Лина Тархова. Заложники Кремля

.

Лина Тархова

Заложники Кремля

Издательские решения По лицензии Ridero 2020

УДК 82-9 ББК 76.01 Т22

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Т22

Тархова Лина Заложники Кремля / Лина Тархова. — [б. м.] : Издательские решения, 2020. — 574 с.

ISBN 978-5-0051-0316-1 Немного найдется людей, кого не интересовала бы частная жизнь первых лиц страны. Так случилось в России, что наши судьбы тесно, иногда намертво связаны с их поступками, решениями, капризами. Эта книга — о детях руководителей СССР и России. Она имела успех в Нью-Йорке (1997), стала бестселлером в Москве (1998). Незаметно подросла новая кремлевская поросль, ошеломляющая нас головокружительными карьерами и миллиардными состояниями.

УДК 82-9 ББК 76.01 18+ В соответствии с ФЗ от 29.12.2010 №436-ФЗ

ISBN 978-5-0051-0316-1

© Лина Тархова, 2020

ЗАЛОЖНИКИ КРЕМЛЯ Эта книга — о кремлевских детях. Обо всех сыновьях и дочерях руководителей СССР и сегодняшней России. Почему мы хотим знать частную жизнь людей власти? Конечно, есть элементарное любопытство. От чего они способны заплакать? Умеют ли любить? Боятся ли умереть? Есть для них вещи страшнее смерти? Как живет элита? Точно ли это — люди избранные, обладающие интеллектуальным, моральным превосходством? Сливки ли это — или пена, выброшенная наверх слепым случаем? Те же ли у них проблемы верности и предательства, отцов и детей, жизни и смерти, что и у всех? У россиян интерес к элите, можно сказать, — родственный. Уж слишком тесно, иногда намертво, были связаны судьбы правителей и всей страны, миллионов и миллионов людей. И сегодня будто ничего не изменилось. С застарелой тревогой мы ждем каждого сигнала из Кремля — что на уме у тех, кто за его зубчатой стеной?. …Я прочитала воспоминания внучки Сталина Галины Джугашвили (дочери старшего сына Генералиссимуса — Якова — Авт.) «Дед, отец, Ма и другие». Тоненькая книжка, не претендующая на сенсационность, подняла целую бурю в душе. Она сидела на коленях у Сталина. Вспомнилось детство, мои родители, живые тогда и молодые. Война. Мы в эвакуации в Киргизии. Из черной тарелки радио, из какой-то невероятной дали доносится глуховатый спокойный голос с грузинским акцентом. Голос вызывает необъяснимый трепет. Кто мне его внушил? Не знаю. Но я испытываю восторг. Мама и папа часто говорят о Сталине, о попавшем в плен сыне его Якове, всегда шепотом. Сталин сказал: у него нет сына, 3

в нашей стране нет пленных — есть предатели. Страх пробирает от этих слов, ведь один из братьев папы тоже оказался в плену. Что будет с ним? С нами? Таинственные перешептыванья родителей только усиливали ощущение фантастичности, окружавшей имя Сталина. А в это время у него, оказывается, была внучка, такая же девочка, как я, только на два года старше… Любила ли она Деда? Испытывала ли такой же трепет, как и я? Какие-то глупости лезут в голову: наверное, ей не разрешали делать, как это обожали мы с дворовыми девчонками, «мороженое» из глины. И наверняка не приходилось целыми днями стоять в очереди за мукой с фиолетовым номером на ладони… С тех пор прошли десятилетия. Вместе со всеми я пережила крушение идола, страх, отвращение и — восторг разоблачительства. Казалось, Сталин и ужас, связанный с ним, ушли навсегда. И вдруг эта книжка внучки. Оказывается, жизнь моя до сих пор каким-то странным образом связана с ее Дедом. И с черноволосой, как галчонок, девочкой, которую он, как и свою дочь Светлану, называл хозяйкой… Зависимость от тех, кто на вершине власти, — даже от мертвых! — остается. И неистребима потребность заглянуть в их души. Да заодно понять, точно ли души имеются. Я начинала собирать материалы для этой книги с любопытством. Сейчас, когда мне так много известно о мальчиках и девочках, которым суждено было жить под кремлевскими звездами, это чувство сменилось потрясением. Какие страшные драмы, какие трагедии скрыты в жизни каждого — каждого — из них! Сколько в ней несвободы, насилия, отречений, утрат! Среди кремлевских детей нет никого, кто не заплатил бы за принадлежность к своему кругу цену иногда непомерную — жизнью, отказом от любимого, отречением от самого себя. «Грехи отцов ложатся на детей» — сказано в Священном писании. Если это действительно так, то как они, отцы, смеют так жить?

4

«В Кремле не можно жить! Преображенец прав. Здесь древней ярости Еще кишат микробы: Бориса дикий страх, Всех Иоаннов злобы, И самозванца спесь — Взамен народных прав». Это Анна Ахматова. Кремль, средоточие власти, за столетия впитавший столько крови, коварства, лжи, этот Кремль — плохая колыбель для младенца. Но прошли годы — последняя четверть века — и жизнь кремлевских детей удивительнейшим образом изменилась на все 360 градусов. Сегодня кремлевская прописка — гарантия головокружительной карьеры и неслыханного богатства. Когда эти дети успели так основательно освоиться, запустить во все стороны глубокие корни?.. Но начнем мы не с них.

5

ЯКОВ ДЖУГАШВИЛИ Первый среди «кремлевских детей» — Яков, старший из троих детей Сталина. Ленин, как известно, потомков не оставил. Точнее, Яков — старший из троих, официально признанных Сталиным. У «вождя всех народов» были и внебрачные дети, но они носили фамилии матерей. Кто-то, возможно, живет и здравствует до сих пор. Утверждают, что детей, родившихся вне брака, Сталин не видел, во всяком случае, к этому не стремился. Первым всегда достается больше тумаков. Яков не знал законов кремлевской жизни. Естественный человек, проведший большую часть своего детства среди кавказских гор, вне Кремля, он даже не знал, что такие законы существуют. И позже, когда их нарушал, получал чувствительные удары, не понимая, за что. Вся его жизнь — серия таких ударов, в конце — пленение и мученическая смерть. Яков, как герой классической трагедии, не вписывался в действительность и потому приговорен был умереть. …Ему бы не ездить в Москву, остаться в родной Грузии. Матерью Якова была первая жена Сталина — молодая, красивая Екатерина Сванидзе. Еще до их свадьбы, в 1903 году, августовским вечером случился такой эпизод. Коба (партийная кличка Сталина) шел вдоль бакинской набережной. Со стороны моря вдруг послышался душераздирающий крик — невдалеке от берега тонула маленькая девочка. Иосиф успел вовремя выхватить ее из воды. Ею оказалась трехлетняя Надя Аллилуева, дочь соратника по революционной борьбе. Через четырнадцать лет она станет второй женой Кобы. А пока… Като Сванидзе была хорошей женой Иосифу. Много лет спустя Галина Джугашвили напишет: она была такой, «какую и дол6

жен иметь мужчина его склада: жена-ребенок, глядящая на мужа снизу вверх, приняв как закон его власть над собой и правоту во всем и всегда». В 1908 году Екатерина Сванидзе родила сына Якова, Якоби. Но жить ей оставалось недолго, через полгода она заразилась тифом. Несколько дней горячки, смерть… Коба в это время сидел в тюрьме, но его отпустили проститься с покойной. Очевидцы вспоминали: Иосиф отчаянно рыдал над гробом юной жены, никогда больше его не видели таким потерянным. Крохотного Якоби забрали к себе родители покойной Като. Мальчика любила, опекала и другая бабушка — Екатерина Джугашвили (Гилидзе), мать Сталина. Она всегда выделяла его из троих своих внуков. Ребенок был лобастеньким, кареглазым, как мать, и неуемно прытким — вспоминал впоследствии знакомый семьи Джугашвили. Но отец не знает, каким растет его сын: революционная борьба не оставляла места для отцовских забот. С 1901 по 1907 годы Коба был на нелегальном положении. Его дооктябрьский период — это семь арестов и пять побегов из тюрем и ссылок. В 1917 году Грузия на четыре года становится для России заграницей. Впервые Иосиф смог появиться на родине только в 1921 году, когда там была установлена советская власть. И только тогда Сталин смог снова увидеть сына. Через некоторое время отец распорядился доставить мальчика в Москву. В кремлевской квартире сошлись под одной крышей два незнакомых человека. Честолюбивый, стоящий в начале карьерного взлета отец и ничем не примечательный, провинциального вида подросток в самом «трудном» возрасте. Отца в нем раздражало все. В особенности же то, что Яков совершенно не знал русского языка. Одним своим видом он постоянно напоминал отцу и всем окружающим о грузинском происхождении семьи Джугашвили, что было весьма болезненно для Иосифа. Сталин отдавал себе отчет в том, что вождем СССР 7

естественнее и легче стать русскому, славянину. И делал все, чтобы окружающие забыли о его кавказских корнях. Светлана Аллилуева писала, что не знает ни одного грузина, который настолько «забыл бы свои национальные черты и настолько сильно полюбил бы все русское», как отец. Однажды брат Вася огорошил ее: — А знаешь, наш отец раньше был грузином. Шестилетняя Светлана не знала, что означает чудное слово, и Вася, он был старше на пять лет, важно пояснил: — Они ходили в черкессках и резали всех кинжалами. Несомненно, что и это «детское», но довольно распространенное представление о грузинах сыграло роль в стремлении Кобы дистанцироваться от соотечественников. Сталин был женат вторым браком на русской, дом его был русским домом. Из грузинского здесь почитались только вина, неизменно, в течение всей жизни доставлявшиеся к столу. В фильме «Падение Берлина» есть сцена: сталевар Иванов, увидев великого Сталина, склонившегося над кустом роз в своем саду, от волнения путает имя вождя.

— Виссарион Иванович! — вырывается у Иванова. Сталин добродушно поправляет: — Это моего отца звали Виссарион Иванович. В фильме о победе над фашизмом важно было донести до народа, что дед Генералиссимуса, выигравшего войну, носил самое распространенное русское имя Иван. Сталин любил повторять, что корни его воспитания — в российской культуре. Звучало это примерно так: — Я на рюсской культурэ васпитан. «Кремлевский горец» всю жизнь упорно пытался избавиться от акцента, но это давалось ему с большим трудом. Расслабиться он позволял себе только дома, с близкими. Отца раздражала не только гортанная речь первенца. Грузинские отцы очень многого ждут от сыновей. Можно представить себе, какое блестящее будущее детей рисовала Сталину его гордыня.

8

Но в Якове он не находил ничего, что могло бы потешить отцовское тщеславие. Молчаливый и гордый по природе мальчишка, как пересаженный горный цветок, был чужероден кремлевской почве. Он замкнулся и глядел волчонком. Так отец его и стал называть — волчонок. «Он был похож на отца миндалевидным разрезом глаз и больше ничем, — писала о Яше Светлана Аллилуева. — Больше он был похож на свою мать, Екатерину Сванидзе… Очевидно, и характер ему достался от нее — он не был ни честолюбив, ни резок, ни одержим, ни властолюбив. Не было в нем противоречивых качеств, взаимоисключающих стремлений. Не было в нем каких-либо блестящих способностей, он был скромен, прост и очаровательно спокоен. Я видела лишь раз или два, что он может взорваться — внутренний жар был в нем. Это происходило иногда из-за Василия, из-за привычки последнего сквернословить в моем присутствии и вообще при женщинах, при ком угодно. Яша этого не выдерживал, набрасывался на Василия, как лев, и начиналась рукопашная… Вообще говоря, жизнь в Кремле, в одной квартире с нами, и учеба на русском языке трудно давались ему вначале, все это было совсем не для него. Оставшись в Грузии, он, наверное, жил бы спокойнее и лучше. Яша всегда чувствовал себя возле отца каким-то пасынком». Иосиф Сталин не любил своего отца, пьяницу и гуляку, сгинувшего вдали от семьи в тифлисской ночлежке. Виссарион часто поколачивал мальчишку своей тяжелой рукой сапожника — по делу и без дела. Сталин не знал любви к отцу. Может, поэтому он не мог испытывать отцовской любви к Якову? А вот с мачехой, с Надеждой Аллилуевой, отношения у мальчишки сложились сразу. Эти два человека, испытавшие на себе холодность и грубость Сталина, обнаружили друг в друге тепло, которого не находили в муже и отце. В начале перестройки, в годы гласности, начал упорно распространяться слух, будто бы причина нелюбви Сталина к Якову — его роман с Надеждой Сергеевной. Будто мачеху и пасынка связывали интимные отношения.

9

Это, несомненно, вымысел, который характеризует только полную неосведомленность его неведомого автора. А также наше жадное до сенсаций время, когда «съедается» все: и то, что Сталин будто бы спал со своим шофером, и то, что вот сын его спал с любимой мачехой. Да зародись у Кобы хоть тень подозрения — стер бы сыночка в пыль. Ревности вспыльчивого вождя боялись, как огня. Из-за этого вокруг Надежды Аллилуевой образовалась зияющая пустота, как вспоминает Борис Бажанов, бывший личным секретарем Сталина (в 1929 году бежал в Европу). Подруг у жены вождя не было, а «мужская публика боялась к ней приблизиться — вдруг Сталин заподозрит, что ухаживают за его женой. Сживет со свету». Яша охотно нянчился со сводным братом Васей, а потом и с сестренкой Светланой, родившейся через пять лет после Василия. Оставался за «домохозяйку», когда Надежде Сергеевне нужно было уйти. Часто это делалось за счет уроков. Подросток, и без того с трудом говоривший по-русски, слишком медленно усваивал трудный для него язык. Правда, оценки по всем предметам у него неизменно были хорошие или отличные, что вызывало раздражение у Сталина. Но однажды в школу пришла новая учительница, известна лишь ее фамилия — Лукашевич. И в дневнике у Яши стали появляться «двойки», которых он и заслуживал. О том, что пережил, узнав об этом, директор школы, можно только догадываться. Сама же учительница была вызвана в Кремль. Вот какая произошла там сцена.

— Замечаю, что мой сын по русскому языку занимается не усердно. Он рос в грузинской среде. Благодарю вас, вы требуете от сына прилежания, — сказал Сталин и, самолично написав на листке бумаги свой телефон, вручил его учительнице со словами: — Когда мой сын не будет знать урок, прошу позвонить мне. Воспользовалась ли учительница приглашением, неизвестно.

10

Самолюбие Якова заставляло его давать как можно меньше поводов для замечаний. Это от мачехи он перенял принцип, которому потом следовал всю жизнь: не подчеркивать родство с первым человеком страны. Нет ни одного свидетельства того, что он пытался воспользоваться своим положением. Ни разу не обратился с просьбой материального характера к отцу. Со временем Яков почувствовал себя в кремлевских стенах увереннее. Появились друзья. Друг детства Якова, Григорий Гагошидзе, писал в своих воспоминаниях: «В 1926 году я приехал в Москву, стал рабочим винзавода… В Москве сразу связался с Яковом Джугашвили, все свободное время мы проводили вместе. По воскресеньям ходили в Кремль, играли в футбол. Капитан одной из команд был Яков Джугашвили, во главе второй команды — сын Троцкого Лев». Да, сыновья непримиримых врагов, Сталина и Троцкого, дружили. И это, конечно, тоже служило источником постоянного раздражения вождя. В своем очерке «Иосиф Сталин. Опыт характеристики» Троцкий вспоминает, что Якова он часто находил в комнате своих сыновей. Вот одна из таких встреч: «Я застал как-то Яшу в комнате мальчиков с папиросой в руке. Он улыбался в нерешительности.

— Продолжай, продолжай, — сказал я ему успокоительно.

— Папа мой сумасшедший, — сказал он убежденно. — Сам курит, а мне не позволяет». Здесь же Троцкий вспоминает еще эпизод, связанный уже с младшим сыном Сталина Василием. Пересказан он был ему Бухариным, видимо, в 1924 году, когда, как пишет Троцкий, «сближаясь со Сталиным, он сохранял еще очень дружественные отношения со мной». «Только что вернулся от Кобы, — говорил он (Бухарин. — Авт.) мне. — Знаете, чем он занимается? Берет из кроватки своего годовалого мальчика, набирает полон рот дыму из трубки и пускает ребенку в лицо…

— Да что вы за вздор говорите! — прервал я рассказчика.

11

— Ей-богу, правда! Ей-богу, чистая правда, — поспешно возразил Бухарин с отличавшей его ребячливостью. — Младенец захлебывается — папаша заливается: ничего, мол, крепче будет… Бухарин передразнил грузинское произношение Сталина.

— Да ведь это же дикое варварство!

— Вы Кобы не знаете: он уж такой особенный…» Но вернемся к свидетельствам Яшиного друга. В его воспоминаниях нет особых откровений — они писались во времена, когда лучше всего было молчать, но все же помогают представить себе жизнь сталинского сына. «Летом выезжали за город — на Воробьевы горы — с гитарой, мандолиной, баяном. Брали уголь в маленьких мешках. Готовили шашлыки, пили кахетинское вино. Пели, играли. Яша учил русских друзей петь грузинские песни». Отношения с отцом оставались напряженными. Тихий, уравновешенный, но упрямый Яков не мог во всем подчиниться отцу. А тот не терпел возражений. Вскипал, когда от сына пахло табаком, бил за это. Однажды Сталин даже выгнал его из квартиры за курение. Якову пришлось провести ночь в кремлевском коридоре рядом с часовым. Но наказание только подстегнуло упрямого сына: «Побоями он меня от табака не отучит». Тем более, что перед глазами мальчика был пример отца с постоянной трубкой в зубах. Закончив школу с хорошими и отличными оценками по всем предметам, Яков не решился поступать в институт. Он был не уверен в своих знаниях. К тому же именно в это время Яков влюбился в одноклассницу Зою, веселую и очень хорошенькую. У нее был единственный, но существенный изъян: отец — поп. Сталин сам закончил в свое время духовное училище, а после учился в духовной семинарии. Но сыну категорически запретил жениться на поповне. Однако Яков все-таки — сын своего отца. Однажды, отдыхая на подмосковной даче вместе с Кировым, который для Яши был просто «дядя Сережа», юноша признался ему, что не знает, как 12

жить дальше. Отец требует, чтобы он поступал в институт, выбросив из головы всякие «глупости». А он должен разобраться в себе, понять жизнь. Его мечта — в которой страшно признаться отцу — повкалывать хоть пару лет простым рабочим. Им с Зоей на жизнь он заработает. Киров обещал помочь. И вскоре Яков с невестой, тайком от отца, бежал в Ленинград. Молодые поселились в семье родственников Аллилуевых. Город на Неве на два года приобрел толкового электрика. Работавшие с ним вспоминали, что Яков Джугашвили держал себя просто, скромно, всячески скрывал свое высокое происхождение. Знакомясь, не называл отчества. На телефонные звонки по службе обычно отвечал так: — Яков Жук слушает! Так уж он придумал. Псевдоним сохранял созвучие с фамилией и позволял оставаться инкогнито. Одевался более чем непритязательно, любил носить толстовку. Он старался больше читать, его с женой видели в ленинградских музеях. Друг юности Якова, встретившись с ним, был поражен: этот неразговорчивый человек буквально преображался, когда заговаривал о красотах Ленинграда. Похоже, старшему сыну Сталина было хорошо с Зоей в этом городе. Здесь он впервые почувствовал себя взрослым и свободным. Но терпение Сталина нельзя было испытывать долго. В 1930 году он приказал «блудному сыну» возвращаться и, не мешкая, поступать в институт. Один из выпускников Московского института железнодорожного транспорта рассказывал: «Нас, студентов II-го курса, направили на помощь приемной комиссии. Однажды в помещение вошел среднего роста худощавый, очень застенчивый юноша (Якову было тогда 23 года, однако на всех он производил впечатление юноши. — Авт.) в сером костюме. Попросил меня пояснить, как правильно заполнять бланки. Рассказав, я отошел. Но один из членов комиссии отругал меня за то, что я не выяснил, кто родители товарища. В то время двери институтов 13

были открыты преимущественно для рабочих и крестьян. Пришлось спросить юношу о родителях. «Отец — служащий» — был ответ. Это сильно осложняло дело. А тут в приемную заскочил еще один наш студент. Заслышав разговор, заглянул в заполненную анкету и отозвал меня в сторону: может, это родственник Сталина? Тот ведь раньше тоже был Джугашвили. Пусть он напишет, кем работает его отец. На бланке появились слова: «Секретарь ЦК ВКП (б)». Некоторые, напротив, утверждают, что в приемной комиссии никто не обратил внимания на фамилию смуглого абитуриента. Близко к концу приемных экзаменов ни о чем не подозревавшему ректору МИИТа сообщили по телефону, что с ним будет говорить товарищ Сталин. Директор трясущейся рукой держал трубку, а знакомый глуховатый голос поинтересовался, принят ли во вверенный товарищу ректору институт Яков Джугашвили? Не в состоянии ничего понять, ректор на всякий случай доложил: — Да, товарищ Сталин! Яков учился на первом курсе, когда у них с Зоей родилась дочка. Жить на стипендию было неимоверно трудно. Малышка болела, требовались все новые и новые лекарства. Но ничто уже не могло ей помочь. Девочка умерла. Отчаяние охватило Якова. Беспомощность перед смертью. Вечная холодность и насмешливая грубость недосягаемого отца, которого все же хотелось любить. Невозможность жить по своей воле, как хочется… Он решил покончить с собой. Стрелял в сердце, но пуля прошла рядом навылет. Рассказывают, увидев раненого сына, Сталин нашел для него только такие слова: — Ты, волчонок, и стрелять-то не умеешь. Три месяца выхаживали Якова в больнице. Его навещали Надежда Аллилуева, Киров, Орджоникидзе, сестры Ленина, жена Молотова. Только Сталина у постели сына не видели ни разу. Яков вышел из болезни надломленным. В непрекращающейся дуэли этих двоих перевес надолго оказался на стороне отца. Сталин потребовал развода с Зоей — и развод состоялся.

14

А скоро Якова ждала еще одна тяжелая потеря. В 1932 году ушла из жизни Надежда Аллилуева. Лев Разгон описал в книге «Непридуманное» ее состояние в последний год жизни: «Это была скромная, добрая и глубоко несчастная женщина. Несколько раз, когда я приходил в Кремль к Свердловым, я заставал у Клавдии Тимофеевны (жены Свердлова. — Авт.) заплаканную Аллилуеву. После ее ухода Клавдия Тимофеевна говорила: «Бедная, ох бедная женщина!» Многие говорили тогда, что Надежда Сергеевна вынуждена сносить тяжелый характер мужа. И про то, что он бьет детей — Свету и Васю. И про то, как хамски обращается со своей женой. А еще про то, что в последнее время Коба стал принимать участие в «забавах Авеля». Какие это были забавы? Сталин объявил однажды, что «веселее» должны жить не только его подданные, но и он сам (помните незабвенное «жить стало лучше, жить стало веселее»)? И начал участвовать в той веселой и вольной жизни, которую организовал самый близкий его друг с юности Авель Енукидзе1. Пошли слухи, что железный Коба размягчился… Сталин и Авель участвовали в гульбищах. Надежда Аллилуева жаловалась на это Якову. Кроме того, ее тревожило, что Сталин приблизил к себе Лаврентия Берию — самую зловещую фигуру из тех, кто окружал вождя всех народов. Светлана Аллилуева писала о тех годах: «Все чаще поблескивало в кабинете отца пенсне Лаврентия Берия, тогда еще весьма «скромненького и тихонького». «Он при-

А.С.Енукидзе — активный участник Октябрьской революции. С 1934 года — член Центрального комитета партии. Закат его начался вскоре после смерти Надежды Аллилуевой, когда был собран пленум ЦК, обвинивший Енукидзе в моральном разложении. Так Сталин пытался отмежеваться от постоянного спутника в разгульных похождениях. В 1937-м году Енукидзе был расстрелян.

1 *

15

езжал временами из Грузии «припасть к стопам»… Все, кто тогда близок был нашему дому, ненавидели его. Отвращение к этому человеку и смутный страх перед ним были единодушными у нас в кругу близких». Иногда жена отваживалась спорить со Сталиным из-за Берии: — Он же негодяй, я не сяду с ним за один стол! Сталин в дискуссии не вступал: — Ну, убирайся вон, это мой товарищ, он хороший чекист… я ему верю. Слишком ко многому эти супруги относились по-разному. Финал затянувшейся драмы наступил 8 ноября 1932 года. Никита Хрущев рассказывал своему зятю Алексею Аджубею, что 7 ноября 1932 года во время демонстрации на Красной площади он оказался на одной из нижних трибун рядом с Надеждой Аллилуевой. Погода выдалась ветреная, дождливая. Жена Сталина все время с беспокойством посматривала вверх, на Мавзолей, где стоял ее муж.

— Мерзнет ведь! Просила одеться потеплее, а он, как всегда, буркнул что-то грубое и ушел. День, начавшийся с ссоры, тем же и закончился. Вечером по случаю пятнадцатилетия Октябрьской революции был устроен прием. Среди приглашенных был маршал Егоров со своей женой, красавицей актрисой Галиной Цешковской. Сталин скатывал хлебные шарики и бросал в Цешковскую, метясь, на что обратили особое внимание, в ее декольте. (Интерес Сталина не оградил жену Егорова от репрессий: в 1938 году она была арестована, маршал арестован и расстрелян в 1939). Надежда сидела мрачная. Сталин знал, что жена не может пить ни вина, ни коньяка — от любого алкоголя ей становилось дурно. Первый тост, естественно, был за верного последователя дела Ленина — товарища Сталина. Все выпили. Надежда, как обычно, поставила бокал на стол нетронутым. Сталин нарочито громко, на всю компанию, сказал: — Эй ты, пей!

16

— Я тебе не «эй, ты»! Николай Бухарин, бывший в числе гостей, рассказывал своей юной жене Анне Лариной, что Сталин бросил в жену окурки и апельсиновые корки. Надежда выбежала из зала. В своих «Воспоминаниях» Н. С. Хрущев написал о том, что случилось дальше: «Все разъехались с приема в Кремле. Уехал и Сталин. Уехал, но домой не приехал. Было уже поздно. Надежда Сергеевна стала беспокоиться, где же Сталин, и стала его по телефону искать. Прежде всего она позвонила на дачу. Они жили тогда в Зубалове. (Дача находилась в поселке Усово, зубаловской ее называли по имени дореволюционного владельца. — Авт.) На звонок ответил дежурный. Надежда Сергеевна спросила: — Где товарищ Сталин?

— Товарищ Сталин здесь.

— Кто с ним? Дежурный назвал: — С ним жена Гусева. Гусев — это был военный, и он тоже был на обеде. Когда Сталин уезжал, он взял жену Гусева с собой. Я Гусеву не видел никогда, но Микоян говорил, что она была очень красивая женщина. Когда Власик (начальник охраны Сталина. — Авт.) рассказал эту историю, он комментировал: — Черт его знает. Дурак неопытный этот дежурный: она спросила, а он так прямо и сказал… Утром, когда Сталин приехал, Надежда Сергеевна была уже мертва». Светлана Аллилуева вспоминала, как о трагедии узнали в доме: «Каролина Васильевна Тиль, наша экономка, утром всегда будила маму, спавшую в своей комнате. Отец ложился у себя в кабинете или в маленькой комнате с телефоном, возле столовой… Каролина Васильевна рано утром, как всегда, приготовила завтрак в кухне и пошла будить маму. Трясясь от страха, она прибежала к нам в детскую и позвала няню — она ничего не могла говорить. Обе пошли. Мама лежала в крови возле своей кровати, в руке был маленький пистолет «вальтер».

17

Пистолет ей подарил брат Павлуша, работавший в Торгпредстве СССР в Берлине. Надежда Сергеевна умела обращаться с оружием — тренировалась в тире и поражала всех меткостью стрельбы. Ее детям было тогда: Васе — одиннадцать лет, Светлане — шесть. Аллилуева оставила письмо, которое поспешили уничтожить, но содержание его все же стало известно окружению Сталина. Надежда Сергеевна будто бы писала, что не может видеть, как вождь партии катится по наклонной плоскости и роняет свой авторитет, что она не видит другого способа удержать его от морального падения. Этот уход, считает Светлана, был и способом защитить себя от еще больших потрясений: «Я часто думаю: какая судьба ждала ее дальше, если бы она не умерла? Ничего хорошего ее не ждало. Рано или поздно она оказалась бы среди противников отца. Невозможно представить себе, чтобы она молчала, видя, как гибнут лучшие, старые друзья — Н.И.Бухарин, А.С.Енукидзе, С. Реденс, оба Сванидзе, — она не пережила бы этого никогда… Ведь она, „трепетная лань“, не могла бы предотвратить все эти несчастья или остановить их… И как смогла бы она бороться с ненавистным ей Берией?» Обе жены Сталина ушли из жизни внезапно. Смерть первой он оплакал; гроб второй, придя с ней проститься, вдруг с внезапной яростью оттолкнул. В семье Аллилуевых из поколения в поколение передается фраза, сказанная при этом Сталиным: — Ты ушла, как враг. Тело Надежды было предано земле без него, в траурной церемонии участия он не принял. После самоубийства Надежды Сергеевны Сталин не смог жить в стенах, где прозвучал роковой выстрел. Не мог он не вспоминать и того, что именно здесь пытался свести счеты с жизнью его старший сын. Коба попросил Бухарина, также жившего в Кремле, поменяться с ним квартирами. Вряд ли его другу хотелось пересе18

ляться туда, где дважды пролилась кровь. Однако согласие было получено. В 1932 году Бухарин занял квартиру Сталина, где и прожил вплоть до своего ареста в 1937 году. На несколько лет сталинской опале подвергся и зубаловский дом, ставший как бы соучастником трагедии. По приказу вождя начали строить новую дачу — в Кунцево. …Якова ждала долгая череда потерь. В 1934 году был убит Киров, «дядя Сережа». Куда-то исчезали родные, друзья. Со временем Сталин избавился почти от всех родственников и первой, и второй жены. Почти «принудительный» развод с Зоей. Уход Надежды Аллилуевой… В душе Якова мрак и безнадежность. Но ему всего 25 лет, он хорош собой и по южному темпераментен… Во время студенческих каникул в 1933 году Яков гостит у родственников Надежды Аллилуевой на реке Хопре. Здесь завязывается романтический, но недолгий роман с Ольгой Голышевой. Она родила ему сына Евгения, невероятно похожего на отца — и на Деда! Но сердцем Якова уже владела другая женщина, бывшая танцовщица Юлия Мельцер. От брака с Юлией и родилась дочь Галочка, Гуля. Евгению Голышеву со временем удалось поменять свою фамилию на Джугашвили. Он избрал военную карьеру, дослужился до полковника. Уйдя в отставку, занялся бизнесом. А прославился тем, что стал ярым сталинистом. Другого такого в огромной семье Джугашвили-Сталина-Аллилуевых нет. В памятные сталинские даты он неизменно появляется у могилы деда с цветами и митингует. Как он рассказывал журналистам, в спальне у него висят три портрета И.В.Сталина разных лет. Каждый раз перед сном внук смотрит на них «с благоговением» и мысленно докладывает деду, что удалось сделать за день. Евгений Джугашвили женат на грузинке. У них двое сыновей, старшего зовут Виссарион. Недавно у Виссариона родился сын, которого нарекли… правильно, Иосифом. «Двухходовая комбинация» удалась, и на свет появился новый маленький 19

Иосиф Виссарионович Джугашвили. Второго, младшего сына Евгения назвали Яковом. Оба свободно говорят по-грузински. Исследователи считают в случае с Евгением отцовство Якова несомненным. Но в это ни за что не хочет верить Гуля. Сердце говорит ей другое: шумливый человек в погонах не имеет никакого отношения к ее отцу. Так ли это?.. Тех, кто мог бы ответить на этот вопрос, уже давно нет на этом свете. Как нет здесь и Гули, Галины — в 2007 году она умерла, похоронена на Новодевичьем кладбище… …Юлия Мельцер познакомилась с Яковом, когда была еще замужем. Точнее, в полуразводе. Танцевальная карьера Юлии закончилась рано. После недолгого учения в балетной школе Одессы, где жило семейство Мельцеров, девушка была принята в одну из модных во времена нэпа трупп «левого течения». Руководил ею великий Касьян Голейзовский, в будущем — один из самых блестящих балетмейстеров Большого театра. Труппа исколесила почти всю Украину. На одном из представлений, в «Элегии» Рахманинова, Юлию увидел Николай Бессараб, заместитель наркома внутренних дел Украины, и страстно в нее влюбился. Он сделал все, чтобы хорошенькая танцовщица бросила сцену и стала его женой. Скоропалительный брак, однако, оказался непрочным. Галина Джугашвили описывает историю знакомства своих родителей: «Ма была в Большом театре с Анной Сергеевной Аллилуевой (сестрой Надежды Аллилуевой. — Авт.) и обратила внимание на молодого человека, с которым та поздоровалась. Семейные дела Ма шли не слишком хорошо… «Ой, какой интересный молодой человек, — сказала Ма Анне Сергеевне, — познакомьте меня с ним!» Ответ звучал сурово: «Ну, дорогая, этот не про вас! Знаете, кто он?» Будь интересный молодой человек не Джугашвили, а Петрушкин, это не сыграло бы особенной роли. Дело решило роковое «не про вас»… Впрочем, одержать победу ей практически не удалось, то есть сопротивление отсутствовало: папа выкинул белый флаг еще до начала военных действий.

20

Отправляясь в Зубалово знакомиться с Дедом, Ма была совершенно спокойна. Она не сомневалась, что «старику» — понравится. Обиженный за «старика» папа изо всех сил пытался настроить ее на более торжественный лад. Его попытки остановил вопрос: «Яша, ну почему на меня все смотрят?» (На Юлию Мельцер, что называется, «заглядывались» мужчины. — Авт.) «Ма оказалась права. Все прошло отлично. „Старик“ (Сталину в это время не было шестидесяти. — Авт.) без конца шутил, кормил с вилки Ма и первый тост поднял в ее честь. Вскоре „молодые“ получили уютную квартирку недалеко от Садового кольца (Дед здраво рассудил, что жить им надо самостоятельно и отдельно). Переезжали весело, приятели папы тащили кто кастрюлю, кто метелку. Когда же наметилось мое появление, переехали снова, и на сей раз уже в огромную четырехкомнатную квартиру на улице Грановского». А вот что писала Светлана Аллилуева: «Яша женился на прехорошенькой женщине, оставленной мужем. Юля была еврейкой, и это взволновало отца. Правда, в те годы он еще не высказывал свою ненависть к евреям так ясно, это началось у него позже, после войны, но в душе никогда не питал к ним симпатии. Но Яша был тверд… Он любил ее, любил дочь Галочку. Был хорошим семьянином и не обращал внимания на недовольство отца». Сплетники получили богатую пищу для пересудов. Новая жена старше Якова. А как кокетлива, каков апломб! Из уст в уста передавалась фраза, будто бы сказанная Юлией: «Без накрашенных губ я чувствую себя хуже, чем если бы была в обществе голой». Яков ничего этого не слышит, не желает слышать. Это уже не мальчик, но муж. В год начала войны Яков вступил в возраст Христа — ему исполнилось тридцать три года. Буквально за месяц-два до нападения Германии Яков, будучи уже выпускником МИИТа, закончил, опять-таки по настоянию отца, мечтавшего видеть сыновей офицерами, вечернее отделение Артиллерийской академии им. Дзержинского. В заключении аттестационной комиссии записано: 21

«Достоин диплома, может быть использован на должности командира батареи». Интересная деталь: в личном деле Якова Джугашвили, которое хранится в архиве Министерства обороны, в графе «отец жены» указано — «служащий», в то время как отец Юлии Мельцер был одесским купцом второй гильдии, торговал фарфором. Торговец фарфором — родственник Сталина? Некрасиво! Будет «служащим». Отцы-командиры выдали хорошую характеристику. Но совестливый Яков переживал, ведь академию он фактически не закончил. Едва зачислив сына Сталина на первый курс, его сразу же перевели на четвертый. Яков, утверждают, чувствовал себя неуверенно в звании командира. Уже «заканчивая» академию, в 1941 году Яков вступил в партию. Сколько мог, оттягивал этот момент, сознательно или бессознательно бросая вызов главному большевику страны — отцу. В первый же день войны Яков объявил отцу, что решил идти на фронт. Сталин ответил: — Иди и сражайся. То была их последняя встреча. Через несколько дней необстрелянный, не имеющий никакого опыта молодой офицер оказался в самом пекле — на передовой Белорусского направления. Дочь Якова хранит последнее — и единственное — письмо отца с фронта. Оно датировано 26 июня 1941 года. Всего четыре дня, как началась война: «Дорогая Юля! Все обстоит хорошо, путешествие довольно интересное, единственное, что меня беспокоит, это твое здоровье, береги Галку и себя, скажи ей, что папе Яше хорошо. При первом удобном случае напишу более пространное письмо. Обо мне не беспокойся. Я устроился прекрасно. Завтра или послезавтра сообщу тебе точный адрес и попрошу прислать мне часы с секундомером и перочинный нож. Целую крепко Галю, Юлю, отца, Светлану, Васю… Весь твой Яша».

22

Для «более пространного» письма времени отпущено не было.

27-го июня батарея, которой командовал новоиспеченный офицер Яков Джугашвили, вступила в бой. А 14-го июля попала в окружение. В Центральном архиве Министерства обороны СССР хранится записка, сделанная наспех, карандашом: «20 июля 1941 года. Передайте немедленно командиру 20 Курочкину: Жуков приказал немедленно выяснить и донести в штаб фронта, где находится командир 14-го гаубичного полка 14-й танковой дивизии старший лейтенант Джугашвили Яков Иосифович. Маландин». В это время немецкое радио уже вовсю транслировало сообщение о том, что сын кремлевского диктатора сдался в плен. Советское же командование еще не имело тому документальных подтверждений. Над линией фронта немецкие самолеты разбрасывали листовки. «Дорогой отец! — так начиналась одна из них, якобы написанная Яковом. — Я в плену. Здоров, скоро буду отправлен в один из офицерских лагерей Германии. Желаю здоровья. Привет всем. Яков». На другой листовке — фотография Якова, под ней текст: «Это я, Яков Джугашвили, старший сын Сталина, командир батареи 14-го гаубичного полка 14-й бронетанковой дивизии, который 16 июля сдался в плен под Витебском вместе с тысячами других командиров и бойцов…» И ниже: «Следуйте примеру сына Сталина — он жив, здоров и чувствует себя прекрасно. Зачем вам приносить бесполезные жертвы, идти на верную смерть, когда даже сын вашего главнокомандующего заправилы уже сдался в плен? Переходите и вы!» Здесь же, на листовке, отпечатан пропуск с текстом: «Предъявитель сего, не желая бессмысленного кровопролития за интересы жидов и комиссаров, оставляет побежденную Красную Армию и переходит на сторону германских вооружен23

ных сил. Немецкие солдаты и офицеры окажут перешедшему хороший прием, накормят и устроят на работу». Осенью 41-го года листовки сбрасывали над самой Москвой. Василий Сталин принес их как-то домой — с фотографией Якова в гимнастерке, без ремня, без петлиц. Он и Светлана долго с ужасом разглядывали снимок, тщетно надеясь, что это фальшивка. Но не узнать брата было невозможно, со снимка на них смотрел Яша. Одну из таких листовок решился показать Сталину член Военного совета северо-западного направления Андрей Жданов. Он прислал ее Верховному Главнокомандующему в специальном конверте, надежно опечатанном сургучом. Как Сталин реагировал на весть о пленении сына? Свидетельств не сохранилось. Остались неясными некоторые обстоятельства. Почему батарея Джугашвили была так быстро окружена? Как немцы смогли узнать, что пленный офицер — сын Сталина? Ведь был получен приказ в случае окружения снять с себя все знаки отличия. Дочь Якова так и не знает, где могила отца, и существует ли она вообще. Версий, самых неожиданных, много. Свидетельства очевидцев появляются в печати до сих пор. Истинные они или мнимые — как их отличить?.. На допросы ценного пленника были брошены лучшие профессионалы. Молодой Джугашвили оказался достойным противником. Это много позже признал один из участников «обработки» немецкий капитан Штрикфельд: «Хорошее, умное лицо со строгими грузинскими чертами. Держал себя выдержанно и корректно… Компромисс между капитализмом и коммунизмом категорически отвергал. Не верил в окончательную победу немцев». Среди прочих Якову часто задавали вопрос о связи его отца с сестрой Лазаря Кагановича Розой. Стремясь подогреть антисемитские настроения, немцы целые листовки «посвящали» этому браку. Хотя в действительности он не состоялся.

24

Слухи об увлечении вождя Розой Каганович возникли сразу после смерти Надежды Аллилуевой. Но и раньше Роза, не смущаясь присутствием жены Сталина, часто подолгу гостила у них на даче и в кремлевской квартире. Эта связь, как утверждают, стала ещё одной из причин самоубийства Надежды Аллилуевой. После ее гибели ожидалось, что отношения любовников узаконит штамп в паспорте. По какой-то причине этого не произошло. Но карта Розы Каганович в кремлевской поликлинике стояла в ящичке семьи Сталина. …Якова держали в концлагере. Затем, для контраста, перевели в Берлин, где поселили в шикарном отеле «Адлон», имевшем весьма специфическую репутацию. В 1956-м году здесь остановится делегация советских писателей, приехавших на волне «оттепели» изучать дружественную ГДР. Один из участников поездки, писатель Юрий Нагибин, запишет в своем дневнике: «Отель „Адлон“… всем своим обличьем, сумеречностью коридоров, лестниц и переходов наводит на мысль о мелких политических убийствах и грязно-скучном немецком разврате. Потом мне сказали, что этот отель, в самом деле, постоянно фигурировал и в скандальной газетной хронике, и в детективной литературе». По этим «сумеречным коридорам» вели измученного допросами сына главы советского государства. Здесь ему, для давления на психику, показывали документальные фильмы о поражениях Красной Армии. Есть сведения, что именно в «Адлоне» с Яковом Джугашвили встречался главный пропагандист рейха Геббельс, старавшийся склонить пленника к предательству… Не получилось. Из роскошного номера гостиницы Якова бросили в концлагерь для офицеров в Хаммельбурге. Пытали, мучили голодом. Один из наших пленных офицеров еще до войны знал сына Сталина в лицо. Увидев его в концлагере, был поражен — так сильно тот изменился. Лицо исхудало, взгляд глубоко запавших глаз стал тяжел и мрачен. Одет Яков был скверно, как все совет25

ские пленные офицеры. Потрепанная шинель, рваная гимнастерка, грубые башмаки с деревянными подошвами. Все в лагере знали, чей это сын. Тот же свидетель видел, как над Яковом издевался старший охранник, чья обязанность была «маркировать» советских пленных буквами «SU» — Советский Союз. Всем полагалось по два знака, на спине и на груди. Куражась, охранник разрисовал Якову спину, грудь, брюки, рукава, плечи и даже пилотку. Пленник стоял, сцепив зубы и опустив глаза. Казалось, еще секунда, и он взорвется. Но вдруг он улыбнулся какой-то жуткой улыбкой и крикнул толпившимся вокруг собратьям по несчастью: — Пусть малюют! Советский Союз — эта надпись делает мне честь. Я горжусь этим! А листовки с вмонтированными фотографиями рассказывали, как хорошо живется на Неметчине покладистому сыну советского вождя. Одна из пыток: Якову показывали эти листовки. Внушали: сопротивление бесполезно, ведь вся страна и его отец знают, что он работает на немцев. Если верно, что дети неминуемо расплачиваются за грехи отцов, то Яков свою долю выплатил сполна. В феврале 1943 года немцы потерпели поражение в Сталинградской битве. Гитлеру пришла мысль предложить Сталину выменять пленного маршала Паулюса, руководившего немецкими силами под Сталинградом, на сына Главнокомандующего СССР. (Сергей Никитович Хрущев, сын генсека, утверждает, что первое предложение об обмене было другое: Яков Сталин — попавший в плен в Сталинградском котле брат Ангелы Раубаль, покойной к тому времени возлюбленной Гитлера, чье место в сердце и жизни фюрера заняла Ева Браун). Ответ Сталина был передан через представителя шведского Красного Креста графа Бернадотта: — Солдата на маршала не меняю. «Отец… бросил Яшу на произвол судьбы… — Светлана Аллилуева не могла простить этого отцу. — Это весьма похоже на него — отказываться от своих, забывать их, как будто их 26

не было… Впрочем, мы предали точно так же всех своих пленных». Много лет сведения о судьбе Якова основывались главным образом на воспоминаниях очевидцев и частичных публикациях протоколов его допросов. Лишь в 1995 году журналистам была предоставлена возможность ознакомиться с материалами Главного управления контрразведки «СМЕРШ» за 1941— 1945 годы. Среди них — «Дело со справками, письмами, протоколами допроса и другими документами о пребывании в немецком плену и гибели Якова Иосифовича Джугашвили». Материалы «Дела», опубликованные в «Комсомольской правде», частично подтверждают ранее опубликованные сведения, а частично опровергают их. Но так или иначе они дополняют неясную, написанную отрывистыми мазками картину существования Якова Джугашвили за колючей проволокой: «31 мая 1948 года в Саксонии, разбирая архивы штаба верховного командования германской армии, переводчик Прохорова обнаружила отпечатанные на ротаторе два листка с текстом на немецком языке и пометкой «Армейская группа «Центр», отдел IC/AO. Штаб 19.7.41». Это был протокол допроса Я. И. Джугашвили. «Так как у военнопленного никаких документов обнаружено не было, а Джугашвили выдает себя за старшего сына Председателя Совнаркома СССР Иосифа Сталина-Джугашвили, то ему было предложено подписать прилагаемое при этом заявление в двух экземплярах. Д. владеет английским, немецким и французским языками и производит впечатление вполне интеллигентного человека». Приложение к донесению: «Я, нижеподписавшийся Яков Иосифович Джугашвили, родился 18 марта 1908 года в гор. Баку, грузин, являюсь старшим сыном Председателя Совнаркома СССР от первого брака с Екатериной Сванидзе, старший лейтенант 14-го гаубично-артиллерийского полка (14-я танковая дивизия). 16 июля 1941 года около Лиозно попал в немецкий плен и перед пленением уничтожил свои документы.

27

Мой отец, Иосиф Джугашвили, носит также фамилию Сталин. Я заявляю настоящим, что указанные выше данные являются правдивыми. 19 июля 1941 г. (Подпись)». В Деле хранится протокол со свидетельством ефрейтора германской армии Э. Аха от 3-го июня 1942 года: «В один из дней середины июля 1941 года в 22 часа у штаба генерал-фельдмаршала Г. фон Клюге остановилась легковая машина, из которой вышли четыре немецких и один русский офицер. Из разговоров Ах понял, что русский — сын Сталина. Стоя у окна, часовой услышал, как начиналась беседа. Отвечая на вопросы, военнопленный сказал, что он Яков Сталин, женат, имеет двоих детей. В плен попал при следующих обстоятельствах: «Наши танки стояли наготове к бою, и он, не зная обстановки, вышел вперед на разведку, неожиданно был окружен немецкими танками и взят в плен». Уточняют эту версию показания комбрига Бессонова и генерал-майора Абрамидзе, находившихся в Хаммельбургском лагере вместе с Джугашвили. Они утверждают, якобы со слов Якова, что в плен к немцам он попал 12-го июля под Смоленском. Перед этим четверо суток находился в окружении. Отстреливался до последнего снаряда и был захвачен ночью в лесу вместе с двумя красноармейцами и младшим командиром только после того, как израсходовал все боеприпасы. Свое родство со Сталиным скрыл, выдавая себя за некого Лавадзе. На сборном пункте военнопленных его заставили подбирать трупы наших бойцов. Когда сел передохнуть, к нему подошел немец и стал требовать, чтобы пленный снял свои хромовые сапоги. Яков запротестовал, немец стал угрожать оружием. На шум подошел офицер и приказал отвести пленного в сторону леса, где слышались одиночные выстрелы. Когда его вместе с четырьмя другими красноармейцами повели на расстрел, он назвал свою настоящую фамилию и тем избежал смерти.

31-го января 1946-го года Сталину был передан протокол допроса Якова, обнаруженный в немецком архиве и переведенный на русский язык. 50 лет документ хранился в личном архи28

ве Сталина, а затем политбюро и был рассекречен при передаче в архив президента РФ. Первый допрос было поручено провести в штабе фон Клюге. При этом присутствует майор Вальтер Ройшле, командир особой роты информационной службы при командующем 6-й немецкой армией. Фрагменты протокола допроса: — Вы добровольно пришли к нам или были захвачены в бою?

— Не добровольно. Я был вынужден.

— Вы были взяты в плен один или с товарищами и сколько их было?

— К сожалению, совершенное вами окружение вызвало такую панику, что все разбежались в разные стороны. Видите ли, нас окружили. Все разбежались, я находился в это время у командира дивизии.

— Вы были командиром дивизии?

— Нет, я командир батареи, но в тот момент, когда нам стало ясно, что мы окружены — в это время я находился у командира дивизии, в штабе. Я побежал к своим, но в этом момент меня подозвала группа красноармейцев, которая хотела пробиться. Они попросили меня принять командование и атаковать ваши части. Я это сделал, но красноармейцы, должно быть, испугались, я остался один, я не знал, где находятся мои артиллеристы. Если вас это интересует, я могу рассказать более подробно. Какое сегодня число? Значит, сегодня 18-е. Значит, позавчера ночью под Лясново, в полутора километрах от Лясново, в этот день утром мы были окружены, мы вели бой с вами.

— Как обращались с вами наши солдаты?

— Ну, только сапоги с меня сняли, в общем же, я бы сказал, не плохо…

— С какого года он в армии?

— В Красной армии я с 1938 года, я учился в артиллерийской академии.

— В каком бою он впервые участвовал?

29

— Я забываю это место. Это в 25—50 километров от Витебска, у меня не было с собой карты, у нас вообще не было карт. Карт у нас не было.

— У офицеров тоже нет карт?

— Все у нас делалось так безалаберно, так беспорядочно, наши марши, как мы их совершали… Дивизия, в которую я был зачислен и которая считалась хорошей, в действительности оказалась совершенно неподготовленной к войне, за исключением артиллеристов… Сплошная неразбериха, никаких регулировщиков, ничего…

— Кто отвечает за руководство боем: командир полка, высший командир или политический комиссар? Ведь в Красной армии имеются политические комиссары?

— Первым лицом является, конечно, командир, а не комиссар, нет-нет, первым лицом является командир. До прошлого или позапрошлого года командир и комиссар были уравнены в правах, но затем пришли к выводу, что должен быть один хозяин… Один должен быть, а не два.

— Для чего вообще в армии имеются комиссары? Что за задачи они имеют?

— Поднимать боевой дух, он дает политическое воспитание.

— Известны вам случаи, когда войска отвергали комиссаров?

— Пока что мне это неизвестно.

— Тогда, может, ему будет интересно узнать, что здесь у нас, в лагерях для военнопленных солдаты занимают резко отрицательную позицию в отношении комиссаров и нам приходится брать комиссаров под защиту, чтобы их не убили собственные солдаты… Известно ли ему, что в Германии изгнали евреев из торговли, науки, искусства, медицины и других мест, которыми они завладели?.. Известно ли вам, что вторая жена вашего отца тоже еврейка? Ведь Кагановичи еврей?

— Ничего подобного. Да, Каганович еврей. Да. Жена моего отца? Все это слухи, что вы там говорите. Ничего общего. Нико30

гда. Нет, нет, ничего подобного!.. Его первая жена грузинка, вторая русская. Все!

— Разве фамилия его второй жены не Каганович?

— Нет, нет! Все это слухи. Чепуха…

— Я хотел бы знать вот еще что. На нем ведь сравнительно неплохая одежда. Возил он эту гражданскую одежду с собой или получил где-нибудь? Ведь пиджак, который сейчас на нем, сравнительно хороший по качеству.

— Нет, это не мой… Не знаю, может, это вам неинтересно, но я расскажу более подробно. 26-го приблизительно в 19 часов, нет, позже, позже, ваши войска окружили Лясново… Создалась паника, пока можно было, артиллеристы отстреливались. Потом они исчезли, не знаю, куда. Я находился в машине командира дивизии, я ждал его. Его не было. В это время ваши войска стали обстреливать остатки нашей 14-й танковой дивизии. Я решил поспешить к командиру дивизии, чтобы принять участие в обороне. У моей машины собрались красноармейцы, обозники, народ из обозных войск. Они стали просить меня: «Товарищ командир, командуй нами, веди нас в бой!» Я повел их в наступление. Но они испугались, и когда я обернулся, со мной никого уже не было… Я остался совсем один… Начало светать. И я пошел. По дороге мне стали встречаться мелкие группы… Все начали переодеваться, я решил этого не делать. Я шел в военной форме и вот бойцы попросили меня отойти в сторону, так как меня будут обстреливать. Я ушел от них. Около железной дороги была деревня, там тоже переодевались… Я обменял у одного крестьянина брюки и рубашку, я решил идти вечером к своим… Когда увидел, что окружен, идти никуда нельзя. Я пришел, сказал: «Сдаюсь!» Всё!

— Я хотел бы спросить еще одну вещь: женат он или еще холостяк?

— Да, я женат.

— Хочет ли он, чтобы его жену известили о том, что он попал в плен?

— Не нужно. Если можете исполнить мою просьбу — не надо…

31

— Почему он не хочет, чтобы его семья знала, что он в плену?.. Разве это позор для солдата — попасть в плен? Ведь после войны он снова вернется домой.

— Мне стыдно перед отцом, что я остался жив.

— Не только перед отцом, но и перед женой?

— Жена — это безразлично.

— Его не беспокоит, что жена беспокоится о нем? Может, семейная жизнь в России настолько безразличная вещь, что он даже не ощущает потребности известить своих близких, как это делает немецкий солдат, попадая в плен?

— Нет, жена не безразлична.,. Я ее уважаю. Я очень люблю ее!» Такое вот последнее «люблю»…

20-го июля 1941-го года Джугашвили попадает в лагерь для пленных офицеров. На Восточном фронте в расположениях советских воинских частей разбрасываются листовки с «заявлениями» Якова в адрес отца и советского правительства. На русском и немецком языках звучат радиопередачи с его пораженческими «высказываниями». Выпущен журнал с фотографиями, запечатлевшими пленника в окружении немецких офицеров… О том, как создавались эти фальшивки, рассказал в своих показаниях тот же Вальтер Ройшле. Перед допросом пленного в стол был вмонтирован микрофон, соединенный со звукозаписывающим устройством, находящимся в соседней комнате. Материалы допроса, который длился более часа, Ройшле лично доставил в берлинский радиодом, где при участии семи переводчиков текст был откорректирован и переведен на немецкий язык. Факт негласной записи был подтвержден и спецсообщением на имя Геббельса: «…Мы в свое время при допросе сына Сталина спрятали под скатертью микрофон, посредством которого был записан весь разговор с ним. Затем мы вырезали из восковой пластинки неподходящие места, так что получилась в пропагандистском 32

отношении пригодная беседа, которая была передана по радио. Сын Сталина, следовательно, не знает, что он говорил по радиовещанию». В середине октября 1941-го года Яков был заключен в центральную тюрьму тайной государственной полиции гестапо. В материалах дела имеется подтвержденная информация, что во время пребывания там Яков дважды пытался вскрыть себе вены. Это выглядит вполне правдоподобно. Именно в берлинских застенках фашисты пытались вербовать агентуру из оказавшихся в плену известных политических деятелей и военачальников. Знавшие Джугашвили пленные неоднократно упоминали о том, что в Берлине к нему применялись меры физического воздействия. В 1942-м году Якова переводят в Северную Баварию в Хаммельбургский лагерь военнопленных. Здесь знатного пленника подвергают изощренным унижениям и издевательствам. Ежедневно утром и вечером он должен являться к коменданту лагеря и по 15—20 минут стоять навытяжку перед немецкими солдатами. А те оскорбляли его отца, смеялись над ним, тыкали в него пальцами. Иногда фотографировались рядом. Лагерное начальство разрешило Джугашвили работать в небольшой мастерской, расположенной в нижнем этаже офицерского барака. Здесь военнопленные делали из кости, дерева и соломы мундштуки, игрушки, шкатулки, шахматы. Вываривая кости, полученные из столовой, готовили себе «дополнительный паек». Яков оказался неплохим мастером и за полтора месяца сделал костяные шахматы, которые обменял на картошку у унтер-офицера Кауцмана, присматривавшего за мастерской. Позднее эти шахматы за 800 марок купил какой-то немецкий майор. В конце апреля 1942-го года начальство, боясь, что вокруг Джугашвили может объединиться группа просоветски настроенных узников высшего офицерского состава, вновь отправили заключенного в центральную тюрьму гестапо.

33

Как долго он там находился? Где прошли его дни до 1943-го года? Материалы «Дела» не позволяют ответить на этот вопрос. Известно только, что по личному распоряжению Гиммлера 13-го февраля 1943 года военнопленный попадает в концентрационный лагерь Заксенхаузен, расположенный в тридцати километрах от Берлина. Первые три-четыре месяца его держали в лагерной тюрьме, затем перевели в отдельную комнату режимного барака. То была особая зона. Участок земли длиной 200 и шириной 120 метров был огорожен кирпичной стеной и опоясан колючей проволокой под током. Вечером 16-го апреля 1943 года Яков Джугашвили бросился на эту проволоку. Первым о случившемся рассказал бывший комбриг Бессонов, знавший сына Сталина по плену. Его версия сложилась со слов пленного англичанина Томаса Кучинна. Как-то вечером в апреле 1943-го года тот «услышал выстрелы и увидел, как немцы сняли с проволочного ограждения чей-то труп, завернули в одеяло и унесли в караульное помещение. Позднее начальник караула рассказал Кучинну, что убит сын Сталина. По неизвестной причине он в нижнем белье выскочил из окна своей комнаты на улицу и бросился на проволоку. Думая, что пленник пытается сбежать, часовой его застрелил». Вторая версия — со слов Фишера, ефрейтора из охраны Заксенхаузена: «Поздно вечером, когда Яков уже был в постели, к нему с ножами в руках ворвались англичане (английские пленные. — Авт.). Он выпрыгнул в окно и с криками: „Унтер-офицер! Унтер-офицер!“ бросился к забору. Стоящий метрах в шестидесяти часовой первым выстрелом ранил пленника в ногу, а вторым убил наповал. О происшествии комендант лагеря срочно сообщил в Главное управление имперской безопасности. Для производства экспертизы в Заксенхаузен приехали трое специалистов. В своем докладе на имя Гиммлера они констатировали смерть Я. Джугашвили не от пулевого ранения, а от тока высокого напряжения.

34

По их заключению, выстрел часового прозвучал уже после того, как военнопленный схватился за проволоку. На основании этих данных сделан вывод: Яков Джугашвили покончил жизнь самоубийством. Его труп был подвергнут кремации, а урна с прахом увезена в Берлин, где ее следы окончательно затерялись». Что именно заставило Якова оборвать свою жизнь? После отказа Сталина обменять сына на Паулюса, раздраженные неуступчивостью советского вождя гитлеровцы решили его проучить, засняв на кинопленку мучительную смерть Якова, какую он, вождь, ему уготовил. Пленка должна была попасть в Кремль. Будто бы Яков узнал об этом плане, бросился на проволоку и тем сорвал замысел врагов… Кто знает, может, и правы те, кто утверждает: Яков любил отца! Тайно, изломанно любил и почитал. Хотя и пытался всю жизнь вырваться из отцовского плена. А может, на смертельный шаг Якова толкнуло другое. Достоверно известно, что по лагерному радио не раз передавалось заявление Сталина о том, что у СССР нет военнопленных — есть «изменники Родины». Окруженный врагами должен, как доблестные римские воины, броситься на меч? Яков это сделал. …В тот день вахту нес немецкий офицер СС Конрад Харфик. С чисто немецкой педантичностью он описывает случившееся: «Джугашвили пролез через проволоку и оказался на нейтральной полосе. Затем он поставил ногу на следующую полосу колючей проволоки и одновременно левой рукой схватился за электрический провод. Мгновение он стоял неподвижно и кричал: «Часовой! Вы же солдат, не будьте трусом, застрелите меня!» В это время сработала сигнализация и зажглись прожектора на сторожевых башнях. Часовой выстрелил метко. Сталин знал: сын Родины не предал. После войны Михаил Чиаурели, ловкий создатель фильмов, воспевавших великого вождя, сделал даже попытку увековечить образ Якова в очередной своей киноэпопее «Падение Берлина». Он отводил там Якову роль героя.

35

«Великий спекулянт от искусства, Чиаурели повторял, какой мог бы выйти «сюжет» из этой трагической судьбы, — писала Светлана Аллилуева. — Но отец не согласился. Я думаю, он был прав, Чиаурели сделал бы из Яши такую же фальшивую куклу, как из всех остальных… Хотя отец вряд ли имел это в виду, отказывая Михаилу Чиаурели. Ему просто не хотелось воспевать своих родственников, которых он, всех без исключения, считал незаслуживающими памяти. А благодарную память Яша заслужил; разве быть честным, порядочным человеком в наше время — не подвиг?» Другой кинематографист, Михаил Геловани, знаменитый исполнитель роли Сталина в нескольких фильмах, стал в 1946 году невольным свидетелем своеобразных поминок по Якову. После вип-премьеры очередного фильма все того же неутомимого Чиаурели — «Клятва» — организовали застолье. Но получилось оно мрачным: в тот день Берия передал Сталину личное дело Якова. Дело было закрыто. По грузинскому обычаю Сталин в память о сыне окропил красным вином кусочек хлеба и проглотил его. Присутствовавшего на этой тризне Геловани поразило потом, как тщательно Сталин пережевывал цыпленка, разгрызая каждую косточку… А между тем… По миру циркулировали слухи о якобы спасшемся из плена Якове Джугашвили. Людская молва, неизменно жесткая к кремлевским детям (в компенсацию за чрезмерную благосклонность к ним судьбы?), Якова заметно отличала, щадила, романтизировала. Вот одна из характерных легенд. Будто в 1944 году привезли Якова в один из концлагерей Италии. Оттуда советскому пленнику помогли бежать друзья. Они же привели его в партизанскую бригаду, где Яков стал капитаном Монти. Его описывают как молодого, симпатичного человека с большими печальными глазами. Естественно, на жаркой земле Италии героя ждала страстная любовь. Красавица Паола — называют даже деревню, где она жила: Рефрентоло — влюбилась в партизана с неземными глазами и родила ему сына Джорджо.

36

6-го февраля 1945-го года (слухи неизменно подтверждают эту дату) Яков-Монти пошел с товарищами в разведку. Их окружили.

— Нам отсюда не выбраться. Мы подорвем себя гранатами — живыми нас не возьмут — прозвучали последние слова русского. Джорджо, утверждает молва — вылитый капитан Монти. Был ли капитан действительно сыном Сталина? Есть люди, убежденные: да, был… Но, скорее всего, подобные слухи — всего лишь красивый вымысел, которым молва как бы воздает должное несчастному сыну, от которого отказался злодей-отец… А то еще был слух: Яков какими-то путями оказался в Ираке и Саддам Хусейн — его родной сын… В 1977 году, к юбилею советской власти, старший лейтенант Яков Джугашвили «за стойкость в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и мужественное поведение в плену» был посмертно награжден орденом Отечественной войны 1 степени. Указ Верховного Совета был закрытым — Брежнев не хотел, чтобы его обвинили даже в косвенном «отмывании» черного диктатора. Награду, о которой не полагалось знать широкой общественности, приняла дочь Якова Иосифовича, Галина.

37

ГАЛИНА ДЖУГАШВИЛИ Дом в Большом Златоустинском переулке, где жила Галина — прямой архитектурный родственник знаменитого Дома на набережной1. Солидная мрачноватость снаружи, сдержанный, без особых излишеств, комфорт внутри. Стекло на двери парадного было разбито, острые осколки покрыты плотным слоем пыли. Каюсь, тут же явилась мысль: — Сталин бы вам показал. Такой дом довести до разрухи! Соображение, что если бы не ОН, вся страна не дошла бы до разрухи — да что страна, не был бы доведен до разрухи сам человек — это соображение пришло на мгновение позже. Трехкомнатную квартиру в доме, построенном для военных начальников, Юлия Джугашвили получила уже будучи вдовой. А в 1968 году она умерла здесь от запущенного рака. Так ее дочь Галина Джугашвили в тридцать один год потеряла последнего родного человека — мать. В пятнадцать лет осталась без Деда, в три года — без отца. Напомню для тех, кто уже забыл или не знает вовсе: культ личности разоблачен в 1953—1956 годах. Дед Галины Иосиф Сталин выкинут из Мавзолея в 1961-м. Будь это сталинские времена, она сама бы оказалась врагом народа. Или «чсиром» — членом семьи изменника Родины. Но Галину в 1957-м году всего лишь не приняли на филологичский факультет МГУ. Как объяснили — из-за плохого здоровья (экзамены она сдала на «отлично» и «хорошо» и набрала про-

Жилой дом, построенный в середине 30-х годов для советской элиты, одним углом своим выходит на Берсеневскую набережную, другим — на улицу Серафимовича.

1

38

ходной балл). Галина, чье детство прошло в достатке и свежести сталинской дачи в Зубалово, отличалась отменным здоровьем. Поэтому сразу стало ясно: подоплека здесь политическая. Видимо, где-то наверху посчитали, что внучка должна хоть малость уплатить по счетам Деда. Юлия Джугашвили возмутилась и написала Екатерине Фурцевой, в то время члену ЦК КПСС. Насколько помнит Галина, письменного ответа не пришло, но как-то дали понять, что попытку можно повторить. В следующем, 1958 году, ее зачислили на филфак. Галина Джугашвили избежала участи врага народа, но не было в ее взрослые годы и дня, когда бы жизнь дала забыть, какого дедушку послала ей судьба. По окончании в 1962 году университета она преподавала французский и мечтала переводить художественную литературу. Но здесь все «ниши» были заняты переводчиками-профессионалами. Ей, носящей фамилию Джугашвили, тем более трудно было найти работу по желанию. Кто-то из друзей посоветовал обратить внимание на алжирскую франкоязычную литературу. Это оказалось настолько интересным, что Галина впоследствии даже защитила диссертацию на тему «Алжирский современный роман». А параллельно начал развиваться настоящий роман, тоже алжирский, и тоже современный. Она полюбила алжирского аспиранта, выпускника университета им. Лумумбы. В те годы в Москве уже появились иностранные студенты. Любовь вспыхивала, как и на любой широте и долготе Земли, не считаясь с гражданством влюбленных. Сколько драм, трагедий случалось из-за невозможности заключить брак с иностранцем! О, насчет этого в СССР было очень строго — вплоть до 80-х годов, когда рухнул, наконец, «железный занавес». Семь лет Галина пыталась добиться невозможного: официального брака с мужем. Временами впадала в истерику: — Живу, как крепостная девка! Тетя Роза, сестра матери, удивлялась: 39

— Никогда не думала, что ты такая мещанка. Зачем тебе штамп в паспорте? Наконец, через кого-то из знакомых удалось передать документы Юрию Андропову, тогда председателю КГБ. И появилась желанная резолюция: «Разрешить». Так что, если кто и благословил этот брак официально, то это был главный кагебист СССР. Галина тетка, Светлана Аллилуева, спасаясь от ужаса, вошедшего в ее жизнь с разоблачением преступлений отца, выбрала в качестве спасения эмиграцию. Галин брак — тоже своего рода эмиграция. Мужу — алжирцу, человеку со стороны — было безразлично, чью фамилию носит жена. Это «безразличие» надежно защищало Галину от мира, ставшего вдруг враждебным к ней. Но такой союз имеет неустранимый изъян — только «свой» человек, соотечественник, мог понять всю мучительность проблем, свалившихся на внучку Сталина в связи с ее принадлежностью к семье тирана. Правда, Галина старалась на этом не «зацикливаться». Она была слишком юной, когда начались разоблачения, слишком любила Деда и совершенно не склонна к рефлексии. К тому же в ее жизнь вошло обстоятельство, сделавшее для нее безразличным все остальное. Когда ее сыну, Селиму, исполнилось три года, стало ясно, что он глухой. Врачи сказали — с рождения. Немногим раньше выяснилось и другое печальное обстоятельство — у мальчика очень слабое зрение. Знаю, в этом месте многие злорадно улыбнутся: вот она, сила судьбы! Хотя бы в третьем поколении изверга настигло возмездие! Только при чем здесь тихий улыбчивый мальчик, которому не дано слышать ни шороха, ни грома? Власти не выпустили его с матерью для лечения за границу, о чем хлопотал отец-алжирец. В годы перестройки выезд бы разрешили, да время было безвозвратно упущено. Но мальчик-то чем провинился? Ему и без того придется всю жизнь искать в лабиринтах своей глухоты и полуслепоты ответ на пастернаковский вопрос: «Зачем расхлебывать похлебку, которую варил не я?» Да и всем потомкам Иосифа Сталина, Генералиссимуса, «вождя всех народов». Зачем? За что?

40

Муж Галины окончил в Москве институт, затем аспирантуру и должен был вернуться в Алжир. Жена вынуждена была остаться в Советском Союзе — одна, с сыном-инвалидом. Пятнадцать лет после этого супруги жили не как муж и жена, а как любовники. Бен-Саид проводил в Москве каждое лето и недели две зимой. Только в 90-е годы годы, в новое время он смог перебраться в Россию. Нашел здесь работу: давал уроки французского языка. …Когда я впервые увидела Галину Яковлевну, вспомнила написанное ею в книге: «Снова и снова я ловлю на себе его (Сталина. — Авт.) взгляд и слышу непонятное тогда: «Похожа!» Да, очень похожа на отца. Крупные темные глаза, твердо очерченный рот, широкие линии бровей. Когда она смеется, суровое лицо преображается совершенно — это девчонка, которая, кажется, больше всего обожает посмеяться. Забыться в смехе. Я благодарна Галине Яковлевне за то, что она согласилась встретиться со мной, хотя я честно призналась: к числу поклонников ее Деда не отношусь. Совсем наоборот. И она, в свою очередь, предупредила меня, чтобы я не ждала от нее дурного слова о Деде. Разговор мы начали об ее отце, Якове Джугашвили.

— Что Вы о нем помните?

— Мне было только три года, когда он ушел на фронт. В памяти осталось нечеткое знакомое лицо и воспоминание о сильных пальцах — он держит меня повыше локтя. Мама говорила, что такие же, «железные», пальцы и у меня… Уже через неделю боев батарея отца попала в окружение. Снаряды быстро закончились. Уцелел только один свидетель последнего боя. Контуженный солдат, которого немцы приняли за мертвого. Он рассказал все папиному другу Артему Сергееву. Последнее, что солдат помнит об отце — «на старшем лейтенанте было много крови». Скорее всего — здесь было предательство. Слишком быстро немцы добрались до отца. У него не было при себе документов, 41

но немцы сразу же оповестили мир, что у них в руках сын Сталина. Гитлеровцы распространяли много фальшивок, чтобы доказать, будто сын Сталина согласился с ними сотрудничать. На одной из фотографий, явно смонтированной, он сидит за столом с немецкими офицерами в старой охотничьей кожаной куртке. Как могла любительская фотография из мирной жизни, из которой явно взят фрагмент, попасть за линию фронта? Без предательства не обошлось.

— Ваши близкие хотя бы предполагали, кто это мог быть?

— Мы ничего не знали. Подозрения вообще сразу же пали на мать. Ее арестовали. Но и не будь подозрений, ее все равно ждала бы тюрьма — тогда был указ, по которому членов семей пленных офицеров интернировали. Увели ее из дома, в чем была, в туфлях на высоких каблуках. Зимой, когда немцы подступали к Москве, заключенных перевели в Энгельс. От вокзала до тюрьмы пришлось тащиться по обледенелой дороге на каблучищах. Ма часто изображала, как конвоир ее подгонял: — Быстрей, стрелять буду! Она сняла туфли и доковыляла до тюрьмы босиком. Мама старалась рассказать об этом мне, маленькой девочке, позабавнее. И я всегда прыскала: — Ну, ты прямо Зоя! У всех на устах тогда была Зоя Космодемьянская1. Мама в ответ улыбалась.

Партизанка, «официальная» героиня Великой Отечественной войны, повешенная гитлеровцами. Была поднята советской пропагандой до национального символа мужества. Миф о Зое, как и многие другие, рухнул, когда открылись засекреченные документы. Все, что успела сделать неопытная партизанка — это поджечь сельскую конюшню, в результате чего крестьяне лишились своих лошадей. Но не будем всуе тревожить ее тень: к созданию легенд о себе Зоя не причастна. Под пытками же — молчала, и этого еще никто не опроверг.

1

42

Два года в заключении она отвечала на одни и те же вопросы. Как фотография отца в куртке попала к врагу? Почему он так быстро был окружен? Отчего? Как? К середине второго года Ма уже привыкла к тюрьме. И когда однажды услышала: — Вы свободны, — испугалась.

— Нет, нет, никуда я отсюда не пойду! В тюрьме однажды случился эпизод прямо-таки трагикомичный. Прозвучал обычный приказ выйти из камеры. А до этого в допросах возник перерыв, и, как все необычное, он таил в себе угрозу… Ма оказалась в длинной комнате, где за столом сидели люди в военной форме. Взгляд ее приковали золотые погоны — такие она видела только в фильмах, на немцах. Пол качнулся под ногами… Чей-то голос прогудел: — Успокойтесь, у нас новая форма.

— А я думала — всё, — вспоминала Ма. — Это — немцы. А тут свои. Какое счастье! Два года разлуки отучили меня от слова «мама». Так на всю жизнь и осталось это «Ма». Она не обижалась и даже приветствовала это. В слове «мама» ей слышалось что-то слишком бытовое, а люди ее поколения бежали от быта, они стремились жить возвышенным. В конце концов с Ма были сняты все подозрения. А предатель так и остался неизвестным.

— Сталину предлагали «выкупить» сына, обменяв на Паулюса. Мать простила Деду, что он этого не сделал?

— Такой вопрос даже не возникал. Как Дед мог это сделать? Освободить сына и оставить в плену тысячи других пленных? Кто бы ему после этого поверил?

— А свой арест она простила?

— Ма была уверена, что ее Берия посадил.

— И указ о необходимости «посадки» членов семей пленных офицеров — это она тоже считала нормальным?

— Что же во время войны может быть нормального? Такую меру она, думаю, считала необходимой. Что бы ни говорили 43

о невинно арестованных, но ведь и измены случались. Кто-то же выдал отца, например… Но Дед не верил в причастность к этому Ма и соответственно к нам относился. Когда ее забрали, меня, по решению Деда, взяла к себе Светлана. (Галина Джугашвили была тогда слишком мала, чтобы понять, как Дед был настроен по отношению к семье пленного Якова. По иным сведениям, он считал арест невестки необходимым, Гулю же распорядился поместить в детский дом. Но Светлана — дочь Иосифа Сталина и Галина Бурдонская — жена Василия Сталина уговорили его оставить девочку в доме. — Авт.) У Светланы уже был к этому времени маленький сын Ося. За нами смотрела общая няня. Светлана была внимательна ко мне, часто возила на своей черной «Татре». Водитель, до сих пор помню, был у нее очень красивый. Дед продолжал заботиться о нас и тогда, когда Ма была уже на свободе. В дом доставлялась корзинами еда. Помню эти большие плетеные корзины. Всем родственникам хватало. Даже из моральных соображений мама не могла бы осуждать Деда — она же все от него принимала1.

— О последних днях вашего отца ходило множество слухов. Какой из них считался в доме правдивым?

— Мне кажется, мама до конца верила в то, что отец остался жив. Такие слухи периодически возникали. Она так и не вышла

После смерти Сталина родственники его тоже не были оставлены заботами. По постановлению Совета Министров от 14.11.1953 года всем внукам-студентам выплачивалась стипендия в размере 1000 рублей — вдвое-втрое выше обычной. Всем родственникам предоставлялись бесплатные путевки в санаторий летом. Правда, долларов, собранных по всей Америке для поддержки потомков умершего вождя и переданных СССР Элеонорой Рузвельт (огромную, по слухам, сумму) им не передали. Наследство же Сталина составило 30 тысяч рублей — в деньгах 1953 года. Они лежали на его сберкнижке и были разделены между его детьми и внуками.

1

44

замуж, хотя имела много возможностей. Наш дом всегда был полон друзей. Мама любила шум, веселье, скуки не выносила. Она дружила с Мессерерами из Большого театра. Часто бывал композитор Дмитрий Покрасс, необыкновенно веселый и талантливый человек. Он мог играть на фортепиано часами. Катал нас на машине, возил в «Арагви», где у него был «собственный» кабинет. Ма всегда старалась держаться: — Главное — ни из чего не делать трагедии! Но я как-то чувствовала: отец, которого она сильно любила, всегда в нашем доме. Она провожала отца в красном платье. Знала, что это плохая примета, но почему-то надела, оно ей очень шло. И после часто вспоминала о несчастливом платье, в нем видела причину своих несчастий. Но в гибель отца так и не поверила. Почему бы немцы стали его убивать? Он им был нужен живым, для воздействия на Деда. Кто-то принес к нам фотографию якобы погибшего отца. Мы с ужасом рассматривали ее. Какой-то человек, распятый на колючей проволоке. Он? Не он? Лица не видно. Это мог быть, кто угодно. Думаю, немцы сумели бы уследить за таким ценным пленным. Сразу после войны — или уже после смерти Деда? — Светлана стала получать из-за границы на свой адрес в Доме на набережной странные посылки от какого-то анонима. Недорогие, но красивые вещи, диковинные для послевоенной Москвы: какие-то босоножки, украшения. Это, конечно, тоже питало надежду.

— Удалось установить, кто был таинственный отправитель?

— Мы этого так и не узнали. Но Ма была уверена: посылки — от Яши! Она произносила это всегда шепотом, почему-то оглядываясь. Отец таким образом будто дает знать, что жив и помнит о своих близких!

— А если предположить невероятное — вдруг он сейчас жив…

45

— Эти переходы от надежды к отчаянию стали кошмаром всей нашей жизни. Возникали какие-то слухи о людях, которые называли себя Яковом Джугашвили. Однажды — я не могу точно назвать даты, помню только, еще шла война — генерал Власик, начальник личной охраны Деда, сообщил Ма, что отец жив и скоро будет в Москве. Можете представить, что с нами творилось! Но через две недели тот же Власик сказал, что произошла ошибка. Не знаю, как Ма смогла это пережить… Появлялись люди, которые утверждали, будто встречались с отцом в плену. Один каким-то образом узнал наш телефон. Это показалось Ма совершенно невероятным — в то время мы, между переездом с одной квартиры на другую, недолго жили в гостинице «Москва». Таинственный человек позвонил туда и пообещал рассказать об отце. Она тут же договорилась с ним о встрече. Обо всех бытовых и небытовых подробностях жизни Ма обязана была сообщать, немедленно и без утайки, генералу Власику, который нас опекал. Конечно, рассказала ему и о назначенном свидании. Она примчалась на место встречи. Но люди Власика уже были там и схватили этого человека. Ма увидела его только издали. Она страшно мучилась укорами совести, снова и снова рассказывала мне, тогда семилетней: — Он был очень высокий, в драной шинели, худой, небритый. Я сразу увидела его. И только сделала шаг навстречу, как двое к нему подошли, взяли под руки — и в сторону… Меня же — в машину и домой. В западных газетах постоянно появлялись все новые и новые слухи о спасении сына Сталина. От самых романтических до якобы документальных, с точным указанием дат. Однажды, я училась тогда на пятом курсе университета, я не выдержала и тайком от Ма позвонила родственнице в Тбилиси. Ее муж, тоже оказавшийся в плену, остался в Западной Германии. Я умоляла навести справки об отце. Позже от этого родственника пришло письмо. Оказывается, он уже давно и сам пытался отыскать следы Якоби в разных 46

странах, где бывал. Всюду обращался с запросами в грузинские общины. Если следы отца где-то и сохранились, то не там. Может, его и нет в живых. Но обязательно жив кто-то из тех, кто знает тайну его исчезновения. Может быть, этот человек когданибудь заговорит… Все, что у меня осталось от отца — разные бумаги, конспекты, его полевая сумка и серебряный ковш, подаренный ему когда-то. И его последнее письмо.

— Страшную тайну пришлось вам разгадывать с детских лет. А разгадали вы загадку, какой был ваш Дед?

— Я очень много думала о нем. Здесь, по-моему, все достаточно ясно. Он был правителем, создал огромную страну… На костях, не на костях… Но он вошел в историю. И данные для этого были с рождения — от судьбы или от Бога.

— Вы чувствуете свою с ним связь?

— Да, я ее ощущаю. Хотя не могла бы сказать, в чем конкретно это выражается. Может, какие-то черты характера от него… Любовь посмеяться, чувство юмора. У него было хорошее чувство юмора. У кого-то это может вызвать усмешку… А ведь у него, действительно, было тонкое чувство юмора. Наверное, правда о Деде в том, что его никто не знает. Это был человек. Он умел радоваться и много страдал.

— Что говорили у вас дома о смерти Надежды Аллилуевой?

— Все были уверены, что она застрелилась. Алеша Сванидзе, брат первой жены Деда, был с ним в тот вечер. Он все рассказал. Дед женился на Надежде Аллилуевой через десять лет после смерти первой жены. Думаю, она стала второй и последней любовью в его жизни. Надежда намного моложе, но характер у нее оказался крепкий и своенравный. Она всегда упорно отстаивала свои права, причем в открытом бою, не умея или не желая прибегать к женским хитростям. Дважды с детьми, Васей и Светланой, уходила из дома, перебиралась к родным. Первый раз Дед сам пошел на примирение, второй раз ей пришлось вернуться самой. Они любили 47

и мучили друг друга. И она устала первой. Начала часто болеть. И это в тридцать лет! Часами сидела с отрешенным видом. О событиях того вечера Алеша Сванидзе рассказывал: — Дед разговаривал с дамой, сидевшей рядом. Надежда сидела напротив и говорила тоже оживленно, не обращая на них внимания. Потом вдруг, глядя в упор, громко, на весь стол сказала какую-то колкость. Дед, не поднимая глаз, так же громко ответил: «Дура!» Она выбежала из комнаты, уехала на квартиру в Кремль. Он позднее поехал ночевать на дачу. Вечером Надежда несколько раз звонила ему из города. Дед бросал трубку. Предвидеть, как все обернется, он не мог.

— Это случилось в 1932 году. Деду было пятьдесят три года, ему оставалось еще прожить двадцать с лишним лет. Он увлекался другими женщинами?

— Я знаю некоторые из этих историй, но говорить о них не буду.

— Вы бываете на могиле Деда?

— Нет. Не люблю ходить на могилы. Раньше я часто ездила в Грузию. На этой земле я чувствовала его. Но сейчас все родственники умерли, ездить не к кому.

— А в музее в Гори бывали?

— Несколько раз. Но там мне как-то неуютно. Я, к сожалению, отдала в музей все, что у меня осталось от Деда — несколько книг с его печатью «Библиотека Сталина». Среди них были Джек Лондон, Гейне, томик Мопассана, двухтомник по истории. Где все это теперь?..

— Вас радует, если вы встречаете где-нибудь портрет Деда? Особенно водители любят его вешать у себя в кабинах.

— Конечно, это приятно. Вы ждали другого ответа? Все, что говорят и пишут о нем сейчас, после смерти, может быть и правдой, и неправдой. Был бы Дед таким злодеем, как его рисуют, — никогда не имел бы столько соратников. Дед отгрохал могучее государство, с которым считался мир. Все не так просто… Когда началось разоблачение культа, я была подростком и, конечно, воспринимала события глухо, словно издалека. Мое 48

неведение, неспособность понять, как это отразится на нашей семье, смягчили удар. Вот мама, она переживала жутко. Ма питала к Деду особые чувства. Может быть, потому, что отец обожал Деда. Все, что по этому поводу пишут: будто бы отец Деда боялся, не любил, ненавидел — ложь. Правда — что обожал. И множество людей Деда искренне любили. Я это особенно чувствовала всякий раз, когда поднималась очередная антисталинская волна. Какие-то трогательные люди находили меня и старались поддержать. Они как-то по-детски безоглядно, абсолютно бескорыстно поклоняются ему. Дед ведь умер, какая у них корысть?

— Помните день, когда впервые услышали это слово — «культ?»

— Наша школьная учительница истории Ванда Исааковна должна была зачитать какое-то письмо по докладу Хрущева.

— Где Вы тогда учились?

— В то время — уже в Московской средней художественной школе, рядом с Третьяковкой. Ма со Светланой совершенно напрасно посчитали, что у меня способности к рисованию, хотя больше всего я увлекалась литературой, и запихнули туда. А до седьмого класса я училась в самой обычной женской средней школе №644… Так вот, в тот день Ванда Исааковна вошла в класс, особенно как-то на меня посмотрела и картинно произнесла: — Ах, как тяжело… Я помню это так ясно! Я сразу почувствовала: будет что-то очень неприятное. Ванда Исааковна продолжила, и весь класс сразу понял, что это относится ко мне.

— А ты можешь уйти. Но я почему-то осталась. Она читала. На меня, как камни, валились слова о культе личности. Но какое отношение к этому имела я? А учительница смотрела так, точно я ответственна за все эти ужасы. То было только начало — такие взгляды я ловлю на себе всю жизнь… Как выдержала тогда, не помню. Только прозвенел звонок, выбежа49

ла во двор, где меня ждал мальчик, которому было безразлично, что говорят о моем Деде.

— Вы сохранили его фамилию. Почему?

— Да пусть бы они треснули-лопнули, я бы не сменила! Знаете, за что мне сразу понравился мой будущий муж? Ему было абсолютно все равно, какую фамилию я ношу.

— Эта фамилия вам больше помогала или мешала?

— Принадлежность к семье Деда стала, конечно, причиной многих переживаний. После разоблачений Хрущева некоторые знакомые бежали от меня, как от чумы. Бывали случаи, когда в компаниях узнавали, чья я внучка, и у людей сразу менялись лица. «Как вы могли ее пригласить?» Кто-то в ярости хлопал дверью. Но ведь в год смерти Деда мне исполнилось пятнадцать лет. Какое отношение к «культу» я могла иметь? Наверное, что-то из написанного о Деде — правда. Но в самом его разоблачении, внезапном, как гром среди полной тишины, было что-то не совсем чистое. Что, взрослые люди, которые стали кричать, что все было так ужасно, раньше не видели этого? Даже я никогда не воспринимала Деда идеальным. Но его, мне казалось, любили. Например, прислуга в Зубалове, где семья отдыхала на даче. Правда, когда ждали его приезда, нервничали, все словно наэлектризовывалось. Прислуга начинала метаться по лестницам сверху вниз. Дом был двухэтажный, но не очень большой. Никаких дворцов и шикарных застолий, какие показаны в фильме Юрия Карры «Пиры Валтасара», и близко не было. Это не имеет ничего общего с бытом нашей семьи. Да, прислуга бегала: ой! ай! Конечно, дистанция существовала.

— Как Вы его называли?

— Дедушка.

— А дедушку можно было дернуть за усы?

— Нет, ни в коем случае. Это как-то было ясно. Я, например, побаивалась говорить с ним по телефону. В общении с чужими людьми он всю жизнь подавлял, думаю, не без труда, свой ак50

цент, довольно сильный. И это ему почти удавалось. Но дома он за своей речью не следил. А по телефону акцент мешал даже понимать его. Маме полагалась пенсия за отца, но Дед решил выдавать деньги сам: раз в месяц. Только он часто об этом забывал. Ма ждала дня два-три и посылала меня звонить. Чего я не любила ужасно! По телефону у Деда становился очень заметен грузинский акцент. Я и так волновалась, выполняя малоприятную миссию. Ведь задержка выплат напоминала о зависимости, пусть даже и от родного деда. А тут еще этот акцент, который иногда даже не позволял понять, что Дед говорит. Я сбивалась, отвечала невпопад. Он раздражался, акцент угрожающе усиливался… Я бормотала: — Да, да, все в порядке. И на всякий случай поскорее вешала трубку, так и не решившись заговорить о задержанных деньгах. В нем жили два человека. Простой, добрый, слабый. В последние годы ему уже тяжело было в Зубалове подниматься на второй этаж, где располагалась его спальня, и под нее переоборудовали кинозал на первом. Старый Дед был, быстро уставал… Я безумно ревновала его к Светлане. Если ее не оказывалось на даче, когда приезжал Дед, чувствовала себя счастливой: хоть на время — но он только мой! Но стоило ему надеть шинель с золотыми погонами, фуражку с гербом, и он становился выше и шире, как на плакате. Я всегда оказывалась не готова к такой перемене. Как-то, уже в шинели, он долго смотрел на меня, точно ждал чего-то. Я же во все глаза глядела на него. Наконец, он произнес непонятное: — Смотрите!.. И уехал. Я тотчас почувствовала — что-то упущено, сделано не так.

— Ну что же ты, — сказала Светлана, — надо было его поцеловать. Он ждал!

51

Так вот, даже я, при всем моем обожании, не воспринимала Деда как идеал. Не то, чтобы видела в нем недостатки, для этого я была слишком мала, а большинство наших встреч пришлось на годы раннего детства. Просто я воспринимала его никаким не идолом. В кругу семьи это был… трудно подобрать слова… нормальный, земной человек. К тому же с детства, несмотря на то, что зачитывалась романтической литературой, я знала — жизнь не окрашена в розовые тона. Много людей злых, некрасивых… А те, которые молились на него или делали вид, что молились? Мне хотелось бы это понять — они что, были слепы и сразу, как по команде, прозрели? Особенный протест вызывало то, что с разоблачениями выступил Хрущев. Был верным слугой, а когда хозяин умер, спустил на него всех собак. Мы-то знали, как роскошно он жил! Хрущев и Щербаков (член ЦК, первый секретарь Московского горкома и обкома партии. — Авт.) занимали под Москвой дачи с большим общим парком. Но едва Щербакова не стало, и Хрущев сразу отгородился от соседей могучим забором, оставив вдове только кусочек земли. Моя мама дружила с женой Щербакова, и когда мы приехали к ней — глазам своим не могли поверить. Хрущев буквально девять десятых общей территории забрал себе. Но дело, конечно, не только в Хрущеве… Помню, при Брежневе возникла уже антихрущевская волна, и появился фильм «Освобождение». Мы с мужем ходили на этот фильм. Когда Сталин появлялся на экране, зал гремел аплодисментами. Это была любовь. Все не так примитивно, как это пытаются доказать разоблачители Деда. Многие любили его искренне. Совершенно потрясающий пример — Дуся, Евдокия Ивановна, заменившая моему сыну бабушку. Она была подавальщицей сначала в Зубалове, потом ее перевели на ближнюю дачу, в Волынское. Дуся была молодая вдова, добрая, приветливая. Деда обожала…

52

— Как не обожать? Вся работа кремлевской официантки — ждать в пустой даче приезда хозяина. В Зубалове Сталин в последние годы почти не появлялся, а полный штат прислуги и охранников состоял на довольствии — как и на других дачах под Москвой и на Черноморском побережье. А колхозники в это время вкалывали бесплатно, за «палочку» в трудодне…

— Конечно, «при Кремле» легче было прокормиться. Некоторые наглели от безделья, жирели. Дед не раз пытался урезать рацион семьи, угрызаясь, что питание слишком дорого. Не получалось! Это встречало не явное, но совершенно непреодолимое сопротивление — прислуге ведь должно что-то оставаться. Помню, кто-то пожалел подавальщиц, плоховато будто бы живут. Ма вспыхнула: — Да они лимоны в воду выжимают! Так официантки делали себе лимонад. Тогда это была неслыханная роскошь. Встречались, разумеется, и корыстные люди, и фальшивые. Но были и те, кто любил Деда искренне. После его смерти Дуся дала в церкви обет помогать нам с Ма, что бы ни случилось, и сдержала его. Хотя у нее появилась своя семья. Она еще при жизни Деда вышла замуж за молодого и красивого киномеханика, звали его, помню, Сергей Иванович.

— Если уж разговор зашел о киномеханике — что вы помните о знаменитых просмотрах, на которых решались судьбы советского кино?

— Я на таких сеансах не присутствовала. Знаю, что на дачах у всех были кинозалы. У Деда, у Власика, у Васи, у Щербакова, Поскребышева. Существовал список фильмов, которые можно было заказать, и специальный человек их привозил. Из наших, помню, не раз смотрели «Волгу-Волгу», были в списке «Веселые ребята», «Цирк». Но Светлана, а в отсутствие Деда заказывала она, обожала трофейные, голливудские. В Зубалове смотрели «Королеву Кристину» с Гретой Гарбо, «Огни большого города» Чаплина, «АлиБабу и сорок разбойников»… Однажды и я осмелилась заказать 53

английский фильм «Ромео и Джульетта». Мне он так понравился, что я заказала его еще раз. И смотрела в полном одиночестве — это был как раз день свадьбы Светланы с Юрием Ждановым. Старшим, занятым хлопотами, было не до кино. Так вот, о киномеханике и его жене. Эта пара ничего общего не имеет с теми забитыми людьми, каких вывел в своем фильме «Ближний круг» Андрон Кончаловский. По Кончаловскому, жена киномеханика, какого-то бледного недочеловека, совращенная органами, превращается в проститутку. И в конце концов, не выдержав душевных мук, вешается. А «прототип» этого персонажа, наша любимая Дуся, была веселым человеком, с характером, однако, довольно своенравным. Деда она обожала, и не только за «теплое» местечко. Он был с прислугой неизменно вежлив, внимателен. Несколько раз ей помогал, причем без всяких просьб с ее стороны. Помню, квартиры у Дуси сначала не было и что-то с дочкой случилось. Дед заметил, что она расстроена, помог. Дуся до конца своих дней была со мной рядом — в память о Деде.

— После смерти Сталина ее уволили?

— Нет. Она еще долго работала на так называемых «гостевых дачах», где останавливались приезжавшие из-за границы в Союз высокие начальники. Кстати, ненавидела Фиделя Кастро. Он валялся на кроватях, покрытых шелковыми простынями, в сапогах.

— Вот Рауль, брат Фиделя, — говорила Дуся, — хороший — сапоги снимает. Она мне помогала, когда еще работала, и уж, конечно, когда ушла на пенсию. Мой сын требует больше забот, чем здоровый ребенок.

— Были у вас мысли переехать к мужу в Алжир, когда это стало возможным?

— В России есть условия для таких, как Селим. Он пять лет ходил в специализированный детский сад, единственный в Союзе. Его организовала замечательная женщина — Эмилия Ивановна Леонгард из Института дефектологии (сейчас это Институт 54

коррекционной педагогики. — Авт.). Бесценная помощь дефектологов позволила подготовить сына к учебе в обычной школе — он прекрасно умеет «читать» по губам. Но выучить таким образом арабский язык, конечно бы, он не смог.

— Чем он занимается сейчас?

— Селиму двадцать два года. Учится на втором курсе художественного колледжа при Центре реабилитации инвалидов. У него обнаружились способности к живописи. Недавно женился. Так вот, благодаря Дусе, верному человеку, Селим знает, что такое бабушка — ведь Ма умерла задолго до его рождения, даже до моего знакомства с мужем… (Селим стал художником, поселился в Рязани — Авт.) Сложились карикатурные представления о том, какой ужас наводило на людей имя Деда. Но сужу хотя бы по своей школе — я никогда не чувствовала какого-то особого отношения учителей. Я была очень слаба в математике. Учитель часто вызывал меня к доске, давал задание и начисто забывал о моем существовании. Можно было простоять так целый урок. Иногда даже казалось, он мучает меня специально. И моя фамилия ничуть тому не мешала. Дети, сколько помню, тоже держались со мной естественно. Кто-то не любил и не упускал случая это показать. Нормальные были отношения.

— И вы никогда не чувствовали себя особенной девочкой? Повсюду висели портреты вашего Деда. Когда мать арестовали, какое-то время вы жили со Светланой в Кремле. Даже собака у вас была необыкновенная. (Пес Веселый стал всесоюзной знаменитостью — он зимовал на льдине с папанинцами, после чего его подарили Сталину. А вот в каком бомбоубежище внучка Сталина пережидала бомбежки во время войны. Из ее же воспоминаний: «Лифт бежал вниз мягко и долго. Стоп. И снова молодой постовой, высокий и неподвижный, и неширокий коридор в обе стороны с выходящими в него дверями. Мы оказываемся в маленькой, уютной комнатке, где на секретере горит неяркая лампа, а на коротеньком диванчике лежит клетчатый плед. Светлана укладывает меня и накрывает (время совсем позднее), а сама 55

садится за секретер и начинает что-то писать золотым пером в бледно-зеленой тетрадке… Кажется, она пишет про нас и про комнату (почти не думая и улыбаясь…) Или нет? И кому? Как все необычно! Комната, нежный свет, она за непонятным письмом, и это глубоко под землей, под той самой площадкой (в Кремле. — Авт.), где столько раз мы… гуляли в кольце широких голубоватых елей. Последняя в моей памяти воздушная тревога»).

— Неужели не чувствовали, что Вы — не как все?

— Конечно, что-то такое ощущала… Если живешь на даче, окруженной высоким забором, за который нельзя выбежать просто так, потому что захотелось… Как-то в сумерках я въехала на велосипеде в «куст», оказавшийся солдатом-охранником в плащ-палатке. Еду на даче готовила и подавала прислуга, она жила во флигеле, сообщавшемся с основным домом крытым коридором. Если хочешь есть, надо позвонить по специальному телефону, и принесут. Еда, кстати, была самая простая. Суп с лапшой, котлеты с жареной картошкой. Детям совали без конца омлеты с зеленым луком и гурьевскую кашу, я ее в конце концов возненавидела. Вот что мы просили без конца, так это бутербродики. Их очень здорово делали, маленькие такие. Но все было достаточно просто и со стороны взрослых — строго. Единственное «излишество», которое я в состоянии вспомнить: в Зубалове часто горел камин, даже летом. И были отутюженные до блеска скатерти. Как-то я ездила в Крым со Светланой и ее маленьким тогда, в 1949-м году, сыном Осей. Жили мы в бывшем дворце Воронцова. Помню живописную лощину в горах и небольшой огороженный пляжик — только для нас. Дворец походил на музей, и было строго запрещено трогать какие бы то ни было предметы. Конечно, летом, в Крыму всегда здорово. Но все равно порой находила скука. Любимая подруга осталась в Москве, ее не позволяли брать даже на дачу в Зубалово, а уж в Крым — тем более.

— Она была не из вашего круга?

56

— Да нет, просто жила в нашем доме двумя этажами выше. Галя ее звали. Откуда-то я знала, что отец ее разведчик, служил на Дальнем Востоке.

— И все-таки его дочери путь на вашу дачу был закрыт… Зубалово с прислугой и охраной. Дворец на Черном море, хоть и не собственный, а казенный. Черная «Татра» тетки… Думаю, в Москве в то время были считанные иностранные машины. Все это поднимало вас в собственном сознании? Ощущали вы жесткую иерархию?

— Нет, для этого я была слишком мала. Иерархию если и ощущала, то в другом. Допустим, подруга не читала такой-то книги, от которой я была без ума — и для меня она уже стояла ступенькой ниже.

— Ваш сын знает, кто его прадед?

— Я долго не говорила. Но когда подрос, решилась. Нужно было его подготовить к неожиданностям. И они не заставили себя ждать. Во время какой-то очередной антисталинской кампании, уже во времена Горбачева, и Селиму досталось за принадлежность к семье… Он прибежал домой взъерошенный, глаза отчаянные. Мальчишки, здоровые, сильные мальчишки, сломали его велосипед. Одни держали Селима, а другие на его глазах сладострастно курочили машину — за Деда.

— Помните день его смерти?

— Конечно. Светлана привела нас с Осей в Колонный зал. В гробу лежал не Дед, а кто-то чужой. Стало очень страшно, захотелось плакать. Но кругом были люди, и я понимала, что заплакать никак нельзя. Потом мы с Осей оказались у Светланы дома, нас посадили есть. А Ося смотрит на меня и смеется, совсем еще маленький был: — А что это у тебя нос крутится? Это я корчила гримасы, изо всех сил стараясь удержать слезы.

— А мы с подругой, обеим по тринадцать лет, слез сдержать не могли. Рыдали, будто наступил конец света. Побежали на Красную площадь, там все трибуны уставлены венками, ты57

сячи, тысячи венков… Подняли опавшие лепестки роз и поклялись хранить их всю жизнь. А в это время моя сестра с группой сокурсников из МГУ пробивалась в Колонный зал по каким-то чердакам, так как обычным путем проникнуть к гробу Сталина было невозможно. Пускали уже только людей с живыми цветами. Родители потом здорово отругали нас с подругой: как мы смели прикасаться к венкам! Боялись неприятностей. И все понимали: смерть Сталина — грандиозное событие. Как вы жили потом, без Деда?

— Мы с мамой получали пенсию, нам хватало. После ее смерти эту пенсию платили мне — до самого окончания аспирантуры. За нами закрепили, за плату, дачу в Жуковке-III. Есть Жуковки трех категорий, наша была самая низшая. Жуковка первой категории — «высшего сорта», зимняя дача с прислугой. Немного похуже, второго сорта — зимне-летняя дача, смешанная. Нам предложили летний домик. Но мы все равно очень обрадовались, мама тяжело болела. После ХХ съезда ее открепили от кремлевской поликлиники. Правда, меня каким-то чудом в «Кремлевке» оставили, что стало потом особенно важно из-за сына. Но в горбачевские времена выгнали и нас.

— Освободили места для новой элиты. Как вы восприняли эту последовательную утрату привилегий? И как к ним относитесь сейчас?

— Легко… Привыкла — отвыкла, только и всего. А привилегии… Наверное, в нашей стране без этого невозможно. Не мы воспользуемся ими, так другие.

— Какие годы оказались самыми трудными для вас?

— Все оказались трудными. Наверное, только детство было безоблачным. Потом уже все давалось непросто. Со второго захода поступила на филфак, до этого год не работала, готовилась. Потом аспирантура. Сын-инвалид, редкие встречи с мужем… Но я, конечно, не чувствую себя чуть ли не жертвой постсталинских репрессий, как это написал один недобросовестный журналист. Что-то вроде того, что живу в бедности, у меня ничего нет. Почему это ничего нет? У нас дружная семья, квартира.

58

— А машину могли бы купить?

— Увы, не на что. На жизнь хватает только-только. Муж работает один, я занимаюсь сыном. Иногда, если удается освободить часть дня, пишу что-то вроде рассказов. Еще никому их не показывала.

— Чему научила вас жизнь?

— Терпению. К сожалению, я поздно к этому пришла и полжизни делала трагедии из пустяков. А мир полон реальных трагедий.

— Вы общаетесь с родственниками, со Светланой?

— Поддерживаю отношения с детьми Васи — Надей и Сашей, в основном по телефону. Саша, он театральный режиссер, приглашает на премьеры. А вот с Осей, сыном Светланы, почти не общаемся. Она нас всех сумела перессорить. Еще в молодости Светлана была раздираема каким-то внутренним разладом, с годами это привело к катастрофической неуравновешенности. Я ее любила и очень старалась быть покладистой. Не получилось! Старшая дочь Светланы Катя оказалась умнее всех нас — она отказалась встретиться с матерью во время ее недолгого, на полтора года, возвращения в Союз в 1984 году. Кате исполнилось шестнадцать лет, когда Светлана бросила семью, страну, где жила, и уехала в Америку. Девочка была очень привязана к матери и отъезд ее восприняла, как предательство. С тех пор они ни разу не виделись. Катя стала вулканологом, уехала на край света, на Камчатку, где и живет по сей день. Младшая, Ольга, от американского мужа, очень славная, живет в Америке. Она родилась в США. Но, говорят, хорошо вспоминает о Грузии, где провела во время той поездки со Светланой целый год. А сама Светлана живет в Англии на пенсию, которую ей платит правительство Великобритании. Говорят, трудно живет… Галина Джугашвили умерла в 2007-м году в госпитале имени Н. Н. Бурденко после долгой болезни. Последние годы жизни 59

она посвятила поискам правды об отце. Дочь была убеждена: он не был в плену, погиб в бою. И все десять снимков с Яковом Джугашвили, обнародованных немцами, сделаны с помощью монтажа, обильной ретуши и приема «зеркального отражения». Но что могла отыскать любящая дочь? Архивы, слегка «приоткрытые» в годы перестройки, вновь наглухо запечатаны.

60

ВАСИЛИЙ СТАЛИН Его не щадила молва даже в годы, когда за распространение «порочащих слухов» можно было заработать десять-пятнадцать лет лагерей. Молниеносная, не по заслугам, карьера, безудержное пьянство, похотливость, жестокость, самодурство — из таких штрихов складывался портрет младшего, любимого сына вождя. Это вовсе не было клеветой. Но надо признать: младшему Сталину был предначертан такой жесткий сценарий, «переписать» который вряд ли смог бы даже человек незаурядного характера. Но как раз этого ему не было дано. Его не стало в тридцать девять лет. И какой бы ни была истинная причина его смерти, умер Василий не от разрушительных болезней, не от яда, поднесенного подлой рукой (что до сих пор не исключено), а от невозможности жить нормальной жизнью, для какой предназначен человек. Такая вот причина смерти: невозможность жить. Имя сыну дал Сталин по одной из своих партийных кличек. Василию исполнилось 11 лет, когда застрелилась мать. Надежда Сергеевна не имела возможности заниматься детьми, этому мешала всегдашняя, с самой юности, занятость, которая не позволила Наде даже окончить гимназию. Девочка, выросшая в семье революционера… В 1918 году Надя в свои семнадцать лет уже работает в Петрограде машинисткой Совнаркома. Днями и ночами она отстукивает грозные приказы народных комиссаров. После переезда правительства в Москву юная Наденька, уже жена Сталина, становится секретарем Ленина. Всегда поглощена делами, всегда в напряжении, всегда боится не успеть. Васю родила в двадцать лет. Мальчишку судьба ей послала капризного. Надя, случалось, опаздывала на службу, к самому Ленину опаздывала! И переживала из-а этого отчаянно.

61

Хотя вождь неизменно брал старательную помощницу под защиту. В те годы женщине — члену ВКП (б) неприлично было отдаваться мещанским семейным заботам. И Надежда после смерти Ленина начинает работать в журнале «Революция и культура». Потом идет учиться в Промышленную академию. Специальность выбрала перспективную — химические волокна. В академии оказалась не случайно: в вузе с солидным названием учились партийцы, вчерашние герои революции. Она не герой, конечно, но, разумеется, страстный, убежденный большевик. Любовные записки Наденьке еще до ее замужества носил Николай Бухарин, который дружил с Кобой с 1917 года. Странная то была семья: Иосиф Сталин и Надежда Аллилуева… Никто не мог понять выбора Надежды. Мрачный кавказец, на 22 года старше ее, с душою, выжженной революционной борьбой, подпольем, холодом одиночества. И она, лучезарная девочка… Странный брак был обречен с самого начала. Друг детства Сталина Иосиф Иремашвили в воспоминаниях о первой жене вождя выделил главное: Екатерина Сванидзе смотрела на мужа «как на полубога». Для Нади Аллилуевой это было невозможно, уж слишком она была самостоятельная и по-революционному бескомпромиссная. Несовместимость этих двоих казалась столь очевидной, что родился слух, будто Сталин женился на девушке под дулом пистолета Сергея Аллилуева, отца Надежды. В 1918 году Кобу послали с широкими полномочиями в Царицын (позже город был переименован в Сталинград — Авт.). Когда-то Царицын славился своими богатствоми, но революция очень быстро разорила его и привела к жесточайшему голоду. Сталина послали туда навести порядок. Железной рукой. В особом поезде вместе с ним ехала «группа товарищей». Среди них — Сергей Аллилуев с дочерью Надей, на тот ммомент машинисткой Совнаркома. Как говорит молва, Коба заманил прелестную девушку в свое купе и соблазнил. Надя громко рыдала, и на помощь ей с пистолетом примчался отец. Испуганный 62

Коба якобы пообещал немедленно жениться и сохранить деликатную тайну. Странность их брака породила еще одну легенду, уже совсем чудовищную. Лариса Васильева в своей книге «Кремлевские жены» рассказывает: «Однажды, это было примерно за неделю до седьмого ноября (рокового, 1932 года. — Авт.), Аллилуева сказала своей подруге, что скоро с ней случится что-то страшное. Она проклята от рождения, потому что она — дочь Сталина и его жена одновременно, этого не должно быть в человечестве, это кровосмешение, Сталин якобы сказал ей это в момент ссоры. Бросил в лицо: ты родилась то ли от меня, то ли от Курнатовского1. А когда она остолбенела, пытался поправить положение: пошутил, мол. Она прижала к стенке свою мать, которая в молодости хорошо погуляла, и та призналась, что действительно была близка со Сталиным и со своим мужем в одно время, вроде бы то ли в декабре 1900-го, то ли в январе 1901-го, и, если честно, не знает, от кого из них родилась Надя, хотя, конечно, она на законного отца похожа, значит, от него. Аллилуевой все же стало казаться, что она — дочь Сталина, а значит сестра своих дочери и сына… Девушку эту, подругу, после самоубийства Аллилуевой никто нигде больше не видел». Сплетни — род мести, Сталин ее тысячу раз заслужил. Но если попытаться истинно понять что-то в его личности, стоит прислушаться к тому, что говорит об отношениях матери и отца Светлана Аллилуева. Ей не дана слепота дочерней любви. Об отце Светлана написала так беспощадно, что тот, верно, содрогнулся в могиле: «Многим кажется более правдоподобным представить его себе физически грубым монстром, а он был монстром духовным, нравственным, что гораздо страшнее».

В. Курнатовский — революционер, большевик. Был приговорен царским судом к смертной казни, бежал за границу.

1

63

Правда, лет через двадцать дочь сама ужаснется тому, что наговорила о человеке, чья кровь течет в ее жилах.

— Мой отец расстрелял бы меня за это, — сказала Светлана в интервью немецкому журналу «Шпигель» в 1958 году. Посмотрим же, что пишет дочь, любившая родителей «зрячей», не прощающей изъянов любовью: «Мать страстно, верно любила отца. Она шла с ним рядом, как маленькая лодка, накрепко привязанная к огромному океанскому пароходу, бороздящему бешеный океан.» Старалась соответствовать — не роли первой дамы в государстве, это ее как раз тяготило, а громадности «парохода». При немыслимой своей загруженности — семья, учеба, работа плюс обязанности жены первого человека в стране — Надежда умела выкроить время и для уроков французского, и для занятий музыкой. Она «старалась так, что сама не заметила, как росла и росла, и становилась серьезным, умным, взрослым человеком. А потом, должно быть, что-то и больше стала понимать, чем он сам». Так пишет Светлана Аллилуева. Отсюда иссушающая горечь, отравившая ее последние месяцы, дни. Это было разочарование в первой и последней — единственной любви. Отчего жизнь вдруг показалась бессмысленной. В последние годы Надежда серьезно думала о разводе. Няня, занимавшаяся детьми, слышала, как она потерянно жаловалась подруге: — Все надоело, все, даже дети. Но ей уйти от мужа — было нереально. Коммунистическая партия, как Ватикан, не одобряла разводов. Развестись можно было только по политическим мотивам. Развод с «врагом народа», например, партия поощряла. Писатель Юрий Нагибин узнал эту среду изнутри. Одной из его жен в 40-е годы была дочь крупнейшего московского «красного директора», изображенного писателем в автобиографической повести «Моя золотая теща» под именем Звягинцева. Вот каким открылся писателю цвет партийно-хозяйственной номенклатуры: 64

«Признаться, я так и не разобрался в моральном кодексе этих людей, вернее, их среды, ибо в нем, в этом кодексе, причудливо уживались всевозможные табу чистых сердцем и разумом дикарей с такой моральной свободой, о которой я прежде не подозревал. Если упрощенно, то разрешлось почти все, но под покровом внешней респектабельности. Как потом выяснилось, многие друзья Звягинцева имели вторую семью — с квартирой, детьми, налаженным бытом. Об этом не говорилось вслух, если же случайно упоминалось, то не осуждения ради, а как данность. Но уйти к другой женщине и создать с ней новую семью считалось не просто аморальным, а преступным — злодейство, извращение, забвение всех человеческих приличий и норм. Негодяй изгонялся из среды». Сколько браков не распалось из-за страха испортить карьеру! Но и сколько взаимной ненависти копилось в расчетливо сохраняемых семьях, зоологической ненависти! Иногда казалось, ее можно потрогать руками, я знала несколько подобных брачных союзов. Развод же в семье «богочеловека», которого вся страна благодарит уже за одно то, что он живет на земле, был просто немыслим! Этот брак был обречен БЫТЬ до самой смерти одного из супругов. Надя Аллилуева при всех сложностях взаимоотношений с мужем сумела все же наладить дом и воспитание детей. Вася до школы почти безвыездно жил в Зубалове. Дача в то время представляла собой настоящее поместье с цветниками, ухоженным садом, ягодниками и огородом. Мальчишка рано стал проявлять свой трудный характер, и подобрать ему няньку было задачей непростой. Но когда в доме появился Александр Муравьев, все, наконец, вздохнули с облегчением. Этот чудесный человек, которого все звали учителем, круглый год оставался с Васей, учил его читать, считать, рисовать, даже ухаживать за кроликами, ловить ежей и ужей. С ним младшие Сталины ходили на рыбалку, жгли костры, собирали грибы.

65

Генеральный секретарь сам редко занимался детьми. Но когда это случалось, дело нередко кончалось семейной ссорой. Коба, не выпускавший из рук курительной трубки, любил, как об этом рассказывал Бухарин Троцкому, посадить годовалого Васю на колени, набрать полный рот дыма и пускать его острой струей сыну в рот. Это, естественно, вызывало у матери бурный протест. Но подлинный ужас испытывала она, наблюдая, как муж по грузинскому обычаю наливает крошечному сыну вино. Не напрасно ужасалась — тяга Василия к алкоголю стала заметна уже с детства. Незадолго до смерти Надежда сказала дочери: — Не пей вина! Никогда не пей вина! «Это, — пишет Светлана, — были отголоски ее вечного спора с отцом, по кавказской привычке всегда дававшего детям пить хорошее вино. В ее глазах это было началом, которое не приведет к добру. Наверное, она была права — брата моего Василия впоследствии сгубил алкоголизм». Мать держалась с детьми строго, недоступно — из опасения избаловать наследников первого человека страны, от нечеловеческой тревоги за их будущее. Светлана, даже взрослой, не решалась повесить у себя в комнате фотографии матери последних лет. «Лицо ее замкнуто, гордо, печально. К ней страшно подойти близко, неизвестно, заговорит ли она с тобой. И такая тоска в глазах… такая тоска, что каждому, при первом же взгляде этих глаз должно быть понятно, что человек обречен, что человек погибает». Мог ли одиннадцатилетний Вася, избалованный, часто грубый, но в то же время и умный и любящий, не почувствовать скрытой драмы, которая неслась к развязке? Даже Светлана, которой в то время исполнилось всего шесть лет, ощущала что-то неясно пугающее в доме. Впоследствии она сформулирует это: пружина, заведенная до отказа, должна была страшно распрямиться… И все-таки мама, внешне суровая и неулыбчивая, оставалась добрым гением дома. К ним приходили друзья, устраивались 66

шумные детские праздники. Собиралось, бывало, до двадцатитридцати ребятишек — детей соратников по партии. (Не вокруг елки, о нет, новогодняя елка была большевиками запрещена, это ведь атрибут Рождества. Только в 1938 году всей стране разрешено было «сделать детям хорошую, веселую ёлку»). Бывало еще как весело. В общем хороводе кружились дети Сталина, Троцкого, Бухарина, Молотова, Кагановича… Праздники готовились под руководством Александра Муравьева, а также воспитательницы Натальи Константиновны, которая учила сталинских детей лепке, рисованию, выпиливанию, чередуя это с занятиями немецким языком. Вот каким запомнила Светлана последний при жизни матери детский праздник в Кремле. Февраль 1932 года, ей исполнилось шесть лет. «Ставили детский концерт: немецкие и русские стихи, куплеты про ударников и двурушников, украинский гопак в национальных костюмах, сделанных нами же из марли и цветной бумаги. Артем Сергеев (ныне генерал, кавалер всех орденов, а тогда ровесник и товарищ моего брата Василия), накрытый ковром из медвежьей шкуры и стоя на четвереньках, изображал медведя, — а кто-то читал басню Крылова. Публика визжала от восторга… А потом вся орава — и дети, и родители — отправились в столовую, пить чай с пирожными и сластями. Отец тоже принимал участие в празднике». Совсем как у Аркадия Гайдара в рассказе «Голубая чашка»: «А жизнь, товарищи, была совсем хорошая». Да, с матерью была — жизнь! Что Надежда Аллилуева значила для детей, стало особенно ясно, когда ее не стало. Помощники Сталина очень быстро сумели поставить дом на казенную ногу. Все, кто обеспечивал семье вождя безопасность, порядок, чистоту, готовил еду и стирал белье, под чьим бдительным надзором отныне предстояло детям жить, имели погоны Министерства государственной безопасности. Сталин не только не противился «военизации» дома, но даже как будто торопил перемены, стараясь жесткостью «истребить мамин дух во всем» (Светлана).

67

Василий пошел в школу. Учитель Муравьев исчез, его место заняли телохранители, возившие мальчика на уроки. Куда чаще, чем сверстников, видел Вася руководителей страны — Бухарина, Микояна, Ворошилова, Буденного… Двое последних, соседи по дачам, любили по воскресеньям прийти к Сталину с гармоникой и затеять после доброй выпивки песни и пляски. Зловещая картинка. Герои гражданской войны отплясывают, весельем полнится дом Сталина, а родственники его умершей жены исчезают один за другим. Со всеми расправился Коба. Светлана уверена — он не смог бы додуматься до этого сам. Только Берия, льстивый и вероломный, мог родить такой дьявольский план — выжечь вокруг Сталина пустыню. Те из Аллилуевых и их родственников, кому не пришлось хлебнуть баланды в зоне, либо сошли с ума, либо были расстреляны, либо скончались внезапно, получив известие о смерти близких. Брат Надежды Сергеевны, «дядя Павлуша», несколько лет работал в Берлине. В конце 20-х годов он был послан советским военным представителем в еще дофашистскую Германию. Когда же он вернулся в Москву после долгого отсутствия, то был поражен тем, как поредел круг родных и знакомых. Пытался защитить перед Сталиным тех, в кого верил. Безрезультатно. Осенью 1938 года, вернувшись из отпуска, проведенного в Сочи, Павлуша обнаружил свое Автобронетанковое управление опустевшим после очередной волны арестов. Потрясенный, он упал замертво прямо в рабочем кабинете. Это самая распространенная версия. Но дочь Павла Аллилуева утверждает, что все было совсем не так: «Он пять лет не отдыхал, а тут получил путевку и поехал в Сочи. Возвратился красивый, загорелый. Утром поехал на работу. Я пошла в школу. В два часа дня звонят маме: чем это вы накормили мужа — его тошнит. А мама его ничем таким не кормила. Он работал как раз в помещении ГУМа. Мама хотела за ним приехать, но ей сказали, что отца уже отправили в Кремлевскую больницу, обещали держать в курсе. Она ждет, ждет — 68

не звонят. Когда приехала, он был уже мертв. Врач говорит: что же вы так долго не ехали, он так вас ждал, хотел что-то вам сказать… А когда он приехал из Сочи, то показывал нам фотографии, и на одной какая-то красивая женщина с папиросой. И кто-то из моих братьев сказал: ты же бросил курить! Отец объяснил, что эта женщина предложила ему папиросу, неудобно было не взять. А тогда кругом были красивые женщины-стукачки. Я думаю: не эта ли папироса была отравлена? Потом маму обвинили, что это она травила, выдвигали обвинения самые чудовищные». Виновницей этой внезапной смерти объявили убитую горем жену Павлуши — Евгению. Ее немедленно взяли под арест. Шесть лет она провела в тюрьмах. Выйдя на свободу, Евгения вступила в новый брак. Но вскоре арестовали и ее нового мужа, он отсидел в тюрьме тоже шесть лет. Другой брат Надежды Аллилуевой сошел с ума. Сестра ее Анна шесть лет отсидела за колючей проволокой и в конце жизни потеряла рассудок. Муж ее, Станислав Реденс, крупный работник в системе госбезопасности, расстрелян в 1938 году. Сталин не пощадил даже родственников первой жены. Родной брат Екатерины, Александр Сванидзе, обвинен во вражеской деятельности и в 1942-м году расстрелян. Его жена, которую дети Сталина любовно называли «тетя Маруся», отправлена в ссылку. Там она узнает о смертном приговоре мужу и умирает от разрыва сердца. Не осмелился Сталин тронуть только двоих — родителей Надежды. Но их жизнь была уже не жизнь, а страшно затянувшееся умирание… В страшном доме, где разбивались сердца и судьбы, бродили никому не нужные дети. Их могла бы обогреть взаимная любовь, но и в этом отказано сестре и брату. В лучшем случае они не интересуют друг друга. Василий стал кошмаром всей школы. Учителя старались пореже вызывать наглого, непредсказуемого ученика, чья фамилия 69

не была даже вписана в классный журнал. На последней строчке внизу стояло лишь имя — «Василий». Мария Сванидзе, та самая «тетя Маруся», которой суждено умереть от разрыва сердца, записывает в дневнике 17 ноября 1935 года (цитируется по книге Николая Зеньковича «Высший генералитет в годы потрясений»: «За ужином говорили о Васе. Он учится плохо. Иосиф дал ему два месяца на исправление и грозил прогнать из дому и взять трех воспитанников вместо него, способных парней. Нюра (Анна, жена Реденса, потерявшая от горя рассудок — Авт.) плакала горько. У Павла тоже наворачивались на глаза слезы. Они мало верят в то, что Вася исправится за два месяца. Отец верит, наоборот, в способности Васи и возможность привести себя в порядок. Он зачванился тем, что сын великого человека, и, почивая на лаврах отца, жутко ведет себя с окружающими. Светлану отец считает менее способной, но сознающей свои обязанности, Обоих считает холодными, ни к чему не привязанными, преступно скоро забывшими мать». Кругом заботливые родственники, учителя, а Вася живет, как беспризорник. Удирая от надзирателей, торчит в кремлевском гараже. Он любит железки, копается в моторах. Для родственников было большой неожиданностью узнать, что этот мальчишка умеет водить машину. Школу он терпел только потому, что отец мечтал видеть любимого сына, единственную свою надежду, офицером. А в военное училище без аттестата даже сыну Сталина нельзя. По-мальчишески влюбленный в Буденного, Василий хотел было пойти в кавалерию, но после гибели тогдашнего всеобщего кумира Валерия Чкалова решил, как и все мальчишки его класса, стать летчиком. Характерная черта тогдашней жизни: после окончания школы всем классом на стройку, всем классом в авиацию. Итак, «со всеми вместе» Василий поступил в авиационную школу в Каче, это под Севастополем. Жил, в отличие от остальных курсантов, в отдельной комнате и во многих рутинных, но обязательных мероприятиях участия не принимал. Часто получал по70

сылки из дома. Но, надо отдать ему должное, всегда приносил их в казарму и устраивал общий пир. Начальник авиашколы, слишком явно выделяя спецученика, в конце концов перестарался. За создание особых условий Василию был отстранен от должности. И на каждом этапе жизни сталинского сына встречались подхалимы, готовые скорее пострадать из-за чрезмерного усердия, чем из-за недостатка его. Новый начальник, должно быть, дни считал до того светлого дня, когда расстанется с курсантом Василием Сталиным. Писали, будто из-за его лености и вызывающего поведения ему даже не выдали диплома об окончании учебы. Это оспаривает Ф.Ф.Прокопенко, качинский инструктор: «Кто лучше меня, инструктора, может это знать? Диплом выдали, там стоит и моя оценка. В дипломе только отличные оценки. Все, что касается летного дела, только «отлично»… Воевал он смело: в бой бросался, завидев противника, буквально накидывался на него… Летал на всем, что летало. Как-то в самолет молния ударила, самолет стал неуправляемым, но он посадил его. Сам спасался и других спасал. И нигде потом не бахвалился. «Война есть война, здесь уж кто кого». В один из своих приездов домой на каникулы на самом популярном тогда катке, на Петровке, 26, Василий познакомился со студенткой Полиграфического института Галиной Бурдонской. Вася умел кружить головы девушкам! Ухаживая за новой знакомой, он не раз выделывал трюки на самолете над станцией метро «Кировская» там неподалеку жила Галина — прямо у нее на глазах. Почти по Валерию Чкалову, легендарному летчику, совершившему в 1937 году первый беспосадочный перелет Москва — Северный полюс — Ванкувер в США. Тот, как известно, пролетел, красуясь перед возлюбленной, под мостом. За шальные поступки Васю наказывали, но весьма робко и Сталину об этом не докладывали. Не догадывались, наверное, что между отцом и младшим сыном уже пролегла трещина. Наблюдая за безумствами и пьянками Василия, видя его безволие, 71

«вождь всех народов», видимо, начинал понимать, что достойного наследника у него нет. А плененная отчаянным поклонником Галина приняла его предложение руки и сердца. Вокруг таких фигур всегда кружат вихри слухов. Про Галину Бурдонскую говорили, будто это французская актриса, с какими-то стратегическими целями привезенная из Парижа специально для сына Сталина, и их знакомство на катке было подстроено. Видно, хороша была барышня, если — актриса, да еще из самого Парижа!.. Галина, действительно, имеет французские корни — ее прадед Шарль Поль Бурдоне в первую мировую войну был ранен под Волоколамском, попал в плен, вылечился, влюбился, женился… Молодые уехали в Липецк, к месту службы Василия. Летчик он был способный, летать любил и умел. С его темпераментом и храбростью, чего не отрицали даже недоброжелатели, мог бы стать настоящим асом. Если бы не безнаказанность, если бы не пьянство. Характерную сцену наблюдал молодой летчик, много позже рассказавший эту историю в газете. Он прибыл с экипажем на аэродром, старший офицер провел инструктаж: строжайшая дисциплина; курение, ввиду близости самолетов, категорически запрещено. В это самое время на глазах у новичков на поле опускается самолет. Из него вылезает летчик и, не спеша, закуривает прямо на крыле. Офицер немедленно направляется к нарушителю и учиняет разнос. Но Василий (а это был именно он) кожаными перчатками хлещет старшего офицера по лицу и преспокойно продолжает пускать кольца дыма. Что здесь правда, что — от устного народного творчества? Этого уже не узнать. Но многочисленные слухи, всю жизнь сопровождавшие младшего Сталина, питались его поступками. И самые безобразные, они вовсе не мешали карьере. Уже через несколько месяцев службы младшего Сталина, как одного из лучших летчиков, направили на командный факультет Военно-воздушной академии. Войну Василий встретил в неполные 72

двадцать лет в звании капитана, 1943-м году сын Сталина — уже гвардии полковник. Представление об образе жизни Василия в эту пору дают воспоминания сестры: «Возле него толпились незнакомые летчики, все были подобострастны перед молоденьким начальником, которому едва исполнилось двадцать лет… Это подхалимничанье и погубило его потом. Возле не было никого из старых друзей, которые были с ним наравне. Эти же все заискивали, жены их навещали Галю и тоже искали с ней дружбы… В дом вошел дух пьяного разгула. К Васе приезжали гости: спортсмены, актеры, его друзья-летчики. И постоянно устраивались обильные возлияния, гремела радиола. Шло веселье, как будто не было войны». Младшему сыну Сталина, как и старшему, уготованы были окружение и плен, из которых он тоже не вырвался. Плен не вражеский, а горячо дружеский. Подхалимы, по выражению Светланы, всю жизнь «за уши тащили» Василия наверх, не считаясь с его возможностями. Желал ли отец быстрой карьеры сыну? Известно, Сталин несколько раз одергивал ретивых начальников, которые неприлично ускоряли должностной рост его сына. Но остановить стихию вождю не удалось. А может, рвение Васиных доброжелателей не так уж вождя и сердило? И служебные «успехи» младшего сына как-то тешили отцовское тщеславие? …Василий рвался в бой. Но летать ему не давали. Отец запретил. В первом же боевом вылете в небе Сталинграда погиб сын Микояна Владимир, сбит сын Фрунзе Тимур, не вернулся с боевого задания сын Хрущева Леонид. И Яков в плену. Страшно потерять любимого сына. Однако Сталин, видимо, понял, что невоевавший военный летчик имеет изъян в биографии. И в январе 1943 года Василия назначают командиром полка истребителей, защищавших небо Сталинграда. Сослуживцы младшего Сталина утверждают: на войне Василий не знал страха. Боялся, всю жизнь боялся, панически боялся только одного человека — отца. Возможно, в отчаянной дерзо73

сти его поступков присутствовало желание избавиться от унизительного трепета перед родным человеком, и он пытался вытеснить этот страх еще более сильным чувством? Как-то на аэродром города Шауляя, где стояли советские войска, внезапно прорвались немецкие танки. Началась паника, летчики побежали прочь от своих самолетов. А к Василию в этот день как раз прилетела из Москвы жена. Он посадил в открытую машину свою Галю, она тоже, видно, была не робкого десятка, и выехал на взлетную полосу, перегородив дорогу бегущим.

— Трусы! Вот женщина, и та не боится! — кричал он. Наступило отрезвление, пилоты вернулись к самолетам, машины удалось поднять в воздух. С таким же жаром он мог отдаться любой прихоти. В том же Шауляе, только в другой раз, провожая жену домой, он настойчиво попросил ее забрать на соседнем аэродроме небольшую поклажу. Галина очень удивилась, когда ей показали… раненую лошадь, которую следовало прихватить в Москву. Галя не выполнила экстравагантной просьбы мужа, но Василий все-таки сумел переправить животину в Москву и потом выходил ее у себя на даче. До поры ничто не мешало карьере Василия развиваться со сверхзвуковой скоростью. В связи с каждым повышением на человека полагается составлять служебные характеристики. Можно посочувствовать командирам, которые должны были заниматься столь щекотливым делом. Пьянки, драки, шумные скандальные истории с женщинами скрывать становилось все труднее. Но как сказать об этом и не прогневить Верховного Главнокомандующего? Сталин мог быть недоволен сыном, но это его сын, и всякая критика Василия — рикошетом бьет в папашу. Тем не менее, сохранилось несколько документов, где командиры прямо называют, наряду с положительными качествами, и недостатки Сталина-младшего: случаи рукоприкладства к подчиненным, несдержанность, нетактичность поведения на вечерах летного состава. Отмечают также, что у молодого летчика слабое здоровье, особенную тревогу вызывает состоя74

ние нервной системы, он крайне раздражителен — и все это отрицательно сказывается на летной форме. В некоторых характеристиках звучит приговор: «Занимаемой должности не соответствует». Но кто же остановит карьеру такого человека? Она стрелой идет вверх. А в небо не пускают. На что тратить клокочущую внутри бешеную силу? Приходится придумывать развлечения.

23-го апреля 1943-го года Сталину доложили: Василий ранен. Оказалось, он, как показало расследование, организовал в районе города Осташков рыбалку. Один из авиаснарядов, которым глушили рыбу, взорвался в руках полкового инженера. Инженер погиб, Василий Сталин и летчик Котов ранены. Ровно месяц вождь обдумывал решение. И рубанул: командира авиаполка Василия Сталина (ему всего 22 года! — Авт.) снять с должности и не давать каких-либо командных постов вплоть до его распоряжения. Полку объявить, что командир снимается с должности за пьянство и разгул. Страна воюет, напрягая все силы. 1943-й год — это победа под Сталинградом, бои на Курской дуге, на Украине и в Белоруссии… А Василий не у дел, и это куда опаснее пули. Отец позволяет назначить сына инспектором истребительного авиакорпуса, но скоро за очередную выходку его приходится вновь отстранить от должности. Восемь месяцев сын сидит на даче во Внуково. Но войну Василий Сталин закончил командиром истребительной авиационной дивизии, без ранений и контузий. Награды: два ордена Красного Знамени, Александра Невского, Суворова 2-й степени, медаль «За оборону Сталинграда». Василий встретился с женой известного режиссера и «по взаимной договоренности», как докладывали потом Сталину, они удалились на чью-то квартиру. Оскорбленный муж, узнав о случившемся, побежал за помощью к другу, начальнику личной охраны Сталина Власику. Тот посоветовал письменно обратиться к Генералиссимусу. Пришлось обращаться. Бумагу понес лично Власик. Вернулся с устной резолюцией: 75

— Василия посадить на гауптвахту, ее вернуть домой. Анекдот? Люди знающие утверждают: факт. После отбытия наказания Василия по требованию Сталина-старшего понизили в должности. А что с режиссером? Времена Иосифа Грозного вызывают ассоциации с царствованием Ивана Грозного. Историк Василий Ключевский описывает эпизод, относящийся к 18-му веку: опричники собрали по Москве самых красивых девушек и жен и привезли их к царю. Через некоторое время всех вернули в семьи. Вскоре все они умерли от унижения и горя. Мужья же «скрежетали зубами, но молчали». Режиссер, надо полагать, тоже скрежетал зубами, но молчал. …Однако сердце даже самого грозного отца рано или поздно смягчается — на детях «ломаются» даже самые сильные. В возрасте 27 лет, в 1948 году, Василию «вручают» пост командующего Военно-воздушными силами московского округа. Приказ о назначении подписан Николаем Булганиным, тогдашним министром Вооруженных Сил. А вот под постановлением о присвоении Василию Сталину звания генерал-лейтенанта авиации от 11 мая 1949 года стоит уже подпись отца. Тогда же Василий становится и депутатом Верховного Совета СССР. Появление Василия в штабе ВВС сразу взорвало сложившийся там строгий порядок. Если раньше в штабе было принято сидеть чуть ли не до полуночи, потому что «горит» на работе начальник, то при Василии Сталине все наоборот: задержка на службе стала наказуемой. В штабе появилась театральная касса и книжный киоск. Компания сослуживцев с молодым начальником во главе регулярно выезжала на охоту: отстреливали уток в Астрахани, зайцев и кабанов в Подмосковье. Присутствие на северных трибунах стадиона «Динамо» считалось строго обязательным, если играла команда ВВС. Василий стал покровителем футбольной команды и увлекся этим со всей безудержностью характера. Того же требовал от других.

76

Незадолго до этого тренером команды ВВС стал будущий знаменитый хоккейный тренер Анатолий Тарасов. Вот что он рассказал мне за несколько недель до своей смерти о встречах со Сталиным-младшим: «Как-то мне передают: был звонок от Василия Сталина — тогда еще заместителя командующего ВВС московского округа. Оставлен телефон. Я позвонил, ответила женщина, представилась: — Жена генерала Сталина (в то время он уже расстался с Галиной Бурдонской и был женат второй раз — на Екатерине Тимошенко. — Авт.), Василий Иосифович сейчас подлетает к Москве, очень просил, чтобы вы позвонили, как только он окажется дома. Я как раз собрался в Подлипки, где просматривал игроков для сборной. Несколько раз звонил оттуда, и жена все сообщала: приземлился, позвоните через полчаса… перезвоните еще… Наконец, между нами состоялся такой разговор: — Здравствуй, — сразу на «ты». — Чем сейчас занимаешься?

— Просматриваю игроков.

— Не хотел бы со мной встретиться?

— Какой разговор! Где?

— У северных ворот стадиона «Динамо». Можешь быть через тридцать минут? Я приехал. Вскоре подошла машина импортной марки. Василий Иосифович направлялся в Тушино на парад смотреть контрольные полеты. Предложил ехать вместе. По дороге сказал, что назначен заместителем командующего московским военным округом ВВС, и теперь футбольная команда подчиняется ему. И что он хотел бы сделать хорошую команду. Вечером приехали мы к нему домой, он жил тогда в Доме на набережной. По итогам этого вечера я не понравился ему, он высказался вполне откровенно: — Что же ты за тренер — не хочешь со мной пить. Со мной все пьют.

77

Но я не стал пить. Не мог. Было очень много работы. Я смотрел на жену Василия, Екатерину. Красивая женщина и, видно было, терпеливая. Выходя из себя, когда что-то шло не по нему, он на басах с ней говорил. Видно было, так привык на работе. Я тоже как будто бы властный мужик, но при чем здесь жена? Планы он рисовал большие.

— Мы будем твою команду переделывать. Она у тебя солдатская, а я приглашу любого игрока. Я возражал: — Не нужно этого делать, Василий Иосифович. Мы из этих ребят создадим большую команду. Он: — Нет, я нетерпеливый человек, будем делать, как говорю. Этот разговор, конечно, на душу мне не лег. Я почувствовал, что рано или поздно буря грянет. Василий стал приезжать на тренировки. У команды не было никаких условий, ребята жили фактически в солдатском общежитии. Василий Иосифович при мне договорился с Микояном, чтобы дали нам пансионат. Мне, конечно, импонировало, что он очень деловой. Все, что обещал, всегда делал. Это был широкой натуры человек. Мой брат Юра Тарасов играл в команде ВВС, и не было у него никакого жилья. Василий дал ему целый домик, кого-то переселил за сутки куда-то, привез мебель. И еще и новоселье устроил! Но мы с ним все-таки характерами не сошлись. После одного из матчей против тбилисского «Динамо», когда мы проиграли со счетом 1:2, повез он меня к себе домой и говорит: — Ты меня не хочешь слушать, и у тебя теперь будет начальником Капелькин. А ты будешь тренером. А я Капелькина Серегу хорошо знал, вместе играли в команде мастеров ЦСКА, игрок он был выдающийся. Но тренер… Я, наверное, Василию слишком прямо сказал, что под Капелькиным работать не буду. Мы попрощались. Иду домой, и такая обида меня взяла! Я тогда считался одним из самых молодых тренеров. Дайте мне еще немного времени, я докажу!

78

Но дело сделано, об отказе своем я уже заявил. О последствиях этого несогласия сгоряча не подумал. Потом уже пытался понять, почему же Василий Иосифович, такой самолюбивый, меня не наказал? Когда пришел к своему начальнику, старшему тренеру ЦСКА Аркадьеву и все ему рассказал, тот немного успокоил: — Нормально. Ты в штате у меня, в ЦСКА, а не у него. А чтобы никого не дразнить, будешь хоккейным тренером. (Так вот с чего началась хоккейная карьера знаменитого тренера! — Авт.) Мы не сошлись характерами, но я должен отдать ему должное — трезвым это был очень деловой человек. Все, что обещал, всегда выполнял. Но пьяным производил страшное впечатление. У меня был учитель, которому я на всю жизнь обязан — Михаил Товаровский. Тренировал киевское «Динамо», московское «Динамо» и, мне казалось, не вывел эти команды вперед только потому, что ему не хватало характера. Прекрасный теоретик! Но этого, казалось мне, мало, команде нужна твердая воля. И как же я ошибался относительно характера моего учителя! Однажды на стадионе «Динамо» играла команда ВВС, уже с Капелькиным, и играла неудачно. В перерыве я зашел в судейскую комнату. И туда пьяный, разъяренный ворвался генерал Сталин. Я такой безобразной сцены не видел в своей жизни. Он гнусно оскорблял судей, ему казалось, они «засуживают» его команду. Все растерялись. И тогда находившийся там Товаровский спокойно так говорит: — Вы, генерал, находитесь в судейской комнате. Выйдите отсюда, и я вам отвечу на любые вопросы.

— А вы кто такой?

— Я государственный тренер и буду защищать судей. Так я увидел, что неправильно думал о своем учителе. Человек становится смелым в борьбе за дело, которое хорошо знает, такой я сделал для себя вывод. У нас со Сталиным случилось еще несколько встреч. Он привозил меня домой, уговаривал вернуться. Я сказал прямо: 79

— Василий Иосифович, не хочу работать в пороховом погребе. Надо отдать ему должное, он воспринял ответ с юмором, хотя все же пытался убедить: — Мы хорошо будем работать. Я думаю, в конце жизни он о многом жалел. Что пил. Почему-то кажется, чувствовал вину за гибель футбольной команды ВВС. История такая. В матче ЦСКА-ВВС я играл за армейцев, я был играющим тренером. И мы в ключевом матче победили со счетом 3:1. Следующая игра у команды ВВС была назначена в Челябинске, а у нас — в Свердловске. Ко мне на следующий день пришел брат, а он играл за ВВС, и сказал: из-за того, что мы их команду обыграли, Сталин ломает расписание матчей, посылает игроков потренироваться тоже в Свердловск. Наша команда поехала поездом, а Сталин был нетерпелив, потребовал для своей команды самолет… Получили мы в Свердловске в гостинице номера. Я собираю ребят, и тут подходит ко мне один игрок и говорит что-то совершенно невероятное: команда ВВС разбилась. Подлетая к городу, самолет рухнул рядом с взлетной полосой. Я: — Нет, нет, не может быть!

— Точно! У меня нашелся телефон военного округа. Звоню по одному номеру, по другому… Информации не дают. Наконец, говорят: — Тебя вызывает Жуков. Маршал в то время был в «ссылке», командовал Уральским военным округом. От него и узнал, что команда действительно, погибла, и с ней мой брат. Василий организовал похороны, обеспечил приезд родственников — все было, как сейчас бы сказали, по первому разряду. Он все любил так делать… Я знал двух его жен, после Екатерины была еще Капитолина Васильева. Обе красивые, видные. Капа Васильева — пловчиха, героическая женщина, стала многократной чемпионкой СССР, 80

показывала мировые рекорды. Так Василий в ее честь построил бассейн, он до сих пор служит на стадионе ЦСКА. Василий ничего не делал вполсилы. Если уж дарить, так бассейны…» Царский жест генералу Сталину припомнили, когда готовили на него «Дело». Но об этом позже. Сначала хочу рассказать о Капитолине Васильевой — женщине, которой предназначался роскошный подарок в виде бассейна и о которой с таким восхищением отзывался сам Анатолий Тарасов. Еще до встречи с Василием Капа стала звездой первой величины. О ней заговорили в 1943—44 годах, когда она жила в Ереване и выиграла две Закавказские спартакиады. После войны пловчиху пригласили в Москву в сборную команду СССР. Капа к тому времени уже развелась с первым мужем. Не раздумывая долго, подхватила маленькую дочку, мать, и вскоре они уже обустроились в Москве, в комнатке общежития, которую получили от общества «Динамо». Голода и холода, какими встретила южан послевоенная Москва, Капа не замечала. С детства была выносливой, упорной девочкой из «простой» семьи. Ей всегда приходилось рассчитывать только на собственные силы. Чтобы перспективная спортсменка и члены ее семьи могли прокормиться, Васильеву зачислили преподавателем кафедры физкультуры Военно-воздушной академии им. Жуковского. Был и другой источник дохода — спорт. Тогда за рекорды еще платили. Это позже в течение многих лет спорт в стране социализма был занятием для энтузиастов. Профессиональным он снова стал только в годы перестройки. Как-то выдали неслыханную сумму — 37 тысяч рублей! Капа, которой приходилось содержать еще и двух сестер, ликовала. Она чувствовала себя поистине миллионершей! Но бедному жениться — и ночь коротка. Тут же случилась денежная реформа 1947 года, когда десять рублей превратились в один рубль. И вернулось привычное, впрочем, ничуть не обидное, а даже бодрящее ощущение вечной нехватки всего. Капе еще 81

не исполнилось и тридцати, ее сильное надежное тело не давало никаких поводов для тревоги. Без сомнения, ее ждут новые рекорды! Московская вода оказалась для Васильевой «счастливой». Капитолина Георгиевна хранит телеграмму, которую послала своему тренеру с очередных соревнований: «Я выиграла восемь первых мест». В своем стиле плавания, кролем, она показывала мировые рекорды. Но они не могли быть зачтены официально: в 40-е годы в СССР были только 25-метровые бассейны, а по международным стандартам результаты на длинных дистанциях фиксировались только в 50-метровых. Ей удалось почти невозможное. Потому что невозможно успешно соревноваться с противником, который отгорожен от тебя «железным занавесом» — ты не видишь его, не знаешь, как он тренируется, не имеешь даже приблизительного описания этих тренировок. Капитолина Георгиевна рассказывала мне, как страстно ей хотелось увидеть заграничных пловчих на воде, хоть одним глазком, ну хоть в щелочку! Увы!.. После войны партия поставила задачу: приблизиться к уровню мировых спортивных достижений. Поскольку возможности заглянуть «за бугор» не было, тренеры изобретали собственные «велосипеды». Особенно же налегали на интенсивные тренировки. Спортивные победы, которые должны были еще больше возвеличить страну, одолевшую фашистского зверя, давались не просто тяжелым, но опасным трудом. Не имея достаточно даже «коротких» бассейнов, пловцы тренировались на открытой воде — в Москве-реке, в Химкинском водохранилище. С мая по август, в любую погоду бросались они в воду с неотступной мыслью: догнать и перегнать… догнать и перегнать… Расплата за это Капитолине Георгиевне была — подточенное постоянным переохлаждением здоровье: искалеченные ноги, сведенные жесточайшим ревматоидным артритом суставы… Но она еще держалась в свои семьдесят пять лет, когда мы встретились.! Хотя почти все ее ровесницы-пловчихи из тогдаш82

ней союзной сборной не дожили до такого возраста. Они не думали о своем здоровье. Кого же в молодости остановят «отдаленные седой зимы угрозы»? Капитолина шла к новой серии рекордов, была в пяти минутах от серьезных достижений на новых дистанциях, когда случилась встреча с Василием. Говорят, будто очередной роман сына вождя начинался так: после заплыва, в котором Капитолина пришла первой, награды вручал Василий Сталин. Молодой, красивый командующий Военно-воздушными силами московского округа часто появлялся на соревнованиях и обожал участвовать в торжественных церемониях. Это придавало веса его персоне. Здесь он был в центре всеобщего внимания, ловил восхищенные взгляды. Сильнейшие и быстрейшие получали награды из его рук.

— Первое место — Капитолина Васильева! — объявил он. Но Капа не сделала полагающегося шага вперед. Генерал повторил, уже громче: — Первое место — Капитолина Васильева! Тогда она выступила из общего ряда и наклонила голову, чтобы молодой генерал надел ей на шею чемпионскую ленту. Ох, эта лента скорее была петлей…

— Почему ты не вышла в первый раз? — спросил потом Василий.

— Хотела обратить на себя внимание, — рассмеялась она. Так говорят очевидцы. Но меня Капитолина Георгиевна уверяла, что в первую минуту просто не расслышала Василия Сталина, потрясенная тем, что видит перед собой сына великого вождя. Как бы там ни было, но стройная, красивая Капитолина могла привлечь внимание чуткого до женской прелести генерала и без этаких штучек. Через три дня в общежитии, где Капа жила с матерью и дочкой, случился переполох. К обшарпанному подъезду подкатил на шикарной машине адъютант генерала Василия Сталина с поручением узнать, каковы жилищные условия мировой рекордсменки. А еще через некоторое время позвонил сам генерал и пригласил Капу в гости.

83

При встрече он был краток и прям: — Я сейчас в разводе, свободен. Предлагаю руку и сердце.

— Да вы меня не знаете! — вырвалось у Капы.

— Все знаю. Мне рассказали.

— Но у меня есть жених.

— Ну, это мы посмотрим. Дальше история развивалась в том же бешеном темпе. Василий прислал роскошные цветы. Потом — билеты на Красную площадь, на майский парад 1949 года, предмет вожделения миллионов советских людей. Потом, ничего не объясняя, повез Капу на дачу в Зубалово, где к нему бросились двое детей, выглядевших сиротами: мальчик, постарше, и девочка. Это были Саша и Надя, дети Василия от первого брака. Оставляя Галину Бурдонскую, он забрал детей и строго-настрого запретил матери видеться с ними. Говорят, Галина пила, и «трезвенник» муж не мог доверить ей ребят. Был грех, пила. С таким мужем или запить, или наложить на себя руки — другого не остается. Война, которая «все спишет», добила светло начинавшуюся любовь. Попойки, военно-полевые романы мужа на два дня или на два часа… Они с Галиной Бурдонской расстались. Позже, году в 1946-м, неожиданно рядом с ним появилась Екатерина, дочка знаменитого маршала Тимошенко, героя гражданской войны. Она стала второй женой Василия. Правда, и с ней, и со следующей женой Василий состоял только в гражданском браке, поскольку до конца дней не удосужился официально развестись с Галиной Бурдонской. Екатерина Тимошенко отнеслась к детям Галины с необъяснимой жестокостью: к себе не допускала, определила им жить только на даче, в отдельной комнате. Она родила Василию еще сына и дочь, им была заботливой матерью, но пасынков держала в дикой суровости. Возможно, причина, как рассказывают, была в том, что эта женщина сама не знала в детстве материнской ласки. Будто бы будущий боевой маршал юным парубком влюбился в красави84

цу-турчанку, она-то Катю и родила. Поначалу не могла на девочку наглядеться, пела ей на своем языке. А однажды исчезла с каким-то красавчиком, больше ее не видели. Екатерина и сама была похожа на турчанку. «Привез он Катю… Красивая она была, ничего не скажешь, только странная… сидит на кровати с ребенком (сын Екатерины и Василия, тоже Василий. — Авт.) на руках и ничего не замечает, распустив свои черные волосы, похожая на гоголевских колдуний». Такой описывала Екатерину Тимошенко Светлана Аллилуева. «Колдунья» запрещала прислуге кормить Сашу и Надю без ее ведома, и ребятишки могли по три-четыре дня сидеть голодными. Как-то раз, превозмогая страх, вылезли малыши ночью из окна и прокрались к дальнему флигелю, где, они знали, было овощехранилище. Что смогли нащупать в темноте, трясясь от страха, то и схватили и помчались к себе в комнату. Как назло, под руки подвернулось самое невкусное — свекла. Чтобы не делать лишнего шума, решили ее не мыть и сгрызли в полной темноте вместе с приставшей к ней грязью. Внуки Генералиссимуса, перед которым трепетали миллионы! …Капитолина увидела их в 1949-м году. Саше — 8 лет, Наде — на два года меньше. Дети стояли перед отцом и незнакомой женщиной грязные, в потрепанной, не по росту одежонке. Девочка — в самых настоящих солдатских сапогах, только маленького размера. У Капитолины закололо сердце.

— Почему ребята не с матерью? — спросила она с ужасом. Василий ответил тоном, пресекающим дальнейшие расспросы: — Я их отобрал, она это заслужила. Заменишь им мать? Она не смогла сказать «нет». После этого были три месяца счастья, годы испытаний и… И все равно она ничего не хотела бы в своей жизни изменить.

85

В Василии ощущалось то, что Хемингуэй называл «запахом зверя» — грубая, победительная мужская сила. Но когда он терял контроль над собой, то превращался просто в зверя. Жестокий, неуверенный в себе, изломанный… Но никто, кроме близких, не знал, каким он мог быть нежным. Капитолина Георгиевна говорит — Василий был художник. Она никогда, например, не умела выбирать себе наряды. Что ни купит — то не по фигуре, то не к лицу. После войны на прилавках магазинов лежала только пыль в изобилии. Но в спецмагазинах, куда Капа теперь получила доступ, торжествовал коммунизм. Она чувствовала себя там не в своей тарелке. И чтобы лишний раз не появляться в элитном магазине, накупала отрезов ткани, на сколько хватало денег. Стоило Василию бросить взгляд на пестрый ворох, и он уже все «видел»: — Это отдай сестре, это для нее. Это сразу выбрось. А из этого — шей. Это для моей женщины. Как умел смотреть этот мужчина!.. Капитолина Георгиевна каким-то очень бережным движением достает из шкафа белое жоржетовое платье изумительной работы со множеством крохотных рукодельных пуговок. Понятно — сшито в спецателье. Платью почти пятьдесят лет, а оно новое; его, наверное, почти и не носили. Волшебный наряд предназначался совсем не для той жизни, какая ждала Капу.

— Наверное, дочка или внучка могли бы носить, — говорю я. — Сейчас как раз такая мода вернулась, послевоенных лет. Но Капитолина Георгиевна сердито затворяет белое облако в шкафу.

— Никому это не нужно. Никому ничего не интересно. Слова явно адресовались отсутствовавшим в этот момент домашним: дочери и внучке. Журналистам, например, «это» очень интересно. Но Капитолина Георгиевна не очень разговорчива. Похоже, страницу жизни, связанную со Сталиным, здесь хотели бы поскорее забыть…

86

Из Дома на набережной, где Василий раньше жил с Екатериной Тимошенко, они с Капой переехали в двухэтажный особняк на Гоголевском бульваре, дом 7. С ними здесь теперь жили его дети, Саша и Надя, а также Капина дочка Лина, чуть старше Саши. Есть фотография — ребятишки подметают свой двор. Одеты кто во что попало. Капитолина Георгиевна смеется, показывая фото: — Ну, прямо абиссинцы какие-то! Я их абиссинцами и называла. Но глаза у всех хорошие. Еще одна фотография той поры: Василий стоит, прижимая к себе Сашу и Надю. На обороте сделанная его рукой надпись карандашом: «Почему такая тоска в душе? А ребята уже научились улыбаться». Голодные, запуганные волчата улыбаются. Капина заслуга. О Василии много написано. Канонический образ младшего Сталина: гуляка и хам, самодовольный наглец «без тормозов», умеющий выжать максимум выгод из своего исключительного положения. Но где-то в глубине истерзанной алкоголем души тлела мучительная, неустранимая боль человека, раздавленного непосильно тяжелой ношей, выпавшей на его долю — необходимостью быть достойным сыном своего отца. Нелюбимый сын Сталина, Яков, был обречен существовать в умертвляющем поле отцовской холодности. Василий, единственная надежда Генералиссимуса, сломался от чрезмерного внимания и чрезмерности возлагавшихся на него надежд. Возможности, предоставленные судьбой, слишком превосходили его внутренние ресурсы. Василий — первый, но не единственный из кремлевских детей, чей характер был сформирован, а затем сломлен этим противоречием. Галина Брежнева в чем-то повторила его судьбу. Когда жизнь слишком щедро осыпает незаслуженными дарами, это ломает личность. Не отсюда ли и внутренние терзания Василия: «Почему такая тоска в душе?..» Нежности и кротости Василия в отношениях с Капитолиной хватило ровно на три месяца. позже начались скандалы, по87

пойки и, как поспешили уведомить Капу «доброжелатели», измены. При этом сам он был необузданно ревнив. Еще до замужества с Василием Капитолина побывала в Чехословакии в составе первой в СССР спортивной делегации, выехавшей за границу. Там ей подарили серебряную пудреницу. Изящная вещица сразу чем-то не приглянулась Василию. Как-то они ехали вдвоем в машине. Капа решила попудриться, достала чешский подарок… Он молча с яростью выхватил пудреницу и швырнул за окно в речку. Приревновал к неведомому дарителю. Плавать запретил Капиолине столь же решительно. Однажды в квартиру на Гоголевском бульваре позвонили из спорткомитета СССР. Трубку взял генерал Сталин и был уязвлен — спрашивали не его. Некий мужчина сообщил Васильевой, что принято решение о присвоении ей звания мастера спорта СССР. Нужно только оформить кое-какие документы. Узнав об этом, уже совершенно невменяемый от злобы Сталин-младший перезвонил спортивному начальнику и прокричал в трубку, что требует забыть имя пловчихи Васильевой, а заодно и ее телефон. Так Капитолина не стала мастером спорта и не добилась новых рекордов. И сейчас, в ее 75 лет, тлеет у нее в душе обида. Да и другое есть обстоятельство: при скудной пенсии дополнительные деньги за звание были бы не лишние.

— В общем, вырвали меня из спорта с корнем. Она непоследовательна, эта женщина. Как и все истинно любящие женщины. Только что сама же рассказала безобразную историю со звонком, но не хочет сказать «Василий вырвал из спорта». Что уж мертвого-то топтать? Вспомнила дурное о нем, и тут же пожалела. «Вырвали». Будто сделал это кто-то неведомый, плохой, к Васе никакого отношения не имеющий. А как же бассейн в подарок? Если уж из спорта «вырвали»… Я почувствовала себя обманутой — какая легенда рушилась на глазах!

88

Был, был бассейн! Точнее, начинался. Капиталина все время доказывала Васе — нужен 50-метровый бассейн с подогревом воды. Хватит гробиться пловчихам, тренируясь в холодных реках! Застуживаются так, что не могут потом детей рожать. И Вася послушался ее. Развернул строительство бассейна на территории Центрального аэродрома, рядом со стадионом ЦСКА. Но деньги, которые вытряс Бог знает из кого, скоро кончились, и много лет Васина незавершенка пугала прохожих дырой развороченного котлована. Незаконченная стройка стала метафорой его жизни: порыв — страсть — пугающая бессмысленная яма. Деньги на бассейн Василий просил даже у отца, когда тот пригласил молодых отдохнуть вместе с ним две недели на одной из своих дач на Кавказе, на озере Рица. То был мучительный для младшего Сталина отдых. Вася сторонился отца. В последние годы он стал никудышным летчиком. Руки из-за хронического алкоголизма дрожали так, что он уже не мог удерживать штурвал и летал либо вторым пилотом, либо «пассажиром», что для военного летчика просто-таки позорно. Нервы расшатаны непоправимо, а отец всегда может так пришибить обидным словом… К тому же рядом с отцом нельзя напиться, а без алкоголя Василий совсем не мог. Из-за страха перед отцом, на всякий случай он всегда садился у противоположного конца стола. «Лично! Товарищу Сталину Иосифу Виссарионовичу. Считаю своей обязанностью доложить Вам о состоянии здоровья Василия Иосифовича. 16-го ноября с.г. у Василия Иосифовича внезапно (дома около часу ночи, во время просмотра кинокартины) развился эпилептический припадок — полная потеря сознания, общие судороги мышц тела, прикус языка и выделение из полости рта пенистой жидкости… К сожалению, за последние 7 — 10 дней Василий Иосифович вновь стал пить и в связи с этим снова появились симптомы резкой интоксикации, отвращение к пище, похудение, повышенная раздражительность, плохой сон. Убеждения и требования врачей прекратить употребление 89

спиртных напитков ни к чему не привели. Прошу Вашего содействия. Начальник Лечебного-санитарного управления Кремля П. Егоров. 9.Х11.50». Еще летом этого года они с Капитолиной, наверное, выглядели счастливой парой. Молодая женщина в ослепительно белом платье, солнечное небо, синие воды Рицы под стремительным скутером — все это радовало Василия. Он мог часами носиться на скутере, обожал быстрый полет на волнах. Капитолина научила его кататься на акваплане, это прообраз водных лыж, где вместо двух лыжин — одна доска. А вместе с ним обучила этому искусству и его друзей — маршалов авиации Жигарева и Савицкого, отца будущей космонавтки, чем ужасно гордится до сих пор. Две недели, четырнадцать дней вблизи отца, в условиях «полусухого закона» — такого «рая» Василий вынести не мог. Маялся, вздыхал, все время пытался внушить Сталину-старшему, что его ждут в Москве неотложные дела. Реакция была нулевая. Коба умел вот так не замечать того, что его раздражало. Василий подбивал Капитолину: — Скажи, нам надо ехать, стройка стоит. И денег на бассейн попроси. Тесть внимательно выслушал ее, попыхтел трубкой и вынес резолюцию. Звучала она неутешительно: — В Белоруссии до сих пор живут в землянках люди, которые защищали от фашистов страну. Подождите с бассейном. Все будет. Василий поймал момент, когда отец находился в благодушном настроении и снова напомнил, что ему срочно надо ехать. Сталину, видно, это надоело.

— Надо, так надо. Подал руку Капитолине. С сыном же демонстративно прощаться не стал. Разговор о деньгах, который Капа завела на берегу озера Рицы, видно, направил мысли вождя в совершенно новом для 90

него направлении. Небожитель, он не нуждался в казначейских билетах и не представлял, как и на какие средства живут его дети. Уже в Москве спросил у Капы, сколько они вдвоем с Василием зарабатывают. Оказалось, у Васи, генерала, оклад — пять тысяч. У Капитолины (она продолжала преподавать на кафедре физкультуры Военно-воздушной академии) — две с половиной. На алименты Екатерине Тимошенко уходили полторы тысячи.

— Той скромности, в какой мы жили, сейчас даже не поверят, — сердито говорит Капитолина Георгиевна. — У Василия был единственный штатский костюм, и тот купили, когда я взмолилась: не могу ходить все время с генералом! На него же все обращали внимание. А сейчас даже не хочу никому об этом рассказывать, вам вот только. Все равно ведь не поверят. Я почему-то верю. Сталин в роскоши не купался. Кто-то вообще считает вождя сущим аскетом — известно, что он спал под солдатским одеялом. Да, номенклатура жила достаточно богато. Но то было своеобразное богатство. Как говорится, ничего личного. Ни квартиры, ни машины, ни дачи, ни мебели. На каждой табуретке — инвентарный номер. Все — государственное, казенное, данное во временное пользование. И бойся, небожитель, выпасть из номенклатуры. Ты разом теряешь не место, не квартиру в хорошем районе, не гарантированные сосиски из спецбуфета, а нечто всеобъемлющее и прекрасное — любовное попечение о тебе государства. О материальном обеспечении советской верхушки, в отсутствие достоверных сведений, всегда ходили волнующие слухи. Упорно говорили об открытых счетах в банках, которыми элита свободно пользовалась. Открытых счетов. Вожди, может, и не заводили, но имели все, что такие счета могли дать. Профессионалы выживания оставались у власти десятилетиями. Роскошествовать в те времена не было принято. Одевались стандартно-тускло: комодообразные черные костюмы, неброских расцветок галстуки.

91

Кто-то и в те годы умел нажить состояние, но демонстрировать богатство мог решиться только безумец. Лозунг коммунистов: «Главное, чтобы у советского человека душа была красивая». Александр Шелепин, в прошлом видный, как было принято говорить, партийный и государственный деятель, рассказал историку Дмитрию Волкогонову: «После смерти Сталина, когда переписывали имущество генсека, выяснилось, что работа эта довольно простая. Не оказалось никаких ценных вещей, кроме казенного пианино. Даже ни одной хорошей, „настоящей“ картины не было. Недорогая мебель, обтянутые чехлами кресла, ничего из антиквариата. На стенах висели бумажные репродукции в деревянных простеньких рамочках… Кроме маршальского мундира из носильных вещей оказалась пара простых костюмов (один парусиновый), подшитые валенки и крестьянский тулуп». Нарочитый этот аскетизм выглядел бессмысленной, жалкой уловкой на фоне огромного количества дач, построенных для Сталина в разных концах страны. Чтобы как-то укрепить свой имидж, одной их определяющих черт которого считалось нестяжательство, в начале 30-х годов Центральный комитет коммунистической партии принял решение о том, что члены этого органа не имеют права получать гонорары за свои партийные статьи и книги. Надежда Аллилуева возмущалась таким ханжеством. Лучше, считала она, брать деньги за то, что ты сам, лично, заработал, чем бесконечно, без всяких лимитов, лазить в казну за деньгами на домашние нужды — дачи, машины, прислугу… Они ссорились из-за этого со Сталиным, но переубедить старшего товарища по партии Надежда так и не смогла. В 1947 году, после денежной реформы, обесценившей деньги в десять раз, было принято еще одно лукавое решение — об отмене бесплатного содержания семей Политбюро, дотоле, стало быть, имевшего место. Постановление, конечно, было секретным. Одну из величайших тайн партии всегда составляли ее привилегии.

92

До этого решения ЦК Светлана Аллилуева, как она вспоминает, вообще жила без денег, если не считать университетской стипендии. После 1947-го года отец впервые стал спрашивать, нужны ли ей средства и в каком количестве. Но Сталин не знал счета современным деньгам, не представлял, что сколько стоит. И, давая дочери десять тысяч рублей, был уверен, что дает миллион. «Денег он не тратил. Их некуда и не на что было ему тратить. Весь его быт, дачи, дома, прислуга, питание, одежда — все оплачивалось государством. Для этого существовало специальное управление где-то в системе Министерства государственной безопасности, а там — своя бухгалтерия. И неизвестно, сколько они тратили… Отец и сам этого не знал. Он только интуитивно чувствовал, что улетают огромные средства… Он пытался как-то провести ревизию своему хозяйству, но из этого ничего не вышло — ему подсунули какие-то выдуманные цифры». …Итак, на семью из пяти человек у Василия и Капитолины оставалось четыре тысячи рублей. Но эта цифра Сталину ничего не говорила.

— Это сколько же получается в день? — захотел уточнить он. Нервничая, в присутствии Сталина все нервничали, Капа попыталась быстро сосчитать. Выходило рублей по двадцать пять на человека.

— Маловато, — расстроился Сталин. — Вот когда будет сотня в день, да еще бутылка сухого вина к обеду, жизнь можно будет назвать нормальной. А пока — неважная жизнь. Скорее всего, ему и в голову не приходило, что заработок командующего ВВС сильно отличается от того, что имела какаянибудь учительница или, тем более, колхозник. Крестьяне, бывало, и копейки не получали за каторжный труд на колхозных полях. И не умирали с голоду только благодаря спасительной картошке и огурчикам, которые выращивали на крохотных личных огородах…

93

После того разговора со Сталиным прошло месяца два. Однажды у дверей особняка на Гоголевском бульваре остановилась правительственная машина. Василий выскочил навстречу. Однако водитель, державший в руках пакет, деликатно, но твердо его отстранил: — Мне Капитолину Георгиевну. Это ей. На большом конверте красовалась сделанная рукой Сталина надпись: «Зарплата И. В. Сталина за декабрь 1950 года». Такие конверты с деньгами стали привозить регулярно, раз в два месяца. Получала их и Светлана Аллилуева. Она в то время только что развелась со вторым своим мужем Юрием Ждановым и осталась одна с двумя детьми. Автограф «вождя всех народов» Капа хранила, пока он не умер. После этого сразу начались гонения на Василия. Посмотрела, как уводили ее невенчаного мужа, руки за спину, прикладами тычут в лицо, и тут же на всякий случай выкинула конверт, изорвав в клочки. Сейчас жалеет, ведь историческая вещь, реликвия, как ни говори! Но тогда ею руководил только жуткий, всепоглощающий страх за дочку, за Васиных детей, за себя самое. Что их ждет? Ощущение было такое, точно она стоит на дне ущелья, а сверху, затмевая белый свет, валится им на голову каменная глыба. Присылаемая с нарочным зарплата Генералиссимуса, конечно, снимала материальные проблемы в семье Сталина-младшего. Но никто не мог спасти Василия от него самого. Генерал вручил своих детей Капитолине и с азартом нырнул в свою, неведомую ей, бурлящую жизнь. Его постоянно окружали какие-то люди — футболисты, массажисты, журналисты, артисты, тренеры и непонятные темные личности, которые подбивали на гульбу и аферы. Светлана писала: «…им вертели, как марионеткой, всю жизнь тянули наверх, не считаясь с его способностями и возможностями; ему давали ордена, погоны, автомобили, лошадей, его портили и развращали, извлекая из этого свою корысть». Василий часто повторял: 94

— Я живу, пока жив отец. И спешил схватить у жизни все, наживая новых и новых врагов. Редкие свидания с отцом сын использовал для того, чтобы свести с ними счеты. Недруги, а он умел их наживать мастерски, должны были чувствовать: Василий Сталин еще в силе! Считалось, что большая группа летчиков именно с его подачи была арестована по обвинению в сознательном вредительстве, которое будто бы привело к отставанию нашей авиации от английской и американской… Василий видел — отец дряхлеет, надо спешить. Но все закончилось для Василия еще при жизни вождя. Военный Парад 1 мая 1952 года поставил точку в шальной карьере молодого командующего ВВС Московского округа. В тот день пролет авиации над Красной площадью запретили на самом верху из-за ненастной погоды. Василий, пьяный уже с утра, мог этого не знать и отдал приказ эскадрилье пройти на бреющем полете над праздничной Красной площадью. Самолеты пронеслись так низко над Мавзолеем, что Сталин испугался. Первая мысль была: покушение! Разгневанный генералиссимус велел выяснить, кто осмелился поднять самолеты в воздух. Доложили: команду дал Василий Сталин.

— Дурак, неуч! — бушевал Иосиф Сталин при всех. Расплата последовала немедленно — генералиссимус лично подписал приказ об освобождении сына от должности. Чтобы хоть как-то занять неуправляемого отставника, Василия зачислили слушателем Военной академии имени Ворошилова. Он ни разу в ее стенах не появился. Неделями сидел на своей даче в Усово, погруженный в депрессию. Иногда наезжал в Москву, и тогда столица имела возможность обсудить пикантные подробности очередного дебоша. Его шофер жаловался: для хозяина не существует дорожных правил, особенно, если выпил. Сам нажимает на педали, то и дело требует выехать на встречную полосу. Смерть отца показалась ему подозрительной. Василий счи95

тал: вождя «убрали» соратнички. И это стало началом новой серии грандиозных скандалов. Сын умершего диктатора ходил по ресторанам в поисках иностранных журналистов, которым жаждал рассказать правду. Кажется, не нашел. Терпение властей истощилось довольно скоро. 5-го марта 1953-го года умер отец, 26-го марта Василий уволен в запас без права ношения формы, в апреле взят под стражу. Следствие выявило злоупотребление служебным положением, растраты, рукоприкладство генерала Сталина, интриги, в результате которых его сослуживцы попадали в тюрьмы. На Василия давали показания все — от его адъютанта до начальников штабов и министра обороны. Обвинений хватило бы на десятерых. Натерпевшиеся унижений от Сталина-старшего с мстительным наслаждением втаптывали в грязь Сталина-младшего. Сколько вылилось на сталинского сына застарелой обиды и ненависти! Василий и Яков, Яков и Василий — оба, каждый посвоему, ответили за злодеяния отца. Приговор гласил — восемь лет заключения. Осужденный провел их во Владимирской тюрьме (где когдато «мотала срок» и жена Якова Юлия Мельцер) под именем Василия Павловича Васильева. Фамилией Васильев Иосиф Сталин как Верховный Главнокомандующий подписывал некоторые директивы времен войны. Впрочем, совпадение здесь скорее всего случайное, вряд ли о таких тонкостях знали тюремных дел мастера в 1953 году. …Задолго до ареста Василия Капитолина решилась от него уйти. После своей позорной отставки он стал невыносимым. Как-то ударил ее кулаком в глаз. Испытанной в тот миг адской боли и обиды она не забыла и сейчас. Три хирургические операции с интервалами в несколько лет глаз не спасли. В тридцать лет с небольшим красавица Капитолина стала инвалидом. Тянуть дальше было нельзя. От постоянного стресса Капа перестала есть, спать. И даже знаменитая кремлевская больница 96

в Кунцево, санаторий в Барвихе не смогли вывести ее из болезненного состояния. Это был рубеж, конец какой-то части жизни. К Василию, решила Капа, не вернусь никогда. И раньше убежала бы от изверга, да не хватало духу оставить на такого отца Сашу и Надю, сирот при живой матери. Галина Бурдонская жила в Москве, совсем близко, но Василий под страхом страшных кар запретил ей общаться с сыном и дочкой. Однако Капитолине не суждено было и малой передышки. В Барвихе ее настигла весть о смерти Сталина. Она вспомнила, как Вася всегда твердил: — Я живу, пока жив отец. Теперь возьмутся за сына! Быстро-быстро женщина собрала вещички и с предчувствием новых бед помчалась к своему мучителю; спасать его, ненавистного и любимого. Капа отказывалась от жестокого, порочного, но не могла бросить поверженного. При аресте все имущество Василия Сталина конфисковали. Капитолине, чтоб наскрести денег на поездки во Владимир и на передачи в тюрьму, пришлось продавать свои вещи. А хотелось (вот ведь непоследовательная женская душа!) побаловать несчастного узника и рыбкой хорошей, и икоркой… Бегала по комиссионкам, умоляла хоть за копейки взять платья, туфли. Как-то толстая, сытая приемщица швырнула назад Капино любимое вечернее бархатное платье: — Длинные не берем! Ночью она платье укоротила, подшила, как сумела. А утром на приемке стояла уже другая, симпатичная девушка.

— Зачем же вы укорачивали? — удивилась она. — За длинное мы бы вам больше дали. Капа давно уже окаменела от обид, от страха за детей, от горя, которое, как она чувствовала, теперь уже навсегда с ней. Но после сочувственных слов приемщицы вся затряслась от рыданий. Не нашлось даже сил выскочить из магазина, спрятаться от чужих глаз…

97

Она бывала во Владимире еженедельно, часто вместе с Надей. Чтобы провести с Василием воскресенье, приходилось выезжать из Москвы в субботу вечером. Начальство свиданиям не препятствовало, напротив, предоставляло для встреч специальную комнату. Такой вот семейный уикэнд с икоркой и, чего греха таить, рюмкой водки, за колючей проволокой. В Москве Василия Сталина уже не боялись, а в провинциальном городе Владимире имя самого скандального зэка Союза по-прежнему вызывало трепет. Если Капа иногда позволяла себе пропустить неделю, он встречал ее проклятьями. На нее, единственную из всех его женщин, не оставившую его в страшный час, изливалась вся ярость этого необузданного человека. Ах, если б знала она, какие показания в это же самое время давал следствию Василий! «Одной из побудительных причин к этому (строительству бассейна. — Авт.) явилась мастер спорта по плаванию моя сожительница Васильева Капитолина. Васильева меня подбивала на сооружение водного бассейна и, желая угодить ей, а также рассчитывая популяризировать себя сооружением бассейна, я поставил перед собой задачу осуществить эту затею». Как же мало семья знала о жизни Василия! «Ряд лиц, числившихся инструкторами и тренерами спортивных команд, фактически не имели никакого отношения к спорту и, получая зарплату за счет ВВС МВО, обслуживали меня лично. В 1952 году был зачислен на должность инструктора второй категории хоккейной команды Евсеев Н. В., который в действительности являлся комендантом моей дачи. За счет спортивных команд содержались преподавательницы моих детей Новикова К. И. и Августовская М. И. Приглашенные мною из Сочи для художественной отделки и росписи моей дачи и квартиры художник Лошкарев и его помощник, фамилию которого не помню, в течение нескольких месяцев оплачивались за счет хоккейной команды по ставке инструктора высшей квалификации.

98

В таком же положении находились мои личные шоферы, массажист и даже моя сожительница Васильева Капитолина, получавшая зарплату как тренер команды пловцов, хотя в действительности она ничего в этой команде не делала. Всем лицам, которые меня лично обслуживали, в том числе и Васильевой, ежемесячно выплачивалось до двух тысяч рублей каждому. Кроме того, большинству из них мною были предоставлены квартиры…» Не пощадил Василий свою Капитолину, размазал, как мог: «Продукты же этого моего хозяйства: молоко, масло, яйца, фрукты и овощи моя сожительница Васильева сбывала на рынке при помощи своей матери и сестер, которые постоянно проживали на даче». Эта злосчастная дача, именно злосчастная, заслуживает того, чтобы рассказать о ней подробнее. С первой женой, Галиной Бурдонской, Василий жил на другой, казенной, ничем не примечательной даче во Внуково. Второй жене Екатерине Тимошенко захотелось чего-то более достойного ее положения — все же невестка Генералиссимуса и дочь маршала! И со свойственной ей настойчивостью «железная» турчанка стала продавливать идею: надо строить собственный загородный дом. В это время в поселке Усово, неподалеку от Зубалово и от полюбившейся советским вождям Барвихи, завершал строительство роскошного особняка герой только что отгремевшей войны Главный маршал авиации Александр Новиков. Место он выбрал для себя как нельзя более подходящее — на берегу Москва-реки, в окружении дач друзей-товарищей: Молотова, Микояна и других крупных тузов. Новостройка выделялась своим великолепием даже на фоне окружавших ее элитных строений — маршал вывез из Германии все необходимое для дома, начиная с отделочных материалов, добротной немецкой мебели и кончая изысканным фарфором.

99

Уже близилось новоселье, когда маршал внезапно был арестован. Его обвинили в приемке неисправных самолетов. Светлана Аллилуева уверенно пишет, что Новикова забрали «с легкой руки Василия». Те же сведения находим в «Воспоминаниях» Хрущева: «Говорили, что и на него (Новикова. — Авт.) донес Вася Сталин». Верил ли Василий, что герой войны маршал Новиков переродился во врага? Испытывал ли к нему как авторитетному военачальнику профессиональную ревность? Или все гораздо низменнее — просто захотел (Екатерина заставила?) отхватить вызывающе лакомый кусок? Какими бы ни были его истинные побуждения, но в результате дача Новикова перешла к сыну Сталина. Новому хозяину счастья она тоже не принесла. Здесь жестокая Екатерина морила голодом детей Василия. Здесь супруги дрались после пьянок, случалось, до крови. Здесь же подошел к концу их недолгий, как все love-stories Василия, роман. Однажды он сказал: — Все. Выметайся. Екатерина, особа практичная, готовилась к расставанию загодя. Она прожила с Василием пару лет в послевоенной Германии — генерал Сталин командовал авиакорпусом, базировавшемся в городке Виттниток. Оттуда самолетами, как разносила молва, отправлялись в Москву трофеи, стандартный набор: мебель, ковры, хрусталь, фарфор, тряпки… Что-то из этих вещей украсило квартиру на Гоголевском бульваре, что-то попало на усовскую дачу. Но немалую часть немецких трофеев Екатерина предусмотрительно не распаковывала, поместив многочисленные коробки в дачном сарае. Как только Василий произнес свое «Выметайся», отставная супруга вызвала из гаража министерства обороны несколько грузовиков, и военизированная колонна с немецким барахлом взяла курс на Москву. Какая-то несчастливая была эта дача! Горести преследовали и ее будущих владельцев. После Василия Сталина в нее всели100

лась семья еще одной Екатерины — Фурцевой, первой женщины — секретаря ЦК и министра культуры СССР. Бывшая ткачиха была не чужда радостей жизни. Она энергично взялась усовершенствовать и без того роскошный по тем временам особняк — там появилась мраморная ванна, сауна, бассейн… Это было крайне неосмотрительно со стороны секретаря ЦК: в среде партийцев все еще исповедовалась внешняя скромность. Как только положение Фурцевой пошатнулось, Михаил Суслов, тогдашний главный идеолог Центрального комитета, он же главный пуританин, создал ревизионную комиссию. Проверка установила, что Екатерина Алексеевна сорила казенными деньгами. C этого момента ее карьера была окончена. Как утверждают, именно в усовской мраморной ванне Фурцева дважды пыталась перерезать себе вены… Капитолина, которую Василий привез в Усово сразу после разрыва с Екатериной Тимошенко, боялась этого места. Всегда перед глазами стояли жалкие, несчастные Васины дети, какими она увидела их там впервые. Теперь, после ареста Василия, Капа лишилась всякой надежды на то, что жизнь ее вообще когда-нибудь устроится по-человечески. Заведенной машиной моталась между тюрьмой во Владимире и домом в Москве… Как-то вместе с Капитолиной в тюрьму поехала Светлана, оставившая запись о «мучительном» свидании с братом. На стене кабинета, где брат и сестра встретились, еще висел огромный портрет Сталина. «Под портретом сидел за своим письменным столом начальник… Он был маленького роста, белобрысый, в стоптанных и латаных валенках. Кабинет его был темным и унылым — перед ним сидели две столичные дамы в дорогих шубах и Василий»… Оставили портрет поклонники вождя или просто забыли его снять? Кто знает, но получилось так, что сын и здесь был унижен перед ликом отца.

101

Навещали Василия и дети. Надя об этих свиданиях рассказывала: «Часто, когда мы его ожидали, через открытую дверь в коридоре было видно, как его вели. В телогрейке, ушанке, в кирзовых сапогах он шел, слегка прихрамывая, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой поддерживающий ремень карабина, а другой державший палку отца, которую ему давали уже в комнате свиданий. Если отец спотыкался и размыкал руки, тут же следовал удар прикладом». В тюрьме Василия настигло заболевание, в просторечии называемое «сосуды курильщика». В лучшем случае его следствие — хромота, в худшем — гангрена ног, спасти от которой может только ампутация. Это случилось, к слову, и с первой женой Василия Галиной Бурдонской. Василий давал показания на Капитолину, мучился от болей физических. Но, хочется думать, и от душевных тоже. Днем предавал возлюбленную, вечерами точно стремился ласковостью слов снять с души совершенный грех: «18.2.56г. Мамка милая! Первая ласточка, хотя и небольшая, но все же долетела… Хотя ты далеко, но с письмом как будто приблизилась и находишься рядом. Не думал, что листок бумаги может так взволновать. Ты не представляешь, как приятно в этом «дворце» получить даже такое небольшое и бестолковое, но теплое посланьице!.. Твое тепло лучше всяких лекарств, и раз оно греет меня — мне сам черт не страшен!.. Крепко целую. Твой Василь».

«2.4.56 г. Мамка — родинка! То, чего я так боялся, произошло. Просудилась… Проклятая конура. Но почему нет больничного? О чем думают ваши блюстители здоровья?.. Кроме нас самих, о здоровье никто заботиться не будет… Настроение отвратительное, но твердость моего духа может тебя не беспокоить. Хотя и трудно, но ничего. Отец часто говорил: «Для того чтобы 102

из железа получилась сталь, его надо бить». Это, конечно, образно, но смысл в том, что за битого двух небитых дают. Сильный человек должен стать сильней от такой передряги, а слюнтяй расклеится».

«27.5.57 г. Здравствуй, золотко! Ну и погодка!.. Все наоборот: в марте ходили раздетые, а в мае замерзаем. В такую погоду только пить — под Вертинского. Но он взял и душу Богу отдал… Прочитал об этом сегодня в «Советской России» и вспомнил его песенку: «А мы пьем горькое пиво…» Песенка очень неплохая и как раз к этой погоде и моему настроению. С фокусами был старик, но пел, по-моему, хорошо. Душевно, по крайней мере, а не орал, что есть силы, как это делают некоторые молодые «таланты». Чем сильнее орет, тем лучше — как такой петух. Тогда лучшими певцами должны бы считать себя ишаки — уж орут-то они, действительно, непревзойденно. Чтобы согреться — замерз! — сегодня после работы работал. «Впихнул» в рамку твое Величество. Получилось неплохо, и настроение поправилось хоть немного…»

«22.4.58 г. Здравствуй, Капа!

27-го числа этого месяца исполняется ровно пять лет, как я не был дома. Ты спрашиваешь: «Кто тебя навещает и бывает у тебя? Я интересуюсь, когда у тебя была последний раз твоя первая жена и когда вторая? Если тебе нежелательно говорить об этом, не настаиваю…» Почему нежелательно? У меня нет тайн от тебя. Я тебя действительно люблю! Не навещают ни одна, ни другая. Екатерина не навещает и не пишет, так как каждое навещание кончалось руганью из-за тебя. Я не скрывал от нее, да и ни от кого, свое к тебе отношение. Ее условие — бросить даже думать о тебе. А я этого не хочу! Изредка пишут Света и Вася. Вот и вся связь с ними… Галина приезжала два раза с Надей. Одна не приезжала. Никогда и ни перед кем я не постесняюсь назвать тебя человеком, которого 103

действительно люблю! Приезжай и ни о чем не думай, кроме того, что тебя любят и ждут. Целую родинку свою дорогую и любимую, хотя и упрямую, как тысяча ослов, и колючую, как ежик: но мою любимую…» Все годы заключения Василий не уставал ходатайствовать о досрочном освобождении. Был полон отчаяния, метался. Писал всем, кто имел власть, обещая стать другим. И пользовался всяким удобным — или не очень удобным — случаем, чтобы это продемонстрировать: я — уже другой человек.. Письмо Василия к XX съезду КПСС датировано 23 февраля 1956 года. Съезд не закончен. Более того, еще не прозвучал исторический доклад Хрущева. Пришедший к власти новый вождь выступит с разоблачением культа личности Сталина только в ночь на 25 февраля, на закрытом заседании. А сын тирана уже спешит откликнуться на выступления участников съезда, всего лишь туманно предваряющие разоблачение его отца. Это письмо Василия Сталина впервые опубликовано в 1996 году: «Президиуму ЦК КПСС. Считаю своим долгом — долгом коммуниста изложить Президиуму ЦК КПСС свое мнение по вопросу культа личности, — поднятому на ХХ съезде КПСС <…> Сказана — правда, вывод справедлив. К такому мнению я пришел не сразу, а путем долгих раздумий. Трудным для меня был этот путь — путь внутренней борьбы и противоречий. Но какова бы ни была правда, хоть и горькая — она лучше миража. Мне не с кем, кроме Президиума ЦК КПСС, поделиться этим не легко давшимся, но твердым мнением. Надеюсь, что Вы поймете меня. Все остальные вопросы, выводы и задачи, поднятые и разоблаченные съездом, настолько жизненны, логичны и необходимы, что вызывают лишь гордость у любого честного человека за партию и ее Центральный комитет.

104

г. Владимир. 23 февраля 1956 г. В. Сталин» Как суетлив он в предательстве! А результата — никакого. Никто не спешит смягчить участь Сталина-младшего. Мужественная Капитолина уговаривает его терпеть и ждать конца срока, но это только приводит Василия в ярость. Только в 1960-м году Сталина вызвал к себе Хрущев. Вася рассказывал потом близким: Никита Сергеевич принял его, как родной отец. Они расцеловались и оба плакали. Итогом встречи стало досрочное — Василию оставалось сидеть еще около года — освобождение. Его дочь Надя к этому времени стала уже барышней, училась в седьмом классе. После ареста Василия Галина Бурдонская сразу бросилась искать своих детей. И с тех пор они жили вместе: Галина, Надя и Саша. Восемь лет дети жили с отцом без матери — семь лет с матерью без отца… Как-то вечером Надя сидела дома одна. Время с того страшного дня, как забрали отца, тянулось ужасно медленно. Зазвонил телефон. Надя сняла трубку. Знакомый голос произнес: — Дочка, это я — твой папа. Я звоню с вокзала. От растерянности она глупо спросила: — Какой папа?

— У тебя что, их много? Отец бывает только один. Василия восстановили в партии, вернули генеральское звание, назначили солидную пенсию, дали квартиру на Фрунзенской набережной, дачу в Жуковке. Как наслаждался он возвращенной свободой! Съездил с дочкой в санаторий, загорел, окреп. Жил мечтами о спокойном, размеренном существовании, в котором видел себя… директором бассейна. Быть может, эта мысль пришла ему в голову, когда он узнал, что их с Капой бассейн все-таки достроили — без него, в 1955 году. Но долго продержаться не удалось. Уже в Кисловодске снова потянулись к нему приятели и собутыльники. По Москве 105

с новой силой покатились слухи о гульбищах Сталина-младшего. Было решено, что с Василием должен побеседовать Климент Ворошилов, давний друг Сталина, если можно считать, что у Кобы были друзья. Запись этой беседы, датированная 9 апреля 1960-го года, долго хранилась в архивах под грифом «Совершенно секретно». Ее опубликовал директор Государственного архива РФ, доктор исторических наук С. В. Мироненко в 1998 году. Итак, беседуют старый и малый, легенда гражданской войны, Герой Союза, Герой Труда, восьмидесятилетний председатель Президиума Верховного Совета СССР и недавно выпущенный на свободу сорокалетний сиделец Владимирского централа, сын бывшего вождя всех народов. «Ворошилов: Ну, рассказывай, Василий, как дела, как живешь? Сталин: Плохо, Климент Ефремович, работать надо, прошу помочь, иначе без работы пропаду. В.: Я тебя знаю со дня, когда ты появился на свет, приходилось нянчить тебя. И я желаю тебе только добра. Но сейчас буду говорить тебе неприятные, плохие вещи. С.: Слушаю. В.: Прежде всего ты должен стать другим человеком. Ты еще молодой, а вон какая у тебя лысина, у отца твоего не было, хотя он дожил до 74 лет. Все это потому, что ты ведешь бурную жизнь, живешь не так, как нужно. То, что с тобой произошло, не должно больше повторяться. У нас социалистическое государство, мы строим коммунизм, боремся за каждого человека. Ты носишь фамилию великого человека, ты его сын и не должен это забывать. Ради его памяти тебе иначе надо жить. Ты не ожидал этого разговора? С.: Ожидал, думал об этом. В.: Помнишь, когда твой отец был безнадежно болен, а ты ходил пьяный по коридору. Я тебе говорил: брось пить, брось всякие нехорошие мысли. А потом ты стал пить еще больше. Как 106

было горько видеть, когда Сталин не раз сожалел, что ты не умеешь себя вести. Сейчас вопрос так стоит: или тебя надо лечить, если ты не в состоянии сам начать новую жизнь, или ты соберешь свои моральные силы, возьмешь себя в руки и будешь вести себя как следует. С.: Я Вас понимаю, Климент Ефремович. Вы во всем правы. Полностью с Вами согласен, мне надо исправляться, но для этого надо работать. В.: Это не проблема. Но надо понимать, что ты находишься до некоторой степени на особом положении. Я бы на твоем месте изменил фамилию. Прямо тебе скажу. К тебе всякая сволочь лезет. Недавно ты отдыхал с дочерью в Кисловодске, и как ты там себя вел? Безобразно. Об этом нам все известно, и мы не имеем права об этом не знать. С.: Я понимаю. В.: К тебе потянулась всякая дрянь. Ты мог занять себя чемнибудь полезным, читал бы хоть книги, писал что-нибудь. А ты вместо отдыха устраиваешь встречи со всякими сомнительными людьми, подхалимы тебя восхваляют. Имей в виду, эта братва тебя толкнет в какую-нибудь яму. Почему эти люди не помогут тебе встать на правильную дорогу? Вот у нас есть письмо, написанное на имя Н. С. Хрущева. Он сказал: будет у тебя Василий — прочитай ему. (Ворошилов зачитывает письмо полковника запаса Тимофеева на имя Н. С. Хрущева о поведении В. И. Сталина в кисловодском санатории Министерства обороны. Во время чтения, там, где в письме говорится, что В. И. Сталин пьянствует и устраивает у себя в люксе оргии, В.И. говорит: Тимофеев сволочь, подлец он. Такие люди и хорошее могут изобразить плохим). В.: Я не согласен, что Тимофеев сволочь. Он член партии с 1914 года. Ему жаль тебя, и он хочет помочь. Понятно, тебе это не нравится, а он говорит, что было. Ты продолжаешь пить. От тебя и сейчас пахнет водкой. Я в своей жизни насмотрелся на алкоголиков и знаю, что это такое. Если ты подвержен этому 107

пороку, ты лишен объективности. Поэтому ты должен понять, что Тимофееву жаль тебя. С.: Он писатель, книги пишет. В.: Значит, он тебя лучше видит, чем другие. С.: Он дал мне свою рукопись на рецензию, я прочитал и сказал, что книга дерьмо. В.: Ты и обозлен на него. Ты должен перестроить свою жизнь. Надо взять себя в руки и категорически прекратить пить. Работу тебе дадут, но ты должен подготовить себя к этой работе, какая бы она ни была. Если Ты этого не сделаешь, то тебя может постигнуть прежняя участь. У нас государство, а не лавочка, и нельзя терпеть, когда вокруг тебя околачивается всякая сволочь. Об этом к нам кроме письма Тимофеева поступают и другие сообщения. С.: Прошу зачитать. (Ворошилов читает донесение заместителя начальника Главного военно-медицинского управления по политической части (вдумайся в название Управления, читатель: военно-медицинское по политической части! — Авт.) генерала Лайока. Сталин возмущается). В.: Напрасно ты возмущаешься. Люди не могут молчать, когда ты ведешь себя безобразно. Они отвечают за порядок в санатории, а значит, и за твое поведение и, если хочешь, за твою жизнь. С.: Да, я выпивал, но до утра не пропадал, ездил в Минеральные Воды и вернулся в этот же день около полуночи. Я Вас понимаю, Климент Ефремович. Знаю Ваше доброе ко мне отношение. После смерти отца считаю Вас вторым своим отцом. В.: Но ты своего отца не слушался. Сколько раз он нам жаловался, когда ты еще учился в школе! С.: Людям, которые пишут эти бумажки, делать, видимо, нечего. Пусть правду пишут, а здесь сплошная ложь. В.: А что здесь неправда? В тюрьму ты был посажен не так просто, а по делам. Теперь выпущен — надо ценить это. Вести 108

себя, как следует. Если наберешься сил, энергии, то можешь исправиться. Ты не согласен, вижу? С.: Нет, почему же? Но такие слова, конечно, не радуют. В.: Дочь Надя, находившаяся с тобой в санатории, — от какой жены? С.: От Галины — первой жены. В.: Как же тебе не стыдно в присутствии 16-летней дочери устраивать пьянки? Ты можешь махать руками и возмущаться, но, прочитав эти письма, мы все, члены Президиума, им поверили. С.: Это и плохо. В.: Ты должен об этом хорошо подумать. Имей в виду, в компании с тобой могут быть и провокаторы, и люди, подосланные нашими врагами. Сестра твоя ведет себя правильно, хорошо, к ней никто не придерется. Она считает тебя неплохим человеком. Она прямо говорит — во всем виновата проклятая водка. Повторяю, ты неправильно себя ведешь, за тебя душа болит. Наберись сил и возьми себя в руки. Ты должен твердо заверить, что больше такие безобразия не повторятся. Ты даешь мне слово? С.: Что говорить. Надо делать. Я докажу делом. В.: Работа будет в зависимости от того, как поведешь себя вести дальше. Если по-прежнему, то это не может быть терпимым. Если ты не заверишь нас, что будешь вести себя хорошо, то работы не дадим. С.: Хочу просить Вас помочь мне встретиться с Никитой Сергеевичем. В.: Я обещаю помочь, но Никита Сергеевич сейчас в отъезде. С.: Куда он уехал? В.: На юг. С.: Я мог бы поехать к нему? В.: Не следует этого делать. Он недели через три вернется. С.: Сегодня я был у Малиновского (министр обороны. — Авт.), просил у него работу, но он сказал, что без Никиты Серге109

евича решить этого вопроса не может. Вы разрешите мне, Климент Ефремович, к Вам изредка приезжать? В.: Не возражаю, если будешь приезжать трезвый. С.: Если приеду трезвый — пустите, пьяный — выгоните. Я сейчас одинок, не с кем посоветоваться. В.: Какую ты хочешь работу? С.: Любую. Тяжело сидеть без дела. Выпрашивать неудобно — какую дадут. В.: Если министр обороны не может, придется подождать. Еще раз говорю тебе — немедленно брось водку. С.: Не такой уж я отпетый пьяница, больше создали славу. Пойду работать, и все встанет на свое место, исправлюсь. В.: И надо, у тебя есть сила воли, исправляйся. А из твоих слов выходит: пока не работаешь, можно выпивать. Возьми себя в руки. С.: Будет сделано, Климент Ефремович. В.: Как живет сестра? Ты с ней встречаешься? С.: Не знаю, я у нее не бываю. В.: Почему? Она любит тебя. С. (с раздражением): Дочь, которая отказалась от отца, мне не сестра. Я никогда не отказывался и не откажусь от отца. Ничего общего у меня с ней не будет. В.: Это неправильно. Она не отказывается от всего хорошего, что сделал отец. Но в последние годы у твоего отца были большие странности, его окружали сволочи вроде Берия. Было же так, когда он спрашивал меня, как мои дела с англичанами. Называл же он меня английским шпионом. Тысячи других невинных людей были расстреляны. С.: Какая низость! В.: Это все мерзости Берия, ему поддакивали Маленков и Каганович. Я лишь потому уцелел, что он знал меня по фронту со времени гражданской войны. Мы жили в Царицыне рядом — он с твоей матерью, тогда невестой, я с Екатериной Давидовной и Петей. Он знал меня по делам. Когда на меня наговаривали мерзость, он гнал ее от себя, зная, что я не способен на это.

110

Но меня могли и убить, как убили многих. Эта сволочь, окружавшая Сталина, определяла многое. Никто не отказывается от хорошего, что сделал твой отец. Но было много и нехорошего. У меня при И. В. Сталине не раз дело доходило с Берия и Молотовым чуть ли не до драки. И ты не прав, когда говоришь, что Светлана отказывается от отца. Он любил ее. Но ты не можешь сказать, что отец был во всем прав. Не будем об этом говорить. Светлана очень хороший человек. С.: Дай ей Бог здоровья, желаю ей добра. В.: Мы строим коммунистическое общество, авторитет которого и внутри страны, и за рубежом исключительно велик. И каждый советский человек должен беречь этот авторитет. Ты не просто гражданин, ты сын великого человека вчерашнего дня, да, повторяю, вчерашнего дня. Ты должен быть человеком, который активно работает, идет в ногу со всей страной в нашем обществе. А кто вертит хвостом, тот не гражданин. С.: А какое ко мне имеет отношение «вертеть хвостом»? В.: Ты не вертишь, но почему к тебе лезут подозрительные люди, где гарантия, что они не подосланы врагами, зачем они тебе? С.: Ко мне, действительно, много народа ходит. Вы правы, по лбу не узнаешь, кто хороший, а кто плохой. В.: В том-то и дело. Почему эти люди тебе сочувствуют, тебе поддакивают? С.: Приходит много народа, во всех не разберешься. В.: Среди них есть сволочь и болтуны, и, возможно, связанные с заграничными учреждениями. Твое имя враги могут использовать за рубежом в ущерб интересам нашей страны. С.: Я все это понимаю. Но я тут не виноват. В.: Гони прочь всех шептунов и включайся в общее дело советского народа. С.: Я хочу помогать, работать вместе со всеми. В.: Я доложу о нашем разговоре ЦК и Никите Сергеевичу. С.: А этот Тимофеев, письмо которого Вы мне прочитали, ругал Никиту Сергеевича и Аджубея. Я его за это изматерил 111

и на проекте его книги, которую он дал мне на отзыв, я написал, что это такое дерьмо, которое выпускать нельзя. В.: Ты с ним разговаривал? С.: Раз пять разговаривал. Он пишет книгу очерков о штурмовиках. Во время одного из разговоров он ругал Аджубея за то, что тот, будучи редактором «Комсомольской правды», «Известий», не напечатал два его очерка. Он говорит: не имей сто друзей, а имей Аджубей. (Тогда ходила поговорка: не имей сто друзей, а женись, как Аджубей. — Авт.) Тимофеев, видимо, считает, что я к Никите Сергеевичу должен плохо относиться, а я, кроме благодарности, к нему ничего не имею. Я был у Никиты Сергеевича, он хорошо меня принял, много сделал для меня, я благодарен ему. И когда кое-кто о нем говорит глупости, я им даю резкий отпор. В.: То, что ты говоришь сейчас, подтверждает мои слова. Прекрати встречи с подобными людьми. Ты сболтнешь что-нибудь в пьяном виде, они переврут, добавят, преувеличат, и для тебя это может кончиться большими неприятностями. С.: Полностью согласен с Вашими словами, Климент Ефремович. Я убежден, что Вы меня любите и желаете только добра. В.: Люблю и хочу, чтобы ты жил другой, хорошей жизнью. Помирись с сестрой. С.: Я постарше ее и первым к ней не пойду. Придет — приму хорошо. В.: Ты давно с ней встречался? С.: За семь лет она ко мне ни разу не приехала. Я это ей не прощу. В.: Светлана много раз говорила тебе, чтобы не пил. С.: Никогда она мне этого не говорила. Она странная. У нее тяжелый характер, но я ее всегда поддерживал. Случись с ней, что случилось со мной, я бы все пороги обил. Не могла приехать, когда я сидел во Владимире (лжет! Ведь Капитолине писал, что сестра приезжала. — Авт.), хотя бы на 15 минут. Дети приезжали. В.: Вижу, многого ты не понимаешь. Попал ты в свое время в канаву и, если не возьмешь себя в руки, опять соскользнешь 112

с правильной дороги, на которую тебя вывели. Не пей с сегодняшнего дня. Дай слово. С.: Я врать не умею. Возьмите надо мной шефство, а я Вас не подведу. В.: Вернется Никита Сергеевич, поговорим с ним, попрошу его принять тебя. С.: Пока нет Никиты Сергеевича, может быть, мне уехать куда-нибудь отдыхать? Он дал мне путевки на четыре месяца, а я использовал только один месяц. В.: Я не уполномочен руководить тобой. С.: Я Вам бесконечно благодарен, дорогой Климент Ефремович, за эту беседу. Мое единственное желание — как можно скорее получить работу». Поработать Василию не пришлось. Будучи пьяным, он стал причиной автомобильной аварии, в которой пострадал работник иностранного посольства. К тому же виновник еще и нещадно обругал пострадавшего. Иностранец — это было уже слишком! Терпение властей лопнуло. Василия вновь заключили под стражу. Правда, досиживал срок уже в Москве, в Лефортове, где условия содержания были получше владимирских. Ему даже удалось — какая удача! — подписаться в тюрьме на дефицитную тогда, как это было во все годы советской власти, художественную литературу. Подписку он подарил дочери к празднику. Книги эти, возможно, до сих пор стоят у нее дома. Окончательно освободили сына бывшего вождя лишь в 1961 году. Еще раньше, во время кратковременного «отпуска» между тюрьмами, ему предложили поменять фамилию. Василий отказался. Его вызвал Александр Шелепин, тогдашний шеф КГБ, и провел с ним жесткий разговор. Василий стоял на своем: я Сталин, Сталиным и умру. Лучше жить без паспорта вообще, чем под чужой фамилией. Пришлось пойти на компромисс — упрямцу оформили паспорт на фамилию Джугашвили.

113

Во многих публикациях о Василии есть общее место: он вышел из тюрьмы инвалидом. Это противоречит свидетельству дочери, которая помнит: отца тогда осмотрел профессор Бакулев, который вел его с детства. Вывод знаменитого клинициста был таков — сердце, печень и другие внутренние органы в порядке. Единственное, что может вызывать серьезные опасения — болезнь ноги от многолетнего курения.

— У него бычье сердце! — еще раз подчеркнул Бакулев… и заплакал. Так рассказывает Надя Сталина. Это важно принять к сведению, чтобы правильно оценить то, что случилось позднее. Власти хотели еще хоть на какое-то время «отдохнуть» от Василия Джугашвили. И на пять лет выслали его из Москвы. Место проживания ссыльный мог выбрать сам. Он захотел в Казань. Город был закрыт для иностранцев, что устраивало КГБ. Там жили бывшие сослуживцы Василия, что устраивало эксгенерала. В Казани он узнал о выносе 31 октября 1961 года тела его отца из Мавзолея. Там же внезапно скончался 19 марта 1962 года. Никто из близких не поверил в естественность этой смерти. Уж слишком неожиданной она казалась. Да и медицинского заключения сделано не было. До сих пор члены семьи убеждены, что ему «помогла» уйти из жизни его четвертая жена, по слухам, агент КГБ, медсестра Маша, Мария Игнатовна Нузберг, в девичестве Шеваргина, работала в Институте хирургии имени А.В.Вишневского. Они познакомились, когда Василий угодил из тюрьмы в госпиталь с обострением язвы. Маша последовала (была направлена?) за ним в Казань. Там сумела зарегистрировать с бывшим пациентом брак, что по всем законам было невозможно: Василий до конца дней не развелся с первой женой. По этой причине и Екатерина Тимошенко, и Капитолина Васильева официально зарегистрированы с ним не были, штампа в паспорте не имели. Четвертая супруга с чьей-то могущественной помощью этот штамп получила. Более того, Марии Нузберг удалось даже дать 114

фамилию Джугашвили двум своим дочерям от прежнего брака. Василий их удочерил! Из Москвы Василий уезжал в относительно добром здравии. За шесть месяцев медсестра Маша довела его до состояния полутрупа, это удостоверяет и сохранившаяся фотография Васи последних дней. Маша щедро колола ему (Светлана Аллилуева пишет в воспоминаниях, будто та сама в этом призналась) успокоительное — «чтобы не буйствовал». Капитолина Георгиевна рассказывала мне о своей поездке на похороны в Казань. Какой-то человек, скорее всего работник КГБ, позвонил из Казани с известием о смерти. И предупредил, что ждать, в случае задержки, никого не станут, закопают Василия и без московской родни. Александру Бурдонскому о смерти отца сообщил знакомый, сославшись на сообщение «Голоса Америки». Капа подхватила Сашу и Надю и — бегом на поезд. …Василий лежал дома, чудовищно исхудавший. Чужое лицо его не давало ответа на вопрос: своей ли смертью умер этот беспутный, несчастный человек, или ему «помогли»? Подозрение, что не обошлось без посторонней «помощи», сразу возникло и у нее, и у детей. Лицо покойного покрывали пятна, на запястьях виднелись синяки, которые заметил даже подавленный ужасом двадцатилетний Саша. В таком виде Василий вернулся домой после загадочного исчезновения на двое суток, за четыре дня до смерти.. Кто его увозил, куда — этого он не помнил, не знал. Капитолина спросила у крутившихся в квартире людей, было ли вскрытие и, получив утвердительный ответ, решилась. Велела Саше стать снаружи у двери комнаты и никого не пускать. Сама же подошла к одиноко стоящему гробу. Она тряслась от страха, но сделала то, что хотела: провела руками в местах, где обычно режут при вскрытии. Кагебешники лгали: никаких рубцов на теле не было, вскрытие не проводилось. Это подтверждало мысль об убийстве. Если беспокойного сына умершего вождя «убрали», то и вскрывать не было необходимости…

115

Тут, отшвырнув Сашу, в комнату ворвались мужчины, которые занимались похоронами. До самого погребения Капа чувствовала на себе их тяжелые взгляды. Светлана Аллилуева, приезжавшая в 1984 году в СССР, хлопотала в самых высоких инстанциях о перезахоронении брата на Новодевичье кладбище, где образовалось их посмертное семейное гнездо. Там, рядом с Надеждой Аллилуевой, покоится даже няня Светланы. Отказ был категорическим. В семье это восприняли, как еще одно доказательство версии об убийстве. Василий, об этом упорно говорили в Москве, был нежелательным свидетелем. Он не владел государственными или иными секретами, но слишком многое знал о жизни и нравах партийной верхушки. Партия возвестила о своем обновлении, но в ЦК сидели все те же старые грешники. Василий упокоился вдали от детей, от родных, от могилы матери, на Архском кладбище города Казани. На мраморной плите выбито: «Единственному от М. Джугашвили». Медсестра Маша, изловчившаяся выйти замуж за неразведенного и получить его фамилию, захотела сделать именно такую надпись. Эпитафия ли это убитой горем вдовы? Или своеобразный «отчет» в КГБ о выполненном задании? Родные Василия до сих пор не знают ответа на этот вопрос… В ноябре 2002 года его разрешили перезахоронить в Москве на Троекуровском кладбище, рядом похоронена Мария Нузберг.

30 сентября 1999-го года, через тридцать с лишним лет после смерти Василия Сталина, Военная коллегия Верховного суда РФ пересмотрела его уголовное дело. В 1955 году он был осужден за антисоветскую пропаганду и агитацию (за критику Хрущева и компартии, развенчавших культ личности), а также за злоупотребления, превышение служебных полномочий. В 1978-м году родственники Василия обращались с просьбой о его реабилитации, но получили категорический отказ. Наконец, в 1999-м году дело было пересмотрено по инициативе 116

Московского городского комитета ветеранов Вооруженных сил. На этот раз Военная коллегия нашла возможным снять с сына Сталина абсурдное обвинение в антисоветской пропаганде, а также в злоупотреблении властью «при особо тяжких обстоятельствах». Видимо, здесь имеется в виду то, что в приговоре названо «клеветническими измышлениями в отношении высшего руководства страны по поводу организации похорон его отца». Что же осталось? Превышение служебных полномочий, халатность… Да кто из начальства у нас этим не грешит? Группа сослуживцев, хлопотавшая о пересмотре дела, считает Василия Сталина реабилитированным полностью.

117

АЛЕКСАНДР БУРДОНСКИЙ Жизнь отца — всегда набросок жизни его ребенка, эскиз, намек. Первые шаги дитя делает в колее, проложенной главным человеком в семье. Коллея, проложенная Василием Сталиным, обозначена жестко. Кроме Саши и Нади от первого брака с Галиной Бурдонской, у Василия было еще двое детей: Светлана и Василий — от второго брака с Екатериной Тимошенко. Екатерина, дочь известного маршала, дружила со Светланой Аллилуевой, и назвала свою дочь, появившуюся на свет в 1944 году, в ее честь. В свою очередь и Светлана дала собственной дочери, родившейся в 1950 году от Юрия Жданова, имя Екатерина. Обоих детей Екатерины Тимошенко ждала злая участь. Василий женился на ней уже будучи законченным алкоголиком, и это обрекло его детей от второго брака на раннюю смерть. Василиймладший стал наркоманом. Погуляв и покуролесив в стиле отца, он умер в двадцать лет с небольшим от передозировки героина. Светлана родилась ослабленной, всю жизнь страдала болезнью щитовидной железы и угасла в сорок лет, лишь на один год пережив свою мать. Все трое похоронены на Новодевичьем кладбище. Жизнь детей Екатерины Тимошенко укоротила дурная наследственность и в прямом, и в переносном смысле. Учительница Светланы и Васи вспоминает, что оба эти ребенка были крайне болезненными, часто пропускали уроки. Тогда приходилось звонить им домой. Но там чаще всего никто не подходил к телефону. Светлана объясняла: — Мать не снимает трубку, так как очень много звонков с угрозами от людей, вышедших из лагерей и тюрем. Это было уже после сенсационных разоблачений Хрущева на ХХ съезде. Дочери Василия Сталина тоже пришлось распла118

чиваться за грехи деда. Как-то класс пошел на экскурсию в музей Революции, а гид, как нарочно, весь свой рассказ построил на материалах о репрессиях. Учительница с тревогой наблюдала за маленькой Светой, казалось, девочка вот-вот упадет в обморок. Те же демоны витали и над детьми Василия от Галины Бурдонской. Но им повезло все же больше — Василий стал их отцом, еще будучи здоровым человеком. Впрочем, и Саше, и Наде также досталось яда. Как-то Надя уже после ареста отца пришла в школу, она тогда училась в пятом классе. В гардеробе ее встретила — подкарауливала, что ли? — директриса. Сорвав с вешалки пальто ученицы, швырнула его в лицо девочке: — Иди к своему отцу и деду! Надя выкрикнула: — Мне идти некуда! Отец в тюрьме, а дед в могиле. Эту школу ей пришлось бросить. Когда разразились семейные трагедии, Наде исполнилось одиннадцать лет. Но характер у девочки оказался твердый не по годам. Она не захотела изменить свою фамилию, осталась Сталиной. Эта верности и независимость дорого ей обошлись. Услышав такую фамилию, люди начинали на нее выразительно смотреть. Фамилия, еще недавно приводившая в трепет, открывавшая все двери и сердца, стала клеймом, знаком чумы. Чаще всего люди просто смотрели на нее. Так смотрели, что Надя в конце концов — нет, не фамилию сменила, свела общение с миром до минимума. В 1966 году она вышла замуж за актера Александра Фадеева, сына известной актрисы МХАТа Ангелины Степановой и писателя Александра Фадеева (автора самого популярного романа послевоенных лет «Молодая гвардия»). Знаменитого тестя, страдавшего алкоголизмом, к этому времени уже десять лет как не было в живых, он покончил с собой в 1956-м. Заболевание отца передалось сыну, блестящему красавцу, талантливому драматическому артисту. Он работал в одном теат119

ре с матерью. До встречи с Надей Сталиной женами Фадеевамладшего были яркие звезды кино 60-х годов Людмила Гурченко и Лариса Лужина… Когда Александр познакомился с Надеждой, девушка училась на филологическом факультете МГУ. Саша ни с кем не захотел делить свою новую любовь — его жена не должна была ни учиться, ни работать. После острых приключений в бушующем море жизни Александр искал тихой пристани. И он ее нашел. Двадцатитрехлетняя Надя покорилась воле мужа, оставила учебу. Вся ее жизнь в дальнейшем была посвящена семье. Они прожили вместе двадцать семь лет. Александр умер, когда ему едва перевалило за пятьдесят: алкоголь разрушил и талант его, и красоту… Надежда Васильевна не смогла примириться с утратой; мир, плещущий за стенами дома, ее мало интересовал. Саша Бурдонский стал театральным режиссером, одним из лучших в Москве. Он не входит в число «звезд», не является завсегдатаем театральных тусовок, где куется земная слава. Его известность — известность мастерового, который старательно и любовно делает свое дело вдали от суетной толпы, чуждый лихорадочного желания ей угодить. А потом выясняется, что именно он-то этой толпе и интересен. Спектакли Бурдонского «Дама с камелиями», «Орфей спускается в ад», «Последний пылко влюбленный» были в свое время популярнейшими в Москве. Его постановки держались на сцене десятки лет.

— Не может быть! — воскликнет какой-нибудь московский театрал. — «Даму с камелиями», «Орфея» поставил Бурдонский? Невероятно… Да, так получилось, что спектакли знают, а имя режиссера — нет. Бурдонский — режиссер-невидимка, и разгадка этой тайны в его происхождении. Он начинал карьеру режиссера в самый разгар хрущевской «оттепели», которую приветствовал всем своим юным сердцем максималиста. Но это было неудачное время для внука Сталина 120

и всей его родни. Страна переживала шок от хрущевских разоблачений, общественность пылала праведным гневом. И тут вдруг внук тирана заявляет свои права на существование! Да еще и в одном из самых публичных искусств! Репрессивное сознание советских людей отозвалось на это по-своему. Существовать в театре Бурдонскому позволили, но режиссер был приговорен к замалчиванию. Пожизненно. Фамилия его, разумеется, в афишах значилась. Но публика запоминает имена, которые ей повторяют по тысяче раз на день. В его памяти хранится только одна встреча, на которой все было подругому. Общество «Мемориал» пригласило выступить звезд театра Советской армии Людмилу Касаткину и Нину Сазонову, а также Александра Бурдонского. Как он рассказывал журналисту газеты «Совершенно секретно», у него внутри все сжалось. Что он скажет этим людям? Что они скажут? Не пойду! «Но они очень просили, и я решился. Они меня окружили и говорят: мы просили вас прийти, чтобы сказать вам — вы ни в чем не виноваты и должны жить спокойно. Я был потрясен, и это осталось в моем сознании на всю жизнь». Потому и осталось на всю жизнь, что другого похожего случая, разговора, встречи — не было. Горький юмор ситуации здесь в том, что Александр, честное, горячее дитя «оттепели», ненавидел культ и его преступления. Но это не отменяло «приговора», и внук должен был заплатить по счетам Деда. Он принял это со смирением обреченного. Александр Бурдонский всю жизнь работает в театре Российской (прежде — Советской) армии. До перестройки внук Сталина был, естественно (точнее, противоестественно), невыездным, то есть просто не имел права выезжать за рубеж. А открылись границы — и со своим театром он объездил много стран, повидал мир. Побывал в Израиле, где в паре со звездой театра Российской армии Людмилой Касаткиной играл в спектакле по пьесе американца Тома Кемпински «Дуэт для солиста». И, говорят, очень здорово играл. Некоторые считают — в режиссере Бур121

донском погиб классный актер. Но актерская профессия еще более публичная, чем режиссерская. Бурдонскому же было предназначено оставаться в тени. И на сцену он выходил только за границей. Наш театр, как и вся страна, переживал тяжелые времена. В театре Российской армии упадок был особенно заметен. С размахом задуманное здание в форме гигантской пятиконечной звезды (сталинский ампир) даже осветить было невозможно. То была в буквальном смысле угасающая звезда. Бурдонского звали на постановки в театры разных стран. Но он не поехал, не захотел. Потому что Россия, как он говорит, — единственная страна, где театр является «органом жизни». Не местом для ярких шоу, а именно «органом жизни». Во время своего недолгого возвращения на Родину в 1984 году Светлана Аллилуева была поражена тем, какой головокружительный взлет сделал за семнадцать лет разлуки этот когда-то «тихий, боязливый мальчик, живший в последнее время с сильно пьющей матерью и начинавшей пить сестрой». Светлане казалось тогда, что Александр не проявлял никаких талантов. И вдруг она обнаружила, что он превратился в интересную, яркую личность, нашел себя, несмотря на все превратности судьбы. «Мы пошли смотреть его спектакль — очень изящную, романтическую «Даму с камелиями», и я все не могла поверить… это ли Саша? Это ли наш Саша, выходящий из-за кулис и быстро раскланивающийся перед публикой после спектакля, всегда имевшего успех?.. (обращаю внимание читателя на это точное слово — «быстро». Бурдонский всегда раскланивается торопливо, будто спешит уйти со сцены, ему комфортно только за кулисами. — Авт.) Так хорошо говорит, много читает — нет, не может быть! Он похож на Василия, когда тот был совсем молодым и еще непьющим; нервное, впечатлительное «аллилуевское» лицо с мягкими карими глазами, как у них у всех… Спокойный, тихий, внимательный — ничего от его «самолюбивого, агрессивного отца». Это мать уберегла его. Мать, которую они с сестрой Надей не видели восемь лет. Галина Бурдонская жила через три улицы 122

от их дома, но не имела права ни позвонить, ни даже появиться в пределах видимости. И все же ее любовь, ее колдовство, ее неусыпные мысли о детях спасли Надю и Сашу. Я пересмотрела много фотографий Василия Сталина, и при встрече с Александром Васильевичем Бурдонским была поражена тем, как они с отцом похожи — и не похожи. В лице сына нет агрессивности, и нет жалкости, надлома, так заметных на снимках отца — особенно последних. Нервное, выразительное лицо интеллигента из достойной семьи. Эта ненадломленность — бесценный дар матери. Как ей это удалось? Сашу разлучили с ней четырехлетним. И потом долгих восемь лет его заставляли называть мамой других женщин. С родной же матерью он встретился двенадцатилетним подростком, по-своему сложившимся человеком. И оказалось — разлука ничего между ними не смогла разрушить…

— Первая картинка моего детства, — вспоминал Бурдонский, — залитая солнцем большая комната, накрытый стол, очень много цветов и женщина с длинными белыми волосами. На ней малиновое платье с белыми листьями и золотые туфельки. Потом рядом с отцом появлялись другие женщины, но эту женщину в малиновом платье я помнил всегда и знал: она — моя мама. Уже когда мы встретились, я спросил: — Что это было: вот так дверь, вот так стоял рояль?.. Она: — Это был мой последний день рождения при Васе, на даче во Внуково. Ей исполнилось тогда двадцать четыре года. Я даже помню мелодию немецкой пластинки, которую крутили тогда. Мы с ней стали разбирать фотографии — есть это платье! Мама была жизнерадостным человеком. Она любила красный цвет. Свадебное платье, неизвестно почему, сшила себе красное. Оказалось, это дурная примета… Многое я помню из детства, но — обрывки. Странно как память отбирает… Совершенно не помню, как выпал из окна в Германии, где отец служил несколько лет после войны. Я упал вме123

сте с рамой, не погиб только потому, что зацепился за деревце. Шрам вот остался… Весь поцарапался, губу разбил. Тогда с нами была уже Екатерина Тимошенко. Она в это время кормила свою маленькую дочку. Перепугалась жутко. Приехал отец, вошел в спальню, не раздеваясь, в шинели и фуражке. Остервенелым движением вытащил меня за рубашку из постели и набил физиономию. Это я тоже помню. Такое вот первое воспоминание о папе и первое — о маме. Я, точно, родом из детства. Мы можем многое не помнить, но все, все закладывалось тогда… Что удивительно… Детство-то было жуткое, те восемь лет без мамы. Екатерина с нами страшно обращалась. Сестру била жесточайшим образом, у нее почки до сих пор отбиты. Оторвала ей губу; губа у Нади, как лоскут, висела. На роскошной даче мы умирали с голода. Вылезли как-то ночью, это еще до Германии было, маленькие дети, прокрались туда, где овощи лежат, набрали себе в штаны и зубами чистили свеклу, немытую грызли в темноте. Просто сцена из фильма ужасов. Это в царском доме! Няньку Екатерина поймала на том, что та нас подкармливала, и тут же выгнала. Прислуге запрещалось кормить нас сверх того, что позволяла мачеха.

— Откуда такое зверство в молодой, благополучной (дочь маршала!), красивой женщине?

— Видимо, тоже из детства. Екатерина, та материнской ласки не знала вовсе. Мать ее была турчанка, из богатого рода. В революцию вышла за безвестного тогда Тимошенко, бросила на него Екатерину и смылась с кем-то. Много лет спустя, Тимошенко уже был маршалом, позвонила, чтобы чем-то помог. Тот, видно, очень ее любил, затрепетал, заволновался и сразу начал о дочери: — Знаешь, наша Катя…

— Кто это?

— Наша дочь.

— Это меня не интересует… И может быть, эта травма у бедной Кати не заживала. А может, с генами что-то передалось…

124

Екатерина была очень эффектная черноглазая брюнетка, выкрашенная в белый цвет. Ходила в сапогах. Тогда еще моды на сапоги не было, она заказывала их в мастерской. На равных пила с мужиками, могла запросто опрокинуть стакан водки. Отец дружил с Левой Булганиным (сыном Николая Булганина, министра Вооруженных сил СССР. — Авт.). Это была одна компания, они часто собирались. Жизнь Екатерины с отцом — сплошные скандалы. Я думаю, он ее не любил. Когда надирался, сразу в нее чем-нибудь запускал, и начинался мордобой. Екатерина была сильного характера женщина, но отца боялась. Скорее всего, чувств особых не было с обеих сторон. Очень расчетливая, она, как и все в своей жизни, просто просчитала этот брак.

— Но просчитала плохо…

— Как сказать… У женщин своя «карьера». Надо знать, чего она добивалась. Если благополучия, то цель, можно сказать, была достигнута. Екатерина вывезла из Германии огромное количество барахла. Все это хранилось в сарае на нашей даче, где мы с Надей голодали. Когда отец Екатерину выставил в 1949 году, ей потребовалось несколько машин, чтобы вывезти добро. Мы с Надькой услышали шум во дворе и кинулись к окну. Видим — «студебеккеры» цепочкой выезжают… У Екатерины был большой талант спекулянтки. Даже в Германии она умудрялась выращивать свиней на продажу. А в Москве, на даче тем более, без конца шарашила, все время что-то растила-продавала. Денег наличных отец мало получал. Чтобы «соответствовать», выглядеть прилично, как членам семьи Сталина, приходилось вертеться. В доме без конца что-то перешивали. Кстати, когда Екатерина исчезла и появилась Капитолина, бескорыстная душа, она стала разбирать наши с Надей шмоточки и была просто поражена: со всех наших вещей Екатерина срезала пуговицы. Красивые, наверное, были…

— Такое творилось в семье Генералиссимуса?!

— Надо понимать, что представляла собой тогда так называемая элита. Власть захватили вчерашние рабочие, крестьяне без 125

всякой культуры, не вытравившие из себя куркульской закваски. У Екатерины был брат Костя, он женился на дочери маршала Чуйкова. Так Екатерина рассказывала, в той семейке могли друг у друга капусторезку украсть. Устройство такое для шинковки капусты. И «пострадавшие» на правительственной машине «Чайка» приезжали к родственникам краденое выручать.

— У, ворюги, отдайте капусторезку! Такие вот семейные сцены.

— Вы, судя по всему, не держите зла на Екатерину?

— Не умею я этого… Она, кстати, как-то позже сказала: «Я была вам хорошей мачехой, ты ведь не можешь сказать, что это не так?» Оправдывала себя тем, наверное, что жизнь-то с отцом была жуткая. Прощаясь, оставила нам с сестрой по плитке шоколада. Для такой женщины это был шикарный жест. Ее так жестоко наказала жизнь! Екатерина была еще жива, когда при странных обстоятельствах умер ее сын, наркоман…

— Чем она занималась, расставшись с отцом?

— Ничем. Разве что вещички распродавала. Жила, запершись в роскошной квартире в центре Москвы, шума, компаний не терпела. Ее любимое занятие было сидеть с кем-нибудь на кухне за разговорами всю ночь. Я как-то пришел к ней днем, в три часа, а ушел в двенадцать следующего дня. Это был странный одинокий человек. Он нее шло ощущение жесткости и холода. Это ощущение всего моего детства. Уже когда появилась Капитолина, совсем другой, разумный, нормальный человек, все равно не было чувства, что дом — теплый. В Москве, на Гоголевском бульваре, наш особняк казался мне слишком большим, там потолки чуть ли не в пять метров высотой. Хотя на двух его этажах было всего пять комнат, да в подвале биллиардная и кинозал. На первом этаже столовая, кабинет отца небольшой и спальня. Наверху две спальни. Одна из них, побольше, для Нади и Лины, дочери Капитолины. Другая, узкая, как пенал, и неудобная — моя.

126

Вот одноклассник у меня был, Володька Шкляр — у него дома мне страшно нравилось. Во-первых, маленькая комната! И какие-то занавески, цветы, птичка живая щебечет. Это назвали бы мещанством. Но уютно! На столе вазочки из синего стекла, варенье, липучие конфеты — недоступные мне радости. У моего друга были зеленые-зеленые глаза и зеленая сопля из носа. Я его обожал. Но пригласить на день рождения Володьку! Даже когда уже Екатерина исчезла и появилась Капитолина и стала устраивать праздники, его пригласить мне не позволили.

— Вот сына профессора — пожалуйста. Из тех восьми лет без мамы самое интересное воспоминание — я видел, как по Гоголевскому бульвару ходил какой-то старик с рыжей лисой, с живой лисой. Потом прочитал у Юрия Олеши — это прогуливался писатель Миклашевский. Помню, прочитал и так и подпрыгнул: я видел эту рыжую лису! Но те восемь жутких лет не перевесили первых четырех с половиной. Я был рожден от молодых, здоровых людей, которые любили друг друга. Родителям было по девятнадцать лет, когда они поженились. Родился я в 1941 году в Куйбышеве, куда эвакуировались во время войны многие кремлевские семьи. Отец служил на фронте, новость ему сообщил Степа Микоян, тоже летчик (сын крупного государственного и партийного деятеля Анастаса Микояна. — Авт.). Они со Степой были друзья и оба тогда прилетели. Первая фраза отца: — Губы мамкины. Мать с отцом чем-то были похожи, оба конопатые, их даже за брата с сестрой принимали. Я был «мамин» сын. Надя — «папина» дочь. Ей исполнился год, когда отец дал ей глотнуть водки. Надька не заплакала, а только причмокнула. Отец воспарил: — Сразу видно, отцовский ребенок! Отец прилетал все время, и мама летала к нему. Но они должны были расстаться. Мама не умела приобретать друзей в том кругу. Власик, вечный интриган, сказал ей: 127

— Галочка, ты должна мне рассказывать, о чем говорят Васины друзья. Мать его — матом! Он прошипел: — Ты за это заплатишь. Вполне возможно, развод с отцом и был платой. Власик мог начать интригу — чтобы Василий Сталин взял жену из своего круга. И подсунул Катю Тимошенко, маршальскую дочь. Мама не умела играть роль невестки Сталина, дамы из высшего круга. В этом кругу человек сталкивается с невозможностью остаться тем, кто ты есть… А она не умела казаться — она была, была очень живым, естественным человеком. Характер взбалмошный жутко! Но как жизнь ее ни ломала, всегда жила сердцем, это в ней не убили. Смелая была. С детства дружила с мальчишками, увлекалась легкой атлетикой, коньками. Они с отцом и познакомились на катке; он в молодости занимался спортом. Ее круг был — Зоя Холщевникова, второе место в мире по конькам; Маша Исакова, знаменитая чемпионка-конькобежка.

— А с кем из артистов, литераторов общались родители?

— Часто бывали у них Валя Серова, с которой мать дружила, и Константин Симонов, Целиковская с Войтеховым, Козловский с Сергеевой, Марк Бернес, Николай Крючков (популярнейшие артисты и писатели того времени. — Авт.). Плисецкая не пишет в своей книге, как опаздывая на репетицию, звонила от отца: — Я не приеду… Звоню с дачи Сталина… А так бывало. Отца окружали не только собутыльники и шантрапа, были, особенно поначалу, и серьезные люди вокруг. Но спасти его, конечно, не смог бы никто.

— Мама любила отца?

— Думаю, да, до конца своих дней. Жизнь у нее, как страшна ни была — незаурядная, яркая. Жутко, но мама не раз повторяла: годы войны — это были лучшие годы. Годы с отцом! Хотя он бывал невыносим. Уже когда мама ушла от него, стрелял по нашим окнам. Пуля попала бабушке в бриллиант серьги и, отскочив, разбила статуэтку. Просто так, 128

примчался и пострелял. Или караулил, или «под этим делом», пьяный был. Родители не были разведены, так до смерти не развелись. Мать, расставшись с отцом, потеряв нас, ко всему этому ужасу еще и не могла устроиться на работу. Как увидят штамп: «Зарегистрирован брак со Сталиным Василием Иосифовичем», так у людей руки дрожат, глаза бегают. Эта печать в паспорте стала проклятием. Ведь слухи о том, что сын Сталина расстался с первой женой, и расстался не по-доброму, от детей ее отлучил, имели довольно широкое хождение. Люди боялись проявить доброту к отверженной. Выручила одна тетка из ЖЭКа, мама ее описывала: мужская стрижка, гребень в волосах, маленькая, кряжистая такая. Она сказала: — Давай-ка сюда свой паспорт. И не успела мама опомниться — бросила его в печку. Новый паспорт выдали ей уже без штампа, и мама сразу же нашла работу.

— Она простила отца?

— Да, она всегда готова была его простить. Родители не раз расставались навсегда, но воссоединялись вновь. Как-то, еще в 43-м году, они с отцом в очередной раз поссорились, у него был бурный роман с женой одного кинорежиссера. Мама забрала нас и ушла. Сталин, Иосиф Виссарионович, немедленно дал ей квартиру в Доме на набережной, точно хотел закрепить этот разрыв. Через три-четыре месяца отец приполз назад. Сталин примерно в это время у Светланы спрашивает: — Как там молодая? Это о маме. Светлана: — Ой, они с Васей помирились. На что Сталин зло отозвался: — Ну, и дура. Светлана матери это рассказала. Потом, когда наступил окончательный разрыв и отец не отдавал нас маме, Светлана пыталась на эту тему поговорить 129

со Сталиным, заступалась за нашу мать. Но тот категорически отказался вмешаться: — Нет. Все вы бабы — дуры. Я в свое время ей помог, теперь — все. Такой у него был характер, непоследовательности не терпел. И в то же время Сталин сказал якобы Берии: Светлану и Васькину жену не трогать, за ними не следить. Мама всегда задавала себе вопрос, почему она уцелела? Ведь всю сталинскую родню перемолол МГБ! И только в этом находила ответ: Сталин спас. И всю жизнь была ему благодарна. Она благодарный человек. Отца тоже злым словом не вспоминала, хотя он обрек ее на восемь страшных лет разлуки с детьми. Мама смогла нас увидеть только после смерти Сталина, я уже учился тогда в суворовском училище, под Калининым. Моему помещению туда предшествовало такое событие. Я учился во 2-м классе 59-й школы в Староконюшенном переулке, на Арбате. Как-то в раздевалке ко мне подошла пожилая женщина и спросила: — Ты Саша? Васильев? А нас записали Васильевыми, чтобы в школе не пялились, по фамилии новой жены отца Капитолины.

— Я твоя бабушка, — продолжила женщина. — Ты помнишь свою маму? Я кивнул: — Помню.

— Выйди из школы, я тебя подожду. Как ни страшно было, я ее послушался. Мы зашли в соседний подъезд. Там стояла мама… Но за мной, видно, кто-то следил, донесли в тот же день. Отец позвал меня в свой кабинет и жутко совершенно избил. Вдобавок наказал ссылкой в училище — подальше от Москвы. Мама стала хлопотать о нас, как только умер Сталин. Первое письмо написала Берии, но с ним вскоре началась своя история, 130

его арестовали. Тогда она как-то сумела дозвониться до Ворошилова: — Примите меня, заклинаю вас. Я не знаю, где дети, что с Василием. А отец уже сидел во Владимирской тюрьме. Маме разрешили забрать меня из училища, и мы вместе поехали за Надей. Она в это время была с Капитолиной в Анапе на Черном море, какие-то путевки им кто-то подкинул, пожалел их. Маме дали квартиру на Новослободской. Это Ворошилов распорядился, понимая, в каком отчаянном положении она находится. Дом был ведомственный, но вполне обычный, здесь жила и уборщица в коммуналке, и начальник московской милиции в отдельной квартире, и писатель Эрдман, и футболист Хомич… Мы существовали относительно спокойно, насколько это было возможно, пока не прошел ХХ съезд с его разоблачениями. После него началось… У нас ретивая очень директриса в школе была. Пальцем на меня показывала: — Тебя надо повесить как сталинского выб-дка! Извините за выражение. Я не выдержал, ушел, так школу и не закончил. Мы ждали, вот-вот нас арестуют… А дома телефон молчал. Люди боялись звонить родственникам развенчанного тирана. Но вокруг мамы все-таки хороший народ всегда собирался. Телефон зазвонил. Мама с юмором была, ответила: — Але, это квартира Волгиных. Почему Волгиных? Сталинград тогда переименовали в Волгоград…

— Она не вышла больше замуж?

— Еще как вышла! Дважды! Была замужем за таким историком, философом… Он ее любил бесконечно, во всех отношениях положительный человек. С ним она посчитала необходимым расстаться в 1953 году, когда появилась возможность забрать нас. И бабушка ее поддержала: — Галя, у детей было столько мам, теперь им отцов надо запоминать? Разводись.

131

Потом, когда мы подросли, мама поняла, что жизнь уходит, и вышла за прелестного человека, тоже историка. Он внезапно, в секунду умер — где-то оторвался тромб. А у мамы начались проблемы с ногами. «Сосуды курильщика». Ей ампутировали ногу. После этого она прожила тринадцать с половиной лет. И ни разу, ни разу не посмотрелась в зеркало! Женщина! Врачи, уже после ее смерти, сказали: это чудо, что она столько жила. У нее не было ни мелких сосудов, ни вен, все сгорели. Не зная, кто она, доктор сказал: видно, эта женщина пережила страшные трагедии…

— Как она вообще выдержала эту жизнь…

— Это мне надо было иметь характер и волю. Кто б такое мог вынести сам!.. Она начинала пить… Светлана, когда приезжала в Союз, сказала: — Мужикам этого не простила бы, но женщину я могу понять. Она сама много страдала и чувствовала маму.

— А как Вы относились к отцу?

— Боялся. Боялся и не любил. Потом, когда стал старше, я его жалел и сейчас жалею. По сути, он мальчик был, когда его посадили в тюрьму, только-только за тридцать. Избалованный мальчик, которого развращали, кто как мог. Не знаю, можно ли выдержать такое давление и не сломаться. Он маме как-то сказал: — Галка, ты меня тоже пойми, ведь я жив, пока жив отец! И ведь так и случилось. Поэтому она его и жалела, и прощала, сколько хватало сил. И о Сталине — когда я начинал что-то против говорить, у меня к нему свое отношение — не давала слова плохого сказать. Всегда восставала категорически. …Стали возвращаться из лагерей мамины подруги, из Магадана, из Воркуты… Я слушал их рассказы, тогда-то у меня и сложилось определенное отношение к сталинизму. Мне потом энтузиасты писали: «Вы плохой, как Вы к дедушке относитесь, а он, я сам наблюдал, с Вами играл».

132

Этого не было. Дед меня, скорее всего, и не видел. В этой семье были совершенно изуродованные отношения. Меня спрашивают: — Вы любите своего дедушку? Это все равно, что спросить, люблю ли я Джорджа Вашингтона. Я знал, что есть Сталин и что я как-то с ним связан и потому должен сидеть тихо.

— Удалось избавиться от этого комплекса?

— Трудно ответить. У меня очень сложное отношение к этому человеку, который до сих пор вызывает во мне священный ужас. Кстати, всерьез о феномене Сталина меня заставила думать перестройка. Раньше не хотел в это влезать, точнее, не позволял себе. Но когда опять подняли крик: плохой, плохой! — не выдержал. Не может же человек состоять из одних черных квадратов, так же, как из одних белых! Однако, я даже попыток осмыслить это явление ни в политике, ни в науке, ни в печати пока не встречаю. Так проще: все свалить на одного человека и снять ответственность с себя. Наверное, все дело в том, что правда, как правило, никому не нужна. Она страшно деромантизирует, если можно так выразиться, жизнь. В рассказах о Берии неизменно присутствует сюжет с красными розами и сюжет с черными розами. Якобы женщине, которая ему приглянулась, он присылал красные розы, а той, которая отвергла — черные, знак грядущей смерти. Зое Федоровой перед арестом будто бы тоже был послан черный букет. Что до роз — не знаю… Но правда-то выглядит гораздо менее романтично. Читаю в газете «Совершенно секретно»: любимица публики, кинозвезда 30-40-х годов Зоя Федорова с двадцати лет (!) работала на КГБ. К американцу, с которым у нее возник роман и от которого родилась дочь Виктория, была приставлена этой организацией. У Лидии Руслановой (популярная исполнительница русских народных песен. — Авт.) при аресте найдены килограммы золо133

та, сотни бриллиантов! Арестована она несправедливо, но откуда у советской певицы такие клады? Правда непривлекательна, как правило… А Сталина я ненавидел. Вся система его поступков мне глубоко противна. Сколько меня ни тащили в партию, потому как режиссер — руководящий состав и обязан иметь красную книжечку, я не поддался. В ГИТИСе (Государственный институт театрального искусства, сейчас — РАТИ. — Авт.) я делал дипломный спектакль по пьесе «Годы странствий» Арбузова, там тема культа проходит. Уж мы постарались ужасов наворотить! А Мария Осиповна Кнебель, наш руководитель курса, говорит: — Это, ребятки, все неправда. Мы веселились, мы жили… Хотя у меня сидел брат. Но мало кто знал о массовости репрессий. Жизнь, и внешне, и по ощущению была совсем не такая, как вы пытаетесь изобразить. И главный-то ужас, что все рядом — и арестованный брат, и радоваться хочется, и ты привыкаешь. Я этого человека, Сталина, не принимал, отрицал — что хотите. Но потом, в силу своей профессии, стал пытаться понять. Найти корни этого бешеного властолюбия, жестокости, ущербности… Читал Шекспира, и пошли ассоциации. Например, Ричард III — был урод. Умный, талантливый, но рос на скотном дворе и питался объедками. И наблюдал пьяные дебоши принцев крови. Я думаю, у Сталина отсюда, из нищего детства все. Он был маленький, лицо в оспинах, шепелявил, тянул ногу, рука у него сохла, имел слабый, тихий голос. И при этом, без сомнения, был отмечен особым даром.

— Я читала, Сталин происходит из племени, жившего когда-то в горах Кавказа, его родовое имя «Джуга». Кровная вражда привела почти к полному уничтожению мужчин, и старейшины решили ради спасения клана спуститься в долину и затеряться среди чужих и ненавистных прежде племен. Стать недосягаемыми для кровников. Будто бы так у предков Сталина появилась приставка к фамилии «швили». Он из гонимого 134

рода. К тому же, видимо, не давал покоя комплекс грузина, ставшего вождем русского народа. Он так боролся со своим грузинским акцентом…

— Несомненно. Как и Екатерина Великая со своим немецким… Когда начинаешь разматывать любую судьбу, корни всего находишь именно в детстве. Вот Михаил Чехов, например. Если вы бывали в домике Чехова в Ялте, то, может, помните, там в гостиной висит портрет дамы в черном, написанный братом Антона Чехова Николаем. Эту женщину страстно любил Антон Павлович. Но она была еврейка, а семья Чеховых отличалась крайним антисемитством. Антоше запретили даже думать о ней. А брат его Александр, старший, не послушался и женился на этой женщине. И жил с ней в Петербурге, где у них родился мальчик Миша, будущий гениальный артист Михаил Чехов. Она, оскорбленная близкими, пьющая, умирающая от рака горла — и безумная любовь сына к матери, парии, парии… Вот откуда, может быть, его метания, его нервический гений. Нужно хотя бы немножко знать человека — из какой почвы вырастает его характер. А о Сталине достоверного очень мало известно. И хотят все свести до примитива, до уровня хорька такого тупого. А у Сталина была феноменальная память, например. Он надиктовал помощнику по памяти список из пятнадцати философских книг. Тот вышел за дверь и упал в обморок от перенапряжения — пытался без записи запомнить названия. Если Сталин туп, невежествен, то кто же тогда очаровывал леди Астор, Бернарда Шоу, Андре Жида, Анри Барбюса, Фейхтвангера? (К непрекращающемуся спору поклонников Сталинского гения и его отрицателей, а также к высказыванию Бурдонского добавлю свою порцию информации. Американский ученый Майкл Харт проделал гигантскую работу, пытаясь выяснить, какие исторические фигуры всех времен и народов оказали наибольшее влияние на человечество. Результатом стала книга «Сто самых влиятельных личностей в истории, расставленных по порядку». По Майклу Харту, нашим вождям, попавшим в суперэлитный список, присваиваются номера: Ленину — 15-е, Сталину — 63-е 135

(1-е место у Магомета, 2-е у Ньютона, 3-е у Иисуса Христа… — Авт.). Александр Бурдонский продолжает: — В книге Льва Разгона «Непридуманное» есть такой персонаж — Рощаковский. Он был близкой к российскому престолу фигурой, считался другом Николая II-го. Не пожелав эмигрировать, он, естественно, оказался в лагере. На одном из этапов познакомился с Разгоном, которого озадачил признанием: — Бог надо мною смилостивился, дал мне к концу жизни увидеть это счастье! О каком же счастье говорил заключенный, старый человек на краю могилы?

— А хотя бы вот эта тюрьма. Я дожил до того, что увидел, наконец, тюрьмы, набитые коммунистами… Заточенный этими же коммунистами в неволю, он радовался, видя, как Россия превращается «в самое могучее, диктующее другим народам свою волю государство». Дальше Рощаковский говорит о Сталине, и ход его мысли очень интересен: — Вот новый наш государь — этот покажет всем, какой должна быть власть в государстве. Конечно, на первых порах — пережмет, да-да, пережмет… Потому что… всех своих друзей бывших, всех своих товарищей, всех перебить должен! В России всегда есть, кого убивать! Это произносится не в осуждение Сталину. Главное для немощного зека — была бы Россия сильна! Очень любопытно: лишь бы держава была великая, а что собственная голова полетит, это его не волновало. Нужно понять этих странных людей, их психологию… Я думаю — это мое открытие и к этому обязательно придут, — что режиссером сталинской судьбы был Троцкий. Я Троцкого читал. Тот сидел в Мексике и писал: весь Советский Союз — за меня. Все у меня схвачено: армия, офицерство, интеллигенция — мои. Дразнил, прекрасно понимая, на какую благодатную почву падут подозрения, знал сталинский характер. Писал: — Сталин — это животное.

136

Хотя, не сомневаюсь, отдавал должное сталинскому уму. Но хотелось довести лютого врага до неистовства, до безумства. Вначале Сталин понимал, что Троцкий блефует. Потом стал искать. А найти всегда помогут. Помощников нашлось предостаточно. Отчего их столько всегда? От низменности человеческой натуры? От страха? Кстати, вот это — страх — я понять могу. Однажды расчесывал мамины волосы, перебирал их пальцами и вдруг отчетливо понял: сегодня ночью она умрет. Так и случилось. Всегда помню ужас, который пережил — уходит самый дорогой человек и не вернется никогда, никогда, никогда… Это чувство преодолеть очень трудно. И страна при Сталине держалась на страхе. Страх — да, это я могу понять. Страх может заставить сделать самые неожиданные, жуткие вещи. У Троцкого же, когда он дразнил Сталина, было другое, совсем другое… Но как мне о нем говорить? Я не в праве судить или прощать. Не хочу бросать камней, как, впрочем, и цветов ни на чью могилу… Это если глобально. Но мамину искалеченную жизнь, это я точно знаю, простить не могу. Не говоря уже о несчастных уничтоженных, затравленных Аллилуевых.

— Это недоступно пониманию — уничтожить всех родственников обеих жен…

— Мы никогда не ощущали себя на такой вершине, на какой оказался он, и слава Богу. Но можно очень большим усилием воображения представить, последовательно отсекая от себя какието человеческие токи, одиночество и лютый холод на той высоте. Ибсен всю жизнь разрабатывал тему одиночества человека, который счел себя избранным. От него я пытаюсь что-то узнать, я ставил его пьесы.

— Предполагают, что Сталин в последние два года был фактически отстранен от управления страной. Что Вы могли бы по этому поводу сказать?

— Он был отстранен уже, как только попал на вершину. Неужели непонятно, что до человека, который на верху власти, доходит, дай Бог, двадцать-десять процентов информации?

137

Окружающие прилагали к этому все усилия, чтобы крутить свои колеса. Причем, каждый в своих интересах. Фигура наверху нужна для прикрытия, ее всегда используют. Всерьез, без корысти этот человек никого не интересует.

— Кто-нибудь Сталина любил?

— Если имеете в виду товарищей, то я по этому поводу только что высказался. Товарищи его дико боялись и по возможности использовали. Женщины… Надя Аллилуева, конечно. Романтическая девочка и храбрый, загадочный революционер… А еще?.. Сейчас до того дописались, что он чуть ли не с шофером своим жил. Никто ничего не знает, врут напропалую… Я знаю только о его романе с Женей Аллилуевой, это жена брата Надежды Сергеевны, все называли его дядя Павлуша. Но роман-то уж после смерти Надежды развился. Некрасива была, но умна, как дьявол. Всегда пыталась опустить Сталина на землю. В двадцатые годы, еще при Надежде, проделывала с ним разные штуки. Например, такую: Сталин обожал вареный лук, для него на обеденном столе всегда лежала вареная луковица. Так Женя, а Аллилуевы жили в Кремле все вместе и обедали вместе, луковицу нарочно съедала. Специально, чтобы Сталина позлить. С одной стороны, это, возможно, был род кокетства, с другой — желание именно осадить, чтобы не так заносился. Кстати, вначале-то семья жила более чем скромно. Рассказывали, в голодные двадцатые годы молодые девицы Аллилуевы продали какую-то шкурку меховую, чтобы купить курицу. Обрадовались: вот будет пир! Сталин же при виде птицы разъярился: — Все без хлеба сидят, а мы будем мясо жрать? — и выкинул в окно. Девицы, еле дождавшись окончания трапезы, помчались вниз, благо была зима, нашли несчастную курицу и тайком от него съели. …Сталин вскипал, не видя своей луковицы.

— Кто ее съел?

— Я. А ты кто такой?

138

Из этих пикировок и наступившего потом одиночества, видимо, и возник роман.

— А певица Большого театра Вера Давыдова? Вышла книга якобы от ее имени — «Исповедь любовницы Сталина», написанная языком проститутки. С трудом верится в такую исповедь.

— Ничего по этому поводу сказать не могу. Я видел Давыдову в документальном телефильме. У нее тот тип, я знаю это от Аллилуевых, который Сталину нравился: строгая гладкая прическа, черные юбки, светлые блузки. В фильме певица рассказывает, как ее привезли к Сталину, и он попросил скрасить его одиночество. Она: — Что вы, я замужем, — и ее увезли. Кара за «ослушание» могла последовать страшная, но Давыдову всего лишь вычеркнули из списков на звание народных артистов СССР. Правда, артистка нашего театра Нина Сазонова, многое в жизни повидавшая и тоже прошедшая через сталинские лагеря, сказала по этому поводу: — Ха, попробовала бы она отказаться! Но — не знаю. А Сталин, действительно, был жутко одинок. И это чувство отягощалось ответственностью. Как к этому ни относиться, но цель-то была сделать всех счастливыми! Есть одна пьеса шведского драматурга, она никогда не шла, мечтаю ее поставить. Человек хотел добиться всеобщего благополучия — достать из-под земли золото скифов и раздать. И всех сделал несчастными! К нему приходит женщина: «Заплати мне за изуродованную жизнь, за то, что я из-за тебя предала любовь, что никогда не рожу ребенка». Он пытается оправдаться: — А разве вы, все, непричастны? Что было раньше — Сталин или сталинизм?

— Сталинизм.

— Именно. Диктатор всегда опирается на систему, которую создают люди. И он же этой системы раб. Диктатора тоже ждет расплата, но чаще посмертная — следующие правители пытают139

ся списать на него свои грехи. И у нас так — только начнут зашиваться, очередной кризис настанет — тотчас Сталина вытаскивают. Хватит уж! Почти пятьдесят лет нет человека… Можно было построить общество, в котором интеллигентного вида старики не были бы вынуждены рыться в мусорных баках… Жалуются на тяжкое наследие прошлого. Власть им тяжка… Но что-то не видно, чтобы кто-нибудь сам отошел от власти. Видимо, более крепкого зелья, чем власть, нет на земле… Эти мысли от меня не отходят.

— Тяжело таскать за собой такой груз?

— Знаете, какие взгляды я всю жизнь на себе ловлю?.. За мной всегда стоит тень. И сестре досталось. И даже дочери ее, у Нади прелестная девочка. Правда, они тоже — сообразили: оставили дочке фамилию Сталина! Почему девочке не быть Фадеевой? В старших классах начался такой ужас!

— Сталина! Сталина! Ей не давали проходу ни дети, ни учителя. Девочка вынуждена была бросить школу. Школа вытолкнула всех нас — и меня, и сестру, и ее дочь. Надя рано умерла — от инсульта, ей не было и шестидесяти. И хочешь забыть, кто ты, откуда — да не дадут: ни журналисты, ни кто другой. Мало того, что детство исковеркано. Всю жизнь ловлю на себе эти взгляды… Если бы не это… Если бы не это!.. Помню одну свою премьеру. Спускается по театральной лестнице после спектакля критик, окруженный толпой. Критик в восторге: — Как это схвачено! Это же Феллини! Кто-то шепчет ему, что режиссер — внук Сталина. И что же? Появляется хвалебная статья о спектакле, но без моего имени. Или еще один спектакль. Еще один восторженный критик. Вбегает за кулисы, хочет немедленно видеть режиссера: — Кто этот мальчик? У него столько сердца!..

— Ученик Кнебель, — отвечают, — внук Сталина.

140

— А-а, это меняет дело. (Мария Осиповна Кнебель стала Александру второй матерью, одним из самых дорогих в жизни людей. Об этом он рассказал в интервью газете «Совершенно секретно»: «Когда я поступал в ГИТИС, ей со всех сторон шептали: «Это внук Сталина, внук Сталина…» И она мне потом рассказывала: «Когда вы сидели на приемном экзамене, ждали своей очереди, я на вас смотрела и думала, что вот, может быть, настал час расплаты за моего погибшего в лагере брата. А потом вы вышли, стали читать, в какой-то момент у вас брызнули из глаз слезы… И к концу вашего выступления у меня было одно желание — подойти и погладить по голове»). В театре мне несколько раз предлагали стать главным режиссером. Мама умоляла: — Саша, миленький, ради меня — не соглашайся! Ты поди, прогуляйся. Я любил быстро, быстро, быстро ходить — в это время появляются гениальные мысли. Она меня отослала. Я помчался от Новослободской до университета на Ленгорах — это километров двадцать, не меньше. И возвратился другим человеком. С тех пор знаю: главным — никогда. Хотя, если задуматься, тоже комплекс… Я бы по своему характеру занялся политикой, очень даже занялся, но не могу — сейчас же начнут на меня навешивать… Даже театр — не место для меня, слишком публичное дело. Но теперь уж ничего не поделаешь… И я только благодарю Бога, что дал мне силы пережить катаклизмы, что я не спился, не сошел с ума, не стал подонком, не пустился в авантюры. Кто-то меня хранит. У Светланы есть книга «Далекая музыка», я эту книгу у нее больше всего люблю. Она там приводит строчку из «Торы», которая звучит примерно так: «Как тебе жить, если ты слышишь не ту музыку, которую слышат все? Когда для тебя играет какой-то далекий барабанщик — не потеряй этот звук». Я его слышу, этот слабый далекий звук, который меня ведет, знаю, что 141

верить надо только тому, что говорит душа. Но если бы все в моей жизни зависело от меня! Сталин жил, делал что-то — а платят другие. Обидно и больно вот почему: да, я должен расплачиваться, никуда, видно, от этого не деться, но пусть это не касается хотя бы работы! Театр для меня — все. Это хоть не трогайте! Очень трудно в такой жизни не обозлиться.

— Что Вы делаете, чтобы этого не случилось?

— Беру книгу — Станиславский, Чехов… Его «Сахалин» — он же себе этим жизнь укоротил, но зато сколько понял! «Любовь к родине связана с критикой ее недостатков», — кажется, так у него. Великая мысль, хоть и кажется простой… Но главное спасение мое — театр. Это мой дом, мое убежище, мое — все. Здесь я могу найти и пережить то, чего недополучил в жизни. Во время репетиций складываются такие отношения! Это как семья, больше семьи. Я с родственниками годами не вижусь. А лишите меня театра — заболею. В театре можно найти абсолютно все. Философия власти меня интересует — могу поставить пьесу о власти. Вот выпустили спектакль по пьесе Елены Разумовской «Ваша сестра и пленница» о Марии Стюарт. Мария — это поиск гармонии. Но она погибает, гармонии нет места в мире… Я работаю всю жизнь, вкладываю все силы — и меня можно не замечать. Нет такого режиссера — заслуженного деятеля искусств Александра Бурдонского. Понимаю: это цена, которую я должен платить не за себя.

— Вы были женаты?

— Был. Мы расстались. Советский Союз распался — за ним и наш брак. Она из Литвы, народная артистка республики, очень хороший человек. Так получилось… Я не хотел детей. Чтобы на мою дочь, на сына бросали такие взгляды, какие всю жизнь ловлю на себе!?… Нет… Этот род проклят, конечно. Со мной заканчивается одна ветвь. Счастье, что у меня нет детей…

142

Наш разговор состоялся в 1996-м году. Тогда Александр Васильевич не назвал имя жены. Не захотел, чтобы и на нее «бросали взгляды». Через десять лет произошло некое событие — в Киев на открытие Международного фонда Бабий Яр были приглашены внуки трех глав государств-участников Ялтинской конференции. Джеймс Рузвельт, Уинстон Черчилль, Александр Бурдонский. Естественно, их окружили журналисты. И Бурдонский назвал имя женщины, с которой его разлучил крах советской империи. Она только недавно умерла, и наверное, как всякому любящему человеку, ему захотелось лишний раз назвать, услышать дорогое имя. Ее звали Даля. Александр Васильевич умер в 2017 году.

143

СВЕТЛАНА АЛЛИЛУЕВА Самая, казалось бы, благополучная из троих сталинских детей — не знала, по крайней мере, ни плена, ни заключения. Но и ее судьба, по собственному же определению — ужасная, трагическая. Светлану называли «кремлевской принцессой». Она была первой девочкой, первой девушкой СССР. Но никакие богатства мира (каких, кстати, в наследство не получила) не могут возместить отсутствие самых обыкновенных радостей, доступных любому человеку. Светлых воспоминаний о родном доме, например. О Кремле, где она родилась и прожила двадцать пять лет, Светлана скажет: «не переношу». «Вся моя жизнь прошла под прессом „государственного интереса“, и сколько я ни пыталась стать человеком, а не „госсобственностью“, мне это так и не удалось» — напишет она в книге «Только один год», изданной в Нью-Йорке в 1969 году. Беззаботное детство кончилось рано. Ей было шесть лет, когда в ненавистной кремлевской квартире, в десятке метров от спящей Светланы, раздался «тот выстрел». «Это был 1932 год, страшный, голодный год голода, насильственной коллективизации; год, когда внутри самой партии громко раздавались требования об устранении отца с поста генерального секретаря. Перед смертью мама оставила письмо отцу, полное политических обвинений. Это письмо тогда смогли прочесть лишь самые близкие люди, оно было быстро уничтожено… Мои тетки, возвратившиеся в 1954 году из тюрем, рассказали мне об этом письме, о самоубийстве мамы. Отец уже умер, я была взрослым человеком, и тетки не стали бы лгать мне после всего перенесенного ими… По словам моих теток (маминой сестры Анны Реденс и жены ее брата Евгении, отец был потрясен больше всех, потому что вполне понял, что это был вызов и протест против него».

144

Тайну смерти матери ей раскрыли через пятнадцать лет. Но многие страшные загадки пришлось разгадывать всю жизнь. Действительно ли погиб в плену брат Яша? Своей ли смертью умер Василий? Не «помогли» ли уйти в мир иной тбилисской бабушке, матери отца? Сталин десятилетиями не бывал в Грузии, не видел мать. Как пишет Светлана, со временем, когда он стал главой государства «там, на севере», его матери дали одну из комнат бывшего губернаторского дворца в Тбилиси. В ней старуха и умерла, огражденная «славой» и надзором КГБ от всего мира, отрезанная от родных и друзей. К ней никого не пускали. «Кто знает, — задает Светлана вопрос, который тоже ее терзает, — была ли мирной ее кончина?» А кончина отца? Светлану не сразу допустили к умирающему. Василий утверждал, что Сталину по крайней мере двенадцать-тринадцать часов специально не оказывали медицинской помощи. Допустить ли детей к отцу, который вот-вот испустит дух — это решал казенный человек, «ужасный человек», пишет Светлана, Лаврентий Берия. Он давно уже регулировал все сношения Генералиссимуса с внешним миром. Еще за восемь лет до смерти, после войны, Сталин внезапно заболел. Видимо, после трудно давшейся победы наступил срыв. Так предполагает Светлана — но она не знает этого точно, все было скрыто даже от нее. Диагноз, лечение, последствия — это осталось тайной, ведомой только доверенным врачам и госбезопасности. Жить в нелюбимом доме, среди отзвуков случившихся здесь трагедий, ужасаться подозрению: а что если мама не сама… если это отец? Светлана даже не намекает в своих воспоминаниях на такую возможность, но могла ли она не знать того, о чем шушукались вокруг — ее отца подозревают в убийстве жены? Как сказал Станислав Ежи Лец, в каждом веке есть свое средневековье. Дочь «вождя всех народов» тоже пережила свое средневековье — в нашем ХХ веке. Куда она могла деться, если главным Инквизитором был ее отец.

145

Потом, когда средневековье закончилось, всемогущество Инквизитора стало ему же и приговором. А душа дочери должна была разорваться между радостью от того, что страшные преступления разоблачены, и ужасом от того, что их совершал отец. Смерть его она восприняла как трагедию — но и как начало всеобщей и своей свободы: «Когда в Колонном зале я стояла почти все дни (я буквально стояла… Я могла только стоять при том, что происходило), окаменевшая, без слов, я понимала, что наступило некое освобождение. Я еще не осознавала — какое, в чем оно выразится, но я понимала, что это — освобождение для всех и для меня тоже от какого-то гнета, давившего все души, сердца и умы единой, общей глыбой. И вместе с тем, я смотрела в красивое лицо, спокойное и даже печальное, слушала траурную музыку (старинную грузинскую колыбельную, народную песню с выразительной грустной мелодией), и меня всю раздирало от печали. Я чувствовала, что я — никуда не годная дочь, что я никогда не была хорошей дочерью». Почти всю жизнь они прожили, отделенные друг от друга непреодолимой преградой. Их разделяли исключительное положение Сталина, интриганство Берии и масса других таинственных и не очень таинственных обстоятельств. Светлана присутствовала при агонии отца, в эти последние дни ее привезли к нему на Ближнюю дачу. Когда все кончилось, стояла рядом с бездыханным телом, как каменная, не смея дать — среди множества чужих людей — волю своим чувствам. Что не могла себе позволить дочь — позволила себе подавальщица. Светлана пишет: «Пришла проститься Валентина Васильевна Истомина, — Валечка, как ее называли, — экономка, работавшая у отца на этой даче лет восемнадцать. Она грохнулась на колени возле дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала в голос, как в деревне. Долго она не могла остановиться, и никто не мешал ей».

146

Догадалась ли тогда Светлана, что подавальщица, так породственному оплакивавшая усопшего вождя, делала это по праву… «Валечка» знала это свое право, и все окружение Генералиссимуса знало. Много лет Сталин находил в объятиях этой тихой дородной русской женщины, неизменно представавшей перед ним в белом халате — официантки? сестры милосердия? — утешение и покой. Насколько это было возможно, конечно, для разуверившегося во всех, обезумевшего от страха человека. Утверждают, что у Истоминой родилась от Сталина дочка, черноволосая, с характерным «грузинским» носом. Впрочем, Сталин девочки ни разу не видел. Окруженный людьми, он не нуждался в них. Смерть отца обнажила для Светланы их обоюдное сиротство: «…я жила в доме, как чужой человек… я ничем не помогала этой одинокой душе, этому старому, больному, всеми отринутому и одинокому на своем Олимпе человеку, который все-таки мой отец». Вся ее сознательная жизнь была полна такого напряжения, что это неизбежно вело к внутреннему разладу, расколу с самой собой, который в итоге развел ее со всеми родными, даже с детьми. «Фамильные» приступы гнева превращали изящную, обычно улыбчивую Светлану в сущего демона. Хрущев даже считал, что у нее в последние годы жизни Сталина развилось психическое расстройство. Шизофрения — раздвоение личности. Она и сама воспринимает ту часть жизни, что прошла в СССР, как «странную, бестолковую, двойную жизнь», как камень на спине, от которого — смертельная усталость. Даже фамилия у нее двойная. Светлане, единственной из детей дана была уже при рождении фамилия, которую знал весь мир — Сталина. 22 ноября 2011 года в доме престарелых американского штата Висконсин в возрасте восьмидесяти пяти лет умерла Лана Питерс. Родилась Светлана в 1926 году и была до поры беспроблемным, благополучным ребенком. Правда, она не знала ласки ма147

тери, которая, так считает сама Светлана, боялась детей избаловать. Но зато была любимицей отца. Летом центром жизни на даче в Зубалове становилась терраса внизу и балкон на втором этаже, излюбленные места отдыха Сталина. Няня постоянно посылала туда девочку: — Пойди, отнеси папочке смородинки. Пойди, отнеси папочке фиалочки. Светлана мчалась с дарами и, что бы она ни приносила, «всегда получала в ответ горячие, пахнущие табаком поцелуи отца и какое-нибудь замечание от мамы». Отец вечно носил Светлану на руках, любил «громко и сочно» целовать, только для нее были специальные ласковые слова «воробушка» и «мушка». Однажды «воробушка» порезала новую скатерть. Мама пребольно отшлепала дочку, та заревела. На крик пришел отец, поднял на руки, утешал, целовал. Не раз он спасал свою девочку от горчичников — она в этих случаях поднимала рев, а Сталин детских слез не переносил. С отцом у девочки была игра, длившаяся несколько лет: она отдает отцу приказы, а тот обязан повиноваться. Если он бывал в этом нерасторопен, Светлана грозилась пожаловаться повару, почему-то именно повару. «Подчиненный» умолял: — Пожалей меня. Если ты скажешь повару, то я совсем пропал. Сохранилось несколько писем Сталина маленькой дочери, где он называет ее «Сетанкой» и «хозяйкой»: «Сетанке-хозяйке. Ты, наверное, забыла папку, потому-то и не пишешь ему. Как твое здоровье? Не хвораешь ли? Как проводишь время? Лельку не встречала? Как ты жива? Я думал, что скоро пришлешь приказ, а приказа нет, как нет. Нехорошо. Ты обижаешь папку. Ну, целую. Жду твоего ответа. Папка» «Здравствуй Сетанка! Спасибо за подарки. Спасибо также за приказ. Видно, ты не забыла папку. Если Василий и учитель уедут в Москву, ты оставайся в Сочи и дожидайся меня. Ладно? Ну, целую. Твой папка».

148

Со временем, особенно после смерти матери, идиллия все чаще омрачается. Отцу, мужчине, даже если очень постарается, трудно понять дочь. Но вряд ли Сталин считал нужным прилагать к этому усилия. Он воспитывал девочку, считаясь только с собственным представлением о добром и дурном. Увидев свою малышку — десяти лет — в коротком платьице, устроил сцену: — Ты чего это голая ходишь? Как-то принес няне свои нижние рубашки из батиста и велел сшить Светлане «приличную» одежду — шаровары, «чтобы закрывали колени», и платье, выполняющее ту же стратегическую задачу.

— Папа! — взмолилась Светлана. — Так же никто не носит! Вопль остался без внимания, няня распоряжение исполнила. Правда, «эталонные» шаровары и платье Светлана надевала только для отца. Любой психолог, анализируя только один этот эпизод — с запретом на голые коленки, скажет: девочку, имеющую такого папу, ожидают большие проблемы в личной жизни. Так оно и случилось — Светлане предстояли пять замужеств, и ни одно из них не сделало ее счастливой. Любовь Сталина к дочери проявлялась часто обидным, а то и унизительным образом. Как-то в Кремле большой компанией, а отец народов любил большие компании, встречали Новый год. Старшие товарищи пустились в пляс. Светлана, лет семнадцати тогда, наблюдала партийное веселье со стороны, ей не хотелось присоединяться к этим некрасиво выглядевшим, опьяневшим людям.

— Танцуй! — крикнул отец. Она не шевельнулась.

— Танцуй! — приказал еще раз, грубым рывком схватил за волосы и вбросил в центр круга. Светлана заплакала, но убежать не посмела. Со временем она поняла, что раздражала отца: из нее получилось совсем не то, чего бы ему хотелось. «Ты выше даже гор 149

высоких!» — пел об отце любимый народом акын Джамбул Джабаев. Рядом с исполином все чувствовали свою неполноценность. Обращение со Светланой прислуги (всех этих лейтенантов, капитанов, майоров МГБ, населявших дом) было гораздо более предупредительным, но то — казенные люди, соглядатаи. С 1937 года за Светланой повсюду — в школу, на дачу, в театр — куда бы ни вздумалось ей пойти, следовал, соблюдая короткую дистанцию, чекист. Что определило дату? Светланин ли возраст, одиннадцать лет, начало трудного подросткового периода? Или боязнь мести — ведь самый пик репрессий? Остается только гадать. Но только с того времени девочка нигде не могла появиться без своего «дядька». Он имел право рыться в ее портфеле (а вдруг диверсия со стороны?), читать дневник (вдруг диверсия в голове?). На все случаи жизни имелся тщательно разработанный регламент. Пальто Светлана должна была надевать не в общей, не дай Бог, школьной раздевалке, а только в отдельном закутке. Она шла туда, как на казнь, пламенея от стыда и злости. Завтрак полагалось поглощать в другом отгороженном ото всех углу, чекист приносил в школу приготовленный дома другим чекистом бутерброд. Культурный уровень охранников был, понятно какой, с охранников культурный уровень не спрашивают. Один очень настрадался из-за любви сталинской дочки к музыке.

— Куда направимся сегодня, Светочка? — интересовался он, выходя на маршрут. И, услышав: — На концерт, — дико расстраивался. — О-о, опять на пилку дров! Ну что там интересного?! Чтобы как-то смягчить суровую мужскую атмосферу дома после гибели Надежды Аллилуевой, Берия посоветовал вождю выписать из Тбилиси свою родственницу Александру Накашидзе. Заботлив был Лаврентий Павлович! В доме Сталина род150

ственница главного палача СССР провела пять лет. Вошла лейтенантом, вышла — майором госбезопасности. Рост по службе был оплачен неусыпными трудами. Накашидзе почти не выпускала Светлану из поля зрения. Ходила со Светланой в театры, хотя сама плохо говорила и понимала по-русски. Контролировала общение девочки с подругами, круг которых, впрочем, отфильтровывался уже самим положением дочери Сталина. Офицер МГБ Александра Накашидзе стала главным цензором Светланиной жизни. Телохранитель, от которого Светлане удалось избавиться только в конце первого курса университета, был винтиком большого, громоздкого механизма. Ольга Ривкина, одноклассница и однокурсница Светланы, единственная подруга, сохранившаяся на всю жизнь, рассказала такой эпизод. Обеим предстоял зачет по военному делу — требовалось собрать и разобрать винтовку. Военный кабинет оказался запертым, и Светлана предложила пойти к ней домой, у них есть винтовка. Домой — это было в Кремль. Подошли к Боровицким воротам. Дочь Сталина все знали в лицо, а у Ольги спросили пропуск. «Это моя подруга!» — говорит Светлана. «Так нельзя, хотя бы паспорт». — «Паспорта с собой нет». Солдаты спросили имя и фамилию, ходили куда-то звонить. Наконец, разрешили пройти. «Входим — каждые 10 — 15 метров на пути от ворот до дома Сталиных стоит солдат и по мере нашего продвижения кричит один другому, а тот следующему: «Идет Светлана с Ольгой Ривкиной!» «Идет Светлана с Ольгой Ривкиной!» Видно было, как мучительна эта военная обстановка Светлане. «Вот он, этот Кремль, куда все так стремятся. И из которого я так стремлюсь» Девочка надсмотрщицу ненавидела. Правда, позже назовет ее почти ласково — пешкой, попавшей в чудовищный механизм. «Пешка», однако, получала зарплату в серьезном ведомстве. Но справиться с поставленной задачей не сумела. И еще легко отделалась — Сталин всего лишь выставил родственницу Берии из дома.

151

А вина ее была велика. Светлане едва исполнилось семнадцать, она еще училась в школе, когда Василий привез в Зубалово известного кинодраматурга, лауреата Сталинских премий Алексея Каплера, автора сценариев популярнейших в то время фильмов «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году», «Котовский» и других. Эти фильмы очень любил Сталин и смотрел их по много раз. Молодая компания, танцы, разговоры… Гость, он много старше Светланы, Москва обсуждает его роман с актрисой Галиной Сергеевой, обращался к ней, как к равной. Что-то почувствовалось в новом человеке такое, отчего она в первый же вечер, танцуя, выложила ему все, чего не могла поведать ни отцу, ни брату (с Василием отношения не ладились никогда), ни «подобранным» с помощью МГБ подругам; ни надсмотрщице — никому.

1943-й год… Между дочерью вождя и киносценаристом завязывается бурный роман. Ей — 17, ему — 39 лет, женат, семья в эвакуации в Ташкенте. Об этом тотчас становится известно Берия и Сталину. Каплеру «намекнули»: оставь дочь вождя в пoкое, безумец! Не помогло. Отослали в командировку в Сталинград — он передал оттуда в «Правду» несколько статей в форме писем некоего лейтенанта к невесте с подробностями, которые могли знать только Светлана и… ее охранники. Те донесли отцу. Писателю предложили в 24 часа выехать к семье в Ташкент. Снова не послушался. И получил за это десять лет лагерей — пять из них оттрубил в шахте на севере, под Интой, а пять отработал в театре полярной Воркуты. Любовь к дочери вождя едва не стала для Каплера в буквальном смысле смертельной. …Светлана описала их последнее свидание в какой-то квартире, куда они пришли втроем: она, любимый и кагебист. Все, что могли себе позволить влюбленные — пройти из прихожей в комнату и прикрыть за собой дверь. Распахнуть ее охранник не решился.

152

«Мы целовались молча, стоя рядом. Мы знали, что видимся в последний раз. Люся (так Светлана называла Алексея Каплера. — Авт.), понимал, что добром все это не кончится, и решил уехать… Нам было горько и сладко. Мы молчали, смотрели в глаза друг друга и целовались. Мы были счастливы безмерно, хотя у обоих наворачивались слезы. Потом я пошла к себе домой, усталая, разбитая, предчувствуя беду. А за мной плелся мой «дядька», тоже содрогавшийся от мысли, что теперь будет ему». Через два дня к Каплеру пришли двое и попросили следовать за ними. Так он оказался на Лубянке, в тюрьме ведомства госбезопасности. Обвинение было из обычного набора: связь с иностранцами. Убедившись, что дерзкий поклонник дочери изолирован, Сталин вызвал к себе Светлану. В гневе он был страшен. «Где, где это все? — вспоминает позднее Светлана его крик. — Где все эти письма твоего писателя? Мне все известно! Все твои телефонные разговоры — вот они здесь! — он похлопал себя рукой по карману. — Ну, давай сюда! Твой Каплер — английский шпион, он арестован!» «А я люблю его!» — сказала, наконец, я, обретя дар речи. — «Любишь!» — выкрикнул отец с невыразимой злостью к самому этому слову, и я получила две пощечины, впервые в жизни». То был один из дней, когда дети в один час, нет, в один миг, становятся взрослыми. «И взглянув на меня, — пишет дальше Светлана, — произнес то, что сразило меня наповал: «Ты бы посмотрела на себя — кому ты нужна? (Этот ужасный отец вероломен и здесь — дочь Сталина вовсе не была дурнушкой. — Авт.) У него кругом бабы, дура!» — и ушел к себе в столовую, забрав все, чтобы прочитать своими глазами. У меня все было сломано в душе… Как во сне я вернулась из школы. «Зайди в столовую к папе», — сказали мне. Я пошла молча. Отец рвал и бросал в корзину мои письма и фотографии. «Писатель! — бормотал он. — Не умеет толком писать по-рус153

ски! Уж не можешь себе русского найти?» То, что Каплер — еврей, раздражало его, кажется, больше всего… С этого дня мы с отцом стали чужими надолго». Больше нигде в книгах Светланы Аллилуевой не встретились мне эти слова «люблю» и «была счастлива»… Вот за это и убрали майора Александру Накашидзе — за то, что не смогла уберечь подцензурный «объект» от еврея Каплера. Свирепая расправа с влюбленными могла бы сломать семнадцатилетнюю Светлану, будь она послабее. Но результат оказался обратным. Сокрушительный удар сделал ее жестче, самостоятельнее и скрытнее. По требованию отца дочь поступила на исторический факультет МГУ (вскоре на факультетском стенде отличников «Сталинские стипендиаты» появилась фотография Светланы Сталиной). Хотя мечтала она всегда о филологии. Почему все-таки истфак? Отец настаивал на совершенно справедливом тезисе: человек должен знать свою историю. Дочь покорилась. Успешно закончила университет, защитила диссертацию. Но уступку компенсировала победой в другом, давно длившемся поединке: потребовала, чтобы «топтунов» от нее убрали. Сталин и думать об этом не хотел, злился, но, наконец, сдался: — Ну и черт с тобой! Пусть тебя убьют, если ты такая дура! Студенткой, в 1944-м году, Светлана вступила в первый из пяти браков, каждый из которых был как бы заранее обречен. Первой девушке СССР нелегко было подобрать себе пару. Она увлеклась одноклассником брата Василия Григорием Морозовым, интеллигентным молодым человеком на пять лет старше ее. Двое милы друг другу — что еще нужно для счастья? Не хватало главного — одобрения союза грозным отцом, а его и не могло быть. В семье вождя снова случился «прокол» — Григорий Морозов тоже был евреем. Сталин не противился активно заключению брака, более того, распорядился предоставить квартиру молодым в Доме на набережной. Но дал понять дочери, что такой 154

брак крайне нежелателен. И ни разу не встретился с избранником дочери. В 1945 году, вскоре после победы, у Светланы и Григория родился сын Иосиф, названный так в честь деда. Но и эта маленькая хитрость не растопила сурового сердца. Своим неприятием мужа Сталин вынудил Светлану развестись. Все могут короли… Не позволено им только жениться по любви. Чем заплатил Григорий Морозов за краткую, сроком в три года, принадлежность к главной семье страны? А он должен был заплатить, все родственники платили. Судьба или кто-то другой от репрессий его спасла, он стал известным ученым, доктором юридических наук. Но был арестован его отец. Вот в этом случае обвинение оказалось не совсем стандартным: заключенный, якобы, с подозрительными намерениями изменил свою фамилию, которая раньше была короче — Мороз. Фамилия имела еврейский «акцент», который таким образом попытались скрыть. Обвинение, пожелай кто-нибудь разобраться в деле, не подтверждалось — на могиле деда арестованного явственно высечено на камне «Морозов». Но никто и не собирался искать истину. Цель была — дать понять, что еврейские браки в Кремле не поощряются. Вслед за этим разводом, в соответствии с законами двора, по тем же мотивам распалось еще несколько кремлевских браков. Так Воля Маленкова оставила своего первого мужа, имевшего неудобную фамилию Шамберг, хотя, как утверждают, сам Маленков антисемитом не был. Григорий Морозов молчал почти шестьдесят лет. Но однажды получил неожиданное послание — письма к нему Светланы Аллилуевой. После смерти Сталина их обнаружили в его личном сейфе и немедленно засекретили. Десятки лет должны были миновать, прежде чем кто-то сообразил: а что здесь, собственно, секретного? И почему личная переписка хранится в архиве, а не у ее адресата?

155

Мой самый хороший на свете. Мой золотой любимый. Веселая змейка пламени, горячая и тонкая теплая и злая, согревающая и жгущая… Пожелтевшие от времени страницы заставили заново пережить события, которые он пытался забыть. Григорий Морозов понял, что, наконец, может говорить о них вслух. И вот что рассказал «Общей газете»: «Впервые Светлану я увидел в марте 1932 года. Ей было шесть лет. А я уже учился в пятом классе. И считал себя достаточно взрослым человеком. Василий Сталин, мой одноклассник, сказал: Гришка, начинаются школьные каникулы. Давай возьмем Юрку Лавниковича и поедем завтра в Зубалово. Так я узнал о существовании одной из сталинских загородных дач — Зубалово. Утром следующего дня за нами прислали «Линкольн», и мы отправились. При встрече Василий сообщил: Светке купили такой подарок! Железную дорогу… Надо ее посмотреть, проверить. Сказано — сделано. Железную дорогу разложили на полу в большой комнате. Это было впечатляющее зрелище. Поезд ходил по рельсам, останавливался у платформ и светофоров, подавал звуковые сигналы. Естественно, нам захотелось узнать, как это получается. Откуда, так сказать, ноги растут. Стали разбирать. Светлана перенесла случившееся стоически. Сидела в кресле и грустно смотрела, как обращаются с ее игрушкой, которой она так гордилась. Тогда я подумал: девочка-то молодец. Другая бы такой рев устроила. А эта молчит. Периодически встречался со Светланой и позднее. Поступила она в ту же школу, где учились Василий и я. Как-то ее директор со смешной фамилией Гроза решила сделать нас пионервожатыми. В целях перевоспитания, надо полагать. Дело в том, что примерными учениками мы, увы, не были. Ответственность за других должна была, по мнению педагогов, сделать нас более 156

серьезными. Короче говоря, я пришел в класс, где учились Светлана, Марфа Пешкова, Серго Берия и другие отпрыски знаменитых родителей. Нельзя сказать, что опыт директрисы удался. Но добрые отношения со многими тогдашними ребятами у меня сохранились надолго. После школы я ушел в армию. Зимой 1940 года во время учений провалился под лед, здорово простудился. На поправку меня отправили в Москву, дав десять поощрительных дней. Делать мне было нечего. И я как-то решил зайти в школу. Надел шинель, кирзовые сапоги, напялил на голову пограничную фуражку и отправился в Старопименовский переулок. В школу меня сперва не хотели пускать. Был я брит под «нулевку» и, видимо, изменился сильно. Но потом узнали. Поднялся я на второй этаж. Класс Светланы был первый от лестницы. Шли уроки. Но она почему-то выскочила из класса, увидела меня, на секунду остолбенела, потом кинулась на шею. Что-то внутри у меня дрогнуло. Мне ведь 18 лет всего-то было. Потом началась война. После тяжелой болезни меня списали вчистую. Направили в Московский уголовный розыск. Ловил бандитов. Много их в ту военную пору было. Свободного времени почти не оставалось. Но в конце 1943 года с приятелем Сашей Соколовым однажды все-таки выбрался в Большой на балет «Лебединое озеро». В перерыве стоим в фойе, разговариваем. Вдруг вижу бравого полковника в окружении других военных — летчиков, если судить по погонам. Признал я его, однако, сразу. Впрочем, как и он меня. Обнялись. Василий Сталин предложил после спектакля отправиться к нему домой отужинать. Мы охотно согласились. Балет закончился, занавес опустился, зрители стали расходиться. Василий куда-то запропастился. Наконец, идет. Но не один. С какой-то девочкой лет 12 — 13. Познакомил: «Майя Плисецкая». Василий попросил помочь прописать ее мать в Москве. Я обещал, поскольку в ту пору возможности у меня такие были.

157

Потом всей большой компанией мы поехали к Василию домой. Пили много. Саша вскоре сдал и упал на ковер. Я держался. Чем приводил Василия в восхищение. У него возникла даже шальная мысль — взять меня в авиацию. Причем, не откладывая в долгий ящик. А сразу же, как только выспимся. В разгар веселья раздался телефонный звонок, Василий снял трубку.

— Да, он у меня сидит. Водку пьет. Завтра летим под Старую Руссу. Будем воевать с полком асов Геринга. Василий еще что-то говорил. Но я уже не слышал. А минут через двадцать появилась Светлана. И опять, как в детстве, сидела и молчала. Наконец, утомившись, Василий спросил у Светланы, есть ли у нее машина и не развезет ли она по домам меня и Соколова. Светлана согласно кивнула головой… По дороге, помню, она советовала не связываться с Василием. Доставили Сашу домой. Поехали ко мне на Лесную. Неожиданно Светлана спросила, не изменился ли у меня телефон. Меня это несколько удивило. Номер его я ведь ей не давал. Впрочем, акцентировать на этом моменте внимания не стал. Заметил только, что редко бываю дома. Все больше на работе. Если она захочет меня найти, то проще приехать на Петровку, 38, и позвонить из бюро пропусков. Когда расставались, Светлана сказала: — Василий просил помочь Майе Плисецкой. Ты сделай это. Она действительно очень талантлива. А на следующий день приехала ко мне на работу с охранником. И сказала, что у нее есть идея — навестить нашу школьную учительницу по литературе Анну Алексеевну Краснопольскую. Потом мы стали просто встречаться. Со Светланой мне было интересно. Она была очень хорошей девчонкой. Умница. До удивления образованна. Отлично знала английский язык. Читала только подлинники. Писала хорошие стихи. Мы бродили по старым московским улицам, переулкам. Было ощущение какого-то тайного праздника. Его не портил даже охранник Светланы — Василий Никитич. Он деликатно отставал шагов на десять-двенадцать. Но следовал неотступно.

158

Как-то Светлана предложила сходить в театр. Я отказался, поскольку знал, что в общественных местах дежурят наши сотрудники. У меня не было желания попадаться им на глаза. Да еще со Светланой. Поэтому оправились ко мне домой, и я познакомил ее с родителями. Домой я приходил редко. Больше жил на Петровке, 38. Оперативной группе следовало быть в постоянной готовности. А машин отчаянно не хватало. Однажды позвонил мне адъютант заместителя начальника Управления милиции города Москвы Зиновьева и сказал, что комиссар (тогда было такое милицейское звание) просит зайти. Дело в том, что раз в месяц у Зиновьева был приемный день. Он выслушивал просьбы, жалобы посетителей, давал указания подчиненным. Среди последних часто бывал и я. С комиссаром у меня сложились добрые отношения. В ходе приема вдруг зазвонила «вертушка». То, что услышал Зиновьев, похоже, изумило его. Окончив разговор, он повернулся ко мне и сообщил, что внизу ждет машина, которая доставит меня к Галкину. Я был настолько поражен, что даже решил уточнить, обо мне ли идет речь. И получил подтверждение. Надобно сказать, что Галкин был начальником Главного управления милиции НКВД СССР. Пока ехали с Петровки до Фуркасовкого переулка, что рядом с Лубянкой, я лихорадочно думал: что же могло произойти? И вдруг меня осенило. Накануне я провожал Светлану. Мы дошли до Кремля, простились. Только я остался один, как ко мне подошли два офицера и попросили предъявить документы. Я достал свое милицейское удостоверение. Его тщательно проверили, чтото записали. А на следующий день последовал вызов к Галкину. Когда я вошел в кабинет, он сидел за большим столом. У окна стоял… Власик, начальник охраны Сталина. Я несколько раз видел его прежде, когда приезжал в Зубалово. Галкин спросил, почему я в штатском. Ответил, что форму не успели сшить. Да на оперативной работе особой нужды в ней и нет. Галкин нажал кнопку. Вошедшему помощнику приказал срочно меня обмундировать. А когда тот вышел, сказал 159

— Вот что. Есть приказ вам убыть в Оренбург первым же поездом. Будете заместителем начальника города по розыску. И, повернувшись к Власику, почтительно спросил: — Товарищ генерал, вы хотите что-нибудь сказать?

— Нет, — ответил Власик, не поворачивая головы. Выйдя от Галкина, я позвонил Светлане. Рассказывать по телефону о случившемся было явно не с руки. Поэтому договорились о встрече у памятника первопечатнику Федорову. Минут через двадцать она приехала. Пока я не назвал Власика, вела себя более или менее сдержанно. Но стоило мне упомянуть его, выругалась. В первый и последний раз я услышал, что она ругается.

— Ах, мерзавец… После некоторых размышлений пришли к выводу, что идти домой мне не стоит. Лучше переночевать у какого-нибудь товарища, а наутро снова созвониться. Так, собственно, и сделали. Я пришел к старому другу моего отца. Рассказал все без утайки. Он долго молчал. Потом сказал: — Знаешь, я почему-то верю, что эта рыжая тебя выручит. Как в воду глядел. В воскресенье мы не только созвонились, но и встретились. Светлана посоветовала мне идти на работу, как ни в чем не бывало. Поездка в Оренбург отменена — не без торжества заявила она. Мне об этом сообщат официально. Что предприняла Светлана конкретно, я не знаю. Она не рассказала, а мне спрашивать не хотелось. Примерно через пару месяцев Светлана приехала на Петровку, 38 и сказала, что имела серьезный разговор с отцом, в результате которого он дал согласие на наш брак. При этом обронила довольно странную фразу. По мнению Сталина, у нас было много врагов. Поэтому он будет нашим защитником. Вот, собственно, каким неожиданным образом я вошел в семью Сталина. Сначала нам предписали жить на «дальней даче». По спидометру 102 км в один конец, поворот направо с Калужского шоссе. В Москву ездили ежедневно на бронированном 160

«Бьюике». Сопровождал вооруженный до зубов чекист — с гранатами, автоматом. Все это продолжалось с мая 1944 года до середины зимы. Потом переехали в Дом правительства (Дом на набережной — Авт.). Там для нас оборудовали небольшую квартиру с кухней. Во время очередной встречи Сталина с дочерью он изрек: — Что-то ты неважно выглядишь. Кормят, наверное, плохо. Перебирайтесь-ка в Кремль, в мою квартиру. Сталин жил в основном на «ближней даче», но в Кремле его всегда ждала квартира. Если встать спиной к Царь-пушке, то слева можно увидеть большое «угловатое» здание, здесь служебные кабинеты высших чиновников страны. Отсюда огромное число охранников, масса подъезжающих и отъезжающих шикарных машин. Пройдя вдоль здания, вы видите арку, а ней — дверь. Дверь в квартиру Сталина. Там мы поселились и жили примерно три года. Это было счастливое время. Говорят, все счастливые семьи похожи. Возможно, это так. Но мне казалось, что наше счастье было особенным. Всегда находилось множество тем для разговоров, из которых становилось ясно, что чувствуем и мыслим мы совершенно одинаково. Впрочем, молчать друг с другом нам тоже было легко. При этом надо иметь в виду, что от внешнего мира мы находились в фактической изоляции. В Доме правительства изредка, правда, бывали родные Светланы и мои, но почти никогда — друзья. В кремлевской квартире, на «дальней даче» и в Зубалово мелькали лишь охранники и так называемая обслуга. Все праздники, как правило, отмечали вдвоем. Новогодние — в Зубалово, на полу у горящего камина. Рождение сына Иосифа еще более сблизило нас. Возвращаясь в прошлое, вижу — ни одна тучка не омрачала тогда наших отношений. Вспоминаю свою большую приятельницу, актрису театра Вахтангова Цецилию Мансурову. Она говорила: — Гриша, у каждого человека своя, ему лишь отпущенная доля радостей, равно как горестей и бед. Вопрос лишь в том, как 161

по времени они между собой распределятся. Иными словами, как карта ляжет. Если это так, то, похоже, свой лимит счастья я исчерпал почти полностью за годы жизни со Светланой. Это стало ясно в один из весенних дней 1947-го, хотя с утра никаких признаков бури я не почувствовал. Мы позавтракали вместе и разошлись каждый по своим делам. Вечером собирались в Большой театр на «Лебединое озеро». Но, видно, в этом балете есть что-то роковое… (Здесь Морозову, конечно, припомнился путч 1991-го года — тогда по всем телеканалам крутили «Лебединое» — Авт.) Вернувшись домой, я обнаружил записку. Жена сообщала, что поехала на «ближнюю дачу» и просила не ждать к обеду. Вернулась она только к вечеру. Странная. Почему-то в отцовской шинели Генералиссимуса и фуражке, расцвеченной галунами. Без кровинки в лице. И тускло сказала: — Прошу тебя, выполни мою просьбу. Тебе следует незамедлительно выехать из Кремля. Признаться, я оторопел. Не стал задавать вопросов. Сказал лишь: — Хорошо. Считай, что договорились. Только как вот быть с сыном?

— Ты будешь его видеть. Мальчик должен знать отца. Когда я вышел из квартиры, меня догнал наш семейный автомобиль. Водитель, помнится, подполковник, довольно приятный человек, сообщил, что ему дано указание отвезти меня в любое место, куда укажу. Я поехал сначала к сестре, потом на Лесную улицу, где родился и где жили родители в старом трехэтажном доме. Наутро не без удивления обнаружил, что за мной ходят два, как говорили раньше, «топтуна». Полгода они не спускали с меня глаз. Шли за мной в институт, иногда заходили в само здание. Дежурили у дома днем и ночью. Через два-три дня после моего «выдворения» на Лесную приехал чекист и попросил сдать пропуск в Кремль. Документ этот был уникальным. С его помощью можно было попасть куда угодно. Фактически он свидетельство162

вал о принадлежности к правящей элите страны. И вызывал подобострастное почтение у всех, кто его видел. Светлана солгала мне. С сыном видеться мне не разрешили. А вскоре я узнал, что бывшая моя супруга вышла замуж за сына видного партийного деятеля А. А. Жданова — Юрия. И родила от него дочь Катю. Официального развода у нас со Светланой тогда не было. Стало быть, ее новый брак по существующим правилам регистрации не подлежал. Но кто обращал внимание на эти «мелочи»? При одном живом муже Светлана вышла замуж за другого. Кстати, семейная жизнь с Юрием Ждановым продолжалась всего несколько месяцев. А затем, взяв дочь, Светлана вернулась к отцу. Мы же с ней развелись только в 1956 году. В ту пору, надо сказать, существовало правило: еще до рассмотрения дела в суде требовалось опубликовать сообщение о разводе в газете. В «Московской правде» и «Вечерней Москве» имелись специальные полосы для соответствующих объявлений. Решив соблюсти все формальности, я отправился в «Вечерку». Ее главным редактором был мой товарищ детства Кирилл Александрович Толстов. Будучи крайне осторожным человеком, он на всякий случай счел необходимым позвонить Е.А.Фурцевой. Тогда она работала первым секретарем Московского городского комитета партии.

— Екатерина Алексеевна, речь идет о моем друге. В свое время он был женат на дочери Сталина — Светлане. Но брак до сих пор не расторгнут. Необходимо дать объявление в газете. Как быть?

— Но позвольте, она же числилась замужем за Ждановым?

— Значит, не числилась.

— А как же дочь? Чья она?

— По закону Морозова, а по жизни — Жданова.

— Ну, дела! Впрочем, Кирилл, отстаньте от меня со своими кремлевскими дрязгами. У меня своих хватает.

— Но как быть с объявлением?

— Надо дать там, где его никто не увидит. У меня сегодня будет председатель районного совета из Вереи. Я скажу ему, чтобы 163

публикацию тиснули в местной газете. Без упоминания адресов вашего приятеля и дочери Сталина. Кстати, в объявлении она должна значиться Морозовой. Так все и было сделано. Газета у меня хранится до сих пор. Память. Не скрою, мне интересно было узнать, что же явилось причиной нашего разрыва в тот роковой день. Равно как и поведения Светланы. Внезапно разлюбила? Но Евгения Александровна Аллилуева (дразнившая Сталина тем, что съедала любимые его вареные луковицы. — Авт.), с которой я очень дружил, много позже рассказала: «В те дни, Гриша, она меня замучила. Постоянно заезжала за мной, и мы ехали на Лесную или ходили по переулкам вблизи от вашего института. Я думаю, она искала вас, надеялась на случайную встречу. Это продолжалось довольно долго. В отдельные моменты казалось, что Светлана не совсем психически здорова». Шли годы. В 1984 году Светлана на короткое время вернулась в Советский Союз. С дочкой Олей. Это уже от брака с американцем Питерсом. Светлану я узнал с трудом. Она сильно переменилась. Была грустная и какая-то потерянная. Однажды мы поехали в Жуковку навестить нашего сына Иосифа. Встретили нас плохо. Откровенную враждебность демонстрировала невестка, скверная, на мой взгляд, женщина. Да и сын вел себя не многим лучше. Мы вернулись в Москву, в гостиницу «Советская», где остановилась Светлана. По дороге я спросил: — А что это был за маскарад с переодеванием? Эта шинель Генералиссимуса? Вообще, что произошло тогда, когда ты неожиданно попросила меня «пойти вон»?

— Как только ты ушел в институт, раздался телефонный звонок. Мне сообщили, что отец хочет срочно меня видеть. Я приехала на «ближнюю дачу». Подали чай. Отец сказал: — У меня к тебе серьезный разговор. Только не задавай вопросов. Я все скажу сам. Дело в том, что ты больше не можешь быть женой Морозова. Сегодня он должен уйти из Кремля.

164

— Папа, что случилось? Что он сделал?

— Я же сказал, вопросов не задавать. Знаю, ты его любишь. И не хочешь, чтобы твоего Гришу приковали к тюремной тачке. Поэтому делай, что говорю. А сейчас приходи в себя. Так надо… На улице холодно. Дай-ка я тебя приодену. Вышел и вернулся с этой шинелью и теплой шапкой. Вот такой разговор состоялся у меня со Светланой много лет спустя. Конечно, затрагивали мы и другие темы, но они представляют интерес только для нас двоих. В заключение поделюсь некоторыми своими размышлениями относительно столь прекрасно начавшейся и так драматически оборвавшейся моей семейной жизни с дочерью И. В. Сталина. То, что вождь сыграл тут решающую роль, сомнений у меня нет. Но что им двигало? Отцовская ревность к избраннику любимого чада? Такое иногда случается. Но в данном случае вряд ли. В последние годы Сталин редко виделся с дочерью. А с внуком и того меньше — раз или два, подарив на память ребенку… фужер. Стало быть, причина в чем-то другом. И вот тут и вступаю на почву догадок и предположений. Сталин был подозрителен, мнителен… Все это мне пришлось испытать на «собственной шкуре». Чуть ранее моего «изгнания» из Кремля произошли аресты среди Аллилуевых… Второй муж Евгении Александровны был до того послан в Детройт на практику. И одна из версий арестов была такова: его во время стажировки завербовали американские спецслужбы. Вернувшись в Советский Союз, он сделал своей сообщницей Евгению Александровну. Та, в свою очередь, якобы склонила к измене Анну Сергеевну — сестру Надежды. А эти две женщины уже приложили руку к тому, чтобы американским шпионом стал мой отец. Была и другая версия, связанная с Соломоном Михоэлсом. Существовала якобы какаято инициативная группа, которую он возглавлял. Она намеревалась, по слухам, добиться решения правительства о передаче евреям Крыма. А поскольку один из евреев, то есть я, находился в непосредственной близости от вождя, то будто бы возникла 165

идея поручить моему отцу провести со мной соответствующую работу. Как бы там ни было, на основании возникшего «дела» начались аресты. Большинство Аллилуевых, мой отец и другие были арестованы. Меня сия чаша миновала. Почему? Опять-таки только предположения. Сталин знал, что Светлана и я горячо любим друг друга. У него, понятно, были свои источники информации. Не случайно любовные письма дочери к ее мужу оказались в личном сейфе вождя. Видимо, Сталин опасался, что мой арест и возможная гибель нанесут глубокую душевную травму Светлане. Он знал, что в порыве отчаяния, в состоянии аффекта она способна на безрассудный поступок. Как и ее мать, покончившая жизнь самоубийством. Но долго сопротивляться воле отца Светлана не умела. Боялась отца, его гнева. Так, думаю, было и на сей раз. …Светлана вернулась с сыном в постылую кремлевскую квартиру, где вместо сестры-хозяйки с невидимыми погонами царил уже откровенный офицер, капитан госбезопасности в должности коменданта. Он с большим рвением охранял доверенные ему материальные ценности и вел даже запись книг, которые дочь брала из библиотеки отца. Такое существование в казенном доме просто не могло продолжаться долго. Спасением оказался новый брак — с Юрием Ждановым. Этот союз должен был, наконец, удовлетворить Сталина, всегда питавшего расположение к отцу Юрия, члену Политбюро Андрею Жданову (это он «внес неоценимый вклад в борьбу с формалистами», без пяти минут «врагами народа» композитором Шостаковичем, поэтессой Ахматовой, писателемюмористом Зощенко и многими другими, был инициатором Постановления ЦК партии об этих «чуждых народу деятелях культуры», которое и вошло в историю как «ждановское» — Авт.). Жених — двадцатичетырехлетний кандидат философских и химических наук, заведующий сектором науки и вузов ЦК ВКП (б). Несмотря на солидную должность, это был интересный мо166

лодой человек, живой, веселый, отлично играл на рояле, пел. Светлана в те дни часто повторяла: — Мой Юрочка, конечно, лучше всех! Это шокировало маленькую Гулю, дочь Якова. Уже взрослой она описала приготовления ко второй свадьбе своей тетушки. В тот день они с няней томились на даче в Зубалове — где-то в городе готовился праздник, а эти двое оказались от него в стороне. Няня от скуки раскладывала пасьянс со зловещим названием «Могила Наполеона». Вдруг появляется радостно озабоченный «Светик» и надолго исчезает в ванной. «Когда она выходит оттуда, мы застываем, потрясенные: белое платье почти до пола, голые плечи, шея!.. Мы провожаем ее до машины. Садясь, она приподнимает подол, открыв под ним тонкое розовое кружево. Хлопнула дверца, мотор загудел. Светя огнями и уменьшаясь, машина ползет по аллее к воротам. Короткая остановка (контроль на выезде. — Авт.) и снова шум мотора…» Огни шикарного авто, бело-розовый наряд… А счастья, заведомо ясно, не будет… Этот союз заключался, по признанию самой Светланы, «без особой любви» с ее стороны, без особой привязанности, а так, «по здравому размышлению». Молодой женщине казалось — этот брак хотя бы даст возможность вырваться из мертвящего Кремля в другой дом, в другой мир, где она получит хоть малейшую свободу и доступ к людям. Плата за свободу оказалась жестокой, любви не было с обеих сторон. Весной 50-го года у Светланы родилась раньше срока крошечная, слабенькая дочь Катя. Беременность проходила трудно. Была она осложнена болезнями, осознанием неудачи второго брака. И неприязнью к новому дому, который обманул — дал только новую несвободу… Сталин с самого начала хотел, чтобы дочь с семьей жила у него, к концу жизни он стал тяготиться пустотою своего жилища. Но даже если бы эти двое, отец и дочь, сделали какие-то шаги навстречу друг другу — ничто не могло уже прорвать изоляцию, в которую оказался заточен Сталин в силу своего поло167

жения, характера, и не меньше — усилиями ловкого окружения. …Самоизоляция, завершившаяся полной оторванностью от родных, близких, друзей, началась для него со смертью Надежды Аллилуевой. Он, по его словам, был разбит и опустошен. И раньше не очень-то верил людям, но после этой смерти не верил уже никому. Даже на склоне лет, когда необходимость подумать о душе заставляет людей строже судить себя, Сталин стоял на своем: — Надежда меня подкосила, искалечила навсегда. Это он сказал Светлане, впервые заговорив с дочерью о смерти матери, когда ей исполнилось двадцать пять лет. Признание отца испугало. Светлана привыкла видеть его сильным и неуязвимым. Однако состояние непреходящего кризиса, душевной уязвленности он не симулировал, напротив — старался глубоко скрыть от всех. Но это не было тайной от Берии, которого Светлана считает коварным шекспировским Яго, злым гением их семьи. «…Берия был хитрее, вероломнее, наглее, целеустремленнее, тверже — следовательно, сильнее, чем отец… Этот знал слабые струны отца — уязвленное самолюбие, опустошенность, душевное одиночество — и он лил масло в огонь… Удивительно, до чего отец был беспомощен перед махинациями Берии!» За этими словами стоит болезненная тема, которая объединяет всех детей Кремля — их отношение к ошибкам и преступлениям отцов. Судеб, которые им доставались, они не выбирали. Наверное, иные мечтали бы иметь другие имена, другие лица… Чтобы при встрече с людьми не ловить в их глазах горячего огонька интереса, смешанного с жалостью или с презрением. Но даже самый отъявленный преступник не признает себя преступником — у него тысячи объяснений, почему он не мог действовать иначе. И еще: любовь, как писал Пастернак, — несправедливость сердца. И это великое счастье, потому что «справедливое» сердце требует идеала, а как в таком случае жить нормальным людям?

168

Тем более невозможна «справедливая» любовь к насильнику или убийце, а ведь необходимо, чтобы их тоже кто-то любил, иначе они станут насиловать и убивать еще ожесточеннее. Любить тиранов, любить убийц? Мне, например, страшно хотелось бы знать, любил, обожал ли кто-нибудь по-настоящему Иосифа Сталина? Знал ли, что такое бескорыстное, искреннее чувство женщины Лаврентий Берия?.. Любовь, «несправедливость» любви всегда найдет, чем оправдать дорогого человека. Но Светлана оказалась удивительным исключением. В молодости она была куда более жесткой в оценке отца, чем по прошествии многих лет. В 1963-м году, в «Двадцати письмах к другу» с шокирующей откровенностью описывает отца: неумолимость, жестокость, патологическая подозрительность. И все-таки Сталин у нее — человек страдающий. Сражен уходом жены. (По свидетельству бывшего телохранителя Алексея Рыбина, Сталин ночами, тайно от всех, ездил на могилу Надежды Аллилуевой. Правда, в это верится с трудом, слишком уж явно такая сентиментальность не сочетается с его характером. «Но так было!» — утверждает телохранитель). На ледяной вершине власти он страшно одинок. Неприкаянно мечется по своим многочисленным дачам и домам в поисках места, где мог бы найти успокоение. Плохо везде!. «Должно быть, — рассуждает Светлана, — он просто не находил себе покоя, потому что так случалось каждый раз: куда бы он ни приезжал отдыхать на юг, к следующему сезону дом весь перестраивали. То ему не хватало солнца, то нужна была тенистая терраса; если был один этаж — пристраивали второй, а если их было два — то один сносили». То же было и в Москве. Так называемую Ближнюю дачу, выстроенную после смерти Надежды Сергеевны (Сталин отказался тогда от рокового Зубалова) выстроили в два этажа. Но на втором этаже никто никогда не жил. «Повсюду в саду, в лесу (тоже прибранном, выкошенном, как в лесопарке) там и сям были разные беседки, с крышей, без кры169

ши, а то просто дощатый настил на земле и на нем столик, плетеная лежанка, шезлонг — отец все бродил по саду и, казалось, искал себе уютного, спокойного места, искал и не находил… Летом он целыми днями вот так перемещался по парку, ему несли туда бумаги, газеты, чай…» На первом этаже множество комнат, но живет он, по существу, только в одной. «Она служила ему всем. На диване он спал (ему стелили там постель), на столике возле стояли телефоны, необходимые для работы; большой обеденный стол был завален бумагами, газетами, книгами. Здесь же ему накрывали поесть, если никого больше не было… Все прочие комнаты, некогда спланированные в качестве кабинета, спальни, столовой были преобразованы по такому же плану, как и эта. Иногда отец перемещался в какую-либо из этих комнат и переносил туда свой привычный быт». Хозяину огромной страны недостает чего-то главного, что помогает жить. C точки зрения психиатров, психологов описанное выше выглядит, как симптом серьезной болезни. Для дочери же это — повод пожалеть одинокого отца, которому неведомы обычные человеческие радости. Светлана знает это, как никто другой. Вокруг дочери Сталина та же роковая пустота. Множество людей окружает ее, но она одна. Непреодолимой кажется дистанция, отделяющая — отдаляющая — ее от любого человека. И прежде всего от отца. Из своих восьми внуков Сталин видел только троих — двоих детей Светланы и Галю, дочь Якова. Если «Галчонку» повезло не раз сидеть у деда на коленях, то Иосифа и Катю он видел всего дважды. В первый раз Светлана вела Осю к отцу, как на экзамен. Примет ли он «прехорошенького» мальчика, наполовину еврея, с отцом которого он даже не пожелал свести знакомство? Казалось неизбежным, что внук вызовет у деда неприятное чувство. Но, видно, дочь ничего не понимала в «логике сердца» отца. Сталин растаял при виде мальчика и поиграл с ним целых полчаса!

170

Вождь вскоре уехал, его ждали государственные дела, а Светлана осталась переживать случившееся. Ах, она была на седьмом небе от счастья, отец сказал: «А сынок у тебя хорош! Глаза хорошие у него». А вот Катя, несмотря на то, что Сталин любил ее отца, Юрия Жданова, не растопила сердца деда. Он видел внучку всего раз — двухлетнюю «забавную краснощекую кнопку с большими, темными, как вишни, глазами». Рассмеялся, увидев ее, и потом смеялся весь вечер, но на малышку внимания уже не обращал. Тот вечер был особенный — 8 ноября 1952 года, 20-летие смерти Надежды Аллилуевой. Вспомнил ли Сталин эту дату, Светлана не знает — заговорить с ним о трагедии не решилась. С этим отцом все было трудно — даже договориться о встрече, даже созвониться. Нельзя просто набрать номер и услышать родной голос — на пути несколько инстанций, которые решают, соединить дочь с отцом или отказать. Поутру человек из охраны, находившийся в наибольшей близости от «объекта», докладывал начальству, «есть движение» или «нет движения». То есть, проснулся ли Сталин и проявил это только шевелением — или более явственными признаками бодрствования. Слишком часто «движения не было», Светлану не соединяли, и она оставалась сидеть с бьющимся сердцем, прижимая к груди молчавшую трубку. Однако не эти нежелательные посредники были главным препятствием. Светлана и сама не могла заставить себя навещать отца чаще или просто звонить. «Меня многие осуждали за это, — пытается объяснить она в «Двадцати письмах…» — Мне говорили: — «Ну что ты не поедешь к отцу? Позвони, спроси; скажет — нельзя — попозже позвони, когда-нибудь он найдет время». Быть может, это справедливо. Быть может, я была слишком щепетильна. Но когда он отвечал мне злым, раздраженным голосом — «я занят» и бросал трубку телефона, то я после этого уж целые месяцы, долго не могла собраться с духом и позвонить».

171

…Встреча 8 ноября 1952 года, за четыре месяца до смерти отца, была предпоследней в их жизни. Она навеяла невеселые мысли: «Мы уже были так разобщены с ним жизнью за последние двадцать лет, что было бы невозможно соединить нас в какоето общее существо, в какую-то видимость семьи, одного дома, — даже если бы на то было обоюдное желание. Да его и не было». Единственный близкий человек недоступен дочери в той же степени, что и всему остальному миру. Но и для него этот мир закрыт. Виной всему Яго в пенсне, страшный, лукавый злодей: «Удивительно, до чего отец был беспомощен перед махинациями Берии!» Капкан, поставленный коварным Яго, захлопнулся в 1951 году. С этого времени отец всех народов был фактически отстранен от власти. Тиран попался в ловушку, которую сам же себе и приготовил. Он шел к этому много лет… 1942 год, первая встреча Светланы с отцом после ее эвакуации в Куйбышев. «Ну, как ты там, подружилась с кем-нибудь из куйбышевцев?» — спросил вождь, не очень внимательно, как обычно, ожидая ответа… Но слова дочери заставили его вслушаться всерьез. Светлана сказала: познакомиться с местными жителями было почти невозможно — для приезжих из столицы открыли специальные, отдельные школы. «Как? Спецшколы?» — я видела, что он приходит постепенно в ярость. «Ах, вы!» — Он искал слова поприличнее. — Ах, вы, каста проклятая! Ишь, правительство, москвичи приехали, школу им отдельную подавай! Власик — подлец, это его рук дело!..» Он был прав — приехала каста, приехала столичная верхушка в город, наполовину выселенный, чтобы разместить все эти семьи, привыкшие к комфортной жизни и «теснившиеся» здесь в скромных провинциальных квартирах… Но поздно было говорить о касте, она уже успела возникнуть и теперь, конечно, жила по кастовым законам».

172

Так говорит Светлана, уж она-то знает, насколько справедливы ее слова. Законы касты многое решили в жизни дочери, но все — в жизни отца. Как-то, осенью 1948 года они вдвоем возвращались поездом с юга. Светлана листала журнал, и Сталин поинтересовался, чем она увлечена. Оказалось, в журнале — рисунки, этюды Репина. «А я этого никогда не видел», — сказал он вдруг с такой грустью в голосе, — пишет Светлана, — что мне сделалось больно. Я представила себе на минуту, что случилось бы, если бы отец вдруг, — нет, в какой-нибудь специально отведенный для него лично, закрытый день пошел бы посмотреть Третьяковку — что бы там творилось. Боже! И что бы творилось потом! Сколько было бы беготни, суд-пересуд, болтовни нелепой… Должно быть, отец сам представлял, что это для него просто стало невозможно, как и другие невинные, доступные другим, развлечения». Незнакомство с репинскими работами можно было пережить. Но Сталин бывал взбешен, когда из-под его контроля выходили те, кому полагалось только подчиняться. Из той же поездки: «Поезд остановился где-то, не доезжая вокзала, в Подмосковье; туда подали машину — опять же, чтобы не ехать в город, где масса народа. Бегал и суетился генерал Власик — ожиревший, опухший от важности и коньяка. Пыхтели и прочие, разжиревшие на тучных казенных харчах — генералы, полковники из охраны. Их ехал целый поезд — свита, двор, прихлебатели. Отец скрежетал зубами, глядя на них, и не упускал случая, чтобы накинуться на них с грубым окриком». Охранник всегда рано или поздно забирает власть над охраняемым. Сталин, видно, этого закона не знал, иначе отчего бы так сердиться?.. Изолированный от самой жизни, вождь делался беспомощным и уязвимым. Этим пользовались все, кому не лень, а в его окружении ленивых не встречалось. Даже Светлана научилась «пудрить мозги» отцу еще в детстве.

173

Брат Аллилуевой, Павлуша, долго работал до войны в Берлине, в советском торгпредстве. Как-то Надежда Сергеевна после отдыха в Карловых Варах, тогда еще Карлсбаде, заехала к брату в немецкую столицу и вернулась домой с подарками — «прехорошенькими вязаными кофточками». В то время советской элите подобные поездки еще разрешались, шизофреническая «борьба с космополитизмом» начнется после войны. Но первые симптомы проявились уже в начале 30-х годов. Для бедной страны «прехорошенькие кофточки» были недопустимой роскошью. И чтобы дети не подпали под тлетворное влияние буржуазной Европы, им сказали: мама привезла это из Ленинграда. Дети довольно долго этому верили. А, поняв, что им вешали лапшу на уши, начали сами овладевать этим искусством. «Отец всю жизнь задавал мне с недовольным лицом вопрос: „Это у тебя заграничное?“ — и расцветал, когда я отвечала, что нет, наше отечественное». О, вечная мечта наших правителей, недосягаемая — импортозамещение! Насколько человек виноват в том, что перестает понимать своего ребенка, свое окружение, вообще перестает ориентироваться в реальной жизни? Один психолог высказал тонкую мысль: люди имеют не то, чего заслуживают, как принято считать, а то, чего хотят. Чего истинно хотят. Сталин слышал от дочери — и от всех остальных — то, что желал слышать. И это стало началом его конца. На финишной прямой он был слеп, глух, им манипулировали, он испытывал патологический страх, который умело поддерживался россказнями об очередном провалившемся покушении на вождя. Светлана не пишет об этом — может быть, из самолюбия — но в последние годы ее отец прятался от людей, как затравленный зверь. В доме, где появлялся дряхлеющий вождь, огни во всех комнатах зажигались одновременно — чтобы враг не знал, где именно находится товарищ Сталин. Дачные дорож174

ки освещались не сверху, а снизу — дабы «враг» не видел, кто вышел подышать вечерней прохладой — по сапогам ведь Сталина вычислить труднее, чем по фигуре или лицу. Коба очень рано, в конце 20-х годов, заболел неврастенией. Признаки заболевания врачи отметили у него еще в самом начале борьбы с троцкистской оппозицией. С тех пор симптомы — переутомление, забывчивость, повышенная раздражительность, подавленное состояние, особенно в конце рабочего дня, немотивированный страх — нарастали. Как пишет доктор исторических наук Борис Илизаров, изучивший медицинскую карту Сталина от первой до последней записи, приступы неврастении отчасти объясняют патологическую подозрительность вождя. Большую часть своей кремлевской жизни он боялся быть отравленным. Если в первые годы Сталину-генсеку приносили еду из столовой Совнаркома, как и всему руководству партии и правительства, то в конце 20-х годов он потребовал, чтобы пищу ему лично готовили дома. Тогда же появилась еще одна странность: он перестал покупать лекарства в кремлевской аптеке на свое имя. В 1934—36 годах одним из лечащих врачей Сталина был терапевт М. Г. Шнейдерович. Он вспоминал потом, как Сталин спросил его: «Доктор, скажите, только говорите правду: у вас временами появляется желание меня отравить?» Врач растерянно молчал. Тогда Сталин со вздохом продолжил: «Вы, доктор, человек робкий, слабый, никогда этого не сделаете, но у меня есть враги, способные это сделать». Как пишет Илизаров, после самоубийства жены вождь так основательно «законспирировался» в Кремле и на своих дачах, окружил себя столь плотным кольцом охраны, что заподозрить в подготовке покушения мог только своих соратников, врачей и телохранителей. Что и делал — подозревал — постоянно. Процесс по делу Бухарина стал предисловием к будущему делу врачей. По его итогам среди прочих были расстреляны несколько профессоровмедиков. Не исключено, считает доктор исторических наук, что 175

наш крупнейший психиатр, академик Бехтерев, был отравлен по приказу Сталина — еще в 1927-м году он поставили Кобе диагноз «паранойя». Умер Бехтерев внезапно, в том же 1927-году. Не знал старый профессор, что диагноз такому человеку может обернуться смертным приговором. Война стала источником новых потрясений и вызвала рецидивы старых болезней. Вот как описывает, например, одну из поездок Сталина на фронт в 1942 году его ближайший в то время соратник Анастас Микоян: «Однажды, когда немцы уже отступили от Москвы, он поехал по Минскому шоссе, поскольку оно использовалось нашими войсками и мин там уже не было. Однако не доехал до фронта, может быть, пятидесяти или семидесяти километров. В условленном месте его встречали генералы. Конечно, отсоветовали ехать дальше — поняли по его вопросу, какой ответ он хотел услышать. Такой трус оказался, что опозорился на глазах у генералов, офицеров и солдат охраны. Захотел по большой нужде и спросил, не может ли быть заминирована местность в кустах. Конечно, никто не захотел давать такой гарантии. Тогда Верховный Главнокомандующий на глазах у всех спустил брюки и сделал свое дело прямо на асфальте. На этом „знакомство с фронтом“ было завершено, и он уехал обратно в Москву». Болезни подстегивали подозрительность. Подозрительность обостряла приступы неврастении. Страх, пишет Илизаров, сублимировался в невероятную, сверхчеловеческую жестокость. Сталин, как выразился Хрущев, не боялся быть «государственным убийцей». Люди — нищие, богачи, артисты, путешественники, диктаторы — имеют то, чего в глубине души хотят, скорее всего это именно так. И потому-то именно они, а не подлые интриганы из окружения должны отвечать за все. Вот только детям извергов трудно это признать. Всегда у них наготове психологический трюк, с помощью которого черное можно увидеть белым.

176

Светлана, в молодости беспощадно осудившая отца, к старости в этом раскаялась. Почему? Готовилась к встрече с ним на небесах? С годами лучше поняла отца? Разгадать эту тайну — значит проникнуть в самые «достоевские» глубины человека. Почему Иосиф, сын Светланы, в разгар страшных разоблачений Хрущева ставит на свой стол портрет деда, которого, кстати, и помнить не может? «При всей аполитичности его (сына Оси. — Авт.) ума, типичной для современной молодежи, он должен был ненавидеть все, связанное с „культом личности“, весь круг явлений, приписываемых одному человеку, и самого этого человека. Да, он ненавидит этот круг явлений, — но он их не связал в своей душе с именем своего деда». Которое, добавим, носит и сам Ося — Иосиф… А может, в этом и заключается ответ — общее имя, одна кровь?.. В марте 1956 года по всем партийным организациям страны зачитывали закрытый доклад Хрущева на ХХ съезде о культе личности. Дошла очередь и до Института мировой художественной литературы (ИМЛИ), где в то время работала Светлана. Одна из сотрудниц вспоминает: во время чтения кто-то шепнул ей, что в зале находится Светлана Сталина. «Которая? Где? Мы украдкой стали оглядываться на нее, внутренне жалея ее и ужасаясь, каково дочери слушать такое о родном отце. Но она сидела, словно окаменела, строгая и неподвижная, казалось, ни один мускул не дрогнул на ее лице». После ХХ съезда Светлана отказалась от отцовской фамилии и приняла фамилию матери. К тому времени и вторая семья ее распалась. Уже тогда окружающих ужасали приступы гнева, внезапно, без видимой причины овладевавшие ею. Никто не мог Светлане помочь — ей трудно было пустить коголибо в свой мир. Она забрала детей и ушла от Юрия Жданова. Для дочери поверженного тирана началась двойная жизнь (опять двойная, всегда двойная!), в которой она пыталась нащупать опору. Надо было выстоять в том хаосе, что обрушился на нее. Внешне достаточно благополучная (ей и детям была на177

значена хорошая пенсия), Светлана металась в поисках душевного спасения. В 1957 году она встретилась со своим дальним родственником. Тот только что вернулся из ссылки, куда попал еще мальчиком после ареста родителей. Его отец Александр Сванидзе, брат первой жены Иосифа Сталина, и мать, которую все в семье называли «тетя Маруся», были в свое время страстно увлечены революционными идеями. Имя сыну дали политическое — Джонрид. В честь американского коммуниста, писателя Джона Рида, автора нашумевшей книги об октябрьской революции «Десять дней, которые потрясли мир». В метрике мальчика так и записано: «Джонрид Александрович». В детстве его звали Джоником, но жизнь он закончил Иваном, уставши всем объяснять, откуда у него такое чудное, «не наше» имя. Светлана и Джоник не виделись двадцать лет. Мальчишка, с которым когда-то жгли костры в благословенном Зубалове, превратился в зрелого, обожженного жизненными испытаниями, мужа. Джонику было 11 лет, когда арестовали отца, его расстреляли под Ухтой. Мать в это время отбывала срок в Казахстане. Когда ей сообщили о смертном приговоре мужу, она умерла от разрыва сердца. Жизнь свела их в отчаянную для Светланы минуту. И вдруг показалось, что этот много страдавший, но не сломленный человек послан ей как спасение. Но и с Иваном Сванидзе отношения не могли сложиться надолго. Он вернулся из заключения с растерзанными нервами, а два неврастеника в одной семье — это уже перебор. О своем разводе супруги, как водится, оповестили общественность через городскую газету. Тогда, в 1959 году, эта норма еще не была отменена — считалось, широкая огласка может испугать и остановить разводящихся. Итак, читаем в газете «Вечерняя Москва» среди других объявлений: «Сванизде Иван Александрович, проживает по ул. Добролюбова, 35, кв. 11, возбуждает дело о разводе с Аллилуевой Светланой 178

Иосифовной, проживающей по ул. Серафимовича, 2, кв. 179. Дело подлежит рассмотрению в нарсуде Тимирязевского района». После очередного неудавшегося брака Светлана твердила: — Никогда больше! Она отдалась духовным исканиям, тайно крестилась. Свела знакомство с диссидентами, среди которых был известный Андрей Синявский. Но не с ее непредсказуемым характером, не с ее бурным темпераментом было давать обеты одиночества. Ей исполнилось всего тридцать семь лет! Осенью 1963 года Светлана легла в «Кремлевку» удалить миндалины. В это время она читала «Махабхарату»; в индийской философии пыталась найти ускользающий смысл жизни. В больничном коридоре ей попался на глаза худущий, сутулый человек, седина которого оттеняла глянцевую оливковость кожи. Вскоре Светлана уже знала его имя — Сингх Браджеш. Коммунист, сын богатого раджи, большую часть жизни провел в Европе. В годы войны вывез из Вены, которую вот-вот должны были взять немцы, еврейскую девушку и тем ее спас. Они прожили вместе шестнадцать лет, затем расстались. В Москву Сингх попал, можно сказать, по разнарядке: компартии всех стран имели возможность посылать своих активистов пожить, отдохнуть или подлечиться в Союзе. А Сингху разрешили в Москве и пожить. Издательство «Прогресс» приняло его на работу переводчиком. Светлана была уверена, что иностранец, с которым она так охотно говорила по-английски, радуясь возможности попрактиковаться, знает ее имя. Ведь за ее спиной шептались и врачи, и пациенты: дочь Сталина!.. Оказалась, темнокожий пациент был далек от мелкой суеты, его интересовали вещи куда более глобальные. На второй день знакомства он неожиданно спросил Светлану: — Как вы полагаете, сильно ли изменилась жизнь в Советском Союзе после смерти Сталина?

179

Наивный вопрос — и кому заданный! — застал ее врасплох.

— Нет, не думаю, не слишком сильно… Перемены, конечно, есть, но не носят фундаментальный характер.

— Вот как? А мне говорили совсем другое… Тут Светлане пришлось представиться. Она часто вспоминала потом, как он взглянул на нее поверх толстых очков и только и произнес: «О!» Этот возглас был единственное, чем «индийский гость» позволил себе выразить удивление… К теме Светланиного происхождения они не возвращались никогда. Ей было так же легко и спокойно с Сингхом, как, наверное, Галине Джугашвили с ее алжирским возлюбленным; на их отношения не наслаивался ни страх, ни расчет. Какую корысть можно извлечь из близости с близкими поверженного тирана?.. Это решил, наверное, кто-то там, в небесах — и Светлану, и Сингха послали долечиваться в Сочи, в один и тот же санаторий. КГБ с неудовольствием наблюдал за их сближением. Но помешать интернациональному браку не решился. «Я не могу объяснить, почему у меня было чувство абсолютного доверия к этому незнакомому человеку из другого мира. Не знаю, почему и он верил каждому моему слову» — написала она потом в книге «Только один год» (вышла в Нью-Йорке в 1969-м году с посвящением «Всем моим друзьям, которым я обязана своей свободной жизнью»). Хотя это были два взрослых человека с совершенно разным миропониманием. Они могли поссориться из-за такого пустяка: Сингх не позволял бить мух, можно было только выпроваживать их в окно. Не мог видеть, как выбрасывают пиявок, отпавших от тела — на его родине их выпускают обратно воду. Но… С ним Светлана обрела забытое, а может быть, и незнакомое прежде чувство — абсолютного доверия. Он признавался ей: «Если я вернусь живым с Индию, то первым моим действием будет выход из коммунистической партии». Четвертый муж Светланы оказался человеком с расстроенным здоровьем, и последний год своей жизни провел в больнице. Жена преданно ухаживала за ним. Однажды он сказал, взяв 180

ее за руку: «Света, это мой последний день. Мне холодно»… Я не плакала, но у меня оборвалось что-то внутри… умерло во мне самой. Мне было только сорок лет». Сингх просил похоронить его в Индии, развеять прах над родной деревней. Но эти двое не были зарегистрированы — браки с иностранцами в ССССР запрещались законодательством. Еще при жизни мужа, она все равно называла его мужем, Светлана написала Брежневу, умоляла отпустить их в Индию — Сингх мечтал умереть на родине. Леонид Ильич не любил сложностей ситуаций и, видимо, поэтому поручил разрулить ситуацию главному идеологу партии …….Суслову. Это было худшее, чего она могла ожидать. «Толстые стекла очков не смягчали исступленного взгляда, который он вонзил в меня. „А ведь ваш отец был очень против браков с иностранцами. Даже закон у нас есть такой! Что вас так тянет заграницу?“- спросил он, будто я пришла просить отпустить меня в туристскую поездку. „Вот вся моя семья и дети мои не ездят за рубеж и даже не хотят! Не интересно!“ — произнес он с гордостью за патриотизм своих близких… Я ушла, унося с собой жуткое впечатление от этого ископаемого коммуниста, живущего прошлым. И он сейчас руководит партией!» Урна с прахом стояла в квартире… Светлана продолжала хлопотать о разрешении на выезд. Властям не нравилась эта история. Подозрительным казалось вдруг вспыхнувшее чувство избалованной вниманием женщины к чужестранцу с разрушенным здоровьем. Но ведь коммунист! К тому же так ясно выразил предсмертную волю. Ее выпустили в Индию в 1966-м году. В Индии цвет траура — белый. Светлана бегала по магазинам в поисках белых вдовьих одежд, даже сапоги ей непременно нужны были белые. Это в Индии-то сапоги! Она была охвачена лихорадочной деятельностью, как будто ждала чего-то, готовилась к чему-то… Аллилуеву сопровождали двое телохранителей. Выполнив волю покойного, она вернулась в Дели. Через три дня, восьмого марта, должна была лететь в Москву.

181

Планировала ли она побег расчетливо и хладнокровно? В написанной еще в 1963-м, но изданной впервые в США в 1968-м году книге «Двадцать писем к другу», Светлана пишет: «Как ни жестока наша страна, как ни трудна наша земля, как ни приходится всем нам падать, расшибаясь в кровь… — никто из нас, привязанный сердцем к России, никогда не предаст ее и не бросит, и не убежит от нее в поисках комфорта — комфорта без души. И мне самой после стольких жесточайших потерь, после всей моей тридцатисемилетней никчемной, дурацкой, двойной, бесполезной и, увы, бесперспективной жизни — мне светишь ты, милая моя… Россия… И если бы не светил мне вечный свет твоей правды и добра, давно бы уж я засунула свою голову в петлю — да так, чтобы не сорваться из нее»… Похоже, тогда, в 1963-м, писала она это искренне. А потом молодые силы, жизнь взяли свое, появилась перспектива. …Как можно оставить двух детей, двух подростков без материнского «прикрытия» в стране, где их дедом пугали, как сатаной? «Осе было семь лет, а Кате два года, когда мы переехали в квартиру в Доме правительства. Катя выросла, гуляя в этом сером каменном дворе… Это веселое, открытое, бесхитростное существо с пунцовыми щеками, всегда окруженное шумной ватагой. Она любит лыжи, пинг-понг, баскетбол, она вся в движении. Эти занятия она забросила в двенадцать лет, сказав, что лучше потратит время на верховую езду, которой страстно увлеклась. Летом, в спортивном лагере, она играла даже в футбол в компании с такими же отчаянными девчонками… Как и мой сын, она пишет лучшие сочинения в классе и очень живые письма. Но литература и искусство — не ее сфера. Физика, математика, астрономия, минералогия для нее намного интереснее. К сожалению, у нее слабо развито эстетическое чувство — ей слишком нужно движение, действие. От своих сверстников, влюблявшихся уже не раз, она отстает — с мальчишками или крепко дружит, или дерется… Она бесстрашно подходит к самой свирепой чужой собаке и любит выбрать самую упрямую лошадь, а если упадет 182

с нее, то тут же вскочит обратно в седло. О платьях не думает, что всегда шокирует моего сына, очень следящего за своей наружностью. Брат и сестра очень разные, но они дружны и скучают друг без друга. Они оба — «мамины дети». В доме я долго была единственным авторитетом. Мы жили тесной, дружной семьей». Как она решилась оставить их — «маминых детей»?.. Светлана впервые оказалась так далеко от них. «Еще в Калаканаре я получила от сына письмо, ласковое и дружеское, какие он писал мне: «Мамочка, милая, здравствуй! Получил твое письмо и телеграмму. Очень удивлен тем, что ты не получила ту телеграмму, которую я послал тебе. У нас все прекрасно. Обеденную книжку мы получаем по твоей доверенности, а в остальном все не так уж плохо. За исключением того, что Катя очень по тебе тоскует. Я тоже очень скучаю. Нам без тебя плохо». Она утверждает: все случилось неожиданно даже для нее самой. Внезапно, как спасение, явилась мысль… «Если я не вернусь в СССР, жизнь детей не изменится, она слишком хорошо налажена… Их отцы сделают все возможное, чтобы помочь им. Осин отец — известный в Москве специалист по международному праву и внешней политике. Катин — ректор одного из крупнейших в стране университетов, доктор биохимии. Катя дружна с ним, хотя он живет в Ростове, где у него семья и маленький сын». Уговаривает себя: «Кроме любви к детям и привязанности к друзьям, меня не звало назад ничто. Вся моя жизнь была отмиранием корней. В семье, где я родилась и выросла, все было ненормальным и угнетающим, а самоубийство мамы — самый красноречивый символ безысходности. Кремлевские стены вокруг, секретные полицейские в доме, в школе, в кухне. Опустошенный, ожесточенный человек, отгородившийся стеной от старых коллег, от друзей, от близких, от всего мира, вместе со своими сообщниками превративший страну в тюрьму, где казнилось все живое и мыслящее; человек, вызывавший страх и ненависть у миллионов людей — это мой отец…

183

Индия, по словам Светланы, раскрепостила ее и освободила что-то внутри. В Дели ее пригласили на большой прием в советском посольстве. Растворившись среди гостей, Аллилуева поспешила в стоящее неподалеку посольство США. «Я, как пловец, добралась до другого берега и могла, наконец, перевести дух. Это была неведомая земля, и я не задавала себе вопроса, что будет дальше». Знала заранее, где находится посольство США или это была импровизация?.. Она взяла с собой только сумочку и …рукопись своей первой книги. Американский посол в Индии видел три возможных выхода из ситуации: отказать Аллилуевой в помощи и убежище, но это противоречило традициям Америки и его личным убеждениям; предоставить ей убежище в Дели и ждать решения суда, но это чревато огромным шумом и конфликтом между тремя странами; помочь выехать быстро и легально. Загранпаспорт у Светланы был действителен еще два года, требовалась только виза на выезд. Эту проблему решили быстро. Но самое главное, что беспокоило всех участников событий в тот момент — страшные сомнения: а что, если эта дама совсем не та, за кого себя выдает? Просто сумасшедшая? А если вся эта невероятная история и вовсе — трюк советской разведки? Американцы рискнули. Поверили Светлане на слово и выслали из Индии, не дожидаясь решения Вашингтона. Для США явление дочери Сталина оказалось неслыханным подарком. Сложными путями они переправили Аллилуеву «для адаптации» в Швейцарию и так засекретили, что адреса беглянки не раскопали даже западные журналисты. Ходили упорные слухи, что Светлана смогла там воспользоваться тайными банковскими счетами Сталина, однако, никаких доказательств этому еще никто не привел. (Поклонники Сталина особо подчеркивают его бескорытие. Жизнь посвятил служению народу, детям не оставил ни палат каменных, ни счетов банковских. Бескорыстен… Да ему принадлежала вся страна и самое драгоценное в ней — жизни людей. И он распоряжался ими, как хозяин, миллионы этих жизней отнял).

184

…В эти дни в монастырском приюте Светлана читала «Доктора Живаго» Бориса Пастернака. «Книга разрывала мне сердце». А в Москве шли разборки. Среди многих пострадал и сам глава КГБ Владимир Семичастный, он был снят с поста за никудышную работу спецслужб. Его место занял Юрий Андропов. В Америке для беглянки все начиналось чудесно: внимание прессы и властей, сенсационный успех опубликованной книги «Двадцать писем к другу». Вокруг дочери Сталина толпы доброжелателей и любопытствующих. Среди них оказался и 57-летний вдовец Весли Питерс, архитектор, занимавшийся также, не очень удачливо, бизнесом. Их познакомила вдова архитектора Райта, уроженка Грузии, жившая в США. Очаровала ли американца сорокалетняя эмигрантка, миловидная рыжекудрая скромница, какой она предстала перед всеми в Новом Свете? Или соблазнила мысль о ее больших гонорарах и пикантном прошлом? Как бы то ни было, через три недели знакомства Светлана Аллилуева вышла замуж за Весли Питерса, который, таким образом, стал ее пятым мужем. Брак продлился два года — стандартный срок для Светланы. В 1971 году, вскоре после рождения дочери Ольги, супруги Питерс расстались. Последние месяцы перед разводом омрачали сильнейшие скандалы. У Весли Питерса оказалось огромное количество долгов. На их уплату Светлане пришлось потратить 800 тысяч долларов — почти все гонорары за издание двух книг: «Двадцать писем к другу» и «Далекая музыка». Аллилуева в который раз разочаровывается в своем избраннике. Этот, последний, оказался расчетливым циником. Когда деньги кончились, он попросту ушел. Мистер Питерс отказался от всех прав на дочь и с момента развода не потратил на ее воспитание ни цента. Вскоре рассорилась, разошлась миссис Питерс и со всеми русскими эмигрантами. Одна… Накануне нового года Светлана накрыла на стол и вызвала милицию, предложив приехавшим констеблям встретить с ней приход Санта-Клауса.

185

…Семнадцать лет никаких вестей от детей. Последнее письмо было от Оси, который не мог смириться с тем, что мать так, ни о чём не предупредив, бросила их. Ося был жесток: «Я считаю, что ты своим поступком отделила себя от нас, и поэтому позволь нам жить так, как мы считаем нужным». Лана получала в те дни много приветственных писем от американцев, Но были и такие, она цитирует их в своей книге: «Наша кошка лучше относится к своим детям, чем вы, убирайтесь». В отчаянной надежде Светлана пыталась сообщать детям часто менявшиеся адреса, но ответа не приходило. Единственный, заказанный из США, разговор с сыном прервала московская телефонистка, заявившая, что номер не работает. Новые и новые адреса… Она повторяла отца, блуждавшего в напрасном поиске покоя из комнаты в комнату, из дома в дом. Кто-то подсчитал, что после побега из СССР Аллилуева 39 раз сменила место жительства. Жизнь в США показалась Светлане невозможной. Она переехала в Англию, устроила там на учебу маленькую дочь. Но и в Лондоне ее существование невыносимо. Здесь она чужестранка, эмигрантка, резидент. Лана Питерс пишет о глубочайшем чувстве оторванности, наполнявшем ее. Оторванности от чего? От родины? Но там повсюду за ней следовала тень великого отца, великого преступника отца. От США? Но на том континенте не осталось ни одного человека, которого было бы жаль потерять. Вдруг, в разгар тяжелейшей депрессии, в декабре 1982-го года в ее мансарде в Кембридже раздается звонок. Незнакомый басистый голос произносит по-русски: «Мама, это ты?» Звонил Ося, ее сорокалетний сын, многообещающий кардиолог. От волнения она плохо понимала доносившиеся из Москвы слова: «Я нездоров. Ты не хотела бы приехать домой?»

186

Уже потом она сообразила: в Москве начинались какие-то новые политические игры, готовилась чуть ли не реабилитация Сталина. И возвращение его дочери было бы очень кстати для менявшегося режима. Осю попросили позвонить матери. А что, если это и есть спасение — новым человеком вернуться в новую страну? Мысль казалась ей все менее безумной… Через два года, осенью 1984-го, все ведущие радио- и телестудии мира сообщили: Светлана Аллилуева с дочерью Ольгой приземлилась в московском аэропорту Шереметьево. Почему сын Ося так изменился? «Я все время держу в своей руке правую руку сына и нахожу, что и рука изменилась. Она была худой, с длинными пальцами, изящной такой, теперь пальцы стали короткими и толстоватыми — возможно ли такое? Совсем иная рука». Дочь Катя, удивительно похожая на бабушку, надежду Аллилуеву — вулканолог на Камчатке. Светлана узнала: у нее недавно трагически погиб муж. Катя на научной станции среди сопок, вулканов и гейзеров живет творческой научной жизнью, воспитывает трехлетнюю дочку Анюту. Катя не прилетела на встречу с матерью. И даже не позвонила. Только через восемь месяцев после возвращения Светланы пришло письмо. Один листок. На нем до боли знакомым ей почерком прилежной ученицы «совершенно чужая мне взрослая женщина писала с неслыханной злобой, что она «не прощает», никогда «не простит» и не «желает прощать». Аллилуева отнесла это за счет пропаганды, которая годами вбивала ее детям «скверные истории» про мать. Сердце требовало, чтобы вся эта подлая работа оказалась напрасной. «Чтобы они вдруг все поняли и бросились бы к нам с Ольгой на шею… То, что этого не произошло ни с сыном, ни с дочерью, повергло меня в какой-то хаос». Катя до конца осталась непреклонной. Очень хотелось понять причину столь жесткого и бесповоротного разрыва, и я написала Екатерине Ждановой на Камчатку письмо с предложением о встрече. Ответа не было. Связалась с местными 187

журналистами, они рассказали: дочь Светланы Аллилуевой исключила для себя контакты с любыми посторонними людьми, защищая свой и своей дочери покой. Не для того ли и местом работы выбрала край света? Несколько лет назад по телевидению прошел репортаж петропавловских журналистов, которым удалось пообщаться с Екатериной Юрьевной Ждановой. Она по-прежнему живет у подножия Ключевской — самой большой евразийской сопки, в поселке Ключи, это в 700-х километрах от ПетропавловскаКамчатского. Когда-то Ключи были городом со своим аэропортом. Жизнь, как здесь шутят, кипела не только в вулканах и на реках в путину. Даже в годы войны шла научная работа, делались открытия; рождались имена, давшие названия улицам в Петропавловске. Теперь на всю сейсмику и тектонику осталось здесь два научных сотрудника (плюс техперсонал), да вулканолог Екатерина Жданова. Журналисты знали: незнакомых людей в дом она не пускает. Придумали хитрость — расположить к себе кошек, по-хозяйски гуляющих по двору. Захватили с собой кусочки мяса, бросили хвостатым, а те на угощение — ноль внимания. Тут и открылась заветная дверь ветхого домика, и худая, «какая-то измученная» женщина сказала: «Вообще-то эти кошки мясо не едят, только рыбу. Но за заботу спасибо». И предложила войти, поставила чайник. Не успел он вскипеть, как хозяйку буквально согнула боль. Нужен был анальгин, его ни у кого не нашлось. Проводник побежал за медсестрой, а гости оглядывали единственную жилую комнату загадочной Екатерины Юрьевны. Полуразваленная мебель, старое пианино, телевизор, допотопный компьютер. Много книг, детских игрушек и фотографий вулканов. За тридцать лет работы Жданова изучила все камчатские вулканы, знает их, как никто другой. Первый муж ее (было еще двое), Всеволод Козев, тоже был вулканологом. Ради Кати оставил семью с двумя детьми. В 1983 году застрелился из охотничьего ружья. Совесть замучила, считают в поселке, 188

потому что детей бросил. Запил с горя, цирроз печени нажил… Тогда в Ключх думали, Катя с дочкой уедут в Москву, там вроде родня. В поселке все про нее знают. В середине 80-х годов к ней проявили интерес власти, предложили квартиру в панельном доме. Отказалась. Ей ничего ни от кого не нужно. Гордая. Посвятила себя детям (дочке Ане и внучке Вике) и вулканам. В 1994 году они ездили в Ростов, к отцу и деду и с тех пор Камчатки не покидали. Да и не к кому теперь — отец Катин умер. Зарплата старшего научного сотрудника Института вулканологии — 8 тысяч рублей плюс 3 тысячи пенсии (сегодня, понятно, побольше). Кате хватает, по крайне мере не жалуется. Она никогда не покупает алкоголь, а газеты — все, какие есть. Изредка гуляет с внучкой по поселку. Дочка Аня с семьей живет в воинской части. Она бухгалтер, муж, прапорщик, только через несколько лет супружества узнал, что жена его — внучка Сталина. Очень удивился. Катя живет, как говорят, на краю географии. Однако о смерти своей матери узнала одной из первых в стране. 22 ноября 2011-го года сообщение о печальном событии пришло на компьютер начальника Камчатской вулканостанции от американского коллеги Тома Миллера, давнего знакомого Светланы Аллилуевой. Все последние годы он был для Светланы единственным источником информации о ее Кате. Известие о смерти матери не смягчило дочери. На звонок журналиста она ответила: «Светлана Аллилуева мне не мать. Это какая-то ошибка»). …Москву, как место окончательного «приземления», Светлана, после некоторых колебаний, отвергла. Хотя условия проживания предлагались ей неплохие. Квартира в новом доме, выстроенном исключительно для кремлевских небожителей. Ольге понравились «модерные интерьеры, великолепный вид на Москву…» Светлана видела: по советским стандартам это верх роско189

ши. Но кремлевские ничего зря не дарят. Шикарное жилище станет клеткой все с тем же надоевшим до судорог еще в юности топтуном при входе. Ольгу осчастливили отдельно: ей подобрали одну из лучших школ столицы. Светлана бродила по московским улицам с сыном Василия, Сашей Бурдонским. Зайти в гости было не к кому, родные, друзья ушли из жизни. Она безнадежно повторяла: «Москва это кладбище, кресты, кресты…» Призналась племяннику, что не раз пыталась покончить с собой. Однажды почти перекинула ногу через парапет, но что-то завозилась, юбка была узкая, ее заметили полицейские. «В общем, — пошутила тетка, — если захочешь наверняка покончить счеты с жизнью, не надевай узкой юбки». Из Москвы нужно было бежать. Эдуард Шеварднадзе, первый секретарь ЦК Компартии Грузии, раскрыл потомкам Сталина свои объятия. В Грузии Светлана побывала в Гори, на родине отца, показала Ольге покрытый мраморным кубом «курятник», где родился маленький Сосо. Ольга гордилась дедом, знала, что он «совместно с Черчиллем и Рузвельтом выиграл войну против нацизма». Впервые дочь вождя испытала на этом месте незнакомое чувство: вот здесь, в этом суровом и красивом крае мои корни… Но «московский», как и «английский», и «американский» хаос она привезла с собой. Светлана видела: все общество расколото на два лагеря, а они с дочерью как бы посередине. Смогут ли они перенести взгляды тех, чьи деды и отцы уничтожены в лагерях? Их горящие ненавистью глаза встречали Аллилуеву повсюду — на улице, в театре, даже в церкви. Не выдержала, возвратилась в Англию. …Несколько лет Лана Питерс одиноко жила в пригороде Лондона. Долгие размышления о событиях, свидетелем которых ее сделала история, привели к некоторой переоценке ценностей. Она хочет защитить отца, которого так жестоко осудила когда-то вместе со всеми.

190

— Один человек не может делать политику, — говорит она в снятом о ней в 1993 году российским телевидением фильме. — Партия делала политику. Репутация подмочена у всех. Все должны это признать. Я хотела бы это услышать. …Ольга, почти выучившая русский и даже грузинский, ведет самостоятельную жизнь в США. Еще во время неудавшейся попытки возвращения на родину Светлана поняла: хорошо не будет нигде. Ей — нигде. Она сделала еще одну попытку найти место, где душа ее могла бы обрести покой, в начале 1996-го года ушла в один из монастырей в Швейцарии. Служитель, которого просили прокомментировать эту новость, признал: да, Лана Питерс пыталась жить в их обители, но монашество оказалась ей не по силам. Светлана снова вернулась в Англию, где нашла убежище в уединенной деревне на западном побережье. Жила в коммунальной квартире на пенсию, которую английское правительство выплачивает малоимущим пожилым людям — 65,1 фунта в неделю. Но и там ее мучили призраки прошлого. Все годы за рубежом они боялась, что ее выкрадут агенты КГБ. Английский журналист, сумевший разыскать Аллилуеву уже после возвращения из монастыря, описал инцидент, случившийся во время их беседы в деревенской чайной. Рядом с ними, за соседним столиком сидела женщина. Светлане вдруг показалось, что та подслушивает ее разговор с журналистом. И, к полному изумлению окружающих она внезапно закричала: «Что вам нужно? Что нужно?..» Что было нужно людям от кремлевской девочки, Светланы Сталиной-Аллилуевой-Морозовой-Ждановой-Браджеш-Питерс?..

22 ноября 2011-го года в возрасте восьмидесяти пяти лет она умерла в доме для престарелых города Ричленд, штат Висконсин, США. Ее прах переслали по почте миссис Крис Эванс. Так зовут теперь ее дочь Ольгу. Дочь выполнила последнюю волю матери, развеяла ее прах в океане.

191

Яков Джугашвили с дочерью Галиной

Юлия Мельцер, жена Якова Джугашвили

Дочь Якова Галина Джугашвили

Сын Якова Джугашвили Евгений, внук Виссарион и правнук Иосиф

Надежда Аллилуева с сыном Васей

Василий Сталин на даче в Зубалово

Генерал-майор Василий Сталин

Василий Сталин во Владимирской тюрьме

Сталин с дочерью Светланой

Светлана Аллилуева, дочь Сталина

Екатерина Жданова, дочь Светланы Аллилуевой

Надя и Саша — дети Василия Сталина

Александр Бурдонский, сын Василия Сталина

Сын Николая Бухарина Юрий Ларин, 1995 г.

Светлана Гурвич, дочь Бухарина от брака с Эсфирью Гурвич

Сын Лаврентия Берия Серго Гегечкори с сыном Сергеем

СЕРГЕЙ ГЕГЕЧКОРИ (СЕРГО БЕРИЯ) Светлана Аллилуева стала Ланой Питерс, чтобы порвать нити, связывающие ее с Кремлем. Убежала за тысячи километров. Серго Берия никогда не пытался выехать из страны, где каждый вздрагивал, услышав имя его отца. И имени своего не менял — новое имя дал ему КГБ. Жизнь сына Берии — отчаянная попытка доказать, что в Кремле можно жить и даже оставаться самим собой. Ни один человек не проклят так яростно и исступленно, как Лаврентий Берия. Это имя с ненавистью упоминалось в лагерях и тюрьмах, дома — шепотом, под одеялом. В более поздние времена оно с гневом, с отвращением произносилось с трибун партийных пленумов и съездов, со страниц газет и журналов, еще позже — на митингах и манифестациях. В горячие годы перестройки скинули с пьедесталов всех — Ленина, Сталина, Дзержинского, Хрущева, Маленкова, Андропова… Всех, с кем люди связывали свои страдания. Но для каждого из тех, чьи памятники веревками за шею сдергивали с постаментов, находились и добрые слова, и светлые краски. Руки по локоть в крови, однако объективности ради надо признать и заслуги… Сталин — тиран. Но — эффективный менеджер! Первое в мире социалистическое государство построил. Бешеное сопротивление мирового империализма преодолел. Дал миру первое в истории воплощение утопии. Даром что утопия рухнула, и все, что она может предъявить сегодня миру — танки и ракеты ужасающей мощности. Хрущев расстрельные списки подписывал, но именно он дал стране год поистине великого перелома — в 1956-м году начался новый виток истории.

214

Единственный, чей портрет пишется только красками ужаса — Лаврентий Берия. Берия — только кровь и гной. Он трупами выкладывал свой путь — от рядового сотрудника ЧК Грузии до всесильного наркома госбезопасности, чью костоломную машину иезуитски усовершенствовал. На его совести миллионы загубленных жизней. Всесильный злодей. «…его дико боялись и знали, что в тот момент, когда умирает отец, ни у кого в России не было в руках большей власти и силы, чем у этого ужасного человека» (Светлана Аллилуева). Он омерзителен даже перед лицом собственной смерти: «Ты только подумай, ты только подумай! Просил на коленях даровать ему жизнь. Это человек, которого все страшились! Так торопились привести приговор в исполнение, боялись его, как огня. Жутко. Жутко!» Это рассказал Светлане Аллилуевой известный хирург, академик Александр Вишневский, которому было поручено осмотреть узника перед казнью. Другой свидетель утверждает, что услышав смертный приговор, Берия завыл: — Бабу мне! Бабу!! Его похоть безмерностью своей может сравниться с той же жестокостью. Из стенограммы выступления секретаря ЦК Николая Шаталина на июльском пленуме ЦК КПСС 1953 года: «Нами обнаружены многочисленные письма от женщин интимно-пошлого содержания. Нами также обнаружено большое количество предметов мужчины-развратника (речь идет о результатах обыска в служебном кабинете Берии в здании совета Министров СССР в Кремле. — Авт.) Эти вещи ратуют сами за себя, и, как говорится, комментарии излишни… Зачитаю показания некоего Саркисова, на протяжении 18 лет работавшего в охране Берии. Последнее время он был начальником его охраны. Вот что показал этот самый Саркисов: «Мне известны многочисленные связи Берии со всевозможными случайными женщинами. Мне известно, что через некую гражданку С. (разрешите мне фамилии не упоминать) Берия был знаком с подругой С., 215

фамилию которой я не помню. Работала она в Доме моделей… Кроме того, мне известно, что Берия сожительствовал со студенткой Института иностранных языков Майей. Впоследствии она забеременела от Берии и сделала аборт. Сожительствовал Берия также с 18-20-летней девушкой Лялей… Находясь в Тбилиси, Берия познакомился и сожительствовал с гражданкой М. После сожительства с Берией у М. родился ребенок… Мне также известно, что Берия сожительствовал с некой Софьей. По предложению Берии через начальника санчасти МВД Волошина ей был сделан аборт». Повторяю, что подобных связей у Берии было очень много. По указанию Берии Саркисов вел список женщин, с которыми тот сожительствовал. (Смех в зале). Впоследствии, по его предложению, я этот список уничтожил. Однако один список я сохранил. В этом списке указаны фамилии… более 25 таких женщин. Список, о котором говорит Саркисов, обнаружен… Год или полтора назад я совершенно точно узнал, что в результате связей с проститутками он заболел сифилисом. Лечил его врач поликлиники МВД Ю.Б., фамилию его я не помню… Вот, товарищи, истинное лицо этого, так сказать, претендента в вожди советского народа. И эта грязная моська осмелилась соперничать с великаном, с нашей партией, с нашим ЦК…» Хрущев в «Воспоминаниях» также упоминает о «донжуанском списке» Берии, куда занесены фамилии более чем 100 женщин. Зять его, Алексей Аджубей, утверждает, будто в списке было 200 женских имен. Безымянные создатели мифов называют число и 700, и 800. Матери московских девушек, живших в центре, боялись выпускать дочерей на улицу одних: повсюду рыскали черные лаковые машины с «энкаведешниками», которые отлавливали для похотливого босса все новых красавиц. Коротышка Берия стал гигантом большого секса, непревзойденным ни по масштабам «деятельности», ни по дерзкой жестокости.

216

В 90-е годы вышла книга личного врача Мао Цзе-дуна, который после смерти великого кормчего решил его хорошенько «раздеть». Доктор подробно описывает, как прихотливо проявлялась страсть главного коммуниста Китая к молоденьким девушкам (потенцию председателя лекарь поддерживал на должной высоте чуть ли не до самой смерти Мао, до 83 лет). Как изобретательна была прислуга в организации сексуальных «пиршеств» для Генсека! Но то ли желая быть объективным к бывшему пациенту, то ли пытаясь подыскать извиняющие мотивы, доктор пишет, что Мао был почти что рыцарем по отношению к партнершам. Особенно в сравнении с варваром Берией, который не прощал отказов и уничтожал сказавших «нет» женщин вместе с их семьями. Берия насиловал привлекательных арестанток в своем кабинете, а затем отстреливал, дабы спрятать улики. Один известный писатель описывает в рассказе, как невинные жертвы бериевской плотоядности находят свой конец в газовой камере, оборудованной в подвале особняка на улице Качалова (теперь Малая Никитская), где жил с семьей палач в чеховском пенсне. Популярная в 40-х годах киноактриса Татьяна Окуневская (снялась в фильмах «Пышка», «Александр Пархоменко», «Ночь над Белградом», «Это было в Донбассе»; в нее был влюблен югославский лидер Иосип Броз Тито), отсидев свое в лагерях, издала мемуары. С обескураживающей прямотой, которая дается женщине только возрастом (актрисе, которой уже нет на этой земле, в то время шел девятый десяток) и пережитыми страданиями, Окуневская рассказывает эпизод соблазнения ее Берией. Красавицу приглашают участвовать в правительственном концерте. За ней заезжает лично Лаврентий Павлович. Но вместо Кремля, где должна бы выступать, актриса оказывается в каком-то особняке: «Огляделась: дом семейный, немного успокоилась… Уже три часа ночи, два часа мы сидим за столом, я в концертном платье, боюсь его смять, сижу на кончике стула. Он пьет вино, пьянеет, 217

говорит пошлые комплименты: какой-то Коба меня еще не видел живьём. Спрашиваю, кто такой Коба…

— Ха! Ха! Вы что, не знаете, кто такой Коба? Ха! Ха! Ха! Это же Иосиф Виссарионович». Между тем выясняется, что концерт отложен. «Он весел, игрив, достаточно некрасив, дрябло ожиревший, противный, серо-белый цвет кожи». Говорит, «что теперь… можно выпить и что если я не выпью этот бокал, он меня никуда не отпустит. Я стоя выпила… Он обнял меня за талию и подталкивает к двери, но не к той, в которую он выходил, и не к той, в которую мы вошли, и противно сопя в ухо, тихо говорит, что поздно, что надо немного отдохнуть, что потом он отвезет меня домой. И все, и провал». (Соблазняемым женщинам подмешивалось в вино снотворное. — Авт.). «Очнулась, тишина, никого вокруг. Тихо открыв дверь, появилась какая-то женщина, молча открыла дверь в ванную комнату… Изнасилована, случилось непоправимое, чувств нет, выхода нет». Берия, Казанова советского «разлива», нисколько не опасается осуждения товарищей по партии. Ему глубоко наплевать и на чувства близких. Одну из наложниц он приводит в свой дом. Там она жила и воспитывала их общего ребенка — вместе с законной женой Берия и его сыном. Об этом свидетельствует авторитетный человек — Алексей Иванович Аджубей, блестящий журналист, зять Хрущева. Он пишет: «Бериевский особняк находился на углу Садово-Триумфальной улицы и улицы Качалова, неподалеку от высотного здания на площади Восстания. Собственно, на Садовое кольцо и на улицу Качалова выходит высокий каменный забор, из-за которого не видно приземистого дома. Проходя мимо забора, москвичи прибавляли шаг и помалкивали. В те времена каждого провожал тяжелый взгляд наружных охранников… В этом доме поселилась любовница Берии — семнадцатилетняя Л., родившая ему дочь.

218

Нина Теймуразовна (жена Берии. — Авт.) терпела ее присутствие — видимо, иного выхода не было. Рассказывали, что мать Л. устроила Берии скандал, отхлестала его по щекам, а он стерпел. Не знаю, было ли так на самом деле, однако девица чувствовала себя в особняке прекрасно, и мама, видимо, тоже смирилась». Берии, так же, как и Сталину, молва отказывает в нормальной человеческой влюбленности в будущую жену, говорят, изумительную, утонченную красавицу. В устном предании, изложенном английским биографом Берии, фигурирует «особый поезд», на котором разъезжает по Абхазии рядовой сотрудник госбезопасности. «В тот вечер, когда Берия собирался отправиться в Тбилиси, — пишет английский журналист, — около станции к нему подошла девушка лет шестнадцати, среднего роста, с черными глазами и сдобной комплекции… Берия заметил красоту девушки… Он пригласил ее в поезд. В спальном купе Лаврентий приказал девушке раздеться. Когда она, испуганная, хотела убежать, Берия запер дверь. Затем он ударил ее по лицу, скрутил руки за спиной, толкнул на кровать, навалился на нее всем телом… Было бы глупо с его стороны отказаться от такого создания природы. Берия провел еще несколько дней в Сухуми, проверяя выполнение пятилетнего плана 1928—1933 годов в деле строительства местных дорог и шоссе, нового жилья, больниц и школ. Все это время он держал маленькую пленницу запертой в поезде». Для Берии у народа нет ни одной мало-мальски симпатичной, человеческой черты! Из-за него именем Лаврентий перестали называть детей (исключение составляет только его родина — Грузия). Я знаю нескольких Адольфов 37-го — 40-го годов рождения. Но ни одного Лаврентия среди людей, родившихся после Берии, не встречала. Тоже, согласитесь, своего рода приговор. Вурдалак, людоед, поглотивший миллионы жизней — так о нем пишут, без кавычек. Но вот ситуация — сын вампира. Мать и отец — первый дар, который мы получаем от жизни. Говорят, гении стоят на плечах 219

гигантов — своих предшественников. Но все мы, люди, стоим на плечах своих родителей и с этой высоты начинаем жизнь. А если тебе достается не высота, а зловонная яма… Я увидела на прилавке книгу «Лаврентий Берия — мой отец» и вздрогнула. У него — сын? И в голову не могло прийти такое: у Берии есть сын. И не просто есть, а, по видимости, жив-здоров, полон сил — вот, написал книгу с вызывающим названием. Не прячется, вызывает огонь на себя: я — сын Лаврентия Берии. Как прожил он десятки лет, тысячи дней в волнах ненависти, какие бушуют вокруг имени отца, а значит, и вокруг его имени? Схватила книгу, впилась глазами в страницы… и поняла, что за сына могу не беспокоиться. Он взялся за перо на склоне лет не для того, чтобы отмолить грехи отца перед людьми, а только — чтобы оправдать. Да, конечно, лишь основательные исследования могут определить, кто из советских руководителей глубже увяз в крови. Но Берия среди них фигура, несомненно, выдающаяся… Какие из обвинений в его адрес справедливы, какие — результат фальсификации? Мое поколение истину уже не узнает. Ахивы закрыты. Ни один исследователь еще не сообщил о том, что лично видел судебное дело Берии. От кого его прячут? Для чего? Таинственность провоцирует легенды. И позволяет сыну настаивать на своей версии, по которой грозный глава госбезопасности был… диссидентом в советском руководстве. Серго Берия приписывает, например, своему отцу инициативу «откатной» волны 1939 года, когда около миллиона заключенных было выпущено на свободу: «Именно Берия стал для миллионов узников ГУЛАГа символом освобождения». Хотя известно, что причина освобождения была прямо-таки бытовая: машина уничтожения перестаралась, тюрьмы и лагеря оказались переполнены. Пришлось освобождать места для новых узников. Перегибы в арестах 37-х — 38-х годов были списаны на Ежова и его подручных. Берия занял кресло Ежова и осла220

бил — ненадолго — петлю. А затем по знаку Сталина затянул ее еще туже. И сделал это с дьявольским мастерством. Сын, мало согласуясь с фактами, пытается представить отца чуть ли не освободителем. Берия, по его словам, вообще во многом расходился с линией партии: выступал против колхозов, против насаждения в освобожденной Германии социализма. Наш строй иначе как госкапитализмом не называл. «Почему партия, вернее, ее высшее руководство расправилось с моим отцом?» — задает вопрос Серго Берия и дает собственный ответ: «Потому что он затронул святая святых советской номенклатуры — основу Системы. Говорю так не для того, чтобы перед кем-то оправдать своего отца. Свои ошибки он знал и вину свою знал — она тоже была, — потому что нет особой разницы, разделяешь ты взгляды тех, с кем находишься в руководстве страной, или нет, голосуешь за что-то из личных убеждений или в силу каких-то обстоятельств». По логике автора, вина тех, кто «разделяет взгляды», больше вины того, кто «не разделяет». А разве не наоборот: куда честнее делать то, во что веришь? Знать бы только, кто из них действительно верил?.. «Да, мой отец не подписывал расстрельные списки, как это делал Ворошилов, не проводил массовые репрессии, как Каганович или Маленков, Хрущев или Жданов»… «Не подписывал расстрельные списки»! После этих слов хочется отшвырнуть книгу — такая ложь чрезмерна даже для любящего сына. Ведь опубликованы десятки документальных свидетельств обратного. Личная подпись Берии стоит в ордерах на арест крупных политических фигур — Косарева, Чубаря, Рудзутака, Постышева, Эйхе, известных деятелей культуры — Бабеля, Мейерхольда, Мандельштама, Кольцова… Он не только подписывал, но и со сладострастным удовольствием пытал заключенных. Бывший начальник Лефортовской тюрьмы Зимин рассказал в 1956 году: 221

«Берия каждую ночь приезжал в тюрьму и избивал арестованных. Помню, как привезли на допрос маршала Блюхера. Его допрашивали Берия, Меркулов, Кобулов. Я был рядом с кабинетом, так полагалось. На Блюхера надели наручники и стали его избивать. Блюхер кричал: „Сталин, слышишь ли ты, что со мной делают?“ Ему сильно повредили глаз». О «вегетарианстве» наркома Берия — лучше не надо. Но раздражающее стремление во что бы то ни стало «отмыть» злодея-отца — только часть книги. Другая ее часть — судьба самого Серго Берии. Это уже поинтересней. В книге есть место, где автор осуждает Светлану Аллилуеву за ее отношение к своему отцу: она была то слишком жестокой к Сталину, то пыталась его обелить, но делала это непоследовательно. И, наконец, спряталась за границей, откуда не сможет его защищать. Бежала с поля боя, и тем самым предала отца. «Я считаю, что в таких случаях надо что-то доказывать собственной жизнью» — вот вывод сына Лаврентия Берии. Серго Берия прожил жизнь в соответствии с этой декларацией. Она, его жизнь — еще один аргумент, может быть, решающий, который он предъявляет в защиту отца. Жизнь — доказательство, жизнь — аргумент… Серго родился в 1924 году в Грузии. Имя ему дали в честь крестного отца — Серго Орджоникидзе (организацию убийства которого тоже приписывают Берии). Судя по всему, легенда об «особом поезде», в котором Лаврентий якобы впервые встретился со своей будущей женой, списана с аналогичной сталинской истории. А в жизни все происходило так. Мать Серго воспитывалась в семье своего дяди Саши Гегочкори, большевика, с которым Лаврентий сидел в одной камере Кутаисской тюрьмы. Племянница навещала дядю, он их и познакомил. В Москву Берия с семьей переехал в 1938 году. (Сын особенно подчеркивает, что министерством внутренних дел отец руководил только с ноября 1938 по 1942 год, затем — еще три месяца с марта 1953-го, после смерти Сталина. В перерыве 222

в должности заместителя председателя Совета министров он возглавлял стратегическую разведку и работы по созданию советской атомной бомбы). Школу Серго закончил в златоглавой столице, не имея проблем ни с русским языком, ни с иностранным. Грузинские отцы очень многого ждут от детей. В Тбилиси для Серго выбрали школу, где все предметы преподавались на немецком, тогда существовали такие школы. В помощь ему взяли и преподавательницу-немку Эмму Альмедингер. Она жила в семье Берии и в Москве и стала как бы членом их семьи. Во время войны, когда всех «советских» немцев стали переселять вглубь империи, в Сибирь, кто-то доложил Сталину, что в доме Берии свил себе гнездо враг. Вождь заехал к Лаврентию на обед. Эмма Эммануиловна, как всегда, сидела за общим столом. Понаблюдав за ней, Сталин спросил: — Так это вы и есть тот самый представитель Гитлера? Странно, никогда не думал, что вы немка. Тем дело и кончилось. Серго одновременно учил и английский, а позже сам овладел голландским и датским языками. Увлекался радиоделом, мог сам собрать или починить радиопередатчик. До сих пор не все наши люди верят, что Сталин собирался воевать с Европой. Чем не доказательство, хоть и косвенное — сын наркома госбезопасности был готов к войне: овладел премудростями радиодела, его отдали не в английскую школу, хотя в Тбилиси были и такие, а именно в немецкую. Вспомним анекдот: чукча дрова рубит — будет суровая зима. Примета верная! Собирались воевать, очень даже собирались, но нелепо, по своей извращенной логике. И в результате оказались не готовы к нападению… Серго исполнилось 17 лет, когда началась война. Он пошел добровольцем на фронт. Родители единственному сыну не препятствовали. И понеслась карьера со скоростью, доступной лишь «кремлевским детям». Ему, мальчишке, доверяли то, что не всегда до223

верили бы проверенному партийцу со стажем. Допускали туда, куда и мечтать не могли попасть его сверстники… Правда, как ворчал Суворов, раз повезло, два повезло — имейте совесть, оставьте же что-нибудь и на талант! Семнадцатилетнего Серго назначили начальником радиостанции и прикомандировали к группе офицеров Генерального штаба. Направлен он был на Северный Кавказ в подчинение генералу Сергею Штеменко. «Вместе с ним… участвовал впоследствии во всех операциях, проводившихся в тех местах. И должность, и звание — лейтенант — были более чем скромные, но увидеть тогда пришлось немало». В 1944 году, уже будучи студентом Ленинградской Военной академии, Серго оказался в глубоком немецком тылу в качестве начальника радиостанции. Советские войска приближались к границам Чехословакии. Для развертывания партизанской борьбы в тылу врага и были заброшены советские радисты. Серго поручалось обеспечивать связь с генеральным штабом и остальными десантами разведчиков. Боевое задание было выполнено. А за год до этого он выполнял тайную миссию в другой стороне, на востоке. В Военную академию пришел приказ: откомандировать учащегося Серго Берия в распоряжение генерального штаба. В штабе, не вдаваясь в подробности, объяснили: направляешься на спецзадание, полученную аппаратуру установишь в месте, какое укажут. Где это место, кто укажет, кого надо будет подслушивать (аппаратура была именно такого назначения) — об этом ни звука. …Самолет заполнялся молчаливыми людьми. Полет. Посадка в незнакомом аэропорту, через минуту станет ясно — в иностранном. Сергея с «группой товарищей» встречают несколько советских военных и гражданских лиц с профессионально непроницаемыми лицами. Кто они? Где находятся? На своей территории? В чужой стране? Серго давно заучил первейшую заповедь разведчика: никогда не задавай лишних вопросов.

224

— Вас вызывают. Пройдя в указанном направлении, он заметил отца, с которым не встречался несколько месяцев.

— Видишь, где встретились… Тегеран… Только от отца сын узнал, в какую операцию он включен. Вот-вот должна была открыться Тегеранская конференция (1943 год), на которой Сталин намеревался добиться решения затянувшегося вопроса об открытии союзниками второго фронта. Момент был сверхнапряженный, многое в позициях Англии и США казалось неясным, и Сталин хотел знать тайные мысли партнеров по конференции — Рузвельта и Черчилля. Каждый день в течение часа-двух Серго докладывал Сталину результаты подслушивания. Приносил несколько страниц расшифровок переговоров — самое важное из того, что было отжато военными специалистами из километров магнитных записей. Работе очень помогла ловко разыгранная министром иностранных дел СССР Вячеславом Молотовым интрига. Сюжет ее, еще не зная, что их с Рузвельтом провели, как малых детей, позднее изложил в своих воспоминаниях Черчилль: «Я был не в восторге от того, как была организована встреча по моем прибытии на самолете в Тегеран. Английский посланник встретил меня на своей машине, и мы отправились с аэродрома в нашу дипломатическую миссию. По пути следования в город на протяжении почти трех миль через каждые 50 ярдов были расставлены персидские конные патрули. Таким образом, каждый злоумышленник мог знать, какая важная особа приезжает и каким путем она проследует. Не было никакой защиты на случай, если бы нашлись два-три решительных человека, вооруженных пистолетами или бомбой». Американская служба безопасности более умно обеспечила защиту своего президента. Пустая представительская машина проследовала в сопровождении усиленного эскорта бронемашин в одном направлении, в то время как самолет президента приземлился в неизвестном месте. И Рузвельт без всякой охра225

ны отправился в американскую миссию по улицам и переулкам, где его никто не ждал. Но: «Американская миссия охранялась американскими войсками, находилась более чем в полумиле, а это означало, что в течение всего периода конференции либо президенту, либо Сталину и мне пришлось бы дважды или трижды в день ездить туда и обратно по узким улицам Тегерана. К тому же Молотов, прибывший в Тегеран за 24 часа до нашего приезда, выступил с рассказом о том, что советская разведка раскрыла заговор, имевший целью убийство одного или более членов «Большой тройки», как нас называли, и поэтому мысль о том, что кто-то из нас должен постоянно разъезжать туда и обратно, вызывала у него глубокую тревогу. «Если что-нибудь подобное случится, — сказал он, — это может создать самое неблагоприятное впечатление». Этого нельзя было отрицать. Я всячески поддерживал просьбу Молотова к президенту (Рузвельту. — Авт.) переехать в здание советского посольства, которое было в три или четыре раза больше, чем остальные, и занимало большую территорию, окруженную теперь советскими войсками и полицией. Мы уговорили Рузвельта принять этот разумный совет, и на следующий день он со всем своим штатом, включая и превосходных филиппинских поваров с его яхты, переехал в русское владение, где ему было отведено обширное и удобное помещение…» Все разговоры Рузвельта и Черчилля теперь было легко прослушивать. Их расшифровывали и ежедневно докладывали лично Сталину. «Где именно стоят микрофоны, Иосиф Виссарионович мне не сказал. Позднее я узнал, что разговоры прослушиваются в шести-семи комнатах советского посольства, где остановился президент Рузвельт. Все разговоры с Черчиллем происходили у него именно там». Генералиссимус нетерпеливо ждал расшифровок.

— Убежденно сказал или сомневается? Как думаешь? — без 226

конца переспрашивал он. — А здесь? Как чувствуешь? Пойдет на уступки? А на этом будет настаивать? Сталина интересовали оттенки смысла, тембр голоса, интонация — ведь он читал лишь перевод. Вахта Серго продолжалась все дни работы конференции. Когда встреча «Большой тройки» благополучно завершилась, его с группой разведчиков вывезли так же тихо, как и привезли. Скромным студентом вернулся он на свой факультет радиосвязи, где начали преподавать нечто новое — радиолокацию. Это определило, чем будет заниматься Серго всю дальнейшую жизнь — ракетостроением. В сороковые годы тысячи людей в нашей стране работали над созданием атомной бомбы. Гонка была страшная. Тысячи талантливейших ученых, инженеров валили лес под Магаданом, а американцы уже «предъявили» миру свою бомбу, в Хиросиме и Нагасаки (1945-й год). Лаврентия Берию поставили руководить Спецкомитетом, занимавшимся атомным проектом. Серго присутствовал на первых испытаниях нашей бомбы в августе 1949 года. Он помнит, как напряжены были все участники: в случае неудачи полетели бы головы. Говорили, Берия приехал на полигон с двумя списками: один, на случай победы — наградной, другой… До «черного» списка дело не дошло, испытания прошли успешно. У страны появился ядерный щит для защиты от «проклятых капиталистов». «Сразу же после взрыва отец и Курчатов обнялись и расцеловались». Это был звездный час Лаврентия Берии. Может быть, впервые работа его была направлена не на разрушение и смерть, а на созидание. Правда, это большая натяжка — назвать атомную бомбу инструментом созидания. На Серго взрыв первой ядерной бомбы произвел впечатление сильное, но не потрясающее. «Довольно спокойно отошел я от телескопа, их в бункере было установлено несколько».

227

Куда более волнующим зрелищем показались ему испытания другого снаряда. Его разработала группа конструкторов, которую возглавлял Берия-младший. С расстояния 160 километров снаряд навылет прошил специально подготовленный старый крейсер — в один борт вошел, из другого вышел. «Это была НАША разработка, в которую столько было вложено мною и моими товарищами». Противокорабельная ракета (точнее, система радиоэлектронного управления ракетой) была первой большой работой Серго, которую он выполнил с такими же, как и он сам, молодыми людьми. Полагаясь на сына, Лаврентий Берия позволил ему собрать талантливых сверстников. От молодых мозгов, справедливо считал Берия-старший, скорее можно ожидать оригинальных решений. Изделие пошло в серию. За эту работу Главный конструктор Серго Берия получил Сталинскую премию и орден Ленина. Вскоре после этого его команда взялась за совершенно новое направление — разработку противовоздушных ракет. Начали они эту работу на свой страх и риск — интерес военных к таким изделиям был почти нулевой. Зато идеей загорелся Сталин и сразу распорядился изготовить ракету для противовоздушной обороны не меньше, чем за год. Присутствовавший при разговоре Серго осмелился заметить: за год такую работу сделать очень сложно. Возражение только подстегнуло Генералиссимуса: — Любые вещи, которые мы тут обсуждаем, сложные вещи… Так вот, я вам приказываю… — сказав так, тут же поправился, — Политбюро постановляет в течение года сделать систему, которая прикрыла бы Москву. Скоро вышло соответствующее решение ЦК и правительства, к программе привлекли огромные коллективы. Ввиду стратегической важности задачи (градус «холодной войны» указывал на жесткое охлаждение бывших союзников) правительство пошло на риск. Параллельно с разработкой, не дожидаясь необходимых испытаний ракеты «земля — воздух», в производство 228

запускались те узлы, конструкция которых, как надеялись, потребует наименьших изменений. Первые пробные ракеты только начали поражать мишени, а полсотни заводов уж вовсю штамповали двигатели к ним и каркасы. С некоторым отставанием отрабатывалось самое сложное — система управления. Испытания прошли успешно и в срок. Сталин остался доволен, выдвинул новую задачу: — Дайте кольцо вокруг Москвы. Серго пишет: «Без преувеличения — мир таких темпов не знал». Вся промышленность была брошена на выполнение приказа вождя. Разработчики, все те же тридцатилетние мужчины, неделями пропадали на испытаниях, на строительстве; зубами, жилами своими тащили гигантский воз к заданной цели. И они это сделали. То, что у Москвы хорошая противовоздушная защита, мы знали всегда и относились к этому, как к должному — может ли быть иначе в столице великой державы? Но вот 28 мая 1987 года, в День пограничника, среди бела дня, на Красной площади приземлился на спортивном самолетике «Сессна» американского производства молодой авантюрный Матиас Руст, гражданин ФРГ. Но то были уже другие времена, другие порядки… Кто-то спьяну не заметил (был как раз праздник «День пограничника»). Кто-то на трезвую голову зевнул… А в годы «холодной войны» в СССР была сильная противовоздушная оборона — и это нам известно не от Серго Берии. Многое было сконструировано, построено, испытано с его участием и под его руководством. В 27 лет Серго — доктор технических наук, лауреат Сталинской премии, награжден орденами. Но все это он получил при жизни всесильного папаши. Объективно о его истинных заслугах может сказать только другая часть жизни, прожитая без отца. «Акт 229

1953 года декабря 23-го дня Сего числа в 19 часов 50 минут на основании Предписания Председателя Специального Судебного Присутствия Верховного суда СССР от 23 декабря 1953 года за №003 мною, комендантом Специального Судебного Присутствия генерал-полковником Батицким П. Ф., в присутствии Генерального прокурора СССР, действительного государственного советника юстиции Руденко Р. А. и генерала армии Москаленко К. С. приведен в исполнение приговор Специального Судебного Присутствия по отношению к осужденному к высшей мере наказания — расстрелу — Берия Лаврентия Павловича. Генерал-полковник Батицкий Генеральный прокурор СССР Руденко Генерал армии Москаленко»1 26 июня 1953-го года Серго находился в кабинете Бориса Ванникова, первого помощника Лаврентия Берии по атомному проекту, когда ему сообщили по телефону: — У вас в доме перестрелка. Серго и Ванников помчались на Малую Никитскую. «Когда мы подъехали, со стороны улицы ничего необычного не заметили, а вот во внутреннем дворе находились два бронетранспортера… Сразу же бросились в глаза разбитые стекла в окнах отцовского кабинета… Внутренняя охрана нас не пропустила. Ванников потребовал объяснений, пытался проверить документы у военных, но я уже понял все. Отца дома не было. Арестован? Убит? Когда возвращался к машине, услышал от одного из охранников: «Серго, я видел, как на носилках вынесли кого-то, накрытого брезентом…» Со временем сын нашел и других свидетелей, подтвердивших: да, на носилках под брезентом лежало чье-то тело. Серго предполагает: то был его отец, убитый во время перестрелки

Здесь и далее документы даются с сохранением стиля и орфографии оригинала.

1

230

у себя дома 26-го июня 1953 года. Все остальное — арест, следствие, суд, если таковой и состоялся, — камуфляж. Но Серго Берия заблуждается. Или просто не хочет принять того, что случилось в действительности. Арестованный Лаврентий Берия сидел в бункере штаба МВО и писал своим товарищам по партии панические покаянные письма, надеясь на их сочувствие и прощение. Эти письма хранятся в бывшем архиве Политбюро ЦК КПСС. «В ЦК КПСС Товарищу Маленкову Дорогой Георгий Я был уверен, что из той большой критики на президиуме сделаю все необходимые для себя выводы и будут полезен в коллективе. Но ЦК решил иначе, считаю, что ЦК поступил правильно. Считаю необходимым сказать, что всегда был беспредельно предан партии Ленина — Сталина — своей родине, был всегда активен в работе… (ах, зачем был так активен в такой работе! — Авт.) Это же относится к Специальному комитету, Первому и Второму управлениям занимающихся атомными делами и управляемыми снарядами… Прошу Товарищей Маленкова Георгия, Молотова Вячеслава, Ворошилова Клементия, Хрущева Никиту, Кагановича Лазаря, Булганина Николая, Микояна Анастаса и других пусть простят если что было за эти пятнадцать лет большой и напряженной работы. Дорогие товарищи желаю всем Вам больших успехов за дело Ленина-Сталина, за единство и монолитность нашей партии, за расцвет нашей Славной Родины. Георгий, прошу, если это сочтете возможным семью (жена и старуха мать) и Сына Серго, которого ты знаешь не оставить без внимания. Лаврентий Берия.

28.VI-1953 г.» Ужас пробирает от этих судорожных слов, от грамматических ошибок и нечеловеческой лексики, бывшей их языком, а главное — от безумной надежды… На что? Ему ли не знать законов своей стаи?

231

«Товарищу Маленкову …Я только жил, как лучше сделать, конечно, в пределах своих возможностей вместе с Вами Страну Могущественней и Славной, думать иначе не доступно моей голове! Конечно, после того, что произошло, меня надо призвать крепко к порядку, указать свое место и крепко одернуть, чтобы было помнить до конца своей жизни, но поймите дорогие товарищи, я верный сын нашей Родины, верный сын партии Ленина и Сталина и верный всем друг и товарищ. Куда хотите, на какую угодно работу, самую маленькую пошлите, присмотритесь, я еще могу верных десять лет работать… Это неверно, что раз я занимал большой пост я не буду годен для другой маленькой работы, это ведь очень легко проверить в любом крае и области, совхозе, колхозе, стройке и умоляю Вас не мешайте меня быть активным строителем… и Вы убедитесь, что через 2—3 года я крепко исправлюсь и буду вам еще полезен… Т-щи, прошу извинения, что пишу не совсем связно и плохо в силу своего состояния, а также из-за слабости света и отсутствия пенснэ (очков).

1 июля 1953» «В Президиум КПСС …Дорогие товарищи, со мной хотят расправиться без суда и следствия, после 5 дневного заключения, без единого допроса, умоляю Вас всех, чтобы этого не допустили, прошу немедленного вмешательства, иначе будет поздно. Прямо по телефону надо предупредить. Дорогие т-щи настоятельно умоляю Вас назначить самую ответственную и строгую комиссию для строгого расследования моего дела, возглавив т. Молотовым или т. Ворошиловым. Неужели член Президиума ЦК, не заслуживает, того, чтобы его дело тщательно разобрали, предъявили обвинения, потребовали бы объяснения, допросили свидетелей. Это со всех точек зрения хорошо для дела и для ЦК. Почему делать, так сейчас делается, посадили в подвал, и никто ничего не выясняет 232

и не спрашивает. Дорогие товарищи, разве только единственный и правильный способ решения без суда и выяснения дела в отношении Члена ЦК и своего товарища после 5 суток отсидки в подвале казнить его… Еще раз умоляю… (Что за спешка и при том очень подозрительная.) Т. Маленкова и т. Хрущева прошу не упорствовать разве будет плохо, если т-ща реабилитируют». Он исписывал подобным образом страницу за страницей в течение пяти дней, пока сверху не пришло указание бумаги больше не давать. Дело т-ща Берии будет проведено его учениками в его же традициях. Я в то время жила рядом со штабом Московского военного округа на набережной Максима Горького (ныне Космодамианской — Авт.). (Старинный этот ансамбль известен с 18-го века как дворец Бирона. Позже был передан кригскомиссариату, ведавшему снабжением армии. Здесь служил бухгалтером отец Пушкина Сергей Львович, начальником комиссариата был отец графа Федора Толстого-Американца). По-цыплячьему желтое, совершенно не военного вида здание окружала живая зеленая изгородь. Каждый день мы ходили мимо него в продуктовый магазин. И однажды увидели что-то непонятное: по всему периметру штаба лежали мотки колючей проволоки большого диаметра, она полностью прикрывала окна первого этажа. Народ останавливался и удивлялся на невиданные штуки; знающие люди опознали в них противотанковое заграждение. Мгновенно разнеслось: в подвале штаба сидит только что арестованный Берия. Проволока — на случай атаки, какую могут предпринять преданные главе госбезопасности войска. На углу и у центральных ворот появились боевые машины на гусеницах. Увидев их, мы закричали: «Танки!» Но кто-то, не знаю, правильно ли, поправил: «Танкетки». Какое потрясающее событие! У нас с подругами появилось развлечение: замирая от страха, подбирались к проволоке, пока 233

нас не прогонял часовой. Ходить разрешалось только по противоположной стороне набережной. Через какое-то время интерес к страшному арестанту спал, у штаба ничего не происходило. Потом, уже зимой, вспыхнул вновь, когда по радио сообщили: сегодня ночью Берию расстреляли. Было это 23 декабря 1953 года. Арест Берии и его казнь были столь значительными событиями, что бункер штаба, где он провел последние полгода перед казнью, был надолго засекречен. Лишь в 1995 году туда впервые допустили журналистов. Привожу с сокращениями напечатанный в газете «Московский комсомолец» репортаж «Последняя тайна Лаврентия Берии». «Каждый, кто хоть раз бывал на режимной территории штаба Московского военного округа, не мог не заметить находящийся в центре штабного участка (само здание построено в форме кольца) странной формы холм. Сначала может показаться, что это — просто изыски ландшафта. Но увидев покрашенные под камуфляж ворота, закрывающие вход в холм, понимаешь: перед нами — секретный объект. Секретность его обусловлена еще и тем, что именно в этом бункере провел последние дни своей жизни Лаврентий Павлович Берия. В нем он содержался, будучи арестованным, в нем же был расстрелян…

26 июня 1953 года министр обороны Советского Союза Николай Булганин отдал приказ своим подчиненным — маршалу Жукову, генералам Батицкому, Москаленко и другим доверенным офицерам — арестовать Берию. Понятно, что доверить эту операцию сотрудникам госбезопасности, подчиненным Лаврентию Павловичу, было невозможно. Именно поэтому выбор пал на верных Хрущеву военных. По заранее обдуманному плану государственный преступник был схвачен непосредственно во время заседания Президиума ЦК в Кремле, где Хрущевым ему и было предъявлено обвинение во множестве преступлений. Как и ожидалось, военачальники справились со своей миссией блестяще. Выхватив у обомлевшего большевика портфель, где 234

тот предположительно держал пистолет, они скрутили и вывели его в приемную. После чего закатали в ковер и тайком от чекистской охраны вывезли на заднем сиденье «ЗИСа» из Кремля. Заговорщики предусмотрели все тонкости. Находящийся в дружеских отношениях с арестантом командующий войсками округа генерал Артемьев (кстати, бывший комдив чекистской дивизии им. Дзержинского) и почти все его заместители были спешно отправлены на учения. В их отсутствие командование округом возложили на генерала Москаленко, до этого возглавлявшего войска московской ПВО. В ночь перед арестом к зданию штаба были подтянуты танки. Операция замышлялась куда как серьезно… Видимо, к Берии отнеслись действительно не очень дружелюбно — малюсенький шестиметровый кабинет, в котором он провел шесть последних месяцев своей жизни, не внушает оптимизма. А если учесть, что в этой же комнатке при нем неотступно находилась и охрана, то вообще непонятно, как ему удавалось тут дышать. Тем более что нужду партийный деятель справлял прямо на месте, для чего было специально проделано отверстие в соседнее помещение. Тюремщики настолько боялись, что Берия, не дай Бог, подаст знак кому-то из своих людей, и те отобьют заключенного, что на допросы и прогулки Лаврентия Павловича выводили лишь по вечерам. Одна из немногих работающих и по сей день в штабе свидетельниц тех времен машинистка Екатерина Козлова вспоминает: — За день до ареста мы вернулись с учений. Никто нас не предупреждал о том, что произойдет, и потому, когда наутро мы пришли на службу, были немало ошарашены. И снаружи у штаба, и внутри стояли танки. Все окна в здании были замазаны белой краской, до самой форточки, так что разглядеть сквозь них что-либо было невозможно. Ограничили вход на территорию, закрыв все ворота, кроме одних. Сначала мы жили 235

в неведении. Зачем эта боевая готовность и секретность, для чего — не понятно. Но уже очень скоро начали ходить слухи о том, что в нашем бункере сидит сам Берия. Тем более их подтверждал и адъютант Батицкого Юферев, который приходил и рассказывал все последние новости. Юферев, в частности, говорил нам, что Берия первое время отказывался от еды, но потом все-таки начал есть. Готовили ему в штабной солдатской столовой, правда добавляя в рацион что-то еще. И ел он, кстати, деревянной ложкой. Еще Юферев рассказывал, что Лаврентий Павлович был очень замкнут, не разговаривал даже со своим постоянным охранником, жившим с ним в комнате. Когда его выводили на прогулку или на допрос (а допрашивали его в кабинете замкомандующего), надевал черные пальто и шляпу и никогда не смотрел по сторонам. Только себе под ноги. Несмотря на то, что окна были замазаны, многие из нас соскабливали краску и сквозь дырочки смотрели на улицу. Но увидеть Берию не удавалось практически никому. За полгода, что он здесь пробыл, мы, в общем-то, привыкли к такому положению. И когда его расстреляли, сначала у нас было ощущение, что мы чего-то лишились. А расстреляли его тоже в обстановке полнейшей секретности. Говорят, специально закрыли вход в бункер металлическим щитом, чтобы никто не услышал выстрелов, и тело ночью вывезли из штаба. Когда мы утром пришли на работу, то уже не увидели танков. Тут же изменился и режим. И все сразу стало понятно…

23 декабря 1953 года суд под председательством маршала Конева, прошедший непосредственно в импровизированной тюрьме, вынес ему смертный приговор. В вину Берия ставилось множество смертных грехов, в том числе и шпионаж в пользу английской разведки. Сразу же после суда бывший нарком был расстрелян прямо на месте. Еще не остывшее тело военные ночью вывезли из штаба и тайно сожгли». …Итак, Берия помещен в сверхсекретный бункер. Сына взяли тогда же, 26 июня. Первые полтора месяца со дня ареста от236

ца Серго с женой (красавицей Марфой Пешковой, внучкой Горького) и двумя детьми, третий ребенок вскоре должен был родиться, содержали на одной из дальних сталинских дач под «мягкой» охраной. Видимо, долго не могли решить, что с ними делать. Ничего оригинального не придумали. Предъявленное Серго обвинение гласило: контрреволюционный заговор, направленный на свержение советского строя с Лаврентием Берия во главе. Серго заключили в следственный изолятор в Лефортово. От сына требовали показаний на отца, на мать. Госбезопасность применяла инструменты, отточенные в ведомстве отца. Обещали отпустить к семье, если Серго станет примерным Павликом Морозовым (доносчиком на собственных родителей).

— У тебя ребенок скоро должен родиться. Но ведь можно сделать так, что он и не родится… По нескольку дней не давали спать. Стоит заключенному заснуть, к нему тут же подходит надзиратель. Профессионал, он умеет разбудить даже мертвого. Пять-шесть дней без сна. Кто этого не испытал, представить не может ужаса этой пытки. По каким-то деталям, по вялости допросов Серго догадался, что следствие не имеет твердого плана. В один из дней в кабинете следователя он увидел Георгия Маленкова, тогда — члена Президиума ЦК КПСС, Председателя Совета министров. Их оставили одних. Визитер сразу перешел к делу — посоветовал дать показания, которых от него ждут: — Это нужно. Такие вещи в истории нашего государства бывали. Серго уже несколько месяцев не имел вестей с воли. Его мать, Нина Теймуразовна, сидела в Бутырской тюрьме, но он об этом не знал. Не знал и того, что у него родился сын. Маленков — еще вчера друг дома — был первым человеком, явившимся из «той жизни». И — ни слова о том, что Серго в третий раз стал отцом. Дела сына Берии его мало интересовали. Довольно скоро Маленков приехал еще раз.

237

— Ну как?.. Может, в другом сможешь помочь? — Как-то очень по-человечески он это произнес. — Ты что-нибудь слышал о личных архивах Иосифа Виссарионовича? У твоего отца ведь тоже архивы были, а? Сталин и Берия были устранены. Назревали перемены, и верхушка искала компромат. На себя, чтобы немедленно уничтожить. На ближнего — чтобы надежно сохранить и вытащить в нужный момент. Но Серго не знал ни о каких архивах. Из Лефортово его перевели в Бутырку. Это было необходимо для одного заранее спланированного спектакля. Однажды, через несколько месяцев допросов его вывели на расстрел. Поставили к стенке, командир взвода набрал воздуха в грудь… Сцену разыграли для матери Серго. В это время надзирательница подвела ее к окну. Сказала: подпишет показания на мужа — сохранит жизнь сыну. Мать рухнула в обморок. Серго в миг «расстрела» поседел. По удивленным взглядам охранников понял: что-то с его головой не то… Через несколько монотонных месяцев заключения, последовавших за инсценировкой, Серго разрешили читать, передавать ему техническую литературу, справочники, дали логарифмическую линейку. До ареста он занимался системой для подводного старта баллистической ракеты. И, говорил он, жалко было терять драгоценное время, которое привык ценить. К тому же коллеги на воле, видно, не успевали получить нужные результаты к сроку, и Серго разрешили продолжить свои разработки. Чертежи, сделанные в камере, передавали в его бывшее конструкторское бюро, они сразу шли в дело. Через полтора года после ареста заключенного привезли на Лубянку. Бесконечные коридоры, безнадегой пропитанные дороги в ад… Его ввели в кабинет председателя КГБ Ивана Серова. Находившийся там же Генеральный прокурор СССР Роман Руденко объявил: советская власть решила тебя помиловать.

238

— Извините, но я не был под судом. Почему речь идет о помиловании? Руденко начал было о заговоре, о связях с грузинскими националистами (матери «шили» дело о связи с грузинскими меньшевиками, так как она была племянницей министра иностранных дел грузинского меньшевистского правительства). Серов, с которым Серго был знаком еще до ареста, прервал прокурора и зачитал постановление прокуратуры МГБ. Заключенный свободен, ему разрешается продолжить работу по специальности, он имеет доступ ко всем видам секретных работ. Серго предложили выбрать для жительства любой город из тех, где делалась техника по его разработкам. Кроме, разумеется, Москвы. Выбор пал на Свердловск, там было много военных заводов, там его знали конструкторы. Освобождение могло иметь по крайней мере два объяснения. Первое — в заговоре против советской власти Серго Берия, действительно, не участвовал. Хотя для органов это разве аргумент? Типичный диалог двух политзаключенных: — Ты за что сидишь, что сделал?

— Ничего.

— Врешь, за «ничего» дают десять лет, а у тебя пятнадцать. Второе объяснение — Серго Берия был не просто хорошим, а очень хорошим конструктором. Сразу после его ареста в организацию, которой он руководил, приехал заведующий оборонным отделом ЦК и предложил коллективу заклеймить позором их бывшего начальника, предателя советской власти и сына еще более гнусного предателя. Партийное собрание шло три дня. Однако никто из бывших коллег Серго не признал, что тот оказался на руководящем посту только благодаря всесильному папочке. И поскольку собрание — случай по тем времена беспрецедентный — отказалось исключить арестованного коллегу из партии, это пришлось сделать самому Центральному комитету.

239

Была еще одна возможность потопить сына Лаврентия Берии — доказав, что тот занимался вредительством. По специальному решению Совета Министров органы провернули огромную работу: провели повторные испытания всех систем, к которым Серго был причастен в качестве Главного конструктора. Если бы кто-то из бывших коллег очень захотел «подставить» начальника, это можно было легко устроить. Сорвать несколько запусков даже исправной ракеты не проблема, ракета — механизм сложный. Но испытания никакого вредительства не выявили. Напротив, подтвердилась пригодность и необходимость для защиты страны созданного под руководством Серго Берии оружия. За его профессиональную честность поручились высокие эксперты из академиков, к которым МГБ обратился за консультацией. Возможно, именно такие результаты проверки навели власти на мысль позволить сыну врага народа и дальше работать в сверхсекретной отрасли. Люди — пыль. Миллионы перемолотил ГУЛАГ и нигде не заклинило. Но профессионалы все-таки нужны. За неделю до выхода на волю Серго Берия получил первое за полтора года свидание с женой. А чуть раньше ему передали фотографию сына, которому шел уже второй год. …В Москве Серго жил с родителями в роскошном особняке на одном конце Малой Никитской, а Марфа — в еще более роскошном особняке на другом конце этой улицы. Оригинальное здание в стиле раннего модерна до революции принадлежало фабриканту Рябушинскому. Советское правительство национализировало его, а потом подарило Горькому. Марфа была необыкновенно хороша собой. Вот что пишет о ней Галина Джугашвили: «Марфа! Марфа Пешкова — единственная, Марфа Пешкова — сказка. У нее все — особенное: лицо, волосы, голос, одежда, духи. Она существует в теплом, ароматном облаке странного притяжения. Мир вне облака уродлив и груб, хоть плачь!» Серго тоже, судя по фотографиям, был жгучий красавец.

240

Эти двое молоды и красивы, их сближает не принадлежность к страшному клану, а молодость и любовь. Прямая, соединившая два загадочных дома на одной улице, была как бы предначертана им судьбой… Но прямую линию жестко ломала жизнь. Серго Берия освободили в 1955-м году. В том же году на закрытом военном предприятии города Свердловска, «почтовом ящике №3320», появился конструктор-ракетчик Сергей Алексеевич Гегечкори. Без его ведома ему был выписан паспорт на фамилию матери. Когда Серго спросил, для чего такая конспирация, то получил ответ, которым на одной шестой земного шара объясняли все — от спланированного голода до внезапного гололеда: — Так надо! В Свердловске он начинал жизнь на голом месте. Для «чистоты эксперимента» был лишен всех званий: инженер-полковника, доктора технических наук, лауреата Государственной (бывшей Сталинской) премии СССР, а также ордена Ленина. Не вернули даже диплом об окончании академии. Власти не решились назвать его пребывание на Урале ссылкой, но все признаки подневольности были налицо: привезли под охраной, слежку скрывать даже не пытались. Серго как-то подошел к машине так называемой «наружки» и предложил: — Не проще ли мне с вами ездить? И на остановках мерзнуть не придется, и на билетах сэкономлю. Он числился в своем «почтовом ящике» рядовым инженером, но выполнял работу ведущего специалиста, участвовал в разработке различных видов ракет, одна из которых так внезапно была рассекречена 1 мая 1960 года. Тогда, как сообщали официальные источники, в наше воздушное пространство вторгся неопознанный самолет и взял курс на Урал. Главнокомандующий ПВО страны дал приказ на уничтожение. Первая же ракета настигла нарушителя на высоте 20 километров и разнесла самолет на куски. Летчик Гарри Пауэрс сумел выброситься на парашюте. Это, кстати, в свою очередь ускорило возвращение домой отсиживавшего срок в аме241

риканской тюрьме советского разведчика Рудольфа Абеля — его выменяли на уцелевшего Пауэрса. Работу Сергею Гегечкори доверили ответственную. Но статус человека без диплома и без научной степени находился в вопиющем противоречии с реальностью. Чтобы хоть каким-то образом восстановить диплом, Сергей был готов подтвердить его — вторично сдать экзамены, экстерном. Эта идея вызвала раздражение, но «корочки» ему вернули. Без научной степени тоже было неуютно, и Сергей понял: придется все проходить по второму кругу. Для начала защитил кандидатскую. Об этом узнал академик Александр Минц и, не ставя Сергея в известность, стал хлопотать о возвращении ему докторского звания. Правда, усилия академика оказались безуспешны. После Свердловска, когда это стало возможным, он переехал с матерью в Киев. Марфа осталась в Москве. Много лет Сергей Гегечкори работал главным конструктором научно-исследовательского института «Комета», позже стал его директором. В 1996 году он согласился встретиться со мной и рассказать о тех обстоятельствах жизни, которые обойдены в его книге молчанием. Жил Серго Лаврентьевич в большой, перестроенной на современный лад квартире с сыном Сергеем и его женой. Имя сыну дали в честь отца, когда тот сидел в тюрьме, и неизвестно было — выйдет ли он оттуда живым. В кабинете Сергея Алексеевича обращают на себя внимание написанные маслом портреты матери и бабушки Марты. Мать, Нина Теймуразовна, красива на портрете так же, как и на фотографиях. Только — светла и беззаботна, какой я не видела ее ни на одной фотографии. На каждом снимке какой-то прищур, точно с усилием смотрит в объектив. Лицо Марты Берия бледно, замкнуто и сурово. Лицо доброго человека, который задумался о чем-то тяжком. Рука так и тянется написать что-нибудь вроде: это лицо женщины, которая прокляла свое лоно, выносившее чудовище. Но мне ничего не из242

вестно о том, как относилась Марта Берия к деятельности сына. Быть может, гордилась своим мальчиком, который из бедной семьи, из тихого мингрельского села Мехреули, затерянного в горах далекой Грузии, дошел до Москвы и стал в ней далеко не последним человеком. После ареста Лаврентия Берия с его родственниками поступили в его же традициях — все были высланы, кто в Сибирь, в Красноярский край, кто в Среднюю Азию, в Казахстан. «Повезло» только двум старухам — матерям Лаврентия и его жены. Их, восьмидесятилетних, выкинули из квартир и отправили в дом престарелых, далеко от Тбилиси. Когда стало возможно, Нина Теймуразовна из Свердловска поехала в Грузию навестить родню. Своей матери она уже не застала в живых, а бабушке Марте было отмерено жить еще два месяца. Она ослепла, но когда невестка вошла в комнату, по руке ее сразу определила: — Нино… Фотографии Лаврентия Павловича в комнате я не увидела… Это был 1996-й год.

— Сергей Алексеевич, кто или что, какие люди или события определили Вашу жизнь?

— Мои родители. Услышав ответ, я неожиданно поняла, что он не банальный, а — единственно возможный. Кто, действительно, может быть важнее для будущего, для жизни, чем те, кто родил и воспитал. Мать и отец, отец и мать.

— Мать училась, потом работала всю жизнь. Так что родители занимались, а скорее, не занимались мною примерно в равной степени. Но постарались дать мне все. Особого достатка не было, но на книги, преподавателей, всякие технические штуки средства находились всегда. Излишеств, какие я вижу даже в наше тяжелейшее время, когда сорят деньгами, роскошью калечат детей — нам не позволялось никогда. Но основное, за что я благодарен родителям: с детства, с самых малых поступков 243

они старались привить мне чувство ответственности перед домом, перед ними, перед самим собой, перед товарищами. Мать мечтала, как она говорила, вырастить меня гармоничным человеком, но я оказывал бешеное сопротивление, по глупости, конечно, и развивался однобоко. Языками занимался с интересом. Учительница сначала была приходящая, потом она стала как член семьи, жила с нами до 1953 года. Когда я вышел из тюрьмы, даже приехала к нам в ссылку и помогала воспитывать моих детей. Чудесная женщина Элла Эмануиловна Альмедингер. Спортом много занимался. Гимнастика, потом бокс. Это очень меня выручило, учитывая дальнейшие коллизии моей жизни. Так что когда война началась, я мог быть на фронте полезным. Родители не только не отговаривали меня, когда я подал прошение послать меня на фронт, но сказали: — Это единственный твой правильный поступок. Он заслужил их одобрение. Когда отца не стало, я был уже взрослый, но мать (она всю жизнь потом прожила со мной) продолжала оказывать на меня огромное влияние. Мама была необыкновенным человеком. Очень красивая. Вовсе не робкая затворница, как описывают некоторые. Это фикция. Очень любила свою профессию агрохимика, работала в Тимирязевской сельхозакадемии, еще до войны имела степень кандидата наук. В ссылке не захотела сидеть без дела, руководила химической лабораторией на одном заводе. Из-за очень высокой радиации в Свердловске у нее развилась чуть ли не лейкемия. Но до последних дней была очень подтянута, все ее интересовало. Мамино присутствие, мамина мудрость очень многое определили в моей жизни. Она сумела довести до моего ума, что только добрыми делами, примером своей жизни и жизни своих детей — как ты их поставишь — можно доказать свою правоту.

— А вы по темпераменту могли бы склониться к каким-то резким поступкам?

244

— Я бы в какую-нибудь оппозицию влез… Очень много необдуманного по горячности мог совершить. Вредного для семьи и даже для памяти отца, которому верю и сейчас. Но не об этом речь. Это заслуга матери, что я сумел себя как личность восстановить. Я человек не хвастливый вообще, но могу сказать, что в какой-то степени мне это удалось. Главный конструктор и директор НИИ, как Вы понимаете, — эти должности получены не по блату. Директором недавно согласился стать не из желания сделать карьеру или установить какую-то диктатуру. Просто, хоть я и не сторонник сильной руки, в любом деле должна быть единая линия. А теперь я главный конструктор и директор в одном лице.

— Родители могли бы гордиться своим сыном… Как они вас воспитывали?

— Очень ординарно. Подымал меня отец в шесть утра. Сколько себя помню, мы втроем, с матерью вместе, делали гимнастику, и в Грузии, и в Москве, за редким исключением. Потом отец обливал меня холодной водой, и это тоже осталось на всю жизнь.

— Что было, если вы приносили из школы «двойку»?

— Таких вещей не было. Никогда! Родители как-то сумели донести до меня: вопрос о школе просто не должен стоять. Я должен учиться только отлично. Не то, чтобы я был способный ребенок. Это получалось как бы помимо меня.

— Даже самому образцовому мальчику иногда хочется удрать с урока…

— Не был я ни образцовым, ни сверхпослушным! Уже в старших классах и в зоопарк с ребятами убегал, и в планетарий. Но это не причина, чтобы не подготовиться к занятиям. Я всегда был так загружен, что научился очень быстро делать уроки, да и все делать быстро. Отец часто приносил мне журналы, английские, немецкие, и говорил: мне нужен перевод.

— Тогда иностранная печать к нам не проникала.

— Да, к сожалению. Он брал журналы на работе и в Грузии, и в Москве. А я, будучи уверен, что отцу это необходимо, акку245

ратнейшим образом выполнял задание. Отдельные поручения бывали сложными. Требовалось не только перевести, но суммировать главное в тексте по схеме, которую давал отец. Изложить все в сжатом виде. Отец многим увлекался, хотя во всех книгах о нем читаю, будто Берия чуть ли не читать-писать не умел. Его интересовала история, например, период объединения Германии — с 1815 года вплоть до Бисмарка. Также такая фигура, как Столыпин. По его поручению я изучал и, как мог, систематизировал все, что делал этот реформатор на посту министра внутренних дел России. Я очень старался, чуть из кожи не вылезал, убежденный, что помогаю отцу. Потом узнал — у него в министерстве целый отдел занимался Столыпиным. Заставил он меня влезть и в историю Украины, она его интересовала прежде всего в связи с национальными движениями. Очень много вещей приносил тогда в дом о Бандере. У отца была такая идея, что лидеров оппозиционных СССР национальных движений надо привлечь к сотрудничеству. Он считал также, что республикам следует дать больше самостоятельности.

— Мы их душим, — говорил. Был он и против массового уничтожения польской интеллигенции, которое случилось под Катынью. Это привело к первому столкновению отца с Иосифом Виссарионовичем. Сейчас в это никто не поверит, даже если показать документы. А они есть, и часть из них даже опубликована. Но уже создан образ злодея, впечатан в сознание людей. На отца, действительно, нашли удобным списать грехи многих и многих. Была использована заготовка: бандиты из НКВД лили кровь, а благородная партия была не в силах этому помешать. Хотя я и не пытаюсь сделать из отца гуманиста. Среди коммунистов, точнее — среди большевиков, нет гуманистов и не было.

— Отец был коммунист или большевик?

— К сожалению, второе. Он не разделял многих большевист246

ских идей, но основы, на которых строилось государство, считал верными.

— Когда шли жуткие репрессии — вы сами пишете, что каждая вторая семья в среде ваших друзей кого-то теряла — как он вам это объяснял?

— Говорил: в сложном деле не может быть простого ответа. Вот есть фашистская Германия, она что-то против нас предпринимает. А вдруг эти люди с немцами как-то связаны? Когда во время войны отцу поручили атомную проблему, и он поставил вопрос о его освобождении с должности министра внутренних дел, я впрямую спросил: — Почему ты уходишь? Ты же можешь затормозить гнусность. Он ответил: — Ничего затормозить нельзя. Наша система может существовать только в драке. Ты, я смотрю, не читаешь классиков марксизма. А ты почитай. И, за что я ему благодарен, организовал мне доступ в закрытые библиотеки. Так я ознакомился с теми произведениями Ленина, которые были недоступны. Это было потрясение! Все эти письма, резолюции: «Расстрелять», «Перестрелять»… После отец сказал: — Ты увидел начало. Партия стоит не на переубеждении несогласных, а на уничтожении.

— Как же можно в ней оставаться? — спросил я, совсем тогда еще молодой и наивный.

— А попробуй… Вот ты, мой сын, заявишь, что хочешь выйти из партии — что с тобой будет? Ни сват, ни брат не спасет. Вспомни, мама тоже не хотела… Мама, действительно, долго не вступала в партию. Но ей позвонил Иосиф Виссарионович и отчитал: — Вы, жена министра, демонстрируете свою нелояльность к советской власти?.. Партийная система держалась жестокостью. Чуть зазевался, и тебя нет. На моих, можно сказать, глазах шла борьба двух 247

группировок — Вознесенского и Маленкова. Первый был грамотный экономист. Я его знал, он дружил с отцом и часто бывал у нас дома. Второй — непревзойденный мастер интриг. Ему и досталась победа. Я читал книгу о Маленкове, написанную его сыном. Кстати, я хорошо знал его, мы учились в одной школе. Могу даже понять сына как человека, который хочет обелить отца. Но надо же знать меру! Не зря же Маленков, проживая после окончания своей карьеры много лет в добром здравии, не оставил ни строчки мемуаров. Как думаете, почему? Маленков четко знал: несмотря на то, что ему удалось уничтожить много архивных документов, слишком многое еще осталось. Я очень благодарен заведующему архивом КПСС Рудольфу Пихоя. Он разыскал и опубликовал документы, из которых ясно: по крайней мере к послевоенным репрессиям отец отношения не имел, все это — дело рук Маленкова и его компании. Я бы уточнил: одного Маленкова. Жаль, слишком мало открыто документов. Я не хочу сказать, что они реабилитируют отца, но не сомневаюсь — помогут правильно расставить акценты.

— Вы говорите, отец во многом расходился с партийной линией. Как же он сделал такую карьеру?

— Сталин побаивался его и много лет готовился к тому, чтобы убрать. «Мингрельское дело»,. организованное Абакумовым и Маленковым, пытались связать с именем Берии. Тогда прошло колоссальное количество арестов. Но нужно уточнить одну вещь, которую, мне кажется, специально замалчивают: отец возглавлял органы госбезопасности с 1939 по 1942 годы и еще четыре месяца сразу после смерти Сталина. В 1950-м году, когда возникло «мингрельское дело», эту должность занимал Абакумов, и отец вполне обоснованно опасался ареста. В той драке уцелел он чисто случайно — Иосиф Виссарионович умер раньше. Сталин, вопреки некоторым из современных версий, вовсе не был идиотом, не был дегенератом. Он был гений. И это толь248

ко увеличивает его вину. Так вот, Сталин слой за слоем убирал всех, кто был в курсе преступлений партии. Дошла бы, естественно, очередь и до отца.

— В страхе жили все? Даже Берия? Даже, как известно, Сталин?

— Сталин никого не боялся. Это легенда про его страх, даю честное слово. Я с ним очень часто общался. А отец… Он примерно мог прикинуть, когда его захотят убрать. Ему было поручено руководить созданием атомной бомбы. Раньше этого срока ему ничто не грозило. Сталин прежде времени людей не отпускал — сперва выжимал все, что можно. За то время, что отец занимался промышленностью, а на атом и на ракетное оружие так или иначе работала вся индустрия, он приобрел колоссальный авторитет у промышленников, ученых. Не считаться с этим Сталин не мог. Снова и снова Серго Берия возвращается к тому, что болит: отец сделал много хорошего, на него взвалили чужие грехи. Сын утверждает: есть документы, которые неопровержимо это доказывают. Но они пока недоступны, закрыты. Уже после нашей встречи я нашла в журнале «Источник» материалы, во многом подтверждающие то, о чем говорит Сергей Гегечкори. Не знаю, знаком ли с ними сын Лаврентия Берии. После смерти Сталина Берия написал в Президиум Центрального комитета КПСС ряд записок, в которых предлагал новый подход к некоторым важнейшим проблемам. Одна из них — о результатах проведенной им проверки «мингрельского дела» — была рассмотрена в ЦК, дело прекращено. Всех незаконно высланных в Сибирь, несколько тысяч человек, разрешили вернуть домой. Примерно в это же время по инициативе Берии был одобрен Указ Президиума ЦК КПСС «Об амнистии» — по нему освобождалось из тюрем и концлагерей больше миллиона человек. Одобрил Президиум и предложенные Берией меры по выправлению национальной политики в Литовской ССР. Было реше249

но главной задачей считать «выращивание и широкое выдвижение литовских кадров» во все звенья руководства. Номенклатурных работников, не знающих литовского языка, отзывать, а ведение делопроизводства на «нелитовском языке» отменить. Аналогичные документы готовились по инициативе Берии и об Украине, о Белоруссии. По сути, намечался новый подход к национальной политике, новый взгляд на федерализм. Но — не получилось. После ареста Берии его записка, приобщенная к материалам Президиума, была из протоколов изъята, а решение по ней отменено как способствующее «активизации буржуазно-националистических элементов». Такая же участь постигла и предложение Берии по вопросу о массовом бегстве жителей ГДР на Запад — к 1953 году число перебежчиков из «социалистического рая» достигло полумиллиона. Он видел причину не в недостатках партийной работы немецких товарищей и их советских кураторов, а в сути — ошибочным было само решение строить для немцев социализм. Что явилось импульсом для реформаторской активности Лаврентия Берия? Предвидел скорое возмездие за свои кровавые дела и лихорадочно пытался изменить свой имидж? Или другое — действительно сознавал, что страна стоит на тупиковом пути? Как бы то ни было, именно эти идеи вменялись ему в вину при аресте. Однако товарищей по партии больше всего беспокоило, конечно, иное: Берия явно готовился к прыжку наверх, на освобожденное Сталиным место. А к главному креслу страны были прикованы многие жадные взгляды. Да, подтверждается что-то из того, о чем говорил Серго Берия. Но может ли эта ложка меда в бочке дегтя отмыть палача?

— Понимаю ваши чувства к отцу, но человек совестливый способен чувствовать вину даже за то, к чему не имеет никакого отношения. Об этом так понятно написал Твардовский: «Я знаю, никакой моей вины в том, что другие не пришли с войны… Речь не о том, но все же, все же, все же…» Скажите, существует для вас это «все же», хотя бы в глубине души?..

250

— Я понял Вас. Я уже сказал — гуманистов среди большевиков не было… Но я не могу примириться с тем, что вся вина сваливается на двоих — Сталина и Берию. И может быть, здесь имеет значение и национальность. Они не русские, они грузины… Эти двое мертвы, они уже ни слова не могут сказать в свою защиту. Но появляются все новые объективные публикации. Несмотря на то, что доступ к архивам долго был монополией только нашего прима-историка Дмитрия Волкогонова, кое-какие документы показывают и другим исследователям. Знаю, что в США, во Франции тоже есть историки, которых интересует Берия, они мне писали. Для них, иностранцев, никаких препятствий нет, они документы у нас выкупают. И многое уже опубликовали… У себя. Об отце придумано столько легенд! Конечно, не все высосано из пальца. Но есть вещи, которые не выдерживают проверки элементарной логикой. Объявили, например, Берию выдающимся распутником. Оргии, в которых он главное действующее лицо, подробнейше описаны и в мемуарах, и в художественных произведениях. Хотя и то, и другое — сплошной вымысел. Можно скрыть отдельные любовные приключения, которые случаются у любого. Но образ жизни в семейном доме скрыть нельзя! Мы с ним десятилетиями вставали в шесть утра, занимались гимнастикой… С сильного похмелья не до физзарядки. Пишут — глушил водку, накачивался коньяком. Но и то, и другое отец не выносил. Только — хорошее грузинское вино. К нему домой возили девиц, их трупы прятали в подвале нашего дома… Но там жил не только я, но и моя жена, и дети. Мог ли никто из нас этого не заметить? Бред! Да, у отца была, или были, любовницы. В 1951—52 году, я уже был женат, он признался мне, что у него есть дочка, только мама об этом знать не должна. Я сестры своей никогда не видел, хотя мне показывали фотографии. Симпатичная женщина. Сейчас она уже в зрелом возрасте, живет в Москве. Она знает, кто ее отец, встречается с его друзьями. Одно время была замужем 251

за сыном Гришина (бывший первый секретарь Московского горкома КПСС, которого сменил на этом посту Борис Ельцин. — Авт.) Алексей Аджубей, уважаемый мною человек, тоже — такое понаписал… Я даже удивляюсь, зачем это ему понадобилось?! Жаль его. Столько лет после свержения Хрущева был в опале… А ведь он умница! При Хрущеве не Громыко, а Аджубей по-настоящему был министром иностранных дел. Отношение с США после холодной войны именно он начинал налаживать, разумеется, вместе со своим тестем, с Хрущевым. Но зачем чепуху какую-то об отце написал?

— Татьяна Окуневская, актриса, рассказала о таком унижении! Лаврентий Берия заманил ее в свой дом и соблазнил… Женщине легче умереть, чем в этом признаться. Тоже чепуха?

— Могу предположить, что она была одним из агентов отца. Госбезопасность имела много агентов среди артистов, особенно среди красивых актрис. Ольга Чехова, племянница Книппер-Чеховой, известнейшая театральная актриса Германии, подруга Евы Браун, что называется, дневала и ночевала в семье Гитлера. Но она работала на нашу разведку, много лет была агентом отца. Возможно, Окуневская тоже сотрудничала с КГБ и, предвидя разоблачение, заранее позаботилась об алиби?..

— Долго придется ждать, пока наш российский летописец, строгий и неподкупный, расставит все алиби по местам… Но ваш отец вел себя неосторожно. Партия внебрачных детей не одобряла. Он не боялся Сталина?

— Нет. Если человек чего-то боится на такой должности — надо, как говорится, быстро «линять».

— Имел он влияние на Сталина?

— Никто не мог на Сталина влиять. Этот человек любое решение принимал сам. Умел слушать, отсеивать нужное и ненужное. В каждый вопрос вгрызался основательно.

— Кстати, как Вы полагаете, Ваша работа на Тегеранской конференции повлияла каким-то образом на ее исход?

252

— Хотелось бы так думать. Но я о ситуации на конференции мог судить только по каким-то косвенным признакам. Например, по вопросам, которые Сталина интересовали больше всего. Ситуация складывалась такая: Черчилль хотел высадку сил союзников сделать не в Нормандии, как это потом произошло, а в Греции. Это отрезало бы Красную Армию от Европы и усилило позиции английской империи. Из подслушанных разговоров Рузвельта с Черчиллем, в частности, стало ясно — американскому президенту этот вариант не нравится. Америка также не хотела усиления Англии. К тому же «греческий» ход сулил большие жертвы. А в США этот фактор — забота о своих людях — едва ли не на первом плане. Сталин сумел сыграть на этих противоречиях. Какую роль можно здесь отвести расшифровкам?.. Это мог знать отец…

— Как он отнесся к смерти Сталина? Обрадовался? Испытал облегчение?

— Хотя сама смерть выводила нас из-под угрозы физического уничтожения, чисто по-человечески он был этой смертью очень задет. А мама плакала! Кроме всего, очень жалела его дочь Светлану, которую любила.

— А кто любил Сталина — искренне?

— Маленький, я готов был для него на все. Потом понял: у этого человека две стороны. Светлана его очень любила, хотя знала много такого… Был у Сталина роман с родственницей Кагановича… Мальчика, который у них родился, скрыть было нельзя. Мальчик воспитывался в семье Кагановича, я его видел… Сталина любили. Но приносила ли счастье эта любовь? Сталин сделал несчастной Светлану, он потребовал, чтобы она развелась с мужем — евреем. И Воле Маленковой — симпатичная такая девушка, мы тоже учились в одной школе — «интернациональный» Маленков велел по той же причине развестись. А у Воли с мужем были уже дети.

— Как партия вообще допустила эти браки?

— Так тогда еще команды не было на евреев бросаться!

253

— Скажите, ваши дети интересуются этими вопросами, посмертной репутацией своего деда?

— Да. Сын мне очень помогает. Без него я бы книги не написал. Правда, эта работа еще не закончена. Во многом хочется разобраться. Я, например, не понимаю, как могла уехать Светлана Аллилуева. Тем более — как мог это сделать Сергей Хрущев. Читал в американской газете его интервью: Сергей Никитич приехал в США, чтобы иметь возможность заниматься историей, в частности, изучением периода, связанного с отцом. А что, разве в России у него не в сто раз больше таких возможностей? Я получал много предложений выехать за границу, но мое место — здесь.

— Вам не было бы легче в стране, где людям безразлично, чей вы сын?

— Меня Бог миловал, ко мне всегда было хорошее отношение. Я и людей-то по-настоящему узнал, их благородство, бескорыстие, после всех несчастий, какие на нас свалились. Ни в Свердловске, ни в Киеве не было моментов, из-за которых хотелось бы скрыться от людских глаз. Вот Марфе досталось, и очень сильно. После моего ареста она вернулась в дом своего деда, Горького. Ей угрожали — в письмах, по телефону; избивали на улице. Было плохо. Так плохо, что просто даже не хочется вспоминать. И мы решили развестись, чтобы снять с нее непосильный груз, кинуть эту кость… знаю кому. Инициатива травли шла не сверху, это среднее звено проявляло усердие. Думали мы с Марфой — разведемся фиктивно. Но жизнь распорядилась иначе. Она потом вышла замуж… Между нами всю жизнь очень добрые отношения. Это помогло поставить на ноги двух наших дочерей и сына. У сына моя профессия, работаем вместе. Старшая дочь — художница, средняя — искусствовед. Есть внуки. Вот, кстати, попрошу вас передать им в Москву небольшой рефератик и книги. Внучка учится в английском 254

колледже. Только что они были у меня с Марфой. Внучка спрашивает: — Дед, что ты знаешь о лейбористах? Мы сейчас проходим. Я полез в книги — у нас ничего толкового о них не пишут. Пришлось искать литературу на английском. С удовольствием поработал и внучке подготовил небольшой обзор… Ребята очень хорошие у нас, они знают долг перед семьей. Пока не выросли, жили, в основном, со мной — и в Свердловске, и в Киеве. Мама очень помогала. Смеялась: я с внуками еще три раза школу закончила! (Две внучки, Нина и Надежда, стали искусствоведами, Сергей работает в области радиоэлектроники. — Авт.)

— Говорят, Марфа Максимовна была красавица?

— Я тогда в этом, наверное, не очень разбирался. Знаю только, что была очень привлекательная. Пышной свадьбы у нас, как кто-то из мемуаристов написал, не было. Приехал я в очередной раз из Ленинграда, где учился, это был 1947 год, сказал отцу: — Хочу жениться. Он рассмеялся: — Подумаешь, секрет открыл! А Светлана Аллилуева почему-то восстала против нашей свадьбы. У них с Марфой, хоть они раньше и дружили крепко, из-за этого наступило охлаждение. Не знаю, почему… (Здесь Серго Берия лукавит: в «ближнем круге» все знали, что Светлана неравнодушна к чернобровому красавцу Серго. Не потому ли и «восстала»? И будто бы незадолго до смерти Сталина (Светлана тогда была замужем за Юрием Ждановым, но уже успела разочароваться и в этом союзе) шла речь о бракосочетании детей двух главных лиц в СССР — Сталина и Берии. Вполне возможно, оба политика хотели таким образом упрочить свое положение. Впрочем, «проект» по каким-то причинам реализован не был).

— А дальше что было?

— Выпили мы у Марфы дома шампанского. Я ее забрал, и пошли к нам. У меня дома тоже отметили событие всей се255

мьей. Вот и все. Назавтра зарегистрировались. Нам помогли сделать это так быстро. Как я потом узнал, оказывается, это долгая история: ждать регистрации надо было чуть ли не месяц. Но у меня никогда не было времени.

— Дети расспрашивали вас о деде?

— Они как-то меня берегли. Хотя я знаю, и им досталось.

— Вы были женаты еще раз?

— Нет. Но был у меня, был очень большой друг — когда-то весьма известная в Ленинграде балерина Кириллова. Это интересная история: ребята сами мне ее привели. Мы были и раньше знакомы, она дружила с матерью Марфы, ребятам нравилась… И вот — взяли и привели. Она переехала в Киев и разделила со мной мою судьбу. Почти десять лет, как ее уже нет в живых — после чернобыльской катастрофы сгорела за два месяца…

— Когда вам было страшно жить?

— За себя — никогда. Я видел столько страданий и смертей…

— А шрам на лице — из тюрьмы? Пытка?

— Да. Было один раз. Потом неделями не давали спать, а это ужаснее любой пытки. Страшно же было за семью, когда сидел в тюрьме. До сих пор физически помню этот ужас… А когда вывели на расстрел, ничего не испытал, даже испуга не было. Одна злость на солдат: вас же самих, как котят, вот так же перестреляют! Это и есть шок.

— О чем вы сейчас говорите шепотом?

— Шепотом — никогда и ни о чем. О вещах, которых не приемлю, не кричу на улице, но среди товарищей четко и однозначно излагаю свою позицию, зная, что она будет доведена до всех инстанций.

— Обязательно среди товарищей находился осведомитель?

— Господи, они были, есть и будут всегда. За мной следили всю жизнь! Знаю это из самых верных источников — от людей, которые этим занимались. В Свердловске, например, у меня сложились прекрасные отношения с замом по режиму, приставленному ко мне со слежкой. Он, кстати, частенько мне рассказывал о своем 256

друге Борисе Ельцине, начальнике стройтреста. Потрясающе о нем говорил: этот, если чего захочет — добьется, его никакой танк не остановит! В Киеве тоже всегда было наблюдение. Правда, не знаю, зачем. Только деньги зря тратили. Я встречался почти со всеми руководителями КГБ СССР, кроме Крючкова, — с Серовым, Шелепиным, Семичастным, Андроповым. Все эти люди производили впечатление очень грамотных, очень взвешенных и, может быть, за исключением Семичастного, безжалостных. Они были готовы выполнить любую задачу — и выполняли ее. С Андроповым мы много разговаривали. Он несколько раз вызывал меня из Киева для экспертизы материалов разведки, полученных из США. Как-то целый месяц у него работал и убедился, что это очень образованный человек. Но что он проделал в Венгрии! Как искусно разработал методику дискредитации диссидентов! Шелепин был на десять голов умнее Хрущева, но беспрекословно выполнял все его поручения, связанные с убийством Бандеры и других украинских националистов. Есть документы, я хорошо это знаю. Хрущев устранял тех, кто мешал его политике на Украине, в России. Пэтому и Шелепина дискредитировал. Нежелательные свидетели всегда плохо кончают. Семичастный (первый секретарь ЦК комсомола Украины. — Авт.) мне был более симпатичен как человек. Как-то мама в Свердловске заболела из-за сильной радиации, и врачи сказали: хотите уберечь — хлопочите об отъезде. И только с помощью Семичастного, тогда он был председателем КГБ, мы перебрались в Киев. Потом он слетел с поста из-за побега Светланы Аллилуевой и тоже оказался в Киеве. Как-то встретились мы на базаре. Он имел обыкновение сам покупать продукты… Семичастный помог решить проблему моего сына. Декан факультета университета, где учился Сергей, стал его третировать, травить именем деда. Пытался, видно, карьеру свою таким образом ускорить. Не помогло. Семичастный вмешался.

257

Сын все равно университет бросил, он горячий был, самолюбивый. Перешел в политехнический и блестяще его закончил. Правда, я хотел для него университетского образования. Но потом Сергей прошел несколько курсов по математике и, думаю, все восполнил. А Семичастный сейчас живет в Москве. С удовольствием бы с ним встретился. Да, всю жизнь за мной следили. Пытались устроить провокации. Как-то в Свердловске я обнаружил в почтовом ящике фотографию отца… прогуливающегося по Буэнос-Айресу. Мама схватилась за сердце. Точно, отец! Но в Аргентине он не бывал! Мы не знали, что и думать. Через несколько месяцев опять подбросили, на этот раз журнал «Вокруг света» с тем же снимком. Подпись, конечно, ничего не объясняла: «В шумной неистовой столице Аргентины есть и сравнительно спокойные уголки. Один из них площадь Мая, где расположен дворец президента». Фотография датирована 1958 годом. Эта загадка продолжает мучить меня до сих пор. Как, впрочем, и много других.

— Вы остаетесь Сергеем Алексеевичем Гегечкори?

— Пока. Он умер Сергеем Гегечкори в октябре 2000 года.

258

ЮРИЙ ЛАРИН (БУХАРИН) Дочь Бухарина выбрала профессию историка, чтобы понять отца, которого потеряла в тринадцать лет. Рискну сказать, что на выборе сына, лишившегося отца восьми месяцев от роду, влияние Бухарина сказалось даже сильнее. Юрий Ларин — художник, а Бухарин, как известно, писал маслом, был неплохим рисовальщиком. Его портреты и эскизы, сделанные на заседаниях Коминтерна, собрал и некоторые из них в 1964 году опубликовал один швейцарец, непременный участник тех партийных бдений. Но это то, что очевидно. Влияние отца на сына гораздо глубже, оно — антивлияние. И это объединяет между собой всех кремлевских детей, в остальном абсолютно несхожих. Ни один из них не продолжил дело отца, не подхватил, как говорится, древко, выпавшее из ослабевших рук. Подальше, подальше от Кремля. У Юрия Ларина отторжение от политики наиболее отчетливо. Он не просто выбрал другую профессию. Он занялся делом, в которое можно спрятаться и от политики и даже от самой действительности. Наблюдая жизнь, ее суетность и политизированность, он часто повторял, это характернейшее для него выражение: «Нет, живопись лучше!» В живопись можно скрыться, как в скит. До девятнадцати лет Юрий не знал, кто его отец. И восемнадцать из них не знал матери — она скиталась по тюрьмам и лагерям. …В 1956 году, когда кончился ее последний срок, Юра приехал на станцию Тисуль Кемеровской области. Там его мать Анна Ларина встречала сына на платформе, обмирая от страха. Вдруг они не встретятся, вдруг она не узнает своего Юру? Ни письма, ни единой фотографии за все годы!..

286

Внезапно сбоку ее кто-то поцеловал. Как узнал мать он, видевший ее фотографию лишь однажды, маленьким мальчиком? Перед ней стоял сын — худющий, каждое ребрышко, наверное, можно пересчитать. Только глаза такие же лучистые, как у того годовалого малыша, которого вырвали из рук энкаведешники в час ее ареста. Сын заговорил, и она вздрогнула. Голос, тембр, лексика, жестикуляция — все отцовское! Так через два десятка лет Анна Ларина встретилась и с сыном, и со своим Николашей, давно истлевшим в безымянной могиле… Встретились два незнакомых человека. Сумеют ли они понять друг друга — ведь между ними пропасть почти в два десятка лет? И каких лет! В 1992 году Анне Лариной передали последнее письмо Николая Бухарина. Пятьдесят четыре года оно хранилось в архивах КГБ. Бухарин знал, что его процесс готовят как показательный — чтобы вся страна содрогнулась от ужаса и заклеймила врага позором. И на пороге смерти он ей писал: «Аннушка, ненаглядная моя… Умоляю тебя, родная моя, прими все меры, натяни все струны души, но не дай им лопнуть… Сделай так, как я прошу и держи себя в руках: будь каменной, как статуя». Быть каменной, отупеть — вот что было жизненно важно.

— Отупей, отупей, надо стараться ничего не воспринимать, бери с меня пример, я уже отупела! — учила Анну в лагере другая узница, жена расстрелянного в 1937 году командарма Якира. Господи, какая участь ждет страну, граждане которой отупением — спасаются! …В самом начале двадцатилетнего срока Анна Ларина была еще неопытным арестантом и подвергала себя немыслимой пытке. Она позволяла себе ходить в «мамочный» барак, где содержались десятки женщин, арестованных… вместе с детьми. Даже не знаю, как это выразить на письме. Детей-то не арестовывали, но они по факту становились арестантами — просто потому, что 287

оставить их на воле было не с кем. В том бараке был мальчик Юра двух лет. Аня смотрела на него, даже трогала иногда. Но после этого не могла ни ходить, ни спать, ни дышать… Фотографию ее Юрочки, большеглазого и улыбчивого, во время одного из «шмонов» отобрал охранник, вмиг озверевший при виде младенца. Плюнул на карточку, разорвал, да еще и растоптал на ее глазах, бешено крича: — Бухаринского щенка с собой таскаешь! Бухарин был объявлен обер-шпионом, главной контрой Советского Союза! С утратой драгоценного снимка оборвалась последняя вещественная ниточка, связывающая ее с сыном и с мужем. Она без конца повторяла себе: — Нас нет больше в жизни, ни меня, ни сына, мы погибли вместе с Николашей. Переписка ссыльным запрещалась. Лишь к некоторым, очень редко, приходили письма с «того света». И Анна запоминала эти чужие письма. У зеков ведь память надежнее сейфа. Солженицын, например, сочинил в зоне и вынес в голове целую пьесу в стихах; стихи — для легкости запоминания. После того, как была уничтожена почти вся семья начальника госбезопасности Генриха Ягоды (его сменил на посту Ежов, которого также потом расстреляли), в живых остались только его восьмилетний сын Гарик и теща — сестра Якова Свердлова. (Того самого товарища Свердлова, председателя Всероссийского центрального исполнительного комитета, одного из инициаторов расстрела царской семьи и расказачивания). Бабушка мыкала свои дни за колючей проволокой, а внука оставили на воле. И даже сделали ему снисхождение, разрешили иногда писать бабке в лагерь. Эти детские письма Анна запомнила на всю жизнь. «Дорогая бабушка, миленькая бабушка! Опять я не умер! Ты у меня осталась одна на свете, и я у тебя один. Если я не умру, когда вырасту большой, ты станешь совсем старенькая, я буду работать и тебя кормить. Твой Гарик».

288

И еще: «Дорогая бабушка, опять я не умер. Это не в тот раз, про который я тебе уже писал, я умираю много раз. Твой внук». Вернувшись в Москву из ссылки, Анна пыталась разыскать Гарика Ягоду, но не обнаружила никаких его следов. В одном бараке сидела теща кровавого Ягоды и женщины, получившие от него свой срок. И все они плакали над письмами его сына… Много раз в жизни Анна Михайловна повторила потом эту фразу из детского письма: «Опять я не умер». И я опять не умерла? Надо же, все еще не умерла… В 1938 году после двух лет заключения ее под конвоем доставили в Москву. На освобождение она не рассчитывала, на «помиловку» надеяться не могла… Зачем перевозят? Ей все было безразлично. Только бы узнать что-нибудь о сыне! Из восьми месяцев, проведенных Анной в одиночке московской тюрьмы, один день запомнился на всю жизнь. В кабинете следователя, где ее допрашивали, неожиданно появился Андрей Свердлов, сын Якова Свердлова. Андрей и Анна были почти что друзья детства, вместе жили в Кремле, вместе играли, носились по территории Кремля. Оба — кремлевские дети. Отец Анны, Юрий Ларин, тоже был профессиональный революционер1.

Юрий Ларин (Михаил Александрович Лурье, 1882—1932) — приемный отец Анны Лариной. Его именем стала партийная кличка, фамилию он взял из пушкинского «Евгения Онегина». Активный участник Октябрьской революции, экономист, обративший на себя внимание серией статей об экономике Германии. Серьезность этих публикаций дала Ленину повод привлечь Юрия Ларина к организации хозяйства России, разрушенного революцией. С 1917 года он — член Президиума ВСНХ, член ВЦИК, ЦИК СССР. Похоронен в Кремлевской стене. Юрий Ларин был сыном известного инженера Александра Лурье. Но вырос без от-

1

289

Андрея Свердлова, как знала Анна, дважды арестовывали по подозрению в контрреволюционной деятельности. После первого ареста за него ходатайствовал Бухарин. И вот она видит Андрея в тюрьме! Сразу же предположила: он тоже арестован и вызван на очную ставку с ней. Но что-то странное было в облике вошедшего. Пригляделась. Элегантный серый костюм с идеально отутюженными брюками, холеное самодовольное лицо… Да заключенный ли он? Оказалось — следователь. Видно, аресты способствовали превращению вчерашнего «контры» в солидного чекиста. Он допрашивал Анну тоном, зачеркивавшим их знакомство. Но, верно, решил, что переборщил, и на второй допрос принес арестованной яблоко. Этот жест бывшего друга точно прорвал в ней плотину. Она кинулась к Андрею, взмолилась: — Вот телефон, позвони, узнай, что с сыном! Андрей покорно набрал номер. Всего несколько секунд, и она узнала — Юрочка жив, здоров, его взяли к себе родственники… Она опять не умерла. Но и не жила. Старалась закаменеть, а это совсем другое. Думать о сыне — нельзя. Если позволить себе вспоминать его розовые нежные пяточки… Тех, кто с этим не справлялся, находили в петле, или они вскрывали себе вены, или бросались на конвоира в надежде на скорую смерть от пули. Любовь и нежность нужно было разрушить в себе, любовь и нежность делают человека уязвимым. Многим это удавалось. И возвращаясь из зоны, они не могли снова полюбить жену, не умели найти общего языка с детьми — и уходили прочь, пытаясь найти построить на руинах души хоть что-то надежное.

ца — тот покинул семью еще до рождения ребенка, узнав о тяжелом заболевании жены, которая вскоре после родов умерла. Мальчик родился инвалидом (в результате внутриутробного заражения страдал атрофией мышц), но сумел стать пламенным большевиком.

290

Анна Ларина тоже сделала попытку начать жизнь заново. У нее появилась новая семья, двое детей — сын и дочь. Со вторым мужем, Дмитрием Фадеевым, она познакомилась в зоне. За связь с Аней, а она была чсиром, членом семьи изменника Родины, Фадеев поплатился тяжко: трижды подвергался аресту. Всякий раз, получив свободу, он находил свою Аннушку в очередном лагере, поселялся рядом — и через некоторое время за ним приходили. Он и умер в тюрьме, в 1956 году. Как примет Юра новых родственников? Но даже больше, чем это, Анну волновало другое: сын спросит, кто его отец. Он скитался по детским домам под чужой фамилией, с чужим отчеством. Сын спросит: какое имя мое, настоящее? И придется добавить к его страданиям еще и это: твой отец — враг народа. Шел 1956 год — до реабилитации Николая Бухарина оставалось тридцать два года. Она готовилась к этому разговору, как к политическому диспуту. Набрала — даже на вокзал с собой принесла! — кучу газет с материалами о культе личности. Только захочет ли сын понять?.. У Юры оказался легкий характер. Сразу сошелся с братом и сестренкой, как маленький, носился с ними по улице… Наутро устроили пиршество: ели манную кашу с малиновым вареньем.

— Кто ел кашу пополам с малиновым вареньем? — спросил Юра. После короткого замешательства брат предположил: — Наверное, Ленин.

— Эх, ты, — расхохотался Юра. — Буратино ел такую кашу! Он балагурил, смеялся… И решился только на второй день: — Мама, скажи, кто мой отец?

— Ну, а ты как думаешь, Юрочка?

— Может быть, профессор какой-нибудь, — почему-то ответил он.

— Не профессор, а академик.

291

Бухарин был единственным из партийных руководителей членом Академии наук СССР. Но имя его Анна решила назвать позже. В детдоме Юре выдали паспорт на имя Юрия Борисовича Гусмана, потому что его приемными родителями стали Борис Гусман и его жена Ида, тетка Анны Лариной. Родной их сын в это время сидел на Колыме. Когда же арестовали и Бориса Гусмана, маленького Юру пришлось отдать в детдом. Есть в судьбе сына и матери, Юрия Ларина и Анны Лариной, схожее обстоятельство — оба в детстве пережили сиротство. Мать Анны скончалась от скоротечной чахотки, когда девочке исполнился год. Еще раньше девочка потеряла отца — тот ушел из семьи, когда ей не было и трех месяцев. Юрий Ларин-старший был мужем Анниной тетки, приходился ей дядей. Ларины взяли в дом осиротевшую девочку и заменили ей отца и мать. …Анна решила отложить трудный разговор, но это ей не удалось. Сын мгновенно «вычислил» имя отца, вытянув предварительно из матери, что тот был политическим деятелем и что деда звали Иваном. Оказалось, Юра всех советских политиков знал по именам — у него было достаточно времени для того, чтобы, сопоставляя какие-то глухие намеки, случайно оброненные взрослыми слова, вести свое расследование. Почему-то Юра всегда знал, что его отца нет в живых, но кто он был?

— Николай Иванович Бухарин? — Юра сам назвал это имя. Бухарин… Как проклинал себя Бухарин за то, что позволил себе жениться на Анютке, такой юной (ей двадцать с небольшим, ему за сорок), и потом оставил ее на съедение Кобе с товарищами — с малышом на руках! Относительно товарищей по борьбе иллюзий уже не было. И все же, уходя, Бухарин заклинал Анну воспитать сына большевиком. Как и ее отец, Юрий Ларин, профессиональный революционер, который в свой смертный час потребовал у Анны: «Надо суметь за нее (советскую власть. — Авт.) жизнь отдать, кровь пролить, если потребуется! Клянись, что ты сможешь!»

292

Она поклялась. Тысячи людей были готовы отдать свои жизни за советскую власть, а та, как прожорливый дракон, требовала новых и новых жертв. После разгрома «правой оппозиции» в 1929 году Бухарин потерял свое исключительное политическое влияние. В двадцать пятом они с Кобой «дружили» против Троцкого; теперь Коба «дружил» с другими против Бухарина. И не спускал с него глаз все оставшиеся тому семь лет жизни. Бухарин все еще редактировал «Известия», Сталин изредка звонил, похваливал, распекал. Звал на дачу. Как-то вечером Николай прогуливался с Надеждой Аллилуевой вокруг зубаловского дома; из кустов вдруг бесшумно вынырнул Коба и дурашливо прорычал: — Убью! Бухарин и сам был большой шутник, он рассмеялся. А Надежда вздрогнула и побледнела. Несколькими годами позже случился эпизод, подтвердивший — вождь бдит. На банкете для выпускников военных академий Коба произнес вдруг тост в честь Бухарина: — Выпьем, товарищи, за Николая Ивановича, все мы его любим и знаем; а кто старое помянет, тому глаз вон! На армейском банкете здравица не просто в честь штатского — в честь экс-любимца, сброшенного с коня! А вдруг Бухарчик все еще остается любимцем молодежи? Сталин откровенно «измерял температуру». После тоста раздались дружные аплодисменты. Бухарчика все еще любили… У Сталина все было рассчитано, каждый шаг, нет, каждый сантиметр шага — догадается Анна спустя много лет. Но тогда зрение затуманивалось головокружительной страстью. Николай знал Анюту с детства. Милый ребенок из семьи старых друзей. Когда ребенок вырос и превратился в неотразимую большеглазую девушку, он долго не позволял себе этого замечать. Не молодой уже человек, был дважды женат. После разрыва с Эсфирью Гурвич, от которой исходила инициатива, у него по293

явилась женщина, засланная, как потом выяснилось, в постель Бухарчика органами внутренних дел. Впоследствии Бухарин сам рассказал об этом своей Аннушке. В своей книге «Незабываемое» она пишет: «Каждый раз, когда он отправлялся в Ленинград на заседания Президиума Академии наук (он был член Президиума) или по другим делам, в купе спального вагона поезда „Стрела“ садилась „незнакомка“. Н.И. мало кому доверял и во многих усматривал специально приставленных к нему лиц, но заподозрить, что к нему могли подослать женщину-осведомителя, он не смог. Его не смутило и то, что эта особа отправлялась якобы в командировку в тот же день, что и Н.И., в том же вагоне и в том же купе. В дальнейшем уже не требовалось командировок в Ленинград, достаточно времени было в Москве. По прошествии полутора лет Н.И. сам услышал от той, кому доверялся, объяснение своим командировкам. „Незнакомка“, ставшая к тому времени слишком хорошей знакомой, оправдывалась, что якобы заявила в НКВД, что, любя Н.И., отказывается от возложенной на нее неблаговидной миссии». За ним неотступно следили. Сталин готовился его уничтожить — Бухарин не мог не чувствовать опасности. Так смеет ли он принять от судьбы этот дар, эту любовь, эту юную прелесть и чистоту? Отношения влюбленных развивались драматично. Однажды стало окончательно ясно: выходов может быть только два — расстаться или соединить свои жизни. Есть, добавил он, третий путь, сойти с ума. Вместе они нашли четвертый — сойти с ума от любви.

Cоюз их, действительно, был безумием. Но Анна гнала прочь дурные мысли. Любовалась своим, наконец-то своим Николашей — как он заразительно, по-детски, хохочет, как прекрасно рисует. Он страстный охотник, он знает лес — и как исследователь, и как поэт. Его простоватый облик — Бухарин неизменно ходил в русской косоворотке, кожаной куртке и сапогах — вол294

нующе подчеркивал его европейскую образованность. Он читал по-немецки Гегеля и Канта, по-французски Мольера и Монтескье… Он необыкновенный! В Бухарине было даже что-то сверхчеловеческое. Он подписал в тюрьме бредовые обвинения в свой адрес, признался в контрреволюции и шпионаже — но только ради спасения жены и детей, которых в противном случае, пригрозили ему, уничтожат. Однако не был сломлен. Напротив, до последнего дня вполне владел своей волей, эмоциями, интеллектом, свидетельством чему была колоссальная творческая работа, которую он проделал в тюрьме. Фундаментальный философский труд, стихов на два сборника, прелестно- старомодный автобиографический роман (Бухарин не успел его закончить) в духе конца Х1Х века, полный юмора и жизни.1 Все сочиненное за день выхватывали надзиратели. Впереди маячила смерть, а он писал почти набело изящным легким слогом, только одним абзацем позволив себе выдать свою боль: «Но всему на свете бывает конец, бывает конец и мукам промежуточных состояний, когда проглатывается последняя тайная слеза души, и кризис проходит, разрешаясь в какую-нибудь новую фазу»…

Первая часть «Кризиса…» пропала в недрах НКВД, вторая недавно опубликована. Стихи и эссе в извлечениях напечатаны в журнале «Вопросы философии» после реабилитации Бухарина. Роман «Времена» опубликован издательской группой «Прогресс» в 1994 году. Вдохновение не покидало и других большевиков в тюрьме. Товарищ Бухарина по партии Михаил Тухачевский, маршал Советского Союза, уже выслушав смертный приговор, написал в камере стратегический труд, оказавший внияние на развитие советской военной науки. Кстати, в нем он убедительно — еще в 1937 году — доказывал: фашистская Германия нападет на СССР весной 1941-го силами до двухсот подвижных военных частей.

1

295

Последняя сочиненная Бухариным сцена романа — комическая. Главный герой, гимназист Коля, хлебнув портвейна, впадает в сумасшедшую веселость, «на время выбросив из головы трудные мысли, словно грибы из кошелки». Одновременно с этим, может быть, в тот же день Бухарин пишет Сталину: «Заклинаю всех заменить расстрел тем, что я сам выпью в камере яд (дать мне морфию, чтобы уснул и не просыпался) … дайте мне провести последние секунды, как я хочу». Моление о Чаше — и в письме к следователю: «Я не упаду духом. Но помните о ч а ш е. Вы это мне обещали, и я крепко надеюсь, что Вы меня здесь не обманете; никакие интересы не требуют последнего». Интересы, действительно, не требовали, но Бухарина, конечно же, обманули — не дали смертельного яду, а расстреляли, как всех. Просить яду и писать одновременно: «В голове у Коли чуть-чуть шумно. Он дурачился, швырялся снегом, пел, свистал в два пальца, как Соловей-Разбойник, падал навзничь, раскинув руки, чтоб получился «вдавленный отпечаток человека…». Однако эта способность зажать душу в железные клещи оставляет страшные следы. Биограф рассказывает: перед отъездом в летнее путешествие на Памир в 1936 году — травля Бухарина должна была начаться со дня на день — он еще не чувствовал опасности. Даже несмотря на внезапный арест Николая Сокольникова, товарища по партии и друга юности. Аресту Бухарин «не придал должного значения… решив, что дело имеет не политический характер». Если друга юности забирают не по политическим мотивам, можно спокойно наслаждаться красотами высокогорья? Но женщину он любил не как большевик, а как человек, земной и грешный. «Мой дорогой, нежный, розовый мрамор, не разбейся», — писал своей Анютке.

296

Эти слова родились задолго до свадьбы, в мучительную пору неопределенности их отношений. Но тревога о хрупкости «мрамора» оказалась не напрасной. Их любовь стала предметом ревнивого наблюдения. Вскоре после того, как Анна переехала к Николаше, в их кремлевской квартире раздался звонок.

— Сталин. Она услышала в трубке нетрезвый голос.

— Николая попросите. Коба звонил выразить свою радость по поводу их брака.

— Николай, я тебя поздравляю! И вдруг, без перехода: — Ты и в этом меня переплюнул.

— В чем, в чем?

— Хорошая жена, красивая жена, молодая — моложе моей Нади. Надя в то время уже три года как лежала в могиле. Она была на двадцать два года моложе мужа, Анна — на двадцать четыре. И пьяный Коба все это завистливо подсчитал. Где-то рядом (Бухарины жили в бывшей кремлевской квартире Сталина, именно там застрелилась Надежда Аллилуева), одинокий диктатор, еще горше осознавший свое одиночество от близости влюбленной парочки, накачивался хорошим грузинским вином… Следовало ждать неприятностей. Теперь известно: окончательный сценарий уничтожения Бухарина был разработан Ежовым под руководством товарища Сталина в 1935 году. Это год женитьбы на Анне Лариной. Случайное совпадение или просто, посчитал Коба, пришла пора? Один из «Гималаев» и так слишком долго ждал… Юра родился в мае 1936 года в Москве. А в апреле Анна с Николашей совершили волшебную поездку по Франции. Бухарин на вершине славы — его, многолетнего председателя Коминтерна, знает весь Запад. Обожаемая женщина вот-вот родит ему ребенка… По весеннему Парижу бродили влюбленные парочки и це297

ловались прямо на улицах. Николаша без конца пел модную песенку по-французски: «Как были сильны твои обнимающие руки»… Целоваться на улицах он, видный представитель советского государства, посланный купить архивы Маркса-Энгельса, позволить себе не мог. Но однажды, совершенно захмелевший от весны, прошелся по Монмартру на руках… Сталину, несомненно, все доносили. Коба только посмеивался в свои прокуренные усы, потирал руки, одна из которых потом начнет усыхать. Как охотно Бухарчик пошел в западню! Командировка была частью дьявольского сценария — она даст повод обвинить его в нежелательных контактах с иностранцами. Бухарин что-то смутно предчувствовал. Уж очень странной была эта внезапная командировка с ничтожной суммой денег, на которую заведомо нельзя было купить и доли архива. В беседе с одним из парижских знакомых Бухарин внезапно прервал нить разговора, сказав совсем о другом: — А теперь он меня убьет… Но все равно, они были с Анютой в весеннем Париже. Жизнь подарила такую радость! Супруги вернулись в Москву, где тоже вовсю бушевала весна. Вскоре Анна родила сына. Пятидесятилетний отец ликовал.

— Юрочка! — без конца разговаривал он со спящим младенцем. — Опасаюсь, когда ты вырастешь, из меня песок сыпаться будет и я не смогу с тобой походить по лесу, поохотиться! Нет, нет, я долго буду крепким… я тебе много интересного расскажу. «Предполагаем жить, а, глядь, поди, умрем…» В это же лето Бухарин, «не придав значения» аресту друга, уехал на Памир. А когда спустился с горных высот, узнал: началось! 19 августа 1936 года открылся процесс Зиновьева, Каменева и других, названный процессом «Троцкистского объединенного центра», а 21 августа газеты опубликовали заявление прокуратуры о начале следствия по делу Бухарина, Рыкова, Томского, Радека и других «правых уклонистов».

298

25 августа, Бухарин прилетел в Москву рейсом из Ташкента. Побоялся сразу явиться домой, опасаясь немедленного ареста, и Анна помчалась к нему в аэропорт. Николай Иванович сидел в зале ожидания на скамейке, забившись в угол. Выглядел он довольно нелепо — через плечо свешивались узорчатые шерстяные носки, в руках зажат колокольчик, какой в горах подвешивают на шею скотине, чтоб не потерялась — подарки сыну. Первое, что он ей прошептал: — Прости, прости! Мне надо было убежать от тебя на расстояние пушечного выстрела! Бухарина арестовали только через полгода методичной квалифицированной травли. В один из бесконечных, сводящих с ума вечеров он снял с полки стихи Верхарна и прочитал юной жене: «То кровь предсмертных мук распятых вечеров Пурпурностью зари с небес сочится дальних… Сочится в тень болот кровь вечеров печальных, Кровь тихих вечеров, и в глади вод зеркальных Везде алеет кровь распятых вечеров… Голгофа траура… В ней вечеров распятых Сочится тихо кровь из облачных одежд… Прошла, прошла пора сверкающих надежд, И в тень сырых болот, зияющих, заклятых, Сочится тихо кровь, кровь вечеров распятых…» Мальчики поздно начинают говорить, но Юра уже в восемь месяцев распевал: — Па-па! Па-па! Счастливый и страдающий отец черно пошучивал: — Торопится сын, боится, скоро некого будет так называть… За Анной пришли спустя три месяца после ареста мужа. Пока она пыталась собрать вещи, Юру взял на руки энкаведешник. Мальчик заигрался желтыми пуговицами его мундира…

299

В этой семье жила еще одна женщина — Надежда Лукина, первая жена Николая Бухарина, его двоюродная сестра. В молодости она переболела гриппом, осложнение от которого превратило ее в малоподвижную калеку, и когда Бухарин с Анной Лариной поженились, они взяли беспомощную женщину к себе в дом. В самые трудные минуты она поддерживала их своим спокойным мужеством. После ареста Бухарина Надежда Лукина отослала Сталину свой партбилет с запиской: «Вздорность обвинений в адрес Бухарина, кристального большевика, не позволяет мне далее оставаться в партии». Калеку тоже не пощадили. За ней пришли в 1938-м. В автозак ее несли на руках. Арестованная еще дома приняла заранее приготовленный яд, но эскулапы тюремной больницы проявили чудеса врачебного искусства и откачали ее, полутруп остался жить. По слухам, спустя какое-то время над первой женой Бухарина «сжалились», ее расстреляли. «Кремлевский горец» мог торжествовать. У Бухариных жил лисенок. Когда хозяев увезли, зверек выскочил наружу, и его долго видели потом в Тайницком саду Кремля. Ободранный и голодный, он изводил жильцов кремлевских квартир безутешным воем. Коба мог торжествовать. Через пятьдесят с лишним лет к Анне Лариной попадет последнее письмо мужа. Весточка с того света: «Милая, дорогая Аннушка, ненаглядная моя! Я пишу тебе уже накануне процесса…» Постскриптум: «Карточка твоя у меня есть, с малышом. Поцелуй Юрку от меня. Хорошо, что он не читает (газет. — Авт.). За дочь тоже очень боюсь. О сыне скажи хоть слово — вероятно, вырос мальчонка, а меня и не знает. Обними его и приласкай». …Все это мать понемногу, щадя, рассказывала сыну. А как же сам он выжил после ареста матери? В младенчестве жил у тех родственников, кто еще не был арестован. Когда до очередного из них дотягивалась рука Ежова, затем Берии, Юру передавали 300

следующему родичу. Но вот за решеткой оказались все взрослые, и мальчика направили в детдом… Он поступил в Новочеркасский гидромелиоративный техникум. На экзамены, как рассказал потом матери, ходил босиком.

— Почему же босиком? — изумилась она. — Неужели в детдоме не выдали ботинки?

— Выдали, но босиком как-то лучше. Гидромелиорация не привлекала. Она просто была не хуже и не лучше всего остального. Двенадцать лет работы в конторах, закончившиеся туберкулезом, кажутся сейчас чужим куском жизни. Юрий Ларин долго искал нечто, что соответствовало бы его «уровню лености», как он говорит. Но это не более чем желание уйти от высоких слов, которых не терпит. Юрий искал «уровень», способный ответить тому неясному, долго не имевшему определенных очертаний, чем была полна душа. В детдоме Юра Гусман считался весельчаком. Он шутил, подначивал, разыгрывал, веселился вполне искренне, однако всегда чувствовал — есть что-то тайное, тяжелое в его судьбе. И тайной же долго оставалось для него призвание. В тридцать лет, когда им с матерью вышло разрешение жить в столице, Ларин вернулся в Москву. И лишь к этому времени сомнения оставили его. Юрий понял: он — художник. Поступил в знаменитую Строгановку — Высшее художественно-промышленное училище. Потом шестнадцать лет там преподавал, пока тяжелая болезнь надолго не вышибла его «из седла». Юрий перенес восьмичасовую нейрохирургическую операцию. Так началась еще одна черная полоса в его жизни, казалось, уже устоявшейся. Была любимая жена (Инга Баллод, детская писательница), сын Колька (названный, конечно же, в честь деда) и живопись, где он был свободен, свободен, наконец, свободен… И вдруг Инга умирает от рака… Юрию ставят диагноз: опухоль мозга… Однажды у него уже отняли все… Но мать вернулась — хотя и надорвавшимся, изломанным человеком (вдову обер-шпиона мучили безжалостно, устраивали имитацию расстрела). Отец 301

смотрел на них с фотографии на стене. Жизнь, изуродованная жизнь все же продолжалась. Но существование семьи «обершпиона» и в шестидесятые, и в семидесятые годы было невыносимо. И Юрий решился. В 1978 году он обратился к руководителю Итальянской компартии с просьбой помочь восстановить справедливость. Письмо опубликовали многие западные газеты. Фонд Бертрана Рассела организовал сбор подписей от представителей политических партий и деятелей культуры. Советские власти осмелились на реабилитацию Бухарина лишь в 1988 году. То была радость, но слишком запоздалая. Вдове Бухарина исполнилось уже семьдесят пять, его сыну пятьдесят два года. Большую часть жизни они прожили как члены семьи врага народа. Внутри этого существования Юрию удалось обрести какое-то хрупкое равновесие. И вот оно в очередной раз оказалось под ударом. Операция на мозге прошла удачно. Но болезнь, отступив, поразила самое главное для художника — правую руку. Пришлось учиться писать левой рукой, упорно разрабатывая и правую. Восстанавливаться ему помогала врач, милая женщина Оля. И — чудо, рука начала оживать. Занятия лечебной физкультурой окончились, пациент мог уже обойтись без помощи доктора. Но он не мог обойтись без Оли! А у нее семья, сын — ровесник Кольке. Юрий не был ловеласом, напротив, как все затворники, робел перед женщинами. Но он просто не в состоянии был не звонить! Оказалось, она тоже не представляет себе жизни без этого человека, который едва может передвигаться.

— Оля — чудо! — говорит Юрий Николаевич. — Мне ее послал Бог! Не умеющий жить в одиночестве, он это одиночество пишет в своих картинах. Может быть, — чтобы до конца избавиться от него, изгнать самое воспоминание о нем, оставить 302

на холсте — чтобы не вернулось в жизнь. Петербургский художник Павел Басманов сказал Ларину: «На ваших работах изображена земля, существовавшая еще до того, как на ней появились люди». Все его работы подчеркнуто аполитичны, асоциальны. Земля без людей на полотнах Ларина печальна, но гармонична. С годами его палитра высветляется, тени уходят, на безлюдных пейзажах появляются люди. Художник любит цвет, любит юг. Но после операции поездки в жаркие края ему заказаны. И попробуй нарушить запрет, если рядом такой бдительный доктор. И все же иногда это ему удается. На юге Ларин заболевает — но сильно чувствует. А художник творит, когда сильно чувствует. Один из критиков так определил творческую манеру Ларина — страстное молчание. Поздно обретенное мастерство заставляет быть предельно честным с самим собой. Он никогда не думает, какой человек будет смотреть его картины, не стремится этому человеку понравиться. Знает себе цену: — Пока многие меня не понимают, но у меня есть хорошие картины. Его акварели висят в Третьяковской галерее и Русском музее. После первой долгожданной персональной выставки в Центральном доме художника в Москве в 1987 году его приглашают с работами в разные страны. Картины поступают в частные коллекции, их увозят в Италию, Германию, США… Но Ларин «жадный», ему жаль расставаться с работами. Мечта — устроить когда-нибудь настоящую большую выставку. Как-то его спросили: — Чудак, почему ты не Бухарин? На выставке «художника Бухарина» был бы настоящий лом, особенно на Западе! Юрий отказывается от такого подарка судьбы. Он — Ларин, ему не нужен не им заработанный успех. Успех он заработал сам. Когда художник умер в 2015 году, друзья подсчитали: судьба дала Ларину 15 творчески насыщенных лет, у него было 16 персональных выставок.

303

А не менять фамилию — это настолько принципиально, что не останавливает даже такая мысль — с отцом пресекается фамилия Бухариных, во всяком случае, одна из его ветвей. Взять фамилию родного отца — неприемлемо. Но как хочется узнать человека, на которого так похож и голосом, и мимикой, и жестами, и умением заразительно смеяться… Каким был этот родной и неизвестный человек в непременной кепке, в толстой коже комиссарской куртки, которая должна была что-то защитить — или скрыть? Желание понять отца оказалось настолько сильно, что когда друзья нелегально привезли из США биографию все еще опального в СССР Бухарина, написанную крупнейшим «бухариноведом», профессором Стивеном Коэном, сын решил ее перевести. В том не было бы ничего поразительного, если бы не такая «мелочь»: Юрий совсем не знал тогда английского языка, буквально — ни слова. Сумасшедшую работу по переводу он не осилил бы никогда без помощи Евгения Гнедина1, выдающегося дипломата и публициста. По благородству и высоте духа рядом с Гнединым Юрий Ларин не мог поставить никого. В течение четырех лет перевод производился так: Юрий делал заготовку, «рыбу», раз в неделю приезжал Гнедин, блестяще владевший английским; правил, указывал на ошибки, исчезал и через семь дней появлялся вновь. Эта работа приоткрыла облик отца, — его масштаб, его жи-

Е.А.Гнедин — в 1935—1937 гг. заведовал отделом печати наркома иностранных дел СССР, в 1937—1939 гг. он первый секретарь Посольства СССР в Берлине. В мае 1939 года арестован, осужден на 10 лет лагерей, после чего отбывал ссылку в Казахстане. В 1955 году реабилитирован, вернулся в Москву, где занялся литературной работой. Автор книги «Катастрофа и второе рождение», где пытается осмыслить трагедию тоталитаризма в СССР.

1

304

вой, искренний нрав. Показала, почему к Бухарину тянулась молодежь. Но не все, что написал Коэн, хотелось узнавать. Американский исследователь отказался от романтического взгляда на «блистательную гвардию революции». Николай Бухарин не был демократом, не ставил под сомнение принцип однопартийности. «У нас могут быть две партии: одна у власти, другая в тюрьме» — вопрос для него мог стоять только так. Как непроницателен, однако, оказался один из главнейших теоретиков большевизма! Оказалось, одна и та же партия может быть и у власти, и в тюрьме. И его личный пример это доказал! Бухарин не был лично причастен к репрессиям, но Коэн не сомневается: и герой его книги ответствен за убийства сталинского режима. Его этический нигилизм вполне допускал взгляд на человека, как на средство достижения революционной цели. «Этическую болтовню всерьез принимать абсолютно невозможно», — говаривал Бухарин. Многих исследователей мучает загадка: почему арестованные большевики-оппозиционеры быстро «кололись» и возводили немыслимую клевету на самих себя? Почему еще до арестов выступали с яростной самокритикой? Многие из них смерти не боялись. Страшились другого, для них более ужасного: раскола. И «правые» и «левые» уклонисты, и сталинисты и антисталинисты понимали: только единство партии может дать ей железную силу. И ради того готовы были пожертвовать и собственной жизнью. Соратники Сталина, которых тот впоследствии уничтожил, имели бесчисленные возможности прежде убрать его самого. Однако не сделали этого, понимая: без его железной руки партия сразу развалится. Отцы «оппозиции» ворчали, клеймили Кобу, называя между собой Чингисханом, новым Иваном Грозным, но склоняли головы перед его силой. Сила и только сила могла продлить жизнь бесчеловечной революционной идее.

305

…Анна Ларина не судила своего «дорогого Кольку» за признание им своей вины. Да и у кого бы повернулся на это язык? «Твое поведение на процессе не осуждаю — это был единственно возможный выход из создавшегося положения», — так писала она ему на «тот свет», в ответ на полученное через полвека предсмертное письмо мужа. Это письмо и ответ вдовы были опубликованы в российской печати. …Коэн развенчивает и иллюзию блестящей европейской образованности Бухарина, одного из интеллектуалов партии: «Ранние годы бессистемного обучения и чтение „положительно всего“ составили основу его образования, которому недоставало фундаментальности». Как видны с уровня сегодняшнего дня слабости и заблуждения отца… Но разве родные люди дороги нам своей правильностью? Сын честно довел работу до конца. Один из экземпляров с такими трудами давшегося перевода был сожжен. Случилось это еще до перестройки. В стране жестко велась борьба с инакомыслием. К знакомым нагрянули с обыском, при котором случайно присутствовала Анна Ларина. Застарелый ужас поднялся со дна ее души: неужели сын повторит ее судьбу? Что, если и к нему явятся эти безжалостные люди в невидимых погонах? Она кинулась звонить, предупреждая. Юрий выбежал во двор и бросил рукопись в костер.

— А последний экземпляр сожгли бы? — допытывались у Юрия Ларина журналисты уже в наши дни. Нет, последний он бы не сжег. То, что начиналось почти как домашние экзерсисы, вылилось в серьезную работу. Книга Коэна, переведенная Юрием Лариным и Евгением Гнединым, опубликована в 1988 году в издательстве «Прогресс». Так получилось — к реабилитации Бухарина. В выходных данных значится: «Перевод Е. и Ю. Четверговых». Это Юрий придумал такой псевдоним, ведь они с Гнединым встречались по четвергам. Жаль только, что Евгений Михайлович не дожил до радостного дня.

306

В романе «Времена» Бухарин пишет о матери: «От политики она решила держаться в стороне — твердо, раз и навсегда». Известный художник Константин Юон сказал однажды Николаю Бухарину: — Бросьте заниматься политикой; политика ничего хорошего не сулит, занимайтесь живописью, это ваше призвание. А что, если бы… Если бы Бухарин профессионально занялся живописью… или литературой? Сталин не бросил духовную академию?.. Гитлер, как и собирался в юности, посвятил себя архитектуре?.. Что было бы? Другой век, другая история?.. Здравое решение держаться от политики в стороне, принятое матерью Бухарина, пришлось по нутру не сыну ее, а только внуку… Прочь от политики. Прочь от Кремля. Живопись лучше. Правда, как справедливо заметил Альбер Камю, если вы не хотите заниматься политикой, когда-нибудь она займется вами. Что доказывает и общая история СССР, и частная история Юрия Ларина и сестры его Светланы Гурвич…

307

Н.С.Хрущев с женой Ниной Петровной и внуками Никитой и Алешей

Сын Хрущева Леонид

Семья Хрущева. В первом ряду сидят (слева направо): внучка Юлия (дочь Леонида), Хрущев, внук Никита (сын Рады), жена Нина Петровна. Во втором ряду стоят (слева направо): зять Алексей Аджубей, дочь Юлия, сын Сергей, дочь Елена, дочь Рада, внук Алеша (сын Рады), жена Сергея Галина

Сергей Хрущев, доктор технических наук

Хрущев с дочерью Еленой и с любимой собакой по кличке Арбат

Вечер, посвященный дню рождения Хрущева (1989 г.) В первом ряду сидят (слева направо) дочь Рада, внучка Юлия и правнучка Ксения

Юрий Чурбанов, Галина Брежнева и Николай Щелоков

Юрий Чурбанов на скамье подсудимых

Сын Брежнева Юрий

Дочь Михаила Горбачева Ирина

Горбачев возвращается из форосского плена

321

Семья Бориса Ельцина. В первом ряду (слева направо) внучка Маша, супруга Наина Иосифовна, внучка Катя. Во втором ряду: внук Борис, дочь Елена. В третьем ряду: зять Алексей, дочь Татьяна

ЛЕОНИД ХРУЩЕВ Леонид Хрущев, как многие кремлевские дети, стал летчиком. В чем-то он повторил судьбу Василия Сталина. Эта схожесть биографий, общность рисунка жизни не удивляет — в целом жизнь кремлевских детей подчиняется единым законам. О том, что у главы Советского государства Никиты Хрущева был сын от первого брака, мало кто знал. Его существование замалчивал даже отец. И как открылось — неспроста… В одной из повестей Виктора Некрасова Сталин говорит: — Вот умру — все на товарища Сталина спишут. Кто-нибудь самый хитрый. Узнаешь теперь, кто? Нет. Не узнаешь. Потому что он самый хитрый. И вот этот хитрый будет с трибуны все валить на товарища Сталина. А другие приятели товарища Сталина будут сидеть в президиуме и громко аплодировать. «Самым хитрым» оказался Хрущев. Хотя именно на него-то вождь всех народов и не «грешил». Перед смертью, уже слабеющей рукой, он отправил в опалу Молотова и Микояна, а Хрущева не тронул. Разве можно было подумать на этого подобострастного, рано полысевшего украинского хлопца в косоворотке? На шута с широкой белозубой улыбкой, который, стоит намекнуть, отплясывал гопака во время партийных застолий? Больше всех Сталин боялся Берии. Тот казался воплощением вероломства и хитрости, и именно поэтому вождь не смог удалить его от дел. Хрущева же удалять даже не хотел, не чуя в нем опасности. Хрущев переиграл Сталина. Переиграл он и Берию. Вот как рассказывает сам Никита Сергеевич о последних минутах свободы всемогущего наркома внутренних дел. Идет заседание ЦК: «Сел Берия, развалился и спрашивает: Ну, какой вопрос сегодня на повестке дня? Почему собрались так неожиданно?»

324

Берия беззаботен. Ему и в голову не приходит, что судьба его решена, и главную роль в этом играет «дорогой Никита Сергеевич», как его вот-вот начнут называть… Слушаем Хрущева дальше: «…Я толкаю Маленкова ногой и шепчу: «Открывай заседание, давай мне слово». Тот побелел, смотрю, рта раскрыть не может. Тут я вскочил и говорю: «На повестке дня один вопрос. Об антипартийной, раскольнической деятельности агента империализма Берии. Есть предложение вывести его из состава Президиума, из состава ЦК, исключить из партии и предать военному суду. Кто «за»? И первый руку поднимаю. За мной остальные. Берия позеленел — и к портфелю. А я портфель рукой цап! И к себе! Шутишь, говорю». Вот так, в классическом сталинском стиле был свергнут один из могущественнейших людей в Советском Союзе. Хрущев оказался искушенным политиком со всеми «родимыми пятнами» своего времени. Любил повторять, обжегшись на критике художников — «абстрацкистов»: «В вопросах искусства я сталинист». Да, Хрущев подверг жестокому идейному разгрому художественную выставку в Манеже. При нем травили Пастернака и других деятелей культуры. И сталинистом он был не только в искусстве, в культуре. Совершенно в духе Генералисимуса Хрущев послал в 1956-м году танки для подавление «контрреволюции» в Венгрии. А в 1963 году по его приказу вооруженные войска расстреляли мирную демонстрацию голодных рабочих в Новочеркасске. Но была в этом противоречивом характере черта совершенно непрофессиональная, категорически вредная для политика: в закаленной, прокаленной душе его жила и совесть. Как это сочетается с расстрелом в Новочеркасске? Не знаю… Наверное, как черный и белый мрамор его надгробия, гениально задуманный и исполненный Эрнестом Неизвестным. На этого скульптора, кстати, обрушился в свое время основной заряд хрущевской критики в Манеже. Но мастер не затаил зла, а захо325

тел выразить в камне свое отношение к человеку, решившемуся на отчаянно мужественный шаг — рассказать народу о культе Сталина, о репрессиях. Доклад ХХ съезду готовился специальной комиссией политбюро ЦК КПСС. Ее концепция была — вся ответственность за репрессии лежит на Сталине и карательных органах. Личная диктовка Хрущева, как о том пишет в своей книге «Советский Союз: история власти (1945 — 1991)» Рудольф Пихоя, недолгое время (1993—1996) бывший руководителем Государственной архивной службы России, личная диктовка Хрущева расширяла сферу ответственности на окружение Сталина. В которое он сам входил одним из первых лиц. О Хрущеве принято судить в пределах этих крайностей: черное-белое. Художник Борис Жутовский, имевший с Хрущевым несколько встреч, называет его «отрицательным гением». Для меня же, как и для очень многих, он «гений положительный». При Хрущеве народ, может быть, впервые после 1917 года, перевел дух. Впервые во главе государства встал не идол, а живой человек. У Хрущева не было, как сказали бы сейчас, харизмы. Это был свойский, заводной мужик, какого можно — а че? — и по плечу хлопнуть. Вот Сталина внучка (!) не решалась и за усы дернуть. Невозможность запросто обратиться к этому сверхчеловеку чувствовал даже ребенок. Хрущев же был из «нашенских», над ним не грех и посмеяться, и рассказать анекдот. «Иван-дурак на троне», «болтун», «кукурузник» — это можно было спокойно говорить о новом лидере, ну, почти вслух. Чем намолчавшийся народ воспользовался на полную катушку. Тем более что Никита Сергеевич и сам «подставился» на потеху острякам. Кукурузу по его распоряжению за Полярным кругом сеяли, башмаком по трибуне ООН стучал, коммунизм к 1980 году сулил построить. Боюсь, нынешнее молодое поколение только эти анекдоты и знает о человеке, с которого в стране началась новая эпоха. В 1964 году товарищи по партии, сплетя тонкую интригу, скину326

ли новатора с трона и закрыли его имя для печати на двадцать с лишним лет… Но именно при Хрущеве полетел в космос Юрий Гагарин. Хрущев был «отцом родным» для космонавтов и космонавтики. Заводной Никита Сергеевич спровоцировал Карибский кризис. В 1962 году грозил «проклятым империалистам»: ” Мы вас всех в землю зароем!» И советские военные ракеты в изобилии расположились на Кубе, нацелившись на США. Паника в крупных американских городах, расположенных на восточном побережье! Но он же сделал первый шаг к разрядке кризиса и сближению с США. Именно при Хрущеве впервые прозвучали слова «мирное сосуществование». При нем впервые чуть приподнялся «железный занавес». И из-под него пошли сочиться запрещенные книги, журналы, самиздат. Да и за впервые оказавшиеся на советских прилавках магнитофоны, электробритвы, синтетические кофточки Никите Сергеевичу отдельное спасибо. Хрущев лелеял мечту о «химизации всей страны», при нем бурно начала развиваться химическая промышленность. Никита, как называли его в народе, принципиально носил шапку из искусственного меха и по-детски радовался, если кто-то принимал его за натуральный. Наконец, он выселил из подвалов все семьи, быстро понастроив кварталы пятиэтажных типовых домов, знаменитых «хрущевок». Планировал через двадцать лет пятиэтажки снести и на их месте построить дворцы. (Мечтатель! «Хрущевки» стоят до сих пор). Но даже если бы ничего этого не было, и Хрущев успел бы только прочитать свой знаменитый ночной доклад 24 февраля 1956 года на XX съезде КПСС — за одно только это ему нижайший поклон. Он первый перестал раскручивать «красное колесо» террора и первый об этом терроре внятно сказал людям. Причисляющие Хрущева к «отрицательным гениям» ставят ему в вину соучастие в репрессиях, и на его совести есть расстрельные списки. Его сын Сергей Хрущев под напором журна327

листа говорит по этому поводу: « Я не могу утверждать, что Хрущев абсолютно чист. Но я не знаю его конкретных преступлений, что он подписывал и подписывал ли». И еще: «Я не рассматриваю отца как активного участника преступлений. Наоборот, он был жертвой времени, в котором они вершились. Довольно трудно, например, говорить что-то о Новочеркасске. Кто отдавал приказы? Кто их подписывал?» Сделайте поправку на сыновью субъективность, и перед вами почти признание. Но можно и не искать расстрельных списков с подписью Хрущева — достаточно посмотреть его послужной список. С 1934 года — член Центрального комитета компартии Советского Союза. 1935 — глава московской городской и областной парторганизации. 1938 — 1-й секретарь компартии Украины, кандидат в Политбюро ЦК КПСС. 1939 — член Политбюро ЦК КПСС. 1944 — 1947 — Председатель Совета министров Украины, затем снова 1-й секретарь компартии Украины. 1949 — секретарь ЦК КПСС и 1-й секретарь Московского комитета партии.

— 1-й 1953 секретарь ЦК КПСС, одновременно с 1958 по 1964 годы — председатель Совета Министров СССР. Блестящая карьера в самые трагические годы. Тогда все решения политбюро принимались единогласно. Остаются ли сомнения в том, что Хрущев поддерживал репрессии, участвовал в них? Не мог не участвовать. В своих «Воспоминаниях» он и не пытается представить себя диссидентом. Вот два характерных сюжета из его книги. Первый связан с продолжительными пьянками в составе политбюро, которые Сталин сделал традиционными еще до войны. Столько пить, сколько требовал кровожадный Коба, Хрущев не хотел, а потом уже и по состоянию здоровья не мог. Но от чарки не освобождали никакие мольбы. «После войны у меня заболели почки, и врачи категорически запретили мне пить спиртные напитки. Я Сталину об этом сказал, и он какое-то время даже, бывало, брал меня под защиту, но это было очень непродолжительно. И тут Берия сыграл свою 328

роль, сказав, что у него тоже почки больные, но он пьет, и ничего. Так я лишился защитной брони в том, что у меня больные почки, что мне пить нельзя: все равно пей, пока живешь, пока ходишь…» И второй эпизод. Однажды на самом верху было решено застопорить партийную карьеру известного человека, старого товарища Хрущева Емельяна Ярославского. Для этого было достаточно всего одного звонка: «Вдруг ко мне звонят из ЦК Ежов или Маленков и говорят, что надо провалить (на выборах в ЦК КПСС. — Авт.) Ярославского. Это было очень тяжело для меня лично, но я должен был это дело провести». Несомненно, «проводил» дела и куда более страшные. Сколько же «скелетов» спрятано в «партийных шкафах»?.. Не случайно разоблачениям Хрущева энергично сопротивлялись его друзья-товарищи. Из «Воспоминаний» Хрущева: «Ворошилов и Каганович повторяли в один голос: „Нас притянут к ответу“. Возражали из тех же соображений и Молотов, и Маленков, и Микоян… да все!» И его самого могли бы остановить те же соображения. Но — перевесила совесть. Близких ему люди считают: чувство вины и раскаяния угнетало его всегда, но особенно сильно в последние годы жизни. Эти страдания и свели его в могилу. Хотелось бы, конечно, иметь в руководстве страны властителей без пятен на горностаевой мантии, то есть на косоворотке или пиджаке, но в России такие что-то не попадаются. Версий, объясняющих, почему Хрущев решился на развенчание культа Сталина, чрезвычайно много. Среди них есть и такая: Хрущев мстил уже мертвому Генералиссимусу за сына Леонида. Судьба Леонида Хрущева полна загадок. Он родился 10 ноября 1917 года, а через два года первая жена Хрущева, как и первая жена Сталина, скоропостижно скончалась от тифа. О детских годах Леонида очень мало знали даже близкие дру329

зья, хотя в юности это был общительный, компанейский парень. Его любили в компаниях, и он любил компании. Видимо, даже больше, чем занятия в школе, которую так и не закончил. Пришлось идти в фабрично-заводское училище, по окончании — работать слесарем на заводе. Но Леониду не давала покоя общая для миллионов тогдашних парней и девчат мечта — летать. В 1933 году он поступил в Балашовскую школу гражданской авиации, а по окончании ее прошел дополнительную подготовку на курсах усовершенствования командного состава. В 1940 году Леонид Хрущев — лейтенант. Это известно точно. А дальше в его биографии идут «темные пятна», которые исследователи не могут до конца расшифровать до сих пор. В одной из анкет Леонид пишет, что в Красной Армии находится добровольно с 1939 года после зачисления его слушателем подготовительного курса Военно-Воздушной академии им. Жуковского. Стало быть, ему предстояло учиться в Москве четыре года. Однако, как явствует из той же анкеты, он внезапно оказывается далеко от столицы — в Энгельсской военной авиационной школе. Почему? Леонид Хрущев нигде об этом не упоминает. Но вот что пишет о причинах его перемещения Серго Берия. Рассказывая в своей книге о назначении в 1939-м году наркомом внутренних дел Украины Ивана Серова, Серго замечает: «Серьезный конфликт возник между Серовым и Хрущевым, когда произошла неприятная история с сыном Никиты Сергеевича от первого брака, Леонидом. Как это, к сожалению, нередко бывает в среде «золотой молодежи» — детей высокопоставленных чиновников, сын первого секретаря ЦК (Украины. — Авт.) оказался в сомнительной компании. Позднее выяснилось, его друзьями оказались преступники, промышлявшие грабежами и убийствами. Когда Серову доложили о случившемся, он тут же связался с моим отцом.

330

— Сообщи обо всем Хрущеву, — распорядился отец, — и посмотрим, как он будет реагировать. Это вопиющее нарушение закона, и вытаскивать пусть даже сына первого секретаря ЦК из этого дела, сам понимаешь, нельзя, но как-то смягчить его участь — можно. Реакция Хрущева Серова поразила.

— Закрой это дело!

— Как же можно, Никита Сергеевич, — возразил Серов. — Дело получило огласку. Совершены тягчайшие преступления, о которых уже знают тысячи людей. Вывести вашего сына из этого дела просто невозможно. И, хотя Хрущев настаивал на своем, следствие было доведено до конца, и состоялся суд. Большинство участников преступной группы, а попросту говоря, банды уголовников, приговорили к высшей мере наказания и расстреляли. Сын Никиты Сергеевича отделался десятью годами лишения свободы». Так пишет Серго Берия. Он явно не знал финала истории. А именно: в том же, 1939 году, имея «десятилетку» за плечами, Леонид вдруг появляется в Энгельсской авиашколе. Приговор все же удалось смягчить, возможно, переквалифицировав на условное наказание. Последнее косвенно подтверждает и строка из автобиографии Леонида: «под судом не был». В то время существовала «железная» стандартная формулировка: «под судом и следствием» не был. Похоже, следствие все же имело место? «Выпускная аттестация» Леонида Хрущева из Энгельсской школы великолепна: партии предан, учится на «отлично», материальную часть самолета знает «отлично», эксплуатирует ее грамотно. Освоил новый тип самолета — бомбардировщик. «Ошибка молодости» могла оказаться лишь досадным эпизодом в жизни сына Никиты Сергеевича. С начала июля 1941 года Леонид на фронте. Он смел и надежен в полетах. Это качество его настолько выдающееся, что уже через две недели после начала службы Леонида командир его дивизии пишет в штаб армии: 331

«Командир экипажа Леонид Никитович Хрущев (сын Никиты Сергеевича), член ВЛКСМ, имеет 12 боевых вылетов. Все боевые задания выполняет отлично. Мужественный, бесстрашный летчик. В воздушном бою 6.7.1941 г. храбро дрался с истребителями противника вплоть до отражения атаки. Из боя тов. Хрущев вышел с изрешеченной машиной. Инициативный. Его машина безотказна, неоднократно он шел в бой и подменял неподготовленные экипажи. Ходатайствую о награждении тов. Хрущева орденом Красного Знамени. Командир 46-й авиадивизии полковник Писарский». Судя по различным свидетельствам, Леонид действительно был храбрым летчиком. Но угодническая приписка «сын Никиты Сергеевича» — а вдруг не догадаются и спросят строго: чего это ты спешишь, друг сердешный, если твой герой всего лишь «храбро дрался» в течение двух недель! — подрывает доверие даже к этой характеристике командира… Вскоре после представления к награде летчик Хрущев был сбит в бою. Он сумел дотянуть до линии фронта и посадить машину, но сломал ногу. Перелом оказался сложный, долго не заживал. Раненого отослали на долечивание в Куйбышев. Там Хрущев-младший встретился с сыновьями Сталина и Микояна, Василием и Степаном. Вот что пишет об этом Степан Микоян: «В поликлинике в Куйбышеве познакомился с двумя старшими лейтенантами, тоже проходившими амбулаторное лечение после ранения: Рубеном Ибаррури, сыном знаменитой Долорес, и Леонидом Хрущевым. Оба уже имели по ордену Красного Знамени. В конце июля 1941 г. самолет Леонида подбил немецкий истребитель. Леонид едва дотянул до линии фронта и сел с убранными шасси на нейтральной полосе. Один из членов экипажа был убит еще в воздухе, а у Леонида при посадке была сломана нога. В полевом госпитале у Леонида хотели отрезать 332

ногу, но он не дал, угрожая пистолетом. Нога очень плохо заживала — он лечился более года. Леонид Хрущев был хороший, добрый товарищ. Мы с ним провели, встречаясь почти ежедневно, более двух месяцев. К сожалению, он любил выпивать. В Куйбышеве в гостинице жил в это время командированный на какое-то предприятие его товарищ, имевший блат на ликероводочном заводе. Они покупали там напитки в расчете на неделю и распивали почти каждый вечер в гостиничном номере. Я, хотя почти не пил, часто бывал там. Приходили и другие гости, в том числе и девушки. Мы с Леонидом познакомились и подружились тогда с двумя молодыми танцовщицами из Большого театра, который был там в эвакуации. Леонид, даже изрядно выпив, оставался добродушным и скоро засыпал. Когда я уехал в Москву, произошла трагедия, о которой я узнал позже от одного приятеля Леонида. Однажды в компании оказался какой-то моряк с фронта. Когда все были сильно «под градусом», в разговоре кто-то сказал, что Леонид очень меткий стрелок. На спор моряк предложил Леониду сбить выстрелом из пистолета бутылку с его головы. Леонид, как рассказывал этот приятель, долго отказывался, но потом все-таки выстрелил и отбил у бутылки горлышко. Моряк счел это недостаточным, сказал, что надо попасть в саму бутылку. Леонид снова выстрелил и попал моряку в лоб…» Еще одна криминальная история с сыном Хрущева. Могло ли случиться, что обе эти истории выдуманы недоброжелателями? Можно предположить, что Серго Берия — лицо заинтересованное. Но Степан Микоян — сын единственного из партийной верхушки человека, не оставившего Хрущева в годы опалы. За убийство офицера офицером, да еще в годы войны… Любому не сносить бы головы. но, видимо, Никита Сергеевич и на этот раз сумел исхлопотать щадящее для легкомысленного потомка решение. Степан Микоян: «Его судили и дали восемь лет с отбытием на фронте… Когда Леонид был проездом в Москве, мы с ним встретились, но я этой истории еще не знал, а он мне ничего не сказал».

333

С именем Леонида связана еще одна трагедия. Он был женат на Любе Сизых, у них росла дочка Юля. Когда Леонид после ранения попал в госпиталь, жена приехала к нему в Куйбышев. Но ей не удалось уберечь мужа от лихих гулянок. Леонида арестовали, а вскоре пришли и за ней. Обвинение предъявили стандартное — в шпионаже. Как же они похожи, кремлевские дети… Известный футбольный тренер Андрей Старостин рассказал в печати, как Василий Сталин, тоже по пьяному делу, пристрелил собутыльника. Тогда шумихи почти удалось избежать. А дело Леонида получило огласку, и суд состоялся. Но для кремлевских детей писан особый закон — вместо трибунала Хрущеву-младшему грозило лишь направление на фронт, в пехоту, в штрафной батальон. Слухи об этом начали распространяться по стране. Отголосок их дошел и до Гулага. Солженицын в одной из статей упоминает Леонида Хрущева, якобы погибшего в штрафбате. Однако слухи опередили события. Леонид Хрущев вновь оказался в авиаполку. Причем, не в бомбардировочном, как раньше, а в более престижном — в истребительном. Все условия для его переподготовки были незамедлительно созданы. Но судьба не была благосклонна к сыну Хрущева и на этот раз. После шестого вылета, 11 марта 1943 года, он в полк не вернулся. Ровно месяц Хрущева-младшего искали, ждали, вдруг обнаружится в каком-нибудь в госпитале.. Рада Хрущева рассказала; «Иду из школы поздно вечером, я училась в третью смену, и думаю: вот приду, а его кожанка висит на вешалке». Не случилось. 11 апреля командующий 1-й Воздушной армией, в составе которой воевал Леонид Хрущев, направил его отцу пространную похоронку: «ЧЛЕНУ ВОЕННОГО СОВЕТА ВОРОНЕЖСКОГО ФРОНТА Генераллейтенанту ХРУЩЕВУ Дорогой Никита Сергеевич!

334

С глубоким прискорбием сообщаю Вам печальную новость. Ваш сын, летчик 18-го гвардейского истребительного авиационного полка, гвардии старший лейтенант Леонид Никитович Хрущев 11 марта 1943 года не возвратился с боевого задания. Отважный сталинский сокол, он на протяжении всей Отечественной войны храбро сражался против немецких захватчиков. В 134-м скоростном бомбардировочном авиационном полку он совершил 27 успешных боевых вылетов, за что был награжден орденом Красного Знамени. В боях получил тяжелое ранение и до 1.03.42 г. находился на излечении. После выздоровления гвардии старший лейтенант Леонид Никитович Хрущев настойчиво просил направить его для переучивания на истребителях… Программу переучивания гвардии старший лейтенант Хрущев окончил 3.11.42 с оценкой ОТЛИЧНО и был назначен летчиком в 18-й гвардейский истребительный авиационный полк. Мною и начальником штаба армии было предложено Вашему сыну перейти на работу в Управление воздушной армии, но он пожелал остаться в боевом полку и от предложения отказался.

4.12.42 гвардии старший лейтенант Леонид Никитович Хрущев был проверен по технике пилотирования. Командир аэ 18 гв. иап гвардии капитан Мазуров дал общую оценку ХОРОШО. Для обучения воздушному бою к Вашему сыну был прикреплен лучший боевой летчик полка старший лейтенант Заморин, имевший на своем счету 18 лично им сбитых самолетов противника. Все элементы воздушного боя были отработаны в строгой последовательности и в соответствии с курсом боевого использования истребительной авиации. На неоднократных проверках в зоне гвардии старший лейтенант Леонид Никитович Хрущев неизменно показывал отличные результаты, мастерство, напористость и отвагу, свойственные талантливым летчикам-истребителям. И все же, несмотря на это, командование полка продолжало дальнейшую его тренировку, под разными предлогами удерживая от боевой работы.

335

Настойчивые просьбы Вашего сына, который очень обижался: «Почему так долго возятся?», и блестящая техника пилотирования, умение вести себя в воздушном бою послужили командиру полка гвардии майору Голубову основой для разрешения гвардии старшему лейтенанту Л. Н. Хрущеву выполнять боевые задания в составе группы 6—9 самолетов под наблюдением и контролем старшего лейтенанта Заморина. В первых же боях Ваш сын показал беспримерную храбрость и боевую хватку настоящего истребителя. Гвардии старший лейтенант Заморин в первых совместных воздушных операциях сам боя не вел, а охранял своего ученика и наблюдал за его поведением. По его докладу, Ваш сын атаковал врага смело, преследовал неотступно, правильно использовал освещение, облачность, умело маневрировал — словом, вел бой грамотно и решительно. Гвардии старший лейтенант Хрущев произвел 6 боевых вылетов по прикрытию войск 16-й армии и участвовал в трех воздушных боях. Возвращаясь после воздушного боя, ваш сын буквально ликовал, вспоминая подробности схватки и бегство «фрица», которому он зашел сзади в хвост и, преследуя, расстреливал почти в упор.

11 марта 1943 года в 12.13 группа 9 Як-7Б, в составе которой находился Ваш сын, под командой гвардии капитана Мазурова вылетела на выполнение боевого задания в район Кожаковка, Ашково, Нижнее, Ясенок, Дынное, Жеребовка (все пункты 7—9 км севернее Жиздра). Группе была поставлена задача: уничтожить бомбардировщики противника, не допуская бомбометания по наступающим войскам 16А. Боевой порядок девятки был эшелонирован по высоте. Пять самолетов под командой гвардии капитана Мазурова летели на высоте 2000 метров, четыре самолета под командой гвардии младшего лейтенанта Ляпунова — на высоте 2500 метров.

336

При подходе к линии фронта летчики справлялись о воздушной обстановке. Радиостанции наведения сообщили: «Самолетов противника пока нет, но будьте осторожны». После 3-5-минутного патрулирования в воздухе появилось до 8—10 «ФоккеВульф-190», которые, используя дымку, начали производить групповые атаки. При завязке воздушного боя наши истребители разлетелись на три группы. Гвардии старшие лейтенанты Заморин и Л. Н. Хрущев вступили в поединок против двух «Фокке-Вульф-190», постепенно оттесняя их на территорию противника. Гвардии старший лейтенант Заморин атаковал и огнем с дистанции 50—70 метров сбил одного ФВ-190. Гвардии старший лейтенант Хрущев в это время летел справа, охраняя хвост ведущего, и, в свою очередь, был атакован вторым ФВ-190. Гвардии старший лейтенант Заморин немедленно бросился к своему ученику на выручку и огнем отогнал противника, продолжая его преследовать, он видел, что самолет Вашего сына с переворота под углом 65—70о пошел к земле. Закончив воздушный бой, Заморин вернулся в район, где оставил старшего лейтенанта Хрущева, но не обнаружил его. Увидев в стороне свои самолеты и полагая, что гвардии старший лейтенант Хрущев находится среди них, он присоединился к общему строю и прилетел на свой аэродром. Во время этого боя было сбито 4 самолета противника «Фокке-Вульф-190». Из состава наших истребителей не возвратился Ваш сын — гвардии старший лейтенант Л. Н. Хрущев. Организованные мною самые тщательные поиски с воздуха и через партизан пока не дали результатов. В течение месяца мы не теряли надежды на возвращение Вашего сына, но обстоятельства, при которых он не возвратился, и прошедший с того времени срок заставляют нас сделать скорбный вывод, что Ваш сын — гвардии старший лейтенант Хрущев Леонид Никитович пал смертью храбрых в воздушном бою против немецких захватчиков.

337

Первая воздушная армия потеряла молодого талантливого летчика-истребителя, а Вы лишились сына. Сообщая Вам эту тяжелую весть, прошу принять мое искреннее соболезнование. Командующий 1-й Воздушной армией генерал-лейтенант авиации Худяков». За участие в последнем бою Леонид Хрущев 3 апреля 1943 года был представлен к ордену Отечественной войны I степени, его вручили отцу погибшего. Исследователей смущает в этом событии одно обстоятельство: в приказе о награждении отсутствует слово «посмертно». К этому моменту Леонид Хрущев отсутствовал уже три недели, надежды на то, что спасся, не оставалось. Почему же не «посмертно»? Могло ли случиться, что Леонид Хрущев после падения остался жив? Летчик Заморин, летавший с исчезнувшим в том бою напарником, считает, что сбитым тот не мог быть — немецкие снаряды рвались далеко в хвосте. Его версия: Леонид «перетянул» ручку и сорвался в «штопор». Упал. Но где-то должны были остаться хотя бы обломки самолета. Известно, что Хрущев не предпринял для поисков этого самолета никаких попыток. Что бы это могло означать? Некоторые исследователи считают: Хрущев-отец знал, что искать некого — сын не разбился. Только через семнадцать лет после этих событий, в 1960 году, командование ВВС провело поисковую операцию в районе Жиздры, где проходили боевые действия. Истребителя Хрущева-младшего не обнаружили. Поскольку достоверные данные о гибели Леонида отсутствуют, исследователи выстраивают собственные версии, опираясь на чьи-то свидетельства, домыслы, слухи, иногда совершенно фантастические. Вот одна из публикаций «Военно-исторического журнала» со ссылкой на бывшего заместителя Главного управления кад338

ров министерства обороны СССР генерал-полковника И. А. Кузовлева: «…сын Н. С. Хрущева, Леонид, в 1943 году попал в плен к немцам. По настоятельной просьбе Н. С. Хрущева И. В. Сталин дал согласие на обмен его сына на немецкого военнопленного. Обмен состоялся, но, как установили работники КГБ, когда Л. Н. Хрущев находился в фильтрационном лагере для бывших военнослужащих, в плену он вел себя плохо, работал в интересах гитлеровской Германии. По совокупности совершенных преступлений Л. Н. Хрущев военным трибуналом был осужден и приговорен к расстрелу. (Это уже третий приговор Леониду! — Авт.). После вынесения такого сурового приговора Н. С. Хрущев обратился к И. В. Сталину с просьбой о помиловании сына. Сталин ему ответил: «Виновность вашего сына доказана, и у меня нет ни юридических, ни моральных прав не согласиться с решением суда военного трибунала». По другой версии, Хрущев обратился с просьбой отыскать пленного сына к своему другу Ивану Серову, тогда заместителю наркома внутренних дел СССР. Серов будто бы на просьбу откликнулся и сумел переправить за линию фронта разведчиков. Им удалось отыскать лагерь, где содержался Леонид. Но Сталин — здесь детектив приобретает черты супербоевика — Серова опередил. Группа захвата, посланная вождем, выкрала Леонида Хрущева. Он был расстрелян на Родине за то, что согласился сотрудничать с врагом. Комбриг Серпилин, герой романа Константина Симонова «Живые и мертвые», говорил: «Я смерти не боюсь, мне без вести пропасть нельзя». Вот и Леониду Хрущеву нельзя было без вести пропадать. Не найдено тело — и какой простор для спекуляций и злорадства… Военный историк Александр Колесник — он четверть века изучает биографию Леонида Хрущева — подсчитал: масса обличающих его публикаций к сегодняшнему дню составляет около 300 страниц. Том. Целый том текстов, не подкрепленных документами. Обращая внимание на то, что в случае пленения сына 339

Хрущева немецкая сторона сделала бы из этого целую пропагандистскую кампанию, как было в случае с Яковом Сталиным, историк призывает вспомнить о презумпции невиновности. Не находя материалов, напрямую относящихся к последнему периоду жизни и исчезновению Леонида Хрущева, исследователи ищут отголоски этих событий в других делах того же временного отрезка и места действия. Так добрались до захваченных во время наступления документов немецкой стороны. Однако и там данных о пленении сына Хрущева не встретилось. На этом можно было бы поставить точку, пишет «Военноисторический журнал», если бы… Если бы не обнаружилось, что многие протоколы допросов советских пленных самым беспощадным образом подчищены. В делах встречаются записи на русском языке: «изъято… 180 листов», «изъято 36 листов». Чистки проводились, как удалось установить, в несколько приемов — в 1949-м, 1953-м и в 1954-м годах. Напомню — в 1953-м году Никита Хрущев пришел к власти… Кто проводил изъятие бесценных для истории документов? Кого старался обелить? Леонида Хрущева? Еще кого-то из кремлевских детей? Отцов? Ясно, что десятки компрометирующих листов изымались не ради простого смертного — за это исполнителю мог грозить и трибунал. Так ради кого же? Это пока остается загадкой. Возможно, отгадка помогла бы прояснить и судьбу Леонида Хрущева. …Говорят, будто бы Никита Хрущев не удовлетворился награждением сына только орденом Красного Знамени. В 1957 году, когда уже чувствовал себя вполне уверенно в кресле первого секретаря ЦК КПСС, он сделал попытку представить Леонида к званию Героя Советского Союза. На это требовалось «добро» министра обороны маршала Жукова. Хрущев, утверждают, сказал ему: — Есть мнение, Георгий Константинович, что тебе нужно подписать это. Прочитав документ, маршал, багровея от прилившей к лицу крови, выдавил из себя: 340

— Я предателей героями не делаю. В том же 1957 году Жуков подвергся опале. Возможно, за тот дерзкий отказ. Отозвалась ли криминальная история Леонида на судьбе его жены Любы — или ее арест в 1942 году никак не связан с трагическим выстрелом на вечеринке? Этого не знает и сама Любовь Илларионовна. Пришли, забрали, обвинили в шпионаже в пользу иностранных государств. Люба была арестована в Куйбышеве, где пережидала войну вся московская элита. Леонид проходил лечение в госпитале. Молодые супруги ходили по гостям. Где, когда Любу могла завербовать иностранная разведка? Но о правдоподобии на Лубянке и не заботились. Хотя дело как-никак шло о невестке члена политбюро! А может, причина здесь самая циничная — Хрущеву предстояло бороться за спасение чести сына, а заодно и за чистоту своего мундира. Жена сына могла стать нежелательной свидетельницей и осложнить и без того непростую жизнь Хрущевастаршего. Не исключено, что кто-то это настроение его уловил и подсуетился. «Осложнение» исчезло. Все дальнейшие события в жизни Любови Илларионовны подтверждают именно эту версию. Предположение кажется чудовищным? Да, если не знать истории первой женитьбы Лени Хрущева. Журналист Лев Колодный рассказал о своей встрече с невесткой №1 Никиты Сергеевича. Однажды, было это еще до войны, Хрущев вернулся домой раньше обычного и застал сына в обнимку с девушкой. Незнакомка по имени Роза оказалась законной женой Леонида, они только что расписались в загсе. Темноволосая девушка была хороша собой; начинающая актриса, она уже успела сняться в фильме.

— Как твоя фамилия, Роза? — спросил, внимательно разглядев новую родственницу, хозяин дома.

341

— Трейвас.

— Кем тебе приходится Борис Трейвас, которого мы с Ежовым расстреляли?

— Он мой дядя… На этом, как пишет журналист, семейное счастье молодых и кончилось. Хрущев тут же разорвал пополам предъявленное ему брачное свидетельство. Молодые ушли жить к другу Леонида. Однажды к приютившему их дому подъехала машина, и люди в форме НКВД увезли Хрущева-младшего в Киев, куда получил новое назначение Никита Сергеевич. Роза осталась у друга Лени, позже сблизилась с ним, родила от него сына. В дни войны осталась одна с ребенком на руках: на фронте погиб отец ее сына, безвестно пропал и Леонид. Через много лет Роза покажет журналисту сохранившееся, несмотря на все передряги, разорванное свидетельство о том, что счастье было так возможно… Люба не подписала обвинение в работе на иностранную разведку — и сгинула. Их с Леонидом дочь Юлю забрали Хрущевы-старшие. В семье уже была одна Юля, дочь Никиты Сергеевича и рано умершей первой жены его Фроси. Юлю-младшую стали называть, для отличия, Юлой. Девочке долго ничего не рассказывали о родителях. Она знала, что Никита Сергеевич — ее дед, но называла его отцом. Как-то молчаливо было условлено, что ее папа и мама погибли, о них лучше не вспоминать. Иногда до Юлы доходили глухие, тревожащие намеки. Но спросить, что за страшную тайну скрывают взрослые, девочка не решалась. И не знала Юла, что в 1954 году ее мать была освобождена из заключения в лагере и тайно приехала в Москву с единственным желанием увидеть дочь. Вдова Леонида остановилась у сестры Хрущева Ирины Сергеевны. Она единственная позволяла себе фрондерствовать, поддерживая отношения с человеком, которого вычеркнули из числа родственников. В первый приезд Любе не показали дочь. То ли Хрущевы опасались, что у них отнимут Юлу, которую 342

все в доме полюбили, то ли не хотели травмировать девочку правдой о матери-лагернице. А может, просто Никита боялся, что его многочисленные враги раздуют историю Любы, а потом за ниточку потянут историю его непутевого сына? А за его посмертную репутацию Хрущев намеревался еще побороться… О том, что родная мать жива, Юла узнала лишь в 1956 году. Однажды жена Хрущева-старшего, Нина Петровна, вдруг сказала: — Ты знаешь, твоя мама нашлась, живет у Ириши. Нужно пойти туда сегодня вечером. Это было потрясением и для дочери, и для матери… Люба продолжала жить вдали от Москвы, в каждый отпуск приезжала посмотреть на свою ненаглядную девочку. О том, чтобы сломать сложившееся положение вещей, не было и речи. Девочке лучше в семье первого человека страны, где ее так любят. Никита Сергеевич виделся с невесткой после ее отсидки всего один раз, в 1969 году. Хрущев уже пять лет находился в опале. На каком-то семейном празднике они встретились.

— Здравствуй, Люба! — только и сказал он. За что жена Леонида была жестоко наказана? Она этого не знает. Как и не знает, где и когда сложил голову ее отчаянный муж. Долгое время о судьбе Леонида не было никакой новой информации. И вот в начале 1995 года в прессе появилась заметка о том, что место гибели Леонида Хрущева найдено. Смоленские следопыты нашли рухнувший в бою под Жиздрой советский самолет. О нем давно было известно местным жителям, вот только добраться до него никак не удавалось — самолет упал прямо в болото. Каким-то образом поисковикам-добровольцам удалось вытащить из трясины проржавевший крылатый остов, а с ним и останки летчика. По обрывкам почти полностью истлевших бумаг личность погибшего в годы войны летчика установить не удалось.

343

Участники экспедиции склоняются к мысли, что это Леонид Хрущев. Он принял последний бой в этих местах. Тип самолета соответствует тому, на котором он летал. И еще: найдены остатки отличного мехового шлемофона. Такие делались на заказ, для выдающихся асов либо для летчиков особой категории — детей высокопоставленных родителей. Как характерно — мертвая вещь, спецшлемофон, знак принадлежности к элите, является в этой цепи доказательств едва ли не решающим звеном… В 1999 году появился еще один документ, который касается последнего дня Леонида Хрущева. Рада Нпкитична рассказала об этом журналисту сайта nabiraem.ru Андрею Балыкову. В архиве министра обороны СССР Д. Ф. Устинова обнаружили личное письмо того самого летчика Заморенова, которого в бою 11 марта 1943 года прикрывал Хрущев. Устинов получил это письмо-признание уже после смерти Хрущева-старшего. В письме Заморенов кается в давнем грехе — он частично исказил сведения о том бое. «Командование моего полка было крайне заинтересовано в том, чтобы принять мою версию за чистую монету. Ведь оно тоже разделяло напрямую суровую ответственность за гибель летчика — сына члена Политбюро! Я струсил, пошел на сделку с совестью, сфальсифицировав факты. Я в рапорте умолчал о том, что, когда Фокке-Вульф -190 рванулся на мою машину в атаку, зайдя мне снизу под правое крыло, Леонид Хрущев, чтобы спасти меня от смерти, бросил свой самолет наперерез залпу Фоккера… После бронебойного удара самолет Хрущева буквально рассыпался у меня на глазах… Вот почему на земле невозможно было найти следы этой катастрофы. Тем более, что искать начальство приказало не сразу — ведь наш бой шел над оккупированной территорией».

344

РАДА АДЖУБЕЙ (ХРУЩЕВА) СЕРГЕЙ ХРУЩЕВ Жизнь детей Никиты Хрущева похожа на жизнь отца в чередовании все тех же белых и черных полос. Они разделили с ним и славу, и опалу, но вынесли бремя как того, так и другого с достоинством. О роли Никиты Сергеевича Хрущева в истории непримиримо спорят до сих пор. Одни считают его доклад на ХХ съезде КПСС шагом смелого реформатора. Он разоблачил культ дичности, осудил репрессии, унесшие миллионы невинных жизней; после ХХ съезда стало возможным спорить о Сталине и остаться в живых. Другие видят в нем фигуру полукомическую — разоблачения были половинчатыми, после съезда Хрущев замучил страну несерьезными начинаниями, требовал сеять кукурузу и за Полярным кругом. Но никто, думается, не может отрицать того, что его шоковый доклад на партийном съезде перевернул ход нашей истории. О Сталине, о политике партии разрешалось иметь собственное мнение, и это пошло вглубь. Дискутировать меж собой начали физики и лирики, отцы и дети. Без доклада Хрущева не было бы Горбачева, не было перестройки… У Никиты Сергеевича было пятеро детей: Леонид и Юлия от первого брака, Рада, Сергей и Елена от второго. Леонида, Юлии и Елены сейчас уже нет в живых. Сын Сергей, завершив первую часть «технической» карьеры в должности заместителя директора московского научнопроизводственного объединения «Электромаш», начал карьеру историка и политолога. Уже несколько лет по приглашению одного из старейших университетов США имени Брауна (в городе Провиденс, штат Род-Айленд) он работает в университет345

ском Центре развития международной политики. Живет в США. Дочь Рада после окончания в 1952 году факультета журналистики МГУ, всю жизнь работает заместителем главного редактора журнала «Наука и жизнь», в годы оттепели ставшего очень популярным. Много раз у нее была возможность возглавить журнал, тем более, что но Рада Никитична закончила еще и биофак МГУ, но — предпочла остаться вечным замом. Всегда держалась в тени, подчеркнуто скромно одевалась, в любом собрания людей старалась быть незаметной. Мы договорились об интервью, и Рада Никитична сказала: — Да, встретимся, после моего приезда.

— А можно узнать, куда Вы направляетесь?

— В Штаты. Сказала тоном, каким сообщила бы о поездке в Подмосковье, на дачу. А между тем, как оказалось, ей предстояла не туристическая прогулка по Америке, а поездка на международную научную конференцию, посвященную 100-летию со дня рождения отца. На родине Хрущева юбилей едва заметили. Американцы же собирали историков из России, из США, также пригласили почти всех членов могучего когда-то хрущевского клана. О таком событии — бесцветным, скучным голосом?! Что в этой годами выработанной интонации? Деликатность интеллигентного человека? Осторожность? Давление той неведомой нам части жизни Хрущева, которая огромным вопросительным знаком нависает и над жизнью его детей? Многое хотелось узнать у Рады Никитичны. Но первый вопрос все же о том великом в жизни Хрущева дне.

— Что Вы сказали отцу в день доклада на ХХ съезде? Поздравили? Поцеловали?

— Начнем с того, что именно этого дня я не помню. Доклад на съезде был закрытый, и я, как все советские люди, узнала о нем позже, когда нам его читали на партийном собрании. Это был шок.

346

— И Никита Сергеевич не обмолвился дома ни словом? И Нина Петровна о докладе не знала?

— Думаю, ей он мог потом доклад принести, но — не знаю.

— Доклад задевал многих соратников отца, и они, как потом выяснилось, этого не простили. Вы ощущали их неприязнь на себе?

— Кто-то, конечно, крепко обиделся, но меня это как-то не коснулось. Отец говорил, что сын и жена Берии даже написали после его расстрела письмо, в котором признавали, что да, он заслужил такой конец. Сейчас Серго Берия (о котором отец, кстати, всегда отзывался очень хорошо, уважал его как профессионала в своем деле) говорит, будто такого письма не было. Серго очень обижен. Но я не могу осуждать его — он сын своего отца, и его поведение совершенно естественно. Впрочем, я всегда намеренно держалась от всего этого в стороне, старалась свести до минимума связь с миром политики. Хотя далеко не всегда это удавалось. После ХХ съезда люди возвращались из лагерей, искали правды. Не всегда могли найти ее обычным путем и шли к нам в редакцию. Они рассказывали страшные истории. И было огромное количество просьб, которые пытались передать через меня. Какие-то я сама отметала совершенно сурово, когда понимала, допустим, что ничего сделать нельзя. Но о многом рассказывала отцу. Он выслушивал, предпринимал какие-то шаги. Но через два-три года устал. Прерывал: — Пожалуйста, не рассказывай, дома я хочу отдохнуть. Последняя из просьб, страшно характерная для нашей действительности, — от детей Кагановича, которым не разрешали захоронить мать рядом с родственниками на Новодевичьем кладбище. Изменилось отношение к Кагановичу — и все сразу должно быть запрещено. Юра Каганович меня у ворот дома встретил, передал письмо, отец тут же при мне позвонил…

— Когда, на ваш взгляд, у отца сформировалось негативное отношение к Сталину?

347

— Отец прозревал не один месяц и даже не год. С детства я помню негласное, необсуждаемое: Сталин — авторитет. Тостов за него дома никогда не произносили, но искреннее, хорошее отношение подразумевалось. Вообще, дом у нас был «идейный», никаких отклонений не допускалось. Помню, приехала я после первого курса на каникулы в Киев и бросила фразу типа: сомневаюсь, что Ленин был прав… Боже, что мне мама устроила! Но в последние годы жизни Сталина, отец потом рассказал — ложась спать, он клал пистолет под подушку. Чтобы, если придут арестовывать, успеть застрелиться. Смерть Сталина все ускорила. Началась борьба за власть с Берией. Его победа означала бы, что семья наша будет расстреляна, тут иллюзий не было. Я себе составила такую картину: даже получив всю полноту власти, отец не представлял реального положения в стране. Многие годы — на Украине, на войне… В какой-то степени он был от политбюро в стороне. Люди знали, что жизнь какая-то двойственная, где-то что-то чувствовали, но не разрешали себе задумываться и формулировать. А потом сами становились жертвами. Я дружила с дочерью секретаря Ленинградского обкома партии Алексея Александровича Кузнецова Аллой. Пришло время, когда Кузнецова арестовали. Партийная карьера, борьба за власть… Сын его Валерий, он стал потом ближайшим помощником Яковлева (секретарь ЦК КПСС при Горбачеве. — Авт.), прочитал дело отца. Это, видимо, было настолько ужасно, Кузнецова били, пытали, что сестре Валерий сказал: «Никаких документов я не видел». Кузнецова-старшего еще при Сталине арестовали — можно сказать, на моих глазах, потом взяли и его жену. И пятеро детей остались с парализованой бабушкой, без средств. Я у отца ничего никогда не спрашивала о судьбе арестованных, понимала, что нельзя. Но как только Сталин умер, попросила узнать о Кузнецове, жив ли. Через неделю, в воскресенье, мы гуляли вместе на даче, и отец говорит: 348

— Передай Алле, что Алексея Александровича нет в живых… Алла Кузнецова умерла двадцати восьми лет, она была очень больна, перенесла блокаду. Читаешь сейчас: их снабжали спецсамолетами. А факт — что голодали со всеми вместе. Все так непросто… Арест Кузнецова был одним из событий, которые привели к прозрению. Все накапливалось, накапливалось… А потом стало ясно: с таким грузом, даже просто цинично рассуждая, дальше никуда идти нельзя.

— Хрущев, первый человек в стране, не представлял себе всей картины… А почему? Наши лидеры — фигуры трагические: рано или поздно слепнут, глохнут, и ими начинают манипулировать. Откуда 1-й секретарь ЦК черпал информацию о жизни?

— У Хрущева было четыре-пять помощников по всем вопросам. Курчатов, например, консультировал по научным проблемам. Для информации существовала небольшая группа редакторов газет. Они помогали в составлении речей. Они же что-то рассказывали — или не рассказывали. Информация шла от человека к человеку. Это не десятки сотрудников, как сегодня у президента в службе информации. Но при той изолированности, которая неизбежно возникает вокруг человека на вершине власти, и десятки человек не в состоянии спасти. Некоторое время еще можно ориентироваться, а потом начинается искажение. (Искажение — от желания зависимого человека угодить, от страха. Известна фраза Булганина по поводу приглашений Сталина на обеды на ближней даче: «Никогда не знаешь, куда поедешь оттуда — домой или на Лубянку». При Хрущеве выбор был гуманнее. Когда он решил избавиться от Булганина и Маленкова, первого послал в Ставрополь руководить совнархозом, а Маленкова в Казахстан директором ГЭС. — Авт.) На Западе совершенно другая организация жизни. Там у вас нет отдельной поликлиники, отдельной столовой, отдельной базы, с которой привозят продукты, отдельного парикмахера. К Клинтону, когда он стал президентом, приходил тот же мастер, 349

который стриг его прежде. Эйзенхауэр, став главой США, отпуска проводил на своей ферме. В нашей же стране у человека, пришедшего во власть, полностью меняется жизнь, отрубаются прежние связи. Многое, конечно, зависит от него самого. Никита Сергеевич любил «выйти в народ», был непредсказуем, мог остановить чью-то машину, поговорить с первыми встречными.

— Но объятия аппарата, в которые неизменно попадает наш политик, удушают. Алексей Иванович (Аджубей, муж Рады — Авт.) рассказывает в своей книге «Те десять лет» о визите Хрущева в Швецию: тот был изумлен, узнав, что премьер-министр ездит на велосипеде, потому что это не так накладно для казны. И решил у себя совершить революцию, приказал подавать ему к подъезду… «Москвича». Подали раз, другой, а потом эта несолидная машина куда-то исчезла и опять появился лимузин, «членовоз». Додавили… Таких ситуаций, верно, было немало?

— Да, вспоминается еще такое: когда начались перебои с хлебом, это 62—63-й годы, пошли письма в газеты. Алексей Иванович позвонил редактору «Правды» Сатюкову: — Есть письма о хлебе?

— Есть.

— Давай напишем записку в ЦК. Записка попала к Фурцевой (министр культуры и член Президиума ЦК КПСС. — Авт.) Она звонит Алексею Ивановичу: — Давайте не будем докладывать, все само собой утрясется, зачем волновать старика… В тот раз Аджубей с Сатюковым настояли на докладе, но могли не настоять. Многое зависит от окружения. Но и от самого человека тоже. Рано или поздно приходит усталость. Бьешься, бьешься… И однажды, наверное, хочется уже ощутить результаты этих усилий.

— А если их еще нет, помощники «нарисуют»? Чтобы «не волновать». Скажите, что Вы чувствовали, когда понимали: отец не прав? Удавалось влиять на него?

350

— От вопросов политики я была далека, и сознательно далека. К тому же, серьезная критика в адрес отца до меня, конечно, не доходила. Были у меня с ним столкновения по вопросам генетики, здесь он целиком доверял Лысенко. С ним спорили Келдыш, Курчатов, и я пыталась доказать, что отец ошибается. Он страшно сердился. Однажды у меня случился с ним ужасный спор. Я, помню, сказала: « Тебе будет стыдно!» Но ничто не могло его переубедить.

— А когда слышали анекдоты об отце? Или поговорку — несправедливую, конечно, журналисты-то это знали — «Не имей сто рублей, а женись, как Аджубей?» Как на такое реагировали?

— Да никак! Я не зацикливалась на этом. Моя позиция была страусиная.

— Вы были близки с отцом?

— Отца никогда не бывало дома. Но, как ни странно, самые яркие детские воспоминания связаны именно с ним. Помню, мне исполнилось лет пять-шесть. А я старшая, остальные дети еще маленькие были. По воскресеньям он катался со мной на лыжах, и это всегда становилось каким-то радостным событием. Часто с нами ходил дядя Саша — водитель, он долгие годы, до самой смерти, работал с отцом. Всю войну с ним прошел. Отец всегда чем-то страстно увлекался. Будучи секретарем московского горкома, загорелся идеей накормить страну кроличьим мясом, и у нас на даче появились клетки с необыкновенными какими-то кроликами. Мы за ними ухаживали. Уже на пенсии, страстно увлекся помидорами… Азартная очень натура. Для семьи буквально вырывал какие-то часы. Я обожала ездить с ним в машине на дачу. Зимой, в холод, мы накрывали ноги медвежьей полостью, и начиналось! Читали по очереди стихи. Очень любил он Некрасова, особенно «Сашу». Или пели песни, в основном революционные. Только в дороге я и могла с отцом рядом посидеть. Но внимательным он старался быть всегда. Когда возвращался домой из командировки, обязательно привозил цветок какой-нибудь, или птицу, или башмачки.

351

Помню, как мы встречали Новый 1937 год. Тогда впервые, кажется, разрешили елки, их ведь после революции объявили вредным пережитком прошлого. Отец побывал на фабрике елочных игрушек, их производство только начали восстанавливать. Отцу подарили целую коробку игрушек. Для меня это было потрясение какое-то, откровение. Еще одно воспоминание: отцу на кондитерской фабрике подарили торт с необыкновенной шоколадной курицей на яйцах, а в каждом яичке — подарочек. Он привез его мне за город, в летний детский сад, который я, надо сказать, ненавидела. Мне нравилось жить дома, но родителям всегда было некогда. Мама имела общественные нагрузки. В общем, приходилось ходить в детсад… Как же быстро мы со всеми ребятами с этим тортом расправились! С отцом связаны только небольшие яркие штрихи. Воспитанием занималась мама. Но и у нее, как я уже сказала, на это не хватало времени. У нас была большая семья — дедушка, бабушка, Леня, Юля, Сережа, Лена, я… Что мне ужасно не нравилось — мама пыталась на патриархальный манер привить нам почтение к отцу. Это раздражало. В детстве и юности ведь как думают: родители не авторитет, они устарели. Мне всегда нравились люди поступка. Моя любимая книга, что всегда вызывает удивление знакомых, «Что делать?» Чернышевского. Я человек рациональный, мне нравится разложенность, расчисленность жизни, результатом которой является какое-то положительное действие. Очень долго я не догадывалась, что человек поступка, которого я так ищу в книгах, — рядом. Это отец.

— У вас было ощущение исключительности вашей жизни?

— Нет, и это осталось до сих пор. Брат меня где-то в своей книге упрекает, что я не интересовалась историей семьи, ничего не записывала. Сегодня понимаю — это были моменты Истории. Но, хотя я человек не легкомысленный, не делала этого. Работа, семья. У меня трое сыновей… Вся жизнь прошла в этом маленьком мирке, я общалась с очень ограниченным кругом людей.

352

— Замкнутость — от характера?

— Нет. Абсолютно сознательная позиция. Я всю жизнь в этом кабинете. Когда пришла в редакцию, это был задрипанный, никому не известный журнальчик, где, я знала, не буду на виду. И никто не скажет, что я здесь оказалась по блату. Всегда отдавала себе отчет, что большинство людей привлекает ко мне имя отца. В университете на первом курсе сразу какое-то количество мальчиков принялись ухаживать за мной… Я понимала, что это — игра, и со временем они отсеялись… Таких людей было сколько угодно, и среди них очень интересные. Но то ли у меня чутье, то ли я достаточно критично оценивала себя — я всегда знала цену их дружбе. И лишь в очень немногих оценках обманулась. Может быть, человека два было… да, два за всю жизнь, чей интерес к себе я переоценила, и потом это обнаружилось.

— А встретились истинные друзья?

— Конечно. В основном с университетских лет, мои и Алешины. Мы часто собирались у нас дома большими компаниями… И еще я с детства очень любила Веру Булганину и Волю Маленкову. В годы моего студенчества мы жили в одном подъезде на улице Грановского: напротив нас Булганины, наверху Маленковы. Воля старше меня на пять лет, ужасно независимая, сильная. Она была для меня идеалом. Правда, в какой-то момент Воля очень обиделась на отца1. И жизнь нас с ней развела. (Позже Рада Никитична рассказала журналисту Константину Смирнову, что заставило расстаться двух подруг. В Киеве прошел архитектурный конкурс, на котором честно, подчеркнула Рада Никитична, победили Воля Маленкова и ее муж, проекты были анонимными, под девизом. И в это же время

В 1957 году Молотов, Маленков, Булганин и Каганович, воспротивившиеся предложенному Хрущевым скорому темпу десталинизации, были объявлены антипартийной группой и отстранены от занимаемых высоких постов.

1

353

в Москве состоялся тот самый пленум, где Маленков был причислен к антипартийной группе. И результаты архитектурного конкурса мгновенно отменили. «Больше мы с Волей не виделись. Ведь в нашем государстве как положено: сегодня тебе низко кланяются, а если завтра что-то произошло, тут же норовят плюнуть вслед». — Авт.)

— Однажды я поняла, почему наша элита держится, должна держаться вместе, не допуская чужаков в свой круг. Как-то случайно попала в один из домов ЦК на Сивцевом Вражке. Дом, само собой, улучшенной планировки. Ширина квартирных дверей особенно поразила: свободно можно вкатить рояль. Огромный холл, две ванны, высокие потолки… Я потрясенно хвалила апартаменты, а хозяйка гасила мой восторг: «Ну что здесь особенного, обычный дом». Да, сведения об этой шикарной квартире, полученной от государства бесплатно, следовало хранить от чужих, как величайшую тайну. А Вы понимали, что живете, не как все?

— Боюсь, о жизни руководителей того времени сейчас самое искаженное представление. Особенно после невероятных публикаций об отце. Молчали двадцать лет, а сейчас, когда плотину прорвало, почему-то все на уровне анекдотов вспоминают. Даже такое напечатали: будто бы отец был аристократом, чуть ли не из дома Романовых. Увы, высоким происхождением наш род похвастаться не может. Отец — слесарь из Донбасса, почти всю жизнь на партийной работе, даже Промышленную академию не успел закончить. Дома у нас был очень строгий стиль. Это, наверное, неплохо — детей держать построже. Когда я поступила в московский университет и уезжала из Киева на учебу, мама дала мне маленький чемоданчик, в него вместилось все, что я имела. Пуританский стиль насаждался Сталиным.

— А как же пьяные застолья, описываемые Никитой Сергеевичем? Кутежи Василия Сталина?

— Размах был совсем не тот, какой можно вообразить по сегодняшним публикациям. Да я и почти ничего не знала. Может, 354

потому, что меня это не интересовало. Одевались мы бедно, по карточкам. В московский период жили сначала в довольно обычной квартире в Доме на набережной. Казенная мебель с инвентарными номерками. Не было ничего своего — и к этому не стремились. В подмосковном селе Огареве имели казенную дачу. Собственно, это и не дача даже была в общепринятом понимании. Отец по своему неугомонному характеру решил перестроить стоявшую там огромную запущенную церковь. Получилось две квартиры, одну из которых заняли мы. Другую отец предлагал Булганиным, но они всячески сопротивлялись и так и не переехали. Видимо, побоялись осквернить храм, хоть и пустующий. Потом вторую квартиру заняли Щербаковы (в то время член ЦК, позже член Политбюро ЦК КПСС. — Авт.) И, если случалось в семье какое-нибудь несчастье, бабушка Щербакова говорила: « А все оттого, что грешники, в церкви жили». При всем при том, конечно, наша жизнь отличалась от жизни других людей.. Особенно в Киеве, когда отец стал первым секретарем. Помню, как я уцепилась за мамину юбку, когда мы пошли осматривать особняк, где нам теперь полагалось жить. До революции он принадлежал управляющему имением известного сахарозаводчика Терещенко… Два этажа, множество комнат, замечательная библиотека, кабинет, рояль… Кухня… Была и кухарка, с которой я очень подружилась. Мне впервые выделили отдельную комнату. Под Киевом в Межигорье была большая дача, она и сейчас там осталась. (Теперь ЭТО дачей не назовешь. Бывший украинский президент Виктор Янукович обустроил для себя роскошный дворцовый комплекс. Читая его описание, понимаешь, насколько нынешнее поколение наших политиков превзошло предшественников в умении жить красиво. Итак, Межигорье, с 2007 года находилось в частной собственности, площадь — 140 гектаров, это побольше государства Ватикан; кроме роскошного дворца имеет: яхтенный причал, конный клуб, теннисный корт, бассейны, фонтаны, зоопарк, голубятни, охотничьи 355

угодья, вертолетную площадку… И все это великолепие огорожено по периметру забором высотой в пять метров. — Авт.) В этом изумительном месте стоял монастырь, где селились запорожцы, отошедшие от дел. Монастырь взорвали и на его месте построили три дачи. Да, в Киеве жизнь была исключительной. Я это особенно чувствовала, так как родители отдали меня в обычную школу, так они решили. Я могла позвать домой друзей из своего класса, но никогда этого не делала, было неловко. Рядом жила такая Неля Корниец, ее отец возглавлял украинское правительство в это время. С ней мы и дружили. Я потом поняла: отец пришел первым секретарем ЦК Украины на место репрессированного Косиора, и я сидела за партой его сына, тоже исчезнувшего в лагерях… В школе я чувствовала себя чужой. Сразу почему-то началось противостояние. Класс — и я, я одна. Вплоть до драк доходило, я свои права отстаивать умела. Но было неприятно: почему меня не принимают? Ребята все время дразнили. «Рада» поукраински означает «совет». И вот идет урок украинского языка, а школа была русская, персонаж какой-нибудь сказки говорит: — Хлопцы, раду дайте! И весь класс: «Ха-ха-ха…» А тут еще, раз уж я была дочь такого человека, меня выбрали председателем совета отряда. Да и как выбрали! Учителя предложили, а дети не посмели ослушаться. А мне командовать несвойственно. Отряд построить не могу, никто меня не слушает, и демонстративно не слушает. Помню, один мальчик как гаркнет: — А ну, построиться! Все это тяготило страшно, школу я возненавидела. Детским умом понимала, что мне как бы мстят. Только за что? За то, что живу в красивом доме, что отца возят на шикарной машине? Но моей вины в этом нет! Я никогда не стремилась выделиться.

— Позже не появлялось желания взять реванш за детские обиды?

356

— Напротив. Со временем я как бы даже согласилась с тем, что всякую исключительность, избранность надо чем-то оплатить. И потому совершенно сознательно всегда стремилась уйти в сторону, не «высовываться». С радостью и облегчением уехала я из Киева, где отец был первым человеком, учиться в Москву. В университете у нас сложилась очень дружная группа, мы много времени проводили вместе в общежитии на Стромынке. Сложилось замечательное студенческое братство, где я была наравне со всеми, а именно это по моему характеру и требовалось. От жизни московской элиты держалась далеко. На курсе у нас учились министерские дочки — они как-то заметно отличались, в том числе и одеждой. Я же внешнему виду никогда не придавала значения. Так, очень долго не знала, что существовала специальная швейная мастерская для членов Политбюро, организованная Берией, где работала моя будущая свекровь, мама Алексея Ивановича. Там можно было бесплатно заказать даже манто… Но моя мама туда не ходила. Хотя, конечно, бывая в Москве, могла бы услугами этой мастерской воспользоваться.

— А был у Вашей семьи открытый счет в банке? Ходили такие слухи.

— Я об этих слухах долго ничего не знала. Пока одна знакомая, а мы уже жили в Москве, и отец работал первым секретарем Московского горкома партии, не попросила у меня взаймы довольно большую, по моим понятиям, сумму.

— Можешь дать? Я говорю: — Не знаю, надо дома посмотреть, сколько у меня осталось денег. Она страшно удивилась: — Разве у вас не открытый счет? Теперь я в свою очередь удивилась: — Что за открытый счет? Конечно, такого не было. Помню, Алексей Иванович работал в «Комсомолке», у нас уже был сынишка, в родительской кварти357

ре стало тесно. Я перебралась на дачу, и мы начали разговоры, что вот, надо бы нам жить отдельно. Мама спросила: — А сколько вы получаете? Да разве можно на такие деньги прожить самостоятельно? Открытого счета не было, это легенда, однако существовала сложная система привилегий. Она была регламентирована, но многое зависело и от внутренней дисциплины каждого семейства. Кроме зарплаты отца — я не назову суммы, поскольку точно ее и не знала — полагались еще «деньги в конверте». Это, кстати, Хрущев сразу ликвидировал, чего ему не простили… Мы, семья наша, долгие годы за это должны были платить, дорого заплатили… Мы пользовались специальной продуктовой базой, по-моему, эту систему тоже ввел Берия, где в зависимости от ранга можно было выписывать неограниченное количество продуктов. Конечно, этим многие пользовались вовсю. Но мама всегда продуктовыми заказами занималась сама и тщательно проверяла счета. Были еще ежегодные бесплатные путевки для всех членов семьи, бесплатное содержание квартир, дач, обслуживающего персонала и многое другое. В знаменитую «100-ю» секцию ГУМа, где одевали элиту и зарубежных коммунистов, я впервые попала, наверное, в 1952 году. Но там была ерунда, мелочь. Для членов политбюро работала большая мастерская на Кутузовском проспекте. Так что, если кто к этому стремился, мог разодеться почти бесплатно. Что и говорить, многие пользовались ситуацией. Но это — не для меня. Я слышала, при Брежневе даже выписывали что-то из-за границы… Но то было уже другое, не мое время… Если мы что-то и имели, то не задаром. За все отдана дорогая цена… Но я говорю — меня внешняя сторона жизни мало интересовала. В жизни, которая всегда на виду, много несвободы. И еще чего-то, мало приятного… Впервые я ощутила привкус этого уже в детском саду, когда отец стал первым секретарем горкома в Москве. Сразу же что-то 358

в отношении ко мне воспитательниц, нянечек неуловимо изменилось. Я, естественно, не могла бы выразить это словами, но перемену почувствовала, и она была крайне неприятна. Какое-то преувеличенное внимание, особо приветливые улыбки… Я и раньше детский сад не любила, а уж после и вовсе терпеть не могла… Мне всегда хотелось спрятаться, чтобы никто меня не разглядывал, не оценивал…

— Как у Цветаевой: «Пройти, чтоб не оставить следа… Вычеркнуться из зеркал?..» Когда Вы чувствуете себя свободной?

— Разве что, когда с собакой уйду в лес.

— А не хотелось хотя бы однажды выйти из заданного себе «образа»? Бросить вызов тем, кто пристально наблюдал Вашу жизнь в надежде, что совершите какую-нибудь ошибку? Вас никогда не видели в роскошных туалетах, в экстравагантных компаниях…

— Это совершенно не мое. «Роскошные туалеты»? Я всю жизнь была довольно безразлична к этим вещам, любила холодные, незаметные тона — голубой, синий… Алексей Иванович, наоборот, любил одеться… В последние годы он и для меня все покупал. Ругался: — Что ты все какие-то скучные тона выискиваешь, купи это! И показывал яркую, но элегантную вещь. А раньше, при жизни свекрови — она была замечательным модельером — проблемы одеться не было никакой. Она говорила: — Скажи, что тебе нравится, только покажи в журнале, и приходи завтра мерить. Я в кино увидела на Лолите Торрес один костюм — узкая юбка и жакет в талию с вырезом. Свекровь мгновенно сшила такой же. Любимый был наряд… Но вообще, мне не нужны были какие-то особенные туалеты. Жизнь складывалась внутренне достаточно монотонно, и мне это нравилось. Я всю жизнь ходила на работу, а дома семья, трое сыновей. Мой первый сын родился 21 декабря 1952 года, в последний прижизненный день рождения Сталина. Декабрь обычно 359

не любят. Холод, мрак. А мне нравится это сумеречное время. Может быть, из-за того, что с ним связан один из счастливейших дней жизни. Но и само по себе оно хорошо, время какого-то уравновешения души… Алексей Иванович — совершенно другой человек, страшно общительный. При нем в доме всегда было шумно. У нас и так очень тесная, дружная семья, а в последние годы он просто домостроевские правила завел — чтобы все были при нем… Когда он ушел из жизни, я поняла, как много он мне давал. Связи с жизнью — это было через него.

— Чем занимаются Ваши дети и дети Сергея Никитовича?

— Мои сыновья — Иван, Алексей, Никита; соответственно — экономист и два биолога. У Сергея два сына — Сергей и Никита. Первый стал биологом, второй по образованию психолог. Никита работает в редакции газеты «Московские новости». Вот он делает то, что не сумела я, — собирает материалы о деде. (Никита Сергеевич-младший умер в 2007 году от инсульта — Авт.)

— Скажите, а знали Вы судьбу своего брата Леонида — судимость, убийство?..

— В фантастических публикациях о нем все — глупость, выдумка. Кроме того, что, действительно, был убит человек. Мне рассказал об этом Степан Микоян три года назад. До того я ничего не знала. Леонид сражался на фронте и погиб. Он был очень хороший, мягкий, мы с ним очень подружились, когда какое-то время Леня жил с нами… Сейчас те, кто был недоволен когда-то Хрущевым, мстят ему, затрагивая имя сына. Но я к этому привыкла. Если мы должны чем-то заплатить за то, что сделал отец, и очень больно, я согласна. Это ведь многих задело. Когда его сняли, мы готовили себя к неприятностям — нас могли лишить работы, выслать из Москвы. И все равно это была бы ничтожная плата за то, что люди узнали правду о сталинском времени.

— И все-таки за близость к «трону» заплатить пришлось. Чем?

360

— Я долгие годы прожила под каким-то давлением. Надо мною довлело нечто. Сформулировать, что именно, я смогла, только когда наткнулась на строчки из статьи Андрея Битова о Пушкине. Что-то в этом роде: задача человека — соответствовать своей судьбе, не уронить ее, что ли. Это подспудно всегда сидело в мозгу, сверлило — и когда отец был первым, и когда уже первым не был. Страх «несоответствия» преследовал меня всю жизнь. Это, если хотите, чему-то сильно помешало. Я могла бы стать другим человеком. Каким — не знаю, но другим. В детстве ведь я была веселая, открытая девочка… Сергей Хрущев будто бы ломает традицию кремлевских детей — он стал не политиком, но политологом, пристально изучает историю СССР, особенный интерес его вызывает период «холодной войны». Но живет сын Хрущева далеко от Кремля, в штате Род-Айленд, США. И это, как говорится, многое объясняет. Возможно, Никита Сергеевич хотел воспитать из своего сына преемника. Если, конечно, допустить, что такая мысль могла прийти в голову партийному деятелю в те годы. Во всяком случае, брал с собой Сергея во многие командировки. Сын с отцом не спорил, молчал. Но была одна тема, которая «взорвала» и Раду, и ее младшего брата — генетика, Лысенко. Сергей тоже както не выдержал, закричал: «Генетика существует!» Отец спокойно объяснил: мои советники лучше знают, что ее быть не может. И чуть не выгнал сына из дома. В 1959 году Хрущев повез двадцатилетнего сына в США. За годы «холодной войны» взаимные преставления американцев и русских друг о друге так уродливо деформировались, что Никита Сергеевич, когда ему представили Рокфеллера, был поражен и, как рассказывает Сергей Хрущев, все повторял: «Надо же, выглядит совсем, как мы!» И даже захотел потрогать живого капиталиста. В СССР Сергей сделал успешную карьеру. Инженер-конструктор ракетной техники (окончил МЭИ), работал в ОКБ 361

В. Н. Челомея. Удостоен Ленинской премии, звания Героя социалистического труда. Когда в 1964 году Хрущева в результате заговора сместили с должности первого секретаря, отправили на пенсию, сын захотел разобраться в том, что произошло. Реформатор, осмелившийся рассказать о кровавых преступлениях Сталина… Начал налаживать отношения с США… Мечтал сделать СССР сверхдержавой, справедливо считая, что такой статус дают не танки и ракеты, а резкий рост уровня жизни людей. Увлекающийся, не очень образованный (жизнь не дала ему закончить Промакадемию), он легко «подставлялся», становясь героем многочисленных анекдотов. Но его убрали не за то, что велел сеять кукурузу и за Полярным кругом и по-дикарски стучал ботинком по трибуне во время своего выступления на Ассамблее ООН. Хрущев открыл страшное о вожде, о партии, чья власть держалась на страхе. Миллионы людей отправляли в лагеря невинных, миллионы писали на них доносы. А советский народ это рабски терпел. Говорят, многие не знали? Не хотели знать, жили с широко закрытыми глазами. Этого товарищи не простили Никите. И еще того, что дал слабину во время Карибского кризиса, пошел перед Кеннеди на попятный. Надо было все-таки пальнуть по этой Америке из наших ракет с ядерными боеголовками… Американского президента Джона Кеннеди его соплеменники упрекали в том же — уступил советам, пошел на сближение. За что и получил пулю. Первым результатом этих размышлений, поисков стала книга Сергея Хрущева «Пенсионер союзного значения». Она вышла в 1991 году тиражом 150 000 экземпляров и разошлась в две недели, тираж пришлось повторить. Автора сенсационной книги пригласили выступить на конференции в Гарварде, но КГБ не давало разрешения на выезд. Фигура Хрущева была все еще сильным раздражителем. В 70-е годы за рубежом вышли его воспоминания, вышли в 16 странах! Когда в ЦК КПСС узнали, что Никита начал диктовать мемуары, его вызвали на ковер и, как ребенку, объяснили, что освещать 362

вопросы истории партии — дело ЦК, а не отдельных лиц, тем более, пенсионеров. Этими мемуарами могут воспользоваться враждебные силы. Разъяренный Хрущев сказал бывшим товарищам все, что думал, слег с тяжелейшим инфарктом, выздоровел и продолжил диктовку. «Вина» сына была не менее велика — он способствовал тому, что текст оказался «за бугром». Воспоминания появились и в СССР, история их публикации анекдотична. Тираж — 1 тыс. экземпляров, гриф «Для служебного пользования», в обратном переводе с английского на русский! В то время как отобранная у Хрущева рукопись мемуаров лежала в КГБ. Но времена все-таки менялись. После вмешательства Горбачева Сергею удалось выехать в США.. Так началась американская часть жизни сына Хрущева, ныне профессора университета Брауна, город Провиденс. Он издал трехтомник, посвященный отцу и времени, которое получило название «эпоха ХХ-го съезда». Эпоха Хрущева.

363

ВЕРА БУЛГАНИНА Самое малое, что отдала в жертву Кремлю «благополучная» Рада Хрущева — веселый, открытый характер. Но стоит выйти из зоны угнетения, и в жизни появляются и свобода, и легкость, и возможность строить судьбу по собственному замыслу. Об этом — история Веры Булганиной. Вера оказалась свободной от кремлевского диктата и в силу характера, и потому, что ее отец, интересный и любвеобильный мужчина, состоял с женой как бы в полуразводе, а дочь оставалась с матерью. Коммунистическая партия строго запрещала крутить романы на стороне. Николай Александрович Булганин, вальяжный красавец, пожалуй, был единственным из крупных советских начальников, кто позволял себе уклоняться от линии партии.. У Булганина была другая женщина, и с ней он жил открыто. Он умел страстно, безоглядно влюбляться. Предметом его поклонения были многие чувственные московские красавицы. Самая яркая — знаменитая певица Галина Вишневская. Булганин ухаживал за ней настойчиво и преданно, даже не добившись взаимности. Он пренебрегал общественным мнением, его не смущало даже присутствие мужа, гениального музыканта Мстислава Ростроповича. Родился Булганин в 1895 году в семье служащего (правда, Большая советская энциклопедии предлагает более «удобную» для большевиков версию — в семье рабочего). Окончил реальное училище — нечто вроде средней школы, поступил в технический вуз. Однако закончить его не успел, грянула революция. Недоучка — боец ЧК (Чрезвычайной комиссии по борьбе с преступностью) — это легко себе представить. Но когда читаешь список должностей, которые Булганин занимал позднее, дух захватывает. Директор Московского электролампового завода, 364

председатель Моссовета, председатель правления Госбанка, министр Вооруженных Сил, председатель Совета Министров СССР, член политбюро, член президиума ЦК КПСС. После ХХ съезда Булганин, как многие члены партии, испугался нежелательных последствий развенчания культа Сталина.. Будучи близким другом Хрущева, он активно поддержал его в начале реформ. Но в 1957 году, посчитав, что развенчание культа личности подорвало авторитет КПСС, примкнул к группе единомышленников — Молотову, Кагановичу, Маленкову. ЦК партии осудил «антипартийную группу», лишил ее членов высоких постов и рассеял по стране, дабы держались подальше друг от друга и не могли объединиться вновь. То были первые еретики в партии большевиков, которым не грозила физическая расправа. Времена уже наступили другие — спасибо Хрущеву! Даже сами члены группировки понимали: еще года три назад за инакомыслие их стерли бы в лагерную пыль. Булганина, несмотря на покаяние, исключили из Президиума ЦК и направили на юг, руководить народным хозяйством Ставропольского края. Падение было слишком сокрушительным. Всесильного и блистательного премьер-министра поставили на место провинциального начальника! Он не смог смирить гордыню и через два года попросился на пенсию. Последние пятнадцать лет своей жизни Булганин провел в Москве. Став обычным пенсионером, правда, союзного значения, он жил в выделенной ему двухкомнатной квартире неподалеку от Новодевичьего монастыря. С женой Николай Александрович всегда сохранял добрые отношения. Последний год его жизни (умер в 1975 году) они провели вместе на даче, оба больные и беспомощные. Старость и немощь окончательно примирила супругов. Их дочь Вера Булганина живет на улице Льва Толстого в отличном совминовском доме с младшим из двух сыновей, в компании с очаровательной собакой и серыми, как призраки, и столь же таинственными кошками.

365

Вера Николаевна сохранила молодую стройность и легкость и, как написали бы романисты прошлого века, следы былой красоты. Выразительные темные глаза, крутой изгиб бровей… Руки врача — ногти коротко острижены, кожа слегка шелушится от частого мытья. Она закончила 1-й медицинский институт и всю жизнь проработала у известного хирурга Бориса Петровского — сначала, недолго, хирургом, потом, очень долго, реаниматологом. С возрастом в реанимации работать ей стало трудновато, и она перешла в эндоскопию. Давно можно бы успокоиться, ведь на пенсии уже. Но интересная работа и сознание того, что она еще может быть полезна людям, не позволяют уйти на отдых. (Наша встреча состоялась в 1996 году). У Булганина был еще сын Лева, друг Василия Сталина. Он умер в один год с отцом и по одной и той же причине — оба заболели двухсторонним воспалением легких с осложнением. Врачи не сумели спасти ни 75-летнего отца, ни 50-летнего сына… Вера Булганина встречает меня в джинсах и блузке спортивного покроя. Голос слегка хрипловат, она давно и много курит. Кашляет — и курит.

— Вера Николаевна, Вы, наверное, размышляли над тем, что Ваш отец играл заметную роль в истории страны?..

— В общем масштабе это был необходимый винтик, гаечка.

— Председатель Совета Министров?

— Но это был его последний и очень недолгий этап… Сейчас большевиков обвиняют во всех смертных грехах, но что делать? Они были одержимы идеей, отец в нее действительно верил. Жизни клали за идею. Молотов прожил девяносто семь лет и до конца был убежден, что партия правильно вела народ к победе.

— Вы разделяли эти взгляды?

— Нас с пеленок воспитывали: Ленин, Сталин, коммунизм, никуда от этого было не деться. Пионерка, комсомолка… Пришла в серьезную хирургическую клинику, да еще фамилия такая.

366

Естественно, стали спрашивать, почему не в партии. Отвечаю: не доросла, недостойна, и это был честный ответ. Только со временем начала понимать, что партия — не совсем то, чем хочет казаться. С отцом я об этом никогда не говорила. Сначала просто не получалось, а после ужасного разгрома, когда их группу объявили антипартийной, это стало слишком болезненно. То был удар ужасный, даже не знаю, как отец смог его пережить. А его отношения с Хрущевым — всю жизнь близкие друзья, а под конец — враги… Отец прожил в опале восемнадцать лет.

— Сломался?

— Не сказала бы. Как-то нашел себя. Очень много читал, общался с людьми. Часто выходил на прогулку, просто гулял по улицам. Его узнавали, тепло приветствовали. В таких случаях мы говорили — отец пошел в народ. Ничего, он существовал. А в конце жизни ему дали дачу, думаю, чтобы изолировать от этого самого народа. В Жуковке-II получил хорошенький домик. Недалеко жил и Молотов. Иногда они останавливались при встрече, но чаще всего кивали друг другу издали. Единомышленники… Оба были достаточно благоразумны, чтобы не давать повода для лишних разговоров. Они, я убеждена, содержались под наблюдением, и каждое их передвижение фиксировалось.

— Сумел отец понять этот шаг Хрущева, поставивший крест на карьере друга?

— Думаю, что нет. Опять же это никогда не обсуждалось впрямую, но судя по каким-то случайно сорвавшимся словам — не понял и не простил. И не согласился с темпом хрущевских разоблачений. Миллионы людей Сталина боготворили, и с этим нельзя было не считаться. Можно было строить новое и не перетаптывать старое, так думал отец.

— Но вначале он активно поддержал Хрущева. Ведь это Булганин, будучи министром Вооруженных сил, подписал приказ об аресте Берии?

367

— Этого не помню, но отец принимал в аресте действительно самое деятельное участие, тогда еще все они были дружны. В день ареста в машине отца в Кремль тайно провезли каких-то военачальников на случай, если Берия окажет сопротивление.

— Вы сразу узнали об участии отца?

— Что вы! Много позже. Разве об этом в доме говорилось?

— Но Вы не могли не видеть, например, как напряжен отец. Шутка ли, готовился арест такого страшного человека!

— Отец часто бывал в состоянии напряжения. Бессонные ночи, перегрузки — это была норма.

— Говорилось ли что-нибудь дома о Сталине?

— В последние годы Сталина это случалось. Сталин был очень одинок, и часто созывал своих товарищей на обед, на ужин. Много пишут, что на этих застольях все перепивались. Да, бывало очень часто, что отец возвращался выпивши, не в стельку, конечно. Говорили, Сталин специально это делает, чтобы скомпрометировать подчиненных и этим крепче держать их в руках. Несомненно, это нас тревожило. Часто после трапез у Сталина отец вставал с головной болью. Оправдывался перед мамой: — Вот, пришлось пить, отказаться было невозможно. Но дома не было никаких разговоров о том, что обсуждалось за столом у вождя. Отец говорил о Сталине только житейские вещи. Относился к нему с огромным уважением. Считал, что это огромная величина, необыкновенный по организаторским способностям человек. Мне со Сталиным встретиться не довелось. А вот с его дочерью Светланой мы учились в одной школе, любимой моей школе N 175 в Пименовском переулке. Очаровательно скромная девочка, необыкновенно милая при общении. Вот кто всегда выделялся своим поведением из общей массы детей, так это Светлана Молотова. (Имя Светлана, с тех пор, как у Сталина появилась дочь с таким именем, стало очень популярно в кремлевских кругах. — Авт.) За ней, так же, как и за Светланой Сталиной, всегда следовал охранник, носил ее 368

портфель. А она ходила, задрав нос, хоть и была очень умная девочка. Светлана Молотова рано умерла, она ушла из жизни вскоре после своего отца. Тяжело болела последние годы и вроде бы пила изрядно.

— Принадлежность к элите не гарантирует счастья?

— Естественно. Но здесь многое, хоть и не все, зависит от воспитания и от нравственных возможностей человека. Дома мне никогда не говорили: ты дочь такого-то человека! Держали строго. Были ограничения, какие я с детства просто ненавидела. В школу, из школы — только на машине. Это же кошмар! Как я завидовала ребятам, которые после уроков могли побежать, куда глаза глядят! В гости можно — только к определенным людям.

— К дочери слесаря, например, пустили бы?

— Нет, конечно. Я дружила с одной девочкой из «простых», меня к ней тянуло ужасно. Так мама всеми силами старалась от нее оторвать. Говорила про нее всякие гадости. И учится она плохо, и ленивая, и соврать любит… Каждый шаг, всякое общение как бы брались на пробу: соответствует — не соответствует, разрешить — запретить. Может быть, поэтому у меня нет друзей детства. Только в институте я сбросила шоры, не могла больше их терпеть, и сама выбирала себе друзей. Они и остались со мной по сей день.

— Выбор определялся уже тем, в каком доме Вы жили. В Доме на набережной?

— Нет. До войны мы занимали квартиру в обычном доме на Арбате, там и коммуналок было полно. Хороший такой, капитальный дом, он до сих пор стоит. А в войну всех без нашего ведома и согласия собрали и поселили в огромном доме на улице Грановского. Чтобы легче было охранять, я так думаю. Когда я вышла замуж, а брат женился, мы получили квартиры, кто где, и с огромной радостью разъехались. Я не любила дом на Грановского. Там квартиры неуютные, нескладные — длинный коридор и комнаты с двух сторон, нату369

ральная казарма. Дом, насколько я знаю, еще до революции строил граф Шереметьев для своих служащих высшего ранга. С 1955 года, когда я вышла замуж и нам с мужем дали обыкновенную, трехкомнатную квартиру, я живу нормальной пролетарской жизнью. И это то, к чему я стремилась. (Все «кремлевские дети» рвались из казенных домов с охранниками на входе. Светлана Сталина, Рада Хрущева, Вера Булганина … — Авт.) Может потому мне так хорошо вспоминается дом на Арбате, что там прошло детство? Жизнь была — как в раю. Светло, тепло, домашняя атмосфера. При мне всегда бабушка, мамина мама. Ребенок, я не понимала, что творится вокруг, и было только ощущение радости и безмятежности. В чьих-то воспоминаниях я прочла: жена Булганина была еврейка и врач. Все не так. Мама — Елена Михайловна Коровина, русская, всю жизнь преподавала английский язык. Она работала в той же школе №175 в Пименовском переулке, где училась я.

— А кто жил рядом с Вами на Грановского?

— В нашем подъезде — Маленковы, Вознесенские, Буденные, Тимошенко. В следующем — Вышинские, Молотовы, Жуковы… всех не перечтешь. Единственный, кто из крупных руководителей не жил в этом доме, был Каганович. Он с семьей, помоему, всегда оставался в Кремле, до снятия с поста.

— Жизнь среди фигур исторического театра?

— Ну, я так не думала, не понимала, что это история. Но, конечно, часто видела этих людей. Берия бывал у Маленкова, а мы с ним жили дверь в дверь. Внешне Берия — отвратительнейшая личность. Эти очки, шляпа… Насколько красивы были его жена и сын, настолько он омерзителен. У нас на свадьбе многие были. Пришлось даже две свадьбы устраивать — одну для молодежи, другую для политбюро. До «антипартийной группы» оставалось еще три года. Некоторые подарки у меня до сих пор сохранились. Молотовы подарили две чашки золоченые с блюдцами, тогда это было большой редкостью. Они целы до сих пор. Хрущевы принесли красивей370

шие махровые простыни, шесть больших и шесть маленьких. Я последнюю только недавно выбросила.

— Вы так об этом говорите, будто махровые простыни для дочери премьер-министра были роскошью.

— Представьте, да. Все необходимое, мы, разумеется, имели, а вот что-нибудь этакое… С этим было трудно, почти как всем. Хотя материальных затруднений наша семья не знала никогда. Но и открытых счетов в банке, как о том много говорят, конечно не было. Зарплату мама получала мизерную, отец побольше, но тоже не громадную. Однако жили не на эти деньги. Снабжение семьи — продукты, пошив каких-то вещей — было почти бесплатным. Все доставлялось на дом в необходимых количествах. Были домработница, повар, шофер — все приятнейшие люди. Со всеми у меня складывались необыкновенные отношения. С одной нашей домработницей до сих пор общаемся, ей сейчас семьдесят пять лет. И она звонит: — Веруля, как живешь? К сожалению, этих людей убирали от нас без нашего согласия. Мама только привыкнет к какой-нибудь Шурочке, вдруг приходит Дашенька.

— Почему?

— Так надо. Может, она провинилась в чем-то, а нам и неведомо. Ведь их вербовал КГБ. Да, все семьи нашего круга обслуживались людьми, завербованными госбезопасностью.

— Вернемся к Вашей свадьбе. Ваш муж тоже из Вашего круга?

— Не совсем. Муж мой — Виктор Кузнецов — сын адмирала Николая Кузнецова, необыкновенного человека. В войну он командовал всем Военно-Морским флотом страны. В последние годы тоже остался не у дел, в чем-то его умудрились обвинить. Но зато написал несколько интереснейших книг. Виктор учился в нахимовском училище в Ленинграде, был далек от сталинского круга. Мы встретились у знакомых. Когда я 371

маме сказала, что собираюсь замуж, она страшно удивилась: что за парень и откуда ты его взяла? Потом все утряслось. Мы прожили вместе семнадцать лет. Но дальнейшая жизнь с ним у нас не сложилась, хотя муж очень хороший человек. Так бывает. Но я могла уже тогда выйти замуж за кого угодно, хоть за слесаря — к этому времени мне удалось завоевать свободу.

— А с детьми из вашего дома Вы в детстве дружили, снежки вместе лепили?

— Да нет, такое редко случалось, меня к «золотой молодежи» почему-то не тянуло. Вот только Радочку Хрущеву всю жизнь любила.

— На Ваше отношение к ней не повлияло расхождение отца с Хрущевым?

— Опала отца была, конечно, страшным ударом. Но какое отношение к этому может иметь Рада? Нас с ней, скорее, просто жизнь развела. Сто раз договаривались: встретимся, надо встретиться. Но… старые стали, семейные заботы. Она тоже работает по сию пору. Очень любила я Волю Маленкову. Иногда и сейчас на улице встретимся, поговорим… Майю Каганович раньше встречала. Маечка часто навещала отца, он жил в нашем районе, на Фрунзенской набережной. Но все встречи на бегу. Возраст, заботы…

— Вы — дочь министра Вооруженных сил, потом премьерминистра — чувствовали к себе особое отношение?

— К сожалению, да, с детства. Некоторые учителя были излишне строги. Особенно меня угнетала совершенно очаровательная учительница немецкого, три шкуры драла — чтобы я хорошо знала язык. Она меня называла «Обломов ленивый» и только что палкой не била, чтобы я работала. А другой преподаватель, наоборот, ставил пятерки, даже когда я ничего не знала. Я это очень чувствовала, с ранних лет росла «без закидонов».

— Откуда такая трезвость у девочки из семьи высокого советского начальника?

372

— Думаю, от отца. Я безумно его любила и, несмотря на то, что он и дома-то редко бывал, чувствовала — тоже меня очень любит. До войны жизнь семьи была более размеренной, все воскресенья мы проводили вместе. А после войны уже началась работа ночами, потом папа, бывало, днем отсыпался. Мы виделись урывками, едва успевали обменяться двумя-тремя словами. Но я чувствовала — между нами полное взаимопонимание. Как-то мама ему на меня пожаловалась, кажется, я поздно пришла. Я замерла от страха: ой, что сейчас будет! А он только и сказал: — У тебя голова на плечах есть? Есть. Вот никогда ее не теряй, и все будет хорошо. Такие вот его две-три фразы имели гораздо более сильное действие, чем час нравоучений и криков со стороны мамы. Такие же ощущения у меня и от Бориса Васильевича Петровского, руководителя нашей клиники. Он мне как второй отец. Я, рядовой сотрудник клиники, крайне редко его вижу. Но само его присутствие, несколько слов, сказанных на обходе или на конференции — этого уже более чем достаточно. Уже есть что «намотать на ус». Воспитание — это не постоянные внушения. Нужен пример. Для меня это куда убедительнее.

— Каким был отец?

— Запомнился только таким: очень мягкий, очень добрый, очень улыбчивый.

— В энциклопедиях возникла путаница с его происхождением. Внесите, пожалуйста, ясность.

— Родился он под Нижним Новгородом, в семье служащего. Его отец, а мой дед был управляющим у известного фабриканта, владельца большой мукомольной фабрики Бугрова. Об этом фабриканте немного, но хорошо пишет Горький. Не было у Бугрова недовольных и угнетенных, рабочие у него очень хорошо жили. Отец уверовал в идеи революции настолько, что бросил институт и всю жизнь служил этим идеям, как мог.

373

— Что-нибудь рассказывал о работе в ЧК?

— Почти ничего. Они боролись с бандами, отец попал в очень тяжелые условия в Туркестане. Голод, тиф… Прошел через все и постепенно стал выбиваться в люди. В 1923—24 годах был уже в Москве. И всем близким помог сюда перебраться, все стали москвичами.

— Послужной список Николая Александровича, как стрела, выпущенная вверх: чекист, председатель Моссовета, председатель Госбанка, министр обороны, премьер-министр.

— Куда партия посылала, туда и шел. И неплохо, видно, справлялся, несмотря даже на такое образование.

— И у него не возникало никаких сомнений?

— В методах партии — да, позволял себе сомневаться. Следствием этого и явилось дело об «антипартийной группе». А в самих идеях — никогда. Я стала задумываться обо всем только после смерти Сталина. А до того… Нет, всякое сомнение отбрасывалось… Несмотря даже на то, что аресты начались и в нашем доме на Грановского. Я общалась с Маечкой Вознесенской, хорошая такая была девочка, и вдруг ее отца взяли. Он — враг народа и через несколько дней его расстреливают. Как!? Умница, крупнейший экономист?! Это казалось кошмаром.

— А отца нельзя было об этом расспросить? Ведь товарищи, соседи по дому…

— Спросить нельзя было ни в коем случае! Даже в голову такое не приходило… Стало очень страшно. Бомбы, как говорится, падали все ближе и ближе. Но по всем разговорам я поняла, что все верят: Вознесенский — действительно, вредитель. А дело врачей! Я уже училась в медицинском институте, когда оно разразилось. Арестованы Виноградов, Зименко — профессора, которых студенты боготворили! Мы, как безумные, только об этом и могли говорить. Как же так, эрудированные, интересные люди, ведущие наши специалисты! И ведь мы, действительно, в какой-то степени верили, что это враги!

374

Из той когорты сейчас остался один только Петровский, необыкновеннейшая личность. По окончании института я попала к нему в аспирантуру, можно сказать, по блату. Борис Васильевич лечил отца и оперировал. Я ему позвонила, и место в аспирантуре сразу нашлось. Но закончила я ее в 1959 году, когда «антипартийную группу» уже два года как громили на партсобраниях. Я, разумеется, была готова, что меня пошлют по распределению куда-нибудь далеко. Вызвал меня главврач: вот есть несколько путевок в разные города, выбери, что хочешь. Среди них оказалось и направление в московский институт Бурденко Его и взяла. Иду с бумажкой к Петровскому, чтобы подписал, а он вдруг спрашивает: — Вы бы не хотели остаться у меня? Я вашей работой доволен. Вот, я до сих пор плачу, когда вспоминаю об этом… И тогда вышла из кабинета вся в слезах. Тут «антипартийная» деятельность отца, опала — зачем я ему нужна? На всю жизнь за это благодарна Борису Васильевичу. Но надо сказать, и из друзей от меня никто не отшатнулся.

— Скажите, а родители Ваши не в эти годы разъехались?

— Примерно. Разногласия на почве его любвеобильности были и раньше. Но мама, честь ей и хвала, не вставала на дыбы, не требовала развода. (А потребовала бы — ничего у нее не получилось бы. Центральный комитет разводы в среде номенклатуры не признавал. Однако члену «антипартийной группы» жилось в новые времена и в этом смысле уже легче — опальному Булганину выделили две квартиры, чтобы супруги могли жить врозь. — Авт.)

— Насколько распространены были «неформальные» связи в той среде?

— А они все равно себе позволяли… Кто? Хрущев — был однолюб. Каганович? Я мало его знала. Молотов — нет, что вы! В основном этим грешили военные, маршалы — Жуков, Конев, Рокоссовский. Это, видно, пришло с войны и уже потом не очень скрывалось.

375

— Правда ли, что Ваш отец был влюблен в Галину Вишневскую, как она о том пишет в своей книге?

— Да, был очень увлечен ею. Оказывал знаки внимания, приглашал в гости. Правда, банкет по случаю 60-летия отца, на котором присутствовали и мы с мамой, она описывает несколько предвзято. Всех этих «нескладных, толстых жен»… (Галина Вишневская о том банкете, состоявшемся на даче Булганина в Жаворонках: «Женщины — низкорослые, полные, больше молчат. Внутренне скованные, напряженные… Видно, каждой хочется поскорее уйти и быть всевластной у себя дома. Конечно, ни о каких туалетах, об элегантности не может быть и речи — ни одной в длинном платье, ни одной с красивой прической. Они настолько обезличены, что случись мне на следующий день встретиться с кемнибудь из них на улице — я бы не узнала. Их мужья не появляются вместе с ними в обществе. и ни на каких официальных приемах я этих дам никогда не видела. А кругом плывут волной воспоминания: — Никита, а помнишь?

— А ты помнишь, как в тридцатых годах?.. Самая бойкая из жен — некрасивая, мужеподобная — кричит через весь стол: — А помнишь, Коля, как ты появился у нас в Туркестане совсем молоденьким офицериком? Я Лазарю говорю: смотри, какой красивый… Ага, это жена Кагановича.

— … интеллигентный молодой человек! Ведь ты у нас всегда был особый, ты ведь наша гордость! А с другой стороны глухой, беззубый Ворошилов орет: — А помнишь, каким лихим ты был кавалеристом?.. Вдруг и я вспоминаю: ведь многие из тех, кто молча сейчас сидит за столом — эти жены вождей, — были в сталинских лагерях по многу лет. А что же мужья? Они были свободны в те годы — и они отдали своих жен на расправу по ложным обвинениям… Они не защитили их, спасали свою шкуру, трусы! И вот 376

теперь, когда Сталина нет, эти женщины вернулись к своим мужьям и сидят с ними вместе за одним столом. Интересно, о чем они сейчас думают? Я разглядываю их, стараюсь угадать, кто же из них побывал в тюрьмах. В разное время арестованы были как сионисты жены Молотова, Калинина, Буденного, Андреева, Поскребышева, жены маршалов…» И мужчинам здорово досталось от Галины Вишневской: «У всех беспородные, обрюзгшие лица, грубые голоса, простецкое, вульгарное обращение между собой. В этом гаме постоянно слышен резкий хриплый голос Кагановича, с сильным еврейским акцентом. Даже здесь, среди своих, — вместо тостов лозунги и цитаты из газет: «Слава Коммунистической партии!», «Да здравствует Советский Союз!» С привычной топорностью льстят Булганину, особенно часто называют его «наш интеллигент», зная, что ему это нравится». Однако такая лесть имела под собой основу. Вишневская пишет: «… Среди топорных, грубых физиономий членов правительства он выделялся своей интеллигентной внешностью, мягкими, приятными манерами. Было в его облике что-то от старорежимного генерала в отставке». Должно быть, Булганин чувствовал себя очень уверенно в новой реальности, если позволял себе — единственный из партийно-советской элиты — так открыто ухаживать за женщиной. Сталин умер, Берия расстрелян, первый человек в стране Хрущев — его друг. До отставки самого Булганина оставалось еще два года… Читаем воспоминания Галины Вишневской дальше, уже о другом. Звонок от Булганина: « — Я позвонил вам домой, но мне сказали, что вы там больше не живете, что сбежали…

— Не сбежала, а вышла замуж!..

— Правда? Поздравляю! Конечно, валяет дурака, разыгрывая удивление: небось, уже и анкету Славину проверили…

377

Булганин разговаривает со мной так, как будто никакого мужа у меня и нету! Я еще пытаюсь все перевести просто на светскую болтовню, но голос на другом конце провода, серьезный и спокойный, не собирается включаться в мою тональность. Начинаю мямлить: — У меня вечером репетиция в театре… кончится поздно… На том конце провода длинная пауза… Затем: — Так я за вами пришлю машину. И вот в нашей узкой улице останавливаются три черных ЗИЛа: в первом и третьем охрана, в среднем — сам наш новый хозяин — Булганин. Видно, таким демонстративно открытым своим появлением он сразу захотел расставить фигуры в будущей игре: что, мол, дело серьезное и шуточками от него не отделаешься. Из окон домов люди выглядывают: честь какая нашей улице — сам глава правительства объявился. И начались с того дня чуть ли не ежедневные приглашения — то к нему на дачу, то в его московскую квартиру. И, конечно, бесконечные «возлияния». Николай Александрович пил много, заставлял и Славу, да тот и без уговоров со злости хватал лишнего. Бывало, охмелеют оба, старик упрется в меня глазами, как бык, и начинается: — Да, обскакал ты меня…

— Да вроде бы так.

— А ты ее любишь?

— Очень люблю, Николай Александрович.

— Нет, ты мне скажи, как ты ее любишь? Эх ты, мальчишка! Разве ты можешь понимать, что такое любовь! Вот я ее люблю, это моя лебединая песня… Ну, ничего, подождем, мы ждать умеем, приучены… Думаю, что не раз пожалел милейший Николай Александрович о добром старом времени, глядя на меня пьяными глазами, рассказывая нам о похождениях Берии. Что тот насиловал несовершеннолетних девочек; что после его расстрела нашли списки более ста женщин, которых по его указу кагебешники поставляли ему. Некоторых просто подкарауливали на улице и, затолкнув в машину, привозили своему хозяину для любовных утех. И в на378

шей памяти сильнее всего было не то, что Берия уже расстрелян, а то, что будучи негодяем, он двадцать лет был членом правительства и все его соратники оставались на своих прежних местах, охраняя режим. Булганин же для нас был наследником Сталина, зловещая тень которого, вселяя ужас, еще долго витала над страной»…)

— Да, отец был очень увлечен Вишневской. Но так, как она описывает всех этих нескладных, толстых жен — это передержка. Были кто толще, кто тоньше, одетые достаточно скромно, но прилично, кто-то и со вкусом. Мама, например, любила одеться, носила украшения. Помню, что все подсмеивались над Ниной Петровной Хрущевой, которую всю жизнь видели в строгом синем костюме и туфлях одного фасона. А Вишневская была в тот вечер очень хороша, необыкновенно эффектна в открытом бархатном черном платье. Пела, танцевала и очень украсила банкет. Правда, она немного перебирает в своих описаниях — что на нее вешались полупьяные и пьяные члены правительства… Но правда и то, что в это время партия уже, к сожалению, не следила за моральным обликом своих членов и многие довольно вольно себя вели.

— Скажите, эти люди были богаты?

— Они, как я уже говорила, находились на полном государственном обеспечении. Но, конечно, их никак нельзя считать богатыми, особенно с позиций сегодняшнего дня. Все было казенное. Отец перед смертью расписал свое имущество наследникам. Сберегательной книжки, денег у него не было вообще. Все, что я получила — шкуру бенгальского тигра, роскошную, и афганский ковер ручной работы, подаренный отцу каким-то королем. В последние годы он много ездил с Хрущевым по разным странам, им дарили подарки, но отец многое сдавал в государственную казну. У отца была суконная бекеша, подбитая сурком. А потом подхалимы сшили бекешу на норке. Мама не раз ему говорила: — Дай Вере на шубу! А он: 379

— Вот умру, тогда пусть возьмет. Незадолго до смерти сам мне ее вручил. Мех, оказалось, уже безнадежно испорчен, гремел и ломался, как фанера. Потом спросил: — Как шуба? Я его порадовала: — Шуба вышла хороша! Не стала говорить, что из-за его жадности пропал драгоценный мех.

— Как Вы отметили 100-летие отца в 1995 году?

— У нас была очень большая семья, у папы пять сестер. А остались только одна сестра и племянницы. Так что некому было особо собираться, да и я приболела. Дома мы посидели, конечно, помянули… Младший сын съездил на Новодевичье, положил цветочки на могилу. Он, правда, дедушку плохо помнит. А старший помнит очень хорошо. Сейчас интересуется его жизнью, начертил фамильное дерево Булганиных. …А потом Вера Николаевна показала мне свое «наследство». Распахнула дверь в большую светлую комнату, в ней вся стена, выходящая на лоджию, выполнена из стекла. «Нет, все-таки в ЦК и в Совете Министров знали, что нужно человеку», — невольно, уже не в первый раз подумала я. Нужно только быть этим человеком… На полу лежал превосходный темно-красный ковер, тот самый, сработанный афганской мастерицей. На стене, противоположной лоджии, растянулась огромная шкура ярко-полосатого бенгальского тигра, каких, говорят, сейчас осталось всего несколько десятков на Земле. И морда с устрашающе оскаленными зубами, и мех сохранились великолепно — как живые. Под широкой лапой с изогнутыми крючьями когтей на куске сукна по-английски вышито: «Застрелен…» и имя удачливого охотника. Вслед за нами в комнату вошел старший сын Веры Николаевны, Андрей, заехавший случайно.

380

— Мама, знаешь, что я сейчас вспомнил! — сказал он, взглянув на полосатого «бенгальца». — Шкура лежит у нас на даче на траве, а я ее ужасно боюсь… Мне года четыре тогда было. А потом ничего, «запрягал» ее, как лошадь, и на ней скакал. Андрей, внук председателя Совета Министров Булганина, мирно почившего, и адмирала Кузнецова, расстрелянного советской властью, занимается бизнесом и интересуется биографиями дедушек. Проведя некоторые разыскания, вычертил фамильное генеалогическое дерево, изучает прошлое своей семьи. В нашей стране, где непредсказуемо даже прошлое, такое занятие — для отважных…

381

ГАЛИНА И ЮРИЙ БРЕЖНЕВЫ Вера Булганина жила в доме на улице Грановского, где чужаков не было. Только наше время открыло двери в дома советской элиты «денежным мешкам». В цековский дом, рядом с Белорусским вокзалом, где жили Ельцины (по соседству с Зюгановыми), вселился коммерсант. До перестройки о таком смешении высших и средних слоев не могло быть и речи. В элитных домах жили только свои! Что же до знаменитого Дома на набережной, то он уже почти полностью оккупирован людьми с толстыми кошельками. ««Новые русские» появились в России не сегодня. Они были всегда. Подпольные зубные врачи, гинекологи, цеховики… В среде кремлевских детей первыми легальными богачами посоветски стали Галина и Юрий Брежневы, дети «дорогого Леонида Ильича» Брежнева. Они-то могли сказать: — В Кремле еще как можно жить! Галина и Юрий Брежневы обитали в отличном «цековском» доме на Спиридоновке (бывшая ул. Алексея Толстого). Сестра на пятом этаже, брат на третьем. Родственники подолгу не разговаривали друг с другом. Молчание прерывалось лишь для того, чтобы продолжить бесконечный теоретический спор: кто из них двоих нанес больший урон фамильной чести Брежневых? Бурная ли, непредсказуемая Галина, о страсти которой «к высоким брюнетам и крупным бриллиантам» не судачил в Москве только ленивый? Или державшийся всегда в тени отца и сестры Юрий, которому, говорят, идеально подходит поговорка «в тихом омуте черти водятся»? Бывший муж Галины Брежневой Юрий Чурбанов, находясь в заключении, в зоне особого режима, написал книгу «Я расска382

жу все, как было». Сочинение это вызывает большое сомнение в том, что именно так все и было. Но какие-то фрагменты подтверждают широко известное, и им, очевидно, можно верить. Юрий Чурбанов: «С братом Юрием у Гали не было, по-моему, близких отношений. По каким-то этическим соображениям мне не очень удобно об этом говорить, но… я сразу скажу, что Леонид Ильич часто упрекал его за опрометчивые поступки, за — бывало и такое — неэтичное поведение в загранкомандировках. Леониду Ильичу ведь все докладывали. Утаить от него что-либо было практически невозможно, тем более, что Юрий работал у Патоличева в министерстве внешней торговли. Человек слабый и безвольный, Юрий еще как-то держался, когда был торговым представителем в Швеции. Но перейдя на работу в министерство, попал под влияние своей жены, умной и образованной женщины из Днепропетровска, и тут, в общем, не все было так, как надо…». Слабый, безвольный, неэтичное поведение… Это никак не мешало карьере сына Генерального секретаря ЦК КПСС. Начинал он, как и отец, инженером-металлургом, закончил Днепропетровский металлургический институт. Вскоре вслед за отцом оказался в Москве, где поступил во Всесоюзную академию внешней торговли. Выпускник академии Юрий Брежнев стал сотрудником торгового представительства СССР в Швеции, которое через короткое время и возглавил. Брежневу-младшему скоро наскучило сидеть на чужбине, где шагу нельзя ступить, не думая о престиже родины. Рюмки лишней не выпить. И его назначают первым заместителем министра внешней торговли. Должность — лучше не бывает. Ответственности никакой, сиди себе, беседуй с разными иностранными представителями. Как пишет в своей книге «Племянница генсека» дочь Якова Брежнева Любовь (живет в США), в министерстве вовсю процветало взяточничество. «На взятках, подарках, на всякого рода личных и служебных услугах составлялись контракты, 383

по которым в Россию поставлялся гиблый товар. Люди, сидевшие на контрактах с западными странами, были, как правило, подкупны, падки на подарки и после пьянок и банкетов потрясающе сговорчивы. В конечном итоге фирмы сбывали им несортовой или лежалый товар, то, что самим „негоже“. Масло и мясо поступало с истекшим сроком хранения, хотя и по бросовой цене, и такие сделки считались выгодными государству». Племянница генсека подчеркивает: она не знает, относился ли ее родственник к числу таких же жадных до халявных банкетов и шикарных подарков «тружеников» внешних сношений, хотя слухов об этом ходило достаточно. Ей ближе суждение ее отца, считавшего Юрия человеком добрым, тихим и слабым. Жил, не высовываясь, увлечение имел самое безобидное — коллекционировал фарфоровых собачек… Но однажды, в 1972 году, даже тишайший Юрий Ильич заставил говорить о себе всю страну, прильнувшую к телевизорам. Когда показывали, как Брежнев-папа награждает Брежнева-сына, заместителя министра внешней торговли, каким-то орденом по случаю сыновьего сорокалетия. В СССР юбилейные награды полагались с пятидесяти лет, но папе не терпелось… Так и остались в памяти двое густобровых Брежневых, старый и молодой, необычайно похожие. Отец от умиления роняет слезу, сын как будто слегка смущен и скован. Наутро народ в магазинах и в транспорте возмущался: — Ну, совсем уж дошли, отец сыну орден цепляет! Однако посудачили о Юрии Брежневе — и запамятовали. А Галина забыть о себе не давала на протяжении всей своей экстравагантной жизни, событий которой хватило бы на целый авантюрный роман. Но прежде чем рассказать о Галине и ее брате, есть смысл напомнить, что представляли собой двадцать лет правления «Бровеносца в потемках», как прозвали Брежнева за несравненную кустистость бровей.

384

Какой-то наблюдательный человек заметил, что лидеры в СССР — России чередуются в строгой последовательности: лысый — чубатый — лысый — опять с пышной шевелюрой. В полном соответствии с этой народной приметой не имевшего ни волосинки на голове Хрущева сменил Брежнев, потрясавший сердца дам не только бровями, но и пышным чубом. Четыре брежневские пятилетки (кстати, ни одна не выполнена, хотя на партийных съездах докладывалось обратное), во многом определены характером человека, стоявшего у руля. Хрущев — острый, увлекающийся, горячий, часто просто непредсказуемый и авантюрный. Брежнев — полная ему противоположность. Никогда не искал обострения ситуации, не шел на риск. Со времени Днепропетровска, где трудился первым секретарем компартии области, за ним закрепилось прозвище «Балерина». В том смысле, что каждый мог им крутить, как хотел. Большинству современников Брежнев сейчас вспоминается, наверное, одряхлевшим маразматиком, положившим начало ППП — пятилетке пышных похорон (вслед за ним умерло еще два Генеральных секретаря ЦК КПСС), героем невинных анекдотов и пародий. «В дверь квартиры генсека звонят, Леонид Ильич долго ищет очки, потом шпаргалку, находит ее в кармане и медленно читает: — Кто там?» Брежнев считался человеком безобидным, без полагавшегося коммунисту стального стержня внутри. Говорят, узнав, что организованный им заговор против Хрущева вот-вот может сорваться, расплакался, как дитя. У него вообще слезы были близко: мог уронить слезу на любимых своих фильмах о зверушках (других не переносил, ни один не мог досмотреть до конца). Его нрав и образ жизни были понятны и поначалу даже одобряемы народом: службой не злоупотреблял, болел за футбол и хоккей, забивал «козла» с собственной охраной. Любил 385

приложиться к бутылке и нацию крутыми мерами от алкоголя не отвращал. Когда в результате организованного Брежневым заговора в 1964 году был свергнут Хрущев, наблюдатели на Западе оторопело отмечали, что советский народ, фактически получивший из рук Хрущева первые порции свободы, не возмущается актом беззаконного свержения и даже, напротив, злорадствует: — Так Никитке и надо, доправился. Усталость от бесконечных реформ и бесплодных преобразований победила элементарное чувство благодарности. Людям хотелось покоя, и Брежнев дал его в избытке. Покой сменился застоем. Была ли линия на умиротворение общества сознательной? Или просто вытекала из характера Брежнева, девизом которого было, похоже: «Не переутомляться!»? По воспоминаниям такого солидного источника, как Александр Шелепин, занимавший в те годы пост председателя КГБ, режим дня у Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева, предпочитавшего жить и работать на даче, был такой: подъем в 10 часов, завтрак — в 11, с 12 до 14 ему читали вслух деловые бумаги (сам читать не любил), с 14 до 15 — обед, затем до 17 дневной сон, после которого — чашка чаю и отъезд на охоту. Охота становится излюбленным развлечением партийных лидеров лишь с хрущевских времен. Сталин, особенно в последние годы, был для такого хобби слишком недоверчив и осторожен. Для утоления новомодной страсти возникают десятки «специальных» охотничьих хозяйств, основное и любимое властями по сей день — в Завидове Тверской области. Как грибы растут по стране охотничьи домики с уютными интерьерами, саунами, вышколенной, назубок знающей вкусы и причуды «господ» прислугой. Утверждают, будто в Девятом управлении КГБ — Управлении охраны — существовала специальная группа аквалангистов, ко386

торая насаживала под водой рыбу на крючки высокопоставленных рыболовов. Возникла она при Хрущеве, чье настроение резко падало, если рыбалка оказывалась неудачной. А от этого страдали государственные дела. Специально натренированные ныряльщики умели так ловко нацепить рыбу на крючок, что Хрущев до самой своей отставки так и не догадался, кому обязан своими невероятными рыбацкими успехами. Аквалангисты отрабатывали свой хлеб и на ниве интернациональной дружбы. Говорят, именно им обязан был своим великолепным уловом на озере Иссык-Куль, надолго обеспечившим ему хорошее настроение, президент Финляндии Урхо Кекконен. Ведь рыбалка была на заведомо безрыбном месте! Эти же пловцы особого назначения сопровождали под водой Брежнева, который любил заплывать далеко в море. Охота для «дорогого Леонида Ильича» всегда оказывалась удачной. Егери гнали к знакомым кормушкам кабанов и лосей, где охотники, стоявшие на искусно сооруженных площадках высоко над землей — чтоб никакого риска! — легко убивали животных первой же пулей. Это была не охота, а самое настоящее убийство. Но кто будет спорить о терминах с первым человеком в стране? Брежнев так любил это дело, что однажды во время затянувшихся переговоров с Генри Киссинджером взмолился: — Генри, давай прервемся и поедем поохотимся! Ему доставляло особенное удовольствие делиться лесной добычей с друзьями. Возвращаясь с охоты, почти всегда давал задания начальнику охраны: — Этот кусочек кабанятины отправь Косте Черненко, этот Юрию Владимировичу (Андропову), этот Устинову. Выждав время, необходимое фельдегерю, чтобы домчаться до перечисленных лиц, Брежнев снимал трубку телефона: — Ну как, Костя, получил?.. Но существовал и другой Брежнев, заслоненный собственным имиджем. Этот неизвестный Брежнев достаточно хитро387

умен: зная свой потолок, никогда не высказывается первым. Но неподражаемо умеет, выслушав всех, со значительным видом подвести итоги. Он достаточно жесткий и даже жестокий. Как утверждает Владимир Семичастный, бывший при Брежневе председателем КГБ (до «железного Шурика» Шелепина), Брежнев дважды приказывал ему убить Хрущева. Академик Георгий Арбатов, работавший при Брежневе консультантом ЦК, заметил, что Брежнева боялись далеко не самые слабые фигуры из его окружения — Андропов, Громыко, Суслов: «Без конфликтов и срывов, без кровавых репрессий, как Сталин, и даже без публичного поношения, как Хрущев, он обеспечил послушание, покорность и даже страх». Брежнев — гроссмейстер политической интриги, которому удобнее казаться простаком. Маловато, конечно, для лидера великой державы! Но более достойных система «отстреливала» еще на дальних подступах к вершине. «…на небе ни просвета, везде минимум мысли. Все истинно честное и благородное сникло: оно вредно и отстраняется, люди, достойные одного презрения, идут в гору. Бедная родина!» Это Николай Лесков о своем XIX веке. Или о нашем? Смерть Брежнева не стала общенациональной трагедией. Как с равнодушным злорадством отреагировали на свержение «Хруща», так с вялым любопытством наблюдали по телевизору пышные похороны его преемника. В последние секунды траурной процессии гроб вырвался из рук работяг похоронной команды, и ударился о дно могилы, вырытой на Красной площади. Дурная примета! Но мало чье сердце содрогнулось от жалости к покойнику. Больше зубоскалили: — Экий Ильич, оказалось, тяжелый, а все потому — икры много ел. Вот так, трагикомическим эпизодом, завершилась эпоха «третьесортной грандиозности», как охарактеризовал время Брежнева один чужестранный писатель.

388

К концу брежневского правления народ опять устал, уже от застоя — от маразма и бессилия власти. Сегодня, издали, то время кажется кому-то блаженной порой. Колбаса была по два двадцать и работали бесплатные кружки художественной самодеятельности. Но если вглядеться попристальнее, время это выглядит страшноватым. Двадцатилетие Брежнева — это афганская война, первые тысячи «цинковых мальчиков», не замеченные широкой общественностью. От них до десятков тысяч цинковых гробов из Чечни рукой подать. Это расстрел капитана Саблина (замполит противолодочного корабля «Сторожевой» 9 ноября 1975 года поднял мятеж, обратившись к экипажу со словами: «Отечество в опасности… власть погрязла в казнокрадстве и лжи»); это ссылка Андрея Сахарова, «выдворение» за пределы страны Солженицына, Ростроповича с Вишневской и многих других. Травля диссидентов, здоровые люди в психушках — результат действия профессионально разработанной новым председателем КГБ Андроповым системы дискредитации неугодных людей. Тайная полиция, созданная Юрием Андроповым в брежневские времена, проникла во все поры общества. Подслушивание, перлюстрация… Колбаса оставалась по два двадцать. Рядовые граждане жили от получки до получки, компенсируя недостаток средств всем, что можно было унести с работы. При Брежневе в широкое употребление вошло слово «несун», при нем вся страна научилась воровать. Помню, договаривалась об интервью с Сергеем Образцовым, знаменитым кукольником, и он поставил условие: — Напечатаете, что все в стране воруют, дам интервью, не напечатаете — прошу меня извинить, встречи не будет.

— Как это — «все» воруют, — возмутилась я. — Вот я лично не ворую.

— А сантехник не ставил вам в ванной «левый» кран за три рубля?

— Ставил.

389

— Но ведь вы знаете, что он ворованный!? Купить-то его нельзя. Кранов, как и всего прочего, в магазинах нет. Значит, и вы воруете! — пригвоздил меня Сергей Владимирович, и наши переговоры на этом закончились. Писать в то время о масштабном воровстве, как и о многом другом, действительно, было нельзя — свирепствовала цензура. А воровали масштабно и почти легально. Предприятия, даже с технично оборудованными проходными и вооруженной охраной, непременно имели дыры в заборе. Через них протаскивали мясо, запчасти для автомобилей, рулоны тканей, банки со сгущенкой — все, что можно было унести в портфеле или на теле (филейным мясом обертывались талии). Это было частью негласного общественного договора. Начальство делало вид, что платило — народ делал вид, что за эту плату работает. Начальство в упор не видело брешей в заборах, которые помогали населению держаться на плаву. За это народ «не замечал», как номенклатура укрепляет свое благосостояние. Именно при Брежневе номенклатура окончательно организовалась как класс, пожизненно обеспеченный набором материальных благ и прочих привилегий, а также — неувядаемым официальным почетом. Наиболее привлекательные должности — министров, секретарей обкомов — при «бровастом Ильиче» стали почти пожизненными, на них «сидели» по 15—20 лет. Свалить никудышного начальника не было никакой возможности, круговая порука номенклатуры спасала от любого провала. Именно тогда пышным цветом расцвел принцип: «Ты — мне, я — тебе». Идиотизм пожиравшей самое себя экономики становился все более очевидным. А кремлевские старцы, довольные жизнью и друг другом, сами себя увешивали орденами. Страсть Брежнева к наградам стала национальным анекдотом — он умер четырежды Героем Советского Союза плюс еще и Героем Социалистического Труда. Власти поедали колбасу и сосиски, изготовленные в спеццехах, запивая их спецпивом и спецводочкой. А поскольку 390

«не хлебом единым…» — развлекались охотой, девочками и просмотрами в специальных кинозалах ими же запрещенных фильмов. Народ все видел! И это породило такой цинизм, от которого страна, наверное, никогда не отмоется. В это время появляются анекдоты, уже далеко не невинные. Вот два самых характерных, оба тянут на диссертацию по тому, как точно раскрыта в них политико-экономико-нравственная ситуация в стране. Пациент обращается к доктору: — Что со мной? Думаю одно, говорю другое, а поступаю по третьему? Доктор отвечает: — От марксизма-ленинизма не лечим. И второй, знаменитые пять парадоксов социализма: «В магазинах нет ничего, но холодильники у всех забиты. Холодильники у всех забиты, но ни у кого нет денег. Ни у кого нет денег, но никто не работает. Никто не работает, но все недовольны и жалуются на жизнь. Все недовольны, но на выборах все голосуют «за». Была в Брежневе черта, которая принципиально отличала его от Сталина и Хрущева — он первым предстал перед нацией не столько официальным лидером, сколько частным лицом. Даже громкие скандалы, связанные с детьми, не очень вредили ему поначалу, потому что работали на образ страдающего отца и доброго семьянина. Чадолюбие и семейственность «Бровеносца в потемках» дорого обошлись советскому народу. Кто-то дотошный не поленился подсчитать, что Леонид Ильич за время своего всевластия приискал непыльные должности, дал квартиры и привилегии более чем сотне своих и жениных родственников, стянувшихся в Москву с Украины и Молдавии. Рядом с дачей Брежнева в зна391

менитой Жуковке со временем появилась дача его брата Якова, а чуть подальше — дачи его детей, внуков, свояков, племянников… Биография Якова Ильича Брежнева стоит того, чтобы вчитаться в нее внимательно. Тем более, что получена из первых рук — его дочь написала книгу воспоминаний. Это трагедия слабого человека, сгоревшего в плотных слоях кремлевской атмосферы. Он появился в Москве в 1963 году. За год до свержения Хрущева Председатель Президиума Верховного Совета СССР Брежнев начал «перетаскивать», как пишет племянница, своих родственников в столицу. Так здесь появились его мать, свекровь, сестра Вера с мужем, Яков со второй семьей, а также несколько родственников Виктории Петровны, жены Леонида Ильича. Как комментирует это «переселение народов» племянница, именно в это время дядя начал подготовку к перевороту и был уверен в успехе. Брату Брежнева предоставили на выбор несколько квартир в престижных частях города. Он остановился на Старом Арбате и был очень доволен своей квартирой в Староконюшенном переулке, рядом с канадским посольством. Оказавшись в столице, Яков Ильич очень скоро стал «свадебным генералом», а заодно и тараном, с помощью которого ловкие люди открывали высокие двери. Вот как живописует это его дочь: «На брата Брежнева созывали друзей, как на свежую осетрину. По случаю прихода гостей накрывался обильный стол. Тут уж никаких денег не жалели — окупится сторицей. К столу созывались все «нужные люди», чтобы видели, какой почетный гость бывает в этом доме. За бутылкой коньяка ненавязчиво решались насущные проблемы. Захмелевшему брату Брежнева подсовывали сына-аспиранта, нуждающегося в хорошем распределении, или старушкумаму, которую необходимо определить в спецполиклинику. Устроить поудобнее родственников, друзей, любовниц через блат почиталось святым делом. Всеобщий протекционизм при моем дяде был слишком откровенен и циничен.

392

Тут же, как по мановению волшебной палочки, на столе возникал телефон и даже услужливо набирался нужный номер. Отцу оставалось только назвать себя и вразумительно высказать просьбу. Иногда доходило до смешного, когда фамилию протеже крупными буквами писали на бумажке, из чего я заключала, что отец в этом доме впервые и ни фамилии, ни имен хозяев не знает. В те времена слово «купил» стало атавизмом, его прочно заменило слово «достал». Доставать через брата Брежнева можно было все. Практически вся сфера обслуживания была у него под рукой. Отец прекрасно знал, кто и что может сделать для него в той или иной ситуации, в этом он быстро научился ориентироваться. На всех фронтах социальной и бытовой жизни у него были свои люди. Обращался он к ним запросто: Коля, Саша, Леша». К концу 60-х годов окружение Якова Брежнева сплотилось в устойчивое сообщество попрошаек. Просили все — от лекарств до дач. За услуги полагалась «благодарность». Яков Брежнев не вылезал из ресторанов. «С болью в душе наблюдала я, как отец спивается. Теперь я уже буквально умоляла его взяться за ум, разогнать прихлебателей, не позорить ни себя, ни брата. «Не пей», — со слезами на глазах просила я его. «Ах, Любка, — тоже со слезами отвечал он, — все равно жизнь поцарапана». К Якову Ильичу обращались и незнакомые лица, ему писали, как пишут, жалуясь, в газету, в прокуратуру, как взывают к известным артистам или космонавтам. «Иногда на конверте только и значилось: «Уважаемый Ильич!» Отец шутил: «Пишут Ленину, а адресуют мне». Министерство цветной металлургии, где он работал, брали штурмом. Как сто лет назад, ехали в Москву со всей земли ходоки. Несли за тысячу верст свою правду, наивно веря в непогрешимость верховной власти. После безрезультатного хождения в Президиум Верховного Совета, прокуратуру, ЦК партии и ОБХСС, наслушавшись в очередях легенд о безотказности и всемогуществе моего отца, шли эти жертвы социальной несправедливости на площадь Ногина, где он работал. В одиноч393

ку и группами поджидали они его у главного входа в министерство до и после работы, во время обеденного перерыва и поздно ночью, чтобы застать с утра. «Вот парадный подъезд, — стихами русского поэта Некрасова шутил его друг, профессор Института стали и сплавов Геннадий Гуляев, — по торжественным дням, одержимый тяжелым недугом, целый город с каким-то испугом подъезжает к заветным дверям…» Но брату генсека все чаще бывало не до шуток. «Опять ходоки, — говорил он нередко, когда я навещала его на работе. — Черт знает, как они прорываются в кабинет? Сидят, курят мои сигареты, отнимают время и ноют, ноют… Ну что я могу сделать? Их тысячи, миллионы, а брат у Брежнева один. Набиваются в друзья те, с кем жил на одной улице, стоял в одной очереди за пивом, у кого якобы списывал диктанты в третьем классе». — «Иди знай, может, и списывал», — шутила я. «Так они теперь за этот диктант „Волги“ просят», — горько смеялся отец… Совершенно осатанев от обилия писем, просьб и жалоб, отец периодически переходил на полулегальный образ жизни. «Живу подпольщиком с партийной кличкой Ильич, — говорил он мне, — шмыгаю в подворотню, как нашкодивший кот». Нагрузка Якова Ильича была непосильной. С утра — вереница коллег, подчиненных, параллельно просачиваются просители. Одновременно звонят все телефоны, высшее начальство требует к себе… После напряженного дня нужно расслабиться, для этого есть рестораны, театры, любимые девушки. (Если верить Любови Брежневой, не отказывал себе в этом и человек, оставшийся в общем мнении едва ли не образцом строгой морали — Юрий Андропов). «Дядя мой, сам увлекавшийся больше брюнетками, часто шутил по поводу неравнодушия шефа КГБ к высоким полным блондинкам, которым Андропов устраивал квартиры в центре и очень прилично одевал. Одна из таких дамочек жила на улице Горького. Волею судьбы нам с отцом пришлось побывать у нее в гостях. Меня прежде всего поразило общество, собравшееся по поводу дня рождения его (Андропова. — Авт.) любовницы, — 394

самое что ни на есть изысканное. Там был цвет Москвы: режиссеры, писатели, ученые. Дама была истинной леди, как говорят, «из хорошей детской», и не столько хороша собой, сколько изысканна, воспитанна и потрясающе элегантна. Андропова там, разумеется, не было (конспирация!). Когда стали разъезжаться по домам, отец отвел меня в сторонку и сказал, пряча глаза: «Тебя отвезут. Я должен остаться, переговорить о деле…» Я молча кивнула. В конце концов, его личная жизнь меня не касалась. Одеваясь в прихожей, я слышала, как отец звонит жене, предупреждая, что задержится… Вспомнила, как однажды мы пришли с отцом к Леониду Ильичу в кабинет на Старую площадь. «Только что Андропов от меня ушел», — сказал дядя и невольно показал на стул напротив. Отец, совсем было приземлившийся на него, подскочил, как ужаленный. «Что, Яша, боишься Андропова? — рассмеялся дядя. — Я сам его боюсь. Бог с ним, есть в нем что-то очень темное…» «Ну и силен же ты, отец, — думала я, возвращаясь домой, — на стуле, на котором сидел Андропов, отказался сидеть, а с его любовницей не побоялся ночь «проговорить о деле»… Некоторым членам семьи Брежнева, пишет дальше племянница, «было известно многое из неблаговидной жизни «лубянского скромника», как в шутку называл его мой дядя, но и сам Генеральный секретарь, и его близкие распространять эту информацию остерегались не только в силу своей порядочности, но и из страха испортить с Андроповым отношения. Наступило время, когда брат Брежнева стал так компрометировать генсека, что его нужно было удалить. Инициатором выступила супруга Леонида Ильича Виктория Петровна. Она «со своими интригами, доносами и вечной неотступной слежкой за родственниками мужа добилась, наконец, того, чего добивалась всю жизнь: муж удалил от себя всех близких». Пришла пора расплаты. Дома Якова Ильича прорабатывали, как нашкодившего недоумка; дочки, пишет Любовь Брежнева, называли «дерьмом собачьим», а зятья, сделавшие карьеру на имени тестя, мелко презирали. Дочь называет вещи своими 395

именами: Яков Ильич стал позором семьи Брежневых, второй Галей. Как-то он поплакался дочери на свое горькое семейное бытие. «Ну, уйди от них, в конце концов!» — сказала я, злясь и жалея его одновременно. «Не дадут, — плакал отец, — назад привезут… Я как-то пришел к брату, стал просить отпустить меня куданибудь подальше на Урал или в Сибирь простым инженером, но без них, а он мне говорит: „Я живу, мучаюсь, и ты живи“. Весь разговор». «Жить и мучиться» дальше пришлось сначала в респектабельной кремлевской больнице, а потом и вовсе в психушке, которую выбрал для него, сам Андропов. …Когда Любовь Брежнева в 1993 году приехала в Россию, ей с трудом удалось найти захоронение отца в колумбарии Ваганьковского кладбища. Удалив от себя «нежелательные элементы» в виде спивающихся или слишком алчных родственников, Леонид Ильич жил в свое полное удовольствие. Он любил «домашность», семейные трапезы с наваристыми украинскими борщами, непременной водочкой и долгими умильными разговорами о чем угодно, кроме политики. Он был по характеру человеком, скорее, домашним, Но не мог позволить себе жить так, как просила душа. Время от времени приходилось подписывать какие-то деловые бумаги, подготовленные помощниками, вести важные переговоры. Зато жили, как хотелось, его дочь и сын. Они первыми из кремлевских детей произнесли вслух то, что было на уме у миллионов: хотим жить богато, красиво и не завтра, а сейчас. Без ханжества, почти открыто стремились к красивой жизни и, в отличие от подпольных миллионеров, не боялись демонстрировать свое благополучие. Галина Леонидовна удивляла современников бриллиантами, которые не робела надевать при выходах в свет. Сын, зять, внуки Брежнева разъезжали в роскошных автомобилях из «коллек396

ции» главы клана. В ней были и «Мерседесы», и «Роллс-Ройсы» и другие иномарки высшего класса, только-только появившиеся в Москве. В гараже Брежнева стояло сорок автомашин. Возможности и соблазны, свалившиеся на потомков Брежнева, оказались чрезмерными. Богатство требует от его обладателя культуры. Откуда ей было взяться в мещанской семье, озабоченной тем, чтобы вкусно поесть и сладко поспать? Проникнутой, как выразился близко знавший Брежневых человек, нутряными инстинктами? Галина и Юрий стали хроническими алкоголиками. Правда, житие Юрия Леонидовича вызывало гораздо меньше интереса, чем его сестры. Он много лет тихо сидел на должности заместителя министра внешней торговли СССР. Правда, был момент, когда сыну Брежнева грозили серьезные неприятности. При его министерстве существовало внешнеторговое объединение Продинторг, которое занималось своего рода импортозамещением — ввозило в СССР продовольствие из-за рубежа. Поставка импорта — в условиях советской экономики это было делом, можно сказать, художественным. Официальный курс доллара в СССР составлял 90 копеек, на черном рынке 4 — 5 рублей. Продукты покупались за доллары, а продавались за рубли. Какие сказочные махинации совершали умельцы на этой разнице, какие капиталы наваривали — знают только участники этих операций. Потому что уголовное дело по Продинторгу было закрыто, толком не начавшись. Расследование началось при Андропове, вскоре после смерти Брежнева. Знающие люди считали, что дела Юрия Леонидовича, первого заместителя министра внешней торговли, плохи. Только что расстрелян директор Елисеевского гастронома, теперь следователи пришли в Продинторг — часть министерства внешней торговли. Бомбы падали все ближе… Брежнева-младшего спасло то, что у Андропова было плохое здоровье. Углубляться в тонкости работы минвнешторга можно было только с ведома генерального секретаря, а тот лежал в больнице. Следователи потихоньку копали, выявляя скан397

дальные факты коррупции и спекуляции. В январе 1984 года вопрос о Продинторге обсуждался аж на политбюро ЦК. Но кремлевские старцы на решительные действия не замахнулись. Андропов был при смерти, а Черненко, его преемник и друг Брежнева, сразу дал понять, что тревожить номенклатуру не станет. Юрий Леонидович спокойно вышел на пенсию и умер в возрасте 80 лет в своей постели. В свое время говорить о себе заставил его сын Андрей. Молодой бизнесмен, совладелец пивбара на Красной Пресне, стал одним из создателей партии Новые коммунисты. Но похоже, то было увлечение молодости. Сейчас Андрей Брежнев держит в Крыму картинную галерею (обосновался там до Крымнаш), устраивает ежегодные выставки современных художников. …Леонид Ильич тяжело переживал связанные с детьми скандалы и даже поручил одному из замов председателя КГБ Семену Цвигуну, свояку (Брежнев и Цвигун были женаты на сестрах), оберегать доброе имя наследников: — Позаботься, чтобы не трепали имя детей — такого не прощу. Они широкосердые, как и я, этим легко воспользоваться. Мог ли предположить принявший поручение Цвигун, что задача эта окажется для него не просто непосильной, а смертельно опасной?.. Первый раз Леонид Ильич, тогда еще первый секретарь ЦК Молдавии, схватился за сердце, когда двадцатилетняя Галина (родилась в 1929 году) исчезла из Кишинева вслед за московским цирком-шапито. Ее пленил могучий акробат Евгений Милаев, работавший «нижним» на перше — он держал на себе до десяти человек! Девчонка с детства была дерзкой и неуправляемой. Полная противоположность матери — тишайшей и покорнейшей Виктории Петровне, знавшей и прощавшей все любовные увлечения и дочери, и супруга. Она была настоящей женой партийного ра398

ботника, главная добродетель которой — не выносить сор из избы. А Галина и внешностью, и характером, и бурным темпераментом удалась в отца. Галя долго не могла решить, чем ей хочется заняться. В Днепропетровске поступила в пединститут. В Кишиневе, куда переехала с родителями, перешла на филологический факультет университета. Ни в одном вузе ее не видели. Невероятное для ребенка из семьи партийного функционера того времени: она упорно отказывалась вступать в комсомол. Рассказывают, Брежнев, будучи уже первым секретарем ЦК КП Молдавии, заходил в университет и просил однокурсниц повлиять на дочку.

— Очень нехорошо, — жаловался Леонид Ильич, — я возглавляю партийную организацию республики, а моя дочь не желает даже стать комсомолкой. Но у подруг, если они и старались выполнить просьбу первого человека в Молдавии, ничего не получилось. …Из путешествия с циркачами Галина вернулась домой с дочерью Викторией, названной так в честь матери, первой простившей беглянку. Официально Галина состояла в браке с Милаевым восемь лет, но расстались они гораздо раньше. Дочь Брежнева не могла терпеть никакой узды. Особенно явно это проявилось в Москве, где ее отец быстро делал карьеру, а это фантастически умножало возможности светской львицы, какой слыла в богемной среде дочь Леонида Ильича. Разлюбив мужа-циркача, Галина долго еще увлекалась цирком. Здесь у нее появились многочисленные друзья и поклонники — от акробатов до директора Управления цирками страны Анатолия Колеватова. Он помогал Галине тайно выезжать за рубеж во время гастролей цирка, оформляя ее, как правило, гримершей под другой фамилией. Сам Брежнев вывез дочь за границу лишь однажды, в Югославию. Ее экстравагантные туалеты и слишком раскованное поведение наделали там много шуму. Больше подобного опыта папа Брежнев не повторил.

399

Цирк подарил Галине и второго мужа, фокусника Игоря Кио, красивого темноволосого юношу, в браке с которым она состояла… целых три дня. Невесте тридцать пять лет, жениху почти вдвое меньше, восемнадцать. Оформить брак они решили вдали от московских соглядатаев — в Сочи. Галина оставила дома записку: «Выхожу замуж, прошу оставить меня в покое». И умчалась на юг. Игорь Кио рассказывал позже: это был брак по любви, ведь он находился в том романтическом возрасте, когда карьерные соображения еще не разъедают душу и нравятся женщины старше возрастом. А Галина Леонидовна была красивой, яркой женщиной. Прочитав записку дочери, Брежнев опустил было руки. Не хотелось огласки. Да и как отыскать беглянку на кавказском побережье Черного моря, куда, как удалось разузнать, она улизнула? Случилось это в 1964 году, в последнее лето Хрущева у власти. Брежнев тогда «всего лишь» возглавлял Президиум Верховного Совета СССР… Раздосадованный легкомыслием бывшей супруги Евгений Милаев настроил Леонида Ильича на решительные действия. Тем более, что брак с Игорем Кио был заключен незаконно — молодые не пожелали ждать полагавшегося месячного испытательного срока, и потребовали у работников загса скрепить их союз немедленно. Заведующая сочинским загсом не решилась отказать дочери такого человека. Молодых искали в Сочи в течение нескольких часов. Вся милиция, явная и тайная, была поднята на ноги. Обнаружили парочку на пляже. Галину Леонидовну вызвали к телефону — с ней рвался поговорить рассерженный папаша. Без лишних объяснений у молодых отобрали паспорта. Через день Игорю вернули документ со штампом «Подлежит обмену» и вырванной страницей с записью о браке. Его жену под конвоем вывезли в Москву. Года три бывшие супруги встречались украдкой, потом роман сам собой подошел к концу.

400

Начинался другой роман — с премьером Большого театра, неповторимым Спартаком из одноименного балета Марисом Лиепа. Галина его любила страстно, ждала предложения руки и сердца, но Лиепа не мог оставить семью с двумя очаровательными, талантливыми детьми — Марисом и Илзе. Дочь Галины и Милаева Вика рассказала в телеинтервью, как эта связь оборвалась: танцовщик, возвращаясь с зарубежных гастролей, дал матери телеграмму, сообщив дату приезда и номер рейса. Похоже, он собирался телеграфировать жене, но по привычке написал адрес любовницы. Галина стояла в толпе встречающих. Лиепа появился, нашел свою жену, взял ее под руку и удалился. «Мать страдала по нему пять лет. С того времени начала пить». Леонид Ильич мечтал отдать ее такому мужчине, который умеет держать женщину в руках. И когда сорокалетняя Галина представила родителям тридцатиоднолетнего подполковника милиции Юрия Чурбанова, тот показался именно таким человеком. На момент знакомства Чурбанов уже был заместителем начальника политотдела мест заключения МВД Российской Федерации. Серьезная должность. Прежде работал в комсомоле, стало быть, — идейно близкий. Брежнев брак благословил. Расположение его выразилось в щедрости, с какой он осыпал молодых супругов подарками — те получили великолепную квартиру, дачу в престижной Жуковке и каждый по автомобилю из личной «коллекции» генсека — «шкоду» и «рено»… Это было только начало… Говорят, Юрий Чурбанов искал знакомства с Галиной Леонидовной, и устроил его приятель Игорь Щелоков (вместе работали в ЦК ВЛКСМ). Игорь — сын лучшего друга Брежнева Николая Щелокова, которого генсек «вывез» в Москву из Молдавии и сделал министром МВД. Сам Чурбанов настаивает на случайности встречи с будущей супругой. В своей книге «Я расскажу все, как было» бывший зять Брежнева описывает один из своих московских вечеров: они с товарищем совершенно случайно приехали поужинать в ресторан Дома архитекторов, там к ним тоже со401

вершенно случайно присоединилась знакомая компания. А дальше: «…Нас познакомили с теми, кого мы не знали, и в том числе — с молодой, внешне интересной женщиной, которая представилась скромно и просто: «Галина…» После знаменательного ужина было несколько встреч. Вскоре Чурбанов уехал отдыхать в Подмосковье. Галина приезжала к нему, Юрий навещал ее в Москве… Если верить Чурбанову, он все эти дни даже не подозревал, что его новая знакомая — ближайшая родственница Брежнева. Интерес к ней молодого подполковника был бескорыстен. Только после того, как, цитирую, «наши отношения стали сердечными… она призналась, чьей дочерью является». Как говорит один из персонажей Достоевского: «Позвольте соврать! Во-первых, приятно, а, во-вторых, и вам позволят». Порыв бывшего зятя Брежнева — соврать — очень заметен. На что рассчитывает человек, печально прославившийся непрофессионализмом, когда заявляет: «Единственный упрек, который я выслушивал со стороны Леонида Ильича и жены на протяжении многих лет, это то, что я всего себя отдал работе»? Однако даже при нулевых деловых качествах ему «светила» классная карьера. Тридцать два года — в этом возрасте у Василия Сталина все уже было позади. Через четыре года после свадьбы Чурбанова сделали заместителем министра внутренних дел. «Было это так… Мы с Галиной Леонидовной ехали на дачу, вдруг в машине раздался телефонный звонок из приемной Леонида Ильича и дежурный секретарь спросила, на каком отрезке шоссе мы сейчас находимся. Получив ответ, она сказала: — Юрий Михайлович, сейчас с Вами будет говорить Леонид Ильич. Первая мысль была — что-то случилось, какое-то ЧП во внутренних войсках. Мы остановились. Стало тихо. В ма402

шине раздался телефонный звонок. Леонид Ильич поздоровался, спросил, на каком участке пути мы находимся и, получив ответ, сказал: — Поздравляю тебя с новой должностью. Я опешил. Спрашиваю: — Какая должность?

— Ты назначен заместителем Щелокова.

— Как же так, — говорю, — Леонид Ильич, со мной же никто не посоветовался.

— Ну, вот еще, — полушутя, говорит он, — надо мне с тобой советоваться! Это решение Политбюро, я его только что подписал. Кстати, тебя рекомендовал Щелоков. И еще: тебе только что присвоено звание генерал-лейтенанта». Политбюро — незаменимый орган коллективной безответственности, удобный тем, что часто невозможно вычислить, кто конкретно стоит за тем или иным решением. Именем Политбюро прикрывали чурбановский взлет. Его же использовали, когда пришло время, для резкого приземления. Арестованный по обвинению во взятках и злоупотреблении служебным положением родственник умершего к тому времени Брежнева, сразу, в первый же день допросов подписал все обвинения в свой адрес. Но тем не менее недоумевал: «Что же происходит?» О чем и спросил Виктора Чебрикова, заменившего Щелокова на посту министра внутренних дел. «Чебриков, спокойно глядя мне в глаза, ответил: — Юрий Михайлович, ваш арест обсуждался на Политбюро». Но это случится еще только в далеком 1987 году. Пока же у Чурбанова впереди 16 лет восхождения. Его назначение первым заместителем министра внутренних дел вызвало в милиции шок. Сиятельный зять, не имея солидного профессионального опыта, держался с апломбом и все время выступал с какими-то идиотскими инициативами. То требовал, чтобы работники милиции, в особенности же — чиновники ми403

нистерства, непременно ходили на работу в форме. Часть сотрудников МВД специально одевается «цивильно» в целях конспирации, и это известно любому обывателю. Но нового зама тонкости ремесла не волновали. Причина появления такого приказа лежала на поверхности — пригожий брежневский зять любил покрасоваться в своих мундирах, на которые только успевал привинчивать орденские планки. Особенно нежные чувства, рассказывают, вызывала у него белая парадная форма; этот цвет удачно оттенял всегда идеально уложенные темные волосы. «Парикмахерский мальчик» — так называли Чурбанова. В его служебный кабинет ежеутренне приходил личный Фигаро с баночкой наилучшего бриолина. Еще одно распоряжение вызвало возмущение в МВД — о запрещении курения в служебных помещениях. Курить — оно, конечно, здоровью вредить, но что за фюрерские замашки? Когда работа горит… В министерстве заговорили о «чурбанизации» органов внутренних дел. Попасть к новому заму на прием стало сложнее, чем к министру. Была введена предварительная запись. Причем секретарь всегда заботился о том, чтобы очередь не двигалась слишком быстро, без очереди как-то несолидно. Профессионалы приходили решать оперативные вопросы, не терпевшие отлагательства, и часами торчали в приемной. Но когда счастливчик попадал в кабинет замминистра, разговор любой степени важности мог быть прерван замечанием хозяина кабинета: — А что это у вас ботинки не начищены? Вы понимаете, что бросаете этим пятно на всю нашу доблестную милицию? У Чурбанова ботинки всегда были начищены до блеска. Я присутствовала на судебных слушаниях по одному из ответвлений грандиозного уголовного «узбекского дела». В зал заседаний в качестве свидетеля доставили уже осужденного Чурбанова. И пробор, и башмаки, и даже ладно сидевшая на нем тюремная роба, сшитая, казалось, искусным портным, были, как всегда, на уровне…

404

Люди, отдавшие работе в милиции десятки лет, бежали из министерства, что называется, пачками — вступать в борьбу с Чурбановым было бесполезно. Замминистра и министр образовали «неубиенную» пару. Союз зятя и лучшего друга генсека! Иногда у них могли случаться размолвки. Чурбанов был очень озабочен своим имиджем. И пошел к Щелокову с просьбой выделить ему такую же, как у министра, «Чайку». Несолидно как-то на «Волге» разъезжать — таких машин в Москве тысячи. Щелоков отказал — заместителю положена именно «Волга». Чурбанов настаивал. Попросил позвонить Косыгину, в то время председателю Совета министров.

— По такому поводу я ему звонить не буду, — отрезал министр. Тогда Чурбанов, недолго думая, снял трубку «кремлевки» и набрал номер Косыгина: — Алексей Николаевич, нельзя ли помочь с «Чайкой»? Думаю, мы могли бы решить этот вопрос без отца. Как любящий зять, Чурбанов называл папу Брежнева отцом. Имя генсека, как всегда, произвело волшебное действие: наутро у подъезда Юрия Михайловича уже фырчала заветная «Чайка», оборудованная кремлевским телефоном и рацией. Правительственный лимузин, как и положено, сопровождали две специальные автомашины. «Чайка», кремлевская связь, эскорт — это уже было достаточно солидно. Но отношения с шефом, министром Щелоковым, усложнились. С одной стороны, он зять Брежнева — и никто ему не указ. С другой стороны, и Щелокова соединяли с Ильичом много лет дружбы и взаимных услуг. И Юрий на всякий случай на обострение не шел. Напротив, как умел, крепил дружбу с министром. В ноябре 1980 года министр отмечал свое семидесятилетие. О подарке Чурбанов позаботился заблаговременно. Помощники присмотрели в спецхране Главного Управления министерства финансов СССР старинные массивные золотые часы с цепью.

405

Несколько звонков нужным людям и… часы изымаются из спецхрана и передаются в торговлю для реализации. Их приобретает порученец Чурбанова за немаленькую по тем временам сумму в четыре тысячи рублей (почти стоимость «Жигулей»). Юрий Михайлович мог бы такую сумму и сам заплатить, но зачем, когда можно списать золотишко на кого-нибудь из зарубежных друзей-коммунистов? Был составлен липовый акт, согласно которому часы подарены руководителю одной из братских стран. Оставалась еще одна задача: вручить часы при минимальном количестве свидетелей. Порученец и здесь все устроил, как было приказано. Когда министерская публика, поздравив юбиляра, удалилась, он быстро и плотно закрыл дверь кабинета. Оставшийся внутри Чурбанов смог вручить дорогой подарок один на один. Здесь характерно то, что и Щелоков, отлично понимая, откуда могла появиться редкая вещь, принял подарок без колебаний. Руководители СССР всегда рассматривали богатства страны как свои собственные. Владимир Медведев — главный телохранитель Брежнева, а затем и Горбачева, в своей книге «Человек за спиной», при всей симпатии к бровастому Ильичу, пишет о многочисленных фактах подношений шефу. Все они были умело срежиссированы. В последние пять-шесть лет жизни «дорогого Леонида Ильича» перед каждым визитом генсека в республику или другой регион СССР управделами ЦК КПСС заранее звонил в место прибытия и деловито обговаривал, что дарить высокому гостю: кольцо или ружье. И это было всего лишь продолжением давней, устоявшейся в руководстве коммунистической партии традиции. Бежавший за границу в 1929 году личный секретарь Сталина Борис Бажанов оставил «Воспоминания», в которых рассказывает, как он узнал о существовании целого клада драгоценностей, которыми распоряжалось Политбюро ВКП (б). Из книги Бажанова: 406

«Я уже открывал дверь в кабинет наркома, когда услышал, как он берет трубку телефона-автомата. Надо заметить, что автоматическая телефонная связь в Кремле охватывала ограниченное количество номеров, ею пользовалась только большевистская верхушка, обеспечивая строгую секретность телефонных разговоров. Я задержался в дверях, не желая беспокоить наркома. В приемной никого, кроме меня, не было: секретарь отсутствовал, дверь оставалась приоткрытой, и я отчетливо слышал разговор Брюханова (нарком финансов. — Авт.) с собеседником, которым оказался, судя по первым же фразам, Сталин. Из реплик Брюханова я понял, что существует абсолютно секретный фонд драгоценностей (возможно, тот самый, с которым я заочно имел дело в 1924 году, в бытность мою секретарем Политбюро). Брюханов оценил его стоимость лишь приблизительно, сказав: «Несколько миллионов». Сталин, очевидно, спрашивал, не может ли Брюханов дать более точную оценку. Тот ответил: «Это сделать трудно. Стоимость драгоценных камней определяется обычно целым рядом переменных факторов; и то, как они котируются на внутреннем рынке, не является решающим показателем. К тому же все эти драгоценности рассчитаны на реализацию за границей и при обстоятельствах, которые сейчас предвидеть просто невозможно. В любом случае, полагаю, достаточно исходить из того, что они стоят несколько миллионов. Но я все же постараюсь уточнить эту цифру и тогда позвоню вам». Впоследствии Бажанов узнал, что этот секретный фонд драгоценных камней был предназначен исключительно для членов Политбюро и хранился на случай падения советской власти. «Я понимаю, — продолжал Брюханов, — что это необходимо для членов Политбюро, чтобы предотвратить паралич в работе Центра в случае чрезвычайных обстоятельств. Но вы сказали, что хотели бы изменить систему хранения… Что я должен сделать в этом смысле?»

407

Последовал длинный ответ Сталина, затем Брюханов сказал, что он полностью согласен: лучшего места для хранения драгоценностей, чем квартира Клавдии Тимофеевны, не найти. Со всеми предосторожностями ценности были перевезены на новое место хранения. В этом мероприятии участвовало несколько особо доверенных людей, каждый из которых знал не больше того, что ему было необходимо». Все знали только Сталин, Брюханов, «Клавдия Тимофеевна» и — волею случая — Бажанов. Женщину, фамилию которой Брюханов избегал называть даже в телефонном разговоре со Сталиным, Бажанов хорошо знал. Речь шла о Клавдии Новгородцевой, вдове покойного председателя ВЦИК Якова Свердлова, которая была известна неподкупной честностью и принципиальностью. К тому же ее квартира находилась на территории Кремля, что помогло сохранять конспиративность. Позже Бажанов получил подтверждение этой необычной информации. Он знал и сына Новгородцевой Андрея, подростка лет пятнадцати, который жил с матерью. В конце лета 1927 года секретарю Сталина удалось завести с мальчиком беседу на интересующую его тему. Андрей подробно рассказал: у них в доме в комнате матери есть буфет, в котором хранятся документы покойного отца. И там же лежит «целая куча» драгоценных камней. Когда Андрей поинтересовался, что это такое, мать ответила: «семейные украшения» — «стекляшки» и «безделушки», которые ничего не стоят. Однако была сильно раздражена тем, что сын проявил такое любопытство. Но Андрей ничего не заподозрил.

— Конечно, они все фальшивые, — сказал мальчишка Бажанову. — Откуда бы у нее могло взяться столько настоящих драгоценностей? Бажанов. понятно, спорить с подростком не стал. (Андрей Свердлов, доверчиво рассказавший лукавому сталинскому секретарю о «безделушках» — это тот самый следова408

тель, который допрашивал на Лубянке свою подругу детства Анну Ларину. Поистине судьбы человеческие неисповедимы…) А судьба драгоценностей осталась неизвестной. Но мы отвлеклись от Чурбанова. Так же решительно, как и в случае с «Чайкой», он действовал и впредь. Рутинные проблемы работы его мало занимали, такой скучищей Чурбанов не баловался. Он полюбил инспекционные поездки по стране. Повсюду, а особенно в республиках Средней Азии, его восторженно встречали и с пышностью провожали. И не какие-нибудь милицейские начальники, а первые секретари ЦК, обкомов, горкомов. Ему устраивали экзотические путешествия, для него топили лучшие сауны, накрывали пиршественные столы. В Чурбанова вкладывали деньги, понимая: окупятся! В нужную минуту замолвит словечко перед тестем или перед министром. Кое-кого гость успевал отблагодарить уже во время вояжей. Бывало, и в звании повышал на бегу, на лету. Правда, иногда у хлебосольных хозяев закрадывались сомнения — а вспомнит ли визитер завтра, кто и как его ублажал? Чурбанов был склонен напиваться до бесчувствия. Однажды в распаренной баньке рухнул от острого сердечного приступа, пришлось вызывать «скорую». Как-то, пьяного, его потащили в театр, там в духоте гостя развезло до опасного состояния. Но рядом всегда крутился верный человек с портативным вентилятором на батарейках. Подскочил, организовал хозяину обдув. Поездки подрывали здоровье, но хорошо работали на укрепление материальной базы. А его жена Галина отчаянно скучала со своим красивым, всегда идеально причесанным мужем. Брежнев так надеялся, что тому удастся «скрутить Галку»! Но зять оказался таким же слабохарактерным, как и вся мужская половина брежневского семейства. Любовь Брежнева вспоминает эпизод: «На одну из вечеринок Галина пришла с мужем. Как всегда, экстравагантно одетая, она на сей раз поразила всех легким платьем из рыбацкой сети, сквозь которое просвечивало полнею409

щее тело. На ногах золотые плетеные босоножки — что-то под жену патриция. На руках дорогие и со вкусом подобранные, в основном старинной работы, перстни. Выпив, Галя пошла в круг и, как всегда, больше всех плясала и веселилась. Подошли еще гости. Галя оживилась еще больше, стала виснуть на мужиках. Юра Чурбанов в тот вечер почему-то не пил. Сидел мрачный. Когда Галя, приблизилась к нему, виляя бедрами и вися на чьей-то шее, он схватил ее сзади за талию и резко посадил рядом на стул… Галя притихла, и вскоре они ушли». С мужем скучно. На работе — неинтересно. Галина работала в Агентстве печати «Новости». Это было одно из тех заповедных местечек, где, согласно анекдоту, пребывали ЖОРы, ДОРы, ЛОРы и СУКи. То есть — Жены Ответственных Работников, Дети Ответственных Работников, Любовницы Ответственных Работников. А кто же такие «СУКи»? Случайно Уцелевшие Корреспонденты, которые и выполняли основную работу. Галина Брежнева, будучи самой значительной «ДОРой», имела режим наибольшего благоприятствования. Вся ее трудовая деятельность заключалась в том, чтобы вырезать из газет и наклеить в альбом публикации по определенным темам. Это занимало не более двух часов, в остальное время она смело могла отправляться в поход по магазинам. Но так, чтобы к концу рабочего дня оказаться на месте. В 18.00 ее увозила черная «Волга». Вообще-то Галина называет себя «пушкинисткой». Дело в том, что она защитила в Москве кандидатскую диссертацию по Пушкину и даже пыталась защитить докторскую. Правда, отец, будто бы боясь очередного позора дочери, запретил утверждать ее докторскую, кое-как слепленную из кусков чужих статей. Наука Галину не вдохновляла. Детей у них с Чурбановым не было. Дочь Виктория воспитывалась у бабушки — она не принимала мать, а отчима и вовсе не переносила. Когда молодая, властная, полная энергии женщина с неограниченными возможностями не находит, чем себя занять, жди бе410

ды. И она пришла. Галина начала пить. Настолько серьезно, что это привело ее к заболеванию алкоголизмом. Несколько раз Брежневу лечили в соответствующих клиниках, но безуспешно. Совместная выпивка какое-то время скрепляла их отношения с мужем. Но скоро взаимного отчуждения не могла смягчить даже водка. Начались тяжелые, страшные скандалы. Чурбанов набрасывался на жену с топором. Она как-то бросила его, невменяемого, на снегу, прикрыв сверху лишь своим платком… Вся Москва знала: у Галины Брежневой новый роман — с «Борькой-цыганом», артистом театра «Ромен». Красивый зеленоглазый полноватый брюнет со сверкающим бриллиантом на пальце и толстой крученой золотой цепью на шее получил в подарок от Галины роскошно отделанную квартиру на улице Чехова. Она же распоряжалась покупкой дорогой мебели и антиквариата, которые постепенно заполнили жилище безвестного артиста. Понимала ли она, с кем имеет дело, в какую клоаку вовлекает ее новый роман? Еще до встречи с Галиной Борис Буряце был владельцем коллекции бриллиантов. Носил шелковые рубашки, украшенные драгоценными камнями, ездил в «Мерседесе» босиком, с шикарным браслетом на ноге. Связь с дочерью Генерального секретаря сказочно умножала его возможности, открывала любые двери. С ним искали знакомства влиятельные люди. В их числе были и директора крупнейших столичных гастрономов Юрий Соколов и Сергей Нониев1, на поклон к которым ра-

Ю. Соколов, директор центрального продовольственного магазина в Москве — «Елисеевского». В 1983 году арестован по обвинению в хищениях в особо крупных размерах и взятках, приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор был спешно приведен в исполнение — Соколов слишком много знал. С. Нониев — директор второго по популярности московского гастронома — «Смоленского». Узнав об аресте Соколова, покончил с собой. В Москве, где дефицитом было все — от колбасы до водки, это были в брежневское время влиятель-

1

411

ди проклятого дефицита выстраивались знаменитые артисты, писатели, спортсмены Москвы. О «цыгане Борьке» знал и Чурбанов. Но вразумить жену не умел. Несколько раз неизвестные чувствительно избивали Бориса Буряце. Но всерьез объясниться с непредсказуемой супругой Чурбанов не решался. А ну как «взбрыкнет»? Что ему, катиться кубарем вниз? Оставалось одно: с тревогой наблюдать, как супругой овладевает еще одна неутолимая страсть — к драгоценностям. Галина никогда не могла отказать себе в удовольствии блеснуть на очередном приеме новыми камушками. Где она, скромная рядовая труженица АПН, а позже — управления дипломатического корпуса МИДа, брала неслыханные суммы на свои «брюлики»? Леонид Ильич позаботился о том, чтобы иностранные лидеры узнали о его страсти к иностранным автомобилям. И ему их дарили. В старости, когда Брежнев не мог уже сам «рулить», он охотно принимал в дар ювелирные украшения. Подаренные Ильичу красивые вещи тотчас оказывались у дочери — ей отказывать он не умел. Отказать дочери генерального секретаря было непросто. Рассказывают, Галина буквально влюбилась в главный экспонат музея города Зугдиди в Грузии, где привыкла отдыхать. Экспонат был не что иное, как диадема царицы Тамар, древняя реликвия страны, почитаемая всеми грузинами. Дочь Брежнева никак не могла понять, что мешает директору музея подарить ей — ей! — это украшение. Не зная, как вести себя с настойчивой гостьей, директор в отчаянии позвонил первому партийному секретарю республики Эдуарду Шеварднадзе. Тот связался с Брежневым, который, к счастью, отреагировал адекватно.

— Гоните Галю домой, — будто бы сказал генсек.

нейшие люди.

412

Но многие одаривали Брежневу щедро. А кое-что Галина заработала собственным трудом. Вместе со своей подругой Светланой Щелоковой, женой министра, она занималась весьма прибыльным делом — спекуляцией на золоте. Этот металл дорожал у нас регулярно, примерно раз в три года, по решению правительства. Цена его всякий раз увеличивалась не меньше, чем вдвое. Предупрежденные услужливыми знакомыми из «Ювелирторга», дамы («золотым» промыслом занимались многие ЖОРы, ДОРы и ЛОРы) скупали драгоценности на большие суммы. А после подорожания сдавали их в те же магазины по новой цене, имея сто процентов прибыли. Такие операции приносили сумасшедшие деньги. Куда их девать? Советская экономика делала бессмысленным любое богатство. Деньги нельзя было вложить в завод, в строительство, в акционерное общество, поскольку таковых не существовало. Открыть валютный счет на Западе? Слишком рискованно для людей, находившихся на виду. Построить еще одну квартиру, дачу? Значит, дать новый повод для сплетен завистников. Бедной Галине не оставалось ничего другого, как вкладывать деньги в себя, любимую. Она покупала драгоценности, шубы, красивые платья. Икру могла есть ложками. Насыщение не приходило. Собирая материал для книги, я встретилась со знакомой журналисткой, которая изредка встречалась с дочерью Брежнева в ту пору.

— Галина осатанела от денег, — сказала она, и больше ничего не могла прибавить к этой выразительной фразе. В конце 1981 года в цирке, все в том же любимом цирке, состоялось гала-представление (история эта подробно описана Роем Медведевым). На торжество среди прочих знаменитостей приглашена была и Галина Брежнева. Они со Щелоковой сверкали бриллиантами. Но обеих дам ждало горькое разочарование — всех затмила своими старинными украшениями знаменитая укротительница диких зверей Ирина Бугримова, впервые решившаяся надеть фамильные драгоценности на публике.

413

И была наказана за смелость — через несколько дней ее квартиру вскрыли профессионалы «высокой пробы», и бриллианты исчезли. Следователям было ясно: продать эти «камушки», описанные в каталогах, в СССР почти нереально. И сосредоточили внимание на международных аэропортах и пограничных станциях. Уже через несколько дней в Шереметьеве задержали гражданина в заурядной одежонке, в которую был вшит пакетик с тремя «камушками», похищенными у Бугримовой. Вскоре за решеткой оказалась банда грабителей. Кто навел их на квартиру известной дрессировщицы? Подозрение пало на Буряце. Любовника Брежневой вызвали в Лефортово на допрос. Экзотично смотрелся Борька-цыган в кабинете следователя. В норковой шубе и меховых сапогах, с любимой маленькой собачкой, он выглядел безвкусным пижоном, собравшимся на легкую прогулку. Судя по всему, Борис не допускал и мысли об аресте. Когда же объявили, что после допроса его поведут в тюремную камеру, и он может сообщить об этом своим родным, Буряце набрал номер Галины… Идя ко дну, Борис пытался опереться на монументальную фигуру подруги. Он не знал тонкости: страховка существует для номенклатуры, но не для безродного бывшего артиста, ныне вора и наводчика Бориса Буряце. «Нутряной инстинкт» подсказал Галине верную тактику: она сделала шаг в сторону, протрезвела, притихла. И никто не посмел пригласить дочь генсека на допрос без специального решения политбюро. Между тем в протоколах допросов Буряце и многих, кого затянуло в свою воронку громкое «бриллиантовое» дело, часто встречается имя дочери Брежнева. Обо всем этом был осведомлен контролировавший следствие первый заместитель председателя КГБ Семен Цвигун. А ведь папаша Брежнев поручил ему позаботиться о добром имени своих детей! Не справился гебист с задачей!

414

Сам Брежнев был плох — ему оставалось жить меньше года. Здоровье его, от природы богатырское, было подорвано неумеренным употреблением сильных транквилизаторов. Началось это в 1969 году. Тогда какой-то эскулап внушил Ильичу, что при своей нечеловеческой нагрузке он должен спать не менее девяти часов в сутки. А чтобы сон был глубокий, нужно иметь под рукой «успокоительные» таблетки. Брежнев настолько пристрастился к этому наркотику, что окружающим приходилось буквально на уши вставать, чтобы перекрыть каналы получения транквилизаторов. Членов семьи, врачей, прислугу, охранников, шоферов — всех изводил генсек просьбами достать или выписать заветные таблеточки. А просить он, рассказывают, умел по-детски настойчиво и простодушно. А запивать лекарство Леонид Ильич взял за правило водкой. И не простой водкой, а непременно крепкой «Зубровкой». Опять-таки кто-то ему такую «ценную» мысль подал. Для верности Брежнев посоветовался с Евгением Чазовым, главным врачом 4-го управления Минздрава, а проще говоря, «Кремлевки»: не вредно ли такое сочетание — алкоголь плюс успокоительное? Грамотный мир знает, насколько разрушительна эта гремучая смесь для организма. Но главный кремлевский медик успокоил: в общем-то «Зубровкой» запивать таблетки можно, но только если «в меру». Это звучало как разрешение, и Леонид Ильич им радостно воспользовался. Алкоголь плюс транквилизатор, нембутал плюс «Зубровка»… Эта ядерная смесь разваливала организм с такой скоростью, что решено было установить при генсеке постоянный пост из двух сменяющихся медсестер. Только из их рук мог он отныне получать лекарства. Леонид Ильич бушевал, угрожал… Но скоро оказалось — это не ограничение прав, а подарок судьбы.. Одна медсестричка, назначенная сиделкой к Ильичу, вскоре выжила свою напарницу и надолго воцарилась как на медицинском посту, так и в его душе.

415

Молодая, с броской внешностью, как описывает ее бывший телохранитель Владимир Медведев, она держалась вначале тише воды, ниже травы. Но постепенно, незаметно для всех обрела над Брежневым гигантскую власть. В конце концов Леонид Ильич шагу не мог ступить без оглядки на очаровательную сестричку, с которой у него установились «особые отношения». Как звали последнюю любовь старого генсека? Главный телохранитель деликатно опускает имя — эта женщина была замужем, у нее дочь, сейчас уже взрослая… Муж спецмедсестры был поощрен в лучших традициях фаворитизма: в начале «службы» жены на посту при Брежневе он — капитан погранвойск, а скоро уже — генерал. Судьба оказалась немилостива к несчастному: в 1982-м, в год смерти Брежнева, он погиб в автокатастрофе. Впрочем, кто знает, была ли гибель его точно немилостью — или, напротив, избавлением от мук? «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь…» Учреждение медицинского поста при генсеке, имевшее столь неожиданные последствия, не решило, однако, главной проблемы — транквилизаторов. Владычица сердца Ильича вмешивалась в действия врача, диетолога, поваров — но вовсе не спешила бороться с пагубной привычкой своего пациента. Больше того, не в силах оставаться рядом со старым Брежневым столько, сколько ему хотелось, — а он был рад держать ее около себя круглые сутки — вскоре поняла, что именно в таблетках и заключается ее спасение. Чтобы беспокойный пациент подольше спал, подкладывала ему в еду нембутал или фенобарбитал, а сама бежала домой. Ситуация становилась невыносимой. Тишайшая Виктория Петровна молча, кротко переживала новый роман неверного супруга. Не смея сказать фаворитке ни слова поперек, расплачивалась за это приступами гипертонии. Но долго так продолжаться не могло. Зависимость Брежнева от молодой любовницы становилась скандальной. Он оказался полностью порабощенным, ли416

шенным всякой воли, всюду брал ее с собой, исключая разве что официальные мероприятия. На пирушках в охотничьем домике в Завидово новая любимая женщина генсека присутствовала неизменно, сидела за общим столом с членами политбюро, чего не позволялось ни личным врачам, ни телохранителям. Здесь под добрую рюмку армянского коньяка обсуждались важнейшие политические проблемы, в том числе секретные (они у нас, правда, все были секретные) и международные. А женщина сидела и слушала. Среди членов политбюро поднялся ропот, и первым не выдержал Дмитрий Полянский. Возмущенный, он позвонил Чазову и потребовал поставить медсестру на должное место. Но главный кремлевский медик хитро от объяснений с Брежневым уклонился. Тогда Полянский сделал это сам. За что и пострадал — генсек лишил члена политбюро своего расположения, и с того рокового дня 1976 года звезда Дмитрия Полянского повернула на закат. С членством в высшем политическом органе партии ему пришлось распроститься. Брежнев дряхлел и впадал в маразм на глазах. Его необходимо разлучить с роковой женщиной! Попытались действовать хитростью: — Ах, она сегодня не придет, муж заболел… ребенок заболел… сама занемогла… Чтобы завершить операцию «Расставанье», пришлось объединить, как туманно пишет Владимир Медведев, усилия «руководства КГБ, МВД и минздрава». Наконец, генсека удалось изолировать от этой «ужасной» женщины. Но здоровье его уже было подорвано непоправимо. Больному действительно необходим был постоянный медицинский контроль. Однако боязнь рецидива «любовной болезни» дорогого Леонида Ильича была столь велика, что на даче, где он проводил большую часть времени, не оставили даже элементарного медпункта. Когда Брежнев умер, рядом с ним не оказалось ни врача, ни медсестры. «Скорая помощь», вызванная к телу умер417

шего руководителя страны, прибыла через сорок минут после вызова. Отец Любови Брежневой рассказал ей, будто незадолго до смерти брат звонил ему, что в последние годы делал крайне редко. «Яша, я чувствую свой конец. Хотелось бы начать все сначала, нет сил. Я очень устал», — сказал он. «От чего ты устал?» — «От жизни», — ответил генсек и помолчал, точно ожидая чего-то, а потом бросил трубку. Но это случится почти через год. А в начале 1982 года, когда было заведено дело на Буряце, Брежнев еще жив, хотя посоветоваться с ним уже невозможно. И Андропов поручает Цвигуну обсудить щекотливую ситуацию, задевающую честь Галины Брежневой, с Сусловым, «серым кардиналом» политбюро. Разговор, содержание которого остается тайной до сих пор, окончился фатально для обоих его участников. После встречи с Сусловым, Семен Цвигун, слывший человеком импульсивным, уехал к себе на дачу и застрелился. Из записи в журнале «скорой помощи»: «Усово, дача 43. Скорая помощь. 19 янв, 1982 г. Пациент лежит лицом вниз, около головы обледенелая лужа крови… В 16.15 пациент, гуляя по территории дачи с шофером, выстрелил в висок из пистолета «Макаров». Текст заверен подписями пяти врачей. Многие обстоятельства этой смерти остаются неясными. Что это такое — «гуляя с шофером»? Неудачное выражение? Во время «прогулки» не стреляются. Или… Никто не вникнул в подробности чрезвычайного происшествия. События развивались во все ускоряющемся темпе. 21 января центральные газеты напечатали некролог памяти Цвигуна, в котором навострившиеся читать между строк советские люди обнаружили нечто загадочное. Его не подписали, как полагалось по рангу усопшего, три самых могущественных члена политбюро — Брежнев, Суслов и Кириленко. Знающие люди давали такое 418

решение «ребуса»: это продуманная акция партийной власти, недовольной Цвигуном, на которую другая, кагэбэшная, сторона ответила «симметрично» — демонстративно пышными похоронами. Руководство действом осуществлял Андропов. Не успела общественность все эти тонкости переварить, просушить, размолоть и вытянуть из них экстракт в виде догадок и предположений, как разразилась новая сенсация: от инсульта скончался второй участник роковой встречи — Михаил Суслов. Закончилась жизнь по-своему уникального человека, одинаково хорошо себя чувствовавшего и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе. Мы до сих пор не знаем, каким реакционнейшим решениям генсеков страна обязана им самим, а какие «продавил» иезуитски хитрый главный идеолог партии Суслов. Впрочем, мало кого и в те годы обманывала его анекдотическая внешность. «Над Сусловым часто посмеивались, — пишет Чурбанов, — причем не только у нас дома, но и в кругу членов Политбюро. Суслов, скажем, несколько десятков лет подряд носил одно и то же пальто. И я помню, как в аэропорту, когда мы то ли встречали, то ли провожали Леонида Ильича, он не выдержал и пошутил: — Михаил Андреевич, давай мы в Политбюро сбросимся по червонцу и купим тебе модное пальто. Суслов понял, купил пальто, но в калошах, по-моему, так и ходил до самой смерти. Из всех членов Политбюро он был единственным человеком, кто по Москве ездил со скоростью 40 километров в час». В день похорон Суслова, чья смерть резко ослабила позиции полувменяемого Брежнева, были арестованы начальник всех цирков страны Анатолий Колеватов и другие друзья Галины Брежневой. Ее по-прежнему не вызывали даже как свидетеля. Но министр иностранных дел Андрей Громыко счел, что Галине Брежневой, вызывающей беспрецедентное внимание западных корреспондентов, неловко более появляться перед дипломатами в качестве работника прессы. И «спрятал» ее в архивном отделе МИДа.

419

Громкие аресты продолжались. При обыске у директора самого крупного и знаменитого гастронома Москвы «Елисеевский» Юрия Соколова были обнаружены громадные по тем временам ценности. На даче следователи откопали железные банки с полусгнившими денежными купюрами. Одновременно аресту подверглись друзья и коллеги тишайшего Юрия Брежнева из министерства внешней торговли. У всех находили большие суммы денег, драгоценности, происхождение которых хозяева не могли убедительно объяснить. Самого Юрия Брежнева всего лишь вывели из состава кандидатов в члены ЦК, он заседал там на пару с сородичем, Юрием Чурбановым. Неприличные скандалы омрачили последние месяцы жизни генерального секретаря, хоть до него и доходила лишь малая часть реальной информации. Да, при Брежневе воровала вся страна. Но «низы» делали это, чтобы выжить, «верхи» же единственно из осатанения, от жадности и безнаказанности. Сменивший Брежнева Андропов за отмеренные ему пятнадцать месяцев успел едва поворошить сплотившуюся вокруг кремлевских властителей мафию. Был доведен до конца суд над Юрием Соколовым (его приговорили к расстрелу). Директору Управления цирками Колеватову дали 15 лет лагерей строгого режима. А Борис Буряце получил всего пять Вскоре по Москве разнесся слух о его «скоропостижной» смерти в камере. Слух оказался оказался ложным. Буряце отсидел свой срок, явился к Галине Леонидовне, посмотрел в ее честные глаза: «За что же ты со мной так? Почему не спасла от тюрьмы?» Ответа не последовало, и зеленоглазый брюнет, сильно огрубевший в зоне и утративший былую победительность, исчез в неизвестном направлении. Умер он в 1987 году в Краснодаре. Попытаемся представить себе, какие черные дела были на совести супругов Щелоковых, если жена, Светлана Щелокова, не дожидаясь ареста, застрелилась; а спустя несколько месяцев и Николай Щелоков разрядил лучшее свое ружье себе в рот…

420

Незадолго до этого самая поверхностная ревизия обнаружила за министром внутренних дел страны и его семейством многотысячные растраты, нарушения служебной дисциплины, превышение полномочий. После московской Олимпиады 1980 года, например, Щелоков присвоил несколько дорогих автомобилей западных марок. Часть машин, по требованию ревизоров, экс-министр вернул. Но два «Мерседеса», оформленных на имя сына, Игоря Щелокова, и «БМВ», записанный на жену, к моменту проверки уже «уплыли». За них семейство всего лишь выложило смехотворную сумму. Деньги у них взяли, но было ясно: гроза приближается. Ожидание оказалось непереносимым. Сменивший Андропова Черненко был, как известно, другом Брежнева, при нем высокопоставленные преступники смогли перевести дух. Кто знает, проживи Черненко подольше, был бы арестован Юрий Чурбанов, или нет. Свои двенадцать лет строгого режима зять Брежнева получил уже при Горбачеве. Галину Брежневу не видели в зале судебного заседания среди заплаканных родственников Чурбанова. Все попытки пригласить ее в суд официально, в качестве свидетельницы, также окончились неудачей. Первые лица приходят и уходят, а законы номенклатуры, они же — законы круговой поруки — остаются неизменными. Галине Леонидовне пришлось понервничать при Андропове и немножко при Горбачеве. В такие периоды она «залегала на дно». Однажды даже надолго исчезла из Москвы, по слухам, кочевала с табором по югу России. Но со временем прямо-таки ожила и начала охотно давать интервью, от чего в опасные для себя годы благоразумно воздерживалась. В 1990 году она осмелела настолько, что предъявила судебный иск на семейное имущество, конфискованное после суда над ее бывшим мужем.

421

Чурбанов вернулся из заключения на 5 лет раньше срока по амнистии. Не имея в зоне вестей от супруги, он с разочарованием обнаружил, что уже разведен и даже выписан из квартиры, где они коротали свои дни с Галиной. Экс-супруг пострадал, как считает, исключительно из-за принадлежности к семье генерального секретаря. Еще в заключении Чурбанов начал работать над книгой и много усилий приложил, чтобы создать образ ангелоподобной Галины. Ей же свое произведение и посвятил. И вдруг такая неожиданность — он более не женат и не имеет жилья. Шутка с изъятием штампов из паспорта повторилась. Кроме того, Галина Брежнева сумела убедить суд, что конфискованное при аресте мужа добро, а именно автомобиль «Мерседес», мебель, люстры, коллекция оружия, дача, чучела животных, а также денежный вклад на сумму в 65492 рубля принадлежит не супругу, а лично ей. Как ей это удалось? «Автомашину „Мерседес“ подарил отцу какой-то государственный деятель. У меня есть водительские права, и я водила эту машину. Обыкновения дарить подарки моим мужьям у отца не было… По поводу дачи. Вначале была другая дача, мы ее продали за 44 тысячи. Деньги для покупки дачи: одну половину дала мама, другую половину платила я. Я продала шубу из соболей за 50 тысяч и серьги (сапфиры с бриллиантами) — это засвидетельствуют дети». Суд вынес решение в пользу истицы. Наши властители живут, как воинствующие атеисты в квадрате, в кубе.. Не верят в бессмертие не только тела и души, но и своих идей и дел. Верят только в одно — первые комья глины на их гроб станут и первыми залпами грязи в их адрес; и все надо успеть для себя и для наследников сейчас, здесь, на земле. Для этого нет ни нравственных, ни юридических препятствий… С диадемой вот только осечка вышла. Судя по всему, Галина и Юрий заранее готовились к возможным резким поворотам судьбы. Во всяком случае, большую 422

часть денег и ценностей спрятали задолго до ареста Чурбанова. Обыск в квартире и на даче почти ничего не дал. Бриллианты, в которых дочь Брежнева блистала на светских приемах, исчезли. Она спокойно наблюдала, как в ее вещах роются следователи, без скандала подписала протокол и даже напоследок миролюбиво предложила следственной группе «обмыть» такое неординарное событие в ее жизни. Вскоре после того, как Чурбанов вернулся из заключения, ему предложили принять руководство одной коммерческой структуры. «Значит, откопал свое золотишко», — так прокомментировали информацию наблюдатели. В коммерческие структуры людей с тощими карманами не приглашают. Считать же солидным «капиталом» связи «бывшего зятя» с подмоченной репутацией вряд ли реально. Галина Брежнева, как утверждали злые языки, всю оставшуюся жизнь искала свою долю припрятанного. Подвыпив, бралась за лопату и бродила по дачному участку, ковыряя землю то тут, то там. Но она не бедствовала. Дочери Брежнева выправили пенсию как генералу (!) дипломатической службы. Плюс отцовское наследство. В общем, в средствах стеснена не была. И ни о чем не горевала. У Галины Леонидовны происходила разнообразная личная жизнь, подробностями которой она охотно делилась с журналистами. «У меня сейчас сорокалетний друг Илюша. Он хороший механик, хоть и малограмотный. В совхозе у него работа очень тяжелая. Представляете, на холоде приходится ремонтировать машины, а они — одно старье, запчастей в государстве не имеется. У Илюши жена и двое детей, но он ко мне часто приходит. С ним выпивать очень хорошо. Только когда он пьяный, делается нехороший, лезет драться. Недавно выбил мне три передних зуба. Как же, потом на пузе извиняться приползал. А куда он от меня денется, деньги-то ему где еще взять…»

423

«Это Виктор, мой любовник. Вить, налей нам… Англичане сделали фильм обо мне — по всей Европе прокатили, мне пяти копеек не заплатили. Но я ничего… Что писал Додолев? (журналист. — Авт.) Что я просто алкоголичка и ношу сдавать бутылки. Мама мия!.. Я столько пережила. И мне предлагают любые деньги — только открой рот». «Вот мой бывший муж Юрий Михалыч, — он эрудит, он университет закончил, философский факультет (заочно. — Авт.) — я ему так рассказываю: „Знаешь, Юр, это было до войны, до войны…“ А он спрашивает: „Галь, до какой? До первой империалистической?“ Ха-ха-ха. Все, что я имела от Чурбанова — сотрясение мозга… Он убивал меня вручную». «Когда я иду в свою кибитку и вижу, как бабушки стоят и ждут, когда привезут хлеб, я готова заплакать, а чтобы я заплакала — много надо. При Леониде Ильиче об этом не думали… Сейчас мама звонила, Виктория Петровна. У нее лекарства кончились. Я говорю: «Мамочка, потерпи до вечера…» У жены генсека нет лекарств! Ей Жискар д'Эстен шампанское подавал, а демократы… их мать, лекарств не дают». «Я каждый день была счастливой и несчастной, и неважно, что я не знаю, какой сегодня день. Все равно счастья было много… Я жила при коммунизме. Другим это не понять. Мы вот так: воткнули семечку — и во-от такой арбуз!» «Когда случилось это крушение, нашелся подонок, который обобрал меня до нитки. Раньше он стоял по стойке „смирно“ и носил нам покушать — ну, завмаг. А когда я растерялась, он вывез все: ковры, хрусталь, даже нашу кровать с дачи». «Я только люблю любовью заниматься. Я мужиков не считаю — я ж не звезда. А чего их считать? Их надо употреблять. И выгонять. У меня Кролик есть. Он меня понимает. Мы с ним в пять утра танцуем. Танго. А сейчас он копает картошку, и мне его не хватает». «Горбачев и Раиса заявляют, что ничего общего не имели с нами. Но это неправда: мы все в одной упряжке! Ой, я много чего знаю, но у меня же чуваки не интересуются!»

424

Получив такое почти что приглашение, почти упрек — «У меня же чуваки не интересуются», я решила исправить положение. Галина Брежнева неоднократно заявляла, что память ее хранит много занятного. Может быть сегодня, когда она живет, наконец, спокойно, возьмет и расскажет? Я знала — письмо с просьбой об интервью следует оставить у консьержки.

— А как же я его передам? — спросила привратница, выслушав мою просьбу, — Галина Леонидовна здесь больше не живет.

— Где же она живет? А вот этого, оказалось, служащая при элитном доме и не знает. Случилось вот что: дружки Галины уже «достали» здешнюю «чистую публику». Вечно шумели и скандалили. Но когда они попытались прорваться к любимой подруге в три часа ночи и в нетерпении разбили роскошные стеклянные двери, жильцы решительно сказали: «Баста!» И обратились к родственникам Галины с последним серьезным предупреждением. Тогда-то ее дочь Вика и увезла мать в неизвестном направлении.

— Сказала: «Я столько денег заплатила, теперь уж ей не вырваться», — делилась со мной сведениями словоохотливая консьержка. — То ли в престарелый дом запихнула, то ли в какой интернат… ну, врать не стану, точно не назову. Только, сказала, здесь она больше не появится…» Видимо, именно этим обстоятельством объясняется то, что Галину Брежневу не видели на похоронах матери, умершей в августе 1995 года. Юрий Чурбанов, державшийся во время прощальной церемонии обособленно в толпе бывших родственников, теще последний долг отдал. И, кстати, единственный из собравшихся, охотно сказал несколько приличествующих случаю слов в телекамеру. …Дочь Галины Виктория жила в Москве недалеко от дома матери, в пятикомнатной квартире в Гранатном переулке (бывшая улица Щусева). Рядом с известной квартирой, от которой 425

в свое время из-за ее шикарности отказался Леонид Ильич, но куда без колебаний въехал Руслан Хасбулатов (председатель Верховного совета РФ в 1991 — годах).

— А где работает Виктория Евгеньевна? — поинтересовалась я.

— По-моему, она не работает, — отвечала привратница, — бегает тут… в коротких штанишках. Чего ей работать? Материну квартиру сдала бизнесмену — и лежи, загорай. Они все квартиры сдают, — моя собеседница не уточнила, кого именно имеет в виду, — а сами на дачах живут. Дачи у них еще лучше, чем квартиры. И воздух свежий. …Как же Галина Леонидовна жила вдали от своего Кролика? Только незаурядный человек способен танцевать танго в пять утра с шестидесятипятилетней женщиной весом около ста килограммов. Может, в нем и заключалось ее счастье? Вечерами дожидалась бы его из автомастерской, садились бы рядком перед телевизором с тарелкой соленых огурчиков и бутылкой самогона, дружно ругали очередного правителя. А потом заводили бы танго… Или в кочевой кибитке ждало ее счастье? Ведь где-то же было оно, было… А жизнь заставила рядиться в соболя, украшаться сапфирами, подсунула в мужья молоденького генерала и… лишила всего разом. Если ей и позволили взять в «престарелый дом» любимые бриллианты, то что в них толку? Никто и не поверит, что настоящие.. И не позавидует… Только после смерти Галины в 1998 году стало известно, куда ее пристроила дочь (об этом рассказала газета «Совершенно секретно»), — в бывшую клинику КГБ для номенклатурных алкоголиков. Галина Брежнева была признана недееспособной, Виктория оформила над ней опекунство, и с тех пор дочь генсека ни разу не вышла за границы лечебницы, ставшей для нее тюрьмой. Мать проходила лечение за решеткой, а дочь наивыгоднейшим для себя образом распоряжалась ее собственностью. Про426

дала квартиру и дачу Галины Леонидовны, так что той просто некуда было бы вернуться, случись ей выздороветь. Богатейшая женщина страны окончила свои дни бомжем — лицом без определенного места жительства. В больнице Брежневу иногда навещали доверенные лица — Виктория; старая подруга Галины, в прошлом цирковая гимнастка Мила Москалева. Москалева рассказала журналисту, что примерно за полгода до смерти Галина полностью пришла в норму, и не было у Милы в то время, по ее словам, более здравомыслящего собеседника. Правда, говорить о полном излечении Брежневой от алкоголизма было нельзя. Галина неизменно встречала посетительницу суетливым вопросом: «Ну, принесла?» По словам Москалевой, Галина до последней минуты не знала, что стала бомжом. Но никак не хотела смириться со своим положением пленницы, отправила на волю множество писем и жалоб. Первое адресовала бывшему мужу. Передала его через священника, служившего в больничной церкви. В этом письме, пишет корреспондент «Совершенно секретно», она жалуется Чурбанову: «Юра, я оказалась там, где находиться совершенно не должна. За мной приехали люди на черной „Волге“, сделали мне укол, и очнулась я уже за забором…» Не зная прямого пути к адресату, священник попросил помочь в деликатном деле свою прихожанку. Письмо пришло к Чурбанову спустя год. Второе письмо однажды нашла в своем почтовом ящике Мила Москалева. Долго его рассматривала. Конверт сильно помят, надписан будто знакомым почерком… «Милочка! Устала я очень за два года в дурдоме. Помоги». Прочитав его, подруга едва сама не попала в больницу. Брежнева жаловалась, что дочь Виктория ее совсем забросила, посетителей к ней не допускают, телефоном пользоваться не дают… Позже Москалевой удалось добиться свиданий с Галиной. Это был разрушенный болезнями, стрессами, предательствами, разочарованиями совершенно беспомощный человек. Вспоми427

ная отца, его всесилие, массу окружавших клан Брежневых «друзей», Галина недоумевала: почему никто, ни один человек ей не помог, не вызволил из тюрьмы, куда упекла родная дочь? Почему-то очень рассчитывала на Татьяну Дьяченко — она тоже «дочь», и к тому же во власти. Галина делала бесконечные попытки достучаться до «первой дочки» страны, посылала письма, записки, просила позвонить… С той стороны ответных сигналов не поступало. Хоронили ее три десятка человек. В толпе пришедших проститься с Галиной Брежневой шептались о том, что родственники специально не сообщили друзьям и подругам о ее смерти, коекто узнал о случившемся из программы новостей. Чурбанов в тот день находился в командировке, и было неизвестно, знает ли он, что бывшая супруга, с которой пережито столько и счастья, и горя, оставила этот мир. Журналист из «Совершенно секретно», оказавшийся единственным представителем прессы на церемонии прощания, слышал, как кто-то за его спиной обсуждал Викторию. На похороны матери хоть оделась, слава Богу, поскромнее, чем на панихиду по бабушке, Виктории Петровне. «Галина Леонидовна Брежнева, — писал корреспондент — лежала в простом синем гробу, обитом кусками белой материи (церемония проходила в крематории «Кремлевки»), напоминавшими деревенские занавески. Только на стоявшей у стены за спиной священника крышке гроба, если присмотреться, можно было прочитать написанное от руки тоненькими буквами: «Брежнева Г. Л.»… Выходя из крематория, родственники умершей закуривали, как после сеанса в кинотеатре, Кто-то задерживался, чтобы перекинуться новостями. Простыми — кто в какой стране сейчас живет, осталась ли квартира в Москве. Виктория улыбалась на прощание отъезжающим — но, может быть, это все-таки было нервное. Потом села в белую иномарку и уехала. Мы были единственными, кто задержался у крематория больше, чем на пять минут, потому что у нас спустило колесо».

428

Пролил ли в тот день скупую мужскую слезу Кролик? Дожил ли до того дня?.. Судьбу Брежневой в чем-то повторяет судьба ее внучки, названной в честь бабки Галиной. Молодая женщина с ярко накрашенными глазами безжалостно скребет бритвой по лысой шаровидной голове. «Бриться я начала, когда стала жить на улице». Проблемы внучки Галины, правнучки Леонида Ильича, три дня подряд обсуждали в передаче Андрея Малахова «Пусть говорят». «Считалось, что дедушка больше всего любил меня. Игрушки привозил, конфеты. В детсад, в школу меня на машине возили». В 28 лет Галина начала пить. « Мама Вика отвезла меня в дурку». Как и бабушка Галя, она пишет письмо о помощи. Маме. «Мамуля. Какое слово, хочется его повторять. Мамуля, я так долго не выдержу, у меня больное сердце. Забери меня к себе. Я уже не кричу по ночам». Ответа не было. Выписавшись из психиатрической лечебницы, Галина обнаружила: у нее нет ни квартиры, ни документов. Пришлось жить на улице. Десять лет назад ее устроили в пансионат для психиатрических больных. Иногда пациентке разрешается «отпуск», проводит она его в баньке дедушки и бабушки Милаевых. Съемочная группа провезла Галину по местам, где она когдато была любимой и счастливой. «Вот эта квартира, — говорит она, стоя перед закрытой дверью дома на улице Спиридоновка, — в ней пять комнат. (На экране титр: „Стоимость квартиры 80 миллионов рублей“). Вон там моя спальня. Соседи здесь хорошие, Хасбулатовы всегда здоровались… Смотрю, таблички с дверей тут поснимали… Я и на Кутузовском жила, дом 26, там квартиреха трехкомнатная. (Титр: „Стоимость квартиры 60 миллионов рублей“). Я маме не звоню. Она все равно трубку не берет. Я хочу, чтобы мама, вместо того, чтобы объяснять мне, что я плохо себя веду, ответила: где квартиры? Где дача в Жуковке? Где, на хрен, деньги?»

429

на этот раз не от обиженной женщины, а от работника ЦК: «Черненко в морально-бытовом отношении был крайне неустойчив и падок до женщин. Считаю нецелесообразным брать тов. Черненко с такими „хвостами“ в аппарат ЦК». Тогда, в 1948 году, морально неустойчивого партийца до Старой площади, где квартировал Центральный комитет, не допустили. Конец карьере? Нет, партия резких движений в отношении номенклатуры не делает. Черненко послали остепениться в ЦК Молдавии. Там они встретились с Брежневым. В 1984 году Черненко на краткий миг станет «Леонидом Ильичом — 2», как его называли. Что стало с его многочисленными детьми? Через 75 лет, или чуть раньше, узнаем.

469

ИРИНА ГОРБАЧЕВА Ирина — единственный ребенок Горбачевых. Она родилась в Ставрополе, там же закончила школу и поступила в мединститут. У семьи была, разумеется, возможность, послать дочку учиться в Москву или Ленинград, но Ирина выбрала родной город, где отец уже тогда был первым секретарем крайкома партии.. Хотелось-то ей, хотелось страстно, в МГУ, на философский. Но родители боялись за дочь и сказали, что они просят, просят их не оставлять. В Ставрополе были еще Педагогический и Политехнический институты, но Ирина выбрала медицину, потому что, как она говорит, наука эта разносторонняя и «достаточно тяжелая». Отказ от мечты юности в ответ на просьбу, просто просьбу родителей… Такая это семья. Уже в молодости супруги Горбачевы, как вспоминают друзья, были законченные трудоголики. Но никогда не было такого, чтобы на дочь, на Ирину не хватало времени. Самая яркая картинка ее детства — прогулка с родителями. «Вершины, залитые солнцем, подножья, и мы ходим втроем по 20—30 километров… Солнце, красота такая — даже воздух с запахом сосны, и кажется, что он синий». Семья Горбачевых, если только это позволяют обстоятельства, всегда вместе. Еще одно из памятных детских впечатлений Ирины: ее никогда не просили выйти из комнаты при разговоре взрослых. Никогда… Потому, наверное, ей всегда было легко в кругу людей много старше ее. И никогда для нее не существовало запретных книг. Родители не регулировали: это прочитаешь сейчас, а это еще рано. Ирина читала, руководствуясь своей интуицией, а выбрать было из чего: книгами забит весь дом. В Ставрополе Ирина познакомилась с Анатолием Вирганским, студентом ее же мединститута, на которого заглядывались 470

все девушки. Вскоре они поженились. Дочь с семьей всегда жила вместе с родителями. Когда они переехали в Москву, также вместе поселились сначала в цековском доме на бывшей улице Щусева (ныне Гранатный переулок), потом переехали в президентский особняк на улице Косыгина. Избранный генеральным секретарем ЦК КПСС, Горбачев немедленно распорядился установить охрану для всех членов семьи. С тех пор и за Ириной, и за Анатолием всегда следовала машина «с целью наружного наблюдения». В любую минуту дня и ночи Горбачев мог спросить: — Где Ирина? И немедленно получал ответ. Даже из машины, с дороги постоянно просил соединить его с дочерью. На его лице всегда появлялась улыбка, когда он слышал ее голос. При такой нежной любви родители с детства держали дочь в определенной строгости. Когда она заканчивала первый курс мединститута, ректор пришел в большое волнение. Студентам предстояло на практике работать санитарами в больницах. Как же Ирина Горбачева, дочь первого лица в крае, будет таскать судна из-под немощных больных? Ректор позвонил приятелю в крайком, тот улучил минутку, посоветовался с Михаилом Сергеевичем — и получил «отлуп»: — Ирина сама выбрала профессию, пусть пройдет все, что положено. Ехали на уборку хлебов, она тряслась вместе с однокурсниками в полуразваленном автобусе, в поле на равных собирала колоски. Двух других ставропольских «дочек» привозили на «Волге» в нарядных платьицах. Они так невыгодно отличались от Горбачевой, что их отцам пришлось на это указать. Папаши переполошились: — Ой, только ни слова Михаилу Сергеевичу. Узнает, кошмар, что будет, это все жены виноваты. Ирина, как и ее муж, закончила институт уже в Москве, с «красным дипломом». Похожая на мать не только лицом и фигурой, но и упорным характером, она выбрала специальностью 471

организацию здравоохранения. Преподавала на кафедре социальной гигиены в родном 2-м медицинском институте и собирала материал для диссертации. Я познакомилась с молодой женщиной, работавшей в те годы на кафедре социальной гигиены, и она рассказала мне, какой сенсацией было появление у них в институте дочери генерального секретаря. «Прибежали как-то девчонки: — Ой, пошли смотреть на дочь Горбачева! Я, конечно, к ним присоединилась. Тогда все бегали на нее смотреть, интересно все же, что это за женщина. Раису мы часто по телевизору видели, раздражались порой тем, как некстати меняла она свои бесчисленные туалеты на фоне российской нищеты. Что же у нее за дочь? Признаться, я была разочарована. Ирина, — ну, никакая, понимаете? Ничем не потрясала. Не было в ней этого материнского шика. Газеты писали, что Раиса Максимовна увлекается бриллиантами, будто бы и дочери приобрела за тысячи долларов колье какой-то знаменитой фирмы. Но Ирина никогда ничего вызывающего не надевала, трудно даже представить ее в таком колье. Возможно, это только впечатление, а не суть. Но суть было очень трудно понять. Ирина была сильно зажата, держалась несвободно. Ни с кем с кафедры не дружила, никто никогда не бывал у нее дома, и даже номер телефона, насколько я знаю, считался большой тайной. Окончив работу, быстро куда-то исчезала. Вот Анатолий, муж, совсем другой, его я видела в I-й Градской, там работали мои знакомые. Он… как бы это выразиться… В общем, красавчик есть красавчик. Студентки-практикантки на него сразу обращали внимание, да и он любил производить впечатление. Но если бы мне не сказали, что это зять Горбачева, я бы ни за что не догадалась. Держался естественно, как все, оперировал, дежурил, делал всю необходимую работу и еще собирал материал для диссертации».

472

У Ирины и Анатолия две дочери, Ксения и Настя. Ксюша, так зовут ее в московском хореографическом училище, стала, наверное, первой из внучек, не изгнанной из элитного училища Софьи Головкиной после падения деда. Девочка одарена способностями, и мечта ее — танцевать в Большом или Мариинском — имела под собой некоторое основание. И ей даже отчасти это удалось: она-таки вышла однажды на сцену Большого в четверке маленьких лебедей в «Лебедином озере». Педагогов удручало, что Ксюша не всегда может совладать со своим аппетитом. Но одними только способностями это невероятное явление — неисключение, неотчисление — объяснить нельзя. Причина здесь, конечно, не столько в девочке, столько в дедушке. Рудольф Пихоя, с 1992 по 1996 годы бывший главным государственным архивистом страны, заметил: «Трудно было найти лучший фон для Горбачева, чем его предшественники». Двадцать лет советский народ наблюдал на телеэкранах старческие лица вождей. Молодое, живое лицо Горбачева воскрешало давно забытые надежды, от оптимизма сумасшедше кружились головы. Но как было без ошибок, неверных шагов изменить страну, накопившую неподъемный груз тупиковых решений, подлых дел и делишек, и не нажить себе яростных критиков и заклятых врагов? И все-таки Горбачев стал первым из правителей России и СССР, первым за тысячелетие, кто ушел из политики, имея вполне реальные шансы вернуться в нее вновь. Его первого «ушли» почти цивилизованно, насколько это возможно в обезумевшей стране. И благодарить за это он должен прежде всего себя и предпринятую им перестройку, которую дешевые остряки перекрестили в катастройку. Но этого никто у него не отнимет: холодная война закончилась, мир открылся для нас. Стало реальным невероятное счастье: те, кто не в силах был больше существовать в СССР и уезжали в другую страну навсегда, как до Горбачева, могли вернуться!

473

Между крайними полюсами в оценках Горбачев существует все последние десятилетия. Он мог бы поcетовать вслед за Борисом Годуновым: — Кто в царстве ни умрет, я всех убийца тайный… Человек, изменивший ход мировой истории, ставший при жизни символом, легендой, памятником — остался жить рядом с этим памятником как частное лицо, которое совершает ошибки и проявляет слабости. Неудачная фраза, необдуманный поступок простились бы кому угодно, но не символу, не легенде. За ним, первопроходцем, пристально наблюдают политики, сменившие Горбачева в Кремле: как складывается судьба экспрезидента, его семьи, детей, внуков? Вопросы для преемников более чем серьезные. Ведь наши политики начинают карьеру, может, и из желания что-то изменить в стране, но продолжают ее из последних сил уже из чувства самосохранения. В России так: либо ты у руля — либо в могиле; в лучшем случае — в опале. Горбачев же не только жив, но и независим. Критикует власть, разъезжает по стране, сочувствует Болотному движению, проводит немалое время за границей — его приглашают политики, друзья. Имел возможность выставить свою кандидатуру на президентских выборах! Он позволяет себе быть вызывающе свободным; употребляет слова, не входящие в лексикон наших политиков. Значит, у нас такое возможно? Сохранить себя, семью, уберечь детей и внуков от неумолимого катка, который подминал под себя всех «бывших», кому больше не находилось места в Кремле?

— Да, — отвечает Горбачев своей постпрезидентской жизнью. Нужно только соблюдать некоторые условия. Не исключать из употребления слова «совесть», «стыдно». Выбрать жену, которая станет помощником, соратником, вдохновителем. Твоим вторым «я», только более мягким и человечным. Раиса Максимовна в роли первой леди многих раздражала. Она взяла себе роль, которой не было в советской истории — не первой леди, а любимой жены.

474

Один из соседей Михаила Горбачева по студенческому университетскому общежитию на Стромынке вспоминает: «За все годы учебы на юрфаке (середина 50-х годов. — Авт.) Михаил ни разу не повысил голоса, не вышел из себя, не утратил контроля над собой. Такое случилось лишь однажды — когда он увидел Раису Титаренко, студентку философского факультета с изумительной точеной фигурой. Окончив школу с золотой медалью, Раиса и в университете проявляла чудеса усидчивости и прилежания. Правда, известный писатель-эмигрант Александр Зиновьев, один из ее бывших преподавателей, утверждает: «Раиса была очень посредственной студенткой. Специализировалась на кафедре так называемого научного коммунизма. Только самые глупые студенты специализировались в этой области. Кроме того, она была активисткой в комсомоле и в партии». Однако, у сверстников изящная, даже миниатюрная девушка ростом 157 сантиметров пользовалась успехом. Многие студенты пытались завладеть ее вниманием. Она же однажды и навсегда предпочла Михаила. Молодые зарегистрировали свой брак в загсе невдалеке от общежития на Стромынке и вскоре с университетскими дипломами уехали в Ставрополь. Но потом, в первый же свой приезд в Москву побежали «проведать свой» загс. Того здания уже не существовало, и супруги восприняли это, как личную утрату. Любовь и внимание Михаила Сергеевича к жене становились поводом для бесконечных колкостей в его комсомольском, а затем партийном окружении. Он настолько в этом отношении выпадал из общего круга, что даже святая традиция — после субботника посидеть в компании за шашлычком под водочку — была ему в тягость. Чуть только коллеги с радостным возбуждением усядутся за стол, как Михаил Сергеевич уже собирается: — Ой, надо бежать, Раиса Максимовна будет ругаться. Она у меня у-у какая! Ставропольские шоферы из-за этого терпеть не могли возить Горбачева в командировки — он нигде не оставался ночевать, 475

в любую позднь срывался домой. Один из водителей рассказывает: «Горбачев скромно жил в командировках — ни баб, ни пьянок. На партконференциях в районах ему ставили малюсенькую рюмку — знали его меру. Нигде никогда не ночевал, только дома. И все Раечке из машины названивал: «Я уже здесь-то, через столько-то буду». Как высшее признание в любви и уважении прозвучал ответ Горбачева на вопрос западного журналиста, по каким серьезным вопросам советуется он со своей женой: — По всем. Не случайно Раису Максимовну очарованный Запад называл «провозвестницей перестройки» и «тайным оружием Кремля». Образцовый моральный облик Горбачева вызывал раздражение: что он, не человек, что ли? И периодически предпринимались попытки разрушить миф об идеальной любви. Время от времени Горбачеву приписывали какой-нибудь роман. Майор КГБ Е. Глубков, один из бывших телохранителей президента, например, утверждает, что Раиса Максимовна всерьез ревновала Горбачева к Маргарет Тэтчер и, возможно, не совсем безосновательно. Тэтчер и Горбачева связывало особое расположение. Бывший посол СССР в Англии Михаил Замятин выпустил в 1995 году книгу с игривым названием «Миша + Мэгги», где подтверждает мнение Глубкова таким эпизодом: главы СССР и Великобритании должны были встретиться на одном из английских аэродромов. Мэгги очаровательно выглядела в новом синем костюме, но резкое похолодание и ветер заставили сопровождавших предложить ей надеть пальто. «Железная леди» отказалась наотрез, приняла Горби во всем своем великолепии и лишь после отъезда гостя позволила себе поежиться от холода. Тэтчер предложили согреться виски, но она и тут всех удивила — сентиментально предпочла русскую водку.

476

Некоторые мемуаристы пишут, что Раиса Максимовна ревновала к английской леди. Стараясь унизить соперницу, доказывала супругу, что «железная леди» невыносимо глупа… Мир делал немало попыток подрыва образцовой семьи. Британский журнал «Энкуайер» напечатал заметку «Миша и Маша», где сообщил читателям, что любимый англичанами Горби обзавелся, наконец-то, юной любовницей, похожей на Раису в молодости. Это — победительница одного из первых в СССР конкурсов красоты Маша Калинина. Известие звучало столь интригующе, что американский репортер решил услышать комментарий от самой Маши, проживавшей тогда в Лос-Анджелесе. Увы, опять разочарование! Узнав о своем «адюльтере» с Михаилом Сергеевичем, мисс СССР сильно удивилась: — Что вы, я даже представить себе этого не могу, он ведь годится мне в отцы! Параллельно с этим российские читатели следили еще за одной интригой, правда, уже другого рода. Бывший солист рок-группы «Ласковый май» Андрей Разин какими-то путями купил в селе Привольном Краснодарского края дом, принадлежавший матери Горбачева Марии Пантелеевне. Бывший эстрадный певец, сирота, чье детство прошло в детском доме, устроил демонстративно пышное новоселье, подчеркивающее, в каком заброшенном состоянии находится старая мать экс-президента.

— Он всегда был такой, — утверждал солист «Ласкового мая». — Меня тоже в детстве бросил, я ведь его внебрачный сын. Матери пришлось определять меня в детдом. Эта невероятная история заставила обычно корректного Горбачева заговорить совсем другим языком.

— Если я потерял совесть, — заявил он журналистам, — то у кого же она осталась? Во всяком случае, такое писать, особенно сейчас, когда Раиса Максимовна уже несколько месяцев в больнице с кровоизлиянием, могут только сволочи и циники. И здесь его первая мысль — о жене. Все попытки вбить клин между супругами Горбачевыми только укрепляли нерушимый союз. А недоброжелателей у обоих было с избытком.

477

У Раисы Максимовны почти всегда не складывались отношения с прислугой. В молодости она, рассказывают, была скромным, требовательным в первую очередь к себе, человеком. Ее даже тяготили всякие проявления угодливости и заискивания.

— Со мной не здороваются, а кланяются в пояс. Противно. Что делать? — жаловалась она знакомому в Ставрополе, когда ее муж стал первым человеком в крае. Но привыкла к тому, что люди по-холопски гнут перед ней шеи. Главный телохранитель Горбачева Владимир Медведев рассказывает, как в начале 1984 года (у власти еще был умирающий Константин Черненко) он получил задание сопровождать Раису Максимовну в путешествии в Болгарию. Основательно подготовился к поездке, как и положено, изучив прежде всего вкусы и привычки охраняемого объекта. Раиса Максимовна всегда придерживалась диеты, требовала строго определенной кухни, в рацион обязательно входили соки, очищенная вода. Шторы требовались определенного цвета и плотности, в комнатах должна выдерживаться определенная температура. Вполне выполнимые требования! Интересы: церкви, соборы, музеи, театр, литература… Оказалось, Горбачеву легко и приятно охранять. Человек бывалый, Медведев недоумевал: на чем основана репутация Раисы как злой, мстительной женщины? И понял это только после многочисленных поездок четы по СССР и всему миру. Главная черта Раисы Максимовны, понял, наконец, телохранитель — желание быть в центре. И если кто-нибудь об этом забывал, она находила способ об этом напомнить. Во время встреч с Нэнси Рейган и испанской королевой Софией жена советского президента пошла даже на нарушение устоявшегося этикета, чтобы подчеркнуть свою значимость. Она, утверждает бодигард, специально опаздывала, чтобы каждый участник торжества увидел — без нее не начинают. Раиса Максимовна старательно готовилась ко всякой поездке, особенно заграничной. И потом в знаменитых музеях или со478

борах задавала гиду вопросы, на которые уже знала ответ. И всегда была рада с торжествующим видом поправить экскурсовода или даже отчитать его тоном провинциального педагога. Господи, ну разве нельзя простить женщине такую слабость? Охранник не прощает. И не скрывает, что служба у Брежнева, порой принимавшая весьма унизительные формы, была куда слаще. Он пытается проанализировать сам феномен профессии телохранителя в нашей стране: «У русских правителей они всегда, еще до Романовых, были не только хранителями тела, а и «няньками». Рискуя карьерой, Медведев со товарищи, например, пытались разбавлять водой «Зубровку», которой Брежнев запивал свое успокоительное. Таскали с собой полный набор очков всех видов — Ильич их часто разбивал. Приходилось оказывать и более интимные услуги. Какие именно, телохранитель не расшифровывает. Медведев не пил и не курил, чем гордится как профессионал. Но Брежнев частенько ночью звонил телохранителю: — Володь, ты не спишь? Сколько сейчас времени? Приходи покурить. А Брежневу в то время, в 70-х годах, врачи уже категорически запретили брать в рот сигарету. Изворотливый ум старого курильщика нашел выход: телохранитель закуривал, а хозяин жадно заглатывал дым. Однако Медведев курил осторожно, стараясь не затягиваться, и кайф у барина был не тот. Тогда придумали другое. Возле бассейна, где плавал Брежнев, а он до старости любил делать долгие заплывы, сажали настоящих, без обмана, курильщиков. Ильич подплывет к бортику, наглотается от них дыма и кайфует: — Молодцы, хорошо курите! Крякнет и радостно плывет дальше. И все-таки, несмотря на многие «подневольные унизительные обязанности, о которых не подозревает никто — ни обыватели, ни ближайшее высокое окружение», как загадочно выражается Медведев, описывая свою службу у Леонида Ильича, все его симпатии принадлежат семье Брежнева, а не Горбачева.

479

Почему? Ну, во-первых, чувству не прикажешь. Прикипел суровый охранник душой к старцу, полуребенку, каким стал к концу жизни бровастый Ильич. Первый секретарь Кисловодского горкома партии рассказал такой эпизод: едут они с Брежневым по городу и видят лотки с мороженым.

— Купите мне мороженое! — просит Брежнев. Секретарь замешкался, нельзя же так сразу остановить кортеж, несолидно! А Брежневу не терпится, опять спрашивает: — Вы купите мне мороженое? Не сразу, но мороженое генсек все же получил. Этот же секретарь рассказал и другой эпизод: подарил отдыхавшему в его краях Ильичу красивый кинжал, но позволил себе пошутить: — У нас положено за все острое выкуп брать. Брежнев хлопает себя по карманам — нигде ни монетки не завалялось. И правильно, зачем генсеку деньги? Положение спасла его жена Виктория Петровна, отыскала где-то у себя пятнадцать копеек. Надо сказать, высокий гость в долгу не остался и скоро вручил дарителю именные часы с собственным барельефом и гравированной росписью: Брежнев. Леонид Ильич был добрым, хлебосольным хозяином патриархального склада. Его, благодетеля, и полагалось любить. Кстати, если читатель обратил внимание, все кремлевские дети — Галина Джугашвили, Светлана Аллилуева, Рада Хрущева, Вера Булганина — отмечали исключительную преданность и сердечность прислуги. Что не удивительно: в их времена профессия горничной, поварихи, шофера, любого человека из барской обслуги это прямо предполагала. Горбачев же начал демократизацию, и капризы работников сервиса, вмиг осознавших свои права, как раз и показывают, насколько он в этом преуспел. Но все же что-то мешало дом Горбачевых полюбить. Не было в них «расейской» широты. Они всегда жили крайне замкнуто, никого, кроме ближайших родственников, не впуская в свой дом. Исключением были разве что студенческие времена, когда 480

Раиса ни одного пробегавшего мимо знакомого не отпускала, не напоив чаем с пирожками. Или времена, когда в Ставропольский край, где Горбачев был рядовым секретарем крайкома, а потом первым, наезжали отдохнуть Брежнев с супругой, Галина Брежнева с супругом, Андропов и многие другие московские начальники. Для них всегда устраивались пышные приемы в живописнейших местах, в заветных охотничьих домиках. В Москве они жили уже по своей воле — затворниками. Доходило до курьезов. Если Горбачев, уже будучи генсеком или президентом, не успевал закончить на Старой площади в ЦК или в Кремле какие-то дела, он брал вечером в свою машину сотрудников, с которыми нужно было эти дела быстро обсудить — Яковлева, например, или Шеварднадзе. Но, как только тема была исчерпана, высаживал их на полпути. Закрытую жизнь выбрали сознательно: Москва ужаснула ставропольских провинциалов чудовищными нравами: здесь в высших кругах не бывает друзей, есть только соперники. Горбачевых поразила царившая в партийной среде отчужденность, претензии на превосходство, чувство избранности. В отношении к членам семей соблюдалась та же иерархия, что и на службе. Как-то в компании Раиса Максимовна выразила вслух недоумение по поводу поведения группы развязных молодых людей. Ее собеседнице стало плохо: — Вы что, — воскликнула она, — там же внуки Брежнева! Но самое ужасное впечатление Раиса Максимовна пережила на похоронах Андропова. «…Страшно вспомнить, — пишет она в своей книге: „Я надеюсь“, — но… я видела и откровенно счастливые лица». Переделать эту среду невозможно, от нее можно только отгородиться. Кто одинок, тот не будет покинут. Горбачеву никто и не был нужен — дома всегда ждала жена, сумевшая заменить и друзей, и советников. Горбачевы почти безвыездно жили на даче в Барвихе-4. Каждый вечер Михаил Сергеевич часами гулял с Раисой Максимовной по темным алле481

ям независимо от погоды и времени суток, приезжал ли он в полночь или много позже. Уже другой телохранитель, выступающий в печати под псевдонимом Ян Касимов, рассказал, что был обязан сопровождать супругов во время этих прогулок. Он поневоле слышал их разговоры и утверждает, не скрывая удивления: они, как правило, даже отдаленно не напоминали диалоги мужа и жены. Раиса Максимовна была в курсе мельчайших событий в стране, всегда высказывала свое мнение, давала советы и, как правило, добивалась, чтобы они, что называется, пошли в дело. Злые языки утверждают, будто именно она являлась главой семьи Горбачевых. Супруга президента еще и тем раздражала, что подчеркивала — она никаким боком не чувствует себя духовно близкой к классу партноменклатуры, причисляла себя к интеллигенции. Недоброжелатели не хотят замечать, как много она в этом качестве сделала. В 1985 году Раиса Максимовна вместе с Дмитрием Лихачевым создала Российский Фонд культуры, достижения которого в его первом периоде деятельности невозможно переоценить: приведен в рабочее состояние Музей Андрея Рублева; спасен от сноса дом, где жила в Москве Марина Цветаева, создан музей ее имени; поднята из руин усадьба Александра Блока в подмосковном Шахматове… Самое грандиозное — запущен процесс реабилитации и возвращения множества запрещенных до того времени имен — от Гумилева до Ахматовой, от Мережковского до Солженицына. Дмитрий Лихачев очень высоко оценивал это движение, видя в нем начало нового этапа в жизни страны, ее духовного возрождения. Необходимого стране, как глоток кислорода — ведь мы до конца еще не осознали, писал Лихачев, старый академик, прошедший ГУЛАГ, не оценили тот вред, который был нанесен нашей культуре, нашей нравственности, нашему патриотизму, Мы и сегодня еще не знаем, не стал ли этот «вред» для нас необратимым, смертельным.

482

Сейчас общество начинает задумываться над тем, что президентом России пора, наконец, стать женщине — слишком много страданий принесла нам мужская политика и ее любимые инструменты — бомба, пуля, яд. Может, в каком-то смысле женщина-президент у нас уже была? Замкнутость горбачевского дома была обдуманным выбором трудоголиков. Золотая медалистка и серебряный медалист, оба старательно учатся в МГУ, затем все силы отдают работе. Когда родилась дочь, Раиса Максимовна преподавала научный коммунизм в одном из институтов Ставрополя, одновременно готовила диссертацию о положении сельской женщины. Целыми днями ходила по селам с анкетами — она собрала их три тысячи. Как-то пожилая крестьянка спросила ее: — Доченька, что ж ты больно худенькая?

— Что вы, нет, нормальная.

— Мужа-то, небось, нету у тебя?

— Есть.

— Небось, пьет?

— Нет.

— Бьет?

— Что вы, нет, конечно.

— Что ж ты, доченька меня обманываешь. Я век прожила и знаю. От добра по дворам не ходят. Дочку, недоспавшую, ранним утром она тащила в ясли. Девочка приговаривала: — Как далеко мы живем! Как далеко мы живем! «Не забуду, — пишет Раиса Максимовна, — ее глазенок, полных слез и отчаяния, расплющенный носик на стекле входной двери садика, когда, задержавшись допоздна на работе, я опять же бегом врывалась в детский сад. А она плакала и кричала, «Ты не забыла меня? Ты не оставишь меня?» Ира часто болела, но не всегда была возможность держать ее дома или отправить к бабушке. Мать брала девочку в инсти483

тут, и ребенок терпеливо играл в какие-то тихие игры в комнате преподавателей. Все для фронта, все для победы! Раиса Максимовна защитила кандидатскую диссертацию, собирала материалы для докторской. Но как только муж оказался в Москве, бросила науку и каждый свой час посвятила ему. Они все делали слаженно, обдуманно, организованно. Даже загорали на пляже, даже купались, отмечает один из телохранителей, точно выполняли какую-то намеченную программу. Их усилиям, их планам суждено было сбыться. Медведев, сопровождавший Раису Максимовну в Болгарии, недоумевал — почему она едет с телохранителем, ведь такого сопровождения жене рядового члена политбюро не положено? По некоторым вопросам Раисы Максимовны в той поездке и ее разговорам с Москвой понял: супруга Горбачева примеривает на себя роль первой леди. Тогда до смерти Черненко и избрания Горбачева генеральным секретарем оставалось несколько месяцев… Рационально, взвешенно супруги решали каждый вопрос. Это было частью профессиональной культуры Горбачева-политика. Первый президент СССР шел по тонкому льду и знал, что любое неосторожное движение может стать провалом. На меня очень сильное впечатление произвело описание мер безопасности, какие были приняты на даче Горбачева-генсека. С ними читателей газеты «Московский комсомолец» познакомил все тот же Ян Касимов. Дача стоит в лесу редкостной красоты — корабельные сосны. Все здесь, как положено — небольшой бассейн, каминный зал, домашний кинотеатр. Дом, по правилам безопасности, нельзя было ставить на Москве-реке, поэтому от реки к территории дачи прокопали канал. А чтобы возможные террористы не смогли подобраться к президенту вплавь, на месте соединения канала с рекой установили заградительные решетки. Но и это еще не вершина «оборонительного» искусства. Территория дачи была сплошь нашпигована сигнальной аппарату484

рой. Аллея — маршрут ежедневных прогулок — просматривалась видеокамерами. Во всех концах территории прожектора, на заборе — сейсмическая сигнализация. Рядом, на высоте полуметра, протянута проволока, стоит ее задеть, и на пульте в дежурной части раздается сигнал, причем так умно все устроено, что сразу становится ясно, собака, ворона или лихой человек оказались причиной тревоги. Анекдот, но, несмотря на такие предосторожности, один человек на дачу к Горбачеву все-таки пробрался — женщина, искавшая у президента заступничества за сына, находившегося в заключении. Материнская любовь сделала то, что исключали все специалисты! Несчастная мать ночевала в лесу, выкопала под забором лаз… Охранники засекли ее уже в непосредственной близости к дому. На случай ядерного удара в специально построенном ангаре стояли, может, и сейчас стоят, два особенных танка: без пушек, но с прекрасными ходовыми качествами. Внутри танк напоминает салон президентского самолета — кресла, коврики… Надежность бронированных убежищ проверена радиацией в районе Чернобыля — выдержат, защитят, даже если взрыв случится рядом с дачей. Один танк предназначался лично для Горбачева, другой для семьи. Ирина с мужем и дочерьми тоже жила с родителями на даче. Вместе они были и в Форосе в роковые для первого президента СССР дни путча 1991 года, откуда Раиса Максимовна вернулась с парализованной рукой. Она пережила стресс, который, считают медики, мог стать причиной ее смертельного заболевания. Когда Горбачева избрали генеральным секретарем, он распорядился заложить особняк на улице Косыгина, который построили всего за один год. Сюда въехали Горбачевы-старшие, а также ближайшие соратники генсека. Некоторые из них вскоре затеют ГКЧП, переворот с целью захвата власти — Лигачев, Язов, Болдин… Ирина с семьей поселилась рядом с особняком.

485

Супруги мечтали о взлете и не могли также подробно не обдумывать и возможную вынужденную «посадку». И семья пережила отставку Горбачева настолько безболезненно, насколько это было возможно. Можно сказать, преподала действующим политикам урок выживания в экстремальных условиях. Семья все успела «до того». Ирина и Анатолий уже твердо стояли на ногах, оба защитили диссертации, имели работу, отвечавшую их вкусам. (Анатолий Олегович Вирганский, с которым Ирина вскоре развелась, стал великолепным сосудистым хирургом, заведует отделением в Первой Градской больнице Москвы). Ирина, как и мать, мечтала о докторской диссертации, собирала материал по организации здравоохранения. В дружных семьях некоторые сюжеты повторяются. Ирина тоже сыграла некоторую роль в истории страны. Анатолий Вирганский утверждает: антиалкогольная кампания началась… именно с нее. Она собирала материалы для диссертации о причинах смертности мужчин трудоспособного возраста в Москве. Изучала закрытые материалы, в том числе протоколы в бюро судебно-медицинской экспертизы. И выяснилось: по заведенному тогда порядку, если мужчина, выпив, умирал от инфаркта, статистика записывала этот случай в разряд сердечно-сосудистых заболеваний. Если погибал от травм, полученных в пьяном виде, это называлось «несчастный случай». В результате смертность от алкоголизма занижалась в разы, чтобы прикрыть постыдный факт: торговля водкой в нашей стране обеспечивала огромную часть бюджета, не зря в народе бюджет так и называли — «пьяным». За ужином Ирина рассказала отцу о своем открытии. Горбачев был поражен. Его давно подталкивали к антиалкогольной политике: Михаил Сергеевич, народ спивается! Он и сам это видел. Но экономисты категорически отказывались даже прикинуть, в какие миллиардные потери выльется сухой закон, который к тому же нигде в мире не дал положительного результата. Похоже, рассказ дочери совершил в Горбачеве эмоциональный перелом. В мае 1985 года появился указ, возвестивший тотальную борьбу за трезвость. Как пишет Рудольф Пихоя, едва не за486

претили заодно с водкой и пивом и кефир, подозревая и его в том, что это алкогольный напиток. Жены пьющих мужей ликовали: кого-то указ, действительно, удержал у страшной черты. Однако такой шаг должен быть поддержан колоссальными усилиями в области культуры, воспитания. Но в стране бурлила перестройка, вздымала, прихотливо переворачивала целые пласты истории. Культура и воспитание — это не казалось таким уж важным на фоне великих перемен. Именно в эти годы школа официально была освобождена от обязанности воспитания — она должна давать только знания. И вскоре пошла статистика, от которой тоже схватились за голову: тысячи мужиков, подростков до смерти травились паленой водкой, лосьонами… Через пару лет доведенная до абсурда антиалкогольная кампания тихо скончалась. За это время в стране успели вырубить 30% виноградников. Дыра, образовавшаяся в бюджете, утверждают экономисты, сильно подточила экономическую базу социализма и давала о себе знать вплоть до Гайдаровских реформ. Вихри, бушевавшие в стране, не должны были отразиться на семье, где подрастали внучки, две дочери Ирины. Ксаночка, пишет бабушка в своей книге «Я надеюсь», очень эмоциональный, отходчивый ребенок, хохотушка. Все у нее хорошо, вот только проблема: — Бабулечка, ты представь себе — мне уже 10 лет, годы летят!.. Бабуль, а у тебя были огорчения в жизни?

— Были, да… — — А ты знаешь, какой у меня существенный недостаток? Буква «д» падает влево, вместо того, чтобы падать вправо. Ксаночка, утверждает бабушка, похожа на нее, но одно у нее точно от Михаила Сергеевича — чувство юмора. Бабушка или кто-нибудь из помощников по дому возят Ксению в хореографическое училище. Педагоги сулят ей хорошее будущее, если, конечно, научится работать до пота, как положено балерине.

487

Младшая, Настя, совершенно другая. С рождения она заявила о себе уравновешенным, твердым характером, всегда точно знает, что ей надо.

— Настенька, ты мой цветочек.

— Бабулечка, у меня же две ножки, а у цветочка одна, как же я могу быть цветочком? Или: — Бабуля, дай печенье.

— Нет, Настенька, ты будешь толстая…

— Я и так толстая, какая уж разница. «Толстая», вряд ли она пойдет в хореографию, ей подберут подходящее учебное заведение. Учеба в престижных колледжах и лицеях стоит немалых денег. Но материальная проблема решена в семье на много лет вперед. Горбачев издал в разных странах десятки своих книг, и одно только это сделало его состоятельным человеком (что подогревает бесконечно циркулирующие слухи о многомиллионных виллах во Флориде, в Германии, в Швейцарии…). Здесь Горбачев тоже первый — первый и, кажется, единственный из наших политиков, чье состояние заработано легально, прозрачно. Это вопрос не только благополучия, респектабельности, будущего детей и внуков, но и сегодняшней безопасности. Сосед по дому, соратник, а ныне заклятый враг Егор Лигачев злорадствует в газетном интервью: «Я могу свободно ходить по улице, а вот Горбачев пусть попробует походить». Да, Лигачев может ходить по улицам свободно, его забыли. В памяти людской осталась разве что его сакраментальная фраза, брошенная Ельцину на партийном Пленуме, когда того исключали из партии: «Борис, ты неправ!» Горбачеву же невидимкой по улицам Москвы или даже Урюпинска проскользнуть не удастся. Кто-то его превозносит, кто-то готов уничтожить за то, что не уберег партию, а затем и СССР. Приходится принимать меры безопасности.

488

Это всегда было одной из сильных сторон семьи. Горбачевы всегда старались избежать сплетен и пересудов, не заводили случайных знакомств. Маленькая хитрость: окружающие считали, что у Ирины с Анатолием много лет была одна и та же машина, «Жигули» восьмой модели цвета мокрого асфальта. А вот и нет! Анатолий несколько раз разбивал «Жигули», и всякий раз на автозаводе по спецзаказу делали новую машину, но точно такой же марки и цвета. Младшие Горбачевы получали новенький автомобиль «с иголочки», а обыватель пребывал в убеждении, что дочь и зять президента годами ездят в развалюхе. Только в теснейшей связке спаянная семья, живущая по общим законам, могла прийти к своим целям и выстоять в крушении. Которое, впрочем, в цивилизованных странах рассматривалось бы как вполне естественное явление: сегодня ты президент — завтра рядовой гражданин, это нормально. Горбачев закончил политическую карьеру на западный манер. Что бесит оппонентов и раздражает народ. Как-то это не по-нашенски… Семья умело держала удар. Правда, «ячейка общества» в результате всего сложилась своеобразная. Злые языки утверждают, что Раиса Максимовна главенствует не только на своей половине, но и на дочериной Но почему не может быть счастливой семьи при доминирующей свекрови? Для Ирины, выбравшей в школе тему «вольного» сочинения такую: «За что я люблю маму», главенство матери естественно и необременительно. Внучки бабулечку обожают. Зять? У зятя есть любимая работа, где он реализуется. Хотя можно предположить — трудно человеку все время быть под «колпаком», никогда не принадлежать самому себе. Как рассказывает телохранитель Горбачева, Михаил Сергеевич всегда, в любой момент знал, где Анатолий находится и что делает. Постоянное давление требует разрядки. У хирургов принято расслабиться рюмкой водки после работы, тем более, что больные в знак признательности именно бутылки и несут. Однако Анатолий редко участвует в выпивке: 489

— Не могу, надо бежать, Ирина ждет. Зато вечерами случалось ему часами просиживать в гараже. Это шесть квадратных метров, где он полновластный хозяин. Иногда Горбачев, с помощью служб наблюдения, настигал его и там и проводил душеспасительные беседы, доказывая бесспорную истину: пьяный отец — горе семьи. Говорят, вечерние сидения в гараже прекратились. Это единственное, что нарушало гармонию в семье. Дорого приходится платить за принадлежность к ней? Однако никакая цена не бывает слишком велика, если ее платят добровольно. Как говорила позже Ирина, если б не было перед глазами примера родительских отношений, может, и жила бы с Анатолием, и была бы семья не хуже других, каких миллионы. Но атмосфера ее дома, эти постоянные звонки родителей друг другу, записочки, письма даже из коротких командировок: «Я задерживаюсь», «Я выхожу», «Все ли нормально?», «Ты вернулась?», «Ты вернулся?”… Так — не получилось, по-другому — не захотелось. Свое супружество Ирина оценивает жестко: «Можно сказать, что это история несостоявшегося брака, хотя я была замужем 17 лет и выходила по страстной любви». А ведь родители отговаривали ее, но вечный, беспомощный довод старших — вы еще слишком молоды — послушную дочь не убедил. Единственное, на что она согласилась, это отложить свадьбу на год.

20 сентября 2000 года в счастливой семье (счастливой и после развода дочери, и после всего, что пережили Горбачевы старшие и младшие) случилась трагедия. В Мюнстере, Германия, от лейкоза крови умерла Раиса Горбачева. Восемь недель не отходили от ее постели муж и дочь. В свое время Раиса Максимовна многое сделала для детей, страдающих раком крови. В Санкт-Петербурге ее усилиями — при поддержке государства и бизнесмена Александра Лебедева — построен Институт детской гематологии и трансплантологии и сделано еще многое. Пока не было Института, у нас вы490

здоравливали от лейкемии всего 7 — 10% больных детей, в то время как в Европе оставались жить до 70%. Сегодня результаты лечения детской лейкемии сопоставимы с европейскими. А она умерла от этой болезни. «Почему именно от нее? — растерянно спрашивает Горбачев в одном из документальных фильмов. Видно, что вопрос преследует его неотступно. Кого он спрашивает? Бога? Судьбу? «Она столько сделала для больных лейкозом крови. Почему сама умерла от лейкоза?» И выдыхает естественно, горько: «Я жить не хочу…» Помню газетный заголовок, точно выразивший тогдашние чувства многих и многих: «Оказывается, мы ее любили». Чем-то раздражала; одевалась, двигалась, говорила не так… Но, оказалось, все несущественно по сравнению с тем, о чем напомнила эта супружеская чета. Кто-то тогда сказал: «Жизнь закончилась раньше любви. Значит, это была настоящая жизнь. И настоящая любовь». В лавине вранья, бесстыдства, бессилия промелькнуло что-то подлинное и сильное, и это возвышало души. (События последнего десятилетия вообще заставили на многое взглянуть по-новому. И по-иному осветили они фигуры супругов Горбачевых. К 70-летию первого президента СССР вышла книга «Многая лета». Тираж — 3000 экземпляров, авторы — сорок известнейших людей — от Джорджа Бушастаршего до Армена Джигарханяна — делятся своими впечатлениями о юбиляре. Среди них Татьяна Толстая, она назвала свои заметки о Горбачеве «…Но какой человек!»: «Горбачев — существо настолько политическое и одновременно настолько харизматическое, что вынести о нем какое-либо человеческое суждение не представляется возможным. Все известные мне попытки сделать это провалились. Феномен Горбачева не объяснен, и все, что мне приходилось читать по этому поводу, напоминает описание серафима с точки зрения биолога, психолога, юриста, антрополога, статистика — и так далее. Его описывают в человеческих терминах, применяют к нему обычные причинно-следственные принципы, роются в его генеало491

гии, ищут корни в его прошлом (самое обычное прошлое); как в магический кристалл всматриваются в биографии его дедушек (как у всех), выкапывают его несостоявшуюся невесту (ну и что?), переносят центр тяжести внимания на его жену (ничего такого особенного не видят). Изучены и перетряхнуты все его коллеги, прослежены все перипетии его карьеры, с лупой исследователи проползли по его — самому стандартному — образованию; по всем законам бытия Горбачева не должно было быть, а он был. И есть. Горбачев был изгнан, осмеян, ему поставили в вину все несчастья, все трагедии, случившиеся в его царствование. Как известно, индивидуальные, «именные» смерти переживаются общественным мнением тяжелее и больнее, чем смерти массовые. Так, грузинские и литовские события — попытка горбачевского режима предотвратить распад страны — привели к гибели двух десятков людей и в том, и в другом случае; фамилии известны, фотографии обошли прессу, людей безумно жаль. Ельцинское побоище в Чечне, кровавые события в Таджикистане, установление феодальных порядков в среднеазиатских республиках, массовые искоренения всех прав человека по всему бывшему Советскому Союзу все сейчас воспринимают равнодушно, притупленно, как будто это — в порядке вещей, как будто это не прямое следствие безответственной политики теперешнего режима. При Горбачеве коррупция — да, существовала, после Горбачева — расцвела пышным цветом; при Горбачеве бедность — да, угнетала, после Горбачева — стала причиной голодных смертей; при Горбачеве передвижение по стране, связанное с режимной пропиской, — да, сковывало людей; после Горбачева — сотни и сотни тысяч лишились крова и имущества и побежали по стране, ища пристанища у таких же озлобленных и голодных. Странное дело: никто никогда не считал его ни особенно честным, ни особенно справедливым, ни особенно благородным. Но когда он ушел, страну захлестнул такой вал бесчестия, коррупции, откровенного бандитизма, лжи, какого не ожидали.

492

Те, кто попрекал его в том, что он делает себе маленькие поблажки за государственный счет — например, в том, что на его казенной даче в каждой комнате по телевизору, — украли миллиарды; те, кто возмущался, что он советуется с женой, устроили всех своих ближайших родственников на высокие денежные посты. Все пигмеи прежних лет, боявшиеся пикнуть в догорбачевское время, сейчас чувствуют себя вправе оскорблять его, не рискуя получить сдачи… Особенно много насмешек вызвало его участие в рекламе пиццы; те, кто осмеивал его за это, в свое время кричали о том, что всякий труд — дело доблести и геройства. Дом, предоставленный его Фонду ранее, отняли: мелкие люди мстят мелко. А Горби, не постаревший ни на минуту, красивый, сдержанно-энергичный, с непотускневшей харизмой — все такой же»). Горби «не постарел ни на минуту», а Раиса Максимовна ушла. Почему это случилось так рано?» Форос? Тогда у Раисы Максимовны случился микроинсульт. О том, что пережила в те три дня, Горбачева рассказала следователю Генпрокуратуры СССР Леониду Прошкину, которому поручено было дело ГКЧП №18/6214—91. Допрос Раисы Горбачевой: « — Раиса Максимовна, вы допрашиваетесь в качестве свидетеля. В соответствии с законом я предупреждаю вас об ответственности за отказ от дачи показаний, за дачу ложных показаний. Вы, как свидетель всего того, что происходило в Форосе с 18 по 21 августа, расскажите, что было там в этот период.

— Для нас события в Форосе начались 18 августа, когда в 17.00 группа неизвестных лиц появилась на территории резиденции президента. Без предупреждения, без приглашения на территорию въезжают машины, выходит группа лиц и требует встречи с президентом. Михаил Сергеевич был в своем рабочем кабинете. Он всегда во второй половине дня работал. Я была у себя в комнате. И Михаил Сергеевич мне потом рассказал, что когда к нему зашел Медведев и доложил, что прибыла группа лиц, которая требует встречи, президент попытался 493

по телефону выяснить, кто их приглашал, зачем и так далее. Все его многочисленные телефоны оказались отключенными — от стратегических правительственных до городских и внутренних… Мы поняли, произошло что-то страшное… Потом приезд российской делегации, приезд заговорщиков, сам отъезд наш ночной из Фороса и перелет… Это очень длинно будет. На чем я должна сконцентрироваться?

— Пусть будут главные вехи этих 72 часов.

— Для меня? Как я их восприняла?

— Да.

— Первое, самое главное для меня потрясение было, когда Михаил Сергеевич зашел и сказал, что мы изолированы, арест, что сейчас он будет принимать эту группу людей явившуюся и семья должна определиться, поскольку с нами в изоляции оказались дети и внуки. Мы должны были принять решение, что нам делать. Вот этот момент был тяжелый. Дальше, когда Михаил Сергеевич сказал, что не пойдет ни на какие авантюры, ни на какой шантаж, я и дети решили — мы с тобой. Потом он пошел на переговоры с приехавшими лицами. Понимая, что так все серьезно и во что это может вылиться… У меня даже была мысль, что его арестуют сейчас. Я взяла своих детей, Анатолия и Иру, и мы пошли к кабинету, чтобы видеть, что будет дальше с ним. Я села в кресло у стеночки, ребята встали рядом. Так мы ждали. Были ли это сорок минут или час… Мы сидели молча. Потом они вышли. Первым вышел Варенников, на нас не обратил внимания, пошел вниз по лестнице. Вторым шел Болдин, он остановился у лестницы в отдалении и не подошел к нам. Ко мне подошли Бакланов и Шейнин. Поздоровались. Бакланов мне руку протянул! Шейнин тоже сделал попытку. Но я не ответила. Руки не подала. Не встала. Спросила: «С добром ли вы приехали?» Бакланов что-то мне ответил, я запомнила одну фразу: «Вынужденные обстоятельства». Они повернулись и ушли. Потом вышел Михаил Сергеевич из кабинета. И вот этот листок у него в руках, вырванный из блокнота. Он мне его подал…

494

Сказал, что создан ГКЧП. И вот список. Что он и предполагал, то и подтвердилось — самое худшее. Приехавшие назвали тех, кто вошел в состав ГКЧП. Как они говорили — все это записал. Взволнованно, синим фломастером. Стародубцева в этом списке не было. Тизякова не было. Пуго был. Фамилия была написана с ошибкой: «Буго». Чья-то фамилия была недописана, я не помню, чья. Фамилия Лукьянова была написана с маленькой буквы, напротив был седьмой номер и рядом стоял вопросительный знак. Видимо, неточно ему сказали, не знаю. Вошел — не вошел, какие-то колебания. И потом Михаил Сергеевич стал рассказывать, что они ему предъявили, какую он позицию занял. Я обратила внимание, что когда он рассказывал с негодованием, все-таки отметил бесцеремонность их поведения, кроме того, что там ультиматум предъявили, держали себя бесцеремонно.

— Как хозяева?

— Да… Они смогли заехать на территорию дачи, поскольку начальник охраны Плеханов их пропустил… И они уже были на втором этаже, Михаил Сергеевич их не приглашал, а они уже были на втором этаже… Потом для меня лично было потрясением, что уехал Медведев (начальник личной охраны М.С. — Авт.). Хотя ребята их охраны нашей точных сведений не знали, одни говорили, что его увезли, другие говорили, что спокойно вещи собрал, повернулся и уехал. Я сама не видела. Уехал, не зайдя к Михаилу Сергеевичу, не сказав ничего! Человек рядом был столько лет! А потом пришла ночь. Я эту ночь с 18 на 19 августа не спала, мучилась. Плеханов уехал или арестован? Не выпустили всех людей, кто работал на даче. Сестру-хозяйку, горничных, садовников в парке… никого не выпустили. А у всех семьи. Значит, арестованы… Дополнительную охрану поставили на ворота и машины забрали… Меня страшно мучил вопрос: для чего осталась охрана? Или она будет защищать или будет выполнять чьи-то приказы?

18-го вечером нам одновременно отключили телевизор и радио. 19-го с утра газеты не пришли… Нам надо было ехать 495

за билетами, дети должны были улетать 26-го. Толе на работу надо было 27-го. Билеты хотели выкупить в городской кассе в Севастополе. Машину за билетами не выпустили. Мы это обсуждаем, а ребята говорят: никуда не поедем, мы будем с вами.

19-го пришел охранник Олег Климов и сказал, что будет с нами до последнего. Из начальства остался Генералов, но держится от нас подальше, на хозтерритории. Все начали искать связь. Ребята карманный транзистор нашли какой-то старый. Михаил Сергеевич по нему «Маяк» всегда слушал… К вечеру включили нам телевидение. Пресс-конференция. Такая ложь на весь мир! Михаил Сергеевич требовал включить связь, прислать самолет…

15-го у Михаила Сергеевича был острый приступ радикулита. Сделали блокаду лекарственную. 18-го было уже все нормально. И 19-го на весь мир заявляют, что он недееспособен. Я решила: что-то сделают. А как? На весь мир сначала солгать, и значит, надо это подтвердить, что он недееспособен. Мы специально ходили гулять, чтобы люди видели, что мы живы-здоровы. Чтобы видели: ОН здоров! Ночью с 19 на 20 августа решили сделать видеозаписи. Закрылись, зашторились, чтобы с моря не просматривались, со скал не просматривались… Сделали четыре записи. Ребята их разрезали на кусочки. А с утра 20-го занялись тем, как их переправить. Как это сделать? Никого не выпускали с дачи. Я к охраннику Олегу. Может, Генералов нам поможет на волю записи передать? Нет… У нас были две лодочки моторные, катерки прогулочные. 19-го их убрали, заблокировав нас с моря. И на суше — даже не проползешь… Врача Юрия Сергеевича попросили написать заявление, что Михаил Сергеевич здоров. Пленки, заявление врача, политическое заявление Михаила Сергеевича — все это распределили среди шести человек, чтобы передать на волю. Что еще было 20-го? Мысль была постоянно — прорваться, выйти. Уже сведения шли, мы знали, что в Москве происходит… Они терпят какое-то поражение. Олег сказал, что не надо, Раиса Максимовна, выходить на террито496

рию, потому что может быть спровоцирована перестрелка. В таком случае мы поставим под угрозу Михаила Сергеевича. Мы засели в доме.

21-го в 14.00 у нас обед. Ребята ко мне с этим транзистором. Би-би-си передает, что Крючков (председатель КГБ. — Авт.) разрешил вылет комиссии в Форос, чтобы все убедились в недееспособности президента. Я когда это услышала, а еще ночи бессонные сказались, первое чувство было — летят, чтобы… реализовать, наконец, то, что они задумали. Еще 19-го решили с питанием — есть то, что было на даче. Овощи там были, мясо, еще что-то. Все свои лекарства, таблетки собрали, решили не пить то, что нам будут давать, а обходиться своими медикаментами. Новое брать, но не принимать ничего, пользоваться только старым. Когда узнали, что летят, подумали: что они могут нам сделать? Уколы? Или просто пойти на перестрелку? И в этот момент я заволновалась сильно. Куда деваться? Кругом скалы, выйдешь — и как на ладони… В доме прятаться?.. От этого у меня гипертонический криз случился. Потеря речи была, что оказалось удачным, поскольку это нам позволило оставаться в доме с медиками и вооруженной своей охраной. Меня на диван, таблетки…

21-го я была в постели. Зашел Олег и сказал: «Приехали гости». Команда Крючкова. Требуют принять. Михаил Сергеевич сказал, что принимать никого не будет, пока не включат связь… Олег вернулся со словами: «Связь включена». Только тогда Михаил Сергеевич поднялся в свой кабинет. А я осталась с детьми… Потом я узнала, что с Михаилом Сергеевичем пытались говорить по телефону Крючков, Ивашко. Но он не стал. Лукьянов прислал записку Михаилу Сергеевичу: «Прошу принять меня с Ивашко. Нам срочно нужно поговорить до приема ЭТИХ». Михаил Сергеевич отказался, и если кого-то примет, сказал, то только после российской делегации (направленной Ельциным, который уже контролировал ситуацию в Москве. — Авт.) Потом ребята мне сказали, что к дому шел Ивашко с Плехановым. Охранник Борис Иванович Голенцов их преду497

предил: «Будем стрелять!» Плеханов сказал: «Так я и знал». Они повернулись и ушли. Около 21.00 прилетела российская делегация, много людей. Михаил Сергеевич их принимал на первом этаже. Были Лукьянов и Ивашко, но вместе с российской делегацией (подсуетились, попытались слиться с победителями. — Авт.) Я была наверху, спустилась, когда мне ребята передали, что вроде бы будем улетать с российской делегацией, надо только одеться и взять самое необходимое… около 23.00 выехали из Фороса, Остановились в аэропорту около президентского самолета… Помню только, что перепуганная внучка мне сказала: «Бабулечка, я так устала и хочу спать…»

— До вечера 18 августа было ли что-то необычное в организации отдыха, питания, лечения президента? Или все было как обычно?

— Может, и были какие-то отклонения, но когда им не придаешь значения — не замечаешь. Врач Юрий рассказывал нам, что каких-то аквалангистов в море добавили. Но тогда я не придала этому значения. Вообще должна вам сказать, что 91-й год был особенно напряженным в нашей с Михаилом Сергеевичем жизни. Этот раскол в обществе, противостояние. Оголтелые выступления на пленумах, когда Михаила Сергеевича грязью поливали, митинги с требованием разогнать Верховный Совет и отправить в отставку президента, шахтерские забастовки… Тревожное общее состояние, разговоры среди людей — все это было. Но никаких конкретных предвестников переворота я не замечала. Я всегда доверяла людям, которые рядом… И никак уж не думала… Боже мой!

— Во время первой беседы с Баклановым без протокола я спросил, для чего же все это было сделано? Он ответил, что через несколько дней должно было состояться подписание всесоюзного Договора. Решили таким образом не допустить развала Союза и обратить внимание общественности. Но если вы с чемто не согласны — уйдите в отставку и тем самым обратите внимание общественности…

498

— Вот это меня и мучает… Я ждала самого худшего, когда нас изолировали в Форосе. Самого худшего. Я уверена, затянулись бы события, вопрос нашей жизни был бы решен однозначно. Не знаю, в какой форме…

— Помимо радикулита, какие-либо болезни были у президента за этот период?

— Нет. Лекарственная блокада всегда выручала. Сделали десять — двадцать уколов, встал и пошел…

— После того, как все это произошло, состояние президента не ухудшилось?

— Бесследно ни для кого не прошло. Ни для меня, ни для детей, ни для Михаила Сергеевича. Но он держится, работает. В отличие от меня…

— Что обычно со стороны дачи видится в море? Какие корабли? И что виделось в эти августовские дни?

— Типичная картина — один сторожевик стоит на приколе. Обычно мимо проходили пассажирские пароходы, сухогрузы. А в эти три дня их не было. Я видела три сторожевика — больше, чем обычно. Ночью с 18 на 19 еще военные корабли подходили. Зять их видел, окна спальни детей на море выходили. В 4.30 утра. И на второй день тоже подходили прямо к берегу и стояли минут сорок. Десантные корабли на воздушной подушке. Что это было — психологическое давление или попытка захвата, не знаю… Но Форос, где семья Горбачева пережила ощущение катастрофы и даже близкой гибели, считает Ирина, — это было менее страшным, чем то, что началось потом. «Да, Форос сыграл свою роль в маминой болезни. У нее был там микроинсульт, мы ее здоровьем толком не занимались, не до того было. Но убивали ее политические игры, идущие с большим подъемом по всей стране. Травля, которая шла все годы. Так что если все вместе сложить, то получится Форос в многократном размере. В 93-м мама начала слепнуть из-за инфаркта сосудов глаз… Однако, отставка имеет и некоторые преимущества. Ирина сказала в одном из интервью: у меня не было никаких должно499

стей (в годы горбачевского президентства — Авт.), но это страшная моральная ответственность — где-то рвануло, что-то развалилось — это давит на тебя, угнетает… И вот: что бы ни случилось, как бы нас ни уничтожали — ты — свободна! Свободна! Ирина Горбачева очень похожа на мать. Внешностью, манерой тщательно продумывать свой гардероб. Когда дочь появляется рядом с отцом, на какой-то миг может показаться, что ничего не случилось… Дочь теперь все время рядом с отцом. Еще один повторившийся семейный сюжет: когда умерла мать, дочь оставила свою диссертацию и занялась делами отца. Уйдя в Горбачев-Фонд, села за парту — закончила бизнес-школу в Академии народного хозяйства. После этого отец своей волей назначил ее вице-президентом фонда. Дочь, насколько это возможно, старается закрыть собой зияющую пробоину. Она приняла на себя обязанности старшей женщины в семье, из-за чего даже нарушила данное самой себе слово никогда не выступать с интервью. «Раньше я говорила журналистам: у меня живы папа и мама, они здоровы и дееспособны, нет никакой нужды в „заместительной терапии“… Во мне же нет ни исторического, ни общественного масштаба». Теперь она не может произнести этих слов. К тому же, вероятно, появилась потребность рассказать что-то о родителях, чтото в них объяснить. Ирина думает, что пока плохо справляется с новой ролью. «Мы с мамой всегда считали, что нехорошо отца одного отпускать в поездки, сопровождали его — то она, то я. Эти обязанности определились и носили характер устоявшегося образа жизни. Сейчас на мне все. И дом, и ежедневная жизнь Фонда, и поездки. Все слилось в одно, и я чувствую, что страдает все». Правда, подросли надежные помощницы. Старшей дочери, Ксении, уже за тридцать, Закончила МГИМО, успела выйти замуж и развестись. Годы занятий балетом не прошли зря, да и любовь к булочкам осталась в детстве. У Ксении безупречная 500

фигура, ее зовут в модельный бизнес, приглашают на фотосессии. Она занимается пиаром в продюсерском центре Виктора Дробыша, нештатно сотрудничает с журналом Grazia. Как говорит ее редактор: «На интервью с Гвинет Пэлтроу мне легче послать Ксению Горбачеву, чем Машу Иванову. Журналисту с именем легче получить согласие». Ксения отличается семейным трудолюбием, и придет время, станет журналистом с собственным именем. Она верит в дружбу, никому не завидует. Некому — ее подруги «тоже умны, красивы и также удачно родились». На вопрос журналиста, могла бы она сойтись с ребятами из другой социальной среды, отвечает, что вряд ли. «Поскольку разные возможности, то мало вероятно, что у нас совпали бы интересы». На жизнь зарабатывает. Но дом, машину купить бы сама не могла. Родители подарили джип-паджеро. Если бы ей предложили очень большие деньги за рекламу нижнего белья, согласилась бы? «Нет. Я не ханжа, но не могу раздеться до такого предела, фамилия не позволяет». Хотелось бы ей не работать, а просто наслаждаться жизнью? «Этого я бы не могла. Сидеть дома и смотреть программы даже с Петром Листерманом (владелец агентства VIP-знакомств- Авт.)? Нет. Хочется что-то делать». Не думает ли она уехать из страны? «И сейчас думаю. Все может быть». Анастасия на восемь лет младше, Ксения называет ее вундеркиндом — у девочки по физике была «четверка», для старшей сестры недосягаемая. Анастасия тоже окончила МГИМО, сотрудничает с журналом Grazia, работает шеф-редактором интернет-сайта Trendspace.ru. Девочки живут вместе с матерью и ее мужем Андреем Тухачевым. Он закончил аспирантуру, бизнесмен, занимается перевозками. С дедом часто общаться не получается. Дед занят. И у внучек своя интенсивная жизнь. Горбачев: «У одной свидания, у другой. Ну, и компьютеры, и эти… как их… айподы. Ирина их воспитала в свободной манере, они очень самостоятельные. Но доброжелательные, это я ценю».

501

Насколько возможно, сохраняется прежняя атмосфера семьи. Ирина следит за тем, чтобы на завтрак у отца была обязательная гречневая или овсяная каша, яблочный сок. «Отрывается» он, по собственному выражению, за ужином: салаты, свежие овощи, рыба, пару раз в неделю мясо, желательно баранина. В поездках он пирует, диета «летит к чертям». Зато потом дома еще более жесткие ограничения, рецепт отработан Раисой Максимовной: семь дней на овощах и фруктах — три килограмма долой. Выходной у Горбачевых-старших один — воскресенье. День начинается всегда одинаково: отец с дочерью проходят шесть километров, в быстром темпе, вперемежку с бегом. Издали Ирину можно принять за мать.

502

ЕЛЕНА И ТАТЬЯНА ЕЛЬЦИНЫ О чем вы хотели бы спросить дочерей cвоего президента? Я спрашивала знакомых, молодых и старых, вопросов набралось много, ответы на них вполне могли бы познакомить читателей с Еленой и Татьяной Ельциными. «Хотели бы вы, чтобы ваш отец был не президент, а обычный человек?», «Ваш идеал мужчины?», «Хватает ли вам денег до получки?», «Ставят ли учителя двойки вашим детям?», «Кто ваши друзья? Часто ли с ними встречаетесь?», «Какое в вашей семье самое страшное наказание для детей», «Кто мог бы стать, по-вашему, идеальным президентом России?», «Чувствуете ли вы себя свободными?», «Давит ли президентство отца на ваши отношения с мужьями?», «Что вы едите на завтрак?», «Правда ли, что любимый живописец вашего отца — Илья Глазунов? А кто ваши любимые художники и артисты?» «Узнают ли вас на улицах или вы по улицам не ходите?», «Что в вашем представлении является самым большим несчастьем?». Вопросы копились, а я искала путей к дочерям президента, для чего разрабатывала, говоря аппаратным языком, сразу несколько «каналов». Один из них «замыкался» на коллегу-журналиста, имевшего «доступ к телу». Он велел принести письмецо с обозначением предполагаемой темы интервью, что я немедленно сделала. «Сегодня же это будет в руках Елены или Татьяны Борисовны, — безразличной скороговоркой, должной подчеркнуть значительность произносимого, сказал коллега. — Ждите ответа». Я наивно стала ждать. Ведь это мне пообещал не Хлестаков, хвалившийся своими мифическими связями, а коллега, а главное — действительно человек из президентского окружения. Ждите ответа! Вскоре этот взлохмаченный молодой мужчина сменит свои затертые джинсы на дорогой двубортный костюм. Он сделает го503

ловокружительную карьеру — после очередной перетряски кремлевских кадров Ельцин неожиданно для всех назначит его руководителем своей администрации. Наверное, я бы пребывала в ожидании и по сей день, если бы через пару недель через другой «канал» не выяснила, что письмо мое до дочерей Ельцина не дошло… Сколько писем, просьб, петиций, жалоб, воплей души передаются людям, стоящим плотной толпой вокруг президента, с надеждами, упованиями, мольбой. Им говорят: «Ждите ответа» и швыряют письма в ближайшую мусорную корзину. Между тем случились события, которые свели возможность интервью к нулю. Началась эта бойня в Чечне. На телеэкране русская старуха, стоя над трупом внучонка, безумными глазами прожигала камеру и повторяла: «За что меня бомбят русские?». Враз расхотелось задавать дочерям Верховного Главнокомандующего дурашливые вопросы вроде «Случалось ли папе ставить вас в угол?» Если и был смысл о чем-то спросить их в те дни, то об этом: «Когда вы не можете в чем-то согласиться с отцом, в состоянии ли вы повлиять на него?» Правда, ответ я уже знала — нет. Тогда президент не позволял членам семьи вмешиваться в политику. Но вот политика жестоко вмешалась в жизнь этой семьи. В газетах прошло ошеломляющее сообщение: чеченцы объявили кровную месть всем, кто начал эту войну против них — Ельцину, Грачеву, Ерину, Лобову и другим. Они поклялись мстить им, их детям, внукам и детям внуков. (Именно поэтому мы не даем в книге последних фотографий детей Ельцина). До интервью ли было президентским дочкам? Да и у меня, насмотревшейся страшных телекадров из Чечни, оставался единственный вопрос, который я, наверное, не смогла бы выговорить: «Что вы делаете, когда вам нестерпимо стыдно за отца?..» Сколько раз, наблюдая моего президента по телевидению в неудобные для него минуты (надо ли напоминать «классику»: дирижирование военным оркестром в Германии, непоявление 504

по причине беспробудного сна из самолета в аэропорту Шеннон, Ирландия, нетвердость походки на торжественных церемониях и так далее), я думала: «Что должны чувствовать в эту минуту его дочери, если я сгораю от стыда за своего президента?» Читаю в газете репортаж из американской школы — учительница объясняет детям: «России нужно помогать, потому что ее президент пьет много водки»… Эта слабость президента стала неотъемлемой частью его имиджа.. Но если в начале она, в глазах многих, Ельцина даже мило украшала, то в конце выглядела как серьезная проблема. О ней заговорили даже те, кто прежде дипломатично молчал. Президент Казахстана Назарбаев вспоминал в еженедельнике «Общая газета» обстоятельства подписания Беловежского соглашения, покончившего с СССР. На следующий день после этого события Назарбаев встретился в кабинете Горбачева с «хмурым» Ельциным. «Смотреть на него было тяжело. Мне позднее Кравчук рассказывал: они там, в Беловежской пуще, каждый абзац документа отдельно отмечали — а было в нем две с половиной страницы». Но если бы наша встреча с дочерью Ельцина и состоялась… Я, наверное, плохая журналистка — я не смогла бы спросить Татьяну Борисовну, язык бы не повернулся: «Стыдно ли вам за отца?» Чего тут спрашивать, всей стране стыдно. У Ельцина была образцово-показательная семья, какая только и может быть у человека, который, по выражению испанской журналистки Пилар Боннет, автора книги «Невозможная Россия», «все умеет превратить в приключение». Кто-то же должен хранить любителя приключений! Приключение предшествовало уже их свадьбе. Закончив Уральский политехнический институт, Борис и Наина решили проверить, крепки ли их чувства, и расстались на год. Влюбленные часто подвергают себя жестоким испытаниям. При подобных обстоятельствах решили расстаться Маяковский и Лиля Брик, правда, не на год, а всего на месяц. Маяковский за дни 505

разлуки написал огромное количество стихов и свой шедевр — поэму «Про это». А также понял: жизнь без Лилички смысла не имеет. И Ельцин выполнил все, что планировал на свой испытательный срок. Освоил, как и хотел, двенадцать строительных специальностей, от плотника до бетонщика, и окончательно убедился: его любимую женщину зовут Наина. Как только это осознал, ждать далее оказалось невозможным ни дня. С волейбольной командой Борис должен был ехать в Куйбышев. Решил: там они и встретятся. Позвонил, пригласил в Куйбышев, а чтобы была полная гарантия, отбил телеграмму: «Приезжай, у Бориса плохо с сердцем». Что было с ее сердцем, пока бежала за билетом, торопила колеса, ждала, как назначено, у входа в гостиницу, пока он не появился — здоровый, огромный, сияющий? Борис Николаевич и сегодня уверен: «Она очень любит мои сюрпризы… Она приняла меня и полюбила таким, какой я был — упрямым, колючим… Ну, а про себя я не говорю — полюбил ее, мягкую, нежную, добрую на всю жизнь» (Б. Ельцин. «Исповедь на заданную тему»). Какие бы «приключения» ни выпадали этой семье, Наина Иосифовна неизменно была рядом — чуткая, все понимающая. Бывший пресс-секретарь женской половины президентской семьи Наталья Константинова нашла такое определение отношениям супругов Ельциных: Наина Иосифовна несет своего мужа, как хрустальную вазу, он же — позволяет ей делать это. Соседи по дому, где они жили в Свердловске, рассказывала Наина Иосифовна журналистам, несколько лет были уверены, что она — мать — одиночка, видели только ее и аккуратных, послушных девочек. В день рождения старшей отец, по его собственному признанию, бросил в окно роддома цветы, но переживал — хотел парня. И когда стало ясно, что будет второй ребенок, решил принять все меры, чтобы уж точно родился мальчик. Положил, как научили бывалые люди, под подушку топор и фуражку. Не помогло… «Очень мягкий, улыбчивый был ребенок, — гово506

рит о младшей дочери Ельцин, — по характеру больше в мать. А старшая — в меня.» Как девочки научились говорить, как пошли — отец, честно признается, не помнит. И на строительстве и, тем более, первым секретарем обкома занят был чуть не круглые сутки. А дочери точно и на свет появились для того, чтобы скрасить жизнь вечно занятому, озабоченному отцу… «Вроде я их и не воспитывал специально, но относились ко мне девочки както по особенному, ласково и нежно, им хотелось сделать так, чтобы я был доволен. Обе учились на пятерки, я им сразу сказал, когда они в школу пошли, что четверка — это не оценка. Обе старались, и, в общем, каких-то особых забот в их воспитании не было». В своей книге «Борис Ельцин: от рассвета до заката» Александр Коржаков пишет об этом, свердовском периоде своего бывшего шефа: когда Ельцин приходил домой, дети и жена стояли навытяжку. К папочке кидались, раздевали его. Он только руки сам поднимал. Но как бы ни был занят, воскресенье глава семьи обязательно проводил с женой и детьми. И все же тогда, в Свердловске, он был еще, можно сказать, свободным человеком. Порой семья устраивала себе праздники — ходили в воскресенье обедать в ресторан, что особенно радовало дочерей, для которых всегда заказывали мороженое. А бывало, поздно вечером, он приезжал домой, хватал подмышки визжащих от радости девчонок, и семья мчалась куда-нибудь в гости к друзьям. Отпуска Ельцины проводили «дикарями», в палатках. «Говорят, что я редко улыбаюсь, — вспоминает то время президент, — может быть, это так, хотя я по натуре оптимист. А иногда я думаю, что в молодые годы я, как главный „заводила“, так много смеялся, что весь высмеялся… С утра до поздней ночи стоял смех и хохот, мы все время придумывали какие-то юморины, викторины, розыгрыши и прочее. То был настоящий отдых, психологическое расслабление».

507

Расслабиться вот так, полностью, можно только со своими людьми — с родными, друзьями. Друзей в Свердловске было много. Их отсутствие семья остро переживала в Москве, куда в порядке партийной дисциплины Ельцин перевелся в 1981 году, не догадываясь, на какую высоту вознесет его судьба. В 1991 году, отмечая свое 60-летие, Борис Николаевич Ельцин, тогда еще Председатель Верховного Совета РСФСР, пригласил к себе «узкий круг» друзей — человек сто. Один из гостей, Анатолий Семехин, фотокорреспондент ТАСС по Свердловской области, бывший «личный» фотограф Ельцина, рассказывал: среди собравшихся было очень мало политиков, а только близкие имениннику люди — те, с кем Ельцины учились, с кем сплавлялись во время отпуска по реке Чусовой… В тот раз Ельцин вывез гостей за город, под Зеленоградом был арендован пустующий по зимнему времени пансионат. Столы ломились от традиционных русских яств — икра, осетрина, балыки… Бессчетно доставлялись к столу вышколенными кремлевскими официантами бутылки с сухими винами, сорокаградусной, армянским коньяком, к которому у юбиляра особая слабость. Гости лихо отплясывали, водили хороводы. Но больше такой вольности — собрать на свой праздник только близких людей — Ельцин-президент уже не сможет. День рождения политика — не праздник, а продолжение политики другими средствами. Вскоре свердловские знакомцы выпали из круга общения Ельцина. Теперь за столом президента сидели начальник его охраны Александр Коржаков и глава службы безопасности Михаил Барсуков. Рядом занимали места тренер по теннису Шамиль Тарпищев, управляющий делами администрации президента Павел Бородин, спикер Совета Федерации Владимир Шумейко, министр обороны Павел Грачев, начальник службы протокола Владимир Шевченко. Обычно собиралось 12 — 15 супружеских пар, принадлежавших одному кругу. Но как же Ельцину поначалу не хватало земляков — уральцев, таких же понятных, «своих», каким был сам. Многих пере508

манил он в Москву. Звал и Семехина, но тот отказался: «Не люблю Москву». Ельцин «здорово обиделся». Но это не изменило решения фотокорра: «Меня устраивает то, что я в Свердловске… И потом — зачем? Москва — очень тяжелый город». Понимал ли Ельцин, насколько «тяжелый» город Москва? Если и понимал, то, конечно же, все равно был уверен: он-то в столице сумеет жить не по ее, а по своим законам. «Исповедь на заданную тему» хранит черты того Ельцина, который скоро оказался в Москве партийным диссидентом. Его не удивляли — потрясали! — нравы столичной партократии. Очень скоро свердловчанин понял, что в Златоглавой ценятся не принципиальность и деловитость, а прежде всего правильное поведение. За тяжелую, тем более мерзкую, работу надо хорошо платить, и, пишет Ельцин, угодливость и послушание очень хорошо оплачивались всевозможными льготами, спецбольницами, спецсанаториями, прекрасной цековской столовой и таким же замечательным столом заказов. «И чем выше поднимаешься, тем больнее и обиднее их терять, тем послушнее и исполнительнее становишься. Все продумано… А если уж ты забрался на верхушку пирамиды партийной номенклатуры, тут все — коммунизм наступил… Коммунизм создает Девятое управление КГБ. Всемогущее управление, которое может все». То был Ельцин периода непримиримой борьбы с привилегиями. Он тогда записался в районную поликлинику и по утрам ездил в переполненных автобусах, хотел услышать, что народ говорит о советской власти. А жена и дочери ходили в поисках продуктов в обычные магазины, где уже ничего не было. Особенно потрясла его и всю семью летняя резиденция в Архангельском под Москвой, которую пришлось занять (раньше в ней жил Горбачев, но он переехал в другую, выстроенную специально для него). «Уже снаружи дача убивала своими огромными размерами. Вошли в дом — холл метров пятьдесят с камином, мрамор, паркет, ковры, люстры, роскошная мебель. Идем дальше. Одна комната, вторая, третья, четвертая, в каждой — цветной телевизор.

509

Здесь же, на первом этаже, огромная веранда со стеклянным потолком, кинозал с бильярдом, в количестве туалетов и ванн я запутался, обеденный зал с немыслимым столом метров десять длиной, за ним кухня, целый комбинат питания с подъемным холодильником. Поднялись на второй этаж по ступеням широкой лестницы. Опять огромный холл с камином, из него выход в солярий — стоят шезлонги, кресла-качалки. Дальше кабинет, спальня, еще две комнаты, непонятно для чего, опять туалеты, ванные. И всюду хрусталь, старинные и модерновые люстры, ковры, дубовый паркет и все такое прочее. Когда мы закончили обход, старший охраны радостно спросил: «Ну, как?» Я что-то невнятно промычал». Уже сама подробность описания передает потрясение Ельцина. «Я что-то невнятно промычал. Семья же была просто ошарашена и подавлена». Семья Ельциных ко времени переезда в Москву сильно разрослась. Елена, закончившая, как и отец, стройфакультет Уральского политехнического, вышла замуж за симпатичного летчика Валерия Окулова. Зять не только нарушил кастовый закон, появившись в семье первого лица области как бы «ниоткуда», он был еще и разведен, что тоже нарушало негласные номенклатурные традиции. Но это не помешало молодым жить в согласии, родить двух девочек (опять девочки!) Катю и Машу. Младшая, Татьяна, вопреки родительской воле, (Наина Иосифовна даже плакала, отговаривая), захотела учиться в Москве. Несмотря на свой мягкий характер, проявила вдруг настойчивость и упорство и поступила на один из сложнейших факультетов МГУ — вычислительной математики и кибернетики. В университете Таня вышла замуж за Вилена Хайруллина, тоже студента. Брак длился недолго — муж закончил учебу на год раньше и уехал к себе домой в Уфу. «Доброжелатели» транслировали оттуда слухи такого рода, что Татьяна подала на развод. Имя первого мужа было вычеркнуто из истории клана Ельциных 510

По окончании университета дипломантке предложили работу на одном из столичных предприятий, где она занималась программированием. Однажды Татьяна представила родителям молодого человека: «Валерий Дьяченко». Дьяченко закончил МАТИ. По словам Татьяны, познакомились они, катаясь на лыжах в Крылатском, Валерий помог ей найти варежку, упавшую в снег. Они работали в одном КБ большого завода, однако Татьяна видела его впервые. А Валерий, подавая молодой женщине варежку, знал, чья она дочь. После визита Наина Иосифовна спросила мужа: «Ну как, скажи свое слово». — «Нет, не я женюсь, а дочь, пусть она и решает, никаких советов давать не буду…» Младший зять Ельциных нарушил партийные традиции даже в большей степени, чем старший: он занялся делом, ранее считавшимся номенклатурой почти греховным — бизнесом. Но это не помешало Ельцину, по его собственному признанию, принять дочерних мужей как своих сыновей. У Татьяны с Валерием родился сын. Над именем долго не раздумывали — Борис! Дед так ждал мальчика. А что уж совсем растрогало сердце Бориса Николаевича — Борису-младшему оставили фамилию Ельцин. Так в президентской семье стало два Бориса Ельцина. Младший характером, видно, удался в старшего. «Борька, — пишет дед, — боевой. Сразу стал заниматься спортом, уже в семь лет играл в теннис! Увлекается и восточной борьбой». Похожа на деда и старшая из внучек Екатерина — брови вразлет типично ельцинские, движения скоры и решительны. Нас с Еленой Борисовной и двумя ее дочерьми как-то познакомила в театре общая знакомая. И мама, и девочки показались очень симпатичными — естественными, без налета снобизма. В антракте за Катей невозможно было уследить, точно такой и описывает ее дед: «Живчик, бойкая, острая». Машенька же не отходила от мамы, точно желая соответствовать данной дедом характеристике: «Милый, ласковый ребенок».

511

Члены этой большой семьи осматривали в 1986 году грандиозную дачу в Архангельском и были «ошарашены и подавлены». Их городское жилье в то время далеко не отвечало номенклатурным стандартам. У Елены с семьей, правда, была отдельная квартира, Ельцины-старшие жили с семьей Татьяны в трехкомнатной квартире цековского дома (рядом с Белорусским вокзалом), во дворе которого очень скоро стали собираться толпы корреспондентов, поначалу главным образом западных. И роскошь дачного «партийного гнездышка» Ельциных тогда совершенно потрясла. «Больше всего, — возмущался тот, прежний Борис Николаевич, — убивала бессмысленность всего этого. Я сейчас даже не говорю о социальной справедливости, расслоении общества, огромной разнице в уровне жизни… А кто платит за это? Платит Девятое управление КГБ. Интересно, по какой статье списываются эти расходы?» Вот ведь какой пустяк волновал его тогда: по какой статье списываются баснословные расходы! «На юге выбирай любое место, — найдется дача, — разоблачал Борис Николаевич. К морю возят на машине… Я, конечно, шагал сам, вообще пытался как-то встряхнуться, организовывал волейбольные команды… Хоть как-то я пытался в этот коммунистический дистиллированный оазис внести нечто человеческое, бурное и азартное». Этот «коммунизм» вызывал отторжение у всех членов семьи. «Даже на моем уровне кандидата в члены политбюро — три повара, три официантки, горничная, садовник со своим штатом. Я, жена, вся семья, привыкшие все делать своими руками, не знали, куда себя деть, — здесь эта, так сказать, самодеятельность просто не допускалась. Удивительно, но эта роскошь не создавала удобств или комфорта. Какую теплоту внутри жилого помещения может создать мрамор?» Он искренне верил, что не подчинится этим правилам игры: «Забавно, что вся эта циничная по сути своей Система вдруг дает сбой по отношению к родным главы семейного клана. Например, когда охрана проводила инструктаж с женой и детьми, было потребовано, чтобы они не давали мне овощи и фрукты 512

с рынка, поскольку продукты могут быть отравлены. И когда дочь робко спросила, можно ли есть им, ей ответили: вам можно, а ему нельзя. То есть вы — травитесь, а он — святое»… «Инструктаж», «старший по охране»… Это про Светлану Аллилуеву, про сталинский дом, что ли?.. Со дня смерти Иосифа Виссарионовича минуло тридцать с лишним лет, но… Как сказал один юморист: «Пржевальский умер, а лошадь его живет». Живет и неплохо себя чувствует. Тогда, в середине восьмидесятых, «коммунистический рай» вызывал у Ельцина неподдельное возмущение. Не только потому, что ему, свежему человеку из провинции, это казалось развратом. Думаю, он инстинктивно (а Ельцин, это общепризнан, обладает потрясающим чутьем) чуял в нем серьезнейшую опасность и для себя тоже. Вот его анализ причин краха Горбачева, для меня, например, совершенно неожиданный: «Может быть, я выскажу небесспорное мнение, но думаю, перестройка не застопорилась бы даже при всех тех ошибках в тактике, которые были совершены, если бы Горбачев лично смог переломить себя в вопросе спецблаг… Если бы не стал строить для себя дом на Ленинских горах, новую дачу под Москвой, перестраивать еще одну дачу в Пицунде, а затем возводить новую суперсовременную под Форосом. И, в конце концов, с пафосом говорить на съезде народных депутатов, что у него вообще нет личной дачи! Как же лицемерно это звучало, неужели он сам этого не понимал? Все могло бы пойти иначе, ибо не была бы утеряна вера людей в провозглашенные лозунги и призывы…» Это не критика Горбачева, это заклинание: чур, чур меня! Ельцин уже тогда кожей чувствовал, что «спецблага» играют жесткую роль в судьбе всех российских политиков. Догадывался, как трудно стать исключением. Он честно попытался бороться с соблазном. Отказался занять гигантскую, бездарную казенную дачу, нафаршированную цветными телевизорами, люстрами и коврами от КГБ. Честно верил, наверное, в то, что писал тогда: «Конечно, никуда наша номенклатура не денется, придется ей и отдавать свои дачи, 513

и отвечать перед людьми за то, что цеплялись руками, ногами и зубами за свои блага…» Он руками и ногами, насколько хватило сил, отбивался от них. «Пока всего этого (хорошей жизни для всех — Авт.) нет, пока мы живем так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой, не могу мчать на машине, минуя светофоры и шарахающиеся автомобили, не могу глотать импортные суперлекарства, зная, что у соседки нет аспирина для ребенка… Потому что стыдно!» Как хотелось ему тогда сказать: «Борис Николаевич! Велите запретить свою „Исповедь на заданную тему“, из которой взяты эти строки! Пошлите охранников или других порученцев по библиотекам для изъятия, — книга эта свидетельствует против вас, сегодняшнего». …Тогда он отказался переехать на горбачевскую дачу. Но его взялись убеждать: надо, надо переезжать! Ведь иначе все системы связи, если переводить их в другое место, придется туда подтягивать, все эти кнопки, подъезды — придется вынимать из казны миллионы! Соображения пользы дела победили. Семья Ельциных вселилась в немилый загородный дом… Вот ведь и Хрущев тоже пытался пересесть с шикарного «членовоза» на «Москвича», и однажды это ему даже удалось. Но только однажды. А дальше было обычное: машина барахлит, нужен ремонт, лучше вернуться в прежнему авто. И Сталин, и Брежнев пытались бунтовать, заподозрив, что «хвост вертит собакой», только ничего ни у кого из них не получилось. Те, кто вокруг трона, всегда сильнее. Лидер уже пробежал дистанцию и может позволить себе расслабиться, а им еще бежать до своих целей… Они не расслабляются. Ельцин жил в навязанной ему роскоши и продолжал разоблачать номенклатурные привилегии. …Он выбрал для страны шокотерапию, но выбрал это и для себя: «Первому, кому предстояло пройти через шок, и не однажды, через болевые реакции, через напряжение всех ресурсов — 514

это мне, президенту». Тогдашний Ельцин был еще с нами: «Изматывающие приступы депрессии, тяжкие раздумья по ночам, бессонницу и головную боль, отчаяние и горечь при виде грязной, обнищавшей Москвы и других российских городов, вал критики, каждый день несущейся со страниц газет и с экрана телевизора, травлю на съездах, всю тяжесть принятых решений, обиду на близких людей, которые в нужную минуту не поддержали, не выстояли, обманули, — все это довелось пережить». Однажды, наверное, стало невмоготу, и он взмолился: «Сделайте, чтобы не было больно». А скорее всего и просить не пришлось. Чуткие люди из окружения догадались сами. И с той поры мы с президентом стали удаляться друг от друга. Люди остались в своей стране, а Ельцин оказался в совершенно другой. Власть перемалывает всякого, с харизмою и без, и весь вопрос только в том, сколько на это потребуется времени. Как справедливо заметила бывший член Президентского совета Галина Старовойтова, политиков надо менять так же часто, как детские пеленки, и по той же причине. Ельцин стал последним заблуждением России. Именно он излечил народ от веры в доброго батюшку-царя и стремления припасть к стопам. Отныне отношения страны и власти будет определять голый прагматизм — становится жизнь при нем лучше или нет. И никакой лирики. Я была в этом искренне убеждена в 1998 году, когда писала это. Непростительное заблуждение! Наш народ без лирики по отношению к царю никак не может. Я свободна изменить свое отношение к Ельцину, а вот дети его, внуки, зятья?.. Меняется ли он в их глазах — или они меняются вместе с ним? Как-то знакомому журналисту удалось «разговорить» зятя Ельцина Валерия Окулова, тогда еще штурмана. Мой коллега летел с ним одним рейсом. Валерий рассказал некоторые подробности своей семейной жизни, которые добавляют штрихи 515

к портрету клана Ельциных. Роли в нем поделены однажды и навсегда. Наина Иосифовна — «хранительница домашнего очага… Она, ну, как наседка, опекает всех». Больше всего, конечно, забот у нее о главе семьи: «Не принимай близко к сердцу», «Зачем так остро все воспринимаешь?» Она может только уговаривать, советовать, но повлиять на мужа, например, отговорить от участия в том или другом мероприятии, — «для нее это немыслимо». Окулов отрекомендовался сторонником Ельцина. При встречах передает тестю, что говорит о нем народ. Зять искренне восхищается своим родственником. Он планомерно делал карьеру: штурман, старший штурман, командир корабля, первый заместитель генерального директора акционерного общества Аэрофлот, и.о. генерального директора, генеральный директор, заместитель министра транспорта. Сейчас — член совета директоров ОАО «Аэрофлот». Другой зять, Алексей Дьяченко, успешно осваивался в бизнесе, связанном с обработкой древесины. Как-то Ельцин признался, что семья его крайне политизирована, все они уже — часть его самого. Между домочадцами даже существует «разделение труда» — кто какие телеканалы смотрит, какие газеты читает. Впечатления обсуждаются при общих встречах. Правда, как с гордостью заявила Наина Иосифовна журналисту, бравшему у нее интервью, еще никому не удалось сообщить Борису Николаевичу новость, о которой бы он не знал. Но, судя по «Запискам президента», он не очень-то прислушивался к домашним. Больше того, считал такое «прислушивание» одной из роковых ошибок Горбачева: «Мне кажется, этот стиль в России всегда был распространен, когда что-то пытались решить через жену, родственников правителя. А особенно он распространился при Брежневе с его характером, и, к сожалению, как мне кажется, этот стиль получил неожиданно мощный толчок благодаря Раисе Максимовне Горбачевой.

516

Мне совсем не хочется быть злорадным, говорить какие-то обидные слова ей «вслед». Но я прекрасно знаю, что именно с горбачевской поры отношение у наших женщин к «первой леди» особое, раздраженное. …Когда Горбачев приезжал с работы на дачу, мне об этом рассказывали охранники (кому теперь эти люди с кобурой под мышкой рассказывают байки о Ельцине? — Авт.), Раиса Максимовна встречала его у дома и водила вокруг — один, второй, третий круг: она снимала напряжение у мужа. (Пройти полагалось определенное число кругов. Считать их обязан был следовавший за супругами охранник. Время от времени Раиса Максимовна интересовалась: — Сколько мы прошли? Если телохранитель не мог точно ответить, получал нагоняй. — Авт..) Это очень важная деталь. Во время этих прогулок он рассказывал ей весь свой день, буквально по минутам. Таким образом, жена Горбачева не просто была в курсе, она была в курсе всего. И рано или поздно это не могло не сказаться — и сказывалось — на его отношении к людям, к назначениям, к политике в целом. «Когда я прихожу домой, жена и дочери порой тоже, заведенные телевизором, газетами, новостями, слухами, кидаются с вопросами и восклицаниями: папа, как же так, да как же он, а что же ты… Приходится довольно резко их останавливать: отстаньте, дома мне политики не надо». Наверное, и эту страницу Ельцин был бы не прочь вычеркнуть из своей книги. Какое там «дома мне политики не надо»… Неожиданно для самого президента его дочь оказалась самым влиятельным политиком 1996 года! В августе 95-го Татьяна родила сына Глебушку. Он появился на свет там же, где и остальные кремлевские дети и внуки, в Центральной клинической больнице, или попросту ЦКБ. Журналисты разведали, что половина 7-этажного здания, где распо517

лагается роддом, рассчитана всего на 60 рожениц. Оборудован роддом, разумеется, так, как не номенклатурным женщинам и не снилось. Запрет на закупку зарубежного медицинского оборудования к Кремлевке не относится. Есть здесь в родильном отделении первое в России, а может, и до сих пор единственное, кресло Рома. Это такое замечательное устройство, которое делает роды почти безболезненными. Женщина раскачивается в нем, причем она может делать это даже и сидя на коленях у мужа, и рожает ребенка легко и естественно, насколько, разумеется, это возможно. Так вот родился и сын Глеб. Помню, услышав, какое имя получил новорожденный, я вздрогнула. Вовсю бушует чудовищная война в Чечне, Ельцину и всем его родственникам по седьмое колено объявлена чеченцами кровавая месть… А молодая мать называет новорожденного Глебом. Теперь у нее Борис и Глеб, Глеб и Борис. Имена святых братьев-великомучеников, погибших страшной смертью. Рисковая, отчаянная эта мать! Мало кто знал тогда, насколько президентская дочь рисковая и отчаянная. Глеба Татьяна родила тридцати пяти лет. Она возилась с пеленками, кормила младенца (крестный отец — Александр Коржаков; во время крещения Глебушка, ко всеобщему восторгу, обдал струёй специально купленный к событию новый костюм крестного) и томилась ощущением неправильности своей жизни. Не то она делает, что должна бы! Рейтинг отца скатился едва не к нулю. Обнищавшая, криминализованная страна точно окаменела в состоянии апатии и безнадежности. И эта постыдная война в Чечне… В конце 1995 года едва ли кто мог предположить, что Ельцин способен выиграть новые президентские выборы. Никогда! Ни за что! Он стар и дряхл, бесконечные стрессы и четыре инфаркта сделали свое дело. В те месяцы Ельцина уже вовсю сравнивали с поздним Брежневым, Брежневым периода глубокого маразма. В какой-то из таких безнадежных дней — вечеров? ночей? — Татьяна приняла решение. Если она не вмешается в дела отца, отец перестанет быть президентом.

518

Подвели ее к этому мысли о собственном будущем и будущем сыновей? Об отце и матери? Или о стране тоже? А что вынудило немощного Ельцина баллотироваться на второй срок? Его вечный оппонент Горбачев считает: президент России наделал столько бед, что скрыться от возмездия мог, только прикрывшись неприкосновенностью главы государства. Еще одна из версий появления Татьяны Борисовны в политике — в книге бывшего пресс-секретаря «женской половины» президентского семейства Натальи Константиновой, которую та назвала «Женский взгляд на кремлевскую жизнь». «Во-первых, чисто по-человечески, как женщине, Татьяне Борисовне было небезынтересно общение с „монстрами“ российской политической элиты, о которых даже дочь президента узнавала только из газет и телевизионных новостей. И вдруг в один прекрасный день она оказывается среди них не просто как Таня Дьяченко, а как полноправный член команды российского президента. Вовторых, это касается карьерных соображений Татьяны. Подходит к концу второй президентский срок ее отца, а с ним в небытие могут уйти очень многие, и прежде всего „старики“, кремлевские старожилы. Вот почему Татьяна сблизилась не с ними, а с теми, кто, возможно, составит новый президентский аппарат при новом лидере…» А может быть объяснение неожиданного хода Татьяны Дьяченко не столь одномерно-практично? «Жизнь у нас столь гнусна и ужасна, — записал в своем дневнике замечательный поэт Юрий Левитанский, — что дорваться до власти — значит вырваться из нее, из этой жизни, и дорваться до жизни иной». Как читатель помнит, никто из «кремлевских детей» не захотел стать политиком. Напротив, — точно давши клятву воздержания, сторонились они, такие разные, опаляющего, опасного дела. Исключением можно считать лишь сына Троцкого от второго брака, названного Львом по имени отца. Он выехал из СССР вместе с родителями, стал активным троцкистом. О Троцком-младшем говорили как о перспективном продолжателе дела отца. Но внезапно он погиб в Париже при не выяс519

ненных до сих пор обстоятельствах. Считается, эта смерть напрямую связана с политической деятельностью Троцкогомладшего. Единственная попытка хождения в политику «кремлевского ребенка» закончилась как бы грозным предупреждением другим: не ходите, дети, в Африку гулять!.. Однако дочь Ельцина другого выхода не видела: старому, больному отцу требовалась пересадка молодого мозга, вливание молодой крови. И только родная кровь не вызвала бы реакции отторжения. Изучив состояние предвыборной кампании отца, она поняла, что дело идет к прямому провалу отца. И заявила ему об в самых жестких выражениях. У Татьяны к тому моменту уже была своя команда. Имя ее лидера говорило о том, что дочь президента умеет рисковать столь же отчаянно, как и отец. Татьяна сделала ставку на Анатолия Чубайса, рыжего отца бесславно провалившейся российской ваучеризации. Остряки присвоили ему звание «главного аллергена нации», Чубайсом матери запугивали детей. Ельцин отправил Чубайса, тогда вице-премьера, в отставку. Было очевидно: это политическая смерть. Прекрасно отдавая себе в том отчет, Чубайс сам заявил: из политики ухожу! На календаре декабрь 95-го. А уже в феврале 96-го Ельцин под давлением Татьяны назначает Чубайса руководителем штаба своей предвыборной кампании. У Ельцина и мыслей не было о таком повороте событий. Он признается в своей книге «Президентский марафон»: «Чего греха таить: я всегда был склонен к простым решениям. На какомто этапе… почувствовал: ждать результата выборов в июне нельзя… Действовать надо сейчас! Я решился и сказал сотрудникам аппарата: «Готовьте документы…» Был подготовлен ряд указов: в частности, о запрещении компартии, о роспуске Думы, о переносе выборов президента на более поздние сроки.

520

22 марта в 6 утра состоялось закрытое заседание с участием Черномырдина, Сосковца, силовых министров, главы администрации Николая Егорова. Я ознакомил всех с этим планом… Пока я находился в кабинете, Таня позвонила Чубайсу, позвала его в Кремль. «Папа, ты обязан выслушать другое мнение. Просто обязан», — сказала она. И я вдруг понял: да, обязан». Вот как это описывает дочь: «Я уж не помню дословно, что я говорила, я никогда и ни перед кем не стояла на коленях, а тут готова была упасть перед ним и умолять. Наверное, он это почувствовал. И сказал: «Ладно, зови!”… Чубайс умеет говорить жестко и аргументированно. И он нашел слова, которые папу убедили». Чтобы президент смог встретиться с Чубайсом, нужно было провести его в Кремль так, чтобы об этом не узнал Коржаков. «От Коржакова я ожидала чего угодно. Всего, — рассказала Татьяна журналисту «Огонька». — И тогда я просто посадила Чубайса… в свою машину и провезла его на территорию Кремля. Меня бы никто задерживать не стал… Открываю дверь и говорю охране: это со мной. И мы проходим. Там, в приемной, есть специальная комнатка для ожидания… Чубайса пригласил президент в свой кабинет. Когда Чубайс вышел с абсолютно каменным, лицом, я не знаю, о чем они там говорили, у меня прямо сердце упало. Потом секретарь на секунду отлучился, и Чубайс быстро сказал: «Все в порядке!» Вот так и случилась отставка Коржакова. Когда папа шел на встречу с кремлевским пулом, чтобы объявить об этом, я подошла к нему в коридоре, но он сказал мне: «Подожди, не мешай». К Коржакову у меня не было ни жалости, ни разочарования в нем. Я просто холодела от мысли, что такой человек имеет огромные властные возможности. Мне было очень жаль его жену Ирину. Я позвонила ей сразу после этого, попыталась найти какие-то слова, чтобы она чуть меньше переживала».

521

В первые месяцы информация о деятельности «аллергена нации» на новом поприще очень скудно просачивалась в прессу. Народу давали время привыкнуть к невероятному — Чубайс возвращается оттуда, где, по логике политической жизни, должен был найти свой конец. Впервые после отставки Чубайс надолго появился на телеэкранах лишь спустя шесть месяцев, летом 1996 года, после первого тура президентских выборов. В тот момент до крайности обострилась борьба групп влияния вокруг президента. Татьяна Дьяченко — Чубайс — Березовский успешно играли против Коржакова с Барсуковым. Двое последних решили любой ценой потопить набиравшего очки Чубайса. Однажды июньским утром россияне узнали, что накануне ночью опять едва не случился путч. Коржаков отдал приказ задержать двух активистов чубайсовского штаба, якобы желая сорвать второй тур выборов. Пресса не сразу сообщила одну пикантную подробность. Активистов президентского штаба взяли под стражу в момент, когда те пытались вынести из Дома правительства в коробке из-под ксерокса 500 тысяч нигде не учтенных долларов наличными. Людей Чубайса взяли с неопровержимыми доказательствами того, что финансирование избирательной кампании президента ведется с нарушениями. Коржаков и Барсуков, главный телохранитель и начальник Федеральной службы безопасности, могли считать, что победа над ненавистным новым фаворитом президента у них в кармане. Нельзя же дважды выйти живым из смертельной передряги! Через несколько часов Чубайс с победительной улыбкой появился на телеэкранах и сообщил: президент Ельцин только что подписал указ об отставке Коржакова и Барсукова. Пресс-конференция Анатолия Борисовича длилась несколько часов. Он молчал больше полугода, ему было что сказать.

522

Никто из ельцинского окружения еще накануне событий не мог бы предположить, что президент решится удалить от себя одиозного, осмеянного прессой, но верного Коржакова. Тот служил Ельцину много лет. Держал над ним в дождливую погоду зонт, делил невзгоды и радости в дни опалы и побед. Неусыпными трудами превратил службу безопасности президента в одну из мощнейших силовых структур в стране. Мало того, Коржаков совершил нечто совсем невероятное. Врачи настоятельно рекомендовали президенту прооперировать носовую перегородку. Но «уральский медведь», как называла его западная пресса, настолько ослаб в то время и телом и духом, что испугался простого хирургического вмешательства. Чтобы подбодрить патрона, Коржаков предложил себя в качестве донора. Ему сделали операцию на совершенно здоровой носовой перегородке, и это не запретили ни кремлевские эскулапы, ни члены президентского семейства. Бедному хранителю тела пришлось пожертвовать своим. Ему разрезали кожу, пилили кость… Кровь не однажды соединяла Ельцина и Коржакова. Трижды, коротая время за дружеским застольем, они надрезали себе вены и писали кровью клятвы верности. Ближе Коржакова у Ельцина человека не было! Куда ближе: «дядя Саша» — крестный отец маленького Глебушки, сына Татьяны. По российским традициям член семьи. Так, наверное, думал и сам генерал Коржаков. Напрасно он так долго не принимал всерьез младшую дочь президента, милую резвушку, которая взрослела на его глазах. До этого Татьяна неутомимо работала в предвыборном штабе, восхищая окружающих деловитостью и поистине мужской решительностью. Темпераментная, скорая в решениях, со взлохмаченной модной стрижкой, дочь президента оказалась центром штаба, незаменимой фигурой, особенно когда вопрос требовал консультации с президентом. Она сохраняла добрые отношения и с «дядей Сашей» Коржаковым. Но арест людей Чубайса с серьезным компроматом создал ситуацию, когда и президент, и она вынуждены были 523

принять чью-то сторону. Это был тот случай, когда политик не может быть «немножко беременным». Решение требовалось ясное и определенное: или — или. Спроси социологи россиян еще за минуту до пресс-конференции Чубайса, кого предпочтет президент, девяносто девять процентов уверенно назвали бы Коржакова. Дочь сумела убедить отца сделать ставку на аутсайдера. Что творилось после этого в Госдуме, в прессе! Чубайсу еще раз припомнили все. Он обещал, что на каждый ваучер гражданин сможет купить аж по два наилучших отечественных автомобиля — по две «Волги». Он провел вместо приватизации прихватизацию. Он сделал миллионы россиян нищими, а страну продал иностранному капиталу. Даже то, что Чубайс, единственный из видных политиков, ярко рыжий, припомнили ему. Вечно этот тип выпендривается! Вот нормальные люди, те — блондины, брюнеты, шатены… Ельцину не пришлось разочароваться в своем выборе — Чубайс привел его к победе, хоть и во втором туре. Вскоре президенту придется сделать операцию на сердце. Во время предвыборной кампании он отплясывал гопак, а ему нельзя было даже быстро ходить. Но это случится осенью. Летом, между первым и вторым туром выборов, его настиг пятый инфаркт. После больницы Ельцин похудел на двадцать килограммов, потерял прежнюю осанку и зычность голоса. Поползли слухи: Ельцин не оправится от операции, у него тяжелое осложнение, Ельцин умер… Кто правил страной в дни его болезни? Ключевую роль играла младшая дочь, Татьяна Борисовна, официальный советник президента. И опять в прессе заговорили: вот, в стране идут дискуссии, когда во главе России встанет женщина, а она, женщина, уже там. Сил хватило. Вокруг Татьяны группировались олигархи: Березовский, Абрамович, Дерипаска, Мамут… Они потратились 524

на выборы Ельцина, и это дало им возможность несколько лет контролировать ситуацию вокруг президента. Формировался клан, его потом назовут Семьей, и стержнем ее стала Татьяна Борисовна. Говорили, и об этом пишет Сергей Филатов, бывший руководителем администрации Ельцина с 1993 по 1996 годы, что без Татьяниной точки, проставляемой ею в условном месте, документ не подписывался. Семья Ельцина делала все, чтобы эти разговоры пригасить. Тем не менее, Татьяна была выдвинута жителями города Тулы кандидатом на то же освободившееся место депутата в Госдуму, на которое — вот интрига! — претендовал и Коржаков. В Туле так полюбили энергичную президентскую дочь, что выдвигали ее кандидатом и на губернаторское кресло. Татьяна долго не давала ответа тулякам — будет она баллотироваться или нет. В семье думали. И приняли решение: не стоит. В одном из телерепортажей из кремлевской больницы, где после операции находился президент, внимание привлекла красноречивая деталь. В течение нескольких минут камера показывала Ельцина, измученную тревогой за мужа Наину Иосифовну и хорошенькую внучку Машу. Они прогуливались, сидели на скамейке… Случайно камера в руках оператора дернулась в сторону, и в кадр попала Татьяна. Она тут же пригнулась в напрасной попытке исчезнуть из поля зрения миллионов. Во все время репортажа младшая дочь была рядом с родителями, но камера ее, как и было условлено, не показывала. Татьяна старалась не привлекать к себе внимания. Не показывалась рядом с отцом, не давала интервью. Тонкостям политеса она училась у дочери французского президента Клод Ширак, ставшей официальным помощником отца, специально летала к ней в Париж. Когда Клод получила в администрации отца пост советника по связям с общественностью, даже его оппоненты не решились упрекнуть его в семейственности. Было очевидно, какую пользу принесло участие дочери в избирательной кампании Ширака.

525

Он имел репутацию жесткого руководителя, откуда и его «партийная кличка» — Бульдозер. Застенчивый от природы, Ширак культивировал в себе брутальность, хотел выглядеть человеком «серьезным и прямолинейным, которому нравятся военная музыка, детективы и вестерны». Как пишет журнал «Я — телохранитель», Клод заставила отца распрощаться с обликом скучного служащего. Очки в массивной оправе, ботинки на толстой подошве, строгие сорочки и портфель сменили контактные линзы, модные мокасины, костюмы со светлыми рубашками от известных кутюрье. В часы досуга Ширак стал носить джинсы и свитера. По совету дочери ограничил себя в курении и стал употреблять популярный у молодежи сорт пива. Именно Клод добилась у отца, в ту пору еще премьер-министра, разрешения на гастроли в Париже поп-звезды с небезукоризненной репутацией — Мадонны. Опять-таки по совету дочери Ширак стал приглашать на свои дни рождения Жана-Поля Бельмондо и других кумиров публики. В 1994 году Клод была одним из влиятельнейших помощников Жака Ширака в предвыборной кампании. Она сформировала группу, которая собирала всю информацию об отце, появлявшуюся в СМИ. В одном из выпусков популярной во Франции телепередачи «Гиньоль» — ставшей прообразом наших «Кукол» — кукла Ширака угощала всех яблоками, поскольку своей эмблемой он избрал плодоносящее дерево. Клод по достоинству оценила идею, и на следующих встречах кандидата с избирателями им раздавали красивые яблоки. После победы отца дочь получила официальную должность в Елисейском дворце. Ширак, как и Ельцин, выступал против излишеств, но, в отличие от Бориса Николаевича, очень последовательно. И Клод располагала лишь дежурной машиной — без сирены и спецсигнала! — и охранником в единственном числе. Челси Клинтон, несмотря на свой юный возраст, тоже посильно участвовала в избирательной кампании отца. Ей было тогда 16 лет, и она старалась укреплять авторитет кандидата у молодой Америки. Так, например, дочери удалось убедить отца 526

просмотреть полную трансляцию церемонии вручения самых престижных музыкальных премий «Гремми». И он согласился, что «пропустил мимо ушей последние 20 лет музыки и должен наверстать упущенное». В разгар президентской кампании Челси отошла в тень. Но ей все же удалось придумать несколько эффектных акций, которые не могли не понравиться американцам. По инициативе дочери Клинтон собрал в Белом доме школьников-активистов движения против курения. Он пообещал, что «объявит крестовый поход против табака, примет меры по запрещению его продажи несовершеннолетним и ограничению табачной рекламы крупнейших монополий». Татьяна Дьяченко стала первой президентской дочерью, чей статус помощника был закреплен официально. Консультантов было мало, а вопросов — миллион, и каждый казался необычайно важным. Как себя вести в официальной обстановке? Как держаться с этими наглыми, вездесущими журналистами, которые повсюду суют свой нос? Чтобы исключить возможность проколов, в пресс-службе президента создали специальный отдел, отвечающий за общение с прессой членов президентской семьи. Там скопилось заявок на интервью с Татьяной Дьяченко лет на сорок вперед. А она избегала встреч с журналистами. Младшая дочь сопровождала родителей в их полуофициальной поездке в Баден-Баден, первом выезде Ельцина за границу после операции на сердце. На пресс-конференции отца Татьяна, за которой охотились десятки журналистов, появилась в строгом темном костюме и белой блузке, когда зал уже был заполнен представителями прессы. Она стояла позади всех, с видимым волнением слушая ответы не окрепшего еще после операции отца. Переживала каждое его слово, заливалась краской, покусывала губы… Как только ее заметили фотокорреспонденты, Татьяна покинула зал. Крепкие телохранители дали ей возможность скрыться.

527

Новое поколение политиков выбрало тогда Чубайса. Он олицетворяет приход к власти новой номенклатуры. Это эрудированные современные профессионалы. У них нет проблем с грамотной русской речью, они не скажут, на манер старых политиков, «ложить» вместо «класть» или «Азербержан» вместо «Азербайджан». Хотя новая элита во многом сохраняет и старые черты. Это, как отмечают социологи, по-прежнему самая закрытая часть общества, где царят свои, неписаные законы. По-прежнему сохраняется и развивается система привилегий. Воссоздана дореволюционная «табель о рангах», закрепляющая в чиновничестве жесткую иерархию. Продолжает действовать и принцип неподсудности для высших должностных лиц. Ельцин издал «страшный» указ против коррупционеров и прямо в телекамеру заявил, что неприкасаемых у нас нет. Кто, интересно, ему поверил? Чубайса ни разу не удалось сфотографировать для печати рядом с Татьяной. Предусмотрительность и осторожность! Но публика все равно не удержалась от будоражащих слухов. Из Петербурга приехала моя давняя знакомая и коллега: «У нас в Питере вовсю обсуждают подробности романа Татьяны с Чубайсом». Даже из Киргизии позвонила школьная подруга: «А правда, что дочка Ельцина и ваш Чубайс решили пожениться?» Талантливый политик, которого узнает в стране каждая собака, и молодая, крепкая, белозубая женщина, очарование которой умножается тем, что она президентская дочь… Могли ли не возникнуть слухи об их любовных отношениях? Они вместе летали отдыхать на Гаваи… Муж Татьяны поставил дома вопрос ребром: или я — или политика (читай: или Чубайс) … Сын Татьяны учится в одном из английских колледжей, а Чубайс любит посещать туманный Альбион. Ох, неспроста! Народ развлекается, сочиняя все новые слухи о Татьяне Дьяченко и Чубайсе. Из интервью с Наиной Ельциной: 528

« — Наина Иосифовна, извините меня за следующий вопрос. Как говорится, он из читательской почты. Действительно ваша дочь Татьяна как-то связана с Анатолием Борисовичем Чубайсом? Ходят всякие разговоры…

— Все эти сплетни — ерунда. У Тани замечательная семья и прекрасный муж, который смеется над всеми этими слухами. Он молодец, с юмором все воспринимает. Однажды в одной из газет нам попалась заметка на эту тему и про Лену. Таня читает и хохочет, а у Лены слезы на глазах: «Мама, я даже никогда не общалась с этим человеком. Лишь однажды у папы на дне рождения я с ним поздоровалась. Ну как так можно писать!» Сплетни прекратились, когда стало известно, что Чубайс нашел свое семейное счастье с известной писательницей Дуней Смирновой. Татьяна вышла из тени и занялась политикой официально. Считается, что режиссером ее политической судьбы был вездесущий Борис Березовский. Она импонировала ему многим: «Татьяна Борисовна — точный генетический слепок со своего отца. По менталитету, по реакции, по тому, что это цельная натура и не кривит душой. Это нелегко, поскольку она живет в суперсложном мире. Татьяна Борисовна — последовательный человек, живущий в согласии с самой собой. Она — порядочна перед собой». Политологи сходились на том, что Татьяну Дьяченко ждет политическое будущее. Валерий, муж, как мог, удерживал ее от политики. Мыслимое ли дело — бросить полугодовалого младенца на чужих нянек и рвануться в сферы, где женщине делать нечего?.. Муж ревновал жену к отцу, уговаривал переселиться куданибудь, пожить своей семьей. Но Татьяна Борисовна четко выстроила свои приоритеты: «У меня на первом месте — папа, на втором — мои дети, на третьем — муж». Ради отца (не будем лукавить, и ради себя тоже!) она окунулась в мир, которого совершенно не знала. И не представляла, 529

сколько придется пережить разочарований, предательств; как пристально станут разглядывать ее люди; какого железа внутри требует от политика жизнь. Но что может сравниться со сладостью ощущения своей силы? Кто знает, какие эмоции испытывает Татьяна, когда мчится по московским улицам на «мерседесе» с мигалкой в сопровождении эскорта, а встречные «саабы», «вольво» и «ауди» пугливо прижимаются к обочине? Ей 40 лет, она привлекательна, полна фамильной «ельцинской» энергии и готова заплатить любую цену за то, чтобы закрепить позиции в своей сегодняшней жизни. Так писала я в первом издании этой книги. Но конец века представил нам совсем другую Татьяну Дьяченко. Прочь, прочь от политики! Ее вполне устраивает жизнь дочери экс-президента. Те, кто видел Татьяну Борисовну в день отставки Ельцина, обратили внимание на то, какое неподдельное счастье выражало ее лицо. «Еще год назад я засыпала с ужасом: что принесет завтрашний день. Вскакивала в семь утра, ложилась спать в два ночи, у меня только одна мысль была — выдержать, чтобы сил хватило, и больше ничего». Это из ее интервью. «Ужасы» были непридуманные. Напряжение нарастало вокруг отца, непоправимо стареющего, непредсказуемого.… Но что в сравнении даже с этими страхами кипение кремлевских страстей, интриги, вечные подглядывания, подслушивания?.. В 1999 году газета «Совершенно секретно» опубликовала досье на «кремлевскую принцессу», переданное безымянным кремлевским чиновником журналисту Олегу Лурье. Он пишет: «Еще в 1996 году Анатолий Чубайс в приватной беседе с первым помощником президента Илюшиным в «Президентотеле», зафиксированной службой ФАПСИ, заявлял весьма решительно: «У нас материалов на всех столько с документами, что хватит лет на пятнадцать (надо понимать, пятнадцать лет 530

отсидки? — Авт.) каждому. В полном объеме. И лежит в достаточно надежных местах. И во многих местах это лежит. Если с любым из нас что-то происходит, мгновенно эти материалы публикуются. Схему лично я проработал до мельчайших деталей, сделал два месяца назад, потому что знал, с кем имею дело…» Скорее всего, есть там и материалы на Татьяну Дьяченко. Кто знает, не эти ли? Из досье: «Младшая дочка президента Татьяна Борисовна Дьяченко родилась в тот период, когда Борис Николаевич мечтал иметь сына. Поэтому появление на свет Татьяны стало одним из самых больших жизненных разочарований… Чтобы скрыть от впечатлительной Татьяны горечь не свершившейся мечты о сыне, Борис Николаевич с детства выделял ее и баловал больше, чем старшую дочь Елену, чем вызывал и, вероятно, вызывает до сих пор тихую ревность Елены Борисовны Окуловой — в девичестве Ельциной. Этот скрытый конфликт возможно использовать как элемент психологического воздействия (здесь и далее выделено составителями досье. — Авт.) По данным, полученным из Екатеринбурга (у наблюдателей широкий географический охват! — Авт.), Татьяна училась в «особой» школе №9 с углубленным изучением ряда предметов, специализировавшейся на обучении детей высокопоставленных обкомовских работников. Что не соответствует многократным высказываниям президента о своей постоянной борьбе с льготами и привилегиями. Успехи в учебе у младшей дочери Ельцина были слабые, хотя отец бывал с нею весьма строг, считая, что «четверка — это не оценка». В пятом классе Татьяна Борисовна победила на выборах председателя совета пионерской дружины, заняв один из самых высоких общественных постов для учащихся. Одноклассники ее охотно слушались, особенно мальчишки, так как из-за высокого поста папы Татьяна была модной невестой…

531

С 9-го класса у учащихся свердловской школы №9 началась специализация — Татьяна выбрала углубленное изучение физики и математики, хотя учителя вспоминают, что в учебе она всегда была «средненькой», особенно проблемными для Татьяны Ельциной были русский язык и литература. Согласно медицинской карте (и туда заглянули тайные соглядатаи! — Авт.), ТБ имела в то время серьезные проблемы с желудком, что также негативно сказывалось на учебе. Таня окончила школу в 1977 году уже будучи дочерью первого секретаря обкома КПСС (Ельцина назначили на эту должность 2.11.76), однако и это не помогло ей получить медаль. Последний раз бывшие одноклассники видели ТБ в апреле 1997 года, когда она приезжала на 20-летие окончания школы и очень просила друзей никому не сообщать о ее посещении. По информации присутствовавших на банкете, Татьяна много пила шампанского, молчала, была чем-то явно озабочена и вскоре незаметно исчезла». Из досье: «В 1977 году Татьяна, не послушавшись уговоров Анины Иосифовны, уехала из Екатеринбурга в Москву. Старшая же дочь Елена поступила в Уральский политехнический институт. По институту ходили упорные слухи о том, что в поступлении ей помогал отец. Вероятно, именно это повлияло на выбор Татьяны, которая в то время пыталась получить независимость от всесильного отца и избавиться от его психологического давления. При работе с Татьяной Борисовной необходимо использовать данную схему — при подаче ей информации о том, что она несамостоятельна и полностью подконтрольна отцу, Татьяна сразу же начинает конфликтовать с Борисом Николаевичем и совершать „самостоятельные“ поступки, которые ей нужно аккуратно „подсказывать“ и поддерживать ее комплекс в стадии постоянной легкой обиды на отца. В этом случае мы получаем сильный рычаг влияния». Комментарий Олега Лурье: «Вероятно, именно эти „советы из досье“ были использованы для влияния на Татьяну Борисовну Дьяченко, когда в отсут532

ствие Бориса Николаевича ею было спровоцировано увольнение „главного завхоза“ Кремля Павла Бородина, мешавшего очень многим правительственным чиновникам. Ельцин, вернувшись, восстановил своего любимца в должности и довольно грубо „цыкнул“ на свое ближайшее окружение». Из досье: «Первый год учебы ТБ жила у бывшей соученицы Бориса Ельцина по институту Тамары Сиси ной, а позже перебралась в общежитие МГУ. Стипендия тогда у Тани составляла всего 40 рублей, из которых приходилось платить 8 рублей за общежитие, и поэтому отец первые годы учебы помогал ей материально. В тот период Татьяна увлеклась, как и отец, волейболом, выступая даже за женскую сборную университета. Это говорит о том, что в «разумном возрасте» Таня сознательно старалась подражать отцу, как бы компенсировать Борису Николаевичу отсутствие наследника. В конце первого курса у Татьяны начался бурный роман с Виленом Хайруллиным — молодым человеком, как считали педагоги, с выдающимися математическими способностями. Влюбленные даже вместе проходили практику в Башкирии, всюду ходили, взявшись за руки, и беспрерывно целовались. Студенты поженились 11 апреля 1980 года, однако Татьяна менять фамилию отца не стала, оставшись Ельциной (под этой фамилией получала и диплом). Правда, перед свадьбой Вилена и Татьяны семья Хайруллиных подверглась унизительным медицинским проверкам — у них брали кровь на анализы, проводили всевозможные обследования в принудительном порядке. Рекомендуется побеседовать с родителями Хайруллина о возможности записать на видео их показания о принудительных анализах, проводимых для выяснения генетических показаний о будущих внуках президента. Этот факт интересен тем, что данными принудительными медосмотрами нарушалась Декларация прав человека (а слежка не нарушает прав человека? — Авт.) и все это происходило при молчаливом согласии ТБ.

533

В 1981 году у молодой пары родился сын, которого назвали в честь деда Борисом. После рождения ребенка Татьяна ушла с четвертого курса в академический отпуск и уехала к родителям в Свердловск. Но через год она почему-то уехала с сыном назад в Москву. Необходимо выяснить причины столь срочного отъезда с маленьким ребенком из благополучной семьи первого секретаря обкома КПСС. Возможен очередной конфликт с отцом либо что-то еще очень личное. Первое время Наина Иосифовна очень охотно возилась с маленьким Бориской, но бросать работу и переезжать в Москву отказалась. Пришлось Ельциным «выписывать» родственников из Оренбурга и «командировать» их к уехавшему в Москву внуку. В 1982 году за Борисом Ельциным-младшим ухаживала некто Васса Алексеевна Ковалева, тетка Наины Ельциной. Весь процесс воспитания юного Ельцина проходил в съемной комнате на Кутузовском проспекте возле Бородинской панорамы. Необходимо побеседовать с В. А. Ковалевой на предмет образа жизни Татьяны в тот период, в частности, желательно выяснить, кто приходил к ней в то время. Идентифицировать. Встретиться для беседы. По проверенным данным, супруг дочери Ельцина Вилен Хайруллин окончил МГУ на год раньше Татьяны и уехал в Уфу, где вскоре обзавелся другой женщиной. Татьяна, узнав об этом по чистой случайности, сразу же подала на развод, который проходил без участия Вилена. На суде Татьяна заявила о том, что муж ее бил, однако сам Хайруллин позже неоднократно заявлял: «Лучше бы она сказала правду: я ей просто изменял». С тех пор имя Хайруллина в семье не упоминают, и, по информации источников в ФСБ, с него взяли подписку о том, что он не будет претендовать на общение с сыном. Действительно, Борис Ельцинмладший совсем недавно узнал о том, что он усыновлен и что у него имеется родной отец. Хайруллин сообщать какие-либо другие подробности о последнем периоде жизни с Татьяной отказался. Необходимо получить в ФСБ копию подписки Хайруллина и при необходимости 534

передать в СМИ. В этой ситуации, возможно, Хайруллин согласится дать определенную компрометирующую информацию». Справка журналиста: Семья Хайруллиных живет в Уфе (Башкирия), хотя и принадлежит к татарской общине. Хайруллиных в городе хорошо знают — отец Айрат Хайруллин преподавал экономику в местном университете, мать Ляля Галимовна — математику в Уфимском авиационном институте. Сын воспитывался в строгости, окончил общеобразовательную школу с золотой медалью, кроме того, он окончил музыкальную школу по классу фортепиано. Симпатичный молодой человек пользовался успехом у московских студенток, к тому же он охотно и виртуозно музицировал на вечеринках. По мнению очевидцев, Татьяна Ельцина была очарована и влюблена в Вилена. Сейчас Хайруллин живет в Москве и занимается, по некоторым данным, нефтяным бизнесом. Женат на еврейке и одно время жил в Израиле, где получил гражданство. У него есть сын Марк. Из досье: «В ноябре 1983 года Татьяна Ельцина поступила на работу в конструкторское бюро «Салют», принадлежащее военно-промышленному комплексу, в лабораторию баллистики. Оклад колебался от 130 до 180 рублей. Существуют две версии знакомства Тани Ельциной со вторым мужем Алексеем Дьяченко. По рассказам самой ТБ, она познакомилась с Алексеем на горках в Крылатском: якобы галантный кавалер подал Татьяне оброненную на лыжне варежку. Однако существует и другая, более реальная версия, подтвержденная двумя независимыми источниками: Алексей Дьяченко работал в одной из лабораторий КБ «Салют» и там познакомился с дочерью президента. В дальнейшем, кроме семейных отношений, Татьяну и Алексея по-прежнему связывали общие служебные интересы. Так, в 1994 году Татьяна уволилась из КБ «Салют» и приступила к работе в московском филиале коммерческого банка 535

«Заря Урала», который активно сотрудничал со структурами, финансирующими торговлю драгоценными камнями и металлами. Интересно то, что именно в период работы ТБ в «Заре Урала» банк довольно быстро получил генеральную валютную лицензию на операции с драгоценными металлами и камнями. Летом 1995 года ТБ ушла в декретный отпуск и 30 августа родила президенту внука Глеба (не себе, не мужу — президенту! — Авт.) В банк больше не вернулась». Из досье: «По мнению психологов, Татьяна Борисовна Дьяченко, находясь в положении «папиной любимицы», отличается властностью и расчетливостью. Она унаследовала тяжелый характер отца и привыкла командовать мужчинами. В этом, вероятно, есть доля самоутверждения и вечного подсознательного диалога с отцом: «Ты хотел сына, а получил меня. Смотри, я не хуже. Даже серьезные мужчины ходят передо мной по струнке». Этот комплекс необходимо использовать в сфере влияния. Обращает на себя внимание то, что вокруг Татьяны постоянно находятся лица только мужского пола, обладающие весьма сильными характерами. Среди них есть очень разные «герои», но ни одного нельзя назвать «невзрачным середнячком». Экс-глава Службы безопасности президента Александр Коржаков, Исполнительный секретарь СНГ Борис Березовский, эксглава президентской администрации Валентин Юмашев, хозяин «Премьер-СВ» Сергей Лисовский, вице-президент ЗАО ОРТ Бадри Патаркацишвили, финансовый советник РАО Газпром Андрей Вавилов, бывший вице-премьер Борис Немцов. Вероятно, ктолибо из перечисленных лиц имеет старые обиды на дочь президента и, возможно, захочет говорить под запись, получив определенные блага и льготы. Возможно использование «втемную». В данном случае показателен вариант с Коржаковым — в нем говорят старые обиды, в том числе и на Татьяну». В досье, пишет далее автор публикации, много интересной информации о личной и общественной жизни дочери первого президента России. «И вырисовывается далеко не счастливый 536

образ: женщина, пытающаяся изо всех сил продемонстрировать всем, в том числе и собственному отцу, свои неограниченные возможности и сталь характера. Увы, не всегда у Татьяны Борисовны это получается. И, конечно же, по жизни ее предают, предают, предают…» У Татьяны, как она сама признается в интервью «Огоньку», очень близко слезы. «Подкатывают они в самый неподходящий момент. Когда никак нельзя показывать, что я задета. И я удерживаю доброжелательное такое, спокойное лицо, а слезы просто катят!» Эти предательские слезы… Человеку с такой «слабиной» нечего делать в политике. Там нужно сердце не железное (заржавеет), не каменное (разобьется), а, как будто бы говорил Чингис-хан, — войлочное. На войлок, сколько ни дави, он неизменно возвращает прежнюю форму. «Сколько писали неправды про папу! И мне, раз я оказалась рядом, ничего не оставалось, как и самой все это испытать. Вообще, это нормально. Я переживаю лишь тогда, когда клевета идет от людей, знающих прекрасно правду, знающих меня, от них-то этого не ждешь. А выживать как-то надо, поэтому я сказала себе: «Ты должна ждать плохого от всех! Хотя жить так — ужасно. Но это единственный способ избегать разочарований». Как не поверить, что в день отставки отца Татьяна Борисовна сияла от счастья! Теперь самые мощные подзорные трубы переведены на другую семью. Татьяна Борисовна в расцвете сил и, наконец, свободна! «Сейчас у меня появилась возможность иногда ездить за границу. И там я одна брожу по улицам, захожу куда-то и наслаждаюсь ощущением личной свободы». Эти слова напомнили мне курьез 70-х годов. Тогда схожие чувства переживала в Москве Кристина Онассис, дочь одного из богатейших людей на земле. Наследница бессчетных миллиардов вызвала бурю в сердце отца, а также сотрясение всех валютных бирж мира: она выскочила замуж за скромного совет537

ского чиновника «Совфрахта», работавшего в Греции, Дмитрия Каузова. Вряд ли невеста знала, что их союз освящен КГБ. Чтобы было меньше шума на Западе, регистрация новой советской семьи состоялась в Москве, во Дворце бракосочетаний имени Грибоедова. Ко мне случайно попала фотография: взволнованные жених и невеста на фоне гигантского бюста Ленина, перед ними плотная служительница ЗАГСа с прозрачной указкой в руках — ею показывают места, где молодым должно расписаться. Дочь Онассиса была безмерно счастлива в Москве — ее не преследовали папарацци, журналисты, никто не ловил на улицах с просьбой об автографе. Известнейшей в мире женщины здесь просто не знали! А она решила, что СССР — самая свободная страна мира. Брак, как и предсказывали родственники взбалмошной невесты, продлился всего несколько несколько недель. Зато женщина узнала, что такое свобода. Татьяна Борисовна сегодня наслаждается свободой в дальних странах, где проводит большую часть времени. Они с мужем владеют замком в Баварии, шато на мысе Антиб, особняком в подмосковном Архангельском. Есть и шикарная яхта — подарок Абрамовича. Супруги мелькают на автосалонах, модных дефиле, топовых теннисных турнирах. Татьяну видели на кинофестивале в Каннах в вечернем платье под руку со старшим сыном Борисом. Третий муж Татьяны — Валентин Юмашев. Журналист, корреспондент «Комсомольской правды», недолго — главный редактор «Огонька», он был тем человеком, которому Ельцин надиктовывал обе свои книги. Юмашева коллеги помнят лохматым, в потертых джинсах и растянутых свитерах. У него было непростое детство: отца нет, мать в Переделкине убирает дачи, обстирывает писателей. Сегодня Юмашев — миллиардер, владеющий вместе с женой крупной элитной недвижимостью, большими активами в Москве и других странах. Некоторые эксперты считают личность Юмашева недооцененной — он, утверждают, был основной фигурой конца 90-х годов, когда складывалась система капитализма по538

российски, то есть по блату. Именно Юмашев, говорят, назвал имя Путина, когда Семья искала преемника уставшему Ельцину. В одном из своих интервью Татьяна рассказывает: «Когда Валентин Юмашев, будучи главой президентской администрации, назначил Путина свои первым заместителем, у папы появилась возможность чаще видеть, встречаться с Владимиром Владимировичем, наблюдать его… Увидев, насколько Путин эффективен, папа назначил его директором ФСБ. Поскольку силовики напрямую подчинены президенту, количество встреч между ними еще больше увеличилось. Скорее всего, именно тогда папа окончательно определился, что Путин может быть подходящим кандидатом на должность президента». Основа состояния Юмашевых заложена в годы президентства Ельцина. Коржаков пишет в своей книге, что когда Татьяна стала официальным советником отца, в Кремль стал регулярно являться Абрамович с «дипломатом» денег; судя по размерам тары, приносил не меньше 180 — 200 тысяч долларов, которые передавал Татьяне.. «Ельцину наплели, что открылся счет в английском банке, куда капает гонорар за его книги, которые переиздаются по всему миру. Ельцин поверил. Пачки стодолларовых купюр аккуратно складывал в своем кремлевском сейфе». Куда более солидный источник доходов — манипуляции на рынке ГКО, которыми занимались обе дочери президента. Но если Елена формально имела на это право, то Татьяне, состоявшей на государственной службе, закон такие операции запрещал. Как выяснилось позже, этот закон нарушали сотни государственных чиновников. Пользуясь инсайдерской информацией, они покупали-продавали-покупали ГКО, наживая баснословные проценты дохода. Дефолт 17 августа 1998 года, «черный вторник», стал самым тяжелым кризисом в истории России. Пузырь, надуваемый в условиях тяжелой экономической ситуации, бездарной экономической политики, лопнул. Рубль за несколько месяцев обва539

лился в три раза, рублевые накопления людей обесценились, инфляция прыгнула до небес. Разорились тысячи предпринимателей; некоторые, оказавшись в неоплатных долгах, кончали жизнь самоубийством. Те же, кто владел закрытой информацией с рынка ГКО, разбогатели. Юмашевы не спешат делиться своим богатством с другими. В своей книге «Тринадцать лет спустя» Майя Плисецкая не без брезгливости рассказывает историю международного балетного конкурса «Майя», к которой имеет прямое отношение Татьяна. «Точно в день открытия конкурса грянул злополучный дефолт 17 августа 1998 года… Мы ожидали перевода денег из президентского фонда Ельцина (Татьяна — президент этого фонда — Авт.), которые были обещаны, и все соответствующие распоряжения подписаны и переподписаны. Конкурсу недоставало пятьдесят тысяч долларов, главная часть коих должна была составить премиальный фонд. Мелькавший в те времена по телевидению усатый министр финансов Задорнов, с преувеличенной театрализованной заботливостью пекшийся о благосостоянии российского населения, держал все наши бумаги у себя на столе, зная, без сомнения, день и час пришествия грабительского дефолта. Он этот день, верно, и определил!.. Все конкурсанты увлеченно соревновались на сцене уютной Александринки. Жюри строго и придирчиво отбирало лучших. А денег на премии и авиационные билеты все еще не было. Англичанин Бен Брамс, появившийся на конкурсе в белом смокинге, достал из кармана пачку банкнот и отдал ее продюсеру. Я несколько раз звонила на мобильник Татьяне Дьяченко, с которой была немного знакома, лелея надежду, что Татьяна, любимая дочка президента Ельцина, имевшая, как поговаривали, влияние на отца, сможет повлиять и на Задорнова с переводом обещанных денег. Но телефон либо молчал, либо строгим мужским голосом помощника Дьяченко обнадеживал меня, что информация будет передана по назначению. Но никаких денег из президентского фонда мы тогда не получили.

540

А один состоятельный человек прислал мне домой своего посланца. Посланец, отведя глаза в пол, не посмотрев ни разу прямо, тихо, но внятно произнес: — Деньги надо вернуть. Мой состоятельный человек не спонсор. Второй раз напоминать не будем… Объяснение не требовалось. Все было ясно. И жутковато. Деньги я, конечно, вернула. Тем более что знакомые удостоверили: состоятельный человек совсем не шутник. Внушительную сумму мы передавали состоятельному человеку в два приема. Второй раз — в Париже в резиденции Кардена. Проводить такой дорогостоящий конкурс нам с Щедриным оказалось не по силам…» Еще один документ тех времен — открытое письмо депутата Государственной Думы Юрия Щекочихина к Татьяне Дьяченко, датированное октябрем 1999 года. «Советнику Президента Российской Федерации Дьяченко Т. Б. Уважаемая Татьяна Борисовна! Обращаюсь к вам, естественно, не как к дочери нашего президента, а как к чиновнику, занимающему ответственный государственный пост. Во время пребывания во Франции в составе делегации Государственной Думы мне вновь, как и много раз за последнее время, пришлось множество раз отвечать на вопросы о Семье (слово, которое сейчас пишется с большой буквы, как раньше слово Политбюро) и о том, каким имуществом Семья, и вы в том числе, располагаете за рубежом. Повышенный интерес к вам лично был еще вызван и тем, что как раз во время пребывания нашей делегации влиятельный французский журнал «Экспресс» опубликовал фотографию вашей виллы, расположенной вблизи Ниццы на Лазурном Берегу — в Антибе. Поверьте, меньше всего мне хочется заглядывать в чужие кошельки и заниматься изучением чужого имущества. Но, согласитесь, мне, как и многим моим коллегам по Госдуме, все труд541

нее и труднее объяснять избирателям, что можно, а что нельзя делать как семье президента, так и высшим государственным чиновникам. Что правда, а что — слухи, что издержки нашей политической борьбы, а что — неприкрытый цинизм политиков. Несколько лет назад в той же Франции был принят закон, по которому высшие должностные лица лишены презумпции невиновности, то есть они обязаны доказывать происхождение их счетов и имущества. У нас, к сожалению, такого закона нет, что порождает, прежде всего, недоверие к властям и неверие в демократический путь развития государства. Понимаю, что ни одна наша спецслужба, ни одно наше учреждение за рубежом не предоставит мне точную информацию, потому-то обращаюсь к вам лично — скажите правду, да или нет, ваша эта вилла или домысел влиятельного французского журнала? Совсем недавно я в качестве свидетеля выступал на слушаниях в Конгрессе США, посвященных коррупции в России, и, поверьте, испытал чувство неловкости, когда президент Bank of New York сообщил, что ваш муж (в то время — Дьяченко — Авт.) имеет два счета в этом банке примерно на два миллиона долларов. Повторяю, это его право, но стыдно было вспоминать, как президентская администрация уверяла, что ни одной копейки Семья не имеет за рубежом. Потому-то еще раз прошу вас, скажите правду или развейте все эти домыслы. Считаю своим долгом сделать свой депутатский запрос открытым по двум причинам. Первая: о том, о чем я написал вам, открыто говорят как в России, так и за рубежом. Вторая: это единственный способ защитить гласность, на которую сейчас покушается Семья, — мое интервью по поводу слушаний в Конгрессе было снято с эфира одного из телеканалов, как мне было сказано, по личной просьбе Алексея Дьяченко. Подобные варианты я уже проходил и как гражданин, и как журналист.

542

Очень надеюсь на ваш публичный ответ. С уважением, депутат Госдумы, член Комиссии по борьбе с коррупцией в органах госвласти (фракция «Яблоко»)». Письмо депутата осталось без ответа. Татьяне Борисовне все-таки не удалось избежать нескольких скандалов. В конце 1999 года отстраненный от дел генпрокурор Юрий Скуратов выступил с сенсационным заявлением: у него есть веские доказательства, что целых 780 крупных российских чиновников активно играли на рынке ГКО. Сами устанавливали правила игры, сами и выигрывали, получая сверхприбыли. Среди них была названа и Татьяна Дьяченко. (Схожим промыслом занималась Галина Брежнева с женой министра внутренних дел Щелокова: о регулярном повышении цен на золото они узнавали одними из первых и успевали скупить драгоценности по дешевке, а затем перепродавали их с прибылью). Развития дело не получило, разве что заставили ловкачей чуточку понервничать. При передаче власти от Ельцина к Путину было заключено соглашение, по которому новый президент гарантировал семье прежнего безопасность и неприкосновенность. В 2001 году, когда Юмашевы могли сказать себе: мы сделали все, что могли, материально обеспечили себя до конца своих дней, отца аккуратно проводили на пенсию — они поженились. И на десять лет — на всякий случай? — выпали из поля зрения общественности, которая так живо ими интересовалась. В 2009 году Татьяна — на всякий случай? — получила австрийское гражданство. Супругов соединила страстная любовь. Об этом откровенно расскажет Татьяна в своем первом — после десятилетнего молчания — интервью, данном журналу «Медведь»: «Валин поцелуй как будто разбудил меня, раскрепостил. Я и думать не могла, что в моем возрасте (40 лет — Авт.) возможна такая страсть, что отношения с мужчиной могут доставлять такое удовольствие. Что секс — это так важно, замечательно, волшебно, без него жизнь пресная и скучная». В 2003 году у них родилась дочь Маша.

543

Старшая дочь Ельцина Елена совсем не похожа на младшую сестру. Родив двух девочек, оставила работу (была редактором в издательстве) и целиком отдалась семейным заботам. Позже у нее родился сын Иван. Старшая дочь Елены Борисовны родила ребенка едва ли не одновременно с матерью. Недаром дед признавал за ней своевольный характер. Катя не захотела жить в семье «внучкой президента», отказалась от охраны и ушла к возлюбленному. Она избегает журналистов, но «Экспресс-газете» удалось взять у нее интервью. Вот отрывок из него: « — Ты повсюду ходишь без телохранителей. Почему?

— Потому что я довольно взрослая девушка и мне охрана мешает не только с ребятами встречаться, а вообще мешает. Не вижу в ней необходимости.

— Как родители отнеслись к тому, что ты отказываешься от охраны? Долго уговаривали: «Катенька, не надо! Подумай!»?

— Никогда такого не было, чтобы меня заставляли что-то делать или не делать. Просто мама сказала: «Это не очень хорошая идея». — «Но мне это не нужно», — убеждала я. «Ну ладно», — ответила она.

— Тебе никогда не мешало, что ты — внучка президента?

— Такой вопрос… Это все равно, что спросить: «Вам ноги не мешают?» Конечно, мешало. Но когда так говоришь, точно от родственников отказываешься. Это довлеет. Постоянно над тобой висит «ты должна». Все думают: «Ах, она внучка президента, как она может плохо учиться? Как она может прогуливать? Почему какому-то Васе можно, а мне нельзя? Что же, я должна быть гением, светилом науки? Чуть что, сразу: «Как можно, у тебя же такие родственники!» Ну, к родственникам и претензии, они же президенты, а не я.

— Кстати, о родственниках. Ты с родителями живешь?

— Родители сейчас живут на даче, с бабушкой. У мамы маленький ребенок, и если ей надо куда-то отлучиться, то она всегда может оставить его с бабушкой. А я живу одна на Осенней улице. Мне оттуда в институт ближе, метро рядом.

544

— Ты ездишь на метро? Никогда не поверю. И сдаешь деньги на проездной?

— Нет, не сдаю. Бросаю жетончики. Вообще это миф, что меня привозят на какой-то особой машине с мигалками, флажками, охраной. На самом деле от машины я тоже отказалась (дедушка на 18-летие подарил новенькую «Шкоду-Фелицию». — Авт.) Пользуюсь ею только, когда надо поехать к родителям на дачу.

— А тебя в метро узнают?

— Нет, я не так часто мелькаю в прессе. Когда вышло интервью во французском журнале «Пари матч», я высоко поднимала воротник и низко опускала голову — очень боялась, что кто-нибудь узнает.

— А вот твоя сестра Маша не боится стать известной, даже пробовалась на роль телеведущей одной из передач. Она хочет стать журналисткой?

— Никогда не замечала у нее такого желания.

— А кем ты хочешь стать после университета?

— Учительницей в своей школе.

— А что ты в свободное время делаешь? «Интернетомания» тебя не затронула?

— Нет, компьютером я вообще «не болею». Даже играть долго не могу… неинтересно. В свободное время я гуляю. Читаю. Встречаюсь с друзьями, знакомыми.

— Много друзей?

— Не так чтобы много. Три хорошие подруги и друг.

— А ты со многими детьми и внуками высокопоставленных людей знакома?

— Нет. Знаю Наташу Коржакову, Полину Юмашеву. Мы жили рядом.

— Есть какой-то особый отпечаток на «детях власти»?

— Не на всех. Наташа, Полина — совершенно нормальные, приятные девчонки. Есть другие, которые выпячивают свое происхождение на первый план. Но я считаю, это делают люди, которым больше нечего в себе показать.

545

— Ты к таковым не относишься?

— Нет. Я стараюсь скрывать это по мере возможности. И когда меня спрашивают: «А правда, что ты…?» — я не отвечаю сразу «да!» — это отдает каким-то бахвальством. Но и «нет» тоже не говорю. Я просто спрашиваю: «А это имеет какое-то значение?»

— Ты не думаешь, что люди интересуются тобой только потому, что ты — внучка президента?

— Все время этого боюсь. Но я научилась определять, кто искренне интересуется мной, а кому я нужна просто для того, чтобы где-то подойти, поздороваться, чтобы люди потом сказали: «О! Ну надо же! У него связи!»

— Как ты это определяешь?

— Те, кому ты искренне нравишься, звонят чаще, приглашают куда-то. Не забывают. Когда попала в больницу — пришли навестить. А не отделались дежурным: «Какой ужас!» (Катя неловко упала, повредив глаз. — Авт.)

— С виду ты абсолютно домашняя девочка.

— В том-то и дело! Все удивляются. Еще до знакомства со мной каждый убежден, что я где-то там по вечеринкам, дискотекам шляюсь. А я человек очень домашний. Я люблю просто посидеть дома, читать, смотреть телевизор.

— Ты замуж выходить будешь?

— Буду, конечно.

— И готовить, стирать, детей в садик водить?

— Да. И по магазинам ходить. Некоторым это неинтересно, а мне нравится… Когда кто-то в разговоре начинает наезжать на женщин, я могу начать говорить о женской самостоятельности, равноправии и так далее. А вообще, конечно, в семье главой, эдакой каменной стеной должен быть мужчина. Материально обеспечивать. Чтобы я на эти же деньги могла купить продукты и приготовить ужин — опять же ему сделать приятное. А женщина так хитро, незаметно руководить мужчиной должна, как будто он сам до всего додумывается и решения принимает…»

546

Дети Елены так же не похожи на детей Татьяны, как сами сестры. Старший сын Татьяны, Борис Ельцин-младший, рослый, в деда, роковой красавец с ямочками на щеках, каким позавидовал бы и артист Максим Аверин, наш бессменный «Глухарь». Немало времени заставлял он нервничать свое семейство. О Борисе говорили, что он планомерно растрачивает состояние родителей на лучших курортах мира; из-за такого поведения строгая бабушка даже несколько лет с ним не общалась. Светская тусовка его обожает — чувак охотно платит за всю компанию, его любовные истории оживляют светскую жизнь, он готов к самым экстравагантным приключениям, в хоккее «рубится» до победного до конца. Его юность — это несколько «початых» высших образований: МГИМО, университет Брауна (Провиденс, США), МГУ…) Поиски дела, которое бы увлекло: он был директором по маркетингу нашей «Формулы — 1», увлекался продюсированием кинофильмов, «вкладывался» в развитие социальных сетей. Стал соучредителем инновационного детского сада для детей олигархов в Большом Трехпрудном переулке. Поиски любимой женщины. Слухи о его очередном романе возникают регулярно, но: «Я отношусь к созданию семьи слишком серьезно, ведь я — дитя развода». Борис привязан к младшей сестре, водит ее в школу, когда бывает в Вене, и называет себя «самым полноценным старшим братом». Его младшего брата Глеба судьба наделила менее щедро. Он аутист, в раннем детстве мальчика пришлось отдать в интернат для детей с проблемами развития, где он жил под чужой фамилией. Закончил школу, имеет персонального тренера по спорту. Однажды Глеб Дьяченко занял 1 место по плаванию среди детей с синдромом Дауна. Об этом в Fasebook написала его мать и поместила фотографию счастливого чемпиона.

547

МАРИЯ И КАТЕРИНА ПУТИНЫ Владимир Путин — самый закрытый президент России. Сказывается прежняя профессия — служба разведчика должна совершаться в тайне. И поэтому мы мало что знаем о его германском периоде, когда Путин работал под «крышей» директора Дома советско-немецкой дружбы. Немногим больше — о сегодняшней жизни семьи президента. Виталий Манский, главный документалист власти, как его называли в ранний период (рука тянется написать «царствования Путина», но это значило бы опережать события) президентства в фильме «Владимир Путин. Високосный год» спрашивает своего героя, отчего это так. «Чем больше закрытости, — отвечает Путин, — тем больше безопасности. И свободы». У президента есть основания беспокоиться о безопасности близких ему людей. И потому семья Путина, какой она долго виделась россиянину, это сам президент и его элегантная супруга, которую мы часто видели в кадрах официальной хроники. И ни разу, ни в одном из снятых о Путине телерепортажей или фильмов не мелькнули лица двух девочек-погодков, президентских дочерей. Все, что происходит с этими девочками, происходит внутри жестко очерченного круга. Жизнь их родителей — тоже резко очерченный круг, куда не слишком глубоко допускаются и дочери. Маша, в то время четырнадцатилетний подросток, «обалдела», как она говорит, когда в последний день 1999 года узнала: ее папа стал исполняющим обязанности президента. «Когда мама сказала, решила, что она шутит. А потом поняла, что она так шутить не будет. Потом постоянно звонил телефон, все поздравляли. Одноклассники наши, даже жена директора школы. Она у нас английский ведет. В полночь мы включили телевизор и увидели, как папа поздравляет людей. Мне понравилось. Он был 548

такой серьезный… или спокойный. В общем, как всегда. Папа и папа. Мне, с одной стороны, хочется, чтобы он стал президентом, а с другой — не хочется». Кате, которая младше сестры на год, наоборот, «с одной стороны, не хочется, а с другой — хочется». Она говорит: «Мы еще в тот день Бориса Николаевича послушали. У меня горло заболело. Но знаете, не так, как болит, если простудишься, а как-то по-другому. Он в душу проник». У Кати в горле запершило, когда Ельцин отрекался от власти и передавал ее отцу. Но колесом от радости девочки не ходили. В семье, рассказывают, не принято слишком бурно выражать свои восторги. Это идет от отца и от деда. У Путиных, вспоминает Вера Дмитриевна Гуревич, учительница немецкого языка будущего президента, не признавали «никакого сюсюканья», «никаких поцелуйчиков». К тому же девочки вообще отличаются образцовым поведением. Ирен Питч, немка, с которой Людмила Путина свела дружбу, пишет в изданной в Вене книге «Щекотливые (щепетильные) дружбы»: ей не доводилось встречать детей, воспитанных лучшим образом. От представительницы народа, известного своей страстью к «орднунгу», порядку, услышать такой комплимент — дорогого стоит. Когда у Путиных в их дрезденской квартире собирались гости, родители иногда просили дочерей почитать стихи, Машу — сыграть на скрипке. Не было случая, чтобы девочки закапризничали. Трогательная картина играющего или лопочущего стишки беловолосого ангела возникала всякий раз, когда этого хотели папа или мама. В книге «От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным» есть фотография — на коленях Людмилы Путиной два смешных, налысо остриженных существа. Подпись, надиктованная президентом: «Мои любимые женщины». Володя, говорит его бывшая уже жена, «…действительно, очень любит девочек. Не все мужчины так трогательно относятся к своим детям, как он».

549

Жизнь любимых женщин президента резко изменилась после той речи Ельцина в последний день 1999 года. Дочери задолго до праздника донимали родителей: «Где будем встречать Новый год?» Мама сказала: их с папой дома не будет. Куда они направятся? Таких вопросов дочки не задавали, в семье излишнее любопытство не поощряется. И не обиделись Маша с Катей на родителей — ведь если они куда-то уедут, значит, так надо. Это слово — «надо» — часто звучит в доме. Что ж, надо так надо. Сестры пригласили к себе подружку, к тому же у них гостили кузина с тетей. Подарки Маше с Катей вручили заранее. Они «заказали» Деду Морозу компьютер, а получили сразу два, чтобы никто никому не мешал. В общем, девочки только по телевизору увидели, что родители встретили Новый год в Чечне, в воинской части. Страшно, наверное, было видеть мать и отца в местах, где воруют генералов, а омоновцев уничтожают целыми подразделениями. Именно слово «Чечня», а также некоторые другие грозные слова внесли в жизнь президентских дочерей неприятные ограничения. Правда, началось все гораздо раньше, когда папа стал главным человеком в ФСБ, а потом премьер-министром. Уже тогда нельзя было их подружкам запросто взять и приехать к девочкам домой. Да и выбирать друзей премьерские — а теперь президентские — дочери могут лишь внутри жестко очерченного пространства. На их плечи легла неподъемная для подростка задача — выбор друзей стал делом сакральным, судьбоносным не только для детей президента, а и для всей страны. Но это тоже заявление преждевременное. Это же маленькие девочки, в их возрасте друзей выбирает душа. Их папе было куда проще. В детстве он водил компанию с грозой двора, братьями Ковшовыми, вместе лазали по заборам, прыгали с крыш гаражей и сараев. Естественно, дрались. «Улица научила меня, — скажет Путин в ответственный политический момент, — если драка неизбежна, бей первым». Это наука припомнится ему в 2016 году. Но Путин всегда кокетничал 550

тем, что был он не пионером, а шпаной; в пионеры его приняли только в шестом классе. До чего уж был крут характер у Путинастаршего… Вера Дмитриевна Гуревич: «Я когда первый раз к ним пришла, то даже испугалась — какой, думаю, строгий человек». На сообщение учительницы о том, что сын занимается не в полную силу, отец отреагировал более чем решительно: «Ну что же делать? Убить, что ли?» Но даже он отвадить сына от «сладкой парочки» не смог. Володя, вспоминает Гуревич, резко изменился сам, в том самом шестом классе. «Он, видимо, поставил себе эту цель: наверное, понял, что надо в жизни чего-то добиваться. Начал учиться без „троек“, и это ему легко давалось». Маша и Катя «троек» не хватали никогда, не было у них такого периода, как не было и подружки-двоечницы или хулиганки. Но иногда страстно, необъяснимо хочется именно того, чего у тебя нет, необычного, запретного. Александр Бурдонский, сын Василия Сталина, рассказывал мне, какой драмой стал для него запрет «водиться» с сыном дворника. У этого мальчишки все было такое необыкновенное, даже яркая зеленая сопля, свисавшая из носа. При виде друга маленький Саша приходил в неописуемый восторг. Но мачеха, вторая жена Василия Сталина, дочь маршала Тимошенко, запретила даже приближаться к дворницкому сынку. Девочкам Путиным знакомство с сыном дворника не грозит даже теоретически. Их окружают исключительно хорошие мальчики и девочки, заботливые учителя, корректные охранники. Где получат они необходимый социальный опыт, научатся верно оценивать людей? Ведь неизбежно наступит миг, когда Маша и Катя узнают, что мир не так хорош и доброжелателен, каким представляется им сейчас. (Вопрос о том, насколько президентская семья реально представляет действительность, для всех нас вовсе не праздный. Когда слабеющий Ельцин выкидывал какое-нибудь очередное коленце или принимал неадекватное решение, мы хватались 551

за головы и стонали: «Он что, совсем уже жизни не знает? Неужели Татьяна не может открыть ему глаза, хоть бы газеты подсунула!» Супруги Путины недолго жили жизнью обычных граждан. С 1985 года — пятилетняя командировка от КГБ в Дрезден; вскоре после возвращения — работа в мэрии, затем Кремль… ФСБ… Белый дом… В 1994 году (питерский период, Путин — фактически второе лицо в северной столице) Людмила Путина попала в аварию. Ехала на «Жигулях», как положено, на зеленый свет, на заднем сидении спала Катя. Вдруг в боковую стойку на хорошей скорости врезается легковая машина, выскочила откуда-то неожиданно, как черт из табакерки. Людмила потеряла сознание. «Скорую» вызвали прохожие. Врачи, как потом выяснилось, приехали через сорок пять минут и констатировали перелом позвоночника. Пострадавшую отправили в больницу, и то, что она там увидела, вызвало шок: «Больница оказалась совершенно жуткая, там в основном народ умирал. В коридоре стояли тележки с трупами… Имени 25-летия Октября она называлась. Я постеснялась сказать, чтобы меня отвезли в Военно-медицинскую академию, к Юрию Леонидовичу Шевченко, вот меня и повезли в эту дежурную больницу. Туда всегда людей с травмами доставляют. И если бы я там осталась, я благополучно умерла бы, потому что они, во-первых, не собирались делать мне операцию на позвоночнике. Потому что, я думаю, не умели. Во-вторых, они даже не заметили перелома основания черепа. Мне в лучшем случае грозил посттравматический менингит с летальным исходом». Позже больную перевезли в академию к доктору Шевченко. Посланный им врач, считает Людмила, спас ей жизнь. У нее еще оказалось порвано ухо; в больнице имени Октября его наскоро зашили, и оставили пациентку, как она вспоминает, голой на столе в совершенно холодной операционной, в полусознательном состоянии. Приехавшего из академии коллегу хирурги заверили, 552

что у больной все о, кей, она ни в чем не нуждается. А сами, как потом обнаружилось, проглядели трещину основания черепа. В академии действовали профессионально. …Катя при аварии не пострадала. Ее отправили на служебную дачу, где тогда жила семья. Секретарь Путина, взявшая на себя заботу о детях, была приятно поражена Катиной и Машиной выдержкой. Они не испытывали ужаса «и не жались по углам со слезами на глазах». Помогали «тете Марине», подсказывая, откуда достать одеяла и простыни…» Надолго ли запомнит жена президента пережитое в больнице для бедных? Людмила Путина утверждает: этот ужас с ней навсегда. Но главное — историю запомнил Путин. Летом 1999 года (ВВП уже председатель кабинета министров СССР) Юрий Леонидович Шевченко был назначен министром здравоохранения. Коллеги считают его гениальным кардиохирургом. Мнение о Шевченко как об администраторе совсем другое. Когда в 2004 году его перевели с министерской должности, Лев Рошаль, известный детский доктор, сказал журналистам: «Лично я очень рад, что Юрий Леонидович сегодня не вошел в правительство. Я не один раз выступал в прессе, что этот человек был не очень хорошим министром. Зато за годы у власти создал внутри здравоохранения империю под себя за счет госбюджета. В частности, отгрохал тот самый Национальный медико-хирургический центр минздрава РФ им. Н. И. Пирогова с бюджетом в 1 миллиард 700 миллионов рублей. На эти деньги можно было бы сделать 8 — 10 крупных медицинских подразделений для детей и оснастить все реанимационные отделения в стране современным оборудованием». Еще два факта, отметившие «тучные» министерские годы Шевченко: при нем министерство решило воскресить производство отечественного инсулина, с треском провалившееся. Гигантский госзаказ получил В. А. Брынцалов, трагикомический персонаж, маркшейдер по образованию, позиционирующий себя фармацевтом, в 1996 году баллотировался в президенты, 553

занял последнее место. При проверках на предприятиях Брынцалова обнаруживали до 60% брака! Тем не менее, заказ на инсулин был отдан ему. Препарат стали изготовлять из непроверенного модифицированного сырья. Скандал случился несусветный, пострадали сотни тысяч больных. Шевченко вяло оправдывался: подчиненные подставили. Видимо, чтобы избежать неприятностей в дальнейшем, Юрий Леонидович добился у патриарха всея Руси, тогда еще Алексия П-го, неслыханной милости: главный церковный иерарх лично прибыл в министерство с кадилом и освятил, окропил все помещения. Страна может гордиться: наше министерство здравоохранения — единственное в мире, освященное высшим церковным иерархом. Сегодня Шевченко президентствует в Национальном медико-хирургическом центре-гиганте, который обошелся нам с вами в 1 миллиард 700 тысяч бюджетных рублей… После происшествия с Людмилой Путиной меры безопасности в отношении семьи были резко усилены. Дочерям порекомендовали не ходить даже в их особую, для специального контингента, школу. Все уроки девятиклассница Маша и восьмиклассница Катя теперь получают дома, приезжает к ним и учитель музыки. Спецученицы успевают по всем предметам, а у них, кроме программных, еще три языка — английский, немецкий, французский. Вот только в школу, признается Маша все в той же книге «От первого лица…”, «честно говоря, очень хочется, Там, конечно, задают всякие вопросы про папу. Интеллигентные люди не спрашивают, а неинтеллигентные спрашивают. Ну, те, которые очень любопытные». И все равно, несмотря не «неинтеллигентность» некоторых однокашников, в общую тусовку тянет. Иногда удается почувствовать себя частью какого-то сообщества, группы — когда школа устраивает культпоходы в кино или в театр. Но чаще девочки ходят одни. То есть с телохранителями. Катя: «Человек сидит, кино смотрит, заодно нас охраняет. А вообще мы охрану почти не замечаем. Даже когда с друзьями куда-то ходим, они так, 554

рядышком, стараются не мешать. Мы их тысячу раз звали с нами кофе попить, но они не соглашаются». Потому что хорошо службу знают. Борис Ельцин-младший, внук, от этих неотступных теней бежал после окончания школы в Англию. Правда, суровость нравов в тамошних учебных заведениях, где одинаково требуют от сына российского президента, или арабского шейха, или обыкновенного лондонского чиновника, вынудила юношу вернуться на родину. И Катя Ельцина отказалась от охранников. Рано или поздно все «кремлевские дети» устраивают бунт и требуют свободы. Решилась на это даже дочь Сталина, получившая вместе с вырванным у отца обещанием снять охрану яростное: «Ну и черт с тобой!» Время самостоятельных поступков для этих девочек впереди. Впрочем, замечательно послушные, они не доставят родителям особых волнений. Редкая мать имеет счастье сказать о детях то, что говорит Людмила Путина: «Девочки у нас получились — ох, не сглазить бы — какие-то очень умные по жизни». Наверное, другими и не могли они вырасти рядом с сильной, целеустремленной матерью. Людмила закончила техникум в Калининграде, летала стюардессой на местных авиалиниях. О полетах за рубеж приходилось только мечтать — Калининград был закрытым городом. Стало неинтересно, тесно в этих пределах — окончила филфак ЛГУ со знанием испанского, французского и немецкого языков. И вот она служит на зарубежных линиях. Людмила, как пишут знающие ее люди, из тех, кто коня на скаку остановит и в горящую избу, не задумываясь, войдет. В семье ее задача была — воспитывать дочерей, по ее собственному признанию. Потому что отец их «всегда баловал». Это большое везение для девочек (любой психолог скажет: у женщин не будет проблем в личной жизни, они сумеют найти себе достойного спутника жизни, если их нежит и лелеет отец, да еще обладающий таким твердым характером. Твердый характер отца Маши и Кати уже стал фактом нашей общеполитической политической жизни. Убедительно рассказал 555

о нем бывший тренер Путина по дзюдо Анатолий Рахлин. (Тот самый, что сыграл в жизни президента, как он сам считает, «решающую роль»: «Это Анатолий Семенович меня на самом деле из двора вытащил». ) Вот каким запомнился Рахлину именитый ученик: «Он умел бороться красиво. Сдержанный в жизни, он преображается на татами. Очень подвижен, эмоционален… В самбо и дзюдо есть болевые приемы, ими принуждают противника сдаться. Так вот, Путин еще пацаном умел терпеть боль… он всегда брал не „физикой“, а находчивостью. Обыгрывал, подбирая ключик к каждому сопернику. А вот самого Путина просчитать было трудно, он был опасным противником…» Любящий отец, первое лицо в стране… Волевая, разумная мать, следящая за тем, чтобы папа дочерей не «перебаловал»… У Маши и Кати было все для блестящей будущности, как говорилось в старинных романах. И оно их не обмануло. Новый 2000-й год мы с друзьями уехали встречать в дальнюю деревеньку. Тишина. Белизна снегов, исчирканная птичьими лапками. В натопленной избе тепло, что-то бормочет телевизор, на который никто не обращает внимания. И вдруг видим Ельцина, с трудом выдавливающего из себя слова, которых никто от него не ожидал: «Складываю полномочия… Преемник — Владимир Путин…» Наина Иосифовна позже рассказала, что событие планировалось на начало нового года, но кто-то Ельцину подсказал (уж очень, видно, окружению не терпелось): хорошо бы сделать народу подарок прямо к празднику. Это был еще тот подарок! Мы чувствовали то же, наверное, что и многие в тот момент: нас опять не спросили. Наше, народное мнение не интересно! Нечто подобное испытываешь в цирке, когда фокусник достает из абсолютно пустой шляпы живого кролика. Черт! Как же мы снова все проглядели! Своим указом Ельцин перенес президентские выборы, назначенные на июнь, на три месяца вперед. За оставшийся претендентам срок ни один из них не сумел бы раскрутить 556

полноценной избирательной кампании. Путина нам назначили волевым решением. В канун ХХI века огромная страна получила в руководители человека, которого еще вчера знать не знала. В январе того же 2000 года на международном форуме в Давосе американская журналистка Труди Рубин задала вопрос, на который не получила ответа: «Кто он, господин Путин?» За что он так вознесен? Искали «наследника», отвечающего двум главным требованиям: он должен отличаться умением хранить верность и иметь как можно меньше врагов, иначе такого кандидата «завалила» бы и Госдума, и Совет Федерации. Ни один кремленолог, рассматривая фигуры возможных преемников Ельцина, не называл имя Путина. Для всех выбор уходящего в отставку президента оказался полной неожиданностью. Неприметная фактура Путина камуфлирует нечто более значительное, чем то, что видится глазу. Вот впечатление Людмилы Путиной от первой встречи с будущим мужем: «Володя стоял на ступеньках этой (театральной. — Авт.) кассы. Он был очень скромно одет, я бы даже сказала, бедно. Совсем невзрачный такой, на улице я бы даже не обратила внимания… Потом пришла влюбленность, и сильная… Три с половиной года я за ним ухаживала!» Привлекла внутренняя сила, которая чувствовалась в неприметном молодом человеке. Позже она увидит в нем яркую черту, которую отмечают все, знающие Путина: преданность. Семье, друзьям, коллегам, бывшим патронам. «Своих» он не «сдает». До сих пор ничего толком не известно о том, кто организовал вылет больного, преследуемого Анатолия Собчака в Париж. Кое-кто считает, что помог провернуть эту спецоперацию Путин. Он работал уже в Москве, однако в те дни оказался в Питере. До тонкостей знает обстоятельства таможенного и пограничного контроля, которые проходил беглец. Хотя всякую свою помощь бывшему патрону категорически отрицает.

557

« — …7 ноября друзья, по-моему, из Финляндии прислали санитарный самолет, и он на нем улетел во Францию, в госпиталь.

— То есть вот так, ничего никто не организовывал, просто прислали самолет?

— Да, друзья прислали самолет. Поскольку это было 7 ноября, когда страна начала праздновать, то его отсутствие в СанктПетербурге обнаружилось только 10-го… Ему инкриминировали какую-то мутную историю с квартирой. Завели дело. Оно в конце концов развалилось. Но самого Собчака сначала крючили четыре года, а потом гоняли несчастного по всей Европе.

— …А вам интересно было самому раскопать и разобраться до конца, чтобы просто понять, с каким человеком вы работаете? Или у вас вообще не возникало сомнений?

— Я абсолютно был убежден в том, что он порядочный человек, на сто процентов… Он — настоящий». (Из книги «От первого лица») Ельцин и Семья нуждались в человеке, умеющем быть верным. И новый президент не разочаровал: сумел обеспечить предшественнику и его близким полную неприкосновенность: материальную, физическую и прочую. Но что нам-то, избирателям, до их взаимных обязательств и клятв?

26 марта 2000 года я дежурила на избирательном участке в качестве наблюдателя, и должна была признаться себе, что ничего не понимаю в психологии моего народа. Валом шли бабульки в перелицованных пальто моды 50—60-х годов и просили помочь им найти в бюллетене желанное имя.

— За кого решили голосовать?

— За кого же? За Вовочку. Молодой! И этим (кивок, видимо, в сторону Кавказских гор) покажет. Ну-ка, где здесь крест ставить? Миллионы старушек приняли «Вовочку» в свое сердце. Голосовали за Путина также студенты, офицеры, солдаты, бизнесмены, «технари»… Москва и Питер еще поскупились на любовь к официальному преемнику, но провинция демонстрировала повальную путиноманию.

558

(Может, потому у него получилось, что не слишком стремился в президенты? Так бывает. Жаждешь чего-то страстно, все силы вкладываешь в достижение цели, а она предательски ускользает. А о чем-то подумаешь: ну и черт с ним, пусть будет, как будет, и это подносят тебе на блюдечке с голубой каемочкой. Валерий Голубев, бывший питерский чекист, утверждает, что, когда Путину предложили стать преемником, тот дважды отказывался. И Ельцин будто бы даже… заплакал. А принять предложение, считают друзья ВВП, заставил мужской характер: «Если бы вы знали, ребята, какой бардак, дыра на дыре…» Геннадий Селезнев, спикер Госдумы, даже выразил Путину соболезнование, когда того назвал Ельцин: «Зачем же они с вами это сделали? Они же на вас крест поставили». ) Однако тертый политик Селезнев рано начал петь отходную. Результаты выборов ошеломили. Один из вероятнейших лидеров в президентской гонке, еще недавно любимец нации Евгений Примаков был настолько не готов к сокрушительному поражению (едва набрал пять процентов голосов), так растерялся, что в ночь подсчета голосов позволил себе в прямом телеэфире нечто скандальное, для него, казалось, невозможное: нахамил журналистке, задавшей неприятный вопрос. Так проходит земная слава… В 1964 году подобную горечь, но, конечно, в гораздо большей концентрации, испытал Никита Хрущев. Его свергли заговорщики. Десять лет этот человек был объектом восхищения, проклятий, беззлобных анекдотов… Как бы ни был Хрущев запачкан в крови, он взял на себя смелость открыто сказать об ужасах культа. С этого началась свобода, народная любовь, началась новая эпоха. Но день, когда пришло известие о том, что «Никиту скинули», страна прожила так, будто ничего не случилось. Никакой реакции. Да что же это такое? — недоумевает Запад. Черная неблагодарность? Эмоциональная тупость? …Однажды журналистская командировка привела меня в сельский детский дом. Территория его была обнесена невысо559

ким штакетником, и дети издали увидели приближавшуюся к ним незнакомую фигуру. Едва открыв калитку, я оказалась облеплена детишками; они гладили меня, дергали, ловко изучали содержимое моих карманов, накручивали на пальчики мои волосы и приговаривали: «Мама пришла! Это моя мама пришла! Где ты была, мама?» Потом я узнала — следующую женщину встретят точно так же. Это происходит во всех детских домах, от Москвы до самых до окраин, — в любой особи женского рода неотталкивающего вида их маленькие обитатели видят маму. Пока не вырастут, они ищут мать. Так и наши люди — при виде нового кандидата во власть готовы, точно дети из казенного заведения, закричать: «Мама!» То есть, «Папа!», «Сынок!» Видно, страна наша еще недостаточно взрослая для того, чтобы выбирать себе лидера не по необъяснимому порыву, а рационально, придирчиво оценивая каждую его черту: годится — не годится? Психотерапевт, комментировавший феномен путинской победы, писал в газете: «До выборов у меня был огромный наплыв клиентов. И я отмечал общий тревожный фон в настроениях людей. Они находились во внутренне небезопасном для себя состоянии. Проблемы личные: разводы, измены; но все усугублялось общим фоном безысходности и непонимания — что будет?.. И вот всех этих людей как-то успокоил фактор Путина. То есть проблемы у них остались те же, и эти проблемы отражают состояние общества. Есть желание, чтобы кто-то пришел и что-то за них сделал; вера в то, что есть человек, который точно знает все, — мудрец, советчик, защитник…» Ельцин последних месяцев президентства — неудержимо стареющий (сколько раз возникали слухи, что «дедушка» умер!), непредсказуемый… Слушая его, и сострадали слабеющему старику, и ужасались: да ведь это глава страны! Путин рядом с ним казался воплощением адекватности, устойчивости. Будучи еще исполняющим обязанности президента, за два-три месяца исколесил полстраны. Ему было интерес560

но, что говорят люди, он явно хотел понять истинное положение вещей. И хоть обещал Путин то же, что и его предшественники, — мы будем жить лучше, все у нас получится, я обещаю — ему верили. Да одно то, что самые трудные слова выговаривал без запинки, вызывало вздох облегчения. Достаточно ли было у нового президента внутренних ресурсов, чтобы поднять страну? Народ ликовал: верим! Андрей Синявский попытался охладить пыл путинских почитателей: «К несчастью, этот человек прочитал очень мало книг…» А что обещал Путин? Документальный фильм 2001 года: «Мне хочется так работать, чтобы через несколько лет, когда я стану обычным гражданином, я мог нормально жить в нормальной стране». 2003 года: «Я не считаю возможным вносить изменения в конституцию и никогда этого не сделаю». Сегодня нас приглашают на опрос, цель которого — внесение 96 поправок в конституцию, которые делают пребывание Путина в кресле президента бессрочным. Собственно, нам оказывают этим любезность, поправки-то давно самим Путиным одобрены. …Для кого победа Путина была предсказуемой, так это для его супруги. Надо отдать должное ее женской интуиции — она сумела разглядеть в «невзрачном» юноше личность, поняла: это тот человек, который ей нужен. (Ирен Питч описывает в своей книге дружную семью, где часто за бокалом пива допоздна засиживаются друзья, где супруги подшучивают друг над другом. Людмила — «любитель правды», и муж подначивает ее: «Ну, кому нужна твоя правда?» Мужа раздражает в супруге ее увлеченность астрологией, готовность объяснить любого человека через его гороскоп, и он этого не скрывает. «Ты вампир!» — смеясь, говорит в ответ Людмила. «Человеку, который выдержит тебя три недели, надо ставить памятник», — парирует Владимир. Нормальная семья, где супруги после почти двух десятков лет совместной жизни не утратили живого чувства друг к другу.) Людмила очень мало удивилась, когда ее мужа назначили премьер-министром. «Меня не поразила такая молниеносная карьера мужа… Иногда я ловлю себя на мысли: как странно, я 561

замужем за человеком, который вчера еще был, в общем, никому неизвестным заместителем мэра Петербурга, а сегодня стал премьер-министром. Но я почему-то всегда верила, что с Володей такое может произойти… Он очень целеустремленный, не тщеславный, а именно целеустремленный. Он всегда вкалывал и добивался своей цели». Женская половина электората вообще расположена к президенту. Многие находят в нем харизму. Лидия Смирнова, прима советского кино 40-50-х годов, даже смутила Путина, признавшись ему, что ей очень нравится его походка. Молодежная газета устами журналистки, сделавшей имя на своей озабоченности половыми проблемами, и вовсе объявила ВВП секс-символом страны, а уж она в этом деле знаток! Президент навевает девушке эротические сны, возбуждает сумасшедшие фантазии… И Ирен Питч пишет об «искрящемся шарме» Путина. «Его глаза меняют окраску от голубого до зеленого, как два голодных, подкарауливающих добычу хищника… Он знал, что его обаяние — оружие, и умел его использовать». У представителей сильной половины электората отношение более жесткое. Здесь — никаких «поцелуйчиков», одни только жесткие эпитеты. Но что слова, пусть даже самые выразительные! Факты нужны, факты, и по возможности скользкие. Короче, оппоненты принялись копать компромат. Пытались доказать причастность Путина ко многим финансовым скандалам. Но доказать ничего не удалось. А как у него насчет морали? Покойный президент Франции Франсуа Миттеран говорил: «Я не знаю ни одного главы государства, который не поддался бы сексуальному искушению, большому или малому». И примером этого послужил он сам, незадолго до смерти представивший обществу 18-летнее дитя своей запретной любви, дочь Мазарин. Секс-шантаж стар, как само человечество. Почти 200 лет назад американский президент Томас Джефферсон мужественно отразил попытку импичмента на почве морали. В одной вирджинской газете появилась заметка о его связи с черноко562

жей рабыней Салли Хэмминс. Джефферсону удалось замять скандал, но история с рабыней стала кошмаром для будущих президентов. Не сложилась только супружеская жизнь. Наша история показывает: от президентов, от глав государства жены не уходят. Одна только решилась, Надежда Аллилуева — ушла безвозвратно, в смерть. А ведь были, наверное, скажем мягко, не идеальные браки и были у жен причины идти на разрыв. Но партия разводов не одобряла, блуд был не так опасен для карьеры партийца, как честный развод. Большевик, коммунист — образец поведения, духовная скрепа! В 80-е годы я поехала в командировку в Тулу, к знаменитой бригадирше маляров-штукатуров. Мария Ивановна, колобок в ватнике и ватных же штанах (заработала на сквозняках жесточайший ревматизм) работала классно. Каждый человек был у нее на учете, никто не простаивал — Ивановна умела всем обеспечить фронт работ. Когда смена кончалась, она кричала со своего этажа хриплым, но зычным голосом: «Чудила!» (первая буква, как я не сразу по тогдашней неразвитости поняла, была, конечно, другой). И к ней поднимался персональный «лифт» — бадья из-под раствора. Спуститься по неверным, коекак сколоченным лесенкам, она не могла. В нее нельзя было не влюбиться — румяная, крепкая, бесшабашная. Пригласила меня Марья Ивановна к себе домой. И там я испытала настоящий шок. В унылой бесцветной женщине, открывшей мне дверь, я никак не могла узнать обаятельную хулиганку, над шуточками которой потешалась вся стройка. Стол накрыт, как положено — картошечка, селедочка… В стороне, у окна сидит скучный мужчина в очечках с газетой в руках.

— Ну, ты что не садишься, газетчик? — спросила его Марья Ивановна.

— А ты, зараза, все что ли приготовила?

— А ты, сволочь…

— А ты…

563

С полоборота началась страшная свара, которую не могло остановить присутствие чужого человека. Супруги лаялись с упоением, страстно, привычно. Было видно, что эти двое, бухгалтер и малярша, люто, давно ненавидят друг друга. Мне хотелось одного — провалиться сквозь землю. Назавтра Марья Ивановна извинялась передо мной со слезами стыда. «Уж ты извини. Я при нем нечеловеком делаюсь». — «Зачем же такие муки, дорогая моя Мария Ивановна? Почему не разведетесь?» Марья Ивановна посмотрела на меня с отчаянием: «Как можно? Я член горкома партии, лицо города. Кто ж мне даст развестись?» Нравы с тех пор сильно смягчились, но по умолчанию как-то считается, что семья президента должна служить образцом. Если глава семьи не может навести порядок даже в своей личной ячейке общества, как ему справиться с махиной по названию Россия? Возможно, именно такие мысли удерживали Путиных от разрыва. Хотя всем было очевидно, что «не все ладно в датском королевстве». Когда чета появлялась на телеэкране, Людмила держалась напряженно, как-то тяжко молчала. Кто-то сказал: в каждом молчании — своя истерика. Какая истерика травила ей душу? Может, вот в этом была причина: когда Путина назначили главой ФСБ (к тому времени он уволился из КГБ и пообещал жене, что на работу в органы не вернется), Людмила, пишет Ирен Питч, позвонила ей в слезах: «Мы больше не можем с тобой встречаться. Опять эта страшная изоляция, эта несвобода! Нельзя ездить, куда хочешь, говорить, что хочешь. Я же только начала жить! Все кончено…» Все кончено… Но не будем гадать. Это тайна женщины. Мы же после каждого протокольного появления супругов Путиных видели: сцены семейного счастья им не даются. Даже всегда уверенному в себе президенту.

6 июня 2013 года, после просмотра балета «Эсмеральда» в Большом Кремлевском дворце, супруги объявили о своем разводе. Как бы объясняя ситуацию, Путин сказал: «Вся моя работа 564

связана с публичностью. Кому-то это нравится, кому-то нет, но есть люди, которые совершенно с этим несовместимы». До развода, в отсутствие достоверной информации, о Людмиле ходили темные слухи: то женщина спивается, то ушла в монастырь. Но, похоже, публика в воображении своем зря рисовала жизнь Людмилы Александровны черными красками. В начале 2016 года она вышла замуж за Артура Очеретного, взяв его фамилию. Ему 37 лет, он руководит издательским домом «Литературная учеба» и Центром развития межличностных коммуникаций (ЦРМК). Путина знакома с Очеретным давно: она патронировала ЦРМК, присутствовала на мероприятиях, вручала премии. Муж моложе супруги на 20 лет, спортивен, ведет здоровый образ жизни, любит гонят на велосипедах. Разница в возрасте не слишком заметна — Людмила Очеретная слегка похудела, помолодела. Один мой знакомый, глядя на ее новые фотографии в интернете, вспомнил английскую поговорку: горящий глаз, пушистый хвост. Слабые попытки представить президента «настоящим мужчиной» делаются и в нашей прессе. «Экспресс-газета» опубликовала материал «Внебрачный сын Путина» — о 14-летнем берлинце Гюнтере Опице. Корреспондент газеты случайно разговорился в кабаре со старушкой, которая, узнав, с кем оказалась за одним столиком, поведала ему волнующую историю любви дочери ее соседки и директора Дома советско-немецкой дружбы в Дрездене. Мать Гюнтера умерла, когда ему было три года. Недавно старая фрау Опиц, бабушка мальчика, прочитала в газете биографию российского президента, где была строчка о его работе в Дрездене. Тогда она поняла, что Путин — тот самый Владимир, с которым у его дочери завязался тайный, волнующий роман. Жизнь развела их раньше, чем родился мальчик. «Владимиру» молодая женщина решила ничего не говорить, не желая портить любимому карьеру. Журналист решил встретиться с бабушкой и внуком. Гюнтер Опиц — обычный, немного стеснительный подросток. Парень понимает, что они с бабушкой — бедные. Но верит в лучшее.

565

И готовится к взрослой жизни, пишет корреспондент. Мальчик учится в школе, хочет стать юристом, как и его отец. Ходит на курсы русского языка. Записался на них полгода назад, когда бабушка рассказала ему правду. « — Гюнтер, а как это произошло? Она показала тебе фотографию Путина и сказала: «Это твой папа?»

— Мы смотрели новости. Выступал Путин. Бабушка замолчала, потом выключила телевизор и рассказала всю историю о маме. Я засмеялся: «А почему мой папа Путин, а не Клинтон?» Думал, что она так шутит. Но потом поверил.

— Твои друзья знают, кто твой отец?

— Нет. Все будут смеяться, говорить, что бабушка сумасшедшая. Главное, что я знаю правду.

— Какие чувства ты к нему испытываешь из-за того, что он не остался с мамой?

— Но он же не знал обо мне… У нас в школе много ребят, у которых отцы не живут с мамами. И ничего страшного.

— Ты хочешь съездить в Россию?

— Да. И я очень уважаю вашу страну… Я интересуюсь политикой. Отец выводит страну из кризиса. Я читал, что за год его власти у вас стало жить лучше, чем за десять лет перед этим.

— Если бы ты решил написать отцу, что было бы в письме?

— Что я им горжусь. И самое главное, чтобы он не волновался, что я живу без него. Я все понимаю. Лишь бы бабушка и он не болели…» Такая вот история. Которую сам автор публикации считает скорее плодом воображения старой фрау Опиц. В кого только не «влюблял» народ одинокого президента! Чаще всего — в Алину Кабаеву. Впервые о том, что президент якобы развелся и тайно обвенчался с большеглазой гимнасткой, которая родила ему сына Вову а потом второго сына (или дочь), в 2008 году написала газета «Московский корреспондент», которая была немедленно закрыта. Но миф зажил собственной жизнью, и теперь за вольные предположения об отношениях этого 566

мужчины и этой женщины издания не наказывают. В Кремле только начисто отрицают «все эти бредни». Правда, некоторые обстоятельства мешают поверить пресссекретарю. Кабаева — женщина незаурядная, даже уникальная. Ей, единственной в мире спортсменке, удалось попасть в книгу рекордов Гиннеса в возрасте 15 лет. Четырежды она завоевывала звание чемпионки мира по художественной гимнастике. Она трудяга, в гимнастике с трех лет! И все же карьера Кабаевой кажется удивительной. В 25 лет — депутат Госдумы. В 30 — уже председатель совета директоров холдинга «Национальная Медиа Группа» (НМГ), глава совета директоров ЗАО «Спорт — Экспресс». А что это за холдинг такой — НМГ — с как будто специально невыразительным названием? Его задача — «обеспечивать качественное развитие медиа-индустрии» и, надо признать, он оснащен для этого самыми серьезными инструментами. В холдинг входят только компании-лидеры в своих сегментах. Телевидение: Первый канал, Пятый канал, Рен-ТВ, Русская служба новостей. Также управляет он телеканалами Discovery, Network, Eurosport. Печать: газеты «Известия», «Metro-Петербург», «Спорт-Экспресс». Кинопроизводство: компания Арт Пикчерс Вижн. Во главе крупной империи — хрупкая женщина, одинокая; правда, с обручальным кольцом на руке, которое давно замечено наблюдательными людьми. Если вдруг кто-то взволнуется — как она с такой махиной управляется, знайте, тревоги напрасны. У Кабаевой сильный помощник. Президент холдинга — Кирилл Ковальчук, сын Михаила Ковальчука, старого доброго друга Путина. Так Кабаева? Не Кабаева? Да какое мне дело до любовных дел Путина? Неинтересно. А вот что интересно — как живется его дочерям, тем девочкам, что «ошалели», узнав: их отец стал президентом? Обе они закончили Санкт-Петербургский университет. Маша, будто бы, биолого-почвенный, Катя — восточный факультет. В случае с Катериной, похоже, это правда. Иначе с чего бы это в 2006 году, вскоре после того, как младшая Пути567

на стала студенткой восточного факультета, губернатор Петербурга Валентина Матвиенко выделила этому факультету новое здание на Васильевском острове? В университете студенток Путиных не видели. Преподаватели занимались с ними дома по индивидуальному плану, чаще всего по воскресеньям. По окончании СПбГУ обе оказались связаны уже с московским университетом. Маша получила в МГУ второе высшее образование — закончила факультет фундаментальной медицины. Занимается исследованиями в области эндокринологии. На сайте системы ИСТИНА, отражающем научную активность сотрудников МГУ, за Марией Фассен (фамилия мужа) числится пять статей и соавторство книги об идиопатической низкорослости детей, изданной за рубежом. По слухам, ей принадлежит один из московских центров эндокринологии. По сообщениям западных СМИ, Мария вышла замуж за голландского бизнесмена Йоррита Фассена, сделавшего хорошую карьеру в России. К 2010 году он был уже членом правления и руководителем департамента стратегического планирования Газпромбанка. В 2010 году Йоррита Фассена избили битой на Рублевском шоссе охранники его, можно сказать, коллеги — банкира Матвея Урина, Фассен не уступил ему дорогу. Если у кого-то и оставались сомнения относительно того, чьим мужем он является, скоро они окончательно рассеялись. Решением суда Урин приговорен к 7 годам колонии, его финансовая империя разорена — Центробанк отозвал лицензии у нескольких принадлежащих ему кредитных организаций. Водитель и шесть охранников Урина получили от 2 до 4 с половиной лет лишения свободы. В СМИ часто вспоминают слова Путина: «Кто нас обидит — трех дней не проживет». Некоторые считают, они были адресованы Урину. Какое-то время супруги инкогнито жили в небольшом голландском городке Ворсхотен, занимая роскошный пентхаус. В 2014 году, когда в небе Украины был сбит малазийский Боинг с тремястами пассажиров на борту и в этом некоторые эксперты обвинили Россию, тайна нарушилась. В центре Ворсхотена со568

бралась толпа жителей с плакатами: «Дочь Путина, убирайся немедленно!» Теперь супруги живут в Москве. Катя Путина Востоком интересовалась глубоко. В 2010 ежедневная южнокорейская газета сообщила: дочь российского президента выходит замуж за сына сотрудника посольства Южной Кореи в России. Новость подтвердил отец жениха, корейский адмирал. Молодые познакомились на вечеринке в международной школе в Москве. В 2002 году Катя навещала будущего жениха в Сеуле во время чемпионата мира по футболу. Однако эту информацию перечеркнул своим заявлением пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков: эти двое всего лишь друзья. Тридцатилетняя Катерина Тихонова (фамилия образована от отчества бабушки) — стала женой одного из самых богатых молодых бизнесменов России Кирилла Шаламова, с которым вскоре рассталась. Она работает на механико-математическом факультете МГУ, занимается вопросами космологии. Ее имя стоит на учебнике математики (в соавторстве), шести научных статьях, большая часть которых написана в соавторстве с ректором МГУ Виктором Садовничим. Недавно назначена заместителем проректора МГУ. Но прежде чем продолжить истории дочерей Путина, хочется обратить внимание на том, как много общего у нового поколения кремлевских детей: судя по их трудовой биографии, эти дети исключительно талантливы и трудолюбивы. И, видимо, именно эти качества обеспечили им в их 28 — 30 лет головокружительные карьеры. Петр Фрадков, сын экс-директора службы внешней разведки и бывшего главы правительства РФ, назначен главой опорного банка для гособоронзаказа. Его первая трудовая должность (сразу по окончании МГИМО) — представитель Внешэкономбанка в США. Второй сын Фрадкова Павел с 2015 года работает замуправделами президента (до этого был успешным замглавой Росимущества). Денис Бортников, сын главы ФСБ Александра Бортникова — член правления ВТБ.

569

Артем и Игорь Чайки, сыновья генерального прокурора РФ. Артем — совладелец нескольких крупных компаний; в 2014 году его компания выиграла конкурс РЖД на покупку шпал на сумму 3 миллиарда рублей. Артем — адвокат, владелец и управляющий несколькими крупными компаниями, основной владелец соледобывающей Сибирской торгово-промышленной компании. Дмитрий Патрушев, старший сын секретаря Совета безопасности и экс-главы ФСБ Николая Патрушева с 2010 — председатель правления Россельхозбанка. Младший сын Андрей — председатель совета директоров компании Центркаспнефтегаз (совместное предприятие Газпрома и Лукойла. Был советником председателя совета директоров ОАО Роснефть Игоря Сечина. Награжден орденом Почета за достигнутые трудовые успехи. Сергей Иванов, сын бывшего главы администрации президента с 2017 года представляет интересы президента в Дальневосточной округе. Был старшим вице-президентом Сбербанка, руководит алмазодобывающей компанией АЛРОСА. Сергей Матвиенко, сын главного сенатора страны Валентины Матвиенко начал деловую карьеру с места советника председателя правления банка Санкт-Петербург, совладелец 8 компаний. Игорь Кожин, сын бывшего управделами президента РФ, ныне — первого вице-президента Олимпийского комитета Владимира Кожина — владелец и совладелец нескольких компаний, глава ЗАО «Гала — Форм» (перевозка и продажа нефтепродуктов). Его состояние оценивается в 6 миллиардов рублей. Роман Золотов, сын главы Росгвардии, с 2017 г. — заместитель руководителя департамента спорта и туризма правительства Москвы. С 2018 г. — совладелец (25%) НПО «Квантовые технологии». Алексей Рогозин, сын вице-премьера, генеральный директор ОАО «ИЛ». Должности, состояния впечатляют. Но недосягаемых вершин достигли те две девочки. Многие СМИ уже почти открыто называют их дочерьми Путина. Катерине Тихоновой сегодня доверены две ответственнейшие должности — директора некоммерче570

ского фонда «Национальное интеллектуальное развитие (ФНИР) и директора Центра национального интеллектуального резерва. Оба учреждения связаны с МГУ, на базе которого реализуются амбициозные проекты развития интеллектуального потенциала молодой России. Формируется наша Силиконовая долина, получившая название Иннопрактика. Среди членов попечительского совета ФНИР — Садовничий, Сечин, Чемезов, Миллер, Ковальчук. Компании — Роснефть, Транснефть, Росатом, Ростех, СИБУР, Газпромбанк… Среди советников Катерины, подсчитали в Агентстве Reuter, пять членов ближнего круга Путина, включая двух экс-офицеров КГБ, помнящих ее еще ребенком. Мария Фассен теперь носит фамилию Воронцова. Старшая сестра позже Катерины занялась бизнесом. В 2019 году она стала членом совета недавно созданного АО НОМЕКО. Непонятное это название стоит запомнить, в ближайшие годы о нем будут говорить. НОМЕКО — крупнейший проект, объединяющий усилия государства и нефтяного гиганта Роснефть, цель которого — сделать Россию одним из мировых лидеров в сфере исследования в области генетических технологий. Интересно, что в апреле минувшего года Путина сам добавил четырех новых членов совета проекта, среди которых была Мария Воронцова. Это будет один из самых оснащенных медицинских комплексов в мире. Об этом рассказала Мария Воронцова в телесюжете канала Россия-1 «Мирный атом». Проблемы ядерной медицины интересуют и младшую сестру. В технологической долине МГУ, которую курирует Иннопрактика, будет построен Центр протонной терапии. Масштабные проекты, связанные с новыми направлениями деятельности МГУ, требуют расширения МГУ и миллиардного увеличения бюджетов. Обоим проектам гарантируется финансовая поддержка. Пестрая это компания — «кремлевские дети»!.. Среди них потомки и «тех Муравьевых, которых вешали, и тех, которые вешали”*.

571

У Светланы Николаевны Гурвич, когда она узнала, что я встречалась с сыном Берии, непроизвольно вырвалось: «Ой, ужас!» Она закрыла лицо руками. Светлана Николаевна ничего не имеет против Серго, однако при имени его отца начинает задыхаться. Но и Светлана Бухарина, и Серго Берия, и все, родившиеся в опасной близости к кремлевским звездам, принадлежат одной общности. Это, используя выражение отсидевшего в лагерях Колымы больше двадцати лет Варлама Шаламова, дети одной катастрофы. Однако жизнь, ход вещей совершают порой немыслимые перемены. Корявое слово «номенклатура» заменяется более красивым — «элита». Смысл его расширяется, элита — это теперь и жены, и братья, и друзья. Но главное — дети, многочисленные дети, поколение которых подросло и в 25 — 30 лет смело занимает командные посты. Произошла резкая смена ролей: кремлевские дети сегодня — не те, кто вместе со всем народом терпел утеснения, репрессии… Они больше не заложники Кремля, они, если можно так выразиться, его неутомимые, энергичные потребители. Вот их голос: «Мы избранные от рождения — у нас есть все, о чем другие могут только мечтать, и мы принимаем это, как должное». Не избранные, а — нечестно избранные, протиснувшиеся, прокравшиеся… И не утешает остроумная максима Станислава Ежи Леца: «Дно остается дном. Даже если оказывается наверху». Когда Путина назначили главой ФСБ (к тому времени он уволился из КГБ и пообещал жене, что на работу в органы не вернется), Людмила, пишет Ирен Питч, позвонила ей в слезах: «Мы больше не можем с тобой встречаться. Опять эта страшная изоляция, эта несвобода! Нельзя ездить, куда хочешь, говорить, что хочешь. Я же только начала жить! Все кончено…» Это плач уже не по Людмиле Путиной. Это обо всех нас, подлинных заложниках Кремля, метафора нашей жизни. А мы же только начали жить!

572

.