ITI-info issue 34 by MKYR

Валерий ФОКИН Valery FOKIN Андрей МОГУЧИЙ Andrey MOGUCHIY Борис ШАРМАЦ Boris SHARMATZ Оливер ФРЛИЧ Oliver FRLILCH

№1 (34) 2016

Песни Земли

Earth Songs

«МИТ-инфо» № 1 (34) 2016 Учреждён некоммерческим партнёрством по поддержке театральной деятельности и искусства «Российский национальный центр Международного института театра». Зарегистрирован Федеральной службой по надзору в сфере связи и массовых коммуникаций. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС77-34893 от 29 декабря 2008 года

“ITI-info” № 1 (34) 2016 Established by non-commercial partnership for promotion «Russian National Centre of the International Theatre Institute» R egistered by the Federal Agency for M ass-Media and Communications. R egistration license SMI PI № FS77-34893 of December 29 th, 2008

of theatre activitity and arts

Главный редактор: А льфира А рсланова / Editor-in-Chief: A lfira A rslanova Зам. главного редактора: Ольга Ф укс / Editor-in-Chief Deputy: Olga Foux Дизайн, вёрстка, препресс: Михаил Куренков / Design, layout, preprint: Mikhail Kurenkov Координатор: Юлия А рдашникова / Coordinator: Yulia A rdashnikova Р едактор: Ирина К алашникова / Editor: Irina K alashnikova Р еклама: А ндрей Д анильченко / A dvertising: A ndrey Danilchenko Печать: Л еонид А нтонов / P rinting: Leonid A ntonov Официальный партнёр журнала ЗАО «К ей Д жи Т иСи» www.kgtc.ru / Official Translation Partner KGTC www.kgtc.ru Финансы: Ирина Савенко, А нна Л исименко / Accountancy: Irina Savenko, A nna Lisimenko А дрес редакции: 129594, Москва, ул. Шереметьевская, д. 6, стр. 1 Editorial Board address: 129594, Moscow, Sheremetyevskaya str., 6, bld. 1 Электронная почта: rusiti @ bk.ru / E-mail: rusiti @ bk.ru Н а обложке: сцена из спектакля «Земля». Фoто: Pohlmann Cover: “The Land”. P hoto: Pohlmann

Отпечатано в типографии OOO «Райкин Плаза» 129594, г. Москва, ул. Шереметьевская, д. 6, стр. 1. Цена свободная.

Тираж 1000 экз. Подписано в печать 27.03.16

P rinted

RAIKIN PLAZA LTD. 129594, Moscow,

Sheremetyevskaya

str.,

copies printed is

6, bld. 1 Open price. A number of

1000. P ut into print on 27.03.16

Фото предоставлены пресс-службами фестивалей

P hotos are provided by NET Festival,

NET, “Золотая маска”, Большого драматического театра

The Golden Mask Festival, The Tovstonogov Bolshoi

им.Г.А.

Товстоногова, Государственного бурятского

академического театра драмы имени

Н амсараева, Музеем

Drama Theatre, the Museum of Moscow, The Namsaraev Buryat State Academic Drama festival.

Москвы Журнал «МИТ-инфо» – издание Российского центра

ITI-Info review

is the edition of

Russian Centre,

Международного института театра. Выпускается на двух

International Theatre Institute.

языках (русском и английском) в целях международного

P ublished in two languages (Russian and English)

сотрудничества в области театра.

for purposes of international theatre cooperation.

Создан

2010 году, выходит раз в два месяца,

рассылается во все национальные центры.

Р еализуется

по подписке и в розницу.

Established in 2010, issued bimonthly, distributed to all

National Centres. R ealized

through

subscription and by retail.

Читайте о нас подробнее

READ ABOUT US

на сайте Российского центра МИТ

AT THE WEBSITE OF ITI RUSSIAN CENTRE

www.rusiti.ru

No 1

2016

МИТ-ИНФО

НОВОСТИ

Приподнять «Русский занавес»

Израильский театр “ZERO” и Общественное объединение “Maagal Tarbut” (“Круг Культуры”) организовали Первый международный фестиваль русскоязычных театров мира “Русский Занавес –2016”, который пройдет в Израиле с 1 по 30 мая 2016 года в десяти городах страны. В его афише русскоязычные постановки из Израиля (ZERO, «Рутхат», Независимый актерский проект, «Театрон а-Иври»), России (театр «Арт-гнездо»), Украины (одесский театр «Ланжеронъ»), Германии («Goff-company») и Швеции (театр KEF»), по произведениям Исаака Башевиса-Зингера, Марии Ладо, Осипа Мандельштама, Эрнеста Хемингуэя, Иосифа Бродского, Керен Климовски, Элиаса Файнгерша и Исаака Бабеля.

Туминас и греки

Вахтанговский театр и Национальный театр Греции в Афинах анонсировали постановку «Царя Эдипа» Софокла в древнейшем действующем амфитеатре Греции – Эпидавре (наиболее сохранившийся театр на 14 тысяч зрителей, построенный в IV веке до н.э., с уникальной акустикой). Инициатором постановки стал руководитель Национального театра Статис Ливатинас (к слову, выпускник ГИТИСа), а пьесу выбрал Римас Туминас, считающий, что спектакль «о лидере, который смог наказать себя сам», сегодня чрезвычайно актуален в пику сегодняшним лидерам, готовым оправдать все, что угодно. Две мощные театральные школы встретятся и поделят свое участие так, что главные роли будут играть вахтанговцы, а хор достанется их греческим коллегам. Репетиции начинаются в Москве в марте, а премьера состоится в двадцатых числах июля на театральном «Фестивале Эпидауруса».

Репетиции на колесах

Мастерская Дмитрия Брусникина начала сочинять новый спектакль в поезде «Москва-Владивосток», проехав по Транссибирской магистрали, самой длинной железной дороге в мире (почти 18600 км, 90 городов). Вместе с драматургами Андреем Стадниковым, Александриной Лебедевой, Еленой Шабалиной, Сергеем Давыдовым, режиссером Юрием Квятковским и кинодокументалистом Ольгой Привольновой. Истории их попутчиков лягут в основу нового спектакля в жанре вербатим о российской действительности. 400 часов видеоматериала – один из итогов этой поездки. Первокурсники Школыстудии МХАТ ходили по поезду, искали себе героев (не так много пассажиров решаются на такой долгий переезд) и выслушивали их истории, которые нередко вызывают сильнейшее эмоциональное потрясение. Премьера нового проекта Мастерской Дмитрия Брусникина запланирована на сентябрь 2016 года. Показы пройдут в Центральном доме культуры железнодорожников и в здании одного из московских вокзалов.

МИТ-ИНФО

No 1

2016

Дмитрий Брусникин

NEWS

TO LIFT THE “RUSSIAN CURTAIN”

Israeli theatre ZERO and public association Maagal Tarbut (A Circle of Culture) organized the First International Festival of Russian Theatres of the World “Russian Curtain – 2016” in ten cities of Israel May 1 – 30, 2016. It features plays in Russian from Israel, Russia, Ukraine, Germany and Sweden written by Isaac Bashevis Singer, Maria Lado, Osip Mandelstam, Ernest Hemingway, Joseph Brodsky, Keren Klimovsky, Elias Faingersh and Isaak Babel.

Tuminas and Greeks

The Vakhtangov Theatre and National Theatre of Greece in Athens announced a staged production of Sophocles’ “Oedipus the King” in the most ancient working theatre of Greece - Epidaurus theatre (ancient theatre in a very good state for 14 thousand spectators was built in the 4th century BC and is admired for its exceptional acoustics). The initiator of the production is Statis Livatinas (the graduate of GITIS Academy), and the choice of the play was made by Rimas Tuminas who thought that the play “about a leader who managed to punish himself” was very important today – in opposition to today’s leaders, who are ready to justify anything. In March rehearsals started in Moscow and the premiere will be held at Epidaurus Theatre Festival in July.

Rehearsals on Wheels

Dmitry Brusnikin Workshop started to invent its new production while travelling by train from Moscow to Vladivostok along Trans-Siberian Railway, the longest railway line in the world (nearly 18,600 km, 90 cities), together with playwrights Andrei Stadnikov, Alexandrina Lebedeva, Elena Shabalina, Sergey Davydov, director and documentary ﬁ lm maker Olga Privolnova. Stories of their travel companions will form the basis of a new play in a genre of Russian reality verbatim. 400 hours of video - one of the results of this trip. First-year students of the Moscow Art Theatre School walked along the train, looking for a hero (not many passengers venture on such a long move), and listened to their stories, which often caused strong emotional distress. The premiere of Dmitry Brusnikin Workshop’s project is scheduled for September, 2016, at Central Cultural House of Railway Workers and in the premises of one of Moscow railway stations.

Dmitry Brusnikin No 1

2016

МИТ-ИНФО

НОВОСТИ

Шекспир жил, Шекспир жив, Шекспир будет жить

Свобода создается сообща

Международный фестиваль современного искусства «Территория» провел творческую лабораторию «Создавая свободу», пригласив в качестве куратора Алекса Дауэра, резидента театра «Олд Вик» и Национального Королевского театра в Лондоне, автор реабилитационных театральных программ с участием социально уязвимых людей. Напомним, что в 2009 он вместе с Кириллом Серебренниковым ставил спектакль в исправительной колонии Перми, который оказал благотворное влияние на занятых в постановке заключенных. В лаборатории приняли участии около сорока детей и подростков из социально-реабилитационного центра «Отрадное» и подопечные фонда «Со-единение» с различными проблемами: ментальными нарушениями, ДЦП, нарушениями слуха и зрения. В феврале лаборатория работала в Москве, а в начале марта повторилась в Перми, которую представляла специализированная школа № 155 для детей с ограниченными возможностями здоровья, спецшколой для слабовидящих и автономной некоммерческой организации «Край равных возможностей», а также пермским Домом актера, Школой актерского мастерства фонда Константина Хабенского и Театра кукол «Луки-Туки».

400‑летие смерти Уильяма Шекспира в 2016 году благодаря усилиям Британского Совета отмечается по всему миру с помощью своеобразного фестиваля Shakespeare Lives, состоящего из обращений с призывом открыть для себя Шекспира и соприкоснуться с его творчеством, с рассказом о новых театральных постановках, фильмах, мультимедийных проектах, выставках и других событиях. Начиная с 5 января 2016 года любой желающий сможет стать частью фестиваля Shakespeare Lives, приняв участие в глобальной онлайн-кампании Share Your Shakespeare. Участники проекта из разных стран, в том числе известные актеры, телеведущие, искусствоведы, будут выкладывать в соцсетях короткие видео с рассказом о своих любимых произведениях Шекспира или размышлениями о творчестве драматурга, за которыми можно будет следить по хештегу #PlayYourPart. В частности, свои обращения выложили Алексей Бартошевич и Роберт Стуруа.

Сергей Филин остается в Большом

17 марта истек контракт худрука балета Большого театра у Сергея Филина, но он остается работать в Большом театре – в качестве руководителя мастерской молодых хореографов. Эта мастерская станет аналогом молодежной оперной программы, которая стала хорошей подпиткой творческого состава театра. Филин, за плечами которого осталась выдающая артистическая карьера, подчеркнул, как важно артисту работать с хореографом, который создает роль непосредственно для этого артиста. Столь же важно это и для молодых хореографов, для которых будут проводиться мастерклассы известных хореографов и стажировки в разных труппах.

МИТ-ИНФО

No 1

2016

NEWS

SHAKESPEARE LIVED, SHAKESPEARE LIVES, SHAKESPEARE WILL LIVE

Alex Dower

Freedom is Made Together

International Festival of Contemporary Art Territory held creative laboratory “Creating Freedom” having invited as a supervising professor Alex Dower, who is a resident of the Old Vic Theatre and the Royal National Theatre and an author of special theatre programs for social rehabilitation of those with disabilities. In 2009 together with Kirill Serebrennikov, he staged a performance in Perm penal colony with a great beneﬁcial effect for participated prisoners. The laboratory attracted about forty children and teenagers from Social and Rehabilitation Centre “Otradnoye” and wards of the Support Fund for the deafblind “So-edinenie” with various health problems, such as mental problems, cerebral palsy, hearing and visual deﬁciencies. In February the laboratory worked in Moscow and in the beginning of March it was repeated in Perm.

In 2016 the British Council announces “Shakespeare Lives” to celebrate Shakespeare’s life on the occasion of the 400th anniversary of his death. This festival is an invitation to the world to join in the celebrations by participating in a unique online collaboration and experiencing the work of Shakespeare directly on stage, through ﬁlm, exhibitions and in schools. Having started on January 5, 2016 anyone who wishes to take part could join global on-line campaign “Share Your Shakespeare.” Project participants from all over the world, including famous actors, TV hosts, art experts share on-line short videos with stories on their favorite Shakespeare’s works or their thoughts on his dramaturgy tagged under #PlayYourPart. Alexey Bartoshevich and Robert Sturua have already shared their work.

Sergey Filin Will be Staying on at the Bolshoi

Though on March 17, Sergei Filin’s contract as an artistic director of the the Bolshoi Ballet expired, he will continue his work for the theatre as a leader of the workshop for young choreographers, analogue to the youth opera program which became a nourishment for Bolshoi creative staff. No 1

2016

МИТ-ИНФО

НОВОСТИ

Транзитом через Новосибирск

С 17 по 24 мая 2016 года Новосибирск принимает у себя IV Межрегиональный театральный фестиваль-конкурс «Ново‑Сибирский транзит», в котором принимают участие театры Урала, Сибири и Дальнего Востока. В программе фестиваля спектакли Романа Феодори, Антона Коваленко, Сергея Потапова, Галины Полищук, Алексея Песегова, Александра Огарева, Дмитрия Егорова, Петра Шерешевского, Андреаса МерцРайкова, Сергея Афанасьева, Сергея Левицкого, Семена Александровского и Константина Кучикина из Томска, Омска, Каменск-Уральска, Южно-Сахалинска, Минусинска, Красноярска, Новосибирска, Серова, Улан-Удэ, Абакана и Новокузнецка. Некоторые из этих имен представлены на фестивале двумя спектаклями, поставленными в разных концах Сибири. Многие спектакли приедут в Новосибирск из Москвы, с фестиваля «Золотая маска». Этот режиссерский список – ни много ни мало портрет молодого поколения российской режиссуры.

МИТ-ИНФО

No 1

2016

Со 2 по 14 июня Воронеж проводит Платоновский фестиваль искусств, который проходит на разных сценах (Театр драмы им. Кольцова, ТЮЗ, Камерный театр, Воронежский концертный зал) и собирает уникальную программу: одиннадцать спектаклей из семи стран (в том числе и те, что покажут в России первый раз). Откроется фестиваль «Носорогами» Роберта Уилсона (Национальный театр Крайовы, Румыния), который был лично знаком с Ионеско и даже получил от него однажды предложение поставить одну из его пьес. Даниэле Финци Паска привозит «Белое на белом» – лиричную клоунаду, где главными героями стали артистка и рабочий сцены. Французский хореограф Орельен Бори и японская танцовщица Каори Ито покажут «Сплетение» Компании 111. Еще один хореографический спектакль «Идеальный сад» австрийской компании «LiquidLoft» совмещает танец и видеопроекцию. Еще одно открытие будет связано с именем Ибсена – норвежский Грюсомхетенс Театр и режиссер Ларс Ойно познакомят россият с неопубликованной пьесой Ибсена «Сванхильд» (незаконченная версия его «Комедии любви»). Зарубежную программу венчает хип-хоп опера «Город» израильского режиссера Амита Улмана. Россия представлена спектаклями «Чевенгур» Юрия Погребничко, «Епифанские шлюзы» Марины Брусникиной, «Платонов. Фро», «Пьяные» Андрея Могучего и «Три сестры» Тимофея Кулябина.

NEWS

TRANSIT THROUGH NOVOSIBIRSK

On May 17 – 24, 2016 Novosibirsk hosts the 4th Inter-regional Festival “NewSiberian Transit” with the participation of theatres from Urals, Siberia and Far East. The program features productions of Roman Feodori, Anton Kovalenko, Sergey Potapov, Galina Polischuk, Alexey Pessegov, Alexander Ogariov, Dmitry Egorov, Peter Shereshevsky, Andreas Merts-Raikov, Sergey Afanasiev, Sergey Levitskiy, Semen Alexandrovsky and Konstantin Kuchikin – from Tomsk, Omsk, KamenskUralsky, Yuzhno-Sakhalinsk, Minusinsk, Krasnoyarsk, Novosibirsk, Serov, UlanUde, Abakan and Novokuznetsk. Some of these names are presented at the festival by two productions staged in different parts of Siberia. Many plays will arrive to Novosibirsk from Moscow Golden Mask Festival. The directors’ list is no less than a portrait of Russian stage directors’ young generation.

On June 2 – 14, Voronezh is holding Platonov Arts Festival in various venues: Koltsov Academic Drama Theatre, Youth Theatre, Chamber Theatre and Voronezh Concert Hall and presenting a unique program: eleven productions from seven countries (including those that will be shown in Russia for the ﬁrst time). “Rhinoceros” staged by Robert Wilson will open the festival. Daniele Finzi Pasca will bring its “Bianco su Bianco” (“White on White”) - lyrical clowning where main characters are an actress and a stagehand. French choreographer Aurélien Bory and Japanese dancer Kaori Ito will present “Plexus” (Compagnia 111). Norwegian Grusomhetens Teater and director Lars Øyno will introduce Russian audience to “Svanhild”, unpublished play by Henrik Ibsen (an unﬁnished version of his “Love’s Comedy”). The international program is topped with the hip-hop opera “The City” of Israeli director Amit Ulman. Russia presents “Chevengur” of Yuri Pogrebnichko, Marina Brusnikina’s “The Epifan Locks”, “Platonov.Fro”, “The Drunk Ones” directed by Andrey Mogushiy and “Three Sisters” directed by Timophey Kuliabin.

Robert Wilson

No 1

2016

МИТ-ИНФО

День театра

26–30

марта 2016 года в городе Гуанчжоу на юге Китая состоялось празднование Всемирного дня театра. Вечером 27 марта на короткой и очень красочной церемонии с обращением к мировому сообществу выступил известнейший русский режиссёр, театральный педагог и философ театра Анатолий Васильев. Его безусловный международный авторитет, уникальная способность вдохновлять и вдохновляться театром, учить театру и учиться у него неоднократно подтвердились и непосредственно во время церемонии, и в ходе многочисленных встреч и бесед 26 –30 марта. К Дню театра было приурочено ещё два крупных события: 27 марта состоялся Азиатский форум по традиционному театру (Asian Traditional Theatre Forum), а на следующий день было расширенное заседание Азиатско-Тихоокеанской секции Международного института театра (МИТ). В обоих случаях Россию представлял Дмитрий Трубочкин. Программа форума складывалась из небольших сообщений всех странучастниц о формах традиционного театра каждой страны, о сохранении театрального наследия и его жизни в наши дни. Главное впечатление от форума – величайшее богатство древнейших по происхождению, но до сих пор живых театральных традиций, которые продолжают питать современный театр, насыщать его силой и глубокой образностью. Перед присутствующими, как на ладони, развернулась панорама традиционных сценических искусств азиатских стран: Бангладеш, Вьетнама, Индии, Индонезии, Ирана, Китая, Малайзии, Монголии, Непала, Сингапура, Тайваня, Шри-Ланки, Южной Кореи, Японии. В огромной Азии особенно заметно, насколько уязвимы сегодня традиционные искусства, как легко нарушается баланс между ними и современным экспериментальным театром в пользу последнего. В этом контексте крайне важно было показать формы фольклорного театра разных регионов России, а также привести примеры использования древних театральных традиций и традиционных исполнительских искусств в современных спектаклях.

МИТ-ИНФО

No 1

2016

В этом смысле главные темы для обсуждения на расширенном заседании МИТ прямо следовали из результатов работы форума. Единогласно было принято решение о создании Азиатско-Тихоокеанского регионального совета МИТ. Первым председателем совета, с последующей ротацией, избран Китай. Второе решение тоже не вызвало ни одного голоса против. Под эгидой МИТ организован постоянно действующий Форум традиционных исполнительских искусств Tradition Theatre Forum (или Форум традиционного театра Traditional Performing Arts Forum – точное название сейчас обсуждается). Среди целей нового форума – сохранение, развитие, изучение и описание традиционных театральных культур. На совещании был затронут вопрос о формировании всемирной базы данных или реестра театральных традиций мира. Впервые эта идея, сформулированная российской стороной (проект создания реестра актёрских школ мира), была высказана представителями России в ноябре 2015 года на Учредительном конгрессе Всемирной сети высших театральных учебных заведений, состоявшемся в Шанхае. На заседании 28 марта в Гуанчжоу эта тема вновь была поднята по нашей инициативе. В результате наметилось сотрудничество по обмену информацией, в котором выразили желание активно участвовать члены исполнительного совета МИТ: Апостолос Апостолидес, Фабио Толледи, а также представители Китая, Индии и других стран. Пять дней в Гуанчжоу принесли много впечатлений и новых знакомств. Запомнились великолепные спектакли и мастер-классы артистов традиционной гуандунской оперы; речная прогулка по вечернему Гуанчжоу с представлением китайского традиционного танца в масках; филигранно точная организация абсолютно всех событий, осуществлённая китайской стороной. Но главное – это уникальная атмосфера общения участников, в которой жили любовь к театру, уважение к театральному поиску и профессионализму, стремление к пониманию, учёбе и совместному творчеству. В. ДМИТРИЕВ

n 26-30 March 2016 celebrations of the World Theatre Day were held in Guangzhou in the Sounth of China. At the colourful celebration ceremony on 27 March Anatoly Vasiliev, a world famous Russian director, theatre teacher and philosopher of theatre, delivered an address to the world theatre community. His unique ability to inspire and be inspired, to teach and be taught by theatre contributed greatly to the atmosphere of the events of 26-30 March. Two big meetings were held during the World Theatre Day celebrations: the Asian Traditional Theatre Forum on 27 March and the meeting of the Asian-Pacifi c section of ITI on 28 March. Dmitry Trubotchkin represented Russia at both meetings. At the Asian Traditional Theatre Forum all participating countries delivered their presentations on their theatre heritage, its protection and contemporary existence. The participants (particularly those from non-Asian parts of the world) were much impressed by seeing a great variety of ancient theatre traditions which continue to live, develop and nourish the theatre nowadays. You could observe a great panorama of traditional performance arts of Asia: Bangladesh, China, India, Indonesia, Iran, Japan, Malaysia, Mongolia, Nepal, Singapore, Southern Korea, Sri Lanka, Taiwan, Vietnam. In the vast region of Asia it is particularly easy to see how vulnerable traditional arts are nowadays, how easily a balance between a tradition and an experiment can be broken in favour of an experimental theatre. It was very challenging, surrounded by such magnifi cent theatre riches, to give a presentation on folklore theatre forms of different regions of Russia and give examples of how old traditions are used in contemporary performances. The themes for discussions at the meeting of ITI followed directly from the Forum. By common consent two decisions were made: to create the Asian-Pacifi c Regional Council of ITI under the chairmanship of China and regular rotation of chairs; and to create, under the aegis of ITI, the Traditional Theatre Forum (or Traditional Performing Arts Forum: the name is still under discussion). The aim of the Forum is to protect, develop and study traditional forms of theatre and performing arts. In the discussions the question was raised on the creation of an international

database of performing traditions of the world. A similar idea of a register of acting schools of the world was put forward by the Russia at the Constituent Assembly of the Network of Higher Education in Performing Arts in Shanghai in November 2015. At the meeting in Guangzhou on 28 March this theme was raised again on the initiative of the Russian party. The participants decided to start to exchange information; representatives of China, India and other countries, members of the Executive Council of ITI (Apostolos Apostolides, Fabio Tolledi) were willing to participate in the information exchange. Five days in Guangzhou brought new friends and many wonderful impressions. Magniﬁ cent performances of a traditional Chinese opera and most useful masterclasses of its actors; the evening when we sailed a boat watching Guangzhou; perfect organisation of all events provided by the Chinese party; and, what is most important, a unique atmosphere of love to theatre, a respect to research and professionalism, a desire to understand, learn and create. V. DMITRIEV

No 1 2016 МИТ-ИНФО

Выставка

Согревающий сердца Анна ЧЕПУРНОВА

Э тим

летом прославленному грузинскому художнику, режиссёру, сценаристу, скульптору и кукольнику Р езо Габриадзе исполнится 80 лет. Москва отмечает этот юбилей двухмесячными гастролями его театра и «Необыкновенной выставкой Р езо Габриадзе» в Музее Москвы.

Резо Габриадзе

МИТ-ИНФО

No 1

2016

No 1

2016

МИТ-ИНФО

осетителей встречает стена огромных красных бумажных роз – любимых цветов художника. Люди бросаются фотографироваться на этом выигрышном фоне и сразу как-то оттаивают душой. А после проходят в залы, где на площади 2000 квадратных метров им показывают видеопроекции более чем 600 графических и живописных работ Габриадзе. Такой выставки у юбиляра ещё не было. Когда в больших полутёмных залах стены перед тобой вспыхивают всё новыми и новыми картинами – то цветными, то чёрно-белыми, это немного похоже на сон. Перед глазами проплывают приземистые, коренастые грузинские дамы в шляпках и высокие солдаты, фантастически красивые деревья и здания с красными звёздами. Пейзажи и персонажи, кажется, вышли преимущественно из сороковых годов прошлого века – времени детства художника. Светлая ностальгия по в общем-то не столь уж и светлым временам роднит Габриадзе с Феллини. Подзаголовком экспозиции вполне могло бы стать название фильма великого итальянца – Amarcord, что означает Io mi ricordo («я вспоминаю»). Впрочем, на одной из выставок Габриадзе уже звучало это название. Из детства режиссёра здесь, кроме сюжетов, также материализовался вполне реальный деревянный забор, за которым на белом экране-простыне показывают кино. Именно через дырочку в похожей ограде маленький Резо когда-то смотрел фильмы в кинотеатре под открытым небом в родном Кутаиси. Правда, в Музее Москве демонстрируют уже не те,

«Рамона»

МИТ-ИНФО

No 1

2016

послевоенные, картины, а другие, сценарии к которым написал сам Габриадзе, например «Мимино», «Не горюй!», «Киндза-дза!». Отдельный зал посвящён пушкиниане Габриадзе – за свою жизнь он создал около 900 портретов поэта. А в соседнем небольшом помещении транслируется анимированный рассказ художника – «Топиарное искусство». И, положа руку на сердце, скажу: уже хотя бы ради его просмотра стоило идти на выставку, настолько это нежная и лиричная история, с изумительным по выразительности текстом и лёгкой артистичной графикой. Удивительно, как в коротком повествовании об украшении сада Габриадзе смог поведать и о любви, и о смерти, и о нашей советской истории! Собственно, практически всё это можно услышать едва ли не в каждом отдельном абзаце. Взять хоть вот этот: «Из заснеженного Сталина была слышна песня. Из Сталина послышались два голоса: Тимофея и какой-то женщины. Они пели песню «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина!», они начали очень тихо. А рано-рано утром женщина ушла в мятом платье и с висящем на щеке беретом». Небольшой, на 250 мест, зал для спектаклей Театра марионеток Резо Габриадзе сооружён прямо в музее. В этом году в Москву привезли четыре постановки: «Рамона», «Сталинград», «Осень моей весны» и «Бриллиант маршала де Фантье». Уходя с выставки, я вспомнила, как Резо Габриадзе однажды рассказывал, что в пору его детства приходящие на дом врачи, перед тем как осматривать пациента, долго-долго грели руки. Пожалуй, можно сказать, что своими спектаклями и картинами художник согревает сердца зрителей – качество бесценное в наш такой торопливый и слегка циничный век.

The Exhibit

Rezo Gabriadze

Warming the Hearts

Anna Chepurnova

This summer, Rezo Gabriadze – a renowned Georgian artist, director, script writer, sculptor, and puppeteer – will be celebrating his 80th birthday. Moscow is marking that anniversary with two months of guest performances by his theatre and Rezo Gabriadze’s Incredible Exhibition at the Museum of Moscow. No 1

2016

МИТ-ИНФО

isitors are greeted with a wall of giant paper roses – the artist's favorite f lower. Within 2000 square meters of space they are being treated to video projections of over 600 of Gabriadze's graphic and pictorial works. The man of the hour had not had an exhibition quite like this one yet. Stocky, thickset bonnet-wearing Georgian ladies and tall soldiers, fantastically beautiful trees and buildings with red stars pass before the eyes of the visitors. Landscapes and characters appear to have originated mostly from the 1940s – the period of the artist's childhood. Happy nostalgia for the frankly not so happy time creates an affinity between Gabriadze and Fellini. The name of the great Italian filmmaker's movie “Amarcord”, which means “Io mi ricordo” (“I recall”) could easily have been used as a subtitle for the exhibition.

МИТ-ИНФО

No 1

2016

“Autumn of my spring”

In addition to storylines, the exhibition also borrows from the director's childhood a perfectly real wooden fence; behind it they're showing a movie on a screen made from a white bedsheet. It is through a hole in a similar fence that young Rezo once watched films at an open air movie theatre in his native Kutaisi. Of course, at the Museum of Moscow they are no longer showing those post-war films, but, rather, a different selection of movies whose scripts were written by Gabriadze himself, such as “Mimino”, “Cheer up!”, “Kin-dza-dza!.” A separate room is devoted to Gabriadze's Pushkiniana – he created some 900 portraits of the poet over his lifetime. And the artist's animated tale “Topiary Art” – a tender, lyrical story with an amazingly expressive text and gentle artistic graphics – is broadcasted in a small neighboring room. Gabriadze managed to use this short story on decorating a garden to tell a tale of love and death, and our Soviet history. (“A song was heard from the snowcovered Stalin. Two voices were heard from Stalin: that of Timofei and of some woman. They were singing a song “Let's drink to the Motherland, let's drink to Stalin!”, they began very quietly. And very early in the morning the woman left in a rumpled dress and with a beret that was hanging down her cheek.”) Rezo Gabriadze said once that, in his childhood, doctors while visiting a patient at their home would take a very long time to warm their hands prior to examining the patient. I suppose, it can be said that the artist warms the hearts of his audience with his productions and his paintings – a priceless quality in our so fast-paced and slightly cynical age.

“Autumn of my spring” No 1

2016

МИТ-ИНФО

Форум

В одном бассейне

Ольга ФУКС

«К лассика в театре. Границы интерпретации» – на круглый стол под таким названием, который состоялся в рамках Санкт-Петербургского культурного форума, БДТ собрал очень

представительный состав участников самых разных взглядов. Ведь эта тема в последнее время вышла далеко за пределы театроведческих дискуссий и стала руководством к действию для охранителей от культуры.

МИТ-ИНФО

No 1

2016

«Война и мир» No 1

2016

МИТ-ИНФО

«П

раво на классику: о границах интерпретации произведений русской классики в театральных спектаклях» – вот как формулирует вопрос Институт культурного и природного наследия имени Лихачёва и в своём официальном заключении ставит под сомнение право на существование пушкинских спектаклей таких разных режиссёров, как Римас Туминас, Константин Богомолов, Дмитрий Черняков и другие. А это уже – руководство к действию для чиновников от культуры. «На некоторые высказывания делают акцент и начинают ссылаться чиновники, – говорит Валерий Фокин. – Нужно, чтобы подобные разговоры происходили не на административной территории». А список запрещённых и «взятых на ка-

«Маскарад»

МИТ-ИНФО

No 1

2016

рандаш» спектаклей – и по классике, и по современным пьесам – только растет (можно сделать справку). Поприветствовал участников круглого стола… Георгий Товстоногов, которого тоже не раз пытались загнать за флажки границ интерпретации. БДТ подготовил видеосюжет, где легенда советского театра признаётся, как сам отменил для себя эти границы. В частности, он был уверен, что исторический спектакль должен идти в исторических костюмах, пока не посмотрел один из спектаклей Питера Брука и где-то в середине действия не поймал себя на мысли, что его совершенно не беспокоят неисторические костюмы. А вскоре пришёл к убеждению, что границ не существует. От классики должно быть ощущение как от свежепрочитанной утренней газеты, говорил Товстоногов. С ним согласен Иосиф Райхельгауз: «Все классические пьесы – они же и современные. С тех пор как Станиславский и Немирович-Данченко объявили режиссуру авторской профессией, великие книги стали всего лишь компонентом спектакля. Книжка гениальна на полке, а в ру-

ках режиссёра – это одно из выразительных средств». Режиссёр Анатолий Васильев рассказал, как болезненно поднятая сегодня тема отразилась на его судьбе: «Я начал с классического текста – первого варианта «Вассы Железновой». Юношей на этой сцене я видел «Варваров» Товстоногова. Приехал из Ростова-на-Дону, ловил на морозе лишний билетик. Поймал. Это была фантастическая работа! Мне казалось, предел для Горького, но я хотел его пройти. Так я вошёл в московскую театральную жизнь с «Вассой» в Театре имени Станиславского. В моей практике было очень мало спектаклей по современным пьесам: «Взрослая дочь молодого человека» и «Серсо» Виктора Славкина, а также прекраснейшая «Вариация феи Драже» Андрея Кутерницкого, который потом перестал писать пьесы. Я утверждал, что не смогу мобилизовать актёров для работы в современной пьесе, если они не пройдут со мной опыт классической драматургии. Мне казалось правильным выпустить сначала «Вассу», а затем «Взрослую дочь». Потом я решил вернуться к классике – и тут меня постигла катастрофа. Моё обращение с классическим текстом никто не принимал, хотя я был уверен, что исхожу из структуры текста. Меня критиковали мои одногодки и те, кто старше. Наиболее оскорбительными были тексты о «Моцарте и Сальери» – одной из лучших моих вещей. Сквозь строки я читал упрёки в отсутствии пресловутой жизни человеческого духа. Может, тогда лучше души? И почему дух должен быть человеческим? Где, читал я, зависть, где человеческая история гения и завистника? Но Пушкин не писал произведение «Зависть». Десять лет я находился под опалой критики. Да и «Васса» сохранилась только благодаря покойному Юрию Любимову, который позвал меня на Малую сцену «Таганки» сделать вторую версию. Не было бы её – не сидел бы я здесь. Просто бы погиб». Итальянский режиссёр, директор театра «Стабиле ди Наполи» Лука де Фуско поделился собственным опытом взаимодействия с классическим текстом – «Орестеей» Эсхила – единственной трилогией древнегреческого мира, дошедшей до нас. В «Агамемноне» он учёл греческую традицию музыкального сопровождения, которая превращает трагедию почти в оперу. Хореограф Ноа Вертхайм Noa Wertheim

«Маскарад»

и композитор Ран Баньо Ran Bagno отдали дань этой традиции, но современным языком. Визуально «Агамемнон», где всё было покрыто чёрным пеплом, напоминал раскопки: «Этим я хотел показать, – говорит де Фуско, – что «Агамемнон» бесконечно далёк от нас. Ну правда же, какое отношение имеет к нам проблема отца, убившего дочь, чтобы добиться благоприятного ветра?!» «Хоэфоры» – самая насыщенная событиями часть – решена в стилистике кино 1940‑х. А «Эвмениды» – в стилистике телешоу, где в прямом эфире ареопаг решает: прервать или продолжить насилие, превратив древний текст в суперсовременный. Режиссёр Андрий Жолдак не захотел вписываться в границы заданной темы. Он пришёл с листочками и собственной идеей театра как герметичного идеального пространства, куда можно только упасть или катапультироваться. В этом пространстве актёр должен потерять страх, который «держит нас в форме человека» и «отвечает за то, чтобы человек не потерялся и оставался в своих запрограммированных координатах одиночества», а если человек пытается выNo 1

2016

МИТ-ИНФО

Анатолий Васильев

рваться за сетку запрограммированных координат, «страх открывает дверь ужасу и наказанию». Жолдак говорил об идеальном видении – без трактовок, идеологий и штампов, без цензурного фильтра, о способности увидеть, что там за горизонтом. Об актёрах-астронавтах, готовых стереть «свои прежние иероглифы» – социальные, национальные, территориальные – и «лишиться ненависти к самому себе». Практической пользы в борьбе за отстаивание безграничных «границ» творчества речь Жолдака не имела, но заставила задуматься о настоящих, ненадуманных темах для театральных разговоров. Критик Роман Должанский сравнил повестку круглого стола с такой, например, формулировкой, как «Квантовая физика. Проблемы твердости небесного свода», и подчеркнул опасность повестки, сквозь которую симпатическими чернилами проступает возможность тех или иных запретов. Он предложил задуматься о смерти автора и последующей жизни оставленного после него авторского театра (вопрос, особенно актуальный в театре, носящем имя Товстоногова). Худрук Малого театра Юрий Соломин поблагодарил Товстоногова за отзыв на его студенческую игру («вроде

МИТ-ИНФО

No 1

2016

этот парнишка ничего») и заявил, что не хочет предавать школу русской актёрской игры. А по существу вопроса описал типичный портрет сегодняшней абитуриентки: «Что будешь читать? – Монолог Нины. – Хорошо, а какой Нины? – Из Чехова. – Очень хорошо, а откуда именно? что за пьеса? ты ее читала? – Нет, нашла монолог в Интернете». Какие уж тут границы интерпретации… Впрочем, критик Григорий Заславский именно в режиссуре Юрия Соломина увидел один из лучших примеров безграничных возможностей для интерпретации классики – в частности, в его «Ревизоре», вышедшем чистой пародией на Юрия Лужкова, с которым у Соломина, по словам Заславского, случился затяжной конфликт. Подверг сомнению критик и само понятие авторского театра, о котором вроде бы договорились: а автор, дескать, кто – режиссёр или всё-таки драматург? Привёл в качестве положительного примера авторской интерпретации «Попытки в пространстве Божественной комедии «Ревизор» Клима (там Хлестаков признавался в любви не Городничихе, а Городничему,

а тот смущённо отбивался, не отступая ни на букву от гоголевского текста), а в качестве недопустимого – «Лира» Константина Богомолова (коварство режиссёра, по мнению критика, заключалось в том, что он наделил еврейским именем хорошего сына Глостера, а русским – плохого и не разъяснил актёрам свою концепцию). И наконец, призвал задуматься над более серьёзными, нежели границы интерпретации, проблемами. Например, о переводе театров на подушевое финансирование. У режиссёра Геннадия Тростянецкого тоже нашёлся завет от его учителя Товстоногова: ничего не пропускать, ибо неизвестно, что вызовет ощущение правды. Во время работы над спектаклем об Афганистане он обратился к своей подруге Светлане Алексиевич. Вместе с писательницей ходил по домам родителей, чьи дети не вернулись с афганской войны. В одной трёхкомнатной квартире их встретил отставной военный и его жена-строитель, потерявшие в армии двоих сыновей. «И теперь они высчитывают у меня лишние метры!» – воскликнула эта мать и стала делать странные пассы

руками, точно сдирала обои, – вспоминал Тростянецкий. – Я не смог этого вынести, вышел. А Света осталась и выслушала всё. Потом я читал её книгу и был потрясен, как она сумела подать ту историю: я читал, у меня текли слёзы, но желания закрыть книгу не было». Худрук «Гоголь-центра» Кирилл Серебренников был краток: «Не авторского театра не существует. Границ у интерпретации нет». Зато критик и один из экспертов вышеупомянутого Института имени Лихачёва Капитолина Кокшенёва аккуратно поделила авторский театр и самих авторов на два вида. Один – личностный авторский театр, на котором стоит «клеймо мастера», как в Средневековье. Другой – экспериментальный, затеявший процесс ради процесса и радикализации, в центре которого – «токсичный лидер» (термин из теории управления). Первый ценит прошлое, ему важны «нормированная социальность, гегелевский Абсолют и жизнь и формате жизни». Второй, воюя со стандартами советского прошлого, покусился заодно и на русскую классику. Первый оперирует «ценностно нагруженными образами» и «умеет отвоевать красоту у штампа», второй пользуется чужими приёмами и «боится положительных ценностей визуального порядка». Главный редактор «Петербургского театрального журнала» Марина Дмитревская предложила другую классификацию для авторов – из лекции Бродского (один художник чувствует себя подмастерьем под небом Бога, другой – демиургом суверенных миров). А также призналась, что до сих пор вздрагивает, слыша упоминание об Институте имени Лихачёва. Однажды ей удалось отстоять спектакль Анатолия Праудина по «Повестям БелкиNo 1

2016

МИТ-ИНФО

на», подвергнутый обструкции школьными учителями и заметкой «Лихачёв протестует». К счастью, Дмитрию Сергеевичу тогда можно было позвонить, и через полчаса после звонка он надиктовал текст, где категорически запрещал использовать своё имя при гонениях на искусство. «У нас в редакции был факс, – рассказывала Дмитревская, – и полночи мы рассылали в другие издания «отречение Лихачёва». Жаль, сейчас уже не позвонишь». Проректор СПбГАТИ Николай Песочинский напомнил собравшимся мысль Мейерхольда о том, что театр определяет современная литература: «Без замечательного Вырыпаева мы не подойдём ни к одному тексту, потому что он выражает сегодняшнего человека». Границы интерпретации постоянно расширяются, и неизвестно, где будет следующая. «Спектакли Эфроса «Чайка» и «Три сестры» громили совершенно искренне, не допуская, что можно ставить Чехова так жёстко, – рассуждал Песочинский. – А теперь это классика мирового театра. Мы не знаем, как движется наше сознание, а оно движется. Одна из важнейших задач художника – понять, как разрушить автоматизм восприятия и создать то, к чему мы не привыкли. И кто возьмёт на себя право прописать кодекс верности автору?!» Между тем драматург Иван Вырыпаев, который, как было сказано, влияет на современные постановки классиков, признался, что ему хотелось бы видеть в театре и то, что думал Ибсен, Чехов (нужное вставить) «в то время про то время». Пьеса живёт, как правило, только на сцене театра, и ему, как зрителю, было бы жаль, если бы в театре остались только авторские интерпретации. Кто возьмётся утверждать, что знает, как думал Ибсен в своё время про своё время, Иван Выры-

«Война и мир»

МИТ-ИНФО

No 1

2016

паев не сообщил, но тоска автора-драматурга по адекватному восприятию своих текстов в его выступлении прозвучала ясно. И привела к неожиданному выводу: «Современная режиссура взяла верх над авторами, потому что продвинутых режиссёров больше, чем продвинутых авторов. И зачем, думает такой режиссёр, я буду ставить Вырыпаева, если я мыслю лучше, но писать не умею – нарублю-ка я что-нибудь из Шекспира». Худрук Электротеатра «Станиславский» Борис Юхананов рассказал поучительную историю о свободном отношении с авторами. В 1980-х годах он познакомился с европейской арт-группой «Ван Гог ТВ», которые самолично отменили авторское право. Но в середине 1990-х не менее радикальная американская артгруппа пошла по тому же пути. И тогда «Ван Гог ТВ» подала на них в суд, отстаивая своё авторское право на отмену авторского права. Худрук Центра имени Мейерхольда Виктор Рыжаков сравнил автора с пекарем, сапожником, бабушкой-вязальщицей – с любым создателем: «Я хочу знать, кто печёт вкусную булку, шьёт удобные ботинки, вяжет тёплые носки. Я нахожусь с ними на связи и думаю, сколько тепла в их руках. Автор – человек, несущий ответственность за свои действия. «С художника спросится» – называется огромная статья Вахтангова, кодекс чести Щукинского института, и этим всё сказано. Так же, как и с материальными вещами, я не могу не осмысливать произведения культуры. Я не могу лишить себя этого осмысления – меня автор к этому подталкивает. Эти вопросы к автору в итоге и формируют мою жизнь. Кто может лишить меня этого? Кто очертит границы моего осмысления?» Режиссёр Дмитрий Крымов, готовясь к встрече, насчитал у себя пять способов работы с текстом. Но убедился, что тема для разговора оказалась гораздо прозаичнее и страшнее. И привёл такой пример: «Один мой заграничный товарищ спросил меня, относится ли каким-то образом ко мне всё происходящее в стране. И я ответил ему, что если плаваешь в бассейне, где кому-то позволено писать, рано или поздно это коснётся тебя. Я оскорблён этими запретами, псевдорелигиозной «защитой ценностей», всем этим неандертальством. Я плаваю в этом бассейне и хочу в нём плавать!»

FORUM

In the Same Pool Olga FOUX

“THE CLASSICS IN THEATRE. THE BOUNDARIES OF INTERPRETATION” – THIS ROUNDTABLE, WHICH WAS CONDUCTED BY THE BOLSHOI DRAMA THEATRE (BDT) AS PART OF THE SAINT P ETERSBURG CULTURAL FORUM,

BROUGHT TOGETHER A VERY REPRESENTATIVE LINEUP OF PARTICIPANTS FROM THE MOST DIVERSE VIEWPOINTS. A FTER ALL, THIS PARTICULAR SUBJECT HAS RECENTLY GONE WELL BEYOND THE SCOPE OF THEATRE STUDY DEBATES AND BECAME A GUIDE TO ACTION FOR PRESERVERS OF CULTURE.

“War and Peace” No 1

2016

МИТ-ИНФО

“T

he right to the classics: on the boundaries of interpretation of the Russian classics in theatre productions” – this is how the Likhachev Russian Scientific Research Institute of Cultural and Natural Heritage phrases the question and uses its official letter to challenge the right of certain productions of Pushkin’s plays by such different directors as Rimas Tuminas, Konstantin Bogomolov, Dmitry Tcherniakov, and others to exist. And for cultural officials that is already a guide to action. “Officials are starting to lay emphasis on and reference certain statements,” says Valery Fokin. “We need to not have such conversations taking place on an administrative level.” In the meantime, the list of productions banned and taken note of – both those based on the classics and on contemporary plays – continues to grow. Tovstonogov used to say that the classics should give one the same feeling as a fresh morning newspaper. Iosif Raichelgaus agrees: “From the moment that Stanislavsky and Nemirovich-Danchenko declared directing to be an author’s profession, great books became nothing more than a component of the actual production.” Director Anatoly Vasiliev talked about the painful impact that the subject raised here today had on his own life: “I began with a classical text – the first version of ’Vassa Zheleznova’. As a young man I saw Tovstonogov’s ’Barbarians’ on this very

Luca de Fusco and Andrey Moguchii

МИТ-ИНФО

No 1

2016

“Maskarad”

stage. It was a fantastic piece of work! It felt like the ultimate limit for Gorky, but I wanted to surpass it. That is how I ended up entering the Moscow theatre life with ’Vassa’ at the Stanislavsky Theatre. I had very few contemporary play based productions in my career: Viktor Slavkin’s ’A Young Man’s Grown-up Daughter’ and ’Cerceau’, as well as ’The Variations of the Fairy Drage’ by Andrei Kuternitsky, who had subsequently stopped writing plays altogether. I maintained that I wouldn’t be able to mobilize actors for working on a contemporary play if they didn’t go through the experience of classical dramaturgy with me first. I felt it was right to release ’Vassa’ first and then the ’Grownup Daughter’. And when I decided to return to the classics, a disaster struck. Nobody accepted my handling of the classical text, even though I was sure that I based it on the actual framework of the text. I was criticized by both people of my age and those who were older. The most hurtful critiques were the ones about ’Mozart and Salieri’ – one of my best works. Between the lines I read their reproaches to me for the absence of the proverbial life of the human spirit. Maybe it should be soul instead? And why should

a spirit be human anyway? Where is the envy, I read, where is the human story of the genius and his envier? But Pushkin didn’t write a work called ’Envy’. I ended up being in disgrace with the critics for ten years. And the only reason ’Vassa’ survived was thanks to the late Yuri Lyubimov, who called me to the Taganka Theatre’s Small Stage to do a second version of it. If it weren’t for that, I wouldn’t be here. I would have simply perished.” Luca de Fusco, Italian director, head of the Stabile di Napoli Theatre, shared his experience in working with a classical text – Aeschylus’s “The Oresteia” – the only trilogy that has come down to us from the Ancient Greece. In “Agamemnon”, he took into account the Greek tradition of musical accompaniment that turns a tragedy almost into an opera. Visually, “Agamemnon”, where everything was covered in black ash, resembled an archeological dig: “I wanted to show with that how infinitely distant ’Agamemnon’ is from us,” says de Fusco. “If you really think about it, how can we possibly relate to the problem of a father, who killed his daughter for the sake of favorable wind?!” “The Libation Bearers” – the most action-packed portion of the trilogy – is done in the style of the 1940s

cinema. While “The Eumenides” is done in the style of a TV show, where the Areopagus decides right on the air whether to interrupt or to continue the violence, thus turning an ancient text into an ultra-modern one. Director Andriy Zholdak did not wish to fit into the confines of the required theme. He came with leaflets and his own idea of theatre as an airtight ideal space, one where you can only fall or catapult into. Within that space the actor must lose the fear that “keeps us in human form”, and if man tries to break out of the web of preprogrammed coordinates “fear opens the door to horror and punishment.” Zholdak was talking about the ideal vision – without interpretations, ideologies and clichés, without the filter of censorship, about the ability to see what is there beyond the horizon. About astronaut actors who are prepared to erase “their former hieroglyphs” – social, national, territorial – and to “lose the hatred toward their own selves.” Zholdak’s speech didn’t have any practical use in the fight for defending the boundless “boundaries” of creativity, but it did force us to think about the real, non-contrived themes for theatre conversations. Yuri Solomin, artistic director of the Maly Theatre, announced that he does not wish to betray the school of Russian acting. And more to the point with regards to the issue he gave a description of today’s typical prospective female student: “What are you going to read?” “Nina’s monologue.” “Okay, which Nina?” “From Chekhov.” “Very well, but where from, exactly? which play? did you read it?” “No, I found the monologue online.” How can you possibly talk about boundaries of interpretation after this... Although, admittedly, it was precisely in Yuri Solomin’s directing that critic Grigory Zaslavsky saw one of the best examples of boundless possibilities for the interpretation of the classics – notably, in his “Government Inspector”, which came out as a clear parody on the former mayor Yuri Luzhkov, with whom, according to Zaslavsky, Solomin had a longdrawn-out conflict. The critic also challenged the very notion of author’s theatre until the question of whether the author is a director or still a playwright can be resolved. He mentioned Klim’s “Divine Space of Gogol’s Comedy ’The Government Inspector’” (where Khlestakov confessed his love not for the Mayor’s wife but for the Mayor himself, who discouraged him sheepishly, while following Gogol’s text to the letter) as an example of a good author’s interpretation, and gave Konstantin Bogomolov’s “Lear” as an example of an No 1

2016

МИТ-ИНФО

“Maskarad”

inadmissible one (the director’s insidiousness, according to the critic, lay in the fact that he gave a Jewish name to Gloucester’s good son and a Russian name to his bad one without explaining his concept to the actors). Director Gennady Trostyanetsky also had a precept to offer from his teacher Tovstonogov: never skip over anything, for you never know which part will give the perception of truth. While working on a production about Afghanistan, he turned to Svetlana Alexievich. Together with the writer he went to the homes of parents, whose children did not return from the Afghan War. In one threeroom apartment they were met by a retired soldier and his builder wife, who lost two sons in the war. “’And now they are deducting extra square meters from me!” that mother exclaimed and then began making strange passes with her hands, as if she were tearing down wallpaper,” recalled Trostyanetsky. “I couldn’t handle it, I walked out. But Sveta stayed behind and she listened to all of it. Later I read her book and I was amazed by how she was able to present that story: I was reading it, and I had tears running down my face, but I had no desire to close the book.” Kirill Serebrennikov, artistic director of the Gogol Centre, was concise: “There is no author’s theatre. There are no limits to interpretation.” But Kapitolina

МИТ-ИНФО

No 1

2016

Kokshenyova, critic and one of the experts from the aforementioned Likhachev Institute, subdivided author’s theatre and authors themselves into two types. One is the personal author’s theatre that carries the “brand of the master” like in the Middle Ages. The other is the experimental theatre that had undertaken a process for the sake of process and radicalization, and at whose core is a “toxic leader” (a term taken from leadership theory). The former values the past, “standardized sociality, Hegel’s Absolute and life in the format of life” are important to it. The latter battles the standards of the Soviet past and impinges on the Russian classics while at it. Marina Dmitrievskaya, editor-in-chief of the St. Petersburg Theatre Journal, offered another classification for authors – one from Brodsky’s lecture (one artist feels like an apprentice under God’s sky, the other – like a demiurge of its sovereign worlds). And she also admitted that she still shudders whenever she hears the mention of the Likhachev Institute. Once she was able to defend Anatoly Praudin’s production based on “The Belkin Tales”, which was subjected to stonewalling on the part of school teachers and a notice of “Likhachev objects.” Fortunately, Dmitry Sergeyevich was still alive at the time and expressly forbade using his name in connection with persecution of art. Nikolai Pesochinsky, vice-chancellor of the Russian State Institute of Performing Arts, reminded the audience of Meyerhold’s idea that theatre is defined by contemporary literature: “We wouldn’t approach any text without the amazing Vyrypaev because he voices the modern man.” The boundaries of interpretation are constantly being expanded, and nobody knows where the next one lies. “Efros’ productions of ’The Seagull’ and ’Three Sisters’ were excoriated because everyone refused to accept that Chekhov could be staged in such a rigid manner,” mused Pesochinsky. “Now they are considered to be the classics of world theatre. We don’t know how our consciousness moves, but it does move. One of the most important tasks that stands before an artist is to destroy the automatism of perception and to create something that we are not used to. And who would take upon themselves the right to detail a code of loyalty to the author?!” Meanwhile, playwright Ivan Vyrypaev admitted that he would have also liked to see in theatre what Ibsen and Chekhov (insert required) thought “in that time about that time.” A play, generally, lives only on theatre

stage, and it would grieve him, as a spectator, if author interpretations were the only things left in theatre. Ivan Vyrypaev did not elaborate on the specifics of who it might be that would take it upon themselves to claim to know what Ibsen in his time thought about his time, but the author-playwright’s yearning for proper understanding of his texts came through loud and clear in his address. And it led to an unexpected conclusion: “Contemporary directing prevailed over authors because there are more forward-minded directors than there are forward-minded authors. And why would I stage Vyrypaev, thinks such a director, when I reason better than him, but I myself can’t write, so instead why don’t I chop up something from Shakespeare.” Boris Yukhananov, artistic director of the Stanislavsky Electrotheatre, presented the following cautionary tale. In the 1980s he met the European artistic group Van Gogh TV that personally abolished copyright. Yet in mid-1990s another, no less radical, American artistic group followed the same path. And then Van Gogh TV sued them, defending their copyright to abolish copyright. Victor Ryzhakov, artistic director of the Meyerhold Centre, compared an author with

a baker, a shoemaker, a knitting granny – with any creator: “I get in contact with them and I think about how much warmth there is in their hands. An author is a man that is responsible for his actions. ’An Artist Will Have to Answer’ is the name of an enormous article by Vakhtangov, the Shchukin Institute code of honor, and that says it all. Just like with material things, I can’t help trying to comprehend the works of culture. I cannot deprive myself of that comprehension. These questions for the author end up shaping my life. Who would deprive me of that? Who would draw the boundaries of my comprehension?” In preparing for the forum, director Dmitry Krymov counted five ways of working with a text that he himself uses. But he came to realize that the talking point turned out to be much more mundane and much scarier. “One of my friends from abroad asked me whether or not everything that is happening in the country concerns me in any way. And I told him that if you swim in a pool where someone is allowed to pee, sooner or later it will concern you. I am outraged by these bans, this pseudo-religious ’defense of values’, all this Neanderthal behavior. I swim in this pool and I want to keep swimming in it!”

“Maskarad” No 1

2016

МИТ-ИНФО

Обложка

Меню европейского театра Ольга Фукс Фото предоставлены пресс-службой фестиваля NET

Молодой человек, с аппетитом поедающий что-то совершенно несъедобное из пластика или бумаги, стал

эмблемой завершившегося в декабре фестиваля NET. Беспокойство ли это за современное общество потребления или самоирония – решать зрителям, ведь спектакли фестиваля всегда провоцировали публику на поиск своего решения, а значит, на сотворчество. «МИТ-инфо» – о новых тенденциях европейской сцены.

МИТ-ИНФО

No 1

2016

«Manger»

Manger, s’il vous plait Кто Борис Шармац, руководитель французского театра «Мюзе де ла данс», артисты которого владеют самыми разными стилями современного танца. Его собственный стиль, который критики определяют как «не-танец», сам Борис предпочитает трактовать как расширение границ этого искусства. Что Спектакль Manger («Есть»). Иногда идёт там, где и положено идти спектаклю, – на театральной сцене. Но на московском фестивале NET показали более экстремальный вариант – в одном из залов Artplay. Публика заполняет огромный белый ангар с низким потолком, вокруг – много знакомых, и на некоторых людей с белыми листками в руках поначалу не очень обращаешь внимание. За разговорами и променадом ты не понимаешь, когда пространство зазвучало – это запели люди с листками рисовой бумаги. Они поют Аллегретто из Седьмой симфонии Бетховена или весёлый джаз. Их тела извиваются и скручиваются в самых немыслимых позах – поодиночке или в запутанном клубке контактной импровизации. И всё это они делают, не переставая поглощать листок за листком белую рисовую бумагу, поднятую с затоптанного пола. В этом действии можно увидеть метафору общества потребления, которое уже почти давится бесконечной и безвкусной жвачкой, а можно позволить названию остаться неким условным наименованием: надо же как-то обозначить этот странный «файл». Животная физиология переплетается с изощрённой техникой (танцовщики буквально топчут

друг друга и остаются невредимыми), в рефлекторное отторжение от вида поедания грязной бумаги с пола вплетается космическая поступь бетховенской симфонии. Человек танцующий здесь – и червь, и Бог. Зрителям можно всё: ходить по залу, сидеть на полу по-турецки, фотографировать. Испытываешь странное чувство – дарованная раскрепощённость переплетается с неясным чувством вины. Прекрасные, между прочим, ингредиенты, чтобы приготовить пищу для души и ума.

Гамлет – на ужин Кто Оливер Фрлич – хорватский режиссёр-радикал, руководитель Молодёжного театра в Загребе. Его спектакли собирают не только полные залы, но и акции протеста, в том числе и с участием футбольных фанатов, а на почту ему приходят письма с угрозами. В точном соответствии с поговоркой про пророков в своём отечестве, Оливер Фрлич, неудобный у себя на родине, давно стал желанным гостем в других европейских странах. Что «Гамлет», радикальный не столько в политическом, сколько в эстетическом смысле. Он выстроен вокруг накрытого стола – брачного, похоронного, родового сборища, где еда – некая общая ценность, мера всех мер, ради которой оправдываются любые преступления. Поминный пирог на брачном столе – круговорот жизни и смерти. «Немым зрителям финала» отведена роль челяди – вокруг стола, но не за ним. Едят мясо. Единственный, кого воротит от этого блюда, – худой, небритый, смолящий сигарету за сигаретой Гам-

«Гамлет» No 1

2016

МИТ-ИНФО

отвращением, отказом от еды, непристойными выходками (так, Гамлет душит обезумевшую Офелию, не в силах позволить ей жить без разума). Общество приговаривает его к смерти: кто-то подержит руки, кто-то ловко перережет горло, а потом все обменяются кровавым рукопожатием. И пусть ваши руки пока ещё чисты, вы все равно были свидетелями.

Vita brévis, ars lónga Кто Габриэла Карризо – худрук бельгийской компании Peeping Tom («Подглядывающий»), которую она создала вместе с Франком Шартье, своим коллегой по работе у Алана Плателя. Современным танцем занимается с десяти лет. «Земля»

лет (Крешимир Микич) в фартуке официанта. Скорбные лица и чёрные костюмы не оставляют сомнений – справляются поминки. Ничто не мешает им перерасти в оргию с плясками на столе, когда положенные для скорби минуты истекли, – и только взгляд Гамлета заставляет вернуться к лицемерному соблюдению приличий. Гамлет тут равен самому себе, остальные же персонажи вполне амбивалентны. Гертруда легко становится Офелией (Нина Виолич), Клавдий – Призраком (Сретен Мокрович), а тот же друг Гораций (Горан Богдан), призванный Шекспиром рассказать правду о Гамлете, в финале станет соучастником убийства друга – только так можно обезопасить себя. Не удивительно, что и сам текст, и порядок сцен, порубленные в окрошку, кажутся подвохом, таят угрозу. Этот Гамлет лишён выбора – быть или не быть. Зажатый соседями по мясному пиршеству, окружённый молчаливой толпой, задыхающийся от кровавых запахов (а других не будет – это помещение не проветрить, и выражение «Дания – тюрьма» становится не просто фигурой речи). Он только мешает всем, мешает кровавому, но давно устоявшемуся порядку, к которому как-то приспособились другие: своим немым укором, своим

МИТ-ИНФО

No 1

2016

Что Спектакль «Земля» создан в соавторстве с мюнхенским «Резиденцтеатром» на стыке хореографии, драмы, пантомимы, сюрреализма и психотерапии. Над зелёным ковром благословенной земли, по которой раскиданы тут и там хорошенькие домики и аккуратные деревца (что-то вроде огромного макета от немецкой железной дороги), занимается рассвет. Тарахтит вертолёт, луч прожектора падает на землю. Выходят взрослые и дети – и картинка «разламывается»: люди-великаны на маленькой земле выглядят угрозой природному раю, да и сами они явно чувствуют себя неуютно. Сквозь идиллию (возделывание земли) просвечивает идиотизм (великаны на коленях щиплют траву). На безмятежной земле пышным цветом расцветают страхи и фобии, и вот уже не за горами первая смерть, а за ней вторая, третья – одна нелепее другой. Вот нашли труп кошки, задушили гуся. Вот мужик гоняется с топором за девушкой, и та лишь случайно избегает смерти. Так же случайно тонет девочка – она приехала на пикник с родителями, которые… носят на плече огромный радиоприемник, как жители советских деревень образца 1970‑х. А косуля покорно позволяет отрубить себе голову – она потом станет арт-объектом в музее. Да, именно в музее, ведь земля с лесом и домиками давно уже обнесена стеной, ландшафт с зелёной травой раздробился на пейзажи

в рамах. Но в нём появляется похоронная процессия с колоритным оркестриком и юной свежей покойницей, над которой рыдает незадачливый ухажёр. Пока была жива, он не смел к ней прикоснуться, теперь не может выпустить её из рук. Завершённая жизнь стала совершенной, культура подобрала мёртвое, нашла ему грамотный ракурс и освещение. В музейном зале копают могилу для покойницыжизни. А земля из-под лопаты летит свежая.

Весь Шекспир и фонарик Кто Дэвид Эспиноза – единственный из гостей нынешней программы, с которым публика NET уже успела познакомиться в прошлый раз. В его театре зрителям вторых и третьих рядов (а четвёртого чаще всего нет) выдают бинокли – иначе не разглядеть многонаселённые амбициозные спектакли Эспинозы. Его актёры, как правило, покупные или найденные у друзей среди разного хлама куколки и игрушки (как тут снова не вспомнить собирателей железнодорожных макетов). Одно из последних приобретений – матрёшка с Каддафи, Муссолини и Гитлером, купленная на Красной площади в Москве, «играет» в последнем спектакле. Оркестр – саундтреки из айфона, свет – пара фонариков. Вся труппа с декорациями обычно умещается в чемодан – огромный театр в масштабе 1:87. При таком раскладе Дэвиду Эспинозе не грозит никакой финансовый кризис: он всегда будет свободен в средствах.

Что «Много шума из ничего» на самом деле вмещает в себя несколько пьес Шекспира – и все они укладываются по времени в час с небольшим. Идея возникла из маленькой сувенирной книжечки «Шекспир в один присест». Стол заставлен игрушечными фигурками так, будто от горящего материка отходит последний корабль, попытавшийся захватить всех. Автор и исполнитель своих постановок, Эспиноза даже не пытается сдвинуть их с места. Сюжет этого спектакля – квинтэссенции шекспировских пьес – движется с помощью фонарика, который то и дело выхватывает кого-нибудь из кукольной толпы. Луч света медленно плывёт мимо или ястребом кидается от фигурки к фигурке. В одной руке Эспиноза держит фонарик, в другой – айфон с работающей камерой: приключения луча передаются на экран в режиме online. Высвеченный персонаж из игрушечного ширпотреба, который, конечно же, к Шекспиру никакого отношения не имеет (всяческие Микки-Маусы, Шреки, Барби или Бэтмены, бабушкины фарфоровые ангелочки или «эротичные» красотки), отбрасывает тень, которая приходит в движение – и мы видим, как плывёт корабль, тайно встречаются влюблённые, убийца вонзает герою нож в спину… Фонарь движется – одни тени сжимаются, другие разрастаются до космических размеров, меняют обличья. Смешные растиражированные масскультом фигурки последнего века, попав под свет фонарика в руках режиссёра-демиурга, растворяются в шекспировском мареве вечности. «Жизнь – только тень, она – актёр на сцене…»

«Много шума из ничего» No 1

2016

МИТ-ИНФО

Cover

The Menu of the European Theatre Olga Foux Photos courtesy of the NET festival press service

man, heartily scarfing down some inedible plastic thing, became the symbol for the seventeenth NET festival. Whether it's concern for our modern consumer society or self-deprecating humor, it's up to the spectators to decide: the festival's productions always pushed its audiences to search for their own solutions. ITI-info – on new trends of the European stage.

“The Land”

МИТ-ИНФО

No 1

2016

Manger, s'il vous plaît Who Boris Charmatz, head of the French Musée de la danse theatre, whose artists have mastered all the various styles of contemporary dance. The critics have defined Charmatz's style as “non-dance”, while Boris himself prefers to view it as expanding the boundaries of that form of art. What Production of “Manger” (“To Eat”). Sometimes shown on theatre stage. But in Moscow they showed a more extreme version of the production – at the Artplay Design Centre. The audience fills up an enormous white hangar, there are many familiar faces around, and, at first, you don't really pay attention to people with white sheets of paper in their hands. Until you suddenly realize that the space around you started to sing – it's the people holding the sheets of rice paper. They are singing Allegretto from Beethoven's Seventh Symphony or lively jazz. Their bodies twist and coil in the most impossible of poses – alone or in a tangled ball of contact improvisation. All the while continuing to swallow sheet after sheet of the white rice paper picked up from the dirty floor. This action can be seen as a metaphor for the consumer society that is almost choking on an endless and tasteless gum, but the title can also be allowed to remain a code name of sorts. Animal physiology is intertwined with sophisticated technique (dancers are virtually trampling each other but remain unharmed), the cosmic footfalls of Beethoven's symphony are woven into the reflex rejection from watching the people eat dirty paper from

“Manger”

the floor. The person dancing here is both a worm and a God. Audience members are allowed to do anything they want: walk around the audience hall, sit on the floor, take pictures. And this freedom that's been granted to them is intertwined with a vague feeling of guilt. All excellent ingredients, incidentally, for creating food for the heart and the mind.

Hamlet – for dinner Who Oliver Frljić – a radical Croatian director, head of the Zagreb Youth Theatre. His productions attract not only full houses but protest actions as well, once that even the football fans take part in, and he receives threatening letters in the mail. Objectionable in his home country, Oliver Frljić has long become a welcome guest in other European countries. What “Hamlet”, radical in the aesthetic sense more than the political one. It is built around a table set for dinner – a family gathering celebrating a marriage and a funeral, where food is some common value, a measure of all measures, for whose sake they can be absolved of any crime. A funeral pie on a bridal table – a cycle of life and death. “Mute audience of the finale” is assigned the part of servants – sitting around the table, but not at it. They are eating meat. The only one whose stomach is turning at the sight of that dish is Hamlet (Krešimir Mikić) – lean, unshaven and clad in a waiter's apron, chain-smoking cigarette after cigarette. Mournful faces and black suits leave no doubt that it is a wake. Nothing stops that from morphing into a table dancing orgy when the appropriate length of time for grieving has passed, and only a look from Hamlet forces everyone to return to a state of hypocritical decency. Hamlet here is only himself, while the other characters are rather ambivalent. Gertrude easily becomes Ophelia (Nina Violić), Claudius – the Ghost (Sreten Mokrović), and friend Horatio (Goran Bogdan), called on by Shakespeare to tell the truth about Hamlet, will, in the finale, become an accomplice in his friend's murder – it is the only way for him to stay No 1

2016

МИТ-ИНФО

“Hamlet”

safe. The text itself and the order of the scenes, chopped up into a hodgepodge, seem to be a trick, there's danger within them. This Hamlet is not given the choice – to be or not to be. Cramped by his neighbors at this meat banquet, surrounded by a taciturn crowd, choking from the smell of blood (and there would be no other smells – this room cannot be aired out, and the expression “Denmark is a prison” becomes more than a figure of speech). He is in everyone's way, he interferes with the bloody but longestablished order that the others have somehow adjusted to: with his silent reproach, his aversion, his refusal to eat, his obscene behaviors (thus, for instance, Hamlet strangles Ophelia when she had gone mad, incapable of allowing her to live after she loses her mind). The society condemns him to death: someone will hold his arms, someone else will deftly cut his throat, and then all of them will shake their bloodied hands. And though your hands may still be clean, you were, nevertheless, witness to this.

МИТ-ИНФО

No 1

2016

Vita brévis, ars lónga Who Gabriela Carrizo – artistic director of the Belgian Peeping Tom Company that she created together with Franck Chartier, her colleague when she worked in Alain Platel's company. She has been doing contemporary dance since the age of ten. What A production of “The Land”, co-authored with Munich’s Residenztheater at the confluence of choreography, drama, pantomime, surrealism, and psychotherapy. Dawn is breaking over the green carpet of blessed earth, where pretty little houses and neat little trees are scattered about. A rumble of a helicopter is heard, a beam of a searchlight hits the ground. Adults and children pile out – and here the pretty picture “breaks apart”: on this tiny earth giant people seem like a threat to the natural paradise, and they themselves clearly feel ill at ease. The idyll (cultivation of the land) is pierced through with idiocy (giants standing on their knees, plucking grass).

Fears and phobias bloom in splendid colors in a peaceful land, and soon the first death is on the horizon, and it is followed by a second, and a third – each one more absurd than the other. In one scene, they find a cat's cadaver and strangle a goose. In another, a man chases after a young woman with an axe, and it is only by chance that the latter escapes with her life. It is also by chance that a young girl drowns – she came out on a picnic with her parents, who... walk around with a huge radio set on their shoulders like residents of Soviet villages circa 1970s. And a roe deer meekly allows its head to be chopped off – it will then become an art object in a museum. Yes, precisely in a museum, because the land with the forest and the little houses has long since been walled in, the scenery with the green grass has been broken up into framed landscapes. But now there appears a funeral procession with a colorful little orchestra and a freshly deceased young woman, wept over by her ill-starred boyfriend. He didn't dare touch her while she was alive, and now he cannot let go of her. A terminated life became ideal, culture picked up the dead, found a proper angle and lighting for it. In a museum hall they are digging a grave for the deceased, for life. And fresh dirt flies from the shovel.

All of Shakespeare and a flashlight Who David Espinosa, already familiar to the festival audience. In his theatre, audience members sitting in the second and third rows (the fourth row for the most part doesn't even exist) are given opera glasses – otherwise they are unable to see the details of Espinosa's populous ambitious productions. His actors are, generally, little dolls and toys that he bought or found among his friends' various junk. One of his latest acquisitions – a nesting doll with Gaddafi, Mussolini and Hitler that he purchased in Moscow on the Red Square – is “performing” in his latest production. The orchestra is provided by soundtracks from an iPhone, the lighting – by a couple of flashlights. The entire company with all the sets can usually fit inside a single suitcase – a giant theatre in a 1:87 scale. At that rate David Espinosa need not worry about any

financial crisis: he will always have freedom of means. What “Much Ado About Nothing” incorporates several of Shakespeare's plays, and all of them fit into a little over an hour of performance time. The idea came about from a small souvenir book titled “Shakespeare in One Sitting”. A table is littered with toy figurines; it's as if the last ship is shoving off a burning continent, trying to rescue everyone from there. Espinosa, author and performer of his productions, does not even try to move them. The plot in this production – this quintessence of Shakespeare's plays – is moved along with the help of a flashlight that picks out one figurine or another from the toy crowd. In one hand Espinosa holds a flashlight, in another – an iPhone with a running camera: the adventures of the flashlight's beam are transferred to the screen in online mode. A spotlighted character from the mass-produced toy goods that, of course, have nothing to do with Shakespeare (various Mickey Mouses, Shreks, Barbie dolls and Batmans, grandmother's porcelain angels and “erotic” beauties) casts a shadow that becomes alive – and we see a ship sailing, a pair of lovers meeting in secret, a murderer plunging a knife into the protagonist's back... The flashlight moves – some shadows shrink, others expand to cosmic dimensions, change their appearances. The ridiculous last century's figurines disseminated by mass culture get caught in the beam of the flashlight held by the demiurge director and dissipate in the Shakespearean haze of eternity. “Life's but a walking shadow, a poor player…”

“Much Ado About Nothing” No 1

2016

МИТ-ИНФО

Другой театр

Эсперанто птиц и угнетённых Ольга ФУКС Фото предоставлены пресс-службой БДТ

Более

двухсот пятидесяти событий составили афишу Международного культурного форума в Санкт-Петербурге. Программу секции «Т еатр» составляла команда БДТ во главе с А ндреем Могучим. Две ее основные темы отразили два практически взаимоисключающих вектора: опасность возврата к цензуре (см. стр.*) и поворот театра навстречу самым уязвимым слоям общества (программа «Социальный театр: история, мировой опыт, перспективы развития»). Т ема социального театра возникла на Культурном форуме впервые.

«Язык птиц»

МИТ-ИНФО

No 1

2016

а круглый стол, посвящённый проблемам социального театра, приехали почётные зарубежные гости: Пони Брезински (руководитель израильского Nalagaat Centre, где играют слепоглухонемые артисты), Биргит Лендерс (драматург и педагог из берлинского Deutsches Theatre, где она сочиняет программы для подростков), Герд Хартман (руководитель берлинского театра Thikwa, где играют актёры с ментальными особенностями, и, кстати, лауреат «Золотой маски» и герой одной из наших публикаций). Но главной guest star форума стал Адриан Джексон, руководитель английского Cardboard Citizens («Граждане из картонной коробки»), пропагандист и переводчик нескольких книг Аугусту Боала* – бразильского режиссёра, автора знаменитой книги и одноимённого метода «Театр угнетённых», направленного на превращение пассивной театральной аудитории в активных участников процесса, spectators – в spect-actors. Помимо права на пятиминутное выступление, на форуме мистеру Джексону, который привлекает к работе бездомных (как, впрочем, и актёров Шекспировского Королевского театра), выделили время для проведения мастер-класса – в России этот метод практически неизвестен. Правда, первая ласточка в этом направлении должна появиться весной – режиссёр Михаил Патласов готовит постановку с участием актёров БДТ и бездомных. «У меня есть любимая история про женщину, сидящую в зале, – говорит Адриан Джексон, описывая свой метод. – Однажды она обнаруживает письма своего мужа к любовнице. «Что ей делать?» – спрашивает театр у публики. Прогнать его – советуют одни, и актёры разыгрывают этот вариант. Но женщине он не нравится. Оставить его и уехать – советуют другие, и актёры развивают эту идею: она уезжает, а он зовёт любовницу. Женщине не нравится. Сходить к психологу – советуют третьи. И тут женщина срывается и идёт на сцену. Она не собиралась играть, но она чётко знает, что хочет, чтобы её история была настоящей, и посредник между её идеей и воплощением ей не нужен». Почти все участники мастер-класса так же, как и эта героиня, не усидели на своих местах и потянулись на площадку играть в предложенные маэстро игры.

Моей партнершей оказалась Виктория Авдеева – продюсер уникального проекта «Со-единение», презентация которого состоялась в рамках форума, а первая премьера состоится в апреле на сцене Театра Наций. В «Со-единении» перемешались профессиональные режиссёры и актёры (Михаил Фейгин из мастерской Олега Кудряшова, Дмитрий Брусникин с Ольгой Прихудайловой и Михаил Борисов), классика («Женитьба», «Чайка», «Кармен») и люди с разными особенностями здоровья, которых больше не делили по проблемным зонам. «Со-единение» соединило всех. Уже по первым показанным эскизам стало ясно, что нас ждёт неординарное художественное событие. Немая сваха (Надежда Голован) так напористо «рассказывает» про жениха, что отвязаться от неё невозможно. «Солнечная» Агафья Тихоновна (Светлана Асанова) и «человек дождя» Подколёсин (Даниил Обухов) тянутся друг к другу, но очевидно, что им не быть вместе. Юный Треплев, без рук и без ног, примотав скотчем кисти к культям, яростно рисует – творит своих людей, львов, орлов и куропаток (в «Женитьбе» Александр Похилько играет ещё Жевакина, а «в миру» и вовсе стал художником и альпинистом). Здоровой Нине неуютно с ним, её тянет к здоровому Тригорину, но какой же одномерной и ущербной кажется их здоровая страсть. Роль Хосе в пластической «Кармен» поделили между собой прикованный к инвалидному креслу Сергей Прушинский (он ведёт рассказ от лица арестованного Хосе, лишённого свободы передвижения) и слепоглухонемой Алексей Горелов, который стал настоящей звездой. Впрочем, если не знать заранее о его недуге, можно и не обратить внимание, что его всё время «передают» из рук в руки партнёры

«Язык птиц» No 1

2016

МИТ-ИНФО

«Язык птиц»

и партнёрша: в партитуре роли он ведомый, но по сути – ведущий, ослеплённый любовью, оглохший от любви. Главным событием программы социального театра стала премьера «Языка птиц» в постановке режиссёра БДТ Бориса Павловича с участием коллег по театру и студентов центра «Антон тут рядом» с расстройством аутического спектра. Философская поэма «Совещание птиц», созданная в XII веке Фаридом ад-Дином Аттаром (птицы ищут великого птичьего царя Сигурда и находят его, увидев в воде свои отражения – каждая своё), в своё время стала театральной легендой благодаря спектаклю Питера Брука. Работа над постановкой началась год назад, а в августе 2015‑го вся команда уехала репетировать в летний лагерь «Лесной ключ» в Ярославской области. Там, в сосновом лесу, в полном уединении (только под одной сосной кое-как ловилась сотовая связь), под пение птиц (оно стало частью звукового оформления) рождался этот удивительный спектакль, где тексты XII века переплелись с сегодняшними мыслями вслух. Представьте (предлагает зрителям один из участников), что вы сошли

МИТ-ИНФО

No 1

2016

с поезда где-то в Бологом – совсем налегке, без вещей и документов, и отправились по наитию… ну, например, в Индокитай. «Птицы» Бориса Павловича – странники в безразмерных пиджаках, не сразу поймёшь, кто какого пола, и уж тем более, кто «особый», а кто «обычный». «Птицы» – братство, где все равны и каждый особенный. В доказательство они меняются пиджаками, влезают в шкуру друг друга, примеряют на себя чужие радости и страдания. Внутренние микросюжеты этого спектакля возникают практически из воздуха, и, как правило, в центре каждого из них – особенный актёр. Один мечтает, как будет гулять по Парижу с любимой девушкой, – мечтает светло, без тени сомнений, что так и будет. Другая словно проводит мастер-класс на тему, как быть успешной женщиной, – набор банальных правил в её исполнении звучит как пьеса абсурда. Она интервьюирует обычную актрису: ходишь ли ты в спортзал? заботишься ли ты об экологии? успеваешь ли уделять время своему ребенку? «Успешная» актриса заметно смущается. Другие отвечают на те же анкетные вопросы. И их голоса постепенно сливаются, превращаясь в гомон птиц.

Ближе к финалу ринг сцены постепенно оборачивают прозрачной плёнкой – так люди с аутизмом порой воспринимают реальность: точно сквозь стекло. Но в финале спектакля плёнку прорвут, и по рукам актёров и зрителей первых рядов поплывут ложки, трещётки, бубны… А музыканты зададут нехитрый ритм. И целый зал превратится в импровизированный оркестр. «Я давно слышал про центр «Антон тут рядом», – говорит режиссёр спектакля Борис Павлович. – Крохотный центр, который оказался таким значительным явлением. А кроме того, Андрей Могучий, придя в БДТ, объявил, что хочет строить программу театра не только из премьер. Да и я, ещё работая в Кирове, занимался не только спектаклями, мне было интересно выстраивать диалог театра с обществом напрямую. Понятно, что общества у нас, в общем, никакого и нету – мы живём в некоем печальном континууме, который не получается назвать обществом. И у театра есть возможность – пусть в утопической реальности – создавать нечто, что даёт инъекцию нормального общества. Мне было важно подвести эту работу со студентами центра «Антон тут рядом» к такому результату, который я осмелился бы назвать нормальным театром. Спектакль на основе мифа требует других взаимоотношений между артистами и зрителями – и именно особые ребята создают нужное художественное пространство для этой суфийской поэмы, очень длинной, тёмной, смутной, наполненной неясными притчами – поэмы про птиц, летящих в поисках некой истины и в итоге обретающих себя. Естественно, приступая к работе, я беспокоился, не надо ли мне пройти спецподготовку у психологов и врачей. Но Люба Аркус предупредила: ты режиссёр, занимайся своим делом. Сложнее и интереснее всего не заниматься педагогикой, не искать в своих особых артистах объект воздействия, не ощущать себя умником, в чьей помощи так нуждаются (это отсутствие подлинной инклюзии и толерантности, кстати, губит на корню многие социальные проекты), а создавать настоящее творческое поле, в котором все работают над важным творческим результатом. Степень же препятствий и уровень сложности процесса абсолютно идентичны для особенных и обычных артистов. Например, для нашей Нины (Буяненко,

студентки центра. – Прим. О.Ф.), которая иногда выпархивала со своими репликами, вовремя выйти и уйти было задачей колоссальной сложности. И в момент выполнения задачи у неё активируются все жизненные силы, а проживание такое интенсивное, какого не всякий драматический артист в Шекспире добьётся. Для неё это такая же работа, как для драматического артиста отказываться от штампов, «жима», ложно понятой выразительности. Команда «Языка птиц» состояла из актёров, студентов центра и тьюторов – педагогов центра, которые профессионально следили за особыми актёрами: когда приближается нервное истощение, когда намечается прогресс, когда надо погасить перевозбуждение. Каждая группа занимается своей профессией. Процесс построен на работе с вниманием – прямо по Станиславскому, по его «Работе актёра над собой». Азы актёрской профессии чем-то похожи на работу с человеком с аутизмом, которому сложно управлять вниманием. От этого может возникнуть аутоагрессия, которая мешает им социализироваться. На человека как будто накатывает эмоциональная волна, которая требует своего выхода. Научиться управлять своим вниманием – большая часть работы. Она делает артиста похожим… на человека. А особого артиста – на социально адаптированного человека. Каковым он не являлся до начала процесса». *В 2009 году Аугусту Боал был автором послания к Международному дню театра.

Андрей Могучий

No 1

2016

МИТ-ИНФО

Different Theatre

Esperanto of Birds and the Oppressed Olga FOUX Photos courtesy of the BDT press service

Performances

by musicians and clowns, presentations by Uralvagonzavod and the renewal of the famous Chinizelli Circus – the playbill for the St. P etersburg International Cultural Forum included a total of over two hundred fifty events. The program for the “Theatre” section was put together by the Bolshoi Drama Theatre team under the direction of A ndrey Moguchy.

“The Conference of Birds”

МИТ-ИНФО

No 1

2016

onored foreign guests arrived for the round table dedicated to the problems of social theatre: Pony Brezinski (head of Israel’s Nalagaat Centre for actors with speech, vision and hearing impairments), Birgit Lengers (playwright and instructor from Berlin’s Deutsches Theatre, where she creates programs for teenagers), Gerd Hartmann (head of Berlin’s Thikwa Theatre for actors with mental disabilities and, incidentally, winner of the Golden Mask Award and a principal feature in one of our publications). The forum’s principal guest star, however, became Adrian Jackson, head of the British Cardboard Citizens Company, an agitator and translator of several books by Augusto Boal* – a Brazilian director, author of the famous book Theatre of the Oppressed and the eponymous method, aimed at turning a passive theatre audience into active participants of the process, spectators into spect-actors. In addition to the right to give a five-minute address at the forum, Mr. Jackson, who employs the homeless (along with actors from the Royal Shakespeare Theatre, mind you), was also allotted a timeslot to conduct a workshop session on the subject matter – this method is virtually unknown in Russia. Although, admittedly, the first signs of Russia moving in that direction should appear in the spring – director Mikhail Patlasov is preparing a production featuring BDT actors and homeless individuals. The So-edinenie (Inter-connection) project was presented within the framework of the Cultural Forum. Soedinenie is a mix of professional directors and actors (Mikhail Feigin from Oleg Kudryashov’s workshop, Dmitry Brusnikin with Olga Prikhudailova and Mikhail Borisov), the classics (“Marriage”, “The Seagull”, “Carmen”) and people with various health disabilities, who are no longer split up by problem areas. From the very first sketches that were shown it became clear that we were in for an unusual artistic event. A speechimpaired matchmaker (Nadezhda Golovan) “talks” so energetically about the suitor that it is impossible to get rid of her. The “sunny” Agafya Tikhonovna (Svetlana Asanova) and Podkolyosin (Daniil Obukhov) want to be

with each other, but it is clear that this is not to be. The young Treplev, with no arms and no legs, tapes brushes to his stumps and draws furiously – creates his own people, lions, eagles, and partridges (Alexander Pokhilko also plays Zhevakin in “Marriage”, and in real life he actually became an artist and a mountain climber). The healthy Nina feels uncomfortable around him, she longs to be with the healthy Trigorin, but their healthy relationship seems too one-dimensional and inferior. The part of Jose in the physically flexible “Carmen” was shared by wheelchair-bound Sergei Prushinsky (he tells the story from the point of view of Jose after he was arrested, deprived of his freedom of movement) and the speech, vision and hearing impaired Alexei Gorelov who became a true star. Although, if one doesn’t know about his impairment ahead of time, one might disregard the fact that he is constantly being “passed” from one partner to the next: according to his part in the play, he is the follower, but in reality he is the leader, blinded by love, deafened by it. The main event in the social theatre program was the premiere of “The Language of Birds” in the production of BDT director Boris Pavlovich, featuring his theatre colleagues and students from the Anton’s Right Here Centre for people with autism. The philosophical poem “The Conference of Birds”, written in the 12th century by Farid ud-Din Attar (the birds are searching for the great bird king Simorgh and find him after seeing their ref lections in the water – each one its own), became a theatre legend back in the day thanks to Peter Brook’s production.

No 1

2016

МИТ-ИНФО

Adrian Jackson

Work on the production began a year ago, in August of 2015, when the entire team went to the Lesnoi Klyuch summer camp in the Yaroslavl Region for rehearsals. It was there in the complete isolation of the pine forest (there was only one spot under a pine tree where you could get any cell phone reception), to the soundtrack of birds singing (it became part of the sound effects) that this amazing production, where 12th century texts and contemporary thoughts intertwined aloud, was born. Imagine (one of the participants proposes to the audience) that you come off the train somewhere in the Bologoye with no luggage whatsoever, no things, no documents, and you head on a hunch toward... say, Indo-China. Boris Pavlovich’s “Birds” are pilgrims in oversized jackets, and it’s hard to tell right away which of them are male and which are female, let alone which are “special” and which are “normal”. “Birds” is a brotherhood, where everyone is equal and everyone is special. As proof, they exchange their jackets, get into each other’s skin, try on another’s joys and sorrows. The production’s internal microplots appear virtually out of thin air and there’s generally a special actor at the centre of each of them. One is dreaming

МИТ-ИНФО

No 1

2016

about walking in Paris with his girlfriend – and it’s a cheerful dream with not even a shadow of a doubt about it happening just so. Another seems to be conducting a workshop on how to be a successful woman – her rendition of the set of trivial rules sounds like a play of the absurd. She interviews a regular actress: do you go to a gym? do you care for the environment? do you manage to find time for your child? The “successful” actress is clearly flustered. Others answer the same survey questions. And their voices gradually begin to merge, turning into a clamor of birds. Closer to the finale the ring of the stage is gradually wrapped in clear film – this is how people with autism sometimes perceive reality: as though through a plate of glass. But in the finale the film will be ripped, and spoons, rattles and tambourines will be handed out to the actors and front-row spectators... The musicians will set an unsophisticated rhythm. And the entire audience will turn into an impromptu orchestra. “It was important for me to get this production with the Anton’s Right Here Centre students to the point where I could venture to call it normal theatre. A mythbased production requires a different kind of a relationship between the actors and the audience – and it is the special kids that create the necessary artistic space for that Sufi poem, very long, dark, tumultuous, full of vague parables – a poem about birds that fly out in search of some truth and end up finding themselves. Naturally, when I began this work I worried about whether or not I needed to go through special training with psychologists and doctors. But Lyuba Akurs cautioned me: you’re a director, you should do your own job. The most difficult and interesting thing to do is to not teach, to not look at my special actors as objects to be influenced, to not think myself a know-it-all, whose help is so desperately needed (it is this absence of true inclusion and tolerance, by the way, that destroys so many social projects at their root), but to create true creative field where everyone is working toward an important artistic result. Meanwhile, the degree of obstacles and the level of difficulty of the process are absolutely identical for both special and regular actors.” *In 2009, Augusto Boal wrote the address for the International Theatre Day.

Сорок дней ночи Иностранец

Ольга КАНИСКИНА Фото предоставлены Джейсоном Ласки и Ольгой Феофановой

МИТ-ИНФО

No 1

2016

А ктёр, режиссёр, драматург и театральный педагог Д жейсон Л аски родился и вырос в НьюЙорке, в семье потомков эмигрантов из Польши и А встрии, но в 23 года к неудовольствию родных сорвался с места и пустился в дальние края – в К итай: как говорится, мир посмотреть и себя показать. В Ш анхае он

встретил свою будущую жену Светлану. Её детство прошло в Мурманске, и неудивительно, что, продолжая свой путь через Восток на Запад, однажды Д жейсон оказался в родном городе жены. Очарованный красотой северного сияния, он решил узнать его получше… поставив о нём спектакль. Знакомил актёров‑мурманчан с различными актёрскими техниками, изученными в А мерике и театральным опытом, полученном в К итае, а они рассказывали ему о городе, полярной ночи и своей жизни.

No 1

2016

МИТ-ИНФО

ный день, на каком языке – русском или английском – он разговаривает со своей дочкой, чем его так заинтересовали чаепития, как долго он планирует остаться в России, что он думает о нашей стране, каковы его впечатления от Мурманска, имел ли он какое-нибудь представление о России, пока не приехал сюда, и как выглядит мурманский театр в сравнении с нью-йоркским или шанхайским. Репетируя наездами из Америки в Россию свой спектакль, премьера которого ожидается в этом году, Джейсон Ласки заехал в Москву и встретился с нашим корреспондентом.

Джейсон Ласки www.jasonlasky.com

ьеса рождалась в беседах, которые порой проходили на расстоянии в полземли – сидя в нью-йоркском тайм-кафе, Джейсон расспрашивал своих мурманских коллег, записывая самое интересное в книжечку, которую когда-то подарила ему Светлана. «С каким цветом ассоциируется у вас Мурманск?», «Есть ли у вас какое-нибудь детское воспоминание, которым вы могли бы поделиться сегодня?», «Если бы у вас была возможность изменить в Мурманске что-нибудь одно, что бы вы выбрали?», «Можете рассказать какую-нибудь семейную историю?», «Почему в России так важны чаепития?», «Погода когда-нибудь влияла на ваши планы?», «Вы до сих пор восхищаетесь, глядя на северное сияние, или эффект от него уже стёрся?», «Вы когда-нибудь выезжали из Мурманска? А из России?», «Что вы думаете о проблеме ношения оружия в Америке?», «Что вы можете рассказать о русских суевериях?», «Куда мне отправиться в Мурманске, чтобы почувствовать город?» – все эти вопросы задавал Джейсон. А мурманчане, в свою очередь, спрашивали, как он относится к Обаме, на что похожа жизнь в Нью-Йорке, почему ему нравится полярная ночь, а не поляр-

МИТ-ИНФО

No 1

2016

В 23 года вы уехали в Китай познавать мир, в совершенно другую цивилизацию. Что вы искали, уезжая туда, или от чего бежали? Я решил поехать, потому что почти ничего не знал об этой стране, а тут появился прекрасный шанс жить и работать в международной школе, зарабатывать деньги, изучать новую культуру и, возможно, выучить новый язык. Быть выброшенным, как взрывной волной, на другую планету, казалось мне очень полезным во многих отношениях. Я оставил позади всего себя – ведь всю жизнь я жил в Америке (за исключением одного семестра учебы в Англии и короткого путешествия по Европе). В общем, у меня был очень узкий кругозор. Я хотел изменить способ мышления, и, как мне казалось после бессобытийной жизни дома, Китай был вполне подходящим вариантом. Именно в там вы нашли русскую жену. Как вы познакомились? Что она рассказывала вам о своем родном Мурманске? Как родилась ваша идея посвятить этому городу спектакль?

Один наш общий знакомый (мой друг и ее бойфренд) представил нас друг другу. Что еще сказать? Мы соединились. Никто из нас не думал о женитьбе тогда. В тот момент я собирался уехать из Китая и поступить в аспирантуру при НьюЙоркском университете в Сингапуре, а она оставалась в Шанхае по работе. Но потом я передумал насчет Сингапура. В июне 2012 года вернулся в Штаты, подал документы в Школу-студию драматического искусства в Нью-Йорке и был принят. Всё лето мы часами общались по скайпу и таким образом узнали много нового друг о друге, но самым важным стало открытие, что физическая дистанция – это нечто очень осязаемое. В общем, пока я учился, Светлана трижды меня навестила, мы встретили Новый год в Москве, сгоняли на полдня в Мурманск, покатались на лыжах в Кировске и на следующее лето поженились в Таиланде. Перед нашей поездкой в Мурманск она прислала мне несколько фотографий и рассказала о детстве за полярным кругом, о полярной ночи. Мне захотелось приехать в её родной город (в котором она, между прочим, полжизни не была)

хотя бы на чуть-чуть – это уже удовольствие. Одним из самых поразительных впечатлений во время первого визита стал для меня памятник Алеше. Поразила меня и история его создания. Мы решили поехать в Мурманск по нескольким причинам. Тот факт, что моя жена оттуда родом и до сих пор дружит с людьми, которые заинтересовались нами и захотели помогать, стал для нас сильной мотивацией, – мы теперь в долгу у целой команды людей (вы можете увидеть их на сайте нашего проекта). Мне нужно было получше изучить эти места, чтобы побольше узнать о своей жене. В конце концов, она посетила мой родной город, а я решил побывать на её родине. Кроме того, была и другая цель – увидеть жизнь в экстремальной среде (холод, отсутствие солнечного света, полярная ночь). Приехать в город за полярным кругом зимой было так захватывающе, я до сих пор испытываю благоговение перед тем, чему стал свидетелем. К тому же так совпало, что мы делаем наш спектакль в столетний юбилей города – так что звёзды сошлись правильно. Пьеса называется «Сорок дней ночи». No 1

2016

МИТ-ИНФО

Вы собирали материал к будущему спектаклю на интерактивных встречах в тайм-кафе «Нью-Йорк». О чём была самая впечатляющая история? А ещё мы встречались в галерее «Светотень», в Общественном центре в Апатитах, к тому же я прочитал пару лекций в Арктическом университете (бывший Мурманский). Мне сложно выбрать какую-то одну историю – столько вариаций! Как познакомились родители, детские воспоминания, любовные истории, рассказы о том, как изменился Мурманск за последние годы, о русских суевериях. Так много историй, открывающих что-то интересное о городе, людях и русской культуре. Честно говоря, пока не хочу раскрывать какие-то секреты и подробности, так как многие рассказы и типажи попадут в пьесу. Могу только сказать, что испытал огромное счастье от этих встреч, потому что выяснил для себя один существенный вопрос, который задавал снова и снова во время тех бесед. Благодаря этому получилась завязка пьесы. Какое место в спектакле займёт разговор о природе, о полярной ночи? Для вас полярная ночь – явление скорее природное или социальное, атмосферная аномалия или поэтический образ? Как она повлияла на вас лично? Вся история происходит во время полярной ночи – таким образом, природа играет в пьесе главную роль. Мне было интересно, как полярная ночь повлияет на моё творческое состояние, на то, что я пишу, на мою психологию, на моё тело… Я бы сказал, что такая невероятно длительная темнота вокруг вызывает у меня большое желание лечь, растянуться и заснуть. Приходится побороться с собой, чтобы

МИТ-ИНФО

No 1

2016

заставить себя выйти за дверь, – даже при нашем плотном расписании. Я не могу сравнить это ни с чем в мире, это нечто совершенно уникально. А полярное сияние – зрелище устрашающее, в библейском смысле слова. Поскольку у меня есть какие-то научные познания, я понимаю, что этот феномен можно объяснить с научной точки зрения, однако я должен сказать, что нигде и никогда раньше не видел такого магического зрелища. Для меня полярное сияние – абсолютно живое существо, и созерцание этой красоты дважды, как и полёт по ночному небу, можно сравнить с рождением реки, когда она меняет своё направление и размер. Это возбуждает в самом позитивном смысле. Вы уже начали работать с русскими актёрами. Каковы ваши профессиональные впечатления? Что они умеют лучше, а что хуже других? Насколько вам близка русская театральная школа? Актёры в большинстве своём были дружелюбны, отзывчивы, заинтересованы проектом и открыты. Они были просто счастливы обменяться идеями, практиками, техниками, историями. Я сейчас чуть больше приблизился к русской театральной школе, но не могу назвать себя экспертом. Мне известно, что Станиславский до сих пор в большом почёте, но не скажу, что я знаток его системы. Кто вам помогает? Мы получаем поддержку из нескольких мест. TCG (Группа театральных коммуникаций) дала нам грант на этот проект. Также нам оказывают помощь различные организации, с которыми мы работаем в Мурманске, включая Союз театральных деятелей России, мурманскую детскую театральную школу, мурманский драматический театр «Комедиограф» и Арктический театр. Понравились ли вашей дочери «Сорок дней ночи»? Наша почти двухлетняя дочь любит играть в снежки, кататься в своих маленьких зелёных саночках, гоняться за поросятами и щенками, знакомиться с новыми людьми, играть с ними и есть вкуснятину. Надеюсь, когда дочка достаточно подрастёт, чтобы увидеть и понять эту пьесу, она ей понравится. Я даже в тайне надеюсь, что она сыграет в ней главную роль.

Foreigner

Forty Days of Night

Olga KANISKINA Photo courtesy of Jason Lasky and Olga Feofanova

Actor, director, playwright and theatre teacher Jason Lasky was born and brought up in New York, in the family of Polish and Austrian immigrants’ descendants, however by the time he was 23 years old, he left his home, though his family wasn’t so keen on his leaving and set off on a journey – to Shanghai, China to see and be seen, as the saying goes. In Shanghai he met his future wife Svetlana from Murmansk. It is little wonder that his journey through East to West has continued and once Jason found himself in Murmansk. Being fascinated by northern lights in his wife’s hometown he decided to learn more about it … while making a theatre production there. He shared various acting techniques from the USA and theater experience from working in China with Murmansk actors and they talked to him about their town, polar night and their life.

No 1

2016

МИТ-ИНФО

he liked it; what were his impressions from Murmansk; if he had had any ideas of Russia before he came there and what he thought about Murmansk theatre in comparison with New York or Shanghai one. Between his short visits from the USA to Russia for rehearsals of the play (the premiere is expected this year), Jason Lasky arrived to Moscow and met our reporter.

Jason Lasky www.jasonlasky.com

he play was born in conversations, sometimes they happened from different corners of the earth – sitting in New York time-café Jason questioned his colleagues from Murmansk and made notes in the pocket book Svetlana has given him. “What color would you use to describe Murmansk?”, “Do you have any childhood memories you’d like to share now in front of everyone?”, “What is one thing you’d change about Murmansk?”, “Can you tell us your family’s story?”, “What is so important about tea in Russia?”, “Has the weather ever really gotten in your way?”, “Do you still look at the polar lights and think they’re amazing, or does the effect wear off eventually?”, “ Have you ever traveled outside of Murmansk? Outside of Russia?”, “What do you think about America’s gun problem?”, “What are Russian superstitions?”, “Where should I go in Murmansk if I want to understand the city?”, - asked them Jason. As for natives of Murmansk, they were interested whether he liked Obama; what New York life was like; why he was so much interested in polar night, and not polar day; what language – Russian or English he speaks with his daughter; why he was so interested in tea-drinking; for how long he planned to stay in Russia and whether

МИТ-ИНФО

No 1

2016

When you were 23, in order to see life you left for China, to a different civilization… What were you looking for, going to China, and what were you leaving behind? I wanted to go because I knew next to nothing about the country and it seemed like a good opportunity overall; I could work and live at an international school, earn money, explore a brand new culture, and perhaps learn a new language. Blasting off to another planet seemed like something healthy on a number of fronts. I was leaving me behind, and what I mean by that is that I had lived in America my whole life (with the exception of one semester I spent abroad in England and traveling in Europe a little), and so my world view was very narrow. I wanted to change my own way of thinking, and seeing as how I had nothing happening at home, China was a very good option. In China you have found your Russian wife. How did you get together? What did she tell you about her native Murmansk? Why did you decide to make a play about Murmansk? There was a common person we knew who introduced us to each other (my friend/ her ’boyfriend’), and, what can I say? We connected. Neither of us were thinking about marriage at the time. At that point, I was leaving China to start graduate school at NYU in Singapore, and she was staying

in Shanghai to work. I left in June 2012 to America, decided not to go to Singapore, applied to the Actors Studio Drama School in New York City, and was accepted. That whole summer we were Skyping with each other for hours at a time, and through that communication we discovered a lot of things, the most important of which was that physical distance was something we could handle. So, while I went to school she visited me three times, we spent New Years and the holidays together in Moscow, visited Murmansk for about half a day, and went skiing in Kirovsk, and then by the next summer we were married in June in Thailand. Before we went to Murmansk, she sent me some photos and told me about growing up within the Arctic Circle with polar day and polar night. I was more interested in her, though, but getting to visit her hometown (which, incidentally, she hadn’t live in for a half of her life), albeit briefly, was a treat. One of the more striking images of that first visit was the Alyosha Monument. Learning why it was erected was equally striking. We decided on Murmansk for a few reasons. The fact that my wife is from there and still had friends living there interested

and willing to help us was a big one, and we are indebted to the whole crew (you can see them on the official project website). I also wanted to get to know the city so I could get to know my wife a bit more. She had spent time in my hometown, and I wanted to spend some time in hers. I think that was important. The idea of living in an extreme environment (cold, sunless, polar night) was another. A very appealing aspect of Murmansk at that time of year is the polar lights, and I am still in awe from what I witnessed. It just so happened that this is the city’s centennial year, so I think it is one of those cases of all the stars aligning correctly. The name of the play is “40 Days of Night.” You were gathering material for your future play during interactive meetings at New York Coffee. What was the most impressive story about? We also had meetings at Svetoten Gallery, a Community Centre in Apatity and I guest lectured at a couple of Arctic University (former Murmansk classes). It’s honestly hard to choose one. There was such variation; how peoples’ parents met, childhood memories, No 1

2016

МИТ-ИНФО

a real struggle to get myself motivated and out the door, even with our packed schedule. That being said, I wouldn’t trade the experience for anything in the world. It was very unique, and very special. The polar lights are Awesome, in the biblical sense of the word, and as someone with a science background I understand that there are ways of explaining the phenomenon in terms of temperatures, particle charges, magnetic fields, etc., but I have to say that I’ve never witnessed real magic like that anywhere before. For me, the lights are an organic thing, and watching their beauty twist and turn and flow through the night sky- like watching a river being born, changing its course and its size- was jarring in a very positive way.

love stories, how Murmansk has changed in recent years, Russian superstitions. So many stories revealed something interesting about the city, its people and Russian culture. I also don’t want to really say because I don’t want to cheat the future play in any way by revealing anything ahead of time, especially because I know the more impressive stories and images will find their ways into the story I’ll tell you, though, that I’m so happy for having these sessions because I hit upon one particular question that I asked again and again at the meetings, and it has become the premise of the whole play. Is this play about nature and a polar night? What is a polar night for you: natural or social phenomenon, anomaly of atmosphere or poetical image? How did it affect you personally? The story will take place during polar night, and nature is going to play a major role. I was interested in how the polar night would influence my creativity, my writing, my psychology, my body, etc. I think, it is safe to say that the increased amount of darkness certainly made me more prone to wanting to sleep, and it was sometimes

МИТ-ИНФО

No 1

2016

You have already started to work with Russian artists. What is your professional opinion of them? What can they do better and what worse than others? Are you familiar with Russian theatre school? The artists, for the most part, were friendly, outgoing, interested in the project and open to talking. They were happy to exchange ideas, practices, techniques and stories. I am now a bit more familiar with Russian theatre school, but I wouldn’t call myself an expert or anything. I know that Stanislavsky is still held in high regard, but I can’t say I know much more. Who supports your project? We have received support from a few places. A big one is Theatre Communications Group, which awarded us a grant for our project. O ther support has come from the various organizations we’ve worked with in Murmansk, including The Theatre Union of the Russian Federation (STD), The Children’s Theatre School of Murmansk, Komediograf (Murmansk People’s Drama Theatre), and The Arctic Theatre. Did your daughter like “40 Days of Night”? Our (almost) two-year-old daughter liked playing in and with the snow, getting pulled around by her Mom and Dad and friends and family in her little green sled, chasing after pigeons and petting dogs, meeting new people and playing with them, and eating tasty food. She didn’t really like having to put on all the layers of warm clothes, though I don’t blame her. I hope when she is old enough to watch and understand the play she will enjoy it. I secretly hope she will play the lead role, too.

No 1

2016

МИТ-ИНФО

Россия

Многоголосие

бурятского театра

Ирина Алпатова Фото предоставлены пресс-службами фестиваля «Золотая маска» и Государственного бурятского академического театра драмы имени Намсараева

Путешествие в Бурятию

всегда оставляет сильнейшее впечатление, особенно когда оно совершается впервые. Сопки, совсем недалёкий Байкал, чистый воздух и такой же чистый снег, если прилетаешь туда зимой. Доброжелательность местных жителей, их сказочное гостеприимство. И каждый стремится показать тебе «свою» Бурятию – конечно, с посещением знаменитого Иволгинского дацана, Байкала и других, пусть менее известных, но таких незабываемых по красоте и силе мест. Бурятия театральная не уступает по силе впечатлений.

«Поющие камни»

МИТ-ИНФО

No 1

2016

алы всегда полны, и зрители кажутся не случайными посетителями, а завзятыми театралами. Нечаянно подслушанные разговоры в фойе это сразу выдают. Жители УланУдэ свои театры любят, за их творчеством следят. Да, порой возникают конфликтные ситуации: то кого-то не устраивает вид театральной афиши, то новаторские поиски молодых режиссёров подчас понимаются и принимаются с трудом. Бывают «перегибы», споры, дискуссии, нет только одного – равнодушия. Может показаться странным, но театральная жизнь Бурятии сконцентрирована почти исключительно в столичном городе Улан-Удэ. В регионах профессиональных театров нет: вероятно, там есть самодеятельные коллективы, чьё творчество весьма востребовано. В столице Бурятии проживает немногим больше четырёхсот тысяч жителей. И работает четыре театра, каждый из которых следует признать долгожителем со своеобразием репертуара и творческих поисков. Это Государственный академический театр оперы и балета, Государственный бурятский академический театр драмы имени Х. Намсараева, Государственный русский драматический театр имени Н. Бестужева и знаменитый театр кукол «Ульгэр», неоднократный номинант и лауреат престижной Национальной премии «Золотая маска». Есть ещё Бурятский национальный театр песни и танца «Байкал», цирк, многочисленные выставочные залы. Театральная жизнь Бурятии в последние годы всё больше привлекает внимание ведущих критиков России и экспертов разнообразных театральных фестивалей – как российских, так и зарубежных. Например, в конце января одновременно с экспертами фестиваля «Ново‑Сибирский транзит» в Улан-Удэ оказались представители монгольского международного театрального фестиваля «Священная муза 2016» («Гэгээн муза»), в том числе его президент народная артистка Монголии С. Сарантуяа и известный драматург Д. Мэндсайхан. Их настолько впечатлили спектакли Театра имени Намсараева, что на ХШ фестиваль «Священная муза», который откроется в начале мая, получили приглашение сра-

зу два спектакля: «Старик и море» Олега Юмова и «Ромео и Джульетта» молодого режиссёра Сойжин Жамбаловой. Буряад театр, как его называют в Улан-Удэ, под художественным руководством Эржены Жамбаловой бережно сохраняет национальные традиции театрального искусства, но отнюдь не в замкнутом музейном варианте. Уважение к прошлому здесь сочетается с явным интересом к новым формам театрального искусства. И всегда есть место открытиям. Так, шекспировская трагедия «Ромео и Джульетта» впервые была переведена на бурятский язык и на нём зазвучала со сцены. Причём постановка эта выросла из лабораторных показов молодых режиссёров, а значит, столь популярный в российских театрах формат работы не остался незамеченным в национальном коллективе. Сойжин Жамбалова соединила отчасти стилизованные бурятские костюмы, хрестоматийный шекспировский текст, музыку, пластику, приёмы современного театра. И в результате спектакль получился живым, темпераментным, очень молодым и своеобразным, то строгим, то сентиментальным, но никого не оставляющим равнодушным. Довелось увидеть и премьерный спектакль «Поющие камни» более опытного режиссёра Саяна Жамбалова по пьесе Б. Барадина «Шойжид», которая в свою очередь была написана по древней бурятской легенде. Действие разворачивается в конце XVIII – в начале XIX веков в Хоринской степной думе. Играют не только ведущие мастера Буряад театра Баста Цыденов и Людмила Дугарова, но и целая команда совсем молодых актёров. И вновь древность смело сочетается с современностью в стиле постановки,

«Фронтовичка» No 1

2016

МИТ-ИНФО

«Фронтовичка»

её оформлении и костюмах (художник Геннадий Скоморохов), в музыкальности и пластике, в виртуозном актёрском темпераменте. Настоящей сенсацией стал Русский драматический театр имени Бестужева, который совсем недавно, менее года назад, возглавил молодой актёр и режиссёр Сергей Левицкий. Открытия начались с внешнего знакомства с отремонтированным и отреставрированным театром, с его новой Малой сценой, с техническими возможностями, которые, как оказалось, есть далеко не в каждом столичном театре. Сергей Левицкий здесь человек не пришлый, он родился в этом городе, окончил Восточно-Сибирскую государственную академию культуры и искусств. Некоторое время работал актёром (впрочем, и сегодня этого занятия не оставляет). Потом поступил в режиссёрскую магистратуру Школы-студии МХАТ и ЦИМа при Театрально-культурном центре имени Мейерхольда и два года провёл в Москве. Наконец вернулся в родной город и театр, где его карьера стремительно пошла вверх. Левицкий – человек думающий и увлекающийся, он много видел, много знает, но при этом не устаёт учить-

МИТ-ИНФО

No 1

2016

ся. В своём театре он сейчас не только успешно воплощает в жизнь творческие проекты, но и проводит своеобразную культуртрегерскую политику. Его цель – сохранить прежнюю публику и привлечь новую, молодую, из студенческой среды. А потому он постепенно приучает зрителей к разным формам и приёмам современного театра. Ставит недавно написанную российскую пьесу («Фронтовичка» Анны Батуриной), готовит спектакль-вербатим «Дежавю (посвящённый памяти жертв политических репрессий), экспериментирует с нелинейным и визуальным театром, а заодно и с давно забытой пьесой («Анатэма» Леонида Андреева), сочиняет спектакль-променад по «Преступлению и наказанию» Фёдора Достоевского, который будет играться в самых непредсказуемых уголках театрального здания. Проводит зрительские обсуждения, придумал проект «Театральный лекторий», в котором уже приняли участие критики Павел Руднев и Елена Ковальская. В театре проходит режиссёрско-драматургическая лаборатория «Территория роста», посвящённая пьесам и спектаклям для детей и подростков. Да и планов у него громадьё, хотя проблем тоже хватает, ведь новый театральный язык принимают и понимают не все и не сразу. Но значимость театра Левицкого за пределами родной республики уже очевидна: «Фронтовичка» в текущем году открывала внеконкурсную программу фестиваля «Золотая маска», а в мае будет представлять театр на фестивале «Ново‑Сибирский транзит». Любопытно, что в смелые эксперименты Сергея Левицкого включаются не только молодые актёры (Светлана Полянская, Алена Байбородина, Владимир Барташевич, Артур Шувалов и другие), но и опытные мастера Евгений Винокуров, Владимир Перевалов, Нина Туманова, Леонид Иванов, Марина Ланина. И, на взгляд со стороны, процесс этот происходит в полной гармонии. Кстати, в Улан-Удэ публика не делится на русскую и бурятскую, как бы посещающую каждая свой театр. Сценическое пространство здесь кажется единым, и это не может не радовать. Так что столица Бурятии становится явно одной из самых значимых точек на театральной карте России.

Russia

The Polyphony of Buryat Theatre Irina Alpatova Photos courtesy of the Golden Mask Festival and the Namsaraev Buryat State Academic Drama Theatre press services

trip to Buryatia always leaves powerful impressions. The hills, the closeness of Lake Baikal, the clean air and the equally clean snow. The friendliness of local residents, their fabled hospitality and desire on the part of each of them to show you “their own” Buryatia, that would, of course, include a visit to the famous Ivolginsky Datsan, Lake Baikal and other places unforgettable for their beauty and power. Theatre Buryatia also holds its own as far as powerful impressions go.

“The Singing Stones” No 1

2016

МИТ-ИНФО

FEsTiVaL

t’s always a full house there, and audience members seem to be avid theatre-goers. Residents of Ulan-Ude love their theatres, follow their work very closely. Yes, there are occasional conﬂicts that arise over the appearance of a playbill or young directors’ innovative explorations. There are occasional arguments, debates, the only thing that is never there is indifference. Buryatia’s theatre life is concentrated almost exclusively in its capital of Ulan-Ude. There are no professional theatres in the regions: although, there are probably amateur companies, whose work is quite popular. Buryatia’s capital has four theatres for its four thousand-plus spectators, and, admittedly, each of those theatres is a longtimer with its own unique repertoire and creative explorations. Those theatres are the State Academic Opera and Ballet Theatre, the Kh. Namsaraev Buryat State Academic Drama Theatre, the Bestuzhev State Russian Drama Theatre, and the famous Ulger Puppet Theatre, multiple nominee and winner of the prestigious National Golden Mask Award. In the recent years, Buryatia’s theatre life has

“Frontovichka”

МИТ-ИНФО

No 1

2016

been attracting more and more attention from Russia’s leading critics and experts from various theatre festivals, from both Russia and abroad. Thus, at the end of January, Ulan-Ude found itself hosting the NewSiberian Transit Festival experts together with representatives of the 2016 Mongol international Sacred Muse Theatre Festival (Gegeen Muza), including its president, People’s Artist of Mongolia S. Sarantuya, and famous playwright D. Mendsaikhan. They were so impressed with the Namsaraev Theatre’s productions that they invited two of them to the 13th annual Sacred Muse Festival that will open in early May: Oleg Yumov’s “The Old Man and the Sea” and “Romeo and Juliet” by young director Soyzhin Zhambalova. The Buryad Theatre, as it is called in Ulan-Ude, carefully maintains its national traditions of theatre art under the direction of Erzhena Zhambalova, but it does not do so in a closed-off museum-type way. Here, respect for the past is combined with a clear interest in new forms of theatre art. And there’s always room for discoveries. Thus, Shakespeare’s tragedy “Romeo and Juliet” was translated into Buryat language for

“Frontovichka”

the ﬁrst time. Moreover, this production grew out of workshop presentations by young directors - this work format, so popular in Russian theatres, came in handy in a national company. Soyzhin Zhambalova combined partially stylized Buryat costumes, a well-known text, music, plasticity, and contemporary theatre methods. As a result, the production became alive, temperamental, very young, and austere, and sentimental. The production of “The Singing Stones” by a more experienced director Sayan Zhambalov is based on B. Baradin’s play “Shoyzhit” that was written on the basis of an old Buryat legend. The action in it takes place in late 18th - early 19th century in Khorin Steppe Duma. The production employs not only Basta Tsydenov and Lyudmila Dugarova, Buryad Theatre’s leading masters, but an entire team of young actors as well. And antiquity once again blends in boldly with modernity in the style of the production, in its set design and costumes (designer Gennadiy Skomorokhov), its musicality and plasticity of movements, the masterful disposition of its actors. The Bestuzhev Russian Drama Theatre, which has been under the direction of young actor and director Sergey Levitsky for less than a year, has become a true sensation. He is not an outsider here, he was born in this city, graduated from the East Siberian State Academy of Culture and Arts, became an actor. Then he was admitted to the Master’s degree program in directing at the MAT Theatre School and the Meyerhold Center and spent two years in Moscow. He returned to his home city and theatre, where his career took off in leaps and bounds. Now, in his own theatre Levitsky not only realizes successfully his creative projects, but also pursues a Kulturträger policy of

sorts in order to retain his old audience and attract a new one from among the student body. And that is why he gradually conditions his audience to various forms and methods of contemporary theatre. He is busy staging a recently written Russian play (Anna Baturina’s “Frontovichka” [“Female Veteran”]), preparing a verbatim production of “Déjà vu” (dedicated to the memory of the victims of political repressions), experimenting with non-linear and visual theatre, as well as with a long-forgotten play (Leonid Andreev’s “Anathema”), creating a production that strolls through Fyodor Dostoevsky’s “Crime and Punishment”, which will be shown in the most unpredictable nooks of the theatre building. He conducts discussions with audience; he created a project called “Theatre Lecture Hall”, where critics Pavel Rudnev and Elena Kovalskaya already took part. The theatre hosts a workshop for directors and playwrights titled “Territory of Growth”, which focuses on plays and productions for children and teens. And, yes, he has a ton of plans, although, problems abound as well, for not everyone accepts and understands the new theatre language and not right away. But the importance of Levitsky’s theatre outside of his native republic is already clear: this year “Frontovichka” opened the non-competitive program of the Golden Mask Festival, and in May it will be representing the theatre at the New-Siberian Transit Festival. Incidentally, theatre audiences in UlanUde are not divided into Russian and Buryat that would visit their respective theatres each. Stage space seems uniﬁed here and it is the most heartening. So the capital of Buryatia is clearly becoming one of the most signiﬁcant points on Russia’s theatre map.

“The Singing Stones” No 1

2016

МИТ-ИНФО

ЮБИЛЕИ

Портретное фойе Р убрика «Портретное фойе» посвящена легендарным юбилярам театра, «иконам стиля», которые и сегодня продолжают радовать и вдохновлять свою публику. Анна ЧЕПУРНОВА

Играла на сцене о любви и с любовью Татьяна Карпова 17 января 1916 года

«Бесшабашность и жизнелюбие» – так отзываются о характере Карповой её коллеги по театру. Эти черты были присущи ей всю жизнь. Приехав в юности в Москву, будущая актриса ночевала на опилках на Курском вокзале. Позже местом её ночлега стали стулья в раздевалке Московского театра Революции. Татьяна Карпова рассказывает об этом без горечи, легко. Она утверждает: «Могут ведь быть и роскошные условия, а жизни не будет…» Ещё одна черта актрисы – неутомимость, необыкновенная работоспособность. В юности у неё был характерный харьковский говорок, из-за которого Серафима Бирман даже выгнала девушку из школы при МХАТе-2, где Карпова была вольнослушательницей. А вот Мария Бабанова взяла Татьяну к себе на курс в Театральное училище при Московском театре Революции, хотя во время экзамена и смеялась до слёз над тем, как будущая актриса выговаривает слова. К чести Карповой, она довольно быстро исправила произношение, так что в Московском театре Революции молодая актриса практически сразу стала получать главные роли. А ведь избавиться от акцента в короткие сроки довольно трудно – вспомним хотя бы, что именно харьковский говор был одной из причин неудавшейся карьеры Людмилы Гурченко в «Современнике». Во время Великой Отечественной войны Карпова продолжала работать в теа-

МИТ-ИНФО

No 1

2016

тре. Она любит вспоминать, как однажды во время воздушной тревоги зрители упросили актёров доиграть для них комедию… под сценой, куда укрылись артисты. Исполнители наскоро соорудили декорации и выполнили просьбу публики, а расходясь после спектакля, прощались как добрые друзья. Главный режиссёр Московского театра Революции Николай Охлопков выделял Татьяну Карпову, поручал ей по две большие роли в год. Некоторые из них актриса «унаследовала» от игравшей их ранее Марии Бабановой – например, Таню в одноимённой пьесе Алексея Арбузова, Диану в «Собаке на сене». Но Карпова сумела не копировать своего педагога, а найти в этих ролях новые оттенки. В очередь с Бабановой в 1947 году оа репетировала роль Любки Шевцовой в спектакле Николая Охлопкова – это была самая первая театральная постановка «Молодой гвардии». Перед премьерой у Бабановой пропал голос, и режиссёр выпустил на сцену молодую артистку. За эту роль Карпова получила Сталинскую премию первой степени. Юную Любку она играла вызывающе, озорно, но с большой долей внутренней напряжённости. Почти за семьдесят лет работы в Театре имени Маяковского (бывшем Московском театре Революции) актриса воплотила на сцене около полусотни разных образов. И хотя пришедший на смену Охлопкову Андрей Гончаров занимал Карпову в спектаклях гораздо реже, нежели его предшественник, она и при новом худруке блеснула в нескольких очень интересных ролях. Например, сыграла Большую Ма в легендарной постановке «Кошка на раскаленной крыше», Сваху в «Банкроте», Реджину в спектакле «Королевамать», который режиссёр Алексей Литвин поставил специально для Карповой в филиале Театра имени Маяковского.

Татьяна Михайловна Карпова не скрывает секрет своего долголетия. Он в том, что все спектакли актриса играла, по её собственному утверждению, о любви и с любовью. «Она живёт в постоянном творческом азарте», – говорит о ней коллега по театру Светлана Немоляева. Вот уже пять лет Карпова не выходит на сцену из-за травмы ноги, но дома продолжает репетировать даже по ночам. Сейчас она пишет стихи, прозу, мемуары. Надеется ещё играть на сцене, пусть даже в инвалидной коляске. Кстати, в ней актриса выступала на творческом вечере, устроенном в Центральном доме актёра в честь её столетнего юбилея. В заключение торжества Татьяна Карпова обратилась к зрителям: «Я не хочу с вами прощаться, я хочу ещё работать!»

Реформатор и хранитель традиций Валерий Фокин

28 февраля 1946 года Этот режиссёр любит экспериментировать и умеет удивлять. Если сравнивать его спектакли разных лет, например публицистический «Говори…», который в своё время называли «визитной карточкой перестройки», и недавний эстетский «Маскарад. Воспоминания будущего», трудно поверить, что их автор – один и тот же человек. Возможно, потому что Фокин всегда живёт настоящим, утверждая: «Ордена, медали, все заслуги, что были вчера, роли не играют. Важно только какой ты сегодня». Хотя на его счету уже более восьмидесяти постановок, Фокин до сих пор не способен не то что на лаврах почивать, но даже усидеть в одном городе. После того как в 2003 году режиссёр переехал в Петербург и возглавил Александринский театр, он ещё долгое время продолжал ставить спектакли в Москве. Приходилось много ездить, и он шутил: «Живу на железной дороге». Зато в результате появилась, например, такая замечательная постановка, как «Шинель». Марина Неёлова заявляет, что собирается играть в ней Башмачкина до конца своих дней.

Интересно, что режиссёр этого спектакля главным героем считает вовсе не Акакия Акакиевича, а Петербург. Переехав в Северную столицу, коренной москвич Фокин страстно полюбил её. И теперь говорит, что Питер присутствует в каждой его постановке, даже в «Гамлете». Для любимого города Фокин снова сделал Александринский театр модным местом, вернул ему былой престиж. И реконструировал старое театральное здание XIX века, оснастив сцену по последнему слову техники. Режиссёр верит, что в Александринский театр он попал чудесным образом благодаря своему кумиру – Всеволоду Мейерхольду, который и сам проработал на этой сцене десять лет. Очень может быть, что это действительно так, тем более что сам Фокин в Москве в 1991 году вернул Мейерхольду дом, создав и возглавив театральный центр его имени. А ещё Валерий Владимирович делает постановки с элементами реконструкции спектаклей Мейерхольда, правда, вкладывая в них совершенно новое содержание (он вообще убеждён, что спектакль должен высказывать сегодняшнее отношение к классике). Удивительно, что молодёжь в старейший театр Петербурга привлёк человек, который никогда не создаёт спектакли, так сказать, для развлечения, полагая, что «отдыхать надо в сауне, а не в драматическом театре». Фокин вполне разделяет мнение одного из своих любимейших писателей – Гоголя о том, что «театр – это такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра». Кстати, свою работу в театре Валерий Фокин всегда воспринимал как служение. Всё вышесказанное, однако, не мешает ему оставаться режиссёром радикальным. В целом получается, что Фокин и реформатор, и хранитель традиций. Единомышленников и в делах театрального строительства, и среди актёров Валерий Фокин находит без труда: он лидер по натуре. Марина Неёлова признаётся, что если этот режиссёр позовёт её работать, она сначала скажет да и лишь потом поинтересуется, о каком спектакле идёт речь. Константин Райкин, сыгравший в двадцати постановках Фокина, говорит о своём коллеге: «Он один из тех редких людей, за которыми я могу пойти, бросив всё». No 1

2016

МИТ-ИНФО

ANNIVERSARIES

The Portrait Lobby THE “PORTRAIT LOBBY” RUBRIC IS DEDICATED TO

LEGENDARY ANNIVERSARIES IN THE LIFE OF THEATRE, TO THE “ICONS OF STYLE”, WHO CONTINUE TO EXCITE AND INSPIRE THEIR AUDIENCES TO THIS DAY. Anna CHEPURNOVA

Performed on stage about love and with love Tatiana Karpova January 17, 1916

“Daredevilry and joie de vivre” – that is what Karpova’s theatre colleagues say about her disposition. Having come to Moscow as a young woman, the future actress spent her nights sleeping on sawdust at the Kurskaya Railway Station. Later, chairs in the cloakroom at the Moscow Theatre of Revolution became her crash pad. Tatiana Karpova talks about it lightly, without bitterness, “You can have luxurious accommodations, after all, and have no life...” When she was a young woman, she had a distinctive Kharkov accent, which even led Serafima Birman to boot the young woman out of the MAT-2 affiliated school where Karpova was auditing classes. Maria Babanova, on the other hand, accepted Tatiana into her class at the Theatre School affiliated with the Moscow Theatre of Revolution, even though during the examination she laughed so hard at the way the future actress was articulating the words that she actually cried. To Karpova’s credit, she corrected her pronunciation rather quickly, so she started getting lead roles at the Moscow Theatre of Revolution almost right away. During World War II, Karpova continued working in theatre. She loves reminiscing about one time when during an air raid alert audience members talked the actors into finishing playing the comedy for them... under the stage, where the actors sought shelter.

МИТ-ИНФО

No 1

2016

Nikolay Okhlopkov, principal director of the Moscow Theatre of Revolution, singled out Tatiana Karpova, assigned her up to two major roles a year. Some of those parts the actress “inherited” from Maria Babanova, who had performed them earlier – for instance, Tanya in Aleksei Arbuzov’s eponymous play and Diana in “The Dog in the Manger.” Yet Karpova managed not to copy her teacher but to find new nuances in those roles instead. In 1947, she rehearsed for the part of Lyubka Shevtsova in Nikolay Okhlopkov’s production as an alternate for Babanova – it was the first theatre production of “The Young Guard.” Babanova lost her voice prior to the premiere, and the director let the young actress go on stage. Karpova was awarded the Stalin Prize of the first degree for that role. In her almost seventy years of working at the Mayakovsky Theatre (the former Moscow Theatre of Revolution) the actress embodied some fifty different characters on stage. And even though Andrei Goncharov, who replaced Okhlopkov, employed Karpova in productions a lot less frequently, she shined in several very interesting roles even under the new artistic director. For instance, she played Big Mama in “Cat on a Hot Tin Roof”, the Matchmaker in “The Bankrupt”, Regina in the production of “Queen Mother”, which director Alexei Litvin staged expressly for Karpova at a Mayakovsky Theatre branch. Karpova has not gone on stage for five years already due to a leg injury, but she continues to rehearse at home even at night. She now writes poetry, prose, memoirs. She’s hoping to play on stage some more, even if in a wheelchair. Incidentally, it was in a wheelchair that the actress performed at the special event in honor of her one hundredth birthday, hosted at the Central House of Artist. At the conclusion of the celebration Tatiana

Karpova addressed the audience, “I do not wish to say goodbye to you, I wish to continue working!”

Reformer and guardian of traditions Valery Fokin

February 28, 1946 This director loves to experiment and knows how to surprise the audience. If you compare his productions from different years, for instance, his journalistic “Speak...”, which at the time was called “Perestroika’s calling card”, and the recent aesthetic “Masquerade. Memories of the Future”, it’s hard to believe that they were created by the same man. Probably because Fokin always lives in the present, claiming that “Orders, medals and all the merits that you won yesterday are of no importance. The only thing that matters is what you are like today.” Even though he already has over eighty productions to his name, Fokin is still not only incapable of resting on his laurels but also of staying in one city. The director continued to stage productions in Moscow for a long time after he moved to St. Petersburg in 2003 and became head of the Alexandrinsky Theatre there. He had to travel a lot, and he joked about it, saying, “I live on the rails.” The result of that, however, was the brilliant production of “The Overcoat”, for instance. Marina Neyolova says that she plans on playing Bashmachnikov in that production until the day she dies. It is noteworthy that the director considers the main character in this production to be not Akaky Akakievich but St. Petersburg. A native of Moscow, Fokin fell in love with the Northern Capital after he moved there. And he now says that St. Petersburg is present in every one of his productions, even in “Hamlet.” For the sake of his beloved city, Fokin made the Alexandrinsky Theatre a trendy place once again, gave it back its former prestige. And he reconstructed the old 19th century theatre building, outﬁtting the stage with state-of-the-art technology. The director believes that he ended up at the Alexandrinsky Theatre through a miraculous turn of events, thanks to his idol – Vsevolod Meyerhold, who had worked

on this same stage for ten years. And it is quite possibly the truth, all the more so because in 1991 in Moscow Fokin gave Meyerhold back a home by creating and becoming head of a theatre center named in his honor. And Valery Vladimirovich also creates productions with elements of reconstruction from Meyerhold’s staged performances, although he does imbue them with a completely new meaning (he is convinced that a production must reflect today’s attitude toward the classics). Valery Fokin has no trouble finding like-minded individuals both in matters of theatre construction and among actors: he is a leader by nature. Marina Neyolova admits that if this director invites her to work for him, she will say yes first and only then will she think to inquire what the production in question actually is. Konstantin Raikin, who had performed in twenty of Fokin’s productions, says the following about his colleague, “He is one of those rare individuals for whom I can just drop everything and follow.” Proving the fact that at 70 years old he is ready for challenging experiments and is able to give a head start to many youngsters, on the threshold of his anniversary, Fokin staged “Today. 2016” on his 20-year-old son Kirill’s novella “Fire.” And the author does not conceal that the text was influenced by his father. For the first time, the director used the New Stage which was opened in 2013 thanks to Fokin. The production made in the genre of political fiction is remarkably powerful due to innovative technology the director used on a scale unprecedented for our country. UAVs — drones of aliens soar over the auditorium. Parts of the stage move diversely at top speed, and individual screens appear in front of the spectators, like in the plane. The play tells us about world cataclysms (which today, alas, sounds topical as never before), and about complexity of a moral choice — and this is an eternal topic, and besides well-loved by Fokin. The director already reflects on a new work he wants to dedicate to a centenary of the Great October Revolution which has so sharply changed life of the vast country. Alexandrinsky Theatre celebrated good round figure of Valery Vladimirovich himself in February with “Valery Fokin Ten Performances” Festival, where the audience could see plays, created by the hero of the anniversary in St. Petersburg from 2002 to 2016. No 1

2016

МИТ-ИНФО

Книжная лавка

Урожай чертополоха Анна ЧЕПУРНОВА, Ольга КАНИСКИНА

Сорная трава чертополох прилипает так, что отодрать её непросто. Так же непросто оторваться от чтения театральных книг, ведь любая реальность в них обретает театральность. Неудивительно, что именно чертополох стал эмблемой конкурса «Театральный роман», на который в этом году было представлено около ста пятидесяти номинантов. Жюри (Дмитрий Трубочкин, Феликс Коробов, Дмитрий Крымов, Галина Тюнина и Дмитрий Родионов) под председательством Константина Райкина выбрало пятерых лауреатов и двух обладателей спецприза. Некоторым из них посвящена сегодняшняя рубрика «Книжная лавка». На электрическом стуле

Что это было? М.: Артист. Режиссер. Театр, 2014

нижку «Что это было?» «сообразили на троих» режиссёр и муж режиссёра Кама Гинкас, режиссёр и жена режиссёра Генриетта Яновская (именно такие роли они попеременно играют в своём уникальном творческо-семейном союзе), а также театральный критик и друг этой семьи Наталья Казьмина. В процессе написания книга «осиротела»: скоропостижно скончалась Наталья Казьмина, которая как хороший постановщик режиссировала эту книгу, вдохновляя своих собеседников вспоминать и отбирать самое ценное, соревнуясь за право воспроизвести тот или иной эпизод. Оставшись вдвоём, Гинкас и Яновская, эти «персонажи в поисках автора», довели начатое до конца, не скрывая своей растерянности. «Мы с Гетой как Сакко и Ванцетти, которых убили в США на электрическом стуле. Уже никто не помнит за что. Но навсегда эти имена связаны между собой электрическим стулом… пройдут годы,

МИТ-ИНФО

No 1

2016

никто уже не вспомнит, но произнесут обязательно вместе, потому что мы подключены к одному электрическому стулу». Этим «электрическим стулом» стал театр. Общий учитель Товстоногов, чьё влияние было настолько мощным, что хотелось «перерезать пуповину». Комнатный театр «Синий мост», где зрителей (а среди них – Фоменко, Володин, никому ещё неизвестный Полунин) всегда было больше, чем разномастных стульев, чья бедность диктовала условия игры и открывала творческую «свободу в скорлупе ореха», Красноярский ТЮЗ, Театр им. Моссовета, Московский ТЮЗ. Театр был родом из детства (а в нём гетто, и дом для умственно отсталых детей как единственное укрытие, и переломанные судьбы соседей, и отец – начальник «Скорой помощи», который организовал среди врачей хор и кукольный театр). А потом из советской фантасмагории (салют к Дню шахтера, похожий на канонаду, во время неофициальной премьеры «Варшавской мелодии»: актёры играли, думая, что началась война, а зрители бегали смотреть салют, но возвращались в зал; или организация свадь-

BookShop

Thistle harvest Anna CHEPURNOVA, Olga KANISKINA

THISTLE WEED STICKS TO YOU SO WELL THAT IT’S NOT EASY TO TEAR IT OFF. IT IS EQUALLY DIFFICULT TO TEAR ONESELF AWAY FROM READING THEATRE BOOKS. IT IS NO SURPRISE, THEREFORE, THAT IT WAS THISTLE THAT BECAME THE SYMBOL OF THE THEATRICAL NOVEL COMPETITION

WHICH HAD SOME ONE HUNDRED FIFTY NOMINEES THIS YEAR. THE JURY (THEATRE HISTORIAN DMITRY TRUBOCHKIN, DIRECTOR FELIX KOROBOV, DIRECTOR DMITRY KRYMOV, ACTRESS GALINA TYUNINA, AND THE BAKHRUSHIN MUSEUM DIRECTOR DMITRY RODIONOV) UNDER THE CHAIRMANSHIP OF ACTOR AND DIRECTOR KONSTANTIN R AIKIN SELECTED FIVE COMPETITION WINNERS AND TWO SPECIAL PRIZE WINNERS. TODAY’S BOOKSHOP IS DEDICATED TO SOME OF THE AWARDEES. on the electric chair

WhAT WAS ThAT? М.: Artist. Director. Theatre, 2014

he book “What Was That?” was written by director and director’s husband Kama Ginkas, director and director’s wife henrietta yanovskaya (those are precisely the parts they alternate in playing in their unique creative and family union) and theatre critic and family friend natalia Kazmina. During the course of writing, the book became an “orphan”, following a sudden death of natalia Kazmina, who, being a good director that she was, stagemanaged this book. Left on their own, Ginkas and yanovskaya, these “characters in search of an author”, saw the project through to the end. “hetta and i are like Sacco and Vanzetti, who were executed in the uS on the electric chair. nobody remembers anymore why they were executed. But their names are forever tied to the electric chair.” Theatre became that “electric chair.” Their common instructor Tovstonogov, whose influence was so powerful that you wanted to “cut the umbilical cord.” The one-room Blue Bridge

Theatre, where there were always more spectators (among them Fomenko, Volodin, and the then unknown Polunin) than there were scrappy chairs, whose poverty dictated the rules of performance and uncovered creative “freedom in a nutshell”, the Krasnoyarsk youth Theatre, the Mossovet Theatre, the Moscow youth Theatre. Theatre hailed from childhood (and that childhood included a Jewish ghetto, a home for the mentally handicapped children as the only shelter, their parents’ broken lives, and the father – head of the ambulance service – who organized a choir and a puppet theatre for the doctors to take part in). And then from the Soviet phantasmagoria – seen with a director’s eye, No 1

2016

МИт-ИНФо

бы в Магадане двух посаженных по ложному обвинению друзей – переводчика Константина Азадовского и его жены Светланы; или вязаные плавки и сапоги – куда деть фантазию, когда вязание жены становится единственным заработком семьи режиссёров). Удивительна интонация этой книги – ирония и горечь, убийственная точность в словах и деталях, в которых фальши и пафосу не оставлено ни единого шанса.

Этажи иероглифов

МНЕМоЗИНА. ДоКУМЕНты И ФАКты ИЗ ИСтоРИИ отЕЧЕСтВЕННоГо тЕАтРА ХХ ВЕКА. ВыПУСКИ 5 И 6 М.: Индрик, 2014

«М

немозина» – огромные фолианты с не публиковавшимися ранее документами и подробнейшими комментариями к ним – приковала к себе внимание сразу, как только эта серия родилась почти двадцать лет назад. Но пятый и шестой (балетный) выпуски стали настоящим бестселлером в театральной среде. В начальном разделе пятого выпуска размещены материалы, посвящённые Камерному театру, столетие которого отмечалось немногим более года назад. это уникальная публикация дневников Алисы Коонен, глубоко интимных (с зачеркиваниями, кляксами, обрезанными страницами) и вместе с тем точно рассчитанных на пристальное внимание потомков (отношения с Константином Станиславским, Василием Качаловым, Николаем Церетели, Александром Скрябиным и, конечно же, Александром таировым, путешествия и встречи, ставшие эмоциональной «рудой» для её ролей). Переписка Коонен и таирова в 1943 году,

МИт-ИНФо

no 1

2016

когда театр был эвакуирован в «самый дикий» барнаул и давал спектакли в бывшей тюремной церкви (ни единого упоминания об идущей войне – она растворена во всех мелочах), дополняется подборкой рецензий немецкой и австрийской критики на абсолютно новаторский спектакль «Человек, который был Четвергом». Сколько бы ни было написано о МХАте, белые пятна все равно остаются. «Мнемозина» открывает читателю полные драматизма страницы мхатовской летописи. это отражённая в письмах история качаловской группы, отделённой от остальной труппы в годы Гражданской войны. Скитания в 1919–1922 годах, почти таборный быт, бесконечные переезды, поиск путей возвращения на родину (участие Вадима Шверубовича в белом движении, да и само пребывание артистов на территориях, занятых белой армией), зреющая опасность раскола внутри труппы на «возвращенцев» и «невозвращенцев», растущее недовольство мхатовцев, оставшихся в Москве, вплоть до угрозы Немировича-Данченко запретить пользоваться «брендом» Художественного театра. Продолжает мхатовскую тему исполненный трагизма рассказ о Василии Сахновском, самом ожидаемом преемнике на посту руководителя МХАта, арестованном по доносу и вернувшимся домой совершенно сломленным. А сквозь призму его судьбы читатель видит, что МХАт болел одной из самых страшных болезней страны – доносительством и травлей. К сожалению, многие документы, связанные с именем Василия Сахновского, до сих пор не открыты. балетный выпуск «Мнемозины» собирался параллельно и тоже полон открытий. Здесь впервые публикуются материалы, посвящённые брониславе Нижинской: дневник 1919–1922 годов «Чернота делает росчерк в душе моей», первый вариант её основополагающего трактата «Школа и театр движений» (в это время она работала в Киеве с учениками созданной ею школы и сотрудничала с молодой Александрой экстер) и письма Дягилеву и дягилевцам 1921–1925 годов; также четыре письма её легендарного брата Вацлава к борису Асафьеву. Как отмечает выдающийся балетный критик Вадим Гаевский,

described with the utmost detail – they will tell you more about the Soviet Atlantis than any thick textbook. The tone of the book is remarkable – there’s irony and bitterness, deadly precision in words and details, where falsehood and histrionics are given no chance whatsoever.

Storeys of hieroglyphs

Mnemosyne. Documents and Facts from the History of Domestic Theatre of the 20th Century. Issues 5 and 6 М.: Indrik, 2014

neumosyne – a collection of giant folios with never before published documents and incredibly detailed related commentary –compelled attention to itself right away, the moment the series was born nearly twenty years ago. The fifth and sixth (ballet) issues, however, became true bestsellers in theatre world. The beginning section of issue 5 includes material dedicated to the Kamerny Theatre, which celebrated its one hundredth anniversary a little over a year ago. It’s a unique publication of Alisa Koonen’s journals, deeply personal (with crossed out words, ink blots, cut off pages) and at the same time perfectly designed for the scrutiny of future generations (her relationships with Konstantin Stanislavsky, Vasily Kachalov, Nikolai Tsereteli, Alexander Skryabin, and, of course, Alexander Tairov, her travels and encounters that became the emotional “ore” for her performances). The correspondence between Koonen and Tairov in 1943, when the theatre was evacuated to “the very wilderness” of Barnaul and showed its productions in a former prison church (not a single mention of the war that was going on – it was diluted in all the minutiae), is supplemented with a selection of reviews from German and Austrian critics on the profoundly groundbreaking production of “The Man Who Was Thursday.” No matter how much has been written about the MAT, there are still blank spots remaining. Mneumosyne opens for readers the drama filled pages of the MAT chronicles. It’s the history of Kachalov’s group, which was separated from the rest of the company during the Civil War years, as reflected in the letters. It’s the vagrancy of the 1919–1922, the almost camping-ground

type existence, the constant relocations, the search for ways to return to the native land (Vadim Shverubovich’s involvement in the White movement, and the actors’ actual presence in the territories occupied by the White Army), the growing threat of a division within the company between “returnees” and “defectors”, the everincreasing discontent on the part of the MAT actors that stayed behind in Moscow, to the point where Nemirovich-Danchenko threatened to forbid the use of the Art Theatre’s “brand name.” The MAT theme is continued with the tragic story of Vasily Sakhnovsky, the most anticipated successor for the post of the head of the MAT, who was informed on and arrested and returned home a completely broken man. And through the prism of his life readers see that the MAT was suffering from one of the country’s most terrible afflictions – snitching and targeted persecution. Unfortunately, many of the documents that are connected with Vasily Sakhnovsky remain sealed to this day. Mneumosyne’s ballet issue was put together separately and is also full of discoveries. Materials dedicated to Bronislava Nijinska – the 1919-1922 diary “Blackness Flourishes in My Soul”, the first version of her seminal treatise “The School and Theatre of Movement” (at the time, she was working in Kiev with students from the school she had created and was collaborating with the young Aleksandra Ekster), and her letters to Diaghilev and Diaghilevians of the 1921-1925; as well as four letters written by her legendary brother Vaslav to Boris Asafyev – are published here for the first time. The anthology opens with a selection of materials from ballet historian Georgy Rimsky-Korsakov’s artistic legacy “Notes of a St. Petersburg Theatregoer” and publications dedicated to choreographer Alexander Gorsky. The subject of the fateful 1930s–1940s is raised here as well – in the documents detailing the dispute about the ways of the Soviet ballet (1932) and the correspondence between choreographer Leonid Yakobson and composer Boris Asafyev. Meyerhold’s name comes up again – in a publication on Valentin Parnakh’s choreography in the great director’s productions of “Giraffe-like Idol”, “Storeys of Hieroglyphs” and “The Epic”: art is a single organism, and its different types are in essence connecting vessels. New art No 1

2016

МИТ-ИНФО

Bookshop

«дневник – свидетельство интеллектуальной жизни сравнительно молодой танцовщицы, начинающего балетмейстера и начинающего педагога… Поражает, как много она читает, что читает и какой след оставляет чтение в её душе, в её мыслях». Ясность мышления присутствует и в письмах Вацлава Нижинского, несмотря на все разговоры о его душевной болезни. Открывает альманах подборка материалов из творческого наследия историка балета Георгия Римского-Корсакова «Записки петербургского зрителя» и публикации, посвящённые хореографу Александру Горскому. Тема роковых 1930–1940‑х годов возникает и здесь – в документах диспута о путях советского балета (1932) и переписке хореографа Леонида Якобсона с композитором Борисом Асафьевым. Вновь звучит имя Мейерхольда – в публикации о хореографии Валентина Парнаха в спектаклях великого режиссёра «Жирафовидный истукан», «Этажи иероглифов» и «Эпопея»: искусство – единый организм, а разные его виды суть сообщающиеся сосуды. Новое искусство рождало нового зрителя, которому посвящено отдельное исследование (Материалы секции ГАХН). История вообще (и в частности история искусства) не может быть застывшей, помёщенной в какие-то рамки. Её познание – живой драматичный процесс, который не терпит цензуры, умолчаний, подгонки под чьи-то концепции. Об этом с поразительной ясностью говорит каждый выпуск «Мнемозины». Ольга КАНИСКИНА

В пространстве свободы

Театр Бориса Мессерера. В 2‑х томах Гамма-Пресс, 2014

нига знаменитого художника недавно была удостоена премии «Театральный роман», учреждённой Государственным центральным театральным музеем имени Бахрушина. Это издание приятно взять в руки: в чёрном футляре два увесистых тома с обложками, украшенными маской быка. Той самой, что стала визитной карточкой автора после создания им декораций к легендарной «Кармен-сюите». Двухтомник является и энциклопедией театрального

МИТ-ИНФО

No 1

2016

творчества Мессерера, и в то же время художественным альбомом, поскольку большую его часть занимают репродукции эскизов и театральные фотографии. Первая книга посвящена постановкам 1960–1981 годов, вторая – спектаклям, поставленным начиная с 1981‑го вплоть до 2014‑го, и инсталляциям Бориса Мессерера. Иллюстрации чередуются с краткими рассказами автора о каждой постановке, и их можно назвать своеобразной летописью театра второй половины ХХ – начала ХХI века, ведь Мессерер работал с легендарными режиссёрами: Юрием Любимовым, Анатолием Эфросом, Борисом Покровским, Валентином Плучеком, Олегом Ефремовым. Чтение авторского текста временами поистине захватывает: корифею отечественной сценографии Мессереру не чуждо чувство юмора и самоиронии. Чего стоит, например, история о том, как он с Александром Ширвиндтом и Андреем Мироновым украл на строительной выставке макет дома, необходимый для декорации спектакля в Театре сатиры! Или бесстрашное повествование о том, как Фаина Раневская отнеслась к декорациям к спектаклю «Дальше – тишина». В нём художник водрузил на шкафы скопление старых ненужных вещей, и актриса, боявшаяся, что всё это упадет ей на голову, говорила: «Я признаю все виды любви, но если на сцене совокупляются качалка и велосипед, я этого видеть не могу». Красной нитью через оба тома проходит тема свободы художника и гражданина. Особенно громко она звучит в разделе инсталляций. «Жанр инсталляции всегда притягивал меня, поскольку это проявление личной художественной инициативы автора», – пишет художник. Ужасы сталинского режима стали одной из наиболее интересных для Мессерера тем. В 2013 году он создал инсталляцию «Обыск», годом раньше участвовал в конкурсе на проект памятника, посвящённого жертвам сталинских репрессий в городе Кирове. Этот конкурс Мессерер выиграл, но, к сожалению, пока монумент остаётся только проектом. Зато его макет художник выставлял на ретроспективной выставке своих работ в Третьяковской галерее три года назад. Анна ЧЕПУРНОВА

begot new audience, which gets a separate discussion devoted to it (section with the materials from the State Academy of Artistic Sciences). history in general (and art history in particular) cannot remain motionless, cannot be placed within any sort of confines. its perception is a live dramatic process that abhors censorship, omissions, tailoring to someone else’s concepts. every issue of Mneumosyne speaks to that with startling clarity. Olga KANISKINA

Within the space of freedom

The TheATre oF BoriS MeSSerer. in 2 VoLuMeS Gamma Press, 2014

his publication is pleasant to hold: a black case that holds two weighty volumes with covers decorated with a bull’s head. The same one that became the author’s calling card after the stage design he created for the legendary “carmen Suite.” The two-volume is both an encyclopedia of Messerer’s theatre work and an art book, because the majority of it is taken up by copies of sketches and theatre photographs. The first book is dedicated to the 1960– 1981 productions, the second one – to productions staged from 1981 through 2014 and Boris Messerer’s installations. illustrations alternate with the author’s brief stories about each production, and they can be called theatre chronicles of sorts for late 20th – early 21st century theatre, for Messerer worked with legendary directors:

yuri Lyubimov, Anatoly efros, Boris Pokrovsky, Valentin Pluchek, oleg yefremov. The author’s text is truly captivating at times: Messerer, a luminary of domestic stage design, is no stranger to humor and self-irony. Suffice it to mention the story of how he along with Alexander Shirvindt and Andrei Mironov stole from a construction show a model of a house that was needed for a stage design at the Satire Theatre! or his fearless tale of what Faina ranevskaya said about the design for the production of “Make Way for Tomorrow.” in it the artist hoisted a bunch of old useless things on top of closets, and the actress, who was afraid of having all of those things fall on her head, said, “i accept all types of love, but when you have a rocking chair and a bicycle copulating on stage, i cannot stand to look at it.” A common thread that runs through both volumes is the subject of freedom of an artist and a citizen. it rings especially loud in the section on installations. The horrors of Stalin’s regime became one of the most interesting subjects for Messerer. in 2013, he created an installation called “The Search”, a year earlier he took part in a competition for the design of a monument dedicated to the victims of Stalin’s repressions in the city of Kirov. Messerer won that competition. unfortunately, however, the monument is still only in its design stage. But the artist did present his model at a retrospective exhibition of his work at the Tretyakov Gallery three years ago. Anna CHEPURNOVA

No 1

2016

МИт-ИНФо

Хронограф

Когда печаль светла Анна Чепурнова

В нынешнем хронографе речь идёт преимущественно о пьесах и постановках драматических и даже трагических. Мрачно смыкаются воды реки над К атериной Львовной из Мценского уезда. Страшна финальная немая сцена «Ревизора». А «Маскарад» Мейерхольда имел и вовсе катастрофическое звучание, ведь его премьера состоялась в канун Февральской революции. Лишь финал «Оптимистической трагедии» рождал в зале и скорбное, и светлое чувство, ведь Комиссар умирала, побеждая врага ради лучшей жизни на этой земле.

When Sorrow’s Bright Anna Chepurnova

The chronograph is devoted to plays and productions that are mostly dramas and even tragedies. The waters of the river close darkly over K aterina Lvovna of the Mtsensk District. The final silent scene from “The Government Inspector” is terrifying. “The Masquerade” by Meyerhold had an altogether disastrous ring to it, for its premiere took place on the eve of the February Revolution. And only the final scene of “An Optimistic Tragedy” brought out both sorrowful and joyful feelings in the audience, because the Commissar was dying while defeating the enemy for the sake of a better life on this earth.

МИТ-ИНФО

No 1–2

2016

CHRONOGRAPH

ЯнВарЬ 1836 гоДа 180 Лет назад

ЯнВарЬ 1865 гоДа 151 год назад

нИКоЛаЙ гогоЛЬ ВПЕрВЫЕ ЧИТаЕТ «рЕВИЗора» У ВаСИЛИЯ ЖУКоВСКого

В ЖУрнаЛЕ «ЭПоХа» оПУБЛИКоВана «ЛЕДИ МаКБЕТ наШЕго УЕЗДа» нИКоЛаЯ ЛЕСКоВа

Среди его слушателей были Александр пушкин, пётр вяземский, барон егор розен. причём Александр Сергеевич, по свидетельству очевидцев, буквально катался со смеху. Кстати, именно он подсказал Гоголю сюжет будущей пьесы. пушкин рассказал ему про случай в новгородской губернии, когда один проезжий господин, выдавая себя за чиновника, обобрал местных жителей. впоследствии в своей «Авторской исповеди» Гоголь писал: «в «ревизоре» я решился собрать в одну кучу всё дурное в россии… все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем».

в письме к редактору Лесков пояснял, что это «1-й № серии очерков исключительно одних типических женских характеров нашей (окской и частию волжской) местности». писать его Лесков начал осенью 1864 года, а окончательное название – «Леди Макбет Мценского уезда» – появилось при публикации в 1867 году в сборнике «повести, очерки и рассказы М. Стебницкого». впервые в театре «Леди Макбет Мценского уезда» была поставлена в 1935 году в Студии Дикого. А пятью годами раньше Дмитрий Шостакович написал одноимённую оперу, которая в поздней редакции получила название «Катерина Измайлова».

NIKOLAI GOGOL READ “THE GOVERNMENT INSPECTOR” FOR THE FIRST TIME AT ZHUKOVSKY’S HOUSE

THE EPOCH JOURNAL PUBLISHED NIKOLAI LESKOV’S “LADY MACBETH OF OUR DISTRICT”

Нis audience included Alexander Pushkin, who was virtually rolling on the ﬂoor with laughter. Incidentally, it was he who gave Gogol the idea for the future play. Pushkin told him of an incident in the Novgorod Province, when one travelling gentleman pretending to be a ministry ofﬁcial robbed all local residents.

In his letter to the editor Leskov explained that this was “the 1st No. of a series of essays exclusively on the typical female characters”. It was staged in theatre for the ﬁrst time in 1935 at Aleksei Dikiy’s Studio. And ﬁve years prior, Dmitry Shostakovich wrote an eponymous opera whose later version would be titled “Katerina Ismailova.”

30.01.1875 141 гоД наЗаД роДИЛСЯ аКТЁр ВаСИЛИЙ КаЧаЛоВ один из ведущих актёров МХАТа появился на свет в вильно в семье священника Иоанна Шверубовича. родной отец считал василия менее удачливым по сравнению с двумя его старшими братьями, один из которых стал военным, а другой – статистиком. поступив в Театр Литературноартистического общества в Санкт-петербурге, артист взял псевдоним Качалов. в Художественный театр он пришёл в 1900 году и служил в нём до самой смерти. в этом театре василий Качалов сыграл более полусотни ролей. его друг, поэт Анатолий Мариенгоф, писал, что сам Станиславский любил посетовать: «в Художественном театре Качалов все мои роли играет! Из-за него карьера моя тут погибла!» THE BIRTH OF ACTOR VASILY KACHALOV One of the leading MAT actors was born in Wilno in a family of a priest Ioann Shverubovich. His father considered Vasily to be less fortunate than his two brothers who became a soldier, and a statistician. It was in 1900 that Kachalov (his stage name) came to the Art Theatre. Stanislavsky himself liked to lament that “Kachalov is playing all of my parts at the Art Theatre! My career here is dead because of him!” No 1–2

2016

МИТ-ИНФО

25.02.1917 99 Лет назад

18.12.1933 82 года назад

В аЛЕКСанДрИнСКоМ ТЕаТрЕ - ПрЕМЬЕра «МаСКараД» МЕЙЕрХоЛЬДа

В КаМЕрноМ ТЕаТрЕ - ПрЕМЬЕра «оПТИМИСТИЧЕСКоЙ ТрагЕДИИ» ТаИроВа

впервые постановка была показана накануне Февральской революции, и это стало весьма символичным: тема маскарада трактовалась Мейерхольдом как тема призрачности и иллюзорности целой эпохи. панихида по нине воспринималась зрителями как заупокойная служба по всей царской россии. вместе с Мейерхольдом над «Маскарадом» работал художник Александр Головин, сделавший для постановки более четырёх тысяч эскизов. роль оформления в этом самом дорогом в дореволюционной россии спектакле была столь велика, что часто «Маскарад» называют постановкой Мейерхольда – Головина.

всеволод вишневский написал ее специально для Камерного театра. А название дала Алиса Коонен. она же сыграла главную роль – Комиссара, прототипом которой была известная революционерка Лариса рейснер. на репетиции Александр Таиров приглашал военных моряков – они должны были следить за соблюдением в спектакле «морских правил». один из служивых раздобыл Алисе Коонен кожаную куртку времён Гражданской войны, в которой та стала играть свою героиню. Современники называли «оптимистическую трагедию» в Камерном театре попыткой создания нового жанра – советской трагедии.

MEYERHOLD’S “THE MASQUERADE” PREMIERED AT THE ALEXANDRINSKY THEATRE

TAIROV STAGED “AN OPTIMISTIC TRAGEDY” AT THE KAMERNY THEATRE

The production was shown for the ﬁrst time on the eve of the February Revolution, and it was very symbolic. Meyerhold interpreted the theme of masquerade as the theme of ephemerality and illusiveness of the entire era. Artist Alexander Golovin worked with Meyerhold on that most expensive production in pre-revolutionary Russia and created over four thousand sketches.

Vsevolod Vishnevsky wrote this play speciﬁcally for the Kamerny Theatre. Alisa Koonen played the lead role of Commissar, which was based on Larisa Reisner, a famous revolutionary. Alexander Tairov invited actual navy sailors to the rehearsals for the sake of staying true to “naval regulations.” One of the sailors procured a Civil War era leather jacket for Alisa Koonen, and she played her character dressed in that jacket.

МИТ-ИНФО

No 1–2

2016

08.01.1947 69 Лет назад роДИЛаСЬ МарИна нЕЁЛоВа Известная афоризмами Фаина раневская говорила о неёловой: «Талант владеет ею даже в большей степени, чем она им». Актриса родилась в Ленинграде и окончила ЛГИТМиК, но в 1974 году поступила в труппу московского театра «Современник» и до сих пор остаётся в нём ведущей актрисой. Среди её ролей – и смешная двенадцатилетняя оля в спектакле «Спешите делать добро», и ослепительная в своей красоте и женственности раневская в «вишнёвом саде», и даже вызвавший восторженное изумление публики Акакий Акакиевич Башмачкин в «Шинели», который получился у актрисы существом среднего пола с дребезжащим голоском.

THE BIRTH OF ACTRESS MARINA NEYOLOVA Faina Ranevskaya, known for her aphorisms, used to say the following about Neyolova, “Her talent possesses her to an even greater extent than she does her talent.” From 1974 to our days she remains the lead actress of Sovremennik Theatre. Her theatre roles include the twelveyear-old Olya (“Hurry Up to Do Good”), and Ranevskaya in “The Cherry Orchard”, and even Bashmachkin in “The Overcoat”.

13.01.1987 29 Лет назад

03.01.2008 Восемь Лет назад

УМЕр анаТоЛИЙ ЭфроС

УМЕр ИгорЬ ИЛЬИнСКИЙ

один из самых значимых режиссеров середины ХХ века ушёл из жизни в 61 год, причиной смерти стал инфаркт. его имя связано сразу с несколькими московскими театрами: Центральным детским, «Ленкомом», Театром на Малой Бронной, Театром на Таганке. в некоторые из них, например в ЦДТ, Эфрос вдохнул новую жизнь, в биографии других театров он сумел вписать незабываемо яркие страницы. последним местом работы стал для него Театр на Таганке, куда Эфроса назначили вместо не поладившего с властями Любимова. Большая часть труппы бойкотировала нового главрежа. напряжение от этого конфликта в конце концов вызвало инфаркт, ставший для режиссёра роковым.

он скончался в канун старого нового года, когда по телевидению транслировали «Карнавальную ночь», принёсшую ему в поздние годы огромную популярность. почти полвека – с 1938 по 1987 год – Ильинский проработал в Малом театре. А до этого около 15 лет играл в спектаклях всеволода Мейерхольда: «Горе уму», «Смерть Тарелкина», «Лес», «Клоп». особенный успех Ильинский снискал в роли Брюно в «великодушном рогоносце», в котором лучше всего отражена система биомеханики, созданная Мейерхольдом. отвечая как-то на вопрос, кого он считает лучшим выразителем своих идей, великий режиссёр назвал Игоря Ильинского.

его считали символом поколения 1970–1980-х годов. у Абдулова была головокружительная карьера в кино и один на всю жизнь театр – «Ленком». его позвали туда прямо со студенческой скамьи ГИТИСа, и сразу на главную роль – лейтенанта плужникова в постановке «в списках не значился», за которую он удостоился премии «Театральная весна». Больше тридцати лет Александр Абдулов являлся одним из ведущих актёров «Ленкома», был занят практически во всех культовых спектаклях. он умер в 54 года от рака лёгких. после его смерти главный режиссёр «Ленкома» Марк Захаров сказал, что Абдулов – «великий артист, который был способен в конце жизни играть любой репертуар».

THE DEATH OF ACTOR IGOR ILYINSKY

THE DEATH OF ALEXANDER ABDULOV

THE DEATH OF DIRECTOR ANATOLY EFROS One of the most prominent 20th century directors died of a heart attack at the age of 61. His name is associated with several Moscow theatres at once. The Taganka Theatre became his last place of employment. Efros was appointed there to replace Lyubimov, who ran afoul of the powers that be. The majority of the company boycotted the new theatre director. The strain of that conﬂict eventually led to the heart attack that became fatal for the director.

He died on the eve of the Old New Year, when “The Carnival Night” – the movie that made him hugely popular – was being shown on TV. Ilyinsky worked at the Maly Theatre for almost half a century – from 1938 through 1987. And, prior to that, the actor spent some 15 years performing in Vsevolod Meyerhold’s productions.It was Ilyinsky that Meyerhold considered to be the best at expressing his ideas.

УМЕр аЛЕКСанДр аБДУЛоВ

This actor was considered a symbol of the 1970-1980s generation. Abdulov had an astoundingly successful career in cinema and one theatre for life – Lenkom. His theatre career began from the main role of Lieutenant Pluzhnikov in the production of “Not on the Active List”, which earned the young actor the Theatre Spring award. For over thirty years, Alexander Abdulov played parts in virtually every cult production. No 1–2

2016

МИТ-ИНФО

БУДКА СУФЛЁРА Анна ЧЕПУРНОВА

В ЭТОЙ РУБРИКЕ

МЫ РАССКАЗЫВАЕМ О ЗНАКОВЫХ ИМЕНАХ, ИНТЕРЕСНЫХ СОБЫТИЯХ И ЛЮБОПЫТНЫХ ФАКТАХ, КОТОРЫЕ УПОМИНАЮТСЯ НА СТРАНИЦАХ ЖУРНАЛА. ИНФОРМАЦИЯ АДРЕСОВАНА ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ ИНОСТРАННЫМ ЧИТАТЕЛЯМ, ИНТЕРЕСУЮЩИМСЯ РУССКОЙ ИСТОРИЕЙ И КУЛЬТУРОЙ. Бронислава Фоминична Нижинская (1891–1972) «Этажи иероглифов», стр. 70

алерине Брониславе Нижинской не довелось снискать такой славы, какая выпала на долю её старшего брата Вацлава. Хотя, например, композитор Игорь Стравинский считал её непревзойдённой танцовщицей. А ещё он называл Брониславу самым интересным хореографом в дягилевской труппе. Стравинскому чрезвычайно нравилась хореография Нижинской для его балетов «Байка про лису, петуха, кота да барана» и «Свадебка». О Брониславе Нижинской в самом прямом смысле слова можно сказать, что она родилась на сцене. Её родители, поляки Томаш (в России его называли Фома) Нижинский и Элеонора Береда, были танцовщиками, жили скромно, воспитывали двоих сыновей – Стасика и Вацлава. Забеременев в третий раз, Элеонора до последнего скрывала в театре своё положение, чтобы с ней не расторгли контракт. Однажды, танцуя с мужем балетный акт в опере «Жизнь за царя», балерина почувствовала сильную боль. Её унесли за кулисы, где она благополучно родила Брониславу. Старший ребёнок в семье, Стасик, с детства страдал психическим расстройством и окончил свои дни в клинке для душевнобольных. А Вацлава и Бронис-

МИТ-ИНФО

No 1

2016

Бронислава Нижинская

лаву мать отдала в Императорское театральное училище, по окончании которого их пригласили в Мариинский театр. Бронислава была моложе Вацлава на два года. Хорошая сестра, она всегда принимала сторону брата. Когда его со скандалом выгнали из Мариинки из-за якобы неприличного костюма в «Жизели», Бронислава тотчас же ушла вслед за ним. Вместе с братом она поступила в дягилевскую труппу, а когда Нижинский расстался с Дягилевым, сестра тоже перестала работать со знаменитым антрепренёром. Бронислава поддерживала любые начинания брата, хотя, судя по её воспоминаниям, давалось ей это нелегко. Она писала: «Должна признаться, что я нередко внутренне протестовала против чрезмерных требований, которые Вацлав предъявлял мне. Танцуя с такими балеринами, как Павлова, Карсавина или Кшесинская, Вацлав всегда был внимательным партнёром. С ними он не экспериментировал». Как хореограф Бронислава поставила за свою жизнь около шестидесяти балетов. К тому же она долгое время преподавала: сначала в Киеве, где одним из её учеников был Серж Лифарь, потом за рубежом – во Франции и в США. В Америке Нижинская прожила более тридцати лет и даже поработала в Голливуде, поставив танцы для кинофильма «Сон в летнюю ночь». В отличие от братьев, Брониславе удалось избежать душевной болезни. Она дважды побывала замужем за танцовщиками, её дочь Ирина тоже стала балериной. Бронислава Нижинская умерла от сердечного приступа в Лос-Анджелесе в 81-летнем возрасте. Она пережила Вацлава на 22 года.

Василий Григорьевич Сахновский (1886–1945) «Этажи иероглифов», стр. 70

«П

риходил гладко выбритый, с римским упадочным профилем, капризно выпяченной нижней губой, председатель режиссёрской корпорации Иван Александрович Полторацкий. – Миль пардон. Второй акт уже пишете? Грандиозно! – восклицал он и проходил в другую дверь, комически поднимая ноги, чтобы показать, что он старается не шуметь». Под именем Полторацкого в своём «Театральном романе» Михаил Булгаков изобразил режиссёра Василия Сахновского. Писатель много работал с ним, в частности над инсценировкой «Мёртвых душ». Коллеги вспоминают Василия Сахновского как весёлого, жизнерадостного человека, о котором нередко сочиняли анекдоты. Ему также посвящали эпиграммы, например такую: Василь Григорьевич Сахновский Прямой, отважный, честный муж. Но алкоголик он таковский, Что пропил задник с «Мёртвых душ». Однако Ольга Книппер-Чехова однажды назвала Сахновского «единственным интеллигентным человеком в советском Художественном театре». Интересно, что в юности Василий Сахновский совсем не собирался быть режиссёром. Он учился на философском факультете Фрайбургского университета, потом окончил историко-филологический факультет Московского университета и театром сначала занимался как историк, лектор и критик в журналах «Маски» и «Студия». Но потом пришёл работать в Студию Федора Комиссаржевского, чьи идеи романтического театра разделял. И там начал ставить спектакли, сперва в соавторстве с Комиссаржевским, затем самостоятельно. В частности, в 1917 году он создал постановку «Реквием» по пьесе Леонида Андреева, которую Павел Марков назвал «одним из лучших образцов символического театра». В 1919 году Василий Сахновский организовал Государственный Показательный театр, в труппе которого работали такие знаменитые актёры, как Анатолий Кто-

ров, Мария Блюменталь-Тамарина, Варвара Массалитинова. Однако театр этот просуществовал очень недолго. Позже Сахновский возглавлял Московский драматический театр, Театр комедии, а также воссозданный им Театр имени Комиссаржевской. В 1926 году режиссёра пригласили во МХАТ. Владимир Немирович-Данченко, находившийся в то время в Голливуде, в одном из писем восторженно на это отреагировал: «Сахновский в Художественном театре. Это ведь событие!» Но, к сожалению, в легендарном театре Василий Григорьевич не сумел полностью себя реализовать. По словам Павла Маркова, «МХАТ стал его главной радостью и главным мучением». Во многих постановках режиссёрские и философские идеи Сахновского слишком властно корректировались руководителями театра. Тем не менее в 1932 году он стал заместителем директора МХАТ по художественной части, а в 1937-м – заведующим художественной частью. В первый год Великой Отечественной войны Сахновский был тяжело болен и не уехал в эвакуацию, а вскоре был арестован: его заподозрили в том, что он ожидал прихода гитлеровцев и по этой причине отказался покидать Москву. Вызволить режиссёра из лагеря в АлмаАте помогло лишь написанное в 1942 году письмо Немировича-Данченко Сталину. В 1943-м Сахновский возглавил только что созданную Школу-студию МХАТ. Но арест слишком сильно повлиял на него: после освобождения он прожил всего три года, скончавшись в 1945 году. Однако и после смерти власть продолжала клеймить режиссёра. Когда в 1947-м вышла книга Василия Сахновского «Мысли о режиссуре», он был обвинён в формализме и преклонении перед Западом.

No 1

2016

МИТ-ИНФО

Вадим Васильевич Шверубович (1901–1981) «Этажи иероглифов», стр. 70

н родился в семье известных актёров Художественного театра Василия Качалова и Нины Литовцевой. В детстве Вадима учил плавать сам Станиславский, а Ольга Книппер-Чехова посылала ему конфеты. С МХАТом была связана вся жизнь Шверубовича, хотя он не пошёл по стопам своих родителей и не стал артистом. Впрочем, в отличие от многих других представителей золотой молодёжи, к которой, конечно, можно причислить сына Качалова, Шверубович никогда не искал лёгких путей. В юности он ушёл добровольцем в белую армию и был определён в драгунский полк. Домашний, интеллигентный, избалованный родителями юноша терпеливо сносил тяготы военной походной жизни и злые насмешки однополчан за то, что пришёл в армию, не зная навыков верховой езды и обращения с лошадьми.

МИТ-ИНФО

No 1

2016

Армейская жизнь Шверубовича закончилась после того, как он едва не умер от тифа. К счастью, друзьям семьи удалось переправить его в Екатеринодар, где гастролировали родители. После воссоединения с семьёй Шверубович стал работать в постановочной части МХАТа, а также выступал помощником режиссёра. Во время зарубежных гастролей театра в 1922–1924 годах (которые позже Шверубович так увлекательно описал в книге «О старом Художественном театре») они вдвоём с Иваном Гремиславским заменяли целый штат художников, осветителей, машинистов и реквизиторов. Свою работу в постановочной части они рассматривали не как ремесло, но как искусство. Именно поэтому их высоко ценили руководители МХАТа Константин Станиславский и Владимир Немирович-Данченко, которые называли Гремиславского и Шверубовича в числе строителей театра. Несмотря на то что во время Гражданской войны Шверубович чуть не погиб, в начале Великой Отечественной он ушёл в ополчение, хотя у него, как у работника МХАТа, был белый билет. И снова на его долю выпали тяжёлые испытания: Шверубович побывал в немецком плену, бежал, участвовал в движении антифашистского сопротивления в Италии. А после войны из резервации бывших военнопленных в Модене он был отправлен в советский концлагерь. К счастью, его довольно быстро освободили благодаря усилиям Качалова. Еще в 1932 году Шверубович стал заместителем заведующего постановочной частью МХАТа, а позднее возглавил её. После войны Вадим Васильевич начал ещё и читать лекции в Школе-студии МХАТ, в 1954 году был назначен деканом постановочного факультета. Преподавательской работе Шверубович отдал в общей сложности около тридцати лет. Среди его учеников такие знаменитые художники театра, как Дмитрий Крымов, Олег Шейнцис, Александр Васильев, Валентина Комолова, Мария Рыбасова. О театре, с которым была связана вся его жизнь, Вадим Шверубович написал интереснейшие мемуары: «О людях, о театре и о себе» 1976 года издания и «О старом Художественном театре» – вторая книга вышла в 1990 году, уже после смерти автора.

PROMPT CORNER Anna CHEPURNOVA

UNDER

THIS HEADING WE TELL ABOUT SIGNIFICANT NAMES, EXCITING EVENTS AND INTERESTING FACTS MENTIONED IN OUR REVIEW. THIS INFORMATION IS MAINLY ADDRESSED TO FOREIGN READERS WHO ARE INTERESTED IN RUSSIAN HISTORY AND CULTURE.

immediately left that theatre, too, and joined Diaghilev’s company, which she later also quit to follow her brother. As a choreographer, Bronislava staged some sixty ballets over the course of her lifetime. In addition, she also taught for a long time: ﬁrst in Kiev, where Serge Lifar was one of her students, then abroad in France and the U.S.. Nijinska lived in America for over thirty years and even worked in Hollywood, staging dances for the ﬁlm “A Midsummer Night’s Dream.” Unlike her brothers, Bronislava managed to avoid mental illness. She was married twice to dancers, her daughter Irina also became a ballerina. Bronislava Nijinska died of a heart attack in Los Angeles at the age of 81.

Bronislava Nijinska (1891–1972) “Storeys of hieroglyphs”, p. 71

allet dancer Bronislava Nijinska never did attain the level of fame that was bestowed upon her older brother Vaslav. Even though composer Igor Stravinsky, for instance, considered her to be an unrivaled dancer and the most interesting choreographer in Diaghilev’s company. Stravinsky absolutely loved Nijinska’s choreography for his ballets “The Fable of the Fox, the Rooster, the Tomcat, and the Ram” and “Little Wedding.” Bronislava Nijinska was born on stage. Her parents, Poles Tomasz (Foma in Russia) Nijinsky and Eleonora Bereda, were dancers, lived simply and were raising their two sons – Stasik and Vaslav. When she became pregnant for the third time, Eleonora hid her condition at the theatre until the last moment to keep her contract from being cancelled. She was performing a ballet act with her husband in the opera “A Life for the Tsar” when she felt pain. And it was right in the wings that she successfully gave birth to Bronislava. Bronislava was two years younger than her brother Vaslav. Ever the good sister, she always took her brother’s side. When he was kicked out of the Mariinsky Theatre for the supposedly indecent costume in “Gisele”, following a big uproar, Bronislava

Bronislava and Vaslav Nijinsky ’s No 1

2016

МИТ-ИНФО

Vasily Grigorievich Sakhnovsky (1886–1945) “Storeys of hieroglyphs”, p. 71

“I

van Alexandrovich Poltoratsky, chairman of the directors’ corporation, would arrive cleanshaven, with a decadent Roman proﬁle and a whimsically stuck out bottom lip.” It was director Vasily Sakhnovsky that Mikhail Bulgakov portrayed under the name of Poltoratsky in his “Theatrical Novel.” The writer worked with him a lot, notably during the staging of “Dead Souls”. Colleagues remember Vasily Sakhnovsky as a happy, cheerful person that others frequently made up jokes about. Yet Olga Knipper-Chekhova once called Sakhnovsky “the only cultured person in the Soviet Art Theatre.” It is noteworthy that as a young man Vasily Sakhnovsky had no interest in becoming a director. He studied at the Freiburg University’s philosophy department, then graduated from the history and philology

МИТ-ИНФО

No 1

2016

department of the Moscow University and began working in theatre at first as a historian, lecturer and critic in the “Mask” and “Studio” magazines. But then he came to work in the acting studio of Fedor Komissarzhevsky, whose ideas of romantic theatre he shared. And he began staging productions, coauthored with Komissarzhevsky at first and then independently. In particular, in 1917, he created a production of “Requiem” based on a play by Leonid Andreev, which Pavel Markov called “one of the best examples of Symbolist theatre.” In 1919, Vasily Sakhnovsky created the State Demonstration Theatre, whose company included such famous actors as Anatoly Ktorov, Maria BlumenthalTamarina, Varvara Massalitinova. The theatre existed a very short time, however. After that Sakhnovsky was head of the Moscow Drama Theatre, the Comedy Theatre, and also the Komissarzhevskaya Theatre that he had reestablished. In 1926, the director was invited to the MAT. Vladimir Nemirovich-Danchenko, who was in Hollywood at the time, reacted enthusiastically to this news in one of his letters. But, unfortunately, Vasily Grigorievich was unable to realize his full potential at the legendary theatre. According to Pavel Markov, “the MAT became his greatest joy and his greatest torment.” In many of the productions Sakhnovsky’s directing and philosophical ideas were amended a bit too authoritatively by theatre directors. Nevertheless, in 1932 he became assistant director of the MAT’s artistic department, and in 1937 he became head of the artistic department. Sakhnovsky was gravely ill during the first year of the Great Patriotic War and didn’t evacuate, and soon after he was arrested on suspicion of waiting for Hitler’s forces to arrive and refusing to leave Moscow for that reason. A letter that Nemirovich-Danchenko wrote to Stalin in 1942 was the only thing that helped rescue the director from a prison camp in Alma-Ata. In 1943, Sakhnovsky became head of the newly established MAT Theatre School. But the arrest had too great of an impact on him: he lived for only two years following his liberation and died in 1945. Yet the regime continued to stigmatize the director even after his death. When Vasily Sakhnovsky’s book Thoughts on Directing came out in 1947, he was accused of formalism and idolatry of the West.

Vadim Vasilievich Shverubovich (1901–1981) “Storeys of hieroglyphs”, p. 71

e was born in the family of famous Art Theatre actors Vasily Kachalov and Nina Litovtseva. When Vadim was a child, Stanislavsky himself was teaching him to swim and Olga KnipperChekhova would send him candy. Shverubovich’s entire life was tied to the MAT, even though he never became an actor. Shverubovich never looked for an easy way out. As a young man he enlisted in the White Army and was assigned to a dragoon regiment. This well-mannered young man, sensitive, overprotected and pampered by his parents, patiently bore the hardships of military camp life and vicious gibes from his fellow soldiers for getting into the army without knowing how to ride on horseback and handle horses. Shverubovich’s army life came to an end after he nearly died from typhus. Fortunately, family friends were able to move him to Ekaterinodar, where his parents

Vasily Kachalov

МИТ-ИНФО

No 1

2016

Vadim Shverubovich

were touring with guest performances. After Shverubovich was reunited with his family, he began working at the production unit of the MAT and performed the duties of a stage director as well. During the theatre’s guest performances abroad in 1922–1924 (that Shverubovich later described so captivatingly in the book titled “On the Old Art Theatre”) he and Ivan Gremislavsky together covered for an entire staff of artists, lighting technicians, stage hands and props men. Despite the fact that Shverubovich nearly died during the Civil War, when the Great Patriotic War began he joined the militia troops even though he had a “white chit” as an MAT employee. And once again he was forced to endure severe hardships: Shverubovich was captured by the Germans, escaped, took part in an antifascist resistance movement in Italy. And after the war he was sent from a prisonerof-war camp in Modena straight to a Soviet concentration camp. Fortunately, he was released from there rather quickly thanks to Kachalov’s efforts. In 1932, Shverubovich became assistant manager of the production unit at the MAT, and later became head of that department. After the war, Vadim Vasilievich also began giving lectures at the MAT Theatre School, and in 1954, he was named dean of the production department. His students include such famous theatre artists as Dmitry Krymov, Oleg Sheintsis, Alexander Vasiliev, Valentina Komolova, Maria Rybasova. Vadim Shverubovich wrote two incredibly interesting memoirs about theatre – a place that had been his life: On Men, Theatre and Myself, published in 1976, and On the Old Art Theatre, which was published posthumously in 1990 after the author’s death.