Leopardi Tolstoj. Il respiro dell'anima by Studio Montanari

T OLSTOJ

L EOPARDI

Il respiro dell’anima

ЛЕОПАРДИ

ТОЛСТОЙ

Дыхание вечности

L EOPARDI T OLSTOJ ǠǚǣǤǕǥǙǝ ǧǣǠǦǧǣǞ

ANNO DELLA CULTURA E LINGUA RUSSA IN ITALIA E DELLA CULTURA E LINGUA ITALIANA IN RUSSIA

ГОД РУССКОГО ЯЗЫКА И РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ В ИТАЛИИ И ИТАЛЬЯНСКОГО ЯЗЫКА И ИТАЛЬЯНСКОЙ КУЛЬТУРЫ В РОССИИ

Ministero Per i beni e le attività cUltUrali

Ministero della cUltUra della Federazione rUssa

consolato onorario della Federazione rUssa di ancona

coMUne di recanati

centro nazionale di stUdi leoPardiani recanati

Università degli stUdi di Macerata - sezione slavistica

Enti promotori

Con il patrocinio di

In collaborazione con

centro Mondiale della Poesia e della cUltUra giacoMo leoPardi

Mostre LEOpardI-TOLsTOj Il respiro dell’anima

Palazzo leopardi a recanati 2.vii – 21.viii 2011 Memoriale nazionale e riserva naturale “tenuta-Museo di l.n. tolstoj a Jasnaja Poljana” 1.X – 27.Xi 2011

Enti promotori regione Marche Memoriale nazionale e riserva naturale “tenuta-Museo di l.n. tolstoj a Jasnaja Poljana” Con il patrocinio di Ministero per i beni e le attività culturali Ministero della cultura della Federazione russa consolato onorario della Federazione russa di ancona In collaborazione con Provincia di Macerata comune di recanati svim – sviluppo Marche spa casa leopardi centro nazionale di studi leopardiani centro Mondiale della Poesia e della cultura giacomo leopardi Università di Macerata - sezione slavistica

Comitato d’onore gian Mario spacca Pietro Marcolini serenella guarna Moroder antonio Pettinari Francesco Fiordomo andrea Marinelli Fabio corvatta olimpia leopardi Mauro giancaspro Mostra a cura di Fabiana cacciapuoti galina alexeeva Comitato scientifico lucio Felici vanni leopardi vladimir tolstoj Ideazione e coordinamento del progetto raimondo orsetti dirigente - servizio internazionalizzazione, cultura, turismo, commercio e attività Promozionali della regione Marche vladimir tolstoj direttore del Memoriale nazionale e riserva naturale "tenuta-Museo di l.n. tolstoj a Jasnaja Poljana" Organizzazione galina alekseeva beata Jackiewicz ivan antognozzi

Hanno collaborato per la parte italiana Regione Marche laura capozucca, Manuela Pagliarecci Comune di Recanati angela barbieri anny semplici Biblioteca Nazionale di Napoli vincenzo boni Casa Leopardi Patrizia brignocolo Federica camilletti sara eugeni Francesco Fabretti carmela Magri Hanno collaborato per la parte russa Museo Nazionale Tenuta di L. N. Tolstoj “Jasnaja Poljana” eleonora abramova Maria arshakyan elena belousova nadezhda borisova zinaida bogachova nadezhda burova vera Fedorina valeria Filimontsova olga gladun irina Kalita olga Kharitonova nina Khlyustova Michael Kudryashov olga lobanova valentina Milyaeva olga Moskovskikh galina Pancheva nadezhda Pereverzeva Pavel Petrishchev elena Petrova elena simonova nikolai sviridov Museo Nazionale di L. N. Tolstoj, Mosca tatiana nikiforova vitaly remizov Centre of Compex Programmes "Heritage" irina Klopova sergei taranov

Mostra Progetto grafico e allestitivo studio Montanari Realizzazione dell allestimento 3d group srl, senigallia Riproduzione manoscritti Malleus, Macerata Catalogo a cura di Fabiana cacciapuoti galina alexeeva Progetto grafico Ferruccio Montanari Jessica etro Traduzione testi nikolai Kotrelev Fausto Malcovati Marco sabbatini Karina tchakmichian dina vladymyrska valentina guerrini natalia lemeshkina Referenze fotografiche laboratorio fotografico, biblioteca nazionale napoli giorgio di dato archivio tenuta-Museo di l. n. tolstoj, “Jasnaja Poljana” Pavel K. Petrishchev archivio Famiglia leopardi gaetano apicella diego Mantica Ricerche iconografiche roberto tanoni Ufficio stampa regione Marche www.cultura.marche.it

albo dei prestatori Enti e collezioni pubbliche italiane Ancona biblioteca civica l. benincasa Ascoli Piceno Pinacoteca civica Falconara Marittima biblioteca Francescana Fermo biblioteca civica r. spezioli Jesi biblioteca Planettiana Macerata biblioteca statale biblioteca Universitaria del dipartimento di Filosofia e scienze Umane biblioteca Universitaria dell’istituto storia, Filosofia e diritto ecclesiastico Napoli biblioteca nazionale “vittorio emanuele iii” (bnn) Recanati casa leopardi (rcl) centro nazionale di studi leopardiani (cnsl) comune di recanati Roma Museo napoleonico Tolentino biblioteca egidiana Senigallia Museo di storia della Mezzadria “sergio anselmi” Urbino biblioteca della Fondazione bo Collezioni private Famiglia leopardi, recanati antonio volpini, corridonia

Enti e collezioni pubbliche russe Jasnaja Poljana, riserva naturale e tenuta-Museo di l. n. tolstoj, “Jasnaja Poljana” (sMetYP) Mosca, Museo di stato l.n. tolstoj (gMt) Museo Pushkin

ringraziamenti centre of compex Programmes "Heritage" istituto italiano di cultura di Mosca Biblioteca Nazionale di Napoli Maria rosaria grizzuti serena lucianelli angela Pinto Maria rascaglia ada antonietti, senigallia antonio lucangeli, Porto recanati stefano donati, recanati silvana steidler, recanati

L EOPARDI T OLSTOJ

Recanati, PALAZZO LEOPARDI, 2.VII - 21.VIII. 2011

Il respiro dell’anima

ЛЕОПАРДИ

ТОЛСТОЙ

Jasnaja Poljana, CASA-MUSEO DI LEV TOLSTOJ 1.X - 27.XI. 2011

Дыхание вечности

С. А. Толстая. Потрет Л. Н. Толстого с оригинала И. Н. Крамского. Ясная Поляна, 1904. Холст, масло. 105,0х81,0. (ГМУTЯП)

S.A.Tolstaja, Ritratto di L.N.Tolstoj, dall’originale di I.N.Kramskoj, Jasnaja Poljana, 1904, olio su tela, cm. 105x81. (SMETYP)

Nell’anno dedicato alla promozione ed alla valorizzazione della cultura russa in Italia e della cultura italiana in Russia, la Regione Marche dedica a questo tema una significativa e singolare iniziativa accomunando in un unico progetto due delle massime espressioni culturali dei rispettivi Paesi: “Leopardi/Tolstoj: i grandi parchi letterari europei, dal Colle dell’Infinito a Jasnaja Poljana”. Quello promosso dalla Regione Marche, in stretta collaborazione con il Centro Nazionale di Studi Leopardiani, Centro Mondiale della Cultura e Poesia “G. Leopardi”, il Comune di Recanati, la Provincia di Macerata, l’Università di Macerata è un progetto di grande rilievo e di indubbio fascino, sorretto in modo determinante dalle rispettive famiglie Leopardi e Tolstoj, che hanno saputo conservare mirabilmente nel tempo, sia a Recanati che a Jasnaja Poljana, la memoria e le opere dei loro illustri congiunti. Giacomo Leopardi è ritenuto, infatti, il maggior poeta dell’Ottocento italiano, una delle più importanti figure della letteratura mondiale, nonché una delle principali del Romanticismo letterario. La straordinaria qualità lirica della sua poesia lo ha reso un protagonista centrale nel panorama letterario e culturale europeo e internazionale, con ricadute che vanno molto oltre la sua epoca. Leone Tolstoj, scrittore, drammaturgo, filosofo ed attivista sociale russo, è riconosciuto come autore di risonanza mondiale per il successo dei romanzi guerra e Pace e anna Karenina, a cui seguirono altre importanti opere narrative. La fama di Tolstoj è legata anche al suo pensiero pedagogico, filosofico e religioso, da lui espresso in numerosi saggi e lettere che ispirarono la condotta di una vasta parte del popolo russo nelle note vicende di inizio del secolo scorso. Anche i rispettivi luoghi di origine, che tanta parte hanno avuto nella loro formazione e che hanno caratterizzato le loro opere, sono uno spaccato delle Marche e della Russia, due terre tanto lontane e diverse, ma sempre legate da vincoli di profonda amicizia. Sarà proprio questo spirito di amicizia a condurci nella scoperta di questi due mondi pieni di fascino, di attrazioni e di suggestioni che le curatrici delle mostre, Fabiana Cacciapuoti e Galina Alexeeva hanno saputo mirabilmente cogliere ed evidenziare in un percorso carico di incanto e di seduzioni. gian Mario spacca Presidente Regione Marche

В «Год Россия - Италия 2011» в области Марке проводится уникальное в своем роде событие открытие выставки, посвященной выдающимся представителям культуры двух стран: «Леопарди - Толстой: Дыхание вечности». Этот проект осуществлен благодаря финансовой поддержке Администрации области Марке и в тесном сотрудничестве с Национальным центром по изучению творчества Леопарди города Реканати, Всемирным центром культуры и поэзии «Джакомо Леопарди», с Муниципалитетом города Реканати, с Администрацией Провинции города Мачераты и с кафедрой славистики Мачератского университета. В организацию этой выставки внесен бесценный вклад наследниками Джакомо Леопарди и Льва Толстого, сумевшими прекрасно сохранить и в Реканати, и в Ясной Поляне творческое наследие своих великих предков. Джакомо Леопарди является одним из крупнейших итальянских поэтов - романтиков XIX века. Благодаря необычайной лиричности его поэзии он признан одним из ярчайших представителей не только европейской, но и мировой литературы и культуры. Лев Николаевич Толстой великий русский писатель, драматург, мыслитель и просветитель, известен прежде всего как автор романов «Война и мир» и «Анна Каренина», а также других великих произведений. Широкую известность Толстому принесли и его многочисленные труды по педагогике, философии и религии. Родные места Толстого и Леопарди, сформировавшие мировоззрение и во многом повлиявшие на их творчество, являются мостом между Марке и Россией: такими разными и далекими друг от друга землями, но в то же время связанными тесной дружбой. Именно этот дух дружбы будет сопутствовать нам при осмотре выставки, которую кураmоры Фабиана Каччапуоти и Галина Алексеева сумели так великолепно организовать. Глава Администрации области Марке Джан Марио Спаккa

Выставка Леопарди-Толстой: дыхание вечности открывается в год культуры Италии-России, и очень символично, что именно в этот год впервые в одном международном проекте мы объединяем два великих имени Италии и России: поэта Джакомо Леопарди и писателя, мыслителя Льва Толстого. Толстой и Леопарди были современниками в течение девяти лет, итальянский поэт принадлежал к поколению родителей писателя и умер в год смерти отца Толстого, графа Николая Ильича. В письмах, дневниках, художественных произведениях Толстого сохранилось не так много упоминаний о Леопарди, но их позитивная направленность несомненна. В трактате «Что такое искусство?» Толстой пишет об «исключительных людях» начала XIX века: Байроне, Леопарди, Гейне, поэтах, выражающих «чувство тоски жизни». Имя Леопарди встречается и в вариантах трактата, причем среди имен писателей, чрезвычайно дорогих Толстому, Диккенса и Гюго, что свидетельствует о многом. Теперь, спустя столетие и более, в этом выставочном проекте мы можем говорить об их эстетических пристрастиях, общности их нравственных и философских устремлений, отношении к христианству, пересечении их читательских интересов. Личные библиотеки этих художников уникальны и являются крупнейшими среди сохранившихся до наших дней писательских библиотек. Что может лучше характеризовать писателя, как не его книжное собрание! Раритетные издания из личных библиотек Толстого и Леопарди, наряду с другими подлинными экспонатами, будут сопровождать посетителей этой выставки. Выставка не подразумевает непременного «родства душ», она интересна своим многообразием трактовок, восприятий, подходов. Хочется надеяться, что после посещения выставки, люди, заразившись творческой энергией писателей, будут обращаться к текстам Леопарди и Толстого, к их книгам, ведь чтение, по-своему, есть творческий акт. Выставка открывает несомненные горизонты для дальнейшего профессионального, культурного, научного и просто человеческого общения, сотрудничества и взаимодействия. Директор Государственного мемориального и природного заповедника “Музей-усадьба Л. Н. Толстого Ясная Поляна”

«leopardi-tolstoj: il respiro dell’anima» s’inserisce nella cornice delle celebrazioni del l’anno della cultura e della lingua italiana in russia e della cultura e della lingua russa in italia”. È la prima volta che un progetto internazionale accomuna questi due grandi nomi: quello del poeta e pensatore italiano Giacomo Leopardi con quello dello scrittore e pensatore russo Lev Tolstoj. Il poeta italiano apparteneva alla generazione dei genitori di Tolstoj. Quando Tolstoj aveva nove anni morì suo padre, il conte Nikolaj Il’ich, e lo stesso anno passò di vita anche Leopardi. Il nome di Leopardi non figura spesso nelle lettere, nei diari, nelle opere di Tolstoj ma tutte le volte il grande poeta italiano viene ricordato con stima. Nel trattato che cosa è l’arte Tolstoj ricorda tra gli “uomini eccezionali” della prima parte del secolo XIX: Byron, Leopardi, Heine, quali poeti che avevano espresso la “sensazione di noia della vita”. Il nome di Leopardi s’incontra anche nelle versioni preparatorie del trattato - fatto molto significativo accanto ai nomi di altri scrittori particolarmente cari a Tolstoj, come di Dickens e Hugo. Ora, dopo più di un secolo, noi con il nostro progetto, possiamo discutere dei gusti estetici dei due grandi, dell’affinità dei loro orientamenti morali e filosofici, dei loro rapporti con il cristianesimo, e da ultimo dei loro interessi di lettura. Le biblioteche personali di questi due scrittori sono, infatti, uniche. Sono due dei complessi culturali di maggior rilevanza fra le biblioteche dei letterati pervenuteci. E non c’è cosa che caratterizzi uno scrittore meglio della sua raccolta di libri! Le rarità delle biblioteche personali di Tolstoj e di Leopardi accompagneranno i visitatori di questa mostra. L’esposizione non presume necessariamente una “parentela delle anime”, il suo valore sta nella molteplicità delle ermeneutiche, dei raccostamenti, delle comprensioni. Vogliamo sperare che questa mostra contagi i visitatori con la energia creativa dei due scrittori e li faccia ritornare ai libri di Leopardi e di Tolstoj perché la lettura in fin dei conti è un atto creativo. La mostra apre senza dubbio larghi orizzonti per una collaborazione professionale, culturale, scientifica, nonché per i rapporti umani veri e semplici. vladimir tolstoj Direttore del Memoriale nazionale e riserva naturale “Tenuta-Museo di L.N. Tolstoj a Jasnaja Poljana”. (translated by nikolai Kotrelev)

С. Феррацци, Портрет Джакомо Лэопарди Реканати, Дом Лэопарди, 1987. Масло, холст ( НБН) S. Ferrazzi, Ritratto di Giacomo Leopardi Recanati, Casa Leopardi, 1897, olio su tela. (RCL)

soMMario

indirizzi di salUto

gian Mario spacca Presidente Regione Marche vladimir tolstoj Direttore Riserva naturale e Tenuta-Museo di L.N. Tolstoj a Jasnaja Poljana

9 10

PreMessa

Fabiana cacciapuoti le ragioni di Una Mostra

leoPardi: il resPiro dell’aniMa all’origine: recanati ---------------------------------------------------------------------------l’UFFicio dei genitori ---------------------------------------------------------------------------l’iMMagine della donna ----------------------------------------------------------------------lettere ad Un aMico: dire la Malinconia --------------------------------------------Passione e ragione -------------------------------------------------------------------------------i volti della natUra: MetaFisica, Felicità e “inciviliMento” -------------tra storia e natUra: l’UltiMo Messaggio --------------------------------------------

19 25 29 33 37 41 53

qUadri dell’esPosizione

LA FAMIGLIA -----------------------------------------------------------------------------------------------RECANATI --------------------------------------------------------------------------------------------------LA FUGA ----------------------------------------------------------------------------------------------------IL VIAGGIO -------------------------------------------------------------------------------------------------L’AMICIZIA -------------------------------------------------------------------------------------------------L’IMMAGINE DELLA DONNA ------------------------------------------------------------------------------LA CONVERSIONE ----------------------------------------------------------------------------------------LA BIBLIOTECA --------------------------------------------------------------------------------------------LA SCRITTURA ---------------------------------------------------------------------------------------------LA STORIA -------------------------------------------------------------------------------------------------L’UOMO E LA NATURA ------------------------------------------------------------------------------------CRISTIANESIMO E SOCIETÀ -----------------------------------------------------------------------------LE PASSIONI -----------------------------------------------------------------------------------------------LA SOLIDARIETÀ -------------------------------------------------------------------------------------------

galina alekseeva lev tolstoJ: energia del sentiMento, energia della ragione

61 69 75 81 89 95 101 107 117 100 139 147 153 159

165

qUadri dell’esPosizione

LA FAMIGLIA -----------------------------------------------------------------------------------------------JASNAJA POLJANA ---------------------------------------------------------------------------------------LA FUGA ----------------------------------------------------------------------------------------------------IL VIAGGIO -------------------------------------------------------------------------------------------------L’AMICIZIA -------------------------------------------------------------------------------------------------L’IMMAGINE DELLA DONNA ------------------------------------------------------------------------------LA CRISI SPIRITUALE -------------------------------------------------------------------------------------LA BIBLIOTECA --------------------------------------------------------------------------------------------IL PROCESSO CREATIVO --------------------------------------------------------------------------------LA STORIA -------------------------------------------------------------------------------------------------L’UOMO E LA NATURA ------------------------------------------------------------------------------------IL SIGNIFICATO DEI VANGELI ---------------------------------------------------------------------------LA SOLIDARIETÀ -------------------------------------------------------------------------------------------

219 225 229 235 241 245 251 255 259 265 269 273 277

СоДЕРжАнИЕ

ПРИВЕТСТВИЕ

Джан Марио Спаккa Глава Администрации области Марке Владимир Толстой Директор Государственного мемориального и природного заповедника “Музей-усадьба Л. Н. Толстого Ясная Поляна”

9 10

ПРЕДИСЛоВИЕ

Фабиана Каччапуоти ПРИчИны СозДАнИя оДной ВыСТАВКИ

ЛЕоПАРДИ: ДыхАнИЕ ДушИ нАчАЛо: РЕКАнАТИ -------------------------------------------------------------------------------РоЛь И обязАнноСТИ РоДИТЕЛЕй ---------------------------------------------------------обРАз жЕнщИны-----------------------------------------------------------------------------------ПИСьМА К ДРуГу: РАзГоВоР о МЕЛАнхоЛИИ -----------------------------------------СТРАСТь И РАзуМ ----------------------------------------------------------------------------------ЛИКИ ПРИРоДы: МЕТАФИзИКА, СчАСТьЕ, «ПРоцЕСС цИВИЛИзАцИИ» ----МЕжДу ИСТоРИЕй И ПРИРоДой: ПоСЛЕДнЕЕ ПоСЛАнИЕ -------------------------

19 25 29 33 37 41 53

СюжЕТы ВыСТАВКИ СЕМЬЯ -----------------------------------------------------------------------------------------------------РЕКАНАТИ -------------------------------------------------------------------------------------------------БЕГСТВО --------------------------------------------------------------------------------------------------ПУТЕШЕСТВИЕ -------------------------------------------------------------------------------------------ДРУЖБА ---------------------------------------------------------------------------------------------------ОБРАЗ ЖЕНЩИНЫ ---------------------------------------------------------------------------------------ПРЕВРАЩЕНИЕ -------------------------------------------------------------------------------------------БИБЛИОТЕКА ---------------------------------------------------------------------------------------------ТВОРЧЕСТВО ---------------------------------------------------------------------------------------------ИСТОРИЯ -------------------------------------------------------------------------------------------------ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА ----------------------------------------------------------------------------------ХРИСТИАНСТВО И ОБЩЕСТВО ------------------------------------------------------------------------СТРАСТИ --------------------------------------------------------------------------------------------------СОЛИДАРНОСТЬ ------------------------------------------------------------------------------------------

Галина Алексеева ЛЕВ ТоЛСТой: энЕРГИя чуВСТВА И РАзуМА

61 69 75 81 89 95 101 107 117 100 139 147 153 159

165

СюжЕТы ВыСТАВКИ СЕМЬЯ -----------------------------------------------------------------------------------------------------ЯСНАЯ ПОЛЯНА -------------------------------------------------------------------------------------------БЕГСТВО --------------------------------------------------------------------------------------------------ПУТЕШЕСТВИЕ -------------------------------------------------------------------------------------------ДРУЖБА ---------------------------------------------------------------------------------------------------ОБРАЗ ЖЕНЩИНЫ ---------------------------------------------------------------------------------------ДУХОВНЫЙ КРИЗИС -------------------------------------------------------------------------------------БИБЛИОТЕКА ---------------------------------------------------------------------------------------------ТВОРЧЕСТВО ---------------------------------------------------------------------------------------------ИСТОРИЯ -------------------------------------------------------------------------------------------------ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА -----------------------------------------------------------------------------------ЗНАЧЕНИЕ ЕВАНГЕЛИЙ ---------------------------------------------------------------------------------СОЛИДАРНОСТЬ ------------------------------------------------------------------------------------------

219 225 229 235 241 245 251 255 259 265 269 273 277

virginia Woolf attribuiva alla scrittura un potere salvifico, definendola un nastro gettato sopra l’abisso. angoscia, malinconia, inquietudine trovavano per lei come per tanti scrittori una soluzione, dissolvendosi o trasformandosi nelle parole, nei pensieri, nei personaggi. il potere e l’attrazione che la scrittura esercita sono certamente elementi presenti in questa mostra che sfiora i mondi di due grandi classici, leopardi e tolstoj. Ma cosa unisce due autori così lontani nel tempo e nello spazio, così diversi per temperamento, tipo di vita, ambiente e momento storico? come coniugare l’insofferenza e la dolcezza del giovane poeta che vive chiuso a lungo in un paese da cui anela evadere per conoscere il mondo e per dialogare con gli uomini colti d’italia, con la giovinezza trasgressiva e vorticosa di un uomo che sente di poter fare tutto e che non pone alcun limite al suo desiderio? come raccontare la vita di leopardi, quella favola breve, che si compie nel pieno di una giovinezza mai davvero sbocciata, a fronte della lunga e operosa vita di tolstoj, varia, intensa, multiforme? non c’è tentativo di paragone, sarebbe errato, né sforzo descrittivo che possa racchiudere mondi così diversi: ma solo un segno, nella ricerca di una linea interna, profonda, che unisce non solo leopardi e tolstoj ma tutti i grandi poeti e scrittori capaci di offrire la propria sensibilità a chi sulle loro parole sa fermarsi.

Fabiana cacciapuoti

opposti e simili, leopardi e tolstoj si confrontano con la vitalità: quella che connota tutta la storia dello scrittore russo e che leopardi intende come elemento essenziale a definire la differenza tra antico e moderno. in tal senso, il vigore fisico, cifra del desiderio di vivere e di sperimentare che muove le diverse stagioni della vita di tolstoj, fa di quest’ultimo un uomo antico, padrone delle sue passioni, non scisso dalla natura ma anzi perso in un senso quasi panteistico: egli incarna così l’uomo che leopardi definisce come tale e di

le ragioni di Una Mostra ПРИчИны СозДАнИя оДной ВыСТАВКИ Фабиана Каччапуоти

Вирджиния Вульф считала, что творчество писателя может спасать душу подобно ленте, брошенной над пропастью. Тоска, меланхолия, беспокойство для нее, как и для многих писателей, могли найти выход только переплавляясь или превращаясь в слова, в мысли, в персонажей. Власть и притягательность творчества отражены на данной выставке, которая раскрывает миры двух великих классиков - Леопарди и Толстого. но что объединяет двух авторов, таких далеких во времени и в пространстве, таких различных по темпераменту, образу жизни, окружению и исторической эпохе? Как соединить нетерпимость и мягкость молодого поэта, который долгие годы живет в изоляции маленького городка, из которого он стремится вырваться, чтобы познакомиться с миром и установить диалог с передовыми образованными людьми Италии, с его бунтующей и необычной молодостью человека, который считает, что способен сделать все и не признает никаких пределов для своих желаний? Как рассказать о жизни Леопарди, об этой краткой сказке, которая завершается в полном расцвете молодости, так никогда и не расцветшей по сравнению с долгой и насыщенной жизнью Толстого, непредсказуемой, интенсивной и изменчивой. Попытка их сравнивать была бы ошибкой, так как невозможно в одном описании изобразить столь разные миры, но, в поисках внутренней и глубокой линии, возможен только символ, который сочетает в себе не только Леопарди и Толстого, но и всех великих поэтов и писателей, способных выразить собственные чувства для тех, кто может оценить их слова. Противоположные и похожие, Леопарди и Толстой противостоят друг другу в вопросе о жизнеспособности, определяющей всю судьбу русского писателя, Леопарди также считает жизнеспособность существенной при определении различия между античностью и современностью. В этом смысле — физическая энергия, являющаяся кодом жизненных желаний и опытов, которые проявляются в различные периоды жизни Толстого, представляют его человеком античности, хозяином собственных страстей.

cui ci parla nello Zibaldone; l’uomo che egli vede come davvero capace di essere nelle cose, colui che non si sottrae e che agisce, colui che pecca, conscio che il confine tra colpa e innocenza è lieve, colui che riesce a sentire tutto, a provare ogni sensazione, anche estrema, e che sa di conseguenza andare incontro alla morte ad occhi aperti. leopardi affida alla vitalità il massimo valore, anche se ne riconosce la sconfitta, quando, sulla soglia del tempo moderno, l’uomo si distacca dalla natura, riconoscendo solo nella mancanza e nella debolezza la sua identità. vigore e debolezza, antico e moderno, caratterizzano la scrittura dei due autori che conoscono tutte le opposizioni tipiche del genio: come entrambi evocano nelle pagine dello Zibaldone (leopardi) e dei Diari (tolstoj) essi sono mutevoli, contraddittori, conoscono il caldo e il freddo, la passione e l’indifferenza, la natura e la ragione, il desiderio più estremo e la mancanza. il pieno e il vuoto. su queste antitesi si delineano una serie di punti di contatto, di sfioramenti e di identità: a partire dalla formazione, nelle biblioteche familiari, in cui spicca il nome di rousseau, che influenza leopardi nel rapporto tra civiltà e natura, mentre tolstoj fa del ginevrino un punto di riferimento del suo pensiero e della sua azione anche pedagogica; e con rousseau la natura e la storia. e l’uomo di fronte alla natura e di fronte alla storia. grandi temi esistenziali che muovono le riflessioni dei due autori in maniera diversa, a seconda della forma usata, il verso o la pagina di grande narrativa, le domande e le riflessioni dello Zibaldone leopardiano o dei Diari tolstojani. saranno allora la metafora della ginestra o l’interrogarsi del pastore nomade dell’asia che dialoga con la luna, come il vagare del pensiero di Pierre in Guerra e pace, a definire i contorni di una domanda essenziale che non richiede risposta. Ma c’è un altro punto in cui i due autori si incontrano ed è la sensazione dell’infinito. il tema della poesia leopardiana si ritrova nelle pagine della Confessione di tolstoj, dove egli racconta tutto il percorso che l'ha condotto ad abbracciare la fede per volgersi poi al popolo: il problema centrale, la mancanza del senso nella vita, si risolve in una domanda: che sono io? Una parte dell’infinito, egli dice. la tensione all’infinito, o il sentire l’infinito, o ancora il problema del rapporto tra finito e infinito, uomo e dio, sono riflessioni e immagini che vivono nelle opere di entrambi.

Толстой не отделен от природы, наоборот, в пантеистическом смысле, он теряется в ней: он воплощает образ человека, которого Леопарди определял как такого и о котором написал в Дневнике писателя - zibaldone; как понимал Леопарди, этот человек действительно способен совершить поступок, это тот, кто не избегает столкновения, а действует, грешит, но способен осознать, что граница между виной и невиновностью очень хрупка, тот, кто способен чувствовать все, и испытывать любое, даже экстремальное, ощущение, тот, кто умеет идти навстречу смерти с открытыми глазами. Леопарди придает жизнеспособности максимальную ценность, даже если признает свое поражение, когда, на пороге современности, человек отдаляется от природы и видит в себе только недостатки и слабость. Сила и слабость, античность и современность — характеризуют творчество этих двух писателей, которым знакомы все противоречия, присущие гениям, как это отражено на страницах Дневника размышлений - zibaldone (Леопарди) и в Дневниках (Толстой), они оба изменчивы, противоречивы, они знакомы с жаром и холодом, со страстями и безразличием, с природой и разумом, с экстремальными желаниями и отсутствием их. наполненностью и пустотой. на основе этих антитез выделяется ряд общих связей, прикосновений и тождеств: начиная с образования, полученного в семейных библиотеках, где они открывают для себя имя Руссо, учение которого влияет на Леопарди в вопросах об отношениях между цивилизацией и природой, в то время как Толстой делает мыслителя из женевы основным ориентиром своих мыслей и также своих педагогических принципов. С именем Руссо связаны их понятия о природе и истории. человек по отношению к Природе и к Истории. Главные жизненные вопросы отражены в размышлениях обоих авторов различным образом, в зависимости от творческого письма, в стихах или на страницах великой прозы. эти вопросы поставлены в Дневнике размышлений - zibaldone Леопарди и в Дневниках Толстого. Метафоры дрока или вопросы Пастуха, кочующего в Азии, в его диалоге с луной, как и мысли Пьера в романе Война и мир, определяют основной вопрос, который не требует ответа. но есть и другая точка, в которой пересекаются мысли обоих авторов — это ощущение бесконечности. Темы, затронутые в поэзии Леопарди, встречаются также на страницах Исповеди Толстого, где последний рассказывает все о своем пути, который привел его к обретению веры, чтобы затем обратиться к обществу, для которого ключевой проблемой является отсутствие смысла жизни, и все это завершается одним вопросом: кто я есть? я — часть бесконечности, отвечает Толстой. Стремление к бесконечности, или чувство бесконечности, или проблема отношений между конечностью и бесконечностью, между человеком и богом являются размышлениями и образами, которые живут в произведениях обоих авторов.

la mostra segue allora i due autori nella quotidianità degli oggetti che li accompagnano dall’infanzia alla maturità, dai giochi agli strumenti della scrittura; li vede nelle rispettive biblioteche; ne esamina alcuni momenti biografici simili anche se diversi nel significato. ad esempio, la fuga che per il giovane leopardi, non ancora uscito di casa, e desideroso di sottrarsi all’autorità paterna, si risolve in un fallimento, causa poi di profonda malinconia, e per il vecchio tolstoj, che cerca di evadere da una complessa situazione familiare, nell’incontro con la morte. allo stesso modo, si propongono alcuni temi, come quello della “conversione” che per tolstoj ha un valore religioso necessario ad un totale cambiamento di vita, mentre per leopardi sta a significare il passaggio da uno stato ad un altro: da poeta a filosofo. e poiché la scrittura è la forma scelta dai due autori per esprimere pensiero e passione, ecco che ci si sofferma sulle rispettive officine di elaborazione creativa, mettendo in evidenza le diverse tipologie di manoscritti, il gioco delle correzioni e delle varianti, le varie redazioni delle opere fino alle edizioni principali o rare. oggetti e manoscritti sono accompagnati da un’esemplificazione iconografica che ricostruisce ambienti e personaggi con cui gli autori hanno avuto rapporti di amicizia o di lavoro, e che in alcune specificità della mostra assume valore simbolico. il percorso della mostra che segue tolstoj a recanati e leopardi a Jasnaja Poljana si muove tra vita e arte, immagine e metafora, oggetto e simbolo, soffermandosi su alcuni nodi contenutistici che dal tema dell’infinito, della natura e della storia, si volgono a quelli dell’amicizia e dell’amore, visto nelle figure femminili reali e metaforiche che gli autori costruiscono nella loro creatività: e più oltre, sfiorando alcuni messaggi forti, come quello della compassione o della solidarietà, messaggi che passano attraverso la scelta morale. sia per leopardi che per tolstoj, infatti, il piano esistenziale si accompagna a quello morale; e se l’autore russo assume la sua vita come strumento per incidere sulla società, trasformando se stesso per divenire protagonista e simbolo di saggezza e di rinascita, leopardi, al contrario, per scelta o vocazione, resta in una posizione marginale, per divenire sguardo e voce che denuncia il male insito nell’ordine delle cose, individuando, come tolstoj, nella frase giovannea una via possibile per l'umanità: nella ricerca della luce, e non delle tenebre.

Выставка представляет двух авторов в повседневности предметов, которые сопровождают их от детства до зрелости, от игрушек до письменных принадлежностей; она показывает каждого из них на фоне собственных библиотек, анализирует подобные биографические моменты, даже если они имеют различное значение. например — бегство молодого Леопарди, еще ни разу не ушедшего из дома и желающего освободиться от отцовского авторитета, кончается провалом и является причиной глубокой меланхолии, а для старика Толстого, который ищет выход из сложной семейной ситуации, бегство приводит к встрече со смертью. Таким же образом, предлагаются различные темы как, например, тема «превращения», которая для Толстого имеет религиозную ценность, необходимую для полного изменения жизни, в то время, как для Леопарди это означает переход из одного положения в другое: из поэта в философа. А так как литература является выбранной двумя авторами формой для выражения собственных мыслей и страстей, выставка обращает особое внимание на творческий процесс авторов, представляя различные виды рукописей с корректировками и вариантами, различные редакции произведений, выпущенных в престижных или редких изданиях. объекты и рукописи сопровождены иконографическими образами, свидетельствующими об окружении и персонажах, с которыми Леопарди и Толстой имели дружеские или рабочие отношения; таким образом выставка, в своей специфике, приобретает символическое значение. Двигаясь между жизнью и искусством, образом и метафорой, объектом и символом, уделяя особое внимание на переплетение темы бесконечности, природы и истории, писатели обращаются к теме дружбы и любви. Толстой и Леопарди творчески выражают тему любви через реальные и метафорические образы женщин, более того они развивают глубокие мысли, такие как сочувствие или солидарность, ведущие к нравственному выбору. Для Леопарди и для Толстого уровень существования человека должен соответствовать уровню нравственности; если русский писатель использует свою жизнь как инструмент влияния на общество, изменяя самого себя, чтобы стать символом мудрости и возрождения, Леопарди, наоборот, по выбору или призванию, остается в позиции стороннего наблюдателя, становясь взглядом и голосом, который обличает зло, включенное в порядок вещей, и он, как и Толстой, видит в словах Иоанна богослова возможный путь для человечества — в поиске света, но не тьмы.

Fabiana cacciapuoti

l e o Pa r d i : i l r e s P i r o d e l l’ a n i M a ЛЕоПАРДИ: ДыхАнИЕ ДушИ Фабиана Каччапуоти

18 Фотография Гаэтано Апичеллы

Дворец Леопарди в Реканати

fotografia di Gaetano Apicella

Palazzo Leopardi a Recanati

giacomo leopardi è ancor oggi un poeta inattuale, e inattuale per la sua modernità e per la forza implicita nella sua opera, in cui proprio i giovani possono trovare un messaggio chiaro. non è un caso che il poeta avesse, tra i suoi disegni letterari, il progetto di scrivere una lettera ai giovani del XX secolo, quasi fosse consapevole di un comune sentire. alla radice della sua opera in versi e in prosa (Canti, Operette morali, Zibaldone, Pensieri) è comunque il rapporto con recanati, il paese delle Marche dove giacomo nacque il 29 giugno 1798. recanati all’epoca faceva parte del dominio pontificio, elemento importante per capire l’ambito culturale in cui si svolse l’infanzia e l’adolescenza del giovane leopardi, erede peraltro di una famiglia nobile e ricca. e recanati diventa col tempo l’elemento centrale di una sequenza interiore, sia come luogo fisico sia come spazio della memoria. leopardi, infatti, vive recanati in modo doppio: da un lato cerca la fuga, dall’altro, una volta che ne è lontano, ne ricompone i tratti nel ricordo. il paese è quindi luogo assoluto restituito dalla lontananza. ed è luogo al di fuori del quale leopardi non si sente mai nel suo centro: è questa una sua espressione (“Mai nel mio centro”), scelta per definire proprio quella sensazione di spaesamento che lo colpiva ogni volta che si trovava in una città nuova, dove, per sentirsi a suo agio, doveva in qualche modo ricreare uno spazio che rievocasse, anche attraverso l’abitudine, quello perduto. a l l’ o r i g i n e : r e c a n at i нАчАЛо: РЕКАнАТИ Джакомо Леопарди еще и сегодня может показаться поэтом, неактуальным для своей эпохи из-за преждевременности и глубины его творчества, в котором молодёжь и сейчас может найти для себя интересное послание. не случайно, у поэта среди его литературных планов был проект написать письмо молодежи XX века, он как будто предвидел те чувства, которые могли бы овладеть будущими поколениями. Корнями его стихотворного и прозаического творчества (Canti, Operette morali, Zibaldone, Pensieri) является духовное родство с Реканати, небольшим городом области Марке, в котором 29 июня 1798 года родился Джакомо. Реканати в то время находился под властью Папского государства. этот факт представляет собой ключевой элемент для понимания культурного пространства, в котором проходили детство и отрочество молодого Леопарди, наследника богатой аристократической семьи. И со временем Реканати для него становится центральным элементом внутреннего процесса, как место реальное и как пространство памяти. Леопарди, в основном, ведет в Реканати двойную жизнь: с одной стороны он стремится к бегству оттуда, а с другой стороны, находясь далеко от Реканати, постоянно воспроизводит в своих воспоминаниях черты родного города. Таким образом город, куда он всегда мысленно возвращается, является для него как бы идеальным местом. это место, вне которого Леопарди никогда не чувствует себя в своей сути, это его выражение («никогда в моей сути»), выбрано для определения того ощущения потерянности, которое поражает его всякий раз, когда он сталкивается с новым городом. Там, чтобы почувствовать себя комфортно в своих привычках, Леопарди должен каким-либо образом воссоздать в памяти потерянное пространство.

Любезно представлен господином Диего Мантика.

Панорамный вид Библиотеки Дома Леопарди в Реканати

Cortesia Diego Man ica.

Vista panoramica della Biblioteca di Palazzo Leopardi a Recanati

recanati è quindi lo spazio e il tempo, il reale e la fantasia, il limite che consente di toccare l’infinito. in tal senso il paesaggio recanatese rientra in molte poesie leopardiane, riportando in maniera modernissima voci, gesti quotidiani di gente semplice e contadina, restituendo valore anche alle voci degli animali domestici, o ridisegnando profili di donne che il poeta vedeva proprio nelle vicinanze della sua casa, fino al luogo preciso, caro, noto, abituale, fissato nella composizione dell’Infinito, forse la sua poesia più nota. e recanati tra l’altro coincide con l’infanzia, il cui tempo è alla radice di ogni vita e di ogni espressione poetica. ecco allora che in recanati leopardi ci conduce verso due luoghi fondamentali per la sua formazione affettiva e cognitiva: la famiglia, che abita il Palazzo prospiciente quella che oggi si chiama la piazza del Sabato del villaggio, e la biblioteca, tuttora esistente, che costituisce il tramite per il primo grande viaggio del poeta, quello intellettuale e fantastico. delle stanze del suo palazzo leopardi parlerà molte volte nello Zibaldone, ricordando come restasse incantato anche da alcuni affreschi, tuttora visibili, le cui scene ritornano in molte poesie; e dalle stanze della casa paterna egli guarderà all’esterno per immaginare le figure femminili che gli si presentavano attraverso un simbolo, un canto, un lavoro al telaio, una

Реканати, следовательно, является пространством и временем, реальностью и фантазией, пределом, позволяющим Леопарди прикоснуться к бесконечности. В этом смысле, пейзаж Реканати включается во многие произведения Леопарди, передавая очень точно и поэтично голоса, привычные жесты простых людей и крестьян, придавая поэтичность даже голосам домашних животных, при описании женских силуэтов, которые поэт видит рядом со своим домом, или определенного места, дорогого, известного, привычного и запечатленного им в своем самом знаменитом стихотворении «бесконечность». Реканати связан для Леопарди с детством, с корнями жизни и с каждым поэтическим проявлением ее. Там, в городе Реканати, Леопарди ведет нас к двум основополагающим местам своего эмоционального и познавательного формирования: семья, живущая в Доме, выходящем на площадь, которая и сегодня называется площадью «Субботa в деревне» (sabato del villaggio), и еще ныне существующая библиотека, которая представляет собой первое большое путешествие поэта, интеллектуальное и фантастическое. о комнатах своего Дома Леопарди много раз будет рассказывать в Дневнике размышлений (zibaldone), вспоминая о том, как он был очарован сохранившимися ещё до наших дней фресками, сцены из которых отражены во многих его стихотворениях. Из окон Дома поэт увидит многое из того, что станет для него необходимым при воплощении женских образов, являвшихся для него символами, песен, картин, работы на ткацком станке, мимолетного смеха

risata fuggevole, uno sguardo. così pure dei giardini racchiusi nel palazzo conserverà memoria, o della luna che quei giardini e quel paesaggio recanatese illuminava, divenendo la sua interlocutrice preferita. e nel palazzo, la biblioteca. Una raccolta libraria di cui, secondo le sue parole, non c’erano eguali a quel tempo in tutte le Marche, formata soprattutto per acquisti, secondo la volontà del padre Monaldo. ebbene, proprio questa ricca biblioteca sarà il luogo deputato al rapporto tra padre e figlio, spazio privilegiato in cui condividere un progetto di cultura determinante per le scelte del giovane poeta. ecco così che leopardi diviene prima filologo, poi poeta e infine filosofo. l’origine dei suoi studi da autodidatta va individuata nella volontà paterna, forse proiettata sul figlio, di fare del ragazzo un genio, una gloria letteraria: ed in effetti, la genialità gli apparteneva se è vero che fin dalla prima adolescenza giacomo era in grado di imparare da solo le lingue antiche, servendosi appunto dei testi conservati in biblioteca. Ma la biblioteca è soprattutto simbolo del luogo della conoscenza, vero albero dei saperi che si intrecciano l’uno con l’altro, rispondendo alla tensione conoscitiva enciclopedica dell’epoca, cui leopardi non sarà indifferente.

и взгляда. Леопарди навсегда сохранит память о садах, окружавших Дом, о луне, которая освещала эти сады и весь пейзаж Реканати, становясь любимой собеседницей поэта. В Доме находилась библиотека. По словам Леопарди, это богатейшее книжное хранилище в то время не имело равных во всей области Марке. оно формировалось благодаря покупкам, сделанным его отцом Мональдо. Именно эта богатейшая библиотека являлась местом встреч и выстраивания отношений между отцом и сыном, привилегированным, избранным пространством. Там впоследствии Джакомо опишет свои взгляды на образование и культуру, определившие будущий выбор молодого поэта. Так Леопарди становится сначала филологом, затем поэтом и, наконец, философом. В основе его учебы и самообразования лежит воля отца, направленная на то, чтобы сделать из сына – гения, добившегося литературной славы. Гениальность проявлялась у Джакомо уже в отрочестве, когда он самостоятельно изучал античные языки, пользуясь собранными в библиотеке книгами. Семейная библиотека являлась для Леопарди прежде всего местом приобретения знаний, настоящим древом познания, ветви которого, пересекаясь одна с другой, отвечали его стремлению к энциклопедическим знаниям того времени, к которым Леопарди никогда не будет равнодушен.

Fare una mostra su leopardi non può quindi prescindere da questo inizio di vita: recanati, la famiglia, la biblioteca. Una cesura si pone: il 1819, data del tentativo di fuga dal paese e da casa, ma anche della crisi di malinconia, cui leopardi fa risalire la sua “conversione”, quando da poeta diventerà filosofo. e proprio questa crisi può essere considerata alla base della scrittura dello Zibaldone, un’opera di 4526 pagine che costituiscono la summa del pensiero leopardiano, riflesso poi nell’opera poetica o nelle prose delle Operette morali. il fallimento della fuga, ed il successivo rapporto col padre, finora considerato come la persona cui riferirsi in totale fiducia, costituiscono elementi di una maturazione psicologica e di una sofferenza che produrrà scrittura e una forte progettualità e che dopo qualche tempo si tradurranno nell’allontanamento da casa. siamo al 1823. da questa data leopardi comincerà i suoi viaggi: roma, Milano, bologna, Firenze, Pisa, napoli. città nuove, ambienti culturali e politici diversi, conoscenze e amicizie. il poeta, che giovan Pietro vieusseux definiva, per il carattere schivo e solitario, l’Hermite des Apennins, non era Veduta della città di Recanati Coronelli, Compendio storico della città e vescovado di Recanati e Loreto, sec.XVIII.

(RCL). Вид города Реканати Коронелли, Краткий очерк истории города и епархии Реканати и Лорето, XVIII век. (PДЛ).

устраивая выставку о Леопарди, нельзя оставить в стороне главные истоки его жизни и творчества: Реканати, семья, библиотека. 1819 год является для поэта переломным. это дата связана с его попыткой бегства из родного дома и из города, а также с кризисом меланхолии, который для Леопарди является «превращением», когда из поэта он становится философом. Возможно именно этот кризис лежит в основе написания Дневника размышлений (zibaldone), сочинения на 4526 страницах, являющихся суммой глубоких раздумий Леопарди, отраженных затем в поэтических произведениях и в прозе Нравственных очерков (operette morali). Провал попытки бегства и последовавшие за этим отношения с отцом, к которому Джакомо до того времени испытывал полное доверие, становятся элементами психологической зрелости и страдания, которые будут вдохновлять его творчество, оказывая действие на дальнейшие планы, когда через некоторое время осуществится его отдаление от дома. наступает 1823 год. С этого времени Леопарди начинает свои путешествия: Рим, Милан, болонья, Флоренция, Пиза, неаполь. новые города, различное культурное и политическое окружение, знакомства и дружбы. Из-за одиночества и замкнутого характера Леопарди, Джован-Пьетро Вьессе назвал его Апеннинским отшельником (l’Hermite des Apennins). В действительности же Леопарди не был изолирован от интеллектуальной среды итальянской культуры, наоборот, он был знаменит и принят в литературных салонах Флоренции и неаполя, его общества искали

in realtà isolato nel panorama intellettuale italiano; anzi era noto, atteso nei salotti di Firenze e di napoli, cercato da protagonisti della cultura dell’800 che in quelle città vivevano o soggiornavano. e con ciascuna di queste città leopardi avrà un rapporto diverso, particolare, riconducendo ognuna di loro a quella recanati che si porta dentro e verso cui ogni volta ritorna, quasi a ricercare quelle stesse condizioni di vita che l’avevano spinto alla partenza. solo napoli non lo lascerà andare, ma lo accoglierà in maniera definitiva, quando morrà il 14 giugno 1837 di collasso cardiocircolatorio, mentre nella città infuriava il colera. ed a napoli l’aveva condotto antonio ranieri, l’esule napoletano conosciuto a Firenze e che subito rivestì il ruolo di amico fedele, ruolo che prima, nel periodo della giovinezza recanatese, era appartenuto a Pietro giordani. amicizia, amore, gloria, virtù, questi i valori che leopardi insegue in un mondo che li dimentica sempre di più. diventano allora illusioni, perdute ed impossibili, eppure le uniche valide a che la vita abbia un senso.

известные деятели культуры XiX века, которые жили или бывали в этих городах. С каждым из новых городов у Леопарди будут складываться особые отношения, он сравнивает каждый из них с Реканати. Леопарди несет в себе образ Реканати и каждый раз к нему возвращается, пытаясь найти в нём те самые условия жизни, которые прежде толкали его к отъезду. Только неаполь не позволяет ему уехать и принимает его окончательно, когда Леопарди 14 июня 1837 года скончается там от сердечного приступа в то время, когда в городе бушевала холера. В неаполь Леопарди пригласил Антонио Раньери, неаполитанский изгнанник, знакомый Леопарди по Флоренции, который сразу же стал играть роль верного друга и покровителя поэта. До этого времени, в период реканатской молодости, для Леопарди эту роль играл Пьетро Джордани. Дружба, любовь, слава, стойкость, все эти ценности, которым Леопарди следует, все более забываются в современном ему мире. они становятся иллюзиями, потерянными и невозможными, но единственно действительными ценностями, без которых жизнь лишена смысла.

Al Nobil Uomo Il Sigr. Co: Monaldo Leopardi - Casa

ms. autogr., cc. 2, mm. 217X30 , 24 dicembre 1810. (RCL). Многоуважаемому господину Мональдо Леопарди - Дом Рукопись, автограф, лл. 2, 24 декабря 1810 г., 217х30 мм. (PДЛ).

Alla Sig.ra Paolina Leopardi I ms. autogr., c. 1, mm. 120X176, 1810. (RCL).

Госпоже Паолине Леопарди I Рукопись, автограф, л. 1, 1810 г. 120х176 мм (PДЛ).

All’Illustrissimo Sigr. D. Sebastiano Sanchini - Tavolino Lettera in versi da “tavolino a tavolino” al precettore Sanchini ms. autogr., cc.2, mm. 133X196, 1810. (RCL).

Alla Signora Paolina Leopardi II ms. autogr., cc.2, mm. 115X185, 1810. (RCL).

Глубокоуважаемому господину Д. Себастьяно Санкини - Столик Письмо в стихах «от стола к столу» наставнику Санкини Рукопись, автограф, лл.2, 1810 г., 133х196 мм. (PДЛ).

Госпоже Паолине Леопарди II автограф, лл.2, 1810 г., 115х185 мм. (PДЛ).

dei suoi genitori, Monaldo ed adelaide antici, giacomo parla poco direttamente; forse soprattutto quando tenterà la fuga da recanati per andare a Milano nel 1819, parlerà del padre. il fallimento dell’impresa lo getta in uno sconforto tale da fargli conoscere per la prima volta i tormenti della malinconia, che lo conduce sulle soglie di un isolamento assoluto, spingendolo a scegliere le forme del mutismo per punire in qualche modo Monaldo del suo intervento, rifiutando anche il cibo se non imboccato dal genitore. di questo padre affettuoso e padrone nello stesso tempo, giacomo scrive a giordani nel 1819 e nel 1820, fino a quando non supera la crisi. sappiamo dalle sue parole che Monaldo ha curato personalmente l’educazione dei figli, sostituendosi affettivamente anche alla moglie; conosciamo la sua attenzione per la scelta degli istitutori, per i giochi istruttivi oltre che di svago che egli stesso creava, per l’impegno richiesto a tutti i suoi ragazzi per catalogare i libri della biblioteca da lui voluta e curata attraverso acquisti e accettazione di doni che ne arricchissero i fondi. siamo informati anche sui certami di poesia, sulle recite teatrali, sulla scelta di uno scheletrino d’argento per interessare i figli al corpo umano. nello stesso tempo, vediamo Monaldo con gli occhi di giacomo quando in qualche modo riesce a impedire la fuga da casa: la lettera che il figlio gli scrive nel luglio del ‘19, e che sembra non gli sia mai stata data, eguaglia quella di Kafka al padre. le parole forti, il tono fiero e addolorato ma ribelle ci mostrano non un ragazzo ma un uomo giovane consapevole dei suoi limiti e dei suoi desideri, uno tra tutti: vivere. l’ U F F i c i o d e i g e n i t o r i РоЛь И обязАнноСТИ РоДИТЕЛЕй непосредственно о своих родителях Мональдо и Аделаиде Античи Джакомо говорит мало; только в 1819 году после попытки бегства из Реканати для поездки в Милан он заговорит об отце. Леопарди впервые почувствовал приступ меланхолии, впадая при этом в депрессию, после провала своей попытки к бегству. это приводит его к пониманию своей полной изоляции, подталкивая к выбору такой формы молчания, которая бы наказала Мональдо за его вмешательство, отказываясь даже от еды, если только родители не накормят его собственноручно. о своем отце, как о человеке любящем и деспотичном в одно и то же время, Джакомо пишет Джордани в 1819 и 1820 годах во время преодоления своего душевного кризиса. Из слов самого Мональдо мы знаем, что он лично следил за воспитанием детей, исполняя при этом даже роль матери. Мональдо для своих детей тщательно выбирал учителей, развлекательные и воспитывающие игры, которые он сам же придумывал. он требовал от своих детей участия в составлении библиотечных каталогов. библиотека была создана и составлена Мональдо посредством покупок книг и принятых дарений, которые обогащали ее фонды. Мы знаем и о поэтических состязаниях, о театральных спектаклях и даже о приобретении маленького серебряного скелетика для того, чтобы познакомить детей с анатомией человека. В то же время мы видим Мональдо глазами Джакомо, когда тот помешал его побегу из дома, из письма от июля 1819 года, которое Мональдо так и не было передано, подобно письму Кафки к своему отцу. убедительные слова, надменный и одновременно печальный, но мятежный тон, показывают нам уже не юношу, а молодого человека, осознающего свои возможности и свои желания, и, прежде всего – желание жить наполненной жизнью.

giacomo a recanati sente di non vivere, vuole conoscere il mondo e dialogare con persone che come lui hanno la passione per gli studi, vuole rischiare, rendersi autonomo mantenendosi col suo lavoro di scrittore. a Monaldo tutto ciò sembra una follia, forse per un desiderio protettivo, forse per eccesso di amore e di possesso. nella lettera si avverte il sentimento della sconfitta ma non dell’umiliazione, l’affetto per il padre accanto alla ribellione. eppure di Monaldo esiste un cenno nello Zibaldone, in un brano del dicembre 1826, che ben rende il rapporto quasi simbiotico con il figlio; parlando del timore e del coraggio, leopardi porta ad esempio il suo modo di rapportarsi al padre nei momenti di paura, definendo se stesso indirettamente come uomo debole: È naturale all’uomo, debole, misero, sottoposto a tanti pericoli, infortunii e timori, il supporre, il figurarsi, il fingere anco gratuitamente un senno [...] una prudenza [...] una esperienza superiore alla propria, in qualche persona, alla quale poi mirando in ogni suo duro partito, si riconforta o si spaventa secondo che vede quella o lieta o trista [...] Tale sono stato io, anche in età ferma e matura, verso mio padre; che in ogni cattivo caso, o timore, sono stato solito per determinare, se non altro, il grado della mia afflizione o del timor mio proprio, di aspettar di vedere o di congetturare il suo, e l’opinione e il giudizio che egli portava della cosa; né più né meno come s’io fossi incapace di giudicarne; e vedendolo o veramente o nell’apparenza non turbato, mi sono ordinariamente riconfortato d’animo sopra modo, con una assolutamente cieca sommissione alla sua autorità, o fiducia nella sua provvidenza. (Zib. 4229, 4)

находясь в Реканати, Джакомо чувствует что это не настоящая жизнь. он хочет узнать мир и вступить в диалог с людьми, обладающими, как и он, страстью к учебе, желанием рисковать, быть независимым, обеспечивая себя своей работой литератора. Мональдо все это кажется безумием, может быть из-за желания защитить сына, может из-за избытка любви к нему и контроля над ним. В письме Джакомо к отцу присутствует чувство поражения, но не унижения, видна любовь к отцу рядом с мятежом против него. о Мональдо в Дневнике размышлений (zibaldone) есть запись от декабря 1826 года, которая ясно передает симбиоз в отношениях отца и сына. Говоря о страхе и смелости, Леопарди, например, рассказывает о своём отношении к отцу в моменты своего страха, косвенно описывая самого себя, как человека слабого: Естественно для человека слабого, нищего, подверженного многим опасностям, неудачам и страхам, предполагать, что он разумен, осторожен, что его собственный опыт выше, чем у других, и, внимательно глядя на других, он может утешаться или испугаться, в зависимости от того видит ли он радостного или грустного человека... Таким я был в зрелом возрасте по отношению к отцу; при каждом неприятном случае или страхе я обычно определял уровень моего огорчения или моего собственного страха, ожидая увидеть и предполагая узнать его мнение и суждение об этом, будто бы я не способен судить самостоятельно; и глядя на него или по настоящему или притворяясь спокойным, я тоже порядочно, даже слишком, успокаивал свою душу с абсолютным подчинением его авторитету или с верой в его помощь. (Дневник размышлений - Zibaldone. (4229, 4)

a questo padre, figura centrale nella sua costellazione affettiva, giacomo indirizzerà le ultime lettere da napoli, promettendogli un ritorno che non si realizzerà e chiedendogli aiuto ogni volta che ne avrà bisogno, senza mai cedere a nessuna forma di servilismo o di autocompatimento, ma scegliendo sempre la via della ricerca di una effettiva autonomia ed indipendenza. ben diverso il rapporto con la madre, di cui nelle lettere si fa cenno in maniera indiretta, inviandole saluti affettuosi e pieni di rispetto sempre tramite altri, il padre o la sorella Paolina per lo più. c’è però una lettera del 1823, scritta da casa antici durante il primo viaggio a roma, che ci fa comprendere la natura del rapporto che lo lega ad adelaide. in questa Memorie familiari con registro delle nascite. lettera giacomo chiede alla madre di amarlo. e glielo chiede con tutta la devozione e la “Adi 29. giugno 1798. tenerezza di un figlio che a recanati non potrebbe nemmeno baciarle la mano, con una seNacque alle ore 19 il mio primo figlio maschio, greta speranza che la lontananza possa essere utile per dire ciò che da vicino non oserebbe partorito da Adelaide mia moglie...” Ms. cart., a.1706, mormorare: le chiede di volergli bene, come dovrebbe essere naturalmente, e di farlo permm. 275x105. (RCL). ché lui gliene vuole, lui che in fondo è un bravo figlio, un figlio d’oro. e si firma “giacomo alias Muciaccio”. la stessa madre torna nello Zibaldone in maniera diversa, cupa, oscura, quando leopardi parla di una donna che era contenta quando i suoi figli morivano, perché smettevano di soffrire e andavano in paradiso; una madre che quindi non versava lacrime su quelle morti, ironizzando sul dolore del marito, e che non lodava mai, ed esaltava la deformità ed il brutto come doni di dio. leopardi attribuisce questo comportamento ad una cattiva interpretazione della religione. altrove, nel suo testo, il poeta spiega quale secondo lui deve essere l’ufficio dei genitori: consolare i fligli per esser nati.

Таким образом, отцу, центральной фигуре его чувств, Леопарди будет адресовать последние свои письма из неаполя, обещая вернуться домой, но этого не произойдет. В этих письмах Джакомо каждый раз, когда ему необходимо, просит отца о помощи, не вызывая жалости к себе, без угодничества, но всегда выбирая путь к поиску настоящей самостоятельности и независимости. Совсем другие отношения у Джакомо с матерью. В письмах к отцу или, в основном, к се стре Паолине, он косвенно передает матери приветы, ласковые и полные уважения. Есть, однако, письмо от 1823 года, написанное им из дома Античи во время первого пуСемейные воспоминания с метрическими записями. тешествия в Рим, из которого мы можем понять природу отношений, связывающих «Сегодня 29 июня 1798 года родился мой первый сын, Джакомо с Аделаиде. В этом письме Джакомо просит мать любить его. он просит ее мальчик, рожденный моей женой Аделаиде...» об этом со всей преданностью и нежностью сына, который, будучи в Реканати, не смел Рукопись, бумага, 1706, 275x105 мм. (PДЛ). даже поцеловать ей руку, в тайной надежде, что удаленность может помочь ему высказать то, чего рядом с ней не мог себе позволить даже в мыслях. он просит мать любить его, что естественно, потому что он, в конце концов, хороший сын, золотой сын и любит ее. И подписывается как «muciaccio» (мальчик), «giacomo alias muciaccio» («Джакомо или твой мучачо»). образ самой матери отражен в Дневнике размышлений (zibaldone), как непонятный и мрачный образ, особенно, когда Леопарди говорит об одной женщине, довольной смертью собственных детей, потому что, по ее убеждению, они переставали страдать и попадали прямо в рай. эта женщина не плакала над своими мертвыми детьми, иронизируя при этом над страданиями мужа, никогда не была довольна и прославляла безобразие и уродство как божий дар. Леопарди объяснял такое ее поведение как извращённое и неправильное толкование религии. на других страницах текста поэт объясняет в чем состоит, по его мнению, обязанность родителей: быть опорой и успокаивать детей, которые уже родились.

Antonio Canova, Amore e Psiche, 1793 marmo Parigi, Louvre

la donna di leopardi è la donna che non c’è, come si comprende da una delle Operette morali, intitolata Proposta di premi fatta dall’Accademia dei Sillografi: non c’è, nel senso che la donna ideale vive appunto nel mondo delle idee, dove la si può immaginare perfettamente rispondente al proprio desiderio. l’immaginazione, più volte ricordata dal poeta come vera forma di conoscenza, permette quindi il compimento dell’amore che la realtà consumerebbe in maniera imperfetta. ecco allora che anche in Alla sua donna l’immagine prevale sul reale, poiché della donna si ama l’idea, il vago del sogno che la rende immortale e non legata alla rovina che il tempo procura ad un mortale. la donna allora coincide spesso con il ricordo di una donna morta: cosí nel Sogno il poeta porrà un bacio, per leopardi vero bacio d’amore, sulla mano che gli viene offerta dal fantasma della donna amata un tempo, mentre le stesse silvia e nerina diventano immagini d’amore, anche se legate a persone reali, assumendo soprattutto un valore simbolico: della giovinezza che fugge, del ricordo che resta, di un’età, di un giorno, di un suono e di un canto che ritornano in un’altra ora, in un altro luogo magari lontano, riconducendo l’anima vorticosamente indietro nei luoghi di un’adolescenza che sembrava eterna. eppure leopardi è sempre preso dalla vivacità e dalla forza di una donna: nei suoi Ricordi traccia uno schizzo veloce, rapido, moderno della brini, questa ragazza del paese che lo at-

l’ i M M a g i n e d e l l a d o n n a обРАз жЕнщИны женщина для Леопарди не существовала в реальности, как это можно понять в одной из глав под названием Награды, предложенные Академией ксилографов (ProАнтонио Канова Любовь и психе, 1793 posta di premi fatta dall’accademia de i sillografi) в Нравственных очерках (operette Мрамор Париж, Лувр morali), её там нет. Созданный им образ женщины живет в мире идей, где можно вообразить ее точно отвечающей его собственным желаниям. Воображаемый образ часто упоминается у поэта как истинный образ познания и поэтому отражает этап завершения любви, которая в реальности может только погубить личность самым непонятным образом. Так в произведении К своей женщине (alla sua donna) женский образ поднят над реальностью, так как поэт любит саму идею женщины, зыбкость, неопределенность мечты, представляет ее бессмертной и не связанной с разрушением, к которому время подводит всех смертных. Реальная женщина вызывает в памяти поэта образ умершей: так в Мечте (sogno) поэт целует руку призрака когда-то любимой женщины и, по мнению Леопарди, это истинный поцелуй любви. А с другой стороны, образы Сильвии и нерины становятся образами любви, хоть они и связаны с реальными персонами. они приобретают, прежде всего, символическую ценность уходящей и мимолетной молодости, оставшихся воспоминаний, прожитых лет, особого дня, или звука, или песни, которые возвращают в другое время и в другое, отдаленное, пространство, и стремительно возвращают душу назад в места его отрочества, которое казалось ему вечным. И все же живость, выразительность и сила в женщине всегда притягивают Леопарди. В своих Воспоминаниях (ricordi) поэт создает моментальный и свободный портрет девушки по фамилии брини. эта девушка из Реканати притягивает его свежестью каждого своего движения, улыбкой, стыдливым жестом или лукавым взглядом, платочком, обрамляющем ее лицо, когда они встречаются или видятся издалека.

trae e che coglie nella freschezza di ogni gesto, nel sorriso, nello sguardo pudico o malizioso, nel fazzoletto che le incornicia il volto quando si incontrano o si vedono da lontano. Al contrario, il primo incontro con l’amore, quando per lui si schiuse “l’impero della bellezza”, fu nel 1817 e con una donna avvenente e più grande di lui: la cugina Geltrude Cassi Lazzari, in visita dai Leopardi. La permanenza della donna, alta e vigorosa, dal viso bello e forte nei lineamenti, provoca l’innamoramento nel giovane Giacomo che non si lascia andare all’amore, ma lo analizza. Ne abbiamo traccia in un piccolo manoscritto, un quadernetto vergato in maniera fitta, su cui egli annota tutte le impressioni dell’amore dalla sua comparsa all’esaurimento. Dalla serata in cui gioca a scacchi con la donna, alla notte in cui sente i cavalli che con gli zoccoli fanno rumore sul selciato, impazienti di riportare via l’oggetto d’amore, mentre raggomitolato nel suo letto Leopardi sente ogni rumore e lo fissa nell’angoscia della perdita, ogni momento delle breve storia viene descritto con cura. Si tratta di un’autoanalisi spietata da parte del poeta, che esamina ogni reazione che il sentimento d’amore suscita, rivelando forse un’attenzione più al proprio io che all’oggetto amato. La fine dell’attrazione coincide con il massimo di penetrazione intellettuale, in un atteggiamento che uccide l’amore pensando di fissarlo. Sarà allora solo con Fanny Targioni Tozzetti, conosciuta a Firenze ed immortalata come Aspasia nel ciclo dallo stesso nome, che Leopardi conoscerà la passione. Una passione non corrisposta, da parte di una donna notoriamente legata al suo amico Antonio Ranieri e che lo tratterà con fare capriccioso. Per la prima volta forse nella sua vita Leopardi abdica alla sua fierezza, quasi umiliandosi di fronte alla bellezza ed alla sensualità della donna, per poi rifiutarla ritornando a se stesso, ma perdendosi nel pensiero di lei: “Dolcissimo, possente/ Dominator di mia profonda mente”. Questo pensiero diventa allora l’ossessione, il vero padrone non del cuore, ma dell’anima. L’amore riprende cosí le forme consuete del monologo interiore, del tempo dilatato nella memoria dove la donna, nella realtà impossibile da raggiungersi, e che si sottrae a qualunque forma di possesso, diventa finalmente l’oggetto del proprio effettivo potere: quello dell’immaginazione.

Но первая встреча с любовью, когда для поэта открылась «Империя любви», произошла в 1817 году в Доме Леопарди при знакомстве с кузиной Джертруде Касси Ладзари, женщиной привлекательной, старше его по возрасту. Присутствие женщины, высокой и энергичной, с красивым и четко очерченным лицом, вызывает чувство влюбленности в молодом Джакомо, который однако не теряется в этой любви, а анализирует ее. У нас есть сведения об этом из небольшой рукописи, написанной убористым почерком в тетрадке с нелинованными листами, где он отмечает свои впечатления об этой любви, от появления и до исчезновения ее. Леопарди очень подробно описывает каждое мгновение этой краткой истории, начиная с вечера, когда они играли в шахматы, до ночи, в которой он слышал цокот копыт по брусчатке, когда нетерпеливые лошади уносили предмет его любви, пока он, свернувшись клубочком, лежал на кровати, слушая каждый звук, фиксируя его в памяти и тоскуя о потере. Со стороны поэта это являлось жестким самоанализом. Он исследует каждый отзвук, который вызывает в нем чувство любви, уделяя больше внимания собственному я, чем предмету любви. Конец привлекательности объекта любви совпадает с максимальным интеллектуальным проникновением в собственную поэзию, которая, описывая любовь, убивает ее. Только со светской красавицей Фанни Тарджони Тоццетти, с которой он познакомился во Флоренции и обессмертил в образе Асапазии в одноименном стихотворном цикле, Леопарди почувствует настоящую страсть. Это была безответная страсть к женщине, известной своей связью с его другом Антонио Раньери, которая к любви Леопарди относилась насмешливо. Впервые в своей жизни Леопарди отрекается от гордости и унижается перед лицом красоты и сексуальности женщины, а затем, отказываясь от своей любви, возвращается к самому себе, но уже не оставляя о ней мысли: «Прекрасная, мощная / Властительница моих сокровенных мыслей». Эта мысль становится навязчивой идеей, истинным хозяином не сердца его, но души. Любовь принимает формы внутреннего монолога, расширенного временем памяти, где женщина, недостижимая в действительности и убегающая от различных форм подчинения, наконец становится предметом настоящей силы поэта - силы воображения.

Ritratto di Fanny Targioni Tozzetti Fanny, amata da Leopardi nel suo ultimo periodo fiorentino, fu l’Aspasia del ciclo di poesie a lei dedicato.

Портрет Фанни Тарджони Тоццетти Фанни, любовь Леопарди в последний период его жизни во Флоренции, явилась прообразом Аспазии в посвященном ей поэтическом цикле.

Diario del primo amore cc.8, mm. 135x100 (BNN, C.L.XIII.19) Autografo in cui il giovane Leopardi analizza gli effetti dell’amore per la cugina Geltrude Cassi Lazzari.

Дневник первой любви лл.8, 135x100 мм. (НБН, C.L.XIII.19) Автограф, в котором молодой Леопарди анализирует собственное чувство любви к кузине Джельтруде Касси Ладзари.

Samuele Jesi, Ritratto di Antonio Ranieri 1831 ca Roma, Museo Napoleonico

Самуэле Иези, Портрет Антониа Раниэри 1831 г. Наполеоеовский Музей Рима

Giacomo Leopardi ad Antonio Ranieri, Firenze 11 aprile 1833. Autografo cc. 1 mm. 240x180 (BNN, C.L. XXVI, 37).

la scoperta dell’amicizia avviene nel 1817, stesso anno dell’incontro con l’amore. il primo amico è Pietro giordani, letterato di ambito classico, che vive a Piacenza, e che riconosce il talento del giovane recanatese, in cui egli individua il perfetto scrittore italiano, cioè colui che, aiutato anche dall’essere un nobile, può contribuire in maniera fondamentale al bene dell’italia. non è un caso che nelle lettere del 1820 si parli tanto delle canzoni patriottiche composte dal giovane giacomo, All’Italia e Sopra il monumento di Dante, canzoni che gli valsero il sospetto dei governi e l’amore dei patrioti che ancora nei moti del ‘48 morivano con quei versi sulle labbra. non è un caso, perché leopardi è intuito da giordani non solo come filologo e studioso di vasta erudizione, ma come un uomo dotato di sensibilità. ed è proprio questa sensibilità eccessiva, riconosciuta da giacomo nello Zibaldone come tratto distintivo che lo accomuna a rousseau, a costituire l’essenza del poeta e dell’uomo. la sensibilità è mezzo di comprensione degli uomini e delle cose, ma proprio per questo può indurre chi ne è provvisto alla sofferenza, o alla malinconia. così, nelle lettere del ‘17, ma soprattutto in quelle del 1819, anno del fallito tentativo di fuga da recanati, giacomo confida all’amico il nascere di una malinconia senza fine, dovuta alla sua estrema capacità di sentire la vita, e quindi di desiderare. l’uomo, dice leopardi, è vivo in quanto è un soggetto desiderante; quanto più è forte il suo desiderio, tanto più intensa è la sua vita. ebbene, egli affida alle pagine dello Zibaldone, così come alle lettere all’amico scritte tra il 1819 e il 1820, tutta la forza di un desiderio che

lettere ad Un aMico: dire la Malinconia ПИСьМА К ДРуГу: РАзГоВоР о МЕЛАнхоЛИИ Джакомо Леопарди к Антонио Раньери, Флоренция, 11 апреля 1833 года. Автограф, лл. 1, 240x180 мм. (НБН, C.L. XXVI, 37)

чувство дружбы открылось Леопарди в 1817 году, в том же году, когда он встретился с любовью. Первым другом Джакомо был Пьетро Джордани. Литератор в области классики, живший в Пьяченце, он сразу признал талант молодого поэта из Реканати, определяя в нем черты настоящего итальянского писателя («il perfetto scrittore italiano»), который, благодаря своим аристократическим корням, может способствовать литературным успехам Италии. не случайно, в письмах 1820 года много говорится о патриотических песнях, сочиненных молодым Джакомо, таких как К Италии (all’italia) и К памятнику Данте (sopra il monumento di dante). эти песни вызывали подозрение правительства и любовь патриотов, которые во время восстания 1848 года умирали с этими песнями на устах. не случайно, Джордани видел в Леопарди не только филолога и ученого огромной эрудиции, но также человека, одаренного особой чувствительностью. Именно эта чрезмерная чувствительность Джакомо, узнаваемая в его Дневнике размышлений (zibaldone) как особый знак, объединяющий его с идеями Руссо, представляет собой суть поэта и человека - Джакомо Леопарди. чувствительность помогает ему понять людей и предметы, и именно она вызывает в душе поэта страдание и меланхолию. В письмах 1817 года, и, особенно, в письмах 1819 года, когда провалилась его попытка бегства из Реканати, Джакомо пишет другу о возникновении бесконечной тоски из-за чрезмерно трагичного восприятия жизни и, в то же время, желания жить. он доверяет страницам Дневника размышлений (zibaldone), также как доверяет письмам другу, написанным между 1819 и 1820 годами, всю силу униженного и оскорбленного

viene mortificato, impedito per cause diverse: il luogo dove giacomo vive, troppo piccolo per le sue esigenze, la salute, minata da anni di studio, la famiglia che per eccesso di protezione tende ad isolarlo. ed egli è forzatamente isolato, poiché non trova persone adeguate ad un dialogo in un paese che lo schernisce. la solitudine scelta in quel periodo diviene quindi per lui un modo per rifugiarsi in un dialogo interiore che lo spinge sempre più alla conoscenza di se stesso, sulle orme di Marco aurelio o dei grandi moralisti francesi del settecento, ma che si pone anche come rischio. Una solitudine che può diventare prigione, chiusura all’altro. nelle lettere a giordani del ‘19, assistiamo alla descrizione profonda, analitica della crisi che colpisce il giovane giacomo all’indomani del fallimento del suo tentativo di fuga: è lui stesso ad ammettere il mutismo in cui si rifugia e con il quale cerca di punire il padre, che aveva per caso scoperto il suo progetto; è lui stesso a descrivere gli effetti della malinconia, sul corpo e sulla mente. Particolarmente incisiva in tal senso è una lettera all’amico scritta il 19 novembre di quell’anno, in cui il nulla e la noia si manifestano come causa di annientamento e di follia: Sono così stordito del niente che mi circonda [...] Se in questo momento impazzissi, io credo che la mia pazzia sarebbe di seder sempre cogli occhi attoniti, colla bocca aperta, colle mani tra le ginocchia, senza né ridere né piangere, né muovermi altro che per forza dal luogo dove mi trovassi. Non ho più lena di concepire nessun desiderio, neanche della morte, non perch’io la tema in nessun conto, ma non vedo più divario tra la morte e questa mia vita, dove non viene a consolarmi neppure il dolore. Questa è la prima volta che la noia non solamente mi opprime e stanca, ma mi affanna e lacera come un dolor gravissimo; e sono così spaventato della vanità di tutte le cose, e della condizione degli uomini, morte tutte le passioni, come sono spente nell’animo mio, che ne vo fuori di me, considerando ch’è un niente anche la mia disperazione.

желания. на страницах Дневника размышлений (zibaldone) и в письмах этого времени Джакомо рассказывает о месте, где он живет, и которое является слишком ограниченным для его запросов, о долгих годах учебы, вредящих его здоровью, о семье, которая из-за чрезмерной опеки изолирует его от внешнего мира. он живет в Реканати, в месте, где люди издеваются над ним, и где он насильственно изолирован, и не находит адекватных себе собеседников. В это время выбор им одиночества становится способом уйти во внутренний диалог, который будет толкать его все более к познанию самого себя по примеру Марка Аврелия или великих французских моралистов Xviii века. но одиночество молодого Джакомо представляло собой и опасность, становясь тюрьмой, отдаляет его и от общества. В письме Джордани в 1819 году Леопарди сделал глубокий анализ кризиса, который коснулся его после провала попытки бегства. он говорит о своем упорном молчании, являвшимся для него убежищем и возможностью наказать отца, случайно раскрывшего его план. Леопарди также описывает в том же письме влияние меланхолии на его ум и тело. В этом смысле особенно ярким является письмо другу от 19 ноября того же года, в котором ничтожество и скука окружающего мира выражаются им как причина уничтожения собственной личности и безумия: Я оглушен ничтожеством, окружающим меня [...] Если в этот момент я сошел бы с ума, я думаю, что мое безумие было бы таким: изумленно глядящие глаза, открытый рот, ладони, зажатые коленями, без смеха и без слез, передвигаясь от места, где я нахожусь, только по необходимости. У меня больше нет сил на какие-либо желания, даже о смерти, и это не из-за того, что я ее боюсь, но я не вижу большой разницы между смертью и этой моей жизнью, где даже боль не успокаивает меня. Это впервые, когда скука не только угнетает и мучит меня, но и утомляет, тревожит, терзает как ужасная боль; и меня пугают тщеславие всего мира и состояние людей, смерть всех страстей, которые погашены в моей душе, страх, что я сойду с ума, считая что и мое отчаяние является ничем.

Achille e Patroclo, simbolo dell'amicizia.

Ахилл и Патрокл, символ дружбы.

la malinconia che in questo momento diventa “barbara”, nera, accompagna sempre leopardi, ma non sempre in questa dimensione: basterà ricordare una frase molto significativa, in una pagina dello Zibaldone, “e dava il mio contento alla malinconia”, frase in cui si rivela il senso di rifugio e di conforto che la malinconia riveste nei confronti della felicità, che una volta provata va nascosta con pudore. Ma nella situazione descritta nel ‘19, quando le passioni e i sentimenti sono morti, e quindi è spenta la facoltà del sentire su cui si basano tutta la poetica e la filosofia leopardiane, la malinconia distrugge ogni parvenza di vita, anche se lentamente quest’ultima ha il sopravvento. segno della forza vitale è allora il pianto, perché le lacrime sono vietate a chi non sente più. ed è questa rinnovata capacità che leopardi racconta a giordani, nel dicembre del ‘19, quando gli dice che se si trova riconfortato ha la forza di piangere sulla miseria degli uomini e la nullità delle cose, specificando che egli piange sull’infelicità di tutti gli uomini, non solo su quella dei virtuosi, ma anche su quella dei tiranni e degli oppressori. e il pianto gli fa comprendere che solo il tempo della fanciullezza è quello felice: con la fine di quell’unica stagione in cui vivono speranza e sogno, finisce il mondo e la vita per lui e per tutti quelli che come lui sono capaci di sentire: “sicchè non vivono fino alla morte se non quei molti che restano fanciulli tutta la vita”.

Меланхолия, которая в это время становится «варварской», темной, мрачной, всегда сопровождала Леопарди, но не в такой степени: достаточно вспомнить символичную и значительную фразу на одной из страниц Дневника размышлений (zibaldone): «и я с удовольствием принимал меланхолию», эти слова открывают смысл замкнутости и утешения поэта, когда меланхолия стыдливо прикрывает испытанное счастье. В ситуации, описанной в 1819 году, когда страсти и чувства поэта мертвы и когда погашена способность чувствовать, на которой основана вся поэтика и философия Леопарди, меланхолия разрушает каждую частицу его жизни, даже когда жизнь будет иметь небольшое преимущество. знаком этой жизненной силы является способность плакать, потому что слезы запрещены тому, кто больше ничего не чувствует. И об этой обновленной способности Леопарди рассказывает Джордани в декабре 1819 года, когда находит утешение и у него появляется сила плакать о бедствиях людей, о ничтожестве вещей. Леопарди уточняет, что он плачет из-за несчастья всех людей, не только добродетельных, но также деспотов и угнетателей. И плач позволяет ему понять, что только детство является для человека счастливейшим временем. И после окончания этого единственного времени, в котором живут надежды и мечты, кончается мир и жизнь для него и для всех таких, способных чувствовать как он: «и так живут до самой смерти только те, которые остаются детьми всю свою жизнь».

Etienne Le Hongre, Didone si prepara a darsi la morte, 1670 ca, bassorilievo in terracotta cm. 32,5 x 27,8. Lille, Musée des Beaux-Arts

Этиен Ле Хонгр, Дидо собирается убить себя, ок.1670 Барельеф в терракоте См. 32,5 х 27,8 Лиль, Музей Исскуств

Alessandro Magno Moneta raffigurante al recto Alessandro Magno con indosso una pelle di leone, ca. IV sec. a.C., argento sbalzato, diametro cm 2.

È allora necessario restare fanciulli per vivere fino in fondo: ma per essere tali bisogna mantenere intatto il desiderio e viva la passione delle cose, perché sono proprio i fanciulli a trovare tutto nel nulla, mentre gli uomini disincantati trovano il nulla in tutte le cose. ed è alle pagine dello Zibaldone, scrittura di tutta la vita, che leopardi affida la forza del suo pensiero, quale profondo, lucido osservatore della sua anima e di quella degli uomini, teso in una domanda esistenziale che non trova risposta se non nella vita stessa. in queste pagine egli si sofferma sulle passioni dell’uomo, su quelle nere, come odio e invidia, di cui è intessuta la società, e su tutte le altre, l’amore, l’ira, la vendetta, la compassione, e su tutti i gradi della paura, dal timore al panico, senza dimenticare la speranza e l’allegria. l’interesse di leopardi è comprendere i meccanismi che muovono il comportamento umano, da cui egli è sconcertato, vista l’ignavia e la mediocrità che dilagano nel suo secolo, come in ogni tempo. Ma soprattutto lo colpisce la freddezza dell’animo, caratteristica dell’epoca moderna: perché egli confronta continuamente la sua epoca con quella antica, consapevole che con la perdita dell’armonia della natura e dell’osmosi tra quest’ultima e l’uomo si è persa qualunque speranza: l’uomo si annulla, travolto da un eccesso di ragione che aumenta con il progredire della civiltà, e col dominio della ragione che tende a “geometrizzare il mondo” vengono meno sensibilità e passione. l’individuo è inesistente, perduto nella massa, la sua felicità è subordinata all’interesse utilitaristico, il distacco dalla natura lo rende sempre più sradicato, come un albero tagliato alle radici, per usare la metafora leopardiana.

Pa s s i o n e e r a g i o n e СТРАСТь И РАзуМ

Александр Великий Монета. На аверсе изображен портрет Александра Великого в львиной шкуре, около IV в. до н.э., чеканное серебро, диаметр 2 см.

необходимо оставаться детьми, чтобы жить до конца своих дней: но для этого нужно сохранить нетронутыми желания и живую страсть бытия, потому что именно дети находят все ни в чем, а взрослые, лишенные иллюзий, находят ничто во всем. на страницах Дневника размышлений (zibaldone), сочинения всей его жизни, которому Леопарди доверяет силу своей мысли в качестве глубокого, рационального наблюдателя своей души, поэт задает экзистенциальный вопрос, не имеющий ответа, если это не касается только самой жизни. на этих страницах он останавливается на таких низменных человеческих страстях, как ненависть и зависть, на которых основано общество, и на многих других качествах: на любви, на гневе, на мести, на сочувствии и на всех степенях страха - от боязни до паники, не забывая о надежде и радости. Леопарди хочет понять механизмы, определяющие человеческое поведение, от которого он приходит в растерянность из-за его бездеятельности и посредственности, распространяющихся в его времени, как и во всех временах. холодность души, характерная для современной ему эпохи, задевает Леопарди, который постоянно сравнивает свое время с античным, зная, что при потере гармонии в Природе при взаимопроникновении человека и природы, теряется любая надежда: человек аннулирует себя самого избытком рассудка, который растет с развитием цивилизации, и при власти Разума, который стремится «геометризировать мир», исчезают чувствительность и Страсть. Индивидуум становится несущественным, затерянным в массе, его счастье подчинено утилитарным интересам, разлука с Природой лишает его корней, как подрубленное дерево, по метафоре самого Леопарди.

la linfa vitale, quindi, muore. ed un sintomo di questo processo di inaridimento e di morte interiore si nota nell’estrema chiusura alle emozioni ed ai sentimenti che colpisce l’uomo moderno. il timore di soffrire, dice leopardi, è la causa di una difesa dalla vita fatale all’uomo per quella ricerca di solitudine che nello stesso tempo può costituire la chiusura estrema, conducendo alla morte dell’animo ed all’indifferenza più totale. da questa indifferenza leopardi mette in guardia, poiché ne individua l’origine nel male di vivere e nell’egoismo che è la più forte caratteristica del mondo moderno. così, poiché sulla differenza tra antichi e moderni si costruisce gran parte del pensiero leopardiano, la ragione è dei moderni, la passione degli antichi. tutto ciò che è naturale supera la ragione. la natura è grande, dice leopardi, la ragione piccola, e di conseguenza solo la natura può condurre a grandi imprese, solo una spinta naturale e lontana dai calcoli della piccola e meschina ragione può creare lo straordinario, la virtù, la magnanimità, l’illusione. ad esempio, l’impresa di alessandro Magno, che esercitava su di lui un grande fascino, è la più grande delle illusioni, quindi opera della natura e non della ragione; così come la poesia più alta, quella di omero, non significa che rispondere alla natura. le illusioni sono quindi parte della natura, non per nulla sono proprie dei popoli più lontani dalla civiltà, primitivi, e dei fanciulli. il tessuto stesso delle illusioni consente di vivere: lontano in qualche modo dalla realtà, tra immaginazione e fantasia, virtù e passione. e se al poeta ed ai fanciulli spetta la via della conoscenza attraverso l’immaginazione, questa capacità dovrebbe essere intesa in maniera tale da trasformare la ragione in passione, rendendo passione tutto quello che normalmente è considerato dovere. sempre in una lettera al giordani del 30 giugno 1820, leopardi, ormai riconfortato e fuori dalla crisi di malinconia del ‘19, sostiene che è barbarie “quella condizione dove la natura non ha più forza negli uomini”, aggiungendo

жизненная лимфа умирает. Симптомом этого процесса очерствления и внутренней смерти является полное исчезновение эмоций и чувств, которое обрушивается на современного человека. Страх страдания, говорит Леопарди, является для человека фатальной причиной защиты от жизни, когда он находится в поиске одиночества, которое может стать полной изоляцией, ведущей к смерти души и полному равнодушию. Леопарди предупреждает об опасности подобного равнодушия, которое является основой жизненных страданий, эгоизма, более всего характеризующих современный мир. большая часть мыслей Леопарди основана на различии между миром античности и миром современности, так, по его мнению, Разум относится к современности, а Страсть — к античности. Все, что есть Природа, превосходит Разум. По словам Леопарди, Природа – великa, a Разум — мелок, и поэтому только Природа может вести к великим подвигам, только вдалеке от расчетов мелкого и ограниченного Разума можно создать нечто великое: добродетель, великодушие и иллюзию. Леопарди находился под влиянием обаяния Александра Великого, чьи подвиги являются самой большой иллюзией, как бы творением Природы а не Разума, также как и высочайшая поэзия, например, поэзия Гомера, обращенная только к Природе. Иллюзии являются в этом случае только частью Природы, не случайно они принадлежат примитивным, далеким от цивилизации народам и детям. Иллюзии позволяют человеку жить вдали от реальности, между воображением и фантазией, добродетелью и страстью. И если для поэтов и детей дорога к знанию проходит через воображение, эта их способность должна быть принята таким образом, чтобы преобразовать Разум в Страсть, и все то, что обычно считается естественным, также должно превратится в Страсть. В письме к Джордани от 30 июня 1820 года Леопарди уже после своего душевного кризиса меланхолии в 1819 году подтверждает, что варварство «это то состояние, когда природа уже больше не обладает властью над людьми», добавляя

Io non tengo le illusioni per mere vanità, ma per cose in certo modo sostanziali, giacchè non sono capricci particolari di questo o di quello, ma naturali e ingenite essenzialmente in ciascheduno; e compongono tutta la nostra vita. Come penseremo di traviare seguendo la natura? [...] Ma la ragione moderna, all’opposto della ragione antica, non osserva né consulta se non il vero, ben altra cosa che la natura. in tal senso, leopardi pensa che la situazione dei “buoni” sia migliore rispetto a quella dei “cattivi”proprio perché le illusioni appartengono solo ai primi, laddove gli altri, i mediocri ed egoisti, sono “ristretti alla verità e nudità delle cose” e quindi condannati a “tedio infinito ed eterno”. la differenza tra antichi e moderni si rivela allora soprattutto per quanto riguarda il discorso sulla conoscenza: nell’epoca moderna, è proprio la conoscenza eccessiva, analitica, che tutto delimita ed approfondisce a costituire la condanna dell’individuo e delle sue possibilità. Posto di fronte alla cognizione del vero, cioè al niente che circonda le cose, quest’ultimo può solo chiudersi in una sorta di pietrificazione del sentire, perso tra vuoto e nulla, in un’angoscia che può condurre o alla follia o al suicidio freddo, perché scelto dalla ragione. negli antichi, anche il suicidio aveva una sua naturalità: leopardi, infatti, adduce come esempio la morte di didone, riportando all’inizio del brano che le dedica le parole che la regina, sul punto di uccidersi, rivolse alla sorella anna. didone muore per passione, divenendo simbolo della sofferenza d’amore, così come ettore muore incarnando l’eroe bello e sventurato. l’idea, propria del mondo antico, che la sventura coincida con la colpa e che quindi colpisca chi la meriti, si nega nel personaggio di ettore, che leopardi vede come colui sul quale deve invece cadere la compassione, proprio perché l’unione della bellezza e della sventura lo rende debole, senza togliergli però il velo dell’eroismo. didone ed ettore assumono quindi agli occhi di leopardi un forte valore, ponendosi quali simboli di un sentire proprio del mondo antico, dove la passione era viva e connaturata alle cose e dove poteva essere naturale togliersi la vita per amore o soccombere per eroismo. У меня нет иллюзии ради тщеславия, но только перед вещами существенными, потому что это не мои особые капризы,- то одно то другое, они естественны и существенны и являются врожденными для каждого из нас; эти иллюзии сопровождают нас в течение всей нашей жизни. […] Но современный разум, в отличие от разума античности, наблюдает и обращает внимание только на то, что реально, совсем другое дело Природа. Леопарди считает, что в этом смысле положение «добрых» людей лучше по сравнению со «злыми», потому что иллюзии принадлежат только первым, тогда как вторые, посредственности и эгоисты, «ограниченные истиной и обнаженностью вещей», осуждены «на бесконечную скуку и вечность». Разница между мировоззрениями античности и современности, по мнению Леопарди, проявляется прежде всего тогда, когда речь идет о познании. В современную поэту эпоху именно чрезмерное, аналитическое познание, которое все определяет и углубляет, является осуждением индивидуума и его возможностей. находясь перед познанием истины, что означает - перед ничтожеством окружающих вещей, человек может только затаиться, как будто обращаясь в камень, он теряется между пустотой и ничем, в тоске, которая может довести его или до безумия, или до хладнокровного самоубийства, потому что он выбирает его в здравом рассудке. Во времена античности самоубийство было естественно: Леопарди, в качестве примера, приводит историю смерти Дидоны, цитируя в начале текста ее слова перед самоубийством, обращенные к сестре Анне. Дидона умирает из-за страсти, становясь символом любовных страданий, тогда как Гектор погибает, воплощая образ прекрасного и несчастного героя. В мире античности злой рок совпадал с виной и поэтому несчастный получал по заслугам, но эта идея не относится к Гектору, которого Леопарди видит тем, кто достоин сочувствия, потому что союз красоты и несчастья делает его слабым, не снимая при этом ореол героизма. Дидона и Гектор приобретают в глазах Леопарди большую ценность, становясь символами чувств, понятных миру античности, там где Страсть была живой, врожденной, где героическая смерть и самоубийство из-за любви считались естественными.

Storia del genere umano ms. autogr., cc. 1r-24v mm 216x165 (BNN, C.L.IX)

История рода человеческого Рукопись, автограф, лл. 1r-24v мм 216x165 (НБН, C.L.IX) 40

Operette morali, Milano, Stella, 1827 Si tratta dell’editio princeps dell’opera.

la differenza tra mondo antico e mondo moderno segna tutto il pensiero di leopardi: una volta compreso che l’uomo non è più parte del sistema della natura, ma che ormai ne è posto al di fuori, egli vede con chiarezza tutti gli effetti che derivano da questo stato di cose. leopardi si sofferma allora sulla cesura tra natura ed esistenza, sul rapporto fra natura e civiltà, da cui dipendono anche le trasformazioni dei comportamenti dell’uomo, così che la sua riflessione si volge dal piano metafisico a quello antropologico e morale. la domanda che investe il rapporto fra natura ed esistenza risponde all’intenzione dell’autore di scrivere un’opera che avrebbe contenuto la sua metafisica e per la quale aveva anche individuato un percorso preciso nelle migliaia di pagine del suo Zibaldone, dal titolo Della natura degli uomini e delle cose. in queste pagine leopardi riflette sull’idea di natura, che nel suo pensiero muta, passando dalle forme dell’Armonia a quelle delle Contraddizioni e mostruosità che caratterizzano i pensieri degli anni 1825-1827 rispondenti alla riflessione ormai matura del poeta, secondo la quale l’uomo si trova a vivere in maniera drammatica la sua scissione. Uno dei punti della riflessione leopardiana degli anni 1820-1823 sulla natura si incentra sulla consapevolezza che quest’ultima di per sé coincide con la vita e con il principio che muove la vita stessa, cioè il principio del piacere: la natura quindi tende alla vita, la racchiude nella sua essenza e nel suo significato.

i v o lt i d e l l a n at U r a : M e ta F i s i c a , F e l i c i t à e “ i n c i v i l i M e n t o ” ЛИКИ ПРИРоДы: МЕТАФИзИКА, СчАСТьЕ, «ПРоцЕСС цИВИЛИзАцИИ» Нравственные очерки, Милан, Издатель Стелла, 1827 г. Это первое издание произведения

Разница между миром античности и миром современности является знаковым символом, характеризующим размышления Леопарди, для которого человек только тогда понимает, что он не является частью Природы, когда ясно видит все последствия своего положения. Леопарди обращает особое внимание на разрыв между Природой и существованием, на отношения между Природой и цивилизацией, от которых зависят изменения в поведении людей. Его размышления направлены от метафизического уровня до антропологического и нравственного. Вопрос об отношениях между жизнью и Природой приводит поэта к намерению написать сочинение, которое содержало бы его размышления о метафизике и определило бы точный путь философского развития на тысячах страниц его Дневника размышлений (zibaldone) в главе под названием О природе людей и предметов (della natura degli uomini e delle cose). на этих страницах Леопарди размышляет о самой идее Природы, которая меняет образ невысказанной мысли, проходя от формы Гармонии (armonia) до Противоречий и уродства (contraddizioni e mostruosità), которые характеризуют в 1825-1827 гг. уже зрелые размышления поэта, где человек драматически переживает свой разрыв между гармонией и уродством Природы. В размышлениях о Природе, в 1820-1823 гг., Леопарди сосредотачивается на сознании, которое совпадает с жизнью, и с принципом, по которому движется сама жизнь, иначе говоря, принципом удовольствия: Природа стремится к жизни, наполняя ее сущностью и значением.

se la natura è esistenza, se coincide con l’essere, con la vita sensitiva o non sensitiva e, soprattutto, se l’uomo è nella natura e non al di fuori di essa, la naturale tendenza degli uomini e delle cose è quella che conduce al piacere, al massimo piacere possibile, che fa dell’uomo un soggetto desiderante e del desiderio l’essenza della vitalità. questa è la vita secondo natura che l’eccessiva civiltà ha distrutto, eliminando la forza delle illusioni, negando progetto e futuro perché ha snaturato l’uomo, sradicandolo da se stesso. Fuori della natura, fisica e psichica, la vita è male, l’essere si volge verso la morte, va contro se stesso, contro il suo amor proprio e contro l’istinto di conservazione, poiché fuori della natura si annulla il principio del piacere. così la natura delle cose diventa un “orribile mistero”, mentre del tutto insufficiente si mostra la nostra ragione. tuttavia, queste riflessioni tra l’autunno del 1823 e la primavera estate del 1824 subiscono un cambiamento, quando leopardi perviene a una nuova considerazione della natura, proprio da un punto di vista metafisico: ma per giungere a una delineazione metafisica della natura egli muove da un piano morale, cioè dalla ricerca della felicità, considerata quale sommo bene e come massima e naturale aspirazione dell’uomo. ora, leopardi comprende che i fini della natura divergono da quelli dell’uomo: alla natura, infatti, non interessa il bene dell’individuo, né tanto meno la sua felicità, ma solo il ciclo di produzione e distruzione che ne caratterizza il ritmo meccanicistico. la natura è quindi indifferente al male ed alla sofferenza che è implicita nel destino umano. Una sofferenza ine-

Если Природа является существованием, если совпадает с бытием, с жизнью чувственной или не чувственной и, прежде всего, если человек в Природе, а не вне ее, тогда естественная тенденция людей и предметов ведет к удовольствию, к максимально возможному наслаждению, которое делает человека субъектом желающим и которое делает желание сущностью жизнеспособности. это и есть жизнь по закону Природы, которая была разрушена чрезмерной силой цивилизации, удаляя силу иллюзий, отрицая любой план будущего, духовно обедняя человека, оторвавшегося от собственных корней. Вне Природы, физической и психической, жизнь является злом, бытие направлено к смерти, идет против самого себя, против собственной любви и против инстинкта самосохранения, потому что вне Природы исчезает принцип удовольствия. Таким образом Природа вещей становится «ужасной тайной», а с другой стороны -наш Разум показывает свою неудовлетворенность. однако, эти размышления между осенью 1823 года и весной - летом 1824 года претерпевают изменения, когда у Леопарди появляется новая концепция о Природе, именно с точки зрения метафизики. но чтобы достичь метафизического определения Природы Леопарди двигается от нравственного уровня, то есть от исследования счастья, считая его высочайшем добром и максимальным и естественным стремлением человека. Теперь Леопарди понимает, что цель Природы - отдалиться от человека: на самом деле Природу не интересует благо индивидуума, а еще меньше - его счастье, но ей интересен сам цикл воспроизведения и разрушения, характеризующий ритм механицизма. Природа в таком случае безразлична к боли и страданиям, которые присутствуют в

Operette morali (1824) Ms autogr., cc. 138, mm. 216x165. (BNN, C.L.IX) Unica stesura autografa del testo. Il manoscritto contiene venti prose morali nell’ordine stabilito dall’autore nel 1824. Ad apertura dell’opera è la Storia del genere umano, seguito da: Dialogo d’Ercole e Atlante, Dialogo della Moda e della Morte, Proposta di premi fatta dall’Accademia dei Sillografi, Dialogo di un Lettore di Umanità e di Sallustio, Dialogo di un Folletto e di uno Gnomo, Dialogo di Malambruno e Farfariello, Dialogo della Natura e di un’Anima, Dialogo della Terra e della Luna, La scommessa di Prometeo, Dialogo di un Fisico e di un Metafisico, Dialogo della Natura e di un Islandese, Dialogo di Torquato Tasso e del suo Genio familiare, Dialogo di Filenore e di Misenore, Il Parini o vero della gloria, Dialogo di Federico Ruysch e delle sue mummie, Detti memorabili di Filippo Ottonieri, Dialogo di Cristoforo Colombo e di Pietro Gutierrez, Elogio degli uccelli, Cantico del gallo silvestre. Se nella Storia del genere umano l’autore sfiora tutti i temi del suo pensiero affidati alla forma del mito, cui è affidato il senso della contrapposizione alla civiltà, nel Dialogo della Natura e di un Islandese è evidenziato il contrasto tra l’ordine della Natura e quello dell’esistenza, la prima indifferente alle sorti dell’uomo, condannato alla ricerca perpetua di una impossibile ed irrealizzabile felicità.

Нравственные очерки (1824 г.) Рукопись, автограф, 138 стр., 216x165 мм. (НБН, C.L.XIII.25) Единственная собственноручная редакция текста. Рукопись содержит двадцать философских эссе и диалогов в установленной автором в 1824 году последовательности: История рода человеческого, Разговор Геркулеса и Атланта, Разговор Моды и Смерти, Награды, предложенные Академией силлографов, Разговор Читателя о Человечестве и о Саллюстии, Разговор Силфа и Гнома, Разговор Маламбруно и Фарфарелло, Разговор Природы и Души, Разговор Земли и Луны, Прометеев спор, Разговор Физика и Метафизика, Разговор Природы с Исландцем, Разговор Торквато Тассо и его демона, Разговор Филенора с Мизенором, Парини или О славе, Разговор Фредерика Рейша и его мумий, Достопамятные речи Филиппо Оттоньери, Разговор Христофора Колумба с Педро Гутьерресом, Похвальное слово Птицам, Песнь дикого Петела. История рода человеческого представляет собой изложение мировоззрения Леопарди о развитии цивилизации в жанре мифологии. В очерке Разговор Природы с Исландцем подчеркивается контраст отношений между законами Природы и бытием. При этом первая - равнодушна к судьбам человека, обреченного на вечный поиск истины и неосуществимого непостижимого счастья.

Dialogo della Natura e di un Islandese ms. autogr., cc. 109r-120v mm 216x165 (BNN, C.L.IX)

Разговор Природы с Исландцем Рукопись, автограф, лл. 109r-120v мм 216x165 (НБН, C.L.IX) 43

rente ad ognuno, proprio perché insita nella vita, che Leopardi vede come uno stato violento; ed un male che diviene parte integrante del sistema delle cose. La natura assume allora l’aspetto della Gigantessa in uno dei dialoghi delle Operette morali, il Dialogo della Natura e di un Islandese: una donna straordinariamente forte e dai tratti quasi maschili, dal volto “bello e terribile”, che rivela all’islandese di essere del tutto indifferente alla sua sorte, spiegandogli che altro è il suo fine, del tutto meccanicistico. Di fronte a questa rivelazione, Leopardi si domanda allora a che miri il sistema della natura, l’ordine delle cose, nel calcolo dei mezzi necessari al fine essenziale all’uomo, cioè la felicità, e soprattutto quale sia l’errore fondamentale commesso dalla natura nella primordiale disposizione rispetto alla specie umana. Non tutto, rileva Leopardi, era essenziale e necessario in quel sistema che avrebbe altrimenti concesso il raggiungimento del fine insito nella natura dell’uomo: il caso, infatti, si è affiancato alla necessità, richiesta dall’ordine naturale. Se il male è dunque nell’ordine che presiede all’universo, se tutto è male, anche lo stesso dolore e la disperazione che colpiscono il poeta come tutti i soggetti più sensibili, dove risiede la speranza per l’uomo? Dove il bene? Leopardi in prima istanza non risponde, astenendosi dal giudicare dei fini di un universo che gli sembra deforme e malvagio, ma resta conscio che se il male è nell’ordine il problema del bene o della felicità individuale non esiste più in quanto tale. La natura procede lungo un percorso che non è quello dell’uomo, che tende alla felicità. Il male che metafisicamente è nell’ordine delle cose corrisponde, sotto il profilo morale, alla colpa dell’infelicità. Ma chi è colpevole? Nelle pagine dello Zibaldone e nei suoi percorsi, nel momento in cui la natura viene considerata ad un livello altro, diverso da un punto di vista speculativo, si individuano almeno due soggetti colpevoli del male di vivere: l’uomo e la società. La società è, come per Rousseau, colpevole del male: e non è un caso che Leopardi individui nel Mondo il concetto di

человеческой судьбе. Эти страдания касаются каждого из нас, потому что являются тесно связанным с жизнью, которую Леопарди видит как насильственное состояние, и зло становится частью, входящей в систему вещей. Природа тогда приобретает вид Гигантской женщины (Gigantessa), описанной в одном из диалогов Нравственных очерков (Operette morali) в главе под названием Диалог Природы с исландцем (Dialogo della Natura e di un islandese), где изображена чрезвычайно сильная женщина с почти мужским обликом, с лицом «красивым и ужасным», которая высказывает свое полное равнодушие к судьбе человека, объясняя ему, что цель у нее совсем другая, отвечающая принципу механицизма. Перед этим откровением Леопарди задается вопросом о цели самой системы Природы, о порядке вещей, о предметах, необходимых для определения жизненной цели человека, то есть для счастья, прежде всего он задается вопросом о главной ошибке Природы в её первоначальном расположении по отношению к человеческому роду. Не все, замечает Леопарди, было существенно и необходимо в этой системе, которая привела бы человека к достижению цели: случайность расположена рядом с необходимостью, присущей естественному порядку. Если зло присутствует в мировом порядке, если все вокруг зло, даже боль и отчаяние поэта, как у всех чувствительных натур, тогда где же находится надежда человека? Где добро? Леопарди в первой инстанции не отвечает, воздерживается от осуждения целей безобразного и злого мира, но он сознает, что зло, являясь проблемой для добра и для индивидуального счастья, больше не существует как таковое. Природа движется по дороге, которая не принадлежит человеку, стремящемуся к счастью. Зло, которое метафизически находится в порядке вещей, существует, с нравственной точкой зрения, в виде несчастья. А кто виноват? На страницах Дневника размышлений (Zibaldone) и в рассуждениях Леопарди, когда его взгляд на Природу переходит на другой уровень, отличный от спекулятивной точки зрения, определяются, как минимум, два субъекта, виновные в жизненном зле: человек и общество.

colpa, specificando che gesù è stato il primo a vedere nel mondo, e quindi nella società, il male. il mondo è malvagio, sotto qualunque forma o fisionomia, e da questa malvagità si deve fuggire, rifugiandosi nella solitudine. cristo è simbolo di una fuga nell’interiorità che leopardi, come prima di lui rousseau, conosce bene; e si tratta di una fuga cercata forse per il fallimento di un impossibile tentativo: realizzare una natura perduta. l’uomo invece è colpevole nella misura in cui sente su di sé la responsabilità del male e della sofferenza. non c’è più chi incolpare, una volta che gli dei sono scomparsi e che dio è morto. l’unico colpevole resta allora l’individuo che patisce il male, l’uomo che soffre e che, così facendo si vede come abietto, come oggetto da punire. e l’infelicità è una colpa. la ricerca della felicità è uno dei nuclei concettuali intorno a cui si articola il pensiero leopardiano: è questa che gli sta a cuore, come ad ogni individuo le cui sorti sembrano destinate a perdersi nella definizione dell’idea di “massa”. in molte riflessioni dello Zibaldone, così come in alcune lettere, tra cui una indirizzata a Fanny targioni tozzetti nel 1831, il poeta spiega, andando contro lo spirito del tempo che inneggiava al progresso indefinito e alla perfettibilità dell’uomo, che egli non sa che farsene della felicità delle masse se una massa è composta da individui infelici. il raggiungimento della felicità è impossibile di per sé, in quanto, da un punto di vista esistenziale, si può solo tendere verso il bonheur, cioè si può solo considerare la tensione verso l’ oggetto, e non il suo possesso. Proprio l’impossibilità di essere felici giustifica la domanda esistenziale e la ricerca metafisica nello Zibaldone, nel quale verso il 1827 si delinea l’idea di una natura indifferente e perciò in contraddizione con il fine dell’esistenza cui abbiamo accennato; a quella stessa data risale la composizione di un dialogo delle Operette morali, il Dialogo di Plotino e di Porfirio cui leopardi affida il significato ultimo delle sue riflessioni sulla felicità. alla fine del dialogo, Plotino si oppone all’idea di Porfirio di suicidarsi, contestandone il senso: il suicidio non è consentito dalla natura, anzi è un atto assolutamente contro natura. tutto l’ordine delle cose sarebbe sovvertito se il suicidio fosse con-

общество, по мысли Руссо, является виновным в зле, и не случайно Леопарди обнаруживает в Мире (Mondo) концепцию вины, указывая, что Иисус является первым, который увидел зло в мире, а поэтому - и в обществе. Мир – злой и от этой злости нужно бежать, укрыться в одиночество. христос является символом побега во внутренний мир, который Леопарди хорошо знает, как прежде него это знал Руссо; это может быть и побег во внутреннее одиночество из-за провала возможности реализовать утраченную Природу. человек является виновным по мере того, как он чувствует ответственность за зло и страдание. нет больше виновных после того, как боги исчезли и бог умер. Единственным виновным остается индивидуум, который терпит зло, который страдает и видит самого себя объектом наказания. несчастье является виной. Понимание счастья - однo из концептуальных ядер, вокруг которого вращается мысль Леопарди. этот поиск дорог его сердцу, так же как и предназначение судьбы отдельной личности раствориться в понятии “массы”. наперекор духу времени и устоявшемуся мировоззрению, которые приветствовали прогресс и способность человека к совершенствованию, поэт в Дневнике размышлений (zibaldone) и в письмах, в частности к Фанни Тарджони Тоццети (1831 г.), не понимает, в чем суть счастья масс, если масса состоит из отдельных несчастных людей. Достижение счастья невозможно само по себе, поскольку с экзистенциальной точки зрения можно только стремиться к bonheur (благополучию), то есть приблизиться к предмету, не обладая им. Именно невозможность познания счастья оправдывает затрагивание экзистенциального вопроса и поиск метафизики в Дневнике размышлений, в котором к 1827 году проявляется идея автора о безразличии природы в противоречии к цели существования. эта мысль пронизывает и Нравственные очерки, и Диалог Плотина и Порфирия, где раскрываются заключительные размышления Леопарди о счастье. В конце диалога Плотин противостоит идее Порфирия о самоубийстве: оно противоестественно, не разрешено природой, более того - акт ей безусловно противоречащий. Весь порядок вещей был бы опрокинут,

sentito. l’essere non può servire al non essere, perché il principio fondamentale dell’ordine delle cose e della natura è il principio di conservazione. la risposta di Porfirio, che in realtà è una domanda, segna il punto più alto del ritmo dialogico: “tu dubiti se ci sia lecito di morire senza necessità: io ti domando se ci è lecito di essere infelici”. questo dubbio mette direttamente in relazione suicidio e infelicità. se la natura ha dato all’uomo l’amore della conservazione e della propria felicità, non può allora essere contrario alla natura fuggire l’infelicità con l’unico mezzo a disposizione: la fine dello stato di sofferenza che è la vita. le parole di Porfirio sono tanto più stringenti, quanto più egli approfondisce l’idea dell’infelicità umana: un’infelicità aggravata dal progressivo aumento della civiltà. quest’ultimo elemento ha provocato una trasformazione, “una mutazion di vita, e massimamente d’animo”, che ha reso più forte il patimento, producendo quasi una “infelicità nuova, che risulta a noi dall’alterazione dello stato”. È questo un peggioramento rispetto alla situazione originaria: oltre all’infelicità umana voluta dalla natura, e quindi esistenziale e connaturata, si aggiunge ora l’infelicità provocata da una trasformazione non prevista, legata all’avanzare incessante della civiltà. È così chiaro il dramma dell’uomo moderno, destinato a soccombere lontano dal suo scenario d’origine, la natura, e abituato dalla ragione e dall’assuefazione ad una seconda natura che lo allontana sempre più da quella originaria. se quindi il suicidio non è lecito come atto contro natura, lo è come atto contro la civiltà. il punto è, infatti, che l’uomo valuta le sue azioni e le sue scelte non in base alla sua natura primitiva, ma a quella seconda natura, che è dettata dalla ragione, la quale, poiché regge la vita, può anche governare la morte. il fatto che gli uomini restino attaccati alla vita e rifuggano dal suicidio è quindi, secondo Porfirio, solo un “errore di computo”. da questa affermazione muove l’ultimo momento della scrittura dialogica: è la conclusione, affidata tutta al dire esortativo di Plotino, che comincia a parlare, sottolineando la sua adesione alle posizioni di Porfirio:”così è veramente, Porfirio mio”. tuttavia, questa adesione è solo apparente, in quanto il discorso di Plotino assume insieme un tono di consiglio e di preghiera per condurre l’amico alla rinuncia del suo proposito così logico. il suo è un invito a seguire la natura, quella primitiva, e non la ragione; a questa natura che ha fatto

если бы самоубийство было дозволено. Существующее не может служить не существующему, поскольку основной принцип существования вещей в природе – принцип сохранения. ответ Порфирия, который в действительности является вопросом, отмечает накал ритма диалога: «Ты сомневаешься, дозволено ли нам умереть без необходимости; я спрашиваю, дозволено ли нам быть несчастными». это его сомнение оправдывает выбор самоубийства, если человек несчастен. но, если природа наделила человека врожденной любовью к самосохранению и к собственному благу, нельзя противоречить природе избавлением от несчастья, которое дается ею с неизбежностью. чем глубже Порфирий развивает идею человеческого несчастья, тем настоятельнее его слова: страдание увеличивается с прогрессом цивилизации. этот последний элемент вызвал преобразование, «перемену нашей жизни и особенно нашей души», что сделало страдание еще более терзающим, порождая “новое несчастье, проистекающее от изменения нашего изначального состояния”. это порча по отношению к изначальному состоянию: кроме человеческого несчастья, вызванного природой, и поэтому экзистенциального и укоренившегося, добавляется несчастье, вызванное непредвиденными изменениями, происшедшими в результате прогрессирующего развития цивилизации. Абсолютно ясна драма современного человека, отлученного от первозданной природы и тем самым обреченного на гибель. Привычка и разум породили в нас новую природу, которая все больше отдаляет человека от первобытной. Если самоубийство является актом противоестественным, то оно дозволено как акт против цивилизации. Дело в том, что человек совершает свои действия и делает выбор, отталкиваясь не от своей первобытной природы, а от новой, обусловленной разумом, которая управляет как его жизнью, так и смертью. Факт того, что люди дорожат жизнью, а самоубийство им чуждо, согласно Порфирию, лишь «ошибка в расчете». это утверждение раскрывает смысл заключительной части диалога, выраженная в побудительном тоне Плотина. он подчеркивает свое согласие с позицией Порфирия: “Поистине все это так, мой милый Порфирий”. это лишь видимое согласие. Речь Плотина одновременно принимает тон совета и просьбы, чтобы подтолкнуть

Dialogo di Plotino e di Porfirio [1827] Ms. autogr., cc.24, mm. 160x107. (BNN, C.L.XX.22 ) La stesura del testo risale al 1827, ma, come per il Copernico ed il Frammento apocrifo, fu edito per la prima volta nell’edizione fiorentina di Le Monnier nel 1845. Nel dialogo tra i due pensatori affini l’autore fa sue le argomentazioni in favore e contro il suicidio portate avanti dai due protagonisti del dialogo.

Разговор Плотина и Порфирия [1827 г.] Рукопись, автограф, 24 стр., 160x107 мм. (НБН, C.L.XX.22) Был написан в 1827 году, но как и в Копернике и Апокрифическом Фрагменте, впервые был напечатан во флорентийском издательстве Le Monnier в 1845 году. В разговоре автор устами главных героев диалога, двух близких по духу собеседников, выражает свое отношение к самоубийству.

l’uomo all’infelicità bisogna tornare, poiché l’uomo si è dimostrato ancora più colpevole di lei. e la colpa maggiore è il desiderio di conoscenza. la conoscenza del vero che distrugge le illusioni originariamente donate dalla natura all’uomo è la causa dell’ infelicità di quest’ultimo. il punto centrale del discorso di Plotino è quindi una risposta diretta ad individuare nella natura la causa dei mali e nell’eccessiva civiltà l’accrescimento dell’infelicità umana. se è vero che nell’uomo è grande “l’alterazione”, la trasformazione che ci allontana dal paradigma dell’uomo antico, è altrettanto vero che la forza della natura in noi permane. È per questo che l’“errore di computo” sarà sempre ripetuto, per l’eternità. ciò che importa veramente, infatti, è la capacità dell’uomo di risorgere dalla sua disperazione, dal dolore o dal vuoto, grazie a impercettibili sensazioni di vigore, a cause minime e quasi non evidenti, che lo riconducono alla vita: ed è importante notare come non sia l’intelletto che aiuta questo “risorgimento”, quanto quello che leopardi per bocca di Plotino chiama il “senso dell’animo”. non è l’intelletto, infatti, a governare l’uomo. dall’intelletto può derivare solo un eccesso di ragione, il peso delle riflessioni, l’irresolutezza che impedisce l’azione e tiene legato l’individuo in una realtà immaginaria. È un altro senso, profondo, interno, che muove la sfera dell’irrazionale e della sensibilità, a condurre verso la vita, perché non la spiega, non la giustifica, ma, semplicemente, permette di sentirla. questo sentire la vita impedisce agli uomini il suicidio che la ragione consiglia. il dramma dell’epoca moderna consiste allora nell’aver superato l’idea di una civiltà possibile, quella media, che realizzava una dimensione caratterizzata da un equilibrio stabile tra ragione e natura, raggiungendo le forme di un “incivilimento smisurato” di cui non si possono ancora conoscere gli effetti: leopardi mette in guardia da un eccesso di ragione rispetto al ritmo naturale, che distrugge la natura come essenza originaria di varietà e diversità nei popoli e nell’ambiente; contemporaneamente le conseguenze di una civiltà smisurata toccano la vita dell’individuo. la natura assume qui un diverso significato, rivelandosi non nel suo aspetto metafisico, ma nella forza sentita dagli antichi, cioè da coloro che vivevano nella natura, ne facevano parte, mostrandone i segni in ogni loro comportamento. ecco allora che la civiltà eccessiva impedisce all’uomo la vita dei

друга к отказу от столь логичного намерения. он предлагает следовать законам первозданной природы, а не разума; необходимо вернуться к той природе, что сделала человека несчастным, ведь человек еще более виновен, чем она. И основная вина человека - жажда знания. Познание истины, которая разрушает иллюзии первозданной природы, становится причиной человеческого несчастья. основной смысл речи Плотина - это ответ, направленный на поиск причины враждебности природы и роста человеческого несчастья при чрезмерной цивилизации. Если верно, что в человеке велико “преобразование”, изменение, которое отдаляет нас от парадигмы древнего человека, настолько же верно, что природа не изменила нас совсем. Поэтому «ошибка в расчете» будет вечно повторяться. что действительно важно – это способность человека возрождаться после отчаяния, боли или пустоты, благодаря неуловимой жизненной силе, которая снова возвращает его к жизни: важно заметить, что не разум помогает «возрождению», а «чувство души», как его называет Леопарди устами Плотина. не рассудок управляет человеком. Избыток разума, тяжесть размышлений, давящий на эмоции, нерешительность, которая препятствует человеческим поступкам, сковывая индивидуума в воображаемой реальности. закрытое глубокое чувство, которое управляет сферой иррационального и чувствительного, позволяет человеку обрести вкус к жизни, не оправдывая и не объясняя ее сущности. это «чувство души» предостерегает людей от самоубийства, на которое их толкает разум. Драма современной эпохи состоит в том, что она превзошла понятие возможной промежуточной цивилизации, которая предполагала равновесие между разумом и природой, достигая форм “безмерной цивилизации”, последствия которой непредсказуемы: Леопарди предупреждает, что избыток разума по отношению к естественному ритму разрушает природу как первоначальную сущность разновидности и многообразия в народах и в окружающей среде, в то же время последствия безмерной цивилизации влияют на жизнь человека. Природа принимает здесь иной смысл, раскрываясь не в своем метафизическом аспекте, а в силе античных людей, живущих в гармонии с природой, составляя ее часть и подчеркивая это своим поведением и отношением к ней. безусловно, чрез-

sentimenti, inibendone le emozioni e producendo una indifferenza universale verso gli altri, ma anche verso se stessi. in questa mancanza di cura verso di sé, nel silenzio che annulla le relazioni fra gli uomini, si matura la fine della società naturale e l’inizio di una nuova barbarie, in cui le regole della ragione e dell’utilitarismo sono portate alle estreme conseguenze. l’egoismo diviene allora la passione dominante, perché è sull’odio verso i propri simili che si fonda la società: Quanto più si trova nell’individuo il se stesso, tanto meno esiste veramente la società. Così se l’egoismo è intero, la società non esiste se non di nome. Perché ciascuno individuo non avendo per fine se non se medesimo, non curando affatto il bene comune, e nessun pensiero o azione sua essendo diretta al bene o piacere altrui, ciascuno individuo forma da se solo una società a parte, ed intera, e perfettamente distinta, giacchè è perfettamente distinto il suo fine; e così il mondo torna qual era da principio, e innanzi all’origine della società, la quale resta sciolta quanto al fatto e alla sostanza, e quanto alla ragione ed essenza sua. (Zib. 669,1) la civiltà eccessiva, nella sua lineare e progressiva crescita, provoca di conseguenza e in maniera speculare la riduzione della natura, trasformando tutto ciò che ad essa afferisce: l’anima e le sue passioni, i sentimenti, i rapporti tra gli uomini e le relazioni fra le cose, il corpo, che perde in vigore quello che acquista in malattia; e ancora lo sviluppo delle facoltà intellettive e sensitive cui si accompagna lo sviluppo di una spiritualizzazione del reale, che equivale al nostro virtuale. sulla spiritualizzazione del moderno leopardi insiste in pagine particolarmente interessanti, laddove comprende che tutto, anche l’amore, si allontana dal corpo per cedere allo spazio infinito e pericoloso della mente. la forza, il vigore proprio degli antichi si perde; e con esso scompare anche la modalità fisica, per così dire, con cui si sentono e si manifestano le passioni,

мерно развитая цивилизация препятствует проявлению человеческих переживаний и эмоций, порождает равнодушие к себе и окружающим. В этом недостатке заботы о себе, в молчании, уничтожающем человеческие взаимоотношения, становится неизбежным конец первозданного общества и начало эпохи нового варварства, в котором правила разума и утилитаризма доведены до крайности. эгоизм становится доминирующей страстью, потому что на ненависти к себе подобным основывается общество: Чем больше человек думает о себе, тем менее эвентуально существование общности. Если человек полон эгоизма, то от общества остается лишь название. Поскольку каждый индивидуум заботится лишь о себе, а его мысли и действия не направлены на благо других, каждый человек представляет собой отдельное общество, поскольку отличаются и его цели; так мир вернется к первозданному состоянию до возникновения общества, которое останется свободным по факту и содержанию, по праву и по сущности своей. (Дневник размышлений - Zibaldone, 669,1) чрезмерно развитая цивилизация в своем линейном и прогрессивном росте ведет к ослаблению природы, искажая все окружающее: душу с её страстями, чувствами, взаимоотношениями людей, тело, которое теряет в силе то, что выигрывает в болезни, а также развитие умственных и чувственных способностей, которые сопровождаются одухотворением действительности, эквивалентной нашей виртуальной. Со страниц Дневника размышлений (zibaldone) с особым интересом повествует Леопарди о спиритуализации современности, которая предполагает, что все, включая и любовь, отдаляется от тела, чтобы проникнуть в бесконечное и опасное пространство разума. Сила и мощь, свойственная древним, теряются; и вместе с ними исчезает способность человека выражать чувства и проявлять страсти, в то время как преобладает избыток рассудка. Того рассудка, которого поэт не раз изображал как палача, отмечая спад стремлений к желаниям. В безмерно развитой цивилизации сокращается круг желаний: человек, говорит Леопарди, будучи существом жаждующим, считает противоестественным отказ от удовольствия. однако, чрезмерная

mentre prevale l’eccesso del pensiero, di quel pensiero in cui il poeta più di una volta aveva individuato il suo carnefice, e la diminuzione del desiderio. nella civiltà smisurata quindi lo spazio del desiderio si riduce pericolosamente, perché è nel desiderio che si identifica la vita: l’uomo, dice leopardi, è infatti un soggetto desiderante e come tale irriducibile nel senso di conservazione, cioè nel suo principio di piacere. nel momento in cui la civiltà estrema riduce la forza del desiderio, imponendo anche dei falsi bisogni, il principio del piacere diminuisce, mentre aumenta il desiderio della morte. e tra gli effetti della eccessiva civiltà e della supremazia della ragione si individuano l’impoverimento delle lingue e l’omologazione tra gli uomini che nega l’individualità e la perdita delle differenze in un mondo sempre più piccolo e delineato nei suoi confini, perché sempre più conosciuto, non più vago e indefinito, sollecitante il viaggio fisico e mentale. la stessa terra non conosce più la differenza, poiché nuove tecniche impediscono la varietà delle colture, favorendo un’uniformità pericolosa per l’uomo. nessun tema, nessun nesso sfugge alla dicotomia natura-civiltà. e l’eccessivo incivilimento in cui leopardi individua la causa delle numerose degenerazioni della modernità si traduce nella metafora della camera oscura, che riprende in piccolo una vasta prospettiva, adatta a rendere lo stato dell’individuo, il quale riproduce in se stesso la dimensione in cui la società si riduce: uno stato di immobilità, caratterizzato da noia e estrema indifferenza. nel 1821 leopardi pensa ancora che all’uomo spetti di “rifabbricare la natura”, preservandone la “salvatichezza”; ma dal ‘24 in poi, quando più fermo diventa il disinganno rispetto alla figura metafisica della natura, egli diviene cauto nel sostenere la possibilità di un ripristino dello stato naturale. tornare indietro è impossibile, perché l’uomo si è abituato a quella società stretta in cui potrebbe addirittura essere dannoso riproporre una condizione naturale.

цивилизация навязывает иллюзорные желания, ведущие человека к мыслям о смерти. Современная цивилизация и превосходство разума приводят к обеднению языков и единообразию мира, вследствие чего отрицается индивидуальность личности. Исчезает разница, ограниченная рамками постоянно сужающегося пространства, все более близкого и знакомого, а не чуждого и неопределенного. Сама земля не знает разнообразия, новые технологии препятствуют разновидности агрокультур, что наносит вред человеку. Тема дихотомии природы и цивилизации неизбежна. В чрезмерном влиянии цивилизации Леопарди видит причину оскудения современности, которую автор выражает метафорой «камера-обскура», отображающей состояние общества через призму настроения человека: неподвижность, выраженная тоской и крайним равнодушием. В 1821 году Леопарди все еще полагает, что человеку надлежит “перестраивать природу”, сохраняя ее «дикость». начиная с 1824 года, признав несостоятельность учения о метафизике природы, он с большей осторожностью относится к вопросу о возможном возвращении природы в дикое состояние. Возврат к прошлому исключен, потому что человек адаптировался к этому ограниченному пространству, в котором возрождение первозданной природы может быть просто губительно.

Carl Gustav Carus, Donna sulla terrazza (particolare), 1824. Olio su tela, cm 42x33 Staatliche Kunstsammlungen Gemäldegalerie, Dresda.

Карл Густав Карус Женшина на террасе (деталь), 1824. Масло, холст, 42х33 см Дрезденская Картинная галерея

Pierre-Jacques Volaire, Eruzione del Vesuvio al chiaro di luna (particolare), 1774 Olio su tela, cm 248 x 378 CNMHS, Parigi.

giacomo leopardi arriva a napoli nell’ottobre del 1833; vi resterà fino alla morte, avvenuta il 14 giugno 1837. di questo ultimo soggiorno, ci restano numerose testimonianze nelle lettere di ranieri o a lui indirizzate, come pure in quelle di giacomo dirette al padre. in queste ultime il motivo ricorrente è quello del desiderio del ritorno, rinviato ogni volta per motivi di diverso carattere. si resta esitanti di fronte al tenore di queste lettere ed alle testimonianze dei carteggi intercorsi con ranieri in cui si ha una visione per lo meno piú complessa della situazione. a napoli leopardi era atteso da tutti i gruppi di rivoluzionari che si opponevano al dominio dei borbone; era atteso nei salotti culturali della città, dove spiccavano alcue donne in particolare, poetesse o scrittrici, come Maria giuseppa guacci nobile o la contessa ricciardi. era atteso negli ambienti puristi, come nella scuola di basilio Puoti, dove lo incontrò Francesco de sanctis, che fissò il suo ricordo nel racconto autobiografico La Giovinezza: leopardi era conosciutissimo come filologo e come autore delle canzoni patriottiche; eppure quando fece il suo ingresso nella scuola del Puoti destò stupore. de sanctis ne parla come di “una povera cosa”: ma subito aggiunge che quel viso emaciato e pallido si aprí ad un sorriso che portò luce tutt’intorno. e al sorriso si univa un’espressione intensamente dolce. leopardi scopre in napoli una città popolosa, capitale di un regno, ricca di storia e di arte oltre che di bellezze naturali e per questo meta già da tempo dei viaggiatori del Grand Tour, attratti dal sogno classico e dall’idea di sentire nella città già la grecia, ma richiamati anche dal contrasto che con l’arte e la storia faceva la massa del popolo. Un popolo su cui lo stesso

t r a s t o r i a e n at U r a : l’ U lt i M o M e s s a g g i o МЕжДу ИСТоРИЕй И ПРИРоДой: ПоСЛЕДнЕЕ ПоСЛАнИЕ Пьер Жак Волер Извержение Везувия при лунном свете (деталь), 1774. Холст, масло, 248x378 см. CNMHS, Париж

Джакомо Леопарди прибывает в неаполь в октябре 1833 года, где проживет до самой смерти - 14 июня 1837 года. Сохранились многочисленные письма, адресованные Раньери и полученные от него, а также письма Джакомо к отцу. В письмах он неоднократно пишет о своем желании вернуться в родной дом, но приезд по разным причинам откладывается. удивляет тон и содержание писем к Раньери, в которых поэт высказывает свое мнение о сложившейся политической обстановке. В неаполе Леопарди ждали группы повстанцев, боровшиxся против власти бурбонов. он был желанным гостем и литературных салонов города, где собирались известные поэты и писательницы, среди которых особо выделялись Мария Джузеппа Гуаччи нобиле, поклонница поэзии Леопарди, и графиня Риччарди. Его ждали и пуристы школы базилио Пуоти. здесь произошла встреча Леопарди с Франческо Де Санктис, который вспоминал об этой встрече в своем автобиографическом рассказе Молодость: Леопарди был очень известен как филолог и как автор патриотических песен, однако, его наружность смутила всех присутствующих. Де Санктис говорит о нем как о “бедняжке”, но тут же добавляет, что его изнуренное и бледное лицо раскрылось в улыбке, которая озарила светом всех вокруг. И улыбка придавала мягкость его чертам. Леопарди открывает в неаполе многолюдную столицу королевства, с богатой историей и искусством, к тому же с естественными природными красотами. Город издавна пленил путешественников Grand Tour мечтой о классической Греции, присутствие которой они здесь ощущали. Изумлял их и контраст между историей, памятниками и местными простолюдинами. Сам Леопарди в письмах отцу пишет о жестокой природе неаполитанских женщин, способных

leopardi si sofferma quando nelle lettere al padre si dilunga sulla natura violenta delle donne che sono capaci anche di omicidio, o quando parla della città come di un paese semibarbaro e semiafricano: questo stesso popolo impauriva per la violenza delle sue passioni le viaggiatrici aristocratiche che facevano tappa a napoli prima di raggiungere la grecia. nel caso di leopardi il sentimento che provava nei riguardi della folla napoletana era duplice: ne parlava con l’intelletto e con il giudizio di un aristocratico, ma amava perdersi tra quella folla vivendo come uno del popolo. napoli quindi lo attraeva e lo respingeva contemporaneamente in maniera molto più forte rispetto alle altre città che lo avevano accolto nel suo andare. e a napoli leopardi vive una storia di grande amicizia, quella con antonio ranieri, il sodale conosciuto nel ‘28 a Firenze da cui non vorrà mai più staccarsi. Un’amicizia che si veste dei colori della bohème, in quanto i due giovani devono cimentarsi con problemi economici gravi, senza mai perdere il senso di un progetto che li unisce fortemente, quello di un’edizione parigina delle opere di leopardi, né lo spirito di gruppo che li lega a tanti amici come, ad esempio, august von Platen che lasciava loro biglietti in rima ogni volta che li andava a trovare. Un’amicizia che si scalda tra gli affetti familiari, perché una sorella di ranieri, la bellissima Paolina, sceglie di vivere con loro e accudisce giacomo come un fratello, mentre un’altra, enrichetta, mette a disposizione la villa in campagna alle falde del vesuvio che appartiene al marito, giuseppe Ferrigni. in quella villa trascorrono i mesi estivi, tutti insieme, con i bambini della coppia ed il monsù di casa ranieri, quel Pasquale ignarra che cucinava i piatti scelti dal conte leopardi e che era stato un rivoluzionario del 1799. e i soggiorni in villa significano per leopardi passeggiate a Pompei e ad ercolano, serate e mattine sul terrazzo che guarda capri e l’azzurro del mare, mentre alle spalle si intravede la schiena bruna del vesuvio, presenza costante e viva nel rombo delle sue viscere.

даже на убийство. Иногда отзывается о неаполе как о полуварварском и полуафриканском городе, где народ пугает своей жестокостью и чрезмерной страстью путешественниц–аристократок, которые останавливались здесь по пути в Грецию. чувство Леопарди, которое он испытывал к неаполитанской толпе, носило двойственный характер. об этом он говорил с увлечением и аристократической рассудительностью, но все же порой любил растворяться средь той толпы. неаполь одновременно привлекал и отталкивал его, в отличие от других городов, которые он когда-либо посещал. Именно в неаполе Леопарди по-настоящему сближается со своим другом Антонио Раньери. Их знакомство произошло в 1828 году во Флоренции, и с тех пор друзья были неразлучны. это была дружба представителей bohème богемы и даже при тяжелом материальном положении, они никогда не теряли надежду реализовать общие творческие планы, среди которых было и парижское издание произведений Леопарди. Дружеские чувства связывают их также с поэтом Августом фон Платтен, сочинявшим при каждой встрече для них стихи. Дружба с Леопарди охватила и всю семью Раньери. одна из сестер, красавица Паолина, предпочитает жить с ними и окружает Джакомо вниманием и заботой, в то время как другая - Генриетта, представляет в их распоряжение виллу у подножия Везувия, принадлежащую ее мужу Джузеппе Ферриньи. на этой вилле вместе с хозяевами и их детьми Джакомо и Антонио проводят летние месяцы. здесь же участник Великой французской революции года Паскуале Иньярра, служивший семейным поваром Раньери, готовил блюда, выбранные графом Леопарди. отсюда Леопарди совершал прогулки в Помпеи и в Геркуланум, любовался восходами солнца и чудесными вечерами. С одной стороны виллы его взору открывался восхитительный вид на Капри и лазурную гладь моря, с другой стороны виднелся бурый хребет Везувия с постоянным грохотом его недр. на фоне этого чудесного пейзажа Леопарди пишет свои последние стихи: Дрок, или Цветок пустыни и Закат луны. Если в Закате луны при исчезновение двух светил мир обесцвечивается, олицетворяя прощание с молодостью и с жизнью поэта, в Дроке заключается последнее размышление поэта о природе со значением, отличающимся от предыдущих. здесь природа стоит пред историей, обращенной в каменные руины Помпеи:

ecco, in questo scenario leopardi compone gli ultimi suoi versi, quelli della Ginestra e del Tramonto della luna. se in quest’ultimo la scomparsa della luna prima dell’arrivo del sole, in quel momento in cui il mondo si scolora per la mancanza dei due astri, sembra coincidere con l’addio alla giovinezza ed alla vita del poeta, nella Ginestra resta fissata la riflessione ultima sulla natura, con un significato diverso da quelli finora ricordati. nella Ginestra la natura si trova di fronte alla storia, pietrificata nelle rovine di Pompei: lo scenario della rovina colpisce il lettore, con i toni notturni che richiamano i quadri di volaire, noto per le rappresentazioni delle eruzioni del vesuvio colte nel buio della notte. la natura fronteggia la storia e la vince. Mai come sulle rovine di Pompei a leopardi balza evidente e immediata la realtà della sconfitta della storia e dell’uomo, e la fallacia della fiducia nelle sorti progressive dell’umanità. Mai come sotto l’ampia schiena del vesuvio tonante si poteva comprendere la superbia di una visione antropocentrica e la fragilità del destino umano. di fronte ad una natura che diviene fato, un fato antico e necessario, il messaggio nuovo che leopardi lascia è quello della solidarietà: tutti fra se confederati gli uomini, scrive. questa la speranza e l’invito per un’umanità che può trovare forza solo in se stessa e nella condivisione empatica di un uomo con un altro uomo. Un’unione contro il fato, contro la catena incessante di distruzione e produzione che caratterizza il moto meccanicistico della natura, contro gli effetti che la stessa angoscia del divenire comporta nell’uomo: l’odio scambievole, l’invidia, la vendetta. Un’unione contro ciò che divide gli uomini, cioè quell’interesse e quell’utilitarismo così dichiaratamente colpevoli e vivi in quei CXI Pensieri pure scritti all’ombra del vesuvio. contro l’inganno, contro l’utile, contro l’egoismo imperante, contro l’indifferenza, contro la solitudine, contro la natura fatale che ci opprime e ci distrugge, a favore dell’umanità fragile, persa, sola ed incompiuta.

сцены развалин поражают читателя темными тонами как и на полотнах Волера, который мастерски изображал картины извержения Везувия в ночи. Природа выступает против истории и доминирует над ней. Именно на руинах Помпеи перед Леопарди становится очевидным поражение истории и человека, и обманчивость веры в прогрессивность человеческих судеб. Громада Везувия убеждает нас в несостоятельности антропоцентричного воззрения и хрупкости человеческой судьбы. Природе, которая становится роком, древним и неминуемым, Леопарди завещает новое послание солидарности: человечество должно объединиться, пишет он. эта надежда и вызов для человечества, сила которого заключается в самом себе и во взаимном сопереживании. Союз против рока, против непрерывной цепи разрушительных действий природы, против состояния тревоги бытия, которые приводят человека к взаимной ненависти, зависти и мести. Те интересы и тот утилитаризм, разобщающие людей, описаны и в главе CXI Мыслей, также созданных Леопарди в тени Везувия. Против обмана, против прибыли, против господствующего эгоизма, против равнодушия, против одиночества, против роковой природы, которая разрушает нас, в пользу хрупкого, потерянного, одинокого и несовершенного человечества.

Q u a d r i d e l l’ e s p o s i z i o n e КАРТИНЫ ВЫСТАВКИ

Tu t t e l e f a m i g l i e f e l i c i s i assomigliano, ogni famiglia infelice è infelice a modo suo L. N. Tolstoj (Incipit di Anna Karenina).

L a fa m I g L I a Семья […] жизнь человеческая как непрерывная война, в которой мы измучены от воздействия внешних условий (от природы и от удачи), братья, родители, родственники являются союзниками и помощниками... И я, находясь далеко от моей семьи, хоть не имел врагов и был окружен прекрасными людьми, помню, что жил я в какомто страхе или постоянной робости... Д. Леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 4226,4) Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему Л. Н. Толстой (Анна Каренина – начало романа).

[...] essendo la vita umana come una continua guerra, nella quale siamo combattuti dalle cose di fuori (dalla natura e dalla fortuna), i fratelli, i genitori, i parenti ci son dati come alleati e ausiliari ec. E io, trovandomi lontano dalla mia famiglia, benchè circondato da persone benevole, e benchè senza inimici, pur mi ricordo di esser vissuto in una specie di timore o timidezza continua... g. Leopardi (Zibaldone, 4226,4).

Patente di nobiltà Ms. membr., fogli di guardia cartacei, cc. I, 10, I, mm. 275x250. (RCL).

Дворянская грамота Рукопись, пергамент, Титульные листы – бумага, лл. I, 10, I, 275x250 мм. (PДЛ). 59

Il primo della nostra Famiglia di cui abbiamo certa memoria è Attone, a lui dunque riconosciamo quel primo Capo e stipite di Essa, finchè altri documenti ci diano più vetuste notizie. So che non sarà facile ad accadere. (M. Leopardi, Note).

Pergamena di Mainetto Ms., membr., a.1207, mm. 200x153. (RCL).

Первым в нашем Роду, о котором у нас есть сведения, является Аттон. Мы его считаем родоначальником нашей Семьи, пока другие документы не дадут нам более новых и достоверных данных. Я знаю, что это не так просто, чтобы подобное произошло. (Mональдо Леопарди, Заметки).

Пергамент Майнетто Рукопись, пергамент, 1207 г. 200x153 мм. (PДЛ).

La prima fonte della storia genealogica dei Leopardi si ritrova nei dati raccolti da pierniccolò (1456-1516) che individua l’origine della famiglia in attone II, alla fine del XII secolo. a quest’epoca risalgono, infatti, le notizie più sicure, che si basano sulla pergamena di mainetto del 1207, mentre restano incerte quelle legate ai suoi predecessori muzio, Leopardo I, Leopardo II. monaldo ricostruisce i principali avvenimenti che hanno caratterizzato la storia della famiglia: ad esempio, si sofferma su singoli personaggi, come Vanni di monaldutio, capitano e gonfaloniere, che nel 1388 si lanciò contro i ghibellini; oppure mette in rilievo il ruolo svolto dai Leopardi attraverso varie donazioni, come quella effettuata da Biancina, madre di pierleopardo, per edificare il monastero poi detto di s. stefano, o ancora l’impegno sostenuto, come nel caso del collegio dei gesuiti, in fondazioni. Nell’Autobiografia, monaldo dà di se stesso un ritratto volto a definire non solo il suo carattere, ma anche gli insegnamenti ricevuti in famiglia improntati a mitezza e “mansuetudine”. Nato nel 1776, egli è ancora un esempio di gentiluomo d’ancien régime; contrario all’occupazione dei francesi, che il 9 febbraio del 1797 entrano a recanati, monaldo manifesta la sua opposizione rifiutando di vedere Napoleone, quando quest’ultimo nella primavera del 1798 attraversò il paese a cavallo. Tra il ‘98 e il ‘99, infuria la lotta tra giacobini, briganti e insorti che riescono a rovesciare il governo giacobino: costretto a divenire governatore della città, nonostante la sua strenua opposizione, monaldo ricorda come nel paese al ritorno dei francesi si vivessero “giorni di La famIgLIa NosTra anarchia e di orrore”, quando “tutti comandavano e tutti rubbavano” e “torme di briganti fu sEmprE popoLarE venivano e partivano ogni momento correndo ora all’un paese ora all’altro”. a quegli E amIca dEL popoLo stessi anni risalgono il matrimonio con adelaide antici (1797), cui affiderà la gestione dei E amaTa da LuI suoi beni, e la nascita del primogenito giacomo (1798). LE RADICI FAMILIARI E L’AMBIENTE STORICO СЕМЕЙНЫЕ КОРНИ НА ИСТОРИЧЕСКОМ ФОНЕ Наша Семья вСегда

Первый источник о генеалогическом древе семьи леопарди можно встретить в была близка к Народу данных, собранных Пьерникколò (1456-1516 гг.), который относит возникновение рода и любима им... леопарди к концу XII века при аттоне II. к этой эпохе относятся наиболее достоверные сведения, которые записал на пергаменте майнетто в 1207 году, но остались еще не ясными данные о предках муцио, леопардо I, леопардо II. мональдо, отец джакомо леопарди, в своей автобиографии описывает основные события, характеризующие историю своей семьи. Например, он обращает особое внимание на такую личность как ванни ди мональдутио, капитана и гонфалоньера (знаменосца), который в 1388 году выступил против гибеллинов, или подчеркивает роль, сыгранную семьей леопарди, которая посредством различных фондов и дарений, как, например, это было сделано бианчиной, матерью Пьерлеонардо, для постройки монастыря, названного затем Санто Стефано, или в оказании помощи коллегии иезуитов. Там же, в автобиографии, мональдо рассказывает не только о становлении собственного характера, но и о полученном им в семье воспитании, основанном на мягкости и «кротости». мональдо, рожденный в 1776 году, до сих пор является примером «старорежимного» джентльмена. выступая против оккупантов - французов, которые 9 февраля 1797 года вошли в реканати, мональдо демонстрирует свой протест, отказываясь видеть Наполеона, когда последний весной 1798 года проехал через город верхом на коне. в 1798-1799 годы бушует борьба якобинцев c бандами местных реакционеров, которым удалось свергнуть правительство якобинцев. в это время мональдо заставили стать губернатором города, несмотря на его упорное сопротивление. впоследствии он вспоминал о том, как после возвращения в город французов, получивших подкрепление и вновь овладевших городом, наступили «дни анархии и террора», когда «все командовали и все воровали» и «толпы бандитов все время переходили из одного города в другой». в эти же самые годы состоялась женитьба мональдо на маркизе аделаиде античи (1797 г.), которой затем он доверит ведение всех семейных имущественных дел. в следующем, 1798 году, родился их первенец джакомо.

Piante tipografice de Beni possedutte nel Territorio di Recanati dall’ill.mo sig. Conte Vito Leopardi Mappa dei terreni in proprietà della famiglia. Inchiostro su carta applicata su tela, sec. XVIII, mm. 755x530. (RCL).

Топографические карты земель на территории Реканати владений светлейшего графа Вито Леопарди Карта земель, принадлежащих семье. Бумага, наклеенная на холст. Тушь. XVIII век, 755x530 мм. (PДЛ).

La certezza di questo Soggetto ci vien data da una pergamena dell’anno 1207 la quale riporteremo nella generazione seguente. In essa comparisce già adulto e stipulante Mainetto figlio di Attone. Dando a quel Epoca a Mainetto almeno 25 anni, e supponendo che il padre nascesse almeno altri 25 anni prima di Lui, avremo Attone nato circa la metà del secolo duodecimo, e ci contentevamo che la nostra prosapia rimonti a quell’epoca alla quale non molte famiglie private faranno arrivare la loro, senza ricorrere ad appropriazioni forzate, e a documenti ò falsi ò atterati. (M. Leopardi, Note). *** Nel 1388 l’armata della chiesa guidata da Vanni di Monaldutio come Capitano e gonfalloniere scagliossi contro I ghibellini, ed espugnata la città la spianarono, e ne aspersero di sale le rovine. (M. Leopardi, Note).

Genealogia della famiglia Leopardi Ms. cart., sec. XVIII (II metà), mm. 1350x780. (RCL).

Генеалогическое древо рода Леопарди Рукопись, бумага, XVIII век (II половина), 1350x780 мм. (PДЛ)

Подтверждением существования этой Личности является пергамент 1207 года, в котором мы находим запись о последующем поколении. В нем присутствует уже взрослый сын Аттона - Майнетто. Если считать возраст Майнетто в 25 лет и, отсчитывая время рождения отца на 25 лет ранее сына, мы можем сказать, что Аттон родился в середине двенадцатого века. Тот факт, что мы можем точно установить существование нашего Рода в ту эпоху, является нашей гордостью. Немногим семьям удается найти свидетельства столь древних корней, если только они не пользуются фальшивыми документами и данными. (Mональдо Леопарди, Заметки). *** В 1388 году папское войско под предводительством Ванни ди Мональдутио, капитана и гонфалоньера, выступило против гибеллинов, захватило и разрушило город, посыпав солью его руины. (Mональдо Леопарди, Заметки).

Non ero già altiero e superbo, volendo anzi nome e vanto di mansueto e popolare, perché la superbia ripugnava alla mia ragione; perché la natura mia che allora non conoscevo, era mite; perché I miei congiunti mi avevano dato sempre esempio di mansuetudine, e infine per avere sentito da essi che la famiglia nostra fu sempre popolare e amica del popolo e amata da lui. (M. Leopardi, Autobiografia). Я не был гордым и высокомерным, я, наоборот, хотел бы для себя быть кротким, простым и любимым народом, потому что высокомерие было чуждо моему характеру благодаря моей мирной натуре, которая тогда была мне еще неведома; мои родители всегда являлись для меня примером кротости и я слышал от них, что наша семья во все времена была близка к народу и любима им. (Mональдо Леопарди, Автобиография).

Sonetto Nelle nozze del conte Monaldo Leopardi con la marchesa Adelaide Antici Ms. cart., a.1797, mm. 195X170; annotazione del titolo di mano di Pierfrancesco Leopardi. (RCL).

Сонет на свадьбу графа Мональдо Леопарди с маркизой Аделаиде Античи Рукопись, бумага, 1797г., 195х170 мм; пометки в заглавии выполнены рукой Пьерфранческо Леопарди. (PДЛ).

Panciotto di Monaldo Leopardi Seta (davanti) e cotone (dietro), ricamato a fiori; cm.63x40. (RCL).

Жилет Мональдо Леопарди Шелк (перед), хлопок (спина), вышивка - цветы; 63x40 см (PДЛ).

Ussaro a cavallo soldatino in piombo dipinto a mano; fabbricazione Lucotte, fine sec. XVIII. cm. 7,8x7,5x1,5. (RCL).

Гусар на коне оловянный солдатик, ручная роспись; производство Лукотте, конец XVIII века. (РДЛ). Proclama delli Insurgenti sulla Moneta Proclama di Ferdinando IV, Ascoli, 25 maggio 1789. Cartaceo, cm. 38X27. (RCL).

Воззвание повстанцев на Монете Воззвание Фердинанда IV, гор. Асколи, 25 мая 1789 г. Бумага, 38х27 см. (РДЛ).

Al popolo romano Documento di epoca napoleonica in cui si invita il popolo ad unirsi alle truppe dell’armata russa del generale Suvaroff. Cartaceo, cm. 55X40,5. (RCL).

К римскому народу Документ наполеоновской эпохи, призывающий народ объединиться с войсками русского генерала Суворова. Бумага, 55х40,5 см. (РДЛ).

Alli 16 di Giugno dell’anno 1799 sulle ore 20 una grossa mano di quei Briganti, comandata da un certo Gentili, venne a Recanati, e all’arrivo loro il popolo si sollevò. Pochi Francesi che stavano qui fuggirono. Gli Alberi della Libertà vennero stritolati, le Campane si suonarono ora a Festa, ora a stormo [...] Mentre stavo in casa sentendo il racconto di questi avvenimenti una furia di Popolo venne a prendermi perché fossi il Governatore della Città [...]. (M. Leopardi, Autobiografia). 16 июня 1799 года в 20 часов большая орда бандитов под командованием некоего Джентили ворвалась в Реканати, но местное население восстало против них. Небольшой отряд французов вынужден был бежать. Деревья свободы были уничтожены, колокола звонили то ли о празднике, то ли об атаке [...] Пока я находился в своем доме, слушая рассказы об этих событиях, бунтующий народ пришел ко мне с просьбой о том, чтобы я стал Губернатором Города [...]. (Mональдо Леопарди, Автобиография).

Proclama del generale de La Hoz, comandante generale dell’Armata della Montagna Cartaceo, cm. 25X19 (8 luglio 1799). (RCL).

Воззвание генерала де Ла Хоц, командующего Горной Армией Бумага; 25х19 см (8 июля 1799г.). (РДЛ).

Il matrimonio tra monaldo Leopardi ed adelaide antici si celebrò il 27 settembre 1797 nella cappella di casa antici. Il giovane Leopardi si era innamorato della marchesa alla messa solenne che ogni anno si svolgeva in occasione della festa di san Vito e non si distolse dal proposito di sposarla, nonostante il divieto della famiglia. adelaide, in effetti, si rivelò compagna ideale per un uomo rivolto a interessi diversi dalla conduzione rigorosa del patrimonio familiare, avvalorando l’immagine riportata dalla figlia paolina, quando scriveva alle sorelle Brighenti che i pantaloni del padre si erano impigliati nelle gonne della madre. da parte sua monaldo accentuò quel lato affettivo che gli permetteva di realizzarsi quando era con i suoi figli, sia in biblioteca sia nei giochi e nei certami poetici che egli organizzava per loro. Leopardi ricorderà in più luoghi della sua opera la vita coi fratelli, carlo e paolina, Luigi e pierfrancesco: una vita complice, volta allo scherzo, alle facezie, in cui dominava, nell’infanzia e nella prima giovinezza, la fantasia. I giorni erano scanditi dall’invenzione di favole che giacomo raccontava come un lungo racconto a puntate, oppure da riti di scena, quando i ragazzi si nascondevano dietro ad altre identità vestendo i panni di personaggi ripresi dai classici, come filzero, l’eroe passionale e loquace, o Lelio. È noto come a sera i giochi continuassero in giardino, dove giacomo era solito fare il “trionfatore” su una carriola, mentre carlo e Stemma della famiglia Leopardi Legno dipinto, sec. XVIII ca. (RCL). Luigi erano i littori. se paolina avrà un ruolo speciale col fratello, divenendo di volta in volta copista, mano che scrive quando i suoi occhi sono malati, portavoce delle notizie familiari quando giacomo è lontano, carlo è l’amato, quasi parte della sua persona.

IO NACQUI DI FAMIGLIA NOBILE Я РОДИЛСЯ В АРИСТОКРАТИЧЕСКОЙ СЕМЬЕ

Свадьба мональдо леопарди и аделаиде античи состоялась 27 сентября 1797 года в семейной капелле античи. молодой мональдо леопарди влюбился в маркизу аделаиде во время торжественной мессы, которая ежегодно проводилась по случаю праздника Герб семьи Леопарди Святого вита. Несмотря на запрет семьи античи, мональдо не оставлял своего решения Дерево раскрашенное, о женитьбе на аделаиде, которая оказалась идеальной спутницей жизни для человека, около XVIII века. (РДЛ). имеющего столь разнообразные интересы, не совпадающие со строгими правилами управления семейным имуществом, что образно подтверждено их дочерью Паолиной в письмах сестрам бригенти о том, что панталоны отца запутались в юбке матери. Со своей стороны, мональдо не раз подчеркивал эту, присущую ему эмоциональность, которая особенно проявлялась, когда он был рядом со своими детьми, будь то в библиотеке, будь то в играх и в поэтических состязаниях, которые он для них организовывал. джакомо леопарди во многих своих произведениях будет вспоминать о жизни в семье со своими братьями карло, луиджи и Пьерфранческо и сестрой Паолиной. в детстве и отрочестве их жизнь была дружной, полной шуток, острот, основой которых была фантазия. дни были заполнены сказками, которые джакомо придумывал и рассказывал как длинные истории с продолжением, или сценическими образами, за которыми дети прятались, облачаясь в костюмы классических персонажей, таких как Фильцеро, страстный и многословный герой, или лелио. как известно, игры продолжались в саду. обычно джакомо играл роль «триумфатора», разъезжавшего на детской повозке, в то время как карло и луиджи выступали в роли ликторов. Паолина со временем будет играть особую роль рядом с братом, переписывая для него тексты, когда у джакомо время от времени болели глаза. когда джакомо был далеко от дома, она являлась хранительницей и передатчицей всех семейных новостей, а брата карло джакомо любил как часть самого себя.

Piccoli fondali settecenteschi per teatrino, sec. XVIII, inchiostro e tempera su cartone. 1- Chiesa di San Marco in Venezia. cm. 26 x 38,5 (RCL) 2- Veduta di San Pietroburgo, Prospectus de neva orientem versus aditus que in galeram petroburgae cm. 27,5 x 40,6 (RCL)

È naturale all’uomo, debole, misero, sottoposto a tanti pericoli, infortunii e timori, il supporre, il figurarsi, il fingere anco gratuitamente un senno [...] un’esperienza superiore alla propria, in qualche persona, alla quale poi mirando in ogni suo duro partito, si riconforta [...] Tale sono stato io, anche in età ferma e matura, verso mio padre; che in ogni cattivo caso, o timore, sono stato solito per determinare, se non altro, il grado della mia afflizione o del timor mio proprio, di aspettar di vedere o di congetturare il suo [...] come s’io fossi incapace di giudicarne; e vedendolo o veramente o nell’apparenza non turbato, mi sono ordinariamente riconfortato d’animo sopra modo, con una assolutamente cieca sommissione alla sua autorità, o fiducia nella sua provvidenza. (Zibaldone,4229,4). Человеку слабому, убогому, подверженному многим опасностям, несчастьям и страхам естественно предполагать, безосновательно представить и вообразить здравый смысл … больший жизненный опыт в некоторых других людях, по сравнению с собственным опытом. Он, стремясь затем к подобному опыту, в каждом его трудном решении находит утешение...Таким я был даже в зрелом возрасте по отношению к отцу, когда в каждом сложном случае или страхе я обычно, чтобы определить степень моего отчаяния и волнения, хотел увидеть его и догадаться о его поведении... как будто бы я был не в состоянии оценить себя; и, увидев отца, действительно или внешне не взволнованный, я обычно находил чрезмерное утешение в своей душе с абсолютным слепым подчинением его авторитету и доверием в его помощь. (Дневник размышлений - Zibaldone, 4229,4). Vetro a banda per lanterna magica raffigurante scene di vita militare. cm 6,8 x 37; vetro dipinto a mano, sec. XVIII. (RCL).

Стеклянная пластинка для волшебного фонаря с изображением сцен из военной жизни. Стекло, ручная роспись, XVIII век. 6,8 x 37 см. (PДЛ). Маленький театральный задник, Картон, тушь и темпера, XVIII век. 1- Собор Святого Марка в Венеции. 26 x 38,5 см. (РДЛ) 2- Санкт-Петербург (Prospectus de neva orientem versus aditus que in galerampetroburgae). 27,5 x 40,6 см. (РДЛ)

[...] mio desiderio sommo di gloria da piccolo manifesto in ogni cosa ec. ne’ giuochi ec. nel volante scacchi ec., battaglie che facevamo tra di noi a imitazione delle Omeriche al giardino colle coccole sassi ec. a S. Leopardo coi bastoni e dandoci i nomi omerici ovvero quelli della storia romana della guerra civile ... (Ricordi d’infanzia e di adolescenza).

[...] С детских лет мое желание славы выражалось при каждом случае, в играх, например таких как шахматы, или когда в саду, забрасывая друг друга ягодами и камешками, мы играли в войну, подражая героям Гомера, или в Сан Леопардо, вооруженные палками, вдохновленные именами героев Гомера или Историей гражданской войны времен Римской Империи… (Воспоминания о детстве и отрочестве).

Io ho conosciuto intimamente una madre di famiglia che non era punto superstiziosa, ma saldissima ed esattissima nella credenza cristiana [...] questa non solamente non compiangeva quei genitori che perdevano i loro figli bambini, ma gl’invidiava intimamente e sinceramente, perché questi eran volati al paradiso senza pericoli, e avean liberato i genitori dall’incomodo di mantenerli (Zibaldone, 353,1). Spartito musicale della Semiramide di Gioacchino Rossini appartenuta a Luigi Leopardi. Ms. autogr. di Luigi Leopardi, cart., mm. 300x230. (RCL)

Я был близко знаком с матерью семейства, которая была не очень суеверной, но непоколебимой и последовательной в христианской вере... она не только не сочувствовала, но, в глубине души, искренне завидовала родителям, потерявшим своих маленьких детей, потому что эти дети попали в рай безгрешными, освободив родителей от неудобств и необходимости обеспечивать их. (Дневник размышлений - Zibaldone, 353,1).

Музыкальная партитура оперы Семирамида Джоаккино Россини, принадлежащая Луиджи Леопарди. Рукопись, автограф Луиджи Леопарди, бумага, 300x230 мм. (РДЛ)

JasNaJa ritorneranno mai la freschezza, la spensieratezza, il bisogno di amore, la forza di fede che si posseggono nell'infanzia? Quale età può essere migliore di questa, in cui le due migliori virtù - l’innocente allegria e il disinteressato bisogno d'amore - sono gli unici m o v e n t i d e l l a v i t a ? L. N. Tolstoj (Infanzia).

r E c a N aT I рекаНаТи

Ясная Поляна Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели - невинная веселость и беспредельная потребность любви - были единственными побуждениями в жизни? Л. Н. Толстой (Детство).

scena dopo il pranzo affacciandomi alla finestra, coll'ombra delle tettoie il cane sul pratello i fanciulli la porta del cocchiere socchiusa le botteghe...

Реканати Выглядывая из окна послеобеденная сценка: тень от навесов, собака на лугу, дети, полуоткрытая дверь кучера, магазинчики... Д. Леопарди (Воспоминания о детстве и юности).

g. Leopardi (Ricordi d'infanzia e di adolescenza).

Palazzo Leopardi e la chiesa parrocchiale di Monte Morello a Recanati fotografia di Gaetano Apicella

Дворец Леопарди и приходская церковь Монте Морелло в Реканати Фотография Гаетано Апичеллы

recanati è per Leopardi il luogo che non dà pace, in equilibrio tra rifiuto e nostalgia, fuga e malinconia; un luogo non amato quando ci si vive, anzi detestato: “a recanati posso morire, certo è che non ci vivrò” scrive nell’agosto del 1817 a giordani. Tuttavia, quel borgo in cui trascorre i suoi giorni, incompreso, tra “gente zotica e vil”, è essenziale alla poesia, dove tutto rivive: la piazza, i veroni della sua casa, il giardino, la siepe, l’orizzonte, i monti e il mare, gli animali e i paesani caratterizzati dal loro lavoro, resi magari dal solo suono della voce che si perde lontano, sono altrettanti frammenti di un unico forte senso di evocazione. recanati resta nella profondità dell’animo come luogo dell’infanzia e di tutto il sentire che ad essa è collegato, divenendo così cifra di una nostalgia, che conduce al ricordo. Il paese natale si traduce allora in luogo della memoria, dove si intrecciano i sogni e le speranze, le delusioni e la disperazione, l’estasi e l’abiezione, e dove è possibile ancora la fantasia. solo recanati può infatti ricondurre al poeta il sapore delle prime letture, l’emozione suscitata da omero e dalla storia di Troia, o quella ben diversa provata nei fugaci incontri con la bellezza delle giovani donne del paese. solo recanati gli permette di tornare, nel ricordo, alla fanciullezza. ma nella realtà vissuta quotidianamente, nei giorni trascorsi a passeggiare nella propria stanza su e giù o steso sul letto con le braccia in croce, in quei giorni di malinconia nera e barbara, recanati è simbolo di chiusura, prigione e oppressione da cui è necessario fuggire. Luogo utile così a che ci siano altri luoghi, essenziale ad aprirsi all’altrove fisico e mentale ed alla necessità del ritorno. IN CAMERA OSCURA КАМЕРА-ОБСКУРА

в реканати леопарди не мог найти покой и равновесие, он жил между отрицанием и тоской, меланхолией и бегством из родного города. реканати представляется ему сущим адом, местом нелюбимым, когда ты там живешь и ненавидишь его. «в реканати я могу умереть, но жить я там точно не буду», - пишет джакомо в августе 1817 года в письме к джордани. Несмотря на эти мысли, именно этот маленький город, где проходили его дни, где он жил непонятым среди «людей грубых, низкого происхождения», является необходимым источником для его поэзии, в которой все это вновь возрождается: площадь, балконы его дома, сад, изгородь, горизонт, горы и море, животные и сельские жители с их трудом, образы, которые он мог передать как бы посредством голоса, теряющегося вдали. Это отголоски сильного чувства, подобного поэтическому заклинанию. реканати остался в глубине души леопарди как место детства и всего того, что он чувствовал и с чем был связан, и поэтому стал знаком его ностальгии, которая затем приведет его к воспоминаниям об этих местах. родной город становится местом памяти, где тесно соединились мечты и надежды, разочарование и отчаяние, восторг и низость и где возможна еще и фантазия. Только реканати может возвратить поэту вкус первых чтений, эмоций, вызванных знакомством с произведениями от гомера до истории Трои, или вызвать совершенно другие эмоции, испытанные им при мимолетных встречах с красотой молодых девушек родного города. Только реканати позволяет леопарди вернуть память о детстве, но в ежедневной реальности, в дни, проведенные в собственной комнате, где он шагал от стенки до стенки или лежал на кровати со скрещенными на груди руками, в дни варварской и глубокой меланхолии, реканати является для поэта символом замкнутости, тюрьмы и угнетения, откуда необходимо бежать. Это место пригодно только для того, чтобы возникало чувство стремления найти другие места, где возможно открыть для себя иной мир, материальный и чувственный, и появлялось чувство необходимости возвращения к своим истокам.

Piazza del Sabato del Villaggio A. Mazzagalli, Album illustrativo delle ricordanze domestiche e patrie di Giacomo Leopardi, 1898.

Modellino in carta pesta della Torre del Borgo di Recanati sec. XX; cm 145 x 31,2 x 31,5. (RCL).

Макет из папье-маше Городской Башни Реканати XX век; 145 x 31,2 x 31,5 см.(PДЛ).

Площадь «Суббота в деревне» A. Mаццагалли, Иллюстрированный альбом воспоминаний о родном доме Джакомо Леопарди, 1898 год.

Sento dal mio letto suonare [...] l’orologio della torre. Rimembranze di quelle notti estive nelle quali essendo fanciullo e lasciato in letto in camera oscura, chiuse le sole persiane, tra la paura e il coraggio sentiva battere un tale orologio... (Zibaldone, 36,1).

Palazzo Leopardi A. Mazzagalli, Album illustrativo delle ricordanze domestiche e patrie di Giacomo Leopardi, 1898.

Дворец Леопарди A. Mаццагалли, Иллюстрированный альбом воспоминаний о родном доме Джакомо Леопарди, 1898 год.

Я слышу из своей кровати ... звон башенных часов. Воспоминания о тех летних ночах, когда в детстве оставляли меня в темной комнате с закрытыми жалюзи, в кровати, между страхом и смелостью... я слышал бой тех часов... (Дневник размышлений - Zibaldone, 36,1).

Altra circostanza che muta alternam(ente) il caratt(ere), è il passare da città grande a piccola, da città forestiera alla patria, e viceversa. In quelle il caratt(ere) è più franco, aperto, benevolo; in queste al contrario, p(er) la collisione degl’interessi, invidie de’ conoscenti, amor proprio continuam(ente) punto ec. Esperienza mia propria. (Zibaldone, 4491,1). Другое обстоятельство, которое постоянно изменяет характер человека, это переход из большого города в маленький, из чужого города в родной, и обратно. В тех, чужих больших городах, характер человека более свободный, открытый, благожелательный; в родных и маленьких городах бывает наоборот - из-за столкновений интересов, зависти знакомых, постоянных уколов самолюбия и т. д. Мой собственный опыт. (Дневник размышлений Zibaldone, 4491,1).

Suono delle campanelle del pagode udito di notte o di sera dopo la cena stando in letto. Mio desiderio della vita, e opinione che fosse o potesse essere una bella cosa nel Gennaio del 17, quando credeva di doverla ben presto perdere, e come allora mi sembrava bello e desiderabile quello che ora nelle stesse circostanze quanto al rimanente, mi par compassionevole... (Alla vita abbozzata di Silvio Sarno).

Contadini marchigiani del primo Ottocento illustrazioni tratte da S. Anselmi (a cura di), Contadini marchigiani del primo Ottocento. Una inchiesta del Regno Italico, Senigallia 1995.

Cortesia Museo di Storia della Mezzadria “Sergio Anselmi” di Senigallia. Крестьяне области Марке, первая половина XIX века Иллюстрации из книги Крестьяне области Марке, первая половина XIX века. Исследование Итальянского Королевства. Составитель С. Ансельми, Сенигаллия, 1995 г. Любезно представлены Музеем Истории Испольщины «Серджо Ансельми» в Сенигаллии. 72

Ночью или вечером после ужина, лежа в постели, я слышал звук колокола пагоды. Мое желание жизни и мое суждение о том, что она могла бы быть прекрасной, когда я думал о скорой ее потере в январе 1817 года; как мне казалось прекрасным и желанным то, что сейчас, при теперешних обстоятельствах, кажется жалким и достойным сострадания. (Наброски о жизни Сильвио Сарно).

Pietro Gigli, Tipo Geografico del Territorio di Recanati disegno a penna acquerellato, 1770 c.a. Collezione Antonio Volpini, Corridonia

Claudio Duchet, Origine et Traslazione della Chiesa di Santa Maria di Loreto acquaforte e bulino, 1582 Collezione Antonio Volpini, Corridonia

La città di Recanati è raffigurata al centro della mappa e circondata a Nord dal fiume Musone e a sud dal Potenza, su cui sono segnalati tre ponti,uno solo sul Musone, un ponte anche sul torrente Menocchia. Il territorio raffigurato è attraversato da sud-ovest a nord-est dalla Via Lauretana, denominata Strada Postale, in cui si contano sei ponti, non mancano i simboli dei mulini.

Клаудио Душе (Дукетти) Происхождение и перенос Церкви Святой Марии Лорето Офорт и гравировальный резец, 1582 г. Коллекция Антонио Вольпини, Корридония

Пьетро Джильи Географическая карта территории Реканати Акварельный рисунок, около 1770 года. Коллекция: Антонио Вольпини, Корридония Город Реканати изображен в центре карты и окружен с севера рекой Музоне и с юга рекой Потенца, где показаны три моста, только один над Музоне: один мост над потоком Меноккия. Дорога на Лорето, так называемый почтовый тракт, пересекает изображенную территорию с юго-запада на северовосток. Здесь показаны шесть мостов и даже выполнены изображения мельниц.

La mia partenza ti addolorerà [...] ti prego di capire e di credere che non posso fare altrimenti. La mia condizione in questa casa è diventata intollerabile L. N. Tolstoj (Lettera alla moglie, Jasnaja poljana, ottobre 1910)

La fuga бегСТво Я стремился бежать оттуда навсегда, но мой план был раскрыт. Так было угодно Богу, мои родители, не воспользовавшись физической силой, направили против меня свои молитвы и свое страдание. Д. Леопарди (Письмо к Джордани, Реканати, 20 августа 1819 г.). Отъезд мой огорчит тебя [...] но пойми и поверь, что я не мог поступить иначе. Положение мое в доме становится, стало невыносимым. Л. Н. Толстой (Письмо к жене; октября 1910, Ясная Поляна).

Io fuggiva di qua per sempre, e m’hanno scoperto. Non è piaciuto a dio che usassero la forza: hanno usato le preghiere e il dolore g. Leopardi (Lettera a giordani, recanati, 20 agosto 1819).

Giovanni Orlandi, La Marca D’Ancona bulino e acquaforte, Roma 1604 Collezione Antonio Volpini, Corridonia Prima vera Tavola Nuova del territorio Marchigiano di tutto il XVI secolo. In alto a destra lo stemma di papa Clemente VIII Джованни Орланди Марка Анконы Офорт и гравировальный резец, Рим, 1604 г. Коллекция: Антонио Вольпини, Корридония Первая настоящая Новая Карта территории области Марке XVI века. Вверху справа герб папы Климента VIII.

Il tentativo di fuga del luglio 1819 nasce dall’inquietudine che caratterizza la giovinezza di Leopardi: uno stato d’animo che pervade il giovane fino a condurlo nelle regioni della malinconia, non quella necessaria alla creatività, o cercata per difendere le proprie emozioni nascondendole nella sua forma, ma quella che lentamente si trasforma in blocco dell’azione, sospensione del sentire, rischio di indifferenza verso se stesso e verso gli altri. di questa malinconia che diventa “nera”, “orrenda”, “barbara” e che spinge giacomo a chiudersi nella sua stanza, o a rifiutare di mangiare se non imboccato dal padre, egli parla già nelle lettere a giordani del 1817 in cui descrive il suo paese natale come una prigione, mentre la sua stessa casa gli sembra un’orrida caverna. al di fuori, nel mondo da cui è attratto e che non conosce se non attraverso l’immaginazione alimentata dalle letture precoci, c’è speranza. E si tratta di una speranza di gloria e di grandezza che lega l’adolescente al sogno degli antichi. Il desiderio di realizzarsi fuori dalle mura di recanati, di conoscere e di essere autonomo, spingono quindi Leopardi a organizzare una fuga che resta un tentativo, in quanto sventata prima della sua attuazione. La disperazione che segue al fallimento traspare anche nei toni freddi usati nella lettera, mai consegnata, che giacomo scrive al padre alla fine del luglio 1819 per spiegare il suo gesto: “odio la vile prudenza che ci agghiaccia e lega e rende incapaci d’ogni grande azione, riducendoci come animali che attendono tranquillamente alla conPassaporto di Giacomo Leopardi servazione di questa infelice vita senz’altro pensiero. [...] Voglio piuttosto essere per Milano, 2 Agosto 1819. Stampa tipografica e inchiostro su carta, c. 1, infelice che piccolo, e soffrire piuttosto che annoiarmi, tanto più che la noia, madre mm. 298 x 419 (RCL) per me di mortifere malinconie, mi nuoce assai più che ogni disagio del corpo”. VOGLIO PIUTTOSTO ESSERE INFELICE CHE PICCOLO Я ХОЧУ БЫТЬ ЛУЧШЕ НЕСЧАСТНЫМ, ЧЕМ НИЧТОЖНЫМ...

«беспокойство, характеризующее состояние души молодого леопарди, приведшее его к попытке бегства в июле 1819 годв, ведет затем к меланхолии, но не той, которая необходима для творчества или которая нужна для защиты собственных скрытых эмоций, а к той, которая медленно приводит к душевной неподвижности, к подвешенному состоянию чувств, к опасности безразличия по отношению к самому себе и другим». Эта меланхолия становится для джакомо «черной», «ужасной», «варварской» и толкает его закрываться в своей комнате и отказываться даже от еды, если только отец собственноручно не накормит его. об этом джакомо рассказывает в 1817 году в своем письме к джордани, в котором он описывает свой родной поселок как тюрьму, где его собственный дом кажется ему ужасной пещерой. за пределами города, в мире, который его привлекал, но с которым он не был знаком, если бы не помощь раннего чтения, развивавшего его воображение, — там рождалась надежда. Это была надежда о славе и о величии, которая связывает подростка с мифом об античности. Желание джакомо реализоваться вне стен реканати, познакомиться с миром и быть независимым, толкают его к мысли о бегстве, которое впоследствии осталось только попыткой, раскрытой прежде чем она была осуществлена. отчаяние, последовавшее за провалом, проявилось в холодном тоне письма, которое джакомо пишет отцу в конце июля 1819 года и объясняет свой поступок, но письма так никогда отцу и не врученного. я ненавижу трусливую осторожность, которая замораживает, связывает и делает нас неспособными к великим подвигам, делает подобными животным, которые только стремятся к сохранению этой несчастной и бессмысленной жизни. [...] я хочу лучше быть несчастным, чем ничтожным и лучше страдать, чем испытывать скуку, тем более, что для меня скука - мать смертельной меланхолии, вредит мне намного больше чем страдания тела. Паспорт Джакомо Леопарди для поездки в Милан, 2 августа 1819 года, Бумага, типографская печать, тушь, лл. 1, 298 x 419 мм. (РДЛ)

Prenderei dunque ed avrei preso ed inviatovi il passaporto anche senza la vostra personale presenza; ma vi è essenziale nello spedirlo di averne e segnarne i connotati della persona; val dire età, statura, occhi, bocca, naso, mento, capelli o parrucca, ec. Insomma tutto ciò che è solito di questa formalità. Voi domani speditemi la nota di questi connotati [...] e con essa nota io sicuramente avrò e voi col ritorno di chi mi spedirete, avrete il passaporto per Milano. (Saverio Broglio D’Ajano a Giacomo Leopardi, 31 luglio 1819). Я взял бы для Вас паспорт и отправил бы его также без Вашего личного присутствия, но для того, чтобы я мог это сделать, необходимо указать Ваши персональные данные, что значит: возраст, рост, глаза, рот, нос, подбородок, волосы или парик и так далее. В общем, все что является обычно пустой формальностью. Перешлите мне завтра письмо с этими данными... и, имея их, я, несомненно, смогу получить для Вас паспорт в Mилан и, следовательно, передам его Вам через Вашего посланника [...]. (Саверио Брольо д’Айано к Джакомо Леопарди, 31 июля 1819 года).

Giacomo Leopardi a Saverio Broglio D’Ajano, Recanati, 29 luglio 1819. Autografo di Paolina Leopardi, cc. 2, mm.323x220. (RCL)

Джакомо Леопарди к Саверио Брольо Д’Айано, Реканати, 29 июля 1819 года. Автограф Паолины Леопарди, лл. 2, 323x220 мм. (РДЛ).

Sono stanco della prudenza, che non ci poteva condurre se non a perdere la nostra gioventù, ch’è un bene che più non si racquista. Mi rivolgo all’ardire, e vedrò se da lui potrò cavare maggior vantaggio. Tuttavia questa deliberazione non è repentina; benchè fatta nel calore, ho lasciato passare molti giorni per maturarla; e non ho avuto mai motivo di pentirmene. Però la eseguisco. (Giacomo Leopardi a Carlo Leopardi, fine luglio 1819). Я устал от осторожности, которая ведет нас только к потере нашей юности, то есть ценности, которую невозможно возвратить. Я обращаюсь к смелости, в надежде получить большее преимущество. Однако это решение не является быстрым, несмотря на то, что я принял его под свежим впечатлением. Прошли многие дни, чтобы оно окончательно созрело, и я никогда не сожалел об этом. Однако выполнил это. (Джакомо Леопарди к Карло Леопарди, конец июля 1819).

Io non so se per ottenere da cotesta Delegazione un passaporto per il regno Lombardo-Veneto, ovvero, quando bisogni specificare il luogo, per Milano, sia necessaria la presenza personale, o qualche documento, e di che sorta. In caso che si possa avere senza ciò, vi pregherei a proccurarmene uno, e spedirmelo avvisandomi della spesa occorsa. [...] P.S. Il passaporto (s’io non mi son bene espresso) dev’essere per me. (Giacomo Leopardi a Saverio Broglio d’ Ajano, 29 luglio 1819). Я не знаю нужно ли мое личное присутствие или некоторые документы и какого рода, чтобы получить от Администрации паспорт для въезда в Ломбардо- Венецианское Королевство, указывая при этом направление в Милан. В случае, если возможно получить паспорт без моего личного присутствия и документов, я прошу Вас сделать это, отправить мне паспорт и сообщить о Ваших расходах [...] P.S. Если я ранее неправильно выразился, имейте в виду, что паспорт должен быть на мое имя. Джакомо Леопарди к Саверио Брольо д’ Айано, 29 июля 1819 года).

Saverio Broglio D’Ajano a Giacomo Leopardi, Macerata, 3 agosto 1819. Autografo, cc. 2, mm. 245x185. (RCL). Nota di Monaldo nel margine superiore a sinistra: “Non data a Giacomo”.

Саверио Брольо Д’Айано к Джакомо Леопарди, Мачерата, 3 августа 1819 года. Автограф, лл. 2, 245x185 мм. (РДЛ). Пометка Мональдо на верхнем поле слева: «Не передано Джакомо».

Io fuggiva di qua per sempre, e m’hanno scoperto. Non è piaciuto a dio che usassero la forza: hanno usato le preghiere e il dolore. Non ispero più niente, benchè m’abbiano promesso molto: ma io confidava in me solo, e ora che son tolto a me stesso non confido in veruno. (Giacomo Leopardi a Pietro Giordani, 20 agosto 1819). Я убежал оттуда навсегда, но мой план был раскрыт. Так распорядилась судьба, что мои родители, не воспользовавшись физической силой, направили против меня свои молитвы и страдание. У меня больше нет надежд несмотря на то, что обещали мне многое, но я доверял лишь себе и сейчас, когда я оторван от самого себя, никому не верю. (Джакомо Леопарди к Пьетро Джордани, 20 августа 1819 года).

Le casse della carrozza e del calesse cominciano a traballare sulla strada ineguale e le betulle del viale grande, una dopo l'altra, corrono davanti ai nostri occhi. Io non sono per nulla triste: il mio sguardo interiore non è diretto a quel che lascio ma a quel che mi aspetta. a misura che mi allontano dagli oggetti legati ai penosi ricordi che finora hanno riempito la mia immaginazione, questi ricordi perdono la loro forza e rapidamente si trasformano in un piacevole senso di coscienza di vita, pieno di forza, di freschezza, di speranza. L. N. Tolstoj (Il viaggio a tappe, in Adolescenza, cap. I).

IL VIaggIo ПуТешеСТвие Путешествие Тот, кто путешествовал, пользуется преимуществом в виде воспоминаний, ощущений, которые очень часто касаются вещей далеких, поэтических, неопределенных и вызывающих иллюзии Д. Леопарди (Дневник размышлений Zibaldone, 4485). Путешествие Кузов кареты и брички начинают подпрыгивать по неровной дороге, и березы большой аллеи одна за другой бегут мимо нас. Мне нисколько не грустно: умственный взор мой обращен не на то, что я оставляю, а на то, что ожидает меня. По мере удаления от предметов, связанных с тяжелыми воспоминаниями, наполнявшими до сей поры мое воображение, воспоминания эти теряют свою силу и быстро заменяются отрадным чувством сознания жизни, полной силы, свежести и надежды. Л. Н. Толстой ("Поездка на долгих", Первая глава, - Отрочество)

chi ha viaggiato, gode questo vantaggio, che le rimembranze che le sue sensazioni gli destano, sono spessissimo di cose lontane, e però tanto più vaghe, suscettibili di fare illusioni, e poetiche g. Leopardi (Zibaldone, 4485).

Xavier de Maistre, Voyage autour de ma chambre, Bruxelles, Aug. Wahlen, lib.-imp. De la Cour, Leipzig et Livourne,1829.

Ксавье де Местр, Путешествие вокруг моей комнаты, Voyage autour de ma chambre, Брюссель, Аугуст Вальен, Де ла Кур, Лейпциг и Ливорно 1829 г.

Il viaggio per Leopardi, ancor prima che fisico, è mentale: dalle stanze della sua biblioteca, infatti, il giovane giacomo cerca nelle parole e nelle incisioni dei libri un altrove che la sua immaginazione sa ben rendere, negando il confine tra reale e fantasia. saranno allora popoli lontani, rovine e nature selvagge e primitive a venirgli incontro dai testi di viaggio che, numerosi, arricchivano i suoi scaffali, stimolando sempre più il desiderio di conoscere luoghi estranei alla propria cultura. Tuttavia, il viaggio assume toni diversi, quando diviene essenziale, nella coscienza, ad un destino da compiere. In tal senso, Leopardi sa che solo lontano da recanati potrà soddisfare il proprio desiderio di relazione e di conoscenza, immergendosi in realtà diverse: il viaggio assume allora il significato di esperienza necessaria all’autonomia, utile ad un distacco che conduca dall’adolescenza protetta alla maturità. Questo sembra essere il senso del tentativo di fuga del 1819, questo lo scopo del primo viaggio a roma nel 1823, città in cui il poeta è ospite degli antici mattei. Eppure, proprio le reazioni suscitate dall’incontro con roma, sono sintomatiche di un atteggiamento psicologico che caratterizzerà ogni incontro con luoghi diversi da recanati. roma sembra troppo grande e dispersiva, a lui, fautore di città piccole in cui la dimensione umana può essere meglio preservata; e dopo roma, ogni città avrà qualche elemento negativo che lo respinge verso i sentieri della nostalgia: milano, firenze, Bologna, pisa e infine Napoli. In ognuno di questi luoghi, all’epoca diversi l’uno dall’altro per le condizioni di divisione politica dell’Italia Carta dell’Italia con le nuove pre-risorgimentale, Leopardi conosce situazioni oscillanti dall’accettazione al rifiuto, sempre distanze, 1865 in P.E. Sacchi, perso, mai nel suo centro, finché al luogo in cui vive non attribuisca dei caratteri familiari atGuida in Italia, Milano, 1871. Libretto a stampa traverso il tempo e l’abitudine. solo allora il luogo estraneo e nuovo può essere accettato, Collezione Antonio Volpini, poiché gli ricorda quasi il luogo natío. Corridonia MAI NEL MIO CENTRO НИКОГДА — В МОЕЙ СУТИ Путешествие для леопарди являлось скорее воображаемым, чем реальным. из комнат своей библиотеки, среди книжных текстов и гравюр, молодой джакомо ищет иное место, которое предстает в его воображении, которое не различает границы между реальностью и фантазией. из книг о путешествиях навстречу ему идут народы далеких стран, руины прошлого, дикая и нетронутая природа. Эти многочисленные книги из богатейшей домашней библиотеки все больше разжигают его жажду познания новых мест, отличных от его культурного пространства. Путешествие для него становится символом реализации своего предназначения. леопарди понимает, что только вдали от реканати сможет удовлетворить свое желание познания других отношений, возможность окунуться в другие реальности. Путешествие приобретает смысл необходимого опыта самостоятельности, полезной для перехода от защищенного отрочества к зрелости. все это явилось причиной попытки бегства в 1819-ом году, это же являлось в 1823 году целью первой поездки в рим. Там поэт становится гостем семьи античи-маттеи. Но именно реакция, вызванная встречей с римом, является психологическим симптомом отношений, которые характеризуют каждую встречу леопарди с новыми местами отличающимися от реканати. рим кажется леопарди городом слишком большим и лишенным порядка, именно ему, привыкшему к маленьким городам, в которых человек кажется лучше защищенным. После рима каждый город будет иметь для него какой-то элемент негативности, вызывающий в нем чувство ностальгии: милан, Флоренция, болонья, Пиза и, впоследствии, Неаполь. в каждом из этих мест, в ту эпоху очень отличающихся друг от друг из-за политических распрей, продолжавшихся до самого воссоединения италии (рисорджименто), леопарди живет в состоянии нестабильности между одобрением и отказом. всегда как бы потерянный, леопарди никогда — не в своем центре, в своей сути, пока там, где он живет, не увидит привычные черты своего родного города. Только тогда чужие новые места могут быть приняты леопарди, когда они напомнят ему место его рождения.

Карта Италии с новыми дистанциями, 1865 г. в книге П. Е. Сакки, Путеводитель по Италии, Милан, 1871 г. Печатный буклет. Коллекция Антонио Вольпини, Корридония.

Orologio da carrozza Ca. primo quarto del XVIII sec., con cassa sbalzata “Decharmes”, meccanica con scappamento a verga e suoneria ore e quarti a richiesta con svegliarino più custodia; orologio: esterno in argento sbalzato, meccanismo interno in ottone e bronzo; custodia in metallo (esterno) e tessuto (interno); orologio diametro cm. 10 spessore cm. 5, custodia diametro cm. 13 spessore cm .6.

Itineraio del corso delle diligenze Pontificie da Roma a Firenze e da Ferrara a Roma Collezione Antonio Volpini, Corridonia La tabella mostra la città di partenza e di arrivo, le ore di percorrenza, ilgiorno e l’ora di arrivo. La particolarità di questa tabella consiste nell’indicazione dei tempi di sosta nelle varie stazioni di posta. A Terni per esempio la sosta era di 3 ore perché arrivando la diligenza di Domenica, era prevista per chi volesse la sosta per seguire la Santa messa, per una colazione, e per una breve escursione alla cascata delle Marmore. Sono indicati inoltre i tratti di salite dove era previsto l’attacco dei buoi, che venivano utilizzati per superare le pendenze più ripide.

Маршрут Папского дилижанса из Рима во Флоренцию и из Феррары в Рим Коллекция Антонио Вольпини, Корридония Дорожные часы Первая четверть XVIII века (около), корпус с интарсией Де Шарм (“Decharmes”), металлический анкерный механизм и сигнал каждые час и каждые четверть часа, по желанию с будильником и футляром. Часы: наружная часть – чеканное серебро, внутренний механизм – латунь и бронза; наружная часть футляра – металл, внутренняя часть – ткань; диаметр часов – 10 см, толщина - 5 см, диаметр футляра 13 см, толщина – 6 см.

В таблице указан город отъезда и приезда, время проезда, день и время приезда. Особенностью этой таблицы является указание времени остановок на различных станциях. Например в Терни остановка длилась три часа, так как дилижанс прибывал в воскресенье, и пассажирам предоставлялось время для посещения Святой мессы, для завтрака и для краткой экскурсии на Мраморные водопады. Кроме того указаны участки, где использовались упряжки волов для преодоления крутых подъемов.

Tariffa dei diritti da esigersi dalla Direzione Postale di Pesaro, Pesaro 30 aprile 1837. Collezione Antonio Volpini, Corridonia La tabella indica il luogo di destinazione, il numero delle poste, la tassa da pagare a seconda del valore trasportato (denaro, oro,argento, effetti preziosi, ecc). In Italia il prezzo era stabilito in base al numero delle poste o stazioni di cambio dei cavalli, si pagava inoltre la mezza posta quando il percorso fra due stazioni (circa 15-20 Km.) era notevolmente superiore. La tariffa variava inoltre a seconda del posto occupato dai viaggiatori.

Тариф сборов, подлежащих возмещению со стороны Почтового ведомства города Пезаро Пезаро, 30 апреля 1837 г. Коллекция Антонио Вольпини, Корридония В таблице указано место прибытия, количество остановок, налоги, исчисляемые в зависимости от количества провозимых ценностей (деньги, золото, серебро, драгоценности и т. д.). В Италии цена за проезд была установлена на основе количества остановок или станций, где меняли лошадей; нужно было платить также за дополнительную остановку, если расстояние между двумя станциями (около 15-20 км) было значительно длиннее. Кроме того тариф изменялся в зависимости от места, занимаемого путешественником.

“Carissimo Sig. Padre Partii da Bologna ai 20, e il giorno seguente, la mattina, arrivai a Firenze, dopo un viaggio ottimo. Non so quanto mi tratterrò. Il non poter uscire di casa di giorno, per la flussion d’occhi, che mi molesta continuamente, mi dà molta malinconia, e m’impedisce di conoscere la città; nella quale veramente non godo nulla. Sono obbligato a rifiutare tutti gl’inviti che mi vengon fatti, e la gran festa fiorentina di domani (giorno di S.G. Battista) sarà per me un giorno feriato” (Giacomo Leopardi al padre Monaldo, Firenze, 23 giugno 1827). Дорогой и уважаемый Отец, выезжая из Болоньи 20-го [июня], утром следующего дня, после приятного путешествия, я прибыл во Флоренцию. Я не знаю на какое время здесь задержусь. Невозможность днем выйти из дома из-за болезни глаз, которая постоянно мучит меня и приводит к меланхолии, препятствуя знакомству с городом, которым я не могу наслаждаться. Я вынужден отказаться от всех полученных приглашений и от завтрашнего большого праздника Флоренции (Дня Иоaнна Крестителя), который поэтому станет для меня обычным днем. (Джакомо Леопарди к отцу Мональдо, Флоренция, 23 июня 1827 года).

“Mia cara Adelaide [...] Io mi trovo molto contento di quest’aria. Ho lasciato a Firenze l’inverno e qui trovo l’autunno. Se durasse così, sarebbe una beatitudine: tutti mi assicurano che qui non fa mai freddo, o dura pochissimo [...] Sono anche contento dell’aspetto della città, dove trovo oggetti e spettacoli bellissimi di natura e d’arte; oltre un certo misto di città grande e città piccola, di cittadino e di villereccio, un misto veramente romantico.” (Giacomo Leopardi a Adelaide Maestri, Pisa, 12 novembre 1827). Дорогая моя Аделаиде [...] Я очень рад находиться здесь и дышать этим воздухом. Я оставил во Флоренции зиму, а здесь нашел осень. Если так продолжится, это будет для меня просто блаженством: все меня уверяют, что здесь никогда не бывает холодно, а если бывает, то очень редко и недолго. Я наслаждаюсь видом города, его прекрасной природой и искусством; соединение города большого и маленького, городского и деревенского - очень романтично. (Джакомо Леопарди к Аделаиде Маэстри, Пиза, 12 ноября 1827 года).

“Che ti dirò di Canova? Vedi ch’io son pure sfortunato, come soglio, poiché quando aveva pure ottenuto, dopo tanti anni e tanta disperazione, d’uscire dal mio povero nido e veder Roma, il gran Canova, al quale principalmente era volto il mio desiderio, col quale sperava di conversare intimamente e di stringere vera e durevole amicizia col mezzo tuo, appena un mese avanti il mio arrivo in questa città piena di lui, se n’è morto”. (Giacomo Leopardi a Pietro Giordani, Roma, 1 febbraio 1823). Что я скажу тебе о Канове? Не видишь ли ты как я несчастен? После долгих лет безнадежности, я смог покинуть мое бедное гнездо, увидеть Рим и Великого Канову, к которому было направлено мое желание и с которым я надеялся беседовать наедине. С твоей помощью я мечтал о тесной, истинной и длительной дружбе с ним, но за месяц до моего приезда в этот город, заполненный им, он умер. (Джакомо Леопарди к Пьетро Джордани, Рим, 1 февраля, 1823 года).

Carta del viaggio da Ancona a Fano per Foligno a Roma in Niccolò Pagni, Itinerario italiano o sia descrizione di viaggi per le strade più frequentate alle principali città d’Italia, Firenze 1807. Libretto a stampa Collezione Antonio Volpini, Corridonia

Проездной документ из Анконы до Фано в сторону Фолиньо в Рим в книге Никколо Паньи, Итальянский маршрут или описание путешествий по самым используемым дорогам, ведущим к основным городам Италии, Флоренция, 1807 г. Печатный буклет.

Carta del viaggio da Roma a Napoli in Epimaco e Pasquale Artaria, Nuovissima Guida dei Viaggiatori in Italia. Arricchita di carte geografiche generali e postali di 12 Piante topografiche delle città principali d’incisioni rappresentanti alcuni capi lavori di pittura, Milano, 1834. Libretto a stampa Collezione Antonio Volpini, Corridonia Una delle prime guide a riportare anche le piante delle principali città italiane

Проездной документ из Рима в Неаполь из книги Эпимако и Паскуале Артариа, Новейший путеводитель для путешественников по Италии. Богат географическими общими картами и картами почтовыми. 12 топографических планов основных городов с изображениями нескольких живописных шедевров, Милан, 1834 г. Печатный буклет. Коллекция Антонио Вольпини, Корридония. Это один из первых путеводителей, содержащий планы основных итальянских городов.

Nécessaire da viaggio scatola in mogano, 1840 Collezione Antonio Volpini, Corridonia Pannello interno asportabile in velluto, sul retro una tasca per riporre documenti. Nella parte anteriore della scatola uno sportello apribile nasconde due cassetti.

Дорожный несессер шкатулка из красного дерева, 1840 г. Коллекция Антонио Вольпини, Корридония Внутренняя съемная стенка покрыта бархатом, сзади карман для хранения документов. На передней части шкатулки дверца открывает два скрытых ящичка.

“Mio caro Papà [...] il giovamento che mi ha prodotto questo clima è appena sensibile: anche dopo che io sono passato a godere la migliore aria di Napoli abitando in un’altura a vista di tutto il golfo di Portici e del Vesuvio, del quale contemplo ogni giorno il fumo ed ogni notte la lava ardente” (Giacomo Leopardi al padre Monaldo, Napoli, 5 aprile 1834). Мой дорогой отец, […] от этого климата я не получил заметной пользы: даже после того как я наслаждался лучшим и прекрасным воздухом Неаполя, где я жил на возвышенности с видом на весь залив Портичи и Везувий. Каждый день я любуюсь дымом Везувия и каждую ночь - потоками его горящей лавы (Джакомо Леопарди к отцу Мональдо, Неаполь, 5 апреля 1834 года).

Ho detto che l'amicizia con dmitrij m'aveva rivelato un nuovo modo di vedere la vita, i suoi fini e i suoi rapporti. sostanzialmente questo modo nuovo consisteva nella convinzione che la destinazione dell'uomo sia di tendere al perfezionamento morale e che tale perfezionamento sia facile, possibile ed eterno. L. N. Tolstoj (Che cosa io considero principio della mia giovinezza, in Giovinezza, cap. I).

L’ a m I c I z I a друЖба Мне, в основном, удалось сохранить давно встреченную мною дружбу, хотя она случилась с очень сложными людьми, которые у всех постепенно вызывали отвращение... Д. Леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 4274,2). Я сказал, что дружба моя с Дмитрием открыла мне новый взгляд на жизнь, ее цель и отношения. Сущность этого взгляда состояла в убеждении, что назначение человека есть стремление к нравственному усовершенствованию и что усовершенствование это легко, возможно и вечно Л. Н. Толстой ("Что я считаю на началом юности", Первая глава Юность).

Moneta consolare “postumia” della famiglia di Decimo Giunio Bruto raffigurante al recto mani giunte che sorreggono il caduceo argento sbalzato, 49-48 a. C. (RCL)

Консульская монета “постумия” Семьи Дечимо Джунио Бруто На аверсе изображены сложенные руки, держащие кадуцей 49-48 гг. до н.э., чеканное серебро. (РДЛ)

a me è avvenuto di conservare per lo più ogni amicizia contratta una volta, eziandio con persone difficilissime, di cui tutti a poco a poco s i d i s g u s t a v a n o . . . g. Leopardi (Zibaldone, 4274,2).

Giacomo Leopardi a Pietro Giordani, Recanati, 30 aprile 1817. Autografo di Paolina (e Carlo Orazio?) con correzioni di Giacomo, cc.5, mm.270x210. (RCL).

Джакомо Леопарди к Пьетро Джордани, Реканати, 30 апреля 1817 года. Автограф Паолины (и Карло Орацио?) с исправлениями Джакомо, лл. 5, 270x210 мм. (РДЛ).

Giacomo Leopardi ad Antonio Ranieri, Firenze 2 aprile 1833. Autografo cc.1 mm. 240x180 (BNN, C.L. XXVI, 35).

Джакомо Леопарди к Антонио Раньери, Флоренция, 2 апреля 1833 года. Автограф, лл. 1, 240x180 мм. (НБН, C.L. XXVI, 35)

Pietro Giordani Пьетро Джордани,

L’amicizia, quale affetto sincero è sentita fortemente da Leopardi. due sono gli amici che lo accompagnano nella vita: pietro giordani e antonio ranieri. Il rapporto con giordani risale al 1817, epoca in cui il giovane poeta ha desiderio di aprirsi al mondo, di conoscere e di farsi apprezzare negli ambienti letterari italiani ed europei. giordani, più anziano di lui, diventa un punto di riferimento, un sostituto della figura paterna, un amico cui confidare le proprie pene, le malinconie, il bisogno di evasione e di affermazione, un letterato capace di comprendere le esigenze dello studio e il desiderio di gloria e di vita che animano Leopardi. Non a caso quest’ultimo incarna agli occhi dell’amico “il perfetto scrittore italiano”, cioè il letterato di nobili origini che può diventare protagonista di una rinascita civile e morale oltre che letteraria in Italia. giordani resterà sempre in contatto con Leopardi, anche quando nella vita del poeta entrerà prepotentemente antonio ranieri. conosciuto a firenze nel 1828, il giovane esule napoletano sarà per giacomo l’amico a cui affidare tutto se stesso, nella sicurezza di aver trovato un affetto vivo e saldo, duraturo nel tempo. deciso a vivere per sempre con lui, Leopardi nel 1833 segue ranieri a Napoli, dove qualche anno dopo lo sorprenderà la morte. I due amici sono risoluti a restare insieme, nonostante l’opposizione delle rispettive famiglie e la penuria di fondi. Totale la condivisione di vita quotidiana, di progetti editoriali e di amori: non è un caso che anche fanny, la donna immortalata nella poesia leopardiana come aspasia, sia intima amica di ranieri.

Antonio Ranieri Антонио Раньери,

AMICIZIA TRA DUE GIOVANI, IMPOSSIBILE ДРУЖБА МЕЖДУ МОЛОДЫМИ ЛЮДЬМИ – НЕВОЗМОЖНА...

дружба, как искреннее чувство, ощущалось леопарди очень глубоко. Только двое друзей сопровождали его по жизни: Пьетро джордани и антонио раньери. Начало дружбы с джордани относится к 1817 году, периоду, когда молодой поэт желал открыться миру, познать его. леопарди хотел, чтобы его оценило итальянское и европейское литературное окружение. джордани, старше его по возрасту, становится для леопарди ориентиром, как бы выполняя для него роль отца, другом, с которым можно поделиться мыслями и доверить собственные страдания, меланхолию, желание бегства и утверждения, литератором, способным понять потребность образования, желание славы и наполненной жизни, которые воодушевляют леопарди. Не случайно, леопарди в глазах друга превращается в «настоящего итальянского писателя», литератора благородного происхождения, который может стать главным героем нравственного, гражданского и литературного возрождения италии. джордани всегда останется в дружеских отношениях с леопарди, даже когда в жизнь поэта ворвется антонио раньери. леопарди познакомился с раньери в 1828 году во Флоренции. молодой неаполитанский изгнанник станет для джакомо другом, которому он доверит всего себя, в уверенности, что он нашел живое и прочное, долговечное чувство дружбы. уверенный в том, что они будут всегда жить вместе, леопарди в 1833 году следует за раньери в Неаполь, где через несколько лет джакомо настигнет смерть. Но в то время друзья решили оставаться вместе, несмотря на сопротивление своих семей и на нехватку средств. они полностью разделяли взгляды друг друга на повседневную жизнь, на издательские проекты и на любовь: не случайно то, что Фанни, женщина увековеченная в поэзии леопарди как аспазия, была интимной подругой раньери.

Dunque bisognerà aspettare un anno prima di vedervi. Caro Giordani, se io fossi mio, le catene e le inferriate non mi terrebbero che non volassi a voi. Ma io sono come la montagna di Maometto, che tutto si può muovere eccetto lei, e bisogna venirla a trovare. (Giacomo Leopardi a Pietro Giordani, Recanati, 14 luglio 1817). Тогда необходимо подождать один год прежде, чем мы сможем увидеться. Дорогой Джордани, если бы это зависело от меня, цепи и решетка не помешали бы моему полету к Вам. Но я, как гора Магомета, когда все кроме нее движется, и нужно прийти к ней. (Джакомо Леопарди к Пьетро Джордани, Реканати, 14 июля 1817 года).

giordani e ranieri realizzano quindi il sogno dell’amicizia pura, cosa estremamente rara nei rapporti umani: a questa considerazione Leopardi giunge nelle pagine dello Zibaldone, quando riflette sulla natura umana e sull’impossibilità di una vera amicizia, soprattutto tra coetanei, quando vivo è il desiderio e quando è forte la competizione. per questo motivo, l’unica forma di amicizia possibile gli sembra quella tra un uomo anziano e disingannato dal mondo, più debole nel proprio desiderio vitale, ed uno giovane, ancora pieno di illusione e di forza. джордани и леопарди осуществили свою мечту о чистой дружбе, которая очень редка в человеческих отношениях: об этом леопарди рассказывает на страницах своего дневника размышлений (zibaldone), когда рассуждает о человеческой природе и о невозможности истинной дружбы, прежде всего между ровесниками, когда живо желание первенства и когда конкуренция между ними очень сильна. По его мнению, дружба возможна только между пожилым и разочарованным человеком с более ослабленной жаждой жизни и человеком молодым, еще полным иллюзий и сил. L’odio dell’uomo verso l’uomo, si manifesta principalmente, ed è confermato da ciò che accade nelle persone di una medesima professione ec. fra le quali, sebben la perfetta amicizia astrattamente considerata è impossibile e contraddittoria alla natura umana, nondimeno anche la possibile amicizia è difficilissima, rarissima [...] anche in una stessa età [...] l’amicizia è minore e l’odio è maggiore. Eccetto l’esaltamento delle illusioni che favorisce assai l’amicizia de’ giovani, è certo, massime oggi che le grandi e belle illusioni non si trovano, che l’amicizia è più facile tra un vecchio o maturo, e un giovane, che tra giovane e giovane...(Zibaldone, 1724,1).

Pietro Giordani a Giacomo Leopardi, Piacenza, 24 luglio 1817. Autografo cc.1, mm. 245x185. (RCL).

Пьетро Джордани к Джакомо Леопарди, Пьяченца, 24 июля 1817 года. Автограф, лл. 1, 245x185 мм. (РДЛ).

Ненависть человека к человеку, в основном, проявляется и подтверждается в том, что происходит между людьми одной и той же профессии; несмотря на то, что крепкая дружба явление абстрактное и невозможное, так как противоречит человеческой природе, и даже, в случае возможности подобной дружбы, она является редчайшей и труднейшей, [...] тем более между ровесниками [...] дружба уменьшается, а ненависть возрастает. Дружба между молодыми людьми является иллюзией, безусловно иллюзией великой и прекрасной. Дружба бывает крепче между человеком пожилым, зрелым и молодым человеком, чем между молодыми ровесниками... (Дневник размышлений - Zibaldone, 1724,1).

Ranieri mio. Ti troverà questa ancora a Napoli? Ti avviso che io non posso più vivere senza te, che mi ha preso un’impazienza morbosa di rivederti, e che mi par certo che se tu tardi anche un poco, io morrò di malinconia prima di averti riveduto. Addio addio. (Giacomo Leopardi ad Antonio Ranieri, Firenze, 9 aprile 1833). Мой Раньери! Найду ли я тебя еще в Неаполе? Я хочу сказать тебе, что не могу больше жить без тебя, что я охвачен болезненным нетерпением увидеть тебя, и у меня такое ощущение, что если ты опоздаешь еще немного, я умру от тоски прежде, чем я снова увижу тебя. Прощай, прощай. (Джакомо Леопарди к Антонио Раньери, Флоренция, 9 апреля 1833 года).

Dopo che l’eroismo è sparito dal mondo, e in vece v’è entrato l’universale egoismo, amicizia vera e capace di far sacrificare l’uno amico all’altro, in persone che ancora abbiano interessi e desideri, è ben difficiliss. E perciò quantunque si sia sempre detto che l’uguaglianza è l’una delle più certe fautrici dell’amicizia, io trovo oggidì meno verisimile l’amicizia tra due giovani, che fra un giovane, e un uomo di sentimento già disingannato dal mondo, e disperato della sua propria felicità. (Zibaldone, 104,1). После того, как героизм исчез из мира и вместо него вошел всеобщий эгоизм, очень редка истинная дружба, способная на жертву между друзьями, одного ради другого, между людьми, имеющими общие интересы и желания. И несмотря на то, что всегда говорилось, что равенство является одним из главных признаков, способствующих дружбе, я считаю, что на сегодняшний день менее вероятна дружба между двумя молодыми людьми, чем между молодым человеком и человеком уже разочарованным существующим миром и потерявшим надежду на собственное счастье (Дневник размышлений - Zibaldone, 104, 1).

Giacomo Leopardi ad Antonio Ranieri, Firenze 13 aprile 1833. Autografo cc. 1 mm. 240x180 (BNN, C.L. XXVI, 38).

Джакомо Леопарди к Антонио Раньери, Флоренция, 13 апреля 1833 года. Автограф, лл. 1, 240x180 мм. (НБН, C.L. XXVI, 38)

[...] io non vedevo nulla e nessuno a l l ' i n f u o r i d i s o n e č k a . Vi d i c o m e l e tirarono indietro i riccioli e li fissarono dietro agli orecchi, scoprendo una parte della fronte e delle tempie che non avevo vedute ancora; vidi come l’avvolsero nello scialle verde così stretta che appariva fuori soltanto la punta del nasino[...]

Biagio Biagetti, Apollo e Dafne, Arazzo, prima metà sec. XX; cm 146,5 x 154,9. (RCL)

Биаджо Биаджетти, Аполлон и Дафна, Гобелен, первая половина ХХ века; 146,5 x 154,9 см. (РДЛ).

per la prima volta in vita mia avevo cambiato di amore e per la prima volta provai la dolcezza di questo sentimento. mi riusciva delizioso mutare il sentimento già troppo conosciuto di una abituale devozione nel fresco sentimento dell'amore, pieno di mistero e d'ignoto. Давно желанное видение Брини [...] моя возвышенная душа [...] я понял, что любовь могла бы сделать из меня героя и человека, способного на все, даже на самоубийство […] Я был поражен и узнал как воистину вся душа может воплотиться в один поцелуй и потерять весь мир [...] Д. Леопарди (Воспоминания о детстве и юности). я ничего и никого не видал, кроме Сонечки. Видел я, как подобрали ее локоны, заложили их за уши и открыли части лба и висков, которых я не видал еще; видел я, как укутали ее в зеленую шаль, так плотно, что виднелся только кончик ее носика; [...] Я в первый раз в жизни изменил в любви, и в первый раз испытал сладость этого чувства. Мне было отрадно переменить изношенное чувство привычной преданности на свежее чувство любви, исполненной таинственности и неизвестности Л. Н. Толстой ("После мазурки" Детство).

L. N. Tolstoj (Dopo la mazurka, in Infanzia).

L’ I m m a g I N E d E L L a образ ЖеНщиНы

doNNa

Vi s t a g i à t a n t o d e s i d e r a t a d e l l a B r i n i [...] mio innalzamento d'animo [...] e come conobbi che l'amore mi avrebbe proprio eroificato e fatto capace di tutto anche di uccidermi [...] [...] e restai attonito e conobbi come sia vero che tutta l'anima possa trasfondersi in un bacio e perder di vista tutto il mondo [...] g. Leopardi (Ricordi d’infanzia e di adolescenza).

A Silvia (1828) Ms. autogr., cc.2, mm. 170x117 (BNN, C.L.XXI.7a) L’autografo è una bella copia con una redazione quasi definitiva del testo. Il canto fu pubblicato per la prima volta nell’edizione fiorentina del 1831.

К Сильвии (1828 г.) Рукопись, автограф., лл. 2, 170x117 мм. (НБН, C.L.XXI.7a) Автограф является беловым вариантом с почти отредактированным текстом. Стихотворение впервые было опубликовано во флорентийском издательстве в 1831 году.

La costellazione delle figure femminili nell’opera leopardiana nasce dall’immenso desiderio di amore che tormenta il poeta: amore mai risolto nella realtà e, lentamente tramutato in simbolo. dal Diario del primo amore (1817) al Pensiero dominante (1833 o 1835) Leopardi si inserisce nella più squisita tradizione letteraria occidentale, che fa della donna amata essenza simbolica e non persona reale e viva, spunto e pretesto per scrivere d’amore. La donna diviene quindi immagine, figura vaga, proiezione di desideri e sogni, sempre più lontana dal reale e proprio perciò vera. Questo processo che fa dell’amore un sentimento pensato e non vissuto è palese fin dalle fitte pagine manoscritte del diario in cui il giovane Leopardi analizza il sorgere della passione per la cugina geltrude cassi Lazzari, dall’iniziale consapevolezza di essere pronto a sentire “l’impero della bellezza”, fino all’esaurimento della passione amorosa. Ed è proprio il pensiero ad uccidere il sentimento: da questa prima autoanalitica sperimentazione in prosa si comprende come il vero interesse del poeta siano le sensazioni che la donna suscita nel suo animo. come in quelle pagine in cui si consuma la fine dell’amore, Leopardi non esce da se stesso se non per creare delle figure simboliche quali silvia o Nerina, o quali le giovani donne morte prematuramente e immortalate nelle Sepolcrali. simbolo di giovinezza rapita dalla morte o dal tempo, la figura della donna ideale è quella che non esiste veramente, ma che vive solo nell’immaginazione, lontana e inaccessibile. fa eccezione l’amore per fanny Targioni Tozzetti, amore sentito pienamente per una donna reale e viva, cui Leopardi dedica il cosiddetto ciclo di aspasia, assimilandola all’etera Dolcissimo, possente, amata da pericle. Il rifiuto della donna condurrà inevitabilmente il poeta verso le forme Dominator di mia profonda mente; Terribile, ma caro dell’ossessione e di nuovo verso il labirinto del pensiero: fanny diviene essenza del Dono del ciel; consorte Ai lugubri miei giorni, Pensiero dominante.

Pensier che innanzi a me sì spesso torni. (Il pensiero dominante, vv.1 6).

SE QUESTO È AMORE, CHE IO NON SO ЛЮБОВЬ ЛИ ЭТО, Я НЕ ЗНАЮ...

Властительница сладостная дум, До глубины пленившая мой ум; Ужасный дар небес, Но милый мне; подруга Моих унылых дней Все та же мысль я неразлучен с ней. (Неотвязная мысль, стихи 1 6 перевод А. Ахматовой)

Созвездие встреченных леопарди женских образов рождает в нем безграничное желание любви, которое мучило поэта, любви никогда не состоявшейся в реальности и постепенно ставшей символом его творчества. из дневника первой любви (diario del primo amore) в 1817 году до Неотвязной мысли (pensiero dominante) 1833 или 1835 года, леопарди входит в самую изысканную западную литературную традицию, которая делала из любимой женщины символическое существо, а не реальную живую личность, являвшуюся лишь поводом и возможностью писать о любви. Женщина становится образцом изящества, демонстрацией желания и мечты, далекой от реальности, и поэтому, по мнению леопарди, истинной. Этот процесс, представляющий любовь воображаемым, а не реальным чувством, раскрыт на рукописных страницах дневника, на которых молодой леопарди анализирует возникновение страсти к кузине джертруде касси ладзари, от возникновения готовности почувствовать «империю красоты» до истощения любовной страсти. именно это является мыслью об убийстве чувства. С этим первым экспериментальным самоанализом в прозе проявляется настоящий интерес поэта к ощущениям, которые женщина может вызвать в его душе. На тех страницах, где описан конец любви, леопарди отдаляется от собственных мыслей при создании символических образов, таких как Сильвия или Нерина, или образов преждевременно умерших молодых женщин, увековеченных им в кладбищенской поэзии (sepolcrali). Символ юности, похищенной смертью или временем, образ идеальной женщины, далекой и недоступной, не существующей в действительности, но живущей только в воображении поэта. любовь к Фанни Тарджони Тоццетти представляет собой исключение, это единственный случай, когда леопарди полюбил живую реальную женщину. он посвящает ей цикл стихов под названием «аспазия» (aspasia), ассоциируя ее с призрачной возлюбленной Перикла. отказ женщины неизбежно приводит поэта к навязчивым образам и снова к лабиринту собственного мышления: Фанни становится главной героиней и сущностью его произведения Неотвязная мысль (pensiero dominante).

Io cominciando a sentire l’impero della bellezza, da più di un anno desiderava di parlare e conversare, come tutti fanno, con donne avvenenti, delle quali un sorriso solo, per rarissimo caso gittato sopra di me, mi pareva cosa stranissima e maravigliosamente dolce e lusinghiera... (Diario del primo amore, 1817). Начиная чувствовать Империю красоты, я уже больше года желал, как все это делают, говорить и беседовать с привлекательными женщинами, улыбка которых по редчайшему случаю брошенная в мою сторону, мне казалась странной и необыкновенно милой и прелестной (Дневник первой любви, 1817).

Antonio Canova, Amore e Psiche, 1802 marmo, San Pietroburgo, Museo statale dell’Hermitage

Антонио Канова Амур и Психея, 1802 Мрамор Санкт Петербург, Государственный Музей Эрмитаж

Le ricordanze (1829) Ms autogr., cc.1r-5r (in un fasc. di cc.8), mm. 175x120 (BNN, C.L.XIII.21) Il canto, in cui il poeta invoca Nerina, fu pubblicato per la prima volta nell’edizione fiorentina del 1831.

Воспоминании (1829 г.) Рукопись, автограф., лл. 1-5 (в папке лл. 8), 175x120 мм. (НБН, C.L.XIII.21) Стихотворение, в котором поэт обращается к Нерине, впервые было опубликовано во флорентийском издательстве в 1831 году.

O Nerina! E di te forse non odo/ Questi luoghi parlar? Caduta forse/ Dal mio pensier sei tu? Dove sei gita,/ Che qui sola di te la ricordanza/ Trovo, dolcezza mia?... (Le ricordanze, vv. 136-140). Нерина! Неужели я не слышу, / Как о тебе все говорит вокруг?/ Ужель исчезла ты из грез моих?/ Куда ушла ты, хоть воспоминания / Я нахожу здесь только о тебе, / Моя услада...? (Воспоминания, стихи 136-140 — перевод А. Наймана)

N è tu finor giammi quel che tu stessa Inspirasti alcun tempo al mio pensiero, Potesti, Aspasia, immaginar. Non sai Che smisurato amor, che affanni intensi, Che indicibili moti e che deliri Movesti in me... (Aspasia, vv.61-66).

Ritratto di Fanny Targioni Tozzetti Fanny, amata da Leopardi nel suo ultimo periodo fiorentino, fu l’Aspasia del ciclo di poesie a lei dedicato.

Портрет Фанни Тарджони Тоццетти Фанни, любовь Леопарди в последний период его жизни во Флоренции, явилась прообразом Аспазии в посвященном ей поэтическом цикле. Ты еще ни разу не могла Себе представить то, что ты сама Внушала мне, Аспазия. Не знаешь Безмерности любви, ужасных мук, Порывов несказанных, тщетных грез, Тобой во мне зажженных... (Аспазия, стихи 61-66 - перевод А. Наймана).

Virgilio Incisione, in P. Virgilii Maronis poetae mantuani Universum poema..., Venetiis, apud Johannem Mariam Bonellum, 1562. (RCL).

Виргилий Гравюра в книге мантуанский поэт. «Universum poema»…, Венеция, издательство: Джованни Мария Бонелли, 1562 г. (РДЛ).

100

Compresi che la fede non è soltanto la credenza nelle cose invisibili[...] la fede è la conoscenza del senso della vita umana, conoscenza per grazia della quale l'uomo n o n d i s t r u g g e s e s t e s s o , m a v i v e . L. N. Tolstoj (La confessione).

La CoNversioNe Превращение Полное превращение во мне и переход от мировоззрения античности к мировоззрению современности, можно сказать, совершились в течение года, в 1819 году, когда, лишенный зрения, [...] я стал терять надежду и глубоко размышлять о мировых вопросах […]: я стал философом по профессии (хотя я уже был поэтом...), испытывая настоящее несчастье мира, вместо только знакомства с ним...[...]. Д. Леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 143,2). И я понял, что вера в самом существенном своём значении не есть только "обличение вещей невидимых" [...] вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает себя, а живёт. Л. Н. Толстой (Исповедь).

101

La mutazione totale in me, e il passaggio dallo stato antico al moderno, seguí si può dire dentro un anno, cioè nel 1819, dove privato dell'uso della vista [...] cominciai ad abbandonar la speranza, a riflettere profondamente sopra le cose [...] a divenir filosofo di professione (di poeta ch'io era), a sentire l’infelicità certa del mondo, in luogo d i c o n o s c e r l a [ . . . ] . G. Leopardi (Zibaldone, 143,2).

Giacomo Leopardi a Pietro Giordani, Recanati 20 novembre 1820. Minuta autografa, cc.1, mm.180x122 (RCL).

Джакомо Леопарди к Пьетро Джордани, Реканати, 20 ноября 1820 года. Автограф, черновой вариант, лл. 1, 180x122 мм. (РДЛ).

102

Omero Incisione, in La Iliade di Omero recata in verso sciolto italiano dall’abate Melchior Cesarotti, Jesi, dalla Stamperia di Pietro Paolo Bonelli, 1792. (RCL).

Гомер Гравюра в книге Илиада Гомера, книга переведена белыми стихами итальянским аббатом Мелькиором Чезаротти, Ези, издательство: Типография Пьетро Паоло Бонелли, 1792 г. (РДЛ).

il 1819 è ricordato dallo stesso Leopardi come la data che stabilisce una profonda mutazione nel suo percorso. in quell’anno egli conosce una profonda crisi di malinconia, tale da renderlo vuoto ed insensibile a qualunque tipo di dolore. Lo stesso Leopardi, sia nello Zibaldone che nelle lettere all’amico Giordani, ricorderà come quel momento lo avvicinasse alle forme della follia, quando chi è disperato per l’improvvisa conoscenza del vero guarda in faccia il nulla delle cose, sente il vuoto intorno a sé e avverte nel suo animo una sensazione di freddo che uccide qualunque forma di vita. Da questa morte dell’animo, Leopardi uscirà trasformato, privo della capacità di sentire la natura e quindi di poetare con l’animo di un fanciullo, e volto al pensiero, alla riflessione sulle cose e sugli uomini, dedito quindi alla ragione e al vero, divenendo da poeta filosofo. Questa trasformazione non significa però una cesura netta, in quanto la poesia leopardiana conserva in se stessa la cifra della più profonda riflessione, e il suo pensiero acquista forza proprio nell’espressione poetica.

FILOSOFO DI PROFESSIONE (DI POETA CH’IO ERA) ФИЛОСОФ ПО ПРОФЕССИИ (ХОТЯ Я УЖЕ БЫЛ ПОЭТОМ...) 1819 год памятен Леопарди, как год больших изменений на его жизненном пути. в этом году Леопарди испытывал глубокий кризис меланхолии, он стал чувствовать себя опустошенным и бесчувственным к любой боли. и в Дневнике размышлений под названием Zibaldone, и в письмах другу Джордани сам Леопарди вспоминает, как этот период кризиса приблизил его к такому безумию, когда в полном отчаянии из-за внезапного познания истины, человек признает ничтожество бытия и чувствует пустоту вокруг себя, ощущая в своей душе холод, убивающий любую форму существования. От этой душевной смерти Леопарди выйдет изменившимся и лишенным способности чувствовать природу и сочинять стихи с невинной душой ребенка. Он весь погружен в раздумья о предметах и людях и, преданный рассудку и истине в окружающей действительности, превращается из поэта в философа. Это превращение не приводит к четкому разделению его творчества, потому что поэзия Леопарди сохраняет в себе самой ключ глубочайшего отражения жизни и его мысль приобретает силу именно в поэтическом выражении.

103

Rousseau Incisione, in Del Contratto Sociale, ossia Principj del Diritto Politico di G.G. Rousseau cittadino di Ginevra. Tradotto dal cittadino Niccolò Rota, Venezia, presso Giustino Pasquali Q. Mario, 1797. (RCL).

Руссо Гравюра в книге О Социальном Контракте, или Принципы Политического Права Ж.Ж. Руссо, гражданина города Женевы. Перевод гражданина Никколо Рота, Венеция, издательство: Джустино Паскуали К. Марио, 1797 г. (РДЛ).

Zibaldone, pagine 1741-42. Sul passaggio dalla erudizione alla poesia e dalla poesia alla filosofia. (BNN).

Дневник Размышлений (Zibaldone), стр.1741-42. О переходе от эрудиции к поэзии и от поэзии к философии. (НБН).

104

Incisione con i simboli della poesia e della filosofia, in Iconologia di Cesare Ripa perugino nella quale si descrivono diverse imagini di Virtù, Vizii, Affetti, Passioni Humane, Arti, Discipline, Humori, Elementi, Corpi celesti, Provincie d’Italia, Fiumi, Siena, presso Heredi di Matteo Florimi, 1613. (RCL).

Гравюра с символами поэзии и философии в книге Иконология Чезаре Рипа из Перуджи, в которой описываются различные образы: Добродетели, Пороки, Чувства, Человеческие Страсти, Искусства, Дисциплины, Настроения, Элементы, Небесные тела, Итальянские провинции, Реки, Сиена, типография: Наследники Маттео Флорими, 1613 г. (РДЛ).

Dedito tutto e con sommo gusto alla bella letteratura, io disprezzava ed odiava la filosofia. I pensieri di cui il nostro tempo è così vago, mi annoiavano. Secondo i soliti pregiudizi, io credeva di esser nato per le lettere, l’immaginazione, il sentimento [...]. Io non mancava della capacità di riflettere, di attendere, di paragonare, di ragionare, di combinare, della profondità ec. ma non credetti di esser filosofo se non dopo lette alcune opere di Mad. De Staël. (Zibaldone, 1741,2). С величайшим удовольствием отдаваясь целиком изящной литературе, я презирал и ненавидел философию. Все эти «мысли», до которых так падко наше время, наводили на меня скуку. В силу обычных предрассудков я думал, что создан для словесности, для воображения, для чувств и мне никак невозможно отдаться совершенно противоположным склонностям [...]. У меня не было недостатка в способности размышлять, сравнивать, рассуждать, терпеть, сопоставлять, у меня не было недостатка внимания и глубины понимания и т.д., но я не предполагал, что я философ, пока не прочел некоторые сочинения мадам де Сталь. (Дневник размышлений - Zibaldone, 1741, 2).

105

La mutazione totale in me, e il passaggio dallo stato antico al moderno, seguì si può dire dentro un anno, cioè nel 1819, dove privato dell’uso della vista, e della continua distrazione della lettura, cominciai a sentire la mia infelicità in un modo assai più tenebroso, cominciai ad abbandonar la speranza, a riflettere profondamente sopra le cose[...] a divenir filosofo di professione (di poeta ch’io era), a sentir l’infelicità certa del mondo, in luogo di conoscerla...(Zibaldone, 143,1). Полное превращение во мне и переход от мировоззрения античности к мировоззрению современности, можно сказать, совершился в течение года, в 1819 году, когда, лишенный зрения и постоянной возможности читать, я стал чувствовать свое несчастье более мрачно, стал терять надежду и глубоко размышлял о мировых вопросах […]: я стал философом по профессии (хотя я уже был поэтом...), испытывая настоящее несчастье мира вместо только знакомства с ним... (Дневник размышлений - Zibaldone, 143, 1).

Ex-libris della biblioteca di Monaldo Leopardi Stampa tipografica e inchiostro su carta; mm 70x62 prima metà sec. XIX. (RCL).

Экслибрис библиотеки Мональдо Леопарди Бумага, типографская печать, тушь; первая половина ХIХ века, 70x 62 мм. (PДЛ).

Tagliacarte

A quei tempi cominciavano appena ad apparire i Montecristo e i vari Misteri ed io mi sprofondavo nella l e t t u r a d i S u e , D u m a s e P a u l d e K o c k . Tu t t i i p i ù inverosimili personaggi e avvenimenti erano per me vivi come la realtà stessa, non solo non osavo sospettare l'autore di menzogna, ma l'autore stesso per me non esisteva, e dal libro stampato mi balzavano dinanzi vivi e reali uomini ed eventi. L. N. Tolstoj (Le mie occupazioni, in Giovinezza).

LA BiBLioTecA БиБлиотека Надежда на бессмертие сегодня для писателей является химерой. Слишком большое изобилие книг хороших или плохих или посредственных, которые издаются ежедневно и из- за этого заставляют нас забывать о тех книгах, которые были изданы днем ранее, несмотря на их достоинства. Д. Леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 4268,7). В то время только начинали появляться Монтекристы и разные "Тайны", и я зачитывался романами Сю, Дюма и Поль де Кока. Все самые неестественные лица и события были для меня так же живы, как действительность, я не только не смел заподозрить автора во лжи, но сам автор не существовал для меня, а сами собой являлись передо мной, из печатной книги, живые, действительные люди и события Л. Н. Толстой ("Мои занятия", Юность).

Se mai fu chimerica la speranza dell'immortalità, essa lo è oggi per gli s c r i t t o r i . Tr o p p a è l a c o p i a d e i l i b r i o buoni o cattivi o mediocri che escono ogni giorno, e che per necessità fanno dimenticare quelli del giorno innanzi; siano pure eccellenti. G. Leopardi (Zibaldone, 4268,7).

Schede di catalogazione della Biblioteca della famiglia Leopardi redatte a mano da Monaldo Leopardi e dai suoi figli. (RCL).

Каталожные карточки Библиотеки семьи Леопарди, выполненные Мональдо Леопарди и его детьми (РДЛ). 107

Monaldo Leopardi, Della formazione e accrescimento di questa Biblioteca. Commentario Ms. autogr. cart. cc.16, in volume di cc. 538 complessive, mm.190x290. (RCL).

Мональдо Леопарди, Создание и рост Библиотеки. Комментарий Рукопись, автограф, бумага. лл.16, общий объём тома лл. 538, 190x290 мм. (PДЛ).

Giacomo Leopardi a Pietro Giordani, Recanati, 30 aprile 1817. Autografo cc.5, mm. 270x210 (RCL).

Джакомо Леопарди к Пьетро Джордани, Реканати, 30 апреля 1817 г. Автограф лл. 5, 270x210 мм. (РДЛ).

“Filiis amicis civibus / Monaldus de Leopardis/ Bibliothecam/ MDCCCXii”: questa la frase che si legge sulla lapide apposta da Monaldo all’entrata della biblioteca, aperta nel 1812 al pubblico cittadino, luogo in cui Giacomo ha trascorso la maggior parte della sua infanzia ed adolescenza. La biblioteca fu fortemente voluta da suo padre, erede della visione settecentesca, e creata da Monaldo per i suoi figli e per i suoi concittadini, nella speranza di promuovere un circuito tra la sua dimora e l’esterno: progetto in gran parte fallimentare, che si rivela però vincente per quanto riguarda il rapporto con i ragazzi. a Leopardi ed ai suoi fratelli è infatti affidato il compito di schedare i libri e di seguire l’organizzazione topografica della biblioteca, così che nelle numerose schede di catalogazione del materiale, tuttora visibili, si possono identificare le grafie di Giacomo, Carlo e Paolina. in un primo tempo la formazione della biblioteca risponde a criteri confusi; Monaldo MANUSCRIPTA prende libri provenienti da biblioteche di conventi soppressi, acquista in antiquariato oppure Autore sconosciuto, cartiglio di legno dipinto, cm 23,5 x 45,5 x 2; partecipa ad aste di libri di seconda mano. il carattere della biblioteca risponde comunque alprima metà del XIX sec. (RCL). l’esigenza enciclopedica che unisce morale, filologia e scienza ai classici latini e greci, oltre MANUSCRIPTA Неизвестный автор, картуш, che, come in quasi tutte le biblioteche private dell’epoca, ai padri della chiesa, alla Bibbia e дерево, ручная роспись, первая половина ХХ века, 23,5x45,5x2 см. a i testi storici ed eruditi. i volumi, divisi secondo le diverse materie identificate da cartigli, rappresentano così un insieme di saperi, da cui si isolano i libri proibiti, conservati a parte. La biblioteca costituisce comunque uno spazio privilegiato nel rapporto tra Giacomo e Monaldo, luogo isolato in cui il padre domina, proiettando nel figlio i propri desideri di affermazione letteraria.

LA LIBRERIA NOSTRA NON HA EGUALE БИБЛИОТЕКА НАША — НЕСРАВНИМА... «filis amicis civibus / Monaldus de Leopardis / Bibliothecam / MDCCCXii» эту фразу можно прочесть на доске, установленной Мональдо при входе в библиотеку, открытую им в 1812 году и доступную жителям города. Это место, в котором Джакомо провел большую часть детства и отрочества. его отец давно хотел иметь личную библиотеку. Мональдо, как наследник идеалов Xvii века, создает ее теперь для своих детей и для VII OPERA VARIA своих сограждан с надеждой реализовать связь между своим домом и внешним миром: Autore sconosciuto, cartiglio di legno dipinto, cm. 20,5 x 36 x 2; его идея, в основном, была обречена на провал, однако она стала победой в его отношеprima metà del XIX sec. (RCL). ниях со своими детьми. Джакомо и его братьям отец доверил составить каталог книг и VII OPERA VARIA Неизвестный автор, картуш, организовать топографический порядок библиотеки. таким образом на многочисленных дерево, ручная роспись, первая половина ХIX века, карточках каталога еще сейчас можно увидеть и узнать почерк Джакомо, карло и Па20,5x36x2 см. (PДЛ). олины. Сначала формирование библиотеки не соответствовало определенным критериям; Мональдо приобретал книги в монастырях, которые в то время закрывались, покупал у антикваров или был участником книжных аукционов. Характер библиотеки отвечал энциклопедическим требованиям, соединяющим сочинения о нравственности, филологию и науку с латинскими и греческими классиками, кроме того, как бывало почти во всех личных библиотеках того времени, с сочинениями отцов церкви, Библией, историческими и научными текстами. тома, относящиеся к различным областям науки и литературы, регистрировались на карточках и были установлены определенным образом по разделам знаний, от них были отделены запрещенные книги, хранившиеся в другом месте. Библиотека являлась особым пространством, где развивались отношения между Джакомо и Мональдо: это было обособленное место, где доминировал отец, перенеся на сына собственное желание о литературной славе.

109

La biblioteca costituirà comunque per Giacomo il luogo in cui entrare in contatto con autori classici e moderni, in modo tale da instaurare un dialogo continuo che costituirà la base per l’elaborazione di numerose opere, prima fra tutte lo Zibaldone. Dalla Bibbia poliglotta, su cui impara comparativamente le lingue classiche, ai testi dei grandi autori latini e greci, tra cui spiccano Cicerone ed Epitteto, fino all’incontro con i moderni, da Montaigne e Rousseau, a Montesquieu e Buffon, ogni libro diviene per Giacomo tramite di conoscenza non banale, ma funzionale alla formazione di un’anima. I grandi classici lo educano allo studio dei movimenti delle passioni, al senso dell’amicizia, alla grandezza della gloria, al significato della magnanimità, a tal punto da incidere profondamente sul suo atteggiamento nei confronti di un’epoca più mediocre come quella moderna contrassegnata da certo utilitarismo anche nei lavori di tipo letterario, per cui val la pena rifiutare la gloria, piuttosto che abbassarsi a domandarla, e farsi glorioso presso se stesso. La differenza tra antico e moderno, sulla quale si basa tanta parte della riflessione leopardiana, viene compresa proprio nel dialogo con gli autori: ad esempio, Rousseau lo spingerà a riflettere sul concetto di civiltà, Montesquieu sul gusto, Montaigne su se stesso, come già prima Marco Aurelio; e gli autori dell’Encyclopédie, come Voltaire, Diderot, d’Alembert e poi Locke, Hume, Tracy, Condillac, Cabanis insieme a Buffon lo condurranno verso le diverse forme della conoscenza che la nuova scienza aveva dischiuso. Ecco perché la biblioteca è luogo vivo, ricco di voci e di pensieri, di possibilità.

GLORIOSO PRESSO ME STESSO LA BIBLIOTECA: GLI AUTORI ПРОСЛАВИВШИЙ САМ СЕБЯ БИБЛИОТЕКА: АВТОРЫ Библиотека будет представлять собой место, где Джакомо Леопарди сможет познакомиться с писателями, классиками и современниками, чтобы таким образом установить с ними непрерывный диалог, который затем станет основой многочисленных произведений и, прежде всего, Дневника размышлений (Zibaldone). Леопарди методом сравнения изучал классические языки по многоязычной Библии. Он познакомился с многочисленными сочинениями, начиная от великих латинских и греческих писателей, среди которых выделяются Цицерон и Эпиктет, до встречи с современными авторами от Монтеня и Руссо до Монтескье и Бюффона. Каждая книга становится для Джакомо не простым банальным знакомством, а способствует формированию его души. Великие классики вдохновляют его на изучение движения страстей, смысла дружбы, величия славы, благородства души до такой степени, что глубочайшим образом влияют на его мировоззрение. Эпоха Леопарди была более посредственной и была пронизана некоторым утилитаризмом даже в творчестве, поэтому он считал, что в этой эпохе лучше отказаться от славы, чем унизиться, добиваясь ее, так как он хорошо знал уровень и цену собственных возможностей («Прославивший сам себя»). Разницу в восприятии античности и современности, на которой основана большая часть размышлений Леопарди, можно понять из его мысленного диалога с писателями: например, идеи Руссо направят его к размышлениям о концепции цивилизации, Монтескье - к размышлениям о вкусе, Монтень - о самом себе, как раньше это делал Марк Аврелий, авторы Энциклопедии (Encyclopedie), такие как Вольтер, Дидро, Д’Аламбер, а затем, Джон Локк, Дэвид Хум, Дестют де Траси, Этьен Бонно де Кондильяк, Пьер Жан Жорж Кабаинис вместе с Жоржем Бюффоном ведут его к различным областям знаний, которые к этому времени были открыты наукой. Вот почему библиотека является местом живым и богатым голосами, мыслями и новыми, открывшимися ему возможностями.

110

“[...] anzi le dirò senza superbia che la libreria nostra non ha eguale nella provincia, e due sole inferiori. Sulla porta ci sta scritto ch’ella è fatta anche per li cittadini e sarebbe aperta a tutti. Ora quanti pensa ella che la frequentino? Nessuno mai.” (Giacomo Leopardi a Pietro Giordani, Recanati 30 aprile 1817). [...] Я Вам скажу без высокомерия, что наша библиотека не имеет себе равных в провинции, где есть только еще две библиотеки, но более низкого уровня. На двери было написано, что она создана также для всех граждан и значит отрыта для всех. А как Вы думаете, сколько людей ее посещает? Никто, никогда. (Джакомо Леопарди к Пьетро Джордани, Реканати, 30 апреля 1817 года).

Biblia Polyglotta Complectentia Textus Originales, Brianus Waltonus S. T. B., 1657. (RCL).

Многоязычная Библия с текстами в оригинале, сост. Брайан Уолтон, 1657 г. (РДЛ).

111

112

Biblia Polyglotta Complectentia Textus Originales, Brianus Waltonus S. T. B., 1657. (RCL).

Многоязычная Библия с текстами в оригинале, сост. Брайан Уолтон, 1657 г. (РДЛ).

Mano di Giacomo Leopardi, Scheda di: A. Arcangeli, Vita del ven. Servo di Dio Alfonso Rodriguez Fratello della Compagnia di Gesù, I, Roma, 1761.

Ms.cart., mm. 95x70; ca. 1813. (RCL). Джакомо Леопарди, Карточка: A. Арканджели, Жизнь Почтенного Слуги Господня Альфонсо Родригеза, Брата Общества Иисуса, I, Рим, 1761 г. Рукопись, бумага, около 1813 г., 95x70 мм. (PДЛ).

Mano di Monaldo Leopardi, Scheda di: S.A., L’Aristippe moderne, ou réfléxions sur le moeurs du siècle, Amsterdam, 1738.

Ms. cart., mm. 70 x 100; ca. 1813. (RCL). Мональдо Леопарди, Карточка: С.A., Современный Аристип, или размышления о нравах своего времени, Амстердам, 1738 г. Рукопись, бумага; около 1813 г., 70 x 100 мм. (PДЛ).

Mano di Carlo Orazio Leopardi, Scheda di: Le Azevedo Emmanuele, Vita del taumatargo portoghese S.Antonio di Padova, I, Bologna, 1790. Ms. cart., mm. 70 x 100; ca. 1813. (RCL).

Карло Орацио Леопарди, Карточка: Ле Азеведо, Жизнь португальского чудотворца Святого Антония Падуанского, I, Болонья, 1790 г. Рукопись, бумага, около 1813 г., 70 x 100 мм. (PДЛ).

Mano di Paolina Leopardi, Scheda di: Storia di Leone decimo, Milano, 1845. Ms. cart., mm. 70 x 100; seconda metà del XIX sec. (RCL).

Паолина Леопарди, Карточка: История папы римского Льва Х, Милан, 1845 г. Рукопись, бумага, вторая половина XIX века, 70 x 100 мм. (PДЛ).

Mano di Pierfrancesco Leopardi, Scheda di: L. Assarino, L’Almerinda, libri due, Venezia, 1640. Ms. cart., mm. 70 x 100; prima metà del XIX sec. (RCL).

Пьерфранческо Леопарди, Карточка: Л. Ассарино, Л’Aльмеринда, Две книги, Венеция, 1640 г. Рукопись, бумага, первая половина XIX века, 70 x 100 мм. (РДЛ).

113

“In Recanati poi io son tenuto quello che sono, un vero e pretto ragazzo, e i più ci aggiungono i titoli di saccentuzzo di filosofo d’eremita e che so io. Di manier che s’io m’arrischio di confortare chicchessia a comperare un libro, o mi risponde con una risata, o mi si mette in sul serio e mi dice che non è più quel tempo [...] e allora io ragazzo non posso alzar la voce e gridare: razza d’asini, se vi pensate ch’io m’abbia a venire simile a voi altri, v’ingannate a partito; che io non lascerò d’amare i libri se non quando mi lascerà il giudizio, il quale voi non avete avuto mai [...]”. (Giacomo Leopardi a Pietro Giordani, Recanati, 5 dicembre 1817). В Реканати считают меня настоящим, чистым и порядочным, и еще добавляют титулы философа, всезнайки, отшельника и так далее. Если я рискую помочь кому-либо с покупкой книг, то мне отвечают со смехом или всерьез, что прошло то время [...] и я, молодой человек, не могу повысить голос и кричать: дураки вы набитые, если вы думаете, что я стану похожим на вас, вы себя обманываете: я всегда буду любить книги, пока меня не оставит разум, которого вы никогда не имели [...]. (Джакомо Леопарди к Пьетро Джордани, Реканати, 5 декабря 1817 года).

Laelius sive de amicitia in M. Tullii Ciceronis De Officiis libri tres, Romae typis S. Congr. De Prop. Fide, Romae, 1761, pp. 322-86. (RCL). Arte di corregger la vita humana scritta da Epitteto filosofo stoico et commentata da Simplicio. Tradotta da M. Matteo Franceschi cittadino vinitiano, Venetia, appresso Francesco Ziletti, 1583. (RCL).

Лелий или о дружбе в книге: Об обязанностях, три книги, Типография: Congregazione di Propaganda Fide, Рим, 1761 г., стр. 322-86. (РДЛ). Искусство исправлять человеческую жизнь - книга написана Епиктетом, философом и стоиком, с комментариями Симпличио. Перевод гражданина Венеции М. Маттео Франчески, Венеция, Изд. Франческо Дзилетти, 1583 г. (РДЛ).

114

Phaedrus in Platonis Opera Omnia, Basilaee, apud Hier. Frobenium et Nic. Episcopium an. 1546, pp.442-65. (RCL).

Федрус в Полном собрании сочинений Платона, Базель, Изд. Фробенио и Эпископио, 1546 г., стр. 442-65. (РДЛ).

Pensées de M. Pascal sur la religion et sur quelques autres sujets, Amsterdam, chez Henry Wetstein, 1671. (RCL).

Les Pensées de J.J. Rousseau citoyen de Genève, Amsterdam 1786. (RCL).

Essai sur le goût, in Oeuvres de M. de Montesquieu, Amsterdam 1781, t. VI, pp. 365-407. (RCL).

Размышления М. Паскаля о религии и о других предметах, Амстердам, изд. Генри Ветштейн, 1671 г. (РДЛ).

Размышления Ж.Ж. Руссо, гражданина Женевы, Амстердам, 1786 г. (РДЛ).

Эссе о вкусе, в Сочинениях М. Де Монтескье, Амстердам 1781 г., том VI, стр. 365-407. (РДЛ).

Galileo Galilei, Il Saggiatore, in Opere divise in quattro tomi, t. II, in Padova, nella Stamperia del Seminario appresso Giovanni Manfrè, 1744. (RCL).

Storia Naturale Generale e Particolare del sig.Conte di Buffon, t. II, Degli animali quadrupedi, Venezia, Zatta, 1782. (RCL).

Всеобщая и частная естественная история Графа Де Бюффона, том II. О четвероногих животных, Венеция, изд. Дзатта, 1782 г. (РДЛ). “Salutate da mia parte il nostro Mai, e ringraziatelo caldamente così dell’opera prestatami pel Senofonte, come dei libri che mi regala. Subito che gli avrò ricevuti, gli scriverò[...] L’opera del Monti penso di farmela venire [...]. Della carestia di libri a Roma era bene informato. Ho certe opere io nella mia porca bicocaccia che non si sono potute trovare in tutta la nostra veneranda arcidottissima capitale, avendocele fatte cercare” (Giacomo Leopardi a Pietro Giordani, Recanati, 22 dicembre 1817).

Галилео Галилей, Сочинения в четырех томах, том II, Падуя, Типография Семинарии Джованни Манфре, 1744 г. (РДЛ).

Передайте от моего имени привет нашему другу Маи и горячо поблагодарите его за предоставленное мне сочинение о Ксенофонте и за подаренные мне книги. Как только я их получу, я ему напишу [...]. Я думаю, что сочинение Монти я еще смогу заказать [...]. О нехватке книг в Риме я был хорошо информирован. У меня, в моей грязной халупе, имеются такие произведения, которые невозможно найти в нашей почтеннейшей, эрудированной столице, сколько бы их там не искать (Джакомо Леопарди к Пьетро Джордани, Реканати, 22 декабря 1817 года).

115

Conoscevo l'enorme seduzione esercitata dalla letteratura, l'esca di un guadagno enorme e di applausi che ricompensano un lieve lavoro, e vidi nella letteratura il mezzo di migliorare le mie condizioni materiali, di soffocare nella mia anima tutte le questioni sul senso della m i a v i t a e d e l l a v i t a i n g e n e r a l e . L. N. Tolstoj (La confessione).

La SCriTTura ТворчесТво Поэт, переполненный страстью, не является поэтом..., то есть он не в состоянии слагать стихи. По отношению к природе, пока вся его душа занята образом бесконечности [...] он не способен ни на что, он не в состоянии опоэтизировать свои ощущения [...]. Бесконечность можно выразить только тогда, когда ты ее не чувствуешь, а только после того как почувствовал [...]. Д. Леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 714,1). Я вкусил уже соблазна писательства, соблазна огромного денежного вознаграждения и рукоплесканий за ничтожный труд и предавался ему как средству к улучшению своего материального положения и заглушению в душе всяких вопросов о смысле жизни моей и общей Л. Н. Толстой (Исповедь).

il poeta nel colmo dell'entusiasmo della passione ec. non è poeta, cioè non è in grado di poetare. all’aspetto della natura, mentre tutta l'anima sua è occupata dall'immagine dell'infinito [...] non è capace di nulla, nè di cavare nessun frutto dalle sue sensazioni [...]. L'infinito non si può esprimere se non quando non si sente; bensì dopo sentito [...]. G. Leopardi (Zibaldone, 714,1).

Art d’écrire, in Planche de l’Encyclopédie méthodique, II, à Padoue, 1785. Planche con raffigurazione dei pennini. (RCL).

Искусство писать, в таблицах Методической Энциклопедии, II, Падуя, 1785 г., Таблица с изображением перьев для письма. (PДЛ).

117

“Carlo non tempra ben coteste penne” ms autogr, c.1, mm. 65x92. (RCL).

«Карло плохо заточил эти перья» Рукопись, автограф, л.1, 65x92 мм. (PДЛ).

Benchè la notte non sia destinata che al silenzio ed a sonno, può nondimeno l’uomo aver mestieri di prolungare il suo travaglio, o di continuare i suoi viaggi. La natura sempre attenta a provvedere a tutti i suoi bisogni, oltre le varie fiaccole che nel cielo ha disposte, e che abbastanza rischiarano il suo cammino, gli ha altresí somministrato un luminare superiore in chiarezza a tutte le stelle, un magnifico specchio, da cui gli vien resa nella notte una parte della luce solare che avea perduta. (Storia dell’astronomia). Несмотря на то, что ночь предназначена для тишины и мечты, человек способен продлить свою мучительную работу или продолжить свои путешествия. Природа всегда внимательна к обеспечению всех нужд человека. Помимо небесных святил, которые достаточно освещают его путь, природа также подарила человеку самый яркий светоч среди звезд, великолепное зеркало, от которого в ночи отражается часть потерянных солнечных лучей. (История астрономии).

Alla Signora Msa Roberti – a mano Lettera alla marchesa Roberti firmata da Giacomo: “La Befana”. autogr., cc.2, mm. 240x377, 1810. (RCL).

Госпоже Маркизе Роберти – в собственные руки Письмо маркизе Роберти, подписанное Джакомо: «Карга». автограф, лл.2, 1810 г., 240x377 мм. (PДЛ).

[...] per il che sembrami di poter concludere con sicurezza che la sentenza la quale afferma esser l’anima dei bruti uno spirito dotato di senso, di libertà e di un qualche lieve barlume di ragione è certamente più probabile di ogni altra. (Dissertazione sopra l’anima delle bestie). […] мне кажется, что я в заключение уверенно могу сделать вывод, что душа животных способна чувствовать, быть свободной и обладает проблесками разума, и это является более вероятным всего остального (Рассуждение о душе животных).

118

Abituato fin dall’infanzia all’applicazione ed allo studio, scrivere per Leopardi diviene una logica conseguenza dell’impegno profuso nella lettura. Questo connubio tra scrittura e lettura è la cifra costante di un metodo. Le prime forme della scrittura leopardiana, oltre a lettere dirette nell’ambito della casa alla sorella Paolina, al fratello Carlo o al padre (1810), sono brevi componimenti svolti secondo le usanze dell’epoca per occasioni precise, magari encomiastiche, in cui mostrare il livello raggiunto. Componimenti poetici intitolati alla Morte di Ettore o semplicemente alla Morte (1810), odi di Orazio tradotte (1809), favole in versi, come L’Ucello (1810) o I filosofi e il cane (1810), fanno parte di una produzione puerile abbastanza ricca. Dalla retorica dei primi componimenti, il giovane Giacomo mostrerà però una propria originalità quando passerà con le Dissertazioni ad un campo più generalmente scientifico, preludio al primo grande impegno del ragazzo che tra il 1811 ed il 1813 si cimenta con la Storia dell’Astronomia, rivelando una vasta conoscenza di fonti nelle note marginali al manoscritto, fonti che aprono comunque al poetico, poiché spesso legate ad Omero e Virgilio, o a testi biblici, e che si volgono anche alla filosofia antica, come quella di Lucrezio, e a opere di divulgazione moderna come Le spectacle de la nature del Pluche. PERCHÉ Le Dissertazioni sull’anima delle bestie, o sull’esistenza di un ente supremo, o ancora L’IMMAGINAZIONE È PROPRIA DE’ FANCIULLI, E IL SENTIMENTO DEGLI ADULTI

sui sogni mostrano un’attenzione a temi dibattuti negli ambienti filosofici del ’700: ad esempio, nella Dissertazione sopra l’anima delle bestie, il giovane Leopardi interagisce, anche se attraverso letture di seconda mano, con Descartes e Maupertuis. LA SCRITTURA (1810-1813) ТВОРЧЕСТВО

ВООБРАЖЕНИЕ ПРИСУЩЕ ДЕТЯМ, А ЧУВСТВА ВЗРОСЛЫМ...

Для Леопарди, привыкшему с детства к прилежанию в учебе, процесс письменного творчества становится логическим результатом его похвального усердия при чтении. Это соединение письма и чтения станет постоянным кодом его творческого метода. Первыми шагами в творчестве Леопарди, кроме писем к разным членам семьи, сестре Паолине, брату Карло или отцу (1810 г.), являются, написанные в обычаях того времени для торжественных случаев краткие сочинения, в которых уже проявлялся достигнутый им поэтический уровень. Поэтические произведения, посвященные смерти Гектора или просто Смерти (1810 г.), переводы од Горация (1809 г.), сказки в стихах, как например Птица (L’Ucello) в 1810 году, или Философы и собака (I filosofi e il cane), написанные также в 1810 году, отражают достаточно богатую часть детского и отроческого периода в творчестве Леопарди. В риторике ранних произведений молодой Леопарди демонстрирует собственное своеобразие, особенно это видно в Рассуждениях (Dissertazioni), в которых он все более приближается к науке. Это является вступлением к первому большому труду юного поэта, который между 1811 и 1813 годами занимается Историей астрономии (Storia dell’astronomia), где в записях на полях своих рукописей он показывает обширные знания первоисточников. Прочитанные книги открывают для Леопарди мир поэзии, так как они часто являются произведениями Гомера и Вергилия или библейскими текстами; они также обращают внимание молодого поэта на античную философию, как, например, философию Лукреция, или знакомят его с современными научно-популярными произведениями, как, например, Природный спектакль (Le spectacle de la nature) Ноэля Антуана Плюше. Рассуждения Леопарди о душе животных или о жизни высших существ, а также о собственных мечтах свидетельствуют о его внимании к спорным темам философских кругов XVIII века. В Рассуждении о душе животных (Dissertazione sopra l’anima delle bestie) молодой Леопарди мысленно общается с Декартом и Мопертуи.

119

La scrittura della piena giovinezza e della maturità di Leopardi forse può essere identificata con la sua stessa vita. In questa scrittura c’è infatti un aspetto salvifico: basti pensare alle 4526 pagine dello Zibaldone riempite nell’autografo da una grafia calligrafica e razionale, specchio della malinconia dell’autore. A queste pagine Leopardi affida tutta la forza del suo pensiero, ma anche la fragilità delle sue emozioni, il significato del ricordo e lo slancio di una speranza che in effetti non l’abbandona mai. A lungo pensato come il diario intimo del poeta, questo incredibile manoscritto conserva in realtà una serie di progetti di scrittura intrecciati l’uno con l’altro e aperti a più di un significato, volti tutti alla costruzione di un discorso filosofico ricco di una parte morale in cui si analizzano le passioni umane e il percorso verso la felicità, di una estetica dal valore cognitivo, di una storia delle lingue che si congiunge con una teoria del linguaggio, di un percorso della memoria. Accanto allo Zibaldone, la cui scrittura lo tenne impegnato per quasi tutta la vita (1817-1832), Leopardi pone le sue opere: le Operette L’INFINITO morali, i Canti, i Pensieri. Per queste opere vive, impegnato NON SI PUÒ ESPRIMERE in un messaggio di rivolta contro la mediocrità, la corruSE NON QUANDO zione, ma anche contro un destino, che egli chiama Natura, NON SI SENTE che impedisce la felicità dell’individuo.

1. Dialogo filosofico sopra un moderno libro intitolato “Analisi delle idee ad uso della gioventù” (1812) Ms apografo con correzioni autografe; cc. 45, mm. 150x225. (RCL). Il dialogo tra un letterato e un giovane nobile intorno al testo del barnabita Mariano Gigli (Macerata 1808) diviene per il quattordicenne Leopardi un mezzo per cominciare a muoversi in una serie di campi concettuali e fantastici che non saranno estranei al pensiero del Leopardi autore dello Zibaldone e delle Operette morali.

LA SCRITTURA (1817-1837) ТВОРЧЕСТВО Творчество Леопарди в молодости и в зрелости может быть отождествлено с его собственной жизнью. В его произведениях присутствует сущность, спасающая душу. Чтобы понять, насколько Дневник размышлений (Zibaldone) является зеркалом авторской меланхолии, достаточно представить себе 4526 страниц, собственноручно заполненных Леопарди каллиграфическим, убористым, аккуратным почерком. Этим страницам Леопарди доверяет не только всю силу своей мысли, но также хрупкость своих эмоций, смысл воспоминаний и порыв надежды, которая не покидает его никогда. Дневник размышлений (Zibaldone) долго задумывался как сокровенный, интимный дневник поэта. Эта невероятная рукопись на самом деле сохраняет ряд творческих проектов, мыслей, суждений, пересекающихся одно с другим и открытых к различным значениям и толкованиям, направленным на создание богатого философского мышления. Философская и нравственная сущность дневника позволяет проанализировать человеческие страсти, путь к счастью, эстетику ценности познания, историю и теорию языка и воспоминания поэта. Работу над сочинением Дневника размышлений (Zibaldone) Леопарди продолжал почти всю свою жизнь (1817-1832 гг.). Наряду с этим произведением поэт создает также Нравственные очерки (Operette morali), Песни (Canti), Мысли (Pensieri). Леопарди живет для этих произведений, восставая в них не только против посредственности, коррупции, но также против судьбы, которую он называет именем Природа. Для Леопарди Природа является препятствием для счастья личности. БЕСКОНЕЧНОСТЬ МОЖНО ВЫРАЗИТЬ ТОЛЬКО ТОГДА, КОГДА НЕ ЧУВСТВУЕШЬ...

120

1. Философский диалог о современной книге, озаглавленной «Анализ идей для молодёжи» (1812 г.) Рукопись, апограф с исправлениями автора; лл. 45, 150x225 мм. (РДЛ). Диалог между литератором и молодым дворянином по тексту варнавита Мариано Джильи (Мачерата 1808г.) становится для четырнадцатилетнего Леопарди средством для начала продвижения в ряд концептуальных и фантастических сфер, которые не будут в дальнейшем чуждыми мыслям Леопарди, автора Дневника размышлений и Нравственных очерков.

È piacevole per se stesso, cioè non per altro, un canto […] udito da lungi o che paia lontano senza esserlo, o che si vada appoco appoco allontanando, e divenendo insensibile […] un suono qualunque, confuso, massime se ciò è per la lontananza … (Zibaldone, 1917,1). Весьма нередко изящество и благородство в языке протекают из метафорического употребления фраз, даже когда метафоричность почти или совсем незаметна, как это по необходимости бывает очень и очень часто. […] Это приятно для себя самого, a не для других - песня, услышанная издалека, или кажется далекой, или медленно удаляясь, становится неощутимым звуком, неразличимым, неясным (Дневник размышлений - Zibaldone, 1917, 1)

3. Sfera armillare in Pluche, Lo spettacolo della natura, t. VIII, in Venezia presso Francesco di Niccolò Pezzana, 1786. (RCL).

2. Storia della Astronomia dalla sua origine fino all’anno 1811 (1813) Ms. autogr., cc. 241, 271, mm.142x200. (RCL). Il testo, interamente autografo, mostra una conoscenza erudita estremamente vasta, basata sulle letture che Giacomo compie durante la prima giovinezza nella biblioteca paterna. L’elemento più interessante, forse, non risiede nella quantità delle notizie di seconda mano su cui si basa la trattazione, ma nel fatto che l’argomento scelto, la scienza degli astri, sia considerato dall’autore nella duplice visione degli antichi e dei moderni.

2. История Астрономии до 1811 г. (1813 г.) Рукопись, автограф, лл. 241, 271, 142x200 мм. РДЛ). Текст, являющийся полностью автографом, свидетельствует о широчайшем диапазоне знаний, полученных Джакомо в отрочестве при чтении книг отцовской библиотеки. Интереснейший факт, вероятно, состоит не в количестве сведений, полученных из вторых рук, а в том, что выбранная им тема, наука о звёздах, рассматривается автором в двойном аспекте – античном и современном.

121

3. Армиллярная сфера (астролябия), в книге аббата Н.Плюша, Зрелище природы, том VIII, Венеция, изд. Франческо ди Никколо, 1786 г. (РДЛ).

Nexus litterarum ms. autogr., cc.2, mm.135x95. (RCL).

Gl’individui sono spariti dinanzi alle masse, dicono elegantemente i pensatori moderni. Il che vuol dire ch’è inutile che l’individuo si prenda nessun incomodo, poiché, per qualunque suo merito, né anche quel misero premio della gloria gli resta più da sperare […] Lasci fare alle masse; le quali che cosa sieno per fare senza individui, essendo composte d’individui, desidero e spero che me lo spieghino … (Dialogo di Tristano e di un amico, in Operette morali).

Nexus litterarum

Рукопись, автограф, лл. 2, 135x95 мм. (РДЛ).

Athanasius Kircher, De reflexi luminis natura, Avenione, sumptibus Joannis Piot, 1635. (RCL).

Авиньон, изд. Joannis Piot, 1635 г. (РДЛ).

«Отдельные личности исчезли перед лицом масс», как изящно выражаются современные мыслители. Это значит, что отдельной личности нет пользы утруждать себя, - ведь все равно, несмотря ни на какие заслуги, ей нечего больше ни во сне, ни наяву надеяться даже на такую жалкую награду, как слава […] Предоставь все делать массам; а что такое массы, которые могут все делать без отдельных личностей, объяснят мне, я надеюсь, знатоки личностей и масс, ныне озаряющие мир … (Разговор Тристана и его друга - Нравственные очерки).

122

Dissertazione sopra l’anima delle bestie Ms. autogr., cc. 43-66 di un quaderno di cc.80, mm. 147x220. (RCL). Scritta nel 1811, fa parte delle dissertazioni filosofiche metafisiche. La trattazione del tema, centrale nel dibattito del XVIII secolo, è ricca di rinvii a fonti bibliche e settecentesche.

Диссертация о душе животных Рукопись, автограф, лл. 43-66, в тетради лл. 80, 147x220 мм. (РДЛ). Написанная в 1811 году, рукопись является частью философских и метафизических диссертаций. Тема диссертации являлась центральной в дебатах XVIII века. Её текст богат ссылками на библейские источники и на источники XVIII века.

Dissertazione sopra l’esistenza di un ente supremo Ms. autogr., cc. 67-78 di un quaderno di cc. 80, mm. 147x220. (RCL). È l’ultima delle quattro “dissertazioni metafisiche” del 1811. Tra la negazione del sistema atomistico degli epicurei e l’adesione alla visione ottimistica leibniziana cominciano a farsi strada nel giovane Leopardi domande che preludono alle riflessioni della maturità.

Диссертация о существовании высшего существа Рукопись, автограф, лл. 67-78, в тетради лл. 80, 147x220 мм. (РДЛ). Последняя из четырех «метафизических диссертаций» 1811 года. У молодого Леопарди возникают вопросы, предвещающие его зрелые размышления, на тему между отрицанием системы атомистики Эпикура и восприятием оптимистического взгляда Лейбница.

Dissertazione sopra i sogni Ms. autogr., cc.32-42 di un quaderno di cc.80, mm. 147x220. (RCL). Composta a tredici anni, la dissertazione”metafisica” fa parte del quaderno intitolato: Dissertazioni filosofiche di Giacomo Leopardi Parte prima risalente al 1811 le cui tematiche il giovane Giacomo distinse in “logiche”, “metafisiche” e “fisiche”. Leopardi cerca di pervenire ad una effettiva teoria del sogno, riportandosi a elementi culturali illuministici e gesuitici.

Диссертация о снах Рукопись, автограф, лл. 32-42, в тетради лл. 80, 147х220 мм. (РДЛ). Написанная в тринадцать лет «метафизическая» Диссертация является частью тетради, озаглавленной «Философские диссертации Джакомо Леопарди. Часть первая», в которой, начиная с 1811 года, молодой Леопарди выделяет темы «логики», «метафизики» и «физики». Леопарди находится в поисках действительной теории о снах, обращаясь к культуре эпохи Просвещения и учению иезуитов.

123

La sera del giorno festivo [1820] (La sera del dì di festa) Ms. autogr., cc.3r-4r (in un fasc. di cc.10), mm. 180x117. (BNN, C.L. XIII.22) Del testo esiste un altro autografo conservato al Comune di Visso; in Casa Leopardi si conserva una copia con varianti di mano della sorella di Giacomo, Paolina, risalente al 18241825, su cui si è soffermato Peruzzi. Pubblicato per la prima volta nel 1825 nel “Nuovo Ricoglitore”, la rivista dello Stella, nella rubrica “Poesia”.

Вечер дня праздника [1820 г.] (Вечер праздничного дня) Рукопись, автограф, лл. 3-4 (в брошюре лл. 10), 180x117 мм. (НБН, C.L. XIII.22) Существует другой автограф этого текста, хранящийся в Музее города Виссо. В Доме Леопарди сохранена одна копия с вариантами, написанными рукой сестры Джакомо Паолины, относящаяся 1824-1825 годам. На эту копию обратил внимание Перуцци. Автограф впервые опубликован в 1825 году в журнале “Nuovo Ricoglitore” («Нуово рикольиторе»), в рубрике «Поэзия», издатель Стелла.

Calamaio in ceramica dipinta, sec. XIX ca composto da: piatto porta penne: 7,8 x 18,9 cm; spolverino: 5 x 6 cm; calamaio: 5 cm 6 cm. (RCL). 124

Чернильница из крашенной керамики XIX века сосиавлена из: Тарелка-подставка для ручек: 7,8 х 18,9 см. Щетка: 5 х 6 см. Чернильница: 5 см и 6 см. (РДЛ).

Discorso di un Italiano intorno alla poesia romantica [1818] Ms autogr., cc.78, mm. 175x120. (BNN, C.L. XV.15) L’autografo è una trascrizione da una precedente minuta. Il testo, già in nuce nelle riflessioni dello Zibaldone (pp.49-53), si collega alle Osservazioni del di Breme sul Giaurro di Byron.

Avvicinamento della morte [1816] (Appressamento della morte) Ms autogr., cc.1r-16v (in un fasc. di cc.22), mm. 144x102. (BNN, C.L.XV.1) In un foglietto intitolato Cantica Osservazioni (C.L. XV.29) Leopardi ci dà notizia della data di composizione:”La scrissi in undici giorni tutta senza interruzione e nel giorno in cui la terminai, cominciai a copiarla che feci in due altri giorni. Tutto nel Novembre e Decembre del 1816”. Esiste un altro autografo del testo, una bella copia che l’autore aveva mandato a Stella, ora al Civico Museo Storico “Garibaldi” di Como dal quale è stata tratta la prima edizione a cura di Zanino Volta nel 1880.

Приближение смерти [1816 г.] (Ближе к смерти) Рукопись, автограф, лл. 1-16 об. (в брошюре лл. 22), 144x102 мм (НБН, C.L.XV.1). Листок. В записи под названием Песнь наблюдений (Cantica Osservazioni C.L. XV.29) Леопарди пишет о времени написания данного произведения: «Я писал его беспрерывно в течение одиннадцати дней и когда я закончил, сразу же в течение следующих двух дней записал его набело. Все это произошло в ноябре-декабре 1816 года». Существует еще один автограф данного текста. Этот чистовик, который автор послал издателю Стелла, в настоящее время находится в Городском историческом музее «Гарибальди» в городе Комо. Текст этого последнего варианта был впервые опубликован в 1880 году, под редакцией Занино Вольта.

Perorazione ai giovani italiani [1818] inc. “La nostra povera patria era grande” Ms. autogr., cc.15, mm. 177x122. (BNN, C.L.XV.28) Abbozzo di uno dei nuclei concettuali collegati al Discorso di un Italiano intorno alla poesia romantica, pubblicato postumo.

Рассуждение итальянца о романтической поэзии [1818 г.] Рукопись, автограф, лл. 78, 175x120 мм. (НБН, C.L. XV.15) Автограф является копией прежнего черновика. Главная мысль данного произведения отражена в Дневнике Размышлений (Zibaldone стр. 49-53), она также связана с Наблюдениями ди Бреме о поэме Байрона Гяур.

Защитительная речь к молодым итальянцам [1818 г.] Начало: «Наша бедная родина была великой» Рукопись, автограф, лл. 15, 177x122 мм. (НБН, C.L. XV.28) Набросок об одном из концептуальных центров, связанных с Рассуждением итальянца о романтической поэзии, Опубликован посмертно.

125

Ultimo canto di Saffo (1822) Ms. autogr., cc.6, mm. 187x127 (BNN, C.L. X.5.2) Il titolo è preceduto in alto a sinistra dall’indicazione di data:

Inno ai Patriarchi o de’ principii del genere umano. Canzone Nona [traccia in prosa] [1822] Ms autogr., cc.6, mm. 128x186 (BNN, C.L.X.5.2)

”Opera di 7 giorni, Mag. 1822”. Blasucci ne ha sottolineato l’assonanza con il Dernier chant de Corinne dell’omonimo romanzo di Mme de Stäel. Edito per la prima volta nell’edizione bolognese del 1824.

Stesura dell’argomento preliminare all’Inno ai Patriarchi. Probabilmente già dalla seconda metà del 1819 Leopardi progettava una serie di Inni cristiani di cui molti si ritrovano negli autografi napoletani: Inno al Redentore, Inno ai Solitari, Inno ai Martiri, Inni Cristiani, Dio, Redentore, Maria, Angeli, Patriarchi, Mosè, Profeti, Apostoli, Martiri, Solitari.

Последняя песнь Сафо (1822 г.) Рукопись, автограф, лл. 6, 180x127 мм. (НБН, C.L. X.5.2).

Гимн праотцам, или О началах рода человеческого. Девятая Песнь [записка в прозе] [1822 г.] Рукопись, автограф, лл.6, 128x186 мм. (НБН, C.L.X.5.2)

Вверху слева от названия произведения указана дата: «Работа 7 дней 1822 года». Блазуччи подчеркнул созвучие с Последней песнью Коринны в романе Мадам де Сталь Коринна или Италия. Впервые напечатано в болонском издательстве в 1824 году.

Предварительный вариант темы о Гимне праотцам. Вероятно, уже начиная со второй половины 1819 года Леопарди планировал ряд Христианских гимнов, многие из которых можно найти среди неаполитанских автографов: Гимн Спасителю, Гимн Отшельникам, Гимн Мученикам, Гимны Христианам, Бог, Искупитель, Мария, Ангелы, Праотцы, Моисей, Пророки, Апостолы, Мученики, Отшельники.

Discorso sopra lo stato presente dei costumi degl’Italiani [1824] Ms autogr., cc.48, mm. 160x107. (BNN, C.L.X.10-11)

Il Risorgimento (1828) Ms autogr., cc.4, mm. 180x120 (BNN, C.L.XXI.7 b) In alto a sinistra l’indicazione di data:”Pisa, 7 (Lunedì di Pasqua)-13 Aprile 1828”.

L’autografo, che presenta poche correzioni ed aggiunte, può considerarsi una stesura che ne presuppone altre in materiali preesistenti.

Nelle carte napoletane si conserva una schedina con varianti dei vv. 5-8, di cui l’ultima è di mano di Carlo Leopardi. Edito per la prima volta nell’edizione fiorentina del 1831.

Рассуждение о современных обычаях итальянцев [1824 г.] Рукопись, автограф, лл. 48, 160x107 мм. (НБН, C.L.X.2.10-11)

Рисорджименто Возрождение (1828 г.) Рукопись, автограф, лл. 4, 180x120 мм. (НБН, C.L.XХI.7 b)

Автограф, без особых корректировок и дополнений. Может считаться вариантом, предпологающим другие корректировки и дополнения на основе ранее существовавших материалов.

126

Вверху слева указана дата: «Пиза, 7 (понедельник после Пасхи) - 13 апреля 1828 года». Среди неаполитанских бумаг хранится карточка с вариантами стихов 5-8, из которых последний из которых написан рукой Карло Леопарди. Впервые опубликовано во флорентийском издательстве в 1831 г.

La quiete dopo la tempesta (1829) Ms autogr., cc.5v-6v (in un fasc. di cc.8), mm 175x120 (BNN, C.L.XIII.21) In alto a destra l’indicazione di data: ”17-20 Sett.1829”. Il testo si trova sullo stesso quadernetto che ospita il Sabato del villaggio e Le Ricordanze. Edito per la prima volta nell’edizione fiorentina del 1831.

Canto notturno di un pastore vagante dell’Asia (1829-1830) Ms autogr., cc.6, mm. 178X120. (BNN, C.L.XIII.25) In alto a destra l’indicazione di data:”1829.22 Ottob.-1830. 9 Aprile”. Il titolo presenta una nota di richiamo alla citazione in francese tratta dal Voyage d’Orenbourg à Boukhara, fait en 1820 e ripresa dal “Giornale dei dotti”, del settembre 1826, alla pagina 518. Leopardi ne ha avuto notizia dal “Journal des savants”. Il passo riguarda l’abitudine dei pastori nomadi del Kirghisi di errare con le greggi nelle zone aride e deserte.

Покой после бури (1829 г.) Рукопись, автограф, лл. 5 об.- 6 об., в брошюре лл. 8, 175x120 мм. (НБН, C.L.XIII.21) Вверху справа указана дата: «17-20 сентября 1829 г.». Текст находится в той же тетрадке, где записаны стихотворения Суббота в деревне и Воспоминания. Впервые опубликовано во флорентийском издательстве в 1831 г.

Canzoni del conte Giacomo Leopardi Bologna, pei tipi del Nobili e comp., 1824. (RCL)

Versi del conte Giacomo Leopardi Bologna, dalla Stamperia delle Muse, 1826. (RCL)

Canti del Conte Giacomo Leopardi, Firenze, presso Guglielmo Piatti, 1831. (RCL)

Песни графа Джакомо Леопарди Болонья, издательство «tipi del Nobili e comp.», 1824 г.

Стихи Графа Джакомо Леопарди Болонья, издательство «Stamperia delle Muse», 1826 г. (РДЛ)

Песни Графа Джакомо Леопарди, Флоренция, изд. Гульельмо Пьятти, 1831 г.

(РДЛ)

Ночная песнь пастуха, кочующего в Азии. (1829-1830 гг.) Рукопись, автограф, лл. 6, 178x120 мм. (НБН, C.L.XIII.25) Вверху справа указана дата: «1829 г. 22 октябрь – 1830 г. 9 апреля”. Название является цитатой на французском языке из Voyage d’Orenbourg Boukhara, fait en 1820 (Путешествие из Оренбурга в Бухару в 1820 году) из журнала «Giornale dei dotti», сентябрь 1826 года, на стр. 518. Леопарди узнал об этом из журнала «Journal des savants». В отрывке описываются обычаи киргизских пастухов, которые кочевали со своими стадами овец в пустыне. 127

(РДЛ)

Opere di Giacomo Leopardi Edizione accresciuta, ordinata e corretta secondo l’ultimo intendimento dell’Autore da Antonio Ranieri Firenze, Felice Le Monnier, 1845. (RCL).

Сочинения Джакомо Леопарди Дополненное и исправленное издание Антонио Раньери, согласно последней воле Автора Флоренция, Феличе Ле Монье, 1845 г. (РДЛ).

Art d’écrire, in Planche de l’Encyclopédie méthodique, II, à Padoue, 1785. Planche con raffigurazione dei pennini. (RCL).

Pensieri di varia filosofia e di bella letteratura di Giacomo Leopardi Firenze, Succ. Le Monnier, 1898-1900, voll. 7. (RCL).

Мысли о философии и изящной литературе Джакомо Леопарди Флоренция, Ле Монье, 1899-1900 г., том 7. (РДЛ). Zibaldone di Pensieri (1817-1832) Mss. Autogr., pp. 4526 (in 6 volumi), mm. 172x149 (minimum)- 210x145 (maximum) (BNN, C.L.V,1-2; VI,1-2, VII,1-2) Il manoscritto dello Zibaldone è scritto su bifogli che erano sciolti, fatto che permetteva a Leopardi di portarli con sé durante i suoi spostamenti; fu rilegato in volumi durante il periodo in cui fu in deposito presso la Biblioteca Casanatense di Roma. A questo manoscritto immenso Leopardi dava molto valore, non solo perché conteneva le sue riflessioni, ma perché queste ultime, ben individuabili e collegabili attraverso un diversificato sistema di indici, costituivano la materia di una serie di percorsi preparati dallo stesso autore, volti a formare un sistema filosofico, costituito da una parte morale, una estetica, una cognitiva e metafisica, una linguistica.

Дневник размышлений (1817-1832 гг.) Рукописи, автограф, 4526 стр. (в 6 томах), 172x149 мм. (мин)- 210x145 (макс) (НБН, C.L.V,1-2; VI,1-2, VII,1-2) Рукописный текст Дневника размышлений написан на нескрепленных между собой двойных листах, что позволяло Леопарди брать их с собой в дорогу во время путешествий. В период хранения на складе Библиотеки Казанатенсе в Риме Дневник был переплетен. Этой огромной рукописью Леопарди особо дорожил, потому что она содержала в себе записи его размышлений, которые вместе с заголовками представляли собой философскую систему, состоящую из рассуждений автора о нравственности, об эстетике, познании и метафизике, словесности.

128

129

Polizzine “a parte” [1827] Trattato delle passioni, Manuale di filosofia pratica, Lingue, Della natura degli uomini e delle cose, Memorie della mia vita, Teorica delle arti, lettere ec. Parte speculativa-Parte pratica, storica ec., Mss. Autogr., cc.6, mm.158x54, mm.160x108. (BNN,C.L. IV, 2 a,b,d; C.L. XXI.9, 1a) Questi tracciati, individuati dall’autore all’interno del testo zibaldonico tramite numero di pagina e capoverso, costituiscono altrettanti percorsi filosofici come si evince anche dai titoli che Leopardi aveva scelto. Da quanto scritto dallo stesso Leopardi, il Trattato delle passioni si sarebbe occupato di una scienza dell’animo, ancora poco sviluppata all’epoca, costituendo insieme al Manuale di filosofia pratica l’area morale, mentre Della natura degli uomini e delle cose avrebbe contenuto la sua metafisica e sarebbe stata l’opera della sua vita. Interessante notare che alla Teorica delle arti, lettere ec. Parte speculativa Leopardi affida il percorso estetico, ma anche cognitivo.

Art d’écrire, in Planche de l’Encyclopédie méthodique, II, à Padoue, 1785. Planche con raffigurazione dei pennini. (RCL).

Полиццине “а парте” [1827 г.] Трактат о страстях, Учебник по практической философии, Словесность, О сущности человека и природе вещей, Воспоминания о моей жизни, Теория искусств, письма и т.д. Спекулятивная часть – Практическая часть, Историческая и т.д., Рукописи, автограф, лл.6, 158x54 мм, 160x108 мм. (НБН, C.L. IV, 2 a,b,d; C.L. XXI.9, 1a) Эти пометки, выделенные автором в тексте Дневника размышлений посредством пронумерованных страниц и абзацев, также представляют собой философские рассуждения, о чем свидетельствуют заглавия, выбранные самим Леопарди. Леопарди писал, что Трактат о страстях является размышлением о науке человеческой души, еще мало изученной в ту эпоху. Этот труд вместе с Учебником по практической философии отражает мысли автора о нравственности, в то время как, труд всей его жизни, трактат О сущности человека и природе вещей излагает его метафизические взгляды. Следует отметить, что в Теории искусств, Письмах и т.д. в Спекулятивной части Леопарди раскрывает свои эстетические и философские воззрения, а также освещает философские проблемы познания.

Conversione 7 Addio 14_Layout 1 20/06/11 19:47 Pagina 131

131

132

Se ammettiamo, come fanno gli storici, che i grandi uomini conducono l'umanità verso certi fini, si tratti della grandezza della Francia o della Russia, dell’equilibrio europeo, di propagare le idee della rivoluzione, del progresso in generale o di tutt'altro scopo, è impossibile spiegare gli avvenimenti storici senza ricorrere all'intervento del caso o del genio. (Napoleone).

La StoRia ИсторИя Мои соображения о многообразии миров, о ничтожестве нашем и этой земли, о величии и силе природы [...] мне, разбуженному голосом, зовущим меня к ужину, казались ничтожными и наша жизнь, и время, и знаменитые имена, и вся история (Воспоминания о детстве и юности). Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении. Л. Н. Толстой ("Наполеон", Война и мир).

Mie considerazioni sulla pluralità dei mondi e il niente di noi e di questa terra e sulla grandezza e la forza della natura [...] e risvegliato da una voce chiamantemi a cena onde allora mi parve un niente la vita nostra e il tempo e i nomi celebri e tutta la storia [...] G. Leopardi (Ricordi d'infanzia e di adolescenza).

Imprimerie en Lettres, in Planche de l’Encyclopédie méthodique, II, à Padoue, 1785. Planche con la cassa dei caratteri. (RCL).

Штамп с буквами,в Planche de l’Encyclopédie méthodique, II, à Padoue, 1785.

Клише с ящиком букв. (RCL).

133

...E la possanza Qui con giusta misura Anco estimar potrà dell’uman seme, Cui la dura nutrice, ov’ei men teme, Con lieve moto in un momento annulla in parte, e può con moti Poco men lievi ancor subitamente Annichilare in tutto. Dipinte in queste rive Son dell’umana gente Le magnifiche sorti e progressive. (La Ginestra o il fiore del deserto, vv. 41-51).

Così natura ogni opra sua, quantunque D’alto artificio a contemplar, non prima Vede perfetta, ch’a disfarla imprende, Le parti sciolte dispensando altrove. (Palinodia al marchese Gino Capponi, vv.161-164). ....И как могуч наш род, О том узнать здесь истину он сможет: Захочет – половину уничтожит Кормилица-природа, смертных, нас Одним движеньем легким В любой нежданный час, А чуть сильнее вздрогнет – И вмиг исчезнут все. Тут, на земле, осталось следом дивным То самое, что нынче/Зовут «грядущим светлым, прогрессивным». (Дрок, или Цветок пустыни, стихи 41-51).

Нужны, так и природа, доведя До совершенства всякое свое, Искусное подчас, сооруженье, Вмиг начинает разрушать его, Швыряя вкруг разрозненные части. (Палинодия Маркизу Джино Каппони, стихи 161-164).

134

La Natura sovrasta e vince la Storia. Difatti, nell’epoca più matura del pensiero leopardiano, la Natura è considerata quale essenza lontana e ignara dei destini dell’uomo, priva di valore morale, ma solo identificabile con la Necessità, col Fato, con la forza indistruttibile che muove le cose in un moto meccanicistico. In questa accezione, quindi, non si consente alla Storia, intesa quale frutto delle azioni umane individuali e collettive, alcuna possibilità. L’opera dell’uomo è allora destinata all’annullamento: a nulla varrà la forza degli antichi imperi, che con stupore e sgomento il poeta vede perduti nell’infinito del tempo e dello spazio, a nulla il dolore, il patire che caratterizza l’uomo nella sua storia personale e in quella universale che lo trascina. La meditazione sul tempo e sullo spazio che lega l’Infinito alla Ginestra testimonia insieme del timore e della lucidità con cui Leopardi guarda contemporaneamente al mondo ed alla sua fine. A fronte del momento estatico in cui egli sente l’infinito si pone lo sguardo riflessivo che caratterizza la meditazione sulle rovine di Pompei nella Ginestra. Le rovine della città antica restano come muta testimonianza di una civiltà che si sentiva grande, ma che un solo rapido moto della natura ha distrutto: il fiume di lava ormai freddo Dracma raffigurante al recto restituisce il senso dell’orrore di quella notte in cui il vulcano, seguendo il ritmo della naAlessandro Magno con indosso una pelle di leone, tura, annullò Pompei, fissando nel torrente di fuoco i gesti degli uomini in cerca di fuga o al verso Giove sul trono che sorregge un’aquila, bloccati nel sonno. La forza distruttiva della natura implica la fine della visione antropocenargento sbalzato, trica e, nello stesso tempo, avvalora nel poeta una considerazione relativa dell’idea di proca. IV sec. a .C. (RCL) gresso, contraria a quella di una perfettibilità infinita e salvifica.

“E L’UOM D’ETERNITÀ S’ARROGA IL VANTO” «И ВЕЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК ПРИСВАИВАЕТ СЕБЕ СЛАВУ»

Природа доминирует над Историей и побеждает ее. В период своего зрелого творчества Леопарди находит Природу холодной и равнодушной к судьбам человечества, безнравственной, повинующейся лишь Необходимости и Року, движущей силой вселенной. Таким образом, История, как плод индивидуальных и коллективных человеческих действий, лишена возможности развития. Рушатся творения человека: древние империи, о падении которых с изумлением и смятением размышляет поэт, теряются в бесконечности времени и пространства. Исчезают тревога и страдания, характеризующие человеческую историю и ее тленное существование. Тема созерцания над временем и пространством, объединяющая этические творения Бесконечность (l’Infinito) и Дрок, или Цветок пустыни (La Ginestra), одновременно выступает свидетелем страха и чёткого суждения, с которыми Леопарди смотрит на мир и его завершение. В мгновении поэтического экстаза он чувствует бесконечность и простирает взор и свои размышления на руины Помпеи в стихотворении Дрок. Руины города являются немым свидетельством существования древней цивилизации, считающейся нерушимой, но чье величие в одночасье разрушила Природа: холодный поток лавы возвращает нас в ужас той ночи, когда вулкан, следуя силе природы, разрушил Помпеи, запечатляя жесты людей, спасающихся бегством или скованных сном. Деструктивная сила природы ставит конец антропоцентричному воззрению, но в то же время укрепляет в поэте веру в развитие прогресса, противопоставленную идее бесконечного и спасительного совершенствования.

Драхма На аверсе изображен портрет Александра Великого в львиной шкуре, на обратной стороне — Юпитер на троне, держащий орла около IV в. до н.э., чеканное серебро. Муниципалитет Реканати (РДЛ).

135

Jean Jacques Barthélemy, Viaggio d’Anacarsi il giovine nella Grecia, Venezia, Antonio Zatta e Figli, 1791. (RCL). Opera citata da Leopardi e presente nella sua biblioteca, testimonia del legame tra Grecia e Persia attraverso il viaggio e lo sguardo del giovane Anacarsi.

Жан Жак Бартэлеми, Путешествие молодого Анахарсиса в Грецию, Венеция, Издатель Антонио Затта и сыновья, 1791 г. (РДЛ). В этом сочинении, упомянутом Леопарди и хранящемся в его библиотеке, представлена картина жизни древних греков и их связь с Персией, описанная глазами молодого Анахарсиса.

Tempo verrà, che esso universo, e la natura medesima, sarà spenta. E nel modo che di grandissimi regni ed imperi umani, e loro maravigliosi moti, che furono famosissimi in altre età, non resta oggi segno né fama alcuna; parimente del mondo intero, e delle infinite vicende e calamità delle cose create, non rimarrà pure un vestigio; ma un silenzio nudo, e una quiete altissima, empieranno lo spazio immenso. Così questo arcano mirabile e spaventoso dell’esistenza universale, innanzi di essere dichiarato né inteso, si dileguerà e perderassi. (Cantico del gallo silvestre, in Operette morali). Придет время, и вселенная, как и вся природа, угаснет. И, подобно тому как от величайших человеческих царств и держав и от всех их удивительных деяний, прославленных в давние века, теперь не остается ни следа, ни слуха, так и от всего мира, от всех превратностей и бед, претерпеваемых твореньем, не останется и следа и лишь сплошным молчанием и глубочайшим покоем полно будет безмерное пространство. Так дивная и пугающая тайна существованья мира, прежде чем она будет изъяснена и постигнута, расточится и исчезнет. (Пеcнь дикого петела Нравственные очерки).

136

Constantin-François Volney, Les ruines ou méditations sur les révolutions des empires, Parigi, Bossange Fréres Libraires, 1822. (RCL). L’opera di Volney, grande viaggiatore e osservatore del mondo nel suo aspetto fisico e morale, ebbe un tale successo da essere diffusa anche in Russia. Inserito tra i libri “proibiti” della biblioteca Leopardi e affine per molti versi ai temi trattati nella Ginestra, il volume è citato nello Zibaldone.

Константен Франсуа Вольней, Руины, или Размышления о революциях империй, Париж, Изд. Bossange Fréres Libraires, 1822 г. (РДЛ). В своем сочинении Вольней, известный просветитель и путешественник, рассматривает проблемы политической истории и этики. Книга имела огромный успех и в России. Она попала в ряд “запрещенных” книг библиотеки дома Леопарди. Затрагиваемые в ней темы во многом созвучны леопардиевскому Дроку и цитируются в Дневнике размышлений.

137

Dolor mio nel sentire a tarda notte seguente al giorno di qualche festa il canto notturno de’ villani passeggeri. Infinità del passato che mi veniva in mente, ripensando ai Romani così caduti dopo tanto romore e ai tanti avvenimenti ora passati ch’io paragonava dolorosamente con quella profonda quiete e silenzio della notte, a farmi avvedere del quale giovava il risalto di quella voce o canto villanesco. (Zibaldone, 50,2). Мне больно слышать поздней ночью пение проходящих крестьян. Бесконечность прошлого, о которой я думал, вспоминая о Древнем Риме, павшем после своей славной истории подвигов. С еще большой болью я сравнивал ее с ночной тишиной и спокойствием (Дневник размышлений, 50,2).

Che sono io? Una parte dell’Infinito L. N. Tolstoj (La confessione).

L’ U o m o e L a N aT U r a Человек и Природа Природа как ребенок: с огромнейшей заботой она утомляется производить и доводить свое произведение до совершенства; но как только она осуществила то, что она задумала, она начинает разрушать это... Д. Леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 4421,2). Что такое я? – часть бесконечного Л. Н. Толстой (Исповедь).

La natura è come un fanciullo: con grandissima cura ella si affatica a produrre, e a condurre il prodotto alla sua perfezione; ma non appena ve l'ha condotto, ch’ella pensa e comincia a distruggerlo... G. Leopardi (Zibaldone, 4421,2).

Nebulosa

Туманность

139

140

L’idea di natura permea l’intero pensiero leopardiano, ponendosi quale segno della profonda differenza che separa l’antico dal moderno. Difatti, all’”armonia della natura”, propria del mondo degli antichi, quando l’individuo si sentiva parte del cosmo, si sostituisce una natura separata dall’uomo e caratterizzata da “contraddizioni “ e “ mostruosità”: essa si pone nello stesso tempo come elemento creatore e ostile, come madre benevola e crudele, del tutto indifferente ai destini umani. La natura è quindi lontana dall’uomo: una nemica che ignora l’avversario, lontana dai fini che più caratterizzano i desideri umani (come l’aspirazione alla felicità); un’entità che si muove secondo le leggi insite nel meccanismo di produzione e distruzione di tutte le creature, semplici anelli di un ingranaggio che le sovrasta. La natura sarà simboleggiata allora dalla Gigantessa che annienta l’islandese nelle OpeL’infinito (1819) Ms. autogr., c.1v (in un fasc. di cc.10), rette morali: una donna dalla “forma smisurata”, addossata a una montagna, col viso a mm. 180x117. (BNN, C.L. XIII.22) metà “tra bello e terribile” incorniciato da una massa di capelli nerissimi. una forza cui Scritto sul verso della carta che contiene La Ricordanza (titolo sostitutivo di non è possibile sfuggire, volta alla distruzione. La luna nel cosiddetto quaderno degli Idilli degli autografi napoletani), Caratteristica del moderno è la coscienza di uno snaturamento che conduce l’uomo alla L’infinito fu composto molto probabilmente tra la primavera malinconia nera o all’abiezione, nel momento in cui le sue azioni non trovano un fine, la e l’autunno del 1819 e pubblicato solo alla fine del 1825 sul “Nuovo Ricoglitore” vita manca di scopo, e l’esistenza stessa si rivela priva di senso. di Antonio Fortunato Stella. Ristampato nell’edizione del 1826 dei Versi per la solo, perduto in un universo senza dei e senza dio, l’uomo conosce il vuoto della perdita Stamperia delle Muse, fu infine pubblicato nell’edizione dei Canti del 1831. e l’angoscia del divenire, e molte volte è spinto ad incolpare se stesso del dramma insito Degli Idilli esiste un’altra stesura autografa, conservata al Comune di Visso, nella vita stessa: della natura armoniosa che costituiva la cifra dell’intero creato, non può databile agli anni ‘25-’26, cioè all’epoca restare che il desiderio, tradotto nella nostalgia del canto poetico. delle stampe. L’ESSENZIALE IMPERFEZIONE DELL’ESISTENZA ОСНОВНОЙ НЕДОСТАТОК СУЩЕСТВОВАНИЯ... Мысли о Природе пронизывают весь Дневник размышлений Леопарди, отображая разницу в воззрении античного и современного мира. Действительно, «гармонию природы», какой она представлялась в античном мире, когда индивидуум чувствовал себя частью вселенной, сменяет Природа, далекая от человека, «противоречивая» и «чудовищная». Она предстает в образе созидательной и зловещей матери, благосклонной и жестокой, полностью безразличной к человеческим судьбам. Природа далека вполне вероятно было создано между весной и осенью 1819г. от человека. Это враг, игнорирующий противника, далекий от таких человеческих и опубликовано лишь в конце 1825 года в журнале “Nuovo Ricoglitore” желаний, как стремление к счастью. Это мать всего сущего, изменяющаяся согласно издателя Антонио Фортунато Стелла. Повторное его издание законам возникновения и исчезновения всех созданий - простых колец хитросплетевышло ния. в 1826 году в Стихах - типография la Stamperia delle Muse. И, наконец, Природа предстает перед нами в образе Гигантской женщины, уничтожающей исстихотворение Бесконечность было опубликовано вместе с другими под ландца в нравственных очерках: «непомерного роста, сидящей на земле, выпрямивобщим названием Песни (Canti) в 1831 году. Существует еще одна шись и опираясь спиной и локтем о горный хребет. Лицо ее было прекрасно и вместе авторская рукопись Идиллий, датированная 1825-1826 гг., с тем грозно, глаза и волосы черны как смоль». разрушающая сила, от которой нето есть в период изданий. Рукопись хранится в Музее возможно ускользнуть. города Виссо. Современность характеризуется искаженным сознанием, которое приводит человека в безысходную тоску и крайнее отчаяние, когда его действия не находят конца, жизнь становится пустой и бесцельной, а само существование бессмысленным. в одиночестве, потерянный во вселенной без веры и без Бога, человек познает горечь утраты и тревоги становления, каждый раз обвиняя себя самого в драматичности жизни: из гармоничной природы, которая являлась частью одного целого, остается лишь желание, переведенное в ностальгию поэтической песни.

Бесконечность (1819 г.) Рукопись, автограф, л.1об. (в брошюре лл. 10), 180x117 мм. (НБН, C.L. XIII.22) Написанное на оборотной стороне листа стихотворение Воспоминания (старое название Луна в тетради «Идиллий» неаполитанских автографов), и

141

NATURA Immaginavi tu forse che il mondo fosse fatto per causa vostra? Ora sappi che nelle fatture, negli ordini e nelle operazioni mie, trattone pochissime, sempre ebbi ed ho l’intenzione a tutt’altro, che alla felicità degli uomini o all’infelicità. Quando io vi offendo in qualunque modo e con qual si sia mezzo, io non me n’avveggo, se non rarissime volte: come, ordinariamente, se io vi diletto o vi benefico, io non lo so; e non ho fatto, come credete voi, quelle tali cose, o non fo quelle tali azioni, per dilettarvi o giovarvi. E finalmente, se anche mi avvenisse di estinguere tutta la vostra specie, io non me ne avvedrei. (Dialogo della Natura e di un Islandese, in Operette morali). ПРИРОДА: Уж не вообразил ли ты, будто мир создан ради вас? Знай же, что, творя, устанавливая порядок и вообще что-либо совершая, я почти всегда имела и имею в виду нечто иное, нежели счастье или несчастье людей. Когда я каким-либо образом или действием причиняю вам зло, я этого не замечаю, за редчайшими исключениями; и точно так же, если я порою даю вам наслажденье или благодетельствую, я обыкновенно даже не знаю об этом; я никогда не делала и не делаю ничего, имея в виду, как вы мните, доставить вам радость и угодить вам. И наконец, если бы даже мне случилось истребить весь ваш род, я бы этого и не заметила. (Разговор Природы с Исландцем - Нравственные очерки). Alla Primavera o delle Favole antiche (1822) Ms autogr., cc.4, mm. 187x127 (BNN, C.L.X.5.2) In alto a sinistra l’indicazione di data:”Opera di 12 giorni, Gen. 1822”. L’autografo è ricchissimo di varianti ed annotazioni, che circondano il testo pervenendo ad una configurazione simile a quella dei commenti umanistici. Edito per la prima volta nell’edizione bolognese del 1824.

К Весне, или о древних сказаниях (1822 г.) Рукопись, автограф, лл.4, 187x127 мм. (НБН, C.L.X.5.2 ) Вверху слева указана дата: «Работа 12 дней, январь 1822 года». Автограф ценен множеством вариантов и замечаний, которые окружают текст, подобно комментариям у гуманистов. Впервые опубликован в болонском издательстве в 1824 г.

142

Ph. P. Ross (Rosa da Tivoli) [attribuito] Figurati Armenti olio su tela con cornice in argento meccato, sec. XVII. (RCL).

Ф. П. Роос (Роза да Тиволи) [атрибуция] Стадо Холст, масло. Рамка из серебра «мекка», XVII век. (РДЛ).

Or l’essere, unito all’infelicità, ed unitovi necessariamente e per propria essenza, è cosa contraria dirittamente a se stessa, alla perfezione e al fine proprio che è la sola felicità, dannoso a se stesso e suo proprio inimico. (Zibaldone,4099,2). Бытие, соединенное вместе с неудачей огорченьем и по необходимости или по своей сущности, противоречит самому себе, совершенству и собственной цели, то есть счастью, губительно самому себе и собственному врагу (Дневник размышлений, 4099,2).

Dunque la natura, la esistenza non ha in niun modo per fine il piacere né la felicità degli animali; piuttosto al contrario; ma ciò non toglie che ogni animale abbia di sua natura p. necessario, perpetuo e solo suo fine il suo piacere, e la sua felicità [...]Contraddizione evidente e innegabile nell’ordine delle cose e nel modo della sua esistenza, contraddizione spaventevole; ma non perciò men vera... (Zibaldone, 4127,9). Природа и бытие не преследуют цели удовольствия и счастья животных. Я бы сказал наоборот. Но это не значит, что все виды животных имеют свою природу, постоянную цель и свое счастье ...Явное и неотрицаемое противоречие, отпугивающее противоречие, но не по этой причине неправдивое... (Дневник размышлений - Zibaldone, 4127,9)

Zibaldone, pagina 4181 (C.L. V.2) Sulla infinità della materia.

Дневник размышлений, стр. 4181 (C.L. V.2) О бесконечности материи

143

Ad Arimane (1833) Ms. autogr., cc.2, mm. 230x70, 90x65. (BNN, C.L. III) Abbozzo dell’inno ad Arimane, dio del male dello zoroastrismo, che testimonia della riflessione sul male che caratterizza i brani dello Zibaldone degli anni 1826-1827. Fonte letteraria è stato con ogni probabilità il Manfred di Byron, di cui Arimane è un personaggio.

К Ариману (1833 г.) Рукопись, автограф, лл.6, 230x70, 90x65 мм. (НБН, C.L. III) Черновой вариант гимна Ариману, олицетворению Бога Зла в зороастризме, с размышлениями о бедствиях, описанных в главах Дневника Размышлений 1826-1827 годов. По всей вероятности в основу гимна легла драматическая поэма Манфред Байрона, в которой Ариман является одним из действующих лиц.

144

Frammento apocrifo di Stratone da Lampsaco [1825] Ms. autogr.,cc.6, mm. 275x185. (BNN, C.L.XX.I) Escluso sia dall’edizione princeps del 1827, sia dall’edizione Piatti delle prose morali del 1834, probabilmente per rischio di censura, il Frammento fu stampato nell’edizione Le Monnier del 1845 a cura di Antonio Ranieri.

Апокрифический фрагмент Стратона из Лампсака [1825 г.] Рукопись, автограф, лл.6, 275x185 мм. (НБН, C.L.XX.I) Исключенный как из основного издания в 1827, так и из издания Piatti Моральные сочинения 1834 г., вероятно по цензурным соображениям, Фрагмент был опубликован в издательстве Le Monnier в 1845г. под редакцией Антонио Раньери.

145

Compresi questa verità, c h e t r o v a i p o i n e l Va n g e l o : gli uomini hanno preferito le tenebre alla luce, perché i loro atti erano cattivi L. N. Tolstoj (Le confessioni).

CrisTiaNesimo Христианство

Ненависть к врагу была основой характера античных народов [...] И Иисус, говоря о любви к врагам, дает нам новую заповедь Д. Леопарди (Дневник размышлений Zibaldone, 1641). Для того чтобы понять, что он такое, человек должен прежде понять, что такое всё это таинственное человечество, состоящее из таких же людей, как и он сам, не понимающих самих себя. Л. Н. Толстой (Исповедь).

Gustave Doré La morte di Abele, 1880 incisione

Густав Дорэ Смерть Авеля, 1880 Гравирование

147

e soCieTà и общество

L’ o d i o d e l n e m i c o c o s t i t u i v a l o s p i r i t o delle antiche nazioni [...] e Gesù comandando l'amor del nemico, dice formalmente che dà un precetto nuovo G. Leopardi (Zibaldone, 1641).

Il primo autore delle città vale a dire della società, secondo la Scrittura, fu il primo riprovato, cioè Caino, e questo dopo la colpa la disperazione e la riprovazione. Ed è bello il credere che la corruttrice della natura umana e la sorgente della massima parte de’ nostri vizi e scelleraggini sia stata in certo modo effetto e figlia e consolazione della colpa (Zibaldone, 191,2)

“E gli uomini vollero piuttosto le tenebre che la luce” Giovanni, III, 19 Esergo della Ginestra. (particolare) (BNN, C.L. XX.5).

in alcuni brani dello Zibaldone, Leopardi riflette sul significato della società e sul suo valore intrinseco. sul filo dell’influenza rousseauiana, la sua visione della società delinea un ambiente in cui gli uomini sono colpevoli quasi per antico delitto: Caino è infatti il fondatore della società, la colpa quindi è all’origine di quest’ultima, una colpa grave quale il fratricidio. Ciò vuol dire che l’odio verso il proprio simile è la principale caratteristica del vivere in comune, non l’amore, non l’empatia o la compassione, ma un odio feroce e costante che separa gli uni dagli altri coloro che la Natura ha destinato a vivere insieme su questo bruscolo perso nell’universo che è la terra. in tal senso, Gesù è stato il primo che ha individuato nel mondo il male, e nella società la mancanza di valori. il messaggio cristiano si oppone quindi a quello degli antichi che individuavano nella società il luogo in cui vivere e perseguire la virtù. La società moderna, lontana dall’orizzonte naturale in cui si iscriveva quella antica, non può, proprio per questo, proporsi alcun valore, ma diviene essa stessa causa della morte degli ideali di gloria, di virtù, di eroismo.

IL MONDO NEMICO DEL BENE МИР, ВРАЖДЕБНЫЙ ДОБРУ... «Люди предпочли мрак свету» Иоанн, III, 19 Дрок, или цветок пустыни (НБН, C.L. XX.5)

Первым создателем городов, то есть общества, согласно Святому Писанию, является Каин, чей грех стал символом отчаяния и порицания. Люди утешаются тем, что развратитель человеческого рода воплотил в себе пороки и злодеяния и смирился со своей виной. (Дневник размышлений Zibaldone, 191,2).

в Дневнике размышлений Леопарди пишет о роли гражданского общества и его истинных ценностей. Будучи приверженцем теории руссо, Леопарди представляет человеческое общество как круг греховных людей. Действительно, братоубийство прародителя человеческого рода - каина стоит в истоке ненависти, зависти и подлости человека. не любовь, не эмпатия или сострадание, а жестокая и постоянная ненависть, которая разобщает тех, кому Природой назначено жить вместе на этой частичке, потерянной во вселенной, под названием Земля. в этом смысле иисус был первым, кто распознал в мире зло и безнравственность людей. Христианский завет противостоит посылу древних, для которых человеческое общество - место, где добродетель одновременно поощряется и преследуется. Современное общество, далекое от линии горизонта, в которую вписывался античный мир, теряет ценности, становясь причиной упадка идеалов, добродетели, героизма.

149

Sanctum Jesu Christi Evangelium secundum Joannem in Sacrorum bibliorum tomus V scilicet Novum Testamentum Domini Nostri Jesu Christi Vulgatae editionis Sixti V Pont. Max., Venetiis, Nicolaum Pezzana, 1758. Con Annotazione manoscritta autografa di Luigi Leopardi sul frontespizio. (RCL).

Gesù Cristo fu il primo che personificasse e col nome di mondo circoscrivesse e definisse e stabilisse l’idea del perpetuo nemico della virtù dell’innocenza dell’eroismo della sensibilità vera e delle azioni, della natura in somma, che è quanto dire la società, e così mettesse la moltitudine degli uomini fra i principali nemici dell’uomo […] (Zibaldone, 112,2). Иисус Христос во имя мира впервые разоблачил вечного врага добродетели, непорочности, героизма, истинных чувств и благородных поступков и всей природы... Сообщество людей является главным врагом человека ...(Дневник размышлений - Zibaldone, 112,2).

Святой Иисус Христос, от Иоанна Евангелиста, пятый том, Святая Библия. Новый Завет об Иисусе Христе Нашем Господе. Под эгидой Верховного суверенного понтифика Сикст V, Венеция, изд. Nicolа Pezzana, 1758 г. С собственноручными комментариями Луиджи Леопарди на титульном листе. (РДЛ).

150

Prima di Gesù Cristo, o fino a quel tempo, e ancor dopo, da’ pagani, non si era mai considerata la società come espressamente, e per sua natura, nemica della virtù […] il buono e la società non solo non parevano incompatibili, ma cose naturalmente amiche e compagne (Zibaldone, 112,2). До Иисуса Христа и даже до язычества общество никогда не являлось врагом добродетели [...] доброта и общество всегда были одним целым и даже и не могли показаться несовместимыми. (Дневник размышлений - Zibaldone, 112,2).

151

Zibaldone Brani 112,2, 611,1 (BNN, C.L. V,1) Sull’idea del mondo nemico della virtù secondo la parola di Cristo nel Vangelo.

Дневник размышлений Отрывки 112,2, 611,1 (НБН, C.L. V,1) Мир враждебен добродетели согласно слову Христа в Евангелии.

Per comprendere ciò ch’egli è, l'uomo deve prima comprendere ciò che è tutta questa umanità misteriosa, formata di uomini uguali a lui, che non si comprendono L. N. Tolstoj (La confessione).

L e Pa s s i o N i СтраСти Настоящий современный человек почти никогда не испытывает страсти, у него нет ни внешнего проявления чувств, ни чувств, скрытых от окружающих. Почти все его страсти остаются в глубине его души, то есть мало его трогают [...]. Таким образом, большая часть его жизни проходит в равнодушии и, следовательно, в скуке Д. Леопарди (Дневник размышлений -Zibaldone, 266,1). Я понял ту истину, впоследствии найденную мною в Евангелии, что люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы Л. Н. Толстой (Исповедь).

Artista Eutimide, Ettore indossa l'armatura assistito da Priamo ed Ecuba (particolare), anfora attica 510 a.C. ca

L’ u o m o p e r f e t t a m e n t e m o d e r n o non prova quasi mai passione o sentimento che si lanci all'esterno o si rannicchi nell'interno, ma quasi tutte le sue passioni si contengono per così dire nel mezzo del suo animo, vale a dire che non lo commuovono se non mediocremente [...] in maniera che la massima parte della sua vita si passa nell'indifferenza e conseguentemente nella noia, mancando d’impressioni forti e straordinarie. G. Leopardi (Zibaldone, 266,1).

Вазописец Эвтимид Приам и Гекуба помогают Гектору надеть доспехи (деталь), Аттическая амфора, 510 до Р.Х.

153

Come l’amore così l’odio si rivolge principalmente sopra i nostri simili, né si desidera mai così intensamente la vendetta di una bestia come di un nemico. (Zibaldone, 210,2) Как любовь, так и ненависть обращены к нам подобным, так же и мы не желаем мести наших чудовищных врагов. (Дневник размышлений - Zibaldone, 210,2).

154

Perocchè l’uomo si compiace nel sentimento della compassione, perchè nulla sacrificando, ottiene con essa quel sentimento che in ogni cosa e in ogni occasione gli è gratissimo, cioè una quasi coscienza di proprio eroismo e nobiltà d’animo. (Zibaldone, 3107,1).

Zibaldone Brano 262, 4 (BNN, C.L. V,1).

L’opposizione fra natura e ragione caratterizza i diversi aspetti del pensiero leopardiano, così che anche la civiltà moderna, intesa nelle forme di un accrescimento smisurato e imprevedibile nelle sue conseguenze sull’umano, è ascrivibile al dominio della ragione. Lo squilibrio che deriva dal prevalere della ragione sulla natura si traduce nella difficoltà a che l’individuo possa esprimere le sue passioni: l’epoca moderna non consente, proprio per il dominio eccessivo della mente sul cuore, la manifestazione dei sentimenti e delle emozioni, che restano chiuse pericolosamente nel profondo dell’animo. Nello stesso tempo, la difesa dal sentire cui ci si abitua per non soffrire, può condurre verso le forme dell’indifferenza: il rischio più grande che Leopardi individua nell’epoca moderna, più pericoloso dell’odio degli uni contro gli altri che pure caratterizza la società. Le passioni restano così a segnare le spinte nascoste che muovono l’agire umano, divenendo nello stesso tempo trama dell’animo e causa dei comportamenti nel vivere civile. Lo sguardo del poeta è allora modo per conoscere e indagare le verità nascoste dietro azioni e usi che contribuiscono alla costruzione della maschera che ognuno di noi veste nel gioco sociale; per raggiungere questo fine l’autore analizza tutte le passioni, quelle feconde e tramite di amicizia e di pace, e quelle nere e prossime alla morte, che costituiscono l’essenza dell’uomo e delle sue azioni: amore e odio, coraggio e paura, timore e speranza, ira e vendetta, invidia e compassione. Tra tutte, la compassione, che, nel suo significato più profondo, si apre all’altro, nel segno di un sentire comune che lega ogni uomo al suo simile, là dove il sentimento fondamentale dell’amore verso se stesso, si spoglia di ogni connotazione egoistica.

IL VIVENTE, E TUTTO CIÒ CHE ESISTE, È NATO PER FARE ЖИВОЕ СУЩЕСТВО И ВСЕ ТО, ЧТО СУЩЕСТВУЕТ, РОЖДЕНО ДЛЯ СОЗИДАНИЯ Дневник размышлений Отрывки 2 (НБН, C.L. V,1).

Поскольку человек наделен чувством сострадания, не жертвуя ничем, он добивается состраданием того чувства, которое всегда и во всем доставляет ему удовольствие, то есть сознание своего героизма и великодушия. (Дневник размышлений - Zibaldone, 3107,1).

Леопарди в своих суждениях иллюстрирует противоборство разума и Природы. Современное общество выражено в господстве разума и в безмерном, непредсказуемом росте влияния на человека. Это несоответствие объясняет трудности индивидуума в выражении своих страстей: из-за чрезмерного господства разума над сердцем современная эпоха препятствует человеку проявить чувства и эмоции, скрывая их в глубине души. в то же время, защитная реакция чувства, заключающаяся в привыкании не страдать, может привести к равнодушию. Это, по мнению Леопарди, наибольшее зло, присущее современной эпохе. Оно опаснее чувства ненависти одного человека к другому, охватившее современное общество. Страсти передают скрытые импульсы, которые подталкивают человека к действию, тем самым влияя на его поведение. взор поэта направлен на познание истины, скрывающейся за поступками и поведением человека, создающими маску, под которой прячется каждый из нас. Поэтому автор анализирует все человеческие страсти: светлые и возвышенные, коими являются дружба и согласие, и низменные и темные, предвещающие смерть. Страсти являются движущей силой человека и его действий: любовь и ненависть, мужество и страх, испуг и надежда, гнев и месть, зависть и сострадание. Между тем, сострадание в своем глубочайшем значении раскрывается как символ общего чувства, которое связывает человека с ему подобными, там, где основополагающее чувство любви к самому себе обнажается в эгоистической коннотации.

155

156

Pare assurdo, ma è vero che l’uomo forse il più soggetto a cadere nell’indifferenza e nell’insensibilità (e quindi nella malvagità che deriva dalla freddezza del carattere), si è l’uomo sensibile, pieno di entusiasmo e di attività interiore, e ciò in proporzione appunto della sua sensibilità ec. massime s’egli è sventurato; ed in questi tempi dove la vita esteriore non corrisponde, non porge alimento nè soggetto veruno all’interiore, dove la virtù e l’eroismo sono spenti, e dove l’uomo di sentimento e d’immaginazione e di entusiasmo è subito disingannato. (Zibaldone,1648,1).

Non bisogna estinguer la passione colla ragione, ma convertir la ragione in passione; fare che il dovere la virtù l’eroismo ec. diventino passioni. Tali sono per natura. Tali erano presso gli antichi, e le cose andavano molto meglio. Ma quando la sola passione del mondo è l’egoismo, allora si ha ben ragione di gridar contro la passione. (Zibaldone, 293,1). Не надо умерять страсть разумом, а преобразовать разум в страсть; добиться того, чтобы долг, добродетель, героизм и прочие стали бы страстью. Таковы они по своей природе. Таковыми были в античности, и от этого мир был лучше и светлее. Но когда эгоизм стал единственной страстью, необходимо восстать против нее. (Дневник размышлений Zibaldone, 293,1).

Кажется нелепым, но это верно, что человеку свойственно впадать в равнодушие и бесчувственность, переходящие в злодейство из-за холодности характера. Энтузиазм и внутренняя энергия чувствительного человека, полный энтузиазма пропорциональны его злодейству; и в наше время, когда внешняя жизнь не соответствует внутренней, когда исчезли добродетель и героизм, и где увлеченный и полный воодушевления человек разочарован. (Дневник размышлений - Zibaldone, 1648,1).

Zibaldone Brani 2473-74, 4107 (BNN, C.L.V,2).

Дневник размышлений Отрывки 2473-74, 4107 (НБН, C.L.V,2).

157

Per concepir la verità bisogna rimanere uniti e per rimaner uniti bisogna amare quelli appunto con cui si è in disaccordo, riconciliandosi con essi L. N. Tolstoj (La confessione).

La SoLidarieTà СолидарноСть

Будем жить, мой Порфирий, и поддерживать друг друга; не будем отказываться от нашей доли той бедственной ноши, которую судьба возложила на плечи рода человеческого. Постараемся держаться вместе, будем ободрять друг друга и протягивать друг другу руку помощи, - так мы лучше преодолеем все жизненные трудности. Д. Леопарди (Разговор Плотина и Порфирия, Нравственные очерки). Для того чтобы постигнуть истину, надо не разделяться; а для того чтобы не разделяться, надо любить и примиряться с тем, с чем несогласен Л. Н. Толстой (Исповедь).

Teodoro Duclère, Veduta della casa del fauno a Pompei Tecnica mista, fine XIX sec.

Vi v i a m o , P o r f i r i o m i o , e confortiamoci insieme: non ricusiamo di portare quella parte che il destino ci ha stabilita, dei mali della nostra specie. Sì bene attendiamo a tenerci compagnia l'un l'altro; e andiamoci incoraggiando, e dando mano e soccorso scambievolmente; per compier nel miglior modo questa fatica della vita. G. Leopardi (Dialogo di Plotino e di Porfirio, in Operette morali).

Теодор Дюклэр Вид дома фавна в Помпеях Смешанная техника, конец XIX века.

159

L’ultimo messaggio leopardiano si incentra sull’idea di solidarietà. Nella Ginestra, infatti, di fronte all’indifferente ferocia della Natura, la sofferenza continua cui l’uomo sembra essere condannato da un fato inclemente diviene la cifra di un riscatto. riscatto morale e umano che individua proprio in quella necessaria e inevitabile souffrance l’esigenza di formare come una catena umana, solidale e forte contro la cecità della Natura. Questo concetto richiama anche il sentimento della compassione, su cui Leopardi si sofferma a lungo nello Zibaldone, intesa quale empatia, vero sentire comune di un uomo con un altro: l’esperienza del dolore, cui a nessun mortale è concesso di sfuggire, diviene quindi unico tramite di conoscenza e di fratellanza. a questa capacità di sentire insieme quale sola possibilità di salvezza nel mondo dove si compie tutto il destino di ognuno di noi, abolendo passioni nere che possono dividere l’uomo dall’uomo, si richiama Leopardi anche nell’esergo della Ginestra, quando riprende dal vanNobil natura quella gelo di Giovanni la frase secondo la quale gli uomini prefeChe a sollevar s’ardisce Gli occhi mortali incontra rirono le tenebre alla luce. scelsero la via dell’odio, su cui Al comun fato, e che con franca lingua, secondo il poeta si basa la società, e non quella della comNulla al ver detraendo, confessa il mal che ci fu dato in sorte, prensione e dell’empatia, riservata alle nobili nature. anche E il basso stato e frale… le ultime parole di Plotino nelle Operette morali invitano (La Ginestra, vv.111-114). alla concordia ed alla solidarietà umana.

TUTTI FRA SE CONFEDERATI GLI UOMINI ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ДОЛЖНО ОБЪЕДИНИТЬСЯ... А благороден тот, Кто может без боязни Очами смертными взглянуть в лицо Уделу общему и откровенно. Ни слова не скрывая, Поведать о несчастной доле нашей О жизни беззащитной и ничтожной (Дрок, или Цветок пустыни, стихи, 111-114).

Последние размышления Леопарди сосредоточены на суждениях о солидарности людей. в стихотворении Дрок, или Цветок пустыни перед безграничной жестокостью Природы - страдания, на которые человек обречен и осужден немилосердным роком, становятся знаком возмездия. нравственное и гуманное возмездие находит именно в этом необходимом и неминуемом, souffrance (страдание), потребность в создании сплоченной, солидарной и крепкой цепи людей против слепой немилости Природы. над чувством сострадания задумывается Леопарди в Дневнике размышлений, в котором сопереживание есть настоящее общечеловеческое чувство, и испытание болью, избежать которого ни одному смертному не удалось, становится единственным путем к познанию и братству. в этой способности заключается единственная возможность спасения в мире, в котором заключается судьба каждого из нас, упраздняя темные, низменные страсти, способные разобщить людей. в эпиграфе к Дроку Леопарди ссылается на фразу из евангелия от иоанна, согласно которой люди предпочли мрак свету, выбрав путь ненависти, на которой, согласно поэту, основано общество, а не путь взаимопонимания и сопереживания, свойственные великодушным натурам. также последние слова Плотина (Plotino) в нравственных очерках (operette morali) призывают к согласию и человеческой солидарности.

160

La ginestra o il fiore del deserto Ms autogr., cc.14, mm. 245x195. (BNN, C.L. XX.5) Copia apografa di mano del Ranieri del canto la cui editio princeps risale all’edizione postuma delle Opere del 1845. Quasi ultimo messaggio del poeta, il canto si basa sull’opposizione alla visione antropocentrica ed alle verità positive, sottolineando il contrasto tra storia e natura, individuo e fato, privilegiando il simbolo della ginestra, quale elemento naturale che sostiene senza eccessivo orgoglio il peso di vivere nel deserto lavico.

Дрок, или цветок пустыни, Рукопись, автограф, лл.14, 245x195 мм. (НБН, C.L. XX.5) Песнь, написанная рукой Раньери, чье editio princeps (основная публикация) восходит к посмертному изданию Произведений 1845г. Песнь, одно из последних посланий поэта - интеллектуальное завещание, -основывается на противопоставлении антропоцентричного воззрения и истины, подчеркивая контраст между историей и природой, индивидуумом и роком, отдавая предпочтение такому символу как дрок - беззащитному, лишенному высокомерия, выдерживающему тяжесть невзгод жизни в раскаленной пустыне.

Memorie familiari con registro delle nascite ms. cart., a.1706, mm. 105X275 (RCL). Notazione della morte di Giacomo Leopardi di mano della sorella Paolina.

Семейные воспоминания с метрическими записями. Рукопись, бумага, 1706 105х275 мм. (PДЛ). Заключение о смерти Джакомо Леопарди, написанное рукой сестры Паолины.

161

Ma la compassione che nasce nell’animo nostro alla vista di uno che soffre è un miracolo della natura che in quel punto ci fa provare un sentimento affatto indipendente dal nostro vantaggio o piacere, e tutto relativo agli altri (Zibaldone, 108,1).

Сострадание, рождающееся в нашей душе при виде страдающего человека, является чудом природы, которое в тот момент вызывает в нас чувство, независимое от того, выгодно ли нам оно или нет и от нашего желания, и все относительно к другому. (Дневник размышлений - Zibaldone, 108,1).

Il tramonto della luna [1836] Ms .autogr., cc.4 (in un fasc. di cc.14), mm. 147x102; 208x148 (BNN, C.L.XX.3) Stesura autografa dei primi 62 versi, poi di mano del Ranieri; si tratta di una bella copia da presentare alla stampa, come si evince dal numero XXXIII forse scritto dal Ranieri a indicare l’ordine progressivo in una sequenza di testi per un progetto di pubblicazione poi non realizzato. Il tramonto è probabilmente l’ultima lirica composta dal poeta, durante il soggiorno a Villa Ferrigni. I vv. 63-68 furono pubblicati dallo Schultz, autore di Giacomo Leopardi. Sein Leben und seine Schriften nell’”Italia” del 1840. Fu pubblicato integralmente nell’edizione Le Monnier del 1845.

Закат Луны [1836 г.] Рукопись, автограф, лл. 4 (в брошюре лл.14), 147x102; 208x148 мм. (НБН, C.L. XX.3)

Viviamo, Porfirio mio, e confortiamoci insieme: non ricusiamo di portare quella parte che il destino ci ha stabilita, dei mali della nostra specie. Sì bene attendiamo a tenerci compagnia l’un l’altro; e andiamoci incoraggiando, e dando mano e soccorso scambievolmente; per compiere nel miglior modo questa fatica della vita. (Dialogo di Plotino e di Porfirio, in Operette morali).

Будем жить, милый мой Порфирий, и поддерживать друг друга; не будем отказываться от нашей доли той бедственной ноши, которую судьба возложила на плечи рода человеческого. Постараемся держаться вместе, будем ободрять друг друга и протягивать друг другу руку помощи, - так мы лучше выполним трудный урок жизни. (Разговор Плотина и Порфирия - Нравственные очерки).

162

Первые 62 строки написаны самим автором, а остальные рукой Раньери. Это беловой вариант, готовый для сдачи в печать, на что указывают цифры XXXIII, возможно отмеченные Раньери, для обозначения последовательности так и не изданных текстов. Закат Луны вероятно последнее лирическое произведение поэта, написанное во время пребывания на Вилле Ферриньи. Тома 63-68 были опубликованы Шульцем, автором Giacomo Leopardi. Sein Leben und seine Schriften (Джакомо Леопарди, Его жизнь и его произведения), напечатанном в журнале Italia в 1840 году. В полном издании стихотворение опубликовано в 1845 г. издательством Le Monnier.

Conversione 7 Addio 14_Layout 1 21/06/11 18:41 Pagina 163

Pensieri [1831-1835] Ms autogr., cc.139, mm. 128-135x99-105. (BNN, C.L.VIII) Scritti su diversi tipi di carta (se ne sono individuati almeno 16) e con differenti livelli redazionali, oscillanti dalla prima stesura alla bella copia, i Pensieri testimoniano di un lungo e travagliato lavoro compositivo. Essi costituiscono uno degli ultimi messaggi leopardiani incentrati per lo più sulla considerazione della società, delle sue maschere e delle sue regole: in una lettera a De Sinner del 2 marzo 1837, Leopardi ne parla come di un volume di “Pensées sur les caractères des hommes et sur leur conduite dans la société”. L’opera fu pubblicata postuma nell’edizione Le Monnier del 1845.

Мысли [1831-1835 гг.] Рукопись, автограф, лл. 139, 128-135 x 99-105 мм. (НБН, C.L.VIII) Написанные на различных типах бумаги (обнаружено около 16 ) с несколькими редакционными уровнями, - от первой редакции до белового варианта, - Мысли являются свидетелем долгой и мучительной работы поэта. Это одно из последних посланий Леопарди. В них поэт размышляет о значении общества. В письме к Луи Де Синнер от 2 марта 1837г. Леопарди пишет о «Pensées sur les caractères des hommes et sur leur conduite dans société» («Мысли о характерах людей и их поведении в обществе»). Произведение было опубликовано после смерти автора издательством Le Monnier в 1845 г.

«…без Л. Толстого Россия немыслима […] Мы любим Льва Толстого, как родину. Наши деды, наша земля – в «Войне и мире». Он – наше богатство, наша роскошь, он – не любивший богатства и роскоши. Жизнь Л. Толстого – гениальный факт в жизни России. А все гениальное – провиденциально» Н. А. Бердяев

“…Senza Tolstoj la Russia è impensabile […] Noi amiamo Lev Tolstoj come amiamo la nostra patria. I nostri nonni, la nostra terra, tutto è in ‘Guerra e pace’. È la nostra ricchezza, la nostra magnificenza, lui che non amava né la ricchezza né la magnificenza. La vita di L.N.Tolstoj è un fatto geniale nella vita della Russia. E tutto ciò che è geniale è provvidenziale”. N.A.Berdjaev

(Traduzioni di Fausto Malcovati)

164

Галина Алексеева

ЛеВ ТОЛсТОй: эНеРГия чуВсТВА и РАзуМА LEv ToLSToj: ENERGIA dEL SENTIMENTo, ENERGIA dELLA RAGIoNE. Galina Alekseeva

166

Albero genealogico

Генеалогическое древо

В 27 лет Толстой записывает в дневнике: «Быть, чем есть: а) по способностям – литератором, в) по рождению – аристократом» (47, 53)*, а в вариантах «Войны и мира» он заявляет: «я не мещанин, как смело говорил Пушкин, и смело говорю, что я аристократ, и по рождению, и по привычкам, и по положению» (13, 239). По рождению и воспитанию Толстой, несомненно, принадлежал к самым древним * Толстой Л. Н. Полное собр. и знатным дворянским фамилиям России, среди его предков – Волконские, Горчаковы, соч.: В 90 т. М.; Л.: Художественная литература, чаадаевы, Трубецкие, Ртищевы, Голицыны, Одоевские… По отцовской и материнской 1928-1858. Далее ссылка на это линиям Толстой состоял в родстве со многими известными современниками, в их числе издание – в тексте в круглых скобках номер тома и страницы. – Александр сергеевич Пушкин. именно его стихотворением «Когда для смертного умолкнет шумный день» Толстой начинает в 1903 году свои «Воспоминания». Толстые вели свою родословную от «мужа честна индриса», прибывшего «из немец, из Цесарские земли» в чернигов в 1353 году, с двумя сыновьями и дружиной из трех тысяч человек. Графский титул получил предок писателя Петр Андреевич Толстой в день коронования императрицы екатерины 7 мая 1724 года. Благодаря уму, талантам и дипломатическим способностям Петр Андреевич сумел выдвинуться при Петре I и оказаться в его ближайшем окружении. В 1697-98 гг. находился по заданию царя в италии, изучал там морское дело, знакомился с европейской культурой. В 1717 году он вновь был отправлен Петром I в италию, на этот раз – в Неаполь.

сеМья L A FA M I G L I A

A 27 anni Tolstoj scrive nel suo diario: “Essere: a) per attitudine letterato, b) per nascita, aristocratico” (47, 53)*, e nelle varianti di Guerra e pace dichiara: “Io non sono un borghese, come coraggiosamente disse Puškin, e dunque coraggiosamente dico che sono un aristocratico sia per nascita, sia per abitudini, sia per posizione” (13,239). Per nascita e per educazione Tolstoj apparteneva senza dubbio a una delle più antiche e nobili stirpi della Russia: tra i suoi antenati si contano membri delle famiglie volkonskij, * L.N. Tolstoj, Opere complete in Gorčakov, Čaadaev, Trubetzkoj, Rtiščev, Golitzyn, odoevskij… Per linea materna e paterna 90 vol., Mosca-Leningrado 19281958. Le successive citazioni da Tolstoj era imparentato con molti famosi personaggi del tempo, fra cui Aleksandr Sergeevič questa edizione vengono indicate Puškin. Proprio con i suoi versi “Quando per il mortale tace il giorno rumoroso” Tolstoj nel testo con, fra parentesi, il numero del volume e la pagina. inizia nel 1903 le sue Memorie. La famiglia Tolstoj trasse la sua nobiltà dal “coraggioso Indris”, che giunse “dalle terre Cesaree” a Cernigov nel 1353, con due figli e un esercito di tremila uomini. Petr Andreevič Tolstoj, antenato dello scrittore, ricevette il titolo di conte il giorno dell’incoronazione dell’imperatrice Caterina II il 7 maggio 1724. Grazie all’intelligenza, al talento e alle doti diПечать с гербом графов Толстых. В деревянном футляре (ГMYTЯП). Sigillo con lo stemma dei Tolstoj. In astuccio di legno (SMETYP).

plomatiche, Petr Andreevič riuscì a farsi strada durante il regno di Pietro I, diventando uno dei suoi più stretti collaboratori. Nel 1697-98 per incarico dello zar viaggiò in Italia, si occupò di industria marittima, venne a contatto con la cultura europea. Nel 1717 venne mandato ancora in Italia da Pietro I, questa volta a Napoli.

167

Дед Толстого, илья Андреевич Толстой, был гардемарином на флоте, служил в Преображенском полку. Жил широко, весело, хлебосольно в Москве, в имении Поляны Белевского уезда, Тульской губернии, в Казани, где служил губернатором. Мы узнаем черты деда писателя в образе старого графа Ростова в «Войне и мире». сын Толстого илья Львович писал о портрете своего прадеда: «у него было очень добродушное, толстое лицо. Про него папá рассказывал, по преданиям, что он посылал стирать белье в Голландию. Он был страшный хлебосол, веселый и щедрый…»1. Граф Николай ильич Толстой, сын ильи Андреевича, участвовал в войне с Наполеоном, дошел до Парижа, за храбрость и отличие в службе был награжден орденом и пожалован в кавалергарды. В 1821 году он женился на единственной дочери князя Николая сергеевича Волконского, Марии Николаевне. Волконские принадлежали к одному из древнейших дворянских родов России, вели родословную от Рюрика и святого Михаила, князя черниговского. Князь Н. с. Волконский, генерал от инфантерии, занимал высокое положение при дворе екатерины II, выполнял важные военные и дипломатические поручения. При Павле I был военным губернатором Архангельска. По выходе в отставку он отправился в свое имение в ясной Поляне, которое было приобретено еще его отцом, князем с. Ф. Волконским. В яснополянском поместье князь поселился со своей единственной дочерью Марией Николаевной, оставшейся без матери в девятилетнем возрасте. Он посвятил свою жизнь строительству усадьбы и воспитанию княжны Марии. При Волконском в ясной Поляне возник большой архитектурный ансамбль, в значительной степени сохранившийся до наших дней. «Вероятно, у него было очень тонкое эстетическое чувство. Все его постройки не Граф И. А. Толстой, дед писателя по линии отца. только прочны и удобны, но чрезвычайно изящны», – писал Толстой о своем деде (34, Портрет работы неизвестного 352). художника, 1801-1810 гг. (ГМУТЯП) 1

Толстой и. Л. Мои воспоминания. М., 1969. с. 54

I.A. conte Tolstoj. Il nonno paterno di Tolstoj. Ritratto di autore ignoto, 1801-1810 (SMETYP).

Il nonno di Tolstoj, Il’ja Andreevič Tolstoj era guardiamarina nella flotta e poi ufficiale del reggimento Preobraženskij. Era prodigo, allegro, ospitale, visse a Mosca, nella tenuta di Poljana nel distretto di Belev, governatorato di Tula, e a Kazan, dove fu governatore. Tratti del nonno dello scrittore sono riconoscibili nel personaggio del conte Rostov in Guerra e pace. Il figlio di Tolstoj Il’ja L’vovič così descrive il bisnonno: “Aveva un viso molto buono, rotondo. di lui si diceva, almeno così raccontava papà, che mandasse a stirare la biancheria in olanda. Era incredibilmente prodigo, allegro, generoso… ”1. Il conte Nikolaj Il’ič Tolstoj, figlio di Il’ja Andreevič, partecipò alla guerra contro Napoleone, arrivò a Parigi, ricevette una medaglia al valore e venne promosso nella guardia a cavallo. Nel 1821 sposò l’unica figlia del principe Nikolaj Sergeevič volkonskij, Marija Nikolaevna. I volkonskij appartenevano a una delle stirpi più nobili e antiche della Russia, discendevano da Rjurik e dal principe Michele di Cernigov, santo della сhiesa russa. Il principe Nikolaj Sergeevič volkonskij, generale di fanteria, aveva una posizione di grande prestigio alla corte di Caterina II, svolse importanti incarichi militari e diplomatici. Sotto Paolo I° fu governatore militare di Archangelsk. Lasciato il servizio di stato, si ritirò nella sua tenuta di jasnaja Poljana, che aveva ereditato dal padre, il principe S.F.volkonskij. Nella tenuta si stabilì con la sua unica figlia Marija Nikolaevna, rimasta orfana di madre all’età di nove anni. Consacrò la propria vita alla ristrutturazione della tenuta e all’educazione della figlia. Sotto la direzione di volkonskij, jasnaja Poljana si trasformò in un grande complesso architettonico, conservatosi quasi interamente fino ad oggi. “Probabilmente aveva un gusto estetico molto raffinato. Tutti gli edifici da lui costruiti 1 sono non solo solidi e comodi, ma straordinariamente eleganti” scrisse Tolstoj di suo nonno I.L. Tolstoj Le mie memorie, Mosca 1969, p. 54 (34, 352).

168

Князь Н. с. Волконский был основателем яснополянской усадебной библиотеки, которую впоследствии пополнили родители писателя и, конечно, в значительный степени он сам. Князь Волконский любил музыку и в усадьбе для себя и своей дочери Марии держал небольшой, но очень хороший оркестр. Он выстроил рядом с парком «Клины» прекрасную оранжерею с экзотическими растениями, разбил парки с каскадом прудов, проложил центральные аллеи, посадил яблоневый сад, заботился о благосостоянии своих крепостных и дворовых. уклад жизни старого князя Болконского и его дочери в Лысых горах в «Войне и мире» во многом напоминают жизнь деда и матери писателя в ясной Поляне: «На одной из липовых аллей, составлявших квадрат и звезду подле дома, стояло человек восемь людей в камзолах, чулках и башмаках и тупеях с скрипками, флейтами и нотами… Ровно в семь часов, еще не добили часы, князь вышел с крыльца в чулках и башмаках, в простом сереньком камзоле с звездой и в круглой шляпе и костылем в руке. Князь был свеж для своих лет, голова его была напудрена, частая борода синелась, гладко выбрита… Он держался прямо, высоко неся голову, и черные глаза из-под густых, широких черных бровей смотрели гордо и спокойно над загнутым сухим носом, тонкие губы были сложены твердо» (13, 81). Даже внешний облик героя «Войны и мира» напоминает князя Н. с. Волконского. Толстой называл деда «умным, гордым, даровитым», в молодости стремился на него Князь Н. С. Волконский, дед писателя по линии матери. походить: «Воспоминания детства, желание подражать деду», – занес он 31 мая 1856 Портрет работы неизвестного художника, 1791-1810 гг. (ГМУТЯП) года в записную книжку (47, 181). Il principe N.S. Volkonskij, После смерти князя Волконского, его дочь княжна Мария в 1821 году вышла замуж nonno materno dello scrittore. Ritratto di un artista sconosciuto, за графа Николая Толстого. Молодые обосновались в ясной Поляне, где 28 августа 1828 1791-1810 gg. (SMETYP). года родился их четвертый сын Лев, спустя два года на свет появилась еще дочь Мария.

Il principe N.S.volkonskij fu l’iniziatore della biblioteca della tenuta, che venne poi ampliata dai genitori dello scrittore e in misura ancor maggiore da lui stesso. Il principe volkonskij amava la musica e nella tenuta aveva per sé e per la figlia Marija una piccola ma ottima orchestra. Costruì accanto al parco “Kliny” una magnifica serra con piante esotiche, sistemò il parco con cascate e laghetti, allungò il viale centrale, piantò un meleto, si occupò del benessere dei servi e dei contadini. Il sistema di vita del vecchio principe Bolkonskij e di sua figlia a Lysye Gori in Guerra e pace in molte cose ricordano la vita del nonno e della madre dello scrittore a jasnaja Poljana: “In uno dei viali di tigli, che formavano un quadrato e una stella accanto della casa, c’erano otto uomini in camicia, stivali e parrucca con violini, flauti e spartiti […] Alle sette in punto, ancor prima che suonassero le ore, il principe usciva in stivali, una semplice camicia, un cappello rotondo e una canna in mano. Era molto giovanile, aveva i capelli impomatati, la barba rasata molto scura […] Si teneva dritto, con la testa eretta, gli occhi neri sotto le folte, ampie, nere sopracciglia lanciavano sguardi alteri e calmi, le labbra erano sottili, ben disegnate” (13,81). Anche l’aspetto esteriore del personaggio di Guerra e pace ricorda il principe N.S.volkonskij. Tolstoj definiva il nonno “intelligente, orgoglioso, pieno di talento”, in gioventù cercò di imitarlo: “Ricordi d’infanzia, desiderio di imitare il nonno” notò il 31 maggio 1856 in un taccuino (47, 181). dopo la morte del principe volkonskij, sua figlia Marija nel 1821 sposò il conte Nikolaj Tolstoj. La giovane coppia si stabilì a jasnaja Poljana, dove il 28 agosto 1828 nacque il loro quarto figlio Lev, a cui seguì due anni dopo la figlia Marija.

169

Толстой всегда гордился своими предками, многие из которых заняли достойное место на страницах российской истории. «Вспоминать предков – отцов, дедов, прадедов моих, мне … особенно радостно», – писал Толстой (13, 239). Он довольно рано лишился родителей. ему не исполнилось и двух лет, когда в августе 1830 года умерла его мать, высокоодаренная, талантливая, образованная женщина, говорившая на четырех иностранных языках, чудесная сочинительница сказок, прекрасная музыкантша. Толстой писал о матери: «…в представлении моем о ней есть только ее духовный облик, и все, что я знаю о ней, все прекрасно» (34, 349). «Духовный облик» матери Толстой трепетно хранил всю свою жизнь: «Она представлялась мне таким высоким, чистым, духовным существом, что часто … во время борьбы с одолевавшими меня искушениями, я молился ее душе, прося ее помочь мне, и эта молитва всегда помогала мне» (34, 354). В возрасте девяти лет Толстой потерял отца, который внезапно умер на улице в Туле. Он писал в «Воспоминаниях»: «Отец был среднего роста, хорошо сложенный, живой сангвиник с приятным лицом и с всегда грустными глазами. Жизнь его проходила в занятиях хозяйством» (34, 355). Ранняя смерть родителей отложила глубокий отпечаток на внутреннюю жизнь юного Толстого. 31 июля 1856 года он с грустью запишет: «Вышел на балкон и подумал, что ежели бы дом цел, и там отец и бабушка» (47, 192).

Tolstoj fu sempre molto orgoglioso dei suoi antenati, molti dei quali ebbero ruoli di rilievo nella storia della Russia. “Ricordare gli antenati – mio padre, i miei nonni, bisnonni è per me […] una fonte di gioia particolare” (13, 239). Tolstoj perse molto presto i genitori. Nell’agosto 1830, quando non aveva ancora due anni, morì la madre: una donna brillante, piena di talento, colta, conosceva quattro lingue, raccontava fiabe in modo straordinario, era un’ottima musicista. Tolstoj scrisse della madre: “Quando penso a lei ne vedo solo una immagine spirituale, e tutto ciò che so di lei, è meraviglioso” (34, 349) Tolstoj conservò gelosamente per tutta la vita, “l’immagine spirituale” della madre: “Per me era un essere così elevato, puro, spirituale che spesso […] nei momenti di lotta contro i miei vizi che mi sembravano invincibili, pregavo la sua anima, chiedevo di aiutarmi, e questa preghiera mi aiutava sempre” (34, 354). All’età di nove anni Tolstoj perse il padre, morto improvvisamente per strada a Tula. Scrisse nelle Memorie: “Mio padre era di statura media, ben fatto, di temperamento sanguigno, con un viso gradevole e gli occhi sempre tristi. Per tutta la vita si occupò della tenuta” (34, 355). La precoce morte dei genitori lasciò una traccia profonda nel giovane Tolstoj. Il 31 luglio 1856 scrive tristemente: ”Sono uscito sul balcone e ho pensato come sarebbe bello se tutti fossimo insieme, se fosse vivo mio padre e il nonno” (47,192).

170

Воспитанием малолетних Толстых занимались бабушка Пелагея Николаевна Толстая, а после ее смерти – тетки по линии отца – Александра ильинична Остен-сакен и Пелагея ильинична Юшкова. Всю свою жизнь посвятила воспитанию братьев и сестры Толстых их дальняя родственница Татьяна Александровна Ёргольская, о которой Толстой скажет в 1903 году: «Третье и самое важное лицо в смысле влияния на мою жизнь. […] Влияние это было во-первых, в том, что еще в детстве она научила меня духовному наслаждению любви. Она не словами учила меня этому, а всем своим существом заражала меня любовью» (34, 364, 366). А в двадцать восемь лет Толстой с нежностью написал: «Тетенька Татьяна Александровна не ходит в черном платье, любит странников, но не монахов, любит молодежь, но потихонечку молится по 3 часа и ест постное. – святая» (47, 188). Тетушка Туанетт с огромной любовью занималась воспитанием Николая, сергея, Дмитрия, Льва и Марии, следила за их умственным развитием, одобряла выпуск братьями Толстыми рукописного журнала «Детские забавы», в котором Лёвочка Толстой вел раздел «Натуральная история» и поместил свои первые рассказы «Орёл», «сокол», «сова». О своих братьях Толстой писал в «Воспоминаниях»: «сережей я восхищался и подражал ему, любил его, хотел быть им. я восхищался его красивой наружностью, его пением… Николенька был на 6 лет старше меня… Воображение у него было такое, что он мог рассказывать сказки или истории с привидениями или юмористические истории в духе m-me Radcliff без остановки и запинки целыми часами и с такой уверенностью в действительность рассказываемого, что забывалось, что это выдумка… В Митеньке, должно быть, была та драгоценная черта, которую я предполагал в матери… – черта совершенного равнодушия к мнению о себе людей» (34, 379, 386, 387).

dell’educazione dei ragazzi si occupò la nonna Pelagheja Nikolaevna Tolstaja e dopo la sua morte le zie paterne Aleksandra Il’inična osten-Saken e Pelagheja Il’inična juškova e una lontana parente, Tat’jana Aleksandrovna Ergol’skaja, che ai ragazzi consacrò tutta la sua vita. di lei Tolstoj dirà nel 1903: “È stata la terza e più importante figura nella mia vita […] Prima di tutto mi insegnò nell’infanzia il godimento spirituale dell’amore. Non a parole, ma con tutto il suo essere mi ha fatto capire che cos’è l’amore” (34, 364, 366). A ventotto anni scrisse con tenerezza: “La zietta Tat’jana Aleksandrovna non va mai vestita di nero, ama i pellegrini ma non i monaci, ama la gioventù ma prega tranquillamente tre ore al giorno, rispetta il digiuno. È una santa” (47, 188). La zietta Toinette con grande amore si occupò dell’educazione di Nikolaj, Sergej, dmitrij, Lev e Marija, si occupò del loro sviluppo intellettuale, approvò la stesura del giornale manoscritto, composto dai fratelli Tolstoj, “Svaghi infantili”: il piccolo Lev si occupava del settore “Storia naturale” e vi pubblicò i suoi primi racconti, L’aquila, Il falco, La civetta. A proposito dei suoi fratelli così scrisse nelle Memorie: “Ammiravo Sergej e cercavo di imitarlo, lo amavo, volevo essere lui. Ammiravo la sua bellezza, la sua bravura nel canto […] Nikolen’ka aveva 6 anni più di me […] Aveva un’immaginazione straordinaria, poteva raccontare per ore, senza pause, storie di fantasmi o storielle comiche, con una tale convinzione, un tale realismo da farti dimenticare che fossero storie […] Miten’ka aveva quella preziosa qualità che ritenevo avesse mia madre […] e cioè una assoluta indifferenza per quello che gli altri pensavano di lui” (34, 379, 386, 387).

171

В Ясной Поляне Толстой прожил в общей сложности свыше шестидесяти лет. Ясная Поляна стала его alter ego, заменила в какой-то степени родителей, сохраняя, защищая во всех перипетиях его жизни. неслучайно, софья андреевна Толстая назвала Ясную Поляну «колыбелью и могилой» писателя. Ясная Поляна – удивительное, волшебное, магическое, овеянное легендами и преданиями место, где веками хранятся исторические и культурные традиции. В Ясной Поляне русский помещичий уклад органично соединялся с европейской культурой, что очевидно наблюдается в архитектуре зданий, в планировке парков и садов, во всем образе жизни Волконских и Толстых. Вот в таком особенном месте, в самом центре России, суждено было появиться на свет л. н. Толстому. В отрывке «лето в деревне» Толстой писал о значении Ясной Поляны: «Без своей Ясной Поляны я трудно могу себе представить Россию и мое отношение к ней. Без Ясной Поляны я, может быть, яснее увижу общие законы, необходимые для моего отечества, но я не буду до пристрастия любить его» (5, 262). В Ясной Поляне все было наполнено воспоминаниями о предках, о рано ушедших родителях, о тетеньке Татьяне александровне Ёргольской, о сестре, братьях… После смерти в 1841 году одной из опекунш александры Ильиничны остен-сакен Б. В. Щербаков. семья Толстых переезжает в Казань к тетушке Пелагее Ильиничне Юшковой. У льва Въезд в усадьбу (фрагмент). 1976 г. Толстого начинается новый, очень важный период его жизни, когда он поступает в 1844 Масло на картоне. Копия. году в Казанский университет. ЯснаЯ ПолЯна JasnaJa PolJana

a Jasnaja Poljana Tolstoj visse nel complesso più di sessant’anni. Jasnaja Poljana diventò il suo alter ego, sostituì in certo senso i suoi genitori, era una sorta di rifugio e difesa in tutte le peripezie della vita. non a caso sof’ja andreevna Tolstaja chiamava Jasnaja Poljana “la culla e la tomba” dello scrittore. Jasnaja Poljana era un luogo stupendo, incantato, magico, circondato da storie e leggende, dove per secoli si conservavano tradizioni storiche e culturali. a Jasnaja Poljana il modo di vivere del proprietario terriero si fondeva con la cultura europea, evidente nell’architettura degli edifici, nella disposizione dei parchi e giardini, in tutto il sistema di vita della famiglia Volkonskij-Tolstoj. In questo luogo così particolare, nel pieno centro della Russia, doveva nascere lev nikolaevič Tolstoj. nel frammento Un’estate in campagna”, così Tolstoj scrisse del significato di Jasnaja Poljana: “senza la mia Jasnaja Poljana non riesco a immaginarmi la Russia e il mio rapporto con lei. senza Jasnaja Poljana forse vedrei con più chiarezza quello che in generale è indispensabile alla mia patria, ma non potrei amarla con la stessa passione” (5. 262). a Jasnaja Poljana tutto era colmo di ricordi degli antenati, dei genitori morti precocemente, della zietta Tatjana aleksandrovna Ergol’skaja, della sorella, dei fratelli… Dopo la morte nel 1841 di una delle tutrici, aleksandra Il’inična osten-saken, la famiglia Tolstoja si trasferisce a Kazan’ dalla zia Pelageja Il’inična Juškova. Per lev Tolstoj comincia un nuovo, molto importante periodo: nel 1844 si iscrive all’Università di Kazan’.

Šcˇerbakov B.V. L’ingresso a Jasnaja Poljana (particolare), olio su cartoncino, 1976 dipinto.

173

Пытаясь определить свое будущее призвание, он поначалу выбирает факультет восточных языков с мыслями о дипломатической карьере, но через некоторое время переводится на факультет юридический, сообщив в письме т. А. Ёргольской в конце августа 1845 года, что, по его мнению, применение юридической науки больше подходит к частной жизни. Профессор истории гражданского права Д. И. Мейер поручил толстому интересную работу, открывшую юному студенту новую область умственного труда: он сопоставлял «Дух законов» Монтескье и «Наказ» екатерины II. в это время в его жизни происходит значительное событие: 17 марта 1847 года толстой начинает вести дневник, и первые записи связаны с работой по сравнению двух произведений. 7 апреля К. П. Мазер. 1847 года, толстой пишет о собственном методе нравственного совершенствования – Л. Н. Толстой с братом Н. Н. Толстым. Москва. 1851 г. «таблице правил», которая должна находиться в дневнике (46, 29). Фотография с дагерротипа. (ГМУТЯП) Это то, что в дневниковой записи 8 марта 1851 года он назовет «Франклиновским K.P. Mather. журналом» (по имени американского просветителя Б. Франклина, который в Lev Tolstoj e suo fratello Nikolaj Tolstoy. Mosca. 1851. «Автобиографии» описал, как он боролся с недостатками). в конце марта 1851 года Dagherrotipo (SMETYP). в наброске автобиографического отрывка «История вчерашнего дня» он описывает свой способ ведения журнала, дневника: «Я обыкновенно вечером пишу дневник, франклиновский журнал и ежедневные счеты... в журнале у меня по графам расписаны слабости – лень, ложь, обжорство, нерешительность, желание себя выказать, сладострастие, мало fierte и т.д., все вот такие мелкие страстишки: в этот журнал я из дневника выношу свои преступления крестиками по графам» (1, 289).

Бегство La Fuga Cercando di capire la propria vocazione, prima si iscrive alla facoltà di lingue orientali con l’idea di una carriera diplomatica, ma dopo qualche tempo passa alla facoltà di giurisprudenza: in una lettera della fine di agosto 1845 scrive a T.a.Ergol’skoaja che secondo lui lo studio delle scienze giuridiche è utile alla vita privata di ciascuno di noi. D.I.Mejer, professore di storia del diritto civile, affida a Tolstoj un interessante lavoro, aprendo al giovane studente un nuovo campo di indagine intellettuale: il confronto tra Lo spirito delle leggi di Montesquieu e le Istruzioni di Caterina II. In quel periodo c’è un importante avvenimento: il 17 marzo 1847 Tolstoj comincia a tenere un diario, e le prime note sono legate al lavoro di confronto tra i due testi. Il 7 aprile 1847 Tolstoj, a proposito del proprio metodo di perfezionamento morale, traccia uno “schema delle regole” (46, 29). È quello che nella nota di diario dell’8 marzo 1851 chiama “la cronaca di Franklin” (dal nome dello scienziato americano B.Franklin, che nella sua Autobiografia descrive la sua lotta contro i propri difetti). alla fine di marzo 1851 nell’abbozzo del racconto autobiografico Storia della giornata di ieri descrive il metodo di scrittura del diario: С. Н. Толстой, брат Л. Н. Толстого. Фотография с дагерротипа. “alla sera, di solito, scrivo il diario, la cronaca di Franklin e i conti quotidiani […] Sergej Tolstoj, fratello di Leo Tolstoj. Nella cronaca faccio un elenco per paragrafi delle mie debolezze – pigrizia, menzogna, Dagherrotipo. gola, indecisione, vanità, lussuria, mancanza di fierté ecc. e tutte le mancanze minori: nella cronaca riporto dal diario le mie cadute con delle piccole croci seguendo i paragrafi” (1, 289).

174

в дневнике толстого 1851 года фигурируют особо выделенные недостатки: «нерешительность», «торопливость», «подражание», «непостоянство», «необдуманность», «тщеславие», «лень», «обманывание самого себя», «дурное расположение духа», «сбивчивость», «fausse honte» и т. п., то есть по этим записям толстой следит за своим нравственным развитием, анализирует, подобно Руссо и стерну, движения своей души. Дневник, записные книжки толстой будет вести всю жизнь, на их страницах накапливались впечатления, наблюдения, замыслы будущей писательской работы. в дневнике он фиксирует встречи с разными людьми, события, интересные факты, – все, что относится «до предполагаемых работ». На страницах дневника толстой повествует не только о собственной жизни, но делится интересными наблюдениями, размышлениями об окружающей действительности. Характер записей с годами меняется, особенно после начала 1880-х гг., когда появляется много размышлений на религиозно-философские темы. Последняя запись в записной книжке была сделана рукой Л. Н. толстого 29 октября 1910 года в оптиной пустыни, на следующий день после ухода из Ясной Поляны: «Давайте же, если мы точно хотим уничтожить заблуждение смертной казни и, главное, имеем то знание, которое уничтожает это заблуждение, давайте несмотря ни на какие угрозы, лишения и страдания сообщать людям это знание, потому что нет, по моему мнению, другого средства борьбы с этим заблуждением» (58, 234). Это – черновик письма к К. И. Чуковскому о смертной казни. самая последняя запись от 31 октября 1910 года была продиктована дочери А. Л. толстой за шесть дней до смерти: «Бог есть неограниченное всё, человек есть только ограниченное проявление его» (58, 234).

Nel diario dell’anno 1851 vengono evidenziati i maggiori difetti: “indecisione”, “fretta”, “imitazione”, “instabilità”, “sbadatezza”, “vanità”, “pigrizia”, “autoinganno”, “malumore”, “confusione”, “fausse honte” ecc., ossia con queste note Tolstoj segue la propria evoluzione etica, analizza, come Rousseau e Sterne, i mutamenti della propria anima. Tolstoj terrà il diario per tutta la vita, così come prenderà note nei quaderni di appunti: nelle pagine si accumulano impressioni, osservazioni, progetti sul futuro lavoro letterario. С. Л. Левицкий. Д. Н. Толстой, брат Л. Н. Толстого. Nel diario annota incontri con varie persone, avvenimenti, fatti interessanti, tutto ciò che Петербург, 1851 г. Фотография с дагерротипа. può servire per i “possibili lavori”, parla non solo della propria vita privata, ma anche della (ГМУТЯП) realtà che lo circonda, con interessanti osservazioni e considerazioni. Il carattere delle note S.L. Levitsky. Dmitrij Tolstoj, fratello di Lev Tolstoj. cambia col tempo, soprattutto dopo l’inizio degli anni Ottanta, quando compaiono molte Pietroburgo, 1851. Dagherrotipo. (SMETYP). meditazioni di carattere filosofico-religioso. L’ultima nota porta la data del 29 ottobre 1910 a Optina Pustyn’, il giorno dopo dell’abbandono di Jasnaja Poljana: “Se vogliamo davvero eliminare la follia della pena di morte e soprattutto se sappiamo come eliminare questa follia, comunichiamo questo sapere alla gente, senza temere minacce, privazioni o sofferenze: non c’è altro mezzo, secondo me, per lottare contro questa follia” (58, 234). È un abbozzo di lettera a K.I.Čukovskij sulla pena di morte. L’ultima nota del 31 ottobre 1910 è dettata alla figlia aleksandra sei giorni prima della morte: “Dio è l’illimitato tutto, l’uomo è solo un Suo limitato fenomeno ” (58, 234).

175

На самом последнем листе записной книжки – четыре записи неосуществленных художественных замыслов. со страниц дневника и записных книжек предстает гениальная личность Толстого во всем многообразии, сложности и трагизме ее проявлений. Дневник Толстого – это история жизни писателя вплоть до его драматического конца. В Казани Толстой открывает для себя светскую жизнь и активно участвует в танцевальных вечерах, маскарадах, живых картинах и концертах. В Казани его помнили на великосветских собраниях и балах, он везде был желанным гостем, хотя многие отмечали его угловатость и застенчивость, роль светского завсегдатая, к которой обязывала казанская жизнь, его, по всей видимости, не устраивала, и он испытывал стеснение. именно работа по сравнению «Духа законов» Монтескье и «Наказа» екатерины II оказала огромное влияние на решение Толстого покинуть университет и вернуться в ясную Поляну, чтобы посвятить свою жизнь самостоятельным занятиям науками, самосовершенствованию и улучшению жизни крестьян, но, к сожалению, его ждало разочарование: яснополянские мужики с равнодушием и даже некоторым подозрением отнеслись к «причудам» молодого барина. его попытки реформирования жизни яснополянских крестьян нашли отражение в рассказе «утро помещика». После неудачи в хозяйствовании последовала бурная светская жизнь с цыганами, кутежами в Москве, Петербурге, Туле. В дневнике он записывает, что «жил очень безалаберно, без службы, без занятий, без цели; и жил так не потому, что, как говорят и пишут многие, в Москве все так живут, а просто потому, что такого рода жизнь мне нравилась» (46, 36).

Sull’ultima pagina del quaderno di appunti quattro note di progetti letterari incompiuti. dalle pagine dei diari e dei quaderni di appunti emerge la personalità di Tolstoj in tutta la sua complessità multiforme e nella tragicità delle sue manifestazioni. I diari di Tolstoj sono la storia della vita dello scrittore dall’inizio fino alla sua tragica fine. A Kazan’ scopre la vita mondana e partecipa attivamente a feste, balli in maschera, quadri viventi, concerti. ovunque è ospite gradito, anche se molti notano la sua ruvidità e la sua timidezza: con ogni probabilità, il ruolo di frequentatore dell’alta società, a cui viene costretto a Kazan’, non gli va bene, si sente a disagio. Proprio il lavoro di confronto tra Lo spirito delle leggi di Montesquieu e il Istruzioni di Caterina ha una grande influenza sulla decisione di Tolstoj di abbandonare l’università e tornare a jasnaja Poljana per dedicare la sua vita allo studio autonomo delle scienze, all’autoperfezionamento, al miglioramento della condizione dei contadini. Ma purtroppo lo attende una delusione: i contadini di jasnaja Poljana accolgono con indifferenza se non con diffidenza le “stranezze” del giovane padrone. I tentativi di riformare la vita dei suoi contadini trovano un riflesso nel racconto La mattina di un proprietario. dopo questo insuccesso Tolstoj si lascia travolgere dalla vita mondana a Mosca, Pietroburgo, Tula tra zingari e bisbocce. Nota nel diario: “vivevo in modo disordinato, senza occupazioni, senza scopo; e vivevo così non perché, come dicono e scrivono molti, a Mosca così vivevano tutti, ma semplicemente perché quel genere di vita mi piaceva” (46,36).

176

Но после поездки в северную столицу он с горечью пишет брату сергею: «Поехал без всякой причины в Петербург, ничего там нужного не сделал, только прожил пропасть денег и задолжал. Глупо. Невыносимо глупо» (59, 44). В это время у него возникают первые мысли о военной службе, «вступить юнкером в конно-гвардейский полк», которые вскоре сменяются более практичными мыслями о женитьбе, о деньгах, появляются творческие планы о «повести из цыганского быта». На этом фоне он не перестает вести «журнал слабостей», в котором подвергает себя нещадному самообличению: «Много пропустил я времени. сначала завлекся удовольствиями светскими, потом опять стало в душе пусто; и от занятий отстал, т. е. от занятий, имеющих предметом свою собственную личность» (46, 45). Выход из сложившегося положения недовольства собой неожиданно был найден: 20 апреля 1851 года вместе с братом Николаем, который служил офицером в кавказской армии, он уезжает из ясной Поляны на Кавказ, где шла почти непрестанная война с горцами. Повесть «Казаки», которая будет написана спустя несколько лет, отражает душевное состояние Толстого в тот период, его мысли и чувства: «ехал для того, чтобы … вырваться сразу из старой колеи, начать все снова, и свою жизнь и свое счастье. А война. слава войны. сила, храбрость, которые есть во мне! А природа, дикая природа!.. Да, вот где счастье!..» (6, 250). Бегство из ясной Поляны на Кавказ 20 апреля 1851 года драматически рифмуется с финальным уходом Толстого из ясной Поляны почти пятьдесят лет спустя, в ночь на Русская копейка. 28 октября 1910 года, и Кавказ тогда эхом отзовется в предполагаемых маршрутах Медь, 1795-76 г. Коллекция Графа ухода. Мональдо Леопарди. (РДЛ) Copeco russo Rame, 1795-76 Collezione del conte Monaldo Leopardi. (RCL)

Ma dopo un viaggio nella capitale scrive con amarezza al fratello Sergej: “Sono andato senza nessuna ragione a Pietroburgo, lì non ho fatto nulla di sensato, ho solo buttato un mare di soldi e ho fatto debiti. Che idiozia. Insopportabile” (59, 44). In quel tempo nascono i primi progetti di vita militare, “diventare ufficiale nel battaglione della guardia a cavallo”, a cui seguono altri progetti più concreti di matrimonio, di sistemazione finanziaria, compaiono piani di “un racconto di ambiente tsigano”. Contemporaneamente non smette di scrivere il “diario delle debolezze”, in cui si sottopone a una dura autocritica: “Ho perso molto tempo. Mi sono dedicato a distrazioni mondane, poi di nuovo ho provato un gran vuoto dentro; ho abbandonato qualsiasi occupazione, ossia le occupazioni che hanno come oggetto lo sviluppo della mia personalità” (46,45). Improvvisamente trova una via d’uscita da questo stato di insoddisfazione interiore: il 20 aprile 1851 insieme al fratello Nikolaj, ufficiale nell’esercito caucasico, parte da jasnaja Poljana per il Caucaso, dove è in corso la guerra. Il racconto I cosacchi, che sarà scritto qualche anno dopo, riflette la situazione interiore dello scrittore in quel periodo, i suoi pensieri e sentimenti: “Sono partito per […] strapparmi dalla vecchia routine, per cominciare tutto di nuovo, vita, felicità. La gloria della guerra. La forza, il coraggio che ho dentro. E la natura, la natura selvaggia!.. Ecco dov’è la felicità!..” (6, 250). La fuga da jasnaja Poljana verso il Caucaso il 20 aprile 1851 richiama la drammatica fuga finale di circa cinquant’anni dopo, la notte del 28 ottobre 1910.

177

Более двух с половиной лет Толстой проведет на Кавказе, в станице старогладковской, а также в Пятигорске, Кисловодске, Железноводске, Владикавказе, Моздоке, Кизляре, Тифлисе… Он участвовал во многих военных походах и сражениях, несколько раз его предоставляли к наградам. уехав с Кавказа, Толстой подвел своеобразный итог этого периода жизни в дневниковой записи 9 июля 1854 года: «я начинаю любить Кавказ, хотя посмертной, но сильной любовью. Действительно хорош этот край дикий, в котором так странно и поэтически соединяются две самые противоположные вещи – война и свобода» (47, 10). На Кавказе, в этом особенном для русской литературы месте, связанном с именами Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Бестужева-Марлинского, Одоевского, Толстой становится писателем. Он начинает работать над первой частью задуманного еще в Крымская война, 1854 г. Москве романа «четыре эпохи развития» – повестью «Детство». из Тифлиса он Изображение военного лагеря войск союзников. напишет письмо Т. А. Ёргольской: Порт Балаклава. «Помните, добрая тетенька, что когда-то вы посоветовали мне писать романы; так вот я послушался вашего совета – мои занятия, о которых я вам говорю – литературные. Не знаю, появится ли когда на свет то, что я пишу, но меня забавляет эта работа, да к тому же я так давно и упорно ею занят, что бросать не хочу» (59, 119).

Tolstoj trascorre nel Caucaso più di due anni e mezzo, nella stanitsa Sarogladkovskaja e poi a Pjatigorsk, Kislovodsk, Želenovodsk, vladikavkaz, Mozdok, Kisljar, Tiflis… Partecipa a molte spedizioni e incursioni, alcune volte viene proposto per una decorazione. Andandosene dal Caucaso, scrive una sintesi di questo periodo della sua vita nella nota del diario del 9 luglio 1854: Guerra di Crimea, 1854, “Comincio ad amare il Caucaso di un amore intenso, sebbene postumo. Questo paese selfotografia dell'accampamento militare delle truppe alleate vaggio è davvero bello: vi si uniscono in modo strano e poetico due elementi assolutamente presso il porto di Balaclava. opposti, la guerra e la libertà” (47, 10). Nel Caucaso, in questo paese così particolare per la letteratura russa, legato ai nomi di Griboedov, Puškin, Lermontov, Bestužev-Marlinskij, odoevskij, Tolstoj diventa scrittore. Comincia a lavorare a Infanzia, prima parte del romanzo Quattro epoche di sviluppo, già progettato a Mosca. da Tiflis scrive a T.A.Ergol’skaja: “vi ricordate, cara zietta, che un tempo mi consigliaste di scrivere romanzi? Ho seguito il vostro consiglio, mi sto occupando di letteratura. Non so se riuscirò a concludere qualcosa, ma è un lavoro che mi piace, e inoltre me ne sto occupando da tanto tempo e con perseveranza, non voglio abbandonarlo” (59, 119).

178

На свет повесть появилась в сентябрьской книжке за 1852 год журнала «современник». Редактором журнала в то время был поэт Н. А. Некрасов, ему и отправил Толстой свое сочинение, подписав его только инициалами «Л.Н.». «история 3 Тургенев и. с. Полн. собр. моего детства» (под таким названием повесть была напечатана в «современнике») соч. в 28 т. письма. Т. 2. с. 79 сделала Толстого известным в литературной и читательской среде. Некрасов в письме 4 Библиотека для чтения, 1856, к и. с. Тургеневу выразил свое восхищение молодым писателем: «обрати внимание на № 9. с. 2, 5 повесть «Детство» в IX № – это талант новый и, кажется, надежный»2. Тургенев в ответ Некрасову: «Ты прав, – это талант надежный… Пиши к нему – и понукай его писать. скажи ему, если это может его интересовать – что я его приветствую, кланяюсь и рукоплещу ему»3. После «Детства» из-под пера Толстого выйдет целый ряд военных рассказов. Тема человека на войне продолжится и в «севастопольских рассказах», написание которых связано с участием Толстого в Крымской войне, в обороне севастополя, куда он прибыл 7 ноября 1854 года в чине подпоручика. Почти девять месяцев Толстой участвовал в героической обороне этого города. Напечатанный в 1855 году (№ 6) в «современнике» рассказ «севастополь в декабре месяце» еще больше прославил Толстого как писателя. известный писатель, критик А. В. Дружинин писал: «Вся читающая Россия видела в поэтических рассказах графа Толстого не одни любопытные факты, сообщаемые очевидцем, не одни восторженные рассказы о подвигах, способных воодушевить самого бесстрастного рассказчика. Всякий читатель, одаренный здравым смыслом, видел и знал, что там … находился настоящий русский военный писатель, одаренный зорким глазом, слогом истинного художника, писатель, готовый делиться с публикою историей всего им виденного и пережитого во время осады севастополя….»4. Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем. М., 1952. Т. 10. с. 179 2

Il romanzo viene pubblicato nel numero di settembre della rivista “Il contemporaneo”. direttore della rivista è N.A.Nekrasov: a lui Tolstoj manda il manoscritto, firmandolo solo con le iniziali L.N. Storia della mia infanzia (con questo titolo compare sulla rivista) dà a 3 I.S. Turgenev, Raccolta Tolstoj popolarità tra critici e lettori. Nekrasov, in una lettera a I.S.Turgenev si dichiara completa di opere in 28 volumi, Lettere t.2, p.79. ammirato del talento del giovane scrittore: “Fai attenzione al romanzo “Infanzia” nel numero IX: è un talento nuovo, su cui, mi sembra, si può contare”2. Turgenev gli risponde: 4 “Biblioteca di lettura”, 1856, n.9, p.2, 5. “Hai ragione, è un talento su cui si può contare […] Scrivi a lui, spingilo a scrivere. digli, se può interessarlo, che mi congratulo con lui, lo saluto e lo applaudo”.3 dopo Infanzia, Tolstoj scrive una serie di racconti di guerra. Il tema dell’uomo in una situazione di guerra continua nei Racconti di Sebastopoli, la cui stesura è legata alla partecipazione di Tolstoj alla guerra di Crimea, all’assedio di Sebastopoli, dove arriva con il grado di sottotenente il 7 novembre 1854 e rimane per quasi nove mesi. Pubblicato nel n. 6 del “Contemporaneo”, il racconto Sebastopoli nel mese di dicembre aumenta la fama di Tolstoj scrittore. Il noto critico e scrittore družinin scrive: “Tutti i lettori russi hanno visto nei poetici racconti del conte Tolstoj non solo avvenimenti interessanti raccontati da un testimone oculare, non solo entusiastiche descrizioni di azioni militari, capaci di ispirare anche il più indifferente narratore. ogni lettore, dotato di buon senso, si è reso conto che [...] l’autore è un autentico scrittore russo, dotato di sguardo penetrante, talento autentico, uno scrittore pronto a condividere col pubblico tutto ciò che ha visto e vissuto durante l’assedio di Sebastopoli…”.4 N.A. Nekrasov, Raccolta completa di opere e lettere, Mosca 1952, t.10, p.179.

179

ярким событием в жизни Толстого конца 1850-х годов стало европейское путешествие, в которое он отправился 29 января 1857 года. Тема дороги, путешествия проходит через все творчество писателя, путешествуют, находятся в дороге многие герои его произведений. сам Толстой в путешествиях провел долгие месяцы и годы, и свой земной путь он закончил в дороге 7/10 ноября 1910 года. В 1857 году он побывал во Франции, швейцарии, италии, Германии. В Париже он повидался с и. с. Тургеневым, в Пьемонте произошла его краткая встреча с писателями, сотрудниками журнала «современник», А. В. Дружининым и В. П. Боткиным. Посещение Женевы вызвало у него ассоциации с любимым писателем Ж.-Ж. Руссо и героями его произведений. В письме к Т. А. Ёргольской от 18 мая 1857 года он замечает: «я только что получил ваше письмо, дорогая тетушка, которое застало меня … в окрестностях Женевы, в Кларане, в том самом местечке, где жила Юлия Руссо… Не буду пытаться описывать вам всю красоту этого края, особенно теперь, когда все в зелени и цветах» (60, 190). Посетив Германию, Толстой 30 июля на пароходе вернулся в Россию. Рассказ «Люцерн» – одно из самых ярких впечатлений, вынесенных из поездки в европу. Тема социальной несправедливости, равнодушия к искусству, тема таланта художника и заурядности толпы, эта «моральная проповедь» не тронула его друзей, писателей журнала «современник». Осенью 1859 года Толстой открывает в ясной Поляне школу для крестьянских детей, создает новую систему воспитания и образования, а летом 1860 года он вновь Маленький театральный задник уезжает за границу с семьей сестры Марии. Он хотел увидеться с находившимся на XVIII века, Вид на Арно во Флоренции. лечении во Франции любимым братом Николаем, а также познакомиться с системой Картон, тушь и темпера, XVIII век, народного образования в странах европы. 28,2 x 41,5 см. (РДЛ) ПуТешесТВие IL vIAGGIo Un importante avvenimento nella vita di Tolstoj alla fine degli anni Cinquanta è il viaggio in Europa, cominciato il 29 gennaio 1857. Il tema della strada, del viaggio attraversa tutta l’opera dello scrittore, molti protagonisti dei suoi romanzi e racconti viaggiano e si spostano. Lo stesso Tolstoj passò molti mesi e anni viaggiando, e concluse la sua vita in viaggio, il 7/10 novembre 1910. Nel 1857 andò in Francia, Svizzera, Italia, Germania. A Parigi incontra Turgenev, in Piemonte i collaboratori della rivista “Il contemporaneo”, A.v.družinin e v.P.Botkin. A Ginevra evoca l’amato Rousseau e i protagonisti delle sue opere. Nella lettera del 18 maggio 1857 a T.A.Ergol’skaja osserva: “Ho appena ricevuto la vostra lettera, cara zietta, mentre sono nei dintorni di Ginevra, a Clarens, il paesino dove visse la julie di Rousseau […] Non cercherò di descrivervi tutta la bellezza di questi luoghi, soprattutto ora quando tutto è pieno di verde e di fiori” (60, 190). dopo aver visitato la Germania, il 30 giugno Tolstoj ritorna in Russia. Nel racconto Lucerna ci sono alcune tra le più vivide impressioni del viaggio in Europa: i temi della disuguaglianza sociale, dell’indifferenza all’arte, del talento dell’artista e della volgarità della folla vengono presi per “prediche morali” e non piacciono ai suoi amici del “Contemporaneo”. Nell’ottobre del 1859 Tolstoj apre a jasnaja Poljana una scuola per i figli dei contadini, inventa un nuovo sistema di educazione e istruzione, e nell’estate del 1860 parte di nuovo per l’estero con la famiglia della sorella Marija. vuol vedere l’amato fratello Nikolaj, che si sta curando in Francia, e insieme studiare i sistemi d’istruzione popolare nei vari paesi d’Europa.

Piccolo fondale settecentesco per teatrino con Veduta dell’ingresso nella Corte di Arno in Firenze (particolare) sec. XVIII., inchiostro e tempera su cartone, cm 28,2 x 41,5. (RCL)

181

Он посещал школы и университеты в Германии, Франции, швейцарии, Бельгии, италии, Англии, встречался с философами, политиками, учителями. В Лондоне он получил рекомендательное письмо для посещения школ от известного английского поэта и критика, в те годы школьного инспектора – Мэтью Арнольда. В целом европейская система образования его разочаровала, но что-то для себя ценное, нужное он, очевидно, почерпнул и пополнил личную библиотеку в ясной Поляне десятками книг по педагогике. В декабре 1860-январе 1861 гг. Толстой побывал в Риме, Венеции, Флоренции. 13 апреля 1861 года записал в дневнике: «первое живое впечатление природы и древности – Рим – возвращение к искусству» (48, 32). Рим произвел на Толстого довольно сильное впечатление. В Риме, в кафе Greco, сохранившемся до сих пор, он встречался с русскими художниками, писателями. Во Флоренции Толстой провел две недели, город ему понравился своей «скромностью и опрятностью», он там чувствовал себя «всегда хорошо» (64, 325). Во Флоренции, в декабре 1860 года произошла встреча с дальним родственником, декабристом с. Г. Волконским и его женой Марией Николаевной. с. Г. Волконский послужил прототипом Пьера Лабазова в незавершенном романе «Декабристы». Роман о декабристе, возвращающемся из ссылки, Толстой задумал еще в 1856 году, а в начале 1861 года во Флоренции читал главы «Декабристов» и. с. Тургеневу, который предрекал автору «большую будущность». Посещение Венеции вдохновило Толстого на создание короткого рассказа для «Азбуки». По возвращении в ясную Поляну Толстой начинает работу по выпуску педагогического журнала «ясная Поляна». Журнал отличался несомненной демократической направленностью: даже ученики яснополянской школы становились авторами этого издания.

visita scuole e università in Germania, Francia, Svizzera, Belgio, Italia, Inghilterra, incontra filosofi, politici, insegnanti. A Londra ottiene una lettera di presentazione da Matthew Arnold, celebre poeta e critico, in quegli anni anche ispettore scolastico, per visitare istituti d’istruzione. Nel complesso, il sistema d’istruzione europeo lo delude: raccoglie comunque elementi utili per la sua esperienza e arricchisce la biblioteca personale di jasnaja Poljana con decine di volumi di carattere pedagogico. Nel dicembre 1860-gennaio1861 Tolstoj visita Roma, venezia, Firenze. Il 13 aprile 1861 scrive nel diario: “Prima viva impressione della natura e dell’antichità – Roma – ritorno all’arte” (48, 32). Roma produce sullo scrittore una grande impressione. Al caffè Greco, ancor oggi esistente, incontra artisti, scrittori russi. A Firenze trascorre due settimane, la città gli piace per la sua “discrezione e pulizia”, si sente “sempre a suo agio” (64, 325). A Firenze incontra * Chi partecipò all’ammutinaun lontano parente, il decabrista* S.G.volkonskij con la moglie Marija Nikolaevna: diventa mento antizarista del 25 dicembre (decabr’ in russo) 1825. – N.d.tr. il prototipo del personaggio di Pierre Labazov nel romanzo incompiuto I decabristi. Fin dal 1856 Tolstoj ha in mente un romanzo su un decabrista che ritorna dall’esilio: ne legge alcuni capitoli all’inizio del 1861 a Firenze a I.S.Turgenev, che predice all’autore un “grande futuro”. La visita a venezia gli ispira un breve racconto per il suo“Abecedario”. Tornato a jasnaja Poljana, comincia a pubblicare la rivista pedagogica “jasnaja Poljana”. La rivista ha una struttura molto democratica: sono ammessi come collaboratori anche gli allievi della scuola.

182

Начало семейной жизни совпадает с важным событием в творческой жизни писателя – работой над «Войной и миром». Все прежние занятия, включая педагогику, уходят на второй план. Все в его жизни в 1860-е годы подчинено одной цели – написанию эпопеи об Отечественной войне 1812 года. Толстой работает в библиотеках, архивах, он совершает поездку на Бородинское поле. Он полон энергии, планов, идей: «Пропасть мыслей, так и хочется писать. я вырос ужасно большой», – пишет он в конце 1862 года (48, 47). «я никогда не чувствовал свои умственные и даже все нравственные силы столько свободными и столько способными к работе. и работа эта есть у меня. Работа эта – роман из времени 1810 и 20-х годов, который занимает меня вполне с осени. … я теперь писатель всеми силами своей души и пишу и обдумываю, как я еще никогда не писал и не обдумывал», – сообщает он в письме к А. А. Толстой, своему другу и родственнице в октябре 1863 года (61, 23-24). Толстой в «Войне и мире» изображает живую жизнь, он пишет книгу «для человечества», «мысль народная» пронизывает эпопею, придает ей свежести и первозданности, неслучайно от этой книги, по словам Т. Манна, веет «бессмертным здоровьем». Толстой мастерски изображает подвиги защитников отечества, национальной культуры. «Война и мир» – это жизнеутверждающая философия жизни, гимн радости, гармонии, добру, счастью, любви, это отрицание всего неестественного, фальшивого, притворного, нежизнеспособного, уродливого.

I primi tempi della vita famigliare coincidono con un avvenimento importante nella biografia letteraria dello scrittore: l’inizio del lavoro su Guerra e pace. Tutte le altre occupazioni, compresa quella pedagogica, passano in secondo piano. La sua vita negli anni Sessanta viene interamente consacrata a un unico scopo, la stesura dell’epopea sulla guerra patria del 1812. Tolstoj lavora nelle biblioteche, negli archivi, compie un viaggio a Borodino. È pieno di energia, progetti, idee: “Una massa di pensieri, ho una gran voglia di lavorare. Sono enormemente cresciuto” scrive alla fine del 1862 (48, 47). “Non ho mai avuto una sensazione così ampia di libertà e di capacità creativa delle mie forze intellettuali e morali. E il lavoro per loro esiste. È il lavoro sul romanzo sul periodo 1810-1820, che mi occupa dall’autunno […]. ora sono uno scrittore con tutte le forze dell’anima, scrivo e penso come non ho mai scritto e pensato” dichiara alla contessa Aleksandra Andreevna Tolstoj, sua parente e amica, nell’ottobre 1863 (61,23-24). Guerra e pace è un romanzo scritto “per l’umanità”, è pervaso da uno straordinario “spirito popolare” che lo rende vivo, autentico: non a caso, secondo Thomas Mann, emana una “immortale energia”. Tolstoj rappresenta in modo magistrale le imprese dei difensori della patria, della cultura nazionale. Guerra e pace contiene una ravvivante filosofia della vita, è un inno alla vita, all’armonia, alla bontà, alla felicità, all’amore, è la negazione di tutto ciò che è innaturale, falso, artificioso, inerte, brutto.

183

Визитная карточка Л. Н. Толстого (на русском языке) 6,7х11,0 см (ГMYTЯП) Biglietto da visita di L.N.Tolstoj (in lingua russa) cm 6,7x11. (SMETYP)

С. Л. Левицкий. Писатели-сотрудники журнала «Современник». Петербург, 1856 г.

S.L. Levitsky Scrittori e redattori della rivista “Il Contemporaneo”, San Pietroburgo, 1856.

Слева направо стоят: Л. Н. Толстой, Д. В. Григорович; cидят: И. А. Гончаров, И. С. Тургенев, А. В. Дружинин и А. Н. Островский.

Da sinistra a destra: Lev Tolstoj, Dmitry Grigorovich, sotto: Ivan Goncarov, Turgenev, A.V. Druzhinin e Alexander Ostrovskij.

184

эта книга принесла не только общероссийскую и европейскую славу Толстому, но и расширила круг его друзей: в него влился философ, публицист, литературный критик Н. Н. страхов, написавший блистательный отзыв о «Войне и мире». В разные периоды жизни у Толстого складывались дружеские отношения со многими Шахматы оставались любимой игрой писателя до глубокой современниками, среди них – Д. А. Дьяков, и. с. Тургенев, князь с. с. урусов, поэт старости. За шахматами Толстой отдыхал от А. А. Фет, художники Н. Н. Ге и и. е. Репин, В. Г. чертков и многие другие. Но Н. Н. умственного напряжения и утомления. страхов в этом ряду занимает совершенно особое место. это о нем Толстой скажет Он играл в шахматы с писателем И. С. Тургеневым, композитором в письме: Танеевым, пианистом Гольденвейзером… «Нынче я говорил жене, что одно из счастий, за которые я благодарен судьбе, это то, что есть Н. Н. страхов» (62, 46). Он называл страхова единственным духовным другом, хотя возникали и разногласия, и споры. именно страхову принадлежит честь достойного критического 5 страхов Н. Н. Критические статьи. Киев, 1902. Т. 1. с. 308 освещения, глубочайшего понимания и проникновения в замысел эпопеи «Война и мир». это он открывает нового Толстого – писателя конца 1860-х годов. «если теперь иностранцы спросят нас, – пишет Н. Н. страхов, – о нашей литературе, … мы прямо укажем на «Войну и мир», как на зрелый плод нашего литературного движения, как на произведение, перед которым мы сами преклоняемся, которое для нас дорого и важно не за неимением лучших, а потому, что оно принадлежит к самым великим, самым лучшим созданиям поэзии, какие мы только знаем и можем вообразить…» 5. Шахматы дорожные в футляре. Конец XIX-начало XX вв. (24 шт.). Принадлежали Л. Н. Толстому, хранятся в его кабинете. Подарок его друга В. Г. Черткова. (ГMYTЯП)

ДРуЖБА L’ A M I C I z I A

Il romanzo non solo dà fama a Tolstoj in tutta la Russia e in Europa, ma allarga la cerchia dei suoi amici: primo fra tutti il filosofo, pubblicista e critico letterario N.N.Strachov, che scrive una brillante recensione al romanzo. Nei diversi periodi della sua vita, Tolstoj ha rapporti amichevoli con vari suoi contemporanei, fra cui d.A.djakov, I.S.Turgenev, il prinGli scacchi rimasero il gioco preferito cipe S.S.Urusov, il poeta A.A.Fet, i pittori N.N.Ge e I.E.Repin, v.G.Certkov e molti altri. dello scrittore fino alla più veneranda età. Giocando a scacchi Tolstoj Ma N.N.Strachov occupa un posto a parte. di lui Tolstoj scriverà in una lettera: si concedeva un riposo sia fisico che mentale. Giocava con lo scrittore “Ho appena detto a mia moglie che una delle grandi felicità per cui sono grato al destino I.S. Turgenev, con il compositore Taneyev e con il pianista Goldenweiser è aver conosciuto N.N.Strachov” (62,46). ... Tolstoj definisce Strachov l’unico amico spirituale, sebbene con lui abbia discussioni e divergenze. Strachov è, tra i critici, colui che con più intelligenza e profondità capisce il senso della grande epopea di Guerra e pace. Scopre un nuovo Tolstoj, scrittore della fine degli anni Sessanta. “Se gli stranieri ci chiedono notizie della nostra letteratura – scrive Strachov – noi subito indichiamo Guerra e pace come frutto maturo del nostro movimento letterario, come opera di fronte a cui noi stessi ci inchiniamo, un’opera che per noi è cara, importante, non perché non ce ne siano altre, ma perché appartiene alle creazioni poetiche più alte, più belle…”5. Scacchi da viaggio nella custodia. Fine XIX-inizio XX sec. (24 pezzi). Appartenuti a L.N. Tolstoj, sono conservati nel suo studio. Regalo del suo amico V.G.Chertkov. 970x200x630 (SMETYP)

N.N. Strachov, Articoli critici, Kiev, 1902, t.1, p. 308.

185

М. Б. Тулинов С.А. Берс (Толстая). Фотография. 1862 г. (ГMYTЯП)

M.B. Tulinov Sof’ja Andreevna Bers (Tolstoja). Fotografia, 1862. (SMETYP)

Период работы над «Войной и миром» – это счастливейшее время в личной жизни писателя. 23 сентября 1862 года он женился на дочери московского гоф-медика восемнадцатилетней Софье андреевне берс. После венчания в придворной церкви рождества богородицы молодые отправились в Ясную Поляну. Толстой восторженно писал своему другу а. а. Фету через две недели после женитьбы о том, как он невероятно счастлив. рядом с ним теперь – его жена, верный, преданный друг. Софья андреевна взвалит на свои хрупкие плечи бремя ведения дома, хозяйства, создания необходимых условий для творчества мужу, она будет в течение десятилетий неустанной помощницей в писательской работе, переписчицей его сочинений, переводчицей, советчицей, защитницей и, конечно же, матерью, воспитательницей многочисленных детей, а потом и внуков. Своим семейным счастьем Толстой делится в письмах с графиней александрой андреевной Толстой, своей родственницей и близким другом: «Я дожил до 34 лет и не знал, что можно так любить и быть так счастливым» (60, 448). Графиня александра андреевна Толстая, александрин, как называл ее Толстой, была выдающейся женщиной своего времени, дружила со многими представителями русской Сестры Берс – Софья, литературы и культуры. Дружба и переписка Толстого и александры андреевны Татьяна и Елизавета. Москва. Фотография 1858-59 гг. продолжались полвека, именно с ней Толстой делился творческими планами, просил у нее совета, помощи в поисках нужных сведений для литературной работы, называл ее «дорогой друг, милая покровительница души». Письма Толстого к а. а. Толстой середины 1860-х годов наполнены размышлениями о счастье семейной жизни, о воспитании детей, о своей погруженности в эпоху 1812 года. Образ ж е н щ и н ы L’ I m m a g I n e d e L L a d o n n a Il periodo di lavoro su Guerra e pace è un periodo felicissimo nella vita personale dello scrittore. Il 23 settembre 1862 sposa la diciottenne Sof’ja andreevna Bers, figlia di un medico di corte imperiale moscovita. dopo le nozze nella chiesa della natività della Vergine, a mosca, la giovane coppia si stabilisce a Jasnaja Poljana. Tolstoj scrive con entusiasmo all’amico a.a.Fet due settimane dopo le nozze della sua incredibile felicità. Ha accanto una moglie, una compagna fedele, devota. Sof’ja andreevna assume sulle sue fragili spalle Le sorelle Bers - Sonia, tutto il peso della conduzione della casa, della tenuta, crea le condizioni perché il marito Tatiana ed Elisabetta. Mosca. Fotografia del 1858-59 possa scrivere tranquillamente, ricopia le sue opere, traduce per lui, lo consiglia, lo difende, educa gli innumerevoli figli, poi i nipoti. della sua felicità famigliare Tolstoj parla nelle lettere alla contessa a. a. Tolstoj: “Sono vissuto fino a 34 anni senza sapere che si potesse essere così innamorato e così felice” (60, 448). La contessa alessandra andreevna Tolstoj , alessandrina come la chiama lo scrittore, è una donna eccezionale, amica di molti esponenti della cultura e della letteratura del suo tempo. La loro amicizia durò circa cinquant’anni: a lei Tolstoj confida progetti letterari, chiede consiglio, aiuto nelle ricerche di materiale necessario per le sue opere, la chiama “cara amica, protettrice della mia anima”. nelle lettere ad alessandra andreevna di metà degli anni ’60, Tolstoj parla frequentemente della sua felice vita famigliare, dell’educazione dei figli, della passione per il periodo della guerra napoleonica del 1812.

187

Т.А. Кузминская (урожд. Берс), сестра С.А. Толстой. 1867 г. Париж. Фотография фирмы «Мейер и Пирсон». T.A.Kuzminskia (in Bers), sorella di C.A.Tolstoj, 1987, Parigi. Studio fotografico “Meier e Pirson”. 188

Д. Шмаринов. Наташа в Отрадном. Смешанная техника, 1983 г Копия. Бумага (ГMYTЯП).

D. Shmarinov. Natasha a Otradnoe. Tecnica mista, 1983. Copia su carta (SMETYP).

Юная жена Толстого с большим энтузиазмом включилась в работу по переписыванию текстов «Войны и мира», была этим горда и счастлива: «Как хорошо всё, что ты мне оставил списывать. Как мне нравится вся княжна Марья! Так ее и видишь. … сцена отъезда князя Андрея очень хороша, и с образом княжны Марьи, отлично! Мне было такое удовольствие это списывать», – писала она мужу в самый разгар работы над эпопеей (83, 71). Толстой и софья Андреевна проживут вместе долгую, наполненную радостями и горестями сложную жизнь. за пять месяцев до смерти Толстой писал жене: «Мое отношение к тебе и моя оценка тебя такие: как я смолоду любил тебя, так я, не переставая, несмотря на разные причины охлаждения, любил и люблю тебя» (84, 399). Вместе с софьей Андреевной в жизнь Толстого входят и ее родственники, родители, братья, сестры, но особенно его свояченица Татьяна Берс, послужившая прототипом Наташи Ростовой; в письме к первому иллюстратору «Войны и мира» М. с. Башилову Толстой советовал: «В поцелуе – нельзя ли Наташе придать тип Танички Берс?.. Но я уверен, что вы, как художник, посмотрев Танин дагерротип 12-ти лет, потом ее карточку в белой рубашке 16-ти лет и потом ее большой портрет прошлого года, не упустите воспользоваться этим типом и его переходами, особенно близко подходящими к моему типу» (61, 152-153). Она влюбила в себя все «население» ясной Поляны и, прежде всего, брата Льва Николаевича, графа сергея Николаевича Толстого. Потом, когда подрастут дети, они так же будут обожать свою тетушку Таню, особенно дочь Толстого, ее тезка Татьяна. с годами дочери писатели, Татьяна, Мария, Александра, стали заменять софью Андреевну в работе по переписке рукописей отца, в ответах на многочисленные письма. с дочерьми Толстой был чрезвычайно дружен, трепетно любил их, переживал и волновался за их судьбы.

La giovane moglie con grande entusiasmo partecipa al lavoro di ricopiatura del manoscritto di Guerra e pace , ne era fiera e felice: “Che bello tutto quello che mi hai dato da ricopiare! Come mi piace la principessina Mar’ja! Sembra che tu la veda… La scena della partenza del principe Andrej è molto bella, con il dono dell’immagine sacra da parte della principessina, magnifica! Mi è piaciuto immensamente ricopiarla” scrive al marito nel pieno del lavoro sull’epopea (83, 71). Tolstoj e Sof’ja Andreevna vissero insieme una lunga, complessa vita, piena di gioie e dolori. Cinque mesi prima della morte Tolstoj scrive alla moglie: “Ecco qual è il mio rapporto con te: come ti ho amato quando ero giovane, così ti amo ora, non ho mai smesso di amarti, nonostante le varie ragioni di raffreddamento tra di noi ” (84, 399). Insieme a Sof’ja Andreevna, entrano nella vita di Tolstoj genitori, fratelli, sorelle, parenti di lei, ma soprattutto Tat’jana Bers, la cognata, prototipo di Natasa Rostova; in una lettera al primo illustratore di Guerra e pace, M.S.Bašilov, Tolstoj scrive: “Nella scena del bacio, potrebbe dare a Nataša la fisionomia di Tat’jana Bers?. Sono sicuro che a voi, come artista, guardando il dagherrotipo di Tat’jana a 12 anni, poi la sua fotografia in camicia bianca a 16 anni e il suo grande ritratto dell’anno scorso, non sfuggirà la somiglianza di lei con il mio personaggio” (61, 152-153). Tat’jana fa innamorare di lei tutta la “grande famiglia” di jasnaja Poljana e soprattutto il fratello di Lev Nikolaevič, il conte Sergej Nikolaevič. Poi i nipoti, una volta cresciuti, adorano la zietta Tanja, soprattutto la nipote che porta lo stesso nome, Tat’jana. Con gli anni le figlie Tat’jana, Marija, Aleksandra sostituiscono Sof’ja Andreevna nel lavoro di ricopiatura dei manoscritti del padre, di risposta alle innumerevoli lettere. Tolstoj ebbe sempre un rapporto estremamente affettuoso con le figlie, le amò teneramente, si preoccupò costantemente del loro destino.

189

В. Г. Чертков. Л. Н. Толстой на прогулке. Фотография. Ясная Поляна, 1908 г. «Этот мир не шутка, не юдоль испытания и перехода в мир лучший, вечный, а это тот мир, тот, в котором мы сейчас живем, это один из вечных миров, который прекрасен, радостен и который мы не только можем, но должны нашими усилиями сделать прекраснее и радостнее для живущих с нами и для всех, которые после нас будут жить в нем”. Л. Н. Толстой

Толстой не раз переживал состояние творческого кризиса, из которого он обычно выходил еще более обновленным, как это было в начале 1860-х годов, когда кризис разрешился созданием «Поликушки» и возвращением к работе над повестью «Казаки». завершение работы над романом «Анна Каренина» в конце 1870-х годов ознаменовалось не просто кризисом, а переходом к новому образу жизни, к новому миропониманию, новому осмыслению всех институтов государственной структуры, включая церковь, новому осмыслению художественного творчества, разрывом с «привычными взглядами» своей среды, созданием своего собственного вероучения. Для Толстого, как и для героя «Анны Карениной» Константинам Левина, понятия «Бог» и «добро» были абсолютно тождественны, для него вера в добро, «делание добра» является «единственным назначением человека» (19, 381). Доверие Толстого к церковному учению, к таинствам и обрядам было подорвано еще в юности, когда в пятнадцатилетнем возрасте он начинает носить вместо креста медальон с портретом Руссо. На формирование мировоззрения писателя определенное влияние оказывали и Руссо, и Монтескье, и Монтень, и шопенгауэр, и другие мыслители, но главным источником, несомненно, являлась русская действительность. Он обращается к жизни простого русского народа, простого крестьянства, и в их жизни, в их вере находит истину.

ДуХОВНый КРизис LA CRISI SPIRITUALE

V.G. Chertkov, Tolstoj durante una passeggiata. Jasnaja Poljana. Fotografia, 1908. “Questo mondo non uno scherzo, né un terreno di prova e di passaggio verso un mondo migliore, eterno, ma questo mondo, in cui noi adesso viviamo, è uno di quie mondi eterni, meravigliosi e felici, che noi non solo possiamo, ma dobbiamo con tutte le nostre forze rendere più bello e più felice per quelli che vivono con noi e per tutti quelli che vivranno dopo di noi.” L.N. Tolstoj

Tolstoj ebbe spesso crisi creative, da cui di solito usciva rinnovato, come avvenne all’inizio degli anni ’60, quando la crisi si risolse con la stesura di Polikuška e con la ripresa del lavoro su I cosacchi. La conclusione del lavoro su Anna Karenina alla fine degli anni ’70 fu segnata non solo da una crisi ma dal passaggio a un nuovo sistema di vita, a una nuova visione del mondo, a una nuova considerazione delle istituzioni dello Stato, inclusa la Chiesa, a una nuova riflessione sul lavoro letterario, a una presa di distanza dal proprio ambiente, alla creazione di una propria dottrina religiosa. Per Tolstoj, come per il protagonista di Anna Karenina, Konstantin Levin, l’idea di dio e del bene coincidono perfettamente, per lui la fede e il bene, “il fare il bene” sono “l’unico fine dell’uomo” (19, 381). La fede di Tolstoj nella dottrina e nei riti della Chiesa si era già interrotta nella giovinezza, quando, a quindici anni, al posto della croce, cominciò a portare al collo il ritratto di Rousseau. Nella formazione intellettuale dello scrittore ebbero una particolare influenza Rousseau, Montesquieu, Montaigne, Schopenhauer ed altri pensatori, ma la fonte principale resta la realtà russa. Lo scrittore osserva la vita del popolo, del contadino e nella loro vita, nella loro fede trova la verità.

191

В «исповеди», рассказывая о случившемся с ним «перевороте», Толстой пишет: «я отрекся от жизни нашего круга, признав, что это не есть жизнь, а только подобие жизни, что условия избытка, в которых мы живем, лишают нас возможности понимать жизнь, и что для того, чтобы понять жизнь, я должен понять жизнь не исключений, не нас …, а жизнь простого трудового народа, того, который делает жизнь, и тот смысл, который он придает ей» (23, 47). На некоторое время художественное творчество перестает доминировать. Он пишет публицистические, философские, религиозные трактаты: «В чем моя вера?», «что такое религия и в чем ее сущность?», «Царство Божие внутри вас», «Так что же нам делать?», он выпускает манифест о новом восприятии искусства. Он посещает монастыри, встречается с монахами и священниками, его интересуют сектанты, представители самых разных религиозных течений в мире, но не на все вопросы он получает ответы… В конце 1879 года он работает над статьями «Церковь и государство», «что можно и чего нельзя делать христианину». суть своих новых взглядов, которые явились естественным продолжением всех его предшествующих лет нравственного и творческого развития, сводилась к следующему: «1) я говорю, … что Бог есть то, что одно есть, непостижимое благо, начало всего; против меня говорят, что я отрицаю Бога. 2) я говорю, что не надо насилием противиться насилию, против меня говорят, что я говорю, что не надо бороться со злом. 3) я говорю, что надо стремиться к целомудрию… Против меня говорят, что я отрицаю брак и проповедую прекращение рода человеческого. 4) я говорю, что искусство есть деятельность заражающая, и чем больше заразительно искусство, тем оно лучше» (53, 207-208).

Nella Confessione, parlando della sua “trasformazione”, Tolstoj scrive: “Ho troncato i rapporti con il nostro ambiente: la loro non è vita, ma apparenza di vita; il benessere in cui viviamo ci impedisce di capire la vita, io devo capire la vita non dei privilegiati, non di noi […] ma del popolo lavoratore, capire il senso che il popolo dà alla vita” (23, 47). Per un certo periodo la creazione letteraria cessa di essere al centro degli interessi di Tolstoj. Scrive trattati filosofici, religiosi: In che cosa consiste la mia fede?, Che cos’è la religione e qual è la sua essenza, Il regno di Dio in noi, Che cosa dobbiamo fare?, pubblica un manifesto in cui propone una nuova concezione dell’arte. Frequenta monasteri, incontra monaci, preti, settari, esponenti di varie confessioni religiose, ma non a tutte le domande riceve risposta… Alla fine del 1879 lavora a una serie di articoli, “La Chiesa e lo Stato”, “Che cosa può e non può fare un cristiano”. Ecco in che cosa consiste la sostanza delle sue nuove posizioni, che sono la naturale conseguenza dell’evoluzione etica e professionale degli anni precedenti: “1) Sostengo […] che dio è una cosa sola, il bene imperscrutabile, il principio di tutto; e contro di me dicono che io nego dio. 2) Sostengo che non bisogna rispondere con la violenza alla violenza; e contro di me dicono che sostengo che non bisogna lottare contro il male. 3) Sostengo che bisogna tendere alla castità […] ; e contro di me dicono che rinnego il matrimonio e predico l’estinzione del genere umano. 4) Sostengo che l’arte è contagiosa e tanto più contagia, tanto è migliore” (53, 207-208).

192

Толстой меняется внешне: на смену элегантным фракам и сюртукам приходит простая крестьянская блуза – так было гораздо удобнее в общении с простым народом, в работе на лугу, в поле. Тяжелый физический труд становится неотъемлемой составляющей жизни. В этом Толстому следуют его дочери, иногда старшие сыновья; сложнее приходилось его жене Софье Андреевне, матери многочисленных детей, хозяйке дома. В других обстоятельствах она, возможно, приняла бы «опрощение» своего мужа, но кто же тогда возьмет на себя бремя заботы о детях, о доме и многочисленных гостях, о самом Льве Николаевиче? Ответ пытались найти и Софья Андреевна, и сам Толстой… В. Г.Чертков. Л. Н. Толстой на прогулке. Фотография. Ясная Поляна, 1908 г.

V.G. Certkov. Una passeggiata di Lev Tolstoj. Foto. Jasnaja Poljana 1908.

Anche l’aspetto esteriore di Tolstoj cambia: al posto degli eleganti frak indossa una semplice camicia contadina, molto più comoda nel rapporto con la gente semplice, nel lavoro campestre. Il duro lavoro campestre diventa parte ineliminabile della sua vita. Lo seguono in questo le figlie, talora i figli maggiori, non la moglie, oberata da compiti famigliari e domestici. In altre situazioni avrebbe probabilmente condiviso la vita “semplice” del marito, ma chi avrebbe allora dovuto occuparsi dei bambini, della casa, degli innumerevoli ospiti, dello stesso Lev Nikolaevič? Una risposta a queste domande la cercarono sia Sof’ja Andreevna, sia lo stesso Tolstoj…

193

* В феврале 1889 года Толстой получил от швейцарского романиста и критика э. Рода книгу Le sens de la vie. В благодарственном письме в контексте книги он упоминает имя Дж. Леопарди: «что бы вы ни говорили или ни писали о Леопарди, молодом или старом, богатом или бедном, очень крепком или слабом телом, я убежден, что вы найдете, если уже не нашли, настоящий ответ на заглавие вашей книги» (64, 231).

В 1880-1900-е годы яснополянская библиотека значительно пополняется книгами религиозного, философского, педагогического направления. В эти годы сочинения Толстого широко переводят во многих странах мира, у него появляются почитатели, последователи в самых отдаленных уголках земли, они пишут Толстому, присылают книги, журналы*… Книжное собрание Волконских – Толстых растет на глазах. Д. П. Маковицкий, домашний врач писателя, сделал верное замечание о том, что библиотека Толстого составляется целым миром. В 1910 году личная библиотека писателя насчитывает 22 000 томов печатных единиц, половина из них – это книги и журналы на русском языке. В библиотеке – около 5 000 книг на иностранных языках, из них около 250 книг XvII-XvIII веков и несколько десятков книг первой трети XIX века. В «старой библиотеке», т. е. среди книг, принадлежавших деду, Н. с. Волконскому, родителям писателя, тетеньке Т. А. ергольской и, возможно, прадеду с. Ф. Волконскому, есть почти все те издания, которые являлись неотъемлемой чертой библиотеки любого просвещенного дворянина. сочинения французского поэта и переводчика Жака Делиля, немецкого географа Адама Гаспари, мемуары сен-симона, собрание сочинений ученого и писателя Жана Жака Бартелеми, произведения масона, богослова протестантской церкви Готтфрида Арнольда, сочинение Фомы Кемпийского «Подражание Христу», «история Цезарей» светония (в трех томах), произведения сэмуэля Ричардсона, Вольтера, Руссо, Поль де Кока, собрание сочинений Бюффона, Кювье, издания историка и экономиста Юма, историка Мишо, а также сочинения Адама смита, иммануила Канта, «Курс философии Кузена», — вот что по-прежнему, как много лет назад, можно увидеть на полках яснополянской библиотеки.

БиБЛиОТеКА LA BIBLIoTECA * Nel febbraio 1889 Tolstoj ricevette dal critico e romanziere svizzero E. Rod il volume Il senso della vita. Nella lettera di ringraziamento ricorda il nome di Leopardi: “Qualsiasi cosa diciate o scriviate di Leopardi, giovane o vecchio, ricco o povero, forte o debole, sono convinto che troverete, se non l’avete già trovata, la vera risposta al titolo del vostro libro”. (64, 231)

In questi anni la biblioteca di jasnaja Poljana si arricchisce notevolmente di opere di carattere religioso, filosofico, pedagogico. Negli anni 1880-1900 le opere di Tolstoj vengono tradotte in molte lingue, aumentano gli ammiratori e i seguaci nelle più diverse parti del mondo che gli scrivono, gli mandano libri, giornali*… La biblioteca originaria dei volkonskij e dei Tolstoj cresce a vista d’occhio. d.P. Makovitzkij, medico personale dello scrittore, ha giustamente osservato che la biblioteca di Tolstoj costituisce un intero universo. Nel 1910 la biblioteca contava 22.000 volumi, metà dei quali in russo, l’altra metà in altre lingue, dei quali circa 250 dei secoli XvII-XvIII e alcune decine del primo quarto del XIX. Nella “vecchia biblioteca”, ossia tra i libri appartenuti al nonno, N.S. volkonskij, ai genitori dello scrittore, alla zia T.A. Egrgol’skaja, e forse al bisnonno S.F.volkonskij esistono quasi tutti quei volumi che non potevano non esistere nella biblioteca di qualsiasi nobile colto. Le opere del poeta e traduttore jacques delille, del geografo tedesco Adam Gaspari, le memorie di Saint Simon, le opere dello scienziato e scrittore jean-jacques Barthélemy, del massone, teologo protestante Gottfried Arnold, L’imitazione di Cristo di Thomas de Kempis, la Storia dei Cesari di Svetonio (in tre volumi), le opere di Samuel Richardson, voltaire, Rousseau, Buffon, dello storico ed economista Hume, dello storico Michaux, di Adam Smith, Immanuel Kant, il Corso di filosofia di Cousin: ecco i principali volumi che si possono vedere ora come molti anni fa negli scaffali della biblioteca di jasnaja Poljana.

195

При Толстом яснополянская библиотека пополнилась изданиями Диккенса, Теккерея, Троллопа, Джорджа Элиота, Макалея, Дюма, По, Лонгфеллоу, некоторыми изданиями Расина, Корнеля, Лафонтена, Бернарда Шоу, Франса, Мопассана, «Малороссийскими сказками» М. П. Драгоманова, сочинениями И. К. Карпенко-Карого, а также такими раритетами-памятниками, как Четвероевангелие в древнегрузинском переводе по рукописям 913 и 995 годов, изданное Императорской Академией наук в 1909 году. Хотя преимущественное значение, безусловно, уделялось Толстым классической литературе, религии, истории и философии, в яснополянской библиотеке, среди книг можно найти сочинения по всем отраслям знаний. Часто независимо от воли владельца, в библиотеке собирались издания, которым мог позавидовать и библиофил. Так, кроме изданий на старославянском и русском языках, хранится в библиотеке Толстого около тридцати изданий Библии на древнегреческом, иврите, латинском, английском, немецком, французском, нидерландском, шведском, словацком языках. Многие книги выходили в литературных сериях, таких книг в библиотеке большое количество. Наиболее полно сохранившаяся серия, очень популярная в XIX веке, на которую Толстой, возможно, был подписан (хотя никаких подтверждений пока найти не удалось), – “Collection of British Authors” Bernhard Tauchnitz (около 220 томов). Издания переводов произведений Л. Н. Толстого на иностранные языки весьма многочисленны и находятся в нескольких шкафах, а также на полке в спальне писателя (издания на французском языке в переводе И. Гальперина-Каминского), на что обратил внимание немецкий биограф Л. Н. Толстого Р. Левенфельд: «Библиотека Толстого, тщательно приведенная в порядок графинею, которая вносит в каждую книгу название шкафа, отделов и нумер, заключает в себе множество русских классиков и в особенности французских историков, классиков великих культурных народов, большею частью в хороших изданиях, и множество переводных произведений Толстого на всех европейских языках»6. Интервью и беседы с Львом Толстым. М., 1986. С. 124.

Interviste e conversazioni con Lev Tolstoj, Mosca 1986, p.124.

Durante la vita di Tolstoj la biblioteca si arricchì di opere di Dickens, Tackeray, Trollope, George Eliot, Dumas, Poe, Longfellow, varie edizioni di Racine, Corneille, La Fontaine, Bernard Shaw, France, Maupassant. Sebbene Tolstoj raccogliesse principalmente opere di classici della letteratura, della religione, della storia e della filosofia, nella biblioteca di Jasnaja Poljana esistono opere di tutti i rami del sapere. Spesso, indipendentemente dalla volontà del proprietario, nella biblioteca vi sono autentiche rarità bibliografiche. Ci sono circa trenta edizioni della Bibbia in greco antico, ivrit, latino, inglese, tedesco, francese, olandese, svedese, slovacco, oltre che in antico slavo e in russo. Ci sono molte edizioni in serie: la più completa è la “Collection of British Authors” di Bernhard Tauchnitz (circa 220 volumi), a cui probabilmente Tolstoj era abbonato (sebbene dell’abbonamento non siano state trovate tracce). Moltissime sono le edizioni di opere di Tolstoj in altre lingue, che occupano interi scaffali della biblioteca e della camera da letto dello scrittore. Il biografo tedesco dello scrittore, R.Levenfeld, osserva: “La biblioteca di Tolstoj è stata accuratamente ordinata dalla contessa: ogni volume porta sul dorso il numero dello scaffale, del settore e un numero progressivo. Contiene un’enorme quantità di classici russi e di tutte le maggiori culture, di storici francesi, di solito in ottime edizioni, e molte traduzioni di opere di Tolstoj in tutte le lingue europee”6.

196

Сочинения Толстого выходили в сериях: “Celebrated Russian Novels” (эти книги приобретались на Большой Морской улице, в Петербурге, в английском магазине), “Later works of Tolstoy / Ed. by V. Tchertkoff & A. C. Fifield”, “The Novels of Leo Tolstoy”, «Поучительное чтение» (на словацком яз.), «Народные чтения в Соляном городке» (на англ. яз.), «Възраждане» (на болгарском яз.). Выходили не только отдельные издания, но и собрания сочинений (в библиотеке хранится собрание сочинений Л. Н. Толстого на французском языке, в 28 томах, в переводе Биенштока). Книги со следами чтения писателя составляют настоящую сокровищницу яснополянской библиотеки, только в иностранном отделе – их около 400 томов. Диапазон читательских интересов Толстого велик – от книг Ветхого и Нового Завета, Талмуда, античных философов, мудрецов Востока, представителей французского и английского Просвещения до современных ему писателей, которые только вступали в мир литературы. Толстовские маргиналии, разнообразные по характеру, свидетельствуют о многогранной деятельности Толстого-художника, педагога, историка, философа-проповедника, общественного деятеля. Коробка с карандашами. Австрия. 1904 – 1910 гг. Принадлежали Л. Н. Толстому. 6,0х7,3х1,5 см. Scatola di matite, appartenuta a L.N.Tolstoj. Austria. 1904-1910.

Le opere di Tolstoj sono state pubblicate nelle serie “Celebrated Russian Novels”, “Later works of Tolstoy” (Ed. by V. Tchertkoff & A.C. Fifield), “The Novels of Leo Tolstoy”; sono state tradotte in tedesco, slovacco, bulgaro. Venivano pubblicate non solo singole opere, ma raccolte (nella biblioteca c’è una raccolta di opere in francese in 28 volumi, tradotte da Bienstock). I libri con note di lettura dello scrittore sono un autentico tesoro della biblioteca: solo nel settore straniero sono circa 400. L’estensione delle letture di Tolstoj è enorme: dal Vecchio e Nuovo Testamento al Talmud, dai filosofi antichi ai saggi orientali, dai rappresentanti del Rinascimento francese e inglese agli scrittori a lui contemporanei. Le note a margine di Tolstoj, molto diverse per carattere, testimoniano dei suoi multiformi interessi in campo artistico, pedagogico, storico, filosofico, sociale.

Визитная карточка Л. Н. Толстого 6,7х11,0 см (ГMYTЯП) Biglietto da visita di L.N.Tolstoj cm 6,7x11. (SMETYP)

197

Бумага писчая Л. Н. Толстого 35,4х22,3 (ГMYTЯП). Carta da lettera di L.N.Tolstoj 35,4х22,3 (SMETYP).

Ручка с пером Л. Н. Толстого (ГMYTЯП) Penna con pennino di L.N.Tolstoj (SMETYP)

198

Книги и журналы – неотъемлемые атрибуты творческого процесса Толстого, источники его произведений. в рабочем кабинете, на письменном столе, до сих пор лежат те книги, с которыми Толстой работал в последние дни своего пребывания в Ясной Поляне. Кабинет мог менять свое расположение в яснополянском доме, но неизменным оставался порядок на письменном столе: рукописи, перо, карандаши, книги, журналы, фотографии близких… Толстой почти никогда не изменял заведенному распорядку дня, при котором творческой работе всегда уделялись утренние часы. Татьяна Андреевна Кузминская, свояченица Толстого, вспоминала о его работе над «войной и миром»: «Я как сейчас вижу его: с сосредоточенным выражением лица, поддерживая одной рукой свою больную руку, он ходил взад и вперед по комнате, диктуя мне. Не обращая на меня никакого внимания, он говорил вслух: – Нет, пóшло, не годится! Или просто говорил: – вычеркни. Тон его был повелительный, в голосе его слышалось нетерпение, и часто, диктуя, он до трех, четырех раз изменял то же самое место. Иногда диктовал тихо, плавно, как будто что-то заученное, но это бывало реже, и тогда выражение его лица становилось спокойное. Диктовал он тоже страшно порывисто и спеша. У меня бывало чувство, что я делаю что-то нескромное, что я делаюсь невольной свидетельницей внутреннего его мира, скрытого от меня и от всех. Мне припомнились слова его, написанные в одной из его педагогических статей по поводу совместного сочинения учеников школы Ясной Поляны. он пишет о себе: «Мне казалось, что я подсмотрел то, что никто никогда не имел права видеть: зарождение таинственного цветка поэзии»» (83, 74-75).

ТворчесТво La Scrittura

i libri e le riviste sono insostituibili elementi della sua attività di scrittore, fonti delle sue opere. Nella sua stanza di lavoro, sulla sua scrivania ancor oggi sono disposti i libri con cui lavorò negli ultimi giorni della sua permanenza a Jasnaja Poljana. La stanza di lavoro poteva cambiare nella casa, ma immutabile restava l’ordine sulla scrivania: manoscritti, penna, matita, libri, riviste, fotografie dei suoi cari… tolstoj non cambiava quasi mai l’ordine della Перочистка (ГMYTЯП). giornata, in cui il lavoro alla scrivania occupava le ore del mattino. tat’jana andreevna KuzNettapenne minskaja, cognata di tolstoj, ricorda il suo lavoro su Guerra e pace: (SMETYP). “Lo vedo come fosse ora: con un’espressione concentrata del volto, sorreggeva la mano malata con l’altra mano, andava avanti e indietro per la camera, dettandomi. Non prestava alcuna attenzione a me, diceva ad alta voce: No, male, non va!’ O semplicemente diceva: ‘cancella’. il suo tono era imperativo, nella sua voce si sentiva l’impazienza, spesso, dettando, cambiava tre o quattro volte lo stesso brano. Qualche volta dettava piano, con regolarità, come se avesse imparato a memoria, ma capitava di rado, e allora l’espressione del suo volto era tranquilla. Ma qualche volta capitava che dettasse con impeto, in fretta. avevo la sensazione di fare qualcosa di indiscreto, di essere l’involontario testimone del suo mondo interiore, nascosto a me e a tutti. Mi venivano in mente le parole da lui scritte in un articolo pedagogico a proposito di una composizione collettiva degli allievi della scuola di Jasnaja Poljana. Scrive di sé: ‘Mi sembrava di guardare ciò che nessuno ha il diritto di guardare: la nascita del misterioso fiore della poesia’ ” (83, 74-75).

199

старший сын писателя, сергей Львович Толстой так описывал рабочие часы отца периода написания «Анны Карениной»: «Когда он занимался, к нему никто не смел входить, даже моя мать: ему нужна была полная тишина и уверенность, что никто не прервет его занятий. Когда его кабинет находился в комнате с большим итальянским окном, обе двери – из залы и из гостиной – запирались. Даже в соседнюю комнату можно было входить тихо и осторожно. В зале тогда играть на фортепьяно нельзя было, так как отец говорил, что он не может не слушать музыку, хотя бы еле слышную»7. секретарь писателя В. Ф. Булгаков вспоминал о манере работы Толстого в 1910 году: 7 Толстой с. Л. Очерки былого. «Творческая продуктивность Льва Николаевича за последний год его жизни была очень Тула, 1975. с. 91-92 велика. и это тем более поразительно, что писательская работа вообще давалась ему нелегко. Толстой подолгу и упорно работал над текстом своих произведений, внося в написанное все новые и новые поправки, дополнения и сокращения. – Только тогда можно сдавать рукопись в печать, – говаривал он, – когда чувствуешь, что вложил в нее все, что было в твоих силах! известно, что, работая над тем или иным из своих художественных произведений, Толстой производил огромную подготовительную работу, изучая все относящиеся сюда 8 Булгаков В. Ф. Лев Толстой, материалы. Так, работая над «Войной и миром», он изучил всю русскую и французскую его друзья и близкие. Тула, литературу по истории Наполеона и войны 1812-го года»8. 1970. с. 52 В двадцать пять лет в записной книжке Толстого появляется запись: «Никакие гениальные прибавления не могут улучшить сочинения так много, как могут улучшить его вымарки» (46, 285).

Il figlio maggiore dello scrittore, Sergej L’vovič, così descrive le ore di lavoro del padre durante la stesura di Anna Karenina: “Quando scriveva, nessuno osava avvicinarsi, neppure mia madre: gli era necessaria la più assoluta tranquillità e la certezza che nessuno avrebbe interrotto il suo lavoro. Quando la sua stanza di lavoro si trovava nella camera con la grande finestra all’italiana, tutte e due le porte, verso la sala e verso il soggiorno, venivano chiuse a chiave. Anche nelle stanze adiacenti si poteva entrare con cautela, silenziosamente. Non si poteva suonare il pianoforte, dato che mio padre diceva che ‘non poteva non sentire la musica, anche se suonata in modo quasi impercettibile’”7. v.F.Bulgakov, segretario dello scrittore, così ricorda il sistema di lavoro dello scrittore 7 S.L. Tolstoj, Note del passato, nel 1910: Tula 1975, pp. 91-92. “La produttività di Lev Tolstoj nell’ultimo anno di vita era enorme. Ed era tanto più stupefacente in quanto faceva una grande fatica a scrivere. Lavorava a lungo e assiduamente sul testo delle sue opere, apportando sempre nuove correzioni, aggiunte o cancellazioni. ‘Puoi dare alle stampe un manoscritto – diceva - solo quando senti che ci hai messo tutto quello che era nelle tue forze!’ È noto che il lavoro di preparazione di ogni opera era enorme, Tolstoj ne studiava tutti i 8 v.F. Bulgakov, Lev Tolstoj, materiali connessi. Così, preparando Guerra e pace, lesse tutta la letteratura russa e francese suoi amici e i suoi famigliari, sulla storia di Napoleone e sulla guerra del 1812”8. Tula 1970, p. 52. A venticinque anni Tolstoj scrive questa nota nel suo taccuino: “Nessuna geniale aggiunta può migliorare un’opera quanto la può migliorare un taglio” (46, 285).

200

этому принципу он не изменял всю свою творческую жизнь, относился с величайшей требовательностью и ответственностью к каждому своему слову. В 1870-е годы в ясной Поляне Толстой напряженно, сосредоточенно, иногда с длительными паузами работал над романом «Анна Каренина». с. А. Толстая в дневнике 24 февраля 1870 года отмечала, что Льву Николаевичу представился тип женщины замужней из высшего общества, но потерявшей себя, и его задача сделать эту женщину только жалкой и невиноватой, и как только ему представился тип, так все другие лица романа нашли свое место и сгруппировались вокруг главной героини. Таков был первоначальный замысел романа. «Анна Каренина» является «единственным в мировой литературе XIX века произведением, соединившим в себе столь, казалось бы, несоединимые вещи, как внутренняя история, страсти и злободневные вопросы общественной жизни, помещичьего хозяйства, науки, философии, искусства»9. В период работы над романом художник и. Н. Крамской в ясной Поляне писал 9 эйхенбаум Б. М. Работы о портрет Толстого для галереи П. М. Третьякова в Москве. Во время сеансов между Льве Толстом. сПб., 2009. двумя художниками шли разговоры об искусстве, что в определенной степени с. 641 «отразилось» в романе, в «итальянских» главах, в образе художника Михайлова. В 1878 году, уже написав «Анну Каренину», Толстой в письме к Н. Н. страхову заметит: «Все как будто готово для того, чтобы писать – исполнять свою земную обязанность, а недостает толчка веры в себя, в важность дела, недостает энергии заблуждения, земной стихийной энергии, которую выдумать нельзя» (62, 410-411). Таким образом, творчество для Толстого не поддается никаким формулировкам и объяснениям, это – процесс «стихийный», за пределами рациональных трактовок, творчество, по Толстому, есть «энергия заблуждения».

Tenne fede a questo principio per tutta la sua vita, era estremamente esigente verso ogni parola. Negli anni ’70 lavorò con grande tensione e concentrazione, anche se talora con lunghe pause, al romanzo Anna Karenina. S.A.Tolstaja in una nota del diario del 24 febbraio 1870 scrisse che a Lev Nikolaevič era venuto in mente un personaggio di donna dell’alta società, che si perde; voleva rappresentarla infelice e non colpevole; appena gli si presentò il personaggio, tutti gli altri personaggi del romanzo trovarono la loro collocazione e si raggrupparono intorno alla protagonista. Questo era il progetto iniziale di Anna Karenina, che è “l’unica opera nella letteratura mondiale del XIX secolo che riunisca in sé elementi apparentemente incompatibili, la storia interiore dei personaggi, passioni e vita quotidiana, problemi sociali, filosofici, scientifici, artistici”9. Nel periodo di lavoro sul romanzo il pittore I.N.Kramskoj eseguì un ritratto di Lev Niko 9 laevič per la galleria Tret’jakov di Mosca. durante le sedute, i due artisti si scambiarono B.M. Ejchenbaum, Lavori su Lev Tolstoj, idee sull’arte, che entro certi limiti si riflettono nel romanzo, nei capitoli “italiani”, nel perSan Pietroburgo 2009, p.641. sonaggio del pittore Michajlov. Nel 1878, quando aveva già concluso il lavoro su Anna Karenina, Tolstoj, in una lettera a Strachov osserva: “Sembrerebbe tutto pronto per l’atto della scrittura – ossia per condurre a termine la propria missione terrena, manca solo la spinta della fiducia in se stessi, nell’importanza dell’impresa, manca l’energia dell’errore, l’energia elementare terrestre che non può essere inventata” (62, 410-411). In questo modo, la creazione per Tolstoj non può essere rinchiusa in nessuna formula, non può essere spiegata, è un processo “elementare”, al di là di ogni processo razionale: la creazione, per Tolstoj è “energia dell’errore”.

201

если в «Анне Карениной» Толстой любил «мысль семейную», то в «Войне и мире» – «мысль народную», и положению о решающей роли народа как движущей силе истории он придает огромное значение, утверждает величие «рядовой» личности, солдата, крестьянина, которые буднично, незаметно творят историю. Он по-новому видит таких исторических деятелей, как Наполеон, и в своей оценке руководствуется нравственным принципом, что нет величия там, где нет простоты, добра и правды. изображение Наполеона в «Войне и мире» вызвало самую резкую критику, но Толстой в своем произведении вполне убедителен и подходит к трактовке образа гениального полководца «без религиозного ужаса». Почти через два десятилетия после написания «Войны и мира», в 1880-е годы, Толстой будет с восторгом читать “Representative Men» американского поэта и философа Р. у. эмерсона. Внимание Толстого особенно привлекло эссе о Наполеоне, «человеке мира сего». «читал эмерсона Наполеона – представитель жадного буржуа – эгоиста – прекрасно», – записывает он свое впечатление от прочитанного 30 июня 1884 года (49, 108). В эссе «Наполеон, или человек житейских успехов» эмерсон изображает Наполеона как представителя средних классов современного общества, представителя той толпы, «которая наполняет рынки, магазины, конторы, фабрики и корабли всего мира и которая стремится только к тому, чтобы разбогатеть». Для эмерсона, как и для Толстого, в отличие, к примеру, от Карлейля, Наполеон – человек, совершенно свободный от какого бы то ни было сердечного порыва, лишенный обычных свойств порядочности и честности. исТОРия LA SToRIA Se al centro di Anna Karenina Tolstoj ha posto il “pensiero familiare”, in Guerra e pace sceglie quello “popolare”: dà un’enorme importanza al ruolo fondamentale del popolo come forza che guida la storia, sostiene la grandezza del personaggio “comune”, del soldato, del contadino, che quotidianamente, inavvertitamente determinano la storia. Guarda con Наполеон Буонапарте occhio nuovo personaggi storici come Napoleone, ed è guidato nella sua valutazione da Napoleone Bonaparte un principio etico, ossia che non c’è grandezza là dove non c’è semplicità, bontà e verità. La rappresentazione di Napoleone in Guerra e pace suscitò violente reazioni, ma Tolstoj nella sua opera è pienamente convincente, rappresenta il geniale condottiero “privo di terrore religioso”. Quasi due decenni dopo la stesura di Guerra e pace, negli anni ’80, Tolstoj leggerà con entusiasmo Representative Men del poeta e filosofo americano R.W.Emerson. Tolstoj fu soprattutto attirato dal saggio su Napoleone, “uomo di questo mondo”. Ecco le sue impressioni in una nota del 30 giugno 1884: “Emerson ha visto Napoleone come un rappresentante della borghesia avida, un egoista: magnifico” (49, 108). Nel saggio Napoleone, o l’Uomo dei successi esistenziali Emerson descrive Napoleone come rappresentante delle classi medie, di quella folla che “riempie mercati, negozi, uffici, fabbriche e navi di tutto il mondo e che ha un unico scopo, arricchirsi”. Per Emerson, come per Tolstoj, a differenza di Carlyle, Napoleone è un uomo del tutto privo di qualsiasi slancio affettivo, privo delle più elementari qualità di onestà e correttezza.

202

Толстой очень верно и тонко увидел духовную односторонность и ограниченность Наполеона. По Толстому, «не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того, чтобы он мог понимать их значение» (11, 260). Д. Доу. Толстой уверенно доказывает в «Войне и мире», что исторический герой действует Портрет М. И. Кутузова. Победа при Бородине. 1829 г. не по собственной воле и разуму, его деятельность является «суммой людских Санкт Петербург, произволов» и обусловлена всем ходом исторического и общественного развития. По Государственный Музей Эрмитаж Толстому, историческая стихия властвует над личностью государственного деятеля, как властвуют над Наполеоном исторические обстоятельства. Толстой, безусловно, убежден, что историческая личность, отдельный индивидуум, несмотря ни на какие выдающиеся качества, не может ускорить или замедлить развитие событий. Он видел в народе решающую силу истории и призывал историческую науку принимать это во внимание. Но при всей исторической обусловленности деятельности Наполеона Толстой не снимает с него моральной ответственности за свершенное.

Tolstoj con grande acutezza ha sottolineato l’unilateralità e la limitatezza di Napoleone. Secondo lui, “non poteva capire né il bene, né la bellezza, né la verità né il senso delle sue azioni, troppo antitetiche al bene e alla verità, troppo lontane da tutto ciò che è umano, perché potesse capirne il senso” (11, 260). Tolstoj con grande sicurezza dimostra in Guerra e pace che l’eroe storico agisce non per G. Dawe, Michail Illarionovicˇ Kutuzov propria volontà e secondo la propria ragione, le sue azioni sono “una summa di arbitri vittorioso a Borodino, 1829. San Pietroburgo, umani”, sono condizionate dallo sviluppo storico e sociale. Tolstoj ritiene che la storia soMuseo statale dell’Hermitage vrasta la personalità dei governanti, come le situazioni storiche sovrastano Napoleone. Tolstoj è senz’altro convinto che la personalità storica, il singolo individuo, qualsiasi siano le sue qualità, non può né accelerare né rallentare il corso degli avvenimenti. vede nel popolo la forza capace di determinare la storia e spinge la scienza storica a prendere in considerazione questa sua posizione. Ma nonostante tutti i condizionamenti storici che determinano le azioni di Napoleone, Tolstoj non gli toglie la responsabilità morale di tali azioni.

203

«Война и мир», «Анна Каренина», «Казаки», «Хаджи-Мурат», «Три смерти», – все художественные произведения, письма, дневники и записные книжки Толстого пронизаны любовью к природе. Он всегда получал огромное наслаждение от общения с природой. Гармония с природой, естественная жизнь на природе для Толстого являются залогом счастья. с. Л. Толстой вспоминал: «Огромный казенный лес засека, с его просеками, малоезжими дорогами, чащами и оврагами, привлекал его своей дикостью, безлюдием, первобытностью и роскошью растительности. Туда он удалялся от повседневной суеты, там он созерцал природу, почти не тронутую человеком, там он мыслил. Он особенно любил выбирать малозаметные тропинки, не зная, куда они 10 Толстой с. Л. Очерки былого. приведут, и бывать в таких частях засеки, где он раньше не бывал»10. В. Ф. Булгаков с. 92 описывал общение Толстого с природой: «При всей отзывчивости к явлениям и жизни природы, Толстой только в крайних случаях принуждал себя отказаться от верховой прогулки после завтрака. если шел дождь, Лев Николаевич надевал непромокаемое пальто, но все-таки ехал; если была гололедица, он ехал шагом, осторожно, но ехал; то же самое – во время легкого недомогания; он мог ехать тихо, мог поехать недалеко, но 11 Булгаков В. Ф. Лев Толстой, его друзья и близкие. с. 55 совсем отказаться от поездки ему было трудно. … удивительная простота соединялась у него с великой исключительной любовью к природе»11. сам Толстой писал А. А. Фету: «Друг – хорошо; но он умрет, он уйдет как-нибудь, не поспеешь как-нибудь за ним; а природа, на которой женился посредством купчей крепости, или от которой родился по наследству, еще лучше. своя собственная природа. и холодная она, и не разговорчивая, и важная, и требовательная, да зато уж это такой друг, которого не потеряешь до смерти, а и умрешь, все в нее же уйдешь» (60, 388). чеЛОВеК и ПРиРОДА L’ U o M o E L A N AT U R A Guerra e pace, Anna Karenina, I cosacchi, Chadzi-Murat, Tre Morti, tutte le opere narrative, le lettere, i diari, i quaderni di appunti di Tolstoj sono pervasi dall’amore per la naLa tomba di Lev Tolstoj tura. Tolstoj ha sempre amato la natura. L’armonia con la natura, la vita in sintonia con la nel bosco di Jasnaja Poljana. natura sono per lui garanzia di felicità. S.L. Tolstoj ricorda: “Il grande bosco demaniale di zaseka con i suoi viottoli, i suoi sentieri impraticabili, i suoi punti impenetrabili, i suoi burroni lo attirava con la sua natura selvaggia, primitiva, lussureggiante. Là si ritirava dalle preoccupazioni quotidiane, ammirava la natura, non toccata dall’uomo, là meditava. Sce10 S.L. Tolstoj, op.cit., p. 92. glieva sentieri sconosciuti, senza sapere dove conducevano: gli piaceva andare in luoghi del bosco dove non era mai stato”10. v.F.Bulgakov così descrive il rapporto di Tolstoj con la natura: “Con tutta la sua attenzione ai fenomeni della natura, Tolstoj solo in casi estremi rinunciava ad una passeggiata a cavallo dopo la prima colazione. Se pioveva, Lev Nkolaevič indossava un paltò impermeabile, ma non rinunciava; se c’era ghiaccio, andava a piedi, ma non rinunciava; lo stesso se non si sentiva tanto bene; camminava piano, non si allon11 tanava troppo da casa, ma non rinunciava alla sua passeggiata. Una straordinaria semplicità v.F. Bulgakov, op.cit, p. 55. si univa in lui a un amore esclusivo per la natura”11. Lo stesso Tolstoj scrisse a Fet: “Un amico è una buona cosa; ma un giorno o l’altro muore o se ne va da qualche parte, e tu non gli vai dietro; mentre la natura, con cui ti sei sposato per via di un contratto d’acquisto o da cui sei partorito per il diritto dell’eredità, è ancora meglio. Ti appartiene. È fredda, silenziosa, altezzosa, esigente, ma è un amico che non perdi fino alla morte, e morendo, ritorni a lei” (60, 388). Могила Л.Н. Толстого в лесу Ясной Поляны.

205

Гусев Н. Н. Л. Н. Толстой. Материалы к биографии с 1870 по 1881 год. М., 1963. с. 18

Любовь к природе естественным образом связана у Толстого с любовью к физическому труду. с. А. Толстая в апреле 1870 года отмечала в одном из писем: «Левочка целые дни с лопатами чистит сад, выдергивая крапиву и репейник, устраивает клумбы»12. сам Лев Николаевич летом того же года писал одному из своих

корреспондентов, что он вот уже шестой день косит траву с мужиками по целым дням и испытывает не удовольствие, но счастье, которое при этом никогда испытывал. В ясной Поляне он пахал, сеял, косил, в Москве ходил за Москву-реку пилить и колоть дрова, возил воду. Толстой гениально предвидел оборотную сторону цивилизации и призывал вернуться к природе, к земле. Он восклицал: «Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных? Все недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой – этим непосредственнейшим выражением красоты и добра» (3, 29). Он прекрасно понимал, чем обернется исход крестьян в города, их отрыв от естественных условий жизни, от природы; с большим интересом и пониманием он читал книгу современного американского писателя э. синклера «Джунгли» о скопищах дешевой рабочей силы, иммигрантов, бывших крестьян, в городах, этих «джунглях» цивилизации. Москаленко А. Л. Терраса дома Л. Н. Толстого. 1983 г. Оргалит, масло. 42х33,5 (ГMYTЯП) A.L Moskalenko. Terrazza della casa di L.N.Tolstoj, 1983. Orgalite, olio. 42x33,5 (SMETYP).

L’amore per la natura è legato in modo istintivo con l’amore per il lavoro fisico. S.A.Tolstaja nell’aprile 1870 osserva in una lettera: “Levočka per interi giorni pulisce il giardino con la vanga, strappa le ortiche e la bardana, prepara delle aiuole”12. Lo stesso Lev Nikolaevič nell’estate dello stesso anno scrive a uno dei suoi corrispondenti che da cinque gironi falcia erba con i contadini, prova non soddisfazione, ma una felicità che non aveva mai provato fino allora. A jasnaja Poljana ara, semina, falcia, a Mosca va al fiume a segare e spaccare legna, trasportare acqua. Tolstoj previde in modo geniale il rovescio della civilizzazione e invitò a tornare alla natura, alla terra. Esclamò: “Possibile che non ci sia abbastanza posto per gli uomini su questa magnifica terra, sotto questo immenso cielo stellato? Possibile che in mezzo a questa natura affascinante possa ancora esistere nell’uomo la cattiveria, la vendetta, l’istinto di distruzione dei propri simili? Tutta la cattiveria nel cuore dell’uomo dovrebbe scomparire a contatto con la natura, che è la più immediata espressione di bellezza e bontà” (3, 29). Capì perfettamente a che cosa porta il trasferimento del contadino in città, il suo distacco dalle condizioni di vita naturali, dalla natura; con grande interesse e comprensione lesse il volume dello scrittore americano contemporaneo U. Sinclair Giungla, sugli agglomerati di immigrati, ex-contadini, nelle città, vera “giungla” della civilizzazione.

N.N. Gusev, L.N.Tolstoj. Materiali per una biografia dal 1870 al 1881, Mosca 1963, p.18.

206

В марте 1855 года, во время Крымской кампании, Толстой записал в дневнике: «Мысль эта – основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле. Привести эту мысль в исполнение я понимаю, что могут только поколения, сознательно работающие к этой цели. … Действовать сознательно к соединению людей с религией, вот основание мысли, которая, надеюсь, увлечет меня» (47, 37). Почти через четверть века он подвергнет критическому разбору основы церковной догматики и изложит те места из всех четырех евангелий, которые в его представлении имели ясное и поучительное значение. Толстой так описывал свою работу: «О том, почему я прежде не понимал учение Христа, и как и почему я понял его, я написал два сочинения: «Критику Догматического богословия» и новый перевод и соединение четырех евангелий с объяснениями. В сочинениях этих я методически, шаг за шагом … и стих за стихом вновь перевожу, сличаю и соединяю четыре евангелия» (24, 979). Метафизическое содержание христианства Толстой сводил к его этическому содержанию, а все мистическое пытался подчинить рационалистическому толкованию. Особой критике он подвергает церковное христианство. Толстой отнюдь не был первым в своем стремлении соединить всё содержание четырех евангелий в один текст. Он знал о попытках своих предшественников, Рейса, Фаррара, Гречулевича. Но подход предшественников Толстого к переводу евангелий был историко-филологическим, тогда как Толстой пытался интерпретировать канонические евангелия в свете своих религиозных взглядов. с филологической точки зрения перевод Толстым четырех евангелий не следует воспринимать буквально, у него были другие задачи. Филолог и. М. ивакин, помогавший Толстому в переводе, отзывался о его работе: «Положительная сторона его понимания 13 Русский вестник. 1901. 2. с. 467 христианства несомненна; но в отрицательной есть много слабых мест и преувеличений»13. зНАчеНие еВАНГеЛий S I G N I F I C AT o d E I vA N G E L I Nel marzo 1855, durante la guerra di Crimea, Tolstoj scrive nel diario: “Pensiero – fondazione di una nuova religione, che corrisponda allo sviluppo dell’umanità, una religione del Cristo, ma mondata dalla fede e dal mistero, una religione pratica, che promette una felicità non nel futuro, ma sulla terra. Potranno realizzare questo pensiero, lo capisco, solo le generazioni che coscientemente lavoreranno a questo scopo […] Agire coscientemente per l’unione dell’umanità con la religione, ecco la base del pensiero che spero mi trascini” (47,37). Quasi dopo un quarto di secolo egli sottopone ad una analisi critica le basi dogmatiche della religione ed espone quei passi dei quattro vangeli che secondo lui avevano un significato chiaro ed edificante. Così Tolstoj descrive il suo lavoro: “Ho scritto due opere”, “Critica della teologia dogmatica” e una nuova traduzione e collazione dei quattro vangeli con commento, in cui spiego perché prima non capivo l’insegnamento di Cristo e come e perché l’ho capito. In queste opere, passo dopo passo, frase dopo frase, metodicamente traduco di nuovo, confronto e collaziono i quattro vangeli” (24, 979). Tolstoj traduce il contenuto metafisico del cristianesimo nel suo contenuto etico, e sottopone tutto il lato mistico ad una revisione razionalistica. Sottopone a una critica particolare il cristianesimo della Chiesa. Tolstoj non è il primo a cercare di riunire il contenuto dei quattro vangeli in un unico testo. Conosce i tentativi dei suoi predecessori, Reiss, Farrar, Grečulevič. Ma l’approccio dei predecessori di Tolstoj alla traduzione dei vangeli era storico-filologico, mentre Tolstoj tenta di interpretare i vangeli canonici alla luce delle proprie convinzioni religiose. da un punto di vista filologico, la traduzione di Tolstoj non va presa alla lettera, lo scrittore ha altri scopi. Il filologo I.M. Ivakin, che aiutò Tolstoj nella traduzione, così descrive il suo lavoro: “Il lato positivo della sua interpretazione del cristianesimo è indiscutibile; ma 13 ‘L’informatore russo’, 1901, 2, p. 467. nel lato negativo ci sono molti punti deboli ed esagerazioni”13.

209

Толстой не считал Христа Богом, но искренне верил этическому учению Христа, которое он воспринял всем сердцем, особо выделив пять заповедей. Для него Христос – это учитель, проповедник нравственных ценностей, необходимых для достижения Царства Божия на земле. Толстой писал: «учение Христа, как и всякое религиозное учение, заключает в себе две стороны: 1) учение о жизни людей – о том, как надо жить каждому отдельно и всем вместе – этическое, и 2) объяснение, почему людям надо жить именно так, а не иначе – метафизическое учение. Одно есть следствие и вместе причина другого» (23, 437). Он полагал, что главной задачей человека является следование божественным заповедям, ибо только так можно постичь смысл жизни и найти пути ее правильного устройства. Толстой понимал неясность и двусмысленность своих рассуждений о Боге, и в 1902 году, находясь на лечении в Крыму, в предисловии к изданию «свободного слова» он писал о своем переводе евангелий: «Книга эта была написана мною в период незабвенного для меня восторга сознания того, что христианское учение, выраженное в евангелиях, не есть то странное, мучившее меня своими противоречиями, учение, которое преподается церковью, а есть ясное, глубокое и простое учение жизни, отвечающее высшим потребностям души. Под влиянием этого восторга и увлечения я, к сожалению, не ограничился тем, чтобы выставить понятные места евангелия, излагавшего это учение …, но пытался придать и темным местам значение, подтверждающее общий смысл. эти попытки вовлекли меня в искусственные и, вероятно, неправильные филологические разъяснения, которые не только не усиливают убедительность общего смысла, но должны ослаблять ее. … Те, которым дорога истина, люди не предубежденные, искренно ищущие истины, сумеют сами отделить излишнее от существенного, не нарушив сущности содержания» (24, 8).

Tolstoj non ritiene Cristo dio, ma crede sinceramente nel suo insegnamento etico, lo accetta con tutto il cuore, condividendo particolarmente i dieci comandamenti. Per lui Cristo è un maestro, un predicatore di valori morali, indispensabili per raggiungere il Regno di dio in terra. Tolstoj scrive: “L’insegnamento di Cristo, come ogni insegnamento religioso, ha due aspetti: 1) insegnamento etico sul come devono vivere, ciascuno per sé e tutti insieme, e 2) insegnamento metafisico, spiegazione del perché la gente deve vivere così e non altrimenti. Un aspetto è conseguenza e insieme causa dell’altro” (23, 437). Ritiene che lo scopo principale dell’uomo è seguire i comandamenti divini, perché solo così si può capire il senso della vita e trovare la via di una corretta costruzione. Nel 1902 Tolstoj capisce la poca chiarezza e la doppiezza dei suoi ragionamenti su dio e, mentre è in Crimea per un periodo di cura, nella prefazione a “La libera parola” scrive a proposito della sua traduzione dei vangeli: “Questo libro è stato scritto in un periodo di indimenticabile entusiasmo: avevo preso coscienza che l’insegnamento cristiano, contenuto nei vangeli, non è quell’insegnamento strano, tormentoso per me nelle sue contraddizioni, che viene trasmesso dalla Chiesa, ma è un insegnamento di vita chiaro, profondo e semplice, che risponde alle più alte esigenze dell’anima. Sotto l’influsso di questo entusiasmo e di questo trasporto, non mi sono limitato, purtroppo, a mettere in evidenza quei brani dei vangeli che illustravano questo insegnamento […] ma ho cercato di dare ai brani oscuri un significato che confermava il senso generale. Questi tentativi mi hanno condotto a spiegazioni filologiche artificiose e, probabilmente, scorrette che non solo non aumentano la forza persuasiva del senso generale, ma la indeboliscono […] Coloro che amano la verità, coloro che non hanno pregiudizi, che cercano la verità in modo autentico sono in grado da soli di distinguere il superfluo dall’essenziale, senza distruggere la sostanza del contenuto” (24, 8).

210

В 1897- 98 гг. Толстой работает над своим эстетическим манифестом, трактатом «что такое искусство?»*, в нем представлено в полной мере критическое отношение писателя к современному состоянию искусства и дано определение искусству истинному, в том числе музыке, которую Толстой любил больше всех искусств. «Назначение искусства в наше время – в том, чтобы перевести из области рассудка в область чувства истину о том, что благо людей в их единении между собою, и установить на место царствующего теперь насилия то царство Божие, т. е. любви, которое представляется всем нам высшею целью жизни человечества» (30, 195). По Толстому, искусство и музыка в частности, будет настоящим искусством только * В этом трактате Толстой упоминает «исключительных тогда, когда будет вызывать «заражение чувством» зрителей и слушателей. людей» начала XIX века: с. Л. Толстой, композитор, музыковед, вспоминал, что в своей жизни не встречал Байрона, Леопарди, Гейне, поэтов, выражающих «чувство человека, который бы так чувствовал музыку, как его отец. В семье Волконских и тоски жизни» (30, 88), а в Толстых все любили музыку: и дед князь Н. с. Волконский, и мать М. Н. Толстая, чьи вариантах трактата встречается еще одно упоминание имени рукописные ноты до сих пор сохраняются в личной библиотеке писателя. Толстой, его Дж. Леопарди в ряду писателей, братья и сестра играли на фортепьяно, с детства слушали классическую музыку, русские произведения которых Толстой высоко ценил – Диккенса и народные песни. Гюго (30, 346).

Альбом с рисунками русских художников и автографами деятелей науки и культуры, принадлежавший Т. Л. Толстой. 1889-1932 rr. Россия, Франция, Англия, Италия 1948 Бумага, кожа, металл, акварель, графитный и итальянский карандаш, чернила, перо. 64,0х48,0 мм Старшая дочь Толстого Татьяна Львовна Сухотина-Толстая серьезно занималась живописью в Московской школе живописи, ваяния и зодчества, была ученицей известного русского художника И. Е. Репина. Album con disegni di artisti russi e manoscritti di personaggi del mondo scientifico e culturale, appartenuto a T. L. Tolstaja. 1889-1932. Russia, Francia, Inghilterra, Italia. Carta, pelle, metallo, acquerello, matite a grafite e matita italiana. La figlia maggiore di Tolstoj, Tatiana L’vovna Sukhotina-Tolstaja, studiava con impegno la pittura nella Scuola Moscovita di Pittura, Scultura e Architettura, e fu allieva del famoso artista russo I.E. Repin. (SMETYP).

Nel 1897-98 Tolstoj lavora al suo manifesto estetico, il trattato Che cos’è l’arte*, in cui espone in modo aperto il suo atteggiamento critico nei confronti della situazione a lui contemporanea dell’arte e definisce l’arte autentica, ivi compresa la musica, che egli preferiva in assoluto. “Il compito dell’arte nel nostro tempo è di trasferire dall’ambito della razionalità a quello del sentimento questa verità: il bene degli uomini sta nella loro unione, e bisogna sostituire al regno della violenza il regno di dio ossia dell’amore che è per tutti noi lo scopo più alto della vita umana” (30, 195). Per Tolstoj l’arte e in particolare la musica sarà arte autentica solo quando susciterà “un * In questo trattato Tolstoj menziona alcuni “personaggi eccezionali” contagio di sentimenti” negli spettatori e negli ascoltatori. S.L. Tolstoj, compositore, mudell’inizio del XIX secolo: Byron, sicologo, ricorda che nella sua vita non ha mai incontrato nessuno che capisse la musica Leopardi, Heine, che esprimono “il sentimento della noia di vivere” come suo padre. Nella famiglia volkonskij-Tolstoj tutti amavano la musica: il nonno, prin(30, 88), mentre in alcune varianti cipe N.S.volkonskij, la madre M.N. Tolstaja, i cui spartiti manoscritti si conservano ancora del trattato c’è una citazione del nome di Leopardi, accanto nella biblioteca personale dello scrittore. Tolstoj, i suoi fratelli e sua sorella suonavano il a dickens e Hugo, tra gli scrittori pianoforte, fin dall’infanzia ascoltavano musica classica e canti popolari russi. molto stimati da Tolstoj.

211

Гольденвейзер А. Б. Воспоминания. М., 2002. с. 648.

Открытка художественная. Толстой с дочерью Александрой за роялем в зале дома в Ясной Поляне. Россия. 1910-1911 гг. Изд. Голике и Вильборга. С фотографии С. А. Толстой 1907 г. В яснополянской зале, где по вечерам собирались семья Толстого, друзья, гости, часто звучала музыка. Толстой иногда садился за рояль и аккомпанировал кому-нибудь из домашних.

Cartolina artistica. Tolstoj con la figlia Alexandra al pianoforte nel salone della casa di Jasnaja Poljana. Russia. 1910-1911. Ed. Golik e Vilborg. Da una fotografia di S.A. Tolstaja del 1907. Nel salone di Jasnaja Poljana, dove nelle sere si riuniva la famiglia Tolstoj, con amici e ospiti, spesso facevano musica. Tolstoj a volte si sedeva al pianoforte e accompagnava qualcuno dei suoi familiari.

В 1849 году он сочинил свое единственное музыкальное произведение «Вальс», который записали в 1906 году с. и. Танеев и А. Б. Гольденвейзер. Толстой очень любил, когда его дочери Татьяна и Мария пели ему яснополянские песни; особенное удовольствие доставляло ему исполнение этих песен его свояченицей Татьяной Андреевной Кузминской. Толстой наслаждался цыганским пением, особенно сильно – в молодые годы. ясную Поляну посещали многие известные музыканты, композиторы. Польская пианистка Ванда Ландовска исполняла для Толстого старинные французские, чешские, немецкие мелодии. А. Б. Гольденвейзер вспоминал: «Приезжала несколько раз в ясную и привозила с собою клавесин Ванда Ландовская. Она играла очень много на фортепиано и на клавесине и доставляла Л. Н. большую радость. Он восхищался до слез старинными композиторами в ее исполнении»14. Любимым композитором Толстого был шопен, он любил также произведения Гайдна, Вебера, Моцарта. Любимая опера – «ДонЖуан» Моцарта. услышав знаменитое «Анданте кантабиле» из струнного квартета П. и. чайковского, Лев Николаевич не мог сдержать слез. с появлением в яснополянском доме граммофона он с удовольствием слушал пластинки с записями голоса известной исполнительницы цыганских песен Вари Паниной.

Nel 1849 Tolstoj compose la sua unica composizione musicale, “valzer”, che fu incisa nel 1906 da S.I.Taneev e A.B.Goldenvejzer. Tolstoj amava molto ascoltare le figlie Tat’jana e Marija o la cognata Tat’jana Andreevna Kuzminskaja quando cantavano canzoni di jasnaja Poljana, amava le canzoni tzigane. A jasnaja Poljana facevano visita molti famosi musicisti, compositori. La pianista polacca Wanda Landowska suonò per Tolstoj antiche melodie francesi, ceche, tedesche. A.B.Goldenveiser ricorda: “Wanda Landowska venne alcune volte a jasnaja Poljana con il suo clavicembalo. Suonò molto al piano e al clavicembalo riempiendo L.N. di grande gioia. Lo scrittore si commuoveva fino alle lacrime ascoltando antiche composizioni nella sua esecuzione ”14. Il compositore preferito era Chopin, ma amava anche Haydn, Weber, Mozart. L’opera preferita era “don Giovanni” di Mozart. Non poteva trattenere le lacrime ascoltando l’Andante cantabile del quartetto per archi di Čajkovskij. Appena comparve a jasnaja Poljana un grammofono, ascoltava con enorme piacere dischi con incisioni della cantante di canzoni tzigane varja Panina.

14 A.B. Goldenvejzer, Ricordi, Mosca 2002, p.648.

212

Пластинка граммофонная. Disco in vinile per grammofono. La Mandolinata (Paladilhe) song by Sig Scotti “Ah! Non credea mirarti” da “La Sonnambula” di Bellini

Пластинка граммофонная. (ГMYTЯП) Grammofono. (SMETYP).

213

толстой писал: «Каждый человек – алмаз, который может очистить и не очистить себя. В той мере, в которой он очищен, через него светит вечный свет. Стало быть, дело человека не стараться светить, но стараться очищать себя» (51, 130). для толстого «божественная» сущность человека – критерий оценки «человеческого». только любовью, добротой и разумом можно преодолеть все «темные» стороны бытия. толстой ищет идеал человеческого бытия в братстве и единении людей. он не приемлет социал-дарвинизма с тезисом, что «выживает сильнейший», он с подозрением относится к социализму, ему чужда «борьба за существование».

Ванециан А. В. Вид из малой гостиной в столовую – большую гостиную. Ясная Поляна. 1952 r. Картон, масло. 49,2х59,5

СолидарноСть La SOLiDarieTà

A.V. Vanetzian. Veduta dal piccolo salotto verso la sala da pranzo e il salotto grande. Jasnaja Poljana. 1952. Olio su cartone.

Tolstoj scrive: ”Ogni essere umano è un diamante che può purificare o non purificare se stesso. Nella misura in cui riesce a purificare se stesso, diventa riflesso della luce eterna. Dunque la questione è purificare se stessi, non cercare di emanare la luce” (13.03.1890). Per Tolstoj la sostanza “divina” dell’uomo è un criterio di valutazione dell’ “umano”. Solo con l’amore, la bontà e la razionalità si possono superare tutti gli aspetti “oscuri” dell’essere. Tolstoj cerca l’ideale dell’essere umano nella fratellanza e nell’unione degli uomini. Non accetta il social-darwinismo con la tesi del “sopravvive il più forte”, ha un atteggiamento perplesso verso il socialismo, gli è estranea la “lotta per la sopravvivenza”.

214

В ясной Поляне в возрасте пяти лет он услышал легенду о «зеленой палочке», на которой были написаны великие слова, как сделать всех людей счастливыми. эту легенду поведал ему старший брат Николенька. стоит раскрыть её, и никто больше не умрёт, не станет войн и болезней, и люди станут «муравейными братьями» (вероятно, это были моравские братья, о которых Николенька слышал или читал, но на детском языке – это были муравейные братья). Остается лишь найти «зелёную палочку», зарытую на краю оврага старого заказа – так назывался примыкавший к усадьбе лес. На той «зеленой палочке» и записана самая главная тайна. Дети Толстые играли в «муравейных братьев», усаживаясь под кресла, завешанные платками; они чувствовали, что им хорошо вместе «под одной крышей», потому что они любят друг друга.* и они мечтали о «муравейном братстве» для всех людей. уже в конце жизни Толстой напишет: «Очень, очень хорошо это было, и я благодарю Бога, что мог играть в это. Мы называли это игрой, а между тем все на свете игра, кроме этого» (34, 392). На месте «зеленой палочки» Толстой в 1908 году в завещании просил себя похоронить. На этом месте он и был захоронен 9/22 ноября 1910 года. Вся жизнь Толстого прошла в неустанных поисках «зеленой палочки». В «Воспоминаниях» он писал: «идеал муравейных братьев, льнущих любовно друг к другу, только не под двумя креслами, завешенными платками, а под всем небесным сводом всех людей мира, остался для меня тот же. и как я тогда верил, что есть та зеленая палочка, на которой написано то, что должно уничтожить все зло в людях и дать им великое благо, так я верю и теперь, что есть эта истина и что будет она открыта людям и даст им то, что она обещает» (34, 387).

* Nell’originale di Tolstoj si legge “muravejnye brat’ja” – “fratelli formichini”. Si può supporre che in questo complesso fonico abbia avuto riflesso (con tutte le conseguenze logiche – la vita sotto terra / sotto tele ecc.) qualche notizia che Nikolen’ka poteva avere dei “moravskije brat’ja” (fratelli di Moravia), una setta ceca del Xv-XvII sec. che proclamava uguaglianza sociale e non violenza.

A jasnaja Poljana, all’età di cinque anni, gli venne raccontata dal fratello maggiore Nikolen’ka la leggenda del “rametto verde”, su cui c’era scritta la formula della felicità umana. Se si riesce a trovare il rametto, nessuno più morirà, non ci saranno più guerre o malattie, e gli uomini diventeranno tutti fratelli come in un grande formicaio.* Bisogna soltanto trovare il “rametto verde”, sepolto sull’orlo del burrone del vecchio zakaz, il bosco accanto alla casa. Sul “rametto verde” c’è scritto il grande segreto. I bambini Tolstoj giocavano al formicaio, si nascondevano sotto le poltrone, coperte da teli, si sentivano felici sotto “un solo tetto”, perché si amavano. E sognavano una grande fratellanza formichina che si estendesse su tutta la terra. Alla fine della vita Tolstoj scrive: “Era molto, molto bello, e ringrazio Iddio di aver potuto giocare al formicaio. Lo chiamavamo gioco, ma al mondo tutto è gioco, tranne questo” (34, 392). Nel suo testamento Tolstoj chiese di essere sepolto nel luogo dove credeva fosse sepolto il rametto: e infatti il 9/22 novembre 1910 fu sepolto proprio lì. Tutta la vita di Tolstoj trascorse nella ricerca del “rametto verde”. Nelle Memorie scrive: “L’ideale del formicaio dove tutti si amano, solo non sotto due poltrone coperte da teli ma sotto la volta celeste per me è rimasto lo stesso da sempre. E come allora credevo nell’esistenza del rametto verde dove c’era scritto come si poteva distruggere tutto il male del mondo e ottenere una grande felicità, così credo anche oggi che esista questa verità, che sarà scoperta dagli uomini e darà loro tutto quello che promette” (34, 387).

215

В «Войне и мире» в уста Пьера Толстой вкладывает замечательную максиму: «…ежели люди порочные связаны между собой и составляют силу, то людям честным надо сделать то же самое» (12, 294). В трактате «В чем моя вера?» Толстой дает людям формулу счастья, в которой единение, общение людей между собой является ее составляющей: «Одно из первых и всеми признаваемых условий счастья есть жизнь такая, при которой не нарушена связь человека с природой … Другое несомненное условие счастья есть труд … Третье несомненное условие счастья – есть семья … четвертое условие счастья – есть свободное, любовное общение со всеми разнообразными людьми мира … наконец, пятое условие счастья есть здоровье и безболезненная смерть» (23, 418-421). идея общения, единения людей проходит через всю жизнь Толстого, через все его творчество, даже истинный общественный прогресс рассматривался Толстым, как «большее и большее единение людей». В конце жизни в статье «Патриотизм и правительство» Толстой заявлял: «Кто бы вы ни были – француз, русский, поляк, англичанин, ирландец, немец, чех, – поймите, что все ваши настоящие человеческие интересы, какие бы они ни были – земледельческие, промышленные, торговые, художественные или ученые… ни в чем не противоречат интересам других народов … и что вы связаны взаимным содействием, обменом услуг, радостью широкого братского общения, обмена не только товаров, но мыслей и чувств с людьми других народов» (90, 443). этот призыв Толстого к братскому общению звучит как завещание людям всего мира и перекликается с его призывом к радости в жизни:

In Guerra e pace Pierre dice una straordinaria massima: “Se gli uomini che compiono il male, uniti, formano una forza, lo stesso devono fare gli uomini che compiono il bene” (12, 294). Nel trattato In che cosa consiste la mia fede? Tolstoj dà agli uomini la formula della felicità, che si basa sull’unione, sulla fratellanza fra gli esseri umani: “Una delle prime e universalmente accettate condizioni della felicità è una vita in cui venga mantenuto vivo il legame con la natura […] Un’altra indiscutibile condizione è il lavoro […] La terza indiscutibile condizione è la famiglia […] La quarta è un rapporto libero e amoroso tra tutte le genti della terra […] Infine la quinta è la salute e una morte serena” (23, 418-421). L’idea della fratellanza fra tutti gli uomini attraversa tutta la vita e l’opera di Tolstoj, anche l’autentico progresso sociale è considerato da Tolstoj come una “sempre maggiore unione tra gli uomini”. Alla fine della vita, nell’articolo Patriottismo e governo Tolstoj scrive: “Chiunque voi siate, francese, russo, polacco, inglese, irlandese, tedesco, ceco, cercate di capire che in qualsiasi campo vi muoviate, agricolo, industriale, commerciale, artistico, scientifico, non potete scontrarvi con gli interessi degli altri popoli […] e che siete legati da un rapporto reciproco, da uno scambio ampio, felice, uno scambio non solo di merci, ma di pensieri e sentimenti” (90, 443). Questo richiamo alla fratellanza è una sorta di testamento, e risponde al richiamo alla felicità:

216

Сюжеты выСтавки Q u a d r i d e l l’ e s p o s i z i o n e

«Радоваться! Радоваться! Дело жизни, назначение ее – радость. Радуйся на небо, на солнце, на звезды, на траву, на деревья, на животных, на людей. и блюди за тем, чтобы радость эта ничем не нарушилась. Нарушается эта радость, значит ты ошибся где-нибудь – ищи эту ошибку и исправляй»

“essere felici! essere felici! lo scopo della vita è la felicità. sii felice del cielo, del sole, delle stelle, dell’erba, degli alberi, degli animali, degli uomini. e fa in modo che nulla distrugga questa felicità. se questa felicità viene distrutta, vuol dire che hai sbagliato in qualche cosa: trova lo sbaglio e correggilo”

П. П. Трубецкой Л. Н. Толстой. 1899 Бронза. Trubeckoj P.P. L.N.Tolstoj. 1899. Bronzo

217

«Вспоминать предков – отцов, дедов, прадедов моих, мне… особенно радостно». Л. Н. Толстой

Семья L a fa m i G L i a [...] essendo la vita umana come una continua guerra, nella quale siamo combattuti dalle cose di fuori (dalla natura e dalla fortuna), i fratelli, i genitori, i parenti ci son dati come alleati e ausiliari ec. E io, trovandomi lontano dalla mia famiglia, benchè circondato da persone benevole, e benchè senza inimici, pur mi ricordo di esser vissuto in una specie di timore o timidezza continua... G. Leopardi (Zibaldone, 4226,4). “Ricordare gli antenati – mio padre, i miei nonni, bisnonni è per me… una fonte di gioia particolare”

L. N. Tolstoj

[…] жизнь человеческая как непрерывная война, в которой мы измучены от воздействия внешних условий (от природы и от удачи), братья, родители, родственники являются союзниками и помощниками... И я, находясь далеко от моей семьи, хоть не имел врагов и был окружен прекрасными людьми, помню, что жил я в каком-то страхе или постоянной робости... G. Леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 4226,4)

Генеалогическое древо Л. Н. Толстого составлено при участии старшего сына писателя С. Л. Толстого. 1939 г. Albero genealogico di L.N.Tolstoj, redatto con la partecipazione del figlio maggiore dello scrittore, S.L Tolstoj. 1939. 219

И. Г. Таннауэр. Петр Андреевич Толстой (16451729), прапрапрадед Л. Н. Толстого. Холст, масло. 1719. П. А. Толстой - видный сподвижник Петра I, талантливый дипломат, в 1697-1698 гг. находился в Италии. I.G. Tannauer. Petr Andreevich Tolstoj (1645-1729), trisavolo di L.N. Tolstoj. Olio su tela, 1719. P.A. Tolstoj fu un illustre collaboratore dello zar Pietro I, e diplomatico di talento. Fu in Italia negli anni 1697-1698

Печать с гербом графов Толстых. В деревянном футляре (ГMYЯП). Sigillo con lo stemma dei Tolstoj. In astuccio di legno (SMETYP).

220

С. А. Толстая. Н. И. Толстой (отец Л. Н. Толстого). Рисунок. 1902 г. Бумага, акварель. (ГМУТЯП) «Отец никогда ни перед кем не унижался, не изменяя своего бойкого, веселого и часто насмешливого тона. И это чувство собственного достоинства, которое я видел в нем, увеличивало мою любовь, мое восхищение перед ним» Л. Н. Толсто S.A. Tolstoja Nikolaj Il’icˇ Tolstoj (padre di Lev Tolstoj) Disegno ad cquerello, 1902. (SMETYP). “Mio padre non si è mai umiliato davanti a qualcuno, né ha cambiato mai il suo modo di fare animato, allegro e spesso divertente. E questo senso della propria dignità, che io vedevo in lui, ha accresciuto il mio amore e la mia ammirazione nei suoi confronti.” L.N. Tolstoj

Силуэт матери писателя, урожденной княжны Марии Николаевны Волконской, в детстве, в возрасте 9 лет. Рядом – ее кузина В. А. Волконская. Конец XVIII века. Фотография. Начало XX века. Profilo della madre dello scrittore, la principessa Marija Nikolaevna Volkonskaya, all’età di 9 anni. Di fronte a lei sua cugina, V.A. Volkonskaya. Fine del XVIII, inizi del XX secolo.

221

«…в представлении моем о ней есть только ее духовный облик, и все, что я знаю о ней, все прекрасно» (о матери) Л. Н. Толстой

«У холодных душ есть только память, у нежных же – воспоминания; для них прошедшее не умерло, а только отсутствует». М. Н. Толстая.

“Quando penso a lei ne vedo solo una immagine spirituale, e tutto ciò che di lei so, è meraviglioso”. Lev Tolstoj

“Nelle anime fredde c’è solo la memoria, in quelle umili solo i ricordi; per loro il passato non è mai morto ma è solo assente.” M.N. Tolstaja.

Л. Н. Толстой. Воспоминания. Ясная Поляна. 1903 r. Рукопись рукой М. Л. Толстой-Оболенской с правкой-автографом Л. Н. Толстого. Копия. (ГМТ)

П.Ф. Соколов Портрет А.С. Пушкина Акварель, 1830 г. Государственный Музей А.С. Пушкина, Москва. Копия. Бумага.

С Пушкиным Толстом находился в родстве, его стихотворением «Когда для смертного умолкнет шумный день» Толстой начинает в 1903 году свои «Воспоминания».

«Вспоминая [...] свою жизнь, т.е. рассматривая ее с точки зрения добра и зла, которые я делал, я увидел, что моя жизнь распадается на четыре периода: 1) тот чудный, в особенности в сравнении с последующим, невинный, радостный, поэтический период детства до 14 лет; [...] второй ужасный 20-летний период грубой распущенности, служения честолюбию, тщеславию и, главное, - похоти; [...] третий 18летний период, от женитьбы до моего духовного рождения, который с мирской точки зрения можно бы назвать нравственным, т. е. в эти 18 лет я жил правильной, честной, семейной жизнью, не предаваясь никаким осуждаемым общественным мнением порокам, но все интересы которого ограничивались эгоистическими заботами о семье, об увеличении состояния, о приобретении литературного успеха и всякого рода удовольствиями. [...] четвертый 20-летний период, в котором я живу теперь и в котором надеюсь умереть, и с точки зрения которого я вижу все значение прошедшей жизни, и которого я ни в чем не желал бы изменить [...]» Л. Н. Толстой

P. F. Sokolov Acquerello, 1830. Museo Nazionale di Pushkin, Mosca. Copia su carta

Tolstoj aveva delle affinità con Pushkin , tanto da iniziare, nel 1903, i suoi “Ricordi” con questi versi: “Quando per il mortale tace il rumoroso giorno”

Москаленко А. Л. Кочаки. Москва. 1983. Холст, оргалит, масло. cm 55х38 (ГMYЯП)

A.L. Moskalenko Kochaki. Mosca. 1983. Olio su tela, orgalite cm 55x38 (SMETYP)

«Сельская церковь, обсаженная плакучими березами – сколько в ней разных душ обвенчано, крещено, похоронено» Л. Н. Толстой

“Chiesa rurale, circondata da betulle piangenti – quante anime diverse in lei si sono unite in matrimonio, sono state battezzate o sepolte” L.N. Tolstoj

Рядом со Свято-Никольским храмом в Кочаках находятся могилы родителей писателя.

Vicino alla chiesa di San Nicola a Kochaki vi sono le tombe dei genitori dello scrittore.

Ritratto di Pushkin.

L.N. Tolstoj. Memorie, Jasnaja Poljana, 1903. Originali dal manoscritto della figlia M.L. Tolstaja-Obolenskaja con correzioni di L.N.Tolstoj. Copia, cm 17,7x22,4 (GMT) “Ricordando la propria vita, ossia, considerandola dal punto di vista delle cose buone o cattive che ho fatto, ho visto che questa vita si divide in quattro periodi: 1) quel periodo meraviglioso, soprattutto se paragonato con quello successivo, innocente, felice e poetico che è l’infanzia fino ai 14 anni; [...] il secondo terribile periodo durato 20 anni, caratterizzato da grave dissolutezza, dalla schiavitù del libero amore, della vanità e soprattutto della lussuria; [...] il terzo periodo lungo 18 anni, dal matrimonio alla mia rinascita spirituale, che da un punto di vista laico si potrebbe chiamare “morale”, vale a dire, in questi 18 anni ho condotto un’esistenza giusta, onesta, familiare, non dedicandomi ad alcun vizio considerato deplorevole dalla società, ma la cui totalità di interessi si limitava alle egoistiche preoccupazioni riguardanti la famiglia, l’accrescimento dei beni materiali, l’acquisizione di successi letterari e le soddisfazioni di qualsiasi genere; [...] Il quarto periodo ventennale, nel quale vivo adesso e in cui spero di morire, e dal cui punto di vista io vedo l’intero significato della vita precedente e di cui non vorrei cambiare nulla [...].” L.N. Tolstoj 222

Б. В. Щербаков. Дом Толстого в Ясной Поляне, масло на картоне, 1976 Šcˇerbakov B.V. La casa di Tolstoj a Jasnaja Poljana, olio su cartoncino, 1976

224

Другое обстоятельство, которое постоянно изменяет характер человека, это переход из большого города в маленький, из чужого города в родной, и обратно. В тех, чужих больших городах, характер человека более свободный, открытый, благожелательный; в родных и маленьких городах бывает наоборот - изза столкновений интересов, зависти знакомых, постоянных уколов самолюбия и т. д. Мой собственный опыт. G. леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 4491,1).

ЯснаЯ ПолЯна JasnaJa PolJana

Senza la mia Jasnaja Poljana non riesco a immaginarmi la Russia e il mio rapporto con lei. Senza Jasnaja Poljana forse vedrei con più chiarezza quello che in generale è indispensabile alla mia patria, ma non potrei amarla con la stessa passione” Lev Tolstoj Altra circostanza che muta alternam(ente) il caratt(ere), è il passare da città grande a piccola, da città forestiera alla patria, e viceversa. In quelle il caratt(ere) è più franco, aperto, benevolo; in queste al contrario, p(er) la collisione degl'interessi, invidie de' conoscenti, amor proprio continuam(ente) punto ec. Esperienza mia propria. (Zibaldone, 4491,1).

«Без своей Ясной Поляны я трудно могу себе представить Россию и мое отношение к ней. Без Ясной Поляны я, может быть, яснее увижу общие законы, необходимые для моего отечества, но я не буду до пристрастия любить его». л. н. Толстой.

225

Дом, в котором 28 августа 1828 года родился Л. Н. Толстой. Фотография 1898 г. La casa in cui naque Lev Tolstoj il 28 agosto 1828. Fotografia, 1898

«Идеал муравейных братьев, льнущих любовно друг к другу, только не под двумя креслами, завешенными платками, а под всем небесным сводом всех людей мира, остался для меня тот же. И как я тогда верил, что есть та зеленая палочка, на которой написано то, что должно уничтожить все зло в людях и дать им великое благо, так я верю и теперь, что есть эта истина и что будет она открыта людям и даст им то, что она обещает» Л. Н. Толстой “L’ideale del formicaio dove tutti si amano, solo non sotto due poltrone coperte da teli ma sotto la volta celeste per me è rimasto lo stesso da sempre. E come allora credevo nell’esistenza del rametto verde dove c’era scritto come si poteva distruggere tutto il male del mondo e ottenere una grande felicità, così credo anche oggi che esista questa verità, che sarà scoperta dagli uomini e darà loro tutto quello che promette” Lev Tolstoj.

«Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней! Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений» Л. Н. Толстой «Детство» “O felice, felice infanzia, che più non tornerà! Come non amare e cullare i ricordi di lei! Questi ricordi ristorano, elevano l’anima mia, e mi servono da fonte dei più intensi piaceri” L.N. Tolstoj, “Infanzia”

Фотография братьев Толстых. Kопия с дагерротипа 1854 г. Fotografia dei fratelli Tolstoj. Copia da dagherrotipo, 1854.

Kопия обложки рукописного журнала «Детские забавы», 1835 r. Вместе с братьями Толстой вел рукописный журнал «Детские забавы», отдел «Натуральная история». В журнале маленький Левочка Толстой поместил свои первые рассказы – «Орел», «Сокол», «Сова».

Copertina della rivista manoscritta “Giochi infantili”, 1835 Insieme con i fratelli Tolstoj redasse una rivista manoscritta, “Giochi infantili”, sezione “Storia Naturale“. Nella rivista il piccolo Leo Tolstoj pubblicò i suoi primi racconti “L’aquila”, “Il falco”, “La civetta”.

227

я устал от осторожности, которая ведет нас только к потере нашей юности, то есть ценности, которую невозможно возвратить. я обращаюсь к смелости, в надежде получить большее преимущество. однако это решение не является быстрым, несмотря на то, что я принял его под свежим впечатлением. Прошли многие дни, чтобы оно окончательно созрело, и я никогда не сожалел об этом. однако выполнил это. G. Леопарди (Джакомо Леопарди к Карло Леопарди, конец июля 1819).

БегСТВо La fuGa “Sono partito per (…) strapparmi dalla vecchia routine, per cominciare tutto di nuovo, vita, felicità. La gloria della guerra. La forza, il coraggio che ho dentro. E la natura, la natura selvaggia! Ecco dov’è la felicità!” Lev Tolstoj. Sono stanco della prudenza, che non ci poteva condurre se non a perdere la nostra gioventù, ch’è un bene che più non si racquista. Mi rivolgo all’ardire, e vedrò se da lui potrò cavare maggior vantaggio. Tuttavia questa deliberazione non è repentina; benchè fatta nel calore, ho lasciato passare molti giorni per maturarla; e non ho avuto mai motivo di pentirmene. Però la eseguisco. (Giacomo Leopardi a Carlo Leopardi, fine luglio 1819).

«ехал для того, чтобы … вырваться сразу из старой колеи, начать все снова, и свою жизнь и свое счастье. а война. Слава войны. Сила, храбрость, которые есть во мне! а природа, дикая природа!... Да, вот где счастье!» Л. Н. Толстой

Л. Н. Толстой в военной форме. Москва, 1854. Kопия с дагерротипа. L. N. Tolstoj in uniforme militare. Mosca, 1854. Copia da dagherrotipo.

229

«Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие – душевная подлость» Л. Н. Толстой. “Per vivere onestamente, è necessario spezzarsi, confondersi, combattere, sbagliare, cominciare e interrompersi, e poi di nuovo cominciare e di nuovo interrompersi, e continuamente battersi e perdere. E la quiete è povertà di spirito” L. N. Tolstoj.

Вид Казанского университета. Гравюра, 1890-1900-е гг. В Казанском университете Толстой учился в 1844-1847 гг.

Автограф повести «Хаджи-Мурат» рукой М. Л. Толстой-Оболенской с правкой Л. Н. Толстого. (ГМТ).

Vista dell’Università Imperiale di Kazan, incisione, 1890-1900. Tolstoj frequentò l’università di Kazan dal 1844 al 1847.

На Кавказе Толстой задумал повесть «Хаджи-Мурат», когда узнал о переходе Хаджи-Мурата на сторону русских. Manoscritto del racconto “Khadzhi-Murat”, trascritto a mano da Maria L.Tolstaja - Obolenskaja, con correzioni di L.N. Tolstoj. (GMT). Nel Caucaso Tolstoj concepì il racconto “Khadzhi-Murat” quando venne a sapere del passaggio di Khadzhi-Murat dalla parte dei russi.

230

231

Страница рукописи Л. Н. Толстого (ГМТ). Pagina del manoscritto di L.N. Tolstoj. (GMT).

232

«Я начинаю любить Кавказ, хотя посмертной, но сильной любовью. Действительно хорош этот край дикий, в котором так странно и поэтически соединяются две самые противоположные вещи – война и свобода» Л. Н. Толстой

“Comincio ad amare il Caucaso di un amore intenso, sebbene postumo. Questo paese selvaggio è davvero bello: vi si uniscono in modo strano e poetico due elementi assolutamente opposti, la guerra e la libertà” Lev Tolstoj.

Севастопольская оборона, четвертый бастион, где находился Толстой. Литография Д. Россова по рисунку с натуры Н. В. Берга. 1854-55 г. Толстой принимал непосредственное участие в Севастопольской обороне и находился на самом опасном участке - четвертом бастионе. Увиденное в Севастополе он описал в «Севастопольских рассказах», которые потрясли современников суровой правдой о войне.

La difesa di Sebastopoli. Il quarto bastione, dove si trovava Tolstoj. Litografia di D. Rossov su disegno dal vero di N.V. Berg, 1854-1855. mm 320x245 Quando Tolstoj prese parte direttamente alla battaglia di Sebastopoli era di stanza nella zona più rischiosa, il quarto bastione. Ciò che vide a Sebastopoli, lo descrisse ne “I racconti di Sebastopoli”, che sconvolsero i contemporanei per le crude verità sulla guerra.

233

Что я скажу тебе о Канове? Не видишь ли ты как я несчастен? После долгих лет безнадежности, я смог покинуть мое бедное гнездо, увидеть Рим и Великого Канову, к которому было направлено мое желание и с которым я надеялся беседовать наедине. С твоей помощью я мечтал о тесной, истинной и длительной дружбе с ним, но за месяц до моего приезда в этот город, заполненный им, он умер. G. Леопарди (Джакомо Леопарди к Пьетро Джордани, Рим, 1 февраля, 1823 года).

ПуТешеСТВИе iL ViaGGio “Prima viva impressione della natura e dell’antichità – Roma – ritorno all’arte” . Lev Tolstoj. 13 aprile 1861, Diario. “Che ti dirò di Canova? Vedi ch’io son pure sfortunato, come soglio, poiché quando aveva pure ottenuto, dopo tanti anni e tanta disperazione, d’uscire dal mio povero nido e veder Roma, il gran Canova, al quale principalmente era volto il mio desiderio, col quale sperava di conversare intimamente e di stringere vera e durevole amicizia col mezzo tuo, appena un mese avanti il mio arrivo in questa città piena di lui, se n’è morto”. (Giacomo Leopardi a Pietro Giordani, Roma, 1 febbraio 1823).

Маленький театральный задник с видом на Собор Святого Марка в Венеции. Картон, тушь и темпера, XVIII век, 26 x 38,5 см. (РДЛ) Piccolo fondale settecentesco per teatrino con veduta del Prospetto del palazzo consolare di Roma antica. sec. XVIII, cm 26 x 38,5; inchiostro e tempera su cartone. (RCL)

235

«…первое живое впечатление природы и древности – Рим – возвращение к искусству» Л. Н. Толстой. Дневник, 13 апреля 1861 года.

Князь С. Г. Волконский. Гравюра с фотографии С. Л. Левицкого. 1861 г.

Писатель Иван Сергеевич Тургенев. Литография по рисунку начала 1850-х гг. Kопия. Во Флоренции Толстой читал главы «Декабристов» И. С. Тургеневу. Lo scrittore I. S. Turgenev. Litografia tratta da un disegno dell’inizio degli anni ’50 dell’800. Copia. A Firenze Tolstoj lesse i capitoli de “I Decabristi” a I.S. Turgenev.

Principe S. G. Volkonskij. Incisione da una fotografia di S.L Levickij, 1861.

Толстой Л. Н. Декабристы. Рукопись 1. Автограф. Ноябрь 1860 г. (ГМТ) Чернильный прибор Первая четверть XIX в. Принадлежал отцу Л. Н. Толстого, Н. И. Толстому. Использовался при написании романа “Война и мир”. Подставка 33,0х22,0х6,5 (ГMYTЯП) Servizio da scrittura Primo quarto del XIX secolo. Appartenne al padre di L.N. Tolstoj, N.I. Tolstoj. Venne usato per la scrittura del romanzo Guerra e Pace. Supporto di legno dipinto, ottone e vetro, cm 33 x 22, 6,5h (SMETYP)

Во Флоренции в декабре 1860 г. Толстой встречается с дальним родственником, декабристом, князем С. Г. Волконским и работает над главами «Декабристов». Замысел так и остался незавершенным, были написаны только три главы. L.N. Tolstoj. Decabristi. Manoscritto 1. Autografo. Novembre 1860. cm 20,2x30 (GMT) A Firenze, nel dicembre del 1860, Tolstoj incontrò un lontano parente, il principe S.G.Volkonskij, decabrista. Qui iniziò a elaborare i “I Decabristi”, il romanzo incompiuto di cui furono scritti solo tre capitoli.

236

237

Л. Н. Толстой в Брюсселе, 1861 r. Фотография И. Жерюзе. 85x130 mm Leo Tolstoy a Bruxelles, 1861. Fotografia di I. Zheryuze, 85x130 mm

Колода игральных карт 6,3х4,5 см. (ГMYTЯП) После напряженной творческой работы Толстой любил раскладывать пасьянсы. Mazzo di carte da gioco 6,3x4,5 cm. (SMETYP) Dopo un faticoso lavoro creativo Tolstoj amava fare dei solitari.

238

Сухотина-Толстая Т. Л. Рисунок. Итальянский пейзаж. Италия. 1949. Бумага, цветные карандаши. 242х340 mm (ГMYTЯП)

T.L. Suchotina-Tolstaja Paesaggio italiano. Italia.1949. Matite colorate su carta, mm 242x340 (SMETYP)

239

А. Елкин. Критик Н. Н. Страхов. Фотография. 1880-е годы. A. Elkin. Il critico N.N. Strakhov. Fotografia, 1880 ca.

240

После того, как героизм исчез из мира и вместо него вошел всеобщий эгоизм, очень редка истинная дружба, способная на жертву между друзьями, одного ради другого, между людьми, имеющими общие интересы и желания. И несмотря на то, что всегда говорилось, что равенство является одним из главных признаков, способствующих дружбе, я считаю, что на сегодняшний день менее вероятна дружба между двумя молодыми людьми, чем между молодым человеком и человеком уже разочарованным существующим миром и потерявшим надежду на собственное счастье G. Леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 104, 1).

ДРужБа L’ a m i c i Z i a Ho detto che l'amicizia con Dmitrij m'aveva rivelato un nuovo modo di vedere la vita, i suoi fini e i suoi rapporti. Sostanzialmente questo modo nuovo consisteva nella convinzione che la destinazione dell'uomo sia di tendere al perfezionamento morale e che tale perfezionamento sia facile, possibile ed eterno. L. N. Tolstoj (Giovinezza). Dopo che l’eroismo è sparito dal mondo, e in vece v’è entrato l’universale egoismo, amicizia vera e capace di far sacrificare l’uno amico all’altro, in persone che ancora abbiano interessi e desideri, è ben difficiliss. E perciò quantunque si sia sempre detto che l’uguaglianza è l’una delle più certe fautrici dell’amicizia, io trovo oggidì meno verisimile l’amicizia tra due giovani, che fra un giovane, e un uomo di sentimento già disingannato dal mondo, e disperato della sua propria felicità. (Zibaldone, 104,1).

я сказал, что дружба моя с Дмитрием открыла мне новый взгляд на жизнь, ее цель и отношения. Сущность этого взгляда состояла в убеждении, что назначение человека есть стремление к нравственному усовершенствованию и что усовершенствование это легко, возможно и вечно Л. Н. Толстой. «Юность»

241

И. Г. Дьяговченко. Художник И. Е. Репин. Фотография. Москва, 1870-е гг. I. G. Dyagovchenko. Pittore Ilya Repin. Mosca, 1870 Fotografia.

И. Г. Дьяговченко. Поэт А. А. Фет. Фотография. Москва, 1870-е гг. I. G. Dyagovchenko. Il poeta A. A. Fet. Mosca, 1870 circa Fotografia.

242

Л. Н. Толстой - А. А. Фету. Ясная Поляна, 6 апреля 1878 г. Автограф. (ГМТ)

Тиль Рейнхольд. В. Г. Чертков. Фотография 1903-1904 гг.

Reinhold Thiele V.G. Chertkov. Fotografia, 1903-1904.

Lettera di L. N. Tolstoj a A.A. Fet. 6 aprile 1878, Jasnaja Poljana. (GMT) Палка-стул Л. Н. Толстого H-65,0 D (seat) - 22,0 см (ГMYTЯП) Подарок В. Г. Черткова Л. Н. Толстому Sedia bastone di L.N.Tolstoj, vimini, cm 65h, ø seduta cm 22 (SMETYP) Dono del suo amico Chertkov

243

244

Начиная чувствовать Империю красоты, я уже больше года желал, как все это делают, говорить и беседовать с привлекательными женщинами, улыбка которых по редчайшему случаю брошенная в мою сторону, мне казалась странной и необыкновенно милой и прелестной G. Леопарди (Дневник первой любви, 1817).

“Per me era un essere così elevato, puro, spirituale che spesso… nei momenti di lotta contro i miei vizi che mi sembravano invincibili, pregavo la sua anima, chiedevo di aiutarmi, e questa preghiera mi aiutava sempre” Lev Tolstoj (a proposito di sua madre) Io cominciando a sentire l’impero della bellezza, da più di un anno desiderava di parlare e conversare, come tutti fanno, con donne avvenenti, delle quali un sorriso solo, per rarissimo caso gittato sopra di me, mi pareva cosa stranissima e maravigliosamente dolce e lusinghiera... G. Leopardi (Diario del primo amore, 1817).

Образ жеНщИНы L’ I m m a G I n e d e L L a

«Она представлялась мне таким высоким, чистым, духовным существом, что часто … во время борьбы с одолевавшими меня искушениями, я молился ее душе, прося ее помочь мне, и эта молитва всегда помогала мне» Л. Н. Толстой о матери.

Л. Н. Толстой в кругу семьи. Ясная Поляна, 1880-е гг. Фотография. М. Протасевич. Дочери Л. Н. Толстого (Александра, Татьяна, Мария) с женой С. А. Толстой. Фотография. Ясная Поляна, 1903 г. Foto di gruppo della famiglia. Jasnaja Poljana, 1880. Fotografia M. Protasiewicz. Le figlie di Tolstoj (Alexandra, Tatiana, Maria) e sua moglie S.A. Tolstoja. Fotografia. Jasnaja Poljana, 1903

245

donna

А. А. Толстая – Л. Н. Толстому. 9 марта 1879 г. Автограф. (ГМТ) Da A.A.Tolstaja a L.N.Tolstoj. 9 marzo 1879. Manoscritto. 11,4 x 17,8. (GMT)

Робилар. Дальняя родственница и друг графиня Александра Андреевна Толстая. Петербург. Конец 1850-х гг. С фрейлиной Высочайшего Двора, графиней А. А. Толстой Л. Н. Толстой состоял в переписке долгие десятилетия, с ней он делился радостями и горестями личной жизни, творческими замыслами. Их дружба продолжалась до самой смерти графини. Robilar, La contessa Alexandra Andreevna Tolstoj lontana parente e amica. Fotografia, San Pietroburgo, fine del 1850. Con la damigella d’onore della Corte Suprema, la contessa A.A. Tolstaja, L.N. Tolstoj intrattenne uno scambio epistolare per molti anni; con lei condivise gioie e dolori della vita privata e riflessioni letterarie. La loro amicizia proseguì fino alla morte della contessa.

С. А. Толстая. Фотография. 1880-е гг. Москва: фирма «Тиле и Опитц» S. A. Tolstoja Fotografia, 1881 Mosca: ditta "Thiele e Opitz" 246

М. Н. Толстая. Журнал поведения Николеньки. Ясная Поляна, 1829. (ГМТ) В специальной шкатулке мать Л. Н. Толстого Мария Николаевна Толстая хранила «билетцы» с отметками за поведение старшего сына Николеньки. N ° 10. Сначала не заслужил, потом улучшился. Хорошо N° 17. Очень хорошо N° 30. Сначала неохотно и очень больно, последняя страница будет сделанa правильно.

«Замужняя очень короткая жизнь моей матери… проходила в занятиях с детьми, в вечерних чтениях вслух романов для бабушки и серьезных чтениях, как «Эмиль» Руссо, для себя и рассуждениях о читанном, в игре на фортепиано, в преподавании итальянского <языка> одной из теток, в прогулках и домашнем хозяйстве» Л. Н. Толстой

Ф.Т. Протасевич Л.Н. Толстой и С.А. Толстая. Фотография. Ясная Поляна, 1903 г. (ГМУТЯП). «Софья Андреевна сидит на конце стола, я – сбоку, налево от нее, Толстой направо, прямо против меня. Стол узкий, я вижу хорошо и серую блузу, и редкую седую бороду, слегка впадающую в желтизну, и темные густые брови: они как-то не грозно, а печально нависают над глубоко сидящими глазами. Глаза детские или старческие – с бледной голубизной» З. Н. Гиппиус.

M. N.Tolstaja. Diario sul comportamento del piccolo Nicola. Jasnaja Poljana, 1829. (GMT) In una scatolina speciale la madre di L.N.Tolstoj, Marija Nikolaevna Tolstaja, conservava i “biglietti” con le annotazioni sul comportamento del figlio maggiore Nicola. N° 10. Inizialmente non meritava, poi è migliorato. Buono N° 17. Molto buono N° 30. All’inizio fatto molto male e controvoglia, l’ultima pagina fatta correttamente. “La vita matrimoniale di mia madre è stata molto breve... l’ha trascorsa tra fare i compiti con i figli, leggere la sera dei romanzi alla nonna e libri piuttosto impegnati per se stessa, come “Emile” di Rousseau, discutere sulle letture, suonare il pianoforte, insegnare la lingua italiana a una delle zie, passeggiare e fare le faccende domestiche.” L.N. Tolstoj

Булла К. К. С. А. Толстая. Фотография. 1908 г. (ГМУТЯП) K. Bull S.A. Tolstaja. Fotografia. 1908 (SMETYP).

F.T. Protasiewicz L.N.Tolstoj e sua moglie, S.A. Tolstaja. Fotografia. Jasnaja Poljana, 1903 (SMETYP). “Sofia Andreevna siede in fondo al tavolo, io a fianco, alla sua sinistra con Tolstoj alla destra, proprio di fronte a me. Il tavolo è stretto, io vedo bene sia la camicia grigia che la barba rada e grigia, leggermente ingiallita, e le sopracciglia folte e scure: queste però non fanno paura ma incorniciano in alto in modo sensazionale gli occhi azzurri e molto infossati. Occhi di bambino o di vecchio, di color azzurro pallido” Z.N. Gippius.

В. Г. Чертков. Сестра Л. Н. Толстого Мария Николаевна Толстая. Фотография. Телятинки, 1911 г.

Толстой очень любил свою сестру Машу, до конца дней у них сохранились удивительно теплые, трогательные отношения. V.G. Chertkov. La sorella di L.N. Tolstoj-Maria Nikolaevna Tolstaja. Telyatinki, 1911. Fotografia Tolstoj era molto affezionato a sua sorella Masha, e fino all’ultimo il loro rapporto è rimasto straordinariamente affettuoso e commovente.

Сухотина-Толстая Т. Л. Рисунок. Автопортрет. Италия. 1940-50. Картон серый, итальянский карандаш, пастель. 53,0х256,0 (ГMYTЯП) T.L. Suchotina-Tolstaja. Disegno. Autoritratto. Italia. 1940-50. Cartone grigio, matita italiana, pastello, cm 35,3 x 25,6 (SMETYP).

Сухотина-Толстая Т. Л. Рисунок. Портрет дочери. Италия. 1920-30. Бумага, сангина. 302,0х314,0. (ГMYTЯП) T.L. Suchotina-Tolstaja. Disegno. Ritratto della figlia. Italia. 1920-30. Sanguigna su carta cm. 30,2 x 31,4 (SMETYP).

Т. Л. Толстая. Портрет Ванички Толстого. 1894. Бумага, сангина. 34,0x24,0 (ГМТ). Толстая Т.Л. Дневник. 1937г., июль - 1943г., июнь. Италия. Бумага, чернила, рукопись. 20,7х14,9. 35 лл. (ГMYTЯП) T.L.Tolstaja. Diario. luglio 1937 – giugno 1943. Italia. Inchiostro su carta, manoscritto. 20,7 x 14,9. (SMETYP)

Ванечка, последний ребенок Софьи Андреевны и Льва Николаевича Толстых, был удивительным мальчиком, отличался духовной чуткостью, добротой, нежностью. В Ванечке Толстой видел продолжение дела своей жизни.

T.L. Tolstaja. Ritratto del piccolo Ivan Tolstoj. Sanguigna su carta, 1894. cm 34x24 (GMT) Vanja, l’ultimo figlio di Sophia Andreevnay e Lev Nikolaevich Tolstoj, era un ragazzo straordinario, che si distingueva per sensibilità spirituale, bontà e dolcezza. In Vanja Tolstoj vide la continuazione dell’opera della propria vita.

Список детей Л. Н. и С. А. Толстых. Дети живые и мертвые от 5 января 1917. 21,2 х 17,7. (ГМТ). L’elenco dei bambini di L.N. Tolstoj e S.A. Tolstoja I bambini vivi e quelli morti il 5 Gennaio, 1917. 21,2x 17,7. (GMT) 249

250

В силу обычных предрассудков я думал, что создан для словесности, для воображения, для чувств и мне никак невозможно отдаться совершенно противоположным склонностям [...]. У меня не было недостатка в способности размышлять, сравнивать, рассуждать, терпеть, сопоставлять, у меня не было недостатка внимания и глубины понимания и т.д., но я не предполагал, что я философ, пока не прочел некоторые сочинения мадам де Сталь. G. Леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 1741, 2).

ДУхоВный кризиС La crisi spirituaLe “Ho troncato i rapporti con il nostro ambiente: la loro non è vita, ma apparenza di vita; il benessere in cui viviamo ci impedisce di capire la vita, io devo capire la vita non dei privilegiati, non di noi… ma del popolo lavoratore, capire il senso che il popolo dà alla vita” Lev Tolstoj “Confessione” . Secondo i soliti pregiudizi, io credeva di esser nato per le lettere, l’immaginazione, il sentimento [...]. Io non mancava della capacità di riflettere, di attendere, di paragonare, di ragionare, di combinare, della profondità ec. ma non credetti di esser filosofo se non dopo lette alcune opere di Mad. De Staël. G. Leopardi (Zibaldone, 1741,2).

«Я отрекся от жизни нашего круга, признав, что это не есть жизнь, а только подобие жизни, что условия избытка, в которых мы живем, лишают нас возможности понимать жизнь, и что для того, чтобы понять жизнь, я должен понять жизнь не исключений, не нас …, а жизнь простого трудового народа, того, который делает жизнь, и тот смысл, который он придает ей» Л. н. Толстой. «исповедь»

Панин М. Литография. Общий вид Козельской Введенской Оптиной пустыни. 1920-е гг. Бумага, цветная литография. Фотокопия. M. Panin. Veduta generale dell’eremo Vvedenskij Optina della città di Kozelsko. 1920 e seg. Litografia a colori.

251

Валагжуев П. Л. Н. Толстой на пашне. С оригинала И. Е. Репина“Пахарь. Л. Н. Толстой на пашне” (1887.) Копия выполнена в 1892 г. Valag uev P. L.N.Tolstoj all’aratura. Dall’originale di I.E.Repin “Aratore.L.N.Tolstoj mentre ara” (1887) Copia, eseguita nel 1892. Olio su tela.

252

«1) Я говорю, […] что Бог есть то, что одно есть, непостижимое благо, начало всего; против меня говорят, что я отрицаю Бога.

В. Г. Чертков. Л. Н. Толстой возвращается с купания. Фотография. 1905 г. (ГМУТЯП) V.G. Certkov Tolstoj nei campi di Jasnaja Poljana. Fotografia, 1905. (SMETYP)

2) Я говорю, что не надо насилием противиться насилию, против меня говорят, что я говорю, что не надо бороться со злом. 3) Я говорю, что надо стремиться к целомудрию […] Против меня говорят, что я отрицаю брак и проповедую прекращение рода человеческого. 4) Я говорю, что искусство есть деятельность заражающая, и чем больше заразительно искусство, тем оно лучше». Л. Н. Толстой

Толстой на прогулке в окрестностях Ясной Поляны. Фотографии 1900-х гг.

“1) Sostengo […] che Dio è una cosa sola, il bene imperscrutabile, il principio di tutto; e contro di me dicono che io nego Dio.

Tolstoj nei campi di Jasnaja Poljana. Fotografia, 1900 ca.

2) Sostengo che non bisogna rispondere con la violenza alla violenza; e contro di me dicono che sostengo che non bisogna lottare contro il male. 3) Sostengo che bisogna tendere alla castità […]; e contro di me dicono che rinnego il matrimonio e predico l’estinzione del genere umano. 4) Sostengo che l’arte è contagiosa e tanto più contagia, tanto è migliore” Lev Tolstoj 253

[...] Я Вам скажу без высокомерия, что наша библиотека не имеет себе равных в провинции, где есть только е ще две библиотеки, но более низкого уровня. на двери было написано, что она создана также для всех граждан и значит отрыта для всех. А как Вы думаете, сколько людей ее посещает? никто, никогда. (Джакомо Леопарди к Пьетро Джордани, реканати, 30 апреля 1817 года).

«Полки березовых шкафов, с стеклянными дверцами […] снизу доверху уставлены старыми и новейшими, иностранными и русскими изданиями. за рабочим креслом графа, в большой стенной нише, - открытые полки, с подручными книгами, справочниками, словарями, указателями и проч. остальные свободные стены этой части комнаты также заняты полками с книг ами. здесь, как и в шкафах и в нише, видне ются – в старинных и новых переплетах и без переплетов – издания сочинений Спинозы, Вольтера, Гете, Шлегеля, руссо, почти всех русских писателей, затем – Ауэрбаха, Шекспира, Бенжамена констана, Де-Сисмонди, иоанна златоуста и других, иност ранных и русских, духовных и светских мыслителей. Жития святых, «Четьи-М инеи», «Прологá», - перевод на русский язык «Пятикнижия» Мандельштама, еврейские подлинники «Ветхого завета» и греческие тексты «евангелия», - «Мировоззрение талмуддистов» с немецкими, французскими и английскими комментариями, - установлены на полках, рядом с известными русскими проповедниками и русскими и иностранными, духовно-нравственными, дешевыми, изданиями для народа».

БиБЛиоТекА La BiBLioteca “Le scansie di betulla con i battenti di vetro […] sono stracolme di libri, vecchi e nuovissimi, russi e stranieri. Dietro la poltrona di lavoro del conte in una nicchia larga stanno sugli scaffali aperti con dei manuali, prontuari, repertori ecc. E le altre pareti di questa parte della sala anche loro sono tutte scaffalate. Qui come nelle scansie e come nella nicchia si vedono – rilegati e spogli, nelle rilegature antiche e moderne – le opera di Spinoza, Voltaire, Goethe, Schlegel, Rousseau, di quasi tutti gli scrittori russi e poi – di Auerbach, Shakespeare, Benjamin Constant, De Sismondi, San Giovanni Crisostomo e di altri pensatori stranieri e russi, religiosi e laici. Vite dei santi, antichi libri di lettura edificante, la traduzione russa del Pentateuco di Mandel’štam, il Vecchio Testamento nell’originale ebraico e i testi greci del Vangelo, “Visione del mondo dei talmudisti” coi commenti tedeschi, francesi ed inglesi stanno sui scaffali accanto ai noti predicatori russi e alle edizioni popolari di buon prezzo spirituali e morali, russe e straniere”. G. Danilevskij. “[...] anzi le dirò senza superbia che la libreria nostra non ha eguale nella provincia, e due sole inferiori. Sulla porta ci sta scritto ch’ella è fatta anche per li cittadini e sarebbe aperta a tutti. Ora quanti pensa ella che la frequentino? Nessuno mai.” (Giacomo Leopardi a Pietro Giordani, Recanati 30 aprile 1817).

Г. Данилевский 255

Подборка книг, газет, журналов С личной библиотеки Толстого В Ясной Поляне.

Libro Книга

Giornale Газета

Opuscolo Брошюра

Libro Книга

Opuscolo Брошюра

Libro Книга

Selezione di libri, giornali, riviste dalla libreria personale di Tolstoj a Jasnaja Poljana.

Guida della Esposizione internazionale d'arte in Venezia 1897. – Venezia: Edita per cura della concessionaria del catalogo Ufficiale, 1897 (Venezia: Tipografia degli Eredi Tondelli fu Lorenzo). - 80 p. Бумага, тип. печать. 16,2х11,1 Обложка издательская Толстой Л.Н. What is art? / By Leo Tolstoy; translated from the original Russian ms., with an introduction, by Aylmer Maude. London: Walter Scott, [1898] (Edinburgh: [Printed by Morrison and Gibb limited] ). - XL, 237, [18] p. (The Scott Library) Бумага, картон, коленкор, тип. печать, тиснение золотом. 16,8х11,5. Переплет издательский La Tribuna illustrata. № 32: Domenica. 7 Agosto 1904. - Anno XII. Roma, 1904. - P. 497-512: ill. Бумага, тип. печать. 41,0х28,9 Conti Angelo A proposito della "Sonata a Kreutzer" di Leone Tolstoi [Текст] /Angelo Conti (Doctor Mysticus). Roma: Stabilimento Bontempelli, 1890. - 18 p. Бумага, тип. печать. 17,3х11,5. Обложка издательская Макиавелли Никколо ди Бернардо Государь (Il principe) и рассуждения на первые три книги Тита Ливия [Текст] / сочинение Николая Макиавелли; пер. с итальянского под ред. Н. Курочкина. [СПб.]: Издание "Русской книжной торговли", 1869 (СПб.: В типографии Тиблена и К (Неклюдова). - XII, 502 с. Бумага, тип. печать. 23,4х15,5 Обложка издательская

Libro Книга

Opuscolo Брошюра

Rivista Журнал

Libro Книга

Rivista Журнал

Libro Книга

Fici Antonino La Filosofia fatalista nei romanzi di Leone Tolstoi [Текст]: conferenza / prof. Antonino Fici. Marsala: Tipografia di Luigi Gilberti, 1900. - 47, [1] p. Бумага, тип. печать. 19,0х11,7. Обложка издательская

Толстой Л.Н. Казаки: Кавказская повесть 1852 г. Гр. Л.Н. Толстой. - Изд. 9-е. М.: Типо-литография Т-ва И.Н. Кушнерев, 1908. - 181 с. Бумага, коленкор, кожа, тип. печать. 19,3х14,1. Переплет владельческий

256

Spartito Ноты.

«Библиотека Толстого составляется целым миром». Д. П. Маковицкий, “La biblioteca di Tolstoj costituisce un intero universo” D.P.Makovitzkij.

Donati Luigi Consolatio afflictorum. Milano: Lombarda, 1890 (Lodi : E.Wilmant). - 84, [2] p. Бумага, тип. печать. 15,4х9,3. Обложка издательская Ballardini Vincenzo Giuseppe Mazzini: canto della libertà: 22 giugno 1805 - 22 giugno 1905. Alfonsine: Tipografia Ricci, 1906. - 4 p. тип. печать. 35,1х25,0 Обложка издательская La Rivista Moderna di Cultura [Текст]. Firenze, 1898. Бумага, тип. печать. 24,8х16,8. Обложка издательская Толстой Л.Н. В чем моя вера? Л.Н. Толстой; [с предисл. от издат.]. [М.]: Издание кн-ва "Посредник", № 592, 1906 (М.: Типо-литография Т-ва И.Н. Кушнерева и К). - 200 c. Бумага, тип. печать. 20,2х13,5. Обложка издательская Толстой Л.Н. I. О жизни. II. Мысли о новом жизнепонимании [Текст] Л.Н. Толстой. – Изд. 2-е. [М.]: Издание кн-ва "Посредник", № 583, 1907 (М.: Типо-литография Т-ва И.Н. Кушнерева и К). - 196 c. Бумага, тип. печать. 20,1х13,7 Обложка издательская La Vita Internazionale: rassegna quindicinale. № 9 : 5 Maggio 1901. Milano, 1901. - P. [2], 273-303, [3] Бумага, тип. печать. 29,4х19,6 Обложка издательская Толстой Л.Н. Сочинения графа Л.Н.Толстого [Текст]. Ч.12. - Изд. 11-е. М.: [Издание С.А. Толстой], 1903 (М.: Типо-литография Товарищества И.Н. Кушнерев и К). [2], [5], 6-562, [2], [2] c. Бумага, картон, бумага муаровая, кожа, тесьма шелковая, тип. печать, тиснение золотом, золотой обрез 20,5х14,2; 31,5 (тесьма). Переплет издательский Perosi L. La Risurrezione di Lazzaro [Ноты]: Oratorio in due Parti per canto ed orchestra / composto da don Lorenzo Perosi; riduzione per pianoforte solo di Ugo Solazzi. Milano; Roma; Napoli ; Palermo; Parigi ; Londra : G. Ricordi & C., [1899] ( Printed in Italy ). - [2], 54 p. Бумага, коленкор, тип. печать. 30,5х23,5 Обложка издательская

Подсвечник. Россия. Конец XIX- начало XX вв. (ГMYTЯП). Portacandele. Russia. Fine XIX-inizio XX sec. 1494. (SMETYP).

258

ТВорЧеСТВо iL processo

c r e at i v o

L'infinito non si può esprimere se non quando non si sente; bensì dopo sentito [...]. G. Leopardi (Zibaldone, 714,1).

“La v è un’opera in fieri” Lev T t j

Бесконечность можно выразить только тогда, когда ты ее не чувствуешь, а только после того как почувствовал [...]. Д. Леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 714,1).

«Жизнь есть совершающееся творчество» Л. н. Толстой.

В. Г. Черткова Л. Н. Толстой в яснополянском кабинете. Фотография. 1909 г. V.G. Chertkov, L.N.Tolstoj nel suo studio a Jasnaja Poljana. Fotografia, 1909.

259

Страницы рукописи «Анны Карениной» переписаны рукой С. А. Толстой с правкой Л. Н. Толстого. (GMT)

262

«Никакие гениальные прибавления не могут улучшить сочинения так много, как могут улучшить его вымарки» Л. Н. Толстой.

Pagine del manoscritto Anna Karenina trascritte da S. A. Tolstoja con correzioni a mano di Tolstoj. 17,2 x 21,9 cadauna. (GMT)

“Nessuna geniale aggiunta può migliorare un’opera quanto la può migliorare un taglio” Lev Tolstoj.

263

Часы Л. Н. Толстого D – 5,0 см. – Часы. (ГMYTЯП) Orologio di L.N.Tolstoj Orologio: 5 cm. (SMETYP).

264

Мне больно слышать поздней ночью пение проходящих крестьян. Бесконечность прошлого, о которой я думал, вспоминая о Древнем риме, павшем после своей славной истории подвигов. С еще большой болью я сравнивал ее с ночной тишиной и спокойствием (Дневник размышлений, 50,2).

иСТориЯ La storia “Emerson ha visto Napoleone come un rappresentante della borghesia avida, un egoista: magnifico”. Lev Tolstoj Dolor mio nel sentire a tarda notte seguente al giorno di qualche festa il canto notturno de’ villani passeggeri. Infinità del passato che mi veniva in mente, ripensando ai Romani così caduti dopo tanto romore e ai tanti avvenimenti ora passati ch’io paragonava dolorosamente con quella profonda quiete e silenzio della notte, a farmi avvedere del quale giovava il risalto di quella voce o canto villanesco. G. Leopardi (Zibaldone, 50,2).

265

«Читал Эмерсона наполеона – представитель жадного буржуа – эгоиста – прекрасно» Л. н. Толстой.

266

«…не мог понимать он [Наполеон] ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того, чтобы он мог понимать их значение» Л. Н. Толстой.

Портрет Наполеона. Раскрашенная гравюра А. Льюиса 1841. по оригиналу П. Деляроша. Kопия. Ritratto di Napoleone. Incisione a colori di A. Lewis 1841 da un originale di P. De La Roche, cm. 27 x 34.

Сражение при Бородине 26 августа 1812 г. Гравюра С. Федорова и С. Карделли по оригиналу Д. Скотти. 1814 г. Центральное место в «Войне и мире» занимает изображение Бородинского сражения, его описанию посвящено 22 главы. Толстой считал, что «великий» Наполеон потерпел моральное поражение при Бородине, а русский народ победил нравственно. Battaglia di Borodino del 26 Agosto 1812. Incisione di S. Fedorov e S. Cardelli da un originale di D. Scott, 1814

“non poteva capire né il bene, né la bellezza, né la verità né il senso delle sue azioni, troppo antitetiche al bene e alla verità, troppo lontane da tutto ciò che è umano, perché potesse capirne il senso” Lev Tolstoj

Un posto centrale in Guerra e pace è occupato dalla raffigurazione della Battaglia di Borodino, la sua descrizione si estende per 22 capitoli. Tolstoj riteneva che il “grande” Napoleone avesse subito una sconfitta morale a Borodino, mentre il popolo russo avesse trionfato dal punto di vista morale.

267

Природа как ребенок: с огромнейшей заботой она утомляется производить и доводить свое произведение до совершенства; но как только она осуществила то, что она задумала, она начинает разрушать это... Д. Леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 4421,2).

ЧеЛовек и ПрироДа L’ u o m o e L a N at u r a

“Un amico è una buona cosa; ma un giorno o l’altro muore o se ne va da qualche parte, e tu non gli vai dietro; mentre la natura, [...] è ancora meglio. Ti appartiene. È fredda, silenziosa, altezzosa, esigente, ma è un amico che non perdi fino alla morte, e morendo, ritorni a lei” Lev Tolstoj a A. Fet. La natura è come un fanciullo: con grandissima cura ella si affatica a produrre, e a condurre il prodotto alla sua perfezione; ma non appena ve l'ha condotto, ch’ella pensa e comincia a distruggerlo... G. Leopardi (Zibaldone, 4421,2).

«Друг – хорошо; но он умрет, он уйдет как-нибудь, не поспеешь как-нибудь за ним; а природа, [...] еще лучше. Своя собственная природа. и холодная она, и не разговорчивая, и важная, и требовательная, да зато уж это такой друг, которого не потеряешь до смерти, а и умрешь, все в нее же уйдешь» Л. Н. Толстой - а. а. Фету.

В. Г. Чертков. Л. Н. Толстой на верховой прогулке. Фотография. 1908 г. (ГМУТЯП) VG Certkov. L.N. Tolstoj in gita a cavallo. Fotografia. 1908 (SMETYP).

269

Л. Н. Толстой верхом на лошади. Любительская фотография. Ясная Поляна, 1900-е гг. (ГМУТЯП). «При всей отзывчивости к явлениям и жизни природы, Толстой только в крайних случаях принуждал себя отказаться от верховой прогулки после завтрака. Если шел дождь, Лев Николаевич надевал непромокаемое пальто, но все-таки ехал; если была гололедица, он ехал шагом, осторожно, но ехал; то же самое – во время легкого недомогания; он мог ехать тихо, мог поехать недалеко, но совсем отказаться от поездки ему было трудно. … удивительная простота соединялась у него с великой исключительной любовью к природе» В. Ф. Булгаков.

К. К. Булла. Л.Н. Толстой на верховой прогулке. Фотография. Ясная Поляна, 1908 г. (ГМУТЯП) K. Bull. L.N. Tolstoj in gita a cavallo. Fotografia. Jasnaja Poljana, 1908 (SMETYP).

Lev Tolstoj a cavallo. Fotografia amatoriale. Jasnaja Poljana, 1900. (SMETYP).

“Con tutta la sua attenzione ai fenomeni della natura, Tolstoj solo in casi estremi rinunciava ad una passeggiata a cavallo dopo la prima colazione. Se pioveva, Lev Nicolaevich indossava un paltò impermeabile, ma non rinunciava; se c’era ghiaccio, andava a piedi, ma non rinunciava; lo stesso se non si sentiva tanto bene; camminava piano, non si allontanava troppo da casa, ma non rinunciava alla sua passeggiata. Una straordinaria semplicità si univa in lui a un amore esclusivo per la natura” Valentin Bulgakov.

В. Г. Чертков Л.Н. Толстой на прогулке. Фотография. Ясная Поляна, 1908 г. (ГМУТЯП). V.G. Chertkov. Tolstoj durante una passeggiata Jasnaja Poljana, 1908. (SMETYP).

270

Брусница. Россия. 1880 – 1890 г.г. На передней грани надпись чернилами рукой С. А. Толстой: “Подарена Льву Никол. Сыном Ильей и служила ему на покосах”. 26,0х8,0 см. (ГMYTЯП) Custodia per il cote. Russia.1880-1890. Sul lato anteriore, scritta a inchiostro per mano di S.A.Tolstaja: “Regalato a Lev Nikol. dal figlio Il’ja, che gli serva per la falciatura”. (SMETYP).

Коса. Россия. 1908 г (?) 90,0х10,0 см. (ГMYTЯП)

Falce. Russia. 1908 (?) cm. 90 x 10 (SMETYP).

И. Е. Репин. Толстой в комнате под сводами. Ясная Поляна, 1891 г. Авторизованная копия. (ГМУТЯП).

271

Ilya Repin, Tolstoj nel suo studio a volte. Jasnaja Poliana, 1891. Copia autorizzata (SMETYP).

ненависть к врагу была основой характера античных народов [...] и иисус, говоря о любви к врагам, дает нам новую заповедь Д. Леопарди (Дневник размышлений - Zibaldone, 1641).

знАЧение еВАнГеЛий i L s i G N i f i c at o d e i va N G e L i “L’insegnamento di Cristo, come ogni insegnamento religioso, ha due aspetti: 1) insegnamento etico sul come devono vivere, ciascuno per sé e tutti insieme, e 2) insegnamento metafisico, spiegazione del perché la gente deve vivere così e non altrimenti. Un aspetto è conseguenza e insieme causa dell’altro” Lev Tolstoj L’odio del nemico costituiva lo spirito delle antiche nazioni [...] E Gesù comandando l'amor del nemico, dice formalmente che dà un precetto nuovo G. Leopardi (Zibaldone, 1641).

Ге Н. Н. «Что есть истина?» Христос и Пилат. 1890. Л. Н. Толстой писал: «Достоинство картины... в том, что она правдива... в самом настоящем значении этого слова... Ге... нашел в жизни Христа такой момент, который важен теперь для всех нас и повторяется везде во всем мире ...Это верно исторически, и верно современно...»

«Учение христа, как и всякое религиозное учение, заключает в себе две стороны: 1) учение о жизни людей – о том, как надо жить каждому отдельно и всем вместе – этическое, и 2) объяснение, почему людям надо жить именно так, а не иначе – метафизическое учение. одно есть следствие и вместе причина другого» Л. н. Толстой.

N.N. Ge. “Che cos’è la verità?” Cristo e Pilato. 1890. Lev Tolstoj ha scritto: “La dignità del quadro ... sta nel fatto che è veritiera … nel più attuale dei significati di questa parola… Ge…ha trovato nella vita di Cristo proprio quel momento, oggi fondamentale per tutti noi, che si ripete in ogni luogo della terra. …Questo è un fatto sia storico che attuale…” 273

Толстой Л. Н. Ответ на определение Синода от 20-22 февраля и на полученные мною по этому случаю письма. Автограф. Москва, 24 марта 1901 г. 17, 8Х20,6. (ГМТ)

22 февраля 1901 года граф Л. Н. Толстой был отлучен от Православной Церкви постановлением Святейшего Синода. 26 февраля 1901 г. С. А. Толстая послала письмо митрополиту Антонию: «Оно вызовет не сочувствие … а негодование людях и большую любовь и сочувствие Льву Николаевичу. Уже мы получаем такие изъявления, и им не будет конца, со всех концов мира».

L. N. Tolstoj. Risposta all’ordinanza del Sinodo del 20-22 febbraio e alle lettere ricevute da me per questa occasione. Manoscritto. Mosca. 24 marzo 1901. cm. 17, 8 x 20,6. (GMT)

274

Il 22 Febbraio 1901 il conte Lev N.Tolstoj fu allontanato dalla Chiesa ortodossa con ordinanza del Santo Sinodo del 26 febbraio 1901. S.A. Tolstaja inviò una lettera al metropolita Antonio: “Questo provocherà non la compassione …ma l’indignazione della gente e un grande senso di amore e di pietà per Lev Nikolaevich. Abbiamo già iniziato a ricevere tali manifestazioni dai vari angoli della terra, e a queste non ci sarà fine.”

«О том, почему я прежде не понимал учение Христа, и как и почему я понял его, я написал два сочинения: «Критику Догматического богословия» и новый перевод и соединение четырех Евангелий с объяснениями. В сочинениях этих я методически, шаг за шагом … и стих за стихом вновь перевожу, сличаю и соединяю четыре Евангелия» Л. Н. Толстой.

Ванециан А. В. Ясная Поляна. Дом-музей Толстого и «дерево бедных». Ясная Поляна. 1952. Картон, масло. 45х63 (ГMYTЯП) У «дерева бедных» Толстого обычно ждали посетители: крестьяне, нищие, странники; они знали, что Толстой всегда им поможет.

“Ho scritto due opere, “Critica della teologia dogmatica” e una nuova traduzione e collazione dei quattro Vangeli con commento, in cui spiego perché prima non capivo l’insegnamento di Cristo e come e perché l’ho capito. In queste opere, passo dopo passo, frase dopo frase, metodicamente traduco di nuovo, confronto e collaziono i quattro Vangeli” Lev Tolstoj.

A.V. Vanetzian. Jasnaja Poljana. Museo-residenza di Tolstoj e “l’albero dei poveri”. Jasnaja Poljana. 1952. 45x63. Olio su cartone (SMETYP). “l’albero dei poveri” di Tolstoj vedeva sempre visitatori in attesa: i contadini, i mendicanti, i vagabondi sapevano che Tolstoj certamente li avrebbe aiutati.

275

Published December 19, 1909 Copyright ÂŠ The New York Times

СоЛиДарНоСТь La SoLidarietà

“Tutto ciò che unisce gli uomini è bene e bellezza; tutto ciò che li disunisce è male e bruttura” Lev Tolstoj. Viviamo, Porfirio mio, e confortiamoci insieme: non ricusiamo di portare quella parte che il destino ci ha stabilita, dei mali della nostra specie. Sì bene attendiamo a tenerci compagnia l'un l'altro; e andiamoci incoraggiando, e dando mano e soccorso scambievolmente; per compier nel miglior modo questa fatica della vita. G. Leopardi (Dialogo di Plotino e di Porfirio, in Operette morali).

Нью Иорк Таймс, 19 XII 1909 The New York Times, 19 XII 1909

277

«Все, что соединяет людей, есть добро и красота; все, что разъединяет их, есть зло и безобразие». Л. Н. Толстой.

В. Г. Чертков. Л. Н. Толстой со своим помощником Н. Н. Гусевым. Ясная Поляна. 1909 г. Фотография. V.G. Chertkov. L.N.Tolstoj con il suo aiutante N.N. Gusev. Jasnaja Poljana,1909. Fotografia.

В последние годы жизни Толстой получал огромное количество писем, часто до тридцати писем в день. В переписке Толстому помогали дочери, секретари, в частности Н. Н. Гусев. Только из Америки Толстой получил более 2000 писем. Negli ultimi anni della sua vita, Tolstoj riceveva un’enorme quantità di lettere, a volte fino a trenta lettere al giorno. A tenere la corrispondenza Tolstoj veniva aiutato dalla figlia e dal segretario, N.N. Gusev. Dalla sola America Tolstoj ricevette più di 2000 lettere.

«Кто бы вы ни были – француз, русский, поляк, англичанин, ирландец, немец, чех, – поймите, что все ваши настоящие человеческие интересы, какие бы они ни были – земледельческие, промышленные, торговые, художественные или ученые… ни в чем не противоречат интересам других народов […] и что вы связаны взаимным содействием, обменом услуг, радостью широкого братского общения, обмена не только товаров, но мыслей и чувств с людьми других народов» Л. Н. Толстой “Chiunque voi siate, francese, russo, polacco, inglese, irlandese, tedesco, ceco, cercate di capire che in qualsiasi campo vi muoviate, agricolo, industriale, commerciale, artistico, scientifico, non potete scontrarvi con gli interessi degli altri popoli […] e che siete legati da un rapporto reciproco, da uno scambio ampio, felice, uno scambio non solo di merci, ma di pensieri e sentimenti” Lev Tolstoj. Patriottismo e governo.

278

Письмо Л.Н. Толстого к сыну Андрею Лвовичу. Конверт см. 11х14 Письмо см. 24 x 19,5 (ГМТ) Lettera di L.N. Tolstoj al figlio Andrej L’vovich busta cm 11x14 , lettera cm 24 x 19,5 (GMT)

finito di stampare nel mese di giugno 2011 da Bieffe industria Grafica, recanati (mc) carta blocco interno patinata bianca matt satin da 135 gr/mq copertina fedrigoni tintoretto neve da 250 gr/mq

Il respiro dell’anima

Дыхание вечности