Андрей Шарый - "Трибунал" by tiskárna DTS

ЦЕНТР ЭКСТРЕМАЛЬНОЙ ЖУРНАЛИСТИКИ

Андрей Шарый

ТРИБУНАЛ

Хроника незаконченной войны

Фотографии Рона Хавива

Москва Издательство «ПРАВА ЧЕЛОВЕКА» 2003

ББК 63.3(0)6 (4Юго) Ш 25

Художник — Александр Смирнов Редактор — Ольга Подколзина

Шарый А. Ш 25 Трибунал. Хроника незаконченной войны. — М.: Права человека, 2003 - 220 с., илл. Р. Хавива. Жертвами войн в бывшей Югославии стали около 300 тысяч человек. В поле зрения Международного трибунала ООН по наказанию военных преступлений попали не сколько сотен. «Трибунал», сборник эссе известного жур налиста Андрея Шарого, в годы войны корреспондента Ра дио «Свобода» в бывшей Югославии — одна из первых пуб лицистических попыток осмысления правового и нравст венного опыта, приобретенного международным сообще ством в поисках «балканской справедливости», в стремле нии отыскать и наказать преступников. Книга проиллюстрирована фотоработами знаменитого американского военного репортера Рона Хавива, публико вавшимися в крупнейших мировых изданиях. ББК 63.3(0)6 (4Юго)

18ВХ 5-7712-0279-7 © Шарый Андрей, 2003 © Фотографии, Рон Хавив, 2003 © Издательство «Права человека», Москва, 2003

Содержание

•

Лили была здесь........................................................................ 5

•

Баллады Схевенингенской тюрьмы

Пенитенциарный комплекс.............................................. 17 •

Красная печать

Дело 21. Желько Ражнатович-Аркан..............................28 •

Ночь генерала

Дело 14. Тихомир Блашкич................................................ 40 •

«...Закрыто в связи со смертью обвиняемого»

Дело 13а. Славко Докманович Дело 37. Влайко Стоилькович........................................... 56 • •

Вид на море в Схевенингене................................................... 70 P.ost S.rebrenica

Дела 18, 22, 33, 43, 44, 53, 56, 51, 58, 60, 61, 63, 64 ..... 87 •

Сараевские «жаворонки»

Дело Эдина Гараплии, суд города Зеницы ................... 101 •

Злая кровь

Дело 5/18. Радован Караджич, Ратко Младич.............112 •

Хорватский бог Марс

Дело 34. Младен Налетилич Дело «Госпичской группы», суд города Риека. Мирко Норац................................................................................125 •

Президент Печальных Грез

Дела 37, 50, 51, 54. Слободан Милошевич...................... 139 •

За компанию

Дело 31. Милан Милутинович, Драголюб Ойданич ... 153 •

Просто Папа

Дело Фикрета Абдича, суд города Карловац................ 164

Андрей Шарый

•

Меа culpa Дело 40. Бильяна Плавшич Дело 22. Дражен Эрдемович.......................................... 176

•

До свидания на следующей войне! ................................187

Приложения •

Хронология событий.......................................................200

•

Карты................................................................................206

•

У головные дела Международного Г аагского трибунала......................................................................... 209

•

Источники и литература.................................................217

The Tribunal. Chronicles OfThe Unfinished War................... 219 Фактические данные приведены no состоянию на 1 сентября 2003 года.

Лили была здесь

Да обвинить можно любого! И Иисуса распяли, не так ли? интервью Винко Мартиновича, приговоренного Гаагским трибуналом к 18 годам тюремного заключения.

Саксофонистку Кэнди Далфер я впервые увидел через семь лет после войны в пражском клубе «Луцерна» — в «Уличном фонаре», если перевести с чешского. Кэнди управляла стильной музыкальной группой, у нее уверен ные глаза привыкшей к мужскому вниманию дивы и пыш ная копна волос. Кэнди Далфер, женщина-саксофон, про славилась в конце восьмидесятых, когда режиссер Бен Вербонг снял не вызвавший особых восторгов кинокрити ков фильм «Лили была здесь», а композитор Дэйв Стюарт написал к этому фильму музыку, Заглавную композицию, тоскливую, нежную, размеренную пьесу и исполнила юная саксофонистка. Потом появился видеоклип: рыжеволосая девушка выдувает тягучую, медленную, чуть-чуть медную, эротичную мелодию. Попсовый китч, очарование саксо фонного звучания. Летом 1993 года я отправился на югославскую войну, в осажденное сербами Сараево, транзитом через Загреб. Хорватия недавно обзавелась собственным воздушным флотом и старалась показать мировой класс: в лайнере «Croatia Airlines» все было подчеркнуто вежливо, мило, чи сто, улыбчиво. В динамиках — «взлетная» музыка, как в лифте дорогой гостиницы, что-то нейтральное, чтобы не раздражало пассажиров. Дань моде, всемирный хит: Лили

Андрей Шарый

побывала там, где я еще не был. «Хороший образ, запомни для заголовка», — посоветовал летевший тем же рейсом коллега. Через пару недель мы возвращались в Москву, и саксофон в самолете опять дудел о Лили, и Лили снова бы ла здесь. На концерт Кэнди-конфеты я попал совсем в другой жизни, в которой от югославских сражений остались толь ко воспоминания. Но конфликт на Балканах все еще тлеет, в точном соответствии с утверждением о том, что ни одну войну нельзя считать оконченной, пока не похоронен по следний павший солдат и не наказан последний преступ ник. По данным Международного Красного Креста, про павшими без вести в вооруженных конфликтах на террито рии бывшей Югославии считаются почти 25 тысяч человек. В Боснии и Хорватии все еще вскрывают братские могилы, чтобы опознать и перезахоронить убитых, а в Международ ном трибунале в Гааге по-прежнему расследуют злодеяния тех, из-за кого произошел югославский конфликт, оказав шийся самой кровавой европейской войной второй поло вины двадцатого века. Бывшая Югославия давно перестала быть для меня чу жой, непонятной землей. Эту несуществующую уже страну я объездил с севера на юг и с запада на восток, наблюдая, как медленно и болезненно вдоль новых границ рубцева лись швы ее распада; как люди, потерявшие веру в про шлое, пытались найти, и часто не находили, точки опоры в новой системе координат; как переделывалась история, от перелицовки все равно не становившаяся лучше. В прокуренном зале пражского клуба «Луцерна» я сто ял у самой сцены, словно под уличным фонарем — точно посередине Старого Света, глядя и слушая, как рыжая де вушка из Северной Европы притопывает в такт своей му зыке и моим мыслям, как саксофон рождает знакомый до последней ноты тоскливый звук, как складывается мело дия, не имеющая ничего общего с южной страной у тепло го моря и тем не менее ставшая для меня странным знаком этой страны-фантома. Lily was here. В Праге, в Загребе, в Гааге, в Сараеве, в Белграде.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

В начале 1991 года население Социалистической Феде ративной Республики Югославия составляло 23,5 миллио на человек. Нет точной информации о количестве погиб ших в войнах, которые с перерывами тянулись здесь целое десятилетие, некому было пересчитывать убитых и заму ченных. 320 тысяч жертв — такие данные значатся, напри мер, в документах сербских неправительственных органи заций. Западные военные эксперты приводят другие сведе ния: с того момента, как вспыхнули боевые действия в Вос точной Славонии (лето 91-го), и до начала активного кон фликта в Косове (конец зимы 98-го) в бывшей Югославии погибло 250 тысяч человек. Есть и такие подсчеты: в тече ние трех с половиной лет войны в Боснии каждый день гибли в среднем 19 хорватов, 67 сербов и 97 мусульман. От 10 до 13 тысяч человек — это потери албанцев в Косове; война НАТО против Югославии унесла около двух тысяч жизней (потери югославской армии и жертвы среди мир ного населения). Самым жестоким оказался боснийский конфликт; пострадавшей больше других этнической груп пой стали мусульмане. Во время беспорядков в Македонии погибли несколько сот человек; завоевание независимости Словении стоило жизни 13 или 15 гражданам этой респуб лики. Невольно хочется сказать «всего лишь» — на фоне массовой гибели боснийцев словенская трагедия, как ни цинично это выглядит, кажется ничтожной. Цифры — сухая субстанция. Представления о страда ниях, бедах, мучениях, которые пришлось в девяностые го ды прошлого века испытать жителям некогда преуспевав шей, по российским меркам, страны, эти цифры дать, ко нечно, не могут. Двадцатый век совсем недавно стал вче рашним днем, и сейчас кажется, что как раз это прилага тельное «прошлый» способно чуть смягчить горечь траге дии. «Прошлый» — словно не о нашем времени. Увы, это неправда. Мы тоже были здесь. Преступления, совершенные в эпоху последних бал канских войн, стали предметом исследований журналистов, юристов, политиков. Но очень многое: ежедневный ужас концлагерей, массовые изнасилования, жестокие пытки, невероятные унижения человеческого достоинства, — ка жется, описанию вообще не подлежит. По оценкам Гааг

Андрей Шарый

ского трибунала, в совершении военных преступлений в бывшей Югославии можно обвинить от 4 до 16 тысяч чело век. За десять лет работы юристы трибунала расследовали сотню или две уголовных дел. Ответственность за эти злоде яния несут президенты и политактивисты, генералы и рядо вые, полевые командиры и охранники концлагерей. Самый громкий процесс — суд над бывшим сербским лидером Сло боданом Милошевичем — только малая часть, только фраг мент, пусть и важнейший, пусть и показательный, общей зловещей картины. Во всех неприглядных деталях, целиком эту картину никто и никогда не воссоздаст, всех ответствен ных за гибель и страдания мирных жителей, виновных в из девательствах над военнопленными, всех тех, кто планиро вал этнические чистки, грабил и мародерствовал, не пока рает ни один суд. «Большие рыбы» находятся под судом в Гааге, «мелкая рыбешка» должна быть в местных судах», — с профессиональным прагматизмом сказал о стратегии Меж дународного трибунала один из его руководителей. Итоги балканских войн подведены. Названы победи тели и побежденные. Вычислены экономические послед ствия. Югославский мир переделан, он изменился навсег да, об этом бесполезно горевать и этому неуместно радо ваться, эти перемены следует всего лишь принять как дан ность. А люди остались, те, кому посчастливилось выжить. Фактом биографии этих людей останется утверждение: «Моя родина — Югославия», как бы они ни относились к стране, которой нет и которой никогда уже не будет. На судьбе каждого появившегося на свет в этой несчастной стране стоит клеймо войны, о нем не забыть, его не зате реть и не вывести. Маленький человек почти ничего не способен противопоставить ужасу войны и ходу истории, разве что ответственность за свои поступки. Политик — за свои заявления, генерал — за свои приказы, солдат — за свои выстрелы, журналист — за написанные строки. Из практики Гаагского трибунала и правосудия рес публик бывшей Югославии я выбрал те расследования, ко торые, как мне кажется, больше, чем о политике и юрис пруденции, говорят о моральных аспектах балканской тра гедии; те судебные дела, которые и после вынесения при говоров, когда все обстоятельства преступлений становят

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

ся известными, все же не теряют двойного толкования; те случаи, где соприкасаются самые превосходные и самые низкие качества человеческой натуры. Могут ли совершать преступления бойцы армии, ведущей освободительную войну? Должен ли быть осужден солдат, расстреливавший пленных под угрозой смерти в случае невыполнения при каза? Этично ли «сдавать» соратников суду, уступая требо ваниям международного права? Может ли «честный» пат риотизм и долг офицера привести к преступлениям? Спо собно ли покаяние искупить преступное прошлое? Какую ответственность несут политики, не державшие в руках оружия, но посылавшие на смерть тысячи сограждан? Кассета с записью саксофонной пьесы Кэнди Далфер объездила со мной все шесть республик бывшей Югосла вии. В каждой из этих стран у меня есть знакомые и друзья; я встречался и беседовал со многими из тех, кто оказался (или должен был оказаться) свидетелем или подсудимым Гаагского трибунала. Но, в общем, речь идет не об одной бывшей Югославии; для России вопрос о преследовании военных преступников актуален не только из-за ее про шлого. «Или свершится правосудие, или погибнет мир», — утверждал Гегель. Философ, похоже, ошибся: мораль ни когда не успеет за аморальностью, поэтому дилемма о ги бели мира от недостатка суровой справедливости навсегда останется абстрактной проблемой. Но «не смогли решить проблему» не означает «не пробовали». Надо пробовать. В минувшем столетии не раз предпринимались попытки уч редить международный уголовный суд по наказанию военных преступников. После Первой мировой войны державы-победи тельницы образовали комиссию по расследованию военных преступлений, которая возложила на правительства поражен ных стран обязательство самостоятельно наказывать «своих» преступников. В начале двадцатых годов суд в Лейпциге осудил на разные сроки заключения шестерых высокопоставленных не мецких офицеров и чиновников; остальные ответственности из бежали. Кайзер Вильгельм, подлежавший суду согласно Вер сальскому договору, бежал в Голландию; ситуация в Европе бы стро менялась, и особенно настойчиво преследовать низложен ного монарха не стали. В 1937 году Лига Наций разработала протокол о создании международного уголовного суда. Но поли

Андрей Шарый

тика и война оказались сильнее права, решение не удалось пре творить в жизнь. В 1943 году союзники по антигитлеровской ко алиции определили принципы наказания военных преступников, а после победы подписали в Лондоне договор об их преследова нии. На этом основании прошли процессы международного во енного трибунала в Нюрнберге и Токио. Американский прокурор трибунала Бенджамин Ференз за явил: «Если руководители Третьего Рейха останутся безнаказан ными, то право потеряет всякий смысл, а человек обречен будет на жизнь в страхе». Послевоенный международный трибунал сы грал важную роль в развитии «военного законодательства». Тем не менее юристы отмечают его правовую неполноценность: по бедители судили побежденных по законам, которые сами же придумали. Много лет спустя об этом, пытаясь найти оправда ние нечистоплотности властей Хорватии, загребская газета «Виесник» написала так: «Американская воздушная акция про тив Дрездена или атомная бомбардировка Хиросимы тоже явля ются военными преступлениями, но никому и в голову не прихо дит ставить силы антигитлеровской коалиции на одну доску с на цистами». Получается: если судить только побежденных, воен ные преступники могут быть уверены в том, что победа принесет им безнаказанность. 36 нацистов приговорены к смертной казни в Нюрнберге, в Токио судьи трибунала вынесли 7 смертных при говоров. Международная правовая база была укреплена в 1949 году, после принятия в Женеве конвенций о защите жертв войны, оп ределивших современные понятия «военные преступления». Применять эти понятия на практике пришлось после того, как в девяностые годы в Югославии и Руанде разразились вооружен ные конфликты. Устав Гаагского трибунала определяет четыре группы пре ступлений, совершение которых дает основания для выдвиже ния обвинений: нарушение Женевских конвенций; нарушение законов и обычаев ведения войны; геноцид (действия, совер шенные с целью уничтожить, целиком или частично, группы лю дей по национальному, расовому или религиозному принципу); преступления против человечности (преступления против граж данских лиц).

Мировое сообщество с опозданием отреагировало на кризис в бывшей Югославии, хотя, если рассуждать прак тически, быстрее отреагировать все равно не смогло бы. Кажется, никто не верил, что конфликт в Европе окажется

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

таким длительным, жестоким и кровопролитным, доволь но долго с южнославянскими политиками и генералами общались на увещевательном языке резолюций ООН. В ав густе 1992 года, через год с лишним после начала боевых действий, была предпринята попытка систематизировать сведения о военных преступлениях и массовых нарушени ях прав человека на Балканах. Совет Безопасности всемир ной организации назначил бывшего премьер-министра Польши Тадеуша Мазовецкого Специальным докладчи ком Комиссии ООН по правам человека. Мазовецкий обобщал данные о нарушении гуманитарного права, со бранные в зоне конфликта местными и международными неправительственными организациями. Он сам часто ез дил «на войну», но власти повсюду общались с ним и его сотрудниками неохотно. Весной 1995 года в Загребе мне довелось встретиться с Мазовецким, который готовил в Хорватии материалы для своего одиннадцатого по счету доклада. Мазовецкий вы глядел усталым, почти отчаявшимся человеком, который продолжал честно выполнять возложенные на него обязан ности, похоже, только из чувства долга. Седой старик, не выпускавший из рук набитую горьким табаком трубку, Ма зовецкий был опытным дипломатом, но за его умением плести витиеватые фразы скрывалось бессилие понимав шего тщетность своих усилий человека. Он оказался не в силах не то что остановить военный кошмар, но даже заста вить политиков, вершивших судьбы мира, обратить серьез ное внимание на результаты своей работы. «Специфика мо ей функции в том, что она ни одну из сторон конфликта ус троить не может, — сказал Мазовецкий. — И хорваты, и сер бы, и боснийские мусульмане ожидают от меня одного — осуждения противников. Моя главная задача — узнать прав ду и рассказать о ней. Эта правда редко бывает приятной». Через два месяца Мазовецкий подал в отставку в знак протеста против бездействия мирового сообщества во вре мя событий в Сребренице, где силы боснийских сербов при попустительстве командования международной миро творческой операции истребили несколько тысяч мусуль ман. Ни на кого особого впечатления эта отставка не про извела. Собранные миссией Мазовецкого свидетельства

Андрей Шарый

Международный Гаагский трибунал не использует в каче стве доказательств, поскольку, согласно учредительным документам, по каждому делу должен проводить собствен ное расследование. В октябре 1992 года Совет Безопасности ООН учредил Комиссию специалистов по расследованию и анализу ин формации о нарушениях Женевских конвенций и других норм международного права, совершенных на территории бывшей Югославии. Комиссию сначала возглавил гол ландский юрист Фриц Карлсховен, а позже — египетский профессор права Шариф Бассиуни. За год с небольшим «специалисты» обработали 65 тысяч страниц полученных из разных источников материалов, провели 32 исследова тельские миссии. Выводы гласили: всемирной организа ции надлежит незамедлительно создать судебный орган для расследования и наказания военных преступлений. Ра ботавшие под руководством доктора Бассиуни юристы сделали и другое принципиальное заключение: хотя кри зис в бывшей Югославии на первом этапе имел признаки гражданской войны, в целом эту войну нужно рассматри вать как международный конфликт, учитывая, что воюю щие стороны в качестве самостоятельных государств при знаны ООН. В феврале и мае 1993 года Совет Безопасности ООН принял резолюции 808 и 827, на основании которых и со здан «Международный трибунал по преследованию лиц, ответственных за серьезные нарушения гуманитарного права, совершенные на территории бывшей Югославии в период с 1 января 1991 года и до даты, которую Совет Безо пасности определит после восстановления мира». Гааг ский трибунал образован по юридическому принципу «ad hoc»: его деятельность ограничена временными и геогра фическими рамками, завершение последнего процесса оз начает и упразднение самого суда. Словения, где воору женный конфликт оказался краткосрочным и почти бес кровным, «изъята» из состава «бывшей Югославии», а «да ту после восстановления мира» Совет Безопасности так и не определил, из-за чего под юрисдикцию трибунала под пали впоследствии и война в Косове, и конфликт «малой интенсивности» в Македонии.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

Международный Гаагский трибунал — во многих отно шениях уникальный орган правосудия, не имеющий дру гих аналогов, кроме трибунала, судившего нацистских преступников. В административном и финансовом отно шении трибунал подотчетен Совету Безопасности ООН, но действует как независимая юридическая организация. Это не военный, а гражданский суд; слово «трибунал» в на звании восходит к французской традиции уголовного пра ва (прокуратура и судебные коллегии формально объеди нены «под одной крышей»). Согласно Уставу трибунала, он расследует преступления, совершенные физическими лицами, и не берет в производство дела против государств или групп государств. Процессы в отсутствие обвиняемых не проводятся. Максимальная мера наказания — пожиз ненное заключение (за первое десятилетие работы вынесен лишь один такой приговор — боснийскому сербу Миломиру Стакичу, бывшему мэру города Приедор, организатору сети концентрационных лагерей; дело 1Т-97-24). Как нази дательно заметила по этому поводу комиссар Европейско го Союза по гуманитарным вопросам Эмма Бонино, «глав ное — не суровость наказания, а неотвратимость возмез дия». Бюджет трибунала не предусматривает средств для проведения полицейских операций. Это значит, что у про куратуры нет «своих солдат», которые могли бы арестовать обвиняемого; эта задача возлагается на правоохранитель ные органы республик бывшей Югославии и других стран, а также на дислоцированных в зоне кризиса миротворцев. Прокурор лишь подписывает обязательный к исполнению для всех членов ООН ордер на арест и направляет его пра вительству страны, на территории которой предположи тельно находится обвиняемый. Трибунал не имеет и собст венной тюрьмы; в Голландии он арендует следственный изолятор. Первый процесс в Гаагском трибунале начался только через полтора года после его учреждения: нужно было со бирать материалы, выдвигать обвинения и, главное, ловить обвиняемых. В 1995 году миссия ООН в бывшей Югославии распро странила для широкого пользования красочный плакат, по желтевшая копия которого сейчас лежит передо мной: «Во

Андрей Шарый

енные преступники, обвиненные Международным трибу налом. Ордера на арест переданы правительствам стран бывшей Югославии». Список, составленный на английском языке в алфавитном порядке, открывают 17 фотографий — от Златко Алексовски до Зорана Жигича. Всего на плакате — данные 54 обвиняемых. «Радован Караджич. Дата рожде ния: 19.06.45. Национальность: боснийский серб. Приметы: рост 185 см, волосы каштаново-седые, пышные. Адрес: Па ле, Республика Сербская». О других обвиняемых следовате ли трибунала знали куда меньше: «Грубан. Дата рождения: неизвестна. Национальность: неизвестна. Приметы: неизве стны. Адрес: неизвестен». Вот и ищи... В следственном изоляторе Гаагского трибунала к тому времени находился всего один обвиняемый, боснийский серб Душко Тадич, арестованный и переданный междуна родному правосудию немецкими властями. В 1995 году бы ло трудно поверить, что этот Грубан, о котором ничего не известно, и такие, как Грубан, когда-либо окажутся на ска мье подсудимых. Не говоря уж о «крупных рыбах», скажем, об опальных вождях боснийских сербов Радоване Карад жиче и Ратко Младиче, которым, как показало время, уда лось уходить от ответственности в течение многих лет. Ког да в мае 1999 года трибунал выдвинул обвинения против тогдашнего президента Югославии и бывшего президента Сербии Слободана Милошевича, его появление в зале за седаний в Гааге казалось совершенно нереальным; каза лось невозможным покаяние экс-президента Республики Сербской Бильяны Плавшич; казалось невероятным, что только смерть спасет от суда хорватского президента Франьо Туджмана. Благодаря расследованиям трибунала стало известно о многих тайных механизмах балканских войн. По гаагским архивным документам можно написать отличное учебное пособие на тему о том, как не допустить вооруженного конфликта; как не нужно поступать в экстремальных ситу ациях; как, руководствуясь принципом «от противного» и используя чужой опыт во избежание собственных ошибок, разрешать национальные конфликты. Заместитель главно го прокурора трибунала, австралийский юрист Грэхем Блювитт так охарактеризовал организацию, в которой он

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

работает с момента ее основания: «Трибунал — это самая тяжелая работа, которую мне приходилось выполнять; это система, которая работает; это вызов; это уникальный опыт и возможность для всего мира, которую нельзя упус тить». Боюсь, правда, что если кто-нибудь напишет умную книгу о Гаагском трибунале, ее прочтут не те, кому обяза тельно следовало бы. ...Момчило Грубан (дело 1Т-02-65), известный также по прозвищам Цкалья, Момо и Момир, родился в 1961 году в боснийской общине Приедор. Во время войны он служил начальником смены конвоиров в лагере Омарска. В этом лагере, устроенном на месте бывшего рудника в Северовосточной Боснии, с мая до августа 1992 года боснийские сербы содержали около трех тысяч хорватов и мусульман, подвергавшихся ежедневным издевательствам и пыткам. Несчастных не просто избивали до потери сознания и спо собности двигаться, их заставляли, как собак, лакать из луж воду, пить собственную кровь, подпрыгивать сидя. Один из корпусов лагеря был известен как «красный дом», оттуда не возвращались. По сведениям еженедельника «Репортер» из Баня-Луки, в Омарской убиты от 800 до 900 человек. Дела, в которых собраны обвинения против начальни ков и надзирателей сербских концентрационных лагерей в общине Приедор, в практике трибунала считаются слож ными. О преступлениях в лагерях Омарска, Кератерм, Трнополье еще во время войны шла молва, об этом писали журналисты, есть и фотосъемка; собирали информацию миссия Мазовецкого и комиссия Бассиуни. В ту пору от Гаагского трибунала ждали решительных и немедленных действий. Поэтому прокуратура довольно быстро выдви нула обвинения против двух десятков командиров и конво иров, а вскоре выяснилось, что собрать юридические дока зательства, подтверждавшие виновность, непросто. Мом чило Грубан добровольно сдался правосудию только вес ной 2002 года, когда одни его подельники уже были осуж дены, обвинения в адрес других — уже отозваны, докумен ты третьих — уже переданы для продолжения расследова ний в боснийские суды. Доказательства ответственности подсудимых за преступления в концентрационных лагерях общины Приедор, представленные прокуратурой, в ряде

Андрей Шарый

случаев оказались более чем убедительными (как в деле Стакича, например). Грубан, оказавшись в Гааге, не при знал вины, и может случиться так, что суд в конце концов не сочтет достаточно веской аргументацию обвинения. Тогда Момчило Грубана оправдают, вне зависимости от того, совершал он преступления или нет. А вот обратно го случиться не может, поскольку в этом отношении Меж дународный трибунал доказал свою безгрешность: в Гааге не осуждают невиновных. Почти сто человек выслушали в зале заседаний трибунала обвинения в свой адрес, два де сятка осуждены, и первые из них уже вышли на свободу, отсидев положенное. Объективность судей не поставил под сомнение ни один серьезный юрист, ни один хоть сколько-нибудь совестливый политик. Справедливость для всех не наступит никогда, но за слуга Гегеля в том, что он доказал обратное хотя бы в тео рии. Лили была здесь. Война не закончилась, пока не нака зан последний военный преступник.

Пенитенциарный комплекс

Баллады Схевенингенской тюрьмы

Не важно, что случилось «там», Важно, как нам здесь. Симо Зарич, тюремная песня «Гаагская правда».

Тюремную песню «Гаагская правда» боснийский серб Симо Зарич написал в 1998 году, через несколько месяцев после того, как добровольно сдался международной поли ции и оказался за решеткой Гаагского трибунала. Во время войны Зарич руководил «службой безопасности» в городе Босански Шамац, потом дослужился до должности замкомандира Посавинской бригадой армии боснийской Рес публики Сербской по вопросам информации и морали. По документам обвинения он проходит как одна из ключевых фигур в нескольких операциях по обмену пленными. «Пленных» сербы брали легко: весной 1992 года в Босанском Шамаце провели этническую чистку, после которой из 22 тысяч несербов в общине осталось меньше 300. Очень уж страшных преступлений Симо Зарич не совершал: его обвинили в «преследованиях по политическим, расовым и религиозным мотивам, незаконной депортации граждан ского населения» — ни убийств, ни садизма, ни изнасило ваний. Через два с лишним года, когда следствие по делу 1Т-95-9 завязло в деталях, Зарича отпустили на свободу до начала процесса. И он немедленно покинул Гаагу.

Андрей Шарый

А песня о дружбе «Гаагская правда», написанная Заричем во славу тюремного братства, осталась. Вот фрагменты этой баллады Схевенингенской тюрьмы, и корявые после перевода строки, поверьте, вполне отражают особенности авторского стиля. Политрук отличается искренностью, но не особым талантом стихотворца. Не важно, что случилось «там», Важно, как нам здесь. А здесь между нами царит дружба, Как это когда-то было «там». Говорят, что мы военные преступники, А мы здесь, как малые дети, Играем и дружим друг с другом И понятия не имеем о том, что мы плохие. Чаще всего заключенные Гаагского трибунала — сер бы, хорваты, боснийские мусульмане, косовские албан цы — играют в волейбол на ящик безалкогольного пива (спиртное, естественно, употреблять запрещено). Но не за бывают и более интеллектуальные занятия, шахматы на пример. Один из руководителей самопровозглашенной Хорватской республики Герцег-Босна Дарио Кордич (дело 1Т-95-14/2, преследования и убийства мирных жителей в долине реки Лашва, приговорен к 25 годам тюремного за ключения) как-то сразился с боснийским сербом Миланом Симичем (председатель исполнительного совета городско го парламента Босанского Шамаца, под его руководством из своих домов хорватов и мусульман выгоняли целыми се мьями). Матч победителя не выявил -1:1. Главным спорторгом тюремного блока считался Ми рослав Тадич (бывший охранник концлагерей в общине Приедор, тот самый «гаагский пленник номер один», дело 1Т-94-1, за убийства и издевательства над пленными осуж ден на 20 лет). Телетрансляции крупных спортивных со ревнований, вроде чемпионатов мира по футболу, заклю ченные смотрят обязательно вместе (хотя, согласно пра вилам внутреннего распорядка, переключать телепро граммы может только охранник, чтобы зрители не пере дрались). В 1998 году вместе болели за сборную Хорватии, в которой выступали когда-то игравшие за «общую» юго славскую сборную Просинечки, Шукер, Ярни.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

Да что там футбол: свадьбы за решеткой играли вместе! Таких торжественных церемоний за первое десятилетие существования трибунала случилось три, а на одной — бра косочетании бывшего надсмотрщика концлагеря Кератерм Предрага Бановича — посаженным отцом был сам Слободан Милошевич! «Заключенные по утрам вместе пи ли кофе, болтали, обменивались книгами и газетами, мы им - хорватские, они нам - сербские, - вспоминали бра тья Зоран и Мирьян Купрешкичи (дело 1Т-95-16, пресле дования и убийства мирных жителей в долине Лашвы, при говорены соответственно к 10 и 8 годам лишения свободы, однако после апелляции защиты оправданы за недостат ком доказательств). — Однажды мы только-только прочи тали книжку боснийского генерала Сефера Халиловича, а тут и самого Халиловича к нам посадили! Когда мы слыша ли стрекот вертолета в небе, знали: везут к нам новичка. Все мы новенькому старались помочь, кто бы он ни был, — делились с ним сигаретами, книгами, соком, пока он не привыкал к новой обстановке». Боснийского мусульманина Эсада Ланджо, совсем молодым парнем, еще юношей, служившего надзирателем в концлагере Челебичи, где содержались пленные сербы, суд признал виновным в убийстве трех человек и пытках еще нескольких заключенных (дело 1Т-96-21-А) и приго ворил к 15 годам тюрьмы. В самом конце процесса по делу Ланджо свидетелем защиты по просьбе его адвокатов вы ступил другой заключенный, тоже молодой парень, серб Горан Елисич, больше известный по кличке Сербский Адольф, — он сам просил журналистов называть его имен но так. Елисич состоял начальником другого концлагеря, концлагеря другой армии в той же стране — в местечке Лу ка близ города Брчко, где практически каждый день с мая по июль 1992 года избивал, истязал и расстреливал плен ных. Западным репортерам он хвастался, что «любит уби вать мусульман перед завтраком», он «уничтожал невин ных людей с энтузиазмом», как выразился корреспондент агентства Рейтер. Елисич — герой обошедшей весь мир фо тографии: из автоматического карабина «Скорпион» он, ладный 25-летний боец, стреляет в голову стоящему на ко ленях пленному мусульманину. На процессе против Ели-

Андрей Шарый

сича (дело IT-95-10-T) прокуратура не смогла доказать об винение в геноциде, но, чтобы избежать пожизненного за ключения, по остальным пятнадцати пунктам обвинения подсудимый признал вину и получил в итоге 40 лет тюрьмы. Перед высоким Гаагским судом свидетель защиты, серб Горан Елисич, заявил, что обвиняемый боснийский мусульманин Эсад Ланджо — хороший повар и отличный человек, настоящий друг, всегда готовый помочь и ему, и другим заключенным. Они подружились за решеткой Схевенингена. Из статьи Бориса Дежуловича в загребском ежене дельнике «Глобус», ноябрь 2001 года.

В чем причина того, что серийные убийцы, хладнокровные насильники и мучители, самый грязный человеческий мусор, ка кой Европа только видела собранным в одном месте еще со времен процесса в Нюрнберге, звери, которые сжигали невин ных людей живыми, сдирали с них кожу, отрезали им соски и на силовали детей потому, что им говорил это некий внутренний голос, - так вот, в чем причина того, что эта куча дерьма так сла женно функционирует, оказавшись запертой в четырех стенах, что готова брататься с теми самыми, кто еще год назад считал ся злейшим врагом? «Иногда они вместе поют в камерах. Не знаю точно, какие песни, но иногда мне чудится, что я разбираю слова «братство и единство», - рассказывала Флоренс Хартман, представитель трибунала по связям с прессой. Тимоти Макфадден, начальник тюрьмы в Схевенингене, имеет на этот счет свою теорию. Когда он в 1997 году вступил в должность, то решил «перемешать» заключенных согласно их личным симпатиям, интересам, талантам, а не размещать по национальной принадлежности. «Они строят отношения на ос нове социального происхождения, интеллектуального уровня и круга интересов, например любви к шахматам. Национальный принцип их больше не интересует», - говорит он. Но господин ирландец наверняка никогда не бывал в стране, откуда приехали в Гаагу эти люди, которых сближает теперь об щий интерес к шахматам, рисованию, романам Пауло Коэльо и хорошим песням. Потому что если бы было наоборот, то эти же самые люди столь же дружно функционировали бы и в другом ме сте: в школьной спортивной команде, на судостроительной верфи, на почте или в любом здании на 40 человек в Сербии или Хорватии. А на деле все не так.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

На родине, на свободе нет таких привычек - чтобы вместе с соседями, просто смеха ради, спеть партизанскую песню без ри ска провести следующее утро в травматологическом отделении местной больницы. Здесь, на свободе, вы не сможете угостить соседа с другой группой национальной крови соком и сигаретами без очевидной угрозы для здоровья, а тем более обмениваться с ним книжками, «латиницу на кириллицу». Здесь, на свободе, хор ваты не будут во весь голос болеть за Югославию в баскетбол, сербы за Хорватию - в футбол, боснийцы - за одних и других, и все вместе - против голландцев, как это принято в Схевенингенской тюрьме. На свободе мы не заводим дружбу по принципу ин теллектуального уровня и интереса, например из любви к шахма там. Самоопределение по национальной принадлежности нам, в отличие от убийц из Гааги, еще и сейчас не чуждо. А они? Посмотрим на вещи реально - они по сути никогда ничего друг против друга и не имели. Против нас - иное дело, а вот друг с другом у них проблем не было, потому что они из од ного теста. Они сейчас делятся сигаретами, как когда-то через все линии фронта делились друг с другом нефтью и амуницией. Там, в Гааге, убийцы различаются только по национальности своих жертв, а все остальное - способ убийства, оружие и мотив совершения преступлений - одинаковы. И, конечно, еще их сближает любовь к шахматам.

Пенитенциарный комплекс Схевенинген расположен в курортном пригороде Гааги, примерно в километре от сыпучих прибрежных дюн и самого большого в королевст ве казино «Голландия». Игроки казино и знать не знают о неприятном соседстве. Гаага, как и вся Голландия, живет столь неспешной, столь сытой и чистенькой жизнью, что кажется — даже дождь здесь становится заметным общест венным происшествием. Эта сытость и это спокойствие за работаны честно: именно голландцы первыми в новой ис тории Европы ввели моду на демократию, они неторопли во и старательно, как замки и дворцы, как Божьи храмы из темно-красного кирпича, возводили здание гражданского общества. Дискуссии о войне и мире, разговоры о военных преступлениях, об убийствах и изнасилованиях на чопор ном, в высшей мере светском курорте кажутся совершенно противоестественными, — хотя, впрочем, и сама война должна быть противна человеческому естеству.

Андрей Шарый

Тюрьма в Схевенингене построена как раз из того са мого плотного, мелкого темно-красного кирпича, что так любим голландскими каменщиками. Архитектор не убе регся от излишеств: почти сказочные башенки возвыша ются над центральными воротами, благоухают аккуратно разбитые вдоль глухой, шестиметровой высоты, стены цве точные клумбы. Голландский замок Иф — отсюда не убе жишь. Южнославянским пленникам отведен целиком один из тюремных блоков в огромном внутреннем дворе — здание в четыре этажа, на каждом по 12 одиночных камер. Никто из журналистов в тюрьме Схевенинген не был, но известно о ней почти все: отпущенные на свободу до на чала процесса или оправданные судом арестанты, как и их адвокаты, охотно делятся воспоминаниями и впечатления ми. В шутку эту тюрьму сравнивают с «европейским отелем категории «Б»: в камере площадью 11 квадратных метров — фиксированная металлическая кровать, книжная полка, рабочий столик, платяной шкаф, душевой уголок, сани тарный узел, телевизор с сателлитной антенной, компью тер (без выхода в Интернет). На каждом этаже — канцеля рия, буфетная комната (несколько столов и кухня с двумя электрическими плитами, двухкамерным, «в полный рост», холодильником и машиной для мойки посуды), тре нажерный зал, помещение для игры в настольный теннис и бильярд. В подвале расположены комнаты для общения с посетителями, три небольших молитвенных зала, библио тека, медицинский кабинет. Заключенным запрещается свободно перемещаться с этажа на этаж, так что общие встречи происходят только во время прогулок или спор тивных мероприятий на воздухе (рядом с тюремным бло ком — оцепленная проволокой баскетбольная площадка). Ежедневная прогулка вне зависимости от погоды длится один час, а те, кто гулять не желает, в это время должны на ходиться в своих камерах. В половине восьмого утра охранник объявляет подъем, на его голос заключенные обязаны откликаться. Посеще ния членов семьи, родственников, а также лиц, «которые докажут свои дружеские отношения с заключенным», раз решены ежедневно с 9 до 17 часов по предварительной за явке. Для таких свиданий оборудованы специальные ком

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

наты со стеклянными перегородками, но зачастую «хозя ин» и посетитель находятся по одну сторону от стекла. Эти встречи просматриваются охранниками, но разговоры не прослушиваются. Самые частые гости в тюрьме — адвока ты. Для общения арестантов с женами предусмотрены встречи «в изолированной комнате, без присутствия и кон троля посторонних». За десятилетие работы трибунала в Схевенингене зачаты по крайней мере два ребенка. В тюремном блоке работают 72 сотрудника, заключен ных регулярно навещают священник, психолог, парикма хер. Для Бильяны Плавшич, единственной обвиненной в совершении военных преступлений женщины, пригласи ли дамского мастера. Арестантских роб нет, заключенным разрешают носить свою одежду. На условия содержания вроде бы нечего жаловаться, и здесь соблюдается европейский стандарт, это не «Бутырка» и не «Кресты». Однако жалобы все же бывают. Заключен ные довольно долго добивались установки сателлитной ан тенны, способной принимать телесигнал из республик бывшей Югославии, поскольку скучали без «домашних программ». Та же история повторилась с доставкой в тюрь му свежих газет и журналов из Сербии, Хорватии и Бос нии, по этому поводу арестанты даже писали коллективное письмо главному прокурору, угрожая в случае отказа вы полнить их требования объявить голодовку. До этого не до шло, но и на значительное смягчение режима администра ция трибунала не согласилась. Заключенные по-прежнему имеют ограниченное право на телефонные звонки, мо бильные телефоны запрещены, распорядок дня соблюда ется четко. Для нарушителей дисциплины в Схевенингене существует изолятор — комната, в которой установлены только кровать и видеокамера. Изолятор почти всегда пус тует, лишь несколько раз заключенные в знак протеста или вследствие нервного напряжения поджигали газеты в ка мерах, после чего следовало наказание. Редкие, но много значительные оговорки в рассказах арестантов позволяют сделать вывод о том, что иногда между ними происходили физические столкновения — на бытовой, а не на нацио нальной или политической почве.

Андрей Шарый

Начальник комплекса Тимоти Макфадден до назначе ния в Схевенинген в течение семи лет руководил тюрьмой, в которой содержались террористы Ирландской республи канской армии. «За что судят моих подопечных — совер шенно не мое дело, поэтому я никогда не читаю текстов обвинений, — заявил Макфадден в одном из редких интер вью. — Не хочу приходить на работу и, встретив кого-то из заключенных, думать: «Господи, а этот-то что совершил?» Я думаю вот о чем: я здесь только для того, чтобы заботить ся об этих людях, пока суд не освободит или не приговорит их. Мы не классическая тюрьма, они не классические за ключенные, а люди, которые находятся под следствием, ожидают начала процесса или решения апелляционной коллегии». Гаагское правосудие неспешно, подготовка к суду рас тягивается на многие месяцы, иногда на годы, после огла шения вердикта суда почти всегда и обвинение, и защита подают апелляции. Военные преступники избывшей Юго славии отбывают наказание не здесь — Схевенингенский пенитенциарный комплекс предоставляет свои площади трибуналу лишь до окончания судебных процессов; строго говоря, это не тюрьма, а комплекс предварительного за ключения. Гаагский трибунал заключил соглашения с пра вительствами девяти европейских стран, от Скандинавии до Италии и Испании, в исправительные учреждения кото рых осужденные и направляются для отбытия срока. Осуж денные Нюрнбергским трибуналом нацисты содержались в берлинской тюрьме Шпандау, которая после смерти по следнего узника разрушена. Символ легко объяснить: справедливость восторжествовала, правосудие сверши лось, преступники наказаны. Похоже, уничтожив знак не отвратимости возмездия за преступление, человечество проявило поспешность. Первый пленник трибунала, Душан Тадич, провел в схевенингенской камере пять с половиной лет, пока не был отправлен «досиживать свое» в Германию. Хорватский ге нерал Тихомир Блашкич только начала судебного процес са дожидался под арестом около двух лет. Другой хорват ский военный, командир разведывательного подразделе ния «Джокеры» Анто Фурунджия (дело IT-95-17, обвине

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

ние в нарушении правил и обычаев ведения военных дей ствий), отсидел в Схевенингене три года девять месяцев, хотя сам процесс длился всего десять рабочих дней, — так затянулись следствие и рассмотрение апелляции. По этому делу проходили всего восемь свидетелей, они подтвердили, что в мае 1993 года в деревне Надиовцы в Центральной Боснии на глазах Фурунджии его подчиненные избили солдата-мусульманина, а затем изнасиловали женщинумусульманку, угрожая в случае сопротивления вспороть ей живот. Командир Фурунджия ничего не сделал для предот вращения преступления, более того, он продолжал допра шивать пленных. Сейчас командир отбывает остаток отпу щенного ему правосудием десятилетнего срока в одной из финских тюрем. Поскольку долгое время предварительного заключе ния заполнить особенно нечем, обвиняемые сами приду мывают себе развлечения: выпускают стенгазету, хором поют под маленький оркестр (костяк его несколько лет со ставляло трио родственников — два родных брата и кузен Купрешкичи, которые до войны выступали на сельских свадьбах), но главное — изощряются в приготовлении пи щи и даже проводят гастрономические конкурсы, посколь ку тюремный рацион хотя и калориен, но не отличается разнообразием. Во всей бывшей Югославии умеют и любят вкусно поесть. Талантливым поваром считается бывший начальник полиции города Босански Шамац Стеван Тодорович по прозвищу Стив Монструм (дело IT-95-9/1, десять лет тюрьмы за организацию массовых этнических чисток). В обвинении Тодорович, в мирное время работавший ди ректором деревообрабатывающей фабрики, назван «одним из тех, в ком война пробудила преступный порыв». Тюрьма пробудила в нем другие порывы: Тодорович мастерски вы пекал сербский сырный пирог — гибаницу, готовил бал канскую разновидность голубцов из кислой капусты — сар му; не было ему равных (на своем этаже) в приготовлении мясного блюда, так называемого «боснийского горшочка». Да что там горшочек — на праздник святого Стевана, кре стный день бывшего спикера парламента Республики Сербской Момчило Краишника, заключенные (на другом этаже) побаловали себя запеченным целиком поросенком.

Андрей Шарый

На эти невинные прихоти арестанты тратят почти все кар манные деньги, отпущенные им администрацией, около трех евро в день. По понедельникам заключенные состав ляют список продуктов, которые к четвергу заготавливают охранники. Остальное из дома привозят друзья и родствен ники, причем арестанты делают заказы не только для себя, но и для товарищей по несчастью. Из романа боснийского писателя Мильенко Ерговича «Бьюик Ривера».

Для Вуко Хасан был всего лишь мусульманином, по-другому он о нем не мог и подумать, но хорошим и почтенным мусульма нином, не из тех, что жили в его селе. Такому человеку он помо жет во всем, поможет еще прежде, чем помог бы какому-нибудь американцу или сербу, потому что Вуко никакой не национа лист, он никого не ненавидит оттого, что тот - другой веры, и этот факт для него самого очень важен. Он давно вбил себе в го лову, что Тито - злодей, а не самый великий сын наших народов, что единственная его задача заключалась в том, чтобы стереть с лица земли все сербское, что братство&единство было обма ном и что в течение пятидесяти лет все только тем и занимались, что точили ножи и смазывали ружья, но вот что его касалось или его близких - никто и никогда не говорил, что кого-то нужно не навидеть только из-за того, что этот кто-то мусульманин или ка толик. Даже на войне среди самых бедовых парней, у которых под шапкой-шубарой, бородой и кокардой лица не увидишь, он таких не встречал. Больше ненависти было во взгляде, которым его американский тесть провожает портье-пуэрториканца, чем во всех боснийских войнах. Вуко свято в это верил. Мы никогда не ненавидели так, как ненавидят они. Мы всего лишь разреша ли недоразумения. Вот находится село, в котором живет тысяча испорченных мусульман, доказано и проверено - испорченных. Так же, как наверняка на свете есть села, в которых живут испор ченные французы, немцы и американцы. Так же, как есть села, в которых живут испорченные сербы. И что ты можешь поделать, если ты из такого села, но не мусульманин и не испорчен? Ну, нашлось таких сел десяток-другой, и тут недоразумения могут разрешиться только одним способом. Да не было людей, кото рых сербы ненавидели! Но достаточно десяти, может быть, двадцати таких сел (Вуко по крайней мере двадцать знал), что бы случился бедлам, а потом появляются иностранцы и все тол куют по-своему; как увидят горящие дома, беженцев, заплакан ных старух и танки, которые за ними гоняются, так откроют свои книги, пролистают и говорят: это геноцид. Какой геноцид, люди

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

добрые? Откуда возьмется геноцид, если никто никого не нена видит? Сербы пели песни и об Эмине, и об Алме, и о Фатиме? Пели. И до войны, и во время войны, наверняка и после войны поют. А белые пели песни о неграх, пока те были рабами? Гитлер пел песни о красивых еврейках? Нет. Конечно, нет. Вот в этом, как считал Вуко Шалипур, и состояла разница между гено цидом и разрешением недоразумений.

Обязательный труд для обвиняемых Гаагским трибуна лом не предусматривается. Многие, однако, с пользой про водят время заключения, занимаясь прикладным творчест вом или самообразованием. Мирьян Купрешкич сообщил, что в тюрьме успел прочитать ровно двести книг, Зоран Купрешкич выучил английский язык, а Влатко Купрешкич вылепил десятки глиняных фигурок в специально обору дованной маленькой мастерской. «Это меня успокаива ло, — вспоминал Влатко. — Я с такой яростью набрасывал ся на эту работу, чтобы выплеснуть гнев на то, что я, не винный, сижу в тюрьме, мял глину, чтобы выбросить из се бя всю ложь и несправедливость, которые меня мучили». Вместе с Купрешкичем на «часы творческой работы» часто ходил Горан Елисич, тот самый Сербский Адольф, что хва стался привычкой убивать мусульман перед завтраком. В тюрьме, правда, он перестал хвастаться. Может быть, потому, что раскаялся и устыдился. А может быть, и по другой причине. В Схевенингене существует неписаное правило: заключенные не говорят друг с другом о судебных делах, так что теоретически они могут и не знать, кто из них в совершении каких преступлений обвиняется. Навер ное, и поэтому тоже они так охотно поддерживают друг друга, одалживают соседям галстуки поэлегантнее на клю чевые дни судебных заседаний, чтобы те в присутствии вы сокоученых юристов не выглядели сельскими увальнями. Вот еще несколько просочившихся в прессу заявлений уз ников Гаагского трибунала о нравах, царящих в их много национальной тюрьме: «Там все нормальные люди, очень остроумные», «В нашей тюрьме куда больше националь ной терпимости, чем на свободе», «Между собой мы за ключили мир, но очень беспокоимся, как там дела у на ших, дома». Трогательная забота.

Дело 27. Желько Ражнатович-Аркан

Красная печать

Этот человек - один из 12 самых опасных преступников, разыскиваемых Интерполом. Его досье имеются в полиции 177 стран. Красная печать в углу досье означает: он вооружен и очень опасен. CNN, документальный фильм «Wanted», 1997 год

Аркан - тюркское слово: веревка из конского волоса, подобие лассо, с помощью которого укрощают диких животных. Словарь иностранных слов.

Убийца наверняка знал, что Аркан носит под курткой кевларовый бронежилет, поэтому и действовал наверняка, стреляя практически в упор. Естественно, поднялась пани ка, хотя в холле дорогого белградского отеля вечером 15 ян варя 2000 года было немноголюдно. В парикмахерский са лон «Интерконтиненталя» Аркана привез его давний друг и партнер по бизнесу, на заднем сиденье мощного «Шев роле» жена Аркана Светлана Цеца держала на руках четы рехлетнего сына Велько. Не спеша вышли из машины; мужчины решили выпить по чашке кофе. Пока Цеца про гуливала сынишку по внутреннему двору отеля, Аркан с те лохранителями расселись в низких кожаных креслах на против ресторана «Ротессери». Киллер, как утверждают, не просто знал жертву в лицо — они якобы даже обменялись приветствиями. Одна из 11 выпущенных убийцей пуль по пала Аркану в глаз, две — в голову, однако несчастный про жил почти полтора часа и скончался уже после того, как ка

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

рета «скорой помощи» доставила его в Центр клинической медицины. Вместе с Арканом были убиты два человека из его свиты. В ходе следствия выяснилось, что ни один из свидете лей толком ничего не видел, все якобы в страхе попадали на пол. Один из спутников Аркана успел выстрелить в спи ну человеку, который, по его уверению, был убийцей хозя ина: тяжело раненный 25-летний Доброслав Гаврич все-таки сумел доползти до выхода из гостиницы, после чего его отправили в больницу. Навсегда с того дня прикованный к инвалидному креслу, Гаврич получил в итоге 20 лет тюрь мы, но виновным себя не признал, утверждая, что явился в «Интерконтиненталь» на деловую встречу и в суматохе «ка кой-то дурак» выстрелил ему в спину. По делу об убийстве Ражнатовича проходили восемь обвиняемых. Один из них умер в тюрьме еще до оглашения приговора, остальных приговорили к разным срокам за ключения. Судья, комментируя приговор, заявил, что до просы и показания 70 свидетелей дали достаточно основа ний для утверждения ответственности обвиняемых, одна ко признал: заказчики преступления не найдены. Он, как и журналисты, писавшие об этой истории, посетовал на не бывалую сдержанность и немногословность свидетелей: «Поразительно, что ни один из них не рассказал ничего оп ределенного». Семья Аркана — его мать, сестра Ясна Диклич и стар ший сын Михайло — возложила ответственность на серб ские спецслужбы. Ясна в зале суда выступила с гневной ре чью в адрес тогдашнего начальника службы безопасности Сербии Радомира Марковича. А вот версия Михайло Раж натовича: «Задумали так: осудить первую четверку на боль шие сроки, остальных — на сроки поменьше, а в ходе про цесса даже не упоминать о том, кто стоит за этим преступ лением. Я не сомневаюсь, что убийство моего отца заказа ли органы госбезопасности и высокопоставленные поли тики. Все они предвидели, что в Сербии поменяется власть и что мой отец, как всегда, встанет на сторону народа». Прогнозы Михайло Ражнатовича об исходе судебного процесса подтвердились, многие до сих пор считают глав ной версией убийства Аркана версию политическую. Есть,

Андрей Шарый

правда, основания искать его смертельных недругов и в белградском криминальном мире. В конце 1999 года в Бел граде был убит лидер сурчинской (район аэропорта) пре ступной группировки Зоран Шиян. Его банда контролиро вала столичный рынок торговли крадеными автомобиля ми, и, как поговаривали, столкновение «деловых» интере сов Ражнатовича и Шияна вполне могло оказаться роко вым. Убийство Аркана в таком случае следует рассматри вать как месть. Важнее причины и повода оказался результат: вечером 15 января 2000 года в холле «Интерконтиненталя» с жиз нью простился не просто закоренелый преступник и жес токий полевой командир. Желько Ражнатович-Аркан, убийца с глазами ребенка, был символом и грязным лицом войны в Боснии и Хорватии. Его, как ни старались, не смогли достать ни Интерпол, ни следователи Гаагского трибунала. И не случайно — напротив, вполне логично! — его в конце концов настигла пуля киллера. «Люди решительные, готовые на все, не чистоплюи, чаще всего - с уголовным прошлым и тюремным стажем, имеющие свои готовые к действию организации и, главное, находящиеся под контролем специальных служб». Такое определение бел градский еженедельник «Време» дал понятию «полевой коман дир». В начале девяностых годов в балканской политике стали появляться люди, которых использовали (есть такое выражение в Белграде) «для нетелефонных комбинаций и нетелефонных разговоров». Разговоры с глазу на глаз велись в тех случаях, ког да требовалось привести к власти «выгодных» местных полити ков (или, напротив, убрать неуступчивых), совершить заказные убийства, организовать неформальные полицейские и военные отряды для проведения карательных акций, в конечном итоге для разжигания войн, в которых Сербия якобы не участвовала. Слободан Милошевич и его генералы злоупотребляли в этих це лях и военными, но армию не всегда можно было использовать до самого конца. Так появились полевые командиры, самым известным сре ди них был Желько Ражнатович-Аркан. Так появились «паравоен ные» вооруженные формирования: «Книндзи» (от названия горо да Книн), «Дринские волки», отряд «Душан Сильный». Только че рез несколько лет после окончания войны стало ясно: прямое руководство этими формированиями Милошевич осуществлял

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

через доверенных людей в руководстве специальных служб и тайной полиции. Пока требовалось нагнетать военную истерию, официаль ная печать прославляла полевых командиров как образцовых ге роев и патриотов. Когда войны закончились, многие ветераны вернулись в Сербию богатыми людьми. «Начальный капитал» они сколотили в ограбленных городах и селах. Так как на Балка нах бизнесом было невозможно заниматься без вмешательства в политику, многие организовали свои политические партии. Вчерашние бойцы за «сербское дело» становились публичными фигурами, ворочали большими деньгами, создавали торговые или промышленные империи, приобретали общественное влия ние и - главное - репутацию парней, с которыми никому и ни в коем случае нельзя портить отношения. Малая Югославия вско ре стала функционировать как система конфликтующих параво енных группировок, и президент Милошевич возглавлял всего лишь одну из них - пусть самую сильную и влиятельную. И полевые командиры, и управлявшие ими политики в конце концов становились жертвами этой системы. Природа занятий наградила их особым опасным знанием: о механизмах соверше ния военных преступлений и этнических чисток, о путях контра банды оружия и наркотиков, перевозки денег и дефицитных то варов, о политической комбинаторике и незаконных приказах президентов и премьер-министров. Поэтому многие из «жесто ких парней» расстались с жизнью при трагических обстоятельст вах: бывший командир отряда «Пантеры» из города Бьелина Любиша Савич Маузер, бывшие командиры Сербской гвардии Джордже Божович Глишка и Бранислав Лаинович Длинный. Выстрелы в Аркана оказались самыми громкими.

Желько Ражнатович прожил 47 лет. После себя, поми мо бесчисленных журналистских баек, он оставил двоих жен и девятерых детей (шестеро из которых - внебрач ные), роскошный пятиэтажный особняк со стеклянной крышей на белградской улице Лютице Богдана и коллек цию картин старых сербских мастеров стоимостью больше 10 миллионов долларов. Аркан не был знатоком живописи, его интересовала только батальная тема. Он прицельно со бирал (и очень часто получал в подарок от «знающих» при ятелей) полотна так называемых «военных художников», следовавших в обозах сербской армии во время Балкан ских и Первой мировой войн. Но это так, милые сердцу пу

Андрей Шарый

стячки. Аркану принадлежали сеть кондитерских, пекарен и ресторанов, несколько модных магазинов и футбольный клуб высшей югославской лиги. До последнего дня жизни он пользовался популярностью у западных журналистов, потому что свободно говорил на английском, французском и итальянском языках, чуть хуже — на голландском и не мецком, а значит мог, в отличие от подавляющего боль шинства товарищей по оружию, внятно объяснить теле зрителям и читателям западного мира цели и задачи своей борьбы. Впрочем, лучше слов говорили его дела: всего сем надцати лет от роду Аркан был осужден у себя на родине за серию краж, но быстро освободился по амнистии. В Юго славии его арестовывали и судили еще дважды, и, как уве рены «домашние» биографы Ражнатовича, когда в начале семидесятых годов он бежал за границу, его анкетные дан ные находились в списках сотрудников белградской служ бы госбезопасности. «Этот человек с детским лицом к сво ему двадцатилетию имел три года тюремного стажа», — ска зала о нем в телеэфире звезда телекомпании СNN Кристи ан Аманпур. Она права: у Аркана — круглое совиное лицо с безвольным плоским подбородком. Но расплывчатая внешность обманчива: в Германии Аркан быстро стал за метным членом югославской банды Любе Земунаца, спе циализировавшейся на ограблении банков. Грабили с пе ременным успехом, Аркан много раз оказывался за решет кой, несколько раз с легкостью совершал побеги. Вероят но, ему покровительствовал не только Любе Земунац, на значивший Аркана своим преемником еще при жизни. Это решение оказалось предусмотрительным: после того как Любе был убит киллером по кличке Обезьяна из соперни чающей группировки, Желько Ражнатович в соответствии с преступной иерархией занял первое в своей жизни место «полевого командира». Пока — в относительно мирной жизни. Действительно ли Аркан, как о том пишут журналис ты, с молодых лет был невидимым, но видным агентом югославской службы безопасности? Аманпур, например, сомнений на сей счет не ведает: «Аркан — государственный убийца; все его преступления оплачивало югославское правительство». Так или иначе, только «шпионская» вер-

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

сия убедительно разъясняет многие темные детали биогра фии Ражнатовича. В том числе эта версия разъясняет и обстоятельства, по которым к концу восьмидесятых годов, накануне распада Югославии, Аркан вдруг остепенился, словно решил под готовиться к куда более серьезным делам. Он женился на преподавательнице испанского языка Наталье Мартино вич, правнучке премьер-министра королевской Черного рии. Бывший грабитель банков отныне открыто жил во Франкфурте, часто наезжал к родителям (отец — отставной полковник авиации) в Белград, наконец получил какоеникакое образование — окончил среднюю школу и учили ще гостиничного хозяйства, потом занялся бизнесом. Вскоре о нем заговорили в прессе: Аркан стал лидером фан-клуба белградской футбольной команды «Црвена Звезда». Вместе с командой он ездил на все ее выездные матчи, организовывал на стадионах драки и погромы. Са мый знаменитый из таких погромов — побоище во время игры «Црвены Звезды» и «Динамо» на загребском стадионе «Максимир» 13 мая 1990 года. Именно в этой драке между сербами и хорватами, между болельщиками из Белграда и Загреба, динамовскими футболистами и милиционерами в мешковатой оливкового цвета форме пролилась первая кровь югославского конфликта. Балканской федерации оставалось жить примерно год, Аркану — целое десятилетие. Югославский футбол кончил ся. Началась югославская война. Аркан занялся кое-чем посущественнее драк на стадионах. В конце 1990 года при попытке перевезти оружие бунтующим краинским сербам его арестовала хорватская полиция. Аркан вновь оказался в тюрьме, однако вскоре при непонятных обстоятельствах вышел на свободу, его всего лишь выпроводили из респуб лики. Тогдашний министр внутренних дел Хорватии Иосип Больковац утверждает, что речь шла о сделке (осво бождение Аркана якобы стоило Белграду около полумил лиона долларов) и что за этой сделкой стояли лично Мило шевич и Туджман. Загребский журнал «Глобус» дает слу чившемуся простое объяснение: Аркан был двойным аген том сербских и хорватских специальных служб, которые совместно или попеременно использовали его в своих це

Андрей Шарый

лях. Хорватскому руководству, продолжает «Глобус», Ар кан поставлял оружие и секретную информацию, в частно сти данные о ходе боевых действий и совершении сербами военных преступлений в Вуковаре. Уже тогда Арканом интересовался Интерпол, и об этом интересе, надо полагать, прекрасно знали соответствую щие службы и в Белграде, и в Загребе. Однако в ту пору Ражнатовича ждала не тюрьма, а винтовка: в августе 1990 года генерал Югославской народной армии Марко Негованович подписал приказ о формировании специаль ной боевой единицы под командованием Аркана. 11 октя бря у монастыря Покайница в присутствии прессы состо ялся первый сбор Сербской добровольческой гвардии, впоследствии получившей известность под названием «Тигры Аркана». Костяк этой гвардии составили бывшие пламенные болельщики клуба «Црвена Звезда», а их ко мандир присвоил себе звание генерала. Летом и осенью 1991 года «Тигры» воевали с хорватами в Восточной Славо нии; в городке Эрдут до самого конца вооруженного кон фликта располагалась их главная база. Аркану это было удобно не только по военным соображениям: его бойцы почти пять лет контролировали добычу и контрабандный вывоз в Боснию, Сербию и Венгрию нефти с месторожде ний Джелетовац (150 тысяч тонн в год). Как раз в ту пору кто-то из журналистов прозвал Аркана «сербским Пабло Эскобаром». После начала войны в Боснии «Тигры Аркана» участ вовали в боевых действиях в районе Зворника и Бьелины, где занимались, помимо прочего, этническими чистками и убийствами мусульман. Вот один из самых жестоких и впе чатляющих фотоснимков боснийской войны, сделанный Роном Хавивом: аркановец с автоматической винтовкой в руках, в грубых полевых ботинках, пинает только что заст реленную пленную мусульманку. Интересно, что сделал бы с автором снимка Аркан, попадись тот в руки команди ра «Тигров»? Расстрелял бы на месте, ведь такая фотогра фия — убедительное доказательство военного преступле ния? Или наградил бы за пропаганду боевого духа, выучки и решительности «простых сербских парней, защищающих родину»?

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

Воевали Аркан и его гвардейцы с перерывами, и дан ные о том, сколь успешным оказывался итог операций «Тигров», противоречивы. Во всяком случае, режиму Ми лошевича было куда выгоднее использовать гвардию Ражнатовича не как штурмовой отряд, а в качестве приманки для западной прессы и пугала для противников. Говорят, мусульмане сотнями бежали из своих деревень, едва заслы шав, что поблизости действуют безжалостные «Тигры». Кстати, гвардейская бригада под таким же названием в се редине девяностых была сформирована и в хорватской ар мии. Тот же зубастый оскал дикой кошки на нарукавном шевроне; и к этим «Тиграм», словно в зоопарк, возили журналистов, на потребу которым в клетку в расположе нии бригады посадили настоящего молодого тигра. Зверя выводили на цепи на парадные построения, а командир бригады обещал показать на поле боя, «кто на самом деле — тигр, а кто — драный кот». Но в бою сербские и хорватские «тигры» так и не сошлись. Последний военный поход Аркана состоялся осенью 1995 года, когда армия Боснии и Герцеговины предприняла наступление на северо-запад страны, в направлении города Сански Мост. Туда Аркан и повел свою гвардию. Именно действия «Тигров» в районе Санского Моста дали основа ния следователям Международного трибунала для выдви жения обвинений в совершении Ражнатовичем (и солдата ми под его командованием) военных преступлений. Избие ния и расстрелы десятков мирных жителей — боснийских мусульман в отеле «Санус», где размещался штаб «Тигров», а также в деревнях Трнова и Сасина — подтверждены пока заниями многих свидетелей. Обвинение против Аркана вы двинуто в сентябре 1997 года (дело IT-95-27), но после его смерти следственные действия прекращены и дело навсегда отправлено в архив. Вопрос о том, чего больше было в деятельности «Тиг ров Аркана» — боевых подвигов или военных преступле ний, мародерства или патриотизма, грабежей или защиты сербских национальных интересов, — годами активно об суждался по всей бывшей Югославии. В Сараеве именем Аркана пугали детей, в Загребе его считали головорезом, в Белграде, в зависимости от политической конъюнктуры,

Андрей Шарый

верная режиму печать то превозносила его как народного героя, то замолкала, словно и не было вовсе такого челове ка. В центр подготовки «Тигров» в Эрдут наезжали иност ранные журналисты, не жалевшие эпитетов для описания устрашающего вида гвардейцев Аркана и цитировавшие их заявления о войне до победного конца. Двухэтажное зда ние штаба добровольческой бригады, за ворота которого мало кого пускали, охраняли здоровенные бойцы в черных комбинезонах, в черных перчатках с «отрезанными» паль цами и в лихо заломленных малиновых беретах. Военную карьеру Аркан успешно сочетал с карьерой государственного деятеля и бизнесмена. В 1992 году он ре шил заняться политикой, создал националистическую Партию сербского единства («Тигры» фактически стали ее военным крылом), после чего принял участие в выборах в парламент Сербии. Баллотировался Ражнатович в Косове, где сербских избирателей несложно было привлечь на свою сторону ура-патриотическими речевками и преду преждениями о «мусульманской опасности». Однако скуч ная работа депутата Аркана не привлекала. В парламенте он появлялся редко, предпочитая законотворческой дея тельности ночные клубы в Белграде и поля сражений в Боснии и Хорватии. В середине девяностых Аркан выдви нул лозунг объединения всех сербских земель в одно госу дарство «Соединенные Штаты Сербии», но с этой идеей, как выяснилось, запоздал: притязания Милошевича, под немилосердным международным давлением сдававшего одну политическую позицию за другой, так далеко уже не простирались. Из союзника сербско-югославского прези дента Аркан превратился в его яростного критика. Неза долго до смерти Ражнатович заявил о намерении принять участие в выборах президента Сербии, но сделать этого не успел; впрочем, на всколыхнувшейся после убийства в «Интерконтинентале» волне интереса и сочувствия к Арка ну его Партия сербского единства неожиданно для многих прошла в парламент. Аркана не стало, но его последовате лей хранит тень усопшего командира. Не меньше политики Аркана интересовал спорт: он поступил в Высшую тренерскую школу, защитил диплом по теме «Подготовка игрока к матчу» и принялся приме

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

нять знания на практике, купив столичный футбольный клуб «Обилич», названный именем средневекового серб ского героя. В 1998 году «Обилич», в который Аркан зака чал значительные средства, выиграл первенство Югосла вии и добился права выступать в Лиге чемпионов. Участ ником самого престижного в Европе футбольного клубно го турнира стала команда, владелец которой разыскивался Интерполом. В Сербии это мало кого смущало — Аркан ос тавался модным персонажем белградского джет-сета, часто сиживал с приятелями в излюбленном месте встреч мест ной богемы, кафе «Мадери». Одним из главных событий 1995 года в жизни этого джет-сета стала женитьба Ражнатовича на модной испол нительнице квазинародных песен Светлане Цеце Величкович. Пугающий и притягательный, Аркан к тому времени в Сербии и сербских районах Боснии в прямом смысле сло ва стал эпическим героем. «Женитьба капитана Аркана» — так называется народная баллада, исполняемая на народ ном южнославянском смычковом инструменте — гусле. В протяжной песне Аркан предстает в облике жестокого народного героя, наполовину кровожадным Дракулой, на половину удалым купцом Калашниковым. Невеста Цеца вопрошает доброго молодца, предложившего ей руку и сердце: верны ли слухи о его военных подвигах? Вот что от вечает Аркан: Да, я убивал своих врагов, Распинал их живыми, защищая святое сербство, Их отрубленные головы насаживал на колья, Все во имя патриарха Павле да во имя Православной церкви, И совесть меня вовсе не грызет. Отвечай: готова ли пойти за меня ? Накормлю тебя сахаром и медом, Одарю тебя златыми перстнями, Бисером и драгоценными каменьями. В стольном городе Белграде Закачу невиданную свадьбу, Опою своих гостей я виски, Накормлю их жареным я мясом. Славненько же мы повеселимся!

Андрей Шарый

А сыграть должны с тобой мы свадьбу Прежде, чем отправлюсь я в Гаагу. Если ради Сербии наш Слобо Должен кой-кого в тюрьму отправить — Пусть сажает брата Радована. Ай ты, Цеца, выходи за меня! Коль не выйдешь — Бог тебя накажет, А кукушка горе накукует! Девушка Цеца отвечает, гой-еси, в том смысле, что она совсем не против, если обвенчают молодых «в соборной белградской церкви патриарх Павле и десять святых вла дык». Не в сказке, а в жизни свадьбу гуляли, вот черное пророчество, в том самом отеле «Интерконтиненталь»; же них, не скупясь, арендовал всю гостиницу целиком. Венча лись в кафедральном соборе — с протоиереями и право славными гимнами, Аркан облачился в парадную гене ральскую форму несуществующей королевской армии с массивным серебряным крестом на груди. На праздник пригласили и Слобо — Слободана Милошевича; президент на торжество не пришел, ограничившись поздравлениями через партийного заместителя. Вторую шумную свадьбу сыграли на родине невесты, в селе Житораджа на юге Сер бии. Через семь лет староста Житораджи, тесть уже покой ного Аркана Слободан Величкович объявил о начале стро ительства в селе футбольного стадиона. Стадиону присво или имя Желько Ражнатовича. В день свадьбы Аркан имел все основания для того, чтобы чувствовать себя счастливым. Он поднялся на вер шину славы, все преступления сошли ему с рук. В его честь, в честь бывшего вора и налетчика, надевшего парад ный генеральский мундир, в честь безжалостного полевого командира, чьи бесчинства теперь осенял православный крест на груди, торжественно звонили церковные колоко ла. Чужие страдания и чужую кровь он превратил в богат ство, политическое влияние, статьи в бульварной прессе. Ему отдалась первая сербская красавица. Вся страна лежа ла у его ног. Ни в одном из своих желаний, ни в одном из своих пороков он не ведал отказа, он обманул всех судей, он избежал всех трибуналов, хитростью и жестокостью он достиг того, чего другим не дано добиться талантом и тру

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

долюбием. И никто не смог поставить на его биографии красную печать запрета. Казалось, Аркан обманул саму судьбу. И все-таки толь ко казалось. Пять с лишним лет спустя после выстрелов в «Интерконтинентале» о его гибели жалели немногие. Ведь Аркан умер так, как учил жить других.

Дело 14. Тихомир Блашкич

Ночь генерала

Самое большое, чего можно ждать от государства, - это чтобы оно не плевало тебе в тарелку. Милорад Павич, «Последняя любовь в Константинополе».

В Югославской народной армии Тихомир Блашкич считался образцовым офицером. Он, старший сын шахте ра из заброшенного боснийского местечка Брестовско, стал гордостью рабочей семьи: успешно окончил столич ную военную академию и дослужился до звания капитана. Задания командования выполнял четко, с подчиненными был строг, но справедлив, не нарушал воинского долга, до рожил честью офицера. В его поведении чувствовалось до бротное патриархальное воспитание. Тихомир Блашкич считался образцовым семьянином. Он рано женился, нежно любил супругу Ратку, поддержи вал почтительные отношения с родителями, был добрым католиком и примерным хорватом. И тут сказалось отцов ское влияние: Тихомир даже играл на гармошке на сель ских свадьбах. В пенитенциарном комплексе Гаагского трибунала Блашкич считается образцовым заключенным. Он много читает, изучает иностранные языки, ежедневно занимается физическими упражнениями. Другие заключенные его ува жают. С первого дня пребывания под стражей Блашкич ве дет дневник. Жена Ратка приезжает к мужу, не делая исклю чения, каждый месяц по крайней мере на неделю. В тюрем ной камере Тихомир и Ратка зачали своего третьего ребенка,

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

дочь Елену. В марте 2000 года судейская коллегия Междуна родного Гаагского трибунала под председательством фран цуза Клода Жорда приговорила Тихомира Блашкича к 45 го дам тюрьмы. Услышав вердикт суда, Ратка Блашкич, сидев шая в галерее для публики, потеряла сознание. Из документов Гаагского трибунала. Показания свиде теля Аднана Зеца, дело IT-95-14.

- Назови, пожалуйста, судьям свое имя. - Аднан Зец. - Спасибо, Аднан. Скажи, ты всю жизнь прожил в Ахмичах? - Да. - И в школу ходил, не так ли? В какую школу ты ходил? - В среднюю школу в Витезе. - Попытайся вспомнить день 15 апреля 93-го года. Ты в тот день ходил в школу? - Да. - В школе ты заметил что-то необычное? - Да, я заметил, что некоторые хорватские дети, особенно дети из Ахмичей, не пришли в школу. - Когда ты вернулся, то заметил что-то необычное дома? - Да, мои родители говорили о том, что хорватские дети не пришли в школу. Наши соседи, Миличевичи, на машине увезли своих женщин и детей из села, а у дома Ивы Прпича постоянно останавливались какие-то автомобили. - Миличевичи и Прпичи - хорваты, да? - Да. - Аднан, а кто тогда жил в вашем доме? - Отец Сабахудин, ему было тридцать семь лет, мама Хайрия, сорока лет, одиннадцатилетняя сестра Алиса и другая моя сестра, Мелиса, ей тогда было шесть лет. И я, мне было тринад цать. - В четверг, 15 апреля, вы все были дома? - Да, около 10 часов мы легли спать. Я спал в своей комна те, сестры - в своей, а в третьей комнате - родители. - Аднан, пожалуйста, расскажи суду, что случилось на сле дующий день, в пятницу, 16 апреля? - Рано утром, около пяти часов, отец и мама вбежали в на ши комнаты и разбудили нас, крича, что мы должны быстро одеться и бежать, потому что дом горит. Снаружи раздавались взрывы и стрельба. Мы спустились в подвал и какое-то время сидели под лестницей, но вскоре родители решили, что мы не можем там оставаться, потому что огонь охватил весь дом. Мы

Андрей Шарый

решили бежать к дому Зияха Ахмича. Там мы спрятались за сте ной, чтобы переждать, пока стихнет стрельба. Но стрельба не стихала. Мы решили бежать дальше. Родители с сестрами побе жали к дому Нурии, а я - в сторону. У дома Захира меня остано вил солдат, лицо его было вымазано черным, и спросил: «Ты ку да, парень?» Я увидел, что Захир лежит на земле у ног солдата, сказал, что бегу, потому что стреляют, а он сказал: «Ну, беги, беги!» Я побежал, но меня остановила группа солдат. Я повернулся, чтобы бежать назад, но с той стороны тоже шли три солдата. Они сразу стали стрелять, я почувствовал боль и упал. За мгно вение до того, как в меня попала пуля, я увидел своих родите лей. Пока я лежал на земле, тот солдат, что стрелял в меня, при казал другому, чтобы он застрелил моих родителей. Закричал: «Убей их, убей, убей!» Когда он во второй раз крикнул «Убей!», мой отец сказал: «Убей меня, только отпусти жену и детей». - Твои сестры все еще были вместе с родителями? - Да, отец за руку держал Алису, а мама - Мелису. - Что произошло потом? - Тот, второй, сначала выстрелил в отца и Алису. Они упали. Потом он убил маму, но не попал в Мелису. Моя сестра просто упала на землю вместе с матерью. - Что с ней в итоге произошло? - Когда я пришел в себя, ее уже там не было. Позже я узнал, что ее вместе с сестрой забрал Элвир Ахмич. Сказал, что нашел Мелису спящей у тела мамы. Она сначала с ним не хотела идти, говорила, что подождет, пока мама проснется. - Аднан, те три солдата, которые стреляли в твоих родите лей, были в военной форме, да? В какой форме? - Они были в пятнистой форме. - А какие-то знаки различия на форме были? - Да. Знаки различия хорватской армии.

Если бы весной 1996 года боевой офицер и патриот Тихомир Блашкич добровольно не отправился в Гаагу, лет че рез пять он вполне мог бы стать министром обороны в сме нившем власть Туджмана демократическом правительстве Хорватии. Если бы... Но для судей Гаагского трибунала, «штафирок из Кембриджа», генерал Блашкич - не жертва закулисных сговоров корыстных политиков, не защитник «родительских очагов», а командир солдат, которые 16 ап реля 1993 года в пять часов утра рядом с домом Нурии заст релили перепуганного мужчину вместе с его женой и мало

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

летней дочерью. И не только их: Алиса — одна из 15 убитых в тот день в Ахмичах детей, самому младшему из которых едва исполнилось девять месяцев. История, рассказанная подростком Аднаном Зецем следователям Гаагского три бунала, далеко не самая страшная; папку с бюрократичес ким шифром 971124IT я почти наугад вытащил из толстен ной стопы судейской документации. 16 апреля 1993 года в деревушке Ахмичи в долине ре чушки Лашвы были безжалостно убиты 116 человек, со жжены все до единого мусульманские дома, 173 двора, взо рвана мечеть. По всей вероятности, это была акция устра шения, которую боснийские хорваты провели против сво их недавних и будущих союзников — мусульман. Разновид ность этнической чистки с очевидным расчетом: те, кто ос танется жив, уйдут из соседних сел, из долины Лашвы, из всей Центральной Боснии, объявленной Загребом «зоной стратегических национальных интересов», навсегда. Резня в Ахмичах не случайна, это не просто пьяная выходка вы шедшего из-под контроля полевого командира: решение о проведении карательной операции наверняка принимало высокое руководство. Имена преступников много раньше следователей Гааг ского трибунала публично назвали журналисты. Резню в Ахмичах устроила 72-я рота военной полиции «Джокеры» Витезской бригады Хорватского веча обороны (военно-по литическая организация боснийских хорватов) под коман дованием Владо Чосича. В распоряжении Загреба таких подразделений, подчинявшихся не военным командирам, а напрямую политическому руководству, на территории соседней Боснии было несколько: «рота заключенных» Младена Налетилича Туты, батальон «Анте Бруно Бушич», названный именем хорватского террориста, в семидесятые годы в знак протеста против режима Тито угнавшего в США пассажирский самолет, рота «Людвиг Павлович». Эти отряды формировались из иностранных наемников, уголовников, выпущенных из тюрем специально для учас тия в «отечественной войне», разного рода отравленного ура-патриотизмом отребья. В Ахмичах «Джокеры», в со став которых входила группа только что освобожденных из тюрьмы Каоник уголовников, действовали безжалостно,

Андрей Шарый

убивая всех подряд, не щадя ни старых, ни малых. Извест но и имя самого старательного палача — это некий Миро слав Брало Цицко, жестокий грабитель, садист и убийца. Хорватскими военными соединениями в районе Витеза командовал Тихомир Блашкич. Официальная загребская версия уничтожения Ахмичей до самой смерти Туджмана оставалась такой: на село якобы совершили налет неизвестные военные в черных униформах (либо сербские четники, либо провокаторы му сульманской тайной полиции, либо даже «настроенные антихорватски» сотрудники британских специальных служб). Те же варианты излагает в книге «Все мои битвы» тогдашний начальник генерального штаба хорватской ар мии генерал Янко Бобетко. В марте 1994 года гражданская контрразведка (Хорват ская разведывательная служба, XPC), которой руководил сын президента Туджмана Мирослав, провела расследова ние событий в Ахмичах. Туджман-младший, естественно, действовал в интересах отца. Он легко докопался до прав ды, но постарался «всю» истину скрыть, ограничившись обтекаемыми, невнятными выводами. Параллельно с XPC расследование проводили два тайных агента военной контрразведки — Службы информации и безопасности, СИБ. И им тоже стали известны имена преступников, но в Загребе не оставляли намерений спрятать концы в воду: агентов ликвидировали, а арестованный по подозрению в их убийстве некто Ивица Раич (кстати, по другому делу поз же привлеченный Гаагским трибуналом к ответственности) после вмешательства высокопоставленных защитников из Загреба выпущен на свободу. Правда об Ахмичах, казалось, была скрыта навсегда, да и вряд ли в ту пору в Хорватии могли найтись люди, готовые рисковать своими жизнями для того, чтобы узнать подробности чужих смертей. ...Капитан Тихомир Блашкич не собирался участвовать в этой войне, но в итоге отправился на фронт и стал геро ем — по мнению одних, преступником — в глазах других. Когда в Сараеве раздались первые выстрелы, Блашкич, к тому времени оставивший армейскую службу, уехал к род ственникам в Вену и устроился там работать водителем гру зовика. Но вернулся на родину — оттуда звонили знакомые,

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

рассказывали о том, что в новой, «народной» хорватской армии не хватает офицеров, да и национальные чувства призывали капитана выполнить патриотический долг. Хорваты, самая малочисленная из трех главных нацио нальных общин Боснии, в начале девяностых годов стали претендовать если не на объединение, то на особый статус отношений с матерью-Хорватией. Западную Герцеговину, область компактного проживания боснийских хорватов, Загреб рассматривал как «пояс национальной безопаснос ти», а хорватские анклавы на севере соседней страны, в Посавине и в Центральной Боснии — как опорные пункты военного влияния на действия мусульманских политиков из Сараева. Результатом этой стратегии стало создание на хорватских землях марионеточного государства ГерцегБосна, полностью зависимого от Загреба и просущество вавшего при его решающей финансовой и военной под держке до конца войны. Герцег-Босна слыла царством те невого бизнеса: торговля крадеными автомобилями, неле гально доставленной из Сербии нефтью или контрабанд ными сигаретами быстро превращала мелких лавочников в миллионеров. В Загребе выходцы из Герцеговины, кото рых поддерживала богатая хорватская диаспора, сформи ровали политическое лобби, оказывавшее заметное влия ние на государственную политику. В Хорватском вече обороны тридцатитрехлетнему ка питану Блашкичу по логике военного времени сразу дали заметную должность и тут же присвоили сначала полков ничье, а вскоре и генеральское звание. Парадокс, но един ственную свою боевую медаль — «Золотую лилию» — Тихомир Блашкич получил из рук будущих врагов: его в торже ственной обстановке «за вклад в совместную борьбу про тив сербской агрессии» награждал член коллективного президиума Боснии и Герцеговины Эюп Ганич. Потом война все перевернула: союзники в совместной борьбе ста ли жестокими противниками. В 1993 году снайперским вы стрелом, как говорят, с позиций мусульманской армии, был убит отец Блашкича. На рассвете 16 апреля 1993 года генерала не было в Ахмичах. Блашкич всю эту ночь планировал боевые действия в штабе оперативной зоны ХВО в пяти километрах к запа

Андрей Шарый

ду, в городке Витез. Как утверждает Блашкич, в тот день он получил рапорт от начальника военной полиции Витезской бригады Пашко Любичича, в котором ни словом не упоминалось о событиях в Ахмичах. О побоище Блашкич якобы узнал только неделю спустя и немедленно обратил ся в СИБ с требованием провести расследование случив шегося. Безрезультатно. «Блашкич в такой же мере вино вен в смерти жителей Ахмичей, в какой шериф Бронкса повинен в совершении преступлений на улицах Нью-Йор ка», — заявил на одном из первых заседаний Гаагского три бунала адвокат генерала. Эти аргументы и сравнения су дейская коллегия сочла неубедительными: Блашкич остал ся на своем посту и после того, как узнал о преступлении в Ахмичах, он не подал в отставку, не настаивал на поиске и наказании виновных. Гаагский трибунал, возможно, при нял во внимание и юридический прецедент: на процессе Международного трибунала в Токио генерал Ямашито, бывший военный комендант Филиппин, осужден на смертную казнь за совершенные японскими солдатами злодеяния по принципу ответственности командира. Но если не Блашкич отдавал приказ о проведении жут кой карательной операции в Ахмичах, кто же такой приказ отдавал? Если он, командующий силами ХВО, не знал о действиях своих подчиненных в пяти километрах от штаба, какой он командир? Из документов Гаагского трибунала. Стенограмма раз говора генерала Блашкича и заместителя министра оборо ны Хорватии Крешемира Чосича. Загреб, конец марта 1996 года. Чосич: Президенты Туджман и Клинтон, как и министр обо

роны Хорватии, дали обязательства, что генерал Блашкич от правится в Гаагу. Договорено, что Блашкич получит самую ком петентную защиту, потому что это не просто защита генерала Блашкича, но защита интересов хорватского государства. Вы полнены все условия, на которых мы настаивали. Тебе обеспе чена частная квартира, все расходы оплачены, гарантированы посещения твоей семьи. Завтра утром самолет в Гаагу. Блашкич: Мой ответ - нет! Я еще две недели назад сказал вам: защита не подготовлена. Существует ли хотя бы один доку мент в защиту Блашкича? У вас даже текста обвинения нет. Нет

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

ни систематизации событий, ни одного свидетеля. За месяц ни чего не сделано! Я не готов, не способен и не желаю завтра представать перед судом! За последние десять дней исчезли и те документы, которые у меня были. А жене что я скажу? Чосич: Президент взял на себя обязательства. Если мы от ложим твой отъезд, что, это поможет лучше организовать защи ту? Любая задержка делает наши позиции слабее. У всех нас только одна задача: твое скорое возвращение домой. Блашкич: Даже если вы меня живого здесь сожжете, я ни куда завтра не поеду! Пусть хотя бы одно государственное уч реждение покажет мне хотя бы одного свидетеля. Я не верю, что за две недели вы сделаете то, чего не сделали за три месяца. Чосич: Мы - солдаты. Это - приказ. Сейчас самый лучший момент. Если что-то нужно будет изменить в твоей защите, мы это сделаем. Но приказ мы должны выполнить. Блашкич: Я готов отдать за свою страну и кровь, и кожу. Но я по миллиону причин прошу отложить отъезд на несколько не дель! Чосич: Тебе это тяжело, но все обстоятельства - за твой отъезд. Что касается членов семьи, через несколько дней они окажутся там же, где и ты. Защита - это не личное дело генера ла Блашкича, твоей защитой мы защищаем государство. Блашкич: А что государство сделало для моей защиты? Чосич: Любое запоздание вредит государству, повредит и качеству защиты. Президент Туджман и мы все приняли на себя обязательства. Президент Клинтон вчера заявил, что завтра ут ром в 10 часов ты будешь в Гааге, упоминал и перспективу при ема Хорватии в Совет Европы после этого. Защита начинается не завтра, у нас еще 60 дней. Ты - генерал хорватской армии, я заместитель министра обороны. Соберись с силами: завтра мы должны выполнить приказ.

Блашкич не поверил Чосичу. В тот же вечер он попы тался бежать из Загреба, но на словенской границе его за держала военная полиция. Вероятно, тогда генерал еще не понимал до конца, что его давно уже предали, что его пат риотизм обернулся наивностью, верность присяге — глупо стью, а идеалы, которые вдалбливал ему в голову Чосич, — политическими играми. Всего несколькими днями ранее Блашкич написал министру обороны Хорватии Гойко Шушаку выспренное письмо под заголовком «Обязанность, Честь, Народ, Родина. Выживание — Наша Судьба». В этом послании генерал изложил концепцию создания нефор

Андрей Шарый

мальной «группы Гааги» из представителей секретных служб для помощи в защите обвиненных трибуналом хор ватов. Сомневаюсь, что Шушак хотя бы дочитал это пись мо до конца. Судьба Блашкича давно была решена в каби нете президента Хорватии: Загреб оказался под ударом международного сообщества, и Запад настаивал на кон кретном подтверждении того, что хорваты сотрудничают с Гаагским трибуналом. Об этом американский президент в ультимативном тоне беседовал с Туджманом во время ко роткой остановки в Загребе; на итог именно этой беседы ссылался в разговоре с Блашкичем Чосич, хотя на самом деле, конечно, речь не шла о заговоре двух президентов с целью продвижения Хорватии в Европу. Клинтон, вероят нее всего, и знать не знал, кто такой Блашкич и где распо ложены Ахмичи. Национальное законодательство запре щало выдачу обвиняемых за пределы Хорватии, и закон, как дышло, следовало повернуть: Блашкичу, после окон чания войны переведенному из Боснии в Загреб, в распо ряжение министра обороны, предложили сдаться добро вольно. Это был первый подобный случай в истории три бунала. «Чосич хорошо намылил веревку», — посочувствовал Блашкичу еженедельник «Глобус». Но «веревку мылил» не один Чосич; заявления о том, что защита Блашкича тща тельно готовится, были намеренной ложью. Больше того: за три недели до того, как генерал оказался в Гааге, из его загребской квартиры выкрали собранные им для организа ции защиты документы, в том числе дневники военного времени. Еще до того, как Блашкич попал под арест, воен ная контрразведка в Хорватии и в самопровозглашенной Герцег-Босне приступила к проведению операций под на званиями «Путь» и «Истина» — якобы для организации за щиты генерала, а на самом деле для того, чтобы полностью изолировать Блашкича и выставить его главным виновни ком побоища в Ахмичах. В спину Блашкича подталкивала и ура-патриотическая хорватская печать: на ее страницах генерал представал бесстрашным солдатом родины, не справедливо обвиненным в совершении «преступлений, которых, может быть, вообще не было». Вот что такое под линный патриотизм, писали газеты: с высоко поднятой го

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

ловой отправиться в тюрьму и там продолжить борьбу за независимость и честное имя своей страны; вот что значит пожертвовать собой во имя национальной идеи — в прямом смысле слова добровольно стать жертвой заговора, орга низованного «неприятелями государства». Термин «не приятели государства» мог означать что угодно и подразу мевать кого угодно: агентов боснийских спецслужб, амери канского президента, любого «внешнего или внутреннего врага». Блашкич и в самом деле был жертвой. Жертвой собст венной недальновидности и заговора тех самых хорватских политиков, что хлопали его по плечу, обещая скорое осво бождение. Защищать вчерашнего капитана, простого пар ня из шахтерского городка, без связей, без денег, без высо ких покровителей всерьез никто и не собирался. Утром 1 апреля 1996 года Тихомир Блашкич, в строгом костюме и снежно-белой сорочке, с решительным и скорб ным лицом, появился в загребском аэропорту Плесо. Ратка Блашкич с грудным сыном на руках не отставала от му жа ни на шаг. «Я скажу вам правду, — патетически обратил ся генерал к окружившим его журналистам, — я невино вен!» В Гааге в соответствии с достигнутым между Хорва тией и прокуратурой трибунала соглашением о «почетной сдаче в плен» Блашкича поместили под домашний арест. На это обстоятельство, кстати, особо напирали загребские журналисты: преступников ведь немедленно помещают в тюрьму! Несколько месяцев генерал прожил в трехкомнат ной квартире, получив право на ежедневные прогулки в со провождении охраны и регулярные встречи с женой. Жи лище Блашкича и его самого круглосуточно охраняли 12 полицейских; все расходы по обеспечению безопаснос ти генерала, около двух тысяч долларов в день, оплачивало хорватское правительство. Но как только шумиха в прессе улеглась, арестованного перевели в тюремный комплекс в Схевенингене, объяснив это интересами следствия и само го обвиняемого, которому в камере было якобы проще об щаться с адвокатами и готовиться к процессу. В понима нии Загреба «готовиться к процессу» означало: молчать или по возможности выкручиваться самостоятельно, по правилу «сам погибай», выгораживая остальных. В Загребе

Андрей Шарый

надеялись на то, что хорватским спецслужбам удастся за мести следы преступления, утаить имена убийц, а обвине ние против Блашкича тем временем как-нибудь само со бой развалится из-за недостатка доказательств. Или не раз валится — и тогда Блашкич ответит один за всех. Чтобы понять, что благодарная родина сделала его коз лом отпущения, Блашкичу потребовалось два года. В 1998 году, когда стало ясно, что суд может приговорить обвиняемого к пожизненному заключению, генерал, кото рый до этого вел себя в зале заседаний пассивно, вдруг рез ко изменил линию защиты и перестал скрывать правду. Его новые показания недвусмысленно свидетельствовали о том, что военные преступления в Ахмичах совершали во все не «анонимные аутсайдеры» или неизвестные люди в черных униформах, что эти злодейства являлись частью де тально разработанного политического плана. Блашкич уверял: он тут совершенно не при чем, Хорватское вече обороны на деле было не армией, а политической органи зацией, деятельность которой он, пусть офицер и патриот, не контролировал. «Я никогда не согласился бы участво вать в осуществлении идеи Великой Хорватии, — убеждал Блашкич судей. — Я согласился приехать в Боснию и ока зать родине профессиональную помощь в обороне от серб ской агрессии. Любой хороший солдат — это разумный солдат; он не должен выполнять преступные приказы, на рушающие международные законы о правилах ведения войны и обращения с гражданским населением». Блашкич принялся называть имена, доказывая: не он, будучи высокопоставленным командиром ХВО, направлял действия хорватских бойцов. Цепочка потянулась далеко: не только до министерства обороны марионеточной Герцег-Босны, но и до самого загребского холма Пантовчак, в резиденцию президента Хорватии. «В глазах государственного руководства эти заявления превратили Блашкича из национального героя с нимбом невинной жертвы в предателя родины, который готов под писать приговор самому президенту», — писала загребская газета «Ютарни лист». Адвоката Блашкича, известного сто личного юриста Анте Нобило, лишили доступа к архивам хорватских спецслужб и министерства обороны. Но было

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

уже поздно, Блашкич рассказал слишком многое, в том числе и об обстоятельствах своей «добровольной капитуля ции». В Загребе поняли: пора прятать преступников. Не в силу того, конечно, что этих преступников кому-то жалко, а потому, что, оказавшись в Гааге, они могли превратиться в опасных свидетелей для самых высокопоставленных по литиков. В конце 1998 года (как подчеркивает теперь хор ватская печать, с ведома президента страны) четверо непо средственных виновников резни в Ахмичах (командир «Джокеров» Владо Чосич, его начальник Пашко Любичич и два офицера из руководства СИБ) получили фальшивые паспорта на ложные имена. Интересно, что хорватские за коны при этом нарушены не были, поскольку тайные служ бы в этой стране имели право для «защиты ценных граж дан» выдавать им фальсифицированные документы. «Ценные граждане» чувствовали себя в относительной безопасности недолго. После смерти в конце 1999 года пре зидента Туджмана многое из того, что прежде было в Хор ватии тайным, стало явным. В сентябре 2000 года на осно вании возбужденного загребской прокуратурой уголовного дела полиция попыталась арестовать прятавшихся в раз ных городах страны и живущих под чужими именами орга низаторов преступления в Ахмичах. Операция удалась лишь отчасти: задержали двоих, потому что по странному стечению обстоятельств Любичичу и Чосичу удалось скрыться. Их продолжали преследовать, и вскоре адвокат Любичича, которого, очевидно, настойчиво убеждали в том, что от правосудия все равно не уйти, заявил: мой под защитный готов сдаться добровольно. В октябре 2001 года прокуратура Гаагского трибунала обнародовала обвинение против Любичича: кроме преступления в Ахмичах, ему ин криминировали участие еще в нескольких карательных ак циях, убийства и причинение увечий мирным жителям, уничтожение чужой собственности, негуманное отноше ние к гражданским лицам, незаконное перемещение част ных лиц... Еще через месяц Любичич оказался в Гааге. В пенитенциарном комплексе трибунала его поместили на один этаж с Блашкичем. Процесс против генерала пусть черепашьими темпами, но двигался вперед. Обвинение дважды пересматривалось

Андрей Шарый

и конкретизировалось в связи со вновь открывавшимися обстоятельствами. Блашкич, как и следовало ожидать, не признавал своей вины. Судьи заслушали больше 150 свиде телей, одним из которых был боснийский мальчик Аднан Зец, изучили 30 тысяч страниц письменных показаний. С первых дней процесса против Блашкича свидетельство вали его высокопоставленные товарищи по оружию, на пример генерал Миливой Петкович. Накануне виртуаль ной встречи с судьями из Гааги (показания он давал по ви деолинии из Загреба) Петкович сказал хорватскому мини стру обороны Павао Мильявцу: «В Гааге я могу свидетель ствовать в пользу Блашкича, а могу — в пользу хорватского государства». Важнее оказались «интересы государства» — Петкович не признавал существование параллельной ли нии командования и, хотя и охарактеризовал Блашкича как талантливого офицера, на прямой вопрос о том, кто командовал ротой военной полиции «Джокеры», назвал его имя. У главного прокурора трибунала — своя задача: не только доказать вину конкретного генерала, но и на его примере подтвердить, что такого рода действия — лишь фрагмент общей политической стратегии Хорватии. Обви нение стремилось обнаружить признаки международного военного конфликта в Боснии, доказать, что за действиями боснийских хорватов стояли политики из Загреба, устано вить наличие «командной линии» Загреб — Мостар. Приго вор Блашкичу должны были вынести в декабре 1999 года, но за два месяца до назначенного срока международные миротворцы арестовали в офисе националистической хор ватской партии Хорватское демократическое содружество в Мостаре документы военного времени, которые могли пролить новый свет на события весны 1993 года. Оглаше ние приговора отложили, в Загребе к власти пришли поли тики-реформаторы, страну всколыхнула надежда на пере мены к лучшему. Многим почему-то казалось, что такие перемены непременно произойдут и в судьбе Блашкича. Обвиняемый в зале суда теперь держался молодцом, его адвокаты прогнозировали «мягкий», не более десяти лет, срок заключения. Приговор в марте 2000 года прозву чал громом среди ясного неба. «Вы совершили тяжелые

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

преступления, генерал Блашкич, — заявил, обосновывая решение коллегии, судья Жорда. — Военные действия, проводимые вопреки международному гуманитарному праву, ненависть к невинным людям, обращенные в пепел деревни, разрушенные дома, старики, женщины и дети, вынужденные покидать свои жилища, потерянные и сло манные жизни — вот результат боевых действий под вашим командованием». Адвокаты генерала тут же подали апелляцию, утверж дая, что приговор несправедлив, избыточно суров и что но вая политическая ситуация в Хорватии позволит им ус пешно обжаловать вердикд суда, предоставив веские дока зательства невиновности подзащитного. Хорватский пре мьер-министр Ивица Рачан заявил: «Мое правительство сенсационно найденными тайными документами даст ге нералу возможность защитить себя правдой». Юристы Блашкича вновь получили доступ к документации секрет ных служб и министерства обороны. В конце 2002 года ад вокаты генерала предоставили трибуналу новые докумен ты, в том числе и расшифровки бесед высокопоставленных политиков из архивов Туджмана. В справедливость приговора Блашкичу в Хорватии не верил никто. Но никому из политиков, кажется, и не при ходило в голову подумать не только о судьбе генерала, но и о тех людях, чьи судьбы сложились еще более трагически: например, о 116 жителях деревни Ахмичи, истребленных хорватами. Довольно быстро выяснилось, что та самая «вся правда» об Ахмичах и в новой Хорватии многим неудобна: нация по-прежнему была не готова честно взглянуть в соб ственное прошлое и признаться, что за преступления «бывшего режима» несет свою долю, пусть моральной, ви ны каждый, кто голосовал за Туджмана, кто не протестовал против его политики и против несправедливой войны в Боснии. Тот же самый премьер Рачан заявил: «Приговор Блашкичу — удар по демократической Хорватии», очевид но, подсказывая судьям в Гааге, что теперь, когда Туджман в могиле, когда преступления в Боснии, за которые покой ный президент несет политическую ответственность, — глава из учебников истории, о них можно было бы забыть во имя «высших интересов демократии», чтобы не мешать

Андрей Шарый

темпу прогрессивных реформ, чтобы не тревожить «уснув ших духов». Забыть или по крайней мере проявить к гене ралу снисхождение. Из статьи Бориса Дежуловича в еженедельнике «Гло бус», весна 2000 года.

...Нам, очевидно, стоит еще почитать свидетельские пока зания, такие, как эти, как показания Аднана Зеца, мальчика, на глазах у которого убили отца, мать, сестру. Нам, очевидно, сто ит читать показания мальчика Аднана Зеца всякий раз, когда в ближайшие месяцы и годы будут открываться документы, «про ливающие новый свет на события в Боснии», когда мы будем размышлять о том, соответствует ли это новое пятно света «на циональным интересам» Хорватии. К примеру, стоит прочитать эти свидетельства спикеру нашего парламента, прежде чем он в следующий раз заявит о том, что «дискуссия в парламенте о тайных документах не принесет пользу ни Хорватии, ни Блашкичу». Стоит прочитать эти свидетельства директору тайной служ бы ХРС, между прочим, университетскому профессору, прежде чем он еще раз скажет: мы должны верить, когда он говорит, что у него есть причины не открывать всю ужасную правду, содер жащуюся в этих документах. Время от времени стоит вспоми нать, что под каждым из таких тяжелых понятий, как «высший на циональный интерес», лежит одна маленькая мертвая Алиса Зец. Хотя бы потому, что это по-человечески (или, если вас это в достаточной мере не обязывает, - по-христиански): вспоми нать о том, что не одни только наивные генералы становятся жертвами политики «бывшего режима». Какая разница между Туджманом и его комиссарами, кото рые скрывали свидетельства преступлений и преступников под вывеской «национальных интересов», из-за чего и сейчас эта фраза воспринимается как аббревиатура программы защиты свидетелей, и риторикой демократической власти, которой по требовалось всего несколько недель, чтобы в подвалах зданий секретных служб обнаружить папки с настоящей правдой о пре ступлениях, после чего, шокированная от того, что узнала, эта власть быстро закрыла двери залов для пресс-конференций?

За годы, проведенные в камере тюрьмы Схевенинген, Тимохир Блашкич погрузнел и полысел. Сказался малопо движный образ жизни: генерал утратил бравую офицер скую выправку, стал носить очки в тонкой золотой оправе, поскольку от чтения при лампах дневного света у него

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

ухудшилось зрение. Блашкич по-прежнему ведет дневник, и если когда-нибудь решит опубликовать свои записки, то наверняка прославится еще больше. Правда, выйти рань ше отпущенного приговором срока на свободу ему это не поможет. Я уверен, что страницы дневника генерала Блашкича заполнены злыми и горькими рассуждениями на тему о том, как тяжела судьба тех, кто попадает между жернова ми нечестной войны. Законы международного права слож ны и при всей своей справедливости иногда дают повод для размышлений о соответствии наказания совершенному преступлению. Тихомир Блашкич — не из числа маниа кальных убийц, которые испытывают удовольствие при виде пролитой крови. Он получил почти полвека тюрьмы, лично никого не застрелив. А раскаявшемуся бойцу армии боснийских сербов Дражену Эрдемовичу, который был вы нужден (он-то как раз выполнял преступный приказ, ина че сам простился бы с жизнью) принять участие в расстре ле почти ста человек под Сребреницей, «дали» всего пять лет. Вот разница между величиной звезд на погонах, между ответственностью солдата и генерала. Если апелляционная комиссия Гаагского трибунала не пересмотрит приговор, то на свободу Тихомир Блашкич выйдет в возрасте 80 лет. Впрочем, у него есть надежда на амнистию: генерал Блашкич считается образцовым заклю ченным.

Дело 13а. Славко Докманович Дело 37. Влайко Стоилькович

«...Закрыто в связи со смертью

обвиняемого»

Кого и собственная жизнь перекосила, Кому и собственная смерть не удалась. ЕленаФанайлова, «Две истории».

Маленькие хорваты входят в здание детского сада через левую дверь, маленькие сербы — через правую. Они одина ково останавливаются на пороге, чтобы махнуть на проща ние рукой улыбающимся родителям, они отправляются в одинаковые малышовые группы в правое и левое крылья здания, играют в одни и те же игры похожими игрушками, они говорят на языках, различия в которых услышит не каждый. Они могли бы понять друг друга. Но через десяти летие после войны в городе Вуковар в Восточной Славонии сербские и хорватские ребятишки, никогда этой войны не видавшие, не играют вместе. Часам к десяти, после завтра ка, они выходят на прогулку — каждые к своим песочни цам, каждые со своими воспитательницами. — Если бы кто-нибудь сказал мне до войны, что у нас случится такое, я решила бы, что он сошел с ума, — говорит заведующая сербским отделением детсада Славка. — Это родители решили, что так лучше, — поясняет хорватская заведующая Хильда Мария. — Меня ранит та кое разделение, но, в конце концов, оно предусмотрено за коном.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

— Мы и без того простили сербам слишком многое. Мне жаль детей, но именно так все и должно остаться. На всегда, — полагает отец одного из детсадовцев, хорват Иосип. Осенью 1991 года, после того как сербские военные взяли Вуковар, Иосип попал в плен и навсегда остался ин валидом. Он не склонен прощать и не считает, что сам дол жен у кого-то просить прощения. Законы Хорватии гарантируют национальным мень шинствам право получать образование на родном языке, но, конечно, не предписывают создания детских садов с национальными входами. Тем не менее многие школы и техучилища в Восточной Славонии работают по такому же принципу: если хорватские ребята ходят на занятия с утра, то сербские — после обеда. И наоборот. ...48-летний Славко Докманович, бывший мэр Вуковара, покончил с собой в камере пенитенциарного комплек са Гаагского трибунала в ночь с 28 на 29 июня 1998 года, за несколько дней до оглашения приговора. Заключенный повесился на шнуре от электробритвы, привязанном к дверной петле; предсмертной записки он не оставил. На свободе у Докмановича остались жена, сын-подросток и беременная дочь. «Теперь ты — в небесной Сербии рядом со святым Савой и целыми поколениями героев, которые, как и ты, пожертвовали собой за свободу отечества», — па тетически заявил после страшного происшествия адвокат покойного. «Докманович покончил с жизнью потому, что был преступником, которого замучила совесть», — написа ли в хорватских газетах. Правда о Славко Докмановиче может быть проще или сложнее, но наверняка эта правда — гораздо обыденнее. Докманович вряд ли был героем, как не был он и кровавым убийцей. Он был усталым, больным человеком, который, похоже, не выдержал психологического напряжения и страха, терзавших его годами. После кончины Докманови ча уголовное дело, как того требует юридическая процеду ра, закрыли, вердикт суда никто и никогда уже не огласит, однако журналисты прознали, что судьи намеревались приговорить обвиняемого к восьми или десяти годам тю ремного заключения. И не решись он на последний в сво

Андрей Шарый

ей жизни отчаянный шаг, сейчас уже мог бы считать дни до освобождения. Но ждать Докманович не хотел. Еще и потому, что на предупреждения психиатров о том, что подсудимый нахо дится в тяжелом эмоциональном состоянии («тюремный психоз галлюцинарно-параноидального типа с периодиче скими депрессивными реакциями»), администрация три бунала, похоже, реагировала формально. Как утверждают адвокаты, Докмановичу чудилось, что в соседнем помеще нии пытают членов его семьи, однажды он попытался уст роить в камере пожар. Надзор за заключенным усилили, над его постелью установили видеоаппаратуру, однако не понятно, почему Докмановича не перевели в тюремную больницу, под круглосуточное наблюдение врачей. Ут верждали, что накануне смерти Докманович постоянно звонил адвокатам, угрожая самоубийством и жалуясь на то, что прокуратура хочет его уничтожить. В день смерти по решению врача в камере Докманови ча постоянно горел свет, охранник заглядывал в окошечко двери каждые полчаса. Но тяга к смерти оказалась хитрее: с помощью куска проволоки заключенный устроил корот кое замыкание, и в темноте охранники не смогли быстро открыть заблокированные электрическим замком двери. Когда открыли - оказалось поздно. Из документов Гаагского трибунала. Письмо к матери сербского добровольца Ивицы Андрича, бойца 4-го Вуковарского отряда: Мама, когда ты получишь это письмо, знай, что его писал не трус, а патриот, который, если потребуется, готов отдать жизнь за то, что завоевал для нас святой Сава - за Сербскую Славу. И пусть тебе будет не горестно, а радостно, не печалься, а весе лись, открыто смотри в глаза любому. Скажи ему: я родила сы на, который всегда будет на стороне Святосавской Православ ной Веры. Скажи и то, что твой сын будет оборонять Мать-Сербию до конца, что твой сын готов за Мать-Сербию отдать жизнь, отдать жизнь за борьбу и славу наших предков. Поэтому научи моих брата и сестру всему о сербах и Сербии, расскажи им о ее князьях, о ее царях, о стране, в которой сербы полвека были слугами

превратившихся

вампиров

ников и коммунистических фанатиков.

усташей,

чернорубашеч

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

Андрич погиб в Вуковаре в ноябре 1991 года. Кроме письма, в карманах его комбинезона нашли несколько гор стей золотых цепочек, колец и медальонов, снятых с уби тых. Ивица Андрич охотно рассказывал об этих трофеях товарищам по борьбе за Мать-Сербию. Матери об этом он не написал. Вуковар — городок на хорватском берегу Дуная, в кото ром до войны проживало около 50 тысяч человек. Город был как город: Божий храм, графский дворец в стиле барокко, ухоженная речная набережная. Вокруг - пшеничные поля, нефтяные, довольно богатые по местным меркам скважины. Слава о славонских виноградниках дошла даже до Брита нии: английская королева, говорят, заказывала к своему столу терпкое вино траминац из местных погребов. Война пришла сюда почти сразу после социализма, и сербы, и хор ваты лихорадочно формировали отряды самообороны, власть дробилась и становилась бессильной. Стали пропа дать люди: в сербских селах - хорваты, в хорватских — сер бы. К весне 1991 года Вуковар захватило безвластие. Непомерное влияние весной и летом 1991 года приобрел в Восточной Славонии называвший себя помощником министра внутренних дел Хорватии Томислав Мерчеп. Паравоенные груп пы под его командованием занимались в Вуковаре и его окрест ностях «наведением порядка» - обыскивали квартиры «неблаго надежных» сербов, конфисковывали автомобили, проводили не законные аресты. Местные хорватские политики жаловались на ретивого командира в Загреб, однако из Вуковара он исчез только после того, как в пригородах начались серьезные бои. Личностью Мерчепа, одного из одиозных хорватских полевых командиров, Международный трибунал заинтересовался давно. Однако, хотя группа гаагских следователей работала по его де лу не один год, обвинение в адрес Мерчепа не выдвинули и че рез десятилетие после начала войны. По данным трибунала, не менее двух десятков бойцов из отрядов Мерчепа причастны к совершению военных преступлений: они занимались ликвида цией сербов в Загребе, проводили карательные операции в Вос точной Славонии и в местечке под названием Пакрачка Поляна. По самым громким делам хорватская прокуратура вынуждена была возбудить уголовные дела, несколько человек арестовали, но общественная атмосфера в стране в девяностые годы не под разумевала, что «своих» будут судить всерьез. Славу народного

Андрей Шарый

мстителя Мерчеп, правда, потерял, но и преступником назван не был. Он даже принял участие в борьбе за пост президента Хор ватии, именуя себя «героем обороны Вуковара».

Вот как на процессе над Докмановичем описал ситуа цию в Восточной Славонии обвинитель Клинт Вильямсон: «Перед началом войны хорваты не слишком настаивали на том, чтобы отыскать общий язык с сербами, а сербы ис пользовали эти настроения как предлог для начала воору женного конфликта. Сербы выбрали войну, поскольку бы ли уверены в победе». Части Югославской народной армии и паравоенные сербские формирования взяли город в оса ду в конце лета 1991 года. Бои оказались неравными: две тысячи бойцов хорватской территориальной обороны про тивостояли 30 тысячам хорошо вооруженных сербских во енных. За время осады, по сведениям белградской газеты «Данас», с обеих сторон погибли три тысячи мирных жите лей и три тысячи бойцов. В середине ноября город, остав ленный почти всеми жителями, превращенный в руины танковым и артиллерийским обстрелами, пал. Хорватов выгнали из Восточной Славонии. Вуковар на четыре года превратился в центр одной из областей так называемой Республики Сербская Краина, трех не связанных общей границей хорватских территорий, попавших под контроль сербских сепаратистов. Все это время мэром самого круп ного города непризнанной республики и одним из членов ее кабинета министров оставался Славко Докманович. Журналистам он не стыдился заявлять: «Вуковар — это сербский город». Мой знакомый по прозвищу Туфо — мусульманин из сербской области Санджак. В 1991 году он воевал под Вуковаром в чине капитана югославской армии. «Мы никого не убивали и никого не грабили, — рассказывал Туфо, — не ужели ты можешь вообразить, что я, офицер и в ту пору — коммунист, способен на такое? Мы ничего не жгли, — го ворил Туфо, — но за армейскими подразделениями шли па равоенные банды». «Ты видел, как убивали? Как граби ли?» — спрашивал я. Туфо молчал. Из армии он демобили зовался при первой же возможности. Когда мы прощались,

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

Туфо признался: «Больше всего на свете я жалею о том, что развалилась Югославия». Происходившее в Восточной Славонии многим сербам казалось всего лишь логичным эпизодом жестокой битвы за сохранение Югославии, за сербские национальные интере сы, борьбы, в которой дозволены все средства. Истории этой войны, к счастью, известны и другие эпизоды: подпол ковник Милан Еремич в октябре 1991 года подал рапорт ко мандованию Первого военного округа ЮНА о преступле ниях сербских паравоенных отрядов «Душан Сильный» и «Тигры Аркана» в районе Вуковара. Но реакции из Белгра да не последовало, и Еремич подал в отставку. Историки режима Туджмана постарались закрепить за Вуковаром славу символа всенародного отпора сербской агрессии, постарались сделать город эмблемой националь ной жертвенности. Вокруг трагедии Вуковара оказалось в избытке фальшивой патетики. В Загребе организовали об щественное движение «Вуковарские матери» — для членов семей бойцов, погибших в Восточной Славонии. Одна из «вуковарских матерей», пожилая Катарина Шолич, поте рявшая на войне девять мужчин из своей семьи, непремен но заседала в президиумах разного рода патриотических форумов, участвовала во встречах с иностранными делега циями в качестве наглядного примера страданий хорват ского народа. О Вуковаре слагали патриотические песни (помню рок-н-ролл под названием «Запомните Вуковар!»), сочиняли исполненные мелодраматизма стихи. Тогдашний чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров, сочувствовав ший идее хорватской независимости, основал благотвори тельный фонд «Вуковар» и проводил ежегодный шахмат ный турнир под тем же названием. В Загребе преследовали одну цель: убедить весь мир в том, что со стороны сербов битва за Вуковар была ярким примером неправедной за хватнической войны, которой дирижировали из Белграда. Тот факт, что во время вуковарской кампании серб ские военные совершали преступления, не подвергали со мнению ни работавшие в зоне конфликта иностранные журналисты, ни следователи Гаагского трибунала. Обви нение против трех офицеров ЮНА — Миле Мркшича, Ми рослава Радича и Веселина Шливанчанина — прокуратура

Андрей Шарый

трибунала выдвинула осенью 1995 года. Речь в обвинитель ных документах шла о расправе над 260 пациентами и со трудниками вуковарской городской больницы. Их, попав ших в плен, после того как сербы заняли горящий город, 20 ноября 1991 года вывезли на птицеферму в окрестностях Вуковара, часами немилосердно избивали, а затем группа ми по 10—20 человек расстреляли в поле между селами Овчаре и Грабова. Расстреляли за то, что они не были сер бами. Акция возмездия проводилась демонстративно, как урок хорватам: чтобы знали, кто отныне и навеки хозяин Восточной Славонии. Представителям Красного Креста, наблюдавшим за эвакуацией больницы, майор с забавной фамилией Шливанчанин заявил: «Это — моя страна, это — Югославия! Здесь я командую!» Трупы зарыли в выкопан ную экскаваторами могилу, и, как сообщили в Гааге свиде тели обвинения, вскоре на месте побоища появился Докманович — видимо, проверял, все ли военные сделали «как надо». Через год захоронение обнаружили международные наблюдатели, но до конца войны эксгумировать трупы не смогли. Миссия ООН поставила у могилы блокпост. Ос танки почти 200 человек извлекли из страшной ямы осе нью 1996 года. Обвиненные в организации этой бойни офицеры, если судить по их выступлениям в печати, никакого смущения не испытывали. Полковник Мркшич вскоре стал генера лом и начальником штаба вооруженных сил самопровоз глашенной республики. Воевала его армия неважно, и по сле разгрома сербов в Хорватии Мркшич не смог найти се бе высокопоставленных покровителей. Весной 2002 года его вынудили сдаться Гаагскому трибуналу. Веселин Шли ванчанин после войны получил под командование мотори зованную бригаду в Черногории, а потом до выхода в от ставку в 2001 году в чине полковника преподавал тактику в белградской военной академии. Жил он не скрываясь, на писал автобиографическую книгу под красноречивым на званием «Это моя страна», часто встречался с журналиста ми. Шливанчанин уверял, что Гаагского трибунала не бо ится: «Обвинения я воспринял не только как личное уни жение, но и как клевету в адрес всех тех, кто был на поле боя. Мне не перед кем оправдываться, я спокоен и перед

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

своей совестью, и перед своим народом. Я не зверь, не кро вопийца, я самый обычный человек, который наслаждает ся всем тем, что красиво. Больше всего я люблю свой народ и свою родину, за которую и боролся. Я признаю только суд моего народа, и никакой другой». Сербский народ без крайней необходимости судить этого своего сына и не со бирался. Полковник слыл популярным офицером, а в го роде Вальево одно время даже выпускали сливовую водку под названием «Шливанчанин». Арестовали Шливанчанина летом 2003 года, точно в день его пятидесятилетия, при драматических обстоятель ствах: белградскую квартиру полковника полиция держала в осаде 10 часов, пока пиротехники не высадили взрывом бронированные двери. У подъезда все это время под руко водством «Комитета защиты Веселина Шливанчанина» бу шевала демонстрация верных «идеям сербства» горожан. Разгоряченные патриоты забрасывали полицейских кам нями, получая в ответ гранаты со слезоточивым газом. Бы ли ранены почти сто человек, но защищать своего кумира «до последней капли крови», вопреки обещаниям, сторон ники Шливанчанина не стали. Славко Докманович таких почестей, такой любви на родной не снискал. К тому моменту, когда его имя появи лось в обвинительных документах Гаагского трибунала (весна 1996-го), бывший уже мэр перебрался из Вуковара в Сербию. Оттуда он и приезжал в Восточную Славонию, где встречался с международными представителями «для про яснения своего статуса в связи с событиями военного пе риода». По дороге на одно из таких собеседований Докмановича арестовали и отправили в Гаагу. Прокурор добивал ся пожизненного заключения, адвокат утверждал: «Докма нович не был ключевой фигурой в Вуковаре, он не пользо вался авторитетом, особенно в среде военных, он не имел возможности предотвратить уничтожение пленных». Если верить заявлениям защиты и самого Докмановича, он даже не был знаком с другими фигурантами дела. Но такого ро да оправдания судьи в расчет не приняли: Докманович, бу дучи видным местным политиком, сотрудничал с сербски ми военными, не выражал негодования в связи с их дейст виями, наконец, не покинул свой пост в знак протеста. Во

Андрей Шарый

енные не таили от гражданских властей своих планов: ут ром рокового 20 ноября майор Шливанчанин посетил за седание правительства, на котором присутствовал и Докманович, в то время как автобусы с пленными-смертниками уже дожидались приказа отправляться к деревне Овча ре. Когда совещание окончилось, премьер-министр за явил: «Принято решение, согласно которому этим усташам не разрешено покидать территорию сербской области Вос точная Славония». В Сербии, впрочем, предполагают, что офицеры ЮНА несут лишь косвенную ответственность за трагедию, а расстреливали беззащитных пленных бойцы паравоенных отрядов, тех самых, о которых говорил мой знакомый Туфо. Прокуратура Гаагского трибунала, на сколько мне известно, такие предположения не разделяет. Показания Докмановича — предмет не слишком захва тывающего чтения, решительно не соответствующего тра гизму момента. Подсудимый сбивчиво, вяло, словно нехо тя, отбивался от обвинений, и к концу процесса, вероятно, в душе Докмановича угасли последние проблески интереса к тому, как сложится его судьба. Виновным он себя не при знал, но кто знает, как в беседах с Богом — или с самим со бой — Докманович оценивал события тех дней и свою в них роль. Я не верю в то, что смерть Докмановича стала страш ным актом покаяния, не думаю даже, что эту кончину мож но считать символом осмысленного протеста или следст вием выстраданного порыва больной души. Война может иногда до такой степени разрушить человеческую психику, что некоторым жизнь покажется нестерпимой пыткой. Но, конечно, далеко не всем — иные бессмысленную смерть считают достойным почитания примером, свидетельством высшего патриотизма, высшей ответственности перед на родом и отечеством. Причем смерть не чью-нибудь, а свою собственную. ...11 апреля 2002 года в Белграде выдался теплый, лет ний почти день. Обрадованные хорошей погодой мамаши вывезли младенцев в колясках в Пионерский парк, хоть и неприбранный и неуютный, но все же поприятнее пыль ных проспектов. Послеобеденное солнце согревало лысо ватые поляны. С парковых скамеек даже в сумерках хоро шо виден зеленый купол парламента; пока не появилась

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

листва, и он служил напоминанием о том, что лето уже близко. Около семи часов вечера у фронтона парламент ского здания, рядом с которым два каменных полуобна женных атланта вот уже которое десятилетие обуздывают вставших на дыбы жеребцов, появился бывший министр внутренних дел и депутат парламента Сербии, 65-летний Влайко Стоилькович. Он явно не был склонен к тому, что бы наслаждаться весной. Стоилькович достал из кармана пистолет «беретта» и пустил себе в висок пулю. За несколь ко минут до самоубийства бывший министр передал одно му из депутатов прощальное письмо. Этот документ разме ром в 15 страниц самоубийца от руки составлял несколько месяцев. В день рокового выстрела парламент Союзной Респуб лики Югославия принял закон о сотрудничестве с Гаагским трибуналом, устранивший юридические препятствия, кото рые, как считали в Белграде, ранее делали невозможной вы дачу граждан страны международному правосудию. В спис ке обвиняемых Гаагским трибуналом, в деле под номером 37, значилась и фамилия Стоильковича. Обвинение против сербского министра внутренних дел выдвинули в конце мая 1999 года, в разгар операции НАТО в Югославии и сербскоалбанского конфликта в Косове. Прокуратура трибунала возложила на тогдашнего президента Югославии Милоше вича и четверых его ближайших сотрудников, Стоильковича в их числе, ответственность за кампанию «террора и наси лия» против албанского населения края. В результате этой кампании с целью изменения этнической карты края из Ко сова в течение нескольких недель были изгнаны более 800 тысяч человек, их имущество и документы сожжены, не сколько тысяч человек убиты. Из братских могил в Косове эксгумировано более четырех тысяч трупов, захоронения находили и в других областях Сербии. В начале апреля 1999 года мощное течение Дуная вблизи городка Текия на востоке Сербии вынесло на поверхность реки грузовик-рефрижератор марки «Мерседес», принадлежавший косовской фирме по переработке мяса «Прогрес». Обнаружив ший машину рыбак вызвал полицию. Когда грузовик на глазах толпы зевак вытащили на берег, выяснилось, что огромная холо дильная камера «Мерседеса» набита полуразложившимися тру

Андрей Шарый

пами албанцев. Случившееся сочли государственной тайной, очевидцам приказали молчать, 86 трупов, среди которых были и детские, и старческие тела, и тела мужчин в военной форме, за хоронили в местечке Петрово Село, на территории базы отряда специальной полиции. Позже из этой братской могилы извлекли останки почти 900 человек; на многих телах обнаружены следы пыток и истязаний. А рефрижератор фирмы «Прогрес» полиция взорвала. Об этой страшной истории, получившей название «Опера ция «Глубина-два», стало широко известно только два года спу стя, когда Милошевича уже арестовали, а Стоилькович еще и не собирался сочинять прощальное письмо. Ужасные фотографии обошли все газеты, а новое руководство МВД сообщило: этот рефрижератор - не единственный. Надо полагать, проводилась и операция «Глубина-один». Следы совершенных в Косове пре ступлений, о чем свидетельствует рассекреченная документа ция министерства, уничтожались систематически. Согласно белградской правительственной информации, приказ о прове дении подобных делу «Глубина-два» операций Слободан Мило шевич лично отдал в марте 1999 министру Стоильковичу и руко водителям других силовых и специальных ведомств.

...«Скорая», вызванная перепуганными сотрудниками парламента, приехала очень быстро, в белградском Центре клинической медицины Стоильковичу немедленно сдела ли операцию. Но усилия врачей оказались тщетными: не счастный так и не вышел из состояния комы, прожив лишь двое суток. Вот что Стоилькович, в частности, написал в прощальном письме: «Этим поступком я выражаю протест против марионеточного режима, совершившего в Югосла вии государственный переворот. Я прямо обвиняю власти в грубейшем нарушении конституции и законов страны, в проведении политики предательства и капитуляции. Я хо чу присоединиться к тем героям, к моим полицейским, к военным, которые продемонстрировали беспрецедентный героизм, к тем тремстам полицейским, которые отдали в Косове жизни, защищая страну и народ от преступников. Патриоты этой страны найдут способ отомстить за меня». Самоубийство Стоильковича подняло в Белграде по больше шума, чем кончина давно отписанного в Гаагу Докмановича. Вечером на площади у здания парламента

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

состоялся митинг, правда, немногочисленный, собралось всего сотни две сторонников Милошевича. Их выкрики — «Убийцы!», «Предатели!», «Месть!» — уже не могли поме шать мамашам из Пионерского парка, те давно разошлись по домам. Мстить бессильная «старая гвардия» собиралась «антинародным властям», которые довели экс-министра до смерти, узаконив возможность выдачи обвиняемых Международным трибуналом в Гаагу. Адвокат покойного Бранимир Гугл назвал подзащитного «первой жертвой ан тиконституционного закона». По его словам, Стоилькович планировал совершить самоубийство у стелы с вечным ог нем (памятник «сопротивлению Югославии агрессии НАТО»), потом — сидя в последнем ряду зала заседаний парламента, но в конце концов, видимо, решил, что смерть на ступеньках будет выглядеть поэффектнее. Социалистическая партия Сербии, в руководстве кото рой долгие годы состоял покойный, заявила следующее: «Это поступок героя, который не мог допустить, чтобы его судили иностранные враги и их домашние приспешники». Речи примерно такого же содержания звучали и на похоро нах Стоильковича в его родном городе Пожаревац. Брат усопшего Драгослав заявил: «Ты написал свое последнее письмо кровью и собственноручно запечатал его». Власти, в адрес которых сторонники бывшего режима отпускали гневные реплики, отреагировали на трагедию сдержанно. Суммировал разные оценки преемник Стоильковича на посту министра внутренних дел Сербии Зоран Живкович: «Самоубийство — не способ бороться за свои или чужие права. Надеюсь, что ни один из других обвиняемых Гааг ским трибунатом не совершит ничего подобного — это бы ло бы совершенно иррационально». А косовские албанцы не сочли нужным скрывать удовлетворения. Вот цинич ный аншлаг с первой полосы приштинской газеты: «Убий це албанцев — пулю в голову». Из статьи в белградском издании еженедельника «Ре портер», апрель 2002 года. Министр полиции Милошевича сдержал свое слово. Его уг розы - он скорее совершит самоубийство, чем отправится в гос ти в Гаагу - никто не воспринимал всерьез. Выбрав «геройскую

Андрей Шарый

смерть», Стоилькович сыграл жуткую шутку со всеми: не только с товарищами по партии, которые позволили ему довести страш ный замысел до конца, но и с теми, кто, осчастливленный оконча нием долгой дискуссии о новом законе, не обращал внимания на суицидальные сигналы, которые подавал экс-министр. Кажется по меньшей мере невероятным, что человек, имя ко торого значилось одним из первых в списке обвиняемых

Гаагским

трибуналом, оказался до такой степени неинтересным, что в ре шительный момент не нашлось никого, кто предотвратил бы его самоубийственный

поступок.

Остается

непонятным,

почему

за

Стоильковичем не установили контроль специальные службы. Ес ли бы полицейские повнимательнее читали газеты, они знали бы, что собирается предпринять их бывший начальник. Сколь бы экс травагантными

ни

выглядели

заявления

Стоильковича,

все

же

тем, кто хорошо знал этого человека, должно было прийти в голо ву: с ним происходит нечто странное. Неладное заметила даже соседка

Стоильковича.

Она

рассказала:

экс-министр

целыми

днями в квартале, где жил, декламировал фрагменты из своего прощального письма. Чтобы вся ситуация выглядела по-сербски трагикомичной, соседка добавила, что в тот страшный день даже пудель Стоильковича проявлял признаки беспокойства.

О тайных механизмах режима Милошевича Влайко Стоилькович знал немало, хотя бы потому, что сам являл ся одной из мощных пружин в этом хитром устройстве. Ес ли бы экс-министр вдруг захотел говорить, то рассказать мог бы многое. Стоилькович считался близким другом че ты Милошевичей; в последний год жизни он, как говорят, начал писать мемуары, но так ничего и не опубликовал. В могилу он унес не только информацию об обстоятельст вах того, как в Белграде планировалась и осуществлялась косовская политика, как изгоняли и убивали албанцев, как их трупы топили в Дунае, но и тайну нескольких громких политических убийств и покушений, выгодных режиму, которому Стоилькович так преданно служил. Он был на стоящим силовым министром в стране, где государствен ный интерес всегда считался важнее интересов граждан. Под его руководством полиция подавляла выступления оп позиции, арестовывала студенческих активистов, пресле довала либеральных журналистов, вела слежку за против никами власти. В этой стране такие, как Стоилькович, все гда были неподсудны, и, не сложись столь своеобразно

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

международные обстоятельства, экс-министр наверняка спокойно дописал бы на пенсии свои воспоминания о до стойно прожитой жизни. Пожалуй, смерть Стоильковича закономерна в той же степени, в какой логичны обстоя тельства, в силу которых Милошевич в конце концов ока зался на скамье подсудимых Гаагского трибунала. В Сер бии окончилась целая историческая эпоха репрессий. Ее старые солдаты оказались никому не нужны. Самый попу лярный белградский политический еженедельник «Време» в номере по итогам 2002 года о самоубийстве бывшего ми нистра даже не упомянул.

Вид на море в Схевенингене

Если что живо во мне, то это немного старой поэзии настоящих вересковых лугов. Винсент Ван Гог, из писем к брату Тео.

Злодеи выкрали из амстердамского музея Ван Гога картину «Вид на море в Схевенингене» на рассвете 7 дека бря 2002 года. Преступники проникли в здание через ма ленькое окошко, выходящее в тенистый двор, а на стену до уровня второго этажа поднялись по приставной лестнице, которую неблагоразумно оставили на ночь рабочие-ре монтники. Больше полиция ничего не выяснила, картину так и не нашли. Винсент Ван Гог написал пейзаж «Вид на море в Схеве нингене» масляными красками на полотне в конце августа 1882 года. По мнению искусствоведов, особую убедитель ность изображению темного неба и бурного моря с качаю щимся на волнах рыбацким судном придала виртуозная техника мастера, использование грубой кисти и похожих на плевки мелких мазков. Художнику мешала работать ве треная погода, к влажному полотну прилипали песчинки. Некоторые песчинки Ван Гог так и не счистил, они навсег да остались плыть в нарисованном море и парить в нарисо ванном небе. В 1882 году полубезумный гений жил в Гааге в абсо лютной нищете и был влюблен в проститутку Син, Хрис тину Марию Хурник. Считается, что в работах того перио да Ван Гог передал тихий семейный уют и чувство отчая ния, мучившее художника всю жизнь. Роман с Син про длился полтора года, а отчаяние Ван Гог глушил абсентом, что только усиливало душевную болезнь, от которой ху

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

дожник в конце концов и застрелился. Хотя, может быть, умер он от отчаяния, которое не излечить ни любовью, ни живописью, ни полынной водкой. В августе 1882 года Ван Гог написал еще один пейзаж, «Пляж в Схевенингене в ти хую погоду». В тихую погоду его побережье выглядит ни чуть не радостнее, чем во время шторма. Теперь в Схевенингене другой вид на море. Это чопор ный курорт, куда без риска получить тепловой удар съезжа ются на отдых респектабельные пенсионеры. Вдоль блек лого моря под линялым небом выстроились в шеренгу низ кие шезлонги, устойчивость которых не в силах победить тот ветер, что мешал творить Ван Гогу. Ветер в пустом раз дражении яростно хлопает флагами над террасой отеля «Курхаус», пугая толпу туристов в белых панамках. Если на закате выйти на песчаную полосу между кром кой моря и бетонной набережной, если, закутавшись в плащ, устроиться в шезлонге лицом к волне, в душе появ ляется непонятная сосущая тоска. Рыбацких лодок теперь не увидишь, только на далеком горизонте маячит сухогруз или танкер. Пленку серого мокрого пространства кое-где подернет рябью волна; воздушный поток погонит прочь, под низкое облако, безымянную птицу. Море в Схевенин гене не бывает голубым, а небо не бывает синим. В полукилометре от пляжа череду отелей сменяет чере да песчаных дюн, стянутых колючим кустарником. Сюда еще не добралась курортная цивилизация; тут, в уголке от чаяния, вполне мог бы и сейчас трудиться Ван Гог, копи ровать на холст для истории море в Схевенингене в тихую погоду. Площадь Черчилля — седьмая или восьмая трамвайная остановка от пляжа. На этой площади Международный трибунал арендует у голландской страховой компании «Аегон» серое, массивное, как сундук, здание. На площади торжествует идея масштабного городского строительства; жалкое искусственное озерцо, забранное в бетонную раму, напрасно пытается придать оттенок неформальности бю рократическому дизайну. В этом сером здании за забором и шлагбаумом пять раз в неделю в десять часов утра открываются заседания трибу нала. «Прошу всех встать! Суд идет!» В отделенном от зри

Андрей Шарый

тельского сектора пуленепробиваемым и звуконепроница емым стеклом зале торжественно появляются судьи, обла ченные в широкие мантии. Представители обвинения и за щиты сидят по обе стороны от членов судебной коллегии, друг напротив друга — так, что публике видны лишь озабо ченные лица да белые кружевные воротнички, эффектно оттеняющие черные складки одеяний. Есть в ритуалах это го суда нечто не то от средневековой драмы, не то от коме дии. Тот, кто защищает, и тот, кто обвиняет, — в черно-бе лых цветах Домино; тот, кто выносит приговор, — в черном и красном, как Арлекин. Рабы правовой процедуры, судьи, адвокаты, обвинители, как рыбки в аквариуме, беззвучно движутся и жестикулируют за толстым стеклом, шевелят губами, недоуменно качают головами и вскидывают брови. Они обвиняют, защищают, приговаривают. Декорации статичны: два голубых флага ООН, несколько дюжих ох ранников в голубых рубашках с короткими рукавчиками и в брюках с синими генеральскими лампасами. Присутствовать на большинстве слушаний трибунала может любой любопытствующий. Нужно только получить в бюро пропусков билетик на зрительское место в один из залов заседаний. В самом большом из них — сотня кресел для публики: треть для журналистов, треть для гостей три бунала, остальные места занимают «простые» посетители и родственники участников процесса. В состав Международного трибунала входят прокура тура, коллегии судей и секретариат. Для юристов, особен но из небольших и не слишком богатых стран, кажется, не возможно придумать места работы лучше — солидная зар плата, обеспеченный карьерный рост, высокий междуна родный авторитет. Один из адвокатов из Сербии, с кото рым я беседовал в перерыве между заседаниями, сформу лировал отношение к трибуналу максимально емко: «Да попасть сюда — вызов карьеры для любого!» Не бывает, однако, правил без исключений. Первым главным прокурором трибунала Совет Безопасности ООН утвердил венесуэльского правоведа Рамона Эскобара-Салома, который, приняв поначалу предложение, отказался от престижной должности, поскольку получил пост мини стра внутренних дел своей страны. Полгода, пока подыс

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

кивали замену, прокурорские обязанности выполнял юрист из Австралии Грэхем Блювитт (в должности замес тителя главного прокурора он проработал в Гааге больше десяти лет). В августе 1994 года прокуратуру возглавил про фессор права из ЮАР Ричард Голдстоун. Через два года его сменила канадский юрист Луиза Арбур, а в сентябре 1999 года на пост заступила Карла дель Понте. В России она известна как бывший генеральный прокурор Швейца рии, в чьем ведении находилось дело управляющего дела ми Президента России Павла Бородина и фирмы «Мобитекс», сомнительным образом выполнявшей реставраци онные работы в Кремле. Принципиальность, проявленная госпожой дель Пон те при разбирательстве «кремлевского скандала», никуда не делась и после переезда в Гаагу. Может быть, дело не только в личных качествах, но еще и в том, что понимание задач профессии у дель Понте и ее предшественников на посту главного прокурора совпадает со статусом должнос ти. И в юридическом, и в политическом отношении проку ратура трибунала независима, более того — она не имеет права принимать рекомендации или наставления от како го-либо президента, правительства или международной организации. И Голдстоуна, и Арбур, и дель Понте много кратно обвиняли в ангажированности, но делали это почти всегда те, для кого политическая пристрастность составля ет основу мировоззрения. О возможностях политического влияния на прокурора и судей трибунала мне доводилось беседовать с Грэхемом Блювиттом. «Трибунал основан в политической атмосфе ре, — пояснил австралийский юрист. — В том, что касается условий создания трибунала, он - политическая организа ция. Но это не означает, что на независимость следствия и суда кто-то посягает. Другое дело, что мы пытаемся учиты вать возможные последствия своих решений на развитие ситуации в бывшей Югославии». Слова Блювитта хорошо иллюстрируют обстоятельства вы движения обвинения в адрес Слободана Милошевича весной 1999 года. В ту пору несложно было расценить заявления воз главлявшей тогда прокуратуру трибунала Луизы Арбур как поли

Андрей Шарый

тическое давление на Белград; западный мир активно искал до казательства того, что военное вмешательство Североатланти ческого альянса в Косове оправданно. Арбур подчеркивала, что прокуратура выдвинула обвинение против Милошевича, обра ботав данные о масштабных этнических чистках, которые плани ровали и совершали сербские военные в Косове. Эти данные, продолжала прокурор, трибуналу предоставили американские и британские спецслужбы. За два года до этого еженедельник «Време» сообщил: обви нения в адрес Милошевича за совершение военных преступле ний в Боснии и Герцеговине подготовлены, их оглашение - во прос политического решения. Если верить журналу, прокуратура намеревалась выдвинуть обвинения еще до подписания Дейтон ских соглашений, во второй половине 1995 года. Однако власти Великобритании по политическим причинам тогда не дали три буналу разрешения на использование в качестве судебных ма териалов перехватов телефонных переговоров между Милоше вичем и его ближайшими сотрудниками и лидерами боснийских сербов, записанных британским радиолокационным центром на Кипре. Юристы трибунала в частных разговорах утверждали, что доказательная база обвинения нуждается в укреплении. Один из работающих в прокуратуре трибунала юристов сказал мне: «По ка на скамье подсудимых не окажется кто-то из непосредствен ных подчиненных Милошевича, обвинений ждать не следует. Сейчас трибунал ключевым членам международного сообщест ва полезнее как угроза, чем как исполнение угрозы». Вряд ли американский президент или британский премьер сочтут для себя возможным оказывать на прокурора Гаагского трибунала прямое давление. Для корректировки деятельности международного суда существует достаточно косвенных мето дов. Правительство США или другой страны может поделиться со следствием данными своих разведывательных служб, но мо жет и не поделиться. Вот одно из объяснений того, как расшиф ровать выведенную Грэхемом Блювиттом формулу о работе в «политической атмосфере».

Судей Международного Гаагского трибунала избирает Генеральная Ассамблея ООН на конкурсной основе на че тырехлетний срок. В этом одно из принципиальных отли чий Гаагского трибунала от суда над нацистскими преступ никами: тогда судей назначали представители держав-победительниц. Любая страна — член всемирной организа ции имеет право предложить по две кандидатуры, после че

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

го Совет Безопасности формирует список, в который по падают 20 — 25 кандидатов, профессиональные качества которых соответствуют разработанным ООН критериям. 11 судей, все — из разных стран мира, от Китая до Гай аны, от Замбии до Португалии, в Гааге образуют три колле гии. Две занимаются рассмотрением дел и выносят приго воры; третья коллегия, в составе которой пять судей, — апелляционная. Судьи раз в два года избирают президента и вице-президента трибунала, а также председателей су дебных коллегий. Пост президента последовательно зани мали итальянец Антонио Кассезе, американка Габриэль Керк Макдоналд, француз Клод Жорда, американец Тео дор Мерон. Первый состав судей приведен к присяге в но ябре 1993 года. В 2000 году, когда количество рассматрива емых трибуналом дел существенно возросло, Совет Безо пасности принял решение о приглашении в Гаагу еще 27 «специальных» (ad Litem) судей, которые время от времени принимают участие в рассмотрении дел, но не участвуют в вынесении приговора. Насколько мне известно, за десять лет существования трибунала российские судьи в его рабо те не участвовали; один из «специальных» судей — гражда нин Украины. Секретаря Гаагского трибунала на четырехлетний срок назначает Генеральный секретарь ООН. Согласно сложив шейся практике, это юрист из Голландии. В обязанности секретариата, помимо административных и финансовых вопросов, входят техническое обеспечение работы следст вия и суда, связи с общественностью и журналистами, ор ганизация службы безопасности, службы переводов, защи ты жертв и свидетелей. Всего в Международном трибунале, включая технический персонал, работают около 1200 чело век из почти 80 стран мира (в том числе из России). Содер жание этого органа правосудия обходится мировому сооб ществу почти в 100 миллионов долларов в год. Случались ли ошибки в деятельности Международного трибунала? Неоднократно. Бывало ли так, что прокуратура выдвигала неоправданные, поспешные обвинения? Не раз. Могут ли лица, необоснованно обвиненные в совершении военных преступлений, более того, арестованные по тако му обвинению, рассчитывать на финансовую компенса

Андрей Шарый

цию? Только теоретически. Устав трибунала не предусмат ривает выплату компенсации за судебные или прокурор ские ошибки. И самые опытные юристы не берутся пред ставлять интересы тех, кто неправедно обвинен или арес тован, даже тех из них, кто провел за решеткой по несколь ко лет. В июле 1998 года бойцы чешского батальона миротвор ческих сил в Боснии арестовали близнецов Ненада и Предрага Бановичей, обвиняемых трибуналом в совершении во енных преступлений во время службы охранниками в серб ском концентрационном лагере Кератерм (дело IT-95-04, позже переквалифицировано в IT-02-65). На поверку за держанные оказались другими близнецами — братьями Миланом и Мирославом Вучковичами, не имевшими к во енным преступлениям и концлагерям никакого отноше ния. При аресте братьев избили и до того запугали, что Ми рослав в протоколе о задержании поставил свою подпись под фамилией Банович. Все разъяснилось только в Гааге. Международный представитель в Боснии Карлос Вестендорп объяснил случившееся «человеческой ошибкой». Как писала пресса в Белграде и Баня-Луке, братьям посовето вали не поднимать шума, а в качестве «отступных» предло жили хорошо оплачиваемую работу в международной мис сии ООН. В конце концов типично балканское решение проблемы нашел тогдашний премьер-министр Республики Сербской Милорад Додик: Вучковичам подарили станцию для автоматической мойки машин, помогли, так сказать, открыть свой бизнес. Вот что написал по этому поводу еже недельник «Репортер»: «Из-за ошибки генерального про курора трибунала премьер-министр вынужден был пуб лично давать взятку». Понятно, что Луиза Арбур к действи ям чешских миротворцев никакого отношения не имела. Понятно и другое: не будь несчастные Вучковичи просты ми сельскими парнями, скандал мог получиться куда гром че. Настоящие Бановичи через три года все-таки были аре стованы сербскими правоохранительными органами и вы даны в Гаагу. Одного из них, Ненада, в конце концов осво бодили из-за отсутствия доказательств его причастности к преступлениям. И он пытался вчинить иск правительству г

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

Сербии за незаконный арест, но республиканское минис терство юстиции посоветовало его адвокатам добиваться компенсации от трибунала... Иск против ООН (как учредителя Международного трибунала) подали адвокаты другого боснийского серба, обвиненного в совершении военных преступлений. Горан Лаич провел в следственном изоляторе в Схевенингене около двух лет из-за ошибки «error in persona» и в конце концов был отпущен на свободу. Его перепутали с другим Гораном Лаичем, тезкой и однофамильцем, проходившим по тому же делу о лагере Кератерм, что и братья Бановичи. 18 из 20 свидетелей обвинения в зале заседаний не смогли опознать подсудимого, один из двух оставшихся, уже дав показания, в них засомневался, другой вспомнил, что «у того» Горана Лаича не хватало зуба. Жалобу адвоката Лан ча в ООН отклонили. Не стали требовать компенсации от трибунала трое боснийских хорватов, братья Зоран, Мирьян и Влатко Купрешкичи, обвинявшиеся в участии в уничтожении дерев ни Ахмичи (дело IT-95-16). Купрешкичи добровольно сда лись трибуналу, провели в Гааге в заключении ровно четы ре года и были приговорены к разным срокам лишения свободы. Апелляционная коллегия признала приговор не правомочным, а обвинения в адрес братьев — несостоя тельными. Купрешкичей освободили. Такой вердикт дела ет честь беспристрастным судьям, но вот как быть с теми двенадцатью годами жизни, которые в общей сложности провели в заключении трое солдат, виновность которых так и не была доказана? Есть в практике трибунала и противоположный случай. Бос нийский хорват Златко Алексовски в военное время служил на чальником тюрьмы Каоник в Центральной Боснии; в этой тюрьме пытали и убивали пленных боснийских мусульман (дело IT-95-14). Адвокаты строили линию защиты на том, что Алексовски выпол нял в Каонике только обязанности администратора и не имел воз можности пресечь жестокое обращение с заключенными. В июне 1999 года обвиняемого оправдали по двум из трех пунктов обви нения и приговорили к двум с половиной годам тюрьмы, после че го тут же отпустили на свободу, поскольку в зачет заключения по шло время, проведенное Алексовски за решеткой в Гааге. Огла

Андрей Шарый

сив приговор, португальский судья Алмиро Родригес сказал: «Я надеюсь, вы воспользуетесь своей свободой самым лучшим образом». Вернувшись домой, Алексовски подал апелляцию, до биваясь признания своей полной невиновности, и вновь явился в Гаагу на заседание суда. Апелляционная коллегия приговорила Алексовски к семи годам тюрьмы. «Прежний приговор был явно неадекватным», - заявил председатель коллегии судья Ричард Мэй. Алексовски отбывал наказание в Финляндии, а в ноябре 2001 года был досрочно освобожден за хорошее поведение. Правовая суть дела Алексовски заключалась в споре о том, имел ли вооруженный конфликт в Боснии и Герцеговине между народный характер. Прокуратуре довольно долго не удавалось установить степень вовлеченности Хорватии в события в сосед ней Боснии. Обвинение, добивавшееся для Алексовски десяти летнего приговора за нарушения Женевских конвенций, не смогло в ходе слушаний убедить судей в безупречности своей позиции: нормы этих конвенций распространяются только на международные конфликты. К моменту пересмотра приговора Алексовски в ходе других процессов было установлено, что За греб несет прямую ответственность за хорватско-мусульман ский конфликт в Боснии. На основании этого прецедента уже ос вобожденный Алексовски снова оказался за решеткой.

Бурные дискуссии в республиках бывшей Югославии вызывает программа защиты свидетелей и потерпевших, которую использует Международный трибунал. Устав и правила процедуры трибунала не прописывают детали программы, официально многого на эту тему не узнаешь. Известно, однако, что для сохранения в тайне личностей свидетелей и потерпевших из открытой документации изымаются их имена; в тайне держат документы, которые могли бы этих людей идентифицировать даже на основа нии косвенных сведений. Свидетели или потерпевшие (каждому из них присваивается код - К-2, А-17, В-4) дают показания при помощи технических устройств, изменяю щих голос и внешний вид, таких как специальный микро фон или тонированный экран, отделяющий свидетеля от зала заседаний. Предусматриваются и «иные меры», кото рые, по всей вероятности, включают в себя предоставление документов на другое имя, проведение пластических опе раций, изменение гражданства.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

Свидетелем обвинения номер 141 (К-2) по делу Мило шевича выступал человек, прежде служивший в отряде специального назначения. Назвать самого К-2 преступни ком мешает только тот факт, что прокуратура не взялась доказывать его виновность в убийствах и проведении этни ческих чисток. Но суда над К-2 не будет, хотя он и не скры вал, что убивал и грабил. К-2 получил от прокуратуры га рантии того, что в «интересах правосудия», для доказатель ства вины куда более важного злодея — Милошевича, ему, К-2, будут прощены грехи, а имя останется в тайне. Даже не имея доступа к закрытым материалам дела, можно сде лать вывод: показания К-2 усилили позиции обвинения. Кстати, из показаний этого свидетеля следовало, что он за мешан еще и в убийстве сербского полевого командира Желько Ражнатовича. По этой причине выдачи К-2 доби вались правоохранительные органы Сербии, однако полу чили отказ: свидетель — под защитой трибунала. Пример К-2 показал: на статус «защищенного свидете ля» могут претендовать и те, кого разыскивает полиция. Весной 2003 года белградская печать писала о том, что ор ганизатор убийства премьер-министра Сербии Джинджича Милорад Лукович, которого полиции не удавалось за держать, через посредников предложил юристам трибуна ла компромат на Милошевича, а также пообещал способ ствовать аресту опальных лидеров боснийских сербов в том случае, если ему самому будет гарантирован иммунитет от судебных преследований. Представители трибунала и та кие сведения не комментируют: защита есть защита. Через залы заседаний в здании на площади Черчилля прошли сотни «защищенных» жертв и потерпевших. По терпевшие — как правило, женщины, изнасилованные во время этнических чисток; свидетели — родственники и друзья убитых и замученных, для которых открыто высту пать в суде значит наносить себе новую психологическую травму, а также те, кто опасается мести за свои показания. В практике трибунала уже случалось всякое. Бывало так, что «защищенный» свидетель, известный политик, кстати, вдруг называл свое имя во время дачи показаний. Встреча лись среди этой категории участников судебных процессов и такие, кто, пользуясь статусом, пытался давать ложные

Андрей Шарый

показания. Адвокат, неосторожно раскрывший имя «за щищенного» свидетеля, подвергся крупному денежному штрафу и едва не лишился профессиональной лицензии. В октябре 2002 года Карла дель Понте приняла решение о возбуждении уголовного дела (IT-02-54-T) против главно го редактора черногорской газеты «Дан» Душана Йовановича, обвиненного в оскорблении трибунала. За полтора месяца до этого газета «Дан» опубликовала статью, в кото рой раскрывалось имя свидетеля К-32, дававшего показа ния по делу Милошевича. С Йовановичем беседовали сле дователи трибунала; из слов редактора явствовало, что он намеренно нарушил тайну, рассчитывая, что публикация вызовет повышенный интерес читателей; кажется, журна лист и не собирался каяться. Между тем наказание за раз глашение тайны следствия Йовановичу грозит суровое: до семи лет лишения свободы или штраф свыше ста тысяч долларов. Другая, почти забавная, история связана с именем вицепремьера правительства Сербии, политика из Воеводины Миле Исакова. Свидетель С-48, бывший сотрудник службы безопас ности Сербии, обвинил Исакова в сотрудничестве с тайной по лицией. Если верить показаниям С-48, Исакова завербовали с помощью шантажа, воспользовавшись тем, что он, любитель азартных игр, однажды растратил в казино крупную казенную сумму. Оскорбленный политик вознамерился судиться с трибу налом, но адвокаты разъяснили, что шансов добиться хотя бы приема иска к рассмотрению у него нет. Исаков оказался не единственным в своем отчаянии: богатый сербский бизнесмен Боголюб Карич, в свое время входивший в окружение Милоше вича, пытался подать в суд на свидетеля В-129. Под этим «псев донимом» скрывалась бывшая секретарша Желько Ражнатовича, которая заявила трибуналу, что компания Карича финанси ровала сербские паравоенные формирования.

Трагические инциденты в деятельности трибунала ча ще всего связаны с арестом по запросу прокурора лиц, об виняемых в совершении военных преступлений. В январе 1999 года неподалеку от города Фоча в Восточной Боснии французские миротворцы застрелили бывшего командира специального подразделения сербской полиции Драгана

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

Гаговича. Его бойцы были виновны в совершении военных преступлений, например участвовали в массовых изнаси лованиях мусульманских женщин в городской тюрьме. По сле войны Гагович работал детским тренером по карате в спортивном клубе «Сутьеска». Обстоятельства его смерти так до конца и не выяснены. На своей машине, в салоне которой сидели четверо детей из спортивного клуба, Гаго вич возвращался в Србинье (так назвали Фочу после войны «сербские патриоты») с соревнований; оружия при нем не было. На шоссе автомобиль остановили спецназовцы; Га говича убили выстрелом в затылок (официально сообща лось, что он пытался развернуть машину, но был застрелен через лобовое стекло), автомобиль прошили еще 16 пуль. По счастливой случайности, никто из детей не пострадал. Главный прокурор Гаагского трибунала Луиза Арбур выразила сожаление в связи со случившимся и призвала всех обвиняемых сдаваться международному правосудию добровольно. Боснийские сербы назвали действия миро творцев «некорректным поступком, в результате которого лишился жизни человек, не получивший возможности оп ровергнуть выдвинутые в его адрес обвинения». Как рас сказывали, Гагович не был похож на «других» начальников полиции: его не боялись, к нему обращались за помощью и сербы, и мусульмане. «Этого человека осудили без суда, — писал белградский еженедельник «НИН». — А НАТО на те случаи, когда что-то происходит с невиновными, припасла следующий термин: «collateral damage», «побочный ущерб». Эксперты из влиятельной и хорошо информированной брюссельской Международной кризисной группы предпо ложили, что причиной убийства Гаговича могли стать мо тивы, далекие от интересов правосудия, не зря француз ские военные отказались передать следователям трибунала видеозапись инцидента. Есть подозрения, что Гаговича «убрали», поскольку в Гааге он мог наговорить лишнего о вовлеченности французских военных в криминальный бизнес в Восточной Боснии. Так или иначе, трибунал за крыл дело Гаговича, а расследование обстоятельств его убийства, которое в таких случаях проводят миротворчес кие силы, виновных не выявило.

Андрей Шарый

По обвинениям Гаагского трибунала международные миротворцы арестовали в Боснии около 20 человек. Со гласно практике последних лет, обвинение часто предъяв ляется в момент ареста, то есть потенциальный подсуди мый заранее может и не подозревать, что ему грозит. С од ной стороны, такая мера привела к успеху: обвиняемые, знавшие о том, что их могут арестовать, конечно, вели себя осторожнее. В августе 1999 года австрийская полиция за держала начальника штаба армии Республики Сербской генерала Момира Талича прямо в перерыве международ ной конференции по мерам безопасности на Балканах, проводившейся ОБСЕ в Вене. Генерал приехал в Австрию, не догадываясь, что имя его находится в списке обвиняе мых Гаагским трибуналом. Знал бы — либо остался бы до ма, либо сдался бы добровольно. С другой стороны, те, кто оказывает сопротивление при аресте, неизменно утверж дают: я и не представлял себе, кто именно пытался меня за держать: налетели люди в масках... Талич, как выяснилось, был смертельно болен, и через несколько месяцев после медицинского освидетельствова ния его отпустили умирать на родину. Генерал скончался в Белграде весной 2003 года. Суд так и не начался. Многие обвиняемые Гаагским трибуналом — закоре нелые убийцы и отпетые негодяи, которые прекрасно отда ют себе отчет в том, за какие преступления им предстоит отвечать. Бывший боец боснийско-сербского «спецназа» Янко Яньич обвинялся трибуналом по тому же делу, что и Гагович; он и не пытался скрывать, что руки у него в крови по локоть. В 1997 году Яньич дал интервью ВВС, заявив буквально следующее: «За пять тысяч немецких марок я расскажу вам все: о том, как я резал глотки, как убивал му сульман и вырывал им глаза». После войны Яньич открыто жил в Фоче-Србинье и предупреждал, что дорого продаст свою жизнь. Так он и сделал: при аресте взорвал себя руч ной гранатой, при этом ранив собственного брата и четве рых немецких солдат из миротворческого контингента. Боснийские сербы похоронили Яньича, которого при жиз ни боялись даже соседи, как героя. Один из выступавших на похоронах заявил: «Врагам сербов Янко показал, как па триоты умирают за народ».

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

Главный прокурор Международного трибунала не при нимает претензий, связанных с обстоятельствами ареста обвиняемых. Строго говоря, это претензии не столько к трибуналу, сколько ко всему мировому сообществу в лице ООН и международной миротворческой операции на Бал канах или национальных правоохранительных органов. Собственные просчеты в Гааге иногда пытаются исправить задним числом или просто сделать вид, что таких ошибок не было. В первые годы работы трибунала прокуратура про являла излишнюю поспешность. Под давлением «полити ческой атмосферы», предполагавшей быструю и эффектив ную работу нового суда, тогдашний главный прокурор Ри чард Голдстоун предъявил несколько обвинений, доказать которые, как показало время, оказалось практически не возможно. Речь идет, например, об обвинениях в адрес ко мандиров и надзирателей сербских концентрационных ла герей Омарска и Кератерм (дела IT-95-4 и IT-95-8), по ко торым проходили в общей сложности больше 30 человек. Непродуманно, по всей вероятности, было выдвинуто в феврале 1996 года обвинение против генерала армии бос нийской Республики Сербской Джордже Джукича (дело IT-96-20). Формально генерал-лейтенант Джукич считался четвертым лицом в боснийско-сербской военной иерар хии, но занимал небоевую должность заместителя началь ника генерального штаба по тыловому обеспечению. Джу кича и нескольких его подчиненных по случайному стече нию обстоятельств арестовали в сараевском пригороде боснийские мусульмане. По инициативе Сараева генерала и одного из его офицеров, полковника, отправили в Гаагу. Полковника продержали в тюрьме до середины апреля, а потом отпустили, так и не предъявив обвинений. Через не делю отправлен был в Белград и генерал Джукич, «в связи с плохим состоянием здоровья». Джукич действительно тя жело болел и через полтора года скончался. До момента его смерти следственные мероприятия по делу номер 20 фор мально продолжались, но сомнительно, что кто-то серьез но трудился над сбором обвинительных доказательств. Сложнее оказался случай с бывшим начальником генераль ного штаба вооруженных сил Хорватии генералом армии Янко

Андрей Шарый

Бобетко (дело IT-02-62). Этот генерал - самый высокопостав ленный хорватский военный, которого Международный трибу нал пытался привлечь к судебной ответственности. Многие хор ваты считают Бобетко, воевавшего еще в годы Второй мировой войны против фашистов в партизанской армии Тито, символом борьбы за независимость. Но дело, конечно, в другом: ни былые заслуги, ни общественный авторитет не дают защиты от судеб ного преследования. Бобетко обвинялся по принципу ответст венности командира за преступления хорватских военных во время одной из небольших наступательных операций, которая была разработана и проведена под его руководством в сентяб ре 1993 года. Обвинение утверждало: Бобетко знал о том, что солдаты под его командованием убивают мирных сербских жи телей и сжигают дома (в документах дела указаны имена 38 жертв), но не предотвратил преступлений и не наказал винов ных. События в так называемом «Медакском кармане» давно ин тересовали следователей Гаагского трибунала; Бобетко был не первым обвиняемым по этому делу. Вероятно, генерала в конце концов ждала тюрьма, тем более что в своей откровенной и до вольно хвастливой книге мемуаров «Все мои битвы» Бобетко по ведал такие подробности хорватских боевых операций, что, как не без оснований иронизировали в Загребе, «сам себя разобла чил». Но вот обстоятельство, о котором не могли не знать в Гаа ге: к моменту выдвижения обвинения, осенью 2002 года, Бобет ко было 83 года, он страдал сердечными заболеваниями, диабе том и атеросклерозом, к тому же перенес два инфаркта. Не нуж но было иметь отношения к юриспруденции или медицине, что бы понять: ветеран не доживет до суда. Действия трибунала Бобетко воспринял как вызов на по следний бой. «Если меня попытаются арестовать, живым я не сдамся! - заявил он журналистам. - Я уже предупредил жену, сыновей и старших внуков, чтобы они не удивлялись, если дой дет до самого плохого. Меня могут вытащить из дома только мертвым. Не раненым - мертвым!» Драма превратилась в фарс: на защиту Бобетко поднялись ура-патриоты, у дверей его особ няка круглосуточно дежурила «народная охрана». На поклон к ге нералу потянулись политики-националисты, которым вечно не хватает мучеников. Загребская газета «Вечерни лист» напечата ла плакат с портретом Бобетко и цитатой из его речи: «Я принял решение!» Правительство Хорватии вступило с Международным трибуналом в юридические препирательства. В январе 2003 го да в Загреб приехали врачи из Гааги, чтобы провести медицин ское освидетельствование обвиняемого. Вскоре генерал в оче редной раз слег в больницу, а весной скончался. Похороны Бо-

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

бетко превратились в митинг националистов, к числу которых сам генерал не принадлежал.

Прокуратура Гаагского трибунала с неизменным внешним безразличием воспринимает любую критику сво ей деятельности. Какие-то коррективы в тактику трибуна ла, вероятнее всего, вносились и по соображениям боль шой политики, и под влиянием общественного мнения, но публично руководители трибунала свои просчеты никогда не признавали. В ноябре 2000 года Международная кри зисная группа обнародовала доклад номер 103 «Кто они, люди, живущие по соседству с вами?». В этом исследова нии собраны сведения о 73 политиках, военных, чиновни ках из Республики Сербской, которые, как считали экс перты, представляют непосредственный интерес для Меж дународного трибунала, но все еще остаются на свободе. Все они действительно «живут по соседству», не скрыва ясь, и, судя по всему, чувствуют себя в безопасности. Поче му ни один из этих людей не попал в поле зрения Гаагско го трибунала? Целую череду ответов предложили и сами эксперты кризисной группы: от обоснованного предполо жения, что некоторые военные преступники, сохранившие былое влияние, оказались полезными международной ад министрации Боснии в борьбе против «националистичес ких элементов», и до напоминания: кое-кто из людей с преступным прошлым до сих пор имеет «собственные» во оруженные формирования, которых побаиваются иност ранные миротворцы. Вывод довольно грустный: учитывая, что только боснийские власти передали в Международный трибунал обвинительные документы на четыре тысячи че ловек, понятно, что всех военных преступников никто и никогда не арестует и не осудит. Даже если на каждого де сятого из этих нескольких тысяч есть основания завести уголовное дело — у Карлы дель Понте и ее преемников не початый край работы. Когда военный конфликт на Балканах затух, а на ска мье подсудимых в Гааге появились не только рядовые, но и генералы, видные политики, президенты, в международ ных кругах заговорили о том, что «трибунал должен ориен тировать свою стратегию на окончание деятельности». Эта

Андрей Шарый

стратегия такова: Гааге надлежит заниматься только «важ ными» судебными процессами, а остальные дела следует передать на рассмотрение органов правосудия в республи ках бывшей Югославии. Дискуссии о дальнейшей судьбе трибунала прекратились после того, как в 2002 году ООН учредила в той же Гааге постоянно действующий междуна родный суд по военным преступлениям. Ожидается, что последние обвинения прокуратура обнародует в конце 2004 года. Европа и Америка устали от Балкан; в мировой поли тике нового века появились другие приоритеты. Бесчис ленные тома уголовных дел, собранные следователями и подшитые судебными секретарями; миллионы страниц свидетельских показаний; весь этот документированный ужас, вся память о погибших и погубленных, вся кровь, весь пот и все слезы нескольких югославских войн когданибудь окажутся на стеллажах библиотек. Интерес к ним сохранят только скучные историки и архивариусы. «Юго славский» корпус в пенитенциарном центре демонтируют или приспособят под другие цели. А вот с курортным Схевенингеном ничего не случится. Разве что парапет пляжа протянется дальше к северу и гигантской бетонной линей кой отрежет от воды и волны череду безлюдных песчаных дюн. С берега Северного моря исчезнет еще один уголок отчаяния.

Дела 18, 22, 33, 43, 44, 53, 56, 57, 58, 60, 61, 63, 64

Р.ost S.rebrenica

История скрутила боснийцев в узел. «Дервиш и смерть».

До войны Момир Николич был коммунистом и препо давал в средней школе военную подготовку. В армию его мобилизовали в апреле 1992 года. За три года Николич до служился до звания капитана и лето 1995 года встретил в должности заместителя командира Первой пехотной бри гады Дринского корпуса армии Республики Сербской по вопросам безопасности. Может быть, ему не повезло, по тому что эта бригада дислоцировалась в городке Братунац, откуда Николич родом. Может быть, капитан не отдавал себе отчета в том, что происходит, соучастником каких чу довищных злодеяний он является. Николич действовал как все или как почти все, он выполнял преступные прика зы и отдавал преступные команды. Он стал преступником. После войны капитан демобилизовался и служил чи новником в министерстве. Он не разбогател, на работу попрежнему ездил на старенькой «Заставе» цвета спелой вишни. В 1996 году Николич так ответил на вопрос коррес пондента газеты «Бостон Глоуб» о Сребренице: «Вы требу ете, чтобы я прокомментировал события, о которых мне абсолютно ничего не известно». Через шесть лет его до ставили в Гаагу (дело IT-02-56, переквалифицировано в IT-02-60), а еще годом позже Николич написал покаянное письмо. В обмен на признание капитана в совершении преступлений и согласие давать показания против других

Андрей Шарый

фигурантов дела прокуратура отозвала главные обвинения в адрес Николича. Ему грозило пожизненное заключение, а так, написав письмо и формально покаявшись, он отси дит 15 или 20 лет. По крайней мере есть шанс пусть не жить, так хотя бы умереть на свободе. Из документов Гаагского трибунала. Заявление Момира Николича, дело IT-02-60.

В соответствии с занимаемой должностью и на основе уча стия в событиях и знания о них сообщаю следующее: намерения армии Республики Сербской в ходе нападения на Сребреницу в июле 1995 года заключались в изгнании всего мусульманского населения на территорию под контролем мусульманского пра вительства. ...11 июля 1995 года части армии Республики Сербской за няли Сребреницу, следствием чего стало бегство мусульман ского населения на базу голландского батальона ООН в Поточари. Я получил информацию о том, что в числе беженцев находят ся тысяча или две тысячи мужчин призывного возраста. Эти дан ные я передал офицерам службы безопасности Дринского кор пуса, штаб которого находится в гостинице «Фонтана» в городе Братунац. ...В тот же день вечером я присутствовал на двух совещани ях в гостинице «Фонтана». Присутствовали: генерал Ратко Мла дич, генерал Радислав Крстич, командир голландского батальо на полковник Карреманс, представитель мусульман Несиб Манджич, я и другие офицеры. Младич угрожал голландским офице рам и Несибу Манджичу. Младич заявил Манджичу: мусульман ская армия сдается, а будущее его народа - в его (Манджича) руках, и они могут выбирать - выжить или погибнуть. ...Утром 12 июля силы боснийско-сербской армии, в том числе и подразделения Братунацкой бригады, вошли в Поточари и заняли и само село, и территорию вокруг базы голландско го батальона. У входа в гостиницу «Фонтана» я встретился с на чальником службы безопасности Дринского корпуса подполков ником Вуядином Поповичем и начальником разведки корпуса подполковником Косоричем. Попович сообщил мне, что все женщины и дети с базы в Поточари будут перевезены на терри торию под контролем мусульман в район Кладня, мужчины-му сульмане призывного возраста будут задержаны в Братунаце, а затем уничтожены. Мне был дан приказ заняться организацией и координацией этой операции. Мы обсудили, на территории каких объектов можно содержать пленных. Я определил не

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

сколько объектов: старую начальную школу, школу «Вук Карад жич» (включая спортивный зал), старое здание средней школы «Джуро Пуцар» и ангар метрах в 50 от этого здания. Подполков ники Попович и Косорич беседовали со мной о местах, где плен ные из Братунаца позже будут уничтожены, и определили два объекта в окрестностях города - государственное предприятие «Циглане» (кирпичный завод) и шахту «Cace» в селе Сасе. ...Большую часть дня 12 июля я провел в Поточари, работая вместе с Душко Евичем, командиром специальных подразделе ний полиции, и с другими офицерами. Я занимался надзором за отправкой женщин и детей, а также следил за фильтрацией во еннообязанных мужчин. ...В течение дня армейские подразделения и силы МВД за пугивали местное население, заставляя людей быстро погру зиться в автобусы и грузовики. В первых автоколоннах, которые покинули Поточари, из пропагандистских соображений остави ли нескольких мужчин. Это было сделано для голландских воен ных и телекамер сербского телевидения, однако затем мужчин высадили из автобусов на контрольно-пропускных пунктах. Сербские военные издевались над местным населением и при меняли меры физического воздействия. Я знал об этом, однако ничего не предпринял, чтобы остановить преступления военно служащих, служивших под моим командованием. Я также слы шал о том, что несколько мусульман отведены в удаленные ме ста и расстреляны. ...Вечером того же дня я подал устный рапорт своему ко мандиру, полковнику Видое Благоевичу. Я доложил об отправке детей и женщин в автобусах и о расстрелах мужчин. Было понят но, что полковник Благоевич ознакомлен с планом операции и что он ожидает продолжения начатого. ...Утром 13 июля я поехал в Поточари и проверил, как идет фильтрация мусульманских мужчин. Все шло по плану. В тот день генерал Младич намеревался ехать из Братунаца в Коньевич Поле, и я получил задание проверить, насколько безопасна эта дорога. Я прибыл в Коньевич Поле, примерно через 45 ми нут приехал Младич. Его автомобиль остановился на перекрест ке. Я отрапортовал, что проблем нет. Он осмотрелся и увидел нескольких пленных мусульман. Кто-то спросил, что с ними бу дет, он ответил, что всех перевезут в безопасное место, пусть не беспокоятся. ...Я вернулся в Братунац, где в штабе военной полиции встретился с командиром взвода военной полиции Мирко Янковичем и военным полицейским Милетом Петровичем. Янкович управлял бронетранспортером, отобранным у голландского ба

Андрей Шарый

тальона, мы направились в Коньевич Поле. Миле Петрович си дел на броне и в мегафон призывал мусульман сдаваться. У се ла Сандичи нам сдались шестеро мусульман. В Коньевич Поле я велел Милету и Мирко отвезти их в здание, где уже содержались около двух с половиной сотен пленных. Вскоре послышались две автоматные очереди. Минут через десять подошел Миле Петрович и сказал: «Шеф, только что я отомстил за брата... Я их перебил». Он сказал, что расстрелял пленных у реки, у стены желтого дома. На этом месте сейчас построили бензоколонку. ...На обратном пути в Братунац я видел много пленных, ко торых вели под конвоем. Я видел и трупы у дороги у сел Перван и Лолич. В селе Сандичи я видел 10-15 трупов, а на поляне со бралась большая толпа пленных. ...Во время заключения в Поточари и в районе Братунаца пленным не давали еды, не оказы вали медицинской помощи, только поили, чтобы они остались живы до того момента, как их отвезут в Зворник. ...Большинство пленных перевезены из Братунаца в Звор ник утром 14 июля, колонна автобусов вытянулась на полтора километра. Впереди на «голландском» бронетранспортере ехал Мирко Янкович. Позже Янкович сообщил мне, что многих плен ных разместили в школах и спортивных залах в Зворнике. Мне было известно и то, что 80 или 100 мусульман убиты в ангаре у школы «Вук Караджич» в Братунаце. Их тела вывезли на склон одного из холмов и забросали землей. ...В период с 14 июля до октября 1995 года подразделения Братунацкой бригады при содействии МВД и армии Республики Сербской задерживали и уничтожали мусульман, пытавшихся бежать из зоны Сребреницы. ...В период с сентября до октября 1995 года Братунацкая бригада вместе с гражданскими властями раскопала массовое захоронение в Глогове и переместила трупы в другие братские могилы в районе Сребреницы. Я координировал перезахороне ния мусульман с середины сентября до октября 1995 года. ...В декабре 1999 года я получил от Международного Гаагского трибунала вызов на беседу. Непосредственно перед этим я был вызван в штаб Зворникской бригады на совещание. При сутствовали: генерал Андрич, Драган Евтич, генерал Милетич и какие-то адвокаты из Белграда. Адвокаты познакомили нас с на шими правами, а генерал Милетич напомнил о патриотизме и сказал, чтобы мы не разглашали информацию, которая может нанести вред государству.

Покаянный дневник Николича написан казенным языком службиста, который честно тянет армейскую лям

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

ку, не задумываясь, соответствует ли полученный приказ здравому смыслу и морали офицера. Боснийские сербы за няли Сребреницу вечером 11 июля. Решение об уничтоже нии нескольких тысяч мусульман и депортации десятков тысяч женщин, детей и стариков к тому времени уже было принято. Всего за неделю предстояло сделать многое: оты скать грузовики и автобусы, достать бензин, организовать транспортировку тысяч людей, придумать, как получше оборудовать временные тюрьмы, подобрать подходящие места для расстрелов, пригнать экскаваторы и бульдозеры, чтобы рыли ямы под могилы и засыпали землей трупы... Некоторые однополчане Николича, те, кого он упоминает в своем письме, в Гааге сидят в соседних с ним камерах: ко мандир Братунацкой бригады Видое Благоевич, начальник штаба Зворникской бригады Драган Обренович, подпол ковник Вуядин Попович. Других, как бывшего начальника штаба армии Республики Сербской Ратко Младича и экс президента республики Радована Караджича, ищут уже ко торый год. Прокуратура Гаагского трибунала возбудила в связи с событиями в Сребренице полтора десятка уголовных дел, в уничтожении нескольких тысяч мусульман обвинены пол тора десятка человек. Расследование идет медленно и труд но: преступники, как могли, скрыли свидетельства злодея ний — документы давно сожжены, мертвые лежат в десят ках братских могил. В старой соляной шахте в окрестнос тях города Тузла устроен гигантский морг, в котором уже несколько лет хранится почти тысяча эксгумированных трупов — тела невозможно опознать. Но все следы такого масштабного преступления не затереть. Боснийские газеты жалуются на то, что из-за ограни ченных возможностей трибунала к суду привлекаются только организаторы преступлений, но не сами убийцы. Называют, например, имя бойца 10-го штурмового взвода армии Республики Сербской Станко Савановича, который публично хвалился перед приятелями тем, что 16 июля в поле под деревней Браньево расстрелял от 200 до 300 чело век. Фамилии преступников, собственно, всплывают чуть ли не на каждом судебном заседании. В этом отношении война в Боснии действительно была гражданской: убийцы

Андрей Шарый

знали в лицо многих жертв, а свидетели иногда способны пересказать семейную историю обвиняемых до седьмого колена, ведь много лет жили по соседству... К середине 2003 года по «сребреницким делам» в Гааге были осуждены двое: солдат расстрельного взвода Дражен Эрдемович, сам действовавший под угрозой смерти, уже отсидел пятилетний срок заключения; командир Дринского корпуса генерал-лейтенант Радислав Крстич, осуществ лявший оперативное руководство всей страшной операци ей, приговорен к 46 годам тюрьмы. Договор Момира Николича с трибуналом, как считают юристы, создал важней ший для расследования событий в Сребренице прецедент. Через две недели после признания Николича его примеру последовал другой обвиняемый — Драган Обренович, быв ший начальник штаба Зворникской бригады. Думаю, оба решили заговорить не потому, что совесть мешала им спать по ночам. В зале заседаний Гаагского трибунала эти обви няемые и не выглядели раскаявшимися. Наверное, теперь они испытывают страх перед будущим, они не хотят отве чать за всех, они чувствуют себя беззащитными и брошен ными на произвол судьбы. Брошенными теми, кто когдато напоминал им о патриотизме и не рекомендовал «раз глашать информацию, которая может нанести вред госу дарству». «Великая Сербия», война за «сербскую славу» до победного конца не принесла счастья никому, даже Мило шевичу и Караджичу, уж слишком жалким оказался финал. Обозреватель сараевского журнала «Дани» писал вско ре после того, как были оглашены показания Момира Ни колича: «Впервые со времен Сребреницы я чувствую себя свободным. Нам больше никому ничего не нужно доказы вать. Потому что нам вернули то право, которое так не справедливо отняли. Право чувствовать боль. Теперь ни кто не сможет сказать: боснийские сербы в Сребренице не совершали преступлений, которые заранее и тщательно планировали, в которых был задействован весь государст венный аппарат; преступлений, совершенных при актив ном участии меньшинства и молчаливом одобрении боль шинства». Кощунственными выглядят заявления послево енного правительства Республики Сербской, сделанные по итогам якобы тщательного расследования: в Сребренице

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

погибли 2000 мусульман, из них 1800 — в боях, сотню серб ские солдаты перебили из чувства мести, еще сотню — по тому, что «не все бойцы были ознакомлены с нормами международного права». Добровольные или вынужденные признания Николича и Обреновича, показания свидетелей, материалы, собран ные и обнародованные следователями трибунала, правоза щитниками, журналистами, дают ответ на вопрос «как?», но не отвечают на вопрос «почему?». Почему сотни, тысячи че ловек оказались поражены коллективным безумием жесто кости, почему они и не вспомнили о милосердии, почему верность национальному определению поставили выше ценности человеческой жизни, выше многовекового исто рического опыта соседства сербов и мусульман? Макс Левенфельд — так зовут героя рассказа босний ско-сербского писателя Иво Андрича, единственного юго славского лауреата Нобелевской премии. Левенфельд, «врач и сын врача», немец, выросший и много лет прожив ший в Боснии, в конце концов решил уехать из этой стра ны навсегда. В прощальном письме другу-боснийцу Ле венфельд размышлял о том, что в Боснии, как нигде в ми ре, умеют крепко любить и смертельно ненавидеть: «Вы и не догадываетесь, сколько ненависти вросло в вашу лю бовь, в ваши привязанности, в традиции и верования. Эту специфическую боснийскую ненависть следовало бы изу чать и искоренять, как опасную и глубоко укоренившуюся болезнь. И я верю, что, будь ненависть признанной и клас сифицированной болезнью, как, например, проказа, ино странные специалисты приезжали бы изучать ненависть именно в Боснию». Ненависть и есть проказа. Литературный герой оказал ся прав. Пришло время — и иностранные специалисты дей ствительно стали приезжать в Боснию, конечно, не изу чать, но обуздывать и наказывать ненависть. А ведь имен но эта республика, этническая карта которой похожа на лоскутное одеяло, считалась главным полем эксперимента маршала Тито по реализации на практике идеологии «братства и единства народов». Как раз в Боснии этот экс перимент почти полвека проводился в самом чистом виде и, как казалось, принес впечатляющие результаты. Чего

Андрей Шарый

стоила одна зимняя Олимпиада 1984 года в Сараеве, о ко торой до сих пор и сербы, и хорваты, и мусульмане вспоми нают с восторгом! Именно в Боснии и Герцеговине вошло в обращение понятие «югославский народ». Во время по следней довоенной переписи населения почти 10 процен тов жителей этой республики в графе «национальность» написали «югослав». Может, оттого и война здесь оказа лась невероятно жестокой — «по живому» больнее рвется? Что касается Андрича, то глубину его мысли и изыскан ность его слога сводит к аксиоме общеизвестная поговор ка: от любви до ненависти... Маленький шахтерский город Сребреницу в Восточной Боснии Совет Безопасности ООН провозгласил «зоной безопасности» в апреле 1993 года, когда ценой многотруд ных дипломатических усилий удалось добиться от сторон конфликта заключения перемирия. Сербы и боснийские мусульмане долго вели изнурительные бои за контроль над городом, наконец линия фронта стабилизировалась и здесь, в излучине горной реки Дрина, в десяти километрах от гра ницы с Сербией. Безопасность анклава, взятого силами бос нийских сербов почти в сплошное кольцо, гарантировал голландский батальон Сил ООН по охране (СООНО), тот самый, на базе которого в селе Поточари и разыгрались опи санные Момиром Николичем события. Эти события были только частью сребреницкой кровавой драмы. В марте 1995 года Радован Караджич подписал «президентскую ди рективу номер семь», которая предписывала установить контроль над Сребреницей в нарушение всех договореннос тей. На основании этого документа генеральный штаб под руководством Ратко Младича составил план «Содействие95» об «обороне территории Республики Сербской на всех участках фронта». 2 июля командир Дринского корпуса под писал приказ о начале операции; через три дня начался ар тиллерийский обстрел Сребреницы и блокпостов ООН. Практически беззащитный город пал. Особняком в трагической сребреницкой истории стоит во прос о позиции, которую в дни кризиса заняли миротворческий корпус ООН и международное сообщество в целом. Командую щий СООНО французский генерал Бернар Жанвье не решился

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

настаивать на применении силы для того, чтобы остановить на ступление армии Младича. Жанвье, как рассказывали мне фран цузские журналисты, опасался того, что сербы в отместку могут не отпустить захваченных ранее в плен двоих летчиков НАТО. Другая возможная причина - Силы ООН по охране якобы были заинтересованы в «выравнивании линии фронта» и поэтому не слишком протестовали против ликвидации анклава. Если верна первая причина - значит, речь идет о трусости, если обоснован на вторая - речь идет о цинизме; и то и другое в равной степени постыдно. Так или иначе, всего лишь раз истребители НАТО со вершили налет на боевые порядки боснийских сербов, что вы звало ярость их генералов; голландские бойцы фактически пре вратились в заложников. Политикам и в Гааге, и в Париже хотелось неприятную исто рию замять, но не желали молчать французские и голландские офицеры, которые обвиняли своих командиров в бесчестии и соучастии в преступлениях. Под давлением общественного мне ния во Франции и Голландии проведены расследования собы тий в Сребренице. Доклад специальной комиссии французского парламента обнародован в ноябре 2001 года. Вывод таков: доля ответственности лежит на мировом сообществе и Силах ООН по охране, в том числе на Франции и Великобритании, чьи подраз деления составляли ядро контингента. Через полгода увидел свет отчет голландского Института военной документации. Этот документ оказался куда более жестким, правительство Вима Ко ка, который занимал пост премьер-министра и в 1995 году, вы нуждено было, устыдившись, подать в отставку. Скептики, впро чем, утверждали, что опытный политик Вим Кок, принимая реше ние, руководствовался не столько угрызениями совести, сколь ко предвыборными соображениями. Так или иначе, уголовной ответственности не понес никто, никто не был наказан или раз жалован, хотя боснийский эпизод оставил пятна на карьере ге нерала Жанвье и полковника Карреманса. Эксперты пришли к выводу: правительство Нидерландов от правило батальон в Боснию неподготовленным, командиры про являли непоследовательность и нерешительность. А в их оправ дание приводились такие аргументы: миротворцы рассматрива ли свою роль как «гуманитарную», мандат ООН не подразумевал силового вмешательства в развитие ситуации, сказался также пацифизм голландской культуры и национального характера. Получилось, что голландцы, сами оказавшиеся в окружении, фактически помогали проводить депортацию мусульман и даже, как утверждают некоторые источники, снабжали сербов горю чим. В британском документальном фильме о Сребренице «Крик

Андрей Шарый

из могилы» есть такие кадры: на совещании в гостинице «Фонта на» генерал Младич заставляет полковника Карреманса выпить рюмку ракии за «сотрудничество» боснийских сербов и мирово го сообщества. Рюмка в руке полковника дрожит, его лицо пере косила гримаса страха. Смотреть на это и больно, и стыдно.

Плохо вооруженное и неважно организованное бос нийское войско оказалось неспособным к организованно му сопротивлению. Бойцы 28-й дивизии правительствен ной армии Боснии и Герцеговины сняли оборону и реши ли лесами пробираться на северо-запад, в сторону Тузлы. Сербские подразделения, поддержанные бронетехникой, взяли под контроль ведущие из района Сребреницы доро ги, в результате 12 и 13 июля тысячи мусульман оказались в плену. Все они, как и «отфильтрованные» с помощью ка питана Николича беженцы с базы в Поточари, уничтоже ны за несколько суток. В документах Гаагского трибунала есть жуткий кален дарь расстрелов: складские помещения в деревне Кравица, 13 июля, «многочисленные убийства»; дорога в долине ре ки Церы, 13 июля, расстреляны 150 человек; плотина у се ла Петковцы, 14 июля, расстреляны 800 - 1000 человек, 15 июля, расстреляны 800 — 1000 человек; военный объект в селе Браньево, 16 июля, около 1200 человек; село Козлук, 1 5 — 1 6 июля, 500 человек. Список занимает две страницы. По данным трибунала, в Сребренице убиты (многие до сих пор числятся пропавшими без вести) 7414 человек. Бос нийская пресса приводит другие сведения: десять с поло виной тысяч жертв, а глава боснийской Комиссии по ро зыску пропавших без вести Амор Машович уверен, что точными, до последнего человека, эти данные не станут никогда. Международные эксперты эксгумировали первые тру пы через год с лишним после побоища. Сколько массовых захоронений остается в окрестностях Сребреницы, Братунаца и Зворника — неизвестно. Кто их считал? За восемь лет после побоища в Сребренице удалось обнаружить и эксгумировать свыше пяти тысяч трупов, идентифициро вано около полутора тысяч.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

«В июле 95 года, генерал, вы вступили в сговор с дьяво лом», — заявил, оглашая приговор Радиславу Крстичу, су дья Родригес. Похоже, подсудимый с этим согласился: он не признал себя виновным, потому что считал, что во всем виноват генерал Младич. Он, Младич, и есть дьявол. «Я хо тел сообщить о военных преступлениях, но это было не возможным, — пояснил Крстич. — Для того, кто отказыва ется выполнять приказы Младича, последствия бывают очень серьезными». Генерала Крстича назначили командовать корпусом всего за 10 дней до начала операции в Сребренице, так что ему немедленно представилась возможность делом проде монстрировать своему руководству, что это кадровое реше ние было правильным. Крстич быстро продвигался по службе, получил звание генерал-лейтенанта. Однако в за пас он уволился не по возрасту рано, карьеру военачальни ка прервало трагикомичное происшествие. Как-то, пока для генерала на лесной опушке по балканскому обычаю жарили быка, Крстич отлучился в заросли по нужде и на ступил на мину. В Гаагу он прибыл одноногим инвалидом. Из документов Гаагского трибунала. Радиоперехват те лефонного разговора генерала Крстича и начальника штаба Зворникской пехотной бригады майора Обреновича от 2 ав густа 1995 года, дело IT-98-33. Крстич: Крстич. Слушаю. Обренович:

Как ваши дела, господин генерал?

Крстич: Отлично, а как ты? Обренович: Вашими молитвами, и у меня все в порядке! Крстич: Ну ладно. Здоровье как? Обренович: В порядке, слава Богу, в порядке! Крстич: Вы там продолжаете работу? Обренович: Еще как! Крстич: Хорошо. Обренович: Кое-кто еще остался... Крстич: Всех их поубивайте к черту. Обренович: Все идет по плану. Крстич: Чтобы ни одного в живых не осталось!

Такой диалог, будь он написан драматургом или сцена ристом, не убедил бы ни одного режиссера: слишком все

Андрей Шарый

ненатурально. Но в жизни и было именно вот так, «ненату рально». Генерал Крстич категорически отрицал подлин ность радиоперехвата, назвав запись «абсолютной фальси фикацией». Судьи, продемонстрировав беспристраст ность, не приняли запись в качестве доказательства, одна ко в ходе процесса обвинение действовало более чем убе дительно. С юридической точки зрения дело Крстича при мечательно тем, что впервые в практике трибунала удалось подтвердить обвинения в геноциде. Прокурор требовал по жизненного заключения, но те без малого полвека, кото рые генералу предстоит провести за решеткой, мало чем отличаются от максимальной меры наказания. Из статьи Эмира Сульягича «Письмо сербскому другу в Братунац» в сараевском еженедельнике «Дани», июль 2003 года. Автор, корреспондент журнала при Гаагском трибунале, во время событий в Сребренице работал пере водчиком миссии военных наблюдателей ООН.

Не знаю, где ты был в июльские дни 1995 года, когда поуби вали почти всех людей, которых я знал. Ты и сам не хуже меня был знаком со многими из них. Тебе известно, где их держали до расстрела? В старой средней школе, в ангаре за школой «Вук Караджич», в самой этой школе, а в Поточари мне говорили, что кое-кого отвезли и на футбольный стадион. Ты с той поры хо дишь на футбол? Я хочу знать, где ты был в те дни, как ты научился со всем этим жить, когда ты в последний раз ездил на пикник за город, о чем ты думаешь всякий раз, проходя мимо какой-нибудь зеле ной лужайки, я хочу знать, почему ты с той поры на улицах и в ма газине ежедневно приветствовал убийц? Я хочу знать, о чем ты говоришь в кругу своей семьи; беседуешь ли ты иногда со школьными друзьями; как вы произносите имена тех, кого уби ли, что ты чувствуешь, когда вспоминаешь Мийо Джанановича или Менсура Цврка? Ты их вообще вспоминаешь? Что ты чувст вуешь, когда видишь у обочины дороги старый рваный ботинок, который, может быть, валяется как раз с той поры, как был рас стрелян его владелец? Самое страшное в этом преступлении - близость убийц и жертв. На расстрел всех этих людей везли в тех самых автобу сах, на которых мы ездили в школу, с теми же самыми водителя ми; до расстрела их держали в школах, куда ходили наши роди тели, а потом и мы сами; там, где они работали, их убивали их бывшие коллеги; их зарывали в могилы, потом откапывали и

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

опять зарывали те люди, которых прежде они могли ежедневно встретить на улицах. Я уверен: убийцы в Сребренице верили в то, что творили добро. Ты, наверное, не согласишься, но как иначе объяснить тот факт, что армия опиралась на помощь «вооруженных добро вольцев»? Как объяснить то, что заведующий складами в Кравице спокойно наблюдал за расстрелом сотен людей? Или то, что человеческие кости находили в земле месяцами, а крестьяне спокойно обрабатывали поля по соседству? Вы, ребята, были уверены в том, что поступаете как надо. И если не существует коллективной вины, то не бывает и коллективной невиновности.

Ежегодно в середине июля в селах в округе Сребреницы собираются на поминальные молитвы тысячи одетых в черное женщин. Они съезжаются сюда со всех краев Бос нии и из многих других стран — матери, жены, сестры, до чери тех, кого расстреляли только из-за их «неправильной» национальности. Мир, в котором мало кто содрогнулся, узнав о преступлении, сравнимом со злодеяниями нацис тов, сейчас тем более не склонен обращать внимание на эти скорбные процессии. С каждым годом здесь все мень ше репортеров, все меньше международных политиков. Сребреница остается сербским городом, беженцы-мусуль мане возвращаются медленно (за все послевоенные годы — несколько сот человек), а те, у кого есть возможность най ти себе другое пристанище, не возвращаются вовсе. Р.8. Сербская совесть спит крепко. Польский публи цист и правозащитник Адам Михник сказал однажды: «Па триотизм определяется мерой стыда, который человек ис пытывает за преступления, совершенные от имени его на рода». Летом 2003 года несколько молодежных организа ций Республики Сербской провели в Сребренице обще боснийский музыкальный фестиваль «Silvertown Shine!». Пригласили рок-группы и диск-жокеев из соседних горо дов и Белграда. В Сараеве к этой затее отнеслись с презри тельным негодованием. «Пляски на трупе Сребреницы», «фальшивый блеск примирения, для которого самое важ ное — забвение», — так писали о фестивале столичные газе ты. Боснийскому «серебряному городу» не до сияния; те, кто жили в Сребренице прежде, и те, кто населяет этот го

100

Андрей Шарый

род теперь, не понимают друг друга, хотя и говорят на од ном языке. Вспомню слова еще одного местного классика, Меши Селимовича: узел, в который народы Боснии скру тила история, оказался слишком тугим. Когда футбольные команды из сербской Боснии играют с соперниками из Са раева или Травника, болельщики на трибунах скандируют: «Виселица, нож, Сребреница!» И слышат в ответ: «Сер бов — на вербы!»

Дело Эдина Гараплии, суд города Зеницы

Сараевские «жаворонки»

Как-то я сказал своим товарищам: в этой чудесной стране найдется не больше пяти, шести, на худой конец, девяти виновных, и нам невольно придется спросить себя: против кого же, собственно говоря, велась эта война, неужели против одних только рассудительных, симпатичных, интеллигентных, я бы сказал даже - сверхинтеллигентных, людей?.. Генрих Белль, «Биллиард в половине десятого».

В начале 1996 года начальник отдела по борьбе с терро ризмом АРД — Агентства по расследованиям и документа ции (служба безопасности мусульманской Боснии) — Эдин Гараплия получил очередное деликатное задание. Гараплии приказали разобраться в деятельности самого секрет ного подразделения тайной полиции, в которой он, собст венно, работал, подразделения с певучим названием «Жа воронки». Цель этого внутреннего расследования заключа лась, если опустить детали, в проверке сведений о том, что «жаворонки» занимались, в частности, злодейским про мыслом — ликвидацией неугодных политиков, высокопос тавленных военных и бизнесменов. Неугодных кому? Жур налисты называли АРД «придворной разведслужбой» ли дера боснийской мусульманской общины Алии Изетбеговича. В то время АРД возглавлял ближайший сотрудник Изетбеговича Бакир Алиспахич. По-видимому, агенты

102

Андрей Шарый

подразделения «Жаворонки», сформированного весной 1992 года на базе специального подразделения Югослав ской народной армии «Сокол», выполняли приказания ес ли не самого Изетбеговича, то его доверенных лиц. В мусульманской Боснии, в начале и середине девяно стых годов территории без ясных границ и определенного будущего, тайная полиция была государством в государст ве, в котором в свою очередь существовали неизвестно ко му подконтрольные «темные зоны». Покупка оружия в Ла тинской Америке и Восточной Европе (для чего сараев ским властям необходимо было нарушать международное эмбарго), финансирование армии и государственных орга нов, проведение тайных переговоров, военных и пропаган дистских операций, политический сыск, вербовка иност ранных наемников и добровольцев — круг полномочий АРД был столь же расплывчатым, сколь значительными считались возможности влияния тайной полиции на ба ланс сил в мусульманском руководстве. Изетбегович пре красно знал тонкости восточной политики, а потому боял ся удара в спину. Только всеведущая тайная служба, как, наверное, казалось ему, могла гарантировать хотя бы отно сительную устойчивость власти. Поскольку денег мусульманской Боснии не хватало ни на что, «во имя интересов независимости» АРД, по некоторым данным, не гнушалось извлекать доходы из ма лопочтенных занятий, таких, например, как торговля нар котиками или контрабанда танкового топлива, сигарет и алкоголя. Как утверждает загребский журнал «Глобус», Эдину Гараплии предстояло проверить, в частности, дей ствительно ли некоторые высокопоставленные босний ские политики (в обход других высокопоставленных бос нийских политиков), используя возможности подразделе ния «Жаворонки», вывозили из страны полученные от иностранных благотворительных организаций средства и скрывали их на банковских счетах в Австрии и на Кипре. Гараплия был тертым, еще с опытом социалистических времен, контрразведчиком, но на этот раз осторожность и чутье ему изменили. Задело Гараплия взялся рьяно. Вмес те с пятью другими тайными агентами он выкрал «жаво ронка» Неджада Херенду, который, хотя и работал таксис

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

103

том, на самом деле, как полагали, выполнял секретные по ручения, в том числе был и наркокурьером. На конспира тивной квартире Херенду несколько часов допрашивали с пристрастием, после чего решили как ненужного свидете ля ликвидировать. Несчастному дважды выстрелили в го лову, еще дважды — в колени. Казавшееся бездыханным те ло засунули в пластиковый мешок, замотали в одеяло и бросили в выгребную яму в окрестностях Сараева. Но Неджад Херенда не умер. Словно в дурном детекти ве, он вылез из ямы и сумел непостижимым образом до браться до больницы. Скандальная история получила огласку, против Гараплии вынуждены были возбудить уголовное дело. Ему дали пять лет тюрьмы за похищение Херенды и еще восемь — за покушение на его жизнь. Гараплии не удалось доказать, что он действовал по приказу своих (формально и Неджада Херенды тоже) начальников. Гараплия понимал, что жизнь его может в любой момент оборваться прямо в тюрьме го рода Зеницы, если только он не будет из-за решетки посто янно напоминать о своем существовании. И Гараплия су мел поднять шум. Его показания сразу по нескольким за путанным политическим делам приобрели международ ную известность. По 14 часов в день важный заключенный беседовал со специально для этого прибывшими в Боснию следователями Гаагского трибунала. Журналистам оставалось ловить каждое доносившееся из-за решетки слово. Со дня на день ожидали выдвижения прокурором Международного трибунала обвинения в со вершении военных преступлений в адрес Изетбеговича. Однако так и не дождались. О причинах можно только до гадываться, ведь Эдин Гараплия был прямо-таки набит не приятными для мусульманских властей сведениями. Но что из сказанного им правда, кошмар больной совести, а что попытка подороже продать свои показания? Известно, что бывший контрразведчик поделился све дениями о механике политически мотивированных убийств сербов и хорватов в осажденном Сараеве; об ис пользовании гражданских лиц в качестве «живых щитов» — бойцы армии Боснии и Герцеговины, отправляясь в атаку на сербские позиции, прикрывались безоружными людь

104

Андрей Шарый

ми; о том, как мусульманские снайперы провоцировали сербов на артиллерийские обстрелы жилых кварталов. Да, боснийские мусульмане — главные жертвы югославской войны; мусульман в боях, карательных акциях и этничес ких чистках погибло несравнимо больше, чем сербов или хорватов; их города, их села, их собственность, их жизни да и, пожалуй, само существование их нации были мишенями и белградского, и загребского национализма. Длившаяся 43 месяца осада Сараева — один из самых долгих и самых грязных эпизодов боснийского конфликта. Десять с поло виной тысяч горожан, убитых снайперами и артиллериста ми с окрестных холмов, — невинные жертвы, за смерть ко торых до сих пор никто, кроме горстки отправленных в Га агу сербских генералов и офицеров, не понес наказания. Но это не значит, что и среди боснийских мусульман не оказалось преступников. Показания Гараплии подтвердили: борьба за власть среди сараевских политиков велась не на жизнь, а на смерть. Он сообщил, например, что агенты АРД по прика занию ближайших сотрудников Изетбеговича, если не его самого, организовали покушение на жизнь популярного в войсках заместителя начальника генерального штаба пра вительственной армии Сефера Халиловича. Халилович, отличавшийся своеволием, не сошелся во взглядах на по литику и войну с окружением президента, перешел в оппо зицию, а после вынужденной отставки с армейского поста написал злую книгу мемуаров «Хитрая стратегия», в кото рой, кстати, возложил ответственность за многие беды Боснии не на сербов, а на своих прежних товарищей по борьбе. Халилович, так уж усмехнулась судьба, обвинен Гаагским трибуналом в совершении военных преступле ний — за расправу, которую учинили осенью 1993 года му сульманские солдаты над мирным хорватским населением в селах Грабовица и Уздол. Не секрет, что обвинительные документы по делу Халиловича готовила для следователей из Гааги прокуратура Боснии — готовила старательно, скрупулезно, очень быстро и с максимальной честностью, исключавшей попытки заступиться «за своего». В осажден ном Сараеве у Халиловича погибли жена и шурин. Как гла сит официальная версия, выпущенная с сербских позиций

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

105

мина попала в балкон жилого дома, на который как раз вы шли родственники генерала. Эдин Гараплия утверждает другое: взрывной механизм, заложенный в стену дома, с помощью дистанционного устройства привели в действие агенты АРД. Просчет заключался в том, что брата гене ральской супруги перепутали с ним самим — родственник Халиловича тоже носил военную форму. Откровения то ли покаявшегося, то ли сверхрасчет ливого Гараплии ставят под сомнение мусульманскую правду об осаде Сараева. Главный постулат этой концеп ции гласит: сторонники единого многонационального бос нийского государства сражались против сербских нацио налистов, державших город в огненном кольце. Начальник политуправления боснийской армии в 1993 году подарил мне цветной плакат: прямо из карты Боснии и Герцегови ны, как из мощного пня, вырастает мускулистый «борец» (так называли в Сараеве оборонявших город солдат) с авто матом в руках. Подразумевается, что силы сражаться ему дает мать-земля. Такого не победишь. Это правда, но все-таки не вся правда, потому что си туация в осажденном городе, как и во всей стране, была совсем не черно-белой. Хотя черного цвета хватало с из бытком. Тысячу раз пересказана трагическая история любви современных Ромео и Джульетты — сербского юноши Бошко Брчкича и мусульманской девушки Адмиры Исмич, которые в мае 1993 года попытались бежать из осаж денного города, но были безжалостно расстреляны снайпе рами на нейтральной полосе, на мосту Врбанья через речку Миляцку. Так они и умерли, держась за руки. Трупы Бош ко и Адмиры пролежали на мосту неделю, прежде чем их удалось вытащить из-под обстрела и захоронить. Сараев ское правительство обвинило в убийстве сербов, сербы об винили в преступлении правительственную армию. Как ни цинично звучит, быть может, лучше было бы и не знать имен убийц — потому что, оставшись неразгадан ной, тайна гибели влюбленных превращала эту историю в легенду, а в легендах любовь побеждает смерть. Но Гарап лия назвал имена преступников: снайперы Сенад Голья и Драган Божич из подразделения «Жаворонки». Гараплии и

106

Андрей Шарый

в этом конкретном случае можно верить, а можно — не ве рить, но факт в том, что его рассказы складываются в мрач ную картину и дополняют разрозненные сведения, кото рые нет-нет да и обнародовали местные и западные журна листы, пытавшиеся разобраться в происходившем в годы войны в Сараеве. Именно Гараплия мог бы стать ключе вым свидетелем на процессе против высокопоставленных боснийских политиков — если бы обвинения были выдви нуты. Но, очевидно, соображения политической целесооб разности в этом случае показались важнее. Если бы сараев ских Ромео и Джульетту убила молния, легенда стала бы еще красивее. Но на мосту через Миляцку юношу-серба и девушкумусульманку настигли снайперские пули. Среди полутора сотен военных и политиков, обвиненных Гаагским трибуналом в совершении преступлений, к середине 2003 года значились восемь мусульманских имен. Двое, Хазим Делич и Эсад Ланджо, осуждены по делу «лагерь Челебичи» (IT-96-21) соответственно на 18 и 15 лет тюрьмы. Осенью 1992 года Делич был заместителем начальника концентрацион ного лагеря в деревне Челебичи близ города Коньич, а совсем молодой в ту пору Ланджо служил в этом лагере надзирателем. Оба признаны виновными в изнасилованиях, пытках и убийствах заключенных-сербов. Еще один проходивший по тому же делу военный, Зейнил Делалич, в связи с недостатком доказательств обвинения оправдан. Как считают некоторые юристы, существо вание лагеря в Челебичах могло бы сильно подкрепить аргумен ты обвинения против Алии Изетбеговича. Есть данные, что бос нийский президент не только знал о творившемся в Челебичах, но и проводил в лагере инспекцию. Три высокопоставленных боснийских офицера, два генера ла и полковник, были обвинены в связи с действиями правитель ственной армии в Центральной Боснии в период хорватско-му сульманского конфликта в 1993 году. Подразделения под их ко мандованием расстреливали пленных, использовали граждан ское население в качестве «живых щитов» - в документах трибу нала перечислены жестокие, но, увы, обыденные для любой вой ны обстоятельства преступлений. Обвиняемые виновными себя не признали, до начала процесса прокуратура позволила им на ходиться на свободе. Один из обвиняемых, генерал Мехмед Алагич, дожидаясь начала процесса, умер в Сараеве в 2003 го ду. На его похоронах собрались больше 20 тысяч человек.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

107

В апреле 2003 года бойцы международных сил арестовали в Тузле и передали в Гаагу бывшего командующего штабом сил территориальной обороны Сребреницы Насера Орича. Многие боснийские мусульмане считают его легендарным героем, стой ко оборонявшим город от сербов. Мне доводилось видеть рек ламный клип сараевского телевидения: Орич на горячем коне скачет по гребню холма, держа в руке развевающееся босний ское знамя. Следователи трибунала не считают мусульманского всадника героем. В обвинительных документах указано, что во енные полицейские под командованием Орича в 1993 году сожг ли в окрестностях Сребреницы дюжину сербских сел и изощрен но издевались над пленными: избивали до полусмерти бейс больными битами и железными прутами, вырывали плоскогуб цами зубы. После войны овеянный славой Орич, не скрываясь, жил в Тузле, где занимался мелким бизнесом и открыл боксер ский клуб. Виновным в совершении преступлений он себя тоже не признал. По принципу ответственности командира за действия своих подчиненных Международный трибунал выдвинул обвинения и против генерала Халиловича, командовавшего осенью 1993 года проведением операции «Неретва». Дело Халиловича интересно тем, что имена многих убийц, насильников и поджигателей в де ревнях Грабовица и Уздол известны следствию, но обвинения им Гаагский трибунал не предъявил, предоставив эту возможность боснийским правоохранительным органам. Условия для самостоятельного проведения таких судебных процессов в республиках бывшей Югославии складываются медленно, а практика расследования военных преступлений ор ганами правосудия Хорватии и Сербии не всегда положитель на - «своих» преступников там оправдывают едва ли не чаще, чем наказывают, причем оправдывают не потому, что обвиняе мые действительно невиновны. В Боснии, если вести речь о «территории под контролем боснийских мусульман», положение лучше. За первые шесть послевоенных лет в местных судах осуждены около 50 военных преступников (40 из них мусульма не), к 2002 году Гаагский трибунал передал боснийским органам правосудия еще 60 уголовных дел. Боснийцы по отношению к Гаагскому трибуналу всегда вели себя кооперативно и покладисто; на их фоне сербские и хорват ские политики являли классические примеры балканского уп рямства. Это одна из причин, поясняют в Гааге, по которой бос нийских мусульман, обвиненных Международным трибуналом, единицы.

108

Андрей Шарый

Сараево, до войны богатый по югославским меркам полумиллионный город, соединивший в своей архитектуре очарование балканского беспорядка со строгостью замыс лов австрийских архитекторов, а бетонный социалистиче ский урбанизм с утонченностью минаретов и караван-са раев, раскинулся в долине между двумя грядами высоких холмов. Юго-восточные кварталы Сараева поднимаются на лесистые склоны горы Требевич, в отрогах которой за терялось местечко Казани (название можно перевести так: «Котлы»). Это несколько неприветливых, поросших обод ранными соснами лощин и оврагов с почти отвесными ка менистыми склонами. Жаворонки здесь не поют. Немно гочисленные сельские дома, линия электропередачи, а в остальном — угрюмая, нетронутая еще человеком природа. В Казани устроили расстрельный полигон, сюда, подальше от нескромных глаз, привозили на расправу сараевских сербов и хорватов. Еще до начала осады города, когда Босния крошилась по национальному признаку, лощины и овраги Казани приобрели дурную славу. Поговаривали, что средь бела дня там творились бессудные убийства, что с отвесных склонов в пропасть скидывали обезглавленные, обезображенные трупы тех, кто не нашел общего языка с властями мусуль манской Боснии. Зажиточных сербов и хорватов часто мо билизовывали рыть окопы на самой линии фронта, опоя савшей город. Опасность гибели «на позициях» была вели ка, но кто хотел — мог откупиться. Многие из тех, кто жа лел денег или не желал смирять гордыню, гибли в Казани; их трупы сжигали, облив бензином или серной кислотой, но чаше сбрасывали на дно оврагов. А там, по дну «котлов», без дела никто не прогуливался. По разным сведениям, таким образом в 1992 - 1994 го дах ликвидировано от нескольких сотен (данные военной прокуратуры Сараева, очевидно, неполные) до семи тысяч (сведения сербской газеты «Политика», вероятно, завы шенные) человек — и по политическим причинам, и по на циональному принципу, и по мотивам куда более прозаи ческим — чтобы ограбить, отобрать имущество, присвоить квартиру. Известны имена многих жертв и некоторых убийц, потому что преступники чувствовали себя хозяева

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

109

ми осажденного города, они носили форму солдат прави тельственной армии. Этот криминальный сброд именовал ся 10-й горной бригадой, командовал которой Мушан Топалович по кличке Цацо. В мирное время Топалович был бандитом средней ру ки из сараевского квартала Бистрик. Такие вот отчаянные парни из уличных банд охотно, целыми компаниями запи сывались в добровольцы. Конечно, шли не только родину защищать, — война дарила тем, кто умел быстро ориенти роваться, власть беззакония и могущество пули. Цацо, с которым считались и полицейские, и политики, был сам себе голова, а произведенным в генералы вчерашним лей тенантам из правительственной армии подчинялся, только когда считал нужным. За стойкость на фронте борьбы с сербами его бригада награждала себя сама: продовольстви ем с городских складов, автомобилями, реквизированны ми якобы для нужд обороны, квартирами, из которых вы гоняли беззащитных хозяев. 10-я горная держала в страхе полгорода. Если в первые недели войны существование подобных паравоенных отрядов боснийские власти как-то пытались оправдывать необходимостью отбиться от сербов любой ценой, то вскоре оправдываться стало совсем нечем. Да и поздно было оправдываться: такие, как Цацо, замара ли кровью не только свои руки, но и чужие мундиры. В октябре 1993 года Топаловича, поведение которого наконец сочли слишком вызывающим, в результате «опе рации по борьбе с организованными преступными группи ровками» арестовали боснийские «спецназовцы». Вскоре комбрига застрелили, как официально уточнялось, «при попытке к бегству». Гараплия засвидетельствовал: Топало вича «убрали» агенты все того же АРД. Осиротевшую гор ную бригаду расформировали, военная прокуратура возбу дила уголовные дела против нескольких ее бойцов, рассле дование длилось не один год. В оврагах Казани после вой ны найдено несколько десятков трупов; в правоохрани тельных органах не скрывают, что полный перечень жертв никогда не будет составлен. В сентябре 1996 года сараевский суд все-таки признал пятерых «горных стрелков» виновными в убийстве супру гов Василия и Аны Лаврив, с которыми расправились са

110

Андрей Шарый

мым жестоким образом, как расправлялись с десятками или сотнями других: схватили их в собственной квартире, отвезли в Казани, зарезали, отрубили головы, трупы сбро сили в пропасть. По другому делу проходили еще пятеро бойцов 10-й бригады, они обвинялись в зверском убийстве своих же товарищей, которые якобы собирались перебе жать на сербскую сторону. Троих преступников посадили, двоих отправили в психиатрическую клинику. Самым высокопоставленным лицом, отданным сара евскими властями под суд (это случилось уже в 2002 году), оказался Алия Делимустафич, бывший министр внутрен них дел Боснии и Герцеговины, в документах разведки проходивший под псевдонимом «Шеф А.». Делимуста фич — человек с уголовным прошлым, на поверхность по литики его вынесла все та же логика кризиса и войны. Как считают, Делимустафич принимал деятельное участие в формировании подразделения «Жаворонки», газеты писа ли, что именно он накануне войны и в первые ее месяцы организовал несколько громких убийств сараевских сербов и хорватов. Однако обвиняют Делимустафича, который из кресла силового министра быстро пересел в кабинет мини стра снабжения и торговли, в финансовых махинациях и злоупотреблениях, а не в совершении военных преступле ний. Под суд он попал из-за неприятного стечения обстоя тельств: открытый Делимустафичем на семейных паях фиктивный банк ничем не отличался от многих контор та кого рода, перекачивавших деньги из государственного кармана в частные. Но — не повезло: среди клиентов банка оказалось посольство Соединенных Штатов. Когда деньги, переведенные на гуманитарные нужды, непонятным обра зом исчезли, властям волей-неволей пришлось разбирать ся с банкиром по всей строгости закона. ...Массовые убийства в Казани прекратились, но о причастности лидеров нации если не к самим этим злодея ниям, то к проведению допускавшей такие преступления политики в Сараеве предпочитали помалкивать. Неприят ные вопросы — скорее самим себе, чем властям — задают до сих пор только правозащитники и либеральные журналис ты. Но чем дальше в историю уходят ужасы войны, тем ре же звучат такие вопросы.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

111

А власть все (или почти все) списала на издержки спра ведливой освободительной битвы - когда противник столь жесток, то и жертвам позволено быть не слишком деликат ными. Поэтому откровения Эдина Гараплии никому не понадобились; да и он сам, конечно же, говорил со следо вателями вовсе не из-за мук совести. Раскаяние настоящих контрразведчиков не красит. Допускаю, что боснийские политики, оказывавшие в военную пору влияние на дея тельность многочисленных «спецотрядов», «тайных сило вых групп» и разведывательных служб, выясняли отноше ния между собой с такой яростью, что следователи Гааг ского трибунала в какой-то момент утратили ориентиры. Как и в подобных ситуациях в Хорватии и Сербии: если до капываться до сути, то не хватит самой длинной скамьи подсудимых. Так или иначе, в «сараевском деле» есть достойный, го товый много и убедительно говорить, свидетель обвине ния. Но ни у кого не возникает желания серьезно заняться поиском обвиняемых.

114

Андрей Шарый

речью произведение, обличающее сегодняшнее полити канство». Существует множество объяснений взрыва национа лизма в бывшей Югославии. Одно, тоже проникнутое «ме тафизической горечью», непригодное для политических конструкций, я услышал в Косове от албанского киноре жиссера Экрема Крюизиу: «Во всем виновата сербская злая кровь». С такой постановкой вопроса согласны старые знакомые Караджича, писатель Мийо Вешович и сцена рист Абдула Сидран. Летом 1993 года в осажденном вой сками Караджича Сараеве они, уже изрядно выпивши, из лагали мне свой мирный план для Боснии. И свели этот план к единственному пункту: «Чтобы завтра кончилась война, сегодня нужно убить Караджича». Того самого поэта-гуманиста, с которым они состояли в одном творчес ком союзе, которого прекрасно знали и в котором не смог ли вовремя угадать дьявола. «Вокруг... все гибнет и умира ет... Ответь мне, дьявол, не часть ли это великой прав ды?» — вопрошал поэт Караджич. Не его одного занимали поиски правды: убить дьявола, выпустить злую кровь, до капли... Друзья Караджича утверждают, что в начале девянос тых он почти случайно стал политиком, тем более — лиде ром нации. В председатели Сербской демократической партии его выдвинули потому, что Караджич слыл общи тельным человеком с хорошими связями, уверенно дер жался на публике, считался зажигательным оратором. Тео рия психической патологии, с помощью которой недруги часто пытаются расшифровать действия Караджича, мало что объясняет: если он и был больным, то поразила его та же эпидемия национализма, что и всю страну. Да, в конце восьмидесятых годов в стихотворении «Я чувствую, как рождается несчастье» Караджич в деталях описал гибнущее в пожаре войны Сараево. Да, в стрессовых ситуациях он грыз ногти до крови, страдал сильной аллергической реак цией, от которой лицо покрывалось красными пятнами. Но карикатура из мусульманских газет, рисующая вождя боснийских сербов в облике безумного мясника с крова вым топором, — всего лишь простительная для художника схематизация. Формула «понять — значит упростить» в слу

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

115

чае Караджича не подходит. Белградский журналист Желько Цвиянович так объяснял мне феномен вождя босний ских сербов: «Если он и был оружием этой войны, то стре лял не сам. Из него стреляли». Белград Слободана Мило шевича всегда маячил за спиной Караджича; под один ло коть его подталкивали соратники-националисты, под дру гой — столь же непримиримые противники. Преступник и жертва в одном лице; и кошка, и мышка одновременно; и наконечник «сумасшедшего копья», и воин-копьеметатель — может, истина где-то здесь. Интересно, сработай «мир ный план» сараевских интеллектуалов, удалось бы избе жать войны в Боснии? Из воспоминаний черногорского поэта Еврема Брковича.

Преступниками рождаются так же, как рождаются дураками. С Караджичем я познакомился, когда он учился на первом курсе медицинского факультета. Он был вежливым худым юношей с пышными волосами. Ко мне, старшему и уже довольно известно му поэту, он относился с большим почтением. Стояла поздняя осень, шел дождь, Караджич был в одной тонкой рубашке. Я вспомнил, что в портфеле у меня лежит свитер, и дал его Радо вану, чтобы он согрелся. Молодой поэт с горящими глазами про читал мне пару своих стихотворений. Я похвалил, сказал, что Ка раджич не первый врач, который занимается литературным твор чеством, и что ему эти занятия непременно нужно продолжить. Тогда мне и в голову не приходило, что я подталкиваю к действию не будущего великого поэта, а будущего великого преступника! Нет такого диктатора, узурпатора, террориста, монстра-вождя, среди друзей которого не нашлись бы честные и порядочные люди. В акварелях Адольфа Гитлера вряд ли кто мог разглядеть кисть будущего злодея. Сомневаюсь, что в поэзии Караджича, по крайней мере до тех пор, пока он сам не расшифровал ее значе ние политическими действиями, угадывался характер человека, руководившего репрессиями против хорватского и мусульман ского народов. Теперь, однако, его стихи читаются по-другому: творчество Караджича стало символом несчастной войны.

Когда Караджича наконец арестуют, он сможет про должить занятия литературным творчеством. К тому вре мени Караджич, может быть, материализуется и из патри отического мифа снова превратится в человека из плоти и крови, в человека, подчиняющегося законам; перестанет

116

Андрей Шарый

быть знаменем, живым святым и сербским «сумасшедшим копьем». В метафизическом смысле, столь любимом знакомыми Караджича и им самим, Гаагский трибунал уже огласил вождю сербского национализма приговор. Этот приговор выносится всякий раз, когда председатель судебной колле гии оповещает о том, что установлена вина еще одного подсудимого из числа бывших подчиненных боснийскосербского президента. Побоище в Сребренице; осада Са раева; массовые изнасилования мусульманских женщин в Фоче; концентрационные лагеря Кератерм, Омарска, Трнополье; этнические чистки в Приедоре и Босанском Шамаце — все о нем, о Караджиче, о том, что творилось по его заветам, все это уже доказано, фрагменты сложились в картину, из кирпичиков выстроилась стена. В мае 1992 года, через месяц после начала войны, на писан и обнародован «Документ о стратегических целях сербского народа в Боснии и Герцеговине». Теперь этот документ — часть обвинения прокуратуры Гаагского три бунала в адрес руководства Республики Сербской. Цели сербского народа, какими они виделись Радовану Карад жичу и его соратникам, таковы: «Установить границы, от деляющие сербов от других народов; установить государст венную границу по рекам Неретва и Уна; устранить грани цу между сербскими государствами по реке Дрина; разде лить Сараево и установить эффективный сербский кон троль над обеими частями города, обеспечить выход Рес публики Сербской к морю». Как-то с трибуны митинга Ка раджич конкретизировал этот план: «Сербы могут жить без хлеба, но не могут жить без своего государства». Гаагский трибунал — организация, далекая от поэтиче ского символизма. Уже не первый год вопрос номер один для следователей и прокуроров трибунала — не как осудить Караджича, а как его арестовать. И почему он, под давле нием мирового сообщества давно покинувший пост прези дента Республики Сербской, много лет назад объявленный в розыск, до сих пор не схвачен? Ведь за информацию, ко торая помогла бы арестовать Караджича, обещано пять миллионов долларов. Ведь международные Силы по стаби лизации (СФОР) провели в Боснии уже не одну и не две

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

117

«операции захвата», но все они окончились неудачами. Ведь генералы утверждают: СФОР следят за Караджичем и иногда даже заранее получают сведения о его передвиже ниях. Главный прокурор Гаагского трибунала Карла дель Понте как-то в сердцах обронила: «В объяснении причин, по которым этот человек до сих пор остается на свободе, должно быть что-то, о чем мне не хотят говорить». Амери канский дипломат Ричард Холбрук, вдохновитель Дейтон ских мирных соглашений, называет неспособность НАТО арестовать Караджича «балканской ошибкой номер один». Но почему эта ошибка не исправлена? Его не могут поймать, но даже мелкие детали отшель нической жизни Караджича известны всему миру. Оказав шись в отставке летом 1996 года, опальный политик пона чалу устроился в нововыстроенном семейном доме в сара евском пригороде Пале, этот городок руководство Респуб лики Сербской собиралось превратить в «настоящую евро пейскую столицу» с громким названием Сербополис. Сей час, утверждает пресса в бывших югославских республи ках, ссылаясь на «проверенные источники» в окружении Караджича, он скрывается по крайней мере в десятке убе жищ, редко проводя в одном и том же месте несколько но чей подряд. Среди тайных адресов по-прежнему — дом в районе Пале, в дачном поселке, где прежде селились «крас ные директора», другое укрытие — на территории фабрики «Фамос», а далее чуть ли не «везде» по Восточной Боснии: в Србинье, Зворнике, Вишеграде. Время от времени появ ляются сведения о том, что Караджич направился за грани цу; местом назначения называют Белоруссию, Россию или Кипр. Чаще всего опального экс-президента отправляют на Святую гору, в Афонскую монашескую республику на северогреческом полуострове Халкидики, куда не имеют доступа ни светские власти, ни полиция. Там, в древнем сербском монастыре Хиландар, православная братия яко бы с нетерпением дожидается возможности оказать госте приимство борцу за сербскую идею. Игра «найди Радована» давно стала международной. Однако читателей газет и журналов, даже тех, кто не соби рается требовать от Соединенных Штатов миллионы дол ларов за информацию о местонахождении Караджича, не

118

Андрей Шарый

изменно разочаровывает обилие предположений о том, где же скрывается бывший президент Республики Сербской. Самым надежным укрытием бывшего начальника генераль ного штаба армии Республики Сербской Ратко Младича счита ется военный объект Хан Пиесак, построенный еще при жизни Тито, когда югославские вооруженные силы готовились к отра жению ядерной атаки из-за обеих сторон «железного занавеса». Хан Пиесак - разветвленный комплекс наземных и подземных бункеров и убежищ, оснащенный автономной системой жизне обеспечения. Как уверены военные эксперты из республик быв шей Югославии, штурм таких укреплений невозможен без боль ших потерь. Подозревают, что Младич многие годы находился под защи той югославского генералитета. И в этом случае вымысел труд но отделить от реальности, однако сообщения о том, что гене рал определен на лечение в военный госпиталь в Белграде, что он преподает в военной академии, что Младича видели на три буне стадиона во время футбольного матча, появляются с за видной регулярностью. В белградских правительственных кру гах информацию о том, что генерал скрывается в Сербии, да еще под защитой властей, категорически опровергают. Я зада вал этот вопрос премьер-министру Сербии Зорану Джинджичу, и ответ его оказался эмоциональным: «Мировое сообщество со всеми своими деньгами и солдатами, со всеми своими развед ками и современными технологиями, неспособно поймать Кара джича и Младича в Боснии. А от нас требуют их ареста!» Еженедельник «Време» между тем писал, что несколько лет Младич, особенно не скрываясь, жил в Белграде под охраной специального подразделения военной полиции, а после того как давление из-за границы на власти Сербии стало невыносимым, полицейских просто переодели в «гражданское». Генерала по просили, во избежание ненужных проблем, пореже появляться на людях. Одна из причин, по которым данные о пребывании Младича в Сербии могут быть достоверными, заключается в том, что в бывшей югославской армии предостаточно офицеров, принимавших участие в военных действиях на территории Бос нии, в том числе и в наступлении на Сребреницу. Им совершен но ни к чему, чтобы Младич оказался в Гааге. Генерал Младич - аскетичная икона борьбы за единство сербских земель. О нем слагали песни, писали книги, самая из вестная из которых, труд Йована Янича «Сербский генерал Рат ко Младич», возводит командарма в ранг выдающегося полко водца. Реальность противоречит книжной правде: войну, в кото

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

119

рой он и его подчиненные имели подавляющий перевес и не брезговали преступлениями, Младич выиграть не смог. Девяно стые годы стали для него черной полосой: единственная дочь ге нерала совершила самоубийство, выбросившись из окна, сам он перенес несколько микроинфарктов. После всех кровавых сражений удел Младича - опала, а не почести, суд, а не звезды на погонах.

...Как говорят, в изгнании Радован Караджич стал очень религиозным и занялся изучением жития сербских святых. В свободное от творчества и духовных занятий вре мя он смотрит футбол по телевизору или читает газеты. Те лефоном не пользуется, все общение с внешним миром — письма через курьеров. Жену и любимого внука видит урывками. Встает в шесть утра, не ест жирной пищи, не употребляет спиртного, не курит. Если верить тому, что пишут в Сараеве, Белграде и За гребе, Караджича круглосуточно стережет сотня телохра нителей, которых газеты называют «горные гайдуки». Они отлично экипированы и вооружены. Система охраны орга низована в три «кольца», причем бойцы двух внешних ли ний оцепления не имеют информации о том, на самом ли деле в «яблочке» этой трудной мишени находится Карад жич. Помимо высокой боевой готовности, главное качест во «гайдуков» — беззаветная преданность вождю, хотя вре мя от времени Караджич производит кадровые перетряс ки, видимо, опасаясь измены. По данным сараевского еже недельника «Дани», в городе Бьелина расположен так на зываемый «штаб безопасности» Караджича; в этом же го роде живет генерал-майор Желько Янкович Луна, его счи тают начальником службы безопасности вождя босний ских сербов. Подозревают, что несколько лет средства на охрану и содержание Караджича шли прямиком из бюджета Респуб лики Сербской. Так, в октябре 1997 года на эти цели якобы отрядили около 150 тысяч долларов (официально — на ре монт правительственной резиденции «Шумарница» на го ре Яхорина и покупку служебных автомашин). Часть денег, как полагала местная пресса, брали из платежей, перечис ленных в счет погашения долгов граждан предприятию

120

Андрей Шарый

«Электродистрибуция». Бывшего премьер-министра Рес публики Сербской Милорада Додика его политические противники прямо обвиняли в том, что, находясь у власти, глава правительства «подарил Караджичу» 900 тысяч дол ларов из средств, отпущенных на реорганизацию право охранительных органов. Додик эти сведения опровергал, как и «патриотически настроенные» сербские бизнесмены, в чей адрес раздавались подобные обвинения. Хватает дан ных и о том, что финансовым обеспечением Караджича за нималась сербская Служба госбезопасности. Как сообщил в 2001 году в целой серии шумных публи каций загребский еженедельник «Националь», средства для Караджича и генерала Младича выделялись также из доходов, полученных от нелегальной торговли и контра банды сигарет, алкоголя и бензина. В начале девяностых годов руководство Республики Сербской создало целую сеть подставных экспортно-импортных фирм и компаний, которые «в государственных интересах» освободили от уп латы налогов и таможенного контроля. Миллионные ба рыши использовались на «нужды обороны», но поговари вали, что такого рода бизнес-деятельность была небеспо лезной и для лидеров национального движения. Преступ ная сеть имела агентов по всей бывшей Югославии, старые и новые границы никому не мешали. В получении доходов от нелегальных операций подозревали и семью Милоше вича, и продемократических политиков Джинджича и Ми ло Джукановича, но чаще других в этой связи упоминались фамилии Караджича и спикера парламента Республики Сербской Момчило Краишника. «Управляющим финан сами» преступного синдиката считали видного персонажа экс-югославского экономического подземелья Станко Субботича. Интересно, что в списке претензий народа к своим вождям, не принесшим родине ни счастья, ни процвета ния, ни даже государственной самостоятельности, ради которой все якобы и затевалось, — не разжигание национа лизма, не загубленные жизни, не военные преступления. Теперь-то Караджича в сербской Боснии любят далеко не все, но припоминают ему в первую очередь хозяйственные и экономические «промахи»: окружил себя ворами и бан

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

121

дитами, нажился на народной беде, обогатил собственное семейство. Дочь Караджича Соня несколько лет работала его пресс-секретарем и, как гласит молва, присваивала деньги, что платили западные корреспонденты за интер вью с ее папашей. После войны Соня открыла «православ ную» радиостанцию «Святой Йован». Сын Караджича Са ша в армии не служил, за родину не сражался, зато разда ривал друзьям дорогие автомобили да устраивал дебоши в ресторанах. Уверен: если бы Караджич выиграл войну, все равно — ценой каких потерь и каких преступлений, со граждане не судили бы его так строго. Не только бульварная пресса, но и респектабельные за падные средства массовой информации несколько раз со общали о неудачных попытках международных миротвор цев поймать Караджича. В июле 2001 года лондонская газе та «Обсервер», например, писала об операции британских бойцов из службы САС неподалеку от границы Боснии и Черногории, в районе села Завайт. Пытаясь арестовать Ка раджича, британцы якобы столкнулись с вооруженным со противлением; черногорская газета «Дан» утверждала, что в бою погибло не менее десятка «спецназовцев». Генералы СФОР отказались комментировать эту информацию. Утверждают, что изредка Караджич появляется в сво ем родном селе Петница на севере Черногории. Половина жителей этой небольшой деревушки носит фамилию Ка раджич. Престарелая мать Караджича живет в соседнем черногорском городе Никшич; журналистов она уверяет, что уже несколько лет не встречалась с сыном. Долгое время считали, что опальный политик скрывается в де ревне Челебич на юго-востоке Боснии. Это — лесная глушь, как иронично заметил один мой белградский кол лега, «село из самых страшных снов Иво Андрича». Как раз в этих угрюмых краях в конце Второй мировой войны партизаны Иосипа Броз Тито ловили главного внутрипо литического противника маршала, воеводу Дражу Ми хайловича. Может, по этой причине попытки НАТО за держать Караджича напомнили либеральному еженедель нику «Репортер» югославские «партизанские» фильмы. В Челебиче Караджича пытались арестовать по крайней мере дважды, в феврале и в августе 2002 года. Если дове-

122

Андрей Шарый

рять моим более информированным коллегам, один раз «группа захвата» была в шаге от успеха: немецкие бойцы из миротворческого корпуса смогли окружить силы безо пасности Караджича и определить его местонахождение, но сигнал к началу операции из Брюсселя запоздал, и бег лецу вновь удалось уйти. Иногда натовские военные меняют тактику и пытают ся вступать с окружением Караджича в переговоры. Изве стно, что в первые послевоенные годы сотрудники экс президента наладили контакт с представителями Гаагского трибунала. Караджич выдвигал встречные условия: судеб ный процесс — только на территории Республики Серб ской. По мере того как позиции националистов и партии Караджича слабели, торговать ему становилось нечем, в его уступках международное сообщество больше не нужда лось. Политическая изоляция Караджича стала абсолют ной; лесная чаша Восточной Боснии превратилась для не го в тюремную камеру. Одновременно уменьшались шан сы на то, что Караджич, затравленный и изнуренный от шельничеством, решит прекратить борьбу. Сопротивле ние, пусть бессмысленное, пусть не имеющее перспек тив, — все, что оставили ему от былой славы и былого вли яния национализм и война. Летом 2002 года командующий СФОР направил письмо супруге боснийско-сербского вождя Лильяне Зелен-Караджич, предлагая организовать встречу западных военных с ее мужем для обсуждения де талей добровольной сдачи в плен. Вскоре генералу переда ли ответ: Караджич никогда не сдастся. Лильяна Зелен за явила: «Невозможно представить себе, чтобы гражданский командующий армией мог сделать больше, чем сделал Ра дован, чтобы остановить насилие, которое, увы, сопровож дает любую войну». Не одна она так считает. В Белграде, с того момента, как экс-президент попал в опалу, самым активным обра зом действует Международный комитет правды о Радоване Караджиче. В октябре 1997 года 60 сербских интеллектуа лов (14 академиков, множество университетских профес соров, благословил все это дело патриарх Сербской право славной церкви Павле) обратились к мировой обществен ности с «Декларацией о прекращении преследования Гааг

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

123

ским трибуналом Радована Караджича». «Давление на Ка раджича представляет собой давление на весь сербский на род», — заявили академики, обозвавшие трибунал «между народным судом Линча над сербским народом». Такие заявления по сей день находят в сербских райо нах Боснии широкую поддержку. Листовки и плакаты с портретами Караджича, воззвания в защиту «сербского вождя» из месяца в месяц появляются на улицах босний ско-сербских городов. В Сребренице обсуждался вопрос о переименовании улицы Тито в улицу Караджича. «До смрти и судног дана ми не дамо Радована!» — эту речевку на русский язык переводить не нужно. Как часто бывает в подобных случаях, драма легко пре вращается в комедию. Негаданную известность в Боснии приобрел простой житель села Вакуф Цветко Гаврич. Он не то чтобы похож на Караджича как две капли воды, одна ко международные патрули уже не раз и не два останавли вали Гаврича для проверки документов. «Я не такой, как Караджич, откуда у меня такие деньги?» — говорит Гаврич. Впрочем, у «двойника» была возможность разбогатеть: оборотистые соседи предлагали ему ездить в «Мерседесе» по окрестным бензоколонкам. Любимому вождю, естест венно, машину заправляли бы бесплатно, а Гавричу только приходилось бы с заднего сиденья приветствовать сограж дан. Чем не бизнес? Сменившая Караджича на посту президента Республи ки Сербской Бильяна Плавшич перенесла столицу своего полугосударства из оплота националистов Пале в чуть бо лее умеренную Баня-Луку. Планы строительства «сербско го Сараева» так и остались нереализованными: не хватило ни серьезности, ни запала, ни денег. Как-то мне довелось побывать в Пале в разгар зимы: симпатичное, смахиваю щее на средней руки горнолыжный курорт, абсолютно провинциальное местечко. Был морозный солнечный день, следы войны скрывал свежий снег, из печных труб в небо поднимался пепельно-серебристый дым. С плакатов с надписью, обращенной ко всем на свете миротворцам — «Don't touch him!», «Не трогайте его!», на меня смотрел Ра дован Караджич, несгибаемый сербский вождь с пышной шевелюрой серебристо-пепельного цвета. Я вспомнил, что

124

Андрей Шарый

одно из довоенных стихотворений Караджича называется «Человек из пепла». Умирает март и поп-арт, Смерть знает свою цель и берет свой старт, Но живет человек, который боится всего, К которому весь мир повернулся спиной. Как знать, не писал ли Караджич о себе самом.

Младен Налетилич Дело Госпичской группы, суд города Риека. Мирко Норац

Хорватский бог Марс

В войнах на первый план выходит человеческая глупость. Сама по себе человеческая глупость элементарное, огромное, ежедневное проявление, и создается впечатление, что война действует на человеческую глупость, как гроза на грибы. Мирослав Крлежа, «Одно впечатление первых дней войны».

Когда Младен Налетилич был пятнадцатилетним юно шей, он плохо учился в школе и, прогуливая уроки, размы шлял, как бы подделать аттестат о среднем образовании. Жизнь в горных долинах Герцеговины не таила перспек тив, титовская Югославия казалась тюрьмой, а городок Широкий Бриег — далеко не самой просторной камерой этой тюрьмы. Когда молодому человеку со смешновато звучащей для русского уха фамилией исполнилось двадцать пять, он жил в эмиграции в Германии, перебиваясь случайными зара ботками. В свободное время общался с левыми интеллек туалами полусвета, изучал сочинения Маркузе и Хаберма са и постигал методы «революционного насилия», готовясь к разрушению югославской федерации. Революционную теорию радикальная организация «Объединенные хорваты Европы» подтверждала практикой; Налетилич входил в тройку бомбистов, которые в начале семидесятых годов попытались взорвать югославское консульство в Мюнхене. Бомбистов арестовала полиция, но Налетилич остался на

126

Андрей Шарый

свободе, и это бросило на него тень подозрения леваковреволюционеров. Минуло еще десятилетие — Младен Налетилич остепе нился, обзавелся прозвищем «Тута», стал добропорядоч ным отцом и мужем, владельцем нескольких кафе, казино и ночного клуба на берегу Боденского озера. Казино и клуб посещали не только состоятельные бизнесмены, но и кли енты со спорной репутацией, вроде знаменитого террорис та Ильича Санчеса. В сорок пять Налетилич вернулся на родину, где шла война и, значит, настало время революционеров. Он воз главил «роту заключенных», которая формировалась яко бы из бывших «узников совести», непримиримых борцов с коммунизмом и вековой сербской агрессией, когда-то бро шенных за решетку режимом Тито. В действительности в роте, воевавшей сначала против сербов в Хорватии, а по том — против сербов и мусульман на юго-западе Боснии, служили в основном люди с уголовным прошлым. Не более благородным оказалось настоящее: Налетилич руководил изгнанием боснийских мусульман из сел и городов, где они жили веками. Он отдавал приказы сжигать их дома и взры вать их мечети. Иногда Тута показывал подчиненным при мер патриотической решительности, засовывал пленному в рот ствол пистолета и командовал: «Ложись и целуй хор ватскую землю!» В пятьдесят пять лет, поседевший и похудевший, Мла ден Налетилич стал застрельщиком спортивных соревно ваний в тюремном комплексе Гаагского трибунала. Из идейного вдохновителя бойцов батальона специального назначения он превратился в капитана тюремной волей больной команды. Натура лидера проявляется при любых обстоятельствах. Прокурор Кеннет Скот, насчитавший в боевой биогра фии Туты 17 обвинений в совершении военных преступле ний, добивался его пожизненного заключения и называл Налетилича «карающим мечом этнических чисток». Впер вые появившись перед судьями Гаагского трибунала, Мла ден Налетилич Тута, бывший хорватский анархист, быв ший удачливый бизнесмен, бывший бескомпромиссный полевой командир, не уронил достоинства и не потерял ве

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

127

ры. Он заявил: «Если защищать родную страну — это пре ступление, тогда вы можете считать меня виновным». О «защите родины»в документах обвинения сказано по дробно: этнические чистки деревень Совичи, Дольяни, Роштани в долине Неретвы, устройство концентрационного лагеря со спортивным названием «Гелиодром», в котором заключенных систематически подвергали пыткам и изде вательствам. Сухопарый, длинноволосый, с туберкулезной грудью и тонким лицом, в дорогих интеллигентских очках с затем ненными стеклами, с трубкой в руках, Младен Налетилич не только в смокинге, но даже в военной форме больше по хож на профессора философии, чем на гангстера, «солдата удачи» или игрока казино. Его утонченность, его нефор мальность подкреплял и тот факт, что официально коман диром «роты заключенных» Налетилич не был, хотя бойцы подчинялись ему беспрекословно. Тута не носил погон и лычек, скромно именуясь рядовым борьбы за независи мость. В единственном числе, один такой на всех хорватов, Тута в начале девяностых годов являл стране новый тип ге роя, привлекательный в тех кругах, откуда примитивный национализм рекрутировал десятки тысяч сторонников. Официозная загребская пресса ставила Младена Налетилича в пример согражданам. Еще бы, человек сделал сам себя, вот он, рисковый парень с туманным прошлым, с на стоящим, подсвеченным зарницами побед, с грядущим, в котором нехватка аргументов в беседе за сигарой и бока лом коньяка может быть компенсирована выстрелом из-за угла или нейлоновой удавкой. Когда Хорватия только-только стала независимой, эту давно ожидаемую, но все равно свалившуюся как снег на голову самостоятельность оказалось, по сути, некому за щищать. Армии у молодой республики не было, не хватало ни оружия, ни денег на закупки вооружений, система госу дарственного управления оказалась парализованной, ста рая Югославия еще не умерла, но уже потеряла сознание. Пришедшие к власти в Загребе политики не проявляли большой щепетильности в подборе защитников отечества. Еще и поэтому в вооруженных силах появлялись подразде ления, подобные «роте заключенных», под знамена кото

128

Андрей Шарый

рых вставали лихие «патриоты», готовые и украсть, и огра бить, и убить, и не только за родину, а для самих себя. Та ких иногда называли еще «солдатами на уик-энд»: они от правлялись в зону боевых действий на автомобиле в пятни цу, отпросившись пораньше с работы, а к вечеру воскресе нья возвращались с багажником, набитым «реквизирован ным» добром, телевизорами, кофеварками, видеомагнито фонами... У Налетилича в роте бойцы были серьезнее, к войне они относились как к постоянному тяжелому про мыслу. Трудно разобрать теперь, чего в событиях начала девя ностых в Хорватии и Боснии было больше: патриотического порыва или банальных грабежей, рожденной вакуумом вла сти уголовщины или искреннего желания отстоять благо родные идеалы, логики исторического развития или произ вола политиков. Газеты писали одно, в жизни часто случа лось совсем иное. Хорошо сказала об этом хорватская писа тельница Дубравка Угрешич: «Все существовало одновре менно: одни гибли за свою родину, другие ее именем убива ли и воровали, одни теряли свои дома, другие их получали, одни роняли достоинство, другие уверяли, что наконец по няли, что это такое, одни становились послами, другие — инвалидами, одни умирали, другие только начинали жить... Все было сжато в одном мгновении, все существовало с та кой очевидностью и бесстыдно одновременно». Один из моих добрых знакомых, загребчанин из состо ятельной семьи с крепкими традициями романтического национализма, человек, определяющей чертой характера которого был и остается хорватский патриотизм, что не ме шает ему до сих пор иметь в лучших друзьях серба, испытал в ту пору самые сладкие иллюзии и самые горькие разоча рования. В начале девяностых, едва в Хорватии начался во оруженный конфликт, Драго оставил выгодный бизнес и добровольцем записался в военную полицию. На ратной службе Драго продержался три месяца, ровно столько вре мени потребовалось для того, чтобы идеалы независимос ти в его понимании категорически разошлись с реальнос тью. Драго вернулся к коммерции, объяснив самому себе, а через несколько лет и мне, за далеко не первым бокалом вина: никогда, ни при каких обстоятельствах я не буду

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

129

иметь ничего общего ни с политикой, ни с армией, с этим невероятным цинизмом, с этой беспардонной ложью, с этим немеренным воровством. Война, о которой в девяно стые годы писала Дубравка Угрешич, оказалась под стать любой другой, ничуть не лучше, чем, скажем, та, которой в начале XX века посвятил свои рассказы классик хорват ской и югославской литературы Мирослав Крлежа. «Хор ватский бог Марс» — так назывался один из этих рассказов, и в нем — все о том же: о войне как сплошной похвале че ловеческой глупости, жестокости, жадности, нечистоплот ности. Тута Налетилич был не единственным, кто посчитал, что «Калашников» и сотня решительных парней дают ему Высшую Силу, которая только и вправе карать и миловать. В промежутках между боями «рота заключенных» владела, как хотела. В зоне ее ответственности бесследно исчезали свои же, хорватские, офицеры, сомневавшиеся в правиль ности политики Загреба, выражавшие недовольство вой ной с недавними союзниками — мусульманами, считав шие, что патриотизм имеет мало общего с грабежами и на силием, пусть и осененными национальным флагом. Меж дународный администратор города Мостар, немецкий по литик Ханс Кощник утверждал, что Тута планировал поку шение на его жизнь. Налетилич ответил с блатным ухарст вом: «Если бы я в него целил, то, не беспокойтесь, давно уже попал бы». ...Хорватские власти выдали Налетилича в Гаагу в мар те 2000 года. Родная страна перестала относиться к Туте со страхом и обожанием. Собственно, из национальных геро ев Налетилича разжаловала еще власть Франьо Туджмана, вскоре после того как умер главный покровитель и земляк Туты, министр обороны Хорватии Гойко Шушак. Шушак возглавлял влиятельное лобби из Герцеговины, предлагав шее Загребу рассматривать населенные хорватами терри тории на юго-западе Боснии как свою вотчину. На «исто рических хорватских землях» рота Налетилича сеяла страх, проводила карательные операции, изгоняла и убивала. С первого до последнего дня войны «политзаключенные» находились под личным контролем министра Шушака.

130

Андрей Шарый

Под его всемогущим крылом Тута чувствовал себя в безопасности, но в решающий момент, когда хорватский национализм потерял энергию порыва на восток, а Шушак уже лежал в могиле, у Налетилича не осталось влиятельных защитников ни в Герцеговине, ни тем более в Загребе. Хор ватская полиция неожиданно припомнила ему уже казав шееся забытым прошлое. Налетилича арестовали по обви нению в причастности к похищению и убийству еще в 1993 году бойца хорватской армии Роберта Носича. Носич провинился тем, что в кабацкой драке ранил одного из бойцов Туты, и командир, не откладывая дела в долгий су дебный ящик, самостоятельно вынес приговор. Несчаст ный Носич подвернулся очень кстати, он послужил родине после смерти: одна группа влияния в Загребе сменила дру гую, и Тута стал раздражать чиновников из нового окруже ния президента Туджмана. Громадный дом, выстроенный Налетиличем в Широ ком Бриеге (надо полагать, не на скромное жалованье сол дата), остался без хозяина, и его пустоту не скрадывала да же дорогостоящая коллекция художественных полотен. (Тута, кстати, иногда баловался кистью и холстами, в шут ку даже называл себя художником.) Этими картинами и прекрасным видом из окон, среди прочих гостей, любова лись многие персонажи загребского джет-сета. Не год и не два приезжать на званые вечера в дом Налетилича счита лось хорошим тоном: здесь бывали и модные эстрадные певицы, и патриотически настроенные столичные писате ли, и хорватские политики, причем не какие-нибудь пред седатели поселковых комитетов правящей партии, а клю чевые министры. Все это кончилось, хотя и в загребской тюрьме Реметинец Туте жилось вольготно: ему позволяли иметь мобильный телефон, еду привозили из кухни отеля «Шератон», оттуда же доставляли и алкогольные напитки. Пару бутылок коллекционного вина Тута, отправляясь в Гаагу, подарил начальнику тюрьмы и заведующему тюрем ной больницей, в которой перенес операцию на сердце. И за решеткой он вел себя как человек номер один. От по лицейских, сопровождавших его в Гаагу, Тута потребовал, чтобы на запястья ему надели наручники, — не дай бог, кто-то мог подумать, что в Международный трибунал он

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

131

отправляется добровольно! Но подобного впечатления ни у кого не возникло. Известно: Налетилич до такой степени сопротивлялся отправке в Гаагу, что намеревался совер шить самоубийство. Хотя этот его поступок как раз обрадо вал бы многих: поскольку Тута не принадлежал ни к одной из группировок, то и «сдать» мог кого угодно. В Герцеговине к тому времени все уже успокоилось. Несколько кланов, сделавших на войне деньги, спокойно занимались бизнесом; отставные генералы с бритыми за тылками засели в попечительских советах местных пред приятий, занялись переустройством футбольных клубов и строительством стадионов. Опасались, что если Тута вдруг решит раскаяться и предоставить в распоряжение трибуна ла документацию своего батальона, многим не поздоро вится. Другое дело, что два главных командира Налетили ча, для которых такой компромат представлял бы серьез ную опасность, Туджман и Шушак, уже предстали перед другим Судией, в беспристрастности которого не могут усомниться даже самые закоренелые злодеи. Человек революционного, анархистского сознания, Налетилич не зря даже в самый спокойный и упорядочен ный период своей непростой карьеры занимался игорным бизнесом. Жизнь он воспринимал как казино, как рулетку, он верил в удачу, не предполагая, что сам может однажды оказаться в числе проигравших, таких, как те несчастные, которым он выбивал зубы стволом пистолета и заставлял клясться в любви к Хорватии. Не сомневаюсь, что пребы вание в Гааге и вынесенный судьями весной 2003 года при говор — 20 лет тюремного заключения Тута воспринимает как злую, случайную гримасу судьбы, которая обычно бы ла к нему благосклонна. Но, уверен, Тута ошибается. На свете все-таки есть Высшая Сила. Летом 1715 года шестидесятитысячная армия Мехмед-паши Челича осадила городок Синь неподалеку от границы Боснии и Хорватии. Шла так называемая Малая война между Османской империей и Венецией, и Мехмед-паша, жаждавший решитель ной победы, долиной быстрой реки Цетина продвигался к Адри атическому морю. Синьскую крепость Град защищали от полчи ща турок всего-то около 700 человек. Через три недели, сделав несколько вылазок к крепостным стенам, но так и не отважив-

132

Андрей Шарый

шись на решительный штурм, янычары сняли осаду. Один из за щитников Града в составленном на итальянском языке дневнике записал, что под Синем армия паши потеряла в боях и от эпиде мии дизентерии почти десять тысяч человек. Празднуя викторию, победители устроили конные игры. Хорватские всадники практиковали твердость руки и точность удара, на полном скаку пытаясь насадить на острие копья подве шенное на веревке стремя, снятое со сбруи коня знатного турец кого пленника. Праздник стал традиционным, стремя со време нем превратилось в нехитрую конструкцию из двух концентриче ских колец, «алку» (от турецкого «halka» - «перстень», «обруч»), и состязания получили название «Синьская алка». Конные игры ежегодно проводят и теперь. К участию допускаются полтора десятка молодцов, все - уроженцы Синя или соседних деревень, все - члены Общества витязей алки, военно-исторического клу ба со строгими церемониалом и уставом, вроде казачьего круга в России. Наряженные под стать воинам старины в черно-крас ные кафтаны и высокие меховые папахи, всадники целят трехме тровым копьем в похожий на значок «Мерседеса» жестяной диск размером с блюдце. Победа в трех турах состязаний приносит инкрустированную серебром саблю из рук синьского воеводы и общенациональную славу. Политика, как дизентерия, заражает все, что только может. В первые годы хорватской независимости «Синьскую алку» из старой игры превратили в символ азартной национальной тра диции военных побед, а Общество витязей алки - в патриотиче ский потешный полк. Состязания проводились под покровитель ством президента республики, в Синь считали своим долгом прибывать генералы и политики из Загреба, до и после соревно ваний произносились зажигательные речи, не оставлявшие со мнений в том, кого теперь в Хорватии считают янычарами. Напу скная торжественность витязей, дурные исторические аналогии, серьезность, с которой воспринимали соревнования на трибуне для почетных гостей, сделали алку почти комическим мероприя тием, мишенью для газетных острот. Когда мода на национа лизм в Хорватии спала, провинциальный Синь словно замер в недавнем прошлом, оставшись бастионом квасного патриотиз ма. Витязи алки не представляют собой политической силы, но знаковую политическую роль играют успешно. Еще и потому, что самый популярный витязь, Мирко Норац, стал молодым героем войны против сербов. В марте 2003 года суд в Риеке приговорил Мирко Нораца к 12 годам лишения свободы за совершение военных преступле ний.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

133

Почетное звание «алкарский воевода» Норац получил несмотря на то, что в конных состязаниях в Сине участия никогда не принимал. Родной город наградил его за мужест во и славу, еще раз подтвердив верность вековой традиции: ведь алка была и остается только военной игрой, а настоя щая война куда серьезнее. В войсках его звали «Герцог». 24-летний Норац, командир 118-й бригады Национальной гвардии, стал самым молодым полковником только что со зданной хорватской армии. В 1991 году его бригада действо вала в районе города Госпич, в сотне километров к северовостоку от Синя. Упорные боевые действия, сопровождав шиеся этническими чистками, не стихали там несколько месяцев. О том, что хорватские армия, военная полиция и паравоенные отряды ликвидировали в Госпиче больше сот ни гражданских лиц, сербов и хорватов, было известно и в то время, когда бои еще не окончились, — следов-то никто осо бенно не прятал. Напротив, страх и страшные слухи упро щали дело строительства хорватского государства: сербы в панике покидали свои дома. Загребская прокуратура все же возбудила уголовное дело, нескольких военных арестовали, но вскоре освободили. Как писали независимые хорватские газеты, это было сделано по прямому указанию министра обороны Шушака, хотя сведений о том, кто и как совершал преступления, хватало. Сохранились даже видеозаписи бес судных расстрелов. Есть и показания свидетелей: в октябре 1991 года полковник Норац проводил совещание, на кото ром обсуждались планы ликвидации мирного населения. Однако патриотическая логика оказалась сильнее. За щитники родины не могут быть преступниками — офици альный, изобретенный для доверчивых граждан лозунг. На деле, думаю, в Загребе сознательно планировали и прово дили жестокую политику: в независимой Хорватии сербы никому не были нужны, а патриотическая риторика лишь развязывала руки преступникам и их покровителям. Норац вскоре получил генеральский чин, почетное алкарское звание и превратился в героя освободительной войны, к личности которого, правда, проявляли интерес следователи Гаагского трибунала. Одним из тех, с кем они беседовали о событиях дождливой госпичской осени не сколько лет спустя, оказался бывший командир взвода раз-

136

Андрей Шарый

ра в Сплите. Согласно сведениям местных правозащитных орга низаций, подтвержденным и международными наблюдателями, с 1992 по 1995 год в этой тюрьме умерли от пыток от 60 до 70 заклю ченных, в подавляющем большинстве сербы и черногорцы. Над зиратели были садистами: отрезали уши и выкалывали глаза, от рубали головы, заставляли заключенных собирать и поедать спич ки и окурки, глотать камни, которые с дьявольской иронией назы вали «витаминами». Еще во время войны слухи о беззакониях в тюрьме Лора попали в хорватскую печать, но тогда это мало кого взволновало. В конце концов в зверствах обвинили восьмерых бывших военных полицейских, в том числе начальника тюрьмы Томо Дуича. Процесс по «делу Лоры», как писали независимые хор ватские газеты, больше смахивал на фарс: свидетели, которым и не подумали обеспечить необходимую степень защиты, то и дело «забывали» свои показания. Зрители в зале заседаний громоглас но поддерживали обвиняемых и открыто запугивали свидетелей. Судья Станко Лозина не скрывал симпатий к оказавшимся на ска мье подсудимых «хорватским героям». Судебная коллегия вынес ла единогласное решение - оправдательное. Это вызвало возму щение и в самой Хорватии, и в Гаагском трибунале, представите ли которого потребовали пересмотра дела и пообещали снабдить прокуратуру дополнительными обвинительными документами.

Судебный процесс по делу «Госпичской группы» про ходил в Риеке примерно в те же сроки. Слушания отклады вались по процедурным вопросам девять раз, а когда рас смотрение началось-таки, один из ключевых свидетелей обвинения заявил, что не может вспомнить, какие показа ния он давал на предварительном этапе следствия. А на предварительном этапе следствия он свидетельствовал, на пример, о том, что Норац лично отдавал приказы об убий ствах сербов и собственноручно застрелил по крайней ме ре одну женщину. В отличие от сплитской судебной колле гии, в Риеке профессиональную принципиальность про явила судья Ика Шарич. Она последовательно добивалась реконструкции событий в Госпиче. Стало очевидным: речь идет даже не о локальных, изолированных инцидентах, не об отдельных преступлениях, а о спланированной про грамме этнических чисток и изгнания из Хорватии серб ского населения. И, конечно же, не молодой алкарский во евода эту программу сочинил, хотя своими действиями ка рателя и претворял ее в жизнь.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

137

Судьба Мирко Нораца, быть может, храброго солдата, наверное, талантливого командира, очевидно, патриота, что не уберегло его ни от совершения преступлений, ни от ответственности за эти преступления, — как мне кажется, заставила многих хорватов по-иному взглянуть на войну, которую в Загребе уверенно называли освободительной и отечественной. Впрочем, справедливый, оборонительный характер этой войны суд сомнению не подвергал. Суд на казывал преступников. В декабре 2002 года ожидающего приговора генерала в тюремной камере посетил либеральный загребский поли тик Йозо Радош. Свои впечатления Радош изложил в вы спренной статье в еженедельнике «Глобус»: Для меня положение, в котором оказался Мирко Норац, в том числе и его возможное соучастие в совершении военных преступ лений; его поведение офицера, та драма, которую этот человек переживает, то, как его имя бесцеремонно используют в корыст ных целях, - для меня все это не является предметом политичес кого исследования. Ни один из известных мне военных не прошел столь тяжкого пути. Очень молодым человеком Норац вознесен нацией и ее свободой на вершину славы, он с беспримерной хра бростью бросился в огонь сражений, навстречу смерти, в грязь войны и политики. Как вообще человек в таких обстоятельствах может сохранить те ценности, которые составляют суть морали: ощущение правды, истины, любви?.. Я навестил Нораца в тюрь ме, пытаясь хоть немного помочь ему. Не сомневаюсь в том, что среди демонстрантов, которые кричат «Мы все - Мирко Норац!», есть люди, искренне стоящие на его стороне. Но я уверен в том, что среди людей, организовавших эти митинги, таких людей нет. Если бы у них была хоть капля молодецкой отваги и генеральско го достоинства Нораца, они никогда не посмели бы так грубо ис пользовать его драму. Им адресую я свое послание: ни один из вас - не Мирко Норац!

В день оглашения приговора по делу «Госпичской груп пы» у здания суда в Риеке собрались несколько сот жителей Синя, ветеранов войны. Организованно, на нескольких ав тобусах, в полном бутафорском облачении, в Риеку приеха ли члены Общества витязей алки. Надеялись на оправда тельный приговор, но надежды оказались напрасными. Когда адвокат генерала сообщил о решении суда, толпа при

138

Андрей Шарый

нялась скандировать: «Измена! Измена!» В тот же день акти висты ветеранских организаций блокировали автострады по всей стране, добиваясь освобождения своего кумира и пре кращения сотрудничества Хорватии с Гаагским трибуна лом. Лозунги — все те же: патриоты не бывают преступника ми. Чтобы внять аргументам судьи Ики Шарич, митингую щим не хватало осознания реальности. А реальность — в строках приговора: «Сербы в Госпиче убиты без всякой на то военной причины, они были гражданскими лицами и не яв лялись членами каких-либо вооруженных формирований. Мирко Норац отдавал приказы об арестах и ликвидации этих людей. На основании свидетельских показаний он признан виновным в убийстве женщины, имя которой суду и следствию установить не удалось, и в покушении на убий ство мужчины, чье имя также неизвестно. Мужчина остался жив только потому, что у Нораца отказал пистолет. В Госпи че по приказу Мирко Нораца проведена перепись сербского населения под предлогом обеспечения безопасности, одна ко затем около 50 человек, имена которых попали в эти спи ски, ликвидированы близ деревень Пазариште и Липова Главица. Среди убитых были и хорваты, чьи сыновья воева ли. Среди убитых — мать хорватского солдата, который, хо тя и был сербом, воевал в рядах хорватской армии». Когда судья огласила приговор, в глазах Нораца блес нули слезы. Раскаяния? Отчаяния? Злобы? Бессилия? Этих слез не видели витязи алки, воспринявшие вердикт суда как издевательский плевок в лицо — не им, а самой Исто рии Хорватии, хранителями которой они себя считают. Этих слез не видели ветераны войны, шумно протестовав шие на перекрестках дорог. По всей Хорватии Мирко Но раца, его убеждения, его борьбу, его — и свое - право на безнаказанность защищали тысячи человек. 31 августа 2000 года на кладбище Марии Магдалены в Госпиче на похоронах Милана Левара, свидетеля преступ лений, не побоявшегося рассказать правду о войне и не по желавшего после этого бежать из дома, собрались всего 60 человек. Старожилы рассказывали, что в городе давно не видели таких скромных похорон.

Дела 37, 50, 51, 54. Слободан Милошевич

Президент Печальных Грез

Единственный закон, который Милошевич не нарушил, - это закон Ньютона. Божидар Прелевич, белградский юрист.

И было Милану С. знамение. Слободан Милошевич уже сидел в камере Гаагского трибунала, но дух президента и вождя витал над Сербией. Милан С., бывший партийный активист из города Лесковац, человек, расстроенный жиз нью, а потому оставивший политику, как-то раз, осенью 2001 года, пошел на кухню и включил тостер. Через минуту гренки были готовы — Милан С. уже надкусил одну, да так и остолбенел: на горячем хлебе проступило лицо опально го сербского лидера, «его задумчивый взгляд, сжатые губы, курносый нос, даже ямочка на подбородке». «Может, Ми лошевич хотел дать мне знак, чтобы я понял, как ошибся, оставив его? — вслух размышлял Милан С., предъявляя чу десный тост журналистам. — Может, появление Лика на ломтике хлеба означает: Милошевич не так уж и виновен?» Газеты принялись наперебой печатать фотографию знаме нитой гренки. Свидетельствую: горячая печать на хлебце с обкусанным уголком и впрямь похожа на лицо Слободана. Случаются чудеса! Милан С. наверняка не читал произведений москвич ки Елены Громовой-Белградской, автора «распространяю щихся в российских патриотических кругах» стихов и поэм о сербстве, Сербии и Милошевиче. Елена, откликнувшись на мои оценки ситуации в бывшей Югославии в програм мах радио «Свобода», прислала несколько избранных сти

140

Андрей Шарый

хотворений, и, право, жаль, что я не могу познакомить с ее поэзией Милана С. Цитирую выборочно. Строфа о НАТО и Югославии («когда натовские стервятники бомбили Югославию»): Тяжелый миг судьбою ныне дан, Но против натовской жестокой рати Восстал — как Бог прекрасный — Слободан, И Сербия — славянка в белом платье! Арест президента («страшная ночь с 31 марта на 1 апре ля 2001 года»): Был схвачен Президент Печальных Грез, Восставший против зла во имя жизни, Окрашенный мерцаньем бледных звезд В чуть сумрачные краски героизма. Через три месяца («после выдачи президента «незакон ному трибуналу»): Над застывшей Гаагой — холодный рассвет. Воют холодом смерти бетонные залы. Здесь неправедный суд. Справедливости — нет В казематах судьбы, в тишине трибунала. Видишь — вспыхнул вдали яркий свет неземной. То в терновом венце, по мучительным тропам Он уходит в Бессмертье — Славянский Герой. Он идет на Олимп. На колени, Европа! Европа не услышала призыва и колени перед Милоше вичем не преклонила. Президент Печальных Грез пошел не на Олимп, а под трибунал, и давно уже ежедневная хро ника этого долгого судебного процесса не вызывает ажио тажа даже в Сербии. Публика любит драму, поэтому об аре сте Милошевича, о его выдаче в Гаагу, о его первом появ лении в зале суда, о предварительных слушаниях, когда все еще было в новинку, сообщали тысячи журналистов. Од нако юриспруденция скучна, ужас войны и преступлений она превращает в бездушную формальную процедуру. Са мыми прилежными посетителями галереи для зрителей стали студенты факультетов права, которых привозят в Га агский трибунал на экскурсию. Через несколько месяцев после начала процесса даже белградское телевидение пре кратило регулярные трансляции суда над Милошевичем,

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

141

хотя такие телепередачи - надежная прививка от болезни национализма. Из документов Гаагского трибунала. Фрагменты вступи тельной речи Слободана Милошевича на открытии судебно го процесса по делу IT-02-54, февраль 2002 года.

. ..Я хочу сообщить вам то, что в Сербии известно каждому. По традициям сербов и традициям сербской армии, военнопленный или невооруженный человек - святыня. Любой, кто нарушит эту традицию, отвечает перед законом. Я не хочу сказать, что отдель ные люди или группы людей не совершали преступлений, но ар мия и полиция защищали свою страну с честью и достоинством. ...Джентльмены, Сербия не находилась в состоянии войны с Хорватией или Боснией. Почему вы хотите приписать Сербии и сербам ответственность за эти войны? ...Если я виновен в том, что предотвратил уничтожение сотен тысяч сербов в Боснии и Хорватии, - тогда с величайшей гордос тью я возлагаю на себя такую ответственность. ...Стратегическая концепция Запада заключалась в том, что бы подчинить своему влиянию весь мир, вызвать конфликт между славянами и мусульманами в надежде, что они перебьют друг друга... В этом отношении Косово и Чечня - звенья одной цепи. Цель состояла в том, чтобы уничтожить Югославию. Так же был уничтожен Советский Союз, в Чехословакии этот метод был при менен легко и быстро. Я называю то, что случилось, неонацист ской идеей, из-за которой Югославия развалилась, а карта Бал кан оказалась перекроенной. Прокурор не зря упомянул Нюрн берг. Они не удовлетворены теми преступлениями, которые со вершены против Югославии, они свели счеты с Сербией, рассчи тались за обе мировые войны. Они пытаются нас провозгласить виновными, нас, подлинных жертв агрессии. Это преступления и убийство Югославии, и то, что меня здесь распинают на крес те... Я обвиняю моих обвинителей и их хозяев. Они на свободе, но на самом деле они - несвободны. А я, арестованный, брошенный в тюрьму, - свободен. Меня зовут Слободан, и на языке моей страны это имя означает «свободный».

Милан С. испытывает благоговейный ужас перед грен кой, на которой по Божьей, очевидно, воле проявился Лик Вождя. Елена Громова пишет: «Бог прекрасный — Слобо дан... в терновом венце, по мучительным тропам уходит в Бессмертье». «Сумрачными красками героизма» с удовольст

142

Андрей Шарый

вием пользуется сам Милошевич, заявляющий судьям: «Меня здесь распинают на кресте». Мифология объединяет невеликого ума партийного чиновника, экзальтированную москвичку и бывшего президента европейской страны с населением в 10 миллионов человек. Коротких цитат из первого развернутого выступления Милошевича на суде в Гааге (в стенограмме — больше ста страниц убористого текста), кажется, достаточно для того, чтобы составить представление о концепции защиты. В Га аге Милошевич, юрист по образованию, отказывается от услуг адвокатов, хотя и использует помощь десятка «юри дических советников». В Международный комитет по за щите Слободана Милошевича (есть и такой) входят обще ственные деятели и правоведы из разных стран. Комитет чики действуют активно: к началу суда они составили спи сок из 1380 свидетелей защиты. Для соблюдения равенства прав сторон процесса и ко свенной защиты подсудимого (коли он не прибегает к ус лугам адвокатов) трибунал предоставил трем юристам ста тус «amici curiae», в вольном переводе с латыни — «друзей судебной коллегии». Эти адвокаты, формально не являясь защитниками Милошевича, надзирают за ходом процесса и, если видят в том необходимость, предпринимают судеб ные действия для обеспечения беспристрастности разби рательства. Слободан Милошевич не признает легитимность Международного трибунала. По мнению подсудимого, Со вет Безопасности, приняв решения об учреждении такого суда, нарушил Устав ООН. Милошевич считает Гаагский трибунал не правовой, а политической организацией, со зданной НАТО во главе с Соединенными Штатами для расправы над сербами. «Трибунал — это отравленная стре ла, направленная против миролюбивых независимых на родов», — сообщил судьям Милошевич, цитируя, помимо прочих авторитетов, Аристотеля. Эти слова побудили шут ников в Сербии вспомнить об исторической преемствен ности — коммунистический лидер Иосип Броз Тито в 1928 году заявил со скамьи подсудимых: «Я признаю только суд своей партии!»

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

143

Милошевич пошел дальше: впервые появившись в за ле заседаний 3 июля 2001 года, он не просто не признал се бя виновным, а вообще не пожелал следовать судебной процедуре, отказался даже от услуг переводчика, предпо читая напрямую общаться с судьями, британцем Ричардом Мэем, марокканцем Мохамедом Фасси Фихри и Патриком Робинсоном из Ямайки, по-английски или по-сербски, как придется. Милошевич был чисто выбрит, держался уверенно, на судей смотрел равнодушно, говорил спокой но и четко, под элегантный темно-синий костюм подобрал галстук в полосочку цветов сербского национального фла га. Один из белградских адвокатов Милошевича так оце нил поведение подсудимого: «Он не будет защищаться. Он будет атаковать». Выдвинутые против него обвинения Милошевич на звал смехотворными: «Декламируйте свои обвинения, если уж вам это приказано, — заявил он прокурору, — но не за ставляйте меня часами слушать тексты, которые соответст вуют уровню интеллектуального развития семилетнего ре бенка». После паузы Милошевич уточнил: «...семилетнего ребенка, отстающего в умственном развитии», — и предло жил судьям не тратить попусту времени и огласить приго вор, «который за вас вынесли агрессоры, бомбившие мою страну». Судья не раз и не два отключал микрофон, за на рушение процедуры лишая подсудимого слова. Из статьи Эмина Сульягича в сараевском еженедельнике «Дани», февраль 2002 года. Больше всего меня удивляет способность Милошевича от крыто, прямо в глаза, лгать. Уже в первый день вступительной ре чи у меня пропало всякое желание вдумываться в его слова, тем более - разбираться в причинах, которыми он руководствовался. Я просто глядел, как он сидит в кондиционированном зале - на столе перед ним бутылка воды, по обе стороны охранники, как он использует все возможности правовой системы и, не моргнув глазом, утверждает: все, что случилось со мной и с миллионами других людей, и не произошло вовсе, мы попросту все выдумали. К сожалению, кровь, которая капает с его рук, невыдуманная. Это настоящая кровь убитых людей.

За решеткой Милошевич не изменил своим принци пам, не поменял взглядов. Эти же постулаты — святое серб

144

Андрей Шарый

ское прошлое еще со времен Косовской битвы против ту рок, героическое сербское прошлое времен Второй миро вой войны, жертвенное сербское настоящее, всемирный заговор против невинного народа - полтора десятилетия помогали ему удерживать власть над этим народом. Есть люди, которые не меняются под воздействием времени и обстоятельств. Со скамьи подсудимых Милошевич гово рил то же самое, что с трибун партийных митингов. В его случае, впрочем, и не могло быть иначе. Из эссе сербского драматурга Бильяны Срблянович в белградском журнале «Профил», сентябрь 2002 года.

Никогда и не было никакого мифологического сербского от ношения к истории. Неплохо бы организовать экскурсию для сто ронников Милошевича к памятнику на Косовом поле. Это обод ранный кусок камня «метр на метр», ободранный потому, что сер бы не способны содержать в порядке даже памятник самим себе. Сербские байки о мифической сербской храбрости, о победе над Османской империей, о воротах православия, о несчастьях, кото рые нам приносит Европа, о нас самих, бережно хранящих евра зийское наследие, - не более чем глупая выдумка, которую люди воспринимают из-за необразованности и душевной лености. Думаю, вся политика Милошевича вела к тому, что бомбар дировка Югославии неминуема. С другой стороны, и Запад вел себя так, будто только и хотел непременно нас бомбить. Это мо жет прозвучать еретически, но, думаю, война с НАТО - все же не самая большая наша трагедия. Все-таки пострадало относитель но немного людей. Неизмеримо более страшные трагедии сотря сали нас прежде - такие, как Сребреница, как Вуковар, как Сара ево. Когда Милошевич заявил, что бомбежки НАТО - первая вой на в Европе после Второй мировой, у меня волосы дыбом на голо ве встали. А как насчет войн, которые вел он сам? Что с сотнями тысяч убитых по всей бывшей Югославии? Откуда беженцы? В каком-то смысле власть Милошевича была «мягкой» дикта турой, режимом «открытых» репрессий. Что он мог? Хватать лю дей на улице и расстреливать их на стадионе? Не был он спосо бен на подобное. Несмотря на то что Милошевич затеял все эти большие войны, несмотря на то что из-за него погибло столько людей, он не был злодеем большого формата. Он был обычным диктатором, в которого студенты кидали старые ботинки. Не зря и кончил так жалко. За то, что его эпоха продлилась столько лет, я обвиняю саму себя. И я позволила, чтобы с нами это все сотворили. И я позво

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

145

лила ему взять мою жизнь в свои руки. Никто не имеет права рас поряжаться твоей судьбой, за нее отвечаешь ты и только ты. Пер вый день учебного года в Сербии должен начинаться с рассказа о том, что мы живем в стране, на которой лежит вина за смерть стольких-то человек, за столько-то разрушенных домов, за столь ко-то изломанных судеб. Вы, дети, не виноваты в этом, должен сказать учитель. А вот ваши папы и мамы - виноваты.

Первые обвинения против Милошевича прокуратура Гаагского трибунала обнародовала в мае 1999 года, в разгар операции НАТО против Югославии. О том, что президен ту СРЮ не избежать скамьи подсудимых, поговаривали к той поре уже не меньше двух лет. Теперь в Гааге не скрыва ют: материалы сразу нескольких успешно складывающих ся для прокуратуры процессов заметно укрепили позиции обвинения против Милошевича. По делу 1Т-99-37, в документах которого речь идет о военных преступлениях в Косове, помимо Милошевича, проходят еще четверо высокопоставленных сербских по литиков и военных. В октябре и ноябре 2001 года, уже по сле того как Милошевич оказался в пенитенциарном ком плексе в Схевенингене, против него возбудили еще два уголовных дела (IT-01-50 и IT-01-51) в связи с причастно стью бывшего сербского лидера к совершению военных преступлений в Хорватии и Боснии. Затем три дела объе динили в одно, под номером 54. В общей сложности Мило шевичу предъявлены 66 пунктов обвинений по всем четы рем группам военных преступлений, классифицирован ным документами трибунала: геноцид (Босния и Герцего вина), нарушение правил и обычаев ведения войны, пре ступления против человечности (Косово, Хорватия, Бос ния и Герцеговина), нарушение Женевских конвенций (Хорватия, Босния и Герцеговина). Любопытно, что сербские правоохранительные органы, 1 апреля 2001 года арестовавшие Милошевича вне всякой фор мальной связи с обвинениями Гаагского трибунала, не интере совались «военным» прошлым бывшего президента. Операция по его аресту переполошила весь Белград и журналистов со все го мира, но после 36 часов противостояния, к счастью, заверши лась бескровно. Уголовная полиция МВД Сербии обвинила Ми

146

Андрей Шарый

лошевича в злоупотреблении служебным положением. Как вы яснило следствие, в бытность главой государства Милошевич возглавлял преступную группу, которая нанесла государству ущерб почти в два миллиарда югославских динаров и 200 мил лионов немецких марок путем незаконного взимания таможен ных пошлин и перевода денег в заграничные банки. Милошевич, оказавшись в тюрьме, не отрицал, что по его приказу создан тайный таможенный фонд, однако уверял: собранные средства «в государственных интересах» направлялись на закупку оружия для армии и в помощь Республике Сербской и так называемой Республике Сербская Краина. «Если бы мы были в состоянии организовать суд над Мило шевичем, соизмеримый с масштабом его грехов и наших прома хов, тогда все наши поражения, по крайней мере, не казались бы бессмысленными», - мечтал белградский публицист Стоян Церович. Возможно, это расследование и имело судебные пер спективы, но все-таки в Сербии никто в них не верил. Да и новые продемократические власти не скрывали стремления поскорее избавиться от опасного противника, арест которого вновь де стабилизировал обстановку в стране. По Белграду кружили неве роятные слухи: о золотых слитках, которые курьеры спецслужб по приказу Милошевича чуть ли не чемоданами вывозили за гра ницу; о сказочном богатстве и немереных миллионах президен та, осевших в швейцарских, российских и кипрских банках. Слу хи будоражили общественность ровно до того дня, когда из Цен тральной белградской тюрьмы Милошевича перевезли в Гаагу. Похоже, единственным человеком, извлекшим из этой исто рии личную выгоду, оказался исполняющий обязанности началь ника тюрьмы Драгиша Блануша, которому довелось руководить надзором за камерой бывшего президента. Как только Милоше вича отправили в Гаагу, Блануша, нарушив служебную тайну, опубликовал массовым тиражом книгу под названием «Как я был надзирателем Милошевича» - о своем общении с экс-президен том и его тюремном быте. Бланушу со скандалом уволили, но в полицейской пенсии он уже не нуждался, книга стала бестсел лером, принеся автору немалые барыши.

Доказывая уголовную ответственность Слободана Ми лошевича, прокуратура Гаагского трибунала исходит из то го, что сербский лидер на протяжении многих лет пребыва ния у власти оставался доминирующей фигурой в СФРЮ и СРЮ, а с 1997 года был и Верховным главнокомандующим вооруженными силами страны. Обвинение утверждает:

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

147

Милошевич руководил частями и подразделениями юго славской армии, которые участвовали в планировании и проведении этнических чисток в Хорватии, Боснии и Ко сове и массовом истреблении несербского населения. По приказаниям Милошевича Белград предоставлял финан совую и иную поддержку сербским квази государствам на территории получивших независимость республик быв шей Югославии, оказывал влияние на политическое руко водство в Книне (столица самопровозглашенной сербской республики в Хорватии) и Пале. Милошевич контролиро вал деятельность специальных армейских и полицейских подразделений, а также паравоенных формирований, со вершавших военные преступления; он использовал и на правлял ведущие националистическую пропаганду и раз жигавшие ненависть сербские средства массовой инфор мации. Все эти обвинения конкретизированы и сопровожде ны списками жертв преступлений. Однако, как подчерки вали еще до начала процесса представители прокуратуры, в деле Милошевича решающее значение имеют не докумен ты, а показания свидетелей. По «косовской» части обвине ния против бывшего сербского лидера прокуратура пона чалу заявила свидетельства 228 человек, по хорватской — 220. Слушать эти показания судьям пришлось бы не менее 500 рабочих дней, и судья Мэй ограничил число свидете лей: за полгода процесса выступили полторы сотни чело век. Прокурор Джеффри Найс как-то обронил журналис там: чтобы доказать вину Милошевича, нам достаточно всего одного свидетеля, если только его показания позво лят установить прямую связь между военными преступле ниями и приказами, которые отдавал экс-президент. Вот к чему, в частности, сводится юридическое содержание про цесса: к поиску информированного человека, которому ситуация в сербском руководстве знакома «изнутри»; кото рый, оказавшись в зале суда, найдет достаточно оснований (все равно каких — страх, честность, раскаяние, ненависть к подсудимому, не имеет значения) для того, чтобы расска зать правду. Однако нет гарантий, что эта правда совпадет с правдой главного прокурора трибунала и выводами чле нов судебной коллегии.

148

Андрей Шарый

Показания первых свидетелей обвинения (в основном это были косовские албанцы, родственники или соседи ко торых погибли во время конфликта в Косове) разочарова ли наблюдателей, ожидавших немедленных ошеломляю щих откровений. Милошевич подготовился к процессу лучше, чем предполагали, он отрицал не тот факт, что в Косове совершались военные преступления, а свое в них соучастие. Во время перекрестных допросов подсудимый переводил дискуссию в неприятную для прокуратуры пло скость. В разговоре об албанской Армии освобождения Косова (АОК), использовавшей терроризм в борьбе за не зависимость края, о бомбардировках НАТО, жертвами ко торых становились не только сербские военные, но и мир ные жители, в том числе албанские беженцы, подсудимый чувствовал себя куда увереннее свидетелей, чаще всего не искушенных в политических вопросах. «Создается впечат ление, что Милошевич прекрасно, в деталях, информиро ван, что он заблаговременно припрятал множество сведе ний, которые еще как пригодятся ему в Гааге, — писал че рез три недели после начала процесса один из белградских обозревателей. — Используя свои политические способно сти, поддержку от соратников из Белграда, плохую подго товку прокуратуры, Милошевич смог в той или иной сте пени поставить под сомнение показания многих свидете лей. А они, похоже, относятся к бывшему президенту как к волку, который гипнотизирует овечек взглядом. С такими свидетелями, неважно подобранными, зачастую сообщаю щими сомнительные или недостоверные сведения, этот су дебный процесс рискует утратить ориентиры: защиту на стоящих жертв и поиск настоящей истины». 15 января 1999 года, почти через год после того, как в Косо ве началась вялотекущая война между сербскими военными и партизанами из АОК, разгорелись бои в селе Рачак, километрах в 30 южнее Приштины. Белградская печать сообщала, что сербы «штурмом взяли несколько опорных пунктов, уничтожив при этом десятки албанских террористов». Наблюдатели ОБСЕ об наружили в Рачаке 45 трупов албанцев, некоторые были изуро дованы. Все жертвы (среди них старики, три женщины и 12-лет ний мальчик), как сообщали западные журналисты, носили граж данскую одежду; смерть наступила от выстрелов с близкого рас

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

149

стояния или ножевых ударов. Еще несколько дней, пока в селе продолжалась стрельба, трупы лежали под навесом у местной мечети. Глава миссии ОБСЕ американский дипломат Уильям Уо кер обвинил в зверствах сербских военных, назвав случившееся «нечеловеческим преступлением». Югославские власти объяви ли Уокера «послом лжи» и выставили его из страны. Версия Бел града гласила: сербские военные убивали не мирных жителей, а вооруженных террористов, трупы которых потом переодели и обезобразили сами албанцы. Эти выводы, как и следовало ожи дать, подтвердили сербские врачи. Только через неделю власти Югославии допустили в При штину иностранных экспертов. Анализ результатов аутопсии за нял почти два месяца. Руководитель группы финских патолого анатомов Хелена Ранта хотя и высказала предположение, что по меньшей мере половина погибших в Рачаке были гражданскими лицами, не подтвердила со всей определенностью правоту той или другой стороны. Запоздание с началом экспертизы не поз волило точно установить обстоятельства смерти. Сербы попрежнему считали убитых террористами, албанцы - безвинны ми мучениками.

Трагедия в селе Рачак надолго стала громкой междуна родной новостью и в итоге послужила одной из причин (или одним из поводов, как считали в Белграде) начала во енной операции НАТО против Югославии. Дискуссию о событиях трехлетней давности продолжили на процессе по делу Милошевича: подсудимый настаивал на версии «ал банской инсценировки», свидетели обвинения (и жители Рачака, и международные эксперты) приводили разного рода доказательства того, что сербы осуществили в селе ка рательную операцию. Кто выглядел убедительнее в глазах судьи Мэя? С трудом сдерживая слезы, албанка Афродита Хайризи вспоминала вечер 24 марта 1999 года, когда сербские поли цейские ворвались в ее дом в городе Косовска Митровица: «Я видела, как они приближаются, я даже узнала кого-то из них, я ничего не могла сделать, чтобы предотвратить смерть моих родных». Застрелены 65-летняя свекровь Аф родиты Хайризи, ее 38-летний муж Агим и 11-летний сын Иллир. Перепуганная женщина с двумя младшими сыно вьями успела спрятаться на чердаке. «Как вы можете быть уверены в том, что преступники были сербами? Почему вы

150

Андрей Шарый

считаете, что это — полицейские? Как вы смогли рассмот реть их лица, ведь было темно?» — допытывался Милоше вич. Он ссылался на расследование, проведенное сербской полицией: те, кого Хайризи считала убийцами, как утверж далось в документах, находились в тот вечер в других райо нах Косова. Кому поверил судья Робинсон? Процесс тянулся своим чередом — день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. График заседаний нарушали только недомогания подсудимого, периодически жаловав шегося на повышенное давление и простудные заболева ния. Сенсационных разоблачений не было. Даже в высшей степени информированные офицеры белградских специ альных служб, такие, как бывший начальник Управления безопасности вооруженных сил Югославии (военная контрразведка) генерал Александр Васильевич и бывший начальник Службы государственной безопасности Сербии (СГБ) генерал Радомир Маркович, не сказали в зале засе даний того, чего, очевидно, так ждали от них представите ли обвинения. Не хотели? Не знали? Боялись? Или попро сту нет доказательств, позволяющих установить уголовную ответственность Милошевича за преступления в Косове? В сентябре 2002 года прокуратура начала представлять судьям свидетелей по «хорватской» и «боснийской» частям обвинения. Ситуация менялась не в пользу Милошевича, менялась еще и потому, что, как кажется, необратимыми оказались политические процессы демократизации в са мой Сербии. В Схевенингене один за другим появлялись все новые и новые обвиняемые, в том числе высокопостав ленные сербские политики из непосредственного окруже ния Милошевича. Было понятно, что кто-то из них согла сится сотрудничать с прокуратурой и, хотя бы для того, чтобы сократить собственный тюремный срок, даст пока зания против бывшего шефа. После убийства в марте 2003 года премьер-министра Сербии Зорана Джинджича и по следовавших за этим решительных действий властей в Бел граде раскрыли целую сеть заговоров, сплетенных прежней сербской политической верхушкой и генералами из спец служб.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

151

Стена защиты, которую выстраивал Слободан Мило шевич, посыпалась. Ситуация, конечно же, не сводится к тому, что в начале девяностых годов группа безумцев из Белграда под руководством Милошевича вдруг принялась рисовать на карте границы, по которым решено было кон струировать новую страну. Однако многие положения из документов обвинения представляются несомненными — так же как несомненна гибель в югославских войнах сотен тысяч невинных людей. В конце февраля 2003 года прокуратура продемонстриро вала судьям и подсудимому видеозапись шестилетней давнос ти. Видеофильм вот о чем: 4 мая 1997 года в местечке Кула выс шее сербское политическое и военное руководство во главе с Милошевичем принимает участие в празднике по случаю годов щины основания подразделения по проведению специальных операций Службы госбезопасности. Это подразделение числен ностью, по разным данным, от нескольких сот до двух тысяч че ловек, известное как «отряд красных беретов», не подчинялось ни армейскому командованию, ни Министерству внутренних дел, а выполняло только приказы руководителей СГБ, находив шихся в постоянном контакте с Милошевичем. Во время войн 1991-1995 годов официально «красные береты» не существова ли; подразделение было хоть как-то легализовано только в 96-м. На парадном построении в Куле и после него, в «музее славы», командиры «красных беретов» рассказали президенту Сербии о славном боевом пути, об удачно проведенных операциях на всех фронтах югославской войны, в которой Сербия «не принимала участия». В подарок от спецназовцев Милошевич даже получил красивый значок с эмблемой «красных беретов». Всего через пару недель после видеопремьеры в Гааге быв ший «красный берет» подполковник Йованович в Белграде заст релит премьера Джинджича. Главным организатором преступ ления сербская полиция назовет бывшего командира секретно го спецподразделения Милорада Луковича. Выяснится, что «красные береты» составляют ударный кулак крупнейшей бел градской организованной преступной Земунской группировки, которая фактически готовила государственный переворот. Те перь уже доказана ответственность «красных беретов» за много численные преступления, от карательных акций в Боснии и Хор ватии до заказных убийств сербских политиков и участия в неле гальном бизнесе. Подразделение расформировано, его коман диры и командиры этих командиров - под следствием в Гааге

152

Андрей Шарый

или в сербских тюрьмах. Банкет на празднике в Куле остался всего лишь воспоминанием о приятном для кого-то прошлом...

20 августа 2001 года в гаагской тюрьме Слободан Ми лошевич отметил шестидесятилетие. На день рождения приехали из Белграда супруга экс-президента Мирьяна Маркович и его двухлетний внук. Наверное, в тот день им удалось улучшить настроение главе семейства, вообще-то подверженного депрессиям и нервным срывам. Однажды в зале суда Милошевич обвинил администрацию трибунала в том, что за его камерой установлено круглосуточное ви деонаблюдение из-за опасений, что он покончит жизнь са моубийством: «Но я не совершу самоубийства, потому что я должен до конца разоблачить этот фальшивый трибу нал». В свободное от разоблачений время Милошевич игра ет в карты, чаще всего, не испытывая национальных пред рассудков, в «генеральской компании» хорвата Тихомира Блашкича, мусульманина Энвера Хаджихасановича и ал банца Рахима Адеми. Товарищи по заключению уважи тельно величают Милошевича «господин президент», а на чальник пенитенциарного комплекса как-то назвал быв шего сербского лидера «идеальным заключенным», похва лив его за покладистость и спокойное поведение. Когда журналисты спросили другого, белградского, тюремщика Милошевича, что больше всего поразило его в бывшем президенте, Драгиша Блануша пожал плечами: «Я даже и ожидать не мог, насколько это обычный человек». Можно себе представить, как расстроится, если узнает об этом, Милан С., любитель гренок из города Лесковац.

Дело 37. Милан Милутинович, Драголюб Ойданич

За компанию

- А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова «добрые люди»? Ты всех, что ли, так называ ешь? - Всех, - ответил арестант, - злых людей нет на свете. - Впервые слышу об этом, - сказал Пилат, усмехнувшись, - но, может быть, я мало знаю жизнь! Михаил Булгаков, и Маргарита».

В обвинении по делу IT-99-37, в частности, говорится: «С 1 января по 20 июня 1999 года 52-й корпус югославской армии вместе с подразделениями полиции МВД Сербии и сербскими паравоенными отрядами, действовавшие по приказу, под руководством и при поддержке обвиняемых, осуществлял кампанию насилия и террора, направленную против гражданского албанского населения Косова. Це лью этих действий являлось изгнание албанцев из края и установление сербского контроля над его территорией. Силовые структуры Сербии и Югославии провели с этой целью серию хорошо спланированных и скоординирован ных операций. Из Косова насильно изгнаны около 800 ты сяч человек, этот процесс сопровождался обстрелом дере вень, разрушением домов и убийствами мирных жителей. Выжившие гражданские лица изгонялись за границы Ко сова. Во время проведения операций многие гражданские лица были убиты, а их документы и имущество разграбле ны или уничтожены. Преступления и убийства соверше ны, в частности, в следующих городах и населенных пунк тах и при следующих обстоятельствах...» Далее следуют длинный перечень городов, в которых совершались пре

154

Андрей Шарый

отупления, и поименный перечень жертв этих преступле ний, всего около 400 фамилий. В момент публичного оглашения первой версии обви нения, в мае 1999 года, по делу IT-99-37 проходили пять че ловек. В отношении главного обвиняемого, Верховного главнокомандующего югославской армией Слободана Ми лошевича, дело переквалифицировано и выделено в от дельное производство. Бывший министр внутренних дел Сербии Влайко Стоилькович застрелился в апреле 2002 го да. Оставшиеся трое сдались добровольно: бывший вицепремьер правительства СРЮ Никола Шаинович, бывший начальник генерального штаба вооруженных сил Югосла вии Драголюб Ойданич и бывший президент Сербии и член Верховного совета обороны Югославии Милан Милутинович. О двух последних и пойдет речь. После того как в самом конце девяностых годов Ин терпол объявил Милана Милутиновича в международный розыск, провозгласив его опасным преступником, задер жание которого может оказаться рискованным мероприя тием, в одной сербской газете я нашел отличную шутку. Если Милан Милутинович и представляет для кого-то опасность, иронизировал журналист, так только своеоб разной манерой одеваться. Он носит обтягивающие, тес ные костюмы, а поэтому средняя пуговица его застегнуто го пиджака может в любой момент оторваться и, словно пуля, выбить глаз собеседнику. Бывший президент Сербии Милутинович, одетый в элегантный, но тесноватый костюм, вылетел в Гаагу утром 25 января 2003 года авиалайнером югославского прави тельства. Прежде обвиняемые, добровольно предававшие себя в руки международного правосудия, такой привиле гии не получали, им оплачивали билет в бизнес-классе обычного рейса. «Милан Милутинович выполнил свои обязательства перед законом и подал пример другим обви няемым», — сообщил в тот день югославский комитет по сотрудничеству с трибуналом. Больше всего на свете Милан Милутинович любит спокойную, удобную жизнь. Об этом свидетельствует вся его политическая биография, к этому сводятся его карье

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

155

ризм и его амбиции. Милутиновича не слишком интересу ют слава, популярность, бесконечные выступления в прес се. Даже власть важна для него только потому, что и при социализме Тито, и при националистическом режиме Ми лошевича именно власть, а не деньги, давала возможность жить спокойно и удобно. Ради спокойной, удобной жизни Милутинович отказывался от политической борьбы и по литических взглядов, от друзей и покровителей. Но за свои привилегии он сражался до конца и в мелочах. Не случай но даже в тюремную камеру Гаагского трибунала, про ждавшую Милутиновича три с половиной года, до оконча ния срока его президентских полномочий, обвиняемый прибыл авиарейсом повышенной комфортности, да еще в сопровождении министра иностранных дел Югославии. Рядом с другим, более важным президентом — Мило шевичем — Милутинович продержался не один год. Зани мая самые высокие государственные посты, он очень мно гое мог и еще больше знал. Вот еще одна цитата из следст венных документов Гаагского трибунала: «Кроме своих де-юре обязанностей президента, исполняемых Милутиновичем в течение всего периода, к которому относится обвинительное заключение, он де-факто оказывал значи тельное влияние или контролировал деятельность много численных институтов, которые совершали военные пре ступления или были причастны к ним». Будучи президен том Сербии, Милутинович несет ответственность за дей ствия своих подчиненных, указывает следствие. В нечас тых публичных выступлениях Милутинович неизменно заявлял, что таких подчиненных у него вовсе не было: ар мией руководили главнокомандующий и начальник гене рального штаба, специальными подразделениями поли ции — министр внутренних дел Сербии. Можно сделать вывод: Милутиновича заботят исключительно доказатель ства того, что он лично никому ничего прямо не приказы вал. «Меня обвинили по ошибке», — утверждал Милути нович. Он сел в тюрьму как бы за компанию. По единодушному мнению обозревателей, из Милути новича в Гаагском трибунале получится отличный свиде тель по важным делам. Нет, он не раскается, просто про явит похвальный прагматизм: в тюрьме, даже такой при

156

Андрей Шарый

личной, как пенитенциарный комплекс в Схевенингене, явно не созданы условия для спокойной и удобной жизни. В 1963 году в Нью-Йорке вышла книга Ханны Арендт «Эйхман в Иерусалиме. Размышления о наивности зла». Арендт рассказывает о нацистском преступнике Клаусе Адольфе Эйхмане, казненном в начале шестидесятых го дов по приговору иерусалимского суда за геноцид евреев во время Второй мировой войны. До последней минуты жиз ни Эйхман оставался уверенным в своей невиновности. Он твердил, что совесть его чиста и что он, отправляя стариков и детей в концлагеря, всего лишь выполнял долг перед ро диной, Богом, партией, нацией. При этом Эйхман, по соб ственному его признанию, руководствовался категоричес ким императивом Канта, который трактовал так: ответст венность за преступления лежит лишь на тех, кто находит ся на верху пирамиды власти. Из теории Эйхмана Ханна Арендт сделала вывод о наивности зла: чувство стыда не проникает в душу тех, кто совершает злодеяния, сами себе они не кажутся преступниками. Умозаключения Арендт можно продолжить. Если тот, кто совершал преступления, убивал, насиловал, грабил, не считает себя преступником потому, что он «всего лишь» выполнял приказ, то тот, кто этот приказ отдал, не считает себя преступником, потому что лично он не убивал, не гра бил, не насиловал. Милану Милутиновичу вряд ли прихо дилось держать в руках оружие. Старые друзья вспомина ют, что и в молодости он был изнеженным, избалованным юношей из вышедшей в интеллигенты «партизанской» се мьи, и по мячу-то футбольному ни разу не ударил! Войны девяностых годов (то, за что его объявляют теперь винов ным) он видел только по телевизору, а потому якобы не имел к ним никакого отношения. Не одного Милутиновича, всю Сербию поразила эта болезнь: целое десятилетие миллионы людей прожили словно в тумане. Они не убива ли, не совершали преступлений, они, может быть, иногда узнавали о том, что кто-то преступления совершает, но предпочитали слушать радио и смотреть телевизор, кото рые все объясняли борьбой за «святое сербское дело». Они верили (или делали вид, что верили) политикам, взявшим на себя ответственность за судьбы страны, а когда и поли

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

157

тики открестились от ответственности, получилось, что не виноват никто. Преступления стали безличными, они со вершались сами собой, по воле рока. У Милошевича всегда были политические противники, но они выходили на де монстрации протеста, как правило, не потому, что он зате вал войны, а потому, что эти войны оказались проигран ными. В девяностые годы в Сербии серьезного антивоен ного движения не существовало. История показывает, что так случается не всегда: вспомните Вьетнам. История учит, что так случается часто: вспомните Чечню. Из статьи Бильяны Митринович «Сколько гореть вечно му огню?» в белградском еженедельнике «НИН», январь 2003 года.

Идея поставить в Белграде памятник павшим борцам и жерт вам войн 1990 - 1999 годов на территории бывшей Югославии снова напомнила о вопросах, ответы на которые на протяжении минувшего десятилетия не найдены. Сейчас ответить еще слож нее, потому что речь идет о мертвых. А мы остались жить в стра не, где до сих пор не провозглашена победа или не объявлено о поражении в войнах, в которых Сербия официально не участвова ла. До сих пор не сказано, какой была война, жертвам которой со бираются поставить памятник, - оборонительной или агрессив ной; кто герои этой войны и кто ее преступники; за что погибли первые и стоит ли называть героями вторых. Мы живем в стране, где нам все чаще приходится выслушивать горькую правду от других, потому что мы не хотим говорить о ней сами. Поскольку мы не решаемся осуждать тех, кто убивал невинных людей, обви няемых приходится отправлять в Гаагу. Права драматург Борка Павичевич: «Невозможно удовольст воваться теми формулировками, которые употребляет вся наша печать и все наши политики: «то, что с нами случилось на терри тории Югославии...» Это результат замалчивания правды, замал чивания военных преступлений, размывания морали, попыток уверить себя в том, что мы ни в чем не виноваты. Вероятно, Иосип Тито виноват, что Ратко Младич перебил тысячи мусульман в Сре бренице? Но, поскольку правде мы не намерены смотреть в гла за, то лучше поставим памятник. Кому? И ничего не изменится до той поры, пока мы, а не Гаагский трибунал, не установим, кто пре ступники этой войны, а кто - ее жертвы». Белградский парламент объявил конкурс на проект памятни ка, который «скульптурными средствами выразит скорбь, отдаст дань уважения памяти жертв военной драмы, станет символом

158

Андрей Шарый

мира и предупреждением будущим поколениям». А деятели куль туры и родители погибших в войнах солдат потребовали отменить конкурс и начать дискуссию о характере и целях этих войн. Один монумент с горящим у его подножия «вечным огнем» в Белграде уже соорудили - по приказу Милошевича: его режим уверял нас в том, что мы победили в войне с НАТО. Но вечный огонь горел не так долго, как рассчитывали те, кто его зажег. А но вые власти не поверили в то, что мы выиграли войну, памятник они сочли бесстыжей спекуляцией на памяти жертв. Вечный огонь потух, монумент потерял смысл. Решение поставить этот памят ник имело мало общего с желанием почтить память погибших под натовскими бомбами. Однако и тот факт, что вечный огонь пога сили, причинил родственникам погибших боль: вместе с пламе нем еще раз погасли и души близких им людей.

Главные черты характера Милутиновича — тщатель ность и осторожность, свою партийную и политическую карьеру он старательно и медленно строил четыре десяти летия. Смена идеологии не останавливала это строительст во. «Милутинович умел точнейшим образом соизмерять свои амбиции с планами более крупных политических фи гур, так, чтобы никогда им не мешать, — писал белградский социолог Слободан Инич. — А потом Милутиновичу воз вращали долги, безусловно ему доверяя». Своему универ ситетскому приятелю Милошевич поручил сначала пост посла Югославии в Греции, потом — портфель министра иностранных дел, а потом — и президентское кресло. Все это означает, что Милутинович входил в самый узкий круг сотрудников Милошевича. В прессе их называли близкими друзьями, пару раз мне приходилось видеть неформальные фотографии двух президентских пар — Милошевич с же ной Мирьяной Маркович и Милутинович с супругой Оль гой за обеденным столом. В бытность послом в Афинах Милутинович организовывал летний отдых для семьи сво его патрона, с его помощью Милошевич купил в Греции яхту и особняк. Все же я сомневаюсь, что их отношения можно считать дружбой. Не бывает друзей в политике. А такие люди, мне кажется, вообще не склонны к искрен ним отношениям. На государственного мужа радикальных воззрений Милутинович не походил. Он любил повторять: мое люби

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

159

мое слово в политике — компромисс. Поэтому, наверное, от Милутиновича не раз ожидали, что силой своей власти он попытается направить течение сербской истории в бо лее спокойное русло. Весной 1999 года Милутинович воз главлял югославскую делегацию на переговорах в Рамбуйе о мирном разрешении кризиса в Косове. В историю, одна ко, вошла не его решительность и верткость дипломата, а сакраментальная фраза, сказанная журналистам, когда стало очевидным, что войны не избежать: «Che sera — sera», «Пусть будет то, что будет». Оставшись на посту президен та Сербии и после того, как режим Милошевича был сме тен, Милутинович и новой власти не стал совать палки в колеса. Он превратился в президента-невидимку, на пуб лике появлялся крайне редко, только если совсем нельзя было не появиться, потихоньку ходил себе на работу в про сторный кабинет в здании на улице Андричев вьенац. Це лое пятилетие Сербия прожила словно без президента. Как заметил комментатор еженедельника «Време», вся полити ческая биография Милутиновича — не экстремистские за явления и поступки, а служение чужой стратегии. Может быть, от него попросту всегда ждали больше того, на что он, круглолицый импозантный толстяк, объективно спо собен? Или дело в другом: он вовсе не намеревался изме нять ход сербской истории, он намеревался просто удобно и спокойно пожить? Про таких, как Милутинович, в Сер бии говорят: «Он предпочитает не вмешиваться в собствен ные дела». Что соответствует действительности лишь отча сти, потому что у Милутиновича и тех, кого волновала его политическая деятельность, наверняка было разное пред ставление о «собственных делах». В Сербии к этому прези денту относились безразлично: ни в злодеях, ни в народ ных героях Милутинович не ходил, даже на его появление в Гааге на родине отреагировали равнодушием. Точнее го воря, никак не отреагировали. Он был тихим политиком. Он стал тихим заключенным. «Если бы на президентских выборах 1997 года победил не я, а кто-то другой, его, а не мое имя значилось бы сейчас в гаагском списке обвиняемых. А я был бы вышедшим на пенсию послом», — посетовал как-то Милутинович. Ско рее всего, он прав, именно так бы и получилось. Другое де

160

Андрей Шарый

ло, что на президентский пост Милутинович попал вовсе не случайно, а потому, что служил своему хозяину, как вер ный пес: поскольку отпущенный конституцией срок пре бывания Милошевича во главе Сербии истек, он посадил на свое место надежного и послушного сотрудника. Но да же в верном служении Милутинович не забывал об осто рожности. Оказавшись в списке обвиняемых трибуналом, он поспешил совершенно скрыться в политической тени, он знал: в Гааге внимательно следят за действиями и заяв лениями своих клиентов, а потому за любое неосторожное слово, может быть, придется расплачиваться. Милутино вич, в отличие от других сербских политиков и военных, не критиковал Международный трибунал. Информирован ные люди рассказывали, что столь же осторожно экс-пре зидент вел себя и накануне поездки в Гаагу: тщательно изу чал формулировки договоренностей с прокуратурой, бился за каждую запятую, искал в любом слове двойной смысл. Милутинович, ссылаясь на перенесенную в 2000 году опе рацию на сердце, выхлопотал завидные условия медицин ского обслуживания. Симпатий общественного мнения в Белграде, впрочем, ему это не прибавило: он из тех полити ков, которым никто и не подумает даже примерять лавры героя-мученика. Отъезд в Гаагу в апреле 2002 года другого обвиняемого по делу IT-99-37, генерала Драголюба Ойданича, сопро вождался бурной кампанией в сербских средствах массо вой информации. Международный трибунал давно уже не обращает внимания на такого рода взбадривание патрио тических настроений: не первый раз, не первый год «сво их», как бойцов на фронт, провожали на суд и в Белграде, и в Загребе, и в Сараеве. Обвиняемым, может быть, и кажет ся, что восхваляющие их гражданские и ратные доблести статьи в националистической прессе способны повлиять на несчастную судьбу, но от Балкан до Гааги слишком да леко: шум уличных демонстраций на Балканах не доносит ся до побережья Северного моря. Вот у кого возникают проблемы после таких «парадных проводов» на скамью подсудимых — так это у сербского или хорватского прави тельств, которые, сотрудничая с Гаагским трибуналом, не

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

161

могут не принимать во внимание внутриполитическую си туацию в своих странах. Бывший начальник генерального штаба югославской армии, под чьим командованием разрабатывалась и осуще ствлялась косовская военная операция, в Гаагу отбыл с со блюдением всех патриотических ритуальных процедур. Драголюб Ойданич сделал все заявления, которые только мог сделать кадровый офицер, больше 40 лет прослужив ший своему народу верой и правдой. За несколько дней до прощания генерала с родиной сербское телевидение пока зало репортаж из его дома. Ойданич сидел с двумя внуками на коленях и говорил: «Я хочу, чтобы они никогда не стали солдатами». За спиной у него виднелся портрет знаменито го сербского генерала времен Первой мировой войны. Вот набор цитат из выступлений Ойданича: «Еще недавно мы способны были противостоять албанским сепаратистам, а сейчас нас в собственной стране бьют, как глиняных голу бей»; «Обвинения против меня абсолютно беспочвенны. Как начальник генерального штаба заявляю: мне стыдить ся нечего, моя совесть чиста»; «Действия правительства, отправившего солдата, защищавшего свой народ, в чужую страну под суд иностранцев, иначе как постыдными на звать не могу»; «Я отправляюсь в Гаагу прежде всего для то го, чтобы отстоять честь югославской армии». Уже у трапа самолета генерал Ойданич подтвердил, что «чувствует себя героем». Несколько сотен собравшихся в аэропорту граждан и проводили его как героя. Но в Гааге генерала встретили совсем иначе. Из статьи Наташи Одалович в белградской газете «Да наc», май 2002 года.

Если бы вместо фотографий Аушвица, снимков сожженных городов и гор человеческих трупов газеты публиковали бы исклю чительно душещипательные фотографии и комментарии о том, как в решительный час мужчина с усиками и искренне любящая его худенькая женщина готовятся к смерти, наверняка никого не интересовало бы, что их зовут Адольф Гитлер и Ева Браун. Чело вечество проливало бы слезы над жертвами невинных страданий. К счастью, все было не так. Правда о Второй мировой войне изве стна каждому, а Гитлер остается персонификацией зла. Это к раз говору о глобальной власти средств массовой информации.

162

Андрей Шарый

Несколько дней назад я увидела в какой-то газете карикату ру на тему о проводах в Гаагу по-сербски. На карикатуре - вок зал, на вокзале - поезд, в поезде - отправляющийся в путь обви няемый, а на перроне - разогретые, румяные, распоясанные, с полупустыми бутылками сливовицы в руках, поющие и веселя щиеся провожающие. Что и говорить, национальная мифология сильна: с радостью серб идет в армию гибнуть за родину, с радо стью серб отправляется в Гаагу. Ежедневно сербское телевиде ние транслирует сюжеты, в которых кто-то из обвиняемых Гаагским трибуналом предстает во всей человеческой красоте. В ок ружении внуков, среди роз он кормит голубей, слушает оду «К радости» Бетховена со слезами на глазах, с тихой сербской печалью. Все бы было в порядке, если бы эти люди готовились к какому-нибудь соревнованию по совершению подвигов гуманиз ма. Но речь идет о военных и политиках, против которых выдви нуты серьезные обвинения в страшных преступлениях. Сербские граждане, поди, еще не оправились от эмоционального шока, увидев по телевизору драматическую сцену в доме Ойданича: крепкий старик со слезами на глазах целует своих внуков, а по том - лебединая песня о невинности, героизме и других досто инствах, тех, что генерал собирается захватить с собой в Гаагу. Ни телевидение, ни газеты не приводят ни одной цитаты из доку ментов трибунала, где этот крепкий старик обвиняется в совер шении преступлений, которые не изгладились бы из памяти це лых поколений нормальных людей. Демократический принцип, согласно которому человек неви новен до той минуты, пока его вина не доказана, сербские журна листы используют исключительно как средство злоупотребления. Точнее, в качестве оправдания того, что вместо беспокойства о моральном и умственном здоровье нации, вместо разъяснения причин, по которым высокопоставленные государственные чи новники и армейские командиры отправляются в Гаагу, газеты восхваляют обвиняемых, распространяя убежденность в том, что сербы не могут быть военными преступниками, что сербских ге роев судят неправедно.

Адвокаты генерала Ойданича ориентируются в между народной обстановке: они строят свою стратегию на уро ках трагедии 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и Ва шингтоне. Именно тогда, подчеркивает защита, стала яв ной международная угроза терроризма. А Сербия всего лишь оказалась предусмотрительнее Соединенных Шта тов: президент Милошевич заблаговременно начал борьбу

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

163

с албанскими террористами на своей территории, не дожи даясь, пока грянет всемирный гром. Надо ли говорить, что, представ перед судом в качестве борца с международной террористической угрозой, генерал виновным в соверше нии военных преступлений себя не признал. Через три недели после появления в Гааге Милана Милутиновича со шпиля резиденции президента Сербии тихо, без всякого шума сняли последнюю в Белграде пятиконеч ную звезду.

Дело Фикрета Абдича, суд города Карловац

Просто Папа

Я - святой на скамье подсудимых. выступления Фикрета Абдича в зале суда.

На Петрову гору легло облако. Вязкий туман цепляется за верхушки елей, за кудрявые от порванных электропроводов головы телеграфных стол бов, а на земле мокрый снег уже растоптан до черноты. Грязища вокруг такая, что асфальтированное когда-то шоссе превратилось в сплошное глиняное месиво, и маши на медленно-медленно движется чуть ли не вплавь через превращающиеся в туман лужи и сквозь оседающий в лужи туман. Справа — бурое болото, в которое заполз гусеницей уже проржавевший мертвый танк со свернутой набекрень баш ней. Посреди болота, островком в море, деревянный сор тир на сваях, и мужичок в рыбацких сапогах спешит в са нитарное укрытие. Слева — бесконечный картонно-камы шово-брезентовый город. Будки, сбитые из гнилых досок, полупроваленные зимними дождями волглые палатки с клеймом Красного Креста, когда-то брошенные, а теперь перенаселенные домишки, зияющие провалами разбитых окон. Перепоясанные полиэтиленовыми полотнами хижи ны с коптящими небо кривыми печными трубами. Вокруг горячих «буржуек», на сваленных на землю вонючих тряп ках, вповалку лежат, спят, тоскуют обитатели этого стран ного общежития. Полицейские завтракают под прикрыти ем капитально устроенного из бетонированных мешков с песком наблюдательного пункта, жуют свои сэндвичи с ветчиной подальше от голодных глаз. «Stop, police!» — вя лый взмах автоматом: проезжай дальше, через негосударст венную границу третьего и четвертого кварталов.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

165

Город беженцев на шоссе просуществовал больше по лугода. Сторонники мусульманского политика Фикрета Абдича, выбитые правительственной армией Боснии и Герцеговины из своих окопов и своих домов, бесконечной колонной, с обозом детей, стариков, с домашним скарбом и кухонной утварью, двинулись вон — в изгнание. Брели по шоссе до той поры, пока уже в глубине хорватской терри тории, неподалеку от деревушки Купленско, тридцатиты сячную колонну не остановили присланные из Загреба от ряды «спецназа». Беженцы осели прямо на дороге, разбив рядом с шоссе гигантский бидонвиль. Их запугивали, упрашивали, угова ривали вернуться — сначала хорватские и боснийские влас ти, потом представители международных организаций. Безуспешно: эти мусульмане боялись мести других мусуль ман. Тем, у кого руки были в крови, терять оказалось нече го: на родине их ждала тюрьма или, может быть, смерть. Ос тальные надеялись непонятно на что, ожидая спасительных приказов от своего вождя. Стены фанерных бараков испи саны граффити: «Мы верим тебе, Фикрет!» Неужели все еще верят, как верили пять и десять лет назад? И пять, и десять лет назад Фикрет Абдич относился к той категории непотопляемых, что плывут по водоразделу криминала и политики. В пору расцвета югославского само управляемого социализма он, молодой директор сельскохо зяйственного комбината «Агрокомерц» из городка Велика Кладуша на северо-западе Боснии и Герцеговины, стал чле ном ЦК республиканского Союза коммунистов. Журналис ты, сочинявшие о крепком хозяйственнике из Кладуши очерки для партийных газет, с удовольствием пользовались проверенными штампами. Абдича они часто называли «не коронованным королем Боснии»: его комбинат исправно поставлял стране куриные яйца и бройлерных цыплят, он открыл фабрики по производству консервированных ово щей и фруктов, предприятия по фасовке чая и кофе. «Агро комерц», на предприятиях которого работали 13 тысяч чело век, стал опасным конкурентом лидеров мощной в ту пору югославской пищевой промышленности, компаний «Подравка» и «Франк», а директор комбината сказочно, по тог дашним меркам, разбогател. В эпоху Тито Абдичу удалось

166

Андрей Шарый

едва ли не лучше самого отца нации следовать его лозунгу: при социализме жить как при капитализме. Что не могло сойти предприимчивому директору с рук. На холме в окрестностях полудеревенской Кладуши Абдич выстроил средневекового вида дворец с башенками, напичканный ультрамодной мебелью и суперсовременной техникой. В городке появился памятник партизанскому ко мандиру Мио Хрнице, поскольку, как говорят, Абдичу нра вились пересуды о том, что он внешне походил на этого ме стного народного героя. На северо-западе Боснии парти занские традиции вообще крепки. Именно в этих краях осенью 1942 года Иосип Броз Тито основал так называемую Бихачскую республику, которая, правда, просуществовала всего два месяца, пока гитлеровцы не провели карательную операцию «Вайс» и не отбросили партизан на юг, к реке Неретве. Но в городе Бихаче и его окрестностях на короткий срок партизанская армия смогла наладить какое-то подо бие мирной жизни и даже издавала свои газеты, мало-пома лу завоевывая симпатии местного населения, преимущест венно мусульман. В Бихаче, Кладуше, Цазине и других ма леньких городках края по сей день сохранились десятки не больших памятников героям той партизанской войны: не казистые бюсты из серого гранита, похожие друг на друга, словно кегли, стоят рядком в запущенных парках. В годы новой войны эти бюсты иногда становились опорными точками обороны — между ними, сооружая какое-нибудь пулеметное гнездо, прокладывали мешки с песком. Теперь многие памятники иссечены осколками. Но мертвого героя убить невозможно, а Мио Хрнице повезло — скульптуру не задели ни пули, ни снаряды. При социализме ежегодно 25 мая, в день рождения маршала Тито, в Великой Кладуше проходило шествие с участием сотен наряженных в парадную прозодежду работ ников «Агрокомерца». В народе эти демонстрации прозва ли «парадами куриных ножек». Все знали, что Абдич водил дружбу в политических верхах и пользовался покровитель ством сараевского коммунистического босса, члена Пре зидиума СФРЮ Хамдии Поздераца. Еще и поэтому Абдич казался вечным. В Кладуше и общинном центре Бихаче ра ботяги ласково звали его «Бабо». Просто Папа.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

167

В 1987 году в белградской партийной газете «Борба» стали появляться статьи, обвиняющие Абдича в финансо вых злоупотреблениях. То, что одни считали деловой пред приимчивостью, новыми методами хозяйствования по принципу «заработай сам, но дай заработать и другим», другим казалось жульничеством и махинациями. Папа пы тался защищаться, называя кампанию «Борбы» поклепом и проявлением политической борьбы против его друзей, но вскоре после того, как автор скандальных публикаций Звонко Азделькович при странных обстоятельствах скон чался, против директора «Агрокомерца» возбудили уголов ное дело. Обвинение сформулировали так: мошенники вы пустили фальшивые векселя почти на миллиард долларов под проект расширения производства, реализация которо го якобы позволяла создать 100 тысяч рабочих мест. Это расширенное производство должно было вырастить фан тастическое количество скота и птицы. Но деньги исчезли, рабочих поувольняли, скотина передохла. Судебный процесс получился громким и долгим: Аб дич, пока тянулось следствие, около двух лет провел за ре шеткой, а в итоге его осудили на четыре с половиной года тюрьмы. Посадили еще шесть человек, в республике про изошли кадровые изменения, в числе прочих лишился партбилета и товарищ Поздерац. Как раз в это время социалистическая Югославия ста ла разваливаться, и авторитет Абдича, талантливого произ водственника, который, как тут же выяснилось, пострадал не из-за постыдных махинаций, а из-за рыночных экспе риментов, пришелся новым вождям Боснии кстати. Ди ректора «Агрокомерца» амнистировали, он с триумфом вернулся в руководящее кресло. Былые заслуги и ореол не винной жертвы принесли Абдичу уверенную победу на первых многопартийных выборах в Боснии в 1990 году. Он набрал миллион голосов, почти на двести тысяч больше нового партийного босса — председателя Партии демокра тического действия (ПДД) Алии Изетбеговича. Однако главой коллективного Президиума республики Абдич не стал. По одной версии, на этот пост решением руководства партии назначили Изетбеговича, по другой — директор-ку ровод сам предпочел политике экономику, а власти — ка

168

Андрей Шарый

питал. В одном из давних интервью Абдич утверждал, правда, что его попросту обманули, но возможность ос таться первым у него якобы оставалась: «Мне достаточно было созвать на площади десятки тысяч соратников». Но вместо этого он, человек ответственный, решил уберечь республику от гражданской войны. Предполагают, что Аб дич мог отказаться от высокой должности, например, в об мен за полное забвение уголовных дел или за налоговые льготы для «Агрокомерца». Так или иначе, пути Абдича и Изетбеговича с той поры разошлись, из соратников по борьбе за новую Боснию они превратились во врагов. «Во время предвыборной кампании я возил с собой Изетбего вича на митинги как шофера, никто о нем и не вспоми нал», — говорил Абдич. «Суетный и злопамятный чело век!» — отвечал Изетбегович. Изгнанный из Сараева Абдич удалился к себе в Велику Кладушу, а всю бихачскую область, естественную границу которой с трех сторон образует речка Уна, война и полити ка мало-помалу превратили в мусульманский островок, окруженный территориями под контролем сербов. У политиков-мусульман Абдич вызывал не меньшую ненависть, чем жестокие «усташи» и «четники». Его считали вырод ком, предателем, ведь существование Папы опровергало миф о единстве мусульман перед сербской и хорватской аг рессией. Формально Абдич оставался членом коллектив ного Президиума, но лучше бы, считали в Сараеве, его ме сто по «мусульманской квоте» вообще пустовало. Хозяйственная мощь директора «Агрокомерца» транс формировалась в политическое влияние. В разгар войны Абдич договаривался с врагами об общем бизнесе: торго вал цыплятами и куриными яйцами, фруктами и овощами с сербами и хорватами, поддерживал контакты и с серб ским полевым командиром Арканом, и с ультранациона листическим лидером боснийских хорватов Мате Бобаном. Оправдывался Абдич очень просто: он страшно гор дился тем, что даже в самые тяжелые месяцы войны рабо чие его циклопического по местным меркам предприятия бесперебойно получали зарплату, а малышам в детских са дах давали бесплатное молоко. У этой идиллии было и дру гое объяснение: Западная Босния превратилась в «теневую

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

169

зону», удобную для нелегальной торговли и контрабандной деятельности, от которой получали доходы и в Белграде, и в Загребе, да и самому Абдичу с общего стола перепадали совсем не крошки. Прагматизм директор «Агрокомерца», по крайней мере в публичных выступлениях, ставил выше национальной, ре лигиозной, идеологической лояльности. В Великой Кладуше Абдич был не просто популярным директором и полити ческим лидером, он превратился в Папу целой области, в че ловека, знающего магическую формулу счастья. Абдич ут верждал, что все просто: он не хотел воевать. И доказывал личным примером: с мусульманами способны ужиться и сербы, и хорваты, если ими движут не надуманные патрио тические устремления, а интересы общего, пусть и не всегда легального, бизнеса. Или жажда наживы, если хотите. В Кладуше вспомнили о парадах, теперь — военных. Но на трибуне стоял все тот же Папа, а марширующие колонны все тем же дружным хором скандировали его имя. Абдич предложил выбирать: сидеть месяцами в блока де или договариваться с теми, кто тебе неприятен и даже ненавистен; присягать на верность флагу или, не глядя на цвет знамен, отказаться от пафоса обретения новой роди ны; терпеть лишения, рисковать жизнью или получать на производстве бесплатное молоко. Для многих этот выбор не был очевидным. В конце концов расхождения Абдича с сараевскими властями привели к логичному исходу: в сентябре 1993 го да на собрании в единственном кинотеатре Великой Кладуши провозглашено создание Автономной области Запад ная Босния, или, как ее еще называли, «Цазинской респуб лики». «Абдич предал государственные интересы и оконча тельно присоединился к великодержавным проектам со седних стран», — написал боснийский еженедельник «Свьет». «Я провозгласил автономию, потому что хотел спасти свой народ», — заявил Абдич. В «республике «Агрокомерц» сформировали ополче ние, и началась гражданская война, в которой одни му сульмане бились с другими. На стороне Абдича сражались и сербские паравоенные отряды, в том числе и присланные из Югославии. В Сараеве и в ту пору, и после войны счита

170

Андрей Шарый

ли, что конфликтом в Западной Боснии дирижировали из Белграда и Загреба. После отстранения от власти Милоше вича появилась информация о том, что руководство Юго славии разработало операцию под названием «Паук»: ополченцы Абдича ставились под командование белград ских специальных подразделений из отряда «красных бе ретов». В столкновениях в Западной Боснии были убиты около четырех тысяч человек, примерно столько же ране ны. Взять под контроль всю область директору не удалось даже при помощи союзников: город Бихач, в котором был расквартирован штаб 5-го корпуса армии Боснии и Герце говины под командованием генерала Атифа Дудаковича, хотя и попал в почти трехлетнее окружение, осаду выдер жал. Оборона города до сих пор остается примерной иллю страцией в боснийской военной иконографии. Мне не раз приходилось приезжать в Бихач, и ветераны с неизменным удовольствием рассказывали, что в суровую годину командование выдавало бойцам всего-то по семь патронов и по банке консервов на троих в сутки. Война здесь представала в странном для гранитных партизанских героев обличье. Бои где-то за близкой грядой невысоких холмов шли ни шатко ни валко, люди в Бихаче голодали и мерзли, они теряли родных и друзей, и для них принесшая войну и нищету независимость заключалась не в шорохе флага на ветру, а в лишнем пакете сахара или картошки. Поэтому Фикрета Абдича тут считали не «популярным по литиком», а мафиозо и бандитом. Громадный транспарант «Босния, не сдавайся!» быстро залепила грязь — сил на на глядную агитацию хватило только один раз, а потом о ней забыли в сутолоке будней. Здесь когда-то жила и умерла трагической смертью югославская федерация. Еще красо валась на центральной улице Бихача вывеска «Югобанка», еще никто не отбил каменных носов у памятников героям прежней войны. Из-за холмов слышалась артиллерийская канонада. Совсем другую картину я видел в Великой Кладуше. Тут бурлила полная хлопот сельская деловая жизнь; в цен тре городка, рядом с уродливой площадью, бойко функци онировал базар; даже мечеть выглядела как-то повеселее. В замок Фикрета Абдича я попал, правда, позже, уже после

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

171

поражения республиканской автономной идеи. Внутри за мок оказался таким же картонным, каким выглядел снару жи: полированная мебель по меркам партийного шика се мидесятых годов, вздувшиеся после аварии канализации паркетные доски, на которых безжизненно повисли бордо вые ковровые дорожки, пустые коридоры, украшенные охотничьими трофеями. Ни хорваты, ни сербы на владения Цазинской респуб лики не покушались. Комментаторы загребского телевиде ния называли Абдича «разумным мусульманином-автономистом» и ставили его в пример как боснийского полити ка, правильно понимающего текущий момент. Деловое присутствие Бабо, между прочим, ощущалось и в Загребе: ресторан в офисном здании «Загребчанка», где я в ту пору работал, принадлежал «Агрокомерцу». На стене обеденно го зала висел гигантский ковер ручной работы наподобие туркменского; на ковре алым бархатом вышит социалисти ческий герб сельскохозяйственного предприятия: трактор, колосящееся поле, пятиконечная звезда... Сараевские власти обвинили Абдича в организации во оруженного мятежа и совершении военных преступлений по принципу командной ответственности. Как указывает ся в обвинительных документах, по его приказу в 1992 и 1993 годах в помещениях бывших сельскохозяйственных ферм были устроены шесть концентрационных лагерей, в которых в общей сложности находились около пяти тысяч человек, десятки из них погибли. По материалам уголовно го дела проходили имена трех погибших в лагерях военно пленных и 120 замученных мирных жителей, указывалось также, что около 400 человек были ранены. Эти данные ча стично подтверждаются в документах, собранных экспер тами Докладчика Комиссии ООН по правам человека Та деуша Мазовецкого. В августе 1994 года 5-й корпус правительственной ар мии выбил отряды ополченцев из Великой Кладуши и Цазина. Абдичу пришлось бежать, он нашел приют в Хорва тии, куда перевел даже свою радиостанцию «Велкатон», не прекращавшую вещать и в изгнании. Осенью ситуация на фронтах вновь переменилась: сербы предприняли наступ ление на западе Боснии и едва не взяли штурмом Бихач.

172

Андрей Шарый

Бабо вернулся в свой замок, но всего на полгода. Линия фронта опять изменилась, и Цазинская республика утрати ла роль связующего полукриминального звена между сер бами, хорватами и мусульманами. Бихач и Велику Кладушу заняла правительственная армия; бравый командир 5-го корпуса Дудакович на мосту через Уну обменялся торжест венным рукопожатием с командиром союзников, хорват ским генералом Петаром Стипетичем. Война окончилась поражением Бабо. Вот тогда-то десятки тысяч его сторонников покинули родной край, и на шоссе у хорватской деревни Купленско, в пыли и грязи, раскинулся гигантский город-фантом. ...По шоссе, в обе стороны, руки в брюки, бесцельно шатаются толпы вполне здоровых мужиков с опухшими лицами. Тяжелое оружие, 12 танков, не считая того, со свернутой шеей, и пары пушек, они сдали «голубым кас кам» в начале сентября, когда еще надеялись, что беженцев из Купленско посчитает «политическими» и примет сердо больная Германия. А вот автоматы припрятали. Поговари вали, что в лагере оставалось почти 500 готовых к бою «стволов». Но к войне не готовились, бидонвиль наладил пусть диковатую, но вполне мирную жизнь. В лагере про цветала спекулятивная торговля — на обочинах шоссе, на ящиках и прилавках фанерных будок раскладывали на продажу сомнительного вида мясо, водку местного разлива в пластиковых флягах, блоки сигарет, пакеты с кофе. Не подалеку от островного сортира красовался указатель «Па рикмахерский салон». Рядом — несколько кафе и видеоса лон, размещенный в аляповато раскрашенном строитель ном вагончике. Репертуар незамысловат: боевики и порно графия; самые экспрессивные зрители могли воспользо ваться услугами веселого дома. Беженцы как-то устраива ли свой аборигенский быт: мужчины с утра до вечера зани мались поиском дефицитных дров, женщины — домашним хозяйством. ООН развернула в лагере полевой госпиталь — врачи не только делали прививки от инфекций, но и при нимали роды (в лагере одно время насчитывалось три сот ни беременных). Переговоры о судьбе беженцев из Кладуши длились не один месяц. В декабре 1995 года Загреб и Сараево наконец

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

173

начали операцию под названием «Доверие». Беженцам га рантировали безопасность после возвращения в родные места, мужчинам пообещали амнистию. То, что не смогли сделать международные посредники, сделала холодная горная зима. Шоссе постепенно опустело, и только одино кий танк со свернутой башней остался на обочине мерт вым часовым. После военного поражения своей идеи Абдичу опять пришлось бежать в Хорватию, на сей раз — в Риеку, где в дорогом отеле «Континенталь» он открыл новую успеш ную фирму «Финаб». Фирма занималась строительством, торговлей продуктами, владела несколькими магазинами и ресторанами. Летом 1996 года хорватская полиция аресто вала группу злоумышленников, объявленных в Загребе агентами сараевских спецслужб. Они якобы готовили по кушение на жизнь Абдича, намереваясь расстрелять его ав томашину из гранатомета. Отношения Сараева и Загреба вновь обострились, но хорватское руководство предпочло спустить ситуацию на тормозах: арестованных быстро при говорили к незначительным срокам заключения. Абдич сделал свои выводы: он многократно увеличил числен ность охраны и стал очень разборчив в общении с журна листами, в основном к нему допускались политически нейтральные словенцы. Корреспондентам из Любляны Ба бо охотно рассказывал о своем военном прошлом и мир ном настоящем, уверяя, что в его «Финабе» работают 700 сотрудников (все — беженцы из Цазинской республики), а сам он зарабатывает деньги для того, чтобы вновь присту пить к политической борьбе. Абдич и впрямь вернулся в политику, хотя и заочно: на кануне первых послевоенных выборов в Боснии он основал партию Демократическое народное содружество, однако ус пеха, находясь пусть в недалекой эмиграции, не добился. Мечта построить хозяйственный рай во вражеском кольце так и осталась мечтой. Боснийские власти требовали от Хор ватии выдачи Абдича, но Загреб отказывал, очевидно, рас считывая при случае использовать Бабо в качестве нежела тельного для Изетбеговича свидетеля. В 1996 году в Бихаче в отсутствие обвиняемого открылся судебный процесс, но вскоре сараевские власти передали доказательства виновно

174

Андрей Шарый

сти подсудимого (больше тысячи страниц текста) в Гаагский трибунал. Там все эти документы изучили — и вернули об ратно в Боснию: разбирайтесь сами, хоть и под нашим над зором. Боснийскому правительству пришлось дожидаться по литических перемен. После смерти президента Туджмана Хорватия стала куда более сговорчива с международным правосудием. Новым загребским властям Абдич оказался не нужен ни в качестве «разумного мусульманина», ни как орудие шантажа против Сараева. Бабо понял, что выбора нет: он сдался полиции, выторговав взамен важную уступ ку — проведение судебного процесса в Хорватии. Суд от крылся в октябре 2001 года в Карловаце, откуда когда-то вещало мятежное радио «Велкатон». На первом же заседа нии Абдич заявил: «Я — святой на скамье подсудимых», а обвинения в свой адрес назвал фальшивками, сфабрико ванными под руководством Изетбеговича. Процесс, как и следовало ожидать, получился скандальным. Одного из членов судебной коллегии уличили в коррупции: он согла сился получить взятку в 15 тысяч евро от доверенных лиц Абдича, добивавшихся освобождения подсудимого под за лог. Коррупционера отстранили и, согласно юридическим правилам, слушания начали заново. На сей раз дело пошло быстрее: в июле 2002 года Фикрет Абдич, бывший гене ральный директор концерна «Агрокомерц», бывший член коллективного Президиума Боснии и Герцеговины, быв ший лидер самопровозглашенной Автономной области За падная Босния и просто Папа, приговорен к 14 годам ли шения свободы. Его адвокаты тут же подали апелляцию в суд высшей инстанции. Поскольку Абдич предал себя в руки правосудия доб ровольно, международные посредники, формирующие нормы боснийской политической жизни, допустили его, арестанта, к участию в очередных выборах. Голосование состоялось через три месяца после оглашения приговора. Заключенный Абдич, не имеющий реальных шансов вер нуться в боснийскую политику, с огромным преимущест вом выиграл местные выборы в Великой Кладуше. «Люди готовы за него руку в огонь сунуть! — объяснил этот ошело

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

175

мительный результат один из активистов партии Абдича. — Ни за что на свете они не забудут того, что Папа сделал для них». При всей абсурдности ситуации объяснение случив шемуся отыскать несложно. Ведь Фикрет Абдич — просто Папа.

Дело 40. Бильяна Плавшич Дело 22. Дражен Эрдемович

Mea culpa

- Что вам тяжелее всего перенести в гаагской тюрьме? - Воздух. Тяжелый, спертый, несмотря на кондиционеры. Слышно, как воздух движется, он звучит, шелестит, словно в самолете. Окна ведь не открываются... Из интервью Бильяны Плавшич газете «Политика».

14 сентября 2002 года бывший президент Республики Сербской Бильяна Плавшич, обвиненная Международ ным Гаагским трибуналом в совершении военных пре ступлений, подписала следующую декларацию: «Я, Билья на Плавшич, прочитала договор о признании своей вины и внимательно, вместе с моими адвокатами, изучила все его статьи. Адвокаты разъяснили мне мои права, вытекающие из этого договора, так же как и возможные последствия действий Обвинения и последствия вступления документа в силу. Никаких обещаний, кроме содержащихся в этом документе, мне не сделано. Никто не угрожал мне и не за ставлял участвовать в составлении и подписании этого до кумента. Я понимаю условия соглашения и добровольно соглашаюсь им следовать». Договор, участницей которого стала Бильяна Плавшич, очень прост: прокуратура отозвала восемь выдвинутых про тив бывшего президента обвинений из девяти, включая са мые тяжелые — обвинения в геноциде, в действиях, направ ленных на сознательное истребление целого народа. Но и того единственного пункта, по которому Бильяна Плавшич

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

177

признала себя виновной, хватило, чтобы шокировать обще ственность и, может быть, коренным образом изменить всю дальнейшую работу Гаагского трибунала. По существу, Плавшич, политик из «первой постюгославской десятки», признала себя виновной в планировании и осуществлении широкомасштабных этнических чисток. В начале девяностых годов Бильяна Плавшич называ ла боснийских мусульман «генетическим дефектом серб ского народа». Когда руководство формально еще единой Боснии отправило ее, члена республиканского коллектив ного Президиума, проверять сведения об этнических чист ках, проводимых сербами в восточных районах страны, Плавшич, столкнувшись там с отрядом жестокого полево го командира Желько Ражнатовича, публично расцеловала его и назвала «настоящим сербским героем». Помню эти телекадры: лицо Плавшич светится восхищением и гордо стью. В зале заседаний Гаагского трибунала Плавшич ут верждала другое: «Сербы сделали жертвами бесчисленное количество невинных людей. Мы позволили себе превра титься в палачей. Понимание того, что я несу ответствен ность за безмерные человеческие страдания, навсегда оста нется в моей душе». На лице ее теперь отражались ужас и раскаяние. Адвокат Роберт Павич отчаянно призывал су дей поверить: «Каждый, кто слышит такие слова, не может усомниться в том, что моя подзащитная не стремится уйти от ответственности». До распада югославской федерации Бильяна Плавшич и не помышляла о высоких государственных должностях и занятиях политикой. Она, дочь ученого-биолога из босний ского города Тузла, пошла по стопам отца: преподавала ес тественные науки и математику в Сараевском университе те, защитила в Загребе докторскую диссертацию, в семиде сятые годы стажировалась в Соединенных Штатах. Однако эпидемия национализма не минула и ее, и, по всему судя, Плавшич была искренней и тогда, на митинговой трибуне, и спустя десять лет, в зале судебных заседаний. Скорее все го, она из тех убежденных и убеждаемых людей, для кото рых главное — искренность; тот факт, что пассионарность может стоить тысяч жизней, такие люди подчас оставляют без внимания. Плавшич, которой к началу войны уже ис

178

Андрей Шарый

полнилось шестьдесят лет, была в руководстве Республики Сербской единственной женщиной; через десятилетие она стала единственной женщиной, обвиненной Гаагским три буналом. Все годы войны профессор биологии стояла пле чом к плечу с главарями сербского национализма в Бос нии — Караджичем, Младичем, Краишником. Другое дело, что в отличие от этих предприимчивых мужчин Бильяна Плавшич не получила от войны ни поли тических дивидендов, ни денег, ни недвижимости. Расска зывали, что к важным военным решениям ее, вице-прези дента Республики Сербской, не подпускали, хозяйствен ными и финансовыми вопросами она не занималась, со средоточившись на «чистой политике» и гуманитарной сфере. Видимо, Плавшич действительно бескорыстно ве рила в сербскую националистическую идею. Она, пусть от части формально, член верховного командования армии Республики Сербской, почти «до самого конца» выступала за войну до победы и протестовала против подписания за вершившего вооруженный конфликт в Боснии Дейтонско го договора. Даже Слободан Милошевич периодами казал ся Плавшич «недостаточно сербом»: в 1994 году она столь резко требовала от Белграда «поддержки живущих за Дриной братьев», что жена президента Сербии Мирьяна Мар кович обозвала ее «доктором Менгеле из Пале». Автор брошюры «Кто есть кто в Республике Серб ской», изданной в Боснии во время войны, назвал Бильяну Плавшич «несгибаемым и последовательным антикомму нистом с 1945 года, знаменосцем пробуждения сербского национального сознания». Листаю эту брошюру-цитат ник: «Война в Боснии неизбежна, это единственная воз можность для сербов не жить под турками...» Вот еще, о Ра доване Караджиче: «Это — самая выдающаяся личность, определившая путь, по которому пойдет сербский народ. Это — человек, который привел нас к решению основной задачи: мы отделились наконец от тех, кто за неполные сто лет трижды пытался учинить геноцид над сербским наро дом. Этот человек — легенда, он стал в Боснии символом сербства». Бильяна Плавшич и сама быстро превратилась в сим вол. В сербском идеологическом пантеоне она заняла мес

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

179

то родины-матери и просто матери, ждущей сыновей с фронта с победой. Плавшич охотно ездила на позиции вдохновлять солдат, часто от имени руководства выступа ла с пламенными речами, скорбила на кладбищах над мо гилами павших воинов, принимала парады, участвовала в награждениях и прочих торжественных церемониях. Строгая пожилая женщина, похожая на учительницу, эле гантно, но не дорого и не вычурно одетая, с доброй улыб кой и теплым голосом, — отсюда и популярность у просто го люда, и надписи на артиллерийских и танковых ство лах: «За тебя, Бильяна!» Вряд ли с Плавшич работал сти лист, но образ ее точно соответствовал народным пред ставлениям о том, какой именно должна быть женщинаполитик из сербской Боснии. Верно написал автор бро шюры о знаменитых боснийских сербах: «Бильяна Плав шич очень красива, элегантна, воспитана, образована, ко роче, она настоящая дама, в которой ощущается женская теплота и нежность». Нобелевский лауреат, бывший узник нацистских концлагерей Эли Визель, выступавший свидетелем обви нения на судебных слушаниях по делу Плавшич, привел эту цитату и спросил: как вообще стало возможным, чтобы эта хорошо воспитанная, культурная, интеллигентная и образованная госпожа могла выступать в поддержку поли тики, которая вела к насильственному изгнанию, крово пролитию, страданиям? «Как можно оставаться челове ком перед лицом предательства самой идеи человечнос ти?» — задал вопрос Визель, после демонстрации в зале за седаний телесъемки сербского концлагеря, напоминаю щего Освенцим или Дахау. Наверное, любой, кто встре чался с Бильяной Плавшич или следил за ее государствен ной карьерой, должен был бы задаться таким вопросом. Разве что прагматичные западные политики не теряли времени на размышления над такими дилеммами. А пото му, когда в мировоззрении Бильяны Плавшич — после то го как ее недавний кумир Караджич в 1996 году под давле нием мирового сообщества ушел с президентского поста и она заняла эту должность — вдруг произошли изменения, международные посредники этими переменами восполь зовались.

180

Андрей Шарый

Из статьи в белградском еженедельнике «Време», де кабрь 2002 года.

В будущих книгах «Кто был кто в Республике Сербской» на верняка напишут о том, что Бильяна Плавшич соткана из противо положностей. Одно из ее многочисленных прозвищ - Снежная Королева, однако она умела выступать горячее и убежденнее всех других лидеров из Пале. Ее имя писали на многих артилле рийских стволах и танковых башнях, но одновременно на своем рабочем столе вместо азалии она держала серого плюшевого медвежонка. Слова о том, что ради победы стоит забыть о жерт вах, произносил не бородатый четник, а дама в хорошо сидящем костюме, с изящной брошкой, аккуратной прической и умело на ложенной косметикой. Бильяна Плавшич, которая, как и любой «антикоммунист», считала, что жизнь при режиме Тито была похо жа на геноцид, тем не менее в эту эпоху мирного геноцида суме ла сделать завидную карьеру. Эта женщина была уверена, что эт нические чистки «могут быть природным проявлением», тверди ла, что «всю Восточную Боснию нужно очистить от мусульман». Именно ей приписывают и сентенцию о сербах, которые готовы, если потребуется, потерять на войне шесть миллионов своих бра тьев, потому что останутся другие шесть миллионов. Так вот, эта женщина-политик дожила до того момента, когда именно в ней весь мир увидел единственную демократическую надежду и шанс на спасение Дейтонского договора и обновление доверия между народами в Боснии и Герцеговине.

Американский дипломат Ричард Холбрук, сыгравший ключевую роль в заключении и претворении в жизнь Дей тонских соглашений, в книге воспоминаний «Закончить войну» цитирует слова Плавшич: «Я националист, но я также и демократ». Бывший государственный секретарь США Мадлен Олбрайт, вызванная в Гаагу судом в качест ве свидетеля, заявила: «Бильяна Плавшич, по моему мне нию, является очень противоречивой натурой. До личной встречи в 1997 году у меня сложилось о ней негативное мнение. Однако затем это впечатление изменилось к луч шему, потому что Плавшич поддержала Дейтонский дого вор и честно придерживалась его положений. Я уважаю Плавшич за готовность следовать международным обяза тельствам». После наступления мира Плавшич порвала с Караджи чем, которого принялась обвинять в коррумпированности

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

181

и «разграблении маленькой Боснии», заметно смягчила политические позиции и стала выступать за сотрудничест во с Западом. И не окажись ее новые взгляды слишком ли беральными для большинства боснийских сербов, не про играй она на президентских выборах 1998 года, быть мо жет, эта Снежная Королева и не очутилась бы на скамье подсудимых Международного трибунала. Но политика — штука жестокая, и через несколько лет после войны Плав шич потребовалось собирать в кулак всю свою волю, чтобы добровольно, не дожидаясь ордера на арест, отправиться в Гаагу (обвинение против нее было выдвинуто вместе с об винениями в адрес бывшего спикера парламента босний ской Республики Сербской Краишника). Как заявил один из политических сторонников Плав шич, она решила предстать перед судом для того, чтобы «защитить достоинство сербского народа». Может быть, ее представления о том, что такое национальное достоинство, изменились? Но всего лишь годом ранее Плавшич заявила журналистам: я никогда не слышала ни об одном военном преступлении, совершенном боснийскими сербами, не слышала и о существовании концентрационных лагерей. Или ей просто показалось бессмысленным сопротивляться неизбежному? Ведь надежной охраны, которая, как Карад жича, годами прятала бы ее от международной полиции, не было, политических покровителей в Белграде — тоже, так что арест казался неминуемым. Другое дело, что в таком же положении, как Плавшич, оказывались в Сербии, Хорва тии, Боснии десятки политиков и военных, но ни у кого не хватило достоинства появиться в Гааге так, как эта пожи лая женщина: не дожидаясь вызова, с высоко поднятой го ловой. Отправляясь в Голландию, Плавшич, конечно же, рас считывала на снисхождение. Одно только одобрение, с ко торым в западном мире было встречено ее решение добро вольно предстать перед правосудием, казалось, давало ос нования для таких предположений. В тюремном комплек се трибунала ей и впрямь пришлось чуть легче других, прежде всего потому, что Плавшич на всю эту тюрьму — единственная женщина. Впрочем, такого рода преимуще ства оценит разве что заключенный: камера размером по

182

Андрей Шарый

больше, возможность раз в неделю приглашать дамского парикмахера. И в тюрьме она оказалась в положении «сербской народной мамы» — заключенные вне зависимо сти от возраста и национальности, судя по их рассказам, относились к Плавшич с уважением и даже пытались дове рять ей свои личные и семейные тайны. Со Слободаном Милошевичем, как рассказывала сама Плавшич, она ста ралась не встречаться, а с «подельником», Момчило Кра ишником, ее отношения были безнадежно испорчены еще несколько лет назад. Решетки на окнах, кондициониро ванный воздух, размеренный и насильно установленный распорядок дня Бильяна Плавшич переносила очень тяже ло. Хотя, быть может, главная причина ее страданий всетаки не в тюремном воздухе — кто знает, какая внутренняя работа происходила в душе этой женщины, привыкшей к власти, к тому, что ее слово способно зажигать тысячи сер дец, привыкшей к прозвищу Железная Леди? «Я сознался из-за угрызений совести, - сбивчивым голо сом, очень медленно, так, что я без труда успевал записывать, ведь в зале заседаний Гаагского трибунала журналистам запре щено пользоваться диктофонами, говорил Дражен Эрдемович. Меня заставили принять участие в расстреле. Мне пришлось вы бирать между собственной жизнью и жизнями этих несчастных. Если бы я тогда потерял свою жизнь, судьба этих людей не ста ла бы иной. Их судьбу решал кто-то, занимавший куда более вы сокий пост, чем я. Это событие полностью разрушило мою жизнь. Вот почему я сознался». К 25 годам Дражен Эрдемович успел жениться, стать отцом, повоевать в трех армиях и стать убийцей. От его руки погибли около ста человек - безоружные юноши, мужчины, старики, в возрасте от 17 до 70 лет. Его, парня из пустившей корни в Бос нии сербско-хорватской семьи, ставили под ружье все, кто толь ко мог. Вначале - правительственная армия Боснии и Герцего вины, потом - Хорватское вече обороны, еще позже - армия Ре спублики Сербской. Он воевал на стороне тех, кто призывал его на войну или попросту заставлял воевать, потому что жизнями очень многих людей в бывшей Югославии в то время командо вал страх. А командовать страхом хорошо научились лидеры боснийских сербов: таких неблагонадежных «полукровок», как Эрдемович, разными путями очутившихся в рядах их армии, со брали в отдельный 10-й штурмовой взвод, которому отводили

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

183

самую черную работу. 16 июля 1995 года штурмовой взвод пре вратился в карательный: в течение пяти часов у села Пилица близ города Зворник солдаты без передышки расстреливали пленных мусульман из Сребреницы. За день они уничтожили около 1200 человек. На долю Дражена Эрдемовича досталась неполная сотня. Едва кончилась война и Эрдемовича демобилизовали, он связался с корреспондентами газеты «Фигаро» и телекомпании АВС и предложил им эксклюзивную информацию о преступле ниях в Сребренице. Он хотел, чтобы журналисты взамен помог ли ему добраться до Гаагского трибунала. Интервью состоялось, но договоренность выполнить не удалось: Эрдемовича аресто вала сербская полиция, а видеокассету с записью беседы у ре портеров конфисковали. В Белграде не были заинтересованы в том, чтобы правда о Сребренице выплывала на свет. Но спря тать Эрдемовича не удалось: югославским властям пришлось выдать солдата Гаагскому трибуналу. «Эмоциональная незрелость, ощущение беспомощности, приступы панического страха и сильнейшие проявления пост травматического шока», - такой психологический портрет Эрде мовича составили тюремные врачи. На основании этого диагно за, в частности, защита добивалась смягчения приговора. Я на блюдал за ходом суда над Эрдемовичем из ложи для зрителей зала заседаний. Светловолосый парень в джинсовом костюме производил впечатление человека, раздавленного судьбой. У него тряслись руки, он постоянно смахивал с лица капли пота. Эрдемович, кажется, с трудом соображал, о чем говорили адво каты, прокурор, свидетели, а потому судье приходилось пере спрашивать: «Подсудимый, вы понимаете, о чем идет речь?» Подсудимый машинально кивал, на вопросы отвечал однослож но, временами едва сдерживая слезы. В этом случае судьи, кажется, учли все без исключения смягчающие обстоятельства: молодость подсудимого, его рас каяние и готовность сотрудничать со следствием (Эрдемович помогал идентифицировать трупы из захоронений в Пилице); то, что преступление он совершал под страхом смерти. Его осудили на десять лет, но апелляционная комиссия пересмотрела приго вор, поскольку пришла к выводу, что подсудимый неверно пони мал природу обвинений, когда признавал себя виновным. Изме нили статьи и приговор сократили вдвое. Заключение Эрдемо вич отбывал в Норвегии; он вышел на свободу летом 2000 года. Но на этом история отношений Эрдемовича с трибуналом не закончилась: бывший солдат дает показания в качестве сви детеля обвинения сразу по нескольким уголовным делам, в том

184

Андрей Шарый

числе на процессе против Слободана Милошевича. А значит, снова и снова переживает тот день, 16 июля 1995 года, когда от его руки погибли десятки ни в чем не повинных людей.

Дело Бильяны Плавшич считалось одним из самых объемных в практике трибунала. В нескольких тысячах то мов — три миллиона страниц. Адвокат экс-президента обескураженно заявил журналистам: «Только для чтения, если читать 365 дней в году по 24 часа в сутки, потребуется 34 года». Процитирую первые строки этой судебной доку ментации: «Обвиняемые (Плавшич и Краишник. — А.Ш.) разрабатывали и проводили политику, включавшую в себя создание невыносимых условий жизни, преследования и террор, изгнание несербского населения; депортацию тех, кто не желал уезжать; ликвидацию остальных. К декабрю 1992 года эта политика имела своим следствием смерть или изгнание значительного числа боснийских хорватов, му сульман и других несербских этнических групп из 42 об щин Боснии и Герцеговины». Дальше — кажущееся беско нечным перечисление убийств и депортаций... Через восемь месяцев Бильяну Плавшич отпустили из Схевенингенской тюрьмы на свободу — до начала суда, под гарантии правительства Республики Сербской. Она верну лась в Белград, в квартиру сестры (ни мужа, ни детей у нее нет). Похоже, груз обвинений оказался слишком тяжел для Плавшич, и вскоре она подписала с прокуратурой договор о признании вины. Плавшич обрекла себя на тюрьму, ска жут одни, хотя оправдательный приговор по ее делу в лю бом случае был бы маловероятен. Она скостила себе срок, возразят другие и формально будут, наверное, правы. Во прос только в том, кого теперь Бильяна Плавшич считала судьей: британского юриста Ричарда Мэя или собственную совесть? Судьям она объясняла: десять лет назад ее, как и мно гих других, ослепили страх и национальная память Второй мировой войны, когда сербы, как гласит их версия истории, стали объектом уничтожения. «Результаты этой слепоты очевидны, — говорила Плавшич. — Могилы, беженцы, меж дународная изоляция и направленная против всего мира горечь, которая душит нас». Теперь-то бывший президент

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

185

признавала, что неоднократно получала сведения о воен ных преступлениях, однако отказывалась расследовать эти преступления, напоминая себе о тех страданиях, которые пережили сербы пол века назад. Вряд ли это дает теперь сер бам право самим становиться убийцами, пожимают плеча ми судьи. Адвокат твердит: «Полностью выражая свое чис тосердечное раскаяние, госпожа Плавшич надеется, что не винные жертвы — мусульмане, хорваты и сербы — почувст вуют хоть какое-то удовлетворение, и предлагает другим политическим лидерам последовать ее примеру». Однако опыт работы Гаагского трибунала не дает осно ваний предположить, что примеру Плавшич последуют другие. В списке из полутора сотен военных и политиков, к которым проявило интерес следствие, Снежная Королева и впрямь стоит особняком. В этой долгой шеренге хватает законченных живодеров и подлецов, есть в ней люди сла бые и обманутые, есть такие, вроде Милошевича, что убеж дены в своей мессианской роли. Но таких, кого постигло, иного слова и не подберешь, раскаяние, — единицы. Для правосудия важно другое: возник прецедент сотрудничест ва со следствием столь высокопоставленного обвиняемого; впервые уголовное дело, да еще такое сложное, завершено без суда — формально по делу номер IT-00-40 проводились лишь судебные слушания. Плавшич заявила, что не намеревается свидетельство вать ни по одному другому делу, включая процесс над Ми лошевичем, даже в том случае, если такие показания могли бы повлиять на ее собственный приговор. Кстати, еще од но подтверждение жизненного выбора женщины, которая не забывала надевать на судебное заседание православный крест. Но и того, что рассказала Плавшич, достаточно для подкрепления позиции обвинения сразу на нескольких важных процессах, а не только на суде над Милошевичем. Поэтому и в Белграде, и в сербской Боснии к признаниям Плавшич многие отнеслись с опаской; решили, что чело век способен раскаяться только для того, чтобы обелить се бя и свалить ответственность на других. Плавшич утверж дает, что в ее поступках мало корысти. «Насколько я поня ла, мой случай — исключение, — заявила она в интервью белградской газете «Политика», — потому что все другие

186

Андрей Шарый

обвиняемые, признавшие свою вину, договаривались о сроке наказания. Но вы же понимаете, что для меня озна чали бы десять лет тюрьмы — это фактически пожизнен ный приговор». Прокурор добивался 15 или 25 лет тюремного заключе ния, защита просила учесть обстоятельства и не давать боль ше восьми. Бильяна Плавшич ожидала вынесения пригово ра на свободе, и я не удивлюсь, если и в Боснии ей мешал дышать сухой, безжизненный воздух Схевенингенской тюрьмы. В Гаагу Плавшич вновь прибыла за день до оглаше ния приговора. Ричард Мэй отрядил ей 11 лет тюрьмы. В тот же день адвокаты Плавшич заявили, что их под защитная не собирается оспаривать решение суда. Отбыва ет она наказание по соседству со страной настоящей Снеж ной Королевы, в Швеции. В шведской тюрьме — отличные условия, но, как говорят люди, с которыми переписывает ся Плавшич, она переносит наказание мучительно тяжело.

До свидания на следующей войне!

Я пущенная стрела. И нет зла в моем сердце, но Кто-то должен будет упасть все равно... Из песни петербургской группы «Пикник».

1. Хорватский священник Златко Судац читает пропове ди под аккомпанемент акустической гитары. Иногда свя той отец еще и поет, у него хороший слух и пусть не очень сильный, но с приятным тембром голос. К примеру, в ок тябре 2002 года в храме Филипа и Якова в Вуковаре пропо ведник исполнил католическую версию знаменитой ком позиции группы «Битлз» «Пусть будет так». На городском кладбище Дубрава, где похоронены павшие в боях за Вуковар «хорватские защитники», отец Златко спел арию из рок-оперы «Иисус Христос—Суперзвезда». Среди могил под мелким осенним дождем собрались больше 10 тысяч человек, в основном — молодежь, потому что монах ордена салезианцев Златко Судац и есть суперзвезда послевоен ной Хорватии. У хорватского Джизуса (а Судац лицом и статью похож на Христа из голливудского фильма) благо родный, смиренный облик, ясный взор, добрый нрав. Стигматы, незаживающие раны на лбу и запястьях свя щенника, знак избрания Божьего — в том убеждены после дователи проповедника! — кровоточат в первую пятницу каждого месяца. Сам Судац считает, что появлению его стигматов не найти рационального объяснения: «Я не верю в чудеса, поэтому думаю, что стигматы есть не доказатель ство святости, а след деяний человека». Не помогли прояс нить ситуацию и врачебные осмотры в папской католичес

188

Андрей Шарый

кой клинике в Риме. Единственный вывод, к которому пришел ученый консилиум: это не симуляция. Преподобный Златко Судац, всегда в чистой белой мантии, поверх которой накинут медальон с крестом свя того Бенедикта, — идол молодых хорватских католиков. Отец Златко есть их Любовь, и его призывы «почитать бо га, семью и родину» юная аудитория воспринимает с боль шей охотой, чем проповеди родителей, школьные уроки или тем паче рассуждения политиков. Салезианский монашеский орден основал в 1859 году, в эпо ху индустриальной революции, итальянский священник Иван Боско, искавший паству среди бедных подростков в рабочих пригоро дах Турина. В общении с католической молодежью Боско связал воедино занятия законом Божьим, обучение в школе, музыку, ис кусство, игры на воздухе. Он учил: в душах молодых людей роман тизм сталкивается с цинизмом и недоверием, и самое важное сделать что-то для них немедленно, ведь бедняки не хотят и не могут ждать, пока реформы правительств принесут результаты. Боско основал своего рода профсоюз, Общество взаимопомощи молодых рабочих, вел от их имени переговоры с работодателями, помогал решать личные проблемы. За радения во славу Святой Церкви Иван Боско был канонизирован, а история его жития зане сена в книгу под названием «Вы украли мое сердце».

Златко Судац, приходской священник из городка Новалия на адриатическом острове Паг последовал примеру Ивана Боско десятилетие назад. Судаца тоже интересовала проблемная молодежь — те, кто пристрастился к наркоти кам, пьет или находится в поле зрения преступных группи ровок, те, кто предоставлен самому себе и любым посто ронним влияниям. Отклик на призыв отца Златко оказался неожиданно широким: в Хорватии периода общественных перемен и экономических реформ не только молодые нар команы и алкоголики не видят перспективы. В деятельно сти ордена салезианцев в Загребе участвуют тысячи моло дых людей, прежде всего студенты. Отец Златко толкует слово Божие прихожанам, а его актив разъясняет пропове ди Судаца в молодежной среде. В Доме духовных встреч «Бетания» в селе Чунско непо далеку от городка Мали Лошинь преподобный отец Златко

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

189

проводит семинары духовного обновления, проще говоря, читает всем желающим лекции и проповеди о самосовер шенствовании. Лекции пользуются популярностью, в том числе у молодых певичек и телеведущих: заботиться об об новлении души так же модно, как и о совершенстве тела. В Доме духовных встреч небогато, но все оборудовано и оформлено с любовью; отец Златко — отличный художник, его яркими разноцветными рисунками на евангельские те мы украшены и парадные ворота, и двор, и сам особняк. Риторика салезианцев основана на принципе превен тивного воспитания: полная добровольность, отсутствие наказаний (это не школа, не армия, не семья, не тюрьма), главный лозунг - вера, разум, любовь. Веру, разум и лю бовь Златко Судац ищет весело и расслабленно, иначе сердца молодых не украсть, оттого каждая проповедь и по хожа на рок-концерт. Во многих салезианских приходах работают летние лагеря, волейбольные или футбольные клубы. Например, в самой популярной столичной общине ордена, приходе Мира Матери Свободы, действуют не сколько мини-футбольных клубов с приличествующими названиями типа «Святой Дух» и «Святая Мать Свобода». Вера в Господа и общение с людьми Божьими, учат салезианцы, это ежедневная нескучная практика. «Мы на мир смотрим здраво и весело, — говорит активистка прихода Мира Матери Свободы, 20-летняя студентка Загребского университета. — Это значит: мы смотрим на мир через ги тару, футбол и, конечно, через молитву». Кто-то из молодых охарактеризовал отца Златко Суда ца как анти-Рачана. Ивица Рачан, первый премьер-ми нистр продемократической Хорватии, между прочим лю битель джинсов и поклонник рок-н-ролла, для этой моло дежи все равно серый, неинтересный, скучный человек. А вот праведник Судац — другое дело: веселый, забавный, говорит понятным языком, дает толковые советы. В том числе и о том, как почитать Бога, любить семью, служить родине. Златко Судац против «больного либерализма», си ноним которого — гедонизм, ведь либеральное общество отказалось от Бога. А подлинная свобода как раз в Господе, в семейной любви, в народном и национальном единстве. Вот цитата из проповеди отца Златко: «Я бывал в Соединен

190

Андрей Шарый

ных Штатах, я видел там всякое, я узрел полную утрату мо ральных ценностей, и, будьте уверены, я горжусь тем, что я — хорват!» Хорватская гордость во что бы то ни стало — вот политическое содержание его мессы, о том, чтобы не иссяк источник силы народной, и просит он Бога. В такого рода проповеди, образце практического применения теории, вполне логична защита обвиненных Гаагским трибуналом хорватских генералов. Эта логика хорошо известна: по скольку хорваты вели против сербов освободительную вой ну, они не могли совершать преступлений. Всего через пару лет после крушения авторитарного режима Туджмана в Хорватии заговорили о «новом движе нии молодых», о «новой правой революции», о «новом тра диционализме». В стране, которая, как показалось, после смерти престарелого вождя сделала демократический вы бор, снова шевельнулся ура-патриотизм. Национализм вернулся не в качестве доминирующей идеи, а как полити ческая фронда. Готовые жизнь отдать за национальную са мобытность герои вчерашних сражений — генералы и пол ковники, бывшие чиновники партии Туджмана, обслужи вавшие их интересы журналисты, актеры, писатели — сно ва стали проявлять повышенную активность. Горстка хор ватских военных, преследуемых Международным трибуна лом и (куда менее решительно) новыми властями страны, превратились в непонятых внешним миром героев, в со весть народную, в рыцарей без страха и упрека. В этой ат мосфере не выглядят странными и националистическая истерика по любому поводу, и пристрастные приговоры хорватских судей, оправдывавших преступных полевых ко мандиров и убийц из числа рядовых. Политическая география «сопротивления патриотов» очень причудлива. Среди «новых хорватских правых» ока зались лишившиеся влияния и привилегий офицеры, оби женные на уволившего их из армии президента Стипе Месича, и рядовые ветераны-добровольцы минувшей войны, объединенные по всей стране в многочисленные товари щества и клубы, вроде «афганцев» в бывшем Советском Союзе. Их недовольство сменой вех разделяли спортивные любимцы президента Туджмана — футболисты сборной Хорватии конца девяностых годов, бронзовые призеры

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

191

чемпионата мира, все сплошь «звезды» загребского джетсета и преуспевающие бизнесмены. «Последний бастион истинного патриотизма» — так называли эту футбольную сборную в Загребе, кто с иронией, кто с уважением. В той же компании — участники Синьской алки. Священник Златко Судац превратился в идеолога «правого хорватского андеграунда», вместе с опальными генералами Анте Готовиной и Мирко Норацем, демонст рации в поддержку которых сопоставимы по популярности с проповедями салезианского монаха. В одном ряду с от цом Златко — поп-певец Марко Перкович Томпсон, ис полнитель патриотических баллад, и футболист Звонимир Бобан, в недавнем прошлом — лидер и капитан футболь ной сборной Хорватии. Если мессы отца Златко — это проповеди, похожие на рок-концерты, то выступления Марко Перковича — это концерты, похожие на проповеди. Певец в черной обтяги вающей торс майке обращается к зрителям примерно с те ми же посланиями, что и преподобный Судац. «Никогда не предам Бога!» - так называется один из главных хитов Пер ковича, концерты которого летом и осенью 2002 года соби рали аншлаги на стадионах в Загребе и Сплите. В ложах для почетных гостей — все те же генералы в парадной форме, депутаты парламента, желающие напомнить о своих поли тических приоритетах, «настоящие хорватские патриоты» из спортивной и культурной элиты. На концерт Перковича в загребском Дворце спорта салезианский священник Да мир Стоич привел группу своих активистов. В самые про чувственные моменты представления юноши и девушки в первых рядах танцпола опустились на колени. Стилизована на концертах Перковича и одежда зрителей: все сплошь в черном, а некоторые (их всего несколько процентов, но та кие и заметны лучше других) с усташеской символикой. На концерте Перковича в Дубровнике зрители развернули транспарант с надписью «Сербов — в Ясеновац!» (хорват ский концентрационный лагерь времен второй мировой войны). Аранжированные усташеские песни (или компози ции с аллюзиями на них) составляют заметную часть репер туара Перковича. Не то чтобы хорватский вариант нацизма, использовавшийся режимом Туджмана как поучительный

192

Андрей Шарый

пример в деле строительства нового государства, опять в почете. Дело в другом: усташеские шевроны и значки на рок-концертах — такой же символ «нового хорватского тра диционализма», как и стигматы на теле священника Судаца. Еженедельник «Глобус» написал по этому поводу: «Отец Златко — главная икона «новой правой революции», а Мар ко Перкович — лучший вокал правых». Есть у этой несовершившейся революции и «золотая нога» — футбольный интеллектуал Звонимир Бобан, за кончивший в 2002 году спортивную карьеру полузащитник хорватской сборной, загребского «Динамо» и итальянско го клуба «Милан». Бобан, действительно великолепный футболист, — безупречный патриот, национальный герой не только в спорте, но и в политике, поскольку именно он накануне войны на матче «Динамо» с белградской коман дой «Црвена Звезда» не побоялся вступить в драку с югомилиционером во время беспорядков, вызванных нацио налистическими страстями. Загребская печать тогда вос славила Звонимира Бобана как образец верно понимаю щего свой долг перед нацией и отечеством представителя молодого поколения. С той поры он — мечта хорватских невест и их матушек, при этом отличный семьянин, верный супруг и заботливый отец. Бобан — удачливый предприниматель, ему принадле жит несколько модных кафе и ресторанов в центре Загреба, и в этом отношении он - пример, достойный подражания молодежи. Наконец, Звоне Бобан — красавец с порочными глазами и правильной трехдневной щетиной на смуглом ли це, модель итальянских кутюрье и желанный гость телеви зионных шоу по обе стороны Адриатики. Даже номер 10, под которым выступал Бобан, кажется символом счастливо го попадания «в десятку». Звонимир Бобан — человек с ак тивной гражданской позицией, которую он никогда не скрывал и которая причудливо сочетает космополитизм по видавшего весь мир спортсмена и убежденность в том, что Хорватия и хорватство всегда превыше всего. Такая позиция сформирована и логикой развития страны в первое десяти летие независимости, и купанием в газетной и телевизион ной славе, и общением с политиками, которым приятно на предвыборном митинге хлопнуть знаменитого спортсмена

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

193

по плечу. Первому президенту независимой Хорватии капи тан Бобан передарил не меньше десятка футбольных маек со счастливым номером, уж очень Туджман любил приезжать на сборы национальной сборной. Президент и его партия не ошиблись в выборе: в Хорватии вроде сменилась эпоха, а Звонимир все тот же. Он — в учредительном совете очеред ной националистической партии. Он — подписант письма в поддержку подозреваемых в совершении военных преступ лений генералов. Он — в почетной ложе на концерте Марко Перковича. Прощальный матч Бобана (провожать из большого футбола великого игрока в Загреб приехали сборная мира и знаменитый «Милан»), конечно же, собрал полный стади он. Еще через несколько месяцев сборная Хорватии образ ца 1998 года с капитаном Бобаном во главе сыграла в Мостаре благотворительный матч против команды местных «звезд»; весь сбор от игры пошел в помощь семьям хорва тов, обвиненных Гаагским трибуналом. Цель вроде благо родная — деньги предназначены для жен и детей тех, кто оказался за решеткой, однако несложно представить, какая идеологическая атмосфера сложилась вокруг этого матча. И совсем не случайно чемпион хорватской католической лиги по мини-футболу, команда салезианской общины «Святой Дух» включила Звонимира Бобана в свой состав. Почетным игроком.

2. ...В конце 2000 года на экраны в Белграде вышел фильм сербского режиссера Радивое Андрича «Молнии!», болееменее удачная молодежная комедия о фрустрациях поко ления, выросшего в эпоху Слободана Милошевича. Есть в этой картине такая сцена: на одном из столичных проспек тов герои фильма молодецкой забавы ради высовывают из окна автомашины голые задницы, приводя в замешатель ство темнокожего охранника американского посольства. «Ох, эти чертовы сербы!» — только и способен вымолвить опешивший морской пехотинец, в своем Айдахо или Тен неси и слыхом не слыхавший о Балканах. Смысл эпизода

194

Андрей Шарый

таков: Сербию и сербов не согнуть, не научить чужим пес ням, не заставить играть по чужим правилам. Ни бомбеж ками НАТО, ни Гаагским трибуналом, ни финансовой по мощью из-за границы, ни мытьем, ни катаньем, ни кну том, ни пряником. Фильм Андрича с успехом прошел в сербских кинотеа трах, но за границей в широкий прокат не вышел. Те, кому предназначалось послание, с ним так и не ознакомились. Но сербские зрители остались довольны: режиссер дал до стойный ответ Западу. На таких же, пусть и более выспренних стереотипах ос новывалась идеология Милошевича. Милошевич уже дав но в Гааге, но родина его остается во многом прежней. Это страна консервативного образа жизни, косных представле ний о внешнем мире, страна, живущая комплексами и, ка жется, с удовольствием ими болеющая. Когда нет работы, когда кругом бедность, только и остается тешиться идеями о международном заговоре да упиваться своей исключи тельностью. Такие духовные конструкции в Сербии рожда ются «от противного»: вы в Гааге считаете наших ребят преступниками — а мы будем считать их героями, вы лови те Караджича — а мы будем им восхищаться, вы не даете всем сербам устроиться в одном государстве — мы будем о Царстве Небесном хотя бы говорить. Да еще покажем зад ницу из окна автомобиля. Это ли не подвиг? На такие подвиги созывает простой сербский люд попзвезда Цеца, вдова Желько Аркана Светлана ВеличковичРажнатович. Аркана, напомню, в январе 2000 года застре лили не то деловые конкуренты, не то политические про тивники. Мало кто в Сербии сомневается, что Аркан — бандит, но на его популярности это не сказывается. Аркана, может, и подзабыли бы, не стань его идейной наследницей Цеца. Це ца начала выступать на сцене еще до выхода замуж; супруг, пока был жив, заботился о ее карьере, да и после смерти Ар кана его имя долго еще оставалось главным ангелом-хранителем эстрадной звезды. Полем для творчества Цеца выбра ла «турбо-фолк» — современную народную песню, сочетаю щую рок-исполнение с псевдофольклорными мотивами. Этот лубочный стиль — невеликого качества мелодрамати

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

195

ческие композиции о неразделенной любви, о сильной жен щине, способной выдержать любые испытания, но сохраня ющей верность и любимому мужчине, и любимой родине. Таких певичек в Сербии и Хорватии — десятки, но именно Цеце Ражнатович турбо-образ особенно пришелся к лицу, потому что этот жанр полностью совпал с политическим стилем ее покойного супруга. Не случайно Цеца выступала с концертами на съездах аркановской Партии сербского единства. Светлана Величкович, длинноногая и длинново лосая брюнетка с силиконовым бюстом, — как раз тот жен ский типаж, что прекрасно воспринимается мужскими ком паниями и на сельском празднике, и в дешевой пивной, и в армейской казарме, и на трибуне футбольного стадиона. Цеца — живое свидетельство трудного пути, с достоин ством пройденного Сербией. О Светлане Ражнатович, де вушке из простой семьи из глухого села, не зря в бульвар ных газетах годами кружили сочувственные слухи: что она якобы не хотела выходить замуж за жестокого Аркана, что супруг брил ее наголо, избивал с такой силой, что она не могла даже появиться в тренажерном зале. А когда Аркана убили, стало понятно: бил — значит любил, он все делал ис кренно, по такому герою и плачем. И если Бильяну Плавшич в Боснии воспринимали как «родину-мать», то певица Цеца Ражнатович в Белграде или сербском Сараеве — веч ная сестра и вечная невеста, желанная для каждого, но не доступная никому, потому что над ней, красавицей, обла ченной в подчеркивающую женские прелести тунику, не престанно витает дух Желько Аркана. И дух несгибаемого и непонятого миром сербства. Из статьи Петара Луковича в сараевском еженедельнике «Дани», июль 2002 года.

Музыкальное событие года в «двух сербских странах», в Рес публике Сербской и Сербии - концерты Цецы Ражнатович в БаняЛуке и Белграде. Эти концерты - музыкально-сценический образ нынешнего сербства, общества политического забвения, обще ства нерушимой веры в собственные невиновность и героизм. Столь же нерушимой, сколь нерушима сербская ненависть к ок ружающему миру. Концерт Цецы в Белграде стал самым боль шим народным собранием после свержения Милошевича, и это вовсе не эстрадное событие. Взгляните только на заголовки в га

196

Андрей Шарый

зетах - «Клеопатра из Житораджи», «Сербская Мадонна», «Цеца объединила Сербию». Эти заголовки сплели воедино две идеи: величие сербов и их единство. Народ и Народный Вкус сотворили героиню, которая, оставшись без своего Милоша Обилича, со вершенно одна, невероятно храбра, талантлива и национально правильно ориентирована, идет путем православной Орлеанской Девы. Этот концерт - всесербский ответ Гаагскому трибуналу. Вот что вполне серьезно писал публицист Милан Божич в ежене дельнике «Српска реч»: «Публика на стадионе впала в такой транс, что наверняка обеспечила себе почетное место в обвине ниях Гаагского трибунала. Карла дель Понте, устроив суд над сербским народом, вначале обвинила Милошевича, потом - царя Душана, и сейчас ей только и остается составить текст обвинения в адрес всей публики, собравшейся на концерте Цецы». Несколькими днями ранее на концерте поп-группы «Рыблья Чорба» собрались 25 тысяч зрителей, среди которых был и по следний президент Югославии Воислав Коштуница. Овации Ра довану Караджичу, тысячи зрителей в майках с его портретом, солист со сцены патетически стонет о «потерянных сербских землях». Милошевич боролся не зря: он оставил после себя це лые поколения, которые способны с помощью гитары и гармош ки показать врагу, чего стоят сербы. На этих двух концертах бы ла одна и та же аудитория: патриотический народ, готовый пус тить слезу, когда Светлана выводит на публику аркановых сиро ток Велько и Анастасию; народ, готовый хором скандировать «Радован!»; народ, готовый, сколько горла хватит, орать «Сер бия!»; народ, готовый испытать оргазм оттого только, что на сце ну вышел рок-солист, увешанный четнической символикой. Этот тип сознания сформирован сказками о том, что сербы, нашед шие духовное очищение в коллективном экстазе, должны спасти мир. Этот народный тип на песню «Иисус, дай мне львиное серд це!» откликается воплем «Королева Цеца!». Эстрада становится лакмусовой бумажкой сербской истории, в которой нет преступ ников. а есть одни только герои, даже если их имена - Желько Ражнатович, Веселин Шливанчанин, Ратко Младич, Радован Ка раджич, Слободан Милошевич.

На концерте Цецы в самом большом городе Республики Сербской присутствовали несколько сотен ее поклонников из хорватско-мусульманской федерации. Они организован но приехали в Баня-Луку на автобусах. Самый продаваемый компакт-диск 2002 года в несербской Боснии — альбом Це цы «Десятилетие». Цеца популярна и в Хорватии, в первую

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

197

очередь среди ветеранов войны, которых и язык-то не по вернется упрекнуть в симпатиях к сербам. Постеры с изоб ражением Цецы публикуют хорватские газеты, ее голос зву чит и в кафе на юге адриатического побережья (как раз эти районы считаются оплотом хорватского национализма), да же в военно-патриотических клубах, украшенных усташеской символикой. «Знают ли хорватские поклонники Цецы, что ее муж был военным преступником? — задает вопрос за гребский публицист Борис Дежулович. — Конечно, знают. Так почему их, готовых горло перегрызть за родную Хорва тию, это не смущает? Помимо прочего, потому, что Цеца — из чужого лагеря, она — из четников. Послушайте, с каким уважением сербские националисты говорят о националис тах хорватских, о том, как они защищают «своих» военных преступников. Посмотрите, как правые хорватские полити ки завидуют сербам, которые «геройски противостоят аме риканскому колониализму». Ни у тех, ни у других в своих странах нет союзников, и теперь на берегах Дрины сербские и хорватские ветераны объединились». Для рядового любителя песен Цецы Ражнатович из Белграда или Ниша ее успех в соседних, еще недавно враж дебных странах — подтверждение величия сербского наци онального духа («Хотел бы я посмотреть на хорватскую Цецу!»), лишнее доказательство того, что такая веселая, безза ботная Сербия никому не способна беспричинно причи нить зла, что бы там ни твердили в Гааге. Популярность пе вицы такова, что каждый месяц белградская «желтая прес са» пишет о Цеце и ее муже-покойнике больше, чем напи сано всеми сербскими журналистами за целые годы об ужасе Сребреницы. И в этом — еще один ответ на вопрос о том, почему «своих» военных убийц и насильников не склонны привлекать к ответственности ни в Белграде, ни в Загребе, ни в Сплите, ни в Баня-Луке. Куда легче в песен ной форме испросить у Иисуса львиное сердце. Новая беда пришла в роскошный дом Сербской Вдовы весной 2003 года, когда популярность Цецы, казалось, на дежно оберегала ее от любых неприятностей. Цецу арестова ли через несколько дней после убийства премьер-министра Сербии Зорана Джинджича. По данным полиции, преступ ление организовали дружки Цецы и ее покойного мужа, в

198

Андрей Шарый

недавнем прошлом — высокопоставленные офицеры специ альных подразделений, прошедшие вместе с Арканом бал канские войны. В подвале особняка Светланы Ражнатович, в бронированной комнате, обнаружили целый арсенал. Как выяснили следователи, кое-кто из главных обвиняемых но чевал в доме певицы чуть ли не в ночь накануне убийства. Цеца оказалась словно рождена для скорби. Вокруг об стоятельств ее ареста и продлившегося несколько месяцев тюремного заключения кружили самые невероятные слу хи. В камере у нее якобы началась невероятная «ломка», а полиция требовала взамен за наркотики ценные свиде тельские показания о связях самой Цецы и ее покойного мужа с преступным миром. Из статьи в таблоиде «Свьет», город Нови-Сад, апрель 2003 года.

Одна из самых противоречивых мировых «звезд», певица и актриса Мадонна, решила снять фильм о Светлане Ражнатович. Эта новость, которую нам сообщили в окружении голливудского продюсера южнославянского происхождения Бранко Лустига, звучит почти невероятно. Но популярную италоамериканку так вдохновила судьба самой известной балканской певицы, что Ма донна уже наняла трех сценаристов, которые на днях представят ей первые наброски. С теми же целями Мадонна наняла и двух ра ботающих в Голливуде сербских актеров, которые не только сыг рают в фильме, но и будут консультировать съемочную группу по вопросам, связанным с жизнью сербской фолк-дивы. Как же все начиналось? По словам Бранко Лустига, случи лось совершенно невероятное. В своей роскошной лондонской вилле Мадонна увидела, как одна из ее служанок убирает ком нату, слушая музыку через наушники. Со смехом Мадонна спро сила, нравится ли служанке ее новый альбом, а ответ этой де вушки из сербской Боснии был таким: я слушаю песни самой яр кой и самой несчастной певицы нашей страны Светланы Цецы Ражнатович. Послушав один из хитов сербской «звезды», Ма донна попросила служанку рассказать ей историю жизни Цецы. Неизвестно, стал ли этот живописный рассказ главным факто ром, но Мадонна твердо решила снять киносагу о величайшей сербской певице.

Вся эта статья — вранье от первой до последней строки. Но, в конце концов, кому это важно?..

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

199

3. Рон Хавив впервые оказался в Югославии почти за два года до того, как в эту страну приехал я; югославской вой ны с избытком хватило на обоих. Мы практически ровесники, может быть, поэтому, не смотря на различия в наших биографиях и жизненном опыте, мне так близко ощущение и понимание балканской трагедии, которое Хавив передает своими снимками. Соб ственно, отсюда и идея собрать под одной обложкой его фоторепортажи и мои очерки. Не помню, честно говоря, встречались ли мы с Роном в Вуковаре, Сараеве, Бихаче, Косове (мы и сейчас знаем друг друга только заочно), но, так или иначе, югославская война свела нас. видели это. Мы были здесь. В молодости я иногда завидовал мгновенной реакции и бульдожьей хватке западных журналистов, особенно аме риканцев, которые, казалось, повсюду умудрялись опере жать коллег. С годами на своем опыте понял, что дело не в романтике профессии, не в каком-то уникальном умении быть максимально независимым от обстоятельств, не в размерах редакционного бюджета, а в объективных рыноч ных законах ремесла: только первые могут стать удачливы ми. Для фоторепортера святая вера в право журналиста не медленно оказаться на месте событий оборачивается обя занностью: ведь из рассказов очевидцев снимок не сдела ешь. Боль, страдания, ярость, гнев, восторг моментальны, чувство всегда быстрее мысли. Чтобы разобраться в собы тиях, нужна временная дистанция, чтобы события зафик сировать, нужно быть их очевидцем. Поэтому югославская война Рона Хавива закончилась в тот день, когда заверши лась его последняя поездка на Балканы. Я ставлю точку в этой книге летом 2003 года: в Гааге все еще судят военных преступников, в Боснии, Хорватии, Сербии все еще эксгу мируют трупы. Поэтому мне не обойтись без примечания: «фактические данные — по состоянию на...» Последний солдат югославской войны не захоронен. Последний пре ступник югославской войны не наказан. Значит — юго славская война продолжается.

Хронология событий

1986 — 1990: накануне распада 1986, 15 мая — Слободан Милошевич становится главой Союза коммунистов Сербии. 1987, август — афера комбината «Агрокомерц» в Боснии. 1988, лето — первые организованные протесты сербов в Хорватии. 1990, 22 января — делегации Словении и Хорватии покида ют XIV внеочередной съезд Союза коммунистов Юго славии. Фактический развал СКЮ. 1990, 13 мая — массовые беспорядки на футбольном матче «Динамо» — «Црвена Звезда» в Загребе. 1990, 31 июля — Франьо Туджман становится президентом Хорватии. 1990, 11 октября — первый сбор Сербской добровольческой гвардии под командованием Желько Ражнатовича. 1990, 9 декабря — Слободан Милошевич становится прези дентом Сербии. 1991 — 1995: война 1991, 25 июня — Хорватия и Словения провозглашают не зависимость. 1991, 27 июня — 7 июля — «десятидневная война» в Слове нии. 1991, июль — эскалация войны в Хорватии. 1991, август — 18 ноября — осада и падение Вуковара. 1991, осень — сербская осада Дубровника; обстрелы исто рического центра города. 1991, 19 декабря — провозглашение так называемой Рес публики Сербская Краина. 1992, 9 января — провозглашение Республики Сербской в Боснии.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

201

1992, 21 февраля — Совет Безопасности принимает резолю цию 743 о создании Сил ООН по охране (СООНО). 1992, 3 марта — провозглашение независимости Боснии и Герцеговины. 1992, апрель — начало войны в Боснии и Герцеговине. 1992, апрель — 1995, ноябрь — сербская блокада Сараева. 1992, 27 апреля — провозглашение Союзной Республики Югославия. 1992, 30 мая — Совет Безопасности ООН вводит экономи ческие санкции против СРЮ. 1992, август — Совет Безопасности ООН назначает Тадеу ша Мазовецкого Специальным докладчиком Комис сии ООН по правам человека. 1992, 6 октября — Совет Безопасности ООН резолюцией 780 учреждает Комиссию специалистов по расследова нию и анализу информации о нарушениях Женевских конвенций и других норм международного права, со вершенных на территории бывшей Югославии. 1993, 19 февраля - Совет Безопасности ООН принимает резолюцию 808, в которой Генеральному секретарю ООН поручается провести работу по созданию Между народного трибунала по наказанию военных преступ лений в бывшей Югославии. 1993, март — 1994, февраль - хорватско-мусульманский конфликт в Боснии. 1993, апрель — Совет Безопасности ООН провозглашает шесть «зон безопасности» в Боснии и Герцеговине; од на из них — Сребреница. 1993, 16 апреля — боснийские хорваты сжигают мусульман ское село Ахмичи и уничтожают 116 его жителей. 1993, 25 мая — Совет Безопасности ООН принимает резо люцию 825 об образовании Международного трибуна ла по наказанию военных преступлений в бывшей Югославии. 1993, 24 августа — провозглашение так называемой Хорват ской республики Герцег-Босна. 1993, 9 — 17 сентября — хорватская армия проводит опера цию в «Медакском кармане».

202

Андрей Шарый

1993, сентябрь — провозглашение так называемой Авто номной области Западная Босния под руководством Фикрета Абдича. 1993, 8 и 14 сентября — боснийские мусульмане уничтожа ют хорватские деревни Уздол и Грабовица в Централь ной Боснии. 1993, октябрь — командование армии Боснии и Герцегови ны расформировывает 10-ю горную бригаду под ко мандованием Мушана Топаловича; Топалович застре лен «при попытке к бегству». 1993, ноябрь — приводится к присяге первый состав судей Гаагского трибунала. 1994, 1 марта — подписывается договор о создании хорват ско-мусульманской федерации в Боснии. 1994, август — главным прокурором Гаагского трибунала назначается южноафриканский юрист Ричард Голдстоун. 1995, 24 апреля — в пенитенциарном комплексе Гаагского трибунала появляется первый заключенный, босний ский серб Душко Тадич. 1995, май, август — операции хорватской армии «Молния» и «Буря» против так называемой Республики Сербская Краина. 1995, 11 — 17 июля — боснийские сербы занимают Сребреницу; уничтожение нескольких тысяч боснийских му сульман. 1995, 25 июля — Гаагский трибунал выдвигает обвинения против президента Республики Сербской Радована Ка раджича и начальника генерального штаба армии Рес публики Сербской Ратко Младича в связи с событиями в Сребренице. 1995, 1 —21 ноября — в американском городе Дейтоне про ходят переговоры о заключении мира в Боснии. 1995, 7 ноября — Гаагский трибунал выдвигает обвинение против четверых сербских военных и политиков в свя зи с событиями в Вуковаре. 1995, 14 декабря — в Париже подписывается разработан ный в Дейтоне договор об окончании войны в Боснии и Герцеговине.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

203

1996 — 2000: сумерки диктатур 1996, 1 апреля — хорватский генерал Тихомир Блашкич до бровольно сдается Гаагскому трибуналу. 1996, 30 июня — Бильяна Плавшич становится президен том Республики Сербской. 1996, август - главным прокурором Гаагского трибунала назначается канадский юрист Луиза Арбур. 1996,1 октября — Совет Безопасности ООН отменяет санк ции против СРЮ. 1997, 15 июля — Слободан Милошевич становится прези дентом СРЮ. 1998, конец февраля — начало активной фазы сербско-ал банского конфликта в Косове. 1998, 29 июня — в камере пенитенциарного комплекса в Схевенингене повесился бывший мэр Вуковара Славко Докманович. 1999, март — май — военная операция НАТО против СРЮ. 1999, март — сербские спецслужбы проводят операцию «Глубина-два»: рефрижератор с трупами косовских ал банцев затоплен в Дунае. 1999, 26 мая — Гаагский трибунал выдвигает обвинения против Слободана Милошевича и еще четверых высо копоставленных сербских политиков в связи с событи ями в Косове. 1999, сентябрь — главным прокурором Гаагского трибуна ла назначается швейцарский юрист Карла дель Понте. 1999, 10 декабря — кончина президента Хорватии Франьо Туджмана. 2000, 15 января — в Белграде застрелен сербский полевой командир Желько Ражнатович-Аркан. 2000, 3 марта — приговор хорватскому генералу Тихомиру Блашкичу: 45 лет лишения свободы. 2000,24 марта — власти Хорватии выдают Гаагскому трибу налу организатора «роты заключенных» Младена Налетилича. 2000, август — освобожден из тюрьмы Дражен Эрдемович, отбывший пятилетний срок наказания за участие в расстрелах боснийских мусульман в Сребренице.

204

Андрей Шарый

2000, 28 августа — убит Милан Левар, свидетель, предостав лявший Гаагскому трибуналу сведения о преступлени ях хорватской армии в Госпиче. 2000, 5 октября — отстранение от власти в СРЮ Слободана Милошевича. 2001 - 2003 2001, 1 января — бывший президент Республики Сербской Бильяна Плавшич добровольно сдается Гаагскому три буналу. 2001, 1 апреля — арест Слободана Милошевича в Белграде. 2001, 28 июня — власти Сербии выдают Милошевича Гааг скому трибуналу. 2001, 2 августа — выносится приговор бывшему командую щему Дринским корпусом армии Республики Серб ской генералу Радиславу Крстичу: 46 лет тюремного за ключения за совершение военных преступлений в Сребренице. 2001, 23 октября — апелляционная коллегия трибунала оп равдывает Зорана, Мирьяна и Влатко Купрешкичей, обвинявшихся в военных преступлениях в Ахмичах и приговоренных ранее к 10, 8 и 6 годам лишения свобо ды. 2001, ноябрь — специальная комиссия парламента Фран ции обнародует доклад о событиях в Сребренице. 2002, 12 февраля — в Международном трибунале открыва ются слушания по делу Слободана Милошевича. 2002, апрель — Институт военной документации Нидер ландов обнародует доклад о событиях в Сребренице. 2002, 11 апреля — застрелился бывший министр внутрен них дел Сербии Влайко Стоилькович, обвинявшийся Гаагским трибуналом в совершении военных преступ лений в Косове. 2002, июль — суд в Карловце приговаривает Фикрета Абдича к 14 годам лишения свободы за военные преступле ния в Западной Боснии. 2002, 14 сентября — бывший президент Республики Серб ской Бильяна Плавшич подписывает декларацию о признании ответственности за планирование и прове дение в Боснии этнических чисток.

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

205

2002, осень — суд в Сплите оправдывает бывших военных полицейских из тюрьмы Лора, обвинявшихся в истяза ниях и убийствах пленных. 2002, 17 сентября — Гаагский трибунал выдвигает обвине ния против бывшего начальника генерального штаба хорватской армии Янко Бобетко. 2003, 20 января - лидер Сербской радикальной партии Во ислав Шешель добровольно сдается Гаагскому трибу налу. 2003, 25 января - бывший президент Сербии Милан Милутинович добровольно сдается Гаагскому трибуналу. 2003, 4 февраля - парламент СРЮ ратифицирует Консти туционную хартию государственного союза Сербии и Черногории. 2003, 27 февраль — выносится приговор бывшему прези денту Республики Сербской Бильяне Плавшич: 11 лет лишения свободы за планирование и проведение этни ческих чисток в Боснии. 2003, 12 марта - убийство в Белграде премьер-министра Сербии Зорана Джинджича. 2003, 24 марта — суд в Риеке приговаривает хорватского ге нерала Мирко Нораца к 12 годам тюрьмы за соверше ние военных преступлений в Госпиче. 2003, 31 марта - выносится приговор организатору «роты заключенных» Младену Налетиличу: 20 лет лишения свободы. 2003, 29 апреля — кончина бывшего начальника генераль ного штаба хорватской армии Янко Бобетко, обвинен ного Гаагским трибуналом в совершении военных пре ступлений. 2003, 31 июля — бывший мэр Приедор Миломир Стакич приговорен к пожизненному заключению за организа цию концентрационных лагерей и проведение этниче ских чисток; первый подсудимый, приговоренный Международным трибуналом к максимальному сроку заключения. 2003, 21 августа — прокуратура Сербии выдвигает обвине ния в адрес 44 лиц в организации и соучастии в убийст ве премьер-министра Джиджича.

Zl|~Ã

b`XQc]P[% e|zytvl yqslvzyÑqyyzu nzuyà

(&-

208

Андрей Шарый

Уголовные дела Международного Гаагского трибунала

Международный Гаагский трибунал не предоставляет полной информации о кодификации всех своих уголовных дел. Нижеследующий список, составленный по служеб ным материалам трибунала, сведениям из источников, близких к трибуналу, а также по данным открытой печати, не является официальным. В скобках после имени обвиня емого указана должность, занимаемая во время, к которо му относится обвинение, а также статус обвиняемого (в том случае, если не начат судебный процесс). Кодификация уголовных дел Гаагского трибунала: IT-NN-nn IT — International Tribunal NN — год публичного выдвижения обвинения nn — порядковый номер дела 94-1 Община Приедор: Душко Тадич (охранник в лагере Кератерм; отбывает наказание в Германии, 20). 94- 2 Лагерь Сушица: Драган Николич (начальник лагеря Сушица). 95- 3 Община Приедор: Горан Боровница (убийства в селе Козарац; в розыске). 95-4 Лагерь Омарска («Меакич и другие»): Переквалифици ровано в дела 30 и 65. Обвинялся 21 человек, затем неко торые обвинения отозваны (охранники Здравко Говедарица, Предраг Костич, Неделько Паспаль, Милан Павлич, Милутин Попович, Драженко Предоевич, Желько Савич, Мирко Бабич, Никица Яньич, Драгомир Сапонья). Желько Меакич (начальник лагеря Омарска), Момчило Грубан (командир смены охраны лагеря Омарска), Душан Кнежевич (участвовал в убийствах и издевательствах над заключенными), Предраг Банович (охранник в лагере Омарска), Ненад Банович (охранник

210

Андрей Шарый

в лагере Омарска; обвинение отозвано), Душан Фуштар (командир смены охраны лагеря Омарска), Мирослав Квочка (заместитель начальника лагеря Омарска), Мла до Радич (командир смены охраны в лагере Омарска), Милоица Кос (командир смены охраны в лагере Омар ска), Зоран Жигич (участвовал в убийствах и издева тельствах над пленными в лагере Омарска). 95-5 Босния и Герцеговина: Радован Караджич (президент Республики Сербской, в розыске), Ратко Младич (ге нерал, начальник генерального штаба армии РС, в ро зыске), объединено с делом 18. 95-8 Концлагерь Кератерм («Сикирица и другие»): Переквали фицировано в дела 30 и 65. Обвинялись 13 человек. Об винения против 5 человек отозваны (охранники Горан Лаич, Драган Кондич, Никица Яньич, Неделько Тимарац, Драгомир Сапонья); Зоран Жигич (участвовал в убийствах и издевательствах над пленными в лагере Ке ратерм), Душан Фуштар (командир смены охраны лаге ря Кератерм), Ненад Банович (охранник в лагере Кера терм, обвинение отозвано), Предраг Банович (охранник в лагере Кератерм), Душан Кнежевич (участвовал в убийствах и издевательствах над заключенными); Душко Сикирица (начальник лагеря Кератерм, отбывает на казание в Австрии, 15), Дамир Дошен (командир смены охраны в лагере Кератерм, отбыл наказание в Финлян дии), Драган Колунджия (командир смены охраны в ла гере Кератерм, отбыл наказание, 3). 95-9 Община Босански Шамац («Симич и другие»): Благое Симич (президент «кризисного штаба» общины Бо сански Шамац), Мирослав Тадич (заместитель коман дира 4-го батальона Посавинской бригады по тылово му обеспечению), Симо Зарич (заместитель командира 2-й Посавинской бригады армии РС), Слободан Милькович (заместитель командира 2-й Посавинской бри гады; убит в драке, дело закрыто). 95-9/1 Община Босански Шамац: Стеван Тодорович (отбы вает наказание в Испании, 10). 95-9/2 Община Босански Шамац: Милан Симич (президент исполнительного комитета парламента Босанского Шамаца; приговорен к 5 годам).

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

211

95-10 Община Брчко: Горан Елисич (один из командиров в концлагере Лука; отбывает наказание в Италии, 40). 95-10/1 Община Брчко: Ранко Чесич (один из командиров в концлагере Лука). 95-11 Артиллерийский обстрел Загреба: Милан Мартич (президент т.н. Республики Сербская Краина). 95-12 Село Ступни До: Ивица Раич (командир 2-й опера тивной группы ХВО). 95-13 Вуковар: Миле Мркшич (полковник, командир Гвардейской бригады; генерал, начальник генерально го штаба армии т.н. Республики Сербская Краина), Мирослав Радич (капитан, командир специальной пе хотной роты Гвардейской бригады), Веселин Шливанчанин (майор, командир батальона военной полиции), Славко Докманович (мэр города Вуковар; самоубийст во, дело закрыто). 95-14 Лашванская долина: Тихомир Блашкич (полковник, начальник штаба оперативной зоны ХВО в Централь ной Боснии; приговорен к 45 годам). 95-14/1 Лашванская долина: Златко Алексовски (началь ник тюрьмы Каоник; освобожден после отбытия 7 лет заключения в Финляндии). 95-14/2-Т Лашванская долина: Дарио Кордич (председа тель партии Хорватское демократическое содружество Боснии и Герцеговины; приговорен к 25 годам), Ма рио Черкез (командир Витезской бригады ХВО; приго ворен к 15 годам), Перо Скопльяк (начальник полиции в городе Витез; обвинения отозваны), Иван Шантич (обвинения отозваны). 95-15 Лашванская долина: Зоран Маринич (военный поли цейский, обвинения отозваны). 95-16 Лашванская долина: Зоран, Марьян и Влатко Купрешкичи (солдаты ХВО — оправданы), Драго Йосипович (солдат ХВО; отбывает наказание в Испании, 12), Драган Папич (солдат ХВО, оправдан), Владимир Шантич (командир подразделения военной полиции «Джокеры-2»; отбывает наказание в Испании, 18), Миленко Катава (солдат ХВО; обвинения отозваны), Сти пе Алилович (солдат ХВО; умер, дело закрыто).

212

Андрей Шарый

95-17/1 Община Витез: Анто Фурунджия (младший коман дир подразделения военной полиции «Джокеры»; от бывает наказание в Финляндии, 10). 95- 18 Сребреница: Радован Караджич (президент Респуб лики Сербской, в розыске), Ратко Младич (генерал, начальник генерального штаба армии РС, в розыске), объединено с делом 5. 96- 20 Джордже Джукич: (генерал, заместитель начальника генерального штаба армии РС, умер, дело закрыто). 96-21 Лагерь Челебичи: Зейнил Делалич (командир 1-й так тической группы армии Боснии и Герцеговины, оправ дан), Здравко Мучич (начальник лагеря Челебичи; приговорен к 9 годам; досрочно освобожден), Хазим Делич (заместитель начальника лагеря Челебичи; от бывает наказание в Финляндии, 18), Эсад Ланджо (ох ранник в лагере Челебичи; отбывает наказание в Фин ляндии, 15). 96-22 Сребреница, ферма Пилица: Дражен Эрдемович (ря довой 10-го штурмового взвода Зворникской бригады Дринского корпуса армии РС; освобожден после отбы тия 5 лет в Норвегии). 96-23 и 96-23/1-РТ Фоча: Драголюб Кунарац (командир специального подразделения добровольцев армии Рес публики Сербской; отбывает наказание в Германии, 28), Радомир Ковач (заместитель командира подразде ления военной полиции; отбывает наказание в Норве гии, 20), Зоран Вукович (заместитель командира под разделения военной полиции; отбывает наказание в Норвегии, 12), Драган Гагович (командир специально го подразделения военной полиции; убит при аресте, дело закрыто). 96- 23/2-РТ Фоча: Гойко Янкович (полевой командир, в ро зыске), Янко Яньич (младший командир подразделения военной полиции; убит при аресте, дело закрыто), Дра ган Зеленович (полевой командир, в розыске), Радован Станкович (боец сербского паравоенного отряда). 97- 24 Община Приедор: Миломир Стакич (член «кризис ного штаба» общины Приедор; приговорен к пожиз ненному заключению), Шимо Дрляча (убит при арес те, дело закрыто), Милан Ковачевич (спикер парла

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

213

мента общины Приедор; умер в заключении, дело за крыто). 97-25 Тюрьма города Фоча: Милорад Крноелац (начальник тюрьмы в городе Фоча; приговорен к 7,5 года), Саво Тодович (заместитель начальника тюрьмы в городе Фоча, в розыске), Митар Рашевич (командир охраны тюрьмы в городе Фоча). 97- 27 Аркан: Желько Ражнатович-Аркан (полевой коман дир; убит, дело закрыто). 98- 29 Сараево: Станислав Галич (генерал, командующий Романийским корпусом армии РС), Драгомир Мило шевич (начальник штаба, командующий Романийским корпусом РС; находится в розыске). 98-30/1-Т Концлагеря Омарска и Кератерм (переквалифи цировано из дел 4 и 8): Мирослав Квочка (заместитель начальника лагеря Омарска; приговорен к 7 годам), Милоица Кос (командир смены охраны; освобожден после отбытия наказания в 6 лет), Младо Радич (на чальник смены охраны в лагере Омарска; приговорен к 20 годам), Зоран Жигич (участвовал в убийствах и из девательствах над пленными; приговорен к 25 годам), Драголюб Прчац (заместитель начальника лагеря Омарска; приговорен к 5 годам). 98-32 Вышеград: Митар Васильевич (боец паравоенного отряда; приговорен к 20 годам), Милан и Средое Луки чи (бойцы паравоенного отряда, в розыске). 98-33 Сребреница («Дринский корпус»): Радислав Крстич (ге нерал, командующий Дринским корпусом армии Рес публики Сербской; приговорен к 46 годам), Винко Пандуревич (командир Зворникской бригады, в розыске). 98-33/1 Сребреница: Видое Благоевич (полковник, коман дир 1-й Братунацкой пехотной бригады Дринского корпуса армии РС; переквалифицировано в дело 60). 98- 34 «Тута и Стела»: Младен Налетилич (полевой коман дир, организатор паравоенного отряда «рота заключен ных»; приговорен к 20 годам), Винко Мартинович (по левой командир, отряд «Мрмак»; приговорен к 18 го дам). 99- 35 Франьо Туджман (президент Хорватии; скончался; обвинение публично не выдвигалось).

214

Андрей Шарый

99-36 Краина: Радослав Брдьянин (президент Автономной области Босанска Краина), Момир Тадич (генерал, ко мандир 1-го и 5-го краинских корпусов армии Респуб лики Сербской; умер, дело закрыто), Стоян Жупльянин (министр внутренних дел Автономной области Бо санска Краина, в розыске). 99-37 Косово: Слободан Милошевич (президент Сербии и Югославии; переквалифицировано в дело 54), Милан Милутинович (президент Сербии), Никола Шаинович (вице-премьер правительства Югославии), Драголюб Ойданич (начальник генерального штаба армии Юго славии), Влайко Стоилькович (министр внутренних дел Сербии; самоубийство, дело закрыто). 00-39; 00-40 Краишник и Плавшич: Момчило Краишник (спикер парламента Республики Сербской), Бильяна Плавшич (вице-президент, президент Республики Сербской; отбывает наказание в Швеции, 11). 00- 41 Лашванская долина: Пашко Любичич (командир 4-го батальона военной полиции ХВО в Центральной Бос нии). 01- 42 Дубровник («Стругар и другие»): Павле Стругар (гене рал, командующий 2-й оперативной группой ЮНА), Миодраг Йокич (вице-адмирал, командир 9-й Котор ской бригады военно-морского сектора ЮНА, Милан Зец (капитан 1-го ранга, начальника штаба 9-го воен но-морского сектора ЮНА, обвинение отозвано), Ковачевич (командир 3-го батальона Требиньской брига ды ЮНА, в розыске). 01-43 Сребреница: Драган Обренович (майор, начальник штаба и командир 1-й Зворникской инженерной бри гады Дринского корпуса армии РС; переквалифициро вано в дело 60). 01-44 Сребреница: Драган Йокич (командир инженерной службы 1-й Зворникской бригады Дринского корпуса армии РС; переквалифицировано в дело 60). 01-45 Операция «Буря»: Анте Готовина (генерал, командир Сплитского военного округа, в розыске). 01-46 Операция «Медакский карман»: Рахим Адеми (гене рал, исполняющий обязанности командующего Госпичским военным округом).

ТРИБУНАЛ. Хроника незаконченной войны

215

01-47 Центральная Босния («Хаджихасанович и другие»): Эн вер Хаджихасанович (генерал, командующий 3-м кор пусом армии Боснии и Герцеговины, впоследствии начальник генерального штаба армии Боснии и Герце говины), Мехмед Алагич (генерал, командир оператив ной группы 3-го корпуса армии Боснии и Герцеговины, командир 3-го корпуса армии Боснии и Герцеговины; умер, дело закрыто), Амир Кубура (полковник, началь ник штаба и командир 7-й горной бригады 3-го корпу са армии Боснии и Герцеговины). 01-48 Села Грабовица и Уздол: Сефер Халилович (генерал, заместитель начальника штаба армии Боснии и Герце говины). 01-50 Хорватия: Слободан Милошевич (президент Сербии и Югославии; переквалифицировано в дело 54). 01- 51 Босния и Герцеговина: Слободан Милошевич (прези дент Сербии и Югославии; переквалифицировано в дело 54). 02- 54 Косово, Хорватия, Босния и Герцеговина: Слободан Милошевич (президент Сербии и Югославии). 02-54-Т Защита свидетелей: Душко Йованович (главный редактор газеты «Дан», Подгорица). 02-55 Македония. 02-56 Сребреница: Момир Николич (капитан, начальник службы безопасности 1-й Братунацкой пехотной бри гады Дринского корпуса армии РСЮ; переквалифици ровано в дело 60). 02-57 Сребреница: Вуядин Попович (подполковник, замес титель командующего Дринским корпусом армии РС по вопросам безопасности). 02-58 Сребреница: Любиша Беара (полковник, командир службы безопасности генерального штаба армии РС, в розыске). 02-59 Община Приедор, гора Влашич: Дарко Мрджя (ко мандир специального взвода военной полиции). 02-60 Сребреница: (переквалифицировано из дел 33/1, 43, 44, 56) Видое Благоевич (полковник, командир 1-й Братунацкой пехотной бригады Дринского корпуса ар мии РС), Драган Обренович (майор, начальник штаба и командир 1-й Зворникской инженерной бригады

216

Андрей Шарый

Дринского корпуса армии РС), Момир Николич (ка питан, начальник службы безопасности 1-й Братунацкой пехотной бригады Дринского корпуса армии РС), Драган Йокич (командир инженерной службы 1-й Зворникской бригады Дринского корпуса армии РС). 02-61 Сребреница, село Глогова: Мирослав Дероньич (пре зидент «кризисного штаба» города Братунац). 02-62 Операция «Медакский карман»: Янко Бобетко (на чальник генерального штаба вооруженных сил Хорва тии; закрыто в связи со смертью). 02-63 Сребреница: Драго Николич (начальник службы бе зопасности Зворникской бригады Дринского корпуса армии РС, в розыске). 02-64 Сребреница: Любомир Боровчанин (начальник отде ления полиции в городе Братунац, впоследствии — за меститель командира специальной бригады МВД РС, в розыске). 02-65 Лагеря Омарска и Кератерм (переквалифицировано из дел 4 и 8): Желько Меакич (начальник лагеря Омар ска), Момчило Грубан (начальник смены охраны лаге ря Омарска), Душан Кнежевич (участвовал в убийствах и издевательствах над заключенными в лагере Омар ска), Предраг Банович (охранник в лагере Омарска), Ненад Банович (охранник в лагере Омарска, обвине ние отозвано), Душан Фуштар (начальник смены охра ны лагеря Омарска). 02- 66 Лагерь Лапушник: Фатмир Лимай (полевой командир АОК), Харадин Бала (боец АОК, охранник в лагере Лапушник), Исак Муслиу (боец АОК, охранник в лагере Лапушник), Агим Муртези (боец АОК, обвинения ото званы). 03- 67 Воислав Шешель: организатор паравоенных форми рований, лидер Сербской радикальной партии. 03-68 Сребреница: Насер Орич (командир отрядов террито риальной обороны в Сребренице и Восточной Бос нии). 03-69 Станишич и Симатович: Йовица Станишич (глава службы государственной безопасности Сербии), Франко Симатович (командир отряда специального назначения «красные береты»).

Источники и литература

Научные монографии, художественная и популярная литература: 1. Андрич Иво. Пытка. М., 2000. 2. Дмитриева Нина. Винсент Ван Гог: художник и человек. М., 1980. 3. Романенко Сергей. Югославия: кризис, распад, война, образование независимых государств. М., 2000. 4. Фрейдзон В.И. История Хорватии. СПб., 2000. 5. Шарый Андрей. После дождя: югославские мифы старо го и нового века. М., 2002. 6. Югославия в огне. Документы, факты, комментарии. М., 1992. 7. Югославский кризис и Россия. Документы, факты, комментарии. М., 1993. 8. Arendt Hanna. La banalita del male. Eichman a Gerusalemme. Roma, 2001. 09. Bobetko Janko. Sve moje bitke. Zg., 1996. 10. Bujosevic Dragan, Radovanovic Ivan. October 5, the 24-hour Coup. Bg., 2001. 11. Dejiny Jihoslavenskiych zemi. Praha, 1998. 12. Dukic Slavoljub. Kraj srpske bajke. Bg., 1999. 13. Jergovic Miljenko. Buick Rivera. Zg., 2002. 14. Judah Timothy. The Serbs. New Haven and London, 1997. 15. Halilovic Sefer. Lukava strategija. Sarajevo, 1996. 16. Holbrook Richard. To End A War: The Inside Story, From Sarajevo To Dayton. N.Y., 1998. 17. Medunarodni sud za ratne zlocine na podrucju bivsej Yugoslavije. Zg., 1995. 18. Mesic Stipe. Kako smo srusili Jugoslaviju. Zg., 1992. 19. Milosevic Milan. Politicki vodic kroz Srbiju. Bg., 2000. 20. Thompson Mark. Kovanje rata. Zg., 1995. 21. Tko je tko u Republici Srpskoj? Srpsko Sarajevo, 1995. 22. Ugresic Dubravka. Kultura lazi. Zg., 1999.

218

Андрей Шарый

23. West Richard. Tito and the Rise and Fall of Yugoslavia. L., 1994. Интернет-сайты www.intl-crisis-group.org - сайт Международной кризисной группы. Балканы: доклады и справочные материалы. www.un.org/icty — официальный сайт Международного три бунала ООН по наказанию военных преступлений в бывшей Югославии. Учредительные и уставные доку менты, правила процедуры, стенограммы судебных слушаний, служебная и справочная информация. www.danas.org — сайт службы вещания на южнославянских языках радио «Свободная Европа». Периодические издания и публикации: 1. Борба. Bg. 2. Политика. Bg. 3. Српска реч. Bg. 4. Bosanskohercegovacke Dani. Sarajevo. 5. Dan. Podgorica. 6. Danas. Bg. 7. Globus. Zg. 8. Feral Tribune. Split. 9. Jutami List. Zg. 10. Ljiljan. Sarajevo. 11. Nacional. Zg. 12. NIN. Bg. 13. Oslobodenje. Sarajevo. 14. Reporter. Banja Luka. 15. Reporter. Banja Luka, beogradsko izdanje. 16. Respekt. Praha. 17. Profil. Bg. 18. Slobodna Bosna. Sarajevo. 19. Start BiH. Sarajevo. 20. Svijet. Novi Sad. 21. Svijet. Sarajevo. 22. Vecernji list. Zg. 23. Vjesnik. Zg. 24. Vreme. Bg.

The Tribunal. Chronicles Of The Unfinished War

Around 300 thousand people became victims of wars in the former Yugoslavia. There are people who are responsible for eruption of these armed conflicts, for casualties, civilian suffer ing and ethnic cleansing. Some of them will probably never be punished. Only a few hundred people were brought to justice by the UN International Criminal Tribunal for the former Yugoslavia. The Tribunal is a collection of essays by a well-known Russian journalist Andrey Shary, Radio Liberty's field reporter in the former Yugoslavia. It is an attempt to comprehend legal and moral experience, the international community acquired in it's search of the "Balkan justice" and due to its will to find and punish those guilty. The author focuses on moral aspects of the Balkan tragedy depicting various angles of complicated trials. Do soldiers commit crimes even if they fight for a liberating army? Should a soldier who shot hostages fulfilling an order be condemned? Is it ethical to give up one's war comrades in the name of International Law? Can "honest" patriotism and the duty of an officer lead to crime? Can repentance make up for a criminal past? To what extent are "war time" politicians respon sible for the bloodshed? The book is illustrated with photographs by famous American war correspondent Ron Haviv, published in Time, Newsweek, Paris Match, Stern and other world-famous periodi cals.

Ответственные за выпуск В. Ведрашко, И. Зайцев Художник А. Смирнов Корректор М. Крючкова Технический редактор Н. Котовщикова ИД № 02184 от 30.06.2000. Подписано в печать 31.08.2003. Формат 60x90/16. Бумага офсетная. Гарнитура Ньютон. Печать офсетная. Тираж 1000 экз. Заказ №1208 Издательство «Права человека», 119992, Москва, Зубовский бульвар, 17 Отпечатано на фабрике офсетной печати г. Обнинск, ул. Королева, 6