front_po_tu_storonu by yandex5337

НИК ЙУР

ФРОНТ ПО ТУ СТОРОНУ, или ПОВЕСТЬ О ЕГО НЕВИДИМЫХ БОЙЦАХ

ВОРОНЕЖ ИЗДАТЕЛЬСТВО «ИППОДРОМ» 2019

ОГЛАВЛЕНИЕ ЭПИЗОД 1. ТЕЛЕФОН ЭПИЗОД 2. «ПАПАША» ЭПИЗОД 3. УНИТАЗ ЭПИЗОД 4. «АКВАРИУМ» ЭПИЗОД 5. ФОТОГРАФИЯ ЭПИЗОД 6. ГОРШОК С ЦВЕТАМИ ЭПИЗОД 7. СВАСТИКА ЭПИЗОД 8. СТРАННЫЙ РАЗГОВОР ЭПИЗОД 9. НОС ЭПИЗОД 10. «ГРУНДИГ» ЭПИЗОД 11. «АPPEL-STUTE» ЭПИЗОД 12. ЗУБЫ ЭПИЗОД 13. ФОТОАППАРАТ ЭПИЗОД 14. ТОИЛЕТ ПАПЕР ЭПИЗОД 15. ФУРАЖКА ЭПИЗОД 16. ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ ЭПИЗОД 17. СУПЕРОРУЖИЕ ПРИЛОЖЕНИЕ. КАК БЫ ЗОНГ СТУЧАТЬ ВСЕГДА... ШТИРЛИЦ-ПОЧТАЛЬОН-1 ШТИРЛИЦ-ПОЧТАЛЬОН-2 ШТИРЛИЦ ПОВЕСИЛСЯ ИГРА В ШАХМАТЫ СТРЕЛЬБА ПО ТАРЕЛОЧКАМ КОРИДОРНЫЙ ШТИРЛИЦ ШТИРЛИЦ КУСАЕТ ЛОКТИ ШАРИКОВ — ЭТО ШТИРЛИЦ АППАРАТ ШТИРЛИЦА ОЧЕРЕДНОЙ СЕАНС СЛЕДЫ РАЗВЕДЧИЦЫ НАПАДЕНИЕ НА ШТИРЛИЦА РУКИ ЧЕШУТСЯ НАСЛЕДНИК ШТИРЛИЦА НА ЦЫПОЧКАХ ШТИРЛИЦ И ЛЯГУШАЧЬЕ ОЗЕРО НОВОЕ СЛОВО В ЮРИСПРУДЕНЦИИ ПОПА ЯТЬ ПРОСТИТУТКА КЭТ ПОСЛЕДНЯЯ ФРАЗА ПУГОВИЦЫ ФЮРЕРА

ФРОНТ ПО ТУ СТОРОНУ, или ПОВЕСТЬ О ЕГО НЕВИДИМЫХ БОЙЦАХ перевод с Н-кого (из головы на бумагу) выполнил НИК ЙУР Штирлиц — это наше. Всё. Э. Пиграф

КАК БЫ ПРЕДИСЛОВИЕ В 2001 году по разным каналам ТВ непонятно почему то и дело показывали «Семнадцать мгновений весны» — и так меня «достали», что я поневоле принялся писать пародию на Штирлица. Точнее, не писать, а записывать то, что из меня лезло. Во избежание недоразумений поясняю сразу: лезло из головы. А записывал я то, что лезло из головы, на первые попавшиеся под горячую руку бумажки. Той самой рукой записывал, под которую эти бумажки попадались. Таким образом, сложился целый творческий коллектив: горячая рука, холодная бумага и чистые мысли. В конце 1970-х — начале 1980-х мордовали нас ещё и фильмами по сценариям генерала КГБ Семёна Цвигуна (они с Брежневым на сёстрах женаты были). Может, помнит кто. Один из них назывался «Фронт за линией фронта», играл в нём тот же «Штирлиц». Фильм бездарный, играл Тихонов бездарно. Известен фильм (для меня) только тем, что я спародировал его название («Фронт по ту сторону...»). Почему меня выводила из себя вся эта бредятина? — потому, что были реальные и эффективно работавшие разведчики, агенты и группы (Рихард Зорге, «Красная капелла», Шандор Радо и другие), сообщавшие ценнейшие сведения, в том числе о дате нападения «друга Ади» на своего «товарища по оружию». Сталин на эти сведения наплевал. Я в молодости немного изучал германистику, кое-что читал о войне и разведке, то, что было доступно без спецхранов. Например, некоторые книги гэдээровского журналиста Юлиуса Мадера: 5

«Geheimnis von Huntsville» («Тайна Хантсвилла») и «Dr. Sorge funkt aus Tokyo» («Д-р Зорге радирует из Токио»). Немного разбирался в немецких званиях. Были, конечно, крупные спецы, которые все тонкости знали, я не из их числа, но ляпы с погонами, когда на петлицах и погонах разные звания, видел сразу. Другие несуразности, которых в принципе не должно было быть, ничего, кроме издёвки, вызвать не могли. В общем, с первого же раза я тот фильм «про Штирлица» смотрел как сборник анекдотов. В 2000 году купил книгу «детской писательницы» Зои Воскресенской «Под псевдонимом Ирина», изданную «Современником» в 1996 году (на самом деле это сотрудник Павла Судоплатова Зоя Ивановна Рыбкина, полковник по званию). Нашёл в книге очень много для себя нового, интересного. Оттуда же узнал о прототипе Штирлица. Понял, что Штирлиц — стопроцентная ложь. На самом деле был такой старый полицейский служакаконтрразведчик по имени Вилли Леман, 1895 г. р. (по другим данным, 1884 г. р.). Далеко не красавец, лысоватый, с одутловатым лицом, больной, женатый, бездетный. В 1911 году, после двенадцати лет флотской службы, поступил в берлинскую полицию и вскоре оказался в контрразведывательном отделе. В 1920 году стал начальником канцелярии отдела. В 1927 году Леман посоветовал своему другу, испытывавшему финансовые трудности, обратиться в постпредство СССР с предложением услуг. Двумя годами позже и сам начал работать на советскую внешнюю разведку: тоже нуждался в деньгах. После прихода Гитлера к власти полицию просто включили в систему — и Леман стал работать у Мюллера. То есть в государственной тайной полиции (гестапо). Дослужился всего лишь до гауптштурмфюрера СС (капитана), что на три ранга ниже штандартенфюрера СС (полковника). В апреле 1945-го у Сталина в Германии, тем более в самом логове врага, в Берлине, не могло быть активно работающих агентов и разведчиков, а может, вообще никаких не было: основную часть «свои» ещё в конце 1930-х уничтожили, с остальными немцы до конца 1942-го покончили. (Мне, по крайней мере, о них ничего не известно.) Вилли Леман (агентурный псевдоним Брайтенбах) был разоблачён, арестован и казнён в декабре 1942 года. Юлиану Семёнову, возможно, дали ознакомиться с материалами по Леману — и он слепил откровенную клюкву: действительность была гораздо интересней. Если за основу была взята агентурная работа Лемана, то нельзя было допустить, чтобы главным героем развесистой семёновской клюквы становился не просто немец, а ещё и сотрудник гестапо, — поэтому и появляется исконно русский Максим Максимович Исаев, которого на самом деле зовут Всеволод Владимирович Владимиров (хотя на самом 6

деле наиболее успешными советскими разведчиками и агентами были евреи, немцы, венгры, англичане и другие иностранцы.) Сейчас в Интернете, думаю, много о Лемане прочитать можно, но я же не на него, а на киношного Штирлица пародию написал. P. S. от 11 ноября 2019 года: для уточнения сведений залез в Интернет и нашёл подтверждение тому, что Штирлиц — это Леман: «…пожалуй, наиболее ценными при создании образа Отто фон Штирлица стали для Юлиана Семенова сведения, только-только слегка приоткрытые, о деятельности советского агента в Берлине по кличке «Брайтенбах». «Юлик» получил эти материалы от своих друзей-чекистов, явно не без согласия всесильного Председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова. В одной из наших бесед он похвастался, понятное дело, с оговоркой — «Не для вражеских ушей!»: — Когда я взглянул на досье «Брайтенбаха», сразу понял — это мой Штирлиц, это — он!» www.trediakovsky.ru/mgnoveniya-s-yulianom-semyonovym-chast-6-shtirlic-eto-semyonov

ЭПИЗОД 1. ТЕЛЕФОН Подойдя в коридоре к аппарату общего пользования, Мюллер аккуратно, двумя пальцами, поднял телефонную трубку и брезгливо поморщился: вся трубка была густо покрыта отпечатками пальцев разного калибра. «Опять эти русские свиньи! — с неприязнью подумал шеф гестапо. — Никак не приучу их мыть руки не только перед едой, но и после. А когда звонить приспичит, носовым платком пользоваться, чтобы отпечатков не оставлять. Развелось их здесь, агентов Кремля, как собак нерезаных: чуть что — к телефону всем стадом наперегонки бегут. Ничего уже и подумать нельзя — сразу по коридору топот и вопли: „Тихо, Мюллер думает!..” Не дай Бог до фюрера дойдёт — подумает ещё, что я против него что-то думаю. Нет, надо всех их срочно в командировку отправить, — куда угодно, лишь бы подальше от Берлина и до конца войны! Оставлю, пожалуй, только этого, как его... полковника Исаева: привык я к нему, жаль будет расставаться... (Мюллер был явно к полковнику неравнодушен, хотя старался при всяком удобном случае скрывать это не только от себя, но и от окружающих.) Вот никак не отучу его ширинку на ходу застёгивать, — тем самым русские агенты себя постоянно выдают! — и в два пальца сморкаться, а потом их о шторы вытирать». В этот момент штандартенфюрер Штирлиц стремительно выходил из туалета, на ходу застёгивая ширинку и направляясь к телефону, у которого в глубоком раздумье стоял Мюллер. Увидев шефа, Штирлиц поздоровался с ним понемецки. Мюллер почему-то ответил тоже по-немецки. Затем, не удержавшись, он сделал штандартенфюреру замечание: — Послушайте, Исаев! — тьфу ты! — Штирлиц! — ну когда же я приучу вас к порядку! — и указал глазами на все ещё недозастёгнутую ширинку Штирлица. Тот наконец-то справился с последней пуговицей и, небрежно махнув рукой, крепко выразился по-русски: — А, ерунда!..

Штирлиц мог бы выразиться и покрепче, но при всём своём уважении к шефу даже подумать не мог, как бы ему не то что выражаться, а хотя бы думать крепче. «Ничего себе ерунда!.. Впрочем, ему виднее», — не говоря ни слова по-русски, про себя по-немецки подумал Мюллер. Он, разумеется, мог бы тоже подумать покрепче, но считал ниже своего достоинства использовать более высокое служебное положение и думать крепче слов руссковыражающегося подчинённого. «Опять обрезание забыл сделать», — потупив глаза, вспомнил Штирлиц. «Интересно, сделал он уже обрезание или опять забыл? — подумал Мюллер и сразу же осёк себя: — Впрочем, при чём тут обрезание?!» «В самом деле, при чем тут обрезание?» — без осечки подумал Штирлиц и, ловко сморкнувшись в два пальца, вытер их об оконную штору. (Штирлиц как-то упросил Мюллера расположить аппарат у окна, чтобы в случае опасности успеть поставить на подоконник горшок с цветком.) Штандартенфюрер хотел было взяться за трубку, но тут же был остановлен Мюллером: — Э, голубчик, вот вы и попались!.. Судя по ширинке, вы только что из туалета, а там за всё подряд наверняка хватались... Ну-ка быстро мыть руки, а то рейхсфюреру доложу, что полковник Исаев опять с грязными руками к телефону лезет! Штирлиц не стал пороть горячку и покорно поплёлся обратно в туалет — он вспомнил главную заповедь, которой его учила партия: чекисту мало пылающего сердца, у чекиста, помимо прочего, должны быть чистые руки, которыми он и делает своё большое и важное дело... 31 октября 2001 года

ЭПИЗОД 2. «ПАПАША» — Когда же вы, Штирлиц, научитесь в наших званиях разбираться? — числитесь вы штандартенфюрером, на погонах у вас знаки различия на звание ниже, а на петлицах — на звание выше, — по-отечески пожурил Мюллер Штирлица. — Да ладно, папаш, бросьте придираться, — отмахнулся Штирлиц, — нам сейчас не до этого: наши на подходе, а вы с какой-то ерундой пристаёте!.. Мюллер знал, что сослуживцы между собой называют его «папаша», но ни один ещё не бросил ему такое тяжкое обвинение прямо в глаза. Мюллер решил приглядеться к Штирлицу повнимательней. Чем больше он приглядывался, тем больше становилось ему не по себе: он вспомнил, что в своей далёкой молодости был как-то в тех местах, откуда родом Исаев. «Сынок», — растроганно пробормотал старый шеф гестапо, но позже, тщательно изучив у себя в кабинете годовые кольца на срезе генеалогического древа Штирлица, Мюллер с облегчением вздохнул: нет, с этим человеком его не связывало ничего, кроме служебного телефона, по которому он и сделал Штирлицу внушение за неподобающий тон в разговоре с начальством. 1 ноября 2001 года

ЭПИЗОД 3. УНИТАЗ Штирлиц привычно спустился в унитаз, чтобы проявить свежеотснятый фотоматериал: в гестапе накануне попойка была (обмывали награждение Штирлица очередным орденом Боевого Красного Знамени), на которой чего только не пили, вернее, такое пили, что теперь любую плёнку проявить можно...

Только Штирлиц ушёл в работу с головой, как сверху послышались шаги. Кто-то застыл над унитазом и, смачно выругавшись, произнёс: — Опять какое-то дерьмо там плавает! Поставили этих русских сантехниками — унитазы теперь вечно забиты!.. Позже, просматривая у себя в кабинете проявленную плёнку, Штирлиц обнаружил на ней то, чего не снимал. «Вот это да! — изумился он. — Значит, коллеги излили из себя самые сокровенные тайны, зашифрованные в лихо закрученные спирали молекул ДНК... Придётся эти спирали теперь в обратную сторону раскручивать, чтобы до сути дела докопаться», — тяжело вздохнул Штирлиц. 1 ноября 2001 года

ЭПИЗОД 4. «АКВАРИУМ» С расстояния в десять метров Штирлиц который уже час непрерывно таращился на пристально глядевшую на него в ответ жену, как бы случайно зашедшую в гестаповскую столовую пообедать. «Так и засыпаться недолго! — кругом же наши, то есть ихние, то есть наши ихние, — тьфу ты! — ихние наши!.. Хоть бы разок встречу ночью устроили, в постели на конспиративной квартире. Просил же Центр, а он постоянно отмахивается: в СССР, мол, секса нет!.. А я ведь несколько лет пузырёк со спермой в кармане таскаю, никак передать не могу, испортилась небось уже. Не будет у меня, видно, наследника, продолжателя моего благородного дела», — тоскливо размышлял Штирлиц. Дождавшись, когда он перестанет размышлять, его жена встала и направилась к выходу, оставив мужа выполнять задание дальше... ...Носить пузырёк с собой Штирлица вынудила предыдущая попытка, которая случилась несколькими годами ранее. Дело было в сентябре 1939-го, сразу после заключения советско-германского договора о безграничной дружбе, которую потребовалось продемонстрировать наглядно и оригинально. Компетентные люди придумали аттракцион под названием «Аквариум»: в кафе с огромными витринными стёклами сидят мужчина и женщина и долгим любовным взглядом смотрят друг на друга. Лично товарищи И. С. и А. Г. решили, что лучше это будет сделать в центре Европы, то есть в Берлине. Товарищи М. и Р. в обстановке полной секретности лично поставили подписи под соответствующим документом. Штирлицу удалось не только настоять на том, чтобы мужчиной непременно был немец, но и, обойдя многочисленных претендентов, успешно внедрить на место мужчины свою кандидатуру, взяв по месту основной работы, как Штирлиц написал в заявлении, «академический отпуск в связи с изменившимися семейными обстоятельствами и неожиданно пошатнувшимся здоровьем».

Усадить напротив себя, типичного образчика арийской расы, собственную жену, образцовую представительницу великорусской нации, было делом техники, шифровальной. Как только Центр получил шифровку, что Штирлиц — мужчина, его жену, урождённую Биркензафт, обрядили в костюм русской матрёшечной секс-бомбы и для вящей убедительности сбросили с бомбардировщика прямо на Унтерден-Линден. Для опознания представителя противно-дружественной стороны Штирлицу вручили по факсу парадный портрет родной жены в выходном наряде. Лица на ней не было. Да и не было в этом необходимости, ведь никто, кроме Штирлица, и не должен был опознать его жену. А Штирлиц знал свою жену в лицо, хотя время и стёрло из памяти милые черты... И тут Штирлиц с ужасом вспомнил, что никогда и не знал милых черт: в те редкие девять дней одного всего лишь года, которые он успел провести с женой до командировки в тыл врага, Исаев, как и положено при его профессии, возвращался домой исключительно тёмной ночью, когда не только вражеско-бандитские пули, но и мещански-пошлые соловьи не свистели. Добравшись до постели с намерением вызнать все тайны тела своей жены, Исаев именно в последний перед ответственным шагом момент был отзываем телефонным звонком на более срочную и совершенно строго секретную работу, настолько секретную, что Исаев не знал, что и делать, поэтому очень старался не делать ничего, — и оттого никто, включая собственное начальство и чуждую построению социализма в одной отдельно взятой стране агентуру, так никогда и не узнал, чем же занимался Исаев на самом деле. Бросив на прощание жене: «Ладно, доберусь я до тебя как-нибудь!» — Исаев незаметно исчезал в предрассветной ночи... Рассуждая дальше, Штирлиц, пришёл к выводу, что он не познал в жене главного: женщина ли она. То, что девушка, на это Штирлиц и не рассчитывал. Он предположил другое (он не боялся этого, он просто предположил): его жена — мужчина. Нет-нет, не какой-то там иностранный агент, переодетый женщиной! — просто от нехватки надёжно проверенных женщин товарищи по работе на партию подсунули ему в жены мужчину: мол, Исаев сейчас так сверхурочно сверхсрочными заданиями загружен, что ему всё равно не до баб, а жена ему по штату положена (то есть в штатном расписании стоит 16

должность жены — надо же ведь секретных сотрудников материально поощрять, вот их в качестве жён штатных единиц и записывали). «Ладно, — мысленно махнул рукой Штирлиц, — встречу жену по одежке, изображение которой недавно получил, а провожать буду, как получится: если окажется всё-таки женщиной, то не по уму, а с умом, то есть так, чтобы лица не потеряла. Для женщины это ведь главное, недаром они своё лицо то и дело подновляют, подкрашивают, выбеливают, перештукатуривают, нередко и крышу стальной шпилечной арматурой укрепляют, чтобы она, крыша, не съехала набекрень, а когда она всё же ехать начинает, её полностью перекрывать приходится, потому что крыша у женщины должна быть крайне надёжной». Крыша жены, судя по парадно-выходному портрету, как раз и была такой, из разряда сверхнадёжных: имела вид старинного русского кокошника — и в то же время своими очертаниями напомнила Штирлицу будёновку на его старом фотопортрете, который остался жене на память. Но когда Штирлиц опустил взгляд ниже, на грудь жены, у штандартенфюрера аж слюни потекли: «Надо же, у неё вся грудь в звёздах и крестах, а мне бы хоть самый захудалый Рыцарский Крест на шею повесили, можно и без дубовых листьев, мечей и бриллиантов. А то как в какой торжественный день мундир ни наденешь, так смех прямо: у других грудь в крестах, пусть железных, у меня в звёздах и серпасто-молоткастых красных знамёнах, плевать что эмалированных. Недавно Центр золотой орден Суворова и орден Отечественной войны прислал и велел непременно напоказ выставить: знай, мол, наших!.. Ну, немцев этим особенно не удивишь, они прекрасно помнят, что сообща с русскими когда-то против сильного врага, Наполеона, воевали, а Суворов тех же французов вместе с соотечественниками ихнего, то есть нашего, фюрера бил... Но вот на красные звёзды и жёлтые серп с молотом уже коситься начинают. И медаль с профилем товарища Сталина постоянно вопросы вызывает: почему, мол, профиля нашего (в смысле, ихнего) великого вождя-фюрера не видно. Непонятливым приходится объяснять, что чёлку фюрера чуб вождя перекрывает, зато контур носа, если повнимательней приглядеться, один к одному (шнобели у обоих — будь 17

здоров!), да и остальные линии профиля практически полностью совпадают с линиями их партий, так как обе эти линии совершенно одинаковы, за исключением, как я уже успел заметить, чуба и чёлки. Надпись «За победу над Германией» тоже недоумевать заставляет: почему не «За победу вместе с Германией»? Или просто и скромно: «За нашу и вашу победу»?.. Вынужден растолковывать, что надпись — ошибка переводчика, а сама медаль — пока только опытный образец пробной партии, проходящий сейчас обкатку в реальных боевых условиях; с учётом откликов окружающих, в том числе и врагов, будут внесены необходимые изменения или дополнения: ошибки переводчика исправлены, профиль вождя-фюрера более строго очерчен, линии партий скорректированы в сторону большего сближения с перспективой полного слияния в недалёком будущем...» Вызванные изукрашенной грудью жены мысли о наградах на груди собственной привели Штирлица в отчаяние, ведь кругом уже вовсю шепчутся: штандартенфюрер, похоже, в какую-то масонскую ложу вступил, у него ещё один, второй по счёту, нагрудный знак появился, на котором из-под красного масонского фартука красная шестиконечная звезда выглядывает, вместе с молотком и мастерком, на самой же звезде молоток опять, но мастерок там почему-то серповидный, а на фартуке надпись очень странная, призывающая масонов всех стран объединяться, однако слово «масон» почему-то неправильно переведено, вместо «каменщик» — «пролетарий». И коллеги наверняка гадали, c чего это Штирлиц своё масонство так открыто демонстрировать принялся: то ли от безумной храбрости, то ли от безмерной наглости, — хотя фюрер все братства ещё десять лет назад распустил... Но даже будучи приведённым в отчаяние, Штирлиц в него не впадал, а лишь ухмылялся в ответ на слухи — пусть их думают что хотят, но звезда на его ордене Боевого Красного Знамени вовсе не шестиконечная, а пятиконечная, правда, создатели ордена то ли по оплошности, то ли преднамеренно пентаграмму вверх ногами изобразили, превратив звезду в символ дьявола с растопыренными окровавленными рогами, которые были прикрыты набухшим от крови знаменем... Зато Штирлиц был очень доволен, что орден Красной Звезды принимают за значок «Лучшему стрелку масонского братства» и с опаской поглядывают на штандартенфюрера: 18

никто не хотел с ним ссориться, ведь Штирлиц без промаху бьёт не только пустой бутылкой виски по голове, но и пулю между глаз даже с расстояния вытянутой руки легко всаживает. Окружающие Штирлица гестаповцы никогда вживую не видели советских наград, кроме имевшихся на груди штандартенфюрера. И где им было знать, что в это время, время советско-германской дружбы, большинства из наград ещё и в проекте не было. Правда, некоторые из окружающих прекрасно знали, что это за ордена и медали, в том числе и пока ещё не существующие, но помалкивали, сочувствуя коллеге: парню, наверное, денег не хватает (загородный дом, квартира в столице, машина, любовница, дорогие вина и сигары), вот он на две ставки и работает, — и нашим и вашим, так сказать, — и на второй работе, видно, больше преуспел, раз ему «ихние» столько на грудь понавешали, а «наши» ни одного приличного креста, кроме жалкого железного, не дали. Поговаривали, что «там», по ту сторону невидимого фронта, Штирлицу посмертно стальной пообещали, нержавеющий, с позолотой. Врут, наверное: «ихние» крестов не дают, одни звёзды с молотками в гроб вгоняют... Накануне прилёта жены Штирлицу сообщили, что дальнейшие указания ему спустят прямо сверху, шифразы будут жёлтым по красному, в нательном виде. Пока жена болталась в воздухе под парашютом, её сарафан, раздувшись колоколом, выставил напоказ вызывающекрасные, испещрённые жёлтыми крапинками панталоны, плотно облегавшими откровенно женское тело. Если бы Штирлиц не знал про жёлтое и красное и где его искать, Штирлиц вряд ли обратил бы внимание на женские рейтузы. Но на этот раз Штирлиц был прекрасно осведомлён, куда ему смотреть в первую очередь. Острый соколиный взгляд Штирлица сразу обнаружил искомое и мгновенно запечатлел его в мозгу, а фотографическая память штандартенфюрера не только моментально проявила запечатлённое, но и расшифровала надписи на рейтузах.

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН — «Шеф опять прибыл в Москву для обмена опытом по ликвидации политических противников». ПРЕДЪЯВИ ПРОПУСК — «Используйте открывшуюся тем самым легальную возможность доступа к сверхсекретной документации, обычно прикрываемой жирной спиной шефа». ВСКРЫВАТЬ ЗДЕСЬ — «Сейф легко находится по прилагаемой схеме, на которой помечен крестиком». НАСИЛЬНО МИЛ НЕ БУДЕШЬ — «Ни в коем случае не применять грубой силы при овладении сейфом». КОНЕЦ — ТЕЛУ ВЕНЕЦ — «Не забудьте тщательно закрыть сейф, действуя в строго обратном порядке, иначе шеф накроет вас с поличным сразу по возвращении». (Штирлиц знал, что буква «Т/Д» в слове «тело/дело» перевёрнута преднамеренно, так как служила ключом к схеме.) 20

ТОЛЬКО ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ. ПЕРЕД ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ ХОРОШЕНЬКО ВСТРЯХНУТЬ — «В случае обнаружения прибегните к стандартному варианту: сделайте вид, что завязываете шкурки сразу на всех ботинках, и, не вынимая наганы из карманов, молча, без лишних слов, открывайте огонь на поражение одновременно из обоих стволов, чтобы, сбить противника с толку и заставить его ретироваться несолоно хлебавши». ЗАПАСНОЙ ВЫХОД — «Запасным выходом разрешаем воспользоваться только в случае крайней нужды. Постарайтесь всё-таки пробиться напролом». ЗА РОДИНУ — ЗА СТАЛИНА — «Да благословит вас Господь!» ЛЕВО. ПРАВО — «Ваше левое дело правое, победа будет за вами». FOR EYES ONLY TOP SECRET (Для тупоголовой англо-американской агентуры на рейтузах были проставлены грифы высшей секретности, которые не позволяли врагам рейха и коммунизма вникнуть в суть дела, не давая, правда, Штирлицу никакой дополнительной информации.) Справедливости ради следует заметить, что основной массив записанной в память Штирлица информации давно уже устарел морально и износился физически, поэтому оказался практически бесполезен: наган у Штирлица был всего лишь один, да и то далеко и надёжно упрятан, а не оттягивал карман, как полагалось по инструкции; шнурков Штирлиц не носил, засовывая ноги в новомодные туфли на липучках или натягивая на ноги ботинки на резинках; запасной выход был забит наглухо по причине войны, а для крайней нужды здесь имелись удобства внутри помещения, а не на улице далёкой страны. Но главное, шеф гестапо, уезжая в Москву на учёбу, оставил Штирлица за старшего, лично вручил ключи от сейфа

и не велел подпускать к нему никого из посторонних. Так что никаких проблем просто не существовало... Зато Штирлицу удалось, наконец, узнать самое важное: его падающая на Берлин жена — женщина. Тугая обтяжка рейтузами не позволяла увидеть в стремительно надвигающемся сверху теле ни капли, ни признака мужского. ...Спуск прошёл благополучно. Парашют, правда, за лошадиные гривы коней на Бранденбургских воротах зацепился, но всё обошлось, даже весело получилось: народ остался доволен, а Штирлиц, как всегда, был с народом заодно, но радовался, не подавая виду, гораздо сильнее народа, тем более что жена в одной руке держала бутыль со свежеотжатым берёзовым соком, а в другой — свеженаписанный текст «Гимна партии большевиков» с дружеским приветом от автора. Штирлиц долго упивался гениальными стихами и запивал их соком: давно Родина не вспаивала его столь сочными и смачными щедротами... Весь Берлин приходил полюбоваться на это диковинное зрелище — аттракцион под названием «Аквариум», — и полЕвропы тоже, по мере её занятия доблестными войсками рейха. Только поляки непонятно почему проигнорировали мероприятие: странные люди эти поляки. Да Бог с ними, насильно их никто и не тянул... Правда, с флагом лёгкое недоразумение вышло: было решено сделать единый флаг советско-германской дружбы. С цветом флага проблем не возникло, он у обеих договорившихся сторон красным был. С эмблемой тоже не было особых сложностей: эмблему первого в мире государства рабочих и крестьян просто наложили на эмблему Третьего рейха. Выглядело это так: фаллос молота и вагинальное полукружие серпа, соединившись в любовном экстазе, бросаются в широко раскрытые дружеские объятия свастики. Германская сторона согласилась поместить единую эмблему не в белом, а в жёлтом круге, как бы символизирующем восходящее солнце нового будущего.

Так как советская сторона в этот период усиленно шила дела совсем другого рода, изготовление флага взяли на себя немцы, хотя и у них не обошлось без проблем: большинство расово годных портных в казённой одежде по Европе разбрелось, а оставшиеся срочно дошивали эту самую казённую одежду, чтобы, в неё облачившись, за товарищами последовать. Нашли, наконец, одного, кто умел шить. Им, правда, оказался бедный еврейский портняжка по фамилии Шнейдерлейн, тихой мышкой сидевший в далёком полуподвальном местечке. Гестаповцы даже обрадовались, что до сих пор не успели его поймать и расстрелять. Портняжка был хоть бедным, но храбрым: из куска жёлтой материи он вырезал не круг, а звезду, шестиконечную, по образу той, что у него на груди нашита была... Флаг повесили ночью, в последний момент, а утром случился конфуз и скандал. Зеваки гадали, что символизирует жёлтая звезда — русский большевизм или националсоциалистическую победу над коварным внутренним врагом. Храброго портняжку, конечно, повесили, но флаг пришлось снять насовсем: на него был истрачен последний в рейхе кусок жёлтой материи... ...В «Аквариуме» Штирлиц провёл с женой ровно девять месяцев. Ровно девять месяцев красавец штандартенфюрер в 23

новой парадной униформе полковника вермахта, непрерывно напрягая все свои мужские силы «истинного арийца», неотрывно смотрел на «матрёшку», готовый в любую секунду нырнуть в глубь широкого сарафана и принять у жены роды. (Штирлицу нравилось принимать роды у женщин, специально для этого он своевременно прошёл акушерские курсы.) Но ничего у Штирлица не вышло... Свободно владевший немецким языком и поэтому хорошо на нём говоривший агент наружного наблюдения с советской стороны Компоттов, который всё это время незаметно и молча следил по ту сторону стекла за происходившим, по истечении девяти месяцев разомкнул наконец уста и произнёс прозвучавшие приговором слова: «Штирлиц, перестаньте пялиться: ваша жена не беременна! Оставьте свои потуги до лучших времён!» Как позже выяснил Штирлиц у профессора с плешью, мало было просто глядеть друг на друга, находясь на противоположных концах кафе, надо было сделать нечто более существенное: для получения результата надо было сначала достичь цели... ...Штирлиц подумал, что упустил такую возможность в 1937 году, не воспользовавшись услугами «Рабочего и колхозницы»: он как раз в Париже был, когда там Всемирная выставка проходила, а на советском павильоне эти самые полые внутри нержавеюще-стальные фигуры стояли. Надо было, пройдя альпинистскую подготовку, отвалить крышку черепа у «Рабочего» (с Мухиной вполне можно было договориться ради такого дела) и залезть внутрь. Жена должна была бы уже ждать в «Колхознице». Но в тот год в СССР как раз другой аттракцион затеяли, в котором десятки тысяч участие вынуждены были принять: у них крышку черепа с помощью пуль отваливали... ...Тускнеющим взглядом проводив жену до выхода, Штирлиц тоже встал и, вылив протухшую сперму в горшок с геранью, — отчего та позеленела от злости и залилась краской стыда, — отправился выполнять очередное задание Центра. Штирлиц уже знал, что после выполнения данного задания он вместе с остатками недобитых гитлеровцев уйдёт на Запад, будет продолжать упорно работать, пройдёт все круги 24

местного ада. По дороге растеряет все зубы. У него будет несколько провалов, в том числе провалится нос. Штирлиц лишится рассудка, но закончится всё хорошо: ему поставят искусственные зубы, искусственный нос, искусственный интеллект — и генерал-подполковник Исаев тайно от НАСА с секретной миссией отправится на Марс, чтобы в обход Земли создать на красной планете станцию слежения за Венерой... ...Перед стартом Штирлиц постарается не думать о секундах свысока, но не выдержит, вытащит из заднего кармана скафандра пачку «Беломора», которым его по давней привычке продолжат снабжать старые партийные товарищи, и примется торопливо закуривать одну папиросу за другой, зная, что идёт последняя, почему-то четырнадцатая, минута его пребывания в зоне земного притяжения... 1 ноября 2001 года

ЭПИЗОД 5. ФОТОГРАФИЯ Штирлиц подошёл к зеркалу: отражение в нём показалось ему знакомым. Штирлиц долго таращился в зеркало, силясь вспомнить, где он видел это лицо. «Ах, да! — на фотографии, которая в моём удостоверении личности!» — наконец осенило штандартенфюрера. Он вытащил удостоверение из нагрудного кармана брюк. (Удостоверение полагалось носить именно в нагрудном кармане, но подкладка штандартенфюрерского мундира поизносилась настолько, что нагрудные карманы пришлось зашить, — в них ничего не держалось, — поэтому внутренним приказом Главного Управления Имперской Безопасности нагрудным карманом Штирлица велено было считать карманы его брюк.) Сличив лицо на фотографии с тем, что отражалось в зеркале в момент вглядывания в него Штирлица, последний удовлетворённо крякнул, но на всякий случай поковырял фото пальцем: надёжно ли приклеено?

Дело в том, что сзади на фотографии стояло настоящее имя Штирлица, а это могло выдать его с головой: голова Исаева с лицом штандартенфюрера Штирлица вырезана ведь из группового снимка, где были запечатлены военачальники и 26

сотрудники ВЧК—ОГПУ, награждённые первым советским орденом Боевого Красного Знамени. Со временем чекисты ликвидировали всех имевшихся на фото краскомов, а потом и друг друга перестреляли. Исаев был единственным, кому удалось уцелеть. Он насобачился настолько ловко уходить от своих, что начальство в конце концов решило: лучшей кандидатуры для работы во вражеском волчьем логове не найти. Всякий раз, когда народный герой оборачивался врагом народа, по инструкции требовалось удалять его изображение отовсюду. Исаев, где бы он ни находился, чётко следовал инструкции — и групповой снимок постепенно превратился в решётку с прорезанными пустыми окошками. И только одно окошко было заполнено лицом чекиста Исаева, лицом, которое теперь и было вклеено в аусвайс штандартенфюрера Штирлица, потому что в момент изготовления этого удостоверения личности не было никакой возможности сбегать в моментальную фотографию на углу по причине ночного времени, высокой секретности и крайней срочности: самолёт для заброски агента уже крутил винтами и ревел моторами. Исаев с обливающимся кровью сердцем вырезал своё изображение из решёток и отдал его кому надо. Кто надо заверил будущего Штирлица, что клей надёжный, импортный, «ихний», никогда не отдерёшь. Сейчас вот, спустя столько лет, двадцать или десять, — уже и не вспомнить, — фото оказалось приклеенным действительно намертво. 1—3 ноября 2001, 18 декабря 2002 года

ЭПИЗОД 6. ГОРШОК С ЦВЕТАМИ — Штирлиц, а ведь вы у нас никогда не работали! — подошёл Мюллер к стоявшему у окна штандартенфюреру. Исаев машинально поставил на подоконник горшок с цветком и только после этого повернулся к шефу. Шеф гестапо, не заметив исходившей от горшка опасности, продолжил: — Да-да, я проверил все бумаги — человек с вашей фамилией у нас никогда не числился! Я и в энциклопедии посмотрел: Гиммлер есть, Кальтенбруннер есть, даже Мюллер есть, а вот Штирлица нет! И в словаре нашего датчанина Даля вас нет: Чебурашка есть, а Штирлица нет. Откуда вы взялись? Ответа на этот вопрос не успело последовать: в окно влетел шальной снаряд и разнес голову Мюллера в щепки. Мюллер, похоже, дал дуба, ведь всё ещё шёл апрель 1945-го!.. Штирлиц тщательно собрал головные пожитки Мюллера в его же фуражку и нахлобучил её тому на плечи: Штирлицу с шефом ещё работать и работать, шеф теперь обезврежен, память у него основательно поотшибло — и дурацких вопросов больше задавать не будет. Взяв Мюллера под ручку, Штирлиц повёл его в кабинет: а то сам не дойдёт, в себя ещё от потрясения не пришёл. Отходя от окна, Штирлиц покосился на красную гвоздику в горшке: видать, снаряд не такой уж и шальной был!.. За штандартенфюрером в управлении безопасности довольно давно стали примечать не совсем обычную привычку повсюду таскать с собой горшок с цветком. Некоторые из коллег недоумевали: Штирлиц что, постоянно с одной явочной квартиры на другую переезжает? Аналитики из отдела писем и газет в связи с этим не раз обращали внимание на странное объявление в «Фёлькишер беобахтер» под рубрикой «Фамилии, явки, адреса»:

Меняю просторную «сталинку» без рации на обычную «гитлеровку» с рацией. Район рейхстага не предлагать.

Самым наблюдательным бросилось в глаза, что появление на подоконнике горшка с красной гвоздикой сопровождалось исчезновением какого-нибудь сотрудника управления: если Штирлиц вытаскивал горшок из ширинки — это был оперативный сотрудник, если из-за пазухи — сотрудник отдела внутренних расследований, если из-за спины — заплечных, разумеется, дел мастер, если просто из кармана — рядовой агент. Судя по имеющемуся результату, сегодня Штирлиц достал горшок из-под фуражки...

Проблем с горшками и цветами у Штирлица никогда не было: он давно развернул под Берлином натуральное горшечное производство, для чего вместе с эшелонами чернозёма и красной глины с Родины загодя завёз бригаду энкаведешных гончаров, своевременно закончивших Мишуге (Minsker Schule der Gestapo — Минскую школу гестапо), и завёл громадную оранжерею, где вместо обычной проволоки были натянуты антенны, по которым с целью маскировки пустили вьющиеся растения, а обслуживающий персонал состоял сплошь из русских радисток. В оранжерее как раз и выращивались гвоздики и прочая красная дрянь, а побочная продукция — всякие там розы, тюльпаны, астры и другая мелочёвка — напрямую шла в большой цветочный магазин в центре Берлина, что приносило Штирлицу значительный доход, и не надо было от Центра 29

денег подолгу ждать, наоборот, зачастую Штирлиц сам туда продовольственные посылки слал: свиные ножки целыми тушами, бутылочное пиво непочатыми бочками. Хотел жестяными банками, чтобы меньше бились, но оптовики сказали, что баночное ещё не придумали, над этим сейчас американцы бьются, а они сейчас для немцев злейшие враги, а когда придумают и немцам друзьями станут (с одного, правда, боку, западного), то русским — врагами со всех сторон. Вот поэтому в Москве так и не дождались от Штирлица баночного пива. Посылал также мелкую как горох трофейную брюссельскую капусту размером с грецкий орех, про которую Кремль было подумал, что это крупная картечь, а Штирлиц — террорист, но когда раскусили, то очень понравилось, — и просили Штирлица побольше присылать, на что Штирлиц дал рекомендацию: капусту непременно отваривать во избежание дезы, а Разведупр подумал, что в капусте шифровка спрятана, поэтому каждый кочанчик-шарик аккуратно разрезаем был, хотя Штирлиц имел в виду дизентерию. «Хорошо бы ещё и свечной заводик завести, — частенько подумывал Штирлиц, — кругом после меня столько трупов, такие барыши зазря пропадают...» — но как человек в душе неверующий не сразу решился, а потом уже поздно было: то наши, то союзники все заводы подчистую бомбить начали. После этого Штирлиц вздохнул с облегчением: «И хорошо, что не завёл, а то бы погорел сейчас мой заводик, как свечка сгорел бы...» 3 ноября 2001, 12 ноября 2002 года

ЭПИЗОД 7. СВАСТИКА — Штирлиц, опять вы свастику вверх ногами надели!.. (Штирлиц торопливо снял нарукавную повязку и, перевернув её, надел снова.) Вот я и поймал вас, Штирлиц! — вы до сих пор не знаете: как свастику ни надень, она всё правильно будет!.. А почему у вас партийный значок вверх ногами?.. Ах, вам так удобнее надпись на нём читать, чтобы уверенным быть, что вы именно тот значок нацепили?.. Зато мне перед фюрером за вас неудобно! Когда же вы, наконец, определитесь, в какой партии вы состоите!.. И ещё: вы свою «мёртвую голову» заменили бы — поистёрлась она изрядно! (Штирлиц схватился за голову.) Да нет! — я кокарду в виду имею! — И Мюллер показал глазами на лежавшую на столе форменную фуражку штандартенфюрера. На следующий день Штирлиц пришёл с красной звездой на околыше. Мюллер опешил: — Но это же кокарда Красной Армии!.. — А у меня поновее ничего нет! — нагло заявил Штирлиц. — Да и какая разница? — под этой звездой мы столько врагов покрошили, что вам с вашей свастикой и не снилось! К тому же — помяните моё слово! — недалеко то время, когда красная звезда на околыше не под одноглавым орлом будет, а под двуглавым!.. Мюллер плохо разбирался в орнитологии, однако не преминул съязвить: — А звезду вы почему вверх ногами не приделали? — вы же такой мастак всё вверх ногами делать! Штирлиц посмотрел на шефа как на идиота: — Вы же сейчас на звезду сидя смотрите, снизу вверх. Стало быть, она для вас как бы вверх ногами. Мюллер смутился: опять ему не удалось подловить Штирлица даже на такой мелочи. Ночью Мюллеру снилась всякая чушь: советские войска штурмуют Берлин, красноармеец старательно целится в «мёртвые головы» на фуражках эсэсовцев (верное попадание на тот свет!), вдруг в прицеле появляется красная звезда...

Ба! да это же Штирлиц!.. Ай да Штирлиц, ай да сукин сын! — смотри что выдумал, чтобы свои не подстрелили!.. Штирлица знала вся страна: никто, кроме него, не оставил столько отпечатков пальцев прямо на экранах телевизоров... 14 ноября 2001 года

ЭПИЗОД 8. СТРАННЫЙ РАЗГОВОР Оглядев Штирлица с его ног до его головы, Мюллер удовлетворённо кивнул своей головой: — Сегодня у вас, кажется, всё в порядке. А то в прошлый раз вы нарукавную повязку наизнанку надели и заявили, что так, мол, «красивше», когда свастика налево смотрит. У нас, национал-социалистов, концы с правым уклоном... Что вы щеритесь, Штирлиц? — я свастику в виду имею!.. А если вам больше по душе левый уклон, значит, вы коммунист, Штирлиц! — А коммунист что — не человек, что ли? — обиделся Штирлиц и с жаром продолжил: — Если хотите знать, настоящий коммунист — он весь для людей, он ради их счастья, их светлого будущего кому хочешь глотку перегрызёт!.. Да что там говорить, мы же с вами общее дело делаем, просто сейчас у нас нечто вроде соревнования, кто быстрей как можно больше людей осчастливит, ведь мы с тобой одной крови, товарищ, — красно-коричневой! — с пафосом закончил Штирлиц. — Брянский волк тебе товарищ! — окрысился Мюллер. — Тамбовский! — поправил его Штирлиц: он хорошо помнил свою родословную. — Тамбовский так тамбовский, — не стал спорить Мюллер. — Я знал, что мы быстро найдём общий язык! — обрадовался Штирлиц. — Скажу откровенно, я чувствую себя среди вас как среди своих старых партийных товарищей. С вами — не то что с этими социал-фашистами!.. — Фашисты? — какие фашисты? — встрепенулся Мюллер. — Вы кого, говоря о фашистах, в виду имеете? — Да этих, как их, — социал-демократов! — а кого же ещё? А вы что подумали?.. У нас, кроме них, других фашистов нет! Вы, что ли, фашисты? — какие же вы фашисты, когда вы обыкновенные национал-социалисты. Мы тем более не фашисты, мы настоящие коммунисты — и между нами и вами разница только в том, что вы допускаете частную собственность, а мы частных собственников просто ликвидировали: так проще, так вертикаль власти устойчивей, когда её некому раскачивать, когда к вертикали только те допускаются, кто её поддерживает. 33

Воодушевлённый тем, что Мюллер всё это время кивал головой, Штирлиц предложил: — Послушайте, Мюллер, а может, объединимся против этого гнилого и безнравственного либерального Запада и ударим по нему вместе: помните былые времена, боевые двадцатые, особенно 1923 год, когда наш серп и молот и ваша свастика общее дело делали?.. Мюллер помнил это, но помнил и другое: как он тогда, будучи обычным полицейским, разгонял банды и тех, красных, и других, коричневых. Но вслух он этого говорить не стал — ещё не так поймут. Вслух он пожаловался: — Я бы и рад, да только Гиммлер не позволит. Скажет без обиняков: ты опять с евреем дружбу водишь! — С каким евреем? — не понял Штирлиц. — Да с Ёськой! — конкретизировал Мюллер. — Товарищ Сталин вовсе не еврей, он правоверный грузин, — возмутился Штирлиц. — А что же у него кругом на важных постах столько евреев? — ехидно заметил Мюллер. — Ну, не всё сразу! Не он их туда ставил, зато он их вперёд вас уничтожать начал — и, между нами говоря, весьма в этом преуспел. — Да-да, мы помним, товарищ Сталин очень помог нам перед нападением на вас!.. — перебил было Мюллер Штирлица. Но Штирлица перебить было непросто. Он всё-таки завершил свою мысль: — ...вот закончится война — и товарищ Сталин решит окончательно этот полностью назревший вопрос... Пора бы вам запомнить, Мюллер, что еврей и грузин, — это слишком даже много больших разниц, как до того договорились у них в Одессе. — У кого — «у них», у еврея и грузина? — недоуменно переспросил Мюллер. — И почему — «у них»? — прицепился он к слову. — Одессу ещё в прошлом году ваши у наших обратно взяли! — Взяли! — ни нашим ни вашим: Одессу Украина себе забрала! — саркастически усмехнулся Штирлиц. — Как же мы с вами это проморгали? — удручённо вздохнул Мюллер.

— Да как в той притче: когда два зверя друг в друга мёртвой хваткой вцепились, даже обыкновенная дворняга вкусную мозговую кость утащить способна. — Ну а с Крымом что? — не унимался Мюллер. — А Крым ещё в 1954 году той же Украине Хрущёв подарил. — Вы явно оговорились, Штирлиц, Крым вашими тоже в прошлом году освобожден был! — торжествующе воскликнул Мюллер и назидательным тоном продолжил: — И потом — Хрущёв, насколько я помню, местным украинский гауляйтером является, партийный вождём, по-вашему, — как же он мог сам себе Крым подарить?!. — Всё правильно, вы о 1944 годе говорите, а я о 1954-м, когда Хрущёв после смерти Сталина Советским Союзом руководить стал! — вразумил Штирлиц Мюллера. Мюллер ошарашенно захлопал глазами: — Товарищ Сталин умер!?. — Умер, — подтвердил Штирлиц, но, видя, что Мюллер вотвот потеряет сознание, поспешил заверить шефа: — Нет, не сейчас умер, сейчас товарищ Сталин жив и здоров, он потом умер, в 1953 году. ...Вылив на Мюллера графин холодной воды, Штирлиц помог ему подняться с пола, заботливо усадил в служебное кресло, и, как обычно, массажем висков быстро вправил шефу мозги на место. — Голова сильно болит, — придя в себя, пожаловался Мюллер. — Что со мной было? — растерянными при падении глазами посмотрел он на Штирлица. — Да вы ни с того ни с сего вдруг в обморок хлопнулись, — пожал плечами Штирлиц, — без всякого предупреждения, я вас даже подхватить не успел. Мюллер долго молчал, словно что-то припоминая, потом тяжёлым языком спросил Штирлица: — Кажется, вы тут что-то такое непонятное говорили... никак вот вспомнить не могу... — Ничего я вам такого не говорил, — возразил Штирлиц, — я просто рассказывал вам сон, который мне ночью приснился, странный какой-то сон... — Ночью спать нужно, а не сны смотреть! — сурово заметил Мюллер, усаживаясь за рабочий стол писать самому себе внеочередной донос на Штирлица.

Штирлиц не проронил ни звука. Воцарилась долгая и тягостная тишина, воспользовавшись которой Штирлицу удалось на слух разобрать все до единого слова в тексте доноса. К тому же Мюллер так сильно давил на перо, что всё выходившее из-под него бегущей строкой дублировалось на лоснящемся от усердия лбу шефа гестапо, — и поэтому Штирлицу не составило труда убедиться в тонкости своего слуха. Закончив наконец писать, Мюллер внимательно посмотрел на Штирлица и неожиданно для самого себя спросил: — Украина независима? — Да, независима — и независимо от этого тянет попутный газ из нефтепровода «Дружба», — не слишком удачно скаламбурил Штирлиц. — Что вы несёте, Штирлиц? — какой нефтепровод, какая попутная дружба?.. Это у нас с вами была перед войной дружба — и вы вагонами пшеницу, уголь, стратегическое сырьё к нам везли! — Да, точно! — жутковато хохотнул Штирлиц. — А после войны Китай всем необходимым обеспечивали, до тех пор, пока он с нами воевать не стал, предварительно устроив у себя «культурную революцию». — Как это: «воевать» — и «культурная революция»? Что это за «культурная революция» такая? — вытаращил глаза Мюллер. — Вашу, великую социалистическую, знаю. Нашу, не менее великую национал-социалистическую, — тем более... — Это она только называется так, а на самом деле там чтото вроде наших чисток 30-х годов было. Мюллер понимающе кивнул головой. — Самое смешное, — продолжил Штирлиц, — мы этот остров, из-за которого воевали, потом всё равно китайцам отдали: он и в самом деле ихним оказался... Мы ведь Китай до зубов против себя вооружили, даже атомную бомбу подарили... Мюллера чуть кондрашка не хватила: о бомбе Штирлиц ни под каким секретом знать не мог!.. Откуда утечка?.. Штирлиц, нисколько не смущаясь, рассказывал дальше: — Мы и ракету вашу, которую Вернер фон Браун мастерит и на Лондон пускает, время придёт — себе заберём, переделаем и на ней спутник в космос пипикать отправим... Мюллер иронически глянул на Штирлица:

— Ну да, вам хорошо рассказывать о том, что уже было. Может, вы знаете, какая судьба мне уготована? — Нет ничего проще! — воскликнул Штирлиц. — Вы на нашу сторону перебежите. — И чем всё это кончится? — уже не скрывая издёвки, спросил Мюллер: он после войны как следует погулять собирался. — Увы, не рассчитывайте на то, на что вы рассчитываете! — огорчил Штирлиц шефа. — Конец у вас будет худой, очень худой... — Откуда вам это известно? — Мюллер с деланным ужасом впился в Штирлица взглядом. — Да всем это известно, не только мне, — небрежно махнул рукой Штирлиц, — даже в школьных учебниках про это написано. — И про мой худой конец тоже? — язвительно поинтересовался Мюллер. — Ну, на вашем конце свет клином не сошёлся, в конце концов, — любезно пояснил Штирлиц, — есть вещи и поинтересней, тем более то, что будет, уже произошло, — и об этом, кому надо, хорошо известно. А с вами случится то, что уже случилось... Мюллер непонимающе поднял брови. — Ну что же тут непонятного? — удивился Штирлиц. — То, что для меня стало прошлым, вам ещё только предстоит пережить, — вот и всё!.. Мюллер вдруг посерьёзнел и в упор уставился на Штирлица. Тот сделал вид, что ничего не говорил, мало того, вообще ничего не говорил, а всё это время внимательно изучал журнал мод, который Мюллер по случаю стащил у Евы Браун. Мюллер в раздумье опустил взгляд: «Что-то тут не то... Неужели опять привиделось и послышалось?.. Замучили проклятые галлюцинации... Надо будет как-нибудь к психоаналитику забежать, к этому набожному марксисту, пока мы его не расстреляли за работу на прогнозируемого противника нашего нынешнего врага...» — ...представляете? — из Сибири на Дальний Восток батареи самолётами транспортировали! — зазвучал в ушах у Мюллера голос Штирлица. — Артиллерийские батареи? — не понял Мюллер.

— Да нет, отопления: трубы лопаются, котельные из строя выходят, а батареи просто разрывает!.. — Какой ужас!.. У вас теперь там опять между собой воюют? — изумился шеф гестапо. — Противная сторона столько диверсантов туда заслала? — Если бы диверсантов! — с ними хоть как-то бороться можно!.. Дураков у нас полно, а свой дурак страшнее любого вражеского диверсанта, — обречённо развел руками Штирлиц. — И ведь что обидно: дороги, с которыми у нас всегда беда, а для вас которые — поражение в войне, мы ещё худо-бедно сделаем,— но дураки никогда не переведутся. Самое скверное,— чем дурак дурее, тем поруководящее должность занять старается... В моём родном городе — вы его знаете, бывали там в 42-м — строят одну громадную котельную на весь миллион жителей... — Шутите? — недоверчиво переспросил Мюллер. — На такой большой город — одна котельная?.. они что, совсем дураки или просто полные идиоты? — Хуже! — когда у власти до сих пор красные оккупанты, — то чекисты, то коммунисты, то коммунисты, то чекисты, — ничего другого ожидать не приходится... Мюллер ошеломленно посмотрел на Штирлица: «Чего это он вдруг? — ведь сам из чекистов... Достали, похоже, даже его... Несчастный человек, — проникся Мюллер состраданием к коллеге, — потом его ещё и в кино позором покроют, растяпой и напыщенным недоумком выставят под видом прославления. А зря: хоть и не было его на самом деле, он всё-таки большое дело делал...» Настойчивый голос Штирлица прервал печальные размышления Мюллера: — Зря вы к нам полезли! — товарищ Сталин четверть населения положил, чтобы войну выиграть: он готов был вообще без людей остаться, лишь бы свою власть сохранить!.. — Наш не лучше!.. — «Если немецкий народ не способен победить, он не достоин жить!» — передразнил Мюллер фюрера. — А кем же товарищ Сталин руководил бы, если бы всё своё население потерял? — спохватился Мюллер. — Так он же вас и пол-Европы завоевал! — вами всеми бы и руководил, ему без разницы, — жёстко отчеканил Штирлиц, но тут же пожаловался: — Вы будете смеяться, но и спустя полвека после победы мы будем жить хуже вас: победа окажется для нас гораздо страшнее поражения... У нас даже 38

поговорка сложится: «Мы потерпели победу, Германия одержала поражение». — А может, пока не поздно, вы сейчас нам сдадитесь? — быстро проговорил Мюллер. — Поздно: мы её уже потерпели... — последовал горестный ответ. — Что потерпели? — не понял Мюллер. — Да победу!— что ж тут непонятного?! — возмутился Штирлиц тупостью шефа. ...Убрав руку из-под измятой щеки и проморгав набухшие от постоянного недосыпания глаза, шеф гестапо направил их вглубь комнаты, где Штирлиц продолжал разглядывать фотографии в журнале мод. Лицо его багровело с каждой минутой: он давно не видел женщин так близко не только раздетыми, но и одетыми. — Что вы там такого нашли? — усмехнувшись, поинтересовался Мюллер. — Наших женщин давно не видели? — Плевать я хотел на ваших женщин! — презрительно скривился Штирлиц. — Я сейчас о наших женщинах думаю: они скоро в подобных нарядах в Германии щеголять будут! — И Штирлиц ткнул пальцем в журнал. — Ладно, ладно, — примирительно заговорил Мюллер, — а пока верните его мне, а то забегаю на днях в рейхсканцелярию, а там Евка по коридорам бегает и ко всем подряд пристаёт, не видел ли кто её нового журнала мод: ей, мол, скоро уходить — и как же она в таком затрапезном виде предстанет перед... — В свет уходить? — бестактно перебил шефа Штирлиц. — В свет выходят, — укоризненно посмотрел на него Мюллер. — А Еве скоро на тот свет уходить... Так что давайтека журнал сюда, я при случае постараюсь его обратно подбросить. Штирлиц на прощание ласково погладил журнал и, тяжело вздохнув, протянул его Мюллеру. 14, 23 ноября 2001, 11—16 января 2002 года

ЭПИЗОД 9. НОС Вызвав к себе штандартенфюрера, шеф гестапо срочно достал из сейфа досье Штирлица и в который уже раз принялся просматривать его, время от времени бормоча себе под нос: «...истинный ариец... так... нос тонкий, прямой, с легкой горбинкой...» В этот момент в кабинет стремительной походкой вошёл Штирлиц и хайлюгнул, как обычно, левой рукой. Мюллер поднял глаза с досье на самого Штирлица и тут же озадаченно почесал себе затылок: глаза остановились не на вытянутой в хайлюге левой руке вошедшего (надоело уже замечания делать! — ведь правая рука здоровая, но по каким-то непонятным причинам Штирлиц отдаёт хайлюг только левой рукой!..), а на том, что находилось у штандартенфюрера в центре лица. «Как же я этого раньше не заметил!» — изумился Мюллер и язвительно обратился к Штирлицу: — «Истинный ариец»!.. Да посмотрите на себя в зеркало — у вас же нос картошкой!.. Как вы сумели проскочить мимо нашей службы расовой чистоты?.. Штирлиц нисколько не смутился: — Это я ночью себе нос расквасил, когда с лестницы упал, не удержавшись на самом её верху: руки были папками сверхсекретной документации заняты... Мюллер слышал ночью страшный грохот в спецхране, однако не придал этому значения, посчитав, что идёт обычная апрельская бомбёжка Берлина. Штирлиц, почесав нос, продолжил: — ...расквасил так, что все накладки отвалились: мне же на носу пластическую операцию делали, прежде чем к вам заслать, но у нас ведь, сами знаете, халтурщиков полно, бракоделов, — раньше вредители были, мы их всех порасстреляли, но те хоть работать умели, а сейчас только халтурщики и бракоделы остались, — и придётся теперь у вас пластику носа восстанавливать. Тут Штирлиц ни с того ни с сего стал вдруг выкрикивать лозунги: — Немецкие товары — самые лучшие в мире! Немецкие рабочие — самые умелые в мире!.. 40

Мюллер снисходительно, однако растроганно, махнул рукой: — Да ладно, Штирлиц, ладно... ценю, конечно, ваш патриотизм, но сейчас, по-моему, не время и не место об этом громко кричать: День Победы на носу!.. При упоминании о носе Штирлица прямо зашатало. Увидев, что в силу каких-то внутренних причин у штандартенфюрера стал вдруг проявляться то левый, то правый уклон, Мюллер насторожился: «Мне этого ещё не хватало: шаг вперёд и два назад с последующим большим скачком — и он рухнет, вне всяких сомнений, как раз на мой стол, а потом я опять самых важных документов не досчитаюсь...» Зафиксировав Штирлица подозрительным взглядом, Мюллер без обиняков потребовал: — А ну, дыхните! Штирлиц охотно, даже с готовностью, дыхнул. — Фу, опять от вас водкой разит! — возмутился Мюллер. — Не водкой разит, а перегаром несёт, водочным, — поправил шефа штандартенфюрер. — Когда же я научу вас в таких тонкостях разбираться?!. Как обычно, Штирлиц не пил, но любил обдать Мюллера перегаром. Перегар был у него собственного изготовления: самогорл, так сказать. Штирлиц не только не пил, но и не курил. Не курил ничего, кроме «Беломора». Но, чтобы скрыть контрабандные поставки папирос, Штирлицу пришлось по совместительству устроиться торговым агентом американской фирмы «Тобакко оф Кэмел». Получив очередную партию «Беломора», Штирлиц выдувал из «Кэмела» вражеский табак союзника и заменял его на родную беломорскую махорку. Когда Мюллер интересовался: «Штирлиц, вы курите?» — штандартенфюрер неизменно отвечал: «Что я, верблюд, что ли?» — и вытаскивал из кармана пачку сигарет с изображением этого благородного животного. Мюллер знал, что по управлению бродит провокатор по кличке Верблюд. Он предлагает сотрудникам сигареты «Кэмел» — и того, кто польстился на американскую продукцию, сразу волокут в застенки гестапо, чтобы подвергнуть там допросу с пристрастием: «Откуда «Кэмел»?» — «От Верблюда». После этого признания несчастного с формулировкой «За пачку сигарет Родину продал» расстреливали на месте. Все застенки были завалены трупами и конфискованными у них сигаретами, но на след самого Верблюда Мюллеру ещё ни разу не удавалось выйти: слишком 41

хорошо следы, похоже, своими горбами заметает. А ведь, между прочим, столько ценных сотрудников погубил! 14, 28—29 ноября 2001, 5 февраля 2002 года

ЭПИЗОД 10. «ГРУНДИГ» — Ну что, сволочь, будешь говорить? — подошёл Штирлиц к молча стоявшему в углу у двери «Грундигу». — Оставьте его, Штирлиц, всё равно ничего не добьётесь: у него все лампы перегорели, а где же сейчас новых достанешь, когда кругом развалины и русские танки на улицах?!. — махнул усталой рукой Мюллер. — Нет, у меня заговорит! — упорствовал Штирлиц.— Это вы со своими гестаповскими методами ничего добиться не способны, а наши, энкавэдэшные, результат сразу дадут — и он у меня и без ламп заговорит! — Ну хорошо, ну заговорит! — а толку-то что? — опять вражескую пропаганду пускать будет: русские танки, мол, на улицах Берлина, развалины кругом... — А разве неправда? — вы сами сейчас говорили про развалины и танки! — Да это я только так, чтобы вас от «Грундига» отвлечь. В этот момент с улицы доносится лязг танковых гусениц. Лязг приближается, нарастает, переходит в грохот — и замирает прямо во дворе. Штирлиц выглядывает в окно: — Шеф, он разворачивает ствол в нашу сторону!.. — Да крикните ему, наконец, что здесь свои! — Какие «свои»? — посмотрите, что на вас надето: на вас же мундир группенфюрера!.. Шеф гестапо быстро скинул с себя мундир: под ним оказалась красноармейская гимнастёрка с поперечными красными полосками на груди, споротыми с шинели. — Вы с ума сошли, Мюллер! — такой фасон сейчас не носят, сейчас белогвардейская форма опять в моду вошла!.. — А у меня другого ничего нет — меня же прямо с боевого коня сняли, чтобы сюда на задание послать. Коня с тех пор я больше не видел, да и шашку отобрали: а то ты, мол, сгоряча всех там с плеча покрошишь, а там прежде всего головой работать надо будет. И красные клапаны с шинели велели убрать — в связи с переходом на нелегальную работу... — старый рубака, вспомнив былое, чуть не заплакал, но быстро взял себя в руки, которые опять засунул в рукава чёрного мундира и, застегнувшись на все пуговицы, тоже выглянул в 43

окно. Грозно зыркнув на высунувшегося из башни танкиста, шеф гестапо сурово погрозил ему пальцем: — Я т-тебе стрельну, я т-тебе стрельну!.. Танкист, увидев глядевшего на него из рамы окна героя гражданской войны, хрестоматийно знакомого по портретам первомайских и седьмоноябрьских демонстраций, обрадовался: герой не погиб, как им постоянно внушали, герой был засунут Родиной во вражескую нору, — а это ещё опасней, чем в Мавзолее лежать. — Виноват, товарищ генерал!.. — звонко крикнул танкист, но Мюллер быстро перебил его: — Тихо, что ты орешь на весь Берлин — даже канонады не слышно!.. Здесь я не генерал, а группенфюрер!.. — Виноват, товарищ группенфюрер!.. — поправился танкист. — Какой я тебе «товарищ»! — осёк его Мюллер. — Виноват, господин группенфюрер!.. — попытался было продолжить извинение дезориентированный танкист, но Мюллер снова прервал его: — У нас, у эсэсовцев, нет обращения «господин» — в отличие от вермахта. Устав есть устав — и я его чту свято, где бы ни служил по заданию партии. Так что говори мне потоварищески просто —«группенфюрер». — Есть, просто группенфюрер! — лихо козырнул танкист. Мюллер поморщился: — Да не «просто группенфюрер», а просто — группенфюрер! — Ну что ты — тупее Штирлица, что ли? — даже он это усвоил! — рассердился шеф гестапо. На измазанном копотью лице танкиста не дрогнул ни один мускул: и не в таких передрягах бывать приходилось. Танкист ещё раз козырнул и продолжил докладывать: — Группенфюрер! Мне велено здесь позицию занять и вас охранять: приказ с самого верху! — танкист весомо ткнул пальцем в небо... ...Штирлиц, осознав, что ему здесь делать больше нечего, на цыпочках пошёл к выходу из кабинета. Но перед самой дверью не удержался и ногой лягнул «Грундига». Радиоприёмник ни с того ни с сего вдруг ожил и заявил голосом Левитана: — ...передаём акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии... 44

Штирлиц неслышно закрыл за собой дверь: его работа только начиналась... Мюллер, услышав радио, понял, что это конец. Конец его карьеры в данной должности. Скоро сдавать накопившиеся дела — а потом поезд помчит его на восток... «Могли бы и самолётом отправить, — подумал Мюллер. — А впрочем, не в этом дело, дело в другом: жаль, что в моём родном городе наши поспешили в 30-х годах почти все церкви и соборы взорвать. Трудно теперь будет всё на немцев свалить, что это они, мол, город разрушили и исконно русские ценности уничтожили: ведь знали же, что война будет и что город сдавать придётся, а потом опять брать в очень жестокой схватке, не жалея бомб, людей и снарядов!.. Но ничего, возвращусь домой, построю на месте взорванного ещё до войны собора объект ИКС — Институт космической связи — и вернусь к своей сугубо мирной профессии военного инженера»... 16 ноября 2001, 18 января 2002 года

ЭПИЗОД 11. «АPPEL-STUTE» Штирлиц, перехватив направленный на него хитроватый, с ленинским прищуром, взгляд Мюллера, заложившего большие пальцы за рукава жилетки, непроизвольно вздрогнул. В ушах зазвучал знакомый до боли картавый голос: «А что вы думаете, батенька, я буду в такое вгемя у себя в Мавзолее отлёживаться?.. Ведь я этого момента два с лишним десятка лет ждал...» Штирлиц устало провёл по глазам рукой и поднял их на шефа. Мюллер молча сидел за столом и внимательно изучал служебную бумагу. «Дьявольщина какая-то!.. Доработался: чёрт-те что уже привидеться может!.. И слава Богу, что только привиделось, а то, набравшись за столько лет сил, действительно притащился бы сюда из своего логова и опять бы кашу заварил на последующие полвека... Ему хорошо: если что не так, нам всё расхлёбывай, — а он опять в свою берлогу заляжет...» — поёжился Штирлиц. Закончив изучать бумагу, Мюллер, хитровато прищурившись, глянул на штандартенфюрера и опять принялся донимать подчинённого: — Штирлиц, а как правильно пишется ваша фамилия? — а то ни в Большом Энциклопедическом Немецком Словаре, ни в нашем внутреннем справочнике для служебного пользования её нет. «Исаев», — хотел было пошутить Штирлиц, но вовремя прикусил себе язык. — Что вы молчите, Штирлиц, вы что, язык себе прикусили? — участливо поинтересовался Мюллер. Штирлиц перестал прикусывать себе язык и тщательно, по буквам, продиктовал Мюллеру свою фамилию Штирлица. — А что это вы вдруг шепелявить стали? — полюбопытствовал Мюллер. — Да я себе язык прикусил, — признался Штирлиц. — Вы, небось, хотели пошутить, что ваша фамилия — Исаев, — съязвил шеф гестапо. Коричневый загар штандартенфюрера стал красным. Штирлиц вообще-то предпочитал оставаться в тени, но по 46

долгу службы вынужден был подолгу работать под яркими лучами апрельского солнца, которое медленно и верно сделало своё дело. Но красным стал только загар, а не сам Штирлиц. Штирлиц формально так и остался коричневым, хотя форменно оставался в чёрной униформе. Мюллер тем временем продолжил: — Вы ведь вчера были так пьяны, что бегали по отделу и вопили благим матом, то есть по-русски: «Да Исаев я, Исаев!..» Штирлиц не пил. Не пил никогда. Никогда не пил столько, чтобы не помнить, что пил, сколько, когда и с кем. И хотя Штирлиц не пил, он знал меру. По крайней мере вчера. Штирлиц вообще во всём знал меру. И знал её края. И вчера уж точно не мог себе позволить принять крайнюю меру. Он был принципиально против крайних мер и последнюю рюмку всегда оставлял врагу, чтобы сохранить разум незамутнённым и хорошо помнить, что, когда, кому, зачем и о чём говорил. Поэтому реакция Штирлица была мгновенной: — Ага, Мюллер, а вы и поверили!.. Крепко я вас наколол!.. Вы поверили, что я — полковник Исаев?!. — Про полковника вы вчера ничего не говорили, — озадаченно заметил Мюллер. — Не говорил потому, что вы и так знаете, что я — полковник! — разгорячился Штирлиц. — Ну ладно, успокойтесь: полковник так полковник, ничего страшного, — стал утешать подчинённого шеф гестапо, — будете хорошо служить, получите повышение в чине. — Не в чине, а в звании: в чине я только как штандартенфюрер повышение получить могу, а как полковник — только в звании. Штирлиц вдруг вспомнил, что носит мундир штандартенфюрера не снимая всю войну без всякого повышения. Озадаченный сделанным открытием, он замолчал, не задумываясь ни на секунду или хотя бы мгновение. Помолчав некоторое время, Штирлиц всё-таки задумался и подумал: «Пора бы уже хотя бы в звании повысить». «Фига тебе! — в свою очередь подумал Мюллер. — Нам звания разные ведомства присваивают: так тебя быстро генерал-полковником сделают, а я всё ещё в группенфюрерах ходить буду — и тебе честь первым отдавать придётся...» Закончив думать раньше шефа, Штирлиц стал вслух проявлять фамильное недовольство: 47

— Что вы всё заладили: Штирлиц, Штирлиц! — и ещё какого-то Исаева приплели!.. Да если хотите знать, меня зовут Штиглиц — или, по-нашему, Щеглов. — Штиглиц? Почему вас так странно зовут? Я слышал, что ваше настоящее имя — Штирлиц. Мне даже старая шифровка с такой вашей фамилией в архиве как-то попадалась, когда я ваше досье при приёме вас к нам на работу изучал. Кроме того, наши захватили недавно документальный фильм, всё о вас да о вас. Так там вас целых семнадцать серий Штирлицем упорно кличут. — Дело в том, группенфюрер, что перед засылкой к вам меня представили нашему главному... — начал было Штирлиц, но тут его строго секретные глаза внезапно заволокла пелена воспоминаний, в ушах зазвучал до сих пор не выбитый из барабанных перепонок родной голос вождя: «Вам, товагищ Штиглиц, в Гегмании пгедстоит гешение ггандиознейшей задачи по подготовке миговой пголетагской социалистической геволюции. Недавно наши боевые дгужины там пополнились ценным товагищем по фамилии то ли Шикльггубег, то ли Гитлег. Постагайтесь связаться с ним. Пегво-напегво уточните фамилию, чтобы удостовегиться, что вы именно с тем связались, кто нам тгебуется. Если это два газных товагища, сдгужитесь сгазу с обоими: вам пгидётся вместе делать козу... пгостите, на итальянский непгоизвольно перешёл... наше общее дело». Вслед за голосом в ушах перед глазами Штирлица ожила картина, как, повернувшись к секретарше, товарищ Ленин сказал: «Запготоколигуйте, что по пути в Гегманию для подготовки миговой геволюции заходил товагищ Штиглиц». Только потом Штирлиц узнал, что рука секретарши, натренированная при записывании ленинских слов переводить все его «г», которые вместо «р», обратно в «р», механически сделала из Штиглица Штирлица, так как не знала, что на самом деле это не Штирлиц, а Штиглиц. А так как ошибка обнаружилась слишком поздно, когда были уже изготовлены все документы и даже отбита шифрованная телеграмма куда-то в Германию, что прибудет Штирлиц, то Штиглицу пришлось до сегодняшнего мимолётного бунта смирится со своей новой фамилией. Стремительно выдернув себя из воспоминаний, Штирлиц перевёл свой внутренний взгляд в ожидающие глаза шефа и завершил начатую совсем о другом фразу: — ...и главный заслал меня к вам. 48

Шеф гестапо не стал допытываться, как звали этого «главного»: он уважал правила конспирации, даже если они были чужими. Штирлиц, чтобы отвести от себя ненужные подозрения, примирительно сказал: — Группенфюрер, насчёт Штиглица и Щеглова я, конечно, пошутил, пусть даже не очень удачно. И тут же перешёл в контратаку: — Однако и вы хороши! Что вы всё заладили: Штирлиц, Штирлиц! — и ещё какого-то Исаева приплели! А то на меня из-за вас в суд подать могут: вы-то, Мюллер, в самом деле были, а меня, Исаева-Штирлица, выдумали, — и вот кто меня выдумал, тот и подаст, как будто я Чебурашка какой-то!.. Старый добрый броневой папаша Мюллер снисходительно махнул рукой: — Да не переживайте так, штандартенфюрер, вас действительно нет, а на «нет» и суда нет. Был здесь до вас один тип, Леман по фамилии, из прежних полицейских крыс, аж в 1911 году карьеру начал, но только до гауптштурмфюрера дослужился, капитанишки то есть. А с вашими ещё в 1929 году, до нашего прихода к власти, сотрудничать стал!.. Штирлиц нетерпеливо заёрзал на месте. Мюллер поспешил успокоить его: — Вот вы опять заволновались. Не стоит, право: мы давно его разоблачил и с вашего пути навсегда убрали, так что никто вам не помешает врать дальше... Штирлиц в это время лихорадочно отстукивал пальцами по столу радиограмму в Центр: «агент брайтенбах техническим причинам безвременно больше не сможет передавать нам важные материалы тчк об этом только что любезно сообщил мне товарищ мюллер тчк добывать информацию придётся самому тчк жду ваших указаний кабинете шефа тчк коммунистическим приветом тчк преданный вам...» — тут Штирлиц запнулся: как ему теперь себя называть? — Штирлиц, Штиглиц, Исаев, Щеглов?.. Штирлиц нервно и беспорядочно заколотил пальцами по столу. Это не ускользнуло от цепких глаз шефа гестапо: — Штирлиц, с вами всё в порядке? — вы только что так ритмично по столу постукивали, ну прямо как радиограмму отбивали, — и вдруг словно с цепи сорвались!..

Штирлиц взял себя в руки и твердо стукнул в Центр: «штирлиц» — и на этом поставил точку. Мюллер удовлетворённо кивнул головой: — Завершающий аккорд вам явно удался! Поздравляю, коллега!.. Дождавшись, когда Штирлиц полностью успокоится, Мюллер, сделав невинное лицо, спросил штандартенфюрера: — Штирлиц, а какая ваша девичья фамилия? — Брайтенбах, — думая о чей-то своём, явно машинально ответил Штирлиц, но тут же спохватился: никто, кроме него самого, не знал, что он сменил пол. Штирлиц решил почему-то именно под конец войны сменить пол — и решительно сделал это. Никто, кроме него самого, не знал, что он сменил пол. И сделал это в своей квартире сам, без посторонней помощи, — потому что никто не должен был пронюхать, что Штирлиц меняет пол. Заняться этим его заставили обстоятельства: когда Штирлиц возвращался ночью домой с задания, пол скрипел так сильно, что будил не только всех жильцов дома, но и дремавшего на углу улицы агента наружного наблюдения. Для смены пола была ещё одна причина: Штирлиц, вернувшись к себе, сразу застывал на одном месте, и пол, если прислушаться, поскрипывал тихо, но ритмично, будто морзянку отбивал. Под полом и в самом деле была спрятана рация ногонажимного действия, но слишком маломощная, — сигнал доходил только до самого Штирлица. Вместо старых половиц Штирлиц поставил плиты из ДСП. На вопрос: «А где вы, Штирлиц, древесностружечные плиты взяли — это же сейчас такой дефицит!» — Штирлиц загадочно отвечал, что, мол, из будущего по Интернету заказал. Никто обычно ничего не понимал, но все охотно верили заслуженному чекисту... тьфу ты! — гестаповцу!.. А в реальной действительности Штирлиц делал плиты сам: днём он основательно снимал стружку с подчинённых, а по ночам прессовал её в плиты (как опытный спецслужбист он умел всё: из ничего клеить не только дело, а жёстко прессовать не только арестованных). Сменив старые скрипучие половицы на современные дээспэшные плиты, Штирлиц убил при этом сразу несколько мирных подпольных крыс, заодно упрятав под одну из плит мощную рацию, — и теперь без помех мог, опять же с помощью ног, передавать срочные сообщения не из кабинета шефа, а прямо из своей квартиры: вместо одного 50

телеграфного ключа Штирлиц поставил два, расположив их таким образом, что одной ногой отбивалась «точка», а другой — «тире». Со стороны это выглядело так, будто Штирлиц пританцовывает на месте, — поэтому штандартенфюрер объявил, что записался в танцевальный кружок и теперь по ночам вынужден разучивать дома танцевальные па. Ни в какой кружок Штирлиц, конечно, не записывался, да и кто поверит, что под конец войны в разрушенном Берлине работают какие-то там курсы танцев: не до того! — но всё должно было быть правдоподобно, поэтому Штирлиц и объявил, что учится танцевать... ...Мюллер как-то решил проверить, так ли это, и одним тихим апрельским вечером, когда делать было совершенно нечего, заехал после работы к Штирлицу в пригород Берлина. — Я тут случайно мимо проезжал, — стал врать Мюллер, — дай, думаю, сослуживца навещу. «Мимо меня не проскочишь», — довольно подумал Штирлиц и любезно предложил шефу выпить: — Кваску не желаете? Он у меня холодненький, прямо как из погреба. Мюллер опешил: — Вы с ума сошли! Хотите, чтобы я себе горло простудил? — мне завтра к рейхсфюреру с докладом. — Тогда я вам клюквенного морсу подогрею, — не стал спорить Штирлиц и, оставив Мюллера размышлять над ответом, отправился на кухню. После долгого размышления так и не найдя что ответить, шеф гестапо от скуки включил радиоприёмник. Раздался треск атмосферных помех, сквозь которые в комнату прорвался вражеский голос: — ...а теперь специально для лесника подмосковной тундры товарища Исаенко передаём «Аппассионату» Бетховена. Слушайте и записывайте. «Нечеловеческая музыка», — не успел, как полагается в подобных случаях, подумать Мюллер, а между нотами стали проскакивать чёткие точки и тире. «Жаль, не дали Бетховена дослушать», — на этот раз успел подумать Мюллер и крикнул в направлении кухни: — Штирлиц, похоже на азбуку Морзе! — Морс почти готов, один момент! — не понял Штирлиц. — Вам шифровка из Москвы, думаю! — уточнил Мюллер. 51

— А, шифровка! — дошло, наконец, до Штирлица. — Тут и думать нечего: записывайте, вам об этом и по радио должны были сказать. Бумага и карандаш наготове лежат, а я сейчас приду. Немного погодя Штирлиц вошёл в комнату и, поставив поднос на стол, поинтересовался: — Успели записать?.. Дайте-ка посмотреть, что у вас получилось... Ага... «раз два три четыре пять вышел зайчик погулять вдруг охотник выбегает прямо зайчика стреляет разом тридцать три богатыря с ними дядька Черномор». — Что это за бред, Штирлиц? — возмущённо поднял свои жидкие брови шеф гестапо. — Ничего не бред. Сейчас расшифрую — и вам станет понятно, что это не бред. Штирлиц, достав с полки наиболее капитальный труд Гейне в переводе Маркса, после долгих поисков быстро нашёл нужную страницу и продиктовал Мюллеру: — 12 марта сего года начато мощное контрнаступление нашей пехоты при поддержке всей ствольной, подствольной и бесствольной артиллерии, переведённой на прямую наводку. Эскадра из тридцати трёх судов, включая авианосец, вышла в заданный квадрат. Штирлиц, чтобы не оставлять улик, сжёг листок с цифрами и буквами прямо на глазах у шефа, чуть не опалив ему поднятые от возмущения брови. Мюллер, пользуясь носом, тщательно вдохнул весь дым, чтобы позже, у себя в кабинете, выпустить его из себя не кольцами, а лентой, и, намотав её на магнитофонную катушку, ещё раз прослушать запись: как председатель комиссии партийного контроля он обязан проверять качество работы подчинённых ему членов ВКП(б). Штирлиц, дождавшись, когда шеф перестанет вынюхивать, стремительно вышел на середину комнаты и принялся отплясывать «Яблочко» по-гамбургски, перемежая его чечёткой. Шрапнель из точек и тире в тот же миг засвистела у седых висков Мюллера, заставляя их седеть белее мартовского снега. Шрапнель метила шефу гестапо в чуть было не опалённые брови, но попадала лишь в широко распахнутые невооружённые глаза, высекая из них искры; тыкалась в нос, пытаясь задрать его кверху; градом лупила прямо в лоб; резала уши так, что они горели; шевелила волосы на голове, 52

но рикошетом отскакивала от лысины, закалённой, как броневая сталь, в боях с врагами не только нации, но и народа. Словом, в эфир свободным полётом шла морзянка... — Хорошо, что напомнили, — спохватился Мюллер, — морс чуть не забыл выпить!.. А танцуете вы и в самом деле замечательно, почти убийственно даже... Надо будет при случае договориться, чтобы вы со своим сольным номером выступили в концерте ансамбля строевой песни, маршей и гимна, которым руководит оберфюрер Александер. Хочу только сразу предупредить вас, чтобы вы во время исполнения гимна никаких номеров не выкидывали, а по стойке «смирно» стояли: дружба дружбой, а служба службой, и за глумление над гимном, — что в военное время к измене Родине приравнивается, — я вас могу собственноручно пристрелить без всякого там суда и следствия, следуя лишь указу фюрера. Штирлиц безразлично пожал плечами: — Надо так надо, я и не под такую музыку навытяжку стоял, мне не привыкать: режимы приходят и уходят, а гимны остаются... ...Очень удовлетворённый общением, шеф гестапо на своём вороном «Аppel-Stute» отправился в обратный путь. Надо было успеть вернуться домой засветло, а то в последнее время участилось внезапное отключение света. По агентурным сведениям, занимается этим невесть откуда появившийся рыжий дятел по кличке Чибис: он садится на столбы и долбит их до тех пор, пока они не падают, увлекая за собой провода. Поговаривают, что его даже рядом с рейхсканцелярией видели, — и туда уже добраться успел!.. Русские на запрос Берлина ответили, что это не их агент. Что ж, русским верить можно, русские врать не будут: от полковника Исаева они ведь не отрекаются, даже документальный фильм о нём тайком сняли — целая группа из Москвы инкогнито прилетала — и теперь во фронтовой кинохронике то и дело крутят... Значит, рыжий дятел Чибис — англо-американский агент, другого ничего не остаётся...

Подъезжая к Берлину, Мюллер включил приёмник — и почти сразу из него раздался далёкий голос: — Говорит немецкая служба Московского радио. Передаём концерт по заявкам. Выполняя пожелание нашего постоянного слушателя из Берлина товарища Мюллермана, повторяем «Аппассионату» Бетховена, которую товарищ не смог послушать из-за сильных помех. Воодушевлённый нечеловеческой мощью музыки Бетховена, вороной «Аppel» Мюллера радостно загарцевал по вымощенной оружием пролетариата брусчатке столицы Третьего рейха... 22, 23, 26, 27 ноября 2001, 1, 3, 4 февраля 2002 года (с дополнением от 18 августа 2009 года, 8 февраля 2010 года)

ЭПИЗОД 12. ЗУБЫ Во время последнего радиосеанса с Центром Штирлиц лишился почти всех зубов своей верхней челюсти: информации было столько, что передатчики ломались один за другим и вываливались изо рта вместе с зубами, в которые они были вмонтированы. Однако ударные элементы нижней челюсти выдержали испытание временем, ушедшим на сеанс радиосвязи. Штирлиц не пошёл к дантисту, чтобы не раскрыть рта и не обнаружить при этом вставленные в нижние зубы портативные дентальные радиостанции нажимного действия. Штирлиц вышел из положения быстро и просто: достал из укромного места старый, но безотказный наган, которым ещё в гражданскую войну пользовался, а потом тайком от начальства и германских властей контрабандой с собой на задание приволок, зарядил барабан золотыми пулями и аккуратно, стараясь не задеть головного мозга, очередью веером выпустил все пули через дырку в затылке в правую сторону верхней челюсти... ...Дырка в затылке осталась у Штирлица с тех пор, как он в боевом девятнадцатом под Царицыным в белогвардейскую контрразведку попал и был расстрелян без суда и следствия (и даже права переписки), но палачи промахнулись: пуля через бритый после тифа затылок навылет сквозь открытый от матерной ругани рот прошла и мягко, ржаным зёрнышком, посеялась во взрыхлённую рытьём могилы землю, на которую Исаев и упал ничком, прикинувшись мёртвым, а ночью, отоспавшись как следует, стряхнул с себя пропахший потом чернозём, нашёл своего уже прикарманенного кем-то из белых коня и ускакал на нём добивать врага по ту линию фронта, дырку же оставил себе на память и на всякий случай, который вот и наступил... …Не переставая помнить, что у револьвера системы Нагана 1910-го года выпуска барабан вмещает семь патронов, Штирлиц, не раскрывая рта и не стискивая зубов, спокойно перезарядил наган и так же веером всадил золотые пули в левую сторону верхней челюсти. Оба клыка оставил 56

нетронутыми, чтобы в случае необходимости было чем свои истинные зубы показать. Закончив работу и вернув наган на место, Штирлиц открыл рот и внимательно изучил открытие в зеркале: пули попали точно в освободившиеся от зубов места и сидели там как влитые. Блеснув рядом золотых зубов, Штирлиц удовлетворённо крякнул и закрыл готовый к дальнейшей разведывательной работе рот... ...Когда на следующий день Штирлиц явился на службу и поприветствовал шефа, у Мюллера челюсть отвалилась так, что Штирлиц решил не слишком раскрывать рот. Вправив изумлённую челюсть на место, Мюллер поинтересовался: — Что у вас в зубах, Штирлиц, золото партии или рейха? — Народное достояние, завоёванное с оружием в руках!.. — сквозь новые зубы процедил Штирлиц. — Я пошутил, группенфюрер: это, конечно, конфискат. В смысле, ПЗД. (Штирлиц не стал пояснять, что «пэ-зэ-дэ» означает «преступное золото дворян».) Услышав о таинственном «Пэзэдэ», Мюллер тщательно порылся в памяти, но не припомнил ни одного еврея с такой фамилией, хотя все погромы и конфискаты знал по долгу службы назубок. «У Штирлица, вероятно, свои каналы, — подумал Мюллер. — Кроме того, он по заданию партии и органов, гестапо то есть, нередко за границу выезжал, — там, очевидно, и сделал экс...» Штирлиц действительно добыл золото за границей. Но тогда это была для него не заграница. А ни за что расстрелять обнаглевших буржуев, высосавших всю кровь из трудового народа, было делом не только геройства, но и чести, славы и доблести каждого защитника родной до боли в затылке Советской власти... 2—3 августа 2002 года

ЭПИЗОД 13. ФОТОАППАРАТ Время от времени Штирлицу приходилось делать секретную съёмку местности в самой гуще народных масс. В такие рискованные, даже критические дни, затесавшись в толпу, Штирлиц, как бы на случай внезапного солнечного затмения, надевал тёмные очки, стёкла которых полностью заменяли светофильтры фотоаппарата. На самом деле это и был фотоаппарат, новейшая разработка видных советских учёных, тайно работавших в гитлеровской «шарашке». Теперь у Штирлица отпала необходимость пользоваться на людях довольно громоздким малоформатным аппаратом. Кроме того, не требовалось по указанию из Москвы удалять левый глаз, чтобы на его место вставить микрофотокамеру. А если учесть, что берлинское начальство от Москвы недалеко ушло и упорно намекало на замену аналогичным фотоустройством правого глаза (при командировках за рубеж), то хорош был бы Штирлиц с двумя стеклянными глазами, как будто они после основательного перепоя остекленели, а для Штирлица даже солнечный день кромешной теменью стал бы. Так что учёные подоспели вовремя: спасли Штирлицу сразу оба глаза и сделали излишним приобретение сразу двух чёрных наглазных повязок. Используя последние достижения реакционной лженауки кибернетики и прибегнув к помощи продажной девки империализма генетики, учёные поместили механику и оптику (объектив, затвор, плёнку и прочее) в очки, а фотоннонейронное управление всем этим настроили на глаза Штирлица так, что никто другой не смог бы воспользоваться очками как фотоаппаратом, а только по прямому назначению. Наводка на резкость осуществлялась роговицей, перемотка плёнки и непосредственно съёмка — сигналами, исходившими от нервных окончаний роговицы в уголках глаз: прямую перемотку делал правый глаз, обратную — левый; затвор спускали оба глаза. Часто приходилось проявлять большую выдержку, чтобы не мигнуть лишний раз. Тёмные очки не позволяли посторонним видеть, что вытворяет Штирлиц со своими глазами: то непрерывно 58

подмигивает одним из них, то вдруг моргает обоими. При необходимости перезарядки плёнки Штирлиц одним движением руки менял очки на запасные, точно такие же. И если бы Штирлица взяли с поличным, ничего страшного не произошло бы: несведущий человек, разобрав очки и даже разломав их, не нашёл бы там ничего необычного. А глядя прямо в честные глаза Штирлица, опытный окулист, будь он хоть трижды гестаповец, не увидел бы в них ничего, кроме бесконечно глубокой преданности своему тайному госбезопасному делу... Итак, благодаря очкам Штирлицу удалось уберечь глаза от выковыривания. Мало того, эти очки спасли ему и саму жизнь, потому что в первоначальном варианте разработчики, недолго думая, просто-напросто вмонтировали серийный микрофотоаппарат в обычную роговую оправу и хотели на этом поставить точку, а то в «шарашке» был аврал со штурмовщиной: конец месяца, четырёхлетний план «горел». Но Штирлица не лыком шили, он знал, что поставленная учёными точка могла обернуться дыркой в затылке, — и велел проверить новинку на знакомом слепом нищем, вечно торчавшим на углу Принц-Альбрехт-штрассе и Бейкер-стрит. Нищего Штирлиц выбрал не только потому, что тот был натуральным слепым, но ещё и потому, что он то и дело поправлял свои тёмные очки, которые постоянно сползали с глаз на нос. Кроме того, Штирлиц проверил по картотеке: нищий никогда не был ничьим агентом, более того, вообще не был никаким агентом. А такой человек лучше других подходил для выполнения важной миссии. Операция по замене очков «Брилленвекзель» прошла молниеносно: якобы пьяный спецагент разового использования якобы нечаянно налетел на слепого и якобы сбил с него очки, на самом деле просто стянул их. Нищий возмутился: смотреть, мол, надо, — и тут же, обнаружив отсутствие очков как на глазах, так и на носу, хотел было возопить, что его ограбили, но разовый агент уже насаживал ему на нос новые очки, неотличимые от старых (стандартные, ничего не поделаешь!) и первым же чартерным рейсом бомбардировщика отправлялся обратно в Москву. А нищий не заметил подмены, хотя очки сидели теперь как влитые и

больше не сползали на нос. Но так как нищий не заметил подмены, он рефлекторно продолжал поправлять очки... Как правильно рассчитал Штирлиц, это в конце концов бросилось в глаза сновавшим туда-сюда гестаповцам, которые подумали, что в очки вмонтирована фотокамера, потащили бедного нищего в свои подвалы и там, разумеется, обнаружили в очках фотоаппарат, для приведения которого в действие надо было под видом поправления очков нажимать кнопки по краям оправы. Нищего пытали непрерывным светом сверхмощной лампы, отчего зрячий быстро бы ослеп, но слепой только блаженно щурился: ему было приятно тепло. Нищего можно было бы и не пытать — он и так бы выложил всё, что знал, этим добрым людям, которые завели его в тёплое помещение погреться. Довольно расплываясь в улыбке под нахлынувшим на него теплом, нищий всё-таки пожаловался, что перед тем, как его привели сюда, на него налетел пьяный и сшиб очки, но сразу же вернул их на место. Гестаповцы, смекнув и без Штирлица, в чём дело, кинулись за разовым агентом: увы, того и след простыл, растворился в синем небе вслед за чартером бомбардировщика... Нищего продолжали пытать. Он оказался не только совершенно слепым, но и абсолютно глухим: когда над его ухом стреляли из парабеллума, для проверки слуха, нищий ни разу даже ухом не повёл, хотя пули прямо мимо летали. Правда, при очередном выстреле несчастный всё-таки дернулся и хлопнул себя рукой по уху, выкрикнув: — Оса проклятая!.. Укусила!.. Откуда у вас осы?!. Гестаповцы по капельке крови на ухе поняли, что одна из пуль зацепила его, но тем не менее поинтересовались, почему именно оса, а не, допустим, пчела или муха. Нищий ответил, что разницу между мухами и осами ему ещё дядя объяснил, давно, когда обучал профессии нищего. Про пчёл же ему от дяди известно, что они подобно осам жалят, но водятся только за городом, а он, мол, за городом никогда не бывал, всю свою слепую жизнь наглухо в Берлине провёл, а дядя был, мол, очень честный человек, придерживался весьма строгих правил, его кругом все уважали, даже заставлять никого не пришлось, а потом сильно заболел, захирел, занемог — и помер вдруг ни с того ни с сего... Гестаповцы не прерывали болтовню этого дурня только потому, что хотели выяснить, не является ли нищий 60

английским агентом. Русским он не мог быть по самой простой причине: русские не настолько богаты, чтобы постоянно держать нищего на углу, проще внедрить агента непосредственно в гестапо, где его бесплатно обмундируют и на денежное довольствие поставят, которое в настоящих рейхсмарках выдавать будут. Американцы же, наоборот, купили бы особняк по соседству с углом, напротив здания гестапо, с полным резидентским набором английского джентльмена, что равнозначно не слишком джентльменскому набору американского резидента. Нищий, однако, говорил на таком ужасном берлинском диалекте и не допустил при этом ни малейшего ляпа в виде литературного выражения, — тем более не употребил ни одного английского слова и уж, конечно, ни разу не матюгнулся. В конце концов у слушателей сомнений больше не осталось: данный субъект никогда не выезжал за пределы родного города, был постоянным его жителем. Единственное, что ещё удалось вытянуть из нищего, это то, что слеп он от рождения, а глухим стал сравнительно недавно, сильно простудившись на работе и получив сразу на оба уха жуткое воспаление, но родной берлинский диалект, мол, звучит у него в ушах музыкой до сих пор и ни на какие коврижки он его не променяет... Тут гестаповцы вынуждены были решительно оборвать болтуна и поставить его на место. Но перед тем как нищего поставили на старое место, он пригласил добрых господ чаще навещать бедного слепого, который может рассказать господам разные занимательные истории, происходящие, по его ощущениям, вокруг известного всем угла. А ощущения, как подсказывал нищему многолетний опыт, никогда не обманывали его, особенно обоняние и осязание, что он тут же и продемонстрировал, сообщив об одном из присутствовавших такие подробности, которые тот даже от самого себя тщательно скрывал. Гестаповцы были потрясены услышанным и обещали подопечному чаще навещать его. В этот момент в подвал на минутку забежал Штирлиц (он вообще любил заглянуть в подвальчик, но не просто так, а именно в момент пристрастного допроса, особенно если кого по его наводке брали), чтобы попросить у коллег анальгину от вконец замучившей штандартенфюрера зубной боли. Нищий, почуяв Штирлица, завопил: 61

— Фу, русским духом потянуло! Гестаповцы поняли это по-своему и заржали жеребцами: — Ну а каким же ещё! — Штирлиц в последнее время на русских связистках специализируется, насквозь их запахом пропитался, наверное!.. Штирлицу пришлось перестроиться на ходу и подыграть соратникам: вместо анальгина попросить резиновые перчатки. Один из гестаповцев осклабился и с гнусной ухмылкой вытащил из кармана упаковку презервативов для госбезопасного секса, с намерением предложить её Штирлицу, но штандартенфюрер так посмотрел на шутника, что тот сразу понял: за внеслужебную связь с неарийской женщиной можно под расстрел угодить, Штирлиц это легко устроит, ему не впервой. Сделав вид, что просто хотел пересчитать специзделия, гестаповец снова упрятал их в карман, а Штирлиц сделал вид, что ничего не заметил, — и вышел вон без резиновых перчаток: в подвале были только те, кто предпочитал работать либо голыми руками, либо вовсе без перчаток, а если и надевал какие, то только после работы и только кожаные. Гестаповец, который соблазнял Штирлица презервативами, выскочил за дверь вслед за штандартенфюрером и на ходу стал поспешно объяснять ему, что презервативы вместо крайне дефицитных резиновых перчаток на пальцы запросто натягиваются. Штирлица шутка так рассмешила, что он слегка раздвинул губы в улыбке и одобрительно похлопал коллегу по плечу: не волнуйся, мол, ничего я с тобой не сделаю. Гестаповец облегчённо вздохнул: от этого типа всего ведь ожидать можно, он и очень дорогим виски для особого приёма по затылку так врезать способен, что и бутылка вдребезги, и затылок. Свидетелей факта не было, но знающие люди во всех подробностях рассказывали. Нищего не только выпустили вслед за Штирлицем, но и совершенно точно поставили на прежнее место. Очки на нём были, конечно, другие. Такие же, стандартные, но другие, третьи по счёту. Теперь гестаповцы могли днём спать спокойно, имея у себя на углу столь надёжные глаза и уши. Вскоре вокруг нищего стали роиться агенты разных стран и разведок, налетевшие на беднягу с предложениями сотрудничества, как осы на сладенькое. Он посылал их за разрешением в соседнее здание, где недавно побывал сам 62

(там у него, мол, теперь своя «крыша» появилась), но они больше никогда не выходили оттуда, даже через чёрный вход. Закончив проверку очков, Штирлиц «настучал» Центру. Центр «стукнул» своему человеку в Берлине. Человек стукнул по столу, на котором «шарашкины» спецы стучали костяшками домино, и объявил: — Перерыв закончен, срочное дело есть. Плановая рейховая халтура была немедленно отодвинута в сторону и ученые, собрав передовую научно-техническую мысль, в рекордные сроки, не дожидаясь очередного юбилея Советской власти в Германии, создали концептуально иные очки. И успели не только создать их, но и сделать несколько экземпляров, которые тут же через посредников ушли в глубокие карманы Штирлица... 24 августа, 14—17 сентября, 16 октября 2002 года

ЭПИЗОД 14. ТОИЛЕТ ПАПЕР Вечером Штирлиц получил странную шифровку:

связи вероятностью отравления посредством средств спецприёма особое внимание входу выходу тчк

Штирлиц ничего не понял, но на всякий случай проверил все замки, а на ночь плотно закрыл как двери, так и окна, — и только после этого смог спокойно лечь спать. Однако всю ночь Штирлиц провёл в кошмаре: полковнику Исаеву снилось, будто бы Центр прислал ему громадное количество строго секретной туалетной бумаги. После использования бумагу надлежало разжевать и проглотить... Утром Штирлиц чувствовал себя совершенно разбитым, хотя и рад был, что ночной кошмар оказался всего лишь сном. Коекак побрившись и освежив лицо дешёвым, с запахом огуречного рассола, одеколоном (не для себя держал, для сослуживцев, когда тем совсем уж невмоготу было), Штирлиц нехотя поплёлся на опостылевшую работу. По мере приближения к зданию гестапо шаг Штирлица становился всё твёрже, взгляд — всё уверенней, осанка выпрямилась, руки больше не висели плетьми, а упруго следовали ритму шагов. По коридору Штирлиц шёл уже как ни в чём не бывало: сон есть сон, даже если он кошмарный. Давно Штирлиц не разбирал накопившиеся на столе бумаги с таким рвением, как сейчас. Погрузившись в изучение одного из документов, Штирлиц не сразу услышал телефонный звонок: Мюллер просил срочно зайти к нему по важному делу. Взяв папку с делами, Штирлиц появился у шефа. — Штирлиц, на ваше имя пришла посылка из Москвы, целый вагон совершенно секретного груза, на станции стоит. Отправитель — некто... почему-то ни по-нашему, ни повашему написано... — Мюллер с трудом, но прочитал: — Какой-то Тоилет Папер. 64

Штирлиц тоже не знал английского, но сразу понял, в чём дело, его опять, как и ночью, прошиб холодный пот, затем бросило в жар, — и Штирлиц, покраснев до синевы, судорожно сглотнул мерзкую на вкус густую слюну: отплёвываться в кабинете шефа было неприлично. Мюллер кокетливо толкнул Штирлица плечом: — По старой дружбе: отвалите мне хоть маленькую тележку того, что вам прислали, — у вас же целый вагон. Штирлиц грозно зыркнул на шефа. Тот понимающе выставил раскрытые ладони перед собой: — Нет так нет, дела есть дела!.. Штирлиц выскочил из кабинета и побежал разыскивать своего агента, работавшего на союзников, чтобы срочно организовать налёт англо-американской авиации на отдельно стоявший в тупике вагон, якобы со «сверхоружием третьего рейха»... Ночью на станции творилось чёрт знает что. Штирлиц, подпрыгивая на кровати при каждом взрыве мощной бомбы, удовлетворённо потирал рукой отбитое при падении обратно на кровать родное заднее место. Утром, отлично выспавшийся, свежевыбритый, пахнущий дорогими трофейными духами, купленными на чёрном рынке для особо торжественных случаев, бодрый и подтянутый, Штирлиц явился на службу. В коридоре ему навстречу попался озабоченный Мюллер. Штирлиц усмехнулся и хотел было незамеченным проскользнуть мимо, но шеф успел ухватить его за рукав: «Зайдите-ка на минутку!» — и свободной рукой открыл дверь кабинета шефа гестапо. Уже внутри Мюллер, моргая набухшими от недосыпания глазами, продолжил: — У меня для вас две новости, плохая и хорошая. Плохая — ваш вагон этой ночью разбомбили в пух и прах, ничего не осталось, всё дотла сгорело. Наши специалисты так и не смогли определить, что же там было. Наскребли всего лишь горстку пепла, — Мюллер протянул Штирлицу спичечный коробок: — Вот всё тут. Надо было посылку сразу забрать. Самое странное — пострадал только ваш вагон, как будто специально в него метили, станция целёхонька. Штирлиц, сделав постную физиономию, брезгливо засунул коробок в карман и выжидающе посмотрел на шефа.

— Теперь хорошая новость: сегодня утром пришёл ещё один вагон, тоже для вас. Мы сразу пробную партию взяли. Там надпись, правда, непонятная. — И Мюллер вытащил из ящика стола небольшую квадратную упаковку, на которой по-русски значилось:

Салфетки бумажные одноразовые. После использования разжевать и проглотить.

— Разжевать и проглотить, — мертвеющими от ужаса губами прошептал Штирлиц, взглянул на часы и облегчённо вздохнул: он ещё успеет снова дать агенту задание разбомбить и этот вагон. Мюллер, по-своему истолковав поведение подчинённого, поспешил успокоить его: — Да не волнуйтесь вы так! Я сразу дал указание загнать вагон в подземное депо, которое ни одной бомбой не взять. Так что ваш груз в целости и сохранности, можете в любой момент за ним ехать. Но Штирлиц не слышал последних слов шефа. Хватая широко раскрытым ртом спёртый воздух непроветриваемого помещения, Штирлиц падал в обморок со всей высоты своего среднего роста... Мюллер пришёл в полное недоумение: «Чего он так испугался?.. Мы эти салфетки основательно проверили — и в холодном сортире мочили, и в тёплом ватерклозете горячим паром обрабатывали: шифровок, написанных симпатическими чернилами, там не обнаружено, для шпионской работы они никак не годятся. А на вид ну такие соблазнительные: мягонькие, беленькие, с приятным запахом, — прямо слюнки текут... А может, они съедобные?.. Штирлиц в турпоход собрался? — сварит в воде или просто в кипяток бросит — похлёбка мгновенно готова». — И Мюллер поднёс одну салфетку ко рту валявшегося на полу Штирлица. Тот обречённо-судорожно, не приходя в сознание, проглотил её. «Ну вот, а ещё кочевряжился, — удовлетворённо подумал Мюллер. — Надо будет, как только Штирлиц оклемается, и себе пару упаковок на чёрный день выпросить»... 16—19 ноября 2002 года 66

ЭПИЗОД 15. ФУРАЖКА Не желая быть узнанным, Штирлиц натянул фуражку поглубже на голову, оставив открытым только кончик носа, чтобы дыхание было свободным, засунул глаза в миндалины прорезей на козырьке — и лишь после этого отправился побродить по весеннему Берлину. Проходя мимо крупной железнодорожной станции, возле которой он оказался чисто случайно, но по заданию Центра, Штирлиц вдруг услышал громкое объявление по радио: «Проводника поезда, точно по расписанию прибывающего с Восточного фронта, срочно просят зайти к дежурному по станции». «Шеф вызывает», — тяжело вздохнул Штирлиц и, на полуслове бросив считать стоявшие на платформах танки, галопом понёсся к зданию гестапо. Весь в мыле и запыхавшись, Штирлиц вбежал в кабинет шефа и хотел было представиться: «Штандартенфюрер Штирлиц явился, или прибыл, — никак не запомню ваши дурацкие уставы! — по вашему приказанию», — но Мюллер опередил его: — Да знаю, с кем имею дело! Штирлиц рывком сдёрнул фуражку с головы и небрежно бросил её в кресло. Бросил фуражку, разумеется: с головой он не позволял себе так обращаться. Шеф гестапо внезапно ощутил, что подчинённый смотрит на него отсутствующим взглядом. Мюллер не сразу понял, в чём дело, но затем обнаружил направленные на него пустые глазницы штандартенфюрера. — Штирлиц, куда вы дели свои глаза? — удивлённо поинтересовался шеф гестапо. — Они же только что на вас были!.. Штирлиц машинально ткнул пальцами себе в лицо: пальцы вошли глубоко внутрь. «Чёрт! — мысленно чертыхнулся Штирлиц. — В фуражке остались, я её слишком поспешно с глаз сдёрнул!.. Теряю хватку, так и голову потерять недолго...» Штирлиц схватил фуражку, выдавил из козырька застрявшие в нём глаза и ловким мануальным движением вставил их на место. Проморгавшись как следует, Штирлиц устремил глаза на шефа в ожидании дальнейших указаний. 67

— Послушайте, голубчик, — Мюллер нежно взял Штирлица за локоть, — у меня к вам большая просьба: сгоняйте-ка на станцию и ещё раз пересчитайте танки, которые скоро на Восточный фронт отправят. Штирлиц хотел было возразить, что ему и один раз не дали сосчитать, но, во-первых, Штирлиц не любил возражать начальству, а во-вторых, Штирлиц собственными глазами видел, что шеф чего-то не договаривает. И действительно, несмотря на молчаливое возражение подчинённого, Мюллер продолжил: — Хочу вас попросить об услуге: пусть ваши стукнут вам по Морзе, сколько танков до фронта дошло. Есть подозрение, что не все: некоторые налево уходят, а иные даже направо исчезают, тенью в полдень мелькнув. А у нас, понимаете ли, строгий учёт и контроль, дебит–кредит, приход–расход. Сплошная бухгалтерия, словом. А то некоторые думают, что гестапо только в расход пускать способно... Штирлиц, не моргнув ни одним глазом, потянулся за фуражкой. Мюллер успел перехватить его руку: — Фуражечку вам придётся у меня оставить — как залог, что вы вернётесь. А то я ведь вас хорошо знаю: в какой-нибудь люк, — а их у танков много, — нашим штандартенфюрером нырнёте, а обратно уже на фронте ихним полковником вынырните... Штирлиц хотел было ещё раз возразить шефу: дурацкие, мол, у вас шутки, но вовремя придержал язык — шутки шутками, а что правда то правда. — Вот, держите! — И Мюллер молча протянул Штирлицу чёрную пилотку танкиста. Штирлиц натянул пилотку на свой лысеющий затылок и понуро поплёлся выполнять задание шефа гестапо. середина марта 2003 года

ЭПИЗОД 16. ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ С трудом отделавшись от Штирлица и оставшись на какое-то время с собой наедине, Мюллер стал размышлять об ушедшем: «Почему этому человеку постоянно везёт? — кто он такой?.. Нет, вообще-то всем известно, кто он такой, все знают, что он — русский агент, но вот почему он ни разу не засыпался, хотя будто нарочно делает одну грубую ошибку за другой... Даже радиограммы посылает прямо на глазах у начальства, а вот с поличным как русского агента его никак не возьмёшь... Стой, почему русского?.. Это сам Штирлиц любит подчеркнуть, что он русский агент, но ведь ему этого так и не удалось доказать... С чего вдруг мы все взяли, что он именно русский агент?!. Его настоящая фамилия, как он утверждает, Исаев... А если это не фамилия, а имя?.. Конечно, имя! — Иса!.. Как же я раньше не догадался!.. Я же разговаривал недавно со специалистами по Ближнему Востоку... Согласно Корану, Иса — это Иисус!..» От этого открытия Мюллеру чуть не стало дурно, он хотел было плюхнуться на колени, — и, пожалуй, так бы и сделал, если бы в сей миг в кабинет вошёл Штирлиц. Но штандартенфюрер то ли был тактичен, то ли ещё что, — однако Штирлиц как будто исчез... Мюллер довольно быстро овладел собой и продолжил размышление: «Попадалась мне как-то брошюрка с пророчествами одного астролога по фамилии... забыл... Гузанов, кажется... или Зиггейнов... не помню... да и неважно... так вот, этот прорицатель называет Иисуса Христа первым коммунистом. А если так, то почему Христос не может быть и первым чекистом? — ведь надо же когда-то начинать!.. По Библии, должно быть Второе Пришествие Спасителя, в День Страшного Суда. И в Коране говорится о Последнем Дне, Судном Дне. А сейчас разве не Последний День? разве не грядёт Страшный Суд?.. Стало быть, Второе Пришествие состоялось?.. Иисус уже здесь?..» Мюллер всё-таки потерял сознание. Хорошо, что Штирлиц вернулся за пачкой сигарет, оставленной им, как обычно, на столе у шефа: в неё была вмонтирована рация, которую Штирлиц забыл выключить, а пачку сунуть себе в карман. 70

Бросив ещё раз укоризненный взгляд на сидевшего с вытаращенными глазами шефа, Штирлиц вышел в коридор и пошёл по нему в глубоком раздумье. «Опять, похоже, чего-то наглотался — теперь сидит, глюки ловит, — неприязненно думал Штирлиц о Мюллере. — Недавно снова насчёт отпечатков приставал: нечёткие они, мол, и платком нестёртые... Стараешься-стараешься их на телефонной трубке и где возможно почётче оставлять, чтобы сомнений не было, чьи это отпечатки, — и на тебе! — такие незаслуженные упрёки... Что же мне, ещё и надпись на трубке сделать: «Здесь был Штирлиц»?..» Штирлиц хлопнул себя по лбу: «А что? — это идея!..» «На каком только языке? — задумался он. — На немецком?.. — пошло... на русском?.. — не умно... на английском?.. — засмеют...» Вдруг его осенило: «На иврите, квадратным письмом, — пусть их шифровальщики с древнееврейским алфавитом помучаются: им же никогда в голову не придёт, что расшифровывать надо не слева направо, как они привыкли, а наоборот, справа налево...» — И Штирлиц, весьма довольный собой, во весь голос неслышно затянул «Не думай о секундах свысока...» на родном арамейском наречии, не забытом за прошедшие две тысячи лет...

ЭПИЗОД 17. СУПЕРОРУЖИЕ Штирлицу за его долгую разведывательную жизнь до смерти наскучило постоянно менять страны, трусы, мерседесы, кровати, должности, партии. Надоело плавать с аквалангом на дне сауны, где партбоссы по дешёвке сбывали посторонним лицам важную гостайну в голом виде, принимая фотоаппарат за мыльницу и стряхивая пепел гаванских сигар прямо в дыхательную трубку акваланга, отчего Штирлиц вынужден был нажить себе рак лёгких и ещё раз убедился во вреде курения. Поэтому Штирлиц решил, что лучше погибнуть на поле без боя, чем воевать на фронте без тайны, где всё у всех на виду и оголено до предела, — и Штирлиц изобрёл суперсовременное оружие системы «пространство-время»: мигом выпускаемые мгновения. Особенность этого оружия состояла в том, что момент расплаты мог наступить в ту же секунду, но мог последовать и через годы, через расстояния, через многие десятилетия. Глядишь, мгновение всю жизнь крутится у твоего виска, а потом бац! — и оно у тебя уже в мозгах сидит! — и ты готов!.. Пришло, значит, оно, твоё мгновение с весьма прозаическим концом по причине инфаркта, инсульта — без всякого там «и так далее». Вот так: мгновенный врезон — и бесславное бессмертие!.. В период испытаний Штирлиц намучился со своим изобретением: летний зной мгновений мигом сменялся зимней стужей секунд; весной моменты лили таким дождём, что набухали все почки, от первой до последней, и не давали спать ночами; осенью всё опять повторялось сначала... Когда супероружие возмездия было создано полностью и окончательно, Штирлиц, будучи в полном здравии и нормальном рассудке, сознательно не стал оформлять патент, потому что выдачей подобных патентов, по иронии судьбы, ведает сам Господь Бог, а он за такие дела может и в суд подать: суд у него хоть независимый, зато Божеский, — и Бог это хорошо знает. Знал это и Штирлиц. Поэтому оружие у него было нелицензионным — но надёжным, потому что Штирлиц знал и другое: на Бога надейся, а сам не плошай, лови мгновение и пускай его в действие,— несмотря на то, что всё в руках Божьих, в том числе и это оружие...

ПРИЛОЖЕНИЕ из личного дела Мюллера Настоящая фамилия: Мельников. Гражданская профессия: военный инженер. Во внутренней войне в России после Брестского мира воевал на стороне красных. В 1920 г. снят с лошади (так в личном деле! — Авт.) и внедрён в Германию, где начинал простым и скромным полицейский, теперь кончает шефом гестапо. Под судом вследствие Соввласти не был. Участия в февральском и октябрьском переворотах не принимал, так как проводил время в поисках по-настоящему боевого коня с целью последующего вступления в Красную Армию. Фотография (целый альбом): голенький карапуз; юный ученик реального училища; студент политехнического института; то на боевом коне, то участник облав на красных и коричневых, то примеряет лицо актёра Броневого... Характер: старый, добрый, невозмутимый, любит выпить и закусить граненым стаканом из-под водки, глаза красные от постоянного недосыпания, с перепою коричневеют, нос картошкой, но на досуге предпочитает порассуждать на религиозные темы.

из личного дела Штирлица Пояснение I. В личном деле единственная запись: «А БОГ ЕГО ЗНАЕТ...» Настоящая фамилия: не имеется. Фотография: отсутствует. Пояснение II. Вернее, фотография наличествует, и не одна, но все они совершенно обезличенные: на них у Штирлица нет лица, точнее, нет лица Штирлица. И это даже не фотографии, а скорее изображение памперсов (так тогда подгузники назывались), спорткостюмов и горнолыжного снаряжения, фуражек и мундиров известных фирм, хотя госслужащим категорически было запрещено размещать в личном деле рекламу.Запрещено не только министру пропаганды Геббельсу, но и чиновникам силовых структур, особенно спецслужбистам. Говорят, гросс-адмирал Дёниц жутко негодовал, а рейхсмаршал Геринг был просто вне себя (интересно, где толстяк Герман вне себя мог поместиться?..): они, мол, всегда занимались реальным делом и, в отличие от некоторых, свои воздушные, надводные и подводные суда не сбивали и не топили с целью рекламы продукции отечественной военной промышленности. «Граф Цеппелин» в Америке сгорел, мол, по вине учёных недоумков и недоделанных конструкторов, которые придумали в дирижабль водород закачивать. А «Максим Горький» был, мол, своим же самолётом сбит... 31 октября 2001—13 февраля; 7 марта 2002 Конец связи

КАК БЫ ЗОНГ Пою я вам не песнь, а как бы зонг... Не думай о секундах свысока, Наступит время — сам поймёшь, наверное. Свистят они, как пули у виска, Мгновения, мгновения, мгновения. Р. Рождественский. Мгновенно свистнув весь металл из пуль, его я сплавил в чуждые нам руки. За связь с врагом остриженный под нуль, готовлюсь принимать пожизненные муки. Стараюсь ни о чём не думать свысока, ведь время наступает бесконечное. Свистит снарядом каждая строка: шарахнет по мозгам — и кану в вечное. В висках стучит. Похоже на донос. Не каждому даётся это дело! И если до него, созревши, ты дорос, иди в аграрии ты смело. А там, щитом прикрывшись, меч перекуёшь в чекистское орало Харитона. Коль отдохнуть захочешь — зонг мой пропоёшь, понизив голос на полтона. 30 января 2002 года

Пояснение: В декабре 2000 года на заседании ГосДуры неожиданно для многих было торжественно объявлено, что главарю Аграрной партии Коле Харитонову приказом по ФСБ было присвоено очередное звание — полковника госбезопасности.

ПОЧТИ ПО МАЯКОВСКОМУ Светить всегда, светить везде, до дней последних донца, светить — и никаких гвоздей! Вот лозунг мой — и солнца! Владимир Владимирович Стучать всегда, стучать везде, стучать без всяких там гвоздей, без лозунгов про солнце. Стучать на всех подряд друзей, на ближний свет в оконце. Стучать ключом по голове, слесарным — не скрипичным, и врезать хоть один разок обломком бы кирпичным. Обстукать дом, жену, детей, родителей и предков, от всех оставив без затей лишь горсточку объедков. По двери стукнуть раз-другой условленным сигналом и, спину выгнувши дугой, коробку с «чёрным налом» за верность стуку получить. Что может быть достойней?.. Ну, а в конце, стучать устав, отбросив сантименты, с кривой ухмылкой на устах пристукнуть резидента. 4 декабря 2002 года 76

ШТИРЛИЦ-ПОЧТАЛЬОН-1 Кто стучится в дверь ко мне С толстой сумкой на ремне... Маршак В дверь опять стучит ко мне Штирлиц с сумкой на ремне. А ремень висит на шее И затянут туго он: Всем известно, в этом деле Штирлиц — главный чемпион. А вот в этой самой сумке Документов много есть, Тех, что нашему агенту На дому несут прочесть. Если Штирлица поймают, С документами возьмут, Он всегда ответить сможет — Почтальоном, мол, служу И работой этой очень, Больше жизни дорожу. Даже шеи мне не жалко, Шрам на шее зарастёт, Как у рыцаря смотреться Будет он в конце концов. 3 ноября 2002 года

ШТИРЛИЦ-ПОЧТАЛЬОН-2 Кто стучит по морде мне медью бляхи на ремне? Это он, это он — наш чекистский почтальон! Как пошлёшь его ты на... — ой! — он тебя по морде бляхой. 15 октября 2005 года

ШТИРЛИЦ ПОВЕСИЛСЯ Устав от бесконечных успехов своей разведдеятельности и впав от её блестящих результатов в полное отчаяние, Штирлиц решил повеситься. Традиционный способ — верёвка, крюк, мыло, табуретка — не подходил: где в разбомбленном Берлине всё это достанешь, а мародёрничать по брошенным квартирам и полуразрушенным магазинам Штирлицу не хотелось — так можно было не только руки замарать, но и мундир запачкать, а в обесчищенном мундире и лицо потерять недолго. Пришлось прибегнуть не к традиционному, а к привычному способу: Штирлиц повесился на телефонном проводе. Висит на нём Штирлиц, висит — и ощущает какое-то неудобство, даже дискомфорт. Никак не может понять, в чём дело. Наконец его осеняет: информации к размышлению нет! В этот момент по проводу начинается какое-то движение. Тут же выясняется, что это движение носит форму разговора и происходит то в одну, то в другую, противоположную, сторону. Штирлиц напряжённо вслушивается. Язык разговора вроде бы знаком, но непонятен, — однако Штирлиц понимает всё. Вернее, сначала не всё, потому что речь идёт о Марсе. «Во, на астрологов напоролся!» — мыслью проносится через голову Штирлица. Но в следующий же миг до него доходит, что речь идёт о высадке на Марс. Ещё мигом спустя Штирлиц более точно улавливает суть дела: речь идёт не о высадке на Марс, а о высадке на Марсе. Но почему-то не людей, а деревьев. По поводу высадки деревьев вместо людей разногласий нет. Спор только о том, каких именно деревьев. Близкий и как будто бы хорошо знакомый голос убеждает далёкого собеседника, что высаживать надо дубы, целой рощей, непременно рощей, а не ротой, потому что это не люди, а дубы. Дубы нужны для изготовления наградных венков. Приглушённый голос издалека настаивает на яблонях: ведь это, мол, красиво получится, когда и на Марсе будут яблони цвести. Как символ, что мы овладели не только всем миром, но и всей Вселенной.

Разговор шёл столь интенсивно, что Штирлиц едва успевал головой туда-сюда крутить, чтобы лучше расслышать говоривших. От постоянного кручения головой провод на шее затянулся настолько туго, что слышимость стала хуже. Штирлиц ослабил натяжение провода — и совсем перестал что-либо слышать. Штирлиц понял — провод работал как ларингофон, только наоборот: колебания в проводе передавались на голосовые связки, которые посылали сигнал в мозг; мозг запускал речевые центры, а уж они развязывали Штирлицу язык и расшифровывали мозгу то, что наболтал язык. Такой способ позволял понимать любую речь, даже не зная языка. Штирлиц понял это мгновенно — и в тот же миг туго затянул провод на собственной шее в районе дислокации своих голосовых связок. Ничего не стало слышно. Штирлиц дёргался туда-сюда, разрывался на обе стороны провода, то ослаблял его на своей шее, то затягивал потуже, весь взмок уже, но ничего не помогло: слышимость пропала совсем. От избытка напряжения с Штирлицем случился удар — и штандартенфюрер камнем грохнулся на пол. Тут снизу послышались шаги. Вскоре раздался и голос. Тот самый близкий и как будто бы хорошо знакомый голос. Голос шёл сверху. Это был голос Мюллера. Голос Мюллера строго сказал: — Штирлиц, опять вы на телефоне висите. Любимое занятие! Который уже раз вас за ним застаю. Штирлиц открыл глаза: над ним стоял шеф гестапо и презрительно смотрел на Штирлица. — Ведь слышно было, как вы по проводу ёрзаете. Я так и подумал, что, кроме вас, больше некому этими глупостями заниматься. Не дали с вашим московским шефом нормально поговорить: мы как раз обсуждали вопрос о послевоенном обустройстве нашей общей системы. Солнечной. 26 июля 2003 года

ИГРА В ШАХМАТЫ Садясь за шахматы, Штирлиц никогда не играл чёрными фигурами. Он всегда играл против чёрных. Это не значит, что Штирлиц играл только белыми, потому что он всегда был против белых. Но какими бы фигурами ни играл Штирлиц, он называл эти фигуры красными. Довольно быстро, уже после нескольких сеансов игры, Штирлиц прослыл в гестапо дальтоником. Была отмечена ещё одна особенность шахматной игры штандартенфюрера: чтобы не выдать себя, он пешкой никогда не ходил e2—e4, он сразу двигал пешку в «дамки», чтобы иметь свободу передвижения по всему шашеч... шахматному полю. Штирлиц ничего не мог с собой поделать: с юности, боевой и теперь уже далёкой, рука настолько привыкла к шашке, что, садясь за шахматы, Штирлицу только громадным усилием воли удавалось подавлять в себе желание сыграть в «Чапаева». 19 января 2004 года

СТРЕЛЬБА ПО ТАРЕЛОЧКАМ Штирлиц непрерывно стрелял по тарелочкам. Тарелочки оказались летающими и открыли ответный огонь. Штирлиц прекратил стрельбу. Тарелочки тоже замолчали. Из одной из них высунулась волосатая рука и стала трясти Штирлица за плечо. Штирлиц проснулся. Он сидел за столом в гестаповской столовой, голова его лежала рядом с тарелкой, а над ним стоял Мюллер и своей густо поросшей чёрными волосами рукой тряс Штирлица за плечо. В другой руке Мюллер держал блюдце, наполненное пулями. — Штандартенфюрер, что с вами? — возмущённо проговорил шеф гестапо. — Вы после ночного дежурства по кухне заснули прямо за столом, а потом вдруг выхватили пистолет и стали стрелять по тарелкам и блюдцам, стоявшим на моём столе. Хорошо, что я в этот момент за добавкой отлучился. Смотрите, сколько вы настреляли: всю обойму выпустили. 17 февраля 2004 года 80

КОРИДОРНЫЙ ШТИРЛИЦ Штандартенфюрер стремительно ходил по коридору, взад и вперёд. Коридор еле поспевал за Штирлицем, попеременно, то с одного, то с другого конца обнажая пустоту своего пространства и сматываясь вслед за штандартенфюрером столь стремительно, что едва не наступал ему на пятки. В конце концов Штирлиц настолько уходил коридор, что несчастный, высунув язык в виде изрядно потрёпанной жизнью ковровой дорожки, хрипел обеими стенами и кряхтел потолком. Стоило Штирлицу остановиться, как совершенно обессиливший коридор рухнул прямо на Штирлица, чудом успевшего отскочить в сторону и свернуть за угол. Угол свернулся вместе со Штирлицем, но вскоре пожалел об этом: штандартенфюрер никому в гестапо не давал как следует развернуться, особенно тем, кого загнал в угол. Углу ли было не знать об этом. Непростительная забывчивость... 6 июня 2004 года

ШТИРЛИЦ КУСАЕТ ЛОКТИ Шеф гестапо, чтобы как-то поощрить своих сотрудников, объявил: кто сможет укусить локоть, тому будет разрешено допрашивать сегодня русскую радистку. Очередь желающих была огромная, собрались не только наличные гестаповцы, но и люди из других отделов Главного Управления Имперской Безопасности. Даже эти конкурирующие наглецы из внешней разведки Шелленберга возжелали поучаствовать. Однако их пыл быстро остудили угрозой, что кусать локоть они будут стиснув зубы и в другом месте, после чего их след простыл раньше, чем успел чихнуть последний в очереди гестаповец. Сотрудники Мюллера старались вовсю: выворачивали себе руки из суставов, изгибались всем телом так, что их чуть наизнанку не выворачивало, с душой вместе. Но хорошо известно, что гестаповцу легче чужую душу наизнанку вывернуть, даже вытряхнуть, чем собственный локоть укусить, — поэтому очередь быстро таяла, прямо у Мюллера на глазах, за выражением которых внимательно и скромно, потупив взор, украдкой из-за спины соратников следил Штирлиц. Когда спины закончились и Штирлиц оказался наедине с шефом, Мюллер ехидно спросил его (не шефа, разумеется, потому что шефом здесь был он сам, а своего подчинённого Штирлица): — Что, вам тоже не удалось укусить локоть, штандартенфюрер? На что Штирлиц спокойно, трезво и рассудительно заметил: — А я ещё и не пробовал. Мюллер презрительно помахал пальцем перед носом Штирлица: — И не выйдет!.. У всех других не вышло — и у вас не выйдет! В этот момент Штирлиц наклонил голову и зубами впился шефу в локоть. Мюллер не успел этого предотвратить, так как был уверен, что Штирлиц склоняет голову перед превосходящим интеллектом человека, выше его стоящего на служебной лестнице (хотя оба стояли на полу, в центре комнаты, а стремянка стояла в углу). 82

— Чёрт возьми, Штирлиц, что вы делаете?!. Вы же покушаетесь на жизнь вашего начальника. Вам же теперь каюк, крышка, верхняк... тьфу ты! — забыл, как там у вас... — Вышка, — деловито уточнил Штирлиц и тут же перешёл к сути: — Ничего я ни на кого не покушаюсь, я только выполняю ваше распоряжение, которое для меня выше, чем приказ: укусить локоть. Вы же не уточнили, чей локоть я должен кусать. Тем более что я тоже не мастак выворачивать себе руки, да и тело у меня не резиновое. Даже если бы я смог укусить себя за локоть, какой мне резон это делать, если я спокойно и без всяких последствий для своей карьеры могу проделать требуемое с вашим локтем. «Страшный человек! — подумал Мюллер. — Никому и в голову не пришло покуситься на локоть начальства. Нестандартный подход. Придётся уступить ему радистку. В самом деле, что ж, у меня других дел больше нет?.. Но только на один раз». Штирлиц по затянувшемуся молчанию догадался о тяжёлой борьбе, происходившей внутри черепной коробки шефа, а по губам, шевелившимся в такт мыслям, прочитал их содержание — и повторно укусил Мюллера. Мюллер испуганно вздрогнул — и вдруг бросился бежать по коридору, чтобы не дать Штирлицу ещё раз укусить себя за то же место. Но штандартенфюрер не зря слыл чемпионом Управления по коридорному бегу — и Штирлиц не отставал от шефа и делал один покус за другим. Мюллер быстро выдохся и легко сдался: — Всё, ваша взяла! передаю вам русскую радистку насовсем, делайте с ней что хотите, только больше не кусайте мне локти, а то подчинённые до смерти засмеют. 21 июня 2004 года

ШАРИКОВ — ЭТО ШТИРЛИЦ Шариков — это же ведь Штирлиц! Штирлиц, прежде чем стать Штирлицем, долгое время был Шариковым, а потом, когда его по линии Коминтерна—ИНО ОГПУ в Германию на работу отправили, пообкатался там — и на людей меньше гавкать стал. 24 июля 2004 года

АППАРАТ ШТИРЛИЦА У Штирлица как ответственного сотрудника гестапо был большой и надёжный аппарат. Штирлиц очень доверял своему аппарату и всегда мог положиться на него, потому что аппарат никогда не подводил штандартенфюрера. Вот и сейчас, когда от него до Штирлица дошёл сигнал, штандартенфюрер кинулся к аппарату. — Аппарат слушает! — громким мужским голосом доложил аппарат. Штирлиц на цыпочках отошёл от аппарата. «Прослушка работает», — удовлетворённо подумал Штирлиц. 31 июля 2004 года

ОЧЕРЕДНОЙ СЕАНС Штирлиц в отчаянии ломал себе руки. Когда руки перестали ломаться, Штирлиц понял, что они сломаны, но не сломлены, — хотя и перестали ломаться. Штирлиц вышел в коридор и принялся ломать себе голову тем, как сломить уже сломанные руки. Стена, о которую Штирлиц ломал себе голову, дрогнула, но устояла, под напором железобетонной головы Штирлица уронив с себя на него лишь пару кирпичей. — Хватку потерял! — всплеснул штандартенфюрер сломанными, но не сломленными руками, и нетронутыми ломкой ногами схватился за голову, чтобы свернуть себе шею. Так закончился очередной сеанс особой гестаповской йоги, которой Штирлиц обучил всех сотрудников своего отдела, пожалев только Мюллера: иначе ему совсем не с кем и не под кем будет работать, не к Эрнсту же Кальтенбруннеру с его лошадиной физиономией в подчинённые идти. 31 июля 2004 года

СЛЕДЫ РАЗВЕДЧИЦЫ У Штирлица была шифровальщица по имени Деза Д’Орантова. Она умело, не оставляя следов, работала ключом. Но особенно ей удавался уход от гестаповских собак-ищеек: ни одна из них не могла взять след, потому что следы Деза Д’Орантова всегда носила с собой. Вернее, на ногах, чтобы не натереть их. 11 января 2005 года

НАПАДЕНИЕ НА ШТИРЛИЦА Когда Штирлиц с весьма скромным желанием зашёл в туалет, на него напали окопавшиеся там недобитые белобандиты и попытались замочить его в сортире. Штирлиц успешно отбил эту их попытку и, основательно отделав бандитов лёгким испугом, наконец осуществил своё весьма скромное желание. Однако, вернувшись домой, Штирлиц обнаружил свои мозги взмокшими настолько, что испариной покрылся даже лоб. Штирлиц тщательно промыл мозги и развесил их на ушах для просушки. Но стоило Штирлицу чуть пошевелить мозгами, как они свалились с ушей, потому что Штирлиц забыл закрепить мозги прищепками. Мозги упали на пол, прямо на горстку пыли, которую Штирлиц не успел замести в угол, и сразу посерели. Штирлиц подумал: «Только серого вещества мне не хватало! — мозги, как и мысли с руками, должны всегда быть чистыми!» — И Штирлиц поднял мозги, стряхнул с них пыль, снова тщательно промыл и опять развесил на ушах, на этот раз намертво закрепив их прищепками. 18 января 2005 года

РУКИ ЧЕШУТСЯ Штирлиц задумчиво потирал руки. Мюллер вопросительно поднял брови: «Похоже на то, что он рукой руку моет. Неужели опять золото партии отмывал? — а ведь у него как у бывшего чекиста руки должны быть всегда чистыми!» Штирлиц ответственно зыркнул на шефа: «Старая полицейская крыса! — до сих пор никак не запомнит, что у нас бывшими могут быть только попы, помещики и господа, — но никак не чекисты. А партийная касса — это вам не Клондайк! Просто там дезинфекции давно не было, вот вшей много развелось и блох распрыгалось: чесотка у меня, руки зудят». Мюллер задумчиво почесал лысину. Блоха, попавшая под ноготь шефа гестапо, от радости, что её на таком видном всем подчинённым месте застали, аж до потолка подскочила и, сделав там сальто с переворотом, мягко приземлилась на волосатой руке Мюллера. У шефа гестапо сразу зачесались руки. Штирлиц, не переставая чесать свои, поспешил унести ноги, — пока Мюллер не понял, что дело тут вовсе не в мифическом «золоте партии». 11 октября 2005 года

НАСЛЕДНИК ШТИРЛИЦА Никто до сих пор не знает, что полковник Исаев, он же штандартенфюрер Штирлиц, спустя всего лишь несколько лет после Великой Победы дорвался-таки до тела своей родной жены. Выполнив очередное длительное задание ещё более родной, чем жена, и тоже своей, — если не в доску, так в красную корочку, — партии, которое заключалось в осуществлении секретной миссии на Марсе, Штирлиц на обратном пути, пути возвращения на родную планету (что поделаешь! — у Штирлица кругом было столько разнообразной родни), аварийно совершил вынужденную посадку в заранее обусловленном брачным контрактом месте и до прибытия команды поиска и спасения успел внедрить своё тщательно упакованное семя с глубоко запрятанной в личные гены информацией специфического характера в самое надёжное для сокрытия такой информации место жены, строго-настрого наказав ей тщательно хранить упрятанную в неё капсулу до особого распоряжения. Но жена в силу неустановленного технического сбоя смогла удерживать доверенные её внутренности секреты лишь положенный Высшими Силами гарантийный срок в девять месяцев, после чего основательно увеличившийся в размерах генный материал всей своей дико орущей массой вывалился наружу в виде младенца мужеского полу и зажил собственной жизнью. Лишь десятки лет спустя выяснилось, что в этом и заключался хитрый замысел уже почившего в бозе кадрового разведчика. Согласно русской традиции, установленной особыми и уполномоченными на то органами, младенец получил при крещении гордое имя Стырьлицев-Тырлиц, — что было равно удвоению фамилии. Такое имя существенно помогло его носителю в дальнейшей жизни: оно было одновременно и инструкцией, и путеводной звездой... Штирлиц в пору своей далёкой молодости времён гражданской войны, когда он ещё носил простую русскую фамилию ближневосточного происхождения, успел отбить у белочехов и колчаковцев золотой запас империи и распихать 88

его по пути следования в длительную бессрочную командировку в Германию в самых надёжных местах, коими оказались свежезакрытые монастыри, старые церкви и древние захоронения, пометив заветные места крестиком с загнутыми кончиками. Штирлиц знал, что ему будет недосуг отыскать всё обратно, поэтому заранее составил завещание потомку и с помощью нехитрого приспособления собственного изобретения записал его на спиралях своей семенной ДНК. Дальнейшее стало разворачиваться в строгом соответствии с тем, что Штирлиц зашифровал в генах. Младенец дорос до возраста, годного для вступления в организацию, ведущую к посту Президента Одной Девятой («девятки» в обиходе), натурализовался на этом посту, принял вид истинно верующего человека и под видом такового принялся последовательно обходить все известные ему из генного завещания предка святые места и могилы. Где приходилось свечку ставить, чтобы заветный крестик разглядеть, где лбом об пол бить, пытаясь увидеть на полу тайный знак — либо обнаружить пустоту, звенящую звонкой монетой из наследия предка. Даже в грязный глинистый раскоп приходилось прыгать, чтобы ногой под собой могилу тайком разрыть, якобы развязавшийся шнурок завязывая, а на самом деле чтобы всё те же знаки и крестики отыскать и пустоты обстучать. Но проблема была в том, что со временем, прошедшим с момента упрятывания золотого запаса империи в наследие предка, ситуация с крестиком изменилась, резко усложнив задачу: многие крестики с загнутыми кончиками, в начале века бывшие символом сил Добра, к середине века стали знаком сил Зла и по мере обнаружения затирались теми, кто их находил. Это была не первая, но последняя ошибка Штирлица: нельзя было жить воспоминаниями далёкого прошлого, надо было внимательно вглядываться в действительность настоящего. Штирлиц наивно полагал, что обладание золотым запасом наследия предка обеспечивает возможность владения всем миром — и эту свою наивную веру он оставил доминирующей в своих генах. Даже случайная находка ничего бы не изменила, лишь укрепила бы Стырьлищева-Тырлица в его неправоте: войти в 89

будущее можно только через настоящее, а не через прошлое. А если ты стремишься войти в будущее через прошлое, то тем самым ты разрушаешь настоящее. Через прошлое даже в настоящее, в нём находясь, не войдёшь. Но адекватное осмысление прошлого даёт возможность ощутить опору в настоящем и, опираясь на него, войти в будущее. Однако Президент-Девятка очень хотел найти прошлое в виде наследия предка в полной уверенности, что оно — как прошлое, так и наследие — сразу сделает его ПрезидентомШестёркой, а оттуда уже и до Хозяина Одной Трети рукой подать. Стырьлицев-Тырлиц был абсолютно уверен в главной заповеди, которую ему намертво вбила в голову его Организация: плоха та «девятка», которая не мечтает стать «шестёркой». А посему остаётся одно: рыть дальше, копать глубже, стучать чаще. А завет предка гласил: лучший способ достижения заданной цели — быть всё время на острие боевого отряда единой госпартии. Времена изменились, но завет предка остался попрежнему действенным: использование любых средств на пути продвижения к заветной цели — ничто по сравнению с самой целью. Хоть лоб себе разбей, хоть копытом рой, хоть ногти о стены изотри — но найди! 13 июля 2005 года

НА ЦЫПОЧКАХ Штирлиц в последнее время стал заметно прихрамывать. Был ли это тонкий тактический ход, или штандартенфюрер, таскаясь по ночам там, где сам чёрт ногу сломит, подвернул лодыжку, осталось неизвестным. Чтобы прихрамывание было не так заметно, Штирлиц обзавёлся бадиком. С ним он чувствовал себя настолько уверенно, будто дома, там, на далёкой Родине, вдоль по Питерской прохаживал. Вот и здесь, тоже у себя дома, в уютном коттеджике под Берлином, никем не бомбимым даже в самый что ни на есть апрельский день 1945-го, Штирлиц любил засунуть бадик себе между ног и под мощный бас Шаляпина, каждый день в одно и то же время рвавшийся из раструба граммофона вместе с писком морзянки, передаваемой Московским радио, скакать на своём бадике не только вдоль, но и поперёк воображаемой Питерской, вычерчивая на полу квадраты, пригодные для наглядного планирования крупнейшей за всю войну операции под названием «Морской бой». Сапоги служили крейсерами (два сапога — пара крейсеров, нашего и немецкого), ботинки — линкорами, спортивные туфли — эсминцами, домашние тапочки — торпедными катерами. Для подводных лодок обуви не хватало — приходилось использовать бутылки из-под виски (водочных бутылок не было, так как их приходилось безжалостно топить в ближайшем пруду, отчего караси там ловились с выпученными от изумления глазами). Мюллер в один из этих дней решил навестить Штирлица, как всегда неожиданно. Доехав до коттеджа, шеф гестапо на цыпочках подобрался к окну и заглянул внутрь. В связи с весной шефом гестапо овладело игривое настроение — и Мюллер взял с собой двух шаловливых цыпочек из Союза немецких девушек, дочерней молодёжной организации партии «Единая Германия» (NSDAP, если порусски). В самой партии девушками давно и не пахло, потому что у каждой её членки было уже хотя бы по одному кинду для фюрера, сотворённому членом той же единоутробной партии. Мюллер знал, что Штирлиц блядей не любит. Но неудобно было заявиться к подопечному подчинённому только с одной цыпочкой, невежливо как-то, — поэтому Мюллер взял с собой сразу двух. 91

В силу природного любопытства решив поинтересоваться, чем же занимается Штирлиц наедине с самим собой, Мюллер, выйдя из машины, снял предательски грохочущие гестаповские сапоги и, как уже было сказано, на цыпочках подкрался к закрытому окну коттеджа. Дождавшись, когда цыпочки выберутся из-под его ног и отбегут в сторонку, Мюллер заглянул в окно — и обомлел: он увидел, как Штирлиц переставляет по начертанным на полу квадратикам всю наличную обувь, среди которой было и несколько пустых звенящий бутылок, затем, почесав себе затылок, что-то записывает в тетрадь, удовлетворённо крякая при этом. Закончив раскладывать этот весьма странный пасьянс прямо на глазах у Мюллера, Штирлиц выскочил вдруг за дверь и вскоре вернулся с какой-то круглой картонной коробочкой, доверху заполненной белым порошком, и зубной щёткой. «Штирлиц ещё и кокаин нюхает? — удивлённо подумал Мюллер. — Но почему с зубной щётки, а не как все нормальные люди?» У Штирлица от напряжённой работы вспотели зубы и ему срочно требовалось их почистить. На коробочке было написано по-русски: «Зубной порошок». Но Мюллер не знал русского. Вот почему так важно изучать иностранные языки. 3 апреля 2010 года

ШТИРЛИЦ И ЛЯГУШАЧЬЕ ОЗЕРО Выполнив задание Центра, Штирлиц взял творческий отпуск: он решил немного задержаться в послевоенной Германии, чтобы завершить незаконченные личные дела. В первую очередь ему хотелось повторно вызвать жену в Берлин и доглядеть ей в глаза в том же кафе, в котором не удалось это сделать в первый раз. Штирлиц мечтал об этом всё оставшееся до конца выполнения задания время, во время которого он был готов даже умереть за это. Но жена категорически отказалась ехать в Германию по разбитым вдрызг фронтовым дорогам только для того, чтобы дура дурой опять сидеть за дальним столиком без всякой надежды на близость с мужем. Она слышала, что все остальные столики были постоянно заняты отмечающими Великую Победу офицерами в погонах старого образца, ненавистных ей с той тревожной юности, когда она косила такие погоны пулемётными очередями. Но главное было не в погонах, — погоны она ещё могла бы стерпеть, — дело было в самом Штирлице. И жена телефонировала мужу, что ей после просмотра фильма для служебного пользования стало ясно — её муж не тот человек, за которого он себя выдавал и за которого она по неопытности вышла замуж: женщины почему-то совсем не интересовали его, даже когда он оставался с ними наедине, зато в глаза бросалась странная нежность к начальству, которой только и можно было объяснить, почему Штирлица не замели как русского разведчика, — хотя даже сам Штирлиц не делал из этого большого секрета. Штирлиц не успел особенно огорчиться отказом жены, тем более не успел сказать ей, что ему в самом конце войны было совсем не до баб, ведь агенты из них никакие, сразу же и на первом же углу начинают трещать о своих профессиональных успехах, а вот своего шефа Мюллера и начальника соседнего отдела милашку Шелленберга Штирлиц уже успел завербовать. Мало того, подбирался даже к уроду Эрнсту, выставлявшему напоказ буршеские шрамы на лошадином лице, и намерен был заняться самим Генрихом, но Кальтенбруннера схватили 93

американцы и повесили раньше, чем до него добрался Штирлиц, Гиммлер же чуть было не раскусил советского разведчика, но в итоге вынужден был раскусить всего лишь ампулу с цианистым калием. Штирлиц и до самого рейхсканцлера дошел бы, зная его слабости: своими глазами видел, как фюрер при всех ласково трепал по щеке начинающего советского разведчика, молодого блондина с агентурной кличкой Чёрная Голова, однако Адик буквально сгорел на работе. А то запросто бы: трудно, что ли, канцлера Германии с потрохами купить!.. Ничего этого Штирлиц не успел рассказать жене, потому что она уже положила трубку, а Центр дал Штирлицу новое задание повышенной важности: внедриться в кресло главы государства. Штирлиц подходил для этого как никто другой: все настолько привыкли к его мельканию по телеэкранам, что не только семнадцать мгновений в году, но и каждый день его видеть готовы были, ведь Штирлиц теперь — наше всё. Пикантность ситуации состояла в том, что государство, в кресло главы которого должен был внедриться Штирлиц, было то самое. Это оно когда-то послало его для выполнения предыдущего задания куда подальше, на чужбину, где он за столько лет службы так и не успел выучить их вражеский язык: приходилось постоянно пользоваться родным, русским, из которого нацисты сначала понимали только отдельные, ничего не значащие либо многозначительные, звуки, но затем научились понимать Штирлица на полуслове и без всякого перевода. Получив новое задание Центра, Штирлиц привычно взял под козырёк и первым же истребителем вылетел в родную столицу. Пролетая над ней, Штирлиц выбросился из самолёта и благополучно плюхнулся куда требовалось, после чего, разметав парашютные стропы по углам, сразу отстучал в Центр: «Задание по внедрению в кресло выполнено». ...Дюжина лет промелькнула в одно мгновение. За долгое время пребывания в кресле Штирлиц много чего сделал. Правда, ничего хорошего. Но главное было осуществлено: он прочно удерживал под собой успешно захваченное кресло. Один год сменял другой, одно дело следовало за другим, — и все ненужные. Некоторые из этих ненужных дел повторялись из года в год — и все их нужно было переделать, 94

чтобы не нужно было переделывать их на следующий год. Хотя всякий раз оказывалось, что и на следующий год приходилось их переделывать. И, как обычно, безуспешно. Это могло надоесть, но не надоедало. Одним из таких ненадоевших дел было посещение Лягушачьего Озера. Да, Штирлицу нравилось ездить к Лягушачьему Озеру: молодые, зелёные, лупоглазые лягушки своим неподдельным жизнерадостным кваканьем приводили Штирлица в экстаз. Прелестные всё-таки существа, эти юные зелёные лягушки. Слюнки прямо текут! Хорошо, что Штирлиц — не француз: а то так бы и съел их всех... ...Штирлиц подошёл к Лягушачьему Озеру как раз вовремя: все местные и прискакавшие ради такого случая издалека лягушки, ведомые жабами-надзирательницами (чтобы лягушки ничего лишнего не квакнули) уже собрались на мокром приозёрном лужке и приветственно обквакали Штирлица с ног до головы. Штирлиц хотел было квакнуть что-нибудь в ответ, но только крякнул: лягушачий язык он знал в совершенстве, но боялся квакнуть чего лишнего. Приходилось тщательно подбирать выражения, чтобы некоторое время спустя не пожалеть о сказанном, потому что иные выражения можно было использовать лишь спустя штаны в одном популярном среди народа заведении. А Штирлиц прекрасно знал, что «время спустя» и «спустя штаны» — слишком разные категории пространственно-временного континуума. Тут его размышления поистине космического масштаба прервала нетерпеливая лягушка из отряда Юных Попрыгушек. Высоко задрав лапку, она громко проквакала: — Может быть, нашей замечательной Стране Истинного Света стоит вернуться к режиму тоталитаризма? Ведь при Усатой Рябой Жабе такого не было, потому что все боялись: и люди, и мы, лягушки. Может быть, Стране Истинного Света и её народу действительно необходимы железная рука и кардинально жёсткие меры наказания? Штирлиц знал толк в тоталитарных режимах, одному он служил верой, хотя и не правдой, другому, правда, вероломно, однако до самого конца, — поэтому он снисходительно осадил ретивую лягушку: — Вы сами-то в это верите, нет? Получив ответ: «Ну, немного», Штирлиц удивился: 95

— Правда? Жаль, — и вразумил глупышку: — Тоталитарные формы правления, они напрочь убивают свободу и творческую активность человека, которую никакое государство подменить собой не может. И в результате этого неэффективными становятся ни экономика, ни социальная сфера, ни политика. И такое государство обречено. Про себя же Штирлиц подумал: «Эх, хорошо сказал! Помнится, семь лет назад ещё круче загнул: „Только свободные люди в свободной стране могут быть понастоящему успешными”. Внутренне даже похолодел, когда осознал, что именно я брякнул: а вдруг буквально поймут и соответственно этим буквам действовать начнут. Букв я много тогда сказал, хотя для меня у них, этих свободных людей в свободной стране, всего лишь три буквы нашлись бы... Но сказал — и что? Ведь без звука все сказанные мной буквы проглотили, не поперхнулись, чтоб им подавиться!.. Какие ко мне претензии теперь могут быть? А с моими буквами в словах и свою свободу проглотили. Сами же проглотили. Никто их не заставлял. Зато мне полную свободу оставили. Но это моя, а не их, свобода. Конечно, у меня своеобразная свобода, но это истинная свобода: получите по башке дубиной — и всё, свободны. По крайней мере, до следующего раза. За свою свободу каждый должен сам бороться. Лично. И каждый день. Лишь тогда ты будешь её достоин, потому что ты её заслужил. Я же борюсь, воюю даже за свою свободу. А как же иначе? — ведь, как сказал известный поэт, — он ещё гимны на досуге пописывает, — Вокруг враги, Кругом шпионы, Им несть числа, Их миллионы. Поэтому только фронт и только круговая оборона могут сохранить мне мою личную свободу. А что взять с этих глупых зелёных существ? Им любая капля в рот — божья роса. Да и этот не лучше, мой ученик-неудачник. Воспитывал его, воспитывал словом и делом, личным, можно сказать, примером, а он брякнул как-то: „Свобода лучше, чем несвобода”. Нет у него полёта свободной мысли, всё слишком приземлено. Ведь что такое свобода? Конечно, за период правления Усатой Рябой Жабы миллионы людей погибли — и 96

это ужасно. Но ещё важнее то, что при этом убивается свобода. Ах, это сладкое слово: Свобода! Можно десятки миллионов загубить, но все они не стоят одного этого сладкого слова. За свободу и умереть не стыдно. Впрочем, мне никогда не стыдно. Ведь все эти годы я с утра до ночи пахал в гестапо как раб на галерах». Размышляя о сладости свободы, Штирлиц профессиональным краем глаза сразу засёк ещё одну тянущуюся вверх лягушачью лапку. Следующий вопрос был очень деловым: — Сейчас очень много разговоров идёт о том, что Мировой Цитадели грозит дефолт. В этот самый момент Штирлиц вынужден был заняться срочным делом. Не спуская с вопрошавшей лягушки глаз, Штирлиц перевёл взгляд в пространство перед собой, в котором внезапно возникло голографическое телеизображение, настроенное на частоту моргания глаз бывшего штандартенфюрера и поэтому видимое только им и больше никем другим. На голографическом изображении отчётливо мелькали обнажённые женские ягодицы, явно подававшие Штирлицу какие-то знаки. Штирлиц сразу понял, что это за ягодицы: он знал их как свои пять пальцев. Потому что именно этими пятью пальцами и пятью же пальцами другой руки он подбрасывал вверх любившую сидеть у него на коленях маленькую дочку Анки, той самой Анки, которую он в годы отгремевшей когда-то гражданской войны лично обучал пулемётному делу и которая вышла потом замуж за его лучшего друга. Она, прежде чем Штирлица отправили за рубеж для выполнения архиважного задания, успела родить хорошенькую рыжеволосую девочку, названную в честь мамы. Штирлиц по своему должностному положению знал, что дочь Анки-пулемётчицы, ставшая сверхсекретным Агентом 00, была успешно внедрена в столицу Мировой Цитадели и удачно устроилась стриптизёршей в лучшем злачном месте города. Постоянными посетителями этого злачного места была вся Администрация Мировой Цитадели, и поэтому там можно было узнать самые сокровенные тайны верхов: в Мировой Цитадели всё продавалось, но не всё можно было купить, — зато разузнать можно было даже то, чего нельзя было купить. Агент 00 выходил на связь с Штирлицем впервые — значит, произошло нечто чрезвычайно важное. 97

Штирлиц внимательно пригляделся к ягодицам: Агент 00 стояла к нему, как и положено по инструкции, спиной и, крепко держась за вертикаль стального шеста, дёргала попеременно то одной ягодицей, то другой, причём происходило это несколько странно: один короткий дёрг левой ягодицы сменялся двумя короткими дёргами правой, затем следовала целая серия таких дёргов. Штирлиц умел читать не только по губам. Он сразу понял, что это морзянка. Из дёргов складывалось важное сообщение: ДЕФОЛТА НЕ БУДЕТ ОНИ ДОГОВОРИЛИСЬ МЕЖДУ СОБОЙ ПОИГРАЛИСЬ И ДОГОВОРИЛИСЬ Штирлиц поднял свой опущенный взгляд на всё ещё ожидавшую его ответа зелёную лягушку и разочаровал её ожидание дефолта Мировой Цитадели: — Уже нет. Уже принято решение. Закончив общение с обитателями Лягушачьего Озера, Штирлиц пошёл прочь, тоскливо думая: «Эх, и не с кем спеть любимую песню, про Родину, которая с чего-то начинается... Ведь начинается же она с чего-то!..» Штирлиц не знал главного: то, что начинается с чего-то, всегда заканчивается ничем. 2 августа 2011 года

ПОПА ЯТЬ Апрель 1945-го неумолимо двигался к концу войны, но Штирлиц почему-то перестал выходить на связь. Сталин задумчиво топтал диагональ своего кабинета и меланхолически напевал на мотив из «Пиковой дамы»: «Ведь май уж близится — Исаева всё нет»... Не выдержав нечеловеческого напряжения, Сталин решил самолично узнать о судьбе любимого по фильму разведчика и велел подать машину. Только Сталин вошёл в здание внешней разведки НКГБ, как ему навстречу выскочил сам начальник разведки Фитин и радостно завопил: — Вы как раз вовремя, товарищ Сталин. Полковник Исаев только что вышел на связь! Сталин велел радисту при дешифровке точек и тире проговаривать передаваемый Штирлицем текст Исаева вслух. Радист принимал писк морзянки, переводил его в буквы, а буквы — в звуки. Звуки складывались в слова, но не сразу, а постепенно:

— радистки — Кэт — попа — ять — достал — паяльник — — быстро — сделал — дело — Кэт — осталась — довольна —

Услышав эти слова, Сталин, который на ять умел только грабить и убивать, мгновенно вспыхнул и возмущённо завопил: — Шьто значит «попа — ять»? Он шьто — хочет сказать, шьто у радистки красивая попа и он занимался с радисткой секисом? Он шьто — не знает, шьто у нас в эсесер никакого секиса нет — и бить не может: у нас пазваляется только эспеэс — сациалистический палавой снашений, асуществляемый пад лозунгом «Ат каждого мужчины — па спасобности, каждой женщине — па патребности». Ми ему жену пирисылали — так на жену у него спасобности не аказалось, целый день на неё пялился, паяльник ни разу не дастал. У нас с таварищем Берия такие паяльники тоже 99

имеются (Берия хмуро опустил глаза: он не любил начальника внешней разведки НКГБ и посторонних разговоров при подчинённых), но мы пра них асоба не распрастраняемся. Близкий к обмороку радист успел до потери сознания передать начальнику внешней разведки бумагу с расшифрованным текстом штандартенфюрера. Начальнику удалось выхватить радиограмму из падающей руки радиста и бережно положить вовремя подхваченную руку на стол: кадры надо было беречь. Бросив взгляд на текст, Фитин распрямил хмурые морщины на лбу и просветлел глазами. Он хотел было протянуть листок важной бумаги Сталину, однако вождя было не остановить. Сталин разбушевался не на шутку: — Ми хатели дать палковнику Исаеву задание черезвычайной палитической важности: вадрузить Егорова и Кантария вместе са Знаменем Пабеды на купол рейхистага как символ нерушимой дружьбы русскава и грузинскава народа. Видающийся разведчик висако паднимает на сваих багатырских плечах эту дружьбу, прашедшую праверку в самом логове врага, — эта симвалично. Но палковник Исаев не аправдал нашего доверия, он пал так низко, шьто занят любованием попы радистки. Таварищ Берия, немедленно атправьте самолёт в Берлин и срочно даставьте сюда эту парочку: ми накажем их па всей строгости савецкава закона. Берия берёт под козырёк и стремительно уходит. Сталин, выпустив пар, замолкает, — чем не медлит воспользоваться начальник внешней разведки. Он молча, ничего не поясняя, протягивает Сталину листок с расшифровкой радиограммы Штирлица. Сталин машинально берёт листок и читает:

выхожу связь после вынужденного перерыва тчк оборотень гестапо погоне растряс чемодан рацией проводки отскочили тчк пришлось просьбе радистки Кэт попаять достал паяльник быстро сделал дело Кэт осталась довольна

— Шьто это? — недоуменно спрашивает Сталин. — Это полный расшифрованный текст радиограммы полковника Исаева, товарищ Сталин. Когда вы вошли, наш

100

радист уже половину успел принять, вы услышали только вторую половину. Сталин ещё раз посмотрел на текст и усмехнулся: — Не «попа ять», а «папаять»! Вот видите, таварищ Фитин, как важьно для разведчика тщательна падбирать слава: аднаединственная ашибка может стоить ему жизни. Нада была передать: «пришлось паять» — и недаразумений не была бы. Ладна, сваи пириказы я не атменяю: пусть таварищ Берия даставит их сюда самалётом, но ми их не расстреляем, а наградим. За пабеду над Германией. А Егорава с Кантария найдётся каму на купол рейхистага на сваих багатырских плечах затаскивать. 13, 15 мая 2012 года

101

ПРОСТИТУТКА КЭТ Размашисто шагая, Штирлиц шёл по ночному Берлину. На плечо штандартенфюрера был небрежно наброшен потемневший от пыли серый демисезонный плащ в очень мелкую клеточку. Судя по тому, что вокруг не было ни души, сделал это сам Штирлиц. Далеко впереди маячила одинокая женская фигура. Штирлиц ускорил шаг: вдруг этой женщине понадобится помощь, кругом так неспокойно, война всё-таки ещё не закончилась. Но когда Штирлиц подошёл к женщине совсем близко, ничего страшного не произошло — и Штирлиц решил обогнать незнакомку: ему надо было до рассвета попасть к себе домой. Не тут-то было! Женщина двигалась походкой, присущей особам только одной профессии — и далеко не только в Берлине: она виляла плотно обтянутыми красным платьем бёдрами так, что загораживала ими всю проходимую часть разбомбленной улицы. Штирлиц ни на мгновение не отводил от вихляющих бёдер взгляда. Нет, не потому, что он вдруг возжелал эту одинокую и беззащитную даму, — Штирлиц давно имел с женщинами, не исключая собственной жены, чисто платонические отношения, — а потому, что хотел улучить момент, когда можно будет успешно, без особых потерь, прошмыгнуть мимо столь соблазнительной части женского тела. Штирлиц пытался обойти женщину то слева, то справа, однако по роковому стечению обстоятельств изогнутое плавной дугой бедро женщины оказывалось как раз с той стороны, куда направлял свои стопы опытный разведчик. Наконец женщина споткнулась на неровном месте — и Штирлиц, сделав широкий шаг, почти прыжком обошёл женщину, не упустив при этом кинуть на незнакомку профессиональный взгляд со стороны. Боже! лучше бы он этого не делал! Это была она, его радистка Кэт. Штирлиц всегда видел Кэт сидящей за рацией, с впалыми от постоянного недоедания щеками, узкими худыми плечами — и не предполагал, что у неё внизу есть нечто более солидное. 102

Кэт тоже скосила глаза в его сторону и радостно воскликнула: — Товарищ Исаев, это вы! А я уж испугалась, что это очередной маньяк-гестаповец меня в своих сопящих похотливых сапогах нагоняет. Штирлиц развёл руками: — Катюша, как это понимать? ты что, на два фронта теперь работаешь? — и нашим и вашим? Кэт смущённо отмахнулась: — Ну что вы, Максим Максимович, только нашим. Когда мне удалось бежать с конспиративной квартиры вашего гестапо, вы как раз в Швейцарии были, а у меня никаких средств к существованию. Вот я и решилась на самый отчаянный шаг, на который способны женщины. В разбитом магазине взяла во временное пользование вот это платье, с трудом натянула его на себя, вышла — и тут же напоролась на незнакомого гестаповца. Ну всё, думаю, попалась: выследил, гад. Нет, обошлось, он, ничего не заподозрив, предложил мне пройти с ним на его квартиру, обещал хорошо заплатить. Мне терять было нечего — я и пошла с ним: сама не пойду, он неладное почувствует и не к себе домой, а прямо на Принц-Альбрехтштрассе потащит. Но у него дома, ощутив над собой тяжёлое зловонное дыхание, я не сдержалась и инстинктивно свернула ему шею: нас же в разведшколе не только радиоделу обучали, но и некоторым необходимым приёмам самообороны. Изъяв из его бумажника все наличные деньги, я столкнула тело в Шпрее: его дом как раз на берегу стоит. (Радистка усмехнулась.) А потом вошла во вкус — и уже сама подбирала себе очередную жертву. Во второй раз Шпрее, правда, далековато оказалась, пришлось тело в тачке, тряпками его закидав, под видом разбомбленной чуть не через весь Берлин к реке везти. И тут случилось непредвиденное: мне вызвался помочь мужчина с натруженными рабочими руками. Я стала отнекиваться, но он решительно вырвал ручки тачки из моих рук — и опрокинул её. У меня внутри всё оборвалось, но он понимающе хмыкнул, запихал мёртвого гестаповца обратно в тачку, хитро подмигнул мне и спокойно покатил её дальше. Опорожнив содержимое тачки в Шпрее, мы разговорились. Он оказался из группы Сопротивления — и мы договорились координировать наши действия: я обеспечиваю группу очередным трупом, они отвозят его к реке.

103

Штирлиц слышал, что в Берлине с недавних пор появилась неизвестно откуда взявшаяся проститутка по кличке Кэт. О ней в гестапо сразу стали слагать легенды: красивая, знойная, страстная. Но что самое удивительное, никто не мог похвастаться подробностями свои любовных утех с ней, наоборот, поползли слухи, что за последнее время бесследно пропало подряд несколько сотрудников гестапо. Напасть на след проститутки Кэт никак не удавалось: днём её нигде не было видно, а ночью никто не рисковал подставить себя злодейке. Теперь Штирлицу стало ясно, кем на самом деле была та женщина. Закончив свою исповедь, радистка Кэт спросила Штирлица: — А что это за мешок висит у вас на плече? На плече штандартенфюрера действительно висел не серый плащ, а пустой пыльный мешок. Штирлиц смущённо кашлянул и проговорил: — Да это я бутылки сдавать ходил. — Как, вас в гестапо тоже до ручки довели?! — поражённо воскликнула Кэт. — Денежное довольствие перестали выплачивать? — Да нет, выплачивают, но денег всегда не хватает: расходы на агентуру растут, а Центр не всегда вовремя деньги пачками с неба сбрасывает, — принялся пояснять Штирлиц, — а тут вижу, коллеги в предвкушении неумолимо надвигающегося поражения целые батареи пустых бутылок после себя оставляют. Вот я и решил: чего добру зря пропадать. Набил, когда все мертвецки пьяные валялись, мешок и ночью отволок его на пункт приёма стеклотары, который как раз недавно на том конце города открылся: я объявление в «Фёлкишер Беобахтер» видел. Бутылки все сразу приняли, хорошо заплатили, ещё приносить просили. — Я догадываюсь, что это за пункт: мне члены подпольной группы сказали, что они недавно приём стеклотары от населения организовали, бутылки под коктейли Молотова использовать хотят. А чтобы подозрения от себя отвести, объявление именно в этой грязной нацистской газетёнке разместили. Выходит, мы вместе с одной и той же подпольной группой сотрудничаем. Штирлиц понимающе хмыкнул: — Теперь ясно, почему они бутылки круглосуточно принимают.

104

Вдали заблестела река. Вскоре они уже бодро шагали по набережной Шпрее. Штирлиц взял радистку Кэт под руку — и они вместе, подражая беззаботности Марики Рёкк, громко и весело, чтобы не привлекать к себе внимание предрассветного Берлина, запели «In der Nacht ist der Mensch nicht gern alleine». По реке мимо них проплывал распухший труп в чёрном мундире... Примечание. Песню «In der Nacht ist der Mensch nicht gern alleine» («Ночью человек неохотно бывает один») Марика Рёкк поёт в самом начале знаменитого трофейного музыкального фильма 1944 года «Die Frau meiner Träume» («Женщина моей мечты»), шедшего в СССР под названием «Девушка моей мечты». Я смотрел фильм ещё мальчишкой. 18 июня 2012 года

105

ПОСЛЕДНЯЯ ФРАЗА Штирлиц хорошо знал, что запоминается последняя фраза. Но Штирлиц никак не мог запомнить эту фразу. Мало того, он даже не мог вспомнить, что это была за фраза. Скоро ему предстоит покинуть кабинет шефа, а Штирлицу нечего будет сказать Мюллеру напоследок. Между тем штандартенфюрер успел за считанные мгновения наговорить шефу гестапо много такого, что могло стать последней фразой в жизни Штирлица. Штандартенфюрер, уставившись Мюллеру прямо в глаза, напряжённо пытался вспомнить хоть одно слово из той забытой фразы, но на ум приходили одни лишь знаки препинания. Губы шефа шевелились в такт этим знакам, но Штирлиц будто оглох от напряжения и ничего не слышал. Штандартенфюрер чувствовал, что глаза его лезут из орбит. Напряжение было таким, что вот-вот — и глаза дуплетом выстрелят прямо в раскрытый рот шефа гестапо. За покушение на группенфюрера полагается смертная казнь через повешение. При мысли об этом Штирлиц поневоле крутанул шеей, будто освобождаясь от туго затянутой верёвки, — и до него тут же отчётливо донеслись последние слова Мюллера: — Э, голубчик, да вы меня не слушаете! Судя по вашему лицу, у вас нестерпимо сильно болит голова. Теперь я понял, зачем вы ко мне пришли: вы хотели разжиться у меня трофейной таблеткой анальгина. К сожалению, у меня только отечественные, но, уверяю вас, ничуть не хуже американских. Вот вам одна. А то наговорили мне тут такого, что... Ладно, теперь понятно, почему. Штирлиц ушёл от шефа, пальцами потной ладони судорожно зажимая в кулаке таблетку. Теперь он никак не мог вспомнить ничего из того, что успел сгоряча брякнуть шефу. Таблеткой от головы тут не обойтись. Да и от головы ли дал Штирлицу таблетку всемогущий шеф гестапо? Штирлиц украдкой зашёл в туалет и, делая вид, что занимается делом, незаметно спустил таблетку в унитаз, не забыв нажать на рычаг спуска. Ощупав кончик воротника своего чёрного мундира, где была зашита ампула с цианистым калием, штандартенфюрер облегчённо вышел из туалета и, 106

кроя шефа последними словами, ускоренным шагом отправился проверять явки. Одна из них могла вскоре понадобиться — такого провала у Штирлица не было никогда: ему не удалось оставить последней не только фразу, но и слово, которое осталось за Мюллером, и слово это было: «почему». Одно короткое «почему», произнесённое шефом гестапо, грозило поставить на всей столь успешной до сих пор карьере советского разведчика жирную точку, поэтому Штирлиц, размашисто шагая по разбомбленному вместе с явками Берлину, напряжённо пытался вспомнить интонацию шефа: был ли в ней после завершающего слова «почему» вопросительный знак? 1 сентября 2012 года

107

ПУГОВИЦЫ ФЮРЕРА Нудно тянулся ноябрь 1940 года в Берлине. Вызванный к фюреру по срочному и неотложному делу шеф гестапо неторопливо вошёл в огромный кабинет Гитлера. Фюрер мгновенно перевернул объёмистый документ, лежавший у него на столе, тыльной стороной вверх. — А, это вы, Мюллер! — облегчённо сказал Гитлер. — Заходите, заходите, я вас как раз жду: нужно обсудить некоторые детали нашего нового плана. В этот момент в кабинет фюрера вихрем ворвался Штирлиц. Гитлер ещё раз автоматически перевернул документ — и он оказался лицом вверх. Штирлиц, не теряя ни секунды, выхватил из необъятного кармана своих широких галифе миниатюрный, всего лишь размером с кирпич, фотоаппарат отечественного производства. Фюрер, заметив допущенную оплошность, перевернул бумаги лицом вниз, но было уже поздно: Штирлиц успел со всех сторон общёлкать сверхсекретный документ под названием «План «Барбаросса». Штирлиц знал привычку Гитлера переворачивать изучаемый документ вверх ногами независимо от того, кто бы ни заходил в его кабинет, поэтому сначала выждал, когда войдёт Мюллер, а только после этого влетел сам. Фюрер тяжело вздохнул, но ничего не мог поделать: не станет же он унижаться до того, чтобы обыскивать карманы этого наглеца в поисках фотоаппарата. Обернувшись к Мюллеру, Гитлер сказал: — Штандартенфюрер, позвольте вам представить вашего нового сотрудника. После заключения наших прошлогодних договоров с товарищем Сталиным этот сотрудник будет смотрящим от НКВД. Гитлер обернулся к Штирлицу, но того уже и след простыл. Мюллер устало махнул рукой: — Да знаю я его! Он у нас давно ошивается, уже больше года! В первый же день, тыча мне в нос бумагу с текстом договора о дружбе и сотрудничестве, взломал сейф, хотя я ему ключами воспользоваться предлагал, — ему-де так сподручнее, — выпотрошил содержимое прямо в огромный 108

мешок, поставил сургучную печать с надписью «Дипломатическая почта СССР» и побежал на главпочтамт отправлять мешок в Москву. Все полы мне в кабинете горящим сургучом заляпал и ковры прожёг, до сих пор, кажется, вонь стоит. Шеф гестапо помолчал немного и хмуро досказал: — Хорошо, что у нас дубликаты документов сохранились, а то работать совсем не с чем было бы. — Да, — спохватился Мюллер, — а как же насчёт плана? Товарищ Сталин теперь будет в курсе, что мы на него напасть собираемся. Гитлер успокоительно махнул рукой: — Не беспокойтесь, Мюллер! Товарищ Сталин всё равно не поверит, сочтёт это изощрённейшей дезинформацией. Воспользовавшись моментом и отсутствием вездесущего Штирлица, Мюллер привычным движением ухватил Гитлера за пуговицу мундира, подошёл вплотную и, крутя пуговицу по часовой стрелке, принялся нашёптывать фюреру на ухо доносы на своих соперников: — Вы, мой фюрер, только меня слушайте. Только я вам всю правду докладываю. Не верьте этому старому пройдохе Канарису, он вас когда-нибудь предаст, помяните моё слово. И фамилия у него почти говорящая: каналья, можно сказать. И Шелленбергу не очень-то доверяйте. Этот прохвост меня подсидеть старается, чтобы моё место занять, так что донесениям его — грош цена. И не смотрите Первый канал нашего телевидения, который проныра Геббельс контролирует, — там одно враньё и сплошная дезинформация. Канал рассчитан на тупого обывателя, а не на такого великого деятеля, как вы, мой фюрер. — Да, но ведь другого телевидения у нас и нет, — робко возразил Гитлер. — Вот никакого и не смотрите! — резонно заметил Мюллер. — Нам ещё так называемого независимого телевидения недоставало! Сразу бы набежали скрытые коминтерновцы, тайные евреи и недопосаженные коммунисты и принялись на все лады враждебную пропаганду гнать. Мюллер ещё долго нашёптывал Гитлеру компромат на всех и вся, не прекращая крутить пуговицу в нужном направлении. Нитки в конце концов не выдержали напряжения и с треском лопнули. Гитлер слегка вздрогнул от резкого звука, но тут же вздохнул с облегчением: звук означал, что сегодняшним его

109

мучениям пришёл конец, шеф гестапо завершил текущий цикл доносов. И в самом деле: Мюллер деловито положил открученную пуговицу себе в карман и незамедлительно покинул кабинет фюрера. Пуговицы с мундира Гитлера шеф гестапо коллекционировал в надежде выручить за них в случае нужды изрядную сумму денег, когда эти пуговицы станут десятилетия спустя весьма дорогостоящим раритетом. Легко отделавшись от Мюллера, Гитлер поспешил уединиться в задней комнате своего кабинета, достал из потайного ящичка письменного стола катушку ниток, иголку, и принялся самолично пришивать к мундиру запасную пуговицу. Из-за этой дурной манеры Мюллера откручивать пуговицы Гитлер вынужден был часто менять мундиры. Уже целый гардероб был ими забит. Гитлер объяснял всем, что мундиры он меняет по разным причинам: один из моды вышел, другой на солнце выгорел, третий ему любимая овчарка обслюнявила, в четвёртом сигаретой дыру прожгли... Выдуманных причин было много: не мог же фюрер признаться, что Мюллер ему с мундира пуговицы регулярно откручивает. Наконец Гитлера осенило: он заказал себе новый мундир, а портного, сшившего этот мундир, попросил дать ему катушку ниток, иголки и полный мешочек запасных пуговиц: ему, фюреру, в последнее время много приходится работать, наклонившись над столом, острая кромка которого стирает орлов с пуговиц и перетирает нитки. Поэтому, чтобы не беспокоить портного по таким пустякам, он, фюрер, будет поручать замену износившихся пуговиц своему камердинеру. На самом деле Гитлер занимался этим сам, скрывая свой позор даже от камердинера, который вполне мог быть тайным агентом шефа гестапо. Проблема была в том, что Гитлер по причине близорукости исколол себе иголкой все пальцы, — и приближённые, заметив это, пришли в недоумение: неужели их фюрер колется? Но никто не решался обсуждать эту тему, даже оставшись наедине с самими собой: и внутренний голос может проговориться, а уши у стен — услышать откровения. Гитлер, глядя на свои исколотые пальцы, тоже временами подумывал над тем, что они могли производить неблагоприятное впечатление. Фюрер, конечно, мог бы попросить камердинера купить ему напёрсток, но 110

категорически не стал этого делать: вдруг его окружение подумает, что их фюрер — напёрсточник... Пришив пуговицу и в очередной раз исколов себе пальцы, фюрер надел мундир, привычно наложил одну ладонь на другую и поместил руки перед ширинкой, чтобы оглядеть себя в зеркале. И тут, ощутив под пальцами пуговицы ширинки, Гитлер похолодел. Затем его бросило в жар — ему в голову пришла мысль, почему-то не приходившая до сих пор: хорошо, что Мюллер не откручивает пуговицы на его ширинке. Ведь, увлёкшись нашёптыванием, шеф гестапо мог бы по ошибке не только пуговицы открутить... 27—28 октября 2013 года

111

112

113