Первое сентября, последний выпуск by Юлия Рязанова

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

о сн о ва н а С им о н о м C о л о в е й ч ико м в 1 9 9 2 г о д у

Вы блестящий учитель, у Вас прекрасные ученики!

«Первое сентября»: СВИДЕТЕЛЬСТВО О ВРЕМЕНИ

Судьба школы и судьба газеты ПОДВОДИМ ИТОГИ МИНУВШЕГО ДВАДЦАТИЛЕТИЯ

2014, 30 июня, № 12 (1629)

Дорогие наши читатели, ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ «ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ» Главный редактор Артём Соловейчик (генеральный директор) Коммерческая деятельность Константин Шмарковский (финансовый директор) Развитие, IT и координация проектов Сергей Островский (исполнительный директор) Реклама, конференции и техническое обеспечение Издательского дома Павел Кузнецов Производство Станислав Савельев Административно-хозяйственное обеспечение Андрей Ушков Педагогический университет Валерия Арсланьян (ректор)

ГАЗЕТА ИЗДАТЕЛЬСКОГО ДОМА: Первое сентября – Е.Бирюкова

ЖУРНАЛЫ ИЗДАТЕЛЬСКОГО ДОМА: Английский язык – А.Громушкина Библиотека в школе – О.Громова Биология – Н.Иванова География – О.Коротова, Дошкольное образование – Д.Тюттерин Здоровье детей – Н.Сёмина Информатика – С.Островский Искусство – О.Волкова История – А.Савельев Классное руководство и воспитание школьников – М.Битянова Литература – С.Волков Математика – Л.Рослова Начальная школа – М.Соловейчик Немецкий язык – М.Бузоева ОБЖ – А.Митрофанов Русский язык – Л.Гончар Спорт в школе – О.Леонтьева Управление школой – Е.Рачевский Физика – Н.Козлова Французский язык – Г.Чесновицкая Химия – О.Блохина Школьный психолог – И.Вачков Школа для родителей – Д.Тюттерин

УЧРЕДИТЕЛЬ: ООО«ЧИСТЫЕ ПРУДЫ»

Зарегистрировано ПИ № ФС77-44340 от 22.03.11 в Министерстве РФ по делам печати

вы держите в руках последний номер «ПС». В этом номере мы подводим итоги двадцати двух лет существования газеты «Первое сентября». Газета появилась на свет на волне исторических перемен – и с другой волной исторических перемен она уходит. Любая газета свидетельствует о своем времени. Но в судьбе «Первого сентября» особо тесно переплелись судьбы школы, судьбы страны, судьбы авторов и читателей-учителей. Ее номера складываются в уникальное свидетельство почти четвертьвековой эпохи усилий, совместных размышлений, сотрудничества многих тысяч людей ради создания и сохранения добрых, умных и свободных школ в России. Этот номер состоит из двух частей, разделенных по времени. Первая часть – «1992–1999. На путях свободы. Между старой и новой школой». В этой части собраны статьи тех лет. Они выстроены не по хронологии, а по логике проблем и противоречий, с которыми сталкивалась школа и о которых писала газета. Это – гул голосов, интонация споров той поры. Главное в газете того времени – столкновение идей, поиски пути, а не официальные проекты, не борьба людей и организаций. Для учителя наступало время думать не об отношениях с начальством, а о своем месте в мире, своей работе, своих учениках, своих возможностях. Каковы внутренние силы и надежды учительства, что может стать опорой для них? Вторая часть – «2000–2013. Под колпаком реформ. Как государство возвращалось в образование…». Эта часть – история газеты и школы в совсем другие времена, когда гул голосов смолк и пришло время защищать достигнутое в предыдущем десятилетии. Это построенная на выдержках из наших публикаций хроника четырнадцати лет следующей эпохи российского образования, когда очень важным стало, как ты ведешь себя в переломные моменты; можешь ли отстаивать педагогические ценности, когда педагогика из школы вытесняется... Перелистнем же старые страницы, посмотрим, чем мы жили, на что надеялись, во что верили – и что отстаивали.

АДРЕС РЕДАКЦИИ И ИЗДАТЕЛЯ:

ул. Киевская, д. 24, Москва, 121165 Тел./факс: (499) 249-3138 Отдел рекламы: (499) 249-9870 Сайт: 1september.ru

ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ПОДПИСКА:

Телефон: (499) 249-4758 E-mail: podpiska@1september.ru

Документооборот Издательского дома «Первое сентября» защищен антивирусной программой Dr.Web

НАД НОМЕРОМ РАБОТАЛИ: Татьяна Бритова, Анатолий Витковский, Людмила Кожурина, Елена Куценко, Алексей Олейников, Людмила Печатникова Редакторы Елена Бирюкова Андрей Русаков

Авторы вступительных текстов Сергей Лебедев Андрей Русаков Дизайн Иван Лукьянов Элла Лурье

Верстка Виктория Пахомова Корректура Екатерина Литвиненко Тамара Остроумова

ЭПИГРАФ К НОМЕРУ

Правда – воздух отношений между людьми ...Правда для педагога – рабочий, профессиональный инструмент. Будьте правдивыми, искренними с детьми, и все остальное приложится. А если нет этой способности к правде, то все остальное не поможет: ни знания, ни методики, ни старательность, ни даже самоотверженность. Кто не способен на правду, от того дети отворачиваются. Это просто поразительно: что такое правда – неизвестно; и не так уж много правдолюбцев и правдоискателей; но чуть-чуть отступишь от какой-то невидимой и вроде бы несуществующей линии, называемой правда, – все чувствуют это отступление и наказывают за него. Правда – воздух отношений между людьми. Пока все в порядке – живем и дышим. Немножко не так – задыхаемся. А может быть, правда – как кислород в воздухе, ее не должно быть сто процентов, чистым кислородом дышать трудно. Но при всех обстоятельствах правды должно хватать, как кислорода в воздухе. Вот так будет точнее: чистой правды никто и не ждет, она и не нужна; но правды должно хватать. Или по-другому, наоборот, немножко лжи и вранья все простят, но чистая ложь – невыносима. Она оскорбляет, убивает, уничтожает. Среди всех видов лжи самый страшный – ложь в глаза. «Ну прямо в глаза мне смотрит – и лжет», – возмущаются в таких случаях. Каждый, наверное, хоть раз или два пережил этот ужас: «Я тебе ничего не говорил». – «Как не говорил? Мы вот тут стояли…» – «Ничего этого не было». И холодно смотрит прямо в глаза. Любопытная реакция человеческой души на прямую ложь: душа ее отторгает как нечто неестественное. Правда настолько необходима для души, что когда неправда становится явной, человек не просто возмущается – он сходит с ума. Со смертью, с гибелью, с убийством, с отъятием жизни ничего не сравнится. Но ложь – тоже убийство. Убийство правды, убийство веры, убийство души. Публичная ложь – публичное убийство. Симон СОЛОВЕЙЧИК «Первое сентября» № 9, 1996 год

ВВЕДЕНИЕ К ПЕРВОЙ ЧАСТИ «Наш учитель на уроке не кричит, а смеется!» «С мелом, товарищи, в ногу!» «Установка на вторую четверть: в связи с инфляцией меньше пятерки не ставить!» Читатель, открывая осенью 1992 года первые номера «Первого сентября», прежде чем задуматься, часто успевал улыбнуться. На фоне нервно-динамичного, деловитого или зазывно-рекламного тона тогдашних газет новорожденное «Первое сентября» изумляло неторопливой тональностью, «наивной» готовностью обсуждать самые общие вопросы. Какой же газета «Первое сентября» представала тем, кто вчитывался в интонации и содержание первых ее статей? Во-первых, газетой, обращенной к достоинствам школы, а не к ее недостаткам. Открытой к сотрудничеству, а не призывающей к борьбе. Личное достоинство учителей и учеников укрепляют (постоянно повторял ее редактор) не разоблачением дурного, а открытием образа достойной школьной жизни, верой в ее достижимость, сотрудничеством, бодростью и воодушевлением. Во-вторых – газетой размышлений над своим делом и своим мировоззрением. Наконец, «Первое сентября» – это газета авторская. Создаваемая аналогично тому, как появлялись тогда на свет авторские школы. Вот есть школа Тубельского, а есть газета Соловейчика. Конечно, в авторской газете, как и в авторской школе, хватает самобытно мыслящих учителей, авторов и сотрудников, но между ними есть нечто общее, объединяющее. И фиксируется это общее живой личностью директора/редактора и его кругом убеждений. Отныне – как верил, создавая свою газету С.Л.Соловейчик, – интриги образовательной политики, запуск образовательных проектов, агитация за них и прочий калейдоскоп внешних событий становятся рабочей рутиной специалистов, а не заботой газеты учителей. Это лишь уводило бы учителей от необходимости личных решений, приучало бы к роли зрителей и болельщиков, а не к тому, чтобы принимать ответственность за свою школьную жизнь с детьми на себя. Собеседники газеты – те, кто искал для своей обретенной профессиональной свободы новое вдохновение, идейные основания, духовные силы и деловые возможности. По материалам первого десятилетия выхода газеты вы сможете оценить и то, как «Первое сентября» хранило верность изначальному замыслу, и то, как год за годом статьи газеты все чаще оказывались суровыми по сюжетам, жесткими по форме. Газете приходилось по все новым поводам становиться на путь борьбы: в защиту учительского и детского права на жизнь в умной, доброй и совестливой школе.

Прежняя газета миролюбия и позитивного воодушевления постепенно осваивала роль газеты-защитника. Общий вдохновляющий тон газеты уступил место индивидуальному воодушевлению: когда жизнь и убеждения конкретного читателя-учителя входили в резонанс с мыслями и делами людей, представленных на газетных страницах. Своеобразно раскрылся и еще один замысел: соединить профессиональную газету учителей с газетой, размышляющей о личном мировоззрении человека в современном мире. «Философическая» линия нашла свое жанровое решение не в просветительских объяснениях, как и о чем учителям должно думать, не в полемике философов и культурологов. Понимание общих смыслов зачастую возникало из рассмотрения нескольких деталей жизненной обстановки, какого-то события, типичной черты поведения, мышления, речи. Ненамеренно практика газеты оказалась созвучной опыту педагогики сотрудничества, зачастую отрицающему привычную дидактическую иерархию: мол, сначала принципы, потом цели, затем методы – и лишь самой последней малозначительной переменной признаются конкретные приемы и учебные ситуации. Живая педагогическая мысль показывает естественность другого подхода: равноправие общего принципа и конкретного приема в профессиональном мышлении учителей – в том случае, когда в этом приеме (равно как и в конкретном деле, событии) могут как в капле воды отражаться самые общие, системообразующие стороны дела. Так и во внимательном рассмотрении житейских «мелочей», фокусирующих большие человеческие явления, обнаруживался верный способ мудрого и деликатного разговора на непростые темы, настраивания согласованности между профессиональными и общечеловеческими сторонами учительского мировоззрения. Страницы газеты дают косвенный намек-ответ на многолетние пререкания о том, как «высчитать»: много или мало в России свободы слова, а в российских школах – свободы для учителей. Дискуссии об этом, наверное, останутся бесплодными, пока в качестве аргументов ищутся критерии внешних ограничений или дозволений. Подлинный же критерий, вероятно, один: способность оставаться верным голосу совести. Мера свободы слова – готовность говорящих высказываться так, как велит совесть. Мера свободы учителя – его свобода действовать в согласии со своей совестью. Свободы говорения в России и сейчас предостаточно. Свободы произвола, в том числе учительского – еще больше. А вот слов и действий, произносимых и осуществляемых при свете совести, – ощутимо не хватает…

2014 11 июня № 11

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1992–1999

На путях свободы. Между старой и новой школой

ОГЛАВЛЕНИЕ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Педагогика школы: авторитаризм или гуманность? — 6–30

Управление школой: контроль или поддержка? — 31–53

Учителя и ученики: дисциплина или достоинство? — 54–78

Взрослые и дети: границы дозволенного и недозволенного — 79–88

Человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности — 89–112

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Педагогика школы:

авторитаризм или гуманность? СОДЕРЖАНИЕ Симон СОЛОВЕЙЧИК

Школа без страха

Шалва АМОНАШВИЛИ

Бездетная педагогика

7–9

Валентина ГУСЕВА

Разрушительная сила отметки

9–10

Михаил ЦЕНЦИПЕР

Опасные рифы учительской профессии

10–11

Александр КАЛМАНОВСКИЙ

Кому принадлежит урок – учителю или ученику?

11–12

Круглый стол

По какой программе учитель учит лучше – по своей или по официальной?

12–13

Только школа знает, какой учитель ей нужен

13–15

Людмила РЫБИНА

Великолепная команда

15–16

Лидия ФИЛЯКИНА

История одной «Cемейки»

16–17

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Упорное неприятие новых идей – вечная беда школы

17–18

Классы коррекции – педагогика бессилия

18–19

Анатолий БУКИН

Школа закрытых дверей

19–20

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Дети второго сорта?

Сергей СТЕПАНОВ

На пороге нового перегиба?

21–22

«ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ». редакционная статья

«У большинства учащихся элитарных школ...»

22–23

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Один учитель – двести учеников

24–25

Елена ЛОСЕВСКАЯ

Умирает ли коллективизм?

25–26

Андрей РУСАКОВ

Возвращение грамотности

26–28

Симон СОЛОВЕЙЧИК

От учителя ждут не суда, а милости 28

Шалва АМОНАШВИЛИ

Глубинное воспитание

Вита МАЛЫГИНА

Татьяна ГУРЬЯНОВА

29–30

педагогика школы:

2014 11 июня № 11

авторитаризм или гуманность?

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Школа без страха Почему учителя боятся детей, а дети – учителей Школа без страха. Не содержится ли в этих простых словах образ идеальной школы? Представьте себе школу, которая требовательна и в которую в то же Примечание от редакции. Публикации Симона Соловейчика в газете «Первое сентября» собраны в книги: Соловейчик С.Л. Воспитание школы. Статьи для своей газеты. – М., 2002. Соловейчик С.Л. Пушкинские проповеди перед уроком. – М., 2009. Соловейчик С.Л. Последняя книга. – М., 2009. См. также сборник «Первое сентября: Советы газеты». – М., 2012. Большинство представленных советов принадлежит С.Л.Соловейчику.

время никто не боится идти. Сердце ученика не замирает, когда учитель ведет пальцем по списку в журнале, и не обрывается, когда педагог называет его фамилию и надо идти к доске. Школа, в которой ученик может отвечать, зная, что его не перебьют, над ним не посмеются, ему не поставят плохую отметку, у него не будет неприятностей. Школа, в которой ученик может подойти к любому учителю и даже директору, как к близкому человеку. Но представьте себе и школу, в которой никто из учителей не боится войти в любой класс. В кото-

рой все ученики дружелюбны к учителям, ждут, когда придет учитель, и хотя и радуются, что учитель заболел и урока не будет, но недолго и без зла. Так просто – школа без страха. Так трудно. Так отчего-то недоступно для многих школ. Может, потому недоступно, что мы не думаем об этом? Многие думают, что антипод любви – ненависть. Нет. Антипод любви – страх. Школа без страха – это школа, в которой царит любовь. № 43, 1993

Шалва АМОНАШВИЛИ

Бездетная педагогика Ни один учебник педагогики не обмолвится о том, что есть детишалуны, дети застенчивые, дети способные, дети-тугодумы, что они еще порой ссорятся и дерутся друг с другом. Чем заполнена учебная деятельность школьника в авторитарно-императивном педагогическом процессе? Больше всего слушанием, выполнением, повторением, действием по образцу, исправлением ошибок. Педагогический процесс уподобляется диктовке диктанта. Детям диктуется не только текст для проверки усвоения орфографических навыков, но и вся жизнь. Им диктуются и знания, и нравственность, и оценки действительности, и убеждения. Учащимся

остается только быть восприимчивыми к учительским наставлениям. Но так как нельзя рассчитывать на благоразумие детей, то учителя вооружаются многообразными санкциями: принуждением, запретами и даже изоляцией неугодных. В императивном педагогическом процессе ребенок в самом деле становится строптивым, теряет охоту учиться. И это сразу подвергается обобщению: вот видите, какие они, дети, какое нынче пошло поколение – не слушаются, не учатся! Иные методисты и учителя напоминают мне ученого, который ставил опыты на тараканах. Выпустил этот ученый таракана из стакана и говорит: «Таракан, беги». Бегает та-

ракан. Ученый засекает время, а потом накрывает таракана стаканом и записывает в своем научном журнале для опытов и открытий, сколько сантиметров пробежал таракан за 10 секунд. Затем достает таракана из стакана, отрывает ему одну лапку и говорит: «Таракан, беги!» Опять бежит таракан, опять записывает ученый результат опыта и снова отрывает таракану лапку. «Таракан, беги, давай беги!» – поощряет он в последующем опыте таракана и записывает результат. Так он оторвал таракану все шесть лапок и выпустил на волю: «Таракан, беги!» Но на этот раз таракан не двигается с места – ни просьбы, ни упреки, ни угрозы не действуют. Ученый глубоко заду-

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

мался над результатами своих опытов, и вдруг его осеняет обобщение, которое он тут же записывает в своем журнале научных открытий: «После того как я оторвал таракану все лапки, он оглох и не воспринимает мои приказы». Не кажется ли вам, уважаемый коллега, что именно так жалуются иные методисты и учителя на детей: «Мы для них делаем все, а они, как глухие, слепые, неблагодарные, ничего не хотят делать, не слушаются!» Но почему дети становятся такими? От рождения это было обусловлено? Вовсе нет. Такими детей сделало начальственное к ним отношение старших. *** Методические разработки составлялись, как правило, без учета живого педагогического процесса, без учета того, как увлечь, как зажечь в них творческую искру, познавательную страсть. Наладилась особая служба по разработке контрмер против ухищрений школьников (например, чтобы они не списывали друг у друга при контрольных и проверочных работах, делаются раздаточные карточки с четырьмя и восемью вариантами). Авторитаризм на практике привел к тому, что значительную долю учебного времени стали расходовать на разного рода опросы, проверочные и контрольные работы, повторение и закрепление пройденного, диктанты. В объяснении нового материала начали преобладать такие способы, которые требуют от школьников быть крайне внимательными, запоминать все так, как было сказано и сделано учителем. Тяжесть же заучивания учебного материала, закрепления знаний и навыков переложили на домашние задания, количество и объем которых оставались вне педагогического, психологического, медицинского контроля. Скудость мотивов учения, непосильность домашних заданий, ущемление достоинства, лишение собственной мысли породили у уча-

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

щихся неприязнь к учителям, отвращение к школе, к школьной жизни. Школьники не любят школу – это факт. От класса к классу они все больше тяготятся учением; учащаются и усугубляются конфликты между учениками и учителями, детьми и родителями, школой и общественностью. Авторитарно-императивной педагогической теории не нужны дети. Впусти детей в эту систему – и они разнесут ее в пух и прах. Учитель, обученный этой педагогике, тоже забывает о детях: для него главное – какую он ставит перед собой дидактическую задачу. Скажем, я хочу на этот раз (следуя моему образованию, государствен-

Нужно воспитывать в детях живую жизнь. А педагогические тиски, снимающие проблему непослушания, шалости, капризов, индивидуальности детей, и рождают бездетную педагогику

ной программе и учебнику, «допущенному» методическому руководству, моему привычному опыту) объяснить новый материал. Стремятся ли к тому же самому дети? Это вовсе не важно. Главное, что мне нужно делать, что от меня самого требуют. «А вы, дети, сидите и слушайте внимательно! Я вам еще задам вопросы, на которые вам придется отвечать. Вас не интересует новый материал? Вам не нравится мой урок? А кто дал вам право вмешиваться в мои дела? Это я знаю, что вам нужно, вот и слушайте меня!..» Но я могу захотеть проконтролировать их. Тогда у меня будет урок проверки. «Приготовьтесь, дети! Быстро, быстро! У нас сейчас будет контрольная! Почему так неожиданно? Так нужно! Вот вам варианты задач! Начинайте!..» Это не дети упраши-

школы:

вали меня: «Дорогой учитель, проведите, пожалуйста, контрольную, мы хотим проверить себя!» Не бывает такого. Таким образом, господствует дидактическая задача, она руководит мною. Следуя ей, я не вижу самого ребенка, вижу только, что он знает и чего не знает, каково качество этих знаний. По ним я и буду судить о личности ребенка... *** Дети не шумят в традиционных учебниках педагогики, их как будто и вовсе нет. Ни один учебник не обмолвится о том, что что такое – шалость, хорошо или плохо ребенку быть шалуном. Над этим авторитарная педагогическая теория не задумывается. Почему? Ведь это реальная жизнь! Настоящие, живые дети – это не послушная масса ребят, а живая жизнь. Которую нужно не укрощать педагогическими тисками и этим снимать проблему, а нужно воспитывать эту жизнь в детях. Педагогические тиски, снимающие проблему непослушания, шалости, капризов, индивидуальности детей, и рождают бездетную педагогику. Потому и о любви к детям не надо говорить учителю. Пусть он лучше любит свой предмет, свою профессию, а не своих учеников. Если говорить о любви к ученикам, то тогда нужно будет говорить и о том, как нужно проявлять свою любовь к ним. Тогда надо будет переосмысливать все педагогические понятия, системы, и тогда начнется ералаш. Так что лучше не впускать детей в науку. Она – чистая вещь, она имеет дело с теорией. Зачем впускать детей в свои педагогические размышления? Если детей никто не спрашивает, как их воспитывать, чему и как учить, если они просто обязаны подчиниться воле взрослых? Вот и все. Я, конечно, чуть иронизирую над сложившимся положением вещей в нашей науке и практике, но что делать, коль состояние науки и практики заставляет нас тревожиться…

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

Авторитарно-императивное общение со школьниками заложено в учебниках по отдельным предметам. Учебники, как и учителя, тоже не допускают, что у детей есть желание учиться, есть жажда к знаниям. Они тоже вроде учителей: все требуют, чтобы их читали внимательно, «от и до», запоминали, отвечали на вопросы. Учебники не умеют подружески говорить со школьниками, помогать им, сочувствовать, радоваться вместе с ними, смеяться, поощрять их к познавательным дерзаниям. Они так же хмурятся и грубят, такие же нудные, как иные учителя.

школы:

Учебники не живут жизнью школьников, потому дети недолюбливают свои учебники, не берегут их, не дружат с ними. Тут все взаимно: какое отношение проявляют учитель и учебник к школьникам, таким же отношением отвечают дети им. Для меня становится ясно, что сложившаяся система педагогических взглядов и педагогическая практика не только традиционны. Суть их традиционности заключается в их авторитарно-императивной направленности, в их бездетности. А бездетной является не только теория, но и практика.

2014 11 июня № 11

Бездетными могут быть учителя, которые, входя в класс, видят перед собой не развивающиеся с их заботой и помощью личности, а учеников, которые знают или не знают учебный материал, слушают или не слушают внимательно, мешают или не мешают им работать. Дети как носители уже пройденных частей учебников в виде знаний, умений, навыков – вот что становится главным для учителя. Это и есть бездетная педагогическая практика. № 21, 1993

Валентина ГУСЕВА

Разрушительная сила отметки Жизнь с надеждой на чудо может в старших классах обернуться для ребенка разочарованием или срывом Я прекрасно понимала и раньше, сколь разрушительна сила оценки. Но многого не могла объяснить себе. Тем более аргументированно поспорить с коллегами. Особенно с теми, для кого оценка и кнут, и пряник. Не припомню ни одного случая, когда оценка настолько окрылила ребенка, что он взлетал бы выше своих возможностей. Хотя попытки я предпринимала неоднократно... Но в школьной практике бытуют другие приемы. Они швыряют детские души в пропасть неверия, разочарования, ранней усталости. И что всего страшнее – волнообразные повторы. Приходят новые пятиклассники, а я уже вижу их в девятом и точно знаю – все повторится. Пятиклассники – дети светлые, звонкие, словно первоапрельская капель. Вот и нынче такие. Андрюша – мальчик средних способностей, из неблагополучной семьи. Но мальчик светел душой. Тихий голос, кроткий

взгляд. Так и хочется потрепать его по макушке: «Не грусти...» На уроках старается, доставляет мне много радости своими ответами. В классе у него получается, ставлю четверки, много четверок. Он горд, что учится по моему предмету не хуже других. Я только прошу иногда: – Андрюша, пиши получше. – Буду, – бурчит в ответ, а сам опять пишет неважно, с ошибками. Потом приходит время диктанта или сочинения. Когда сообщаю результаты, появляется странное ощущение, будто скакал Андрюша, скакал на резвом коне и вот на полной скорости сорвался. А надо жить, надо учиться дальше. Шепчу ему добрые слова, окрыляю: в следующий раз обязательно получится! Ложь во спасение. Потому что в следующий раз будет то же самое. А я уже к ребенку привыкла, полю-

била его. Мне больно вместе с ним. Опять и опять спрашиваю его на уроках, он получает четверки, радуется. Но это нас с ним не спасает. Кончается четверть. Пора подвести итог. – У тебя, Андрюша, троечка, – сообщаю ему, пряча глаза. – Почему? – И взгляд, полный недоумения. Бубню, что во второй четверти у нас все обязательно получится. Но, кажется, он уже не верит. Можно ли его неудачи превратить в успехи? Непохоже. Но и допустить, чтобы уже в пятом классе у мальчишки руки опустились, невозможно. Как же быть? Что я должна сказать, что сделать, чтобы возродить в нем прежний интерес к уроку? С Игорем – он уже восьмиклассник – ситуация такая же. Сегодняшний Игорь демонстративно курит, ругается, не делает домашних заданий. Зол и взвинчен. Его деморализовали оценки. Виноват ли он в

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

том, что Господь не дал ему больших способностей? Игорь долго сопротивлялся, вместе с мамой бился за каждую оценку. И… отставал от сверстников все больше и больше. В конце концов учиться перестал совсем. «Я неспособный» – эту порочную установку, мне кажется, уже не преодолеешь. Вопрос о крепости подростковой психики очень спорный. Опытом клянусь, именно в восьмом классе и наступает опасность надрыва. Дети словно устают от зряшных надежд и ожиданий. В ответ на нашу попытку вселить в них уверенность (в который раз) только ухмыляются обреченно. А девчонки еще и плачут.

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

Жить с надеждой на чудо очень трудно. Чудеса редко случаются. Психологи советуют в качестве одного из волшебных средств внутреннюю мотивацию. Над этим стоит подумать. Но уж больно много времени займет серьезная перестройка всего учебного процесса, которая активизировала бы собственные познавательные мотивы учеников. А если попробовать объяснить все честно? Боюсь, не поймут. У детей один коллектив, один учитель, почему оценки разные? Ну тогда, может, фраза «не все гении» поможет? Что вы! У ребят высокая самооценка, да и как знать, в чем они себя потом проявят. То, что Наташа басню не доучила, еще ни о чем не

школы:

говорит. У нее мама после операции, папа пьет, братишка озорник, сестренка грудная. На плечах девочки столько забот! Разве она виновата, что ей под солнцем меньше места досталось? А Дима? Учит и забывает. Жене и раз прочитать достаточно, а ему десяти мало. Не могу видеть их слезы, сердце разрывается. Пробую приучить к мысли, что тройка тоже неплохая оценка. Но сама боюсь, что к восьмому классу они будут невинно мне в глаза смотреть, а думать? «Все равно тройку поставишь, куда денешься!» И я… поставлю. И с умилением вспомню ту пору, когда они еще хотели быть хорошими. № 125, 1996

Михаил ЦЕНЦИПЕР

Опасные рифы учительской профессии Профессию учителя стерегут опасные рифы. Они-то и умеряют упование на радужные цвета. Присмотримся к подробностям. Удивительны уже первые шаги: молниеносное перевоплощение рядовой студентки во всевластную хозяйку детских судеб сегодня и на годы вперед. У инженера или агронома вхождение в должность допускает некий временной разбег, возможность раздумчивых пауз. Иное – в школьном доме. Уже на первом родительском собрании начинающий классный руководитель наставляет искусству воспитания. Не каждому дается деликатная интонация, раздумчивость. Ктото, напротив, категоричен в рекомендациях: «почаще приходите в школу», «бить детей нельзя» и т. д. Так-то оно так... Но у молча внимающей бабушки есть опыт: ремень в знакомой семье применяется не без успеха. Есть у людей и еще вопросы – не все так просто. Можно дать дорожку сомне-

ниям, самому вдруг призадуматься – таких учителей все больше. Много проще слушать и слышать только себя: сошло в первый раз, сойдет и в пятый или пятнадцатый. Подкупает, вводит в соблазн аудитория: пришли сегодня, никуда не денутся и че-

Удивительны уже первые шаги: молниеносное перевоплощение рядовой студентки во всевластную хозяйку детских судеб сегодня и на годы вперед

рез год. Волею случая именно этому все более в себе уверенному педагогу вверены наши дети – кому охота искушать судьбу? Учителя, известное дело, народ обидчивый: поучая других, не очень-то жалуют тех, кто и к ним с тем же...

Вчерашняя просто Вера обретает не только отчество. Ее новые права очень своеобразны. Оставаясь наедине с классом, она вынуждена, подвигаемая обстоятельствами, вершить безотлагательный суд: это хорошо, это плохо... Помедлить, взять в расчет нюансы? Когда как. Ибо рядом не кульман с ватманом или клавиши компьютера – клубится живая жизнь, с тебя не сводит глаз ехиднейшая в мире публика, сегодняшние наши дети. Скорость реакции, полагают многие, скрывает недобор квалификации, оберегает авторитет. И тут подкрадывается соблазн командирских интонаций, ощущение собственной непогрешимости. Урок литературы, отрывок из «Тихого Дона». Григорий Мелехов, только что потеряв Аксинью, в отчаянии видит над головой... черное солнце. – Черного солнца не бывает! – Ты бы сначала научился выражаться как следует. И бегом – дальше, дальше.

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

Догадываетесь? Обмен репликами: ученик и учитель. Младший эстетически не подготовлен к блестящей метафоре. Старшему недосуг: то ли боясь потери темпа, то ли опасаясь собственной осечки на зыбком пятачке, он мимоходом казнит оппонента колкой репликой. Замечу, тоже не из жемчужной россыпи. Тракторист может «не расслышать» начинающего агронома, послать его прочь. А в классе найдется ли смельчак, готовый покуситься на сценарий, отважиться на полемику с режиссером? Знают, может аукнуться сбоем в отметке или сердитой строкой в дневнике: «Опять вертелся на литературе». Такова специфика: стороны изначально в неравных весовых ка-

школы:

тегориях. К тому же стены, камерный характер урока позволяют не беспокоиться касательно арбитра. Картина, сходная с медициной: пациент в кабинете врача. Тот же крен: доктор всегда и во всем прав. Так-таки всегда? Сгущаю краски? Но я не о правиле – о природе срывов. Вероятность их объективно заложена в характере профессии, в разноликом ее потенциале: вести детей от букваря к Резерфорду можно разными путями. В любом варианте дойдутдоберутся. Можно бережно, рука в руке. Сгодится и волоком – по той же руке линейкой... Повторюсь, до Резерфорда дотопают. А по части сердца, по ведомству духа – с какой оснасткой покинут школу пи-

2014 11 июня № 11

томцы той же Веры Петровны? Доберут потом? Полноте! Откуда в обществе столько нетерпимости, небрежения свободой? С какого неба пали тучи самодовольства начальников и покорно им внимающих? Есть тут доля вины и школы. Кому-то пришелся по вкусу пример В.П. и тех ее коллег, что уверовали в собственное всесилие: что хочу, то и ворочу. Никто и ничто мне не указ – всех больше знаю, всем и всему судья. Холодно около них. Впрочем, и их жалко: вспомним словесницу из фильма «Доживем до понедельника». Вакуум вокруг нее, безрадостны ей работа, люди рядом. Учителка – не учитель. № 82, 1994

Александр КАЛМАНОВСКИЙ

Кому принадлежит урок – учителю или ученику? Вопрос не в том, чья в классе власть, а в доверии и взаимопонимании между взрослыми и детьми О чем думает первоклассник, ранним утром входя в класс? Что чувствует? Я долгое время не решался задавать этот вопрос детям, да и себе самому. Боялся услышать неискренний ответ. Чаще всего ребенок смотрит на нас и старается угадать, чего от него ждет взрослый. Но есть нечто особенное, что позволяет ученику не изменять себе. Это уникальное детское восприятие действительности. Значит, надо переместить фокус привычной учительской позиции на попытку разобраться в этом восприятии. …Я попытался начать работу не с того, что привычно для каждого учителя, а стал работать с тем, о чем говорили дети. Помогать им только когда просили. Понял, что именно со-

вместно с детьми в каждой конкретной ситуации можно оказать воздействие на их развитие. Совместно с детьми? Но для этого как минимум надо уметь их слушать. Обладаем ли мы таким даром? Готовы услышать? Хотим ли? В ответах на эти вопросы постепенно становилась понятной и профессиональная функция учителя. Мне было интересно установить истинные устремления ребенка. Не те, о которых он легко объявляет, а те, что сокрыты от внешнего глаза и о которых он и сам часто не подозревает. Ведь настоящую педагогическую работу можно вести только с истинными детскими устремлениями.

Однажды во время утреннего разговора Игорь сообщил свою радость: «Еду на дачу к бабушке!» Что же его так обрадовало? Возможность увидеть любимую бабушку? Отправиться в лес? Искупаться в речке? Оказалось, нет. Его привлекала возможность забраться в старый сарайчик на бабушкином дворе и повозиться с железками, которые только там и можно было найти. Ребенок, как правило, и сам не осознает, почему он так чувствует, видит, понимает. Просто рассказывает о происходящем. В своем восприятии он непроизволен и открыт. Но именно это и позволяет учителю правильнее интерпретировать его слова и поступки и действовать соответственно, а

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

самому ребенку расширить рамки своей свободы. …Одна девочка с трудом решала математические примеры, и ей не нравилась эта работа, а вот задачи давались сравнительно легко, и она решала их с удовольствием. Обычно учитель старается сделать так, чтобы девочка все же научилась решать ненавистные примеры. Применяет десяток методик, тратит усилия и профессиональное мастерство. Но важным окажется другое – то, что не зависит ни от каких методик, а стоит именно за этой особенностью его ученицы. Важными окажутся ее прошлый опыт и ее человеческая уникальность. Девочке надо было представить конкретную ситуацию, которая соответствовала бы решаемому примеру, можно сказать, сочинить на пример задачку. Для этого

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

всегда необходимо время. А его-то и не хватало. Выходило, что ей не годились условия, созданные учителем для выполнения работы, а неспособность к абстрактным математическим действиям была ни при чем. Я не стремился научить эту девочку арифметике, а стал расспрашивать, что с ней происходит, когда она решает примеры, и что – когда задачки. То есть пытался реконструировать эту ее жизненную историю, чтобы построить основания для дальнейшей работы и создать соответствующие условия. Так возникает ситуация, когда нет учителя и учеников, а есть сообщество людей, которые стремятся понять друг друга и осуществить какуюто деятельность, каждый сообразно своим собственным замыслам. На первый план выходят продол-

школы:

жительные диалоги, подробное изучение детского восприятия, реконструкция прошлого опыта. И все это сразу порождает новые формы жизнедеятельности, которые, естественно, вступают в противоречие с традиционным укладом школы. Вот почему мои уроки многим кажутся странными. Ведь формы наших занятий рождаются в совместном с детьми проекте, а не устанавливаются кем-то извне. Любая новая инициатива ребенка или взрослого может изменить всю структуру, и она потому и не является жесткой и окончательно оформленной, а какой-то плавающей, что каждый следующий шаг участников непредсказуем. Именно это предопределяет активное творческое начало и детей, и взрослых. № 13, 1999

КРУГЛЫЙ СТОЛ В обсуждении принимали участие: Ж.АРУТЮНОВА, Г.КУЗНЕЦОВА (Клуб преподавателей при Ассоциации друзей Франции); Б.ПИГАРЕВ, Е.БУНИМОВИЧ (Ассоциация учителей математики); 3.САФОНОВА (Ассоциация толстовских школ); В.КАЙМИН, С.БОГДАНОВА (Ассоциация учителей информатики России); В.КАЛИНИН (Ассоциация «Экологическое образование»)

По какой программе учитель учит лучше – по своей или по официальной?

Мировой опыт показал, что авторские программы отдельных учителей бывают хуже, чем государственные программы, созданные коллективами ученых и методистов. Но оказалось, что по своей, пусть даже слабой, программе преподаватель учит лучше, чем по хорошей чужой, навязанной ему. Так что же важнее: полная, отработанная, замечательная программа или успехи детей? Участники «круглого стола» «ПС» приводят свои аргументы.

ские программы!» – и все начнут их составлять. Но в американских вузах, например, учат, как правильно и грамотно составить программу, – это большое искусство. Есть кафедра науки составления программ, написаны толстые книги. У нас ничего этого нет, а значит, писать программу не может каждый, иначе это превратится в педагогическую графоманию. Вопрос о программах – это вопрос границ демократии в школе. Раньше такая проблема не стояла: существовал всесоюзный учебник, все должны были по нему за-

•

Есть один очень острый момент: можно сказать «давай автор-

•

ниматься. Теперь при единой программе могут использоваться разные учебники. И в разных типах школ сегодня проблема решается по-разному: в свободных школах учителя получили возможность использовать свои оригинальные разработки. Вопрос о программах возвращает нас к вопросу о целях образования. Получается, что учитель, пишущий авторскую программу, сам определяет цели образования и программы составляет в соответствии со своими представлениями. Но должен ли в таком случае вообще состав-

•

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

лять программы учитель, а не сторонний человек? Еще одна проблема – проблема критериев. Как может учитель, который 20 лет преподавал по одному учебнику и был лишен какоголибо выбора, сориентироваться, как, из чего и по каким принципам выбирать? У большинства учителей нет таких навыков. А положение в области учебников (например, по иностранным языкам) таково, что на рынок хлынул поток самых разных учебников и учителя растерялись – чему отдать предпочтение? С другой стороны, в России огромное число учителей талантливых, они составляют свои программы, может быть, даже работают по ним. В программе можно написать все что угодно, но самое главное – что будет на экзамене, который пришлют роно, министерство? Получается, что программа должна быть подогнана под экзамены: выпускные или в какой-либо конкретный вуз. До тех пор, пока в представлении учителя программа будет восприниматься как спущенный сверху документ, ориентированный на часы или экзамены, желание писать свои

•

школы:

программы, вносить элементы творчества в работу может и не возникнуть. Большинство учителей держит традиция! Новая проблема школы: где-то авторские программы не приветствуются, а где-то их почти требуют.

•

Авторская программа учителя должна в первую очередь будить мысль, подталкивать к чему-то новому, а вовсе не утверждать, решать такие-то уравнения или не решать

•

Может быть, стоит говорить не о программах, а о вариативности? Определить обязательную часть (например, 60% часов), а остальное время отдать оригинальной методике учителя. Может быть, есть смысл поговорить о конкурсе учебных планов? Или объявить конкурс педагогической фантастики, конкурс фантастической программы?

•

2014 11 июня № 11

•

Но откуда учителю взять силы и время для таких программ, которые вряд ли будут реализованы в его школьной практике? Идеальная авторская программа та, которая удовлетворяет автора, детей, родителей, администрацию школы. Но возможна ли такая программа в принципе? Ведь у всех разные взгляды на цели школы, на задачи образования, и поэтому авторская программа одного учителя не может удовлетворить всех. Как выясняется из многих рассказов и писем педагогов, учить необычно, нестандартно можно и по обычной программе. Значит, авторская программа должна в первую очередь будить мысль, подталкивать к чему-то новому, а вовсе не утверждать, решать такие-то уравнения или не решать. Конкурс авторских программ может выявить людей, способных нестандартно мыслить, такой конкурс может пробудить к жизни интересные идеи, обнаружить талантливых, выдающихся учителей.

•

№ 48, 1995

Вита МАЛЫГИНА

Только школа знает, какой учитель ей нужен Оказывается, школы могут самостоятельно готовить кадры Проблема педагогического высшего образования существует не только в нашей стране. В мире тоже никто не может толком решить эту задачу. Оказывается, научить учителя в тысячу раз сложнее, чем инженера или даже врача. Можно, конечно, сказать, что в педагогических вузах работают скучные люди, не знающие школьной жизни. Но это не всегда и не совсем

так, да и дело-то не в качестве образования. Можно увеличивать число профессиональных предметов, вводить индивидуальные планы, придумывать хитроумные тесты, позволяющие проверить уровень подготовленности студентов. Кстати, Запад, активно применяющий различные тестирования, приходит к тому, что тест не способен выявить истинное положение дел.

Можно знакомить студентов со всеми новыми методами, заставлять учить психологию, но ситуация не изменится. Да и есть ли такое знание, такое умение, есть ли такой ключик, с помощью которого можно открыть дверь в настоящее учительство? Студентка-пятикурсница, отличница, легко находящая дорожки к детским сердцам, пришедшая в пединститут с твердым намерением

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

быть учителем, теперь от этой мысли почти отказалась. Объясняет это так: я перестала ощущать в этой профессии творческое начало. Скажут: а где она это творчество собралась искать? Но дело не в том, что в другой профессии она надеется творить, а в том, что ее личное, может быть, идеальное представление об учителе после пяти лет учебы рассеялось. Что из того, что представление было идеальным? Ведь идеальный – это и содержащий главную идею, разве не так? ...Про то, что учительство, как и актерство, – это способ жить, сказано много. Так может быть, учить учителя надо так же, как учат актера? Педагогическая студия Лет пять назад в Школе самоопределения А.Н.Тубельского начался эксперимент. Александр Наумович объявил набор на экспериментальный курсстудию. Это означало, что студенты в течение всех пяти лет будут учиться в основном в школе. Сейчас бывшие студийцы уже с трудом вспоминают, как все начиналось. Как сдавали они необычные вступительные экзамены, включавшие помимо обычных предметных испытаний собеседование и своеобразный бенефис, на котором абитуриент должен был по возможности показать все, на что он способен. Таким образом в студии оказались десять человек. Студенты зажили очень сложной, во многом лишенной беспечного очарования студенчества, но интересной и вполне профессиональной жизнью. В чем заключалась учеба студийцев помимо обычных лекций и семинаров, которые они все-таки посещали в базовом институте, хотя это и было достаточно сложно, и прежде всего потому, что расписание уроков в школе и занятия в институте часто пересекались? Помимо непосредственной работы в классе они посещали уроки других учителей, затем проводили анализ увиденных

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

уроков вместе с преподавателями и психологом. Студенты участвовали в различных педагогических семинарах, пытались ходить на уроки в другие школы. Интересно, что школы с изюминкой, не такие, как все, принимали их с удовольствием, а вот обычные муниципальные почему-то неохотно пускали к себе студентовстудийцев. Базовый институт испытывал к своим не совсем родным детям сложные чувства. Честно говоря, он попросту почти не вспоминал о них, пока они учились. Вспомнили о них перед дипломом, институт вдруг встрепенулся: пришлось срочно досдавать какие-то предметы, которых

Ни один, даже самый прогрессивный, педагогический вуз не способен успеть за живой жизнью и не способен научить тому, что вырастет только из общения учителя с ребенком не было в их плане. Беспокойство было вполне понятным: диплом-то выдавал вуз. В конце концов, потрепав нервы студентам, уладили все несовпадения, досдали необходимое и получили дипломы. На этом для вуза все и заканчивается – никакой ответственности за качество подготовленного педагога он не несет. Научиться – значит испытать самому Главная беда педагогических вузов в том, что студенты практически не имеют возможности использовать полученные знания тут же, немедленно, отправляясь на урок в школу. «Система, при которой студент попадает в школу эпизодически, в рамках короткой ознакомитель-

школы:

ной практики, совершенно неэффективна. Человек, который хочет стать учителем, должен общаться с детьми. Кем угодно: воспитателем на продленке, вожатым, ассистентом, учителем на замене. Да, он наделает много ошибок, но никакое знание теории от них не освобождает. Изучение теории и практическая работа – это прежде всего разные способы действия. И потом, вопросы к теории возникают тогда, когда человек сталкивается с реальной школьной жизнью. Педагогика такая вещь, которая рождается только в процессе живого общения», – считает М.П.Черемных. Школы, которые знают, какого учителя им надо, стремятся вырастить его сами, не надеясь на вузы. Эксперимент Тубельского объединил разрозненные попытки и продемонстрировал, что это вполне возможно и вполне эффективно, если понимать под эффективностью не количество условных педагогов, больше половины которых так никогда и не пойдут работать по специальности, а остальные, набив шишки, столкнувшись с реальной школьной жизнью, как-то приспособятся к ней, – не это условное количество условных единиц, а реальных, настоящих учителей. Студийный метод подготовки учителей позволяет сделать то, что почти невозможно осуществить в институтских стенах – студент, получая определенные теоретические знания по предмету и по педагогике, имеет возможность опробовать их тут же, сейчас, – позволяет понять, как применить определенный метод не какому-то абстрактному, среднестатистическому студенту, а именно ему. Вопреки ож и д аниям опы т педагогов-новаторов, похоже, не получил должного распространения. Часто говорят: методы новаторов возникли из особенностей их конкретных личностей и весьма хороши и эффективны только когда их применяет тот, кто их придумал.

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

Дело вот в чем. Научить конкретной методике – не значит подробно описать ее в учебнике, разобрать на семинаре и затвердить основные положения. Если учитель будет способен не просто скопировать методику, а сумеет применить ее в конкретном классе, можно сказать, он овладел методикой. Педагогические вузы не могут этому научить, потому что они только знакомят студентов с различными системами и методами, не давая возможности испытать их на себе. Но штучный метод Тубельского слишком дорогое удовольствие. Такого не может себе позволить даже богатая Америка. Студии не могут удовлетворить потребности общества в педагогах.

школы:

Можно ли сделать так, чтобы институт не отбивал у студентов охоту становиться учителем? Можно, если представить себе систему высшего образования не как структуру, призванную набить человеку голову различной информацией, а прежде всего как систему самообучения. Не надо стремиться вложить в голову всю возможную информацию, надо научить ее искать и применять. Многие говорят: учителя недостаточно культурны, они недостаточно интеллигентны. Но ведь и культура не есть совокупность знаний – это способность в культуре жить и пользоваться ею, создавая нечто внутри ее. Может быть, культура и есть та

2014 11 июня № 11

способность к развитию, та необходимая свобода в предмете, о которой говорят в один голос директора школ? Учителю ну жна свобода. От догм, собственных и общественных. От чиновника. От стандарта. Понятно, что они не исчезнут никогда и никуда, пока существуют государства. Но свобода не снаружи, а внутри нас. И единственное, что может создать внутреннюю свободу, – вера в то, что ты двигаешься в верном направлении. А единственное, что может убедить тебя в верности пути, – это дорога, пройденная самостоятельно. № 24, 1997

Людмила РЫБИНА

Великолепная команда О школе, в которой дети заставляют расти учителей. А учителя подталкивают администрацию Директор 564-й петербургской школы Нина Леоновна Корсакова считает, что всего-то и нужно, чтобы при каждом учителе крутились по десять ребят. Но только так, чтобы они были близки: кто-то увлечен предметом, кто-то учителем, комуто нравится просто участвовать в тех делах, которые этот учитель и увлеченные ребята организуют. Тогда всех видно: кто чему радуется и что у кого болит. *** …Весь первый год на педсоветах говорили об отношениях: учитель– ученик, ученики–родители, ученик– ученик. Стремились помочь учителю видеть результат любого своего действия, анализировать работу. Но дела поначалу шли не очень весело. Приходилось радоваться и тройкам. По итогам тестирования школьная психологическая служба сильных детей не выявила совсем. И тогда ре-

шили: раз получаем мы детей неначитанных, неразвитых, раз не водят их родители в кружки, секции, придется все делать прямо в школе. В расписании появилось десять новых предметов. Поначалу поражало, как ребята ведут себя в буфете, на перемене, да и в классе, как трудно им сказать добрые слова друг другу. Теперь с первого по четвертый класс в расписании есть предмет этика и культура поведения и еще с первого по девятый – психология. Художественное чтение – предмет в расписании с первого по седьмой класс. Мировая культура – с пятого по девятый. Рисование – с первого по шестой (2 часа в неделю). А еще – машинопись (со второго по восьмой), информатика (со второго по одиннадцатый), компьютерные шахматы и ритмика (с первого по четвертый). На все эти новые предметы класс делится на группы, все учителя – специалисты в

своем деле, например, художественное чтение ведет режиссер. Как же с перегрузкой? А ее нет. Взаимоувязки всех предметов – на завучах. Те события, которые проходят на истории, изобразят и на рисовании, рассмотрят, как отразили их великие на музыке, литературе, да еще и на художественном чтении, а раз в четверть это выливается в общее дело – школьный праздник. Готовят его вместе с выпускниками – они в школе каждый день. Помогают. *** Теперь в этой школе добрые дети. А еще учителя здесь очень тепло относятся друг к другу. Нечасто мне приходилось попадать в школу, где корреспондента отводили бы в сторонку и тороп ливо рассказывали… нет, не о склоке в коллективе и не о криминале, а о коллеге, как о близком человеке: «Вы обратите внимание», «Вы сходите

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

на урок» – и тревожились: увижу ли, пойму ли? Евгения Дмитриевна Редекоп, замдиректора по эстетическому воспитанию: «Чтобы ребенок освоил нравственные ориентиры, заложенные в культуре, он имеет право на гуманную, демократическую, развивающую школу и на творческого учителя-наставника, который богатство культуры до него донесет». Валентин Васильевич Кравец – учитель физкультуры, руководитель сборной по регби: «Почему я пришел в школу? Мне не нравится многое в сегодняшнем мире. Я хочу многое изменить. Думаю, работа с детьми – самый рациональный для этого путь».

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

Радик Рафикович Галияхметов учит играть в шахматы с компьютером, ведет информатику и физику: «Трудно рассказать, как я работаю со своим классом. У нас общая жизнь». Надежда Геннадиевна Суворова – библиотекарь. Когда она пришла впервые и заявила, что главное место в школе – библиотека, все заулыбались. А сейчас, если на какойто перемене не открыть, у дверей гудит целая толпа. В библиотеке есть ковер для малышей, где они играют с кубиками и машинками, если соскучились за урок по игрушкам. Правда, теперь сюда любят забираться и старшеклассники, чтобы почитать, полистать книжку лежа.

школы:

*** Районная психологическая служба провела в школе замеры: ребята очень доброжелательно настроены по отношению к учителям, друг к другу, не зажаты. Как необычное отметили то, что дети в школу идут охотно. Но учителей насторожило, что мотив – не учение. Идут общаться! И в директорском кабинете, и в учительской теперь мозгуют: как же повысить престиж знаний, учебы? Это, конечно, правильно. Но как счастлив тот учитель, с которым спешат пообщаться ребята. И повезло ребятам, если у них есть хоть один такой. № 20, 1993

Рассказ Лидии ФИЛЯКИНОЙ записала Елена ШАРОВА

История одной «Семейки» О том, как однажды собрались родители и сделали школу... Лидия Константиновна Филякина работает в школе тридцать шестой год. Вместе с Евгением Шулешко они разработали удивительную систему принципов и методов начального образования. Теперь ее увлекла иная надежда: помочь знакомым родителям создать полушколу-полуклуб семейного образования. Так самые тонкие педагогические методики соединились с простодушным родительским порывом пожить с детьми общей жизнью. И вот «Семейка» стала маленьким островом внутри огромного УВК «Измайлово» знаменитой московской школы Александра Рывкина. Рассказывает Лидия Филякина. Примечание от редакции. Подробнее с замыслами и приемами «интуитивно-образной педагогики» Л.К.Филякиной вы можете познакомиться в книгах: Филякина Л.К. Математические вариации. – М., СПб., 2014. Патрушина Т.А., Филякина Л.К. Первоклассник на пороге школы: советы родителям, советы учителям. – СПб., 2009.

…Возрождение школы должно начаться с родителей! Они нужны мне в классе для того, чтобы у мам, пап и бабушек с дедушками была возможность с отзывчивостью относиться ко всему, что делает малыш. И тут двое пап пришли с предложением: давайте соберем образованных родителей и будем учить детей сами. Один – рисованию, другой – музыке, третий – математике, четвертый – языкам. Я сразу загорелась. Первая «Семейка» была сделана для многодетных семей, чтобы они могли привести сюда всех своих ребят, даже маленьких, с двух лет. Если ребенку здесь хорошо, а рядом брат или сестра, он потихоньку, потихоньку всему учится. В семейной школе очень важны старшие дети: когда мы занимаемся, например керамикой, подросток оказывается самым талантливым и умелым, а младший учится не по объяснениям взрослых, а повторяет то, что делает брат или сестра, – снимает инфор-

мацию с рук, а не с языка. Правда, нередко бывает, что малыш не хочет делать как другие, а упорно занимается чем-то своим, например, лепит и лепит змеек, но потом вдруг наступает качественный скачок – и рождается нечто новое. И то, что рождается, это и есть плод душевного содружества. …Почти все занятия ведут родители. Мой опыт, конечно, активно используется: русский мы делаем на музыке и движении, безударные гласные осваиваем на говоре разных российских областей. Для этого я ввожу красивые стенографические знаки – на них и по-английски можно писать. Чтение – это вообще форма самоутверждения: ребенок знает буквы, а потом вдруг р-раз – и зачитал. Это происходит мгновенно, но когда возникнет это мгновение, непонятно. У одного в три с половиной, а в основном в четыре – здесь никто никого не торопит и ничего не требует. Если че-

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

ловек решил, что он читатель, он начинает читать. Мы читаем книги, а наш букварь – песенник. Там есть и послоговый текст, и обычный. Чтение через музыку снимает все зажимы, потому что человек поет. В песне не скажешь «в (пауза) лес» – получается гладко: «в лес». Мы все делаем для того, чтобы он зацепился за паутинку букв, чтобы у него образы слов появились, занятия художеством – это тоже к тому же. Рождение слова – это рождение образа, поэтому я и говорю об образовании. Пошел ребенок в первый класс, не получается у него читать, а мама с ним читает, читает и читает. Но так делать нельзя. А если ребенок

школы:

внезапно сумел прочитать на улице слово, из маминой груди вырывается такой восторженный возглас, что хочется совать нос во все книги. …Математика у нас оречевленная. По образованию я учитель физики и, когда только перешла в начальную школу, долго думала: что же такое математика? Один плюс один – этому же каждый может научить! Потом поняла, что работа учителя – это не просто предмет, это общенческая работа, умение строить контакты. Учитель постоянно учится у ученика его личному движению – и это каторжная работа. Когда я пришла в начальную школу, для меня было очень важно, чтобы ребенок видел не затылок,

2014 11 июня № 11

а глаза другого, потому что дети учатся друг у друга больше и лучше, чем у учителя. Стоит учитель – все взгляды прикованы к нему, и если ребенок что-то прослушал, он это пропустил, не научился, а если он учится вместе со своим товарищем, ничего подобного не происходит. Дети становятся зеркалом тех, кто с ними работает. …Еще очень важная вещь, к которой все мы приучались: относиться к каждому не как к одному из учеников класса, а как к единственному в своем роде человеку. И если у него что-то не выходит, все сочиняют ради него. Такой персонализации везде не хватает. № 118, 1997

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Упорное неприятие новых идей – вечная беда школы Учитель, которого можно отнести к новому поколению новаторов, рассказывал мне на днях: – Прихожу в роно, или как оно теперь называется, а мне и говорят: «Ну что вы все выдумаете? Ну какие еще альтернативные школы? Уже все есть, все определено, уже даже вариативное обучение внедрили. Что вам еще надо? Что вы никак не успокоитесь?» Это новое и по-новому опасное явление. Где-то там наверху людям кажется, что если они написали десять или сорок базовых планов, то этим все исчерпано. Можно остановиться. В самом деле, сорок базовых планов на выбор – это ли не свобода? Это ли не победа? Журналист, пода-

вленный значительностью слова «вариативность», робко спрашивает на пресс-конференции: – Но ведь в сельских-то школах никакого вариативного обучения нет?.. – Как это нет! – грозно отвечают ей. – Поезжайте в такую-то и такуюто области, там все есть. Я расспрашивал ходоков из одной такой области – ничего там нет. Все тот же базовый план в каком-нибудь из вариантов. Да, в школах многое изменилось. Люди стараются, работают, изобретают базовые планы и стандарты. Но ни то, ни другое не меняет сути школы и, следовательно, не улучшает ее. Сейчас стали модными два утверждения: а) будто наша советская шко-

ла была лучшей в мире, потому что мы первые в мире запустили спутник (какие еще нужны доказательства?), б) эта лучшая в мире школа теперь разрушается, разваливается, гибнет на глазах. И то и другое утверждение ложно. Наша школа не была лучшей, несмотря на то, что ее программы были сильнее заграничных, а учебники содержали больше сведений, чем заграничные. Но ведь учебники и программы – это еще не школа. Мы побеждали весь мир по степени показушности. Нигде не было такого разрыва между требованиями к ученику и его, ученика, реальными достижениями. Многим наша школа нравится больше: я отношусь к их числу. Но поостережемся выставлять

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

баллы. Американцы сейчас догнали нас в спутниках; догоним ли мы их когда-нибудь в числе нобелевских лауреатов? По спутникам и лауреатам судить о школе нельзя. И уж конечно неправда, что образование разрушается. Боюсь, что заявления подобного рода делают не из любви к школе, которая во многом нуждается, а из политических соображений. Многим очень выгодно провозглашать неминуемую гибель культуры. Если действительно что-нибудь погубит нашу школу, так это упорное неприятие новых идей. Микроб, разрушающий школу, называется

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

Уже-Все-Есть-И-Больше-Ничего-НеНадо. Альтернативные школы не любят во всем мире. Несмотря на героические усилия всевозможных школьных изобретателей, новые идеи, новые схемы распространяются крайне медленно и быстро глохнут. Оттого-то и появляется скептическое отношение к ним: да не надо нам, говорят, никакой альтернативы, уже все есть. Но не будет альтернативы, вечно будут родители бранить нашу лучшую в мире школу, вечно будут дети изнывать на уроках, вечно учителя будут надрываться и кричать, и вечно будем мы с па-

школы:

фосом твердить, что школа должна учить мыслить. Не давно мне рассказывали про заведующую роно, которая, иронически переиначивая слова печально известного политика, заявляет: «Не говорите мне про детское творчество! При слове «творчество» я хватаюсь за пистолет». Действительно, надоело. Действительно, пока что ничего не получается. Но тем жарче надо нам поддерживать все то, что похоже на альтернативную школу. № 5, 1996

Татьяна ГУРЬЯНОВА

Классы коррекции – педагогика бессилия Нужны ли особые классы для трудных? (из статей 1992 и 1997 годов) Деление детей по способностям – самое модное новшество. Оно пожаром распространяется по школам. Во многих школах стали выделять слабых в отдельные классы. Но хорошо ли это для детей? Полезно ли это с педагогической точки зрения? Что будет с такими детьми, когда они станут старше? Детьми, не вписывающимися в идеальный образ ученика, которым и с которыми трудно, наша педагогическая наука по-настоящему заинтересовалась лишь в начале XX века. Ученые обнародовали факт глубоких индивидуальных различий у детей одного возраста и призвали обратить внимание на проблему слабых. Даже пытались найти способы ее разрешения. Но пришла революция, история повернулась вспять, и в 1936 году исследования в этой области были признаны противоречащими марксистсколенинской идеологии.

Перелом произошел в 60-х. На этот раз тревогу подняла уголовная статистика. Среди несовершеннолетних жуликов и убийц подавляющую часть составляли двоечники и второгодники. Госкомитет по науке и технике при Совмине СССР обратился к дефектологам. Побывав в школах Москвы, Прибалтики, Кавказа и Сибири, сотрудники НИИ дефектологии (ныне НИИ коррекционной педагогики) обнаружили: среди отстающих, кроме педагогически запущенных и физически ослабленных, много детей с проблемами, требующими особого вмешательства. От эмоциональных нарушений до задержки психического развития и умственной отсталости. На фоне перехода школы на новую, более сложную программу картина вырисовывалась удручающая. Когда всплеск второгодничества достиг пределов – при том что требования высокого процента успеваемости

все возрастали, решено было создать специальные учебные заведения; в общеобразовательных школах – специальные классы, а в них – особые условия. Отбором в новые классы занялись медико-педагогические комиссии, созданные при отделах народного образования. Цели были гуманные: охрана здоровья детей от непосильных школьных перегрузок, создание условий для полноценного развития, исправление имеющихся у них отклонений. Экспериментальная работа началась в 1968 году, а в 1970-м Минпрос объявил об эксперименте широкомасштабном. Однако по большому счету эксперимент со спецклассами на ситуацию с второгодничеством существенно не повлиял. Эту же задачу решали в Америке. Там от идеи спецклассов и школ, от создания разноуровневых программ и разного уровня требований пришли к мысли, поразительной по простоте и гуманности: для того чтобы

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

избавиться от интеллектуальных и моральных проблем, детям риска вовсе не нужна изоляция, она им даже противопоказана. Спецкласс – лишний повод почувствовать себя изгоем. Гораздо быстрее эти дети поправятся в условиях обычной школы. Особыми для них будут только индивидуальная, специально для них разработанная программа развития и, если это необходимо, дополнительная помощь специалиста. Результат превзошел ожидания. Став идеальным лекарством для трудных, идея интеграции оказалась спасением и для тех, кому приговор вынесла сама судьба. Вместе с хулиганами и тугодумами право учиться в обычной американской школе получили инвалиды. Блаполучные и неблагополучные дети в новых школах прекрасно ладили. В это время (в 75-м) на Украине открылись экспериментальные классы выравнивания, их автор – в ту пору научный сотрудник НИИ педагогики УССР Галина Кумарина. Такие же были в Эстонии, но просуществовали недолго. Укомплектовав классы по всеохватному признаку неуспеваемости, эстонские учителя схватились за голову – настолько различными по характеру трудностей и технологии обучения оказались отобранные сюда дети. Но Галина Федоровна острые углы такой ситуации сумела обойти, и че-

школы:

рез три года классы выравнивания получили официальное признание. Заслушав новаторов из Украины, коллегия Минпроса их начинание одобрила. В середине 80-х Галина Федоровна стала научным сотрудником академического института и переехала в Москву. Классы для детей риска пришлись ко двору не только в Москве, но и в российских регионах. Трудно сказать, кому пришла в голову мысль назвать классами выравнивания и классы для детей с

Чтобы избавиться от интеллектуальных и моральных проблем, детям риска вовсе не нужна изоляция, она им даже противопоказана. Спецкласс – лишний повод почувствовать себя изгоем

задержкой психического развития, но это запутало всех. Чтобы откреститься от путаницы, Кумарина назвала свои классы коррекционными, или классами адаптации. А слово «выравнивание» отошло к классам для детей с задержкой психического развития. Но джинн из бутылки был уже выпущен: под видом коррекции педагоги уже использовали эти классы как отстойник для труд-

2014 11 июня № 11

ных. У коррекционных классов, а заодно и у классов выравнивания появилось новое неофициальное название – «класс дураков»... ...Деление детей на годных и негодных Симон Соловейчик считал самой опасной тенденцией нашей школы. Однако тенденция налицо. Вот и в московской школе открыли первый коррекционный класс. Здесь все фундаментально и при отборе, и во время обучения. Но делать так, как положено, хлопотно. И дорого. Необходимы специалисты. Обязательно – психолог и логопед. Желательно – медик и психиатр. К тому же система коррекционных классов – открытая. Скомпенсировался ребенок в щадящих условиях – переходит в общеобразовательный класс. Но это в идеале. Исследования школьных психологов наводят на грустные мысли: заниженная самооценка, комплекс неполноценности, выученная беспомощность. …Вероятно, количество коррекционных классов будет расти еще и в связи с повальным возникновением так называемых элитных школ, которые откачивают сильных и выкидывают слабых. Изгоев будет все больше. А ведь каждый ребенок должен найти свою собственную нишу, получить шанс для дальнейшего развития. Мы просто не имеем права такой возможности ему не дать. № 13, 1992 и № 56, 1997

Анатолий БУКИН

Школа закрытых дверей До каких пор за несовершенство школьных программ будут отвечать дети? Сотни часов уходят на проверку готовности будущих первоклассников к школе. Для чего? Однозначный ответ вряд ли кто сможет дать. Жил-был мальчик Петя. Рисовал автомобили и собак, любил мультики и не любил вареные вкрутую яйца. Он и сейчас, слава богу, жив и здоров. Но

живет хуже, чем раньше. Раньше Петя был дошкольником, а сейчас он второклассник. Он не любит ходить на уроки, упрям, случается, дерзит учителям. Петя учится в классе компенсирующего обучения. Сначала родители отдали его в лицей. В классах здесь по 12 учеников,

работают умелые и веселые учителя, и детям нравится у них учиться. Поэтому каждый год родители выстраиваются в очередь: лицей хоть и платный, но попасть в него дано не каждому. Проверят сначала с помощью тестов и собеседований. Психолог пришел в восторг, проверив Пети-

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

ну фантазию тестом Люшера. Но на свое горе, он был левшой. Таких в лицее бракуют. Петю повели в обычную школу. А там опять проверка. На ШТУР – школьный тест умственного развития. Все хорошо у Пети, определили, но вот беда – рассеян и слишком любит играть. Не освоит программу. Надо еще годик поготовиться. Тут уж родители возмутились: школа должна учить детей. Всяких. Она для того и существует. Если же школа предлагает родителям гото-

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

вить детей, значит, сама она не готова. Почему непригодность школьных программ представляется как неготовность к ним детей? А завуч объяснила: для таких, как Петя, есть классы компенсирующего обучения. Это называется «дифференцированный подход». В классе компенсирующего обучения, как и в лицейском, 12 учеников. Хорошая, добрая учительница. У Пети в классе есть товарищи. Он по-прежнему любит играть и рисовать. Только в школу не рвется.

школы:

Уже успели сказать, что он ученик третьего сорта. Ту учительницу можно порицать, кто-то скажет: «Я такой учительнице своего ребенка не отдал бы!» Я тоже. Если бы такого уже не случилось. Потому что так было сказано мне о моем сыне. …Так, быть может, правильнее не детей под стандартные программы подгонять, определяя, какому где место, а программы менять? № 109, 1997

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Дети второго сорта? А как вы относитесь к разделению детей по способностям? Детей делят по способностям. Мы несколько раз возвращались к этой проблеме: у нее много сторонников и еще больше противников. Конечно, всегда есть несколько точек зрения. И каждая из них имеет право на существование. Говорят, что подобные эксперименты – ради ребенка. Сильный больше узнает, слабому будет легче учиться. Говорят, что учителю гораздо интереснее и проще работать с учениками одного уровня развития. Говорят, что сама природа делит людей на более или менее способных. Да, может быть, в классе слабых упрощенная программа принесет временное облегчение детям. Но что потом? Что станет с выпускниками второсортных классов, когда они повзрослеют? Конечно, в любом классе есть несколько учеников, с которыми учителю трудно справляться. И некоторые учителя признаются: да, хотели бы, чтобы из класса одного или двух таких убрали. Осуждать учителей за это трудно. Но с этого, наверное, все и начинается: кажется, уберешь одного

неугодного, и все образуется, урок станет интереснее. Так идея разделения рождается в голове уставшего учителя. Письма учителей подтверждают: класс отстающих в школьном просторечии называется классом дураков. И дети агрессивно заявляют: «Что вы от нас хотите? Мы же – дураки!» Участь тысяч и тысяч детей решается экспериментаторами, селекционерами от педагогики (по точному определению еще одного нашего читателя). А представьте себе чувства родителей «отбракованных» учеников. Представьте их унижение и страх за ребенка, у которого есть все шансы стать человеком второго сорта. ...Делить детей по способностям пробовали многие. И в другие времена, и в других странах. Но в итоге подавляющее большинство учителей приходят к мысли: это заводит школу в тупик, выбраться из которого невероятно трудно. Тем, кто решается на такой эксперимент, нужно отдавать себе отчет: разделение детей необратимо! Когда через год-другой вы решите, что не получили желаемого резуль-

тата, знайте, что снова объединить классы будет уже невозможно. Об этом предупреждают западные учителя, осознавшие катастрофические последствия таких реформ. Об этом же говорят и многие письма наших читателей. В Америке проводили специальные исследования, которые показали, что в общем классе отстающему ребенку лучше и, что особенно важно, он в целом не влияет на успехи других детей. Появились даже законы штатов и федеральные законы, требующие объединять спецклассы и спецшколы с обычными. Позиция «ПС» в этом вопросе однозначна: мы против разделения детей по способностям. Школа рано или поздно заканчивается. А жизнь продолжается. И как можно сохранить внутреннее достоинство, если с детства на ребенке клеймо неполноценного? Подумайте, вправе ли вы взять на себя ответственность за то, что, просто разделяя детей на классы с разными способностями, вы кого-то уже сейчас вычеркиваете из нормальной жизни? № 29, 1995

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

школы:

2014 11 июня № 11

Сергей СТЕПАНОВ

На пороге нового перегиба Подходить к человеку с тестом, как и со скальпелем, имеет право только профессионал Кажется, еще одно небольшое усилие – и панацея от всех педагогических болезней будет найдена. Так своевременно подвернулся под руку спасительный инструмент – тест. Он очень удобен и, главное, безопасен для тех, кто им оперирует, – в случае неудачи можно смело пенять на недальновидность авторовсоздателей. Но что вы скажете, если искалеченный вами ребенок спустя много лет подаст на вас в суд и выиграет дело? Невероятно? Прецедент уже есть. За ошибку можно дорого заплатить. То, что различия в способностях реально существуют, – факт достаточно очевидный. Поэтому выявление способностей, создание наиболее благоприятных условий для их развития представляются чрезвычайно важными. Один из механизмов решения этой задачи – дифференциация обучения. За ее внедрение в практику образования раздается все больше голосов. По мнению многих, разделение учащихся на потоки по тем или иным способностям и склонностям должно осуществляться на основе данных психологической диагностики. Иноязычное слово «тест» все чаще мелькает в лексиконе новаторов от педагогики. Отношение к тестам в нашей стране противоречивое. Психодиагностические разработки, начатые на рубеже XIX–XX веков исследователями Англии, Франции, Америки, были с энтузиазмом подхвачены в Советской России. Зарубежные методики и оригинальные тесты стремительно ворвались в школьную жизнь. Однако скверная адаптация зарубежных оригиналов, привлече-

ние непрофессионалов к тестированию, категоричность диагнозов приводили к негативным результатам. Но главный вывод оказался абсолютно неприемлемым: одни умнее, чем другие. С классовыми установками рабоче-крестьянского государства это соотношение абсолютно не совпадало. В итоге в 1936 году появилось известное постановление ЦК ВКП(б), положившее конец подобным «извращениям». Слово «тест» враз сделалось почти неприличным. А в школьной практике укоренился принцип: неспособных нет, и любого можно научить

Как показали специальные исследования, результаты теста – это показатель меры усвоения определенных интеллектуальных действий. Делать вывод о степени умственного развития на этом основании не вполне адекватно

чему угодно. Положение учителя стало совсем незавидным: низкая успеваемость теперь ставилась в вину лично ему. Учителя не замедлили защититься пресловутой процентоманией, в результате чего среднее образование зачастую опускалось до очень среднего. С индивидуально-психологическими различиями (в том числе интеллектуальными) педагогам приходилось сталкиваться каждый день. Неудивительно, что, как и в ряде других случаев, запретный плод стал казаться панацеей.

Сегодня тесты многим видятся чуть ли не избавлением от всех бед. Однако резкий перепад общественного мнения от тестофобии к тестомании заставляет объективно разобраться в проблемах психодиагностики. Признав, что тесты являются не идеологическим оружием империализма, а весьма эффективным психологическим инструментом, следует все же определить, где и как этот инструмент применять. В середине 70-х годов ньюйоркский суд рассмотрел иск некоего Даниэля Хофмана к городскому отделу образования. Суть иска сводилась к следующему. В шестилетнем возрасте Хофман прошел тестирование, в результате чего был признан умственно отсталым и направлен в соответствующую школу. Чуть позже мальчик еще раз прошел тестирование. Результаты были гораздо лучше. Тем не менее на его судьбу это не повлияло. После окончания школы для умственно отсталых Даниэлю снова предложили тесты – чтобы поместить его в соответствующую группу профподготовки. Тест на этот раз выявил достаточно высокий уровень его интеллекта, и в группу профподготовки юноша принят не был, так как не соответствовал специфике ее контингента. Оказавшись на пороге взрослой жизни без полноценного образования и без профессии, он обратился в суд с требованием компенсации за искалеченную судьбу. Суд признал иск справедливым и обязал ответственную педагогическую организацию выплатить ему крупную денежную сумму. Обратимся к некоторым важным выводам, вытекающим из этого необычного дела.

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

Во-первых, надо признать, что рабочие методики, какими являются тесты, служат в то же время мощным орудием социальной селекции. Ведь результатами их использования становятся выводы, которые решают судьбу человека. Во-вторых, совершенно очевидно, что однократного тестирования недостаточно. Существуют разнообразные варианты методик, они направлены на разные проявления интеллекта, и их результаты могут заметно различаться. Американские психологи первыми указали на то, что дифференциация обучения – это палка о двух концах. Как показала практика, высокоодаренные дети (составляющие примерно 5 процентов от всей возрастной группы), попавшие в один класс, достигают чрезвычайно высокого уровня развития. Дети, чьи способности достаточно высоки, но не столь исключительны, собранные в один класс, не демонстрируют особых достижений. Те же, чьи способности признаны низкими, помещенные в «класс выравнивания», опуска-

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

ют руки, озлобляются. Так что проблема развития их способностей уходит на второй план, на первый – ставится необходимость коррекции их поведения. Тесты интеллекта могут сослужить недобрую службу. Никто не ляжет на операционный стол, если скальпель занесен рукой человека, не имеющего медицинской подготовки. Тесты – инструмент не менее серьезный, и подходить с ними к человеку имеет право лишь профессионал. Педагог должен избегать соблазна любительского экспериментирования, поскольку результаты могут оказаться непредсказуемыми. Зарубежные и отечественные психологи единодушны в оценке тестов. По их мнению, тесты лишь количественно измеряют интеллект, но не вскрывают его качественных способностей. В основе вычисленного «коэффициента интеллекта» могут лежать совершенно разные способности. Более того, как показали специальные исследования, результаты теста – это показатель меры усво-

школы:

ения определенных интеллектуальных действий. Действия эти в прошлом опыте ребенка могут быть усвоены целенаправленно или стихийно либо могут вообще отсутствовать. Делать же вывод о степени умственного развития на этом основании не вполне адекватно. Важно и то, что каждый тест отражает представления его создателя о природе интеллекта. За вековую историю психодиагностики на этом поприще достигнуты немалые успехи, тем не менее до единодушия в этом вопросе еще очень далеко. И недальновидно было бы оперировать измерительным прибором, покуда дискуссионным остается само понятие меры и предмета измерения. Хочется надеяться, что эти соображения несколько остудят скороспелый энтузиазм тех, кто надеется за счет тестов разрешить нынешние педагогические проблемы. Для определенных целей тест может быть весьма полезен, но наивно считать его панацеей. № 70, 1993

«ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ». Редакционная статья

«У большинства учащихся элитарных школ…» Сначала мы делим детей по способностям, потом объясняем это анатомическими различиями. Сначала мы говорим о национальной доктрине, потом… Одной из главных аксиом педагогики сотрудничества остается недопустимость делить детей на умных и глупых, невозможность отбирать в школу способных, а остальным отказывать. Это аксиома не только для педагогики сотрудничества. Симон Львович Соловейчик первым делом спрашивал любого директора

или учителя: «В вашу школу принимают всех или отбирают по тестам?» И если получал ответ: «Отбирают» – разговор, как правило, на этом заканчивался. И наша газета всегда била тревогу: общество, в котором детей делят, отбирают при приеме в общеобразовательную школу, не имеет шансов стать нормальным. Потому что если

школа построена на отборе по какимто признакам, то взрослая жизнь будет построена тоже на отборе людей по определенным признакам. И, как показывает история, главным критерием отбора в конце кондов становится национальность, происхождение или что-то подобное, не зависящее от человека. Многие с нами не были согласны:

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

– Да ну что вы так болезненно реагируете, ничего страшного, тем более что есть одаренные дети, это наша элита, им надо создавать особые условия. Некорректная подмена проблемы деления детей по способностям проблемой одаренности – один из бессовестных приемов. Одаренность – это не только и не столько способность к учению. Даже интеллектуальная одаренность не всегда связана с успехами в обучении. Одаренность – это способность получать образование не лучше других, а по-другому. Сегодня многое говорит о том, что наступил момент, когда проблема деления людей по национальному признаку и проблема отбора детей по способностям смыкаются. Об этом говорит и характер обсуждения национальной доктрины развития образования, и появление в периодической печати описания методик отбора элитных детей уже не по тестам, а по анатомическим замерам. Национальные доктрины – как сухой порох, обращаться с ними нужно предельно осторожно. Раскрутить маховик борьбы за чистоту национальных интересов несложно, а вот удержать этот маховик от разрушительных последствий еще никому не удавалось. Поэтому, когда образовательная проблематика обсуждается в форме противопоставления иноземного и российского, нам кажется, что здесь возникает серьезная опасность. В одном из материалов, посвященных доктрине образования, читаем: «Зарубежное образование решает свои задачи, никак не связанные с проблемами сохранения и развития российской культуры, российского общества». Ощущение нарастающей тревоги не покидает при чтении большинства материалов, касающихся национальной доктрины образования. Невольно возникает образ злых сил, специально лишивших школу всякого финансирования, чтобы дать

школы:

возможность загубить российское образование, а тем самым осуществить геноцид российско-русского этноса. Почти в каждом выступлении бросаются в глаза выражения: «Эрозия традиционных ценностей российского общества...» «Отчужденность ребенка от собственной страны...» Российское образование принципиально является такой областью практики, в которой нам в настоящий момент не надо копировать западный опыт и выстраивать способы, аналогичные западным. Не всегда удачное знакомство с зарубежными образовательными системами, нищета школы, недоступность для людей высококачественного образования, ощущение

Одаренность – это не только и не столько способность к учению. Одаренность – это способность получать образование не лучше других, а по-другому

учителями и родителями необходимости радикальных мер – все это так заманчиво связать ради политического эффекта в одну линию и строить на этом испытанную (к несчастью!) доктрину национального единства. Методология создания такого эффекта в общественном сознании проста: надо показать, что «после этого» означает «вследствие этого». Дали свободу – отняли деньги. Появились зарубежные системы – исчезли патриотизм и гражданственность. Исчезла единая идеология – наступает геноцид российско-русского этноса. ...Может быть, мы бы не стали сейчас заниматься обсуждением судьбоносных текстов, но случилось событие, которое, не имея пря-

2014 11 июня № 11

мого отношения к этой теме, усилило нашу тревогу. Событие это представляется нам знаком того, что исчезает грань между дозволенным в педагогической дискуссии и запредельным. В уважаемой газете появился текст, в котором провозглашается и защищается тезис о генетических и даже анатомических отличиях учащихся элитарных школ от учеников массовых школ. Черным по белому... Ну вот, что называется, приехали. Когда мы смотрели фильм Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм», нам и в голову не приходило, что придет время, и мы в газете, пользующейся доброй репутацией, прочтем, что особенности мозгового и лицевого черепа, надбровья и рельефность лба могут свидетельствовать о подлинной одаренности. Помните, в фильме М.Ромма люди в белых халатах (психологи или врачи) измеряли специальными циркулями параметры черепов и выявляли, кто из испытуемых настоящий ариец, а кого в целях национальной безопасности следует причислить к ненастоящим арийцам, то есть потенциальным врагам. А на днях в редакцию позвонил журналист из одного южного города и сообщил, что по указанию краевой администрации составляются списки членов школьных администраций по национальному признаку. Составляется статистика: сколько в крае директоров русских, сколько нерусских. Наверное, это теперь тоже элемент национальной безопасности? За последние годы мы уже не раз убеждались, что образование первым выявляет общественные тенденции, которые зреют и вот-вот станут доминирующими. Неужели наступает образовательная реакция, неужели характер теоретических споров о доктрине развития образования – это знак надвигающейся черной полосы? № 72, 1998

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

школы:

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Один учитель – двести учеников Что скрывается за модными призывами к индивидуальному подходу Когда нашего учителя спрашивают о работе, он обычно отвечает, сколько у него часов нагрузки и сколько подготовки. Во всем мире по-другому. Там счет идет на учеников: «У меня 150 учеников» – это значит, учитель преподает химию или математику примерно в пяти классах. Этот счет – не на часы и классы, а на детей – представляется более точным. Учитель учит ребенка, а не класс. И пожалуй, ни о чем так часто не говорят у нас, как об индивидуальном подходе. Появилась мода на индивидуальные карточки. Учителя ночами не спят, делают эти карточки, а на контрольных раздают их, строго соблюдая индивидуальный подход: сильному – посложнее, слабому – попроще. Это считается вершиной мастерства. На самом деле нет ничего вреднее. Ученикам эти карточки как бы внушают: ты – сильный, а ты – слабый, с тебя и спроса нет. Сделай хоть что-нибудь, получи свою тройку. Карточка для слабого – как знак неполноценности. Смысл же индивидуального подхода – в личном учительском одобрении, обнадеживании. Учитель общается с учеником один на один, чтобы поддержать его, придать ему сил, открыть путь: ничего не пропало! Задания могут быть разными, но секрет в том, чтобы ученик – сам! – выбирал, какой сложности задачу ему взять. Виктор Федорович Шаталов изобрел такой простой прием. Он предлагает, например, пятиклассникам

десять примеров и задач на весь урок – контрольную. Лист с примерами лежит перед каждым. Сам оцени сложность каждого примера, сам реши на отдельном листочке – и тут же сдай учителю; он, взглянув на листок, сразу скажет тебе, решил ты или нет, – сразу, а не на другой день и не через неделю. Решил – берись за другой пример, ищи полегче, оценивай. А так как листочки сдаются учителю, то сосед не может списать...

Индивидуальный подход не для того, чтобы дотащить ученика до тройки, а для того, чтобы прибавить внутренних сил ребенку, дать ему возможность победить, заслужить похвалу. Индивидуальный подход не должен вести к разъединению детей Оценим: всем дают одно и то же задание, для учителя все равны, учитель верит в каждого – это важнее всего на уроке, важнее даже самой математики. Учитель ребенка не математике учит, а отношению к самому себе, учит верить в себя и не бояться математики. Математика – лишь препятствие на жизненном пути, с которым надо справиться, математика служит укреплению характера. И вот дети-пятиклассники, сначала оторопев перед списком трудных задач, постепенно берутся за одну, потом за вторую и к концу урока бегом мчатся к учительскому столу, что-

бы сдать листок с задачкой и приняться за следующую, успеть. Вот генеральное направление методик, которые легли в основу педагогики сотрудничества: учитель ведет занятия с целым классом, но так, чтобы каждый в этом классе чувствовал себя единственным, особым, отдельным. Можно сказать, все находки педагогов-новаторов сводятся к одному: изобрести способ, при котором учитель мог бы заниматься с классом, никак не разделяя детей по способностям и не прибегая к утомительным дополнительным занятиям, – и в то же время дать каждому ребенку возможность проявить себя. Для этого же – разделение класса на малые группы. В маленькой группе, получившей общее задание, основную часть работы конечно же возьмет на себя сильный ученик. Но и слабый сможет принять участие в работе – хоть какое-нибудь. А так как группы постоянно меняются, то слабый в одной группе может оказаться сильным в другой. Важно, чтобы ребенок почувствовал себя способным. Это была одна из самых важных идей Василия Александровича Сухомлинского: каждому – без исключения – ученику дать возможность показать себя. Еще раз скажем: индивидуальный подход не для того, чтобы дотащить ученика до тройки и создать видимость успеваемости, а для того, чтобы прибавить внутренних сил ребенку, дать ему возможность победить, заслужить похвалу. Индивидуальный подход не должен вести к разъединению детей. ...В последние десятилетия все больше входит в моду эвристиче-

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

ский метод преподавания: искусной беседой, хитроумными вопросами мастер-учитель подводит класс к решению проблемы. Считается, что учитель не навязывает готовое решение или определение, а заставляет учеников думать, учит их думать и анализировать. Никакой зубрежки, свободный полет мысли, дети развиваются на глазах… Но вглядитесь внимательно в класс, перед которым стоит учительмастер, вдохновенно дирижирующий коллективной мыслью своих учеников: тянут руки и отвечают лишь самые быстрые умом, самые активные. А остальные не успевают за мыслью товарищей, и глаза их гаснут. Они все время чувствуют себя негодными, они не выдерживают темпа и состязания. А вопросы – один за другим. Если во-

школы:

прос такой, что на него разом и мгновенно могут ответить все, – значит, он малоценен. Если он чуть труднее – он разделяет детей. Об индивидуальном подходе тут и речи быть не может, класс представляется учителю как единый мозг, в котором происходят процессы познания. Вот самое страшное в школе: класс – как одна голова. Одна душа, одно общее душевное движение, единый порыв – это прекрасно. Одна голова, один образ мысли, общее движение от вопроса к ответу – опасны, хотя и приносят удовлетворение учителю. Нынешняя школа – в тисках противоречий: нельзя оставаться на месте, но и неизведанное, новое не всегда ведет к лучшим результатам. Старые педагогические штам-

2014 11 июня № 11

пы изнуряют учительскую душу, новые модные – вроде индивидуального подхода – иногда оказываются демагогическими. Где же выход? Он вечен: искать. Если у меня двести учеников, я должен найти способ учить их так, чтобы каждый из двухсот чувствовал себя человеком, а не деталью школьной машины, и чтобы я, учитель, при этом не измотался, не озлобился, не погас. А начать можно с малого: будем измерять объем своей работы не часами, не классами, а детьми: «У меня двести учеников». Тогда и мысль пойдет по-другому. В другом направлении. Тогда осторожнее будем говорить об индивидуальном подходе. № 11, 1995

Елена ЛОСЕВСКАЯ

Умирает ли коллективизм? Что сегодня предложить взамен таким привычным пионерско-комсомольским слетам, линейкам и конференциям? Первый путь – самый простой и доступный – последовать рыночной философии выживания. В рынке каждый при своих заботах и интересах, каждый идет к успеху своей дорогой, и значит, не стоит задумываться, кем и зачем быть. Конечно, индивидуалистом (в хорошем смысле этого слова), живущим для себя и своей семьи. Во многих школах не мучатся проблемой – что предложить взамен. Решив, что любая попытка к объединению детей – насилие над личностью, отказываются от объединения вообще. Но выходит, что, поглощенные своими проблемами, взрослые забыли про детей, которым с непривычки трудно сориентироваться – что им нужно, а без чего обойдутся. Они, конечно, куда-нибудь все

равно приткнутся: те, кто побойчей, пойдут драить стекла «вольво» и «мерседесов», те, кто спокойней и ранимей, уйдут в церковь. Но не обернется ли этот уход от общения в дальнейшем комплексом неполноценности? Да разве только дети, разве взрослые со временем не почувствуют ущербность от замкнутости и одиночества? Обособленный от сообщества себе подобных человек никогда не ощутит радости и удовлетворения от результатов совместного дела (не стоит понимать это в том вульгарном смысле, который нам преподносился). К этой истине Запад пришел гораздо раньше нас. Пока мы, разъедаемые амбициями и больным самолюбием, обособляемся друг от друга,

люди западных держав делают первые шаги к объединению. Это состояние можно назвать как угодно – коллективизмом или сообществом, взаимопомощью или сотрудничеством: главное в том, что оно ничуть не похоже на недавнее наше прошлое. Значит, все-таки путь второй – от бывшего сообщества к сообществу будущему? Но каким оно видится? По мнению некоторых исследователей этой проблемы, детские сообщества должны возникать ситуативно. Возникать и пропадать, как только ребята достигнут того, что и намечали. Лучше навсегда забыть об обязательности. И есть лишь один способ не втиснуть новое в заскорузлые рамки очередной программы – не вмешиваться в жизнь детей, но помогать им. Как только дети

первое сентября

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

1992–1999

начинают собираться вместе, между ними строятся определенные отношения, вырабатываются свои нормы поведения, ценные именно тем, что никто их не привносил, а тем более не насаждал. Так не надо им мешать? Такое кажется нереальным. Но все это уже было в истории педагогики. Всплеск 60-х – коммунарское движение. Оно не вписывалось ни в какую формулу и уже одним фактом

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

своего существования раздражало Систему. В коммунарстве бурлила подлинная детская жизнь, во многих местах движение начиналось не по мановению дирижерской палочки взрослых, а от детей. Дети и взрослые доверяли друг другу, они вместе думали и вместе искали. Любой признавался не за какие-нибудь заслуги, а за то, что он просто есть. Обсуждали не конкретного человека, а поступок.

школы:

Так вырабатывались свои нормы. И в отличие от того, как было в коллективе, санкций за их невыполнение не существовало никаких, в нормальном сообществе это не допускается, потому что цель его – не топтать и не унижать, не давать возможности маленькой группке реализовать себя за счет остальных, а дать право реализоваться всем. № 22, 1992

Андрей РУСАКОВ

Возвращение грамотности Что такое ровесническое образование Положение системы Шулешко в сегодняшней России парадоксально. Это едва ли не единственная педагогическая практика, подобравшая ключи к основным проблемам начального образования, она успешно воспринимается большинством обычных педагогов, и в то же время о ней толком не известно широкой аудитории. Тому есть ряд причин. Принципы шулешкинской практики не выражаются ни в терминах традиционной административнопедагогической дидактики, ни на инно ва ционно-психологических жаргонах. Когда начинаешь разбираться в ее основаниях, словно проваливаешься в Зазеркалье. Но чем дальше, тем больше убеждаешься, что как раз Зазеркалье ты поПримечание от редакции. О педагогике Е.Е.Шулешко читайте в книгах: Шулешко Е.Е. Понимание грамотности. – СПб., 2011. Ручной уголок. Педагогические комментарии к книге Е.Е.Шулешко. «Понимание грамотности» (в 2 книгах). Сборник / под ред. А.С.Русакова, М.В.Ганькиной. – СПб., 2011.

кидаешь и наконец-то все обретает нормальный вид и встает с головы на ноги. Термины наизнанку. Форма и содержание Шулешко объявляет содержанием педагогического дела характер взаимоотношений детей. А программные темы, отрабатываемые навыки, даже методы интеллектуального или эмоционального развития – теми формами и средствами, при помощи или по поводу которых выстраиваются педагогические ситуации, разворачивается подлинное – межличностное – содержание. Для осуществления этого переворота необходимо, чтобы внимание педагога с традиционных оценок происходящего в классе (обученность–необученность детей, учебные достижения или неудачи) было перенесено на события, происходящие между детьми: дружественность–враждебность, разобщенность–сотрудниче ство, закрытос ть–доверите льнос ть, скованность–инициативность.

Но при этом проблема освоения умений и навыков не только не отодвигается здесь на второй план, но особо тщательно прорабатывается. Пафос грамотности вообще пронизывает ход шулешкинских мыслей, разворачиваясь двояко: и к освоению чтения, письма, счета (что издавна считалось главным делом детей в первых классах), и к восстановлению чувства профессиональной грамотности у педагогов. Шулешко вновь возвращает навык, грамотность в центр начального обучения, но совершенно меняет отношение к нему. Освоение грамоты превращается в ту площадку, по которой неустанно прокатываются бесчисленные ситуации становления детской жизни. В результате такого тотального сдвига ценностей освоение всех необходимых культурных навыков и умений происходит несоизмеримо успешнее, чем в традиционной практике. О ближайших развитиях Любимое понятие отечественной инновационной педагогики –

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

школы:

зона ближайшего развития. Именно в зоне ближайшего развития и нужно научиться работать педагогу – таков один из ее ключевых тезисов. Но в дискуссию о соотношении индивидуальных способностей ребенка и линии поведения взрослого Шулешко включает третьего участника: детское сообщество. (В психологии до него представления о ровесническом сообществе всерьез не разрабатывались.) Шулешко отказывается говорить о ребенке (пренебрегая всяким намеком на модные темы индивидуального подхода) и настаивает на разговоре о детях. Ибо в нормально организованном содружестве ровесников пяти, шести, семи, восьми-девятилетнего возраста личные возможности отдельного ребенка несоизмеримо малы по сравнению с его возможностями как участника детского содружества. Именно общая атмосфера, характер жизни и деятельности этого круга детей (специальным образом организованного) не позволяют ни одному ребенку остаться неудачником, неумелым, неуспевающим. Причем сохранность сложившегося ровеснического сообщества куда важнее, чем даже уровень учителя, к которому они попадут в начальную или среднюю школу. С точки зрения образовательных перспектив детей лучше сохранить такое сообщество при самом скромном учителе, нежели допустить распад детского коллектива, по каким бы замечательным учителям ребята ни разошлись.

важная и наиболее переменная составляющая – педагогические приемы и конкретный педагогический опыт. И вот шулешкинцы научную лестницу с лица земли стирают и заявляют, что общий принцип не важнее конкретного приема. Правда, для возможности подобных обобщений вокруг ключевых приемов и методов необходимо еще одно условие: сама программа должна мыслиться не линейно, а концентрически, круговоротно; каждое педагогическое действие не зажимается в шеренгу между предыдущим и последующим, а может в зависимости от ситуации завязываться на десятки других; а потом к нему вновь вернутся с какой-то заранее непредсказуемой стороны.

Клубок из лестницы Обстоятельное описание новой образовательной практики привычно мыслится как своего рода иерархическая пирамида. На верхней ступени – философскопсихологическая концепция; далее – общие дидактические принципы; затем – методики, программы, пособия... Наконец, наименее

Предмет ли родная речь? Обучение родной речи – чтению, письму, русскому языку – изначально находилось в центре всех исследований Евгения Шулешко. Он отыскивал, увязывал между собой полузабытые научные традиции, учительские находки, театральные приемы, бесчисленные игры, с помощью которых стремился на-

Настоящий педагогический прием завязывает на себя множество сторон практической работы учителя. Такой прием для него – лучший вид теоретического обобщения

И когда педагог видит, как в конкретном приеме (выверенном, обкатанном опытом многих людей) завязывается множество сторон его педагогической практики, этот прием оказывается лучшим видом теоретического обобщения. Учитель или воспитатель могут это обобщение не сформулировать, но внутренне они его ясно ощущают.

2014 11 июня № 11

всегда разбить предрассудок о невозможности свободного освоения письменной речи каждым ребенком. И к сегодняшнему дню жизнью десятков тысяч детей показано, что письменная речь может так же естественно и успешно осваиваться всеми детьми, как и устная. Но для того чтобы эти (уже, очевидно, не уникальные, а нормальные) результаты стали привычными, нужно свыкнуться с тем, что освоение родной речи принципиально и нерасторжимо связано с закреплением и упрочением детской доверительной речевой инициативы (катастрофически подавляемой традиционными методами обучения и большинством инновационных). Это, в свою очередь, немыслимо без установления нормальных неагрессивных отношений детей между собой и между детьми и педагогом. Чернорабочая концепция Любой прародитель новых педагогических идей начинает разговор о себе с красивых теоретических построений. Шулешко в качестве визитной карточки предпочитает предъявлять не философские основания, а именно результат. Будь то результат самый примитивно понятый – знания, умения, навыки – или более человечный: способности и самочувствие детей, или отношения родителей к своим детям, или профессиональное самочувствие педагогов – но разговор все равно начнется с результата. К учителям начальной школы Евгений Евгеньевич и вовсе не приходит до тех пор, пока туда не придет результат: дети из шулешкинских детских садов. Учительница работает как прежде, а дети почему-то успевают гораздо больше. Вначале она относит это на счет своего мастерства, потом на счет удачного подбора детей, но к концу года все-таки убеждается, что дети у нее какие-то слишком необычные. И вот тогда ей ста-

первое сентября

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

1992–1999

новится интересно – и вот тогда с ней можно начинать разговор. Отталкиваясь не от идей, а от результата. А переводится этот разговор сначала на стиль отношений с детьми, потом на приемы, потом на пособия, потом на открытость своей практики для обсуждения с коллегами и так далее. ...На самом деле философские (или философско-этические? или психолого-лингвистические?) основания у шулешкинских разработок существуют, и они весьма фундаментальны. Но принципиально не то, что теория выстроена у Шулешко лучше, чем у других, а то, что они играют совершенно иную роль. Пожалуй, они выступают для автора не столько путеводной звездой, сколько чернорабочими сред-

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

ствами построения педагогической практики. Любая из основных частей шулешкинской практики в ключевых своих элементах завязана на все остальные. Немудрено, что пересказать весь этот клубок в виде последовательного текста практически невозможно. Но если отправиться прямо в шулешкинский класс, то там все становится ясным гораздо быстрее. Педагоги объясняют куда более точно и ясно, нежели сам автор. Им ведь приходилось понимать самим, шаг за шагом. Стоит ли удивляться, что в многочисленных наименованиях системы Шулешко царит диковинный разнобой. Обучение по «Аквариуму» – это вроде бы про методику. Социоигровая педагогика – про стиль. Систе-

школы:

ма ровеснического образования – про общую идеологию. Система ГООПа – про новый уклад профессиональной жизни. Программа преемственности – про организационные формы. Программа «Обновление и самообразование» – про изменение культурных норм отношения к педагогике. И так далее. Каждое из жанровых определений имеет право на существование, и каждое неудовлетворительно. Не умея даже назвать понятно эту методику-концепцию-системупрограмму-движение-прак тикустиль... – мы вынуждены последовательно взглянуть на нее с точки зрения того или иного определяющего жанр слова… № 89, 1996

Симон СОЛОВЕЙЧИК

От учителя ждут не суда, а милости Из интервью для своей газеты. Беседовала Евгения Долгинова ...В классе всегда есть разные социальные группы. Бедные и богатые. Кроме того, есть глупые и умные. Добрые и злые. Класс для ребенка – главная модель общества. Очень емкая и очень серьезная модель, не менее важная, чем семья. В классе ты глубже всего понимаешь людей. Отношения в классе для ребенка не менее важны, чем отношения с родителями. ...Детский коллектив может быть очень жестоким, очень несправедливым. К сожалению, учителя обычно не замечают, насколько трагичной и мучительной может быть обыденная детская жизнь. Разве что знают, кто в кого влюбился – максимум осведомленно-

сти. Мы не понимаем подлинной силы детских страстей и страданий… Но вместе с тем мы не имеем права вмешиваться в отношения детей. Мы должны просто создавать общий добрый климат отношений, атмосферу, исключающую зло и обиды. Не должно быть насильственного внедрения, вмешательства добра. ...Глубокое проникновение в мир детских переживаний означает не разрушение собственной личности, а напротив, созидание ее, самосозидание на других основах. Когда меня просили выступить в школе, я всегда ставил условие:

на полчаса не согласен, согласен не меньше чем на четыре часа беседы. И когда садишься с ребятами разговаривать с семи часов вечера до одиннадцати – чистое счастье! И для них, и для меня. И о себе узнаешь многое, в тебе неожиданно поднимаются лучшие чувства – самые высокие, самые прекрасные. Так появляется великое чувство Встречи. Все, что называется любовью с первого взгляда, встречей любящих сердец. Есть такая теория – учение как Встреча. Встреча с главным человеком, определяющая и направляющая твою жизнь. № 94, 1996

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

школы:

2014 11 июня № 11

Шалва АМОНАШВИЛИ

Глубинное воспитание Конфликты в педагогическом процессе не редкость. Они разного рода: то осознанные, то неосознанные, то скрытые, то открытые, то легкопреодолимые, то острые, преодолеваемые с большим трудом, то моментальные, то долгие. Мотивы конфликтов могут быть разными, но они имеют в основном один и тот же источник. В начальных классах конфликты не имеют формы яркого проявления, может даже показаться, что здесь их вовсе нет. Однако если педагогический процесс авторитарный, конфликты неминуемы, они обязательно существуют хотя бы в скрытом виде. С группой научных сотрудников мы провели обследование младших школьников экспериментального класса, где педагогический процесс строился на началах личностногуманного подхода к ребенку, и контрольного класса, где сложился типичный авторитарный педагогический процесс. По специальной методике были записаны все уроки в течение недели. И вот некоторые результаты в контрольном третьем классе по сравнению с экспериментальным классом: уровень активности детей ниже в 8,7 раза; успех в решении учебных задач – в 1,5 раза; взаимопомощь в работе – в 3 раза; тяга к учебной работе – в 3 раза; тяга к сложным заданиям и успех их решения – в 1,7 раза; стремление проявить творческий подход – в 12 раз; включение в урок – в 3,1 раза. А если суммировать эти и другие данные в словесном выражении, то можно сказать: педагогический процесс в контрольном классе отличается нервозностью, пассивностью детей, низким интересом, неудачами. А учитель принимает всевозможные меры для поддержания дисциплины.

В детях слабеет желание учиться, они недовольны школой. Вот это состояние я называю скрытым конфликтом. Дети пока еще не знают, как выразить свой протест, да и не осмеливаются это сделать. Однако не так редки случаи, когда тот или иной ребенок отказывается идти в школу, потому что не любит учительницу, она тоже не любит его, она «злая» по отношению к нему. Все эти наслоения отрицательных эмоций к школе, к учителю в более старших классах делают ребенка конфликтным, трудным, непослушным, невоспитуемым, необучаемым.

Нет такой педагогики, которая может разрешить все конфликты, но есть путь, по которому надо идти, чтобы открыть эту педагогику

Мы не имеем права создавать учительскую касту в школе, отгороженную от детей. Говорю не о том, что наша жизнь должна быть посвящена детям, что забота о детях не должна покидать наши думы. Это само собой. Вовсе не призываю к тому, чтобы детскую жизнь прилепить к нашей жизни, заставить их жить, как мы хотим, а точнее – не жить, а делать то, что советуют, велят учителя. Нет, не об этом речь, а о духовной общности, о той самой, о которой говорил и которую воссоздал как практику В.А.Сухомлинский: «Воспитание без дружбы с ребенком, без духовной общности с ним можно сравнить с блужданием в потемках». Духовная общность, при которой забывается, что педагог – руководитель и наставник!

«Хорошо сказано, – поспорил со мной один учитель, – но вот хамит тебе ученик, ни во что не ставит, ничего не боится, а ты, пожалуйста, забудь, что ты учитель и наставник! А кто же я тогда? Друг для него? Да таким наплевать на дружбу с нами!» Логика авторитарной педагогики пока сильна. Ее, как говорят, голыми руками не возьмешь. Жизнь постоянно сталкивает нас с педагогическими проблемами, разрешить которые не так просто, и не знаешь порой, как быть, вообще забываешь, что существует какая-нибудь педагогика, будь она авторитарной или гуманной. И твердишь всем, что какое-то сумбурное пошло поколение: ни учиться не хотят, ни добрых наставлений не терпят, и не напугаешь ничем; родители тоже как будто забыли, что детей надо воспитывать… Раньше, много лет тому назад, будучи сам крепким авторитаром, я тоже был не прочь прибегнуть к самым строгим наказаниям «ради самого наказуемого». Только вот не помню, исправляли ли они что-либо в характере наказанного ребенка, или он просто воздерживался до поры до времени. Но я давно убедился, что хотя нет такой педагогики, которая способна разрешить все конфликты, но есть путь, по которому надо идти, чтобы открыть эту педагогику. На этом пути нам придется постоянно заботиться о том, чтобы очеловечивать среду общения, утверждать личность в ребенке, помогать ему взрослеть и довести его задатки до полного совершенства; нам надо будет не просто любить детей, а уметь жить их жизнью, жить вместе с ними. В этом направлении мы и должны заодно воспитывать самих себя как учителей, воспитателей, педагогов, формировать в себе мастеров высокого класса.

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

Верю, что в этом педагогическом процессе будет больше успеха и меньше разочарования, больше радости и меньше горя, больше общности и меньше конфликтов, больше воспитанности и меньше хамства, больше творчества и меньше топтания. Больше духовной общности – вот ключ к сердцу ребенка. Но необходимо знать, при каких условиях дети идут на духовное общение с учителем, воспитателем. Есть закономерность, которую надо учесть, на которую надо опираться. И что это за закономерность? Буду пользоваться мыслями Д.Н.Узнадзе. Ему принадлежит концепция об основной трагедии воспитания, из которой я хочу вывести понятие глубинного воспитания, хотя это понятие исходит из тех психологических предпосылок в целом, о которых уже шла речь. Суть трагедии воспитания заключается в следующем. Хотя ребенок устремлен в будущее, хотя он направлен к очеловечиванию своей природы, у него есть актуальные, сиюминутные потребности. Однако лучше выразить эту мысль об актуальных потребностях уже известной в классической педагогике формулой: ребенок не только готовится к жизни, он уже живет. Об этой настоящей жизни и идет речь. Означает ли это, что ребенок, устремленный в будущее, горящий стремлением взрослеть, своими актуальными потребностями сам же противостоит своему будущему? Нет, не означает. Все дело в том, по какой природной логике движется ребенок к своему взрослению. Он хочет взрослеть, но не хочет терять свободу. Это есть диалектика логики взросления ребенка. И если педагогический процесс, все общение ребенка со взрослыми не противостоят этой логике, то возникнет взаимопонимание, а может быть, и духовная общность, это уже будет зависеть от учителя, от его

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава первая. педагогика авторитаризм или гуманность?

искусства и мастерства проникать в жизнь ребенка. Да, совпадение жизней, желаний, целей, задач не будет полным, но достаточно глубоким и искренним оно вполне может быть. Это будет зависеть от самого учителя, его личности. Вошедший со своей жизнью в жизнь детей, он тем самым станет среди них своим человеком, старшим другом, добрым советчиком. Только в гуще такой объединенной жизни дети смогут понять воспитателя и пойти за ним, а воспитатель может заняться глубинным воспитанием, при котором забывается, что педагог – руководитель и наставник. Ребенок не рождается для того, чтобы злить нас всех – родителей, педагогов, воспитателей, учителей. Он рождается с великой миссией: стать человеком, неповторимым и уникальным, полезным для себя и для общества. Сам он это не сможет сделать. Без заботы и помощи взрослых он погибнет. Но зато он несет в себе всю безграничность Природы и импульс к жизни. Несет в себе даже улыбку. Улыбку младенца! Он показывает ее нам через 4–5 недель после рождения, во время сна. Специалисты говорят, что это есть улыбка общения, значит, и доверия тоже, значит, и проявления своего права на счастье тоже. Но улыбка несет с собой еще и условие, а ставит его нам, взрослым, сама Природа. Она выдвигает свой главный принцип воспитания: верить в ребенка. Воспитание ребенка, становление его уникальной жизни зависят от того, насколько очеловечена жизнь в обществе, а особенно же – жизнь вокруг ребенка, сам педагогический процесс со всеми своими составными: людьми-профессионалами, программами и учебниками, методами и формами, коридорами и классными комнатами школ. № 2, 1996

школы:

2014 11 июня № 11

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Управление школой: контроль или поддержка? СОДЕРЖАНИЕ Исполнимая заповедь

Декларация достоинства

33–34

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Редкостная профессия

34–36

Александр ТУБЕЛЬСКИЙ

Подчинение – это не управление

36–37

Милослав БАЛАБАН

Новая жизнь без революции

В.ЖУКОВ

Кто придет следующим?

39–40

Василий КОЛЬЧЕНКО

Ориентиры в кривых зеркалах

40–42

Вита МАЛЫГИНА

Учитель на фоне своего таланта

42–43

Владимир СОРОКИН

Аттестация – беспроигрышная игра управленцев?

Срез знаний: безопасная операция?

44–45

Проверка возвращается. В чем теперь её цель?

45–46

Елена ЛОСЕВСКАЯ

Школьное право...

46–47

Александр АДАМСКИЙ

Образование, похоже, уже не прочь сделать частью национальной идеологии

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Павел ЛЕРНЕР Н.БЫКОВА

Евгения ДОЛГИНОВА

История в школе – оценка событий или пропаганда идей? 48

Андрей РУСАКОВ

Нужна ли нашей школе идеология?

48–50

Школа после десяти лет перестройки: потери и обретения

50–51

Ландшафты школьных традиций

51–53

Олег ГАЗМАН Андрей РУСАКОВ

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава вторая. управление контроль или поддержка?

школой:

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Исполнимая заповедь Одна из редких радостей жизни – вдруг вслушаться в слово и понять его точный смысл. Слово – как книга, в которой находишь новое каждый раз, когда перечитываешь ее, и это кажется чудом. Недавно включил телевизор, а там незнакомый мне человек, так и не знаю, кто это был, говорил о том, что соблазняться – это хорошо, и даже употребил такое странное выражение, как «исполнение соблазна». Было очевидно, что он не понимает значение слова «соблазн» и думает, что это то же самое, что и желание. Но соблазн-то всегда связан с грехом, с внутренним или внешним запретом. Можно соблазниться, можно удержаться от соблазна, но чтобы соблазн исполнился? Ерунда. А на днях, размышляя о чем-то, я неожиданно для себя услышал, что скрывается за словом «оскорбить». О-скорбить – вовсе не задеть, не обидеть, а поселить скорбь в душе человека. Вызвать скорбь, нагрузить скорбью как тяжелой ношей. Такова же конструкция обычных слов о-печалить, о-золотить, об-надежить, об-радовать. Так же устроены нелепые современные неологизмы вроде о-билетить (всем раздать билеты в автобусе) или о-товарить. Интересно слово «обеспечить»: больше не надо печься, ты избавлен от заботы. Был о-забочен, пекся, стал о-беспечен. Но вернусь к слову «оскорбить». Часто пишут: «Учитель должен следовать клятве Гиппократа «Не навреди!». Конечно, не навреди. Но, к сожалению, учителю не всегда дано знать, не вредит ли он ученику. Он заставляет делать уроки – это на пользу ребенку или во вред? Неизвестно, одному на пользу, десяти во вред. Один приобретает привычку си-

деть над учебником, у десяти задания на дом вызывают стойкое, на всю жизнь, отвращение к учению. Учитель ставит плохую отметку – это на пользу? Кому-то на пользу, будет лучше учиться; кому-то – страшный вред: его представление о самом себе, Я-образ, важнейшее в психике человека, ухудшается, что может вызвать весьма дурные последствия. Учитель химии так хорошо преподает, что полкласса идет в химики, – хорошо это или плохо? Не навредил ли он кому-нибудь страстным своим преподаванием, не испортил ли чью-то судьбу? Нет, не знаю, как у врачей, а педагогу заповедь «Не навреди!» исполнить трудно. Педагог имеет дело не просто с ребенком, но и с его судьбой, а кто может знать судьбу человека? Но вот важнейшая и вполне исполнимая заповедь для учителя (да и для каждого человека): не оскорби! Не вызывай скорбь в душе другого! Делай все, что нужно, для исполнения учительского твоего долга, но так, чтобы не вызывать скорбь. Оскорбленный скорбит. Он не может успокоиться. Обида проходит, а скорбь, вызванная оскорблением, не утихнет никогда – она на всю жизнь. Десять лет пройдет и двадцать, а все равно будет на душе скорбь – оскорбления не забываются. Увы, мы, учителя, так устроены. Дети ведут себя дурно, ударил бы – да нельзя. А так хочется отомстить, чтобы сохранить свое достоинство. И тогда мы о-скорбляем обидчика: вот тебе! А то и без всякого повода оскорбляем, пользуясь правом сильного. ...Иногда я думаю, что нет человека более грешного, чем учитель; и кто же отпустит нам наши прегрешения? Перед кем покаяться? Как внушить себе на всю жизнь: не оскорби? № 130, 1994

глава вторая. управление контроль или поддержка?

школой:

2014 11 июня № 11

Декларация достоинства Достоинство школы начинается с учителя? Нет, с директора. Что надо сделать, чтобы директор почувствовал себя человеком? Эта декларация достоинства была составлена и опубликована несколько лет назад. Ее написала большая группа директоров, съехавшихся на сбор «Эврики» со всех концов страны. Все переменилось в стране, но можно ли сказать, что командно-административной системы больше нет? И можно ли сказать, что директор школы – свободный педагог? Что достоинство директора всюду стало залогом достоинства школы, которой он руководит? К директору школы нельзя относиться так же, как к директору фабрики или завода. Он не чиновник среди других чиновников, он учитель. Он оказывает влияние на учеников и учителей прежде всего своими личными качествами. Директор школы – это национальное достояние. Каждый, кто позволяет себе разговаривать с директором школы в повышенном тоне, угрожать ему, кто заставляет директора быть униженным просителем, кто лишний раз и по пустякам вызывает к себе руководителей школы вместо того, чтобы прийти в школу, – словом, каждый, кто не оказывает уважения к государственной должности директора, должен быть осужден общественным мнением. Пока директор школы – директор, он должен пользоваться абсолютным доверием. Достоинство директора школы – достоинство школы. Он должен работать спокойно и уверенно. Мы служим детям, учителям, родителям, народу – и только им; мы служим своей совести – и только ей. Кто из нас сердцем чувствует это, тот никому не позволит унижать свое достоинство. Каждый директор школы знает, насколько мы все бесправны и

беспомощны в стремлении поддержать школьное хозяйство на должном уровне. Скажем лишь одно: пока школьные преобразования не будут подтверждены экономически, они останутся пустым звуком. На вопрос: «Кто тормозит обновление школы?» – многие из нас должны ответить: «Я». Потому что мне легче жить по сложившимся стереотипам. Умом я понимаю, что надо работать по-другому, из книг и газет даже знаю как. Но не могу сдвинуться с места.

Если ты видишь, что оценки начальства тебе дороже, чем мнение коллег, отношение детей и уважение родителей, – уйди. А если есть у тебя цель, если с тобой дети и коллектив учителей – не уходи, даже если кажется, что больше не выдержать Некоторые из нас придерживаются неписаного кодекса перестраховщиков – моя хата с краю; сделаешь шаг – кто-то будет недоволен; когда в другой школе применят новшество – тогда уж и я; главное – чтобы нельзя было придраться. Директор-трус сам теряет свое достоинство, так как все видят, что его цель не благо школы, а должность. Коллега-директор! Чего бояться? Мы все учителя. Снимут с поста директора, но с учительской работы не снимут. Успешное управление школой может быть только воодушевляющим.

Сплачивать коллег-учителей, поддерживать инициативу, укреплять их дух, прибавлять им сил в труднейшей на земле работе – вот что мы должны делать, а вовсе не «контролировать и руководить» в старом понимании этих слов. Мы не должны превращаться в надзирателей, вытравим из себя надзирательские замашки! Не голый контроль, не командные методы руководства, а самоуправление школой вместе с коллективом, вместе с родителями и учениками – вот что вернет достоинство школе. Не бойтесь нового, директор! Жизнь сама подскажет, действительно ли оно новое и действительно ли передовое. Не присваивайте себе функций высшего педагогического судьи, не оглядывайтесь на других, не бойтесь, что вас осудят. Даже если новое и не во всем оправданно, это не страшно, потому что с появлением нового растет энтузиазм учителя, а что может быть дороже для школы? Когда директор старается обновить школу, некоторые учителя не без ехидства улыбаются: «Посмотрим, что из этого получится!» Неприязнь к новому воспитывалась в нас десятилетиями под грохот призывов ко всеобщему творчеству. Будем справедливы: кто воспитал пассивного учителя? Разве не мы, директора школ? Разве не мы годами давили на учителя, говоря: «Ты должен эдак, ты должен так», – и монотонно повторяли: «Должен, должен, должен», – не давая просвета? Разве не мы унижали достоинство учителя мелочным контролем и формальными придирками? Разве не мы карали за всякое отступление от формы? Попробуем составить список обязанностей директора, и на первое ме-

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

сто выйдет самое главное: беречь достоинство учителя. Униженный учитель, который идет в школу с нелюбовью, а то и со страхом; учитель, которому директор уже в вестибюле может сделать замечание; учитель, который всегда в дурном настроении, потому что школа испортила его характер, – разве это учитель? Неуважаемый человек не может уважать себя и не может уважать ребенка. Присмотритесь: насилие проникло во все поры школьной жизни. Насилие над совестью директора перешло в насилие над учителем, и расцветает насилие учителя в классе, а затем оборачивается массовым насилием и жестокостью наших учеников и выпускников в уличных сборищах, в армейской дедовщине, в системе, которая держится на скрытом или открытом насилии. Мы дошли до того, что руководимый нами учитель сеет не разумное, доброе, вечное, а темные семена насилия сеет он. Мы же, отвечающие за школу перед народом, поддерживаем его, а многие еще и подталкивают: будь жестче, требовательнее, строже! Редко-редко учителей критикуют за неуважение к ученикам, гораздо чаще за то, что они слишком уважительны к ним. Нам трудно видеть в ученике личность. Будем учиться этому! Директор школы может войти в каждый класс, но не навреди, директор! Там хрупкие отношения, не

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава вторая. управление контроль или поддержка?

будь как слон в посудной лавке. Не требуй от ребят того, чего ты не требуешь от себя. Свои отношения с детьми строй с пониманием равенства взрослого и ребенка. Помни, что для директора одинаково важен любой ребенок, независимо от того, как он относится к директору и как относится к нему коллектив. Особенность директорского труда в том, что все школьные раздражения персонифицируются в директоре. Не станем обижаться на это, будем каждую вину принимать на себя, потому что в конечном счете на директоре вся ответственность за нынешнюю и будущую жизнь его детей. ...Сколько говорят, сколько пишут о родительских собраниях, на которых учителя позволяют себе вслух возмущаться детьми, отчитывать родителей, как маленьких, ставить одних детей и родителей в пример другим. Вот где и в самом деле надо применить власть! В нашей школе не должно быть ни одного собрания, на котором родителям было бы не по себе, даже если это родители самого слабого и непослушного ученика. Собрание не место для проработок родителей. Школа – дом, где достоинство родителей стараются возвышать. Гордость школы – работа без вызовов родителей и без жалоб родителям на детей.

школой:

Есть случаи, когда надо построже спросить с себя и самому уйти с директорского места. Если ты видишь, что оценки начальства тебе дороже, чем мнение коллег, отношение детей и уважение родителей, – уйди. Если чувствуешь недоверие сильного, энергичного, новаторского коллектива – уйди. Если потерял в себе учителя, стал функционером-администратором – уйди. Если тебе то и дело приходится портить отношения, кричать, угрожать и прибегать к административным мерам – уходи быстрее. Но бывает и так, что коллектив, сплотившийся на поблажках друг другу и не желающий ничего нового, становится тормозом, – тогда не уходи. Взращивай единомышленников – и ты победишь. Бывает, что борьба за достоинство школы становится изнурительной, тебе буквально перекрывают кислород, и хочется все бросить – не сдавайся, не уходи, не предавай свой коллектив. Если есть у тебя цель, если с тобой дети и коллектив учителей – не уходи, даже если кажется, что больше не выдержать. Достоинство наше порушено, само собой оно не вернется. Нужно много сил, чтобы восстановить его. Мы надеемся, что эта декларация достоинства придаст вам силы. № 33, 1992

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Редкостная профессия Только та школа, которой повезло с директором, становится школой Два мотива постоянно противоборствуют в мире: один – так дальше жить нельзя, давайте все переделаем. Другой – дайте спокойно поработать, не надо никаких перемен. Так что же, нужна реформа школе или не нужна?

...Идет время, все меняется. Неизменным остается одно – роль директора. Директор может быть хлопотливым и во все вмешиваться. Директор может быть таким, что ученики проходят мимо и не здороваются – не знают его в лицо. Директор может

быть эрудитом, может быть просто добрым человеком. Но он должен быть директором. Это редкостная профессия – директор школы. Рассказывают: два директора в сельском районе под Новосибирском. Одна система, одни програм-

глава вторая. управление контроль или поддержка?

мы, одни финансы, одно начальство. Но вот в одной школе – никаких проблем. А в другой – всё проблема. И денег нет, и учителей нет, и учебников нет, и жизни нет – все плохо. Довели! Разграбили! Разрушили! Чем они там занимаются, в этой Москве? А чем занимаются в этой Москве? Особенность бюрократии в том, что каждый, у кого есть подчиненные, уверен, что он умнее подчиненных и больше, чем они, заботится о деле. Иначе почему в начальники назначили его, а не кого-нибудь другого. Министерство утверждает базовые планы. Создается в соответствии с Законом «Об образовании» стандарт. Предполагается, что если не будет стандартов, то злоумышленники в каких-то школах не станут преподавать, например, математику или физику и дети не смогут учиться, если их семья переедет в другой город. То есть нам неявно говорят: вот вы не заботитесь о детях, а мы заботимся. Вы, глупые, не понимаете, что детям нужна математика, а мы – понимаем. Это старинная беда. Вместо того чтобы облегчать жизнь школы, вместо того чтобы доверять директорам и учителям, высшее начальство берется за чужие заботы. Но, скажут, ведь есть же нерадивые учителя и нерадивые директора... И все-то нам кажется, будто существуют какие-то меры, которые, если их изобрести да наладить контроль, сделают все школы отличными. Мера же эта известна – приказ. Незримая бурсацкая педагогика властвует над высшими умами: потребовать, спросить, наказать. Никому не приходит в голову простая мысль, что сегодня лишь небольшая часть учителей умеет обучить математике всех детей без исключения. Ну хорошо, введут приказную математику для всех. Значит, опять показуха, процентомания, раз-

школой:

базаривание детских сил, детского времени. Опять все сначала. Кто будто бы в интересах детей и общего образовательного пространства призывает учителей учить тому, чему они учить не в состоянии, тот призывает их к публичному разврату. Другое слово было бы неточным. Учить чему-нибудь можно только там, где умеют учить. А где умеют учить – там учат без приказов сверху. Вот – государство. У него штаты ученых и методистов. У него возможности. Ну создайте хоть одно необычное пособие, ну найдите хоть какие-нибудь методы (притом разнообразные), с помощью которых мож-

При хорошем директоре всякий учитель чувствует себя человеком. Так где же взять хорошего директора? Вот проблема самая важная – и самая запущенная в нашей стране

но учить детей, не обманывая их и не отнимая у них детства. Ну покажите, как это делается на профессиональном уровне, как это делать на минимуме, который доступен всем или почти всем, – и директора сами будут вводить и математику, и физику, и все, что нужно. Ведь они не враги своим детям. А если враги, то приказы не помогут. Школа – как человек, она держится на совести и на духе. А дух и совесть есть только у живого человека. Все в мире мучаются: для чего школа? Школа для жизни? Школа для развития ума и других способностей, которые позволят всю жизнь учиться? Школа как подготовка для университета? Наша школа прошла все стадии. В двадцатые годы пытались создать школу для жизни, в основном

2014 11 июня № 11

по Дж.Дьюи. Мы первыми приняли, первыми и отказались от школы для жизни еще не рубеже тридцатых годов и создали могучую школу для вузов. В этом была своя логика. Мы гордились, что наша школа дает всем детям равные возможности. В семидесятые годы эта система дошла до совершенства: все получают среднее образование, все получают возможность поступать в вуз. Дойдя до совершенства, система стала совершенно нелепой. Образование для огромного числа детей было липовым, а в университет можно было поступить только с помощью репетиторов. Школа стала не для жизни, не для развития и не для университета, а для школы. Для того, чтобы в стране была хорошая статистика. Но вершина глупости – все-таки вершина. У нас были самые сложные программы. Самая строгая дисциплина. И всюду рассказывают, как иностранцы, приезжая к нам, по ночам переписывали программы. Можем гордиться. У нас в стране много такого, что лучше всех в мире. Но жизнь почему-то не лучше всех. И вот в этой-то школе, доведенной до вершин стандартных нелепостей, снова произносят слово «стандарт». Только-только стали оживать от стандарта – и опять. Хотя бы словато побоялись. В доме повешенного о веревке не говорят. Что же на самом деле может измениться в школе? Вернемся к прежнему: директор. Лишь директор может придать меру строгости расхлябанной школе и отпустить вожжи в школе слишком зажатой. Лишь директор может сделать так, чтобы в школе появилось уважение к науке, а не только к знанию. Лишь умелый директор будет нацелен сначала на детей, потом на учителей и уж потом на районную, городскую администрацию, а не в обратном порядке, как это часто бывает. Лишь директор может отстоять творчески работающего учителя,

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

несмотря на то, что тот небрежно ведет журнал и не всегда провожает класс в гардероб. Лишь директор, принимая на работу молодого учителя, чувствует человека, чувствует, кого он принимает. Лишь директор умеет общаться с трудными классами, в которые все боятся войти. Лишь директор умеет позаботиться о каждом из учителей. И лишь директор умеет поднять и поддержать дух в школе. При хорошем директоре всякий учитель чувствует себя человеком, и если кто-то из школы говорит, что у нас в стране учителя не ценят, то можно с уверенностью

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава вторая. управление контроль или поддержка?

сказать: у этого педагога неважный директор. Так где же взять хорошего директора? Вот проблема самая важная – и самая запущенная в нашей стране. Идеального способа подбора директора нет. Но во многих странах назначение директора – это серьезный процесс, который тянется месяцами. Те, кто хотел бы стать директором, учатся очно или заочно административной работе. Затем создаются избираемые всем населением советы школы или школьных округов. Я выбираю школьный совет таким, чтобы он сумел

школой:

выбрать хороших директоров. Это главная забота школьного совета. Затем кандидата, специально подготовленного к работе директором, представляют школьному коллективу. Затем заключают контракт, которым защищаются и права директора, и права школы, особо оговорена процедура, по которой от директора можно избавиться. Учителя во всем мире – как наши или хуже. А директора школ часто бывают лучше наших. В частности, у них у всех есть чувство юмора. У наших с этим слабовато... № 52, 1993

Александр ТУБЕЛЬСКИЙ

Подчинение – это не управление Есть ли в России образовательная общественность? Последнее время я часто задумываюсь: в каких отношениях управленецпрофессионал должен быть сегодня с так называемыми вышестоящими структурами? Мы можем, конечно, продолжать налаживать контакты с государственными органами. Но сможем ли мы тогда сделать собственное дело – создать свою школу, центр? И только благодаря этому стать самоценными, авторитетными среди профессионалов? Я говорю о содержательном аспекте. Куда идти за признанием содержательной стороны своей работы – в орган государственного управления или к профессиональной общеПримечание от редакции. Работы А.Н.Тубельского собраны в книгу: Тубельский А.Н. Школа будущего, построенная вместе с детьми. – М., 2012. См. также педагогические сборники, издававшиеся в 1986–2007 гг. издательством НПО «Школа самоопределения».

ственности? Здесь каждый директор должен сделать выбор. Допустим, директор школы выбирает первый путь. Он говорит: деньги мне дает (или не дает) местная администрация. Аттестацией кадров, лицензированием занимается она же. За учителями, если их не хватает, я к ним обращаюсь. Я уж буду ее держаться. И поэтому придумаю такую образовательную программу, которую поймет мое вышестоящее начальство. Я придумаю такой устав школы, который одобрит мой учредитель. Я буду вводить те инновации, которые могут быть поняты, одобрены (или модны) в нашем регионе, среди нашего начальства. Естественный ход мысли! Но при этом директор должен хорошо понимать и другую сторону своих действий. Во-первых, уверен ли он, что чиновники действуют по тем же самым мотивам, по которым действует он? Если чиновник заботится о своем пре-

стиже, а для этого ему нужна инновация, – вперед, директор, все нормально. Если начальство очень тонко чувствует общественный заказ – населения, родителей и так далее, что тоже бывает, – тогда, конечно, ваше взаимодействие будет полезно. Но если я знаю, что управленцам, которые сидят выше меня, никакой инновации, по сути, не надо, им главное – внедрить стандарт в образовании, и если я понимаю, что моему начальству нужно лишь количество инновационных школ (я знаю, в одном таежном районе объявили соревнование, какая школа инновационнее), то я тоже должен сделать выбор. Самое главное в этом выборе – понять, в какую я зависимость попадаю от этих структур. Кроме экономической (финансовой, имущественной) зависимости, в которой я и так нахожусь, я попадаю еще и в зависимость содержательную.

глава вторая. управление контроль или поддержка?

За многие годы наши директора научились угадывать и чувствовать желания вышестоящих начальников. Я много размышлял: почему директора не протестуют против того, что сейчас с каждой школы требуют так называемые образовательные программы? В Законе «Об образовании» образовательными программами называются программы по тому или иному предмету, курсу. А сейчас заставляют писать то, что, по сути, раньше называлось перспективным планом работы на пятилетку. Пишут. Молчат. Почему так спокойно относятся к стандартам? Каждый сочиняет какието местные, временные стандарты, и все стандартизируются. Почему квалификационный разряд учителя, то есть его зарплата, ставится в зависимость от выполнения стандарта учениками? Явная несправедливость. Чтобы получить высший разряд, то есть лучшую зарплату, учитель либо должен каким-то чудом научить всех детей, в том числе и больных, с задержкой в развитии, или выжать, выдавить из школы тех ребят, которые стандарту не соответствуют. Почему директора школ, учителя так спокойно относятся к этому, казалось бы, очевидному противоречию? И я понимаю: они за многие годы научились это все обходить. Есть много уловок, начиная с того, что неуспевающие ребята в день тестирования считаются заболевшими и не приходят в школу. Нанимают специального человека, так называемого научного руководителя, который пишет все эти образовательные программы. Главное, чтобы там было побольше мудреных новомодных слов: гуманизация, демократизация, дифференциация, вариативность и так далее. Эти препоны люди научились обходить. Не уверен, что они при этом занимаются своим делом, поскольку такое лавирование тоже требует затрат времени. Мои коллеги-директора научились двоедушничать, двуличничать. Что ж, вперед, на здоровье, друзья, но тогда никакого отношения к инновациям,

школой:

реформам, даже изменениям в образовании вы не можете иметь. Это все что угодно – фикция, имитация, но о реформе и разговора здесь нет. Если же управленец выбирает другой путь, ориентируется на профессиональное экспертное мнение, на общественную экспертизу, то тогда он должен сказать: я доверяю тем, кого считаю профессионалами. И их мнение будет для меня и аттестацией моей школы, и аккредитацией. Получается, что такой человек проводит как бы самоаттестацию, потому что общественные эксперты не связаны ни с какими властными структурами. Хочешь – прислушивайся, хочешь – не прислушивайся. От этого

Управление школой, образованием – это создание ситуаций для того, чтобы что-то новое возникало, запускалось. В отличие от контроля, когда нужно поддерживать функционирующий процесс

ты не получаешь льгот, зато можно дождаться неприятностей. Но если ты профессионал и можешь рассчитывать на объективность людей, которые не находятся в какой-то служебной иерархии, тебе не просто легче, тебе, возможно, понятнее, как двигаться дальше. Есть, конечно, экономические издержки, понятно, что общественник не всегда может даже приехать в другую школу на собственные деньги. Но все-таки главное, думаю, не финансовая сторона. А в чем дело? Этот вопрос я хотел бы адресовать читателям. И напомнить еще об одном обстоятельстве. Если директор хочет, чтобы на этой земле все-таки было правовое государство, если он хочет, чтобы дети, которых он готовит в школе, все-таки жили в демократическом об-

2014 11 июня № 11

ществе, знали свои права, ощущали свое равноправие, свое достоинство, то тогда выращивать общественную ветвь в сфере образования необходимо. Выращивать общественность в противовес иерархии. Вот в чем надо объединяться. Не против руководящих иерархических структур, Боже упаси. Пусть они проводят реорганизации, перестройки в своих министерствах, ведомствах, но, уж извините за такую крамольную мысль, пусть оставят в покое школу. Вот самый лучший выход в то время, в которое мы живем. С моей точки зрения, управление школой, образованием – это создание ситуаций для того, чтобы что-то новое возникало, запускалось. В отличие от контроля, когда нужно поддерживать функционирующий процесс. Мне понятно, какая ситуация возникает в моей школе, когда я провожу общественную экспертизу своей работы, когда отдаю свой инновационный проект на суд общественности. Мне понятно, какую я ситуацию создаю для самого себя, для своих коллег, для родителей, для учеников. Но какую образовательную ситуацию я создаю, когда пытаюсь кланяться, обманывать вышестоящее начальство? Там нет ситуации управления, там есть ситуация подчинения. А подчинение – это не управление. Вы не задумывались, почему последнее время чиновник так осмелел? Почему так свободно может решать вопросы, не советуясь с профессионалами, не занимающими высоких должностей? Потому что чиновник не чувствует, что есть профессионально-общественное движение, которое тоже может повлиять на эти процессы. А как педагог может влиять на общественные процессы? Только авторитетом того, что сделано, что получается. Ни у кого не получается, а ты смог. Только так. И если этого не будет, мы сдадим свои позиции в реформаторстве не так, как сегодня, процентов на семьдесят, – мы сдадим их на все сто. № 113, 1996

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава вторая. управление контроль или поддержка?

школой:

Милослав БАЛАБАН

Новая жизнь без революции Класс-школе не так просто превратиться в школу-парк. Но от некоторых пороков можно избавиться уже сейчас Когда газета «Первое сентября» начинала выходить, мы чуть ли не в десяти номерах опубликовали записки Милослава Александровича Балабана. Тогда они произвели большое впечатление. Читатели приходили в редакцию, искали номера, просили издать отдельной книжкой. Прошло время. Нет, в стране не появились школы, работающие по Балабану, но педагогические идеи важны не только при точном воплощении в жизнь. Они расширяют кругозор, поражают читателя дерзкой мыслью: а может быть, я все делаю не так? Но если учителя или директора хотя бы раз в полгода не посещает эта мысль, то как же развиваться школе?

классно-урочной обработки и сортировки учащихся вывели школу из сферы частного права в казенное дело, где: образование – уже не развитие своих, а усвоение чужих знаний по казенному списку учебных предметов; умственное развитие – уже не степень реализации своих духовных потенций, а мера подчинения своего разума чужому; даже память – уже не орган пластичного забывания как средство защиты своего сознания, а хранилище чужих знаний. Правовая природа школьного недуга объясняет низкий системный эффект всех педагогических реформ: неизбежно казенный статус аттестаВсе мы давно ощущаем, что реаль- тов и дипломов не позволяет вывеный эффект класс-школы – это со- сти их за рамки административновсем не обучение знаниям, а разви- го права. Но экономике хорошо известен тие навыков и умений... подчинятьвполне системный выход из такося чужой воле. Устанавливая режим абсолютной го правового тупика. Это монетарценности единых и очень объектив- ная терапия. Финансовая либераных истин казенного знания, класс- лизация передает функцию реальшкола лишает ценности именно то, ного контроля от администраторов что тщетно пытается развить, – свое, частным потребителям и произволичное и потому всегда особое созна- дителям. Наши эксперименты покание каждого ученика. Если необыч- зали, что тот же системный эффект ный вопрос дошкольника еще свя- финансовой терапии может перевезывают с детской прозорливостью, сти весь организм массового обрато такой же вопрос ученика (особен- зования в новую, более плодотворно в классе) считается глупым. Таким ную фазу его развития. образом, всеобщее школьное образоНам удалось выяснить, что даже вание выводит из обращения глав- столь простая финансовая иннованую ценность каждой личности – ее ция, как прямой ваучер, с которым ученик идет к учителю (минуя адсамобытный взгляд на мир. Двести лет экспансии публич- министрацию), неизбежно включаного по своей природе механизма ет этот либеральный цикл. Он плавно выводит массовое образование в динамичный режим частного права, Примечание от редакции. освобождая не только ученика, учиОб идеях и практике школы-парка читайте теля и школу от властной опеки гов книге: Балабан М.А. Школа-парк: как построить сударства, но и само государство – школу без классов и уроков. – М., 2001. от многих расходов. Прямой ваучер

создает реальный, а не мифический рынок педагогических услуг, лишая сугубо публичного статуса: отношения учителя с учеником – властные связи уступают место режиму частного общения с избранным тобой человеком; школьный класс – замкнутая группа принудительного членства становится открытой студией свободного доступа; аттестацию учащихся – этот публичный акт, делающий даже частные школы казенными конторами, снова станет частным (а потому гораздо более ответственным!) отзывом эксперта; учебники и программы, которые из казенных орудий внешней сортировки учащихся по способностям вернутся в свое частное состояние – полезных справочников; систему учебных ценностей – многие истины быстро станут частными мнениями. За несколько лет такого естественного (хотя и странного для публичной идеологии класс-школы) развития массовая школа неизбежно станет мощной и богатой сферой педагогических услуг. Но для адекватного оздоровления системы образования за счет осторожного отстранения государства нужна более органичная концепция обучения и развития, чем те, что действуют сейчас. Правда, сугубо техническая природа многих явных пороков класс-школы позволяет уже сейчас содействовать этому, используя некоторые вполне традиционные средства, проверенные в надежных экспериментах. Таким образом, можно подготовить рецепты для конституционной реформы массовой школы, оставаясь в нынешних рамках административного права. № 67, 1996

глава вторая. управление контроль или поддержка?

школой:

2014 11 июня № 11

В. ЖУКОВ

Кто придет следующим? Группа родителей ходит из одной школы в другую, из гимназии в лицей. Разводят руками, вздыхают: везде одно и то же. В хорошие школы не берут, в остальных – скверные учителя, сплошные замены, детей шпыняют почище прежнего. Но ведь не само по себе престижное образование прельщает этих мам. А ищут они просто-напросто нормального отношения к своему ребенку. Им не нужна сюсюкающая школа. Но не нужна им и та, где к малышу относятся как к «механизму, уставом предусмотренному», где калечат его психику, превращая учение в ненавистную бессрочную повинность. История мировой педагогики знает только два вектора в системе отношений учитель – ученик; по большому счету они обуславливаются двумя разными трактовками человека. Первая: большой, а значит, умный должен руководить и учить, маленький и глупый – слушаться и учиться. Вторая пришла с Запада, от последователей руссоистского принципа природосообразности в воспитании. В маленьком человеке все изначально заложено природой, все ему дано сполна. Нужно только терпеливо помочь ему раскрыться. В результате бесконечных поисков и метаний к середине нынешнего столетия человечество, кажется, успокоилось, прагматично выбрав более естественную и удобную для себя авторитарную модель школы. Вместе с тем опыт и идеи свободного воспитания, этот хрупкий осколок неведомой цивилизации, продолжают дразнить воображение авторитаристов. Ключевой вопрос в извечном споре двух этих философскопедагогических систем – о насилии. Свободное воспитание стремится отмежеваться от насилия вообще. Ав-

торитарная система, совершенствуясь, стремится сделать насилие (наказание) рациональным (от насилия – образа жизни через насилиевозмездие к насилию-коррекции), а главное, косвенным – или почти неощутимым, или воспринимаемым чуть ли не с радостью. Да, мы жестоко обманулись тогда, в середине 80-х. В кризисе педагогической системы был повинен кризис педагогики самого общества. Беспристрастно присмотревшись к ней сегодня, мы обнаружим, что авторитарная школа, оказывается, многолика.

Авангард сегодняшней авторитарной школы одержим охотой за новыми образовательными технологиями. Но технологичная школа востребует новый тип лидера – не хозяйственника и даже не педагога, а школьного менеджера, профессионального управляющего На слете гимназий и лицеев мы увидели выделившуюся из общей массы большую группу молодых инновационных школ – цепких, зубастых, динамичных, с повышенным содержанием адреналина в крови. Несомненно, то были авторитарные школы. Но притом все они оказались совершенно разные и подчас словно даже говорили на разных языках, не слыша и не понимая друг друга. Вокруг то и дело звучало: билингвистическая модель, разновозрастное обучение, ускоренное обучение, классы интеллектуального развития,

демократическая гимназия... И я поразился тому, как шустро сумел развернуться килем к рынку наш допотопный дредноут, как гибко смогла довольно значительная часть школ перегруппироваться, уйти oт вчерашней одинаковости вслед за спросом своего нового потребителя. В одном из таких лицеев я обнаружил не только собственное телевидение и прочие новомодные технические штучки, которыми сейчас уже не особенно удивишь, но и стопроцентную поступаемость выпускников в престижные столичные вузы – вот уже третий год подряд. Такая школа подчас даже пугает своей практичностью. Она чересчур функциональна. Не любит философствовать, не очень внимательна к эмоциональной жизни ребенка. Явно тяготеет к стандартам и не слишком стремится помочь ученику проложить свой личный путь к познанию себя и мира. Но ведь она и не может быть другой. Этот «холод государства», как назвал его Ницше, имманентен казенной школе, он вне времени и пространства, конкретного общественного строя. Так, может, не стоит ждать от авторитарной школы того, чего она по самой своей природе и не может дать ребенку? И что должна дать ему нормальная семья, родители, чересчур поглощенные сегодня не всегда обязательными приработками... А вот чего можно добиваться от такой школы – так это ответственности за то, чтобы авторитет учителя в ней строился не на его административной власти, а на знании, на профессионализме, не на страхе и унижении ученика, а на уважении его достоинства, соблюдении его прав как ребенка и как гражданина. А чуткость, участие, любовь, сотрудничество – это, что поделать, уж как получится... Авангард сегодняшней авторитарной школы одержим охотой за

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

новыми образовательными технологиями. Иные авторы новых методик обогатились за последние годдва как бутлегеры в эпоху американского сухого закона. Да и слава Богу. Но технологичная школа востребует новый тип лидера – не подвижника, не мессию, не хозяйственника и даже не педагога, а школьного менеджера, профессионального управляющего.

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава вторая. управление контроль или поддержка?

Не устаю цитировать мою любимую байку от Хазанова. Приезжает зарубежный корреспондент в колхоз, а там двое работают лопатами. Один выкапывает яму, а другой тут же закапывает. «Почему этот второй закапывает яму?» – спрашивает гость. «А это не второй, это третий, – отвечают ему. – А второй, который должен был дерево посадить, не пришел...»

школой:

Спасибо, нашлись у нас в педагогике добрые люди. С песнями, под гармошку, споро выкорчевали старый пень, выкопали на его месте яму. Пожалуй, даже слишком большую. И ушли, посчитав дело сделанным. И вот ведь загадка: кто придет следующим? № 18, 1994

Василий КОЛЬЧЕНКО

Ориентиры в кривых зеркалах Каковы критерии оценки работы школы? Успеваемость, победы на олимпиадах? Число учеников, поступивших в вузы? Но все эти критерии несовершенны и не дают представления о школе Ненадежные рецепты Что нужно школе? Что могло бы спасти ее и от мрачных тоталитарных запретов, и от беспредела вседозволенности? Ответить нелегко, поскольку общепринятых рецептов нет. Приведу все же в самых общих чертах несколько вариантов ответа. Первый – поставить школу в зависимость от родительского предпочтения. В этом случае правительство выдаст родителям денежные чеки на каждого ребенка школьного возраста. Их можно будет вложить в любую школу, которая вам понравилась, и привести туда ребенка. Естественно, непопулярные школы останутся без учеников и, следовательно, без денег. Им придется улучшать свою работу, завоевывать родительское признание или закрываться. Другой вариант – поставить учителя в зависимость от детского предпочтения. Например, объявить свободное посещение занятий. К какому учителю хочу – к тому иду. К кому не хочу – того обхожу стороной. Непопулярные учителя останутся без

учеников, а придется им переучиваться и работать по-другому. Или уходить из школы. Еще один вариант, хорошо нам знакомый: поставить всех в зависимость от уровня знаний ученика. Для этого существует универсальная обратная связь – школьная отметка. Это сигнал не только для ребенка, как мы привыкли думать, но и для самого учителя, и для родителей, и даже для школьной администрации. Отметки – и кнут, и пряник. Она плохая – обидно ученику, плохо родителю, несладко учителю, тревожно администрации. И наоборот. Какой же способ лучше? Да все они не идеальны и годятся только отчасти. Конечно, на бумаге это выглядит красиво и заманчиво: уровень знаний, мнение родителей, мнение учеников… Но мы уже знаем, во что превратилась у нас пресловутая борьба за успеваемость. Не уровень знаний она нам принесла, – взаимный обмен и издевательство. Вот так и со свободным выбором. Родители не всегда выберут

лучшую школу, скорее – более модную, с большей рекламой или просто ближнюю. Дети не всегда выберут лучшего учителя, возможно – более удобного и покладистого. Стремление учителя и администрации угодить родителям и ученикам, понравиться любой ценой – тоже вещь небезопасная. Я уж не говорю о технических сложностях: что делать с непопулярными школами и учителями? Как быть с наплывом детей в популярных учебных заведениях? Но как-нибудь можно с этим справиться. Какую продукцию производит учитель Беспокоит другое. Самое главное. Оказывается, какие бы новые механизмы мы ни изобретали для школы – в реальной жизни все они, как правило, не оправдывают наших надежд. Не выполняют или плохо выполняют ту основную задачу, ради чего все и затевалось: побудить ученика и учителя к эффективной работе. Школа – крепкий орешек, о который ломали зубы реформаторы и

глава вторая. управление контроль или поддержка?

администраторы всех времен и народов. Почему же все-таки до сих пор не нашлось удобного и общепризнанного средства, чтобы отрегулировать и как следует наладить ее работу? Такого средства, как рыночная система – для экономики, а избирательная система – для политики. Неужели школьный механизм оказался сложнее государственного или хозяйственного механизма? Сложнее – нет, неподатливее – да. С одной стороны, школа – это обычное современное предприятие, которое нуждается в грамотном управлении. А с другой… Дело в том, что педагогика во многом сродни искусству и даже религиозному таинству. Работа учителя – это общение с детьми, а общение с трудом поддается внешнему механическому регулированию, скорее уж духовному влиянию. Здесь ничего не решает и обычное голосование, так же как оно ничего не решает и в художественном творчестве. Оттого-то и проваливались любые школьные реформы, что их авторы всего этого не учитывали, всецело полагаясь на формальную оценку учительского труда. Это, в общем, и естественно. Если школа – предприятие, значит, его успехи надо измерить, взвесить и оценить. За хорошее качество – награда, за плохое – наказание. Вот и все регулирование. Какие же тут могут быть критерии? Уйма критериев, но все они, если подумать, далеко не совершенны. Все та же успеваемость. Победы на олимпиадах. Выпускники, поступившие в вуз. Количество правонарушений. Оборудование кабинетов. Разработка особых учебных курсов и программ. А на Западе – анкеты, тесты, рейтинги… Все вроде не без логики, все заманчиво и все – недостаточно. Больше того – способно ввести в заблуждение. Потому что дети – разные, условия – разные, учителя – разные, начальство тоже разное. Когда все это накладывается друг на друга, получается какой-то всеобщий самообман.

школой:

Понятие «качество продукции», такое очевидное и основополагающее для материального производства, оказалось совсем неочевидным для школы. И действительно, какую продукцию производит учитель? Может быть, это урок? Или ученики? Или их память, насыщенная информацией? Их душевный комфорт и достоинство? Их нравственные идеалы и убеждения? Их характеры и будущий жизненный успех? Как все здесь противоречиво и неоднозначно, изменчиво и условно! И кто возьмется оценивать качество такой продукции? Кто все-

Главная обратная связь учителя – внутри класса, а не снаружи. Его главный критерий – сами дети, его главный судья – собственная совесть, его главный мотив для совершенствования – внутреннее удовлетворение от работы

видящим глазом проникнет в душу ребенка и взвесит на точных весах все исходные обстоятельства, влияния, намерения и результаты? Разве что Господь Бог. Нет уж, увольте. Ни один формальный показатель, ни одна комиссия с такой задачей не справится. На эту роль всеведущего Господа Бога в школе может претендовать только сам учитель, и только тот учитель, о котором обычно так и говорят – «учитель от Бога». Педагогические эпидемии Однако формальные критерии по-своему интересны, даже полезны и никакого вреда не приносят, если ими не увлекаться чересчур и понимать их неизбежное несовершенство.

2014 11 июня № 11

Но уж если наше благословенное начальство или просто всесильная мода просигналят очередной «крестовый поход», очередную реформу и поднимут на щит какую-нибудь новую формалистику, объявляя ее лекарством от всех болезней, – тогда беда! Значит, опять обман, опять всеобщие иллюзии, опять душевные силы школы будут отвлечены на пустое, ненужное, бессмысленное дело, а дети, как обычно, останутся в стороне. Через сколько-то лет неизбежно наступает прозрение. Все дружно ругают то, чем еще вчера увлеченно занимались. Американская школа, например, измучена, буквально замордована психологическим тестированием. С кем ни говорю из американских педагогов (и непедагогов) – все они это тестирование ругают или по крайней мере недолюбливают. Но мы же еще этим не переболели!.. Эти приступы формалистической лихорадки, которые постоянно трясут школу и учителя, – пожалуй, самое большое несчастье педагогики. Дело не только в том, что зря пропадают время и силы, потраченные на погоню за очередным формальным успехом. Дело в том, что в результате сами ориентиры учителя искажены. Его постоянно заставляют смотреть не в ту сторону, уважать не то, что следует, молиться, так сказать «не тем богам». В конце концов он и сам перестает понимать, что хорошо, а что плохо, начинает верить в бумажки, а не в детей и думает уже не о детях, а о всякой формальной ерунде или вообще ни о чем. От кого же исходят эти гибельные педагогические эпидемии, кто их распространяет и поддерживает, кто в них заинтересован? Прежде всего наше собственное начальство. Министерское, областное, районное и так далее. Желает ли оно школе зла? Нет, конечно. Напротив – им все кажется, что все

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

эти гонки с препятствиями только и способны реанимировать нашу школу. Но чем больше они стараются, тем хуже выходит. Жалко! Обидно. Жалко их энергии и стараний. Конечно, административная машина требует своего. Каждый день на столах цифирьки, процентики, сводочки… Стремление к ним у начальства чисто инстинктивное, как и у любого управленца. Но школа ведь не фабрика и не колхоз! Успех школы невозможно и не нужно выражать одними только цифрами. Пока мы этого не поймем – будем крутиться как белка в колесе, догоняя свой собственный хвост. Что в цене на школьном рынке Теперь говорят: школе поможет рынок. Почему бы школе не зависеть от своего, так сказать, потребителя?

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава вторая. управление контроль или поддержка?

Что ж, рыночные механизмы замечательно работают при производстве мебели и автомобилей, но они же порождают низкопробную коммерческую литературу и пошлые телепрограммы. Почему? Потому что в духовной сфере массовый спрос не всегда служит критерием высокого качества. Часто происходит обратное: массовый спрос означает как раз плохое качество, отражая низкий уровень духовного развития потребителей. Ориентируясь на этот уровень, рынок невольно противодействует развитию и прогрессу. Но если даже рыночные механизмы не всегда полезны, а иногда и опасны в духовной сфере, то какие же обратные связи здесь годятся? Оценка экспертов? Интеллектуальной элиты? Или самого авторатворца? Абсолютного критерия тут нет. И быть не может! В том-то и дело, что множественность, неопределен-

школой:

ность, неуловимость критериев заложены в самой природе духовного развития. Унификация его убивает. Чем больше оно индивидуализировано, тем лучше. Поэтому любой Мастер, имеющий дело с человеческой душой – писатель, учитель, художник, – работает в конечном счете так, как ему подсказывают его совесть, его внутреннее достоинство, его творческое чутье и умение. Главная обратная связь учителя – внутри класса, а не снаружи. Его главный критерий – сами дети, его главный судья – собственная совесть, его главный мотив для совершенствования – внутреннее удовлетворение от работы. Творческий дух учителя надо поддерживать: создавать благоприятные условия, стимулировать, открывать новые перспективы… Заменить его в школе нельзя ничем. № 90, 1993

Вита МАЛЫГИНА

Учитель на фоне своего таланта В педагогических институтах много говорят о психологии детей и никогда – об особом складе психологии педагога... Как соотносятся педагогический талант и система, по которой ведомство пытается оценить заслуги того или иного учителя? Может ли аттестация быть критерием педагогического мастерства? Николай Аминов, старший научный сотрудник Института психологии РАО, почти двадцать лет занимается проблемами оптимизации труда учителя. Пятнадцать из них отработал учителем в разных школах. Это позволило ему провести уникальные исследования в области психологии педагога и природы школы.

Много лет идет спор: существует ли педагогическая одаренность, или же любой человек, возжелавший учиться в пединституте, по определению обладает педагогическими склонностями? У нас придерживаются именно такой точки зрения: для того чтобы хорошо учить, достаточно просто любить детей, никаких специальных талантов для этого не надо. Ученые же утверждают, что педагогический талант – явление такое же редкое, как талант писательский или, скажем, талант художника.

Тут, казалось бы, явное противоречие: талантов мало, а учителей стране надо много. Но, во-первых, давно известно, что самое большое число уходящих из профессии сразу после окончания вуза именно среди выпускников педагогических институтов. А во-вторых, никто и не собирается ставить на входе в педвуз кордон для недостаточно талантливых. Речь о другом. О том, что готовить в учителя педагогически одаренного человека и человека с нулевыми учительскими способностями – это два разных подхода.

глава вторая. управление контроль или поддержка?

Из малоодаренного в педагогическом смысле студента вполне можно сделать хорошего профессионала, но для этого надо с самого начала смириться с тем, что он не Сухомлинский, и возможно, те, кто теперь уже к третьему курсу института понимает, что педагогика вовсе не их призвание, все же пойдут работать в школу, работать профессионально. Поддерживающие и прагматики Но что же представляет собой педагогический талант? Ученые-психологи пришли к выводу: все разнообразие педагогических характеров в конечном счете укладывается в промежуток между двумя основными педагогическими типами. Это тип так называемых поддерживающих учителей и тип учителей-прагматиков. Образцовый представитель каждого из этих типов обладает набором совершенно определенных качеств и черт. Поддерживающий тип – это, как правило, экстраверты, то есть люди, ориентированные на внешний мир. Они восприимчивы, чаще всего экспансивны, легко переносят перемены. Им интересны дети, они настроены на них. Их главное умение – создавать творческую атмосферу на уроке, а ведь это и есть основное условие, благодаря которому дети начинают ощущать вкус учения и знаний. Учителя второго типа педагогической одаренности, как правило, интроверты, дети им интересны именно с позиции делового, профессионального общения. Они умеют создавать рабочую, деловую обстановку на уроке, самые талантливые из них строят занятия так, что дети оказываются на уроке полноправными партнерами. Подростки ценят их именно за это и уважают за глубину знания своего предмета. При условии, что начальная школа уже научила детей любить учиться, педагоги, настроенные на профессиональное общение, достига-

школой:

ют в своей работе удивительных успехов. Прерванная цепь То, что начальная школа – школа поддерживающего общения, известно давно. Во всем мире это стараются учитывать. Но у нас процесс профессионализации с первого класса продолжается и даже усиливается. С самого начала школа ставит ребенка в такие условия, как будто вкус к знаниям уже развит. Хорошо, если об этом позаботились родители. Но в подавляющем большинстве случаев ребенок вынужден выплывать сам. Получается это далеко не у всех. Особенно страдают дети с невысоким уровнем способностей, с ослабленным здоровьем, живущие в ситуации какого-либо социального неблагополучия. Именно они к четвертому классу совершенно теряют интерес к учебе, и если досиживают до девятого, а иногда и до одиннадцатого класса, то это формальное пребывание в школе. Получается, что школа существует для очень небольшой прослойки детей, которых природа наделила особой любовью даже к самым абстрактным знаниям. Вот как далеко завел нас разговор о сути педагогического таланта. Школа очень сложный социальный институт, который можно рассматривать с какой угодно позиции – политической, экономической, социальной, – но почему-то никому не приходит в голову, что школа, как и экономика, может жить и развиваться по своим вполне объективным законам, независимым от указания сверху или от нашего желания. Надо знать внутренние законы школы и не подгонять все это под систему, а систему строить под них. Какого учителя выбирает система Аминов и его группа, долгое время изучая результаты педагогических аттестаций самого разного уровня и тестируя учителей, которые получают высокие тарифы и первые ме-

2014 11 июня № 11

ста на официальных учительских конкурсах, пришли к очень интересным выводам. По данным ученых, выходит, что довольно часто высокие тарификационные разряды получают учителя-интроверты, очень сильно зависимые от социального окружения. Почему? Все просто. Такие учителя ориентированы прежде всего на социальные требования и выполняют их безукоризненно. Они хорошо знают, что нужно проверяющим. Никто не говорит, что выполнять социальные требования – это плохо. Но учитывает ли такая аттестация учительские способности и мастерство? Учителя поддерживающего стиля, как правило, получают более низкие разряды. Это экстраверты, настроенные на понимание, независимые, доминантные, с очень большой мотивацией достижений и властные. Ученые поначалу не могли понять, откуда берутся у поддерживающих педагогов доминантность и властность, не свойственные им от природы в такой степени? Но наша школа ориентирована на демонстрацию результата, и любой педагог, желающий достичь социального успеха, должен в угоду системе изменить свою природу. То есть аттестационные компании, помимо того что коронуют не совсем тех, а может быть, совсем не тех, еще и оказываются причиной серьезных личностных деформаций педагогов. Ведь наши учителя отчитываются не перед своим профессиональным сообществом, а перед ведомством. А уровень требования ведомства, как правило, существенно отличается от того, который предъявляет жизнь. Таким образом, наш учитель, переходя на более высокую ступень, не имеет стимула развиваться. Или он вынужден вести двойную жизнь, то есть на уроках делать одно, а отчитываться совсем за другое. Как приблизить лестницу карьеры к сути педагогического процесса? № 5, 1998

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава вторая. управление контроль или поддержка?

школой:

Владимир СОРОКИН

Аттестация – беспроигрышная игра управленцев У нее нет правил. Ее условия просты, а итог – непредсказуем Теоретики выделяют два типа игр: с открытыми правилами и с фиксированными. С открытыми – это когда правила создаются игроками по ходу игры. В детских играх такое называют творчеством, за карточным столом – шулерством. А в жизни? При аттестации учителей правила такие, что учителю только выбирать, верить или не верить комиссии. Потому что ничего, кроме веры, ему в этой игре не оставлено. Основные правила игры задаются приложением к приказу министра, называются они «Требования к квалификации» учителей. Аттестационные комиссии пользуются этой

шпаргалкой, хотя читать это можно вместо рассказов Зощенко. Из требований к учителю 2-й категории: «… имеет знания, превышающие требования стандартов... владеет и применяет широкий набор методов... способствует сохранению контингента обучающихся, с которыми непосредственно взаимодействует… крупноблочное изложение материала». И каждая комиссия это дешифрует по своему разумению. Не утруждая фантазию, можно представить, какие возможности для интриг сокрыты в этой игре. Этот способствует – тот нет, этому дать – тот подождет. Отсутствие объектив-

ных критериев – всегда скрытая провокация. В том-то весь ужас. Заполняя аттестационный лист, человек предоставляет себя на суд окружающих. Это болезненно для всякого. Для учителя стократ, он всегда на сквозняках мне ний и оценок. Пока в правилах аттестации будут лазейки, сквозь которые в оценку могут просочиться чьи-то эмоции, веры в решения комиссий не будет. Аттестация останется игрой, где учителю оставлено место проигравшего. И отказом, и признанием он будет чувствовать себя униженным. № 62, 1997

Павел ЛЕРНЕР

Срез знаний: безопасная операция? Сначала нужно подумать о том, в каких условиях дети учатся, а потом проверять, как они усваивают предмет ...Вам может показаться, что я противник образовательных стандартов. Совсем нет. Я сторонник жестких стандартов: на количество контрольных в день, неделю, месяц; на объем обязательных домашних заданий и информации (в битах!) на одном уроке; на полиграфию школьного Примечание от редакции. Среди книг П.С.Лернера о педагогике профессионального образования см., в частности: Лернер П.С., Кропивянская С.О., Пало О.Д. Выбор профессии: оценка готовности школьников. 9–11 классы. Лернер П.С. Инженер третьего тысячелетия. Большая подборка работ П.С.Лернера представлена на сайте http://www.bim-bad.ru.

учебника. Двумя руками за жесткое соблюдение нормы наполняемости класса и предельной недельной нагрузки учителя, санитарных правил (воздухообмен, освещение, температура). Я за драконовские нормы по количеству туалетов, посадочных мест в столовой, обеспеченности учебниками. Госстандарт должен учитывать, может ли средняя семья обеспечить школьника хотя бы канцтоварами. Однако чиновников образования занимают другие вопросы: правильно ли преподает математику (физику, иностранный язык, технологию или авторский интегративный курс) учитель с университетским

образованием и стажем работы более пяти лет? Выдерживают ли учащиеся «срезы знаний», придуманные очередным бюрократом? Никогда не забуду вопросик из «среза знаний» по труду для пятого класса: в чем разница между березой и елью? Ничего умнее, чем что-то об иголочках и листочках, я промямлить не смог, а надо было (по городскому стандарту) рассказывать о различиях структуры древесины. Тысячу раз сказано, что знания, умения и навыки – всего лишь средство, а не цель образования. Действительно, историю можно изучать по учебнику истории, а можно

глава вторая. управление контроль или поддержка?

и по литературным произведениям; английский язык учить на уроках или в зарубежных поездках осваивать. Еще – просматривая видеофильмы, слушая кассеты с записями рок-групп. Важнее иметь свое представление о походах Спартака и восстании Пугачева, понимать английскую речь или газету, уметь отвечать на вопросы, поддерживать разговор. Образовательные стандарты должны определять право на свободу познания без принудительного привода к истине. В частности, защищать от дезинтеграции мозга многопредметностью, от перегрузки

школой:

памяти, от схоластики, от информационного шума, возникающего всегда, когда стремятся дать ответы на вопросы, которые... никто не задавал. Если угодно, образовательный стандарт уместен в экологии школьного учения. Образование дорого. И необходимо думать об эффективности вкладывания средств: как и когда они начнут окупаться? Как пойдут инфляционные и девальвационные процессы востребованности знаний и квалификации? Образовательные стандарты должны как-то отвечать на такие вопросы. Сегодня, например, школьный аттестат нужен

2014 11 июня № 11

лишь для формального предъявления в приемные комиссии вузов и техникумов. Мне кажется, институт экстерната повышает ценность образования. Разве стандарт не предполагает поощрять самостоятельное образование? Если образовательный стандарт не даст свободы больше, чем вчера, если перспективы развития образовательных систем не будут определяться сменой парадигмы – от экономики прибыли к экономике достоинства, то вся эта дорогостоящая затея насмарку. № 128, 1996

Н.БЫКОВА

Проверка возвращается. В чем теперь ее цель? Поступают сведения из школ: участились случаи, когда проверки стали назначать не в целях совершенствования чего бы то ни было, а в качестве мести Ситуация Каких только форм контроля не изобретали чиновники! «И ужас народа при слове “проверка” подобен был ужасу казни»... Школу скребли и мыли, детей стригли и инструктировали, наглядную агитацию обновляли. Подбиралась документация, сочинялись протоколы и планы давно прошедших, а равно и не проводившихся вовсе мероприятий. В итоге всегда обнаруживалось, что школа где-то в чем-то когда-то почему-то недорабатывает... С началом перестройки проверки вроде бы приказали долго жить. Учителя вздохнули свободно: разрешалось самим выбирать произведения для анализа на уроках литературы, сдавать экзамены по выбору, проводить КВНы и дискотеки без согласования их планов с администрацией. Многое разрешалось...

Но для чего воспоминания? Сегодня порой кажется, что школа возвращается в светлое прошлое… Вновь введены обязательные экзамены, о которых извещают лишь в марте. Вновь требуют составления планов воспитательной работы и принудительного развлечения учеников в дни каникул… И вновь возвращаются проверки! Проводятся они в соответствии с успехами технического прогресса. Компьютер отберет детей для выполнения тестов, проверит результаты тестирования. Психологические тесты собираются предложить и учителям. Но вот моя коллега добилась стопроцентного успеха по результатам тестирования, и администрация школы сочла это достаточным для повышения тарификационного разряда отличному словеснику. Однако депар-

тамент отказал, потребовав, чтобы победительница предоставила разработки, дала открытые уроки и т.д. Зачем тогда вся эта процедура? Зачем тратятся приличные деньги на размножение и обработку тестов, на составление громоздких, заранее бесполезных отчетов? У нашего руководства, видимо, избыток свободного времени. Однако к преподавательской деятельности чиновников не влечет. Явиться в школу с проверкой – это так способствует самоуважению! И еще вот что... Стоит директору школы проявить характер и даже просто не явиться на важное, по мнению начальства, мероприятие – ждите проверки, товарищ директор. Как учителя вызывают родителей провинившегося ученика, так руководители управлений

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

образования наказывают строптивые школы. Новое время – новые термины. Слов «фронтальная проверка», от которых раньше дрожали стены учительских и падали в обморок завучи, сегодня никто не боится. Можно придумать другое – «смотр», например. Это старый грех управленцев, в сознании которых все живет известная формула руководства: «Подбор кадров и проверка исполнения». По-своему она непло-

глава вторая. управление контроль или поддержка?

ха, но слово «исполнение» к школе не подходит. Беда всех проверок в том, что в целях объективности для них вырабатывают общие критерии. Вот это и губит школу. Не сама проверка, а попытка измерить ее общим аршином. Потому что творческих людей среди проверяющих что-то не слишком много. «Ну что вы, – скажут нам, – как же можно без контроля? Да вы представляете, во что превратится бесконтрольная школа?» Но если уж

школой:

быть логичными до конца, то как же можно тогда без контроля над проверяющими? Во что же превратятся тогда бесконтрольные РУНО и ГУНО? Значит, нужно, чтобы время от времени и к ним приезжали комиссии с проверкой: «А как вы использовали результаты школьных проверок? Насколько повысился процент проверяемости, отвечаемости и улучшаемости?» № 10, 1996

Елена ЛОСЕВСКАЯ

Школьное право... Несмотря на широкие возможности, которые предоставлены школе, на деле они оказываются пустой формальностью Инспектора вызывали? Почти все директора школ отмечают, что закон не имеет ничего общего с тем, что происходит в действительности. Словно преломляется в кривом зеркале и уже в этом отраженном виде воплощается в жизнь. Четко сформулированные права заведомо ограничиваются рамками условностей. Между тем со слов управленцев все выглядит совсем по-другому. Они утверждают, что директора сегодня имеют такие права, которые им никогда и не снились. И цитируют пункты закона. Они уверяют, что забыли уже, когда были в школе с проверкой последний раз и что главная их задача теперь – не контролировать школу, а оказывать ей максимум методической помощи. Но тем не менее пора приостановить всевозможные эксперименты, упорядочить хаос, царивший в образовании последние несколько лет, и ввести в образовательный процесс рамки и ограничения. Чем же на самом деле являются управления и департаменты – сервисной службой или органом, охра-

няющим единое образовательное пространство от посягательств мошенников и дилетантов? Наверное, в каждом регионе это происходит поразному. Но многие отмечают, что за прошедшие два-три года усилились недоверие и подозрительность к школам со стороны официальных структур (особенно к тем, которые работают в режиме эксперимента) и вновь наметилась тенденция к централизации власти. Нет, конечно, возвращаться в прошлое даже с учетом самых неразрешимых сегодняшних противоречий вряд ли кому хочется. Но чем дальше, тем больше приходится сожалеть о закате другого периода, успевшего войти в историю образования как период фейерверка педагогических идей. Меньше всего хотелось бы сгущать краски и отпевать недавние завоевания, но такие настроения, увы, есть. Два-три года назад, по словам директоров, они чувствовали себя свободнее и увереннее. Заметим, то было время, когда чиновники пребывали в растерянности – работать попрежнему было уже невозможно, а по-новому еще неизвестно как.

Теперь поубавилось и свободы, и уверенности, хотя, казалось бы, видимых причин для этого нет. Управленцы не лукавят, когда говорят, что не донимают школу проверками. Они действительно не злоупотребляют инспекторскими обязанностями, как раньше, хотя пожаловать с тестами и анкетами могут в любой момент. Причины, вызывающие у педагогов беспокойство, обычно находятся в плоскости, выходящей за рамки закона. Давить и ущемлять интересы можно ведь по-разному. Для этого не обязательно вызывать на ковер, публично отчитывать и грозить выговором. Достаточно одним от общего пирога отрезать кусок побольше, другим – поменьше. Почему директора, иной раз даже против воли, предпочитают угождать вышестоящим начальникам, а не отстаивать свои принципы и убеждения? Да потому, что благосостояние школы часто зависит именно от этого. Диктовать условия может позволить себе, пожалуй, лишь именитый директор, известный и признанный в педагогической среде, – таких управ-

глава вторая. управление контроль или поддержка?

ленцы обычно побаиваются и предпочитают обходить стороной. Но было бы ошибочно утверждать, что так происходит всюду. В каких-то регионах управленцы доверяют директорам и педагогическим коллективам настолько, что некоторые свои полномочия делегируют школам. Но доверительные и честные отношения между директором и управленцами – большая удача и скорее исключение из правил. Нормой же являются другие, которые так или иначе вынуждают обе стороны лукавить, играть и приспосабливаться. Директора привыкли, что так и должно быть, и многие поначалу даже не понимают, о чем идет речь, но если удается их разговорить, они рассказывают такие истории (анонимно, ко-

школой:

нечно), после которых начинаешь сомневаться в существовании порядочности. Страх, которым легко манипулировать Наивно думать, что такие взаимоотношения – изобретение последних перестроечных лет. Они родились давно и заботливо взращивались системой десятилетиями. Нынешнее время лишь отчетливо обнажило их. Сейчас по-прежнему благополучие большинства школ зависит от благосклонности управленцев. Может быть, только чуть-чуть сместились акценты: милее тот, кто не перечит (раньше-то вообще никто перечить не мог), а кто отстаивает свои убеждения, автоматически попадает под подозрение...

2014 11 июня № 11

К противоречиям между законами и их воплощениями в жизнь мы уже привыкли. Не только в образовании, в других сферах происходит так же. Но если не заставлять законы работать, мы так и будем продолжать чувствовать себя бесправными и сетовать на несправедливость. ...А настроения в учительской и директорском кабинете все тревожней и тревожней. Многим кажется, что пик настоящего бесправия впереди: школа перестанет влиять на образовательный процесс, а учителя, начиная с первого класса, будут работать только на формальный результат. И тогда можно будет совсем забыть о пунктах, гарантирующих широкие права, ибо они окончательно станут пустой формальностью. № 15, 1997

Александр АДАМСКИЙ

Образование, похоже, уже не прочь сделать частью национальной идеологии Наверное, все забыли историю и не помнят, что в неспокойное время слово «национальное» лучше обходить стороной Бывает так: заболеет соседский ребенок, ты встревожишься, подумаешь: «Хоть бы мой не подхватил». А потом и соседский выздоровеет, и с твоим ничего страшного не произойдет. А бывает, что заболеет мальчик в доме напротив, потом девочка в доме рядом, а потом еще и еще, так вся деревня заразится, и уже ничем не спасешь детей – эпидемия. Так бывает не только с заболеваниями, так бывает и с человеческим сознанием. …Судя по всему, политика в области образования перестает быть вопросом образования и очень быстро и глубоко опускается до уровня уже

привычных политических дискуссий. Эти дискуссии, в отличие от педагогических, научных, по сути своей бессодержательные, потому что все, что говорится – говорится человеком, принадлежащим той или иной ветви политического дерева. Одни нападают, другие защищаются. Но давно известно, что язык не нейтрален. Это неправда, что если сто раз говорить «халва», то во рту сладко не станет. Вернее, это, может быть, и правда относительно «халвы». А вот если твердить без умолку «национальная безопасность», «национальная доктрина», «национальное образование», то это как в русской народ-

ной сказке: «Не пей, Иванушка, из ручья, козленочком станешь». …Если ажиотаж «национализации» политики в области образования не прекратится, то вполне возможно, что первого сентября директор школы скажет своим ученикам: – Тот, кто плохо учится, тот подрывает нашу с вами национальную безопасность. И добавит в сторону учителей: – А тот, кто плохо учит, тот враг народа. И заглянет в национальную доктрину – не перепутал ли чего. № 69, 1998

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава вторая. управление контроль или поддержка?

школой:

Евгения ДОЛГИНОВА

История в школе – оценка событий или пропаганда идей? Можно ли преподавать историю объективно? Может ли учитель-гуманитарий быть беспристрастным? В иерархии школьных дисциплин история, кажется, обречена быть вечной падчерицей. Общество всегда будет недовольно преподаванием истории в школе. Когда благополучно почила железобетонная эпоха мировоззренческой и идеологической ясности, учитель получил великое оружие – Факт и право его свободной оценки. Все помнят середину восьмидесятых – легализация самиздата, взрыв пронзительной мемуаристики, сенсационные откровения героев и очевидцев. У нас, оказывается, была другая история! – какую эйфорию свободы испытывали тогда учителя, какую вместе с тем прекрасную растерянность ответственности перед новым знанием! Лозунги того времени: «Вот теперь мы будем говорить правду! Долой политику, школа – чистое место для чистой науки!» Из школы медленно уходила идеология, и мало кто рыдал ей вслед. Но специфика – или коварство? – истории как школьного предмета делает неразрешимым противоречие между требованиями исторической объективности и педагогической пристрастности.

С одной стороны, нельзя навязывать свою позицию; с другой – никакие циклические схемы и цитатные подборки не заменят личности учителяисторика, его интонации, его оценки. Оценки событий или пропаганды идей? Как часто, осознанно или неосознанно, нарушается эта грань! То ли недостаток педагогической и человеческой культуры, то ли осевшая на генетическом уровне привычка мыслить схемами, инстинкт вбивать в детские умы незатейливые тезисы вместо умения убеждать и анализировать – везде это происходит по разной причине, но происходит. Политика, кажется, снова возвращается в школу через все тот же тамбур – уроки истории. ...Хороший московский историк как-то признался: «Вся моя политическая позиция – в выборе источника сведений. Но я не смею не сообщить о существовании других источников и других мнений. Я просто должен владеть всей доступной мне информацией... Это страшно тяжело технически – горы литературы, выходные в библиотеке. Однако я чувствую сейчас такой профессиональный рост, такую интен-

сивность собственного развития, которые с лихвой покрывают предыдущие двадцать лет работы». Может быть, именно в этом спасение от неосознанной политизации личности учителя? Во многой мудрости, конечно, много печали, но честность преподавателя обязывает его рассказывать детям то, с чем он не согласен, создавая тем самым пространство выбора для своих учеников. Каждый учитель должен предоставлять не мнение, а панораму мнений. Иначе снова вернется все то, что мы с такими слезами проходили, – проверки благонадежности, преследование инакомыслящих и монополия единственно верной идеологии. И тогда дети наши вынесут из школы не ощущение противоречивого и прекрасного разнообразия жизни, а чувство принадлежности к тому или иному лагерю. Но, как известно, дети первыми попадают под перекрестный огонь. Его слишком много было в российской истории, чтобы он продолжался еще и в школе. Школа все-таки существует для чего-то другого. № 46, 1996

Андрей РУСАКОВ

Нужна ли нашей школе идеология? Представить себе многолетнее всеобщее обучение, оторванное от воспитания, немыслимо. «Но как воспитывать детей, когда нет идеологии?» Такую фразу последние лет пять постоянно приписывают учителям. Я ее

от них не слышал, но, наверное, не повезло. Во всяком случае, разнообразные теоретики тему с удовольствием подхватывают и разъясняют: «Школа только для того государству и требуется, чтобы проводить идео-

логию. Кстати, подходящую идеологию мы как раз на досуге сочинили, сейчас расскажем...» Нельзя сказать, что подобные заявления сомнительны. Сомнений они как раз не вызывают. На опыте сво-

глава вторая. управление контроль или поддержка?

ей страны мы можем сделать твердое заключение: когда государство заказывает школе воспитать детей в такой-то и такой-то идеологии, оно заведомо добьется обратного результата. Но вряд ли с тоит у тешаться мыслью, что идеологическое воспитание от торгается большинством. Кем-то отторгается, а кого-то очень даже воспитывает. Только воспитывает не в приверженности определенным ценностям (как то мыслится воспитателям), а в пропитанности методикой идеологического мышления – примитивной, агрессивной и корыстно-клановой. Черное без усилий переименовывается в белое, белое – в черное, но воспитанники надежно загоняются в те двусторонние тупики, где можно вечно метаться из стороны в сторону, хотя выход явно находится не слева и не справа, а где-то совсем в другой плоскости. ...Дело спорное: изменился ли в России государственный строй – или в очередной раз мимикрировал? Во всяком случае, характер государства, основывающийся на тотальном презрении к человеческой жизни и достоинству, ни малейших изменений не претерпел. Но школа не должна быть циничной. Школа невозможна без воспитания. Воспитание невозможно без идеалов. Но только «идеалы» и «идеология» – не синонимы. Не в смысловом ли оттенке этих значений и кроется суть дела? Быть может, идеология не фундамент воспитания, а его антипод? И нас просто запутали в употреблении слов? Хорошо звучит: «добрые идеалы», но попробуйте выговорить: «добрая идеология». Или «искренняя», или «сердечная»... Зато идеологический арсенал, идеологическое оружие, идеологический диктат – в самый раз. А произнесите: «арсенал идеалов» или «диктат идеалов». Идеалы – не инструмент, не пушки, не стрельба по мишеням. Они связа-

школой:

ны с миропониманием как с мирным пониманием вещей. И пониманием всегда непростым, не укладывающимся в удобную пропагандистскую схему. Не в том ли одна из первых задач воспитания – отделить идеалы от идеологий, ценности от целей, живое, неуловимое, преображающееся от схематичного, шаблонного и воинственного? Идеалы – напряженно противоречивы. На их противоречивости воспитывается совесть, формируется человеческая личность. «У слабых воспитателей все плоско, односторонне, они пытаются снять нравственные противоречия, не чувствуют их. У сильного все объемно, богато, как радуга, чувствами, оттенками, обертонами, все так же про-

Вселение надежд в свои силы, в свое будущее, в свою страну – задача школы. Ее решение никто сверху не покажет. А начнут показывать – не верьте тиворечиво, как и сама нравственная жизнь, все побуждает ребенка принимать мир в его сложности и противоречивости» – таково одно из главных утверждений Соловейчика в «Педагогике для всех». Формирование своего отношения к моральным законам, своих убеждений и ценностей требует постоянных усилий ума, сердца, воли, сопряжения несводимого. Идеология предлагает отказаться от этих усилий, заменить их готовыми формулами. Идеология – не воплощение идеалов, а их суррогат, попытка превратить инструмент воспитания совести в инструмент освобождения от нее. Человеческое сознание держится идеалами и разрушается идеологиями. Не случайно расцвет идеологий в двадцатом веке стал и време-

2014 11 июня № 11

нем узаконивания тотальной бессовестности. Мы знаем, что воспитание, связанное с передачей системы ценностей, возможно. Возможно даже и его методическое обеспечение. Так, параллельно официозной воспитательной системе в последние советские десятилетия ширилось коммунарство, обращаясь буквально к тем же провозглашаемым обществом ценностям, но опираясь на совсем иное педагогическое содержание. Для создателей и воспитанников методики творческого воспитания понятия коллективизм, общественная активность, бескорыстие, сотрудничество отнюдь не были пустым звуком и не меняли с легкостью свои значения. И дело отнюдь не в том, что коммунарство нашло какие-то особо тонкие способы идеологической обработки. Просто плодотворность сотрудничества и умение радоваться чужой радости, дружба с людьми из дальних городов, говорящими на разных языках, и умение личными усилиями обеспечивать общий успех были здесь не лозунгом, а реальным опытом жизни детей и педагогов, фактом их биографии, фактом когда серьезным, когда легкомысленным, но очевидным. Мы вспомнили коммунарство не как уникальный пример; просто он был самым массовым и самым толерантным к официальным установкам. Ничуть не уступающие, а вероятно, и более глубокие вещи, в чем-то совпадающие, а чем-то и совсем иные, вырастали в практике «Каравеллы» или «Форпоста культуры», клуба «ЭТО» или отряда «Надежда». Да и мировое движение скаутов почти век крепнет тоже не на пустом месте. ...Школе необходимы идеалы, школе опасны идолы. Школе нужны не идеологические формулы, а опыт восхищения прекрасным, чувство сопричастности возвышенному, опыт радости от обнаружения лучшего в себе и своем окружении.

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

«Имей в себе дух и умей передать его другому» – известная формула воспитания. Но большинство людей в стране живут сегодня в состоянии духовного разлада большей или меньшей остроты. Учителя – не исключение. Но как часто удается преодолевать душевный разлад волевым усилием? Да и возможно ли искать идеалы? Или они есть, или их нет – разве не так? И да и нет. Идеалов нигде не выдают, нельзя их подобрать по собственному хотению, никакие рефлексии и самоопределения в том не помогут. Идеалы вырастают из каких-то встреч и прозрений, открытий чегото в людях и в самом себе. Спроектировать такие встречи нельзя. А вот искать их все-таки можно. Только стоит искать вместе с детьми. Быть может, именно в воз-

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава вторая. управление контроль или поддержка?

можности этого – одна из немногих выигрышных сторон в сегодняшней профессии педагога. Взрослому человеку шататься по свету в поисках идеалов довольно странно. А бродить вместе с детьми – вполне естественно. Хоть невольным условием этого будет потребность в каких-то переходах от педагогики разобщения и администрирования к педагогике взаимного интереса и сотрудничества. Неизвестно, чему сегодня надо учить детей. Но вселение надежд в свои силы, в свое будущее, в свою страну, наверное, независимо ни от чего может считаться задачей школы. На каких путях возможно ее решение, никто сверху не покажет. Начнут показывать – не верьте. Учителю, конечно, положено быть мудрым. Только по поводу лабиринтов современной жизни учителя ред-

школой:

ко что могут убедительно разъяснить эрудированным подопечным. Тем более надежно направить на практичный путь жизненного успеха. Оттого сегодня не надо бояться быть наивным. Умным казаться несложно. Цинизм всегда выглядит умным, любая надежда – несерьезной. Но почти все лучшие учителя, каких я знаю, по-своему наивны. Для школы суметь остаться островом, свободным от цинизма, куда важнее умного вида. А нормальные и выдержавшие испытание временем опыты общественного устройства практически все основывались не на передовых концепциях интеллектуалов, а на простых, искренних и честных принципах довольно наивных людей. № 98, 1998

Олег ГАЗМАН

Школа после десяти лет перестройки: потери и обретения Три кризиса педагогического сознания и педагогической практики За минувшее десятилетие с начала перестройки учительство, как и все деятели просвещенческой сферы, пережило нелегкие психологические нагрузки. В этой связи можно говорить о трех кризисах педагогического сознания и педагогической практики. 1. Кризис мировоззрения, то есть кризис идеалов, ценностей, целей воспитания. В современной жизни новые поколения не копируют образ жизни Примечание от редакции. Педагогические работы О.С.Газмана собраны в книгу: Газман О.С. Неклассическое воспитание. – М., 2002.

дедов и даже отцов, а сами формируют его, ориентируясь на современников, равных по возрасту и опыту, и на те открывающиеся возможности, которых не было у старших. Социального заказа в прежних исчерпывающих, определенных формах быть не может, поскольку нельзя сформировать единую для каждого человека (бизнесмена, рабочего, интеллигента, продавца, военнослужащего) модель жизни. Государственный заказ не может и не должен поглотить разнонаправленный общественный заказ. 2. Технологический кризис, то есть проблемы в сфере способов, методов и форм воспитания.

Воспитание как часть социализирующего образования может быть определено следующим образом: воспитание – это специально организованный процесс предъявления социально одобряемых ценностей, нормативных качеств личности и образцов поведения. То есть это процесс приобщения человека к общему и к должному. Процесс социализации привычен для нашей школы, освоен ею. А другой такой же важный процесс – индивидуализация – для многих педагогов совершенно новое дело. 3. Организационно-управленческий кризис, то есть адаптация к новым финансово-экономическим усло-

глава вторая. управление контроль или поддержка?

виям и поиск образцов содержательной и структурной перестройки образования. В границах воспитательной деятельности необходимо самоопределяться и министерству, и каждой школе, чтобы выходить из психологического, технологического и организационно-управленческого кризиса. Психологический кризис – это прежде всего неопределенность ответственности. За что отвечает школа? За что она не отвечает? За что отвечает перед собой? За что – перед государ-

школой:

ством, перед родителями, перед детьми? Кто же должен определить границы воспитательной и поддерживающей деятельности школы? В борьбе с окружающей жизнью, даже плохой, школа всегда проигрывает. Но встраиваться в плохую жизнь она не может. Однако может построить собственную, автономную от плохого общества духовную жизнь. Но не для борьбы со злом, а для того, чтобы у ее учеников всегда был образец для сравнения, для выбора, для отличения добра и зла.

2014 11 июня № 11

Воспитанный в добре выбирает зло не от хорошей жизни. Но воспитанный в зле выбирает зло при любой жизни. Если дети, развиваясь, имеют перед собой образец уважительного отношения к миру, образец помощи и поддержки, они сами будут готовы нести добро не абстрактным людям, а человеку, который рядом с ними. Чтобы человек этот оставался самим собой и чтобы он мог сам построить свою жизнь. № 5, 1996

Андрей РУСАКОВ

Ландшафты школьных традиций Есть некоторый сюжет, некоторый нерв российского образования последних десяти лет. Он возникает из огромного перепада давления между тем, что считают нормой педагогической жизни в одних местах, и тем, что полагают само собой разумеющимся в других. Перепадом давления на ребенка, на учителя, перепадом давления между образом жизни насыщенной и увлеченной – и беспомощной, агрессивной, раздробленной. Педагогическая позиция «Первого сентября» (как прежде матвеевской «Учительской») опирается, быть может, лишь на два принципиальных убеждения. Во-первых, на убеждение в том, что по большому счету интересы детей и учителей в школе совпадают. Это не так уж очевидно: не совпадаПримечание от редакции. Статьи рубрики «Уходящие перспективы» собраны в книгу: Русаков А.С. Уходящие перспективы. Школа после эпохи перемен. – М., 2000. Другие статьи автора в «Первом сентября» представлены в книге: Русаков А.С. Эпоха великих открытий в школе девяностых годов. – СПб., 2005.

ют интересы начальников и подчиненных, государства и общества. Им надо стремиться к согласованию интересов. А вот между детьми и учителями нет проблемы компромисса. Там, где учителя находят себя в своей профессии, – там детям будет хорошо. В тех школах, куда дети идут с радостью, – там уважается и достоинство учителя. А во-вторых, мы уверены, что и с точки зрения любых здравых задач, которые сегодня в России общество или государство могут поставить перед системой образования, педагогика, основанная на человеческих отношениях, на взаимоуважении и взаимном интересе взрослых и детей, несравненно эффективнее той, что опирается на незатейливую дидактику распоряжений и контроля за исполнением. Стало привычным обывательское мнение о том, что, мол, свободная педагогика мила, но неэффективна, а школа, основанная на формальной дисциплине и страхе наказания, пусть несимпатична, зато успешна. Мы убеждены в обратном. Трудно назвать серьезную отечественную новационную практику, которая даже с точки зрения формаль-

ных результатов уступала бы среднестатистической прежней. Зато там, где характер обучения следует официальным административнометодическим принципам, где под педагогической проблематикой понимают перечень программного материала, который требуется усвоить (и который почему-то никто не усваивает), – там можно гарантировать, что из тридцати учеников неотобранного класса обучаться будут от силы десять. И дело не только в новациях. Педагогика общения, педагогика сотрудничества, педагогика сотворчества сознательно или интуитивно, постоянно или эпизодически всегда присутствовали в жизни огромной части российских учителей. Но возможно ли превратить то, что существовало полуподпольно за счет личных усилий, в естественную норму профессионального разговора о педагогике? Возможно ли перевести его с языка программ и регламентаций на язык обсуждения отношений между людьми? Без канцелярского жаргона инструкций, формального документирования, годового планирования, концепций развития, отчетов о про-

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

деланной работе в школе не обойтись никогда: в вопросах финансов, материальной базы, трудовых договоров, норм оплаты труда... Нужно только свыкнуться с одним: это не язык разговора о детях и об их образовании. «В школе нужно изменить отношения» Именно так сказал Шалва Амонашвили десять лет назад, отвечая на главный вопрос матвеевской «Учительской» «Что нужно изменить в школе?». Вряд ли в кругу педагогов сложится разговор о школьных преобразованиях, если его сведут к тому, какие методики и концепции какими заменять. Концепции все мудреные, а методика – пока не проверишь, не разберешь. Обсуждение приобретает ясность и начинает задевать за живое, когда выходит на осмысление отношений: между учителями и детьми, между самими детьми, между учениками и предметами изучения, между учителями в школе, между школой и городом, между жизнью учебной и внеучебной... Профессиональный педагогический разговор в отличие от научного, административного, бытового – это разговор об отношениях. Другое дело, что отношения чрезвычайно трудно менять, не меняя методов. Для очень сильных людей это возможно, но вынуждает постоянно плыть против течения. Да и у них изменение отношений вольно ли, невольно ли тянет за собой и перемену методов. Две тенденции переплавляют характер российской школы Если прежде отметки низин и высот в образовании напоминали родной среднерусский пейзаж, всхолмленную равнину, то теперь мы где-то в предгорьях с ущельями, обрывами и дикими скалами. Вершины еще не заоблачны, пропасти еще не бездонны, но дело к тому.

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава вторая. управление контроль или поддержка?

Стало заметно больше очень хороших школ и намного больше очень плохих. Двадцать лет назад не было школы, где не нашлось бы хоть одного яркого учителя. И в этой гарантии встречи с ним был определенный залог образовательного шанса для всех. Так ли это теперь? Сильные учителя уходят из заурядных школ туда, где или платят лучше, или жить интереснее – к сильным директорам, в яркие коллективы. Процесс вымывания толковых учителей из рядовых школ умереннее выглядит в городах малых и средних, но уже вовсю набрал обороты в городахмиллионерах. А судьба российской педагогики – это судьба массовой школы.

Если прежде отметки низин и высот в образовании напоминали родной среднерусский пейзаж, всхолмленную равнину, то теперь мы где-то в предгорьях с ущельями, обрывами и дикими скалами. Вершины еще не заоблачны, пропасти еще не бездонны, но дело к тому Для отборных школ педагогика не обязательна. Если есть возможность собрать лучших учителей и лучших учеников, договориться с двумя-тремя вузами, то стопроцентная поступаемость достижима и без всяких педагогических изысков. А что еще нужно обеспеченным родителям? Зато для массовой школы педагогические преобразования необходимы. Без них она обречена на вырождение. Лет пять назад шумели о том, что многие учебные заведения вотвот перестанут давать реальное образование, а превратятся просто в камеры хранения. Но сегодня массовая школа, не замечающая детей,

школой:

не умеющая учить и функционирующая по законам мертвой педагогики, – это не камера хранения, это зона особого риска. Школа-служба и школа-жизнь Не такова ли на самом деле поляризация образовательного пространства России? Все хорошие школы хороши посвоему. Едва ли не у всех плохих школ – один диагноз, лишь разная степень тяжести. Диагноз определили полтораста лет назад, но почему с ним ничего не могут поделать? Видимо, мертвая школа живуча, потому что удобна. И удобна не только чиновникам – удобна самим учителям. Мы словно запутались в утверждениях. Говорили, что интересы детей и учителей относительно школы совпадают, и вдруг обнаруживаем, что самое мертвое в школе держится именно потому, что оно-то учителям и подходит. Но интересы – одно, удобство – другое. Интересы связаны со стремлением к полноценной, радостной, осмысленной жизни, а удобство – с желанием усталого человека, чтобы от него все отвязались, чтобы он не обязан был ни о чем думать и ни за что отвечать. Пришел–отчитал–опросил– расста вил оценки–заполнил документацию. Удобно? Удобно. Не ищешь путей достичь результата, а честно исполняешь ритуал. Не работаешь, а служишь. Школа-служба подкатывает к учителю в минуты упадка сил. Она лукаво нашептывает: «Тебе что, больше всех надо? Есть программа, есть расчасовка, есть система требований к ученикам, и если ты во всем следуешь методическим рекомендациям, то какие к тебе претензии?» Школаслужба неимоверно добра к учителю. Она снимает с него ответственность и перекладывает ее на ребенка и на государство. Результаты будут заведомо неудовлетворительны, но за них отвечает не учитель, а ав-

глава вторая. управление контроль или поддержка?

торы программ и неисполнительные ученики. А ты можешь спокойно сетовать на глупое начальство, дурных детей и упадок нравственности. Заколдованный круг. Если ты в него вошел и отдался течению, он засасывает. Чем чаще ты перекладываешь ответственность с себя на объективные обстоятельства, тем хуже обстоят дела; чем хуже обстоят дела, тем больше твоя усталость и раздраженность, тем больше ты склонен покорно следовать заведенному механизму... Отношение к профессии В нескольких статьях мне встретилось одинаковое разделение учителей на три группы по их отношению к профессии. Пропорции между группами у разных исследователей колеблются, но расхождения не очень велики. Процентов пятнадцать – учителяэнтузиасты, светящиеся увлеченностью своим делом и переживающие за своих питомцев. Этих школаслужба, школа-казарма не устроит ни при каких обстоятельствах. Десятой части педагогов лучше было учителями не становиться; одни пришли случайно, других привело желание быть хоть каким, но начальником и изживать собственные комплексы за счет всевластия над детьми. (А если выбиться в завучи или методисты – так и над учителями.) Эти за школу-казарму будут стоять до последнего. Здесь их оправдание, фундамент их маленького, но драгоценного величия. А остальные находятся в той неустойчивой ситуации, когда хочется лучшего, но страшно брать инициативу на себя; когда минуты вдохновения, творческие порывы, радость от общения с детьми чередуются с периодами упадка сил, раздражения от бестолковости учеников, желанием избавиться от личных мыслей и работать от и до. Учителя – люди добросовестные. Но их добросовестность колеблется между исполнительностью и ответственностью. И сила внешних обстоятельств,

школой:

образ жизни коллег, весомость общественного мнения сдвигают их педагогические установки в ту или другую сторону. «Мы за творческий поиск, мы никому ничего не запрещаем», – заверяют все образовательные начальники. Но на самом деле то, что они могут делать и чего не могут, к чему они прилагают усилия, а на что им наплевать, та сила вещей, которая нагнетается сверху, в большинстве случаев закрепляет и расширяет ощущение тупиковости, подталкивает учителей делать свой выбор на основе усталости, раздражения, разобщенности. Нормальная педагогика по всей стране не восторжествует никогда Искушения школы-службы слишком велики, чтобы их когда-нибудь удалось преодолеть до конца. Вопрос в другом: что будет правилом, а что исключением? И решаться он будет в масштабах не всеобщих и не региональных, а в отдельных городах, районах, поселках. Кто где будет задавать тон. Но самое печальное, что очень многие, если не большая часть учителей, находятся сейчас в той патовой ситуации, когда ход не за ними, а за внешними и довольно случайными обстоятельствами. Призывать их к чему-то бессмысленно, да и бессовестно. А обстоятельства подвезут, только если повезет. Но от кого обстоятельства зависят? В чьих силах помочь устанавливаться, увязываться, самоорганизовываться нормальному школьному делу, научиться налаживать отношения не за счет однотипности, а на основе различия людей, переводя эту разность из процесса вычитания и деления в сложение и приумножение? Возможны ли здесь целенаправленные действия – или в становлении нормальной педагогики все как зависело, так и будет зависеть от прихотливого случая? № 85, 1998

2014 11 июня № 11

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Учителя и ученики: дисциплина или достоинство? СОДЕРЖАНИЕ Мария ГАНЬКИНА

Три поколения школьных звонков 55

Андрей ЖДАНОВ

К злому – с добром

Василий КОЛЬЧЕНКО

Педагогический риск. Когда он оправдан и когда опасен

57–58

Загадывать о будущем ребенка – значит стеснять его свободу

Татьяна ГУРЬЯНОВА

Чего ты боишься?

Юлия ЗАЙЦЕВА

Глубокое погружение

60–61

Маргарита ЖАМКОЧЬЯН

Грешники средних классов

61–62

Наталья КАСИЦИНА

Школа, опасная для жизни

А.СОКОЛОВА

Отказаться от дуэли

Елена СИРОТКИНА

Двойка за десятый и тройка за седьмой

65–66

«Научите нас понимать друг друга!»

66–67

Елена СИРОТКИНА

Ваш выход, учитель!

67–68

Марина КАРИНА

Правила мирной жизни

68–69

А.СОКОЛОВА

За ночь до урока

Александра ЕРШОВА, Вячеслав БУКАТОВ

Темп и ритм урока

70–71

Ирина ХРИСТОСЕНКО

Ошибка как норма вероятностного образования

68–69 72

Э.БАУМ

Океан неточностей

73–75

Ольга ШИРОКОВА

Преподавательница идеализма

75–76

Елена СИРОТКИНА

Кого слушают ученики

77–78

Марина КАРИНА

Пять минут у доски

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Наталья КАСИЦИНА

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ученики:

2014 11 июня № 11

Мария ГАНЬКИНА

Три поколения школьных звонков …Я всегда ощущала себя учительским ребенком. Я читала все преимущества этого положения в глазах учителей и безнадежность своего положения – в глазах сверстников. …Помню, как я благоговейно переписывала лучшие сочинения маминых учеников в особую тетрадь. Я представляла себе авторов: как они выглядят, что любят. От их фамилий и имен веяло легендой. Многие из них я помню до сих пор. В новых классах маме всегда приходилось воевать из-за сочинений: ученики привыкли к готовым клише в сочинениях и ответах. Как-то мама приняла три новых выпускных класса. На первых же уроках предъявила свои требования. Некий юноша, возвышаясь над партой чуть не на два метра, бесстрашно, почти нагло заявил: – Никогда (!) сами не писали и не будем! Мы не писатели! Юноша оказался Володей, который через месяц вызвался вручать традиционные цветочки к Дню учителя. – И откуда вы, Г.А., свалились на нашу голову? По восемь часов сидели они в школе за сочинениями: и на своих, и на «подаренных» уроках. Сначала в классе, потом в спортзале. Мама носилась вихрем между партами, подсказывая факты, слова или связки. Потом правила тексты (аж очередь стояла с черновиками). Каждый раз, когда случалась эта радость – хорошее сочинение, в нашем доме был праздник. Сочинение читали вслух, мама много смеялась, все были особенно добры друг к другу. А вечером, когда я принималась за переписку, у меня было такое чувство, будто я причастна к чему-то очень зна-

чительному, к какой-то тайне – как рождение ребенка, например. …Просыпаюсь ночью, иду по коридору, и мне слепит глаза пятно света в родительской комнате. Постепенно я различаю в нем силуэт папиной головы, склонившейся над письменным столом. Я подхожу сзади, ложусь животом к нему на спину и заглядываю через плечо. «Кванты», формулы, электрические цепи, куча исчеркан-

«Господи! Дай мне силы и дай терпения. Дай мне простоту ума и дай мне глубину. Избавь мой урок от сложности и пустоты…» ной бумаги. Папа решает олимпиадные задачки по физике. Просто чтобы не потерять форму. …Наряду с казавшейся мне феерической жизнью рядом с учениками и бывшими учениками я слышу обрывки всегдашних тревожащих мое детское существо родительских разговоров: ...я никому не буду втирать очки… …так больше нельзя… …не могла уснуть всю ночь… …эта невежественная матрона из гороно – что она понимает в литературе (в физике)… …не могу сесть на больничный: скоро экзамены… …они хотели, чтобы я исправила ему ошибку – подделала экзаменационный лист…

…не могу больше видеть этих чинуш… …смертельно устал(а)… …наберусь сил и все же буду говорить с директором… …Боже, какая беспросветная дикость… ...Господи, дай мне сил… И все вполголоса. …Почему это все же случилось со мной? По той причине, по которой Марк Твен въехал-таки в булыжник, начав за пять метров его объезжать? Или страстность, одержимость моих родителей создали навсегда в моем сердце образ настоящей, осмысленной жизни? Вчера младший сын сказал мне ни с того ни с сего: – Мама, я никогда не буду учителем. Я вообще не представляю, как можно так подставиться. – Как это? – Ты что, не понимаешь? Ну, работа страшно трудная… Ты что, не помнишь, как мы тебя мучили? (Одно время Никита учился в моем классе.) Нет, кем угодно, только не учителем. Круг замкнулся. Я тоже говорила нечто в этом роде своей маме. …Мама подарила мне молитву чилийской поэтессы Габриэлы Мистраль (она же сельская учительница Люсила Годой): «Господи! Дай мне силы… дай терпения… Дай мне простоту ума и дай мне глубину… Избавь мой урок от сложности и пустоты…» № 67, 1999

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ученики:

Андрей ЖДАНОВ

К злому – с добром Можно ли планировать воспитание достоинства? Впервые о достоинстве как о категории педагогической я задумался, когда вернулся из армии, работал учителем в ПТУ. Проблем было – выше головы. Контингент не из легких, уроки срывают, учиться не хотят, а на двойки и замечания обижаются. И вот читаю в одной умной книжке, что воспитанника можно и поругать, и наказать, и замечание сделать. Но при этом не надо унижать человека. Подросток обижается не столько на замечание, сколько на то, как, каким тоном, при каких обстоятельствах оно ему делается. И точно! Как только я стал заботиться о достоинстве своих учеников, заранее продумывать свои поступки, интонации, жесты, слова – многие проблемы исчезли. И вроде бы двоек меньше не стало, а вот обиды пропали. ...Мы в большинстве своем детей любим. Но зачастую любовь демонстрируем так, что нормальный ребенок ни в жизнь о ней не догадается. Мало любить, надо еще уметь это правильно показать. Но одно дело – говорить о достоинстве другого, о любви к ближнему. А как быть со своим достоинством? Умеем ли мы любить и уважать самих себя? В Архангельск приехали англичане и с ними Анна Бэттс, моя коллега. Она в графстве Лестершир занимается усовершенствованием учителей. К Анне обращаются, когда в школе возникает какая-то проблема. Ее задача – разобраться в истоках конфликта и постараться помочь. Помочь не школе, а конкретному учителю. Так вот, когда Анна была в одной из архангельских школ, ее спроси-

ли, как реагируют английские родители на замечания учителей. – Замечания? Какие замечания? – спросила она. – Ну, когда кто-то из учеников не занимается на уроке, недисциплинирован и учитель не может с ним справиться. Знаете, какие у нас есть деточки?! – Я не знаю, как ваши ученики ведут себя на ваших уроках, – ответила Анна, стараясь выглядеть очень вежливой, – но у нас, если учитель не может справиться с классом или с учеником, он старается не говорить на эту тему с родителями. Чтобы не вылететь с работы. Это же ваша профессия – учиться понимать ребенка, его трудности. И если что-то у меня не получается – при чем тут дети? Так ответила англичанка. Так принято у них. Жаловаться на учеников – ниже достоинства учителя. Это расписка в собственном бессилии, в профессиональной непригодности. Это все равно что слушать врача, который по неопытности зарезал больного на операционном столе и тут же жалуется его родственникам: что же, дескать, вы так запустили его здоровье!.. Нет, достоинство врача в том, чтобы уметь лечить. А достоинство учителя – в умении учить. И умных, и трудных, а равнодушных – заинтересовать. И чем труднее ученик, труднее класс, тем большего мастерства это потребует от педагога. Нас всю жизнь призывали бороться с недостатками и всячески их искоренять. Но вот что я однажды понял. Недостаток (не-достаток) – это то, чего человеку недостает, чего в нем нет. Так, грубость – это недостаток вежливости. Слабость – недоста-

ток силы, глупость – недостаток ума, умений... Но как можно бороться с тем, чего нет? Борьба здесь вовсе ни к чему. А нужно воспитание – питание тем, чего душе воспитанника не хватает. Правильно понятый недостаток помогает мне точно сформулировать свою задачу. Например, дано: злость – это недостаток. Вопрос: недостаток чего? Недостаток добра, доброты. Задача воспитания: к злому ребенку – только с добром! Кому из нас не приходилось слышать резкие высказывания родителей и учителей, суть которых можно свести к фразе: «Ох, они меня и разозлили!» Разозлить – по смыслу самого понятия – значит озлить, наполнить злостью, вызвать ответную злобу (око за око!). Но если ученику или целому классу удалось разозлить учителя, удалось переполнить воспитателя ответной злостью, то – простите – кто кого питал? Кто в этой конкретной ситуации является истинным воспитателем? В том-то и достоинство любого педагога, что его ни один воспитанник не может разозлить. Злиться в ответ ниже его достоинства. Это свидетельство его несоответствия. Поведение, лишенное смысла. «Меня никто сегодня не разозлит», – спокойно говорит себе учитель и открывает дверь в самый трудный класс. Воспитатель, не позволяй себе питаться чьей-то озлобленностью! Уж если питать себя, так только добром… Мое достоинство определяется прежде всего тем, что я не могу себе позволить. № 34, 1992

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ученики:

2014 11 июня № 11

Василий КОЛЬЧЕНКО

Педагогический риск. Когда он оправдан и когда опасен ...Сколько раз я слышал эти истории! В соседнем районе учительница повела ребят в поход – двое утонули. В соседней школе мальчик выпал из окна третьего этажа. В соседнем классе… И каждый раз у меня по спине пробегали мурашки. Мгновенный укол совести, страха, жалости – и тайный вздох облегчения: «Какое счастье, что это случилось не в моем классе, не с моими детьми! Пусть будет что угодно, только не это». Но ведь и я помню острые моменты в своей учительской биографии. Мои пятиклассники привели меня на «тарзанку» – это веревка, привязанная к дереву, на которой они раскачиваются над бездонным оврагом. Ребята демонстрируют мне свою удаль, а я стою и обмираю: вот сейчас разожмет руки… или веревка оборвется… А на пляже! Они побежали в воду, и я бодро делаю вид, что все в порядке, хотя до последней секунды жду какой-нибудь беды... Наконец, подростковое самоубийство – страх, знакомый многим учителям. Сколько раз, бывало, думаешь: скажи ему не то слово – а он пойдет и повесится. Но ведь может быть и наоборот: НЕ скажешь нужного слова, промолчишь – и человек погибнет. И все-таки главный профессиональный риск учителя – это не травмы душевные или физические. Каждый день приходится рисковать по мелочам, действовать немедленно, почти не задумываясь, – общаться с детьми, улыбаться, ссориться, учить, хвалить, ругать, вдохновляться и вдохновлять, обижаться и обижать, немного подыгрывать и очень много, до усталости, до изнеможения работать душой. Тут и подстерегает нас самый большой риск, который никто не видит и не замечает: риск сделать

немножко не то и немножко не так. Или еще хуже: не сделать то, что необходимо. Да, никто или почти никто не поймет, что я ошибся или даже откровенно схалтурил. Потому что нет немедленных катастрофических последствий и никто никогда не узнает, как изменились бы дела, если бы я работал как следует. Невидимый риск, недоказуемый, неявный – и оттого еще

Мнимая безопасность смертельно опасна для детей! Она уродует их души и тела, ограничивая свободное и естественное развитие

более опасный. Риск не научить ребенка. Не воспитать. Не помочь. И есть соблазн оправдаться, хотя бы перед собой: «Это не я, он сам виноват – тупица! бандит!» В конце концов, педагогическое поражение, от которого никто не гарантирован, – не смертельно для ребенка, хотя его будущее может быть исковеркано, а настоящее – отравлено. Учитель тоже ничем серьезным, казалось бы, не рискует – поди докажи его вину, да и можно ли тут говорить о вине? ...Учительский риск многолик и вездесущ. Как же все-таки к нему относиться? Благословлять или запрещать? Раньше мне казалось: рисковать собой учитель может и должен, рисковать детьми – не имеет права. Хорошая позиция, красивая, но профессионально беспомощная. Что зна-

чит «не рисковать детьми»? Рискует учитель физкультуры (канаты, турники, акробатика). Учитель труда (станки, пилы, рубанки). Учитель химии (кислоты, щелочи, реактивы). Всегда остается хоть малая вероятность несчастного случая. Чтобы свести ее к нулю, надо… надо, наверно, свести к нулю сами предметы: отказаться от инструментов и станков, от химических опытов, от физических упражнений и соревнований. То же самое относится к жизни ребенка в целом. Чтобы гарантированно не попасть под машину, он должен не выходить на улицу. Чтобы застраховать его от несчастной любви, надежнее всего отучить его любить совсем. Но эта мнимая безопасность – смертельно опасна для детей! Она уродует их души и тела, ограничивая свободное и естественное развитие. А в чем же тогда задача учителя? Почему даже такой гуманист и защитник детей, как Корчак – врач, опытнейший педагог, – отстаивает право ребенка на смерть и среди других прав называет его первым? Дальше он приводит объяснение: «Из страха, как бы смерть не отняла у нас ребенка, мы отнимаем ребенка у жизни; не желая, чтобы он умер, не даем ему жить». Необходимость и благотворность риска замечена и отражена в пословицах и поговорках многих народов. Но если в жизни – кто не рискует, тот не выигрывает, то в педагогике – кто не рискует, тот заведомо проигрывает. Значит, риск развития против риска не-развития. Второе – опаснее, первое – неизбежно и необходимо. Я заметил: больше всех рискуют именно хорошие, добросовестные учителя. Кто ведет свой класс в поход с ночевкой и ездит с ним на экскурсии? Кто превращает свой кабинет

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

в настоящую лабораторию и проводит захватывающие эксперименты? А кого без конца теребят всевозможные проверки? У кого вечно портятся отношения с начальством, потому что ему «больше всех надо»? Кто сильнее всех беспокоится о детях и одновременно нарушает ветхие запретительные инструкции? Все тот же учитель. Дело осложняется еще и тем, что дети – самый отчаянный и рискованный народ. Им обязательно надо залезть на дерево, на крышу, выпрыгнуть из окна, пройти по карнизу. Обычно родители в этом случае безрезультатно ругают и наказывают своих детей или бессильно закрывают глаза на все. Учителю еще труднее: он должен быть другом, в какомто смысле – товарищем своих учеников, а это несовместимо с мелочными запретами. Учитель, который не боится, который рискует ради детей – и они это знают или чувствуют, – такой учитель вызывает их восхищение и одним уже этим воспитывает. Как бы так сделать, чтобы и рисковать – и без последствий. Спускать-

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ся по веревке – но не падать. Устраивать педагогический фейерверк – но не взрываться самому. Служба безопасности Прежде всего учителю надо помнить о риске работы с детьми, осознавать его неизбежность и предвидеть опасность. В первую очередь – что делать с незаметным, чисто педагогическим, учебным риском? При этом никто вроде бы не гибнет, никаких несчастных случаев. И в то же время в детях гибнет любознательность, разрушается уверенность в себе, прорастает раковая опухоль цинизма и бессилия. Как предотвратить эту незаметную и часто незамеченную трагедию? Ответ несложный: подстилать соломку. Разве не это делают все настоящие педагоги, предупреждая учебные трудности и ошибки ребенка? Просто они видят педагогический риск заранее и заранее решают каждую проблему, не дожидаясь, когда ученик вместе с учителем попадается в закономерную ловушку неудачи.

ученики:

По сути, вся наша методика, да и любая методика, – это попытка обезопасить педагогический риск и увеличить вероятность педагогического успеха. Одно из первых правил здесь – работать над типичными ошибками до того, как ребенок их совершил. Общаясь с детьми, трудно всегда полагаться только на удачу и вдохновение, опасно пренебрегать опытом и методикой. В общем, береженого Бог бережет, семь раз отмерь – один раз отрежь. Мера риска – вот на чем держится и врачебная профессия, и учительская. У каждого из нас должна быть внутри своя «служба безопасности», чтобы оценивать наш профессиональный риск, взвешивать все «за» и «против», искать оптимальное решение. И уж хуже всего – это прятать голову в песок, притворяться, что никакого риска нет и быть не может. Нет, давайте смотреть опасности прямо в лицо, давайте идти навстречу любому риску и брать его под свой контроль. № 57, 1993

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Загадывать о будущем ребенка – значит стеснять его свободу ...Время от времени появляется очередная обличительная статья о том, что за партой, дескать, сидят будущие Ломоносовы, а мы по бездарности своей теряем их. На школу нападать так легко! Но если бы знать, что этот ничем не выделяющийся мальчишка и есть будущий Ломоносов, если бы знать! Уж мы бы его обучили. Так обучили, что никогда он Ломоносовым не стал бы! Наше незнание будущего, наше непонимание детей – это ведь еще и их свобода.

Чем меньше мы ребенка понимаем, чем меньше мы обращаем на него внимания, чем меньше ожиданий навешиваем на него, тем он свободней – и тем легче вертится рулетка судьбы, которая каждому дает свое: кому – в Ломоносовы, кому – забвение. Ни один, даже самый прекрасный учитель, писал Корчак, не вырастит из ста детей сто прекрасных людей. На учителе нет ответственности за будущее ребенка, он, учитель, просто должен делать свое дело – учить, по возможности не подавляя детского интереса к жизни, не мучая детей.

Тогда кто же мы, учителя? Если мы не отвечаем за будущее, несмотря на стандартные заголовки «В ответе за будущее» или «За партами сидит XXI век», то кто же мы? Что же мы даем детям? Да вот так получается, что, не загадывая о будущем и плохо понимая детей, мы все же даем главное, без чего им и жизни нет, – даем образование. То, какое сами имеем. Получается, что будущее детей зависит не от нас, а от нашего образования. Наше дело – получить побольше да раздать пощедрее. № 44, 1996

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ученики:

2014 11 июня № 11

Татьяна ГУРЬЯНОВА

Чего ты боишься? Один из самых устойчивых и типичных школьных страхов – страх перед учителем Знаете ли вы, чего больше всего опасается ребенок, не выучивший урока? Физического наказания со стороны... учителя. При этом учителю вовсе не обязательно размахивать кулаками. Достаточно пожаловаться родителям ребенка. И... Физическое наказание последует незамедлительно. Суровое и часто очень унизительное. Знает ли учитель, какую боль и какой страх вызывает у ребенка прилюдное обсуждение его ошибок – на глазах у всего класса, в присутствии людей, с которыми он дружит и которых уважает? Страх быть униженным характерен и для тех, кто только что пришел в школу, и для тех, кто ждет последнего звонка. Особенно грустно, когда источником страха для ребенка становится учитель любимый, к чьему мнению он искренне прислушивается, чьим мнением дорожит. Страх не соответствовать предъявленным к нему требованиям некоторых детей просто парализует. Ребенок боится поднять руку, выйти к доске, что-то не так сделать, сказать, написать. Ситуация часто осложняется еще и тем, что, делая выговор или ставя несколько двоек подряд, многие учителя даже не стараются объяснить ребенку, в чем он провинился

и как эту плохую отметку можно исправить. Вы не задумывались, почему подавляющее большинство школьников боятся придумать что-то новое? Запомнив первый печальный опыт, который ему преподали самые, казалось бы, близкие люди, ребенок постепенно усваивает: лучше не высовываться. Страх перед творчеством поселяется в его душе на долгие годы. Иногда – на всю жизнь. Школьных фантазеров и первооткрывателей останавливает страх перед одноклассниками, страх оказаться в центре внимания, под прицелом десятка недобрых глаз. Особенно не везет тем, кто, кроме оригинальных мыслей, обладает нестандартной внешностью, кто чем-то выделяется. Объектами насмешек со стороны сверстников становится всё: некрасивая форма носа, другая национальность, неблагозвучная фамилия. Любые попытки ответить, постоять за свое достоинство тут же подавляются. И часто очень жестоко. А что же учителя, те, кто по долгу службы вроде бы призван перечисленные выше конфликты предупреждать и предотвращать? Увы. В конфликтных ситуациях (особенно если речь идет о детских взаимоотношениях) школьные педагоги нередко предпочитают сохранять нейтралитет.

Те же немногочисленные и зачастую довольно беспомощные попытки, которые – дабы заступиться за униженных и оскорбленных – все же предпринимают некоторые учителя, часто осложняют и без того нелегкую школьную жизнь маленьких изгоев. Пытаясь ответить на вопрос о том, как бы они на месте учителя боролись с детскими страхами, учащиеся «психологического» 8 «А» класса одной московской школы составили памятку учителям: z Не начинайте действовать, не разобравшись в причинах страха. z Разбираться со страхом должен человек, обладающий запасом знаний, компетентный в этом вопросе. z Нельзя манипулировать ребенком. Он тоже имеет право знать, как вы будете ему помогать. Ведь речь идет о его судьбе. z Не торопитесь. Известная поговорка «Семь раз отмерь, один отрежь» как раз для такого случая. Прежде чем принимать решение, взвесьте все «за» и «против». z Задумайтесь, вправе ли вы заниматься судьбой этого ребенка, если, возможно, именно вы стали причиной его страха. Может, для начала стоит задать вопросы самому себе? № 110, 1997

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ученики:

Юлия ЗАЙЦЕВА

Глубокое погружение Большинство детей в школе на первое место ставят общение, а большинство учителей – учение Что важнее для детей в вашем классе – общение или учение? Что важнее для вас самих? Все мы в школе сталкиваемся и с тем и с другим. Чудный вопрос учителя ленивому ученику: «Ты сюда пришел учиться, и что?..» И не менее чудное мнение, что ленивые и неспособные приходят в школу, чтобы общаться и балдеть, а умные и способные – чтобы действительно учиться. Ну что ж! В этом что-то есть... Ведь та малая часть учителей, которая на первое место поставит общение, легко найдет общий язык с большей частью учеников, и скорее всего именно они совместно придумают интересные формы общения, досуга, зато большая часть учителей, выбирающих основным занятием учение, быстрее установит контакт с направленными на то же самое учениками. Все нормально. Ведь каждый ребенок хочет где-то выразить себя и делает это там, где у него получается лучше. Присмотритесь, и вы увидите, что свободно общающиеся между собой дети – контактные, шумные, подвижные – не очень хорошо учатся, зато почти всегда готовы поучаствовать в чем-нибудь, быстро собираются в группу, быстро принимают совместное решение, и часто в школьных делах, не касающихся учебы, именно они ваша опора... Но есть и другие – резко выделяющиеся на общем фоне способностью к учению, иногда сторонящиеся больших детских групп, занимающие позицию наблюдателя. Их мало. Но зато к ним всегда можно обратиться с вопросом и получить разумный ответ – ботаны, как их называют. Их любят сильные учителя-предметники, и если им удается, выйдя из начальной школы с авторитетом отличника, сохранить его, настоящий авторитет знающего (пусть не по всем предметам, а по одному) человека, то считай-

те, что вашему классу повезло. У настоящего знания большая сила, даже в невежественной среде. У таких детей возникают проблемы с общением. Не тяните их за собой на аркане в гущу событий. Просто цените ваших умных. Иногда они нуждаются в вашей помощи гораздо больше так называемых трудных детей, потому что размышляют больше, потому что их внутренний мир подчас очень сложен. Трудному, как правило, не хватает любви и заботы, а умному – понимания и серьезного внимания к его собственным мыслям.

Каждый ребенок ищет свое место в жизни, и он нуждается в ориентирах во взрослом мире. К вам он приходит для того, чтобы найти подтверждение правильности своего выбора, а вы имеете возможность, общаясь, держать в поле зрения прежде всего его нравственные ориентиры Ваша задача – как можно быстрее войти в сферу общения со всеми вашими учениками. Самое безнадежное – становиться в позицию «над»... Попробуйте оказаться рядом, не бойтесь потерять при этом дистанцию – у любви и дружбы нет дистанций. Авторитет, основанный на поклонении и восхищении, исчезнет, как только кто-либо другой низвергнет вас с пьедестала или вы сами оступитесь, сделав неверный шаг. А авторитет друга можно потерять, только предав... Но мы-то с вами не предатели!

Как стать другом? Общаясь большое количество времени с подростками, пришла все к тому же известному психологам выводу: надо просто уметь слушать, ну еще, пожалуй, вовремя задавать нужные вопросы... Любая юная душа ищет друга, и, как правило, не для того, чтобы вникать в его проблемы, а для того, чтобы поделиться своими, выразить сомнение, высказать предположение и получить ответную реакцию одобрения или критики. (Нужнее, конечно, одобрение.) Каждый ребенок, как и взрослый, ищет свое место в жизни, и он нуждается в ориентирах во взрослом мире. К вам он приходит для того, чтобы найти подтверждение правильности своего выбора, а вы имеете возможность, общаясь, держать в поле зрения прежде всего его нравственные ориентиры и очень тактично дать понять, в чем он не прав, проанализировать вместе ситуацию и его в ней поведение. Не давайте советов – можете ошибиться. Я всегда говорю, когда ко мне приходят за помощью: «Давай подумаем вместе, почему так получилось»... И когда ситуация со всех сторон нами рассмотрена, ребенок принимает решение сам, и обычно оно самое верное. И он благодарен вам за эту собственную маленькую победу. Если у ваших ребят возник конфликт между собой или с учителем, не торопитесь встать на ту или другую сторону, постарайтесь остаться независимым арбитром. Мы ведь знаем, что в конфликте виноваты обе стороны – помогите им выслушать и понять друг друга. И все-таки старайтесь не выращивать тиранов, для этого не тираньте сами, не используйте способы давления на ученика. Предоставьте им возможность открыто высказать свою точку зрения, даже если она не всегда правильная. Вы-

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

сказав ее, они скорее поймут, кто прав. Верьте в силу добра. Помните, что ваши ученики очень ранимы. Учителя любят быть ироничными, могут позволить себе при всех (хоть и шутя) задеть слабое место ученика... Если ребята верят, что вы желаете им только добра, то могут и простить это вам, но других учителей, которых как людей они знают хуже, как правило, не прощают. То, что кажется взрослому безобидной шуткой, для ребенка с обостренным чувством собственного достоинства, с комплексом больного самолюбия от неуверенности в себе может стать трагедией. Будьте осторожны со словами, шутками, намеками... Никто не застрахует вас от неправильных поступков. Ошибки неиз-

ученики:

бежны. Но если вы виноваты перед детьми, не бойтесь в этом признаться, попросите прощения. Если они затаят на вас обиду, отношения начнут разрушаться. Справедливым быть очень трудно, но учиться этому необходимо. Справедливость взрослого в детской среде всегда ценилась высоко. И наконец, вам поверят тогда, когда поймут, что вы с ними честны, искренни и уважаете каждого из них. Трудно ли быть честным и искренним с учениками? Нет! Уверяю вас! Гораздо труднее кривить душой, лгать, изворачиваться и при этом проповедовать обратное. Общение с людьми, с коллегами очень полезно и вам. Не стесняйтесь спрашивать. Не надо думать, что если вы спрашиваете, то вас

2014 11 июня № 11

при этом воспримут как неумеху. Все мы когда-то начинали... И чем старше становимся, тем больше вопросов нас одолевает. К сожалению, в последние годы в школу из педвузов приходит довольно своеобразная молодежь. На бегу: «Здрасьте» (как будто у нас нет имени), журналы схватили, по кабинетам разбежались, после уроков быстрее домой, всё знают, работой коллег почти не интересуются... Грустно! Остановитесь на минутку! Вы попали в такой необыкновенный мир – мир детства. По нему нельзя пробежать – ничего не заметишь. В него можно только погружаться и оставаться как можно дольше. № 133, 1995

Маргарита ЖАМКОЧЬЯН

Грешники средних классов В тринадцать лет для ребенка главное – определиться в мире, но он считает, что учеба в этом не поможет. Оказывается, можно усвоить чужие цели, чужие амбиции, чужие увлечения и даже чужие чувства ...Вы замечали, что в школе нет ничего круглого, и овального, и даже треугольного? Это прямоугольный, прямолинейный мир с сугубо поступательным движением по классам и ступенькам. Из точки А в точку Б без остановки отправился поезд, и там для нас приготовлено место, и даже известно, где высадят. А если я хочу остановиться, если мне надо выйти? ...Передо мной в кругу сидят дети, которым пришлось выйти, они не смогли усидеть в том поезде. Они – другие. Сейчас они со знанием дела пишут на листочках о своих трудностях и ожиданиях. Листочки сворачивают и складывают в корзинку. Мы их достанем и обсудим в конце двухмесячных занятий. Трудностей хватает. Тут и серьезные нарушения координации

и речи после детского церебрального паралича; тут и вовсе не говорящий мальчик (только шепотом и только маме или учителю на ушко, да и то не каждому); тут и медлительная толстушка, от которой стонут не только учителя, но и собственные родители, ее темп жизни какой-то совсем нездешний. Есть в этом наборе и легкоузнаваемые дикие, неуправляемые дети, не умеющие ни на чем сосредоточиться, с чрезмерной и быстрой утомляемостью. Дети алкоголиков и дети учителей, вполне нормальные, но сложные. Шаг второй в личностной консультации: открытие, узнавание и освоение своих способностей. Первым шагом было обретение своей, а не чужой цели, узнавание будущего результа-

та. Теперь хорошо бы обзавестись и собственными силами. Странно, не правда ли, как это можно спутать свои силы с чужими? ...Обычный восьмой класс обычной массовой школы. Вихреобразный, шумный и толкающийся, нарушающий слишком правильный порядок где-то посередине между очень серьезными первоклассниками и весьма серьезными десятиклассниками. Где-то в пути между точками А и Б явно нарушаются законы равномерного и прямолинейного движения. Но ничто не нарушает кем-то расчисленный ход предъявляемых им наук. Им внушается, что овладение науками в школьном исполнении открывает перед ними мир и дорогу к счастью. Лента безостановочно-

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

го школьного конвейера несет их к горным высям... Тут-то они и соскакивают с конвейера. Те уютные и понятные цели раннего школьного периода – научиться читать, считать, писать (то есть занять место в мире взрослых умений) – у школы и ребенка совпадали, откуда следовал неверный вывод, что так будет всегда. Но средние классы настолько повсеместно разваливаются в обычных школах, что непонятно, почему никто не видит здесь закона. Напомню, что в этом возрасте они стремятся определить, какие они, и занять свое место в обществе. Здесь есть борьба за статус, за сферы влияния на друзей, за то, чтобы быть как все, или за то, чтобы быть не как все... Это действительно кипящий котел социальных взаимодействий, сравнений, столкновений. Вот почему среди ожиданий восьмиклассников не было таких, как «хочу знать математику, физику» и так далее. Через пару лет все может измениться, но пока это чужие цели, не присвоенные даже отличниками. А все попытки определить цель формулировались в негативной форме: «не мучиться», «избавиться от безграмотности», «не хватает логики», «подтянуть физику, чтобы не огорчаться»... Из записок, поданных мне в двух классах, только в одной содержалась простая и ясная, положительная цель: «Хочу научиться играть на гитаре». Мальчик знал, чего он хочет! Я сразу прониклась к нему уважением. Кстати, он самый заядлый прогульщик в классе и скоро перестал ходить и ко мне. Ну что ж, я в его цели явно не вписывалась, свобода была ему дороже. Стало очевидно, что без желания измениться, без присвоения цели далеко продвинуться не удастся. Введение отдельных способностей, например, зрительных или мышечных, давало толчок тем, у кого они были хорошо развиты, повышалось самоуважение, росли значимость и ценность собственной личности. Но остальные участвовали вяло. «Не своя» способность не работала. Однако нашлась сила и

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

способность, которая оказалась связанной с проблемами большинства, – это способность к общению, или коммуникативная способность, как ее еще называют. Большинство ребят в классе назвали среди своих трудностей проблемы с общением. Оказывается, подросткам трудно подойти к человеку и заговорить, трудно найти человека, который мог бы тебя понять, а волнуют их эти проблемы больше, чем трудности с математикой. Кстати, конкурировать по ценности с общением может только

Борьба за статус, за сферы влияния на друзей, за то, чтобы быть как все, или за то, чтобы быть не как все... Это действительно кипящий котел социальных взаимодействий, сравнений, столкновений. Вот почему среди ожиданий восьмиклассников не было таких, как «хочу знать математику, физику» и так далее катастрофа с грамотностью. Многие подростки отмечают безграмотность как свой большой дефект. Но когда они писали о том, что ценят в себе, то здесь не встречалась гордость за свою грамотность, как, впрочем, и за любые другие знания из школьных наук. Гордились тем, что умеют рисовать, лепить, конструировать, даже тем, что умеют наслаждаться жизнью (вкусно поесть, всласть погулять), но больше всего тем, что «я хороший друг», «я умею выслушать других людей», «у меня много друзей», «у меня есть друг». Вот это сила, способная соединиться с личными целями ребят. Например, с желанием научиться играть на гитаре. Ведь это инструмент общения. И конечно, занятия с потенциалом общения дали наиболее сильный эффект.

ученики:

Впрочем, в параллельном классе меня ждал сюрприз. Все тридцать человек записали себе в актив способность к общению. Класс был дружный. Они постоянно ходили со своей учительницей в походы и собирались на вечеринки. Все были уверены, что прекрасно умеют общаться. Невооруженным глазом было видно, что это не так. Но зависимость их друг от друга и вправду была высокая. Они очень тесно жались друг к дружке, все время засматривали в глаза соседям, чувствовали себя в кругу почему-то хуже, чем сидя за партами. Мне не удавалось вырвать из их кольца отдельных ребят для индивидуальной работы. Одни не слушали, что говорили их одноклассники, другие ни за что не соглашались рассказывать о себе. А все вместе они дружно уклонялись от психологических упражнений. Причем коллективное сопротивление и групповое давление на отдельных незаурядных представителей стало все усиливаться. В классе невозможна была никакая индивидуальная работа. Индивидуальное продвижение каждого было заблокировано общей целью группы, как ни странно. К счастью, с остальными классами было все иначе. И то же, что в хрестоматии по социальной психологии. По мере развития и упражнения отдельных способностей возрастали разноголосица, индивидуальные выбросы, эгоистические интересы. Но все это происходило на фоне взаимного принятия и приязни. Терпимость детей друг к другу была просто поразительна. Даже у меня ее было меньше. Но самое главное – дети, до занятий не уверенные в себе, не ценящие себя, разительно изменились, повысилось их самоуважение, самооценка, они стали спокойнее и смелее. Несмотря на повышенную шумливость, в классе интересно стало работать. По-моему, это наглядный аргумент в споре о том, что лучше – раствориться в коллективе или выделиться из него. № 75, 1996

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ученики:

2014 11 июня № 11

Наталья КАСИЦИНА

Школа, опасная для жизни Когда же мы научимся защищать наших детей? Разборки, драки, дедовщина делают жизнь в школе мучительной Современная школа представляет собой отдельное государство в государстве, пытающееся вывести своих граждан-школяров, вечно выясняющих отношения друг с другом и окружающей средой, в люди; воспитать в них почтение к общечеловеческим ценностям. С каждым годом эта задача становится все труднее. Все чаще можно услышать рассказы с жуткими подробностями о драках между мальчишками. Девочки от них не отстают. Причин для разборок множество. Плохое настроение, неосторожно сказанное слово, чей-то выпендреж, обсуждение внешности, переходящее во взаимные оскорбления, денежные долги, личная неприязнь, социальное неравенство... В каждом государстве есть свои всем известные криминогенные зоны. В школе это раздевалка, столовая и туалет. Именно там можно наблюдать подводные течения школьных отношений. Все эти зоны риска находятся под неусыпным контролем учителей. Особенно в периоды больших скоплений учащейся братии. Появилось новое словосочетание, характеризующее отношения между школьниками: «денежная дедовщина». Директора, с которыми я пыталась поговорить на эту тему, уверяли, что такой проблемы у них не существует. Но стоило мне выйти из кабинета, как я стала невольной свидетельницей сбора дани. Старшеклассник останавливал малышей у входа в столовую. Свои дей-

ствия он сопровождал милой улыбкой и странной фразой: «При входе в метро платите. Платите и при входе в нашу столовую». Собрав энную сумму, он поделил ее с другом, и оба, довольные, растворились в школьной толпе. Я разговорила одного из тех, кто так спокойно, без возмущения отдавал деньги. – Почему же родители не могут заступиться и прекратить поборы? – наивно спрашиваю я. – Конечно, можно пожаловаться. Они прибегут, разберутся. А потом не смогут провожать и встречать нас каждый день. Все равно сборщики поймают и изобьют. Уже были случаи. Лучше не выпендриваться, – ответил мой собеседник. Возвращаясь домой, я думала, как легко плыть по течению, не сопротивляясь ничему. Принимать решение, платить или дать отпор, должен сам подросток. Еще не во всех школах работают психологи и полицейские. Там, где они уже появились, число драк сократилось до минимума. А школа превратилась в охраняемое здание особого режима. При входе ученик предъявляет дневник с фотографией. Постороннему через кордон не прорваться. Любое активное действие со стороны учащейся шпаны считается провокацией, нарушением дисциплины и сразу пресекается. Один из охранников похвастался, что никто в их школе не дерется. Правда, добавил:

– Все споры решаются на улице, после уроков, по дороге домой. За личную жизнь детей вне школы администрация ответственности не несет. Там каждый сам за себя. Как и у взрослых. Просто надо заниматься спортом и защищаться. Не позволять никому унижать себя. Интеллект и сила должны быть совмещены. – Сейчас я учусь в девятом классе. Однажды в туалете девчонки разорвали мои книги, сломали ручки и сильно ударили в живот. Не знаю, что со мной произошло: из всегда спокойно выносившей оскорбления я превратилась в разъяренную тигрицу. Я поняла, что если сейчас не дам сдачи, то уже никогда не сделаю этого. Такого от меня не ожидали. В удар я вложила всю силу, злость и обиду, копившуюся много лет. Он пришелся в плечо. Эта девчонка упала, а я спокойным голосом (хотя в груди все кипело и руки дрожали) предупредила: «Еще один наезд – и будет хуже». После этого случая со мной даже здороваются. Зауважали, что ли? Как бы взрослые ни старались защитить своих детей от жестокости и насилия, ничего не выходит. Им приходится сталкиваться с этим все чаще и отстаивать свою честь самим. Может быть, хорошо, что подростки проходят трудный путь в школе? В жизни будет легче. Или надо оберегать детей от всего? № 31, 1996

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ученики:

А.СОКОЛОВА

Отказаться от дуэли К нам в класс перевели ребенка, которого боятся все …Однажды – как правило, почемуто в середине года – в вашем классе появляется так называемый проблемный (трудный) ученик – «инфантеррибль» микрорайона. Ваши коллеги отказываются с ним работать, ибо количество сорванных уроков превышает допустимое. Таких детей перекидывают из класса в класс, из школы в школу. Школа мечтает только том, чтобы он ее покинул. Из проказника и шкодника (начальные классы) вырастает Мальчик (а иногда и Девочка), Которого Все Боятся – от одноклассников до директора. Ваш благополучный класс сразу получает такую ложку дегтя, что в одночасье перестает считаться благополучным и становится как все. Как говорится, в классе не без хулигана. Родители умоляют не сажать с ним своих детей, учителя сочувственно кивают вам головой: достался подарочек. Вы уже не можете вести уроки в привычной интонации: либо вы работаете на класс, либо на него; и третьего, казалось бы, не дано. Что здесь можно посоветовать? Сразу откажитесь от мысли о жестких рукавицах, в которые вы его возьмете с первых же уроков. Не пугайте детей: а вот к нам придет та-

кое… Но и не надейтесь, что нежеланный новичок примет стиль и традиции вашего класса, легко впишется в его атмосферу только потому, что она хорошая, свободная и добрая. Как правило, сложные дети успешно исполняют когда-то случайно навязанную им роль (приговор, кличку, репутацию). Мучительные поиски индивидуального подхода к ним терпят фиаско, обычно из-за того, что эта особенность всячески подчеркивается. Другая распространенная ошибка: не хочешь – заставим! Перманентная дуэль между учеником и учителем – зрелище захватывающее (хотя иногда и вынужденное), и дети наблюдают за ней не без спортивного азарта: кто кого? Примите нового ученика приветливо. Постарайтесь вести себя с ним так, словно за ним не стоит никакого скандального прошлого – ровно, весело, доброжелательно. Главное, чтобы ребенок не чувствовал вашего напряжения, за которым он может предположить в зависимости от ситуации вашу агрессию или подхалимаж. Такие дети привыкли к пафосным, патетическим интонациям учителя – постарайтесь их избежать.

Ваш класс – не исправительная площадка. Если и произойдут какието позитивные сдвиги в сознании и поведении проблемного ребенка, то не сразу, не скоро, не громко. Для начала возьмите на вооружение некоторые общие принципы общения с такими детьми: даже в состоянии сильного раздражения не позволяйте себе напоминать ему о том, в чем он провинился где-то, когда-то и без вас; не ленитесь говорить ему комплименты по самому дежурному поводу, хвалите его родителям; разбирая конфликтные ситуации (к сожалению, неизбежные), относитесь к нему так же, как к любому другому своему ученику; ставьте ему двойку, если он ее заслуживает, но ставьте пятерку, если он заслуживает четверку; защищайте его перед другими учителями, потому что кроме вас – некому. Отчитать его успеете наедине. Примите этого ребенка не как крест, но как новое профессиональное приключение своей жизни и всячески подчеркивайте, что расставаться вы с ним не собираетесь. Хочешь не хочешь, дружок, а придется жить мирно… № 22, 1996

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ученики:

2014 11 июня № 11

Елена СИРОТКИНА

Двойка за десятый и тройка за седьмой Задумываемся ли мы о том, как старшеклассники влияют на младших ребят в школе? ...То, что старшие классы – своеобразное зеркало, отражающее радости и печали школы в целом, понятно. Особенно если школа существует долго и ребята учатся в ней все десять лет. Как бы там ни было, но что-то в мироощущение своих выпускников она внесла. Можно сказать, что ученики на выходе из школы ее... аттестуют. Всегда ли мы учитываем это? Между тем даже отдельному учителю мнение старшеклассников о школе, о ее уровне преподавания, о стиле общения в ее стенах может сослужить неоценимую службу. Если, конечно, мнение это выслушать спокойно, не обвиняя никого и себя не оправдывая. На самом последнем уроке в одиннадцатом классе я запускаю маленькую анкету с вопросами о своих уроках, о плюсах и минусах программы, о том, что мешало и что помогало... Не раз выяснялось, что одни и те же явления и обстоятельства воспринимались нами по-разному. Я-то думала – хорошо, интересно, а им дискомфортно и скучно было. Но во многом мы и единомышленники – отлично! Впрочем, не менее значительную роль играют старшеклассники и помимо этой – аттестационной, или зеркальной. Это роль ориентира и катализатора в жизни ученического коллектива. Или, если угодно, – законодателя. Авторитет возраста для детей вещь реальная и непременная. «Ты когда родился, в июле? А я в январе!» – победоносно заявляет десятилеточка своему однокласснику, и тот сокрушенно молчит или мучительно выдает контраргумент: «Зато у меня братан в 9 «Б»!» Хотим мы того или нет,

а старшие классы в любой школе – своеобразная элита. Феномен воздействия детей разных возрастов друг на друга еще мало изучен. Но сам факт этого воздействия безусловен. Часто он говорит о себе тогда, когда появляются какие-то модные, популярные в ребячьей среде настроения и привычки. Полшколы то укра-

Мнение старшеклассников о школе, о ее уровне преподавания, о стиле общения в ее стенах может сослужить учителям неоценимую службу. Не менее значительна роль старшеклассников как ориентира и катализатора в жизни ученического коллектива шает себя немыслимым числом всевозможных значков, то считает правилом хорошего тона обязательно опаздывать на каждый урок минут на пять–десять. Или жестоко издевается над тем, кто почему-либо попал в школьные изгои... Да-да, и дедовщина бытует там, где именно у старших в чести насилие. Но есть примеры противоположные. В школах с гуманным микроклиматом старшие классы с удовольствием придумывают веселые и умные праздники, ведут уроки у малышей, подменяя заболевших учителей, выпускают журналы и газеты... Кстати, о газетах. В моей педагогической копилке хранится история

о том, как газета стала признаком хорошей ученической жизни для средней школы. У меня был очень трудный класс: две трети ребят с переломанными судьбами, запущенные, как и водится в таких случаях, в обучении. Школу же только-только открыли, и мой восьмой (тогда еще была не одиннадцати-, а десятилетка) оказался в числе старших классов. Естественно, мне чисто почеловечески хотелось как-то отогреть эту детвору, и поэтому приходилось засиживаться в своем кабинете до вечера. Получилась своеобразная продленка: тут учили уроки, бренчали на гитарах, исповедовались в грехах, просто болтали о том о сем. Потом как-то незаметно родилась газета. Она выходила не слишком регулярно, и делали ее каждый раз разные люди, но зато читалась она так жадно, что мне порой не верилось в наше авторство. Причем читала ее вся средняя школа – на переменах к нашему кабинету стекались толпы, как на хорошую художественную выставку. Пришлось вывешивать газету в коридоре. А еще через какое-то время началась настоящая газетная эпидемия – ученики чуть ли не всех классов требовали от своих руководителей, чтобы и у них были газеты. И в дальнейшем любые затеи нашего класса воспринимались как сигнал тотальной боевой готовности. Расскажу и другую удивительную историю. Однажды у меня был последний по расписанию урок русского в десятом. Дело двигалось к маю, был яркий солнечный день. Чтобы легче дышалось, я открыла дверь кабинета. А за ней обнаружила Генку – общешкольное наше горюшко

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

из седьмого. Коллега моя, словесница, минут пять назад, не в силах больше терпеть его выходки, выставила в коридор эту достопримечательность (нисколько, впрочем, коллегу за то не осуждаю: Генка обитал не в самом благополучном классе, потому выходки его устранить исключительной мягкостью и тактичностью было бы невозможно). Я поинтересовалась все-таки (больше для того, чтобы как-то развеселить и его, и себя): «Выгнали?» Хмыкнул в ответ: «Угу». А через несколько секунд вдруг совсем иным тоном добавил: «У вас десятый, да? Можно у вас посидеть?.. Ну пожалуйста! Я тихо-тихо!..» В общем, он стал к нам захаживать. Действительно, сидел тихо, никому не мешал. Десятиклассники мои сначала над ним посмеивались, потом привыкли, стали даже как будто опекать. Как-то он оказался на диктанте... и сдал свою тетрадь вместе со всеми. Разумеется, ошибок там было раз в пять больше положенного. Пришлось мне схитрить, выставила две оценки: двойку за десятый и тройку за седьмой. До сих пор помню, с ка-

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ким торжеством дневник свой, подальше запрятанный, вытаскивал, долго заполнял за всю неделю, мне протягивал. Закончилось же все дело тем, что удалось примирить Генку с его учительницей по русскому и вернуть в родной класс. Я ему как бы по секрету рассказывала, какая она замечательная, его учительница, и умеет даже такое, чего я не умею. Потом устроила так, что она попала ко мне на урок в тот момент, когда и он там был; пришлось им за одной партой сидеть, и она ему помогала и что-то подсказывала... Несколько раз я была свидетельницей того, как менялась школьная атмосфера, потому что менялась жизнь старшеклассников. Происходило это не вдруг, не сразу – как и во всех педагогических делах, тут нужно быть терпеливым. Есть и еще одно важное обстоятельство: именно старшеклассники определяют, равнодушны к ним взрослые или нет. И когда молва об учителях в этом смысле добрая – все встает на свои места. Здесь суще-

ученики:

ственны даже не какие-то особенные дела, а само отношение к человеку, которое прочитывается во всевозможных деталях школьного быта. Конечно, идет и как бы встречное движение – от младших к старшим. Кто не знает, что основы школьного мироздания закладываются еще у первоклассников? Но основы эти подвергаются серьезнейшим испытаниям в средней школе – тоже всем хорошо известно. Поэтому движение сверху вниз, от старшего возраста к младшему, должно быть предметом серьезного внимания и анализа в педагогическом коллективе. Так же как в начальных классах, в старших нужно побольше педагоговмастеров. Так же как начальные классы, старшие – государство в государстве. Там, где об этом забывают или не подозревают, беды следуют одна за другой. Может, вместо бесконечного пережевывания процентной каши обсудить на педсовете, что такое наши старшеклассники? № 56, 1995

Наталья КАСИЦИНА

«Научите нас понимать друг друга!» Психологи утверждают, что современные старшеклассники сильно отличаются от тех, кто учился в прошлые годы. Подрастает поколение инопланетное, непонятное, неожиданное. Их агитировали за пепси, а они, согласно опросам, на первое место ставят счастливую семейную жизнь. Им хотят устроить чаепитие вместо классного часа, а они с него сбегают, потому что некогда: учиться, говорят, надо… Какие им нужны учителя? Какая школа? Иногда наши дети готовы откровенничать. Стоит только дать им слово. Лена Петрова, 16 лет Предположим, мне дали шанс создать школьную программу по свое-

му усмотрению. Написать перечень предметов, рассказать о форме обучения. Пусть это не покажется наивным, но я хочу изучать все. Я хочу, чтобы мое образование было широким, общим, чтобы в любой момент я могла перестроиться. Необязательно, чтобы предметы, изучаемые в будущей школе, повторяли обычный набор. Например, я бы хотела изучать логику, психологию, журналистику, актерское мастерство и культуру Древней Индии. Интересные были бы семинары по обсуждению литературы без программы и без общепринятой точки зрения, когда ребята высказывали бы свое мнение и слушали бы друг дру-

га. Цель таких семинаров – научиться понимать друг друга. Семинары по искусству: музыке, кино, живописи, скульптуре, архитектуре. Их цель – получение нужной информации и общение. Наша общеобразовательная школа – прежде всего школа жизни. Но почему-то для приобретения жизненного опыта отведены только перемены. Пусть общение учителя с учеником станет непринужденнее, пусть тема этого общения будет определяться не названием предмета, а общей договоренностью. Во многих школах единственное место для откровений – кабинет психолога. Хочется, чтобы слушали и понимали не специально обученные психологи, а люди, с ко-

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

торыми часто общаешься. Хочется уюта и доверия. Но это все пожелания, а как же на деле будет происходить обучение по столь разным предметам? После поступления в школу ученик заполнит анкету, где отметит, какие предметы и в какой форме он хочет изучать. Некоторые будут изучаться углубленно, по нескольку часов в день. По другим – лекции, а потом контрольные работы. Что-то будет преподаваться в игровой форме, что-то – в форме семинаров. Выбор поможет учиться осмысленно и стать по-настоящему эрудированными людьми. Наташа Шарова, 16 лет Я захотела понять человека, который в конфликтах оказывается на другой стороне баррикад – я захотела понять учителя, своего классного руководителя. Вот ее монолог. «В отношениях между людьми, как и в художественном произведении, есть две составляющие: форма и содержание. Содержание – тайный смысл общения, а форма – позиции людей по отношению друг к другу.

ученики:

Основных позиций у всякого педагога две: учитель-друг и учительначальник. В первой он строит отношения с учеником на доверии, взаимопонимании; во второй рассчитывает на уважение, послушание, переходящее в подчинение. Мне нужна любовь моих учеников. Я представляю себе класс как семью: главное – взаимопомощь, взаимовыручка, участие. Вы, мои ученики, большую часть жизни проводите в школе, пусть же пребывание здесь будет вам приятно. Так я думала. И мне, и вам не нравится обстановка в школе, но вы чаще всего пытаетесь отсюда убежать, а я – ее изменить. Вы – моя вторая семья. Ваши лица я выхватываю из толпы учеников. На уроках в вашем классе больше всего волнуюсь – боюсь непонимания, критики. Мой идеал класса-семьи сталкивается с вашей жесткой позицией: «Мы пришли учиться». Я-то понимаю, что в жизни главное не знания, не навыки, но сам человек, его личность. Важна внутренняя работа. Об этом я пыталась сказать вам. С некоторыми мне удалось добиться взаимопонимания. Но когда осознала, что идиллии не будет, в моей душе не стало прежнего порыва – лишь разочарование.

2014 11 июня № 11

Какие вы? Вы яркие, оригинальные, талантливые. Поэтому вам иногда бывает сложно вместе. Поэтому вы часто холодны и циничны, эгоистичны и ироничны. Некоторые учителя прячут свои чувства, некоторые не боятся их проявлять. Я хотела сказать вашим родителям: давайте воспитывать детей вместе, но и они считают, что вы пришли сюда только учиться. Вначале с их стороны я ощущала такой же холод, как и с вашей. Помогать начали лишь в одиннадцатом классе, когда поняли, что детство-то кончается. И мечты уходят… Вероятно, мне не удастся вас изменить, но, дорогие мои ученики, я хотела бы вам помочь». *** Хочу добавить пару слов от себя, автора интервью. Когда-то мое отношение к моей учительнице изменилось после вот такого одного серьезного разговора. Я стала иначе к ней относиться и прощать ошибки. № 13 , 1999

Елена СИРОТКИНА

Ваш выход, учитель! Замените «здравствуйте!» на «доброе утро!» – и первый урок пройдет лучше – Тяжелее всего идти в школу утром в понедельник. Ужасно не хочется... Но потом как-то втягиваешься. – Когда любимый класс на первом уроке, настроение с утра ого-го какое! – Я живу рядом со школой и вечно опаздываю, как ни борюсь с этим – ничего не получается. – Никогда специально об этом не думала. Прихожу и все. Дни разные, дети разные, я разная... Человек же я, не машина.

Действительно, часто ли задумывались мы о том, с чего и как начинается наш классный день? Что такое школьное утро? Что такое утро учителя? Все торопимся, суетимся, нервничаем – не до пустяков? У каждого мастера свои премудрости, секреты, помогающие делу. Кто-то придет в свой класс задолго до звонка, напишет на доске задание, поправит занавески на окнах... Кто-то задержится в учительской, поболтает о том о сем с коллегами, а со звон-

ком бодро встанет и, улыбаясь, войдет в класс... Но начинается все еще раньше – с дороги. Евгений Николаевич Ильин как-то заметил, что ключ к уроку он находит чаще всего, пока едет на работу. Дорога, путь, движение помогают движению урока. Хотя внешне ничего особенного не происходит – сидит себе человек в троллейбусе и смотрит в окно. Мне всегда интересен тот отрезок пути, что нужно пройти пешком.

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

Уходит на это минут пять–семь, но почему-то именно эти минуты кажутся самыми важными в создании нужного настроения. Если не встречаются знакомые, можно пообщаться с природой, даже с неприметной городской – тоже помогает. Ты сосредоточиваешься на самом себе, оставаясь открытым для окружающих. Состояние действенного покоя, в котором нет места агрессии. Вот и школа. У дверей дежурные. Конечно, здороваемся. Не всегда они первыми – но не сердимся, не выкрикиваем гневно-ядовитое: «А где ваше «здравствуйте»?!» Учитель не каратель. Попробуем поздороваться сами, по возможности улыбаясь. Конечно, отвечают. Чаще виноватосмущенно. У меня вообще с утренними приветствиями забавные истории происходили. Например, ученики на выпускном вечере признались, что больше всего им запомнилось, как я говорила всем «доброе утро». Не «здравствуйте», а именно «доброе утро». Я сама никакого значения этому не придавала, а они что-то особенное усмотрели. А в этом году я заметила двух маленьких подружек класса эдак из второго, таких глазастых-бантастых, с розовыми ладошками – здороваются со мной по нескольку раз в день. И не только со мной. Тоже что-то упоительное в этом находят.

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

Говорят, профессия учителя сродни профессии артиста. И в этом, наверное, есть доля истины. Разве уважающий себя артист не понимает, как важно приготовиться к выходу на сцену? Не только текст роли выучить, мизансцены запомнить или костюм подобрать, но и последние минуты перед спектаклем прожить подобающим образом. Настроиться, а не расстроиться.

Часто ли мы задумываемся о том, с чего и как начинается наш классный день? Что такое школьное утро? Что такое утро учителя?

Расстроить может многое. Завуч набросилась с необоснованными обвинениями. Нет ключа от нужного кабинета. Неожиданно изменилось расписание. Чья-то мама нажаловалась директору. Да мало ли что еще! Но нужно держаться. К инструменту невежд подпускать не стоит. Как? Лучший способ – отвлечь внимание, не отвечать на агрессию агрессией. Действенный покой – вот что нам нужно. В общем, на провокацию расстройства не поддаемся. С администрацией и родителями потолкуем после уроков или спокойно выслу-

ученики:

шаем и... улыбнемся. Разговор с оппонентом начнем примерно так: «На вашем месте я, наверное, подумала бы так же. Но...» Собственные опоздания – что с ними делать? Может, завести будильник на десять минут пораньше? Или внушить себе, что уроки начинаются не в восемь тридцать, а в восемь пятнадцать? Не знаю, как и быть, никогда не жила рядом со своей школой, не выскакивала из дому за три минуты до звонка... А что делать, если на первом уроке встречаешься с трудным классом? Да не паниковать, а радоваться надо – с самого трудного начинать всегда лучше. Хуже, если тяжелый класс идет по расписанию последним. Но это отдельная тема – как настраиваться, если усталость вот-вот одолеет. Сегодня же мы рассуждали только о важности учительского утра, о времени, которое определяет столь многое, в котором как в зеркале может отразиться весь наш день. Кстати, Ильин, перед тем как отправиться на первый урок, не забывает посмотреться в зеркало. Не потому, что склонен к самолюбованию, а потому, что ответствен перед учениками. А то мало ли кого вместо учителя детям предъявишь... № 20, 1994

Марина КАРИНА

Правила мирной жизни Советы начинающему учителю: как наладить контакт с новым коллективом Вхождение в новый – а для вас первый учительский коллектив – необыкновенно важный момент. Ваше бесконфликтное существование в нем – один из залогов будущего рабочего комфорта. Поэтому позволим себе несколько рекомендаций.

Очень важно, чтобы вы пришли с ощущением равности. Не «помогите мне, я абсолютно ничего не знаю и не умею», а «я не хуже и не лучше вас, просто у меня мало опыта, и я готов учиться у вас» – такова оптимальная позиция. В коллективе новичков встречают обычно приветли-

во, но активно обсуждают их будущую роль: неумеха, которого придется натаскивать? сам себе на уме? умник, презирающий авторитеты? Ведите себя спокойно и естественно, будьте контактны и общительны (но не болтливы)! Охотно спрашивайте совета – насчет своего предмета, школь-

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ного устройства, правил и обычаев, но ради Бога не влезайте в интриги и конфликты. Не обсуждайте одних учителей с другими – старожилы разберутся сами, а вы окажетесь посередине... Школьный коллектив вовсе не тихая заводь и не дружная семья единомышленников (такое бывает, но в редких счастливых случаях). Не исключено, что вы, сами того не зная, перебежали кому-то дорогу: заняли место чьей-то дочери или знакомой, получили хороший кабинет, на который кто-то претендовал еще с прошлого года, или, наоборот, классное руководство в самом трудном классе, предназначавшееся вам, в последний момент перешло к комуто, заслужившему отдых... В общем, вы чувствуете косые взгляды. Попробуйте объясниться, не оправдываясь – оправдываться вам не в чем. В любом случае не

ученики:

идите на конфликт, даже если вас на него провоцируют, и ни за что не апеллируйте к администрации. Конечно, у вас может сложиться компания среди коллег. Но постарайтесь, чтобы компания не стала кланом, с кем-то враждующим. Если вам не достались комплекты учебных пособий или, например, кодоскоп – не обижайтесь и не качайте права: вам тут же напомнят, как после войны делали чернила из золы. Договоритесь с коллегой, в кабинете которого вы периодически будете все это одалживать. Вам наверняка придется столкнуться с... ревностью. Некоторые педагоги уверены, что их последователи (в одном и том же классе) ведут предмет хуже, и активно интересуются у детей, что им в новой учительнице не нравится. Объясните своей предшественнице, что дети любят ее,

2014 11 июня № 11

конечно, больше и без конца о ней вспоминают. «И если бы не ваша подготовка, ее высочайший уровень, я была бы просто растеряна». После этих комплиментов подрывная работа в классе должна прекратиться. В иных школах любят устраивать посиделки – с чаем, вареньями и соленьями. Если вам все это глубоко противно или просто некогда, времени жаль, говорить не о чем – одиндва раза все-таки пересильте себя и отметьтесь. Иначе долго не отделаетесь от репутации высокомерного и недружественного субъекта. Остальные правила – самые общие: не ябедничайте, не иронизируйте над «отсталыми», не ленитесь, не заискивайте, не выскакивайте где не надо. И вообще – не тяните одеяло на себя. Просто работайте. № 77, 1994

А. СОКОЛОВА

За ночь до урока Как подготовиться к открытию, которое сделают ваши ученики Записывая домашнее задание, они хнычут: «Много как»… А вы в это время злорадно думаете: ничего, вот знали бы вы, сколько у меня этих, как их, подготовок… Даже если ваш стаж исчисляется десятилетиями и вы знаете тему, как дату собственного рождения, продумать урок все равно надо. Стоит еще раз хотя бы мысленно раскидать, что к чему. Потому что классы меняются, а тема остается. Ну и надо ли говорить, что нет таких уроков, которые можно было бы прорепетировать дословно и поминутно. Пытаясь определить жанр урока, помните, что он все равно будет нарушен. Беседа, лекция, диалог, вопросы и ответы – в удачном уроке все это сочетается порой самым невероятным образом. Поэтому главная подготовка к уроку – это подбор ин-

тересных, ключевых для раскрытия темы фактов. При самой гениальной методике урок будет неудачным, если в нем не окажется нескольких моментов открытия, детского переживания и удивления. Именно эти счастливые моменты и стоит заранее выстроить в сюжет, а все остальное будет уже их оформлением. Не нужно устраивать массированного опроса-обстрела по материалам вчерашнего урока – дети предпочитают забыть вчерашнее знание, чтобы поскорее встретиться с завтрашним. Совсем не обязательно строить новый урок, строго опираясь на предыдущий, но важно тем или иным способом возвращать детей в его контекст. Мучительная проблема – хорошая методическая литература. Посоветовать здесь можно только одно: ис-

пользуйте все, кроме старых методичек. Конечно, страшный дефицит времени, но лучше потратить несколько выходных на заблаговременный поиск нового материала, чем чувствовать свою профессиональную беспомощность. И еще очень важно, чтобы вы не выключались из общего информационного фона – телевидение, радио, газеты, разговоры с коллегами; это даст вам если не новые факты, то новые поводы для осмысления своего профессионального метода и концепции. И еще: выстраивая урок, определите, чем будут заниматься на нем ученики, которые создают вам особенно много проблем. Придумайте для них специальные задания – доступные и занимательные, но будьте очень деликатны, раздавая их. № 89, 1995

первое сентября

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

1992–1999

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ученики:

Александра ЕРШОВА, Вячеслав БУКАТОВ

Темп и ритм урока Ошибки ученика – шанс для работы учителя. Надо только этот шанс использовать Спасительные препятствия Парадоксальность соотношения темпа и ритма в театральном искусстве хорошо известна. Представления человека о значительности цели неизбежно связаны с его чуткостью к препятствиям. Чем больше действующее лицо обнаруживает в окружающих обстоятельствах препятствий на своем пути, тем значительнее цель, тем сложнее и интереснее поведение героя. Столкновение с препятствием сдерживает скорость (темп). Появляется ритм. В педагогике наблюдается все та же парадоксальная зависимость интереса от темпа и ритма. Часто оказывается, что урок детям был интересен потому, что был ритмичен. А ритм этот появляется, когда ученики сталкиваются с ошибками своими или своих одноклассников. Не будь ошибок или предотврати учитель столкновение с ними класса – и для учеников время урока казалось бы растянутым до усыпляющей бесконечности. Примечание от редакции. О режиссуре школьного урока и социоигровой педагогике читайте, в частности, в книгах: Ершова А.П., Букатов В.М. Режиссура урока, общения и поведения учителя. – М., 2010 (4-е изд.). Букатов В.М. Секреты дидактических игр. Психология. Методика. Дисциплина. – СПб., 2010 (2-е изд.).

Ошибки тормозят темп, задаваемый учителем. И когда учитель, уйдя в светотеневую позицию, дает возможность самому классу обнаружить ошибки и разобраться с ними, то на уроке как бы сам собой устанавливается рабочий ритм, сплачивающий класс вокруг задания. А так как сплачивающий ритм в отличие от заданного учителем темпа рождается самим сообществом учеников, то он в полной мере соответствует их возрастным особенностям. Поэтому они такие рабочие ритмы с готовностью поддерживают. Волны и скалы импровизаций Отметим то, что, подчиняясь магии ритма, способности учеников начинают проявляться и раскрываться наиболее полно. Поэтому в дружной коллективной работе класса отстающих, как правило, или не бывает вовсе, или их число гораздо меньше, чем в работе, подчиненной только темпу, задаваемому учителем, когда учитель на уроке торопится, боится, что не успеет, а ученики изнывают от безделья. И младшие, и средние, и старшие классы охотно покоряются живительной магии ритма. Но в старших классах ученики реже оказываются в ситуации, когда предлагаемый учителем темп можно перебивать учениче-

ским сплачивающим ритмом. Создание таких ситуаций требует от педагогов несколько больших усилий (да и несколько других навыков), чем в начальной школе. Кто этих «несколько больших усилий» сделать себе не позволяет, тем представляется, что старшеклассники, в отличие от малышей, менее податливы. Если в педагогике наполненную ритмом работу рассматривать с позиции сиюминутного, немедленного результата, то она действительно может оставлять впечатление досадной незавершенности, незаконченности – например, отсутствие отработки и шлифовки умений и навыков. Зато через некоторое время оказывается, что в какой-то последующей работе неожиданно обнаруживаются те самые умения и навыки, до закрепления которых на уроках, казалось бы, дело так и не доходило. Близкие цели преимущественно связаны с темпом, далекие – с ритмом. Педагогический парадокс темпоритма заключается в том, что чем больше учителя заняты скоростью прохождения программы, тем скучнее становится ученикам на уроках, тем чаще многие из них начинают изнывать от безделья. Каждый учитель в своих собственных ученических воспоминаниях без труда найдет примеры изнуряюще нудных, за-

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

тянутых уроков. Но эти личные воспоминания у учителей обычно никак не соотносятся с их собственной работой в школе. Поэтому случается, что педагог у доски, как не очень хороший актер, пытаясь спасти урок от «затянутости», наращивает всего лишь скорость, темп. В результате он торопливо «убегает» от опасности один, оставляя позади себя тоскливо зевающих, засыпающих за партами учеников, многие из которых, пользуясь любым поводом, выплескивают все свое презрение к школьному образованию. Поэтому, когда учителя говорят, что им и так на уроках некогда, то мы принимаем это как их невольное признание в собственном педагогическом браке. Учителя не любят отступать от программы, опасаясь, что не успеют ее пройти. На самом же деле учитель отнюдь не стоит перед выбором – учить, следуя программе или нарушая ее. Программа будет освоена в том случае, если ученики на уроках сталкивались не с ней, а с различными препятствиями для ее освоения. Препятствия же у каждого свои. И даже самые типичные из них не могут быть включены в программу. Ведь тогда они из живых ситуативных препятствий превращаются в рядовой программный материал, которому, как и всякому другому, требуются живые ритмы усвоения. А возникнуть они могут лишь при ситуационно импровизируемом преодолении препятствий – импровизируемом и учителем, и учениками, хотя и на разных уровнях, в разных сферах. Из чего вырастает урок Интересно, что известный режиссер-экспериментатор В.Э.Мейерхольд, отмечая конфликтность ритма по отношению к темпу, пояснял, что ритм – это умение соскочить с темпа и вскочить обратно. Так же в педагогике дело обстоит и с программами, и со школьными звонками, и с учительскими предрассудками. Учителю начать импровизировать мешают псевдопедагогические уста-

ученики:

новки, штампы, профессиональные предрассудки. Ссылки на программу, дисциплину, строгость администрации… Ученики же на уроках ни с того ни с сего импровизировать тоже не начнут. Казалось бы, возникает замкнутый круг: учителя не хотят или не смеют, а ученики не могут. Но надежда разомкнуть этот круг была, есть и всегда будет. Размыкается он у всех по-разному и как бы случайно. Толчком к этому могут послужить личные воспоминания учителей о своем ученичестве. Но воспоминания не столько радостные (радость неповторима!), сколько негативные (из-

Сплачивающий ритм в отличие от заданного учителем темпа рождается самим сообществом учеников. Такие рабочие ритмы школьники с готовностью поддерживают. Близкие цели урока преимущественно связаны с темпом, далекие – с ритмом вестно, что из плохих учеников чаще вырастают интересные учителя). Собственный негативный ученический опыт помогает учителям вовремя узнавать ситуации, когда ученики на уроке изнывают от тоски, и сочувственно, входя в их положение, разрешать им двигаться. Когда ученики перестают быть привязанными к своим столам и стульям, импровизации возникают без специальных усилий с чьей-либо стороны. Учителю остается только организовать работу вокруг каких-то препятствий, чтобы ученическая инициативность, «зажатая» организационными берегами, слилась в единый коллективный ритм учебной работы. Организационно оформлять всплески ученической инициативности – любому учителю по силам. Были бы «всплески».

2014 11 июня № 11

Если «всплескам» мешают парты, то, казалось бы, – убрать их из класса совсем! Если учителя заботятся только о программах, то – отменить их! Но ни первого, ни второго, впадая в педагогический максимализм, делать как раз и не следует. И парты, и программы как форма методической помощи учителю возникли не случайно и давно апробированы школьной практикой. Настолько давно, что изначальный их смысл для многих оказался стертым привычной обыденностью. В школе ничто не является абсолютным источником пользы. Все зависит от ситуации и от профессионализма учителя. Ко всему нежелательному и мешающему можно отнестись как к препятствию (внешнему или внутреннему), преодоление которого позволит появиться живительному ритму, без которого урок и для учителя, и для учеников становится несносным театром. Классическая школьная мизансцена – лицом к доске и в затылок друг другу – великолепна, когда все ученики захвачены ритмом объяснения-лекции. Но если они по какойлибо причине не «захвачены», то эта стандартная мизансцена становится серьезным препятствием. Заранее уберем парты – и одно из препятствий исчезнет, а для налаживания ритма это плохо. Он и так «хромает», а тут еще и препятствие отсутствует! Не убирать надо, а преодолевать. Преодолевая его во время урока с помощью достаточно простых, даже примитивных приемов (например: попросить учеников быстро раздвинуть парты, освободив центр класса), учитель может восстанавливать, укреплять, обострять ритм или строить его заново. А когда ритм появился, то захваченные им ученики с удовольствием вернут парты на место, восстановив привычную школьную мизансцену, теперь ставшую для соответствующей напряженной работы удобной и предпочтительной. № 67, 1997

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ученики:

Ирина ХРИСТОСЕНКО

Ошибка как норма вероятностного образования Основной принцип вероятностной модели образования – внимание к тому, что происходит с детьми здесь и теперь, а также отказ от заранее составленного плана, по которому должны развивать свои способности дети В классе вероятностного образования ребенок осваивает какую-то проблему. Здесь учитель намеренно создает паузу, иногда в несколько месяцев, на протяжении которой он не возвращается к проблеме, не дает никаких специальных заданий по теме. Такая пауза завершается тем, что дети, возвращаясь к теме спустя продолжительное время, обнаруживают резкий скачок в ее понимании. С точки зрения логики традиционной школы это выглядит необъяснимым парадоксом. Хорошо известно, что в большинстве случаев перерыв в изучении какого-нибудь материала оборачивается «выветриванием» понимания. Почему же в экспериментальной модели происходит иначе? Все дело в том, что способ, с помощью которого ученик овладевает знаниями в традиционной школе, создает эффект отчужденности этих знаний от ученика. Эти знания выучиваются, но не соотносятся с его личным опытом, с его индивидуальной картиной мира. Естественно, что в традиционной школе без периодического повторения они легко забываются. Если же в процессе работы в классе учителю удалось сделать проблему личностно-окрашенной, то во время продолжительной паузы в сознании ребенка будет неизбежно происходить активная внутренняя работа. Причем эта работа может быть и не осознаваемой самим ребенком. …Одно из условий возникновения у ребенка свободной письмен-

ной речи – особое отношение детей к собственным ошибкам. Ребенок в традиционной школе прежде всего стремится сделать как можно меньше ошибок, а выражение собственно содержания своей мысли интересует его в последнюю очередь. Для того чтобы выглядеть грамотным, он сокращает текст, использует только хорошо знакомые слова и т.д. Ребенок выступает в роли собственного беспощадного цензора, и в результате даже сама потребность в создании письменных текстов исчезает, а к моменту окончания школы остаются лишь единицы детей, чудом сохранивших способность и желание создавать оригинальные тексты. Поэтому, чтобы не убивать, а развить у детей способность к свободной письменной речи, необходимо относиться к ошибке с уважением, не как к преступлению, а как к одному из неизбежных следствий создания текстов, как к свидетельству того, что человек делает нечто новое для себя, т.е. идет процесс учения. Поняв это, можно относиться к ошибке свободно, как... к ценности, как к критерию новизны своей работы. Единственно верное отношение детей к ошибке – это спокойное ее осознание и поиск правильного варианта. Однако беда в том, что дети по своему внешкольному опыту уже знакомы со страхом наказания за ошибку – например за ошибки в поведении. Для того чтобы преодолеть этот барьер, в вероятностном образовании есть свои приемы: отсутствие отметок, создание сверхценного от-

ношения к черновику, особая атмосфера восприятия ошибки как НОРМЫ. Ошибка – это не предмет эмоционального возмущения, а предмет нормальной работы. Однако оказывается, что создания такого рода отношения к ошибкам в школе еще недостаточно, поскольку в дело вмешивается отношение родителей. Почти всякий родитель, заглядывающий в тетради своего ребенка, оказывается глубоко шокирован тем громадным, как ему кажется, количеством грамматических, лексических, синтаксических ошибок, которыми пестрят детские тетради. И естественно, что свое возмущение увиденным он прежде всего стремится излить на голову собственного ребенка. Причем потрясенный родитель уже не в состоянии оценить само произведение, а ребенок, видя такую реакцию самых близких для него людей, замыкается, и в нем вновь подавляется авторская активность. Поэтому для успеха дела важно преодолеть отношение родителей к ошибке как к катастрофе. Причем, как показывает наш опыт, просто разъяснений, даже пространных и многократных, оказывается недостаточно. На рациональном уровне многие родители готовы согласиться с аргументами, но страх ошибки лежит в самой глубине сознания, и преодолеть его можно только серьезно пересмотрев некие фундаментальные представления. Но эта работа вполне оправданна. № 76, 1996

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ученики:

2014 11 июня № 11

Э. БАУМ

Океан неточностей Таким видит мир вокруг себя гуманитарий. А что мы ему предлагаем? К проблеме гуманитарности подвела меня чисто практическая, профессиональная задача. Некоторое время назад у меня в классе училась одна девочка. При не блестящих, но очень хороших способностях она имела (скажем так) проблемы с учебой. Хотя по всем педагогическим расчетам выходило, что такого быть не может. Коллеги сходились во мнениях: виной всему характер. Размышления над этим характером и привели к неожиданному выводу: при математическом складе ума девочка обладает… гуманитарной натурой. Формула была произнесена, но прошло около десяти лет, прежде чем я почувствовал себя готовым написать эту статью. Можно сказать, что до поры сама жизнь не давала достаточного материала для конечных выводов. Необходимо было проследить развитие судеб далеко за пределами школьной скамьи. Итак, в результате десятилетних наблюдений я пришел к заключению, что среди всего многообразия людей можно выделить особый тип личности – гуманитарный. Даже простое знание этого факта, не осмысленное в каких-то приемлемых терминах, помогло мне в работе, в общении с учениками. Словом, можно говорить теперь о структуре личности этого человеческого типа. В этой структуре я рассматриваю три составных элемента: гуманитарный способ мышления, гуманитарную натуру, гуманитарный образ жизни (стиль поведения). Гуманитарный способ мышления Обстоятельства сложились так, что я более десяти лет работаю в школе с углубленным изучением математики. Многолетнее общение с учениками математических классов убеди-

ло, что такие классы – при существующей системе отбора – примерно на треть состоят из детей, которых с различной степенью уверенности можно отнести к гуманитарному типу личности. Вместе с тем сравнение гуманитариев с иным типом (условно называю его «инженерным») помогло лучше понять особенности гуманитарного мышления. Основной принцип гуманитарного мышления – толерантность. Хочу пояснить свою мысль таким приме-

Среди всего многообразия людей можно выделить особый тип личности – гуманитарный. В структуре этого типа личности три составных элемента: гуманитарный способ мышления, гуманитарная натура, гуманитарный образ жизни (стиль поведения) ром. Формально-логическое мышление утверждает: если А равно В, а В равно С, то А равно С. Гуманитарий же убежден, что если А равно В, а В равно С, то А может быть равно С, а может быть не равно. В сжатом виде я формулирую различие между формальной и гуманитарной мыслью так. Человек с инженерным складом ума убежден, что всякая задача имеет только одно правильное решение (или строго определенное их число). Человек гуманитарного склада – если бы он мог сформулировать свою мысль – сказал бы, что некоторые задачи имеют неопределенное количество приблизительно верных решений.

Как видим, основные категории гуманитарного мышления – приблизительность и неопределенность. Практически особенности гуманитарного мышления ярко высвечиваются при их столкновении с математическим мышлением. Совсем недавно у меня в самом начале урока литературы ученик (весьма выраженный негуманитарий) тяжко вздохнул: – Какая тоска, опять целый урок будем о чем-то спорить, но так ни к чему и не придем. Гуманитарная часть класса (кстати, математического) отреагировала на такую непосредственность веселым смехом, в котором слышалась известная доля превосходства. Эта-то часть класса уже привыкла и к зыбкой терминологии, и к размытости характеристик, и к бесконечному числу возможных трактовок литературных произведений, каждая из которых имеет свои обоснования. Сфера деятельности гуманитарного разума – это океан неточностей, неопределенностей и приблизительностей, который и образуют наша жизнь, человеческое существование. Кажется, сама природа не терпит абсолютностей: абсолютной справедливости, абсолютной последовательности, а также абсолютной точности. Значит, должен был возникнуть и такой тип мышления, который чувствует себя спокойно и уверенно в этой безбрежности с размытыми очертаниями. Натура, которую я и называю гуманитарной. Гуманитарная натура Психологи утверждают, что состояние неопределенности отрицательно воздействует на психику, быстро изнашивает нервную систему. Смею утверждать, что это наблюдение не универсально. Напротив, гуманитарии – это люди, которые во многих жизненно важных ситу-

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

ациях предпочитают именно состояние неопределенности. Особенности гуманитарной натуры во многом вытекают из специфики гуманитарного мышления. Рассмотрим эти особенности, выстроив их, если можно так сказать, по шкале «обязательности присутствия». Любовь к неопределенности и понимание приблизительностей. Эта особенность натуры вытекает из типа мышления, о котором уже было сказано. Может быть, пояснения требует понимание приблизительностей. Это означает умение чутко уловить тот момент, когда стремление к точности и определенности начинает уводить в сторону от решения задачи, от познания. Своеволие. Иначе говоря, внешний импульс, внешнее побуждение к деятельности имеют неизмеримо меньшее значение для гуманитария, чем побуждение внутреннее. «Надо» в борьбе с «хочется» всегда проигрывает в душе такого человека. Сильно выраженное женское начало. Надо сказать, что мужское и женское начала присутствуют в той или иной пропорции в любой личности. Говоря о преобладании женского начала в личности, я не имею в виду женоподобных мужчин. Они так же неприятны, как и мужеподобные женщины. Хорошую иллюстрацию к этому наблюдению находим в повести Гоголя «Тарас Бульба», где Остап обладает сильно выраженным мужским началом, а Андрий – женским. И в то же время оба – замечательные бойцы. Правда, каждый по-своему. Кстати будет заметить, что выраженное женское начало – одна из причин, почему мальчики неохотно идут в гуманитарные классы: отбор происходит в тот период жизни подростка, когда для него важно подчеркнуть свои мужественные черты и замаскировать женственность. Лень как проявление любви к dolce far niente, то есть к тому осо-

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

бенному состоянию души, когда в человеке осуществляется громадная духовная работа. Кажется, Гёте принадлежат слова, что есть люди, к которым культура приходит во сне. Нечто подобное происходит и с гуманитарной личностью. Человек, казалось бы, лежит и созерцает потолок, а в это время в его сознании проносятся миры… Совершенно несомненно, что состояние dolce far niente необходимо гуманитарной личности по крайней мере не менее, чем корпение над книгами. В этот момент происходит осмысление сведений и впечатлений, приобретение ими специфически гуманитарной формы.

Внешний импульс, внешнее побуждение к деятельности имеют неизмеримо меньшее значение для гуманитария, чем побуждение внутреннее. «Надо» в борьбе с «хочется» всегда проигрывает в душе такого человека

Резкие, размашистые колебания эмоциональных состояний непосредственно связаны с выраженным женским началом. Ее, эту черту, особенно важно учитывать при работе классным руководителем в гуманитарных спецклассах. Острый, жгучий интерес к другому, к тому, кто «не я», проявляется в стремлении к общению, к неформальному контакту, к постоянному обмену мнениями при избыточной откровенности. Таковы важнейшие, на мой взгляд, черты гуманитарной натуры. Надо ли говорить о том, что у конкретных людей эти черты перемешаны в самых разнообразных соотношениях? Все они в той или иной мере влияют на стиль поведения гуманитария.

ученики:

Стиль поведения гуманитария Самой трудной проблемой, возникающей при формировании гуманитарных спецклассов, остается проблема отбора. Пока чаще всего мы действуем по принципу: «Читать любишь? – Люблю! – Ну, иди к нам!» (Что-то вроде того, как принимали казаков в Запорожскую Сечь у того же Гоголя. А если кандидат в гуманитарии еще и задачки по алгебре решать не умеет – тогда точно свой!) Но предположим, что на основании каких-то действенных методик нам удалось сформировать гуманитарный спецкласс. И что же мы получили? Класс своевольных, гиперэмоциональных, по видимости – ленивых учеников. Мы получили класс капризных, крайне необязательных, неисполнительных детей с чересчур завышенной или заниженной самооценкой. У них будут вечные проблемы с учебой, причем не только по естественно-научным дисциплинам. К тому же эти дети слишком рано стремятся познать жизнь в самых разнообразных ее проявлениях… Кто рискнет пойти в такой класс и взять на себя заботы его классного руководителя? В связи с этим вспоминается замечание директора одной из петербургских школ, заявившего, что он допускает существование класса любой ориентации, кроме гуманитарной. И самое главное – результаты на вступительных экзаменах в вузы у учеников гуманитарных классов заметно ниже, чем из математических. Гуманитарий же предпочитает выяснять свои отношения с жизнью, нежели учиться в университете. Да и в самом деле, не всем же становиться филологами… Конечно же я окарикатурил картину, намеренно усугубил отрицательные черты, присущие гуманитариям. Признаюсь, я люблю такой тип личности. Сочувствую гуманитариям, видя у многих из них плохую приспособленность к деловой жизни, столь необходимую в наш прагматичный век. Насмешками, если не издевательствами сопровожда-

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ются их школьные годы. Окружающие смотрят на них с удивлением, а то и с осуждением. Далее я мог бы ограничиться замечанием: поскольку, мол, существует специфический гуманитарный тип личности, то не мешало бы этот факт учитывать при создании специализированных учебных заведений, формировании соответствующих программ. Ведь если мы хотим, чтобы в школе учитывалась личность ребенка, неплохо было бы для начала научиться ее распознавать. Но тогда дело выглядело бы таким образом, словно гуманитарии – это дети с какими-то существенными отклонениями от нормы, требующие к себе повышенного внимания педагогов. Однако это не так. Ибо что есть норма – мы не знаем. Между тем гуманитарии обладают такими свойствами характера, которые делают их чрезвычайно полезными. Гуманитарий не терпит необратимостей, поэтому слишком часто кажется нерешительным в поступках. Но именно ненависть к необратимостям заставляет гуманитариев ценить больше всего человеческую жизнь. Ибо смерть нельзя исправить,

ученики:

она создает предельно необратимую ситуацию. Своевольная натура гуманитария сопротивляется насилию и, как правило, не допускает насилия над личностью другого. Мышление гуманитария плюралистично по самой природе. Думается, такой набор свойств при определенных внешних условиях существенно повышает общественную значимость личности гуманитарного типа. Современному политическому сознанию очень и очень недостает гуманитарной толерантности, умения остановиться перед необратимостью, категоричностью выводов. Гуманитарная школа Каким же должно быть среднее учебное заведение для гуманитариев? Какова его специфика? Разумеется, я могу предложить только основные принципы, не вдаваясь в сколько-нибудь подробную детализацию. Главное, чтобы гуманитарии чувствовали себя там психологически достаточно комфортно. Почему я ставлю вопрос именно о воспитании личности в гуманитарной школе? Воспитание гуманитария – это процесс развития луч-

2014 11 июня № 11

ших сторон его личности, о которых речь шла выше. С другой стороны, гуманитарий как никто другой нуждается в воспитании у него деловитости, обязательности, трудовой, в том числе исполнительской, дисциплины, точности, корректности в деловой сфере… Таким образом, гуманитарное образование – меньше всего подготовка, скажем, будущих филологов, которых на самом деле обществу нужно не так уж много. Гуманитарный человек – это человек высокой культуры, с правильной системой ценностных представлений. С хорошо развитым эстетическим вкусом. Он в ладах со своим языком, владеет и чужими. В высокой степени контактен, обращен к другим людям, понимает их. Так что не только профессии, требующие высшего образования, но и вся сфера услуг – поле профессиональной деятельности гуманитариев. Я надеюсь, что читатель, одолевший этот материал, согласится с автором, что хорошо поставленное гуманитарное образование – залог будущей высокой культуры общества в целом. № 15, 1993

Ольга ШИРОКОВА

Преподавательница идеализма Сердце и разум в погоне за всем знанием мира неизбежно теряют нечто глубокое, единственное, сокровенное... Вступив на круги учительства, с первых же шагов начинаешь испытывать тревожное чувство неопределенности. Быть может, оттого, что те, кого ты призван обучать и наставлять, моложе тебя на самую малость. И ты – в своей неискушенности и незрелости – почти уравнен с ними. Еще одно непреходящее ощущение, еще одна печаль – ощущение

нескончаемого блуждания в сумерках. Твои педагогические интуиции только начинают пробуждаться, и ты жаждешь и ищешь зрелого опыта, чужих советов, готовых и ясных рецептов. Штудируешь бесчисленные дидактические книги, которые – все до единой – писаны странным, нездешним языком и являют собой притворно-глубокомысленное умствование ни о чем.

Итак, ты предпринимаешь бессчетные усилия (большей частью, увы, тщетные), чтобы открыть, познать, постичь все то, что и способно превратить новичка-преподавателя в мастера. Спотыкаясь и останавливаясь, делаешь свои первые шаги. И попадаешь впросак. И совершаешь множество ошибок. Но несмотря ни на что идешь вперед – все смелее, все уве-

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

ренней. И одерживаешь первые победы, о которых известно лишь тебе одному. И учишься извлекать радость и пользу из альтруистической распахнутости своей профессии. …И однажды, спустя срок и обретя уже немалую толику опыта, ты наконец выстраиваешь для себя идеальный образ идеального преподавателя – тот, что у Ортеги-и-Гассета именуется не иначе как преподаватель идеализма. Но это вовсе не тот идеализм, что усвоен нами в унылых диаматовских штудиях. Впрочем, не кто иной как Ортегаи-Гассет собственноручно преподает тебе начальные уроки идеализма: «…слово «идеализм» часто толкуется превратно… для идеи принципиально важна возможность ее приложения к конкретному, ее способность быть воплощенной. Таким образом, истинный идеалист – тот, кто, как страстный охотник, углубляется в хаос предполагаемых реальностей и ищет в нем организующее начало, чтобы обуздать этот хаос». Не думаете ли вы, что два этих слова, в которые великий испанец вложил столько смысла, в точности, абсолютно, до конца описывают тот славный тип былой российской интеллигенции – учителей земских школ и гимназий, университетских профессоров… Жаль, мы учились не у них. Жаль, мы не можем учить, как они… Итак, твой идеал отныне – преподаватель идеализма. И может быть, именно в этот срок твоя профессия и достигает истинной зрелости. Я едва ли останусь в согласии с теми, кто зрелость своего учительства разумеет лишь в чопорном соблюдении пресловутого учительского авторитета, в охранении и умножении расстояния между учителем и учениками, в манерном умничанье и умной назидательности. И я едва ли окажусь в единоверии с теми, кто полагает, что в своем учительстве он поднялся на самые высокие ступени и прошел путь сомнений до последнего круга.

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

Что касается меня, то худо ли, славно ли, но я и поныне пребываю на самых нижних ступеньках своей лестницы, и мои круги учительства – это все те же неизбывные круги ученичества: бесконечное кружение, полное сомнений, ошибок, тревог, заблуждений и разочарований. И ныне мне мало, немыслимо мало одного лишь моего предмета, одной лишь моей науки. И я постоянно испытываю некоторую авантюрную склонность, а лучше сказать, неодолимую потребность вырваться за пределы математики (а это и есть мой предмет) – то ли в иные

Слово «идеализм» часто толкуется превратно… истинный идеалист – тот, кто, как страстный охотник, углубляется в хаос предполагаемых реальностей и ищет в нем организующее начало, чтобы обуздать этот хаос

сферы, то ли вдаль, то ли (да простится мне моя самонадеянность) в глубину. И все же угомонись, прервись на миг, прислушайся к себе и миру. Всмотрись в глаза своих учеников. А еще – ты слышишь? – тот вечный колокольчик неутоленности, он по-прежнему звонит в твою дверь. Вот только скажи, отчего его тонкие переливы все глуше, все грустней? Спроси себя – неужто это голос радости? Той неизбывной радости, которую приносит с собой Познание? Но вслушайся: с твоей собственной кафедры – с этой вершины учености – глухо, тускло тренькает бубенчик печали. Во многом знании – много печали. Во многом знании – много суеты.

ученики:

Знание без сердечных усилий – предвестие тьмы… Выходит, великое знание не приносит утешения и вовсе не свет нисходит на тебя, а подобие тьмы: унылое бесцветие, вязкий медленный хаос. Выходит, сердце и разум в погоне за Всем Знанием Мира неизбежно теряют нечто глубокое, единственное, сокровенное. Но тебе уже известно, что сердечная пустота может в мгновение ока заполниться хаосом. И тогда накапливается темное облако в душе. И собираются темные тучи вокруг тебя. И множится хаос… Но не торопись отчаиваться. Твоя учительская доля – она еще отнюдь не исчерпана. Просто-напросто наступил конец твоим блужданиям, метаниям, твоему суматошному кружению «по всем факультетам наук». И пусть ты не сумела, не осмелилась, не успела отыскать и открыть своим ученикам светлый, высокий и всеведающий Mathesis Universalis, не стоит отчаиваться и безнадежно опускать руки. Что за печаль в этом, коль в твое сердце возвращается твоя старая наука, твой Mathesis Mirabilis, милый, старинный, наивнострогий, любезный твоему сердцу идеализм – единственно реальный, совершенный, чарующий, рождающийся из существа твоей собственной души. «Вернись в дом сердца твоего и закрой за собой дверь». И ты возвращаешься в свой старый дом, в свой чинный храм, в свою несравненную и беспримерную школу идеализма, на ту же парту в последнем ряду – хвала Богу, что не в последнем, где вечно сидят прогульщики, двоечники и второгодники. И снова внимаешь урокам и наставлениям великих мудрецов, и снова исписываешь страницу за страницей в толстых синих тетрадях, и остаешься вечным школяром, учеником, искателем, вопрошателем, странником… № 23, 1993

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

ученики:

2014 11 июня № 11

Елена СИРОТКИНА

Кого слушают ученики Надо «держать дисциплину». А как, собственно, ее держать? Наверное, нет ни одного учителя в наших школах, не слыхавшего словосочетание «держать дисциплину». Характеризуя того или иного преподавателя, администраторы именно с этого и начинают: держит или не держит сотрудник дисциплину в классе. Молодому начинающему коллеге бывалые школьные люди тоже сразу же внушают, что главное – держать дисциплину. Но как, собственно, ее держать? Что делать, если дети учителя не слушают? И почему не слушают? Вразумительного ответа на эти мучительные вопросы дождаться вряд ли кому удавалось. В лучшем случае рекомендуется посетить уроки тех, кого слушают. И все равно не помогает: вроде делается то же самое, а результат иной. Либо слишком очевидно, что послушание достигается прямым насилием, давлением. Запугивать детей? Далеко не каждому учителю, тем более молодому, это по душе. На самом деле было бы вернее применять словосочетание «держать внимание». И это действительно очень важное педагогическое умение. Если ученики не обращают внимания на действия учителя, никак на них не реагируют, то есть равнодушны к ним, значит, не будет ни-

какого контакта, никакого сотрудничества. В самой рассматриваемой проблеме наиболее существенными являются два аспекта – психологический и организационный. Они тесно взаимосвязаны, и если о вто-

На самом деле было бы вернее применять словосочетание «держать внимание». И это действительно очень важное педагогическое умение ром речь заходит при выборе методики, то о первом упоминается очень редко. Но именно от недооценки психологической стороны дела первые неудачи чаще всего и происходят. Работа учителя – это ведь общение с аудиторией. Если вы идете на урок в какой-либо класс впервые и в школе вас как учителя еще не знают, то аудитория будет к вам довольно придирчива – вы же новое лицо. Сами, может быть, того не понимая, ученики будут определять, соответ-

ствуете ли вы некоему идеальному педагогическому образу. Серьезный, но не нудный; веселый, но не легкомысленный; принципиальный, но доброжелательный... Можно долго продолжать этот ряд противоположностей, единства которых так жадно ищут ученики в своем наставнике. Конечно, на первом же уроке эти качества не обязательно проявятся, но непременно предполагаются, угадываются. «Да, он такой», – как бы говорят себе мысленно ученики и доверяются вам. Но вот что удивительно: перед уроком вы и сами должны себе мысленно это сказать, тогда вам будет намного легче держать внимание. Итак, учитель создает определенный образ, попадая в класс. Отсюда и нередкое сравнение его с артистом. Действительно, такое качество, как артистичность, тоже не повредит ему. Артистичный человек раскован, искренен, хорошо ориентируется в каждой конкретной ситуации. Удается ли вам вообще чувствовать себя свободным, естественным на публике? Легко ли вы общаетесь с незнакомыми ранее людьми? С коллегами? Конечно, детская аудитория отличается от взрослой, но мно-

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

гие механизмы общения действуют тут одинаково. Артист – он еще и оратор. Поскольку слово – одно из основных средств воздействия на публику, стоит прислушаться не только к тому, что вы говорите, но и к тому, как вы это делаете. Дурное впечатление, как правило, вызывают сумбурность, длинноты, монотонность, излишние повторы. Впрочем, вы и сами можете понять, как следует говорить, вспомнив ораторов, которые в свою очередь произвели хорошее впечатление на вас. Но не только слово помогает оратору. Важны и пластика, и одежда, и само помещение, где все происходит. Кстати, чтобы представление прошло успешно, артисты репетируют... А теперь пора вспомнить о классе. Что о нем известно до урока? Если он стабильно существует в школе – с постоянным классным руководителем, учителями-предметниками, без особенных проблем в смысле учебы, –

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава третья. учителя и дисциплина или достоинство?

вряд ли возникнут сложности, если вы не будете излишне нервничать. Однако бывают, что называется, «трудные» классы, особенно в подростковом возрасте. Скажем, давно не было учителя по вашему предмету, или учителя часто менялись, или класс вообще слабоуспевающий, или ваш предшественник был именно «полицейским»... Короче, причины «трудного» поведения могут быть самыми различными. Но учитель, желающий добиться успеха, должен в этих причинах разобраться. Нельзя слепо требовать от класса соответствия некоему удобному для себя стандарту. Важно учесть и общую атмосферу в школе. Как здесь понимают слово «дисциплина»? Если вы чувствуете, что класс не может воспринять принципы взаимоотношений, предлагаемые вами, приготовьтесь к долгой и терпеливой работе по установлению контакта. № 21, 1995

Марина КАРИНА

Пять минут у доски О учитель! Будь милосерден, вызывая ребенка к доске. И если он знает, что он ничего не знает, не подвигай его на саморазоблачение. ...Чур меня, чур! Сколько опасности, однако, в пальце, скользящем по журналу, в секундном колебании – знает? не знает? Класс сочувствует или злорадствует. Класс интересуется, как несчастливец преодолеет эту ситуацию. Падет ли он, сраженный двойкой, или победно вернется на свое место? Пять минут одиночества разрушаются подсказками. Как не подсказать, если слышащий – да услышит? Учитель! Не наказывайте детей за подсказки! Они – признак здоровой солидарности. Тревожиться надо, когда их нет...

О дети! Будьте милосердны к своему учителю, когда он стоит у доски! А вы, учитель, даже не представляете себе, как красивы и значительны вы именно сейчас – когда не спрашиваете, а рассказываете, пытаетесь с этой странной трибуны передать детям свой восторг, свою муку, свое почтение к слову или формуле... Классная доска – это главный фон вашей профессии, главный ее интерьер. Это контурная карта вашего мира. И – упражнениями, схемами, цифрами, рисунками и таблицами вы заполняете ее белые пятна. Вам никогда не удастся заполнить карту до конца. Но, может быть, вы сумеете научить этому ребенка. № 124, 1994

ученики:

2014 11 июня № 11

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Взрослые и дети: границы дозволенного и недозволенного СОДЕРЖАНИЕ Марина КАРИНА

О звукопроницаемости

Василий КОЛЬЧЕНКО

Насилие от бессилия

81–82

В.ВОРОБЬЕВА

Обида с детства

82–83

Елена ИВАНИЦКАЯ

Что скрывают дети

83–84

Сергей СТЕПАНОВ

Правдивые выдумки

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Когда-нибудь дети будут просто счастьем

85–86

«Любовь не чувство, а парадоксальное состояние всех чувств»

Нечеловеческий опыт – вот детство ребенка, живущего в зоне военных конфликтов

87–88

Татьяна БАБУШКИНА

Эльвира ГОРЮХИНА

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава четвертая. взрослые и дети: границы дозволенного и недозволенного

Марина КАРИНА

О звукопроницаемости Письмо к соседу с третьего этажа Я третий месяц живу в одном подъезде с вами; я не знаю, как вас зовут, и, к счастью, мы никогда не виделись. Но каждое утро и каждый вечер я слышу – не прислушиваясь – ваш голос сквозь тонкий потолок «хрущевки»: в нашем доме повышенная звукопроницаемость. Изо дня в день слышу, как вы оскорбляете своих детей. Вы оскорбляете своих детей, и они плачут. Даже не плачут, а скулят – тихо и осторожно, боясь, видимо, потревожить ваш честный трудовой сон. Они не смеют плакать при вас. «В чем штаны изгваздал?» Пауза. Дальше – невероятный по озлобленности и напору мат. Ребенок оправдывается, но, видимо, неубедительно. Жалобно, с запинаниями и заиканиями. Я получила много свежих знаний в области ненормативной лексики. Почему-то стены выдерживают все это, дом не рушится, и мир не рушится. Почему-то все остается на своих местах. Но вот я к вам пишу – а не говорю вам это – только потому, что я, ни разу не встречавшись с вами, боюсь, наверное, не меньше, чем ваши дети. Я боюсь подняться к вам и закричать: «Да что же вы делаете!» Я боюсь встретиться с вами на лестнице. И у меня нет иного выхода, кроме этого – может быть, трусливого, может быть, наивного и бесполезного – написать вам это письмо через газету и положить в почтовый ящик. Я что-то уже знаю о жизни вашей семьи. Знаю, что вам на два месяца задерживают зарплату, что у жены в магазине случилась недостача, у тещи сильно увеличена щитовидка, а родственники в этом году не поделились с вами урожаем картошки, потому что жлобье. Вторую не-

делю не работает телевизор, отчего вам отчаянно скучно. И тогда вы занимаетесь воспитанием. Причиной очередной матерной рулады становятся двойка или тройка, разлитый чай, частое мелькание перед глазами, запись в дневнике, невымытая посуда. Вы предрекаете своим детям славную судьбу: «В ЛТП пойдешь, как Колька!» Не знаю, кто такой Колька, но думаю, что его тоже материли в детстве. Пересказываю друзьям ваши монологи. Все подавленно молчат. «А если бы кто-то назвал так твою дочь?» «Да убила бы», – отвечаю удивленно и пытаюсь представить, как это мою дочь – такими словами? Не представляю. За своего ребенка смогла бы заступиться, а за чужого? Частная жизнь. Частное дело. Невозможность повлиять и – необходимость хоть как-то вмешаться. Знаете, я однажды встретила на лестнице ваших мальчиков – худых, нервных, с заискивающими глазами. Поздоровалась, пригласила зайти чаю выпить. Они странно переглянулись и, захихикав, убежали. Я не буду вам говорить, что все вспомнится, отольется, вернется на круги своя; дай Бог, чтобы ваши дети оказались великодушнее и умнее вас. Я-то могу закрыть уши ладонями. Ваши мальчики – не могут. При всем том у вас вполне трезвый голос человека, осуществляющего воспитательное мероприятие в благих, исключительно благих целях. Соседка напротив сказала мне, что вы инженер-рационализатор и вас очень уважают на заводе за светлую голову и легкий нрав, а чужая семья – потемки, и вообще мы

никто, чтоб вмешиваться, да и парни, сказала она, не подарок, учителя на них жалуются. Вчера я видела из окна, как ваш мальчик подбежал к девочке в голубом пальто сзади и, улыбаясь, почему-то мстительно, изо всей силы толкнул ее в спину и крикнул несколько бранных слов. Ваших слов. Девочка вскрикнула, упала, проехала несколько метров по гололедной дорожке, встала, плача, потирая ушибленное колено. Ваш сын был искренне рад ее слезам. Если это заигрывание, значит, я не понимаю чего-то очень важного. Но я прошу вас – поздно? не поздно? – я очень прошу вас, мой незнакомый сосед, не задуматься, нет, это очень сложное действие, я прошу вас споткнуться на слове перед тем, как вы произнесете его. У детей слишком хорошая память. Что-то они запоминают пожизненно. Что-то они уносят в мир из дома, а потом возвращают, даже если не возвращаются. Я ничего не могу сделать – только вот так, слабо и беспомощно, попросить вас увидеть в ваших мальчиках равноценных людей. И дать им хотя бы единственный повод за что-то уважать вас, а не бояться и ненавидеть. …И сейчас, в десять вечера, когда я пишу это письмо, мучаясь нелепостью своего замысла, я снова слышу те же слова и ту же нечеловеческую злобу: мальчик принес из булочной черствый хлеб. Уничтожив его за этот ужасный проступок, вы со своей молчаливой женой уйдете спать, а он будет долго по-щенячьи скулить в туалете. Мне очень хочется, чтобы вы услышали, как он плачет. № 23, 1995

глава четвертая. взрослые и дети: границы дозволенного и недозволенного

2014 11 июня № 11

Василий КОЛЬЧЕНКО

Насилие от бессилия Цепная реакция зла не может привести к добру Почему взрослые – родители и педагоги – так часто прибегают к насилию? Не надо думать, что все они злодеи, прирожденные тираны и детоненавистники. Напротив, они, как правило, искренне хотят детям добра. Однако ребенок почему-то не укладывается в их добродетельную схему. Он не делает то, что от него требуется, – хоть умри! И он делает то, что нельзя делать, – хоть разбейся! Разве можно с этим смириться? Уговоры, ласки, сказки, сдержанность, строгость – ничто не помогает, и у взрослых наконец лопается терпение. К насилию над детьми их толкает собственное педагогическое бессилие. Подавление ребенка постепенно становится для воспитателя привычным делом. Он уже и не представляет, как иначе можно управляться с детьми. Чем же объяснить такое массовое педагогическое бессилие – может, недостатком квалификации или педагогического мастерства? Нет, прежде всего оно вызвано традиционными и совершенно дикими, прямотаки фантастическими представлениями и о целях, и о средствах воспитания. ...Для начала оглянемся вокруг себя. Как можно гордиться отрепетированным воспитательным мероприятием или музеем какой-нибудь славы, если за углом школы десять человек поджидают одного, чтобы «выяснить отношения»? Как совместить разговоры о культуре поведения в нарядном актовом зале и вульгарный мордобой в запертом изнутри классе? Если на парадном входе у нас показная культура, а на черном – грубое насилие, то такая культура лицемерна и безнравственна. Что же мешает нам загля-

нуть на черный ход? Иногда от нас, взрослых, требуется совсем немного, чтобы предугадать и предотвратить детскую агрессивность, жестокость. Порой надо вовремя сделать всего один шаг, сказать одно только слово – и беда будет предупреждена. Пусть уж мы не можем дотянуться до каждого двора, до каждого подъезда, но хотя бы в школе дети не должны ждать избиений и издевательств, вымогательств и оскорблений. А для этого педагогу надо

Конечно, нравственная атмосфера в обществе либо помогает, либо мешает воспитателю добиться успеха. И все же какой бы гнетущей ни была эпоха, мужественный голос воспитателя может оказаться сильнее голоса времени быть ближе к детям, почаще говорить с ними, расспрашивать их и при необходимости вмешиваться – быстро, решительно... Было бы наивно думать, что решение такой проблемы, хотя бы частичное, может быть легким. Конечно, если бы каждый из наших педагогов и родителей захотел помочь обеспечить детям чувство личной защищенности, тo никто не смог бы помешать этому. Но для этого нужна еще одна очень важная перемена в нашем сознании. Дети в первую очередь нуждаются не в красивой одежде, вкусной еде и даже не в крепких знаниях. В первую очередь им необходимо ощущение безопас-

ности, отсутствие повседневной тревоги и страха. Пробуждение интереса к миру, веры в добро, в себя, в справедливость – вот что нужно ребенку. И тогда его не надо будет постоянно удерживать в узде. И он сам себя не очень-то должен будет удерживать – просто незачем. Другие мысли, другие интересы, другие желания. «Заманчиво, но неконкретно, – скажут нам. – Масштабно, но нереально». Ох уж эти любители методических рекомендаций и универсальных средств! В том и состоит таинство истинной педагогики, чтобы заботиться не только о примитивном заполнении детского времени, но прежде всего – о заполнении детской души, и тогда время заполнится само собой. А чтобы вложить в душу ребенка добро, смысл, любовь, надо видеть его глаза, слышать его голос. Приказом по департаменту этого не добьешься. Сколько воспитателей нужно, чтобы дать детям прочный нравственный стержень? Казалось бы, чем больше, тем лучше. Ничего подобного! Бывает и одного достаточно. Отец, мать, учитель, руководитель кружка, просто сосед – дело не в числе и не в звании, а в силе нравственного и творческого поля, образующегося вокруг этого человека, в его влиянии на детей, А сколько времени нужно заниматься с детьми для успешного их воспитания? Ясное дело, чем больше, тем лучше. Но и тут эффект зависит не столько от времени, сколько от силы духовного влияния. Если оно отсутствует, то не помогут и круглосуточные занятия. А может воспитывать и отсутствующий воспитатель, вернее,

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

его образ, запечатленный в детском сознании. Только одухотворение, очеловечение детей – действительно надежный и радикальный путь в борьбе с насилием. Ребенок, у которого есть хоть какая-нибудь человеческая цель, которому есть с кем откровенно, по совести поговорить и есть перед кем устыдиться, уже во многом застрахован от участия в преступлении.

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава четвертая. взрослые и дети: границы дозволенного и недозволенного

И неправда, что падение нравов во всем обществе не позволяет педагогу добиться успеха. Конечно, равнодействующая воспитания образуется путем сложения многих составляющих, и общая нравственная атмосфера либо помогает, либо мешает воспитателю. И все же какой бы гнетущей ни была эпоха, мужественный голос

воспитателя может оказаться сильнее голоса времени. Если же мы не поймем, упустим, отступимся в бессилии от детской души, предпочтя путь угроз, наказаний и педагогических истерик, то этим лишь подхлестнем взаимную ожесточенность. Эстафета насилия продолжит свой путь. № 8, 1992

В. ВОРОБЬЕВА

Обида с детства Тепличное воспитание – хорошо это или плохо? Говорят: «Чем раньше ребенок поймет, что жизнь – это не сладкие пироги, тем легче ему будет потом». А тех, кто пытается воспитывать мягко, предостерегают: «Он же погибнет в наш жестокий век!» Так что же, закручивать гайки как можно раньше? Или только добро и создает тот стержень, который поможет выстоять в самых экстремальных ситуациях?

Недавно довелось подслушать необычный разговор. Впереди шла женщина с мальчиком лет восьми и энергично за что-то его отчитывала. Когда я поравнялась с ними, услышала голос ребенка: – Вот скоро Оля пойдет в сад, тогда я буду заниматься лучше. Понимаешь, мама, мне надо бывать одному хотя бы два часа в день. И тогда мои дела пойдут на лад... Мальчуган настаивал на своем, мама возмущалась нелепым желанием сына. Мне захотелось поддержать мальчика, но категоричный тон женщины охладил это желание. Я лишь подумала: «Господи! Помоги матери услышать своего сына!» За что дети любят учителей, мам, пап? А ведь бывает и так, что не любят... Любят, наверное, за многое, непонятное и им самим. Так случилось в нашей школьной жизни, что нраво-

учение, увещевание, укор, а порой и унижение детей кажутся вполне достойными и действенными средствами обретения к себе уважения. Нас тоже воспитывали, уличали, прорабатывали, оберегали от ошибок. Миллионы выслушанных лекций, окриков, казалось бы, за долгие годы должны были сотворить из нас ангелов. Увы! Наше пристрастие к разъяснению всего и вся поистине непостижимо. На уроках литературы учитель считает необходимым разъяснить каждый поступок героя, растолковать каждую строчку стихотворения, лишая учеников эмоционального восприятия произведения. Я глубоко убеждена: эмоциональная обедненность детей – главная причина многих бед. Но под эмоциональностью я понимаю не крикливую раскованность, выплеск притворной чувствительности, а обостренное восприятие окружающего мира. Всего живого – прекрасного и безобразного. Когда взрослые думают, что рассудочно-назойливая обработка школьника спасет его от порока, – это непоправимая ошибка. Таинственное, непонятное, непроясненное волнует душу не менее, чем прозрачное, разъясненное, осмысленное. Когда мне было пять лет, моя мама пожелала, чтобы я на елке выступи-

ла со стихотворением Лермонтова «Молитва»: В минуту жизни трудную // Теснится в сердце грусть, // Одну молитву чудную // Твержу я наизусть... Ничего не понимала я в этом стихотворении, но в памяти и чувствах оно осталось как необыкновенное переживание, вознесшее душу над обыденным, над повседневностью. Да, у пятилетнего ребенка немало переживаний и обид на взрослых. Когда я вижу маленького «пузыречка» в синтетическом комбинезончике затырканным и лишенным возможности сесть у окошка трамвая или троллейбуса, потому что взрослые придерживаются правила «надо закалять с раннего детства», я думаю: не в эти ли минуты в душе ребенка вскипает обида на взрослых, неверие в добро, а затем и ответная недоброта? Если в памяти малышей взрослые «записываются» не иначе как в виде злодеев, равнодушно лишающих их желанных мелочей, то в десять лет они сами уже ни за что не уступят место даже старушке. Общество встревожено вопросом, что же делать с подрастающим поколением, как сохранить его морально здоровым. В эпоху глобальных перемен мы просто на многое должны посмотреть с другой стороны, многое из-

глава четвертая. взрослые и дети: границы дозволенного и недозволенного

мерить другим аршином, взглянуть на мир изнутри, приблизиться к целостному восприятию главного смысла нашего существования, не мудрствуя лукаво над отдельными обломками ранее стойких конструкций. И нравственное мужание молодого поколения находится сейчас в прямой зависимости уже не от агитационных способов воздействия, а от спроса и предложения в системе ценностей. И педагогические постулаты могут обрести свою действенность, если следовать закону: действие рождает соот-

ветствующее противодействие. В народном выражении это звучит просто: как аукнется, так и откликнется. Значит, главное – как аукнешь. Человеком руководят глубинные, порой не осознанные импульсы, и каковы они, такова и его нравственность. У человека с доброжелательной сутью решения и действия регулируются изнутри добрыми чувствами. У недоброжелательного – злобой, мстительностью, завистью, подлостью независимо от интеллекта, образованности, обеспеченности.

2014 11 июня № 11

Безусловно, воспитание в детях добрых чувств к миру – начало всех педагогических начал. Но система воспитания, опирающаяся на агитацию – мероприятия на тему «добро», «честь, совесть, порядочность», «религия», – несостоятельна. Более того, нередко она вызывает аллергию на словесную эквилибристику во спасение души. Так, может быть, не зря мальчику захотелось побыть одному. Хотя бы два часа... № 22, 1992

Елена ИВАНИЦКАЯ

Что скрывают дети Кажется, взрослые забывают переживания и тайны детства или, напротив, помнят их и, боясь своего прошлого, стараются запретить детям чувствовать неположенное В моем детстве задушевный разговор с ребенком первых школьных лет уже в середине июля начинался с неизбежного вопроса: «В школуто хочешь? По школе соскучился?» Вопрос подразумевал, естественно, энергично-положительный ответ, и малыш, набычившись, тоскливо ныл: «Хочу-у-у. Соску-у-учился...» Мне было не больше девяти лет, когда я осмелилась не бычиться и не ныть, а заявить преспокойно: «Конечно, не хочу. Нисколько не соскучилась. И вообще, зачем вы напоминаете?» Вопрошавшие терялись и обижались, родители расстраивались и выговаривали. Дети должны скрывать, что не любят школу. Хотя взрослые прекрасно это знают и сами отлично помнят, как сбегали с уроков и радостными воплями приветствовали печальное известие, что «русичка» заболела. Но именно неприязнь к школе, которую дети по некоему общественному договору должны скрывать, они обычно и не скрывают. Тут игра идет в открытую, а в открытой игре ребенок сильнее: игра – его стихия.

Дети не любят школу – и не скрывают. Не любят врачей – и не скрывают. Хотя школа – храм знаний и никто с этим не спорит. А врачи спасают здоровье, и с этим тоже не спорит никто. *** Аделаида Герцык в статье «Из мира детских игр», опубликованной 90 лет назад, предпринимает попытку рассказать о том, о чем дети рассказать не умеют, а если и умеют, то не решаются. …Однажды в яркий весенний день из рук девочки падает сахарница, и сверкающие на солнце кусочки сахара разлетаются по полу: в этот момент она испытывает такое захватывающее чувство полноты существования, радости утра и вместе с тем какой-то восторженной жути, что потом несколько лет подряд в заветный день рассыпает по полу сахар в честь весны и солнца. В тайну посвящена только младшая сестра, взрослые ничего не должны знать. Почему? Потому что накажут? Да, это тоже. Обязательно накажут.

А вы что сделаете, если узнаете, что ваше чадо мусорит сахаром на кухне? Но Герцык признается, что «инстинктивно охраняла все любимое и интересное от гибельного прикосновения старших». Если даже и не накажут, то пустятся в долгие нотации, что так поступать нехорошо, а если даже не пустятся, а позволят, что совсем уже невероятно, то все равно отменят сокровенную жуть и восторженную тайну. Каждому из признаний Аделаиды Герцык я могла бы подобрать аналогичное из собственного детства, да и каждый из нас, читателей, тоже. Это не исключение из правил, а всеобщая норма, железная закономерность, которую, однако, дети вынуждены скрывать, потому что справедливо предчувствуют сокрушительную, беспощадную реакцию старших. Ибо от детей под сильнейшим психологическим давлением требуют только одного – радости бытия («здоровый, веселый»)... *** Что скрывают дети? То, что их действительно интересует, и то, что их

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

действительно уязвляет, потому что стоит только выдать себя, как с непреложностью вычисленного затмения начнется педагогический апокалипсис. И совсем не обязательно по злой воле взрослых, часто именно по доброй или вообще помимо воли, неосознанно.

глава четвертая. взрослые и дети: границы дозволенного и недозволенного

В мемуарной книге «На рубеже двух столетий» Андрей Белый пишет, что уже в раннем детстве он с испугом и недоумением заметил странную закономерность: проявленный интерес к чему бы то ни было неизбежно приводил к запрету. Не в наказание, не для

остережения – неизвестно, непонятно, невероятно – почему? Даже если интерес заключал в себе не что иное, как решение математических задач повышенной трудности… № 95, 1996

Сергей СТЕПАНОВ

Правдивые выдумки Вымысел помогает ребенку взрослеть Все родители хотят, чтобы их дети выросли порядочными людьми. С малых лет внушают ребенку: «Лгать нехорошо». Но в каждой семье наступает момент, когда ребенок начинает плутовать и хитрить. Обычная реакция родителей – взрыв негодования и желание выжечь нечестность каленым железом. Эффект – нулевой. Ложь ребенка становится более изощренной. Другие, напротив, ведут себя спокойно и не придают этому большого значения. А маленький обманщик, убедившись в своей безнаказанности, входит во вкус. Попробуем спокойно разобраться в природе самого явления. Конкретные мотивы лжи могут быть самыми разнообразными. Возможно, ребенок стремится избежать ответственности за какуюто шалость. Или он таким образом добивается желаемого. Однако многие примеры детской лжи поражают отсутствием сколько-нибудь серьезного мотива. Солгать – значит сказать что-то, чего не было на самом деле. Но ведь и художественная литература отказывается копировать действительность, хотя никто не считает ее лживой. Вспомните Булата Окуджаву: «Вымысел не есть обман...» Именно с этой точки зрения следовало бы оценивать неправдивые высказывания детей. Маленький ребенок – исследователь и творец, фантазер и изобрета-

тель. Окружающий мир еще не познан им до конца, он каждый день открывается новыми, неожиданными сторонами. То, что еще не удалось пощупать руками, рождается в детском воображении, подчас в приукрашенной и изощренной форме. Ребенок пока многому не может найти объяснения, и он пытается домыслить непонятное и по-своему обосновать. Так рождаются высказывания: «Я видел летающий поезд» или «Я не сплю, потому что подушка уползает». Внутренний мир ребенка питается из особых источников. Малыш погружен в игру, где все понарошку. Играя в дочки-матери, девочка заявляет: «Мой сыночек заболел». Строго говоря, она произносит неправду, потому что сына у нее нет и болезнь его – выдумка. Но вы ведь не будете возмущаться и обвинять ее во лжи. Мир ребенка – это мир сказки, где невозможное возможно и даже естественно. И разве удивительно, что малыш переносит в повседневную жизнь законы игры, пытается раскрасить ее сказочными приключениями? Фантазируя, ребенок учится поступать и мыслить. И выдумка – его помощник на пути взросления. Но ребенок может увлечься сочинительством и по любому поводу начнет изобретать фантастические аргументы. Обрывать его излияния репликой: «Так не бывает» – беспо-

лезно. Для ребенка это не довод. Попробуйте предложить ему реалистический взгляд на проблему. Вы не раните самолюбие малыша, и он, возможно, заинтересуется альтернативным вариантом. Но в четыре-пять лет ребенок может сказать неправду ради своей выгоды. Здесь самый важный вопрос: что побудило его солгать? Многочисленные исследования показали, что главная причина – боязнь наказания. Дети суровых и непреклонных родителей более склонны ко лжи, чем их сверстники, воспитывающиеся в доброжелательной и мягкой атмосфере. Значит, если вы хотите, чтобы ребенок вас не обманывал, постарайтесь, чтобы он вас не боялся. Пусть малыш чувствует: взрослые готовы разделить с ним его проблемы, они умеют понимать и сочувствовать. Иногда дети начинают приписывать себе подвиги, которых не совершали, качества, которых не имеют. Стремление к самоутверждению приобретает форму хвастовства. Обычно малыш выдумывает то, чего ему не хватает. Ребенок, чувствующий любовь и доброжелательность родителей, поощряемый за достоинства и достижения, лгать не станет. Так помогите ему стать таким. № 19, 1995

глава четвертая. взрослые и дети: границы дозволенного и недозволенного

2014 11 июня № 11

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Когда-нибудь дети будут просто счастьем Из интервью для своей газеты. Беседовала Ирина Христовая ...Если у родителей не просто доброе отношение к ребенку, не просто любовь, а у них есть любовь к людям (часто путают, думают, что достаточно любить только своего ребенка, – но это дает плохие результаты) и ребенок живет в атмосфере любви к людям довольно долго, то он, как правило, становится другим, мягче становится. Ведь весь мир берет приемных детей, а случаев, когда наследственность оказалась такой дурной, что невозможно преодолеть, мало. В основном все удачно. Потом вот что еще надо помнить. Часто мы рассуждаем так: смотрите, какие хорошие родители и какой у них плохой ребенок! А если присмотреться, то оказывается, что эти прекрасные родители совсем не такие уж прекрасные люди. Мы судим по тому, что один стал крупным чиновником, а другая – очень хороший врачстоматолог, но ведь это ничего не значит. Они могут быть людьми и бездуховными, и неинтересными, скучными ребенку. Часто бывает такая беда: родители ребенку неинтересны. И здесь дело не в поколениях, такие люди – они всем неинтересны. И когда ребенок, особенно подросток, приходит домой, то ему дома скучно, ему не о чем разговаривать. Его начинают ругать, круг вопросов, с которыми к нему обращаются, очень узкий, обычно это чисто домашние дела, школьные оценки. Или так еще иногда советуют: «А вы спросите у него, что он узнал в школе, а не – какие отметки». Но это ведь ничего не меняет. Все те удачные подростки, которых я видел, – удачные в том смысле, что из них получились хорошие люди – у них у всех были родители – или мама, или бабушка, или кто-нибудь, кто очень интересен.

...Я знал маму, которая, посмеиваясь, говорила: «Моего пока не отшлепаешь, он не заснет». Но я знал и другую маму, которая говорила: «Мне очень важно, чтобы он заснул в хорошем настроении». Потому что если ты отшлепаешь, он заснет, но затаив обиду; а утром, когда он проснется, он эту обиду будет помнить. В этом шлепанье главное – обида. Редко кто шлепает так, что очень больно, но… очень обидно. Мы не знаем, с какого возраста включается память, но даже если ребенку пять-шесть лет и его отшлепали, он это помнит всю жизнь. И какими бы теперь ни были отношения

Воспитывать – значит постоянно изобретать с мамой, какими бы добрыми они ни были, как бы он ни уважал свою маму, все равно он будет помнить, что когда ему было пять лет, она его побила или была очень злобной. И эта память остается как заноза. Вытащить ее невозможно. А уж кого часто бьют… Ребенка бьет либо жестокий человек, либо неизобретательный – он не может изобрести способ, как справиться с ребенком, завлечь его, обхитрить… И он шлепает. Ему кажется, что эти шлепки, эти боль и обида запомнятся и ребенок станет лучше. Нет, он не становится лучше. Он становится хитрее, он начинает скрывать свои дурные поступки. Я не верю, что можно наказанием исправить ребенка. Уж не говорю о битье... ...Я не люблю психологов. Хотя люблю психологию... Пока речь о восприятии, о памяти, там, где можно поставить эксперимент... Что же касается

воспитания детей, то есть какие-то вещи, которые психология знает, но очень отрывочно. Ну, например, что лучше всего запоминается нерешенная задача, или можно проследить вслед за Пиаже стадии умственного развития ребенка... Но вот про эмоции ребенка психология почти ничего не знает, а про желания ребенка – совсем ничего. Нет ни одной книжки о воспитании желаний. А это основа человеческого «я» и человеческого духа. Психология личности очень слабо развита, а психология ребенка... Хотя вот недавно переиздана замечательная книга двадцать четвертого года – ну просто изумительная, умная – «Психология детства» В.Зеньковского. А все переводные книжки, «деловые», американские, французские и еще какие-то, эти книжки бывают полезны в отношениях с маленькими, очень маленькими детьми, пока там советы деловито-практические... Но все исходят из того, что родители – идеальные люди. Очень часто правильный совет: отстаньте от ребенка. Но такого совета никакая книжка не даст – нас все время заставляют что-то делать. Советчиков нет в воспитании. Конечно, всегда приятно поговорить с умным человеком о своем ребенке. Но чаще всего эти практические советы такие пустые, в чем-то нас уговаривают, уговаривают, и все зря. Я очень много думал об этом, вел занятия с родителями, семинары, написал книгу «Педагогика для всех». Я стою на той точке зрения, что надо объяснять родителям психологию ребенка, а не давать рецепт поведения: что делать. К тому, что у нас в «Родительской газете» есть раздел «Что делать, если...», я отношусь насмешливо,

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

хоть он и пользуется большим успехом. Это, может быть, полезно в том смысле, что открывает какой-то веер возможностей – вот не догадался, а оказывается, можно. ...Боюсь, что пока мы еще на такой стадии, когда для массы родителей – я говорю именно о массе, – ребенок равен вещи. Если раньше ребенок был для многих совершеннейшей обузой и на него не обращали никакого внимания, пока из шко-

глава четвертая. взрослые и дети: границы дозволенного и недозволенного

лы не позвонят, то теперь мы поднялись до такой стадии, когда ребенок равен вещи. Вот переехали в новую квартиру, купили мебель, и ребенок должен учиться в хорошей школе. Это равнозначно, это на одном уровне. И когда у ребенка неприятности в школе, то приходит разгневанный отец и бранит учительницу точно так же, как он бранил бы мальчишку, который поцарапал его шкаф. В этом смысле дети стали дороже для общества... Ну

по каким признакам еще судить об изменениях? В нашей культуре принято, чтобы все вмешивались в воспитание. Все всегда были воспитателями в стране, все строго следили за тем, как ты воспитываешь ребенка, это всеобщее любимое занятие. Сейчас, возможно, какое-то послабление и есть... Но я не скажу, чтобы оно очень сильно чувствовалось. № 91, 1996

Татьяна БАБУШКИНА

«Любовь не чувство, а парадоксальное состояние всех чувств» Из интервью Марии Белиловской …Я не могу сказать, как лучше. Каждый должен говорить своим языком. Но я убеждена: педагогика фольклорна. Фольклор нельзя передать – его нужно перенять. У меня «Школа одной комнаты». Мы встречаемся со студентами у меня в доме. В одной комнате. …Фотографии с «дач» в Танаисе: ребенок ищет клад посередине реки. Нашел бутылку, где было написано: «Шесть лун». Как можно сделать шесть лун? Для этого надо взять студента по имени Дима с несколькими младшими ребятами и попросить их повесить шесть огромных дынь на дереве. …Что такое авантюрная педагогика? Чтобы поехать в лагерь, мои ребята два месяца работали на раскопках Танаиса. Мы ездили полоть траву четыре раза в неделю. И дорога за это время стоила бы в два раза больше всей нашей зарплаты. Тогда я иду в управление железных дорог, но мне никто не хочет подпи-

сать бумажку, чтобы эти 32 ребенкашкольника съездили и попололи траву в Танаисе, а не болтались в городе. Бумажка нашлась. …Тем идеям, которые дает взрослый, ребенок начинает искать свою соразмерность. Устанавливается своя соразмерность вещей. И любимые вещи оказываются огром-

Тем идеям, которые дает взрослый, ребенок начинает искать свою соразмерность

ными, нелюбимые – маленькими. Два дня дети рисовали огромными свои любимые предметы и маленькими – нелюбимые. Самыми огромными оказались кровать с парусом из занавески и почему-то шляпа, чайник. А самым маленьким – умывальник. …Наступает время единичных встреч. Школа теперь – страна, откуда нет голоса. Те, кто там с детьПримечание от редакции. ми, не говорят об этих детях. Дети Работы Т.В.Бабушкиной собраны в книгу: Бабушкина Т.В. Что хранится в карманах настолько безграмотны в отношениях друг с другом, никто не учит слыдетства. – СПб., 2011 (3-е изд.).

шать; они не только не читают, но и не умеют слышать литературное слово. Я вижу, как сейчас дети заменяют все больше слов звуками, мычанием, резкими жестами. …Меня огорчает разделенность детского и взрослого мира. Мы со студентами ведем уроки фантазии – импровизированные уроки с театром, с декорациями, – часто тащим туда лошадей каких-то, какие-то фонарики; большого льва нужно – достаешь большого льва и с ним идешь по улице. И вот я стала замечать, что вид взрослых ребят, идущих по улицам с большими яркими игрушками, вызывает раздражение взрослых. Настолько мир механистичен, что живые проявления детства возмущают. …Знаете, что я еще поняла? Для всего настоящего денег надо очень мало. Когда меня спрашивают: «Что ты будешь делать, если у тебя будут большие деньги?» – я говорю: «Куплю красок, бумаги. Еще тряпок на костюмы, шерсти...» Все. Больше у меня фантазии ни на что не хватает. Для всего настоящего денег нужно очень мало. № 120, 1997

глава четвертая. взрослые и дети: границы дозволенного и недозволенного

2014 11 июня № 11

Эльвира ГОРЮХИНА

Нечеловеческий опыт – вот детство ребенка, живущего в зоне военных конфликтов Начиная с мая 1991 года, когда возник грузино-абхазский конфликт, я имела возможность увидеть, как вызревала гражданская война, стоившая обоим народам немало жертв и моральных потрясений. Поначалу меня интересовал расклад политических сил, но постепенно зрению психолога и педагога открылось то, что Пастернак в «Гамлете» назвал другой драмой. Эта невидимая внешнему глазу драма проходит по самой главной, самой чувствительной для человечества линии – это драма детского сердца. Драма конкретной частной семьи, оставшейся в глубоком одиночестве со своей бедой. Это драма отцов, потерявших сыновей и не имеющих возможности воспользоваться своим единственным правом – знать, где сын. Драма матери, ищущей среди трупов своего собственного ребенка, ушедшего защищать родную землю. И самое главное – это влияние на психику ребенка особого типа войн, где нет линии фронта, ибо она – внутри села, где осетин и грузин веками жили вместе, она – внутри семьи, где мать – абхазка, отец – грузин или отец – грузин, мать – русская. Бродя по фронтовым дорогам Абхазии, Осетии, Грузии в разные сроки, вплоть до декабря 1994 года (в общей сложности десять месяцев), я увидела, что смертоносным огнем своим так называемые этноконфликты поражают прежде всего стариков Примечание от редакции. Очерки Э.Н.Горюхиной о детях на кавказских войнах собраны в книге: Горюхина Э. Путешествие учительницы на Кавказ. - М., 2000.

и детей – самых незащищенных жителей нашей планеты. …Он стоял один у дороги, которая вела в никуда. Деревня Мамисаантубани (отцовский уголок) была разрушена до основания. Буйно росла кукуруза-мутант, которую никто не убирал третий год. А он все стоял и стоял, старик по имени Сулико, которому, казалось, перевалило за сто лет. Каждый день он приходит в свое разрушенное село и сторожит его. Старику на самом деле не исполнилось и шестидесяти. Он согнулся и состарился вмиг от горя и ужаса. Кто же должен отстоять его естественное право на жизнь? За распад империи расплачивается мирный человек, который сеет хлеб, рожает детей, строит дом. Все дети, годами живущие в зонах конфликта, лет через десять станут основным населением, на которое ляжет ответственность за судьбу своей страны. Какими станут эти страны, если ребенок два года провел в подвале? Если ребенок не спит? Не спит третий год... Осетинка Роза Плиева возила своего Ацика по врачам Москвы и Тбилиси. Некоторые врачи определяют болезнь мальчика как страх организма перед жизнью. Задумаемся – страх организма перед жизнью! Полыхают войны, которых никто не объявлял... Психические срывы, сотрясающие детский организм, когда речь идет о жизни и смерти, взрослыми не берутся во внимание. Полное бесправие ребенка, у которого отняты дом и мать, порождает внутреннюю агрессию, которая рано или поздно найдет свой выход.

Как утверждает известный педагог Шалва Амонашвили, с которым мы обсуждали драму детей эпохи гражданских войн, дети теряют одно из самых ценных свойств своего возраста – беспечность, которая зиждется на бессознательной вере в силу взрослого, способного защитить ребенка. Учителя, работающие с детьми в горячих точках, отмечают, что присутствие смерти каждый день разрушает детскую психику. «После того как убили их одноклассника, я долгое время не могла узнать своих учеников. Они враз изменились», – говорит учительница-осетинка Габаева из школы, известной всему миру как школа при кладбище. (Школьный двор, защищенный домами, был единственным местом в Цхинвали, где можно было хоронить умерших.) Теперь, когда раздается ружейный залп, дети прерывают урок. Они вытягивают шеи и, замерев, слушают, как палят из ружей. «Мне кажется, что им это нравится», – рассказывает учительница математики о детях, для которых премудрость алгебраических задач находится как бы по другую сторону их бытия. Война, которую никто никому не объявлял, идет, и дети продолжают жить в условиях войны. Под натиском запредельных психических нагрузок. Что с ними случается, если рушится все то, на чем крепится психический мир? Именно в символе, утверждал философ Мамардашвили, происходит наше очеловечивание. Символы дома, очага, матери, отца – все зыбко, непрочно, разрушается на твоих глазах.

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

Тот опыт, который они несут в себе, нам просто неведом. Мы отгораживаемся от него привычными клише. Лучшее, что могут делать дети, – это молчать. И они молчат. ...Молчат двенадцатилетний Дато и его семилетняя сестренка Тамрико из Гульрипшского района. Они видели свой дом горящим. Видели раздавленных младенцев. Сейчас в их доме живут чужие люди. Они там прописаны. Их мать Мимоза готова совершить жертвоприношение. «Пусть я с ними погибну, но настанет мир». Дети молчат. Если наше второе рождение свершается в речи, если рожденный человек еще не весь человек и довоплотиться ему суждено в речи, то какова судьба ребенка, если у него отняли речь? «Они стали дикими, – говорит учитель истории села Ванати Севасти. – К взрослым не подходят. Боятся». Врач из грузинских миротворческих сил Тэмо Созиашвили, столкнувшийся с детским горем, задает свой самый больной вопрос. Вопрос, который должен быть в центре нашего сознания, если мы несем хоть какую-то ответственность за судьбы наших детей: «Как с таким недетским опытом становиться отцом или матерью? Будут ли они ими? Какими будут?» Связь взрослый–ребенок прервалась. Оттого ли это произошло, что ребенок увидел своего отца неспособным себя защитить, от другого ли чего-то, но многие родители отмечают такие экстатические состояния своих детей, которые им решительно непонятны. «Я говорю дочери: как придут абхазы, помни, что ты русская. Как схватят нас грузины, не забудь фамилию своего отца», – рассказывала медсестра санатория ПВО. Было это в Сухуми. «Но как начинается бомбежка, ее с места не сдвинуть, – продолжает мать. – Она начинает бить поклоны. Бьется в мольбе, даже страшно делается». Другая мать, бежавшая со своей дочерью через Чуберский перевал,

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава четвертая. взрослые и дети: границы дозволенного и недозволенного

рассказывает, что во время бомбежки еще дома, в Сухуми, дочь садилась за фортепьяно и начинала жуткое соревнование с грохотом бомб. Появились новые заболевания или новые психические состояния, которым трудно найти название. ...На военном аэродроме Вазиани (Грузия) безутешно плакал ребенок. Взрослые шутили, совали конфеты, игрушки. Ребенок заливался слезами. И тогда военный врач-женщина скомандовала: «Люди, отойдите от ребенка. Дайте собаку или кошку». Нашли кошку. Ребенок запустил руки в кошачью шерсть и начал затихать. Потом врач рассказала, что

Невидимая внешнему глазу драма проходит по самой главной, самой чувствительной для человечества линии – это драма детского сердца. И самое страшное – это влияние на психику ребенка особого типа войн, где нет линии фронта при подобных приступах возникает отторжение от взрослого, как будто обрываются все каналы эмоциональной и биологической связи. Ребенку нужны праощущения. «Это какой-то особенной глубины детский стресс, природы которого мы еще не знаем», – заключила врач. ...Нельзя, чтобы ребенок видел, как не по-человечески уходит человек из жизни», – говорит Резо, шофер из Сухуми, оставивший на глазах всей семьи замерзшую племянницу на одном из склонов перевала. Нечеловеческий опыт – вот на чем замешено детство ребенка из так называемых горячих точек. Нечеловеческий опыт, как писал великий Шаламов о концлагерях, есть опыт только отрицательный. А если на этом опыте формируется растущая личность? Многие учителя теряются, когда имеют дело с эти-

ми детьми. «Есть черта, за которую нельзя переходить. Есть вещи, которых ребенок не должен знать. Но вот он зашел за эту черту. Он прожил там целую жизнь, и этот нечеловеческий опыт стоит в его глазах. Я не знаю, как говорить и о чем говорить с этим ребенком. Я не знаю, чему и как я должна его учить. Мне стыдно», – говорит Цицино Гошхотелиани из школы Амонашвили в Тбилиси. «...Ты будешь плакать, когда увидишь, что они рисуют», – говорит Натела Амонашвили, сестра Шалвы. В девять лет ребенок рисует человеческое сердце, теряющее свою форму. «Оквадраченное сердце» – так называется рисунок Николаишвили. Внутри сердца – компас жизни. Он сломался. Части его отлетают, а внизу дьявол подбирает эти части и сбрасывает в подземелье – вот такая метафора бытия человека в этом мире. Учителя наблюдают странные речевые расстройства (и речевые ли они?). Ребенок рассказывает об одной истории и вдруг чувствует, что она не оформляется в слова. В глазах ребенка ужас от невозможности высказаться и от ощущения, что ты не владеешь собой, ощущения своей нецелостности: жесты возникают спорадически, рвется речь, дрожат губы. Учительница объясняет, что мальчик видел, как в бабушку попала пуля со смещенным центром тяжести. Он видел ее разрывное действие. Психологи говорят, что след от аффекта сохраняется, что аффект может быть воспроизведен при создании ситуации, его породившей. В данном же случае аффективное состояние закрепляется как свойство человеческой личности. Как с этим жить? Что с этим делать взрослым? Сухуми – Тбилиси – Цхинвали – Ванати – Сацхенети – Белоти – Никози – Зугдиди, 1991–1994 № 79, 1995

2014 11 июня № 11

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности СОДЕРЖАНИЕ Дмитрий ШЕВАРОВ

…И бедный свет дворцовых окон

90–92

Олег ЧЕЧИЛОВ

Голос вне хора

92–93

Юрий ЛОТМАН

«Ум человеческий не пророк, а угадчик»

93–94

Алексей КОРОТКОВ

Меньшинство – это ценность

95–96

П.ЛУНЕВ

Невидимый фашизм

96–98

Эльвира ГОРЮХИНА

…Не потому, что арба перевернулась

Симон СОЛОВЕЙЧИК

А не хватит ли нам бороться и побеждать?

100

Григорий СУНЯГИН

Герои, шуты и вольные люди...

100–101

В.КАГАН

Что такое тоталитарное сознание

102–103

Владимир КАНТОР

Психология осажденной крепости 104

Александр АГЕЕВ

Железная дверь

105–106

Елена ИВАНИЦКАЯ

А может, сам скажет?

106–107

Александр АГЕЕВ

Что такое терпение?

107

Евгения ДОЛГИНОВА

Жажда прошлого

108

Александр ДОВЖЕНКО, фрагменты из дневников

«Прокуроров у нас хватит на всех. Не хватит учителей» 109

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Неужели свободы нам отпущено только на глоток?

110–111

Справедливость и милосердие

111–112

Симон СОЛОВЕЙЧИК

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

Дмитрий ШЕВАРОВ

…И бедный свет дворцовых окон Весенние воспоминания о зимних встречах с Дмитрием Сергеевичем Лихачевым Пушкинский Дом, конец февраля. На дверях комнаты № 203 – висячий замок, похожий на деревенский. В полумраке коридора Дмитрий Сергеевич дает мне ключи, я открываю кабинет. Здесь еще холоднее. Даже классики на портретах выглядят озябшими. Особенно Лермонтов. Наверное, потому, что он самый худой. Дмитрий Сергеевич ставит на стол маленький рефлектор. Все время нашей беседы Дмитрий Сергеевич будет следить за тем, чтобы тонкая струйка теплого воздуха текла в мою сторону. За окном лежит Петербург в снежной пелене. За ней угадывается шпиль Петропавловской крепости, а где-то еще глубже в этой пелене – высокий лоб Исаакия, забинтованный густым мокрым снегом. Потом мы будем проезжать мимо, и Лихачев скажет: «В Исаакиевском соборе последний раз был в пятнадцатом году. Внутри он показался мне чрезмерно мрачным, и с тех пор я не заходил в него...» В ноябре 96-го Дмитрию Сергеевичу исполнится девяносто лет. Было бы глупо сказать, что он совсем не чувствует тяжести своих лет. Но вот палочку забыл дома и на второй этаж поднялся без нее. Дмитрий Сергеевич сидит в пальто, я в куртке. На дверях – заботливо обернутое в полиэтилен объявление: «В верхней одежде просьба не входить». Примечание от редакции. Среди книг Дмитрия Шеварова о встречах с удивительными людьми ХХ века см., в частности: Шеваров Д.Г. Освещенные солнцем: Добрые лица ХХ века. – М.: 2004. Шеваров Д.Г. Добрые лица. Книга портретов. – М., 2010.

Звонит телефон. Лихачев берет трубку: – Я слушаю вас... Позвоните по домашнему, здесь страшный холод... Да, это ужасно, потому что у нас огромный рукописный отдел, и рукописи Пушкина – они не переносят перемены температуры. Если сейчас затопят батареи, на рукописях будет осаждаться влага, на холодную бумагу... Да, пожалуйста. До свидания. Дмитрий Сергеевич разминает застывшие пальцы, мы начинаем беседовать. – Сколько слов было о защите культуры – водопад... Но забалтывание высоких понятий так же пагубно для души, как и партийная цензура. И результат тот же – немота. Тогда сказать было нельзя, а сейчас – нечего. – Общая деградация нас как нации сказалась на языке прежде всего. Без умения обратиться друг к другу мы теряем себя. Как жить без умения назвать? Недаром в Книге Бытия Бог, создав животных, привел их к Адаму, чтобы тот дал им имена. Без этих имен человек не отличил бы коровы от козы. Когда Адам дал им имена, он их заметил. Вообще отметить какое-нибудь явление – это дать ему имя, создать термин, поэтому в середине века наука занималась главным образом называнием, созданием терминологии. Это был целый такой период схоластический. Название уже было познанием. Когда открывали остров, ему давали название, и только тогда это было географическим открытием. Без называния открытия не было. Мы страна без обращения к другому. Вот что я слышал от одного эмигранта, приезжавшего в Россию:

«Вы знаете, что у вас заменило обращение к другому человеку? Слово “ну”». К нам обращается экскурсовод и всегда говорит: «Ну, пойдем…», «Ну, сейчас будем обедать…» Привычка обращаться с понуканием вошла в язык. Помню, как в 37-м году, когда начались массовые аресты в Ленинграде, вдруг я услышал, что на почте мне говорят «гражданин», милиционер говорит «гражданин», кондуктор в трамвае говорит «граждане», а говорили всегда «товарищ». А случилось то, что каждый человек был подозреваем. Как же сказать «товарищ» – а может быть, он шпион в пользу какой-нибудь Исландии? – Это был официальный запрет? – Я не знаю, какой это был запрет, я его не читал, но это в один прекрасный день, как туча, надвинулось на город – запрещение говорить «товарищ» во всех учреждениях. Я спросил у кого-то: почему вы мне раньше говорили «товарищ», а теперь «гражданин»? А нам, говорят, так указано было. Это было унизительно. – Для меня это давно мучительная загадка: отчего грубые, низкие слова крутятся вокруг нас как бесы, а добрые слова исчезают? – Есть разгадка этого вопроса. Разгадка, которую я напечатал еще до войны. Это была статья о профессиональном арго. Почему придумываются арготические выражения? Они придумываются в тех случаях, когда человек чувствует свою слабость, а ему надо показать свою силу. На самом деле это выражение бессилия, это такой момент, когда человек очень травмируется чем-то. Состояние напряженности требует разрядки в шутливом прозвище, арготи-

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

ческом слове. Мне кажется, учителя на уроках русского языка могли бы прямо об этом говорить, о том, что блатные выражения показывают слабость человека. – Многие газеты, радиостанции и телепередачи однажды взяли тон небрежного панибратства с читателем и слушателем, тон коммунальной скороговорки, и сейчас бы рады, может, заговорить с людьми по-человечески, да уже не могут – привычка. – Кстати, раньше считалось вежливым говорить медленно и четко, а быстрая скороговорка считалась неуважением к собеседнику. Сейчас модно слово «крутой». Во всех случаях говорят: это крутой человек, это крутой фильм... Но ведь это обеднение языка – вместо множества слов, отражающих нюансы, все заменяет одно слово. Язык расшифровывает наши культурные представления, словарь обнимает всю нашу культуру. А если словарь этот бедный, значит, обеднела и культура. Язык – барометр… Когда я был арестован, я не знал слова «блат», оно не употреблялось. В лагере я увидел, что такое блат. Когда вернулся из лагеря в Ленинград, десятки слов исчезли вместе с людьми старой культуры, но весь город употреблял слово «блат». Город напоминал собой лагерь. – Еще сто лет назад в словаре русского языка было 287 слов, начинающихся с «благо». Почти все эти слова исчезли из нашей речи... – Николай Каллиникович Гудзий меня всегда поражал – о ком бы я ни заговорил, он спрашивал: «А он порядочный человек?» Это означало, что человек не доносчик, не совершит плагиата, не будет участвовать в проработках, не зачитает книгу, не обидит женщину, не нарушит слова. Теперь слово «порядочность» исчезло из активного употребления. А любезность? «Вы оказали мне любезность». Это добрая услуга, не оскорбляющая своим покровительством лицо, кото-

рому оказывается. «Любезный человек». Целый ряд слов исчез с понятиями. Скажем, «воспитанный человек». «Он воспитанный человек». Это прежде всего раньше говорилось о человеке, которого хотели похвалить. Понятие воспитанности сейчас отсутствует, его даже не поймут. До сих пор остается бедой русского языка то, что отменили преподавание церковно-славянского языка. Это был второй язык, близкий к русскому. Торжественный, красивый... – Нарядный... – Да, этот язык поднимает значение того, о чем идет речь в сло-

Вопрос «А он порядочный человек?» означал, что человек не доносчик, не совершит плагиата, не будет участвовать в проработках, не зачитает книгу, не обидит женщину, не нарушит слова. Теперь слово «порядочность» исчезло из активного употребления ве. Это другое совершенно, высокое эмоциональное окружение. Исключение из школьного образования церковно-славянского и нашествие блатного языка – это симметричные явления. – А реформа орфографии, вокруг которой в начале века сломано столько полемических копий? – Старая орфография увеличивала рисунок слова, узнаваемость слова. Слово читается не по буквам, это малограмотные люди читают так, а слово читается всем рисунком, всем сразу. Буквы, выходящие за пределы строки и дающие какую-то ассоциацию с однокорневыми словами, – эти буквы были очень важны, они облегчали чтение. Мы учимся ездить на ве-

2014 11 июня № 11

лосипеде один раз в жизни и потом всю жизнь катаемся, пока позволяют мускулы и сердце. А тут ради того, чтобы облегчить первый год обучения грамоте, провели реформу и... затруднили чтение. Читать по старым правилам гораздо легче. Сколько раз на моей памяти менялись правила, но я продолжаю писать так, как меня учили в школе. – Мы хорошо помним, как начинали читать, но отчего-то никто не может рассказать о том, как он заговорил, этого важнейшего момента своей жизни нам не дано помнить. – А я помню. Первые мои воспоминания – о том, что я не могу выразить. Вот я помню, что мы жили на Офицерской, мне было два приблизительно года, и на подоконник сел голубь. Мне показалось это таким удивительным, что я побежал к маме с папой, тащу их в комнату, хочу сказать, никак не могу объяснить, что я видел. Потом как-то летом отец уезжал с дачи в Куоккале в город, а из города он всегда чтонибудь привозил – коробочку земляники, когда она появлялась, или конфеты. И вот я помню, мы стоим с отцом на огороде, и я его спрашиваю: «Ты едешь покукать?..» Хочу поправиться и снова говорю «покукать». Чувствую, что говорю неправильно, но не могу выговорить. Помню вечера рядом с родителями, няней. Дома у нас любили сумерничать. Когда еще керосиновую лампу не зажигали, керосин дорог, а шитьем и чтением заниматься уже нельзя, вот в это время и рассказывали истории, страшные рассказы или пели песни. Мою няню звали Катеринушка, она нянчила еще мою маму. Кстати, в средние века на средиземноморском рынке рабов очень ценились русские в качестве нянек. Что-то ласковое есть в нашем языке. Как много в нем уменьшительных и ласкательных слов – ни в одном языке такого нет.

первое сентября

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

1992–1999

– А почему? Может, климат тому причиной, холод, в котором мы с вами сидим? – Может быть, холод. И то, что наша страна была редконаселенной и сейчас такой остается. Города растут, а земля пустеет, и люди там живут в одиночестве. Раньше людей очень объединяла церковь, церковное пение. Гостеприимство наше, кстати, тоже в истоках своих – от климата, от пространства необъятного... В его голосе – подчеркнуто тихом, но столь же ясном и внятном, в этой уже почти родной лихачевской интонации, монотонной и завораживающей, есть что-то утешающее. О чем бы ни говорил Лихачев, он говорит о чем-то еще, и это, быть может, важнее произнесенных слов. Беседуя с Дмитрием Сергеевичем, чувствуешь огромность непроизнесенного, глубину умолчания. Жаль, что печатный лист лишь отчасти способен передать это личное впечатле-

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

ние собеседника Лихачева. Здесь со-беседование, со-чувствие важнее результата, если под результатом разуметь текст. – Осталось не так много времени до пушкинского юбилея, всего три года... Пушкинское двухсотлетие совпадает с концом века и концом тысячелетия. И мы все чувствуем конечность эпохи. Что вы вкладываете в понятие «конец века»? – К сожалению, я живу с ощущением расставания. Расставания с прежней культурой, прощания с нею. Прощание должно быть достойным и приветливым. Я никогда не откажусь от необходимости при расставании делать это прилично, торжественно, нежно даже. Прощание должно соединяться со встречей нового. А вот ощущения встречи новой культуры у меня пока нет. У нас нет еще идеалов, к которым мы должны были бы стремиться. Может быть, они будут у нынеш-

них детей? Среди ребят 14–15 лет есть те, кто прекрасно занимается историей, гуманитарными науками. Где есть хороший учитель в школе, там растут хорошие дети. Они хотят знать историю не только своей страны и города, но и историю каждого дома. Когда человек ходит по улицам и знает, кто жил здесь до него, ему интереснее жить, ему легче даже идти, он меньше утомляется. Город эмоционально его настраивает. ...Мы выходим в коридор, Дмитрий Сергеевич снимает с двери объявление про «не входить в верхней одежде» и кладет его в карман. По Невскому метет. На клодтовских коней намело белые попоны. Не мокли бы ноги, не бил бы ветер в лицо – стоять бы и стоять здесь, глядеть зачарованно в арки: как там горят бедным светом дворцовые окна и снег густо летит мимо. № 52, 1996

Олег ЧЕЧИЛОВ

Голос вне хора Можно ли быть в ладу с обществом и с собой? Как вести себя человеку думающему в эпоху великих народных «единений»? Взгромоздиться на трибуну и встать во главе? Воспарить над битвой и судить беспристрастно? Зашторить окно, проверить, закрыт ли замок, и вернуться к мыслям о непреходящем? Пора подвести итоги – и для интеллигенции это особенно важно: так ли все делали? К тому ли звали? Не честнее ли было петь вне хора? И как оценит история чистоту звука и правильность ноты? И кто наделяет правом на диссонанс? Мы любим простые вопросы и простые ответы. Кто виноват в на-

ших бедствиях? Какая сила выведет страну из кризиса? Что спасет нас от полного исчезновения нравственности? На одного, незнающе пожавшего плечами, придутся тысячи перебивающих друг друга: вот эта сила, эта партия; я, я знаю средство, нет – панацею… Риторические вопросы и риторические ответы звучат на митингах. Нет, я не против митингов. Я понимаю, что совсем без них не обойтись, что они способны как-то помочь той или иной части общества, а опосредованно – и обществу в целом. Но не меньше обществу нужны и те, кто на митинги не ходит, как бы

ни были благородны их цели и девизы. Не бездумные работяги, напротив – сомневающиеся и не во всем уверенные, оттого и сторонящиеся лозунгов и микрофонов. А если на дворе переворот, ломка жизни? Честно ли отсиживаться дома, застыть истуканом в неистовствующей толпе? Да и возможно ли? Поместите роденовского «Мыслителя» в бурлящую площадь – разумеется, его разберут на булыжники или куски для баррикад… «Среди грохота исторических обвалов казалось странным и неуместным задуматься, сосредоточиться, уйти в себя. Это казалось пре-

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

вратным бездельем и бездействием, внутреннею сдачею и отказом от борьбы». Написавший эти строки Г.Флоровский предупреждал: «Духовной силы, собираемой во внутреннем искусе и бдении, нельзя заменить ни пафосом благородного негодования, ни жаждой мести». Можно соглашаться или спорить со взглядами евразийцев на революцию, но, абстрагируясь от конкретной исторической ситуации, подвигшей философа к размышлениям, извлечем из них максиму, которая насущна во все времена: это предельная строгость к себе при великодушии и терпимости к миру. Увы, все это растворяется в толпе, на площадях, в плакатной туши, телеэфире, газетной краске. Или наоборот: люди не могут, не хотят разбираться в себе и потому так

живо интересуются всем, что вне их. А человек, погруженный в себя, уединенный, сосредоточившийся на себе, кажется нам белой вороной. Психология, менталитет человека, избегающего митингов и командного образа жизни, еще ждут своих исследователей. А он сам нуждается в защите. Ведь его так просто обвинить в том, что он не гражданин, не патриот, не соратник… Но не благороднее ли было бы признать в нем прежде всего индивидуума? Ведь изначально мы каждый сам по себе – ведь мы не рождаемся коллективом. Абсолютная ценность человеческой личности – это ведь для нас не пустые слова. И как она будет строить свои отношения с другими индивидуумами, с обществом –

2014 11 июня № 11

это ее личное дело. Главное – объединение должно быть свободным и естественным (так образовалась американская нация, так складывались акционерные общества и, вероятно, счастливые супружеские пары). Оставляя за человеком право на уединение, на отшельничество, мы не должны поддаваться гипнозу высокопарных слов об ответственности перед обществом. Но вместе с тем нелишне было бы и понимание того, что ответственность может быть только тогда, когда сам человек осознает ее необходимость. А прежде он должен разобраться, что это такое – его личная ответственность. Быть может, он и так вполне исправно ее несет. № 6, 1993

Юрий ЛОТМАН

«Ум человеческий не пророк, а угадчик» Беседа с одним из крупнейших ученых XX века, автором замечательных книг о русской литературе и фундаментальных культурологических трудов. Это интервью, данное Г.Глушковской в 1993 году, оказалось последним в жизни Ю.Лотмана. – Юрий Михайлович, шестидесятые годы в сознании нашего поколения связаны с оттепелью. Но, в общем, для интеллигенции это было уже нелегкое время... – Легкого времени нет. Как писал Карамзин, что хорошо для дурачков... – это поздний Карамзин, его интонация – ...что хорошо для дурачков, недурно и для воришек, а нам-то, князь, что?.. Человеку, который мыслит, и человеку, который имеет совесть, не может быть и не будет легко. Он все время находится, с одной стороны, под властью сомнений, а с

другой – под властью раскаяния. И он не ищет виноватых с подтекстом: а я-то прав... Тот же Карамзин писал про разницу между умными и глупыми. Это в стихах, но я перескажу их в прозе. Умник полон недовольства собой, а дурак думает: меня ли не любить? Конечно, за многое многих можно обвинять, но начинать надо с себя. Если же люди, обвиняющие кого-то, предполагают, что сами они только жертвы и сами они абсолютно правы, о чем с ними говорить? Они останутся такими всегда, у них никогда не будет болеть совесть, потому что они жертвы. Им что-то недодали. Они не будут мучиться собственной глупостью, потому что считают себя умными, они не будут мучиться чужими страданиями, потому что считают, что страдают больше других. – Юрий Михайлович, в работе о роли случайных факторов в исто-

рии культуры вы приводите гениальную пушкинскую фразу. Не говорите: иначе нельзя было быть... Ум человеческий не пророк... – Ум человеческий не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещей, но невозможно ему предвидеть случай. – Сейчас все берутся пророчествовать и предсказывать, предопределяя не только события, но даже исторические лица. Может быть, в самом деле наука вышла на тот уровень, когда именно предвидение, предсказуемость, прогнозирование будущего играют все большую роль? А исходные данные позволяют вам, например, как ученому судить с большей вероятностью о характере грядущего времени, культуры? – Один крупный ученый сказал в свое время, что наука идет не от

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

непонятного к понятному, а от понятного к непонятному. Пока мы находимся в донаучном состоянии, нам все понятно, а первый признак науки – непонимание. Один хороший учитель рисовал на доске мелом маленький круг. Внутри его он писал – «знание», а за его пределами – «незнание». Он говорил ученикам: «Смотрите, какое маленькое пространство – знание, зато как мало оно соприкасается с незнанием...» Потом он рисовал большой круг, писал внутри – «знание», снаружи – «незнание» и говорил: «Увеличив пространство знания, мы тем самым увеличили наше соприкосновение с незнанием». Чем больше я знаю, тем больше я не знаю. И это, между прочим, та черта, к которой хорошая школа должна подвести ученика в конце. Если высшее образование хорошее, а не повторение средней школы, то в конце концов оно вызывает у человека шок. Потому что из области, где он узнавал истины, он переходит в область, где узнает сомнения. И чем больше человек знает, тем больше он сомневается. И это уже область не только науки, не только искусства, но и область культуры в целом, в том числе и политики... Когда мы видим политика, который точно знает, что надо делать, который не сомневается, то в лучшем случае это глупый политик, а в худшем – опасный. Конечно, политика такая область, где сомневаться нелегко, но это и есть реальная основа демократии. Главный принцип демократии ведь не в том, что все позволительно говорить одному и сто одному человеку, а в том, что от безусловной истины, бесспорной и несомненной, мы переходим к праву на сомнение, к представлению об ограниченности своего знания и о несовершенстве своих самых, казалось бы, правильных идей. И нам нужен другой человек. Не потому, что он умнее, а просто потому, что

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

он другой. Приведу один пример. Я, видите ли, в жизни имел разные профессии, в том числе был артиллеристом. И артиллеристом, между прочим, неплохим... – Кто бы подумал, Юрий Михайлович? – Что неплохим?.. Ну что вы! Я же всю войну прошел. Так вот, предположим, у вас есть пушка, стреляющая по цели, которую она не видит. Цель находится за горой. Перед вами гора, и ни черта не видно. Что делать? И вы делаете простые вещи. Вы выносите один наблюдательный пункт далеко влево, другой – далеко вправо и соединяете их рацией. Один смотрит

Если бы не было многообразия путей, то какая же заслуга была бы в том, что мы можем выбрать именно этот свой путь? А выбор есть мысль, и ответственность, и несчастье, и счастье. Вот в таком мире нам приходится жить. Проще, конечно, сделать его казармой или тюрьмой...

под одним углом, другой – под другим, а вы видите то, что находится за горой. То есть вы меняете и таким образом расширяете свою точку зрения. Разница позиций обеспечивает некоторый прорыв к истине. Поэтому надо уважать чужое мнение за то, что оно – чужое. Не нужно требовать, чтобы оно совпадало с моим, тогда оно мне абсолютно неинтересно. Обычный ход ограниченности: мне нужно чужое мнение, если оно подкрепит мое. Нет, мне нужен тот, кто со мною не соглашается... Видите, от артиллерийской стрельбы мы переходим к демокра-

тии. Тот, кто смотрит с другой точки зрения, видит то, что я не вижу, а я вижу то, что он не видит. То, что нас так много, компенсирует ограниченность ума каждого. – По-моему, пока не компенсирует, Юрий Михайлович... – Все-таки компенсирует. И в этом – надежда! Конечно, когда мы переходим от поиска истины к действию, нам необходимо некое единство. А множественность необходима для мысли. И одно не должно победить другое. Не знаю, вероятно, и в области политики то же... А уж в области науки и культуры победа – самое опасное. Потому что она всегда создает возможность и искушение подавить чужую точку зрения. Заметьте, как в последней мировой войне вырвались вперед побежденные страны. Потому что там распахнулось разнообразие идей и мнений, там отступили назад бесспорные истины. Человек живет множественностью, отсюда – ответственность, потому что из множественности он должен сделать выбор. Если бы не было многообразия путей, то какая же заслуга была бы в том, что мы можем выбрать именно этот свой путь? Знаете немецкую поговорку: «Wer hat Wahl, hat auch Qual» («Кто имеет выбор, тот имеет мучение»). И наоборот: кто имеет мучение, тот имеет выбор. А выбор есть мысль, и ответственность, и несчастье, и счастье. Вот в таком мире нам приходится жить. Проще сделать его казармой или тюрьмой, или очень хорошим зоологическим садом, где зверей будут кормить и гладить, но все за них решать. Но все-таки жить нам надо в человеческом мире, который накладывает на нас муки выбора, неизбежность ошибок, величайшую ответственность, но зато дает и совесть, и гениальность, и все то, что делает человека человеком… № 9, 1996

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

2014 11 июня № 11

Алексей КОРОТКОВ

Меньшинство – это ценность Человеку, не желающему быть таким, как все, должно быть отведено в обществе достойное место У древних этрусков, как известно, существовало двоевластие. Страной правили на паритетных началах ларсы – родовые князья и лукумоны – жрецы с весьма обширными полномочиями. Власть лукумона – это была серьезная власть, никакому Цезарю или Нерону такая и не снилась. А теперь самое интересное: в лукумоны не брали людей чисто этрусской крови. Обязательно среди предков должен был быть чужой. Папа – грек. Или бабушка – финикийка. Или дедушка – кельт. Словом, допускались любые комбинации, кроме одной – чистокровной. Позволяющей крикнуть охлосу на рыночной площади: ребятушки, я ваш, такой же, как вы, плоть от плоти вашей! Прочитав об этом, я, признаться, задумался. Уж больно оно как-то не по-нашему. Современное политическое сознание (да и политическое сознание пятисотлетней давности тоже) отличает как раз прямо противоположная тенденция: не пропустить меньшинства во власть. Все теократические режимы норовят загнать в духовное гетто иноверцев; не раз, не два и не сто за последние века большинство проводило этнические чистки. Испанская инквизиция последовательно изводила арабов и евреев. В XX веке чистки проводили Турция, гитлеровская Германия, СССР, а в самом недавнем прошлом – Нигерия, Уганда, Руанда, Камбоджа, Босния, Афганистан. И сейчас в мире практически нет политиков, понимающих, что меньшинство – это ценность. Есть националисты. Для них желание большинства раздавить меньшинства – естественно и правильно. И есть интернационалисты, считающие это желание естественным, но порочным. Одна-

ко же и те и другие сходятся на том, что меньшинства суть явление случайное и необязательное. Агрессивный национализм часто апеллирует к образу коварного меньшинства, которое, используя хитрость, коммерческую сметку, солидарность, интеллектуальное превосходство, вытесняет большинство с ключевых позиций. В Турции таким пугалом были армяне, в Уганде – мигранты из Индии...

Духовные меньшинства суть нервные окончания социального организма. Чуждые предрассудкам большинства, они первыми реагируют на любое неблагополучие

Аргументация во всех случаях одинакова – статистика. Берется некая цифра (в процентах), показывающая долю национального меньшинства в составе населения страны, а дальше подсчитывается процент этого меньшинства среди политиков, управленцев, ученых, режиссеров, бизнесменов, писателей и т.д. Откуда следует железный вывод: посадили себе на шею инородцев и теперь мучаемся. Спорить с этой чепухой стыдно. Но спорить с ней приходится. Поэтому предлагаю сделать вот что: устроим ревизию, скажем, великой английской литературе. Ну-ка, что у нас обнаружится? Во-первых, целая галерея ирландцев: Свифт, Шоу, Оскар Уайльд. Дефо – полуфранцуз. Толкиен – полунемец. А знаменитая ан-

глийская приключенческая литература делалась почти исключительно шотландцами: Вальтер Скотт, Стивенсон, Конан Дойл. Теперь займемся меньшинствами религиозными. Честертон – католик. Явные католические симпатии испытывал Теккерей. Ну а что касается адептов всяческих тайных орденов, то им просто несть числа. Бульвер-Литтон был розенкрейцером. Конан Дойл – спиритом. Йетс принадлежал к теософской секте «Золотой рассвет». Где тут, спрашиваю я вас, нормальные стопроцентные англичане? Где верные сыны отечества и англиканской церкви? Нельзя сказать, чтобы их совсем не было. Пример – Диккенс. Однако заметную часть пишущей братии всегда составляли люди, к анкете которых придрался бы любой националист. Предвижу вопрос: а как же общества этнически монолитные? Вот здесь-то и начинается самое интересное. Ибо в этнических монолитах во всю мощь проявляет себя замечательный принцип: если меньшинств нет, их следует выдумать. В Японии с нацменьшинствами было туго. Зато никогда не было недостатка в меньшинствах религиозных. Буддизм не очень сильно волновали вопросы организационной целостности. Как следствие, он беспрерывно плодил секты. Так вот, почти все японские поэтические школы (равно как и школы боевых искусств, живописи, аранжировки цветов) корнями своими уходят в ту или иную школу монашескую. Сходную картину мы наблюдаем и в Иране. Средневековая персидская поэзия создавалась на 90 процентов суфиями. А суфии тоже были люди

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

особенные. Объединялись в закрытые братства. Исповедовали тайные мистические доктрины. К ортодоксальному исламу относились как минимум свободно. Когда размышляешь над такими вещами, становится ясно, что человек, стремящийся реализовать свои творческие потенции, просто-таки нуждается в чувстве особости, нетаковости-как-все и предпринимает для этого немалые усилия. Иногда под эту задачу возникают целые субкультуры, со своим особым бытом, одеждой, обычаями, привычками. Таковы были денди прошлого века (не последним их представителем числился лорд Байрон). Таковы молодежные движения века нынешнего. Надо сказать, для противоположного лагеря, авторитарно-

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

националистического, все это тоже не тайна за семью печатями. Помните, как у Куприна фельдфебель объясняет солдату, «что есть враги унутренние»? Поляки, бунтовщики, конокрады и «стюденты» стоят у него в одном словесном ряду. И если бы фельдфебельские мозги были способны к обобщению (иногда действительно способны), определение «унутреннего врага» оказалось бы куда более сжатым: не такие, как все. Человек, переживающий свою особость, действительно чувствует себя и избранным, и чужаком. Но испытывать возмущение по этому поводу я бы, честно говоря, повременил. Ибо душа, не притертая к миру, постоянно задевающая за его острые углы, способна высекать из себя искры немыслимой яркости и силы. Для того она и культивиру-

ет свою особость, чтобы все время за все задевать и искрить. Духовные меньшинства были всегда и везде. В любом первобытном племени имелся шаман. Во времена более поздние юродивые, бывало, публично обличали царей. И грозные самодержцы слушали, прикусив язык. Видимо, это всеобщий закон: человеку, не желающему быть таким, как все, должно быть предложено в обществе достойное место. И это разумно, ибо духовные меньшинства суть нервные окончания социального организма. Чуждые предрассудкам большинства, болезненно не адаптированные к общепринятым установкам, они первыми реагируют на любое неблагополучие. № 94, 1998

П.ЛУНЕВ

Невидимый фашизм Что приводит в действие механизмы агрессии внутри многих из нас Поверженный и проклятый, фашизм ушел с политической сцены до конца не объясненный, а потому, к удивлению нашему, может вернуться и уже давно и потихоньку возвращается в масках национальнопатриотических организаций и партий порядка. Книга американских ученых «Авторитарная личность» стала настоящей энциклопедией самых темных сил, таящихся в современном человеке, тех сил, которые могут стать и уже не раз становились благодатной почвой для бесчеловечных тоталитарных режимов. Что же, по мнению авторов исследования, лежит в основе тенденций, прорывающихся сквозь благопристойную оболочку добропорядочно-

го гражданина даже самой цивилизованной страны? Какие особенности личности образуют синдром восприимчивости к антидемократической пропаганде, а через него – готовность поддержать фашистский режим? Жесткая приверженность общепринятым нормам и ценностям. Речь идет прежде всего о подверженности социальному давлению, стандартам той «коллективной силы», с которой человек себя отождествляет. Это влияние пресловутого «коллективизма». В своем крайнем выражении он предполагает наказание «нарушителей», не желающих следовать стандарту, позволяющих себе оказываться в меньшинстве и гордиться этим.

Подчинение власти. Одним из главных символов веры нацистского режима всегда считалось стремление обрести сильного лидера, безоговорочное признание ведущего авторитета государства перед личностью, подчинение власти. Выдающийся американский психолог Милгрэм в серии жестоких экспериментов в середине 60-х годов убедительно показал, что обычный, совершенно нормальный человек готов по требованию власти переступить множество моральных запретов, причем без всякого принуждения и без малейшей угрозы для себя в случае невыполнения приказа сверху. Подчинение авторитетам рассматривается как очень глубинная установка, относящаяся к широкому диапазо-

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

ну фигур власти – родителям, старшим, начальникам, сверхъестественным силам, анонимным носителям властных полномочий и т.д. Общепринятым стандартам человек чаще всего подчиняется в силу отсутствия или недоразвитости у него внутреннего морального авторитета – то есть совести. В случае авторитарного подчинения имеет место противоречивое отношение к фигурам власти: глубоко коренящиеся враждебность и бунтарство по отношению к давлению, сдерживаемые страхом, побуждают человека к «перегибанию палки» в противоположном направлении, и он становится чрезмерно послушным, зависимым и угодливым. Авторитарная агрессия. Оборотной стороной подчиненной, некритической установки по отношению к моральному авторитету «своих» становится тенденция выявлять, осуждать, изгонять и наказывать «чужих». Полная противоречий психика потенциального фашиста стремится подавить и вытеснить плохие стороны авторитетных для него фигур – например, их нечестность, доминантность, эгоизм за счет приписывания этих качеств представителям враждебных групп, которые как раз объявляются склонными к диктатуре, коррупции, бесчестности. Враждебность и агрессия по отношению к национальным меньшинствам, да и вообще представителям меньшинства, – типичный поиск «козла отпущения». …Пожилая москвичка на Измайловском рынке интересуется у торговца с юга ценой пучка укропа. Услышав цифру, сразу же выносит приговор: «Стрелять вас всех, сволочей, надо». Сколько себя помню, всегда на рынках торговали южане, и всегда у них цены на продукты, доставленные издалека, были очень высокими. Однако требование «гнать и расстреливать» широко распространилось только сейчас…

Рискну сказать, что дошедшая до высшей точки кипения в обществе ненависть к взяточникам, жуликам, лихоимцам в значительной степени базируется на осознании своего бессилия получить столь же выгодные источники быстрого обогащения. Вспомните, каким всенародным было в прошлом «осуждение» спекулянтов и презрение к ним и как быстро после указа о свободе торговли огромная масса населения сочла вполне приемлемой для себя столь презираемую вчера спекуляцию.

Что лежит в основе тенденций, прорывающихся сквозь благопристойную оболочку добропорядочного гражданина даже самой цивилизованной страны? Какие особенности личности образуют синдром восприимчивости к антидемократической пропаганде, а через него – готовность поддержать фашистский режим?

Но слабость собственного «я» вызывает к жизни еще целую гроздь тенденций, которые призваны както его укрепить. Отказ от самопознания, творческого воображения. Человек боится думать о своем внутреннем мире, потому что может обнаружить там полную неопределенность и клубок слабостей, которые не в силах распутать самостоятельно; а все люди, которые культивируют субъективность своего характера и взглядов, вызывают раздражение и протест напоминанием о своей собственной неполноценности.

2014 11 июня № 11

Суеверие, подверженность предрассудкам, вера в мистику. Одна из наиболее характерных особенностей нынешнего состояния нашего общества – откат общественного сознания к тем формам оккультизма и мистики, которые цивилизованными странами давно пережиты, во всяком случае – давно уже заняли там причитающуюся им скромную нишу. Суеверие и вера в мистику выполняют важнейшую функцию для нашего человека – они помогают переместить ответственность на внешние силы, не подвластные нашему контролю. Больше того – нет необходимости и разбираться в смысле происходящего. То есть вообще никакая активность не нужна. Разве плохо? При всей своей псевдозагадочности мистические построения объединяет еще одно обстоятельство – они дают простую картину мира и универсальное объяснение. Поклонение силе. Фашистская диктатура будет особенно «впору» людям, привыкшим оценивать окружающих в терминах «силы – слабости, доминирования – подчинения, жесткости – мягкости», отождествляя первые элементы в каждой паре с успехом, а вторые – с неудачей и поражением. В прошлом году я провел небольшой опрос, интересуясь, в частности, какие качества люди считают в наши дни своими слабостями и чем хотели бы их заменить, появись у них такая возможность. Так вот, в качестве слабостей чаще всего фигурировали совестливость, порядочность, деликатность, которые, по мнению опрошенных, следовало бы заменить наглостью, напористостью, равнодушием, хитростью. Собственная внутренняя слабость всегда оборачивается приписыванием чрезмерной значимости внешним атрибутам силы и жесткости.

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

Цинизм и разрушительные тенденции. Стало уже притчей во языцех говорить о всеобщей озлобленности, взвинченности, конфликтности, черствости и бессердечности, отравляющих взаимоотношения. Т.Адорно и его коллеги в названном выше исследовании неоднократно подчеркивают, что человек, столкнувшийся с непреодолимыми внешними препятствиями на пути удовлетворения своих важнейших жизненных потребностей, таит в себе множество до поры скрытых агрессивных импульсов. Они ищут выход и обязательно находят его. Однако психически нормальный человек нуждается в том, чтобы выход агрессии прошел фильтр его собственной «моральной цензуры». Ему нужно хоть какое-то оправдание для собственных деструктивных действий. Например, «жалость унижает», «прояви слабость – и тебе сядут на шею» и т.п. Если такой приемлемой упаковки для собственной агрессии найти не удается, то в его распоряжении остаются ссылки на то, что «все так делают», и т.д. Нечего и говорить, что подобная генерализованная агрессивность легко может быть направлена путем умело применяемой пропаганды против представителей национальных меньшинств или любых других групп, преследование которых отвечает сиюминутным политическим целям. Склонность к проекции. Человек не в силах жить, постоянно подавляя импульсы собственной агрессии и загоняя вглубь внутренние конфликты. Склонность верить, что в окружающем его мире происходят дикие и опасные события, осуществляются заговоры тайных сил, что в ближайшем будущем грядут страшные потрясения и катаклизмы, очень часто объясняется приписыванием окружающему миру тех

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

же процессов, которые в иррациональной, а потому особенно невыносимой форме действуют внутри самого индивида. Когда с экрана телевизора и со страниц газет нам начинают упорно внушать, что приближается или даже идет гражданская война, вполне оправданным будет предположить, что линия фронта противопоставила непримиримые силы внутри говорящего, а признать это ему мучительно тяжело. Куда легче кричать о всеобщем расколе и хаосе.

Нечего и говорить, что подобная агрессивность легко может быть направлена с помощью умело применяемой пропаганды против представителей любых групп, преследование которых отвечает сиюминутным политическим целям Любые самые фантастические и невероятные версии происходящих вокруг событий будут приняты на веру перепуганным, запутавшимся, потерявшим опору человеком, если позволят отвлечься от хаоса в собственной душе, перенесут причину всех его переживаний вовне и таким образом снимут с него «вину» за собственную неадекватность. Такая душа – едва ли не самая благодатная почва для семян фашизма. Озабоченность сексом. Собственно, это проявление той же самой проекции, которое можно выделить в качестве отдельного просто в силу общественной чувствительности к этим проблемам. Длительный период «официальной бесполости» и запрета на сексуальную тематику привел к подавлению сексуальных импульсов на индивидуаль-

ном уровне, которое неизменно кончается прорывом. Что мы сейчас и наблюдаем. Кстати, насильственная и неестественная «сексуализация» нашего общества своей чрезмерностью сродни поведению стеснительного подростка, который отчаянно врет о своих «любовных победах», пересыпая рассказы циничной бранью. А нетерпимое отношение к сексуальным меньшинствам, склонность одобрить самые жесткие меры по отношению к ним представляет собой все то же не раз упомянутое нахождение удобного объекта для разрядки внутренней агрессии. Психоаналитики считают, что особая агрессивность по отношению к нарушителям традиционных сексуальных норм часто вызывается сильнейшим подавлением собственных импульсов субъекта и опасением, что эти импульсы могут внезапно выйти изпод контроля. ...Вслед за группой создателей «Авторитарной личности» мы рассмотрели портрет индивида, образующий необходимую и достаточную психологическую пору фашистского режима. Невооруженным глазом видно, насколько точно отражает этот портрет лицо нашего нынешнего общества. Конечно, такое утверждение требует специального социологического исследования, но, как представляется, его результаты очевидны. Даже проводить такое исследование страшновато. Так что название фильма Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм» – удивительно точное. Ничего необыкновенного в фашизме нет. И потенциальные фашисты, те, кто может стать опорой фашистского режима, – люди самые что ни на есть обыкновенные. Без всяких крестов, коричневых рубашек и свастик на рукаве. Такие же, как и мы с вами. Мы с вами. № 58, 1993

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

2014 11 июня № 11

Эльвира ГОРЮХИНА

…Не потому, что арба перевернулась Телевидение – взрывоопасная вещь на дорогах войны. Отдаем ли мы отчет в том, как наше слово отзывается уже в тот момент, когда оно произнесено? ...Они сидят в теплых кабинетах, спасенные от пуль, и пишут в мгновение ока исторические трактаты с обоснованием своего, и только своего права на землю. Они абсолютно безответственно оперируют веками, целыми культурными и этнопластами. Все это нужно только для того, чтобы доказать: мы правы. Мы особенные. Наш сосед – наш враг. Он исторический враг. А истинное право за нами, право крови. …Однажды я смотрела в доме своей подруги Цицо Гошхотелани фильм Центрального телевидения «Дети Осетии», а в классе Цицо учились беженцы – грузины из Цхинвали. Авторы фильма словно забыли, что дети Осетии страдают точно так же, как дети Армении и Грузии. Я давно заметила, что телевидение – взрывоопасная вещь на дорогах войны. Отдаем ли мы отчет в том, как наше слово отзывается уже в тот момент, когда оно произнесено? …Сколько раз от разных людей я слышала о российских господах депутатах, раздувающих начинающийся пожар. Я слышала о них в Абхазии... Что они там делали накануне конфликта? В Слепцовске (Ин-

гушетия) мне рассказывала одна ингушка, образованнейший искусствовед, как после двух недель сидения в подвале ингуши встретились во Владикавказе с одним таким депутатом. «Мы едва стояли на

Этноконфликты породили целую гору литературы, которая дает обоснование праведности этнических войн. «Погонщиками дьявола» я бы назвала их вслед за Мандельштамом. Узнаем ли мы о них наконец?

ногах. Голодные, уже познавшие, что такое смерть. Весь выстиранный и отутюженный депутат обратился к нам с вопросом: “У вас все еще есть территориальные претензии к Северной Осетии?” Видит Аллах, мы не сразу поняли, о чем он нас спрашивает. Оставшиеся без крыши над головой, потерявшие близких, люди смотрели на депутата, как на свалившегося с другой планеты».

…15 сентября, в день рождения Мераба Мамардашвили, у его родной сестры Изы собрались друзья детства и почитатели великого философа. Круг узкий. Здесь только те, кто любил Мераба при его жизни. Иза живет одна в квартире, заполненной огромными портретами брата, сотнями пленок с его голосом, рукописями, которые так и не стали книгами при жизни философа. Комната Мераба сохраняется точно такой же... Книги. Картины (одна – Э.Неизвестного), знаменитые трубки философа. Мне достается хевсурская сумочка. С ней я смело брожу по горячим точкам, помня слова Мераба, что лишь от прочувствованного стыда родится энергия возрождения. Мне действительно стыдно. Я прошу Изу поставить еще раз кассету с выступлением Мамардашвили в самый разгар «звиадизма» в Грузии. Мне кажется, что мысль об истине, которая выше Родины, сказана Мерабом иначе, чем она приведена в брошюре. И точно: «Моя совесть подсказывает мне, что истина выше Родины». № 117, 1996

100

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

Симон СОЛОВЕЙЧИК

А не хватит ли нам бороться и побеждать? Как это в революционной песне поется? И вся-то наша жизнь – борьба? Или что-то в этом роде. Может, и борьба, особенно для тех, кто любит бороться. Я – ненавижу. Ведь цель борьбы не только в достижении результата, но и в уничтожении противника. Достижение победы путем уничтожения или унижения противника. Революция вела постоянную борьбу с контрреволюцией, часто мнимой, и потому всякое действие, даже самое обычное, ощущалось именно как борьба с противником. А ведь, кроме борьбы обыкновенной, была еще и беспощадная борьба. Вслушайтесь, как звучит это слово: беспощадная! Кто-то или что-то просит пощады, а в ответ – отказ. Уничтожить. Расстрелять. В основе такого всеобщего помрачения сознания лежало пред-

ставление о всепроникающей классовой борьбе. На этом общем фоне совершенно невозможно было проявление человеческих добрых чувств. Они все

Можно бороться за успеваемость, а можно просто учить детей. Можно бороться за культуру, а можно просто нести ее людям были под подозрением. Жалость? – унижает человека. Доброта? – свойство добреньких, глупеньких людей. Интеллигентность? – слабость хлюпиков, неспособных к борьбе. Можно сказать, что слово борьба – ключевое слово для определе-

ния мировоззрения человека. Есть два принципиально различных мировоззрения: одно держится на слове борьба, а другое обходится без этого понятия. Можно бороться за успеваемость, а можно просто учить детей. Можно бороться за культуру, а можно просто нести ее людям. И так далее. Как только ты произнес слово борьба, появляется противник. Жизнь превращается в бой, и фронтовая психология овладевает тобою. А фронтовая психология опасна тем, что за нею идет фронтовая мораль, по которой многое, если не все, дозволено. Но не хотелось бы, чтобы эта небольшая колонка прозвучала как призыв к борьбе с борьбой. Просто – давайте жить мягче, а? № 11, 1996 год

Григорий СУНЯГИН

Герои, шуты и вольные люди, или Какую судьбу мы выбираем Многочисленные попытки реформ в России оканчивались крахом, потому что реформаторы не учитывали реальной природы человека. Но что же такое русский характер? Герои и шуты Монгольское нашествие, как родовая травма, предопределило окончательный образ русского человека. И дело не только в том, что в кровь нашу добавилась

совершенно чуждая нам, оседлым земледельцам, кровь кочевых народов весьма далекого от нас происхождения, но и в деформации фундаментальных основ нашей жизни.

Столетия монгольского ига в конце концов воплотились в двух весьма своеобразных русских типах: вопервых, в людях, пытающихся противостоять унижению и грабежам баскаков прямым сопротивлением, во-

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

вторых, в людях, пытающихся перехитрить чужую им власть напускной глупостью. Короче, противостоять поработителям можно было либо идя на смерть, либо придуриваясь. Так на столетия русские земли стали заповедным краем «дураков и героев», и эти чисто русские типы в преображенном виде преобладают в России и по сей день. В конце концов, конечно, прежде всего благодаря усилиям «героев» монгольская империя, которая, кстати сказать, один к одному воспроизводит Российскую империю или доброй памяти Советский Союз, была побеждена. Но не для того, чтобы воспроизвести прежнюю самодеятельную жизнь домонгольской Руси. Этому противодействовали как военностратегические условия жизни на переломе двух континентов, так и сложившееся еще в монгольские времена представление о том, каким должно быть государство. Государство было и осталось великой надчеловеческой силой, предназначенной собирать налоги со своих подданных для решения неких особых высоких задач. Для жизненных забот реального человека такое государство было в лучшем случае бесполезно, его оправдание состояло не в обыденной пользе, а в величии. Советская власть потому и утвердилась на наших просторах, что вполне органично смогла опереться на эти традиционные русские типы вроде Нагульновых и дедов Щукарей. Союз этих двух типов, собственно, и сформировавшийся в ответ на перманентную внешнюю опасность, извне совершенно непобедим, но он и совершенно непродуктивен и может жить только вводя в оборот все новые и новые даровые ресурсы: то ли в виде прирастания новых земель и новых поборов, то ли в виде грабежа того, что нако-

плено другими, то ли в виде хищнического разбазаривания природных ископаемых. И рухнул этот союз вовсе не из-за чьих-то козней, а из-за начавшегося внутреннего перерождения и сомнений, воспоследовавших, в общем, из-за того, что в запасах нашего дарового и несметного богатства стало просматриваться дно. Вольные люди Однако для тех преобразований, которые мы с вами сейчас затеяли, оба эти типа, несмотря на начавшийся процесс их перерождения, совершенно не подходят. И наше начинание, по-видимому, можно было бы

Государство было и осталось великой надчеловеческой силой, предназначенной собирать налоги со своих подданных для решения неких особых высоких задач. Для жизненных забот реального человека такое государство было в лучшем случае бесполезно, его оправдание состояло не в обыденной пользе, а в величии считать совсем безнадежным, если бы русский народ этими двумя типами и исчерпывался. К счастью, дело обстоит не так. Издревле, еще с домонгольских времен, на Руси был, а в некоторых местах превращался и в ведущий, тип самодеятельного упрямца, желающего до всего дойти своим умом и быть счастливым на свой манер. Тип этот оказывался необычайно жизнестойким, именно им во многом были заложены основы материальных и духовных богатств русского народа.

2014 11 июня № 11

Монгольская и далее своя собственная империя безжалостно давили этих людей, желающих и, самое главное, умеющих быть счастливыми на свой лад, без благодеяний центра. Именно эти люди дали раскол и старообрядчество – своеобразный вариант православного протестантизма. Но когда выпадали послабления, из этой упрямой и трудолюбивой среды быстро прорастал русский капитализм, с какими-то странными рецидивами соборной справедливости, но вполне жизнеспособный, сколачивающий огромные состояния. Из этой среды в принципе происходит и наше русское земство, этакий интеллигентский вариант старообрядчества, который нешумно и весьма продуктивно укреплял нашу духовную и общественную жизнь в провинции. В этом же ряду стоит и русское кулачество, которое так ненавидели и «герои», и «дураки» и которое в краткий период нэповской оттепели завалило продуктами российские рынки без всякого импорта. Советская власть вырвала мироедов с корнем, и с тех пор мы при нашихто просторах так и не можем себя прокормить. Так вот, если эта традиция, самая древняя и самая живучая, еще не вытоптана, мы не пропадем. По мере того как герои, поддерживаемые люмпенизированными «дураками», будут терпеть поражение за поражением в претенциозном устремлении возродить Великую Россию (в который-то раз и какой кровью!), на арену должны выходить другие люди, которые, избавившись от намерения дать счастье всему человечеству, смогут просто вовлечь в дело конкретных живых людей вокруг них. № 29, 1996

101

102

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

В.КАГАН

Что такое тоталитарное сознание Десятилетия страха не прошли даром: взрослым кажется, что чем более человек открыт и искренен, тем больше его жизнь в опасности Мы быстро привыкли называть систему, в которой прожили солидную, если не большую часть жизни, тоталитарной, а сомнительную честь создания этой системы приписывать исключительно коммунистическим идеям. Однако не будем переводить стрелку на идею, а посмотрим на то, что ее воплощение совершилось в свойственном России тоталитарном стиле, который можно проследить со времен если не Ивана Калиты, то уж Петра I точно. С болью и сожалением приходится признать, что мы не имеем в своей истории демократических традиций, и в частности – традиции ненасилия. Вот черты, которые социологи считают присущими «советскому человеку»: догматичность сознания; закрытость сознания живому опыту; некритическое доверие к «коллективному разуму» или тому, что так называется; принятие ответственности на себя лишь за желательные результаты своей деятельности с приписыванием нежелательных чему угодно – от климата до происков врагов;

упование на внешние инстанции с адресованием им ответственности за благополучие; раздвоение частного и социального «я»; постоянный страх, отсутствие чувства стабильности и безопасности; недостаточное принятие себя и сниженное самоуважение; недостаточное осознание своих чувств, переживаний, своего «я»; поведение, строящееся не на стремлении к позитивным целям, а на стремлении избежать неудач; обесценивание настоящего, которое воспринимается лишь как точка пересечения прошлого и будущего. А также позитивное восприятие соединения добра и зла (ради благой цели можно обмануть или нарушить закон) при подчеркнутой бескомпромиссности. Разумеется, все это не диагностический список или перечень улик, по которым мы должны сегодня делить людей на хороших и плохих, наших и не наших, – это жилка тоталитарного сознания, которая бьется в каждом из нас. Как же проявляет себя тоталитарное сознание в отношении к детям, в воспитании? Тоталитарное сознание внутренне конфликтно – оно говорит одно и

делает другое, знает одно и чувствует другое, страх в нем соседствует с агрессивностью, а бескомпромиссность – с неразличением полярностей... Каскад внутренних конфликтов тоталитарного сознания делает его размытым, и неосознаваемая эта размытость, какие бы правильные слова ни говорили детям, прорывается, заявляет о себе в неконтролируемом (интонация, поза, жест) и не адресованном непосредственно ребенку поведении взрослых. Наказание ответственностью Самая общая особенность тоталитарного воспитания – взаимное противостояние взрослых и детей. Механизм ее проявления напоминает своего рода воспитательную дедовщину, где самый младший обречен быть крайним. Учитель, переживший разнос директора на педагогическом совете при всех коллегах, проводит родительское собрание, где устраивает такой же прилюдный разнос родителям Иванова, Петрова, Сидорова, которые возвращаются домой и обрушивают лавину эмоций на детей. Дети в свою очередь разряжают эту вертикаль насилия в так называемой горизонталь-

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

ной агрессии, направленной против равных себе. Описанный процесс закономерен и не сводится только к передаче насилия – все сложнее. Многие обращали внимание на то, что дети повторяют болезненные и пугающие их вещи с куклами или животными (например, делают уколы). При этом достигается сразу несколько неосознаваемых целей: переход из позиции слабого в позицию сильного; постижение ситуации – ребенок ведет себя как исследователь; попытка ответить себе на вопросы, к чему стремился и что переживал причинивший ему неприятное взрослый; освобождение от психологической травмы через совершение того же... Да, но мы же отвечаем за ребенка, говорят взрослые. Однако ответственность эта принимается лишь за желательное в ребенке. Вспоминаю женщину, бесконечно гордящуюся художественными способностями одиннадцатилетнего сына и столь же бесконечно третирующую его за тройку по математике. Да и в быту то же: вырастает хорошим – наша заслуга, растет трудным, плохим – ви новаты для родителей – школа, для школы – родители, для тех и других – улица, сам ребенок, плохая наследственность. А поскольку тоталитарное сознание стремится прежде всего избежать неудач, поведение взрослых строится так, словно ребенок впитал в себя к моменту рождения все зло мира и выкорчевать его – главная задача воспитания. Вместо обучения навыкам опрятности – борьба с нечистоплотностью, вместо воспитания доброты – борьба с жадностью… При этом вдобавок видение ребенка через «функции» к тому, что оценивается не качество, не успех или неуспех, а сам ребенок: плохо вымыл шею, не доел, получил двойку – «Ты плохой!» Такая тотальная негативная оценка воспринимается детьми как вызы-

вающее глубокий страх отвержение взрослыми. Так ли уж трудно сказать: «Вот это у тебя не очень удачно вышло. Давай посмотрим, как сделать лучше?» Вместо этого звучит: «Растяпа, недотепа, лодырь, и откуда у тебя руки растут, чем ты думаешь?» Взрослый почти постоянно обращается не к ребенку, а к «злу» в ребенке, так что от любви до ненависти часто и правда всего шаг. Любовь как ненависть Десятилетия страха не прошли даром: взрослым кажется, что чем более человек открыт и искренен,

Паралич самосознания – не что иное, как механизм приспособления к агрессивной среде. Гораздо проще приказывать, внушать, разъяснять, призывать, одергивать, пряча за слова и от себя, и от детей истинные переживания

тем больше его жизнь в опасности. Отсюда осознаваемое лишь отчасти стремление взрослых лишить ребенка его индивидуальности. Ребенок не принимается таким, какой он есть. Ему предписывается быть и стать «как все», «каким надо». И тогда трехмесячного Штольца связывают пеленками, а рядом с ним такого же маленького Обломова достают из пеленок, чтобы заставить его двигаться. Борьба за ребенка становится борьбой против ребенка, против того, что делает его самим собою и личностью. Заниженные самооценка и самоуважение «советского человека» превращают отношения с детьми из сферы самореализации в площадку для самоутверждения. Главенствуя над ребенком, взрослый под-

2014 11 июня № 11

тверждает свою значимость, самоуважение. При этом главной добродетелью ребенка оказывается послушание. А когда инструмент обучения этой добродетели – насилие, то в ответ либо возникает непослушание как протест, либо в ребенке убивается инициатива: и то и другое вызывает новую волну воспитательного насилия. Раздвоенность приватного и социального «я» создает неразрешимые конфликты и для взрослого, и для ребенка. Мать шестилетней девочки готова госпитализировать ее в психиатрическую больницу из-за упрямства и непослушания, стремления во что бы то ни стало командовать всеми и добиваться своего; но в ее рассказе о том, что девочка сгонит с пустой огромной скамейки единственного ребенка, чтобы сесть самой, звучит оттенок любующейся удовлетворенности. В ответ на вопрос о том, на кого девочка похожа по характеру, слышу: «Я понимаю, доктор, что вы имеете в виду. Но мне-то она должна подчиняться!» Блестяще освоенный взрослыми язык двоемыслия недоступен ребенку, который то и дело попадает из-за этого впросак. Осознавать свои чувства – значит строить более эффективное общение, но как раз эта способность у взрослых чаще всего отсутствует. Паралич самосознания – не что иное, как механизм приспособления к агрессивной среде. Гораздо проще приказывать, внушать, разъяснять, призывать, одергивать, пряча за слова и от себя, и от детей истинные переживания. Психологическое насилие – даже эпизодическое – делает насильственной всю атмосферу воспитания и отношений взрослых с детьми. Ребенок перестает верить даже жесту добра. И душа его не живет и развивается, как подобает душе свободного человека, а выживает в этом ГУЛАГе детства. № 8, 1996 год

103

104

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

Владимир КАНТОР

Психология осажденной крепости Российское общество: между мечтой и реальностью Сегодняшние газеты (речь идет о 1998 годе. – Ред.) читать жутковато, слушать речи политиков тоже. Все о том же: Россия потеряла себя, России навязывают чуждую систему ценностей, а между тем русский народ хочет жить свойственным ему образом. Постоянно задается вопрос: кто мы такие и кем должны быть, чтобы оставаться самими собой? – иными словами, речь о нашей самоидентификации, о том, каков «умственный и духовный строй народа». В VI выпуске «Голосов из России» Герцен напечатал «Письмо к издателю “Колокола”» (автор до сих пор неизвестен). Хочу привести оттуда слова, по-чаадаевски сурово и жестко характеризующие нашу ментальность: «Забота о будущем не в нашем духе; на словах готовы мы взвалить на свои плечи хоть все человечество, будем говорить о высокой честности с глазами в крови; на деле – боимся всякого труда, всякой мысли, живем настоящей минутой; наш чиновник ворует, для того чтоб покутить, купец мошенничает, чтоб сыну чин доставить, мужик работает, чтоб пьяну напиться. Даже материальной заботы о будущем нет; на того, кто об этом думает, в России показывают пальцем, он предмет насмешек и неприязни». Иными словами, мы видим невероятный, не свойственный, пожалуй, ни одной другой культуре разрыв между мечтой и реальностью, ибо «мечта о будущем» не есть «забота о будущем».

Ради мечты можно страдать и сражаться, быть винтиком и кирпичиком, утешая себя мыслями об «общем деле», что «ради всех». Забота требует самостоятельной деятельности, муравьиной хлопот-

Неумение, непривычка строить сегодняшнюю жизнь приводит к желанию не думать о завтрашней: новый хозяин – новые приказы, а потому возникают мечты об утопическом прыжке через время, где получат оправдание и сегодняшние бессмысленные страдания, и нелепица жизни ливости в построении собственного дома, труда на себя, что предполагает в культуре независимую личность, которая так и не смогла выработаться в общей массе российского народа, всегда трудившегося на «чужого»: на татар, на казну, на царя, на бар, на партократию. Неумение, непривычка строить сегодняшнюю жизнь приводит к желанию не думать о перетекании сегодняшнего дела в завтрашнее (новый хозяин – новые приказы), то есть в реальное будущее, а потому возникают мечты об утопическом прыжке через время, где получат оправдание и сегодняшние бессмысленные страдания, и нелепица жизни.

Такова российская «неевклидова математика», преодоление мира, где «все противоречия вместе живут» (Достоевский), идея «единого мига» (так подробно прослеженная у своих героев тем же Достоевским), предполагающая добиться всего разом. Так можем ли мы зажить подругому? И вообще может ли меняться ментальность? Попробуем порассуждать. Что происходит в последние годы? Многие сегодня жалуются: люди не думают о высоком, стали прагматиками. Забыв о «светлом будущем», все хотят быть уверенными не в послезавтрашнем, а в завтрашнем дне. Но пока по-прежнему живут настоящей минутой. Слишком укоренен страх перед непредсказуемыми действиями государства. Население растерянно, как больной после гипнотического сна. К работе больше не принуждают, а подругому еще надо научиться. Поэтому в глазах агрессивность, безумие и тоска по палке, заставлявшей что-то делать. Личность другого все так же ничто. Без палки кажется, что «все дозволено». От реализма западных людей мы еще весьма далеки. И вместе с тем растет поколение, которое не связывает свои надежды на устроение жизни с государством, полагаясь прежде всего на личные усилия, ум, талант, умение и ловкость. Оно жаждет независимости, но что из него получится – Бог весть! № 114, 1998

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

2014 11 июня № 11

Александр АГЕЕВ

Железная дверь В нашем обществе – эпидемия страха Самый что ни на есть прозаический, самый бытовой предмет имеет иногда шанс возвыситься чуть ли не до настоящего символа времени. Время, правда, должно быть особым – переломным, переходным, тревожным. Так, одним из самых выразительных символов наших дней становится железная дверь. Каждое утро меня будит грохот на лестничной площадке – это соседи, уходя на работу, задраивают свои железные двери. С улицы тоже несется металлический лязг – открываются и захлопываются гаражи-ракушки, которыми во дворе заставлено все свободное пространство. Тоже вариант железных дверей. Спускаешься вниз и в почтовом ящике находишь очередную пачку рекламных листовок: половина из них все о том же – о железных дверях какой угодно конфигурации, с какими угодно глазками и замками. Дверь подъезда тоже железная, с домофоном, который еженедельно портят не то хулиганы, не то жители первого этажа – ведь закрыть эту дверь без оглушительного лязга невозможно. Потом идешь по улице, и кажется, попал в зоопарк: все окна первых (а иногда и вторых) этажей забраны разнообразнейшими решетками… Да, похоже, не дадим мы пропасть отечественной металлургической промышленности. Как работала на оборону, так и работает. Раньше сидели, фигурально выражаясь, в танке и видели мир сквозь смотровую щель, а теперь сидим в своем квартирном сейфе и смотрим на лестничную площадку через дверной глазок… А по телевизору крутят в это время американские фильмы, где показывают между мордобоем, погонями и ко-

нечным торжеством справедливости американские дома – внутри и снаружи. И вы знаете, что многих зрителей поражает до глубины души и отчасти даже возмущает? Нет, не богатство интерьера, не удобство планировки. Поражает и возмущает то, что двери в американских домах стеклянные. Это совершенно не укладывается в нашем сознании – мы ведь знаем, что в Америке, как и у нас, разгул преступности. Между тем это чистая правда:

Самый что ни на есть прозаический, самый бытовой предмет имеет иногда шанс возвыситься чуть ли не до настоящего символа времени. Время, правда, должно быть особым – переломным, переходным, тревожным в Америке мне пришлось жить в нескольких домах, и у всех у них двери были прозрачные, а сигнализация включалась только на ночь. Но что, собственно, символизируют наши бронированные двери? Разумеется, страх. И это вовсе не обязательно понятный и рациональный страх перед взломщиками и ворами. Случалось наблюдать, как очень небогатые люди, семейный скарб которых настолько неказист, что попросту неликвиден, загоняли себя в долговую кабалу, чтобы установить вожделенную железяку (которая становилась едва ли не самой дорогой вещью в квартире). Не того они боялись, что у них

украдут последнее (нормальные квартирные воры работают по наводке). Они боялись вообще. Всего. Всех. А железная дверь, пусть она часто совершенно бессмысленна, хотя бы намекает на безопасность. Вот парадокс: жизнь становится все ярче и многообразнее, а лица прохожих, одетых в разноцветные одежды, поражают однообразием выражения: хмурая озабоченность на этих лицах, тревога и недоверие. Каждый словно готов или дать ближнему отпор, или убежать. Быстрее домой, быстрее задраиться в своем отсеке. Собственно, я не против железных дверей с сейфовыми замками, и собака, как известно, друг человека. И опасности, от которых мы отгораживаемся, вполне реальны; и надо не быть дураком и по мере сил защищаться и оберегаться. Плохо то, что страх становится образом жизни и способом мышления. Многое из того, что мы делаем, делаем как бы с поправкой на страх, многое видим сквозь призму страха. И она, разумеется, искажает реальный облик мира. Мы слишком много и слишком сразу узнали – и о себе, и о мире, в котором жили и живем. Это все равно что всю жизнь просидеть перед телевизором, смотря заботливо смонтированные, красивые фильмы, а потом вдруг выйти на реальную улицу с ее шумом, вонью, агрессивной толпой. Выяснилось, что и в себе самих – коли рухнули все внешние опоры – нам не на что опереться. Нас готовили к другой жизни, нас учили не тому мужеству, которое потребовалось сегодня. Публицисты говорят о кризисе идентичности, а попросту – многие из нас сами себя потеряли, потеряли

105

106

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

веру в себя, мучаются жестоким комплексом неполноценности. А одна болезнь готовит почву для других. Ну и как же нам быть? По лукавому совету В.В.Розанова летом варить варенье, а зимой пить с ним чай? По примеру Чехова по капле выдавливать из себя раба? Обратиться за укреплением духа к Богу? И то, и другое, и третье, и десятое, если это поможет принять мир таким, какой он есть и каким становится, и не выпадать из него, спрятавшись за ляз-

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

гающим железом, а участвовать в его становлении, прости меня, Господи, за такие общие банальные фразы. Впрочем, Россия – страна несбывшихся банальностей, и повторять их можно до тех пор, пока они не сбудутся. На деле, разумеется, никакого общего для всех рецепта нет, не будет и не должно быть. Одному нужно сильно, до бесстрашия, разозлиться на мироустройство и приняться за его переделку, другому – разозлиться на

самого себя, преисполниться самопрезрения и попробовать переродиться. Третьему, напротив, настолько себя зауважать, чтобы бояться чего бы то ни было оказалось недостойно собственного величия. Четвертый преодолеет страх любовью – к миру, к себе, к ближним... Я, например, попросту устал от страха. Нет на свете ничего утомительнее и скучнее. № 32, 1996

Елена ИВАНИЦКАЯ

А может, сам скажет? В России всегда действовало армейское правило: начальство не спрашивают, оно само задает вопросы. Неумение задавать вопросы – это наша социальная беда Спрашивать не умеем – увы. Но отвечать навострились необыкновенно. В этом-то смысле все умеем: и подменить вопрос, и утопить его в нескончаемом многоглаголании, и отбарабанить набор фраз, и настоять, что такого, мол, вопроса вообще быть не может, и помычать вместо ответа, и оскорбить вместо ответа, и посмеяться вместо ответа. Это сколько угодно. Но при этом, однако, считается общепризнанным, что спрашивать – легко, отвечать – трудно. Уж будто бы! Вопрос задать ох как трудно! Все мы прекрасно помним мучения школьных лет: в самом деле, если ученик способен сформулировать, что именно ему непонятно, то ведь это значит, что в принципе он в материале разбирается, а неясные частности способен обсудить с учителем. Но если непонятый, пропущенный материал сбился в какую-то нелепую кашу, то никаким вопросом ее не ухватишь... А если какой-то вопрос прорежется и кое-как сформулируется, то, увы, в подавляющем большинстве случаев ответом на него будет ужас учителя: «Как! Ты таких элементарных вещей не понимаешь!»

Да мы-то, взрослые, учителя, родители, вполне отдаем себе отчет, что наши дети нас никогда – ни о чем, ни за что – не спрашивают? Или наивно утешаемся соображением, что малыши – почемучки, а на малышов-

Естественно, чтобы меньше знающий спрашивал знающего больше. Но нам раз и навсегда внушили, что спрашивает оно – знающее начальство, а лопочем, теряемся, не знаем, что сказать, – мы ские «почему» ни один мудрец не ответит? Напрасно утешаемся! Ведь возраст почемучек – это чуковский возраст «от двух до пяти», но не дальше и не больше. Боюсь, что потому не дальше и не больше, что мы сами отбиваем у детей всякую охоту о чем бы то ни было нас спрашивать. Но, однако, и мы ведь ни о чем не спрашивали взрослых... а выросли все-

таки нормальными, нравственными, полезными членами общества. Разве нет? Кто из девочек спросил маму или учительницу о том, что делать со своей первой девчонкиной влюбленностью? Кто из мальчиков посвятил отца или учителя в тягостные проблемы мальчишеского взросления? Естественно, никто, и уж, разумеется, не я... И поэтому, наверное, я роковым образом ошибаюсь, когда глупо горжусь, что моя десятилетняя дочь до сих пор задает мне вопросы: и экзистенциальные, и лингвистические, и бытовые, и медицинские. Отвечать очень легко и приятно; но каково дочке формулировать? Отвечать очень легко и приятно, но каково дочке решиться спросить? Один из вариантов таинственной старинной легенды повествует о том, что благородный Парсифаль, рыцарь без страха и упрека, не мог свершить великий подвиг, обрести святой Грааль, именно потому, что был слишком благороден, куртуазен, вежлив и т.д. Из благороднейших побуждениий он не задал Увечному королю невежливый, неуместный и праздный вопрос: «Что с тобой?» (Вопрос

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

подразумевал жестокий подтекст: за что, мол, ты обречен хромать на обе ноги? В чем ты виноват, что так наказан?) Благороднейший Парсифаль исходил из того, что король сам скажет, если найдет нужным. А король знал, что не имеет права говорить, пока его не спросят. В самом деле: на ком лежит преимущественное право? Или: на ком лежит обязанность – задавать вопросы? Ну и на ком же? Логически, теоретически говоря – говоря с точки зрения здравого смысла, – естественно, чтобы меньше знающий спрашивал знающего больше. Но нам раз и навсегда заушательски внушили, что спрашивает оно (знающее начальство), а лопочем, теряемся, не знаем, что сказать, – мы. В нашем военизированном обществе всегда действовало армейское правило: начальство не спрашивают, оно само задает вопросы. Увы, какие именно вопросы задает начальство, известно зара-

нее: допрос ные вопросы. Но то, что допрос и вопрошание – это разные вещи, под угрозой начальственного допроса как-то смазывается. Жестокое правило воздвигается перед нами частоколом: задавать вопросы – право! Отвечать на вопросы – обязанность! Мы и молчим. Как Парсифаль. Даже к любимому человеку, когда он угнетен и подавлен, не кидаемся со спешными вопросами: «Что с тобой? Что случилось? Что тебя мучит?» Ждем, что он сам скажет, если найдет нужным... А он и не скажет, пока мы не спросим. А уж задать вопрос ребенку, на который бы ему было интересно ответить, – это нечто почти невозможное. Все вопросы, обращенные к сыну или дочери, – это вопросы из допросного, начальственного ряда: «Где? Когда? С кем? Почему? Уроки приготовил? Сколько будет дважды два?» В вопросе как бы подразумевается некое обвинение: так-так-так, в

2014 11 июня № 11

чем ты виноват, признавайся! Чего не знаешь? Отвечай! В вопросе как бы совсем потерян компонент интереса: ты мне интересен, интересен, интересен, поэтому я спрашиваю, спрашиваю, спрашиваю! ...Здесь вопросы задаем мы! Когда же фраза приобретет свой истинный смысл? Мы – любящие, интересующиеся, заботливые, а не мы – допрашивающие, уличающие, обвиняющие? Впрочем, если человек смог отбросить страх, то свободно и достойно он ответит на вопрос любого вопрошающего. Есть ведь, в конце концов, прямой, неложный, честный ответ на действительно недопустимые вопросы: «Это личная тайна! На такие вопросы не отвечаю! Не признаю вашего права спрашивать об этом». Однако этот ответ возможен только в том случае, если изжит жестокий закон: тот, кто спрашивает, – тот хозяин, тот, кто отвечает, – тот раб. № 12, 1994

Александр АГЕЕВ

Что такое терпение? Сделать не так, как принято среди сограждан... Выхожу я из метро: куча народу, бабушки торгуют сигаретами и пельменями, пьяненькие сограждане пробираются по стеночке кафельного перехода, но юный милиционер без видимых знаков различия останавливает именно меня и требует предъявить документы. Секунду от неожиданности подумав, вежливо прошу представиться и предъявить его документы. Он (может быть, тоже от неожиданности) молчит минуту, и за эту минуту я слышу минимум пять оценок своего поведения со стороны окружающих – бабушек с сигаретами и просто случайных прохожих: «Еще и выпендривается!» Вняв обще-

му гласу, милиционер берет меня за воротник: «Ну-ка пошли!» Кончается все вялыми официальными извинениями, ибо, помимо отсутствия «состава преступления», у меня «присутствуют» откровенно славянская внешность, исправный паспорт и, главное, две «красные книжечки», т.е. редакционное удостоверение и членский билет Союза писателей. Но Бог с ним, с милиционером, – он, может, каждого десятого высчитывал. Но окружающие? Почему им моя нормальная и даже скромнопочтительная просьба предъявить свидетельство прав вышеописанного милиционера показалась чем-

то неприличным и вызывающим? Я ведь точно знаю: сострой я плаксивую гримасу, скажи что-нибудь вроде: «Да ладно, сержант, паспорт у меня дома, а вон и автобус подошел», – те же самые люди вступились бы за меня, и бедный мальчик в погонах наслушался бы про то, что милиция честных людей цепляет, а бандиты все на свободе. Я сделал не так, как принято среди терпеливых сограждан, и был наказан не только получасовым незаконным выяснением личности, но и неприязнью большинства окружающих. Мы терпим – и ты терпи! № 13, 1997

107

108

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

Евгения ДОЛГИНОВА

Жажда прошлого Общественное сознание начинает ощутимо тосковать по сильной руке Директор одной школы сказала мне: «Вот видите мальчика? Лентяй ужасный. Хотели бы исключить, он нам всю статистику портит, да не можем пока: у него мама недавно умерла». Вот такие они гуманисты. Показательно, что мальчик не шпана какая-нибудь – просто лентяй. Уроки, значит, не учит. Долой! Общественное сознание начинает ощутимо тосковать по эпохе Репрессанса… Раньше работали какието ясные радикальные механизмы, императивные распоряжения сильно облегчали жизнь, а теперь... Сами учите, сами учитесь, сами разбирайтесь. Сами создавайте себе условия. Ужас какой-то. ...В очереди за билетами пять человек. У кассирши завис компьютер. Очередь задерживается на десять минут. Молодая (странно, что молодая) дама томно сказала кассирше: «Сталина на вас нет!» Та парировала нормальным рыночным голосом: «Для вас из гроба достанем!» Компьютер от испуга заработал, Сталин не понадобился... После программы новостей, конечно, страшно. Но гораздо страшнее, когда случайный таксист с удовольствием произносит слово «орднунг». Зачем-то он его выучил. Нет, таксист не нищенствует, только что с Кипра приехал в красивом зага-

ре; просто вот цены на бензин – это ж удавиться. Но есть неотменимые ассоциации, и я спросила его насчет перспективы пивных путчей. Приятное, должно быть, мероприятие? Таксистский орднунг – это справедливые цены, крепкая рука городового и исключительно славянские лица

Раньше работали какие-то ясные радикальные механизмы, императивные распоряжения сильно облегчали жизнь, а теперь... Сами учите, сами учитесь, сами разбирайтесь. Сами создавайте себе условия. Ужас какой-то! в городском пейзаже. Я пытаюсь напомнить ему, что самые справедливые цены были при карточной системе, нужда в которой, как известно, возникает в особенно сладкие времена. А расовое единство достигается такой простой хирургической акцией, как погромы. Таксист насчет погромов задумался, а потом сказал: ну, детей можно и не трогать. Он тоже оказался гуманистом. Я знаю, что такое Порядок. Это старый полковник-гэбист, с ко-

торым мы недавно ехали в интуристовском поезде. Мы с подругой мирно читали на своих верхних полках, включив скудный ночной свет, а он потребовал, чтобы мы-немедленно-прекратилиэто-безобразие-а-то-он-бу детапеллировать-к-проводнику. Потом заслуженный чекист в неглиже пошел апеллировать. Пришел проводник, извинился перед нами, предложил другое купе. Нет, ответили мы, принципиально нет. Наведите же, так вас всех и растак, по-ря-док, грохотал чекист, потрясая удостоверением и спрашивая наши фамилии. Мы их назвали и даже предложили ему паспортные данные, но юноша-проводник тоже сказал: нет. Такого порядка вы уже не дождетесь. Всю ночь с нижней полки обдувала нас бессильная старческая ненависть. Всю ночь мы читали те книги, название которых еще десять лет назад вызвало бы четкий профессиональный рефлекс у нашего попутчика. Но какой бы ничтожной ни была эта победа, я очень обрадовалась словам проводника, достойного представителя вагонной власти. Орднунг так и остался за красной обложкой удостоверения. № 67, 1996

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

2014 11 июня № 11

Александр ДОВЖЕНКО

«Прокуроров у нас хватит на всех. Не хватит учителей» Фрагменты из фронтовых дневников 28 июня 1942 г., Валуйки Первое, что нужно сразу же после войны категорически изменить, – это всю систему школьного и дошкольного воспитания. Нужно пересмотреть и перетряхнуть ее сверху донизу. У нас учитель в загоне. Жалкое его материальное и морально-правовое положение и ложная система воспитания – вот причина первая и главная всех трудностей, что выпали нам сейчас. Наших приумножаемых утрат, хаоса, слабости духа, – словом, всего того, что делает цену нашей победы много-намного большей, чем могло быть. Прибитый, неинтеллигентный учитель – колоссальное зло нашего народа. Бесправный, неуважаемый, замаранный, малообразованный учитель и такой же малоразумный Наркомпрос со всем его авгиевым аппаратом не могут обеспечить государству красивую молодежь, какими бы совершенными ни были тезисы устремлений компартии. Народный учитель, учитель народа – сердце и совесть села, образец и предмет подражания для ребенка, достойный, чистый, уважаемый родителями – нет, нет у нас народного учителя. Мы сделали из него бес-

правного прихлебателя какого угодно главы колхоза, любого начальственного дядьки, и потонула молодежь в неучености, бесхарактерности, безответственности. 12 июля 1942 г. Посмотрю на пустыни, на кладбища, поплачу ли на руинах и пересчитаю миллионы утрат? А потом умру от горя, чтобы не видеть, как заселят тебя, мать моя Украина, чужими людьми, как будут карать твоих недобитков сынов и дочерей за немецкое ярмо, за каторжную работу в Германии, за то, что не умерли от голода и дождались нашего прихода. Прокуроров у нас хватит на всех, не хватит учителей, ибо погибнут в армии, не хватит техников, трактористов, инженеров, агрономов. Они полягут на войне, а прокуроров, а следователей хватит. Все целые и здоровые, как медведи, и набили руку в холодной своей специальности. Напрактикованы лучше немцев ещё с тридцать седьмого года. 14 августа 1942 г., Москва С кем ни пробовал я из «руководящих» людей говорить на тему народного учителя как главного де-факто виновника наших неудач – никто со

мной не соглашается. Это еще раз меня убеждает, что я не ошибаюсь. Ведь если б они давно знали, что это так, то давным-давно упадок воспитания был бы выправлен и забыт. …Пусть задумаются хоть немножко, пусть злятся, лаются, только б не молчали и не шептались по темным углам раздвоенной души. Пройдет еще год войны. Страшнейший, кровавейший и голодный. Падет немецкий фашизм, завоевав всю Европу и нас, аж до Кавказа. Мир будет удивлен нашей силой, и крепостью, и героизмом. И сами мы забудем свою страшную и бесстыдную бестолочь, и неумение, и свои напрасные потери из-за дурости, темноты, сатрапства и подхалимства лукавого, и, выперев грудь, на костях миллионов погубленных наших людей будем верить, и хвастаться, и подводить под все выгодную диалектическую причинную базу, и будет все у нас по-старому, ибо мы сами уже давно не новы... По книге: Олександр Довженко. Щоденник (1941–1956). – Київ, 1995. Перевод с украинского Андрея РУСАКОВА № 31, 32, 1999

109

110

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Неужели свободы нам отпущено только на глоток? Не знаю, есть ли в других странах и языках такое выражение, такой образ, или только в России это слово родилось – глоток свободы. В других странах свободу мерят морями, у нас – глотками. Только попробовать, только чтобы почувствовать вкус, чтобы было к чему стремиться, чего желать. Иногда возникает ощущение, что наш организм свободу не принимает, происходит отталкивание, и оттепель, имевшая начало, может получить и свой конец. Чтобы мы могли горевать, тосковать, вспоминать героев и мечтать о новом глотке свободы. Все это мы умеем, тут мы мастера. И опять у нас будет лучшая в мире литература, не то что на этом бездуховном Западе, который ничегошеньки в делах свободы не понимает. Не понимает главного, открытого в России: истинное наслаждение свободой – в потере свободы. Уже готовимся... *** …Вот еще вопрос, который задают себе не часто, потому что он очень опасен; когда же он возникает, то порождает сердитые споры. Вот этот вопрос: а какой ценой? а какова была цена? Особенно трудно оценивать прошлое, состоявшееся и связанное с миллионами жизней. Да, из крестьянской страны сделали страну индустриальную. Мощную державу подняли. Но какой ценой? Или это вовсе бессмысленный, дерзкий вопрос? Да, добили богатых и не так уж много было бедных. Все жили одинаково. Но вопрос: какой ценой далось это равенство? Да, победили в жуткой войне… Казалось бы, тут вопроса о цене нет… И все-таки нет-нет, да и спрашивают: а какой ценой далось взятие Бер-

лина и кто виноват в том, что заплатили так дорого? Но у цены то свойство, что она забывается. Ну заплатили и заплатили, теперь-то что? Может быть, это особенность нашей страны: достигать немыслимого, но за все платить и немыслимую же цену… Как правило, измеряемую не в рублях и даже не в долларах, а в жизнях. За это уплачено столько-то жизней, за то – столько-то. И все больше в миллионах, в миллионах.

Не охаивайте прошлое? Нет, в прошлом было много страшного, и принимать его за должное, за прекрасное – значит, смазывать границу между добром и злом В миллионах человеческих жизней. Поэтому и говорят, что нигде жизнь человеческая не ценится так мало, как у нас. Миллион туда – миллион сюда. Вот самое страшное: ничего не жаль. Бесшабашность и удаль в государственном масштабе. Преступность во всем мире; заложников берут во всем мире; безобразия творятся во всем мире. Но есть и отличие: во многих странах государство, правительство всетаки стараются сохранить человеческие жизни, не становятся на одну доску с преступниками. Все-таки народу стараются внушить, что цена жизни неизмерима ни в каких единицах. Если этого не делать, не ценить жизни своих граждан, то ведь и граждане перестают ценить чужое и даже свое существование на этом свете, побеждает идеология одной из самых залихватских пословиц:

«Судьба – индейка, а жизнь – копейка». Все понимаю, почти все могу объяснить, но не хочу, не хочу, не хочу! Не хочу, чтобы жизнь была ценой в копейку. *** Зло не становится добром оттого, что уходит в прошлое. Говорят: не охаивайте прошлое. Охаивать, обхаивать по словарю Даля – окритиковать, разбранить, похулить во всех отношениях, обсудить, опорочить, признать негодным. Значения «оклеветать» в этом слове нет. Речь идет лишь об отношении – бранить или принимать. Следовательно: не браните прошлое, не считайте его негодным. Не все в нашем прошлом было плохо. Да конечно же! Была наша страна, были свои, родные люди, была своя молодость, свое детство, были свои страсти, была своя работа, свое стремление жить честно несмотря ни на что – все свое было и осталось в памяти, осталось при нас. Но когда говорят, и притом сердито, с неким намеком, «не охаивайте», то имеют в виду совсем другое: мол, ничего не трогайте из нашего прошлого, все было хорошо – это наше прошлое, оно любимо, и ничто в нем не подлежит осуждению. Говорят: не охаивайте, а думают – давайте вернемся в прошлое, не нужна эта другая жизнь. Получается, что все страдания народные – зря, пустое дело. Все было хорошо, все замечательно... Не охаивайте прошлое? Нет, в прошлом было много страшного, и принимать его за должное, за прекрасное – значит, смазывать границу между добром и злом. Дескать, все одно, все прошлое, а прошлое – наше, не трогай. Это история. Но добро есть до-

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

бро, а зло есть зло, и говорить, что зло, если оно в прошлом, становится добром, – безнравственно. *** …Мы окружены неправдой. Одни говорят неправду, чтобы сохранить власть, другие – чтобы пробиться к власти, третьи – по неразумению своему, ибо не ведают, что говорят. Неправды столько, что она ошеломляет. Ловишь себя на том, что тупеешь. На чужой роток не накинешь платок; на каждый чох не наздравствуешься. Ответить, даже мысленно, на всякую неправду невозможно. В голове задвигаются невидимые шторки: да ладно, говорите себе. Но и так нельзя. Больше того, неправда так массивна, так наступательна, а порой она так привлекает, так въедается в душу, что начинаешь сомневаться: а может, это и есть правда? А может

быть, ты сам что-то не знаешь или не понимаешь? Да и есть ли у тебя право на правду? Почему ты думаешь, будто знаешь ее? Вот эти лживые люди тоже уверены, что только они и несут людям свет правды. Получается сумасшедший дом. Все твердят свою правду-неправду, и некуда нормальному человеку деться, так что он и сам начинает чувствовать себя ненормальным. Стоп! Сходить с ума нельзя. Нельзя превращаться в горьковского объясняющего господина (из «Жизни Клима Самгина»), который на всякое житейское безобразие найдет резон. *** …Свободу трудно завоевать, но еще труднее сберечь. Свободы нет там, где ее не завоевали; свободы нет там, где ее не берегут, где ее не

2014 11 июня № 11

питают. Свобода – как жизнь, она постоянно требует поддерживающей энергии. Это все не абстрактные рассуждения, а вполне конкретные – на тему, на злобу дня... Но не лучше ли последовать совету одного из добрых наших читателей «не слишком распахиваться»? Зачем подставляться? Все равно от моих слов ничего не изменится. Переубеждать очень трудно. Зачем же, зачем? Какой в этом смысл? Кажется, нет смысла. А он есть. Он есть, потому что смысл и совесть, выгода и совесть, польза и совесть далеко не всегда совпадают. По смыслу надо бы вести себя так-то, а по совести – так-то. Ну что нам делать? Мы читаем газеты, мы видим людей, стремящихся к власти, они понятны – мы видим, как они опасны для свободы. №№ 12, 15, 16, 37, 40, 1996

Симон СОЛОВЕЙЧИК

Справедливость и милосердие Из интервью для своей газеты. Беседовала Евгения Долгинова О жизни, о жизни – и только о ней... Каждая ситуация уникальна, и вопросам несть числа, а ответы условны... И все же, пока мы задаем себе и миру вопросы, вечные и бесконечные, наивные в своей абстрактной точности, есть надежда на небесполезность наших усилий – родительских, учительских и человеческих… Вся поэзия, все таинство педагогики – в ощущении этого высокого духовного электричества, которое высвечивает и облагораживает нашу жизнь, наполняет ее верой и смыслом, поступком и мыслью. ...Большинство людей уверены в том, что добро и справедливость всегда сопутствуют друг другу. Сопутствуют, но не всегда. Справедливость – это когда по закону,

по правде. Правда одна на всех, и справедливость одна на всех. Каждый раз, когда мы видим, что к разным людям относятся по-разному и одному прощают то, чего другому не прощают, мы возмущаемся: а что, он лучше меня? Справедливости в мире мало. Вся наша жизнь замешена на несправедливости, и к этому надо привыкнуть. Уже то, что мы все люди и, значит, в чем-то одинаковы, и все работаем, но живем поразному, уже в этом великая социальная несправедливость, бороться с которой бесполезно. Справедливость требует неуклонного выполнения каких-то правил или моральных законов. Некоторые люди так переполняются чувством справедливости, что с ними невозможно общаться. Они осуж-

дают все вокруг, все им кажется несправедливым. Совсем другое дело – добро. Сердце не понимает несправедливости. Сердце просто любит. Иначе нельзя было бы объяснить, наверное, половину браков на земле. Часто спрашивают: ну как она могла выйти за такого? Мы-то смотрим со стороны, и наше суждение совершенно справедливо, а она – любит. Она смотрит совершенно другими глазами. Но учителя этого не понимают. Они не понимают, что добро как раз и начинается там, где кончается справедливость. Это примерно так, как в комиссии о помиловании. Суд был справедлив, и приговор был законным, однако комиссия просит утвердить свое решение о помиловании.

111

112

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

Нарушается закон? Нарушается. Вот в этом все и дело: добро – это всегда нарушение. Все то, что сделано по закону и справедливости, это не добро. Это не сердцем сделано, а умом. Поэтому справедливости можно требовать, а добра – нет. На свете много правдоискателей, людей, которые до конца борются за справедливость. Но гораздо больше добрых людей, и старинное обращение к народу так и звучало: люди добрые. Справедливости ищут, о добре взывают. Добра на свете гораздо больше, чем справедливости. Сегодня с утра, как всегда, не знаю почему, думал обо всех этих делах, вспоминал свою школу и вспоминал школу, которую я видел. Вспомнил старую учительницу – не знаю, где я видел эту сцену, – вспомнил, как третьеклассник шалит на ее уроке, она его вызывает, ставит рядом с собой и крепко-крепко прижимает к себе, так, что он стихает и успокаивается. И столько добра было в этом движении, столько нежности, что и весь класс как-то пришел в себя. Я думаю, что этого нам не хватает в школе – добра. Все только говорят о порядке, о правилах для учащихся, а о добром отношении к детям говорят редко. Может быть, потому, что справедливость выражается в правилах. Их можно перечислить и вывесить на стенке. А добро правил не знает. Оно просто добро. Справедливости трудно выучиться. Есть люди справедливые и есть несправедливые, и, кажется, это от рождения. А можно ли научить человека быть добрым? Не знаю. Но думаю, что самому стараться быть подобрее можно, хотя иногда очень трудно. Увы, в профессиональные качества учителя входят оба эти свойства – и доброта, и справедливость. И деваться нам некуда. *** ...В идеале человеку должно быть удобно жить. На сто процентов. И в

НА ПУТЯХ СВОБОДЫ

1992–1999

глава пятая. человек и эпоха: мировоззрение, цели и ценности

идеале человеку должно быть неудобно жить. На те же сто процентов. Удобно – это когда больше ничего не нужно. Но в духовной жизни не может быть такого чувства, ибо это – вечный поиск, вечное страдание, вечная и, может быть, обреченная попытка найти правду, постоянная неудовлетворенность. Вместе с тем человек с комплексом неполноценности ничего не добьется, сломается, погрязнет в своих несчастьях... В идеале же неудовлетворенность собой должна сочетаться с верой в себя, в свое достоинство. В нашей педагогике, может быть, потому ничего не получается, что мы пытаемся найти золотую середину. Но золотой середины здесь нет, не может быть. Все всерьез, все на пределе. *** ...Все науки, которые относятся к педагогике, относятся к духу человеческому. Здесь своя особая, частная логика. Трудность в том, что общий логический закон приложим и одновременно неприложим к отдельному человеку. Есть какие-то общие, универсальные законы, которые управляют и планетами, и человеком. Есть единый дух развития человечества – стремление к правде, к добру, к красоте, и в то же время каждый человек живет по своим индивидуальным законам... Середины здесь нет. Дух позволяет видеть то, что уму неподвластно. Душа человеческая как арена битвы между Богом и дьяволом? Опасная теория: нам кажется, что можно это зло подавить, выкорчевать, особенно в детской душе, над которой, как мы думаем, мы властны... На самом деле всякому человеку с языком, общением, культурой передается дух вечного стремления человеческого – к добру, правде и красоте. Умом желания не перебьешь. А человека с высоким духом определяет уровень его желаний, побуждений – а желания есть центр его внутреннего мира. № 90, 94, 1996

2014 11 июня № 11

113

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

2000–2014

Под колпаком реформ. Как государство возвращалось в образование... ВВЕДЕНИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ Что есть история газеты? Странный вопрос, казалось бы. Но на самом деле, оглядываясь назад, понимаешь, что есть биография газеты – кто ее создал, какие люди в ней работали, как она менялась, какие рубрики возникали, какие уходили. А есть история, совершенно другой тип повествования. Это про то – пусть не смутит вас разговор о газете как об одушевленном существе, обладающем волей и способностью поступка, – как газета вела себя в переломные моменты эпохи, о чем и как писала тогда. Истинная история газеты, насчитывающей более полутора тысяч выпусков, складывается из нескольких десятков статей. Это не «золотой фонд», дело не только в качестве письма. Это те статьи, в которых сиюминутный, не рассчитанный на вечность журналистский текст вдруг все-таки сцепляется с большой историей, становится ее частью. Журналистская удача? Нет. Великое, забытое и даже осмеянное лютеровское ощущение: «На том стою и не могу иначе». Боль и ужас от того, что происходит на твоих глазах. Попытка остановить предопределенность событий. Слово почти ничего не может: не может остановить обладающего властью, примирить враждующих, направить заблуждающихся. Но, сколь бы ни была сильна злобная воля, свирепа вражда, глубоки заблуждения, слово делает их частью чего-то более значительного, выводит человека за границы безвыходной ситуации. Есть свет и есть надежда, есть непроверяемые истины, всегда большие, чем любая попытка покушения на них. И счастье, если газета способна – изредка, иногда – передать отсвет такого ощущения. Это и есть ее настоящая история, и другой истории нет.

114

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

ПОД КОЛПАКОМ РЕФОРМ

2000–2014

как государство возвращалось в образование...

КРЕМЛЕВСКОЕ СОВЕЩАНИЕ УЧИТЕЛЕЙ – ПРОЕКТ ФЕДЕРАЛЬНОЙ СИСТЕМЫ ТЕСТИРОВАНИЯ

2000

öàòü. Îñòàëüíûå èç ïî÷òè ïÿòè òûñÿ÷ äåëåãàòîâ – «çà». ×òî ýòî çà åäèíîäóøèå òàêîå? Íå çíàþ, êàê äëÿ äðóãèõ, íî äëÿ ìåíÿ ôàêò åäèíîäóøíîãî ãîëîñîâàíèÿ ïÿòè òûñÿ÷ ÷åëîâåê ïî ëþáîìó âîïðîñó ÿâëÿåòñÿ ïðèçíàêîì ïîëíîãî ïðîâàëà ìåðîïðèÿòèÿ. ß óâåðåí, ÷òî ìíîãèì ýòî óòâåðæäåíèå ïîêàæåòñÿ íå áåññïîðíûì, à òî è àáñóðäíûì. Íî òàê ÿ óñòðîåí. ß íàó÷åí áîÿòüñÿ åäèíîäóøèÿ êàê îãíÿ. Ýòî ñòðàøíûé îïûò íåäàâíèõ âðåìåí, êîòîðûé, êàçàëîñü, ðàñòâîðèëñÿ â ïðîòèâîðå÷èÿõ ñåãîäíÿøíåãî äíÿ è âäðóã íåæäàííî-íåãàäàííî âñïëûë – è íå ãäå-íèáóäü, à â ñðåäå ó÷èòåëåé. Èç ïî÷òè ïÿòè òûñÿ÷ ó÷àñòíèêîâ ñîâåùàíèÿ «ïðîòèâ» òîëüêî 3 è 14. Ýòè öèôðû íàäîëãî îñòàíóòñÿ â ìîåé ïàìÿòè, ñëîâíî ïîêàçûâàþò òåìïåðàòóðó, ïðè êîòîðîé çàìåðçàåò ñâîáîäà». № 5, «День за днем», колонка Артема Соловейчика

Ошибочное начало тысячелетия. Памятное выступление Ельцина, превратившегося уже в человека-руину: «осталось совсем немного времени до магической даты нашей истории… я устал… я ухожу». Жутковато сейчас слышится эта «магическая дата». Кончалось время, когда в стране часто проходили учительские забастовки и пикет педагогов перед областной администрацией был привычной приметой в столицах регионов. Что изменилось? В первых числах января – конечно же мероприятие было запланировано и подготовлено заранее – в Кремле прошло первое Всероссийское совещание работников образования, первое педагогическое собрание такого уровня после советского еще учительского съезда.

Конечно, в «замерзающую свободу» никто не поверил, в том числе и мы сами. Казалось, столько еще предстоит сделать, столько хороших начинаний разворачивается в это же самое время. В номере 11 публикация на две страницы: проект Федеральной системы тестирования. Авторитетные имена авторов. Система тестирования представляется независимой, финансирование – смешанное, от государства и от частных заказчиков, экзаменационной монополии не предполагается. Через несколько лет из этой идеи, переделанной чиновниками под свои цели, вырастет эксперимент по ЕГЭ, а позже и сам единый экзамен в полный рост. Но пока всем кажется, что найдена образовательная панацея.

«Èòîãè ñîâåùàíèÿ èçâåñòíû. Áûëî äâà ãîëîñîâàíèÿ. Ïî îäíîìó «ïðîòèâ» – òðîå, ïî äðóãîìó – ÷åòûðíàä-

Весна, президентские выборы. Уже 8 месяцев длится вторая чеченская кампания.

2014 11 июня № 11

115

ВОЙНА КАК СОДЕРЖАНИЕ ОБРАЗОВАНИЯ – НАЧАЛО БОРЬБЫ ЗА ОТМЕНУ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ НВП – ПРОЕКТ «ДОРОГА ЕСТЬ» – ЦЕРКОВЬ И ШКОЛА «×å÷åíñêàÿ âîéíà – ñîäåðæàíèå îáðàçîâàíèÿ íûíåøíåãî ãîäà. Ìû ó÷èì äåòåé, êàê áóäòî íå çàìå÷àÿ, ÷òî â ñòðàíå èäåò âîéíà è ãèáíåò îãðîìíîå ÷èñëî ñîëäàò è ìèðíûõ æèòåëåé. È ñèëüíåå, ÷åì ïðîãðàììû ïî ëèòåðàòóðå è èñòîðèè, íà ó÷åíèêîâ âëèÿþò ñìåðòü íàøèõ ñîëäàò, ñòðàäàíèÿ ìèðíûõ æèòåëåé, áåæåíöåâ, çàëîæíèêîâ è ïðèçûâû âëàñòè: «Äîáåé ãàäèíó!» Íàäî îñòàíîâèòü âîéíó. Íåëüçÿ åé îêàçûâàòü ïîääåðæêó. Íåëüçÿ ïîêàçûâàòü äåòÿì, ÷òî íàì íðàâèòñÿ âîåâàòü. Ïîòîìó ÷òî âîéíà óæå ïðåâðàòèëàñü â ïåäàãîãèêó, âîñïèòûâàÿ ïîòåðÿííîå ïîêîëåíèå». № 30, Александр Адамский, «Учитель, останови войну!»

Но война и военные уже на пороге. Генералы вынесли первый урок: призывники (а в Чечне опять воюют призывники) плохо подготовлены. Значит, нужно возвращать в школы начальную военную подготовку (НВП). И патриотическое воспитание. Закон «Об образовании» разрешает НВП только в виде факультатива и на добровольных началах. Закон «О воинской обязанности…» полагает НВП обязательной. Юридическая коллизия, конфликт двух норм равной силы. Генералы идут в наступление и требуют переписать Закон «Об образовании». «Ïîäðîñòêàì, êîòîðûå è òàê ïðåäðàñïîëîæåíû ê ìàêñèìàëèçìó è âåðå â òî, ÷òî íà âñå âîïðîñû åñòü îäíîçíà÷íûå îòâåòû è êîíå÷íûå àáñîëþòíûå èñòèíû, âîåíðóê ïîêàæåò ìèð, ãäå âàæíà íå ïðàâäà, à íàøà ïðàâîòà. Ãäå íå ñòîèò äàæå ïûòàòüñÿ äîêîïàòüñÿ äî ïðàâäû. Äàæå äîïóñêàòü ìûñëü, ÷òî îíà ìîæåò áûòü ãäåòî, ãäå íåò íàñ. Ãäå íå íàøè. Ïðàâäà – âñåãäà òîëüêî òàì, ãäå íàøè. È åå íå íóæíî èñêàòü, åå âñåãäà çíàåò êîìàíäèð. À ãëàâíàÿ äîáëåñòü – âûïîëíèòü åãî ïðèêàç, íå ðàññóæäàÿ. Ëþáîé ïðèêàç.

Íàì âîçâðàùàþò òàêóþ èåðàðõèþ öåííîñòåé. Ìû òîëüêî ïûòàåìñÿ îïîìíèòüñÿ îò ýòîé æèçíè, ìû òàê äîðîãî çàïëàòèëè çà òàêèå îòíîøåíèÿ ñ íåé, à íàøèõ äåòåé îïÿòü áóäóò ó÷èòü ýòîìó. Íî ïîêà âîåííûå íå âåðíóëè â øêîëó ÍÂÏ. Îíè òîëüêî ïðèñòóïèëè. È ìû ìîæåì íå ïîä÷èíÿòüñÿ». № 35, колонка «От редакции»

Борьба за отмену обязательной НВП протянется несколько лет. «Первое сентября» будет вести ее фактически в одиночку: центральным газетам тема не слишком интересна. Военные потерпят несколько поражений, «ПС» проиграет кампанию: постепенно все больше людей начнут считать – так меняют сознание война и террор, – что выступать против НВП – все равно что выступать против интересов страны. Однако только борьбой жить нельзя. Летом как спецвыпуск газеты была издана хрестоматия «Школа сотрудничества». Осенью прошли очередные Соловейчиковские чтения, в тот раз посвященные Сухомлинскому. И в том же номере, что был посвящен чтениям, Артем Соловейчик подвел итоги своего проекта длиною в год, протяженностью в 8786 километров и 29 школ – путешествия из Москвы во Владивосток. «Çà ýòîò ãîä ÿ ïðåâðàòèëñÿ â ñòðàííîãî ÷åëîâåêà, êîòîðûé îáúÿñíÿåò âñåì, ÷òî â ñòðàíå åñòü äîðîãè, ÷òî ëþäè óëûá÷èâûå, ÷òî ìóíèöèïàëüíàÿ âëàñòü ïðàêòè÷åñêè ïîâñåìåñòíî, ãäå ìû áûëè, ïðèíèìàåò ñàìîå íåïîñðåäñòâåííîå ó÷àñòèå â æèçíè øêîë. …Çà ýòè ãîäû ëþäè î÷åíü ìíîãîìó íàó÷èëèñü. È ãëàâíîå, ìíîãîå íàó÷èëèñü äåëàòü ñàìè. Ëþäè ñåé÷àñ î÷åíü ñèëüíûå. È àäìèíèñòðàöèÿ, è ïåäàãîãè, è øêîëüíèêè – âñå êàê íà ïîäáîð. ß ãîâîðþ ýòè ñëîâà áåç òåíè ñìóùåíèÿ îêàçàòüñÿ åäèíñòâåííûì, êòî òàê äóìàåò ñåãîäíÿ».

Похоже, то путешествие позволило увидеть скрытые результаты девяностых годов. Да, разруха, да, безденежье. Но и отсутствие тотального контроля, свобода. Статья о путешествии называлась «Дорога есть!», сила и энергия учителей казались прологом к будущему. А оказались пиком, за которым спад: государство начало отвоевывать утраченные позиции, возвращаясь к единообразию и диктату.

2001 Январь, Рождественские чтения. С этого года попытка церкви ввести в школах предмет «Основы православной культуры» получила прямую поддержку Российской академии образования. Президент РАО Н.Никандров заявил на чтениях: «При наличии в образовании многих конкретных вопросов, которые так или иначе надо решать, наиболее значимым будет все же вопрос: в какой мере та или иная педагогическая система, то или иное содержание воспитывают человека в системе основных ценностей – православия, патриотизма, народности? Попытки заменить их перечислением подобранных на потребу дня красивых и, бесспорно, имеющих смысл понятий типа достойной жизни, правового государства, гражданского общества, рыночной экономики с их многочисленными и очень разными расшифровками и признаками напоминают мне поиск подлинных драгоценностей в магазине тысячи мелочей».

116

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

ПОД КОЛПАКОМ РЕФОРМ

2000–2014

как государство возвращалось в образование...

ШКОЛЬНАЯ ФОРМА ВОЗВРАЩАЕТСЯ? – ГОССОВЕТ ГОТОВИТ ОБРАЗОВАТЕЛЬНУЮ РЕФОРМУ – ПЕРЕСМОТР УЧЕБНИКОВ ИСТОРИИ – Цитата так поразила редакцию, что была оставлена без комментариев. А уже скоро школа узнала о еще одной возможной новации. Министерство образования объявило, что «прорабатывает вопрос» о возвращении школьной формы. Тогда в «ПС» вышла ставшая знаменитой статья педагога, директора школы Анатолия Пинского, а ее заголовок стал крылатой фразой: «Не перекроив Конституции, школьную форму не сошьешь». «Åñëè ãóáåðíàòîð èëè îáëîíî ãäåòî ïðèìóò òàêîå ðåøåíèå, î÷åíü ìíîãèì è â ãîëîâó íå ïðèäåò çàäàòüñÿ âîïðîñîì î åãî íåçàêîííîñòè, èáî äëÿ î÷åíü ìíîãèõ ëþäåé ïî ñîâåòñêîé ïðèâû÷êå øêîëà åñòü áåçóñëîâíî äèñöèïëèíàðíûé èíñòèòóò, â êîòîðîì äåòè íå ñóòü ïîëíîïðàâíûå ëþäè è ãðàæäàíå, íî ñóáúåêòû, íàõîäÿùèåñÿ â áåñïðàâíîì ïîëîæåíèè ïî îòíîøåíèþ ê ó÷èòåëÿì è àäìèíèñòðàöèÿì è âåñüìà ïîðàæåííûå â íîðìàëüíûõ ãðàæäàíñêèõ ïðàâàõ (íà íèõ ìîæíî îðàòü, èõ ìîæíî ïîðîé ëåãêî ïîêîëà÷èâàòü, èõ ìîæíî íàñèëüñòâåííî îáðÿæàòü â óíèôîðìó è ò.ï.). Íî âîïðîñ íå â òîì, ÷òî äëÿ ÷àñòè íàñåëåíèÿ íîðìû ðîññèéñêîé Êîíñòèòóöèè, óâû, çâóê ïóñòîé è íåèçâåñòíûé, à â òîì, êàêîâà ôåäåðàëüíàÿ îáðàçîâàòåëüíàÿ ïîëèòèêà». № 13, Анатолий Пинский, «Не перекроив Конституции, школьную форму не сошьешь»

Тогда Министерство все-таки одумалось и вопрос об обязательной форме сняли с повестки дня, хотя он всегда возникал в преддверии начала учебного года. Меж тем зрели большие события, рабочая группа Госсовета готовила предложения по реформе, впервые прозвучал лозунг «Вернуть государство в образование». «Первое сентября» тем летом проводило фестиваль «Школа для ре-

бенка», а в головах государственных мужей постепенно вырисовывался портрет несколько иной школы.

«Ôàêòè÷åñêè øêîëó ïðèçûâàþò ñäåëàòü íåâîçìîæíîå: è çóíîâñêèé ïîäõîä ñîõðàíèòü, è ñôîðìèðîâàòü ïðè ýòîì «êëþ÷åâûå êîìïåòåíöèè», «ñîõðàíèòü ëó÷øåå», «ðàñøèðèòü è óãëóáèòü», «îáåñïå÷èòü»… Îäíèì ñëîâîì, ñ íàøåé òî÷êè çðåíèÿ, îäíîâðåìåííî ñ óëó÷øåíèåì ñîöèàëüíîãî è ýêîíîìè÷åñêîãî ïîëîæåíèÿ ó÷èòåëÿ è øêîëû ïðîèñõîäèò óêðåïëåíèå îñíîâ òðàäèöèîííîé øêîëû. À âîò ìåõàíèçìîâ ðåàëèçàöèè ñîâðåìåííûõ òåíäåíöèé â îáðàçîâàíèè – ìíîãîîáðàçèÿ è ñâîáîäû âûáîðà – êàê íå áûëî, òàê è íåò». № 57, Александр Адамский, «От реформы к стабилизации»

Показательно, что одновременно с рабочей группой Госсовета трудилась специально созванная комиссия, анализировавшая преподавание истории в школе. Еще не успев как следует в школу вернуться, государство уже занялось вопросами идеологии.

острые вопросы: сельских учителеймужчин хотели лишить отсрочки от армии, готовились законопроект об образовательном стандарте, концепция модернизации образования, эксперимент по реструктуризации сельских школ – пышный букет реформ. А тем временем осенью случился погром в столичном районе Царицыно – несколько сотен молодых людей с битами и арматурой ворвались на рынок и избили всех, кто оказался не «титульной» национальности. Несколько человек погибли. Антикавказская, антивосточная пропаганда военного времени дала свои всходы. Как эхо царицынских событий, вышла статья легендарной журналистки и педагога Эльвиры Горюхиной. Напоминание о драматическом смысле учительской профессии, о том, что уже почти потерялось за проектами реформ, за бедностью педагогов, за общей озлобленной атмосферой в стране.

«Ìíåíèå ýêñïåðòîâ êîìèññèè áûëî îäíîçíà÷íûì: ó÷åáíèêè áåçíàäåæíî óñòàðåëè, ñîäåðæàò ìíîãî ôàêòè÷åñêèõ íåòî÷íîñòåé, èçëèøíå ïîëèòèçèðîâàíû è íàïèñàíû ïëîõèì ÿçûêîì. Â ñàìîì íà÷àëå çàñåäàíèÿ Ìèõàèë Êàñüÿíîâ çàÿâèë, ÷òî îòêðûë äëÿ ñåáÿ ìíîãî íîâîãî â èñòîðèè Ðîññèè. ×òî, âïðî÷åì, íåóäèâèòåëüíî – âîò öèòàòà èç ïîäáîðêè, ïîäãîòîâëåííîé äëÿ ïðåìüåðà: «Íà êëþ÷åâûõ ãîñóäàðñòâåííûõ ïîñòàõ íîâîé ñóâåðåííîé Ðîññèè... óòâåðäèëèñü ñòàðûå íîìåíêëàòóðíûå ðàáîòíèêè, ñ ðàçíîé ñòåïåíüþ èñêðåííîñòè âîñïðèíÿâøèå ïðèíöèïû äåìîêðàòèè...» № 61, Сергей Лебедев, «Вот такая история»

«Âñïîìíèì ñëîâà Ñèìîíà Ëüâîâè÷à îá ó÷èòåëå. Ñàìûå âàæíûå ñëîâà: «Ó÷èòåëü – ýòî òà òî÷êà, ãäå ñëîìàòüñÿ íå äàäóò ìëàäøåìó ïîêîëåíèþ». Êàêàÿ æå ñóùåñòâóåò ñâÿçü ìåæäó ó÷èòåëüñêèì ñëîâîì è æèçíüþ? Òîé æèçíüþ, êîòîðîé æèâåò íàø ó÷åíèê? Ìîæíî ëè ïðîäåêëàðèðîâàòü ýòó ñâÿçü, èëè îíà åñòü ëè÷íîå äåëî êàæäîãî ðåáåíêà? Âíóòðåííèé àêò îòäåëüíîé, ÷àñòíîé ëè÷íîñòè. Ñîïðÿæåíèå ñëîâà è æèçíè ó÷åíèêà, ìíå äóìàåòñÿ, – îäíà èç ñàìûõ äðàìàòè÷åñêèõ ñòðàíèö ïåäàãîãèêè. Ê áîëüøîìó ñîæàëåíèþ, íà ýòó òåìó íå òî ÷òî èññëåäîâàíèé, äàæå îáû÷íûõ ýìïèðè÷åñêèõ îïèñàíèé ìàëî. Íåò ëè â ýòîì áîÿçíè ó÷èòåëÿ çàãëÿíóòü âíóòðü ñâîåé ïðîôåññèè?» № 84, Эльвира Горюхина, «О бесстрашии высокого слова»

Впрочем, тогда сюжет с переписыванием истории выглядел еще несколько анекдотически. Были более

Ответом правительства – невольным, случайным – на проблему, проявленную Царицыном, было повы-

2014 11 июня № 11

СТАРТ ПЕРВОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО МАРАФОНА – КРИТИКА ЗАКОНА О ГОССТАНДАРТЕ ОБРАЗОВАНИЯ – МОДЕРНИЗАЦИЯ: ПЕРВЫЙ ПРОГНОЗ шение зарплаты учителей, первая масштабная индексация, которая, впрочем, быстро забуксовала – в региональных бюджетах не нашлось денег. В каком-то смысле это задало тренд: попытку любые проблемы решать деньгами.

2002 Повышение зарплаты, пусть и не совсем сработавшее, – хорошо. Но учителя ждали не только денег. Как учить, чему учить, в чем смысл учительского дела сегодня – самые важные педагогические вопросы оставались без ответа. И Издательский дом «Первое сентября» запустил в 2002 году, при поддержке столичного департамента образования, самый, наверное, известный на сегодняшний день независимый проект, создающий профессиональную среду для учителей: Педагогический марафон учебных предметов. И чтобы на марафоне могли побывать те, кто физически приехать не может, газета «Первое сентября» стала публиковать репортажи-отчеты с каждого предметного дня. Марафон продолжается и сейчас, собирая уже десятки тысяч человек, а марафонские страницы стали визитной карточкой «ПС», созвездием имен и идей современной педагогики. А тогда, в 2002-м, это был прорыв, в газету звонили, присылали письма: неужели все это правда, когда будет следующий марафон? Официальный педагогический мейнстрим двигался в это время в ровно противоположном направлении. После долгих дискуссий Дума приняла в первом чтении Закон о госстандарте образования.

Против стандарта высказывались российские и зарубежные эксперты, а главное, практически все известные педагоги-практики. Например, легендарный директор «Школы самоопределения» Александр Тубельский. «Èç øêîë áóäóò âûäàâëåíû äåòè, ïî ðàçíûì ïðè÷èíàì íå ñïîñîáíûå èëè íå æåëàþùèå ñîîòâåòñòâîâàòü ïðåäúÿâëÿåìûì òðåáîâàíèÿì; òàêàÿ æå ó÷àñòü ïîñòèãíåò íàèáîëåå òâîð÷åñêèõ ó÷èòåëåé, êîòîðûå íå ïîæåëàþò èç ãîäà â ãîä ó÷èòü ïî ñòàíäàðòó; îäèíàêîâûå òðåáîâàíèÿ êî âñåì ïðèâåäóò ê çàêðûòèþ ìíîãèõ èíòåðåñíûõ èííîâàöèîííûõ øêîë, ÷òî ñäåëàåò íåâîçìîæíûì ðàçâèòèå îáðàçîâàíèÿ, è ïðåæäå âñåãî åãî ñîäåðæàíèÿ; õîðîøàÿ èäåÿ ïîñòðîèòü ñîäåðæàíèå îáðàçîâàíèÿ íà ëè÷íîñòíûõ êîìïåòåíöèÿõ (èíäèâèäóàëüíûõ óíèâåðñàëüíûõ óìåíèÿõ) áóäåò ïîõîðîíåíà ïîä ãðóäîé ñëîâ, èìèòàöèé, ñèñòåì êîíòðîëÿ, ïðîèçâîëîì ÷èíîâíèêîâ». № 70, Александр Тубельский, «Образование, построенное на стандартах, представляет угрозу национальной безопасности России и Америки»

«Первое сентября» тогда вело кампанию с целью развернуть стандарт лицом к школе, стандартизировать не учеников, учителей и программы, а обязательства государства перед школой. Закон «завис» в Думе, но де-факто разработка стандартов и подготовка к их введению продолжились.

2003 Год начался для читателей «ПС» с цикла статей «Модернизация в загадках и разгадках». Ан-

дрей Русаков первым из образовательных аналитиков описал произошедшую в образовании бюрократическую революцию и предсказал ее итоги. «Îïîðà íà ïðîâåðåííûå çàïàäíûå îáðàçöû? Äà íåò, íå ïîõîæå. Ïðÿìîå ãîñóäàðñòâåííîå ïîä÷èíåíèå øêîë, «äåìóíèöèïàëèçàöèÿ», òåñòû êàê îïòèìàëüíàÿ ñèñòåìà îöåíèâàíèÿ, ñòàíäàðòû ïî ó÷åáíûì ïðåäìåòàì, óêðóïíåíèå ñåëüñêèõ øêîë – âî âñåì ýòîì äîâîëüíî òðóäíî çàïîäîçðèòü åâðîïåéñêîå âëèÿíèå. Ñ òåõíîëîãè÷íîñòüþ åùå èíòåðåñíåå. Ïåäàãîãè÷åñêèå òåõíîëîãèè âîîáùå íå ðàññìàòðèâàþòñÿ êàê äîñòîéíûå âíèìàíèÿ. Çàíÿòíî âûãëÿäåëà áû ãîñóäàðñòâåííàÿ ïðîãðàììà ìîäåðíèçàöèè ìåòàëëóðãèè èëè ìàøèíîñòðîåíèÿ äàæå áåç íàìåêà íà òåõíîëîãè÷åñêîå ïåðåîñíàùåíèå! Íó íå ñ÷èòàòü æå ïåäàãîãè÷åñêîé èííîâàöèåé äèâíóþ âåðó â îáðàçîâàòåëüíóþ öåëèòåëüíîñòü èíòåðíåòà… Òåì íå ìåíåå òåõíîëîãèçàöèÿ – îñíîâíîé íåðâ ïðîäâèãàåìûõ ïåðåìåí. Òîëüêî ðå÷ü èäåò î äðóãèõ òåõíîëîãèÿõ: òåõíîëîãèÿõ àäìèíèñòðèðîâàíèÿ â îáðàçîâàíèè è ðåîðãàíèçàöèè ñîöèàëüíî-ýêîíîìè÷åñêèõ îòíîøåíèé â íåì». № 10, Андрей Русаков, «Модернизация…», часть первая

Весной с интервалом в три дня произошли два страшных пожара: в Якутии и Дагестане, сгорели школа и интернат. Счет жертв шел на десятки. «Îñíîâíîé ôîíä ñèñòåìû îáðàçîâàíèÿ èçíîøåí äî ïðåäåëà, åùå äâà ãîäà íàçàä ñ÷èòàëîñü, ÷òî äî 65% øêîë â Ðîññèè òðåáóþò êàïèòàëüíîãî ðåìîíòà è äî 30% íàõîäÿòñÿ â àâàðèéíîì ñîñòîÿíèè. Çà ìíîæåñòâîì ïîêàçóøíûõ è äîðîãîñòîÿùèõ ïðîåêòîâ êàê áóäòî óäàëîñü ñïðÿòàòü íèùåòó è ðàçðóõó ðîññèéñêîé øêîëû. È âîò òóìàí ðàññåÿëñÿ: âñå îêàçàëîñü ïðîùå è â òî æå âðåìÿ òðà-

117

118

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

ПОД КОЛПАКОМ РЕФОРМ

2000–2014

как государство возвращалось в образование...

АВАРИЙНОЕ СОСТОЯНИЕ ШКОЛ – ЩЕТИНИН ПРОТИВ ЕГЭ – ДЕЛО АЛЕКСАНДРА БОЧАНОВА – ãè÷íåå. Âûÿñíèëîñü, ÷òî çàíèìàòüñÿ íàäî áûëî ðåìîíòîì øêîë. Ïðåçèäåíòó ïîêàçûâàòü íå êîìïüþòåðû â äåðåâíå Êóçüêèíî, íå ïðî ëàíöåòíèê è äîæäåâîãî ÷åðâÿ ñ íèì äèñêóòèðîâàòü, à ïîëóðàçâàëèâøèåñÿ øêîëû äåìîíñòðèðîâàòü è ïðåäóïðåæäàòü, ÷òî øêîëüíûé «Êóðñê» ñòîëü æå âîçìîæåí...» № 26, редакционная статья «Школы горят, дети в них гибнут»

Правительство распорядилось об экстренных проверках, но денег на ремонт хотя бы самых ненадежных школьных зданий не выделило. Летом – снова история с огнем, хотя начиналась она без дыма и пламени, – известный педагог Михаил Щетинин, руководитель авторской школы в поселке Текос Краснодарского края, отказался участвовать в эксперименте по ЕГЭ. Лицей Щетинина – федерального подчинения, краевой департамент пожаловался в министерство. Ответ ведомства (за подписью первого зама Виктора Болотова) был предельно жестким: под соусом «оптимизации» Щетинину предложили покинуть его пост, а школу перевести на региональный уровень. Школьники из Текоса попытались попасть на прием к министру Владимиру Филиппову. Прием в конце концов состоялся, но разговора не вышло. «Какая от вас польза, если вы в ЕГЭ не участвуете», – отрезал министр. За Щетинина вступились многие и в крае, и в Москве. Но в момент, когда дела, кажется, пошли на лад, сгорел один из корпусов щетининской школы. Его обвинили в несоблюдении правил пожарной безопасности, хотя местные пожарные говорили про поджог: у школы имелись в собственности гектары земли поблизости к морю, поля, виноград-

ники – лакомый кусок, если убрать директора. «Ó÷åíèêè Ùåòèíèíà ÅÃÝ íå ñäàâàëè – âåðîÿòíî, ïîòîìó, ÷òî â ñâåòå ðåøåíèÿ ïðèìåðíî íàêàçàòü îòñòóïíèêà ýòî ñòàëî âûãîäíûì ìèíèñòåðñòâó. Òåïåðü â Òåêîñå ãàäàþò, êîãî åùå èì ïðåäëîæàò â ó÷ðåäèòåëè, è æäóò ãîñòåé èç íàëîãîâîé ïîëèöèè – òàê áûâàëî óæå íå ðàç. «Ñ òîé ìèíóòû, êàê ÿ ïîëó÷èë ïîñëàíèå î ïåðåâîäå íàñ íà ìåñòíûé áþäæåò, ãîñóäàðñòâåííûé ëèöåé ñòàë êðåïîñòüþ», – ãîâîðèò Ùåòèíèí. Ùåòèíèíó ëåãêî ãîâîðèòü – îí ÷åëîâåê ñèëüíûé è ñìåëûé. Îí âûñòîèò. Íî çàõî÷åò ëè òåïåðü êòî-òî åùå âñòóïèòüñÿ çà ñâîèõ äåòåé?» № 43, Сергей Лебедев, «ЕГЭ-2003: тест на лояльность ведомству»

Щетинин выстоял. Но и остальные урок получили. Тем же летом в Ижевске после окончания военных сборов 150 учеников написали жалобу в управление образования: их заставляли отжиматься в лужах и мыть уборные. Начальник сборов и директор школы получили дисциплинарные взыскания, Министерство образования никак не отреагировало на инцидент. Ведомство на тот момент уже капитулировало и признало, что положения Закона «О воинской обязанности», требующего обязательного участия школьников в сборах, приоритетнее положений Закона «Об образовании», где указано, что сборы добровольны. Тогда никто еще не знал, что это не юридическая коллизия, а буквально вопрос жизни и смерти. В начале сентября в редакции «ПС» раздался звонок. С него началось самое трудное и долгое расследование в истории газеты. На школьных военных сборах в посел-

ке Пионерский Советского района ХМАО погиб ученик Александр Бочанов. После ужина руководивший сборами подполковник Владимир Завадский устроил десятикилометровый кросс, которого не было в официальной программе. Небольшую часть дистанции было приказано бежать в противогазах. Александр Бочанов задохнулся. Местные власти постарались представить дело как несчастный случай: дескать, у мальчика отказало сердце. В возбуждении уголовного дела было отказано. И только после обращения из Думы, подписанного вице-спикером Ириной Хакамадой, расследование было возобновлено, судебно-медицинская экспертиза поставила диагноз: асфиксия. Спустя короткое время Дума должна была голосовать за поправки в Закон «Об образовании», приводящие его в соответствие Закону «О воинской службе». Мы подготовили специальный номер, который в день голосования лежал на столе у каждого депутата. «Ìû âèäèì, êàê, åäâà ïîÿâèâøèñü â øêîëàõ, àðìåéñêàÿ ïîäãîòîâêà ïðèíåñëà ñ ñîáîé âñå òî, ÷òî ÿâëÿåòñÿ ïîçîðîì àðìèè. Èçäåâàòåëüñòâà íàä äåòüìè íà âîåííûõ ñáîðàõ â øêîëàõ Èæåâñêà. Ãèáåëü íà âîåííûõ ñáîðàõ â Õàíòû-Ìàíñèéñêîì àâòîíîìíîì îêðóãå ó÷åíèêà 11 êëàññà, êîòîðîãî ôàêòè÷åñêè çàãíàëè ïðè ïðîâåäåíèè 10-êèëîìåòðîâîãî êðîññà àðìåéñêèå èíñòðóêòîðû… È êàêèå áû âûñîêèå ñëîâà íè ïðèâîäèëèñü â ïîëüçó «çíàêîìñòâà ðåáÿò ñ àðìåéñêîé ñëóæáîé, âîñïèòàíèÿ ïàòðèîòèçìà, ìóæåñòâà, âåðíîñòè Îòå÷åñòâó», ìû äîëæíû ïîíèìàòü, ÷òî ýòè òðàãåäèè è ñàìà âîçìîæíîñòü òîãî, ÷òî ñ íàøèìè äåòüìè ìîæåò ïðîèçîéòè ÷òîòî ïîäîáíîå, äîëæíû çàñòàâèòü äåïóòàòîâ ïðîãîëîñîâàòü ïðîòèâ ïðåäëàãàåìîé ïîïðàâêè. Ìû íàäååìñÿ, ÷òî äåïóòàòû ïðîãîëîñóþò êàê ðî-

2014 11 июня № 11

ОТМЕНА ЕТС – ШКОЛЬНЫЙ АВТОБУС «ПС» – РЕФОРМА МИНИСТЕРСТВА ОБРАЗОВАНИЯ äèòåëè, îòâå÷àþùèå çà æèçíü ñîáñòâåííûõ äåòåé». № 70, редакционная статья

Депутаты проголосовали… как депутаты – за НВП. Исключение составили парламентарии из фракций СПС и «Яблоко». Потом были выборы, на которых СПС и «Яблоко» не прошли в Думу. Расследование гибели Александра Бочанова застопорилось, несмотря на то что его родители дали прессконференцию в РИА «Новости», о трагедии написали все крупнейшие газеты и лично министр обороны Иванов на совещании с генералитетом заявил, что «подобные случаи не должны повторяться, ведомственная корпоративность тут недопустима». А закончился год с жутким совпадением: сгорел РУДН, родной вуз министра образования Владимира Филиппова, прежде бывшего его ректором. Версия пожарных все та же, что и весной: неисправность электропроводки…

2004 Первая новость года – отменяют ЕТС, единую тарифную сетку, которая мешала повышению зарплат учителей. Вторая – претензии министерства к учебнику истории Игоря Долуцкого, выпущенному издательством «Мнемозина». Учебник обвинили в антипатриотичности, и министр Владимир Филиппов высказал пожелание, чтобы Федеральный экспертный совет впредь каким-то образом оценивал и «патриотическую составляющую» учебников по гуманитарным дисциплинам.

При этом уже давно возникло ощущение, что федеральная образовательная политика строится в расчете на некоторую идеальную, в природе не существующую школу. А как живет школа реальная? Чтобы ответить на этот вопрос, «Первое сентября» запустило проект «Школьный автобус "ПС"». Редакционный «Фольксваген – Каравелла» (отметим ассоциации с Колумбом) стартовал из Москвы в Тверскую область. С этого дня и в течение нескольких лет автобус редакции, в котором менялись журналисты, проехал практически все регионы Центральной России, Поволжья и Кавказа, путешествуя от школы к школе, от сюжета к сюжету, создавая картину действительной школьной жизни, в которой каждый читатель-учитель мог узнать свою школу. А в Центре меж тем произошли большие изменения. В ходе административной реформы было упразднено Министерство образования и создано ныне существующее Министерство образования и науки; Владимира Филиппова сменил Андрей Фурсенко. Первые заявления нового министра выглядели либеральными: не стоит монополизировать ЕГЭ, поддержка учителя – задача министерства… Но у «ПС» тогда была своя повестка дня. «23 ìàðòà âîåííûé ãàðíèçîííûé ñóä ãîðîäà Ñóðãóòà âûíåñ îïðàâäàòåëüíûé ïðèãîâîð ïî äåëó ïîäïîëêîâíèêà Âëàäèìèðà Çàâàäñêîãî, îáâèíÿâøåãîñÿ â ïðåâûøåíèè äîëæíîñòíûõ ïîëíîìî÷èé, ïîâëåêøåì ñìåðòü øêîëüíèêà Àëåêñàíäðà Áî÷àíîâà. Æóðíàëèñòû «ÏÑ» áûëè åäèíñòâåííûìè ïðåäñòàâèòåëÿìè ïðåññû íà ñóäåáíûõ ïðåíèÿõ, ñîñòîÿâøèõñÿ çà íåäåëþ äî âûíåñåíèÿ ïðèãîâîðà. Ñåãîäíÿ ìû ïóáëèêóåì ñòåíîãðàììó ýòèõ ïðåíèé. Âû

óñëûøèòå ñàìîãî Çàâàäñêîãî è åãî àäâîêàòà. Ãîñóäàðñòâåííîãî îáâèíèòåëÿ. Ðîäèòåëåé Àëåêñàíäðà Áî÷àíîâà. Âû ïðî÷òåòå ïðèãîâîð. È âû ñàìè äëÿ ñåáÿ ðåøèòå – êòî ïðàâ è êòî âèíîâàò. Åñëè íå ïî þðèäè÷åñêèì, òî ïî ÷åëîâå÷åñêèì îñíîâàíèÿì. ×èòàéòå. Ñëóøàéòå îáâèíåíèå è çàùèòó. Ðåøàéòå». № 24, редакционная статья

Впервые в истории газеты почти весь номер целиком был отдан под стенограмму судебного заседания. Мы сочли, что иначе поступить не можем: оправдательный приговор человеку, который строил свою защиту на том, что он не расписался в бумаге о вступлении в должность и потому не может отвечать за то, что совершил как должностное лицо; оправдательный приговор офицеру, не пришедшему к родителям мальчика, погибшего по его вине, – это страшная веха в истории России, фактически оправдание всех будущих воспитателей-изуверов, считающих, что патриотизм начинается с противогаза на лице. И это единственное, что мы могли сделать – вот она, сила и бессилие слова… Но пока вера в силу слова еще сохранялась. Некоторое время спустя газета публикует открытое письмо против ЕГЭ. В те годы было много обращений против единого экзамена. Но опубликованное в «ПС» подписали 41 академик и член-корреспондент РАН, 48 академиков и член-корреспондентов РАО и РАЕН, десятки лучших директоров школ и сотни преподавателей ведущих вузов. В ответ была тишина. Но тишина эта еще не опустилась повсеместно. В конце июня военный суд Приволжско-Уральского военного округа отменил оправдательный приговор подполковнику Владимиру Завадскому.

119

120

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

ПОД КОЛПАКОМ РЕФОРМ

2000–2014

как государство возвращалось в образование...

ТРАГЕДИЯ БЕСЛАНА – ПРИГОВОР ПО ДЕЛУ БОЧАНОВА

«Çàùèòíèê ïîäñóäèìîãî àäâîêàò Ïóðòîâ óêàçàë, ÷òî äàííîå óãîëîâíîå äåëî âîîáùå áûëî âîçáóæäåíî íåçàêîííî, òàê êàê «ñìåðòü íå ìîæåò ÿâëÿòüñÿ äîñòàòî÷íûì ïðàâîâûì îñíîâàíèåì äëÿ âîçáóæäåíèÿ óãîëîâíîãî äåëà». Ïî åãî ìíåíèþ, äàííûé ïðîöåññ áûë «èíñïèðèðîâàí» äåìîêðàòè÷åñêè íàñòðîåííûìè ÑÌÈ, îñíîâíîé ìèøåíüþ êîòîðûõ ÿâëÿåòñÿ íå Çàâàäñêèé, à âîåííî-ïàòðèîòè÷åñêîå âîñïèòàíèå â ñòðàíå. «Åñëè íå äàâàòü øêîëüíèêàì ôèçè÷åñêèõ íàãðóçîê íà çàíÿòèÿõ ïî âîåííî-ïàòðèîòè÷åñêîìó âîñïèòàíèþ, òî ÷åì æå òàì òîãäà çàíèìàòüñÿ – áàëüíûìè òàíöàìè?» – ïîèíòåðåñîâàëñÿ â çàêëþ÷åíèå Ïóðòîâ». № 46, Дмитрий Растимешин, «Оправдательный приговор подполковнику Завадскому отменен»

Летний номер «ПС» – заочный разговор двух педагогов, Симона Соловейчика и Александра Лобка, новое прочтение давней, но не устаревающей книги Соловейчика «Учение с увлечением». Кажется, это последний раз, когда у страны было лето, настоящее лето с его отдохновением, без ожидания бедствий, хотя августовская метка потонувшего «Курска» уже светила тускло в календаре. …А номер 56 до сих пор не решаешься открыть после номера 55. Пока не открыл – они словно живы там еще, в первой школе Беслана, первого, второго, третьего сентября. Это не кощунство, не наивный мистицизм. Слов для той трагедии никто еще не нашел, не нашли и мы. Но в следующих номерах – попытались. Потому что без слов еще хуже. «Â äàëåêîì äåâÿíîñòî âòîðîì ãîäó îòåö âìåñòå ñ ðåäàêöèåé äîëãî âûáèðàë íàçâàíèå íàøåé ãàçåòû. Èç òûñÿ÷ âûáðàëè èìåííî «Ïåðâîå ñåíòÿáðÿ». Ïîòîìó ÷òî ýòîò äåíü – ñàìûé ÷èñòûé øêîëüíûé äåíü â ãîäó.

Ïîòîìó ÷òî â ýòîò äåíü åùå íèêòî íèêîìó íè÷åãî íå äîëæåí. Åùå íåò äîìàøíèõ çàäàíèé, åùå íåò óñïåâàþùèõ è íåóñïåâàþùèõ. Âñå íàðÿäíûå. Âñåì åñòü ÷òî äðóã äðóãó ðàññêàçàòü. Âñå íàïîëíåíû îãðîìíîé ëåòíåé æèçíüþ. Ñîñêó÷èëèñü äðóã ïî äðóãó. È øêîëà ÷èñòàÿ è ñâåòëàÿ, êàê íèêîãäà. Âñå ëåãêèå è óëûá÷èâûå. Âîò áû òàêèìè áûëè âñå äíè â øêîëå, ãîâîðèëè ìû, âûáèðàÿ íàçâàíèå ãàçåòû. Âñïîìèíàþ, è ìåíÿ ñíîâà äóøàò ñëåçû. Õî÷åòñÿ êðèêíóòü: íèêîãäà, ïîæàëóéñòà, íèêîãäà íå íàçûâàéòå íè ãàçåòó, íè ÷òî-ëèáî åùå òåì èëè èíûì äíåì â ãîäó! Ýòîò äåíü îäíàæäû ìîæåò îêàçàòüñÿ äíåì ñàìîé áîëüøîé òðàãåäèè, êîãäà íåëþäè ñõîäÿòñÿ âìåñòå è çàìàõèâàþòñÿ íà ñàìîå ñâÿòîå. È êàê-òî ðàçîì èõ ñòàëî òàê ìíîãî, ÷òî, êàæåòñÿ, îíè ïîâñþäó. Îäíè íå çíàþò, ÷òî òâîðÿò, äðóãèå – ÷òî è çà÷åì âðóò. Âðóò, òî÷íî çíàþ, ÷òî âðóò, ïîòîìó ÷òî òàì, ãäå ëþäè, ñâÿòîå îáåðåãàåò ñåáÿ ñàìî. À îáúÿâëåííûé íîâûé ìèð ñïåöìåðîïðèÿòèé è ñïåöçàêîíîâ – òîæå èç ìèðà íåëþäåé, ãäå ñâÿòîå ñàìî ñåáÿ óæå íå îáåðåãàåò. Ãäå ñâÿòîñòü – áîëüøå íå çàùèòà... Ãîñïîäè, ÿ âçðîñëûé ÷åëîâåê. Êàê æå òðóäíî áûòü òàì, â ñïîðòçàëå, îòöîì ðÿäîì ñî ñâîèìè – ÷óæèõ òàì íå áûëî – äåòüìè. Êàê òðóäíî, íåâîçìîæíî áûòü òàì ó÷èòåëåì. Êàê áåñêîíå÷íî òðóäíî áûòü äèðåêòîðîì øêîëû è áûòü òàì. Êàê íåâîçìîæíî ìó÷èòåëüíî, óáèéñòâåííî áûòü íå òàì, à çäåñü – çà îöåïëåíèåì, çà ýêðàíîì òåëåâèçîðà. Êàê íåâîçìîæíî áûòü... Òåïåðü äëÿ ìåíÿ 1 ñåíòÿáðÿ – ýòî Áåñëàí. Íàäåþñü, ÷òî íå òîëüêî. Íàäåþñü. Íî äëÿ òåõ, êòî áûë òàì, íà ïðàçäíè÷íîé ëèíåéêå 1 ñåíòÿáðÿ 2004 ãîäà, 1 ñåíòÿáðÿ íå çàáóäåòñÿ íèêîãäà. Ìû áóäåì ïîìíèòü ýòî. Ìû áóäåì ïîìíèòü ýòî äî ïîñëåäíåãî íîìåðà "Ïåðâîãî ñåíòÿáðÿ"». № 57, колонка Артема Соловейчика

Сегодня – наш последний номер. Мы помним. Всегда помнили. Помним еще и потому, что Беслан расколол редакцию. Мы никогда не рассказывали об этом, но теперь пришло время. Тогда ушли многие люди, делавшие газету. Наши друзья и товарищи. Ушли, сказав, что не могут работать в редакции, де-факто поддерживающей террористов, после вот этих слов в передовице: «Ìû ïðîÿâèëè ñëàáîñòü», – ñêàçàë ïðåçèäåíò. Åå íå ïðîÿâèëè, è â ýòîì óæàñ. Åäèíñòâåííî âîçìîæíóþ, èíñòèíêòèâíóþ, ñâÿòóþ ñëàáîñòü, êîòîðàÿ äåëàåò ÷åëîâåêà ÷åëîâåêîì, êîòîðàÿ áðîñàåò æèâîòíîå íàâñòðå÷ó ñìåðòè â çàùèòó äåòåíûøà; êîòîðàÿ äåëàåò íåâîçìîæíûì ëþáîé òîðã, îáåñöåíèâàåò ëþáûå ñîêðîâèùà, ïðèíöèïû è òåððèòîðèè, åñëè ðå÷ü èäåò î íåìèíóåìîé ñìåðòè äåòåé – îäíîãî ðåáåíêà! Òîé íåñòåðïèìîé äóøåâíîé áîëè, èç-çà êîòîðîé ìíîæåñòâî ëþäåé ïðåäëîæèëè ñåáÿ â çàëîæíèêè âçàìåí äåòåé, òîãî ñòðàõà, èç-çà êîòîðîãî ñïåöíàçîâöû áðîñèëèñü áåç áðîíåæèëåòîâ ïîä ïóëè, æèâîòîì íà ãðàíàòû, ÷òîáû çàêðûòü äåòåé. Ïðîñòîé ðîäèòåëüñêèé ðåôëåêñ, èç-çà êîòîðîãî ïàðàëèçîâàëî âåñü ìèð, îùóòèâøèé ñåáÿ íà ìåñòå áåñëàíñêèõ ðîäèòåëåé, òî ÷óâñòâî âçðîñëîãî ê ðåáåíêó, èç-çà êîòîðîãî ðûäàëè äàæå ìóæ÷èíû ó ýêðàíîâ çàîêåàíñêèõ òåëåâèçîðîâ, òîò ìàòåðèíñêî-îòöîâñêèé ðåôëåêñ, êîòîðûé ãîâîðèò, ÷òî âûõîä ìîæåò áûòü òîëüêî åäèíñòâåííûé, ìîìåíòàëüíûé: «Âîçüìèòå âñå!», à â ñóäüáå äåðæàâû ðàçáåðåìñÿ, íå ïðîïàëà áû íàøà äåðæàâà â îäèí äåíü. Íî íàø ïðåçèäåíò îêàçàëñÿ ýòèõ ðåôëåêñîâ ëèøåí. Íå äîïóñòèòü ðàñòàñêèâàíèÿ äåðæàâû íà êóñêè – âîò äîâîä, âîò ïðè÷èíà. Îõ è æèðíûé êóñîê ×å÷íÿ – íå ñòîëüêî íåôòüþ, ñêîëüêî êðîâüþ ïðîïèòàíà, ñäîáðåíà. Íå äîïóñòèòü ãèïîòåòè÷åñêîãî êîíôëèêòà. Íå ââåðãíóòü ãèïîòå-

2014 11 июня № 11

«БИОГРАФИЯ ВНУТРЕННЕГО ЧЕЛОВЕКА» – ДЕТИ-МИГРАНТЫ: ПРАВО НА ШКОЛУ òè÷åñêèõ ëþäåé â ÷åðåäó ðàñïðàâ. Ýòî çâó÷èò ñèëüíî. Íà ñëóõ ïðåçèäåíòà – ãîðàçäî ãðîì÷å, ÷åì äåòñêèé ïëà÷». № 57, Марина Космина, «Только расстреляли за это не нас»

Но если бы мы заранее знали, что статья расколет редакцию, мы бы все равно ее напечатали – есть вещи выше дружбы... Поздней осенью закончилась судебная эпопея по делу о смерти Александра Бочанова. Приговор был вынесен условный, но все-таки обвинительный. Судебные прения сторон звучали как эхо Беслана и эхо статьи Марины Косминой. «Âñÿ ëîãèêà çàùèòû Â.Çàâàäñêîãî ñòðîèëàñü íà îäíîì ôàêòå: îí áûë íàçíà÷åí íà äîëæíîñòü íà÷àëüíèêà ñáîðîâ íåçàêîííî ïðèêàçîì íà÷àëüíèêà ÄÎÍÔÊèÑ Ý.Ëåãêîâà, êîòîðûé êàê ãðàæäàíñêîå ëèöî íå èìåë ïðàâà íàçíà÷àòü êóäà-ëèáî îôèöåðà Ìèíîáîðîíû. À ðàç òàê, òî ÷òî áû íè ïðîèñõîäèëî â ëàãåðå âî âðåìÿ ñáîðîâ, Â.Çàâàäñêèé ê ýòîìó îòíîøåíèÿ íå èìååò. È íå íåñåò îòâåòñòâåííîñòè çà æèçíü è çäîðîâüå äåòåé». № 74, Сергей Ильин, «Обвинительный приговор»

2005 Чем больше в учительской жизни внешнего – отчетов, проверок, исполнения программ, тем больше потребность говорить о внутреннем, о том, что делает педагога педагогом и человека человеком. И не случайно в 2005 году «Первое сентября» начало новую рубрику, про-

ект, который потом стал одноименной книгой – «Биография внутреннего человека». «Èç ýòèõ ðàññêàçîâ íè÷åìó íåëüçÿ íàó÷èòüñÿ, íî ìíîãîå ìîæíî ïîíÿòü. Ãëàâíîå èç ýòèõ ïîíèìàíèé ñîñòîèò â òîì, î ÷åì ÷àñòî ãîâîðÿò ïóáëèöèñòû è ÷òî íàì ðåäêî óäàåòñÿ ðåàëüíî ïî÷óâñòâîâàòü: êàæäûé ÷åëîâåê ïðîæèâàåò ñâîþ, äðóãóþ, îòëè÷íóþ îò íàøåé æèçíü, è îíà òî÷íî òàê æå, êàê íàøà, äðàãîöåííà, íàïîëíåíà áåñêîíå÷íûì ñîäåðæàíèåì áîëè, ðàäîñòè, îòêðîâåíèé è íåïîâòîðèìà. Íåïîâòîðèìà íå ïîòîìó, ÷òî ó êàæäîãî îäíà, à ïîòîìó, ÷òî åäèíñòâåííà ïî ñïîñîáó åå èñïîëíåíèÿ». № 24, Николай Крыщук, Введение к рубрике

Из номера в номер писатель и автор «ПС» Николай Крыщук записывал монологи известных интеллектуалов, призванные дать ответ на один вопрос: как я жил и что я понял. Среди соавторов рубрики – Андрей Битов, Александр Кушнер, Юрий Рост, Владимир Цивин, Елена Скульская и множество других прекрасных собеседников. А летом в «ПС» вышла статья, собравшая рекордное число перепечаток и отзывов. Предыстория была такова: управление образования города Сургута исключило из школ около тысячи детей незаконных мигрантов, поставив ультиматум: либо родители к 1 сентября становятся мигрантами законными, либо их дети не будут получать образование. «ПС» прокомментировало ситуацию так: «Êòî áû íè áûëè èõ ðîäèòåëè, äåòè-ìèãðàíòû íè â ÷åì íå âèíîâàòû. Ñíà÷àëà ïðèíèìàòü äåòåé â øêîëó, à ïîòîì èñêëþ÷àòü, ÷òîáû çàñòàâèòü èõ ðîäèòåëåé îáðàòèòüñÿ â ÎÂÈÐ, – ýòî, ìîæåò áûòü, è çàêîííî, íî… Ïðèíÿòèå â øêîëó – ýòî îáåùà-

íèå. È ýòî îáåùàíèå íàäî äåðæàòü, íåñìîòðÿ íè íà ÷òî. Ïîòîìó ÷òî îíî äàíî âçðîñëûì ÷åëîâåêîì ðåáåíêó. È â êîíôëèêòå ïåäàãîãèêè è çàêîíà ëþäè, ðàáîòàþùèå â îáðàçîâàíèè, íå ìîãóò áûòü â ïåðâóþ î÷åðåäü çàêîííèêàìè». № 50, Наталья Ключарева, Алексей Олейников, Сергей Лебедев, «Урок законности. Показательный…» Статья вызвала в интернете вал критики в адрес… газеты. Еще несколько лет назад всем миром старались помочь детям чеченских беженцев в палаточных лагерях – а теперь призыв к гуманности вызвал в основном озлобление и насмешку. Той осенью исполнилось бы 75 лет основателю «Первого сентября» Симону Соловейчику. Специальный номер, посвященный его памяти, начинался так: «"Äëÿ ñåðäöà íóæíî âåðèòü..." ß íà ýòîì îñíîâàíèè âñå-âñå ïîíÿë î âåðå. Î òîì, ïî÷åìó âåðà íåîáõîäèìà ÷åëîâåêó. Íå ïðîñòî: âîò íóæíî âåðèòü, à äëÿ ñåðäöà íàäî âåðèòü, ñåðäöå íå ìîæåò æèòü áåç âåðû, îíî óìèðàåò. Ìû æèâåì â áûòîâîì ñëîâå, ìû ïðèó÷åíû òàê æèòü, â áûòå. À øêîëà ïðèíöèïèàëüíî âûâîäèò â íàäáûòîâîå, è â ýòîì åå ñìûñë. Øêîëà ãîâîðèò î òàêèõ âåùàõ, î êîòîðûõ íà ñåìåéíîé êóõíå íå ãîâîðÿò. Ôèçèêà, ëèòåðàòóðà, èñòîðèÿ. Øêîëà äîëæíà äàòü ÷òî-òî öåëüíîå, îíà ïðåòåíäóåò íà ýòî, à ñëîâà «âåðà» òàì íåò. Ñëîâíî ëþäè íå çíàþò, ÷òî âñå äåðæèòñÿ âåðîé è âñå â ÿçûêå ïîëíî âåðîé. È íåò íóæäû, ãîâîðÿò, â âåðå. À ðåáåíîê ÷óâñòâóåò, ÷òî ñ íèì ÷òî-òî íå òî, îáúÿñíÿë Ñîëîâåé÷èê â îäíîé èç ïîñëåäíèõ ñâîèõ áåñåä ñ Äìèòðèåì Øåâàðîâûì. Èòîã æèçíåííîé ðàáîòû Ñîëîâåé÷èêà – íåîáðàòèìîå âîçâðàùåíèå «âûñîêèõ ñëîâ» â ìèð ñòðîãîé ïåäàãîãè÷åñêîé ìûñëè». № 64, Введение

121

122

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

ПОД КОЛПАКОМ РЕФОРМ

2000–2014

как государство возвращалось в образование...

«ПС» МЕНЯЕТ ФОРМАТ– ВСЕСОЮЗНЫЙ СЪЕЗД РАБОТНИКОВ ОБРАЗОВАНИЯ: 18 ЛЕТ СПУСТЯ – 20-ЛЕТИЕ МАНИФЕСТА «ПЕДАГОГИКА СОТРУДНИЧЕСТВА» – В конце 2005 года «Первое сентября» изменило формат и периодичность выхода: А4 вместо А3, 24 полосы вместо 4 или 6, раз в две недели вместо прежних двух раз в неделю. Время, когда новости не приносили уже больше ничего нового, требовало от газеты большей аналитичности, бюрократический прессинг, под который попали школа и учителя – большей поддержки педагогов в их повседневной работе. Так сложились 4 тетради сегодняшней газеты: «Политика образования», «Школьное дело», «Детный мир», «Идеи. Судьбы. Времена».

2006 Новый год, новый формат газеты. Вообще – новое время. В прилагательном «новый» всегда есть положительный оттенок. Поэтому точнее сказать – новое старое время. Время подводить итоги. Год начался с проекта «Революция в образовании: 18 лет спустя». Революцией мы назвали (а он ею и являлся) Всесоюзный съезд работников образования в январе 1988 г. «Â òîëïå ïðîøåë ñëóõ, ÷òî ê îòêðûòèþ ñúåçäà ïîäãîòîâëåíî ÿêîáû äâà äîêëàäà: îäèí Àêàäåìèåé ïåäàãîãè÷åñêèõ íàóê, äðóãîé – Âðåìåííûì íàó÷íî-èññëåäîâàòåëüñêèì êîëëåêòèâîì «Øêîëà». Ìû çíàëè, ÷òî âòîðîé – «íàø», íî êàêîé áóäåò çà÷èòàí íà ïëåíàðíîì çàñåäàíèè, ýòîãî íèêòî íå çíàë, è ýòî ïðèäàâàëî îïðåäåëåííóþ èíòðèãó íà÷àëó çàñåäàíèÿ.

Âîëíåíèå íàðàñòàåò, íàêîíåö ñëîâî ïðåäîñòàâëÿþò ïðåäñåäàòåëþ Ãîñêîìèòåòà ïî îáðàçîâàíèþ Ã.ßãîäèíó. Íàðîä íàïðÿãñÿ è… Êîãäà ïðîçâó÷àëè ñëîâà: «Íåëüçÿ ñ÷èòàòü íåñïîñîáíûì ðåáåíêà ñ óìíûìè ðóêàìè òîëüêî ïîòîìó, ÷òî åìó íå äàþòñÿ òåîðåìû, èíòåãðàëû íå äàþòñÿ…», íà÷àëèñü íå ïðîñòî «áóðíûå àïëîäèñìåíòû», à ñàìûå íàñòîÿùèå îâàöèè. Ðÿäîì ñ íàìè, ìóðìàí÷àíàìè, ñèäåëà äåëåãàöèÿ ïåäàãîãîâ èç Óçáåêèñòàíà, è îäèí î÷åíü ñåðüåçíûé òîâàðèù, äåðíóâ çà ðóêàâ ìîåãî ñîñåäà, äèðåêòîðà îäíîé èç ìóðìàíñêèõ øêîë Àëåêñåÿ Ëèáåðîâà, ñïðîñèë: «Ïî÷åìó âñå òàê êðè÷àò?» Àëåøà ïîâåðíóë ê íåìó ñèÿþùåå ëèöî è ñêàçàë: «Ìû ïîáåäèëè!» Çíàëè áû ìû òîãäà, ÷åì îáåðíåòñÿ ýòà ïîáåäà!» № 1, Дмитрий Левитес, «Знали бы мы тогда…»

В четырех номерах подряд наши ведущие образовательные аналитики, отталкиваясь от заметки Дмитрия Левитеса как от эпиграфа, пытались понять: почему в школе происходит контрреволюция, целиком стирающая все достижения рубежа восьмидесятых–девяностых. «Êòî æå íåèçâåñòíûå âðàãè îáùåäîñòóïíîé øêîëû? Ïîõîæå, èõ íåò. Ñðàæàòüñÿ íå ñ êåì. À ñ ïóñòîòîé äðàòüñÿ íåâîçìîæíî. Åå ïîáåæäàåò òîëüêî âñïûøêà íîâîãî îáðàçà ìèðà, íîâûé æèçíåííûé èìïóëüñ, íîâîå îùóùåíèå æèâîé ñâÿçè ÿâëåíèé. Ïîêà æå íàä ðîññèéñêîé øêîëîé óñòàíàâëèâàåòñÿ âåñüìà ñòðàííàÿ âëàñòü. Äî îáðàçîâàíèÿ äîøëè, ðàçâåðíóëèñü, è âîöàðÿþòñÿ â íåì ïðîæåêòû, çàïóùåííûå ìåæäó äåëîì òî ïÿòü, òî äåñÿòü, òî ïÿòíàäöàòü ëåò íàçàä. Èõ ñî÷èíÿëè ëþäè, êîòîðûå êîãäà-òî ñëó÷àéíî ïðîõîäèëè ìèìî øêîëüíîé ïîëèòèêè. Ñåãîäíÿ ýòèì ëþäÿì äî îáðàçîâàíèÿ óæå íåò íèêàêîãî äåëà. Íèêòî çà

èõ çàòåè íå îòâå÷àåò, è îñòàíàâëèâàòü èõ íåêîìó. Ðåñòðóêòóðèçàöèÿ, ïîíèìàåìàÿ êàê çàêðûòèå ñåëüñêèõ øêîë, îôèöèàëüíî îñóæäåíà, íî èäåò íåâèäàííûìè ïðåæäå òåìïàìè. Íèêòî âðîäå áû íå õî÷åò ëèøàòü ó÷èòåëåé ïîñëåäíèõ ëüãîò, îñòàòêîâ ñàìîñòîÿòåëüíîñòè è îòâåòñòâåííîñòè, íî ýòè ëüãîòû è ïðàâà îòáèðàþò. Íèêòî óæå âðîäå è íå àãèòèðóåò çà «êîíöåíòðè÷åñêîå ïðåïîäàâàíèå èñòîðèè», íî îíî ïðåâðàùàåòñÿ â åäèíñòâåííî âîçìîæíîå è òîëêàåò ïîñëåäíèõ ñèëüíûõ ó÷èòåëåéèñòîðèêîâ ðàññòàâàòüñÿ ñî øêîëîé. È ò.ä. è ò.ï. Ïóñòîòà ðàñïîëçàåòñÿ ïî ðàçâàëèíàì ñèñòåìû øêîëüíîãî îáðàçîâàíèÿ ïîäîáíî îëåäåíåíèþ. À áîðîòüñÿ ñ ëåäíèêîâûì ïåðèîäîì áåñïîëåçíî. Åãî íàäî ñóìåòü ïåðåæèòü». ¹ 1, Àíäðåé Ðóñàêîâ, «Ñ ëåäíèêîâûì ïåðèîäîì áîðîòüñÿ áåñïîëåçíî¾»

Пережить ледниковый период учителю очень трудно, если он один на один с профессиональными проблемами. Чтобы поддержать педагогов, «ПС» начало публикацию книги знаменитого учителяисследователя Елены Яновицкой «Как учить и учиться на уроке». А летом в двух номерах вышел сборник статей Симона Соловейчика, опубликованных в разные годы в разных изданиях: «Неделе» и «Комсомольской правде», «Новом времени» и «Учительской», в «Семье и школе», в «Литературной газете». «Íà íàø âçãëÿä, ýòè î÷åðêè, «êîëîíêè», ðåïîðòàæè ÷èòàþòñÿ ñòîëü æå ñîâðåìåííî, êàê äâàäöàòü, òðèäöàòü, à òî è ñîðîê ëåò íàçàä. Â ÷åì òóò ñåêðåò? Òàê ëè ìåäëåííî ìåíÿåòñÿ øêîëà? Èëè òàê ìåäëåííî ìåíÿåìñÿ ìû? Èëè ñòîëü ðåäêî î øêîëüíûõ äåëàõ ãîâîðÿò c äîñòàòî÷íîé ñòåïåíüþ ãëóáèíû, êîòîðàÿ äîëãî ñîõðàíÿåò ñâîþ çíà÷èìîñòü?» № 13–14, из Введения

2014 11 июня № 11

ДЕЛО ПОНОСОВА – ЗАЩИТА ПАТРОНАТНОГО ВОСПИТАНИЯ – ДАТЫ УХОДА: АЛЕКСАНДР ТУБЕЛЬСКИЙ А еще мы постарались помочь не только учителям, но и директорам, ответственным и свободно мыслящим управленцам разного уровня, поддержав проект института «Общественный договор», посвященный исследованию административных барьеров в образовании. Соловейчиковские чтения той осени были посвящены 20-летию педагогики сотрудничества, 20-летию знаменитого Переделкинского манифеста. И снова «ПС» собрало давние статьи Соловейчика, которые – чем больше школа возвращалась к советским практикам – становились все актуальнее. «Êòî áû ìîã ïîä ó ìàòü òîãäà, ÷òî «êîììåíòàðèè ê ìåòîäó», íàïèñàííûå Ñîëîâåé÷èêîì ïîæóðíàëèñòñêè, íà çëîáó äíÿ, ñòàíóò àêòóàëüíîé ïåäàãîãè÷åñêîé ëèòåðàòóðîé äíÿ ñåãîäíÿøíåãî? ×òî âðåìÿ âûñâåòèò â òåêñòàõ, ïîñâÿùåííûõ îòêðûòèÿì ó÷èòåëåéíîâàòîðîâ, îòâåòû íà âîïðîñû, êîòîðûìè øêîëà åùå òîëüêî íà÷èíàåò âñåðüåç çàäàâàòüñÿ? È ÷òî ìîëîäîé ó÷èòåëü XXI âåêà, ïðîáåæàâ ãëàçàìè ñòàòüþ ïî÷òè òðèäöàòèëåòíåé äàâíîñòè, óäèâèòñÿ: «Êàê, è ýòî òîæå îíè ïðèäóìàëè? Ïðîåêòû, òâîð÷åñêèå êíèæêè ó÷àùèõñÿ, óðîêè ïî âûáîðó – è áåç ñëîâ «ïðîôèëè», «ïîðòôîëèî», «ýëåêòèâû»? Íî â òîì-òî è äåëî, ÷òî íîâèçíà áóäóùåãî, êàê ïðåäñòàâëÿåò åå Ñîëîâåé÷èê, ðîæäàåòñÿ èç ïîòðåáíîñòè ðåøèòü èëè õîòÿ áû ñìÿã÷èòü îñíîâíîå ïðîòèâîðå÷èå øêîëû – ïðîòèâîðå÷èå ìåæäó íåîáõîäèìîñòüþ äàòü çíàíèÿ è ñîõðàíèòü äîñòîèíñòâî ðåáåíêà». № 18, От редакции

В декабре для «ПС» был один очень важный день. Мы поздравляли с 70-летием человека, чьи тексты выходили в самых первых номерах «ПС», друга и критика газеты; человека, с чьим именем исто-

рия российского образования была и будет связана неразрывно – Эдуарда Дмитриевича Днепрова, первого министра образования демократической России. « – Ïî÷åìó áûë òàê âàæåí ñúåçä 1988 ãîäà? – Â êàæäîé îáðàçîâàòåëüíîé ðåôîðìå – äâîéíîå ÿäðî. È íàøà çàäà÷à ñîñòîÿëà â òîì, ÷òîáû âñêðûòü êàêèå-òî îáùåñòâåííûå èñòîêè, îáùåñòâåííûå îïîðû. Ïîòîìó ÷òî ïàðàäîêñ â òîì, ÷òî ÷åì ëó÷øå îòðàáîòàíû ýêîíîìèêà îáðàçîâàíèÿ, ïåäàãîãè÷åñêèå òåõíîëîãèè, ñîäåðæàíèå îáðàçîâàíèÿ, – åñëè èäåîëîãèÿ îñòàëàñü ñòàðîé, – òåì ñèëüíåå îíè óêðåïëÿþò øêîëó-êàçàðìó. Ïîðóøèòü ãîñóäàðñòâåííóþ ìîíîïîëèþ íà øêîëó, ñäåëàòü îáùåñòâî ó÷àñòíèêîì ðàçâèòèÿ îáðàçîâàíèÿ – ýòè çàäà÷è â îáùåñòâåííî-ïåäàãîãè÷åñêîì äâèæåíèè ðåøàåò îáùåñòâî. Â 1988 ãîäó îíè íàøëè ïîëíîå îòðàæåíèå â äîêóìåíòàõ. È âñå îòîäâèíóëèñü, îáùåñòâî ñî÷ëî ñâîþ ðîëü âûïîëíåííîé». № 23. «Время, школа, человек. Пять эпох российского образования». Беседа с Эдуардом Днепровым

2007 Зима – главное время судов в нашей стране. Летом прокуратура отдыхает, осенью заводит дела, собирает доказательства… В том январе начался еще один судебный процесс, прогремевший на всю Россию. Директора школы в селе Сепыч Пермского края Александра Поносова обвинили в использовании контрафактных компьютерных программ. Программы стояли

на машинах, присланных в школу в рамках информатизации. Прокурорская проверка обнаружила, что программы нелегальные, и выписала Поносову предупреждение, компьютеры опечатали. Однако ученикам нужно было сдавать экзамен по информатике, и Поносов разрешил компьютеры на несколько часов включить. Из этого выросло абсурдное уголовное дело, вызвавшее протест интернет-общественности и завершившееся оправданием директора. Первым в Сепыч приехал корреспондент «ПС». «Êîãäà ñòàëî èçâåñòíî, ÷òî íà äèðåêòîðà Ñåïû÷åâñêîé øêîëû çàâåäåíî óãîëîâíîå äåëî, Àëåêñàíäð Ïîíîñîâ îêàçàëñÿ â ïîëíîé èçîëÿöèè. Íè ðàéîííîå óïðàâëåíèå îáðàçîâàíèÿ, íè ìèíèñòåðñòâî îáðàçîâàíèÿ Ïåðìñêîãî êðàÿ, íè ãëàâà ðàéîíà, íè äåïóòàòû – íèêòî íå âñòóïèëñÿ çà îïàëüíîãî äèðåêòîðà. À â ñåëå Ñåïû÷ âíèêàòü â þðèäè÷åñêèå è êîìïüþòåðíûå òîíêîñòè òåì áîëåå íå ñòàëè. Æèòåëè ðàññóæäàþò ïî ñòàðèíêå: ñóäÿò – çíà÷èò, âèíîâàò. Àëåêñàíäðà Ïîíîñîâà çà ïîáåäó íàä øêîëüíûì äîëãîñòðîåì åùå íåäàâíî ïî÷èòàëè ÷óòü ëè íå íàðîäíûì ãåðîåì. À òåïåðü ñìîòðÿò êîñî: «Ïðîâîðîâàëñÿ, íà÷àëüíèê!» Äàæå àäâîêàòà ïðèøëîñü èñêàòü â Ïåðìè. Â ðîäíîì Âåðåùàãèíå çàùèùàòü Ïîíîñîâà íèêòî íå ðåøèëñÿ». № 2, Наталья Ключарева, «Программное дело»

Той весной вернулся из странствий «Школьный автобус «ПС», последний его маршрут проходил по Воронежской области. ...31 мая ушел из жизни Александр Наумович Тубельский, легендарный директор Московской «школы самоопределения». Закончил учебный год и ушел. Ушел чело-

123

124

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

ПОД КОЛПАКОМ РЕФОРМ

2000–2014

как государство возвращалось в образование...

«ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ХРЕСТОМАТИЯ "ПС"» – ДАТЫ УХОДА: ТАТЬЯНА БАБУШКИНА – «ВОСПИТАНИЕ: ВОЗВРАЩАЯСЬ К ИЗНАЧАЛЬНЫМ СМЫСЛАМ» век, без которого осиротело и «Первое сентября» – ведь педагогическая газета держится теми, чьи ценности она разделяет. И не мы давали Тубельскому место на газетных полосах – он давал нам живой пример, что все педагогические идеалы, о которых мы пишем, существуют и реально воплощены в школе. И до сих пор наивно думается: может быть, с Тубельским в образовании все было бы по-другому, лучше и честнее. «Ó Òóáåëüñêîãî áûë äàð âåðû. Âåðû â ðåáåíêà, âåðû â íàñòîÿùóþ øêîëó. È âåðà ýòà ñîõðàíÿëàñü â íåì íåñìîòðÿ íè íà ÷òî. Âîò, ñîáñòâåííî, è âñÿ «çàêâàñêà» åãî øêîëû: áåçóñëîâíàÿ, àáñîëþòíàÿ âåðà â ñâîáîäó, â ðåáåíêà è â ó÷èòåëÿ. Ãðåìó÷àÿ íà ñàìîì äåëå ñìåñü, îïàñíàÿ, ðèñêîâàííàÿ. Âñå ýòî, ðàçóìååòñÿ, çíàþò. È Òóáåëüñêèé çíàë. Íî âåðèë. È ñòðîèë øêîëó, îïèðàÿñü íà îäíó ëèøü âåðó â ðåáåíêà è â òî, ÷òî ÷åëîâå÷åñêîå â ÷åëîâåêå âñåãäà ïîáåæäàåò. È ÷òî ýòî åäèíñòâåííîå, íà ÷òî ñòîèò òðàòèòü ñèëû. Îí ñëîâíî ãîâîðèë: ÷åëîâåê âîçìîæåí âñåãäà. Äàæå òîãäà, êîãäà, êàçàëîñü áû, âåñü ìèð ñâèäåòåëüñòâóåò îá îáðàòíîì». № 11, «Прощание», Александр Лобок

Летом в сдвоенном номере была опубликована «Педагогическая хрестоматия ПС», собрание новейшей педагогической мысли. Многие из этих книг мы анонсировали в газете, некоторые представили впервые. Автор британской образовательной реформы Майкл Барбер, выдающийся российский исследователь детства Мария Осорина, знаменитные французские педагоги Франсуаза Дольто и Даниэль Пеннак, образовательный аналитик Майкл Фуллан, российский педагог Сергей Поляков и исследователь управлен-

ческих практик Владимир Лизинский – вот разброс имен и тем, краткий обзор более чем тридцати публикаций.

2008 В начале года Государственная Дума внезапно решила упразднить модель патронатного воспитания, при которой педагогические обязанности делились между приемной семьей и специальной профессиональной службой, призванной семье помогать. «Ýòî òðàãåäèÿ äëÿ 42 ðåãèîíîâ, ãäå äåéñòâóþò ïëîùàäêè ïî ïàòðîíàòíîìó âîñïèòàíèþ íà áàçå ðåîðãàíèçîâàííûõ äåòñêèõ äîìîâ», – óáåæäåíà äèðåêòîð äåòñêîãî äîìà ¹ 19 Ìàðèÿ Òåðíîâñêàÿ, ïî ìíåíèþ êîòîðîé, çàêîí óíè÷òîæàåò «óíèêàëüíóþ ãèáêóþ ìîäåëü, êîòîðàÿ ïîäñòðàèâàëàñü ïîä êàæäóþ ñåìüþ è êàæäîãî ðåáåíêà». № 8, Ольга Дашковская, «Патронатное воспитание в России запретят?»

«Первое сентября» попыталось организовать кампанию и остановить принятие закона, отменяющего патронат. Фактически все профессионалы-эксперты, работающие в сфере усыновления, кампанию поддержали. Закон вскоре был принят, патронат – отменен… 26 апреля трагически ушла из жизни Татьяна Викторовна Бабушкина, друг и автор «Первого сентября». «ÒèÂè. Òàêîå ïðîçâèùå ïðèäóìàëè åå âîñïèòàííèêè, è ïîä òàêèì èìåíåì Áàáóøêèíó çíàþò òûñÿ÷è ñå-

ìåé, ó÷èòåëåé, ñòóäåíòîâ, ïîäðîñòêîâ, ìàëûøåé… Íàøà ñòðàíà ïîòåðÿëà îäíîãî èç ïîñëåäíèõ âåëèêèõ îòå÷åñòâåííûõ ïåäàãîãîâ. Åå âåëè÷èå íå íàó÷íîå, íå ïèñàòåëüñêîå, íå äèäàêòè÷åñêîå – îíî âî ìíîãîì ñðîäíè ÷óäàêîâàòîìó âåëè÷èþ Ïåñòàëîööè, îò êîòîðîãî âçÿëà ðàçáåã âñÿ ïåäàãîãèêà ïîñëåäíèõ äâóõ ñòîëåòèé; çàáàâíîìó âåëè÷èþ ×óêîâñêîãî èëè Äæàííè Ðîäàðè, îòêðûâøèõ âçðîñëûì âåñåëóþ ìóäðîñòü äåòñêîãî âçãëÿäà íà âåùè; ïðîíçèòåëüíîìó âåëè÷èþ Ìåùåðÿêîâà, Àïðàóøåâà, Ëåîíãàðä, âîçâðàùàþùèõ â ìèð ïîëíîöåííûõ ëþäåé òåõ, èç êîãî îáùåñòâî ïðèâûêëî ôàáðèêîâàòü èçãîåâ è èíâàëèäîâ. ÒèÂè íèêòî áû íå ðåøèëñÿ íàçâàòü «ó÷åíûì» – íî äëÿ êðóïíåéøèõ ó÷åíûõ-èññëåäîâàòåëåé îíà áûëà âàæíåéøèì ðàâíîïðàâíûì ñîáåñåäíèêîì. Åå ïûòàëèñü ñ÷èòàòü ÿâëåíèåì ïåðèôåðèéíûì – à â ýòî âðåìÿ óñèëèÿìè ÒèÂè ñîçäàâàëèñü è óäåðæèâàëèñü ñàìûå óçëîâûå, ñàìûå âàæíûå îòíîøåíèÿ â ïåäàãîãè÷åñêîì ìèðå». № 9, Андрей Русаков, «Бродячие университеты ТиВи»

«Первое сентября» посвятило номер памяти Татьяны Бабушкиной. Вслед за Александром Тубельским мы лишились еще одного человекаопоры, человека-ориентира, которыми живет газета. Наступило время пронзительных утрат, время сиротства, время слов, которые уже никогда не будут сказаны теми, кто мог бы их сказать. Нам остались память и долг. Наверное, не случайно так сошлось, что летний номер «ПС» назывался «Воспитание: возвращаясь к изначальным смыслам». Чувствуя это время распада и рассредоточения, мы собрали антологию классических и неклассических

2014 11 июня № 11

КОНЦЕПЦИЯ НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ И ЕЕ КРИТИКА

текстов о педагогике, от Канта и Монтеня до Бродского и Мамардашвили. «Ñåãîäíÿ ìû âèäèì íåóâåðåííîñòü, èç êîòîðîé ïðîèñòåêàþò òðåáîâàíèÿ, ÷òîáû ãîñóäàðñòâî îáîçíà÷èëî ïðèîðèòåòû âîñïèòàíèÿ. Îäíè íàõîäÿòñÿ â ïîèñêå ýôôåêòèâíûõ âîñïèòàòåëüíûõ òåõíîëîãèé, äðóãèå îáðàùàþòñÿ ê «ïðîâåðåííîìó îïûòó» ñîâåòñêèõ âðåìåí. Ôðàçà «ðàçâàë ñèñòåìû âîñïèòàíèÿ» ñòàëà îáùèì ìåñòîì ãàçåòíûõ ñòàòåé. Âñå èùóò íîâûõ ñìûñëîâ âîñïèòàíèÿ. Íî ó âîñïèòàíèÿ íå ìîæåò áûòü íîâûõ ñìûñëîâ. Îíè ìîãóò âîçíèêàòü íàíîâî, îäíàêî íîâûìè èõ íàçâàòü íåëüçÿ. È âåñü âîïðîñ íå â ïðèîáðåòåíèè ýòèõ ñìûñëîâ ãäå-òî âîâíå, âîïðîñ – â íàñ ñàìèõ». № 13–14, Сергей Лебедев, Вместо предисловия

А год утрат продолжался. «Íàðîäó â ñîáîðå âñå ïðèáûâàåò è ïðèáûâàåò, è âñå áîëüøå çíàêîìûõ, óçíàâàåìûõ ëèö, íî âîêðóã íåò äàæå øåëåñòà ãîëîñîâ. Âñå îñòàþòñÿ ñîñðåäîòî÷åíû íà ÷åì-òî ñâîåì, ãëóáîêîì: íà ñâå÷å â ðóêàõ, íà ìûñëÿõ, íà ìîëèòâå… Òîëüêî êîãäà ìîíàõè çàïåëè «Áëàæåíè àë÷óùèè è æàæäóùèè ïðàâäû, ÿêî òèè íàñûòÿòñÿ…», âñå ÷óòü øåëîõíóëèñü, çàîãëÿäûâàëèñü äðóã íà äðóãà, âäðóã îñòðî è îäíîâðåìåííî îùóòèâ, ÷òî ýòà çàïîâåäü íè ê êîìó íå ïðèëîæèìà òàê òî÷íî, êàê ê Àëåêñàíäðó Èñàåâè÷ó. Âîèñòèíó Ñîëæåíèöûí «àëêàë è æàæäàë» ïðàâäû. Îòñþäà âñå åãî îòêðûòûå ïèñüìà, âñå åãî ñòðàñòíîå ïðîïîâåäíè÷åñòâî, âñå åãî «ïåðåõëåñòû», âñå åãî êíèãè, êîòîðûå è ÷åðåç ñòî ëåò áóäóò îáæèãàòü ñîâåñòü. «Âñåì, êîìó íå õâàòèëî æèçíè…» – ñ ýòèõ ÷åòûðåõ ñëîâ íà÷èíàåòñÿ ãëàâíàÿ êíèãà À.È.Ñîëæåíèöûíà. Æèçíè âñåãäà íå õâàòàåò». ¹ 15, Äìèòðèé Øåâàðîâ, «Äíè ïðîùàíèÿ»

Ровно в те же дни, дни прощания – какую оптику иногда выстраивает эпоха – была представлена концепция новейшей истории России, которая должна была лечь в основу новых линеек школьных учебников. Особенно прославилась концепция тем, что ее авторы предложили ввести новую формулу подсчета жертв политических репрессий: только осужденные к смертной казни и расстрелянные. Одна эта деталь говорит все об общем настрое документа, оправдывавшего бесчеловечную сталинскую политику. «Àâòîðû êîíöåïöèè ñòàðàþòñÿ ïðåäñòàâèòü ðîññèéñêóþ èñòîðèþ ïåðâîé ïîëîâèíû ÕÕ âåêà êàê «ïîñòðîåíèå èíäóñòðèàëüíîãî îáùåñòâà íåêàïèòàëèñòè÷åñêîãî òèïà». Íî âñÿ êîíöåïöèÿ, ñî âñåìè åå ôèãóðàìè óìîë÷àíèÿ, è åñòü ëó÷øåå ñâèäåòåëüñòâî èíîé, òðàãè÷åñêîé èñòîðèè Ðîññèè. Òîëüêî â ñòðàíå, óæå ïðîøåäøåé èñòîðè÷åñêóþ øêîëó ñàìîçàáâåíèÿ, ìîæåò ïîÿâèòüñÿ òàêîé äîêóìåíò. Ýòî íå âçãëÿä â ïðîøëîå – ýòî âçãëÿä èç ïðîøëîãî. Îíî íå ïðîæèòî è íå ïîíÿòî è ïîòîìó âîçâðàùàåòñÿ â äåíü ñåãîäíÿøíèé». ¹ 16, Ñåðãåé Ëåáåäåâ, «Îòðèöàíèå ïàìÿòè»

Общее направление истории страны не изменилось тогда. Но концепция так и не стала официальным документом. Постеснялись. Тогда еще – постеснялись. В начале декабря на ярмарке интеллектуальной литературы НОН/ фикшн мы представили книгу «Воспитание: возвращаясь к изначальным смыслам», летний номер «ПС» в книжном формате. С тех пор антология уже была переиздана, и сегодня ее можно найти в библиотеках практически всех педагогических вузов страны.

2009 В начале года «Первое сентября» собрало на «круглый стол» учителей истории, педагогов-практиков, ученых, чтобы обсудить, как вести себя и как учить детей. «Îëåã Èâàíîâ. Ãîñóäàðñòâåííàÿ êîíöåïöèÿ òàêîâà: ôîðìèðîâàòü ïîçèòèâíûé îáðàç èñòîðèè ÕÕ âåêà… Ìèõàèë Ýïøòåéí. Åñëè ìû ôîðìèðóåì òîëüêî ïîçèòèâíûé îáðàç èñòîðèè, òî âñå ðîññèéñêèå øêîëüíèêè íå ïîíèìàþò, â ÷åì ïðîáëåìà ñ Óêðàèíîé. Ó óêðàèíöåâ åñòü íåêîòîðûå îñíîâàíèÿ äëÿ òîãî, ÷òî îíè ñåé÷àñ ïûòàþòñÿ äåëàòü. Îñíîâàíèÿ âåêîâûå íà ñàìîì äåëå. Ìîãóò áûòü ðàçíûå ïîäõîäû ê îòíîøåíèÿì Ðîññèè ñ Óêðàèíîé, Óêðàèíû ñ Ðîññèåé, íî îäèí èç íèõ òîò, êîòîðûé îíè ñåé÷àñ îñóùåñòâëÿþò. È îí âïîëíå ñåáå èñòîðè÷åñêè îïðàâäàí. Çíà÷èò, åñëè ìû â øêîëå õîòÿ áû íå ðàññìàòðèâàåì òàêîé âçãëÿä íà èñòîðèþ, òî âîñïèòûâàþòñÿ ëþäè, êîòîðûå ñîâñåì íå ïîíèìàþò, ÷òî ïðîèñõîäèò íà Óêðàèíå, è âñåõ óêðàèíöåâ íåíàâèäÿò, ïîòîìó ÷òî îíè «ñàìîñòèéùèêè». Åñëè òàêîé æå îáðàç ñêëàäûâàåòñÿ ïî îòíîøåíèþ ê Àìåðèêå â èñòîðèè ÕÕ âåêà – âîñïèòûâàþòñÿ ëþäè, êîòîðûå íåíàâèäÿò àìåðèêàíöåâ, ÷òî ñåé÷àñ, êàê ÿ íàáëþäàþ, ïðîèñõîäèò ñî ìíîãèìè øêîëüíèêàìè». № 2, «Как сделать историческое образование личностно значимым?»

Как видим, прогноз пятилетней давности сбылся. Государственное просвещение – в том числе – принесло свои плоды. Может ли газетная статья стать исторической вехой, если это не новости, не манифест, не расследова-

125

126

первое сентября

ПОД КОЛПАКОМ РЕФОРМ

ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

2000–2014

как государство возвращалось в образование...

СОКРАЩЕНИЯ В ШКОЛАХ – ПРОЕКТ «ГЕНИЙ ДЕТСТВА» – ВВЕДЕНИЕ НОВОЙ СИСТЕМЫ ОПЛАТЫ ТРУДА ние? Может. Но не сразу: оглядываешься потом и понимаешь, что в одном тексте сошлось все, что можно сказать про время. Узнаваемо, точно – и с ощущением глубинной перспективы. Тем летом в «ПС» были две такие статьи, хотя обычно они не ходят парами. Тоже знак, тоже рубеж. Первая была о том, какое общество воспитывает – вольно или невольно – сегодняшняя школа. «Òàêèå òðóäíîóëîâèìûå âåùè, êàê «áëàãîðîäñòâî», «÷óâñòâî ñîáñòâåííîãî äîñòîèíñòâà», «ñàìîóâàæåíèå», íåâîçìîæíî êîíâåðòèðîâàòü â áàëëû, à èç áàëëîâ – â ðóáëè. Íî äëÿ áþðîêðàòè÷åñêîé ñèñòåìû îíè íåóäîáíû äàæå íå ïîýòîìó. Âñå ýòè êà÷åñòâà î÷åíü ìåøàþò ñèñòåìå â äåëå ïðåâðàùåíèÿ ÷åëîâåêà â óäîáíûé ñòðóêòóðíûé ýëåìåíò, â ïðåñëîâóòûé âèíòèê, â òîò ñàìûé «êèðïè÷ â ñòåíå». ×òî ïðîèñõîäèò â íûíåøíåé øêîëå? Äåòè ñòàíîâÿòñÿ îðóäèåì è ìàòåðèàëîì äëÿ ôîðìèðîâàíèÿ ó÷èòåëüñêèõ ïîðòôîëèî è ñòðî÷åê â «çàðïëàòíûõ» âåäîìîñòÿõ. Ó÷èòåëÿ ïðåâðàùàþòñÿ â ñáîðùèêîâ èíôîðìàöèè äëÿ ðîíî. Ðîíî ïåðåïðàâëÿþò èíôîðìàöèþ íà óðîâåíü ãîðîäà, îáëàñòè, ìèíèñòåðñòâà. Âñå ó÷òåíî, ðàñôàñîâàíî â öåëëîôàíîâûå ôàéëû, çàïèñàíî íà êîìïàêò-äèñêè. Çàãàäêîé îñòàåòñÿ òîëüêî îäíî – êîìó âñå ýòî íóæíî». № 11, Ольга Лебедушкина, «Согласен жить по приказу – заплатим»

Вторая – о том, что происходит внутри школы, где постепенно перестает находиться место творческому учителю. «Íå âäîõíîâåííûé ÷åëîâåê, êàê íè ïàðàäîêñàëüíî, èìååò áîëüøóþ ñâîáîäó â òîì, ÷òî îí äåëàåò. Îí ìîæåò äåëàòü õîòü ÷òî – åìó âñå ðàâíî. Òàêèå âîïðîñû èëè äðóãèå, òàêîé ìåòîä èëè åùå êàêîé-òî. Íî åñëè

ó÷èòåëü íàõîäèòñÿ íà óðîêå â òâîð÷åñêîì ñîçíàíèè, îí äåéñòâóåò ïî íàèòèþ, î÷åíü òî÷íî. Îí çíàåò ïðî íóæíûé õîä íàâåðíÿêà è îòñòóïèòüñÿ íå ìîæåò. È îí êàê áû ïðîëàìûâàåòñÿ â ïðîñòðàíñòâî, ãäå äåòè îáó÷àþòñÿ ïî ñâîåé âîëå, ìàêñèìàëüíî ðåçóëüòàòèâíî. Âûõîäèò, õîðîøèé ó÷èòåëü íå íàñòîëüêî ñâîáîäåí, íàñêîëüêî ñâîáîäåí ïîñðåäñòâåííûé. È äåëî òóò íå â îòâåòñòâåííîñòè, à â óìåíèè áûòü ñîáîé-ó÷èòåëåì, êîòîðîå áåç âíóòðåííåé ñâîáîäû (îòâåòñòâåííîñòè ïåðåä ñîáîé) ÷åëîâåêó íå äàåòñÿ. Òàêèå âîëøåáíûå ñîñòîÿíèÿ òðåíèðóþòñÿ è âçðàùèâàþòñÿ îòíþäü íå ïðè ïîìîùè êàìåð ñëåæåíèÿ è ðåãëàìåíòîâ, äåéñòâîâàâøèõ âî âðåìåíà íèêîëàåâñêîé Ðîññèè: «Îòñòóïèâøèé îò ðóêîâîäñòâà ó÷èòåëü ïîäâåðãàåòñÿ ñóäó êàê îïàñíûé ïðåñòóïíèê». È íå ïðè ïîìîùè ðåéòèíãîâ, êîíêóðñîâ è ïîðòôîëèî, íàðóøàþùèõ ïñèõîëîãè÷åñêóþ ñàìîðåãóëÿöèþ â øêîëüíîé ñðåäå. Òðåáóåòñÿ êàê ðàç ñìÿã÷åíèå íðàâîâ». № 16, Людмила Кожурина, «Образование строгого режима»

Обе статьи, судя по откликам читателей, действительно зафиксировали что-то очень важное. О них вспоминали в письмах и несколько лет спустя – знак, что публикация превратилась в метку времени. А между двумя этими статьями, если брать хронологически, расположился традиционный летний номер «ПС». На этот раз он назывался «Гений детства» и, как и его предшественник, осенью вышел в книжном формате. «Â ýòîì ëåòíåì íîìåðå «ÏÑ» ñîáðàíû ñàìûå, ìîæåò áûòü, íåîáû÷íûå âîñïîìèíàíèÿ î äåòñòâå. Èìåíà àâòîðîâ – ëþäåé çíàìåíèòûõ – ó âñåõ íà ñëóõó; ñóäüáû – íåñõîäíûå, îáñòîÿòåëüñòâà æèçíè – íåñîâïàäàþùèå, âðåìåíà – ðàçíûå. Îáúåäèíÿåò ýòè òåêñòû îäíî: â êàæäîì èç íèõ

ìîæíî óâèäåòü íå èñòîðèþ âçðîñëåíèÿ êîãî-òî êîíêðåòíîãî, à îïèñàíèå äåòñòâà êàê îñîáîãî ñîñòîÿíèÿ ÷åëîâåêà. Èìåííî ïîýòîìó – íå «ãåíèé â äåòñòâå», íî «Ãåíèé äåòñòâà»: ïîïûòêà óëîâèòü îáùåå, à íå ÷àñòíîå». №13–14, Сергей Лебедев, «Напутствие читателям»

С этим номером, а впоследствии книгой «Первое сентября» впервые вышло за пределы поля педагогической литературы. Книга попала в десятку интеллектуальных новинок выставки-ярмарки интеллектуальной литературы НОН/фикшн. Новые системы оплаты труда (НСОТ), которые тогда были введены во многих регионах страны, поставили перед учительским сообществом вопросы не только финансового характера. Во многих субъектах РФ власти стали увольнять педагогов, чтобы таким образом повысить зарплату оставшимся. В сотрудничестве с Центром правовых разработок Института развития образования ГУ-ВШЭ «Первое сентября» запустило проект «Если в школе начались сокращения», правовую консультацию для педагогов. Все последующие публикации строились на вопросах, которые тут же стали приходить от учителей.

2010 Этот год мы прожили под знаком юбилея. «2010 ãîä îáúÿâëåí Ãîäîì ó÷èòåëÿ, è ïîýòîìó îí îñîáåííûé äëÿ âñåõ íàñ, äëÿ âñåõ, êòî ñâÿçàí ñî øêîëîé.

2014 11 июня № 11

80-ЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ СИМОНА СОЛОВЕЙЧИКА – ДЕЛО ДИРЕКТОРА НОВОСЕЛЬЦЕВА: «УВОЛИТЬ БЕЗ ОБЪЯСНЕНИЯ ПРИЧИН» Íî äëÿ íàøåãî Èçäàòåëüñêîãî äîìà ýòîò ãîä îñîáåííûé âäâîéíå. Â ýòîì ãîäó Ñèìîíó Ñîëîâåé÷èêó – ïåäàãîãó, ïèñàòåëþ, æóðíàëèñòó, îñíîâàòåëþ ãàçåòû «Ïåðâîå ñåíòÿáðÿ» – èñïîëíÿåòñÿ 80 ëåò. Ñèìîí Ëüâîâè÷ Ñîëîâåé÷èê ðîäèëñÿ 1 îêòÿáðÿ 1930 ãîäà. ×òî çíà÷èò ðîäèòüñÿ â òðèäöàòûõ ãîäàõ ïðîøëîãî âåêà? ×òî â òâîåé ñîáñòâåííîé ñåìüå èëè â ñåìüÿõ ñâåðñòíèêîâ ñîõðàíèëèñü åùå êëàññè÷åñêèå äîðåâîëþöèîííûå òðàäèöèè ñåìüè. ×òî ãîäû òâîåãî âçðîñëåíèÿ ïðèäóòñÿ íà îòòåïåëü øåñòèäåñÿòûõ, êîãäà íà ìèã âîñòîðæåñòâîâàë äóõ ñâîáîäû. ×òî â çàñòîéíûå ñåìèäåñÿòûå òû ìîã ïðîòèâîñòîÿòü íàäâèãàþùåéñÿ ðåàêöèè ñâîèì ïîíèìàíèåì ïðîèñõîäÿùåãî, ñâîèìè èäåàëàìè, ñâîåé íåñãèáàåìîñòüþ. ×òî êîãäà ïðèøåë ÷àñ, êîãäà ñëó÷èëèñü íîâûå âîçìîæíîñòè ñåðåäèíû âîñüìèäåñÿòûõ, òû ñòàë äåéñòâîâàòü, ïîìîãàÿ è ñåáå ñàìîìó, è âñåì âîêðóã ñòðîèòü íîâóþ ïåäàãîãèêó. ×òî ïðè ïåðâîé âîçìîæíîñòè â íà÷àëå äåâÿíîñòûõ òû ñîçäàåøü ãàçåòó, îòäàâàÿ åé âñå, ïîòîìó ÷òî íóæíî ïóáëè÷íî ãîâîðèòü î ñàìûõ ñåðüåçíûõ, ñëîæíûõ âåùàõ â ïåäàãîãèêå. ×òî òåáå íå ïåðåæèòü ñåðåäèíû äåâÿíîñòûõ... Íî æèâåò òâîå äåëî. Æèâåò òâîå ñëîâî. È òåïåðü îêàçûâàåòñÿ, ÷òî òû áûë èç òåõ íåìíîãèõ, êòî óìåë äóìàòü ÷åñòíî. È âîò òâîé þáèëåé ïðèõîäèòñÿ íà Ãîä ó÷èòåëÿ!» № 1, Артем Соловейчик, «Это совпадение не случайно!»

В том же номере – вот прекрасное совпадение – праздник, тоже юбилей. Альвину Апраушеву, легендарному директору Загорского домаинтерната для глухонемых детей, 80 лет! Они очень разные с Соловейчиком, но, выходит, одно поколение. Великое поколение педагогики, которую не назвать ни советской, ни российской – просто человеческой...

«Ñîçäàâàëñÿ-òî Çàãîðñêèé äåòñêèé äîì äëÿ ñëåïîãëóõîíåìûõ êàê ëàáîðàòîðèÿ èíòåëëåêòóàëüíîãî ðàçâèòèÿ äåòåé, ïðåäìåòíûé ìèð êîòîðûõ ïóñò. Ìîæíî èëè íåëüçÿ êîìïåíñèðîâàòü òî, ÷òî íåäîäàëà ïðèðîäà? «Íàì è òîãäà áûëî ÿñíî, ÷òî ðåøåíèå âîïðîñà ïîéäåò ÷åðåç ôîðìèðîâàíèå ÷åëîâå÷åñêîé ïñèõèêè. ×åðåç îáùå÷åëîâå÷åñêîå, à íå ÷àñòíîìåòîäè÷åñêîå. Ïîëíàÿ ïðîòèâîïîëîæíîñòü òåì çàïàäíûì òåõíîëîãèÿì, êîòîðûå ïðàêòèêóþòñÿ â ðàáîòå ñ èíâàëèäàìè ñåé÷àñ. À ìû çàíèìàëèñü ïîñòðîåíèåì ÷åëîâåêà. Äî îïðåäåëåííîãî ìîìåíòà, êîíå÷íî, äî òîãî, êàê ðåáåíîê äîõîäèë äî íåîáõîäèìîãî óðîâíÿ ïîíèìàíèÿ ñåáÿ». № 1, Людмила Кожурина, «Учитель должен быть устроен щедро»

А тем временем еще один легендарный директор, доктор педагогических наук Владимир Новосельцев, руководитель Прохоровской гимназии в Белгородской области, оказался под ударом. Уволили по 287-й статье Трудового кодекса – «без объяснения причин». С этого случая началась волна расправ над неугодными директорами. Инструмент – все та же 287-я статья ТК. «Âèêòîð Íîâîñåëüöåâ îòäàë ýòîé øêîëå ñîðîê ëåò, èç íèõ 32 ãîäà ðàáîòàåò äèðåêòîðîì. Äîáàâèì, ÷òî âî âñåé ñòðàíå ëèøü ÷åòûðå äèðåêòîðà øêîë – äîêòîðà ïåäàãîãè÷åñêèõ íàóê. Òðîå â Ìîñêâå è îäèí – â Ïðîõîðîâêå. Ïðè Íîâîñåëüöåâå â Ïðîõîðîâêå íå ñòàëî âòîðîãîäíèêîâ êàê ÿâëåíèÿ. 125 çîëîòûõ ìåäàëåé è 137 ñåðåáðÿíûõ, îäèí èç ëó÷øèõ ðåçóëüòàòîâ ïî ÅÃÝ â îáëàñòè, áîëüøå 70% âûïóñêíèêîâ åæåãîäíî ïîñòóïàþò â âóçû. Ñàì Íîâîñåëüöåâ íå ðàç ñòàíîâèëñÿ «Äèðåêòîðîì ãîäà», âûïóñòèë ñåìü ïîñîáèé è ìîíîãðàôèé, íàïèñàë ñâûøå òðèäöàòè ñòàòåé. Íàêîíåö, îí ïðîñòî ïðåêðàñíûé, ÷óòêèé ó÷èòåëü ëèòåðàòóðû. Îäíàêî îêàçàëîñü, ÷òî èìåííî òàêîé ÷åëîâåê –

òàëàíòëèâûé è ñàìîáûòíûé – ðàéîííîìó óïðàâëåíèþ îáðàçîâàíèÿ íå íóæåí». № 3, Алексей Олейников, «Дело Новосельцева»

Летний номер «ПС», выходящий накануне восьмидесятилетия Симона Соловейчика, был собран из его статей для «ПС», которые он написал с 1992-го по 1996 год. «Êîãäà ìû ïåðå÷èòûâàåì ñòàòüè Ñîëîâåé÷èêà ñåé÷àñ, ñòàíîâèòñÿ î÷åíü îò÷åòëèâî âèäíî, ÷òî ñ ïîìîùüþ ýòèõ ñòàòåé Ñîëîâåé÷èê âûñòðàèâàë ðåãóëÿðíóþ, íè÷åãî íå óïóñêàþùóþ ñèñòåìó ïåäàãîãè÷åñêèõ âçãëÿäîâ. Â ïðèâû÷íûõ ïîäðîáíîñòÿõ, â óçíàâàåìûõ ñþæåòàõ Ñîëîâåé÷èê èñêàë äðóãîé ïëàñò – ïëàñò ÷åëîâå÷åñêèõ ñóäåá, ôèëîñîôñêèõ ïðîòèâîðå÷èé, êîòîðûìè äâèæèìû è îáðàçîâàíèå, è âîñïèòàíèå; ïîêàçûâàë, ÷òî ìû íè÷åãî íå ïîéìåì â øêîëå, â îòíîøåíèÿõ ñ äåòüìè, åñëè íå áóäåì îáðàùàòüñÿ ê öåííîñòÿì, êîòîðûå âûøå è ãëóáæå, ÷åì ñîáñòâåííî ïåäàãîãèêà. Â ñåãîäíÿøíåì âðåìåíè òàêàÿ êóëüòóðà ðàçãîâîðà î ïåäàãîãèêå êàæåòñÿ ïî÷òè óòðà÷åííîé. Ïåðåìåíèëàñü øêîëà, â íåé âñå áîëüøå äåéñòâèÿ è ìåíüøå ðàçìûøëåíèÿ; ïåðåìåíèëèñü ó÷åíèêè, ðîäèòåëè, ó÷èòåëÿ, âîçíèê íîâûé ÿçûê ðàçãîâîðà î äåòñòâå è ó÷åíèè, êîòîðûé ÷àñòî ñêðûâàåò çà ãóìàíèñòè÷åñêèì ïàôîñîì ôîðìóëèðîâîê ïî÷òè ïîëíóþ íåñïîñîáíîñòü øêîëû ïåðåìåíèòüñÿ ïî ñóùåñòâó, ñòàòü ÷åëîâå÷íåå, íóæíåå ðåáåíêó. È ìîæåò áûòü, ïîýòîìó èìåííî ñåãîäíÿ íàì âàæíî âåðíóòüñÿ ê ïåäàãîãè÷åñêèì ñòàòüÿì Ñîëîâåé÷èêà – óâèäåòü, ÷òî ìû óòðàòèëè â ýïîõó ìîäåðíèçàöèè, êàêèå îðèåíòèðû ïîòåðÿëè è ïî÷åìó ñíîâà ñòîèì ïåðåä òåìè æå òðóäíîñòÿìè, ÷òî ñóùåñòâîâàëè â äåâÿíîñòûå ãîäû, íî òåïåðü ýòè òðóäíîñòè ëèøü óñóãóáèëèñü». № 13–14, Введение

127

128

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

ПОД КОЛПАКОМ РЕФОРМ

2000–2014

как государство возвращалось в образование...

СПОРЫ О СТАНДАРТАХ СТАРШЕЙ ШКОЛЫ – «ПС» ПОДВОДИТ ИТОГИ ДЕСЯТИЛЕТИЯ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ Духовно близкие люди особенным образом расположены в календаре, связаны друг с другом датами рождений и уходов. Есть этому рациональное объяснение: родились в одно время, встречали одни и те же вызовы, об одном думали… Но выше рациональности – обаяние необъявленного родства, которое предрешает судьбы. В том же году исполнилось 80 лет Лене Алексеевне Никитиной. «Ñêàæè «Íèêèòèíû», è êèâàòü íà÷èíàþò äàæå ëþäè, äàëåêèå îò ïåäàãîãèêè. È àññîöèàöèè ñàìûå ïðàâèëüíûå: ëåãåíäàðíàÿ ìíîãîäåòíàÿ ñåìüÿ, ðàçâèâàþùèå èãðû è èãðóøêè, çäîðîâûé îáðàç æèçíè, õîðîøèå ïîñîáèÿ äëÿ çàíÿòèé ñ äåòüìè. Êòî íàïèñàë ïåðâóþ êíèæêó ïî íàáëþäåíèÿì çà ðàçâèòèåì äåòåé â êîíêðåòíîé ñåìüå? 1963 ãîä, ìåæäó ïðî÷èì. Êòî çàðàçèë îáùåñòâî èäåÿìè ðàííåãî ðàçâèòèÿ è ïðåäúÿâèë ïðîâåðåííûå íà ñåáå ìàòåðèàëû è ìåòîäèêè? Èì – áåçìåðíàÿ áëàãîäàðíîñòü». № 17, Людмила Кожурина, «Никитины»

А завершился год круглых дат выходом в свет книги «Непрописные истины воспитания». «Cобранные вместе самые знаменитые родительские статьи Соловейчика, написанные им в 70– 80-е годы XX века, сложились в уникальную книгу. В свое время каждая из этих статей становилась переворотом в домашнем мировоззрении, в правилах семейной жизни. Соловейчик брал на себя смелость ставить под сомнение, казалось бы, бесспорные истины воспитания и тем самым открывал дорогу к более глубокому, более целостному взгляду на отношения людей, на мир детей, на нас самих», – было сказано в аннотации. Таким образом, почти все педагогическое наследие Соловейчика – а

первая его книга вышла еще в 70-х – наконец было собрано в виде книжных изданий учителю-читателю на книжную полку. Тоже своего рода задание, долг – и мы его выполнили.

2011 В начале года произошло событие, которого мы не могли предполагать еще двумя или тремя годами ранее: «Первое сентября» выступило в защиту образовательного стандарта, а точнее – нового проекта стандарта для старшей школы, предложившего старшеклассникам возможность выбора образовательной траектории. Вокруг проекта возник скандал: якобы в старшей школе будет всего четыре обязательных предмета, ведомство пытается сократить поле бесплатного образования… В некорректных спорах утонуло все то новое и положительное, что содержалось в проекте, писались письма президенту, шквалом непрофессиональной критики отреагировали федеральные СМИ. И мы, имея свои серьезные претензии к документу, сочли своим долгом вступиться за разработчиков. «Æóðíàëèñòû è øèðîêàÿ çðèòåëüñêî-÷èòàòåëüñêàÿ àóäèòîðèÿ íå çàìåòèëè â ñòàíäàðòàõ âòîðîãî ïîêîëåíèÿ ãëàâíîå: âïåðâûå â îôèöèàëüíîì äîêóìåíòå îïóáëèêîâàí ïåðå÷åíü óíèâåðñàëüíûõ ó÷åáíûõ äåéñòâèé. Òåì ñàìûì óìåíèÿ, êîòîðûå ðàíåå ðàññìàòðèâàëèñü êàê ÷èñòàÿ àáñòðàêöèÿ, ïðèîáðåëè ðåàëüíûå î÷åðòàíèÿ, à âåäü ýòî íà ñà-

ìîì äåëå ðåâîëþöèÿ! È øêîëà ñ âûáîðîì ïðåäìåòîâ – ýòî óæå ïîñëåäñòâèÿ ýòîé ðåâîëþöèè. Ñòàíäàðò ñäåëàë øàã â ñòîðîíó ðàçâèòèÿ ìíîãîêîìïîíåíòíîãî ñîäåðæàíèÿ øêîëüíîãî îáðàçîâàíèÿ». № 6, Евгений Куркин, «Школа с выбором предметов: практический опыт»

В начале осени школа переступила знаменательный рубеж – исполнилось десять лет старту образовательных реформ, началу модернизации. Все запущенные за это время проекты были либо воплощены, либо отменены, либо близки к завершению, и новых не предвиделось. Продолжая серию публикаций 2003 года «Модернизация в загадках и отгадках», мы подвели образовательные итоги десятилетия. «Â ñòàòüÿõ î ìîäåðíèçàöèè îáðàçîâàíèÿ íà ñàìîé åå çàðå ìû ïðåäïîëàãàëè, ÷òî îñíîâíûå ðåçóëüòàòû áóäóò ïðîñòû äî âóëüãàðíîñòè è ðåàëèçóþòñÿ îòíþäü íå â ðûíî÷íûõ, à â ôåîäàëüíûõ êàòåãîðèÿõ. Êóëüòèâèðîâàíèå ïåðìàíåíòíîãî ó÷åòà, êîíòðîëÿ è íàêàçàíèÿ øêîë çà îòêëîíåíèÿ îò âñÿ÷åñêèõ íîðì, ïóòàíèöà â ïîðÿäêå èõ ôèíàíñèðîâàíèÿ ãàðàíòèðîâàëè òðèóìô âëàñòè äëÿ òûñÿ÷ ìåñòíûõ óïðàâëåíöåâ âñåõ ìàñòåé, îñâàèâàþùèõ ðîëè âëàäåëüöåâ îáøèðíûõ ïåäàãîãè÷åñêèõ óãîäèé. Òåïåðü íà÷àëüñòâî äëÿ øêîëû êàê ïîìåùèê äëÿ êðåïîñòíîé äåðåâíè: è êîðìèëåö, è ðàçîðèòåëü, è ñóä, è ðàñïðàâà, è áëàãîäåòåëü, è çëîäåé íåíàâèñòíûé, è îòåö ðîäíîé. Åäèíñòâåííûé íþàíñ ïðèâíåñëà àòìîñôåðà òðåòüåãî òûñÿ÷åëåòèÿ: ôåîäàëèçì ïîëó÷èëñÿ ýïîõè ïîñòìîäåðíà. Âî âëàäåíèå âîò÷èíàìè âñòóïèëà íå ðîäîâàÿ çíàòü, ïðèâû÷íàÿ ê íåòîðîïëèâîìó îñâîåíèþ, à ñîöèàëüíî-ìîáèëüíûå âðåìåíùèêè, äëÿ êîòîðûõ âèðòóàëüíûå îáðàçû èõ ïîìåñòèé ãîðàçäî öåííåå ñàìîãî õîçÿéñòâà.

2014 11 июня № 11

НАЗНАЧЕНИЕ ДМИТРИЯ ЛИВАНОВА МИНИСТРОМ ОБРАЗОВАНИЯ – 20-ЛЕТИЕ ИЗДАТЕЛЬСКОГО ДОМА – ВВЕДЕНИЕ СТАНДАРТОВ I И II СТУПЕНЕЙ Âïðî÷åì, òàêàÿ ñòèëèñòèêà íîñèò íå ñóãóáî îáðàçîâàòåëüíûé, à îáùåíàöèîíàëüíûé õàðàêòåð». № 15, Андрей Русаков, «После модернизации. Встреча нового века»

2012 Новый год – новый министр, Андрея Фурсенко на посту руководителя Министерства образования и науки сменил Дмитрий Ливанов. Работу в новой должности Дмитрий Ливанов начал с видеоинтервью. «Первое сентября» собрало учительские вопросы министру: полный срез тем, больше всего волнующих педагогов. «Êàê îêàçàëîñü, ïðàêòè÷åñêè âñå ðåôîðìû, íàâÿçàííûå øêîëàì â ïîñëåäíåå äåñÿòèëåòèå, îñòàþòñÿ íåïîíÿòûìè è íåïðèíÿòûìè. Îíè äàâÿò íåïîìåðíûì ãðóçîì, è îñâîáîæäåíèå îò «íîâøåñòâ» – â òîì âèäå, êàê èõ ïîäàëè ëþäÿì, – âèäèòñÿ ó÷èòåëþ åäâà ëè íå åäèíñòâåííûì øàíñîì ðàáîòàòü íîðìàëüíî. È òåïåðü óæå íàø âîïðîñ: êàê ïîëó÷èëîñü, ÷òî ðåôîðìàòîðû ïðåíåáðåãëè çîëîòûì ïðàâèëîì ðåîðãàíèçàöèè, êðóïíî âûâåäåííûì âî âñåõ ó÷åáíèêàõ ïî óïðàâëåíèþ: îðãàíèçàöèè ñóùåñòâóþò, ÷òîáû ñëóæèòü íóæäàì ëþäåé, à íå íàîáîðîò». № 11, Людмила Кожурина, Александра Чканикова, «Учителя составили рабочий конспект для министра»

В ответ Дмитрий Ливанов пообещал наладить систему эффективного взаимодействия с обществом посредством разных форматов: «На это

времени я жалеть не буду, потому что без чувства сопричастности свою работу не представляю». Обещано было и Открытое министерство – площадка, которая будет обеспечивать прямую связь ведомства и общества, работу экспертного сообщества, места, где, как обещают, будет услышано мнение каждого гражданина страны…

Вы слышали о таком министерстве, учитель?

Пока год с лишним страна обсуждала стандарт для старших классов и перипетии его разработки, создание рабочих групп и прочее, гораздо ближе к школе были стандарты начальной и основной ступеней. На пороге их вступления в действие «ПС» провело, так сказать, проверку перед стартом. «Ïðèíÿòûå ñòàíäàðòû ìîãóò (è îò÷àñòè íàâåðíÿêà áóäóò) îáîðà÷èâàòüñÿ âðåäîì äëÿ øêîëû. Âî-ïåðâûõ, êàê ñðåäñòâî íàäåæíîãî óëè÷åíèÿ øêîë â íåñîîòâåòñòâèè èì. Âî-âòîðûõ, ÷òî íå ìåíåå âàæíî, äåêëàðàòèâíîñòü è ðàçìûòîñòü ñòàíäàðòîâ ïðåêðàñíî ïðèäóòñÿ êî äâîðó íûíåøíåé ôèêòèâíîäåìîíñòðàòèâíîé ýïîõå äóòûõ îò÷åòîâ, ïîêàçóøíûõ ïðåçåíòàöèé, æîíãëèðîâàíèÿ öèôðàìè, ãðàìîòàìè, ôðàçåîëîãèåé è ïîðòôîëèî. Íî âñå æå ïåðåä íàìè òîò ðåäêèé ñëó÷àé, êîãäà ñîçäàòåëè íîðìàòèâíîãî äîêóìåíòà äåéñòâèòåëüíî ñòðåìèëèñü ïîíÿòü, îñîçíàòü, ïðåäñòàâèòü â ìåðó ñèë ñêîëüêî-òî öåëîñòíóþ êàðòèíó øêîëüíîé æèçíè è âîçìîæíîñòè åå íîðìàëüíîãî ðàçâèòèÿ. È åñëè ìû âçãëÿíåì íà òåêñò ñòàíäàðòîâ íå êàê íà íîðìàòèâíîðåãëàìåíòèðóþùèé äîêóìåíò, à êàê íà ñèñòåìó îðèåíòèðîâ äëÿ øêîëüíîé æèçíè – î ÷åì íàäî ïîìíèòü, î ÷åì äóìàòü, ê ÷åìó ñòðåìèòüñÿ, – òî ýòè áðîøþðû ïî-ñâîåìó âîîäóøåâëÿþò, ïî-ñâîåìó îáíàäåæèâàþò». № 16, Андрей Русаков, «Кто и как воспользуется стандартом»

В сентябре – а когда же еще? – Издательскому дому «Первое сентября» исполнилось 20 лет. «…20 ëåò – è ÿñíî, êòî òâîè íàñòîÿùèå äðóçüÿ, íå ïî îáñòîÿòåëüñòâàì. Ñðåäè ïðîèçíåñåííûõ â ýòîò äåíü ïîçäðàâëåíèé íå áûëî íè îäíîãî äåæóðíîãî. Ïåðâûé ìèíèñòð îáðàçîâàíèÿ Ðîññèè Ýäóàðä Äíåïðîâ, âñòðå÷åííûé îâàöèÿìè: «Ãàçåòà ñàìàÿ óìíàÿ, ñàìàÿ ÷èñòàÿ, ñàìàÿ ÷åñòíàÿ. Íàñòîÿùàÿ ïåäàãîãè÷åñêàÿ – ìîÿ – ãàçåòà». Óïîëíîìî÷åííûé ïî ïðàâàì ðåáåíêà â Ìîñêâå Åâãåíèé Áóíèìîâè÷ òàê ôîðìóëèðîâàë ìèññèþ Èçäàòåëüñêîãî äîìà: «Ó “Ïåðâîãî ñåíòÿáðÿ” åñòü ñâîé îñîáûé àâòîíîìíûé çâóê. Êîãäà ðÿäîì ñ òîáîé òàê ðàçãîâàðèâàþò, òû ñòàíîâèøüñÿ ëó÷øå, õî÷åòñÿ ïîäòÿíóòüñÿ, ñòàòü ÷óòü-÷óòü òî÷íåå, óìíåå è äóøåâíåå. Âåëèêèé ðåçóëüòàò». Ðåêòîð èíñòèòóòà ïðîáëåì îáðàçîâàòåëüíîé ïîëèòèêè «Ýâðèêà» À ëåêñàíäð À äàìñêèé âñïîìíèë ïðåäðîæäåíèå «ÏÑ», òå òðàãè÷åñêèå ÷àñû, êîãäà ñíèìàëè ãëàâíîãî ðåäàêòîðà ìàòâååâñêî-ñîëîâåé÷èêîâñêîé «Ó÷èòåëüñêîé ãàçåòû» è êîãäà êàçàëîñü, ÷òî íàñòóïèë êîíåö ñâåòà è æèçíü çàêîí÷èëàñü: «Íî ïðîèçîøëî òî, ÷òî ïðîèçîøëî: èç ýòîãî ðîäèëîñü íå÷òî ïðåêðàñíîå, Ñîëîâåé÷èê ñîçäàë ãàçåòó «Ïåðâîå ñåíòÿáðÿ», è êîãäà äóìàåøü îá ýòîì, ïîÿâëÿåòñÿ îõîòà æèòü äëÿ ñòðàíû». Áûëè åùå âûñòóïëåíèÿ è ïðîñòî ðàçãîâîðû î ïåðñïåêòèâàõ íàøèõ èçäàíèé: «Âàæíî ÷èòàòü äðóã äðóãà, îòçûâàòüñÿ, åñëè íóæíî, ïóñêàòüñÿ â ïîëåìèêó – òîëüêî òàê è ìîæåò ðîäèòüñÿ ÷òî-òî ñòîÿùåå!» № 17, Редакция, «Юбилейные заметки»

К юбилею отдельной книжкой были изданы «Советы газеты» – старые читатели помнят эти строчки, возникавшие внизу первой полосы как эпиграф к номеру, фраза-настроение перед входом в класс.

129

130

первое сентября ГА З Е ТА Д Л Я У Ч И Т Е Л Я

ПОД КОЛПАКОМ РЕФОРМ

2000–2014

как государство возвращалось в образование...

РАЗРАБОТКА ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО СТАНДАРТА УЧИТЕЛЯ – ПРОЩАНИЕ С ГРИГОРИЕМ ПОМЕРАНЦЕМ – ДЕЛО ЛОЗИНГА – 95-ЛЕТИЕ СУХОМЛИНСКОГО А позже вышла и была представлена на выставке-ярмарке НОН/фикшн книга Александра Тубельского «Школа, построенная вместе с детьми», наш прощальный – сквозь время – подарок другу. «Ñàì Àëåêñàíäð Íàóìîâè÷ Òóáåëüñêèé êíèã ïî ïåäàãîãèêå íå ïèñàë, ðàçâå ÷òî ñîáèðàëñÿ. Îí äûøàë ñâîåé øêîëîé è íå ìîã îòîðâàòüñÿ îò æèâîãî äåëà. À êîãäà óøåë – èç ïèñüìåííûõ ñâèäåòåëüñòâ åãî æèçíè â ïåäàãîãèêå îñòàëèñü ìíîãî÷èñëåííûå ðàçðîçíåííûå ñòàòüè, èíòåðâüþ, çàìåòêè. Èõ ñîáèðàëè, íàä íèìè äóìàëè, è âîò – êíèãà!» № 21, Алексей Олейников, «Ребенок приходит в мир, чтобы осуществить свое предназначение»

2013 В начале года – вот ирония – «Первому сентября» снова пришлось заступаться за стандарт. На этот раз – профессиональный стандарт учителя. Снова те же трудности, что и с проектом стандарта средней школы: не прочитали, не поняли, предвзято отнеслись… А идеи-то есть! Мы не за авторов заступаемся – за идеи! «Âïåðâûå íà ñàéòå ìèíèñòåðñòâà ëåæèò òåêñò, êîòîðûé ÷åðåç íåîáõîäèìûå êîìïåòåíöèè âûäåëÿåò è ôîðìóëèðóåò ñàìó ñóùíîñòü ó÷èòåëüñêîé ïðîôåññèè, åå ñìûñëîâîå ÿäðî: óìåòü îáùàòüñÿ ñ äåòüìè, ïðèçíàâàÿ èõ äîñòîèíñòâî, ïîíèìàÿ è ïðèíèìàÿ èõ… Âïåðâûå âíÿòíî îïèñàíû ïðèçíàêè ïðîôåññèè ïåäàãîãà êàê ïîìîãàþùåé ïðîôåññèè. Íàêîíåöòî âûðàæåí ñàìûé îæèäàåìûé â îáùåñòâå, ñàìûé íåçàìåíèìûé àñïåêò

ïåäàãîãè÷åñêîé ðàáîòû: ïîíèìàíèå ðåáåíêà». № 4, Людмила Кожурина, «Уметь защищать достоинство и интересы учащихся»

Есть даты прихода и даты прощания; даты событий и даты последнего события жизни. Иногда вторые говорят больше, чем первые. Оставляют нас со знанием, чьими современниками мы были. Это очень важно – знать, чей ты современник в самом серьезном смысле. 16 февраля «Первое сентября» простилось с великим русским философом, другом и автором газеты Григорием Соломоновичем Померанцем. «Äîáðî íå âîþåò è íå ïîáåæäàåò. Îíî íå íàñòóïàåò íà ãðóäü ïîâåðæåííîãî âðàãà, à ëîæèòñÿ íà ñðàæàþùèåñÿ çíàìåíà, êàê ñâåò, – òî íà îäíî, òî íà äðóãîå, òî íà îáà. Îíî ìîæåò îñâåòèòü ïîáåäó, íî íåíàäîëãî, è îõîòíåå äåðæèòñÿ íà ñòîðîíå ïîáåæäåííûõ. À âñå, ÷òî âîþåò è ïîáåæäàåò, ïðè÷àñòíî çëó. È ñ ÷åì áîëüøåé ÿðîñòüþ äåðåòñÿ, òåì áîëüøå ïîãðÿçàåò âî çëå. È ÷åì áîëüøå íåíàâèäèò çëî, òåì áîëüøå ïðåäàåòñÿ åìó». Òàêèå ñëîâà, âîçâðàùàþùèå èñòîðè÷åñêîé ñèòóàöèè åå èñòèííûé îáúåì, ÷ðåçâû÷àéíî òðóäíî ïðèíÿòü çíàìåíîñöàì. Îäíàêî, óâû, æèçíü óñòðîåíà òàê, ÷òî èñòîðè÷åñêèé ðîê – à ìû ñåãîäíÿ íàáëþäàåì è ÷óâñòâóåì, êàê íà íîâîì âèòêå âîçâðàùàþòñÿ ê íàì íåðàçðåøèìîñòè ÕÕ âåêà – ñòÿæàåòñÿ èìåííî ïîä çíàìåíàìè, èìåííî òàì, ãäå ÷åëîâåê ñòàíîâèòñÿ ÷àñòüþ èñòîðè÷åñêèõ îáùíîñòåé. À èçáûâàåòñÿ, ðàçðåøàåòñÿ òîëüêî â îäèíî÷êó, â åäèíñòâåííîì ÷èñëå; òîëüêî ëè÷íûì ïîíèìàíèåì, êîòîðîå ìîæíî ïðåäúÿâèòü, íî íåâîçìîæíî ïåðåäàòü. È Ïîìåðàíö áûë äàí íàì âñåì – êàê ïðèìåð òîãî, ÷òî èñòîðèÿ ïî ñèëàì ÷åëîâåêó. «ß âûíåñ ñâîé âåê», – ïè-

ñàë îí è, íàâåðíîå, èìåë íà ýòî ïðàâî, êàê íèêòî äðóãîé». № 5, Сергей Лебедев, «Внештатный человек»

Конец учебного года, 1 июня – День защиты детей. По бюрократической традиции в это время снимают директоров. Впереди каникулы, дети и родители либо разъехались, либо озабочены экзаменами. На этот раз из школы выжили, выдавили директора гимназии № 42 города Кемерово Вячеслава Лозинга. «Ïðîáëåìà íå â òîì, ÷òîáû ñïàñòè ìåíÿ èëè ïîñëåäíþþ øêîëó ðàçâèâàþùåãî îáó÷åíèÿ â Êóçáàññå, ïðîáëåìà çíà÷èòåëüíî øèðå», – ïèøåò Ëîçèíã â ôåéñáóêå. È ãîâîðèò î êîíòððåôîðìàöèè îáðàçîâàíèÿ: ïîâñåìåñòíî ïðîâîäèòñÿ óíèôèêàöèÿ øêîë íà áàçå ïðèìèòèâèçàöèè, âñå ìàëî-ìàëüñêè èíäèâèäóàëüíîå èçãîíÿåòñÿ. ×èíîâíèêàì íóæíû «íîðìàëüíûå» ðàáîòíèêè, ñïîñîáíûå èñïîëíÿòü â äåíü ïî 20 ïèñüìåííûõ è óñòíûõ óêàçàíèé ëþáîãî êà÷åñòâà (ê ðàçìûøëåíèþ: çà ãîä øêîëà Ëîçèíãà ïåðåæèëà 47 ïðîâåðîê, âêëþ÷àÿ ïðîêóðîðñêèå). Òàêîâà òåíäåíöèÿ: ìûñëÿùèå ëþäè ñòðàíå íå íóæíû, à «îòäåëüíûõ ãîëîâàñòèêîâ», êàê ïèøåò Âÿ÷åñëàâ Ëîçèíã, áóäóò ðàñòèòü â îòäåëüíûõ, ïîäêîíòðîëüíûõ âëàñòè îáðàçîâàòåëüíûõ îðãàíèçàöèÿõ. Íó à ìàññîâàÿ ìóíèöèïàëüíàÿ øêîëà ïóñòü êàòèòñÿ â íèêóäà». № 10, Людмила Кожурина, «Школа без Лозинга»

Лето, летний номер. 95-летие Сухомлинского. Ему и посвящена новая педагогическая хрестоматия «В нашем классе: проблемы современного детства». Марьяна Безруких и Екатерина Мурашова, Эда Ле Шан, Элейн Мазлиш, Адель Фабер – знаменитые имена и новые книги.

СЛОВА ПРОЩАНИЯ И БЛАГОДАРНОСТИ

«первое сентября»

А в школу тем временем тихо вернулась обязательная форма. Все свое существование «Первое сентября» было последовательным противником возврата к форме, видя в этом шаг к умалению школьных свобод и превращению школы в преимущественно дисциплинарный институт. Форма победила. «Ââåäåíèå ôîðìû íèêòî àêòèâíî íå ëîááèðîâàë, òåìà ìóññèðîâàëàñü óæå äåñÿòü ëåò êàê ìèíèìóì, áûëî ïðåäïðèíÿòî íåñêîëüêî ïîïûòîê – è âñå îíè êàê-òî ñàìè ñîáîé ñõîäèëè íà íåò, ðàñòâîðÿëèñü áåç ñëåäà. À òåïåðü òî÷íî òàê æå «ñàìà ñîáîé» îáÿçàòåëüíàÿ ôîðìà âåðíóëàñü ñïóñòÿ äâàäöàòü ëåò îòñóòñòâèÿ. Â íåé ñëîâíî âûðàçèëñÿ íåêèé êîíñåíñóñ, êàê öåõîâîé, òàê è îáùåñòâåííûé, îòíîñèòåëüíî øêîëû, îáðàçîâàíèÿ, äåòåé, âîñïèòàíèÿ, âðåìåíè â öåëîì». ¹ 16, Âàñèëèé Êðàþõèí, «Ãåíåðàëüíàÿ ïðèìåðêà»

2014 Этот год – еще не история, он не закончен. Последние номера газеты вы еще недавно держали в руках, вы сами помните статьи, которые могут войти в историю издания.

Биография газеты «Первое сентября» на этом заканчивается. Судьба – нет.

2014 11 июня № 11

Всем, кто был с нами, – низкий поклон ...Вот мы и совершили с вами путешествие сквозь двадцать два года, сквозь две эпохи российского образования и 1629 номеров газеты «Первое сентября». Сейчас даже трудно представить, сколько человек трудились для того, чтобы газета выходила в свет. Менялись журналисты, редакторы, корректоры, верстальщики, художники, приходили и уходили авторы, фотокорреспонденты, ведущие рубрик и вкладок. Многие читатели были с газетой все эти 22 года. Кто-то прекращал подписку – сколько было в девяностые читательских писем о том, что нет денег выписывать газету, – а потом возвращался. Кто-то открыл для себя «Первое сентября» уже в новом тысячелетии. А сколько было невероятных историй, когда газета случайно попадала в руки человеку, далекому от образования и педагогики – в купе поезда, в больнице, в библиотеке, – и мы получали письма с объяснением в читательской любви, с признанием, что никогда не встречались такие авторы и такие тексты… Все эти двадцать два года «Первое сентября» было паролем, по которому даже в самых дальних командировках мы находили своих. В деревнях и аулах, в закрытых городах и в таежных поселках – всегда находился кто-то, кто говорил: «Ах, так вы из «Первого сентября»? Знаем, любим, заходите в гости!» Два слова – «Первое сентября» – открывали двери, завязывали дружбу, давали помощь, вытаскивали из беды, ободряли. И сегодня мы хотим поблагодарить всех, кто причастен к созданию газеты, всех, кто писал, редактировал, верстал, фотографировал, отправлял в печать, кто занимался сотней других газетных дел; тех, кто выписывал, читал, посылал письма, критиковал, включался, когда нельзя было быть равнодушным; всех, кто так или иначе входит в содружество «ПС». Да, за эти годы само собой возникло содружество «Первого сентября» – не союз, не клуб по интересам, не модная ныне виртуальная сеть, а именно содружество. И внутри него слова «Первое сентября» – знак разделяемых человеческих ценностей, доверия, свободы, жизни по смыслам. Каждый из нас – и те, кто выпускал газету, и те, кто ее читал, – проделали огромную, пусть и незаметную работу. Мы на самом деле изменили школу и образование – хотя бы тем фактом, что теперь у тех, кто придет следом, есть богатый и драматический опыт предшественников; есть задел, который никому не отменить. Газета «Первое сентября» уходит. Содружество «Первого сентября» остается. Навсегда.

131

издательский дом «первое сентября»

XVIII СОЛОВЕЙЧИКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ Дорогие друзья, дорогие наши читатели! Газета «Первое сентября» уходит, но первосентябрьские традиции остаются! Поэтому мы приглашаем вас 27 сентября на

Âîñåìíàäöàòûå Ñîëîâåé÷èêîâñêèå ÷òåíèÿ В этом году чтения пройдут в необычном формате. В программе – встреча и разговор с редакцией газеты.

ПРИЕЗЖАЙТЕ, ПРИЛЕТАЙТЕ, ПРИХОДИТЕ! Привозите свои вопросы, сомнения, пожелания. Вместе попробуем понять, что мы прожили – и в чем будущее. О месте и времени проведения чтений вы сможете узнать на сайте 1september.ru.

Ждем вас!