал мою игру и поинтересовался подробнее тем, что я умею и где живу. Его интерес к последнему мне совсем не хотелось удовлетворять, потому что я как-то побаивался, что он хочет нажаловаться родителям на какую-то из моих проделок. Через несколько дней, когда я вернулся с улицы, тот же самый сосед был уже у нас и говорил о чем-то с родителями. Я тогда страшно перепугался, подумал, что вот и настал мой час расплаты... На самом же деле он хотел убедить моих родителей, что мне нужно заняться игрой на скрипке. Мои навыки произвели на него такое впечатление, что он сказал следующее: “Ваш сын как драгоценный камень, однако, если его не предать огранке, из него никогда не получится сокровище. Если вы его не отправите заниматься музыкой, совершите грех!”. Родители серьезно восприняли этот разговор и с того времени я стал брать уроки у преподавателей по скрипке. Мне посчастливилось учиться под покровительством Петра Стелярского: в учрежденной им музыкальной школе, студии Стелярского, как многие ее называли. В армии меня определили музыкантом в художественный ансамбль. Быть может, это помогло мне остаться в живых. Из 35 студентов нашего курса войну пережили только 8, и я один из них. В те годы мы постоянно ездили. В основном выступали с музыкой русских и советских композиторов, а также сами писали тексты, песни (манеры) - как тексты, так и способы.

В 1946-ом году в Украине отряд, в котором я служил, как-то посетило какое-то высокое начальство. Результатом был следующий приказ: “Отправить этого Анникова в Москву вместе со скрипкой”. В армии все знали: приказ есть приказ. Меня послали в Москву с моей скрипкой, где я стал играть в джазовом военном оркестре. Это был довольно большой ансамбль: 6 саксофонов, 3 тромбона, 3 трубы, 3 скрипача, гитаристы, барабан, фортепьяно... Я впервые женился в Москве, жена училась в Московском Университете имени Ломоносова на факультете русского языка и литературы. По окончании университета ее направили на работу в Эстонию преподавателем русской филологии в Тартуский Университет. Так мы и приехали втроем с маленькой дочкой. Именно к этому времени я вернулся из армии. Честно говоря, до приезда в Эстонию, я ничего толком не знал о стране. Однако, свой первый день я помню очень хорошо: вечером 11-го ноября мы сошли с поезда в Тарту, идя по городу удивлялись, как же везде чисто и красиво. Я никогда не жалел о том, что покинул Москву. Из городов, ближе всего к сердцу всегда были Одесса – город моего детства и родной Тарту. Тогда, в 1950-м году, меня поразил тартуский рынок. В то время, когда в магазинах продавались в основном только консервы, на базаре можно было достать почти все, притом еда была очень вкусной и по доступной цене. Крестьяне привозили на базар завернутые в зеленые листья продолговатой формы кусочки масла. Я такого милого способа упаковки никогда раньше не видел. Денег у нас по приезде не было, супруга продала свой каракулевый мех и благодаря этому мы смогли купить на рынке свою первую провизию. В то время, как на базаре в Москве всегда нужно было быть начеку, чтобы не обманули, в Эстонии я скоро понял, что могу доверять честности людей. Говоря о первых впечатлениях, зал Тартуского университета сильно поразил меня, как только я его увидел. На душе было скверно, когда там орудовал пожар. Старое здание Ванемуйне тоже было очень милым и уютным. Когда строилось новое, рабочий персонал театра принимал непосредственное участие. Я был среди участвовавших. Таким образом, я связан с Ванемуйне не только как скрипач, но и как “строитель”. В самом начале нас поселили в Тяхтвере у профессора Клейса на углу улицы Якобсона и бульвара Таара, поскольку там уже жил наш друг семьи, который так же приехал из Москвы преподавать в Тартуском университете. Супруга работала в ВУЗе, а я в то время поначалу сидел дома с маленькой дочкой. Вскоре я узнал, что в Ванемуйне есть оркестр и решил подать туда заявку. 5-го декабря 1950 года я пошел в театр на прослушивание комиссии, состоявшей из дирижера и скрипачей. У меня поинтересовались, где я учился и попросили что-нибудь сыграть. В первую очередь звукоряд! Это была плохая шутка! Я исполнил концерт Бетховена для скрипки, и меня тут же взяли “с руками и ногами”. Так совпало, что именно в этот день к оркестру присоединился Игорь Грапс – отец известного эстонского рок-музыканта – Гуннара Грапса. Я играл в Ванемуйне 45 лет до 1995-го, когда ушел на пенсию. Правда в 1963-м, благодаря знакомствам, сходил в “самоволку” на 7 месяцев в Пермский оперный театр. В Ванемуйне взял отпуск и никому не сказал, что еду в Пермь. Естественно, все равно все узнали. Пермский оркестр как-то показывали в

передаче “Огонек”, и тартуские коллеги случайно увидели на экране телевизора меня. Вышел маленький скандал. Пермский театр оперы был очень большой и богатый, равно как и считался заведением очень высокого уровня, потому как там остались многие петербургские музыканты, которые скрывались в городе от войны. Выступлений было очень много, так что можно было больше заработать. Мне даже обещали квартиру, если бы я там остался. В конце концов, я принял решение всетаки в пользу Ванемуйне. Склонить чашу весов смог Каарель Ирд. Как только он увидел меня в Тарту, начал свойственным ему голосом “орать”: “Никуда ты не поедешь, будет тебе прибавка к зарплате или все, что ты пожелаешь – только не уезжай!” На самом деле он ко мне всегда хорошо относился. Ирд, как известно, был довольно противоречивой личностью, однако, немаловажно, что он был очень предан театру и принимал много хороших решений. Взять, к примеру, эту его знаменитую фразу, сказанную молодым постановщикам – Яану Тоомингу и Эвальду Хермакюла: “Делайте, что хотите, только театр не спалите!” Или же, когда в ходе борьбы за власть хотели избавиться от музыкального театра в Ванемуйне, Ирд тогда сказал: “Что! При буржуазном строе в Эстонии было два музыкальных театра, как это теперь в советское время ничего не будет!” Этот аргумент повлиял – музыкальный театр остался в сохранности. Так я не поехал в Пермь, а остался в Тарту. Иначе может и не узнал бы о других местах, но 1950-ые в Ванемуйне были действительно тяжелыми временами. К несчастью, пожар случился в помещении, где находились театральный склад и мастерская. Театр должен был возместить ущерб государству из собственных денег, поэтому работники получали по минимуму, иногда не платили даже этого. Однажды, когда мы уже в течение нескольких месяцев оставались без зарплаты, мы с пятью коллегами взяли дело в свои руки и пошли взывать к справедливости в суд. В результате, было приказано выплатить нам зарплаты, остальным членам коллектива в тот день получки в очередной раз ничего не досталось. Я про себя удивлялся, насколько спокойными эстонцы оставались в той ситуации. В то же время, те годы были чрезвычайно интересными. Театр колесил с концертами и выступлениями по всей Эстонии – городам и народным домам в деревнях. Благодаря этому я объездил большую часть Эстонии вдоль и поперёк. Чем больше я видел здешнюю природу и узнавал людей, тем больше привязывался к Эстонии. Во время гастрольных путешествий постоянно случались всякие приключения. Мы ездили на старых немецких автобусах, благодаря которым вечно попадали в разные происшествия. Однажды, в 34-градусный мороз, на обратном пути из Выру мы застряли на дороге. Понятно, что в то время телефонов не было, а вечером у нас должен был состояться концерт в Ванемуйне. В театре стали волноваться, куда же мы пропали. Одного работника послали на машине на наши поиски. Отыскав нас, он поехал обратно в Тарту и послал за нами другой автобус. Тем временем, чтобы совсем не замерзнуть, все музыканты пели и танцевали либо в автобусе, либо на обочине. Неоднократно мороз повреждал скрипки так, что во время концерта приходилось сильно комбинировать. Да, люди переносили мороз лучше, чем скрипки... Однажды, когда поехали в Раквере, сугробы на дороге были по самую

грудь, мы застряли в снегу. Вдали увидели огни – то был хутор. Пошли и попросили погреться. Нас радушно приняли, вдобавок еще и угостили. Тогда и речи не шло о каких-то там отелях – в маленьких местах их вообще не было, а если и были в какомнибудь городе, театр, за неимением средств, не мог этого позволить. Таким образом, во время турне мы спали там, где радушные хозяева предоставляли нам такую возможность. Большим скопом всем приходилось ночевать в одном помещении. Случалось, что кто-нибудь ночевал на столе или же стуле. Как-то раз я был так сильно измотан недосыпом, что задремал во время концерта! К счастью, сосед разбудил меня до того, как это могло серьезно повлиять на выступление. Правда, это так сильно меня напугало, что вечером на месте ночевки я изо всех сил постучал пюпитром о землю и сказал, чтобы держался от меня подальше любой, кому придет в голову сегодня ночью отрывать меня ото сна! Конечно же, это была шутка. Мы прекрасно ладили с соседями. Даже когда я был совсем новичком, меня сразу же приняли очень хорошо. Тогда я был самым молодым членом оркестра, в котором играли музыканты старших поколений – отличные скрипачи. Они говорили со мной на русском, которым владели очень хорошо. Мне ни разу не было сказано, мол зачем я сюда приехал или что мне здесь не рады. Было немного сложно, когда люди стали возвращаться из Сибири. Одинединственный раз коллега мне резко сказал, что мне надо бы уехать обратно в свою Россию. Однако, не прошло много времени, как он позвал меня к себе на день рождения. Я тогда подумал, что было бы глупо дуться, пошел не праздник, и с тех пор мы всегда хорошо ладили. По-своему интересная история приключилась со мной, когда я впервые заговорил по-эстонски. Первые два года я разговаривал с коллегами только на русском, потому как эстонского я попросту не знал. По отдельному учебнику я не учился, на курсы не ходил, но, естественно, постоянно слышал разговорную эстонскую речь. Где-то через два года по приезде в Тарту, в один вечер после концерта мы праздновали день рождения Х.Виисимаа – супруги руководителя театра Антса Лаутера. Был очень веселый праздник. Мы пели, танцевали, принимали на грудь за здоровье именинницы. И вдруг, во время танцев, я начал говорить по-эстонски. Вот все стали удивляться: “Оо, да ты же умеешь! Что же ты до сих пор не говорил!” Я честно отвечал, что сам до сих пор не знал, что могу. Как бы то ни было, с того времени, я общаюсь с эстонцами на эстонском. Хоть и не без ошибок, но могу выражать свои мысли свободно. Одними из самых красивых времен для нашей семьи в Эстонии были несколько лет на Сааремаа. В 1960-70 годы давали путевки в Курессааресский санаторий, где мы подружились с местными. Особенно семьей Ранна, чьи дети были одного возраста с нашими, когда мы были с моей второй супругой. Они позвали нас жить к себе, и так, в течение нескольких лет мы проводили лето на Сааремаа. Я не уставал удивляться красивыми домами островитян – с какой заботой и любовью они все делали! Я же в свою очередь старался всячески быть полезным добрым хозяевам, помогал ремонтировать дом, чинить рабочие инструменты. В случае, если обед готовила их семья, ужин готовили мы – так по очереди. Такой бесподобной рыбы, как та, что

сами ловили и коптили, я никогда нигде не ел. Конечно же, в Эстонии много хороших мест для рыбной ловли. Я рыбачил в Удерна, на Чудском и многих других местах. На берегу озера Пангоди также жили наши друзья, семья Сальмисту. У нас на озере был общий парусник, который мы вместе построили. Однажды у них появилась проблема: в учительскую школы Унипиха нужно было поклеить новые обои, кто бы мог взять эту работу на себя? Ну, что делать, подумал я и поклеил обои. Хотел как-то отблагодарить за то, что нам раньше летом разрешали жить в здании школы, чтобы отдохнуть от городской жизни. Мне с детства всегда нравилось делать что-нибудь своими руками – мастерить, строить, чинить... До того, как мы получили собственную квартиру в конце 1960-х, жили в малюсеньких комнатушках, в общих квартирах, в нескольких местах в Тарту. У одной хозяйки – госпожи Курик были богатые старинные настенные часы, которые, к сожалению, не работали. Я ее убедил разрешить мне заглянуть внутрь – все равно хуже уже не будет, часы итак не работают. В конце концов она разрешила. Я немного повозился, и часы вновь заработали, отбивая каждый час. Госпожа Курик обрадовалась и сказала, что в благодарность хочет связать мне свитер. Так она и поступила, хоть я и сказал ей, мол что вы, не нужно. Позже она навязала нашим дочерям целую кучу красивых и теплых кофт. Вот и осталось воспоминание о госпоже Курик, такое же теплое и милое, как и ее ручная работа, сделанная от всего сердца. Меня также часто звали играть на скрипке за пределами театра. С 1960-ых проводил своей музыкой в последний путь ох как много людей. Особенно много звали на похоронные службы работников университета. Я играл на Раади даже тогда, когда земле был предан Юрий Лотман, которого я знал лично через свою супругу. Получилось хорошее сотрудничество с несколькими церковными учителями, я знал на память все напевы “Церковного песенника и молитвенника”. Вдобавок, я в течение многих лет участвовал в концертах-лекциях А. Алликвеэ – учителя Тартуской музыкальной школы. Из месяца в месяц мы выступали в школе Эллера, в Отепяя, гимназии Карлова (тогда 7-ой средней школе) и зале университета... Дорогих коллег и друзей, которых хочется вспомнить добрым словом, так много, что я никак не смогу их всех здесь перечислить. Я всегда верил в то, что того, кто сам – хороший человек, везде будут хорошо принимать. Эта вера много раз укреплялась в течение всей жизни. Мою супругу Ингрид, с которой мы скоро будем уже как полвека вместе, после окончания Таллиннской консерватории в 1962-ом году направили в Тарту. Поначалу было больно расставаться с Таллинном, однако вскоре из нее получился большой патриот Тарту. Сейчас почти каждый день ходим по городу, гуляем по берегу Эмайыги, летом купаемся. Оглядываясь на пройденный путь, могу сказать: “У меня была красивая жизнь”. Материал любезно предоставлен проектом «Сокровищница памяти» http://maluvara.edicypages.com/ru