Людмила Козлова. Я их любила. Поэзия

ЛЮДМИЛА КОЗЛОВА

Я их любила Стихи

2003 г Г. Бийск

ББК 84 (2 Рос-Рус) 6 К 592

К 53 Козлова Л.М. -«Я их любила». Стихи. - г.Бийск.- Издательство «Кедр» - 2003 г.- 170 с Людмила Козлова - автор нескольких книг поэзии и прозы, лауреат краевых литературных премий им.В.М.Шукшина, им.Л.С.Мерзликина. Член Союза писателей России. В издание вошли новые стихи и часть стихотворений из книги «Альфа и Омега»

ББК 84 (2 Рос-Рус) 6 ISBN 5-87643-059-5  КозловаЛ.М.. 2003 г

Редактор и рецензент Николаев Н.М.

Осень, подруга моя светлоокая! Жёлтое эхо, как время жестокое, Снова меня окликает и мучает. Осень, душа моя, птица летучая!

ÀËÜÔÀ È ÎÌÅÃÀ *********************

Мне запрещали бродить по горам и долинам. Мне говорили, что надо бояться людей, что человек – это мягкая липкая глина, и потому подневольно он – вечный злодей. Много прошла я с тех пор по горам и долинам. Я их боялась, но я их любила людей! Я и сама золотая и мягкая глина, праведник, лжец и злодей. И святой лицедей.

В осеннем поле просторном, Где кони паслись в отаве, Ты голову там оставил, Всадник Без Головы. Ей ветер, мальчишка вздорный, Снегом сечёт по векам. Помнишь – Ты был человеком, Всадник Без Головы. А кони, они пасутся, Им нравится вкус отавы. Не важно им, кто оставил, И что. Но под крик совы Шарахнутся, понесутся, Блестя окосевшим глазом. И вдруг затоскует разом Всадник Без головы.

ЭКЛИПТИКА Катится Жизнь в шоколадном трамвае. В окнах мелькают льняные глаза. Сладкие рельсы кондитера мая Кончатся скоро, а выйти нельзя. Праздничный, пряничный Фирменный китель, Где же твоя бирюза? Слеп да и пьян Полоумный водитель, И на закуску Ушли тормоза. Крошатся рельсы, Куски отлетают. Всё ощутимее крен роковой. И Зодиак, словно хищная стая, Кружится, кружится над головой.

Здравствуй, розовое, рассветное, раннее! Снова ранила Жизнь небеса. Истекая кровью совсем по-бараньи, красит небо поля и леса. Вот и все мы повязаны кровьюБожий Агнец вздохнул и замолк. Но пока осеняемся Божьей любовью, к алтарю пробирается волк. Вот на нём уже шкура овечья. Божий промысел нам не постичь. Богу – божье, а нам - человечье. зайцу - заячье, хищнику – дичь!

ПТИЦА ФЕНИКС Огонь – золотая царица, смертельная жрица древес! Я - Феникс! Я - Вещая Птица, частица алмазных небес! Скелет мой горелый взлетает и падает в струи огня. И плачет голодная стая, которая жарит меня.

ПИНЧЕР-КРЫСОЛОВ Утром, распятым заботою ранней в сонном ещё неглиже, стая крысиных пираний кинулась рвать и тиранить всё, что осталось в душе… Всё, что живое металось, клочьями – в пропасть зеро! Господи! Я из металла! Господи! Я не устала всё ещё верить в Добро. Я позову из Синичьего, Юного, зная целительство слов: Где ты, мой пинчер, окраса подлунного? Где ты, лихой крысолов? И раздирая пространство латунное, лаем ответит: "Я – здесь, я – готов! " пинчер подросток окраса подлунного, друг мой, охотник и крысолов!

Будет день как в детстве длинным – будет длиться, длиться , длиться. снегом сказочно-былинным рисовать былые лица. Сквозь узоры занавесок детство манит следом санным в глубь сосновых арабесок и поёт зиме осанну. И в санях да на Кауром полечу я лесом хвойным, где крадётся сумрак хмурый и ведёт со светом войны. Мои сани едут сами, разметая солнца искры, и у сосен под ногами спят оранжевые лисы. Чтобы вечером проснуться, отряхнуться для охоты, посидеть под лунным блюдцем и бежать, припомнив что-то.

СОН Жёлтая кровь фонаря Красит слепой туман. Воет собака зря – спит её пан-меломан. Сон его – это вой, Жёлтая кровь над головой. Вой этот – смертный плач, В красном плаще палач. Вот он поднял топор, Вытер его о полу. Крепко и с давних пор Спит голова на полу. Сон её – вой тоски, Помоста кленовый узор, Влепленный в край доски.

ЧИСЛО ПИ Вечером хладным и влажным желанья свои оскопи правит без жалости миром продажным число бесконечное Пи. Выпав из круга однажды, елеем себя окропи – чтоб укротить вековечную жажду числа бесконечного Пи. Ты верь в искупление свято и Зло, воскрешеньем маня, тебя не утянет обратно на круг, как слепого коня. Тогда от полёта немея, весёлую силу копи – исчислить твой Дух не посмеет число бесконечное Пи.

МАНТРА Там, за синими горами Кришна в золотистом сари. Харе Рама, Харе Рама. Рама, Рама, Харе, Харе. Там цветут миндаль и вишня, Нет больных, несчастных, парий. Харе Кришна, Харе Кришна. Кришна, Кришна, Харе, Харе. Кришна ищет злато Храма Даже в варваре-корсаре. Харе Рама, Харе Рама. Рама, Рама, Харе, Харе. Есть для нас и стол и крыша В Лондоне и Амритсаре. Харе Кришна, Харе Кришна. Кришна, Кришна, Харе, Харе. Мы одарены дарами, В кураже мы и в ударе. Харе Рама, Харе Рама. Рама, Рама, Харе, Харе.

ПРИТЧА О ДЕСЯТИ ДЕВАХ Пожилые сусальные бабушки Всё мечтают о вечной любви. Всё играют в горелки да в ладушки, Словно мир не запачкан в крови. В бессердечном восторге маразма Всё поют о красе и душе. Мир сгорает от солнечной плазмы, Всё пропахло распадом уже. Но в волнах нарастающих смрада Запевает старушечий хор: «Милый мой, жду тебя у ограды, От любви отрекаться не надо – Отопри потихоньку запор!».

БЛЮЗ Спокойные шведы с немытыми патлами, в изжёванных бородах, схожих с заплатами, эстраду как дом обживали старательно – ходили, садились, как будто трудились, вставали зачем-то опять. И голос тромбона закручивал вспять минуты, секунды, рога и хвосты, и негра, торчащего словно цветы!

На берегу такое место, Похожее на Коктебель. Здесь продаётся мирабель – В гареме августа – невеста. Её прозрачные глаза Как брызги солнца Красят берег. Реки и неба бирюза Любви, а не разлуке верят. Ах, что такое Коктебель – Теперь едва ли знает каждый. Он, мною видимый однажды, Напоминает мирабель. Янтарный город на мгновенье Запретным плодом в руку взят. И вот – закончилось владенье – Растаял жёлтый аромат.

Полночный тоскующий голос метана. Любовные песни лягушек весенних укутаны семенем словно сметаной. О, модус вивенди! О, модус вивенди! Заря, без причуд продвигаясь к востоку, пожарами бредит на утреннем стенде и всех приголубит светло и жестоко. О, модус вивенди! О, модус вивенди! И примет нас день, но совсем не в объятья как братьев холодный расчётливый денди. И будет смотреть не в глаза, а на платье. О, модус вивенди!

О, модус вивенди! И только лягушки в любовном угаре не знают про деньги, про бредни и бренди, плевать им на даму в лиловом муаре. О,модус вивенди! О, модус вивенди!

ПОСЛЕДНИЙ ВИАДУК День сгорел сосновой спичкой. Значит - будет ночь. Солнце раскалённой бричкой с косогора - прочь. Скрылась солнца колесница пала в листопад. И сияет и дымится, и летит закат. Свет его над миром держит лес железных рук как последняя Надежда, старый виадук. Словно он всех нас живее, словно - в небо дверь. Упадёт и заржавеет. И проснётся Зверь.

Проклятой жизни бумеранг в руках у Дьявола, как бита. И столько чудищ в нём набито, что не спасёт священный Ганг. И даже Слово* не поможет – зверинец сделать Храмом Божьим

Среди камней Безгласно-неподвижна Я простояла Тысячи веков. Иисус Христос И Магомет, и Кришна Меня лишили Каменных оков. Среди деревьев самой деревянной, сосновой самой долго я была. Среди собак Я самой окаянной Навеки обездоленной слыла. И, наконец, сегодня Человеком В мучениях и корчах Родилась, Чтобы принять от Бога И от века Любовь и Ложь, Прощение и Грязь!

Ещё не слышится в рассвете Печного дыма хвойный ток. Ещё висок таит в портрете Заветный детский завиток. И там, в невидимом пока, Гуляет солнце в зимних рощах, И карамельный день полощет В глубоком небе облака. Но в тех же рощах и пампасах, За всё цепляясь, всё круша, Отчаянно и многогласо Вопит животная душа. Она уже готова в клочья Порвать и весело глодать, Жевать, урчать и жаждать ночи. И врать. И взять, а не отдать.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ Москитный флот идёт на Землю, погибельная саранча, хитиновыми рожками стуча! В нём сонмы вирусов летучих кишат во мгле без берегов распад души, распад мозгов! Не чуя смерти, человеки картошку жарят на огне, торча неделями в окне. Не чуя смерти, человеки твердыни строят из камней на краешке последних дней…

В меха закутана по моде, Зима волчицею прошла. Апрель. Звонят колокола. Последний сон В деревьях бродит. А утром, изумрудно чист, Поранит небо, словно скальпель, Живой пахучий острый лист. И несколько карминных капель С небес на землю упадут, Окрасят крыши, окна, пруд… И двери настежь – и с петель – Сорвёт апрель!

СИЛА ЖИЗНИ Смертны все мы – И гвельфы, и эльфы. В светлый глей И оранжевый глёт Ляжет каждый однажды, Когда умрёт. Но в бессонных Полях гекатомбы Ужас сводит Накожный покров. Жертва – Звук этот ложный Открывает, как бритвою, Кровь. Протестует разъятою кожей И из клетки изъятым ядром Сила жизни, Проклятая Сила – Богом данный Священный синдром!

С.А.Гаеру Я ползу внутри потерны, Где в тисках пузатой тьмы Слышен запах горько-серный, Стук серебряный и мерный, Где стоят и ждут цистерны – Ждут, когда их вскроем мы. Мы работаем, вдыхая Трав и спирта аромат, Не вздыхая и не хая, Что судьба у нас плохая, И уходит, затихая, время в синий снегопад. Там, внутри пустой потерны, До сих пор стоят цистерны, Снова прячась от зимы. И, наверно, бродим мы.

Да будет мне по Вере – Берёзовой Дриадой Языческих поверий Летать в аллеях сада. Оставить след кипучий В лохматой кроне ив, А после взмыть под тучи, Земное позабыв.

Не жалко, что жизнь коротка. Не жалко и краткого лета. Но больно, что сердце отпето, и тонет в тенётах рука. И сердце тяжёлое плачет, и путает крылья мои. Святой Искуситель, отродье змеи, дай Плод мне от Древа Удачи! А Древо Познанья в пустыню забрось – пусть сохнет его ядовитая гроздь!

Вверх ногами, Головою вниз – Это я взлетела На карниз. Так велел мне мудрый Илия. Точка на карнизе – Это я.

Словно тайные свечи в покоях княжны Золотые соцветья весенней сосны. И как ветер летуча, воздушна, нежна, Молодая колдунья, лесная княжна. Закукует кукушкой, обернётся сычом. Мне с такою подружкой Жизнь и смерть нипочём! Я пополню её королевскую рать, Стану светом кометы ночами играть. Пусть засыплет цветами больная весна, Но меня не оставит лесная княжна. В час печали грядущей, Печали земной, В заповедные кущи Улетим мы с княжной.

МОЛИТВА О ЖИЗНИ ПОСЛЕ ЖИЗНИ Уходят званые в свой час. И мы уйдём и всё забудем, Огонь родства в себе остудим, Верней, его погасят в нас. Сотрут нам память, пусть во благо. Но почему, но почему Пустая белая бумага Противна сердцу и уму? Оставь мне, Боже, после смерти О сыне память – лишь о нём! Не разлучай с её огнём! Мне не нужны другие дети!

Спаси меня, моя нора! Я здесь свободна и спокойна, Пока не грянула пора Надолго съехать со двора, Уйти достойно. Здесь, в четырёх глухих стенах, Живут и счастье, и свобода – Два этих маленьких урода – Порода только для народа, Который вечно не в чинах. За этой дверью мой порог, Мои мечты и неудачи. Я здесь порадуюсь, поплачу. И только так, а не иначе – Не наступил другому срок! Спаси меня, моя нора, Пока не грянула пора!

АДАМОВЫ ГОРОДА Ночь. Мороз да морозный треск. С каждым часом всё злей и круче Ветерок подувает жгучий. Космос. Вечность. Зима окрест. На огромной чёрной Земле, От крови и горя чёрной, Городов золотые зёрна Прорастают в Добре и Зле, Как на Древе Познанья листья. То Адам в ледяном краю Всё мечтает достигнуть Истин Тех, потерянных им в Раю.

За окном моим зима Заметает терема – Терема бетонные Шестисотоконные. Завершив столетний круг, Князь Миров со свитой слуг Гонит холод, Мрак и снег В надвигающийся век. За окном моим зима Прорывается в дома – В души их бетонные Шестисотоконные.

Я – летучее животное поднебесное, лишь ветрам до облакам интересное. Здесь никто меня не любит и никто меня не знает. Жизнь - ни добрая, ни злая, но меня она погубит! Я летаю – не живу, Время и Пространство рву.

День, не имеющий направленья – просто безродный скаляр, жжёт, дожигая остатки поленьев и неофита футляр. Так надоело уже притворяться – хочется Истины, Света, Любви! Но пережитое наспех и вкратце, снова рождает Закат На Крови. Снова война для героя и труса. Головы падают, падают с плеч! Так понимают буквально Иисуса: "Не мир я принёс вам, но Меч!"

В Бездну летящая – В чёрную Бездну – Я невесомо и ярко исчезну. Вот она – вспышка Зелёного света. Вот я была – А теперь уже нету! Всё потерявшей в юдоли земной, мне ли бороться с самим Сатаной,

Я уйду, и станет жутко тишине пустой квартиры из угла слоняться в угол, слушать звяканье часов. На исходе будут сутки. За окном темно и сыро. Тишина тотчас с испуга дверь закроет на засов. Из-за двери, из-за шторы, из тройного зазеркалья выйдут все мои привычки, сядут чинно, кто куда. И начнут привычно спорить всё о том, как привыкали, но теперь совсем привыкли – и на долгие года! Мирно, чинно, надоедно поведут они беседу, как всегда в бодрящем марше дней бездумно деловых. Ну, откуда знать им, бедным, что когда назад приеду, с понедельника и дальше я решила жить без них!

ПЕРЕД ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ Какая в мире тишина! Какое лунное молчанье! В одеждах, сотканных из сна, Рассвет и ночь Летят к венчанью. И замирает за сто вёрст Тобой услышанное сердце. Вдали среди туманных звёзд Приоткрывает утро дверцу. Оно полно до верха сном, Зарёю алой, листопадом. И словно амфора с вином Благоухает спелым садом. Подходит к утренней меже Ночного мрака и лазури, Оно кончается уже – Затишье это перед Бурей!

Моему отцу посвящается За протокою в дальнем озере одолень-трава - жёлтый цвет. Тальники вокруг, воды впрозелень, воздух высвечен и прогрет. Рядом тихою, тихой старицей хвощ-болотник высок и густ, камышей золотые палицы, чёрно-сизой крушины куст. Всё мне кажется – в роще таловой старый пасечник добр и сед. Соты режет он, мёд опаловый преломляет полдневный свет. Только где она, эта рощица, добрый дедушка, вербный мёд? Лист осенний в ветрах полощетсястарой пасеки не найдёт.

Кругом ни зги - уснул Зелёный клин. Ослепли деревянные дома. Лишь спиртзавод не выдохся один – Его трубой ревёт ночная тьма. Завод ни в ночь, ни рано поутру О песне никогда не забывает. Над ним волною ветер завивает Всё круче дух картошки на пару. Там варят медицинский препарат Или хмельное огненное зелье. Его хозяин сказочно богат, Ведь в зелье том – и горе, и веселье!

Кварталов каменная россыпь, В сосновой шубе берега. С хребтов грозящая пурга На север выгнала морозы, Прислав тяжёлые снега. А вот и первые снежины Вершат свой медленный полёт. Светло и густо снег идёт. Неслышно мчат автомашины. Бежит собака от ворот. Он стар и юн, мой город древний, Петровских предков дар – В асфальт впечатаны деревья И память русских и джунгар.

Яркий луч Разукрасил вечер. Золотой – Под его покровомУплывает мой Бийск навстречу Новым дням И заботам новым. Время верно своей планиде – через год возвратится лето в город мой, но уже не в этот – в тот, который ещё не виден!

В МЕТЕЛИ Такого снега не бывает, Такого ветра не найти – Пропали торные пути. Одни сугробы впереди, Да степь Как пустошь меловая. Столбы шагают напрямик, Столбы в метельный сон Уводят. Им доверять не стоит, вроде, Они потворствуют погоде, Ловя и множа Ветра крик. Поля ожившие страшны, Как раскачавшиеся горы – В свои кипящие просторы Принять готовы полстраны. Не полстраны, а всю округу! Просвета нет и света нет. И мы кричим, кричим друг другу, но без надежды на ответ!

УТЁС «ТАТАРИН» Качнувшийся в реку скалистый обрыв. Солнце, ветер, тень. Бритую голову наклонив, Смотришь ты в долгий день. Там, под обрывом, бушует река, Камни катя вниз. А у подножия греет бока Старый корсак – лис. Вёснам давно потерял ты счёт. Вечен покой твой. Пусть ураганный ветер поёт Прямо над головой. И потому ты не будешь знать даже на час вперёд – первая трещина – смерти знак – где и когда пройдёт.

Носится безумная старухавздорная ночная завируха. То кричит, незрячая, сычом, то зацепит дерево плечом. Космами дорогу подметая, обещает ветру: " Я - святая!" Но за то под окнами она запевает вкрадчиво: "Грешна!" А под утро вруша – завируха засмеётся весело и глухо, и, парик откинувши седой, станет белоснежно молодой!

Дыханьем городов отравлены, берут снега Россию в плен. Гудят столицы и окраины от непогод и перемен. Ах, вот уже всё переменится – вот-вот возвысится Добро! Там, наверху, большая мельница всё мелет, мелет серебро. Оно опять на Землю падает, как сто и триста лет назад. А в темноте под эстакадою молчит пустой забытый сад. А в нём насыпаны, насыпаны, как это будет через век, под карагачем и под липами сухие листья, мусор, снег.

ПОДЪЕЗД, В КОТОРОМ Я ЖИЛА, НА ФОНЕ МЕЧТАНИЙ

Прелестная пора – тут всё для сладкой жизни: старушки-шулера, охочие до тризны, собако-человеки и человеко-кот, окурки, крысы, зеки и мусоропровод. Философ-алкаголик, жену похоронив, теперь уже на воле сосёт аперитив. Клопы и тараканы – обменный фонд жильцов. Плевки, ожоги, раны и чьё-то странно-странно знакомое лицо. Русалочьи напевы, морские города, ах, где вы, где вы, где вы? И, Боже мой, когда?

Да, я нарушила Закон, пойдя наперекор. Был Знак мне, Знак их тех Времён, из тех незнаемых Времён, из дальних-дальних гор. Меня позвал в летучий сон Любви волшебный хор. Был голос мне из тех Времён, из тех незнаемых Времён, из дальних –дальних гор. Но я забыла поутру что пел полночный хор. И мне казалось – я умру. И слово странное "гуру" блуждало в недрах гор.

Майский снег по живому, зелёному Ослепительной дробью сечёт. Травяными древесными стонами Сад израненный в бездну влечёт. В голубую, слепую, бездонную, Где снега зарождаются сонные, где и гром – тишина! И любовь – Как война! Где обратно Послушно текут времена. Где в каком-то святом, Очень узком кругу Безобразный фантом Погибает в снегу. Не увидишь конца, Не услышишь:»Прости!». И черёмуха снегом Устала цвести.

Брату Александру У кладбища, где горочка крутая, где долго-долго снежники не тают, там девочка оплакивает брата. Ей кажется – оттуда нет возврата, Ей кажется – там мёртвые рыдают. Но это ей мерещится порою – лишь тишина над грустною горою. Лишь запах вод с реки приносит ветерего ни с чем не спутаешь на свете. В четыре года трудно быть сестрою, стоять и ждать с горючими слезами, с закрытыми от ужаса глазами, и вдруг увидеть братову рубашку, накинутую просто – нараспашку, его вихор с льняными волосами. И словно в свет ступив из темноты, себе не веря, крикнуть :"Это ты?" И с обожаньем обнимая брата, спросить его :"Ну, что там, за оградой?" В ответ услышав смелое: "Цветы!"

Кружатся голуби. Несутся облака. Над крышами летает мальчик-ветер. Его прозрачная холодная рука свой путь узорной снежной пылью метит. Он постучится весело в окно. Ему играть и прыгать надоело. Его услышат, высунутся, но увидеть не сумеют между делом. Прислушается к шорохам зимы, но не дождавшись звука и привета, вздохнёт легко, и разметав дымы, умчится вдаль холодный мальчик-ветер.

Кружась у костра золотого, Как будто бы пламя листая, Звенит комариная стая, Погибнуть и сгинуть готова. Мятутся горячие струи, Кидаясь то вправо, то влево. Вот жук в ослепительной сбруе, Вот бабочка – королева. Луна же уйгуркою юной Бледнеет от яркого света. Сегодня мне главной колдуньей Служить – костровым до рассвета. Кружась у костра золотого, Как будто бы пламя листая, Вольюсь в комариную стаю, Погибнуть и сгинуть готова!

Сиверко лижет края тротуаров, в окна стучится и ветки ломает. В городе этом хозяином мая Сиверко бродит в тулупчике старом. Ветер далёкой моей Вологодчины, Сиверко дружен с черёмухой белой, и потому неизменно и смело снова цветы её снег напророчили. Белая улица, ветер и дети. Девочка дарит черёмуху деду. Город недавно отметил Победу! Город мечтает о будущем лете.

В ярко-ярко бирюзовых сумерках берёзовых привидениями - совы, лунный серпик розовый, да мышей летучих рать… Время мысли собирать!

Предрассветная полумгла. Тишина. Не качнётся лист. Вдалеке на краю села свет зари над Землёй повис. Вот крадётся туман с реки, холодит, ледянит роса. Тополь жёлтые светляки – листья под ноги разбросал. Будет утро и будет день, мы навстречу ему шагнём. А пока - лишь рассвета тень, а пока – т о л ь к о м ы с ль о нём.

ВОЛОГДА

На далёкой родине моей , той, какую я и не видала, также ночью свищет соловей, как и здесь под сенью чернотала. Отчего ж мне видятся леса, что во мхи закутались, как в шубы, незнакомых пташек голоса, туесок из крашенного луба, тот, что в детстве нашивала мать, на болотах клюкву собирая, видится бревенчатая гать от дождя июльского сырая. В хвойной чаше озеро с водой черною, как ноченька в безлунье, водяной с кудлатой бородой да избёнка бабушки-колдуньи. Видятся еловые леса, слышатся лесные голоса, окающий мамин говорок, в горнице некрашеный порог.

Зачем так ночь светла? Зачем? Зачем так тёмен лес? Скуластый месяц глух и нем и розов край небес? Все говорят, что Скорбь идёт – не даром столько зла. Уж Скорбь, она не обойдёт. Кого-то обошла? Ударит нас своим хлыстом, и все поймут тогда: Земля - наш дом! Земля – наш дом! И колыбель - вода! Тогда узнаем мы , зачем так тёмен дальний лес, скуластый месяц глух и нем, и розов край небес.

Сверкающие эльфы – ночные шалуны, слетаются на Землю с обгрызенной Луны. Танцуют пред глазами, легко дробясь как ртуть. И реют над часами, и не дают уснуть. Свивают вихрем белым с оттенком серебра и нагло , и несмело "Сегодня" и "Вчера".

Человек, живущий в Башне, Кто он, этот Человек – Отшумевший день вчерашний Или, может, прошлый век? В Башне сумрачно и тихо, И пронизывая тьму, Время, словно злое Лихо, Подбирается к нему. Он берёг себя, и всё же Уберечься не дано – Шумный, наглый Шут Прохожий Новый век, разбил окно.

КОМЕТА

Река почти у самых окон – вода, священная вода. С небес вечерних ясным оком сияет странная звезда. В её сиянии - загадка, в её движении – Судьба. На дальнем острове – палатка, и дым, и пляски, и гульба. На праздник жизни зван принят любой родившийся на свет.

и

Ты помни – Бог нас не покинет – н е з в а н ы х в этом мире нет!

Так сладко пахнет горькая полынь. Звезда заката плавает в затоне. И где-то выпь смеётся или стонет, роняя звук в вечернюю теплынь. Звезда заката канула в затон. Взошла Луна и в золоте подлунном весь мир предстал таким нетленно-юным, как мальчик-царь, красавец Эхнатон. И не было и нет тысячелетий. Египет, Русь – не всё ли нам равно? Мы – капли солнца в зелени и в лете. И мальчик-царь всегда глядит в окно.

Купалась монашка в осенней реке, в тепле, в листопаде, от всех вдалеке. И пыль водяная – знак Божий, святой, сияла над нею как нимб золотой. Горели осины в сентябрьском огне. Приснилась ли эта отшельница мне? Лишь чёрною радугой пляшет в руках воронье перо, как минута в веках, да пахнет отравой трава-молодило. Когда это было? И что это было?

ДОМОЙ

Вот и небо родное. Вот и горы вдали. И дыханье парное от уснувшей земли. Снега мелкая сечка да колодезный сруб. Два шага до крылечка, тёплых маминых рук. Два шага до крылечка, и до детства - поверь! Стукнет-брякнет колечко о сосновую дверь. Кто там прячется в доме, край портьер теребя? Я увижу в проёме из-за шторы себя.

Над рекой незамерзающей снегопада Белый Спас. И февраль, тоску терзающий, ну, никак не сгинет с глаз! Странный месяц – заколдованный. Скоро, скоро бег минут в век наш, Богом зачарованный, остановится вот тут. То-то Вечному заплачется о страданьях на кресте. То-то Новый Путь означится к Простоте и Красоте.

Кто-то ходит на том берегу, Головою касаясь Верхушек деревьев, Возвышаясь над дымом Январской деревни. Кто-то ходит на том берегу. Это, Космос, твоё колдовство Или снова Христос Возвратился на муки? Но вещают Восторженно-стылые звуки – Это Дьявол в одеждах Его. И придут Времена Окончанья Земли. И придут Времена. И пришли.

Начинается так: «Заря горит!». А кончится – Кто-то тебе говорит: «Иди-ка туда – В тот тё-ё-ёмный туннель. Можешь взять с собою Свою «шанель».

Берегитесь данайцев, дары приносящих. Берегитесь их ласковых липких услуг, осторожных объятий – почти настоящих, их горячих и жадных обманчивых рук! Лишь на время, на время они превратятся в ваших верных и честных, и преданных слуг. Будут съедены яства, и время смеяться им наступит. И где-то запрятанный лук в спину выстрелит вам без промашки. Меж лопаток на белой рубашке расплывётся неровно пятно. Тихий голос промолвит: "Пролили вино…"

СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ

На трёхколёсной "Каме" едут, звонком гремя, мужчина с тремя руками и женщина - с четырьмя. Союз свой - тяжёлый каменьвезут, сундуком гремя, мужчина с тремя руками и женщина - с четырьмя. А в доме, да под замками, сундук загорит, дымя, у парня с тремя руками и женщины – с четырьмя. Тянут друг друга веками из пламени в полымя мужчина с тремя руками и женщина - с четырьмя.

Мой дом, висящий над водой, большой водой от Беловодья, прогрет насквозь дневной звездой. И лето бегает по сходням, и воду трогает ногой. И кто-то юный и нагой плывёт из Прошлого в Сегодня. А в настоящем он - старик. Его пугает половодье, и зов святой из Беловодья ему напоминает крик – тот властный крик, тот зов бессонный, что Душам слышится к концу, и словно в замкнутом кессоне, блуждает мукой по лицу.

Абсурд благословенный Последних кратких дней. Гудят Нью-Йорк и Вена, И смерть обыкновенна, И мысли нет о ней. И мы постичь не можем, Кто есть чужой и свой, Когда и кем низложен Запрет последний Божий Третьей Мировой. И падают твердыни, Дворцы и терема. Предавшие Святыни – Лишаются ума!

Как шатко вечный быт построен! Настолько шатко, Что во всём, Мы, как бессмертные герои, Его превратности несём. Мы – Обыватели окраин – И в этом наш Сибирский грех. Мы – Обитатели окраин, И в этом мы Сильнее всех!

Г.П. Панову Какая ночь глухая на дворе, как будто перед снегом в октябре! И самолёт, как птица изо льда или с небес упавшая звезда, всё длит и длит полуночный полёт. А, может, то совсем не самолёт – свободный Дух, не знающий о Зле, которому нет места на Земле.

Люблю смотреть в чужие лица в них Свет и Тень прошедших лет. И даже то, что людям снится, в глазах порою отразится. Лиц некрасивых в мире нет! Когда б не грязь, да не мытарства – был коронован в с я к на царство!

Сказал, как отрезал, Отче: Мой Меч низошёл на Суд. Скажу и ещё короче: Святые себя спасут. Иди и ищи святых – и Я твоим воплям внемлю. Если найдёшь троих, помилую грешную Землю, Там, на развилке дорог, ведущих под своды Рая, Иисус изнемог и продрог, учеников выбирая. В Нью-Йорке искал и в Тарусе, в Стюартах и Дурново. И не нашёл Иисусе даже и одного.

В небесных покоях лада Она приоткрыла дверь. Но посмотрела звериным взглядом – И был кровожаден Зверь. Курятся ладан и миро. Помолимся, возлюбя! Не сотвори кумира! Но он сотворит тебя! В небесных покоях лада Чуть приоткроет дверь, Посмотрит звериным взглядом. Кумир – это Зверь. Ему поклонения мало – Он человечину ест. Розовый запах сандала Разносится дымом окрест. Курятся ладан и миро – И кто-то сегодня сыт! Не сотвори кумира – Он сам себя сотворит!

Вот Альтист из дали дальней посылает мне сигнал жёлтый и сфероидальный. В этой сфере золотистой, словно ягоды в меду, все мелодии Альтиста. Утром ранним я пойду и найду медовый кокон возле окон.

АЛЬФА И ОМЕГА Как заведённая пружина, Гимнастка Альфа – фея дня, Ты извлечёшь младенца- джина Из амфоры, А не меня. А я – из музыки и снега, Себя в метели сотворя, Свернувшись буквою Омега, Черкну страницу букваря. Закрыв обложку Книги Века, Уронит на сердце свинец Кто есмь и Альфа и Омега, Кто есмь Начало и Конец.

ÁÓÄÓÙÀß ÄÅÂÎ×ÊÀ ÌÈÐÎ

Злая живая поземка – змея – вовсе не я. Черная льдистая колея – тоже не я. Ночи метельная тавлея – это не я, не я. Спящая девочка Румия – тем более, не я. Кто-то стоящий в дверном проеме, зияющем в рухнувшем доме, от ветра себя уже не тая – вот это, может быть, я.

Красная кошка С малиновым глазом, Есть у тебя Разум? Зачем ты будишь меня Опять – Так хочется спать! А ты в окно Протянула лапу, Мою подхватила шляпу. И щеголяешь, Красуясь в ней, Притворяясь Дамой Счастливых Дней.

Молчу. Давно молчу. Слушаю мир, И самое главное – Слышу! Вот кот за синицею лезет На крышу. Вот дед Амир – Он пошёл к врачу. Но кот не поднимется Крыши выше. И деда Амира не излечу. Зачем же тогда я молчу? И что же тогда я слышу ?

Бог дал – я так Его просила! Бог взял. Лишь Он поймёт, Что отдаю. Я верю – сын мой Будет жить в РаюГрешил не он – Чужая злая сила. Душа спаслась – В ней нету и теперь Ни капли Зла. Погибельно лишь тело. Оно уже Почти что опустело. В нём гаснет Ад, Несущий имя – Зверь.

Ирине Кирилловой Шёл трамвай по потолку И синица. Что взошло на веку – То случится. Падший в пропасть упадёт – Не восстанет. Помолиться бы ему – Да креста нет! Нет креста – Не может быть на убийце! Некому ему помолиться. Далеко ушла та синица, Что простить могла И проститься.

Жили-были старик со старухой, Со старухой – беззубой прорухой. Жили бедно, но век не тужили – Бедность – это ещё не беда. Жили дружно, друг друга любили. Их любовь и сейчас молода. И старик, он совсем не старик, Дни и годы считать не привык. И старуха – совсем не проруха, А красавица и молодуха.

Бомж проснулся, чуть дыша, Отряхнул от снега робу. Жизнь не стоит ни гроша. А вот смерть – Купи попробуй!

И дверь сошла с петель, и ручка отвалилась. А на дворе метель в падучей колотилась. Безжалостно игрист и шаловлив, и весел, Антихрист – лицеист пытал морозом веси. И окна занесло, и убыл день до края. Но я ему назло жила, не умирая. Метель как повитель вокруг меня клубилась. Вот жаль, что дверь – с петель, и ручка отвалилась.

Хижину эту, где в окна глядят снегири, и заря так малиново Жучкой дворовою лает, Господи, Боже Мой, не отбери! Ты мне поверь я, конечно, грешна, но не злая. Дай же Ты мне не уйти в монастырскую ночь – нет там Тебяза дверями, закрытыми миру. Там суета и возня – там Антихриста дочь мне поднесет и подарит на Пасху просвиру. Если возьму, мне придется и сердце отдать – Тьмы и Позора, и Страха навек причаститься. Дай же мне, Господи, в мире Твою Благодать – хижину эту, и в окнах – восхода частицу.

УБИТАЯ ПТИЦА Обрывки крыльев волоча, В снега нырну устало. И сердце, тая, как свеча, Роняя капли сгоряча, Мой путь пометит алым. Метельный бес, Крутя циклон, Бездонный как беда, Меня захватит в снежный сон, И спросит с ветром в унисон: «А ты куда?»

По жемчугу снега, По жёлтой стерне Катилось морозное солнце Ко мне. Но съела зима золотой колобок, И город в тумане Проснуться не смог. Стеклянные веки замёрзших окон Боятся нарушить декабрьский закон. И больно подумать – Но вечны теперь Решётка, засов И железная дверь.

Там, за первым, высоким синим, За серебряным хладом зимним, Есть хрустальное Небо дальнее, Где летают тела астральные. А за ним – Золотое третье, Где мы всех, Кого любим, встретим. Навсегда будем вместе с ними За серебряным хладом зимним…

Метель мела на Златоуста. В полях - ни зги, на трассе пусто. Раскинул руки перекресток. И ворон – юноша подростокхотел со мной поговорить. Так было скучно ждать попутки, и мы пошли как две минутки – сначала я, а он – за мной, сложивши крылья за спиной. Мы шли по трассе, по метели, а после рядом полетели и он сказал мне по секрету, что можно так летать всегда, людей крылатых в мире нету, но каждого ведет звезда. И странно так из птичьих уст звучало Имя – Златоуст.

Я не боюсь бродить ночами. Никто не тронет – не судьба! И ночь с цветастыми очами Пока ещё – моя раба! Мне нравятся повадки мима – Лечу свободно под луной. Менты, грабители – все мимо! И я опять неуловима, Как мир ночной.

В Карфагене, в переулке узком, Где века как воины прошли, На рисунке амфоры этрусской Писано пророком от искусства, Что исчезнет град с лица Земли. Но никто пророку не поверил, Даже в Дельфах – Пифия сама. По утрам распахивались двери В вечность, охранявшую дома. В этом бывшем переулке узком, Где века как воины прошли, Лишь обломком амфоры этрусской Карфаген взрастает из земли.

Мы идём в Святыню, Словно в залу, Где подарки дарит Дед мороз. Поклонившись злату и Ваалу, восклицаем радостно: «Христос!» Тот разбойник – Кажется, Варрава – Он ведь нам Подельник и родня. Помоги же грешным, Отче Авве! Нам темно и тяжко В свете дня!

Так и съела меня, так и счавкала Та волчица по имени Жизнь, Что сидит потихоньку под лавкою Между свадеб, рождений и тризн. Ухватила зубами за пятку И под стол утащила тайком. Ну, а свадьба плясала вприсядку. Ну, а тризна шуршала венком. Я боролась, кричала, рыдала. Кто-то вымолвил: «Странный мотив!». Запах крови, как запах сандала, Возбуждал Разукрашенных див. Получив свою вечную взятку, Отдыхает волчица тайком. Ну, а свадьба всё пляшет вприсядку. Ну, а тризна грустит над венком.

Желто-белый рассеянный свет – снегопад занавеской повис. Так и кажется – города нет ни заборов, ни свалок, ни крыс. Только с неба струится поток чистоты, красоты и добра. И восходит на новый виток, вся в снегу - детвора. Там хохочут они – в небесах, лепят снежных смеющихся баб. Их смешинками воздух пропах. Ну, а мне вот - не сбросили трап.

Где-то бродит, где-то погибает Бедное дитя моё родное. А судьба-насмешница рябая – То хохочет, то волчицей воет. Жизнь за жизнь ребёнка отдала бы, Но Господь решает всё иначе, Бросив нас опять на милость Бабы – Той рябой, прислуги Неудачи.

БУШ

Он плоский лик, запрятанный в экран, и потому обманно виртуален, чтобы легко достичь горшков и спален, залезть с водой в водопроводный кран. Он возвещает всем : "Христос воскрес!" И для себя прикинул роль Мессии. Его в крови замоченный прогресс в карете смерти катит по России И все спешат, как видел Иоанн, принять на лоб или на руку - ИМЯ. Спешат цари земные многих стран и все народы – вслед за ними!

Величественно, медленно И всё-таки мгновенно – За двести тридцать миллионов лет Галактика, как дама, откровенно Пред Зеркалом прокрутится, и Свет Её большое тело приобнимет. И это День Один.Всего лишь день В цветущей жизни Бога. Его рука В созвездии Стрельца. Он где-то там, В том верном направленьи – В алмазном Центре Млечного Кольца. Его глаза оленьи. Я вижу Их И чувствую Их Свет Все двести тридцать миллионов лет.

Тепло и роскошь–сладкий сон востока, и нет зимы. Но странный звон тревог, не замолкая, жутко и жестоко все прелести беззимья превозмог. И вовсе не любовным ожиданием – предчувствием шагающей бедынаполнены деревья, звуки, здания и скромный лист домашней резеды. Мурлычет кот, сияя рыжим оком, беря меня одним движеньем в плен. Но все на свете словно бы под током грозящих смертью быстрых перемен.

Прими, Вселенная, меня – я унеслась неосторожно в потоке восходящем дня, и возвращенье невозможно. Давно сокрыто пылью звезд все то, что было так обидно. Мой путь вперед сегодня прост, назад следов уже не видно. И словно старую избу, что вся давно истлела, закрыла я мою Судьбу – кому какое дело!

Непоправимо – мимо, мимо несется Время Перемен, не оставляя мне взамен и ни врагов, и ни любимых. Но впереди – свобода строф, и Вера в непреложность Слова, и вся Эпоха Катастрофпуть в дебри Века Золотого,* где мы общиной на костре зажарим мясо буйволицы. И будут безмятежны лица детей, заснувших на заре.…

А год невозвратно хороший, но, видимо, день роковой. Восточная Черная Лошадь в короне с морскою травой несется как вихрь по России, и спит пограничный дозор. дичают селенья мирские, лавины бросаются с гор. Дожди - вместо зимней порошиласкают гранит вековой. А день невозвратно хороший, но, видимо, час роковой.

Какой-то стук вселенский и железный толкает ночь, висящую над бездной. И, кажется, Душа Земли скрежещет, летит планета и теряет вещинаносный хлам, нелепый шлейф труда, бессмысленный, а значит –безобразный. И этот шлейф, летящий в Никуда, объемлет всех, всегда и ежечасно. Привыкли жить в удушливом кольце, терзая мир бездумно и жестоко. А где-то - на березовом крыльце сидит мудрец и смотрит светлооко.

Вновь оставил жёлтую пометку Кавалер дворовый – хвост крюком. Зашипела грозно кошка Светка, Словно бы плеснула кипятком. Вот и я бы тоже зашипела, Спину изогнула бы дугой – Под луной оранжевой и спелой Народился ныне мир другой. Он как Зверь израненный оскален И не знает жалости ни в чём. Это монстр Пустых больничных спален, Где на гибель всякий обречён. Он вошёл реально-виртуален И пометил каждого из нас – сумасшедший Монстр Больничных спален. Божий сын заплакал, Но не спас!

Я хочу, чтобы все завалило до крыш мокрым снегом, слепым и тяжелым. От себя не уйдешь, от себя не сбежишь. Но зовут в Запредельное долы. В снегопаде укрыться и скрыться совсем, без следа, без прощального слова. Станет, может быть, легче и радостней всем – очень тяжки Христовы оковы. Сбросить все и уйти, как отрезать себя от терзающей муки Господней. И Свободу на миг, лишь на миг возлюбя, вдруг понять, что была в Преисподней.

20.02.2002 В квадратный день В квадратном палиндроме Задумчивые падали снега. И отрок В невозвратно-серой дрёме Во сне увидел друга и врага. Весёлый друг Слагал стихи и песни И светел был и радостен лицом. Задорный враг, Душой и сердцем тесен, Смотрел в глаза весёлым подлецом. Но эти два отдельных отраженья При повороте зеркала в окно, В экстазе принудительном скольженья Легко переиначились в одно. Был новый тип до жути узнаваем, Как для врача болезненный синдром. И не вмещалась Истина кривая Квадратным днём в квадратный палиндром.

ТРОИЦА Прохожие скользят и падают, идя по кромке дня. И я бегу – Париж и Падуя, конечно, заждались меня. Во времени ни до ни после не совпадают три креста в Париже я была до Росселя а в Падуе – во дни Христа. Разлучены мои проекции как три разбросанных горы. И только в памяти и в сердце едины эти три сестры.

ДУЛЬЦИНЕЯ Оседлав как прежде Россинанта, и нацелив пику на Луну, он кричит:"На мыло коммерсантов!" И толкает толстую жену. А она, накушавшись картошки, с тихой грустью смотрит на закат Не хватило времени немножко – это день короткий виноват. Если бы добавить три минуты, можно было многого достичь превозмочь душой безумье смуты, ярмарки торжественную дичь. И придумать дело Россинанту, и гнилой товар не продавать. Муж кричит:"На мыло коммерсантов!" И зовет любимую в кровать.

Как хорошо дремать под этот шум, великий шум осенней непогоды. Наш век умрет, безумен и угрюм, взойдут иные, солнечные годы. И я смирюсь у стен монастыря – свободная, летающая, злая. И ничего уже не говоря, я всех пойму и каждого узнаю. Но не могу легко пообещать, что я на Время вовсе не в обиде – оно меня учило не прощать, а это значит – сердцем ненавидеть.

Вот надо мною, надо мною взлетел Хрустальный Соловей. Каких он бешеных кровей! И что тогда мне ждать весною, когда среди железных вьюг он возомнил, что это юг, что розы бледные на стеклах тепло живое отдают. Увы! Убогий мой уют давно, конечно, Богом проклят. Но он, Соловушка Хрустальный, присел на левое плечо, и стало сердцу горячо. И словно Путь открылся Дальний. И кто-то машет и зовет туда – в метельный Черный Год.

Магнетический шёпот ненастья. Дней бессолнечных мартовский плен. Сказки ветра и снега отчасти Украшают кошмар перемен. Уползает магнитная сетка, И уходят в загул полюса. Шар Земной, ты – звериная клетка. Чьи в тебе голоса? Человека, собаки, жар-птицы? Чья поставлена ставка на кон? Мы в Ковчеге, и это не снится – Это явь. Это Божий Закон.

Древесный дым, завихренный спиралью, Летит и вьётся около земли. Как будто чью-то Душу отстирали, А крылышки отчистить не смогли. И этот Дух, бескрылый, бестелесый – Игрушка в лапах ветреного дня, Прикинувшись зверушкой неизвестной, Бежит за мной и трогает меня. Обдав теплом и запахом берёзы, Шепнёт на ухо, тайною томим, Что был царём, Роскошнейшим и грозным, И многие склонялись перед ним. Он знал дворцов алмазные покои, Шелка и бархат, холод серебра. В его садах атласные левкои Ещё вчера сияли в вечера. И кто теперь бездомному поверит, Что чернокожий раб, его слуга, Ещё вчера придерживая двери, Считал в его уборе жемчуга.

Тихий смех откуда-то из леса – Там русалки водят хоровод. И вот-вот уже лешачья месса Тронет струны странствующих вод. Ухожу – меня не звали в гости. В хороводе нет свободных мест. Дома кот, по имени Бесхвостик, Ждёт давно и без меня не ест.

Памяти брата Александра И вот уже плавно Трава поднимается вновь, Как будто никто не прошёл И не будет ходить никогда. И вот уж стоит, Остывая, текучая ранее кровь, Как будто не кровь она – В луже дворовой вода. Лишь в памяти Всё ещё светит сиреневый взгляд. Ведь только она и умеет И смеет Вернуться назад.

Так странно, так странно из плоскости зеркала глянет закатного облака розовый терем. Покажется – там у крыльца разноцветные сани и юная дева Удача... И я в нее верю!

Карминовая капля – знак тревогиупала мне на руку на заре. Я подняла глаза но там не боги, а куколки гнездились на коре. Одна из них, сломав корявый панцирь, освободилась только что, и вот слезой кровавой в ритуальном танце запущен жизни вековечный ход. Сейчас, сейчас появятся и крылья, цветной живой украшенные пылью. Но для чего роскошное манто, рожденное на миг и на погибель не сообщит, не прояснит никто.

Ходит по крыше мальчик В новой цветной футболке. Он запускает змея В синий простор небес. Не верит в удачу мальчик, И нет в той затее толку. Змей полететь не смеет, Словно мешает бес. Но не устанет мальчик В новой цветной футболке. Хочет пустить он змея В синий простор небес.

КЛАДБИЩЕ Что это там голубое стоит на пригорке? То одинокая дама на фоне заката. Так зелена эта горка и сильно поката. Долог подъем, и полынь расплескалась так горько. Нет, не дойти, не добраться туда, куда надо. Да и не пустит ограда.

Собирается дождь. Снова дождь. Потемнело, И зелень весёлая ропщет. И себе говорю я: «С дождём ты уйдёшь». И уйду. Меня ждёт – дожидается роща. Ждёт меня и река, Напевая о том, Что приходит минута Покинуть свой дом. И сегодня В разгаре весны и тепла Та минута Пришла.

Женщина шагает вдоль реки. Под ногами мнутся стебельки. "Ваня! Ваня!" - женщина кричит, только ей никто не отвечает. Лишь сова, мелькнувшая в ночи, пронеслась над самыми плечами. Муж давно уже ушел к другой. "Ваня! Ваня!" – слышно над рекой.

И вот вижу я -едет повозка с горы. Не справляется лошадь – не может сдержать этот груз. Я невольно горячею мыслью повозки коснусь и слегка поддрежу – до поры. И не дам я сорваться ногам лошадиным в галоп, и повозку в куски разнести я не дам. Лишь холодные капли покроют мой лоб, да еще замолчат воробьи по садам

Я чувствую – запущена машина, неотвратимый четкий механизм. Но я могла бы просочиться мимо ее колес и снова влиться в Жизнь. Могла бы, да, на улице заглавной щеглом прожить среди цветущих роз. Могло быть все светло легко и славно. Но не случилось – что-то не срослось.

Нам тесно, жарко, Вирусы кишат В бульоне переполненной планеты. И рукотворный жадный ад Чеканит новые монеты. Весёлый торг – печатью на веку. Ты продал Душу – Вот тебе монеты. Мы перегрелись В собственном соку, Кипя внутри Запаянной планеты.

Я слышу бормотание реки, невнятный говор странствующих струй И души снежных бабочек легки, и песня их беспечна :"Не горюй!" Их белый вихрьфантом на берегустановится плотнее и яснее. Уходит время, тая набегу, и небо все просторней и синее. Фантом крылатых белых душ Земли, как смерч живой в сияющей дали, все движется и места не найдет, ведь скоро, скоро грянет судный год.

И вот она ходит и делает что-то Всегда. Она весела, и почти, и почти Молода. Она половик разноцветный кидает В траву. И он расцветает весенним цветком Наяву. И грядку прополет и ловко стирает Бельё. И что-то весёлое снова наполнит её. Развесит опять занавески сырые Сушить. И так каждый день – Потому что ей нравится Жить.

В косых лучах закатное тепло и желтый свет с малиновым отливом. Нам всем покуда сказочно везло – мы долго жили и сегодня живы. Прошу-скользя глазами вдоль строки, заметь вдали на сумрачном востоке на теле умирающей реки холодный знак – отчетливо жестокий. То странный знак, то горечи цветок, грехом рожденный в водах и на суше. И, может быть, не столько он жесток, но неизбежно – в с ё разрушит.

Зима в апреле так пушиста – цыпленком бродит белый день. Давно ли ветер был неистов, и Духов парочка нечистых все пела в трубах :"Дребедень". Казалось, света не осталось, и небо с лужами слилось. И все мечталось, и металась тоска. И долго не спалось. И так наскучило ненастье, что я решила в полночь встать и в путь отправиться за счастьем. И вот – апреля благодать я привела. И С в е т вначале включила там - н а н е б е с е х. Он утолил мои печали. Он утолил мои печали. И утолит печали всех!

Извечный пух веселых тополей – любовный бред природной Кама сутры. Весенний зной становится сильней, и тонет в нем безоблачное утро. Летает семя – Ангел во плотии льнет к лицу и хочет восхищенья. И я кричу, кричу ему :"Лети, крылатый бес любви и всепрощенья!"

Весь день с утра до ночи, с потемок до утра тяжелый снег лопочет, а слышится :"Пора!" Зовет холодный голос, маячит силуэт. Чужой белесый волос, прилипший на манжет. Чужой липучий волос, проклятье, наговор. Пространство раскололось, и жизнь – пустейший вздор! Пристанище уродов, и брань, и кровь, и грязь, ослепшая порода, разорванная связь…...

Солнечный зайчик на скалах, Прыгает, глаз веселя. Словно в театре Ла-скала, Эхо – до верхнего «ля». Может быть, голос певучий В песне поведает мне, Кто поселился на кручах, Кто же приснился во сне. Между скалистых гранитов Катится смех серебром. В соснах, росою омытых, Спрятались Ромул и Ром. Дети волчицы – вселенной, Пробуют зубом экстрим. Значит, идут перемены, Новый рождается Рим.

Радиоактивным жженым апельсином висит Светило в Солнечном Волчке. И всех живее ныне Ибн Сина – мудрец ушел из мира налегке. Сокровища его меж звезд сияли, ведь он как Бог из глины создавал Живую Жизнь, а персиянка Лали в руках держала солнечный овал. Но все проходит - Мудрость и Законы. Изъедена давно земная плоть – из недр ее глядят и плачут клоны, которым Жизнь и Смерть не расколоть. Светило жжет как адская машина. И Жизнь и Смерть всегда в одном лице Единство их навеки нерушимо и спрятано в священном яйце.

В усмешке февраля незимней, в снегах, расплавленных до тла – везде проявленное Имя того, кто есть Противник зла. Все в невозвратном пробужденьи уже открыло сонный глаз. И утра розовые тени во всех углах достали нас. И вот оно - настало "завтра", и от него уйти нельзя. И ты летишь, судья и автор, по тонкой ниточке скользя. Летишь в предчувствии Иного – Судьбы, Реальности иной или Пророческого Слова из Черной Бездны за спиной. Твоя Душа уже другая, ей больше некого винить. Но перемены, настигая, хранят серебряную нить.

МОСКОВСКОЕ ЛОТО Агатовое солнце и небо – сардоникс – Сливаются сегодня воедино, Как будто бы рекламный И настоящий «Твикс» В глазах голодно-жадных гражданина. Билеты лотереи какого-то лото От выигрыша так неотличимы. И тот же гражданин И серый конь в пальто – Как близнецы из новой пантомимы. Последний рубль для дяди В богатеньком авто – Питает наш столичный серпентарий. Наш бедный гражданин, как вечный конь в пальто, легко вписался вновь в чужой сценарий.

НЫНЕ Заброшены, забыты деяния святых. Мы все – почти бандиты иль ходим в понятых. Лелеем мысль большую растить в пробирках Див. Ядро Земли бушует, вулканы разбудив. Кора Земли вспотела, залгался ватерпас. И никому нет дела до каждого из нас

Да, были годы нелегки, Пока Земля меня держала. Но из созвездия тоски Стрела летела, словно жало. Стрела, убившая меня, Так сердце жгла и так мешала, Что я взвилась в потоке дня Легко, отчаянно и шало. Стрелу меж крыльев за спиной Горячей вырвала рукою. Вот так я обошлась с Тоскою, Как, впрочем, и она со мной.

Еще два дня – и снег растает, февральский белый снег. Еще два дня и птичьи стаи ворвутся в новый век. И будет в мире все иное – Луна и небо, краски дня. Я попрошу пророка Ноя, и он возьмет в Ковчег меня. Пусть называют нас "паяцы"до сплетен нам и дела нет. Над нами будут все смеяться, и мы им улыбнемся вслед.

Весёлой песне воробья – ещё не время, Но он поёт, и тает снег. Февраль, Он нынче дружит, видимо. Не с теми: Весь мир – Константинопольский сераль. В его глубинах сумерки блуждают, Цветут лианы и душистый вьюн. Прекрасных дев танцующие стаи Напоминают – мир, как прежде юн. Но что-то, что-то сдвинулось и пало. Никто ещё не знает – что и где. Любых примет всегда нам будет мало. Нам нужен Бог, идущий по воде. И даже Бог в неверующем свете Предстанет миру странником простым. Пой, воробей, на вздрогнувшей планете Под Солнцем невозвратно золотым.

Я пройду Снегуркой в снегопаде, невидимкой белою пройду. Отчего, скажи мне, Бога ради, тяжко так в нагрянувшем году? Может потому, что Солнце зреет, словно одинокий апельсин. Я растаю. Только бы скорее – до цветенья сосен и осин. Солнце зреет - чувствую рукою. Дым и пламень, и кругом – ни зги. Вот она - Энергия Покоя. Ангел мой, я таю. Помоги!

В метельной мгле, в сплетении ветвейвезде как будто Жизни промедленье. Как будто не воскреснет соловей, растает снег – и хлынет запах тленья. И не отмыться сердцу и извне, не убежать – везде одно и то же. И все же в этой вязкой тишине родился день, на жизнь мою похожий. Блуждая меж струящихся небес в их бело-серой невозможной гамме, я жду каких-то красочных чудес из праха по ногами.

Луна, летящая как демон ночи, вот-вот в окно заглянет диким глазом. Тепло зимой в Сибири, словно в Сочи, и оттого буксует бедный разум. Раздумывать и сомневаться лень – закрыть плотнее жалюзи и двери! И хочется не верить в Судный День, и в перемены гнусные не верить.

В этот год нырнули мы как в омут. Что-то зреет в месяце июле. Шар земной летит подобно пуле. Ну, а дальше будет по-иному. Разорвётся пуля разрывная, Полетят колючие осколки. Что ещё? Я в точности не знаю. Слышу только – в поле воют волки. Слышу плачет речка, Травы плачут. Вижу пламя в месяце июле. Мы летим, Надеясь на удачу – Что она для выпущенной пули?

Уже идёт Господь, Десницей Правды, сметая города. Десницей кривды награждает Всех грешников Антихриста орда. Никто не всполошился и не понял, Что Жатва началась. Одни богаты, Как Жильцы в Законе, И видят под ногами только Грязь. Другие в прах низвергнуты И нищи. Им кажется – нет Выхода во Тьме. Но Бог Со всех по Правде завтра взыщет, Не спросит о богатстве И суме!

ТАК БЫЛО Как падает Солнце, Так время упало, Скатившись в закат. И сумерек серых Кривое зерцало Сказало: «Да будет распад!». Так пали бесславно Содом и Гоморра – Сосуды греха. Безлюдное утро Средь праха и сора Да крик петуха, В котором звенела Тоска и усталость – Вот всё, Что осталось.

Всё, что видимо и проявлено – Лишь верхушка Мира Нетленного. Что же прячет Старушка Вселенная?

СУЕТА СУЕТ Всё на свете – пустая бессмыслица. Всё замаслится, обезмыслится. Всё устанет, умрёт, остановится. Ценность всякая – пустословица! Всё, что плачет, смеётся И мается – Суетою сует отзывается. Всё остынет, умрёт, остановится. Всё свернётся В два слова пословицы.

Что наша жизнь? Действительно, игра, В которую играть – не наиграться. Когда звучит последнее: «Пора!» Не слышим мы, Опять листая святцы. И так уйдём – Всё праздник да игра, Всё радуясь чему-то и ликуя. И лишь собака Что-то затоскует Одна Средь опустевшего двора.

Сладким голосом Эзотерическим Истеричный поёт певец. То ли это Горя Гонец, То ли Мира Конец Уже.

Солнце сокращает поводок. Скоро-скоро будет Паводок. Хочется запрятаться в Ковчег В этот ощетинившийся век.

В ледяных полях на Рождество колдовство безумное вершится хлещет дождь, голодная волчица пощадила зайца - у него странный запах мокрого ребенка, да и голос что-то очень звонкий. Кто же это там рожден на свет? Эй, ответь! Ответа нет.

Мороз такое выдал на стекле – что «сюр» стыдливо рядом побледнеет. Каблук, скрипя, поёт: «Оле! Оле!». И всё уходит родом в ахинею. Мне не спасти от гибели мой дом – Сбираются разбойники на тырло. Всё движется известным чередом, Но движется в неведомое гирло. Морщинистое древо от земли Кривые руки в небеса простёрло. Дворняга по прозванию Дали Под лунным оком надрывает горло.

Одна бездомная Бездонными глазами Ждала, что позову. И я на миг забыла, Что на улице живу.

У Надежды Дуровой аж целых тридцать книг. А у меня, у дуры, Вся жизнь вместилась в миг. И книг моих десятка, Как тайная беда – Лишь строчками в тетрадках, Закрытых навсегда.

Я буду верить в БЛАГО инкарнаций. А что еще осталось мне в Аду? Мне н у ж н о верить, что опять приду в священный день цветения акаций. И я смогу, успею и найду огонь прощенья, помощи, удачи. А в этой жизни Ад горит в Аду. И ходит Гибель за Стеною Плача. До мира достучаться не данои нет оттуда звука и привета. Стена и Плач. Мне ныне – все равно! Барьер последний – это скорость света. Его преодолею, и уйду в глубины гуттаперчевой Вселенной. А в этой жизни Ад горит в Аду, и Смерть, как Бог, близка и откровенна.

В далеком дальнем давнем далеке июнь, июнь и девочка в реке. Летит вода и крутит в омутах послушную и легкую девчонку. На берегу в сиреневых кустах поет скворец подросшему скворчонку. Гудит вода, почуя перекат, поет вода, скольженье ускоряя. В струю легко и весело ныряет хрустально-синий маленький снаряд – неуловимый, быстрый как вода, охотится веселый зимородок. Ни рыбаков-молчальников, ни лодок. Летит вода. Ты, девочка, куда ? Но улыбаясь вечным облакам, лицо свое счастливо запрокинув, плывет она, послушна и легка, вода ее подталкивает в спину. Я чувствую, что в прошлом не она что я была, а девочка лишь будет. Она меня коснется и разбудит, я улыбнусь – на улице весна.

БУДУЩАЯ ДЕВОЧКА МИРО День какой сегодня небывалый – серебро развешано кругом. Злое эхо, словно гул подвала, меж деревьев бегает бегом. Повторяет эхо, как читает, имя позабытое - Миро. Нет ее – в других мирах летает, осыпая с веток серебро. Кто-нибудь, запомни это имя – я уже его не понесу. Я иду тропинками пустыми в небылью засыпанном лесу. Ухожу – мне сладко все покинуть, нету сил смотреть на серебро. Лес меня затянет словно в тину. Нет меня, но помните Миро.

ОГЛАВЛЕНИЕ Мне запрещали................................................... 4 Здравствуй, розовое, ........................................... 7 ПТИЦА ФЕНИКС.............................................. 8 ПИНЧЕР-КРЫСОЛОВ ....................................... 9 Будет день......................................................... 10 ЧИСЛО ПИ........................................................ 12 БЛЮЗ ................................................................. 15 Полночный тоскующий................................... 17 голос метана. ..................................................... 17 ПОСЛЕДНИЙ ВИАДУК ................................. 19 Проклятой жизни ............................................. 20 ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ......................................... 23 Не жалко, что жизнь коротка......................... 28 Я – летучее животное ...................................... 35 День, не имеющий направленья – ................. 36 В Бездну летящая – ........................................... 37 Я уйду, и станет жутко ................................... 38 ПЕРЕД ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ......................... 39 За протокою в дальнем озере .......................... 40 Яркий луч .......................................................... 43 В МЕТЕЛИ ........................................................ 44 УТЁС «ТАТАРИН» .......................................... 45 Носится безумная старуха- ............................ 46 Дыханьем городов отравлены,....................... 47 ПОДЪЕЗД, В КОТОРОМ Я ЖИЛА, ............... 48 Да, я нарушила Закон, ..................................... 49 Майский снег..................................................... 50

.................................................................... 51 Брату Александру ............................................. 51 Кружатся голуби. Несутся облака................. 52 Сиверко лижет края тротуаров, ..................... 54 В ярко-ярко бирюзовых................................... 55 Предрассветная полумгла. .............................. 56 ВОЛОГДА ......................................................... 57 Зачем так ночь светла? Зачем?....................... 58 Сверкающие эльфы –....................................... 59 Река почти у самых окон – ........................... 61 Так сладко пахнет ............................................ 62 Купалась монашка ........................................... 63 ДОМОЙ ............................................................. 64 Над рекой незамерзающей ............................. 65 Начинается так: ................................................. 67 Берегитесь данайцев, ....................................... 68 СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ ...................................... 69 Мой дом, висящий над водой, ..................... 70 Г.П. Панову........................................................ 73 Люблю смотреть .............................................. 74 Сказал, как отрезал, Отче:................................ 75 В небесных покоях лада .................................. 76 Вот Альтист из дали дальней.................. 77 АЛЬФА И ОМЕГА............................................ 78 БУДУЩАЯ ДЕВОЧКА МИРО Злая живая поземка – змея – .......................... 80 Красная кошка................................................... 81

Молчу. Давно молчу. ........................................ 82 Бог дал – я так Его просила! ............................ 83 Ирине Кирилловой ............................................. 84 Жили-были старик со старухой, ...................... 85 Бомж проснулся, чуть дыша, ........................... 86 И дверь сошла с петель, ................................... 87 Хижину эту,....................................................... 88 УБИТАЯ ПТИЦА ............................................. 89 По жемчугу снега,............................................. 90 Там, за первым, высоким синим,..................... 91 Метель мела на Златоуста. .............................. 92 Я не боюсь бродить ночами. ............................ 93 В Карфагене, в переулке узком,....................... 94 Мы идём в Святыню, ........................................ 95 Так и съела меня ............................................... 96 Желто-белый рассеянный свет – .................... 97 Где-то бродит, где-то погибает........................ 98 БУШ ................................................................... 99 Он плоский лик, запрятанный в экран, ........... 99 Величественно, медленно .............................. 100 Тепло и роскошь–сладкий сон востока,........ 101 Прими, Вселенная, меня –.............................. 102 Непоправимо – мимо, мимо........................... 103 А год невозвратно хороший,.......................... 104 Какой-то стук вселенский и железный ....... 105 Вновь оставил жёлтую пометку .................... 106 .................................................................. 107 Я хочу, чтобы все завалило до крыш .......... 107 В квадратный день .......................................... 108

ТРОИЦА .......................................................... 109 ДУЛЬЦИНЕЯ .................................................. 110 Как хорошо дремать под этот шум,............... 111 Вот надо мною, надо мною ............................ 112 Магнетический шёпот ненастья. ................... 113 Древесный дым, завихренный ....................... 114 Тихий смех откуда-то из леса – ..................... 115 Памяти брата Александра........................... 116 .................................................................. 117 Так странно, так странно................................ 117 Карминовая капля – знак тревоги- ............... 118 Ходит по крыше мальчик ............................... 119 КЛАДБИЩЕ.................................................... 120 Собирается дождь. .......................................... 121 Женщина шагает вдоль реки.......................... 122 И вот вижу я -едет повозка с горы. ............... 123 Я чувствую – запущена машина, .................. 124 Нам тесно, жарко, ........................................... 125 Я слышу бормотание реки, .......................... 126 И вот она ходит и делает что-то .................... 127 В косых лучах закатное тепло ....................... 128 Зима в апреле так пушиста –.......................... 129 Извечный пух веселых тополей –................. 130 Весь день с утра до ночи, .............................. 131 Солнечный зайчик на скалах, ........................ 132 .................................................................. 133 Радиоактивным жженым апельсином ........... 133 В усмешке февраля незимней, ...................... 134 МОСКОВСКОЕ ЛОТО................................... 135

НЫНЕ............................................................... 136 Да, были годы нелегки, .................................. 137 Еще два дня – и снег растает,........................ 138 Весёлой песне воробья – ещё не время,........ 139 Я пройду Снегуркой в снегопаде, ............... 140 В метельной мгле, ......................................... 141 Луна, летящая как демон ночи,................... 142 В этот год нырнули мы как в омут. ............... 143 Уже идёт Господь, .......................................... 144 ТАК БЫЛО ...................................................... 145 Всё, что видимо и проявлено – ...................... 146 СУЕТА СУЕТ.................................................. 147 Что наша жизнь? ............................................. 148 Сладким голосом ............................................ 149 Солнце сокращает поводок. ........................... 150 В ледяных полях на Рождество ..................... 151 Мороз такое выдал на стекле – ...................... 152 Одна бездомная ............................................... 153 У Надежды Дуровой ....................................... 154 Я буду верить в БЛАГО инкарнаций. ........... 155 В далеком дальнем давнем далеке ................ 156 БУДУЩАЯ ДЕВОЧКА МИРО...................... 157

Козлова Людмила Максимовна

Я их любила Лирика

Редактор и рецензент Николаев Н.М.

ISBN 5-87643-059-5 Издательство «Кедр» г. Бийск, ул. Мерлина, 52 Лицензия ИД №00124 от 03.09.1999 г Сдано в набор 01.05. 2003. Подписано в печать 26.05..2003. Формат 60х84 1/32. Усл.печ.л. 3,2. Заказ 12/03 Тираж: заказ 100 экз.