Belarus imud by союз ветеранов

С 1996 года живёт в Израиле, публикуя очерки, статьи и стихи, в том числе переводы с иврита и идиша. На ряд стихов написаны песни. Ряд очерков переведены и опубликованы в периодике на иврите и на английском. Некоторые опубликованы за границей. Большинство очерков и стихов Михаила Ринского – в интернете: в блоггере автора, а также на израильских и иностранных сайтах.

МИХАИЛ РИНСКИЙ

Михаилом Ринским ранее изданы четыре книги прозы и стихов, опубликованы в периодике две повести о войне, свыше ста очерков о людях и их судьбах, много статей и стихов. Часть из них – ещё в Москве, где автор родился и более сорока лет проектировал и строил мосты и здания, в том числе только в Москве в целом – не менее чем на полмиллиона жителей мегаполиса. Работал главным конструктором архитектурнопроектных мастерских Моспроекта-1, одновременно преподавал в московских Архитектурном и Инженерно-строительном институтах. Автор ряда уникальных зданий и комплексов.

БЕЛОРУССИЯ - ИЗРАИЛЬ

МИХАИЛ РИНСКИЙ

БЕЛОРУССИЯ - ИЗРАИЛЬ ЕВРЕИ В ВОЙНЕ И МИРЕ

МИХАИЛ РИНСКИЙ

БЕЛОРУССИЯ - ИЗРАИЛЬ ЕВРЕИ В ВОЙНЕ И МИРЕ

ТЕЛЬ-АВИВ, 2010 год

МИХАИЛ РИНСКИЙ

БЕЛОРУССИЯ-ИЗРАИЛЬ ЕВРЕИ В ВОЙНЕ И МИРЕ Эта книга – сборник очерков, героев которых нелёгкая, порой опасная, но по-своему захватывающе интересная жизнь так или иначе крепко связала с Белоруссией, а затем - с Израилем, куда все они репатриировались, где живут их дети и внуки. У каждого героя очерков свои жизненные обстоятельства, способные порой круто изменить всю жизнь, порой вынудить вообще расстаться с нею, но активность, волевые качества, поддержка настоящих боевых друзей помогают им в критических ситуациях. В книге читатель столкнётся с кровавой, циничной жестокостью нацистов, прочтёт о смелых поступках евреев-фронтовиков, партизан, узников гетто в годы войны и в послевоенное время. Все очерки этой книги написаны на основе неоднократных бесед с их героями или близкими тех, кто сам рассказать уже не мог. Использованы документальные материалы, предоставленные ими. Все очерки опубликованы в ведущих русскоязычных газетах Израиля. Книга рассчитана на широкий круг читателей. Текст и фото книги защищены авторскими правами

Контактный телефон автора: +972 54 5529955 e-mail: mikhael_33@012.net.il, rinmik@gmail.com Printed in Tel-Aviv, Israel 2010 Print: Shlomo Levy Ltd. 052-5471060

Светлой памяти родных и близких, погибших на полях сражений и в партизанских отрядах, в гетто и концлагерях, в погромах от рук нацистов и антисемитов всех мастей. Одновременно эта книга адресована нашим внукам им обязательно надо знать, как всё было, чтобы помнить и не допустить повторения того, чего больше никогда не должно быть.

Михаил Альшанский ПРАВДА О БОРЦАХ ВОЙНЫ И МИРА Книга Михаила Ринского – существенный вклад в историю евреев и Белоруссии, и Ираиля. Жизнь героев очерков тесно связана с Белоруссией, все они после репатриации в Израиль продолжили активную общественную деятельность, связанную со страной исхода. В каждом очерке прослеживается история еврейской семьи на протяжении ХХ века и до наших дней. Большим достоинством книги является то, что все её очерки написаны автором на основе личных рассказов героев повествований и их близких, а также подлинных документальных свидетельств, предоставленных ими. Книга начинается с рассказов о тех, кому посчастливилось оказаться на исторической родине ещё до провозглашения еврейского государства и с оружием в руках участвовать в борьбе за его создание, а затем отстаивать его независимость. Вслед за ними – очерки о тех, кто боролся против нацистов на полях сражений и в партизанских лесах, а потом вынужден был бороться за своё достоинство в послевоенной обстановке советской действительности. Многое в очерках исторически важно ещё и тем, что содержит если не первые, то новые дополнительные свидетельства тех или иных событий или эпизодов, долгое время скрытых от читателей. Например, случаи самосуда над евреями и даже групповых убийств евреев в партизанских отрядах, изгнания евреев из отрядов. Или подробности массовых убийств нацистами, содержащиеся в показаниях самих оккупантов. В то же время автор объективно приводит немалое число случаев, когда местные жители и партизаны, люди разных национальностей, оказывали помощь евреям с риском для жизни в годы войны и с риском для собственного благополучия – в послевоенные годы.

На примере села Телеханы можно проследить историю белорусско-еврейского местечка от самого его возникновения и заселения евреями до полного их истребления нацистами. А в послевоенный период детей интерната в этом селе выхаживают, воспитывают и учат под руководством теперь уже единственного, да и то не местного еврея, бывшего узника гетто и партизана. Его друг, поляк-католик, напишет буквально книгу-реквием по убиенным евреям. В каждом очерке книги – своё, захватывающее читателя. В них прослеживается, как активно трудились евреи в многострадальной Беларуси в послевоенные годы, на равных и бок о бок со всеми, и как дела «космополитов», «врачей – врагов народа» и последующий шлейф всплесков антисемитизма на местах, увольнений и ограничений ускорили рост самосознания и протеста в еврейской среде. В книге – примеры и мужественной борьбы репатриантов 1970-х годов, и смелых действий энтузиастов возрождения и репатриации начала 1990-х. Рассказывается и об абсорбции каждой семьи в Израиле, и о подросшем и подрастающем им на смену поколениях. Книга Михаила Ринского, охватывающая вековой исторический период, написанная живым языком, адресована не только жителям и выходцам из Белоруссии, но широкому читателю, и в этом – её достоинство.

Михаил Альшанский, Председатель Всеизраильского объединения выходцев из Белоруссии

ОТ АВТОРА Очерки, включённые в эту книгу, были написаны и опубликованы в газетах Израиля в разное время, в течение нескольких лет. Работая над ними, автор не предполагал их взаимосвязи, но так получилось, что всех героев очерков единит связь их жизненных путей с Белоруссией, хотя и у каждого пути свои. И ещё то, что все герои очерков и их семьи репатриировались в Израиль. Но, кроме того, все они – мужественные люди, все совершали смелые, неординарные поступки в борьбе с оккупантами, или с властями, или с антисемитами, во имя чести и достоинства своей и своего народа. Все очерки, включённые в книгу, написаны на основе личных бесед автора с их героями, близкими и друзьями. Естественно, рассказчики нередко вспоминали эпизоды, упомянутые ранее в публикациях их собственных или о них в периодической печати. Поскольку не всегда совпадают детали эпизодов и даты, автор не гарантирует их точность. Автор глубоко благодарен главному редактору «Новостей недели» Леониду Белоцерковскому и редакторам Геннадию и Владимиру Плетинским, ответственному редактору газеты «Вести» Лазарю Дановичу и редактору Даниилу Давидзону за публикацию очерков в газетах и ценные правки при их редактировании.

ДОБРЫЕ ДЕЛА ЗЕЭВА БАРМАЦА

Зеэв Бармац Бат-Шева Бармац Далеко не всем известно о Всемирной организации брискеров, урождённых евреев-брестчан, семейные корни которых – глубоко в многострадальной и одновременно героической земле Бреста. Герой очерка, председатель Всеизраильской организации брискеров Зеэв Бармац с детских лет на исторической родине. С оружием в руках он боролся с колонизаторами, создавал, строил и защищал еврейское государство, а на склоне лет посвятил свою активную деятельность здоровью будущих поколений, поддержке сионистского спортивного движения Маккаби. И ещё - сохранению памяти о трагической судьбе и подвигах брестских евреев, развитию их общины и их связей с собратьями в Израиле. Более полувека рядом с Зеэвом во всех его делах жена и верный друг Бат-Шева. БРЕСТ К началу ХХ века еврейская семья Бармац по легендам, передававшимся из поколения в поколение, уже не менее пяти веков жила на брестской земле. В семье в разные времена были хлебопашцы и раввины, учителя и строители. Сама фамилия Бармац сложилась из заглавных букв

слов иврита: «бен-рав», «морэ», «цедек», то есть: «раввин», «учитель», «справедливость». Бармацы пережили немало властителей: в своё время, по преданию, «кормили Германию», а к началу ХХ века Брест был городом Российской империи. Отец Зеэва Иосиф Бармац перед Первой мировой войной был молодым прорабом на строительных работах в Брестской крепости, которую укрепляла Россия. Кстати, соседями Бармацей были Бегины – семья Иосиф Бармац, отец Зеэва будущего премьер-министра Израиля Менахема Бегина. Отец Зеэва лично знал отца Менахема, активного члена еврейской общины, убеждённого сиониста. Рассказывая Зеэву о Первой мировой войне, отец не раз подчёркивал, что и тогда германские оккупанты не были столь добрыми, как пишут сейчас. Решив сжечь Брест, немцы приказали жителям покинуть город. В семье деда было пятеро детей: кроме Иосифа, ещё два его брата и две сестры. Дед погрузил скарб на телегу, и всей семьёй выехали за город. Километрах в 50-ти от Бреста их остановили оккупанты. Отобрав лошадь и телегу, немецкий офицер дал письменное обязательство, что правительство Германии компенсирует стоимость. Понятно, что никакой компенсации в будущем не последовало. Семья обосновалась в заброшенном доме неподалеку от

дороги. Питались картошкой с огорода. Со временем из Бреста привезли подсолнечное масло, запасы которого перед приходом оккупантов были зарыты в землю. Так и жили до прихода русских войск. Однажды Иосиф с одним из братьев отправились в Брест. Там попали в руки немецкого патруля. Брата избили, да так, что сломали позвоночник, и он вскоре умер – ещё одно свидетельство «доброты» немцев в Первую мировую войну. Иосиф Гитл Бармац, мать Зеэва же попал в рабочий лагерь. Не давали ни еды, ни одежды. Как-то построили, и немецкий офицер приказал выйти вперёд тем, кто знает немецкий и умеет строить. Иосиф хорошо знал и умел то и другое и вышел из строя. Офицер приказал отобрать себе помощников и доложить, что ему потребуется для работы. Иосиф набрал себе команду из одних евреев и потребовал для команды еду, место для ночлега, а для работы – инструменты. В течение года Иосиф со своей бригадой выполнял любые строительные работы и вошёл в полное доверие к немецким властям. Поэтому когда он попросил недельный отпуск, ему не отказали. В это время бригада работала в Польше, километрах в двухстах от Бреста. Иосиф сел в поезд и, конечно, не вернулся. Приехал к отцу в тот самый дом за городом и там скрывался до скорого прихода русских войск.

Немцы сожгли в Бресте многое, в том числе дом деда. Нашли временное пристанище, пока не построили новый дом. После Первой мировой войны Брест оказался в границах независимой Польши. Поначалу, при властях Пилсудского, для евреев-предпринимателей особых препятствий не было, и Иосиф создал компанию по строительству дорог и мостов. Польский язык он знал: его мать была родом из польского Паркева. Установил контакт с польскими инженерами-строителями. В компании Иосифа работало много евреев из Бреста. Фирма Иосифа быстро завоевала авторитет и стала получать заказы на строительство в Польше. Платили польские власти неплохо. В той же Польше Иосиф нашёл себе невесту. В начале 20-х годов ушли из жизни отец и мать Иосифа. Как потом шутил Иосиф, он женился на Гитл, потому что она сразу согласилась растить его младших братьев и сестёр, как своих детей. Иосиф выкупил в Бресте землю, где стоял их сожжённый дом, и построил на этом месте новый большой бревенчатый дом, двухэтажный и с мансардой. Две квартиры в доме сдавали. Две старших сестры Иосифа уехали, с помощью еврейской общины, в Южную Африку. Гитл, воспитывая младших брата и сестру Иосифа, со временем родила ещё пятерых своих. В том числе в 1928 году и Зеэва. Еврей не мог, по польским законам, получить права на ведение крупных строительных работ. Иосифу пришлось взять компаньона-поляка, фактически не работавшего. Со временем антисемитизм в Польше становился всё круче, хотя власти всячески старались этого не показывать. ПАЛЕСТИНА Иосиф пользовался большим авторитетом в Бресте, его знали и уважали все, в том числе власти. В то же время, он был серьёзным конкурентом польских фирм. Поэтому, фактически «копая» под еврея Бармаца, власти для нача-

ла арестовали его компаньона и инженера фирмы - поляка по подозрению во взяточничестве. Хотели, чтобы Иосиф подтвердил эти обвинения, но, понимая, что главная цель «дела» – это он, Бармац отказался давать показания. Процесс затягивался. Предвидя его возможные последствия, Иосиф в 1933 году уехал в Палестину, там создал базу для приезда семьи, и в 1935 году Гитл с детьми приехала к нему в Гиватайм, в дом, который Иосиф успел построить на песчаных дюнах, на участке, полученном от организации Керен-Каэмет. Для начала он открыл магазин мебели. Младший брат Иосифа, живший в их семье, в Палестину ехать отказался: он не был сионистом. Младшая сестра отца предпочла уехать к двум старшим сёстрам в Южную Африку. Кстати, одна из них со временем переедет с детьми в Израиль. Учился Зеэв сначала в школе, затем в специальном училище приобрёл профессию мастера-механика по машинам. Когда началась Вторая мировая война, смелый, романтично настроенный юноша решил воевать против немцев в войсках Великобритании. Его школьный учитель был знаком с английским адмиралом, возглавлявшим отряд кораблей в порту Яффо. По просьбе Зеэва он рекомендовал юношу. Зеэв приехал в порт Хайфы, куда его направили, с подделанными Зеэв - школьник

документами: во флот брали с восемнадцати лет, а ему и шестнадцати не было. На вопрос, почему идёт во флот, он ответил, что хочет убивать немцев, и его взяли. Но месяца через полтора сосед, которого Зеэв встретил на базе флота, рассказал родителям, и встревоженная мама Гитл пошла в призывной пункт: как это – взяли ещё ребёнка! Подделка возраста была обнаружена, и Зеэва отчислили из флота за неделю до его отплытия в Марокко, где предстояли настоящие бои. Но неугомонный Зеэв Бармац не мог оставаться в стороне от борьбы за правое дело. К тому времени уже существовала полувоенная еврейская организация ПАЛМАХ. Англичане закрывали глаза на её рост и подготовку, так как до 1945 года ПАЛМАХ не воевал против них и поддерживал в войне против нацистов. Бойцы ПАЛМАХа работали в киббуцах и одновременно проходили подготовку к будущим боям. В одном из киббуцев на севере проходил службу в ПАЛМАХе и Зеэв. В 1944 году он вернулся в Рамат-Ган, где к тому времени жили родители. Здесь устроился на работу, а вечерами выполнял поручения ПАЛМАХа. В частности, вёл наблюдение за базами англичан. В тель-авивском районе Сарон, ныне – район Кирья, ещё в конце XIX века немецкой религиозной сектой темплеров было создано поселение, одно из нескольких на территории Палестины. После начала Второй мировой войны англичане интернировали немецких поселенцев в лагеря, сами же разместили в Сароне свою базу. В 1945 году время было неспокойным для англичан: еврейское подполье - организации Эцель и Лехи - добивалось ухода колонизаторов. Англичане ввели комендантский час, с его наступлением движение автобусов прекращалось. Зеэв садился на велосипед и не без риска ехал из Рамат-Гана в Сарон. В конце концов английский офицер обратил на него внимание и под предлогом, что его велосипед – без фонаря, посадил Зеэва в подвал, где уже было с десяток задержанных. Об об-

ращении колонизаторов с арестованными можно судить по тому, что ночью пришёл английский солдат и, как бы моя камеру, стал поливать её обитателей мощной струёй воды из шланга. Арест Зеэва мог закончиться тюрьмой, но ему помогли безалаберность английских вояк и находчивость самого Зеэва. Проходивший мимо места заточения солдат-ирландец заинтересовался велосипедом и предложил его владельцу покататься по очереди. По дороге был киоск, где продавали пиво. Зеэв купил солдату пиво, а пока тот беседовал с завсегдатаями киоска, арестант уехал на велосипеде, благо к тому же дорога шла под уклон. НА ЗАЩИТЕ МОЛОДОГО ГОСУДАРСТВА Ещё до провозглашения Государства Израиль евреи, будущие его граждане, делали всё возможное для создания регулярной боеспособной армии, так как было ясно, что арабы не смирятся с решением ООН. Уходя из Палестины, англичане покидали свои базы прежде всего вблизи ТельАвива, и евреи тут же занимали их. Зеэв Бармац пошёл служить в создаваемые военно-воздушные силы. Как только освободился аэродром Тель-Ноф вблизи Тель-Авива, южнее Реховота, Зеэва послали принимать аэродром. По дороге и на аэродроме его машину обстреливали – такая была обстановка: евреи и арабы стремились опередить друг друга, занимая базы колонизаторов. Одними из первых в Израиль доставили самолёты фирмы «Мессершмитт», привезённые из Чехословакии в разобранном виде. Этим занимался отличный опытный лётчик Эзер Вейцман, племянник первого Президента Израиля Хаима Вейцмана, в дальнейшем главнокомандующий ВВС страны и один из её Президентов. Механику Бармацу довелось участвовать в сборке первых самолётов. В Израиль со всего мира приезжали лётчики-евреи, добро-

вольцы, желавшие помочь молодой стране в тяжёлый, решающий момент. Их было больше, чем самолётов. Страна с благодарностью чтит создателей ВВС, сыгравших очень важную роль в войнах за её независимость. В 1998 году во время юбилейных торжеств Зеэв Бармац был в числе почётных гостей на аэродроме Тель-Ноф. Зеэв рассказывает немало интересных случаев из своей жизни, связанных с различными знаковыми событиями. Так, Зеэв дежурил в штабе ВВС в августе 1949 года, когда перевезённые из Вены останки Теодора Герцля и его жены перед их захоронением на горе Герцля были выставлены для прощания у моря, в конце улицы Алленби, где ныне фонтан. На этой площади в то время находилось здание Кнессета Израиля. Прощание проходило вечером и ночью, когда спала жара. Но требовалось более мощное освещение. Прожектора для освещения можно было получить со склада ВВС: на аэродромах они служили для приёма самолётов. Ни с кем из высоких командиров, кто мог бы дать распоряжение о срочной доставке прожекторов, связаться не удалось, а обстановка требовала немедленного решения. Зеэв Бармац взял на себя ответственность, и прожектора в короткий срок осветили место проведения церемонии. Начальство, конечно, было недовольно тем, что не им самим выпало дать такое почётное распоряжение, но – обошлось. Зеэв до 50-летнего возраста был участником всех основных войн Израиля со своими соседями в 1948, 1956, 1967, 1973 годах. В том числе и на Синае. Как механик воевал в танковых войсках. ДЛЯ СТРАНЫ И ДЛЯ ЛЮДЕЙ В 1950 году отец Иосиф и сын Зеэв построили в БнейБраке деревообрабатывающий завод, где выпускали различные столярные изделия для строительства и заготовки

для мебели. В то время для молодой страны их продукция была крайне необходима. После 1967 года на заводе рабочими были в основном арабы. Почти три десятилетия работал завод. Но всё было не так просто: отец был уже в пожилом возрасте, да и Зеэву было 55 лет, когда, после очередных волнений арабских рабочих, они решили завод закрыть: машины продать, а здание перестроить для сдачи в аренду под магазины и мастерские. Женился Зеэв ещё в 1953 году. Отец Бат-Шевы, Давид Брилант, ещё в польском городе Лодзь был активистом сионистского движения «Ха-Поэль ха-мизрахи», религиозного объединения трудящихся, бывшего в конфронтации с Гистадрутом. Репатриировавшись в страну ещё в 1933 году, Давид Брилант работал сначала строительным рабочим, затем много лет в муниципалитете Тель-Авива. Мама БатШевы, у которой ещё во время Первой мировой войны по-

Культурно-спортивный комплекс «Маккаби Рамат-Ицхак»

гибли в Польше родители, до сих пор живёт в Рамат ха-Шароне. В 1955 году у Зеэва и Бат-Шевы родился первый сын, затем ещё дочь и сын, Дети росли, и на примере их учёбы и развития родители видели, что ещё очень многого недостаёт детям даже в одном из лучших городов страны Рамат-Гане для всестороннего развития. Со временем семья прирастёт ещё и пятью внуками. После закрытия деревообрабатывающего завода Зеэв с женой Бат-Шевой решили создать в Рамат-Гане культурноспортивный комплекс - в них школьники и молодёжь города остро нуждались. Они организовали амуту - общество, получившее название «Маккаби Рамат-Ицхак». Этой организацией был построен прекрасный культурно-спортивный комплекс под одноимённым названием. К сожалению, таких энтузиастов, как семья Бармац и его соратники, было недостаточно, а ныне ещё меньше, что сказывается на уровне образования, культуры, спорта и воспитания. На этом фоне тем более обращает на себя внимание заслуга Зеэва и БатШевы. Впрочем, они просили подчеркнуть большую помощь, оказанную энтузиастам со стороны мэра Зеэв и Бат-Шева Бармац рядом с и муниципалитета комплексом «Маккаби Рамат-Ицхак»

Рамат-Гана – с одной стороны, и с другой – руководителей общества «Маккаби», с которыми они вот уже тридцать лет трудятся на поприще развития культуры и спорта в полном контакте. Цельность, гармоничность работы культурно-спортивных организаций во многом зависит от их привлекательности для тех, кто сюда приходит. В этом смысле фасад здания как нельзя лучше отвечает своему назначению. Архитектор Эуд Заксенберг создал проект отличного трёхэтажного здание в характерном для Израиля конструктивистском стиле, фасад которого может служить его образцом. В вестибюле - интересно оформленный стенд с перечнем кружков и спортивных секций, работающих по девять-десять месяцев в году. Здесь – кружки компьютерный и драматический, рисования, скульптуры и рукоделия. Здесь – балет и джез. Занятия спортивной гимнастикой и дзюдо, баскетболом и мини-футболом, Кроме тех, о которых можно прочесть на стенде, здесь занимались, и есть надежда, что возобновят занятия хор, кружки шахмат и английского языка, йоги и каратэ. Количество одновременно занимающихся достигало в разные периоды 700 человек. Зеэв и Бат-Шева лично руководили работой комплекса на протяжении многих лет. Причём Зеэв всю эту работу осуществлял на общественных началах. Бат-Шева, по профессии учитель средних классов по прикладным видам искусства и классный руководитель, долгие годы была директором комплекса, одновременно сама курировала работу кружков. Лишь в 2006 году передали здание в аренду городскому муниципалитету, продолжая, несмотря на возраст, руководить работой амуты. Верхний этаж комплекса супруги Бармац оставили в своём ведении. Одновременно Зеэв и Бат-Шева учредили фонд помощи перспективным спортсменам - кандидатам в Олимпийскую сборную Израиля, а также молодым талантливым поэтам, художникам, писателям.

ПАМЯТЬ О РОДИНЕ И ПРЕДКАХ К Бресту у Зеэва Бармаца особые чувства и особое отношение: это – родина его и его предков. Зеэв возглавляет Всеизраильскую организацию брискеров – урождённых брестчан, корни родословной которых – в брестской земле. Всеизраильская организация входит во Всемирную организацию брискеров. В сентябре 2005 года большая делегация брискеров нескольких стран, в том числе Израиля, посетила Брест. Брискеры, и лично Зеэв, оказывают еврейской общине Бреста немалую помощь. Так например, на 18-ю Маккабиаду из Белоруссии приехали 5 спортсменов, в том числе трое из Бреста. Им, своим «землякам», оказал существенную материальную помощь Зеэв Бармац. На фотографии, где Зеэв и Бат-Шева вместе со своими подопечными в дни Маккабиады, справа – директор Европейского отдела Всемирного движения «Маккаби» Стелла Сыркин, одна из ак-

Зеэв и Бат-Шева (в центре) с делегацией Беларуси на Маккабиаде. Справа - сотрудница «Маккаби» Стелла Сиркин

тивных организаторов Маккабиады. Во всей своей бесценной работе по развитию спорта как в Израиле, так и в диаспоре Зеэв и Бат-Шева Бармац действуют в тесном контакте с энтузиастами общества. Именно с большой помощью Стеллы автору удалось узнать многие подробности жизни и многогранной общественной деятельности героев очерка. Узнать, в частности, и то, что к следующей Маккабиаде Зеэв планирует помочь в подготовке спортсменам Бреста и Барановичей. Зеэв прилетал в Брест, лично познакомился и установил тесные связи с руководителями города и его еврейской общины. Сегодня в городе с 300-тысячным населением, по разным оценкам, от пятисот до полутора тысяч евреев. Это очень мало по сравнению с 30 тысячами перед войной, но всё-таки - полноценная община. Ныне еврейскую общину города возглавляет Борис Брук. Вместе с ним Зеэв посетил еврейскую синагогу, точнее – скромный молельный дом ХАБАДа. Ещё в 1862 году в центре города, недалеко от еврейского рынка, было построено здание главной синагоги Бреста. Оно было большим, потолок украшала роспись на темы Ветхого завета. Синагога, разрушенная нацистами, после освобождения города была восстановлена уже как кинотеатр. В 1970 году на этом месте был построен современный кинотеатр «Беларусь», причём были использованы несущие стены бывшей синагоги. Зеэв Бармац от имени организации израильтян - брискеров обратился к мэру Бреста с предложением о восстановлении синагоги, но ему было отказано под предлогом, что при плотной застройке центра нет возможности для размещения религиозных зданий различных конфессий. Воссоздать достойное здание синагоги пока не удалось, но хотя бы удалось добиться выделения клубного помещения для встреч членов еврейской общины города и проведения мероприятий. Помещение отремонтировано

Брест. Здание бывшей синагоги с материальной помощью лично Зеэва Бармаца и амуты «Маккаби Рамат-Ицхак». При этом им было обещано, что часть помещений клуба будет использоваться, в частности, для тренировок местных спортсменов общества «Маккаби». Зеэв подчёркивает, что его помощь вряд ли была бы действенной, если бы не энергия и деловые качества руководителя еврейской общины Бориса Брука. Сейчас при еврейской общине Бреста действует детский сад. Зеэв Бармац предполагает оказать ей помощь в создании еврейской воскресной школы, где бы можно было изучать иврит, а также историю и традиции народа. Естественно, Зеэв Бармац попытался отыскать свой дом – тот большой, который построил его отец. На месте своего дома он обнаружил совсем другой, относительно небольшой, зато неподалеку, неожиданно для себя Зеэв увидел ну точно свой дом. Очевидно, кто-то когда-то после их отъезда в Палестину, а возможно и позднее разобрал по брёвнам их дом и собрал его в своём дворе. Когда и кто это сделал, Зе-

Брест. Дом - копия дома семьи Бармац, но на другом участке эву не удалось установить: там жили уже другие люди. Зато мальчик из их старого двора преподнёс Зеэву старинную монетку, которую он откопал в числе других на дворе. Возможно, она была из банки, которую мальчик Зеэв Бармац закопал во дворе перед отъездом из Бреста. Зеэв сохранил монетку как память. При посещении мемориала на Бронной горе под Брестом, где нацистами уничтожено свыше 55 тысяч человек, в том числе 34 тысячи евреев, члены Организации брискеров и сам Зеэв обратили внимание на то, что на замечательном по своим художественным достоинствам памятнике надпись требует более глубокого отражения того факта, что именно большинство убитых было евреями, уничтожавшимися нацистами с особой жестокостью. На средства, предоставленные Организацией брискеров, была изготовлена дополнительная мраморная плита, где на четырёх языках, в том числе на идише и иврите, текст более чётко отражает суть преступления нацистских извергов. Справедливо бы

Открытие новой плиты у памятника на Бронной горе было добавить и надпись на русском, отражающую и тот факт, что на Бронной горе захоронены и свыше 20 тысяч военнопленных советских солдат. Открытие новой мраморной плиты состоялось 7 июня 2007 года в присутствии 200 человек. МОЛИТВА ПАМЯТИ 15-16 октября 1942 года нацистские палачи и их пособники уничтожили всех ещё остававшихся в гетто города Бреста, от 17 до 24 тысяч человек. До этих дней в 1941-42 годах в гетто этого города погибли ещё 10 тысяч человек. Таким образом, нацисты завершили практически полное уничтожение еврейского населения Бреста и окрестных местечек. В память о трагедии каждый год в октябре Зеэв организует встречу брискеров, выходцев из Беларуси – всех, кому дорога память о погибших евреях Бреста. На встрече произносится молитва памяти – Азкара.

По традиции, в 2009 году, в печальной памяти день 15 октября, в тель-авивском Бейт-Цион Америка состоялась встреча, на которую съехались участники из разных городов Израиля. В президиуме – председатель Зеэв Бармац, член Совета организации Дов Бар, тоже интересная личность. Настоящая фамилия Дова - Биренбойм, он сменил её, так как в Израиле его деятельность была связана с авиацией и авиационной промышленностью. Корни еврейской семьи Дова, как и Зеэва, глубоко в земле Брестчины. Сам он родился в 1927 году на западном берегу Буга, недалеко от Бреста, в местечковом городке Янов-Подляски. Дову было всего два с половиной года, когда родители репатриировались в Палестину. Ещё в 1997 году Дов посетил Беларусь в составе делегации выходцев из Брестчины. Среди делегатов было четверо бывших жителей Волчина – небольшого местечка, известность которому принесло рождение в нём последнего польского короля. Однако Волчин и расположенный неподалеку городок Высокое печально известны ещё и зверствами нацистских оккупантов и их приспешников. Только в небольшом местечке Волчин было расстреляно 350 его граждан – евреев, а всего здесь на кладбище покоятся 700 евреев - жертв нацистов. Дов Бар взял на себя обязательство провести своеобразное расследование. Много времени уделил он ознакомлению с материалами мемориала Яд ва Шем, по его запросу были получены важные документальные свидетельства из архивов России, в том числе несколько – на русском языке, и среди них - показания коменданта полиции городка под Брестом, которые были записаны при его допросе в феврале 1945 года. Большую ценность представляют также полученные Довом свидетельства оставшихся в живых узников гетто о том, какие издевательства со стороны немецких нацистов и их пособников им пришлось пережить. Все собранные данные обобщены Довом Баром и направлены в

несколько адресов, в том числе в Яд ва Шем, Белоруссию, США. Но вернёмся в уютный зал дома Бейт-Цион Америка, где проходила встреча памяти узников Брестского гетто. После вступительного слова председателя молитву произнёс Моше Варгиель. Его предки – из Бреста. Отца звали Арье Лейб Эйхендлер, в Израиле Моше сменил фамилию на «более еврейскую». Моше получил хорошее и религиозное, и светское образование, много лет преподавал историю в престижной школе «Блих» в Рамат-Гане. Азкару он провёл на высоком уровне. После молитвы состоялось собрание, на котором выступили брискеры – члены организации. Содержательный отчёт о своих исследованиях сделал Дов Бар. Выступали и другие брестчане и их потомки. В зале немало людей, условно говоря, второго и третьего поколений, репатриировавшихся из Бреста на волнах алии. К примеру, Геннадий Пекер, один из воссоздателей еврейской общины Бреста в период перестройки, ныне – председатель Иерусалимского комитета Объединения выходцев из Белоруссии, преодолел немалое расстояние из Иерусалима и обратно после трудового дня в столичном муниципалитете, чтобы почтить память евреев-брестчан, жертв нацистов. Встреча оставила в душе чувство уважения к тем, кто присутствовал в зале, отдавая дань скорби и доброй памяти своим предкам, всем евреям-брестчанам, погибшим в войнах, в том числе - в Катастрофе своего народа. И прежде всего к тем, кто потратил немало энергии и средств, чтобы организовать эту добрую встречу. * * * Организация брискеров Израиля, лично Зеэв Бармац намерены и впредь поддерживать тесные связи с еврейской общиной Бреста, оказывая ей помощь в создании воскресной школы, в подготовке спортсменов Беларуси к Маккаби-

аде, в увековечении памяти жертв и героев Катастрофы. Если учесть и заслуги Зеэва и Бат-Шевы в деле укрепления и защиты молодого Израиля, в деле развития культуры и спорта в Израиле, можно, с учётом их возраста, только восхищаться их общим достойным вкладом.

Азкара в Бейт-Цион Америка. В президиуме – Дов Бар и Зеэв Бармац

ЖИЗНЕННЫЙ ПОДВИГ ПАРТИЗАНА Вся жизнь моя пусть будет подвигом, Рассредоточенным во времени. (Е. Евтушенко) Эти поэтические строки как нельзя лучше относятся ко всему многотрудному, а в молодости и многострадальному жизненному пути председателя Организации партизан и подпольщиков гетто Баруха Шуба. В 2009 году ему исполнилось 85 лет. ПОЛЬША, ВИЛЬНО

Барух Шуб

Детство Баруха было куда более благополучным, чем у многих сверстников. В 1924 году, когда он родился, в Вильно, в то время городе независимой Польши, жизнь входила в мирное русло после Первой мировой войны. Отец, Йосеф Шуб, в годы той войны – солдат российской царской армии, после её окончания вернулся не в родное местечко под Вильно, а обосновался в самом городе, занялся оптовой торговлей канцелярскими товарами, кроме того – приобрёл и небольшую бумажную фабрику. Ещё до войны Йосеф, старший сын в зажиточной семье любавичских хасидов, получил хорошее образование в хедере, ешиве и русской школе. Кроме родного идиша, польского и литовского, повседневных языков общения, прекрасно владел ивритом и немецким. Нелегко было Йосефу и Ребеке преодолеть сопротивление тех и других родителей их браку: отец Ребеки, потомственный раввин, но занимавшийся оптовой поставкой продуктов, поначалу слышать не хотел о родстве с люба-

вичским хасидом, и наоборот. Ребека, окончившая гимназию, тоже знавшая несколько языков, не разделяла консерватизма отца. В конце концов, брак состоялся. Барух родился, когда его старшей сестрёнке было два года. После Первой мировой войны престарелые родители Йосефа, которых эвакуировали в Казань, вернулись в Белоруссию, откуда Йосеф, обустроившись в Вильно, привёз их в свой дом – так положено было старшему сыну. дед Баруха Михаэль Шуб Жили в центре Вильно зажиточно, и если чего не хватало, так это свобод, которые в Польском государстве для евреев хотя формально и числились, но всё-таки было немало ограничений в развитии бизнеса, в поступлении в ВУЗы и других. Но зато евреи имели свои партии, сеть учебных и медицинских учреждений. С антисемитизмом на бытовом уровне как-то свыклись, да и в городе, где была треть еврейского населения и ему принадлежало многое, евреи ходили с гордо поднятой головой. Барух учился в хедере, затем в еврейской школе, где преподавание велось на иврите. В старших классах он продолжил учёбу в еврейской гимназии. В ней преподавали на польском языке, иначе гимназисты по окончании 12 класса не могли получить польский аттестат. В школе и гимназии Барух был одним из самых активных, состоял в еврейских молодёжных организациях, занимался спортом в Бетаре – еврейской молодёжной военно-спортивной организации.

Увлёкшись авиацией, но не имея возможности как еврей заниматься в авиаклубах, Барух сам создавал авиамодели. В семье за это время прибавились ещё и младшие братишка и сестрёнка. Материальных проблем в доме не было. ЛИТВА, ВИЛЬНЮС 19 сентября 1939 года, в результате раздела Польши, Вильно заняли войска Красной армии. Уже осенью 1939 года под эгидой Советов была провозглашена Республика Литва, город Вильно стал называться Вильнюсом. К этому времени в городе было порядка 55 тысяч жителей-евреев. Из оккупированной Германией Польши в короткое время прибавилось ещё 15 тысяч. В то же время, до 6500 беженцев-евреев уехали из Вильнюса на запад до июня 1941 года. С сентября 1939 года весь уклад жизни начал меняться. Были запрещены польские партии и организации. Срочно создавались центральные и местные органы Литовского государства. Но еврейские партии, организации, школы и больницы продолжали функционировать. Никто не покушался на частную собственность. В июне 1940 года Советский Союз «благосклонно согласился» включить три прибалтийских республиЙосеф Шуб – солдат царской ки, «по просьбе» их нароармии

дов, в состав СССР на правах союзных республик. Власть стала советской, и порядки - соответствующими. Фабрика и магазин отца были национализированы, и он занимался практически тем же, но как служащий кооператива, получающий зарплату. Барух успел окончить 11 классов гимназии. Так как в Советском Союзе была средняя школа - десятилетка, ему и всем успевающим его класса выдали советский аттестат зрелости, и Барух Шуб смог поступить в Высший технологический институт – при поляках, подчёркивает Барух, еврей в этот институт поступить не мог. Теперь он осуществил мечту взлететь в воздух: вступив в клуб Осоавиахима, налетал десять часов на планерах. Так что при новой власти открывались свои возможности, но были и тяжёлые проблемы, угрожавшие благополучию семьи. Так как Йосеф был ещё вчера «буржуй», а многих ему подобных начали высылать вместе с семьями в Сибирь, он решил, что на случай, как тогда говорили, «если за ними придут», - семье надо «рассредоточиться», то есть спать в разных местах. Так и жили: Йосеф с Ревекой и дети спали у разных родственников. Сейчас Барух с горькой иронией говорит, что, может быть, тогда лучше бы сослали в Сибирь, по крайней мере – не погибла бы вся семья в Холокосте. Учась в институте в 1940-41 годах, студент Барух Шуб вёл себя скромно, стараясь «не высовываться», памятуя, что он – сын «буржуя». Первый курс ему удалось закончить. Второго уже не было: началась война. ГЕТТО 24 июня 1941 года гитлеровцы оккупировали Вильнюс. И с первых же дней нацисты занялись «решением еврейского вопроса», введя ношение специальных нашивок на одежде, запрет ходить по тротуарам, запрет на проезд в общественном транспорте и прочее. Нацисты и литовская полиция

развернули настоящую охоту на евреев. Ещё до создания гетто в сентябре 1941 года они успели уничтожить около 30 тысяч человек. Людей, прежде всего мужчин, арестовывали на улицах, собирали группы и выводили за несколько километров от города, где были большие траншеи и ямы, вырытые при Советах и предназначавшиеся для строительства оборонительных сооружений. В этих ямах расстреливали и хоронили убитых. Только после ничем не подтверждённого обвинения о нападении евреев на немецких солдат в конце августа нацисты с участием местных полицаев и просто антисемитов арестовали, бросили в тюрьму, а затем уничтожили около 10 тысяч человек. За выданного еврея платили по 10 рублей. Создав в начале сентября два гетто, разделённых улицей, они загнали в «большое гетто» 30 тысяч и в «малое» – 10 тысяч человек. Но уже в октябре «малое» гетто было ликвидировано, И вот – новое циничное «благо»: в гетто слишком тесно, антисанитария, и они оставляют только 20 тысяч евреев. Что с остальными – ясно… Причём отбирают 5 тысяч наиболее трудоспособных – им выдают удостоверения на право работы и передвижения к ней. Каждый из них мог оставить при себе троих. Из семьи Шуб право получил только отец. С Йосефом и Ребекой оставались двое младших, а старшая сестра Ципора и Барух вошли в состав подпольной группы узников, решивших бежать из гетто. Отец заплатил очень большие деньги, и их, вместе с другими, шофёр укрыл сеном и вывез в местечко Радушковиц, за 130 километров от Вильнюса. Туда ещё не дотянулись лапы эсэсовцев: евреи жили в своих домах, продолжали работать. Ципора и Барух сняли углы в разных домах. Но 11 марта 1942 года всех евреев местечка начали сгонять на рыночную площадь. Барух запомнил эту дату: оставалась неделя до его 18-летия. Он побежал к сестре, но там уже никого не было: ушли, или выгнали на площадь. Решил

Йосеф и Ребека Шуб с детьми. Справа – Барух бежать к лесу, но снег был глубокий, к тому же и его самого, и следы видно на снегу - далеко не убежишь. У леса был немецкий кордон, и сразу начали стрелять. Выхода не было: вернулся к деревне и задами добежал до гаража на краю деревни, обслуживавшего немецкие машины на шоссе Вильнюс – Минск. По счастью, в нём работали русские из окруженцев, которым удалось пристроиться. Баруха не выдали: один из русских показал ему молча на смотровую яму для машин – в ней он просидел весь день. К вечеру тот же русский показал ему через щели в стене гаража – длинная очередь из не менее чем тысячи человек тянулась к огромному сараю. От сарая периодически доносились выстрелы. Барух с ужасом догадался, что в «очереди» - евреи местечка, в том числе его сестра. Но он не мог ни в коей мере проявить свои чувства, чтобы не выдать себя. Впрочем, ясно было, что рабочие в гараже догадывались, и тем более он был им благодарен. На ночь Баруха заперли в гараже. Через щели он видел, как пылал в отдалении тот самый сарай, и ветер доносил запах горелого мяса. Наутро в гараж пришёл, среди про-

чих, на работу… один из евреев местечка! Они знали друг друга, но вида не подали. От него Барух узнал подробности трагедии: немцы объявили согнанным евреям, что отбирают 250 человек для работы. Люди покорно шли к сараю, в надежде попасть в это число. Немцы, действительно, делали отбор, но остальных загоняли в сарай, расстреливали и трупы складывали. Когда в «очереди» услышали выстрелы, было уже поздно: их окружали автоматчики. Ночью, облив бензином, нацисты и полицаи сожгли трупы. Еврей, присланный на работу в гараж, был как раз из тех отобранных «счастливчиков». Сестра погибла в тот же день. От оставшихся в живых Барух потом узнал, что одному из немцев приглянулось красивое, с вышивкой, пальто Ципоры: перед бегством её и Баруха из гетто отец приобрёл им всё лучшее, что сумел достать, а надо было всё самое практичное. Словом, гордая Ципора снимать пальто отказалась. Немец силой содрал с неё пальто, и тут же прозвучали выстрелы. Вместе с евреем, направленным в гараж, Барух пришёл в гетто для рабочих, где содержались отобранные работоспособные евреи. Бежать из него – значило подвести других: всем выдали бляхи с номерами, каждое утро выстраивали всех 250 человек и предупредили, что если недосчитаются – за каждого убьют 10 человек. Тем не менее, всё-таки образовалась группа человек из двадцати, решивших уйти к партизанам. В лесах в то время уже было немало отрядов и групп из окруженцев, военнопленных, которым удалось бежать. Были и коммунисты, оставленные и заброшенные в тыл врага, и евреи, бежавшие из гетто, и бандиты-уголовники. С одним из командиров отряда, которого все называли «Моряк», удалось установить связь, он согласился принять группу. Начали собирать деньги, чтобы купить оружие. Однако там, где в пяти домиках – свыше 250 человек, трудно что-либо долго держать в секрете. Начались протесты: «Что будет с нами?» - и побег

отложили. Но узнику гетто Шубу удалось уехать, не подводя других. Барух ничего не знал о судьбе своих в Вильнюсе. Мама Ребека сумела установить связь, написав короткую весточку и попросив того же шофёра разыскать дочь и сына. Буквально случайно шофёр нашёл Баруха, поинтересовавшись в гараже. Обменявшись с родителями письмами через шофёра, Барух до боли почувствовал желание быть рядом с ними. Он поговорил с возглавлявшим их группу евреем, тот – с немецким комендантом лагеря – тому потребовалась роскошная шуба из дорогого меха. Родители переправили с шофёром из гетто много золотых драгоценностей, на которые местным евреям удалось приобрести шубу для немца. И с тем же шофёром Барух в июле 1942 года вернулся в гетто Вильнюса. ПОБЕГ Мыслью уйти к партизанам Барух проникся ещё в рабочем гетто. Начал искать из немногих оставшихся знакомых молодых людей надёжных единомышленников. Один товарищ, Яков Кушкин, работал на фабрике по выделке шкур, семью его уже уничтожили нацисты. Начали копить деньги на оружие – оно было необходимо в любом случае. Другу удалось через одного поляка купить немецкий «парабеллум» и шесть патронов за 30 золотых рублей, затем к весне 1943 года он достал и второй с пятью патронами. Начали искать выход на партизан. В Вильнюсском гетто была подпольная еврейская организация, но она замыкалась в себе, была глубоко законспирирована. В сентябре 1943 года немцы объявили о направлении трёх тысяч рабочих на строительство фортификационных сооружений в Эстонии. Руководство подполья пришло к выводу, что готовится очередная «ликвидация»:

подобные приёмы «обещаний» уже применяли. Подполье в специальной листовке приказало имеющим оружие сосредоточиться в нескольких местах гетто, чтобы в критической обстановке дать нацистам отпор. Барух тоже был в числе этих смельчаков. Немцы, по просьбе подчинённого им еврейского руководства гетто – юденрата, имевшего свою милицию, согласились начать Вильнюс. У братской могилы не с прямого столкновения. евреев, уничтоженных Когда они направились в нацистами. Здесь – и отец один из укреплённых домов, Баруха Шуба находившаяся в нём группа вступила с ними в бой. Ясно, что силы были неравные: гитлеровцы просто-напросто взорвали дом. Большинство гетто, люди ослабленные и безоружные, не присоединилось к подпольщикам, и они решили уйти в лес. Барух до тех пор не говорил напрямую с родителями об этом, но сам отец не раз наводил его на этот разговор, намекая на такую возможность. Когда же настало время решительного разговора, родители не только не возражали, но снабдили сына всем необходимым. Мало того: Йосеф купил на «барахолке» ещё десять пуль для сына и его друга. А Яков был другом настоящим: желая оградить Баруха, он долгое время хранил у себя на фабрике оба пистолета и затем сам, рискуя, вынес другу его оружие. К сожалению, Яков погиб в одной из первых же партизанских операций. Подпольщикам удалось ночью уйти в лес, в Рудницкую пущу с помощью еврея из гетто, старожила этих мест, в

своё время занимавшегося покупкой делянок леса под вырубку. Сам он вышел из гетто с дочерью. В лесу беглецов встретила группа партизан – литовских парашютистов, прибывших с «большой земли». Небольшой отряд возглавлял старый коммунист, бывший начальник милиции, которого все звали «Батя» - настоящей его фамилии никто не знал, кроме, возможно, проводника, который, как оказалось, был с Батей знаком до войны. По указаниям парашютистов, поставили шалаши и стали обживаться. В течение нескольких недель из гетто вышло несколько групп, всего человек 600, последними – руководство подполья. Создали несколько отрядов человек по 150 в каждом. Были и женщины, и старики - решили и вопрос с ними. Но Барух Шуб был уже в другом отряде. ПАРТИЗАНСКИЙ ОТРЯД Партизанская жизнь Баруха началась с обиды: командир его еврейского отряда отобрал у 19-летнего Шуба пистолет. - Тебе ещё рано, дам оружие 25-летнему, - сказал он. Оправданием ему было то, что оружия, действительно, было мало. Да и в том, что необстрелянного юношу берегут, не посылают сразу в бой, тоже не было ничего плохого. Еврейские «свежие» отряды как бы меняли людей на оружие: приходили парашютисты, приносили оружие, отбирали приглянувшихся и уводили с собой в другие отряды, где они быстро адаптировались и обучались под руководством опытных партизан. Так «купили» и Баруха Шуба: привели в отряд, дали старую винтовку, и он очень быстро стал настоящим партизаном. Отряд, в котором воевал Барух, проводил операции и на западе Литвы, и в Белоруссии, в зависимости от обстановки и времени года. Литовское партизанское движение насчитывало три бригады, в которых в целом было десять от-

рядов. Тем из них, которые воевали и в западных районах Литвы, было труднее: в восточных районах и в Белоруссии были и леса погуще, и отношение населения благоприятнее, и существенней помощь с «большой земли». Туда забрасывали оружие и медикаменты самолётами, и отрядам из западных районов приходилось посылать за ними своих бойцов порой за сто и более километров. К тому же в западных районах многие деревни с польским населением были под контролем Армии Крайовой (АК), подчинённой и снабжаемой Лондоном, подразделения которых противостояли и немцам, и партизанским отрядам, поддерживаемым Москвой, и нередко сами уничтожали евреев. Барух рассказывает случай, когда боевики АК соглашались пропустить через контролируемую ими территорию диверсионную группу партизан во главе с капитаном Советской армии только при условии, что они «сдадут» им евреев из этой группы. Капитан не только отказался, но пригрозил, что применит силу – лишь тогда пропустили. Сложностью для партизан на территории Литвы было и то, что и во многих деревнях с литовским населением была организована так называемая «самооборона» местными жителями, ненавидевшими «коммунистов и евреев». Получив оружие у немцев, они не допускали к себе партизан, не оказывали никакой помощи, в том числе продовольствием и, наоборот, сообщали оккупантам всё, что узнавали о партизанах. В Белорусии же крестьяне, с понятной неохотой – у самих не было, - но всё же делились с партизанами. Барух возмущён кампанией в Литве против бывших партизан, убивавших литовцев в годы войны. Но тогда разве литовцы не выдавали и сами не убивали не только партизан, но и всех поголовно коммунистов, работников советских учреждений и всех евреев? В партизанских отрядах литовцев было не так много, в основном из тех, кого ждала смерть от своих же ненавистников, а со временем – всё больше парашютистов, подготавливавшихся советскими

органами. До 1943 года в партизанском движении не было порядка, а часто и дисциплины, каждый отряд действовал сам по себе. С 1943-го Штаб партизанского движения, созданный Москвой, объединил отряды в соединения, ввёл единоначалие и контроль, забросил парашютистов – командиров и диверсантов, забросил большое количество оружия и динамита, организовал настоящую рельсовую войну против оккупантов. В новом для Баруха отряде было только несколько евреев, остальные – литовцы, русские, белорусы. Затем прибавилось много украинцев, которых переманили из немецких гарнизонов. Началось с одного взятого в плен украинца из служивших у немцев – гитлеровцы склоняли их к предательству под угрозой расстрела или отправки в концлагерь, что было почти то же. Этого пленного после нескольких бесед отправили назад – обещать тем, кто добровольно придёт в отряд, полную амнистию. Пришли и продолжали приходить. Какое-то время их проверяли, не давали оружия, но со временем образовали из них группы, и бывшие предатели выполняли ответственные задания. Баруха и ещё несколько партизан прикрепили к такой группе, чтобы помочь им освоиться, а заодно проверить. Одно время он возПартизан Барух Шуб после главлял группу. Так затем и выхода из леса. Лето 1944 года

воевал в отделении, состоявшем в основном из украинцев. Причём отделение его было одним из самых боевых и опасных, так как специализировалось на диверсиях на транспорте и применении взрывчатых веществ. Выходили из лагеря на 3-4 дня километров за 30 и более, Кроме оружия, амуниции, провианта несли с собой две больших упаковки тола, каждая из которых способна была пустить под откос поезд. Как правило, диверсии производили одновременно в двух местах, на двух «ветках» железной дороги, заставляя врага впадать в панику и теряться в поисках виновников диверсий. Были и другие «дела»: подрывали и поджигали деревянные мосты, перерезали провода и многое другое. Были ли антисемиты? Конечно, были. Молодой рядовой партизан Барух Шуб поначалу не знал многого из того, с какими случаями, вплоть до убийств, приходилось сталкиваться его единоверцам. Лично ему обычно говорили примерно так: - Нет, Борька, ты не такой еврей, как мы себе представляли. С детства в родном доме и в школе Шуба звали Боркой, в отряде владевшие русским языком звали Борькой. Так этими тёплыми дружескими именами, естественными для израильтян, зовут многие по сей день. Год провоевал в партизанах Барух Шуб. Все знали, за что сражались, и преодолевали суровую тяжесть жизни, особенно в зимнее время. Были ситуации, когда, казалось, окружённый отряд – в безвыходном положении. Но удавалось выйти из окружения, отбиться и выжить. ИЗ ПАРТИЗАН В СОВЕТСКУЮ АРМИЮ Наконец, в июле 1944 года наступающие советские войска достигли Вильнюса. Партизанским отрядам из окрестных лесов было приказано освобождать город во взаимодействии с советскими войсками, но практически помощь

партизан не могла быть существенной в войне мощной техники. В отряде Шуба, например, был единственный станковый пулемёт – старый «Максим», захваченный у вражеского гарнизона при уничтожении железнодорожной водокачки. После освобождения Вильнюса Барух узнал, что мама Ребека с двумя младшими были убиты нацистами при уничтожении гетто в конце сентября1943 года. Йосеф Шуб несколько ранее был переведён в концлагерь неподалеку от гетто и погиб буквально за два дня до освобождения города. Барух разыскал среди убитых в этом лагере тело своего отца и похоронил его. Сразу после освобождения столицы Литвы стали восстанавливать власть в Литве и наводить порядок. Для этого необходимы были десятки тысяч бывших местных жителей, лояльных Советской власти. К ним относили одними из первых партизан. Баруху Шубу также предложили остаться в Вильнюсе, но он избрал путь на запад в армейских рядах. Прежде всего, он хотел полной мерой отомстить нацистам за свою семью, за гетто, за миллионы уничтоженных евреев. Во-вторых, с детства воспитанный в идеях сионизма, в гетто утвердившийся в твёрдом желании оказаться на своей исторической родине, Барух надеялся, закончив войну в Европе, попытаться достичь Палестины. В начале 1945 года часть, в которой воевал Барух Шуб, вела наступление в направлении Кенигсберга, ныне – Калининград. Барух был ранен и оказался в госпитале. В период лечения он узнал об еврейской сионистской организации «Бриха» («Побег») на территории Польши. Здесь сразу после освобождения Люблина началась деятельность этого объединения переживших Катастрофу евреев - партизан и участников подполья гетто, а также членов молодёжных еврейских движений бывшей независимой Польши. Во взаимодействии с еврейской молодёжью Палестины они организовали выезд туда через Словакию и Румынию, а когда советский Черноморский флот перекрыл морской путь, бе-

женцев стали переправлять из Румынии в Италию, а оттуда – морем в Палестину. ИЗ ПОЛЬШИ В ПАЛЕСТИНУ Ещё не долечившись и не получив документы, Барух Шуб покинул госпиталь и в марте 1945 года добрался до Люблина. Там «Бриха» уже собирала группу евреев из партизан, армии, гетто и лагерей. В страшном лагере смертников Освенцим (Аушвиц) среди смертников было много евреев, которых немцы доставили из Греции. «Бриха» изготовила для всей группы греческие документы, это позволяло выдавать себя за бывших узников – греческих евреев. Где нелегально переходя границы, где используя греческие документы, добрались до Италии. На рыболовецкой шхуне, в трюмах для рыбы, разместились 173 чеповека. Английские корабли препятствовали репатриации евреев в Палестину, подмандатную Британской империи. Перехва-

с Эхудом Бараком

тывая корабли, они обнаруженных отправляли на остров Кипр - там люди месяцами, а то и годами жили в палатках. Многих отправляли назад, в Европу. Поэтому на шхуне при приближении кораблей или самолётов, для конспирации, репатрианты спускались в трюм, люки закрывались. Их небольшому судёнышку повезло: благополучно доплыли и в октябре 1945 года под покровом ночи высадились на берег недалеко от Тель-Авива. Всех доставили в киббуц. Дальше каждый решал для себя сам: у многих были родственники, друзья, и были свои планы. Первые полгода Барух проработал в киббуце, затем перебрался к кузену, жившему в Тель-Авиве, тоже выходцу из Вильнюса, сыну родной тёти. У кузена был свой грузовик. Брат тепло принял Баруха. Несколько лет Барух жил у гостеприимных родственников, работал на стройке, освоил профессию металлиста. Вечерами учился в Технологическом колледже Тель-Авива: окончив работу в 4 часа, он уже в 4.30 был на занятиях. В 1948 году закончил колледж. Катастрофа еврейского народа в ходе Второй мировой войны сделала неоспоримым требование о создании в Палестине еврейского государства. Однако англичане всячески оттягивали решение вопроса. В период войны Еврейский легион сражался в составе войск Британской империи. Теперь же, наоборот, еврейские отряды ушли в подполье и начали вооружённую борьбу против колонизаторов. В 1946 году Барух Шуб вступил в ряды боевой организации «Хагана», создавшей отдельный партизанский взвод, целиком из бывших партизан. В приближении провозглашения Государства Израиль стало ясно, что арабские государства попытаются сразу же решить «еврейский вопрос». Поэтому «Хагана» стала частью регулярной армии, и Барух был в числе мобилизованных в её ряды. Но у юного Шуба была со школьной скамьи мечта – летать.

В НЕБЕ И НА ЗЕМЛЕ ИЗРАИЛЯ После приезда Барух стал членом авиационного клуба Израиля. Когда же в том же бурном 1948 году начали создавать Военно-воздушные силы, подал рапорт о переводе из партизанского взвода в авиацию. Но самолётов ещё не хватало. Сначала Шуб работал в авиации как механик. В 1950 году, когда открыли курсы бортинженеров, Барух был на них первым. И уже с 1951 года свыше трёх десятков лет летал как бортинженер, сначала на боевых, потом на гражданских самолётах. В 1975 году его назначили начальником подразделения бортинженеров, но и выполняя эти свои обязанности, Барух продолжал летать. Лишь в 1983 году, выработав, выражаясь техническим языком, лётный возрастной ресурс, ушёл на пенсию. Но ни пассивный, ни даже активный отдых – не для Шуба: он открывает с компаньоном фабрику пластмасс, а через

с президентом Союза воинов и партизан – инвалидов войны с нацизмом генералом Романом Ягелем (справа) и зам. председателя Союза ветеранов войн Польши Хаимом Зусманом

пять лет находит более интересное по характеру и знаниям занятие: едет в Кению начальником отделения крупной фирмы по поставке из Кореи лифтов для зданий. Но африканская экзотика исчерпала себя через четыре года: в 1991 году Барух вернулся в Израиль. Дружба, солидарность со своими боевыми друзьями всегда имели для бывшего подпольщика гетто, партизана, воина и лётчика первостепенное значение. Поэтому, немного «разгрузившись» в 90-х годах после почти полувека напряжённой жизни и работы на исторической родине, он включился более плотно в общественную работу, прежде всего в Организации партизан и подпольщиков гетто. Организация была создана ещё в 1945 году в Европе. В Израиле она – с 1948 года. Первым её руководителем был прославленный партизанский командир Хаим Лазар. Подвиги его отряда в Рудицкой пуще, на территориях Литвы и Белоруссии, вошли в историю партизанской войны. Сам же

Посол Республики Беларусь Игорь Лещеня вручает Баруху Шубу награду

На праздничной встрече в честь 65-летия Победы. Рядом – депутат Кнессета М. Солодкина, генерал Р. Ягель и Вила Ягель он был тяжело ранен – лишился руки из-за взрыва взрывателя при установке мины. В 1999году, когда председатель Яков Гринштейн по состоянию здоровья не смог продолжать работу, он рекомендовал вместо себя Баруха Шуба. В наши дни в организации – свыше 400 человек, и, к сожалению, это число продолжает уменьшаться, так как возраст почти всех бывших подпольщиков гетто и партизан – далеко за 80 лет, и здоровье многих из них соответствует возрасту. Тем не менее, организация ведёт активную работу, проводя мероприятия в тесном контакте с Союзом воинов – инвалидов войны, Союзом ветеранов войны с нацистами, Союзом польских ветеранов и другими организациями, поддерживая международные связи. Организация и председатель Барух Шуб лично прилагают большие усилия к обеспечению своих членов материальной и медицинской помощью, к устрой-

ству быта одиноких больных людей. Мы уже упоминали, что соратники Баруха и по сей день зовут его, как в партизанские годы: Борка, или Борька. Большая работа ведётся по увековечению подвигов партизан и подполья гетто. Барух-Борис Шуб лично написал книгу рассказов о пережитом, о людях-героях, о жизни на исторической родине. Символическое название «Выше туч» отражает основную мысль автора – в самой трудной обстановке евреи-герои могли и могут возвыситься над чёрными силами и одолеть их. Тяжёлые испытания молодых лет, потеря родителей, братьев и сестёр, а с другой стороны – личный героизм в жестокой войне с нацизмом, в войнах за свой народ и свою страну – всё это воздаётся Баруху Шубу в том счастливом удовлетворении, которое он испытывает в кругу своей семьи. Барух женат с 1951 года. Нелли в своё время репатриировалась из Чехословакии, по специальности – дизайнер. У них два замечательных сына: Иосиф, названный в честь погибшего деда, - с 1952 года, и Рони – с 1956-го. Оба сына – лётчики, в своё время – военные, ныне летают на гражданских лайнерах компании Эль-Аль. К тому же у старшего третья степень, он по совместительству с работой в небе читает лекции в университете. У Иосифа – пятеро, у Рони – трое детей. Внуки – предобложка книги Баруха Шуба мет особой гордости Баруха «Выше туч». На обложке и Нелли. – партизанская землянка

В 2009 году подпольщику гетто, партизану, воину, лётчику, председателю Организации партизан и узников гетто Баруху Шубу исполнилось 85 лет. Он продолжает успешно трудиться на своём важном общественном посту. Пожелаем же замечательному человеку той же стойкости, здоровья, долголетия, счастья и благополучия в семье.

сыновья Баруха Шуба

БОЕВАЯ ДИНАСТИЯ АЛЬШАНСКИХ

Наум Альшанский

Эта фамилия для многих репатриантов стала символом бескомпромиссной борьбы за национальное достоинство, здесь – символом энергичной борьбы за достоинство своих товарищей по оружию и своих земляков. И ещё: семья Альшанских – живой пример удачной абсорбции трёх поколений династии. ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ

Век назад простой еврей-трудяга Мордухай Альшанский из белорусского местечка Щедрина под Бобруйском и представить себе не мог, как круто повернёт судьба всю былую размеренную жизнь, а потом и обернётся настоящей катастрофой, и не только для его семьи. Поначалу всё было чинно, как и положено было сыну уважаемых семей Альшанских по отцу и Меламедов – со стороны матери. Но Первая мировая, а затем и крах всего прежнего житейского уклада изменили не только жизнь, но и людей. У Мордухая и его жены Дины как раз в эти горячие годы родились два сына: в 1917 году – Наум, через год – Михаил. И ещё семья приросла тремя дочерьми. Но в стороне от событий оставаться было невозможно. Вот и род Альшанских дал молодой Советской власти и председателя колхоза, и редактора местной газеты. Дина, из семьи глубоко религиозной, сколько могла ещё соблюдала традиции в доме. Да и разговаривали они с Мордухаем на идише. Дети начинали учиться ещё в еврейской школе, так что и Наум, и Михаил знали идиш. Но в 30-х годах закрылась еврейская школа, в советской школе братья стали комсомольцами. Боевой настрой тех времён

привёл Наума Альшанского в Ленинградское военное училище связи. По окончании, как раз незадолго до войны, молодого лейтенанта направили на самый юг Союза. Служил в Термезе, в Кушке. "Чистки" конца 30-х годов не обошли и семью Альшанских. Младший брат Михаил учился на рабфаке. Как-то со сверстниками вчетвером играли в карты. Проигравший, комсомольский секретарь, отказался расплачиваться, за что получил от Михаила справедливую пощёчину. Шёл 1939 год, и приговор "тройки"не заставил себя ждать: 10 лет за физическое оскорбление партийного работника. Через много лет, когда дали заглянуть в "дело", в нём оказался всего один лист. ВОЙНА Началась война, и осенью 1941 года Наум Альшанский был из Термеза направлен на фронт. Прошёл с боями весь боевой путь, от Поволжья через Украину до Австрии, начав лейтенантом и закончив войну майором – заместителем начальника связи 74-й дивизии. Наум всегда был скуп на рассказы о своих воинских заслугах, многочисленные боевые награды говорят сами за себя. И документы тоже. Вот их фрагменты, за которые благодарю Михаила Нордштейна, получившего их в Минском облвоенкомате: Из боевой характеристики на майора Альшанского Н. М. от 20. 04. 1945 года: "…в период боевых действий связь вполне обеспечивала боевые операции дивизии, особенно хорошо работала радиосвязь. Руководить подчинёнными умеет. В сложной боевой обстановке не теряется, решения принимает правильно…" Из Аттестации от 27. 05. 1945: " В боях решительный, инициативен. Радиосвязь в наступательно-оборонительных боях работала хорошо,

управление по радио было обеспечено…" О чём Наум не мог молчать и рассказывал эмоционально – это о картинах зверств фашистских захватчиков, с которыми приходилось сталкиваться по ходу наступления на Запад. Особенно незабываемо жутким воспоминанием для Наума был захваченный у врага в румынском городке грузовик, кузов которого был доверху наполнен кусочками мыла, на каждом из которых было тиснение, означавшее: "Из чистого еврейского Наум Альшанский – курсант жира". Это мыло захорониЛенинградского военного ли в братской могиле, как училища связи, 1939 год людей; армейский офицер – еврей, надев кипу, прочёл на идише кадиш. Прогремел воинский салют. Подобные личные воспоминания суммировались для Наума с теми страшными потерями, которые понесла семья в годы войны: от рук фашистских палачей и их приспешников в первые же месяцы оккупации погибли в Щедрине 18 только Альшанских. Погибли родители и три сестры Наума. А всего родственников, уничтоженных нацистами, включая семью Меламедов, - 78 человек. К концу войны осознание Катастрофы еврейского народа круто обострило отношение Наума к антисемитизму, его тревогу за судьбу своего народа, его интерес к борьбе за создание еврейского государства. Фронтовой путь офицера был отмечен орденом Боевого

Красного знамени, двумя орденами Красной звезды, двумя – Отечественной войны, большим количеством медалей. Первой наградой была медаль "За отвагу". ВОИНСКАЯ СЛУЖБА После войны майор Альшанский продолжил службу в Румынии. Получив в 1945 году отпуск, он приехал в Москву, к своему боевому другу капитану Йону Дрелю. Больше ехать ему было не к кому: все погибли…Оставался брат Михаил в приполярном лагере под Кандалакшей. Прикрепив все свои боевые награды, майор Альшанский явился на приём к одному из высших чинов ГУЛАГа генералу Я. Д. Рапопорту. Доложив ему о причине ареста брата, попросил о его досрочном освобождении или по крайней мере разрешении его навестить. К удивлению Наума, генерал перешёл на идиш, который Наум прекрасно знал и даже переписывался позднее, когда был "в отказе", на идише с известным поэтом Ароном Вергелисом. К ещё большему удивлению Наума, Рапопорт распорядился не только дать разрешение посетить брата, но и выдать майору Альшанскому два комплекта зимнего обмундирования, включая полушубки и валенки. По приезде в Кандалакшу Наум провёл с братом четыре дня: начальник лагеря создал им для этого все условия, а в благодарность за это получил от майора Альшанского трофейный пистолет "Вальтер". В 50-х годах Михаил в числе первых был реабилитирован, жил в Москве, работал директором магазина, приезжал в 60-х годах в Минск навестить Наума. Умер в 1992 году в Москве. Вернувшись из Кандалакши в Москву, к другу Йону Дрелю, Наум познакомился в его доме с милой сестрой его жены Кларой Гольденберг из украинской Шепетовки, в то время учившейся на 4-м курсе 2-го Московского медин-

ститута. Клара была на шесть лет моложе его. Наум купил огромную щуку и полушутя заявил, что если Клара приготовит любимую им с детства еврейскую фаршированную рыбу, как делала его мама, он предложит ей руку и сердце. Очевидно, рыба ему понравилась, потому что в ноябре 1945 года сыграли свадьбу, после чего офицер уехал в Румынию, в свою воинскую часть, а студентка продолжила учёбу. Когда 1 мая 1947 года Наум Альшанский получил телеграмму о рождении сына, счастливый отец продал мотоцикл и две трофейные двустволки, и офицеры гуляли два дня. Новорождённому в Москве брит подпольно сделал верующий врач-еврей. Сына назвали Михаилом, в память убитого деда Мордухая. В 1948 году воинскую часть Наума перевели в Московскую область. Затем майору Альшанскому было поручено формирование Отдельного тяжёлого батальона радиорелейной связи на территории Белоруссии. Сначала Наум был назначен начальником штаба, а через несколько лет – командиром батальона. Ему было присвоено звание подполковника. Несколько лет жили в городке Берёза-Картузская Брестской области, а в 60-е годы батальон перевели в пригород Минска. В ведении батальона находилось 20 мощных радиорелейных станций, обеспечивавших связь командования округа с армиями. ВСЛЕД ЗА ОТЦОМ Сын пошёл по стопам отца. Он поступил в Минский техникум связи и успешно его окончил в 1965 году. Как раз к этому времени комбат Альшанский демобилизовался из армии, а сын его Михаил был в армию призван. На призывном пункте его узнал старший лейтенант Лоевский из батальона отца и забрал его, вместе с несколькими сверстниками по техникуму, в свой батальон. Начало было трудным, а потом Лоевский перевёл Михаила в свою роту, и дальше он

работал по специальности, стал заместителем комвзвода, возглавив одну из станций связи. Однажды, во время учений, одна из станций никак не могла выйти на связь с объектом. Михаил Альшанский, станция которого была в "горячем резерве", сам вышел на связь с этим объектом, а чтобы "прикрыть" товарища, протянул к нему кабель. Один из проверяющих "вычислил" этот "обман", и сержант Альшанский получил благодарность за инициативу. Михаила направили учиться в Киевское высшее училище связи, но за "самоволку" его оттуда вернули в батальон. После срочной службы Михаил поступил в Ленинградский институт связи имени Бонч-Бруевича, но затем, устроившись на работу в минский филиал московского института Гипросвязь, перевёлся учиться в Минское заочное отделение московского Института связи. А между тем Наум Альшанский близко сошёлся с минскими евреями, с большим сочувствием напряжённо следившими за успехами молодого Государства Израиль. «В ПОДАЧЕ» После эффектной победы Израиля в войне 1967 года сионистские настроения среди окружения отца усилились многократно, и в 1970 году Наум и семья решили: надо вырваться. Подали документы в 1971 году, когда закончила школу дочь. Сын Михаил ещё учился на 4-м курсе – его отчислили в январе 1972 года, при этом заявив: "Мы для Израиля кадры не готовим". На работе в "Гипросвязи" устроили 5-часовое комсомольское собрание. - Что ты будешь делать, если из окопа увидишь на противоположной стороне меня? - спросил на собрании один "умник". - Ты что, собираешься воевать со мной в окопах египетских или сирийских? – ответил Михаил. Лично я обещаю,

Наум Альшанский (2-й слева), Ефим Давидович(4-й), Михаил Альшанский (крайний справа) у памятника жертвам Минского гетто, 1973 год что у границ СССР в окопах не появлюсь А если тебя увижу у израильских границ, - убью. Меня в Советской армии учили убивать, а ты "отмазался", не служил, так что у меня больше шансов будет. Михаила, конечно, из комсомола исключили, но с работы хорошего специалиста не уволили. Не уволили и мать: Клару, прекрасного врача-инфекциониста, оставили на работе в поликлинике. Она была парторгом – из партии её исключили. Наума из партии исключали дважды. Ещё в 1967 году он начал обзванивать евреев для сбора средств на памятник на его родине в Щедрине, на месте расстрела нескольких сот евреев. Узнав об этом от доносчиков, райком исключил подполковника – пенсионера из партии, но обком восста-

новил. Однако в 1971 году исключили окончательно. За четыре года, которые семья была "в отказе", несколько раз Наума вызывали на допросы, проводили обыски дома. Забирали переписку, блокноты. Худшим наказанием для подполковника был приказ зам. министра обороны С. Соколова о разжаловании его в рядовые, с лишением офицерской пенсии. Пенсия его тогда была 180 рублей "новыми" деньгами, пенсия солдата – 40 рублей, но даже эту мизерную пенсию он получить не мог, так как не было ему 60-ти лет. И на работу не брали. То есть лишили средств к существованию, в то же время не выпуская из страны. ДЕЛО №97 Конфронтация с властями сблизила Наума Альшанского с минчанами, полковниками Ефимом Ароновичем Давидовичем и Львом Петровичем Овсищером, тоже заслуженными ветеранами войны. Давидович был под следствием у КГБ Белоруссии по «делу № 97», главным обвиняемым в котором был бывший капитан-фронтовик, театральный художник Цфания Кипнис, которого арестовали по пути в Израиль на таможне Бреста и обвинили в антигосударственной и сионистской деятельности. Несмотря на пять ранений и инфаркты, Ефима мучили многочисленными допросами. Позднее Давидович тоже подаст документы на выезд. Полковника Давидовича также разжалуют в рядовые и лишат офицерской пенсии после его выступления у братской могилы гетто в мае 1975 года. В апреле 1976 года Ефим Давидович скончался в Минске от очередного инфаркта. Наум Альшанский приложил немалые усилия, и тело друга, доставленное в Израиль, с воинскими почестями было похоронено на Масличной горе в Иерусалиме. Полковник Лев Овсищер, боевой лётчик-штурман, в послевоенные годы, окончив военно-воздушную академию,

занимал ответственные посты в военной авиации Союза. Полковник Овсищер был лишён звания и офицерской пенсии и исключён из партии за подпись коллективного протеста в защиту подсудимых кишинёвского процесса и за письма, обвиняющие власти в антисемитской политике. Ему удастся получить разрешение и выехать в Израиль только в 1987 году. По рекомендации Н. Альшанского он примет участие в работе Президиума Сионистского форума. Несколько лет Лев Овсищер возглавлял Союз ветеранов войны с нацистами. Писал книги. После кончины в 2007 году будет с воинскими почестями похоронен на Масличной горе. Но вернёмся в 1970-е годы. Наума Альшанского и Льва Овсищера также вызывают на допросы в КГБ Белоруссии, как свидетелей по «делу» о сионистском сговоре. Разрешения на выезд не дают. Несмотря на жёсткие меры властей, три боевых командира вступают в борьбу с властями за свою честь и свободу, отлично понимая, что их действия

Наум Альшанский и Ефим Давидович

вызовут широкий общественный резонанс. Помимо переписки каждого, они и вместе ведут переписку с видными людьми. В письме редактору "Правды" М. Зимянину и обозревателю Ю. Жукову от 29 октября 1973 года они предлагают, например, расселить 600-800 тысяч палестинских арабов в 20-ти арабских государствах. Ю. Жуков в ответном письме советует им отрешиться "от ложной защиты сионизма. Перестаньте исходить из того, будто бы нынешний Израиль – миролюбивое и ни в чём не повинное государство». В назидательном тоне Ю. Жуков как бы наставляет, как мальчика, боевого офицера подполковника Наума Альшанского: «Мы с Вами незнакомы, но я не могу быть равнодушным к Вашей судьбе, потому что Вы советский человек, и мне было бы больно, если бы Вы, мой соотечественник, предпочли нашей родине чёрствую и агрессивную страну Израиль, живущую по законам капитализма». Пугалом капитализма всё ещё пользовались в 70-х годах косные советские пропагандисты. Но от подобных слов настолько разило ханжеством и лицемерием, что в последнем письме Ю. Жукову в январе 1975 года трое призывают, наоборот, его самого "отрешиться от лжи и начать жить правдой. Тогда, может быть, история вам простит многое, в том числе активное участие в кампании травли древнего народа, стоявшего у колыбели цивилизации». В знак протеста против лишения репатриирующихся воинских званий, пенсий, наград, Наум Альшанский отвёз в Москву свои фронтовые награды и сдал их в приёмную Президиума Верховного Совета СССР, заявив, что возвращает награды родине, ставшей для него мачехой. Ещё до этого он повидал выдающегося учёного, правозащитника А. Д. Сахарова, и тот спросил его, не жалко ли Науму сдавать эти заслуженные им награды. "- Жалко, - ответил фронтовик, - но что делать…". После смелого поступка Наума Альшанского сдачу репатриантами наград не стали требовать.

РЕПАТРИАЦИЯ Для Альшанских "лёд тронулся" только весной 1975 года, когда Науму предложили буквально в три дня выехать из страны, а семья должна была "догонять" его. Глава семьи отказался уезжать без близких. В конце концов, они уехали все вместе в марте 1975 года. Лишь значительно позже стала известна причина торопливости властей: оказывается, разрешение Альшанским на выезд было дано в обмен на возвращение в СССР подполковника Советской армии, оказавшегося в плену у израильтян при захвате ими в войну 1973 года советской радиостанции в Египте. По приезде в Израиль семья первое время жила в Центре абсорбции близ Иерусалима. Учили иврит: первичных знаний, полученных в Минске, было недостаточно. Надо было жить, зарабатывать. Первым работу получил Михаил: министерство связи направило его в Ришон ле-Цион, на телефонный узел. Родители обосновались в Бней – Браке: Клара стала работать врачом в поликлинике "Блюменталь" и "задержалась" в ней до самого ухода на пенсию. Наум , хотя и работал директором ульпана, но главной его деятельнос-

Альшанский Михаил, Щаранский Натан, Зусманович Лев

тью стало создание Союза ветеранов войны с нацизмом – выходцев из СССР при Союзе ветеранов войн Израиля. Последний в то время возглавлял бывший начальник Генштаба ЦАХАЛа генерал-лейтенант Хаим Ласков, уроженец города Борисова в Белоруссии. Наум Альшанский, о мужественной борьбе которого знали уже многие в Израиле, сразу же был окружён почётом и уважением. Ему присвоили звание подполковника ЦАХАЛа. В День независимости Израиля он зажигал факел на горе Герцель. Именно благодаря его авторитету и энергии местные израильтяне лишь тогда по-настоящему узнали о том, что сотни тысяч евреев не хуже других воевали в рядах Советской армии, о евреях – Героях Советского Союза, генералах и адмиралах. Они узнали, какую решающую роль сыграли победы на восточном фронте в деле общей победы над фашизмом. Наум Альшанский много внимания уделил законодательству о пенсиях и льготах для ветеранов войны с нацизмом, он поставил вопрос о праздновании Дня победы над фашизмом. К сожалению, при жизни он не успел довести закон до его принятия: Наум Альшанский скончался после тяжёлой болезни 15 февраля 1991 года. Закон о ветеранах был принят благодаря усилиям его преемников и депутатов Кнессета, из которых особо необходимо отметить Юрия Штерна. При жизни Наума филиалы Союза ветеранов были созданы в 17 городах страны. Одновременно Наум Альшанский был генеральным секретарём Объединения выходцев из СССР. Кроме того, он был введён и в состав правления Объединения выходцев из Белоруссии. В 80-х годах Наум стал одним из заместителей председателя этой организации; вторым замом был Лев Зусманович, друг семьи Альшанских ещё по жизни в Белоруссии. Когда почти одновременно скончались и председатель Объединения Наум Дразнин, и Наум Альшанский, после их смерти председателем был избран Нехамия Ма-

каби, а Михаилу Альшанскому предложили войти в состав правления и стать вместо отца вторым заместителем председателя. УСПЕХИ МИХАИЛА Между тем, пока отец вёл активную общественную работу, сын преуспевал на производственном поприще. 11 лет проработал Михаил на том же телефонном узле Ришон леЦиона, пройдя путь от рядового до заместителя начальника узла. В 1980 году Михаил женился. Рина – преподаватель математики старших классов. Окончила Кишинёвский пединститут и в 1978 году приехала в Израиль вместе с родителями. У Михаила и Рины – две дочери: в 1981 году родилась первая – Дана, а через три года – Йонат. В 1986 году Михаила Альшанского назначили начальником узла связи Рамат – Элиягу. Это был большой успех репатрианта. И здесь Михаил работал долго – 9 лет, затем, в 1995 году, был назначен на должность начальника отдела перспективных проектов Управления связи "Безека" в ТельАвиве. Такое назначение было не случайным: Михаил был постоянно на острие совершенствования системы связи в стране. Он – один из авторов внедрённой в стране аварийной системы прямой связи больниц. Другая разработка с его творческим и техническим участием – система, позволяющая при "падении" связи на одном узле исключить так называемый "эффект домино", то есть выход из строя целой системы. Немало новейших усовершенствований и новинок связи было осуществлено для армии и специальных систем для разведки и органов безопасности. На "Безеке" Михаил проработал в общей сложности 27 лет и в 2002 году оформил пенсию. Но затем ещё два года работал в фирме "Селком". После этого Михаил сосредоточился на общественной работе, и не только в Объединении выходцев из Белоруссии. Он избирался и несколько

лет был депутатом Муниципального совета Ришон ле-Циона, был председателем и сейчас продолжает быть членом транспортной комиссии, одновременно – член комиссии по безопасности муниципалитета города, помогает многим по их жалобам и просьбам.

ГЛАВНЫЙ БЕЛОРУС ИЗРАИЛЯ В 2006 году, после смерти Нехамии Макаби, Михаил Альшанский возглавил Объединение выходцев из Белоруссии, которых в стране – порядка 130 тысяч. 35 филиалов имеет землячество по всей стране. Можно себе представить масштаб деятельности председателя. Здесь и продолжение стратегической борьбы за пенсии из Республи-

Михаил Альшанский посетил мемориал Минского гетто «Яма»

ки Беларусь, и вопросы виз с обеих сторон, и вопросы увековечивания жертв войны, и взаимные визиты, и праздники, и помощь многим людям в решении их личных вопросов. Большое значение имеют взаимоотношения между странами, развитие сотрудничества в сфере бизнеса. Но и, в свою очередь, отличные доброжелательные отношения Объединения с Посольством Республики Беларусь в немалой степени отражаются и на международном уровне. Михаил Альшанский Традиция тесного взаимодействия руководителей Объединения со всеми послами Республики Беларусь, начиная с первого - Михаила Фарфеля и кончая нынешним Игорем Лещеней, свято сохраняется и Михаилом Альшанским. В последнее время Михаил Альшанский всё больше уделяет внимания расширению экономических взаимосвязей Израиля и Республики Беларусь в различных сферах, в том числе и принимая личное участие в создании совместных предприятий. Михаил считает, что не только возможно, но и необходимо взаимовыгодное тесное сотрудничество во многих сферах и в больших масштабах. Развитию экономического сотрудничества с Республикой Беларусь в большой степени способствовали решения совместной Комиссии и проведение бизнес-форума в декабре 2009 года. Объединение также активно участвует в реализации совместных культурных мероприятий по специальному плану двух стран на 2009 – 2012 годы. Оно же добивается всемерного облегчения визового режима, и уже сейчас не требуют-

На приёме у премьер-министра Э. Ольмерта ся визы для поездок в Беларусь ветеранам войны. Постоянно на повестке дня и вопрос выплаты трудовых пенсий. Михаил рассказывает, что когда в 1975 году уезжал из Белоруссии, был внутренне настроен на то, что навсегда расстался с прошлым. Когда же в июле 1994 года впервые после двух десятилетий приехал в Минск в составе делегации на празднование 50-летия освобождения Белоруссии от фашистов, - всё былое всплыло, смешанное с гордым чувством, что он – член делегации Государства Израиль. Тем более, что одна из сцен, с которых довелось выступать, находилась как раз на ступеньках входа в здание того самого КГБ, в противостоянии с которым в своё время Альшанскими была одержана победа. В "той" жизни Михаил служил в войсках связи. В Израиле был "приписан" к полку тяжёлой артиллерии командиром орудийного расчёта. Воевал в первую ливанскую войну, был на Синайском полуострове. За ливанскую войну получил медаль отличия. Ежегодно весной Объединение выходцев из Беларуси

проводит встречи в лесу, получившем название «Белорусский лес», близ города Бет-Шемеш. И в этом году, 3 апреля, состоялась юбилейная, 55-я встреча. И на сей раз был весьма представительный десант почётных гостей во главе с заместителем премьерминистра, министром иностранных дел Израиля А. Либерманом. Кроме него, на встрече были и выступили министры: туризма С. Мисежников, абсорбции С. Ландвер, внутренней безопасности И. Аранович. И, конечно, посол Республики Беларусь в Израиле И. Ле- Михаил Альшанский выступает на ежегодной встрече в щеня. Белорусском лесу Сейчас у Михаила и Рины дочери уже взрослые. Дана, инженер-химик, работает в авиационной промышленности. Недавно она получила вторую степень инженера по управлению производством. Младшая дочь Йонат закончила факультет психологии университета Бар-Илан, работает в аэропорту Бен-Гурион. В Израиле свято чтут память о боевом офицере, инвалиде войны с нацистами Науме Альшанском, отважном правозащитнике, чьи действия способствовали росту репатриации в Израиль, Помнят и о том, что он – один из создателей Союза ветеранов войны с нацистами. Помнят, сколь многое сделал Наум Альшанский для сплочения репатриантов из СССР, в том числе из Белоруссии. И воздают должное со-

ратнику и продолжателю дела отца Михаилу Альшанскому, внёсшему и продолжающему вносить весомый вклад в укрепление еврейского государства и улучшение жизни его граждан, во всестороннее развитие дружеских связей с Республикой Беларусь.

В муниципалитете Ришон ле-Циона. Рядом – полковник Наум Орлов, председатель Комитета ветеранов войны Ришон ле-Циона.

ВМЕСТЕ ЧЕРЕЗ ВСЮ ЖИЗНЬ

Александра и Захария Зимак Свыше 70 лет вместе эти замечательные люди. Вместе полвека в Белоруссии: гетто, партизанский отряд, педагогическая работа, диссертация, возрождение брестской еврейской общины, множество публикаций. И почти два десятилетия, несмотря на возраст и боевые раны, - активная общественная деятельность в Израиле. ВАРШАВА: ТЯЖЁЛОЕ ДЕТСТВО Ошер Зимак и его жена были людьми малограмотными и совсем не предприимчивыми, как принято считать, когда речь идёт о евреях. В семье - шестеро детей. Ошер был готов на любую работу, но удавалось подработать не всегда – на скотобойне, на чёрной работе, а на постоянную ему так и не удавалось устроиться. Жили они в бедном предмес-

тье Варшавы, за Вислой, в районе Прага, в Торгувке. Часто их вообще выбрасывали из квартиры, и тогда приходилось обитать в ночлежке. Старшего сына Захарию, родившегося в неспокойном 1920 году, уже в шесть лет пришлось пристроить к хозяину – крутить барабан для изготовления мороженого. В десять он уже подрабатывал в пекарне, когда была работа, особенно накануне Песаха. Учиться Захария начал в польской школе – он там был единственным евреем в классе, так что до третьего класса мальчику пришлось терпеть издевательства. В конце концов, ему просто стало опасно приходить в школу: в любое время могли изувечить. Тем более, что учитель, некий Коновчинский, только поощрял хулиганов. Захария ушёл из польской школы и стал посещать расположенную за Вислой государственную школу для еврейских детей. Здесь даже раз в неделю преподавали иудейскую историю. Для Захарии особенности еврейской школы не были проблемой: дома говорили и по-польски, и на идише. Хотя у бедного полуголодного мальчика не было многих учебников, но ему помогли способности и трудолюбие. Захария не только окончил 7 классов, но его успехи были отмечены. По результатам тестирования ему дали направление от Института психологии в экспериментальную гимназию, которой руководил еврей – доктор философских наук и права Рудольф Таубеншлаг. Он, стараясь помочь Захарии прокормить себя, рекомендовал подростка богатым родителям, и тот репетировал детей по математике и другим предметам. Захария был освобождён от платы за обучение. В гимназии изучали латынь и французский язык, но Захария освоил ещё и английский, немецкий и эсперанто. Знание этих языков сыграет важную роль в его жизни – и в самую тяжёлую пору, и в последующие годы. В независимой довоенной Польше государственный антисемитизм при Пилсудском, до 1936 года, ещё сдерживался в каких-то рамках, хотя уже тогда евреев ограничивали

при службе в армии, при приёме в университеты. Но затем, тем более под влиянием германского нацизма, антисемиты распоясались окончательно. В Варшавском университете, к примеру, евреям-студентам на лекциях не разрешалось сидеть, они должны были стоять в проходах. Нередки были случаи нападения хулиганов на евреев. В то же время в гимназии у Захарии завязалась дружба с порядочными польскими ребятами. С Эдвардом Павляком он переписывается по сей день. Захария, ещё учась в школе, часто общался с детьми из расположенной неподалеку колонии, которую возглавлял знаменитый Януш Корчак, известный не только как выдающийся педагог, но и как человек, который разделил судьбу своих воспитанников, отправленных немцами в крематорий. В дальнейшем, работая много лет директором детского дома и школы-интерната, Зимак внимательно изучал и применял методы Корчака, наряду с методикой Макаренко, в своей работе с детьми. Тридцатые годы в независимой Польше были временем подъёма самосознания польских евреев, борьбы за права своего народа. В годы учёбы в гимназии Захария активно включился в работу еврейской молодёжной сионистской организации «Ха шомер ха цаир» - «Молодой страж», левой социалистической. Часто посещал лекции Эрлиха и Альтера, руководителей «Бунда» - впоследствии они будут репрессированы в Советском Союзе по приказу Сталина. Но в то время Захария был горячим его поклонником. В одной с Захарией организации состояла и Александра Моджевская, учившаяся в другой гимназии, с техническим уклоном. Многое сближало молодых людей: детство и юность Александры были тоже нелёгкими, и семья многодетная, и точно так же, как у Захарии, отец не имел постоянной работы и брался за любую. Отношения Александры и Захарии сложились и окрепли, но в их молодёжной организации не признавали официальных браков, так что

личные и интимные отношения основывались на дружбе и доверии. К лету 1939 года Захария успел закончить четыре класса гимназии и один курс лицея естественных наук, который был на базе этой же гимназии. Александра, которая на два года моложе Захарии, как раз заканчивала гимназию. Но 1 сентября 1939 года всё в момент изменилось: гитлеровская Германия напала на Польшу. БЕЖЕНЦЫ Судьба Польши была решена в первый же день войны. Ополчение, в которое вступил Захария и его друзья по «Ха шомер ха цаир», развалилось в несколько дней, как и вся польская армия. Под обстрелом немецких самолётов разрозненные группы солдат и ополченцев двинулись на восток, рискуя оказаться в плену у опережавших моторизованных частей вермахта. Голодные, оборванные, добрались до белорусского местечка Коссово в восточной части Польши, не занятой немецкими войсками – тогда ещё никто не знал о разделе её по пакту Молотова - Риббентропа. Захария был в одной рубашке. Местные жители беженцев не встречали радушно, так что Захарие повезло, когда один местный еврей прихватил его с собой в деревеньку Альба, где еврейская сельская семья Резников, арендовавшая здесь несколько гектаров земли, тепло его приняла: одели, обули, как могли. Захария начал было включаться в их нелёгкий крестьянский труд. 17 сентября 1939 года части Красной армии вступили в Западную Украину и Западную Белоруссию, и еврейские беженцы воспрянули было духом: новые власти провозглашали полное равенство, борьбу с антисемитизмом. Но очень быстро всё встало на свои места: началось с ограничения мелких частных собственников – владельцев лавок, мастерских, пекарен. Затем начали эшелонами отправлять на поселе-

ния и в лагеря беженцев и местных, отказывавшихся принять советское гражданство. Пострадали и Резники: у них отобрали большой дом, и Захария вынужден был искать себе другое пристанище. Захарие и Александре снова повезло: во-первых, им удалось найти друг друга, а во-вторых - их обоих направили на работу в школы, правда – в разные деревни. Захария стал преподавать математику в еврейской школе, где уроки велись на идише - русского тогда ещё он практически не знал. Затем направили на курсы учителей семилетних школ, где изучались русский, белорусский и история партии. По окончании курсов – по разнарядке - в семилетнюю школу той же деревушки Альба, в десятке километров от Коссова. Директором её был комсомолец с семилетним образованием. Захария, лишь начавший осваивать русский язык, преподавал математику и немецкий. Александра заведовала школой в другой близлежащей деревне. Причём Зимаки оставались беженцами без советского гражданства. Советская пропаганда замалчивала, но до них доходили сведения с «той» стороны о том, что чинят и немцы, и поляки по отношению к евреям в Варшаве. Волновались за своих близких. И хотя многих польских беженцев и местных, кто побогаче, отправляли в российскую глубинку, хотя и здесь был свой антисемитизм, Захария и Александра старались вжиться в эту новую для них среду. Но только-только начавшая складываться жизнь была прервана: немцы напали на Советский Союз. ГЕТТО Война застала Зимака в Столбцах, куда он после начала летних каникул уехал к товарищу по школе, тоже беженцу, бундовцу Гершлю (Гарри) Поссесорскому. Захария поспешил вернуться в Коссово. В первые же дни войны в приграничной зоне уже хо-

1971 год, Брест. Встреча партизан оряда им. Щорса. Вверху второй справа – Захария Зимак. Внизу третья слева – Александра Зимак зяйничали немцы. Для Захарии судьба была усугублена поистине трагическим случаем. Вечером он был схвачен на шоссе немцами и полицаями, и его опознал ехавший в кабине машины немецкий офицер, в котором Захария с ужасом узнал…Клешека, якобы беженца из Силезии, с которым он был совсем недавно на курсах учителей. По окончании курсов этого оборотня оставили в Коссово преподавать географию, а жену его даже назначили главврачом больницы. Вот живой пример, как легко удавалось немцам внедрять своих лазутчиков даже за считанные дни до войны, когда её приближение было здесь, в приграничной зоне, очевидно всем. Подняв автомат, оборотень заорал: «Жид, беги!» и толкнул Захарию с насыпи. Тот поднялся и, повторяя только слова: «За что? За что?», продолжал стоять. Всё-таки фашист не выстрелил, а приказал отвести Захарию в гетто, созданное в Коссово. Там же оказалась и Александра, вме-

сте с евреями из деревни Стайки, где она до войны работала в школе. Снова судьба соединила Захарию и Александру, на сей раз в гетто. Вначале евреи плохо представляли себе, что их ждёт в гетто. Назначенный комендантом немецкий офицер Лянге обещал председателю юденрата – еврейской общины - Хайкину, что пока он комендант, расстрелов не будет. До назначения Лянге в Коссово была расстреляна группа польских офицеров, и в их числе два поручика-еврея. Импозантная внешность уже не молодого Лянге вначале обманула многих. И действительно: до зимы 1942 года Лянге довольствовался взятками в виде драгоценностей, украшений и прочего для своей жены, себя и старших офицеров гарнизона. Коссовское гетто представляло собой квартал домов на окраине городка, куда согнали 3500 евреев, разрешив взять с собой только часть скарба первой необходимости. В еврейские же дома вселились оккупанты и их прихвостни - полицаи, местные жители и крестьяне. Скученность в гетто была невероятная, по 10-15 человек в комнате, а потом ещё согнали евреев из окрестных местечек. Всё чаще люди болели и умирали, и если до массовых эпидемий не дошло, то только благодаря хорошему еврею-фармацевту, который обслуживал и немцев и, как мог, помогал своим. Обитатели гетто обязаны были ходить только с нашивками, только по проезжим частям улиц, снимать фуражку и кланяться каждому встречному немцу. Заместитель коменданта, всегда имевший при себе плётку, жестоко избивал ею за малейшее отклонение от предписаний. Никаких продуктов население гетто от властей не получало. Выжить помогало только то, что местные жители и крестьяне, нуждавшиеся в помощи евреев-ремесленников, подкупая полицаев, обращались к обитателям гетто и чем-нибудь съедобным расплачивались за услуги. Захарие и Александре приходилось работать на самых тяжёлых работах. Так, в сильные морозы в феврале 1942

года группу, в которой был и Зимак, заставили рыть ямы для захоронения узников своего же гетто, которых расстреливали в последующие дни. Захарию с Александрой спасло то, что хозяину кожевенной мастерской, работавшей на немцев, Ефиму Русецкому потребовался переводчик, а так как Зимак знал немецкий и французский, хозяин уговорил Лянге оставить Захарию в этом качестве. А в последующие дни большая часть евреев гетто была расстреляна. Александру схватили в гетто и в колонне мужчин и женщин всех возрастов погнали на железнодорожную станцию за восемь километров от Коссово таскать камни. В морозную зиму, в ветхой одежде и обуви, без пищи, многие не выдерживали: падали по дороге и оставались умирать. После трёх дней такой «работы» Александра слегла с воспалением почек, с высокой температурой. Слава Богу, в гетто был хороший врач-уролог, лечивший и немцев, которые, в конце концов, несмотря на обещание, расстреляли и его. Но на сей раз ему удалось вылечить Александру. Ясно было, что такой работы с 20-километровыми переходами туда и обратно она больше не выдержит. Александра прокралась к белорусской женщине, у которой до войны Зимаки снимали комнату. Она работала в комендатуре переводчицей, и немцы разрешили ей взять в дом еврейку для ухода за маленькими детьми. В тепле и относительной сытости Александра быстро пришла в себя после тяжёлой болезни. Но через недолгое время немцы по какой-то причине расстреляли переводчицу, и Александре пришлось тайно перебраться в кожевенную мастерскую, где уже работал Захария рабочим и переводчиком, и вместе с двадцатью другими евреями прятаться в пустых ямах, прикрытых чанами. Территория гетто была ограждена слабо, но любой оказавшийся за оградой рисковал быть расстрелянным местными или украинскими полицаями, располагавшимися неподалеку. Однажды хозяин мастерской, вызванный для регистрации, прихватил с собой Захарию как переводчика.

Полицейский патруль, увидев на санях рядом с хозяином еврея, тут же повёл Зимака на расстрел, подталкивая карабином. Хозяину с трудом удалось отстоять Захарию, помогли несколько бутылок самогона. Об этом порядочном человеке необходимо сказать особо. Когда в урочище Морачивщина вблизи Коссова нацисты и полицаи расстреливали 3000 евреев городка и окрестных местечек, Ефим Русецкий прятал во дворе мастерской, в трёх ямах для выделки кожи, 28 евреев, в том числе Захария и Александру Зимаков. В течение трёх дней, пока шла облава, они находились в этих ямах, прижатые друг к другу. Русецкий приносил воду и немного еды. Он не требовал вознаграждения, хотя рисковал своей жизнью. Позднее Ефим Русецкий скрывал еврейскую семью из пяти человек, на него донесли, и немцы расстреляли праведника с женой и тремя детьми и всю скрывавшуюся семью. Комендант Лянге сбросил маску «добряка» зимой 1942го, когда начались массовые «ликвидации» еврейского населения. В первые же расстрелы Лянге отправил в колонну смертников и своих слуг-евреев, брата и сестру. Всего из гетто и близлежащих деревень было согнано и расстреляно вблизи Коссова 4500 евреев. В отличие от ряда других мест Белоруссии, в Коссово практически не было ни сопротивления, ни побегов: при поляках здесь не было организаций ни сионистских, ни Бунда, ни коммунистических. А раввины воспитывали непротивление, рассматривая все репрессии при всех властях как «наказание за грехи и богохульство». Лишь один 70-летний старик выбежал из толпы, конвоируемой на расстрел, взбежал на второй этаж полуразрушенного бывшего замка героя Польши Костюшко и из окна стал проклинать гитлеровцев и угрожать им жестокой карой. Он был застрелен снайпером.

ПАРТИЗАНЫ Методичность немцев проявлялась в планомерном уничтожении евреев коссовского гетто в течение года. В конце июля 1942 года они решили вообще ликвидировать гетто, уничтожив последних его обитателей. Гетто было окружено. Каждый день ждали последнего массового расстрела. Но свершилось совершенно неожиданное. Партизаны отряда имени Щорса, которым командовал Павел Пронягин, узнали о концентрации немцев и полицаев в Коссове. Откликнувшись на просьбу еврейской 51-й роты, входившей в отряд, Пронягин решил разгромить гарнизон и спасти обречённых на смерть узников гетто. Еврейская рота оказалась в составе отряда следующим образом. На немецкой трофейной базе в Слониме работали евреи – их использовали немцы для разбора и приведения в

Встреча бывших партизан отряда имени Щорса к 30-летию Победы. Сидят справа налево: В. Пилецкий, А. Аветисян, командир отряда П. Пронягин, В. Нестеренко. Стоят: второй справа – М. Годжаев, Н. Ликер, В. Воробьёв, З. Зимак

порядок советского оружия, боеприпасов, обмундирования и прочего. Евреи создали подпольную организацию. Через связных они по частям выносили оружие, которое попадало в отряд имени Щорса и использовалось для вооружения красноармейцев-окруженцев, примкнувших к отряду. Пригодилось оно и для самих евреев-подпольщиков, которые в конце концов выбрались из Слонима и организовали целую хорошо вооружённую роту, под номером 51 влившуюся в отряд. В ночь на 1 августа партизаны начали операцию двумя выстрелами 45- миллиметровой пушки, единственной в отряде. Вслед за этим первой в гарнизон оккупантов ворвалась еврейская рота во главе со старшим лейтенантом Ефимом Федоровичем. Немцы и полицаи разбежались, решив, что напали десантники, но свыше ста из них успели уничтожить. Пока отряд преследовал и уничтожал врага, члены еврейской роты собирали прятавшихся евреев: «Иден, гейт аройс! Мир зенен идише партизанер! Мир вильн айх ратевен!» (Евреи, выходите! Мы – еврейские партизаны! Мы хотим вас спасти! – идиш). Начали выходить люди – пожилые, женщины с детьми, раввин, всего – около двухсот человек. Оставив в Коссове взвод зачистки, отряд двинулся на базу «Волчьи норы» в лесах Слонимского района, захватив с собой освобождённых. Врач отряда Абрам Блюмович, в будущем один из главных хирургов Армии Израиля, оказал первую помощь больным и пострадавшим. При отряде, по приказу П. Пронягина, был создан еврейский семейный лагерь. Комиссар отряда Пронягина Григорий Дудко в краткой эмоциональной речи перед освобождёнными призвал сражаться и «бить гадов, которые хотят уничтожить ваш многострадальный народ». Опытные партизаны обучали лагерников жизни в лесных условиях, а способных воевать учили владеть оружием. Человек двадцать из юношей, уцелевших в гетто, распределили по партизанским подразделениям. Командиром еврейского ла-

геря был назначен кузнец Фридман, политруком – Сергей Тукриков. Захария Зимак – помощником политрука по связи с беженцами. Руководству семейного лагеря, в том числе Захарие, выдали оружие: Захарие – винтовку, Александре – карабин. В лагере построили землянки, всё необходимое для лесной жизни. Ещё целый месяц удерживали Коссово партизаны отряда имени Щорса, и на них работали мельница, лесопилка, ряд других предприятий и мастерских. Зимак с группой партизан вернулся в Коссово и нашёл ещё с десяток евреев, в том числе укрывавшихся у знакомых. Заодно прихватили в лес муку и многое другое из немецких запасов. Еврейский лагерь был по-своему полезен партизанам: портные, сапожники, жестянщики работали не только на партизан, но и на местное население, в обмен на картошку. Некоторые из евреев возвращались в Коссово, рассчитывая укрыться у добрых друзей из местных, но все они погибли. В их числе – семья Резников, в своё время приютившая беженца из Варшавы Зимака. Кроме семейного лагеря партизаны ничего другого предложить освобождённым не могли, а условия в нём были далеки от нормальных, особенно для больных детей и стариков. Однако самым худшим было то, что в начале сентября, согнав местное население на расчистку завалов, устроенных партизанами, регулярные моторизованные части вермахта окружили лес, где были расположены «волчьи норы» партизан. Над базами кружили самолёты, бронетехника двигалась по просекам, пехота стягивала кольцо. Отряд с боями, с большими потерями вырвался из окружения, а вот семейный лагерь партизаны никак не могли спасти. Оставленная Павлом Пронягиным для охраны семейного лагеря группа партизан во главе с Бобковым ничего не сделала для его спасения и ушла на север в самом начале облавы. Ныне есть немало свидетельств того, что по вине Бобкова не только погибли сотни евреев, но он лич-

но расстреливал евреев под надуманными предлогами. К примеру, двоих он расстрелял якобы за то, что они украли кусок сала при засолке, порученной им, хотя никакого куска у них не нашли. Несмотря на грубость, откровенный антисемитизм, Бобков был в фаворе у генерала Комарова (Коржа), и ему удалось выдвинуться, возглавить партизанский отряд «Советская Белоруссия», но и тогда Бобков продолжал расправляться с евреями. Сам Зимак едва не станет его жертвой уже перед освобождением, в 1944 году, но и тогда антисемиту помешало только то, что к этому времени уже более-менее навели порядок в партизанских соединениях, и просто так безнаказанно убить боевого партизана, каким был Зимак, стало небезопасно даже для таких Бобковых. Но в сентябре 1942 года пришлось старикам, детям, больным семейного лагеря, оставленным Бобковым без всякой помощи, рассеяться по несколько человек и прятаться в гуще леса. Однако немцы, используя местное население, вылавливали их и уничтожали на месте. Был случай, когда мать, чтобы немцы не услышали плач младенца, закрыла ему рот рукой, и он скончался у матери на руках. Из двухсот евреев лагеря лишь нескольким удалось остаться в живых, но об этом Зимаки узнали после войны. Захария и Александра прятались в гуще леса, ночью уползая всё дальше от гула машин, выстрелов, голосов. «Мы условились, - писал З. Зимак, - что если немцы обнаружат нас, будем стрелять друг в друга, чтобы не попасть в плен». После облавы, выбираясь из гущи леса, видели только расстрелянные и истерзанные трупы. Наконец, им встретились три «окруженца» из отряда имени Щорса, направленные в семейный лагерь. Старший, лейтенант Миша Балановский, украинец из Полтавской области, был недюжинной физической силы и исключительных человеческих качеств. Долго шли по лесам в поисках ушедшего на восток отряда, пополняя запасы на хуторах, вступая в перестрелки с полицаями. Встречали группы военнопленных, бежавших

из лагерей. Часть этих групп фактически занимались бандитизмом, грабя, а то и убивая встречных, отнимая у них оружие. Не раз Балановскому предлагали расправиться с Захарией и Александрой, но он неизменно твёрдо заявлял: «Они пойдут с нами!». Наконец, после тяжёлого и опасного пути по зимнему лесу, группа всё-таки добралась до новой базы отряда имени Щорса. Здесь узнали, что по ложному обвинению, по приказу командующего Пинским партизанским объединением генерала Комарова (Коржа), 51-я еврейская рота была расформирована, а её бойцы распределены по разным подразделениям. Прибывшую группу также распределили. Балановского назначили командиром взвода – к сожалению, позднее он погибнет. Зимаков оставили в караульном взводе деревни Гоцк Ганцевичского района. «ПО ПРИКАЗУ ИЗ ЦЕНТРА» Отряд имени Щорса залечивал тяжёлые потери, пополняясь в основном бежавшими из лагерей военнопленных. Люди были случайные, среди них всё больше нарастали антисемитские настроения, и даже стало доходить до расправ с евреями. Под разными предлогами расстреляли восемь евреев. Одну женщину убили за то, что якобы прятала золотое кольцо, которое, как выяснилось, и не было золотым. В феврале 43-го, когда колонна партизан, не имея достаточного количества боеприпасов, уходила от прямого столкновения с немцами, у одного еврея вырвали винтовку и доложили начальнику штаба Мерзлякову, что тот бросил оружие. Мерзляков приказал своему подручному Фёдору, по кличке «садист», заколоть еврея, чтобы немцы не услышали выстрела. Такие самосуды чинились в отсутствие командира отряда П. Пронягина. С ним самим антисемиты во главе с бригадным комиссаром Егоровым не прочь были расправиться, спасала лишь бдительность его преданных

охранников – карачаевца Годжаева и армянина Аветисяна. О диких случаях расправ с евреями в партизанских отрядах свидетельств немало. Есть они и в большой литературе. Так, выдающийся писатель Алесь Адамович, в годы войны сам партизан, в повести «Немой» рассказывает о садистской казни партизана-еврея, якобы потерявшего диск для ручного пулемёта, из-за чего его отделение не выполнило задание. Партизаны привязали одну его ногу к дереву, другую – к другому, и его тело разорвало на части. Захария подтверждает: такой случай мог иметь место в отдельных партизанских отрядах. Егоров, присланный вместо раненного комиссара Дудко, в конце марта 1943-го на собрании коммунистов сообщил, что есть приказ из центра выгнать евреев из отрядов и новых не принимать. Началось изгнание евреев из рот. Некоторые ротные, правда, отстояли тех, кто с самого начала был в отряде и совершил немало подвигов. Так, Натан Ликер один пустил под откос 28 эшелонов, в два раза перевыполнив норму на звание Героя Советского Союза, но это звание так и не получил. Имбер Авиезер – 12 эшелонов. Оставили всего 5-6 человек, а изгнано было 28 евреев, в том числе Захария и Александра Зимаки. Оружие им оставили. В знак протеста с изгнанными евреями ушёл бывший подпольщик Компартии Западной Белоруссии Пилецкий Владимир Емельянович. У него были основания: узнал о замысле Егорова расправиться с изгнанными в лесу. Командир отряда П. Пронягин, беспартийный и даже не комсомолец, не был даже приглашён на собрание. Перед изгнанием Пронягин, хорошо относившийся к Захарии, сказал ему: - Зимак, я ничего не могу сделать. Я не член партии: мою семью раскулачили. Но через три дня прилетает самолёт с десантниками с задачей создать централизованное объединение партизан, так как многие действуют разрозненно, и под видом партизан орудуют банды грабителей. Я

расскажу руководству о приказе Егорова и попрошу вернуть вас в отряд. П. В. Пронягин не знал тогда о вероломном замысле Егорова. Примерно через 4 километра ушедших окружила группа вооружённых людей с пулемётами и автоматами: «Ложись! Сдать оружие!». Тогда вышел вперёд В. Е. Пилецкий: - Если вы хотите выполнить своё гнусное дело, начинайте с меня. Я, бывший подпольщик, считаю ваши действия преступными. Через три дня десантники прилетят в отряд имени Щорса, и вы будете наказаны по законам военного времени. Подождите три дня, и если за нами не приедут, выполняйте своё злодеяние. Почти три дня сидели в лесу под дулами партизан –антисемитов. Оружие не сдали. На третий день, действительно, прискакала группа партизан во главе с комиссаром Дудко, возвратившимся в строй после ранения, который предложил изгнанным евреям вернуться в отряд. Но мало кто из них согласился вернуться и воевать бок о бок с предавшими их. Пилецкий повёл группу во вновь образованную бригаду имени Ленина. Захария и Александра были направлены в отряд имени Кутузова, командиром которого был опытный военный Клюев. С весны 1943 года, с прилётом десантных организаторских групп с «Большой земли», разрозненные партизанские отряды и группы беглых военнопленных были объединены в бригады, а они – в соединения. Помимо этого и диверсионной работы, десантники решительно наводили порядок, без суда и следствия расстреливая бандитов, насильников, мародёров в партизанских отрядах, уничтожая целые бандитские лесные отряды. Убийства евреев стали единичными случаями, но бытовой антисемитизм изжить было невозможно. За смелость при выполнении боевых заданий командир отделения Захария Зимак пользовался в отряде всеобщим уважением, но некий Шевченко рычал ему: «У-у-

у, жид, был бы ты один, я бы убил тебя!» После прибытия десанта и объединения отрядов П. В. Пронягина назначили начальником штаба Брестского соединения. Во вновь организованном отряде имени Кутузова Захария Зимак был назначен командиром отделения, участвовал в боях, в рельсовой войне. Добровольцем – в уничтожении вражеского дзота на станции Люсиново, при этом был ранен и контужен. Александра также участвовала в рельсовой войне, лично подрывала вражеские эшелоны. В ряде своих публикаций, особенно в большом очерке «Вспышка памяти, или Правда и только Правда», опубликованном в белорусской газете «Карлин» 1 февраля 2008 года, Захария Зимак разоблачает антисемитизм, которым были заражены многие партизаны буквально на всех уровнях. Он приводит многочисленные конкретные факты жестоких расправ с ведома командиров и комиссаров. Но и объективно воздаёт должное тем из них, кто приходил на

1947 год. С выпускниками 7 класса ( внизу и в верхнем ряду) Сидят Захария Зимак и 5 учительниц

помощь евреям в решающую минуту. Это парадоксально, но факт. Захарие Зимаку и его друзьям – бывшим партизанам не удалось добиться от мемориального института Яд ва-Шем объявления командира отряда П. В. Пронягина праведником мира, но зато с помощью организации «Христиане – друзья Израиля», купившей даже участок леса у Еврейского национального фонда, удалось создать в 1997 году аллею памяти легендарного защитника евреев и установить мемориальную доску памяти партизанского командира. Территория, где действовали отряды Пинского соединения, была освобождена Советской армией в августе 1944 года. Когда отмечали это событие в селе под Пинском, выскочил пьяный комиссар Двойников и заорал: «Бей жидов, спасай Россию!». Зимак не выдержал: «Фашист, я тебя убью!» – и передёрнул затвор автомата. Двойников убежал в штаб, порвал наградные листы Зимака и выскочил с пистолетом. Начштаба выхватил у него пистолет и увёл

1947 год. З. Зимак (слева) с учеником

пьяного. Захария не мог оставить без внимания такое и отправил письмо в областное отделение НКВД. Через день Зимака вызвали, и полковник Одинцов ему сказал: - Вы правы, но идёт война, и мы сейчас не можем заниматься такими делами… Узнав, что Зимак и его жена владеют несколькими языками, Одинцов предложил им работу в архивном отделе по переводу документов предвоенного и военного времени, но Захария отказался. После войны Двойников стал редактором газеты. Мужество и доблесть боевых партизан Захарии и Александры отмечены орденами Отечественной войны, медалями «За боевые заслуги», «Партизану Отечественной войны» и многими другими. ПРОДОЛЖЕНИЕ БОРЬБЫ: ТРУД, ДУХОВНЫЙ ПОДЪЁМ После освобождения партизанские отряды были расформированы. Зимаков направили в Логишинский район, где Захария до 1945-го года работал директором школы, а затем его обязали возглавить детдом в бывшем местечке Погост-Загородский. Одновременно он был членом комиссии по борьбе с бандитизмом, а эта работа была совсем не безопасной. К примеру, однажды Зимак и его группа взяли с поличным воров, грабивших в своём же посёлке, и одним из них оказался один из секретарей райкома. С оружием не расставались ни Захария, ни Александра, которая преподавала в школе историю и немецкий язык. В те годы, когда ещё повсюду в лесах свирепствовали банды, когда варшавяне евреи Зимаки ещё были новичками и в советской среде, и в русском языке, когда везде всего не хватало, в том числе детям, за которых они отвечали - можно представить себе, сколько опасностей их подстерегало и какое мужество им требовалось. В годы войны у Зимака не было возможности узнать

о судьбе своей семьи. Лишь после освобождения Белоруссии и Польши ему удалось получить нерадостные сведения о том, что вся его семья погибла в гетто. Узнал он и о героических страницах в их биографии: активными участниками восстания в Варшавском гетто были его сестра Лилька и брат Нафтали. В книге Цивьи Любеткин «В дни гибели восстания», 1982 года издания, читаем: «Зимак Лилька во время апрельского восстания сражалась в 1953 год. Бывший директор отряде Берла Бройдо. детдома поступил в Белорусский Была связной командира университет центрального гетто Исраэля Канала. 7 мая 1943 года направлена вместе с Павлом (Ароном Брускиным) выяснить возможность отступления по канализационным тоннелям. При выходе из люка погибла в схватке с немецким патрулем и польскими полицейскими. Было ей 23 года». Там же можно прочесть и о подвигах Нафтали Зимака. В нацистских гетто и лагерях погибла и семья Александры. Захария был директором детдома, а «по совместительству» - парторгом колхоза, причём для «избрания» его парторгом Зимака буквально адаптировали в партию, в которой он до того не состоял. В любое время как бы дамоклов меч висел над ним на таких ответственных постах. К примеру, он, человек сугубо городской, должен был отвечать

за волюнтаристские решения «сверху» о посеве зерновых в самое дождливое время. И всё-таки Захария выстоял: в короткий срок его детский дом стал одним из лучших, справился он и с партийно-колхозной работой. В 1953 году уехал учиться в Белорусский университет и успешно закончил его в 1958 году. В том же году Александра, которая все эти годы работала учителем, закончила заочно Институт иностранных языков. Получив диплом, Захария преподавал и был директором школ и школ-интернатов, причём «бросали» его на одни из труднейших, но не самых благодатных участков борьбы, которой фактически была вся жизнь. Так, в течение десятилетия Зимак возрождал и выводил в передовые школу-интернат в полесской глуши, в бывшем еврейском местечке Телеханы. Здесь после нацистской расправы евреев просто не осталось, их дома были заняты

1970-е годы. Директор школы-интерната З. Зимак (сидит второй справа) привёз ребят в подмосковный дом-музей А. Чехова

местными и переселенцами. И, конечно, у многих из новых хозяев бывших еврейских домов, свидетелей, а возможно и соучастников ограбления и зверского уничтожения местных евреев, было неспокойно от присутствия еврея, который к тому же создал здесь музей. Да и Захарие нелегко было сдерживать чувства, входя в дома, где ещё сохранились мезузы на дверях. Александра, как и Захария, преподавала в школе-интернате. Нередко, как они рассказывают, у них за партами сидели рядом сын бывшего партизана и сын бывшего полицая. Как один из лучших в стране педагогов - директоров детских домов и школ-интернатов, имевших большое значение для страны в послевоенной обстановке, Захария Зимак много раз выступал с докладами на конференциях, в том числе в Москве, публиковал статьи с глубоким философским анализом педагогических проблем, делился собственным опытом многолетней работы с детьми. В 1970 году Зимак защитил диссертацию на степень кандидата философских наук. В той антисемитской атмосфере, которая царила на гуманитарных кафедрах, вряд ли Захарии удалось бы защититься, если бы не помощь профессора В. И. Степанова, у которого он учился ещё в университете и который, будучи затем проректором и председателем Учёного совета, добился его положительного решения. После защиты Зимак много лет, до выхода на пенсию в 1986-м году, был доцентом кафедры философии Брестского инженерно-строительного института. И здесь ему помогло хорошее мнение о его работе секретаря обкома Шабашова, ставшего заведующим отделом ЦК Белоруссии. В этот период Захарией написан ряд научных брошюр и статей на педагогические и философские темы. Все эти нелёгкие годы личная жизнь семьи Зимаков текла, по словам Захарии, в нормальном русле, как бы уравновешивая трудовые перипетии и беспокойства, которые были неизбежны в той действительности. В 1947 году

у них родилась дочь Тамара, которая со временем окончила Минский политехнический институт. В 1955-м у Александры и Захарии родился сын, Вениамин стал инженеромстроителем. Младшая дочь Мирьям,1961 года рождения, стала преподавателем английского. Конечно, за этими скупыми строками – бессонные ночи, напряжение родителей, которые в нелёгких условиях того времени самоотверженно работали, учились сами и выхаживали, растили и восКандидат философии, питывали троих детей. Но это, доцент Захария Зимак считают они, нормально, а как же иначе? Захария буднично рассказывает о своём и Александры жизненном подвиге, который можно оценить лишь в совокупности сделанного и пережитого ими и который он таковым не считает. В годы жизни и работы в Бресте Захария Зимак и Александра продолжали переписку и общение со своими товарищами по партизанскому отряду: пережитое в те тяжёлые годы скрепило эту дружбу. Они были в числе организаторов и участников встреч бывших партизан. Со временем пришло осмысление событий тех лет, роли и личных качеств людей, волей судьбы оказавшихся в партизанских отрядах, их взаимоотношений. На всю жизнь сохранили Зимаки особое уважение и благодарность к командиру отряда имени Щорса П.В. Пронягину. Продолжалась все годы дружеская переписка с ПогостЗагородским, Пинском, Телеханами, где жили и работали в нелёгкое послевоенное время. Возобновлялись и завязы-

вались связи с бывшими и новыми знакомыми и сподвижниками в Польше, других странах и регионах. Это доброе общение с людьми, готовность к взаимопомощи и взаимным контактам – характерная черта Зимаков и по сей день. ВОЗВРАЩЕНИЕ К КОРНЯМ В предвоенном 1941 году в Бресте проживало свыше 30 тысяч евреев. До 1939 года Брест был городом независимой Польши, в которой действовали синагоги, система еврейского образования, еврейские партии и союзы. Последние советская власть успела запретить и прикрыла бы и всё остальное, но после июня 1941 года нацистская Германия в короткое время решила «еврейский вопрос». Немногие успели эвакуироваться из приграничного Бреста, и немногие вернулись после войны. Так что к концу 1980-х годов в городе было не более тысячи евреев. Наступило время перестройки, с одной стороны породив-

Семья Зимак до репатриации

шей хаос, но с другой – сделавшей возможным пробуждение и рост национального самосознания, возвращение к корням, едва не вырванным до основания в жестокие годы войны. Возникла возможность возрождения еврейской общины. В начале 1990 года энтузиасты возрождения доцент Захария Зимак, учитель-пенсионер Леонид Коган, подполковник в отставке Наум Пекер и его сын инженер Геннадий Пекер возглавили это движение. Первым председателем разрешённого властями еврейского общества "Тарбут" ("Культура") стал Л. Коган, а после его и Геннадия Пекера отъезда в Израиль – Захария Зимак. Затем, после отъезда в Израиль Захарии Зимака, его сменил Наум Пекер. Одной из первых своих задач они поставили - добиться создания памятника на Бронной горе, и именно благодаря уважению к З. Зимаку со стороны властей удалось начать это очень важное дело, законченное уже после отъезда семей Зимаков и Пекеров на историческую родину.

Временный памятник на Бронной горе, установленный до отъезда Зимаков в Израиль

Зимаки репатриировались в 1993 году. Сейчас живут в малогабаритной двухкомнатной квартирке хостеля в Акко. Там же, в Акко, живёт старшая дочь Тамара с семьёй. Внук Володя, пройдя службу в ЦАХАЛе, продолжает работать для обороны страны. Сын Зимаков Вениамин, окончивший инженерно-строительный институт, много лет работал на стройках Белоруссии и России, сейчас живёт и работает в Бресте. Младшая дочь Зимаков Мирьям, также живущая в Бресте, по окончании с отличием Института иностранных языков преподавала английский в школе. Кроме английского, она свободно владеет польским и ныне успешно работает в фирме, где требуется знание этих двух языков. Два её сына, внуки Захарии и Александры, успешно осваивают науки в Лондоне. В своём пожилом возрасте, при немалых проблемах со здоровьем, Захария продолжает активнейшую деятельность по увековечению памяти героев и жертв войны, по выявлению новых данных о правде трагических и героических событий тех лет. До сих пор у Захарии – активные связи с еврейскими общинами, органами печати, просто друзьями в Бресте, Пинске, Телеханах; он продолжает публиковать и статьи – настоящие исследования, и отклики на публикации в белорусских и израильских газетах. Разнообразие тем работ и статей Захарии Зимака поражает. При этом он щедро делится своими знаниями и опытом, помогает в переводах. Многие за всё это благодарны Зимакам, считая их своими старшими друзьями и наставниками. В том числе и автор этого очерка. Так например, накануне своего 90-летия Захария в результате переписки с немецким журналистом – другом евреев Христианом Ганцером получил от него хранившиеся в немецких архивах показания военнослужащего Вермахта и СС - свидетеля зверского массового убийства нацистами евреев на Бронной горе. Захария не просто получил этот бесценный обличающий документ, но перевёл его на рус-

ский язык, что позволило автору этих строк значительно расширить свой обличающий очерк о злодеяниях нацистов неоспоримым доказательным документом. Всё, через что прошли Захария и Александра в молодости, поражает: беспросветное детство, войны, гетто, партизанские отряды, тяжёлые и опасные послевоенные годы в сельской глубинке обескровленной войной Белоруссии. Тем более вызывают глубокое уважение и стойкость, и энергия, и верность этих славных людей, ветеранов и инвалидов войны, сохранивших и продолжающих сохранять уже в весьма почтенном возрасте присутствие духа, сопротивляемость перипетиям действительности. В феврале 2010 года Захарие исполнилось 90 лет. Этот юбилей был отмечен и в Израиле, и в Белоруссии. Юбиляра поздравил президент Союза воинов и партизан – инвалидов войны с нацистами генерал Роман Ягель – они оба беженцы 1939 года из Варшавы, оба пережили ужасы Катастрофы и потеряли всех близких, оба воевали против нацистов: один в рядах Красной и 1-й Польской армий, другой – в партизанских отрядах. И оба – исключительно стойкие люди, отдающие всего себя, несмотря на возраст, на благо людей. Не случайно оба - наиболее частые персонажи очерков автора. Поздравили Захарию и товарищи по Союзу инвалидов в Акко, и муниципалитет Акко. О юбиляре опубликованы статьи и очерки в израильской и белорусской печати. Бывшему доценту кафедры философии Брестского инженернотехнического университета прислал тёплое поздравление коллектив кафедры. И не только Брест – поздравления он получил из Пинска, Погоста, Столина, других городов Белоруссии. А ведь в Погосте-Загородском Зимак работал более полувека назад, в Пинске – более 40 лет назад. До сих пор Захария переписывается с поляком Эдвардом Павляком, с которым дружит свыше 75 лет. Захария и Александра Зимаки, два замечательных человека, неразделимы. Хочется пожелать им долголетия и

здоровья, спокойствия, благополучия в семье. Уверен, что творческое наследие воина-партизана, педагога, философа Захарии Зимака, которое он, несмотря на возраст и сложности, продолжает пополнять, достойно изучения и публикации в полном объёме.

С внуком Володей. 2005 год

ИЗ РОДА ПЕКЕРОВ Подполковника Наума Исааковича Пекера уже шесть лет нет с нами. Но он зачислен навечно в ряды еврейской общины Бреста, одним из создателей и председателей которой он был. В ряды ветеранов Второй мировой войны города Маале-Адумима, председателем Комитета которых он был избран. И конечно, память о Науме Исааковиче свято берегут в его большой семье, продолжая мысленно советоваться с ним, сверяя свои поступки с Наум Пекер, 1975 год тем, как отнёсся бы к ним муж, отец, дедушка. Даже письменно обращаясь к нему… Из посмертного обращения старшего сына к отцу: «Здравствуй, папа. Уже месяц, как мы пытаемся научиться жить без тебя… Тяжело нам, сыновьям, невесткам, внукам, и во сто раз тяжелее маме… Мы никогда не говорили об этом, мы просто все вместе пытались помочь тебе в этом последнем бою со страшной болезнью. Но только сейчас, разбирая вместе с мамой бумаги, я отчётливо вижу, как ты заранее старался помочь нам, приведя в порядок документы, фотографии. Прошлым летом, когда врачи почти исчерпали свои возможности, сумев добавить тебе ещё два с половиной года жизни (за что безмерная им благодарность), ты написал свою автобиографию, поведав нам из того, что пришлось тебе пережить. Ты научил нас гордиться тем, что мы из славного рода Пекеров».

СТАНОВЛЕНИЕ СЕМЬИ Отец Наума, Исаак Наумович Пекер, немногое помнил о своём безрадостном детстве. Ровесник ХХ века, он рано лишился родителей. С юных лет в своём родном городке Балта под Одессой работал Исаак на табачной фабрике. В Балте было много евреев, в какие-то времена – вообще до трёх четвертей всего населения, но после знаменитого погрома 1882 года, когда было убито 12 и ранено до 300 евреев, многие уехали кто куда, от Америки до Сибири. Исааку было 17 лет, когда революционные ураганы перевернули жизнь Российской империи. Как и многие, полной мерой вкусившие еврейского счастья за «чертой оседлости», юный Пекер оказался в рядах «красных», сражался в одном из отрядов под командованием легендарного Ионы Якира, а после Гражданской войны «осел» в местечке Голта, тогда – Одесской губернии. Там же женился, и уже в 1924 году у Исаака и Полины родился сын Наум, а через два года – дочь Маня. В бывшем еврейском местечке до начала 30-х годов продолжала работать еврейская школа, так что подраставший Наум закончил два класса в этой школе. После её закрытия дети учились в школе-десятилетке Первомайска - так был назван город, выросший на меИсаак и Полина Пекеры с детьми, сте бывшей Голты. Можно представить 1928 год

Наум Пекер с друзьями 21 июня 1941 года себе, как нелегко было Исааку Пекеру, бывшему красному партизану – еврею, пережить расстрел в 1937 году выдающегося командарма-еврея Ионы Якира, о неоценимом вкладе которого в успехи Красной армии Исаак Пекер знал не понаслышке и с восхищением следил за его головокружительной карьерой. Когда обнародовали «дело» Якира, Исаак с силой ударил по столу и заявил: «Не верю!» Но стукнуть по столу он мог только в собственном доме, да и это было небезопасно уже в те годы. ВОЙНА В июне 1941 года Наум окончил десять классов, а 22 июня фашистская Германия напала на Советский Союз. Даже после погромов и эмиграций начала века, после гражданской войны и миграции еврейского населения из-за черты оседлости в центр России, в бывшей Голте оставалось немало евреев. Многие из мужчин в первые же дни ушли на фронт.

У Исаака Пекера был туберкулёз, «нажитый» в тяжёлые детские и юные годы и «закреплённый» при работе на табачной фабрике. На фронт его не взяли. Семья вначале эвакуировалась в Сталино, ныне Донецк, но враг наступал быстро, и пришлось продолжить путь за Волгу, в один из колхозов на востоке Сталинградской области. Здесь быстро освоили сельские профессии и включились в работу. Наум окончил курсы трактористов и работал на машинно-тракторной станции – МТС. В марте 1942 года Фронтовик Наум Пекер, 1945 год ему исполнилось 18 лет – призывной возраст. И в августе того тяжёлого года, когда немецкие войска рвались к Волге и за Сталинград шла великая битва, Наум был призван в армию. Вскоре молодой автоматчик уже сражался в степях Калмыкии и освобождал её столицу Элисту. Затем под Ростовом, среди немногих в батальоне, чудом остался в живых после массированной атаки немецких танков, проутюживших окопы. После освобождения Ростова был назначен помкомвзвода. В череде тяжёлых военных будней Наума Пекера есть и недолгий оригинальный период: в августе 43-го он, знавший немецкий, возглавил Окопную звуковещательную станцию – ОЗС, созданную при политотделе дивизии. Группа состояла из грамотных ребят, в том числе

музыкантов, и занималась агитацией солдат противника. Через мощные усилители их призывали сдаваться в плен. Но вскоре эти ОЗС расформировали, и Наума назначили командиром отделения разведроты. Таганрог и Мариуполь, Бердянск и Мелитополь, а потом и Николаев освобождала дивизия, в которой воевал разведчик Пекер. За участие в десанте при форсировании реки Ингрулец, открывшем путь на Николаев, Наум был награждён самым почётным для солдата Орденом Славы. После освобождения Николаева 28-я армия была переброшена по железной дороге в Смоленскую область и подготовлена к знаменитой Белорусской наступательной операции, через леса и болота. Двадцатилетний Наум Пекер был назначен комсоргом батальона. Используя время подготовки, он экстерном сдал экзамены по курсу Военнополитического училища и получил звание младшего лейтенанта. А в это время совсем недалеко от сына воевал и отец. Исаак Пекер, который, несмотря на туберкулёз, в мае 1943 года был призван в армию. Воевал на Сталинградском и 3м Белорусском фронтах. После четвёртого ранения погиб в боях в Витебской области в феврале 1944 года. В белорусских болотах погибли сотни тысяч солдат и офицеров. Дивизия, в которой служил теперь уже офицер Наум Пекер, участвовала в тяжелейших боях по прорыву мощной обороны немцев под Бобруйском. Затем – непрерывные бои за Слуцк, Барановичи, Брест, - и далее Польша. Из-под Варшавы дивизию перебросили на разгром Кенигсбергской группировки. И снова – кровопролитные бои. И снова батальонный комсорг личным примером не раз поднимает бойцов в атаки. Дважды Наум Пекер был ранен, но возвращался в строй своей воинской части. В апреле 1945 года батальон снова перебросили, на этот раз – в пригород Берлина, под город Котбург, и в первые дни мая Наум участвовал в штурме вражеской столицы. Но и на

этом война для него не кончилась: гитлеровцы продолжали сопротивление в Чехословакии. И снова бросок из Берлина под Прагу. Здесь закончила войну 130-я Таганрогская орденов Ленина, Красного знамени и Суворова стрелковая дивизия. Затем – уже мирный пеший марш дивизии через границу, в город Брест, к месту постоянной дислокации. Летом 1946 года дивизия была расформирована, но лейтенанту Пекеру предложили Фаня Пекер-Генель, 1949 год продолжить службу в той же Белоруссии, в Гродно. В августе 1946 года он сдал экстерном экзамены по программе Ленинградского военно-политического училища. После войны мама Наума Полина вернулась в свою бывшую Голту, в Первомайск, и прожила там всю оставшуюся жизнь. Наум не раз навещал её и старался помочь. Мама тепло принимала его с семьёй и сама приезжала к сыну в гости. В том же 1946 году Наум навестил друга в Харькове. Здесь он впервые встретил молодую симпатичную студентку Фаню Генель. СЕМЬЯ ГЕНЕЛЬ Совершенно случайно, а может быть – рука судьбы, но Фаня оказалась родом из того же местечка Голта – Первомайска, что и Наум. Отец, Мордхо, дома - Мотя, был авторитетным, известным в местечке и в округе кузнецом. У них

с Шейндл была дружная семья. Ещё до Первой мировой, в 1913 году родился у них сын Николай, а в самый разгар войны, в 1916-м, Леонид. У Моти была своя кузница; в войну и затем в гражданскую к кузнецу обращались все: и друзья, и враги, и белые, и красные. Так что семья пережила этот нелёгкий и опасный период относительно спокойно и безбедно. В 1925 году родилась у них ещё и дочь Фаня. Николай, а вслед за ним и Леонид закончили все семь классов ещё работавшей в то время еврейской школы. Фаня уже училась в школе обычной. Время Новой экономической политики - НЭПа также было безбедным для семьи. Но вот кончился НЭП, и началось «ограничение и вытеснение» частника. «Задушили» налоги. Пришлось бросить дом и кузницу и переехать в Харьков, где кузнец Мотл начал работать по специальности на знаменитом ХТЗ – Харьковском тракторном заводе. В 1935 году 22-летний старший сын Николай уехал в поисках лучшей доли в Хабаровск, там женился, осел на всю жизнь. Леонид пошёл по стопам отца, стал ещё в предвоенные годы работать на ХТЗ и так и проработал, с перерывом на войну, на этом заводе-гиганте мастером до конца жизни. Когда началась война, Леонид в первые же дни ушёл на фронт. Отцу было уже 54, мобилизации он не подлежал, и семья эвакуировалась в Красноярск. Здесь Мотл продолжил свою работу по специальности. Фаня окончила в 1943 году в Красноярске 10 классов с отличием, и ей предложили преподавать математику в 5-6 классах. В том же 43-м Леонид после тяжёлого ранения был демобилизован и приехал к своим в Красноярск. В 1945 году Фаня, после смерти отца, первой из семьи вернулась в Харьков и поступила на экономический факультет Харьковского университета. Жила в общежитии. В том же 45-м вернулись в Харьков и родители, и Леонид, уже с молодой женой. Отец и Леонид продолжили работу на родном заводе.

По возвращении в Харьков списались с оставшимися в живых на родине, в Первомайске – бывшем местечке Голта. Узнали о страшной судьбе многих из них. У Генелей в городке перед войной оставалось немало довольно состоятельных родственников. У одного из братьев на фронт ушли пять сыновей, вместе со стариками остались невестка с ребёнком. Другой брат с дочерьми и внуками остался, будучи убеждён, что слухи о зверствах фашистов Семья Генель, 1927 год сильно преувеличены, что немцы – цивилизованная нация. Все они погибли от рук фашистов и «своих» полицаев. Дочь дяди Гедальи, красавица Полина, перед войной вышла замуж за украинского парня. Родился сын. Сразу после оккупации Полине удалось переправиться через Буг, и была возможность остаться в живых. Но она вернулась к матери и сыну. Муж Полины, украинец, ставший полицаем, сдал её гестапо вместе со своим сыном. Погибли и её родители. Но были в Первомайске и такие, которым удалось спастись. В городе была расквартирована румынская воинская часть, и некоторые евреи сохранили жизнь, откупившись за взятки.

100

СЕМЬЯ КАДРОВОГО ОФИЦЕРА После первой встречи Фани и Наума в 1946-м последовали и другие. В августе 1950 года, когда Фаня окончила университет, сыграли в Первомайске свадьбу, и она приехала в Гродно, к месту службы старшего лейтенанта. Началась обычная жизнь кадрового офицера. Со временем на погонах Наума появилось два просвета. Фаня устроилась экономистом на электростанцию, потом её назначили начальником планового отдела. Ответственная работа не мешала ей радовать мужа пополнениями семьи: уже в 1951 году родился первенец Игорь, названный в честь деда Исаака. Ещё через три года – Михаил, его назвали в честь деда Мордке. Младший Геннадий - назван в честь дяди Гедальи - появился на свет в 1961 году. В этот период Наум Пекер попытался поступить в Военную академию, но, несмотря на героический боевой путь, с его-то именем и фамилией…Но энергичный офицер не пал духом: поступив в 1958 году на заочное отделение Белорусского университета, он в 1964-м успешно закончил исторический факультет. В 1961 году Наум был переведён на должность замполита полка в Волковыск, той же Гродненской области. Ему было присвоено звание подполковника. Когда началась компания освоения целины, многие воинские подразделения приняли в этом масштабном проекте активное участие. Наум Пекер возглавил тогда и одно из формирований, за что получил правительственные награды. События 1968 года в Чехословакии застали Наума в санатории в Сухуми. Его, только что приехавшего на отдых, срочно отозвали в часть. Наум летел через Москву, где встретился с сыном Игорем, сдававшим как раз в эти дни экзамены в Московский университет. Несмотря на школьную серебряную медаль, сыну не удалось поступить в московский ВУЗ, очевидно по той же причине, что в своё время отцу – в академию. Забегая вперёд, расскажем, что Игорь,

101

Подполковник Наум Пекер с сыновьями Игорем, Михаилом и Геннадием вернувшись в Минск, всё-таки, не потеряв время, поступил в радиотехнический институт. Полк Наума был поднят по тревоге и срочно передислоцирован из Волковыска к границе Чехословакии. Наум Пекер, как участник освобождения Чехословакии, был включён в делегацию, которую планировали послать в Чехословакию, в попытке прекратить волнения без вмешательства армии. Но визит не состоялся: последовал приказ, и полк вошел на территорию Словакии, откуда он был выведен лишь в 1971 году. Подполковник Пекер был назначен замполитом другого полка, расквартированного в Бресте. А в 1973 году, в возрасте 49 лет, он был уволен из армии при очередном её сокращении.

102

НА ГРАЖДАНКЕ В период жизни в Бресте Фаня работала экономистом, сыновья Михаил и Геннадий учились в Бресте, квартира после увольнения из армии оставалась за Наумом. Решили продолжить жизнь в этом городе. Науму не без труда удалось устроиться председателем Брестского совета Педагогического общества. Позднее он узнал, что избрание его на эту должность вызвало недовольство в парторганах. В том же 1973 году закончили в Минске Радиотехнический институт Игорь и его сокурсница и молодая жена Светлана. Ещё в институте Игорь и Светлана были активны и в учёбе, и как организаторы. Спелеологическая секция, одним из организаторов и активистов Игорь был, существует и поныне. Устроиться по специальности Игорю, по всё той же причине, было не так просто: лучшим местом приложения знаний по его специальности и приобретения квалификации были закрытые «почтовые ящики». Но всё-таки Игорю удалось найти работу на другом электронном предприятии, где, между прочим, оказалось немало евреев, принявших активное участие в создании «ящика» и его разработок. Устроилась и Светлана. Уже на следующий год у них родился сын Женя, в 1981м - дочь Наташа. Так и жили в Минске до отлёта в Израиль. Между прочим, получилась семья – не из робкого десятка: отважные спелеологи ещё со студенческих лет, Игорь и Светлана привьют любовь к этому нелёгкому и небезопасному спорту детям. Так что недаром они вырастут самостоятельными и стойкими. Второй сын, Михаил, учился в Брестском инженерностроительном институте (БИСИ). Со временем, оказавшись после армии в Минске, Миша тоже станет активистом спелеологом в одном клубе с Игорем и Светланой. С БИСИ связал свою судьбу и Наум: с 1978 года он заведовал методическим кабинетом кафедры истории. После окончания школы в БИСИ поступил и младший сын Геннадий. По окончании института Михаил и Геннадий успешно

103

работали, оба женились. В общем, благополучная семья. Но, как и многим еврейским семьям, нет-нет, но приходилось ощущать ограничительные рамки, а то и слышать антисемитские высказывания. Не удивительно, что со временем еврейское население Бреста, как и всей страны, редело и продолжает уменьшаться. РОСТ НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ Перестройка, ростки демократии, разрешение эмиграции всколыхнули Советский Союз вообще и советских евреев – в частности. У евреев Бреста, помимо личных и семейных претензий, были и общие. В городе вообще не было не только синагоги, но даже какого-либо молельного дома. Не было еврейского отдельного кладбища. Во время войны гитлеровцы устроили в черте города гетто - умиравших хоронили прямо на его территории. После войны на этом братском кладбище был сооружён скромный памятник. В 1970-х годах при реконструкции этого района прах умерших был перенесён так, что иначе как кощунством это перезахоронение нельзя было назвать. Как и то, что на месте кладбища были построены высотные жилые дома. При этом был разрушен и до 90-х годов не восстановлен и не заменён памятник в бывшем гетто. Впрочем, не намного лучшими были и условия у евреев Минска. Скромный молельный дом с большим трудом можно было назвать синагогой. Но всё-таки это была столица республики; здесь уже в тот период ограниченно, но оказывали своё влияние и помощь Джойнт и Сохнут. Одним из первых, кто отважился на активные действия по возрождению национальных традиций, в защиту достоинства своего народа, стал младший из трёх братьев – Геннадий Пекер. После окончания института он уехал по распределению на работу в Псковскую область, но пробыл там не так долго. Женился на молоденькой Бэле Гольцблат и

104

вернулся в Брест. Родители Бэлы, коренные брестчане Израиль и Элька Гольцблат знали, кроме русского, польский и идиш. На последнем говорили во все времена, не стесняясь. До войны отец Израиля держал небольшой мясной магазин, помогавший выжить многочисленной семье. Родители и все братья и сёстры Израиля погибли в брестском гетто. Сам он прошёл всю войну и вернулся в Брест в орденах и медалях. Семья Эльки до войны уехала в Аргентину, но после войны вернулась. Израиль и Элька соединили судьбы в 1957 году. В 1965-м у них родилась Бэла, и в том же году они намеревались, на правах бывших польских граждан, репатриироваться в Израиль, но мама и сестра Эльки успели, а перед семьёй Гольцблат власти закрыли ворота. Израиль скончался в 1980 году, Элька – через три месяца, так и не осуществив мечту об исторической родине. Ещё молодожёнами Геннадий и Бэла были единодушны в желании постичь историю и язык своих предков. Они стали изучать иврит. Опирались на знания немногочисленных «консультантов», прежде всего - Леонида Когана, сиониста, знавшего иврит и национальные традиции. Одним из горожан – знатоков еврейских традиций и языков - был Шлёма Вайнштейн. Шлёма прекрасно знал иврит и идиш, читал молитвы на иврите и был незаменим, когда требовалось прочесть кадиш. Шлёма умер год назад в Бресте. Сын его живёт в Израиле, а дочь, Эсфирь Каплан, председатель правления брестской религиозной иудейской общины. Тем временем, Женя, сын Игоря и Светланы, познакомился в Минске с молодыми ребятами - энтузиастами еврейского возрождения, собиравшимися в синагоге, и в один из приездов Геннадия в Минск привел его туда. Его отвели на «Яму» - место, где были расстреляны пять тысяч евреев. И здесь Геннадий познакомился с теми, кто не раз затем помог в становлении брестской еврейской общины. Пришлось

105

всё начинать с нуля. Уже в этот раз Геннадий вернулся из Минска с тяжёлым грузом книг, учебников, словарей, буклетов. Оказалось, что желающих знакомиться с этими материалами так много, что пришлось организовать их копирование и размножение. Большое значение для роста самосознания имело проведение памятных церемоний в местах уничтожения и перезахоронения жертв гетто. Геннадий вспоминает, что, например, в 1990 году в День поминовения предков «Дзяды» он и друзья шли по главной улице Бреста во главе колонны с транспарантом, призывавшим помнить 34 тысячи евреев – жертв Брестского гетто. Появилась необходимость в помещении, где можно было собираться. Одной из первых «явок» был домик в городском парке, который обычно использовали завсегдатаи – евреи. В квартире Геннадия и Бэлы собирались изучающие иврит. Организовали и детскую школу иврита. Занятия вели учитель - пенсионер Леонид Коган, инженер-строитель Александр Губерман. Договорились в городской библиотеке о создании отдела еврейской книги. Создали и стенд еврейской литературы, где были книги и на русском, начиная с «Эксодуса», и на иврите. Договаривались с библиотекой и устраивали там собрания, на которых бывало до ста человек. Как-то даже на таком собрании вывесили флаг Израиля, но тут уж свои евреи - коммунисты попросили их не подводить руководство библиотеки. С ростом числа отъезжающих в Израиль потребовалась помощь им в организации отправки багажа. Организовали изготовление специальных ящиков и баулов. ЕВРЕЙСКОЕ ОБЩЕСТВО «ТАРБУТ» У Геннадия создалась целая группа помощников – энтузиастов: работа была обширная и разноплановая, причём, во избежание конфликта с властями, всё старались офор-

106

мить официально. Расширялись и тематика, и география встреч. Так например, впервые отметили седер по еврейским традициям на квартире Геннадия. Вёл его Леонид Коган, ограничивая молодёжь в возлияниях. А со временем стали собираться и в кафе «Молодёжном». В своих переговорах с властями и организациями Геннадий не раз использовал связи и добрые знакомства отца. Понятно, что работа отца на кафедре истории института требовала осторожности в этой, ещё совсем не определённой, ситуации перестройки. Тем более нельзя не отдать должное и Науму Пекеру, и его товарищу по работе на кафедре, бывшему партизану, кандидату философских наук доценту Захарие Зимаку, смело включившимся в организацию еврейской общины Бреста. Большую роль и ответственность взял на себя бывший учитель, пенсионер Леонид Коган. Он, как и Зимак, хорошо знал иврит и идиш ещё по польско-еврейской школе. Леонид Коган, высокий, сильный и бесстрашный, фронтовик – инвалид войны, никогда не пасовал, отстаивая в дискуссиях честь своего народа, давая отпор антисемитам. Именно Геннадий Пекер, Леонид Коган и Захария Зимак обратились к властям с просьбой об официальной регистрации еврейского общества «Тарбут». В феврале 1990 года, несмотря на напряжённое положение в стране, на слухи о предстоящих погромах, провели сбор подписей под прошением о регистрации. Первым председателем общины стал Леонид Коган. Геннадий уже тогда готовился к отъезду в Израиль. Ещё весной 1990 году Геннадий с молодёжной группой приехал и три месяца работал в религиозных киббуцах и мошаве Израиля, познакомился со страной, «заработал,как он пишет,- на репатриацию» и был полон энтузиазма. Перед отъездом он был на учредительном съезде сионистской федерации евреев Советского Союза в Москве, вместе с братом жены Ариком. Правда, Арик в Москве простоял

107

три дня в очереди у голландского посольства, чтобы оформить документы на выезд в Израиль. Уезжая в декабре 1990 года в Израиль, Геннадий попросил Захарию Зимака и отца взять на себя лежавшие на нём практические дела по организации и руководству общиной. Как раз в том году Наум Пекер ушёл на пенсию и стал членом правления общества «Тарбут». Практически вслед за Геннадием Пекером уехал и Леонид Коган. К сожалению, по приезде в Израиль он вскоре скончался. Одним из первых больших дел Захарии Зимака и Наума Пекера было создание, по их инициативе, в короткий срок памятника жертвам фашистского геноцида на Бронной горе, где было уничтожено 55 тысяч человек, в том числе 34 тысячи евреев из гетто Бреста и из городов Брестской области. Как им это удалось в столь короткий срок – тема отдельного большого рассказа. Другое интересное и очень полезное дело – отправка целой группы еврейских детей Бреста на отдых в Польшу. Благодаря связям Зимака с еврейской общиной Варшавы, она взяла на себя все расходы, что было немаловажно для евреев Бреста в 1990 году. Еврейская община Бреста начала издавать, размножая на принтере, небольшую свою газету, где, кроме информации, печатались и серьёзные статьи. Например, Зимак опубликовал статью «Голгофа на Бронной горе». Интересным и очень актуальным во время начала Большой Алии делом была организация телефонных мостов Иерусалим – Брест. Геннадий, ещё сам не освоившись и не решив свои проблемы по приезде в Израиль, организовал вместе с отцом такие ежемесячные «встречи». Сын собирал в иерусалимском отделении Сохнута детей и молодёжь, приехавших из Бреста в Израиль по программам молодёжных групп. В то же время отец приглашал в свою брестскую квартиру родителей и дедов этих ребят. Голос говорящих усиливался. Такие регулярные «мосты», проводившиеся в

108

1991-92 годах, сыграли огромную роль в судьбах многих семей, в их репатриации в Израиль. Большая заслуга в этом – сотрудника Сохнута Иерусалима Абы Фейгина. В 1991 году Захария Зимак тяжело заболел, и работа по руководству еврейской общиной теперь уже почти целиком легла на плечи Наума Пекера. Большой его заслугой является то, что удалось добиться создания памятника евреям - жертвам фашизма в самом центре Бреста, на территории бывшего гетто. Это было нелегко – начиная с получения разрешения и создания проекта и кончая сбором средств и изготовлением памятника. Всё, во избежание претензий властей, надо было оформлять официально – в обществе были бухгалтер и ревизионная комиссия. Проект делали как евреи, так и не евреи – друзья, практически бесплатно. Камень в каменоломне оформили за символическую цену. Сохнут на памятник не дал ничего. На концерты и тому подобное – мог буквально вынуть из кармана и дать, но не на памятник. 400 долларов собрали у гостей из США, 800 дали баптисты Брестской области. Помогли и два еврея – бизнесмена В. и М. Бокалы.

С Эхудом Бараком и Юрием Штерном

109

В апреле 1992 года Наум и Фаня по гостевому приглашению приехали в Израиль. Здесь, во время пасхальной встречи в лесу репатриантов из Бреста, Наум рассказал о работе общины Бреста, о трудностях в создании памятника. Тут же участники встречи собрали своё скромное дополнение, в меру небольших возможностей репатриантов, но эта сумма была не менее дорога, чем дар заокеанских гостей. В общем, собрали. В 1992 году памятник открыли в присутствии представителей властей. Выступал Наум Пекер. Захария Зимак из-за болезни приехать не смог. Вайнштейн, Моргулис, знатоки иврита и торы, прочли молитвы. Многие плакали. Немало было и другого, в чём участвовало молодое общество «Тарбут». Например, когда Брестский театр ставил «Поминальную молитву», консультировало еврейское общество. НА ИСТОРИЧЕСКОЙ РОДИНЕ К концу 1993 года в обществе «Тарбут» было свыше ста человек. В том же году репатриировались в Израиль оба сопредседателя – Захария Зимак и Наум Пекер – с жёнами. Их место занял Яков Гантман, который вскоре также эмигрировал в США. В 1994 году на историческую родину уехал из Минска и Игорь Пекер с семьёй. Его сын Женя репатриировался ещё в 1992-м, опередив деда и отца. В Минске ещё долго, до 2000 года, жил средний из сыновей – Михаил Пекер, но и он с семьёй ныне в канадском Торонто. «Первопроходцы» Геннадий с семьёй по приезде в Израиль, месяц прожив у тёти в Бат-Яме, сняли затем маленькую квартирку в Иерусалиме, в подвальном этаже дома. Одно из первых важных дел – обрезание, которое сделали ему и сыну. С января до мая 1991 года учились вместе с Бэлой в ульпане. Несколько месяцев проработав рабочим, а затем

110

инженером на различных стройках, параллельно закончив курсы переквалификации инженеров-строителей, Геннадий был принят в иерусалимский муниципалитет, в инженерный отдел городского планирования, где и продолжает работать по сей день. Бэла, по профессии технолог швейного производства, проработала свыше пяти лет швеёй, затем прошла переквалификацию на технолога медицинского оборудования и уже десять лет работает в больнице, в лаборатории по проверке лёгких. Снимать квартиру было дорого, и с декабря 1991 года жили два года в «караване». После приезда родителей переехали в Маале-Адумим, там приобрели квартиру. Вызывает уважение энергия Геннадия. Параллельно со сложной абсорбцией он почти с самого начала занимался общественной деятельностью. Выше уже мы писали о телефонных мостах Иерусалим - Брест, организованных с помощью Сохнута. С помощью представителя Бетара была создана ячейка этой всемирной еврейской молодёжной организации в Бресте. Узнав об Объединении выходцев из Белоруссии и установив связь с ныне покойным Львом Зусмановичем, в то время зам. председателя Объединения, Геннадий уже в 1993 году организовал автобус для поездки в лес Бет-Шемеша, где в дни пасхи ежегодно встречались члены землячества. С того года эти автобусные выезды Геннадий организует ежегодно. Наконец, в 1996 году Геннадий опубликовал объявление о создании Наум и Фаня Пекеры, 1999 год

111

иерусалимского отделения Объединения выходцев из Белоруссии и в 1997 году зарегистрировал его официально. Каждые два-три года Геннадий ездит в Беларусь, поддерживая контакты по различным линиям, в том числе и помогая, например, в организации поездки спортсменов-евреев на Маккабиаду. И, конечно, всегда несколько дней уделяет жизни общины Бреста, одним из организаторов которой он был. Тесные контакты Геннадий поддерживает с посольством Республики Беларусь, лично с послом Игорем Лещеней. На сайте иерусалимского отделения белорусского землячества, который одновременно и сайт всего Объединения, очень многое из истории и повседневной жизни стотысячного коллектива, из новостей Республики Беларусь. Много публикаций о выходцах из Белоруссии, в том числе очерков автора. Пользуюсь случаем поблагодарить Геннадия за внимание к моим публикациям. Наум и Фаня также по приезде обосновались в Маале-Адумим. Не привыкший сидеть без дела, подполковник Пекер возглавил Совет ветеранов Маале-Адумим. Тяжело заболев в 2000 году, он, сколько мог, продолжал свою работу до самой кончины в 2004 году. Многим фронтовикам он успел помочь за эти годы. Радостью для боевого командира были встречи с ветеранами его полка, которых в Израиле оказалось пятеро. Хотя жили они в разных городах, все пятеро навестили тяжело больного боевого товарища незадолго до его кончины. Проводы подполковника Наума Пекера были достойными, было много друзей и почитателей. Кто не смог в день похорон, пришли потом и на "шиву" домой, где Фаня с сыновьями услышали еще много теплых слов о Науме. Игорь и Светлана ещё в Минске учили иврит. По приезде обосновались в Ришон ле-Ционе. В общем, их абсорбция, как говорится, состоялась: оба работают. Игорь - разработчиком электронной аппаратуры. Светлана, после того как ее электронная фирма закрылась, закончила курсы тур-

112

Посол Республики Беларусь Игорь Лещеня (в центре), председатель Комитета ветеранов Иерусалима В. Соломонов и председатель землячества белорусов в Иерусалима Г. Пекер на встрече в Белорусском лесу агентов и уже несколько лет работает в одном из ведущих туристических агентств. Игорь создал сайт, в котором собрал все многочисленные материалы, включая фото семьи. На сайте он ведёт как бы диалог со своим отцом. Боевому деду было чем гордиться: состоялись три его сына, состоялись их семьи. Семь его внуков уже обрели самостоятельность или подрастают. Есть и правнучка. Особенно гордился он старшим – Женей, в одиночку приехавшим в страну, прошедшим здесь армию, регулярно проходящим «милуим», участвовавшим в операции «Защитная стена». Их беседы напоминали воспоминания двух бывалых солдат. Прошла службу в армии внучка Наташа, после чего продолжив учёбу на педагога. Недавно она уже получила вторую степень.

113

Отслужил в армии и Илюша, успев, как и Женя, принять участие в операции «Литой Свинец». В октябре 2009 года он начал учёбу в Еврейском университете Иерусалима по специальностям – компьютеры и биология. Сын Исраэль призывается в армию, дочь Яэль – в 3-м классе. У Михаила за океаном – дочь и сын. У дочери Саши, имеющей уже вторую степень, родилась дочка. Сын Павлик ещё учится. Всё меньше, к сожалению, в наших рядах настоящих героев-фронтовиЖеня Пекер, 2002 год ков, тем более инвалидов Второй мировой войны. И очень важно как можно более подробно запечатлеть их подвиг, который, нет сомнения, будет по достоинству оценен и станет предметом гордости как потомков в странах, где они воевали и трудились, так и еврейского народа и нашей страны. И вот тому наглядный пример – вручение в 2009 году ордена города Бердянска, учрежденного в честь 65-й годовщины его освобождения, семье Наума Пекера, участвовавшего в боях за этот украинский город и награжденного этим почётным памятным знаком посмертно. О боевом пути и подвигах Наума в Бердянске узнали из очерка автора на сайте Игоря Пекера - его открыла жительница города Марина Будник. Благодаря председателю Совета ветеранов Бердянска Геннадию Антонову, глава города подписал со-

114

ответствующее постановление. Дочь руководителя еврейской общины Бердянска Давида Прайсмана привезла орден в Ришон ле-Цион, где живёт Игорь Пекер, и он был вручён в торжественной обстановке вдове подполковника Пекера в присутствии всей большой семьи. В церемонии у вице-мэра Ришон ле-Циона Вадима Кирпичёва принял участие и мэр города Дов Цур, рассказавший в своем выступлении о том, что его родители были освобождены из концлагеря Советской армией. Илюша Пекер, 2006 год Председатель Комитета ветеранов Ришона Наум Орлов отметил роль Победы в спасении еврейского народа и создании его государства и рассказал, как ветераны, в том числе Наум Пекер, добились того, что День Победы стал государственным праздником в Израиле. Геннадий Пекер вспомнил о первых шагах по возрождению еврейской общины Бреста и о роли отца и своей в этот период. Председатель всеизраильского Объединения выходцев из Беларуси Михаил Альшанский рассказал о традиционных лесных встречах землячества, в которых Наум Пекер обязательно участвовал. В последующем, этим юбилейным орденом были награждены и однополчане Наума - Макс Акивис и Наум Клинг, также принимавшие участие в освобождении Бердянска. Такая инициатива награждения воина-освободителя по

115

данным очерка в интернете пока не частое, но знаковое событие, подтверждающее, что жива память и благодарность к тем, кто спас человечество, прежде всего наш народ от нацистской чумы и благодаря кому было создано еврейское государство. То, что очерк Михаила Ринского о воине и национальном активисте Науме Пекере и его семье играет свою роль в сохранении доброй о нём памяти, - не скрою – вызывает чувство удовлетворения у автора: именно с целью передать потомкам память о таких стойких людях и их преемниках и написан автором цикл очерков, часть которых включена в эту книгу. В заключение нельзя не отметить ту любовь и уважение, которые семья вновь и вновь демонстрирует к своему незабвенному мужу, отцу и деду подполковнику Науму Пекеру. Из прочных и здоровых корней, заложенных им, выросло ветвистое дерево, которое – нет сомнений - со временем станет ещё крепче и даст жизнь новым побегам.

Вручение юбилейного ордена Бердянска вдове подполковника Наума Пекера – Фаине Пекер. Справа – сыновья Игорь и Геннадий Пекеры

116

ФРОНТОВИК, ПИСАТЕЛЬ, ЖУРНАЛИСТ Портрет Эрнеста Хемингуэя, украшавший кабинет журналиста Бориса Перникова в Минске, привезённый в Израиль, и ныне над его столом в Петах - Тикве. Ещё один образец настоящего человека для председателя Комитета ветеранов и инвалидов войны с нацизмом города Петах-Тиквы Бориса Перникова - его старший товарищ по Союзу инвалидов Авраам Коэн, о котором он Борис Перников написал книгу. Примером для подражания председателю городского отделения Белорусского землячества Борису Перникову - создатель Союза ветеранов, отец председателя землячества, подполковник Наум Альшанский, о котором он тоже писал неоднократно. Но главное то, что сам герой нашего очерка - достойный пример для современников и преемников. 1920-е годы. Ещё не утихли страсти гражданской войны, но уже всколыхнулось еврейское местечко. Ещё в Первую мировую начался отток жителей из прифронтовых мест, а после гражданской, когда провозгласили Новую экономическую политику - НЭП, - многие евреи из полуголодных белорусских местечек устремились в города. До Первой мировой Мордухай Перников работал на спиртзаводе у помещика. Физически сильный еврей ни в чём не уступал работягам. В годы голода и эпидемий после гражданской потерявший жену, Мордухай остался в своём

117

местечке Червень, что километрах в сорока от Минска, с тремя сыновьями и дочерью на руках. Без мужа осталась, с двумя дочерьми, и Рахиль Ривкинд из близлежащего городка Березино. Судьба их свела. Поначалу попытался Мордухай в Минске зарабатывать на хлеб, стал извозчиком. Но со временем всё-таки осели в Березине, где Мордухай работал технологом на государственном спиртзаводе. Рахиль подрабатывала шитьём. Жили небогато. В 1925 году в их сводной семье родился сын Борис. Рахиль старалась соблюдать в доме еврейские традиции. Говорили родители и старшие дети на идише. Отмечали еврейские праздники. Рахиль вкусно готовила к праздникам традиционные еврейские блюда. Сама она очень красиво пела на идише. Борис помнит и дедушку - клезмера, учившего внука играть на скрипке. В конце 30-х годов, когда везде и всюду мерещились враги, попытались и Мордухаю «пришить» дело - приписать чужую вину за аварию на заводе. Обошлось, но с завода отцу пришлось уйти и устроиться на фабрику дрожжей, недалеко от Червеня. Домой приезжал раз в неделю. Жизнь и школа брали своё. Борис всё больше времени проводил среди друзей и стал к окончанию школы комсомольским вожаком. Как раз в мае 1941-го он получил аттестат и в июне приехал к старшему брату Лёве в Минск - подавать документы в университет, на журналистское отделение. Но начавшаяся война заставила срочно вернуться в Березино. Полная неразбериха первых дней войны, быстрое приближение врага, действия немецких диверсантов в тылу, бегство советских и партийных органов - всё это воочию наблюдал и пережил 16-летний юноша, пытавшийся даже, как его учили, «получив указание» и назначение, быть полезным. Для этого даже до Могилёва добрался на попутной машине. Сам был свидетелем, как военные останавливали и проверяли машины, вылавливая вражеских диверсантов,

118

и подозреваемых расстреливали на месте. Доехал он до обкома комсомола, но обращаться уже было не к кому. И всё же Борису, по счастью, удалось встретить отца и мать. Мордухай, человек уже пожилой, надеясь на «добродушие» немцев, памятное ему с 1-й мировой, решил остаться дома, в Березине. Он довёз Рахиль до Белынич, где они и встретили сына. Больше Борис отца не Десантник Б. Перников в годы видел: Мордухай вернулся войны и, конечно, был вместе с другими евреями зверски убит нацистами в Березине. Рахиль с Борисом одним из последних поездов эвакуировались в Тамбовскую область, а затем в Узбекистан. В городе Ленинске Борис начал работать ткачом на фабрике, получая вместо зарплаты по пять метров шёлка в неделю. Вскоре пришедшего в военкомат добровольца направили в Наманган, в Харьковское пехотное училище. И вот, наконец, Борис Перников - в 20-й парашютно-десантной бригаде, дислоцированной в городе Дмитрове, под Москвой. Бойцы готовятся к параду на Красной площади, но неожиданно следует приказ - отправляют на фронт. Когда эшелоны были уже на пути в Мурманск для дальнейшей переправки морем в помощь союзникам, затягивающим открытие второго фронта, те всё-таки 6 июня 1944 года переправляются через Ла-Манш, и 20-ю парашютно-десантную бригаду «поворачивают» на Карельский фронт. Ещё не вступив в бой, несли потери: финны в тылу наших войск захватывали «языков», использовали снайперов-«кукушек». Наконец, после двухчасовой «обработки» позиций вра-

119

га, пошли в мощное наступление, с ходу форсировав реку Свирь. Захват огромных складов, городов противника. Кровавые потери и грандиозные пиры. 3 июля 1944 года, в день рождения Бориса, передают: освобождён его родной Минск. Радуясь этому, Борис ещё не знает, что гитлеровцы убили его отца и сестру, повесили брата Якова. Погибло и много других родных и близких. За время оккупации в Белоруссии погибли почти все евреи и каждый четвёртый житель Редактор газеты Б. Перников республики. Всего через пять дней после двойной даты Борис Перников получил тяжёлое ранение – подорвался на мине. Четыре дня лежали сотни раненых в лесу, прежде чем переправили на баржах через Ладогу. Затем госпиталь в Тихвине, потом длительное лечение в Кировской области. Предложили остаться секретарём райкома комсомола - отказался: тянет домой, в Минск, в родное Березино: скорей бы узнать, что с отцом, с родными. И вот, ещё на костылях, через Москву - домой. Нашёл только маму…

***

Рана ещё болела, гноилась. Но надо было жить. Решил сдавать в юридический институт: фронтовики - вне конкурса. Сдал и поступил, но товарищ переманил - перешёл в физкультурный, с «освобождением от практических занятий до полного выздоровления». Однако, найдя мать, пошёл ра-

120

ботать в стройконтору МВД - предоставили какую-никакую «жилплощадь» в разрушенном здании бывшего Еврейского театра. Здесь же, во дворе, был лагерь немецких военнопленных, с которыми Борис, положив парабеллум в карман, выезжал на лесозаготовки. Можно представить чувства, которые в то время питал к фашистам еврей Перников, но что поделаешь: в разрушенном Минске больше негде было получить крышу над головой. Ещё в эвакуации Перниковы жили рядом с семьёй одноклассницы Бориса Неллы, и уже в Минске Борис с Неллой сблизились, сыграли свадьбу и затем прожили вместе свыше 40 лет. В 1947 году у них родилась первая дочь Рита. Борис продолжил учёбу на вечернем отделении Политехнического института. Но тяга к перу ещё с довоенных времён всё-таки взяла своё: Борис поступил в университет на факультет журналистики, подрабатывая к стипендии корректорским трудом. Пятилетнюю учебную программу Перников закончил за четыре года, сдав экстерном за третий курс, и был направлен в Кировск Бобруйской области сразу на должность редактора районной газеты. В республиканском ЦК пообещали перевести Бориса в Минск через год-два, но два года растянулись на двадцать. После скромного Кировска с убогим типографским оборудованием был несколько лет редактором в Любани. За эти годы, в 1953 году, семья приросла ещё одной дочерью Леной. Потом в Солигорске работал редактором объединённой межрайонной газеты (на четыре района). Затем - бывший областной, а потом - райцентр Молодечно на бывшей польской земле, где снова - единая газета на город и район. Многое пережил за эти годы: то претензии влиятельных лиц, то посерьёзнее - подозрения в сионизме, то прямые намёки путём подчёркивания отчества Мордухович... Автору этого очерка , по отчеству - Мордковичу, подобное очень хорошо знакомо: тоже подчёркивали... Как и Бориса, «в обиходе» величали Марковичем. Как к специалистам и людям, к обо-

121

им относились хорошо. Но рост придерживали те, кому это было положено по штату... Через двадцать лет работы в районной печати Борису Перникову предложили пост заместителя редактора «Miнскай прауды» на белорусском языке. Это уже был серьёзный номенклатурный пост в партийной иерархии республики. И очень ответственный. Требования были здесь несравненно Мама Бориса с его дочерью выше и с политической, и с творческой точек зрения. Не раз приходилось обращаться к наставлениям своего кумира Эрнеста Хемингуэя: «Колонка в газете - ежеутренний заменитель бессмертия». Конечно, в условиях работы Бориса трудно было следовать столь высоким канонам. Зато постоянно приходилось помнить другую заповедь: «Человеку нужно два года, чтобы научиться говорить, и пятьдесят лет - чтобы научиться молчать». Особенно приходилось наступать себе на горло, когда в стране шёл разгул дел «космополитов», «врачей»... За годы работы в журналистике у Бориса было немало встреч с интереснейшими людьми. К примеру с легендарным Кириллом Орловским. Герой войны в Испании, Орловский в годы войны был одним из видных руководителей партизанской борьбы. Подорвался на мине, и ему пришлось ампутировать руки: одну - до предплечья, другая осталась без кисти. Причём руку пилили пилой, весь наркоз - стакан

122

спирта. Этот мужественный, волевой человек возглавил после войны мощное передовое хозяйство, построив многое для колхоза руками пленных немцев. Герой соцтруда и депутат Верховного совета страны, Орловский не боялся и мог в открытую ругать в республике кого угодно, напрямую выходя на Москву, если что-нибудь нужно было «пробить» для его колхоза «Рассвет». Выдающаяся личность - директор передового совхоза «Любань» Вилейского района Евгений Миронович, Герой Соцтруда. Когда его выбирали в Верховный совет СССР, он в анкете написал: «Миронович Евгений Фёдорович, русский, выходец из бедной еврейской семьи. Отец Финкельштейн - еврей. Брат Финкельштейн - еврей». Биография его оригинальна. В войну Финкельштейн, командир партизанского отряда, потерявший всю семью, был особо беспощаден к фашистам, которые за его голову назначили цену 25 тысяч рейхсмарок. Финкельштейн и его русский друг в отряде Миронович дали клятву: если один погибает, другой продолжает жить под его фамилией. Так и произошло. Так и приняла избирательная комиссия такую анкету. Приняли и ЦК, и Совмин, из уважения к подвигу героя - партизана. Подготовленные Борисом Перниковым «Записки партизанского командира» Мироновича печатались в шести номерах газеты «Мiнска прауда», а затем были изданы отдельной книгой. В тех условиях это было смелым шагом Перникова и как журналиста, и тем более как редактора. Тесная дружба связывала Бориса с известным литовским журналистом Антанасом Марцинкявичюсом. Партизан-командир Миронович рассказывал Перникову, что многие полицейские гарнизоны оккупантов в дни войны были укомплектованы литовцами, одними из самых активных в репрессиях. Марцинкявичюс до конца жизни оставался другом еврейского народа. Уже в Израиле Борис Перников опубликовал в «Новостях недели» статью Марцинкявичюса, напечатанную в Литве, где он выступает против реабилитации

123

Возложение венков в День Победы к памятнику в Петах-Тикве Ландсбергисом 20 тысяч литовских эсэсовцев и приводит ужасную сцену массового убийства евреев литовскими фашистами, свидетелем которой был отец Марцинкявичюса. О своих сорока годах в белорусской журналистике Борис Перников многое рассказал в воспоминаниях. В конце 80-х годов из-за совершенно неожиданной и неоправданной жалобы Борис не счёл возможным для себя оставаться в редакции и перевёлся на должность референта министра культуры Белоруссии, которым тогда был его однокурсник по университету Юрий Михневич.

***

Вскоре, в 1990 году, дочь Лена с мужем и двумя детьми уехали в США, к ним позднее - и бывшая жена Нелла. В 1991 году в Израиль репатриировалась с семьёй и старшая дочь Рита. В Минске Борис остался один, без близких, но с многочисленными друзьями. Конечно, противоречивых

124

мыслей было немало. Лена звала в США и даже начала оформлять вызов отцу. Но всё изменилось, когда врачи поставили Борису диагноз серьёзной болезни. Понимая положение Бориса, друзья - сослуживцы помогли ему в кратчайший срок оформить документы для выезда на ПМЖ в Израиль. Здесь сначала усомнились в диагнозе, но затем операцию сделали. И вот Борис Перников уже 17-й год в нашей стране. Как говорится - «не сглазить». Активная жизнь Бориса, насыщенная до предела, не даёт ему времени для серьёзного занятия своим здоровьем, несмотря на немолодой возраст. Да он и сам не даёт себе скучать: не успел обосноваться в Петах-Тикве и придти в себя после болезни, как создал и возглавил городское объединение выходцев из Белоруссии. Тепло отзывается Борис о Михаиле Альшанском, председателе Всеизраильского объединения выходцев из Белоруссии, объединяющего работу 35-ти территориальных комитетов Белорусского землячества. Говоря о Михаиле, Борис с большим уважением вспоминает его отца, подполковника Наума Альшанского, фронтовика, отважного борца за свободу эмиграции евреев в свою страну, одного из создателей Всеизраильского Союза ветеранов войны с нацистами. Ежегодные встречи землячества в лесу БенШемен - настоящий «смотр боевых сил» и праздник, на который съезжается со всей Книга Б. Перникова «Страницы страны по несколько тысяч жизни» об Аврааме Коэне

125

Встреча в Петах- Тикве с генералом Романом Ягелем человек. Приезжают министры и депутаты Кнессета. Приезжают и послы Республики Беларусь. Борис не раз принимал послов в Петах-Тикве, был и у них в гостях. В 2007 году «белорусы» Петах-Тиквы участвовали в ежегодной лесной встрече без своего председателя: в этот день, 8 апреля, Израиль прощался с Председателем Союза воинов и партизан - инвалидов войны с нацистами Авраамом Коэном. И Борис Перников обязан был не только по долгу, но по зову собственного сердца отдать должное этому человеку. Но вернёмся к первым месяцам пребывания Бориса в стране. Пройдя комиссию и получив инвалидность по фронтовому ранению и пенсию инвалида, он стал членом Союза воинов и партизан - инвалидов войны с нацистами и был избран в комитет города Петах -Тиква. После кончины активного председателя Михаила Ройтмана Борис Перников возглавил и этот городской Комитет и стал членом ЦК Союза

126

инвалидов. Бориса, как журналиста и писателя, настолько увлекла личность Авраама Коэна, что он решил, собрав воспоминания Коэна и с трудом уговорив его дать интервью, дополнив воспоминания и впечатления собственные, выпустить книгу, посвящённую этому неутомимому борцу во благо людей. Возраст и состояние здоровья героя книги заставляли автора торопиться, и интуиция, к сожалению, оказалась права: книга «Страницы жизни» вышла за две недели до кончины Авраама. Книга эта - часть того многого, что успел сделать в Израиле журналист и писатель. Продолжив профессиональную работу в Петах-Тикве, Борис выпускал небольшие газеты «Вестник Дома Оле», «Надежда Петах-Тиквы», писал статьи в центральные русскоязычные газеты. А потом перешёл к книгам. Два сборника «На войне как на войне», изданные Борисом в 2002 и 2006 годах, содержат рассказы - воспоминания десятков бывших фронтовиков - инвалидов войны, в том числе Авраама Коэна, Михаила Ройтмана и самого Бо-

С послом Республики Беларусь Игорем Лещеней

127

риса Перникова. Книги, красиво оформленные, с большим количеством иллюстраций – отличный вклад в дело увековечения подвигов воинов - евреев в годы войны с нацизмом. «Однажды я был», изданная в 2003 году, - книга воспоминаний Бориса Перникова о различных периодах и эпизодах его нелёгкой, но интересной жизни. Очень красивое название. Неясно только, почему «был». Он и сейчас активен, осущестКнига Б. Перникова вляя своё желание, как «Однажды я был» он пишет в этой книге, «закат превратить в восход». В книге - много отличных фотографий, как назвал Борис - фотолетопись, начиная с семейных и кончая фото встреч с высокими государственными деятелями, послами... В 2004 году Борис Перников выпускает следующую книгу - «Мои песочные часы». В ней - очерки, скорее даже рассказы, зарисовки с натуры художника с острым, наблюдательным глазом. Как бы её продолжение - вышедший в 2005 году сборник «Блуждающая душа», в которой автор, по его словам, продолжает « искать какую-то истину, загадки человеческого существа». В 2007 году, кроме упомянутой книги о Аврааме Коэне «Страницы жизни», энергичный Борис Перников выпускает ещё и книгу «Островок Большой земли», в которой дела-

128

ет, как он пишет в предисловии, «ещё одну попытку осмыслить две жизни: до репатриации и олимовской в Израиле». В этой же книге отдельные главы посвящены встречам со всеми главами посольства Республики Беларусь в Израиле: Михаилом Фарфелем, Геннадием Лавицким, Михаилом Банем, Игорем Лещеней. Здесь же глава о председателе Объединения выходцев из Белоруссии в Израиле Михаиле Альшанском. Книга Б. Перникова В год - по книге, а в 2007 «Островок Большой земли» году – сразу две. В 2008 году Борису Перникову работы прибавилось: в марте, на 19-м съезде Союза воинов и партизан – инвалидов войны с нацистами он избран не только в ЦК, но и в секретариат Союза. На этом съезде президентом Союза был избран прославленный бригадный генерал Роман Ягель, после кончины Авраама Коэна временно исполнявший его обязанности. Борис Перников гордится тем, что Петах-Тиква была первым городом, куда приехал генерал для встречи с членами Союза.

*** Лишь в 2009 году Борис Перников, вынужден был по состоянию здоровья отказаться от руководства объединени-

129

С внучкой Мариной у Белого дома в Вашингтоне ем выходцев из Белоруссии в городе Петах-Тиква, которое создавал сам почти 17 лет назад и возглавлял все эти годы. Но он продолжает возглавлять городской Комитет инвалидов войны и входить в руководство Союза инвалидов. Большая общественная работа, с учётом возраста, можно сказать - достойный жизненный апофеоз. Но - не финал: у писателя Перникова ещё немало творческих замыслов. Недавно увидела свет его восьмая книга под названием «Кто мы?». Первая её часть посвящена генералу Роману Ягелю, его непосредственному руководителю по Союзу инвалидов войны, и полковнику Льву Бареру, бывшему председателю Комитета ветеранов войны Петах-Тиквы. Во второй части – новеллы о разных судьбах людей. В заключение писатель пишет: «Надеюсь, книга эта не последняя, хотя надо спешить». От души надеемся и мы, читатели. В июле 2010 года Бориса Перникова тепло поздравили родные и близкие, друзья по Союзу инвалидов войны и по

130

белорусскому землячеству с 85-летием. В том числе лично поздравил председатель Объединения выходцев из Белоруссии Михаил Альшанский. Прислал своё поздравление и посол Республики Беларусь Игорь Лещеня: «Ветерану, писателю и общественному деятелю Перникову Борису. Уважаемый Борис, сердечно поздравляю Вас с днём рождения. Уверен, нам всегда будут востребованы Ваш огромный жизненный опыт, энергичность и целеустремлённость. Позвольте пожелать Вам дальнейших успехов в Вашей литературной деятельности и на благо Беларуси. Примите мои самые искренние и тёплые пожелания счастья, здоровья и благополучия. С уважением, Игорь Лещеня». Борис может в полной мере испытывать жизненное удовлетворение. У деда выросли и состоялись внук и внучка в США, у дочери Лены, а у дочери Риты, живущей в Петах-Тикве, одна дочь с нею, а другая – в Канаде, и успела осчастливить деда двумя правнуками. Ещё два правнука и в США. Вот так разбросала история семьи на стыке тысячелетий, и отнюдь не только наш народ. Творческие успехи писателя Бориса Перникова – это, несомненно, и победа его духа, если учесть физическое состояние его, израненного войной и пережившего не один медицинский катаклизм. Как писал его кумир Эрнест Хемингуэй, «тот, кто выигрывает войну, никогда не перестанет воевать». Так что - новых жизненных и творческих побед Вам, а для этого - доброго здоровья, дорогой Борис.

131

ПАРТИЗАНСКАЯ ЗАКАЛКА ‎ В Яффо живёт невысокая подвижная женщина, "послужной список" которой поражает воображение: еврейская школа, партизанский отряд, медсестра Советской армии, студентка, 30 лет школьного педагогического стажа. Ветеранская работа и самодеятельность в белорусском Борисове и в израильском Бат-Яме. Книга стихов. Персональные концерты… Всё это – Евгения Рутман. Легенда семьи по материнской линии рассказывает, что прабабушка Евгении в пятом колене ещё во время войны с Наполеоном, когда к ней в дом в белорусской деревне нагрянули отступающие французские солдаты и угрожали жизни её и младенца, напоила их до беспамятства самогоном и, залив им кипятком глаза, сдала подоспевшим русским солдатам. Смелой была и Сарра Эльканд, мать Евгении, в гражданскую войну спасавшая родственников от белогвардейцев. С 12-ти лет Сарра работала на спичечной фабрике белорусского Борисова, подставляя под ноги скамейку, чтобы дотянуться до станка. В семье было шесть девочек. По еврейским обычаям, младшая из дочерей могла выйти замуж лишь после всех старших. Так что красавица Сарра вышла замуж лишь в 30 лет, в 1915 году, за вдовца с пятью детьми, от 12-ти до трёх лет. Шай Гершович Гуревич, искусный сапожник, был на 15 лет старше жены. Очень набожный, он носил густую бороду. Молясь, надевал талес и тфилу. Часто читал тору в синагоге. Все годы до смерти отца в доме отмечали все еврейские праздники, соблюдали субботу, готовили к праздникам традиционную кашерную пищу. Сначала жили в деревне Лозино Борисовского уезда. В те годы население в ней было в основном польское, несколько еврейских семей. Отличного мастера уважали. В гражданскую войну в большом доме Гуревича красные размести-

132

ли штаб. Когда пришли белополяки, обыскали дом жида, которого ещё и за большевика приняли, раз штаб в его доме был. Ничего не найдя, они всё равно прогнали Шая через всю деревню, жестоко избивая его шомполами, несмотря на просьбы местных поляков не трогать доброго соседа. Потерявшего сознание Шая бросили в дорожной пыли. К тому времени Сар2005 год. Евгения Рутман ра успела к пяти детям выступает на концерте в клубе мужа добавить трёх своветеранов. их сыновей. Младший Евель был ещё младенцем. Очевидно, переживания матери сказались на качестве её молока и на умственном развитии мальчика, что в дальнейшем скажется на его учёбе, а в оккупации – стоит ему жизни. После избиения Шая, сказавшегося к тому же на его здоровье, семья переехала в деревню Сморки (ныне – Зоричи) того же Борисовского уезда. В апреле 1923 года Сарра родила дочь Геню, героиню нашего повествования. Дети подрастали, а в Сморках была только семилетка, и в 1929 году переехали в Борисов. Шай работал сторожем, Сарра – на спичечной фабрике. Геню и Евеля отдали учиться в еврейскую семилетку. Евелю учёба не давалась. Зато Геня училась успешно и окончила все семь классов еврейской школы, которую в 1939 году закрыли. Ещё в 1933 году, в голодное время, умер отец. В тяжёлых условиях матери удалось дать образова-

133

ние старшим братьям: старший Ефим закончил рабфак, затем артиллерийское училище, но в 1941 году погиб при форсировании Днепра. Средний из братьев Наум закончил школу НКВД и служил в кремлёвской охране. В войну горел в танке, освобождал Прагу и Будапешт. После войны, работая машинистом метро, заочно окончил Финансовый институт и работал по этой специальности. Евель с трудом, оставаясь на второй год, окончил только два класса, и Сарра, уважаемая на спичечной фабрике ударница труда, пристроила сына сколачивать тарные ящики. После еврейской семилетки Геня поступила в лесотехнический техникум, но невзлюбила черчение. Из техникума не отпускали. По её просьбе старший брат Ефим, тогда уже старший лейтенант, служивший в Краснодаре, прислал письмо, что забирает семью. Получив документы из техникума, Геня поступила в педучилище и как раз отлично закончила его второй курс, когда началась война. *** В первые же дни войны Сарра с Евелем и Геней, как и многие, ушли из города на восток. Пройдя два десятка километров, зашли в один дом – попросили воды. Хозяйка пригласила в дом. Вдруг не работавшее радио начало говорить, причём передавать призыв к жителям оставаться дома или возвращаться домой: невыходы на работу будут считать прогулами. Как было догадаться, что это передавали диверсанты, подключившиеся к линии связи. 28 июня вернулась в опустевший Борисов. В старом городе, у сестры Сарры, провели в подвале два дня. 1 июля Борисов заняли немцы. Голод заставил покинуть подвал и выйти в город. Картина была ужасающая: магазины разграблены, распахнуты их двери, выбиты стёкла витрин и окон. Тащили – кто что мог. По пути к себе домой, в новую часть города, видели убитых

134

красноармейцев в окопах. На центральной магистрали из люка сгоревшего советского танка торчал обугленный труп танкиста. Немцы пока никого не трогали: обустраивались, играли на губных гармошках, пели по-немецки, в том числе на мотив "Катюши". Комнату Гуревичей в квартире на пять семей соседи успели разграбить. Многое вернули. В квартире с одним общим санузлом и пятью примусами в кухне две комнаты как раз напротив Гуревичей занимала ушедшая из города семья Генкина, директора школы. В эти комнаты вселили немецкого генерала с адъютантом. Как ни парадоксально, но Гуревичам повезло: адъютант Август оказался порядочным человеком. Он не только, прося Сарру или Геню что-либо постирать или починить, щедро платил хлебом и консервами, а то и супом в котелке, но даже, в нарушение всех приказов, тайком слушая по приёмнику советское радио, приглашал к себе Геню переводить сводки Советского информбюро. Тем временем фашисты всё ужесточали требования к еврейскому населению: нельзя появляться на главных улицах, нельзя ходить по тротуарам, нельзя здороваться с русскими, нельзя… Каждое утро необходимо было являться на базарную площадь старого города – получать задание на работы по уборке улиц, развалин, часто надуманные. Когда Геня проходила или работала недалеко от педучилища, однокурсники и педагоги делали вид, что не замечают её: одним было стыдно, другие тряслись за свою шкуру. Но были и такие антисемиты, которые злорадствовали. Оккупанты расклеили новый приказ: всем евреям носить на груди и спине жёлтые латы – круги. За ослушание – расстрел. Были случаи, что у людей просто не было к сроку куска жёлтой материи – расстреливали. А в один из дней Евель вышел, по недомыслию, в одежде без лат – и был расстрелян. Сарра и Геня остались вдвоём. Однажды при распределении на работу Геню направи-

135

ли убирать радиоузел, разбитый в период боёв. Дважды Геня отмывала и отскабливала полы, но при обрушении они были испорчены настолько, что привести их в порядок было невозможно. Принимавший работу фашист дал ей пощёчину. После этого Август выдал Гене справку, что она работает на складе, и ей не пришлось ходить по утрам для направления на работы. После того как Геня спросила Августа, что такое гетто, он посоветовал ей с матерью уйти из города. И как только генерала и его адъютанта отправили на фронт, Сарра с дочерью последовали совету порядочного немца. Оделись по-деревенски и, не снимая жёлтых лат, но прикрыв их котомками, в один из дней в конце августа ушли из города. Отойдя километров на пятнадцать и углубившись в лес, сорвали ненавистные латы, порвали и закопали советские паспорта. Придумали себе легенду: фамилию взяли белоруса – мужа родственницы: Радюк. Сарра стала Евдокией Ивановной – по имени соседки по квартире. Геня осталась Евгенией Семёновной, но теперь мама называть должна была дочь не по-еврейски Геней, а Женей. *** Решили идти в сторону Витебска, как бы к родным, не представляя себе, надолго ли там линия фронта. Лесом вышли к деревне Бережницы. Хозяин, брат председателя колхоза, предложил остаться – поработать. Сарра работала в хозяйстве со скотом, а Женя – в колхозе. Но если мать вполне сходила за православную, то черноволосая дочь вызывала подозрение, тем более, что слово "жиды" было у всех на слуху, с подачи фашистов и полицаев. Однажды, копая картошку на колхозном поле, услыхала, как одна колхозница другой говорит о двух еврейках, скрывающихся у их хозяина. Хозяйке кто-то тоже высказал подозрение. Не желая подводить добрых людей, мать и дочь до рассвета ушли в лес, поблагодарив хозяйку, которая дала им

136

на дорогу немного хлеба и сала. Шли опушками леса, боясь идти и по дороге, и по лесу, где фашисты расстреливали, подозревая причастность к партизанам. С рассветом вышли на дорогу. Догнали две немецких машины, спросили дорогу на Лепель. Рискуя, доехали с ними до города. Зашли в один дом - еврейский, решили не подводить их и себя. В другом белорусы не пустили без документов. Переночевали в лесу и пошли дальше. В селе Бочейлово, в 40 километрах от Витебска, хозяйка, "вычислив" их план, отсоветовала идти через линию фронта: её дочь, секретарь горкома комсомола, была ранена при такой попытке, и теперь мать прячет и лечит её. Посоветовала переждать войну. Кто мог знать, что она затянется на четыре года. Возвращались тяжело. Износилась обувь. В Лепеле попросили работу в сельхозкомендатуре. Направили вытаскивать багром брёвна из реки. Зав. Гортопа Велюга сжалился над женщинами и послал их собирать в штабеля брикеты торфа, километрах в пяти от города. Снабдил их документами с места работы. Со временем Велюга будет расстрелян немцами за связь с партизанами. Здесь жили в полуразвалившемся бараке, зато вдоволь отъедались картофелем с неубранного поля. Когда торф стал смерзаться от мороза, перевели в город: Женю - уборщицей конторы Гортопа, маму – конюхом трёх его лошадей. С жильём мать и дочь легко могли устроиться: евреев города давно отправили в гетто, и много домов пустовало. Но они не могли позволить себе такое кощунство. Сняли комнату у полячки. В доме был ещё один жилец, Жора Лейченко, агроном сельхозкомендатуры. Жене приходилось работать и судомойкой в столовой, и стирать бельё немцам и военнопленным из обслуги. Полагалась норма – 200 грамм хлеба. Приходя получать, видела постоянное объявление: "Жидам не выдавать". В комендатуру приезжали крестьяне из деревень на работы по приказам немцев. 26 марта 1942 года – Женя

137

запомнила этот день – пришлось ехать на подводе с крестьянами. Те решили завернуть – посмотреть, как повезут убивать евреев. Чтобы не выдать себя, ей пришлось ехать с ними. Жене и до этого не раз приходилось выслушивать, что она похожа на еврейку. А тут, когда евреев стали загонять в машины, подбегает полицай: "– А ну, жидовка, полезай в машину!". Спасло то, что Жене к этому времени удалось заполучить немецкое удостоверение. В тот же день Женя услышала разговор двух полицаев-литовцев: "Сегодня у меня счастливый день: я видел сразу сотню убитых евреев". "Мне бы живой попался – я бы его вилами проткнул!"… Тучи сгущались. Как-то один из военнопленных, работавших при комендатуре, попросил Женю перевести советскую листовку с немецкого. С этой листовкой она попалась, её уволили с работы. Могло быть и хуже… Надо было жить. "Культурным" обслуживанием оккупантов занималась некая Софа – она пригласила Женю, которая хорошо танцевала, в "народный театр", выступавший с белорусскими народными танцами. Как-то в театр пришли начальник полиции Сорокин и начальник жандармерии Войтехович. Проверили внимательно немецкое удостоверение Жени. Спросили про советский паспорт и, получив ответ, что у беженцев всё сгорело, ушли с ехидной ухмылкой. Женя ждала ареста со дня на день. В тот же вечер заглянул к ним в окно сосед-агроном Лейченко, спросил, почему такая грустная, и сказал, что знает про проверку документов. Знает, что Женя еврейка, и удивляется, что она не в партизанах. Женя ответила, что тоже удивляется, почему он не на фронте, а служит немцам. Лейченко сказал, что без оружия наносит врагу больший вред, чем с оружием в руках. Предложил отвести маму и Женю к партизанам. Назначил встречу у мостика через речку, куда все они должны были придти разными путями. Мама пришла вовремя, но, не дождавшись дочери, решила, что её

138

Весна 1943 г. Девушки – партизанки из отряда Д. Короленко арестовали, и вернулась домой. Женя же опоздала к месту встречи на три часа: идя предложенным Лейченко путём, попала в военный городок и долго не могла незаметно выйти из него. Лейченко подъехал к месту встречи на фаэтоне. На вопрос, а где же мама, ответил, что скажет, когда приедут в отряд. Целый день ехали до места встречи с партизанами, на краю густой Соснеговской пущи. Встретили, как потом узнала Женя, лично начальник штаба отряда, комиссар и начальник разведки. После встречи ещё ехали в расположение бригады почти трое суток, ночуя в шалашах. Женя обратила внимание, что партизаны были немногословны с Лейченко. *** Прибыли в отряд 3 сентября 1942 года. Партизаны ушли,

139

предложив подождать. Сели на траву, и Женя стала настойчиво требовать от Лейченко правды о маме. Он заявил, что мать видел вернувшейся домой, она на него набросилась с криком, но он, боясь, что его выдаст переводчица, удрал, не рискуя взять с собой Евдокию Ивановну. Через десять минут подошёл адъютант комиссара бригады Владимира Лобанка и увёл Лейченко к комиссару. А ещё часа через два командир отряда Дмитрий Короленко собрал отряд и заявил, что им лично только что расстрелян предатель Лейченко, настоящая фамилия – Скрипкин. Военнопленный лейтенант Лейченко связался с подпольем и при первом же аресте выдал 20 человек – всех их расстреляли, а сам он стал работать на оккупантов. Желая, по их требованию, войти в доверие к партизанам и проникнуть в их расположение, он и прихватил с собой Женю, якобы спасая еврейку. Но партизаны знали о его предательстве от связных. Одной из них оказалась соседка Лейченко и Жени Бурцева, затем не раз приходившая в отряд. От неё Женя знала, что мать всё время допытывали: где ваша приёмная дочь? Считали, что Евдокия Ивановна скрывала еврейку. Женя не раз обращалась к руководству отряда с просьбой вызволить мать, но ей предлагали подождать удобного случая. Как раз в то время, как в 1943 году радовались победе под Сталинградом, Женя узнала от связной о гибели матери. Когда немцы узнали о расстреле Лейченко, - расстреляли десять заложников. Затем увели и расстреляли Сарру - Евдокию, где – неизвестно. В коротком очерке невозможно передать ни всего героизма и в то же время – непомерной тяжести партизанских будней, ни всех проявлений человеческих качеств и страстей, от самых высоких до самых низких. Взять того же командира отряда Дмитрия Короленко. Отличный боевой командир. Но временами был непоследователен в своих действиях, не соответствовавших его должности. Короленко на время даже отстраняли от командования отрядом за

140

1943 г. Курсы партиз. медсестёр. Евгения Рутман – слева в верхнем ряду жестокость по отношению к пленным. Было и другое. 14летняя еврейская девочка осталась одна: когда полицаи увозили всех евреев, родители спрятали её в шкаф. Партизаны спасли её. Короленко «приютил» девочку. Когда уже приближалась линия фронта, отправил девушку в другой отряд. Сам Дмитрий Короленко погиб совсем незадолго до прихода Советской армии. Командир отряда Короленко был одним из добрых защитников Жени в бесконечных домогательствах к ней со стороны, прежде всего, ротного командира Коцубинского – тот даже как-то стрелял ей вслед, когда она убегала от него. К счастью, пуля пролетела над головой. Другой, комвзвода, мстил тем, что посылал в дозор чаще, чем других, и на самые опасные участки. Злоба сопровождалась порой антисемитизмом. Даже уже через много лет после войны, на встрече ветеранов бригады в честь 30-летия освобожде-

141

ния Белоруссии, Коцюбинский со злостью сказал Жене: – Ты всё ещё не в Израиле? Когда через расположение бригады проходил на задание один из еврейских партизанских отрядов, им вслед неслось: " – Жиды-вояки идут!" Помимо обстановки и вражеской пропаганды – например, многочисленных листовок с самолётов, - отрицательную роль сыграло и негласное, но всем ставшее известным распоряжение не принимать евреев в партизанские отряды, после которого, как это часто бывает, доходило не только до изгнания, но и до уничтожения евреев. Правда, такие случаи в отряде Жени были редки. Кстати, было со стороны некоторых командиров и стремление избавиться "от платков", то есть от женщин, тем более – с детьми. Женя сама слышала такие разговоры. Евгения с большим уважением и глубокой благодарностью говорит о комиссаре бригады, а со временем – командире партизанского соединения из 16-ти бригад, Герое Советского Союза Владимире Елисеевиче Лобанке, с самого начала постоянно защищавшем и опекавшем Женю. Он даже хотел её отправить на "Большую землю", но Женя отказалась: она мстила фашистам за мать и брата, да и вообще – она все партизанские годы всячески стремилась быть на равных, доказывая, что она не хуже и, как она выразилась, не трусливее других и как еврейка, и как женщина. На равных с мужчинами Женя часто ходила на трудные и опасные боевые задания. И к ней, действительно, в отряде относились с уважением, а бывало – и спасали. Так было при форсировании реки Березины, когда Женя могла утонуть, если бы сразу два парня не подхватили её с двух сторон. Но был и другой случай: однажды рота ушла, оставив Женю спящей в палатке. *** После тяжёлых боёв в 1943 году в отрядах и бригадах было особенно много раненых и почти не осталось медсестёр, многие из которых были выведены из строя. Органи-

142

2006 год. Город Бат-Ям. Евгения. Рутман (вторая слева) на встрече ветеранов зовали краткосрочные курсы медсестёр. Ещё занимаясь, девушки уже участвовали в операциях: выхода не было. Женя окончила курсы и стала медсестрой кавалерийского взвода. Не только была медсестрой, но одновременно участвовала, к примеру, в минировании железных дорог. В. Е. Лобанок, в 1944 году командовавший партизанским соединением, вспоминал, что к концу 1943 года, когда линия фронта приблизилась, Полоцко-Лепельская партизанская зона оказалась в ближнем тылу 3-й танковой армии вермахта. В зоне действовало 16 партизанских бригад, насчитывавших 17 тысяч бойцов. Сражаясь под общим командованием, они занимали города, перекрыли важнейшие железные дороги и шоссе, парализуя снабжение и действия противника. Немцам пришлось снять с фронта две полноценных дивизии, и только тогда им удалось блокировать партизанский

143

край и сжать кольцо окружения до того, что на площади буквально пять на пять километров оказались все партизанские силы зоны и мирное население, спасавшееся от поголовного уничтожения, которое осуществляли фашисты на своём пути. Партизанам пришлось идти на прорыв, и его осуществили 4 мая 1944 года, неся огромные потери, буквально прорываясь по трупам своих, оставляя в зоне раненых Обложка сборника стихов и мирное население. Это Евгении Рутман кровавое событие глубоко запечатлелось в памяти Евгении Гуревич, как самый тяжёлый для неё эпизод войны. *** Те, кому повезло, прорвались к Лепелю, уже освобождённому к тому времени войсками 2-го Белорусского фронта. Здесь уже был развёрнут армейский госпиталь. Евгению Гуревич оформили медсестрой. Потом ещё был год боевого пути, закончившийся в Восточной Пруссии. Запомнилось на всю жизнь, как кошмар, здание гестапо, где в подвале нашли отрубленные руки, ноги… В одной комнате, обитой красным бархатом, - роскошная мебель и рояль, а в комнате рядом, обитой чёрным бархатом, - орудия пыток. После войны воинская часть Жени была отправлена в Крым, в Симферополь. От предложения остаться на службе Женя отказалась, вернулась в Борисов и, продолжив учёбу в педучилище, успешно его закончила. Затем было три

144

десятилетия работы учителем младших классов школы. В 1948 году Евгения вышла замуж за фронтовика, секретаря райисполкома Бориса Рутмана. Родом он был из местечка Стрешин, Гомельской области, из глубоко религиозной многодетной семьи. С 1953 года, направленный в числе "30-тысячников", Борис много лет работал председателем колхоза и директором совхоза. В 1978 году Евгения ушла на пенсию, передав свой класс в школе Борисова дочери Софии, только что закончившей Минский пединститут. А Евгения не только стала нянчить внуков, но активно участвовала и в ветеранской работе, и в самодеятельности. Когда сын Леонид поступал в Минский политехнический институт и, несмотря на отличную сдачу вступительных экзаменов, "не проходил" по известной причине, Евгении пришлось искать правды у своего бывшего командира. В то время уже заместитель Председателя Президиума Верховного Совета Белорусской ССР В. Лобанок помог восстановить справедливость. Леонид Рутман стал отличным инженером – руководителем строительства уникальных электростанций и объектов как в Союзе, так и за рубежом. Сейчас живёт в Подмосковье. *** Борис и Женя Рутманы вместе с семьёй дочери приехали в Израиль в 1990 году. Живут в Яффо, в районе, наполовину арабском. К сожалению, в 1994 году Женя похоронила мужа, скончавшегося от тяжёлой болезни. Дочь работает воспитателем в школах и детсадах. А неугомонная бабушка Женя до последнего времени продолжала и активную ветеранскую работу, и участие в самодеятельности. Издала книги собственных стихов на темы от партизанских до израильских. Книги иллюстрированы работами её друга-партизана Н. Гутиева. Проводила персональные литературно – музыкальные концерты, где Женя читала стихи, а друзья

145

исполняли песни. Таких концертов состоялось порядка 60ти. Хочется закончить словами из стихотворения Якуба Колоса, приводимыми Женей в её книге: Будь щедрым. Время не забудет Хорошим словом помянуть Того, кто сердце отдал людям. Запомни это. Щедрым будь… Лишь добавим: и будьте, уважаемая Евгения, здоровы и счастливы.

146

ИСТОРИЯ ПАМЯТНИКА Беларусь, Брест. Говоря о Второй мировой войне, часто вспоминают этот город. Как символ стойкости солдат, вспоминают защитников Брестской крепости. Как проклятье нацизму, вспоминают уничтожение гитлеровцами евреев гетто Бреста. Памятник жертвам фашизма на Бронной горе близ Бреста – один из самых значимых на территории бывшего Союза. Здесь уничтожено свыше 55 тысяч человек, в том числе с особой жестокостью – 34 тысячи евреев. Мемориал расположен на стыке двух европейских миров и близ магистрали, их связывающей. История жертв, захороненных на Бронной горе, трагична. История создания памятника необычна.

Брест. Восстановленная часть еврейского кладбища

147

ТРАГЕДИЯ БРЕСТСКИХ ЕВРЕЕВ Пограничная Брестская область была в числе первых, захваченных гитлеровцами в результате их внезапного нападения в июне 1941 года. Евреи области, за редким исключением, эвакуироваться не успели. С немцами вернулись фашистские прихвостни, бежавшие в 1939 году на запад от Красной армии. Да и в области было немало тех, кого обидела Советская власть. Многие из них активно сотрудничали с фашистами, вступили в полицию. Зная в лицо местных евреев, они не только выдавали их нацистам, но и сами активно участвовали в актах насилия, грабежах, издевательствах. К 1941 году в Бресте проживало свыше 30 тысяч евреев. Уже в первый день войны немцы ловили и расстреливали наряду с партийными и общественными активистами и просто евреев. 5 июля, устроив облаву, фашисты всех схваченных на улице евреев расстреляли в Брестской крепости. 12 июля во время облавы в еврейских домах нацисты согнали 4200 мужчин от 13 до 70 лет и в первую очередь расстреляли всех представителей интеллигенции, которые, с их точки зрения, могли быть в числе организаторов сопротивления. 8 августа всех мужчин-евреев согнали на Большую площадь для регистрации и потребовали контрибуцию, в счёт которой отняли драгоценностей, денег и прочего на 26 миллионов рублей. 2 октября вывели на площадь 24 еврейских интеллигента и публично избивали палками, требуя выкупа за их жизнь золотом и бриллиантами. 16 ноября 1941 года всех евреев загнали в гетто. Пять тысяч расстреляли ранее. В гетто зарегистрировали около 17 тысяч евреев, согласно книге статистического учёта, которую педантичные оккупанты вели скрупулёзно. Среди узников были родители и брат будущего премьер-министра Израиля Менахема Бегина. Есть тысячи свидетельств зверств фашистов и полицаев в гетто. Брестское было одним из самых жутких. В своём свидетельстве полька по националь-

148

ности Ирена Травинска пишет: "Я видела, как немец вырвал у старика-еврея малолетнего ребёнка, схватил его за ноги и разорвал на части, бросил их, потоптал и застрелил старика. Семья вынуждена была бежать из Бреста в Польшу, так как отцу грозил расстрел: его подозревали в том, что он хотел передать или продать хлеб евреям". Из узников Брестского гетто в живых осталось только 19 человек. В своём исследовании "Брестское гетто и его ликвидация" кандидат философских наук Захария Зимак, сам бывший узник гетто в Коссове, пишет: "Ежеминутная угроза расстрела, избиения и потери близких, особенно детей, голод, холод зимой, ограничение в воде (на всё гетто только два колодца), отсутствие медикаментов, гигиены, смены белья, сносной одежды и обуви, полная изоляция от внешнего мира. Всё это парализовало волю людей, их психику, порождало безысходность и покорность у большинства". Автор отмечает также, что раввины, призывая полагаться на волю божью, тем самым сдерживали узников от вооружённого восстания. И всё-таки в гетто действовали две подпольные группы: "Освобождение" и "Никума" - "Месть". Подпольщики во главе с Арье Шейнманом собирали и даже покупали у полицаев оружие. Им удавалось часть его переправить партизанам, например – даже пулемёт отряду Чернака. Передали они и три радиоприёмника. Но подготовку к восстанию опередили аресты. Провокатором оказался некий Макс, секретарь Юденрата, выдавший фашистам партизан, направленных в гетто. Провокатора уничтожил Шлёмо Каган, возглавлявший диверсионную группу. Многое о гетто стало известно благодаря публикациям Моше Смоляра, бывшего воспитателя Брестского дома еврейских детей-сирот, которому удалось спастись и провоевать до победы. Уже в Израиле он написал и издал на иврите воспоминания: "Я сражался за жизнь". О тяжёлой жизни и смерти гетто рассказал искренний

149

друг еврейского народа Г. М. Карпук. Работая по заданию подполья, он был арестован гестапо и в тюрьме подвергался пыткам. 15 октября 1942 года Г. Карпук в группе 50 заключённых был вынужден заниматься захоронением евреев, которых арестовали ещё до ликвидации гетто, чтобы обезглавить его и предотвратить сопротивление. "…Улица была густо устлана трупами. Мы переступали через них. На улице уже лежали сваленные в кучу человеческие тела. Подводили детей, спрятанных родителями в надежде их спасти. Их расстреливал пьяный унтер-офицер…" В работе Захарии Зимака приводится много показаний оставшихся в живых свидетелей событий. Через гетто прошло 34 тысячи человек, жителей Бреста и близлежащих местечек. 10 тысяч из них было уничтожено до октября 1942 года. 17 тысяч, по другим данным - 24 тысячи было ликвидировано в октябре 1942 года при массовом уничтожении на Бронной горе, в Берёзовском районе области.

По этим рельсам нацистские палачи подвозили расстреливаемых

150

ПРЕСТУПЛЕНИЕ НА БРОННОЙ ГОРЕ Возле железнодорожной ветки было заранее вырыто шесть ям длиной до 30 , шириной до 12 и глубиной до 4 метров. При выгрузке выбрасывались трупы скончавшихся в вагонах. Всех, мужчин и женщин, заставляли снять верхнюю и нижнюю одежду. Осматривали пальцы рук и снимали кольца. Голых людей по лестницам спускали в яму. Когда, ложась вплотную друг к другу лицом вниз, они заполняли следующий ряд, их расстреливали из автоматов. Все эти ужасные подробности одного из преступлений нацистов в ряду аналогичных не раз публиковались в печати многих стран. Но нельзя не привести следующее их подтверждение, потому что оно принадлежит очевидцу, а возможно и участнику этой страшной гнусности. Показания Альфреда Алинштейна, военнослужащего карательного батальона нацистов, проводившего «ликвидацию» на Бронной горе, обнаружил в Федеральном немецком архиве честный журналист Христиан Ганцер. Это - подлинный документ, заверенный четырьмя свидетелями. Особая ценность этой исповеди – в том, что, как пишет Х. Ганцер, пересылая показания Захарие Зимаку, «кажется, это – единственный немецкий документ о Бронной горе». Сам З. Зимак и перевёл его с немецкого на русский. Сразу уточним, что Альфред Алинштейн рассказывает о всём периоде своей полицейской и военной службы: в 1939 году он успел повоевать в Югославии, затем в Польше, а после нападения на СССР – даже послужить в батальоне СС, охранявшем Гитлера. Его батальон занимался «ликвидациями» евреев в Проскурове, Каменец-Подольске, Ровно и других городах и местечках, но Альфреду всё как-то «везло»: лично он, как утверждает, «не участвовал», даже подчас вообще не был свидетелем. Он сам «не видел», но ему «было известно», что в Ровно в лагере военнопленные «страдали от страшного голода, что привело к каннибализму», а в Луцке - он «точно не может сказать, над военно-

151

пленными, гражданскими лицами или партизанами» - «наши ротные жестоко и безжалостно издевались, их стоны были слышны издалека». И здесь Алинштейн не знает, «кто из нашей роты совершал эти издевательства». Но вот на Бронной горе Алинштейн, якобы «впервые с начала войны», «пожелал, из чистого(?!) любопытства увидеть акцию, как казнят евреев». «Я обошёл все ямы, - наконец откровенничает «агнец» из полицейского батальона 320, - и сам видел, как со- Бывший узник гетто и партизан, вершают казнь евреев». кандидат наук Захария Зимак Почему «казнь»? Казнят договорился с райкомом об за вину, здесь же – проувековечении памяти жертв сто кровавое уничтожение нацизма на Бронной горе безвинных. Жалкие потуги оправдать своё – нет, не любопытство, а соучастие. Закрытые вагоны подгоняли к ямам, и когда их открывали, «свидетель» видел, что в них «втиснуты евреи обоего пола, разного возраста. Не было никакой разницы в отношении женщин»: всех заставили полностью раздеваться в вагонах и «выбираться совсем голыми». Из вагонов выпадали трупы и «выгружали мёртвых, задушенных из-за тесноты». Евреи пробирались через шпалеры, образованные солдатами «нашей роты, гнавшими их к ямам для расстрела». Рота «гнала», а Алинштейн, видите ли, был просто «любопытным». У ям стояли по 5-6 автоматчиков службы безопас-

152

ности СД, которые расстреливали очередной «слой» живых людей – им приказывали лечь лицом вниз на кровавые трупы. Так и расстреливали педантично, послойно. Дети также стояли со взрослыми в ожидании расстрела в течение до двух часов. До спуска в яму жертвы должны были бросить в кучи все драгоценности, которые ещё оставались у них. Лишь поздним вечером закончилась «экзекуция», как называет «свидетель» кровавое массовое убийство. «Любопытствующий» также отмечает, что в ней участвовали и полицейские (очевидно, имеются в виду коллаборационисты - полицаи), которых «не столько интересовала у ям сама экзекуция. Я лишь заметил, что они часто разрывали ямы, вероятно в поисках драгоценностей», - подтверждает Алинштейн. Здесь так подробно цитируется свидетельство нацистского вояки, в общем-то рассказавшего давно известное, потому, что сейчас всё выше поднимают головы последыши нацистов, отрицающие очевидное. И тем важнее, что есть такие порядочные люди, как немецкий журналист Христиан Генцер, цель которого, как он пишет Захарие Зимаку, «собрать всю информацию о Бронной горе, потому что это место массового уничтожения совсем забыто миром. В литературе о Шоа (Холокосте) есть только редкая и неполная, порой ошибочная информация. Я пишу статью, - сообщает журналист, - на основе всего архивного материала, который удалось найти, и воспоминаний свидетелей. Статья станет своеобразным памятником жертвам фашизма». Это не случайно и даже символично, что именно к Захарие Зимаку обратился немецкий журналист: кто ещё, как не бывший беженец из Варшавы от нацистов, узник гетто, партизан, философ и историк Холокоста, может лучше помочь в этих благих поисках. Наряду с Брестским гетто Бронная гора стала могильником для тысяч жертв нацистов. Всего здесь было уничтожено более 55 тысяч человек. В марте 1944 года фашисты

153

пригнали сюда около ста человек, которые раскапывали ямы и сжигали трупы в течение двух недель, после чего, по некоторым данным, всех могильщиков уничтожили, в попытке замести следы. В ПАМЯТЬ О ТРАГЕДИИ Полвека прошло с тех военных лет, столь трагичных для еврейского народа, для Беларуси, для города Бреста. За те полвека Бронная гора поросла густым бором, и всё меньше оставалось старожилов, помнивших о том, как всё это было в лихие годы. Ежегодно приходили сюда люди 22 июня и 15 октября, и не только евреи. Приходили не только раввины, но и священники, православные и католики. Но время шло, наступила перестройка. Вседозволенность привела к тому,

Временный памятник жертвам нацистов на Бронной горе

154

что всё активнее местные селяне покушались на то, чтобы на святом месте захоронения вырубить деревья и устроить свои огороды. Конечно, это было бы кощунством, и следовало как-то его предотвратить. Необходимо было очистить территорию расстрелов и захоронений, оградить её, установить если не памятник, то хотя бы памятный камень. На всё это нужна была воля в то переходное время всё ещё партийных и государственных властей, нужны были и деньги для очистки и обработки территории. Перестройка породила хаос, сделавший возможным самоуправство огородников. Но как раз в этот период стал возможным и рост национального самосознания, возрождение еврейской общины. В начале 1990 года энтузиасты этого возрождения доцент Захария Зимак, учитель-пенсионер Леонид Коган, подполковник в отставке Наум и его сын инженер Геннадий Пекеры возглавили это движение. Первым председателем разрешённого властями еврейского общества "Тарбут" ("Культура") стал Л. Коган, а после его и Геннадия Пекера отъезда в Израиль – Захария Зимак. Затем его сменил Наум Пекер. Одной из первых своих задач они как раз и поставили - добиться создания памятника на Бронной горе. В один из дней Захария Зимак поехал в райком партии Берёзовского района, на территории которого Бронная гора. И ему повезло: здесь он встретил т. Зеленко, работавшего в райкоме. Но придётся вернуться на много лет назад, чтобы понять значение этой встречи. Май 1944 года. Захария Зимак и его жена Александра, в своё время освобождённые из гетто партизанами, сражались в партизанском отряде имени Кутузова. В это время особо важной задачей партизан была рельсовая война, с целью перерезать немцам "кровеносные артерии" той войны – железные дороги. Захария в составе группы из 10-ти добровольцев участвовал в ответственной и опасной диверсии на станции Люсино. Ему удалось противотанковой

155

гранатой обезвредить дзот противника, но сам он был тяжело ранен и контужен. Месяц на базе отряда проходил на костылях, вернулся в строй и продолжал сражаться. В 1968 году Захария и Александра Зимаки приехали на станцию Люсино, памятную для них. Заодно решили навестить своего бывшего комиссара, жившего неподалеку. Комиссар Денисеня был в числе десантников, направленных Москвой зимой 1943 года в партизанские отряды с целью централизовать партизанское движение, упорядочить его и сделать более действенным, а также уничтожить банды грабителей и убийц, называвших себя для прикрытия партизанами. Отряды объединили в бригады и соединения, подчинявшиеся республиканским центрам. Какое-то время десантники выполняли роли комиссаров отрядов. Денисеня

Первый памятник на Бронной горе

156

был комиссаром их отряда примерно полгода, затем улетел. Он был очень благожелательным человеком. Узнав, что Захария владеет немецким и французским, поручил ему написать на немецком чешскому коменданту города Турово, а на французском – бельгийцам, расквартированным в одной из деревень. Он предлагал им явиться в отряд с оружием в руках, так как фашисты оккупируют их страны, и они совершают предательство против своего народа. Чех никак не ответил, а трое бельгийцев явились в отряд и были самолётом отправлены в Москву. После всего, что пришлось пережить Зимакам, когда их, в числе других евреев изгоняя из отряда, едва не расстреляли, и именно комиссар Денисеня спас их, он оставил о себе добрую память. И вот они в гостях у Денисени. В тёплой встрече, полной воспоминаний, участвовали жена, дочь и зять комиссара. Через 32 года, приехав в Берёзовский райком за содей-

Шлёма Вайнштейн читает кадиш в память жертв нацистов на Бронной горе. Рядом – Борис Брук

157

ствием в спасении от вандализма места захоронения на Бронной горе, Зимак как раз и встретил Зеленко, зятя своего партизанского комиссара. Тот узнал бывшего партизана, вспомнил их давнюю встречу, а главное - оперативно помог и запретить какое-либо осквернение места гибели жертв нацистов, и решить вопрос о временном памятнике. И уже через недели полторы, по указанию всё ещё всесильного тогда райкома, силами местных жителей была проложена дорога к Бронной горе. Брестский обком КП Белоруссии предоставил общине два автобуса, и евреи, в числе других, приехали на митинг поминовения зверски убиенных и сожжённых. Собрались сотни жителей, представители властей. Отпели панихиду два православных священника. Ветеран войны Шлёма Вайнштейн зачитал кадиш и спел молитву. Тот самый Карпук Г. М., свидетельство которого о трагедии ликвидации гетто приведено выше, открыл церемонию поминовения. Он всегда оставался другом еврейской общины и на её собраниях в памятные поминальные даты играл на скрипке "Реквием" Моцарта. На очищенной территории был установлен временный мемориальный камень с памятной надписью. Воодушевлённые быстрым продвижением вопроса, руководители общины решили добиться сооружения настоящего памятника. З. Зимак опубликовал в газете "Народная трибуна" проникновенную статью "Голгофа на Бронной горе" о трагедии гетто и массовом убийстве, заканчивавшуюся призывом к пожертвованию средств на памятник. Стали поступать деньги от жителей разных городов Белоруссии, не только евреев. Еврейская община Бреста и евреи из России, других стран также внесли немалую долю. В 1992 году установили обелиск. К сожалению, Захария Зимак из-за болезни не мог присутствовать на его открытии. Постоянный памятник на Бронной горе установили и открыли 17 июля 1994году, когда З. Зимак и Н.Пекер уже репатриировались в Израиль.

158

Председатель еврейской общины Бреста Борис Брук и председатель Иерусалимского комитета выходцев из Белоруссии Геннадий Пекер (слева) у нового памятника жертвам нацистов на Бронной горе

ЭСТАФЕТА ПАМЯТИ Усилиями председателя Общества Наума Пекера удалось соорудить памятник евреям гетто – жертвам фашизма и в центре Бреста. Всего приходилось добиваться, начиная с получения разрешения и создания проекта и кончая сбором средств, изготовлением и установкой памятников. Геннадий и приезжавший к сыну по приглашению Наум Пекеры собирали средства и в Израиле. Всё, во избежание претензий властей, оформляли официально - в Обществе были бухгалтер и ревизионная комиссия. Проекты делали как евреи, так и не евреи – друзья, практически бесплатно. Камень в каменоломне оформили за символическую плату. Огромную роль сыграли добрые знакомства руководителей Общества, которых знали и уважали в городе, помощь друзей.

159

После репатриации в Израиль в 1993 году обоих сопредседателей общества "Тарбут" З. Зимака и Н. Пекера их дело продолжил Яков Гантман, а после его отъезда в США – Григорий Шульман, Аркадий Бляхер, Борис Брук и многие другие. В настоящее время вблизи памятника на Бронной горе создан музей памяти трагедии, заведующая которого Елизавета Мшар постоянно пополняет его экспонаты. Многое ныне предпринимают евреи Бреста, продолжая путь первопроходцев и воздавая должное энтузиастам, сумевшим в то исключительно сложное, судьбоносное время добиться столь важного для нашего народа – увековечения памяти жертв Катастрофы. В этом им помогают организации и бывшие брестчане из-за рубежа, в том числе из Израиля. В частности, Всемирная организация брискеров – урождённых брестчан, семейные корни которых – глубоко в брестской земле. Есть брискеры и в Израиле – их организацию возглавляет Зеэв Бармац, предки которого жили в Бресте не менее пяти веков.

Установка новой памятной мраморной плиты на четырёх языках. Выступает Борис Брук

160

Новая памятная мраморная плита у памятника на Бронной горе В 2005 году большая делегация брискеров из нескольких стран, в их числе израильтяне, посетила Беларусь. На них произвела глубокое впечатление трагедия Бреста. Потомки брестчан, в том числе израильтяне, оказали большую помощь в целом ряде вопросов еврейской общине города. На доме, где была гимназия, в которой учился Менахем Бегин, в их присутствии была установлена мемориальная доска. Посетив мемориал на Бронной горе, делегация обратила внимание на то, что надпись на прекрасном памятнике не отражает должным образом трагедии 34 тысяч евреев. Брискеры, лично Зеэв Бармац оказали специальную помощь еврейской общине города, и в 2007 году состоялось открытие дополнительной мраморной плиты, на которой на четырёх языках, в том числе иврите и идише, чётко отражена антиеврейская суть преступления нацистов. Тесный контакт у председателя Брестской еврейской общины Бориса Брука и руководителя брестского центра

161

Зеэв Бармац – председатель израильского отделения Всемирной организации брискеров, инициировавшей установку новой памятной плиты

«Холокост» Аркадия Бляхера с руководителями Всеизраильского объединения выходцев из Беларуси Михаилом Альшанским и его иерусалимского отделения Геннадием Пекером. Израильтяне – ветераны войны, партизаны, инвалиды войны, несмотря на возраст, прилетают в Беларусь, чтобы воздать должное героям и почтить память погибших в Катастрофе, в том числе память 34 тысяч евреев жертв жестокого преступления нацистов на Бронной горе.

162

ТРАГЕДИЯ МЕСТЕЧКА ТЕЛЕХАНЫ

Захария Зимак в период работы директором школыинтерната в Телеханах, 1960-е годы

Богдан Мельник, поляк, бывший житель Телехан

Обязан начать с того, что этот очерк - плод работы, наряду с автором, двух неординарных людей – энтузиастов, бывших жителей посёлка Телеханы: - Богдана Мельника, польского инженера, уроженца Телехан, после войны жившего в Люблине, свидетеля массового уничтожения евреев фашистами, настоящего исследователя истории и быта местечка, друга еврейского народа – с ним я ещё познакомлю читателей. Им написана книга «Мои Телеханы» на польском языке. К сожалению, этот замечательный человек скончался в Польше в октябре 2008 года. - Захарии Зимака, бывшего узника гетто и партизана,

163

кандидата философских наук, педагога с 40-летним стажем, в течение 10 лет возглавлявшего в Телеханах школу-интернат и создавшего там краеведческий музей – о нём и на основе его материалов автором написан и опубликован цикл очерков. З. Зимаком переведена с польского на русский значительная часть книги Б. Мельника. Автор считает необходимым поблагодарить их за предоставленные материалы и переводы, подчеркнув роль Б. Мельника и З. Зимака как фактических соавторов очерка.

ПОЛЕССКАЯ ГЛУХОМАНЬ Телеханы для Беларуси - название необычное. По местной легенде, происходит оно от сочетания слов: «Тело хана». Якобы ещё в период нашествия татар, разбитых в этих лесах и болотах, погиб и хан, похороненный под той Лысой горой – могильным курганом, насыпанным татарами. Поглотили бы глухую деревеньку леса и болота, но энергичный польский гетман Михаил Казимеж Огинский затеял по тем временам грандиозное дело: соединить Балтийское и Чёрное моря. В 1767 году начали строить, и через 15 лет уже поплыли корабли по каналу, прорытому между речками Шарой и Ясальдой. 53-километровый водный путь начинался с севера в районе нынешнего города Барановичи и заканчивался на юге в районе Пинска. Стали сплавлять основное богатство – лес и на север, и на юг Европы. Одновременно построили и тракт, связавший Телеханы со Слонимом, Пинском, Волынью. Телеханы стали местом притяжения предприимчивых людей. Сюда потянулись как купцы и промышленники, так и рабочий люд – поляки, литовцы, местные полещуки (жители Полесья). И, конечно, польские и литовские евреи – из своих перенаселённых местечек, из многодетных семей,

164

где молодёжи не было ни работы, ни пристанища, - в поисках лучшей доли. При гетмане построили стекольный завод, ткацкую фабрику, а затем и фаянсовую. По каналу шли суда, привозили и увозили товары, росло число торговцев и ремесленников, в том числе и еврейских. В 1819 году стекольный завод перешёл к специалистам из Слонима братьям Черняковым и приобрел известность. С отменой крепостного права еврейские ростовщики и торговцы расширили сферы своих операций и на крестьян окрестных деревень. Всё больше специалистов выдвигалось из еврейской среды. Сорок лет руководил службой технического состояния канала Иошуа Айзенштадт. Первая в районе электростанция была построена инженерами-евреями. К началу XX века евреи составляли примерно половину населения Телехан. Действовали три синагоги, хедеры, еврейская школа. Были и раввины, и меламеды. Всё как положено в благоверном местечке. Не всем евреям удалось устроить свою жизнь безбедно: немало было обездоленных многодетных семей, отцы которых перебивались без постоянной работы. С развитием промышленности требовалось всё больше рабочей силы, но её было предостаточно не только из приезжих, но и из разорившихся крестьян окрестных деревень. Условия на предприятиях были тяжелейшие, особенно на стекольном заводе, где в насыщенных пылью горячих цехах работали по 12 часов. Лёгочные болезни раньше времени сводили в могилы рабочих, оставляя беззащитных сирот. Телеханы, как и вся Россия, созрели для волнений протеста к 1905 году. Как пишет Богдан Мельник в своей книге, власти попытались разрядить напряжённость испытанным способом – направить их гнев на «кровопивцев» - евреев. Местные подонки организовали погром «в защиту христианской веры»: громили лавки, магазины, дома. Несколько евреев были убиты. После кровавых погромов многие ев-

165

Улица в Телеханах в 1930-х годах реи эмигрировали в Америку. Тяжёлыми для Телехан были годы Первой мировой войны: в течение двух военных лет канал Огинского служил линией российско-германского фронта. Сгорело большинство деревянных жилых домов, православная церковь, все три еврейские синагоги. Сильно повреждено было и кирпичное здание католического собора. Большинство жителей тогда покинули посёлок. ПОЛЬСКО-ЕВРЕЙСКОЕ МЕСТЕЧКО По Брестскому миру, с 1918 года Телеханы оказались в границах независимой Польши. Ожидая всего от своего обескровленного мировой и гражданской войнами, но могучего соседа, поляки уделяли большое внимание приграничной с Россией области. Ещё долго в этом крае было неспокойно: в соседней России продолжалась гражданская война, а с бандитизмом покончили лишь через несколько лет. Подобное, но под другими лозунгами происходило и в

166

Синагога в Телеханах а 1930-х годах польском Полесье. Здесь действовали и партизанские отряды противников нового государства, и банды. Так, в августе 1923 года во время партизанского налёта на Телеханы были убиты два помещика и староста. Стремясь укрепить власть, польское государство поощряло переселение к востоку, а для этого нужны были рабочие места. Восстановили судоходство по каналу Огинского, тем более необходимое, что пришли в негодность дороги, которых и без того было мало. Восстанавливали завод. Постепенно вернулась часть жителей, приехали из Польши переселенцы, в том числе и немало евреев из жестоко страдавших от безработицы городков и местечек Польши. Католик Станислав Мельник, отец Богдана, был родом из Коломыи, неподалеку от границы Румынии. По окончании Первой мировой войны Станислав Мельник, уволенный из армии Пилсудского, нашёл в Телеханах работу служащего. Здесь он познакомился с девушкой из здешних мест Анной, православной белоруской с примесью кавказской кня-

167

Канал Огинского жеской крови. Молодые справили свадьбу. Со временем и дом построили. «Мои родители, - писал из Польши Богдан, - будучи разных национальностей и религий, воспитанные в разных условиях, внушали детям уважение ко всем нациям, верованиям и традициям». Главным критерием отношения к людям они считали, а вслед за ними и Богдан, уважение к другим. Человек должен «избегать злобы и избегать злых людей». Богдан был третьим, младшим из детей. Он родился в 1932 году. Рос смышленым мальчиком, уже в пятилетнем возрасте читал и писал. По соседству с домом Мельников был дом Перельштейнов. Глава семьи был столяром, имел свой цех. В этой еврейской семье третьим ребёнком был Хаим, годом старше Богдана. Мальчики подружились. «Наши мамы, - писал Богдан, - принимали нас в обоих домах сердечно, заботились, кормили. Мы понимали родные языки каждого настолько, что без больших трудностей разговаривали на них».

168

Способного Богдана приняли в школу в шестилетнем возрасте, и мальчики оказались в одном классе и за одной партой. В школе было два первых класса: один «смешанный» - белорусы, русские, евреи, поляки; в другом, «польском», евреев не было. Хаим упросил отца, а тот каким-то образом – директора школы, и единственный еврей оказался в классе Богдана. В первые месяцы Богдану, несмотря на то, что он был моложе на год, пришлось защищать друга-еврея. Со временем от них отстали. В школе обучение велось только на польском, на других языках запрещалось. У Хаима проблем с польским не было. Богдан описал обстановку в Телеханах и жизнь евреев в этом посёлке-местечке в двадцатилетний период независимой Польши. Описал на основе своих личных воспоминаний, рассказов родителей и исследования, проведённого им в архивах и при посещении Телехан. В календарях и га-

Школа в Телеханах (фото послевоенных лет)

169

Телеханы. Купечество зетёнках, издававшихся под эгидой католической церкви, в те годы звучали наветы и измышления о евреях. Их изображали обманщиками, лодырями, никчемными иноверцами, потомками распявших Христа. Такие же убеждения были нередки и у христиан – интеллигентов. Часто Богдан спрашивал родителей, откуда это, но они не считали, что ему уже пора объяснять, и только с годами Богдан созрел для собственных выводов, и его воспоминания красноречиво говорят, каковы они. Основную массу еврейской общины составляла беднота, жившая «неизвестно из чего». Ряды убогих домиков, между которыми – лужи нечистот. «В пятничные вечера они не освещали жилище свечами, не лакомились халой и субботним челнтом. Они рады были картошке в мундирах и селёдке. Здесь они жили и умирали». Три десятка лет спустя польский инженер Богдан Мельник навестил свою родину, белорусские Телеханы. Он «дошёл до бывшего квартала еврейских ремесленников, где когда-то трудились портные, сапожники, парикмахер, бон-

170

Телеханы. Партийная ячейка партии ”Поалей Цион” дарь, лабазник, печник… Каждый из них трудился, чтобы выжить и прокормить потомство… Здесь отцы учили сыновей тайнам ремесла. Здесь мелкие торговцы учили и своё потомство тайнам гешефтов». Как-то отец зашёл с Богданом в мастерскую еврейского портного - заказал костюм. «В тесном помещении, при слабом свете, проникающем через узкое окошко, сидело несколько подмастерьев с кипами на головах. Владелец Сруль Гуршель, с широкой бородой и рыжими пейсами, обещал отцу, что костюм будет, как у «порэца» - барина. Богдану запомнились детали внешности, быта, ломаный польский язык с примесью идиша. Богдан вспоминает и зажиточный еврейский квартал. В шабат - группы гуляющих девушек в белых платьях, как правило, с длинными волосами и вплетёнными косами. Громкие разговоры, смех. Юноши в чёрных шляпах, у многих пейсы. Тоже шум, смех, попытки обратить внимание на

171

себя девчат. Женщины – с бижутерией на шее и руках, с подкрашенными губами. В воздухе – запах парфюмерии. После шабатной молитвы и праздничного завтрака чинно, в чёрных костюмах и белых рубашках шествуют мужчины. Описав элитный еврейский квартал, Богдан в конце сожалеет, что в то же время их единоверцы сидят около своих хибарок или выглядывают из окошек, размышляя, почему Всевышний забыл о них в святой день. Остаётся только отдать дань восхищения и уважения поляку, проникновенно, с сочувствием воссоздавшему быт еврейской части населения Телехан. Бывший офицер Польской армии, радиоинженер Богдан Мельник много лет посвятил исследованию истории родного, ныне белорусского посёлка, который семья его покинула, когда Богдану было 12 лет. Причём значительная часть его книги «Мои Телеханы» посвящена рождению, истории жизни и гибели местного еврейского местечка. Слова родителей о том, что «уважения достоин каждый приличный человек независимо от происхождения, религии и национальности», для Богдана стали правилом, от которого не отступал всю жизнь. «Когда приходилось сталкиваться с презрением к евреям или полещукам, я осуждал это позорное явление открыто и бескомпромиссно». Именно эта честность и принципиальность будет руководить им, когда значительно позднее, в 1956 году, будучи офицером армии «социалистической» Польши, Богдан Мельник выступит против кровавого подавления народного восстания в Познани, против того, чтобы «брат стрелял в брата, защищая грязные делишки властей». За это он будет уволен из армии и только благодаря помощи друга из министерства обороны избежит куда более серьёзных неприятностей. В независимой Польше как в Телеханах, так и в других польско-еврейских городках и местечках, активно действовали различные еврейские партии, движения и течения, прежде всего – сионистского и социалистического направ-

172

Телеханы. Члены движения халуцим ления: БУНД, «Поалей Цион», молодёжные организации. Все они соперничали друг с другом за «влияние в массах». После пожаров первой мировой были отстроены заново и синагоги различных направлений, при них – хедеры. Польские власти бдительно отслеживали и преследовали еврейских политических и религиозных активистов; многих арестовывали. Но худшее для еврейского местечка Телеханы было впереди. ТЕЛЕХАНЫ БЕЛОРУССКИЕ , 1939-1941 ГОДЫ Первый класс друзья Богдан и Хаим окончили в числе лучших в классе. Во втором проучились вместе всего неделю: 1 сентября 1939 года немецкие войска мощным ударом в считанные часы сломили слабое сопротивление Войска Польского, и в течение нескольких дней судьба независимой Польши была решена. 17 сентября в восточные области бывшей Польши вступили части Красной армии, и

173

Крессы - Западная Белоруссия – были присоединены к Белорусской ССР. Большинство жителей Телехан в те дни тепло встретили советские войска после полумесяца томительных ожиданий «между молотом и наковальней», в условиях безвластия, потока беженцев, слухов о бесчинствах фашистов. Они видели в Красной армии спасительницу. Были и такие, кто с опаской относился к Советской власти и России, помня и времена царизма, и взаимную советско-польскую враждебную пропаганду, и советские «чистки» 1937-39 годов. Но для евреев, наслышанных от беженцев о зверствах фашистов, двух мнений быть в тех условиях не могло. Как часто повторял отец Хаима, «бэсер дос эргсте фунем гутн, эйдер дос бесте фунем шлехтн» - «лучше худшее от хорошего, чем лучшее от плохого». Молодёжь вступала в комсомол, участвовала в формировании местных органов. Эйфория вскоре начала омрачаться. Советские власти начали ограничивать частников, а затем и сгонять их в артели. Но работа и частников, и артелей зависела полностью от снабжения сырьём и товарами, а их не было, да и связи были нарушены. В деревне трудно было крестьян, тем более хуторян, согнать в колхозы. В магазинах быстро закончились запасы, полки опустели; очереди были за хлебом; не было даже керосина, мыла, спичек. В Телеханах осталось всего два магазина. Начались аресты. Вначале – бывших польских чиновников, офицеров Войска Польского в отставке, зажиточных людей, в том числе и евреев, белорусов и русских. В массовом порядке их, а также беженцев из западных районов Польши отправляли в глубинные районы России с суровым климатом, в лагеря и на поселения. Отказавшихся принять советское гражданство репрессировали «по статье». В этих условиях отец Богдана, поляк Станислав Мельник лишился работы служащего и вынужден был работать чернорабочим на лесопильном заводе. По счастью, он избежал ареста.

174

Школы, закрытые ещё в период безвластия, вновь открылись в ноябре. Но во втором классе друзья уже учились порознь: Хаим Перельштейн теперь ходил в еврейскую школу. Во всех школах ввели, как обязательные, русский и белорусский языки. Остро не хватало учителей. Для младших классов их срочно готовили из местных, окончивших приходские школы; для средней – привлекали из имевших среднее образование и знавших русский язык. Костелы и синагоги постепенно ограничивали. Несмотря на лозунги, национальный антагонизм не изживался. Косо смотрели на дружбу еврейского мальчика Хаима с польским - Богданом. Их встречи и совместные игры стали всё более редкими, тем более, что учились теперь в разных школах. Между тем в приграничной зоне всё более чувствовалась предгрозовая обстановка. Новые воинские части с техникой прибывали и базировались в полесских дебрях. Местные жители не могли не замечать этого. Только вот планы и сроки были неясны. Но что оставалось в этой ситуации местечковому еврею? Как и в 1914 году, и в 1939-м только повторять: «Вус ыз башэрт, а дус вэт зан» - «Чему быть, того не миновать». А по радио исполнялись бравурные марши: Если завтра война, Если завтра в поход – Будь сегодня к походу готов… Песни были готовы. Не готова была страна, её вождь, её армия и тем более – её мирные граждане… ОККУПАЦИЯ Удар немцев 22 июня 1941 года застал врасплох Красную армию. Сопротивление её было лишь очаговым и неорганизованным, отступление – разрозненным, эвакуация населения из прифронтовой полосы – панической. Противоречивые сообщения и слухи сбили с толку жителей. В

175

первые же дни из Телехан поспешно уехали по узкоколейке и всеми возможными видами транспорта партийные и советские работники и сотрудники НКВД, местные и направленные сюда властями. Уходили остатки разбитых воинских частей, убегали скрывшиеся в лесах «окруженцы». Из местных евреев очень немногие, в основном молодёжь, успели уйти на восток. В наступившем безвластии до прихода немцев несколько дней местные мародёры грабили всё, что только оставалось в магазинах, учреждениях. Осмелев от безнаказанности, как это бывало всегда в истории, дорвались и до евреев. Как писал Богдан Мельник, «с топорами и ножами в руках они врывались в еврейские дома, потрошили шкафы и сундуки. Мужики и бабы тащили тюки с костюмами, мехами, коврами. Хватали хозяйственную утварь, даже мебель. Кто сопротивлялся – безжалостно избивали. Появились бежавшие из тюрем уголовники, знавшие зажиточных евреев. Они издевались над ними, вымогая золото и валюту. Грабёж продолжался два дня, и сельская мразь стала врываться в дома христиан». Неожиданно в местечко вошли немцы. По приказу офицера солдаты разбежались по улицам. Грабители, бросая похищенные вещи, исчезли. Страх охватил евреев. Неведомо по чьему совету, кто-то из них вышел навстречу немцам с хлебом-солью. «Офицер, - пишет Богдан, - небрежно принял поднос и отдал его солдату. Затем он обратился к группе евреев и сказал, что если они будут выполнять немецкие распоряжения, то ни один волос с их голов не упадёт». Первое же распоряжение немецкого коменданта касалось только евреев: они должны были «на правой стороне груди и на левом плече носить жёлтую шестиконечную звезду. Встречая немца, они должны сойти с тротуара на проезжую часть, снять головной убор и поклониться. За невыполнение – расстрел». В семье Богдана с возмущением было воспринято это «варварское» распоряжение. Но тогда

176

они ещё не знали, свидетелями чего им предстоит быть. В первую очередь немцы создали «чёрную полицию», названную так по цвету обмундирования. Призванная якобы поддерживать порядок, эта жестокая банда из местной шпаны и уголовников, стремясь выслужиться перед гестапо, во всём подражала его методам, да к тому же и вымещала свою злобу. Богдан писал о неком Викторовиче, отличавшемся особым садизмом: «Однажды он ударил проходившую еврейку и упавшую, в крови, заставил слизывать пыль с сапога. Затем он застрелил несколько евреев». Немцы, издеваясь, часто заставляли евреев выполнять совершенно бессмысленные тяжёлые работы. «Их могли выдумать только палачи с вывихнутой психикой», - пишет Богдан. Так например, евреев заставили покрыть слоем крупного песка дорогу к жандармерии. В изготовленные большие ящики, наполненные до краёв, впрягали четырёх евреев. Чудовищный груз был бы не по силам даже нормальным людям, а тем более – ослабленным, больным. Каждое падение или замедление наказывалось полицейскими избиением трубами и палками. Некоторые падали замертво. Стремясь унизить людей до состояния бессловесного животного, полицаи по приказу гестаповцев загнали группу евреев в фекальную яму уборной здания бывшего НКВД и заставили руками вычерпывать содержимое. «Чтобы нам большевистским говном не смердело», - приговаривали палачи. КАТАСТРОФА Всего полтора месяца фашистские, а с ними и черносотенные садисты успели вволю поиздеваться над беззащитными евреями. Пятого августа 1941 года в Телеханы въехала кавалерийская часть СС. Так получилось, что командир части – полковник СС (точнее, в СС полковник именовался

177

Телеханы. Отряд СС - участники расстрела в августе 1941года в Телеханах оберштурмфюрером) с группой офицеров остановился рядом с домом Мельников, и отец Богдана, знавший немецкий, расслышал многое из того, что приказывал этот цивилизованный варвар. Речь шла о готовящихся конфискациях и расправах над евреями. На следующее утро группа конных солдат привела к полковнику пятерых евреев - представителей общины. Последовала команда: «Мютцен ап!» - «Шапки долой!». Полковник вынул из портфеля и зачитал им приказ: до сумерек каждый еврейский дом обязан был сдать сто килограммов овса для лошадей и тысячу долларов. Невыполнение приказа грозило тяжёлыми последствиями. На мольбы представителей о том, что приказ совершенно невыполним, что нет и не может быть у них долларов не только в таком количестве, но у некоторых вообще не бывало, последовали

178

оскорбления и ругань: «Раус, раус, юдендрэк!» - «Вон, вон, еврейское дерьмо!». - Немец – просто сумасшедший! – сказал, узнав о контрибуции, Станислав Мельник. Но он не знал ещё тогда, что фашисты поступали так повсеместно перед очередной ликвидацией. Вслед за этим дьявольским приказом солдаты СС, прихватив с собой членов руководства общины, обыскивали дом за домом, конфискуя всё ценное, но, конечно, требуемых сумм даже близко не могло быть. Очевидно, евреи в отчаянии уже ко всему были готовы и проклинали фашистов. Из дома Хаима доносились порой проклятия, которые, вперемежку с молитвой, произносил глава семьи: «Брэхн золстн дэм коп!» - чтоб ты сломал себе голову»! – адресовал он полковнику, - «Геханген золстн вэрн!» - «Быть тебе на виселице»! Ни фашист, ни тем более Б-г не услышали его заклинаний. На следующее утро эсэсовцы приказали всем евреям покинуть свои дома. Чёрную работу за них, в основном, выполняла «чёрная полиция» из Телехан и соседних деревень. Людей выгоняли с побоями и издевательствами; малейшее сопротивление, попытка побега, попытка спрятать детей оканчивалась избиениями до смерти. Выгнав всех обитателей дома, полицаи проверяли, не остался ли кто. «Здесь должна быть ещё молодая жидовка!» - черносотенец из местных вернулся в дом и вытолкал с побоями плачущую девочку. Всех евреев Телехан и беженцев загнали в бараки. Глядя на злодеяния подонков, - пишет в своей книге Богдан, «я почувствовал, что меня охватывает страх. Холодные мурашки ползли от ягодиц к шее…». Мальчик прижался к матери. Когда позднее обречённых повели на уничтожение, родители запретили сыну смотреть на это скорбное шествие – подробности его и казни Богдан узнал из рассказов очевидцев - родственников и соседей. Выбрав евреев помоложе и поздоровей, нацисты заста-

179

вили их вырыть длинные глубокие траншеи двухметровой ширины. И вот всех вывели из бараков, построили и повели по Костельной. «Шёл арендатор озера Ландман с семьёй, - пишет Богдан. – Шёл пекарь Гительман с сыном Калманом и семьёй…Шли старухи и старики, еле переставляя ноги». Один из охранявших колонну фашистов заметил в толпе местных зевак мальчика, показавшегося ему похожим на еврея, и втолкнул его в колонну. Местные полещуки стали просить: «Так он же не жидзюга, он наш!». Эсэсовец вывел мальчишку из колонны, спустил ему штаны и, дулом пистолета приподняв ему..., проверил, после чего отпустил мальчика. В колонне шла девушка по имени Эстерка, выделявшаяся белым платьем и необычной красотой. В отличие от согбенных смертников – единоверцев, она шла, высоко подняв голову. Невозможно было не обратить на неё внимание. «Как-то раз я, мальчуган, увидев Эстерку на улице в её белом длинном платье, спросил отца: « Чи то ангел?». О том, как погибла Эстерка, Богдан услышал позднее, когда тётя со слезами на глазах рассказывала об этом матери. «Евреи, - пишет в своей книге Богдан, - шли в страхе, с опущенными головами. Их избивали без всякого повода. Они реагировали лишь стоном, пряча голову от ударов. От всех отличалась лишь группка, в которой шла Эстерка. Она шла с достоинством, с высоко поднятой головой. Её стройная осанка вызывала сдержанность даже у сопровождавших выродков: её никто не осмеливался тронуть. Она как бы плыла над группой покорных согбенных фигур». Вдруг к этой группе рысью на коне подъехал эсэсовский офицер и резко остановил коня. Евреи и охрана остановились как вкопанные. Лишь Эстерка не изменила своей позы, наоборот – ещё выше подняла голову, глядя фашисту в глаза. Немец, не выдержав взгляда, стал крутиться в седле, и у него вырвалось: «Майн готт, унд зи аух!» - «Боже мой, и её тоже!». Эсэсовец галопом ворвался в группу евреев, они с

180

криком отпрянули, с ними и черносотенцы. Но Эстерка даже не дрогнула. Фашист выхватил пистолет и, целясь в упор в лоб девушки, выстрелил. Голова Эстерки дёрнулась, кровь залила лицо, и она рухнула в дорожную пыль. Немец хлестнул коня и умчался, как безумный повторяя: «Майн готт! Майн готт!» - «Боже мой! Боже мой!». Слушая этот рассказ, Богдан плакал вместе с матерью и прижимался к ней. О том, как эсэсовцы производили массовое убийство людей, в тот же вечер весь посёлок узнал от мужиков, мобилизованных на работу по засыпке ям после расстрела. Евреев группами пригоняли из бараков к ямам и заставляли их по лестницам спускаться в ямы. Сегодня трудно представить, но очередные жертвы покорно ложились ровными рядами поперёк ямы, лицом к земле. Затем методично из пулемёта расстреливали группу. И так по очереди, обстоятельно, пока не наполнялась каждая яма. Детей убивали иначе: их ставили на колени на краю ямы, расстреливали и сталкивали трупики в яму. Погиб и друг Богдана Хаим Перельштейн, и вся его семья. Продуманно, по-немецки педантично в этот августовский день была выполнена плановая операция СС по поголовному истреблению целого еврейского местечка с почти двухвековой историей. С этого дня были уже другие Телеханы. Полковник принимал рапорты от офицеров, каждому пожимал руку, звучало громкое «Хайль Гитлер!». Только в этот день кавалерийская часть СС уничтожила в Телеханах и – силами другого подразделения – в деревне Святая Воля до 800 евреев. Но это был не единственный «день подвигов» «бравых кавалеристов». В Телеханы они прибыли из Хомска и Логишина, где «отличились» с 1 по 3 августа. Из Телехан они ускакали в Ганцевичи, где поголовно истребили евреев 11 августа. Всего только в этом районе от пуль отряда СС погибло не менее двух тысяч евреев. Через некоторое время несколько мальчиков, и Богдан в том числе, оказались на месте казни. Ещё только подхо-

181

Телеханы. Команда нацистских убийц. Спиной – комендант Лонге дя, они почувствовали тошнотворный запах. Песок, прикрывавший общие могилы, был во многих местах разрыт. Сильнейшее потрясение испытал Богдан, увидев человеческие черепа и кости вперемешку с истлевшими лохмотьями. Вся территория была покрыта птичьим помётом. На свежих могилах орудовала шайка нелюдей, выкапывавших трупы и искавших золото: кольца на пальцах, серьги в ушах, золотые зубы и коронки. Подобные подонки кое-где шакалят до сих пор, выдавая себя за следопытов и тем самым бросая тень на тех действительно энтузиастов, которые делают большое дело по увековечению как героев войны, так и её невинных жертв. Пройдёт совсем немного времени с первых массовых убийств, подобных катастрофе Телехан, и, вырывая кусок из пасти шакалов-кустарей, цивилизованная нация поста-

182

вит на поток сбор золота и всего, что может пригодиться, вплоть до волос жертв, уничтоженных в душегубках и сожжённых в крематориях. ЕЩЁ ОДНО ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО После публикации в первой редакции очерка о трагедии евреев Телехан в тель-авивской газете «Новости недели» в редакцию и автору поступило немало писем от родственников жителей Телехан тех лет с просьбами сообщить, если есть данные, о судьбах их близких. Поступили и некоторые дополнительные сведения, учтённые в нынешней публикации. Об одном из свидетельств хочется рассказать отдельно. Исраэль Чиж чудом спасся буквально из расстрельной ямы: пуля в него не попала, он притворился убитым и пролежал в яме какое-то время, затем выбрался. Всего спаслись трое: кроме И. Чижа, ещё учительница Рахель Шрупская и Ицхак Кречмер. Они вместе бежали в лес и затем воевали в партизанском отряде. В 1943 году Рахель Шрупская была расстреляна партизанами. За что – И. Чижу неизвестно. К сожалению, как сейчас это уже неоднократно засвидетельствовано, расстрелы евреев в партизанских отрядах имели место, в том числе на антисемитской почве. Сам Захария Зимак и его жена Александра, бывшие в гетто и затем воевавшие в партизанском отряде, едва не стали жертвами подобного дикого случая, описанного в очерке автора «Вместе через всю жизнь». Факты расстрела евреев подтверждает и партизанка Женя Рутман, о чём можно прочесть в очерке «Партизанская закалка» Брошюра «Хурбан Телехан аль-пи сипуро шель Исраэль Чиж» - «Крах Телехан по рассказу Исраэля Чижа» в переводе с идиша на иврит Луцкого – перепечатка статьи из телеханской газеты. В брошюре говорится: «Это – сви-

183

детельство, которое устраняет ошибки в книге «Память о Телеханах». Что это за книга, где и когда издана – автору установить не удалось. Нет даты издания и в брошюре. Перевод брошюры с иврита на русский выполнил Захария Зимак. В ней сообщается, что сразу после захвата Телехан немцы расстреляли трёх евреев, которые хотели бежать. Их выдали местные жители - Гершула Коэна, Изю Шлябмана и Лейба Костринского. Немцы истребили всех евреев, помимо Телехан, и в деревнях Вулька, Святая воля, Выгоноши, Глина. Кстати, Выгоноши, как свидетельствует З. Зимак, их партизанский отряд длительное время отстаивал от оккупантов, но, конечно, силы были неравные. В брошюре приводятся и фамилии представителей еврейской общины – назначенного оккупантами «юденрата», через который немцы отдавали распоряжения евреям и передавали требования о контрибуциях в их пользу. Это были Авраам Левин и Моше Каплан. В конце брошюры Исраэля Чижа говорится о «списке жертв за веру, оставленном в урне, которая была скрыта в особом ящике, чтобы увековечить на монументе». Возможно, на одном из памятников в Телеханах эти жертвы и увековечены. Сейчас, когда в мире поднимают головы последыши фашистских нелюдей, отрицая ужасы Холокоста, публикация свидетельств таких чудом спасшихся очевидцев, как Исраэль Чиж, не менее необходима, чем полвека назад. ПОЛЬСКИЙ ОФИЦЕР - ИСТОРИК ТЕЛЕХАН В книге «Мои Телеханы» Богдан Мельник, в заключение рассказа о трагедии евреев этого местечка, напишет о том, что призывы «об уважении людей независимо от их религии, национальности и обычаев не дошли до сознания многих «набожных верующих». Их предки сотни лет вскармливали своё потомство ядом ненависти. Над разумом одержал

184

победу позорный дьявол средневековья». Как пишет переводчик книги, кандидат философских наук Захария Зимак, «впервые поляк, воспитанный в христианской семье и среде, на основе архивных документов, личных впечатлений и научных исследований так страстно, убедительно и на основе неопровержимых фактов доказывает бесчеловечность и опасность антисемитизма и ксенофобии во всех их ипостасях. Он критикует лицемерие и вероломство католической церкви, на протяжении сотен лет прививавшей своей пастве ненависть к евреям. Автор не щадит и римских пап: Пий XII благоволил Гитлеру. Ватикан выдавал фальшивые паспорта военным преступникам…». Семья Мельников жила в Телеханах до января 1944 года, а затем им удалось через Пинск уехать в родную для отца Польшу, под Варшаву: на территории так называемой «генеральной губернии» фашистская оккупация к этому времени, когда здесь уничтожили и подавили всё и всех, не была так жестока, как в белорусском Полесье. А в последнем, писал Богдан в письме автору, «царили голод, тиф и страх. Кроме жестокости немцев, народ терпел от своих полицаев, от грабителей и бандитов. Кроме того, немцы, которых всё чаще и сильнее уничтожали партизаны и которым было всё труднее удерживать власть, жгли целые сёла и поголовно уничтожали всех их жителей. Только в 1942 году стёрли с лица земли в районе Телехан пять деревень, в трёх из них не уцелел ни один житель», - свидетельствовал Богдан Мельник. После освобождения Польши в стране установился режим «сталинских кукол», как его характеризовал Богдан. Лишь после смерти Сталина страна вздохнула с некоторым облегчением. В семье Мельников к тому времени дети обрели самостоятельность: сестра Богдана окончила медучилище, брат стал экономистом, а сам Богдан – офицером Польской армии, из которой, как я уже писал, был уволен после народных волнений в Познани в 1956 году, когда вы-

185

ступил против братоубийства. Работая в течение 30 лет радиоинженером, этот неугомонный человек продолжал активно высказывать своё мнение относительно действий польских властей. Но и в 1980 году, когда в Польше произошёл политический переворот и восторжествовала «Солидарность», пишет Б. Мельник, он, видя, как перекрашиваются из красных в белые с целью «удержать под задницей кресло», открыто заявил о своём презрении к новому «хламу». И когда многие из «бывших» укрепились в новых креслах, ему это припомнили. Уволившись с работы радиоинженера, Богдан ещё несколько лет, до ухода на пенсию, работал по контрактам в Украине и Чехословакии. На пенсии он жил с женой и младшей дочерью. У старшей дочери – дочь, внучка Богдана. Вот такая вкратце его биография. Настоящая деятельность Богдана Мельника – та, к которой он был предрасположен и которой посвящал своё время: он исследовал, находил в архивах, библиотеках, а затем и в Интернете – и писал статьи, книги. Он не просто написал книгу о своей Родине – бывшем местечке Телеханы, разыскав всё, что только можно найти по этому вопросу. Богдан Мельник добивался справедливости не только в увековечении памяти многочисленных невинных жертв - жителей местечка, но и в наказании виновных в этих злодеяниях, в том, чтобы история знала тех, кому «обязаны» Телеханы своей трагедией. К сожалению, очень редкая, не исследованная до сих пор болезнь, мучительная и неизлечимая, осенью 2008 года укоротила жизнь этого неординарного человека. Уже будучи тяжело больным, он присылал мне по электронной почте на русском языке, но латинскими буквами письма, всё короче, но неизменно с шуткой. На польском же он продолжал писать Захарие Зимаку до последних дней: атрофировались мышцы, в том числе лица, он с трудом даже говорил. Но до последних недель Богдана подвозили к компьютеру, и вот

186

передо мной его последнее письмо к друзьям, напечатанное с трудом движущимися пальцами на польском и переведённое на русский З. Зимаком. Богдан писал, что ему отвратительны люди-эгоисты, которые в несчастье возмущаются, почему эта кара обрушилась именно на него, а не на других. Его болезнь, писал Богдан, по статистике – у одного из ста тысяч, но – он шутит и здесь - «именно я выиграл лотерею, хотя не отказался бы лучше выиграть деньги». «Избавиться от судьбы невозможно», пишет Богдан, порвавший с католицизмом и критиковавший Папу Римского. Он понимает, что его дни сочтены, что долго сидеть не может, сил не хватает. И тут же пишет о дополнении книги «Мои Телеханы» новыми найденными фактами и фото. Богдан Мельник продолжает служить людям и после смерти. Он оставил завещание, с подобным которому, как сказали медики клинической больницы, не сталкивались не только они, но, возможно, мировая медицина: два года его не хоронить - использовать тело для исследования его редкой болезни «SLA», затем сжечь в крематории. Как известно, католическая вера, как, впрочем, и православная и иудейская, проповедуют предание умерших земле. Больнице он завещал и все свои сбережения для исследования болезни. Семья с пониманием приняла его мужественное решение. Свои публикации, посвящённые в большой степени борьбе с нацизмом и антисемитизмом, Богдан доверил внучке. По словам жены Богдана, его стойкость в последние дни жизни и завещание вызвали многочисленные отклики в Польше, и уже есть последователи его подвига. Хотелось бы, чтобы у евреев мира, достоинство которых Богдан Мельник отстаивал всю сознательную жизнь, нашлись возможности для массового издания его книги по меньшей мере на иврите.

187

ПАЛАЧ ТЕЛЕХАН ОБЕРШТУРМФЮРЕР СС ГУСТАВ ЛОМБАРД В белорусской газете «Ивацевичский вестник» под рубрикой «Память» опубликована статья: «Они расстреляли телеханских евреев». Богдан Мельник начинает свой «краткий отчёт о виновнике убийства еврейского населения Телехан» с обращения к живым телеханцам: «Будучи бывшим жителем Телехан, чувствую себя душевно связанным с посёлком и вами, уважаемые жители». Излагая кратко историю массового убийства в Телеханах и окружающих сёлах и деревнях, он пишет, что потребовалось 60 лет, чтобы узнать командиров и исполнителей. В опубликованной в Германии в 2002 году книге «Карьера насилия» называется имя командира кавалерийского полка СС оберштурмфюрера Густава Ломбарда. Член НСДАП - национал-социалистской партии Гитлера – с 1933 года, замеченный лично Гиммлером, он ещё в 1939 году наводил «новый порядок» в Польше. Лично Гиммлер дал название кавалерийскому отряду «Голова трупа». Уже 29 июня 1941 года полк орудовал на территории Белоруссии, в составе кавалерийской бригады СС выполняя задачу под кодовым названием «Приятель». Командир бригады Фегелейн дал приказ «относиться к каждому еврею, как к бандиту и партизану», а Ломбард со своей стороны добавил к приказу: «Ни один еврей не должен остаться живым». После исполнения «пацификации» в период с 1 по 11 августа 1941года Ломбард рапортовал о 9000 убитых. За «успехи» он был щедро награждён. А вот командир другого полка, также участвовавшего в операции «Приятель», приказавший не трогать женщин и детей и убивать только мужчин, был понижен в должности и, как говорят, «переведён на другую работу». Жестокие «подвиги» Ломбарда были оценены должным образом, и с сентября 1944 года он, уже в генеральском звании, командовал 31-й гренадерской дивизией СС, но по-

188

пал в плен. К сожалению, советский Военный трибунал в 1947 году присудил ему 25 лет тюрьмы только за расправы с партизанами, не выявив – во всяком случае судя по приговору – его «выдающихся» заслуг в геноциде еврейского народа. И через 10 лет освобождённый убийца поселился в Западной Германии, стал мюнхенским бизнесменом, завсегдатаем реваншистских клубов, а затем и получил солидную пенсию. Лишь в 1962 году по операции «Приятель» прокуратурой было начато дело. Тянулось оно восемь лет, допрошено было 230 свидетелей, в том числе несколько уцелевших евреев, а в результате против Ломбарда дело в 50 томах прекратили под предлогом, что в отчётах командира бригады – якобы завышенные данные о количестве жертв. Как будто даже если не 9, а 2 тысячи убиенных - этого недостаточно. Не фигурировало в решении прокуратуры ни подписей Ломбарда под приказами о «патификациях», ни уголовного сбора «контрибуций» перед массовым уничтожением. Ломбард после прекращения «дела» прожил ещё свыше двух десятков лет и умер в возрасте 97 лет, так и не понеся должной кары за тысячи убитых мирных евреев. Работа честного и принципиального польского гражданина Богдана Мельника – ещё один камень в надгробие позора подобным нелюдям. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Каждый очередной рассказ или очерк о реальных событиях и людях – это соприкосновение с исторической правдой, с судьбами, характерами, поведением людей. И в этом очерке – катастрофа местечка, до сих пор не вписанная в историю, вроде бы не упомянутая в серьёзных изданиях, во всяком случае – известных автору. Тем более нельзя не отметить особо тот факт, что именно польский гражданин своей многолетней работой совершил настоящий подвиг,

189

важный для истории сразу нескольких народов, а для еврейского особенно потому, что он – главная жертва в описанных событиях. Вот почему, пересказывая их со слов Богдана Мельника и во многом цитируя его в переводе Захарии Зимака, автор постарался познакомить читателя не только с трагической судьбой евреев местечка Телеханы, но и с жизнью самого Богдана. Работа над очерком в тесном контакте с этими двумя сильными духом мужчинами позволила лишний раз убедиться: несмотря ни на что, в мире есть ещё немало не просто незаурядных, но по-настоящему честных и порядочных людей. И чем чаще и сильней будет звучать их голос, тем меньше будет опасность повторения Катастроф в мире и в таких местечках, как Телеханы.

190

Содержание Посвящение

Михаил Альшанский. Правда о борцах войны и мира.

От автора

Добрые дела Зеэва Бармаца

Жизненный подвиг партизана (Барух Шуб)

Боевая династия Альшанских

Вместе через всю жизнь (Захария и Александра Зимаки)

Из рода Пекеров ( Наум Пекер)

Фронтовик, писатель, журналист (Борис Перников)

117

Партизанская закалка (Евгения Рутман)

132

История памятника

147

(Брест, Бронная гора)

Трагедия местечка Телеханы

163

191

В 2010 году фирма SHLOMO LEVY LTD выпускает следующие книги Михаила Ринского на русском языке: Михаил Ринский. «КИТАЙСКИЕ» ЕВРЕИ» - очерки об отважных евреях - первопроходцах в Китае, семьи которых объединяет Ассоциация евреев – выходцев из Китая. Михаил Ринский «БЕЛОРУССИЯ - ИЗРАИЛЬ – евреи в войне и мире» Очерки о трагедии белорусских евреев и их героической борьбе с нацистами в дни войны, их вкладе в возрождение Беларуси и затем – в борьбу за создание, оборону и развитие Израиля. Готовятся к печати также книги: Михаил Ринский. «ВОИН ТРЁХ АРМИЙ (от солдата до генерала)» – о легендарном старшем сержанте СССР, полковнике Польши и генерале Израиля Романе Ягеле. Михаил Ринский «СОЮЗ СТОЙКИХ» - очерки о волевых людях – членах Всеизраильского союза воинов и партизан – инвалидов войны с нацистами. Контактный телефон автора: +972 54 5529955 e-mail: mikhael_33@012.net.il, rinmik@gmail.com Printed in Tel-Aviv, Israel 2010 Print: Shlomo Levy Ltd. 052-5471060

192

МИХАИЛ РИНСКИЙ

БЕЛОРУССИЯ - ИЗРАИЛЬ

МИХАИЛ РИНСКИЙ

БЕЛОРУССИЯ - ИЗРАИЛЬ ЕВРЕИ В ВОЙНЕ И МИРЕ