Tranzit Area

3

ISBN 978-5-905906-49-7 УДК 7.067 ББК 85.153 (2) Т65

Тираж 1000 шт.

При поддержке Министерство культуры, молодёжной политики и массовых коммуникаций Пермского края

With the support of the Ministry of Culture, Youth policy and Mass Communications of the Perm Territory

Каталог выставки художников стрит-арта Транзитная зона

Catalogue of the street art exhibition Transit area

21 марта – 30 июня 2014

March 21 – June 30, 2014

Редактор каталога Иван Козлов

Editor of the catalog Ivan Kozlov

Тексты Иван Козлов Наиля Аллахвердиева Константин Богданов

Texts Ivan Kozlov Nailya Allahverdieva Konstantin Bogdanov

Перевод Лидия Петухова

Translation Lydia Petukhova

Корректор Арина Аронова

Concealer Arina Aronova

Дизайн-макет Агентство Артполитика

Layout Artpolitika Agency

Фотографии Иван Козлов Арсений Сергеев Алексей Колчин Moff

Photos Ivan Kozlov Arseny Sergeyev Alexei Kolchin Moff

Куратор выставки Наиля Аллахвердиева

Exhibition curator Nailya Allakhverdieva

Проект экспозиции Арсений Сергеев

Exposition plan Arseny Sergeyev

Координатор проекта Екатерина Балтабаева

Project coordinator Catherine Baltabaeva

Менеджмент выставки Ангелина Головачева Анастасия Уланова Илья Протасов

Management Angelina Golovacheva Anastasia Ulanova Ilya Protasov

Благодарим за поддержку: Евгения Фридмана, Владимира Гурфинкеля, Эдуарда Овчинникова, Галину Янковскую, Василину Верди

Thank you for your support: Eugene Friedman Vladimir Gurfinkel Edward Ovchinnikov Galina Jankowskaya Vasilina Verdi

Музей современного искусства ПЕРММ Бульвар Гагарина, 24, Пермь Пермский край permm.ru rechnoy.livejournal.com

Museum of Contemporary Art PERMM Gagarin Boulevard, 24, Perm Perm Territory permm.ru rechnoy.livejournal.com

Копирайт Музей современного искусства ПЕРММ

Сopyright Museum of Contemporary Art PERMM

ISBN 978-5-905906-49-7

ISBN 978-5-905906-49-7

Транзитная зона: каталог выставки художников стрит-арта. Пермь: Музей современного искусства PERMM, 2015. – 240 с. : ил.

Пермь 2015

Москва

Казань

Новосибирск

Омск – Санкт-Петербург

Санкт-Петербург

Харьков, Украина

ZukClub group 310 squad Pokras Lampas Misha Most Anna Nistratova Vova Nootk Petro ’Aesthetics’ Lebedev ’kto’ Stas Dobryi

Rustam Qbic Eduard Dimasov

Marat ‘Morik’ Danilyan

Gandhi group

Incubus Project Vitaliy Sy

Roman Minin Gamlet

Kharkov, Ukraine

Saint Petersburg

Omsk – Saint Petersburg

Novosibirsk

Kazan

Moscow

Роман Минин Гамлет

Incubus Project Виталий Sy

группа Gandhi

Марат ‘Morik’ Данильян

Рустам Qbic Эдуард Димасов

группа ZukClub группа 310 Покрас Лампас Миша Most Анна Нистратова Вова Nootk Petro ’Aesthetics’ Лебедев кто Стас Добрый

Слава Птрк Илья Мозги hello pepe Радя

Екатеринбург

Yekaterinburg

Slava Ptrk Ilya Mozgi hello pepe Radya

Александр Жунёв Moff Максим П2 Макс Чёрный Илья Гришаев Алексей ’Hrome’ Щигале в !ХО Фрукты

Пермь

Perm

Alexander Zhunev Moff Maxim P2 Max Cherny Ilya Grishaev Alexei ’Hrome’ Shigalev !ХО Frukty

5

уличные художники в музее street artists at the museum

6

7

8

9 Игорь Гладнев Министр культуры, молодёжной политики и массовых коммуникаций Пермского края

Без условно, «Тр анзитка ная зона» – это бол ьше, чем выс тав оист в а вех ная важ Это стрит-арта.

MM, рии Реч ног о вок зала и музея PER мес то, связан ная с пер еездом на новое еймуз па эта ого одн м с оконча ние а. ной истори и и началом нового этап что , того ние има пон есть Сег одн я у нас MM PER ва усст иск го нно еме музей совр кото– это важ ный и нуж ный проект, Пер е. она реги дж ими на ет рый раб ота езд на новое мес то – это непростое я. испытание для любого учреждени ожвозм всё ать сдел жны дол Мы вместе ни жиз в этап этот бы что , ное для того о. музея прошёл естественно и оргничн лет ь пят – MM PER ея Позади у муз и истории, наполненных событиями а наш я одн Сег ми. екта смелыми про музейобщая задача – задача властей и ульного кол лек тива – работать на рез в тат, трудиться ради того, чтобы и нь. жиз ела кип ея муз ах стен буд ущем в

Татьяна Лузина

ого искусства»

И.о. руководителя КГАУ "«Музей современн

«Транзитная зона» – это в первую очередь отражение той ситуации, в которой оказался сегодня музей PERMM. Однако даже вне любого контекста, безотностельно всего, что связано с переездом музея и другими существующими реалиями, – это очень сильный, цельный и красивый проект. И я рада, что последнюю выставку в стенах Речного вокзала нам удалось реализовать именно так. Думаю, нам есть чем гордиться. В музее PERMM работает команда людей, по-настоящему увлечённых своим делом. Это относится буквально ко всем: от кураторов и менеджеров до уборщиков и смотрителей. Я думаю, именно это обстоятельство – наша искренняя общая приверженность делу – и является определяющим, если мы говорим о перспективах музея и его дальнейшей судьбе. И здесь я испытываю исключительный оптимизм. Все остальные вопросы на этом фоне кажутся второстепенными.

10

11 Igor Gladnev Minister of Culture, Youth Policy and Mass Communications of the Perm Territory

is something With no doubts “Transit Area” important an . This is more than a street art exhibition r station and rive h Rechnoy milestone in the history of bot ve to the mo to another PER MM museum. It is connected stage of history and to the place, to the end of one museum ys we have the understanding beg inning of a new one. Nowada ary Art PER MM is an importhat the Museum of Contempor works on the reg ion’s image. tant and unique project which cult test for any institution.

Move to a new location is a diffi par t of museum’s life natural Altogether we should make this have passed – five years full and organic. Five years of history s. Today we – the authorities of events and challenging project common task to work in order and the museum staff – have a also a lively place. to make a future museum location

Tatiana Luzina ary Art"

Acting Head KGAU "Museum of Contempor

“Transit Area” is primarily the reflection of the situation in which PERMM museum turned out to be now. But even without any context, with no regard to anything connected to a museum move and other different realities, it is a very strong, integral and a beautiful project. I am glad that we managed to realize the last exhibition in the Rechnoy river station in this way. I think we have something to be proud of. There is a team in the museum which is truthfully dedicated to it; it refers to everyone starting from curators and managers to cleaners and museum attendants. I think our sincere devotion is the main and defining obstacle when we speak about museum’s perspectives and its future life. Here I experience an exceptional optimism while all the other questions seem to be secondary.

12

13 Иван Козлов

Музей современного искусства PERMM покидает здание Речного вокзала

К

онечно, это не самый простой этап в жизни музея. Название официального блога (всё это время он назывался «rechnoy»), в теории, можно сменить – сейчас это стоит всего 15 долларов. Вот только «PERMM» и «Речной» не перестанут от этого быть синонимами. У музея PERMM впереди славная история – на новом месте, в новой ситуации и с новыми проектами. Но слово «Речной» прикипело к нему намертво, и PERMM с этим словом расстанется ещё нескоро. И в этом – не только эфемерная надежда когда-нибудь

вернуться назад (а более подходящее для музея здание трудно себе вообразить), но и дань уважения – как истории последних пяти лет, за которые музей и вокзал слились воедино, так и всей истории Речного. Пермский речной вокзал был построен в 1940 году по чертежам архитектора Александра Гринберга и оказался единственным проектом великого конструктивиста, выполнен-ным в стиле сталинского ампира. Возможно, свою роль здесь сыграло то, что на момент реа-лизации проекта его автор был уже два года как мёртв. Так или иначе, здание

Музей современного искусства PERMM

покидает здание Речного вокзала

14

вокзала в своей завершённой форме полюбилось горожанам. Да и сейчас, спустя 70 с лишним лет, его трудно не полюбить. Речной вокзал, спроектированный Гринбергом, выполнял множество понятных функций: в нём был зал ожидания, гостиница, ресторан и службы Камского речного пароходства. Но он справлялся и с ещё одной функцией, едва ли не более важной: великолепное здание, очертаниями напоминающее пароход, стало смысловым центром пространства, точкой притяжения для целых поколений горожан. Урбанистыромантики XX века призывали строить «города, внутри которых невозможно не быть влюблёнными», и Речной вокзал стал зданием, будто созданным именно для такого утопического города. И он заново открыл для людей реку. У Перми есть две застарелые беды, две большие пространственные проблемы – эспланада и набережная. Первая проблема связана с необходимостью осмысления и заполнения пустоты в центре города, вторая – с наличием искусственных барьеров, разделяющих горожан и Каму. И если в первом случае главная задача заключается в освоении пространства (сегодня она постепенно решается, хоть и с переменным успехом), то во втором – в его преодолении. Между городом и рекой – высокий обрывистый берег, а на нём насыпь с железнодорожным полотном, огороженным, как полагается, заборами. Собственно, есть только четыре способа попасть на набережную, и большинство из них довольно унизительные. Можно свалиться с обрыва сквозь бурелом, пройти по сырому и мрачному подземному переходу или прошагать сквозь старый каменный туннель под железной дорогой, предварительно спустившись по длинной лестнице (которой, кстати, на данный момент нет – как и денег, выделенных на её несостоявшуюся реконструкцию). И только Речной вокзал всегда был парадным и, по сути, единственным нормальным выходом к реке – никаких тебе переходов, оврагов и лестниц. Вместо них прямая дорога, живописная улица, логическим завершением которой Речной и являлся. Он всегда выполнял благородную миссию, нивелируя отчуждение людей от Камы, возвращая горожанам их набережную и их реку.

И когда был собственно речным вокзалом, и когда стоял в запустении, отданный под вульгарные торговые площади, и когда превратился в музей. Многие граждане вообще были далеки от этих метаморфоз Речного и до последнего дня работы PERMM ломились в него, по старой памяти требуя билета на речной трамвайчик – и наверняка будут ломиться ещё долгие годы, если только вокзал не рухнет. Сотрудники музея научились относиться к этому с юмором: судьба у здания такая, ничего не поделаешь. Но, конечно, приютив музей PERMM, Речной зажил уже совсем другой жизнью. С момента выставки «Русское бедное», открытой тут осенью 2008 года галеристом Маратом Гельманом и сенатором Сергеем Гордеевым с подачи Олега Чиркунова, на тот момент губернатора края, он буквально пережил второе рождение и снова стал точкой притяжения для тысяч людей. Музей современного искусства PERMM изменил город и перепахал его под себя. За пять лет существования под музейными сводами выросло поколение молодых современных художников, зародились десятки культурных инициатив, состоялись сотни событий самого разного толка. Энергия, которой наполнился Речной, попросту не уместилась внутри здания и выплеснулась на улицы. Так появился, например, «Музей в городе» (Паблик-арт программа PERMM). Но центр, главный нерв этих преобразований, всегда находился на Речном вокзале. За это время в нём прошло более пяти десятков выставок – Валерия Кошлякова, Дмитрия Врубеля и Виктории Тимофеевой, Александра Бродского, Сергея Шеховцева и Дмитрия Цветкова, выставок современного искусства Казахстана и Украины, русского зарубежья, Поволжья и Урала, выставок видеоарта, фотографии, графики, французской живописи и множество других проектов. Работали над ними такие кураторы, как Екатерина Дёготь, Хуан Пунтес, Наталья Миловзорова, Евгения Кикодзе, Антонио Джеуза, Михаил Сурков и, конечно же, Марат Гельман, директор PERMM с момента его основания до 2013 года. Последней в длинном списке проектов значится выставка стрит-арта «Транзитная зона», куратором которой стала Наиля Аллахвердиева. Эта выставка

билетов, которые уже никогда не будут выданы, амбарные книги и кабинетные таблички, столы и стулья. Есть даже один портрет Ленина, который сотрудники музея бережно хранят из уважения – всё-таки, наверное, не к Владимиру Ильичу, а к самому факту преемственности времени. Советское учреждение уступило место музею контемпорари арта: кажется, что трудно отыскать две более непохожие сферы, но всё же речь идёт именно о преемственности – пусть неочевидной и изощрённой. Как, в общем, и в любом случае, когда речь идёт о джентрификации – за этим жутковатым и пока ещё непривычным словом скрывается обновление и переосмысление функций отдельных зданий и целых кварталов. Может показаться, что джентрификация как явление таит в себе некоторую конфликтность – тем более что риторика, с которой совершается переход от индустриального устройства к постиндустриальному, это подразумевает. Там, где раньше продавали билеты на пароходы или поезда, где складировали заводскую продукцию, шкурили болванки или разливали вино по бочкам, сегодня вполне может разместиться музей или галерея, центр дизайна или художественная мастерская. Это естественный процесс, который происходит во всём мире. И в нём, если разобраться, нет никакого конфликта «старого» и «нового». Ведь, по большому счёту, передовые фабрики и мощные заводы строились в советскую эпоху ровно по тем же соображениям, по которым сегодня их место в городском пространстве и сознании занимают музеи, институты и студии: по причине фанатичной любви к будущему и веры в возможность лучшего. Утопия во все времена выглядела по-разному и проявлялась в разных ипостасях, но её движущей силой всегда была вера в социальные преобразования, способные изменить жизнь каждого. В этом смысле история Речного вокзала изящна в своей логичности – в какой-то мере он был оплотом утопии и в советское время, и во времена пермской «культуной революции». Эта архитектура не может жить без большой идеи, иначе она превращается в пошлое нагромождение чертежей и материалов. История Речного должна продолжиться.

15

покидает здание Речного вокзала Музей современного искусства PERMM

не поставила точку в истории PERMM на Речном вокзале, хотя позиционировалась именно так. На деле она продлила эту историю, вышла за рамки официальной летописи Пермского музея современного искусства. Ведь «Транзитная зона» – единственная выставка, которая не подлежит демонтажу. Если вы читаете этот каталог – значит, Речного вокзала как музея уже не существует. Сотрудники переехали, упаковав в коробки личные вещи, фонды музея, равно как и всё его имущество, вплоть до последней лампочки, перевезены на новое место. А «Транзитная зона», вполне возможно, всё ещё там, в абсолютной темноте залов Речного, а среди стен, разрисованных лучшими стрит-арт художниками страны, бродит вконец потерянный мнемофилакс. Мнемофилакс у музея PERMM, конечно же, был и останется. Это ангел памяти, музейный дух в замысловатой терминологии писателя Чайны Мьевилля. Музейный дух – это не мем, не маскот и не талисман вроде олимпийского леопарда, которого достаточно просто придумать, нарисовать и дать ему путёвку в жизнь. Его бытность лишь отчасти обеспечивается фантазией музейных сотрудников. Дух музея – это всегда синтетическая сущность, понемногу впитавшая в себя элементы всего, что когда-либо происходило и выставлялось в музейных стенах. В этом смысле он отличается от гармонично развитых духов обычных зданий, которые рождаются, растут и заканчивают жизнь вместе с вверенными им территориями. У ангела памяти, жившего в PERMM, вероятно, всегда было раздвоение личности – музей, так и не обустроивший постоянную экспозицию, существовал в здании, так и не расставшимся со своими славными советскими амбициями. Эта дуальность, вообще характерная для знаковых пермских институций (вспомнить хотя бы галерею, неразрывно спаянную с Кафедральным собором), на Речном прослеживалась особенно чётко. Мало кто за эти годы обращал внимание, что Речной вокзал всегда оставался речным вокзалом минимум наполовину: его левое крыло, избыточное для музея, до сих пор хранит в себе фрагменты советского прошлого – пачки

16

17 Ivan Kozlov

PERMM museum is leaving the building of the river station.

O

f course this is not the simplest stage in the museum’s life. The official blog name (it has been called “Rechnoy” throughout all this time) in theory may be changed easily, now it costs only 15 dollars. But this will not destroy the synonymy of words “PERMM” and “Rechnoy”.

PERMM museum will have a glorious story on a new place in a new situation with new projects.

But the word “Rechnoy” has become attached to it very tightly and it will not leave it soon. This is not only an ephemeral hope to will be back one day ( it is difficult to imagine a building that will

suit for a museum better) but also a pay respect to Rechnoy history, as well as the recent 5 years history as its history in whole.

Perm river station was built in 1940 according to Alexander Grindberg’s drawings and it turned to be the only one project of the great constructivist created in the style of Stalin Empire (may be because the author was 2 years dead at the moment of implementation of the project). Anyway river station building in its final stage has become a favourite place of Perm citizens and even now 70 years after you cannot help loving it. River station projected by

PERMM museum is leaving the building

of the river station.

18

Grindberg served at many functions: it had a waiting room, a hotel, a restaurant and stuff rooms of Kama River Shipping Company. But it had one more function: a magnificent building reminding a ship with its outlines became a semantic center of space, a point of attraction of many citizen generations. Urban romantics of the XX century encouraged people to build cities where it is impossible to be not in love and Rechnoy became a building as is specially created for such a utopian city. It has opened a river to the citizens again.

Perm has two old problems – an esplanade and an embankment of the river. The first problem is connected with the necessity of comprehension and filling the empty space in the center of the city, while the second challenges the presence of artificial barriers separating Perm citizens from the Kama river. Regarding the first case you have to master the space (this problem is being gradually solved now though not constantly successfully) while regarding the second you have to overcome space. There is a steep bank between the river and the city with a mound with fenced rail tracks in fact there are four ways how to get to the embankment and most of them are humiliating. You can fall from the cliff through the fallen trees, walk through the wet and gloomy underpass or to go through the old stone tunnel, coming down the long staircase before (the one which does not exist now as well as the money on its reconstruction) And only Rechnoy river station has always been ceremonial and in fact the only one normal way to the river without any transitions, ravines or long staircases.

There is a straight road, a picturesque street and a river station Rechnoy as its logical conclusion. It has always been performing a noble function of neutralizing alienation of people from Kama, returning them the embankment and the river during every period of its existence: while it was a proper functioning river station, while it was neglected and given for vulgar shopping areas and while it was turned into a museum. A lot of people were not aware of these changes and they still try to buy a ticket for a river bus and probably they will never stop until the building is over.

Stuff learned to take it humorously as this is the fate of the building and you can do nothing about it.

Though sheltering PERMM museum Rechnoy’s life has changed greatly.

Since the exhibition “Russian Povera” (which was opened in autumn of 2008 by gallerist Marat Guelman and senator Sergey Gordeev supported by Oleg Chirkunov who was a former governor of the region at that moment) it experienced a rebirth and became a point of attraction for thousands of people again. Museum of Contemporary Art PERMM changed the city and plowed it for itself: during five years of its existence a young generation of artists appeared under its vaults, dozens of cultural initiatives were born and hundreds of different events happened. Energy which filled Rechnoy did not have enough space inside the building and it went through its walls to the streets, that was the way “Museum in the City” appeared (PERMM public art program). But Rechnoy was always the center, the “nerve” of these changes.

Throughout all this time it placed more than fifty exhibitions – Valery Koshlyakov, Dmitry Vrubel and Victoria Timofeeva, Alexander Brodsky, Sergei Shekhovtsev and Dmitry Tsvetkov, contemporary art exhibitions from Kazakhstan and Ukraine, the contemporary Russian émigré art, exhibitions from Ural and Volga region, exhibitions of video art, photography, graphics, French painting and many other projects. The following curators were working with these exhibitions: Ekaterina Degot, Juan Puntes, Natalia Milovzorova, Nastya Mityushina, Lena Oleinikova, Eugenia Kikodze, Antonio Geuza, Mikhail Surkov and, of course, Marat Guelman, who was PERMM director from its opening until 2013. The last project in this long list is the street art exhibition “Transit Area”, which curator was Nailya Allakhverdieva. This exhibition did not put a full stop in PERMM history at the river station though it supposed to, in fact it prolonged it as it went beyond the official chronicle of Perm Museum of Contemporary Art history. “Transit Area” is the only exhibition which is not supposed to be dismantled. If you read this catalogue it means Rechnoy river station does not exist as a museum now. Staff packed personals, museum funds, all its property with even its last light bulb and moved to a new place. May be “Transit Area” is still there and lost mnemophilacs is still wandering there between walls which are painted by the best Russian street artists.

about the continuity, yet non-obvious and sophisticated. As in any case regarding gentrification (the word which is scaring and yet unfamiliar) we mean the renewal and reinterpretation of functions of separate buildings and whole quarters. It may seem the phenomenon of gentrification has some conflict inside, especially due to the fact the rhetoric of the turn of society form industrial one to postindustrial implies it. On the place where people used to sell ship or train tickets, to store factory production, to scrub bars or pour wine into pipes now a museum, gallery, design center or an art workshop may be placed. It is a natural process which takes place all over the world. If you think this over there is no conflict of “old” and “new”. Generally speaking the best factories and powerful plants were built during the Soviet period for the same reason as now museums, institutions and studios appear in city space: this all happens due to the fanatic love for future and faith in better times. Utopia always looks different and manifests itself in various guises, but its driving force is always a belief in social changes which can change every person. In this sense Rechnoy history is elegant in its logic – to some extent it was a palladium o Utopia both in Soviet times and during Perm “Cultural revolution”. This architecture cannot live without a big idea; otherwise it is just a vulgar pile of materials and drawings. Rechnoy history must go on.

19

of the river station.

PERMM museum is leaving the building

PERMM museum has a mnemophilacs of course, it is the angel of memory, museum spirit in intricate terms of Chaina Mjevill, a writer. Museum spirit is not a mem, not a mascot and not a talisman like the Olympic leopard that you can invent, draw and give a start in life. Angel’s stay is only partly provided by museum stuff imagination.

Museum’s spirit is always a synthetic substance, which absorbed a bit of elements of everything that happened and was exhibited in the museum walls.

In this sense it differs from harmoniously developed spirits of ordinary buildings who are born, exist and end their lives together with the entrusted to them territories.

This duality, which a characteristic feature of important Perm institutions (let us recollect f Gallery which is closely connected to a Cathedral) was very vivid with Rechnoy. Few people noticed that Rechnoy was left as a river station at least halfway: there are still fragments of its Soviet past in its left unnecessary or the museum: packs of tickets which never will be given to anybody, granary books, cabinet signs, chairs and tables. There is even a Lenin’s portrait which is kept in respect, but not towards Vladimir Lenin, but towards the continuity of time.

Soviet institution gave way to the Museum of contemporary art, it seems that one cannot find two spheres so alien to each other, but here we are still talking

20

21

22

23 Наиля Аллахвердиева

Транзитная зона

И

дея этого проекта возникла из необходимости, довольно драматичной. В декабре 2013 года музей получил очередное предписание прокураторы покинуть аварийное здание Речного вокзала в кратчайшие сроки. Пятилетие ПЕРММ его коллектив начинал с чемоданных настроений и полной неопределённости. Сразу после новогодних каникул перед нами в полный рост встала задача организации переезда и главный вопрос: нужно ли делать последнюю выставку? Любая выставка – это не только финансовые, но и временные затраты –

переговоры, доставка работ, монтаж; а после завершения экспозиции – демонтаж, упаковка и отправка экспонатов обратно. Получалось, что такую выставку мы сможем открыть самое большее на месяц, так как подготовку к переезду коллекции и организацию новой экспозиции совмещать невозможно. Согласно этой логике, лучше было вообще не открывать никаких новых проектов. Но был и контрдовод: пять легендарных лет ПЕРММ на Речном не могли завешиться тихим и молчаливым уходом. Необходимо было подвести итог в истории музея: поставить точку, восклицательный

Транзитная зона

24

знак, а лучше – запятую или двоеточие, открывающее следующую страницу жизни ПЕРММ. Логика управления проектами предполагает, что любые проблемы – это ресурсы для проектирования. К этому можно добавить мой предыдущий опыт, связанный с руководством и курированием паблик-арт программы музея. В какой-то момент я увидела не просто залы музея, а большое количество белых стен. Эти пустые музейные стены оказались красноречивее любых аргументов против организации «последней выставки на Речном». На самом деле крайне редко можно увидеть и прочувствовать cтруктуру, геометрию, поверхность, границы и пустоту музейных пространств как нечто самоценное – только в моменты переэкспозиций или, как в нашем случае, переезда. Белые стены и натолкнули на мысль не делать новых специальных выставок, а вместо работ привезти художников, делающих свои проекты на улице, и отдать им стены музейных залов. Показ стрит-арта в музее – вызов для куратора, но также и для самих уличных художников. С одной стороны, художнические стратегии стрит-арта последовательно сопротивляются рынку искусства и всей его современной инфраструктуре, включающей в себя в том числе и музеи современного искусства. Художники этого движения не работают в стерильных условиях «белого куба» выставочных пространств. Одна из важнейших категорий для них – уместность, органичное взаимодействие с реальным контекстом улицы. Они очень высоко ценят независимость, поэтому сами оплачивают возможность высказаться на публике; обращаясь к зрителю, они не нуждаются в посредниках и интерпретаторах – галеристах, арт-дилерах, критиках, искусствоведах и кураторах. Они со скепсисом относятся к заинтересованной, художественно образованной публике, знатокам и коллекционерам, отдавая предпочтение зрителям с улицы – обычным прохожим. Сопротивляется музеефикации и сама фигура художника. Он вынужден скрывать свою личность (большую своих часть работ художники делают на улице, ни с кем их не согласовывая, то есть нелегально), сохраняя свою анонимность, отказываясь от своего «светского имени» в пользу псевдонимов – nickname.

Кроме того стрит-арт унаследовал у граффити не только этику, но и сверхвысокую мобильность и творческую гибкость, равнодушие к недолговечности собственных художественных жестов (художники внутренне готовы к быстрой гибели, исчезновению своих произведений), но главное – смелость в работе с масштабными задачами и невероятную скорость работы, которая позволяет решить проблему отсутствия времени для подготовки экспозиции. Кроме того, проекты уличных художников могли бы изменить вынужденную интровертность музея, повернуть его к городу, обозначить пути выхода музея за свои пределы. Выставка могла бы одновременно стать поводом вернуться к дискуссии о необходимости популяризации современного искусства в Перми средствами паблик-арта и стрит-арта. Известная всей стране, воодушевившая не одну инициативу в области искусства в общественных пространствах по всей России паблик-арт программа ПЕРММ к этому времени перестала работать из-за прекращения финансирования. Работая над концепцией «последней выставки на Речном», я понимала её как решение задачи об органичности, уместности и точности кураторской рефлексии, как обстоятельств (скорый переезд и неопределённость будущего музея ПЕРММ), так и самого контекста, места расположения музея в здании бывшего Речного вокзала на берегу Камы, большой судоходной реки. Всё это ассоциировалось у меня с ожиданием, остановкой, паузой перед переездом, подготовкой и началом нового путешествия. В подвалах Речного мы нашли старый план здания, где были отмечены «транзитные линии» для туристов, прибывающих на круизных теплоходах в Пермь. Так нарисовался образ экспозиции – транзитная зона, место пересадки, зона временного пребывания на вокзале. Музей уподобился одному из больших кораблей, готового отчалить от места его временной стоянки – Речного вокзала (потом, на открытии выставки, прямо в залах мы давали гудки парохода). Как только мы получили первые эскизы будущих работ, стало ясно, что метафора транзитной зоны оказалась шире и глубже локальной

Рустама Кубика – молчаливая и неинтерпретируемая пауза медитации. Фальшивая угроза и игрушечная смелость святого Георгия Победоносца, который в версии Славы Моффа предстаёт героем фэнтези-культов, зависает на безопасном расстоянии над водами, населёнными хтоническими чудовищами из мультфильмов Cartoon Network. Проект группы 310 – эпизод большой комикс-саги, которую уже много лет создают художники на улицах разных городов. Это мифологизация ностальгии по «упущенной свободе» 60-х, которая редуцировалась до самых расхожих визуальных клише и фетишей, типа расписных фургончиков хиппи Volkswagen и сексуальных артисток мюзик-холлов. Романтика русского рока 80-х в граффити Кирилла Кто вызывает оторопь: как наивно звучат теперь слова, которые воодушевляли миллионы молодых людей в 80–90-е «на заре перестройки». Современность застревает в транзитной зоне террора гибридной войны. Война, которой как будто нет, хотя есть оружие, солдаты и военные действия, враждующие стороны (исповедующие одну религию, говорящие на одном языке), но главное – есть страшные разрушения, настоящие жертвы, неподдельное горе. Вместе с российскими художниками в проекте участвовали и знаковые для музея украинские уличные художники из Харькова – Гамлет Зиньковский и Роман Минин. В 2011 году паблик-арт программа музея ПЕРММ открывалась их многочисленными проектами. Гамлет тогда создал на многих стенах в городе масштабную серию граффити-поэзии, а монументальная работа «Гомер» Минина стала настоящим «хитом сезона». Долгое время после демонтажа пристроя к Дягилевской гимназии, на брандмауэре которого она была нарисована, горожане писали письма в мэрию с просьбой воссоздать роспись где-нибудь ещё в городе. Российско-украинский состав участников стал буквальной метафорой момента, когда украинские события стали неотъемлемой частью российской повседневности. Мы стали свидетелями «украинизации» российской жизни, и это

25

Транзитная зона

ситуации музея и истории Речного вокзала. Похоже, в «транзитных зонах» оказались и чувства современников, и их личные связи, и социальные отношения, и история, и религия, и текущая внешняя и внутренняя политика страны. Зависли в транзитной зоне личного проекты питерской группы «Ганди». Самоотрицание произведения, как результат рефлексии эстетики и стратегии граффити в работе «Меня скоро сотрут», перерастает в метафору нестабильного самочувствия обывателя, точно так же вибрирующего в экзистенциальном и социальном измерениях «невозможных возможностей» собственной жизни. Теми же пограничными «транзитными» состояниями навеяна работа Ильи Мозги. «Подвешенность» – задержка, вечно длящийся момент падения имеют здесь оттенок суицидальной непереносимости неопределённости. Тема угрозы «большой воды», близости полноводной и опасной реки Камы, на которой стоит Речной (реальность наводнения и затопления вокзала в случае аварии на городской ГЭС), формирует транзитные зоны ожидания катастрофы. У Стаса Доброго это циклически затопляемый город и его обыватели, существующие одновременно в материальной и спиритической ипостасях. У Наташи Пепе скелет русалки – метафора существования на границе стихий. Баннер ОСВОД – «учитесь плавать» Кирилла Кто – иронически напоминает о том, что «спасение утопающего – дело рук самого утопающего» и преодоление неопределённых ситуаций требует усилий и ответственности. Большая вода у !XО трансформируется в «водоворот времени», обещая мгновенные перемещения и многомерную вездесущность, однако на деле водоворот лишь сковывает тело, которое завязает в пространственной коллизии совмещённых времён. Время, как История, задерживается в транзитной зоне мифологии. Склеиваясь с религией, история замирает, отражаясь в полигональной амальгаме кристаллического Христа, или бесконечно умножается в зеркальных копиях оп-арт армии гномов в проектах группы «Зук Клаб». Дух замирает в каллиграммах Эдуарда Димасова, как и суфийская мудрость на фреске

Транзитная зона

26

уже не может игнорироваться людьми культуры обоих стран. Инсталляция Гамлета «На память» из фотографий 30-х – 70-х годов прошлого столетья, собранных из огромного количества семейных альбомов, – это призыв художника остановиться перед лицом общей памяти двух братских народов, вместе прошедших Вторую мировую войну и одержавших победу над чудовищным злом нацизма. «Верь первым» – призыв Романа Минина к доверию, отказу от претензий и подозрительности: только отказавшись от пропагандистских штампов, можно строить, развиваться, созидать. В работе «Майдан» Анна Нистратова с помощью краски и бензиновой горелки превращает стену музея – в стену огня, который надолго разделил две страны. Автор повторяет и масштабирует образ экранной картинки, которая «впечаталась» в сознание всех, кто неравнодушен и желает скорейшего завершения этого конфликта, намекая на соучастие каждого зрителя в этом кризисе человечности, где столь очевидно искусственно разжигается всепоглощающий огонь ненависти. Инсталляция Тимофея Ради – стальная стена с вырубленным в ней текстом «НАПРЯЖЕНИЕ РАСТЁТ» – передаёт предчувствие нависающей в воздухе угрозы, ежедневно нарастающей опасности открытого и массового военного конфликта, который становится тем более неумолимым, чем более абсурдным он кажется. Кроме различных тематических линий, в экспозиции надо было представить работы очень разных авторов, исповедующих очень разные концептуальные и пластические подходы, принадлежащих разным сообществам, часто никогда не пересекавшихся в реальной жизни. И было интересно, как вся эта разнородная компания «уживётся» в одном выставочном пространстве. Значительная часть экспозиции – проекты, использующие текст, причём в одном пространстве сосуществуют, с одной стороны, работы, развивающие линию граффити, например, проекты Petro и Покраса-Лампаса, где текст распадается на самодостаточные абстрактные формы, стремится

стать беспредметной картиной и где важно не столько содержание текста, сколько то, как он выглядит. C другой стороны, работы Кирилла Кто, Ильи Мозги, группы «Ганди», которые отвергают любую эстетизацию текста. Слово в их работах, посредством стратегий и техники граффити, приобретает новые измерения, монументализируется. Интимный дискурс художника, его глубоко личные переживания перерастают в глобальные обобщения, становятся философскими максимами. Другая часть экспозиции – различные версии фигуративных стратегий, в которых линии иллюстрации и анимации переплетаются с эстетикой классического монументального искусства и современных настенных росписей. Велик был и разброс в подходах формулирования авторской идеи: от заимствований из классического концептуализма до стратегий современного иронического минимализма и нового сюрреализма в духе художников, сотрудничающих с журналом Hi-Fructose. С одной стороны, это буквализм и наивная нарративность, когда зритель напрямую «считывает» художническое высказывание, и предельная абстрактность, которая благодаря «феномену ситуации», тем не менее, становится политическим высказыванием, с другой. Разнообразными оказались и пространственные аспекты работ (стены, углы, комнаты), и техника исполнения (живопись валиками, кисточками и спреем; фотообои; трафарет; просечной металл; граффити-тэггинг, видеопроекции, коллажи), и технические приёмы (флэш-анимация, копчение горелкой и даже расплёскивание красного вина). Для решения этой непростой задачи – соединения столь пёстрого состава авторов и работ в единую экспозицию – была разработана довольно гибкая структура, которая также обыгрывала название выставки. В кино и видеомонтаже используется понятие transition – переход от одного фрагмента фильма к другому с использованием спецэффектов. В экспозиции авторские «монтажные куски» перемежаются «транзитными зонами», которые художники делали для друг

не осмыслен, не оценён по достоинству и только начинает вписываться в историю отечественного искусства. Городская среда стала настоящим «карьерным лифтом» для целой генерации молодых художников, которые здесь не просто творчески сформировались и окрепли, но и стали настоящими «героями улиц», медийными звёздами, любимыми ньюсмейкерами средств массовой информации. Одновременно с проявлением отчётливых тенденций цензуры, существенным подмораживанием гражданской активности работы художников на улице становятся голосом сообществ, выражением независимой гражданской позиции. Взаимное проникновение музея и уличного искусства на выставке создало «транзитную зону», пограничную территорию, где стрит-арт приобретает новый статус, «музеефицируется», а музей становится пластичным и, подобно городскому пространству, отдавая художникам свои стены, на время синхронным жизни города. Особенным в этом выставочном проекте стал не только результат, который был предъявлен зрителям, но и процесс создания работ. Его можно проследить на страничках проекта на сайте музея и в социальных сетях. Обычно скрытые от глаз зрителя моменты (виртуозность техники исполнения, неожиданные методы и приёмы создания работы, в диапазоне от танцевальных перформансов до систематичных ювелирных штудий в духе пуантилистов) открыли красоту самого рабочего процесса, за ним можно было наблюдать, как за игрой музыканта. За время работы выставку посетили почти 17 тысяч человек. Она стала большим городским событием, вернув музей на карту городской культурной жизни. Экспонаты «Транзитной зоны» не стали частью музейного фонда, но всё равно остались – в памяти зрителей, в медийных проектах (виртуальных экскурсиях, видеороликах, инстаграм-сессиях) и в этом каталоге.

27

Транзитная зона

друга, чтобы состыковать все авторские проекты в непрерывную «киноленту», большую коллективную работу на площади почти полторы тысячи квадратных метров. Эта структура позволила наиболее адекватно показать уличное искусство в закрытых музейных пространствах, дала художникам возможность высказываться естественно: форма и способ сосуществования художественных жестов в рамках экспозиции максимально совпали с тем, как и что эти авторы делают на улице. Первоначально транзитные зоны были распределены согласно логике куратора и экспозиционера: предполагалось, что художники начнут с них, ведь это были зоны импровизаций, в отличие от «авторских кусков», к которым эскизы готовились заранее. Реальный процесс, однако, пошёл по-другому. Художники отложили работу над «переходами» на потом и поменяли их расположение, подыскивая для себя наиболее подходящего партнёра. Вся эта беготня из одного угла экспозиции в другой, переговоры о сюжетах транзитных зон, споры создали новый уровень отношений внутри выставки как между работами, иногда совершенно противоположными по духу и эстетике, так и между их авторами, часто знавшими о друг друге только заочно. Выставка «Транзитная зона» – первая серьёзная музейная сборка стрит-арта, важный этап в истории российского современного искусства, важная черта, которая отмечает начало институализации уличного искусства. Традиционно художественные музеи (особенно государственные) стараются заниматься «истеблишментом» современного искусства – «серьёзная» институция не может рисковать и должна работать только с устоявшимся, признанным, критически отрефлексированным «материалом». Несмотря на то что стрит-арт в России, как и по всему миру, – это очень важная часть художественного процесса, влияющая не только на художественную культуру и дизайн, но и, минуя институции и инфраструктуру современного искусства, на граждан, на массовую аудиторию, он пока в нашей стране серьёзно

28

29 Nailya Allakhverdieva

Transit Area

N

ot Muses, but quite a dramatic circumstances brought to life the idea of this project. In December of 2013 our museum received another prescription from the public prose cutor’s office to leave the emergency River station building as soon as possible. PERMM’ five-year celebration was marked with moodto-leave and unclear perspectives. Right after the Christmas holidays the team were faced deadline to move, and one of the questions was “to held the last exhibition or not?”. Everyone knows that any museum project requires not

only financial but also time costs – negotiations, delivery, insurance, installation, and in the end – dismantling, packing and shipping items back.

The only opportunity not to combine the move with the exhibition process – to make the last one no longer than a month. According to this it was logically not to launch any new projects at all.

But there was a counter-argument: five legendary years of PERMM in the “Rechnoy” river station couldn’t just ended with a silent leave. We had to sum up the museum’s history – to put a point, an exclamation mark or better a comma or a colon to open the following page of the PERMM’s life.

Transit Area

30

It says, that project approach suggests any problem as a resource of design-making. Added to this my previous experience with the management and curation of the PERMM public art program. In one moment I saw not just a museum halls but a large number of white walls. Those empty walls were more eloquent than any argu ments against the last exhibition at Rechnoy. Structure, geometry, surface, borders, empty spaces of the museum something that can be seen and felt as self-sufficient very rarely, only in moments of over-exposure or as in our case the move. I’ve got the idea instead of preparing the next exhibition and collect art works to invite street artists and give them museum walls.

Street art show in the museum is a challenge for the curator as well as for the artists. On one hand, artistic strategy of street art has been constantly opposing the art-market and all its modern infrastructure, including the museums of contemporary art. The artists of this type prefer not to work in the sterile conditions of a ‘white cube’.

One of the most important categories for them is the relevance, organic interaction with actual street context. Indeed they

appreciate freedom and independence, so they ‘pay themselves’ for the chance to speak in public. Addressing the audience, they don’t need mediators and interpreters e.g. gallery owners, art dealers, critics, art-historians and curators. Well-educated art people, experts and collectors are not the target audience of the street art, but the passersby are. And artists’ figure opposes the museumfication too. Street artists have to hide their identity usually they work illegally, without any coordination, and hold their anonymity, renouncing their "secular name" in favor of nicknames.

On other hand they inherited not only the ethics of graffiti art, but also the ultra-high mobility and creative flexibility, as well as the indifference to the fragility of their own artistic gestures – artists had to submit to the short life and ephemerality of their works. But the main thing about street artists – is the courage to work with ambitious goals and incredible speed, which allows to to prepare the exposure in situation of lack of time.

Besides, street projects make museum to re-turn to the city and set out the ways how to break museums limits. This exhibition rises a common

Transit Area

Topic of the threat of “big water”, the proximity of the deep and dangerous Kama river on which Rechnoy stands (the expectancy of floods in case of an accident on the city HPP), forms transit area of waiting for a catastrophe.

Stas Dobryi puts it as a city which is cyclically flooded with its inhabitants, existing simultaneously in the material and spiritualistic manifestations.

Natasha Pepe’s skeleton of a mermaid – is a metaphor of boundary substances in our life. OSVOD (Soviet community to save sinking people) banner: “Learn to Swim” by KIRILL Kto ironically reminds that "the rescue of sinking people – is the handiwork of sinking themselves" and overcome the uncertainty of the situation requires effort and responsibility. High Water in the works of !HO transformed into “the vortex of time”, promising instant movement and multi-dimensional omnipresence, but in fact only a whirlpool binds the body, which tied in spatial collision of mixed times.

Time as History trapped in the transit area of mythology. Gluing with religion, history stops being reflected in the polygonal crystalline amalgam of Christ, or infinitely multiplied in the mirror copies of op-art army of gnomes in the projects of the ZukClub group.

Spirit fades in Edward Dimasov’s kalligrammah as Sufi wisdom on the mural of Rustam Qbic – a silent pause and uninterpreted meditation. Fake threat and toy courage of St. George, who in Slava Moff’s version appears as a cult fantasy hero, hovers at a safe distance above the waters inhabited by chthonic monsters from Cartoon Network.

Project by 310 Squad is an episode from the big comic saga, which has been created on the streets of different cities. It is a mythologisation of the nostalgia for “lost freedom” of the 60s, which has been reduced to the most common visual clichés and commonplaces fetishes, such as painted hippie Volkswagen vans and sexy music-hall actresses. Romance of the Russian rock in Kirill Kto’s graffiti is frightened: how naive sound now the words, that inspired millions of young people in the 80-90’s “at the dawn of perestroika”.

Contemporary world is stuck in the “transit area of terror” hybrid war.

31

discussion about the need to popularize contemporary art by means of streetand public art activities. For example, PERMM public art program became famous throughout Russia and inspired a number of initiatives in the art spheres and public spaces. Unfortunately program no longer exists because of the funding termination.

While working on the conception of the “last show at the Rechnoy” I saw it like a solution to the problem of orga-nic quality, relevance and accuracy of the curator’s reflection not only about the circumstances (a fast move and the uncertainty of PERMM future), but the context itself (the location of the museum in the former river station on the bank of the Kama, a large navigable river). All these facts was associated with the expectation, stop, pause before moving, preparation and beginning of a new journey. Besides, in the river station’s cellar we found an old plan of the building, where they were marked «transit lines» for tourists arriving on cruise ships in Perm. That was the birth of the exhibition concept, main point – the transit area, a place of transplant, area of a temporary stay at the station. As if museum turned into one of those big ships ready to sail from its temporary parking place – the river station (at the opening night we will reproduce the hooter sounds of the steamer in the museum halls).

But as soon as we received the first sketches of the works we realized that the metaphor of the transit zone was wider and deeper than the local situation of the museum and the history of the river station. It turns out that "transit area" included also feelings of the contemporaries, their personal relationships and social relations, history, religion and a current domestic and foreign police of the country.

Projects of a St. Petersburg group Gandhi stuck in the transit area of personal. Self-denial of the artwork in “I will be erased soon” project as a result of graffiti aesthetic and strategy reflection turns into a metaphor of the unstable state of a normal man, which is vibrating in the existential and social dimensions of “impossible possibilities” of one’s own life.

The same transit states inspired Ilya Mozgi’s work. Limbo – the delay, everlasting moment of the fall, here it has a character of the suicidal intolerance of uncertainty.

Transit Area

32

The war which doesn’t seem to exist, though there are weapons, soldiers, military operations and warring parties (practicing the same religion and speaking the same language), but the main thing is the presence of the terrible destructions, real victims and a genuine grief. Together with the Russian street artists the Ukrainian ones took part in this project; they are GAMLET Zinkovsky and Roman Minin, two artists from Kharkov who are significant for our museum. In 2001 PERMM public art program started with their numerous projects. That time GAMLET created a large scale series of visual graffiti-poetry on the city walls, while mural “Homer” by Minin became a true “hit of the season”. For a long time after the dismantling of the Diaghilev gymnasium’s wing, on which firewall this graffiti was created, citizens started writing letters to the mayor’s office with a request to recreate this graffiti somewhere else in the city. Russian-Ukrainian list of participants has become a literal metaphor of the moment when the Ukrainian events have become an integral part of Russian everyday life. We have witnessed the “ukranisation” of our life and it can be no longer ignored by the culture people of both countries. GAMLET’s installation of photos made in the 30’s-70’s of the last century and collected from a huge amount of family albums “For a Memory” is a call to stop facing the common memory of two fraternal nations who experienced the Second World War together and who defeated the monstrous evil of Nazism.

“Trust the first” by Roman Minin is an appeal to trust, refusal of claims and suspicions; we can build, develop and create only if we get rid of propaganda clichés. The work “Maidan” by Anna Nistratova made with the help of paint and gasoline burner turns museum walls into the wall of fire which is separating two countries for a long time. The author repeats and scales the screen image which has been “imprinted” into the consciousness of those people who are not indifferent to this situation and who are looking forward the quickest conclusion of this conflict with a hint that every spectator is a part of this crisis of humanity, which is so obviously artificially fueled all-consuming fire of hatred.

Timofey Radya’s installation depicts a steel wall with a note “VOLTAGE INCREASES’ which is cut out on it; it

sends a premonition hanging in the air threat, daily increasing danger of an open and mass war, which becomes all the more unforgiving with its growing absurd.

Apart from the various thematic lines we had to combine very different authors, who practice different conceptual and plastic approaches, belonging to different communities, often never intersect in real life. Combining them in the one exposition space was an interesting experience. A significant part of the exhibition – projects that use text. In the same space coexist on the one hand projects which develop the graffiti line as the ones by Petro and PokrasLampas in which the text is broken into the self-sufficient form and tends to become a subject less image, in which the content of the text is not so important as its form. On the other hand the works

by Kirill Kto, Ilya Mozgi and Gandhi group who reject any aestheticization of the text.

A word in their texts with the help of using graffiti techniques and strategies acquires new dimensions and becomes monumental.

Intimate discourse of an artist, his own deep feelings escalate into global generalizations and become philosophic maxims.

Another part of the exhibition represents different figurative strategies in which lines of illustrations and animations interwoven with the aesthetics of classical murals and contemporary wall paintings. There was a great variation in the approaches to form the author’s idea: from borrowing it from the classical conceptualism to the strategies of actual ironic minimalism and new surrealism in the spirit of those artists who collaborate with the Hi-Fructose magazine. On the one hand it is a literalism and naïve narrativity when a spectator “reads” the artist’s message directly but on the other hand it is an ultimate abstractness which is due to “the phenomenon of the situation” becomes a political statement.

There was also a variety in the spatial aspects of the work (walls, corners, rooms), technique (painting rollers, brushes and spray, photo wallpapers, stencil, carved metal, graffititagging, video projections, collages) and technical approaches (flash-animation, smoking with a gasoline burner and even splashing red wine).

impor-tant part of the artistic process, which affects not only the artistic culture and design, but also (bypassing the institutions and infrastructure of contemporary art) citizens and a mass audience, it is still seriously not well understood, not appreciated and is just starting to fit into the history of Russian art. The urban environment has become a real “career lift” for the whole generation of young artists who were not just formed and matured artistically, but have become the real “street heroes”, media stars and favourite newsmakers in mass media.

Simultaneously with the manifestation of a clear trend of censorship and essentual freezing of a civic engagement, works of street artists becomes the voices of communities, the expressions of independent civil will.

Interpenetration of the museum and street art on the exhibition created a “transit area”, a border territory, where street art acquires a new status and is being “put into the museum frames” while the museum becomes pliable and, like the urban space, gives street artists its walls, which are synchronous to the city for that time.

In this project both the result which was shown to the audience was special, but a process of creation too. It can be traced on a project page on the museum site or in the social networks. Usually hidden from the eyes of the spectator (virtuosity of technique, unexpected methods and ways of creating the work, ranging from dance perfor-mances to the systematic Studi in the spirit of pointillist) discovered the beauty of the workflow behind it could be seen as playing a musician.

Exhibition was visited by almost 17 thousands of people. It has become a big city event, bringing the museum back to the map of city artistic life. The exhibition “Transit Area” have not become a part of the museum fund, but still remained – in the audience’s memory, in media projects (virtual tours, videos, Instagram sessions), and in this catalogue…

33

Transit Area

To solve this difficult problem of combining so different authors and works in a single exposure we worked out a flexible structure which was connected with an exhibition title too. The concept of “transition” is used in the film and video editing – it is a transition from one fragment to the other with the usage of special effects.

In the exposition these author’s fragments interchange with the transit areas, which artists create for each other to connect all projects in one continuous “reel”, a great collective work on an area of almost one and a half thousand square meters. This structure has allowed showing street art in the closed museum spaces in the most adequate way and it gave the artists an opportunity to express themselves naturally: the form and method of coexistence of the artistic gestures within the exhibition frames maximally coincided with the way artists have in the street.

Originally transit areas were distributed according to the curator’s and expositionist’s logic: we assumed that artists would start with them as they were the zones of interpretations unlike the “authors’ fragments” which sketches were created beforehand. But the real process went a different way. Artists postponed work on “the transitions” and then changed their location, looking for the most suitable partner. All this running around from one corner of the exposition to another, talks and disputes about the plots of the transition areas created a new level of relationships inside the exhibition as between the works which often were opposite in their aesthetics and spirit, as between their authors, who often had known each other only in absentia.

The exhibition “Transit Area” is the first major museum assembly of street-art; a significant step in the contemporary art history, an important trait that marks the beginning of the institutionalization of street art.

Traditionally, art museums (especially the state ones) are trying to deal with «establishment» of modern art – “serious” institution can not risk and should only work with the material which has been acknowledged and critically reflected.

Despite the fact that street art in Russia, as well as around the world, is a very

34

35

36

37 Константин Богданов

Стрит-арт: из окраин в галереи. Что дальше?

Р

азговор о стрит-арте располагает к парадоксам. Наследуя мнимой вербальности граффити, уличные рисунки создают образность, которая в большей степени прочитывается как высказывание, чем как конкретное сообщение. В лингвистике такие высказывания, вслед за Джоном Остином, британским учёным, размышлявшим о функциях речевой деятельности, называются перформативами. Если определительные (или конститутивные) высказывания называют нечто чем-то («вот это – корова», а «вот

это – любовь»), то коммуникативной целью перформативов является нечто сделать – промычать, как корова, признаться в любви и т. д. Означиваемое в этих случаях подчинено акту самого обозначения. Интенция предстаёт ценностно существенней, чем определяемая ею рецепция. Но вот вопрос: а о чём тогда вообще речь? Что всё это значит? В каких интерпретативных терминах стрит-арт заслуживает своего истолкования в качестве предмета «какого-нибудь-там-знания» (например: социологии города – коль скоро речь ведётся об улице, или искусствоведения – коль скоро

ьше? Стрит-арт: из окраин в галереи. Что дал

38

в самом словосочетании «стрит-арт» нашлось место не только «улице», но также «искусству»). Множащиеся исследования и классификации, посвящённые уличному искусству за последние двадцать лет, демонстрируют, насколько сложным является суждение о вещах, обязывающих видеть в них не характерный для традиционного искусства аристотелевский мимесис (то есть воспроизведение и подражание), но контекстуально (в данном случае – урбанистически) опосредованное отношение между автором, его работой и потенциальным зрителем. Применительно к граффити почин к его возможным интерпретациям был положен уже почти сорок лет назад – в книге французского социолога Жана Бодрийяра «Символический обмен и смерть» (1976). По мнению Бодрийяра, граффити, захлестнувшие собою в начале 1970-х годов стены и заборы нью-йоркских гетто, а затем ворвавшиеся в благопристойные буржуазные кварталы, представляют собою, прежде всего, протест. Это протест равно социальный и семиотический – несогласие с тем, что навязывается социальным низам в качестве упорядоченной властью среды обитания. Город, в котором политикоиндустриальной локализации центра и периферии (и соответственно: пролетариата, люмпена и буржуа) сопутствуют привычные ориентиры повседневной детерминации – визуальные приметы урбанистического оформления улиц, зданий, транспорта и т. д., искушает стать – и становится – тем, где вторжение в порядок привычной зрительной ориентации радикально трансформирует городское пространство. Это «мятеж знаков», направленный на «переозначивание» города как социально общей территории. Интервенция граффити – это интервенция их авторов, само появление которых там, где этого не подразумевалось ранее, есть революционный вызов, важный не своим содержанием, а самим фактом своего наличия. Упоминает Бодрийяр и настенные рисунки (City Walls), которые стали появляться в том же Нью-Йорке – частью стихийно, а частью – в отличие от граффити – по заказу и на деньги муниципальных служб, чтобы «обновить и оживить город». В этих случаях,

по Бодрийяру, о революционности и «мятеже знаков» речь не идёт: даже если такие изображения тяготеют к политической тематике, уже то, что к ним применим эстетический критерий – обессиливает их воздействие, так как заставляет их авторов (а также и зрителей) считаться с языком живописи, которая всегда балансирует на грани декоративности и аполитичной «красивости». Бодрийяр, как и многие французские философы, был склонен к эпистемологическим апориям – умозаключениям, логическая стройность которых не обязывает считать их соответствующими действительности, но его суждение о граффити и настенных уличных рисунках важно как размышление о потенциальном идеологическом восприятии той или иной образности. Образность граффити и образность стрит-арта расценивается им различно (хотя дальнейшее развитие граффити, вопреки его мнению, также вполне продемонстрировало собственную эстетизацию как на уровне формальных, шрифтовых и живописных, так и содержательных – номинативных и контекстуальных – деталей), но их идеологическая интерпретация сводится к противопоставлению вневербальной революционной интенции: действия, жеста, поступка – эстетически продуманному художественному сообщению. Четыре года спустя после появления книги Бодрийяра Хулио Кортасар опубликует рассказ «Граффити» (1980), в котором теоретические размышления французского социолога обретут литературную жизнь в антиутопическом (а точнее: дистопическом) повествовании о двух героях – мужчине и женщине – живущих в мире условно узнаваемой (аргентинской) диктатуры, наложившей запрет на любые надписи и изображения на городских стенах. Под угрозой ареста и пыточных застенок не знающие друг друга герои опознают друг друга и начинают заочно общаться как авторы граффити, которые они оставляют ночью на стенах пустынных улиц. Надписи и рисунки, которые создаются ими в мрачной и нагнетённой атмосфере социального насилия, в описании Кортасара лишены сколь-либо политического

39

Стрит-арт: из окраин в галереи. Что дал ьше?

содержания (разве что кроме фразы «Мне тоже больно», в остальных случаях – «это могла быть наскоро сделанная абстрактная композиция в двух цветах, или контуры птицы, или две соединённые фигуры», «пейзаж с парусами и дамбами», «белый треугольник, окружённый пятнами в виде листьев дуба», «набросок в голубых тонах – изображение апельсина, похожее (как думает герой. – К.Б.) на её имя или её рот»), но уже самим своим наличием они являют протест режиму, вынуждающего своих сограждан к дискурсивному безмолвию. В конечном счёте девушку арестовывает полиция и мучительно ждущий её возвращения герой снова и снова оставляет ей настенные послания, которые должны сказать ей о его любви. Проходит какое-то время – мы узнаём, что где-то происходят «беспорядки» и полиция отвлечена от того, чтобы бороться с уличными рисовальщиками – герой видит рядом со своим рисунком её: «оранжевый овал и фиолетовые пятна, в которых угадывалось чьё-то распухшее лицо, один заплывший глаз, рот, изувеченный ударами кулака». В литературоведческом отношении рассказ Кортасара представляет собою яркий пример так называемого экфрасиса – словесного описания произведений изобразительного искусства (интересно при этом, что литературный

текст обычно следует за визуальным изображением, описывая реально существующие образы, а в этом случае – предшествует им, став основой для двух экранизаций рассказа – фильма Александра Ажа «Фурия» (Furia, 1999) и «Граффити» Вано Бурдули (2006) – в русском прокате «Еще ничего не стерли»). Но вместе с тем, как и книга Бодрийяра, он позволяет задуматься об идеологиях, при которых пространство города табуируется как пространство не-властного, не-авторитарного высказывания. У Бодрийяра и Кортасара, бывших свидетелями революции 1968 года, уличное искусство выступает средством политического высказывания по той причине, что именно улица стала главной ареной бунтарского противостояния студентов и парижских властей. Граффити и настенные рисунки включены в этом контексте в саму динамику публичного протеста – «право на высказывание», ненадёжность и скоротечность новостей, сутолоку и слухи, передаваемые из уст в уста – всё то, что противостоит и сопротивляется кодам надлежаще «правильного» поведения. Сторонние аналогии к распространению граффити и стрит-арта легко обнаруживаются при этом в современном фольклоре, под которым сегодня прежде всего понимаются такие сферы дискурсивного обмена,

ьше? Стрит-арт: из окраин в галереи. Что дал

40

которые направлены на практики коллективного самоопознания, идентичность различных социальных, профессиональных и поло-возрастных групп. Считавшиеся характерными для традиционного фольклора целостные тексты, развёрнутые повествования уступили место более или менее фрагментированным клише, текстам-сигналам, которые не столько передают информацию, сколько указывают на её источник. Намёк, аллюзия, «сноска» к событию или рассказу, а в последние годы – вербальные и изобразительные «мемы» – наделяются уже не денотативными, но экстралингвистическими коннотациями, достаточными, чтобы служить средством коллективной само-идентификации. Бессмысленно извлекать буквальный смысл из словосочетаний типа «Ленин – гриб», «Упоротый лис», «Капитан очевидность» или картинок котиков, некогда заполонивших страницы Фейсбука и Вконтакте – вернее сравнить их роль со значением «ключевых слов» в информатике: подобно тому, как по ключевым словам происходит опознание смысла в информационном шуме, вербальные и изобразительные мемы маркируют социоролевые позиции в коммуникативном «шуме» повседневности. На заре истории стритарта такими, ставшими вполне «фольклорными» мемами, служили уличные лозунги 1968 года «Меньше читайте – больше живите», «Запрещать – запрещено», «Скука контреволюционна!», а в конце 1970-х – начале 1980-х годов – знаменитые SAMO-надписи (Same old – от: The same old shit) нью-йоркца Жана Мишеля Баския и трафареты крыс, придуманных – в иллюстрацию к своему псевдониму парижским райтером Блеком ле Ра. Однобокость бодрийяровского понимания стрит-арта очевидна, но исторически оправдана: воля к действию и слову, намерение и жест – были основами революционных манифестов в искусстве самых разных стран и культур. Напор футуристической зауми и «вневербальные» перформансы на улицах Москвы и Петрограда пореволюционных лет стоят в том же ряду политически востребованных высказываний. Вспомним здесь хотя бы Владимира Маяковского и его сборник с

характерным названием «Простое как мычание» или опубликованный в 1918 году им же вместе с Давидом Бурлюком и Василием Каменским футуристический «Декрет № 1. О демократизации искусств», объявлявший среди прочего: Пусть самоцветными радугами перекинутся картины (краски) на улицах и площадях от дома к дому, радуя, облагораживая глаз (вкус) прохожего. Художники и писатели обязаны немедля взять горшки с красками и кистями своего мастерства иллюминовать, разрисовать все бока, лбы и груди городов, вокзалов и вечно бегущих стай железнодорожных вагонов. Пусть отныне, проходя по улице, гражданин будет наслаждаться ежеминутно глубиной мысли великих современников, созерцать цветистую яркость красивой радости сегодня, слушать музыку — мелодии, грохот, шум — прекрасных композиторов всюду. Пусть улицы будут праздником искусства для всех. В чем Бодрийяр остаётся прав, так это в том, что мера предсказуемости в таких высказываниях обратна степени их идеологической (а также коммерческой) апроприации. Революционность граффити предопределяется, по его мнению, их неопределённой перформативностью, и вместе с тем – столь же неопределённой референциальностью: нельзя ведь точно сказать, что обозначают «все эти буквы» и «как бы слова», – но в этом-то, по Бодрийяру, и состоит их бунтарский смысл. Власть напрягает всё то, что ей непонятно. С рисунками дело обстоит сложнее – даже если они расцениваются как вызов или вандализм (зачем нужно расписывать стены, если можно использовать холст и подрамник?), они фигуративны, изобразительны и потому, в принципе, доступны для воображаемой музеефикации. Их можно поместить в раму, повесить на стену в галерее и (почему бы не) выставить на художественном аукционе.

41

ьше? Стрит-арт: из окраин в галереи. Что дал

Пройдёт время, и будущее стрит-арта покажет, что так оно и есть: Кристина Агилера, купившая оригинал работы Бэнкси «Королева Виктория» (с изображением королевы во время лесбийского акта) за 25 тысяч фунтов, положила начало товарообороту работ революционного художника на старейшем и буржуазно-респектабельном аукционе Sotheby's. Калькуляция продаж при этом растёт: если в 2006 году уличные произведения Бэнкси в среднем оценивались в 50 тысяч фунтов, то уже к сегодняшнему дню их цена перепрыгнула за миллион долларов (рекордной цифрой остается сумма в 1 миллион 900 тысяч, отданная в 2008 году за работу «Борьба с вредителями»). Замечательно, что сам Бэнкси, считающий эту торговлю ещё одним абсурдом коммерциализованного общества, вынужден вышучивать продажу своих работ демонстративным акционизмом – раздачей их за бесценок, уличной «выставкой» граффити и инсталляций в Нью-Йорке (когда каждый день там появлялось по меньшей мере одно новое произведение), выкладыванием их на своём сайте и в Инстаграме (в сопровождении издевательски псевдоискусствоведческого аудиокомментария) – так, чтобы их концептуализация соответствовала однажды принятой им роли художника-неформала и провокатора, чуждого буржуазному рынку искусства как ещё одного капиталистического рынка потребления. Но симптоматично, что рынок на то и рынок, чтобы жить по своим законам и навязывать их потребителям: так, например, лозунг-граффити,

оставленный художником на аукционе Sotheby's («Мы богатеем на Бэнкси») уже на второй день был продан там же за 15 тысяч 999 фунтов. Парадоксы музеефикации уличного искусства в общем очевидны: в апокалиптическом фильме Альфонсо Куарона «Дитя человеческое», действие которого происходит в 2027 году, выломанный кусок стены с работой Бэнкси «Целующиеся полицейские» украшает собою холл дома-галереи богатого мецената, наряду со статуей Давида и «Герникой» Пикассо, как великий образец былой культуры в бесплодно вымирающем мире. В этом, уже определившемся социальном, рыночном и музейно-экспозиционном контексте будущее стритарта легко представимо как существующее в одном ряду с традиционными «рамочными» и «пьедестальными» произведениями. Название, описание, страховая стоимость – такова плата за термин, который уже определяет собою наше отношение к тому, что называется уличным искусством: art. Вопрос в том, утратит ли это словосочетание своё прилагательное street? Лингвистический нюанс в этом случае является логическим, как contradictio in adiecto, «противоречие в определении», парадоксально сочетающим в себе, с одной стороны, статику «объекта» («искусство»), а с другой – интригующую мобильность и активность соотносимых с ним субъектов – субъектов действий, мотивы и цели которых реализуются не в закрытом пространстве музея, а на открытом пространстве «улицы».

42

43 Konstantin Bogdanov

Street Art: From the Outskirts to Galleries.

What’s Next?

T

alking about street art predisposes one to paradoxes. Following the imaginary verbality of graffiti, street pictures create imagery which is perceived more like an expression rather than a certain message. In linguistics, according to the British scholar John Austin who studied the functions of speech acts, such utterances are called performatives. While definitive (or constative) utterances name something (“this is a cow” and “this is love”), the communicative purpose of performatives is to do something: to moo like a cow, to make

a declaration of love, etc. In these cases the signified depends on the act of the signifier itself.

The intention appears to be considerably more valuable than the reception that is determined by it. But there is a question to answer: what is it all about? What does it all mean? What terms should be used to interpret street art within the framework of ”some-sort-of-discipline” (for instance, urban sociology, since it is about streets, or art criticism, since in the expression “street art” there is not only “street”, but also “art”).

The ever-increasing studies and classifications concerning street art of the last 20 years

What’s Next?

Street Art: From the Outskirts to Galleries.

44

demonstrate how complex the judgement is about things that require to be analysed not from the point of view of Aristotle’s mimesis (i.e. reproduction, imitation), but with regard to the contextually (in this case, urbanistically) mediated relationship between the author, his work and the potential audience.

The first attempt to interpret graffiti was made almost 40 years ago by the French sociologist Jean Baudrillard in his book “Symbolic Exchange and Death” (1976).

According to Baudrillard, graffiti, which in the early 1970s covered all the walls and fences in the ghettos and later in the decent middle-class districts of New York City, were first and foremost a protest. The protest was both social and semiotic, expressing one’s disapproval of what was imposed on the lower classes by the government as the ordered living environment. The city, where the political and industrial differentiation between the centre and its outskirts (and the proletariat, lumpen and bourgeoisie respectively) is accompanied by the typical landmarks of everyday determination (visual characteristics of the urban design of streets, buildings, public transport, etc.), tends to become (and becomes) a place where the breach of the habitual visual orientation radically transforms the urban space. This is a “riot of signs” aimed at “resignifying” the city as a socially common territory. The intervention of graffiti is the intervention of their authors, whose appearance in the most unexpected places is a revolutionary challenge, which is important not due to its content, but due to the fact of its existence.

Baudrillard also mentions murals (City Walls) that began to appear in New York: some of them were spontaneous, while others (unlike graffiti) were commissioned and funded by municipal services “to refresh and brighten up the city’s identity”. Baudrillard states that in these murals there is no revolutionary character or “riot of signs”: even if these images feature some political themes, the applicability of some aesthetic criterion to the murals weakens their influence on viewers, making the author (and the audience) take into account the language of painting, which always lies between decorativeness and apolitical “prettiness”.

Like many French philosophers, Baudrillard was prone to epistemic aporia, i.e. making conclusions the logical

coherence of which was not the evidence of their being true. However, his judgement about graffiti and murals is important as a reflection on the potential ideological perception of some imagery. For Baudrillard the imagery of graffiti is different from the imagery of street art (although, contrary to his opinion, the further development of graffiti showed its natural aestheticisation not only at the level of form, print and painting aspects, but also at the level of content — nominative and contextual details), but their ideological interpretation comes to the same thing – the juxtaposition of the non-verbal revolutionary intention (actions, gestures and deeds) and the aesthetically-shaped artistic message.

Four years after the publication of Baudrillard’s book, Julio Cortázar released a short story called “Graffiti” (1980), where the French sociologist’s ideas were expressed in a literary form, in a dystopian narrative about a man and a woman living in the world of the recognisable Argentinian dictatorship, which had imposed a ban on any inscriptions and images on city walls. Under threat of arrest and torture the main characters, initially complete strangers, identify with each other and begin to communicate through their graffiti, which they leave on the walls of empty streets. In Cortázar’s story the inscriptions and images the characters create in the dark and tense atmosphere of social violence lack any political allusions (except the phrase “I feel pain too”, they are mostly “a quickly sketched abstract composition in two colours, or a silhouette of a bird, or two connected figures”, “a landscape with sails and dams”, “a white triangle surrounded with spots in the shape of oak leaves”, “a sketch in blue – an orange that looks (as the man thinks – K.B.) like her name or mouth”), but the very presence of these images already means a protest against the regime which forces people to keep discursive silence. In the end, the girl is arrested, while the man, in agony waiting for her, is again and again leaving wall messages that would tell the girl about his love. After a while (we learn that “riots” take place somewhere, and the police do not have time to deal with street artists) the man sees a new picture of hers next to his works: “an orange oval and violet spots, in which one could recognise somebody’s swollen face, with a swollen eye mutilated with fists”.

From a literary point of view, Cortázar’s short story is a vivid example of

45

Street Art: From the Outskirts to Galleries.

What’s Next?

ekphrasis, a literary description of a visual work of art (interestingly, the literary text usually follows the visual picture describing the existing images, but in this case it has a dominant role: the story has two screen adaptations, “Furia” (1999) by Alexandre “Aja and Graffiti” (2006) by Vano Burduli). However, like Baudrillard’s book, Cortázar’s story provides food for thought about ideologies that taboo urban space as a place for self-expression free from power and authoritarianism.

Both Baudrillard and Cortázar, witnesses of the revolution of 1968, show street art as a means of political expression, because it is streets that became the main arena of conflicts between rebellious students and the Parisian authorities. In this context graffiti and murals are part of the dynamics of public protests: “the right to freedom of expression”, the unreliability and transient nature of news, commotion

and rumours passed on from mouth to mouth – everything that is actively opposed to a code of “appropriate” conduct.

Analogies with the spread of graffiti and street art can be easily found in modern folklore that first and foremost includes those areas of discourse exchange which are aimed at the practices of collective self-identification, the identity of different social, professional, age- and genderspecific groups. Integral texts, detailed narratives, which used to be characteristic of traditional folklore, have been replaced by more or less fragmented clichés and signal-like texts that not so much convey the information as indicate its source.

A hint, allusion, “footnote” to an event or story (and recently, verbal and visual memes) obtain not only denotative, but also extra-linguistic connotations, which are enough for them to serve as a means of collective self-identification.

Street Art: From the Outskirts to Galleries.

What’s Next?

46 It is senseless to try to get the literal meaning of expressions like “LeninMushroom”, “Stoned Fox” and “Captain Obvious” or pictures of cats that flooded Facebook and VK some time ago, to be more precise, to compare their roles with “keywords” in computer science: like keywords help to extract the meaning from the information noise, verbal and visual memes mark social roles in the communicative “noise” of everyday life.

At the dawn of the history of street art such, quite folk, memes were street slogans of 1968 (“Read less, live more”, “To ban is banned”, “Bore-dom is counter-revolutionary!”, the famous SAMO-inscriptions (same old from “the same old shit”) of the late 1970s and early 1980s made by Jean-Michel Basquiat and the stencils of rats created by the French

graffiti writer Blek le Rat as an illustration to his own pseudonym.

Baudrillard’s one-sided understanding of street art is obvious, but historically justified: one’s will for action and expression, one’s intention and gesture were the basis of revolutionary manifestos in the art of different countries and cultures. The Russian Futurists’ zaum and “non-verbal” performances in the streets of post-revolutionary Moscow and Petrograd can also be considered to be means of political expression. Let’s just remember Vladimir Mayakovsky and his collection of works under a quite distinctive title “Prostoe kak Mychanie” (“Simple as Mooing”) or futuristic Dekret No 1 “O Demokratizatsii Iskusstv” (Decree No 1 “On the Democratisation of Arts) published in 1918 together with David

bourgeois auction. And prices grow: in 2006 the average cost of the street works by Banksy was 50 thousand pounds, whereas today it is more than 1 million dollars (the record price still amounts to 1 million 900 thousand dollars for Pest Control in 2008). It is remarkable that Banksy himself, who considers such a trade to be another absurdity of the commercialised society, has to make fun of the sales of his own works by means of action art. He sells them for next to nothing, organises street “exhibitions” of graffiti and installations in New York (where every day at least one new work of his was presented), shows them on his website and in Instagram (posts are accompanied by his self-mocking “arty” audio-commentaries);everything is done in such a way that their conceptualisation correspond to his role of a provoking non-mainstream artist and a stranger to the bourgeois art market which performs as another capitalist consumer market. However, it is symptomatic that the market is true to itself, existing according to its own rules and imposing them on customers. The graffitislogan that the artist left at Sotheby’s ( “We are getting rich on Banksy”) was sold at 15 thousand 999 pounds the next day. The paradoxes of the museumification of street art are obvious: in the apocalyptic film “Children of Men” by Alfonso Cuarón, which takes place in 2027, the fragment of the wall with a stenciled image “Kissing Coppers” is placed in the hall of a rich sponsor’s galleryestate. Along with the sculpture of David and Pablo Picasso’s “Guernica”, it symbolises the past culture in the dying world.

In this already formed social, commercial and museum context, the future of street art is easily imaginable – standing next to traditional “frame” and “pedestal” works of art. The title, description and the insured value of a work are the price paid for the term which already defines our attitude to what is called street art. The question is whether this expression will lose its adjective – street? The linguistic nuance is logical, like contradictio in adiecto, “a contradiction within the definition”, which paradoxically combines the statics of an “object” (“art”) and the intriguing mobility and activity of related subjects – the subjects of actions, whose motives and aims are fulfilled not in the closed space of a museum, but in the open space of a “street”.

47

What’s Next?

Street Art: From the Outskirts to Galleries.

Burliuk and Vasily Kamensky, which stated the following: Colours should pour through the streets and squares like multicoloured rainbows, from house to house, and delight and dignify the eyes of passers-by.

Artists and writers must immediately take paint jars and with the brushes of their mastery illuminate, paint all the sides, foreheads and chests of cities, stations and the packs of everrunning railway carriages.

From now on, walking down a street, every minute and everywhere a citizen will enjoy the depth of thought of his great contemporaries, the colourful brightness of the beautiful joy of today, and listen to the music — melodies, crash and noise — of great composers everywhere.

Let all streets be a celebration

of art for everyone.

What Baudrillard is right about is that the degree of the predictability of such expression is opposite to the degree of their ideological appropriation.

The revolutionary character of graffiti, in his opinion, is predetermined by their indefinite performativity and at the same time their equally indefinite referentiality: it is difficult to say for sure what “all these letters” and “sort of words” mean, but, according to Baudrillard, this is their rebellious idea. The authorities are bothered by everything they do not understand. It is a bit more complicated with murals: even if they are considered to be a challenge or form of vandalism (why would one execute paintings on walls if there is a canvas and a stretcher at hand?), they are figurative, graphic and thus are available for museumification. It is possible to put them into a frame, hang them on the wall at some gallery and (why not?) put them up for some art auction.

After a while the future of street art will demonstrate that all this is quite possible: Having bought the original of “Queen Victoria” (depicting the Queen during a lesbian sex act) at 25 thousand pounds, Christina Aguilera has initiated the circulation of works by the revolutionary artist at Sotheby’s, the oldest and respectable

48

49

Tra nsi t Are as Spay paint

KIRILL Lebedev 'kto'

Тра нзи тны е зон ы С прей

кирилл Лебедев 'кто'

50

Tra nsi t Are as Spay paint

KIRILL Lebedev 'kto'

51

Тра нзи тны е зон ы Спр ей

кирилл Лебедев 'кто'

52

радя

Нап ряж ени е рас тёт Лист овая стал ь, смеш анна я техн ика

Рано или поздно может оказаться, что стрит-арту придётся взять на себя роль последнего по-настоящему независимого СМИ в России. Для меня понимание всех вещей, в том числе и понимание сегодняшней ситуации в стране, складывается очень постепенно, это сложный процесс, я не придаю ему ускорение. Дело в том, что, когда приходит понимание, сначала ты, естественно, испытываешь беспокойство и страх. Так было и у меня. А потом до меня дошло, что у тебя есть только один адекватный путь – ты должен ещё чётче, лучше и яснее делать свою работу. Напряжение должно расти... Я ощущаю, что моя работа – это и есть литература, просто она существует в несколько изменённой форме. Может, поэтому я не очень много читал и читаю. Это ведь как если у тебя есть работа, а ты приходишь с работы как будто домой, а на самом деле – снова на работу. Тем не менее я сейчас читаю русских писателей. Одновременно Радищева, Герцена и Чернышевского. Они пишут с интервалом во много десятилетий друг от друга, и это удивительно, потому что всё мало того что повторяется циклически, так ещё и резонирует с современностью. Я не думаю, что это плохо – продавать работы за большие деньги. Но всё-таки появление денег вносит свои коррективы, искажения – всё становится мутным и дребезжащим, совсем не тем, чем было в начале. Опыт работы в музейных стенах интересен: здесь ты ограничен пространством, временем, чем-то ещё. Если делаешь вещи в музее, они должны быть аккуратными, в них должна чувствваться «сделанность» с точки зрения материала и вообще всего. Ну и, конечно, интересно работать с ребятами в рамках какого-то одного пространства. На улице вряд ли захочешь делать свою работу рядом с другой. Зачем? Скорее, наоборот, ты сделаешь её в месте, где ещё ничего нет.

53

54

RADYA

Ten sit y Inc rea ses Shee t stee l, mixe d tech nic

Sooner or later street art may act as the only one truly independent media in Russia. As for me, understanding of everything, including the current situation in the country is a slow, gradual and complicated process and I do not accelerate it. The point is when you start to understand, you start to feel anxiety and fear. I experienced it too. But then I realized that if you try to convey one values, but the government drugs the others, which that are completely alien to you, you have the only one adequate way to react: you have to do your job even better, clearer and more concise.

The voltage must be increasing; you have to resist this shit. This is what “Tensity Increases” is about.

I feel that my work is literature, but in a bit modified way. Maybe that is why I was not reading a lot, this is like you have a job, then you come home but in fact you are working again. Nevertheless I am reading Russian writers at the moment, simultaneously Radishcev, Gherzen and Chernyshevsky. They write with a decade interval and this is surprising because the situations do not just repeat each other but resonate with the present day too.

I do not think it is bad to sell works for the big money but still the appearance of money changes something and distorts things; everything becomes unclear, rattling and annoying, very different from what it used to be.

The experience of working inside the museum is interesting, here you are limited with the space and time and something else. If you work inside you have to work neatly people should feel how “well-made” it is in terms of material and so on. Also it is interesting to work with the other artists together in one space. You are unlikely to create anything neighboring to someone. Why? You are most likely to create it somewhere where nothing was created before.

55

55

56

АННА НИСТРАТОВА

Май дан Акри лова я крас ка, маст ика, бенз ин

Я нарисовала эскиз к этой работе, когда были первые похороны на Майдане. Тогда я сделала два рисунка, и они просто остались у меня, а когда мне предложили поучаствовать в выставке на Речном, я подумала, что было бы здорово перенести их на стену. Это то изображение, которое я видела по телевизору долгие месяцы. Фактически это импринт событий, этих событий. В плане техники это был эксперимент – мне хотелось использовать сажу, какие-то химические элементы, которые были и там, на Майдане. Я работала с мастикой, которая имеет текстуру нефти, разбавляла её бензином и керосином. Они очень помогли, добавили и смысла, и фактуры, и запаха. Мало людей в среде уличного искусства занимаются социальными и политическими высказываниями, меня это заботит и беспокоит, но так было всегда. Есть и другая сторона медали, и это меня тоже всегда поражало: художники, которые позиционируют себя как политические активисты, изрисовывают большие стены внутри галерейных пространств, но в повседневной жизни в России улицу как медиа они не используют. Уличный художник в музейном пространстве сразу становится монументалистом – никакой драмы в этом нет. Художник и в Африке художник, занимается он миниатюрами или большими полотнами. Дискуссия об этом в граффити-среде – это какие-то рудименты субкультуры, потому что, если существует сложившийся автор, которому есть что показать в музее – никаких проблем я в этом не вижу. Уличное искусство, во-первых, анонимное, во-вторых, если ты его где-то вдруг замечаешь, то понимаешь, что тут до тебя кто-то был – и это послание предназначено лично тебе. Уличные художники являются носителями человеческой энергии, которая никак не организована. Во многих произведениях ты видишь концентрат происходящего вокруг – чувств, событий, обстоятельств. Меня покоряет это явное ощущение того, что ты на улице не один. Парадокс в том, что уличное искусство из гетто, хулиганства и вандализма резко превратилось в инструмент для урбанистических изменений. Мы видим много примеров, когда художники, будучи ещё, по сути, детьми, занимались граффити, и это было чистое хулиганство, а через 10 лет они стали делать огромные проекты в городах. Те дети, что сейчас пишут своё имя из баллончиков, имеют шанс на совсем другое будущее, на то, чтоб из хулигана превратиться в художника. Стрит-арт в этом смысле обладает колоссальной мощью.

57

58

59

ANNA NISTRATOVA

Mai dan Acry lic pain t, mast ic, gaso line

I made a sketch for this work when the first funerals at the Maidan occurred. I had a couple of drawings and when I was offered to take part in the Rechnoy exhibition I decided it would be cool to move them to the wall. This is an image of what I had been watching on a TV screen for a long time. As a matter of fact this is an imprint of what had been happening at Maidan.

It was an experiment in terms of technique, I wanted to use soot and some chemical elements that were present at the Maidan. I mixed the mastic which had a smell of oil with petrol and kerosene. They helped me a lot, adding sense, texture and smell.

I am worried that very small amount of street artists are involved into social and political statements, but this is the usual state. There is the other side of a coin also – people who are loitically active rarely use the street as a tool, this also strikes me. For instance people who claim to be politically active draw on the big walls of the gallery spaces, but never come outside to use streets as media. This is a kind of a paradox.

Any street artist becomes a muralist in the museum space, there is no drama in it. An artist is the artist no matter he works with the miniatures or with the large canvases. Discussion on these topics in the graffiti milieu is the some kind of a subculture because in fact if there is an artist who has something to show in the museum – I do not see here any problems Firstly street art is anonymous, secondly if you notice something it means that somebody was there before you and that the message is addressed personally to you. They are the representatives of a mass energy which is in no way organized. You see a concentrate of everything happening around – feelings, events and circumstances. I am touched by the feeling I am not alone on the street.

The paradox is street art turns from the vandal and hooligan phenomenon into an instrument for the urban changes. We see a lot of examples how hooligan children who were drawing graffiti in 10 years became artists who create large projects in the cities. Those children who write their names with the help of a spray now have a chance for the different future, they may turn from a hooligan into an artist. Street art in this sense has a colossal might.

60

группа ZukClub

Гно мы Акри лова я крас ка

На сегодня уличное искусство – это нечто большее, чем просто рисунок или высказывание. Что касается «гномов», то, честно говоря, мы просто взяли за основу некий персонаж, с которым по-разному играемся. Это такой графический модуль. Он универсальный – этот персонаж может являться как декоративным элементом, используемым, например, в орнаментах, так и мультипликационным героем, имеющим какую-либо историю и прочие характеристики.

61

62

63

ZUKCLUB group

Dwa rfs Acry lic pain t

Today street art is much bigger than just a drawing or a statement.

As for the dwarves, we just took some character as a basis and played with it. This is a graphic module. It is universal as it may serve as the decoration element, used for example in ornaments as well as a cartoon character, who has a certain story and other characteristics.

Tra nsi t Are a Acry lic pain t

Ilya Grishaev Тра нзи тна я зон а Акр ило вая кра ска

Илья Гришаев

64

Tra nsi t Are a Acry lic pain t

Roman Minin

65

Акр ило вая кра ска

Тра нзи тна я зон а

Роман Минин

66

67

hello pepe

Ске лет рус алк и Акри лова я крас ка

Я познаю мир через анималистические образы. Я сторонник теории реинкарнации, я верю в продолжение пути, и моя работа как раз об этом. Вернее о дружбе и симбиозе нашего тела и нашего духа. И о том, как бывает сложно покидать известные и насиженные места, когда, казалось бы, уже ничего не осталось и нет смысла тут оставаться. Героиня моей работы – лисица, вьёт себе уютное гнездо и обставляет его мебелью в теле русалки. Её существование замирает и превращается в наблюдение за чужой жизнью на руинах своей. Движение вперёд требует смелости и сил. Как решиться отправиться в поход в неизвестное? Важна только практика. Я думаю, что стиль формируется и оттачивается в процессе работы и на это уходит достаточно много времени. У меня не было критических точек, после которых резко менялся вектор. Я вижу изменения в своей технике и сюжетах, они связаны скорее с техническим и эмоциональным ростом. Можно сказать, что влияет всё и не влияет ничего. Моя история не про протест и конфликт, не про щит и меч, а про зеркало. Первый большой проект я делала на фестивале «Длинные истории Екатеринбурга» в 2003 году. Я делала его с друзьями на улице, далёкой от центра, на которой работали проститутки. Мы рисовали больше недели и быстро обросли знакомыми из местных. Самым колоритным был мужчина лет 45, который рассказывал нам весёлые истории про свою жизнь в Америке и срок в Бастилии, кормил нас ягодами из маминого сада и отбивал от пьяных проституток, которые пытались нас задирать от скуки. Там же был и водитель автобуса, останавливающийся на каждом своем круге рядом с нашим забором и вручающий шоколадку. В общем, было романтично, сытно и весело. Я не болею улицей, но я её очень люблю, у меня вообще большой список того, что я люблю. Мне интересно работать с разными поверхностями – со стенами, одеждой, людьми и книгами. Стрит-арт – это большой плюс для города – визуальный, информационный и коммуникативный.

68

69

hello pepe

Mer mai d’s Ske let on Acry lic pain t

I understand the world through the animalistic images.

Sharing the idea of reincarnation I believe in continuation of the life journey and this is what my work is about. To be more precise it is about the friendship and symbiosis of our body and soul.

Also it is about how difficult it is to leave the habitual home places, even if there is no sense to stay. The main character of my work is the fox, who is building a nest and furnishing it in a body of a mermaid. Her existence is fading and turning into the watching somebody’s else life on the ruins of her own. Movement forward needs you to be strong and brave. How to decide to go to the unknown?

Only practice has sense.

I suppose style is being formed and honed during the prosses of work and this requires rather long time. I did not have any critical points after which a vector significantly changed. I see some changes in my technique and plots but they are connected with the technical and emotional growth.

My story is neither about protest, no about the conflict? Not about a shield and a sword, but about a mirror.

I have done my first big project on the festival “Long Stories of Ekaterinburgh” in 2003.

We were doing it together with my friends on a street, which was far from the city center, it was a place where prostitutes were working. We were drawing there for about a week and soon got acquainted with a lot of locals. The most bright person was a man aged 45 who told us about his life in the USA and his sentence in Bastille. He brought us some berries from his mother’s garden and was protecting us from the prostitutes who were bullying us because of the boredom. Also there was a bus driver who gave us chocolate every time we drove near the fence we were drawing on. All in all it was very romantic, nourishing and joyful experience.

I am not mad about the street, but I do love it. Generally I have a big list of what I love.

I am interested in working with different surfaces like walls, clothes, people and books.

Street art is a huge advantage for the city, a visual, informative and communicative one.

70

роман минин

Вер ь пер вым Акри лова я крас ка

В «Транзитной зоне» я оставил восемь высказываний в разных стилях и жанрах. Эскиз витража «Награда за молчание», монументально-декоративная роспись «Верь первым», монументальная графика и спонтанные импровизации, которые больше всего передают азарт работы в жанре street art так, как я его чувствую. Мне нравятся коллективные игры, так редко выпадает возможность со-творять что-то новое для себя, а не просто увеличивать старые эскизы на новых стенах. Всё, что мы делаем, рисуем и пишем, – это наши автопортреты. Поэтому коллаборации с другими, близкими по духу художниками дают возможность воплотить в жизнь что-то новое для всех. Музыканты понимают это лучше, чем художники. Работа «Верь первым» является для меня той самой транзитной зоной, находкой, которой у меня не было до приезда в Пермь. Это коллаборация с Кириллом Кто. В ней вижу главную миссию своего участия в этом проекте.

71

72

73

roman minin

Tru st the Fir st Acry lic pain t

I created eight statements in different genres and styles on the “Transit Area”.

The sketch of a stained glass “Award for Silence”, mural painting “Trust the First”, mural graphics and spontaneous improvisations which fully represent the excitement of working in the genre street art the way I feel it. I love collective plays, I rarely have a chance to COoperate something new and not just to enlarge old sketches on the new walls.

The work “Trust the First” is the transit area for me, a finding I did not have before I came here. I mean the cooperation with Kirill Kto, which seems to me as the most important mission for me in this project. During the creative act some poetic improvisations were born in harmony with the content of works, verses illustrate my works and vice versa, works illustrate verses.

74

СТАС ДОБРЫЙ

Гор од я Акри лова я крас ка, спре й, виде опро екци

Тема моего проекта на «Транзитной зоне» – город и его изменения. Мне было интересно совместить статичный рисунок и динамичную проекцию на этот рисунок. Город незыблем и статичен, и только в динамике событий можно увидеть происходящие с ним метаморфозы. Увидеть, как он плывёт по волнам времени, как он становится для тебя лабиринтом, как постепенно он нанизывает на себя новые веяния эпохи. Рисовать на улице я стал в 2001 году. Мой отец, по профессии художник-оформитель, работал тогда в храме, занимался росписью стен. Вместо сусального золота они использовали спрей Fiesta «под золото». И однажды отец принёс мне баллончик. Не знаю, о чём он думал, когда мне его отдал. Теперь, когда он мне говорит: «Сын, ну зачем ты этой дрянью занимаешься?», я ему всегда отвечаю, что он сам дал мне баллончик, даже из церкви его принёс. Я рисую не так много, но научился замечать закономерности в городе. Например, сейчас я часто рисую на стенах недалеко от своей работы, которые закрашивают с периодичностью раз в неделю. Для меня это уже ритуал: я рисую – они закрашивают. Только я рисую за пять минут, а они закрашивают за десять, и я остаюсь в плюсе. С этой точки зрения получается, что белые стены – это не всегда плохо, это просто очередная возможность. Если получится плохо, тебя закрасят, если хорошо, тебя всё равно закрасят, но кто-то оценит. При этом количество людей, которые увидят мои рисунки, очень большое. И оно увеличивается, потому что им становится интересно, потому что это – как игра, как сериал. Самый главный опыт, который я получил во время работы внутри «Транзитной зоны» – опыт общения с другими художниками. Я пережил столкновение с их восприятием мира и получил возможность увидеть мир их глазами, понять их. А значит, понять что-то и о себе.

75

76

77

78

79

STAS Dobryi

Cit y Acry lic pain t, spra y pain t, vide o-pr ojec tion

The topic of my project here, at the “Transit Area” is city and its changes. It was rather curious for me to combine static drawing and its dynamic projection. A city is stable and static and you can see its metamorphosis only in the dynamic of the events. You can see how it sails on the waves of time, how it becomes a maize for you, how it strings the new spirits of times.

I started to draw on the street in 2001. My father, a professional decorator was working in the temple at that time.

They used a golden spray Fiesta instead of gold leaf. Once father brought it to me.

I don’t know what he kept in mind then. Now when he asks me why am I involved into this crap, I always answer that it was e who gave me a spray, even one from the temple.

I am not drawing for a very long time, but I learned to notice some city regularities. For example now I often draw on the walls near my work; these walls are being painted over once a week. This is a kind of a ritual for me: I draw and they paint over. From this perspective empty walls are not bad, this is just another opportunity. If I do not succeed, I will be painted over and this is good, if I do succeed, I will be painted over too, but somebody will appreciate it before. At the same time the quantity of spectators is impressing. And it is growing, because it is a kind of a play, a series.

The main experience I received from the work during the “Transit Area” is the experience of communication with the other artists. My perception of the reality collided with theirs, I got the chance to look at the world from their perspective, to understand them and thus to understand something about myself.

80

Максим П2

Я наз вал это вол ной Спре й

Во времена начальной школы среди игрушек у меня валялась куча тетрадок. Каждая от корки до корки была закалякана – это была такая игра, которая проходила у меня в голове, какой-то сюжет, например, войнушка. А рука в хаотичном порядке калякала фрагменты (это были простейшие кривые рисунки), к примеру, не солдат с автоматом, который стреляет в кого-то, а просто дуло ствола в момент выстрела или фрагмент столба дыма от недавно взорвавшегося танка – и всё в таком духе. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, мне кажется, что это странно. Мой первый «дизайн» был в восьмом или девятом классе или когда там изучают «Войну и мир»? В общем, нам задали придумать герб для семьи Ростовых, а на тот момент я любил рассматривать всякие татуировки, даже книжка целая была. И вот, услышав это задание, воодушевился и решил сделать что-то крутое. Конечно, по проф. меркам получилось не красиво и не круто, но учительница была в восторге, как все аспекты этой семьи увязались в одну композицию, даже в учительской ее повесила. До поступления в вуз я до последнего думал, что буду экономистом. Математика и геометрия были моими любимыми предметами. И сейчас с удовольствием что-то вспоминаю, если этого требует ситуация. Чем бы я ни занимался, мне не нравится 95% того, что я делаю. Поэтому бывает стыдно перед заказчиками. Хотя они даже бывают в восторге от результата. Приступая к той или иной работе, я никогда не знаю, что будет на выходе. Всё рождается как-то в процессе. С одной стороны – это плохо, что результат непредсказуем. С другой – тоже плохо, хочется всё же чётко реализовывать задумку. Я люблю рисовать «на эмоциях». Особенно «на эмоциях» от воспоминаний. Мои первые баллончики с краской и респиратор мне подарили на день рождения. Очень нравится вот такая фраза: «Нормально делай – нормально будет». Наверное, я получаю огромное удовольствие от «муторных» монотонных действий, например, закрасить А3 лист гелевой ручкой. Так лучше думается о жизни. Но для этого надо располагать свободным временем, которого нет.

81

82

Maxim P2

I Cal led It a Wav e Spra y pain t

During the primary school I had a lot of notebooks among numerous toys. Each was covered with drawings from start to finish – that was a game inside my head, some plot, for example, a war game. My hand chaotically draw some fragments (of course they were simplest crooked drawings), for instance, not a soldier with a gun shooting somebody, but just a gun’s barrel at a moment of shot or a fragment of smoke of a just exploded tank and so on. Now when I think of it I suppose it was strange.

My first design work took place in the 8th or 9th form or when do they study "War and Peace" by Leo Tolstoy? We had a task to think over a possible coat of arms for Rostov family; at that moment I loved to look through different tattoos, I had even a special book for that. When I received this task I was so inspired that decided to create something very cool. Of course according to professional criteria it was not very beautiful and cool, but the teacher was amazed how all aspects of the family were connected in one composition, she even took it to a teacher’s room.

Before entering the Uni I thought I would be an economist. Math and geometry were my favourite subjects. If needed I recollect that knowledge and enjoy it.

No matter what I do I do not like 95 per cent of it. That is why I feel shame sometimes, though the clients like are delighted with the result.

Taking this or that job I never know what the result will be.

Everything is born in process. On the one hand it is bad because the result is unpredictable, on the other hand it is also ad because you still want to realize the idea clearly.

I like to draw on emotions, provoked by some memories.

My first spray paint and respirator were presented to me for birthday.

I do like the phrase “do well – receive well”.

Probably I receive an enormous pleasure from monotonous actions as covering A3 with the gel Pen. It is a good way to think about life, though for doing this you must have some spare time which you do not have actually.

83

84

Incubus Project

Авт оно мны й мир Пост ер, цифр овая печа ть на бума ге

Меня особо никогда не трогала социальная тема в уличном искусстве, я всегда жил в своём выдуманном мирке, где нет политики, денег, воин и провокаций. Меня всегда интересовало более формальное и строгое начало, а именно: распространение цвета, соотношение больших и малых пятен друг к другу, понимание и чувство объёма, в общем, построение композиции. Любовь к геометрическим формам появилась как-то сама собой, наверное, ещё со школы, когда я делал контрольные по черчению половине класса. Утрирую, конечно. А вообще, в школе я был троечником. Я никогда не зарабатывал деньги стрит-артом, за очень редким исключением. Зарабатываю немного другой деятельностью, но она не сильно отличается от моих рисунков – это проектирование мебели и интерьерного пространства. Так что, помимо уличного проекта incubusproject, у меня есть абсолютно новый и не менее интересный для меня Plan-S23. Бывает, я рисую что-нибудь от руки в своём скетчбуке. Кое-что впоследствии дорабатывается и переносится на крупный формат. Работу, сделанную для «Транзитной зоны», я также когда-то нарисовал в своём альбоме; это был просто небольшой фрагмент одной из комнат, который впоследствии разросся в небольшой автономный мир, где живут люди, решают свои проблемы, смотрят телевизор, ужинают, но в то же время остаются абсолютно одинокими и бессмысленными. Немного пессимистичная история. Недавно мне сказали, что я пропал с улиц и больше не рисую. Это отчасти правда. Человеку свойственно меняться и, возможно, находить другие интересные сферы деятельности, переосмысляя предыдущий опыт, находить новые грани своих возможностей. Но я никуда не пропал, у меня накопилось достаточно работ, чтобы заполонить ими центр Петербурга. Скоро этим и займусь.

85

86

87

Incubus Project

Aut ono mou s Wor ld Post er, digit al print on pape r

I have never been interested in social topic in street art, I have always lived in my own invented world, where there is no politics. No money, wars and provocations. I have always been interested in more formal and strict things like the diffusion of colour, interrelation of big and small spots, sense and understanding of volume, creating a composition in whole.

Love to geometries appeared in a natural way, probably it started at school where I did control tests on drawing instead of half of my class. I exaggerate, of course, I was not very successful at school.

I have never earned money by means of street art with some rare exceptions.

I earn money in a bit different sphere, but still it is similar to my drawings – I make projects of furniture and interior space. So besides street “incubusproject”, I have absolutely new and interesting project Plan-S23.

Sometimes I draw in my sketchbook. Some drawings then are modified and drawn on a bigger scale. Work for “Transit Area” firstly appeared in my sketchbook too, it was just a small fragment of one of the rooms which further developed into an autonomous world where people live, solve their problems, watch TV, have supper, but at the same time they are lonely and senseless. It is a pessimistic story.

Some people said I had disappeared from the streets and do not draw anymore.

It is partly true, a man is likely to change and probably to find some other different spheres of activity, reassess past experience and discover new verges of his or her own possibilities. but I did not disappear I have a lot of works to fill the center of Saint Petersburg. I will do it soon.

Tra nsi t Are a Spray

Petro ' Aesthetics

Тра нзи тна я зон а С прей

Petro ' Aesthetics

88

Tra nsi t Are a Acry lic pain t

eduard dimasov

Tra nsi t Are a Acryl ic paint

ZukClub grouo

89

Тра нзи тна я зон а Акр ило вая кра ска

эдуард димасов

Тра нзи тна я зон а Акри лова я краск а

группа ZukClub

90

91

СЛАВА ПТРК

Ког да выб ор не сде лан всё воз мож но Пост ер, цифр овая печа ть на бума ге

Моя работа – это имитация екатеринбургского метро. Точнее, станции Динамо фактически в натуралную величину. «Когда выбор не сделан, всё возможно» – это и название работы, и её главная идея. Я хочу создать у зрителя ощущение того, что он стоит на платформе, а справа и слева от него два поезда, которые поедут в разные стороны, и у него есть выбор – сесть в один из них или остаться на станции. Интересна сама по себе возможность превратить комнату в станцию метро. Я, кстати, слышал, что многие называют мою инсталляцию «первой станцией пермского метро». На улице на многое рассчитывать не приходится. Если ты отвлёк человека от его дел, от созерцания своих ботинок – это уже хорошо. Тут я не сторонник оптимизма или идеализма. «Давайте вовлекать людей», – агитируют многие. Нет, это, конечно, очень хорошо. Городская среда будет прекраснее, если в ней будет больше необычных объектов. Но я ориентируюсь на малое. Заставил человека улыбнуться – уже хорошо. А если он потратит несколько секунд, чтоб посмотреть на работу – вообще прекрасно. Я недавно закончил проект с фейковыми уличными объектами – моделями, которые имитируют биотуалеты, машины, скамейки, другие объекты с улиц. Я хотел показать, что у нас многое делается для видимости. Кладётся временно асфальт, фасад закрывается баннером, чтоб какой-нибудь «проверяющий» его не увидел. Я закрывал функциональные городские объекты баннерами, чтобы казалось, что кто-то скрывает их от взгляда высших чинов. И мне очень понравилось, что люди всё поняли с первого взгляда, подходили, спрашивали, шутили. Уличное искусство должно быть понятным, и тем и должно отличаться от искусства серьёзного и галерейного.

92

93

SLAVA PTRK

l You Hav en’ t Mad e a Cho ice Eve ryt hin g’s Pos sib le til Post er, d igita l print on pape r

My work is the imitation of the Ekaterinburg underground. To be more precise, it is full-sized imitation of the Dinamo station. “Everything’s Possible Till You Haven’t Made a Choice” is both a title of the work and its main idea. I give a spectator feeling of staying on the platform; there are trains to the right and to the left, he has a choice: to get into one of them or to stay on the platform. But he has not yet made this choice.

The idea of turning the room into the underground station is rather attractive. By the way I have heard that some people call my installation “the first station of the Perm underground” You cannot expect too much from the street. If you managed to disturb a person from his personal matters and from observing his own shoes – well done. I am not an optimist or an idealist. The majority of citizens say “Let us involve a lot of people”. Well this is very good, city space will be nicer if some unusual objects appear, but I do not expect much. If you managed to make a person smile – you have done a great job. If he spends several seconds to look at your work – even a perfect one.

I have recently finished a project with fake street objects, models imitating bio toilets, cars, benches some other street objects. I wanted to show that now a lot of things now are not done, people just pretend to have them done. I was covering functional city objects with the banners in order there was an illusion that they are being hidden from authorities. I like that people understood it, they were coming closer, asking and joking. Street art has to be easy to understand and thus differ from the serious and gallery art.

94

!XO

Vor tex Акри лова я крас ка

Моя работа – часть серии под названием «Vortex». У меня много такого рода рисунков, первые мотивы – концентрические круги – появились очень давно. Я учитель, я всю жизнь преподавал. В частности, в моей жизни был момент, когда я преподавал в художественной школе совсем маленьким, трёхлетним детям. Так вот, вся эта история с кругами происходит от рисовального упражнения «Капли дождя». Я расставлял точки на бумаге, а дети обводили вокруг них круги. И получались как будто круги от капель на воде. Мне понравилась эта чисто формальная вещь, красивая идея о пространствах, которые проникают одно в другое. Ещё один важный образ – это такие круглые коврикиполовички, которые делаются из старой одежды. Ну, вы знаете, бабушки такие плетут. Концентрические окружности там получаются из одежды, распускаемой на узкие тряпочки. Эти круги напоминают годовые кольца на дереве: каждая окружность – это какой-то кусочек жизни какого-то человека. Кусочки истории, которые сплетаются в единое полотно. Всё это совпадает ещё и с мотивом окружности в мультипликации. В американских мультфильмах чёрные круги – это возможности перемещения из одного пространства в другое. А в мультфильме «Жёлтая подводная лодка» есть целый сюжет, где «Битлы» оказываются на поле, заполненном чёрными кругами, в которых происходят пространственные парадоксы. Эти круги-коврики я как-то рисовал у себя дома в спальне. Пол был неровный, и, чтоб скрыть эту неровность, я делал контрастные круги – такие же, как на моих росписях в музее. Тогда меня впечатлила реакция моей дочери на эти рисунки. Она жила у бабушки, пока я красил, потому что краска была вонючая. А потом она вернулась и стала по ним прыгать. У детей очень непосредственное восприятие, и она сразу поняла, что это такая возможность перемещения, телепортации. Для меня части тела – это знаки неких функций. Нос дышит, уши слышат, ноги ходят. В этой моей работе соединилось всё. Это метафора одной мысли, которую я давно уже сформулировал: искусство – это способ совокупления с пространством. И это совокупление, не в половом, конечно, смысле, а в принципе – художник всеми возможными способами и органами чувств проникает в пространство, и это приводит к серьёзным изменениям, порой к совершенно фантастическим трансформациям.

95

96

97

98

99

!XO

Vor tex Acry lic pain t

My work is the part of series called “Vortex”. I have a plenty of drawings like this one. The first motives – concentric circles appeared a long time ago. I have been teaching through all my life. Once I was working in the art school with small kids aged three. There a story with the circles started, we were doing the exercise “Raindrops” in which I draw points and kids drew circles around them. It looked like there were circles on the water because of the rain.

I like this formal thing, the beautiful idea of spaces penetrating each other.

One more important image is a rug, the one that is made from clothes. You know them, elderly women knit them from the old pieces of clothes. Concentric circles there occur from the clothes, turned into the narrow pieces. These circles remind me of the growth circles on the trees: every circle is a piece of somebody’s cloth, a piece of history. All together they unite into the one canvas.

This also coincides with the motif of circles in animation. In the American cartoons black circles are used as the opportunity to move from one space to another. In “Yellow Submarine” there is one seen in which the Beatles are in the field full of black circles where mysterious paradoxes happen.

I have drawn these circle rugs in my bedroom. The floor was uneven so I tried to hide it and drew contrast circles, the same as I drew in the museum.

I was impressed with my daughter’s reaction. She was living with her grandmother while I was working because the paint had a strong smell. When she returned she started to jump on the circles. Children have a direct perception, so she supposed it as a way of teleportation.

I am interested in functions and fragments. A nose smells, ears listen, legs walk. As for me body parts are signs of some functions. In this work they are united all together. It is a metaphor of one thought which I formulated long time ago: art is coitus with the space, not in the sense of physical intercourse, but on the whole: the artist penetrates into the space by all means of senses and changes it dramatically.

Tra nsi t Are a Acryl ic paint , spray paint

MOFF

Tra nsi t Are a Acryl ic paint

Ilya Mozgi

Тра нзи тна я зон а А крил овая краск а, спре й

MOFF

Тра нзи тна я зон а Ак рило вая краск а

Илья Мозги

100

Tra nsi t Are a Acryl ic paint

Max Chernyi

Tra nsi t Are a Acryl ic paint

Incubus Project

101

Тра нзи тна я зон а Акри лова я краск а

Макс Черный

Тра нзи тна я зон а Акри лова я краск а

Incubus Project

102

' КИРИЛЛ Лебедев 'кто

Учи тес ь пла ват ь Поли этил енов ая плён ка, спре й

К началу движухи под названием «Культурная революция в Перми» я уже был знаком с этим городом. Так что в 2009 году, когда культурный проект был уже в разгаре, я приехал сюда не впервые. Мой давний приятель был здесь консультантом по разным вопросам. Поэтому он меня как-то подключил, познакомил со всеми. И я приехал в 2009 году с проектом попытки легализовать уличное искусство. Точнее, это я хотел легализовать его, а здесь его хотели поляризовать на два направления: на уличное искусство в чистом виде, бескомпромиссное, вандальное, анархическое и полукриминальное, и на искусство для всех, которое делали бы люди, понимающие, условно говоря, что им надо кормить семью. Эта инициатива не прошла, у меня были слишком сложные идеологические и технические задачи. При всех дифирамбах, которые у вас наверняка звучали в адрес выставки, она получилась совершенно провальная. Использовать такие огромные площади только под роспись – это очень странно. При таких площадях на выставке нет ни одной инсталляции и только пара ассамбляжей. Второй минус – музейная охрана в PERMM считает, что она в музее главная. Охранники, например, не давали нам кататься на велосипедах и бордах. По моему опыту работы с музеями и арт-центрами, охрана должна быть наглухо коррумпирована и должна понимать, что главным при подготовке выставки является художник. Особенно если у него есть опыт и понимание того, как тут всё устроено. Хотя в целом, наверное, выставка хорошая, пусть и не благодаря организаторам, а чаще вопреки. Выставка показала, что уличные художники ничем не отличаются от обычных художников – нет художников интерьерных и экстерьерных, нет миниатюрных художником и гигантоманов – просто есть художники, а есть какие-то тусовщики.

103

104

Lea rn to Swi m Poly ethy lene film, spra y pain t

At the beginning of a heavy action named “Perm Cultural Revolution�

I have already been acquainted with this city. So in 2009 when a cultural project was in its full swing I came here not for the first time. My old friend Kolya Palazhchenko was a consultant on different issues here.

He involved me and introduced me to everyone. I came here with the project of legalization of the street art. To be more precise it was me who wanted to legalize it, the authorities here wanted to polarize it into two directions on the one hand to a pure street art, uncompromising, vandal, anarchist and half-criminal, on the other to the art for everyone that would be done by the artists who need to earn money to feed their families. This initiative was not a successful one as I had too difficult ideological and technical tasks to do.

Despite all the praises that probably were addressed to the exhibition, it is an absolute failure. Using such big areas only for drawing is very strange.

The first disadvantage is the absence of installations and presence of only a couple of assemblages on such a big territory.

The second disadvantage is connected with the museum security officers; they suppose they are the most important figures there. For example they did not let us to ride bicycles and boards inside. I had a huge work experience in museums and art centers and it tells me that the security should be corrupted and should know that the most important figure in the museum is the artist, especially if he has an experience and understanding how thins work here.

Though generally maybe the exhibition is rather good, not due to the organizers, but more often in spite of. The exhibition showed that street artists do not differ from not the street ones, there are no inside and outside artists, no miniature artists and no megalomania artists, there are just some people who socialize.

105

KIRILL lebedev 'KTO'

Tra nsi t Are a Acryl ic paint

ZukClub

group

Tra nsi t Are a Acryl ic paint

!ХО

Тра нзи тна я зон а Акри лова я краск а

группа ZukClub

Тра нзи тна я зон а Акри лова я краск а

106 !ХО

Tra nsi t Are a Spray paint

KIRILL Lebedev 'kto'

Tra nsi t Are a Spray

Roman Minin

107

Тра нзи тна я зон а Спре й

Кирилл Лебедев 'кто'

Тра нзи тна я зон а С прей

Роман Минин

108

MOFF

Мес тны й стр аж Акри лова я крас ка, спре й

Главный персонаж моей работы – это кто-то, вроде фантастического стража, который охраняет свою Волшебную территорию. Я, в принципе, больше других люблю как раз-таки фантастические, сказочные, мифические сюжеты, максимально отдалённые от реальности – конечно, формально там, как и везде, есть привязки к реалиям в виде лазерного меча, цифрового экрана и всего прочего, но только на уровне второстепенных элементов и вкраплений. Мне кажется, что стрит-арт может быть направлен как на то, чтобы что-то сказать, так и на то, чтобы что-то показать – почему бы и нет. Мне даже представить трудно, сколько работ у меня сейчас. Я рисую уже 12 лет. Бывает 50 работ в год, бывает 100. Иногда бывает и больше. Я, честно говоря, давно сбился со счёта. Конечно, при такой интенсивности работы постоянно сталкиваешься с людьми, со средой. Некоторые люди, проникнувшись, даже подарки делали, разное было. Такого, правда, давно не было, чаще всего словесные благодарности. Честно говоря, я заметил странную вещь: сейчас людям почему-то стало относительно безразлично, раньше они реагировали живее, видя, что художник работает. При этом отношение стало в целом лучше, но нейтральнее, скучнее. Мне хотелось бы, чтобы мои рисунки заставляли сознание работать в первую очередь в плане фантазии. Заставляли бы людей придумывать свои образы, отвлекаться от мира бытовухи. Больше всего мне нравится рисовать новое, поэтому у меня нет любимых старых персонажей. В этом замечательное отличие персонажей от граффити – очень интересно выдумывать новых героев для рисунков. Хотя постоянные любимые мотивы у меня есть: я руки рисую чаще всего, в разных вариациях.

109

110

111

112

113

MOFF

Loc al Gua rdi an Acry lic pain t, spra y pain t

The main character of my work is a fantastic guardian who keeps over his own fantastic territory. Generally I love fantastic, fairy-tale and myth stories more than anybody else. I love the stories which are maximally far from the reality. Formally there are some connections to the reality like a light saber or digital screen but they are no more than the minor elements and inclusions.

I think street art aims both to say and to show, why not.

I cannot even imagine how many works I have now.

I have been drawing since I was 12 years old. Sometimes I create 50 works a year, sometimes 100, sometimes even more. Frankly speaking I have lost count long time ago.

You inevitably face some people, some environment while working so hard. Some people appreciate my works and give presents, I have experienced different cases. Though it has not happened for a long time, more often I receive verbal thanks.

To be honest now I noticed a strange thing, people have become indifferent, they used to react more actively when saw a working artist. The attitude in general turned to a better one, but it became more boring.

I want my works to make conscience work, first of all in terms of fantasy; I want them to make people imagine their own characters, to disturb them from the routine.

Most of all I love to draw something new that is why I do not have favourite old characters. It is a remarkable specific feature of graffiti characters, you always enjoy inventing new ones. Though there are some constant motives, mainly I draw hands in different variations.

Tra nsi t are a Acryl ic paint , spray paint , sque ezer mark ers

pokrass lampas

Тра нзи тна я зон а Акри лова я краск а, спре й, сквиз ер-м арке ры

Покрас Лампас

114

tz 115

116

ВОВА NOOTK

Меж ду до и пос ле Спре й, скви зер- марк еры

Сейчас уже накопилось более двадцати групповых выставок, больших и маленьких, в которых мне доводилось участвовать; почти для каждой из них создавалась отдельная работа. Если мы говорим не о выставочных залах, а о городском пространстве, то часто происходит так, что сделанные стенки долго не живут – их закрашивают. В моём случае иногда уничтожают даже совершенно легальные рисунки – был один такой случай с фасадом на «Красном октябре». Сейчас пока что существует две больших брандмауэра в Москве и стенка в Екатеринбурге. В начале творческого пути на меня влияла любая информация, попавшая на то время в руки, потому что её было критично мало. Возможность прочитать иностранный журнал становилась большой удачей. Из этих самых журналов я впервые узнал, что есть райтеры, специализирующиеся на создании персонажей. Кроме того, я вырос на скейт-культуре – рисование было определённой частью моего «лайфстайла», это сильно отразилось и впечатлило меня в аналогичном опыте американских beautiful loosers, книгу о которых я и сейчас периодически листаю. Со временем я заметил, что факторов восприятия творчества у разных людей много, они неоднородны и переменчивы, поэтому пытаться детально анализировать эту область – просто «глухой лес», подобная аналитика мне не очень интересна. Поэтому я просто вижу, что все работы воспринимаются контрастно: кому-то нравится, а кому-то просто до всего всегда есть дело. Меня всегда очень веселят обыватели, пытающиеся интерпретировать непонятную им работу на свой лад – моих персонажей, например, описывали как «идиотов», «нахлобучков» или «симпсонов».

117

118

119

120

VOVA NOOTK

Bet wee n Bef ore аnd Aft er Spra y pain t, sque ezer -mar kers

Now there are more than 20 group exhibitions, big and smaller ones, where I participated and for every exhibition I created something special. If we talk about the city space, not about the exhibition halls, walls are painted out and the works do not exist for a long time. I experienced how even the legal drawings are destroyed; there was such case with the faсade of “Krasnyi Oktyabr”. Now there are two big brandmauers in Moscow and a wall in Yekaterinburg.

At the beginning of my creative career I was influenced by any information which I happened to learn out because there was a critical lack of it. The chance to read a foreign magazine was a big success. Out of that magazines I learned about writers who are specialized in characters’ creation. Moreover I was brought up by a skate culture, so drawing was a certain part of my life style and it influenced me greatly. Also I was impressed with a similar experiences of the American ‘beautiful losers’ who feature the book I still browse from time to time.

Further I noticed that there are a lot of perception factors among different people, they are not homogeneous, they vary and thus the attempts to analyze this area are useless, this kind of analysis does not interest me. That is why I just see how some people like the works while the others do not, they bother everything.

I was always laughing at the ordinary people trying to interpret incomprehensible work in their own way, for example, my characters were regarded as “idiots”, creeps or "The Simpsons".

121

Tra nsi t Are a Stenc il, spray paint

Slava PTRK

Тра нзи тна я зон а Траф арет, спре й

Слава ПТРК

122

Tra nsi t Are a Cardb oard, false mone ycryl ic paint , spray paint

Roman Minin

123

Тра нзи тна я зон а Кар тон, фаль шивы еден ьги, акри лова я краск а, спре й

Роман Минин

124

Fac e Tra nsi tio n Акри лова я крас ка, спре й

Мне непросто даются абстрактные темы для выставок, так как при большой свободе непросто ухватиться за какой-то сюжет и найти отправную точку для развития темы. В данном случае я решил зацепиться за понятие “transition”, предложенное кураторами выставки в письме. Это понятие имеет несколько коннотаций и достаточно расплывчато, как мне показалось, поэтому я решил оттолкнуться от двух субъективных факторов: ассоциативного мышления и от того, что я больше всего люблю рисовать. Динамика раскадровки и любовь к рисованию образов и портретов взяло своё, и я решил нарисовать раскадровку портрета незнакомого мне человека в своём стиле. Вообще, если честно, я больше люблю работать над формой, нежели над содержанием. И при рисовании во мне чаще всего побеждает графический дизайнер, нежели художник, который хочет что-то сказать зрителю. У меня часто возникают идеи работ на злободневные темы, но я их, как правило, отметаю и оставляю своё мнение для разговора вербального, нежели для своего творчества. А вот формы, цвета, образы и подача в целом – это то, над чем мне интереснее всего работать. В музее PERMM я получил огромное удовольствие от эксперимента с материалами и техниками. Перелом стены в центре композиции, конечно, прибавил хлопот, но, с другой стороны, в этом даже что-то есть. Наверное. В целом, выставка получилась интересной и на любой вкус. Я вообще очень люблю разброд стилей и концепций. Мне нравится сочетание несочетаемого, когда при входе в помещение, ты не можешь за пять минут понять, что происходит и что тебя ждет за углом. Хаос интереснее упорядоченности. Возможно, концепция «транзитной зоны» не сыграла так, как должна была сыграть: уж слишком разные художники собрались, и слишком мало было времени на воплощение работ и договоренности между соседствующими художниками. Однако, может, именно это сделало выставку очень харизматичной.

125

Марат ‘Morik’ Данильян

126

127

128

Fac e Tra nsi tio n Acry lic pain t, spra y pain t

Abstract topics at the exhibitions are rather difficult to me as when you have a big freedom you have a problem of grasping a certain plot and finding a starting point for the development of the topic. I decided to start with the concept of “transition” that was offered by curators in the invitation letter. As for me this concept has several connotations and is rather vague, that is why I decided to start with two subjective factors: associative thinking and what I like to draw most of all. Dynamics of storyboard and love to draw portraits won and I decided to draw a storyboard portrait of an unknown person in my style.

To be honest I prefer to work with form rather than with the context.

While I am drawing a graphic designer defeats the artist who wants to say something to the spectator. I often have ideas of works about everyday life, but I deny them or leave my own opinion for the verbal communication rather than for my art. What I am truly interested to work with are forms, colours, images and representation in whole.

In Perm museum I enjoyed an experiment with materials and techniques. A fracture in the wall on the one hand created some difficulty but on the other made the work more specific. May be.

Generally the exhibition appeared to be interesting for everyone.

I do love when there is a diversity of styles and conceptions. I like the harmony of contrasts when entering the room you cannot under-stand what is happening there what is waiting for you round the corner.

Chaos is more intriguing than stright regularity.

Maybe the concept of a transit-ion area did not play as it meant to because artists were too different and we lacked time and agreement between the neighbouring artists. Though probably it made the exhibition charismatic.

129

Marat ‘Morik’ Danilyan

130

Petro / Aesthetics

Пер есе чён нос ть Спре й

Как любая плоскость в абстрактном понимании, так и любой момент в жизни постоянно имеет возможность пересечения. Только внимательность и чувство действия является важным аспектом вашего выбора для дальнейшего развития. И если ваш шаг был верным в выборе другой плоскости, то в момент перехода вам будет дан яркий сигнал. Каждая работа, которая создаётся специально под какой-либо проект, – это, прежде всего, зеркало всех факторов, энергетических потоков и переживаний, которые были на тот момент времени. Именно в те дни в воздухе витало напряжение, которое мы чувствовали из-за неясных ситуаций на Украине и в мире в целом. Также тема выставки «Транзитная зона» стала для меня интересным пересечением ощущений. Человечество не обучаемо и наступает каждый раз на одни и те же грабли по жизни. Жизнь и творчество неразделимы. Без творчества любой человек становится механизированным существом, полным абсолютного безразличия или бесчувствия к чему-либо. В любом деле или моменте жизни есть созидание, в которое мы вкладываем ту энергию, которая живёт в каждом из нас внутри – тот самый ключ, который мы называем гармонией. Граффити – очень многогранная культура, начиная от основной нелегальной стороны, заканчивая росписью фасадов и выставками в галереях. Для меня в каждом случае интересно, как публика реагирует на тот или иной образец граффити. Во время работы в PERMM у меня было ощущение создания некого атома, который с каждым днём заряжался частичками от каждого из нас и нашего опыта. Я чувствовал творческий хаос, предшествующий взрыву, которого на самом деле не существует – есть только само познание внутреннего.

131

132

133

134

Petro / Aesthetics

Int erc ros sin g Spra y pain t

As any flatness in the abstract sense, any moment of life has the opportunity to be crossed. Only attentiveness and feeling of the action are the important aspects of the choice for the further development. If your step was correct in the other flatness choice you will receive a bright signal during the transfer.

Any work which is created especially for some project is a mirror of all factors, energy flows and emotions you had at that moment. At that time there was some tension in the air which we felt because of the unclear situations in Ukraine and in the whole world. Also the topic of the “Transit Area� exhibition became an interesting crossing of the feelings for me.

It is useless to teach humankind, it will repeat its own mistakes again and again.

Life and art are inseparable. Artless person becomes a mechanized being, full of absolute insensibility and indifference. At any time in any case you have the moment of creation into which we all put the energy that is always present somewhere inside us – this is the key that we call harmony.

Graffiti is a diversified culture, starting from its half illegal status and to drawing on the facades and being exhibited in the galleries. I am interested a lot how audience reacts to this or that graffiti pattern.

While working in PERMM I had a feeling as if I created an atom and it was charged everyday with tiny pieces of every one of us and our experience. I felt a creative chaos which usually precedes an explosion which does not exist in real life. There is just a cognition of the inner world by means of our experience and other people experience. It is worthless.

135

136

РУСТАМ Qbic

Отр аже ние Акри лова я крас ка

С участником выставки Эдуардом Димасовым мы знакомы давно и давно хотели попробовать сделать что-то общее на стене. Конечно же, сразу пришла в голову идея изобразить какой-нибудь арабоперсидский сюжет, в который вписалась бы каллиграфия от Эдуарда. А моё последнее увлечение персидской поэзией немало в этом помогло. Предполагалось, что сам персонаж будет каллиграфом, который пишет на камнях свои мысли, умозаключения, черпая чернила из водоёма, где отражается он сам, отражается его душа. То есть чернила – это и есть его душа. Важно нести в своём творчестве (как и в жизни) призыв к лучшему, к добру, к духовности. Пожалуй, самое интересное из того малого опыта, что у меня был, – это подарок в виде кваса и шоколадки, оставленный неизвестными на автовышке, пока я работал наверху. Когда я спустился отдохнуть, увидел его и был приятно удивлён. Была записка: «Спасибо вам за вдохновение». Самая главная особенность работы внутри музея – это удобство. Работешь в помещении, независимо от того, какая погода на улице. Тебе тепло и уютно. Отличный формат и организация. Ну и, конечно же, было приятно вновь увидеться со знакомыми людьми и познакомиться с новыми. В общем, впечатления очень хорошие.

137

138

RUSTAM Qbic

Ref lec tio n Acry lic pain t

We have been acquainted with Edward Dimasov for a long time and we wanted to create something on the wall together. Of course we immediately had an idea to depict some Arabian-Persian motif, in which Edward’s calligraphy would be appropriate; besides my recent interest in Persian poetry would help too.

We suppose the main character would be a calligraphy who writes his own thoughts and inferences on the stones, taking inks from a pond, where he is reflected with his soul. So his soul is equal to inks.

The main thing in art (in life too) is to appeal to Good, Kindness and spirituality.

Probably the most curios in my rather small experience I had was the case when I received a bottle of kvass and a bar of chocolate, presented to me by an unknown person while I was working aerial platform. When I came down to have a rest, I was pleasantly surprised when found it with a note “thank you for the inspiration".

The main peculiarity of working inside the museum is comfort.

You are working inside regardless of the weather outside. You are in a warm and cozy place. There are perfect organization and event format. And of course I was very glad to meet old friends and meet new ones. Overall I have awesome impressions.

139

140

Tra nsi t Are as Acryl ic paint , spray paint , bann er, colla ge

KIRILL Lebedev ’kto’

141

Тра нзи тны е зон ы Акри лова я краск а, спре й. банн ер, колл аж

Кирилл Лебедев 'кто'

142

ИЛЬЯ МОЗГИ

Гра ниц ы Акри лова я крас ка, спре й

Городские зоны и промзоны часто ограждаются сеткой-рабицей, закрывают пути и проходы, пытаясь оградиться от твоего участия. Суть сетки-рабицы в том, что она дает возможность посмотреть, что за ней, но при этом не даёт возможности подойти/приблзиться и т. д. Подобным образом люди так же ограждают себя, запаковывая себя в зону недосягаемости. Я нарисовал сетку, используя слова. Слова, описывающие идею. В одну сторону – «то, что мы знаем – ограничено», в противоположную – «то, чего мы не знаем, бесконечно». Улица становится местом для высказывания, когда тебе хочется говорить. Городской ландшафт знакомит художника с разными формами, материалами, различной поверхностью. Такая многогранность тянет искать и создавать новое. То есть получается, что сам город является вдохновителем и одновременно местом конечного результата. Домашние холсты никогда не заменят стен, проверенных временем, с полопавшейся штукатуркой, которые могут послужить отличным фоном. На улице место имеет свою ценность, само место служит дополнением или неотъемлемой частью проекта. Правильно и характерно вписать свою работу, указать туда, куда мало кто ожидал – одна из задач художника, которые он сам перед собой ставит. В рисовании на улице мне нравится ощущение свободы, момента вседозволенности. Тёплое ощущение результативности проекта.

143

144

145

ILYA MOZGI

Bou nda rie s Acry lic pain t, spra y pain t

City and industrial zones are often protected with chain-link fencing, which closes the access and ways through, trying to be protected from your participation. The essence of chain link fence is that it allows you to watch but not approach/come closer etc.

The same way people make barriers, packing themselves into a zone of unavailability. I drew fencing made of words. Words which describe the idea. In one direction “what we know is limited”, in the opposite “what we don’t know is limitless”.

Street becomes a place for a statement when you want to speak.

City landscape introduces the artist to different forms, materials and surfaces. This diversity provokes to search and to create something new. So city both inspires the artist and serves as a location if his result.

Home canvases will never replace walls, tested by time with a half-destroyed plaster which can be a perfect background. On the street the location has its own value, it is both an addition and an integral part of the project.

One of tasks of the artist is to fit your work into a right context, to show some unpredictable place.

I love the feeling of freedom and a moment of permissiveness. Warm feeling of the effectiveness of the project.

146

ИЛЬЯ ГРИШАЕВ

Сha r Мар керы

Уличное искусство сегодня, это в основном текст. Когда-то граффити было более изобразительным, но сегодня для нас куда более привычно воспринимать на улице нечто текстуальное, а вовсе уже не изобразительное. То, с чем я работаю, – пограничная зона между знаком и изображением. Я решил, что эту особенность творчества нужно обозначить конкретнее и придумал для выставки такой ход: сделать три знака. О том, что это именно знаки, говорит, например, их повторяемость. В случае с этими работами ты не можешь точно понять: пятно это, рисунок или текст. Это пограничное состояние я и хотел уловить и зафиксировать в той пластике и в том языке, в котором я работаю. Эти знаки предельно просты, они просто чёрные, как какие-то литеры из неизвестного мне языка. Пожалуй, что моё главное желание: вырвать человека из обычного повседневного движения и порядка вещей, обычного восприятия окружающей действительности. Парадоксальными и не очень однозначными вещами его можно выдернуть из привычной, рутинной ситуации. Только так можно попробовать заставить его осмотреться вокруг чистым взглядом. В город я вышел совсем недавно. Конечно, по молодости мы все ходили по дворам с баллонами, но серьёзно и сознательно я стал делать какие-то проекты на улицах не более полутора лет назад. Я, наверное, повторюсь, но ещё раз отмечу: мой метод очень корректный по отношению к среде. Когда я выхожу на улицу, я стараюсь делать все вещи, неброско и уместно, стараюсь включаться в общий диалог знаковых систем города, прятаться в нём, гармонично встраиваться в него. Даже если человек, проходя десять раз по одному и тому же маршруту, увидит мою работу только на десятый раз – это прекрасно. Главное, что она живёт в городе. Я всегда стараюсь найти место для работы. Это значит отыскать такое место, где работа сама организует пространство вокруг себя.

147

148

ILYA GRISHAEV

Сha r Mark ers

Street art nowadays is basically a text. Originally graffiti was more visual, but now we are used to text more than to the visual. I work with something in between an image and a sign. I decided to emphasize this feature of creativity, to make it more specific and came up with the following solution: to create three signs. Their nature of signs is proved by its frequency.

In this case you cannot know for sure whether it is a spot, a drawing or a text. It is a boundary state which I wanted to catch – within the plastic and language I work in. these signs are very simple, they are just black, some litters from the language I do not know.

I suppose that the most important wish of mine is to wrest a man from a routine, a normal state of affairs, a casual perception of the reality. A man can be taken from the habitual everyday situation only by paradox and polysemantic things.

This is the only way to make him to look around with a clear view.

I have started to work in a city quite recently. Of course we all went to the street with the spray paint, but the serious work I began a year and a half ago. I will repeat maybe, but I want to note one more time, my method is quite correct with respect to the environment. When I come to the street I try to make all the things I create to be discreet and appropriate, I try to include them into the whole dialogue of the city system of signs, hide in it, to integrate in its harmony. Even if a person looks at my work after 10 passing it by – this is amazing. The most important thing is that it lives in the city.

I always try to find a place for my work. This means to find such a place where the work organizes the space around itself.

149

150

группа ZukClub

Иис ус Акри лова я крас ка

На выставке мы, так или иначе, как и другие авторы, раскрывали понятие «Транзитной зоны». Наш Христос – это очень точная работа в рамках проекта, к тому же, сама выставка представляет собой модель некой городской ситуации. Интересно, что на выставке в результате оказались также работы на исламскую тему – по этому поводу никто ни с кем не договаривался, просто для художников это показалось важным. Образ бога связан с транзитной зоной ритуала, здесь можно говорить и о проблеме возможности или невозможности перехода в веру, как происходит актуализация сакрального изображения.

151

152

ZukClub group

Jes us Acry lic pain t

As any other artist here we tried to explain the concept of a “Transit Area�. Our Jesus is a very precise work within the framework of this project, especially as the exhibition is the model of the city situation itself. It is rather curious that works with the Islamic motifs were also represented at the exhibition, we did not have a special agreement, artists just supposed it to be very important.

The image of God is connected with the transition zone of a ritual; we can speak about the actualization of the image here and about the problem of possibility or impossibility of changing the belief.

153

Tra nsi t Are a Adhe sive film, plott er cutti ng, acryl ic paint

Iliya Grishaev

Тра нзи тна я зон а Са мокл еяща яся плён ка, плот терна я резка , акри лова я краск а

Илья Гришаев

154

Tr an si t Ar ea Ste nci l, spr ay pai nt

Ghandi Group

155

Тра нзи тна я зон а Тр афар ет, спре й

Группа Ганди

156

РОМАН МИНИН

Наг рад а за мол чан ие Акри лова я крас ка

Работа «Награда за молчание» совсем не выглядит результатом весёлой игры, так как она придумана мной в революционное время на первой стадии майдана, как способ борьбы с информационной войной, порождающей страх и ненависть, как визуализация превращения кругозора в точку зрения. Но сейчас, на этапе «Российской тишины», в новом контексте работа обрела более актуальное смысловое пространство. Я пишу эти строки, когда каждый час рядом со мной происходят события, способные остановить или изменить не только мою жизнь, а весь ход истории этого века. Идёт гражданская война на моей родине, я называю её «принципиальной». Но всё же можно думать, что нам повезло жить и творить в это время, понимая суть острой конкурентной борьбы идеологических корпораций, испытывать полноту жизни, переживая ужасы войны. Теперь у всех у нас один «бэкграунд», единое прошлое – мир. Давайте представим, что планета закрывается на глобальный ремонт или переезжает в новую реальность, и распишем всё вокруг, как в последний раз расписывали стены пермского музея, – вместе.

157

158

159

160

ROMAN MININ

Awa rd for Sil enc e Acry lic pain t

The work “Award for Silence” does not look as the result of a merry play because it was created at the revolution time during the first stage of Maidan. It was meant to be a way to struggle with the information war, which gives birth to fear and hatred as a visualization of the turn of the outlook to the point of view. But now in the context of “Russian Quietness” the work has new topical sense space.

I am writing these lines while every hour some events are happening, the events that may stop or change not only my life, but all the human history. There is a civil war in my Homeland, I call it “a principal one”. Yet one might think we are lucky to live and create at this time, realizing the strong competition of ideological corporations, experiencing the fullness of life and horrors of war.

Now we have the common background – the world we live in.

Let us imagine that the planet is closed for the global repair or moves to another reality and let us draw everywhere as we did with the Perm museum walls.

161

162

163

Tra nsi t Are a Alcy de ena mel , acry lic pain t, red vine

Slava PTRK Тра нзи тна я зон а Алк идн ая эма ль, акр ило вая кра ска, кра сно е вин о

Слава ПТРК

164

165

166

ГАМЛЕТ

На пам ять Архи вные фото граф ии

Я вплотную занимался фотографиями ещё в 2005-2006 году. Изначально я просто решил сделать серию коллажей с чужими старыми фото. Пошёл на местную барахолку, и мне буквально за 3 доллара подогнали целый ящик фотоснимков. С тех пор я ищу и собираю фотокарточки целенаправленно. У меня есть серия книг, которую я называю «Безымянные семейные фотоальбомы». Это истории семей, которых на самом деле не существовало. Со временем у меня появляется много лишних, не нужных ни для какого проекта фото. Я перезнакомился с кучей людей и нашёл одного человека узкопрофильного, который собирает старинные фотографии 10-х – 20-х годов и продаёт коллекционерам за большие деньги, а сам их при этом получает, конечно же, за бесценок, покупая чуть ли не на вес. От него большая часть фотографий для этого проекта. Человек состоит из людей, это очень важная штука. Все мы – результат какого-то хитросплетения людей и обстоятельств, начиная от мамы папы, которые когда-то занялись любовью, в результате чего появились мы. А дальше тёти, дяди, друзья, воспитатели, учителя, книги, авторы. Мы – хитросплетения и пересечения разных людей. Каждый человек – огромнейшая сеть взаимосвязей. Та работа, которую я сделал для выставки в Перми, – как раз об этом. У меня ещё был коллаж – правда, небольшой – на месте телефонного аппарата на стене, от которого остался непокрашенный след. Я снял чёткие размеры этого следа и сделал коллаж с пионерами – нашёл целую кучу групповых ф ото, и из них получился коллаж, который я назвал «Звонок в прошлое». Я заметил: когда люди наталкиваются на эту работу, они подолгу рассматривают фотографии, пытаясь найти на них себя. Через месяц после выставки в Перми у меня была выставка в киевском «Арсенале» – стена, которую мне предстояло заклеить, была размером 5 на 12 метров, но материалом были уже не групповые снимки, а все подряд семейные. Снимки сопровождались большой надписью, которую я как раз тогда придумал – «Найди себя, потеряй себя». Потому что, рассматривая их, в них действительно можно было попросту потеряться.

167

168

169

170

171

GAMLET

To rem emb er Arch ival phot os

I started to work with photos in 2005-2006. Originally I decided to create series of collages with somebody’s old photos. I went to a local flee market where I was given a box of old photos for 3 dollars. Since then I search for and collect them on purpose.

I have a series of books which I call “Nameless family albums”. These are family stories which never existed. As time passed I had some spare photos that I did not need for any project. I got acquainted with the crowd of people and found one man who specialized in collecting the old photos dated 10-20s and selling them to the collectors for the big money while he received photos almost for nothing, buying them by weight. Most photos for this project I received from him.

A human consists of the other humans; this is a very important thing. Everyone of us is the result of some twists, starting with our mother and father twist, which resulted in our birth. Then aunts, uncles, friends, tutors, teachers, authors and books appeared in our life. We are the twists and crossings of different people. Every one is a huge network of some interconnections. This is what the work I created for the Perm exhibition is about.

I also had a collage, not a big one, at the place of a former telephone set, the wall there was not painted. I measured the place and made a collage with pioneers – I found a big amount of group photos, they formed a collage which I called “A call to the Past”. I noticed how people stopped and looked at it for a long time, trying to find themselves on the photos.

In a month after Perm exhibition I had another one – in Kiev “Arsenal”. The wall I had to fill was as big as 5 х 12 meters, but I filled it not with the group photos, but only with the family ones. They went with the big statement “Find yourself, lose yourself” because while looking at it you could actually lose yourself.

Tra nsi t Are as Fragm ents of bann er adve rizem ent, spray paint

KIRILL Lebedev ’kto’

Тра нзи тны е зон ы Фраг мент ы банн ерно й рекл амы, спре й

Кирилл Лебедев 'кто'

172

173

174

группа 310

Тра нзи т Спре й

Для начала пару слов про работу, которую мы делали для музея. Она называется «Транзит» и рассказывает о неких пограничных состояниях сознания. О том моменте, когда человек начинает видеть и чувствовать тонкие материи, которые его окружают. Это похоже на волшебство, будто что-то магическое происходит, а повседневные вещи воспринимаются через призму чистого соз-нания, без ярлыков и клише. В самом сюжете встроено название работы, модель микроавтобуса с говорящим названием «транзит», который отлично вписался в нашу историю. Вообще, это культовая модель автобуса, такой традиционный элемент психоделической эстетики, к которой мы частенько апеллируем в своих работах. Одна из особенностей этого проекта – элемент коллективного творчества. Мы довольно много работаем вместе и за 15 лет приобрели огромный опыт такого рода. У нас почти никогда не бывает чёткого эскиза, по которому идёт работа, не было его и в этот раз, была просто идея, а всё остальное – импровизация. Коллективная импровизация – это, пожалуй, основной принцип творчества нашего коллектива. Работая в публичном пространстве, мы стараемся выбирать более выразительный и понятный язык для зрителя, нежели традиционные граффити, которые чаще остаются понятными только участникам субкультурного сообщества. В серии «поп-арт», например, работы, созданные на улице в традициях граффити, цитируют Роя Лихтенштейна – классика поп-арта. Основным элементом серии являются увеличенные растровые точки, из которых состоит рисунок. А сюжеты – это такой абстрактный экспрессионизм языком поп-арта. Мы бессознательно иллюстрируем фрагменты быта, личных переживаний, не осознавая того. Осознание приходит позже, спустя время стоит взглянуть еще раз, и тогда сразу удаеётся проанализировать и понять, о чём это. Стрит-арт – явление эфемерное и полноценно существует только на улице. Работа может существовать от нескольких часов до нескольких лет. Возможность долгого существования рисунка является одним из определяющих факторов в выборе места для нового произведения. Все работы на улице рано или поздно закрашиваются, и всегда хочется продлить их жизнь. И в этом смысле попытки репрезентации – это шаг в нужном направлении. Ведь никакая документация не может полноценно передать те ощущения, когда ты видишь интересную работу, находишься рядом и чувствуешь энергию цвета и формы.

175

176

310 squad

Tra nsi t Spra y pain t

We would like to say a couple of words about the work we have done for a museum. It is called “Transit” and it tells about some boundary states of conscience, about a moment when a person starts to see and feel delicate matters which surround him. This is like magic, as if some magical happens and a routine is perceived through a clear conscience, without labels and clichés.

The title of the work is included into the work itself as a bus model with a speaking name “Transit”, which is a perfect part of our story. Generally it is an iconic model of a bus, a traditional element of psychedelic aesthetics to which we often appeal in our work.

One of the peculiarities of this project is that we had an element of collective creation. We have been working together for 15 years and it gave us a huge experience. We almost never have a clear sketch that we follow; we didn’t have it this time too, there was just an idea and improvising.

Working in a public area I try to choose the most expressive and clear language for the audience rather than a traditional graffiti that is understood mainly by the sub culture representatives. “Pop-art” series for example quote Roy Lichtenstein, pop-art classic. Enlarged halftone dots are the main element of the series, they make up the drawing. The plots are represented by an abstract expressionist manner of pop-art. Subconsciously I illustrated fragments of everyday life and of personal mat-ters. Understanding comes later, after some time you look once more at the work and manage to analyze and realize what it is about.

Street art is an ephemeral phenomenon and it exists only on the street.

The work may live for several hours as well as for several years. The possibility of the long live of the work is one of the dominating factors of the choice for its location. All works are being painted over sooner or later and you always want to prolong their lives. In this sense the attempts of representation is a right thing to do. No document can give you the feeling of a standing near the work, perceiving the energy of its form and colour.

177

178

ПОКРАС ЛАМПАС

Rec tan gle Eve ryw her e Акри лова я крас ка, шпат левк а

Мне хотелось совместить эстетику геометрии и каллиграфического шрифтового паттерна. Всё это очень красиво работает в большом формате, поэтому я и решил сделать это в рамках большой выставки. А за концептуальную основу я взял фразу «Rectangle everywhere». «Rectangle» – это прямоугольник, и я решил, что все мои дальнейшие эксперименты с геометрией будут иметь аналогичные отсылки. За счёт разных геометрических форм я смог бы сделать серию работ и смог бы срифмовать проекты на улицах, в галереях, на холстах, на каких-то нестандартных поверхностях – а затем объединить всё в один проект и понаблюдать за результатом. Я попробовал новый инструмент, который вовсе не подходит и не свойственен каллиграфии – стеклоочиститель. Он имеет плоскую пишущую поверхность, а губка хорошо впитывает краску. Им легко писать, а само по себе это выглядит интересно. Я стараюсь экспериментировать, причём как с новыми поверхностями и масштабами, так и с инструментами и вариантами шрифта – в общем, со всем, с чем только можно. Мне кажется, главное, что нужно для постоянного развития – всё время выходить из зоны комфорта. Пока ты сидишь дома, пока у тебя всё хорошо и не нужно никуда лишний раз идти, ты так и не начнёшь делать супероригинальные жёсткие вещи. Всё начинает получаться, только когда ты ставишь себе невыполнимые цели и задачи. Не выполнил – извлёк урок. Выполнил – получил полезный опыт. Я просто-напросто стараюсь много работать и доводить любое дело до конца, вот и всё. Потому что пло хо делать нельзя. Однажды я сделал очень большой объект в Екатеринбурге – арку, сплошь покрытую ковром из тегов. Расписал и асфальт, и потолок, и все столбы. Она привлекла очень много внимания, стала элементом навигации, даже попала в какой-то путеводитель, вжилась в город. С ней связано одно важное наблюдение. Я забил каждую точку этого объекта, и таким образом вышло, что там не было место для какого-то другого художника и каких-то ещё штрихов. Так что в течение года на этом объекте не появилось ни одной чужой надписи или тега, он идеально сохранился. Так я показал, что правильная работа с городским пространством спасает от вандализма.

179

180

181

182

POKRAS LAMPAS

Rec tan gle Eve ryw her e Acry lic pain t, fille r mass

I wanted to combine aesthetic of geometry and calligraphic font pattern. It works beautifully in a large format that is why I decided to place it into the framework of a big exhibition.

I took a phrase “Rectangle everywhere” as a conceptual basis and decided that now all my future experiments with the geometry will have the similar references. Due to the difference of the geometric shapes I could create a series of works and could rhyme projects on the streets, in the galleries, on the canvases, on some nonstandard surfaces and then unite them into one project and observe the result.

I tried a new instrument, the one that in no way suits calligraphy – a windscreen wiper. It has a flat writing surface and the sponge is good at soaking up the paint. It is easy to use and the result looks attractive.

I try to experiment with everything: with surfaces, scales, instruments and font variants. I suppose you have to leave your comfort zone all the time if you want to develop constantly. You will never start creating super original hardcore works unless you are sitting at home having no things to worry about. You will start to be successful only when you place yourself into unrealistic conditions. If you didn’t manage to cope – you got a lesson. If you did – you got a useful experience. I just try to work hard and push every matter through. Just be-cause you have no right to do in a bad way.

Once I was involved into a huge project in Ekaterinburg – an arch, entirely covered with different tags. I drew everywhere, on the asphalt, on the ceiling, on the columns.

It attracted a lot of attention, it became an element of navigation, it was even mentioned in some guidebook. I covered every single point of this object in a way no place was left to the other artists. So it is perfectly untouched, neither word, no tag appeared within a course of a year. In this way I demonstrated that a right work with the city space protects it from vandalism.

183

Tra nsi t Are a Spray paint

Stas Dobryi

Tra nsi t Are a Acryl ic paint

Pokras Lampas

Тра нзи тна я зон а Спре й

Стас добрый

Тра нзи тна я зон а Акри лова я краск а

184 Покрас Лампас

Tra nsi t Are a Acryl ic paint

Rustam Qbic

185

Тра нзи тна я зон а Акри лова я краск а

Рустам Qbic

186

ЭДУАРД ДИМАСОВ

Дух Акри лова я крас ка

– по-арабски значит – Дух. Это своего рода ответ на вопрос: что для тебя стрит-арт? Стрит-арт, а в данном случае – «каллиграффити». Для меня это возможность поделиться тем, что имеет непосредственное отношение к душе. Любое из проявлений уличного художника на стене, на теле города, за исключением быстрых тегов, несёт в себе часть автора. Тем и дорого. И это заметно. Не важно, в рамках такого вопроса, насколько качественно сделана работа. Если в ней есть «душа», слышащий человек обязательно отзеркалит. Конечно, особенно приятно, когда ещё и подача на уровне. Арабская каллиграфия довольно-таки далека от российской реальности. Но я искренне верю, что в ней есть то, чем можно «зацепить зрителя». И мой опыт доказывает это. Очень часто люди, видя мои работы, говорят, что не понимают, что там написано, но им нравится. Это очень хороший показатель. Надо заметить, что я сам не знаю арабского языка. Только лишь читаю. То есть знаю алфавит, могу сложить слово, но перевести не смогу. Это также накладывает свой отпечаток. В прошлом, когда я ещё искал свой стиль, пробовал буквы «на вкус», я частенько перебирал их, компоновал. И иногда случалось так, что наиболее понравившиеся композиции, оказывается, имели значение, которое идеально к ним подходило. Так у меня было с работами «Море» ( – бахр – араб.) и «Чернила» ( – хибр – араб.). Если говорить о целях моего творчества, то их нет. Хотя точнее будет сказать так: я не могу не создавать то, что создаю. Смысл же можно отыскать позже. Вглядываясь, вчитываясь, прислушиваясь к тому, что говорит о себе сама та или иная работа. Это интересный процесс. Но, конечно же, есть и работы, в которые я намеренно вкладываю смысл. Лично для меня, как мусульманина, важно найти тот канал, ту форму передачи, которую люди были бы способны воспринимать. И через нее, через это творчество, показать и доказать «иную точку зрения». Во многом эта «иная точка зрения» направлена, прежде всего, на мусульман. Ведь, как ни крути, именно они составляют большую часть моей аудитории. И ядро этой «точки зрения» весьма простое: созидать, а не разрушать; изучать, а не вытаптывать; вслушиваться, а не перекрикивать; постигать, а не отбрасывать. И я очень надеюсь, что в какой-то мере мне удаётся это делать. А Всевышний знает лучше.

187

188

Sou l (sp iri t) Acry lic pain t

– “Rouh” (arab.). This is a kind of an answer to the question “what does street art mean to you”. In this case, street art is a calligraffity. As for me it is the opportunity to share something which is directly close to the soul.

Any work of a street art on a wall, on a body of the city (except quickly made tags) has a part of the author inside it. That is why it is so worthy. And so noticeable. This is not very important how high the quality of the work is, if it contains soul, a person who is able to perceive, will accept and reflect it. Though it is of course especially pleasant when the visualization is made in a good way.

Arabian calligraphy is rather far from Russian reality. But I truly believe that there is something inside it that can catch Russian spectator. My experience proves it. Very often people say that they do not understand what they see, but they like it. And this is a good sign.

I need to admit that I do not know the Arabian language, I can only read. So I know the alphabet, I can write a word, but cannot translate. This is also important. Previously I “tasted” letters, I combined them and sorted out; I was searching for my own style. Sometimes it occurred that the most successful combinations had meaning, that suited the composition in a per fect way. That was the way with the works “Sea” – bahr – arab.), “Ink” ( – hibr – arab.) ( If we take the aims of my creations, they do not exist. Tough I would better say I cannot help creating them. The sense will be found later by looking at the picture and listening to what the work says itself. This is an interesting process. Though there are some works into which I convey a certain sense on purpose.

It is very important for me as for Muslim to find a channel, a way of transmission which would be easy to perceive. I need to prove a “different point of view” through my art. This “different point of view” is directed to Muslims first of all as they represent the majority of my audience. The basic of this point of view is following: create, don’t destroy, learn and don’t trample down, listen and don’t interrupt, comprehend and don’t throw away. I hope I suc ceed in doing that. But God knows better.

189

Eduard DIMASOV

190

191

АЛЕКСАНДР ЖУНЁВ

Вме сте про тив зме я Акри лова я крас ка

До русских на Прикамской земле жили другие народы, которых постепенно вытесняли. Это вогулы, которых уже нет, коми-пермяки, ещё живущие здесь, но сильно теряющие свою идентичность. У комипермяков сохранились легенды о низкорослом народе Чудь, который жил здесь до них, но с их приходом самоликвидировался, зарывшись под землю. Получается, Пермская земля – это тоже транзитная зона, довольно быстро меняющая поселенцев. На мой взгляд, русские здесь тоже задержатся не очень надолго, потому что тоже потеряли свою идентичность и очень неэффективно используют свою землю. Я изобразил медную бляшку в Пермском зверином стиле. Такие изделия находят только в нашем крае и довольно много – их изготовляли наши древние предки. К сожалению (а может, и к счастью), они не оставили нам письменных посланий, поэтому можно только догадываться о значении Звериного стиля. Часто на таких бляшках изображены птицы, многофигурные композиции с богиней или человеком посредине, а самыми популярными персонажами являются человеколоси. Они обычно стоят на ящероподобном существе. Считается, что лось – священное животное. Он одновременно находится в трёх мирах: вместе с птицами он касается неба в верхнем мире, ходит копытами по воде, где живут ящеры, рыбы – нижний мир, и вместе с человеком населяет средний мир. Чтобы наша Пермская земля перестала быть транзитной зоной, и мы закрепились на ней, стали по-настоящему её любить, нам всем надо объединяться, как человеколоси на моём рисунке, и начинать бороться со злом – змеем. Это и зелёный змий, и денежная система, и энергетическая зависимость (змей вылезает из розетки, а электричество, некоторые считают, – очень грубая энергия), и другие беды, отвлекающие человека от смысла жизни. Хотя птицы, небесные существа верхнего мира, разлетаются в стороны от места убийства. Может быть, они тоже правы, и борьба против зла не уменьшит, а только увеличит его влияние.

192

193

194

ALEXANDeR ZHUNEV

Tog eth er Aga ins t the Sna ke Acry lic pain t

Before Russians some other people lived on Prikamye land, they have been gradually crowded out. They were voguls who do not exist now, komipermyaks who are still here, but rapidly losing their identity. Komi-permyaks have a legend about small folk Chud’ who were living before them, but then disappeared, going underground. So Perm land is a transition zone itself, rather quickly changing its inhabitants. To my mind Russian people here are also not for a long time as we are losing our identity and we are not using the land efficiently.

I depicted a copper plate in Perm animal style. Articles like this are rather numerous, but they are found only on our land, our ancestors made them.

Unfortunately (or maybe fortunately) they did not leave any messages, thus we may only guess about the meaning of Animal Style. These plates used to depict birds, compositions, consisting of a lot of figures with a goddess or a man in the center; the most popular character was an elkman (a creature, which has half human, half elk nature) . they usually stand on a lizard like creatures. Elks were supposed to be sacred animals. It exists simultaneously in three worlds: upper, middle and low. It touches heaven together with birds, it touches water with its hoofs together with fish and it exists in the middle world together with humans.

If we want our Perm land to stop being a transition zone and if we want to settle here and love it, we should unite as elkmen do on my drawing and fight with an Evil Snake. It is a green alcoholic snake, a monetary system, energy dependence (snake comes from the outlet and some people suppose electricity to be very rough energy) and other misfortunes, which disturb a person from the sense of life.

Though birds, heaven creatures from the upper world are flying away from the place of a murder. Probably they are also right and struggle against evil will not reduce, but increase its influence.

195

196

ФРУКТЫ

Куп юра Траф арет, спре й

Не я являюсь автором работы, она сама себя создаёт. Я оказываюсь исполнителем, а сама реализация – это стихийный процесс. Начиная, я никогда не знаю, что будет в конце. Или понимаю что-то в работе уже после того, как она сделана. Творческий процесс начинается со стар товой идеи. Подсказки могут приходить извне, а события разворачиваются сами собой. Уличная работа не столько делается на месте, сколько создаётся в мыслях. В каждый определённый момент есть выбор – как сделать. Работа реализуется сама – не потому, что я так придумал, а потому, что некая головоломка вдруг складывается в одно целое. Я не считаю и не называю себя художником. Я просто человек, который реализует свои идеи. Мне постоянно что-то приходит в голову, и я стараюсь найти время для реализации этого – это далеко не всегда обязательно стрит-арт. Пермская история стала для меня транзитной зоной в прямом смысле – во время выставки я был в Перми проездом. Времени у меня было мало, а идея рождалась на месте. Я послушал истории про ситуацию с музеем – что он переезжает, что тут много всего сплелось, что кто-то преследует здесь свои интересы. У меня всё это выразилось в образе купюры, которая оборачивается вокруг колонны. А потом уже начали проявляться другие слои смыслов. Например, «прорези» для глаз Франклина на втором слое купюры – аллюзия на Кирилла Кто, который вырезает глаза на баннерах, чтобы люди смогли посмотреть, что за ними. С Кириллом там возник небольшой конфликт – сперва он что-то нарисовал на столбе, а потом мы по согласию с куратором выставки сделали свою работу поверх его. В общем, вышло не очень хорошо. Я даже думал написать на этом столбе «Здесь был Кирилл», но это, наверное, было бы чересчур. С купюрой ещё один момент: пока купюра свёрнута – она держит форму и является неким ребром жёсткости. А если её расправить – она станет мягкой и ничего не станет держать. Не обязательно, условно говоря, разворачивать купюру и искать, что там в действительности в середине, можно самому думать и сочинять. Любой человек, который смотрит на работу, может, фактически, придумать её самостоятельно вместе с автором.

Buc ks Sten cil, spra y pain t

I am not the author of the work; it creates itself on its own. I am just a performer and the implementation is a spontaneous process. At the beginning I never know what the end will be. Or sometimes I find some sense in the work after it has been finished. The creative process begins with some start idea. Hints may come outside but events happen on their own. Street work is done more in thoughts than on the location. Every moment there is a choice how to create. The work imple-ments itself not because I want it to exist in this way but just because parts of some puzzle fit together in this way.

I do not regard and call myself an artist; I am just a person who implements some ideas. Things just come into my mind and I try to find some time for their implementation, this is far not street art all the time.

Perm story has become a transition zone for me literally – during the exhibition I was here in transit. I had a lack of time and ideas were born on the spot.

I listened to the stories about the museum all this complex about the movement of the museum to a different place and someone pursuing his or her personal interests.

I had an image of a note wrapping a column.

For instance “lumiers” on Franklin on the second layer of the note is the allusion to Kirill Kto who makes lumiers on banners in order people could see what is behind them.

We had a small conflict with Kirill – he drew something on the column before me and then with the consent of the curator of the exhibition I created something on his drawing. That was not very good.

I wanted even to write “Here Kirill was” on the column but it would have been too much.

One more moment with the note: till it is rolled it keeps the form and is some kind of an up stand, but when you straighten it, the note becomes soft and unable to keep anything.

It is not necessary relatively speaking to straighten the note and search what is inside, you may suppose and imagine it yourself. Any person who looks at the work may in fact co-create with the author.

197

FRUkty

Tra nsi t Are a Acry lic pain t

ZukClub group Тра нзи тна я зон а Акр ило вая кра ска

группа ZukClub

198

Tra nsi t Are a Spra y pain t

Maxim P2

199

Тра нзи тна я зон а Спр ей

Максим П2

200

группа GANDHI

Мен я ско ро сот рут … а теб я? Траф арет, спре й , акри лова я крас ка

Работа «Меня скоро сотрут… а тебя?» – повторение трафарета, сделанного в начале января 2014 в Питере. Это изображение обнажённой женщины, курящей сигарету. «Одалиска» сообщает прохожим, что её скоро сотрут – так же просто, как будто спрашивает «как дела?». Обнажённость, изображение груди, ставшее табу для публичного пространства – похоже на само уличное искусство, которое снова и снова осуждают и закрашивают, встретив на улице. Женщина с абсолютной уверенностью в собственном печальном финале спокойно ждёт, когда это случится, и напоминает, что это может случиться с каждым из нас. Всех художников и музейных работников, проходящих мимо, мы просили поставить тэг на этой стене с работой «Меня скоро сотрут», а потом закрасили валиком и краской разных оттенков жёлтого, как это обычно делают в городе работники ЖКХ. При этом тэги остались слабо видны под полупрозрачной краской, а на самый верх этого «закрашенного забора» мы посадили женщину, которая ждёт, когда до неё дотянется валик рабочего.

201

202

203 GANDHI group

They will erase me soon… and you?

Stencil, spray paint, acrylic paint

“They will erase me soon…and you?” – is the repetition of the project done back in January of 2014 in Saint Petersburg. It’s an image of naked woman smoking and telling strangers that she is going to be erased as one-two-three. Nudity, the image of breasts becoming a taboo for publicity and look like a street art which is discussing over and over again and getting erased every time. The female is sure in her miserable final and waiting quietly when that happens and remind us that it may happens to all and every of us.

We asked artists and the museum staff, passing by, to sign the wall and then paint it out in different shades of yellow as housing and public utilities usually do. The tags stayed visible and at the top of this «painted fence» we placed the girl, who is waiting when paint roller will reach her.

204

группа ZUKCLUB

Пер ехо дны й пер иод Акри лова я крас ка

Работа «Переходный период» тоже отсылает к концепции всей выставки, которая построена вокруг идеи транзитной зоны, по сути пограничного состояния между какими-либо объектами, действиями, процессами. Наша работа графически изображает процесс перехода от чёрного к белому, т. е. оттенки серого, которые также присутствуют во всех залах галереи и играют роль связующего элемента. Работа основывается на шуме и контрасте. Будучи интерпретацией транзитной зоны, она лишена транзитных участков по своим краям и тем самым напрямую соприкасается с работами, представленными по соседству. В советское время в России существовало огромное количество монументальных художников. Огромное количество работ было создано плиткой, люди выкладывали мозаики сумасшедшей красоты. Многие из этих работ мы до сих пор можем наблюдать и гордиться ими. Большое количество станций метро выложено мозаикой, встречаются и здания на улицах – всё это передаёт дух того времени. В 90-е в нашей стране перестали этим заниматься, и можно сказать, что монументальное искусство в России вымерло. А сегодня всё это возрождается именно с появлением граффити и стрит-арта. Есть основания надеяться, что мы – неотъемлемая часть этого перерождения монументального искусства, и сейчас мы занимаемся именно тем, что показываем: нам есть что сказать нашей стране.

205

206

207

ZUKCLUB group

Tra nsi tio n per iod Acry lic pain t

The work “Transition period� also refers us to the whole concept of the exhibition, which is based on the idea of transition area, a boundary state between some objects, actions and processes. Our work graphically depicts the transition from black to white i.e. it is full of the shadows of grey, which unite the whole exhibition as they present in every work there.

The work is based on noise and contrast. Being an interpretation of the transition zone, it lacks transition areas itself and touches the neighboring works.

During the 80s there were a lot of monumental artists. A huge amount of tiled masterpieces were created; people made incredible mosaics. Much of these works we can be seen now and we are proud of them. There are underground stations and buildings on the streets which have mosaic, this is a marker of time. But at 90s artists stopped doing that and we can say monumental art has dies in Russia.

Now it is being reborn with the appearance of the street art and graffiti. We have reasons to hope that we are an integral part of this rebirth of monumental art and now we doing exactly this: we are showing that we have to say something to our country.

208

ВИТАЛИЙ SY

Цве ты Спре й

В моём случае всё достаточно просто: когда мы готовили выставку, была весна, середина марта. Ну и было весеннее настроение. Я предполагал, что у других художников будет много мрачных работ, а сам в этом контексте захотел сделать что-то позитивное. В последнее время я всё меньше на улице рисую. Раньше чаще получалось. Но это не так важно – в любом случае, рисование уже слишком плотно вошло в мою жизнь. Обычно люди нейтрально относятся к моим рисункам. Уже прекрасно, если они говорят «спасибо». Иногда попадаются неадекватные – было бы странно, если бы было по-другому. Иногда, наоборот, бывают такие случаи, которые запоминаешь надолго – причём это добрые воспоминания. Однажды какие-то дети принесли мне яблок. По-моему, само по себе явление уличного искусства очень интересно. А если бы его не было, если бы убрать его из всех городов – что было бы? Почище, конечно, было бы кое-где, но и поскучнее. Мне забавно, когда человек, оказавшийся в каком-то новом месте, турист или просто горожанин, заходит в какой-нибудь двор и видит там работу, которой там заведомо не должно быть, которая неожиданна для него. Это вырывает из реальности, из стандартной схемы жизни и поведения в городе. Видя, например, банальную магазинную вывеску, человек не удивляется, что она там есть. А нужно, чтобы он удивлялся – для этого и существует стрит-арт. Я не могу сказать, что стрит-арт, перенесённый в закрытое пространство музея, – это не стрит-арт. В конце концов, будь у меня та же стена того же формата, но на улице – я бы нарисовал тот же самый рисунок. Так что это просто перенос опыта и техники в пространство галереи, что не так принципиально. Но, конечно же, когда ты находишься там или тут и смотришь на эту работу – это совершенно разное ощущение и восприятие. Не могу сказать, что в музее, по сравнению с улицей, что-то теряется – нет, просто два компонента, два разных пространства, подменяют друг друга, и получаются другой вкус, другой результат.

209

210

VITALIY

SY

Flo wer s Spra y pain t

It is quite simple in my case: it was spring, the middle of March, while we were preparing the exhibition. There was a spring mood. I supposed that the other artists would have a lot of gloomy works and in this context I wanted to create something positive.

Last time I draw on the street less than I used to. But this is not so important; all the same drawing is too important part of my life.

Usually people are neutral to my drawings. It is quite good if they thank me.

Some people are inadequate, it would be strange if not. Some cases, the good ones, on the contrary are kept in memory for a long time. Once some children gave me some apples.

To my mind the phenomenon of street art is very interesting. What would we have if street art was removed from every city? May be it would be a little cleaner somewhere, but it would be more boring for sure. It amuses me how a person in a new place, a tourist or just a citizen comes into some yard and sees a work that should not be there, the work that is completely unexpected for him. I t takes you away from reality, from a standard scheme of life and behavior in the city. Seeing a siple shop signboard a person is not surprised as he should be, this is why street art exists.

I cannot say street art which is brought into an enclosed space of a museum is no more street art. Eventually if I had the wall of the same size but outside – I would draw the same thing. This is just a transfer of the experience and technique into a gallery space.

Though perception and feelings are completely different of course. I cannot say something is lost in the museum comparing to the street, no, there are just 2 components, 2 different spaces which substitute for each other and produce a different taste, a different result.

211

212

Илья Мозги

Под веш енн ое сос тоя ние Траф арет, спре й, акри лова я крас ка

В этом проекте я трактовал транзитную зону как зону ожидания, где приходится сидеть и ждать. Нет возможности влиять на этот процесс, поэтому человек будто бы завис в воздухе, на своём месте между процессами движения.

213

ilya mozgi

Bei ng up in the Air Sten cil, spra y, acry lic pain t

In that project I interpreted transit area as a waiting zone, area where you have to sit and wait, having no opportunity to influence this process, as if a person is up in the air between the processes of movement.

Tra nsi t Are a Acryl ic paint

Roman minin

Tra nsi t Are a Spray paint

KIRILL Lebedev ’kto’

Tra nsi t Are a Sspra y paint

Gandhi group

Тра нзи тна я зон а Акри лова я краск а

Роман Минин

Тра нзи тна я зон а Сп рей

Кирилл Лебедев 'кто'

Тра нзи тна я зон а Марк еры

214 группа ганди

Tra nsi t Are a Acry lic pain t

Anna Nistratova

215

Тра нзи тна я зон а Акр ило вая кра ска

Анна Нистратова

216

МАКС ЧёРНЫЙ

Имп уль с жиз ни Акри лова я крас ка, шпат лёвк а

Всё моё творчество основано на первичной мысли, первичном взгляде. Свой рисунок для «Транзитной зоны» я рисовал четыре дня – вначале мне было легко, было настроение воды – и в основе лежал голубой цвет. Формат музея даёт какое-то другое направление для стрит-арта – это ведь уже не стрит-арт как таковой. Надо своё уличное мастерство как-то вписать в формат музея, в этом задача. А я заморачиваюсь над форматом и качеством, мне приятно, когда на улице присутствуют качественные работы, по которым видно, что человек не просто подбежал и впопыхах сделал что-то, а вложил свой труд. Даже бомбинг может быть стильным и вкусным – а не таким, каким мы его в основном наблюдаем. Стиль, вот что решает. Почему стрит-арт художники в мире вышли на первые полосы? Видимо, потому что стрит-арт даёт возможность человеку раскрыться. Именно раскрыть что-то своё, сугубо внутреннее, а не то, что даётся извне в каком-нибудь образовательном учреждении. Я вот не учился нигде. Окончив 11 классов, я уже два года рисовал на улице и уже совершенно по-другому мыслил. Решил, что нигде не буду учиться. Улица тем и хороша, она вырабатывает чутьё, которое со временем превращается в стиль. Изначально стрит-арт не влияет на людей, а отражает общество. Взглянув на уровень рисунков на улице, мы всегда можем понять, что это за город и какие тут люди. Если на улицах много вандализма – мы имеем дело с агрессивным городом, если на улице много рисунков на свободную тему, значит, к уличной культуре здесь относятся с уважением. Например, в Краснодаре, где я был недавно, «свободных» рисунков нет вообще – там всё сразу закрашивают, существует там разве что коммерческое оформительство. У нас вообще всегда нужно биться – в том числе и художникам. В своё время я начинал рисовать с бомбинга. Мне просто охота было фигачить. Я крепко задумался, когда первый раз получил по морде. В тот раз я тегнул на киоске – проверял маркер, который сам сделал – меня поймал владелец киоска и хорошенько побил. Я от него за всех получил, он сорвал на мне злость за всех, кто у него когда-то рисовал. После этого случая я задумался над тем, как сильно люди берегут материальное в своей жизни. И какое-то время боялся тегать, а потом стал ходить в бойцовский клуб, пару раз подрался и осознал, что драка - это сильное, но низкое выражение энергии. Понял, что мне, по большому счёту, пофиг на это: хочет человек меня ударить – пусть ударит, это его выплеск энергии. И стал дальше экспериментировать с рисунками.

217

218

219

220

MAX CHERNYI

Imp uls e of Lif e Acry lic pain t, fille r mass

My whole creativity is based on primary thought, primary look. I have been working on the drawing for “Transit Area” for four days, it was quite simple at the beinning, I had a mood of water, thus lue colour was a basic one.

Format of the museum gives another direction for the street art because this is no longer street art as it is. You have to fit your street skills into the museum format, this is the task. I am bothered about the format and quality, I am happy when I see some works of a good quality on the street; the works which are not painted in a hurry, but are made with a great effort of the artist. Even bombing may be stylish and tasty, not in the way we observe now. It is style that rules.

Why does street art occupy the front pages in the world? Probably because it helps a person to open himself or herself. To open something from inside, not from the knowledge given at some educational institutions. I did not receive any education.

To the moment I graduated school I was drawing on the street for two years already and had a different mind. I decided to avoid any education. This is a good feature of a street, it develops a sense that further turns into style.

Initially street art does not influence people, it reflects the society. Have a look at the level of drawings on the street and you will understand what the city is and what people inhabit it. If there is a lot of vandalism on the street – it is an aggressive city, if there is a lot of drawings on a free topic – street culture is in respect. For example I recently went to Krasnodar and did not found any drawing there – everything is painted over, there is only a commercial design somewhere. Here you have to fight.

I started to draw from bombing. I just wanted to draw some crap. I took it seriously only when I was beaten. I made a tag on kiosk, I was checking a marker that I created and the kiosk owner caught me and stroke greatly. I was beaten for every person who ever has drawn on his kiosk. After this case I realized how material values are important for people. For some time I was afraid to tag, but then I joined a fight club, had a couple of fights and understood that fight is a strong, but vulgar expression of energy. I realized it does not matter. If a person wants to strike me – let him do it, it is his way out of his energy; I will go on experimenting with drawings.

221

222

Алексей ’Hrome’ Щигалев

Изо ляц ия Акри лова я крас ка, спре й

Я начал рисовать граффити в городе Чусовом ещё в 2007 году, а до этого я только скетчил пару лет, до баллонов дело как-то не доходило. Главное в творческом процессе – разное настроение, потому что, когда рисуешь в разных состояниях, получаются иногда совершенно неожиданные результаты. Само рисование – это как поиск, никогда не знаешь, что будет в итоге. При рисовании на улице главное – хорошее окружение. Атмосфера вокруг всегда оказывает влияние и на тебя, и на то, что получается. Именно поэтому больше всего я люблю выбираться в безлюдные заброшенные места. Та работа, которую я сделал для музея PERMM – это в первую очередь история о том, как некая часть пространства охватывает другую, совершенно случайную часть пространства, радикально изменяя её свойства. Всё в мире изменчиво, в сле дующую секунду после запечатлённого момента область уже переместится в какое-то другое место, меняя поэтапно весь мир. Главное – содержание этого меняющегося пространства, что оно несёт с собой. Мне хочется втянуть зрителя в процесс этих необычных странствий. Дать ему какую-то отправную точку для создания и поиска своих миров. У меня пока не так много работ, но посредством каждой работы, которую я делаю, я пытаюсь найти что-то принципиально новое в себе. Процесс рисования для меня в последнее время, это игра. Берётся некий случайный рисунок-скелет, который впоследствии обрастает, формируется и принимает конечный вид.

223

224

225

Alexei 'Hrome' Shigalev

Iso lat ion Acry lic pain t, spra y pain t

I started making graffiti in Chusovoy city in 2007, before there were only sketches. Mood is the most important thing about creative process for me; when you draw in different mood, you sometimes get surprising results.

Drawing is very much like a search, you never know what you are getting in the end. Environment is the most important thing when you draw outside. It always influences you and the stuff you are doing. That’s why I love deserted abandoned places most of all.

Work that I’ve done for PERMM museum is, first of all, a story about one space changing another. Everything in the world is so inconsistent; one moment one particular space is here, the other it is in quite another place, and it changes everything. What matters is the content of this space, what it adds to the world.

My wish is to involve audience into my unusual travels.

I wish to give it some starting point to create and find their own worlds.

I don’t have many pieces but with the help of each of my works I try to find out something new about myself. Drawing has lately become a kind of a game for me. You take a skeleton, and then build body around it, forming the final piece.

226

Миша Most

Сит уац ия Спре й

На выставке «Транзитная зона» я сделал работу из серии «Ситуация». Серия состоит из сюжетов, наполненных самыми разными персонажами из сегодняшнего мира – в данном случае, солдатами и гражданскими, религиозными фанатиками, террористами и прочими. Всех этих разнообразных людей объединяет тот факт, что их жизни, скорее всего, никогда не пересекутся, но, тем не менее, они знают о существовании друг друга, в основном посредством СМИ, телеэкранов, мониторов компьютеров... Они живут на разных концах мира, но при этом наблюдают друг за другом как бы со стороны. Это своего рода иллюстрация к «обществу спектакля», в котором мы живём. В то время как одни люди убивают друг друга в мечтах о мифической свободе, другие, точно такие же люди, наблюдают за этим из своей безопасной «скорлупы», как за телесериалом или каким-нибудь боевиком, являясь при этом зачастую ещё большими заложниками системы, чем те, на кого они смотрят с якобы сожалением. Запад и Восток, весёлые и агрессивные, успешные и протестующие... Контрастные эмоции сложены в своеобразный «семейный портрет».

227

228

229

MISHA MOST

Sit uat ion Spra y pain t

At the exhibition “Transit Area” I created a work from a “Situation” series. Series consists of plots full of different characters of a modern world, in this case soldiers, citizens, religious fanatics, terrorists etc. they are all united by the fact that they will never meet each other but they know about the existence of each other thanks to mass media, TV screens, computer displays… They live on the opposite ends of the world, but they still watch each other as from the sidelines.

This is a kind of illustration for the “society of performance” we live in. While people kill each other for the mythical freedom, some other people observe them from their safe “shells” as watching TV series or an action film, being much more parts of the system than those people who they are watching with fake sympathy. East and West, merry and aggressive, successful and protesting… contrast emotions form a peculiar “family portrait”.

230

группа ганди

Миг ран ты Траф арет, спре й

Проект «Мигранты» – это изображения таджикских женщин в национальных костюмах, увиденных на улицах Душанбе. Женщины там в этих ярких платьях похожи на цветы. И в странах Средней Азии, и в России есть много проблем в положении женщины в обществе. Но когда женщина приезжает оттуда в Россию, на неё сваливается двойной груз проблем: сексизм, национализм, осуждение и давление со стороны родственников и земляков. Мы постоянно видим на улицах Питера мигранток, они входят в нашу жизнь, но в нашей культуре они – исключённые. Мы решили, что их необходимо включить в культурное поле, потому что открытая гибкая система будет жить, а закрытая – завершит свой цикл, протухнет и умрёт. Мы придерживаемся принципов ненасилия нашего вдохновителя Махатмы Ганди, но это вовсе не значит, что наши работы – взгляд сквозь розовые очки. Художник – это антенна, чуткий передатчик всех общественных болей. Но при этом он такой же человек, как и все остальные, и может ошибаться. Искусство – не профессия, а образ жизни, поэтому каждый из нас имеет какую-нибудь профессию и работает (учитель, критик, дизайнер, повар и т. д.). Мы отказались придумывать новые работы для музея, потому что иначе это были бы не стрит-арт работы, а просто роспись стен.

231

232

233

234

GANDHI group

The Mig ran ts Sten cil, spra y pain t

Our project is the collection of images of Tadjik women in national dresses, seen on Dushanbe streets. Women in these dresses remind me blossoming flowers. Both in countries of Central Asia and in Russia there are a lot of problems with the rights of women in a society. But when women from Central Asia come to Russia they feel much more pressure: sexism, nationalism, judgment from the family back from home. We see female migrants all the time on the streets of Saint Petersburg, they come to our life but in our culture they are excluded. We decided that they should fit the system as open flexible system is going to live and closed one finish the circle and die.

We keep the peace principles of our father Mahatma Gandhi but it doesn’t mean that our works is a sight through rose-colored glasses.

The Artist is an aerial, sensitive story teller of people’s pain. But the same time he is just a human being and may make mistakes.

The art isn’t a profession path; it’s a life style that’s why every one of us has a job (the teacher, designer or chef).

We refused to work for museums otherwise it would be considered not as a street art and just as a wall painting.

235

236

237

238

239

240

241

242

Пермь 2014