Литературный альманах «Звезда поюжья». Выпуск 12.

Администрация Великоустюгского муниципального района Управление культуры, спорта и молодёжной политики Великоустюгское районное литературное объединение «Северок»

ЗВЕЗДА ПОЮЖЬЯ Литературный альманах Выпуск 12

Великий Устюг, 2014

УДК 821.161.1(082) ББК 84(2Рос=Рус)64я43 З-43 Главный редактор и корректор: О.П. Кульневская Фото: О.П. Кульневская. Дизайн иллюстраций: М.В. Цвеченко В альманах вошли стихи и проза литераторов Поюжья. Поюжье – территория, объединяющая районы, расположенные по реке Юг, – Подосиновский район Кировской области, Великоустюгский, Кичменгско-Городецкий и Никольский районы Вологодской области.

З-43

Звезда Поюжья: литературный альманах. Вып. 12 / Адм. Великоустюг. муницип. р-на, Упр. культуры, спорта и молодеж. политики, Великоустюг. район. лит. об-ние «Северок»; [сост.: О.П. Кульневская]. – Великий Устюг, 2014. – 148 с., ил. – 70 экз. Агентство CIP Архангельской ОНБ

УДК 821.161.1(082) ББК 84(2Рос=Рус)64я43 © Великоустюг. район. лит. об-ние «Северок», 2014 © ОАО «Котласская типография», 2014

ВСТРЕЧА ОСТАЁТСЯ НЕИЗМЕННОЙ Нет на земле ничего более волнующего, чем встреча. И не важно, ждут ли её, считая дни и мгновения, или же эта встреча случайна и почти мимолётна, – неизменным остаётся одно – желание запечатлеть в памяти, оставить другому знак, подтверждающий сам факт незабываемого события. Таким вот знаком внимания, поводом для сопереживания и является сборник стихов, который вы сейчас держите в своих руках. В него вошли тексты добрых и верных друзей, встречи с которыми неизменно радуют, и тексты новых авторов, общение и долгая дружба с которыми нам ещё предстоит долгие годы. Итак, Великий Устюг! Город, сотворивший для земли русской как и великое множество ярких неординарных подвигов, так и бесчисленные деяния монотонного прилежного труда; город, издавна владеющий умами и сердцами неравнодушных людей… Он вновь открывает свои тёплые объятия для встречи. Думается, она не случайно и состоится в приветливый летний день! В день, когда можно налегке гулять по городу, затем вдоль берега нашей ласковой Сухоны проследовать к самому устью игривого Юга. Именно благодаря связующим берегам наших рек свершилась судьба творческого фестиваля «Славяне Поюжья», в рамках которого вот уже который год неизменной остаётся встреча литераторов четырёх районов – Великоустюгского, Кичменгско-Городецкого и Никольского – Вологодской области и Подосиновского – Кировской. Неизменным остаётся и ежегодный выпуск очередного альманаха «Звезда Поюжья» – уже двенадцатого по счёту. Он – перед вами.

Мать-избушка под красною охрою, что ночами не спишь и скрипишь – Мать-избушка под красною Как старушка почтенная, охаешь, охрою, что ночами спишь имолчишь? скрипишь – как вдоване на поминках, Вновь тебе и не спится, и плачетсяохаешь, Как старушка почтенная, от тоски твоей… как вдова нанаболевшей поминках, молчишь? Где те девочки в ситцевых платьицах, Вновь тебепоивший и не спится, где хозяин, коней?... и плачется

от тоски наболевшей твоей… Где те девочки в ситцевых платьицах, где хозяин, поивший коней?

,

х,

Никольск

6

ЛЕОНИД ЛЕШУКОВ и надеюсь, что буду услышан...

Мать-избушка Мать-избушка под красною охрою, Что ночами не спишь и скрипишь – Как старушка почтенная, охаешь, Как вдова на поминках, молчишь? Вновь тебе и не спится, и плачется От тоски наболевшей твоей… Где те девочки в ситцевых платьицах, Где хозяин, поивший коней? Где сыны, что главою под матицу, Где хозяйки заливистый смех? Чёрный тлен к этой матице ластится, Буйный ветер спешит для потех. Только ставни стучат незакрытые Да гнетущая бродит печаль... Мать-избушка, живыми забытая, Смотрит мёртвыми окнами в даль...

7

В Вологде падает снег А в Вологде падает снег: Ленивый, податливый, ласковый. И город вздыхает во сне, Укутанный белою сказкою. Летают снежинки, кружась, Цепляясь к шумящим троллейбусам… Хозяйка моя заспалась, Прикрывшись газетою с ребусом. Жалея, не стану будить (Такую проспать красоту!), По скверам пойду побродить, Один постою на мосту. И падает в Вологде снег На улицы тихие, сонные, Сливается зимний рассвет С огнями рекламы неоновой. Сигналит знакомый таксист, Часы прозвенели полпятого, А я, как юнец-лицеист, Играю в снежки у Горбатого. Кричит на мосту молодёжь: «Что, дедушка, греешься? Холодно?» И пляшет неоновый дождь На белом снегу по-над Вологдой.

8

Отчаянный В рубахе цвета шиповника, С полным карманом крыжовника Иду-прохожу – отчаянный, Непонятый, неприкаянный – Мимо её палисадника В тихом зелёном садике… В рубахе прожжённой, крашеной. Не к вашим я и не к нашим я! Нарвал у соседа-садовника – Скучая, нарвал! – крыжовника. Я сам по себе. Отчаянный, Собакой не раз облаянный, Дважды же ею покусанный, Иду, пригибая кустики, В рубахе прожжённой, в крапинку. Статью – в породу папину. Маюсь, стою за хатою, Хочешь, прочту Ахматову? Что ж ты, моя русокосая, Парня такого бросила?

9

Звень Промёрзшие ветлы склонённо Стегали холодную грудь. Судьба – мой попутчик смиренный, Торила неведомый путь. Летела сквозь рваные тучки Январская звёздная звень… Меня торопил мой попутчик, Мелькали огни деревень. Чернели дома и погосты, Да остовы сирых церквей… И было бы проще и просто – Сменить мне лихих лошадей. И дальше бы с новой упряжкой Вдоль чёрных лесных деревень Скакать, погоняя с оттяжкой, Под звёздную стылую звень. Но сбились и спутались кони, И ехать, и думать мне лень. А звень мою память схоронит В заполье родных деревень.

10

Кто я? Я пишу и, как плод, созреваю, Если спросят: я кто и каков? Беспокойную душу вливаю Я в безмерное море стихов. Не аскет, не ханжа, не отшельник, Жизни радостен каждый часок. И легко я встаю в понедельник, И шагаю легко за порог. Принимаю и радость, и боли, Понимаю стихи и грехи, И горюю в непаханом поле, И рождаются сердцем стихи. Дар отмерил кому-то Всевышний. Мне – моё, как сердечный звонок. И надеюсь, что буду услышан, Что прочтут эти несколько строк.

11

ТАТЬЯНА ПАХОЛКОВА .. Где была я искренне влюбленная

*** Расплескалось марево румяное Загуляло сладкой брагой дня. Укрываясь влажными туманами, И бесстыдством зарева маня. Улыбнулось странною улыбкою, Подмигнуло, потревожив сон. Всё такое несказанно-зыбкое – Словно колокольчиков трезвон. Заманило нежно, беззастенчиво, Увело в пьянящий сердце луг, Где с весною красною повенчаны Взлёт души и сердца перестук. Где, навеки с ним соединённая, Молодость рассветная плыла, Где была я искренне влюблённая, Светлая и нежная была. И от бесконечности чуть пьяное, Шумное и яркое, как свет Расплескалось марево румяное. Только в нём меня уж больше нет.

12

*** Вечер прохладой речною повеет, Старые дроги в тиши заскрипят, И зарумянится, зарозовеет Яблоком спелым, налившись, закат. Соки прольёт на вечерние воды, Белых берёз приукрасит бока… Где вы, былые мои непогоды? Где вы, белесые снов облака? Вечер в прохладу меня окунает, Старые дроги умолкли вдали… И затухает закат, затухает, Соки свои так небрежно пролив.

13

ОКСАНА ШПИЛЬКО И меж нами лишь пара шагов

Ты и я Нечаянной фразой Убит романтический вечер. И глупая гордость Встаёт между нами стеной, А холод осенний Ложится на хрупкие плечи, Чтоб вместо тебя Провести этот вечер со мной... Но к чёрту условности, Если на этой планете Есть ты и есть я, И меж нами лишь пара шагов… Ты знай, мой родной! Для меня самой важной на свете Была и всегда будет Наша с тобою любовь.

14

Милая моя Милая моя взглядом обвела, Счастьем осветив, нежно обняла… Труден будет путь – Не боюсь ничуть! Ради этих глаз я на всё пойду, Ведь прекрасней их, знаю – не найду. Труден будет путь – Не боюсь ничуть! Верь, любовь моя, выстоим вдвоём, И не будет слёз на лице твоём. Труден будет путь – Не боюсь ничуть! Знай, любовь моя, нет тебя родней! Я навеки твой, будь и ты моей. Труден будет путь – Не боюсь ничуть! Двух сердец союз – крепкий, как гранит, Будем жить с тобой, нас Господь хранит! Труден будет путь – Не боюсь ничуть!

15

ОЛЬГА ЗОТИКОВА Заговорю любую беду

*** Мой милый пушистый чеширский кот, Читающий мысли на расстоянии, Шепни мне на ушко: на эшафот Можно ли мне в отчаянии? Можно ли взвешивать всё и всех На хрупких весах – невидящей? В чашу какую – из двух – смех Детский? А гирьку вытащить – Вот эту? Чтоб – до граммулечки! – грех Любви-не-любви вывешать… Можно ли? Милый чеширский кот, Слева твоё дыхание. Земные законы придумал не тот – Не тот, кто творил мироздание.

16

***

Ну, вот и ладненько. Мне не пишите. Мне не пишите совсем. Белым корабликом мимо плывите. Мне Ваши письма – зачем? Вас провожая в дальнее плаванье, Заговорю любую беду. Там далеко, в самой тихой из гаваней, Я Вас потом подожду. Что же... прощайте и извиняйте. Парусом Вам – мой дурацкий зонт. Только, пожалуйста, не исчезайте, Не уплывайте за горизонт.

***

Это хорошо, что ты с другой. Я и понарошку – Рыжею осеннею листвой, Листиком в ладошку – Знаешь, не умею. Первый тонкий лёд на луже… Нужен ты мне? Да! Так нужен! Только вот зачем? И в стужу Словом не согрею. Просто постою с тобою рядом С зонтиком сиреневым нарядным, Обниму тебя случайным взглядом – Ближе не посмею.

17

***

Ты улыбаешься во сне, Пока ещё не мне. Быть может, с ангелом небесным Ты играешься... И счастье – лучиком во тьме: Ты улыбаешься во сне, Когда меня Ладошкой маленькой касаешься. И всех даров дороже мне Твоё дыханье в тишине, Когда от всех невзгод В руках моих спасаешься. Ты улыбаешься... Ты улыбаешься...

***

Это просто день такой плакучий – Непонятный, глупый, невезучий. И туман по городу ползучий – Дождик собирается... Это просто ты такой далёкий, Слёз моих не знаешь: в писем строки Жизнь не помещается. Это просто сон плохой. Бывает. Это просто солнца не хватает. Потому печалится. Ничего. Случается.

18

***

Я куплю себе новую шапку. Шубку норковую куплю. А пока посажу заплатку На тулупчик свой по рублю. Не суди людей по одёжке – Где средь камушков бриллиант? Пусть на ужин сегодня крошки – Не завидую я вам, франт. Кто-то счастья звенящего ищет, В мир протягивая все пять. Даже если я стану нищей – Мне на паперти не стоять

19

ЮРИЙ ЗАЙЦЕВ Загуляла душа вновь у русского парня...

Я стар... Я стар, но смерти не боюсь И жду её с открытой дверью. Во снах я лбом об стену бьюсь. Подушку рву я в пух и перья. На мир смотрю через стекло – Окна, застывшего с неделю. Всё жду, когда придет тепло И сердце одарит капелью. Занятий скучных кутерьма, Мне всё порядком надоело. В душе и за окном – зима Природе до меня нет дела. Стихов распахнута тетрадь, А в мыслях – бунт от неудачи. И мне на всё уже плевать, Как той – замёрзшей старой кляче. Но вот закончен эпилог. «Дождись весны!» – душа кричала. Никак не вставлю первый слог, Пишу с конца, а не с начала.

20

Душа Загуляла душа вновь у русского парня. От житейских забот улетела в поля. Не пугает её в этот раз бесоварня, И не точит её грешной зависти тля. Распласталась в стогу – в свежо-высохшем сене. Поплескалась в воде вечно пьющей реки. Покружила с лихвой в бело-облачной пене И туда забрела, где лежат земляки. Ведь у каждой души, не покинувшей тело, Есть желанья, порыв – навестить не спеша Кровно-близких людей, живших чисто и смело, Чья уже навсегда улетела душа.

***

Там, в глубине моей души, Таится «что-то» неземное. И это «что-то» – на Земле, Всегда останется со мною.

21

РОСТИСЛАВ ПАНОВ Не грусти, не тревожься напрасно

***

Набежали с юга тучи. Обложили белый свет. Рукава свои засучив, Ветер свистнул мне вослед. По-приятельски, потешно: Мол, держись теперь, дружок! Покатил с горы я, грешный, В обжигающий поток. Лишь в логу очнулся вроде, Даже лыжи не сломал. Вот и верь с утра погоде... Впрочем, что я потерял?..

22

***

– Всё! Прощай! – ты мне сказала. Отвернулась и пошла. Там, у дальнего причала Лодка с парусом ждала. Подхватил, играя, ветер, Повернул ко мне кормой. На песке, едва приметен, Только след остался твой.

***

Промелькнула вечерняя птица, Улетела к себе на покой... Ночью долго играет зарница И горит огонёк за рекой. Не грусти, не тревожься напрасно, Что короче становятся дни. В этом мире, пока ещё ясном, Мы с тобою живём ни одни.

23

***

Жди. Сбираюсь я в дорогу, Не ко времени совсем. Пред святой иконой Богу Помолюся перед тем. Ждут ухабы и трясины И песчаные холмы... Будут трепетно осины Вслед гореть мне до зимы. Будут ветры дуть мне в спину, Настигать в пути дожди. Всё равно нигде не сгину. Наберись терпения – жди!

24

Туман Ан. Беляеву Люблю росистые дорожки. Люблю предутренний покой. Луна, похожая на ложку, Висит почти над головой. Туман вздымается над логом, Как тесто, лезет из квашни. Его легко рукой потрогать, А если хочешь – зачерпни! Он пахнет щавелем, ромашкой. Он пахнет таволгой-травой… Пожалуй, скинуть мне рубашку И окунуться с головой!

25

Воспоминание о сенокосе Я городской теперь бы вроде, В своей деревне не живу. Сшил брюки узкие по моде, Топчу асфальт, а не траву. Я городской теперь бы вроде, Но вот июль в росе лугов, И я справляюсь о погоде У всех заезжих земляков. За разговором неторопким За доброй чаркою вина, Как наяву, увижу тропку, Где катит полная луна. А в шалаше, чуть-чуть в сторонке, Во сне забылись косари. Но вдруг коса пропела тонко, Не дожидаяся зари.

26

ВИКТОР ЦВЕТКОВ Снова дышится легко

Мысли вслух *** Остановись, мгновенье! Ты прекрасно – Коль прожито с умом и не напрасно.

*** Неисчислимо промежуток мал, Когда ты молод и совсем уж стар.

*** Чтоб другу воздавать хвалу и честь, Ты присмотрись, каков он в гневе есть.

*** Не так мне страшен сильный враг, Как друг коварный или друг-дурак.

*** Надёжнее всех тайну сохраняет, Лишь тот, кто тайны той не знает.

27

*** В любви и ненависти сила колдовская, Одна – погубит вас, спасёт вам жизнь – другая.

*** Чем ум короче, тем язык длинней... Глупцу всегда все истины видней.

*** Гнев – ненависть мгновенного горения, А ненависть – гнев медленного тления.

*** Я радуюсь и утру, и весне И от того здоров и бодр вполне.

*** Безумство юности и мудрость стариков – Непобедим союз таков.

*** Рабом страстей становится глупец, Страсть побороть способен лишь мудрец.

28

*** Уже сквозь дымку солнце светит И зреют яблоки в садах. Уже багрянцем август метит Мои березы на холмах. Уж над деревней паутинки Почти недвижимо висят... Но скоро пыльные тропинки Дожди грибные оросят.

Четверостишия *** Я не знаком с Творцом пока что лично, Но думаю, что всё же есть такой. Жизнь вылепить столь трагико-комично, Возможно лишь Божественной рукой.

*** Бог создал человека из примата, Но был не долог парадокса век – Испив хмельной закваски демократа, В примата превратился человек.

29

*** Раскрыта суть великого обмана – Учёный Дарвин в заблужденье жил... Наш человек был создан из барана, А их пастух в той жизни – волком был.

*** С любовью мы и зрение теряем, В любимых женщинах изъян не замечаем, Но стоит только от любви прозреть, Как видим мы, что не на что смотреть.

*** Мне поздно что-то в жизни изменять И жизнь меня не очень изменила, Но слишком поздно стал я понимать, Что жизненная наша благодать К юродивым весьма благочестива.

30

Утро Замёрзли лужи. Воздух бодрый. Трава седая за окном... Возьму в сенях литые ведра И коромысло за углом. Пойду на речку за водою. Потом поставлю самовар. И, рассуждая, сам с собою. Решу, что утро – Божий дар. И враз всё ожило на стане, Загомонило там и тут. А над лугами – пар, как в бане. Рубахи к телу пристают. Ах ты, июль, мой месяц славный! Трудов великих благодать! С луною – чашею заздравной – Готов и впредь тебя встречать!

31

После дождика с утра Робко травка прощипнулась На припёке у двора. Вся землица встрепенулась После дождика с утра. И ушла моя усталость, Снова дышится легко. И, признаться, снова в радость И ручей, и озерко, И тропа, и сосны в солнце, Что склонились над водой... Тихий край мой – как оконце В избу родины большой.

32

ПАВЕЛ СОРОКИН И детство босоногое далече...

Невозвратное Был в детстве быт мой, несомненно, прост, Естественен, как детское дыханье, И добрый лес, и травы в полный рост Стоят во мне немым воспоминаньем. Я помню вкус брусники на бору И запах свежей, летней земляники, Тепло песка – ступнями поутру, И петухов отчаянные крики. Ловилась щука просто на червя, И мы легко с аршинными справлялись. Ходили в лес, и криками зовя, В потёмках возвращаясь, не терялись. Был звон косы по пожням в сенокос Божественным и трогательным звуком. Мы тёрли нос, бесчувственный в мороз, И возвращались вечером к наукам. И мать с отцом нас направляли в путь, А бабушки знакомили со сказкой… Теперь меня ничем не обмануть – Ни словом, ни притворною раскраской.

33 Как жаль: угас отец, угасла мать, И детство босоногое далече... Не возвратить лесную благодать, Не пить тот чай из котелка под вечер...

Зима берёт своё начало: на землю выпал первый снег. Зима берёт своёсразуначало: Светло и чисто стало, и Кичменга, бег, снег. на землю выпалзамедлив первый Несёт хладеющие воды Светло и чисто сразу стало, навстречу Югу и Двине. и Кичменга, замедлив Всё повторяется в природе – бег, зима слагает гимн Весне.воды Несёт хладеющие

навстречу Югу и Двине. Всё повторяется в природе –

Кичменский Городок

36

АЛЕКСАНДР БУБНОВ .. Все вокруг затаило дыханье

*** Солнце скрылось в заснеженный ельник, Полыхнув напоследок огнём. В небе сумрачном месяц-отшельник Начинает нелёгкий подъём. Потеряло свои очертанья В мягких сумраках русло реки, Звёзд далёких немое мерцанье, Да движение лёгкой пурги… Всё вокруг затаило дыханье В этом сумрачном свете небес. Лишь размытых теней колыханье В снег бросает чернеющий лес. Синий сумрак от края до края Словно кем-то повсюду разлит… Зимний вечер, в снегах утопая, На свидание с ночью спешит.

37

СВЕТЛАНА ВЕРШИНИНА Я не выйду к тебе за околицу

Берёза Берёза в инее От солнца ясного Еще красивее, Еще прекраснее! Заря ленивая Стоит над полюшком. Зима сварливая Натешит вволюшку! Пурга ль, метелица Над ней закружится, Но всё ей стерпится, И всё ей слюбится. Лишь отшумит метель – Весна почудится, А зазвенит апрель – Зима забудется. Берёза в инее От солнца ясного Еще красивее, Еще прекраснее!

38

*** За околицей, в роще берёзовой, По верхушкам прошёл ветровей. И закат зазвенел светло-розовый, И на смену ему – соловей. Так выводит он чистую, нежную Трель свою для меня для одной! И любовь твоя – море безбрежное Не далеко, а рядом со мной. Эх ты, березь да песня соловушки! На крылечке своём – не дышу. Не вихраста – седая головушка! Я тебя ни о чём не прошу. Я не выйду к тебе за околицу, Ты напрасно меня не зови. Видно, сердцу дано успокоиться Отголоском той чистой любви.

39

ТАТЬЯНА ВЕТРОВА О любви своей нежной пою...

Одуванчиковый сенокос

(шуточная песня с грустным оттенком)

Раньше – редкость, а ныне – обыденный, Тут и там слышен вой мотокос – На селе начался, ох, невиданный Одуванчиковый сенокос. А со мною печаль моя странная – Одуванчик-сорняк жалко мне, Ведь живёт моя радость желанная В одуванчиковой стороне. В одуванчиковый полдень Красотой с ума свела, В одуванчиковом поле Мне веночек заплела. В одуванчиковом поле Ты веночек мне плела. Трудолюбие жителей Севера, Очевидно, на убыль идёт – Вместо ржи и пшеницы, и клевера На полях одуванчик растёт.

40 Словно золото всюду рассыпано, Пахнет мёдом в родимом краю. Я тебе, ненаглядная, милая, О любви своей нежной пою… В одуванчиковый полдень Красотой с ума свела, В одуванчиковом поле Мне веночек заплела. В одуванчиковом поле Ты веночек мне плела. Над моею землёй тучи серые, У забытой деревни удел: Полоса БЕЗнадежья, БЕЗверия, Одуванчиковый БЕСпредел! На селе воют косы, и зёрнышку Снятся поле и пахари вновь… А в душе моей тянется к солнышку Одуванчиковая любовь… В одуванчиковый полдень Красотой с ума свела, В одуванчиковом поле Мне веночек заплела. В одуванчиковом поле Ты веночек мне плела.

41

*** Зима берёт своё начало: На землю выпал первый снег. Светло и чисто сразу стало, И Кичменга, замедлив бег, Несёт хладеющие воды Навстречу Югу и Двине. Всё повторяется в природе – Зима слагает гимн Весне.

42

СЕРГЕЙ ДОРОЖКОВСКИЙ Не забудешь просторы эти...

*** На рассвете к моим родникам Я приду в опустевшую рощу. Прибегу я к ним – издалека… Потому что здесь в роще – проще! Дунет ветер, по жухлой траве Полетит вдаль с нездешнею грустью, Разгоняясь живей и живей, Ворох листьев к речному устью! И вот этот пустынный пейзаж, И летящие клочья газеты Ты уже никогда не предашь, Не забудешь просторы эти… Там, где суетностью обременён – Там не надо тебе ни участья Родников, пробивающих дёрн, И ни солнышка в дни ненастья! Ну, а здесь, где так жизнь хороша, И где время так радостно длится, С берестяного поит ковша Меня, как своего, криница!

43

*** Я ликовал! Я встретил ту, что надо! Снежок летел красивый, неземной. А ты молчала. Нет, чудесным взглядом Ты говорила ласково со мной. И видел я – глаза её не лгали! – Что женщина, и правда, влюблена. Ну, а сама ещё вчера могла ли О том помыслить, юная, она! Но где-то всё же оставалось чувство Вины неясной, смутного греха… Когда в душе тоскующей так пусто, Любовь двоих – так чем она плоха? И я тебя целую без сомнений, Мне дела нет до вымыслов ханжей! А главное, среди различных мнений Мне собственное мнение важней!

44

*** Взять, оставить город и работу, И помчать на пять счастливых дней Под июльским солнцем к повороту На угодья родины моей! Там под небом синим вьются ветви Белоствольных – на ветру – берёз, И с восторгом принимают дети Близкий гром коротких летних гроз! Красная смородина кистями Нависает прямо над рекой. Можно даже брать её горстями У речушки, ягодной такой! Сердце бьётся радостно и ровно, Лишь в душе за город лёгкий стыд: Как порой бездумно и нескромно Мы живём среди своих обид! Молодые заросли малины – С естеством связующая нить… Снова в этом отпуске недлинном Я учусь бесценное ценить!

45

*** И грусть дождя, и шорох листопада. И радость наших предыдущих дней – Слились в ночи… наверно, так и надо, Чтоб боль утраты чувствовать сильней! Ты для меня сейчас так много значишь, Когда ушла, слезинку затаив… А всё ведь быть могло совсем иначе… И чувства так мне нравились твои!

– Мы созданы с тобою друг для друга, – Ты говорила мне и не лгала… Пришёл октябрь, утихли ветры с юга, И стая уток на крыло легла. И стая уток, оставляя тоже Меня с самим собой наедине, Растаяв тихо вдалеке, похоже, Не думает нисколько обо мне! Но только мне не видится причины Разлуки нашей. Милая, ответь! Пускай тебе приличные мужчины Внимание оказывают впредь…

46

ЛИДИЯ ДУРЯГИНА .. И слушать шепот листопада

Осенний вечер Среди просторов на земле – Нахмуренный осенний вечер… Чужие окна в серой мгле, Семейные за ними встречи. А ты идёшь опять одна, И нет в домашних окнах света, Там одиночества – сполна И все вопросы – без ответа. Пока встречаются не те, С кем ты идти по жизни рада, Смотреть на звёзды в темноте И слушать шепот листопада. Но веришь, что на свете есть Твоя вторая половинка. Вновь листья опадают здесь… Скользит непрошено слезинка.

47

Студёнка Деревьям тесно над водою, В траве высокой скрылись берега, И в знойный полдень ледяною Студёнку принимает Юг – река. Напрасно путник, вдаль спешащий, Зайдёт в прохладу жажду утолить. Один глоток воды манящей Подскажет: лучше той воды не пить. Чиста, журчит всегда певуче, И вкус её особенно хорош. Но вот такой холодно-жгучей Воды в речушках рядом не найдёшь!

48

ТАТЬЯНА КОЛОСОВА Я же вольная! Жизни радуюсь!

*** «Обрати на меня внимание, Жду тебя уже столько лет!» – Получила вчера признание. Что ему мне сказать в ответ? Нелюбимому, недалёкому И по жизни своей одинокому, Пусть богатому и «надёжному», Но скупому и осторожному… Я же вольная! Жизни радуюсь! Так зачем мне себя обкрадывать? И платить цену неподъёмную За любовь ту – «лошадку тёмную». Не закрутится вновь, не завертится. И не слюбится и не стерпится! За жестокость такого решения Попрошу у него прощения.

49

Одинокий листок Ещё недавно было всего так много: Света, тепла, изобилия красок вокруг. Всё забрали у нас деловито и строго. И осталось чуть-чуть до морозов и вьюг. На берёзе листок одинокий, как пламень свечи. Так и хочется спрятать в ладони – чтоб не погас… От волненья смутного сердце неровно стучит. Вот бы ты так меня от тоски моей спас. Я б прижалась к плечу твоему, как к ладони листок. Отогрелась в объятиях тёплых и нежных твоих. Но ты, ласковый мой, от меня так безмерно далёк И ошиблась любовь в подсчёте столбов верстовых.

50

ГАЛИНА НЕКИПЕЛОВА Хорошо мне вместе с мамой

*** Из окна автомобиля Я смотрю на белый свет. Просто, весело, игриво Говорю я всем: «Привет!» Хорошо мне вместе с мамой Ехать в детский сад с утра. Хоть вставать довольно рано Не люблю, конечно, я. Но зато я горд безмерно: Моя мама за рулём! Старый наш авто, наверно, Мы заменим на «РЕНО»! Мама купит мне игрушек Много-много заводных. И машинок, и зверушек… Буду я хозяин их. Каждый день я в сад с игрушкой Буду разной приходить. Будет Ромкина подружка Одного меня любить!

51

Крапива Я расту на радость людям, Да не каждый меня любит. Называют меня злой, Вырывают корень мой. Но, поверь мне, я не злая, Хоть и жгучею бываю. По запасам витаминов Я не хуже апельсинов. А расту я – где придется Без претензий на удобства. Из меня и щи ты сваришь, И полезный чай заваришь, Мой любимый месяц – май, Вот тогда и собирай!

52

ТАТЬЯНА МАКАРОВА Вот и февраль...

*** Звёзды на небе ночном разгорелись, Слышно – гудят и гудят провода, Валенки снова на печке нагрелись, Вот и февраль, вот опять холода. Звёзды на небе – красивая россыпь, Только не падает вниз ни одна, Деда Мороза широкая поступь… Где же ты, где же ты бродишь, Весна?! Полночь. Часы отзвенели – уснули, Книга дочитана, время – в кровать, Кошка калачиком дремлет на стуле – За день, наверно, успела устать. Вдруг, я смотрю: ведь звезда пролетела! Нечего было сидеть и мечтать! И я желанье своё не успела, Снова его не смогла загадать.

53

*** Отгремели последние грозы, Опустели поля и пашни, А на ветках застыли слёзы, Их оставил здесь дождь вчерашний. Облетевшие листья всюду, Как прощальные письма лета, А оно далеко отсюда, С перелётными птицами где- то…

Разбежались белым полем васильки, чёрной строчкою узоры-завитки, Разбежались белымвсёполем А по краю полотна кружева.васильки, чёрной… это строчкою узоры-завитки, бабушка моя была жива, ещё бабушкавсё была,кружева. АМолодою по краю полотна ткань, ждала. … этоасшивала бабушка моялюбимого была жива, Васильковым синим светом полон взгляд, Молодою ещё бабушка была, васильки по полотенцу к ряду ряд...

асшивала ткань, любимого ждала. Васильковым синим светом полон взгляд васильки по полотенцу к ряду ряд...

гляд,

Подосиновец

56

НАДЕЖДА МОХИНА .. И вспоминаешь, как далекий сон...

Танцы в сельском клубе На вешалках – искусственные шубы, А на девчонках – мини и капрон… Конец семидесятых. В сельском клубе Сегодня танцы под магнитофон. Но плёнку «зажевало». Скрип и скрежет. Давно бы эту технику в утиль! Мечту осуществить, что «шейка врежем», Не получилось. На танцполе – штиль. Но все ещё чего-то ждут упрямо. Субботний вечер – не идти ж домой! А если вспомнить, как когда-то мамы? Частушки с пляской – и тоска долой! Эх, вдарить так, что стенам станет жарко И пьяно зашатается порог! …Студентка Таня, нынче горожанка, Пред Пашкой встала гордо, руку в бок: Город Киров, город Киров, Улица Дрелевского. Полюбила городского. Жалко деревенского!

57 Краснеет парень. Но стерпеть обиду От ветреной девчонки не с руки. И в пол, как будто безучастен с виду, С подковками вбивает каблуки: Зря смеёшься, дорогая, От тоски я не засох. Я до дома провожаю Каждый вечер сразу трёх. Светланка, что ещё с восьмого класса О Павле грезя, смотрит чуть дыша, Выходит в круг, блеснув очами ясно И дерзко (понимает: хороша!). Я соперницу свою Где-нибудь ухлопаю. «Принудиловку» дадут – В колхозе отработаю! И снова завязалась перепалка, И скор ответ любого – только тронь! И пол трещит, и каблуков не жалко, И щёки полыхают, как огонь. Ах, эта пляска головы дурманит! Усталость не берёт, глаза горят… Но вдруг владелец клубного баяна Рванул меха и снова свёл назад. Задремал игрок у нас, Кончились припевочки. Поцелуйте десять раз Гармониста, девочки! Ему не развлеченье, а работа. И медленно расходится кружок.

58 Но раздаётся предложенье чьё-то: «Давайте поиграем в ремешок!». И стул – в центр круга. Ремешок на стуле. Чей вызов и чей выход «на мороз»? Не выбрали кого и не хлестнули, Тому больнее. Может, и до слёз. Перекурив, вновь баянист на месте, Ещё запас частушек не иссяк. Зашли «с мороза» Таня с Пашкой вместе И рук не могут разомкнуть никак. В то время кто-то в технике умелый Расправил плёнку, снова замотал – В колонках зазвенело, загремело, И шейк опять с восторгом пляшет зал. …Давно настали времена другие, И вспоминаешь, как далёкий сон. Конец семидесятых. Ностальгия: Субботний вечер. Клуб. Магнитофон.

59

Осенний день в Болдино Осени меня, осень, сияющей синью, Обласкай меня льющимся златом листвы. Я сегодня вживусь в ту частичку России, Где все свято для нас – от небес до травы. Здравствуй, Болдино! Осень прелестная, здравствуй! Я напьюсь чистоты из твоих родников И пойму, что сегодня даровано счастье Сердцем чувствовать строки чудесных стихов. Шёпот древней ветлы услыхать на опушке, Птиц прощальные крики в туманной дали И представить, как этой аллеей шёл Пушкин И о встрече мечтал со своей Натали. Этот болдинский день, он недолго продлится, Унесёт его времени быстрый поток. Только в пушкинском томе, в любимых страницах Ляжет жёлтой закладкой кленовый листок.

60

Раздумья на дерновой скамье По зелёным муравчатым склонам Вниз сбегают берёзы гурьбой, И печально, задумчиво клёны Шелестят пожелтевшей листвой. Наступает такая же осень, Как почти два столетья назад. И сквозь листья вливается просинь На слегка позолоченный сад, На тропинки, на мостик горбатый Через чистый причудливый пруд. Облака белопенною ватой Тихо-тихо куда-то плывут. С благодатью в сердце, с поклоном Здесь сегодня гуляю и я. На зелёном муравчатом склоне Полукругом – из дёрна скамья. Вниз тропинка спускается змейкой. Раньше здесь простирались поля И когда-то сидел на скамейке Тот, кем славится эта земля. Пушкин, дерзость такую простите: Только с краю присяду чуть-чуть, Чтоб с душой просветлённою выйти, Чтоб и дальше в свой жизненный путь

61 Взять с собой эту синь, этот воздух И свеченье кленовой листвы, Где над серою будничной прозой Ясным светом поэзии – Вы.

Бабушкино полотенце Разбежались белым полем васильки, Чёрной строчкою узоры-завитки, А по краю полотна всё кружева. … Это бабушка моя была жива, Молодою ещё бабушка была, Расшивала ткань, любимого ждала. Васильковым синим светом полон взгляд, Васильки по полотенцу к ряду ряд. Отчего же строчкой чёрною узор? Разве ведала невеста с этих пор То, что будет она ранняя вдова? … Строчка чёрная сейчас видна едва, Нитка чёрная уж выцвела давно, А то время – только в книгах да в кино. Васильки же васильковы до сих пор. Вышивала моя бабушка узор…

62

ВЛАДИМИР ТЕРЕНТЬЕВ Как мгновенья, наши бренные дни

Пора солнцестояния Бесконечным днём нещадно жарило. Тучи проходили стороной. Северное наше полушарие Обволакивал июньский зной. Ночью ж, до предела укороченной, – Север близко, что ни говори, – Солнце к небосводу приторочило Полукруг сияющей зари. На душе в такую ночь безоблачно. И заре, бесспорно, по нутру Тихая небесная безоблачность – Не было б тумана поутру. Ей приятно, отливая золотом, Освещать окрестности села И собою, словно ярким пологом, Заслонять небесные тела. Ей приятно привлекать внимание, В самой высшей мере брать своё. Светлая пора солнцестояния – Самый лучший праздник для неё. Знаю я, что ночи эти вспомнятся

63 В дни глубокой осени, когда Одолеют приступы бессонницы, Непреодолимой иногда, В дни невзгод, когда и жить не хочется, В дни, когда, как разъярённый зверь, Ветер с репутацией подмоченной Будет яростно ломиться в дверь.

Большие русские поэты Шеренги стеллажей, и вот он, Заветный застеклённый шкаф. В нём – книги в ярких переплётах С тисненьями на корешках. До корки, до последней точки Я в этот мир душой проник. Во мне осели рифмы, строчки Из этих старых, мудрых книг. Большие русские поэты! Трагичны судьбы и горьки. Давным-давно их с нами нету, Но будут жить в веках стихи. А в наши дни – такие ж зимы, Такие ж осени, как встарь, А за окошком – магазины, «Аптека, улица, фонарь». У нас, как прежде, утром рано,

64 Блеснув внезапно из-за туч, «Косою полосой шафранной От занавеси до дивана» В домах гуляет солнца луч. Но иногда, слегка наивен, Пусть даже в музыке ни в зуб, Вовсю наигрывает ливень «На флейте водосточных труб». А по ночам зимой холодной, В делах кровавых зная толк, «С своей волчихою голодной Выходит на дорогу волк». И мы порою, брови хмуря, Общественный ругаем строй И почему-то «просим бури, Как будто в бурях есть покой».

65

*** Вечер тихий, морозный Гнёт прохожих в дугу. С неба капают звёзды И искрят на снегу. Разлетелись все звуки Неизвестно куда, Лишь гудят от натуги На столбах провода. И под эту их песню В небо тянется взгляд, Где гирлянды созвездий Неподвижно висят. А мороз воздух сушит И белит Млечный Путь, И врывается в душу Бесконечности жуть. Перед ней, как мгновенья, Наши бренные дни. В беспредельной Вселенной Мы едва ли одни. И хотелось бы как-то Разум космоса слить, Протянув меж галактик Ариаднину нить.

66

НАТАЛЬЯ РАДОСТЕВА Жизнь как данность принимаю...

*** Живу в каком-то Запределье – Среди лучей. Над травно-облачной постелью – Совсем ничьей. Ветрам, дождям, что обнимают, Здесь всем своя, А вот в домах не понимают Таких, как я. Там слёзно жалуют распятых, Что Бог не спас, Да метко целятся в крылатых, В лучистость глаз. Мне не запомнить эти лица, Их сплетен желчь, Но если всё же приземлиться – То в землю лечь. Живу в каком-то Запределье Строфой, судьбой… Над снежной нашей параллелью — Самой собой.

67

*** Где бы ты сегодня ни был – Мир в бесцветье не приемлю; Я люблю за тайну небо, Я люблю за близость Землю. Я тебя не вспоминаю; Не усталость глаз погасших – Тайну таинств принимая, Вязну в шорохах опавших. Не погибшей, не поникшей, В конопатейшую осень Мокну в мороси, зависшей Меж стволов шершавых сосен. Жизнь как данность принимаю. Своевольно разнокрыла, Я тебя не вспоминаю… Потому что не забыла.

68

*** Звёзды в мокрых ветвях зависли; Не гадаю – его, моя?.. В одиночестве – прелесть мысли, Созерцание бытия. Каждой капле в ветвях – по строчке. Каждой ветви – касанье рук… В талом мире набухших почек Всё размеренно, всё не вдруг. Здесь не надо, с толпою слившись, Знать лишь то, что позволят знать; Здесь не надо, втихую спившись, Привыкающее принимать С умертвляющих лже-экранов Лишь проклятья былым годам, Лесть и гимны заморским странам, Их расчётливым городам. Здесь не надо взбешённо слушать Нагнетающий бред вождя… Оживаю под первым душем Мелкокапельного дождя. И почти не смотрю под ноги. Хоть болото, да всё – своё… Все дороги в стволах – дороги К посвящению в бытиё. Если ж станется – стих последний, Так несложно – свободных влёт. Пусть весна в толчее столетий

69 Меня талой водой зальёт. Но пока не смогу вернуться В дом с окошком на синий лёд, Есть возможность мне оглянуться На свободный мой перелёт. Звёзды в мокрых ветвях зависли… Жаль, больная страна моя И не мыслит про прелесть мысли В созерцании бытия.

*** Пешком…Что может быть прекрасней И приближённей к бытию? Нет ни секундочки напрасной Из тех, что в травах простою. От сизой старенькой ограды, По разомлевшим лепесткам Спешу к причастию прохлады Речного мелкого песка. Под чаек тающие крики, Раскрепощённа и легка, Ныряю в солнечные блики, Сбивая в пену облака. И мысли связанны и спелы. И так безумно хорошо, Когда моё земное тело Соединяется с душой.

70

ВАЛЕНТИНА СКОБЕЛКИНА За стаей журавлиной улетая

Ах, кто бы знал... Ах, кто бы знал, ах, кто бы знал, Что жизнь не будет бесконечной И что любовь не станет вечной… Ах, кто бы знал… Шагнула следом, не смотря, Что юность наша канет в лету – И, в сирую мечту одета, Шагнула я… Ты не заметил: я прошла Как будто мимо ненароком – И было мне таким уроком, Что я прошла… Ждала: придёшь, меня найдёшь – Я всё пойму, тебе откроюсь, И ничего уже не скрою… Ждала – придёшь… Ах, кто бы знал, ах, кто бы знал, Что жизнь не будет бесконечной – Зачем была такой беспечной! Ах, кто бы знал…

71

Осенние костры Костры осенние в саду, пылая, В окно бросают лета красоту, За стаей журавлиной улетая, Бью на осколки мыслей пустоту. Куски зеркал – страницы прошлой жизни, Падений, взлётов в ней уже не счесть, В осколке каждом только укоризны Друзей вчерашних я могу прочесть. Летят сухими листьями зарницы Когда-то запылавших в нас сердец, И, вскинув удивлённых глаз ресницы, В озёра смотрят облака с небес. С тяжёлой каплей, тихой и печальной, Потухнет пламень заревых костров, Свернётся чёрной лентою прощальной Лесной ручей в надгробьях берегов. Рвёт тучи потерявший веру ветер, К закату мчит кровавые клубы – Прошла ли жизнь?.. Нет, это только вечер: Красивый стол… Свеча… И рядом… ты!

72

Плохо Шагреневая кожа – символ неуёмных страстей, ведущих к разрушению человека (физическому или нравственному). Глумливою маской шагреневой кожи Луны изогнулся овал, Бросает сомненья на лица прохожих, Ухмылкою бьёт наповал. Фигурки бредут по замёрзшему миру – Ни боли, ни страсти в сердцах. Лишь льдинки в глазах вопросительно стынут: Ответы – в безрадостных днях. Дорога – как будто сплошная Голгофа, Фонарь наплывает на тень… Вздыхает прохожий: я знаю, что плохо – Но лучше, чем кожи шагрень.

73

ОЛЬГА КУЗНЕЦОВА И ждет тепла израненный цветок

Художник-детство Нечаянно смахнул растрёпа-ветер Последний лист янтарный сентября, И память, что дороже всех на свете, Вернулась вновь, мне душу теребя... Дорожкою разбитою асфальтной, По улице, где древний домик жив, С воспоминаний пеленой приятной Иду я, в детство дверцу приоткрыв... Денёк на диво – солнце, небо, воздух... И кажется, что выскочит ко мне Тот босоногий маленький художник Верхом на верном палочке-коне... И этот мир раскрашенный, осенний, Вновь заиграет под его рукой, И фейерверком краски акварельной Разбрызжет снова счастье предо мной... Под липой вековой проскачет лихо, А в роще будет снова рисовать... …Художник-детство не слыхал и слыхом, Как можно время повернуть назад...

74

Осколки жизни Пока в осколках вазы – Капли жизни, И ждёт тепла Израненный цветок, Есть только миг, Короткий и капризный, Ещё немного Отвести итог…

Памяти русских деревень Словно рухнуло небо на крыши, И разлился пунцовый закат, Словно хочется дальше и выше, А тебе не дают, не велят… Словно скованы тяжестью ноги, Не позволив и шагу шагнуть, На пути словно встали пороги, И трясина, и чёрная муть… Отдышаться нет, кажется, мочи: Воздух спёртый и больно в груди, И зашторены синие очи, И не видимо, что впереди…

75

*** Снова жёлтые пряди В причёске березы, Где-то рдеет Рябина вдали, И дождей зарядивших Унылые слёзы, И копирует осень Картины Дали. Ярких красок мазки, Перемешанных с охрой – На графический штрих В отраженье реки, И последний листок На ветру не просохнет, Сердце рвут журавли Долгим криком тоски…

76

Зигзаги жизни Судьба чертила Зигзаги жизни... Превозносила, Наотмашь била... А ты по-детски, Порой капризно, Ещё просила Её, молила... Судьба чертила, Судьба кроила, Макала в воду И в высь макала. И где-то в стоге Хранила шило – В момент падения В жизнь возвращала... Его уколы – До крови больно, До отрезвления, Остервенения... Зигзаги жизни – Теперь прикольно – Смотри прошедшее Столпотворение...

77

АРТЕМ ИВЗАН .. И каждый думал только о своем

Рабочим пилорамы посвящается Пилорама, пилорама! То ли праздник, то ли драма. Не идёт с утра работа, Потому что неохота. Примерзают руки к брёвнам, Сучковатым и неровным. Тракторист сидит в кабине, Как она, такой же синий. Перекуры, перекуры. Перегруженные фуры. В сапогах моих опилки: Я – работник лесопилки. И кривыми штабелями Доски высятся над нами. А к тому они и клонят, Что укладчики филонят. Кубометры, кубометры, Обдуваемые ветром, Видит шеф из окон джипа, Понимая – это «липа».

78 В перерыв напьёмся чаю: В чае все души не чают. Белый снег у нашей будки Будет жёлтым через сутки. Час зарплаты, час зарплаты. Ну а после – мат на мате. Ну а после – магазины С винно-водочной витриной. Ну а после – выходные, Так как все «не выходные». Две недели – денег нету. Мы стреляем сигареты.

Подопечные Солнца Там, где восходит Солнце, – над горизонтом кровь. Там, где оно заходит, – ненависть и любовь. И мы рождены природой: она изначально в нас. И все, кто сумел найти здесь невидимый третий глаз, – Подопечные Солнца. Мир не объять руками, но безгранична мысль. И потому так много версий про нашу жизнь.

79 И можно смотреть глазами, а можно смотреть умом. И все, кто часами мыслит над каждым прожитым днём, – Подопечные Солнца. Кто-то читает книги, но не пытлив и прост. Кто-то теряет нервы: причина – карьерный рост. И каждый хотел бы выше других над землей взлететь, Но лишь те, кто способен плюнуть на золото, выбрав медь, – Подопечные Солнца.

80

Кто-то Кто-то не смог простить И не умел прощать. Кто-то, закончив жить, Думал, как умирать. Кто-то сказал: «Уйду!», Но не сумел уйти. Кто-то, решив: «Уйду!», Не находил пути. Кто-то решил помочь, Но не решил, кому. Крикнули: «Руки прочь!» В голос один ему. Кто-то был осуждён И награждён статьей. Кто-то – освобождён, Кто-то был им судьёй. И каждый думал только о своём… Кто-то лишился сил. Кто-то загнал коня. Кто-то себя убил Вмиг на закате дня. Кто-то забыл про боль, Вспомнив, что можно пить. Кто-то за алкоголь Взялся, устав просить.

81 Кто-то устал искать Здесь, на земле, любви. Кто-то устал стрелять И утонул в крови. Кто-то сказал: «Дерусь!», Но не решил, за что. В том же, что гибнет Русь, Не виноват никто… Ведь каждый думал только о своём…

82

ЛЮБОВЬ ПЕТУХОВА .. Если в сердце живет любовь

*** И если бы когда меня спросили: «Что главное сегодня для тебя?», Ответила бы: «Капелька России — Моя деревня, и ее судьба». Я кланяюсь тебе, моя деревня (Мне не найти прекрасней этих мест), За то, что ты достойно и смиренно Несёшь по жизни свой нелёгкий крест. Я кланяюсь полям – ржаным, пшеничным, Ромашкам белым, синим василькам, В лесу полянке щедрой земляничной И маминым натруженным рукам. Я восхищаюсь мужеством, терпеньем, Что ты явила в самый трудный час. И вдруг – неперспективная деревня, Забыта и заброшена сейчас. Ты всю страну кормила, заграницу, А было ох, как трудно, нелегко, Сейчас, увы, завозят к нам в столицу Чужой картофель, мясо, молоко. Луга, поля бурьяном зарастают, И плачут деревеньки в тишине.

83 И с каждым годом всё надежды тают. Обидно, горько, больно, стыдно мне. И не понять умом Россию нашу. Я никого к ответу не зову, И всё же нет моей деревни краше, Я счастлива, что здесь ещё живу.

Пирог Такой пирог, как раньше мама стряпала, Мне не испечь сейчас и не купить. Я помню, в детстве свой кусочек прятала, Чтоб с ним потом ещё чайку попить. Мы все любили с пирогом горячим Лук, натолчённый в кринке, помакать. А если кто из маленьких заплачет, С песком кусочек им давала мать. И уходили слёзы и печали, И детским смехом наполнялся дом. А пирогом всегда гостей встречали, И поминали тоже пирогом. Я помню, мама в глиняной квашонке Их заводила с вечера всегда, А мы на печке, как в норе мышонки, Но знали – это лучшая еда. И засыпали быстро, предвкушая На завтрак хлеб, картошку, молоко, И снилась нам красивая, большая Звезда удачи где-то далеко.

84 А мамочка вставала очень рано, Казалось нам, успела лишь прилечь. Месила тесто, пироги катала, Доила Приму, затопляла печь. И запах хлеба необыкновенный Будил нас пятерых, и мы опять, Как самые счастливые, наверно, Молились и благодарили мать.

*** В мирской суете благодать расплескала, Наверное, я беспредельно устала. Мир очень жесток без Любви и без Веры, А это такая большая потеря. Я всё же пытаюсь в себе разобраться, Я снова учусь и любить, и смиряться, Учусь не завидовать, не осуждать, Гордыню и страсти свои побеждать. Я очень хочу, чтобы дети и внуки Постигли духовную сущность науки Добра, милосердия, верности, чтобы Вокруг стало меньше неверия, злобы.

85

*** На крутых перевалах времени Дай нам, Господи, устоять. Мы крестьянского роду-племени, И Россия нам – Родина-мать. Дай нам силы и стойкости духа, Не споткнуться, не отступить, Научи нас не верить слухам И по правилам чести жить. На крутых перевалах времени Не страшны нам козни врагов, Не согнёмся под тяжким бременем, Если в сердце живёт любовь.

Что я помню – ветхий дом, паутина, свет лимонный… Что я помню ветхий дом, У березы веток–сноп паутина, листья свет льёт налимонный… подоконник. Утроветок в доме, тонкий У березы сноп луч, белые внатумане… листьякозыльёт подоконник. Может, я ещё вернусь Утроиз былых в доме, тонкий луч, воспоминаний

козы белые в тумане… Может, я ещё вернусь из былых воспоминаний

Великий Устюг

88

НИКОЛАЙ АЛЕШИНЦЕВ Полочка Вот опять приближается праздник у женской половины отечества. Где-то за горизонтом сгущаются тучи, которые уже в первой декаде марта заставят мужиков всея Руси пристально посмотреть на жён, стараясь найти в них достоинства или хотя бы придумать их. Работёнка эта не простая, и многие теряют устойчивость и душевный комфорт, пока не вспомнят забытые в туманной молодости эпитеты, которыми они награждали будущую «хранительницу очага». Что-то до невозможности ласковое шевельнётся в загрубевшей душе. Поверится: не так уж плохо жили: детей вырастили, хозяйство общее, сберкнижка у жены – с засекреченной суммой вклада… Своя заначка на чёрный день, то бишь на рыбалку или на встречу с друзьями… В общем, всё, как у людей. Ну, и скандалы кухонные бывают, а как же без них – это, можно сказать, неосознанная необходимость совместной жизни. После них и кровь горячее, и кровать теплее и опять же мир во всём мире или даже любовь с извинениями. Да было бы из-за чего ругаться-то? Ну, бывает иногда, встречную женщину вниманием одарим. Оценим ее титанические усилия по превращению себя из домохо-

89 зяйки в красавицу. Мы-то тут при чем? Это у них модно сначала превратить себя в картинку, а потом притворяться обиженной под раздевающими взглядами мужчин – ценителей художественного искусства. Нет, я ведь не осуждаю, так уж природой устроено: если человеку чего-то не хватает, он старается это другим восполнить. Помадой, например, или там волосы в зелёный цвет покрасит. Все нормально. Жизнь – праздник, мы на нём – гости. Ну, и где это видано, чтобы гостям отказывали в праве попробовать как можно больше блюд? А женский день – вот он, уже в трёх днях пути. Мне знакомый говорил, что жена еще за неделю готовит его к этому дню. Командовать начинает: вынеси ведро, сходи в магазин, прибей полку (еще на свадьбу подарили), пропылесось всё, мебель тряпочкой протри и так далее. Я уж, говорит, думаю: какое это счастье, что только один день в году женщинам выделили, иначе пропадай. Но есть в восьмом дне марта своя прелесть: как Христова дня ждёшь девятое. Окрыление даже происходит, словно 23-го февраля или в праздник Победы! Снова мужиком себя почувствуешь, и уже упоминание о неприбитой полочке воспринимаешь как прямое оскорбление личности. В этот день встретишься с друзьями в уютном кафе, потери обсудишь, как после тяжелой битвы. А на душе хорошо: знаешь, что дома порядок, что жена при исполнении, а значит, ведро вынесет, в магазин слетает, пропылесосит, протрёт мебель. Полочку, правда, не прибьёт, так не корить же её за это! Пусть лежит полочка – не последнее же у нас с ней восьмое марта!

90 И все-таки интересно вспомнить, как я называл жену до ЗАГСа, во времена опрометчивой юности. Эх, записать бы надо! Сейчас слова такие разве что в словаре найти можно. А раньше я их сам наизусть знал и даже применять умел надлежаще. Иначе бы до свадьбы не дотянуть. Да, свадьба – это факт исторический. Обидно, конечно: кругом пьют и закусывают, а ты не моги, так как у тебя всё впереди и к этому «всё» должен быть как огурчик на стекле. Любуйся вон на невесту. Последний раз её такой видишь – невинной, ослепительной и целующейся всенародно. Завтра уж она бразды правления возьмёт в свои руки – на всякий случай спрятав белые перчатки в шкафчик. То ли запачкать боится, то ли разумение имеет, что снова пригодятся… И начнётся та самая семейная жизнь, к которой вы оба стремились, ни шиша не зная, что она вам готовит. Во второй день свадьбы жених, конечно, обретает некоторую свободу в отношении напитков и пищи, но, как снег на голову, свалится на него непривычный пока ограничитель в виде власти новоиспечённой жены. И тогда впервые ум посетит его головушку и позволит оценить, что такое настоящая свобода во всем величии и красоте этого понятия. Скупая мужская слеза упадёт на праздничный пиджак и будет заботливо удалена той, что на правах хозяйки царицею восседает рядом. Вот впервые и начнут вылетать из памяти восхищающие и поднимающие к сладости любви слова. Возможно, улетят совсем, и ты не сможешь их вспомнить даже на следующее восьмое марта. А хочется вспомнить…

91 И когда за праздничным столом гости и жена спишут тебя с баланса, как человека, не верящего в жизнь после смерти и в любовь после свадьбы – встать и сказать: – Друзья мои! В жизни мужчин бывают такие ненормальные дни, когда мы усиленно ищем спутницу жизни, по глупости считая, что она никогда не совершит поступка, которым всё испортила ее прародительница Ева. Все звёзды мира, дай нам волю, положили бы мы перед ногами возлюбленных, нимало не сомневаясь, что они нашли бы им применение в хозяйстве – более достойное и практичное, чем бестолковое висение и подмигивание с небес. Очнувшись мужем и выслушав мягкий укор жены по поводу неприбитой полочки, каждый из нас, конечно, думает: «Господи! Куда я попал и где мои вещи?» Но есть ошибки, за которые приходится платить ценой жизни. Смирившись с судьбой, начинаешь к ней приспосабливаться и несёшь семейный крест с чувством осуждённого пожизненно. Как-то неожиданно вырастут дети. Разлетятся, чтобы найти свою любовь или свои кандалы. Это уж по их достоинствам. Однажды, в начале марта, посмотришь в глаза до боли знакомой и, ей богу, только чуть постаревшей жены и увидишь в них, как и в давнюю пору бестолковой юности, ту золотую искорку, от которой когдато вспыхнуло согревающее пламя любви. Подойдёшь ближе, и, проглотив комок, почему-то подступивший к горлу, скажешь: – Спасибо, родная! Тебе было так тяжело со мной. Ты лучше всех!.. Куда там полочку-то прибить?

92

ВЕРА БАГРЕЦОВА В былинке каждой мир и жизнь...

*** В чёрном скрывшись одеянии От вопросов и отчаяния, Без эмоций отвечания Я б дала обет молчания. Я б дала обет монашеский, Зная давнее, вчерашнее… Лики ясные прописывать Стала б темперой яичною, Дни затворницы нанизывать На судьбу свою на личную… Я бы свечи Богу ставила С дорогой молитвой верною, Я бы всё своё оставила За мирской стеной, наверное… Времена былого смутные, Как и ныне – безрассудные… Не вернуться во вчерашнее – Правит жизнью настоящее!

93

*** Качнулся блик и вмиг исчез, В снопах лучей светлеет поле, И ветру, кажется, давно ли Махал студёной веткой лес… У тихой заводи пруда, Где в летнем свете тают ивы, В своём теченьи молчаливом Струится чистая вода… Какое множество цветов В зелёном мареве рассвета – Все краски солнечного лета Мерцают меж тугих стволов! Откройся, мир! Красив и чист Твой лик, прекрасное творящий, И как чудесен миг летящий, Вплетаясь в птичий пересвист! Как полевой цветок душист!.. И я невольно замечаю, Что с новым чувством открываю В былинке каждой мир и жизнь…

94

*** Что я помню – ветхий дом, Паутина, свет лимонный… У берёзы веток сноп Листья льёт на подоконник. Утро в доме, тонкий луч, Козы белые в тумане… Может, я ещё вернусь Из былых воспоминаний Капля с неба упадёт, Не слезинка, не дождинка Где-то в глубине дорог Затеряюсь я былинкой.

*** Какое солнце! Сразу на полнеба – Великое в круговороте дел! И луг, белевший под громадой снега, Теперь травою первой запестрел! Поют весны капели золотые О том, что день открытиями жив, Что ночью дремлют травы полевые, Под изголовье ветры положив. И новым утром, песенным и чистым, Тумана след растает голубой, И радуга цветастым коромыслом Раскинется над вешнею водой!

95

*** Сон или явь… Посоветуй мне: Наперекор октябрю Снятся мне ночи светлые – Тёмные дни наяву. Дрожь голубого холода В каждом осеннем дне – Снится мне лёгкое золото В листьях на пёстрой земле. А за туманными плёсами Дали, качаясь в реке, Путали всполохи-россыпи С клюквою на заре. Гнулись берёзы белые – Осени маяки. Снились мне камушки светлые, Бабочки-огоньки.

96

ТАЙЛЕРА БОЛОГОВА В огненной ловушке – Лера-а-а! Выходи на улицу скорее! Это кричит моя подружка Женька, светловолосая девчушка с синими, как ясное небо, глазами. Кричит с улицы – значит, дверь избы снаружи заперта и бабушка куда-то ушла. Женька знает, что я долго сплю по утрам. И знает, что я легко могу выбраться из дома через куриный лаз во дворе. Летом я сплю на повети: тут не так душно и от туго набитого матраца вкусно пахнет луговой травой. В этот раз меня разбудил не крик подружки, а солнечный луч, который пробрался через щель в ставне и заскользил по подушке и по лицу. Его нежное прикосновение было так приятно, что не хотелось вставать.

– Лерка! Ну, долго ли копаться-то будешь? Давай вылезай! – на этот раз доносится нетерпеливый голос Женькиной старшей сестры Галинки. Натянув платьишко, спускаюсь по лесенке во двор. Окошечко для куриц у самой земли, поэтому я ложусь животом на землю и вылезаю наружу.

– Ну, чего орёте, будто пожар?

– Дак пожар и есть! – в голос крикнули сёстры.

– Видишь, дым валит на угоре, – затараторила Женька, – лес горит, интересно бы там посмотреть!

97 – Дак чего лясы точить, побежали! – скомандовала Галинка, и мы во весь дух понеслись через поле на угор. Остановились у кромки леса.

– С поля смотреть неинтересно – огня не видно! Надо зайти в лес! – возбуждённо выпалила Галинка и первая побежала вперёд. Мы послушно потянулись за ней. Вскоре увидели не только огромные клубы дыма, но и огонь. Языки пламени с жадностью набрасывались на деревья, и те, превращаясь в огромные факелы, с шумом и треском падали на землю. Огонь быстро перекидывался с дерева на дерево и широкой полосой двигался в нашу сторону.

– Ой, а вдруг мы сгорим! – испуганно вскрикнула Женька.

– Да не бойся ты, ишшо не скоро до нас дойдёт, да и лес этта реже. Галинка, сверкая босыми пятками, залезла на березу и похвасталась: – Мне-то отсюда далёко видно, везде лес горит… А огонь подступал все ближе и ближе. И как-то неожиданно заполыхали деревья со всех сторон вокруг нас. Мы с Женькой, взявшись за руки, стояли как вкопанные, страшно было сделать даже шаг. Я ошеломлённо смотрела, как с шумом падают обугленные стволы и искры разлетаются в стороны. Вот загорелась сосна рядом с деревом, на верхушке которого сидела Галинка. Снопы искр посыпались в её сторону. Завизжав от страха, она чуть не свалилась на землю.

– Галинка! Выведи нас скорее! Сгорим ведь! – в голос заревела её сестра.

98 Я с ужасом почувствовала спиной жар подступающего огня... Не помню, как мы выскочили из этого ада. Просто чудо, что выбрались из огненной ловушки живыми. Кромку леса разделяло с деревней неширокое поле, и если б в её сторону подул хоть слабый ветерок, она могла сгореть. Когда родные узнали о нашем приключении, был страшный переполох. Мать вицей настегала Женьку за то, что та сама пошла в лес, да ещё и нас, малышей, потащила за собой. Моя бабушка тоже расстроилась. Она отчитывала меня, то и дело сморкаясь в фартук покрасневшим носом: – Господи, за какие грехи мне наказание, всё-то суёшься куда не надо! Разве забыла, как нынешней зимой чуть не уходилась в дыму? Затопила печку, а трубу не открыла! Прийти мне хоть немного поздняя, живой бы не застала. А прошлым летом тебя кобыла лягнула – вздумала, бестолковая, жеребёнку на спину залезать… Конечно, я всё помнила. И как задыхалась от едкого дыма, лёжа у порога – открыть тяжёлую дверь не хватило силёнок, и как больно попало от лошади... Бедная моя бабушка, ей всё время приходится переживать изза меня.

– Бабушка! Не сердись, я больше не буду! – Я обхватываю её за талию и, шмыгнув носом, утыкаюсь в тёплый бок.

– Не будет она… – уже миролюбиво ворчит бабушка.

– Проголодалась, небось… Иди мой руки – и за стол, ужинать будем.

99

ЕЛЕНА ВИНОГРАДОВА С неба птица спустилась на белых крылах

У реки-то жить хорошо У реки-то жить хорошо: всё с руки полив нагишом, да с дымком ночного костра ночку всю до дна опростать; полоскать с мосточка бельё, знай себе ловить окуньё, на песке оставив следы, просто так сидеть до звезды. А когда лунища над ней – все созвездья ближе, видней. Рассудив, где прав, где не прав – стыд-слезу отправить в рукав... С зорькой к вёслам – петь и грести! Править к плёсу... твердь обрести. Хорошо так жить, не устав! ...Жди-не жди – придёт ледостав...

100

*** Куда ни ткнусь – ни лодки ни весла, одно крыло от велика «Десна» да дом забитый с мертвым коромыслом колодец с колесом … Сансары? нет... не зна... и нету смысла взгляд отводить с обугленной стены на пыльный самовар без крана, но с трубою… Когда и кем из-за какой вины... и было ли с тобою? Две мухи звонко просятся на свет в слепом оконце завиток от хмеля разрухи сон... на печке ты Емеля но щуки под рукой в помине нет и ты шагаешь по хребту забора поваленного ветром и дождем сквозь зверобой аж до грибного дора тут скот пасли осинник увлажнен отсюда прелый дух и тропка в гору скорбя ведут на пятницкий погост где ель застыла вместо колокольни где от могил заметны только колья да в человечий окаянный рост трава такая что в своих объятьях готова удержать и уронить но нить от солнца золотая нить на чистом платье

101

Кукушка ...Вот оно и произошло – блаженное касание горячей ступнёй студёной почти нежилой половицы. Благодарствую, дом, за искусственное дыхание. Слава Богу – не снится… Вот и кукушка... (кукушка и в городе?) над прозрачною ночью, над буйством сирени повсюду. Мой подоконник спросонья так холоден... Кукушка-кукушка, ещё немного и ты превратишься в зануду со своим кукушиным пророчеством... я без вопроса . Ты испорчена, на тебя много людского спроса, но ты успокойся... на что мне их стая сорочья?.. Я, одинока и простоволоса, уже отправляюсь к туманной реке с золотым паромом. Его жёлтая охра от долгого солнца пошла пузырями на рейке. Туман пишет свою акварель по сырому. Я раздвигаю ветки прибрежных тугих черёмух.

– Я побывала, – шепчу им, – в большой переделке и стала почти что ремейком... Только бы эти волны, вспугнувшие стерлядь от самой лески в приходящей и уходящей воде, не вспугнули... (да разве спугнёшь кукушку у моей занавески?) Поющая, мне не важно – сколько, зато мне известно – где

102

Под вороньей звездой С неба птица спустилась на белых крылах. На других непохожею птица была. Мне бы надо её отогреть, накормить, приручить и водою с руки напоить; полюбить непременно за то, что бела, и упрятать в мешок (с глаз долой) зеркала… Без размаха жилось. С нею (диву даюсь) радость вовсе ушла. Только грусть, только грусть. Не поёт моя птаха, тревогой полна, вместе с нею и я не вольна... не вольна... Ей бы ветви носить для устройства гнезда! ...А на крыше просторно и светит звезда. Ничего не придумала птица умней: на трубе стала жить и хотеть сыновей. Одинокая птица, а лету конец... Ну, откуда у бедной возьмётся птенец? Да и мне нужно печи топить до тепла, на огне душу-феникс сжигая дотла...

103

ЛЮБОВЬ ДАНИЛОВА Из тумана прошлого (отрывок из повести)

...Объявился в деревне Илюха по прозвищу Баляга – вдовой Парани сынок. Но днём он носа из родной избы не казал, только по ночам шастал... Ничего Баляга для смеху не делал. А тем, кто его хоть раз задел, мстил... Вот собьёт он этих мутовинских дурачков с панталыку. Их отцов да дедов, что его из деревни гнали, на всю волость опозорит. Может, тогда душа-то и успокоится? Да и самому бы чем разжиться не мешало. Чужаки, на другом берегу на ночёвку вставшие, – судьбы подарок. До рассвета успевай – грабь. А ему все равно здесь не жисть – не только в деревне, но и в целом уезде. Бежать дальше надо, где вперёд него дурная слава не скачет. Вот только мать жалко, но уж поздно – ничто не поправишь. До слепоты глаза выплакала. А сгинет он, может, и слёзы кончатся? ...Откуда, как вылез из них, деревенских парнишек, этот особенный, давно знакомый Миколе Туману, форс? Был он разбойничий, звериный. Так поднимается шерсть на загривке у охотничьей, унюхавшей добычу, собаки. Скрипела лодка, протащенная по известняковым плитам. Кто-то сталкивал её с берега, переругиваясь и смеясь:

104 – Ну, у тебя и ножик-от – только татар казнить!

– Уж какой есть, Илюха! Мы их там к утру и так на куски порвём! Давно ли боялся гунуть? Экой лихой стал.

– Ну, чего долго мечкаешь, полезай в лодку, без тебя уплывём!

– Баляга, я ведь не метляк, обожди!!!

– Не научи да по миру пусти… э-эх! Нет, то не собаки – то молодые волки сбивались в стаю. Всего ночь одна, а был человек, да оборотной стороной, звериной, вывернулся. А могло ведь того и не статься… Глянул Микола в звёздчатое небо, на тонкогубую ехидную улыбку стареющего месяца. То напрасно и рано. В эту ночь сильнее он – человек. Лодка Куричат была тут же – рядышком.

– Беги, Симон, в Барачиху, к исправнику, да не пужай сильно.

– Да как так?! Одного тебя, дед, за ними отправить, что ль? – попробовал возразить Симаха.

– Ты быстряя бежишь. А на реке-то сильнее я, – как будто посмеялся Микола. Он уже был в лодке и одним мощным толчком шеста вынес ее на большую воду. Какая-та смутная – из неведомого прошлого, из его илистой глубины – уверенность в том, что так и есть, шевельнулась в Симахе. Но спроси – словами не объяснить... Когда отплыли от берега, шестом задели корягу, за чтото зацепившуюся на дне. Всплыла. Прибило взбаламученной водой к берегу. Изогнулась коряга, словно морда у

105 неё есть, и на Балягу уставилась. А он что? То ж посматривал. Глаза-то к темноте уже привыкли, да и не была июньская тьма кромешной. Лениво развалился Илюха в лодке и созерцал – было и без него кому грести и править. Достал из кармана сухарик, грыз, перекатывал во рту. Разрезала лодка на полосы струившийся тонкими нежными обрывками туман. Не поднимался он выше, по-над водой стлался. Виден был и берег. Вон дорога на Пуртовино – уходит вкось по крутому, тёмным хвойным лесом заросшему склону. Надо подале… Посмотрел на вёсла – споро ли гребцы работают. И заметил странное: только коснётся весло воды – как в бане пару поддаст! – откуда не возьмись туман валит. И с каждым гребком все выше и гуще. И вот уже не видно ничего поверх голов, как не выглядывай. Ни берегов, ни реке края. Только слышно, как будто рядом невидимая лодка плывет.

– Чу! Тихо вы! – заставил замолчать присмиревших в тумане, ожигавшихся от холода напарников Илюха. То, что поначалу было лёгкой дымкой у самой воды, уже превратилось в непроницаемую, казавшуюся бесконечной по толщине стену, которую насквозь пройти можно, но вот где выйдешь-то…

– Ничего, успеем, – то ли других, то ли себя успокаивал Илюха, пытаясь возвратить азарт, вдруг как будто утонувший в этом вязком, цепком тумане. – Обчистим их, как есть обчистим! И подтверждением Илюхиной уверенности показался из белого марева берег...

– Ну вот! Чего зубами стучите? Теперь жарко будет! Повеселимся!

106 Только хотел приказать Илюха тащить лодку на берег, как тряхнуло её.

– Зацепились, поди, за что? – высовывались за борт, шарили в воде руками парни. А им навстречу поднималась из прибрежной волны коряга, совала морду прямо в лодку, ровно сказать хотела: «Попробуй меня, Илюха, не узнать!» Ну, прие-ехали! – разгорячился Баляга. Приуныли напарники, узнав мутовинский белесый бережок.

– Что круги наворачивали?! Прямо плыть не получается? Пахорукие, как есть пахорукие! Давай гребок! Разворачивай лодку! Да подожди, дай оглядеться! А туман-то уж и рассеялся! Надо же! Все им на руку. Лишь лёгкая дымка у самой воды, над которой плыл в яве противоположный берег и не собирался исчезать. Схватил весло, почал грести сам.

– Да слева отгребайте, чтоб река по течению не несла, чтоб не закручивало! Головы бестовшные! Но только стоило на середину реки выплыть, как заново выросла неведомо откуда взявшаяся туманная стена. Гребок – поддали туману, еще гребок – туман уж гуще пара валит. А зябко как! Это тебе не баня! И снова неведомый лодочник рядом чудится. Плавно, стремительно его лодья идёт, как будто летит над водой. А над ней из тумана парус – там, где белый занавес гуще. Застучали присмиревшие парнишки зубами, скукожились в лодке – уж не знать, от чего более: от холода ли, от страха… И показался берег, и прибились в молчании. «Опять меня, Баляга, не узнаешь? Почто не веришь?» – сме-

107 ялась над Илюхой все та же коряга, покачивалась на воде. Рассвирепел Баляга, заорал благим матом, саданул по коряге веслом – гребок вдребезги. Парнишки из лодки кубарем – кто куда. Портки поддёргивают, да в берег бегом, пока никто не видал. Светало уж. А Илюха, пока с корягой сражался, не вдруг заметил, как подъехал прямо к лодке конный стражник, как подошел спешившийся урядник, отдавая поводья запыхавшемуся Симону Рожину (подоспел вовремя – напрямки, через лес). Вот тут Баляга разом и остыл, как будто холодной водой из ведра окатили. Сел в лодке и смотрел на встречавших, не понимая, что говорят.

– Боле-то не успел напакостить?

– Что молчишь, Илья? Не слышишь? Давно ли куимым стал? Подошел и дед Андрей: – В город бы его, Михаил Васильевич, пока в деревне не видели. Параню жалко. Вот тут и проняло. Опустил Илюха голову, чувствуя, как растёт в горле комок. Будто внутрь лились слёзы – от них и немел. Мамка…

108

АНДРЕЙ КЛИМОВ По душе мне родные места

Тарас Бульба Зачем же с экрана Твердить каждый год О том, что Меняется ветер? О том, что Старушка с косой приползёт И к нашей Зелёной планете? Зачем же кивать На нехоженый свет? Ах, бросьте, товарищи, Бросьте! Не верю я в то, Что у дальних планет Засветятся Русские кости… Мои будут вечно На Родине, здесь! Здесь будет всегда Дождик капать! Создатель вселенной,

109 Конечно же, есть – И он не сотрудник Гестапо. Я чувствую сердцем, Что любит он нас: Создатель вселенной – Не строгий! Да, он и накажет, Накажет не раз, Но всё же, надеюсь, Не так, как Тарас, Которого выдумал Гоголь…

Не понять… Не понять мне, друг, брат, Не понять до сих пор – Почему говорят: «Раз не пойман – не вор». Не понять мне, хоть плачь… Но я знаю одно: Пусть не пойман палач – Он палач всё равно.

110

Савватия По душе мне родные места. Не отсюда ли родом Савватий? Красота-то кругом, красота! Любоваться ей – жизни не хватит. Любоваться – не пить в кабаке, Становясь равнодушным и чёрствым… Там, вдали, на стыдливой реке Есть у нас Савватиевский остров. Он был больше тогда, в старину… Пару улиц тогда у нас знали. Пару улиц всего, но одну Савватиевской, слышите, звали! Звали так потому, что она Улыбалась церквушке певучей… Ты ответь на вопрос, старина, Или дай мне серебряный ключик: Я не знаю, где спрятан твой клад, Но из леса, что ветром обласкан, Всё куда-то летят и летят От Савватии светлой подсказки… Савватий – соловецкий святой, один из основателей знаменитого Соловецкого монастыря. Савватия – посёлок в Архангельской области, там ещё недавно стояла авиационная часть. Сейчас часть перебазирована на Кольский полуостров.

111

Москва Чужая речь, Чужие лица, Чужие мысли и дела. Москва – Не русская столица! Москва при Грозном Ей была Мне очень дорог День вчерашний, Но мил ли будет Белый свет, Когда с Кремлёвской Старой башни В храм позовёт нас Не поэт? Да, есть права У человека. Да, все религии равны. Но сердце… Сердце – не линейка! А им всё мерить мы Должны.

112

Богомаз Мой лес – мой Храм! Я в нём молюсь; Смотрю с улыбкой На поганки. В лесу том есть И зверь, и груздь, Не сомневаюсь – Есть и ангел. А город что… Там тоже храм И в Храме – Дядька бородатый. Но я боюсь: Моим грехам В том Храме будет Тесновато. Да, часто в жизни Не везло… Приятен сердцу Храм зелёный, В котором Бог – Не за стеклом К стене прикрученной Иконы. В котором Бог, Он не такой, Каким бы выглядеть

113 Обязан, А он такой!.. Такой!.. Такой!.. …Прости, Всевышний, Богомаза. Он, Несвободный от забот, Писал твой лик, Не видя лика, Когда желудок Словно кот, О пище будущей Мурлыкал…

114

ОЛЬГА КУЛЬНЕВСКАЯ Про мечту На одном из окон самого верхнего этажа одного из пятиэтажных домов одного небольшого города жилабыла занавеска. Да-да, самая обыкновенная занавеска – белая, лёгкая, нежная. От всех других занавесок на свете эта отличалась тем, что умела мечтать. Она не любила смотреть вниз – на улицы с серым асфальтом и шумными машинами. Она много лет смотрела из своего окна на самом верхнем этаже на небо. И мечтала: вот бы стать облачком – белым, лёгким, нежным и плыть в синей вышине рядом с птицами. К занавеске часто прилетал в гости её приятель – ветер, и она, когда окно было открыто, рассказывала, трепеща и волнуясь, ветру о своей мечте и даже пыталась улететь вместе с ним. Но не могла: острые прищепки цепко держали её на металлическом карнизе, а большие и тяжёлые шторы, которые висели рядом, сердито шуршали, что эта мечта – самая настоящая глупость. Так занавеска жила, мечтая и грустя. Каждый год она с нетерпением ждала теплых весенних дней, когда хозяйка начинала после зимы раскрывать окно. И тогда занавеска, поддерживаемая заботливыми крыльями

115 приятеля-ветра, могла хоть на капельку представить себя облачком, порхая возле распахнутых рам… Но однажды весной хозяйка подошла к окну, покачала головой, сняла занавеску и бросила её на стул. А на её место повесила новую штору – красивую, капроновую, с розовыми узорами. Старую занавеску положили в пакет и куда-то повезли. Потом её стирали в тазике во дворе старого дома, окруженного большими деревьями.

– Пусть-ка она ещё послужит на нашей деревенской даче! – сказала хозяйка и прикрепила выстиранную занавеску прищепками к верёвке, протянутой через двор, – сохнуть. Вокруг было зелено и солнечно, большие малиновые пионы шептались на клумбе, на деревянном покосившемся крылечке умывался полосатый серый кот. Старый приятель-ветер уже был тут как тут: он вился вокруг, качал влажные складки занавески, гладил по головам лохматые шапки пионов, играл кончиком кошачьего хвоста, теребил ветви деревьев… Занавеска была настолько тонкой и лёгкой, что высохла очень быстро, и хозяйка скоро пришла снимать её. Но едва разомкнулись прищепки, как налетел ветер и выхватил из хозяйкиных рук занавеску. Маленьким белым парусом на крыльях приятеля она взмыла над двором, над крышей дома, над кронами деревьев. Ветер поднимал её всё выше и выше в синюю солнечную высь, где купались в лучах света птицы, а над ними плыли воздушные, сказочно-прекрасные облака.

116 И занавеска тоже почувствовала себя самым настоящим облачком – пусть и очень небольшим, но таким же лёгким и воздушным. Она летела высоко над землёй и была счастлива, ведь её давняя мечта наконец-то осуществилась. А внизу маленькие и большие люди удивлённо показывали на неё и кричали: – Смотрите, смотрите, какое необычное облако! Её приятель ветер тоже был счастлив: ведь он помог исполниться заветной мечте. …Что было потом – спросите вы? Не знаю. Придумайте сами, если хотите…

Про бабушкину посуду и ещё кое-что В старом посудном шкафу у бабушки было много интересного. Шестилетний Серёжа любил рассматривать всё это богатство, стоящее на деревянных полках. Здесь были расписанная голубыми и синими розами сахарница с отколотой ручкой, потускневшие от времени чайные ложечки; увесистая, из зелёного пупырчатого стекла ваза-конфетница на массивной ножке; чашки, оставшиеся без пары; блюдца, оставшиеся без чашек…

– Зачем выкидывать добро? – говорила бабушка. – Пригодится чаю напиться.

117 И пила чай, помешивая его потускневшей ложечкой, то из одной чашки – приземистой, в красный горох, с еле заметной трещинкой на одной из горошин, то из другой – изящной, в жёлтый цветочек, с небольшим пятнышком-сколом на боку. И никто не знал, что по ночам посуда разговаривает. Особенно много говорила огромная пузатая глиняная кружка, ярко разрисованная: по её крутым бокам скакала коренастая, в оранжевых яблоках лошадка, которая везла сани, а в них сидели весёлый мужичок с гармошкой и две краснощёкие девицы, такие же весёлые. Кружка основательно располагалась на полке и глядела на всех свысока, уверенно подпершись толстой ручкой. Чаще всего она выговаривала стоящему рядом бледному высокому стакану: – Ну, посмотри на себя! Длинный, тонкий, бесцветный, и стоишь-то неуверенно на своём маленьком донышке… И как только тебя в руках держать? Как из тебя чай пить? И ручки у тебя нет, и картины такой красивой на тебе нет… Дунь на тебя – ты упадёшь и расколешься… Стакан вздыхал, но молчал. Он понимал, что кружка, в общем-то, права. ...Однажды днём Серёжа увидел, как солнечный луч забрался в шкаф, ярко блеснул чем-то между кружкой и стаканом. Это оказалась посвежевшая чайная ложечка, которую после её старательной чистки положила сюда бабушка.

118 Серёжа нечаянно задел ложечкой о бочок стакана – и тот тонко, мелодично и протяжно отозвался. Серёже понравился звук, и он снова тронул ложечкой стакан. И снова услышал его красивое пение. Проверил, поёт ли пузатая кружка – и ничего не услышал, кроме глухого стука. На звонкий голос стакана пришла бабушка. Отобрала у внука ложечку, закрыла шкаф, присела на старенький диван и вздохнула: – Вот так и люди: посмотришь на иного – ничего-то в нём особенного нет, скромный, невзрачный, а прикоснёшься к нему – и услышишь, как чисто и ясно поёт в ответ его прекрасная и добрая душа… Серёжа устроился рядом с бабушкой, прижался к её тёплой руке и притих, глядя, как солнышко пересыпает золотые искры с одной стенки стакана на другую, отчего простое стекло сверкает, как настоящий драгоценный алмаз. …Впрочем, если хотите – после всего сказанного открою вам один ма-а-аленький секрет: и пузатую глиняную кружку кое-кто любит. Серёжин дедушка с удовольствием пьёт из неё горячий чай, зажав толстую ручку большими и крепкими пальцами… Так-то вот.

119

АНАТОЛИЙ МАРТЮКОВ И видеть мир естественно и зримо

*** В сыром лесу Качаются осины. В сыром лесу – Осиновая грусть. Мне вспомнились Местечко Десятина И город Тотьма, Древний, как и Русь. Мне вспомнились Сосновые бараки, Враставшие В сырой осенний грунт. Вблизи река Раскачивала бакен И освещала Старый лесопункт. То белые, То розовые пятна Скользили По извилистой воде… Я в детство Не приду уже обратно, Я детства

120 Не найду уже нигде. Но иногда Я вижу те картины… И как бы слышу Ветры вдалеке, Которые поют У Десятины, Срывают листья С горестной осины И всё качают Бакен на реке…

И всё неповторимо Пришла любовь – И мир открыт давно. За далью даль, Как за порогом поле… Красивых женщин Видел я в кино И сравнивал С ровесницами в школе. Любовь учила Чувства поднимать До высоты, Ещё недостижимой! Всё в жизни важно – Родина и мать,

121 Но я иду К единственной любимой. Кто любит, Тот, наверное, красив И потому Считается мужчиной. И, много к ней Дорог исколесив, Я не нашёл бы в жизни Ни единой. Пойму душой Доступность понимать И видеть мир Естественно и зримо. Любимая, И Родина, и мать – Всё это есть, И всё неповторимо…

На ветру Гоняет ветер Листья по двору. Качает Перепуганные тени. Берёзы, Как пятнистые олени, Насторожённо

122 Встали на ветру. Оленье стадо – Будто наяву… Смотрю – И не могу я надивиться. Их молодые Чёрные копытца Примяли всюду Жёлтую траву. …Когда в реке Утонут берега И поздний ветер В окнах будет биться, Я буду спать, И мне должны присниться Оленей тех Ветвистые рога.

123

ЮРИЙ ОПАЛЕВ Тайна «золотой» границы Сокращённый вариант повести

История, о которой пишу, произошла в далёкие послевоенные годы. Тогда ещё ночные туманы, зыбко качающиеся над зоревыми далями Белорусского полесья, пахли не только духовитой прелью листового опада, но и въедливо-горьким дымом сожжённых фашистами деревень. Тогда ещё там, через зеленокудрую лесную пущу, через прилепившиеся к опушкам хутора проходила линия советско-польской государственной границы. По ту и по другую стороны её у лесных озерец и пустошей всё ещё ползали и копошились по схронам немецкие недобитки. Хуторок литовского переселенца Петраса Бальсявичуса утаился за дальними плавнями средь колючего орешника да буйного грушевого цвета. Вот он не спит уже вторую ночь, и грузная его колченогая фигура то настороженно замирает у края пробитых пулями стёкол, то исчезает в размытых ночных тенях. В руке его тускло отсвечивает ствол парабеллума. Накануне он встречался с пасечником, и тот хмельным свистящим шёпотом сообщил новость: третьего дня в райцентре видели бывшего «смершевца», и народ поговаривает, что чекисты кого-то ищут.

124 …Потрескивает чубук старой трубки от нервно сведенных челюстей дядьки Петраса, он судорожно сглатывает садкую табачную горечь: нет, это неспроста! А вдруг унюхали чего чекисты, а?! Хватка у них волчья. Всё может в едину хвылину решиться! Сердце глухо и тяжело бухает где-то под самым горлом, и крупные капли испарины теплеют на лбу под шершавой грязной ладонью. В густеющих сумерках где-то далеко уже, у самого кордона, протяжный вскрик ночной птицы обрывается вдруг и резко, и тревожно… Струйки самогона стекают по опавшим щетинистым щекам. Чекист один. Это хорошо. Если блоху одним пальцем давить, она меж пальцев точно проскочит! Надо уходить. За пущей на озёрах есть на границе «дырка», пограничники про то, похоже, не знают. А на той стороне ксендз поможет, у него есть связь с немцем Отто. Петрас подтянул покалеченную ногу и прижался головой к спинке скамейки. Тревожная вереница раздумий вновь унесла его в былые дни окаянной судьбы. С той злой поры, как вошли на благословенную землю князя Гедиминаса русские войска, как заскрежетали по мостовым Даугавпилса тягачи с пушками и дым полевых кухонь закоптил небо над золотопесчаными пляжами рижского взморья, он, Петрас Бальсявичус, положил голову свою на кон судьбы и, не ведая ни живота ни смерти, поклялся мстить Советам. Вот почему в сорок первом, не задумываясь, и записался в эсэсовский полицейский батальон. Потом, в сорок четвертом, отступая на запад под ударами советских войск, в испепеляющем огне залпа «катюш» он чудом остался жив,

125 и волею судьбы средь догорающих развалин сделался владельцем огромных сокровищ. Словно сокрытый в кремне огонь, тайна эта и дожила до нынешнего дня дядьки Петраса, словно тень, живущего на дальнем хуторе пограничной зоны. Да, надо уходить на запад. И нынче же в ночь надо взять гильзу с бриллиантами, через день-два будет поздно. Только как её взять? Быстрей бы Видас приехал со своим керосином! Молнией мелькнувшая мысль заставила Петраса Бальсавичуса порывисто подняться со скамейки. Придавив пальцами гримасу боли на лице, он с холодной расчётливой настороженностью прикоснулся к нити спасительной мысли: а ведь этот Видас мог бы слазить в пограничную полосу за гильзой с камушками, а?! Надо только подсказать ему, как преодолеть рубеж сигнализации... Племянник дядьки Петраса Видмантас учился на последнем курсе мореходного училища и во время каникул отдыхал на хуторе уже несколько дней. С вечера он уехал на велосипеде в райцентр за керосином, хотел заночевать у друзей и поутру вернуться. Через какое-то время тревожного ожидания хозяин хутора услышал, как засов калитки негромко звякнул, и рука вновь потянулась к рукоятке пистолета под широкой холщевой блузой.

– Это ты, Видмантас?

– Я, я, дядя Петрас!

– А я тебя заждался. Как съездил, все спокойно? Долгим взглядом он ощупал орешниковую пустошь: – Входи в дом быстрей, разговор есть!

– Иду, иду, дядя, только ровер поставлю!

126 Плеснув в лицо несколько пригоршней дождевой воды, Видмантас пружинисто, одним махом прыгнул на крыльцо. Петрас секунду-другую невольно любовался парнем: настоящим мужчиной становится мальчишка. СилЁн и ловок. Вот что море делает с человеком! Такой и нужен сейчас! Тяжёлой толстопалой ладонью он жёстко придавил плечо племянника: – Садись, разговор будет долгим! Взгляни на запад, что ты там видишь? Лучи восходящего солнца играли в изумрудной зелени лесного пограничья.

– Как что, дядя? Лес вижу, граница там государственная, Польша...

– Это не простая граница, Видас!

– Как это – не простая? А какая же?

– Это золотая граница!

– Почему?

– Ты готов слушать меня внимательно?

– Да, дядя!

– Когда в сорок четвертом году нас накрыл залп русских катюш, мы даже не успели выскочить из комендатуры. Я побывал в огненной преисподней, Видас! Живыми там не остаются… Но мне повезло. Когда перекрытие рухнуло, меня зажало между балкой и сейфом, поэтому я остался цел, только ногу изувечило. Очнулся, опёрся на сейф и выполз. В живых – никого. Надо было уходить, но разве я мог уйти, не открыв сейфа? Русские танки уже грохотали по мостовой. Дверь вышиб взрывом шашки. Оттуда посыпались бумаги. Я сунул руку в

127 секретер и не поверил глазам: в кожаном футляре лежали золотые кольца, браслеты и россыпь чистейших камней в оправе, а рядом – пистолет и патроны… Дядька Петрас неторопливо набил трубку, снова приложился к фляжке и, испытующе взглянув на племянника, заметил, как щёки парня покрылись лихорадочным румянцем.

– Что же было потом, и где всё это сейчас?!

– Хотел сразу же уйти к «пшекам». Документ был и одежда, но не получилось. Ты спрашиваешь, где сейчас моя находка? Здесь, парень, здесь, километрах в двух от хутора. Ты единственный в этой жизни для меня родной человек, и я открываю тебе тайну. Петрас вскрыл рамку с фотографией жены, и в руках его оказался листок плотной бумаги с планом местности.

– Ты согласен помочь мне, Видас? Совсем скоро ты получишь диплом моряка. Перед тобой дорога в моря, океаны и страны. Не так давно ты мечтал о домике в Аргентине, верно? Не раздумывай, парень! Сделаем дело, и половина гильзы – твоя!

– Какой гильзы, дядя Петрас?

– Там, где сейчас пограничная полоса, во время войны была партизанская землянка. На плане, в одиннадцати метрах от входа – сгоревший от бомбы дуб. От него по азимуту указан валун. Под ним я зарыл снарядную гильзу. В ней – кольца, камни, броши, браслеты. В ней – состояние не на одну жизнь! Но надо за ним ползти в охраняемую полосу. Ползти ночью, ужом, змеёй – тихо и быстро. Я не смогу. Надежда на тебя. Вскроем эту золотую границу и разойдёмся. А там – как карта ляжет! Согласен?

128 – Да, дядя!

– Тогда к ночи выходим. А пока отдыхай и набирайся сил! Я уйду ненадолго, мне надо побывать еще у пасечника… Холодного и по-паучьи цепкого взгляда племянника, видевшего, куда его родич прячет план местности и оружие, Петрас Бальсавичус не заметил, а потому по возвращении встретил его глухой, через подушку, выстрел в упор… Между тем, в те тревожные годы весь мир жил в духе «холодной войны». Постоянная напряженность, ожидание начала третьей мировой войны владели умами и сердцами людей. А потому пограничная застава, что стояла в самых дебрях Беловежской пущи, несла свою бессонную службу по охране и обороне участка государственной границы СССР. …Рядовой Коровушкин сидел на скамейке у отмытого дождями плаца и, прикрыв глаза, размышлял о том, что не пройдёт и года, как он вернётся домой. Пытаясь представить, как его встретят, он задумался. Вдруг до слуха дошел тихий говор начальника заставы и замполита, присевших на соседнюю скамейку.

– Обстановка на участке отряда осложнилась. Особенно на Брестском направлении. Идут и идут! С ноля часов приказано перейти на усиленный вариант охраны границы.

– А кого два дня назад задержали наши соседи?

– Парень оказался курьером. В корпусе бритвенного помазка он нес микропленку!

– А что на пленке?

129 – Все тактико-технические данные новейшего бронетранспортера и чертежи.

– Вот это да! Серьёзно зашевелились ребята на Западе!

– Зашевелились! А потому приказываю всем нарядам усилить бдительность!

– Есть усилить бдительность! «Что же это такое? – думалось Коровушкину – на других заставах задерживают нарушителей, а у нас тихо, какой уж месяц. Только ветер над дубами шумит! Хоть бы задержать кого, может и отпуск бы дали... Как домой охота! Третий год служу без отпуска!» Он, русский солдат Иван Коровушкин, в ту минуту ещё не мог знать, что через час после получения приказа на охрану и оборону государственной границы он и старший наряда сержант Денисов получат приказ – выдвинуться на проверку участка сработавшей сигнальной системы. Он ещё не знал, что, бегом продравшись через заросли колючего терновника на склонах оврага, они обнаружат след человека, идущего в сторону границы к обвалившейся землянке. Служебно-розыскная собака Боб рванет поводок по горячему следу и с надсадным сапом потащит за собой пограничников в провальную ночную темень, и ударят навстречу им через несколько минут хлёсткие выстрелы. Потом красные светлячки пуль ответного огня метнутся рикошетом от замшелого валуна – и страшно, отчаянно закричит лежащий за камнем раненный человек… К ногам пограничников, позвякивая неожиданно выкатится потемневшая от времён, наполненная золотом снарядная гильза, и тайна «золотой границы» перестанет существовать…

130

ВАЛЕНТИНА СИНЯКОВА О, как легко любимых потерять! Валентина Синякова прожила очень короткую жизнь – всего 28 лет (1950-1978). И стихов ею написано немного. Всё Валино творчество связано с родным домом, окружающими родными местами; от её лирических строк веет добротой и светом. Стихи публиковались на страницах газеты «Советская мысль».

*** Дожди ещё не начались, Лишь падает листва с деревьев. Злой ветер гонит желтый лист, Как оголтелый, вдоль деревни. И птичьи стаи в высоте Кричат в предчувствии отлёта, И мы… и мы уже не те, И нет средь нас уже кого-то…

*** Мы всё… Мы всё ещё молчим И ничего не знаем друг о друге. Опять судьба по замкнутому кругу Нас носит, словно облака в ночи. О, как легко любимых потерять!

131 И нелегко восполнить те потери, Но нам порой необходимо верить, Что встретимся с любовью мы опять. Прости же откровение, мой друг, И то, что помню, помню, помню, Помню!.. Опять себя твоим теплом наполню, А жизнь? Она в моей судьбе не круг. Молчи, молчи! Не надо говорить! Я благодарна, что живу на свете. Что веет предвесенний тёплый ветер И что луна ночами ярко светит, Да и моя звезда во тьме горит!

*** Пройдёт. С судьбой не буду спорить. Пусть прибредут ко мне, тихи, Как эти утренние зори, Несовершенные стихи. И будет небо в речке плавать (Как не увидеть той красы…) И будут ивы долго плакать, Роняя капельки росы. А я с судьбой не буду спорить, Я грусть свою зажму в руке. И поплывут, алея, зори, Растаяв где-то вдалеке.

132

ВАСИЛИЙ СИТНИКОВ Свой мир приверженно любя

*** Памяти А. А. Студенцова Мы своею ершистостью Не сдавали друг другу, И порою в неистовстве Снисходили на ругань. В недомолвках засвечены, Разводили плечами. Мы дерзили – до вечера И до утра – молчали. Мы чинили усобицы, Позабыв про усталость. Примирялись на Троицу, В Духов день – «распластались»… Словно капля по темени Тяжело простучала, На пороге безвременья Безупречны начала… Не рыбачить нам сетками В светозарную паводь… Анатолий Арсентьевич, Вечная память!..

133

*** Молчит усталая струна, Тая пленительные звуки, И в ожиданьях дивной муки, В своих порывах – не вольна… Напрасно силится певец Её восторженно растрогать, Она дерзит, как недотрога, И фальшью губит образец… Но где-то, в недрах, невзначай, Под мимолётным дуновеньем Она исполнится волненья, И вот он, чудный звук – встречай…

Ковчег Тусклое солнце Прорвало осеннюю сырость, Мягко коснулось берёз Порыжелой гребёнкой. В сером безмолвии Сонных лесов растворилось, Робко взыскрилось В глазах воспалённых ребёнка… Взвилась над рощей Грачей оголтелая стая, Где-то за взгорком Рокочет простуженно трактор.

134 Автофургоны, Слегка громыхнув – пролетают Мимо холодных полей По разбитому тракту… Нет, не спасут нас сверхскорости В утлости сирой, Не исцелит от беспамятства Новый мессия… Деды когда-то Спасали Россию всем миром, Чтобы потом Быть спасёнными этой Россией… Время и нам Устоять над губительным краем, Через упорство и боль Избежать атрофии. Что ж мы, ребята, Себя и страну пропиваем? В пьяном бреду вырождаясь, Теряем Россию… Свёрнуты промыслы, Хлеб приносящие в семьи, Сжата до жути Великая мощь оборонки. В жажде наживы Сжирается русское семя Мудрою волей Продажных верховных подонков… Не целовали мы Их «езуитское» знамя –

135 С вязевым росчерком – «Вновь всякой твари по паре». Нет у нас выбора – Пропасть разверзлась меж нами, Лучше стыть в холоде, Чем задохнуться в угаре…

*** «Перестаньте рыдать Надо мной, журавли». А. Жемчужников Раздвинув ив прибрежных ветви, Поднял их с галечной косы. И слышно, как кромсает ветер Опустошённые овсы. И зримо, как нависли тучи На поределые леса. И вот уже всё круче, круче Уходит стая в небеса. Здесь, на распадине великой, Свой мир приверженно любя, Они живут. И трубным криком Едва ли выдадут себя. И от природы им знакомо, Как долю с волей ни связуй, – Не потревожь свои сузёмы, И путь к гнезду не указуй…

136

Время Прекрасен мир, в котором нет меня, Прекрасен день, в котором не живу я. И бледность осквернённого огня, И мертвенность холодных поцелуев. За всё, за всё, где жертвенность и прах, Я заплатил безудержною верой. И на Его торжественных пирах Я потерял Ему однажды меру. Оно идёт, корёжа рай земной, Невозмутимо милует и судит, Чтоб помнить то, что было не со мной, И видеть то, что за чертою будет…

Аксиома Благодарю тебя, о Боже, За новый день, за новый свет, За то, что путь земной проложен Среди галактик и планет… И путь людской, ничуть не хуже – От сердца к сердцу – прямиком, – Через канавы, через лужи, Галдящих птиц над сосняком… За то, что всё, без исключенья, Подчинено тобой, Творец, Великой силе тяготенья – Миров, галактик и сердец…

137

ЕЛЕНА ФИЛИМОНОВА Почти научилась быть сильной Елена Филимонова – новое имя в сборнике «Звезда Поюжья». Это автор молодой, пока ещё – с небольшим литературным багажом, всё у неё впереди…

Почти роковая любовь Ни о чём не жалею, почти научилась быть сильной, И уже не ищу оправданий в плену тишины. Растворяя в полночных мечтах дорогие мотивы, Я стою на пути к окончанию поздней весны. Я давно не пытаюсь мечтать о несбывшемся прошлом, Но не в силах забыть не остывшую в марте любовь. Есть надежда, что счастье без грусти и боли возможно... Осторожно листаю страницы своих дневников.

138 Было легче от текстов нежданных твоих сообщений, Были ярче далёкие звёзды в предутренний час, Было меньше бессмысленных, глупых, ненужных сомнений – Было всё совершенно другим, не таким, как сейчас. Я не буду грустить. Обещаю: лить слёзы не буду. Научилась молчать. Всё сказала я в строчках стихов. Остаётся лишь верить в почти невозможное чудо И платить тишиной за почти роковую любовь.

После рассвета Утренним кофе встревожена спящая память, Мысли разбужены блеском восхода мечты. Шквал совершённых ошибок непросто исправить – Быстро завянут в расколотой вазе цветы.

139 В небе стремительно гаснут далёкие звёзды, Встретив единственный в жизни короткий рассвет. От полусонной печали избавиться просто, Если понять: ничего невозможного нет. Новым рассветом сияет проснувшийся город, Счастье разлито по улицам в жаркий сезон. Если появится тот, кто о прошлом напомнит, Хочется верить, что всё это будет лишь сон. В TOP-25 новостей – предпоследняя строчка, С префиксом «Молния», шрифт – полужирный курсив: «В долгой истории будет поставлена точка. Время и место придётся ещё уточнить».

140

ТАТЬЯНА ЯДРИХИНСКАЯ Никола-певун Надюшка шла по проезжей накатанной дороге, то и дело поправляя лёгкую капроновую косынку, которая норовила соскользнуть с её головы. Свежий тёплый ветер ласкал щёки, волосы, раздувал подол её цветастого платья. Она жмурилась от июльского солнца, прикрыв глаза ладонью и всматриваясь в небо без единого облачка. Позади осталось ржаное поле с голубыми, как у неё, васильковыми глазами. Надюшка хорошо знала эту дорогу, которую не раз уже проходила с матерью и по которой десять дней назад увёз её в другую деревню дядя Толя. Сейчас же Надюшка впервые решила пройти этот путь одна. В концеконцов, она уже не маленькая девочка – через неделю ей исполнится восемь лет. Дойти бы до ручья, там они с мамой всегда останавливались и пили холодную, чистую, как слеза, воду. У ручья мать говорила: «Ну вот, полдороги уже прошли»… Вспомнив о воде, девочка нестерпимо захотела пить и, сглотнув слюну, пожалела о том, что отказалась взять в дорогу предложенное бабкой Густей молоко и ломоть мягкого, свежеиспеченного хлеба.

141

…Целые десять дней Надюшка была правой рукой бабы Густи.

– В спину ступило, что те кол там сидит, надо же какая лихоманка привязалась! – охала Густя, с трудом поворачиваясь на кровати. Надюшка справно выполняла все её указания. Кормила и укладывала спать двухгодовалого Мишатку и четырёхлетнюю Нюрку, когда взрослые были на работе. Подметала полы, мыла посуду, ходила за овцами и носила им пойло в большом ведре. Натирала бабе Густе настоем из берёзовых почек спину, прикладывала к ней свежие листья лопуха. Иногда баба Густя рассказывала разные истории. Особенно ей нравилось повторять, какая была она красивая, норовистая да работящая в молодости, какие тончайшие да крепкие нити умела прясть без единого узелка и какое лёгкое полотно получалось из тех нитей. Надюшка брала на руки Мишатку, а Нюрка забиралась к бабе Густе на кровать, и все они с удовольствием слушали эти рассказы. И вот, наконец, Густя выздоровела, встала на ноги. Надюшка не захотела ждать, когда дяде Толе дадут выходной и он отвезёт её обратно, а решила добраться домой самостоятельно. …Она вошла в лес, стараясь идти по самой середине дороги, однако ей то и дело приходилось обходить огромные лужи и прижиматься к кустам. Вершины огромных елей и сосен упирались прямо в небо, загораживая солнце. Лес казался мрачным и хмурым. Ветер колыхал верхушки деревьев, те скрипели, а в

142 их кронах жил какой-то непонятный, жутковатый шум. Из-под самых ног неожиданно вспорхнула в небо огромная птица и, хлопая крыльями, улетела. Надюшке стало страшно. Она боялась смотреть по сторонам. Тёмные стволы деревьев, похожие на старых-престарых стариков, тянули к ней свои коричные, костлявые руки-ветви. Девочка была готова уже расплакаться, как увидела вдали заветный ручей. Приблизилась к нему, опустила в его прохладу руки, умылась и напилась. Освежающая прохлада разлилась по всему телу, давая прилив новых, свежих сил. Повязав косынку, она осмотрелась. Небольшой луг с цветами и низкорослым кустарником, окаймляющим ручей, придавали ему таинственность. «Надо же, в таком огромном лесу – такой весёлый звенящий ручей!», – подумала Надюшка. Она смотрела на солнечные блики ручья и улыбалась. И тут до её слуха стали доноситься едва уловимые слова песни «По долинам и по взгорьям». Так это же Никола-певун поет! Значит там, за лесом на поле он пасёт своих коров. Его голос она ни с чьим не спутает! Надо сказать, что Никола был молодой, красивый голубоглазый парень, добрый и работящий. Жил он с матерью, которая часто болела. А какой голос у него замечательный был! Ему бы в оперном театре на сцене выступать, недаром по всей округе прозвали его певуном. Да где там, закончил семь классов и пошёл

143 работать, чтоб матери легче было. В армию Николу не взяли, так как с рождения у него одна нога короче другой была, поэтому он прихрамывал. Вот и девки-ровесницы, видать, по этой причине Николку обходили. На колхозных же собраниях Николая Дорофеевича хвалили и ставили в пример другим пастухам. «Да где нам, – отшучивались те, – мы так своим коровам петь не умеем, вот они меньше молока и дают». Надюшка ускорила шаг в сторону звучащей песни. Чем дальше она уходила от ручья, тем явственнее слышала напевный мужской голос, и уже не боялась смотреть по сторонам, а самым корявым и страшным коричневым деревьям показывала язык. Наконец она вышла из леса и увидела Николу и его коров.

– Ты что, Надюшка, одна, что ли, идёшь? А знаешь что, садись, привал устраивай, и так больше полпути прошла, устала, поди. – Никола слез с коня и снял с себя полевую кожаную сумку.

– Давай обедать, – предложил он. – Одному чего-то не хочется! Надюшка с удовольствием уплетала предложенное Николой яйцо, запивала молоком вкусный черничный пирог и слушала, как Никола рассказывал про своих коров: – Вот эту чёрную, со звёздочкой во лбу, зовут Тихая. Ну и кличку ей дали! Она не тихая, а самая что ни на есть проныра – то и дело норовит куда-нибудь улизнуть, за ней глаз да глаз нужен. А это Долюшка – предводительница наша, всегда впереди стада идёт. Посмотри,

144 какая она гордая да невозмутимая… А вон та – рекордистка наша, Марта, меня с ней сфотографировали для местной газеты...

– Не страшно по лесу одной-то идти? – обратился он к Надюшке.

– Страшно! – призналась та. – Вон ещё и кладбище впереди.

– А знаешь что, садись-ка, я тебя немножко подвезу, пока коровы спят. Никола, став одной ногой в стремя, ловко сел в седло, подхватил, как пушинку, Надюшку, посадил на Воронка сзади себя.

– Держись за седло или за меня, да покрепче! – приказал он. Воронко сначала шел шагом, а потом побежал мелкой трусцой. Никола весело насвистывал мотив песни «Три танкиста, три веселых друга». Надюшке тоже хотелось петь, ей было весело и радостно…

– Ну вот, Надюшка, я тебя до половины кладбища провёз, дальше мне нельзя, а то коров из вида потеряю. А ты иди да ничего не бойся. Я буду так громко петь, что ты мои песни слышать будешь до самого дома. Вот ещё дудочку подарю, она не какая-нибудь, а волшебная. Только не забывай дырочку пальцем зажимать, чтоб свистеть. Свистнешь – она все твои страхи вмиг рассеет. А я себе сейчас новую смастерю. Надюшка, зашагала вдоль кладбищенской ограды, сжимая в руках подарок, и ей было нисколько не страшно. «На границе тучи ходят хмуро!..» – громко пел Никола.

145 Вот и конец кладбищенской ограды, а дальше – поле и небольшой лес. Но этот лес ей был уже знаком, сюда она приходила с подружками по ягоды. Здесь всё своё, родное. …Увидев дочку, мать всплеснула руками: – Как ты одна такой волок-то прошла, шутка ли, семь верст! Вот, поди, страху-то натерпелась!

– Не, – отмахнулась Надюшка. – Там Никола-певун коров пас. И показала матери заветную дудочку.

146

Содержание Никольск . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5 Леонид Лешуков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6 Татьяна Пахолкова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 11 Оксана Шпилько . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 13 Ольга Зотикова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 15 Юрий Зайцев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 19 Ростислав Панов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 21 Виктор Цветков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 26 Павел Сорокин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 32 Кичменский Городок . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 35 Александр Бубнов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 36 Светлана Вершинина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 37 Татьяна Ветрова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 39 Сергей Дорожковский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 42 Лидия Дурягина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 46 Татьяна Колосова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 48 Галина Некипелова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 50 Татьяна Макарова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 52 Подосиновец . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 55 Надежда Мохина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 56 Владимир Терентьев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 62 Наталья Радостева . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 66 Валентина Скобелкина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 70 Ольга Кузнецова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73 Артем Ивзан . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 77 Любовь Петухова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 82

147

Великий Устюг . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 87 Николай Алешинцев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 88 Вера Багрецова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 92 Тайлера Бологова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 96 Елена Виноградова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 99 Любовь Данилова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 103 Андрей Климов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 108 Ольга Кульневская . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 114 Анатолий Мартюков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 119 Юрий Опалев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123 Валентина Синякова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 130 Василий Ситников . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 132 Елена Филимонова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 138 Татьяна Ядрихинская . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 140

Администрация Великоустюгского муниципального района Управление культуры, спорта и молодёжной политики Великоустюгское районное литературное объединение «Северок»

ЗВЕЗДА ПОЮЖЬЯ Литературный альманах Выпуск 12

Подписано в печать 30.05.2014. Формат 60х84\16. Печать офсетная. Бумага офсетная. Гарнитура «NewBaskervilleC». Уч.-изд.л. - 6,22. Усл.-п.л. - 8,60. Заказ 634. Тираж 70. Отпечатано в ОАО «Котласская типография», г. Котлас, ул. Невского, 20.