Чудо на Второй Авеню

ВНИМАНИЕ!

Данная электронная книга, это свободный перевод-цитирование выложенного в интернете англоязычной версии книги «Miracle on Second Avenue». Этот русскоязычный вариант не следует тому стилю, в котором написан оригинал и в него так же сюда добавлена дополнительная информация из Википедии и из других открытых источников о некоторых местах и людях, описываемых в оригинальном издании (эти дополнения выделы синим цветом и так же у них мельче шрифт).

Это сделано для того, чтобы можно было помочь получить примерное представление о тех местах, в которых бывал Шрила Прабхупада и как они выглядели именно в те самые годы, когда он в них был. Работа над этим русскоязычным изданием была начата в 2018 году, со временем отложена и наконец завершена в 2022. Это издание не предназначено для печати или продажи, а для свободного изучение жизни Шрилы Прабхупады, его миссии и жизни тех преданных которые его окружали. Ваши вечные доброжелатели обычные преданные ИСККОН

«Чудо на Второй Авеню»

Харе Кришна прибывает на Запад в Нью-Йорк, Сан-Франциско, Лондон в 1966–1969 годы

Мукунда Госвами с Мандирой Даси

Его Божественной Милости А.Ч. Бхактиведанте Свами, моему духовному учителю

«Из всех форм доказательств установления истины опыт собственной жизни является самым сильным». Санатана Госвами

Оглавление От автора Благодарность Вступление ЧАСТЬ 1. Нью-Йорк Глава 1. Жест дружбы Глава 2. Искатель Глава 3. Встреча на чердаке Глава 4. Знакомство Глава 5. Храм за витриной Глава 6. Две школы мысли Глава 7. Мой кошмар Глава 8. Регулярный посетитель Глава 9. Праздники со Свами Глава 10. Уклонение от Вьетнама Глава 11. На пути в Индию? ЧАСТЬ 2. Сан-Франциско Глава 12. Открытие новых возможностей Глава 13. Второй храм Свами Глава 14. Сознание Кришны идёт на Запад Глава 15. Мантра-Рок Данс Глава 16. Уроки музыки Глава 17. Жизнь вместе со Свами в Нью-Джаганнатха-Пури Глава 18. В эфире Глава 19. Псевдо-спиритуалисты психоделии Глава 20. Встреча с индийским послом Глава 21. Первая Ратха-ятра в Америке Глава 22. С возвращением, Свами! Глава 23. Шоу Леса Крейна Глава 24. Поездка в Англию

ЧАСТЬ 3. Лондон 25. Улицы Лондона 26. Алхимическая свадьба в "Альберт-холле" 27. Взламывая сады Кенсингтонского Дворца 28. Угадайте, кто придёт к нам на ужин?

29. Вот и Солнце взошло 30. Храм на Бэри Плейс 31. Мечта становиться реальностью 32. Время в Титтёнхерст 33. «Лондон – это Ад» 34. Идолы поп-музыки 35. Установка божеств Радха-Лондон-Ишвара ЧАСТЬ 4. Эпилог Эпилог Об Авторе

От Автора Это правдивая история. Однако некоторые имена были изменены по целому ряду причин. «Лиламрита Шрилы Прабхупады» Сатсварупа Даса Госвами, по моей оценке, является прекрасным документом, в котором описывается, как Шрила Прабхупада основал движение Харе Кришна. В этой книге читатель увидит всё моими глазами. Я не думаю, что мой рассказ абсолютно объективен, но истории и биографии всегда должны быть максимально точными. Моя история в некоторых незначительных отношениях отличается от того, что так искусно написал Сатсварупа Дас Госвами. Однако моя цель — рассказать правдивую историю.

Благодарность Я хочу поблагодарить всех, кто помог создать эту книгу. Мукунда Госвами Ноябрь 2010

Вступление Ты снова позвал издалека, из страны Оз – что это теперь, спустя почти 50 лет с тех пор, как мы впервые встретились? Даже тогда, в колледже Рид в 1960 году, ты был моим героем, моим пробным камнем* (метафора, пробный камень – об обстоятельствах, событии, поступках и т.п., позволяющих обнаружить свойства, качества кого-, чего-либо – прим. ред.), таинственным Майклом Грантом, который всегда вдохновлял нашу

маленькую группу друзей на что-то новое и КРУТОЕ; Ленни Брюс, Телониус Монк, тусующийся в ночных кофейнях, в то время как ты зажигал толпу своими клавишными, в тёмных очках и чёрном берете. Затем ваша одиссея в Нью-Йорк в 1965 году, этот Свами, о котором вы нам рассказывали, многие из нас тоже в те наполненные наркотиками дни искали Учителя, путеводителя по высшей реальности. И вдруг мы с Мелани, лошадью, собакой и курицей с нашего наблюдательного пункта на вершине горы в Орегоне, поражённые, увидели, как этот пыльный Фольксваген останавливается у подножия башни осенью 1966–го, и ты, Джоан и её сестра Джен — тогда уже твоя жена! – приехали нон-стоп, прямиком из Нью-Йорка, чтобы восторгаться им: Свами! Восторженные, улыбающиеся отказывающиеся от кока-колы, сигарет, стейка с кровью — всего того, что до сих пор связывало нас. В течение нескольких дней мы наблюдали за тобой, Мелани и я. Эй, если Майкл и Джоан всегда так счастливы, повторяя что-то о «Кришне» на этих больших красных бусах, может быть, и нам стоит попробовать... Ты, который всегда казался таким отстранённым от всех и вся вокруг тебя, вдруг стал таким привязанным – преданным! – учителю, йогу, вау, тому, кто мог бы показать нам Истину! Ты сказал, что направляешься в Сан-Франциско, где Свами попросил вас основать храм Кришны. На следующий день выпал снег, мой босс передал по радио, что мы можем уезжать (и поскольку в те дни мы жили ради волшебства), мы в конце концов последовали за вами вниз с горы и отправились в величайшее приключение в нашей жизни. Теперь его зовут Мукунда, но всё равно он мой пробный камень.

Прогуливаясь по Хейт-Эшбери в последние годы, я вижу тебя повсюду. Сладкоречивый Аллен Коэн в статье для The Oracle: "Новая наука"; предрассветные рейды по рисованию баллончиком слов Харе Кришна на пустых тротуарах Хейта; как ты тихонько организовал один из величайших рок-концертов в истории; а потом пришёл Свами! Его внешность, его слова, его действия приводили нас в полный трепет. Он казался пришельцем с другой планеты. И ты был фаворитом Свами, живя в тех апартаментах на Фредерик-стрит, расположенных в том же холле рядом с ним; как мы завидовали твоей удаче быть так близко к Свами. И вот тут-то ты так свободно продемонстрировал своё глубокое внутреннее смирение и бескорыстную природу. Ты говорил нам: «Поднимитесь наверх, Свами хочет встретиться с вами». И постепенно мы прониклись к нему теплотой, сидя рядом с ним, и за короткое время стали его детьми. Мукунда — "пробный камень". Свамиджи, самый красивый человек, которого мы когда-либо встречали, который знал всё, мастер-волшебник, самый смелый из всех искателей приключений, наш самый дорогой доброжелатель, который превращал все сложные противоречия нашей жизни в одну простую гармонию с помощью плавных вибраций слов и музыки. Свами всегда говорил: «Станьте сами сознающими Кришну и распространяйте Сознание Кришны». Действуй! Что ж, на твоём примере мы быстро поняли, что широкое распространение движения сознания Кришны не только сделало нас более сознательными в отношении Кришны, но и что большое служение привлекло особое внимание Свами: «Итак, Шьямасундар, ты заработал 2,000 долларов на этой программе прошлой ночью? Тебе нужно приходить каждый день, и я научу тебя вести бухгалтерию». Итак, чтобы порадовать нашего замечательного Духовного Учителя, мы вышли, ты и я, а также наши духовные братья и сёстры, и потратили нашу неистовую молодую энергию на распространение Имя Кришны по всему миру. Ты передал нам настроение Свами, что не было ничего невозможного; всё было волшебством Кришны, и так оно и было. Мы боролись и праздновали, когда все препятствия исчезли, и слово Кришна стало нарицательным во всём мире. В эти

полные приключений времена ты был нашей скалой, нашим тихим якорем, непоколебимым, когда мы встречались с угрозой того, что циклонические ветра перемен унесут нас прочь. Ты самый непредвзятый человек, которого я когда-либо встречал до или после, Мукунда, всегда видишь хорошее во всех, никогда не критикуешь, и твоё редко, но вовремя произносимое: «Не надо волноваться, Кришна поможет нам», — ещё сильнее расположило нас к Свами. Мукунда, всякий раз, когда мы были вместе, мы совершали какое-то великое достижение, и даже если заслуга принадлежала комуто другому, я чувствовал тогда и чувствую до сих пор, что именно ты каким-то образом устраивал так, чтобы всё происходило так замечательно. "Чудо на Второй Авеню" — лучшее описание тех прекрасных дней с бесконечными горизонтами, когда всё было возможно, когда сознание Кришны стало всемирной религией. Твоё невероятное чувство мимики – сердце и душа великого музыканта – наделило эту книгу непосредственностью диалога и погружает читателя прямо в события. Мукунда — музыкант, юморист, парень, который всегда заставлял нас смеяться над его подражаниями кому-нибудь: настоящий хиппи («Да, чувак, классный!») с Биллом Грэмом или Джерри Гарсией; воспитанный адвокат Линкольн Инн с мистером Сэвиджем и мистером Блэком, которые пришли осудить наш лондонский храм, спокойно апеллируя («О, я говорю там...») к законам религиозной терпимости и глубокому британскому чувству честной игры; крутой музыкант с Джорджем Харрисоном и Джоном Ленноном («Я думаю, нам следует перейти к Ми-минору в этой части») – мы смеялись до слёз, когда ты снимал мистера Бальфура, нашего британского банкира, или когда ты с любовью передразнивал Пандитджи, нашего музыкального гуру, или наших чудесных новых британских преданных, или англоизированных индийцев, которые приглашали нас на программы или в свои дома на обильную трапезу... "Чудо на Второй Авеню" является логическим продолжением твоей пожизненной преданности Шриле Прабхупаде и его наставлениям «распространять сознание Кришны», обязанности,

которую ты никогда не оставлял, неуклонно распространяя сознание Кришны во время нашего совместного пребывания в Сан-Франциско и Лондоне, а затем с твоей Коммуникационной программой ИСККОН, и с твоим еженедельным сайтом новостей ИСККОН, который попрежнему вдохновляет тысячи людей ежедневно. Я нисколько не сомневаюсь, что эта прекрасно написанная книга вдохновит миллионы людей интересоваться нашим горячо любимым Духовным Учителем, единственным и неповторимым А.Ч. Бхактиведантой Свами Прабхупадой. Шьямасундара Дас Адхикари

Шьямасундара дас в руках с книгой из своих воспоминаний о Шриле Прабхупаде «Охота на носорогов вместе со Свами»

ЧАСТЬ 1. Нью-Йорк. Бауэри Свами «Чудесный Город» Ист-Сайд (Восточная часть), Вест-Сайд (Западная часть), по всему городу малыши вместе поют «Обними Рози», «Лондонский мост рушится», парни и девушки вместе, я и Мами О'Рурк споткнулись о фантастическое сияние на тротуарах Нью-Йорка. Джеймс У. Блейк и Чарльз Б. Лоулор

Глава 1. Жест дружбы Август 1966 года. Зазвонил телефон. Последние пару дней он устрашающе молчал. «Алло?» — ответил я в трубку. «Мистер Майкл, у вас какие-то проблемы?» — это был голос Свами, хриплый, но обеспокоенный, тёплый и родительский. Я встретил Свами всего лишь несколько месяцев назад. И сейчас у меня действительно были проблемы. «Я прочёл статью в "New York Times "» — произнёс он. Я съёжился от мысли, что Свами читает следующие строки: «Майкл Грант, 24 года, был обвинён в предложении наркотиков несовершеннолетним, растлении, хранении наркотиков с целью продажи и содействии малолетней преступности». Я выпалил в телефон: «Нет, я думаю, теперь всё под контролем. Несколько адвокатов работают над делом, и они сказали мне, что всё закончится в течении нескольких недель. Беспокоиться не о чем». Я пытался звучать оптимистично, хотя мой кошмар был ещё далёк от завершения. «Не мог бы ты прийти на обед?». «Я… Я думаю, да. Когда?». «У нас обед каждый день в час. Сможешь прийти сегодня?». «Я думаю, да. Да, я приду. Тогда и увидимся, до свидания». За неделю до звонка Свами меня арестовали в Харливилле, в Нью-Йорке, и держали за решёткой в течении пяти дней. После появления статьи в газете "New York Times", мой настройщик пианино

перестал отвечать на звонки, как и все коллеги и друзья. Мой круг общения развалился за одну ночь. Все меня ненавидели, или мне так казалось: ФБР, полиция Харливилля, патрульные штата Нью Йорк, редакция газеты "New York Times", союз музыкантов, и, по всей видимости, даже моя маленькая группа друзей. Где они были? Почему их это не волновало? Они могли хотя бы позвонить. Я мог бы объяснить, что обвинения ложны, и что я не делал ничего плохого. Меня не ловили в постели с пятнадцатилетней девушкой Генри, как полицейский сказал своим приятелям. И она не была моей спутницей, как это было по словам "New York Times". Хоть я и не был святым в 24 года, всё было не настолько плохо. Когда меня арестовали, я подумал, что это событие может положить конец моей музыкальной карьере. Подобная огласка пугала людей. Хотя несколько людей из мира джаза хорошо знали и даже слегка боготворили меня, и, хотя у меня уже была некоторая репутация в этом мире, мой пузырь лопнул. Я чувствовал себя так, словно весь мир был против меня и моей девушки Джейн. «Кто это был?» — спросила Джейн, когда я повесил трубку. «Это был Свами. Боже, я и не думал, что он позвонит. Ты знаешь, возможно вся эта история с арестом – это знак. Может, нам лучше просто порвать со всем этим и жить проще, ну знаешь, уехать в деревню или ещё в куда-нибудь, например, в Индию? Как ты думаешь? Я не хочу торчать в суде» — сказал я. «О, я не знаю. Если ты не появишься на слушании, и они тебя поймают, то у тебя будут действительно серьёзные проблемы» — со вздохом произнесла она. Моя жизнь быстро менялась. За последние два года оба моих родителя умерли, оставив скромное наследство. Я был готов покинуть Нью-Йорк навсегда и вместе со своей услужливой и веселой партнершей направиться в какое-нибудь экзотическом место. У меня было чувство, что я должен был уже давно покинуть город.

Несколькими часами позже я отправился на новое место жительства Свами на 2-ой Авеню, примерно в получасе ходьбы от моего дома на Бауэри. Было жарко и душно. Мусорные баки были переполнены. Как обычно, запах на Бауэри представлял собой смесь мочи и пива, характерный запах, который всегда витал в летнем воздухе этой части Манхеттена. Я привык к постоянному грохоту машин и грузовиков вдоль Бауэри. Большинство людей на широком тротуаре были пьяницами, однако там также можно было встретить курьеров и китайцев, идущих в Чайна-таун или из него на улицу Канал. На переднем окне маленькой витрины была установлена большая доска для объявлений, сделанная из чёрного войлока. Шесть недель назад я помог Свами установить её. В бороздки доски были вставлены белые буквы высотой в дюйм (~3см): Лекции по Бхагавад-Гите Понедельник, среда и пятница, 7 часов вечера. Пойте Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе … и ваша жизнь будет возвышенной! Проходя мимо, я заглянул в магазин, и увидел, что почти пустое здание превратилось в маленький индийский храм. Дорогой на вид ковер был растянут на пол, начиная от передней части комнаты и до самых дальних окон, которые выходили во двор и были покрыты тяжёлыми шторами. С потолка свисали украшения, в том числе большая тарелка, которую я однажды уже видел, когда на ней играл парень по имени Говард. Также там была низкая платформа, покрытая бордовым бархатом и увешанная кисточками, сидя на которой Свами давал лекцию. За ней висела огромная круглая картина с изображением Господа Кришны и Его возлюбленной Радхи. Из комнаты доносился запах благовоний и лепестков роз. В одном из углов стояла тамбура, которую я принёс для Свами несколько месяцев назад. Я прошёл через тусклый коридор и вышел в маленький, покрытый листвой внутренний двор, а затем поднялся по двенадцати ступенькам в квартиру Свами на втором этаже. Из-за подъёма моё

сердце начало сильно биться. Дверь была слегка приоткрыта, и сквозь неё доносился свежие и манящие ароматы сандалового дерева и жасмина, смешанные с ярким запахом индийских кулинарных специй. Я толкнул дверь. В маленькой гостиной без мебели и ковров, прислонившись спинами к стене, сидели семеро мужчин. Они ели пищу из пластиковых и стеклянных мисок, вощеной бумаги и пили из разнообразных необычных стаканов. Свет солнца проникал сквозь окна без занавесок и освещал чистый деревянный пол. Свами, сидящий на подушке на полу, улыбнулся мне: «Мистер Майкл, давайте, давайте. Садитесь, ешьте. У вас всё в порядке?». Его гостеприимство вдохновило меня. Я почувствовал себя особенным званным гостем. Свами смотрел, как посетители едят приготовленный им обед, наблюдая за их продвижением по количеству оставшейся у них еды, и накладывал ещё, когда тарелки пустели. Я занял место рядом с одним из других гостей на полу, и Джейнис, парень, помогающий Свами раздавать пищу, дал мне тарелку, полную еды. Я уже несколько лет как перешёл на вегетарианство, однако эта пища выглядела намного лучше, чем то, что я обычно ем. Я экспериментировал с макробиотической едой и часто ел в ресторане под названием «Paradox» на Нижнем Ист-Сайде. Несколько лет спустя это место часто посещала Йоко Оно. Макробиотическая еда меня не особо вдохновляла, а вегетарианская пища Свами выглядела аппетитно и экзотично: вместо мягкого коричневого риса и цуккини, кунжутных семян и бобов передо мной стояли многообразные блюда: горячий дал, приготовленный из чечевицы, овощей и свежей зелени, сваренный на пару рассыпчатый рис, теплые чапати с небольшим количеством масла, слегка приправленный картофель и тёплое молоко с бананами. Внезапно я почувствовал сильный голод. Я ответил: «Да, я в порядке, Свами. Как вам на новом месте?». Я в первый раз вот так просто сидел и говорил с ним. «Очень хорошо, очень хорошо. И храм тоже хороший».

Китайский квартал "Чайна-таун", Манхэттен, г. Нью-Йорк, 1966 год

Улица Баури-стрит, Манхэттен, Нью-Йорк, 1966 год

Атмосфера улицы Баури-стрит, Манхэттен, Нью-Йорк, 1966 год

Нижний Ист-Сайд, иногда сокращаемый как НИС (LES), а иногда называемый Лой-сайдом, является историческим районом в юго-восточной части Манхэттена в Нью-Йорке. Традиционно иммигрантский рабочий район. Он расположен примерно между Бауэри и Ист-Ривер от Канала до Хьюстон-стрит. Он включал районы, известные сегодня как Ист-Виллидж, Алфавит-Сити, Китайский квартал "Чайна-таун", Бауэри, Маленькая Италия и Нолита.

Вид из офисного здания на 2-ю Авеню, Манхэттен, г. Нью-Йорк, США, 1965 год

Объявление за витриной на 2-ой Авеню, 26

Макробиотическая еда Макробио́тика (др.-греч. μακρóς — большой, βιοτικóς — жизнь) — псевдонаучное учение о питании, основанное Джорджем Озавой и вобравшее в себя идеи дзен-буддизма. Учение предполагает, что в любой еде существует два вида энергии инь и янь, но только в некоторых продуктах инь и янь являются сбалансированными между собой. Макробиотика утверждает, что для поддержания здоровья необходимо употреблять в пищу сбалансированные и экологически чистые продукты, растущие рядом с местом проживания.

Газета The "New York Times" от 9 августа 1966 года в шестом параграфе неверно сообщила, что я был "мужчиной партнёром" 15-летней девочки. В то время мне было 24 года.

«Очень хорошо, очень хорошо. И храм тоже хороший». Свами переключил своё внимание на человека, сидящего слева от него: «Стенли! Стенли! Возьми! Возьми!». Свами продолжал давать Стенли горячие чапати. Стенли был почти 6 футов ростом (1м82см), тощий, с короткими чёрными волосами, щетиной и острыми, угловатыми чертами. После того как Стэнли съел одиннадцать чапати, Свами сердечно рассмеялся и сказал: «Моему духовному учителю не нравились толстые ученики». Стенли просто отмахнулся от комментария Свами и продолжал кушать, но мне показалось, что я увидел лёгкую улыбку на его лице и почувствовал, что внутри себя он тоже смеялся вместе со Свами.

Глава 2. Искатель На тот момент, когда я присоединился к гостям Свами во время обеда, я знал Свами всего несколько месяцев. Тем не менее я чувствовал, что эта встреча уже давно была запланирована и что это был последний эпизод в цепочке событий, тянувшейся на протяжении всей моей жизни. У меня было консервативное еврейское происхождение, но во мне была мятежная черта, которую я взращивал с раннего детства. Социальные клубы, спорт и игра в музыкальных группах были моими главными интересами в школе, хотя я увлекался музыкой и литературой. Будучи подростком, я с энтузиазмом поглощал хорошие книги: "Юлий Цезарь" Шекспира, "Шталаг 17" Билли Уайлдера, "Край Бритвы" Сомерсета Моэма, "Сердце Тьмы" Конрада, "Умирающий" Фолкнера, "Третий Человек" Грэма Грина, "Приключения Оги Марта" Сола Беллоу, "Старик и море" Хемингуэя, "Карины ушедшего мира" Лоуренса Ферлингетти и много Дилана Томаса. Когда мне было 16 лет, я начал довольно много пить, курить травку и тусоваться с музыкантами, многие из которых были старше меня. Некоторые из них носили козлиные бородки, а некоторые были сутенёрами. Мои родители считали это обычным делом, включая то, что я курил не только сигареты. В это время я подружился с Диком Миллером, который был самым мятежным парнем в школе, хотя и очень умным. Несмотря на то, что он изучал все предметы старшей школы, он делал всё, что ненавидело старшее поколение: не приходил на занятия, посещал в школу в пьяном виде, работал мужчиной по вызову и имел отношения с сотрудниками-женщинами, которые были вдвое старше его. Он показал мне мир наркотиков, проституции и джаза. Я восхищался его откровенностью и отказом от системы, в которой мы выросли. Я смеялся над миром вместе с ним и в некоторых отношениях даже подражал его поведению.

Затем, когда Дику и мне было по 17 лет, машина, на которой он ехал, попала в лобовое столкновение с грузовиком. Другие члены его семьи в машине не получили серьёзных ранений, однако сам он погиб. Его похороны состоялись в Сиэтле, в двух часах езды от моего дома в Портленде. Я поехал на службу с моим учителем Уэйном Олтри и другом по имени Крейг. Зал похорон был полон цветов и громкой, тоскливой органной музыки, а также ослепительного солнечного света, струящегося из верхних окон. Там была Линда, бывшая подруга Дика, одетая в белое. На щеках её были слёзы, чёрные от туши. Она выглядела подавленной. Я прошёл мимо гроба вместе с другими скорбящими гостями. Когда я увидел лицо Дика, покрытое синяками синего и чёрного цвета, в открытом гробу, мне стало плохо. Я в первый раз в жизни столкнулся лицом к лицу со смертью, и я не мог полностью осознать, что это случилось с человеком, который был того же возраста, что и я. Я был охвачен горем и ехал обратно в Портленд в полной тишине, пока Крейг хныкал на заднем сиденье. Едва в состоянии как-либо действовать, несколько дней спустя я шёл с урока на урок и столкнулся с Олтри. Он спросил меня: «Как твои дела?». «Не очень хорошо» - ответил я. Он сказал: «Знаешь, плохие вещи постоянно случаются в жизни, даже с такими неординарными людьми, как Дик». Я спросил: «Но почему?» — но на самом деле не ожидая ответа. «Я не знаю», — после некоторой паузы он сказал — «Тебе нужен учитель». «Вы мой учитель». «Я имею в виду учителя, который смог бы объяснить эти вещи. Кто-то, у кого есть ответы на твои вопросы». Я отнёсся к совету Олтри не очень серьёзно, однако я заинтересовался философией на втором десятке лет своей жизни. Я

легко совмещал восточное и западное разнообразие философий, и меня привлекли работы Олдоса Хаксли, особенно такие книги, как "Двери восприятия", которые опирались на восток и продвигали философию, называемую «здесь и сейчас». Несмотря на то, что я был кем-то вроде духовного искателя, я был агностиком. В детстве я был свидетелем большого лицемерия в людях Божьих. Мои родители считали религию некоторым дополнением к счастливой и успешной жизни. Мне казалось, что их иудаизм основывался больше на социальном общении, чем на духовности. Было много дискриминации и снисходительности по отношению к другим конфессиям. Вскоре после моей бар-мицвы (достижения еврейским мальчиком или девочкой религиозного совершеннолетия, и становится ответственным за свои поступки) я мысленно отказался от отождествления с иудаизмом. Когда мне исполнилось 19 лет, я переехал в Нью-Йорк, чтобы начать карьеру музыканта. Я жил в центре города и начал работать над тем, чтобы утвердиться в мире джаза. В 1962 году, когда мне исполнилось 20 лет, я женился на Беверли, маленькой женщине с тёмно-каштановыми волосами, карими глазами и круглым лицом. Мы были друзьями большую часть средней школы, но я знал её с семи лет. Из-за нашей взаимной неверности на протяжении нашего четырёхлетнего брака она съехала, и я остался один. После того, как мы с Беверли расстались, я вернулся в Портленд, штат Орегон, с целью ненадолго повидать семью. Там я встретил Джейн. Она была тихой, миниатюрной и казалась мне очаровательной, с её поразительными голубыми глазами и длинными чёрными волосами. Моими первыми словами были: «Что ты думаешь о том, чтобы словить кайф?». Она ответила: «Если тебе нужно об этом спрашивать, то ты не знаешь, каково это». В тот день мы оба приняли ЛСД. Она приняла ЛСД в первый раз, и её старшая сестра Джоан считала, что ей не следует этого делать. Той ночью в старом арендованном доме на юго-восточной стороне города

мы с Джейн стали парой. Будучи свидетелями этого, находящиеся там две другие пары влюбленных одобрили нас, хотя и были удивлены. На следующий день мы посмотрели художественный фильм в колледже Рид. Мы поговорили о том, что оба не знаем, чем хотим заниматься в жизни. Но всё же я хотел вернуться в Нью-Йорк, а она хотела заняться чем-то новым. Мы поехали в Нью-Йорк через неделю после того, как встретились. У своего брата я купил машину "Шевроле" 1957 года. Джоан подумала, что Джейн слишком торопится и что Нью-Йорк слишком опасен для нее. Поскольку была зима, мы решили ехать из Портленда в Нью-Йорк по южному маршруту. Когда мы добрались до северной Калифорнии, шёл сильный снег, и у нас почти не осталось бензина. Но мы проехали довольно много с заглушённым двигателем, и нам удалось дойти до следующей заправки, вместо того чтобы замерзнуть на глухой горной дороге, покрытой снегом с обеих сторон. Оказавшись в Нью-Йорке, мы переехали в чердак на верхнем этаже по адресу №110 Бауэри. Наш чердак представлял собой квартиру "Художники в резиденции", которая, как и многие другие последние этажи здания в то время, была неукрашенной и служила как студией, так и домом. Место было огромным — около 2.000 кв. футов (около 610 кв.м.) — и аренда была дешёвой, всего 55$ в месяц. Нас не заботил паршивый район. Мы просто хотели своё собственное место, позволяющее уединиться и шуметь столько, сколько мы хотели в любое время дня и ночи. Мы записали много музыки с разными людьми. Также мы изучали такие книги, как "Кама-сутра". Мы начали исследовать различные духовные и религиозные практики, которые были распространены и легко доступны в НьюЙорке не меньше, чем наркотики. Через пару месяцев после нашего пребывания в Нью-Йорке я посетил одного свами "из верхней части города» в шикарном манхэттенском отеле "Запад в пятидесятые". Это была неформальная лекция в месте, похожем на переделанную квартиру. Шикарно украшенная комната была наполнена белым дымом. Представительного вида мужчины и женщины неподвижно сидели в мягких кожаных креслах. Скрипучий голос индийского свами раздражал меня. Ничего интересного я не почувствовал.

Город Портлэнд, штат Орегон, округ Вашингтон, США считается одним из самых озеленённых городов Соединённых Штатов. Самым употребляемым альтернативным названием города является Город Роз ("The City of Roses"), которое стало официальным вторым названием города в 2003 году.

Колледж Рид в Портленде, штат Орегон, США в котором учились вместе Мукунда, Шьямасундар, Джанаки, Ямуна.

"Шевроле" 1957 года

Некоторое время спустя я посетил "Первый институт Дзен в НьюЙорке". Первый этаж манхэттенской квартиры из коричневого камня был переделан из комнаты в скудно украшенную и безукоризненно чистую комнату храма со складными стульями, белыми занавесками и темно-зелёным ковром. Около десяти последователей в возрасте 35-40 лет сидели в месте для ожидания. Маленький восточный монах с бритой головой, одетый в чёрное, вышел из задней части комнаты, и занял своё место в передней части комнаты. Он стоял перед чем-то похожим на небольшой алтарь, стол, накрытый белой тканью, на котором стояла зелёная стеклянная ваза с бананами, апельсинами, яблоками и персиками. Кто-то раздал небольшой лист со словами песни. Мы все читали и пели вместе, следуя за монахом: «О ром о со, до ло джо по, мэй, фэй, сэй, дэй, рэй, и, ли, ми, джи, ко, ри». Песня была длиной около 20 строк, и пение заняло около 10 минут, включая повторы. Голос монаха звучал громче всех остальных. После пения он вышел так же быстро, как и вошёл, исчезнув через дверь в задней части комнаты, которая захлопнулась за ним. Около шести американских зрителей-буддистов пригласили меня в другую комнату наверху для неформальной беседы, которая оказалась беседой за круглым столом, посвящённым посту. Основное послание, которое я смог уловить, было: «Не прерывайте пост апельсиновым соком». Меня это не впечатлило. Что в этом духовного? «Боже», — подумал я, — «я больше никогда сюда не приду». Несколько недель спустя, по рекомендации друга, я поговорил с пожилым христианским священником. Эта монументальная четырёхминутная встреча состоялась после часового ожидания в фойе огромной нью-йоркской церкви в верхнем Манхэттене. Я был раздражён тем, что меня заставили стоять и ждать. Мне казалось, словно я жду в очереди, чтобы получить водительские права. Наконец появился священник в пальто и бодро подошёл ко мне. Он был высоким и седым, носил костюм и много улыбался. «Это вы меня ждёте?» — спросил он.

«Да». «И что я могу для вас сделать?». Я соображал быстро: «На каком главном учении стоит сосредоточиться?». «Однажды я посетил Мать Вивиан», — сказал он. «Что?». Внезапно он успокоился и его взгляд устремился куда-то вдаль: «Она жила в монастыре в маленькой деревне на юге Италии. Когда я посмотрел ей в глаза, я понял, что она знала то, чего я не знал. Её глаза были чисты, они были прозрачными. Я знал, что она была мудрой». «Что она сказала?». «Она ничего не сказала. Я ожидал, что она скажет хоть что-то, но она не сказала ни слова. Она просто посмотрела на меня. И я узнал то, что должен был узнать. Она находилась в другом мире… Ну на сегодня достаточно. У меня запланирована встреча». — И по-дружески, породительски, он коснулся моего плеча и добавил — «Надеюсь, вы не против». Обескураженный результатами этих разных духовных исследований, я решил идти этим путём самостоятельно. Я начал читать Дао, Дзен, различные виды буддизма, конфуцианства и «Бхагавад-гиту» – в переводе Хуана Маскеро. Все эти писания заинтересовали меня, но я относился к ним скептически. «Бхагавадгита», о которой я много слышал, была очень маленькой книгой, и она вызвала во мне неловкие чувства. Как своего рода «Мирник» (тот, кто публично выступает против вооруженного конфликта в целом или конкретного конфликта, или кто публично выступает против распространения оружия, примечание редактора), я не мог понять, почему этот библейский разговор

между Кришной и Арджуной происходил на поле битвы. Почему после глубокого духовного разговора велась война? Эти противоречия беспокоили меня. Я спросил Сурью Кумари, мою знакомую из Мадраса, которая обучалась классической индийской музыке. Она

сказала, что книга была символическим дискурсом, который означал, что мы должны были «бороться за наши собственные жизни». Это имело некоторый смысл, но её бесцеремонный ответ не разрешил мои сомнения относительно книги. Несколько недель спустя я встретил одного своего знакомого в городском автобусе. Микки был афроамериканским джазовым барабанщиком. Я раньше работал с ним. Его лицо было морщинистым, а его короткие каштановые волосы походили на шапку на его длинной заострённой голове. Несколько месяцев назад я пришёл ему на помощь на пароме Стейтен-Айленда, когда пьяный белый ветеран Вьетнама пытался подраться с ним. После того, как мне удалось успокоить этого толстого, противного пьяного человека, мы с Микки встали возле перил парома и разговорились, пока судно плыло по ледяным атлантическим водам 40 футами (12м) ниже. В тот жаркий день 1966 года, пока автобус проезжал несколько кварталов, мы обменивались друг с другом новостями. «Знаешь», — сказал Микки сиплым, звучащим по-древнему голосом, — «на Бауэри №94 живёт один Свами. Тебе нужно познакомиться с ним». «В самом деле, Бауэри №94? Это всего лишь в нескольких домах от меня!». «Именно. Каждый понедельник, среду и пятницу в семь часов у него проходит воспевание. Просто зайди к нему. Никому не будет дела. Он живёт на верхнем этаже». «Мне нужно туда сходить. Я не могу в это поверить! Ты уверен, что он там живёт?». «Абсолютно. Он живёт именно там. Этот старик из Индии написал много книг». Индийский Свами, живущий на Бауэри!? Это было для меня чемто абсолютно несовместимым! Я ездил в город ради своих духовных поисков. Бауэри со своими ночлежками, бомжами и барами был полной противоположностью моей идеи «духовности».

Пока автобус поворачивал и трясся, Микки полусжёванным карандашом написал адрес на смятом листе бумаги: «Бауэри №94» и передал листок мне. «Вот». «Я не забуду адрес. Это всего лишь несколько домов от моего чердака». «Возьми», — сказал он.

Глава 3. Встреча на чердаке Несколько дней спустя тёплой поздней майской ночью я решил посетить чердак Свами. Джейн хотела остаться дома, поэтому я пошёл один сквозь затухающий вечерний свет в сторону его здания. Двое шумных пьяниц, сидевших на крыльце за дверью, разговаривали оживлённо и неразборчиво. Через окна над дверью был виден слабый свет. Пьяницы воинственно заблокировали вход, и когда я пробивался сквозь них, они бормотали на меня проклятья. Когда я закрыл за собой дверь, их ненормативная лексика немного стихла. Постепенно мои глаза привыкли к темноте сырого коридора. В слабом свете, проникавшем через окна над дверью, я едва мог разглядеть длинную лестницу, ведущую вверх к противоположному концу здания. Даже внутри пахло пивом, мочой и рвотой. Я подождал минуту, акклиматизировался и подумал, хочу ли я идти дальше. Когда я стоял там, я услышал слабый звук, который звучал как колокольчики или тарелки, звеневшие в ритме по три доли: "цзин-цзин-цзин, цзин-цзин-цзин". Используя правую стену в качестве ориентира, я осторожно поднялся по лестнице. Когда я поднялся, звуки тарелок стали громче. Справа от меня была приоткрытая дверь, через которую шёл свет. Звук тарелок стал громким и отчётливым. Я услышал пение. Я осторожно открыл дверь и тихо зашёл внутрь. Место было грязным, а запах ладана едва покрывал затхлость. В другом конце тускло освещённой комнаты я смог разглядеть несколько поющих людей, сидящих со скрещенными ногами на ковре ко мне спиной. Прямо перед ними была деревянная платформа, на которой сидел пожилой индийский Свами. Его кожа была гладкой и тёмной, он сидел со скрещенными ногами и прямой спиной. Его голова была гладко обрита, а из длинных, как у Будды, ушей торчало несколько волос, белых и чёрных. На нём был бежевый свитер с водолазкой и красные очки в роговой оправе, его глаза были закрыты. Выражение его лица было напряжённым, брови выражали сосредоточенность, пока он повторял мантру:

Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе Глубоким баритоновым голосом он вёл пение, и группа повторяла за ним. Он играл на маленьком африканском барабане, находящимся под его левой рукой. Я подошёл ближе к этому странному зрелищу. Среди поющих я узнал парня по имени Джимми, хотя ни он, ни кто-либо другой не заметили и не узнали меня. Несмотря на отсутствие приветствия, атмосфера была дружеской и сближающей, поэтому я сел и попытался присоединиться, не зная точных слов. Пытаясь изо всех сил не отставать от пения, я разглядывал чердак. Как и у меня, он был не обустроен, но был грязнее. Помещение выглядело явно нежилым. Голая лампочка, висящая над местом для сидения Свами, излучала слабый свет по всей комнате, обнажая голые потолочные балки, роскошно обмотанные паутиной, как будто там поработала очень трудолюбивая команда пауков. После пятнадцати минут пения Свами заговорил с сильным акцентом. Перед ним лежал том, похожий на трёхсотлетнюю гостевую книгу. Он говорил с закрытыми глазами авторитетным, но немного грустным голосом. Его тон был сильным. Раньше я слышал сильных ораторов, но никогда в подобной обстановке и никогда с закрытыми глазами. «Кришна, этот звук трансцендентен», — сказал он. — «Свобода от страданий достигается, когда мы постоянно находимся в контакте с высшим духом Кришной. Все мы страдаем от мук джанма-мр̣тйуджара̄-вйа̄дхи — рождения, смерти, старости и болезней. Умный человек может остановить этот процесс, это повторение рождения и смерти. Он снова может обрести свою настоящую, изначальную духовную форму и быть блаженным, полным знания и вечной жизни. Таков процесс. Поэтому мы не должны его упустить. И всё начинается с того, что мы начали сейчас, с этого пения и слушания. Я хочу отметить, что это повторение и слушание так же хорошо, как и реальное общение с Богом, Кришной».

Этот дискурс был для меня слишком сложным, но его английский с санскритом очаровал меня. «Существует 84 вида лакхов», — продолжил он. — «Это означает 8.400.000 различных форм жизни. Цель человеческой жизни — выбраться из них». Одна из фраз Свами, которая застряла в моей голове, была: «Я не являюсь этим телом». Он говорил это много раз и по-разному, и с такой убеждённостью, что я начал усваивать эту фразу. «Итак», — подумал я — «Свами — это не его тело». Когда я слушал, я заметил, что в нём было что-то элегантное, величественное и безупречное. Он выглядел как кто-то важный и учёный. Тот факт, что он находился в Бауэри среди такого простого окружения, очаровал меня. Как он сюда попал и почему? Зачем явно отличающемуся от всех человеку с его эрудицией открывать магазин в Бауэри? Не исчезнет ли он за занавесом, как тот монах дзен? Будут ли люди разговаривать друг с другом? Собирался ли он принять участие в обсуждении здесь, в этом безобразном месте? «Материальная природа состоит из трёх гун», — говорил Свами. «Добродетель, страсть и невежество. Невежество — это безнадёжная жизнь. Страсть слишком материалистична, страсть означает, что человек хочет ложного, материального наслаждения. Затем, когда вы находитесь в благости, каково ваше отношение? Прасана-манаса. Вы будете удовлетворены в любых обстоятельствах. Вы никогда не будете угрюмы. На этом этапе мы понимаем, по крайней мере теоретически, кто я, что это за мир, кто такой Бог, и какова наша взаимосвязь». Свами открыл глаза: «Какие-нибудь вопросы?». Я поднял руку. Он с любопытством посмотрел на меня и кивнул. Произнося каждое слово медленно и чётко, я спросил: «Скажем, хороший человек, который преодолел влияние страсти и невежества,

идёт по улице, например, в Стамбуле, Дели или любом другом городе, и он видит, как молодой человек избивает старика, без всякой причины, и старик взывает о помощи. И, будучи хорошим человеком, он чувствует боль этого другого человека. Как хороший человек, должен ли он встать на его сторону или просто принять это и идти дальше? Должен ли он поддаться тому, что может быть желанием в гуне страсти и попытаться остановить несправедливость?». Свами снова закрыл глаза: «Главный смысл в том, что какое бы действие ни совершалось, оно должно осуществляться с платформы духовного сознания», — сказал он. — «С материальной точки зрения прекращение насилия — это нормально. С материальной точки зрения. Но даже если вы поступаете хорошо, вы всё равно должны принять реакцию. В этом проблема. Если мы действуем на материальной платформе, даже в гуне благости, то это тоже не решение проблемы в нашей жизни. Нам просто нужно определить, действую ли я под руководством высшего сознания. Это то, что нужно увидеть. Тогда мы свободны. Тогда наша жизнь станет свободной». Я понятия не имел, что такое «платформа духовного сознания» или «высшее сознание». Его ответ показался мне неопределённым и уклончивым. Я искал ответ или «да» или «нет». «Пол», — позвал Свами. Он указал головой, немного приподняв её, чтобы молодой человек из группы вышел вперёд. Поднявшись из позы со скрещенными ногами, мужчина неловко колебался, а затем подошёл к Свами. Он был худой и высокий с песочно-коричневыми волосами, и выглядел очень юным со своей прыщавой кожей и в клетчатой рубашке. «Воды» — сказал Свами, протягивая ему старую бронзовую чашу. Пол почти бегом направился к задней части чердака, а затем вернулся и осторожно поставил сосуд для питья обратно на платформу Свами. Свами поднял чашку правой рукой, наклонил голову назад и, подняв чашку надо ртом, наклонил её вперед, позволяя тонкой

серебристой струе вливаться в его широко открытый рот. Он сглотнул. Я мог слышать, как вода льётся в его горло, и как звук проглатывания раздался звоном в тихой комнате. Я никогда не слышал такого звука прежде, особенно не связанным с актом питья. Это напомнило мне звук, который мой любимый кокер-спаниель издал однажды, когда сильно мотал головой. Пол стоял там, ожидая и наблюдая. Затем он поднял пустой стакан, обернулся, прошёл несколько шагов назад к своему месту для сидения и сел, скрестив ноги. Он всё ещё держал стакан прямо перед собой, как будто он был слишком священным, чтобы касаться его тела или пола. «Есть ли ещё вопросы?» — спросил Свами. Я снова поднял руку: «Мне действительно нужно знать, будет ли вмешиваться хороший человек, если он увидит, что с кем-то случается что-то плохое. Я чувствую, что вы на самом деле не ответили на мой вопрос». «Да. Он вмешается», — сказал он. Лекция закончилась, и люди начали расходиться. Я ожидал, что Свами быстро исчезнет, но он остался сидеть на возвышении. Я подумал, что смогу поговорить с ним лично, посмотреть, что он из себя представляет. Но сначала из любопытства я подошёл к Полу и сел на пол рядом с ним. «Это твоё помещение?» — спросил я, почти шёпотом, не сводя глаз с неподвижного Свами. «Да», — сказал он. — «За исключением того, что я на самом деле арендую его у парня по имени Харви Корбетт». «Так Харви сейчас отсутствует? А ты поделился со Свами? Сколько тебе лет?». «Семнадцать». «Могу ли я поговорить со Свами?».

Статья "Village Voice" о Свами, живущем на чердаке в Нью-Йорке.

«Конечно. Он не против». Я подвёл итоги всего, что видел и слышал в тот вечер. Я не мог точно понять, что имел в виду Свами, когда он говорил, но его резкий тон — его срочность — убедили меня, что он хотел сказать что-то важное. Временами его речь заметно ускорялась, поэтому иногда казалось, что он передаёт своё послание своей аудитории в некотором отчаянии. И его скромное окружение заинтриговало меня. В отличие от других "духовных" людей, с которыми я встречался до сих пор, Свами явно не претендовал на свою долю богатства, последователей или американской мечты. Если этот семнадцатилетний мальчик был его главным помощником, то он, должно быть, знал не очень многих людей или не имел много контактов. Он казался мне очень одиноким и зависимым. Мне было жаль его, как будто я хотел помочь ему, если мог. Я сложил всё это, пытаясь соединить воедино кусочки этой необычной головоломки — его тон, его облик учёного, его возраст, его окружение. «Он должно быть здесь с какой-то миссией», — подумал я. — «Зачем ему говорить так, как он говорит? Почему ещё кто-то его возраста решил бы приехать именно сюда?». Я подошёл к Свами и ему пришлось поднять голову вверх, чтобы посмотреть на меня. Позже я узнал, что в индийской культуре считается оскорблением стоять перед Свами или учителем таким образом, когда ему приходится смотреть на вас снизу-вверх. Свами, однако, не выказал даже намёка на неодобрение. Широкая улыбка, с которой он поприветствовал меня, была на удивление обезоруживающей. Всё, что я планировал сказать, в мгновение испарилось из моей головы. «У меня есть тамбура», — выпалил я. Не теряя ритма, всё ещё улыбаясь, поднимая правую руку и резко притягивая её к себе жестом "иди сюда" он сказал: «Тогда принеси её». «Я принесу!» — сказал я.

Как музыкант, я ожидал, что самой полезной частью знакомства с индийским Свами будет музыка, которую мы будем играть вместе. Для меня создание музыки было самым близким способом общения с другим человеком, более приятным, чем понимание правды о жизни, какой бы она ни была. Это было приятнее, чем хороший фильм, интереснее философии и даже лучше секса. Когда я спешно вернулся к себе домой, я подумал, что короткая прогулка по тёмной вонючей лестнице к Баури 94 стоила того. Я не знал, почему, но моё будущее теперь не казалось мне столь обременительным и тяжёлым. Я задавался вопросом, почему Свами был таким привлекательным, таким доступным. Может быть, ему было жаль меня. Может быть, он видел меня в качестве потенциального последователя или просто любознательного, дезинформированного члена американского общества. В любом случае, у него, казалось, было на меня полно времени.

Глава 4. Знакомство Июнь 1966 г. Через несколько дней после моего первого посещения вечерней программы Свами я решил попытаться увидеть Свами в дневное время, когда там не будет толпы других людей. Когда я остановился у входа в Бауэри №94 в три часа дня, там было заперто. Звонка нигде не было. Я начал кричать Полу, которого я встретил на днях, но четыре полосы движения Бауэри так шумели, что мне нужно было сильно кричать, чтобы что-то сказать даже кому-то рядом. Подражая ньюйоркцам, я порылся в карманах и начал бросать пенни (мелкие монетки) в окно четвертого этажа, надеясь, что Пол меня услышит. Чья-то рука подняла створку окна. К моему удивлению, именно Свами высунул голову. Когда он увидел меня, он кивнул и сделал жест рукой, словно говоря: «Я сейчас спущусь». Мне стало стыдно о того, что такой пожилой человек спускается вниз, чтобы открыть для меня дверь. Где был Пол? Разве он не был помощником или учеником Свами? Через мгновение появился Свами и открыл мне дверь. Я начал с обильных извинений за то, что заставил его спускаться. Он только покачал головой. «Это мой долг», — сказал он. — «Идём». Быстро повернувшись и одной рукой подняв переднюю часть своей шафрановой одежды, он пошёл по лестнице ступая по две ступеньки за раз. Это был первый раз, когда я видел его стоящим. Он был невысокий и худой, но со округлённым животом, и он шёл такими быстрыми шагами, словно он был наполовину моложе своего возраста. Я поднялся прямо за ним по этой длинной лестнице. Наверху было темнее. Он повёл меня через пыльный, пахнущий сандалом чердак к небольшому офису, расположенному за импровизированной занавеской из охровой ткани, которую он накинул на проволоку.

Некоторая одежда Свами того же цвета тоже висела на проволоке, высыхая на горячем влажном воздухе. Рядом со стопкой печатных страниц, которые занимали большую часть его рабочего пространства стояла старинная печатная машинка "Underwood". Рабочее пространство было оснащено лишь небольшим тёмно-коричневым деревянным столом и двумя стульями. Окна выходили на Бауэри, пропуская непрерывный оркестровый фон автомобильных гудков, гремящих грузовиков и носящихся машин. Несмотря на то, что он находился в одном из самых оживлённых и шумных районов НьюЙорка, атмосфера кабинета была мирной и безмятежной, почти как маленький уголок сельской местности посреди города. «Пожалуйста, садись», — сказал Свами, указывая на стул напротив него. «Свами, ваша программа тем вечером мне очень понравилась», — сказал я. «Очень хорошо», — улыбаясь ответил он. — «Ты должен прийти ещё раз». «Да, я надеюсь, что смогу», — сказал я. Я остановился, не зная, что сказать дальше. Свами пристально смотрел на меня. «Как долго вы уже в Америке?» — спросил я наконец. «Думаю, что уже почти год», — ответил он. — «Я не уверен, как долго я буду здесь оставаться. У меня есть обратный билет». «Вы имеете в виду билет на самолёт?». «Самолёт? Нет, я приплыл на корабле. В Индийской пароходной компании мне дали бесплатный билет». «Вы приплыли на корабле? Вот это да! Каково это было?». «Было трудно. Море было суровым. Дважды я думал, что не доживу из-за своего сердца».

Старинная печатная машинка "Underwood".

«Вашего сердца?». «Да. У меня случилось два сердечных приступа. Я думал, что умираю». «Ужас! Зачем было всё это делать?» — я думал, что Свами захочет остаться в таком духовном месте, как Индия. «Мой духовный учитель хотел, чтобы я проповедовал в западных странах. Он просил об этом меня в 1922 году. Тогда я был женат, работал, занимался семейными делами. Так что, сейчас, 43 года спустя, я здесь». — Он засмеялся. — «Так что, лучше поздно, чем никогда. Я думал, что должен поехать в Америку. Если американцы серьёзно воспримут мою миссию, то и другие тоже». «Значит, у вас есть духовный учитель? Я думал, что вы сами духовный учитель». «Я слуга, проповедующий то, что сказал мне мой духовный учитель. Я не придумываю ничего нового, никакой новой философии. Каждый, кто серьёзен в духовной жизни должен иметь духовного учителя, гуру». «Ммм. Я давно ищу гуру. Как зовут вашего гуру?». «Бхактисиддханта Сарасвати Тхакур». «Что он просил вас проповедовать?» — спросил я, заинтригованный тем, что этот пожилой индус приехал в чужую страну на основании чьего-либо указания. «Он попросил меня распространять сознание Кришны», — ответил он. «Что это такое?». «Сознание Кришны — это сознание Бога. В этом мире мы пытаемся забыть Бога, мы принимаем столько несчастий в жизни. Мы страдаем. Поэтому моя миссия — помочь людям вспомнить Бога. Только тогда это страдание прекратится. Мы ищем так много

материальных вещей, но нашей настоящей целью жизни должно быть понимание нашей духовной сущности и поиск наших отношений с Богом, Кришной. Вы слышали о Чайтанье Махапрабху?». «Нет, не думаю». «Он является воплощением Кришны, который жил 500 лет назад. На самом деле, моя миссия — это Его миссия. Он предсказал, что имя Кришны будет повторяться в каждом городе, в каждой деревне мира. Он дал наставление, что те, кто родился в Индии, должны помогать другим, распространяя Его миссию, распространяя имя Бога». «Нет, я не слышал о Чайтанье. Но мне действительно интересна Индия, её история и философия. Ганди освободил Индию от англичан, не так ли?». «Ганди был негодяем». «Что вы имеете в виду?». «Бозе освободил Индию». «Кто такой Бозе?». «Бозе. Субаш Бозе. Он организовал индийскую национальную армию. Он привёз индийских бойцов из Японии, Германии и Бирмы, Гуркхи. Разве ты не знал?». «Нет. Откуда он, Бозе?». «Бенгалия. Британцы гладили Ганди по голове. Именно Бозе сказал, что будет драться с англичанами. Поэтому они решили уйти». «У меня есть фотография Неру, которую мне подарил мой друг Сурия Кумари», — сказал я, показывая чёрно-белую фотографию. – «Разве он не способствовал освобождению Индии? В Англии его обучали адвокатуре. Он был практически британцем». «Ещё одна чепуха».

Субхаш Чандра Бозе (23 января 1897 — 18 августа 1945) известен также как Нетаджи — бенгалец по происхождению, один из лидеров Индийского движения за независимость, почитаемый в настоящее время наравне с Джавахарлалом Неру и Махатмой Ганди. С ранних лет начал активно заниматься политикой, неоднократно арестовывался за революционную деятельность. Дважды подряд избирался председателем Индийского национального конгресса. В своих взглядах имел значительные разногласия с Махатмой Ганди, считал его политику ненасилия недостаточной для достижения независимости Индии. Бос был сторонником вооружённого выступления против британского господства, основал собственную политическую группировку "Блок — Вперёд Индия". Среди сторонников назывался Нетаджи — "вождь", с уважительным окончанием ("джи").

Джавахарла́л Не́ру, известен также как Пандит (учёный) Неру (14 ноября 1889 — 27 мая 1964) Индийский государственный, политический и общественный деятель. Под наставничеством Махатмы Ганди стал председателем Индийского национального конгресса, а в дальнейшем, после обретения страной независимости 15 августа 1947 года, — первым премьер-министром Индии. Во внутренней политике Неру стремился примирить все народы Индии и индуистов с мусульманами и сикхами, враждующие политические партии. Он избегал радикальных решений, и ему удавалось сохранять единство правой, левой и центристской фракций Конгресса. В 1955 году Неру нанёс визит в Москву и сблизился с Советским Союзом, в котором видел мощный противовес Китаю. Посетил Сталинград, Ялту, Алтай, Тбилиси, Ташкент, Самарканд, Магнитогорск и Свердловск. По мере нарастания советско-китайских противоречий советско-индийские отношения становились всё более тесными, а уже после смерти Неру они фактически превратились в союзные.

Я был немного ошеломлён, услышав, как Свами так внезапно разбил людей, которые, как нас учили, были героями независимости Индии. Он был очень уверен в том, что говорил. Книги по истории, которые я читал, очевидно, не давали полной картины. «Однажды я был последователем Ганди», — сказал он. — «Но британцы думали, что его настроение может быть — как вы это говорите? — приспособлено. Они гладили его по голове. Именно Бозе напугал британцев. Он был готов сражаться, чтобы повернуть весь индийский народ против британцев. Потому они и отступили. Я думаю, это было примерно в 1947 году». «Я планирую поехать в Индию», — сказал я. — «Мой друг живёт в маленькой комнате в Дели и изучает игру на индийской флейте. Он говорит, что люди там противные, но я всё же хочу поехать. Я просто не уверен, что буду делать там. Возможно, я тоже мог бы научиться играть на индийской флейте». «О, индийские флейтисты. Они плюются кровью». «Что?». «Да. Они плюются кровью. Ты занимаешься музыкой?». «Я играю на пианино». «Я могу научить тебя играть на пианино для Кришны». Теперь я был в тупике. Играть на пианино для Бога из "Бхагавадгиты?". Мне нравилась перспектива играть музыку со Свами, но я не думал, что мне может быть интересно играть на пианино некоторые раги и индийские гаммы. Несмотря на несколько странное качество этого разговора, моя первая дневная встреча со Свами значила для меня больше, чем лекция несколькими днями ранее. Для меня был важен тот факт, что он был таким доступным, это был абсолютный контраст с другими духовными людьми, которых я встречал до сих пор. Я чувствовал, что могу пойти и увидеться с ним в любое время, когда захочу.

Несколько дней спустя в четверг днём я снова побрёл на чердак Свами. На этот раз входная дверь была открыта. В 13:00 не было никаких пьяниц, препятствующих моему прохождению. Поднимаясь по тёмной лестнице и стуча в дверь, я был расслаблен. «Пройдите», — громко крикнул Свами. Я прошёл в переднюю часть чердака, мимо платформы для лекций, за висячую коричнево-шафрановую занавеску, где взял стул посетителя. «Итак, как вы, мистер Майкл?» — спросил Свами. «Хорошо, хорошо. Я просто решил прийти, чтобы увидеть вас. Что вы делаете?». «Большую часть времени я печатаю» — Он указал на стопку бумаги рядом со своей пишущей машинкой на шатком столе. «Что это такое? Что вы печатаете?». «Это моя "Бхагават-Гита". Когда-нибудь это будет книга». «"Бхагавад-гита" на санскрите, ведь так?». «Да». «Не могли бы вы провести занятие по санскриту?». «Вы хотите знать санскрит?». «Да. Я думаю, что многие люди тоже придут». Он задумчиво посмотрел в окно: «Дело в том, что я даю лекции три вечера в неделю, и люди уже приходят». «А как насчёт других дней?». «Может быть, суббота...».

«Субботнее утро?». «Если бы вы смогли организовать ...». «Я думаю, что смогу собрать людей». «Тогда попробуйте». Он был явно не уверен в этом проекте. Тем не менее, я чувствовал воодушевление и хотел сделать что-то, чтобы помочь ему, потому что он был так дружелюбен, и потому что это казалось удивительным совпадением — или значительным сближением — что он будет здесь, в Бауэри, во всех местах одновременно со мной. Я думал, что было слишком поздно на этой неделе организовывать урок санскрита на предстоящую субботу, поэтому я начал обзванивать людей, которых знал, приглашая их приехать на следующие выходные. Я купил книгу Джудит Тиберг под названием "Первые уроки грамматики санскрита", в которой рассказывалось, как делать санскритские буквы специальной ручкой, которую нужно было окунать в чернила. Я также купил специальную ручку, которая делала широкие линии, чтобы я мог писать санскритские буквы так, как они были показаны в книге. Готовясь к уроку Свами, я практиковался в порядке и методе написания букв. Наступило субботнее утро, и пришли четыре человека, которым я позвонил, почти требуя, чтобы они пришли. Я не очень хорошо знал их, за исключением Карла Гайгенса, бородатого афроамериканца из Принстона, регулярно посещавшего программы Свами и всегда имевшего высококачественный марокканский гашиш. Свами нашёл доску, которая выглядела так, будто её достали из мусорного бака на Бауэри. Он поставил её на неустойчивый трёхногий деревянный мольберт в лекционной зоне своего помещения. Впятером мы сидели на полу перед доской, выжидающе глядя на него. Свами взял короткий кусок белого мела, который рассыпался, когда он писал на доске:

Под этой надписью диакритическими знаками:

он

написал

римскими

буквами

с

ӣш́варах̣ парамах̣ кр̣шн̣ах̣ сач-чид-а̄нанда-виграхах̣ ана̄дир а̄дир говиндах̣ сарва-ка̄ран̣а-ка̄ран̣ам «Я объясню значение каждого слова, а также всю фразу», — сказал он. Он указал на первое слово своим кусочком мела: «Ишвара означает "контролирующий" — верховный контролирующий. Бог — Кришна — верховный повелитель». Он подошёл к маленькой книге, которая лежала у него на кафедре, и прочитал вслух: «Его тело духовно, вечно и исполнено блаженства. Он источник всего. У Него самого нет другого источника». Когда Свами переводил этот стих дословно, я начал подозревать, что урок санскрита был уловкой, которую он решил использовать, чтобы представить нам свои философские и религиозные взгляды. Несмотря на то, что это было похоже на какой-то прозелитизм, я не был против. Я интересовался санскритом, и начинал интересоваться философией, которая была основой миссии Свами. «А каранам означает "причина"», — сказал Свами с ноткой заключения в голосе. — «Кришна является первопричиной всех причин. Теперь вы все должны скопировать алфавит деванагари». Сосредоточившись, мы начали воспроизводить в наших тетрадях рукописный шрифт Деванагари, написанный Свами. Свами тихо ходил по комнате, останавливаясь позади каждого из нас и наблюдая за нашей работой.

Примерно через час Свами сказал: достаточно».

«На сегодня этого

«Будет ли у нас ещё один урок в следующую субботу, Свами?»

— спросил я, выходя из дома. «Возможно», — сказал он дипломатично. Карл и я пошли обратно ко мне на чердак. «У меня было ощущение, что Свами на самом деле не учил санскриту», — сказал Карл, опускаясь на диван. — «На самом деле, он просто хотел поговорить о значении этого отрывка». «Да, мне тоже так показалось», — сказал я. — «Однако я не очень понял этот стих. Свами немного рассказал мне о своей миссии, но я не совсем понимаю философский смысл того, чем он здесь занимается. Во что он верит? Что планирует?». «Об этом много говорится в книгах, которые он привёз из Индии», — сказал Карл. – «Ты должен их посмотреть. Он продаст их тебе. Я думаю, это практически всё, что он привез из Индии. В них тоже много санскрита». «Сколько книг он привёз?». «Думаю, полный чемодан. Он продаст тебе первые три книги в комплекте». «Он продаёт их сам? У него нет издателя, торгового представителя или чего-то ещё?». «Думаю, нет. Он сам мне их продал. Я недавно их купил. Они очень насыщены. Я хочу сказать, они глубокие. Понимаешь, что я имею ввиду?». Карл вытащил немного марокканского гашиша и держал его на уровне глаз.

«Это очень хороший материал», — сказал он. — «Хочешь попробовать?». «Конечно. Эй, а что Свами думает о наркотиках?». «Он с ними не связывается. Но…», — Карл конфиденциально улыбнулся, — «он признался мне, что раньше торговал препаратами в Индии, когда был моложе». Я не был уверен, что делать с этой новой информацией. Я покачал головой. «Я не могу себе этого представить», — сказал я. — «Свами, занимающийся наркотиками? Это звучит просто неправильно». Карл пожал плечами: «Он сам так мне сказал». Спустя два дня после воспевания и лекций Свами я спросил его, могу ли я купить его книги. «Пол! Принеси первые три тома», — сказал Свами. Пол вскочил и взял книги с маленькой деревянной полки. Меня встревожило то, как Пол ведёт себя со Свами. Он казался роботом, который делал всё, что просил Свами, почти так, словно у него не было собственного разума. Предположительно, он был последователем Свами и в конечном итоге станет его учеником. Было ли это тем, что происходит, когда ты становишься чьим-то последователем? Свами передал мне книги. Это были тёмно-жёлтые книги в твёрдом переплете, с разноцветными суперобложками, с нарисованными плавающими шарами. Каждая книга была толщиной в полтора дюйма (3.81см). «Они стоят 15 долларов», — сказал мне Свами. Я порылся в своём кошельке и нашёл одну пятидолларовую купюру и протянул её: «Это все, что у меня есть».

«Шримад-Бхагаватам» привезённый Шрилой Прабхупадой из Индии.

Суперобложка первых трёх томов «Шримад-Бхагаватам». *Суперобложка — отдельная обложка, надеваемая на основную обложку.

«Ничего страшного. Ты можешь принести остальное в другой раз». «Извините, просто я не думаю, что…» «Всё в порядке» — он покачал головой из стороны в сторону с закрытыми глазами. Вечером, когда я пришёл домой, я открыл первый из трёх томов. Книга пахла так, словно лежала на чердаке годами. На титульном листе большими буквами было написано: «Первая Песнь ШримадБхагаватам». Я перешёл на страницу содержания. Я пролистал Предисловие и Введение к первой главе. Книга следовала тому же формату, который использовал Свами на занятии по санскриту два дня назад. Каждый стих был пронумерован и написан буквами деванагари — то, чего я раньше не видел в книгах — с последующей английской транслитерацией с диакритическими знаками, дословным переводом и английским переводом всего стиха. Наконец, было нечто, называемое комментарием, которое, казалось, было комментарием Свами к стихам. Большинство стихов содержало эти комментарии. Я прочитал: «Глава Первая. Вопросы мудрецов». Первая глава, казалось, в основном детализировала слова группы мудрецов, которые просили кого-то по имени Сута Госвами объяснить им знание о Верховном Господе — Кришне. Я читал, что в нынешний «Век раздоров» люди были «ленивыми, обманутыми, неудачливыми и всегда встревоженными». Слово «неудачливые» встречалось очень часто. Я подумал, что это хороший способ описать состояние людей, которых я знал в Бауэри, а также в других местах. Дело не в том, что они были плохими людьми, просто они были "неудачливыми". Это казалось мудрым и непредвзятым. Это было влияние Века раздоров. Мудрецы в книге думали, что Сута был правильным человеком для объяснения им духовного знания не только потому, что он был образован, но и потому, что он был «свободен от порока». Свами сказал в своём комментарии, что «порок» включает в себя убой животных, опьянение, незаконный секс и азартные игры, и что любой,

кто хочет быть духовно продвинутым, должен воздерживаться от этих вещей. Сута также был квалифицирован как духовный учитель, потому что он был «смиренным учеником» своего духовного учителя. Далее я читал: «Секрет успеха в духовной жизни заключается в том, чтобы удовлетворить духовного учителя и получить его искренние благословения». Я думал о Свами и его духовном учителе, который вдохновил его приехать сюда. Он казался довольно преданным учеником, и, по крайней мере, согласно этой книге, это была важная часть способности передавать духовную мудрость. Переводы и комментарии в книгах были причудливо индийскими. Я заметил случайное перевернутое «е», которое указывало на то, что наборщик, вероятно, не знал английского языка. Но я всё равно читал, заинтригованный широтой и глубиной философии и необычным поэтическим стилем, который применял Свами. Я читал: «Для философского ума естественно стремление узнать об источнике творения. По ночам он смотрит на звёзды на небе и размышляет». «Да», — подумал я, анализируя свои духовные и философские исследования — «Это естественно». Я читал о том, что "материальное космическое проявление" похоже на мираж, как всё в "материальном небе" является относительной истиной. В книге говорится, что настоящая правда и реальность находятся в "духовном мире", где Всевышний существует вечно. Хотя это казалось космическим и потусторонним, Свами также писал о мире, в котором я жил. По сравнению с работами, которые я читал ранее, первая глава более точно описала "извращённые ценности" современного общества. Я читал о социальных проблемах во многих книгах, но в большинстве работ эти болезни выражались в социологических терминах. Подход Свами был как социологическим, так и личным. Он подошёл к проблемам существования прямым и

личным образом, заявив, что человек может сделать, чтобы выйти на "духовную платформу", где мог бы воспринимать Бога. Иногда вещи, которые человек мог сделать, были непосредственно практическими — такие вещи: как ранний подъем, духовная практика, и принятие духовного учителя. В книге сказано, что достижение духовной платформы — самоосознания — является главной целью человеческой жизни. Я никогда не читал ничего подобного, и мне показалось, что чтение этих необычных книг преображает человека. Хотя многое из этого было выше моего понимания, а порой и немного болезненно и фатально, я счёл слова Свами обнадёживающими, словно у него были ответы, которые я искал. Читая, я всегда думал о самом Свами. Я начал понимать, что он сам практиковал серьёзную форму дисциплины и духовности, а не был просто приятным, дружелюбным индийским Свами. Книги не предлагали мне оставить или изменить свой нынешний образ жизни. Они не подразумевали, что я должен отказаться от своего запланированного приключения в Индии или моей музыкальной карьеры. То, что они действительно делали, так это вдохновляли меня думать за пределами цинизма и скептицизма, которые обычно окрашивали мои духовные занятия. Почти незаметно моё мышление изменилось, а вместе с ним и мои личные практики. Я начал терять интерес к тому, чем я имел обыкновение наслаждаться — хорошие вещи в жизни, такие как: музыка, деньги, слава, секс, еда. Я отказался от своего агностицизма и начал думать, что Бог действительно существует, и, возможно, Он был Кришной. Я стал убеждённым вегетарианцем и начал мыться каждое утро, так как в книгах говорилось, что чистота была частью того, чтобы оставаться в "гуне благости". Я продолжал читать, и чем больше я читал, тем больше я хотел читать. Я везде брал книгу с собой и читал её всякий раз, когда у меня появлялась свободная минутка — в автобусе, или в ожидании друзей, или в очереди в "Safeway" (американская сеть супермаркетов, прим. редактора).

Когда я закончил Первый том, я сразу же открыл Второй том, потому что книги, казалось, отвечали на многие сложные вопросы о жизни, вселенной и нашем месте в ней. Я думал, что мои философские и духовные путешествия и извилины наконец достигли места отдыха. Возможно, Свами был учителем, которого я так долго искал.

Глава 5. Храм за витриной Июль 1966 Однажды вечером некоторые из нас сидели и беседовали со Свами, и он сказал: «Я думаю устроить "Пир Любви" с воспеванием, танцами и едой. Никто не откажется от такого мероприятия. Что вы думаете?». Никто ничего не сказал. Некоторые кивнули и выразили одобрение, но я подумал: «Откуда он взял эти слова "Пир Любви"? Это похоже на жаргон контркультуры, а не на нашего эрудированного индийского Свами». Я был удивлён его ассимиляцией языка американских хиппи. Слово "пир" звучало для меня банально, как что-то социальное и самодовольное. Я ожидал, что это будет какая-то вечеринка, на которой Свами будет угощать всех вкуснейшими блюдами Индийской кухни и укреплять свой успех. Это было не было тем, куда я бы хотел пойти. Более того, серьёзным вопросом для меня была философия в его книгах, и меня не интересовало то, что я считал социальными аспектами его миссии. Я не был очень общительным или ориентированным на людей человеком. Я думал, что духовная жизнь была более или менее личным делом. И я действительно не мог понять, как танцы вписываются во всё это. Еда — да. Петь или повторять мантры — конечно. Но танцы? Это не похоже на пение мантр. Свами говорил, что пение было духовным звуком и предназначалось для контакта с Верховным Господом, Кришной. Как можно одновременно с этим ещё и танцевать? Наше пение всегда делалось медитативно в сидячей позе на ковре со скрещенными ногами. Кажется, при этом танцы были неуместны. Единственный вид танцев, о котором я мог думать, это бальные танцы или "сквер-данс". Пару ночей спустя, в конце вечернего пения, он сделал своё объявление: «Итак, в воскресенье днём у нас будет здесь "Пир Любви". Пожалуйста, приходите все!».

Сквер-данс (англ. square dance, букв. — «квадратный танец») — народный танец, который появился в США. Танцевальные фигуры, принятые в сквер-дансе, заимствованы из традиционных народных танцев, привезённых в Соединённые Штаты эмигрантами из Европы. Название танца — "сквер-данс" — объясняется тем, что исходное расположение танцоров — это всегда квадрат. Каждый квадрат образован четырьмя парами, стоящими лицом друг к другу. Особенность танца состоит в том, что последовательность фигур заранее не известна. Их произносит или поёт под музыку так называемый коллер (от английского call — «выкликать, называть»). Коллер руководит танцем, но сам в нём не участвует. Традиционно "сквер-данс" танцевали под музыку стиля кантри, ирландские джиги и рилы, разнообразную народную музыку. Её, как правило, исполнял небольшой оркестр, включавший скрипку, гитару, банджо и контрабас. Сейчас на танцплощадке приняты все стили — от поп-музыки до рэпа. Живая музыка стала редкостью, хотя по-прежнему остаётся живой вокал, когда коллер не только называет фигуры, но и поёт слова песни.

Пока он говорил, я оглядел мрачный чердак и не мог представить, как можно достичь какой-либо праздничной атмосферы в таком месте. Несмотря на то, что я не был в восторге, я решил пойти, потому что Свами был настойчивым и потому что я хотел быть вежливым. Он уделял нам личное внимание, но я жил "здесь и сейчас", и долгосрочное планирование не было частью моей повседневной жизни. В воскресенье днём на чердак к Свами пришло несколько человек. Платформа для лекций была вне поля зрения и была заменена на большой деревянный круглый стол, который кто-то перенёс в конец лекционной зоны. Стол был накрыт всевозможной едой, некоторая была на подносах, а некоторая в странных больших горшках без ручек, которые, казалось, были обработаны случайными ударами молотка с внешней стороны. Свами ходил по комнате, улыбаясь и оживлённо разговаривая со всеми. Я стоял в сторонке, неуверенный в том, что смогу придумать хоть какую-нибудь тему для разговора. Перемещаясь среди небольших групп людей, он больше не был "мудрым Свами из Индии", он был приветливым, неутомимым ведущим мероприятия. Мне было непривычно видеть его стоящим, и меня снова поразило то, каким маленьким он смотрелся по сравнению с другими людьми в комнате. Запахи из горшков были интригующими. Я подошёл к столу, чтобы посмотреть на еду. Горшки были полны различных блюд из овощей и бобов: темно-коричневый тушеный нут, шпинат со сливками с кусочками творога, жёлтый рис с горохом, а также баклажаны и томатный карри с кусочками жареной золотой картошки. Слева от меня на подносе лежали оладьи с блюдом из тамариндового чатни. Рядом с ним был поднос с бледно-коричневыми конфетами и глубокая миска сливочного десерта с плавающими в нём прядями шафрана. Ко мне подошёл Карл вместе со своей подругой Кэрол. Они вместе с Джен участвовали в нескольких программах Свами, но ни одна из них не была связана с философской или духовной стороной вещей. Во время встреч они сидели позади, и не были тронуты Свами настолько, насколько был впечатлён им я.

«Похоже, всё вышло хорошо» — сказал я. «Да уж. Свами всё готовил сам!» — сказал Карл. «И я помогала ему!» — добавила Кэрол. — «Я одолжила ему несколько наших горшков, потому что у него не так много вещей. Удивительно наблюдать за тем, как он готовит. Когда он готовит, он ничего не пробует, потому что, как он говорит, "сначала пищу нужно предлагать Кришне". Он также сказал мне, что "всё должно быть приготовлено с любовью"». «С любовью?». «Так он сказал. Например, если вы любите своего парня, девушку или своего ребёнка и готовите с заботой, думая о том, чтобы порадовать их, ваша кулинария будет полна любви. Поэтому я думаю, что он готовит, думая о Кришне, почти как в медитации. Он очень сосредоточен. В конце, когда всё было закончено, он произнёс несколько молитв над едой. Эта часть приготовления пищи называется "предложением". После того, как он предложил пищу, он назвал её прасадом». Внезапно рядом с нами появился Свами и вручил каждому из нас фарфоровую тарелку. Он сам угостил нас каждым блюдом вместо того, чтобы попросить брать всё самим. Весь вечер он энергично двигался по комнате с горшком под левой рукой и сервировочной ложкой в правой руке. «Берите, угощайтесь», — сказал он, улыбаясь и накладывая всё больше и больше порций на тарелки, не дожидаясь, пока мы скажем "да". – «Тебе понравится. Обязательно!». Осторожно, надкусывая два раза, я попробовал тушёный нут, когда внезапно он оказался передо мной с другим полным черпаком. «Бери больше!» — настаивал он. Никто не отказывался.

Карл поднимал голову и каждый раз кивал головой, бормоча с набитым ртом: «Здоровски, здоровски!». «Тебе нравится?» — спросил меня Свами. Я мог только кивать, жевать и глотать. Казалось, что это событие очень много значило для Свами, и я не знал почему. Я не совсем понимал, что из этого в итоге выйдет. Что следует за "Пиром Любви"? По крайней мере, слава Богу, танцев не было! *** Звонок телефона вырвал меня из глубокого сна. В моём ухе громко прозвучал голос Карла: «Мы со Свами собираемся прогуляться, и мы подумали зайти и увидеться с тобой». Я посмотрел на часы, было 07:00 утра. Недавно я получил работу в ночном клубе Стейтен-Айленда по выходным, и я спал всего два часа. «Карл, ты, должно быть, шутишь! Я только что вернулся домой и крепко сплю!». «Свами хотел прийти и увидеть тебя». «Где вы?» — спросил я. «Мы находимся у таксофона на углу улицы». Таксофон был в 50 футах (15 метрах) от моей входной двери. «Но мы в постели». «Ну, Свами действительно хочет тебя видеть». Я сел в кровати и продолжал: «Вы должны дать мне хотя бы пять минут. Мне нужно встать».

Джейн перевернулась, поворачиваясь от меня и телефона к стене. «Хорошо», — сказал он. — «Мы будем ждать». Я вытащил себя из постели и попытался взять себя в руки. Когда я застёгивал рубашку, зазвонил дверной звонок. Дверь внизу, должно быть, была открыта, потому что внезапно они уже преодолели два лестничных пролёта и были у нашей входной двери. Джейн продолжала спать дальше. Наполовину одетый, я открыл входную дверь. «Входите, Свами», — сказал я. — «Вот. Тут можете сесть на диван». Свами сел в середине дивана, а мы с Карлом сели по обе стороны от него. «Итак, это твой дом?» — спросил Свами. «Да, Свами. Мы арендуем его довольно дёшево. Это хорошее место, чтобы музицировать». Свами кивнул и поднял голову, когда Джейн неуверенно подошла, выглядя сонной в своей ночной рубашке и халате. Она потёрла глаза и выглядела так, словно очень старалась сосредоточиться на неожиданных гостях в своей гостиной. «О, привет, Свами», — сказала она. — «Я Джейн. Мы особо не виделись, но я была на вашем "Пиру Любви" на прошлой неделе». «Да, я видел тебя там. Ты жена Майкла?» — спросил он. «Жена?» — Она взглянула на меня и коротко посмеялась, что прозвучало как небольшой визг. — «Не совсем, нет. Мы просто живём вместе». Мне показалось, что я увидел вспышку неодобрения в глазах Свами, но она быстро пропала. Наш телевизор был включён со вчерашнего дня, звука не было, но мультики в нём играли один за

другим. Это был чёрно-белый телевизор с тонированным в радугу стеклом перед кинескопом, которое должен был создавать впечатление цвета. Я даже не заметил, что он был включен, но Свами заметил сразу. «Это ерунда», — сказал он, указывая на телевизор. Посмотрев на анимацию, я сказал: «О да, это ерунда» — и быстро выключил его. Пока мы болтали, Джейн принесла очищенные и отделённые апельсиновые дольки на тарелке и предложила их Свами. «Это хороший жест», — подумал я, улыбаясь ей. Джейн знала, что я очень увлечён философией Свами, она думала, что это хорошо для меня, что это определённо моё. Скьюдлбрунзер, наш чёрный кот, внезапно вскочил на колени Свами. Мне показалось странным, что кот так спокойно отнёсся к незнакомцу, но Свами столкнул его. Позже, когда я наконец посетил Индию, я вспомнил об этом инциденте и осознал огромные культурные различия между западным и восточным отношением к животным. В Индии, хотя большинство людей уважают животных как духовно, тесно с ними они не взаимодействуют. В частности, собаки и кошки являются уличными животными, которых считают грязными, и, как правило, им не разрешается входить в дома или храмы. Скьюдлбрунзер был дружелюбен, но было ощущение, что он был слишком фамильярен со Свами. Позже я понял этот случай с позиции культуры Свами, но сейчас я чувствовал, что его неприятие кота как для святого человека было немного неожиданным. «Как долго уже вы живёте на этом чердаке?» — спросил Карл. «Около года», — ответил я. — «А что?». «Свами нужно место получше, потому что Пол выходит из-под контроля». «Что ты имеешь в виду?».

«С ним тяжело жить. Он ругается, ведёт себя странно, исчезает на несколько часов подряд. И он грубый, громкий и непредсказуемый. В общем, он просто странный». — Он пожал плечами. — «Слишком странный, чтобы жить с ним, по крайней мере, для Свами». Пол всегда казался мне незрелым и без цели в жизни. Однако он не казался мне проблемным. Может быть, немного странным, но все мы были в какой-то мере странными. «Итак, как мы можем помочь Свами?» — спросил меня Карл. Я молчал. Свами, вероятно, чувствуя моё беспокойство, начал рассказывать мне о необычном поведении Пола. «Пол оставил мыло на полу в душе», — сказал он. — «Это опасно. Когда я попросил его поднять его, он начал обзываться на меня». Я был уставшим. Кусок мыла и немного ругательств не показались мне таким уж большим делом. «В Индии», — продолжил Свами, — «у нас говорят: гурумаравидья. Вы сидите напротив гуру, учитесь у него всему, затем убиваете его, отодвигаете его мёртвое тело в сторону, садитесь на его место, и сами становитесь гуру». — Он сделал паузу. — «Пол очень опасный человек». Когда Свами сказал это, он посмотрел сквозь меня. Я почувствовал, как по моей спине прошла дрожь. Пол казался совершенно подвластным Свами, почти как раб, которому не хватало собственного разума. Но когда Свами произнёс эти слова, я начал думать, что, возможно, странное и бездумное поведение Пола было его личной проблемой, частью его психологического состояния, каким бы оно ни было, а не следствием того, что он был последователем Свами. Он, конечно, казался неуравновешенным, и, если он принимал большие дозы наркотиков, возможно, он мог бы быть способным на насилие. Мне пришло в голову, что Пол, возможно, был опасным человеком, особенно для маленького пожилого индийского Свами. Я посмотрел вверх и спросил: «Значит, вам нужно новое место?».

«Именно так», — сказал Карл. Я чувствовал себя немного виноватым и очень неловко. Свами косвенно спрашивал меня, может ли он использовать мой дом, превратив его в храм, а Пола заменить мной. Я не был готов к этому! «Люди играют здесь на барабанах, и иногда даже поздно вечером» — поспешно сказал я. — «Здесь всегда болтаются музыканты. Но, возможно, я могу помочь». Карл сказал: «Ну, пока Свами может остаться у меня». Они встали, и Скьюдлбрунзер переместился со своего насеста рядом с нами в угол комнаты. «Спасибо», — сказал Свами, оглядывая меня с ног до головы. «Хорошо. До свидания». «Харе Кришна», — тихо сказали они в унисон. Когда они ушли, до меня дошло, что у Свами был маленький чемодан. Возможно, он уже съехал с чердака Пола, и в чемодане были все его вещи? Когда Свами и Карл ушли, я чувствовал себя по-странному одиноким. Я чувствовал, что должен сделать что-то для Свами, но не только потому, что пообещал ему. Внезапно я понял, что в течение последних нескольких недель я начал чувствовать, что являюсь частью его миссии. Он приехал в Америку с целью распространения своей миссии, и для этого ему нужно было где-то жить. Всё, что ему было нужно — это какая-то приличная квартира, желательно на первом этаже здания в районе получше. Опыт охоты на чердаки научил меня тому, что еженедельная газета "Village voice" был лучшим ресурсом для этого. Я просмотрел раздел "Аренда", а затем с ближайшего телефона-автомата позвонил по номеру телефона магазина, расположенного по адресу: "Вторая

авеню №26", примерно в получасе ходьбы от Бауэри. Я назначил встречу с мистером Гардинером в ближайшее доступное время и позвонил Свами и Карлу, чтобы они встретились со мной и Гардинером для осмотра помещения в 10 часов следующего утра. Было довольно солнечно и жарко для манхэттенского утра в конце июня. Я поехал на своём велосипеде вверх по Бауэри, повернул направо на Хьюстон и затем направился на Вторую Авеню. Я подъехал к дому №26 и приковал свой велосипед к знаку "Парковка запрещена". Я приехал раньше времени, поездка заняла всего 10 минут, поэтому я осмотрел место, ожидая прибытия остальных. Очевидно, раньше это был магазин, весь фасад был стеклянным — большое стеклянное окно и дверь с одной стеклянной панелью. На верхней части стеклянных окон было нарисовано название "Бесценные Дары". Издалека приближался невысокий, стройный, бодрый мужчина лет сорока пяти с коротко подстриженными серебристыми волосами. На нём были жёлтая спортивная рубашка с короткими рукавами, синие джинсы с отворотами и белые укороченные теннисные туфли. Он смотрел вверх и вниз по зданиям, жонглируя большой связкой ключей, и глядя меня, пока он подходил. Гардинер, как я понял. Он пришёл пораньше. «Здравствуйте» — сказал я, когда он остановился у дома №26, — «Меня зовут Майкл. Я разговаривал с вами вчера по телефону». Мы пожали друг другу руки. «Точно. Пол Гардинер», — сказал он деловым голосом. — «Итак, что у вас?». «Ну, магазин не для меня, это для индийского Свами, который хочет читать здесь лекции три вечера в неделю. Он писатель, и он хочет проводить здесь занятия йогой. Он довольно уважаемый учёный, и он дал некоторые из своих книг премьер-министру Индии. Он должен быть здесь с минуты на минуту. Мой друг Карл Гайгенс придёт вместе с ним. Карл окончил Принстонский университет по философии. Он работал со Свами в течение нескольких недель и ... вообще, кажется это они, идут там по улице, видите?».

«О да. Я вижу их!». «Да. Так можем мы взглянуть на помещение, когда они сюда доберутся?». «Для этого я и принёс ключи». «Так вот, я полагаю, он захочет проводить занятия в понедельник, среду и пятницу около 19.00 вечера». «Звучит здорово. И что он будет делать?». «Ну, уроки обычно начинаются с недолгого пения, потом он читает лекции, люди задают вопросы, а затем снова начинают петь». «А чем ты занимаешься?». «Ну, я просто пытаюсь помогать Свами. Я музыкант, но я изучаю санскрит, читаю некоторые из его книг и много учусь. Я имею в виду индийскую философию». «Понятно». «О, вот и Свами. Свами, это мистер Гардинер. Мистер Гардинер, это Свами, а это Карл Йергенс». Они все пожали друг другу руки. Карл нёс набор книг Свами. «Ваш друг рассказывал мне о вас», — сказал Гардинер, щурясь и глядя на Свами. — «Заходите. Я покажу вам помещение». Гардинер выбрал один из своих многочисленных ключей и открыл дверь. Это была комната прямоугольной формы, примерно 80 на 25 футов (24.5х7.5м). Помещение было пустое, но достаточно чистое. Несколько длинных цилиндрических люминесцентных ламп были закручены в белые фланцы, которые выступали из потолка примерно в 12 футах (3.7м) над полом. Белый потолок был сделан из окрашенных металлических листов, местами выпуклых. Большая белая оловянная раковина торчала из левой стены в задней части магазина рядом с

задней дверью. Над двумя выходившими в маленький дворик окнами стояли решётки. «Ну, вот и всё», — сказал Гардинер, предлагая нам сесть на небольшой выступ, который проходил вдоль передних окон магазина. «Сколько стоит аренда?» — спросил я.

«100$ в месяц». Свами произнёс: «Мистер Майкл и мистер Карл являются участниками нашего общества, и они платят за подписку 21$ в месяц». «Это неправда!», — подумал я. Я задавался вопросом, зачем Свами сказал это. Я не был участником чего-либо, и уж тем более не платил никаких денег, чтобы присоединиться. Единственными деньгами, с которыми я расстался, были 15$ за книги. «Итак, я бы хотел, чтобы вы также стали членом нашего общества», — он протянул три свои книги в твёрдом переплете Гардинеру. Агент улыбнулся и взял их: «Спасибо», — сказал он, начиная листать их. «Пожалуйста, возьмите эти книги. Вы тоже можете быть участником. Это 21$ в месяц, и мы можем платить вам 79$ в месяц. Вам не нужно сейчас ничего за них платить». Я начал понимать, что Свами заключает сделку с Гардинером, и его заявление о том, что мы уже являемся членами, было частью этого. Я вспомнил, как он говорил мне, что раньше он был бизнесменом в Индии. «Похоже, что над этими книгами много работали», — сказал Гардинер, выглядя искренне довольным. — «Хорошо. Спасибо. Кстати, у меня также есть квартира в аренду в этом доме».

Мы трое посмотрели друг на друга с удивлением. «Сколько она стоит?» — спросил я. «Вы можете получить её за 85 долларов в месяц». «Где она?» — спросил Карл. «Всего один лестничный пролёт вверх, в задней части здания. Мне нужно будет покрасить её, если вы захотите её снять». «Можем ли мы на неё посмотреть?» — спросил Свами. «Конечно. Мы можем посмотреть прямо сейчас, если хотите». Мы последовали за ним к задней части магазина, пока он звенел ключами в поисках подходящего, чтобы открыть дверь. Открыв её, он провёл нас через тёмный коридор, пока мы не оказались в маленьком цементном дворике, который можно было видеть из задних окон магазина. В нём был маленький куст камелии и скудная береза посередине. На другой стороне двора была дверь, ведущая на лестницу. Мы направились через тусклый лестничный пролёт. Квартира выглядела немного староватой, но она была просторной и светлой. Мы ходили, осматривая две комнаты, кухню и ванную. Мы с Карлом постучали по стенам, выглянули наружу, проверили паровые радиаторы, щёлкнули выключателями нерабочего света и спустили воду в туалете. Я посчитал количество электрических розеток. Всё было в достаточно хорошем состоянии. «В какой цвет вы собираетесь её покрасить?» — спросил я. «Белый».

«85$ включая коммунальные услуги?». «Нет, они отдельно». С официальным видом почесывая голову, Карл произнёс: «Возможно, нам стоит вернуться в магазин».

Мы спустились вниз и сели на ступеньки. «Я думаю, что нам стоит это сделать. Взять и магазин, и квартиру», — решительно сказал Карл. «Это 164$ в месяц», — сказал я Карлу. «Между нами и остальными мы сможем потянуть, я в этом не сомневаюсь», — сказал Карл, уверенно кивая головой. Свами посмотрел на нас с Карлом невозмутимым лицом, а затем на Гардинера. «Вы должны дать мне неделю на покраску квартиры», — улыбнулся Гардинер и добавил — «Можете взять оба помещения без залога». «Отлично», — сказал Карл. — «Мы берём оба». Я отвязал свой велосипед, и мы втроём пошли обратно на Бауэри. «Я могу остаться у доктора Мишры на неделю», — сказал Свами.

— «Он мой друг, я жил с ним некоторое время, когда впервые приехал в Нью-Йорк. Он будет не против». «Это хорошая идея», — ответил Карл. «Мистер Майкл, вы можете включить электричество в новом магазине. Скажите им, что это для некоммерческой организации, и они не будут взимать плату». «Хорошо», — сказал я, удивляясь, как «они» на это отреагируют. На следующий день я сидел перед толстым бюрократом в сером костюме за его столом в здании «Кон Эдисона» (Электрическая компания): «Я бы хотел включить электричество по адресу Вторая Авеню №26 и в квартире 114 по тому же адресу». «Сколько стоит аренда в месяц в квартире?».

«85 долларов». «Хорошо. Чтобы включить там электричество, вам просто нужно оплатить у нас взнос в 85 долларов». «Дело в том, что место будет использоваться некоммерческой организацией. Я думал, что некоммерческие организации не должны платить взнос». «У вас уже есть аккаунт?». «Нет». «У вас есть поручитель или корпоративные бумаги?». «Нет, но …». «Тогда тебе придется заплатить взнос так же, как и всем, приятель». «Как я и ожидал», — подумал я. Я вернулся к Карлу, надеясь поймать Свами до того, как он уйдёт к доктору Мишре. Я постучал, и Карл впустил меня. «Свами всё ещё здесь?». «Да, он не уйдёт до завтра. Просто проходи», — сказал он, указывая на гостиную. Когда я вошёл, Свами поднял голову. «Я сходил в электроэнергетическую компанию, Свами», — сказал я. «Что они сказали?» — спросил он. «Что я должен заплатить, несмотря на то что это некоммерческая организация».

«Затем?». «Я просто подумал: "Хорошо. Мне придется заплатить"». Он выглядел разочаровано и раздражённо. В его выражении было отчётливое недовольство. На следующий день Свами сам пошёл в офис "Кон Эдисона" и требование уплаты было снято. Я был удивлён, что он смог сделать это, а также встревожен тем, что ему пришлось идти туда, и что мне не удалось выполнить то, о чём он меня попросил. *** День переезда. В Манхеттене был тёплый и липкий полдень. Для перевозки вещей Свами собралась небольшая команда его друзей. Переезд на Вторую Авеню напоминал сафари. Экспедиция пробиралась вдоль Бауэри, избегая пьяных, лежащих на тротуаре, каждый из нас что-то нёс. Семидесятилетний Свами нёс два чемодана, по одному в каждой руке, пока мы прошли путь до Второй Авеню, длиной в милю (1,6 км). Я не мог представить, каково ему было нести их. Было так жарко, и после его сердечных приступов на пути в Америку такое напряжение не могло хорошо сказаться на нём. Я страдал под своим собственным бременем, семидюймовым катушечным магнитофоном Робертса. Один из завсегдатаев вечерних программ Свами начал использовать тяжёлую машину для записи лекций в Бауэри. Я нёс его на правом плече, но мне пришлось переключить его на левое плечо и обратно несколько раз. После этого моя рука и плечо болели несколько дней. Когда мы наконец добрались до магазина, Карл порылся в кармане и нашёл ключ от входной двери. Остальные из нас, потные и уставшие, отдыхали на тротуаре и опирались на парковочные счётчики и витрину магазина, пытаясь отдышаться. Карл держал дверь открытой для Свами. Подняв два чемодана, он вошёл в затхлый магазин и огляделся. Остальные из нас последовали за ним, с облегчением оказавшись вне жары.

Катушечный магнитофон Робертс 770.

Апартаменты, в которых жил Шрила Прабхупада на 2-ой Авеню и маленький дворик перед входом.

Шрила Прабхупада во дворике дома по 2-ой Авеню, Нью-Йорк, 1966 год.

Шрила Прабхупада выходит из своих апартаментов во внутренний дворик за храмом на 2-ой Авеню, 1966 год

Магазин «Бесценные дары» на 2-ой Авеню.

Программа на 2-ой Авеню

Некоторые сбросили обувь и уселись у стен, другие нашли места на выступе окна. Я положил магнитофон в угол, чтобы его не повредили и не пнули, и направился домой, довольный тем, что помог Свами найти новое помещение и переместить его вещи. Вскоре после переселения в магазин Свами решил учредить своё только начинающееся движение: «Мы назовём его Международным обществом сознания Кришны. Сокращённо ИСККОН», — сказал он однажды. «Почему бы вам не назвать его Международным обществом сознания Бога?» — предложил кто-то. «Нет», — сказал Свами. — «Сознание Кришны». Адвокат по имени Стивен Голдсмит наблюдал за процессом. В рамках этого процесса Свами составил документ, который он озаглавил "Семь целей Международного общества сознания Кришны". Эти цели включали: 1). Систематически распространять в массах духовное знание и обучать людей методам духовной практики для восстановления нарушенного равновесия в системе ценностей общества, обеспечения подлинного единства всех людей и установления мира во всём мире.

2). Проповедовать философию сознания Кришны, как она изложена в «Бхагавад-гите» и «Шримад-Бхагаватам».

3). Сблизить членов общества друг с другом и приблизить их к Кришне – изначальному Высшей Личности, и, тем самым, дать возможность членам общества и всем людям осознать, что каждая душа является неотъемлемой частицей Бога (Кришны).

4). Распространять и поощрять движение санкиртаны – совместно воспевая святое имя Господа, следуя указаниям Господа Шри Чайтаньи Махапрабху.

5). Построить для членов общества и всех людей город в одном из святых мест, где проходили трансцендентные игры Кришны, Верховной Личности Бога.

6). Объединить членов общества в единую семью и научить их более простому и естественному образу жизни.

7). Для достижения вышеупомянутых целей издавать и распространять периодические издания, журналы и книги. Свами спросил Джейн и меня, подпишемся ли мы как соучредители, в этом документе, который определит его движение в качестве юридического лица. Мы, будучи чуть старше двадцати лет, были чуть ли не самыми взрослыми людьми, ходившими на вечера воспевания со Свами, поэтому вполне логично было просить нас, а не подростков и менее ответственных посетителей, которые то появлялись, то исчезали из поля зрения. Мы согласились с его предложением, хотя законность всего этого казалась несколько излишней, учитывая, что «движение» состояло лишь из нескольких людей из субкультур и арендованного магазина.

Глава 6. Две школы мысли Июль 1966 г. Вскоре после того, как Свами переехал в свой новый магазин и квартиру, он спросил у некоторых из нас, не хотим ли мы прогуляться с ним, чтобы навестить его друга. Он хотел поехать на выходных в Ананда Ашрам в Монро, в северной части штата Нью-Йорк. Ашрамом управлял доктор Мишра — друг, с которым Свами жил в течение первых нескольких месяцев в городе. Итак, одним жарким днём в июле 1966 года семеро из нас, включая Джейн и меня, сели в задней части грузового фургона и отправились в нашу первую поездку со Свами. Он ехал в отдельной машине. Маленький худой молодой человек по имени Чарли также был частью вечеринки. Он был флейтистом, и мы вместе с ним жили у друга несколько месяцев назад. Мы узнали друг друга и обменялись парой фраз. «Как дела?» — спросил я. «Да нормально, я думаю посетить Монро со Свами». «Захватил свою флейту?». «Всегда со мной. Прямо здесь», — он похлопал по маленькому футляру для флейты. Остальную часть пути мы не очень много говорили, в основном мы пели Харе Кришна. Ананда Ашрам был большим домом в колониальном стиле, расположенным в живописном месте с большими зелёными лужайками и красивым озером с утками и гусями. Нас встретило около двадцати молодых людей. Мы подружились. Многие из низ были хиппи, с длинными волосами и одеждой в стиле тай-дай. Помимо них также было довольно много обычных, консервативных людей, которые выглядели абсолютно по-другому в отличие от нас и других людей из контркультуры.

Шрила Прабхупада и доктор Мишра

Чарли, флейтист со 2-ой Авеню, 26

Одежда в стиле тай-дай, 1966 год. Дословно переводится как "завяжи и покрась". Это способ окрашивания ткани, который предполагает скручивание, складывание и заматывание материала с целью получения уникальных хаотичных и размытых узоров.

Мы сели вместе с людьми Мишры за длинными столами, накрытыми белыми скатертями, чтобы пообедать. Семеро из нас окружили Свами с обеих сторон. Я в первый раз увидел, как Свами держал вилку. Он держал её по-европейски, в правой руке средним и большим пальцем. Пока он ел, я видел, как он начал аккуратно вылавливать кусочки салата и откладывать их в сторону. Когда я посмотрел поближе, то увидел, что это были маленькие кусочки лука. Я взглянул на людей по обе стороны от меня и увидел, что они тоже заметили это, мы все послушно последовали его примеру и начали вытаскивать лук из салата. В тот вечер Свами провёл воспевание в главной комнате ашрама, которая, вероятно, когда-то была гостиной. В комнате, украшенной консервативными земляными тонами, были французские окна с видом на обширные газоны ашрама. Один из членов нашей группы играл на электронном органе, а опытный чернокожий музыкант играл на большой бас-гитаре. Звуки баса подняли всё на более высокий уровень. Внезапно, прямо во время воспевания, Свами встал. Подняв руки над головой, он попеременно скрещивал ноги, грациозно покачиваясь. «Так вот что он подразумевал под словом "танцы"!», — подумал я, вспоминая его слова, что на "Пире Любви" могут быть танцы. Покачиваясь, Свами начал ходить вокруг комнаты по часовой стрелке, жестом приглашая нас присоединиться. Мы шли за ним, образуя единую линию, похожую на конгу. Свами пел больше часа, а мы отвечали, танцуя под ускоряющийся темп музыки. Несколько учеников Мишры стояли вдоль двух стен и пели вместе с нами. Некоторые качались в такт, но не танцевали — ни мужчины среднего возраста, ни толпа молодых хиппи. К нам присоединились только двое последователей Мишры — индийский мужчина и его американская подруга. Они плотно обхватили друг друга и стали оживлённо кружиться в бальном танце. Я уловил запах ликёра. Я посмотрел на них, а затем на Свами, пытаясь уловить его реакцию на их поведение и понять, что он думает.

Он смотрел на них с выражением, которое можно было бы воспринимать как улыбку или как ухмылку. После того, как воспевание и танцы закончились, большинство последователей Мишры, включая танцующую пару, ушли из комнаты. Один или двое из них, те, что были помоложе, пришли назад и присоединились к нам, сев на пол со скрещенными ногами, чтобы послушать, о чём говорит Свами. «Имя Кришны неотлично от Самого Кришны», — сказал Свами.

— «Поэтому, как только святое имя Кришны касается моего языка, я сразу же общаюсь с Кришной. Поэтому, представьте себе, как легко вы очиститесь от материального существования, если вы постоянно будете поддерживать связь с Кришной, повторяя эту мантру. Господь Чайтанья распространял это воспевание бесплатно. Даром. Но не пренебрегайте им. Возьмите его. Не преуменьшайте его ценность просто потому, что мы распространяем его бесплатно. Это самая ценная вещь в вашей жизни, воспевание Харе Кришна. И если вы будете регулярно петь, вы получите практический результат». Посреди своей речи Свами открыл глаза. Он посмотрел на соседнюю комнату и едва слышно сказал: «Просто посмотрите. Мы поём имя Бога, а они воспринимают это как бальные танцы». Мы посмотрели друг на друга, наши подозрения в неуместности поведения пары подтвердились. Вечерняя программа завершилась, и для нас день подходил к концу. Так как Джейн и я были единственной парой в нашей группе, Свами организовал для нас проживание в большой комнате наверху рядом с его комнатой. Она была похожа на хижину из брёвен: деревянные стены, пол и потолок, и несколько небольших окон с видом на озеро и лесистый холм. Через несколько часов после того, как мы уснули, я проснулся от громкого голоса. «Что такое?» — спросил я, ещё не придя в себя после сна. «Это воспевание Свами», — сказала Джейн. — «Я уже довольно долго лежу и слушаю».

Я нащупал в темноте свой будильник — 02:30 утра. Мы слушали его голос, повторяющий мантру Харе Кришна монотонно и медитативно. Нас поразило то, что кто-то мог медитировать в такое время. Постепенно мы погрузились в сон, словно убаюканными выразительным голосом Свами. На следующее утро мы встали рано, чтобы принять участие в занятии по хатха-йоге, проводимом тридцатилетней женщиной, последовательницей Мишры. Остальными учениками были в основном женщины среднего возраста с избыточным весом. Похоже, они использовали йогу как часть комплекса упражнений в надежде сбросить лишний вес. В девять утра мы собрались в главной комнате комплекса Мишры, чтобы послушать, что скажет Свами. Свами сидел, скрестив ноги, на тёмно-бордовом диване в задней части комнаты. Было яркое летнее утро, и солнечный свет струился через большие окна позади него. Мы все сидели на большом ковре на солнце лицом к Свами, в то время как двое мужчин в возрасте двадцати-тридцати лет сидели в середине комнаты, там, куда не падали лучи солнца. Как и те, кто наблюдал за пением прошлым вечером, эти парни были одеты в деловые костюмы корпоративного вида. Речь Свами была короткой и конкретной. «Кришна — это Ади Пуруша, изначальная личность», — сказал он. «Каждый из нас — люди, животные, полубоги, даже растения и деревья — все мы личности. Итак, если каждое живое существо является личностью, как источник всего этого может сам не быть личностью? Поэтому Господь Брахма молится: "говиндам а̄дипурушам̇ там̇ ахам̇ бхаджа̄ми" — я поклоняюсь Говинде, изначальной личности, из которой исходит всё. Но мне не следует думать, что поскольку Он личность, и я личность, то Он такой же, как я. Нет. Веды говорят нам, что, хотя Кришна — личность, Он поддерживает всех остальных личностей. Одна личность поддерживает миллионы и триллионы других живых существ. Он личность, как и мы, но другая. Он сат-чит-ананда-виграха. Он вечная личность, исполненная блаженства и обладающая всеми знаниями. Мы умрём, Он не умирает. Наши тела полны страданий, но Его тело полно блаженства. Таким образом, хотя Он является единственной личностью, Он обеспечивает

всем необходимым множество различных личностей. В этом разница между Богом и нами». Я взглянул на последователей Мишры и увидел, как они шептались друг с другом. Я почувствовал напряжение в воздухе между ними и Свами. Один из них поднял руку. Свами кивнул ему, показывая, что он может говорить. Он начал читать отрывок из одной из книг Мишры. Этот отрывок предполагает, что, "освобождение достигается тогда, когда индивидуум сливается с Богом, словно капля воды с океаном". Свами вмешался, недолго слушая. «Просто попытайтесь понять», — сказал он громким, сильным голосом. — «Золотое кольцо и золотая жила состоят из одной субстанции, но золотое кольцо никогда не может быть золотым жилой. У нас есть те же качества, что и у Бога, но Он имеет их в неограниченном количестве, тогда как у нас есть только незначительная доля. Вы понимаете?». «Но доктор Мишра говорит…». «Просто ответьте. Может ли золотое кольцо когда-нибудь стать золотой жилой?». «Ну, доктор Мишра говорит здесь, что ...» «Не берите в голову. Просто ответьте на этот вопрос: "Может ли золотое кольцо когда-нибудь стать золотой жилой?"». «Нет, но …». «Итак, раз золотое кольцо никогда не станет золотой жилой, как можете вы когда-нибудь потерять свою индивидуальность?». «Цель в том, чтобы потерять эго». «Ложное эго, да, но не ваше настоящее эго, ваша настоящая личность, которая никогда не может быть потеряна. Наша настоящая сущность состоит в том, что мы слуги Бога. Это эго, эту идентичность мы не хотим потерять. Это наше вечное положение».

«Я думал, что цель заключается в том, чтобы избавиться от эго». «Нет, вы неправильно поняли», — сказал Свами. — «Только моё ложное чувство отождествления должно быть потеряно. Мы думаем: "Я американец. Я индиец. Я человек. Я женщина. Я чёрный. Я белый". Это кожная болезнь. На самом деле я слуга Бога, и этого никогда не отнять». «Но разве мы не можем служить Ему как освобождённые существа, слитые в бесконечное существование?». «В чём тут служение? Можете ли вы служить своей матери, вернувшись в её утробу?». «Конечно нет, но…». «Ну так как вы можете служить, если вы сольётесь?». «Я имею в виду, что в единстве есть форма служения». «Это чепуха. Как вы можете служить кому-то, если вы с ним едины?». Возникла тишина. Я чувствовал себя неловко от того, что шли такие жаркие дебаты и что Свами бросал вызов учениям Мишры. Двое мужчин извинились. Они сказали, что у них назначена встреча, и оставили нас одних в большой комнате со Свами. «Так что же вы думаете о точке зрения доктора Мишры?» — спросил Чарли. Свами ответил: «Однажды доктор Мишра спросил меня: "Свамиджи, может ли Бог стать змеёй?". Я ответил: ''Почему нет? Бог может стать кем угодно. Если Он хочет стать змеёй, кто может Ему помешать? Конечно, он может стать змеёй". Тогда доктор Мишра ответил мне: ''Тогда вы мой гуру''». Мы все встали и вышли из комнаты.

«Я думаю, что пришло время возвращаться в город», — сказал я Джейн. «Да», — согласилась она. — «Я чувствую близость к Свами здесь, в этом месте, но атмосфера почему-то не совсем правильная. Не как в храме. Здесь красиво, но как-то изолировано. Чем тут предполагается заниматься?». На обратном пути в город я разговаривал с Чарли об этих выходных. «Свами всерьёз продавил свою точку зрения этим людям» — сказал я ему. — «Он не просто учитель, он — боец. Ему и правда не нравилась философия Мишры?». «Может и так, но я слышал, что Свами и Мишра на самом деле хорошие друзья», — сказал Чарли. — «У них разногласия в философских вопросах, и они много спорят, но они всё равно хорошие друзья». «Да, но эта сцена была попросту странной», — сказал я. — «Они представляют две разные школы мысли. Мишра — имперсоналист, который думает, что мы должны слиться с Богом, но Свами — персоналист. Для него Бог — это личность, и мы тоже, и наша цель — служить Ему». Чарли производил впечатление знающего человека. С пониманием, он сказал мне: «Свами говорил мне, что это очень давние споры». С этого момента я отверг имперсонализм как философию своей жизни. И я понял, что мне нужно больше читать, чтобы расширить свои знания об учении Свами, чтобы я мог по-настоящему знать, о чём идёт речь, и со знанием дела говорить об этом другим.

Глава 7. Мой кошмар Коттеджи, Харливилль, Нью-Йорк. Август 1966 года. Примерно через месяц после переезда в новый храм у Свами появились более постоянные последователи. Основная группа всегда находилась в храме — Дженис, Рэймонд, Кит, Стэнли, Говард и Уолли. Уолли, Кит и Говард жили в квартире на соседней улице Мотт, а некоторые фактически спали на полу храма. С таким количеством людей Свами начал проводить программы каждое утро, во время которых он читал лекции и пел вместе со всеми. Я услышал об утренних программах и начал рано по утрам приходить к витрине магазина. Время до семи утра было единственным временем дня, когда Нижний Манхэттен был относительно тихим. Обычно район был шумным, вонючим и заваленным мусором, который гнил от жары в переполненных мусорных баках на каждом углу улицы. На улицах почти не было деревьев, кустов и прочей растительности, и создавалось впечатление, что единственными обитателями района были комары и крысы. В ранние утренние часы всё выглядело сказочно. Без множества машин воздух был менее токсичным. Было тепло, но ещё не жарко, поэтому мусор вонял меньше, атмосфера мегаполиса сменялась на тихий район с небольшим количеством людей. Мне действительно нравилось вставать в эти часы. Иногда по утрам, когда всходило солнце, я слышал пение птиц в парке Сары Рузвельт. Хотя я посещал программы Свами и много времени читал его книги, я не был частью его основной группы. Эта толпа мало что для меня сделала, и мне не было интересно просто так торчать там. Однажды днём я зашёл в квартиру Свами и обнаружил около восьми человек, сидевших скрестив ноги на полу и прислонив спины к стене его маленькой не мебелированной спальни. Полным ходом шла интенсивная философская дискуссия, топливом для которой, по моему мнению, было отсутствие каких-либо других занятий. Терпеливо слушая их комментарии, Свами сидел напротив них на поролоновом матраце, покрытом белой простыней.

«Таким образом, гуна благости называется саттвой, верно?» — спросил один из них. «Да, верно», — ответил Свами. «И ведёт ли саттва к гуне чистой благости?». «Да, но, согласно ведическому пониманию, гуны раджаса и тамаса — страсти и невежества — всегда нападают на саттву», — сказал Свами. Я никуда не спешил, поэтому некоторое время сидел и слушал, пытаясь выглядеть незаметно. Ребята продолжали разговор, и в конце концов Свами лёг на бок и уснул. Группа замолчала. «Свами немного вздремнёт», — прошептал мне один из них. — «Нам не следует разговаривать, пока он не проснётся». Я думал уйти, но остался сидеть у стены. Двадцать минут спустя, Свами сел, и разговор возобновился именно с того места, где он прекратился. Я был удивлён, что он был настолько внимательным и мог вспомнить, о чём шла речь, когда он уснул. Разговор мне казался бесконечно долгим и довольно умозрительным. Мне нравились учения Свами, но подобные дискуссии казались мне немного бессмысленными. У меня была партнёрша, карьера и жизнь. Я тихо ушёл, так как мне предстояло встретиться с другом по имени Генри Сэлмон, который ранее в тот же день пригласил меня и Джейн сопроводить его и его подругу Джули на неделю в деревню Харливилль, штат Нью-Йорк. Нам понравилась идея уехать из города на недельку, поэтому мы согласились. Я не так долго знал его, но у нас было хорошее взаимопонимание. Его девушка казалась довольно юной, но веселой и милой. На следующий день, вчетвером, мы поехали в Харливилль. «Там четыре коттеджа», — сказал Генри, когда мы выезжали из города на автостраду. — «Моя семья владеет ими. В нашем распоряжении будет два, а два других они сдали в аренду другим людям. Там действительно хорошо. Чисто и уединённо».

Харливиль деревня в городе Фолсберг в округе Салливан, штат Нью-Йорк, США.

Первым утром, в шесть часов я обнаружил, что водопроводный кран в нашем коттедже не работает. Вот вам и сельская жизнь! Я оставил Джейн спать и пошёл в соседний домик к Генри, чтобы попить воды. Генри не было, но дверь была не заперта, поэтому я позволил себе взять немного воды с кухни. Я не знал, что Джули спала в соседней спальне. Я также не знал, что ей было всего 15 лет — на три года меньше, чем Генри — и что она днём ранее продала марихуану местному агенту под прикрытием, когда мы прибыли в Харливилль. Я рассеянно смотрел в кухонное окно Генри и пил стакан воды. Солнечные лучи только начинали подниматься над соснами, и я слышал протекающий где-то поблизости ручей. «Надо будет сходить туда сегодня» — подумал я. Я ополоснул стакан и плотно закрыл кран, чтобы он не капал, как до того, как я его включил. Не сирены ли я услышал на расстоянии? Казалось, они становятся всё громче и громче. Внезапно они начали выть прямо за дверью, машины качались и скользили по траве, а в окнах вспыхивали красные огни. «Что происходит?». Я бросился через открытую входную дверь дома. Полицейские укрылись за своими машинами с оружием в руках. Один полицейский, на полпути вверх по лестнице коттеджа, бросился на меня с пистолетом в руке. «Вы арестованы!» — крикнул он. — «Поднимите руки вверх!». Ошеломлённый, я медленно поднял руки над головой. Было трудно воспринимать всё всерьёз. Казалось, я смотрю телевизионный фильм, в котором подобные вещи происходят регулярно, за исключением того, что всё разворачивалось в замедленном темпе. Это был сон, этого не могло быть. Офицер сунул свой взведённый "Смит и Вессон" 45 калибра мне в живот и помахал мне в лицо куском бумаги: «Генри Салмон, это ваш ордер на арест. Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы

скажете, может быть использовано в качестве доказательства против вас в суде». Я почувствовал облегчение. Это был "фильм" не обо мне. «Произошла ошибка, офицер», — сказал я. — «Я не Генри. Меня зовут Майкл Грант, и я только что пришёл сюда за водой. Наш кран в доме по соседству не работает». «Не имеет значения», — крикнул другой полицейский, заткнув меня. — «Вы были в доме». Полицейский с пистолетом сказал ему: «Возьми и его тоже». Офицер с пистолетом скрутил мои руки за спину. Я почувствовал холодную сталь наручников вокруг моих запястий, и он руками заставил меня опуститься на стул. Реальность ситуации дошла до меня. Это был не фильм — это было по-настоящему. Тяжёлыми шагами полицейские прошли в дом на кухню и в ванную. Они обыскали мои карманы. Пусто. Внезапно там оказалась Джейн со страхом и растерянностью в глазах. Двое здоровенных полицейских стояли в дверях, на всякий случай, чтобы бы я не выбежал. Они преградили ей вход. «Что всё это значит?» — панически спросила она. «Они думают, что я Генри!» — крикнул я. — «Просто скажи им, что это не так! Это нелепо. У меня есть удостоверение личности здесь по соседству». «Мы остановились в доме по соседству», — сказала она. — «И он не Генри. Не могли бы вы отпустить его, пожалуйста? У нас есть дела сегодня». «Заткнись», — отрезал один из них у двери. – «Это не твоё дело». «Но Майкл — мой жених!», — настаивала она. Мы обменялись взглядами: «Жених?» — Попробуем эту версию. — «Мы здесь всего на неделю. Вы ошиблись!».

«Смит и Вессон» 45 калибра

Полицейский штата Нью-Йорк

Не глядя на неё, полицейский грубо сказал: «Почему бы вам не пойти домой, леди? Мы тут работаем. И держите рот на замке, а то тоже поедите с нами в центр города». Джейн отступила, но зависла за дверью. Подъехало больше машин, после чего федеральная полиция и полиция штата ворвались в маленькую комнату. Офицер в синей форме, с пистолетом в кобуре, опустошил кухонные шкафы и вытащил ящики для столовых приборов, просматривая их содержимое. Он заглянул в ящики под раковиной, открыл бутылки и банки с бытовой химией и мешки с мукой. Он распахнул двери холодильника и морозильной камеры и даже разорвал мешки с замороженными овощами. Я видел офицера, идущего в маленькую ванную. Он поднял крышку смывного бачка и заглянул внутрь. Другой патрульный стоял у двери. «Есть что-нибудь?». «Нет». Другие полицейские обыскивали шкафы, заглядывали под стол, в светильники, на полки, в заднюю часть занавесок, в цветные вазы для цветов, под подкладки шкафов и за картины на стене. Пока никто не заходил в спальню. Дверь была закрыта, и я предположил, что Генри и Джули не было дома. Наконец, четверо полицейских ворвались в спальню. Через несколько секунд Джули вышла в светло-зелёной ночной рубашке длиной до бедра, протирая глаза ото сна. «Да уж» — подумал я, — «у неё глубокий сон. Или, быть может, она что-то приняла?». Полицейский схватил её за плечо и вывел наружу. Он связал её руки за спиной. Я не был удивлён, увидев её дрожащей. Она проснулась от того, что четыре мужчины в форме, обыскивали её спальню. Она опустилась на кухонный стул рядом с моим.

Из спальни были слышны крики, движение мебели, открывание ящиков, шарканье обуви по полу, открывание жалюзи, стук ювелирных изделий, лязг косметических бутылок. «Посмотри между матрасами». «Ого! Посмотри, что нашёл папочка!» — сказал кто-то громким басом. Белые лучи солнечного света струились через окно в гостиной, пронзая воздух в маленькой кухне. Частицы муки медленно поднимались к потолку. Горох вяло катился по полу. Джейн просочилась внутрь и дипломатично разговаривала с детективом в штатском, но оба перестали разговаривать, услышав возглас из дома. Полицейский вышел из спальни, держа маленький пластиковый пакет между большим и указательным пальцами. Он выбрался на кухню. «Это было в одном из этих ящиков». «Дай посмотрю!» — потребовал сержант, схватив прозрачный пластиковый пакет и внимательно его изучив. — «Да, похоже на то». Он поднёс его к носу, понюхал, кивнул головой, и остальные подошли поближе. Ещё один чёрно-белый "Форд" остановился на улице, со всё ещё включённым маяком. «Я взял его! Он здесь, у меня в машине», — услышал я крик водителя. Дверь хлопнула, и в дверях дома появился офицер с покрасневшим лицом. «Это Генри» — сказал он. — «Я его нашёл». Удовлетворённые, офицеры приготовились покинуть место происшествия. Один из них схватил меня, а другой схватил Джулию. Они повели нас вниз по парадной лестнице, на моей руке был синяк от жёсткой хватки офицера. На заднем сиденье был только Генри. Сидя в полицейской машине, он выглядел маленьким и испуганным. Его

козлиная бородка, щетина, усы и волосы сделали его похожим на преступника. Он посмотрел на нас через окно машины. Когда мы спустились по ступенькам, я почувствовал его страдание, но мне стало легче. В ордере был указан он, а не я. Они взяли того, кого искали. «Теперь я могу идти?» — спросил я требовательно, обращаясь не к кому-то конкретно. «Нет, приятель. Ты поедешь с нами». «Что?». Полицейский, держащий меня, толкнул меня в машину, положив руку мне на голову, как показывают по телевизору. Джулию толкнули на заднее сиденье с другой стороны машины. Генри сидел посередине, между нами. Полминуты мы были одни, а местная, штатная и федеральная полиция планировали свой следующий шаг. «Лучше» — прошептал я, не глядя на них, — «если вы вообще ничего не будете говорить». Я старался звучать решительно и мудро. Я был на шесть лет старше Генри, и я знал, что смогу взять всё в свои руки в какой-то степени. «Наши адвокаты с ними поговорят». — Затем я посмотрел прямо на них. — «Что бы мы ни говорили, они будут использовать это против нас. Лучше всего ничего не говорить. Мне жаль, что вы, ребята, попали в такую ситуацию, но я не хочу участвовать в этом. Это не имеет ко мне никакого отношения». Краем глаза я увидел, как к нам приближаются полицейские. Патрульный из штата Нью-Йорк со злостью захлопнул дверь водителя и быстро поехал. Мы молча направились к шоссе. Чистые сиденья, пол, панели и приборная панель без пыли выглядели и пахли как в больнице.

«Почему вы арестовали меня, хотя у вас не было ордера?» — спросил я. «Я не разговариваю с идиотами», — прошипел он, глядя на меня в зеркало заднего вида, не поворачивая головы и поехал быстрее. «Это так несправедливо», — подумал я. — «У меня нет травки при себе». Когда мы подошли к станции, мой разум разогнался. Я слышал много историй о ложных арестах, ошибочных приговорах и даже неправомерных казнях. Передо мной мелькали картины длинного тюремного заключения. Для полиции иметь марихуану было то же самое, что наркотики, и это значило серьёзное нарушение, почти уголовное преступление. И хотя у меня не было никаких наркотиков, я был с Генри, и этого, видимо, было для них достаточно. Машина подъехала к участку, и меня немедленно отвели на первое слушание перед судьей. Когда я вошёл в комнату в окружении двух полицейских, судья оглядел меня с ног до головы. Я был бородатый и одетый в поношенную одежду. Судья многозначительно посмотрел на мою золотую серёжку. Я слышал, как он бормотал себе под нос: «Если бы мой ребёнок выглядел так, я бы выбил из него всё дерьмо». Полиция проинформировала его об аресте. Мне было предъявлено обвинение в хранении наркотиков с целью продажи, изнасиловании и содействии малолетней преступности. Я был заключён под стражу под залог в 5.000$, официальное судебное разбирательство назначено через две недели. Двадцать минут спустя меня внесли в список, сфотографировали и сняли отпечатки пальцев. Когда я стоял перед камерами, полицейский штата, который отвёз нас на станцию, сказал фотографу-полицейскому: «Мы поймали его в постели с девушкой Генри». «Это ложь», — огрызнулся я. Он подошёл и ударил меня ногой так сильно, как мог.

«Не терпишь правду?» — крикнул я. Он снова ударил меня ногой и впился взглядом. Мне было слишком больно говорить что-то либо кроме "Ой!". Харливилль и полиция штата относились ко мне как к закоренелому преступнику. Они почти не разговаривали со мной, а когда говорили, то кричали и ругали меня. Они толкали меня из комнаты в комнату. Я провёл пять дней в городской тюрьме Харливилля. Я был в камере с туалетом без сиденья. Я написал письмо родственнику с просьбой заплатить за меня залог. Я начал сомневаться, что письмо покинуло стены тюрьмы. Я постился, протестуя против «ложного ареста», но никто, казалось, не заметил этого. Наконец, на четвёртый день я проголодался. Я сказал охранникам, что я вегетарианец. «По-твоему это ресторан, где ты можешь заказывать что угодно?» — усмехнулись они. Мне дали три куска белого хлеба и хот-дог, который я выкинул в туалет. Чтобы напомнить себе, как мало питательных веществ я получал, я скомкал каждый кусочек хлеба в кубик размером с игральную кость. Я неоднократно просил телефонный звонок, и через четыре дня мне удалось поговорить с Джейн в течение 30 секунд. «Ты должна вытащить меня отсюда!». «Не волнуйся, я тебе помогу», — сказала она. — «Я делаю всё, что могу. Я скоро приеду к тебе». «Я здесь уже четыре дня!» — прошептал я. — «Почему меня никто не посетил? Как вы думаете, может быть, Генри и его друзья подставляют меня?». Стоящий рядом со мной охранник сказал: «Время вышло». «Хорошо», — сказал я, глядя на него. Я почувствовал срочность ситуации в животе. — «Когда ты придешь?».

«Завтра. Постараюсь завтра», — сказала она. В тюрьме можно было читать только книги в мягкой обложке, в основном ковбойские истории Зейн Грей. Радио и газеты были запрещены. Все остальные в камерах играли в пасьянс. Время шло медленно. Слушая рассказы других заключённых, я думал, что могу остаться здесь навсегда. Я был напуган, зол и чувствовал себя совершенно беспомощным. Потом я вспомнил Кришну и Свами. Я вспомнил, что прочитал в его книгах, и я вспомнил, как Свами говорил, что воспевание помогает человеку преодолеть материальные страдания. Свами посвятил этому раздел, который я прочитал перед отъездом в Харливилль: «Те, кто запутался в сложных сетях рождения и смерти, могут немедленно освободиться, даже неосознанно повторяя святое имя Господа». Я начал повторять Харе Кришна, и это немного облегчило ситуацию. Хотя мне было неловко из-за несправедливости моей ситуации и возможности длительного заключения, моя вновь обретенная связь со Свами дала мне философское восприятие, которое в какой-то степени помогло мне подняться над этим ужасным опытом. Я повторял и повторял, от чего немного успокоился. На следующий день в мою камеру пришёл тюремный охранник, он шагал, гремя ключами: «Грант! К тебе посетитель». Он открыл дверь и вывел меня. Я последовал за ним по узкой лестнице к кабинкам для посетителей. Джейн была по другую сторону армированного стекла, выглядя серьёзно и бодро: «Тебя сегодня выпустят!». Мне казалось, она старалась выглядеть радостной. «Не волнуйся. Я нашла лучших юристов Нью-Йорка». Высокий, чисто выбритый охранник появился позади меня, ухмыляясь: «Мы возвращаемся. Идём». «Эй, и минуты не прошло», — воскликнул я. — «Жёстко!».

Он бесстрастно взял меня за руку, буквально выдёргивая меня. «Назад, наверх», — сказал он, кивая вправо. Я оглянулся на Джейн. Её рот был широко раскрыт от удивления, но она быстро закрыла его и успокаивающе кивнула. Той ночью тот же высокий охранник подошёл к моей камере: «Грант! Возьми свои вещи и иди со мной». Он открыл дверь, и я последовал за ним. Я выхожу! Наконец-то! Джейн ждала меня там. Она выглядела ошеломлённой. Она проинформировала меня о моей ситуации по дороге обратно в НьюЙорк. «Я убедила твоего дядю заплатить залог», — сказала она. «Суд меня сильно пугает. Как я могу ждать две недели, чтобы узнать, что со мной будет?». «Не волнуйся,» — сказала она. — «Я связалась с Морисом Барретом, и он нашёл для нас очень хороших адвокатов. И он собирается заплатить за твоё слушание». «Да…», — подумал я. — «Если кто-то и мог найти хороших адвокатов, то это был он». Морис был выпускником Колумбийского университета и моим хорошим другом. Как и я, он любил восточную культуру и увлекался ЛСД, но он также был законопослушным человеком и имел многочисленные связи в профессиональном мире. Его мать, Офелия Мендоса, работала в ООН. Благодаря своей матери ему удалось заручиться услугами двух адвокатов по имени Доминик Страски и Моррис Новак. Это были старшие, опытные адвокаты. Новак много лет работал судьей в Бруклине и участвовал во многих громких делах. Джейн, Морис и Офелия думали, что они были для меня лучшими людьми.

В течение следующих двух недель я встречался с адвокатами несколько раз. Кроме Мориса и Джейн, остальные мои друзья и знакомые, казалось, разбежались. Только Свами попытался позвонить мне через несколько дней после моего возвращения домой, и его забота и внимание поразили и глубоко тронули меня. В вечер моего судебного разбирательства адвокаты прибыли ко мне домой, чтобы отвезти нас с Джейн в Харливилль. Перед слушанием я сбрил бороду и подстригся. На мне был тёмно-синий костюм и галстук. Проследовав за ними по нашей парадной лестнице, я увидел припаркованный на обочине совершенно новый «Бьюик». Сев на заднее сиденье, я почувствовал уверенность от того, что меня поддерживают такие богатые люди. Машина пахла как новые туфли. В основном мы ехали в тишине. Потом я увидел, как Новак смотрит на меня в зеркало заднего вида. «Если судья спросит вас, употребляли ли вы когда-нибудь марихуану, вы должны сказать "нет". Не говорите даже, что однажды пробовали. Чем больше недовольства от такого вопроса вы покажете, тем лучше». Я кивнул. Когда мы прибыли в Харливилль, было уже темно. Нас сопроводили в большой и полный людей зал суда. Судья, проводивший моё первое слушание, сидел в передней части комнаты. Когда мы вошли, он поднял голову и поднялся. «Добрый вечер, судья Новак», — сказал он. Новак кивнул ему, и жестом пригласил меня сесть в рядах сидений в задней части комнаты. Тогда я понял, что все люди в зале были там для своих собственных слушаний. После бесконечной череды алиментов, задолженности по арендной плате и дорожных происшествий, судья поднялся и пошёл по проходу. Вдруг он остановился перед нами. «Пройдемте со мной на минутку, пожалуйста», — сказал судья моим адвокатам.

Автомобиль класса люкс "Бьюик Ривьера", 1966 года

Он втроём исчезли в задней комнате. Через несколько минут мои адвокаты вернулись и заняли свои места, по одному с каждой стороны от меня. «Тебе не о чем беспокоиться», — прошептал Новак. — «Всё будет хорошо». «Дело №7523», — зачитал клерк. — «Штат Нью-Йорк против Майкла Гранта по обвинению в растлении, способствованию малолетней преступности и хранению наркотиков с намерением продать их. Дело прекращено за отсутствием доказательств». Мне стало легче. Джейн сияла рядом со мной. С умиротворёнными улыбками и последним кивком судье мои адвокаты вывели нас из комнаты. Адвокаты почти полностью молчали, возвращаясь в город. Мы с Джейн обменялись лишь несколькими словами. «Завтра я повидаю Свами», — тихо прошептал я ей. — «Я хочу рассказать ему, что случилось». Она кивнула в ответ. «Я не хочу, чтобы он думал, что я торговал наркотиками». — Я сделал паузу, и мне вдруг пришла в голову мысль. — «На самом деле, Карл говорит, что раньше Свами торговал наркотиками. Ты знала? Возможно, его бы не сильно заботило, если бы я продавал, но я всё равно хочу прояснить это». Джейн засмеялась. «Свами не был наркоторговцем!» — воскликнула она. — «Он был фармацевтом! В Аллахабаде! Это была его работа, когда он был молодым!». «В самом деле?». «Да! Кэрол сказала мне, а ей сказал Свами. Карл его явно неправильно понял. Представляешь, Свами — наркоторговец!».

Мысль об этом смешалась с облегчением, которое мы чувствовали, и мы смеялись всю дорогу пока ехали обратно в НьюЙорк.

Глава 8. Регулярный посетитель Мои тяжбы и время в тюрьме оказали на меня огромное влияние. Я вернулся к своей «нормальной» жизни, но обнаружил, что больше не могу принимать её всерьёз. Перспектива провести годы в тюрьме заставила меня серьёзно переосмыслить свои приоритеты. Я стал строгим вегетарианцем, бросил все наркотики и начал сомневаться в том, что счастье можно найти в славе или успехе в музыке. Я решил как можно скорее уехать из Нью-Йорка, чтобы жить более простым и естественным образом жизни. Мой городской ритм жизни никак не сказывался на любви Джейн к деревенской жизни, и я понял, что теперь я готов к жизни, которая ближе к природе. Больше всего я был разочарован полным равнодушием людей, которых я считал своими друзьями. В трудное для меня время именно Свами был тем, кому было не всё равно, и только он позвонил, чтобы узнать о моём благополучии. Этот жест — телефонный звонок тем летним утром — изменил мою жизнь. После суда я стал регулярным посетителем 2-ой Авеню, 26 и стал больше времени уделять изучению книг и духовной практике. Я хотел всерьёз принять философию, которой учил Свами, и узнать всё, что смогу. Я стал чаще посещать утренние программы Свами. Затем это стало частью моего ежедневного расписания: вставать пораньше и читать джапу по пути в храм, а в семь часов слушать лекцию Свами. Однажды утром, когда я возвращался в свой лофт на Бауэри из храма, мне предложили наркотики. Это был типичный обитатель Нижнего Ист-Сайда, которые ходят там поздно вечером или рано утром. Я тихо пел на Кристи-стрит, и услышал позади басовый голос. «Полграмма?» — спросила бородатая фигура, залезая в карман кожаной куртки времён Второй мировой войны. Он достал немного марихуаны ценой в 5$ и протянул мне. С удивлением я понял, насколько сильно я изменился. Несколько месяцев назад это был бы превосходный момент, удачный контакт с преступным миром Нью-Йорка. Я мог бы купить наркотик у дилера, и

мы могли бы даже поделить косяк прямо на улице, украдкой метаясь туда-сюда, высматривая полицейские машины, которые часто патрулируют улицы ранним утром. Но сегодня это простое предложение от уличного товарища показалось ужасно неправильным. Теперь он казался мне дьявольским призраком из прошлой жизни. «Полграмма, брат?» — Он подошёл немного ближе и произнёс фразу более отчётливо, как будто я не слышал его в первый раз. Я посмотрел ему прямо в лицо. Затем я на несколько секунд закрыл свои глаза, глубоко вздохнул и помотал головой. Я пошёл быстрее, надеясь, что дал ему понять, что меня не интересуют ни его полграмма, ни разговоры об этом. Возвращаясь домой, я вспомнил строфу Шекспира «Юлий Цезарь», которую я запомнил, когда мне было 15 лет: Но ведь смиренье – Лишь лестница для юных честолюбий: Наверх взбираясь, смотрят на неё, Когда ж на верхнюю ступеньку встанут, То к лестнице спиною обратятся И смотрят в облака, презрев ступеньки, Что вверх их возвели. Было неудобно признавать, что я чувствую себя на более высокой ступеньке лестницы, чем раньше. Я также знал, что я презираю положение, с которого я поднялся, отвернувшись от искреннего продавца травы, хотя сам я был на том же уровне всего несколько месяцев назад. Я считал, что мне повезло, что я встретил Свами и отвернулся от того мира, но, чтобы избежать искушения, мне почемуто необходимо было с презрением отвергнуть тот мир, который я когда-то принял. «Я мог бы поговорить с ним», — думал я, пока шёл. В конце концов, он тоже был душой в этом мире; Я мог бы рассказать ему о том, что я нашёл в сознании Кришны и Свами. Но, возможно, из-за моего прошлого, я стремился быть чистым и оставаться в стороне от всего этого.

Тем вечером я присоединился к толпе из пятидесяти человек, которые набились в витрину Свами, чтобы послушать его лекции. С переездом на новое место популярность трёх вечерних программ Свами выросла. Большинство его гостей сидели, скрестив ноги на толстом индийском ковре и вглядывались в Свами сквозь облака благовоний, а до и после каждого разговора пели вместе с ним под ритм его медных тарелочек. Некоторые пели, некоторые хлопали, а некоторые просто смотрели. Большинство из них были подростками и людьми за двадцать. Воскресные «Пиры Любви» также стали регулярным еженедельным мероприятием. Большую часть времени Свами был открытым, дружелюбным и терпимым ко всем людям, которые проходили в его маленький магазин. Он был рад приветствовать всех. Однажды в середине лета в храм влетел невысокий пьяный мужчина средних лет, его чёрные волосы растрепались под загнутой клетчатой шляпой, его глаза дико крутились. Видимо, не обращая внимания на суровую нью-йоркскую жару, мужчина носил тяжёлое чёрное пальто и грязные коричневые брюки с мешками на лодыжках. За его недельной щетиной скрывалась глупая улыбка. Каждая часть его тела источала сильный запах дешёвого вина, затхлой одежды и пота. Свами читал Четвёртую Главу "Бхагавад-гиты" и говорил о дхарме, которую он перевёл как «долг» или «закон». «Дхарма означает "сущностную природу вещи" — её суть», — сказал Свами. — «Быть жидкой — это дхарма воды. Тепло — это дхарма огня. Так в чём же дхарма человечества? Дхарма человечества — это служение. Природа живого существа состоит в том, чтобы служить кому-то другому: например, семье, нации, правительству. Но живое существо всегда оказывает какое-то служение». Он постепенно терял свой индийский акцент. Я сидел со всеми на коврике, стараясь внимательно слушать. Пьяный вошёл в поле моего зрения. Его зловоние долетело до меня, и я обменялся взглядами с другими постоянными посетителями. Я не хотел прерывать Свами и устраивать сцену, чтобы прогнать его. Кроме того, я не думал, что это было бы очень вежливо, любяще, или духовно, хотя его присутствие и казалось мне оскорбительным. Я не мог сказать, беспокоило ли это Свами или он даже не заметил.

Нежелательный посетитель решительно рванулся к месту Свами. Мы все просто сидели, словно застрявшие во времени и с тревогой наблюдали, как разворачивается странная и потенциально опасная ситуация. Пьяный добрался до кафедры, нащупывая что-то в пальто. Что это было — камень, нож, пистолет? Я был готов прыгнуть вперёд в случае чего-то неприятного. Через несколько секунд, которые тянулись как века, мужчина вытащил рулон новой туалетной бумаги. Он опустил его на кафедру перед Свами. «Что это?» — спросил Свами. Пьяный повернулся и ушёл в центр комнаты и упал на коврик, скрестив ноги. Свами улыбнулся своему странному гостю. «Большое спасибо», — сказал он. — «Спасибо. Спасибо». Затем он посмотрел на свою аудиторию. «Просто посмотрите», — сказал он. — «Это естественная склонность — оказывать какое-то служение. Просто посмотрите. Он не в порядке, но он подумал: "Вот что-то. Позвольте мне оказать какоето служение". Это – дхарма». Свами взял свой маленький барабан и начал вести воспевание: Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе, Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе Когда темп увеличился, мы встали один за другим и начали танцевать так, как Свами показал нам. Перенести вес на одну ногу, затем на другую, как будто нервничая или словно срочно нужно в туалет. Пьяный тоже встал. Он вытянул руки и начал крутиться с закрытыми глазами и глупой улыбкой, расширяющейся на его лице. По мере того, как темп увеличивался, он вертелся всё быстрее и быстрее, шатаясь и едва удерживая равновесие. Звучание барабана

Свами достигло крещендо, а затем внезапно прекратилось. Посетитель рухнул на пол и лёг на спину с расправленными во все стороны рукам и ногами, закрытыми глазами и всё ещё с бредовой улыбкой на губах. Две ночи спустя он снова появился в храме, но на этот раз он был трезвым и хорошо одетым, его волосы были расчёсаны, штаны заправлены, лицо чисто выбрито. Он просидел большую часть лекции Свами, и я подумал, что доброта и благодарность Свами, должно быть, покорили его. Наряду с бездомными и молодыми, программы Свами время от времени посещали респектабельные люди и даже странные знаменитости. Однажды вечером я пришёл на программу с небольшим опозданием. Комната была заполнена поющими людьми, которые сидели и качались из стороны в сторону. Я заметил небольшой пробел в центре комнаты. Я пробирался сквозь толпу, дотрагиваясь до людей со спины, и прося их пропустить меня. Свободное место было слишком тесным, чтобы сесть, но парень рядом со мной немного подвинулся, поэтому мне хватило места. Помимо кивка в сторону в качестве благодарности за то, что он уступил мне место, я не обратил особого внимания на этого человека. Затем я снова посмотрел на него и понял, что сижу рядом с Алленом Гинзбергом, знаменитым поэтом бит-поколения. Его было трудно не узнать, с его лысой головой и густой чёрной бородой, и я удивлялся, почему я не узнал его сразу. Я начал думать, что, возможно, тот небольшой пробел, который я заметил в толпе, был там, потому что все остальные хотели дать ему больше места. Гинзберг был революционной фигурой, его стихи осуждали материализм и восхваляли неповиновение. В 1950-х годах, в разгар процветания и конформизма в США, он писал о употреблении наркотиков, психических заболеваниях и гомосексуализме, а его самая известная поэма "Вопль" привела его в суд за непристойность. Он дружил с разными людьми — Уильямом Берроузом, Джеком Керуаком, Грегори Корсо и Гэри Снайдером, п также многими другими, вдохновлявшими целое поколение молодых людей на их убеждённость в свободном выражении духовности, наркотиков и

секса. И вот он здесь, сидит в храме Свами рядом со мной. Я ожидал, что Свами примет Гинзберга каким-то особым образом, но лекция продолжалась как обычно. «Согласно ведической концепции, существует четыре уклада духовной жизни», — сказал Свами. — «Это называется варнаашрама дхарма. Четыре уклада духовной жизни — санньяса, ванапрастха, грихастха и брахмачари. Брахмачари означает ученическая жизнь, обучение духовному пониманию, сознанию Кришны, полное обучение. Затем, после полного обучения, ученик жениться и живёт с семьей и детьми. Это называется грихастха. В ведическом обществе не существует понятий "мой парень" или "моя подруга". Человек либо соблюдает целибат, либо женат. Затем, после пятидесяти лет, муж и жена оставляют детей одних и путешествуют по святым местам. Это называется ванапрастха, жизнь на пенсии. И, наконец, человек полностью уходит от семьи и остаётся один. И это называется отречённым образом жизни. Санньяса означает, что вся энергия и работа предназначены для Кришны, ничего для себя». Гинзберг сидел неподвижно всю лекцию, внимательно слушая Свами. Я был впечатлён, что такой знаменитый человек окажется достаточно скромным, чтобы сидеть на полу. После ответов на вопросы Свами начал петь, а Гинзберг остался. Лишь через час воспевания он поднялся, чтобы уйти, и когда он уходил, люди провожали его взглядом. Другим профессионалом, который иногда посещал вечерние программы, был Стивен Голдсмит, адвокат, который оформил общество Свами. Однажды вечером, после лекции, когда Свами ждал вопросов, Стивен встал. Он громко спросил — косвенно от имени миллионов сторонников мира — «Если Бог так добр, почему Он позволяет убивать так много наших американских парней во Вьетнаме?». Этот вопрос изменил настрой обычно вежливого и философского периода вопросов и ответов.

Посмотрев прямо на Стивена, Свами сразу же ответил: «Вы ежедневно убиваете так много животных, поэтому Бог говорит: "Отправьте своих сыновей на бойню"». Когда слово "сыновей" вырвалось из его губ, его глаза широко раскрылись и, подняв правую руку близко к лицу, он показал указательным пальцем на левую стену. Именно тогда я понял, что Свами никогда не пойдёт на компромисс. Вопрос Стивена Голдсмита был результатом беспокойства, охватившего миллионы американцев. Демонстрации против вьетнамской войны, поджоги флагов и уведомлений о призыве, и многие другие виды протестов, проходили постоянно. Я тоже всё время думал, что меня могут призвать на войну во Вьетнам. Поэтому, когда стало известно, что Свами собирается провести "мирное бдение" в штаб-квартире Организации Объединенных Наций в Манхэттене, для меня и других людей из группы Свами это было очень интересным предложением. Я думал, что это будет весёлая летняя прогулка со Свами, своего рода духовный протест и способ для всех нас выйти и сделать что-то немного новое.

31 августа в 06:30 утра двенадцать из нас собрались со Свами на 1-ой Авеню возле 42-ой улицы. Это был первый раз, когда мы с Джейн увидели, как Свами участвовал в общественном протесте или какойлибо другой демонстрации. Похоже, он не был вовлечён в «движение за мир» как таковое, но он знал, что мы были молоды, доступны для призыва на военную службу, и что большинство из нас считало, что наша страна совершала моральную ошибку, воюя во Вьетнаме. Мы начали петь напротив Секретариата Организации Объединенных Наций, возвышающейся конструкции из стекла и стали возле 46-ой улицы в Манхэттене. В 10:30, через четыре часа, из здания вышли несколько чиновников в костюмах и вежливо сказали нам, что нам разрешено здесь только молча молиться. Мы посмотрели друг на друга и сели на тротуар, чтобы тихо петь. Свами остался на ногах, раздавая листовки вставшим рано утром горожанам и туристам. Листовка была озаглавлена как "Формула мира".

«Земля является собственностью Бога, но мы, живые существа, особенно так называемые цивилизованные люди, утверждаем, что собственность Бога принадлежит нам. Эта концепция ложна как с индивидуальной, так и с коллективной точки зрения. Если вы хотите мира, вы должны удалить эту ложную концепцию из своего разума и из мира. Эта ложная претензия человеческой расы на владение всем частично или полностью является причиной всех нарушений мира на земле. Глупые и так называемые цивилизованные люди требуют права собственности на собственность Бога, потому что теперь они стали безбожными. Вы не можете жить мирно и счастливо в безбожном обществе. В "Бхагавад-гите" Господь Кришна говорит, что Он истинный наслаждающийся всеми действиями живых существ, что Он — Верховный Господь всех вселенных, и что Он – доброжелатель и друг всех существ. Когда народы мира узнают об этом как о формуле мира, именно тогда мир восторжествует. Вы можете изменить своё сознание в сознание Кришны, как индивидуально, так и коллективно, с помощью простого процесса повторения святого имени Бога. Это стандартный и признанный процесс достижения мира во всём мире. Поэтому мы рекомендуем каждому стать сознающим Кришну, повторяя Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе Это практично, просто и возвышенно. 480 лет назад эта формула была введена в Индии Господом Шри Чайтаньей, и теперь она доступна в вашей стране. Возьмите этот простой процесс повторения, как упомянуто выше, осознайте своё истинное положение, прочитав "Бхагавад-гиту как она есть", и восстановите свои утраченные отношения с Кришной, Богом. Мир во всём мире и процветание станут непосредственным результатом». Через некоторое время Свами присел отдохнуть на несколько мгновений. Затем он встал и заговорил вслух, хотя там почти никого не было. Через некоторое время несколько человек перестали слушать.

«Если мы хотим мира», — сказал он, — «мы должны поклоняться Богу. Не только словами или ритуалами, но и искренностью и преданностью, иначе не будет никакой надежды на мир. Поэтому, пожалуйста, продолжайте повторять Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе. Воспевайте и будьте счастливы». На следующий день газета "New York Post" опубликовала статью о нашем мирном протесте. На нём была большая фотография двенадцати нас, сидящих на тротуаре вокруг Свами. Все мы, включая Свами, были рады видеть, что наши усилия были замечены. Я много думал о позиции Свами в отношении безбрачия и брака в контексте моих отношений с Джейн. Помимо одного резкого взгляда в первый раз, когда он посетил наш лофт, он никогда прямо не выказывал осуждения по поводу нашего статуса. Тем не менее, теперь, когда я посещал его лекции более регулярно, для меня становилось всё более очевидным, что наша совместная жизнь вне брака не соответствует культуре, которую воплощает Свами. Наконец, на следующий день после мирного бдения я набрался смелости, чтобы попросить Джейн выйти за меня замуж. Она была потрясена, а затем довольна. «Это так неожиданно», — сказала она. — «Почему ты спрашиваешь меня сейчас? Я думала, что у нас и так всё нормально». «Так то, да. Но ты знаешь, мы вместе уже какое-то время, и, кажется, будет правильно, если мы будем жить в соответствии с тем, что говорит Свами. Из его лекций следует, что мы должны либо быть в браке, либо соблюдать целибат». «Да уж. Полагаю, я не думала об этом с такой позиции». «Мы могли бы попросить Свами провести для нас свадьбу». «Да, мы могли бы. Это было бы здорово».

Штаб-квартира ООН, район Манхэттен, Нью-Йорк

42-я улица, район Манхэттен, г. Нью-Йорк, 1965 год

"New York Post" пишет, как преданные и Свами продвигают «духовный мир» возле здания Секретариата ООН на 1-й авеню в Нью-Йорке

И́рвин А́ллен Ги́нзберг (3 июня 1926— 5 апреля 1997). Американский журналист и поэт, основатель битничества и ключевой представитель бит-поколения наряду с Д. Керуаком и У. Берроузом. Автор знаменитой поэмы «Вопль» (англ. Howl, 1956). Оказал значительное влияние на контркультуру 1960-х годов. Гинзберг проявлял большую политическую активность и гражданскую позицию, много лет участвовал в выступлениях за свободу слова, права гомосексуалов и декриминализацию марихуаны, а также в ненасильственных политических протестах против значительного числа явлений, начиная от Войны во Вьетнаме и заканчивая цензурой, полицейским насилием и кампанией по борьбе с наркотиками, за что неоднократно подвергался арестам. В 1965 году Гинзберг прибыл на Кубу в качестве корреспондента «Evergreen Review». Однако после того, как в Университете Гаваны он выступил в защиту гомосексуальных людей, его попросили покинуть страну. В том же году он ездил в СССР, где в Москве познакомился с поэтами-шестидесятниками Андреем Вознесенским и Беллой Ахмадулиной. В апреле посетил Варшаву, а в конце месяца попал в Прагу, где его избрали «Майским королём» на молодёжном уличном карнавале. Однако в Праге Гинзберга трижды арестовывали спецслужбы, а потом как «грязного дегенерата» депортировали в Лондон.

Нью-йоркский таблоид «Midnight» напечатал эту статью в сентябре 1966 г.

«Действительно. Я думаю, что если он проведёт для нас свадьбу, то наш брак будет как бы благословенным или что-то в этом роде. Я как бы думал, что если это сделает он, то этот брак будет крепким и долгим». «Майкл, послушай, всё это очень внезапно. Я понимаю, что ты хочешь сказать, но мне нужно время, чтобы подумать. Мне нравится, как обстоят дела сейчас, и я думаю, что мне хотелось бы, чтобы всё осталось как есть, как это было в прошлом году или около того». Такой первоначальный ответ меня не особо обрадовал, но на следующий день она сказала «да». «Чем больше я об этом думала, тем больше понимала, что на самом деле хочу выйти замуж», — сказала она. — «Если это то, чего ты хочешь, то давай так и сделаем». «Это здорово, Джейн!» — воскликнул я. В тот день я спросил Свами, что он думает о проведении нашей свадебной церемонии, хотя я понятия не имел, что включает в себя ведическая свадебная церемония. Когда я сказал ему, что мы с Джейн хотим пожениться, он был доволен. «Да, я проведу», — сказал он. — «Это будет здесь, у нас». Он показал рукой на главную комнату своей квартиры, которая оставалась почти пустой несмотря на то, что он прожил там несколько недель. «Может быть, через две недели?» — спросил он. «Звучит здорово. Что мне нужно сделать для свадьбы? Должен ли я пригласить людей?». «Да, конечно. Ваши семьи. И друзей». «Что нам следует надеть? Носит ли невеста белое?».

«Нет, жених должен носить белое. Невеста носит красное». «Красное?». «Да, красное сари. Может быть, вы сможете купить где-нибудь в Нью-Йорке. Я не знаю. Но она должна носить красное». Пролистав "Жёлтые страницы", мне удалось найти индийский магазин "Sona — The Golden One" в восточной части Манхэттена. Там я смог купить для Джейн сари "Бенарси" из богатого глубокого шёлка, с вышитыми золотой нитью краями. Когда владелец магазина услышал, что сари предназначено для свадьбы, он попытался продать мне набор тяжёлых золотых украшений – ручные цепочки с кольцами на каждый палец, украшения для волос, красные и золотые браслеты, витиеватые серьги с блестящими красными камнями — но зная простой вкус Джейн, я остановился на небольшой паре золотых серёжек. По дороге домой я купил себе простую белую классическую рубашку и белые брюки. *** Программы Свами продолжали становиться всё популярнее. Всё больше людей стали посещать утренние программы, и я начал думать, что Свами действительно удалось собрать какое-то "общество". Затем однажды утром, совершенно неожиданно, в конце своей лекции он сделал объявление. «Через две недели я возвращаюсь в Индию», — сказал он довольно небрежно. Челюсти отвисли. Люди посмотрели друг на друга и начали шептаться. Как это он мог так просто взять и "вернуться в Индию"? А как же храм? А как же все мы? Свами поднялся и удалился в свою квартиру. Некоторые из нас вернулись в храм, чтобы провести срочную импровизированную дискуссию. «Я не могу в это поверить», — сказала Джейн. — «Кто-нибудь знал, что это случится?».

«Я вроде как», — признался Уолли. Он был добродушным двадцатилетним парнем, которого я считал писарем храма, потому что он всегда ходил с маленькой записной книжкой, в которую, казалось, записывал всё, что сказал Свами. Он был одним из тех, кто днём находился в храме и поэтому проводил больше времени со Свами, чем остальные из нас. «Я знал, что он был на гостевой визе», — сказал он, — «и я знал, что она будет продлена. Но я не знал, что это значит, что ему придётся уехать. Он продлевал её раньше, и я подумал, что он просто продлит её снова». «Что ж, кому-то нужно будет изучить детали», — сказал я. — «Мы должны попытаться выяснить, можно ли её продлить, не покидая Штаты». Тем вечером мы встретились снова, чтобы выяснить, узнал ли кто-нибудь что-то новое. Брюс, хриплый борец в его ранних двадцатых, позвонил в иммиграционную службу и выяснил, что гости из Индии могут продлевать свои гостевые визы только один раз. И мы не могли получить для него визу другого типа, потому что закон не позволял индийцам менять статус, не вернувшись на родину. Мы знали, что Свами был законопослушным человеком, и что мы не сможем убедить его остаться. Единственным вариантом была попытка возобновить гостевую визу ещё раз. «Аллен Гинзберг был здесь!» — неожиданно загорелся Уолли. — «Может быть, он поможет. Мы должны, по крайней мере, спросить его!». На следующее утро по настоятельной просьбе Уолли, Гинзберг пришёл в храм, чтобы обсудить этот вопрос со всеми нами после лекции Свами. Мы все собрались на индийском ковре перед Свами, который сидел на своём маленьком возвышении. Мы знали, что хотим, чтобы Свами остался, и Гинзберг знал, что мы хотим, чтобы он остался, но он не был уверен в намерениях Свами.

«Свамиджи, вы хотите остаться в Америке?» — спросил он утвердительным тоном. От нас Свами знал, что Гинзберг знаменит, и, хотя он никогда не обходился с ним как-то иначе, чем с остальными, он, похоже, не хотел просто проявлять инициативу и открыто просить его об одолжении. Он медленно осмотрел нас одного за другим. Я никогда раньше не видел такого печального выражения на его лице. Он казался несчастным, как отец, смотрящий на больных детей, которых ему нужно оставить одних, чтобы решить свои проблемы. Свами прочистил горло и сказал шёпотом, хрипло, почти умоляюще: «Ну, у меня здесь мои ученики». Гинзберг выглядел убеждённым. «Я знаю конгрессмена», — сказал Гинзберг. — «Я могу направить документ в палату. Я уверен, что он сможет продлить. Без проблем. Иммиграционная политика в США иногда бывает своевольной. Но у меня есть хорошие связи. Нам нужен адвокат». — Он посмотрел на нас и спросил — «Ребята, у вас есть деньги?». Мы смотрели друг на друга: «Может быть, немного». Гинзберг продолжил: «Слушайте, я пожертвую несколько сотен баксов для начала, и это даст делу ход. Но я хочу их назад». Два дня спустя он появился в храме с хорошими новостями: он смог получить для Свами ещё одно шестимесячное продление его гостевой визы. Брюс обошёл всех постоянных посетителей вечерней программы Свами, чтобы собрать пожертвования на оплату юридических услуг, и мы вернули Гинзбергу его 300$, с большой благодарностью, что он дал нам немного больше времени со Свами. Брюс даже был в Центральном парке и подходил к незнакомцам, в основном туристам, прося денег, чтобы его "отец" мог остаться в Америке.

Глава 9. Праздники со Свами Сентябрь 1966 Сентябрь 1966 года был необычайно тёплым месяцем. Рано утром, во вторник, мы с Реймондом Мариасом шли по 2-ой Авеню и видели, как венгерские и польские иммигранты в футболках потели изза жары и ругались. Двадцатилетний Рэй был одним из близких к Свами людей, одним из тех, кто видел его каждый день. В отличие от меня, Рэй проводил большую часть своего времени в храме, пел, убирался или беседовал со Свами. Он был иллюстратором комиксов и имел некоторый опыт в издательстве, но теперь он был в основном заинтересован в следовании философии Свами. Свами говорил о старте издания журнала «Назад к Богу», и он был рад узнать, что у Рэя есть опыт публикации. В Индии, до приезда в Штаты, Свами сам писал, печатал и распространял журнал "Назад к Богу", но теперь он говорил, что Рэй может быть редактором, поскольку у него есть опыт работы в этой профессии. «Знаешь, в эту пятницу Свами будет давать посвящение», — сказал мне Рэй. — «Хочешь получить посвящение?» Приглашение звучало несколько нерешительно. Моя жизнь протекала несколько иначе, чем у этих людей. Во-первых, я не был холостяком, а они все были. Помимо этого, я ценил своё личное пространство и время, и я был немного старше, чем большинство из этих ребят. Я всё ещё работал музыкантом по выходным, и я был как бы снаружи. Я проводил свои дни, занимаясь своими делами, и приходил в храм на утренние и вечерние программы. Тем не менее, я всё больше чувствовал, что хочу быть частью внутреннего круга, который, казалось, формируется вокруг Свами. Я не был в курсе всех обсуждений, которые ежедневно происходили в комнате Свами, поэтому я никогда не слышал о "посвящении". Я понятия не имел, что Свами "посвящал" людей, и ещё меньше представлял, что это такое. Слово "посвящение" ассоциировалось со вступлением в какое-то тайное общество. Конечно, Свами был далеко не скрытным человеком. Как раз

наоборот. Тем не менее, "посвящение" звучало как мистический обряд и имело для меня устрашающую коннотацию. «Что такое "посвящение"?» — спросил я Рэя. «Ну, Свами сказал, что это означает, что он официально принимает тебя как своего ученика, а ты принимаешь его как своего духовного учителя. Также он сказал, что, будучи учеником, ты принимаешь своего духовного учителя как Бога» — Рэй отвечал тихо, но его ярко-голубые глаза сияли от энтузиазма. «Как Бога? Что ты имеешь ввиду?» — снова спросил я. «Я не знаю. Он именно так сказал» — ответил Рэй. Мы прошли немного дальше, ничего не говоря. Казалось, он ждал, пока я это переварю. «Это не может быть правдой», — подумал я про себя — «Другие люди говорили мне, что Свами не хотел, чтобы его называли Богом. Он всегда говорил, что он слуга Бога. Рэй, должно быть, понял что-то не так. Свами никак не мог такое сказать». Рэй выглядел так, словно сдерживал улыбку. «Что ты думаешь?» — спросил он. — «Многие из нас собираются получить посвящение. Свами сказал, что мы должны взять несколько бусинок и нанизать их на нить, чтобы использовать в качестве чёток для мантры. Он сказал, что повторение на чётках называется джапой. Так что я думаю, это будут чётки для джапы. Есть место под названием "Wall Bead", где есть, из чего выбрать. Сегодня мы пойдём туда и выберем какие-нибудь бусины». Я молчал. Посвящение было следующим логичным шагом. Я подумал, что если Свами предлагал, то не следовало упускать эту возможность. И даже если из этого ничего не выйдет, то я ничего не потеряю. «Думаю, мне тоже хотелось бы», — сказал я Рэю.

«Нам принести тебе чётки?» — спросил Рэй. «Конечно. И я спрошу Джейн, что она думает о посвящении. Так что, пожалуй, принеси и для неё, на всякий случай» — ответил ему я. *** «Сегодня Джанмаштами, рождение Господа Кришны», — сказал Свами в четверг утром. — «Этот день важен для всех преданных Кришны. В Индии, Джанмаштами — это как Рождество на Западе».

25 человек, присутствовавших на утренней программе, смотрели друг на друга в ожидании. Я понятия не имел, что этот день был эквивалентом Рождества в Индии, и, судя по взглядам других, они тоже не знали. «Чтобы отпраздновать Джанмаштами» — продолжил Свами, — «преданные посвящают весь день Кришне. У нас будет киртан весь день. Киртан иногда означает пение под инструменты, иногда лекции, иногда чтение "Шримад-Бхагаватам". Киртан означает прославление Господа, поэтому всё это киртан. Итак, мы будем полчаса петь Харе Кришна, потом я буду говорить полчаса, а потом мы будем полчаса повторять мантру на чётках. Так мы проведём весь день. Также мы весь день будем поститься до полуночи, а в полночь мы сможем покушать. Таким образом мы минимизируем потребности организма, чтобы у нас было больше времени для киртана». Внезапно я почувствовал страх. Было только семь часов утра. «Я не знаю, смогу ли я» — прошептал я Джейн. – «Это почти через 18 часов. Мне сегодня придётся что-нибудь съесть». «Нельзя. Он сказал, что мы должны поститься весь день!». «Мне всё равно. Я покушаю». И вот день начался. Свами прочитал лекцию о значении этого дня.

«Сегодня самый благоприятный день», — сказал он. — «В этот день 5.000 лет назад в Матхуре появился Господь Кришна. Матхура находится примерно в 90 милях (145км) к югу от Дели. Это место существует вечно и всё ещё находится там. В настоящее время вы можете побывать там. Кришна появился в доме Его дяди по материнской линии, Камсы, в очень тяжёлой ситуации. Он родился в тюремной камере. Камса посадил в тюрьму мать и отца Кришны, потому что было предсказано, что их ребёнок убьёт его. Рождение Бога в этом мире не похоже на наше рождение. Нет. Пока мы находимся в этом материальном мире, мы должны циклически проходить через все виды жизни в соответствии с нашей кармой. Рождение Кришны не таково. Чтобы появиться, Кришне не требуется отец или мать. Он в вашем сердце, Он везде, поэтому Он может появиться отовсюду. Несмотря на то, что солнце восходит на востоке, восток не является причиной появления солнца. Мы просто видим, что солнце встаёт с восточной стороны. Кришна появляется в этом материальном мире благодаря Его доброте к преданным. Никто не является настоящим отцом и матерью Кришны, потому что Кришна — изначальный отец всех. Но когда Кришна приходит сюда, Он принимает некоторых преданных как Своих отца и мать. Тогда зачем Кришна приходит? В "Бхагавад-гите" Он говорит Арджуне: йада̄ йада̄ хи дхармасйа гла̄нир бхавати бха̄рата - "мой дорогой Арджуна, Я прихожу в этот мир, когда религия приходит в упадок". Какой религиозный процесс рекомендует Кришна? Просто предайся Ему. Кришна приходит, чтобы преподать нам этот урок: "Ты бессмертен по своей природе. Как духовная душа, ты неотъемлемая часть Меня. Я тоже бессмертен". Итак, вы бессмертны, но без необходимости пытаетесь быть счастливыми в этом материальном мире. Кришна — изначальная личность. Мы должны попытаться понять Его, почему Он приходит в этот материальный мир, чем Он занимается, как проводит время. Если мы попытаемся понять Его, каков будет результат? В результате мы достигаем освобождения от этого материального мира. В этом заключается цель этой жизни».

После лекции Свами мы пели под инструменты, затем снова слушали Свами, затем повторяли мантру на наших чётках. Время шло быстро, но к полудню у меня появилось беспокойство. «У меня болят ноги» — пожаловался я Джейн. – «Я уже 5 часов сижу со скрещенными ногами». «Тогда встань», — сказала она. Я встал в задней части комнаты и слушал речь Свами. Он говорил о Кришне, но около 12:30 он начал говорить о своём гуру. Я слышал, как он вкратце говорил о своём духовном учителе, но я никогда не слышал о том, как он встретил его. «В 1874 году родился мой духовный учитель, Шрила Бхактисиддханта Сарасвати», — сказал Свами. — «А затем, в 1918 году, мой Гуру Махарадж начал свою миссию, он назвал её Гаудия Матхом. И он пытался расширять её. Один из моих друзей отвёл меня к Бхактисиддханте Сарасвати. Я не хотел идти, но он насильно отвёл меня. Бхактисиддханта Сарасвати приказал мне: "Вам следует проповедовать миссию Чайтаньи Махапрабху на английском языке. Это очень важно". Итак, на первой встрече он сказал мне это. В то время мне нравилось движение Ганди. Поэтому я сказал: "Мы не независимы — мы подчинены. Кто нас будет слушать?". Но он опроверг мой аргумент. "Этот так называемый национализм", — сказал он, — "или любой другой "-изм", они все временные. Реальная потребность — это самоосознание. Это убедило меня. Но в то время, хотя он и хотел, чтобы я немедленно присоединился к нему и распространял это движение, я был молодым и женатым человеком. Я женился в 1918 году. Помимо этого, в 1921 году у меня появился сын. Я встретил своего Гуру Махараджа в 1922 году. В то время я работал менеджером на большом химической фабрике. Поэтому я подумал так: "я женатый мужчина. У меня так много обязанностей. Как я могу присоединиться сейчас? Это не мой долг". Конечно, это была моя ошибка. Я должен был сразу же присоединиться. Я должен был незамедлительно воспользоваться той возможностью. Затем, в 1954 году, когда мне было 58 лет, я ушёл из дома и жил один. Затем в тот год я принял отречённый образ жизни, санньясу, и решил взять на себя обязанности моего Гуру Махараджа. Затем, когда мне было 70 лет, я

решил: "Теперь я должен выполнить наставление моего Гуру Махараджа проповедовать сознание Кришны на английском языке". Поэтому я приехал сюда, в Нью-Йорк, год назад. Я не надеялся на многое, потому что это очень сложная задача, потому что эта культура противоречит европейской и западной культуре. Я ходил по 42-й улице, возле кинотеатров. Когда я только приехал, у меня не было денег. Когда я впервые увидел Нью-Йорк с палубы корабля, я думал: "Зачем я приехал сюда?". Я не знаю, какова цель, и как люди примут это движение? У них всех разное образование, и как только я скажу: "Итак, мой дорогой сэр, вы должны отказаться от употребления мяса и незаконного секса, а также от одурманивающих веществ и азартных игр", — они ответят, — "Пожалуйста, возвращайтесь домой". Но я подумал: "я попытаюсь". Я был практически как бездомный. Но я был полностью уверен в том, что мой Гуру Махарадж со мной. Я никогда не терял эту веру. Если вы принимаете "Бхагавад-гиту как она есть", тогда вы должны знать, что Кришна присутствует перед вами в Его словах в "Бхагавад-гите". Это называется духовной реализацией. Это не мирские исторические события. Сейчас я стараюсь изо всех сил исполнить указание моего Гуру Махараджа. Точно так же, если вы постараетесь сделать всё так хорошо, как только вы можете согласно своему уровню, то всё будет продолжаться. Тот же принцип. Неважно, родился ли человек в Индии или за её пределами. Нет. Чайтанья Махапрабху сказал: пр̣тхивӣте а̄чхе йата нагара̄ди гра̄ма "В каждом городе и деревне мира будут петь Моё Имя". Его слова — это не фарс. Он Верховная Личность Бога. Поэтому иногда меня очень критикуют за то, что среди последователей у меня есть иностранцы. Кастовые брахманы в Индии очень сильно настроены против меня. Но вы можете быть очень образованным учёным или глупцом. Это не имеет значения. Вы подчиняетесь законам материальной природы. У нас есть эта человеческая форма жизни. Ей придет конец, так же как жизни кошек и собак. Но если мы попробуем получить знание через гуру и вайшнавов — последователей Вишну, то есть Кришны, — тогда мы сможем достичь в этой жизни полного успеха, а не неудачи, подобно жизни кошек и собак. Это — возможность».

Свами посмотрел на свою аудиторию. «Если вы не можете поститься весь день, тогда вы можете съесть немного сахарных конфет», — сказал он, а затем взял свой маленький африканский барабан и начал петь. Джейн посмотрела на меня через плечо, встала и подошла к задней части комнаты и спросила меня: «Как ты себя чувствуешь?». «Довольно ужасно», — ответил я. — «Я не думаю, что смогу продержаться». «Что такое сахарные конфеты (sugar candy)» — спросил Чарли, игрок на флейте, прислонившийся ко стене рядом со мной. «Я не знаю», — сказал я. — «Может, он имеет в виду леденцы. Это имеет значение? Сойдёт что угодно. Свами сказал, что, если мы не сможем поститься весь день...». «Давай найдём их», — прервал он. — «Я не протяну до полуночи. Я чувствую себя плохо». «Я пойду», — сказала Джейн. — «Я не чувствую себя так плохо. Я найду их. В любом случае мне нужно на свежий воздух». «Хорошо. У тебя есть деньги? Ладно, иди. Но ненадолго. Мы тут помираем». Спустя полтора часа она вернулась с тремя пачками конфет Life Saver. «Это сахарные конфеты?» — спросил я. Чарли тоже посмотрел скептически. «Ну, они из сахара, и это конфеты», — ответила она. — «Они никогда не слышали о сахарных конфетах. Продавцы предположили, что это какие-то прозрачные кристаллы сахара. Они сказали, что мне нужно пойти в центр города и осмотреться. Они могут быть в магазине

под названием "Stovers" на 50-ой улице. Но я слишком устала, чтобы охотиться за ними, и сегодня автобус до центра города — это уже просто перебор. На улице жарко. Так что вот так». Сидя со скрещенными на ковре, я тихо открыл одну из упаковок сладких леденцов "Life Savers". Я надеялся, что человек, сидящий передо мной, заслонит меня от взгляда Свами. Я притворился, что чешу своё лицо, и взял себе в рот жёлтый, со вкусом лимона, как можно незаметнее. Я передал красный леденец Чарли, который сделал с ним то же самое, что и я. Сладкие леденцы нас немного взбодрили, и полдень прошёл незаметно. Было семь часов. Жара стала терпимой, и начало темнеть. Мы были в храме со Свами уже 12 часов подряд. Около 20:30 в храм пришли две индийские пары в возрасте 30 лет. Они без стука открыли дверь и сели на пол, скрестив ноги, словно их пригласили, и они должны были быть здесь. Мужчины были одеты в западную одежду — чёрные брюки и спортивные рубашки, но женщины носили яркие цветные сари. Свами улыбнулся и кивнул им со своего места. Они кивнули в ответ. Свами громко сказал им что-то на хинди, и один из мужчин ответил таким же громким голосом. Затем неожиданно Свами повернулся к нам: «Итак, я хотел бы пригласить присутствующих здесь молодых преданных Кришны рассказать о некоторых своих представлениях о сознании Кришны. Рэй, можешь рассказать что-нибудь о сознании Кришны? Что ты узнал?». Рэй был удивлён, и его лицо побледнело. Примерно через полминуты, трижды прочистив горло он сказал: «Ну, мне нравится философия… и мне нравится атмосфера. Я думаю, что хотел бы больше посвятить себя Кришне. Я не тело, и тепло и холод не могут влиять на меня, как влияли раньше. Повторение мантры — это образ жизни. Мы не тело, и материализм не годится для нас. Я думаю, что любой, кто хочет достичь экстаза, может сделать это без наркотиков, воспевая мантру… ну, она помогает вам чувствовать себя хорошо, и это законно. Вот что мне нравится в этом. Кроме того, это бесплатно. Эм... Это ещё один плюс».

Он кивнул головой, глядя прямо на Свами, показывая, что его речь окончена. Затем Свами посмотрел на Чарли: «Мистер Чарли, расскажите что-нибудь о своих реализациях сознания Кришны». После долгого молчания Чарли сглотнул и закрыл глаза, как это делал Свами, и начал говорить. «Ну, я не очень хороший оратор. Ну ладно ... сознание Кришны, понимаете, это способ быть спокойным внутри. Вам не нужно искать какое-то место, я имею в виду вне себя. Вы не тело, вот и всё, да. Вы можете быть... Эм... удовлетворены... Да, удовлетворены... знать, что вам не нужно заставлять это всё вокруг работать... То есть, делать чтото для этого». Он открыл глаза, оглянулся на аудиторию, затем на Свами, затем на круглое изображение Радхи и Кришны на стене, а затем снова на Свами. Затем он снова закрыл глаза. «Это как быть всегда умиротворённым. Воспевание, в общем, приводит к этому. Я думаю, что это будет хорошо для всех, я имею в виду тех, кто как-то пытается. Итак, мы не это тело, так оно и есть. Так что, если все это попробуют, то всё получится. Вам нужно это попробовать. То есть, не бойтесь, просто попробуйте и увидите. Это действительно работает. И я думаю... вот, это всё». Он опустил голову и уставился на пол. Свами продолжил: «Мисс Дэнис, вы можете что-нибудь рассказать о сознании Кришны?». «Я?» — удивилась она. Дэнис было около 16 лет, и она посещала вечерние программы Свами примерно в течение недели. Она посмотрела через левое плечо на индийских гостей, сидящих на ковре. Они не выражали эмоций.

Свами на 2-ой Авеню, 26

Сахарные леденцы "Life Savers" ("Спасатели Жизни", в переводе с англ.)

Прабхупада гуляющий по Нью-Йорку в квартале Нижний Инсайд, 1966г.

42 Улица, Манхэттен Нью-Йорк, 1966г.

Нью-Йорк, зима 1965-66 года. Зима в Индии не бывает снежной и в Америке Свами было непросто.

Карта Лонг Айленда («Длинный остров») Манхэттена, г. Нью-Йорк.

Карта Лонг Айленда («Длинный остров») Манхэттена, г. Нью-Йорк. Менее подробная, но на русском.

Остров Манхэттен расположен близ впадения реки Гудзон, омывающей его с запада, в бухту Аппер-Нью-Йорк-Бей. От материка, на котором расположен район Бронкс, на северо-востоке Манхэттен отделен проливом Харлем, от острова ЛонгАйленд на востоке и юго-востоке — проливом Ист-Ривер. Большая часть острова, за исключением исторической южной части Нижнего Манхэттена (ГринвичВиллидж), застроена по прямоугольному плану. Вдоль острова идут проспекты — Авеню, а поперёк — Улицы ("стриты").

Денис начала свою речь: «Ну, если вы повторяете, трудно остановиться. Я имею в виду, вы не должны останавливаться. Это делает ваше мышление более ясным, и я думаю, вы даже начинаете лучше видеть. Итак, то есть, если ваше сердце в этом, вы можете петь каждый день и иметь всё, что вы хотите. Я имею ввиду внутри. Полагаю, это сначала сложно. Но вы должны послушать, что говорит Свами. Вы будете чувствовать себя лучше, более спокойно, постепенно. Ну то есть, более комфортно. Это хороший способ провести свободное время вместо того, чтобы пытаться делать что-то, что неизвестно к чему приведёт. Как наркотики и прочее». Свами улыбнулся и произнёс ей: «Большое спасибо». Я думал: «Пожалуйста, не выбирайте меня, пожалуйста, не я». «Я бы попросил выступить наших гостей», — сказал он. Один из индийских мужчин разгладил усы и сказал по-английски с сильным индийским акцентом: «Мы шли по улице, посмотрели в окно и подумали, что мы в Индии. Итак, мы вошли. Мы из Индийского Торгового Флота. Я капитан, наш пассажирский корабль "Голконда". Мы пришвартовались в Нью-Йорке». — Он сделал паузу. — «Я могу рассказать несколько шлок из "Гиты"», — сказал он, словно предлагая. Свами поднял подбородок и сказал: «Расскажите». Глядя на Свами, человек несколько секунд подождал, посмотрел в потолок и начал петь стихи: «Дхармакшетрай, коорушетрей…» — и продолжал так несколько минут. Меня впечатлило такое количество запомненных наизусть стихов. Он пел одну и ту же мелодию для каждого стиха. Будучи музыкантом, я уловил эту мелодию, это был тетра-аккорд, первые четыре ноты мажорной гаммы. Я подумал, что это часть их традиции, которую я должен изучать. Его пение было мелодичным и душевным. Мне показалось, что кусочек Индии внезапно попал в нашу среду и оказался прямо здесь, в комнате со Свами и этими людьми.

Я впервые осознал, что философия, которую преподаёт Свами, была не просто философией, а культурой. Сознание Кришны было не просто идеей одного человека — Свами, но было чем-то большим, это касалось не только Бога и духовного мира. Это был образ жизни, принятый целой цивилизацией. Когда я слушал, как мужчина поёт, Индия казалась менее загадочной и менее неизвестной, и в тот момент я окончательно решил, что поеду туда. Человек остановился и посмотрел на Свами. Некоторые из преданных обернулись и уставились на него. Он возобновил пение, и ещё через пять минут он кивнул Свами и остановился. «Большое спасибо», — сказал Свами, глядя на своих посетителей. Я забыл о своём грызущем голоде и знал, что смогу протянуть эти несколько часов до полуночи! На следующий день, в пятницу, 9 сентября, Свами провёл нашу церемонию посвящения. Джейн решила тоже получить посвящение, поэтому тем вечером мы пришли в храм вдвоём. Нас направили наверх в маленькую квартиру Свами, где, как нам сказали, будет проведена церемония. Главная комната квартиры, где обедали Свами и его последователи, была уже полна людей. Свами сидел посреди комнаты перед небольшой прямоугольной насыпью земли, взятой из внутреннего дворика на улице. Дощечки ящика из под апельсинов были распилены на растопку и лежали кучкой перед ним. Рядом с ним на полу стоял маленький горшок с золотистым расплавленным топлёным маслом. Справа от него находился небольшой алтарь — коробка, обтянутая красно-синей бархатной тканью, — на которой стояла картина в стиле Эль Греко, фотография картины. Фигура на картине была похожа на христианского святого, увенчанного нимбом. Я не знал, кто это был. Свами жестом пригласил нас двоих сесть перед ним вместе с несколькими членами его основной группы, а также с людьми, которые были менее вовлечены, чем мы. Я посчитал число посвящаемых, всего 11 человек — из них 10 парней и Джейн. Я сидел

на полу с Джейн слева от меня и Карлом справа от меня. Рэй передал каждому из нас шнур с большими красными бусинами джапы, которые он купил для нас на днях. «Начинайте петь», — попросил Свами, и небольшая комната заполнилась мантрой Харе Кришна. Через несколько мгновений Свами дал знак, что мы должны остановиться. «Повторяйте следующую мантру за мной», — сказал он. «Ом…» «Ом», — вторили мы. «Апавитра…» «Апавитра…» «Павитро-ва…» «Павитро-ва…» Свами продолжал петь слово за словом около минуты, а затем объяснил их значение: «Апавитра означает "нечистый", а павитра означает "чистый". То есть, любой может быть нечистым или чистым, не важно. В каком бы состоянии он ни был, нечистым или чистым, если этот человек помнит Кришну, у которого лотосные глаза, он сразу же очищается как внутри, так и снаружи. Теперь я объясню значение этой церемонии посвящения. Это посвящение означает "очищение". Мы все нечисты в этом материальном мире, и поэтому нас одолевают рождение, смерть, старость и болезни. Чтобы преодолеть эти страдания, мы должны добровольно принять некоторую тапасью, некоторую жертву, некоторые правила и ограничения. Зачем нам нужно принимать духовного учителя? Принятие духовного учителя – это не хобби. Тому, кто заинтересован в том, чтобы услышать о трансцендентном предмете, раманте йогинах ананте, неограниченном, бесконечном, нужен духовный учитель. Не для всех.

Поэтому мы должны принять духовного учителя, который может научить нас науке о Боге. А кто этот человек? Об этом также говорится в Упанишадах: шротрийам брахма-ништхам — "духовный учитель должен состоять в цепи ученической преемственности, и, как результат этой авторитетной преемственности, должен быть полностью, твёрдо утверждён в Брахмане". И ученик должен предаться духовному учителю и получать наставления. Почему? Потому что духовный учитель является представителем Бога. Предполагается, что духовный учитель распространяет сознание Бога, сознание Кришны, делает каждого сознающим Кришну. Ученик должен почитать учителя так же, как и самого Бога, потому что он является самым сокровенным слугой Бога. Это не значит, что духовный учитель является Богом, нет. Но его следует уважать как такового, потому что он передаёт нам слова ученической преемственности, слова Бога». «Я знал, что Рэй немного ошибался» — подумал я, убедившись, что моё понимание роли Свами было правильным. Свами продолжал: «Итак, это посвящение называется харинама инициацией — первым посвящением. Духовный учитель даёт ученику харинаму — мантру Харе Кришна — чтобы повторять её и таким образом очищаться. Позже некоторые из вас могут получить второе посвящение, посвящение в брахманы, и тогда будет дана другая мантра. Итак, наряду с повторением Харе Кришна, вы должны соблюдать некоторые правила и ограничения. Если мы хотим очистить себя, нужно следовать четырём принципам. Принципы – это запрет на незаконный секс, опьянение, мясоедение и азартные игры. В Калиюгу, век раздоров, эти четыре вещи широко распространены. Любой, кто потворствует этим четырём вещам, не может представить, где он находится, кто такой Бог и как он может выбраться из этой обусловленной жизни. Так что это очистительный процесс. Посвящение означает начало процесса вашего очищения, и, если мы всерьёз намерены очистится, тогда мы должны следовать этим четырём принципам». Свами на мгновение остановился, внимательно глядя на нас всех, чтобы дать нам время осознать его наставления.

«Теперь», — сказал он, — «я дам духовные имена, санскритские имена. Когда мы даём какое-то духовное имя, это имя — имя Кришны, и за ним следуют дас или даси — мужчина и женщина. Дас означает "слуга". Так что, пожалуйста, возьмите свои чётки. У вас у всех 108 бусин?». Джейн и я бросили взгляд на Рэя, который, как мы полагали, сделал нам чётки. Он утвердительно кивнул нам. Мы снова посмотрели на Свами и кивнули ему. «Хорошо. Итак, мы должны повторить мантру Харе Кришна на каждой бусинке: Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе Это будет один круг. И вы должны повторять 16 кругов Харе Кришна мантры на чётках каждый день. Да. Теперь, пожалуйста, каждый из вас, по одному, передавайте мне чётки». Рэй сидел ближе всего к Свами. Он снял чётки со своей шеи и отдал их Свами. «Теперь мы все повторим один круг», — сказал Свами. Когда мы закончили один круг, Свами сказал: «Итак, Рэй, твоё духовное имя — Раярама Дас». Улыбаясь, он вручил Рэю его набор больших красных бусин. «Следующие чётки?» — Карл отдал свой набор Свами, и мы повторили ещё один круг. — «Карл, твоё новое имя — Карлапати Дас». Один за другим каждый посвящаемый передавал свои чётки Свами, который повторял на них мантру и затем давал новое имя. Наконец настала моя очередь. Я передал свою связку бусин Свами, и мы снова начали повторять. Свами трогал каждую бусинку, когда произносил мантру.

Раярама дас (Реймонд Мариас, Рэй), 1965г.

Хаягрива дас (Говард Уиллер), тоже получивший посвящение на 2-ой авеню.

«Итак, мистер Майкл», — сказал он, когда мы закончили ещё один круг. — «Твоё духовное имя — Мукунда Дас Адхикари. Мукунда — это имя Кришны, означающее "дающий освобождение". Джейн, пожалуйста, теперь дай мне свои чётки». Мы повторили ещё один круг, и Свами дал Джейн её имя: «Твоё духовное имя — Джанаки Деви Даси. Это имя супруги Господа Рамы, Ситы, дочери одного царя Джанаки». Он вручил Джейн её чётки. «Теперь, пожалуйста, каждый прикоснитесь своими чётками к стопам Господа Чайтаньи». Я вспомнил, как Свами упоминал Чайтанью раньше, но не мог точно вспомнить, в каком контексте. Рэй указал на маленький алтарь. Я последовал за остальными и прикоснулся своими большими красными бусами к стопам фигуры на картинке, а затем снова сел на своё место. Свами зажёг целую горсть ароматических палочек и равномерно расставил их вокруг земляной насыпи. Когда ароматный дым пронёсся по маленькой комнате, он взял маленькие щепотки цветного порошка и сделал над насыпью перекрестные линии. Затем, сложив самые маленькие деревянные палочки в форме пирамиды сверху насыпи, он зажёг огонь, в который подкладывал все большие деревяшки от ящика из под апельсинов. Он начал петь мантры пословно громким, глубоким голосом, и мы повторяли за ним каждое слово: ом̇ аджн̃а̄на-тимира̄ндхасйа джн̃а̄на̄н̃джана-ш́ала̄кайа̄ чакшур унмӣлитам̇ йена тасмаи ш́рӣ-гураве намах̣ После каждого стиха Свами возливал в огонь полный черпак гхи. Огонь становился всё больше и больше, пока пламя не дошло почти до потолка.

Это не было похоже на любые другие таинства, в которых я участвовал. Я вспомнил ритуалы в синагоге и о том, какими пустыми, необъяснимыми и бессмысленными они мне казались. Никто никогда даже не пытался объяснить мне их смысл. Похоже, они сами не знали, что проводили. То, что происходило здесь не слишком отличалось от предыдущих в том плане, что я всё ещё мало что понимал о происходящем. Разница была в том, что я знал, что Свами это знал. Это каким-то образом сделало церемонию более подлинной. Одно из окон комнаты было закрыто, и комната постепенно наполнялась дымом. Хотя мои глаза слезились, я был загипнотизирован церемонией. Это было больше, чем просто захватывающее зрелище с горящим огнём на полу посреди квартиры. Этот ритуал ощущался священным. Я пришёл на посвящение с не слишком серьёзными намерениями, но это оказалось чем-то большим, чем просто неформальное, расслабляющее событием. Это было больше похоже на переход от одной жизни к другой, на клятву следовать философии и принять конкретного человека в качестве моего учителя на всю жизнь. Я «пересёк Рубикон». Моим гидом в путешествии был Свами, этот человек, который стал другом, но всё же был и учителем. Он мне нравился, и я доверял ему, потому что, в отличие от других людей которых я встречал, он жил в соответствии со своей философией. Я чувствовал, что церемония проходила на личном уровне между ним и каждым из посвящённых. В отличие от западных религиозных ритуалов, которые я посещал, этот не был чем-то большим, не было богато украшенных высоких потолков, скамеек, органов, витражей, хоров или большого собрания, состоящего из семьи и друзей. Здесь, в этой скромной и строгой обстановке, церемония была посвящена соглашению, заключенному между ним и мной, закреплению обязательства и таинства, которое не зависело ни от кого и ни от чего другого. Я чувствовал себя счастливым, потому что теперь я официально стал частью миссии Свами, и, хотя он выглядел серьёзным после завершения церемонии, я чувствовал, что он тоже был счастлив. На следующий день после нашего посвящения сестра Джанаки по имени Джоан прилетела из Орегона на нашу свадьбу. Она была

единственным приглашенным членом среди обоих наших семей. В день свадьбы Джанаки и некоторые другие украшали квартиру Свами украшениями из листьев, которые были прикреплены к верхним углам комнаты. Пока они украшали, Свами ходил по кухне, готовя наш свадебный пир. Джоан, его единственная помощница, была занята раскатыванием и складыванием картофельной выпечки. Наконец, мы с Джанаки сели перед Свами во второй раз за неделю, на этот раз в нашей свадебной одежде и c гирляндами из свежих цветов. В маленькую комнату втиснулись 18 друзей, которых мы пригласили. Перед Свами были знакомая насыпь и миска с топлёным маслом. В своём красном сари Джанаки выглядела ослепительно. «Итак, я очень рад, что Мукунда и Джанаки сегодня венчаются», — сказал Свами. — «Вообще-то, я санньяси, отошедший от семейных дел. Санньяси не участвует в церемонии бракосочетания, но в этой стране, просто чтобы спасти своих учеников от греховной деятельности, я лично проявляю интерес. Я вижу, что здесь, в НьюЙорке, у большинства парней и девушек есть парень и девушка. Поэтому я прошу всех моих учеников о том, что, если вы хотите добиться прогресса в духовной жизни, то вы должны воздерживаться от четырёх видов греховной деятельности: в первую очередь, от незаконной половой жизни; во-вторых, невегетарианской диеты; втретьих, от употребления одурманивающих веществ; в-четвёртых, от азартных игр. Если человек не свободен от этих четырёх основных видов греховной деятельности, он не может прогрессировать в духовной жизни. Согласно нашим вайшнавским принципам, брак разрешён, потому что есть мужчина и есть женщина. Почему они не должны объединяться? Это правильно». Свами обратил внимание аудитории на нас. «Я прошу, чтобы вы жили счастливо вместе», — сказал он. — «Пожалуйста, делайте всё в связи с Кришной, живите чистой жизнью и будьте счастливы в этой и следующей жизни. Теперь вы все, пожалуйста, воспевайте Харе Кришна».

Комната снова наполнилась звуком мантры, пока Свами зажигал огонь. Как только огонь начал трескаться, он сказал: «Джанаки, пожалуйста, повтори: "Мукунда, я согласна служить тебе всю свою жизнь"». «Мукунда, я согласна служить тебе всю свою жизнь», — сказала она. «Мукунда, ты говоришь: "Джанаки, я принимаю тебя как свою жену и буду отвечать за твою жизнь в любых условиях"». «Джанаки, я принимаю тебя как свою жену и буду отвечать за твою жизнь в любых условиях». «Теперь вы оба обмениваетесь гирляндами. Да. Теперь Мукунда, ты прикрываешь её голову её сари. И теперь вы меняетесь местами — ты переходишь на эту сторону, а ты идёшь на эту сторону. Хорошо. Теперь вы муж и жена». Свами начал повторять мантры и лить топлёное масло в огонь, также как он это делал во время нашего посвящения. Для нас с Джанаки это был захватывающий способ официально начать нашу семейную жизнь без материалистических атрибутов, которые обычно были частью западных свадеб. Жениться, сидя перед пылающим огнём на полу в нью-йоркской квартире лишь с несколькими друзьями, и без наших семей. Это ощущалось альтернативно, уникально, контркультурно и, ну ... просто правильно. Пир, который приготовил Свами, был восхитительным – рис со специями и кусочками домашнего сыра и красного перца, кислосладкий дал, тушёный нут со множеством специй, карри с горохом и баклажанами, вареники в йогуртовом соусе приправленные листьями кориандра и свежемолотыми пряностями, лепёшки из цельной пшеницы, жареные во фритюре оладьи из цветной капусты, слоёная картофельная выпечка ломтиками, томатное чатни, губчатые шарики панира, плавающие в соусе из сгущённого молока, квадратики молочной помадки. Мы сидели с нашими гостями рядами на полу его

квартиры, поражённые тем, как из кухни выходило блюдо за блюдом. Несколько наших гостей-макробиотиков отбросили осторожность подальше и сдались перед кулинарными изысками Свами. «Слишком хорошо, чтобы сопротивляться!» — воскликнул старый друг из моего музыкального прошлого, когда появился Свами с чашкой сладкого сгущённого йогурта. Я вынужден был согласиться. Мы с Джейн никогда не видели и не пробовали раньше ничего подобного, и мы были очень благодарны Свами за то, он пошёл ради нас на такие трудности. После праздника мы направились обратно в наш чердак, чтобы продолжить торжество с примерно десятью людьми, которые посетили церемонию. Недавно инициированный Хаягрива — ранее Говард — громко пел индийские мантры, чередуя их с чтением Вордсворта и Лонгфелло, поэтов, которых он преподавал, когда был профессором английского в Огайо. Джоан рассказала нам о своём опыте приготовления пищи со Свами. «Он очень дружелюбный, не так ли?» — Сказала она. — «Когда я приехала, чтобы помогать ему готовить, он дал мне эти лимонные крекеры и охлаждённый йогуртовый напиток. И он часто говорил мне помыть руки». «Да, Свами всегда следит за чистотой», — сказал я. — «Он говорит, что быть чистым – это часть того, что значит быть преданным Кришны». «Ну, он продолжал замечать, что я прикасалась ко рту, и каждый раз просил меня помыть руки. Я даже не осознавала, что делаю это. Он делал так много вещей одновременно и всё так быстро». Мы включили телевизор и увидели, как Аллен Гинзберг даёт интервью взволнованному репортёру. К нашему изумлению, после нескольких минут вопросов он сел и начал повторять Харе Кришна мантру под аккомпанемент маленькой гармонии. Это казалось благоприятным завершением нашего дня.

Ален Гинзберг, поющий на фисгармонии.

Несмотря на запоминающееся качество нашей свадьбы и настойчивость Свами в том, чтобы мы никогда не расставались, в нашем браке ощущалось непостоянство. Джанаки была обеспокоена предложением Свами, что преданные должны в конечном итоге отказаться от своих партнёров по браку и посвятить себя на 100% Богу. Однажды днём она подняла со мной этот вопрос, через несколько дней после свадьбы, когда мы шли по Колумбия-стрит к мосту Делэнсистрит. «Этим утром я спросила Свами, нужно ли тебе однажды стать санньяси», — сказала она. — «Он отказался от своей жены и взрослых детей, чтобы стать Божьим человеком, поэтому я хотела знать, думал ли он, что тебе тоже придется сделать это». «Что он сказал?». «Он просто засмеялся и сказал "да". Казалось, он шутил со мной». «Похоже, ты не очень довольна этим», — сказал я. «Ну а как я могу быть? Я не думаю, что это повод для смеха. Я имею в виду, если мы дали клятву никогда не расставаться, как мне понимать то, что однажды ты должен стать монахом? Что будет со мной? Свами думает, что наш брак не сложится, или как?». «Я не очень много знаю обо всей этой части про санньясу», — признался я. — «Мне тоже некоторые части ведической философии кажутся противоречивыми». «Это не особо обнадёживает. Я имею в виду, что эта штука с Кришной была изначально твоей идеей, и я хочу знать, как это повлияет на меня в будущем». «Я просто не знаю, Джанаки», — сказал я. — «Сама идея стать отшельником довольно сложна для понимания, как бы я ни смотрел на неё. Но мы сейчас вместе. Мы женаты и инициированы, и ты оказала мне такую поддержку, даже когда мне пришлось пойти в тюрьму за торговлю наркотиками! Я думаю, что сознание Кришны меняет нашу жизнь, но отшельничество не является частью того, что я могу видеть».

Глава 10. Уклонение от Вьетнама Середина сентября 1966 Быть призванным на войну во Вьетнаме было постоянной угрозой, приглушённым беспокойством, которое следовало за мной, куда бы я ни шёл. Меня вызывали в военкомат много раз, но я неоднократно откладывал, выбрасывая третье и четвёртое уведомление и надеясь, что всё это просто исчезнет. Наконец, сразу после нашей свадьбы меня вызвали в офис ФБР и сказали, что я должен появиться в призывной комиссии в Нью-Йорке. Письмом через два дня было подтверждено, что если я не смогу явиться, то пойду в тюрьму. Я искал лучший способ справиться с ситуацией. Я не был готов к следующему сроку тюремного заключения, поэтому возможности не являться больше не было. Мой школьный друг по имени Джим Снайдер был вызван несколько лет назад, и он избежал призыва, приняв целую банку таблеток бензедрина. Он не спал три дня, не брился и напился сразу перед тем, как пойти, поэтому он не мог вести себя собранно, даже если бы захотел. В довершение всего, когда он появился в призывной комиссии в Портленде, штат Орегон, он специально обмочился в штаны. Он сказал, что так как это сработало для него, это сработает и для меня. Было множество случаев, подобных Джиму, но я не думал, что у меня хватит смелости повторить такой рискованный трюк. Кроме того, теперь, когда я был инициированным преданным, я не принимал никаких наркотиков. «Я просто боюсь этого», — сказал я Джанаки. — «Что мне делать?». «Не волнуйся – всё будет хорошо» — она говорила более уверенно, чем я. — «Кришна вытащит тебя оттуда. Он сделает это! Армии США точно не нужны те, кто не принимает наркотики, не ест мясо, не занимается незаконным сексом или азартными играми! Свами говорит, что Кришна защищает преданных».

«Это правда», — подумал я. — «Свами это говорил. Хорошо сказано: "Кришна защитит тебя", но мне всё равно придется отдать себя на милость призывной комиссии». Я думал об этом в течение следующих нескольких дней. С одной стороны, я был напуган и не верил, что Кришна мне поможет. А с другой стороны, я чувствовал, что, возможно, пришло время положить конец многолетним уклонениям от призыва. Теперь, когда я встретил Свами, у меня было некоторое понимание того, что происходящее в этом мире было частью большей картины. В конце концов, Кришна, или, по крайней мере, философия Свами, помогла мне, когда я был в тюрьме. «Я просто пойду и приму это», — подумал я. — «Я не знаю, что я буду делать или как я справлюсь со всем этим, но теперь это вне моего контроля. Я просто должен отдать свою судьбу в руки Кришны». Именно с таким довольно фаталистическим отношением я решил отказаться от возможности принимать наркотики. В ночь перед походом в призывную комиссию мы спали в комнате храма в НьюЙорке. Я подумал, что, раз я собираюсь полагаться на Кришну, чтобы он защитил меня, было бы хорошей идеей быть там в Его храме ночью перед моим днём расплаты. Следующее утро рассветало ярко и солнечно, резко контрастируя с моим тёмным и нервным настроением. Хотя я не был готов принимать наркотики, я не хотел, чтобы они думали, что я хотел быть солдатом, поэтому я не побрился и надел неопрятную, нечистую одежду. Когда я поднимался по длинной широкой лестнице призывной комиссии в Нижнем Манхэттене, я тихо повторял мантру самому себе и думал, что в случае самого плохого исхода я могу просто лечь и не сотрудничать, как Махатма Ганди. Я подошёл к длинной стойке в дальнем конце комнаты, полной призывников, в основном афроамериканцев. «Чернокожие воюют с буддистами в бурлящих вьетнамских джунглях?» — спросил я себя. — «Это не имеет никакого смысла. Даже если мы – это не тело, жизнь в этой стране, и, вероятно, в остальном мире, всё ещё сильно завязывается на теле».

Как ни странно, большинство мужчин там, казалось, хотели быть призванными. Я услышал волнующий разговор между двумя чёрными парнями, которые надеялись, что в тот же день их отправят в Вирджинию для прохождения базовой военной подготовки. Я передал свои смятые бумаги чиновнику за прилавком. Он посмотрел на мою грязную одежду, разглаживая ватный листок бумаги. «Посмотрим. Грант, да?» — сказал он. Он повернулся к шкафу за спиной и открыл ящик. Пока он просматривал файлы, я тихо бормотал мантру, чтобы успокоиться. Он поднял глаза от шкафа и долго смотрел на меня. Наконец он нашёл мой файл, но прочитал только первую страницу, прежде чем указать на комнату слева от меня. «Хорошо. Вам нужно пройти в ту комнату», — сказал он. Я запаниковал. Почему я просто не принял большую дозу бенни (таблетка, содержащая бензедрин, который является разновидностью амфетамина. Наркотик, который делает тело более активными), как предложил Джим, и

провалил бы медицинский осмотр? Это было бы так просто. Я просто поболел бы день или два, но побег из Вьетнама стоил бы того. Теперь же я был здесь без какой-либо подготовки. В маленьком сером кабинете за металлическим столом сидел мужчина, наблюдая за четырьмя подростками, которые, казалось, находились в разных состояниях расстройства. Именно тогда я понял, что меня причислили к "нерегулярной категории", вероятно, из-за моего бормотания за главным столом. Я решил использовать это по максимуму. Я громко повторял Харе Кришна мантру, намеренно не контактируя ни с кем глазами. Я знал, что получается спектакль, но в этом и был весь смысл. Вошёл другой чиновник в форме и сдал на хранение кучу файлов. Я услышал, как человек за столом сказал своему недавно прибывшему коллеге: "Эти люди не годятся для армии". Он кивнул в мою сторону и, похоже, его не волновало, слышал я его или нет. Это показалось мне хорошим знаком. Наконец, через 30 мучительных минут человек за

столом встал, подошёл ко мне и помахал перед моим лицом листком бумаги. «Поднимайся наверх к психиатру», — сказал он. Я прошагал в офис на верхнем этаже, который был залит солнечным светом, проникающим сквозь огромный ребристый просвет. За одиноким большим столом сидел пожилой мужчина, чей значок гласил: «Н.Х. Герхардт, доктор медицинских наук». Он выглядел достаточно дружелюбно, оценивая меня сквозь толстые очки, наполовину улыбаясь. Его густой немецкий акцент нарушил тишину кабинета. «Ты боишься идти в армию? Да?» — спросил он. Я подумал, что это был провокационный вопрос. «Я не знаю», — пробормотал я, решив проявить себя как невротик, психопат или, по крайней мере, необщительный и неспособный следовать простым инструкциям. — «Я не выходил из дома несколько месяцев. Я не хочу никого видеть». Я наблюдал, как он что-то пишет в моём личном деле. Он остановился и посмотрел на меня. «Я собираюсь классифицировать тебя как 1-Y», — сказал он. — «Тебя вызовут только в случае национальной чрезвычайной ситуации, ясно?». Я почувствовал прилив облегчения и подумал: «Почему война во Вьетнаме не считается национальной чрезвычайной ситуацией?». Врач внимательно следил за мной, пока доставлял эту новость. Моё сердце билось от радости, но я вёл себя бесстрастно, как будто мне было всё равно или не понял. Я не был уверен, знал ли доктор, что я притворяюсь. В чём я был уверен, так это в том, что 1-Y означало, что я фактически свободен. 4-F было бы лучше. Это значило бы, что меня никогда не вызовут ни при каких обстоятельствах, но я был счастлив и с 1-Y.

«Теперь иди домой», — сказал он, протягивая мне листок бумаги.

— «Береги себя». Я направился к двери и не сказал "до свидания". После многих лет откладывания, моё страшное испытание закончилось быстро и легко. «Спасибо, Кришна!», — подумал я и пошёл обратно в храм, чтобы рассказать Джанаки, Свами и преданным, что Кришна всё-таки спас меня.

Глава 11. На пути в Индию? Октябрь 1966 года Джанаки и я наконец решили отдохнуть от Нью-Йорка и отправиться в Индию. Мы чувствовали, что всё вокруг подталкивает нас в этом направлении — наша встреча со Свами, наше посвящение и наш брак, мой арест и моё освобождение от Вьетнама. Итак, одним тёплым осенним днём я пришёл в квартиру Свами, чтобы сказать ему, что мы уезжаем: «Джанаки и я собираемся на некоторое время поехать в Индию, Свами». «О?» — Он широко открыл глаза. — «Когда вы уезжаете?». «Не завтра, а послезавтра». «Так скоро?». «Да». «Вы полетите отсюда на самолёте?». «Нет, мы отправимся на западное побережье в штат Орегон, откуда я родом, и после этого мы отправимся в Индию». Он кивнул. «Мы готовы к Индии», — сказал я, пытаясь объяснится. — «Мы хотим ощутить её атмосферу и духовность. Знаете ли вы кого-нибудь в Индии, с кем мы могли бы встретиться? Кого-то, с кем мы могли бы связаться?». «Есть человек по имени Чандра Шекхар Шарма», — сказал он. «Есть ли у вас адрес или номер телефона?». «Я дам тебе». — Он засунул руку в сумку из искусственной кожи на краю своего коврика и вытащил оттуда небольшую записную книгу.

— «Его адрес – Хорши Роуд, 3 штрих 51. Можешь записать».

Я нащупал ручку и написал на обратной стороне маленького кусочка бумаги, который был у меня в кошельке.

«3 штрих 51? Что значит "штрих"?» — спросил я. «Вот такой выглядит этот знак, "штрих"», — он указал в книге. Я подошёл к нему, и посмотрел: «А, вы имели ввиду косую черту, когда сказали "штрих"?» - спросил я. «Да. Косая черта». «Хорошо. А номер телефона можно?». «Вот: 4-1-6-9-7-1». «В каком это городе?». «Дели. Старый Дели». Была долгая пауза. Я не был уверен, как попрощаться с ним. «Калифорния была бы для вас хорошим местом, чтобы открыть храм», — сказал я наконец. — «В этой части страны есть большой интерес к Индии и духовности, особенно в Лос-Анджелесе. Там много открытых людей. Некоторые даже понимают санскрит, вроде ӣш́варах̣ парамах̣ кр̣шн̣ах̣ сач-чид-а̄нанда-виграхах̣ ана̄дир а̄дир говиндах̣ сарва-ка̄ран̣а-ка̄ран̣ам». Лицо Свами засветилось, словно лампочка, после того как я прочитал один-единственный санскритский стих, который я запомнил, стих, который он дал нам на субботнем уроке санскрита. На его лице появилась огромная улыбка. «О! Очень хорошо!» — воскликнул он. — «Так ты запомнил стих из "Брахма-самхиты"?». «Да, Свами. Я подумал, что должен попытаться запомнить его».

Он кивнул, явно будучи очень довольным. Каким-то образом, санскритские слова, казалось значили для него больше, чем весь разговор на английском. «Ну, тогда я пойду», — сказал я. — «Харе Кришна». Я склонился на полу перед ним, так же как я видел, как это делают другие. Дойдя до двери, я услышал голос Свами позади себя: «Мукунда!». Я обернулся. «Просто подумай, можете ли вы открыть один из центров на западном побережье. Это было бы очень хорошим служением» — сказал он. Я улыбнулся, слегка кивнул и пробормотал: «Хорошо». Спускаясь по лестнице во дворик, где жил Свами, я почувствовал запах мусора, доносящегося с улицы. Я вернулся в наш лофт, размышляя о том, почему после всех прощаний Свами упомянул об открытии центра. Когда я упомянул об открытии храма в Калифорнии для Свами, я не собирался добровольно предлагать себя для этой задачи. Я имел в виду только то, что мог бы вообразить, что в будущем там появится храм. На следующий день я арендовал новый "Фольксвагенуниверсал", и мы с Джанаки собрали некоторые наши вещи. Уборка на чердаке не заняла у нас много времени, и на следующее утро мы были готовы поехать в штат Орегон. Мы отправились в путешествие на 3.000 миль (~4800км) вместе с нашим котом Скудзелбрунзером, Джоан и моим другом Морисом, который мне очень помог, когда меня арестовали. Осень была тёплой, поэтому мы спали каждую ночь под звёздами в армейских спальных мешках. Пока мы ехали, мы ели макробиотическую пищу и много пели.

Мы планировали поехать в окрестности города Кламат-Фолс, чтобы повидать тетю и дядю Джанаки и Джоан, но сначала мы отправились в маленький город под названием Бенд в штате Орегон, где жил мой старый друг по колледжу по имени Дастин со своей подругой Мелани. Дастин, Мелани, Джоан и я вместе учились в колледже Рид в штате Орегон, и нас всех вдохновлял профессор по имени Ллойд Рейнольдс, который был любителем искусства. Его подозревали в приверженности коммунизму. Я не видел Дастина много лет, но мы постоянно поддерживали связь. Он имел степень магистра философии и активно изучал альтернативные религиозные и духовные течения. Он также был в центре альтернативы на Западном побережье — он некоторое время жил в районе Хейт-Эшбери в СанФранциско, принимал участие в ЛСД-мероприятиях Кена Кизи («Электропрохладительные кислотные тесты») и идентифицировал себя с растущим «крестовым походом» молодых людей за прекращение войны во Вьетнаме, снижению возраста для голосования, легализации марихуаны и распространению нового расширяющего сознание наркотика под названием ЛСД. Дастин занимал должность в службе охраны леса США. Его работа заключалась в том, чтобы выявлять лесные пожары и сообщать о них службе национальных парков. Ему и Мелани был предоставлен небольшой домик на период работы, который располагался далеко в лесу на вершине холма в виде смотровой башни выстой 100-футов (35,5м). Они с Мелани были рады видеть нас. В тот вечер за ужином мы начали рассказывать им о наших последних нескольких месяцах в Нью-Йорке: моём аресте, нашей свадьбе и особенно о Свами. «Итак, я обнаружил, что этот Свами жил прямо там, на Бауэри», — сказал я, пытаясь объяснить им, как мы нашли Свами. — «Вам бы он понравился». «Он собирается остаться в Нью-Йорке?» — спросила Мелани. «Пока, я думаю, да», — ответил я. «У него есть мечта о создании всемирного движения. Он говорит, что в одном из древних индийских писаний есть предсказание, что имя Кришны будут воспевать по всему миру».

Одна из надзорных башен за лесными пожарами в Лесной Службе, 1960г

"Фольксваген- универсал" 1965 г.

«Что означает воспевание?» — спросил Дастин. «Свами говорит, что Бог не отличен от Своего имени», — сказала Джанаки, — «Так, воспевая имена Бога, вы получаете прямой доступ к Нему. Когда он инициировал нас, он просил нас повторять Его имена каждый день. Мукунда, покажи им свои чётки». «Мои чётки порвались», — сказал я. — «Мне нужно заново нанизать их. Принеси свои». Она зашла в маленькую комнату, где мы остановились, и вернулась со своей связкой больших красных бусин джапы. «Таким образом, нужно повторять мантру на каждой бусинке», — сказала она, демонстрируя всем. — «Нам нужно обходить их 16 раз в день, но иногда мы не заканчиваем. Это занимает как минимум пару часов». «Свами, как и мы, меняет мир», — сказал я. — «Но его видение состоит в том, чтобы изменить его духовно. Он сказал мне, что раньше он был частью движения Ганди в Индии, пытаясь получить независимость от Англии. Но его духовный учитель сказал ему, что сознание Кришны превосходит любые материальные условия. Оно достигает сути всего. Поэтому мы пытаемся следовать его учению. Такие вещи, как гражданские права и противодействие войне во Вьетнаме хороши, но как только эти проблемы будут решены, будет что-то другое, вы это понимаете. Свами говорит, что единственный способ решить все эти проблемы – это вообще выбраться из этого материального мира. Он говорит, что настоящее умиротворение придет только из духовного источника». «Ого!» — сказал Дастин. — «Это действительно захватывающе. Как он додумался до всего этого?». «О нет. Нет, нет!» — сказала Джанаки. — «Свами не придумал это. Он просто повторяет то, что сказал ему его духовный учитель. Он является частью того, что он называет ученической преемственностью, которая восходит к Самому Кришне». — Она

произнесла слово «ученической» (disciplic), как это сделал Свами, — «У-че-ни-чес-кой (dis-sip-lick). Итак, идея в том, что ничего не выдумано, ничего нового не добавлено. Просто один учитель повторяет слова своего учителя. Он действительно очень хорошо эрудирован. Он настоящий учёный, который пишет книги и всё такое. Вы должны услышать, как он цитирует санскрит». «Так что это не похоже на культ личности или что-то в этом роде», — сказал я. — «Свами — удивительный человек, но он представляет нечто более старое, то есть, целую культуру и область знаний. Он связан с чем-то священным». «Он действительно практикует то, что проповедует», — сказала Джанаки. — «Например, он говорит, что все живые существа равны духовно, и можно видеть, как он взаимодействует с разными людьми, даже пьяницами или бомжами. При этом некоторое время в храм приходил Аллен Гинзберг, и он не относился к нему как-то иначе, чем к кому-либо из нас». «Аллен Гинзберг приходил в храм Свами?» — Недоверчиво спросила Мелани. «Да, он был там!» — сказал я. «Вот это да». «Согласен. Храм — это действительно духовное место, и я думаю, что Гинзберг это почувствовал», — сказал я. «Мукунда помог Свами создать храм», — сказала Джанаки. — «Ему некуда было идти, поэтому Мукунда нашёл для него магазин и маленькую квартиру, где он сейчас живёт. В храме словно другой мир, особенно когда происходит воспевание». «Я читал "Автобиографию Йога" Парамахамсы Йогананды», — сказал Дастин. — «Мне очень понравилось то, что он пишет, и я чувствую, что сам двигаюсь в том же направлении. Я хотел бы взглянуть на книги Свами».

«Я могу одолжить тебе свои книги, пока мы здесь», — сказал я. «Знаете, вы, ребята, другие», — сказал он, глядя на нас. — «Вы как будто от природы под кайфом, то есть без наркотиков. Вы счастливы. Это ведь то, к чему мы все стремимся? Я имею в виду, ведь поэтому мы пытаемся расширить наше сознание? Я хочу попробовать то, что ты делаешь. И я хочу встретиться со Свами». «Ну, я думаю, вы могли бы поехать в Нью-Йорк, чтобы увидеть его», — сказал я. — «Но он сказал, что хотел бы открыть храм на западном побережье, так что вы сможете спуститься с гор и увидеть его после того, как храм откроется. На самом деле, он спрашивал меня, не откроем ли мы этот храм для него». Дастин и Мелани посмотрели друг на друга: «В самом деле? Он просил тебя это сделать?». «Ага. Но мы с Джанаки едем в Индию». На следующий день Дастин отвёл меня в маленькую комнату на вершине смотровой башни. Оглядываясь на океан еловых деревьев Дугласа, мы увидели вдали метель, дующую нам навстречу. Он взял трубку и сообщил об этом в службу национальных парков. Поговорив, Он повесил трубку. «Вам лучше собираться, если вы не хотите застрять здесь, в горах», — сказал он. «Да, я тоже так подумал», — сказал я. — «Я пойду и скажу Джанаки». «Послушай, Майкл, то есть Мукунда», — сказал он. «Вчера, после того как вы пошли спать, мы с Мелани поговорили. Нас действительно заинтересовало то, что вы с Джанаки говорили о Свами и философии, которую он преподаёт. Знаете, мы искатели, и, похоже, вы нашли то, что нужно». «Да, он действительно изменил мою жизнь и жизнь Джанаки», — сказал я.

«Дело в том, что моя работа здесь, в башне, подходит к концу, и у нас нет никаких планов после этого. Итак, мы подумали... почему бы нам всем не поехать в Сан-Франциско и не открыть этот храм, который Свами попросил вас открыть?». «Но мы едем в Индию», — сказал я. Я чувствовал, что за последние несколько дней повторяю это предложение много раз. «Конечно, я знаю», — сказал Дастин. — «Просто Свами попросил вас помочь ему, и теперь я говорю, что мы с Мелани поможем вам. У меня много контактов в Сан-Франциско. Я не думаю, что это будет сложно. Местом для открытия храма будет Хейт-Эшбери. Мы были там несколько месяцев назад, и там всё быстро растёт». «Хорошо, мы подумаем об этом», — сказал я. — «Мы направляемся к тёте Джанаки и останемся там на некоторое время, прежде чем отправимся в Индию. Мы не поедем ещё пару месяцев, поэтому я буду на связи». Джанаки и я направились из леса в одиночку. Джоан и Морис решили, что им нравятся места, где живут Дастин и Мелани, и подумали, что они останутся там на некоторое время, прежде чем отправиться в Орегон. К тому времени, когда мы были на извилистой дороге, ведущей вниз с горы, повсюду начали летать огромные снежинки. Дорога побелела, и у нас не было цепей или зимних шин, поэтому мы как можно быстрее поехали к уровню моря. Там снег превратился в мокрый снег, а затем дождь обрушился на лобовое стекло с такой яростью, что нам пришлось несколько раз останавливаться. Кламат-Фолс был всего в паре часов езды. «Дастин предложил нам помочь с открытием храма в СанФранциско», — сказал я Джанаки, как только погода улучшилась достаточно, чтобы мы могли поговорить. «Но ты сказал ведь ему, что мы едем в Индию?» — спросила она. «Ага».

Кламат-Фолс — город и административный центр округа Кламат, штат Орегон, США.

«Они были очень довольны тем, что мы рассказали им о Свами», — сказала она. — «Может быть, нам стоит принять их предложение». «Но это будет значить, что мы не поедем в Индию!» — сказал я. Мне несколько раз предлагали поехать за границу, и каждый раз я отказывался от этого предложения. Первый раз это было, когда я учился в колледже, и мой друг по имени Роберто посреди вечеринки в общежитии неожиданно предложил поехать в Индию. Затем, несколько лет назад, я отказался от оплачиваемой поездки на Майорку у побережья Испании, где шикарному ночному клубу нужна была группа, чтобы играть в течение четырёх недель. Каждый раз что-то мешало мне покинуть Штаты и совершить прыжок в неизвестность. Я был полон решимости не допустить этого снова. «Почему ты хочешь поехать в Индию?» — спросила Джейн. «Ну, потому что это экзотика, и потому что это будет похоже на приключение или что-то в этом роде», — сказал я. «Пребывание в Штатах и открытие храма для Свами тоже было бы своего рода приключением», — сказала она. Она явно теряла энтузиазм по поводу Индии. Я молча согласился с ней. Я не хотел этого признавать, но энтузиазм Дастина и Мелани по поводу открытия храма затронул и меня. Примерно через час мы прибыли в дом тёти Джанаки — Эдны и дяди Дина Хауэлла. На их кухонном столе меня ждало письмо. Я перевернул его и увидел имя отправителя: «А.Ч. Бхактиведанта Свами». Письмо от Свами! Я полностью забыл, что дал ему этот адрес, и разорвал конверт, как будто это было уведомление о неожиданном выигрыше в лотерее. Там был один лист бумаги и газетная вырезка с заголовком «Пение толпы Свами в парке в поисках экстаза». Я развернул письмо. Оно читалось так, как будто это было от старого друга.

В выпуске "Нью-Йорк таймс" за октябрь 1966 года была опубликована статья под заголовком «Пения толпы Свами в парке в поисках экстаза», и это было первое крупная статья об ИСККОН в газете.

«Мы достигли некоторого успеха», — писал Свами. — «Я приложил вырезку из New York Times. Приходит много людей, и теперь это место украшено лучше, чем раньше». Я внимательно изучил зернистую газетную фотографию. На фотографии я узнал несколько лиц, в том числе тех, кто танцевал с поднятыми руками, как это впервые показал нам Свами в ашраме доктора Мишры. Свами тоже был на фотографии, он пел со своим барабаном. Мы пели только в храме, и я был удивлён, что Свами вывел всех на публику. Аллен Гинзберг дал интервью в статье. Я знал, что он очень помогал всем нам, но заметка в «Нью-Йорк Таймс» — это совсем другое. Рассматривая фотографию, я подумал: «Свами начал движение, именно так, как он говорил». Я вспомнил слово «движение», которое фигурировало в учредительном документе, который я подписал, но я никогда не относился к этому очень серьёзно. Теперь я мог видеть, что на самом деле происходило в Нью-Йорке — общество Свами двигалось вперёд. Движение! Я был так счастлив за него и счастлив за себя, что был частью этого. Джанаки и я провели ночь с её тётей и дядей, а затем направились в маленький домик, которым они владели на озере Кламат. В нашу первую ночь дикие инстинкты Скузельбрунзера взяли верх над ним, и он убежал в лес. Спустя годы тетя Джанаки сказала, что видела его в его новой среде обитания, диким, как тигр. Всю следующую неделю я постоянно взвешивал Индию и СанФранциско. Я читал и перечитывал письмо Свами и статью, которую он мне прислал. Однажды днём я сидел, переделывая свои чётки для джапы возле нашего дома на шаткой пристани озера Кламат. Я понял, что между каждой бусиной должен быть узел, чтобы они не соприкасались. Пока я завязывал узлы и натягивал гладкие красные бусы, жаркое осеннее солнце припекало мне шею. Прощальные слова Свами отозвались эхом в моей голове: «Просто подумай, можете ли вы открыть один из центров на западном побережье. Это было бы очень хорошим служением».

Я посмотрел на озеро. Осень была медленной в этом году. Деревья на краю озера отливали оттенками красного и жёлтого, но это был единственный признак приближения зимы. В воздухе пахло пыльцой, на небе не было облаков. Внизу, среди речных зарослей, стояла небольшая весельная лодка. Закончив нанизывать чётки, я набросил их себе на шею, наклонился над краем дока и подтянул лодку через водную флору, чтобы смочь в неё залезть. Маленьким веслом я маневрировал своей лодкой через бледно-розовые лилии, которые поднимались из озера. Капли воды лежали как жемчужины на плоских зелёных лилиях. Когда я проплыл дальше в озеро с прозрачной водой, я откинулся назад и закрыл глаза. Я слышал маленькие потоки пузырьков воздуха, поднимающиеся вверх от растений Тули, растущих многими футами ниже на иловом дне озера. Я открыл глаза и увидел одинокие серебряные нити паутины, дрейфующие с поверхности озера, заканчиваясь где-то выше на голубом небе. «Что нам делать?» — подумал я про себя. Я годами мечтал побывать в экзотической Индии, дышать её запахами, есть её еду, встречаться с её духовными людьми и посещать её архитектурные чудеса. Но мы действительно никого там не знали, и у нас не было плана того, куда мы пойдём или что будем делать, когда приедем. Искал ли я повод просто не путешествовать и не рисковать, как в прошлом? Я был так уверен, что пришло время для нас с Джанаки поехать в Индию, но теперь я уже не был в этом уверен. Интерес Дастина и Мелани к Свами сильно повлиял на меня. Неожиданным показалось, то, что они хотят быть в одной команде, помимо того, чтобы быть друзьями. «Возможно, нам просто стоит отказаться от нашей поездки в Индию и всё-таки поехать в Сан-Франциско», — подумал я. — «Это было бы проще, и мы помогли бы Свами в его миссии». Я провалился в сон и мне снилось, что я плаваю в космосе в пурпурном цвете. Я видел, как всё растёт и кружится над поверхностью Земли, Юпитера и Луны. Затем мне приснилось, что я

нахожусь в центре места, где собираются тысячи людей моего возраста и моложе, прибывающих со всего земного шара, которые собираются массово на улицах группами и с гигантскими наборами громкоговорителей. Они курили траву в больших трубках прямо на улице среди бела дня, и никто не пытался их остановить. Громкая музыка пульсировала в моей голове. Я стоял на тротуаре Хэйт Стрит. Я много вдыхал из трубки, кашлял и получал «сильный контакт». На меня окружила толпа людей. Я начал задыхаться. Я проснулся от неожиданности и сел, потирая глаза. На озере было всё тихо. «Странный сон», — подумал я, откинулся на спину и снова уплыл. В моём сне появились Тадж-Махал и Пещеры Аджанты. Это было таинственно, экзотично, но вскоре стало тесно, темно и угрожающе. Журчащие пузырьки, поднимающиеся со дна озера, становились всё громче и громче. Пузыри усиливались до тех пор, пока они не стали оглушительными во сне — звук больших молотков, которыми пугающие полуголые индийцы стучали по большим барабанам в тропических сумерках возле пляжа на юге Индии. Я не видел их лиц, не мог понять, что они делали или думали. Я запаниковал и надеялся, что они меня не увидят. Я снова проснулся и почувствовал солнце на моём лице. Я плавал в маленькой гребной лодке на озере Кламат в течение 6 часов, и мне было нечего делать, мне было некуда идти, я был в смятении по поводу нашего пункта назначения. Неделю спустя я вернул наши билеты в Индию и получил денежное возмещение. Мы направлялись в Сан-Франциско.

ЧАСТЬ 2. Сан-Франциско. «Цветы в их волосах» Если ты едешь в Сан-Франциско, Вплети в волосы пару цветов. Если ты едешь в Сан-Франциско, То обязательно встретишь там милых людей. Все те, кто приезжает в Сан-Франциско, Лето там становится летом любви. На улицах Сан-Франциско Милые люди с цветами в волосах.

- Скотт МакКензи

12. Открытие новых возможностей Ноябрь 1966 Мы с Джанаки приехали в Сан-Франциско в конце 1966 года, и после короткой остановки у друзей в Беркли мы по рекомендации Дастина направились в район Хейт-Эшбери. Эта часть города стремительно становилась Меккой для людей, имеющих альтернативное мышление и образ жизни, и мы подумали, что здесь наиболее подходящая почва для посадки в неё семени нового храма для Свами. В начале двадцатого века Хейт-Эшбери был районом верхушки среднего класса, одним из немногих районов Сан-Франциско, которого не коснулись разгоревшиеся после землетрясения пожары 1906 года. В 30-х годах Депрессия лишила многих состоятельных резидентов Хейта их богатств, и в 40-х большие дома, каждый из которых занимала одна богатая семья, были переделаны в дома с маленькими квартирами для тружеников войны. В 50-х все, кто мог уехали из района Хейт. Потерявшие всё люди нашли дешёвое жильё в многочисленных обветшалых домах, а оставшиеся дома просто разрушались. В 60-х годах Хейт-Эшбери выглядел как обыкновенный район Сан-Франциско, в котором жило много иммигрантов. Дешёвое жильё также подходило наркоманам, наркоторговцам и людям, обладающим небольшими материальными средствами. В ноябре 1966 года оставалось ещё примерно 6 месяцев до «Лета Любви», но с точки зрения нас как новых жителей района культура хиппи уже начала распространяться. Группы экзотически одетых подростков и молодых людей проводили время на улицах и на порогах домов. Хотя производство, хранение, продажу и использование ЛСД объявили нелегальными в октябре, за несколько недель до нашего переезда, всё же можно было найти много доказательств того, что наркотики были легко доступны. Везде были косяки, и дым от них был частью отличительного запаха этой местности. Фактор опасности употребления незаконных наркотиков делал процесс ещё более волнительным.

Сан-Франциско, США.

"Лето любви" (англ. The Summer of Love). Лето 1967 года, когда в квартале Сан-Франциско под названием ХейтЭшбери собралось около ста тысяч хиппи, знакомых и незнакомых, чтобы праздновать любовь и свободу, создавая тем самым уникальный феномен культурного, социального и политического бунта. Бесплатная еда, бесплатные наркотики и свободная любовь были доступны в парке "Голден Гейт" Новоиспечённые дети цветов, возвращаясь домой, к привычному образу жизни, распространяли в городах США, Канады, Западной Европы, Австралии, Новой Зеландии, Японии новые идеи, идеалы, принципы поведения и моды.

Хейт-Эшбери был разноцветной изнанкой «американской мечты». Некоторые из приезжающих в Сан-Франциско бросили колледж или старшую школу, другие же были образованными членами зажиточных семей. Все искали альтернативу символизирующему «мечту» образу жизни, включавшему в себя создание семьи, получение хорошего образования и зарабатывание большого количества денег. Отвержение норм было нормой для Хейт-Эшбери. Жившая там молодёжь придерживалась философии, которая отвергала капитализм, военные действия Соединённых Штатов во Вьетнаме, христианство, авторитеты и соответствие любым требованиям. Некоторые порвали или сожгли свои военные билеты и любые другие удостоверения в надежде достичь полной анонимности. Один из местных героев, Гэри Снайдер, предсказывал появление групповых браков в конце эпохи капитализма. Многие рассматривали национальную американскую индейскую культуру как суть истинного американизма. Они жаловались на то, что местное население эксплуатировали, уничтожали и лишали собственности европейские захватчики. В качестве символа своей солидарности с индейской культурой многие носили так называемый "Глаз Бога": конструкция формы алмаза из натянутой паутинной нити между двумя палочками, переносимая в воздухе по стандартам средневековья. «Глаз Бога» стал символом молодых иммигрантов с ХейтЭшбери. Обычная одежда была заменена на длинные волосы и бороды, бусы, повязки на голову, перья, мини-юбки, кожаные куртки и мантии волшебника, подходило всё. Туристы средних лет жизни из штатов Айовы, Нью-Йорка, Джорджии, и стран Канады, Англии и Германии регулярно ездили туда-сюда по Хейт-Эшбери, чтобы вблизи вживую поглазеть на спектакль «людей-цветов». Многие женщины и некоторые мужчины носили цветы в волосах, и в том время было продано миллион копий песни Скота Мак-Кензи, которую играли на радиостанциях по всему миру. Это была анти-община, которая искала другую реальность. Инструментами поиска были наркотики, секс, музыка и альтернативная духовность.

Глаз Бога

Хиппи — дети цветов.

Хиппи на пляже парка "Голден Гейт", Сан-Франциско, 1967 год

Группа людей несут человека, лежащего на поддельном гробу на улице ХейтЭшбери во время церемонии «Смерть хиппи». Сан-Франциско, 1967 год.

Спальня хиппи, 1967 год.

Олдовые хиппи сжигают психоделические плакаты и другие безделушки, чтобы очертить конец Лета Любви. 1967 год

"Дети цветов" возникло как синоним хиппи, особенно среди идеалистически настроенной молодежи, собравшейся в Сан-Франциско и его окрестностях во время "Лета любви" в 1967 году. У "детей цветов" был обычай носить и раздавать цветы или украшения с цветочной тематикой, символизирующие идеалы всеобщей принадлежности, мира и любви. Средства массовой информации подхватили этот термин и использовали его для обозначения в широком смысле любого хиппи. "Дети цветов" также были связаны с политическим движением "Сила цветов", которое зародилось на идеях, написанных Алленом Гинзбергом в 1965 году.

"Дети цветов"

Архитекторы свежеслепленного движения хиппи проповедовали и верили в то, что музыка и наркотики – в особенности ЛСД – открывали новые пути восприятия, благодаря которым люди могли расширить сознание. "Новая музыка" включала в себя группы "The Byrds", "The Beatles" и "The Grateful Dead". Считалось, что их музыка предвещала радикальные изменения в сознании. Честер Андерсон, один из воодушевлённых провидцев Хейта сказал: «Рок – это развивающаяся формальная гомо-гештальтная структура: группы живут вместе. Супер-семьи. Находящиеся на начальной стадии развития племенные группы. Рок – это регенеративное революционное искусство, не дегенеративное или упадочное. Принципы рока не ограничены только музыкой. Рок – это интенсивно синтезирующая музыка, которая может впитать в себя всё общество. Рок восстановил древнюю истину, гласящую, что искусство создано для развлечения. Рок – это образ жизни, внутренний и вселенский. Даже мёртвые не обладают полным иммунитетом к нему.

"The Grateful Dead" ведёт корабль света по стране тьмы». Музыку особенно ценили в расширенном состоянии сознания под воздействием наркотиков. Бывший профессор Гарварда в возрасте сорока с чем-то лет и очень популярный своего рода гуру Хейт-Эшбери Тимоти Лири был центром философии о сознании, расширенном с помощью наркотиков. Вскоре после того, как Лири придумал фразу "Включись, настройся, улетай", он начал советовать родителям среднего класса не бояться, что их дети экспериментируют с наркотиками. «Мой совет таков: сядьте с детьми», — говорил Лири. — «Спросите у них, что нового они узнают, почему они принимают их и учитесь у своих детей, и, возможно, в конце концов, когда вы станете духовно готовы, вы включитесь вместе с детьми, если почувствуете, что это то, что нужно делать». Аллен Гинзберг также во всеуслышание пропагандировал ЛСД: «Как мы можем изменить Америку?» — спрашивал он. — «Моё первое предложение: пусть каждый, кто меня слышит, хотя бы один раз попробует ЛСД – каждая женщина, каждый мужчина и ребёнок старше 14 лет, обладающий хорошим здоровьем. Так я предрекаю, что мы

увидим сияние славы или масштабности за пределами нашей социальной сущности, нашего правительства, даже Америки, которые объединят нас в одну мирную общину. Политика Америки нуждается в оргиях в парке, на Бостонской площади, c обнажёнными вакханками в национальном саду. Я уже осознаю, что происходит с молодёжью в реальности и в фантазиях. Я фактически устанавливаю стандарты, которые включают в себя наркотики, оргии, музыку и примитивную магию как ритуал поклонения». Гинзберг не был одинок в своём интересе к не западным религиям. Многие популярные лидеры того времени придерживались философии свободы, часто выражавшейся восточными метафизическими терминами буддизма и учения дзен. Альтернативные религии поддерживались, а христианство отвергалось – новые пилигримы считали христианство архаичным, коррумпированным и не подходящим духу того времени. У Хейта была своя подпольная газета «Оракул», которая печатала такие статьи: "Цветок с улицы", "Бон Бон Махадев", "Возродись или умри", "Психоделическая йога" и "Среда для расширения сознания». Одно эссе бросало вызов взглядам христианства такими словами: «Мы подозревали вашего Бога, который никогда не подводил вас – вечно любящий Христос без человеческих недостатков. Ужасная правда состоит в том, что Христос принёс с собой ад, и у каждого из вас есть свой ад, своя темнота». Образ жизни и философия этих лиц были слишком радикальными для меня, но я подумал, что мы можем извлечь из этого максимальную пользу. Хотя Свами не поддерживал основные принципы философии хиппи – особенно применение наркотиков и свободную любовь – всеобщий интерес к духовности давал мне надежду, что новый храм будет процветать в этом районе искателей. Первое, что я сделал по нашему прибытию в Сан-Франциско – нашёл телефонную будку, чтобы позвонить Дастину и Мелони. Они обрадовались новости о том, что мы передумали насчёт поездки в Индию, и через несколько дней они приехали на Хейт-Эшбери со своей французской овчаркой Ральфом, а так с Джоан и её новым парнем по имени Джим.

Сан-Франциско, перекрёсток улиц Хейт и Эйшбери.

Психоделический магазин на Хейт-Эшбери, 1967 год

Джордж Харрисон на улице Хейт в Сан-Франциско, август 1967 года

Сан-Франциско, улица Хейт. Выступление рок-группы "Grateful Dead".

Группа "Grateful Dead" В переводе с английского — «Благодарные мертвецы». Американская рокгруппа с лидером Джерри Гарсией, основанная в 1965 году в Сан-Франциско. В конце 1960-х Grateful Dead вместе с "Jefferson Airplane" и некоторыми другими рокгруппами стали основоположниками американского психоделического рока. После выступлений на фестивалях в Монтерее (1967) и в Вудстоке (1969) группа заняла значимое место в американской музыкальной сцене и контркультуре.

Ти́моти Фрэ́нсис Ли́ри (22.10.1920-31.04.1996) Американский писатель, психолог, участник кампании по исследованиям психоделических препаратов, разработчик программного обеспечения — одних из первых индексируемых ЭВМ психологических тестов. Свою скандальную известность Лири получил за исследование влияния психоделиков на психику и нервную систему человека. Его исследования были в самом разгаре, когда психоделики (и прежде всего ЛСД) объявили вне закона. Эксперименты пришлось прекратить, но отказываться от психоделиков Лири не собирался и пожертвовал ради исследований профессиональной карьерой и репутацией академического учёного. Лири получил огромную популярность в разгар движения хиппи. Со временем в прессе его стали называть "ЛСД-гуру". Лири активно пропагандировал психоделики, выступал с лекциями и написал ряд книг, посвящённых расширению границ человеческого сознания.

Во время первой недели пребывания в Сан-Франциско я вырезал из газет пару статьёй про Индию: «Высох бассейн Богини Индии» и «Семь умерших индийцев на протесте против убоя коров». Первая статья была про ежегодный фестиваль Дуссехра, во время которого богиню купали в специальном бассейне. Его пришлось отменить по причине засухи, так как не хватало воды для наполнения бассейна. Вторая статья рассказывала о том, как какие-то святые люди оккупировали входы в парламент Индии, выступая против забоя коров. Согласно статье, в Индии было 175,000,000 коров, и каждый день лица не индусского происхождения забивали около 30,000 коров. Хотя в статье говорилось, что те люди пришли на протест «расслабленными, практически в настроении праздника», он закончился забастовкой и вмешательством полиции. Похоже, что обе статьи подтверждали наше решение не лететь в Индию. Проблемы были даже там – забастовки, убой коров, засуха. В уме я сделал заметку спросить у Свами про фестиваль Дуссехра (что я так никогда и не сделал). (Дуссехра, известный так же, как Виджаядашами, Дасара, Душера или Дашайн знаменует собой конец Наваратри, девятидневный праздник Дурга Пуджи, посвященный победе богини Дурги над буйволом-демон Махишасура для восстановления и защиты дхармы. Примечание редактора).

После недели пребывания в Сан-Франциско у нас получилось снять так называемую «железнодорожную» квартиру в районе под названием Миссия. Три спальни располагались в ряду, соединённые тусклым коридором, а также там была неопрятная кухня и ванная комната. Улица называлась Лаки Эллей ("Аллея Удачи"), что мы посчитали хорошей приметой, несмотря на качество жилья. После того, как мы заехали и обжились в квартире, мы стали обсуждать, что мы будем делать в Хейте. «Основное, что нам нужно сделать – это привезти сюда Свами», — сказал я. — «Но сначала нам нужно открыть храм. Он попросил нас сделать именно это – открыть центр». «Конечно. Это наш план», — сказал Дастин. — «Единственная загвоздка заключается в том, что у нас нет денег».

«Возможно, тогда первое, о чём нам нужно думать, это где достать деньги», — сказала Джанаки. — «Но как мы это сделаем? Нам нужно много денег, и мы совсем не профессионалы». «Ну, я знаю, что есть одна вещь, которую в этом месте можно очень быстро продать и получить много денег», — сказал Дастин. — «Но я не думаю, что Свами бы одобрил это». «Да, продавать наркотики – это неправильно», — сказала Мелани. — «Мне кажется, нам нужно подумать о том, что ещё можно продавать. Я могу начать дело по продаже эфирных масел – знаете, продавать масла в основных магазинах в Хейте. Я прошлась по ним и проверила их. Они продают вещи типа курительных трубок, плакатов, переводных картинок, бижутерии, деревянных флейт… ну знаете, подобные вещи. Эфирные масла будут быстро продаваться, я знаю, что будут». «Это будет хороший долгосрочный доход», — сказал я. — «Но нам нужно сделать что-то, что бы быстро принесло большую сумму, чтобы открыть храм». «Нам также нужно донести послание Свами большому количеству людей очень быстро», — сказала Джанаки. — «Что, если мы устроим какое-то мероприятие, где за вход нужно было бы заплатить? Например, духовный рок-концерт или что-то типа этого». Мы переглянулись. «Неплохая идея!», — сказал Дастин. «В Хейте так много разных групп», — сказала Мелани. — «Я уверена, что у нас получится пригласить очень хорошие группы». «Эй, вы помните моего приятеля Рока Скалли?» — спросил Дастин. «Я с ним ни разу не встречался», — сказал я. — «Но я помню, ты рассказывал о нём».

«Ну ладно, сейчас он и Денни Рискин – менеджеры группы “The Grateful Dead”! Вот было бы здорово, если бы они сыграли на концерте. Это было бы мощно!». «Мы могли бы назвать его "Концерт для Кришны"», — предложил я. «Или "Трансценедэнс"», — сказал Джим. Дастин скривился: «Я думаю, нам нужно придумать название подлиннее». «Может, у нас получится попросить прийти Аллена Гинзберга», — предложила Джоан. «И Свами», — сказала Джанаки. «Конечно, Свами!». «Представьте Свами на сцене, на рок-концерте», — сказала Джанаки. — «Его услышат тысячи людей!». «Он мог бы говорить, а также вести воспевание», — сказал Дастин. — «Это будет довольно-таки большое мероприятие!». В течение нескольких следующих недель мы начали узнавать наш район. Наши дни на Лаки Эллей обрели форму и расписание. Каждое утро мы вшестером повторяли джапу и вкушали свежеприготовленный завтрак, предложенный Кришне так, как этому нас учил Свами. Затем каждый шёл своей дорогой — — зарабатывать столько денег, сколько мог, чтобы открыть центр. Я был единственным, кто не работал. У меня было небольшое наследство, и кому-то нужно было всё время посвящать организации концерта, и этим человеком был я. Я проводил время в поисках помещения для храма и по пути встречался с людьми. Иногда я ездил на машине, но чаще я ходил пешком, потому что так я мог знакомиться с людьми. Пребывание в Хейте приводило меня в волнение, но по сравнению с Индией здесь

был дополнительный бонус в виде знакомой территории. Я заручился познакомиться с командой, выпускавшей газету "Оракул". Я знал, что дружба с теми, кто выпускает газету, будет преимуществом. «Оракул» выпустил статью Джорджа Харрисона, в которой он говорил, что можно использовать мантры, чтобы извлечь суть музыки. Я написал ему письмо, которое он конечно же не прочитал, говоря, что истиной является противоположное: "что можно использовать музыку, чтобы обрести суть мантры". Это был маленький шаг, но мне понравилось писать письмо такому известному музыканту, возможно, он заметит нас и поможет в развитии миссии Свами. Дастин связался с менеджером "The Grateful Dead" и получил их согласие сыграть на концерте, и они связали его с другими группами. Казалось, что все дела складывались очень легко, почти что волшебно. Как-то днём я стоял на Хейт-Эшбери и разглядывал малюсенькое помещение на первом этаже, свободное для аренды – но слишком маленькое для храма, понял я, как только туда вошёл – когда меня окликнул чей-то голос. «Эй! Ты с Бхактиведантой?». Я повернулся. Стоявший на расстоянии нескольких входных дверей от меня высокий полный парень с длинными каштановыми волосами помахал мне. «Я видел твои чётки», — сказал он мне, указывая на чётки, висевшие на моей шее. «О, да, я с ним. Но обычно мы зовём его Свами», — сказал я. «У вас здесь есть храм?». «Нет, ещё нет, но мы хотим его открыть». «Я помогу вам», — сказал он. — «Я помогу вам открыть храм. Я много слышал о Бхактиведанте, и я бы хотел сделать что-нибудь, чтобы помочь ему начать здесь своё движение».

«Да? Вы встречались с ним?». «Неа. Но я знаком со многими людьми. Друг моего друга видел его в Нью-Йорке. Приходи ко мне сегодня вечером. Пообщаемся о том, как найти для него хорошее место». «Сегодня я не могу. Что насчёт завтра?» — я не был уверен, как понимать такую неожиданную встречу и не хотел действовать импульсивно. «Да, хорошо. Эй, а ты был в храме в Нью-Йорке?». «Да, был. Я помог Свами открыть там храм. Сюда мы приехали пару недель назад. Свами сказал, что хотел бы, чтобы мы открыли центр здесь, на западном побережье». «Мне нравится совершать благие дела, и насколько я понял, вы как раз занимаетесь благим делом. Приходите и мы это обсудим! Хорошо?». «Завтра днём?». «В любое время. Мы будем там весь день. 351, Коул Стрит. Кстати, меня зовут Вулф». На следующий день пятеро из нас — я, Джанаки, Дастин, Джоан и Джим — отправились в дом Вулфа. Мы все согласились с тем, чтобы посмотреть на его место и узнать, что он может нам предложить. Мы устроились в "Шевроле" Дастина 1952 года выпуска и проехали небольшое расстояние от Лаки Эллей до Коул Стрит. «Знаете что?» — сказал Дастин, пока мы ехали. — «Этой ночью мне приснился Свами». «Несмотря на то, что ты его никогда не видел?» — сказал я. «Ну, я всё же могу видеть сны с ним, не так ли? Мне снилось, что я куда-то вёз Свами на этой машине».

Шевроле 1952 года

«О Господи, я бы не хотела, чтобы Свами ездил на этой машине!»

— воскликнула Джанаки. «Через какое-то время Свами спросил, может ли он вести машину», — сказал Дастин. — «Мы поменялись местами, и я дал ему сесть за руль. Он ехал очень гладко». «Какой замечательный сон». «Я знаю». «Похоже, что Дастин доверяет Свами, особо его не зная», — подумал я, пока мы подъезжали к дому Вулфа. — «И это показывает, что на самом деле это Свами руководит всем проектом!». Вулф, одетый в яркую полосатую футболку с короткими рукавами и джинсовые шорты, которые выглядели так, будто их привязали к бамперу машины и проехались с ними по пустыне, открыл нам дверь. «Заходите», — сказал он. Он провёл нас вверх по лестнице, открыл дверь, и мы зашли в гостиную в его квартире. На стенах висели искусно скопированные гобелены Мадраса и изображения тибетских мандал. На подоконниках стояли разноцветные бутылки, в которых стояли цветы гибискуса, нарциссы или гвоздики. Цветные тени от них падали на пол. В центре комнаты стоял украшенный экзотической резьбой кальян, и из его керамического тигеля уже валил дым. Трое незнакомцев в одежде психоделической окраски сидели вокруг него, устроившись на толстых розовых, синих, жёлтых и оранжевых атласных подушках. В комнате пахло горящей соломой, но я знал, что это был марокканский гашиш. Там было тепло, уютно и привлекательно. «Присаживайтесь», — сказал он, жестом указывая на подушки. На полу лежал афганский узорчатый ковёр. Для квартиры на Хейт-Эшбери всё было довольно-таки роскошно и на удивление чисто.

Мы сели вокруг кальяна высотой в 3 фута (91см). Я сразу понял, что они курили траву высшего качества. Я обнаружил, что размышляю над её происхождением. Может, она была не из Марокко. Возможно, из Лебандона, Панамы или Ирана. «Это Кассандра, Олли и Майк», — сказал он. — «А это… эм… кришнаиты из… эм… Нью-Йорка, я думаю. Так?». Мы кивнули. Он сел рядом с нами и сказал: «Ну что, в чём куш?». «Ну», — сказал я, — «мы хотим открыть храм здесь в СанФранциско. Эм, воспевание — это основное, чем Свами занимается в храме». — Я нервничал. — «Хотите попробовать?». «Конечно», — сказал Вулф. «Мы можем петь вместе. Я принёс цимбалы. Вот мантра. Я записал слова для вас». Я передал ему лист бумаги, на котором я напечатал слова мантры большими заглавными буквами. «Окей, но сначала примите наркотик, вот», — сказал он, протягивая мне шланг от кальяна. — «Добро пожаловать в "Калифорнию"». Он произнёс это как "ка-ли". Я улыбнулся его шутке. Дастин выглядел смущённым. «"Кали" – он имеет в виду эпоху Кали», — объяснил я. — «Эпоху раздора, в которой мы сейчас находимся». Я подумал, что его знание некоторых санскритских слов было хорошим знаком. «Закури, чувак!» — настаивал он мне. Я поднял свои цимбалы. «Сначала споём», — предложил я настолько тактично, насколько смог.

Дастин, Джим и Джоан начали хлопать на три счёта, а Джанаки и я играли на цимбалах. Я был ведущим. Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе Остальные присоединились. Вулф с друзьями пели с энтузиазмом и быстро выучили слова. Они, очевидно, знали что-то об индийских мантрах и поняли последовательность слов. Я видел, что им действительно нравится звук мантры. Они громко пели и хлопали, останавливаясь только чтобы сделать несколько затяжек. Через некоторое время они откинулись назад, улыбаясь и закрыв глаза, отдавшись нашему воспеванию. Полчаса прошли словно одна минута. «Вау! Эта мантра могущественна», — сказал Вульф, когда мы закончили. Он быстро помотал головой туда-сюда. «Я медитировал на Индию. Вот», — сказал он, направляя на меня пропитанный слюной шланг кальяна, — «теперь затянись». «Нет, спасибо», — сказал неблагодарным. — «Не сейчас».

я,

стараясь

не

показаться

«Окей, я понял», — сказал Вульф. — «Вам, ребята, не нужна травка, чтобы словить кайф. Окей! Окей!». Все засмеялись, и они откинулись на спинки сидений и замолчали на минуту. Я прервал их грёзы: «Итак, мы надеемся заработать деньги для открытия нового центра для Свами на Западном побережье, пригласив группы сыграть на концерте, может быть, в Бальном зале Авалон или где-нибудь ещё. А Свами будет петь мантру. Дастин знаком с менеджером "The Greatful Dead", и они уже сказали, что будут

участвовать. Они познакомили нас с "Big Brother and the Holding Company" — вы же знаете группу "Дженис Джоплин"?». «Звучит отлично. Но вам нужен ещё кое-кто», — сказал Вульф. «Что ты имеешь в виду?» — спросил я. «Кто-то известный – личность – ну, знаете, кто-то типа Тимоти Лири. Вам нужен кто-то знаменитый» — он произнёс это с воодушевлением. «Аллен Гинзберг приходил в наш храм в Нью-Йорке», — сказал я. — «Он помог Свами получить визу на более долгий срок. Он также приходил в парк в Нью-Йорке и воспевал. Ему очень нравится воспевание. Он даже как-то пел мантру на телевидении в Нью-Йорке. Мы с Джанаки видели на ТВ». «Гинзберг знаком со Свами?» — в голосе Вульфа был слышен скепсис. — «Это хорошо, очень хорошо. Знаете, что? Я тоже знаю его. Я знаю Аллена, он мой хороший друг. Я позвоню ему и спрошу, не хотел бы он поучаствовать в вашем концерте. В любом случае мы хотели, чтобы он приехал сюда, чтобы показать ему, что сейчас здесь происходит». Мы были взволнованы после встречи, по дороге домой. Мы знали, что такая знаменитость как Гинзберг привлечёт толпы людей. Я чувствовал себя менеджером музыкальной группы – тем, кто делает всю закулисную работу: подготовку, туры, публикации. Через несколько дней Вульф пришёл на Аллею Удачи. Я открыл дверь, и он поприветствовал меня с сияющим лицом: «Аллен будет!». К декабрю я так и не нашёл места под храм, но некоторые люди уже начали замечать нас и заинтересовались, чем мы занимаемся. Автор Джоан Дидион нанесла нам незапланированный визит. Её статья была опубликована в газете «The Saturday Evening Post». Она называлась «Ковыляя на пути в Вифлеем».

Она писала: (начало статьи) «Я посетила Майкла Гранта, главного ученика Свами А.Ч. Бхактиведанты в Сан-Франциско. Майкл Грант дома, со своей женой, симпатичной девушкой, одетой в кашемировый пуловер, джемпер, с красной кастовой пометкой на лбу. "Я общаюсь со Свами примерно с июля прошлого года", — говорит Майкл. — "Видите, Свами приехал с Индии и находился в своём ашраме в Нью-Йорке, и он всё время был один и много воспевал. В течение пары месяцев. Вскоре я помог ему получить магазинчик на первом этаже в Нью-Йорке. Теперь это интернациональное движение, которое мы распространяем, обучая этому воспеванию". Майкл перебирает пальцами свои чётки из красного дерева, и я замечаю, что в комнате только я одна нахожусь в обуви. "Оно распространяется словно огонь". Майкл проходит в другую часть комнаты и поправляет изображение маленького Кришны. "Плохо, что у вас не получится увидеть Свами", — добавляет он. "Сейчас Свами в Нью Йорке"». (конец статьи) В добавление к этой статье, «Оракул» опубликовал несколько грубое, наполненное жаргоном хиппи эссе, подписанное «Мукунда Дас Адхикари», которое я отправил им. Они напечатали его с моим заголовком «Новая наука». Чтобы рассказать людям о новом храме, мы напечатали тысячи листовок, которые мы раздавали людям, куда бы мы ни шли. На каждой листовке была фотография Свами в Томпкинс Сквер парке, взятая у фотографа нью-йоркской газеты "East Village". На фото, Свами сидел, скрестив ноги, опиравшись спиной на огромное дерево, с левой рукой на макушке головы и улыбкой до ушей. Надпись над фото гласила: «Принеси сознание Кришны на Запад». Листовка была обрамлена мантрой Харе Кришна, написанной каллиграфическим почерком Джоан.

Листовка, распространяемая на Хейт-Эшбери перед приездом Свами

"Big Brother and the Holding Company" — американская рок-группа, образованная в Сан-Франциско в 1965 году и — наряду с "Grateful Dead", "Quicksilver" и Jefferson Airplane — сформировавшая ядро калифорнийской психоделической сцены. Известность группы и её место в рок-истории предопределило, прежде всего, участие в ней в 1966—1968 годах Дженис Джоплин. Дженис Лин Джоплин — считается лучшей белой исполнительницей блюза и одной из величайших вокалисток в истории рок-музыки. В 1995 году Дженис Джоплин была посмертно введена в "Зал славы рок-н-ролла". Джоплин занимает 46-е место в списке «50 величайших исполнителей всех времён» журнала "Rolling Stone" (2004) и 28-е в списке "100 величайших певцов и певиц всех времён" (того же журнала).

С такой рекламой мы чувствовали, что люди обязательно узнают о нас и придут на концерт. Мы много обсуждали название концерта, и наконец, после долгих дебатов, остановились на названии «МантраРок Танец». Что касалось того, где проводить концерт, у нас было два варианта площадок, которые на наш взгляд были достаточно большими – бальный зал "Авалон" на улице Саттер Стрит, которым управлял Чет Хелмс, и аудитория «Филлмор» на углу Филлмор Стрит и бульвара Гэри, которым заправлял Билл Грэхем, который был более консервативен по сравнению с Четом. В конце концов мы остановились на "Авалоне", так как считали, что Чету больше понравится дух нашего концерта. Наконец я смог встретиться с ним в середине декабря. «Конечно», — сказал он. На нём был зелёный костюм, а его длинные волосы спадали на глаза. — «Вы можете провести концерт в Авалоне. Кто у вас будет играть?». «На данный момент "The Greatful Dead" и "Big Brother and the Holding Company". Они сказали, что сыграют бесплатно в качестве благотворительности». «Хорошо, но всё же вам нужно будет заплатить каждой группе 150$. Это минимум в сообществе музыкантов». «О, хорошо. Мы не знали», — сказал я. — «Аллен Гинзберг будет давать речь». «Звучит хорошо, но всё равно вам нужна группа для завершения». «Вы так думаете?». «Несомненно», — сказал он. — «Когда вам будет нужно помещение?». «Ну, группам мы сказали про январь». «В январе всё очень плотно», — сказал он. — «Все пятницы и субботы уже забронированы».

Чет Хелмс, 1967 год. Честер Лео "Чет" Хелмс (2.08-1942 – 25.06.2005), которого часто называют отцом "Лета любви" Сан-Франциско 1967 года, был музыкальным промоутером и фигурой контркультуры в Сан-Франциско в период хиппи в середине-конце 1960х годов. Хелмс был основателем и менеджером Big Brother и холдинговой компании и нанял Дженис Джоплин в качестве солиста. Он был продюсером и организатором, помогал организовывать бесплатные концерты и другие культурные мероприятия в парке Голден Гейт, на фоне "Лета любви" в СанФранциско в 1967 году, а также в других местах, включая "Авалон". Он был первым продюсером концертов с психоделическими световыми шоу в "Филмор" и в зале для бальных танцев "Авалон" и сыграл важную роль в создании групп с характерным звучанием в Сан-Франциско.

Я стремительно всё обдумал: «Мы можем провести концерт в воскресенье вечером?». «В воскресенье?» — Чет выразил свой скептицизм. — «Ну что ж, конечно, но я не уверен, что придёт много людей. Толпы обычно приходят по пятницам и субботам. У нас в "Авалоне" никогда ещё не было рок-концерта в воскресенье». «Мы сильно привязаны к январю, так что похоже нам придётся рискнуть», — сказал я, надеясь, что остальные согласятся. — «Также я подумал, что хорошо было бы организовать световое шоу на концерте. Вы знаете кого-нибудь, кто бы этим занимался?». «Да, вам нужен Бен ван Метер и Роджер Хиллард. Они проводят шоу в "Авалоне" – разноцветные масла, стробоскопы, прожекторы, типа этого. Нужен их номер телефона?». «Да, было бы здорово. Мы это как раз и ищем», — сказал я. «Хорошо, тогда я бронирую для вас воскресенье 29 января». Вечером я рассказал всем, что Чет считает необходимым участие ещё одной группы. «Кого нам пригласить?» — спросила Мелани. «Я думаю, что мне нужно опять связаться с Роком, чтобы он узнал, не хочет ли ещё какая-нибудь группа принять участие», — сказал Дастин. «Я думаю ещё вот о чём», — сказала Джоан. — «Как мы будем это рекламировать? Мы не можем ожидать, что люди узнают о концерте из сарафанного радио». «Нам нужно сделать плакаты», — сказа Джим. — «А также рекламные листки, чтобы раздавать людям». «А кто сделает дизайн?».

«Как насчёт Харви Корбетта?» — сказал я, эта идея только что пришла ко мне. «Кого?». «Харви, художника. Свами поселился на его чердаке, когда приехал в Нью-Йорк – знаете, пока не появился храм. Чердак, на котором он жил с этим странным парнем Кидом? Харви знал Свами, и он ему нравился. Он помог ему обустроиться, когда Свами некуда было идти». «Ты думаешь, он приедет сюда из Нью-Йорка?». «У него была студия на Мэдисон Авеню в Нью-Йорке, но кто-то сказал мне, что он переехал в Мендокино, чтобы работать там над своим творчеством. Это всего лишь в трёх часах езды от нас!». «Здорово!» — сказал Дастин. — «Ты думаешь, он сделает афишу?». «Попытка не пытка», — сказал я. Сообщество хиппи в Сан-Франциско было достаточно тесным, и у меня получилось без труда найти номер телефона Харви в тот же день. Я позвонил ему с платного телефона на углу Аллеи Удачи и Двадцать четвёртой улицы. «Алло», — произнёс сонный голос на другом конце линии. «Привет, Харви», — сказал я. — «Меня зовут Мукунда. Я ученик Свами». — Я понял, что быстро говорю. «Кого?» «Свами. Он приезжает в Сан-Франциско». «Правда?» — теперь он начал просыпаться. — «Когда?». «В следующем месяце», — сказал я. — «Сейчас здесь в СанФранциско мы пытаемся открыть для него храм».

«Да? Отлично». «И мы организуем рок-концерт, чтобы собрать деньги на храм. Он будет в январе, и Свами приедет на него сюда. Он полетит на самолёте в первый раз». «Ты шутишь?». «Не-а», — сказал я. — «На концерт придут "The Grateful Dead", и "Big Brother", и Аллен Гинзберг». «Звучит здорово». «Да. А ты чем занимаешься?». «Я?» — его слова прозвучали так, как будто он уклонялся от ответа. — «Рисую. Я арендовал место на пляже». «Должно быть идеальное место для рисования». «Оно совершенно» Я подумал, будто бы услышал улыбку в его голосе, и спросил: «Так или иначе, я звоню, чтобы спросить у тебя, не смог ли бы ты приехать и помочь. Нам нужна афиша. У всех концертов есть афиши. Они повсюду». «Не думаю... "The Grateful Dead" и "Big Brother", да? Вау!» — он сделал паузу. — «Я не знаю. Это место на пляже просто идеально. Я хочу немного подумать». «Ты можешь вернуться в Мендокино. Мы просто хотим успешно запустить концерт». «Мне понадобится минимум неделя, чтоб добраться до вас, и возможно неделя, чтобы сделать работу». «Ну, нормально», — сказал я. — «Время есть до 29 января».

«Хорошо, возможно, я смогу сделать её… Можешь позвонить мне попозже сегодня?». «Конечно», — сказал я. Я повесил трубку и отправился на встречу с Беном ван Метером и Роджером Хиллардом, которые занимались световым шоу в "Авалоне". Вечером того же дня я сказал другим, что Харви согласился приехать. Бен и Роджер так же согласились сделать световое шоу, и воскресенье подходило им, хоть и было несколько рискованным днём. Они сказали, что будут использовать цветные масла, чтобы проецировать формы, которые будут переходить одна в другую в соответствии с музыкой. У них были стробоскопы и прожектор, свет которых они будут направлять на вращающуюся зеркальную сферу, свисающую с потолка "Авалона". У неё было множество граней, так что по мере движения сферы мириады сверкающих монеток будет стремительно передвигаться по стенам. Мы также обсудили, возможно ли сделать слайд-шоу. В конце концов они решили, что идея им понравилась, но слайд шоу нужно было составить мне. Поэтому мой следующий проект заключался в поиске индийских постеров с Кришной и создании из них слайдов. Я также сделал слайд с мантрой Харе Кришна, который они будут проецировать на стену во время воспевания. Они были полны энтузиазма относительно происходящего и сказали, что чувствуют уверенность в том, что смогут создать особенное световое шоу Кришны. Я представил их спецэффекты в волнах дыма курящихся благовоний, и я знал, что они создадут атмосферу другого мира. У Мелани были свои новости: «Я нашла ещё одну группу!». «Кто они?» — спросил я. «Они называются "Moby Grape". Их пятеро: три гитары, ударные и солист. Им всем примерно по 18 лет». «Мелани, подожди», — сказал я. — «Я не мог поверить этому. — «Мы их даже не слышали. Мы даже не знаем, кто они такие».

«Я слышала их», — сказала она. — «Я слушала их минут пятнадцать на Двадцать четвёртой улице. Они хорошо играют, их музыка громкая – такая громкая, что больно слушать – но она замечательная». «Ты не можешь договориться с группой, не посоветовавшись со всеми нами», — сказал я. — «Особенно с группой, которую мы не знаем». Мелани выглядела серьёзно: «Они невероятные. Честно, они тебе понравятся! Им понравился наш концерт. И они сказали, что сыграют бесплатно». «Ну что ж, хорошо», — сказал я с сарказмом. — «Они будут играть с "The Dead" в "Авалоне", в конце концов». «Я дала наш адрес солисту Скипу, и сказала, что мы будем на связи. Хотя они уже сказали определённое "да". Это будет их дебют». Я закатил глаза: «Господи Иисусе, Мелани, ну нельзя так делать!». Она улыбнулась: «Увидишь», — сказала она.

13. Второй храм Свами Опять пришёл понедельник. Я всё ещё искал храм, и время подходило к концу. Мы хотели, чтобы храм находился настолько возможно близко к пересечению улиц Хейт и Эшбери, насколько это было возможно, так чтобы он был доступен для тысяч людей с рюкзаками за спиной, которые каждый день приезжали в СанФранциско. Меня начало одолевать уныние. До рок-концерта оставалось чуть больше месяца, и за это время нам нужно было привезти сюда Cвами, и мы не могли это сделать, не определившись с местом для храма. Утро было серым и промозглым, не типичным для пропитанной солнечным светом Калифорнии, которую обычно представляют себе люди. Я шёл, волоча ноги по Фредерик Стрит недалеко от стадиона Кезар, когда мне на глаза попалась табличка "Сдаётся в аренду", висевшая на переднем стекле помещения под №518. Это был пустой магазин на первом этаже большого здания под №512. В помещении была большая стеклянная витрина, входная дверь и небольшой карниз внутри основного окна. Оно выглядело почти как магазинчик на 2-ой Авеню в Нью-Йорке, только было чуть больше и гораздо чище. Я прочитал напечатанную маленькими буквами надпись на объявлении: «Обращаться в контору "Уилфред и Мэддокс", Гэри Стрит, 412». Я поразмышлял несколько минут. Помещение находилось не на Хэйт-Эшбери, но оно было в пешей доступности. Не совсем то, что я искал, но всё же это было лучшее из всех выходящих на улицу помещений в Сан-Франциско, которые я видел, живя здесь. Оно находилось близко к центру, и стадион привлекал много людей, там проходили игры футбольной команды Сан-Франциско "Форти Найнерс", на которые приходило 30,000 зрителей. Я решил его проверить. «Я бы хотел арендовать помещение №518 на Фредерик Стрит», — сказал я светловолосой полной даме, сидящей в регистратуре офиса на Гэри Стрит. «Вам нужно поговорить с мистером Гудменом. Подождите минутку».

Она повернулась в кресле и оглядела офис. Остальные столы были пустыми. Она посмотрела на меня с усталым выражением лица. «Вы можете прийти ещё раз?» — спросила она. — «Он не здесь, и…». Высокий мужчина с залысинами в светло-коричневом костюме зашёл в дверь в конце офиса. «Это он», — она указала головой в его сторону, а затем громко сказала — «Раби! Он хочет снять Фредерик Стрит!». «Вы хотите снять Фредерик? №518?» — закричал он, подойдя ко мне. «Да. Сколько будет стоить?».

«125$ в месяц плюс коммунальные услуги. Для чего вам оно?». Теперь он осматривал меня с ног до головы. На мне были индийские сандалии без носков и белый с оттенком комбинезон, на грудном кармане которого было написано NASA. Я надеялся, что он не будет против моей бороды и нечёсаных волос. «Мой друг из Индии хочет преподавать йогу три раза в неделю и, возможно, давать лекции по утрам». «Из какой части Индии?» — он выглядел заинтригованным. «Калькутта». «Сколько ему лет?». «О, чуть больше семидесяти». «Хорошо. Нужно будет внести первый взнос за неделю. Аренда на один год». «Нормально. Когда оно свободно?». «Свободно сейчас», — сказал он. — «Оплачиваете первый взнос и арендную плату за месяц, и можете заселяться, когда вам угодно».

Я подумал, что он похоже очень сильно хотел сдать это помещение. «Так, мне нужно принести бумаги сюда, и я смогу сегодня же его снять?» — я подумал о том, получится ли у всех нас наскрести денег на аренду. Он кивнул: «Верно». Вдруг я понял, что так же нам нужно место, чтобы Свами мог там остановиться: «Есть ли в этом здании квартиры в аренду? Помещение №518 – это магазинчик на первом этаже в большом здании №512, правильно?». «Да, так и есть. Сейчас посмотрим», — сказал он, задумавшись.

— «В №512-ом у меня есть две квартиры: 33 и 37». «Сколько?». «Аренда каждой – 110$», — сказал он. — «Хотите их арендовать?». «Думаю, да. Условия такие же?». «Да, вам нужно заплатить сегодня». «Можно их посмотреть?» — спросил я. «Конечно», — ответил он. — «Можем сейчас пойти, если хотите». Мы доехали до Фредерик Стрит каждый в своей машине. Гудман открыл мне помещение на первом этаже, чтобы осмотреться, постучал по стенам, показав, что они прочные. Это место идеальным образом подходило для храма. В задней части была раковина и ванная комната, а само помещение было достаточно большим, чтобы уместить множество гостей. «Пойду посмотрю, на месте ли Дэфриджи», — сказал Гудман. — «Они управляют всем зданием и могут показать вам квартиры».

На лифте мы поднялись на четвёртый этаж в квартиру Дэфриджей. Когда мы постучали, раздался громкий собачий лай, и человек с красным лицом и рябыми щеками открыл дверь. На цепи прыгали два немецких дога ростом почти с меня. У мистера Дэфриджа были короткие каштановые волосы, он был в бриджах. У него было квадратное лицо и налитые кровью глаза. Он был среднего телосложения, но небольшого роста и мускулистый, и выглядел немного сурово. На нём была тесная белая футболка с закатанными рукавами. «Что такое?». «Я разбудил вас?» — рискнул спросить Гудман. «Да», — он быстро поморгал глазами. — «Вчера я работал в ночную смену». «Извините», — сказал Гудман. Он обратился ко мне — «Это Дэйл Дэфридж». Я осторожно протянул руку. Собаки издали глухое резкое рычание. Они казались злыми, но Дэфридж выглядел нормально – уставший и как будто жилистый в своих вельветовых штанах. «Этот парень хочет снять помещение №518 и две квартиры на этом этаже», — сказал Гудман. — «Мы можем их посмотреть?». «Да, я попрошу Марианну, чтобы она их вам показала», — сказал он. Он закричал — «Эй, Мэри, иди сюда. Покажешь парню квартиры?». Миссис Дэфридж вышла со связкой ключей. Она была темноволосая, худая и хилая на вид в своём жёлтом платье. «В них нет мебели», — сказала она мне. — «Но у меня есть кресло-качалка, которое вы можете поставить в одну из них, если хотите». Мы прошли по коридору к квартире №33. В квартире была тёмная прихожая, маленькая ванная справа от входа, спальня без

мебели с большим окном и узкая кухня с раковиной и газовой плитой. Три резных окна главной комнаты выходили на юг, на Фрэдерик стрит. Я увидел зелёные сосны, возвышающиеся над домами на другой стороне улицы и Медицинский центр калифорнийского университета на холме, находившемся в двух кварталах от нас. В квартире было много солнца и воздуха. «Как раз то, что нужно Свами», — подумал я и сказал, — «Хорошая квартира». «Хотите посмотреть 37-ю?». «Конечно». Квартира №37 была практически такой же, как №33, только на кухне было большое окно, выходившее на стадион Кезар. Так как квартира была на четвёртом этаже, то можно было видеть стадион внутри. «Из этого окна можно бесплатно смотреть Национальную футбольную лигу», — пошутил Гудман, забывший, что большинство бородатых последователей нетрадиционных движений не были футбольными болельщиками. «Мы снимем обе квартиры», — сказал я. Внутри себя я бешено строил планы. Мы с Джанаки могли бы снять эту квартиру, потому что она была самая холодная и самая шумная, а Свами мог жить в №33. Всё могло бы быть так же, как в Нью-Йорке, за исключением того, что наша квартира находилась на одной лестничной площадке с квартирой Свами. Это было слишком хорошо, что даже не верилось. «Так вы хотите кресло-качалку?» — спросила миссис Дэфридж.

— «Надеюсь, у вас есть другая мебель». «Да, есть», — ответил я, зная, что мы что-нибудь вместе придумаем.

Мы с Дастином втиснулись в телефонную будку на углу 24улицы и Аллеи Удачи. Из трубки раздался скучный голос: «Пожалуйста, вставьте 3.75$ в монетоприёмник, чтобы оплатить первые 3 минуты». Я вытащил из кармана горсть монет стоимостью 25 центов и начал их вставлять – одну вторую, третью… Когда я вставил пятнадцатую по счёту, раздался звон и тот же скучный голос сказал: «Спасибо». Один, второй, третий, четвёртый гудок – моё сердце ушло в пятки. Нам двоим было тесно и жарко в этой телефонной будке, но мне было всё равно. «Алло?» — это был он, я радостно кивнул Дастину. «Свами, я в Сан-Франциско», — сказал я, Дастин улыбнулся и поднял брови. «О, да?» — спросил Свами. — «Это Мукунда?». «Да». «Ты далеко?». «Да, но я в Сан-Франциско. Я хотел узнать, не могли бы вы приехать сюда. Мы решили не ехать в Индию. Здесь мы открываем храм, и хотим провести благотворительный концерт, чтобы собрать необходимые нам средства. Аллен Гинзберг будет участвовать. Концерт будет 29-го января». «Я знаю мистера Гинзберга. Да, я могу приехать». Это было легко. Мы думали, что будет тяжело уговорить его, а теперь казалось, что всё уже позади, хотя ещё и не начиналось. «Концерт 29-го января», — повторил я. — «Придёт много людей. Мы нашли место для храма совсем недавно, но мы хотим обустроить его до вашего приезда, совсем как в Нью-Йорке. Он такого же размера и выглядит так же». — Я затаил дыхание. Была длинная пауза.

«Так мне нужно приехать 29-го?» — спросил он. «Я подумал, что будет лучше, если вы приедете пораньше, например, 17-го». «Да, я могу приехать». Его голос звучал очень энергично. Казалось, что Дастин взорвётся от радости, он потирал руки и широко улыбался. «Хорошо, тогда увидимся, Свами», — сказал я, собираясь повесить трубку. «А как я приеду?» — спросил Свами. Упс! Мы это ещё даже не обсудили. — «Эм, лучше всего вам … полететь на самолёте», — импровизировал я и посмотрел на Дастина, который активно закивал головой. «И вы отправите мне билет?». «Минутку». Я закрыл правой рукой динамик и повернулся так, чтобы провести с Дастином мини-конференцию. Мы быстро согласились на том, что оплатим билет. «Да, Свами», — сказал я. — «Мы заплатим за билет, и вы сможете полететь на самолёте». Тот же женский голос прервал разговор: «Пожалуйста, вставьте 1$, чтобы оплатить следующую минуту». Телефон замолчал. Я нащупал в карман четыре монеты, надеясь, что Свами не повесит трубку. Я вставил деньги в автомат. Один, два, три, четыре. Раздался звонок, и разговор продолжился. Свами был на линии. «… отправите? Как я прилечу туда?». «Что вы сказали?». «Вы отправите билет по почте? Как я получу билет?».

«Нет», — теперь я говорил медленно, помня, что Свами до этого никогда не летал. — «Вам нужно будет подойти к "Юнайтед Эйрлайнс" в нью-йорском аэропорту и назвать своё имя, всё уже будет готово. Мы заплатим здесь, в Сан-Франциско». «Они будут знать моё имя? Так?». «Да, верно. Мы здесь заплатим компании "Юнайтед Эйрлайнс", они сообщат об этом по телексу в офис в Нью-Йорке, после чего вас уже будут ожидать в офисе. Это называется предоплаченный билет. Вот так всё происходит. Я уже так делал. Это стандартная процедура». «Мне не нужно будет платить?». «Нет. Просто назовёте своё имя. Вам нужно будет показать им паспорт. Я ещё позвоню, чтобы сообщить точное время вылета». На линии были какие-то помехи. «Но концерт будет 17-го?» — спросил он. «Да». «Большое спасибо». «Харе Кришна, Свами». «Харе Кришна» — он повесил трубку, и из динамика больше не исходили никакие звуки. Мы ликовали. Концерт, новый храм, наше пребывание в СанФранциско теперь обрело более глубокий смысл. Он должен приехать. У нас было всего несколько недель до приезда Свами, чтобы сделать из магазинчика храм, поэтому днём и ночью мы трудились над выполнением кажущихся бесконечными этапов подготовки. К счастью, наличие храма теперь обеспечивало эффект нашего присутствия на Хейт-Эшбери. Первое, что мы сделали после того, как я подписан договор аренды – повесили объявление на переднем окне, такое же, как в нью-

йоркском храме: «Храм Радхи-Кришны, лекции Бхактиведанты Свами, понедельник, среда, пятница в 19.00, начиная с 17-го января 1967г». Мы лишь предполагали, что лекции будут проходить, но мы не могли представить, чтобы Свами приехал и не проводил программы, поэтому мы чувствовали, что, наверное, это нормально. Постепенно мы собрали группу волонтеров, которые горели энтузиазмом помогать нам приводить место в порядок. Некоторых людей мы встречали на работе или при подготовке концерта. Другие же просто заходили через двери магазинчика, интересуясь, чем мы занимаемся. Очень быстро для нас шестерых стало очевидно, что многие люди считали приезд Свами в Сан-Франциско очень важным, так как он станет частью процветающего здесь альтернативного мира. Мы знали, что люди принимали нас по крайней мере частично из-за того, что мы не были похожи на бьющих Библией проповедников, периодически приезжающих на Хейт-Эшбери ради спасения язычников. Мы были частью обстановки, не полностью погружённой в происходящее. Наш друг – парень по имени Брат Дэвид – пожертвовал нам свой серый "Форд" 1950 года, чтобы помочь. С помощью трафарета мы написали на нём «Харе Кришна» большими, яркими психоделическими буквами оранжевого, красного и жёлтого цвета в стиле графического художника Стэнли Мауса. С помощью этого же трафарета мы украсили распылёнными краской надписями здания, заборы и даже тротуары, как это было модно в Хейт-Эшбери. Мы заметили, как увеличилось количество людей, называющих нас «Харе Кришна» или просто «Кришна». Приложив немало усилий, мы переделали магазин во что-то похожее на храм. Мы нашли восточный ковёр – кровного брата одного из ковров в нью-йоркском храме – и постелили его на деревянном полу. Дастин, наш столяр, смастерил из фанеры сиденье с ножками из красного дерева, которое мы поставили в конце комнаты, где по нашей задумке Свами будет давать лекцию. Я нашёл несколько экзотичных парчовых подушек изумрудного цвета и валик с чёрными кисточками, для того чтобы Свами мог сидеть с комфортом. Потом Дастин сделал небольшой алтарь, на котором мы расположили несколько имеющихся

у нас изображений – одно изображение Господа Чайтаньи, другое — Радхи-Кришны и ещё одно с маленьким Кришной держащим масло в руке. Мы сделали большую часть работы за неделю между рождеством и новым годом. За день до рождества я оторвался от мытья стен, чтобы поехать забрать Харви с автобусной станции. Уже темнело. «Эй, Дастин», — перекрикивал звук я работающей дрели Дастина. — «Я поеду на машине Кришны, чтобы забрать Харви!». Он помахал мне. Когда я уходил, парочка возрастом лет тридцати – я думал, они были старше – просунули свои головы во входную дверь. «Привет!», — сказал парень. — «Меня зовут Джеймс, а это Шарлотта. Вам нужна помощь?». «О, да, конечно», — сказал я. — «Я уезжаю, чтобы забрать друга с автобусной станции, но вы можете спросить у Дастина, он в конце комнаты, или у Джанаки». — Я указал на неё. — «Чем вы занимаетесь?». «Мы художники», — сказала Шарлотта. «Хорошо, слушайте, нам очень нужна вывеска над окном», — сказал я. — «Можете сделать что-то типа этого?». «Да, наверное», — сказал Джеймс. «Хорошо, было бы здорово!» — воскликнул я. — «Дастин — столяр, так что вам нужно поговорить об этом с ним». «Хорошо». Я приехал на станцию Грейхонд как раз в тот момент, когда к ней подъехал автобус. Я раньше никогда не видел Харви, и я забыл спросить у него, как он выглядел или во что будет одет, но я надеялся, что у нас получится узнать друг друга. Мой наряд был достаточно сочным по меркам Хейт-Эшбери, но для меня он был слишком вычурным. На мне была кремовая мантия волшебника Мэрлина с

узорами Пейсли на ней, я подумал, что этот наряд будет достаточно заметен. По крайней мере, сложно было не увидеть машину Кришны, поэтому я решил, что мы так или иначе найдём друг друга. Из автобуса вышла молодая женщина в розовато-лиловом пиджаке, и за ней последовало пятнадцать выглядевших уставшими пассажиров, которые отправились за своим багажом к боковой стороне автобуса. Никто из них не выглядел похожим на Харви. Парень в зелёном замшевом пиджаке, низких ботинках и штанах энергично вышел из автобуса. Он был коренастый, с аккуратно выстриженной чёрной бородой, и нёс в руках спальный мешок. Он выглядел словно потерянная собака, которая надеялась, что её скоро найдут и накормят. Я рискнул. «Харви», — закричал я. Он сразу же посмотрел на меня, улыбнулся и помахал. Харви обнял меня так, как будто был моим старшим братом. «Мукунда! Знаешь, хорошо, что я здесь», — сказал он в манере жителей Нью-Йорка. — «Спасибо, что приехал забрать меня!». «Да без проблем», — сказал я. — «Рад тебя видеть». «Мне нужно взять свои вещи», — сказал он. — «Из автобуса, пока он не уехал». Он просмотрел оставшиеся чемоданы, лежавшие возле автобуса, и взял маленький синий мешок. «Хорошо, нашёл!» — Он улыбнулся — «Пойдём!». Я договорился, что Харви остановится в новой квартире на углу пересечения улиц Хэйт и Лаен, напротив парка Буэна Виста, в которую только что переехали Дастин и Мелани. Эта была большая квартира с высокими потолками и находилась на втором этаже здания, которое являлось преимущественно площадкой для наркоманов. Аренда была крайне недорогой, и несмотря на то, что соседи были не самим лучшими, квартира была чистой и свежей.

Стэнли Джордж Миллер (в очках), более известный как Маус или Стэнли Маус, — американский художник, известный своими психоделическими рокплакатами 1960-х годов и обложками альбомов Grateful Dead, Journey и других групп. В 1965 году Маус отправился в Сан-Франциско, штат Калифорния, с группой друзей из художественной школы. В 1966 году, когда Чет Хелмс возглавил группу и начал продвигать танцы в бальном зале "Авалон", Маус и Энтон Келли начали работать вместе над созданием плакатов для мероприятий. В 1966-1967 годах Маус и Келли жили и работали в Эшбери, 715 (через дорогу от дома, где жили Grateful Dead, в Эшбери, 710).

Наш друг – парень по имени Брат Дэвид – пожертвовал нам свой Форд 1950 года

Фредерик Стрит, Сан-Франциско

Я показал Харви его комнату в квартире Дастина. Он лёг на матрас и вздохнул. Зашёл Дастин, и мы ввели Харви в курс дел относительно того, как всё продвигалось с храмом и рок-концертом. На его лице была небольшая улыбка, и мы оживлённо говорили, но вскоре обнаружили, что он уснул. «Слушай, ты знаешь эту парочку, художников?» — прошептал Дастин, когда мы украдкой вышли из комнаты. «Джеймс и Шарлотта. Да, а что с ними?». «Они собираются делать входную вывеску. У них есть хорошие идеи, и они собираются пожертвовать дерево и другие необходимые для работы материалы! Они думают, что смогут сделать её за пару дней». Верные своему слову, художники закончили работу над вывеской до конца декабря. Она висела над большим окном, сверкая золотыми буквами на тёмно-красном фоне: «Храм Радхи-Кришны». Тем временем Харви за неделю окончил плакат для программы Мантра-Рок Танец. Вдохновлённый духом Хэйт-Эшбери, он создал плакат в стиле Стэнли Мауса с фотографией Свами, которую мы использовали для листовок. Харви расположил Свами в верхней части плаката, и нарисовал маленькие пастельно-голубые кольца, исходившие из груди Свами. Его смысл был хипповым, Свами как будто бы сидел над миром, но в общем изображение было более консервативным, чем постеры Мауса. Постер выглядел в стиле Мэдисон Авеню, но в том же время был психоделическим. Информация о концерте была внизу плаката. Цена входа – 2.50$, билеты можно купить только на входе, все доходы пойдут на поддержание храма Харе Кришна в Сан-Франциско, и так далее. Я просмотрел другие постеры и гордился Харви. Мы развесили плакаты везде, особенно возле наших домов и вокруг Авалона. Всё было готово. Теперь нам нужна была толпа и Свами.

Реклама выступления Шрилы Прабхупады в Авалоне, 1967 год.

Стиль одежды «Волшебник Мэрлин»

Вывеска от Джеймса и Шарлотты. Храм на Фредерик стрит, Сан-Франциско

14. Сознание Кришны идёт на Запад По мере того, как приближался день прибытия Свами, мы торопились организовать большой приём для него. Мы хотели, чтобы на нём присутствовало как можно больше людей, поэтому мы развесили рекламу о его приезде по всему Хейту: СВАМИ БХАКТИВЕДАНТА ПРИЕЗЖАЕТ В 14:30, В ЧЕТВЕРГ, 17 ЯНВАРЯ ЮНАЙТЕД ЭЙРЛАЙНС РЕЙС 21 В 13.00 17 ЯНВАРЯ КАРАВАН МАШИН ИЗ ПЭНХЕНДЛА ДО АЭРОПОРТА ПРИНОСИТЕ С СОБОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ, КОЛОКОЛЬЧИКИ, ЦИМБАЛЫ, БЛАГОВОНИЯ И ЦВЕТЫ Мы не были уверены, сколько точно людей придёт, но мы были полны надежды, так как в тот месяц на Хэйт-Эшбери было много людей. Всего три дня до приезда Свами 30,000 людей собрались в «Голден Гейт» парке на событие под названием «собрание племён» Human Be-In, проведение которого побудил новый закон о запрещении использования ЛСД. Расклеенные повсюду постеры анонсировали мероприятие, предлагая людям приносить благовония, свечи, флаги, животных, барабаны и флейты. Тимоти Лири дал речь на своём первом выступлении в Сан-Франциско, и Гэри Шнайдер и Ричард Алперт (Рам Дасс) тоже выступали с речью. Аллен Гинзберг тоже приехал, чтобы петь мантры, и его присутствие принесло на мероприятие дух индийской мелы. Свою музыку играли многочисленные группы, включая Santana, Jefferson Airplane и The Grateful Dead, и в середине концерта Стэнли Августус Оусли II – миллионер, синтезатор ЛСД – приземлился на парашюте прямо в толпу. За день до мероприятия Human Be-In я покупал молоко в местном магазине и быстро просмотрел газеты, не было ли в них заголовков об Оусли, спрыгнувшем на парашюте. В них было много разной информации: о расширении конфликта во Вьетнаме и программе «умиротворения деревень», но ничего об отчаянном прыжке Оусли. Ни слова.

Сан-Франциско, США. Мост внизу на фото – Золотые Ворота (Golden Gate Bridge), между верхним и нижним мостом островок слева – тюрьма «Алькатрас». С моста Золотые Ворота дорога налева ведёт к лесу Мьюир. Фрагмент парка справа внизу в углу, не вошёл в кадр – Голден Гейт парк

Парк «Голден Гейт» (Золотые Ворота), Сан-Франциско.

Тимоти Лири дал речь на своём первом выступлении на Холме Хиппи

Холм Хиппи в "Голден Гейт парке", Сан-Франциско

В 12:30 в день приезда Свами около 20 людей пришло в Панхэндл – узкую аллею, состоящую из кустов, деревьев и газона, которая находится на востоке от Голден Гейт парка между улицами Фелл и Оак. Большинство были одеты как хиппи – мужчины с длинными волосами, в разноцветных рубашках и штанах, и женщины в длинных индийских юбках с узорами и в посеребрённых украшениях с бирюзой. Каждый принёс по крайней мере одному цветку с длинным стеблем, в основном это были розы и гвоздики. Мы знали лишь некоторых из всех появившихся. Как только все собрались, мы начали воспевание. День был солнечным, и мы сидели на траве посреди высоких деревьев на открытом воздухе. Воспевание казалось единственным правильным занятием для всех собравшихся незнакомцев. Почти все держали в руках зажжённое благовоние, казалось, что храм перенёсся на Панхэндл. Мы начали петь под аккомпанемент ручных цимбал и гитар, и вскоре мы встали и начали танцевать так, как это делали со Свами у доктора Мишры, и все выглядели как последователи Свами из газетной статьи, которую он мне отправил. Это был первый раз, когда я встал и начал танцевать без присутствия Свами. Сначала я чувствовал стеснение, но потом я понял, что хочу был более честным и раскрыть свою убеждённость в сознании Кришны, и воспевание было лучшим способом сделать это. Постепенно к нам присоединялось всё больше и больше людей. К 13:00 – времени, когда нам нужно было ехать в аэропорт – с нами пело и танцевало 50 человек. Мы встроились в поток разнообразных машин и конвоем поехали в аэропорт.

50 человек втиснулось в зону для прилетевших пассажиров. Все сели на полу около выхода №22 авиакомпании "Юнайтед Эйрлайнс" в ожидании прибытия Свами из Нью-Йорка. Мы в своих экзотических разноцветных костюмах, с цветами, музыкальными инструментами и зажжёнными благовониями выглядели зрелищно. Наше воспевание разносилось по залам, и пассажиры и работники аэропорта останавливались, чтобы посмотреть, как мы раскачиваемся в ритм воспевания. Некоторые казались немного удивлёнными, и многие были искренне заинтересованы в том, что же должно произойти.

Панхэндл, маленький узкий парк ведущий к большому парку «Голден Гейт»

Карта части Сан-Франциско, где разворачивались основные события (на английском)

Внезапно из ниоткуда появился Аллен Гинзберг с огромным букетом жёлтых роз, завёрнутых в зелёную бумагу. Невозможно было не заметить плакаты мероприятия «Human Be-In», которые рекламировали его приезд на Хейт-Эшбери, но я не ожидал, что он может прийти в аэропорт, чтобы встретить Свами. Люди начали оживлённо разговаривать между собой, когда он появился. Его с густой бородой и в очках в роговой оправе невозможно было перепутать ни с кем, и все его узнали. Его присутствие добавило значимости мероприятию, по крайней мере для наблюдающих, для нас тот факт, что Свами приезжает, делало этот день настолько значительным, каким он только может быть. Я поприветствовал Гинзберга и предложил ему стул. Он сел и начал петь вместе со всеми. Самолёт "Юнайтед Эйрлайнс" приземлился, и громкость нашего воспевания росла вместе с усиливающимся предвкушением встречи. Мы встали на ноги и спонтанно образовали коридор. Пассажиры, преимущественно бизнесмены, начали высаживаться, и ярко одетые молодые люди встречали их весёлой индийской мелодией. Они проходили между рядами воспевающих, некоторые их них беспокоились, кто-то улыбался, и все были удивлены. «Добро пожаловать в Сан-Франциско», — подумал я. Затем появился медленно шагающий и излучающий сияние Свами. Вместе с ним был юноша в костюме и галстуке, с которым он познакомился в самолёте насколько я это понял, с которым он оживлённо разговаривал. Джанаки и я – единственные инициированные ученики в толпе – поклонились, когда поймали на себе взгляд Свами, и другие последовали за нами, касаясь головами пола. Свами замедлился и стал улыбаться ещё шире из-за такого необычного приветствия. Мимо него потоком проносились пассажиры, а Свами легко прогуливался, наблюдая за представлением, которое устроили поприветствовать его приехавшие незнакомые люди из города, который он никогда не видел. Во время того как Свами проходил между рядами воспевающих молодых людей, каждый из них подарил ему принесённый с собой цветок.

Прилет Прабхупады в Сан-Франциско, фото 17 января 1967 года. Ален Гинзберг с бородой и в очках, Дастин смотрит в камеру. Мукунда сзади с бородой.

Сан-Франциско на спутниковой карте США, здесь же можно найти Нью-Йорк.

Вскоре цветов в его руках стало слишком много, и он начал раздавать их по одному каждому встречавшему его человеку. Улыбаясь и никуда не спеша, он смотрел в глаза каждому, и эта встреча наполнилась чувством близости, несмотря на то что никто не знал Свами, и он не знал никого. В конце коридора из людей стоял Аллен Гинзберг, который протянул Свами букет жёлтых роз. «О, вы тоже здесь!» — воскликнул Свами, широко улыбаясь. Гинзберг кивнул и зашагал вместе со Свами к выходу из аэропорта. За ними шли встречающие, выстроившись в ряд по 8 человек. Шотландская овчарка Дастина по кличке Ральф, радостно бегала вокруг всех, пытаясь привлечь внимание своего хозяина. Когда мы направились к парковке, я понял, что мы кое-что забыли: «что насчёт багажа Свами?». Я осмотрелся вокруг и увидел, что парень, который вышел из самолёта со Свами, шёл за мной. «Привет!», — сказал я. — «Ты встретил Свами на самолёте?». Он засмеялся. «Нет», — сказал он. — «Я долгое время ходил в нью-йорскский храм. Меня зовут Ранчор. Я решил приехать сюда со Свами, чтобы увидеть, как обстоят дела в Калифорнии». «О, хорошо, тогда, наверное, ты знаешь, возможно у Свами есть какой-нибудь багаж?». «Не-а. Он взял с собой только этот маленький чемоданчик, который он несёт с собой», — сказал Ранчор. — «У меня есть багаж, но я собирался пойти забрать его после того, как Свами уедет». Почувствовав облегчение, я побежал вперёд, чтобы убедиться в том, что машина для Свами находилась в назначенном месте. Я не хотел, чтобы что-либо пошло не так, и также я надеялся, что если я буду возле машины, то я смогу поехать с ним в его квартиру. На парковке стоял Харви Корбетт в форме шофёра и ждал возле чёрного лимузина "Кадиллак" 1949 года, который он арендовал по случаю приезда Свами.

Ранчор, сопровождавший Свами во время его первого путешествия на самолёте

Лимузин "Кадиллак" 1949 года, арендованный по случаю приезда Свами.

Когда Свами подошёл к машине, я спонтанно обнял его. Я был так счастлив – вне себя от радости – что опять вижу его. Свами не ответил, он застыл, и я подумал, что сделал что-то неправильное, но всё происходило слишком быстро, и в тот момент я не мог остановиться и подумать над этим. Я открыл заднюю дверь перед Свами и сел в машину после него. Аллен Гинзберг сел с другой стороны. Когда он садился, Свами заметил Харви. «Это ты!» — сказал он удивлённо. — «Когда ты приехал сюда?». «Около двух недель назад», — сказал Харви. — «Мукунда попросил меня приехать, чтобы помочь с постером для концерта». «Чем ты занимаешься?» – спросил Свами. «Я рисую в Мендокино». «Это где?». «Недалеко от Сан-Франциско, около 125 миль (201км) на север». «Понятно» — кивнул Свами. — «Сегодня я первый раз летел на самолёте!», — сказал он через некоторое время. «И как вам?» — спросил Гинзберг. «Всё выглядело таким маленьким», — сказал Свами. — «Дома были похожи на спичечные коробки. Просто представьте, как на всё смотрит Кришна». Он продолжил повторять мантру на чётках и пристально разглядывал дома и холмы в окно. «Мои уши были заблокированы», — сказал он. «Заблокированы?» — спросил Гинзберг.

«Да». «Архитектура Сан-Франциско полна белого цвета», — сказал я, пытаясь начать разговор. — «Совсем не как в Нью-Йорке». Он кивнул, и оставшуюся поездку он молчал, еле слышно повторяя мантру. Когда мы приехали в Хейт-Эйшбери, я спросил, не хотел бы он посмотреть на храм. «Да», — сказал он. — «Хотел бы». «Ваша квартира находится совсем недалеко, так же как НьюЙорке», — сказал я. — «На самом деле, она в этом же здании». Когда мы приехали на Фредерик стрит, я выскочил и открыл дверь автомобиля перед ним. Он вышел на тротуар и широко улыбнулся, увидев вывеску над окном. «Очень хорошо», — сказал он Харви. — «Это ты сделал?». «Нет, Свами, но я нарисовал одну из картин в храме». Мы вчетвером вошли в храм, и Харви показал на большое изображение Кришны, которое он нарисовал после того, как закончил постер для программы Мантра-Рок Танец. Свами с улыбкой оглядывался вокруг, осматривая алтарь, ковёр, музыкальные инструменты и цветы, источающие аромат на всю комнату. «Да», — сказал он. — «Очень хорошо». «Чтобы найти вашу квартиру, нужно зайти с главного входа», — сказал я. Я провёл его к лифту и открыл дверь в квартиру. В комнатах было мало мебели, но он выглядел счастливым. Он присел на край кровати, которую мы принесли, и поставил свой маленький чемодан за столом,

который мы нашли в магазине уценённых товаров. Кресло-качалка миссис Дэфридж стояла в углу основной комнаты, которая без него была бы пустой за исключением стоящего в ней маленького стола без стула, который Свами мог использовать в качестве рабочего письменного стола. «Сейчас мне нужно немного отдохнуть», — сказал он. — «Большое спасибо вам». Позднее, в полдень после того, как Свами немного поспал, пришли репортёры двух основных ежедневных газет Сан-Франциско "The Chronicle" и "The Examiner", чтобы взять интервью и сфотографировать его. На следующий день в газете "The Examiner" вышло фото Свами, сидящего на краю матраса рядом с маленьким столом, который он использовал для работы. Над этой фотографией была ещё она фотография с нами в аэропорту. Журналист Гарри Бэргман назвал Свами "худощавым Учителем Веры" и процитировал Свами, написав, что его движение было о «Науке о Боге». Он также упомянул о "консервативных правилах" Свами. Я обрадовался, увидев статью, и купил газету, чтобы показать её Свами. «Свами, в газете написали о вашем приезде», — я протянул её Свами, и он внимательно прочитал её от начала до конца. «Что значит слово "худощавый"?» — спросил он. «М-м, оно значит "высокий" или "худой"», — сказал я. «Почему они так написали?» «Возможно, он увидел, как вы с прямой спиной сидите за столом, что подумал, что вы очень высокий. Он не видел вас стоящим». — ответил я.

В тот вечер Свами провёл программу в храме Сан-Франциско. Много молодых хиппи и несколько людей лет тридцати заполнили храм до отказа. Свами вёл воспевание полчаса, затем дал короткую лекцию и провёл ещё одну сессию воспевания, так же как он делал это в Нью-Йорке. В конце программы он взял яблоко, нарезал его на дольки, положил на тарелку и отдал Джанаки, которая раздала их всем гостям. Вечерние программы начали проходить по понедельникам, средам и пятницам, как мы и надеялись, и утренние программы проходили каждый день, вне зависимости от дня недели. Около недели до фестиваля "Мантра-Рок Данс" Свами провёл церемонии инициации и свадьбы Дастина и Мелани. Их новыми именами стали Шьямасундар дас и Малати деви даси. Через несколько недель после фестиваля Мантра-Рок Танец Свами провёл другую церемонию свадьбы и инициации Джима и Джоан, дав им имена Гурудас и Ямуна деви даси.

Свами проводит огненное жертвоприношение в храме в Сан-Франциско, 1967 г. Малати деви даси сидит слева от Прабхупады и после неё сидят Мукунда и Джанаки, Ямуна сидит справа от Прабхупады.

Шрила Прабхупада готовиться провести ягью

Дастин стал Шьямасундарой, а Мелани стала Малати деви даси

Джим стал Гурудас, а Джоан стала Ямуна деви даси.

Свадьба Шьямасундара (Дастин) и Малати (Мелани)

15. Мантра-Рок Данс Наша реклама сработала. В день шоу в 19:45 "Авалон" был заполнен до предела. Я стоял на верхней площадке лестницы, поднимавшейся от входной двери, и принимал билеты на первый час концерта. С вершины длинной, застланной красным ковром лестницы, которая вела от входа к залу, я видел разноцветный ряд поздно пришедших людей, ожидающих своей очереди в "Авалон". В продаже билетов мы придерживались политики "обслуживаются первые пришедшие", поэтому опоздавшим не повезло. Специально уполномоченные сотрудники департамента пожарной безопасности Сан-Франциско стояли снаружи у главного входа в зал и следили за количеством находящихся внутри людей. Когда кто-нибудь выходил, они запускали другого человека внутрь, хотя это происходило нечасто, потому что люди внутри очень хотели сохранить свои места. Чет высунул голову из двери своего офиса и крикнул мне: «Похоже, что все места проданы», — сказал он. — «Обычно до начала шоу не собирается полный зал. И это в воскресенье!». «Да, это замечательно», — сказал я, чувствуя воодушевление. — «Спасибо, что позволили нам провести здесь шоу». Я просматривал толпу и увидел Тимоти Лири и Августуса Оусли, поднимающихся по лестнице по направлению ко мне. Когда я взял их билеты, я с удивлением почувствовал сильный запах алкоголя от Лири. «Это странно», — подумал я. — «Лири настроен против официальной власти и организации, но именно им свойственно получать кайф с помощью алкоголя. Не должен ли он получать кайф от ЛСД?» Я взял у него билет, и он направился к ближайшей телефонной будке, в которой он сидел и разговаривал по телефону всё время, пока я принимал билеты. В конце концов пришла Малати, чтобы освободить меня от обязанности принимать билеты, и я мог вернуться к роли менеджера шоу. В танцевальном зале преданные раздавали в толпе тысячи апельсиновых долек. Я протиснулся сквозь толпу и поднялся на

балкон, чтобы посмотреть, как Бен и Роджер готовились к световому шоу. «Привет, как дела?» — спросил я. «Да замечательно, друг. Мы готовы начинать», — сказал Роджер.

— «Слушай, мы только что заварили чай – очень хороший. Хочешь?». «Нет, спасибо», — сказал я. — «Я лучше вернусь туда». «Эй, ну, давай», — сказал Бен. — «Выпей немного. Это тебя расслабит. По тебе видно, что он тебе нужен». Я засомневался: «Ну ладно, только маленькую кружку». Роджер взял маленькую чашку в японском стиле без ручки и налил мне немного жидкости из голубого керамического чайника. Я сделал пару глотков для вежливости. Он немного горчил. «Большое спасибо. Мне действительно нужно идти». Они помахали мне, улыбаясь, и когда я спускался по лестнице на танцпол, я понял, что в чай добавили кислоту (ЛСД – прим. пер.). «Неудивительно, что он горчил», — подумал я, моя голова кружилась. Пришло время начинать шоу, так что я в своём слегка изменённом состоянии постарался как мог собрать преданных для открытия шоу – что-то наподобие вступления – воспевания в индийском стиле, которое, как мы надеялись, должно было создать мистическую, духовную атмосферу вечера. У нас получилось достать экзотическую одежду для сцены – мантии для мужчин и сари для женщин – и когда мы вышли на сцену, толпа радостно приветствовала нас. Мы сели на разноцветные подушки перед микрофонами и стали мягко петь мантру Кришны под аккомпанемент тамбуры, фисгармонии, ручных цимбал и барабанов.

Пока мы пели, я осмотрел толпу. Все находились под кайфом от чего-то – в основном от марихуаны и кислоты, подумал я. Многие люди принесли свои подушки – сделанные из лоскутов, украшенные кисточками, бусинами, вышивкой – и они сидели на них во время нашего воспевания, закрыв глаза или подыгрывая на деревянных флейтах или колокольчиках. Некоторые стояли и покачивались в ритм музыки. Некоторые плакали из-за того, что на них произвело впечатление воспевание, или потому что они были под кайфом, я не мог этого понять. Я надеялся на то, что воспевание и присутствие свами – на жаргоне Хейта – «возвысит всех на высший уровень сознания», не с помощью наркотиков, а через настоящий духовный опыт. После нашего спокойного открытия на сцену вышли "Moby Grape", и у толпы снесло голову. Малати была права – они были потрясающими. Танцевальный зал начал трястись, когда она начали петь громче, и люди кружились вместе с светомузыкой Бена и Роджера и их разноцветными масляными формами, проецировавшимися на стену. Цвета прыгали, двигались по спирали, разбивались на бусинки, сливались и опять расходились, прыгая в такт музыке. Музыка оглушала, световое шоу гипнотизировало. Всё шло хорошо, поэтому я пошёл за кулисы в комнату для подготовки, где группа "Big Brother" настраивалась перед выступлением. С бутылкой Джим Бин в руке Дженис Джоплин отвернулась от своего зеркала и посмотрела на меня, когда я зашёл в комнату. «Эй, ты один из кришнаитов, да?» — спросила она, а я кивнул. — «Почему вы чувствуете, что вы должны повторять эту мантру?». В её голосе чувствовался вызов, и даже немного боевое настроение. «Потому что это помогает нам чувствовать себя хорошо», — сказал я, быстро выйдя из комнаты. Я не хотел сейчас погружаться в эту дискуссию. Я видел её три дня назад, гуляющую по Хейт-Эшбери с двумя большими доберманами с наполовину выпитой бутылкой водки "Smirnoff".

Когда "Moby Grape" закончили играть свой одночасовой сет, мы в составе пятнадцати человек вышли на сцену, чтобы подготовиться к появлению Свами. Аллен Гинзберг вышел в зал и поднялся на сцену под бурные аплодисменты. Наконец Свами зашёл в Авалон через главную дверь, за ним следовали Ранчор и другой нью-йоркский преданный Киртанананда, с которым я познакомился до поездки в Калифорнию. Сцена возвышалась над танцполом примерно на пять фунтов, и мне было хорошо видно свами с деревянной тростью, медленно идущего через зал к сцене. Толпа затихла, когда он шёл, и расступилась на две части, чтобы позволить ему пройти. Тишина прервалась несколькими отдельными приветствиями и хлопаньем в ладоши в разных местах зала. Приветствие было похоже на то, что было в аэропорту Сан-Франциско – только гораздо больше. Когда Свами взошёл на сцену, он остановился на мгновение и оглянулся; затем он увидел маленькую лестницу справа от себя, по которой он медленно поднялся как будто пребывал в глубокой задумчивости. Гинзберг приветствовал его со сложенными ладонями, когда свами взошёл на сцену. «Добро пожаловать, Свами», — сказал он. — «Давайте сядем». Жестом он указал на две огромные жёлтые пухлые подушки в начале сцены. Они составляли забавную парочку, Гинзберг со своей пушистой бородой, в слегка помятом коричневом костюме с белой рубашкой, и Свами с гладко выбритой головой, выглядящий покоролевски в мягких шафрановых одеждах, севший со скрещенными ногами и положив на них трость. В зале стояла тишина; было слышно только несколько приглушенных голосов и шум, исходивший от нескольких людей в одежде защитного цвета, которые в спешке настраивали микрофоны для Гинзберга и свами. В зале приглушили свет, и все сели. Я стал извлекать из тамбуры монотонные звуки, в то время как на стене появились цветные слайды с изображениями Кришны. Находящиеся на бельэтаже Бен и Роджер спроецировали шестнадцать слов мантры Харе Кришна на стену позади сцены и осветили прожекторами Гинзберга и Свами. Гинзберг сказал что-то на ухо Свами, и свами кивнул. Гинзберг прильнул к микрофону.

«Когда я был в Индии», — сказал он, — «Меня очаровала мантра, которую мы будем петь. Я хочу, чтобы вы громко пели вместе со мной. Это музыкальная медитация. Она унесёт вас в другое измерение, так как она каждый раз делает это со мной». Он остановился, прищурился от яркого света ламп и продолжил: «Эта мантра называется маха-мантра. На санскрите слово маха означает "огромный" или "великий", и ман означает "ум". Тра означает "то, что освобождает". Таким образом слово мантра буквально означает "освобождение ума". Иногда у вас могут быть плохие галлюцинации от ЛСД, и я хочу, чтобы вы знали, что, когда они у вас будут, вы можете стабилизировать себя или вернуться благодаря повторению этой мантры». Он выглядел убедительно и серьёзно, как если бы он обсуждал литературу с группой поэтов в университете. «Теперь», — продолжил Гинзберг, — «Я бы хотел представить вам Свами Бхактиведанту, который принёс эту мантру туда, где она была нужна больше всего – на Нижний Ист Сайд Нью-Йорка – к изгоям, бездомным, потерянным, анархистам, искателям». Толпа начала аплодировать и кричать. «Он уехал из Индии, где жизнь спокойна, где он мог бы счастливо оставаться и воспевать в священной деревне, жители которой никогда не слышали о войне и насилии, где жизнь медленна и полна смысла. Но вместо этого он вместе с нами сегодня, первый раз в этом городе, первый раз в Америке, и он приехал поделиться с нами чем-то ценным, чем-то драгоценным, чем-то безмятежным». Гинзберг указал на Свами, чтобы он начал говорить. Лицо Свами было ярко освещено, когда он начал свою речь. Он говорил медленно, и его старческий голос излучал уверенность. «Благодарю вас за то, что пригласили меня говорить в этот прекрасный город Сан-Франциско», — сказал он. — «Это воспевание

пришло из Индии. Оно приведёт нас в духовный мир. Вы можете начать его сегодня или в любое другое время. Эта мантра не только для индусов. Воспевание Харе Кришна предназначено для всех людей, потому то Кришна – это отец каждого. Нам не следует думать, то Кришна – это индийский бог, или то Он только для индусов, а не для других. Он для всех.» Я с воодушевлением слушал его, когда он восхищённо посмотрел вокруг на поглощённую слушанием аудиторию. «Если Он не для всех, то как Он может быть Богом? Бог не может быть Богом только для определённого вида людей или для определённой части общества. Бог является Богом для всех людей, животных, морских обитателей, насекомых, деревьев, растений – различных живых существ. Это Бог. Эта мантра звучит так: Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе». Бен или Роджер спроецировали прыгающие слова на стене, расположенной позади Свами. «Эти слова – это трансцендентное звуковое воплощение Абсолютной Истины. Воплощение значит… слово на санскрите – это аватар, которое переводится на английский как "воплощение". Значение слова аватар – "тот, кто нисходит или приходит с трансцендентного неба", из духовного мира в материальный мир. Или его авторитетный представитель приходит из духовного неба в материальную реальность. Это называется аватар». Женский голос из другого конца танцпола прокричал: «Да!». Другой голос откуда-то воскликнул: «Я Бог!». Свами невозмутимо продолжил свою речь. «Таким образом, этот звук – это звуковое воплощение Верховного Господа. Материальное или духовное, какой бы у нас ни был опыт, ничто не отделено от Высшей Абсолютной Истины. Ничто

не отделено. Всё исходит из Абсолютной Истины. Например, земля. Земля, затем от земли появляется древесина, топливо. Когда от топлива вы разжигаете огонь, в первую очередь появляется дым. Затем, после дыма, появляется огонь. Точно так же существует связь. Весь материальный космос, всё проявленное, то, что мы видим, подобно дыму. За ним стоит огонь. Это духовное небо. Но всё же, находясь в дыме, вы также можете почувствовать некоторое тепло. Таким же образом, эта звуковая вибрация духовного мира присутствует здесь, так что даже в этом материальном мире, где не хватает этого духовного огня, мы можем оценить, мы можем почувствовать тепло этого огня. Поэтому я хочу поблагодарить мистера Гинзберга и всех вас за участие. Теперь мистер Гинзберг будет петь. Большое вам спасибо». «Спасибо, Свами», — сказал Гинзберг. — «Итак, я собираюсь петь мантру. Вот слова», — сказал он, оглядываясь назад. — «Они на стене позади меня, чтобы вы могли следить за словами. Я один раз спою их, и затем вы повторите за мной. Я буду петь мелодию, которую выучил, когда был в Ришикеше в Гималаях». Он сделал паузу и потом произнёс: «Пойте громко! И танцуйте, если вам хочется!» Гинзберг начал петь, и все преданные на сцене спели вслед за ним. Все начали играть на своих инструментах после первых нескольких мантр, кроме меня; мне пришлось быстро перенастроить тамбуру, чтобы быть в гармонии с Гинзбергом. К счастью, он оставался в одной тональности на протяжении всего своего пения. Аудитория быстро всё поняла. Воодушевлённая тем фактом, что мантру пел один из их кумиров, толпа с энтузиазмом откликнулась. Все подпевали, и большинство людей встали и начали раскачиваться в такт. Когда темп начал набирать обороты, Бен и Роджер настроили пульсации масла в соответствии с ритмом. Пение быстро набрало быстрый темп; Гинзбергу и нескольким преданным, которые не отставали от инструментов, пришлось начинать все сначала. Зрители замерли в ожидании.

Фотография с того самого концерта в Авалоне, 1967 г.

Шрила Прабхупада и Аллен Гинзберг на сцене Авалона, 1967 г. Гинзберг перевёл значение санскритского термина мантра как "освобождение ума". «Тем, кто отходит от ЛСД, хочет стабилизировать своё сознание и приготовить его к новым „полетам“» он порекомендовал "ранние утренние киртаны" в Сан-францисском храме кришнаитов.

Гинзберг поёт мантру в "Авалоне"

Объявление о Мантра-Рок Дансе в газете «Оракул Сан Франциско», январь 1967г. Мантра-Рок Данс был запланирован на воскресный вечер, 29 января 1967 года. Чет Хелмс посчитал, что день и время для концерта были выбраны неудачно, но его опасения не оправдались: вечером 29 января у входа в "Авалон" собралось столько людей, что за билетами выстроилась очередь на целый квартал. Билет стоил 2.5 доллара и продавался у входа. К 20.00 часам вечера пришло более 3.000 человек и "Авалон" оказался заполненным до отказа. На концерт также пришли пионеры ЛСД: Тимоти Лири и Оусли Стэнли. Лири заплатил за билет, в то время как Оусли Стэнли пропустили бесплатно. Перед началом концерта преданные раздали публике прасад из долек апельсина. Несмотря на запрет на употребление наркотиков, многие из пришедших курили «травку» и принимали ЛСД. Роль телохранителей на концерте выполняли «Ангелы ада».

"Ангелы Ада", сообщество байкеров

С целью пробудить интерес к предстоящему концерту среди хиппи ХейтЭшбери, Мукунда опубликовал в популярной подпольной психоделической газете "Оракул Сан-Франциско" статью под названием "Новая наука". В статье говорилось, что Хейт-Эшбери вскоре посетит Бхактиведанта Свами Прабхупада, который будет ежедневно проводить в маленьком храме духовные программы с лекциями по "Бхагавад-гите", дискуссиями, пением, игрой на музыкальных инструментах и танцами. В заключении статьи Мукунда отметил, что пропагандируемое Прабхупадой пение мантры "Харе Кришна" и танцы более эффективны чем хатха или раджа-йога, или слушание Али Акбар Хана под воздействием ЛСД…».

На этот раз Гинзберг начал петь медленно и поддерживал постоянный темп. Ответным пением зрителей был рев, который эхом разнесся по залу. Внезапно и неожиданно Свами встал со своей подушки и поднял руки, жестом призывая всех сделать то же самое. Все преданные на сцене обменялись удивлёнными взглядами. Джанаки и я однажды видели танец Свами в ашраме доктора Мишры в северной части штата Нью-Йорк, но никто другой раньше не видел, чтобы он так делал. И никто из нас не ожидал этого сегодня вечером. Те немногие, кто ещё сидел, теперь встали, и вся аудитория танцевала подобно одному гигантскому телу: левая нога поверх правой, правая нога поверх левой, левая поверх правой, точно так же как делал Свами. Тысячи рук гипнотически качались, как ивы в роще, текучие, словно шёлк. Движения были ритмичными, но в то же время как будто томными и похожими на движения из балета. Все, включая продавцов закусок и швейцаров, раскачивались взад-вперед и пели. Лишь несколько человек неподвижно стояли на периферии бального зала, не допущенные к танцам, вероятно, потому что были слишком накачаны наркотиками, чтобы принять участие. Они смотрели на зрелище с открытыми ртами и пускали слюни. Гинзберг снял свой микрофон с подставки и размотал шнур, чтобы передать его свами. В течение нескольких минут Свами вёл пение. Как только он начал петь, музыканты присоединились к нам со своими инструментами. Дон Стивенсон из "Moby Grape" сел за свой набор ударных, который всё ещё стоял на сцене с их выступления, Фил Леш и Пиг Пен из "Grateful Dead" подключили свои гитары к усилителям, а Питер Альбин и Сэм Эндрю из "Big Brother" начали перебирать струны своих гитар. Все они начали с тихой игры на своих инструментах, осторожно проверяя уровни звука, настраивая струны и регулируя уровни, экспериментируя с тем, как наилучшим образом сопровождать и усиливать воспевание. Когда они начали играть, преданные отказались от попыток поддерживать постоянный темп и громкость пения. Несмотря на то, что музыканты играли на своих инструментах так, чтобы усилить

пение, а не доминировать над ним, это воспевание начало жить своей собственной жизнью, и несколько преданных больше не могли его контролировать. Оно превратилось в духовный музыкальный «джем», и зрители одобрительно закричали, когда знаменитые музыканты заняли свои места позади Свами и преданных. Сцена теперь была забита людьми: уборщиками, дорожными рабочими, режиссерами, охранниками, пожарными. Большая часть зрителей безмятежно танцевала, но некоторые, принявшие слишком много "кислоты", являли собой необычное зрелище. Некоторые лежали на полу и извивались, как раненые змеи, в то время как другие тряслись, прыгали, кружились, визжали, смеялись и плакали. На короткое время голос Свами был слышен над инструментами, но в основном другие звуки затмевали его голос. Он вернул микрофон раскрасневшемуся Гинзбергу, который продолжил энергично воспевать. На лице Свами выступили капельки пота. Его руки были подняты, и он двигался влево и вправо, ставя одну ногу перед другой. Масла бешено пульсировали, всё быстрее и быстрее. Яркие маленькие круги света танцевали по всем поверхностям бального зала – потолку, полу, стенам и телам танцоров. Кучевые облака ароматного дыма от благовоний из десятков керамических горшков поднимались по всей комнате. Я оглянулся на музыкантов на сцене и заметил среди них сердитое лицо. Это был Киртанананда, который стоял в глубине сцены и кричал что-то, чего я не мог разобрать. «Что?» — крикнул я. Я перестал играть на тамбуре и теперь играл на больших индийских цимбалах, которые были достаточно громкими, чтобы их было слышно на фоне звуков других инструментов. Я посмотрел вниз; мои пальцы кровоточили. Я оглянулся на Киртанананду, пытаясь прочесть по губам, что он мне говорил. «Остановись!» — Он указывал на Свами, который был погружён в пение, его лицо было мокрым от пота.

Я посмотрел на Свами и оглянулся на Киртанананду. «Он старик!» — крикнул он мне, его лицо побагровело. — «Ты должен прекратить пение!». «Может быть, физические нагрузки не пойдут Свами на пользу», — подумал я. — «В конце концов, ему 71 год». Хотя я и не был уверен, я чувствовал, что должен подчиниться Киртанананде. Он не был уверен в Свами, плюс его паника встревожила меня. Может быть, он знал что-то о здоровье Свами, чего не знал я. Я попытался жестом показать музыкантам на сцене, что пора заканчивать. Я встретился взглядом с Доном Стивенсоном, барабанщиком "Moby Grape", и провёл одной из своих больших тарелок поперек горла, что значило "остановиться” на языке музыкантов. Он покачал головой; было видно, что он и другие музыканты отлично проводили время. Я попытался увеличить темп, играя на своих больших цимбалах так громко, как только мог, с намерением остановить воспевание, когда будет слишком сложно держаться быстрого темпа. Это сработало, пение прекратилось, но тут же возобновилось снова. Я снова увеличил темп и, наконец, когда пение прекратилось во второй раз, я поднял руки в воздух, держа всё ещё звенящие цимбалы, а затем быстро поклонился на полу сцены. Все остальные преданные сделали то же самое. Наконец музыканты остановились. Глубокий голос Свами эхом разнесся по залу, когда он произнёс длинную мантру на санскрите, которая звучало как благословение или молитва. Когда я встал в конце его молитвы, я увидел разочарование и отвращение на лицах музыкантов. Я не был уверен, что поступил правильно, рано завершив пение. Свами спустился по небольшой лестнице слева от сцены вместе со следующими за ним Киртананандой и Ранчором. Зрители снова расступились, чтобы освободить проход, по которому он мог пройти.

Несколько человек захлопали, но большая часть зала погрузилась в тишину, когда Свами прошёл сквозь толпу, зеркальный шар всё ещё излучал яркие диски света на стенах и теперь слегка поскрипывал при вращении. Ранчор открыл дверь для Свами, и они втроём вышли в ночь. "Big Brother and the Holding Company" вышли на сцену. Первым номером шла Дженис Джоплин, исполнявшая "Дом восходящего солнца". Примерно через полчаса после того, как Свами ушёл, я увидел, как Ранчор вернулся на танцпол, танцуя под музыку "Big Brother". Он увлеченно танцевал с девушкой-подростком примерно его возраста с длинными светлыми волосами и в мини-юбке с блестками. Танцы продолжались до поздней ночи. Выступление Дженис Джоплин потрясло толпу, а выступление "The Grateful Dead" ещё больше всех впечатлило. На следующий день Ранчор объявил очень разочарованному Свами, что через день он вернётся в Нью-Йорк. «Что ты будешь там делать?» — спросил Свами у Ранчора. «Найду работу, думаю. Жизнь в Сан-Франциско довольно интересна, но на самом деле она мне не подходит. Я увидел, что здесь происходит, и думаю, что сейчас я просто хотел бы заниматься своими делами, понимаете?» — ответил Ранчор. «А что насчёт твоего сознания Кришны?» — спросил Свами. «Я могу взять его с собой, куда бы я ни пошёл, не так ли?». Это был риторический вопрос, который на самом деле не требовал ответа. «Где ты остановишься?» — спросил Свами. «Я ещё не знаю, но это не проблема. У меня много знакомых в Нью-Йорке». «Когда ты уедешь?».

«Через пару дней. Я встретил здесь девушку – Мишель, и хочу посмотреть, как у нас с ней всё сложится, поедет ли она со мной в НьюЙорк». Со стороны для меня Свами выглядел грустным, когда говорил с Ранчором, как отец, который теряет сына. Несколько недель спустя "Moby Grape" выступили с "The Doors" в "Авалоне" и в "First Love Circus" на арене Винтерлэнд. Это были первые крупные профессиональные концерты "Moby Grape", и вскоре после этого "Columbia Records" подписала с ними контракт. Хотя её метод был неортодоксальным, Малати сыграла значительную роль в том, чтобы неизвестная группа совершила прорыв в музыкальной индустрии.

16. Уроки музыки Через неделю после ю Мантра-Рок Данс я тусовался у магазина пончиков на Станьян-стрит. Я слизнул шоколадную глазурь с пальцев и посмотрел на заголовки газет на газетной стойке на углу. «Род Стайгер получил "Оскар"», — гласил заголовок. «Ну и что», — подумал я. Мимо проехал разноцветный "Форд Мустанг" кабриолет 1967 года выпуска, полный креативно одетых хиппи, и я с содроганием осознал, как я далёк от молодёжной жизни Америки – не в милях, а в сознании. Грузовик с доставкой остановился рядом со мной, когда я доедал последний кусочек сладкого круглого пончика. «Привет, приятель», — сказал водитель-курьер мне. — «Ты знаешь, где находится храм Харе Кришна?». «Вон там», — ответил я, указывая на другую сторону улицы. «Спасибо». Я наблюдал, как он дважды припарковывался, а затем выгрузил большой деревянный ящик. Парень по имени Мурари, один из недавно инициированных преданных Сан-Франциско, вышел на улицу, чтобы расписаться за доставку, и я перебежал через улицу, мой интерес возрастал. Первое, что я заметил, это надпись на хинди по бокам коробки, а другие пометки на коробке указывали на то, что она прибыла из Нью-Йорка на поезде через компанию "Юнион Пасифик" (американская компания, владеющая самой большой сетью железных дорог в США, примечание редактора).

«Что это?» — спросил Мурари. «Я не знаю», — сказал я. — «Но я надеюсь, что это то, о чём я думаю! Давайте возьмём что-нибудь, чтобы открыть её!».

«Форд Мустанг», кабриолет 1967 года

Улица Станьян, Сан-Франциско, 1967 год.

Несколько преданных собрались вокруг меня на тротуаре перед храмом, пока я вскрывал крышку молотком. Внутри, на подстилке из хорошо упакованных индийских газет, лежал барабан, которого мы ждали с тех пор, как нью-йоркские преданные позвонили нам и сообщили, что он прибыл в Штаты из Индии. Наконец-то это было понастоящему! Мы с Мурари занесли коробку внутрь храма и должным образом распаковали барабан. Он был цилиндрической формы, выпуклый посередине, около трёх футов длиной (~92см), его красивая краснокоричневая поверхность была покрыта маленькими красноватыми ремешками, туго натянутыми по окружности. Один конец был намного больше другого. Свами говорил мне, что барабан называется мриданга и что он был предшественником таблы. «Если разделить мридангу посередине», — рассказывал он, — «и поставить каждый конец вертикально, получится табла». Теперь, когда я увидел перед собой свою первую настоящую мридангу, я понял, что он был прав. Я несколько раз попробовал постучать по кожаным концам. Они звучали громко, звук маленький конец был высоким и резким, большого — богатым и глубоким. «Давайте расскажем Свами, что она здесь», — предложила Джанаки. — «Он должен сыграть на ней первым». Мы с Джанаки зашли в соседний дом №512, поднялись на лифте в его квартиру на четвёртом этаже и постучали. «Да?» — крикнул он через дверь. — «Войдите». «Свами, мриданга прибыла! — взволнованно выпалила Джанаки. Его глаза широко раскрылись: «Она уже здесь?». «Да, в храме. Мы её распаковали». «Я сейчас приду. Одну минуту».

Мы спустились на лифте, чтобы вернуться в храм до его прибытия, но, спустившись и открыв дверь старого лифта, мы увидели, что Свами уже стоит у подножия лестницы, направляясь к храму. «Он правда хочет увидеть эту мридангу», — заметил я. Джанаки кивнула: «Давай! Скорее!» — торопила меня она. Мы последовали за ним на залитую солнцем улицу и вошли в храм. Я поднял мридангу и протянул ему. Он широко улыбнулся и сел на выступ, который тянулся вдоль больших фасадных окон. Когда он ощупал барабан со всех сторон, я мысленно вернулся к воспоминанию о том, как музыканты на Мантра-Рок Данс ласково обращались со своими инструментами – как с дорогим, любимым человеком, бесценным сокровищем или как родители, обнимающие своего ребёнка. Положив барабан на колени, Свами сыграл несколько ударов, осторожно постукивая по маленькому концу пальцами правой руки и ударяя по большому концу левой ладонью. Затем, не говоря ни слова, он оторвал кусок ткани длиной в один ярд (~92см) от своего хлопчатобумажного дхоти, нижней одежды из цельного отреза ткани, которую он носил вокруг талии. Это была значительная часть его дхоти, но не настолько большая, чтобы обнажить ноги. Этот кусок ткани он плотно обернул вокруг мриданги так, чтобы концы ткани сошлись в тугой узел над выпуклостью барабана. «Никогда не развязывайте её», — сказал он. – «Она нужна для защиты мриданги. По-бенгальски этот барабан называется кхоле. Он сделан из глины. Его легко сломать. Никогда не снимайте эту ткань». Мы все кивнули. «На этом инструменте я играл всю свою жизнь», — сказал он. – «Когда я был ребёнком, мой отец настоял, чтобы я изучал мридангу с раннего возраста. Он бы позволил мне играть весь день и каждый день. Если бы не моя мать, я бы вообще пропустил школу».

Свами играет на первой мриданге ИСККОН в Сан-Франциско в 1967 году.

Он снова и снова делал паузы ударяя по мембранам барабана. «Принесите воды», — сказал он. «Сколько?» — спросила Джанаки. «Немного». Джанаки сходил на храмовую кухню и вернулась с пластиковой чашкой, наполовину наполненной водой. «Этого достаточно», — сказал он, потянувшись за чашкой. Держа мрандангу левой рукой, он окунул безымянный палец правой руки в воду. — «Я покажу вам, как ухаживать за этой мридангой», — сказал он, не отрывая глаз от барабана. Он повернул мридангу так, чтобы большой конец был направлен вверх и находился на уровне его груди. С ловкостью барабанщика, игравшего всю жизнь, он провёл влажным пальцем по краю головы барабана, увлажняя её маленький край кремового цвета. «Вы должны делать это регулярно», — сказал он. — «С небольшим количеством воды, так, как я показываю». Он не объяснил почему, но я предположил, что это был метод технического обслуживания, чтобы покрытие не разрушалось и не трескалось по внешним краям. Позже, следуя инструкциям Свами по увлажнению, я также обнаружил, что регулярное увлажнение помогает сохранить мембрану туго натянутой. Свами продолжал проверять звук барабанных мембран, несколько раз пробно ударяя по каждому концу, внимательно прислушиваясь, склонив голову набок. «Очень хорошо», — сказал он через некоторое время и направился обратно в свою квартиру. Через несколько минут я последовал за ним. Я обнаружил его пишущим за своим импровизированным столом.

«Свами, не могли бы вы научить меня играть на мриданге?». Он оторвался от своей работы. «Да», — сказал он. — «Когда ты хочешь?». «Сегодня?». «Возьми её», — сказал он. — «Просто принеси её. Я тебе покажу». Я сбежал вниз по лестнице в храм и осторожно отнёс мридангу к лифту, не желая рисковать уронить её на лестнице. Послеполуденное солнце заливало главную комнату Свами золотистым светом. Он ждал меня в своём кресле-качалке, перебирая чётки. «Садись сюда», — сказал он, указывая на новый ковер на полу. Джанаки нашла этот ковёр по специальной цене в магазине в городе и купила пару штук, чтобы комнаты Свами не были такими пустыми. Барабан лежал у меня на коленях. Свами отложил чётки и сел напротив меня, скрестив ноги, достаточно близко, чтобы он тоже мог бить в барабан. «Каждый звук, каждый удар на мриданге — это мантра. Ты всегда должен произносить слова мантры. Звук барабана должен звучать так же, как слова». Я спросил: «Как барабан может звучать как слова?». «Смотри. Ты должен ударять по барабану разными частями руки во время каждого удара. Для каждого удара на барабане есть специальное место. Смотри». — Он ударил по концам барабана и произнёс эти звуки: «Ке-та-та, ке-та-та, ке-та-та, ке-та». По маленькому концу он ударил вторым пальцем, а его третий, четвёртый и пятый пальцы были сцеплены вместе. По большому концу он ударил четырьмя пальцами, держа их плашмя. «Ты слышишь звуки?» — спросил он меня.

«Думаю, да», — сказал я. Так ли это было, или мне просто показалось? «Послушай ещё раз. Гляди. Сначала, ки-та-та, ки-та-та, ки-тата, ки–та. Затем гхи-та-та, гхи-та-та, гхи-та–та, гхи-та. Ты видишь?». Я кивнул. «Хорошо. Теперь ещё раз». — Он повторял эти два удара снова и снова. — «Теперь ты», — сказал он в конце. Я пытался бить в барабан и произносить мантру, но это было трудно делать одновременно. «Ты должны нанести удар в правильном месте», — сказал он. «Иначе "ки" и "гхи" не зазвучат не по-разному». Я попробовал ещё раз и поднял глаза, чтобы увидеть выражение его лица, и потерялся, где играл. «Сосредоточься», — сказал он. — «Не ускоряйся. Не торопись. Медленнее». Я снова заиграл, стараясь, чтобы звуки, издаваемые моими руками, звучали так же, как те, которые я издавал ртом. «Всегда выговаривай слова ритма», — сказал он. — «Они должны звучать так же, как барабан. Ритм — это универсальный язык». — произнёс они и встал. Я спросил его: «Это конец урока?». «Нет, ты должен продолжать играть», — ответил он. Я закрыл глаза и сосредоточил всё своё внимание на том, чтобы играть правильно, не ускоряясь. «Ки-та-та, ки-та-та, ки-та–та, ки-та; гхи-та-та, гхи-та-та, гхи-та-та, гхи–та-та, гхи-та-та», — бормотал я, ударяя руками по барабану.

«Как часы» — подумал я, — «Никакой спешки. Как волны, набегающие на берег, находящиеся вне времени, постоянные, устойчивые, не ускоряющиеся». Я потерял счёт времени и почувствовал, что потерялся в звуке, перестал обращать внимание на все другие внешние звуки, кроме барабанного боя. Я всё делал правильно, я был уверен, что так оно и было! «Где Свами?» — внезапно задумался я и продолжал играть, но мой ум дрейфовал от ритма мриданги к мыслям о Свами. — «Вернулся ли он к своим переводам, письмам или повторению мантры?». Я вернул ум к тому, чем занимался и старался продолжать в том же духе или, по крайней мере, сохранять хоть каплю концентрации: «Ки-та-та, ки-та-та, ки-та-та, ки–та; гхи-та-та, гхи-та-та, гхита-та, гхи–та-та, гхи-та-та». Меня охватило любопытство. Я продолжал играть медленно и размеренно, но на мгновение приоткрыл глаза и тут же снова их закрыл. Его ноги всё ещё были рядом со мной. Я открыл глаза и посмотрел на него. Его глаза были прикрыты, и брови нахмурены от глубокой сосредоточенности, но на губах безошибочно угадывался намёк на улыбку. Он медленно покачивал головой взад-вперёд в такт ритму. Он не заметил, что я смотрел на него. Я закрыл глаза и продолжал играть. «Свами — это больше, чем просто учитель», — думал я, играя. — «Он искренне счастлив учить меня, делиться со мной своими знаниями, хотя я и новичок в игре на этом инструменте, на котором он играл всю свою жизнь». Я был так поражён тем фактом, что он всё ещё находился там и слушал, что в глубине души я решил усовершенствовать этот единственный удар. «Если я смогу освоить этот ритм», — подумал я, — «то со временем смогу научиться большему. И если я смогу стать похожим

на Свами в его игре на барабане, возможно, я смогу стать более похожим на него и в других отношениях. Если бы я мог научиться играть хотя бы немного, возможно, я смог бы вдохновлять людей петь так, как он вдохновлял меня». Я вернулся в храм в приподнятом настроении оттого, что мне удалось сыграть простой ритм достаточно хорошо, чтобы удовлетворить Свами. Я осторожно нёс мридангу, но чуть не уронил её, когда ставил на пол храма. «Будь осторожен!» — сказал Мурари, отрываясь от книги, которую он читал в углу комнаты. «Да, боже, я бы чувствовал себя так ужасно, если бы сломал её», — сказал я. «Да, небезопасно — оставлять её здесь», — сказал Мурари. — «Любой может её опрокинуть». Мы тут же решили, что мриданге нужна какая-то коробка, чтобы она была защищена. Она проделал такой долгий путь, чтобы попасть в наш храм, и я знал, насколько это усилит наше воспевание, поэтому мы не хотели, чтобы крошечный толчок расколол хрупкие части барабана. Мурари вызвался соорудить деревянный ящик. На следующий день он представил своё творение. Он состоял из шести панелей, сделанных из отшлифованного дерева, окрашенного в красно-коричневый цвет, покрытое несколькими слоями шеллака и прозрачным лаком. Каждая внутренняя поверхность была покрыта толстой губчатой резиной, чтобы мриданга была защищена, если коробка неожиданно упадёт или её уронят. На крышке коробки была латунная ручка, и она открывалась на двух блестящих латунных петлях. У коробки также была металлическая застёжка, чтобы мы могли держать её запертой. Вся конструкция напоминала, как мне показалось, гроб для карлика 19 века. «Я не могу поверить, что ты построил это за один день!» — сказала Джанаки.

«Да», — скромно сказал Мурари. — «Ну, я не хотел, чтобы барабан сломался». «Как тебе удалось быстро высушить лак и всё такое прочее?». «Я установил фотолампы так, чтобы каждый слой лака высыхал при дополнительном нагревании». «Ух ты!». Мурари улыбнулся: «В любом случае, я сделал несколько ключей для замка», — сказал он, протягивая мне два. — «Один для Свами, один для тебя, и я оставлю один себе на всякий случай». Я взял коробку с мридангой и понёс её по храму, чтобы опробовать. Я чувствовал себя одним из музыкантов Хейт-Эшбери, которые носили свои гитары в чехлах, или как мафиози, которые, по слухам, носили свои автоматы в футлярах для скрипок. На следующий день завсегдатаи утренней программы с нетерпением ждали возможности услышать игру на барабане Свами. Мурари осторожно вынул барабан из коробки и передал ему. Свами обращался с ним аккуратно, осторожно пробуя несколько тактов и внимательно слушая, как отец, слушающий первые слова своего ребёнка. Затем Свами начал играть всерьёз, ритм был медленным, более глубокие ноты сливались с его глубоким голосом. Как барабанная дробь может звучать так сладко? Этот барабан действительно придавал пению ещё одно измерение, поскольку Свами тщательно контролировал темп. Его характерный звук произвёл на меня особый эффект, потому что накануне вечером я прочитал кое-что о том, как такие барабаны использовались в киртанах в прошлом. Я читал о том, насколько важными были мриданги в 16 веке в Индии, когда присутствовал Господь Чайтанья Махапрабху. Многие из Его последователей были известны своим пением, танцами и игрой на индийских инструментах. В те дни певцы пели мелодии, соответствующие определённому времени суток. Каждый 24-х часовой период был разделен на 6

четырёхчасовых сегментов, каждый из которых был связан с определённой рагой, или мелодией. А барабанщики знали сотни разных ритмов. Даже танцы следовали определённым условностям, хотя все правила допускали множество разновидностей и вариаций в рамках фиксированных шаблонов. Когда я слушал игру Свами, я представлял себе киртаны Господа Чайтаньи, и впервые я почувствовал, что мельком увидел, что такое совместное пение, каким оно было в прошлом и каким оно должно быть в настоящем. Я практиковал и практиковал свои ритмы мриданги, пока не научился играть их вместе с другими инструментами в храмовых киртанах. Это потребовало больших усилий, потому что мой музыкальный опыт заключался в игре на фортепиано, а не на ударных. В храме у нас не было пианино, но мы приобрели старую фисгармонию – маленький орган с ручной накачкой и клавиатурой, на котором можно было играть, сидя на полу. Кто-то нашёл её в магазине привозных товаров и пожертвовал храму, думая, что это придаст песнопению приятный звук. Я часто возился с фисгармонией, выбирая несколько старых джазовых мелодий и распевая под них Харе Кришна. Я отсоединил два металлических рычага внутри фисгармонии, чтобы две клавиши оставались нажатыми, создавая эффект гудения, который мы использовали, чтобы начать петь наши мантры. Однажды февральским днём Мурари прервал мою игру словами: «Свами сказал мне, что он знает, как играть на фисгармонии». «Действительно?» — спросил я. — «Я никогда не слышал, как он играет. На что это было похоже?». «Я не слышал, как он играет», — ответил Мурари. — «Но он сказал мне, что они используют фисгармонию в Индии. И он сказал, что играет на ней уже много лет». Я закрыл мехи фисгармонии и сказал: «Я собираюсь спросить его об этом. Может быть, он научит меня каким-нибудь индийским мелодиям. Для меня это будет легче, чем мриданга».

«Я думаю, что он сейчас не у себя», — сказал Мурари. Я направился к выходу из храма как раз в тот момент, когда к тротуару подъехало жёлтое такси. Водитель выглядел очень просто – короткие волосы, старомодные брюки и простая футболка кремового цвета. Он подскочил ко мне. «Харе Кришна», — сказал он, протягивая мне руку. — «Меня зовут Джим». «Как дела, чувак?» — спросил я, удивлённый тем, что кто-то, выглядевший таким консервативным, так приветствовал меня. «Эй, у вас есть ещё журналы "Назад к Богу"?» — спросил он. — «Мои клиенты зачитались ими, и я забежал к вам». «Я думаю, что внутри храма есть немного» — Ответил я ему и ушёл за журналами. Когда я вернулся со стопкой из десяти штук, он снова сидел за рулем с работающим на холостом ходу двигателем. «Мне нужно оплатить проезд в аэропорт», — сказал он и протянул обе руки для маленькой кучки журналов. — «Большое спасибо». Немного раздражённый тем, что меня задержали от встречи со Свами, я взбежал наверх и постучал в дверь. «Входите», — позвал Свами, который всё-таки оказался у себя. «Мурари сказал, что вы умеете играть на фисгармонии. Не могли бы вы научить меня нескольким мелодиям?». — спросил его я. «Да. Принеси её. Я покажу» — ответил он. «Когда?» — настаивал я. «Когда ты хочешь?» — терпеливо спросил он. «Сейчас?» — сказал я.

«Хорошо, тогда принеси фисгармонию» — сказал он. Я спустился в храм, чтобы взять инструмент. Нести его было неудобно – громоздкая прямоугольная коробка с маленькими латунными ручками сбоку, которые врезались мне в руки, когда я поднимался наверх. Мы сели на том же месте на коврике в центре комнаты, Свами перед клавиатурой, а я слева от него. «Итак, я буду учить "Говинда джая джая". Ты знаешь эту песню?». Я отрицательно покачал головой: «Нет. Я не думаю, что когдалибо слышал её». «Послушай. Сначала я научу тебя словам и мелодии. Потом я буду учить тебя играть на фисгармонии». — Он запел. — «Говинда джая джая, Гопала джая джая, Радха-Рамана Хари, Говинда джая джая». Мелодия звучала радостно-грустно, она была в минорной тональности. Он сделал паузу: «Теперь ты пой». Я попытался, но вышло неудачно, я не совсем правильно запомнил слова. «Итак, эта песня прославляет Кришну», — сказал он. — «Говинда, Гопала и Радха-Рамана — это имена Кришны. Теперь смотри. Я сыграю мелодию. Это в бхайрави-рага. Эту рагу поют ранним утром». Он играл мелодию и пел одновременно. Я подумал, что бхайрави рага примерно эквивалентна Си-бемоль минор в западной нотации. Он пропел оригинальную мелодию несколько раз, а затем слегка изменил напев: «Говинда джая джая, Гопала джая джая, Говинда джая джая, Гопала джая джая» — и остановился. — «Теперь», — сказал он, — «ты играешь на фисгармонии, а я буду петь мелодию».

Он пододвинул фисгармонию ко мне. Я нащупал клавиши, выбирая небольшой фрагмент мелодии, но не смог воспроизвести её до конца. Свами развернул фисгармонию обратно к себе. «Смотри», — сказал он. Он сыграл мелодию ещё несколько раз и вернул фисгармонию мне. На этот раз я понял большую часть мелодии, но она всё равно звучала с запинками, мои отрывистые бормотания прерывали попытки Свами подпевать моей игре. «Мы будем играть вместе», — сказал он и подвинул фисгармонию так, что теперь она оказалась, между нами. — «Ты можешь смотреть на меня и играть то, что я играю». Я накачал меха фисгармонии и сыграл мелодию на низких нотах, в то время как Свами играл на высоких. Мои глаза были прикованы к клавишам. Он пел мантру снова и снова, и его игра помогала мне не отставать. Всякий раз, когда я терялся, я наблюдал за его пальцами на верхнем регистре и имитировал их движение на нижних клавишах. Я проиграл эту мелодию самостоятельно несколько раз. «На данный момент достаточно» — сказал он. Я не хотел забывать, как играется эта мантра, поэтому сразу же отправился в храм, чтобы продолжить практику самостоятельно. Мурари всё ещё был в храме и разговаривал с двумя парнямиподростками, которых я раньше не встречал. «Был ли там Свами?» — спросил он. «Он научил меня новой мантре», — сказал я. — «Я тебе покажу». Я сел перед фисгармонией и сыграл: «Говинда джая джая, Гопала джая джая, Радха-Рамана Хари, Говинда джая джая». Сначала я просто пел это снова и снова, не ожидая, что ктонибудь откликнется.

Но вскоре остальные трое тоже спонтанно начали петь: «Говинда джая джая, Гопала джая джая, Радха-Рамана Хари, Говинда джая джая». Мы повторяли новую мантру в течение двух часов. Три дня спустя Джим, таксист, снова появился у дверей храма. Я видел, как он выглядывал через стеклянную дверь, засунув правую руку в карман бежевых вельветовых брюк с оттопыренным большим пальцем. Я открыл дверь и спросил: «Эй, Джим, хочешь ещё журналов?». «Ну, на самом деле, вы знаете, мне было интересно, что вы, ребята, здесь делаете», — сказал он, нервно проводя рукой по своим коротко подстриженным каштановым волосам. «Ну, мы много поём», — сказал я. — «И у нас есть вечерние программы три дня в неделю, когда Свами здесь. Эй, он сейчас здесь. Почему бы тебе не подняться и не встретиться с ним?». «Вы имеете в виду Бхактиведанту Свами?» — спросил он. — «Я читал то, что он писал в журналах. Могу я пойти и встретиться с ним просто так? Я имею в виду, просто войти и всё?». «Конечно. Он не возражает. Кстати, сколько тебе лет?».

«28», — ответил он. «Ух ты!» — произнёс я, не подумав. – «Это делает тебя самым взрослым человеком, которого я когда-либо встречал, который был у нас в сознании Кришны!». Слова прозвучали немного грубо, когда слетели с моих губ, но он, похоже, не возражал. «Смотри, квартира Свами прямо наверху. Я покажу тебе, где она, и ты сможешь пойти и поговорить с ним».

«Хорошо», — ответил он. Неделю спустя Джим переехал в храм и получил посвящение. Свами дал ему имя Джаянанда Дас. Он продолжал водить такси, и его зарплата стала одним из основных источников дохода храма. Вскоре он предложил себя в роли президента храма и взял на себя ответственность не только за зарабатывание денег, но и за ежедневное содержание храма и благополучие многих преданных, живущих там.

Шрила Прабхупада и Джаянанда (Джим).

17. Жизнь вместе со Свами в Нью-Джаганнатха Пури Хотя мы знали, что Свами не останется в Сан-Франциско навсегда, мы надеялись, что он не вернётся в Нью-Йорк слишком рано, а когда он это сделает, мы надеялись, что он равномерно распределит своё время между Нью-Йорком и Сан-Франциско. Шли недели, и наша жизнь со Свами в Сан-Франциско начала приобретать свой собственный ритм и расписание. Мы видели его каждый день на утренних программах, которые начинались в 6 часов утра. Мы все перебирали чётки, пели группой с инструментами и слушали его лекции, часто из его переводов "Бхагавад-гиты как она есть" и "Шримад-Бхагаватам". Его вечерние программы также набирали популярность до такой степени, что иногда было трудно найти место в зале. Всё больше и больше молодых людей начинали серьёзно относиться к тому, что он говорил. Я мог бы сказать об этом по возросшему количеству участников утренних программ. Когда Свами впервые приехал, нас было всего шестеро плюс горстка других, но теперь у нас была постоянная община, которая добросовестно приходила каждое утро. Во многом новый интерес был вызван бесплатными ежедневными обедами, которые мы начали подавать. Это дополнение к нашему расписанию было идеей Свами. «Здесь так много людей», — сказал он. – «Почему бы не накормить их? Вы готовьте простые блюда, предлагайте Кришне, и раздавайте их. Каждый возьмет». Свами оказался прав насчёт этого. Вскоре мы обслуживали обед на 200 человек 7 дней в неделю. Многие ребята были в довольно плохом состоянии из-за приёма слишком большого количества наркотиков, и иногда храмовая пища была первым полноценным приёмом пищи, который они ели за последние несколько дней. Малати взяла на себя обязательство наладить отношения с местными владельцами магазинов, в особенности магазинов фруктов и овощей, многие из которых щедро жертвовали на то, что они считали благотворительной деятельностью для тех, кто в этом нуждается. Каждый день Малати появлялась с тележкой припасов – риса, гороха,

картофеля, сахара, бананов и всего, что было дешёвым или бесплатным, – и мы разгружали это и перетаскивали в маленькую комнату в конце храма, которая превратилась в импровизированную кухню с промышленной газовой плитой с шестью горелками, пожертвованной для массового питания. Само здание храма претерпело некоторые изменения и важные дополнения в течение первых недель после пребывания Свами у нас. Самое главное, что у нас появилось божество Кришны. Кто-то купил Его за 35$ в том же импортном магазине, где купили фисгармонию. Кришна появился в храме без предупреждения — трёхфутовое голубое гипсовое божество, положившее руку на бедро и склонившее голову в слегка озорной манере. Мы нашли белую рифлёную колонну, на которую Он мог опереться, и установили её на возвышении в задней части храма, где сидел Свами. «Мы назовём его Картамашайи», — сказал Свами. – «Это означает — "Босс"». Картамашайи стоял на колонне, окружённый цветами и различными картинами с изображением Кришны и Господа Чайтаньи, которые мы приобрели, включая несколько гравюр Радхи и Кришны в стиле Бриджбаси, которые мы заказали из Индии. Шьямасундара соорудил алтарь рядом с Картамашайи, за которым висела большая картина маслом, изображающая Господа Чайтанью, возглавляющего группу поющих из двадцати преданных, где все они играли на мридангах, тарелках или несли разноцветные флаги. Эту картину нарисовал Харви по просьбе Свами. Изумрудного цвета сиденье Свами – его вьясасана, как мы называли её на санскрите, – мы перенесли от Картамашайи в восточную часть храма. В том же месяце, когда Картамашайи пришёл в наш храм, Малати также нашла трёхдюймовую миниатюрную фигурку с чёрным лицом и большими глазами, которая навсегда изменила наш храм. Однажды днём, когда я был в его квартире, она принесла эту фигурку, чтобы показать Свами.

Картамашайи, «Босс»

КАРТАМАШАИ-ЛИЛА (воспоминания Нара-Нараяны прабху, ученика Шрилы Прабхупады) Божество Картамашайи было божеством, которое каким-то образом попало в Нью-Йорк, а также в Сан-Франциско. Он примерно 1м роста, и это мальчик Кришна, стоящий, изящно положивший руку на бедро, с длинными красивыми волосами и очень милым лицом. Говинда даси увидела это божество в СанФранциско и спросила меня, могу ли я сделать гипсовые слепки. Она была просто влюблена в Него! Шрила Прабхупада согласился, что я могу это сделать, и я поехал в Сан-Франциско и более или менее похитил оригинального Картамашайи и привёз его в наш храм в Лос-Анджелесе на проспекте Ла Сьенега. (Это было за год до Новой Двараки на Ватсеке). Итак, я сделал латексную форму и обнаружил, что оригинал был сделан из папье-маше. Итак, я сделал 17 отливок из Картамашайи из гидростоуна (пока форма не начала деформироваться). Так получилось по одному на каждый храм, которые у нас теперь были по всей территории США. Итак, я отлил их, а Говинда даси разрисовала их, и они были восхитительны! (Она нанесла красновато-розовую краску губкой на его ярко-синие щеки!). Когда я закончил слепок, я вернул оригинал в Сан-Франциско, и преданные были так рады получить его обратно! В 1973 году в Ахмедабаде, Индия, я гостил со Шрилой Прабхупадой в семье, у которой было божество Картамаши, поэтому у меня есть некоторые основания полагать, что эта форма возникла в Гуджарате. Однажды, когда я работал над кастингом в закрытой зоне в лос-анджелеском храме в 1969 году, я услышал шум вокруг себя, в тот момент, когда был глубоко сосредоточен. Наконец я поднял глаза и увидел невероятно лучезарно улыбающееся лицо Шрилы Прабхупады в нескольких дюймах от моего!! ...Он был окружен преданными, которые смеялись и улыбались моему крайнему удивлению и восторгу. Это был очень важный момент в моей жизни. Несколько дней спустя я закончил 17 мурти и навестил Шрилу Прабхупаду в его квартире. Он спросил, как продвигается производство…Я сказал ему, что мы завершили работу и что у нас есть по одному мурти Картамашайи для каждого храма. Он сказал, что я должен продолжать делать их и продавать карми.......Я был в ужасе! Я сказал: "Если мы продадим их карми, то они могут поставить их на своей лужайке перед домом в качестве украшения газона!".....Шрила Прабхупада сказал: "Если один карми купит одно мурти Картамашайи и посадит Его на своей лужайке,.......ТОГДА ВСЁ НАШЕ ДВИЖЕНИЕ БУДЕТ ИМЕТЬ СЛАВНЫЙ УСПЕХ"! Итак, это мой опыт общения с Картамашайи. Ваш слуга Нара Нараян Вишвакарма даса (ACBSP)

В феврале 1967 года Гурудаса увидел в магазине импортных товаров статую Кришны. Гурудаса несколько раз упрашивал директора продать ему статуэтку. Наконец, директор согласился и продал Кришну за 35 долларов. Свамиджи дал Ему имя Картами-шайи, что значит «босс».

Картамашайи, «Босс»

«Свами, я нашла это», — сказала она, кладя крошечную фигурку на его стол. Он широко открыл глаза и тут же склонился перед ней на пол произнеся: «Джая Джаганнатх!». «Кто это?» — спросила она. «Господь Джаганнатха!» — сказал он, поднимаясь с пола. – «Это божество Кришны, любимое Господом Чайтаньей. Ему поклоняются в Пури – Джаганнатха-Пури. Вы слышали об этом?». «Нет». «Где ты купила его?» — спросил он. «На самом деле, я на это не покупала», — призналась она, сильно покраснев. — «Мне понравилась эта фигурка, и у меня не было с собой денег, поэтому я просто взяла её». «Были ли с Ним какие-нибудь другие божества?». «Да», — взволнованно подтвердил Малати. — «Были ещё двое». «Ты должна пойти и купить их», — сказал Свами. — «Это Баладева и Субхадра, брат и сестра Кришны. У нас должны быть все три». Малати вернулась, и, к счастью, две другие фигурки всё ещё были там. Когда Шьямасундара увидел эти три фигурки, он сказал Свами, что может вырезать версии большего размера. «Это было бы замечательно», — сказал Свами. — «Храм в СанФранциско будет называться "Новый Джаганнатха Пури". Джаганнатха Пури также находится на берегу океана – Индийского океана. Это хорошее название для центра Сан-Франциско». Через несколько недель божества украсили собою алтарь над Картамашайи, сидя на доске из красного дерева, которую мы с

Шьямасундарой нашли на месте крушения на Масоник-стрит. Трёх футов ростом (около 92см), с большими глазами и ярко раскрашенными лицами, они представляли собой захватывающее зрелище. Свами сказал всем, что все должны приносить небольшое подношение Господу Джаганнатхе каждый раз, когда они посещают храм. «Это не обязательно должно быть что-то дорогое», — сказал он.

— «Просто маленький цветок или кусочек фрукта. Всё, что у вас есть». Постоянные посетители храма приняли это близко к сердцу и всегда приносили что-нибудь для божеств. Во время вечерних программ Господь Джаганнатха стоял, улыбаясь, среди моря цветов, кусочков свежих фруктов и множества других подношений: буханок хлеба, банки печёных бобов, перьев, ароматических палочек, а иногда даже предметов одежды. Свами, казалось, был очень доволен устройством алтаря. Ему также понравились настенные украшения, особенно одна из гравюр Бриджбаси, на которой был изображен шестнадцатилетний Кришна, который улыбается улыбкой Моны Лизы и подносит флейту ко рту. На Нём было ярко-жёлтое дхоти и сверкающий золотой шлем. Он стоял спиной к группе деревьев с небольшим водопадом слева от Него. Я повесил эту лакированную гравюру напротив помоста для лекций Свами, чтобы он мог видеть её во время своих выступлений. На следующее утро после того, как я повесил плакат, Свами, пристально глядя на него, продекламировал один стих на санскрите перед тем, как он начал читать свою лекцию. «Этот стих», — сказал он, — «сочинил Рупа Госвами, один из главных последователей Господа Чайтаньи. Он был великим поэтом, великим философом и драматургом. Перевод таков: "Если вы всё ещё хотите наслаждаться обществом, дружбой и любовью, тогда не ходите на берег реки Ямуна, где этот мальчик по имени Говинда стоит в Своей прекрасной позе, изогнутой в трёх местах. Он улыбается и очень красиво играет на Своей флейте, а Его губы сияют в свете полной луны».

гравюра Бриджабаси

Шьямасундар вырезает первых Джаганнатх в ИСККОН, 1967 год

Храм «Нью-Джаганнатха Пури» в Сан-Франциско, 1967 год.

Шрила Прабхупада даёт лекцию в храме Сан-Франциско, 1967 год.

Шрила Прабхупада и Шьямасундар, Снаружи храма на Фредерик-стрит, Сан-Франциско, 1967 год

Я поднял руку, и Свами кивнул в мою сторону. «Я мог бы написать этот стих на санскрите, если хотите. Мы могли бы повесить его под плакатом». Свами кивнул, но ничего не ответил. Он начал давать свою лекцию. Позже, когда утром я пришёл к нему домой и спросил, не может ли он показать мне утренний стих для копирования. «Да, он есть у меня», — сказал он, и на несколько минут исчез в своей спальне и вернулся с древней на вид книгой в коричневом переплете. «Ты можешь взять её на время», — сказал он, протягивая мне книгу. – «Не позволяй никому другому к ней прикасаться. Я должен завтра получить её обратно. Это единственная копия. Вот этот стих». «Я сделаю это сегодня. Прямо сейчас», — заверил я его. Я отправился в город в магазин для художников и купил белый лист ватмана, чтобы сделать надпись, а также немного синих чернил и специальную ручку для каллиграфии. В своей квартире я тщательно скопировал санскритские буквы, написав каждую примерно в 3 дюйма (7,5 см) высотой. Мой план состоял в том, чтобы снять плакат Бриджбаси со стены храма и приклеить его вместе с подписью к большому листу картона, который я хотел повесить, чтобы Свами увидел его во время следующей лекции. Я подумал, что всё это выглядело довольно эффектно на стене. Буквы были достаточно крупными, чтобы их можно было разглядеть с другого конца комнаты, а синие чернила казалось, что были примерно того же оттенка, что и кожа Кришны. На следующее утро я сидел под плакатом и слушал лекцию, надеясь, что Свами заметит надпись. Закончив свою лекцию, он прищурился и изучил эту надпись. «Здесь ошибка», — сказал он, переводя взгляд на несколько дюймов вниз от надписи к моему лицу. — «Вы совершили ошибку».

«Это я сделал?». Я не мог в это поверить, я был так аккуратен! Я оглядел комнату. Шьямасундара удручённо покачал головой, и Малати ухмыльнулась. Джанаки выглядела смущённой из-за меня. «Да. Это неверно» — сказал Свами. Неправильная надпись оставалась на стене в течение двух дней. Мне было слишком лень и стыдно снова просить Свами показать этот стих. На третий день я снял плакат и отдал его Ямуне, которая была гораздо лучшим каллиграфом, чем я. Она попросила у Свами стих и проделала прекрасную работу по копированию шрифта Деванагари. Плакат вернулся на стену и остался там написанным ею. *** В дополнение к другим нашим программам мы начали устраивать "Пир Любви" в храме в воскресенье днём. Это было похоже на вечерние программы почти во всех отношениях, за исключением того, что это было дневное мероприятие и включало в себя большой бесплатный обед, который готовила команда людей в воскресенье утром. Слух о "Пире Любви" быстро распространился. Мало того, что это было бесплатно, но и еда была великолепной: овощные блюда, рис с зелёным горошком, котлеты во фритюре и маслянистый манный пудинг с изюмом и лимонной цедрой были одними из наших еженедельных деликатесов.

Воскресный "Пир Любви" в храме Сан-Франциско, 1967 год

Чтобы разрекламировать "Пир Любви", мы начали ходить воспевать в Шарон Медоу, напротив недавно названного Холма Хиппи в парке Голден Гейт, в десяти минутах ходьбы от храма. В марте на Холме Хиппи собирались большие толпы людей, что стало своего рода прологом к "Лету Любви", которое пустит корни несколько месяцев спустя, когда сто тысяч человек соберутся там, чтобы исследовать возможности политического и культурного бунта, свободной любви, анархии и приключений. Большинство из тех, кто жил на Холме Хиппи, употребляли либо ЛСД, марихуану, алкоголь, либо различные комбинации наркотиков, изменяющих сознание. Мы все чувствовали, что Холм Хиппи — идеальное место для того, чтобы пойти и попеть там мантру, потому что на нём было много молодых людей, большинство из которых интересовались духовностью и выходом за пределы материализма. Это было также эстетически приятное место, зелёное и приправленное острым запахом эвкалипта. Воспевание в парке были прелюдией к "Пиру Любви", событию, которое положило начало празднеству и собрало кучу голодных и любопытных гостей. Мы сели в парке с нашим набором инструментов и начали петь, и быстро собралась толпа. Мы сделали четыре больших шёлковых баннера, которые прикрепили к алюминиевым трубопроводным трубам высотой десять футов (3 метра). Баннеры были разработаны для того, чтобы объявить о разнообразии и глобальной духовности. Один представлял собой бледно-голубую еврейскую звезду на белом фоне, другой — христианский крест, нарисованный на белом шёлке, третий — чёрную мусульманскую звезду и полумесяц на ярко-красной ткани, а четвёртый — красный знак Ом на санскрите, нарисованный на жёлтом фоне. Мы воткнули шесты в мягкий газон, и флаги затрепетали на ветру. Несколько преданных были одеты в традиционную индийскую одежду – женщины в сари, а мужчины в дхоти, – но по большей части мы выглядели как все остальные там, на Холме. Я всегда носил свои большие красные чётки на шее.

Воспевания на Холме Хиппи в парке Голден-Гейт, Сан-Франциско, 1967 Шрила Прабхупада на фото в правом нижнем углу

Воспевания на Холме Хиппи в парке Голден-Гейт, Сан-Франциско, 1967 В дхоти танцует Упендра.

Сначала я чувствовал себя немного неловко, но через некоторое время я привык к воспеванию в парке. Я даже несколько раз вставал и танцевал с другими преданными. Мы никогда не были уверены, появится ли Свами на наших воскресных сеансах воспевания. Мы всегда ожидали его прихода, но его появления были незапланированными. Когда он приходил, он появлялся в середине круга пения, и мы немедленно усаживали его в центр, чтобы он мог вести. Иногда он играл на ручных тарелках во время пения, а однажды сыграл на мриданге. Свами был экзотическим зрелищем в парке. Он всегда был там самым взрослым человеком и сиял в своих ниспадающих шафрановых одеждах. Когда он воспевал, толпа всегда реагировала с энтузиазмом. Многие вставали и танцевали с преданными, держась за руки, образуя концентрические круги, которые кружились вокруг поющей группы. Танцы часто принимали причудливые формы, с людьми, корчащимися на земле или принимающими разные любовные позы. Это было похоже на сдержанную версию Мантра-Рок Данс, только на открытом воздухе и под солнцем. Мы ходили в парк уже пару недель, когда там начала играть джазовая группа, чтобы посоревноваться с нами. У них был целый набор барабанов, большой контрабас, труба, саксофон, конги и тяжёлое деревянное пианино. Они расположились всего в ста футах (30 метрах) от нас и полностью заглушили наш звук. «Как они доставили сюда это пианино?» — поинтересовался Шьямасундара, когда мы вернулись в храм. — «Эта штука, должно быть, весит целую тонну». «Если они появятся снова, нам придётся переезжать» — ответил я. «Однако на самом деле нигде нет такого хорошего места, как Холм-Хиппи», — сказал Шьямасундар. — «Что, если мы достанем какой-то усилитель? Мы могли бы включить микрофон для голоса вокалиста, чтобы, по крайней мере, люди слышали слова мантры, даже если бы там будут эти джазовые парни».

Танцы на Холме Хиппи в Голден Гейт парке, Сан-Франциско, 1967 год

«Это хорошая идея», — сказал я. — «Но это может быть довольно дорого. Я имею в виду, что нам понадобится микрофон, усилитель и генератор, чтобы запитать всё это». «У нас уже есть микрофон», — заметил Шьямасундара. – «тот, который Свами использует в храме. И разве ты не можешь просто пойти другим путём? У нас есть немного денег, и я уверен, что ты сможешь найти что-нибудь через свои музыкальные контакты». Я знал парня по имени Фрэнк, который держал магазин музыкальных инструментов на Аппер Маркет-стрит, поэтому я решил начать с него. Он согласился одолжить нам по воскресеньям большую колонку со встроенным усилителем, потому что его магазин в тот день был закрыт. После долгих исследований я решил, что лучший способ запитать усилитель – это приобрести бензиновый генератор. Тот, который мы купили, был очень маленьким – всего около фут в поперечнике – и он опирался на небольшое основание, чтобы его можно было поставить в парке. Он был относительно недорогой, но очень мощный, он назывался "Tiny Tiger" ("Крошечный Тигр") и был жёлтого цвета с чёрными полосками. Чего мы не предвидели, так это того, что в дополнение к компактности генератор "Крошечный Тигр" был очень вонючим и издавал удивительно громкий рёв для такого маленького существа. Когда Шьямасундар потянул за шнур, запуская его в задней комнате храма, "Крошечный Тигр" изрыгнул большие белые клубы угарного газа, которые угрожали заполнить храм и задушить нас. Его рёв был лишь на пару оттенков тише, чем у реактивного двигателя. «Хорошо», — сказал Шьямасундар, быстро выключая генератор.

— «Я думаю, нам не придется беспокоиться о том, что джазовые парни заглушат нас. "Крошечный Тигр" всё сделает сам». «К тому же он убьёт нас угарным газом», — сказал я. — «Нам нужно будет убрать его подальше от того места, где мы все находимся. Что, если бы у нас был действительно длинный электрический шнур, чтобы мы могли подключить к нему усилитель? Мы могли бы спрятать

генератор подальше в кустах, или в яме в земле, или ещё где-нибудь. Что ты думаешь? Тогда всё, что мы услышали бы, — это мурлыканье вместо рёва». «Это может сработать», — сказал Шьямасундара. — «Это также решило бы проблему паров. Однако ему нужно дышать – ему нужен воздух, чтобы функционировать, – поэтому мы не можем понастоящему закапывать его в землю. Я думаю, нам следует просто спрятать его в кустах». Я пошёл и купил 3 семидесятифутовых шнура (21м*3шт), которые мы соединили всё вместе и потащили от "Крошечного тигра" через Поляну Хиппи к микрофонному усилителю. В тот день наше пение было прекрасно усилено. Количество собравшихся посмотреть на нас людей было в пять раз больше, чем обычно, и в воздухе слабо пахло бензином. "Крошечного Тигра" едва было слышно на таком расстоянии. Я подумал, что нашим проблемам конец. В следующее воскресенье днём я руководил воспеванием, держа в одной руке храмовый микрофон, а другой постукивая по колену в такт музыке. Я закрыл глаза и попытался погрузиться в звучание мантры. Я чувствовал тёплое солнце на своем лице и что это самое лучшее место, где я мог бы только быть. В это время гражданские лица сгорали заживо во Вьетнаме, и я верил, что обычная политика не сможет решить проблемы всего мира. Я был сторонником мира, но теперь я нёс духовную альтернативу от Свами народу моей страны. Вдруг кто-то ударил меня по лицу. Я пошатнулся и выронил микрофон, держась за челюсть от боли. Мои глаза резко открылись, и я увидел женщину в белом теннисном костюме в нескольких дюймах от моего лица. Она выглядела безумной, как шершень. «Что, по-твоему, ты делаешь?» — вскрикнула она, держась за костяшки пальцев и морщилась. – «Мы пытаемся поиграть там, а твой дурацкий шум сводит нас с ума!». Мои глаза слезились от боли, но я смутно различал вдалеке теннисный корт. Это было на другой стороне поляны, за

можжевеловой рощей, и я сомневался, что наша звуковая система действительно могла создавать помехи с такого расстояния. Я оглядел других преданных. Они и толпа застыли в ожидании. «У нас есть разрешение находиться здесь», — холодно сказал я. «С громкоговорителем?». «Да». — Я старался быть как можно более непринуждённым, надеясь, что она просто бросит всё и уйдет. «Я сомневаюсь в этом», — отрезала она. — «Я прямо сейчас иду в Департамент парков, чтобы пожаловаться». Она потопала прочь с ракеткой в руке, потрясая ушибленным кулаком. «Все в порядке?» — спросила Джанаки, присаживаясь на корточки рядом со мной. — «В воскресенье в Департаменте парков никто работать не будет». Я кивнул и снова начал петь, на этот раз держа глаза открытыми на всякий случай. После нескольких мгновений колебания толпа расслабилась и присоединилась к ним. К сожалению, женщина вернулась через 20 минут с сотрудником парка в форме. Теннисистка выглядела уверенной и вызывающей, но женщина из Парка выглядела так, словно предпочла бы не иметь дела с этой проблемой. Я остановил воспевание, и снова толпа придвинулась, чтобы послушать. «У вас есть разрешение на это, сэр?» — спросил меня сотрудница парка. Я ненавидел это – когда люди называли меня "сэр", потому что что это совершенно бессмысленно, саркастично хоть и официально. «Да, конечно», — сказал я. «Я не думаю, что оно у него есть», — сказала ей теннисистка. «Могу я взглянуть на него, пожалуйста?» — спросила сотрудница.

Подавив улыбку, я полез в карман и вытащил разрешение. К счастью, я получил письмо из Парка развлечений Сан-Франциско через Комиссию, разрешающей нам электронным способом усилить один голос в воскресенье с 3 до 5 часов вечера на нашем месте в парке. Я носил его в кармане только для таких моментов, как этот. Я развернул его и протянул ей. Она внимательно прочитала его, в то время как теннисистка свирепо смотрела на меня и посасывала костяшки пальцев правой руки. «Что ж, по-моему, оно выглядит нормальным», — сказала сотрудница парка, не поднимая глаз от документа. — «Я думаю, здесь всё в порядке». «Что?» — воскликнула теннисистка. – «Что значит "всё в порядке"?». Сотрудница парка вручила ей разрешение: «Я ничего не могу сделать, мэм. Мне очень жаль». Теннисистка выглядела побеждённой: «Ничего?». «Ну, как ты думаешь, ты сможешь петь немного потише?» — спросила нас представительница парка. «Конечно», — сказал я, пытаясь казаться беспечным. — «Я попробую». В следующее воскресенье мы решили привести в парк наше божество Джаганнатхи. Он стоял во всей Своей красе в центре круга поющих, дополняя визуальное зрелище нашей вечеринки. Когда Свами присоединился к нам в тот день, он сел рядом с божеством и руководил пением более часа. В тот день группа из примерно двадцати человек вернулась в храм вместе со Свами, включая десятилетнюю Стар Детридж, дочь управляющего квартирами. «Я беру уроки балета», — громко сообщила она Свами, когда мы вышли из парка и через короткий туннель попали на улицу Станьян.

Свами на Холме Хиппи.

Мукунда за спиной Свами с чётками на шее играет на большом барабане

Шрила Прабхупада на Холме Хиппи, Мукунда стоит, подняв обе руки.

Шрила Прабхупада, на заднем фоне Мукунда с поднятыми вверх руками

«О, да?» — сказал он. «Да. Когда я занимаюсь балетом, я всегда устаю, но, когда я танцую с вами, я никогда не устаю». Свами рассмеялся: «Очень хорошо!». «Ты нравишься моей маме», — сказала она. — «У неё есть альбом для вырезок со всеми газетными статьями о вас и кришнаитах». «Это тоже очень хорошо». — сказал он и обратил своё внимание на меня, — «Будет лучше, если божество Кришны останется в храме». «О, так нам не следовало приводить Джаганнатху в парк?» — спросил я. «На самом деле, Господь Джаганнатха очень милостив», — сказал Свами. — «Раз в год Он выходит из Своего храма, чтобы дать Свой даршан — Свою аудиенцию — людям. Вы должны провести этот фестиваль — Ратха-ятру — позже. Он проходит в июне или июле. Я так думаю. Но только в этот день Он может покинуть храм». Я кивнул и ответил: «Хорошо». «Кроме того, божество никогда не должно сидеть на голой земле. У него всегда должно быть хорошее место для сидения, по крайней мере, какая-нибудь ткань». На следующее утро я обнаружил, что Свами смотрит на улицу через окна своей квартиры, выходящие на южную сторону. Он обернулся, когда я вошёл в его главную комнату. «Мукунда», — сказал он, — «я наблюдал за движением машин». «Да, здесь довольно оживлённо», — сказал я. — «Извините, что мы не смогли найти вам квартиру потише». «Квартира в порядке», — сказал он. — «Я наблюдал за грузовиками. Знаете, такой грузовик с… как бы это сказать… – платформа позади водителя».

«Как грузовик с бортовой платформой?» — Спросил я. — «Такой, с длинной открытой платформой?». «Да», — ответил Свами. – «Бортовой грузовик. Я думаю, что из этого транспортного средства получилась бы хорошая тележка для Ратха-ятры». «Вы имеете в виду уличный фестиваль Джаганнатхи, о котором вы говорили вчера?» — спросил я. «Да. Я сделал рисунок. Пожалуйста, посмотри сюда». На линованном листе бумаги он нарисовал тушью бортовой грузовик с четырёхстоечным навесом, расположенным на конце платформы. Между столбами он нарисовал что-то похожее на плоские доски с размерами, написанными вдоль каждой плоскости. Каждая часть сооружения была пронумерована, а под рисунком Свами составил описание каждого пронумерованного элемента. Это было почти как чертеж подрядчика. Флаг на столбе торчал в верхней части навеса. Это было похоже на палатку из "Тысячи и одной ночи", только без бортиков. «Итак, этот навес будет сделан из ткани», — говорил Свами. – «А божества Джаганнатхи, Баладевы и Субхадры будут сидеть под балдахином. Они будут привязаны к этим доскам», — сказал он, указывая ручкой на деревянные доски между столбами. – «Баладева встанет лицом к левой стороне, Субхадра — сзади, а Джаганнатха — справа. Таким образом, вы сможете превратить этот бортовой грузовик в тележку божества для фестиваля». «А как насчёт пространства между навесом и кабиной водителя?»

— спросил я. «Что там будет?». «Там преданные могут кататься вместе с божеством», — сказал он. – «киртан всегда должен быть с фестивалем». «Может быть, мы могли бы поставить там динамик, чтобы пение было громким», — предложил я.

«Да», — сказал он. — «Это хорошая идея. Должен быть большой киртан с флагами и транспарантами. Автомобиль божества должен ехать медленно, и все должны следовать за воспевающим. У нас будет большой праздник и пир. Праздник Ратха-ятры должен быть семидневным». «И куда мы поведём грузовик?» — спросил я. «Он должен добраться до пляжа Сан-Франциско точно так же, как колесницы Ратха-ятры в Индии. Каждый год там Джаганнатха отправляется на берег моря и остаётся там на неделю празднества, но мы оставим наших божеств на пляже только на один день. Затем торжественный парад вернёт божества в храм. Здесь наш храм находится на берегу моря, как и в Пури, так что мы должны поступить так же. Это будет очень хорошо». «Хорошо», — сказал я. — «Должны ли мы попытаться организовать его в ближайшее время?». «Нет, подождите до подходящего времени Ратха-ятры», — сказал он. — «Его нужно провести здесь именно тогда, когда фестиваль проводится в Индии. Мы можем свериться с ведическим календарем для определения даты». Позже тем утром, размышляя о предложенном Свами празднике, я отправился в магазин Фрэнка, чтобы вернуть его динамик. Я заметил, что в его магазине была литавра с ножной регулировкой, которая стояла на платформе в витрине, её медная нижняя сторона блестела на солнце. «Эй, мы можем это позаимствовать?» — спросил я. — «Она действительно помогла бы нашему воспеванию в парке». «Да. Пока она кому-то не понадобится, вы можете пользоваться ей», — сказал он. «Таким образом, нам не придется собирать и возвращать её, как акустическую систему, каждый раз в понедельник?» — спросил я.

«Нет, ты можешь оставить её в храме», — сказал он. — «Но вы должны будете заплатить за любой причиненный ущерб». «Хорошо! Спасибо. Это здорово!». Огромный барабан придавал ещё одно измерение воспеваниям в парке. Как и ручные тарелки, его можно было услышать издалека, к тому же было визуально впечатляюще видеть такой большой музыкальный инструмент на травянистом поле. Я никогда не видел его за пределами концертного зала, поэтому был очень рад, что Фрэнк был настолько щедр, что одолжил его нам бесплатно. Я научился нажимать на педаль, чтобы воспроизвести простую мелодию Харе Кришна, которую мы обычно пели в парке. Это была оригинальная мелодия, которой нас научил Свами. Громовой звук литавры эхом разнесся по всей округе в парке, привлекая любопытных зрителей к Свами и его группе поющих. Я представил себе, как эффектно она будет смотреться на берегу моря во время фестиваля Ратха-ятра в июле, и надеялся, что никто не захочет купить её до этого. Большую часть моих дней я проводил, выполняя поручения или секретарскую работу для Свами. Каждое утро после программы я поднимался к нему домой, чтобы спросить, нужно ли ему что-нибудь сделать в этот день. Иногда он просил меня отвезти его куда-нибудь, а иногда диктовал мне письма. Однажды февральским утром в понедельник он спросил меня, не могу ли я купить ему молока. «Я буду есть сегодня в одиннадцать», — сказал он. «Хорошо, вы хотите молоко к этому времени?» — спросил я. «Да», — ответил он. — «Я буду горячее молоко и расагулу. Это всё. А позже я пообедаю прасадом. Может быть, в три». Раздался громкий стук в дверь, и, прежде чем я успел её открыть, Митчелл Браун, хороший друг Джанаки, ворвался в комнату с экземпляром газеты "Сан-Франциско Экзаминер" в руках. «Свами, Свами, вашего премьер-министра побили камнями!» — громко воскликнул он. — «Толпа в Бомбее забросала её камнями и чуть не убила! Посмотрите на это!».

Он протянул Свами газету. В своём волнении он забыл снять свои ботинки "Converse All-Star" у двери, и их шнурки волочились по полу. Митчелл был славным парнем, он казался мне таким, умным и молодым, в больших круглых очках. Тем не менее, он был немного странным. Его мечтой было совершить кругосветное путешествие на воздушном шаре. Свами удивился, но взял газету у Митчелла. Стоя позади него, я прочитал заголовок: «За её сари скрываются каменные раны». Пока Свами читал статью, Митчелл посвятил меня в её содержание. «В Махараштре засуха», — объяснил он, немного успокоившись пока говорил. — «По какой-то причине люди там пытались убить её, когда она была там. Я подумал, что сразу же приду и расскажу об этом Свами». «Почему они хотели убить её из-за засухи?» — спросил я. — «Это не её вина». Митчелл пожал плечами, на его желтоватом лице появилось напряжённое и сосредоточенное выражение, пока Свами читал статью. «Не знаю», — сказал он. Свами перевернул газетную страницу и просмотрел рассказы на второй и третьей страницах. Затем он поднял глаза и улыбнулся Митчеллу. «Это очень хорошо, очень хорошо», — сказал он, покачивая головой из стороны в сторону. «Очень хорошо?» — Митчелл выглядел озадаченным. — «Почему вы так думаете? Они пытались убить её. Как это может быть хорошо?». «В нашей индийской традиции», — как ни в чём не бывало объяснил Свами, — «люди обращались за защитой к царю или лидеру. Они считали, что царь отвечает даже за погоду. Они чувствовали себя всегда зависимыми от царя. Цари были благочестивы. Они защищали своих подданных — женщин, детей, стариков. Так что, если люди в

Махараштре помнят свои традиции, это хорошо. Это и есть культура. Их простое чувство — это хорошо. Они возлагают на лидеров ответственность за всё плохое. Это означает даже засуху. Конечно, отсутствие дождей означает отсутствие урожая, и это вызывает сожаление». «Но они чуть не убили её». «Они были злы. И никакого урожая. Да, они были злы на неё, потому что обвиняли её. Это естественно. Она — лидер, а они – подданные». Митчелл покачал головой: «Значит, они думают, что она причина засухи?». «Они думают, что это из–за высших сил — полубогов, сил, которые невозможно контролировать. И поскольку она президент, или, я имею в виду, премьер-министр, она является представителем Бога. В Индии царю или премьер-министру по-прежнему поклоняются как Богу. Поэтому они думают, что она могла бы предотвратить это, потому что они думают, что она представительница Бога. Долг родителя, царя, учителя — защищать иждивенцев. Все природные катаклизмы – наводнения, штормы, землетрясения – у них были силы, чтобы остановить это. Они это знают». Его голос звучал невозмутимо, как у учителя, у которого есть работа, которую нужно выполнять независимо от того, что может происходить. «Люди до сих пор ещё так думают?» — спросил Митчелл. — «Например, что именно? Что она должна была защищать их посевы?». «В основном они невинны», — сказал Свами. — «Они деревенские люди. И они голодны. Поэтому они винят её. Они знают, что она лидер. Цари, подобные Юдхиштхире пять тысяч лет назад, всегда чувствовали тяжесть своих подданных и их боли. Их долгом было защищать от всех беспорядков». «Так это хорошо?» — спросил Митчелл.

«Их действия по отношению к премьер-министру показывают, что они чувствуют себя зависимыми», — сказал Свами. — «Это косвенное проявление сознания Бога». Свами положил газету на свой стол, и я быстро подхватил её, чтобы прочитать статью самому. В ней говорилось, что американское судно "Манхэттен" прибыло в Индию с достаточным количеством пшеницы, чтобы прокормить три миллиона человек в течение шести недель. Миссис Ганди направлялась в столицу Бихара и, согласно статье, была "такой же жёсткой, как всегда". «Ну, мне лучше уйти», — говорил Митчелл. «У тебя дела?» — спросил Свами. — «Дела? Тебе нужно куда-то идти?». «Я должен встретиться с родственником в 11:30 дня». — Митчелл встал. — «Увидимся вечером. Мы всё ещё идём на пляж, верно?». Свами посмотрел на меня, и я утвердительно кивнул. Я не думал, что он питал какие-либо недобрые чувства к миссис Ганди, но он также понимал внутренние мотивы протестующих. Много лет спустя он встретился с миссис Ганди, и они обсуждали движение Харе Кришна, а однажды она даже провела официальную правительственную церемонию в честь рождения Господа Чайтаньи. События в статье Митчелла, несомненно, были трагическими моменты, но Свами пролил для меня совершенно новый свет на эту статью. Его точка зрения никогда не переставала поражать меня, никогда не переставала открывать совершенно новый взгляд на мир. Позже в тот же день, незадолго до захода солнца, мы сели в машину Кришны и проехали три мили на запад, к пляжу. Недавно мы начали ходить туда на киртаны по вечерам, когда у нас не было программ в храме. Поскольку стояла зима, на пляже никогда не было людей, всегда было холодно и ветрено, но обычно мы разводили большой, пылающий костер и довольно быстро согревались. Сегодня днём Шьямасундар вёл машину Кришны. Свами сидел на переднем сиденье, одетый в плотное чёрное пальто с белым

подкладом. Мурари, Джанаки, Малати и я втиснулись на заднее сиденье, и пара других машин последовала за нами в колонне. Мы припарковались примерно в полумили к югу от ресторана "Cliff House" в Сан-Франциско и спустились к полоске пляжа на набережную. Как обычно, дул резкий ветер, поднимая высохший песок и швыряя его пригоршнями нам в лицо. Мы быстро собрали немного дров и разожгли костер. Свами стоял, глядя на море, лучи заходящего солнца падали на его лицо. На нём не было шапки, и я подумал, не замёрз ли он. Как только огонь разгорелся, мы с Джанаки завернули картофель в фольгу и положили его в золу, чтобы поджарить. В её сумке в пластиковом контейнере лежал большой кусок сливочного масла и красная пластиковая солонка. Я начал киртан, пока ветер трепал нашу одежду и волосы. Мы сидели вокруг костра, распевая с закрытыми глазами, с зефиром на палочках, поджаривая их на огне. С лицами, освещёнными светом костра и оранжевыми лучами заходящего солнца, некоторые люди подняли руки над головой. Палки в их руках делали их похожими на ожившие пугала. Несколько человек встали и танцевали в лучах заката, брызги от больших, пенящихся волн увлажняли их лица. Я огляделся и подумал, как сюрреалистично мы выглядели бы, если бы кто–нибудь наблюдал за нами издалека — странные фигуры, высадившиеся на пустынной полоске пляжа и принимающие участие в холодном, продуваемом ветром пикнике в сумерках. В любом случае, вокруг не было никого, кто мог бы что-то наблюдать. Мы были одними из тех, у кого хватит смелости отправиться на пляж в это время года. Мы пели в течение часа, а затем съели наш горячий картофель с маслом и сладкий зефир. Несколько месяцев спустя мы все вместе отказались от зефира навсегда после того, как кто-то узнал, что в них содержится желатин, но пока что мы ели много зефира, не подозревая об этом. В тот вечер после нашего прасада у костра мы все прогуливались по пляжу в продуваемом всеми ветрами конце парка Голден Гейт, который заканчивался променадом, тянувшимся вдоль набережной.

Закаты в Сан-Франциско

Сан-Франциско, США. Большой прямоугольник – Голден Гейт парк.

Прогулки по пляжу в Сан-Франциско

Вечерние киртаны на пляже Сан-Франциско.

Прогулки по пляжу в Сан-Франциско

«Что это?» — спросил Свами, указывая тростью на что-то вдалеке. Было почти темно, и трудно было разобрать, на что он указывал, но я уже видел это сооружение раньше. «Это просто старая ветряная мельница, Свами», — сказал я. — «В голландском стиле. Она действительно очень обветшала». «Мы можем посмотреть поближе?» — спросил Свами. «Конечно», — ответил я. — «Давайте посмотрим». Мы подошли к ветхой мельнице. Она был ещё более обветшалой, чем я помнил её раньше. Невзрачная серовато-голубая краска облупилась, а главная колонна повалилась, вероятно, потому что она прогнила, как я догадался. Четыре решётчатых лопасти, которые когда-то ловили западный ветер с океана, лежали на земле, словно потерпев поражение. «Почему её построили здесь?» — спросил Свами Шьямасундару. «Я не знаю, на самом деле», — сказал Шьямасундар. — «Возможно, местное руководство города Сан-Франциско построило её как своего рода дань уважения. Или, может быть, она была подарена кем-то из Голландии. Или, может быть, она просто стоит здесь как красивая вещь в парке». «В любом случае, похоже, никого это по-настоящему не волнует», — добавил я. Свами выглядел задумчивым: «Почему бы вам не предложить правительству, что мы можем отремонтировать эту ветряную мельницу для них, и они могут позволить нам построить храм?». «Хорошо», — сразу же сказал я. — «Вы имеете в виду, что мы могли бы восстановить ветряную мельницу, а в обмен они позволили бы нам построить храм в парке?».

Свами улыбнулся: «Это было бы очень хорошо». «О, я понимаю, хорошо», — сказал я. — «Я узнаю, что они скажут». Я мысленно вернулся к эпизоду с «Йорк Кон Эдисон», когда я пытался бесплатно подключить электричество. Как и в случае с этой схемой, я был почти уверен, что не смогу сдвинуть проект ветряной мельницы с мёртвой точки. Говоря Свами: "О'кей", я вроде как почувствовал, что я подшучиваю над ним. Годы спустя ветряная мельница была восстановлена, но не Свами и не его последователями. Когда я увидел, как красиво она выглядела, я представил, что могло бы быть, если бы я рискнул и не просто счёл предложение Свами лишь полётом фантазии. Я представил себе храм рядом с ветряной мельницей, и как её лопасти вращаются на ветру, и я представил, что это было бы данью моей вере в мечты Свами. К сожалению, я смотрел на вещи не так, как он. *** «Вы гуру Аллена Гинзберга?». Это был первый вопрос после вечерней программы Свами, и он совершенно не был связан ни с чем, о чём говорил Свами. Парню было лет тридцать с небольшим, и он стоял, прислонившись к стене, засунув руки в карманы. Говоря это, он прищурил глаза, и это выражение придавало ему явно вызывающий вид. «Я ничей не гуру», — мгновенно заявил Свами, глядя прямо на этого человека. Он сделал паузу и сказал более тихим голосом. — «Я слуга каждого». Это прозвучало почти так, как если бы он упрекал мужчину за то, что тот задал такой глупый вопрос. Свами сделал паузу и опустил голову. Я сидел рядом с ним и слышал, как он сказал почти самому себе: «На самом деле я даже не слуга, слуга Бога — это необычно». Он поднял глаза и произнёс: «Сейчас у нас будет киртан».

Старая ветряная мельница в Голден-гейт парке, 1966г.

Отреставрированная ветряная мельница в Голден-гейт парке.

Национальный парк Голден-гейт парк и мельница. Парк принимает 13 млн посетителей в год и занимает третье место среди самых посещаемых парков в США сразу после Центрального парка (Нью-Йорк) и Линкольн-парка (Чикаго). В 1967 году в парке прошёл знаменитый "сбор племён" хиппи, ставший прелюдией к "Лету Любви".

После киртана, Джанаки и я проводили Свами обратно в его квартиру, а затем сами удалились спать. Спустя пару часов я был разбужен стуком и тем, что кто-то настойчиво звал меня по имени. «Мукунда! Мукунда!». Я перевернулся на другой бок и нащупал свой будильник. 02:05 утра. Что происходит? «Мукунда! Мукунда!». Раздались три резких стука в дверь. Потом ещё три. Я сел, пытаясь сориентироваться. «Мукунда! Мукунда!». Это был голос Свами! Я вскочил с кровати. «Джанаки!» — Я начал будить свою супругу. – «Что-то случилось! Это Свами!». Я нащупал свет и, пошатываясь, вошёл в гостиную полуодетый. Едва проснувшись, я открыл дверь, протирая глаза. Там стоял Свами в своих шафрановых одеждах. А на небольшом расстоянии позади него стояла девочка-подросток с длинными каштановыми волосами, свисающими до талии. Она была одета так, словно собиралась отправиться на пикник: яркая одежда, блузка без рукавов и сандалии. Я присмотрелся к её лицу повнимательнее и увидел, что её зрачки были расширены, и она смотрела на меня жутким взглядом. «Что происходит?» – спросил я у Свами. – «Вы в порядке?». «Эта девушка разбудила меня», — сказал Свами, выглядя обеспокоенным. – «Она сказала, что хочет поговорить. Поэтому я впустил её, она прошла и села». Девушка стояла совершенно неподвижно, пока Свами говорил. Она пристально посмотрела на меня.

«Итак, я спросил её: "Чего ты хочешь?"» — продолжил Свами — «А она смотрела на меня и ничего не говорила. И тогда я заново спросил её: "Ты хочешь что-то сказать?". Но она молчала». До сих пор это звучало для меня не так уж плохо. По крайней мере, со Свами всё было в порядке. Рядом со мной появилась Джанаки в халате, наброшенном поверх ночной рубашки. «Эта девушка сидела в моей комнате, но не разговаривала», — снова сказал он, как будто повторял для Джанаки то, что произошло.

— «Поэтому я сказал ей, что она должна выйти, чтобы я мог поспать, но она только сидела там. Она не двигалась. Поэтому я пришёл за тобой, и каким-то образом дверь за мной закрылась, и я оказался заперт снаружи своей комнаты». «О да, в вашей квартире есть самозапирающаяся дверь, как эта», — сказал я, указывая на нашу входную дверь. «Да», — сказал Свами. — «Итак, теперь я хочу вернуться, но не могу, потому что она заперта, а мой единственный ключ находится внутри. Поэтому я пришёл за тобой». Джанаки оказалась гораздо более бодрой, чем сонный я, и она сразу же взяла ситуацию в свои руки. Она протиснулась мимо меня и заговорила с девушкой. Девушка медленно начала кивать и подавать какие-то признаки жизни. «Подожди здесь, хорошо?» — сказала она девушке. Она повернулась ко мне сказав — «Я собираюсь взять ключ у Детриджей». Мы со Свами наблюдали, как она исчезает в коридоре. Девушка с невменяемым видом прислонилась к стене, но, когда Джанаки ушла, она поднялась и, пошатываясь, направилась к Свами, быстро качая головой взад-вперёд. Положив руки на свои бёдра, она наклонилась вперёд и злобно посмотрела на него. «Ты не готов!» — закричала она. Прежде чем я успел что-то предпринять, она повернулась и исчезла на лестнице.

«Свами, зайдите, пока Джанаки не вернётся», — сказал я, потрясённый всем увиденным. Свами выглядел на удивление спокойным, но согласился войти. Джанаки вернулась через пару минут с ключом. «На всякий случай я разбудила пару ребят, спавших в храме. Должно быть, я выглядела озадаченной. Просто на случай, если вдруг возникнут проблемы», — объяснила она. «У тебя есть ключ?» — спросил Свами. «Да. Вот он» — сказал Джанаки, протягивая ему ключ. — «Мы проводим вас обратно в вашу квартиру». Мы открыли его дверь и сопроводили его в переднюю комнату. «Вы можете сесть», — сказал Свами нам и тоже сам сел. — «Когда я открыл дверь, чтобы выпустить девушку, она последовала за мной из моей квартиры. Она вышла следом за мной и закрыла дверь. Значит, замок автоматически запирается изнутри?». «Да, у двери есть защёлка, которую нужно поднять, иначе она запирается», — сказал я. «Она постучала в мою дверь и разбудила меня», — сказал он. — «Я ответил, и она сказала, что должна поговорить со мной. Поэтому я впустил её и сел. Она сидела на полу, но ничего не говорила. Поэтому я ждал. А потом...» — Он широко раскрыл глаза, поднял его руки, и, приложив ладони к ушам спародировал её — «Она произнесла: "Махабудда! Маха-Будда!"» — Он сделал паузу. — «Она сказала это снова: "Маха-Будда!"». Я никогда до этого не видел Свами таким оживлённым. Я покачал головой и произнёс: «Мне так жаль. Мы что-нибудь придумаем, чтобы это больше не повторилось». Свами покачал головой взад-вперёд и сказал: «Теперь я отдохну».

«Я могу показать вам ещё раз как работает замок, прежде чем мы уйдем», — сказал я и показал ему, как закрепить замок открытым, чтобы он не запирался автоматически при закрытии. — «И вы можете использовать эту цепочку, когда будете в квартире на случай, если вы не знаете, кто к вам пришёл. Это позволит вам приоткрыть дверь чутьчуть, видите?». «И здесь», — сказала Джанаки. — «Вот дополнительный ключ. Вы можете всегда носить его с собой, на всякий случай». «Большое вам спасибо», — сказал Свами. Мы с Джанаки вернулись в нашу квартиру, и я спросил её: «Почему такой пожилой человек, как он, должен быть разбужен и подвергнут такому безумию посреди ночи? Мы должны остановить это». «Может быть, нам стоит попросить кого-нибудь оставаться с ним на ночь», — предложила Джанаки. — «Как телохранитель, или вышибала, или что-то в этом роде». На следующее утро во время программы та самая молодая девушка появилась в храме. Застеклённое выражение исчезло из её глаз, и она выглядела нормально. После лекции Свами она подошла ко мне на тротуаре перед храмом. «Привет. Могу я кое-что сказать?» — спросила она. «Да, конечно», — сказал я. «Я действительно сожалею о прошлой ночи... эм … Я имею в виду о сегодняшнем утре» — сказала она. — «Я не знала, что делала. Я приняла слишком много кислоты». «Не волнуйся. Это случается. Просто забудь об этом». «Могу я остаться в храме ещё на пару часов?». «Чувствуй себя как дома».

С того дня в квартире Свами всегда находился парень-помощник. Его первым штатным помощником был новый молодой преданный по имени Упендра. Ночью он спал в квартире Свами и был доступен для него и днём. Мы внедрили систему, чтобы всякий раз, когда Свами что-то требовалось в течение дня, он мог нажать кнопку, и в задней части храма раздавался зуммер, предупреждающий Упендру. Что касается девушки, то она несколько недель бродила вокруг храма, а затем исчезла. Позже я узнал от Джанаки, кто она была на самом деле и что Свами рассказал о "Бахаулла́", об основателе её веры, бахаи.

Храм бахаи в Австралии

Храм бахаи в Германии

Храм бахаи в Дели, Индия Бахаи (бахаизм, бехаизм) (араб. «Баха» — «слава», «свет», «блеск», «великолепие») — монотеистическая религия, возникшая в Иране в XIX веке. Её основатель Бахаулла (1817—1892) почитается как последний в ряду «явлений Бога», который, помимо Бахауллы, включает Будду, Заратустру, Кришну, Баба. Главные темы: единство Бога, единство религий и единство человечества. Бахаи считают свою религию последней мировой монотеистической религией откровения.

Бахаулла́ (араб. — «Слава Господа». 1817-1892, Бахджи, Палестина). Фото 1868 г. Настоящее имя мирза Хусе́йн-Али́-и-Нури́ — иранский религиозный деятель, основатель веры бахаи. По мнению приверженцев, он является воплощением Бога для нашего времени (список предшествовавших воплощений включает Авраама, Моисея, Будду, Заратустру, Кришну, Иисуса Христа, Мухаммеда, Баба). В возрасте 27 лет Бахаулла стал последователем персидского купца Баба, который начал проповедовать, что Бог скоро пошлёт нового пророка, подобного Иисусу или Мухаммеду. Баба и тысячи его последователей были казнены иранскими властями за их убеждения. Бахаулле грозило изгнание из родного Ирана, и в 1863 году в Багдаде он объявил себя ожидаемым пророком, о котором предсказал Баба. Таким образом, Бахаи считают Бахауллу – "Явителем Бога", отвечающим эсхатологическим ожиданиям некоторых религий. Бахаулле грозило дальнейшее тюремное заключение в Османской империи, первоначально в Эдирне, и в конечном итоге в тюремном городе Акко (современный Израиль), где он провёл свои последние 24 года жизни. Его место захоронения является местом паломничества его последователей.

Всемирный центр бахаи в Израиле

18. В эфире В перерывах между моим служением секретарём у Свами я работал над налаживанием контактов и распространением публичной информации о новом храме. В марте я узнал, что мы можем выступать на AM-радиостанции под названием KFRC. Она проигрывала лучшие хиты, а между ними выступала раскрученная группа мощных дискжокеев. Я знал, что эта радиостанция очень популярна и сколько людей будут слушать её, если нам удастся попасть на её радио-шоу, поэтому мне не терпелось получить для нас немного эфирного времени. Радиостанция сообщила, что мы могли бы появиться на "Шоу Дерри Хейвена", которое начиналось в десять утра, сразу после утреннего музыкального шоу. Мы должны были встретиться с Дерри Хейвеном в десять, но пришли на встречу немного раньше, поэтому ждали в вестибюле радиостанции, обставленном уродливой виниловой мебелью горчичного цвета. Шьямасундар, Малати, Ямуна и я ждали, пока одна из лампочек над головой не начала мигать, угрожая вызвать у меня головную боль. Музыка радиостанции звучала из динамиков, и когда ди-джей вышел в эфир, над дверью студии загорелась большая светящаяся вывеска с надписью: «НЕ ВХОДИТЬ, КОГДА ГОРИТ КРАСНЫЙ СВЕТ». Молодой небритый парень в выцветших джинсах наконец провёл нас в студию, которая была удушающе жаркой и душной комнатой, площадью всего около 10 квадратных футов (3м2), освещённую ослепительными флуоресцентными лампами. В этот момент я понял, что не уйду отсюда без головной боли. Дерри Хейвен сидел за столом, заставленным проигрывателями, за которым была стена из мигающих фонариков. У него была короткая стрижка, а рукава были закатаны, что придавало ему вид военного, но он казался нервным и постоянно курил. Я подумал, что он выглядит как сорокалетний автогонщик, проигравший слишком много гонок. «Эй, кришнаиты», — сказал он, одним глазом поглядывая на вращающийся проигрыватель, на котором играла песня Петулы Кларк.

– «Подождите, я принесу вам, ребята, несколько стульев». — Он поднял трубку. – «Эй, Гарри, нам срочно нужны четыре стула. Четыре кришнаита здесь, и они собираются что-то сказать в прямом эфире». Парень, который проводил нас внутрь, принёс четыре металлических стула с зелёными подушками на спинках. Он нёс их по одному, но каждый раз врываясь внутрь и входил, ударял каждый стул об дверь в маленькой студии. Хейвен стонал каждый раз, когда Гарри захлопывал дверь. Хейвен переключил своё внимание на нас: «Так что вы, ребята, хотите сказать? Вы же знаете, что всё это должно произойти за 3 минуты. Вы ведь знаете это, верно? Так что будьте кратки, хорошо? Вы знаете, что я имею в виду под краткостью? У вас есть ровно три минуты. Вот и всё». Четыре головы кивнули ему в ответ. «И никаких разговоров, когда вон там горит красная лампочка».

— Он указал на табличку на стене. — «Даже не шёпотом. Хорошо?». Четыре головы снова кивнули. Он взглянул на вращающийся проигрыватель и положил сигарету на стол, чтобы порыться в картотеке с записями. Он выбрал виниловую пластинку и положил её на другой проигрыватель. Он был подобен машине, такой практичный и профессиональный в том, что он делал. Он щёлкнул переключателем, надел наушники и поставил ручку стилуса на начало записи, прокрутил её вперёд, а затем на пол-оборота назад, щёлкнул другим переключателем и откинулся на спинку стула. Он сделал несколько больших затяжек сигаретой и выдохнул дым через нос. Песня закончилась, и он поднёс свой большой микрофон поближе к лицу. На стене вспыхнула большая красная лампочка, и под ней загорелась вывеска: «В ЭФИРЕ». «"Знамение времени" от Петула Кларк», — сказал Хейвен, и его лицо просияло, когда он заговорил. Внезапно он стал выглядеть на десять лет моложе. Не теряя ни секунды, он включил ещё один проигрыватель автомобильных звуков и одновременно заговорил в микрофон.

«И, если вам нужен новый цвет для вашей короткой юбки, у Барта Леандро он есть сегодня», — сказал он, читая тексты объявлений из стопки бумаг на своем столе. — «520 Валенсия. Изысканная отделка в вишнево-красном, ярко-синем или блестящем серебристом цвете. Прикрепляем полоски и языки пламени на заказ. Всего 42.95$ до конца марта. Открыто с 10.30 утра до 16.30, доставка в тот же день. Барт Леандро, 520 Валенсия, открыто до субботы». Быстро и спокойно он перелистнул на другую страницу и плавно продолжил. «И, если вы ищете, что надеть, загляните в Гасри, 1334 Юнионсквер. Майки для парней и девушек, рубашки, жакеты, брюки — всё, что вам нужно для выходных». Его тон звучал так, словно он только что увидел летающую тарелку. «Свитера "Кашмир", джинсы "Леви", рубашки "Хьюстон" и любого рисунка, который вы когда-либо хотели». Он перевернул диск и остановил вращение проигрывателя. «Не откладывайте, приходи на Гарси сегодня. Будьте там или будьте на площади». Он подождал две секунды, а затем прокрутил пластинку. Из неё раздался голос Ли Дорси, и красная лампочка на стене погасла. Лицо Хейвена уткнулось в пол. Он выплюнул сигарету и затоптал её, пока прикуривал другую. Ему снова было 40 лет, и в жизни он говорил более низким, более вялым тоном, чем его голос в эфире. «Итак, вы, ребята, можете сесть вон за тем другим микрофоном».

— Он указал на другую сторону крошечной комнаты. — «Начинайте делать говорить, когда эта пластинка закончится. Кто из вас хочет говорить?». Он оглядел наши пустые лица. Мы нервно заёрзали на своих местах и посмотрели друг на друга.

«Хорошо, я это сделаю», — сказал я, изображая уверенность. Мы все подвинули свои стулья к микрофону. Я сидел прямо перед ним, его поверхность, покрытая синей губкой, была всего в дюйме от моего лица. «Я дам вам сигнал, когда надо начинать», — сказал он. — «Я просто укажу на тебя, хорошо? Типа: "О, привет, как тебя зовут?"». «Мукунда». «Мук-хундха. Я правильно это произнёс?». «Прозвучало неплохо», — ответил я. Он что-то нацарапал в своём блокноте. Музыка закончилась. «Это была песня "Работа в угольной шахте" от певца Ли Дорси», — сказал Хейвен. — «И теперь прихожане храма Харе Кришна в СанФранциско хотели бы вам кое-что сказать. У их представителя, Мукхундхи, есть сенсация. Мук-хундха?». Он указал и посмотрел на меня, широко раскрыв глаза. Чувствуя нервозность, я просмотрел свои записи и заговорил, как я надеялся, профессиональным звучащим радиоголосом. «Храм Радхи-Кришны на Фредерик-стрит, 518, открыт каждый день с 05.00 утра до 22.00 вечера, и мы приглашаем всех прийти и воспевать вместе с нами». Мой голос дрожал. «В воскресенье в 4 часа дня у нас бесплатный "Праздник Любви" и много хорошей вегетарианской еды. На самом деле, больше, чем вы можете съесть, и по воскресеньям в парке "Голден Гейт" на Холме Хиппи вы можете приходить и петь вместе с нами. Возможно, вы помните нас по "Мантра-Рок Данс" в зале "Авалон", прошедшем там несколько недель назад».

Я сделал паузу, чтобы попытаться отдышаться, затем помчался дальше, чувствуя себя более уверенно. «Наш духовный учитель, Бхактиведанта Свами, был там с Алленом Гинзбергом. Там также были "Grateful Dead", "Big Brother and the Holding Company" и "Moby Grape". Мантра, которую мы повторяем — это Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна Харе Харе, Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе. Это может делать любой человек, независимо от возраста или вероисповедания. Это трансцендентная звуковая вибрация, которая мгновенно поднимает вас на духовную платформу. Вам не нужно совершать никаких сложных аскез, таких как опустошение своего ума или сидение на льду зимой или вокруг костров летом. Это звук, который может сказать любой. Так что вам не нужен билет или приглашение, просто приходите на Фредерик-стрит, 518, и убедитесь в этом сами. Если...». Я почувствовал, как чья-то рука коснулась моего левого плеча. Я оглянулся. Малати указывала подбородком на микрофон, давая мне понять, что она хочет что-то сказать. Я продолжил: «...если вы ищете, чем заняться в выходные, просто зайдите в храм Радхи-Кришны. Это прямо рядом со стадионом "Кезар". Малати тоже хочет что-то сказать вам. Вот она» Я быстро встал, и она скользнула прямо в моё кресло, чтобы не пропустить ни секунды. Запыхавшись, как будто она только что выиграла олимпийский забег на 100 метров, она начала говрить: «И я могу сказать вам сама … э-э... эти танцы - вот в чём дело», — она нервно хихикнула. — «Вы можете просто раствориться в звуке мантры. Вы можете прыгать и вертеться, и никому не будет до этого дела. Я имею в виду, что вы можете быть действительно

раскованными. Это способ, с помощью которого вы можете, знаете ли, по-настоящему выразить себя, и никто не запретит вам это делать». Я съёжился. О чём вообще она говорила? «И храм не слишком далеко», — продолжила она. —– «Если вы доберётесь до Хейта и Эшбери, это всего в нескольких кварталах отсюда. Вы направляетесь вниз по Хейт к парку, поверните налево на улицу Станьян, пройдите пару кварталов до улицы Фредерика, поверните направо, и вы на месте». Я снова съёжился. Указание улиц было последним, для чего нам нужно было использовать остатки нашего радио-времени. «И там всегда есть еда, даже в будние дни в час дня вы можете прийти и пообедать бесплатно». Она кивнула, показывая, что закончила. Мои глаза были прикованы к секундной стрелке на часах. Оказалось, что у нас оставалось всего 15 секунд, поэтому я скользнул обратно на место у микрофона. На этот раз я нервничал больше и действительно не знал, как следить за действиями Малати. «Э-э, спасибо, Малати», — сказал я. — «Э-э... и каждое воскресенье я хочу напомнить вам, что в час дня, прямо у входа в парк Золотые Ворота, мы будем там воспевать, так что, пожалуйста, присоединяйтесь к нам. Затем мы можем пойти в храм, чтобы продолжить воспевание и "Праздник Любви"». Хейвен быстро покачал головой вверх-вниз. Наше время истекло. «Харе Кришна», — закончил я. «Сейчас они напротив меня и все они выглядят довольно милыми ... ну, почти», — кокетливо пошутил Хейвен, как будто ухаживал за своим микрофоном. – «В любом случае, это звучит как то, что стоит проверить. Теперь в эфире прозвучит группа "The Doors"».

*** Вскоре после нашего выступления на радио мы получили возможность записать пластинку. Несколькими месяцами ранее Хаягрива – профессор английского языка из Нью–Йорка — написал песню о Нараде Муни, мудреце из "Шримад-Бхагаватам", который путешествует по вселенной, воспевая славу Господу Кришне. Он дал мне тексты песен, и я положил их на музыку, и мы их защитили авторскими правами. Композиция называлась "Нарада Муни – вечный космонавт" и была, в лучшем случае, довольно-таки посредственной песней. Мы всё равно решили попробовать записать её, отчасти потому, что я всегда хотел записать пластинку, и отчасти потому, что у нас было много связей в музыкальной индустрии, и мы подумали, что это был бы хороший способ получить больше известности и заработать немного денег для храма. Пока я изучал варианты нашей записи, в храме появился восемнадцатилетний музыкант по имени Джерри Мейтерн. Он был солистом группы под названием "Moon and Beyond", которая четыре месяца назад успешно записалась в Англии. Теперь он ушёл в самоволку из армии США и случайно попал на сцену в Хейте и в наш храм. Когда Шьямасундар и я рассказал ему о нашей идее записать песню о Нараде Муни, его карие глаза сияли энтузиазмом. «Звучит заманчиво», — сказал он. — «Наверное, лучше всего записать её на пластинке из 45 оборотов и, возможно, сделать оборотную сторону треком с мантрой Харе Кришна. Я бы с удовольствием помог. Я мог бы петь, или играть на гитаре, или делать всё, что захотите». Я договорился о небольшом студийном времени в студии звукозаписи через залив в Окленде. Она принадлежала Дику Лемонту, которому нравились кришнаиты, и он согласился пожертвовать нам студийное время. Он не был уверен, что сможет быть там, чтобы спроектировать всё, и дал нам ключи от студии на случай, если он не сможет появиться. Конечно же, в ночь, когда мы записывались, Дик не появился, поэтому мы с Шьямасундарой сделали всё, что могли, управляя

панелью управления самостоятельно. В студии был свой собственный орган, на котором я играл, и набор барабанов, на которых играл мой друг. Джерри играл на гитаре и внёс свой вклад в некоторые спецэффекты, в то время как другие играли на наших стандартных инструментах для храмового киртана – тарелках и мриданге. Наш план состоял в том, чтобы песня Нарады Муни звучала примерно, как кришнаитская версия хита "Rolling Stones", поэтому в моем лучшем воплощении Мика Джаггера я напевал в микрофон: Знаете ли вы, кто первый Вечный космонавт вселенной? Кто первый посылает свои бурные вибрации На все космические супер-станции? Все планеты по орбитам летают Из-за песен, которые он распевает. До Плеяды и Девы он их рассылает, Ибо странствует там, где сам пожелает... Но перед тем, как ты решишь, что я в безумии, Я объясню: речь идёт о Нараде Муни. Несмотря на то, что песня был профессионально записана на восьмидорожечной системе, готовый продукт звучал своеобразно. Песня Нарады Муни не была похожа ни на одну песню, которую я когда-либо слышал, и оборотной стороной была необычная мелодия мантры Харе Кришна, которую мы записали с тамбурой, мридангой и тарелками. Мой друг по имени Билли сыграл каскадные украшения на ситаре для мантры. Когда запись, сведение звука и печать были закончены, мы помчались к Свами, чтобы проиграть для него песню Нарады Муни на портативном проигрывателе, работающем на батарейках. Он внимательно слушал, но был при этом совершенно бесстрастен. Я не мог сказать, действительно ли ему это нравилось или нет, но, когда песня смолкла, он улыбнулся. «Очень хорошо!» — воскликнул он. — «Она звучит в духе вашей страны. Немедленно отпечатайте 1,000 экземпляров!».

У нас не было достаточно денег, чтобы напечатать 1,000 экземпляров. Мы сделали всего 100 копий, которые разошлись в течение нескольких дней. Позже я понял, что возможно мы могли бы занять немного денег и легко продать 1,000 экземпляров в этом районе, по крайней мере, в качестве новинки. В очередной раз я поймал себя на том, что сожалею о своей неспособности воспользоваться практическими финансовыми советами Свами. Он был мудр и к тому же искушён в жизни как обладатель большой духовной глубины.

19. Псевдо-спиритуалисты психоделии Однажды мартовским днём группа из пяти индусов в оранжевых одеждах появилась у дверей храма. Я много читал об Индии, и мне показалось, что эти новые свами выглядят по-бенгальски, как наш Свами. Их шафрановые одежды доходили до лодыжек, и они были намного моложе Свами – вероятно, им было всего около 30 лет. Вместо бритых голов у всех у них были волнистые, чёрные как смоль волосы. Моим первым побуждением было поприветствовать их как братьев одной вайшнавской культуры. Но одна вещь удерживала меня: самый пухлый свами баюкал молодого маленького ухоженного чёрного пуделя в его левой руке, и он вошёл в храм вместе с собакой. Дело было не столько в том, что у него было домашнее животное, сколько в том, что, будучи родом из Индии, он должен был знать, что нельзя приносить животное в храм. Я сразу же скептически отнёсся к этим индийским нищенствующим. «Харе Кришна», — сказал я, на мгновение отложив в сторону правило «собакам в храме не место». — «Добро пожаловать в храм Радхи-Кришны». «Спасибо», — сказал мужчина, державший щенка. — «Я Субал. А это Кардама, Нитин, Субхаг и Гуддхи. Харе Кришна». «Пожалуйста, проходите, садитесь», — сказал я, указывая на выступ внутри помещения у витрины. Они сели. Собака была беспокойной, ей хотелось спуститься и исследовать местность. «Вы из Индии?» — спросил я. «Бенгалия! Мы услышали о вашем храме и решили приехать и посмотреть на него. На следующей неделе мы играем музыку в Филлморе, спонсором которого является Альберт Гроссман. Ты его знаешь? Он менеджер Боба Дилана».

«Я слышал о нём. Как называется ваша группа?». «Мы баулы», — сказал он, перекладывая собаку на другую руку. Животное завизжало. Когда он сказал мне, что это баулы, я понял, что слышал сделанные ими записи и думал, что они звучат довольно неплохо. Субал заметил, что я смотрю на щенка и спросил: «Какие-то сложности в том, что собака в храме?». «Вообще-то, Свами не пускает собак сюда», — сказал я. «Я должен её убрать отсюда на улицу?». «Ну, на этот раз всё в порядке», — сказал я. У собаки не было поводка или ошейника, а даже если бы и были, она была такой маленькой, что на неё легко могли наступить на тротуаре. Он улыбнулся: «Я подержу её. Я обещаю», — сказал он. — «Она не коснётся пола. Она маленькая». Я решил позже расспросить Свами о баулах. Что-то в них казалось мне неправильным, но я не мог точно сказать, что именно. Субал полез в карман, достал что-то и протянул мне: «Вот два билета на "Филлмор" в субботу. Подарок. Мы подумали, что вам понравится». — Он протянул мне два билета королевского пурпурного цвета. «Хорошо. Спасибо. Большое спасибо». «Вы вайшнавы? Поклоняющиеся Вишну?» — спросил Субал. «Да», — сказал я. — «Мы поклоняемся Радхе и Кришне. Свами – Бхактиведанта Свами – тоже из Бенгалии».

«Филлмор» был историческим местом проведения рок-н-ролла в СанФранциско, штат Калифорния, США, которое прославилось под руководством концертного промоутера Билла Грэма с 1968 по 1971 год.

Баулы Баулы представляют собой группу менестрелей, смешанных элементов суфизма и вайшнавизма из Бангладеш и соседних индийских штатов Западной Бенгалии, Трипуры, долины Барак и Мегхалаи в Ассаме. Баулы представляют собой как религиозную секту, так и музыкальную традицию. Баулы — очень разнородная группа, состоящая из многих сект, но их члены в основном состоят из индуистов-вайшнавов и мусульман-суфиев. Их часто можно узнать по характерной одежде и музыкальным инструментам. Лалон Шах считается самым прославленным баульским святым в истории. Баулы являются частью культуры сельской Бенгалии. Происхождение баулов точно неизвестно, но слово «баул» появилось в бенгальских текстах ещё в 15 веке. Это слово встречается в «Чайтанья-бхагавате» Вриндавана даса Тхакура, а также в «Чайтанья-чаритамрите» Кришнадаса Кавираджи. Неясно, когда это слово приобрело своё значение, оно является синонимом слова «сумасброд», «взволнованный». Было предпринято много попыток установить происхождение баулов, но среди учёных существуют большие разногласия. Но они согласны с тем, что баулы не признали основателей. Баулы делятся на несколько названных групп, каждая из которых следует за определённым индуистским или мусульманским гуру. Сами баулы объясняют отсутствие исторических записей своим нежеланием оставлять следы. Музыка баулов, по-видимому, полностью передавалась в устной форме до конца 19 века, когда она была впервые расшифрована сторонними наблюдателями. Всех баулов объединяла только одна общая вера — в то, что Бог сокрыт в сердце человека и ни жрец, ни пророк, ни ритуал какой-либо организованной религии не помогут найти Его там. Они чувствовали, что и храм, и мечеть преграждают путь к истине; поиск Бога должен осуществляться индивидуально и независимо.

Есть два класса баулов: аскеты-баулы, отвергающие семейную жизнь, и баулы, живущие со своими семьями. Баулы-аскеты отказываются от семейной жизни и общества и живут за счёт милостыни. Они не имеют определённого места жительства. Мужчины носят лёгкие и длинные белые туники; женщины носят белые сари. Они носят джхолы, наплечные сумки для милостыни. Они не рожают и не воспитывают детей. Женщины, посвятившие себя служению аскетам, известны как севадаси, «служанки». Баул мужского пола может иметь одну севадаси, связанную с ним в акте преданности. Те, кто выбирает семейную жизнь, живут с супругом, детьми и родственниками в укромной части села. Они не смешиваются свободно с другими членами сообщества. В отличие от аскетических баулов, их ритуалы менее строги. Чтобы стать баулами, они читают стихи и соблюдают определённые ритуалы. Музыка баулов прославляет небесную любовь, но делает это в очень приземлённых выражениях, например, в признаниях баулов в любви к своей боштоми, спутнице жизни.

Баул

Севадаси

Они обошли помещение храма, посмотрели на алтарь и картины, а затем отправились своей дорогой. В субботу вечером мы с Шьямасундарой отправились в "Филлмор", чтобы посмотреть выступление баулов. В тот вечер также выступала группа под названием "Canned Heat". Я увлёкся наблюдением за ними, а потом нам пришлось уйти, прежде чем мы увидели баулов. Я думал, что это был последний раз, когда мы их видим, но Субал появился неделю спустя в "Straight Theater" ("Прямой Театр"), куда нас пригласили воспевать мантру в следующую субботу вечером. Нас объявили главной фишкой вечера. Этот театр был идеальным местом для пения. Кто-то купил заброшенный кинотеатр и убрал все сиденья, оставив большое открытое пространство. Мы сели, скрестив ноги, на пол, и двести хиппи, составлявших аудиторию, последовала этому примеру. В толпе было много знакомых лиц, людей, которые были в "Авалоне", были так же те, кто теперь часто посещал храмовые программы. Вскоре все пели вместе с нами, и через 15 минут все сидящие в зале встали и начали танцевать, раскачиваясь в такт мриданге. Это было похоже на пение в «Авалоне», но с чувством сокровенности, которого можно было достичь только в таком маленьком помещении, как "Straight Theater". Когда воспевание стало громче и быстрее, внезапно появился баул Субал, выскочив в середину круга в своих оранжевых одеждах, подняв руки и устремив свои глаза вверх. Его танец был грациозным, но мне он показался хореографическим. Он самозабвенно скакал, подпрыгивал и резвился по залу, представляя впечатляющее представление. Взгляды толпы были прикованы к нему – молодому индийскому свами, — кружащемуся с полузакрытыми глазами. Когда пение закончилось, все преданные поклонились и коснулись головами пола. Толпа сделала то же самое. Субал перестал танцевать и быстро лёг лицом вниз на пол, и распростёрся, вытянув руки перед собой и выпрямив назад ноги. Я произнёс краткую версию устной молитвы, которую Свами обычно пел после киртана, после чего мы все встали, воодушевлённые, и приготовились покинуть театр. Субал остался лежать на земле, распростёртый и неподвижный. Несколько человек пытались расшевелить его, но никто не мог заставить его двигаться.

Кинотеатр Хейт, переделанный под "Прямой Театр", Сан-Франциско, 1967г.

Настроение улицы у "Прямого театра" на Хейт-Эшбери, Сан-Франциско, 1967г.

«Я думаю, он притворяется», — прошептал я Шьямасундаре. — «Он хочет, чтобы все думали, что он потерял сознание в духовном экстазе. Он хочет показать, что он духовно развитый человек». «Я тоже так думаю», — сказал он. — «Но все, кажется, думают, что у него мистический обморок». Люди столпились вокруг застывшей фигуры Субала, выглядя либо обеспокоенными, либо впечатлёнными, либо немного и тем, и другим. В моей голове промелькнула индийская-пословица, сказанная Свами: «Если ты лжёшь, ты можешь обмануть целую планету. Если ты говоришь правду, то люди будут бросать в тебя камнями». Я не хотел, чтобы в меня бросали камни из пословицы, поэтому мы с Шьямасундарой вышли из театра и направились домой. Эта ситуация не казалась настолько важной, чтобы раздувать из мухи слона. На следующее утро мы доложили Свами о нашем воспевании в театре. «Это замечательно!» — сказал он, когда мы рассказали ему о танцующей толпе. «Кроме того, Свами», — сказал Мурари, — «пришёл этот молодой бенгальский свами. Он танцевал в экстазе, как Господь Чайтанья, и в конце концов упал на землю в мистическом обмороке». Свами поднял брови. «На самом деле, я не думаю, что это был экстаз», — сказал я. — «Я думал, он просто пытался привлечь внимание своими танцами». «О?» — сказал Свами, как будто хотел услышать больше. «Они приходили в храм несколько дней назад», — сказал я. — «Они из Бенгалии, и они пели в "Филлморе". Говорят, что они баулы. Что всё это значит?».

«Баулы — это секта вайшнавов из Бенгалии», — сказал Свами. — «Псевдовайшнавы, такие как сахаджии и смарты». «Один из них, Субал, нёс маленькую собачку, когда он впервые пришел», — сказал я. – «Я думаю, прошлой ночью он подражал Господу Чайтанье. Он танцевал и кружился, пока мы пели. В конце киртана он лежал на полу лицом вниз, раскинув руки, и не вставал или не хотел вставать». — У меня было такое чувство, будто я ябедничаю на кого-то, кто мне не нравится. Свами сказал музыкально: «Ты должен был сказать ему: "Мой дорогой Чайтанья..."», — Он сделал паузу и внезапно принял суровый вид. – «И ты должен был пнуть по его лицу ботинком. Вот и всё». Он пнул правой ногой в сторону дверного проема и рассмеялся. Слова Свами притупили мой гнев. Я чувствовал себя оправданным, но я также видел, что в Свами не было ни капли гнева. *** Одной из причин, по которой баулы смогли произвести такое впечатление, была та же самая причина, по которой это удалось нашему Свами: Америка была переполнена интересом ко всему "мистическому", "духовному" или "альтернативному". В районе Хейт было множество магазинов, специализирующихся на продаже товаров на эту тему: множество зажимов для плотвы, водопроводных трубок, сигаретной бумаги, картин, рисунков, одежды, керамики ручной работы, футболок, платьев и брюк, окрашенных в тай-дай, скульптурных свечей, благовоний, деревянных флейт и различных изделия ручной работы. Одним из самых известных магазинов был "Psychedelic Shop" ("Психоделический Магазин") на Хейт-стрит, которым управляли Джей и Рон Телин, два брата, которые были нашими друзьями. В дополнение ко всей своей наркотической атрибутике и «головным уборам» они продавали наши плакаты с Кришной и часто посылали любопытных людей и искателей в наш храм.

«Psychedelic Shop» на Хейт-стрит, и Джей и Рон Телин, два брата, 1967 год. И атмосфера вокруг магазина.

Та часть города Сан-Франциско, где происходили все события

В задней части магазина была комната для медитации, где братья проводили программу каждую субботу вечером. Они несколько раз приглашали Cвами присутствовать, но мы всегда отказывались, потому что хотели избавить Cвами от такого рода обстановки, насколько это возможно. Там постоянно играла музыка, которая была частью рок-бунта и всегда была полна духа головокружительного дикого альтернативного консьюмеризма. Там пахло смесью мускуса, марихуаны, ладана, ароматических свечей, эфирных масел, духов, виски, пива, вина и грязных человеческих тел. Тем не менее, мы знали, что не можем продолжать отказывать братьям Телин. Мы решили принять одно из их многочисленных приглашений прийти в «Психоделический магазин» в субботу вечером, но мы сказали им, что хотим уйти пораньше, самое позднее к девяти вечера. Был теплый безоблачный вечер в конце марта, когда мы вшестером отправились в «Психоделический магазин» вместе со Свами. В тёплом воздухе витал запах марихуаны и ладана. Вечерами по выходным на Хейт-стрит постоянно звучала фоном музыка, состоящая из звуков гитар, колокольчиков, бонго, магнитофонов, флейт, рожков из морских водорослей и рок-музыки, доносившейся с витрин магазинов и ручных бластеров. Многие курили марихуану и гашиш или пили пиво "Олимпия" из коричневых стаканов, пили вино "Галло" или потягивали "Джонни Уокер" из больших бутылок в коричневых бумажных пакетах. Другие люди с рюкзаками и спальными мешками за их спиной бренчали на гитарах напевая на ходу. Десятки парней, девушек и однополых пар проходили мимо, держась под руку или взявшись за руки. Некоторые обнимались и целовались, прислонившись к витринам магазинов. Кроссдрессеры слонялись в дверных проемах. Люди с цветами и перьями в волосах установили киоски у стен зданий и украсили тротуар разноцветными рисунками мелом, пока сидели в ожидании покупателей. Это было похоже на блошиный рынок хиппи, причудливый психоделический торговый центр под открытым небом. Я шёл молча рядом со Свами, в то время как Шьямасундар тащился позади с четырьмя новыми преданными из Сан-Франциско: Чиданандой, Санкаршаной, Лилавати и Гаурасундарой. Было семь часов вечера. Я подумал, что вся наблюдаемая перед нами сцена,

должно быть, кажется Свами очень декадентской, и я не знал, что сказать ему об этом. Наконец, я произнёс: «Прекрасный вечер». Свами внимательно рассматривал уличных продавцов, смотрел на проходящих мимо курильщиков и игроков в бонго, людей с раскрашенными лицами и в диких, ярких костюмах. Казалось, он нюхал воздух, вдыхая жгучий запах марихуаны и резкую гнилостную вонь алкоголя, которая смягчалась ароматом роз и гвоздик. Он повернулся, улыбаясь, и сказал: «Всё прекрасно». Я был удивлён, потому что думал, что Свами воспримет этот уличный пейзаж как развратный и отвратительный. Но пока мы шли в дружеском молчании, я понял, что Свами на самом деле нравилось быть в окружении людей. В конце концов, он вырос в Индии, одной из самых густонаселённых стран в мире. Более того, однако, я думал, что Свами воспринимал Кришну в этом месте. Многие из этих людей были подлинными искателями, жаждущими знание, созревшими и готовыми к сознанию Кришны. Я вспомнил, как Свами говорил ранее во время своего визита в Сан-Франциско, что хиппи любят отстранённость и что это их особое качество. С точки зрения чистого видения не было ни хорошего, ни плохого – всё и вся в каждой части творения было энергией Кришны, и поскольку Свами был в контакте с этой энергией, он видел эту красоту. Люди были прекрасны, потому что все они были потенциальными преданными. Всё было прекрасно, потому что всё было связано с Кришной. Его замечание было скорее наставлением, чем случайным комментарием. Я осознал огромную разницу между ним и молодыми баулами, с которыми мы познакомились на прошлой неделе. Бенгальцы на самом деле были группой исполнителей, которые разыгрывали карту восточной духовности как способ приехать в Америку и стать знаменитыми. Для американской публики они были такими же необычными, как и наш Свами, но я не думал, что ими двигало желание представить подлинную вайшнавскую философию. Я внезапно осознал, как нынешний интерес Америки к духовности

оставляет людей широко открытыми для эксплуатации теми, кто предлагает какой-то привкус восточной культуры с привязкой к личному мотиву – будь то слава, власть или деньги. По собственному наблюдению за нашим Свами я знал, что он не стремился ни к чему из этого, им двигало желание исполнить пожелания своего духовного учителя, и я был безмерно благодарен за то, что нашёл его в великом мистическом плавильном котле, которым была альтернативная культура Америки. Свами всё ещё улыбался, когда мы подошли к Психоделическому магазину. Рон и Джей приветствовали нашу маленькую группу у входной двери сложив свои ладони в приветствии. «Эй, чувак!» — поздоровался со мной Рон. «Как дела, Рон?» — ответил я. — «Ну, мы наконец-то сделали это». «Да», — сказал Джей. — «Свами Бхактиведанта! Мы думали, вы никогда не придёте». — Он протянул руку, и Свами пожал её. — «Мы подготовили комнату для медитации. Там люди ждут вас». «О, вы занимаетесь медитацией?» — спросил Свами. «Каждый день», — сказал Джей. — «Каждую ночь. Особенно в субботу вечером. Полно людей. Они ждут вас – на самом деле! Это здорово, что вы пришли». «Во сколько начинается программа?» — поинтересовался я. «Она уже началась», — сказал Рон. — «Но теперь, когда Свами здесь, она начнётся по-настоящему». «Заходите», — сказал Джей. — «Мы проводим вас в комнату для медитации». Маленький магазинчик был переполнен людьми. В углу целовались несколько пар, а группа мальчиков-подростков наблюдала

за целующимися парами, делая вид, что проверяет коробки с ловушкой для тараканов, трубками и бумагой для риз-ла, разложенные на прилавке. Рядом с прилавком стоял стол, уставленный скульптурами и безделушками – подсвечниками, лампами из бисера и хрустальными шарами, наполненными гранулами в форме капель дождя и белыми снежинками. «Комната для медитации находится в задней части», — сказал Джей, ведя нас через толпу. Мы прошли вместе со Свами мимо худощавой женщины с волосами до колен, которая, выпустив идеальное кольцо дыма от марихуаны, уставилась на нас. Комната для медитации была сделана из четырёх покрывал с индийским рисунком, развешанных под прямым углом, образуя четыре стены в задней части магазина. Рон отодвинул одну из стен. Сквозь густой дым я смог видеть пятерых человек, сидящих прямо в позе лотоса с закрытыми глазами, двух молодых женщин, которые лежали на спине в холодном обмороке, и двух огромных чернокожих мужчин, лежащих на другой стороне и попыхивающие большими трубками с гашишем. Оба мужчины были бородатыми, и у них были шрамы на лицах и кистях рук. «Просто заходите и начинайте», — сказал Джей. — «Они ждали вас». Я подумал, что это было немного неправильное определение. Люди в этом квази-опиумном притоне, похоже, никого не ждали. Но мы вошли и сели, скрестив ноги, на покрытый пятнами ковер. Свами сел посередине, а остальные по обе стороны от него. Те, кто был в сознании, смотрели на нас затуманено сквозь полузакрытые глаза. Дым был невероятно сильным, но безошибочно узнаваемый запах немытых тел оставался, как активный ингредиент каких-то непристойных духов. Вся одежда медитирующих выглядела нестиранной, их руки и ноги были грязными, а волосы сальными. Я посмотрел вверх, стараясь избегать с ними зрительного контакта, и увидел чёрный потолок магазина над нами. Свами достал свои ручные тарелочки и начал петь.

Свами и его металлические тарелочки

Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе Он пел в течение получаса, и все, кто бодрствовал в комнате для медитации откликнулись. Звуки воспевания привлекли в комнату для медитации ещё больше людей, и вскоре небольшое помещение было забито битком. В конце воспевания преданные склонились на пол, пока Свами читал молитвы на санскрите. Больше никто не поклонился. Я заметил сигаретные ожоги на ковре, когда сел на него. «Этому движению очень важно следовать всем классам людей», — начал говорить Свами. — «Если вы видите в другом человеке американца, индейца, черного, белого, мужчину или женщину, это кожное заболевание. Есть 8,400,000 форм жизни. В этой человеческой форме на нас лежит большая ответственность. Мы должны сообщить другим, что здесь нет ничего постоянного. Мы должны прожить старость и болезни. Никто не может сказать: "Я молодой человек, я не стану стариком". Нет. Это невозможно сказать. Точно так же, как я осознаю всё своё тело. Если ты ущипнешь какую-нибудь часть моего тела, то я почувствую. Это моё сознание. Таким образом, сознание распространяется по всему моему телу». Вошёл Рон и сел, улыбаясь Свами. «Это объясняется в "Бхагавад-гите". То сознание, которое распространяется по всему над этим телом, которое вечно. Это тело бренно, но это сознание нетленно, вечно. И это сознание, или душа, переселяется из одного тела в другое. Точно так же, как мы меняем одежду. Возможно, у меня будет эта одежда. У тебя может быть другая одежда. Я могу обменять твою одежду на мою. Так что эта смена одежды происходит каждое мгновение. Медицинская наука также говорит, что каждую секунду мы меняем кровяные тельца, и поэтому изменения в организме продолжаются. Так ты говоришь или я говорю, что "тело растёт", но на ведическом языке сказано, что "тело меняется". Точно так же, как ребёнок рождается таким маленьким из утробы матери, и он меняет тело каждую секунду. Затем он становится

маленьким ребёнком или мальчиком, затем молодым человеком, затем стариком, как я, и так далее. Таким образом происходит изменение тела. И окончательное изменение называется смертью. Смерть означает … Точно так же, как нельзя использовать слишком много старой одежды, точно так же это тело — одежда души. Когда тело больше не может быть использовано, мы должны принять другое тело. Это называется переселением души». Я не мог поверить, что Свами продолжает говорить в такой обстановке. Вокруг нас большинство людей либо потеряли сознание, либо спали. Лишь немногие – те, кто с самого начала бодрствовал, – продолжали сидеть прямо. Один из чернокожих парней тоже слушал, сидя полулежа. «Человеческих жизней совсем немного. Из них очень мало арийских семей. Арийская семья – индоевропейская семья, они тоже арийцы – их очень мало». Услышав слово «ариец», я сразу насторожился. Будучи евреем, я вырос среди тех, кто либо пострадал, либо был из семей под влиянием желания Гитлера создать «чистую» высшую расу. Я знал, что «ариец» — широко используемое санскритское слово, но я никогда раньше до этого не слышал, чтобы Свами использовал это слово на публичной лекции. Я быстро взглянул на чернокожих парней, один из них внезапно стал более внимательным. «Европейцы, они принадлежат к индоевропейской группе. Американцы, они тоже родом из Европы. Так что эта группа человеческого общества очень немногочисленна. Веданта говорит: "Теперь у вас есть развитая человеческая форма жизни, цивилизованная жизнь, у вас есть хорошие условия для вашей комфортной жизни". Особенно в Америке, у вас есть все материальные удобства. У вас есть машины, у вас хорошая дорога, хорошая еда, хорошие здания, хорошая одежда, приятные черты вашего тела. Всё, что Бог дал вам, очень приятно. Веданта советует: "Теперь ты должен вопрошать о Всевышнем"». Чернокожий парень неподвижно смотрел на Свами. Я не мог точно сказать, переваривал ли он то, что говорил Свами. Возможно,

они были слишком одурманены, чтобы понять его точку зрения, или, может быть, они приняли, что отождествление с телом было ложным с духовной точки зрения, или, может быть, они понимали, что Гитлер неправильно использовал ведическую терминологию. Что я знал наверняка, так это то, что в Сан-Франциско было полно чернокожих сторонников превосходства и что многие из них принимали арийскую философию Гитлера близко к сердцу. А почему бы и нет, если он якобы считал всех, кто не был блондином и голубоглазым, неполноценными? Свами закончил свою речь, и аудитория зааплодировала. Мы встали, чтобы уйти. «Итак, вы хотите прийти ещё в следующую субботу?» — спросил Рон. «Ну, мы зайдём к вам во вторник, чтобы дать вам ещё несколько постеров для магазина, так что тогда я и дам вам знать», — сказал я, не думая, что это действительно такой вид места, которое мы хотели бы посещать регулярно. «Хорошо», — сказал Рон. — «Спасибо, что пришёл, Свами. Ты был великолепен!». Свами кивнул, и я пожал руку Рону. Когда мы начали возвращаться к храму, я оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что люди со шрамами не следуют за нами. Они казались мне диккенсовскими каторжниками, и я беспокоился, что они могут попытаться затеять драку, как только мы выйдем из непринуждённой атмосферы магазина. «Я беспокоился, что они собираются устроить там бунт», — сказал я Свами и снова оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что никто за нами не шёл следом следил. «Что такое "бунт"?» — спросил он. «Это типа массового насилия. Как индуистско-мусульманские беспорядки в Калькутте», — сказал я.

«О, да», — сказал он. — «Я знаю это слово. Почему ты так думаешь?». «Многих людей чернокожих и евреев».

расстраивает

слово

"ариец",

особенно

«Оу? И почему происходит это?» — спросил он. «Ну, из-за Гитлера», — сказал я. –— «Адольф Гитлер верил, что немецкий народ — высшая раса, и называл их арийцами. Он убивал евреев и цыган – всех, кто не был чистокровным немцем, – потому что они были другими». «О…», — сказал он, глядя прямо перед собой. — «Я знаю об этом. Но не о слове "ариец". Гитлер использовал это слово?». «Да». Мы прошли ещё пару кварталов в тишине, наблюдая за толпами людей, наслаждающихся тёплым вечером на Хейт-стрит. Затем, когда мы приблизились к храму, он посмотрел на меня краем глаза и улыбнулся. «Сегодня прекрасная ночь», — сказал он.

20. Встреча с индийским послом В понедельник утром после программы Джея и Рона я поднялся в квартиру Свами, чтобы узнать, не хочет ли он, чтобы я что-нибудь сделал для него. «Да», — сказал он. — «Сегодня я хотел бы навестить мистера Б.К. Неру. Он является послом Индии в Соединённых Штатах и будет с коротким визитом в Сан-Франциско. Можешь отвезти меня к нему?». «Конечно», — сказал я. — «Вы знаете, где он остановился?». «В отеле "Святой Франциск". Ты знаешь где это?». «Думаю, да», — сказал я. — «Мне придется проверить адрес, но мы определённо сможем туда доехать. У вас назначена встреча?». «Да, назначена», — сказал Свами. — «В 13.00 днём». «Хорошо», — сказал я. — «Я позабочусь о том, чтобы никто не пользовался машиной Кришны до обеда, чтобы я смог отвезти вас». Мы въехали в самое сердце делового района города и припарковались в зоне погрузки у главного входа в отель "Святой Франциск". У больших стеклянных дверей отеля дежурил швейцар в шляпе с плоским верхом и темном до колен синем пальто с медными пуговицами. Несколько других носильщиков и камердинеров были заняты тем, что открывали двери дорогих на вид автомобилей — "Мерседесов", пары "Роллс–ройсов" и лимузина – чтобы поприветствовать прибывающих гостей. Я чувствовал себя неуместно в своём частично испачканной зелёной спортивной куртке, не подходящих брюках и с растрёпанными нестрижеными волосами. Я внезапно понял, что не знаю, что делать в этой обстановке, и не продумал всё заранее. Где нам следует припарковаться? Откроют ли камердинеры дверь старой потрепанной машины Кришны, чтобы Свами мог выйти? Позволят ли они мне войти в отель в такой одежде?

Дверца автомобиля Кришны, расписанная аэрозолем, на котором Мукунда привёз Шрилу Прабхупаду на встречу к индийскому послу.

Швейцар в униформе уставился на меня, когда я захлопнул окрашенную аэрозолем дверцу машины и подошёл к нему. «Добрый день», — сказал я, стараясь не казаться беспомощным и некультурным. — «У Свами назначена встреча с мистером Неру, послом Индии. Я хотел спросить, не могли бы мы оставить машину здесь с вами, если я отдам вам ключи. Мы вернёмся примерно через полчаса». Швейцар немного наклонился, чтобы он мог хорошенько рассмотреть Свами в машине Кришны. Я знал, как неуместно мы смотрелись вместе: аристократичный и экзотичный Свами в своих шафрановых одеждах и я в моём потрёпанном наряде и дряхлом автомобиле. Поток машин пронёсся мимо отеля "Святого Франциска", и я ожидал, что швейцар попросит меня покинуть это место. «Конечно, сэр», — сказал он и протянул правую ладонь за ключами, всё это время наблюдая за Свами. — «Проходите, но не задерживайтесь слишком долго». Он сжал ключи в руке, а затем опустил их в глубокий карман своей униформы. «Первая фаза успешно завершена», — подумал я. Я открыл дверь отеля для Свами, и мы подошли к большой мраморной стойке в сверкающем вестибюле. Моё сердце бешено колотилось, и я выпрямился, стараясь выглядеть достойно. «У нас назначена встреча с мистером Неру», — сказал я безукоризненно одетому мужчине за стойкой. «Конечно, сэр», — сказал он. — «Верхний этаж, люкс в пентхаусе». Он указал на ряд из шести лифтов, которые стояли на другой стороне вестибюля. Лифт был отделан зеркальными панелями и имел латунную ручку, проходившую по его окружности. Я нажал кнопку с

надписью “Пентхаус”, и мы поднялись наверх. Дверь лифта открылась на этаже с выложенный мрамором на полу. Там была только одна большая двойная дверь, в которую можно было постучать, и я понял, что номер в пентхаусе видимо занимал весь верхний этаж отеля. Дверь открыл высокий, добродушного вида мужчина с седыми волосами. «Приветствую вас, Свами Бхактиведанта», — сказал он, протягивая руку. — «Я Брадж Кумар Неру. Пожалуйста, входите». Свами пожал ему руку и ответил: «Спасибо. Это мой помощник, Майкл Грант». Неру тоже пожал мне руку и повёл нас по кремовому коридору, который был освещён большой люстрой, свисающей с потолка. Неру выглядел очень по-западному, одетый в тёмно-синий костюм-тройку. Я был удивлён, что он сам открыл дверь. «Проходите в гостиную и устраивайтесь поудобнее», — сказал он, открывая перед нами дверь. Гостиная была богато украшена хрустальными люстрами, толстыми коврами и огромными масляно-жёлтыми мягкими креслами, и диванами с тиснением в виде жаккардовых нарциссов. Две стены комнаты были сделаны из стекла, и сквозь них я мог видеть мост "Золотые ворота" и другие мосты через залив. Свами сел на край одного из диванов и жестом пригласил меня сесть на другой конец. Неру сел напротив нас в одно из мягких кресел. Маленькая светловолосая женщина в голубом сари вошла в гостиную, и Неру встал, чтобы поприветствовать её. «Это моя жена, Шобха», — сказал он. Миссис Неру выглядела доброй, но усталой и хрупкой. Она слегка улыбнулась нам и села на краешек стула справа от своего мужа. Как только все расселись, разговор перешёл на хинди, которого я не понимал. Я видел, что всем им было удобнее говорить на своём родном языке, и я действительно не возражал, чтобы меня исключили из разговора.

Г-н Брадж Кумар. Неру Посол Индии в США и его супруга Шобху Неру

Отель "Святой Франциск" в Сан-Франциско, фото 1965 год

Я устал, и мой разум начал блуждать: «Может быть, выглядело бы лучше для индийского посла, если бы у Свами был американский помощник?», — подумал я. — «Может быть, именно поэтому Свами представил меня под моим обычным мирским именем». Я почувствовал сонливость. Прошлой ночью я не выспался, и гул иностранного языка убаюкал меня, погрузив в своего рода расслабление. В разгар общения на хинди Свами произнёс моё имя и добавил по-английски: «Мой помощник». Я вытянулся по стойке смирно и увидел, как Неру кивнул и улыбнулся. Я старался выглядеть внимательным и надеялся, что, по крайней мере, выгляжу так, будто понимаю, о чём идёт речь. Хинди Свами был усеян английскими словами: "детство", "химик" и "пароход". Он выглядел умоляющим и серьёзным, когда говорил. «Но одно ваше слово...» — сказал он Неру по-английски и быстро снова заговорил на хинди. Я понял, что Свами просил Неру об одолжении. Я думал, что его использование английского предложения было тактическим ходом – он хотел, чтобы я знал, что он о чём-то просит, и он хотел, чтобы мистер Неру знал, что я знаю. Неру был радушным хозяином, но он оставался невозмутимым на протяжении всей просьбы Свами. Он сказал что-то на хинди, и, наконец, Свами встал. Миссис Неру и я тоже встали, и её муж повёл нас обратно к входной двери. «Большое вам спасибо, что пришли», — сказал Неру. Его жена что-то сказала Свами на хинди и протянула ему предмет размером с мяч для гольфа, завернутый в алюминиевую фольгу. Свами протянул правую руку, чтобы принять его. «Большое вам спасибо», — сказал он ей и опустил предмет в карман. Мы все пожали друг другу руки.

«Всего наилучшего», — сказал Неру. «Очень рад с вами познакомиться», — сказал я. «И я с вами», — ответил посол. — «До свидания». Мы спустились на лифте в вестибюль и вышли навстречу дующему холодному ветру в Сан-Франциско. Машина Кришны всё ещё была припаркована в зоне посадки пассажиров рядом с табличкой, на которой было написано "Стоянка или ожидание запрещены". Швейцар вручил мне ключи. Его глаза блестели, но губы были сжаты. «Не торопитесь», — сказал он. «Большое вам спасибо», — сказал я. Он продолжал стоять там, как будто ждал, что я что-то ему скажу. «Ещё раз спасибо», — сказал я. Только уже когда мы уехали далеко я понял, что вероятно, он ждал чаевых. Когда мы возвращались в храм, я спросил Свами о мистере Неру. Он пустился в долгое и сложное объяснение того, как он связан с Джавахарлалом Неру, бывшим премьер-министром Индии. Я не понял их родственной связи и попросил его объяснить это ещё раз. Он сделал это ещё более запутанным способом. Посол Неру, повидимому, был связан с покойным премьером через дядю дочери двоюродного брата жены брата или что-то столь же неясное. Согласно объяснению Свами, мне показалось, что каждый человек в Индии должен быть каким-то образом связан со всеми остальными. «О чём вы его спрашивали?» — спросил я. «Я хочу приобрести здание для храма в Сан-Франциско», — сказал он. — «Мистер Неру мог бы мне помочь». «Вы думаете, он поможет?». «Я так не думаю», — ответил Свами.

Свами казался равнодушным к исходу встречи, он не был разочарованным или расстроенным. Я не спрашивал о точном характере его запроса, и он не предоставил информацию. «Почему у миссис Неру был такой светлый цвет лица?» — спросил я. — «Она индианка? Мне она показалась западной». «Она парси», — ответил он. — «Родом она из Персии, но сейчас живёт в Индии». Свами достал из кармана серебряный шарик и развернул подарок, который дала ему Миссис Неру. Внутри был финик, самый большой, который я когда-либо видел. Он выглядел очень вкусно. «О, очень мило!», — сказал Свами. — «Это меджульский финик». Он откусил от финика и протянул его мне. Я был удивлён. Никто никогда не откусывал кусочек фрукта и не давал его мне. Он не сказал: «Вот, попробуй это. Это действительно вкусно», он вёл себя так, как будто дать мне недоеденный финик было совершенно естественным поступком. Я согласился взять этот финик, потому что отказ от него казался мне худшим вариантом. Но когда я взял его в руки, я понял, что на самом деле я не очень хочу его кушать. Мысль о слюне другого человека заставила меня немного содрогнуться, хотя раньше я пил из чужих бутылок из-под вина или виски и даже делил с другими промокшие от чужих слюней косяки с травкой или трубочки для питья. Каким-то образом я понимал, что откусить кусочек — это правильно. Отбросив все мысли об отвращении, я откусил кусочек, и вкус у него был великолепный. Я сразу же забыл о своих первоначальных колебаниях. Оставалось ещё около трети финика, так что, пока я вёл машину левой рукой я протянул оставшуюся часть назад Свами, чтобы он мог доесть его. Он посмотрел на него и покачал отрицательно головой холодно и рассеянно. Я допустил какую-то культурную оплошность, но не был уверен, в чём именно. Я быстро съел остаток финика и опустил стекло, чтобы выплюнуть косточку. Я был осторожен, чтобы слюна не залетела от ветра обратно в машину. Мы ехали молча. Я устал.

Меджульский финик

«Сколько часов я должен спать?» — спросил я. «Ты чувствуешь усталость?» — спросил меня Свами с неподдельным интересом. «Иногда», — ответил я. Он, очевидно, не заметил, как я задремал на диване у посла, и я был этому рад. «Сколько часов у тебя есть на сон?» — спросил он. «Обычно пять». «Ты можешь спать, пока не почувствуешь себя свежим. Кто-то освежается, проспав четыре часа. Кто-то другой освежается, проспав десять часов». «Некоторые из преданных говорят, что у нас должно быть всего шесть часов или меньше», — сказал я. «Обычно для этого достаточно шести», — сказал он. Когда мы вернулись в наши апартаменты на Фредерик-стрит, я проводил Свами в его комнату, а затем спустился в храм, чтобы обсудить инцидент с фиником со Шьямасундарой. «О, да», — сказал он, когда я рассказал ему, что произошло. — «Я читал в "Шримад-Бхагаватам", что употребление остатков пищи вашего духовного учителя полезно для духовного продвижения. Я думаю, что Свами сделал тебе подарок – он непросто так отдал половину своего финика».

21. Первая Ратха-ятра в Америке Однажды днём, в последнюю неделю марта, в задней комнате храма громко зазвонил телефон-автомат. Я закрыл книгу, которую читал, встал и подошёл к нему, наполовину надеясь, что телефон перестанет звонить до того, как я доберусь до него, чтобы ответить. «Привет. Это храм Радхи-Кришны», — сказал я. «Свамиджи там?». Это был знакомый мне голос, и я спросил собеседника, предположив: «Гаргамуни? Это ты?». «Мукунда?». «Да, это я», — сказал я. — «Как у тебя там дела?». Гаргамуни только начал посещать программы Свами на Второй Авеню, когда мы с Джанаки уехали из Нью-Йорка. Он был братом Брюса, ныне Брахмананды, преданного, который раньше был борцом и который помог собрать средства, чтобы вернуть Гинзбергу деньги, которые он одолжил нам на продление визы для Свами. «В Нью-Йорке всё идёт хорошо», — ответил он. — «Что там у вас происходит?». «Ну, мы организовали несколько хороших программ для Свами», — сказал я. — «Я думаю, ему здесь нравится». «Да, мы все слышали о вашем рок-н-роле со Свами», — сказал Гаргамуни. — «Это то, что вы называете "хорошей программой"?». «Танец рок-н-ролл?» — удивился я. — «На самом деле, это называлось "Мантра-Рок Данс"». «Это рок-н-ролл», — повторил Гаргамуни, его неодобрение излучалось через телефонную трубку. — «Как ты мог заставить его пройти через всё это?».

Гаргамуни и Прабхупада, Нью-Йорк

Брахмананда и Прабхупада

«Свами это понравилось», — ответил я. — «Он действительно это сделал. Он пел, и ты знаешь, он танцевал». Все преданные на Западном побережье знали, что нью-йоркская публика считала нас слишком либеральными, слишком далёкими от истины. Они скептически относились к нашему общению с альтернативщиками, нашим киртанам с хиппи в парке и нашим музыкальным начинаниям. «Вам, ребята, действительно нравится такая музыка, не так ли?». «Что ты имеешь в виду?» — спросил я. «Я имею в виду музыку хиппи. Рок-н-ролл». «Ну, Свами сказал, что всё можно использовать в служении Кришне», — ответил я. «Может быть», — сказал Гаргамуни. — «Но лучше не быть слишком радикальным. Например, мы записали здесь пластинку со Свами, но сохранили традицию. И людям это нравится! Мы продали тонны копий, и даже "Битлз" заказали несколько – 300 штук из них!». Я слышал их альбом «Happening», о котором говорил Гаргамуни, и должен был признать, что он хорош – на одной стороне Свами поёт молитвы своему духовному учителю, а на другой стороне пластинки он поёт мантру Харе Кришна с нью-йоркскими преданными. «В любом случае, нам на самом деле всё равно, что там кто-то думает о том, что мы здесь делаем», — сказал я. — «Кроме Свами, конечно, а ему понравилась программа Мантра-Рок Данс». «Могу я поговорить с ним?» — теперь уже в голосе Гаргамуни звучало нетерпение. «Он наверху, в своей комнате, и я не думаю, что он захочет проделать весь этот путь вниз, чтобы поговорить по телефону», — ответил я. — «Ты не мог бы перезвонить позже?».

Газетная реклама альбома "Happening" для 33 1/3 виниловой пластинки

«Когда он вернётся?» — спросил Гаргамуни. «Ты имеешь в виду вернётся в храм?». «Я имею в виду в Нью-Йорк», — ответил он. — «Мы слышали, что он вернётся в апреле». «Я не знаю. Я этого не слышал», — сказал я и почувствовала, как моё сердце забилось немного чаще, ведь до апреля оставалась всего неделя и добавил — «Я могу спросить его, если хочешь». «Да, отлично. Но я почти уверен, что он вернётся в следующем месяце». «Я спрошу его», — заверил я его. — «Я перезвоню тебе, когда поговорю с ним». «Хорошо, спасибо. Харе Кришна», — сказал он. Это был уже третий звонок от нью-йоркских преданных с просьбой к Свами вернуться на восток. Другие люди всегда отвечали на телефонные звонки, но теперь, когда я сам поговорил с ньюйоркским преданным, я мог видеть, насколько они были полны решимости вернуть его. Я знал, что они также писали ему письма с тем же сообщением. Шьямасундар и я решили, что мы должны обсудить эту ситуацию со Свами. На следующий день после утренней программы мы направились в квартиру Свами. «Свами, вчера звонил Гаргамуни», — сказал я. — «Он хочет знать, каковы ваши планы». «Да, я получил письмо от Гаргамуни», — ответил Свами. — «Я думаю поехать в Нью-Йорк 9 апреля. Он сказал, что пришлёт билет». Мы оба были удивлены. «Итак», — подумал я, — «Гаргамуни на самом деле звонил не для того, чтобы просто спросить, когда Свами вернётся в Нью-Йорк. Он звонил, чтобы завершить подготовку поездки Свами».

«Однако мы планируем организовать здесь и другие программы», — сказал я. — «Например, как Ратха-ятра в июле». «А что, если в том зале будет ещё одно воспевание?» — спросил Шьямасундар. «Я не буду строить определённых планов, пока он не пришлёт мне билет», — сказал Свами. — «Но как только придёт билет, я сразу отправлюсь туда». «Я думаю, билеты можно легко поменять», — сказал я. «В любом случае, я отправлюсь туда к апрелю», — сказал он. — «Но я вернусь в Сан-Франциско, когда ты позовёшь меня. Конечно, на Ратха-ятру я приеду». «Мы можем выслать вам авиабилет или оплатить его, как в прошлый раз», — предложил я. «Это будет очень удобно», — ответил он. «Так, может быть, через несколько недель вы вернётесь в СанФранциско?» — спросил Шьямасундар. «Да, может быть, несколько недель. Может быть, несколько месяцев».

9 апреля около 30 преданных отправились в аэропорт СанФранциско, чтобы попрощаться со Свами. В зале вылета Свами сел на скамейку с виниловыми сиденьями, и мы столпились вокруг него. Все выглядели мрачными и подавленными. Люди пялились на нас, но нам было всё равно. «Все вы, пожалуйста, поддерживайте центр в хорошем состоянии», — сказал он. — «Я вернусь в Сан-Франциско на Ратхаятру в июле».

*** Свами действительно вернулся в Сан-Франциско в июле, но это было при других обстоятельствах, чем мы себе представляли. В промежутке между отъездом Свами и его ожидаемым возвращением мы делали всё возможное, чтобы поддерживать распорядок дня, который сложился за время его пребывания у нас. Мы продолжали проводить утренние программы, вечерние программы, воскресный праздник любви и воспевания в парке. Мы старались, насколько это было возможно, продолжать так, как будто он всё ещё был в СанФранциско, пока ожидали его возвращения в июле. Затем, 1 июня, мы получили телефонный звонок от Гаргамуни из Нью-Йорка, сообщивший нам, что Свами перенёс инсульт и находится в критическом состоянии в больнице "Бет-Израэль" на Манхэттене. Врачи сказали преданным быть готовыми к тому, что он может не пережить эту ночь. Я выбросил эту возможность из головы. «Сегодня мы собираемся не спать всю ночь, чтобы воспевать», — сказал мне Гаргамуни. — «Мы подумали, что должны помолиться Кришне, чтобы Он спас его». «Тогда мы тоже это сделаем», — сказал я. — «Свами занимается служением для Бога. Почему бы ему не быть спасённым?». В ту ночь 30 человек собрались в храмовом зале Сан-Франциско на ночное бдение. Первые пару часов пением руководила Ямуна, её характерный голос сливался с тонами фисгармонии. Около десяти часов вечера я поднялся наверх, в нашу квартиру. Я не спал 18 часов, готовясь к Ратха-ятре, дополнительно выполняя множество других повседневных работ. Мне нужно было поспать, и я знал, что Свами поймёт меня. Когда я вернулся в храм в 06.00 часов следующего утра, на выходе меня встретила Джанаки на тротуаре. «Значит, ты осталась на всю ночь?» — спросил я её. «Да», — ответила она. — «Я начала чувствовать себя понастоящему уставшей около двух часов ночи, но в это время

некоторые из нас почувствовали перемену в воздухе, и я решила остаться». «Что это значит?» — спросил я. — «Перемена в воздухе?». «Я не знаю, как это объяснить», — ответила она. — «Просто в то время немногие из нас знали, что Свами выжил и что с ним всё будет в порядке». «Ну», — сказал я немного скептически, — «Я уверен, что Кришна присматривает за Свами». «Да», — сказала Джанаки. — «Я сейчас пойду наверх, чтобы немного поспать, но тебе следует пойти в храм». «Я так и сделаю», — ответил я. Мы воспевали до тех пор, пока пару часов спустя в задней части храма не зазвонил телефон. Все резко прекратили петь и попытались услышать, о чём Шьямасундар говорил в телефонную трубку. «Это был Гаргамуни!», — сказал он, задыхаясь, несколько минут спустя. — «Всё в порядке! Свами справился с этим состоянием!». Раздался коллективный вздох облегчения. преданных на глазах навернулись слёзы.

У

некоторых

«Так он вернулся в храм?» — спросил я. «Он всё ещё в критическом состоянии, но врачи говорят, что он пережил самое худшее. Какое-то время он пробудет в больнице, но ему нужно аюрведическое лечение. Он написал кому-то, кого он знает в Индии, чтобы попытаться получить какое-нибудь аюрведическое лекарство». В течение следующего дня я думал о том, что мы могли бы сделать, чтобы помочь Свами выздороветь. Я решил, что мы должны записать воспевание преданных в Сан-Франциско. Свами мог бы слушать это, пока выздоравливал в больнице. На следующий день группа примерно из 15 человек собралась, чтобы специально записать

воспевание для Свами на кассету. В готовый продукт входила пара мелодий мантры Харе Кришна, песня «Говинда джая джая», которой меня научил Свами и новая песня под названием «Шри Рам Джай Рам», которую я недавно выучил у международной тихоокеанской звукозаписи под названием "Индуистские песнопения". Для аккомпанемента мы использовали мридангу, маленькие ручные тарелки — караталы, тамбурин и две гитары. Пару дней спустя я отправил кассету авиапочтой в Нью-Йорк. Гаргамуни и я почти каждый день говорили по телефону о здоровье Свами. Однажды вечером, когда я подошёл к телефону, Гаргамуни сказал мне, что наша кассета прибыла в Нью-Йорк. «Свами уже послушал её?» — спросил я. «Да», — ответил Гаргамуни. — «Ему понравилось. На самом деле, ему это так понравилось, что я подумал, может быть, стоит посмотреть, захочет ли радиостанция воспроизвести это в эфире». «Действительно?» — Я был недоверчив, потому что Гаргамуни был таким критичным и правым во всём, что мы делали. — «Ктонибудь интересовался?». «Да…» — В его голосе звучала некоторая обида, но я знал, что тяжёлое состояние Свами вдохновило нас обоих не обращать внимания на наши мелкие разногласия. — «Я отнёс её в FM-станцию под названием WBAI. Ты знаешь её?». «Я слышал о ней», — ответил я. — «Принадлежит корпорации "Пасифика". Несколько вычурно для интеллигенции». «Да, это верно», — сказал он. — «Ну, им она тоже понравилось, и они пустили запись в ночной эфир последней. Они сказали, что каждый вечер у них до тридцати миллионов слушателей». «Вау, спасибо, Гаргамуни!». «Всё в порядке», — сказал он. — «Свами был счастлив, когда я рассказал ему об этом».

На следующий день авиапочтой нам пришло письмо от Свами. Мои дорогие юноши и девушки, я так благодарен вам за ваши молитвы Кришне о спасении моей жизни. Благодаря вашей искренней и горячей молитве Кришна спас мне жизнь. Я должен был на самом деле умереть во вторник, но благодаря тому, что вы искренне молились, я спасён. Сейчас я постепенно поправляюсь и прихожу в исходное состояние. Теперь я могу надеяться на встречу, и мы снова будем повторять вместе с вами Харе Кришна. Я так рад получить отчёт о вашем динамичном прогрессе, и я надеюсь, что у вас не возникнет трудностей в понимании сознания Кришны. Мои благословения всегда с вами, и вы с уверенностью продолжайте повторять Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе, Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе, Харе Ещё раз благодарю вас. Ваш вечный доброжелатель, А.Ч. Бхактиведанта Свами. Мы были взволнованы, услышав это послание от него, но ещё больше я обрадовался на следующий день, когда пришло письмо, адресованное лично мне. Мой дорогой Мукунда, Запись, которую вы прислали с песнями "Шри Рам Джайя Рам" и другими киртанами, — это действительно новый поворот, и нам очень понравилась эта запись. Вам следует больше практиковать этот киртан, чтобы во время вашего фестиваля Ратха-ятра вы могли петь вместе с процессией. Пожалуйста, сообщите всем преданным, юношам и девушкам, особенно Джанаки Деви, что у меня всё хорошо. Как только я наберусь немного сил для путешествия, я приеду в СанФранциско. А пока я буду очень рад узнать, какие приготовления вы собираетесь предпринять к фестивалю Ратха-ятры.

Сделайте это грандиозной процессией и уникальным внедрением в Соединённые Штаты. Скорее всего, я смогу приехать в Сан-Франциско к 25-му числу этого месяца. Твой вечный доброжелатель, А.Ч. Бхактиведанта Свами. Я не мог поверить, что Свами думал о Ратха-ятре так скоро после того, как чуть не умер. Это письмо придало всем нам новый энтузиазм в организации Ратха-ятры, о которой мы почти забыли в суматохе после инсульта Свами. Джаянанда и Шьямасундар стали движущей силой фестиваля. Шьямасундар связался с нашим другом-плотником по имени Боб Симмонс, который сказал, что будет рад помочь со строительством грузовика-святилища, который нарисовал Свами. Свами сказал, что в честь праздника мы должны провести несколько дней в храме, поэтому Джаянанда получил пожертвования в виде овощей, зерна и дала от своих многочисленных друзей-торговцев по всему городу. Другие преданные изготовили яркие треугольные флаги, которые прикрепили к деревянным шестам, чтобы их можно было нести во время процессии. Мы также нанизали флаги бок о бок на длинные куски ленты, чтобы их можно было подвесить к балдахину божеств. Я хотел узнать больше о самом фестивале, поэтому провёл целый день в библиотеке читая о нём. Я узнал, что он проводится уже тысячи лет и что это самый большой фестиваль под открытым небом в Индии. Каждый год его посещало более миллиона человек. Несмотря на то, что я знал, что наш будет крошечным по сравнению с этим, я подумал, что это было захватывающе участвовать в организации первого в истории праздника Ратха-ятры в Америки. Перед возвращением Свами Гаргамуни постарался донести до меня важность потребности Свами в тишине и покое, поэтому мы решили попытаться арендовать для него место за пределами центральной части города. Нам удалось найти дом на берегу моря чуть севернее маленького городка под названием Стинсон-Бич в округе Марин за мостом "Золотые Ворота" в местности, известной как Пресидио.

Перед приездом Свами мы сожгли много благовоний и украсили это место вазами с цветами и плакатами с изображением Кришны. Свами прибыл примерно за неделю до того, как была запланирована Ратха-ятра. Мы знали, что он был слаб, поэтому небольшая группа всего из девяти человек встретила его в аэропорту. Преданные отвели его в храм, чтобы он на несколько минут увидел божества, а затем повезли его по извилистой горной дороге прямо в Стинсон-Бич, где мы с Джанаки ждали его. Он поднялся по двум парадным ступенькам вместе с Хаягривой и Киртананандой – двумя Нью-Йоркскими преданными – прямо за ним. Мы склонились перед ним в знак уважения, а когда встали, я увидел, что он выглядит меньше и хрупче, чем я когда-либо его видел. «Добро пожаловать, Свами», — произнесла Джанаки. — «Мы так рады вас видеть». «Спасибо», — сказал он. — «Харе Кришна». «Не хотите ли осмотреть дом?» — Я спросил. Он наклонил голову в знак согласия и последовал за нами через кухню, две спальни, кабинет и гостиную. «Это очень милое место», — сказал он, глядя из больших окон гостиной на океан. — «Что за договорённость вы заключили для меня, чтобы у меня было такое хорошее место?». «Ну», — сказал я, — «это место принадлежит мистеру и миссис Боде. Они согласились сдать его нам в субаренду на четыре недели». Свами удивлённо поднял брови и спросил: «Они согласились арендовать на такой короткий срок?». «Они хотели сдать его нам в аренду на более длительный срок», — сказал я. – «Но мне удалось договориться с ними, чтобы они отдали его нам всего на месяц». «Где вы берёте деньги?» — спросил Свами.

Шрила Прабхупада и Мукунда в Пресидио, Сан-Франциско, 1967г.

Вид с воздуха на Пресидио со стороны моста "Золотые ворота", на фоне центра города и моста через залив.

«Несколько наших преданных работают», — сказал я. – «Например, Джаянанда водит своё такси, а Шьямасундар несколько раз работал плотником. Продажи постеров в "Психоделическом магазине" идут очень хорошо. Так что этого хватит, чтобы заплатить за аренду этого места в течение месяца. Все согласились принять участие». Свами улыбнулся и произнёс: «Большое вам спасибо». Он подошёл к пианино со спинетом, стоявшему в углу гостиной. Он поднял крышку и коснулся одной из клавиш. «Пианино — это то же самое, что фисгармония», — сказал я. — «За исключением того, что ты можешь играть на нём двумя руками». Джанаки выстрелила в меня испепеляющим взглядом, как бы говоря: «Я думаю, Свами уже видел пианино раньше!». Я выдвинул для него табурет для пианино и сказал: «Вы можете сесть сюда». Он сел и обеими руками начал играть на клавишах, ощупывая инструмент и пробуя его звучание. Затем он начал играть мелодию, которую я не узнал. «Он прекрасно играет, не так ли?» — сказал Киртанананда, выглядя впечатлённым. Я кивнул, но как пианист я подумал, что игра Свами больше подходит для фисгармонии, чем для фортепиано. Он казался заинтригованным тем фактом, что мог играть обеими руками. Я подумал, что, возможно, единственный клавишный инструмент, на котором он когда-либо играл, была фисгармония. В течение следующей недели Свами отдыхал в Пресидио, проводя большую часть своего времени за воспеванием и писательской деятельностью. Хаягрива и Киртанананда остались с ним в доме, чтобы готовить ему и заботиться о его нуждах, но я также почти каждый день приезжал на Пляж Стинсон (место в Пресидио),

чтобы что-то сделать для него и сообщать о прогрессе преданных в подготовке к Ратха-ятре. Я сказал ему, что всё было отложено до последней минуты из-за его инсульта, но мы обещали сделать отличный фестиваль. Мы все надеялись, что у него хватит сил приехать во Фриско на праздник, пусть даже всего на несколько минут. На второй день его пребывания там я постучал в его дверь, вошёл и сел на пол перед кроватью, на которой он сидел и спросил его: «Как вы себя чувствуете, Свами?». Он продолжал тихо воспевать, глядя на несколько примитивную картину Радхи и Кришны на стене справа от него, написанную художником-преданным. Я подумал, что, может быть, он меня не услышал, но через несколько минут он отложил чётки и встал. «Что это за тело?» — сказал он, делая жест раскрытыми ладонями и вытянутыми руками. Он чувствовал практически отвращение от нахождения в этом эфемерном теле и недоверчивость к тому, что я был обеспокоен вопросом о состоянии чего-то столь мимолетного. Я понял, что, хотя я читал о временной природе тела и вечности духовной души, он на самом деле жил этой философией. Для него материальный мир был не так важен, как духовный, и на самом деле он не заботился о том, что его телу приходит конец. Я вернулся на кухню и рассказал Хаягриве и Киртанананде о том, что сказал Cвами, и о моём впечатлении от того, что он имел в виду. «Он не беспокоится о том, чтобы оставить своё тело для себя, потому что, уйдя, он вернётся домой, чтобы быть с Кришной», — сказал Хаягрива. «Но что произойдёт с движением, если он умрёт?». «Что?» — у меня отвисла челюсть. «Всё, что я говорю, это то, что он собирается когда-нибудь покинуть своё тело», — сказал Хаягрива. — «Может быть, тебе стоит спросить его, должен ли кто-нибудь занять его место, когда он умрёт».

Мукундда (сзади), Хаягрива (слева), Гурудас (справа)

«Может быть, тебе самому стоит спросить его», — сказал я, мне показалось, что он был слишком прагматичен в таком деликатном вопросе. «Нет, это должен быть ты», — настаивал Хаягрива. — «Ты тот, с кем он говорил об этом». «Ну, на самом деле, нет, он этого не делал», — уточнил я. — «Я был тем, кто начал думать об этом из-за его комментария о своём теле». «В любом случае, нам нужно знать, как мы должны продолжать наше образование в сознании Кришны, если его здесь не станет, не так ли? И как мы будем поддерживать его движение живым, верно?». Я задумался на несколько секунд. Я должен был признать, что в глубине души я тоже хотел знать ответы на эти вопросы для себя так же прямо, как Хаягрива говорил об этом. «Хорошо, я спрошу его», — ответил я. — «Я думаю, что в конце концов кто-то должен спросить об этом, и я думаю, что это вполне могу быть я». Я снова постучал в его дверь. «Да?» — сказал Свами изнутри. «Свами, могу я задать вам вопрос?» — спросил я. «Да» — он снова сел на свою кровать. Я сделал глубокий вдох и спросил: «Когда вы умрёте, что случится с движением? Будет ли у вас преемник, который продолжит вашу работу и позаботится о нашем духовном образовании?». Услышав, как я произношу эти слова, я понял, что было ошибкой спрашивать об этом. Внезапно я понял, что меня выдвинули для того, чтобы задать этот деликатный вопрос от чьего-то имени.

Свами сидел молча, глядя в окно на песчаные дюны и горы. Был прилив, и я слышал, как волны набегают на пляж. Закричали чайки. Я почувствовал, как напряглись две пары ушей из кухни, чтобы услышать его ответ. Свами что-то тихо произнёс. «Я не расслышал, что вы сказали, Свами», — осторожно сказал я.

– «Вы можете повторить это?». «На самом деле, это оскорбление духовного учителя», — сказал он немного громче и отвернулся от окна и задумчиво посмотрел на меня так, как будто его задел мой вопрос. «Простите, Свами», — сказал я. Мне захотелось вжаться в ковёр. Он закрыл глаза. Снаружи залаяла собака. Неглубокие струйки слез появились под каждым его глазом и потекли по щекам. Он медленно вытер их. «Мой духовный учитель...», — сказал он, и его голос сорвался на хрип. Я был ошеломлён. Что же я наделал? «Мой духовный учитель», — сказал он, — «Он не был обычным духовным учителем». — Он снова сделал паузу, а затем неуверенно прошептал — «Он спас меня». «Мне жаль», — сказал я. — «Я сейчас уйду». Я сам был слишком подавлен, чтобы сказать больше. Хаягрива и Киртанананда смотрели украдкой, когда я вернулся на кухню. Я протиснулся мимо них, вышел и сел на крыльце один. Ответ Свами был для меня кристально ясен. Не было и речи о замене духовного учителя. Его способность учить не закончилась бы с его смертью, но продолжалась бы даже в его физическом отсутствии. Что поразило меня больше всего, так это то, как Свами научил меня этому. Он не просто сказал мне словами, он показал мне через свои духовные эмоции по отношению к своему собственному духовному учителю.

«Свами — не обычный духовный учитель», — подумал я про себя. — «Я должен научиться любить моего духовного учителя и служить ему безоговорочно с такой же преданностью, с какой он служит своему». Я стряхнул с рук несколько песчинок воображаемого песка и вернулся в дом, чтобы поговорить с Киртананандой и Хаягривой о наставлениях Свами для всех нас. *** Шьямасундар и Боб арендовали грузовик с бортовой платформой, который они припарковали в автостоянке Safeway, пока они работали над сооружением навеса божеств. Однажды вечером я проезжал мимо по дороге домой. Боб поддерживал колонну, в то время как Шьямасундар прикреплял её к задней части грузовика. Я увидел, что набросок Свами был прикреплен к задней стенке кабины водителя, чтобы они могли ссылаться на него. «Эй, Мукунда», — окликнул меня Шьямасундар, когда я вышел из машины. — «Как себя чувствует Свами? Ты думаешь, он сможет прийти на праздник?». «Я не знаю», — сказал я. — «Он кажется намного слабее, чем я ожидал. Он как-то медленно выздоравливает». «Ну, если он не может прийти на Ратха-ятру, мы отнесём Ратхаятру ему» — заявил Шьямасундар. — «Джая Джаганнатха!». «Эй, ты знаешь эти большие грузовики, которые называются Джаггернауты?» — сказал Боб. — «Те, у которых большие трейлеры и всё такое? Вы знаете, откуда взялось название для этих вещей? От Джаганнатхи!». «В самом деле? Это пришло с санскрита», — ответил я. «Я думаю, что да. Джаггернаут, Джаганнатха. Они точно звучат одинаково», — сказал Боб.

Джаггерна́ут (англ. Juggernaut) — термин, который используется для описания проявления слепой непреклонной силы, для указания на кого-то, кто неудержимо идёт напролом, не обращая внимания на любые препятствия. Происходит от санскритского слова Джаганнатха, которое в переводе означает «владыка Вселенной» и является одним из имён Кришны. Придание этому имени такого значения связано с ритуалом Ратха-ятры, в ходе которого около несколько тысяч человек тянут огромную колесницу с божеством Джаганнатхи. В прошлом индусы часто бросались под колёса колесниц, так как считается, что тот, кто погибает таким образом, получает освобождение и возвращается в духовный мир. Многие ораторы и писатели применяют этот термин к большой машине или коллективно к команде или группе людей, работающих вместе (например, очень успешная спортивная команда или корпорация), или даже растущее политическое движение, возглавляемое харизматичным лидером — и это часто ассоциируется с сокрушительным отношением ко всем препятствиям. Но Марк Твен (автобиография, том 2) описывает Джаггернаута как добрейшего из богов. В его храме не существует никаких претензий на ранг или касту.

Английское заимствованное слово "джаггернаут" в значении "огромная повозка с изображением индуистского бога" относится к семнадцатому веку и навеяно храмом Джаганнатхи в Пури, Одиша (Орисса), где проводится Ратха-ятра ("процессия колесниц"), ежегодная процессия колесниц, перевозящих мурти (Божества) Джаганнатхи, Субхадры и Балабхадры.

Первое европейское описание этого праздника содержится в описании XIII века позднесредневекового францисканского монаха и миссионера Одорика из Порденоне, который описывает индусов как религиозное жертвоприношение, когда они бросались под колеса этих огромных колесниц и были раздавлены насмерть. Описание Одорика было позже подхвачено и развито в популярных "Путешествиях четырнадцатого века" Джона Мандевилла. Другие высказали более прозаичное предположение, что смерти, если таковые имели место, были случайными и вызваны давлением толпы и общим переполохом.

«Разве грузовик не выглядит великолепно?» — спросил Шьямасундар. «Это действительно так», — сказал я. — «Вы, ребята, почти закончили?». «Конечно, почти», — сказал Боб. – «Всё будет завершено в течении 24 часов». На следующий день, когда мы прогуливались по Стинсон-бич, я рассказал Свами об удивительной эффективности Боба и Шьямасундара. «Всё выглядит так здорово», — сказал я ему. — «Они сделали навес в точности по вашему чертежу». «Это очень хорошо», — ответил он. «Как вы думаете, вы будете чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы присоединиться к празднику?» — спросил я. «На самом деле, я думаю, что нет», — ответил он и замолчал на какое-то время, но немного пройдя сказал — «Я скоро вернусь в Индию». «В Индию?». На самом деле это не было неожиданностью, но, тем не менее, я был разочарован. «Да», — сказал он. — «Для аюрведического лечения и отдыха. Пока я буду отдыхать здесь. Когда я наберусь сил для путешествия, тогда я и отправлюсь». «Когда?». «Возможно, в конце июля», — ответил он. — «Посмотрим, чего желает Кришна».

Мы поднялись по ступенькам дома и сняли обувь. Я взял пальто Свами и чёрную шапку и повесил их на ряд крючков внутри входной двери. Свами вошёл в кабинет и сел в одно из бежевых кресел. «Мукунда, иди сюда», — позвал он и указал на стул напротив себя. — «Итак», — сказал он немного игриво, — «каково твоё определение Кришны?». Я был доволен, потому что философская дискуссия означала, что он чувствовал себя несколько лучше. «Кришна — это Бог», — ответил я. — «Он — Высшее Существо, и наш долг — поклоняться ему». Это был не совсем философски проницательный ответ, но он, казалось, был доволен им. Он долго пристально смотрел на меня. «Ты должен повторять 64 круга каждый день», — сказал он наконец. Я был потрясён. Должно быть, ему всё-таки не понравился мой ответ. «Повторять так много – по восемь часов каждый день – было бы невозможно», — подумал я. Я не был уверен, что меня выделили из-за духовной немощности, или что это было новым требованием для всех, но я знал, что для меня это было бы недостижимо. Для меня было достаточно проблематично просто пытаться повторять по 16 кругов каждый день. Свами заметил мою нерешительность и произнёс: «Тогда ты должен повторять по крайней мере 32 круга», — сказал он. Это было утешением, но даже 32 круга казались ужасно большими. Свами пристально посмотрел на меня. «Ну, ладно», — пробормотал я, глядя в пол.

Последовала долгая пауза. «Ты должен повторять по крайней мере 16 кругов в день», — сказал он. «Да, Свами», — громко сказал я, поднимая глаза. Я испытала такое облегчение! Я знал, что могу это сделать, но мне казалось, что я подтверждаю своё предыдущее обещание, данное ему. Теперь я понимал, что 16 кругов — это всего лишь четверть от идеальных 64. Несмотря на то, что я знал, что это всё, с чем я мог сейчас справиться, я вновь посвятил себя повторению по крайней мере 16 кругов ежедневно в обязательном порядке. *** День Ратха-ятры выдался пасмурным и ветреным. Лето Любви было в самом разгаре, и в то воскресное утро в воздухе витало праздничное настроение, несмотря на сильные ветра. Шьямасундар припарковал грузовик перед храмом, чтобы божества могли быть перенесены с алтаря в передвижное святилище. Балдахин выглядел великолепно, украшенный разноцветными флагами, гирляндами колокольчиков и длинными гирляндами из календулы и гвоздики. Все собрались в храме к началу парада, одетые в своё лучшее: мужчины в джинсах и красивых рубашках, а женщины в ярких сари, которые им удалось достать для этого особого случая. Шьямасундар, Гурудас и я решили надеть наши бело-коричневые мантии Мерлина, чтобы выделяться из толпы. Мы всё ещё не знали наверняка, появится ли Свами. «Привет, Мукунда», — сказал Шьямасундар. – «Почему бы тебе не пойти и не позвонить в Пресидио и не узнать, как там обстановка?». Помещение храма постепенно заполнялось посетителями фестиваля, но я пробрался сквозь киртан, чтобы добраться до телефона в задней части храма. Телефон прозвонил десять раз, прежде чем Хаягрива снял трубку.

«Это Мукунда», — сказал я. — «Могу я поговорить со Свами?». «Сейчас он отдыхает», — ответил Хаягрива. «Так значит ли это, что он не сможет прийти на Ратха-ятру?» — спросил я. «Да, он не сможет прийти», — ответил он. — «Он просто недостаточно здоров». Я чувствовал себя подавленным. «Ну, не могли бы вы сказать ему, что хотя нам хотелось бы, чтобы он был здесь, но мы позаботимся о том, чтобы парад был потрясающим, даже если он не сможет прийти», — сказал я. — «Мы приготовили огромный пир здесь, в храме, после парада, и мы будем сообщать обо всем, что происходит». «Ладно, звучит заманчиво», — сказал Хаягрива. Снаружи храма божества уже были в грузовике, готовые к отправке, Субхадра смотрела прямо в кузов, Джаганнатха и Баладева смотрели по обе стороны. Около десяти люди сидели на платформе, свесив ноги с краев грузовика, и держали в руках пригоршни дымящихся благовоний. Большая группа киртана с караталами, барабанами, тамбуринами и флейтами пела рядом со стоящим грузовиком. Акустическая система, которую мы использовали в парке Голден Гейт, была закреплена в задней части грузовика, большие динамики располагались между навесом и кабиной водителя. Усилитель питался от «Крошечного Тигра», который сидел рядом с преданными на деревянном кузове грузовика. Шьямасундар сидел на водительском сиденье с работающим на холостом ходу двигателем. «Итак, он придёт?» — спросил он. «Нет, он недостаточно силён», — сказал я. — «Но давайте устроим парад в его честь! Он — энергия, стоящая за этим».

Кто-то освободил для меня место на платформе грузовика, и я вскочил как раз в тот момент, когда Шьямасундар отъехал от тротуара. Я запустил "Крошечного Тигра", подключил микрофон в храме и начал руководить пением. Я сразу же увидел проблему: генератор собирался заглушить пение, а также все остальные звуки. Я выключил его и попросил Шьямасундара остановить грузовик, чтобы мы могли обсудить, каким образом можно усилить киртан. «Мы могли бы посадить "Тигра" в машину и заставить когонибудь проехать сотню футов или итак, позади нас», — сказал я. – «Это означало бы протянуть электрический шнур между грузовиком и легковым автомобилем». «Это слишком опасно», — сказал Шьямасундар. – «Нам просто придется положить эту штуку сюда со мной и закрыть окна, чтобы приглушить звук». «Это будет слишком опасно»», — сказал я. – «Пары убьют тебя! А если они этого не сделают, то от рёва ты оглохнешь к концу парада». «Всё будет хорошо», — сказал Шьямасундар. — «Я не думаю, что это будет так уж плохо. Я не думаю, что наглотаюсь дыма». Парад снова двинулся вперёд с ревущим генератором в кабине грузовика. Я снова забрался на платформу и начал руководить пением. Грузовик медленно ехал по улице, а преданные шли рядом с ним, распевая, улыбаясь и махая зрителям. Две босоногие молодые женщины, которых я никогда раньше не видел, танцевали вдоль улицы перед грузовиком, кружась и хлопая в ладоши с закрытыми глазами. Звук моего голоса разнёсся над зданиями: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе, Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе Всё время, пока я был ведущим киртана, я беспокоился о Шьямасундаре дасе, и через полчаса я попросил преданного по имени Дживананда попеть, чтобы я мог посмотреть, как у него дела и могу ли

я чем-нибудь помочь. Я открыл пассажирскую дверь движущегося грузовика, и в лицо меня ударил запах угарного газа. «Боже, здесь как в камере пыток», — прокричала я, перекрывая оглушительный рёв "Крошечного Тигра". Шьямасундар туманно улыбнулся мне сквозь густой дым, когда я запрыгнул рядом с ним. «Мы должны опустить здесь окна», — крикнул я. — «Мы сейчас задохнемся! Опусти своё окно!». «Но это портит звук», — кричал он, улыбаясь. «Хорошо, просто опусти их вниз на минуту, а затем мы задержим дыхание и поднимем их на минуту, затем опустим, затем поднимем!». В кабину водителя хлынул свежий воздух. Мы подняли окна, и я задержал дыхание так долго, как только мог, а затем снова опустил окна. Я уже увидел заголовки газет: «Кришнаиты задыхаются до смерти, пока толпа восхищается их пением». Безумная веселость ситуации поразила меня, и вскоре Шьямасундар и я были в припадках смеха. Все хорошо проводили время, парад удался на славу, и нам каким-то образом удавалось переносить ядовитый угарный газ! Свами сказал, что парад должен быть неспешным, поэтому мы медленно двинулись на запад, к пляжу. Мы подъехали к небольшому уклону на дороге, и двигатель заглох. Автомобиль откатился назад примерно на шесть футов (~2 метра), в то время как Шьямасундар отчаянно пытался завести его и периодически тормозил. Такое ощущение, что под колесами был валун или глыба. «Хоть бы мы никого не сбили», — лихорадочно думал я, выпрыгивая из грузовика. Оказалось, мы заехали колесом в яму! Шьямасундар нажал ногой на тормоза, поднял ручной тормоз и завёл грузовик. Все зааплодировали. Мы выехали на Ирвинг-стрит, красивую широкую дорогу, на которой участникам парада было достаточно места, чтобы

потанцевать и покружиться. Было много воскресных покупателей, и, несмотря на скудную рекламу, которую мы собрали, многие люди увидели фестиваль. Как только мы вошли в ритм открывания и закрывания окон грузовика, я попросил Мурари занять моё место. Я чувствовал себя очень плохо из-за дыма и подумал, что не смогу прийти на встречу со Свами в тот вечер. Мы были на полпути к океану, но я развернулся и направился обратно в нашу квартиру спать. В тот же день участники фестиваля вернулись в храм на грандиозный пир в честь первого в Америке фестиваля Ратха-ятра. Я, пошатываясь, спустился к храму. Когда все наелись досыта, 19 преданных запрыгнули в кузов грузовика с божествами, и Шьямасундар повез их на встречу со Свами. На следующий день они сказали мне, что было темно, холодно, ветрено и на платформе не за что было ухватиться. Каким-то образом Шьямасундар преодолел крутые повороты на узкой дороге, заставив преданных кричать от волнения и страха. Спуск к Стинсон-Бич и Преcидио был крутым, но всем так хотелось рассказать Свами о Ратхаятре, что они не особо возражали. Хаягрива поприветствовал всех на крыльце. «Войдите», — сказал он. – «Свами хочет услышать об этом всё!» Они внесли божества внутрь и поставили их на спинетное пианино. Свами склонился перед ними и сел в своё кресло, широко улыбаясь всем. «У нас был парад, и так много людей видели это!» — восхищённо начал Шьямасундара дас. «Все воспевали и танцевали перед грузовиком!», — добавила Малати. — «Мы прошли весь путь до пляжа, а потом все вернулись в храм на большой пир!». «В какой-то момент мы подумали, что грузовик перевернётся задом наперед над толпой», — сказал Гурудас. — «И вдруг двигатель заглох!».

1-й постер Ратха-Ятры в Сан-Франциско, 1967

Ратха-ятра в Сан-Франциско, 1967 год

Первая Ратха-ятра в Сан-Франциско, 1967 год.

Малати раздаёт прасад на Ратха-ятре, Сан-Франциско, 1967г.

Мукунда, Джанаки, Ямуна на грузовике с Джаганнатхами, 1967г

Очередь за Ратха-ятрой, Сан-Франциско, 1967г.

Ирвинг-стрит, Сан-Франциско

Стинсон-Бич

Карта Сан-Франциско (на английском)

Карта Сан-Франциско (на английском) Можно увидеть, где что расположено, и примерно, где что происходило

Свами широко раскрыл глаза и сказал: «Да, это тоже происходит в Пури. Повозка Господа Джаганнатхи иногда останавливается и даже катится назад! Так что эта остановка была милостью Господа. Эта первая американская Ратха-ятра была настоящей Ратха-ятрой, как и в Пури». Утро, когда я отвез Свами в аэропорт Сан-Франциско, имело горько-сладкий привкус. Мы были счастливы, что теперь он достаточно здоров, чтобы отправиться обратно в Индию, и я был рад, что у него будет возможность восстановиться там, где ему будет комфортно и у него будет доступ к аюрведическому лечению. Но мы также были подавлены, потому что он уезжал, и мы не знали, вернётся ли он когда-нибудь в Америку. В аэропорту Свами сидел на одном из уродливых виниловых стульев в зале вылета в окружении двадцати человек, пришедших попрощаться с ним. Большинство преданных были в приподнятом настроении, разговаривали и смеялись между собой, но Свами сидел тихо, рассудительно. Шьямасундар вышел вперёд, чтобы сообщить ему новости, которые они с Малати получили накануне: «Свами, мы не увидим вас какое-то время, может быть, даже когда вы вернётесь в Америку». «Ой? Почему так?» — спросил Свами. «Я и Малати, мы должны отправиться в тюрьму». Свами выглядел немного удивлённым, но слегка улыбнулся и сказал: «Всё в порядке, Кришна родился в тюрьме! Его дядя Камса заключил в тюрьму его мать и отца». Он сделал паузу и спросил: «Почему? Что ты сделал?». «Ну, это было до того, как мы стали преданными», — сказал Шьямасундар. — «Мы продавали наркотики, и нас поймали. Статья торговля наркотиками». «Неважно, я тоже был наркоторговцем», — сказал Свами и тихо усмехнулся.

«Да, но наши препараты не были легальными и фармацевтическими, как ваши», — сказала Малати, невольно смеясь. «Вы должны повторять Харе Кришна как можно больше, пока вы там», — наставлял он. Они кивнули: «Мы так и сделаем». «Я читал в газете, что в Дели произошли беспорядки», — сказал я. — «В отчёте говорится, что вчера было арестовано 700 человек». «Были беспорядки?» — спросил Свами. — «Какие беспорядки?». «Расовые» — сказал я. «Кожное заболевание», — сказал Свами. — «Это основано только на теле». С того места, где она стояла за креслом Свами, Джанаки протянула руку через его плечо и радостно выхватила у него билет и паспорт. «Теперь вы должны остаться здесь», — сказала она. — «Вы не сможете полететь без него!». «Они всё равно впустят меня. Это моя страна», — сказал он, улыбаясь её шутке. «Вы обещаете вернуться в Сан-Франциско?» — спросила Джанаки. — «Когда вы вернётесь в Америку, вы сначала приедете сюда?». Свами кивнул. "Да. Если Кришна позволит, я приеду”, — сказал он. Он стоял и смотрел прямо перед собой на выход на посадку. Мы сопровождали его, насколько нам было позволено, а затем наблюдали, как он спускается по телескопической дорожке к "Боингу 707". Все оставались там до тех пор, пока самолёт не скрылся в облаках.

Мукунда и Джанаки провожают Шрилу Прабхупаду. Джанаки пытается украсть билет у Шрилы Прабхупады. Сзади на фото крайний слева Джаянанда, Киртанананда смотрит в кадр.

22. С возвращением, Свами! За те четыре месяца, что Cвами отсутствовал, наша община увеличилась, а наши программы стали масштабнее. Четыре вечера в неделю у нас были долгие энергичные киртаны, на которых присутствовали музыканты, медитирующие и другие духовные искатели. Мриданга сохранила своё первостепенное значение в киртане, но её ритм был дополнен множеством других музыкальных инструментов, особенно несколькими парами тарелок каратал, которые мы приобрели в Индии. Поскольку храм развивался, я решил, что было бы неплохо сделать несколько своих каратал. Импортировать их было головной болью, и я решил, что сделать несколько пар ручных тарелок было бы не так уж сложно. Свами говорил, что караталы сделаны из «оружейного металла», но я понятия не имел, что это такое. Я взял экземпляр "Жёлтых Страниц", нашёл лабораторию металлургии и отправился туда, чтобы узнать, можно ли проанализировать содержание металлов в караталах. Караталы в форме шляпы кули (шляпа носильщика в Азии) звенели у меня в кармане пока я шёл. Парень-металлург высверлил мелкую стружку с нижней стороны одной караталы. «Я проведу быстрый спектр анализ этих стружек», — сказал он.

— «Тогда я смогу сказать тебе, что в них». Он вернулся через 10 минут с распечаткой, которую протянул мне. «Похоже, что тарелочки в основном медные», — сказал он. Я взглянул на распечатку: 80% латуни, 17% олова, а остальное — смесь цинка, ртути, свинца и марганца, таков был оружейный металл. «Как ты думаешь, мы могли бы сделать что-то подобное им?» — Я спросил. — «Вы же разбираетесь, покупаете металл, а затем отливаете, формуете или куёте его, или что вы там делаете?».

«Конечно», — сказал он. — «Есть много мест, где это можно было бы сделать, особенно если вы сами найдёте нужные элементы». Я провёл кое-какие исследования и выяснил, что покупать латунь и олово дорого, поэтому мы прочесали склады металлолома в поисках старых латунных судовых клапанов и использованных рулонов холодильной жести. Мы с Гурудасом загрузили всё в багажник зелёного "Шевроле" Шьямасундары 1952 года выпуска и отвезли что нашли на литейный завод в Южном районе Сан-Франциско, которым управлял мексиканец по имени Годой. Завод представлял собой большую хижину с горячей водой и котлами с раскалённым докрасна и добела расплавленным металлом. Мистер Годой был именно таким, каким я его себе представлял по его телефонному голосу, крупно посаженное, доброе лицо, покрытое сажей. «Привет, я Мукунда», — сказал я, неохотно пожимая его грязную протянутую руку. — «Я звонил тебе по поводу изготовления тарелок». «Привет» — сказал он с сильным мексиканским акцентом. — «Давай посмотрим на них». Я вытащил караталы из кармана и протянул их ему. Он перевернул их несколько раз и провёл своими короткими пальцами по поверхности, как будто пытался узнать их получше. «Да», — сказал он. — «Я могу такие сделать». «Ты можешь? Это здорово!». «Какой металл у тебя есть?» — спросил он. «Эм, ну, у нас это всё на заднем сиденье машины», — сказал Гурудас. — «Ты хочешь посмотреть?». «Да, и я хочу это взвесить», — сказал он. Мы переносили металл на огромные весы кусок за куском. Годой вытащил из кармана комбинезона испачканный грязью блокнот и произвёл несколько вычислений.

Один из плавильных цехов Сан-Франциско, 1967 год

Шевроле 1952 года

«Я полагаю, вы сможете получить около сотни пар из этого железа», — сказал он, указывая на кучу скрученных катушек, — «Я вылью их через песок». — Он положил пару каратал в карман и сказал. — «Мне нужна эта пара для копирования», — сказал он. Я посмотрел на Гурудаса в поисках подтверждения. Они были одной из наших лучших пар. Он пожал плечами. «Хорошо», — сказал я, — «Но, пожалуйста, позаботься о них». «Ещё бы», — сказал он. — «Я сделаю форму, а потом ты вернёшься и посмотришь, прежде чем я начну отливать их». Неделю спустя мы с Гурудасом вернулись, чтобы посмотреть на его слепок. Он была похож на вафельницу и мог испечь сразу три набора каратал. Годой отодвинул неглубокие металлические лотки, чтобы мы могли заглянуть внутрь. Верхний и нижний лотки были заполнены затвердевшим песком; караталы выпадали из формы, когда металл затвердевал. Когда десять дней спустя я собрал сто комплектов каратал, я был немного разочарован тем, как они выглядели. Каждая тарелочка была намного толще, чем я хотелось бы, и края не сужались в тонкий краю, как у тех, что из Индии. Они так же выглядели потускневшими. Я сел в машину и послушал пару. Звук был не совсем точным, но в целом всё было в порядке. Вернувшись в храм, несколько преданных отполировали караталы промышленным латунным лаком, пока они не засияли, как золото. После этого они выглядели намного лучше, чем когда я взял впервые их в руки, что я решил тут же показать их Джею и Рон из "Магазина Психоделиков". Они им понравились, и они согласились продать их за комиссионные. В целях маркетинга мы нашли немного коробочек из белого картона, внутри которого мы выстелили белой хлопчатобумажной подкладкой. Я купил большой кусок тонкого алого фетра, который нарезал полосками и использовал в качестве ручки для каждого набора

тарелок. Войлок был мягким на ощупь, и я знал, что из него получится удобная ручка, которой можно держать караталы во время игры. Наконец я сделал инструкцию, напечатанную на плотной текстурированной бумаге светло-голубого оттенка. Руководство включало иллюстрированное объяснение того, как держать караталы, техники формирования с их помощью различных звуков, нотную запись для ударных ритмических ударов и слова мантры. Ямуна и Гурудас помогли мне сложить руководства и поместить их в коробочки. Караталы идеально вписывались в свои белые хлопчатобумажные выемки с глубокими зазубренными ручками. Каждый отполированный набор выглядел как ювелирное украшение. Рон и Джей сказали, что продадут их по 10$ за коробку и оставят себе по 1$ за каждый набор. Это было неплохо, учитывая, что вся упаковка каждого устройства – караталы, войлок, хлопок, печатные инструкции и коробка – обошлась нам всего в 3$. Продажи были быстрыми. В течение месяца в магазине было продано 90 комплектов. Я сохранил пару для храма и одну пару, чтобы показать Свами, когда он вернётся из Индия. Мне не терпелось подарить ему первую пару каратал американского производства. *** Хотя мы делали всё возможное, чтобы поддерживать храм в таком состоянии, как будто Свами всё ещё был с нами, мы все очень скучали по нему и задавались вопросом, вернётся ли он когда-нибудь. Вскоре после того, как он покинул нас, мы были удивлены, получив от него письмо, в котором говорилось, что он тоже скучает по нам: Мои дорогие ученики, пожалуйста, примите мои благословения. Я всегда думаю о вас, и я чувствую разлуку. Я хочу вернуться при первой же возможности. Я не могу остановить свою деятельность в западном мире, и я отпросился у вас всего на шесть месяцев, и может случиться так, что скоро я приеду к вам снова. Так что продолжайте вашу деятельность с большим энтузиазмом.

Я всегда буду молиться Кришне о вашем неуклонном продвижении, но старайтесь следовать принципам, которые необходимы для укрепления вас в вопросе духовного продвижения. Никогда не думайте, что я отсутствую, я рядом с вам. Физическое присутствие не обязательно; присутствие посредством сообщения (или слушания) — это реальное прикосновение. Господь Кришна присутствует в Своем послании, которое было передано пять тысяч лет назад. Мы всегда чувствуем присутствие наших прошлых ачарьев просто по их неизменным наставлениям. Это письмо проливает новый свет на очевидное присутствие Свами среди нас. Он присутствовал с нами в своих наставлениях, и мы могли быть с ним, слушая его послание. Каждый раз, когда он писал кому-нибудь из нас, он сообщал нам, что его здоровье улучшается, и в каждом письме говорилось о его намерении вскоре вернуться в Америку. В октябре детали возвращения Свами начали становиться более конкретными. Он написал Джанаки о своем намерении выполнить её просьбу вернуться в Сан-Франциско. «Я пытаюсь выполнить своё обещание», — написал он ей. — «Как ты и просила меня приехать в Сан-Франциско по возвращении из Индии, я подумываю о том, чтобы отправиться прямо в СанФранциско». Наконец, на третью неделю ноября пришла телеграмма: «Прибывает Сан Франциско в 12:45 вечера, 14 декабря, рейс PAA 846. Больше, когда мы встретимся. АЧБС».

55 преданных отправились в аэропорт Сан-Франциско, чтобы поприветствовать Свами в тот холодный и ветреный, но солнечный четверг. Мы все были взволнованы, но я также беспокоился, что сильный ветер может затруднить посадку самолёта. Самолёт пару раз облетел аэропорт, прежде чем совершить трясучую посадку на взлётно-посадочную полосу. Мы прижались к пуленепробиваемому стеклу от пола до потолка, которое отделяло нас от зоны прибытия таможни.

От волнения у меня перехватило дыхание. Пассажиры начали просачиваться в таможенную зону – оборванный юноша с красной банданой на голове, женщина в тёмно-бордовом шерстяном пальто, мужчина в костюме с портфелем, раздражённая мать, тащившая за руки двух хнычущих детей. Некоторые быстро прошли таможню, а некоторым пришлось поднимать свой багаж на белые керамические стойки для досмотра. Вдруг там появился Свами. Я почувствовал комок в горле, а мои глаза наполнились слезами. Вокруг себя я услышал вздохи и радостные возгласы. Свами сразу же увидел нас. Он просиял и помахал рукой, и из толпы приветствующих послышались приглушённые возгласы. Он выглядел более подтянутым и худощавым, чем я когда– либо его видел, — счастливым, подвижным и жизнерадостным, намного моложе своих 72 лет. В своем бежевом свитере с высоким воротом и шафрановой мантии он сиял. Когда он встал в очередь к таможенной стойке, я заметил, что даже его походка была оживлённой. Только оконное стекло отделяло нас от него, но оно было твёрдым и звуконепроницаемым, так что мы не могли слышать, что происходило внутри. Таможенники порылись в ручной клади Свами, где нашли несколько маленьких коричневых бутылочек, которые, как я предположил, были лекарством Свами. Таможенный инспектор поднёс пару бутылок к свету, пока разговаривал со Свами, а затем отвёл его от прилавка. Уходя вслед за чиновником, Свами оглянулся на нас, кивая, как бы говоря: «Это не займет много времени. Не волнуйтесь. Всё в порядке». Через пять минут я потерял терпение, а некоторые другие преданные вокруг меня начали сердиться. «Почему они так пристают к нему?» — спросил Мурари. — «Боже, это всего лишь его лекарство!». «Может быть, они хотят проанализировать его», — сказал я. — «Я имею в виду, они не знают, что это просто аюрведические штучки. Для них это может быть что угодно». Я пытался быть разумным, но внутри меня царила паника. Злоупотребление наркотиками в Хейт теперь стало серьёзной социальной проблемой и распространилось на весь район Сан-

Франциско. Число смертей от барбитуратов и убийств, связанных с наркотиками, растёт. Что, если они подумают, что он контрабандист в искусной маскировке? Что, если они арестуют его? Прошло ещё пять минут. Что, если они конфискуют его лекарство и у него случится рецидив? Свами снова появился в поле зрения, оживлённо разговаривая с таможенным агентом. Чиновник помог ему собрать ручную кладь. Застегивая сумку Свами, он кивнул и рассмеялся над чем-то, что тот сказал. Свами забрал у агента свою карточку прибытия и передал её женщине в форме, проходя к нам через большие автоматические двери. Преданные зааплодировали. «С возвращением, Свами», — сказал я. — «У нас есть машина, которая ждёт вас!». Я указал к выходным дверям, и все сопровождали его до парковки, прежде чем отправиться обратно в храм на своих машинах. Мы отвезли Свами в трёхкомнатную квартиру Ямуны и Гурудаса на Уиллард-стрит примерно в двух кварталах от храма. Они вызвались отдать Свами свой дом. Несмотря на то, что он находился на крутом холме, в нём были большие окна и много света, и это была, безусловно, самая хорошая квартира, которую снимал кто-либо из преданных. Около двадцати из нас – все преданные, которые были рядом во время первого визита Свами, – столпились в его комнатах. Он поставил свой чемодан на землю и сел рядом с ним на большой узорчатой подушке в гостиной Ямуны. «У меня есть для вас подарки», — сказал он, открывая медные застёжки на своём чемодане. – «Я хочу каждой из вас подарить сари». Он сунул руку внутрь и вытащил большую разноцветную стопку сложенного хлопка. «Джанаки, иди сюда», — сказал он. Она вышла вперед, и он подал ей сари лесного цвета с широкой жёлтой каймой.

«Спасибо», — сказала она, выглядя ошеломлённой. — «спасибо». «Харшарани, ты здесь?» — спросил он. «Да!», — крикнула она из глубины комнаты. Ей было 18 лет, и она получила посвящение незадолго до того, как Свами покинул Сан-Франциско. Она прошла вперёд, чтобы получить её бледно-голубое сари. «Спасибо вам, Свами», — сказала она. Одну за другой он назвал имена каждой женщины, и каждая из них вышла вперед, чтобы получить свой подарок. Для большинства из них это были первые настоящие сари, которыми они когда-либо владели. «Малати», — позвал Свами. — «Где она?» «Они всё ещё в тюрьме», — сказал я немного слишком громко. Выражение счастья на лице Свами исчезло, как буквы на меловой доске, стертой мокрой тряпкой. «О, я помню...» — тихо сказал он, глядя на стопку сари у себя на коленях. «У меня есть письмо, которое Шьямасундар написал для вас», — сказал Гурудас. Он передал письмо Свами, который разорвал конверт и прочитал его с серьёзным выражением лица. Затем он расплылся в улыбке. «Он говорит, что его возвращение в Сан-Франциско будет подобно стреле, попавшей в цель», — сообщил он. — «Они воспевают целый день. Очень хорошо». Он положил письмо рядом с собой на кровать и снова обратил своё внимание на нас.

«А ты?» — спросил он. – «Вы все воспеваете? Мурари, ты повторяешь 16 кругов каждый день?». «Да, каждый день» — ответил Мурари. «Джаянанда? Ты повторяешь 16 кругов?». «Да, Свами, я делаю это», — ответил Джаянанда. Свами обошёл комнату и задал каждому человеку этот вопрос. Мне было ясно, что для него это был самый важный вопрос – воспевали мы Харе Кришна или нет. Когда он подошёл к Аннапурне, семнадцатилетней девушку из Англии, она ярко покраснела и замолчала. Свами ждал. Прошло полминуты. Она посмотрела на светильник на потолке, а затем снова на Свами. «Я повторяю...» — она покраснела, запнулась, сглотнула, сделала паузу, а затем попыталась снова. – «Я пою...». Её британский акцент и детский тон заставили всех захихикать тихо. Она произнесла «воспеваю» так, что оно рифмовалось с фразой «через силу вытягиваю». Она быстро заморгала глазами и, наконец, сказала: «Иногда я повторяю больше 16 кругов», — её голос дрогнул на слове больше». Свами мягко сказал: «Всё в порядке. Иди, возьми это сари». Он дал ей жёлтое сари, лежавшее сверху стопки, и Аннапурна смущённо оглядела комнату и вздохнула с облегчением. Я протянул свами белую коробку с караталами и произнёс: «Мы сделали несколько каратал». Он открыл коробку и взял их за мягкие красные войлочные ручки. «Мы сделали сто комплектов. Мы их продаём». «Где они были сделаны?» — спросил он. — «Прямо здесь. В Южном Сан-Франциско».

Он развернул синий листок с инструкцией и прочитал его без всякого выражения. Затем он соединил караталы и прислушался к звуку, слегка склонив голову набок. Он снова соединил их вместе, посмотрел мимо нас в столовую и слушал, пока они не перестали звонить. «Не так уж и хорошо», — задумчиво сказал он, пристально глядя на меня. Он полез в свою сумку и вытащил маленький матерчатый мешочек, в котором лежал набор каратал чуть большего размера. Затем он собрал их вместе. «Эти звучат здорово», — сказал он, широко раскрыв глаза. Я был немного разочарован, хотя с самого начала знал, что наши караталы никогда не будут звучать так хорошо, как настоящие индийские. «Теперь я немного отдохну», — сказал Свами. Несколько дней спустя я поехал в аэропорт забирать Шьямасундару и Малати из аэропорта. Наш общий друг услышал, что их освобождают, и позвонил, чтобы сообщить мне об этом. «Как ты узнал, что нас нужно забрать?» — спросил Малати. «Джуди рассказала мне! Рад вас видеть, ребята», — сказал я. «Это всё так удивительно!» — воскликнул Шьямасундар. – «Нас обоих освободили только вчера. Я не знал, что она выходит, и она не знала, что я выхожу, и мы оба оказались в доме Джуди, и теперь ты здесь!». «Свами в Сан-Франциско», — сказал я, зная, что это сообщение будет вишенкой на торте для них обоих. «Я не могу дождаться!».

«Да. Остановился у Гурудаса и Ямуны. Давай сходим к нему. Я знаю, он захочет тебя увидеть». По дороге в квартиру Свами, Шьямасундар и Малати рассказали мне о своём пребывании в тюрьме. «Это было жестокое место», — сказал Шьямасундар. «На самом деле, там, где я сидела в женской тюрьме, было не так уж плохо», — сказала Малати. «Но я просто старался держаться особняком, насколько это было возможно». «Да, и мы оба старались повторять так часто, как только могли».

— сказал Шьямасундар. – «Всё время, пока я был там, я думал о том, как мы могли бы помочь Свами распространить послание о сознании Кришны. И у меня есть отличная идея, правда она немного дурацкая». Я сразу насторожился. изобретению дурацких идей.

Шьямасундара

был

склонен

к

«Да?» — сказал я. – «В чём твоя идея?». «Ну, я подумал, что мы должны попытаться заинтересовать известных людей. Все обращают внимание на то, что они говорят, верно?». «Думаю, да», — ответил я. «Они сделают это!» — настаивал он. – «Если известные люди станут преданными, сознание Кришны распространится подобно лесному пожару». Это было «словами Свами», я знал, так как несколько раз слышал, как Свами использовал слово «лесной пожар» в одном и том же контексте, и даже поймал себя на том, что иногда использую их сам. «Это распространится, когда все увидят, что они преданные».

«Звучит здорово», — сказал я саркастически. – «Теперь всё, что нам нужно — это несколько известных людей». «Я думал об этом», — сказал Шьямасундар. – «Кто сейчас более знаменит, чем кто-либо другой, самые известные люди в мире?». Имена и лица замелькали у меня в голове: Линдон Джонсон? Фрэнк Синатра? Папа Римский? «Битлз!» — торжествующе воскликнул Шьямасундар. – «И самое замечательное, что они уже увлекаются мистицизмом и индийскими штучками. Мы знаем, что они знают о нашем движении, потому что они заказали эти триста копий альбома the New York devotees’ Happening. Итак, они уже слышали пение Свами, и теперь всё, что нам нужно сделать, это поехать в Англию и встретиться с ними». «Это звучит как несбыточная мечта», — сказал я. – «Сколько людей прибывает каждый день в лондонском аэропорту в надежде взглянуть на "Битлз"? Не похоже, что Джон Леннон просто сидит и ждёт, когда люди придут к ним дружить». «Мы можем это сделать», — сказал он, ничуть не смущённый моим негативом. — «Я уверен, что мы сможем. Если Кришна этого захочет, это произойдет. Я собираюсь поговорить об этом со Свами”. Когда мы прибыли в квартиру Ямуны, Малати просунула голову в дверь спальни Свами. Свами поднял глаза и широко улыбнулся. «Входите, входите», — радостно сказал он. – «Я думал прошлой ночью, когда ты вернёшься! И теперь ты здесь! Иди к моему чемодану. Я привёз сари для тебя!». И он подарил Малати красивое розово-сари, которое она носила до тех пор, пока оно не превратилось в лохмотья. ***

Прабхупада возле квартиры на Виллард стрит, Сан-Франциско, ноябрь 1967 год.

В течение первой недели пребывания свами в Сан-Франциско мы сходили в иммиграционное управление США в центре города, чтобы попытаться получить для него статус постоянного жителя. Он писал мне об этом, когда был в Индии, и я провёл некоторые первоначальные расследования, но я подумал, что если мы отправимся туда лично, то сможем оказать влияние и быстрее получить визу. Вместе со Свами мы поднялись на лифте на тридцатый этаж большого стеклянного здания. Нас встретила молодая секретарша на стойке регистрации. Внутри офиса за столом сидела почтенная женщина с усталыми голубыми глазами и крашеными светлыми волосами, как будто она ждала нас. Она жестом пригласила нас сесть на два стула напротив неё. «Вы из кришнаитов?» — спросила она вежливо и даже дружелюбна, но как-то отстранённо, по-деловому. «Да», — ответил я, гордо кивая. «Итак, чем я могу вам помочь?». «Мы хотели бы получить постоянную визу для Свами», — сказал я. – «Это Свами Бхактиведанта. Он только что вернулся из Индии, чтобы продолжить свою миссию по созданию международного духовного движения». «Я могу принять ваше заявление», — сказала она. – «У вас есть бланки?». Она открыла шкаф для документов слева от себя и пролистала вкладки отделений. Я ожидал такого вежливого отказа, поэтому у меня была в запасе другая тактика. «Я слышал, что есть особый тип визы для культуры», — сказал я. Она сделала паузу, а затем закрыла ящик картотечного шкафа. «Вы знаете, для людей, которые пишут книги, рисуют, играют на музыкальных инструментах, поют или танцуют. Разве мы не могли бы подать заявку на него в этой категории?».

«Он получал какие-нибудь премии, ну, вы знаете, Пулитцеровскую или что-нибудь в этом роде?» — спросила она. Мне показалось странным, что она продолжала обращаться ко мне, а не к Свами, как будто его там не было или он не мог понять, что она говорит. «Награды?». «Любой приз», — повторила она. — «Как Пулитцеровская премия или Нобелевская премия». «Гм, ну, он подарил свои книги премьер-министру Индии. У меня есть это фото» — сказал я, зная, что хватаюсь за соломинку, но это было лучше, чем ничего. «Есть какие-нибудь из его книг в списке бестселлеров в этой стране?» — спросила она. «Я так не думаю, но он продал тысячи» — отвечал я, думая, это будет что-то значить. «Иммиграция и натурализация должны иметь сертификаты», — сказала она. «Я имею в виду сертификаты о том, сколько книг было продано». «Так может ли он подать заявку в этой категории, используя только фотографии?» — спросил я. Она взглянула на Свами и произнесла сомневающимся голосом: «Он может попытаться. Но я ничего не могу обещать». Свами заговорил в первые в нашем диалоге: «Я здесь по гостевой визе», — сказал он. – «И она был продлена два раза. Итак, теперь я хочу получить постоянную визу. Вы можете оформить?». «Нет. Но я могу принять ваше заявление» — ответила она дружелюбно.

Мы знали, что, конечно, она могла бы взять анкету. Мне показалось, что она покровительствует нам. «Почему здесь так много высотных зданий, если здесь происходят землетрясения?» — спросил её Свами. Почему он задал такой вопрос сейчас? «О, это здание сейсмостойкое», — заверила она его. Она рассеянно перетасовала стопку отпечатанных документов на своем столе, а затем посмотрела на Свами с выражением любопытства на лице. «Разве не сложно всегда помнить Кришну?» — спросила она. И снова я был удивлён и подумал: «Откуда она знает о Кришне и о том, как важно пытаться думать о Нём?». «Это точно так же, как если бы одеваете одежду утром», — сказал свами. – «Вы бы никогда не пошли на работу без одежды, не так ли?». «Нет, никогда», — сказала она. «Так что это естественно, как одеваться», — сказал он. — «Вы тоже можете». «А что ещё?» — спросила она. «Всегда помни Кришну», — ответил он. «Я не знаю», — сказала она и задумчиво посмотрела из огромных окон на здание через дорогу, а затем открыла ящик картотечного шкафа и выбрала бланк. «Заполните ваше заявление полностью», — быстро сказала она, протягивая мне большую форму. Снова серьёзно посмотрев на меня, она добавила: «Убедитесь, что вы заполнили все пробелы в форме, чтобы её не отправили обратно».

Я быстро просмотрел форму, чтобы увидеть, что требуется. Свами наклонился вперед и прочитал это вместе со мной. «И убедитесь, что оно подписано», — сказала она с ноткой решительности в голосе. Очевидно, на этом наше интервью закончилось. «Вы хотите ещё что-нибудь сказать, Свамиджи?» — спросил я. Я слышал, как другие люди называли его так, используя суффикс «джи» в конце его имени в знак привязанности. Это был первый раз, когда я обратился к нему таким образом, и я почувствовал, что немного стесняюсь этого. Я взглянул в направлении Свами и увидел, что его взгляд был направлен на неё, а не на меня. «Разве у вас нет другой формы, которую мы могли бы заполнить?» — спросил я. «Вот», — сказала она, выглядя жалеющей нас — «Возьми один из этих». Я взглянул вниз формы и увидел, что это было заявление на специальную культурную визу. «Хорошо, пойдём», — закончив сказал мне Свами. – «Большое вам спасибо», — сказал он женщине. «Не за что», — отозвалась она. — «Удачи». Мы спустились на лифте на первый этаж. Когда мы шли к машине, Свами указал своей тростью на неоновую вывеску над дверным проемом через улицу – «Коктейль-бар». «Что это за слово "коктейль"?» — спросил он. «Это напиток из напитком», — ответил я.

виски,

смешанного

с

безалкогольным

«Что такое "безалкогольный напиток"?». «Это безалкогольный напиток, который обычно газированный», — сказал я. — «Но в коктейле его смешивают с алкоголем». Он кивнул, и мы молча прошли ещё полквартала. Когда мы подошли к машине Кришны, он саркастически сказал: «Нет такой вещи, как сейсмостойкость!». Мы отъехали от иммиграционного офиса. Примерно через квартал мы наткнулись на большую группу кричащих людей возле небоскреба "Crown-Zellerbach" (американский целлюлозно-бумажный конгломерат, базирующийся в Сан-Франциско). Они ходили взад и вперед, неся плакаты с надписями: "Прекратите нанимать паршивцев", "Рабочие подвергаются пыткам" и "Местные профсоюзные лжецы". «Что это?» — спросил Свами. «Это какая-то демонстрация или протест», — ответил я. Я не мог хорошенько рассмотреть протестующих, так как был за рулем, но я знал, что в стране всё ещё было много призывов к протестам. Теперь в них принимали участие крупные знаменитости, а некоторые даже были недавно арестованы во время специального ночного марша к Пентагону. «Всегда кто-нибудь протестует», — произнёс он и посмотрел на меня. — «Вы придёте завтра, чтобы помочь заполнить эту форму?». «Я могу прийти после утренней программы», — сказал я. «Это будет очень хорошо», — сказал Свами. На следующее утро я отправился в квартиру Свами, чтобы заполнить с ним бумаги, как мы договорились. Я сел на тканый квадратный коврик в гостиной Свами, чтобы просмотреть формы и выяснить все требования.

«Я думаю, будет лучше, если мы подадим заявку в категории "обычные"», — сказал я ему, просматривая заметки, предоставленные заявителям. — «Не будучи знаменитостью, шансы на получение вида на жительство в рамках "специальной" категории кажутся мне довольно туманными». Я предвидел, что проблема постоянного вида на жительство не будет решена в ближайшее время. Когда я посмотрел на него, ожидая одобрения, я увидел, что телефонные провода снаружи подпрыгивают вверх и вниз. Окна начали дребезжать, и я увидел, как пол накренился на несколько градусов. Я застыла в страхе. «Что это?» — спросил Свами. «Это землетрясение», — тихо сказал я, моё сердце колотилось как отбойный молоток. Квартира находилась на резко поднимающейся улице, и произошедшее землетрясение могло бы легко снести весь дом и отправить нас на землю сорока футами ниже. Свами откинулся назад и расплылся в непринуждённой улыбке. «Этот звук похож на воздушную атаку», — сказал он. — «Я был в подземном бомбоубежище в Калькутте, кажется, в 1942 году. Была воздушная атака». Стены, полы и окна перестали содрогаться. Я вздохнул с облегчением, но Свами продолжал говорить. «Тогда я подумал, как хорошо было бы умереть сейчас, когда я думаю о Кришне», — спокойно сказал он, как, будто не замечая потенциальной катастрофы, которая только что нанесла удар. Я был поражён контрастом между его трезвостью и моим страхом. Катастрофическое землетрясение в Сан-Франциско в начале двадцатого века показало потенциальную силу землетрясений в этом регионе. Землетрясение было равносильно смерти, особенно здесь, но Свами не боялся. Мне вспомнился северо-вьетнамский буддийский монах, который протянул руку, чтобы дотронуться до боевой ручной гранаты, и прямо перед смертью прокомментировал: «На ощупь жарко».

«"Бхагавад-гита" говорит, что если человек находится в сознании Кришны, то даже в ужасной ситуации, внушающей страх, он не боится», — продолжил Свами. — «Когда всё нормально, мы не боимся смерти. Но как только мы обнаруживаем, что происходит землетрясение, и мы боимся, что это здание может рухнуть, тогда мы очень сильно беспокоимся». «Свами действительно знает, что он — это не его тело», — подумал я про себя. — «Для меня это всего лишь теория, но он действительно живёт этим». На следующий день я узнал, что землетрясение составило 5,2 балла по шкале Рихтера и было самым сильным со времен землетрясения в 5,3 балла в 1957 году. Помимо того, что оно встряхнуло мою память о разломе Сан Андреас Фолт, на котором мы все жили, землетрясение также дало мне взглянуть на осознанное знание Свами философии, которой он учил.

23. Шоу Леса Крейна Когда через три дня после землетрясения в храме зазвонил телефон-автомат, моей первой мыслью было: «Уже Гаргамуни? Свами только что приехал сюда!». Ожидая выяснения отношений на расстоянии, я покорно отложил чётки для воспевания и ответил на звонок спокойным голосом: «Храм Радхи-Кришны». «Привет. Могу я поговорить со Свами?» — прозвучал женский голос. «Его сейчас здесь нет. Как я могу вам помочь?» — спросил я. «Я Марч Калбертсон из шоу Леса Крейна в Лос-Анджелесе», — сказала она. — «Я хотела бы поговорить со Свами о его участии в нашей программе». Я посмотрел на свои часы, было 14:30 — время отдыха Свами. «Он, наверное, сейчас спит», — сказал я. — «Я могу вам чемнибудь ещё помочь?». «Мне действительно нужно с ним поговорить», — настаивала она. «Я могу попробовать позвать его». «Хорошо, я подожду», — сказала она. «Ну, это может занять несколько минут», — сказал я. – «Он в паре кварталов отсюда». «Могу я позвонить ему туда?» — спросила она. «Нет, к сожалению там нет телефона» — ответил я.

«Всё в порядке. Я могу подождать». — Её голос звучал дружелюбно, терпеливо и жизнерадостно. Я на мгновение задумался, каково это — работать в таком месте, где можно сидеть и молча ждать междугороднего звонка из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско. Я осторожно размотал шнур телефонной трубку так, чтобы она не ударилась о стену. Выбежав через парадную дверь, я ненадолго задержался, чтобы сообщить новость Дэвиду, единственному преданный находившемуся в храме в то время. «Ух ты! Шоу Лес Крейна» — воскликнул Дэвид. — «Какая возможность! Оно транслируется по всей стране!». «Эй, не позволяй никому прикасаться к телефону, хорошо?» — произнёс я – «Я не хочу потерять звонок». «Конечно, без проблем. Думаю, я могу смотреть на телефон и одновременно повторять мантру». После этого я побежал. Я задыхался от спринта в гору, когда добрался до дома Свами. Я взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, и вошёл в квартиру. Белые кружевные занавески висели внутри французских дверей, которые вели в комнату Свами. Я не видел, был ли он там, но я мог различить очертания его кровати в южном конце комнаты. Я постучал три раза так осторожно, как только мог. «Да. Кто там?». Я увидел, как очертания фигуры Свами поднялись в сидячее положение на кровати. Теперь, когда я перестал бежать, я понял, что моё лицо было горячим, как хлопушка. Я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы попытаться замедлить сердцебиение. «Люди из телешоу в Лос-Анджелесе хотят поговорить с вами», — выдохнул я. – «Они ожидают на связи по телефону в храме». «Да, да, я иду». Сквозь занавески я видел, как он встал и оделся.

«Сейчас. Я иду». Он открыл дверь и быстро пошёл по коридору в сторону улицы. Он шёл быстро, и я изо всех сил старался не отставать в своём запыхавшемся состоянии. «Я пытался поговорить с ними, но они сказали, что хотят поговорить с вами лично», — сказал я. — «Я надеюсь, что они всё ещё ждут. Простите, что мне пришлось вас разбудить». «Всё в порядке», — сказал он, не глядя на меня. «Это действительно важная программа. Миллионы людей смотрят её!» — возбуждённо продолжал я, запыхавшись от бега. Дэвид дежурил у телефона в задней части храма. Я схватил трубку, молясь, чтобы не услышать гудок набора номера или механический голос, говорящий: "Пожалуйста, повесьте трубку и попробуйте ещё раз". «Привет» — сказал я. «Это вы тот самый Свами?» — раздался женский голос. Она всё ещё была на проводе! «Нет. Он рядом. Минуточку!». — Я передал телефон Свами и пояснил ему — «Это она. Её зовут Марч». Свами выглядел сосредоточенным и серьёзным во время нашей быстрой прогулки к храму. Теперь, когда он взял телефонную трубку у меня из рук, в его лице произошла перемена. Последовала секунда молчания, прежде чем он заговорил, а затем, когда он приветствовал её, его лицо расплылось в широкой улыбке, как будто он открывал входную дверь, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Единственный раз, насколько я помню, я видел такое выражение на его лице, когда он ходил по комнате с ведром прасада в руках на первом воскресном Пире Любви в Нью-Йорке почти два года назад.

«Добрый день», — сказал он музыкально и сделал паузу. — «Нет, я не видел вашей программы, но я слышал, что она очень известная». Он говорил членораздельно, очаровательно и внимательно слушал. «Да, тогда я могу прийти. Да. Да, я знаю, что это долгое путешествие, но это не проблема». Я мог слышать слабый звук голоса Марчи в телефоне. «Мне 72 года... Да... из Калькутты … Я нахожусь в Америке почти три года … В Калькутте мы говорим по-английски. Моей школой был колледж Шотландских церквей, и мы все говорили поанглийски, даже на уроках математики … Теперь у меня много учеников, не только здесь, но и в Нью–Йорке, и в Индии — много учеников». Марч снова начала ему что-то говорить. «Значит, я должен быть у вас там в семь часов вечера?» — спросил Свами. — «Да, хорошо. Вы можете дать точные указания моему секретарю, мистеру Майклу». Он передал мне телефон и встал рядом со мной, пока я разговаривал с ней. «Мы хотим, чтобы Свами появился с одним из своих молодых последователей, американцем», — сказал Марч. — «Вы сможете нам помочь?». «Конечно, я могу это сделать». «Сколько тебе лет?». «Двадцать шесть». «Ты видел Шоу Леса Крейна?» — спросила она.

Шоу Леса Крейна было вечерним ток-шоу. Лес Крейн был скандальным ведущим, сталкивающим людей лбами на своём шоу. С понедельника по пятницу в эфире также транслировались видеозаписи с участием ведущих звёзд.

«Мне кажется, что я видел его однажды», — сказал я. — «Но я много о вас слышал». «Где вы познакомились со Свами?». «В Нью-Йорке». «При каких обстоятельствах?» — спросила она. «Я услышал от своего друга, что он читает лекции», — сказал я.

— «Мне понравилось то, что я услышал, и я купил несколько книг. Я думал, что это интереснее, чем буддизм или даосизм, поэтому я вернулся, чтобы послушать его снова. Затем я начал воспевать. И я помог ему основать храм здесь, на Западном побережье». «Можешь ли ты быть в Лос-Анджелесе вместе со Свами семнадцатого числа следующего месяца?». «Да». «Хорошо. Мы бронируем для вас для вас и Свами время в эфире», — сказала она решительно. — «Вы должны быть здесь ровно к семи часам вечера в среду для макияжа и репетиции. Хорошо?». «Это замечательно». «Пожалуйста, позвоните мне за три дня до этого, и я дам вам адрес, по которому можно приехать», — сказала она, и я записал её номер телефона. — «Ты можешь позвонить мне в любое время и спросить Марч Калбертсон, хорошо?». «Хорошо», — сказал я и повесил трубку. «Итак, когда мы отправимся туда?» — спросил Свами. «Очень скоро», — сказал я. — «Через несколько недель. Я думаю, что поеду раньше вас, чтобы договориться о вашем пребывании в ЛосАнджелесе».

«Возможно, я хотел бы остаться на некоторое время в ЛосАнджелесе», — сказал он. «Да, я могу это устроить», — пообещал я. Я проводил Свами обратно в его квартиру и начал планировать поездку, направляясь обратно вниз по склону к храму. Несколько преданных отправились в Лос-Анджелес, чтобы открыть там центр. Южная Калифорния, особенно земля Голливуд был известен своей либеральностью и открытостью альтернативному образу жизни, так что они имели некоторый успех. Я знал, что они будут в восторге от того, что Свами посетит их новый храм в помещении бывшего магазина с большой витриной на первом этаже, и я знал, что они организуют жильё для него и для нас. Джанаки и я поехали бы туда вместе в машине Кришны. В последнее время мы вообще почти не виделись. Свами прибыл в Лос-Анджелес за день до шоу и провёл вторую половину дня, восстанавливаясь после перелёта, в своей квартире на Сатурн-стрит. Следующим вечером мы отправились в студию для нашего первого выступления на телевидении. Марч встретила нас у двери и провела через лабиринт коридоров в маленькую комнату. «Это ваша подготовительная зона», — сказала она. — «Вам вообще нужно готовиться?». «Эм, нет, я так не думаю», — сказал я. Я этого не ожидал. Неужели они думали, что мы захотим накраситься или что-то в этом роде? Я вдруг почувствовал себя потрепанным в своем любимом спортивном пиджаке и зелёном галстуке. Я надеялся, что выгляжу респектабельно, а не как какойнибудь хиппи из Сан-Франциско. На мой взгляд, Свами выглядел таким же блистательным, как всегда, в своих шафрановых одеждах. «Хорошо, тогда следуйте за мной», — сказала она и повела нас обратно в холл. — «Мы собираемся начать с разминочного интервью, чтобы вы привыкли к тому, как проходит шоу».

Она открыла дверь в комнату побольше и жестом пригласила нас войти. В комнате за столом уже сидели двое других мужчин – седовласый мужчина в очках лет пятидесяти, одетый в простой серый деловой костюм и тёмно-синий галстук, и студент колледжа со светлыми волосами и короткой стрижкой. Он выглядел опрятным и презентабельным в своём костюме и галстуке, но был немного прыщавым. «Это доктор Дэниел Морган», — сказал Марч, указывая на пожилого мужчину. — «Он лидер кампусного крестового похода за Христа здесь, в Лос-Анджелесе. А это один из его учеников, Джозеф Шоу. Они выйдут с вами на шоу». «На шоу с нами?» — подумал я. Никто ничего не говорил мне об этом. Когда мы со Свами пожали им руки и представились, я понял, что это не будет простым, дружелюбным интервью с Лесом Крейном. Это было задумано как телевизионная конфронтация между противоборствующими теологическими партиями. Я не рассчитывал на это. Вошёл Лес Крейн, обходительный, утончённый и красивый. У него были волнистые каштановые волосы и красновато-коричневый загар. Поверх тёмно-коричневой водолазки он носил золотую подвеску — индуистский знак Ом, отлитый санскритскими буквами. Это блестящее снаряжение сразу привлекло моё внимание и привнесло что-то знакомое в странную обстановку в комнате. Может быть, Крейн был бы на нашей стороне в этом гладиаторском состязании. После официального представления всех нас любезный ведущий провёл несколько минут с христианскими евангелистами, задавая им такие вопросы, как "В каком университете вы работаете, где вы живёте, какова ваша цель?". Затем он придвинул стул напротив нас со Свами. «Итак, вы из Индии?» — спросил он Свами. «Я родился в Калькутте и приехал в эту страну в 1965 году», — ответил Свами.

«У вас есть последователи в этой стране?». «У нас есть наши храмы в Нью-Йорке, Сан-Франциско, а теперь и в Лос-Анджелесе». «Так что же это за воспевание?» — спросил Крейн. Он был очень сердечен с нами, харизма сочилась из каждой его поры. Вместо устного ответа Свами вытащил свои караталы и, не прекращая улыбаться, начал петь мантру Харе Кришна. Я был удивлён, но Крейн казался очарованным этим спонтанным исполнением мантры. Он кивал головой в такт темпу. Улыбаясь, он оглядел комнату и, всё ещё улыбаясь, взглянул на других телевизионщиков, как бы подтверждая, насколько интересным был этот Свами. Крейн был жизнерадостен с самого начала, но пение, казалось, сделало его ещё более благосклонным. Через несколько минут свами отложил свои караталы, и Крейн просиял, глядя на него. «Это было что-то!», — сказал он. — «Мы выступаем через 15 минут. Следуйте за мной в студию». Внутри студии горел яркий свет, а триста многоярусных зрительских мест уже были заполнены болтающими зрителями, включая 20 новых преданных из Лос-Анджелеса, для которых Марч сумел раздобыть места. Крейн усадил Свами и меня на вращающиеся стулья рядом с евангелистами, доктором Морганом и Джозефом, на круглой сцене, затем он занялся операторами и техниками. Мы со Свами сидели молча, пока вокруг нас происходила суматоха. Я нервничал, но Свами выглядел спокойным. Я наклонился к нему, надеясь, что если заведу разговор, то это поможет мне успокоиться. «Я думал о некоторых вещах, которые мы могли бы сделать, чтобы расширить сознание Кришны», — сказал я. — «Что, если у нас будет большой воздушный шар с надписью "Харе Кришна" на нём? Мы могли бы проплыть на нём над Лос-Анджелесом или СанФранциско, и все бы это увидели». Свами кивнул головой и ненадолго закрыл глаза.

«Сегодня утром я читал газету "Лос-Анджелес таймс"», — продолжил я, говоря всё, что приходило мне в голову. — «Там был большой заголовок, в котором говорилось о "Конце империи". Я предполагаю, что он был связано с упадком могущества Британии». Я тараторил всё дальше и дальше. Свами кивнул и ответил: «Хорошо», — имея ввиду что "хватит". Я посмотрел на аудиторию, почувствовал панику и решил, что должен просто повторять, как это делал Свами. Вставая, Лес Крейн перебрал стопку бумаг, в это время гримёр выбежал на сцену и присыпал лицо Крейна пудрой. Затем Крейн поднял руку, призывающую всех в студии к тишине. «До начала записи осталась одна минута», — сказал он и подошёл к нам и сказал — «Когда вы увидите красный огонек на камере, она будет снимать вас». «Минутку, Лес», — позвал кто-то из задней части студии. — «У нас здесь какой-то звук с обратной стороны. Нам нужно разобраться с этим странным жужжанием, прежде чем мы продолжим». «Хорошо, все остальные просто наберитесь терпения», — сказал Крейн. — «Шоу начнётся, как только мы решим проблемы со звуком». Мы со Свами продолжали читать джапу себе под нос, в то время как звукорежиссеры бегали от динамика к динамику и настраивали микрофоны для каждого. Затем Крейн громко рассмеялся. «Мы разобрались!» — воскликнул он в свой микрофон. — «Жужжащий звук — это звук, который исходит от этих парней, которые читают свою мантру!». Аудитория зааплодировала, Крейн прикрыл рукой микрофон, чтобы его не слышали и обратился к Свами: «Будет лучше, если вы вообще не будете молиться, даже тихо. Когда загорится красный свет, включатся камеры», — сказал он. — «Это значит, что мы записываем всё на пленку. Это то, что потом пойдёт в эфир. Хорошо?».

«Хорошо», — ответил Свами. «Хорошо, давайте начнём», — сказал Крейн обращаясь с улыбкой операторам. Главный техник кивнул в ответ, и загорелись красные лампочки. «Добро пожаловать на шоу Леса Крейна», — вкрадчиво сказал Крейн. — «Я его основатель, Лес Крейн». Вверху над студией вспыхнула вывеска синим неоновым светом с надписью «АПЛОДИСМЕНТЫ», публика так и сделала. «Сегодня вечером со мной Свами Бхактиведанта, лидер кришнаитов, нового духовного движения, которое он привёз в Соединённые Штаты из Индии около трёх лет назад. Также с нами есть Доктор Дэниел Морган, лидер "Корпуса Крестового Похода За Христа" здесь, в Лос-Анджелесе. Дэниел и Свами также привели с собой своих учеников, Майкла и Джозефа». Когда публика снова захлопала, Крейн встал и направился к нам через сцену, ловко переступив через шнур микрофона, который он нёс. «Майкл, почему ты решил присоединиться к движению Харе Кришна?» — он спросил меня. Я и так был достаточно напряжен, чтобы заговорить первым! Я открыл рот, не зная, что сказать и произнёс: «Я предлагаю свои почтительные поклоны моему духовному учителю А.Ч. Бхактиведанте Свами, который очень дорог Господу Кришне, приняв прибежище у Верховного Господа». «И какова цель этой молитвы?» — спросил меня Крейн. Я понимал, что моё открытие было нетрадиционным, поэтому я попытался восстановить себя перед аудиторией. «Это то, что мы все говорим перед выступлением», — объяснил я. — «Это как способ выразить уважение своему учителю и попросить его благословения выступить».

«Хорошо», — сказал Крейн. присоединились к кришнаитам?».

—

«Итак,

почему

вы

«Я прочитал некоторые книги, которые Свами привез из Индии, и они убедили меня». — Я сделал паузу, готовясь рассказать о лекциях Свами, но Крейн уже двинулся дальше. «Какой была ваша религия раньше?» — спросил он. «Я был воспитан как консервативный еврей, но, когда мне исполнилось 17 лет, я стал агностиком». «И чем ты занимаешься?» — спросил Крейн. «Ну, я музыкант, и я кое-что делаю для Свами». — отвечал я — «И пытаюсь помочь всем, чем могу, чтобы движение Свами могло расти и распространяйся по всему миру». Крейн направился к Свами, в очередной раз ловко избегая проводов, которые извивались вокруг сцены, как тростники, готовые утащить его вниз. «И как, развивается ли это движение?» — он спросил Свами. «О, да!», — ответил Свами. — «Сейчас у меня много учеников. Они поют и чувствуют себя очень счастливыми». «Каков ваш взгляд на жизнь?». «Сознание Кришны означает, что каждое живое существо является неотъемлемой частицей Кришны», — ответил Свами. Он говорил так уверенно, как мне показалось, совершенно не так, как я привык отвечать. «Что это значит, когда вы имеете в виду, быть "неотъемлемой частью", и кто такой Кришна?» — спросил Крейн.

«Кришна — это Бог», — ответил Свами. — «У него много экспансий. Они называются личными экспансиями и отделёнными экспансиями. Итак, мы — отделенная экспансия, мы живые существа, индивидуумы, но мы — часть Господа. Мы очень тесно связаны с Кришной, но так или иначе мы разделены с ним из-за нашей связи с материальной природой. Кришна — это Бог». «Есть ли дьявол?» — спросил Крейн. «Практически мы забыли, что являемся неотъемлемой частью Бога. Это случается с каждым. Тогда мы становимся демоническими». «Значит, дьяволом может быть кто угодно?» — Крейн выглядел немного смущённым. «Это движение сознания Кришны означает, что мы пытаемся реализовать изначальное сознание, что мы принадлежим Кришне. Таким образом, мы очищаемся, и наши дьявольские наклонности становятся – я хочу сказать – поглощёнными». «Когда мы были детьми, мы были счастливы, верно?» — сказал Крейн. «Изначальное сознание — это сознание Кришны, а не детское сознание», — ответил Свами. — «Точно так же, как человек, родившийся в богатой семье, он уже богатый человек. Но иногда он забывает о своем собственном доме, поэтому иногда он становится хиппи. Итак, наша ведическая литература предназначена для возрождения нашего изначального сознания». Крейн кивнул Свами, а затем переключил своё внимание на христианских евангелистов. «Итак, доктор Морган, что говорит "Корпус Крестового Похода За Христа" о первородном грехе?». «Каждый должен избавиться от греха», — сказал пожилой, слегка полноватый мужчина, поправляя очки на носу. — «Алкоголь и наркотики являются проблемой для многих студентов колледжей».

«Как бы вы исправили эти проблемы?». «Изучение Библии и чтение рекомендуется каждому студенту колледжа», — говорит доктор сказал Морган. — «У нас есть классные комнаты в школах по всей стране, места, где учащиеся могут учиться и молиться вместе. И петь». «Ух ты! Это очень много классных комнат», — сказал Крейн. Зрители засмеялись. «Чем вы занимаетесь?» — спросил он молодого евангелиста Джозефа. «Я изучаю математику в Стэнфорде», — ответил Джозеф. «И вы лидер "Корпуса Крестового Похода За Христа" в Стэнфорде?». «Это верно. В нашей группе в Стэнфорде от 20 до 50 человек – в основном первокурсники. Мы встречаемся три раза в неделю». Крейн подошёл к Свами и, сунув ему микрофон, спросил: «Как вы думаете, Иисус Христос может спасать души?». «О, да, конечно», — ответил Свами. — «Почему нет? Он сын Божий, не так ли?». Быстро вернувшись к доктору Моргану, Крейн спросил: «Как вы думаете, сознание Кришны может спасти людей?». «Иисус Христос шёл очень узким путём», — ответил он. — «Он сказал, что мы должны прийти к Отцу через него». «Значит, вы хотите сказать, что люди, которые идут религиозным путём Свами, не могут быть спасены?» — настаивал Крейн. Лидер " Похода за Христа " поёжился и нахмурился.

«Нет, я этого не говорил», — ответил он. — «Просто нам предстоит пройти очень узкий путь». «Как вы думаете, может ли кто-то попасть на небеса, следуя Писанию, подобному их?» — продолжал Крейн — «"Баха-гавадгита"?» — Он повернулся и посмотрел через плечо на Свами. — «Я правильно произнёс название?». Свами улыбнулся и покачал головой, как бы говоря: «Не совсем, но это не важно». «Каждый, кто приходит на наши молитвенные собрания, чувствует присутствие Христа и преображается», — сказал молодой христианин. — «Я могу за это поручиться. Я был там». Они избегали прямого ответа на этот вопрос. Крейн развернулся и, всё ещё грациозно орудуя микрофоном, подскочил к Свами. «Как вы думаете, кто-нибудь может попасть на небеса через Библию?» — спросил он. «Да», — немедленно ответил Свами. — «Через любое Божье слово». «Библия?». «Да». Над нами загорелась голубая неоновая лампочка: «ПЯТЬ СЕКУНД ДО РЕКЛАМЫ». «Мы скоро вернёмся со Свами и "Крестовым походом за Христа"», — сказал Крейн. — «Не уходите». Казалось, что с начала программы прошло совсем немного времени, но когда я посмотрел на часы, то увидел, что с начала интервью прошло уже почти 15 минут. Преданные в аудитории возбуждённо разговаривали между собой и улыбались нам.

«Ваши ответы были очень хороши», — сказал я Свами. — «Я думаю, вы ему нравитесь». Свами посмотрел вперёд, кивнул и сказал: «Посмотрим» «Миллионы людей увидят это шоу» — продолжил я. «Да», — ответил он. Услышав мои последние слова, он чуть шире открыл глаза, но продолжал молча сидеть, наблюдая за аудиторией, большая часть которой смотрела в ответ. Красные огоньки камеры снова вспыхнули, и мы вернулись в эфир. После краткого повторного представления участников Крейн продолжил с того места, на котором остановился. «Значит, вы одобряете Библию?» — спросил он Свами. «Конечно» — кивнул Свами в ответ. Ведущий быстро повернулся и подошёл вплотную к доктору Моргану, сунув микрофон ему в лицо: «Но вы не одобряете "Бахагавад-гиту". Вы бы не рекомендовали её как слово Божье?». «Нет, я бы не стал», — ответил он медленно и обдуманно, выглядя смущённым, загнанным в ловушку и неспособным справиться с ситуацией. Крейн повернулся к камерам: «Пришло время нашей аудитории в студии задавать свои вопросы». Техник в модных кедах, одетый в синюю рубашку, поднялся на сцену и направил микрофон на длинной тонкой палке на аудиторию. У микрофона был ствол длиной в три фута (~90см), что делало его похожим на винтовку. Один из зрителей, мужчина поднял руку. «Да. Встаньте, пожалуйста» — сказал Крейн. Мужчина встал, и я сразу увидел, что это актёр, посаженный туда специально продюсерами шоу. У него было много оранжевых румян

на лице, чтобы придать ему вид коренного американского индейца из фильма "Пролетая над гнездом кукушки". Зрители дома, вероятно, не заметили бы этого, но я мог видеть это ясно. На нём была белая широкополая десятигаллоновая (38 литров) шляпа с длинными чёрными косами, которые спускались на уши через два отверстия в полях шляпы. Он сердито указал на христианина. «Если ваша религия такая хорошая, почему вы убили миллион моих людей?» — крикнул он, с вызывающим видом скрестив руки на груди. Лидер «Похода за Христа» заёрзал и, наконец, сказал: «Я думаю, вы нас путаете с "Солдатами Армии Союза за христиан". Всё было совсем не так. Я думаю, что вы неправильно поняли некоторые из ваших фактов». «Я знаю, что они были христианами», — сказал мужчина. — «Ты не можешь сказать, что они не были ими. И погибло много людей. Много женщин и детей – тысячи». «Мне жаль, но агрессоры не были последователями Евангелия», — настаивал он. «Это твоё усмехнулся.

извинение?»

—

псевдоамериканский

индеец

«Пожалуйста, сядьте и позвольте кому-нибудь другому задать вопрос», — сказал Крейн, притворяясь удивлённым вспышкой гнева мужчины. Дама в зелёном платье с рисунком подняла руку. «Пожалуйста, встаньте, мэм» — попросил Крейн. «Я хочу знать, является ли Кришна Богом для Свами?» — спросила она. «Это наше имя для Бога. У Бога множество имён. Кришна — это одно из многих имён Бога. Это Его главное имя».

«Спасибо», — сказала она и села. Толстый краснолицый мужчина поднял руку. На нём были джинсы и гавайская рубашка. «Я хочу спросить Свами, йога ли это?», — сказал он. «Это бхакти-йога», — ответил Свами. — «Кришна говорит: "Йогинам апи сарвешам – лучшая йога — это медитировать на Меня". Это медитация на личность Бога. Вы можете делать это где угодно». Молодо выглядящая женщина с песочными волосами в белом платье встала и сказала: «Я хочу поступить в Стэнфорд или Университет Сан-Франциско, и я хотел бы знать, как я могу заниматься религией во время учёбы в колледже». Крейн посмотрел на христианскую пару на сцене, и студент Стэнфорда сказал: «Если вы поступите в Стэнфорд, вы сможете применять изучение Библии в своей работе. Я полагаю, что Университет Сан-Франциско — это католический колледж». «Спасибо», — сказала женщина и села. «Хорошо», — сказал Крейн глядя в камеру и обращаясь к телезрителям. — «Это всё время, которое у нас есть на сегодняшний вечер. Спасибо всем нашим гостям за то, что были с нами на шоу сегодня вечером. На следующей неделе мы услышим группу учёных, которые исследуют шимпанзе в Танзании. Мы надеемся снова составить вам компанию, а до тех пор — спокойной ночи». Красные огоньки камеры погасли, и я вздохнул с облегчением. Крейн вышел вперёд и пожал всем нам руки. Он был сердечен с каждым из нас, но я думал, что в шоу была явно антихристианская повестка дня. Христиане казались старомодными, замкнутыми, фанатичными и не желающими полностью извиняться перед коренными американцами, в то время как Свами выглядел как дальновидный человек — прогрессивный, экуменический и принимающий всё, включая христианство. Это был переворот для Свами и его движения.

«Когда это покажут в Лос-Анджелесе?» — спросил я Крейна у двери студии. «Это будет через неделю, начиная с сегодняшнего дня, в 20.00 часов в Лос-Анджелесе, на 4 канале, и через неделю во Фриско. О других местах я не знаю». «Нью-Йорк?» — спросил я. «Ага. Определённо», — сказал он. — «Но я не знаю, когда. Но скоро». За пределами студии зрители ждали, чтобы пожать руку Свами. Человек в гавайской рубашке сильно хлопнул Свами по спине и сказал: «Я тоже йог, Свами, карма-йог». Свами продолжал идти, но улыбнулся ему и сказал: «Очень хорошо, очень хорошо!». На улице, на парковке, было темно и тепло, а в воздухе пахло жареными хот-догами и духами. Свами направился к машине вместе с преданными, которые тоже сидели в аудитории. У меня было легко на сердце, зная, что послание Свами достигнет миллионов людей. Я был уверен, что он тоже был счастлив, хотя и не говорил этого. Иногда, когда он был очень счастлив, он становился очень тихим. Свами увидел вывеску с надписью "Мужской туалет" и дал мне подержать свой мешочек с чётками и попросил меня подождать его. Все остановились, чтобы подождать его вместе со мной. «Тот индийский парень из аудитории действительно почистил христиан», — сказал один из преданных. «Я думаю, он был подсадным», — сказал я. «Подсадным?». «Подсадным актёром».

«Я думаю, ты действительно хорошо справился», — сказал он, сияя. — «И Свами был великолепен. У него была такая элегантность и достоинство». Пока мы стояли там, болтая в темноте, ко мне подбежал последователь "Похода за Христа". На щеках у него были следы от оспы, а галстук развевался на ветру. «Извините меня. Как у тебя дела?» — сказал он. — «Эй, я хотел спросить тебя, сколько людей состоит в вашей организации?». Я оглянулся через плечо. Пожилой христианин медленно шёл примерно в дюжине шагов позади нас. Затем Свами вышел из мужского туалета, и он увидел, как я разговариваю со студентом Стэнфорда. «Около пяти тысяч», — ответил я, хоть это было неправдой, но я подумал, что это оправданная гипербола, учитывая, что это был наш противник в эфире. «Спасибо», — сказал он и отошёл назад. «Что он сказал?» — спросил Свами, когда мы продолжили путь к машине. Я вернул ему мешочек с чётками, и он сунул в него свою руку. «Он хотел знать, сколько у нас последователей». «Что ты ответил?». «Пять тысяч», — ответил я. Он на мгновение замолчал и произнёс: «Они беспокоятся о нас». Неделю спустя шоу вышло в эфир в Лос-Анджелесе. На следующий день, когда я гулял со Свами в парке Лос-Анджелеса, один проезжавший мимо мексиканец притормозил, высунулся из окна машины и помахал Свами.

«Привет, Свами!» — сердечно сказал он. Помахав в ответ, Свами повернулся ко мне и сказал, улыбаясь: «Он видел меня по телевизору». *** В результате шоу Леса Крейна нам внезапно представились другие возможности появиться в средствах массовой информации. Через неделю после шоу нам позвонили из радиопрограммы Питера Бергмана и попросили выступить в прямом эфире на следующей неделе. Бергман был движущей силой "Театра Огненных Знаков", группы комедийных исполнителей на радио, которые приобрели своего рода культ в Калифорнии. Он также был диск-жокеем на полставки в ночном клубе в Сан-Франциско "Долина Фернандо". Его программа транслировалась в прямом эфире из клуба каждый субботний вечер. Для меня эта идея была захватывающей перспективой. Я был не только поклонником "Театра Огненных Знаков", но я также знал, что радиопрограмма транслировалась по всему Лос-Анджелесу и имела миллионную аудиторию слушателей. В следующую субботу вечером я отвез Свами в ночной клуб в Долину Сан-Фернандо на машине Кришны в сопровождении его помощника Умапати, и Нандарани, одной из основных преданных Лос-Анджелеса. За нами последовал ещё один фургон преданных, которые собирались выступить в качестве хора, когда Свами будет петь в эфире. У меня вошло в привычку поджигать эфирные масла в пепельнице в машине, чтобы создавать приятную атмосферу. Бизнес Малати по производству эфирных масел в Сан-Франциско действительно процветал, поэтому у нас было в изобилии высококачественное эфирное масло, которое Малати закупала галлонами у фирмы под названием "George Leuder & Company". Я подумал, что Свами оценит аромат, поэтому пошарил в бардачке, пока не нашёл одну из маленьких бутылочек из синего стекла, в которые Малати упаковывала масло для перепродажи. Пока мы ждали на красный свет, я положил в пепельницу маленький кусочек древесного угля и поджёг его зажигалкой. Когда он

загорелся, я нанёс несколько капель высококачественного сандалового масла на горящий древесный уголь. Машина быстро наполнилась ароматным белым дымом. Пока я вёл машину, я закупорил маленькую бутылочку и сделал глубокий вдох. Запах был насыщенным и бодрящим, но я добавила на древесный уголь слишком много капель масла. Вскоре я задыхался и едва мог видеть автостраду сквозь клубы дыма. Я опустил окно, чтобы выпустить немного дыма, но внутри его оставалось всё равно много. «Не слишком ли много дыма?» — спросил я, кашляя на Свами. Он наблюдал за проносящимся мимо миром из пассажирского окна, тихо воспевая и, по-видимому, не потревоженный облаком дыма. «Дым — это хорошо», — сказал он довольным тоном. Сандаловое дерево действительно приятно пахло, даже если его было в избытке. Остаток пути мы проехали в тишине, в основном потому, что мне потребовалась вся моя концентрация, чтобы ориентироваться внутри нашего дымного пузыря. Было уже темно, когда мы прибыли в клуб на бульваре Вентура. Внутри него грохотала громкая музыка. Питер Бергман встретил нас в дверях, весь улыбаясь и его очки сползли ему на нос. «Я очень рад, что вы смогли прийти», — сказал он. — «Пойдём в мой угол, там, у меня внизу, все мои вещи». В задней части клуба была крошечная полукруглая сцена в двух футах над полом. Помещение было заполнено вертушками и колонками электронного оборудования с Vu-метрами и мигающими зелёными и красными лампочками. «Вот», — сказал Бергман. — «Присаживайтесь на сцену. Свами, вы можете сесть на этот стул здесь, за столом». Он указал на жёсткий на вид стул за круглым столом. Он сел в кресло напротив Свами, а остальные из нас втиснулись в крошечное пространство, как смогли.

Питер Бергман. Американский комик и писатель, наиболее известный как основатель театра "Огненные Знаки". У Бергмана было радио-шоу на радиостанции KPFK-FM в ЛосАнджелесе, где он работал с уроженцем Денвера, с Фил Остин и Дэвид Оссман из Санта-Моники. Эти 4 человека объединились в то, что они назвали театр "Огненных Знаков" в честь своих знаков зодиака при рождении. В апреле 1967 года Бергман организовал тусу "В любви", собравшую около 65,000 человек, нарушив транспортное движение в Лос-Анджелесе и привлёк к себе много внимания.

Ночной клуб в Долине Сан-Фернандо, 1967 год.

Долина Сан-Фернандо, которую также называют просто "Долина" ("The Valley") является северным пригородом Лос-Анджелеса, в котором проживает около 40% населения города. Долина хорошо известна своими культовыми киностудиями, такими как "Студия Warner Bros." и "Студия Уолта Диснея". Кроме того, здесь находится тематический парк "Universal Studios Hollywood".

«Хорошо. Все устроились?» — спросил он, немного походя на школьного учителя. Я мог видеть, что проигрываемая пластинка уже заканчивалась. «Я хочу, чтобы вы все сидели здесь тихо, пока мы в эфире. Я представлю вас, а затем подам вам сигнал, когда захочу, чтобы вы начали петь». Запись подошла к концу, и Бергман сказал в микрофон: «Добро пожаловать на шоу Питера Бергмана. Сегодня вечером с нами Свами Бхактивах-данта и его последователи. Мы услышим речь Свами, а его ученики нам споют». Он посмотрел на меня, одними губами произнёс громкое «Харе Кришна» и указал на один микрофон, чтобы мы могли спеть в него. Я руководил пением, Нандарани играла на тамбурине, Умапати бил в барабан, а остальные играли на своих караталах. Бергман постукивал ногой и барабанил пальцами по столу в такт музыке. Мы пели 15 минут, прежде чем он показал нам футбольный жест "тайм-аут" в воздухе, показывая, что наше время истекло. «Спасибо», — сказал он, обращаясь в микрофон к аудитории. — «Это был Свами Бхактивах-данта и его последователи, поющие свою мантру. Свами Бхактивах-данта — лидер движения Харе Кришна, и я собираюсь задать ему несколько вопросов этим вечером, чтобы мы могли выяснить, о чём всё это». Он посмотрел на Свами и заговорил серьёзным тоном: «Свами, скажите просто, что такое сознание Кришны?». Я подумал, что это был довольно хороший первый вопрос, но потом всё пошло как в замедленной съемке. Свами полез во внутренний карман, нашёл свои очки и методично надел их на глаза и уши. Если не считать нескольких звуков бокалов в баре, воцарилась мёртвая тишина. Я смущённо кашлянул, потому что знал, что всё выходит в прямом эфире. Затем Свами полез в другой карман и вытащил несколько листов бумаги, которые он развернул и расправил на столе. Секунды тикали. Он прочистил горло.

«Я думаю, Свами собирается нам что-нибудь прочитать», — сказал Бергман. Свами начал читать: «Сознание Кришны — это не искусственное навязывание ума». Он на мгновение остановился и на секунду посмотрел на Бергмана, который сунул настольный микрофон под рот Свами. «Это движение сознания Кришны было начато пятьсот лет назад Господом Чайтаньей. Это не новое движение. Оно практически так же старо, как сотворение этого мира, но поскольку с течением времени всё меняется, ему потребовалось обновление. Итак, это движение было возрождено около пятисот лет назад. Итак, наши жизненные проблемы, как сказано в "Бхагавад-гите", состоят в том, чтобы решить эти четыре вещи: больше никаких рождений, больше никаких смертей, больше никаких болезней, больше никакой старости. Всегда помните, что все мы вечны. Точно так же, как в этом теле, начиная с утробы моей матери и до этой старости, я та же вечная душа, но моё тело меняется. Так что, сменив и это тело, я останусь прежним. Просто у меня будет другое тело. Эту простую истину нетрудно понять. Если я вечен, значит, нет смерти, нет рождения, нет болезней, нет старости возраст. Это вечно. Итак, если я вечен, возможно ли получить вечное тело или вечное счастье? Это проблема человеческого общества. Если вы сможете решить эту проблему, тогда вы сможете гордиться своей цивилизацией. В противном случае нет никакой разницы между цивилизацией кошек и собак и вашей цивилизацией, потому что вы просто пытаетесь решить проблемы еды, сна, защиты и совокупления, и эти проблемы уже решены законом природы». Он медленно и чётко читал свой текст в течение 30 минут. Его голос был ровным и текст был очень длинным, и, закончив одну страницу, он перевернул следующую и продолжил. Одну за другой он медленно перечитывал все страницы. «Итак, наш развитый интеллект должен быть использован для решения этих проблем с помощью сознания Кришны. Мы представляем это движение перед вами, вашей страной, потому что вы

умны, вы материально развиты, больше, чем все другие страны. Поэтому я представляю вам это научное движение. Вы просто постарайтесь понять это движение Господа Чайтаньи...». Я почувствовал, что моё внимание рассеивается, и не мог отделаться от мысли, что слушателям, должно быть, интересно, что происходит. Я понятия не имел, что Свами собирался что-то читать. За исключением того, что я время от времени шмыгал носом, Свами время от времени прочищал горло и шелестел своими бумагами, не было слышно ничего, кроме его скрипучего голоса. Я проклинал себя за то, что так сильно накурил машину, когда Свами должен был говорить. Я не мог сказать, был ли Бергман слишком заинтересован или слишком вежлив, чтобы прервать Свами. На протяжении всего чтения он вставлял замечания: "Верно", "Понятно", "Хорошо", "Я понимаю", "Это интересно", "Правда?", "В этом есть смысл". Может быть, это было сделано для того, чтобы слушатели знали, что он всё ещё там, или, может быть, это было сделано для сохранения некоторого подобия формата интервью. Через 20 минут Бергман начал смотреть на часы и нервно поглядывать на стопку бумаг перед Свами. Но Свами не останавливался целых полчаса, пока не дочитал свою презентацию до конца. Он сложил бумаги и положил их обратно в нагрудный карман своей курты. «Ну, я думаю, вот в принципе и всё», — сказал Бергман, пытаясь сохранить приветливость, которую он проявил к нам в начале своей программы. — «Спасибо вам за то, что вы так подробно ответили на мой вопрос, Свами. И спасибо певцам за то, что были с нами сегодня вечером. Я надеюсь, что вы все сможете когда-нибудь снова присоединиться к нам. Не могли бы вы попеть ещё немного, прежде чем уйдёте?». Я кивнул, и Бергман показал нам поднятый большой палец, давая понять, чтобы мы немедленно начинали. Мы воспевали ещё 15 минут, пока он не поставил в эфир играть пластинку. «Ещё раз спасибо, что пришли», — сказал он Свами. — «Я надеюсь, что у вас всё будет хорошо, пока вы здесь, в Лос-Анджелесе.

Подождите, я просто поставлю ещё одну пластинку, а потом провожу вас до машины». Я был удивлён, что Бергман, казалось, не был возмущён тем, что его гость дал такой длинный ответ на его единственный вопрос. По дороге домой я думал о том, насколько Свами был полон решимости донести своё подготовленное послание во всей полноте, несмотря на давление, формальности и условности коммерческого радио. Хотя мне было не по себе во время его выступления, но я знал, что те, кто хотел узнать о сознании Кришны, получили исчерпывающее объяснение. В каком-то смысле это было хорошо, потому что Свами не пришлось отвечать на обычные вопросы о его одежде или рисунках на лбу. Ему не нужно было объяснять, почему многие преданные бреют головы, говорить, как называются музыкальные инструменты, или объяснять, сколько присоединился к движению Харе Кришна. Ему не нужно было говорить о своих перемещениях. Шоу Леса Крейна было в основном визуальным, и ответы Свами должны были быть короткими и язвительными. Но поскольку радио было средством передачи звука, он мог излагать тонкости философии, зная, что люди будут слушать и будут более внимательны к духовным концепциям. *** На следующее утро в 05:30 я спонтанно решил отвезти Свами на машине Кришны в Гриффит-парк. По дороге мы миновали поле для гольфа, где играли в траве несколько рослых ранних пташек. Пытаясь быть наблюдательным и заведя разговор, я сказал про поля для гольфа: «Это король легкомысленного спорта». «Легкомысленный спорт» — это термин, который Свами несколько раз использовал на лекциях. Он кивнул в ответ и просто продолжал тихо перебирать свои чётки, наблюдая за происходящим через окно. Когда мы добрались до парка, я заметил, что ворота в зоопарк были широко открыты, когда мы проезжали мимо.

Парк Гриффит, Лос-Анджелес

Зоопарк в парке Гриффит, Лос-Анджелес

«Давайте прогуляемся по зоопарку», — предложил я. — «Мы можем припарковаться здесь. Я вижу не так уж много людей вокруг, но, похоже, он уже открыт». Мы тихо читали джапу, проходя между клетками. Когда мы подошли к орлиной клетке, Свами остановился. «Почему ваша страна выбрала эту птицу в качестве своего представителя?» — спросил он. «Они, вероятно, думали, что орел был знаком победы», — ответил я немного задумавшись. «Да, даже животные, они находятся в гунах природы», — сказал Свами. — «Эти виды птиц находятся в гуне невежества. В Индии я видел много стервятников». Мы ходили вокруг клетки с белоголовым орланом, воспевая джапу. Орел склонил свою голову набок, как будто прислушивался к тому, о чём мы говорили. «Птицы, подобные стервятникам, находятся в тамасе, гуне невежества», — сказал Свами. — «Лебеди и утки — птицы в саттве, гуне благости». Он замолчал на время и потом продолжил: «У нас в Индии лев является национальным – как это называется, "символом"?». «"Талисман"?» — Я не знал, существует ли подходящий термин. «Да. Итак, животные также подвержены влиянию гун материальной природы. Коровы находятся в гуне благости. В следующей жизни коровы обычно рождаются как люди в саттве. Львы и тигры находятся в гуне страсти, а обезьяны — в гуне невежества. Они становятся в следующей жизни людьми в страсти и невежестве». Мы продолжали читать джапу, гуляя по парку в течение ещё получаса, а затем вернулись к машине, чтобы ехать обратно в храм.

Когда мы выезжали через открытые ворота мимо небольшого сторожевого домика, хмурый охранник в синей униформе посмотрел на нашу машину. «Зоопарк закрыт», — сердито сказал он мне. Я извинился и был благодарен, что он не стал развивать этот вопрос дальше.

24. Поездка в Англию Август 1968 года Феномен Хейт-Эшбери возник и исчез, как гроза в жаркий летний день. Вскоре после "Лета любви" местная психоделическая газета "Оракул" свернулась, было несколько случаев убийств, произошедших на почве употребления наркотиков, были уличные беспорядки и последующие рейды полиции. Это было так, как если бы с хиппи сняли маску мира и любви, обнажив уродливую, гноящуюся подбрюшную часть торговли наркотиками, наркомании и проституции. Волны духовных искателей утекали из Хейта, чтобы жить в сельских коммунах или принять традиционный образ жизни, к которому они испытывали такое отвращение всего несколько коротких месяцев назад. Наш храм продолжал процветать, но окрестности стали подозрительно напоминать то, чем они были, когда я посетил их в 1962 году: обычная часть большого Калифорнийского города, заселённая множеством польских иммигрантов. Шьямасундар продолжал мечтать о поездке в Лондон, чтобы встретиться с популярной музыкальной группой "Битлз" и основать там центр. Свами с энтузиазмом откликнулся на его идею и предложил ему и Малати отправиться туда, как только она оправится после родов, которых они ожидали. «Я очень хочу открыть центр в Лондоне», — написал он. — «Как только это станет возможным, я, возможно, тоже поеду туда на некоторое время, чтобы встретиться с "Битлз". Любой искренний человек, неважно, хиппи он или битл, если он действительно ищет чего-то помимо этого банального материального удовлетворения чувств, несомненно, найдёт самое удобное прибежище под лотосными стопами Господа Кришны». Шьямасундар был доволен одобрением Свами и настаивал на своей попытке убедить меня в жизнеспособности своего плана дать сознание Кришны самой известной музыкальной группе в мире. Его энтузиазм был заразителен, и постепенно Джанаки, Ямуна, Гурудас и я прониклись идеей поехать в Лондон.

Мы все стремились вырваться за пределы безопасности и скуки Соединённых Штатов, даже несмотря на то, что у нас почти не было денег, зимней одежды и связей в Лондоне, мы хотели помочь Свами распространить его миссию. А для этого нам нужно было поехать в страну, где говорят по-английски, так что Англия казалась очевидным выбором. Я втайне думал, что наш успех с «Битлз» был менее вероятным, чем наш успех в открытии центра. В конце концов, у нас уже был опыт открытия храма в Сан-Франциско. Насколько сложнее может оказаться открыть такой же храм в Англии? Мы должны были уехать в Англию в конце августа, но сначала мы вшестером плюс Шьямасундар и новорождённая девочка Малати, Сарасвати, полетели в Монреаль (Канада), чтобы провести Джанмаштами со Свами. Мы надеялись, что сможем встретиться с ним для заключительного брифинга, прежде чем отправимся в наше большое британское приключение. Мы прибыли в монреальский храм сразу после семи часов утра. Раньше в этом здании был кегельбан, но преданные превратили его в храм. Я дважды проверил адрес на смятом клочке бумаги в кармане и расплатился с таксистом. «Я думаю, это то самое место», — сказал я. — «Будем надеяться, как сказал Свами, что утро — подходящее время для его лекции». Мы поднялись по лестнице в храмовую комнату на втором этаже. И действительно, Свами сидел на большом тёмно-бордовом стуле у одной стены, обращаясь к комнате, полной преданных, почти никого из которых мы не знали. Мы все поклонились, и уже будучи обученными сели послушать выступление Свами. Свами выглядел царственно, сидя на сидении. Оно находилось в пяти футах от земли, и к нему шли шесть белых деревянных ступенек, по которым Свами должен был подняться, чтобы сесть на мягкие подушки. Помещение храма было огромным, с божествами Джаганнатхи высотой в фут (30см) в дальнем конце на простом алтаре. Я не был уверен, что Свами заметил, как мы вошли. Ближе к концу занятия Свами обратил внимание на нас, сидевших в задней части комнаты.

Храм в Монреале, Канада, сделанный на месте игры в кегельбан На полу видны ещё оставшиеся дорожки для катания шаров. фото сделанное в 197x годы

«Вы приехали сюда из Сан-Франциско, готовые отправиться в Лондон, так что сердечно приветствую вас», — сказал он. Значит, он заметил нас! Другие преданные обернулись, чтобы посмотреть, к кому обращался Свами. «Пожалуйста, выполняйте эту миссионерскую работу очень хорошо, и Кришна будет доволен вами. В "Бхагавад-гите" сказано, что любой, кто пытается распространять это движение сознания Кришны, является самым дорогим другом Кришны. Кришна говорит, что этот человек — его самый дорогой друг. "Никто так не дорог мне, как этот человек, который пытается распространить движение сознания Кришны по всему миру". Итак, вы все дали обещание удовлетворить Кришну. Так что, если вы возьметесь за эту работу со всей серьёзностью, то Кришна будет очень доволен вами. Большое вам спасибо». Мы обменялись несколькими счастливыми взглядами друг с другом, когда все в храме поклонились, давая понять, что утренняя программа окончена. «Забавно, что он назвал нас миссионерами», — произнёс я Шьямасундару, когда мы спускались обратно по лестнице. — «Я никогда на самом деле не думал о нас в таком ключе». «Я знаю, что ты имеешь в виду», — сказал он. — «Это не похоже на то, чтобы быть миссионером в традиционном смысле этого слова. Это больше похоже на полёт на ковре-самолёте!». Свами жил в многоквартирном доме в нескольких кварталах от храма. В тот день я решил пройти мимо здания; я знал, что Свами в конце концов захочет нас увидеть, поэтому я подумал, что по крайней мере один из нас должен знать, где это находится. В Монреале был жаркий, вызывающий клаустрофобию день, удушливый и без единого дуновения ветра. Я устал и у меня слегка болела голова от полёта. Обычно я любил жару, но сегодня она не помогала моему усталому состоянию. Когда я плёлся по улице, я

увидел группу людей у здания, и когда я подошёл ближе, я увидел, что они были преданными. Что ж, это, должно быть, здание, где живёт Свами, подумал я и повернулся, чтобы пойти обратно к храму. Я оглянулся на группу и, поразмыслив, решил пойти и посмотреть, что они там делают, слоняясь без толку по тротуару. Приблизившись, я увидел, что там было четверо преданных, а в центре сидел Свами, примостившись на стуле на тротуаре и купаясь в солнечных лучах. Я посмотрел на здание: веранд не было, и этот фасад был обращён на юг. Очевидно, это было то место, куда Свами каждый день приходил за своим солнечным светом. «Итак, мы можем практиковать сознание Кришны в любых условиях жизни», — говорил Свами. Я сел на тротуар рядом с одним из канадских преданных и постарался выглядеть незаметным. Это импровизированное занятие на свежем воздухе было бонусом, на который я не рассчитывал. «Богат человек или беден, любой может практиковать сознание Кришны и совершенствовать свою жизнь». Невысокий, смуглый мужчина — возможно, турок или итальянец, как мне показалось, подошёл к нам сзади и несколько мгновений постоял у машины, разглядывая необычную сцену перед собой. Затем он поджал под себя ноги и сел на тротуар рядом со мной. «Мы должны изучать и всегда придерживаться учений ведической литературы», — говорил Свами. — «Есть разница между невежеством и невинностью. Невинность означает, что человек подобен ребенку. Но невежественный означает, что у него нет знаний, он глуп». Мужчина прервал его: «Я думаю, нам есть чему поучиться у детей», — сказал он. Мне это показалось довольно безобидным вмешательством. Но тот ответ Свами был резким. Сегодня он не собирался вести светскую беседу – он хотел учить.

«Вы ничему не можете научиться у детей. Чему может научить вас ребёнок?». «Что вы имеете в виду?» — спросил мужчина. «У ребёнка нет знаний», — сказал Свами. — «Но мы можем учиться у животных. Животным есть чему нас научить. Мы можем научиться верности у собаки. Даже если хозяин нацелит ружьё в голову собаки и выстрелит в неё, собака останется верной до самой смерти». Я сразу понял, что Свами играл с этим человеком в философскую дискуссию, как он часто делал со своими учениками. Незнакомец казался заинтересованным и некоторое время ещё слушал, но больше никаких комментариев не давал. Разговор постепенно перешёл в другое русло, и через несколько минут мужчина встал и пошёл своей дорогой. Это было почти так, как если бы Свами обращал свою речь исключительно к преданным. До фестиваля Джанмаштами оставалась ещё пара дней, поэтому мы вшестером занялись организацией последних деталей нашей поездки. Мы забронировали самый дешёвый из возможных маршрутов в Англию — запутанное путешествие с исландской авиакомпанией "Loftleider", которая летела из Нью-Йорка в Люксембург через Рейкьявик, столицу Исландии. Мы обнаружили, что для того, чтобы попасть в Англию, каждая пара должна иметь около 4,000 фунтов стерлингов на содержание. У каждого из нас не было возможности раздобыть столько наличных, но парами мы могли бы закрыть это условие. Поэтому мы придумали план, согласно которому мы объединим наши деньги и отправимся в Лондон по одной паре за раз, каждая пара предъявит необходимую сумму на границе, а затем отправит телеграммой те же деньги, возвращая их следующей паре, которая повторяла этот процесс. В течение следующих нескольких дней я обратил внимание на молодого индийца, который пришёл в храм ровно в полдень, чтобы засвидетельствовать своё почтение Кришне. Одетый в тёмный деловой костюм и галстук, он поклонился и коснулся лбом пола перед

дюжиной или около того картин Кришны на стене. Поклонившись, он произнёс: «Ом Кришна Ом Кришна Кришна Кришна Ом Ом, Ом Рама Ом Рама Рама Рама Ом Ом». Его поведение показалось мне эксцентричным, но оно явно было в духе преданности. Наблюдая за ним за день до Джанмаштами, я понял, что у каждого из нас есть свои индивидуальные и личностные отношения с Богом. Утром в Джанмаштами я был полон ностальгии, вспоминая наш первый Джанмаштами в Нью-Йорке два года назад. Когда я сидел и слушал выступление Свами в зале монреальского храма, я оглядел лица всех новых преданных и подумал, насколько этот праздник отличается от того первого фестиваля. Там было не только больше людей, там было больше преданных людей, которые посвятили себя тому, чтобы помогать Свами распространять сознание Кришны. Я осмотрел картины на стенах, большую храмовую комнату и дом Свами, красивое сиденье. Всё это послужило для меня доказательством того, что семена, посеянные Свами, расцвели. Я, конечно, знал, что движение резко выросло, но теперь я видел это своими глазами. Мы праздновали рождение Господа Кришны в другой стране, но для меня этот день был также посвящен празднованию достижений Свами. Формат соблюдения Джанмаштами должен был быть таким же, как и в Нью-Йорке, например: поститься весь день, петь на музыкальных инструментах, слушать речь Свами и повторять джапу по отдельности на наших чётках. Это должно было продолжаться до полуночи, до особенной церемонии — арати для божеств, за которой последует пир. И, как и в Нью-Йорке, была проведена церемония посвящения, на которой многие новые преданные получили от Свами свои чётки и санскритские имена. Шестеро из нас были удостоены второго посвящения – посвящения в брахманы, – о котором, как я помнил, упоминал Свами на моей первой церемонии посвящения. Он дал нам священную мантру, которую он назвал гаятри и которую, по его словам, мы должны запомнить и повторять три раза в день на восходе, в полдень и на закате. Свами оставался в храмовой комнате со всеми большую часть дня, воспевая вместе с нами и говоря о Кришне.

«Чувства Бога, чувства Кришны, не ограничены», — сказал он. — «Точно так же, как я могу видеть своими глазами, но Кришна также может есть своими глазами. Он в вашем сердце, Он повсюду, поэтому Он может появиться отовсюду. Точно так же, как солнце встаёт с восточной стороны. Это не значит, что восточная сторона — мать солнца. Мы просто видим, что солнце встает с восточной стороны. Таким образом, если мы попытаемся понять это, тогда мы сможем осознать, кто такой Бог. Поверхностно, если мы пытаемся понять с помощью наших экспериментальных знаний, тогда понять Бога невозможно. Конечно, эту церемонию Джанмаштами соблюдают все индусы. Независимо от того, становитесь вы последователем Кришны или нет, эта церемония соблюдается в Индии в каждом доме. Точно так же, как в ваших западных странах Рождество отмечается в каждом доме, точно так же Джанмаштами отмечается в каждом доме. Сегодня великий торжественный день. Итак, сегодня мы должны вознести молитвы Кришне. Другие религиозные секты, точно так же как христиане, они возносят молитву; мусульмане, они возносят молитву. Итак, молитва, вознесение молитвы также является одним из элементов бхакти, преданности. Итак, я приглашаю всех вас сегодня поговорить о Кришне». Моё сердце дрогнуло. Это было путешествие по закоулкам воспоминаний, и на этот раз я был почти уверен, что не смогу выбраться из него. Свами оглядел комнату и сказал: «Поэтому я попрошу Джанардана рассказать что-нибудь о его осознании Кришны». Внутри я отключился от всего, что говорил Джанардан чтобы мысленно подготовить свою речь. Затем я нашёл в своем бумажнике старую квитанцию и набросал несколько идей с помощью красной ручки, которую я нашёл в своём кармане. Моему лицу стало жарко, я оглянулся через плечо и увидел, что комната была полна людей: преданных, любопытных канадских гостей и людей индийского происхождения. «Итак, мы должны стараться повторять Харе Кришна как можно больше», — заключал Джанардан. — «Я думаю, это моё главное осознание. Харе Кришна».

Свами одобрительно кивнул ему и попросил выступить молодого техасского преданного Гаурасундару. Потом Ямуну, потом Джанаки. Преданные говорили о возвышенной философии, заимствуя многие фразы Свами. Я был удивлён, что они звучали так возвышенно, так красноречиво, так убедительно, несмотря на то что они относительно новички. Я мог бы представить, как они разговаривают с любым профессором, любым философом, любым проницательным интеллектуалом. Моя уверенность таяла. Что бы я ни сказал, всё будет лишним и антиклиматичным. «Пусть он скажет», — сказал Свами, поворачиваясь в мою сторону. — «Мукунда!». Я прочистил горло и посмотрел на темнеющее небо, моё лицо горело. «Ну...» — сказал я. — «Я предлагаю свои почтительные поклоны нашему духовному учителю Бхактиведанте Свами, который очень дорог Господу Кришне, приняв прибежище у Его лотосных стоп». Я с трудом сглотнул и посмотрел на стену. «Движение сознания Кришны призвано найти решение наших повседневных проблем», — сказал я после долгой паузы. — «Это не то место, куда люди приходят просто потому, что там совершаются какие-то религиозные обряды. Каждый в этот век думает, что "я свободен", но на самом деле я не свободен. Я крепко связан. Мы строго связаны суровыми законами природы. В любом жизненном положении я должен служить кому-то или чему-то, или своему собственному телу. В любом жизненном положении я должен служить своей жене или я должен служить своим детям, я должен служить своему питомцу, я должен служить своей работе, своему боссу, своим коллегам». Я услышал, как я повторяю фразы, которые, как я слышал, использовал Свами. "Связанный", "строгий", "статус" и "служить" – это не те слова, которые я обычно использовал — ни в публичных выступлениях, ни в письменной форме и, конечно, не в непринуждённой беседе.

«Если я очень богат, очень возвышен или очень красив физически», — продолжал я, — «и даже тогда мне всегда приходится кому-то служить. Во всяком случае, человек должен обслуживать свой собственный желудок. Мне нужно поесть. Мне нужно раздобыть еду. Я должен служить своему желудку. Так что я совсем не свободен. Я должен делать эти вещи. Я никак не могу остановиться. Если я не буду есть, я умру. Итак, наше естественное положение как живого существа заключается в том, что мы должны чему-то служить. Это наше естественное положение. Если с моей рукой что-то не так и я хочу вылечиться, я не хватаюсь за какие-то продукты питания или лекарства, какие-то травы, не сжимаю их рукой и не думаю, что эта рука будет питаться или вылечена. Я принимаю лекарство или пищу через рот, а затем оно циркулирует по пищеварительной системе и через кровь и, наконец, доходит до руки. Таким образом, рука, если она не служит своему источнику, бесполезна. Слуга должен служить хозяину, или часть должна служить целому. И наши отношения с Богом такие же. Точно так же, как рука сделана из слизи, желчи и воздуха, плоти и костей, как и всё тело. Это просто испражнения». Мне понравился этот пример, и он всегда заставлял меня внутренне смеяться. "Желчь", "испражнение" и "слизь" были терминами, которые, как я знал, использовали практикующие аюрведические врачи, слова, которые Свами также использовал для описания человеческой физиологии. До встречи со Свами я никогда не употреблял слово "испражнение", разве что в кабинете врача или в фразе "испражняющийся голубь". Я подумал, что индийцам в храмовой комнате может понравиться этот штрих. Я оглянулся и увидел молодого человека в костюме, который безучастно смотрел на меня с другого конца комнаты. «Но мы созданы из духа», — поспешил я продолжить, пообещав себе, что не буду больше оглядываться. — «Качественно мы такие же, как Кришна, но количественно мы во много миллионов раз меньше. Качественно одинаковые, количественно разные. Итак, если мы являемся фрагментарными частями, отделенными неотъемлемыми частицами, мы можем служить источнику или целому и можем излечиться от этой материальной болезни, которая свирепствует в наши дни. И это возможно только по милости».

Я взглянул на Свами. Его глаза были закрыты, лицо ничего не выражало. Он посмотрел на меня так, словно внимательно слушал. Я чувствовал, что стал рупором, передающим информацию, а не какимто оригинальным оратором. Я продолжил свою речь. «Итак, просто слушая послание "Шримад-Бхагаватам" и "Бхагавад-гиты", мы можем немедленно получить некоторое облегчение от этого материального существования. Точно так же, как когда мы пели здесь, вы могли почувствовать некоторый экстаз. Что ж, этот экстаз продолжается неограниченно и бесконечно, вечно, если кто-то принимает его. Он вечен, постоянно увеличивается. Точно так же, как отношения между нами и нашим духовным учителем вечны и постоянно совершенствуются, наши отношения с Богом такие же. Поэтому, пожалуйста, постарайтесь осознать, что это очень серьёзное движение, и мы не просим вас подписываться или платить нам чтолибо, а просто искренне попробуйте это, и вы сразу почувствуете пользу». С меня хватит. Я посмотрел на Свами, но он уже осматривал комнату в поисках своего следующего оратора. Я вздохнул с облегчением. «Нанда Кишор», — попросил Свами. — «Скажи что-нибудь о своих реализациях в сознании Кришны». Нанда Кишор внимательно осмотрел свои руки, переворачивая их, как будто изучая для судебных улик. Его оранжевая футболка и жёлтое дхоти были забрызганы кулинарными пятнами. Я знал, что сегодня он много готовил... и вообще он много готовил каждый день. Последовала долгая пауза, и я подумал, что, возможно, он не расслышал Свами – мы весь день голодали, так что, возможно, он просто отключился, но затем он взглянул на Свами. «Ну, мне нравится проводить время, служа на кухне», — сказал он таким тихим голосом, что я едва расслышал его. — «Особенно раскатывать чапати. Для тех гостей, кто не знает, чапати — это круглые индийские блины, приготовленные из пшеничной муки. Я делаю их каждый день для преданных вместо хлеба».

«Это немного странно», — подумал я. — «Почему он говорит о еде вместо философии?». «Мы делаем их из цельнозерновой муки», — пробормотал он, продолжая свой монолог о лепешках. — «Вы раскатываете их по кругу, а затем кладете на огонь, и они надуваются, как воздушный шарик». В зале раздалось несколько смешков. «В любом случае, если мне больше нечего будет делать до конца моей жизни, я был бы счастлив продолжать катать чапати для Кришны. Что бы мы ни могли сделать для Кришны, какой бы талант мы ни могли предложить, Кришна примет это служение, и это доставляет нам полное удовлетворение». Я посмотрел на него. Он выглядел так, словно вспоминал самый счастливый момент в своей жизни. "Катать чапати" внезапно приобрело новое значение: служение, которое он выполнял – то, что я считал утомительным, – было его способом доставить удовольствие Кришне. В тот момент я понял, что преданное служение может быть разнообразным, оно не ограничивалось работой на передовой, которую, как мне казалось, я выполнял. В конце концов, Нанда Кишор говорил о философии! И его проникновенная речь произвела на меня большее впечатление, чем любая другая речь в тот вечер. Около десяти часов коренастый индиец с седыми волосами вошёл в храм и встал в фойе на верхней площадке входной лестницы. Воротник его рубашки был расстёгнут под костюмом, что придавало ему неряшливый вид. Свами наблюдал за ним, пока он шёл к обуви гостей, которая была парами выстроена у стены. Он, казалось, осмотрел пары, а затем взял белые туфли Свами, которые немного загибались на носках. Я был озадачен, что он делал с обувью Свами? Глядя прямо на Свами, он два или три раза стукнул ботинками друг о друга сбоку. Поднялось облако пыли, образовавшее клубок, а затем растворилось в воздухе, когда оно падало на пол. Свами расплылся в широкой улыбке

и с энтузиазмом кивнул мужчине, который беззубо улыбнулся ему в ответ. Мужчина снял свою обувь и сел на пол рядом со стулом Свами. И пока все остальные молча наблюдали, Свами и мужчина несколько минут беседовали на хинди. Я не понимал, что только что произошло между ними, но предположил, что это как-то связано с каким-то ведическим этикетом. Я знал, что традиционно обувь святого человека заслуживает уважения, и прикоснуться к ней было жестом смирения, хотя я бы не осмелился. Незадолго до полуночи появилась группа индианок из Гуджарата с палками в руках, одетых одинаково в красные сари с блёстками. Я подумал, что они похожи на футбольную команду. «Кто они такие?» — спросил я мужчину, стоявшего рядом со мной. — «Для чего нужны эти палочки?». «Они танцовщицы», — сказал он. — «Они будут танцевать танец раса-гарбха. Ты что знаешь о нём?». Я отрицательно покачал головой. «Он часто исполняется на Джанмаштами», — сказал он мне. Мне было интересно, что бы сказал Свами о хореографических танцах в храме. В целом он был очень традиционен, поэтому я сомневался, что он это одобрит. Но когда Свами увидел их, он поманил их, чтобы они вышли вперёд. Одна женщина включила маленький кассетный проигрыватель и нажала кнопку воспроизведения. В храме зазвучала мелодичная гуджаратская песня, и женщины начали танцевать грациозными, симметричными движениями, касаясь друг друга палками, когда они кружились мимо друг друга. Их красные юбки шуршали, когда они поднимались и опускались небольшими волнами. Свами кивал в такт музыке и улыбался на протяжении всего пятнадцатиминутного представления. «Очень хорошо! Большое вам спасибо!», — воскликнул он в конце.

Женщины в блёстках собрались вокруг Свами, и у них была оживлённая групповая беседа на хинди, пока не пришло время полуночной церемонии арати. Зал был заполнен до отказа, в основном индийскими гостями, одетыми во все свои наряды: усыпанные драгоценными камнями сари, блестящие золотые украшения и роскошные пенджабские одежды. Пение сотен голосов наполнило освещённую свечами комнату, когда занавес божеств открылся для арати. Свами встал перед алтарём, чтобы совершить церемонию. Держа в правой руке три ароматические палочки, он делал большие круги по часовой стрелке, предлагая благовония божествам. В левой руке он звонил в маленький серебряный колокольчик. Свами предложил другие предметы: горящий хлопковый фитиль, смоченный в топлёном масле, стоящий в маленьком бронзовом держателе, воду в раковине, носовой платок, свежие цветы, веер из хвоста яка и веер из павлиньих перьев, — а затем трижды подул в раковину, чтобы обозначить конец церемонии. Все заняли свои места, расположившись параллельными рядами на полу храма. После долгого поста, наконец, пришло время подавать прекрасный пир на Джанмаштами, который включал в себя знаменитые чапати Нанды Кишора. *** Три дня спустя пришло время нам возвращаться в США, чтобы успеть на рейс в Европу. Мы вшестером и с малышкой Сарасвати поднялись в квартиру Свами, чтобы попрощаться с ним и рассказать ему о наших планах на Англию. «Я очень рад, что вы едете в Англию», — сказал он. — «Это очень хорошее служение. У вас там есть какие-то связи?». «На самом деле, нет», — сказал Шьямасундар. — «Я единственный, кто бывал в Лондоне раньше, и я на самом деле никого там не знаю. Я пробыл там совсем недолго».

«Неважно», — сказал свами. — «Кришна поможет. Когда я приехал в Америку, я никого не знал, и Кришна послал всех вас ко мне». Мы все улыбнулись, внутренне сияя. Это было всё, что нам нужно было услышать перед отъездом. «Сегодня мы собираемся вернуться в Нью-Йорк», — сказала Джанаки. — «Оттуда мы полетим в Люксембург, а затем сядем на поезд до Лондона». «У вас есть какие-нибудь последние наставления для нас, прежде чем мы уйдем?» — спросил я. — «Есть какие-нибудь наставления о том, как мы можем внедрить там сознание Кришны?». «В Англии будет важна пьеса. Это страна Шекспира». — Ответил он и на мгновение замолчал, задумчиво глядя в окно. — «В детстве я смотрел немое кино комика Макса Линдера. Вы его знаете?». Мы все отрицательно покачали головами. «В фильме есть сцена, где люди танцуют на балу на открытом воздухе. Итак, мужчины были одеты – как бы это сказать? – смокинги. Нет, фраки. И женщины были одеты для вечернего праздника. Потом какие-то непослушные мальчишки намазали скамейки клеем. Поэтому, когда одна пара села на эту скамейку, и потом, когда мужчина встал, его брюки прилипли к этому клею, низ фрака оторвался, обнажив бедро». — Он рассмеялся. — «Конечно, они все пили виски, поэтому он ничего не понял. А леди этого не заметила». Краем глаза я посмотрел на остальных, недоумевая, почему Свами рассказывает нам об этом. «Итак, они танцевали, и все остальные танцующие смотрели на них. Все мужчины вокруг подумали, что это что-то новое и модное, поэтому они также в точности скопировали его стиль, оторвав нищ у фрака, чтобы были видны их бедра. Тогда это сделали все, кто там был из мужчин».

Он от души рассмеялся при этом воспоминании. Мы вместе с ним посмеялись над этой историей, хотя пересказывать что-то подобное мне казалось странным. «Что ж, спасибо», — сказала Малати. — «Мы должны немедленно выезжать в аэропорт». Мы все низко поклонились Свами. «Большое вам спасибо», — сказал Свами. Пока мы шли обратно в храм к за нашим багажом и ожидающей машине, я думал об истории Свами. «Как ты думаешь, почему он рассказал эту историю?» — спросил я у Гурудаса. — «Я имею в виду, зачем поднимать этот вопрос?». «Я не знаю», — ответил он. — «Кажется, это никак не связано с нашей поездкой в Лондон». Мы пересекли улицу, и внезапно мне все стало ясно. «Я знаю, почему он это сказал!» — воскликнул я. — «Я спросил у него об идеи о том, как внедрить сознание Кришны в Лондоне, верно? А потом он рассказал нам о постановке пьес, а затем он приступил к описанию эпизода из того немого фильма». «И?». «Ну, рассказ о фильме был его ответом на мой вопрос о том, как распространять сознание Кришны. Парень с порванным фраком в фильме был немного странным, но он был полон энтузиазма, так что все остальные начали копировать его. Итак, Свами сказал нам быть полными энтузиазма, какими бы странными мы бы ни были на первый взгляд в нашем сознании Кришны». «Да», — сказал Джанаки. — Когда мы поём на публике, люди думают, что мы странные, может быть, забавные. Но это нормально.

Если мы будем полны энтузиазма, люди присоединятся к нам, прямо как в этом фильме!». «Сначала они игнорируют вас, затем они смеются над вами, затем спорят с вами, затем они принимают вас», — сказал Гурудас, цитируя старое изречение. Мы улыбнулись, подумав, какой удивительный способ выбрал Свами, чтобы дать нам последнее наставление.

ЧАСТЬ 3. Лондон Империя Наносит Ответный Удар В туманный день в Лондоне У меня было скверное, подавленное настроение. Я смотрел на новый день с тревогой, Британский Музей потерял своё очарование. Как долго, подумал я, это будет длиться? Но век чудес ещё не миновал, Потому что, вдруг, я увидел тебя там, И весь туманный Лондон Тут же осветило солнце...

- Джордж и Айра Гершвин

Снизу слева направо: Ямуна, Малати, Джанаки. Посредине с мридангой: Кулашекхар. По бокам от Джаганнатхи слева направо: Гурудас, Шьямасундар.

25. Улицы Лондона Когда мы вдвоём с Джанаки прибыли в Дувр, туман погладил нас своими липкими руками, как неприветливый хичкоковский хозяин. Сотрудница иммиграционной службы последовал его примеру в выборе своего настроения. «С какой целью вы прибыли сюда?» — требовательно спросила она. Её темные волосы были собраны в строгий узел на затылке. «Я пишу для журнала под названием "Назад к Богу"», — сказал я. — «Хотите взглянуть на экземпляр?». «Дайте мне его посмотреть», — вздохнула она и протянула за журналом руку. Она рассеянно пролистала страницы и оглядела нас с ног до головы. Я взглянул на юбку и жакет Джанаки. «Она выглядит презентабельно и заурядно», — подумал я и надеялся, что она тоже так думала про нас. Я причесал свои волосы перед тем, как мы сошли с парома. «Вы саентологи?». «Кто?». «Саентологи». «Я не знаю, что это такое». «Могу я увидеть подтверждение о наличии у вас необходимом минимуме денежных средств?» — спросила она. Мы показали ей банковскую сумку с банкнотами, которая к тому времени была гораздо более опытным путешественником, чем любой из нас. Она снова вздохнула и с сильным движением вбила штамп в моём паспорте. Джанаки протянула свой паспорт, и, не говоря ни слова, сотрудница поставила штамп с таким же стуком.

Дувр. 1968 год. (на обоих фотографиях) Город и крупный паромный порт в графстве Кент, Юго-Восточная Англия. Он выходит на Францию через Дуврский пролив, самую узкую часть Ла-Манша в 33 километрах (21 милю) от Кап-Гри-Нез во Франции.

Карта Англии.

Лондон, 1968 год.

«Следующий!». «Мы можем идти?» — уточнил я, не веря, что это всё, что нужно было сделать. Она утвердительно кивнула, теперь не сводя глаз с пожилого итальянца, стоявшего позади нас в очереди. Мы вышли из паромного терминала и вгляделись в полумрак, пытаясь найти железнодорожную станцию. «Извините, не могли бы вы сказать мне, где мы могли бы сесть на поезд до Лондона?» — спросил я мужчину с зонтиком в руках. Он указал рукой направо: «Пройдите в ту сторону примерно сто ярдов (около 90 метров)», — сказал он. – «Станция находится там, внизу. Вы не сможете пропустить её знак». «Спасибо!». Было таким облегчением оказаться в стране, где мы могли понимать её язык. Перед этим наши четыре дня в Голландии были сложными, так как большинство людей говорили на английском лишь немного, и мы не могли прочитать вывески или списки ингредиентов на упаковках продуктов – чтобы убедиться, что они вегетарианские. Мы сели на поезд, а затем на автобус, который повез нас в тот район, где нас ждала трёхкомнатная квартира на последнем этаже здания, которую нашли Шьямасундара и Малати, которые приехали в эту страну раньше нас. Она находилась в южном пригороде Лондона под названием Херн-Хилл, и принадлежала, как нам сказали, вдовеиндианке по имени миссис Холи. Когда подъехало наше такси, Шьямасундар и Малати скатились по лестнице, чтобы поприветствовать нас и помочь затащить тяжёлые чемоданы в наш новый дом. «Теперь мы снова вместе!» — воскликнул Шьямасундар. – «Наконец-то мы здесь, в Англии! Ты можешь в это поверить?».

Лондон, 1968 год

«На самом деле, я так устала, что прямо сейчас готова поверить во что угодно», — ответила Джанаки. «Да, конечно, тебе нужно отдохнуть», — сказала Ямуна, всё ещё испытывая смутные материнские чувства по отношению к своей младшей сестре. — «Почему бы тебе не принять душ, а мы приготовим что-нибудь для вас. Потом ты сможешь поспать, или распаковать вещи, или ещё что-нибудь». Они показали нам нашу комнату, и Джанаки пошла принимать душ. Я слышал, как льётся вода, но потом услышал, как она кричит в коридоре. «Эй, Малати», — позвала она. — «Что происходит с водой? Она холодная!». Я вышел в коридор как раз вовремя, чтобы увидеть, как Малати направляется в ванную. Голова Джанаки высунулась навстречу ей из двери. «Вот», — сказала Малати, протягивая Джанаки пригоршню мелочи. — «Чтобы сделать воду горячей, тебе нужно положить монеты в эту металлическую коробку на полу у ванны». «В самом деле? Ты шутишь?!» — Джанаки смотрела на неё с сомнением. «Я как раз подумала о том, что ты недавно говорила, что поверишь во всё что угодно», — ответила Малати. *** В течение следующих нескольких дней мы обсуждали нашу стратегию как представить Кришны сознание в Лондоне. Мы решили, что начнём здесь так же, как мы начинали в Сан-Франциско: найдём молодых хиппи, будем петь вместе с ними и проводить регулярные программы. Люди бы заинтересовались бы, наше число бы выросло, и мы бы открыли храм – вот так всё просто.

Загвоздка заключалась в том, что вокруг, казалось, было не так уж много нестандартных людей. На самом деле, в первые несколько дней моего пребывания в Лондоне я видел только туристов и мужчин в костюмах. Я провёл более двух лет на американской альтернативной сцене, и Англия казалась мне сильно контролируемой, консервативной и недемократичной. Мы немного поспрашивали вокруг и узнали о заведении под названием "Лаборатория искусств" на улице Друри-Лейн в районе Ковент-Гарден. Шьямасундаре сказали, что это был лондонский центр движения хиппи, главное место, где собирались люди, предпочитающие альтернативный образ жизни. Первым в нашем списке приоритетов было посещение этой "Лаборатории искусств", с целью установления полезных контактов, как мы надеялись, для проведения там программ. Первое, что мы решили сделать теперь, когда оказались в Англии, — это быть всё время одетыми в традиционную индийскую вайшнавскую одежду. Казалось, это соответствует предложение Свами проявлять энтузиазм и откровенность в отношении того, чтобы быть преданными, особенно потому, что история фильма Макса Линдера, которую он рассказал, включала ношение необычной одежды. Мы, мужчины, больше нервничали по поводу использования вайшнавской одежды, чем женщины. Мы быстро сообразили, сколько индийцев и мусульман живёт в Лондоне, и многие их женщины носили сари или паранджу. Несмотря на то, что Ямуна, Джанаки и Малати, возможно, были единственными жительницами Запада в сари, по крайней мере, в Лондоне были и другие женщины, носившие подобную одежду. Однако индийские мужчины в Лондоне, как правило, одевались обычно как все остальные жители. Они, конечно, не носили белую набедренную повязку, дхоти и не брили голову, как традиционные индуистские монахи. Британская публика, возможно, привыкла уже видеть мужчин-мусульман в своих хлопчатобумажных халатах или женщин в полной парандже, но я подумал, что европейский мужчина с бритой головой и в куске белой ткани вместо штанов — это совсем другая история.

По прибытию в Лондон, парни решили обрить волосы и выглядеть как вайшнавы. Малати стрижёт Шьямасундару.

Когда мы втроём вышли из ванной с чисто выбритыми головами, за исключением небольшого пучка, оставляемого вайшнавами на макушке, наши жёны нас встретили радостными возгласами. Я был привязан к своим волосам и чувствовал себя неловко, но Джанаки с нежностью смотрела на мою лысую белую голову. «Ты прекрасно выглядишь!» — сказала она, и я сразу почувствовал себя лучше. На следующий день я отправился в своё первое путешествие в качестве полноценного, открытого преданного. Я направлялся в "Лабораторию искусств" в своем дхоти, жёлтом свитере с высоким воротом, с бритой головой и сверкающим белым знаком тилаки на лбу, указывающим любому, кто хотел посмотреть на меня, что моё тело было храмом Бога. Как оказалось, на меня смотрело очень много людей. За мной следили пристальные взгляды, когда я подошёл к автобусной остановке, и несколько человек специально прошлись мимо меня дважды. Я сел в двухэтажный автобус и поднялся на верхний уровень под пристальными взглядами всех пассажиров. Большинство из них были слишком вежливы, чтобы пялиться, но они украдкой поглядывали на меня из-за своих таблоидов. Моя голова была холодной. Мне казалось, что я совершаю акт капитуляции, смешанный с намеком на эксгибиционизм. Улица Друри-Лейн оказалась расположенной в центре развлечений Лондона. "Лабораторией искусств" руководила пара американских парней по имени Джим Хейнс и Джека Мур, и по соседству с ним находилось множество театров и оперных домов. Я заинтриговал Джека и Джима своим внешним видом, и они быстро согласились разрешить нам проводить программы в Лаборатории искусств. "Лаборатория" не была сообществом, потому что в помещении никто не жил, но, тем не менее, она служила центральным местом сбора всё большего числа молодых лондонцев, интересующихся миром, справедливостью, вегетарианством и политической

активностью левого толка. "Лаборатория искусств" функционировала как центр создания музыки, как художественная галерея и как место для показа альтернативных фильмов. Иногда "Лаборатория" также позволяла создателям голубых фильмов снимать там фильмы с обнажённой натурой. Натурщиков за забором соблазняли раздеться для съемок за десятифунтовые банкноты, или за чуть большее количество денег, если бы те были готовы заняться "другими вещами". Через неделю мы вшестером забрались в красный пикап Ford Poplar 1935 года выпуска, который Шьямасундар купил практически за бесценок. В его кабине было всего два человека – он и Малати, плюс их дочь Сарасвати, – так что остальные из нас сидели, скрестив ноги, сзади на деревянном полу грузовика. Несколькими днями ранее во время проливного дождя я соорудил деревянную раму вокруг заднего поддона грузовика, поверх которого я повесил оливково-зелёный брезент, который свисал по бокам, чтобы защитить нас от непогоды, но он также создавал эффект концентрации вездесущих дизельных паров Лондона. Я понимал, что нам придётся привыкнуть к их запаху, если мы собираемся продолжать перемещаться в таком виде. К счастью, до "Лаборатории искусств" было недалеко. Заведение было полно людей, толпившихся у стойки и читавших большую доску объявлений, на которой размещались объявления о концертах, собраниях и других событиях в городе. Кто-то продавал керамику, а кто-то другой демонстрировал какую-то терапию Нового века. Там был книжный киоск, где люди разговаривали друг с другом и передавали косяки по кругу. В воздухе пахло плесенью, сигаретным дымом, ладаном, травкой и немытыми ногами. Посетители были очень похожи на альтернативщиков в Сан-Франциско, и им нравилось воспевание, несмотря на то что они казались немного более сдержанными, чем их американские братья и сестры. В наш первый вечер Джим и Джек позволили нам петь в главном зале, который был размером примерно с половину баскетбольной площадки. В тот вечер было много счастливых лиц и людей, подпевавших, а некоторые даже сняли обувь и танцевали на покрытом ковром полу.

«Лаборатория искусств», Джим Хейнс и Джек Мур «Лаборатория искусств» была центром альтернативного искусства, основанным в 1967 году Джимом Хейнсом по адресу: Лондон, улица Друри-Лэйн, 182. Хотя она действовала всего два года, она оказала влияние на вдохновение многих подобных центров в Великобритании, континентальной Европе и Австралии. В лаборатории был кинотеатр с "мягким полом" в подвале, у входа была галерея, на отдельном (но соединённом) складе находился театр, спроектированный. Наверху, в передней части, изначально располагалась киномастерская, а также ресторан. Несколько человек жили в разных углах этого здания, а круглосуточный кинотеатр часто рассматривался как дешёвая ночлежка. Такие удобства сделали его идеальным для живых мероприятий и "событий", и помогли ему стать центром лондонской контркультуры.

Атмосфера в "Лаборатории искусств".

Киртан в "Лаборатории искусств", 1968 год.

Мукунда (играющий на мриданге) и Шьямасундар в лондонской "Лаборатории Искусств", 1968 год.

Ford Poplar 1935 года выпуска, который купил Шьямасундар

Лондон, 1968 год

Наши программы в "Лаборатории Искусств" стали обычным делом, и нашим основным местом, через которое мы могли связаться с британской общественностью. Три раза в неделю мы выезжали в город и воспевали вместе примерно с сотней человек. После первых двух недель новизна программ сошла на нет, и Джим с Джеком перевели нас в меньшую комнату наверху, которая была выкрашена во всё чёрное и использовалась как лабораторный кинотеатр. Она всегда была покрыта окурками, которые нам приходилось подметать перед каждым сеансом воспевания. Мы написали Свами, чтобы сообщить ему о наших программах, надеясь, что он ответит положительно. Мы знали, что нашей главной целью в Лондоне было открытие храма, но мы быстро поняли, что здесь всё иначе, чем в Америке. Свами быстро отвечал на наши письма, и когда от него приходило каждое письмо, человек, которому оно было адресовано, читал его вслух, чтобы все слышали. «Мне доставляет огромное удовольствие слышать, как хорошо вы развиваете это движение в Лондоне», — читала вслух Малати письмо, полученное в сентябре 1986 года. — «Изначально мой Гуру Махарадж хотел, чтобы в Лондоне был создан центр, и по его милости теперь вы успешно приступили к этой миссии. Поэтому, пожалуйста, держите меня в курсе того, как у вас там продвигаются дела. Мне очень хочется слышать подробности в каждом письме. Вы, все три пары, являетесь экспертами в деле проповеди сознания Кришны, поэтому я уверен, что благодаря вашим совместным усилиям в Лондоне появится большой успешный центр». Вопрос о центре всегда был у нас на уме, но как его создать — был вопрос денег и контактов. Свами написал с некоторыми практическими предложениями о том, как мы могли бы увеличить и то, и другое. «Почему бы вам не вернуться к изданию журнала «Бэк ту Годхед» как делают преданные в Нью-Йорке?» — предположил он. — «Здесь, в Нью-Йорке, они продают в среднем сто копий "Назад к Богу" каждый день. Так что постарайтесь немедленно получить копии из Нью-Йорка и попытайтесь продать их в больших количествах. Это наша основа.

Киртан плюс распространение наших книг и другой литературы — это основной принцип нашего успеха». Вот подтверждение от Свами о том, как распространять его движение в Лондоне: распространение духовной литературы и публичное пение. И вот одним холодным и пасмурным утром мы вшестером и маленькая Сарасвати надели нашу лучшую вайшнавскую одежду, погрузились в пикап Ford и отправились на наше первое воспевание на улицах Лондона. Сначала мы решили посетить Трафальгарскую площадь. Здесь всегда было полно туристов, и мы подумали, что статуя лорда Нельсона на его стофутовом возвышении станет подходящим свидетелем нашего первого публичного воспевания в Лондоне. Мы припарковали грузовик и вышли на площадь, замерзшие и нервные, но радостные, наша цветастая одежда резко контрастировала с серостью площади. Я начал играть на нашей единственной мриданге, в то время как все остальные играли на караталах. Голуби, расхаживавшие в поисках крошек, мгновенно взлетели при звуке тарелок. Наши голоса и инструменты разнеслись по обширной цементной площади, вызвав немедленный отклик. Вокруг нас начала собираться толпа туристов, покупателей и деловых людей. Некоторые притопывали в ритм ногами и улыбались, но большинство стояли, как статуи, в недоумении. Чтобы собраться и набраться смелости, я притворился, что Свами был там, среди людей в толпе, наблюдая за нами. Машины, грузовики, такси и ярко-красные автобусы проносились мимо нас с четырёх сторон, а фонтаны на площади извергали воду, но для любого, кто находился достаточно близко, наше пение заглушало все остальные звуки: шум уличного движения, щебет птиц и брызги воды, падающие каскадом в бассейны, окружающие фонтаны. «Нельсону, должно быть, иногда здесь скучно», — подумал я, когда мы начали синхронно раскачиваться. — «Это оживит его день». Глядя вверх на нечто большее, чем безжизненная статуя адмирала, царственно возвышающаяся на вершине его колонны, я почувствовал, что мои беспокойства рассеялись, подобно стае

голубей, которая улетела несколько минут назад. Это продолжалось до тех пор, пока я не начал замечать испуганные взгляды полицейских в форме в нашу стороне, которые начали собираться в толпе. Я подумал, что, может быть, у меня паранойя, но, похоже, их было действительно много – может быть, человек 30 или больше. Они образовали небольшое оцепление примерно в 10 ярдах (~9м) от толпы и сбившись в кучу постоянно оглядывались на нас и переговариваясь, как будто разрабатывали какую-то стратегию. «Конечно, они не будут нас арестовать», — подумал я. — «С нами малышка Сарасвати, и в любом случае мы не делаем ничего плохого. Мы просто наслаждаемся собой и немного развлекаем толпу в обеденный перерыв, и я не понимаю, как они могут думать, что в этом есть что-то плохое. С другой стороны, они могут подумать, что мы принимали наркотики или что у нас с собой есть кислота». Толпа полицейских выросла почти до сотни, и я понял, что нам следовало бы сделать объявление, чтобы объяснить, кто мы такие и что делаем, но я продолжал петь, колотя по своей мриданге. Наконец, один из полицейских вышел из их команды. Он целеустремленно направился к центру толпы и подождал, пока я не перестану петь, а остальные пятеро не начнут отвечать на мой ведущий голос. Я старался казаться спокойным, но внутри меня била дрожь, а сердце бешено колотилось. Начиналась паника. Моя травмирующая встреча с полицией в Херливилле всё ещё была свежа в моей памяти. «Могу я поговорить с вашим лидером, пожалуйста?» — он тщательно подбирал слова, его голос был властным и громким. Я сразу же расслабился и подумал: «Он немного любознателен. Так странно». Я ожидал от него американского ответа: «Вы, ребята, должны убираться отсюда, прямо сейчас же!», или ещё хуже: «Мы собираемся обыскать ваши сумки». Я продолжал играть на мриданге, но уже немного мягче. Я почувствовал, как толпа слегка придвинулась ближе, их глаза сверкали от любопытства. Бродяга с большим чёрным мешком в руках,

пошатываясь, прошёл в нескольких футах перед нами, и полицейский на мгновение отвлёкся. «Вы можете поговорить со мной, если хотите», — сказал я, перекрикивая звук мриданги на которой не я не преставал играть. «Хорошо», — сказал он. — «Боюсь, я должен сообщить вам, что на этой площади запрещено играть на музыкальных инструментах». «А как насчёт пения?». «Боюсь, группой петь нельзя», — в его голосе звучало такое сожаление. Я спросил с настроением «а где же наручники и внимание»: «Это тоже незаконно?». «Боюсь, что так. Возможно, есть и другие парки, где вы можете петь на музыкальных инструментах. Может быть, вам стоит попробовать где-нибудь в другом месте». Гурудас слышал весь разговор и сообщил его остальным. Полицейский продолжал стоять рядом со мной, подбоченившись, а его коллеги наблюдали издалека. Мы продолжали петь и совещаться, и решили, что нам лучше пойти куда-нибудь ещё, чем рисковать быть арестованными. Взгляд полицейского превратился в свирепый взгляд, пока я довёл пение до конца. Толпа немедленно разошлась. «Хорошо, тогда мы собираемся уходить», — сказал я. — «Мы не хотим создавать никаких проблем». «Хорошо», — сказал он и неторопливо пошёл прочь. Туман сгущался, когда мы поспешили обратно к пикапу, более чем немного разочарованные нашим не слишком удачным стартом. Туман превращался в мелкий дождь. «Может быть, нам стоит просто пойти домой», — сказала Малати. — «Эта погода удручает, и мы все замёрзли».

Трафальгарская площадь, Лондон, осень.

«Я думаю, нам следует попробовать ещё в одном месте», — сказал Гурудас. — «Свами хочет, чтобы мы пели на публике, и как мы собираемся это делать, если мы не сможем выйти на публику?». «Ну, мы могли бы подождать более светлого дня», — сказал я. «Я думаю, тогда нам придется ждать долго», — сказал Шьямасундар. — «Это Лондон, а не Калифорния. У нас впереди месяцы такой погоды». Мы все стали подавленными при этих словах. «Вы знаете, — продолжал он, — самое приятное во всём этом то, что мы на самом деле ничего не делаем. Мы просто инструменты в руках Кришны». Мы тащились вперед, молча впитывая его слова. «Ты знаешь, ты прав. Верно» — неожиданно сказала Джанаки, стряхивая дождевую каплю с кончика носа. — «Мы всегда думаем, что это мы влияем на то, что происходит или не происходит, но на самом деле это Кришна». «Однако это может заставить нас чувствовать себя немного отстраненными от мира», — сказал я. — «Знаешь – что ты чувствуешь, что ты не тот, кто влияет на происходящее в твоей жизни». «Это только потому, что это бьёт по самолюбию!» — произнёс Шьямасундар. — «Мы всегда хотим быть теми, кто всё контролирует. Но это не так. Кришна привёл нас сюда, и от Его воли зависит, добьёмся мы успеха или нет». «Ну, конечно», — ответил я саркастически. — «Мы просто будем сидеть сложа руки и ждать, пока Кришна сделает это за нас». Я промок, и вдобавок на улице дул ледяной ветер. «Нет, мы всё ещё должны попытаться», — сказал Гурудас. — «Я читал одну историю о птице в книгах Свами. Она отложила яйца на

пляже, и волны смыли их в море. Когда она попросила океан вернуть их, океан отказался. Поэтому она решила осушить океан, зачерпывая воду клювом. Затем Гаруда, царь птиц, услышал о её решимости, и вы знаете, он пригрозил высушить весь океан, так что океан испугался и вернул яйца этой маленькой птичке. Так что, я думаю, мораль такова: если мы полны решимости, то получаем взаимность от Кришны». Я думал о том, что они говорили. До того, как мы приехали в Англию, я был особенно очарован собой: тем, как я что-то делал, как я думал, как я выглядел, как я преуспевал, как я появлялся в обществе с привлекательной женой, как я убеждал людей совершать какое-то служение Кришне, как я организовывал события, то, как я добился известности для движения, даже то, как я ходил. Я купался в чувстве, что я заставляю всё свершаться – я не прославлял Свами, не Кришну, а самого себя. «Мне придется подумать над этой концепцией того, кто стоит за всем этим», — подумал я. В некотором смысле, было бы большим облегчением иметь возможность видеть себя инструментом в большем плане, маленькой частью великого начинания, возглавляемого Свами, который был его архитектором. «Хорошо», — произнёс я. — «Давай поищем ещё одно место, и тогда мы сможем сегодня закончить на этом». Мы поехали в сторону западной части города потратив около 15 минут на езду по мучительно медленному и вонючему лондонскому трафику. Там мы заметили маленькое местечко под названием Сохосквер, гораздо меньшее по площади, чем Трафальгарская площадь, огороженное чёрным кованым забором и покрытое мокрой травой и несколькими маленькими мощеными дорожками. В центре была крошечная деревянная беседка, навес в грегорианском стиле, достаточно большой, чтобы под ним могли стоять примерно четыре человека. Дождь начал лить вовсю, и площадь была пустынна, пуста, как разграбленная банка из-под печенья.

Трафальгарская площадь, Лондон

Сохо-парк и беседка, Лондон

«Свами гордился бы нами», — подумал я про себя, когда мы припарковали грузовик. «Он хотел бы, чтобы мы были полны решимости, и продолжение воспевания в такую погоду действительно показывает, что мы полны решимости». Мы поспешили на эту площадь, дождь хлестал нас по лицу, пока мы бежали. Никакой полиции в поле зрения – вообще никого не видно. «И всё же», — подумал я, — «это наш лондонский дебют, и мы — духовные воины Свами. Небольшой дождь не может испортить нам настроение, даже если мы промокнем до нитки». Мы снова начали воспевать и заметили несколько смельчаков, проносящихся по небольшому парку, их зонтики защищали их от завесы воды, которая пронеслась над площадью. Я почувствовал, как моя решимость тонет, мой энтузиазм, проявленный десять минут назад, уносится потоком, текущим в подземные трубы через уличные решетки. Кто был бы настолько безумен, чтобы остановиться и послушать группу таких певцов, как мы, в такую погоду? Потом я увидел, что один человек остановился. Это был мужчина средних лет в запотевших круглых очках с аккуратно сложенной мокрой газетой под мышкой. Он был элегантно одет в синее пальто и шляпу-котелок и держал в руках небольшой кожаный портфель с зажимами для ремня. Дождь барабанил по его зонтику, но он, казалось, не обращал внимания на погоду. Его голова была наклонена в любопытстве. Я подумал, что это не какой-нибудь непостоянный турист. Он настоящий британец голубых кровей, член истеблишмента! Мы пели ещё пять минут, а затем решили, что дальнейшее пребывание на улице может вызвать у ребенка пневмонию и повредить барабан. Когда мы начали пробираться через площадь, к нам подошёл наш единственный зритель. «Какая польза от того, что вы делаете?» — спросил он. Из-за незнакомой интонации его британского акцента мне пришлось попросить его повторить свой вопрос дважды.

«Это то же самое пение, которое Чайтанья Махапрабху пел в шестнадцатом столетие в Индии», — объяснил я, как только понял, о чём он спрашивает. Я надеялся, что звучу авторитетно для этого английского джентльмена. — «Мы его последователи, поэтому делаем то же самое». Он слушал очень внимательно. Ручейки воды стекали с моей непокрытой головы в глаза. Он наклонил свой зонтик в мою сторону и придвинулся ближе, чтобы я был защищена от потоков дождя. «Мантра, которую вы услышали, каждый день исполнялась публично в Западной Бенгалии. И сегодня её поют во многих частях Индии. Наша философия основана на "Бхагавад-гите". Вы слышали о ней?». «Да, я, конечно, слышал», — сказал он. Когда он говорил, его подстриженные каштановые усы двигались в такт его словам. «Гита была впервые написана на санскрите 5,000 лет назад», — сказал я. — «Это очень старая система воспевания, так что то, что вы только что услышали, — это что-то очень древнее». Он кивнул и спросил: «Где расположен ваш центр в Лондоне?». «У нас его ещё нет», — ответил я. — «Мы хотим открыть центр, но пока не нашли место». Я был в восторге от того, что кто-то столь консервативно выглядящий проявил такой неподдельный интерес. Я взглянул на остальных, которые уходили к грузовику. «Я думаю, нам пора идти», — сказал я. — «Я действительно очень промок». «Большое вам спасибо, что уделили мне время», — вежливо ответил он. Он приподнял шляпу, приветствуя меня, и помахал остальным и крикнул мне уходящему вслед — «Удачи!» «Следите за нами!», — крикнул я, — «Потому что мы вернёмся!».

Тогда, в 1968 году, я не мог знать, что мои слова окажутся пророческими. В течение года наши вечеринки с воспеванием не только стали ежедневным мероприятием в Лондоне, но и не менее чем в ста футах от того места, где мы пели на Сохо-стрит, находилось здание, которое в 1978 году станет центром ИСККОН, постоянным городским храмом движения Харе Кришна в Лондоне.

Храм ИСККОН, Лондон, район Сохо, наши дни.

26. Алхимическая свадьба в "Альберт-холле" В декабре мы переехали из нашей второй квартиры в Клэпхеме в более близкое к центру место в Ковент-Гарден, лондонский центр оптовой торговли фруктами и овощами. Мы надеялись, что более центральное расположение поможет нам в наших попытках найти храм. Здание, которое мы выбрали в качестве нашей временной резиденции, представляло собой четырёхэтажный заброшенный фруктовый склад на Беттертон-стрит, выставленный на продажу и находившийся всего в трёх минутах ходьбы от "Лаборатории искусств". Найджел Сэмюэль, владелец здания, согласился позволить нам остаться там бесплатно, пока оно продавалось. Мы превратили часть одного из этажей в грубую храмовую комнату, где, как мы думали, мы могли бы петь, Шьямасундар построил небольшой алтарь для божеств Джаганнатхи высотой в 6 дюймов (15 см), которых мы привезли с собой из США. В ходе нашего публичного пения и выступлений в «Лаборатории искусств" мы нашли несколько молодых парней, которые хотели узнать больше о сознании Кришны. Один из них – Энди – прожил с нами несколько недель в нашей квартире на юге Лондона, но мы попросили его переехать, когда нашли несколько непристойных рисунков, которые у него валялись без дела. Остальные ребята – Колин, Тим и Ричард – все переехали в здание Ковент-Гарден вместе с нами. Мы сделали один этаж ашрамом для одиноких мужчин, а остальную часть здания заняли пары. Это было строгое, спартанское жилище с полами из мешковины, голыми стенами, без центрального отопления и без ванны или душа, за исключением шаткого самодельного душа, который Джерри построил в гараже. Но расположение в районе Ковент-Гарден придавало нашему адресу престижный внешний вид и отзвук, которые, по нашему мнению, были важны. В нашей переписке со Свами мы все испытали удовольствие от того, что закончили наше послание ему словами "Ковент-Гарден, Лондон WC2".

Организаторы "Лаборатории искусств", Джек и Джим, решили устроить нечто вроде британского события «будь там» под названием "Алхимическая свадьба". Они надеялись, что это станет определяющим моментом в истории изменяющейся Британии, "местом встречи", куда любой желающий, интересующийся миром или жизнью в стиле нью-эйдж, сможет прийти и пообщаться. По всему Лондону были расклеены сотни плакатов, рекламирующих это мероприятие, и молодые люди раздавали листовки на улицах в надежде собрать большую толпу. Программа должна был состояться в "Королевском Альберт-холле" в КенсингтонГор, через дорогу от Кенсингтон-Гарденс, 18 декабря с 20.00 вечера до полуночи. Нам всем показалось невероятно забавным, что британский альтернативный фестиваль должен был проходить в одном из самых престижных концертных залов страны, богато украшенном амфитеатре, построенном во времена правления королевы Виктории и посвященном её покойному мужу принцу Альберту. Мероприятие отдавало смешением альтернативы и истеблишмента, что, как мы начинали видеть, было характерно для Англии. Расписание праздника в рекламе было не совсем понятно. Из уст в уста передавали, что будет какая-то музыка (хотя никто на самом деле не знал, какая) и что вы должны принести свой собственный смокинг и прийти полным сил, чтобы хорошо провести время. Так же ходили слухи, что Джон Леннон и Йоко тоже будут присутствовать. Это было событие похожее на выступление в Сан-Франциско, которое мы видели в Англии, поэтому мы сразу же решили, что пойдём вместе и попытаемся выкроить немного времени на сцене, чтобы попеть. Когда мы вечером добрались до Альберт-холла, то увидели, что там вообще не было сцены, вместо этого всё, что устроили организаторы — это покрытый тканью пол в центре зала. Сиденья поднимались в несколько ярусов вокруг по окружности зрительного зала, но большинство людей сидели на местах по краям овала в самом центре. Казалось, там почти ничего не происходило.

Альберт-холл, Лондон. Полное наименование Лондонский королевский зал искусств и наук имени Альберта — концертный зал в Лондоне. Считается одной из наиболее престижных концертных площадок в Великобритании и во всём мире. Построен в память принца-консорта Альберта правление королевы Виктории, его вдовы.

Альберт-холл, вид изнутри.

Поскольку все просто сидели, разговаривали и курили травку, это мероприятие опасно балансировало на грани того, чтобы "не стать событием". Мы собрались под сиденьями, так сказать, за кулисами, чтобы поговорить с Джимом и Джеком о том, можем ли мы выступить. «Конечно, вы можете петь, если хотите», — сказал Джек. — «Знаете, это зависит от вас. Вечер обещает быть довольно непринуждённым, так что, если вы решите, как решите, просто продолжайте. Идите на улицу». Всё это расплывчато.

произнесённое

им

звучало

для

меня

немного

«Так ты уверен, что не возражаешь?» — настаивал я. «Это полностью ваш выбор», — подтвердил Джек. — «Если вы хотите повторять мантру, повторяйте. Никто не собирается вас останавливать». Затем, неожиданно, он вышел в середину овала внутри людей и начал расхаживать взад и вперёд по линии, нарисованной мелом, которую кто-то провёл поперек короткой оси овала. Он не сказал ни слова, но приложил указательный палец к губам, показывая, что все в зале должны замолчать. Когда всё стихло, он поднял руки над головой и закрыл глаза. Зал был погружен в тишину. Многие люди закрыли глаза и покачнулись. Я до конца не понимал, что именно, по их мнению, Джон вдохновлял их делать. Может быть, он призывал медитировать, петь, наблюдать, думать или просто быть. Тишина была пугающей и остановила наше намерение петь. За возможным исключением Гурудаса, мы все были несколько интроверты по натуре, и врываться без предупреждения в середину молчаливой медитирующей толпы казалось неправильным поступком. «Как ты думаешь, что мы должны делать?» — прошептал я Джанаки. — «Тебе не кажется, что было бы невежливо начать играть на мриданге сейчас?».

«Да, я так думаю», — ответила она. — «Я имею в виду, даже несмотря на то, что Джек сказал, что мы можем, то, что он начал здесь – что бы это ни было – действительно мешает нам начать что-то громкое». «Может быть, он на самом деле не хочет, чтобы мы пели в конце концов», — сказал я. «Послушайте», — Гурудас прервал наше обсуждение. — «Что бы Свами хотел, чтобы мы здесь сделали? Он хочет, чтобы все услышали мантру, верно?». «Ну, конечно», — сказал я. — «Но он также не хотел бы, чтобы мы раздражали людей». «Свамиджи сказал, что преданный должен быть "смелым и активным"», — сказал Гурудас. — «"И в служении Господу преданный всегда дерзок, активен и не подвержен влиянию привязанности или отвращения"». Я подумал, что это звучит как дословная цитата, которую он откуда-то выучил наизусть. «Хорошо, мы поняли, итак, за что мы голосуем?», — ответил я ему. — «Что думают остальные из нас?». «Мне это всё кажется немного забавным, но Свами действительно не хотел бы, чтобы так много людей упустили возможность услышать имена Кришны», — со вздохом произнесла Малати. «Да», — согласился Шьямасундар. — «Я думаю, нам просто придётся это сделать. Давайте просто будем смелыми и полными энтузиазма и выбежим туда». Я глубоко вздохнул, начал играть на мриданге, напевая громко мантру Харе Кришна и двинулся в сторону центра зала, остальные последовали за мной, раскачиваясь, кружась и позвякивая своими караталами в такт ритм мриданги.

Мы выбежали прямо на середину зала. Глубокий басовый ритм мриданги эхом разносился по помещению, которое было похоже на пещеру. Пока мы пели, моя нервозность испарилась, и когда я осмелился взглянуть на аудиторию, я увидел улыбки, раскачивание и хлопки в ладоши. Сначала мы танцевали по кругу, а затем образовали прямую линию и раскачивались в хореографической симметрии взад и вперёд, правой ногой над левой, левой над правой, как научил нас Свами. Люди начали подхватывать слова и подпевать, и не успели мы опомниться, как оказались не единственными, кто танцевал под мантру. Первый мужчина, присоединившийся к нам, сбежал по лестнице в проход и выскочил в середину овала. Его волосы развевались вокруг него широкой дугой, а руки дико размахивались, когда он кружился в такт, как какое-нибудь дитя цветов Распутин. Ещё больше людей поняли его намёк – женщина в малиновом халате из мятого бархата, мальчик-подросток с индейской повязкой на голове, низко надвинутой на глаза, мужчина в рваных джинсах с нитями деревянных бус на голой груди. Гурудас отложил свои караталы и побежал за своей фотокамерой за кулисы. Он был хорошим фотографом и недавно начал продавать некоторые из своих снимков газетам и другим клиентам за столь необходимые нам наличные. Он начал фотографировать танцоровхиппи и нас на великолепном фоне Альберт-холла. Вскоре 40 гуляк подпрыгивали в такт мриданге, и в моей голове зазвучали слова Свами: «Ритм — это универсальный язык». Когда Гурудас удалился, мы впятером продолжали синхронно танцевать и пытались держать темп киртана под контролем. Из-за угла краем глаза я увидел пару полицейских в синей форме, разговаривающих с кем-то в меховой шубе на верхних ярусах зала. Однако, поскольку танцоры плотно окружили нас, этот проблеск возможной проблемы ускользнул от моего внимания, и я снова был подхвачен волнами киртана, мне показалось, что весь центр зала двигался в такт песнопению.

Киртан в середине зала «Альберт-Холл»

Киртан в «Альберт-Холле» со стороны

По мере того, как темп киртана увеличивался, всё больше и больше людей стекалось по лестницам, чтобы присоединиться к центральной толпе. Наши танцевальные шаги ускорились. У нас не было усилителя, и я чувствовал, как мой голос срывается. Кровь стекала по моим рукам от того, что мне приходилось играть на мриданге с такой силой. Через полчаса мы завершили киртан. Совершенно измученные, мы на мгновение замерли в центре зала, пока толпа свистела и аплодировала. «Ещё, ещё, ещё!!!» — закричало несколько голосов. Мы хотели продолжить, но мы были слишком утомлены, и мы побежали за кулисы, где нас встретили улыбками и похлопываниями по спине. «Вау. Это было потрясающе!» — сказал Джек. Долговязая женщина с остекленевшими глазами обвилась вокруг его шеи. «Да», — произнесла она медленно. — «Вау!». «Спасибо», — сказал нам Джим. — «Я действительно рад, что вы решили спеть. Это действительно вывело всё на другой уровень». «Да, это то, что делает воспевание», — сказал я. — «Выводит вещи на духовный уровень». «Ну, вот, в этом и суть этого вечера», — сказал Джим. — «Вы, ребята, собираетесь торчать здесь до конца?». «Да, мы останемся ненадолго», — сказал я, не желая показаться грубым. Мы пробыли там достаточно долго, чтобы увидеть, как вечер возвращается к сюрреалистическому туману, который царил до того, как мы начали петь.

«Давайте убираться отсюда», — сказал Гурудас. — «Я хочу отвезти свои фотографии на Улицу Флот, чтобы узнать, не хотят ли газеты купить какие-нибудь из них». Мы сели в грузовик, и Шьямасундар поехал по тёмным улицам к штаб-квартире национальной ежедневной газеты Англии. Он остановился у редакции "Mirror" ("Зеркало"), одного из крупнейших британских таблоидов. «Возможно, я задержусь ненадолго», — сказал Гурудас. — «Вы, ребята, не хотите ли зайти внутрь и посидеть в вестибюле, чтобы, по крайней мере, не замерзнуть здесь на улице до смерти?». «Нет, я слишком устала», — произнесла Джанаки. — «Я просто подожду здесь». Раздался общий хор одобрения. «Я пойду с тобой», — сказал я. — «Я устал, но я больше не могу выносить этот холод». Когда мы вошли внутрь, один из фоторедакторов издания забрал пленку у Гурудаса. «Почему никто не дал нам знать, что происходит это событие?» спросил он. — «Было ли там вообще какое-либо освещение прессой?». «Там был только я», — улыбнулся Гурудас. — «Джон и Йоко, повидимому, тоже были там». «Что? Ты их видел? У вас есть их фотография?». «Нет», — ответил Гурудас. — «На самом деле я их не видел, но кто-то сказал мне, что их видели». Насколько я знал, это было не совсем правдой, но я мог видеть, что это увеличит вероятность продажи фотографий Гурудаса. Редактор выглядел усталым и внутренне раздражённым.

«Хорошо, я собираюсь проявить фотографии», — сказал он. — «Тогда мы можем взглянуть на них и посмотреть, есть ли здесь чтонибудь, что нас может заинтересовать». Когда через несколько минут он разложил проявленные чернобелые негативы на световом столе, другие фоторедакторы столпились вокруг, чтобы посмотреть на работу Гурудаса. Там были снимки длинноволосых хиппи с поднятыми руками и открытыми ртами. На одном снимке парень с Распутиным был слегка сгорблен в позе, которая делал вид он похож на пещерного жителя. На другом снимке группа скудно одетых молодых женщин выглядела как вереница танцовщиц гоу-гоу. На другом была изображена молодая женщина с дымчатым макияжем глаз, держащая сигарету в вытянутой тонкой руке, она выглядела как кинозвезда и её поза была явно провокационной». «Отлично получилось!», — сказал главный фоторедактор Гурудасу и послышался ропот согласия остальных. — «Мы дадим вам 80 фунтов стерлингов». «Хорошо», — немедленно согласился Гурудас. — «Благодарю». На следующее утро миллион копий фотографий Гурудаса были напечатаны для всех жителей Лондона, чтобы они могли их увидеть.

«The Mirror» опубликовала коллаж из фотографий рядом со статьёй с заголовком «Бешенство в "Королевском Альберт Холле"». Однако фотография, получившая наибольшую огласку – была та, что появилась на плакатах газетных киосков и на первой странице газеты, – была фотографией обнажённой женщины, которая, возможно, была на «Алхимической свадьбе». Снимок был размытым, что указывало на то, что он был увеличен и что женщина, которая была на заднем плане фотографии была в каком-то непонятном месте. «Полицейская облава на мероприятии в "Альберт-холле"», — кричал другой таблоид. Мы купили экземпляр и прочитали статью.

«Блондинка Элизабет Марш безмятежно сидит в зале Королевского Альберт-холла ... без единого шва. Она сняла своё черное платье длиной до щиколоток прошлой ночью, когда во время «сходки хиппи» на мероприятии под названием "Алхимический Свадьба" играла индийская музыка. Затем 24летняя Элизабет из Техаса сидела совершенно голая в третьем ряду, в то время как представители зала умоляли её одеться. Полицейские, которых вызвали в зал, попытались подойти к ней. Но некоторые люди из аудитории в 600 человек образовали живой щит вокруг Элизабет – и начали тоже снимать свои одежды. По крайней мере, один мужчина разделся и некоторое время стоял голым. Почти через полчаса организаторы убедили Элизабет накинуть на себя пальто. Позже она сказала: "Я не знаю, почему я сделала это сейчас, но в то время у меня было несколько веских причин". Её бойфренд, 24-летний Питер Джеймс, сказал: "Должно быть, она просто увлеклась". После массового обнажения полиция оставалась на страже, пока битл Джон Леннон и его японская подруга Йоко Оно извивались внутри огромного мешке, а в это время мужчина играл на флейте». Всё это было для нас новостью, и мы задавались вопросом, получили ли таблоиды свою информацию из нескольких слов, сказанных Гурудасом предыдущей ночью, а остальное они выдумали. Я не видел Джона Леннона в толпе (что уж говорить о том, чтобы он извивался в огромном мешке), и я, конечно, не видел никаких бегающих голых людей. Затем я вспомнил короткий инцидент, когда я увидел полицейских и человека в меховом пальто на верхних ярусах зала, и я понял, что это могла быть Элизабет Марш. Очевидно, там обо всём позаботились в истинно британской манере: тихо, вежливо и с минимальным сопротивлением. Мы были разочарованы тем, что «The Mirror», не говоря уже о том, чтобы разместить нашу фотографию, даже не потрудились упомянуть тот факт, что люди танцевали под нашу музыку. «Интернэшнл таймс» также опубликовала статью об этом событии, и они упомянули нас, хотя и в краткой, но сенсационной форме:

«Харе и Кришны вышли, играя на своих колокольчиках, лысые и одетые в вегетарианскую красоту. Их невозможно не любить, даже когда они погружаются в отделение себя от тела. К ним присоединилось множество танцоров, детей и музыкантов, и внезапно Долина наполнилась энтузиазмом, а тишина без сомнения была заполнена. Это было предвещание грядущего лучшего будущего». Мы все согласились, что такое освещение события в этой газете было лучше, чем ничего. Мы участвовали в большом, громком мероприятии в Лондоне, и сотни людей — и, возможно, даже Джон Леннон – слышали, как мы воспевали. Мы надеялись, что «Алхимическая свадьба» действительно станет обещанием лучшего в будущем.

"Интернэшнл таймс" от 19 декабря 1968 года освещает алхимическую свадьбу

Обложка газеты «The Mirror», и статья об алхимической свадьбе

27. Взламывая Сады Кенсингтонского Дворца После пары месяцев в Англии мы начали понимать, что нам нужно делать больше, чем просто петь вместе с крошечным сообществом хиппи. Это был Старый Мир, и нам нужно было наладить контакты внутри истеблишмента, если мы когда-нибудь собирались основать храм. Становилось до боли очевидным, что правило "Важно не то, что ты знаешь, а то, кого ты знаешь" имело большое значение в Англии. Приближалось Рождество, и мы услышали, что Верховный Комиссар Индии устраивает приём в честь индийского мастера игры на ситаре Рави Шанкара в Садах Кенсингтонского Дворца, на частной улице, на которой располагались многочисленные международные посольства. Я посещал несколько уроков мриданги в музыкальной школе Кинара Рави Шанкара в Лос-Анджелесе и даже несколько раз разговаривал с ним. Я подумал, что, может быть, он вспомнит меня и этого будет достаточно, чтобы нас пригласили на вечеринку в посольстве. Но когда я не смог связаться с ним, я позвонил Сурье Кумари, индийской танцовщице и актрисе, с которой я подружился в Нью-Йорке. Какое-то время она была в Лондоне, но, когда мне наконец удалось дозвониться до неё, она едва вспомнила меня. «Смотри, Мукунда», — сказала она. — «Я не приглашена на это мероприятие, так почему я должна получать приглашения для вас?». «Я не знаю», — сказал я уныло. — «Я подумал, что ты, возможно, знаешь кого-то, кто собирался или мог бы провести нас внутрь». «Это не похоже на вечеринку, на которую даже стоит идти», — сказала она, как бы утешая меня. — «Вечеринки в посольстве просто неинтересны». Когда я сообщил остальным о своих неудачах, мы все решили, что нам просто нужно появиться на пороге посольства и посмотреть, что будет дальше. Всё, что они могли сделать, это просто прогнать нас.

Кенсингтонский Дворец, Лондон.

Садах Кенсингтонского Дворца – самая богатая улица Англии, где средняя цена домов начинается от £19.5 миллионов фунтов стерлингов.

Когда мы ехали по узким улочкам по пути в посольство, через несколько ночей спустя, я понял, насколько неуместно мы выглядели в нашем старом пикапе. Вдоль улицы Сады Дворца Кенсингтон тянулись роскошные особняки и здания, которые выглядели так, словно в них, вероятно, было полно людей, которые ездили на Мерседесах, Роллс-Ройсах и Ягуарах, а не на пожарных пикапах красного цвета, в которых не хватало мест для всех пассажиров. Охранник в форме у входа на улицу вышел из крошечного киоска рядом с черными, похожими на кованое железо воротами, которые отделяли нас от мира этого места. Шьямасундар опустил стекло, и я помолился, чтобы темнота смягчила ветхость нашего автомобиля. «Куда вы направляетесь, сэр?» — услышал я вопрос от охранника, который выглядел сонным и скучающим. «Добрый вечер», — сказал Шьямасундар. — «Мы идём на мероприятие в честь Рави Шанкара в Посольстве Индии». «У вас есть приглашение?». «Да, мы сейчас!», — сказал Шьямасундар. — «Я думаю, что оно где-то здесь». Они с Малати устроили представление, порывшись в бардачке и сумке с подгузниками у малышки Сарасвати. «Ладно, это не имеет значения», — сказал охранник. — «Я действительно должен увидеть приглашение, но я вижу, вы все одеты как подобает по этому случаю». Он окинул взглядом бирюзовое сари Малати, ярко-синюю куртку Неру и дхоти Шьямасундара. «Вообще-то, мы всегда так одеваемся», — ответил Шьямасундар, но охранник уже уходил и открывал ворота. Он махнул нам, чтобы мы проезжали внутрь.

«Дом Верховного комиссара Индии — будет третий дом с левой стороны от вас», — произнёс он. Один конец выпуклой подъездной дорожки был заставлен тёмными автомобилями последних моделей. Шьямасундар нашёл место между "БМВ" и "Ягуаром". Наш грузовик выпустил последнюю струю выхлопных газов, мы выпрыгнули из-под брезента и попытались разгладить складки на одежде, готовясь к торжественному выходу. Мы с Гурудасом были одеты в свежевыглаженные южноиндийские дхоти с яркими краями и вышитыми куртами. У всех нас на лбу были аккуратно нанесены знаки тилаки, и мы специально по этому случаю побрили головы. У Джанаки, Малати и Ямуны в волосах были цветы, и даже маленькая Сарасвати выглядела празднично с поясом и с завязанный бантом на её голове. Мы поднялись по широкой лестнице к входной двери и позвонили. Моё сердцебиение участилось. Дверь открыл измождённый индийский чиновник в костюме. Он оглядел нас с ног до головы с полузакрытыми глазами и натянутой улыбкой. «Ваше имя, пожалуйста?» — спросил он с резким британским акцентом. Последовала долгая паническая пауза. Я знал, как глупо мы выглядели. Как мы могли не знать наших собственных имен? Медленно и отчётливо, голосом, который, как я надеялся, излучал авторитет, я наконец произнес: «Международное общество сознания Кришны». Как только эти слова слетели с моих губ, я сразу же почувствовал себя более комфортно, более уверенно. «Проходите прямо туда», — сказал он и повернувшись на каблуках направился через холл к паре больших двойных дверей, которые, как я предположил, вели туда, где проходила программа.

Мы поспешили за ним, стараясь не отставать от его быстрых шагов. Откинув голову назад, выпятив грудь, он распахнул перед нами дверь, и мы переступили порог устланной ковром королевской гостиной, где под огромной австрийской люстрой стояли группы людей, которое разговаривали и пили мартини. Он поднял правую руку вверх и произнёс громким проецирующим голосом: «Международное общество сознания Кришны!». Я не мог поверить, что о нас объявили! В комнате воцарилась тишина, и люди прервали свои разговоры, чтобы посмотреть на нас. Затем Рави Шанкар, почётный гость, высоко поднял свободную руку и помахал нам, как будто мы были старыми друзьями. «Привет!» — крикнул он нам, поднимая свой бокал. Он жестом пригласил нас присоединиться к нему в центре того, что, очевидно, было ключевой группой в комнате. В комнате возобновилась беседа. Пандит одобрил наше присутствие. Все в группе Шанкара уже выпили достаточно, чтобы расслабиться, алкоголь притупил острую социальную неловкость официального мероприятия. Все вокруг были намного старше нас – по крайней мере, им было от 40 лет и выше. Когда мы подошли к Шанкару, он говорил своей группе: «Это кришнаиты. Я знаю их по Соединённым Штатам Америки!». «Мне нравится, что на тебе надето!», — сказала светловолосая женщина с сапфировыми серьгами обращаясь к Джанаки. — «Эта одежда называется сари?». Джанаки кивнула и ответила: «Да, ну, она такая красочная и отличается от одежды, которую вы обычно видите у других». Она казалась искренне ослепленной Джанаки, которая, по общему признанию, действительно выглядела гламурно в своём бархатисто-жёлтом одеянии.

Никто, казалось, вообще не заботился о том, чтобы свериться со списком гостей, и я подумал: «Алкоголь на службе у Бога». Я подумал, а сможем ли мы попасть в другие посольства таким же образом. Даже если это было немного коварно, это был отличный способ познакомиться с людьми. К нам подошёл официант с подносом с расставленным заранее приготовленными напитками. «Напиток, сэр?» — спросил он. «Ах, нет, спасибо», — сказал Гурудас. Он взглянул на остальных из нас. Я мог сказать, что он чувствовал себя довольно неловко. «Вообще-то, можем ли мы попросить вас принести нам простого лимонада "Севен-Ап"?» — спросил я. «Конечно, сэр». «Нам, пожалуйста, шесть штук», — сказал я. Официант склонил голову в одном одобрительном кивке. «Значит, вы не употребляете алкоголь?» — спросил пожилой мужчина, стоявший позади Гурудаса. «О нет, строгие индусы никогда не употребляют алкоголь», — сказал Шанкар, как будто он был нашим представителем. «Почему?». Шанкар жестом указал нам, чтобы мы ответили на вопрос мужчины. «Ну, мы следуем четырём основным принципам», — начала объяснять Малати. — «Отказ от приёма каких-либо одурманивающих веществ — это одно из них. Это помогает нам сохранять ясность и чистоту для изучения Вед».

«Какие у вас остальные правила?» — спросила блондинка. «Мы не едим мяса, не играем в азартные игры и не занимаемся незаконным сексом», — сказал я. «О Боже мой!» — воскликнула она. — «А как насчёт рыбы?». «Нет», — ответил я. — «Даже яйца нельзя». Она быстро заморгала глазами, как будто не могла до конца поверить в то, что услышала. «Итак, как у вас дела в Лондоне?» — спросил Шанкар. — «Вы уже открыли здесь храм?». Вот он, наконец, подумал я, наш шанс представить дело Свами важным людям, которые действительно могли бы нам помочь. И когда я открыл рот, чтобы ответить, в наш круг вошёл невысокий седовласый индиец в сером костюме-тройке. «Комиссар!» — прошептала мне блондинка, и я заметил, что в комнате воцарилась тишина. Комиссар сказал несколько слов Шанкару после этого разговоры в комнате снова возобновились. Затем он направился к нам шестерым, протягивая свою правую руку для рукопожатия. «На тебе восточная одежда, а на мне западный костюм», — сказал он смеясь и энергично пожимая мне руку. — «Вы индуисты, но я христианин! Мы должны обсудить этот парадокс! Меня зовут Дхаван. Я верховный комиссар. Вы должны прийти на ужин со мной и моей женой». «Мы бы с удовольствием!» — сказал я, и все остальные с энтузиазмом одобрительно закивали. «Вы можете приехать через неделю или около того после Рождества?» — спросил он. — «Если у вас нет других дел».

«Нет, у нас больше ничего нет», — ответил я. — «Мы были бы рады приехать к вам». «Отлично», — сказал он, протягивая мне свою визитку. — «Позвоните моему секретарю, чтобы подтвердить дату». Остаток вечера мы провели, болтая с другими гостями, разгоряченные успехом нашего только что появившегося плана. Возвращаясь в нашу квартиру через несколько часов спустя, мы все сочли, что вечер увенчался грандиозным успехом. На следующий день я отправил телеграмму Свами: «Поехал на вечеринку в дом индийского посла. Встретился с Рави Шанкаром. Обедаю с послом на следующей неделе». Свами с энтузиазмом откликнулся на мою телеграмму, и спустя несколько лет, я узнал, что он написал об этом событии в письме доктору Чаудхури из Сан-Франциско: «Вы будете удивлены, узнав, что я отправил туда [в Лондон] для проповеднической работы шесть юношей и девушек, супружеских пар, и они не пожилые и не очень хорошо знакомы с ведической философией. Но, тем не менее, своим характером, поведением и преданностью они привлекают многих людей в Лондоне, включая Верховного Комиссара Индии и других». Ямуне и Гурудасу он написал: «По милости Кришны вы все шестеро вместе занимаетесь очень хорошей деятельностью в сознании Кришны, и я очень доволен. Все ценят вашу презентацию. Пожалуйста, придерживайтесь этого стандарта поведения. Не создавайте никаких искусственных разногласий между собой, потому что вы занимаетесь очень ответственным делом». Мы все были счастливы, что Свами доверил нам ответственность за свою миссию, и особенно то, что он одобрил наши попытки связаться с такими важными людьми, как Верховный Комиссар. Неделю спустя мы приняли приглашение мистера Дхавана поужинать с ним и его женой. Слуг-индусов позабавил наш внешний вид, и они продолжали украдкой поглядывать на нас за обеденным

столом в дверной проём комнаты между вынесением блюд с богато приготовленным вегетарианским меню. Наша беседа в тот вечер была увлекательной, дружеской и неформальной, хотя чета Дхаванов, казалось, не могла понять, как кого-то с Запада могут привлечь их традиционные восточные обычаи. Однако из уважения к нам они сами придерживались восточной традиции, по крайней мере, в ту ночь, и воздержались от употребления алкоголя.

28. Угадайте, кто придет к нам на ужин? Одним из первых контактов с истеблишментом, которые мы установили, был член Палаты общин, член парламента от лейбористской партии Том Дриберг, который был другом Аллена Гинзберга. Ранее работавший журналистом, Дриберг был известен своей противоречивостью и коммунистическими наклонностями. В середине октября мы получили письмо от Свами, в котором говорилось о предложении Гинзберга связаться с Дрибергом. «Я получил одно письмо от Гинзберга», — писал он, — «и он пишет, что у него есть какой-то друг в Англии, который может вам помочь. Этого друга он называет мистером Томом Дрибергом, членом парламента. Гинзберг написал ему, и он в письме Гинзбергу пообещал помочь вам. Так что вам следует связаться с ним. Он видный член клуба, и Гинзберг говорит, что он может помочь вам во всех вопросах, имеющих официальное и юридическое значение». Мы пытались связаться с Дрибергом, но оказалось трудно установить контакт с членом парламента. Наконец, в ноябре мы получили наводку от кого-то из Лаборатории искусств, что Дриберг временно находится в больнице Святого Варфоломея. – это больница, в которой восстанавливаются после операции на глазах. Я подумал, что это наше окошко, наш шанс встретиться с членом парламента, не проходя через полосы бюрократической волокиты, которые, казалось, окружали любого, кто занимал какое-либо официальное положение в Англии. Дождливым субботним днём Ямуна, Шьямасундар и я поехали в больницу. Администратор на стойке регистрации подозрительно посмотрела на нас, когда мы вошли через большие стеклянные двери. Наша обувь и одежда были мокрыми, но Ямуна держала серебряное блюдо со сладостями, украшенное белыми и пурпурными орхидеями, поэтому мы надеялись, что это придаст нам презентабельный вид. «Вы друзья мистера Дриберга?» — спросила нас секретарша в приёмной. «Да, мы друзья друга», — сказал я, взглянув на остальных.

Она сделала паузу, как будто обдумывая, что делать, и произнесла: «Хорошо. Он находится в отделении Рэдклифф. Это на третьем этаже. Но не задерживайтесь слишком долго. Часы посещений заканчиваются в 16.00». «Большое вам спасибо», — сказала Ямуна, и мы поспешили по коридору, прежде чем она успела передумать. «Друзья друга?» — саркастически сказал Шьямасундар. — «Гинзберг не запомнил бы тебя, если бы даже споткнулся о тебя». «Ну, хорошо, это было преувеличением, но как ещё мы могли его увидеть?» — риторически спросил я в ответ. — «И Гинзберг написал ему о нас, так что он в некотором роде друг». «В любом случае, суть в том, что мы сейчас в деле», — вмешалась в наш разговор Ямуна. «Это верно», — сказал я. — «Я думаю, ты должна быть первым человеком, который поговорит с ним». «Почему я?» — спросила Ямуна. «Потому что ты держишь конфеты». «Ну, тогда сам держи их», — сказала она. «Нет, правда, Ямуна, ты должна сначала поговорить», — настаивал я. — «Он старый парень, поэтому ему будет лестно, если молодая женщина будет мила с ним». В отделении Рэдклиффа стояли две белые кровати, между которыми спиной к стене сидел худой, сморщенный человечек. Его глаза были закрыты, а рот подергивался, как будто он о чем-то мечтал. Ямуна подбежала к нему с тарелкой в руке и громким, гортанным, певучим голосом произнесла: «Добрый день, мистер Дриберг. Я очень надеюсь, что вы попробуете одну из этих конфет. Я приготовил их специально для вас».

Глаза мужчины вспыхнули, и он начал неудержимо трястись, как будто у него был какой-то припадок. Он нащупал шнур, который висел рядом с кроватью, и несколько раз нажал на красную кнопку. Мы могли слышать жужжание будильника на посту медсестер в коридоре. Мы столпились втроём вокруг мужчины, пытаясь его успокоить. Я взглянул позади меня как раз вовремя, чтобы увидеть, как кто-то переворачивается на кровати позади нас. Длинная рука с набухшими венами протянулась и сильно ткнула Ямуну в спину. «Это я мистер Дриберг, юная леди», — произнёс серьёзный, властный голос с кровати. Он поднял голову с пышной белой подушки, и я увидел, что, в конце концов, он не был особо старым – может быть, ему было лет под сорок. На правом глазу у него была приклеена белая подушечка. «О, мне так жаль, сэр», — воскликнула Ямуна, когда комната наполнилась медсестрами, чтобы оказать помощь дрожащему старику в кресле. Они отрегулировали несколько его трубок, беседуя с ним успокаивающим тоном и сумели его привести в порядок. Через несколько минут его глаза снова закрылись. Как только суета улеглась, Дриберг спросил нас, кто мы такие и что делаем в его больничной палате. «Меня зовут Ямуна, а это Мукунда и Шьямасундар», — сказал Ямуна. — «Мы друзья Аллена Гинзберга». «О, это вы те люди, о которых он писал мне несколько месяцев назад», — сказал Дриберг. — «Я очень предан Аллену». «Может быть, Дриберг всё-таки не тот мужчина, которому льстит внимание молодой женщины», — подумал я. «Ну, он определённо великий поэт», — сказал Шьямасундар. «Мне действительно очень нравиться его поэма "Вопль". И он действительно очень помог нам за последние несколько лет».

Томас Эдвард Нил Дриберг, барон Брэдуэлл Британский журналист, политик, церковный деятель высшей англиканской церкви и член парламента с 1942 по 1955 год, а затем снова с 1959 года по 1974г, много лет был популярной и влиятельной фигурой в левой политике. Дриберг не скрывал своего гомосексуализма, который он практиковал на протяжении всей своей жизни несмотря на то, что до 1967 года в Великобритании это считалось уголовным преступлением. Подозревался в шпионаже в пользу русского КГБ.

«А кто именно "мы"?» — спросил Дриберг. — «Аллен сообщил, что вы пытаетесь открыть центр в Лондоне и что вам понадобится помощь в некоторых юридических вопросах, но он не сказал мне, за что вы выступаете». «Мы члены организации под названием ИСККОН, Международного общества сознания Кришны», — сказал я. — «Аллен был почётным гостем на мероприятии под названием "Мантра-рок Данс", которое мы проводили в Хейт-Эшбери около полутора года назад». «Да, он действительно увлекается воспеванием», — сказала Ямуна. «У нас есть центры в Нью-Йорке, Сан-Франциско и Монреале, а также несколько других, которые только начинают свою деятельность», — сказал Шьямасундар. «Понятно», — сказал он, разглядывая наше вайшнавское платье и беря конфету с блюда. — «Что ж, ваш внешний вид, безусловно, необычен. Это привлечет внимание людей». Мы проговорили с Дрибергом ещё полчаса. К тому времени, когда мы уходили, он дал нам свою визитку со своим личным номером телефона и сказал, что попытается посетить наш храм когда-нибудь в ближайшем будущем. *** Нам становилось всё труднее из-за того, что мы были так далеко от Свами и всех остальных. Несмотря на то, что он писал нам каждую неделю, казалось, прошла целая вечность с тех пор, как мы его в последний раз видели. «Я думаю, не стоит ли нам всем взять небольшой отпуск», — сказал Гурудас. — «Мы могли бы возвращаться в Америку по одному или по паре за раз, и тогда мы все смогли бы увидеться со Свами». «Я скучаю по его голосу», — сказала Ямуна.

Её комментарий натолкнул меня на одну идею. «Почему бы нам не попросить его отправить нам записанное на пленку сообщение», — предложил я. — «Мы могли бы слушать его каждое утро. Это было бы так, как если бы он был здесь с нами». «Или ещё лучше...» — медленно произнёс Гурудас, — «мы могли бы проиграть это так, чтобы другие люди услышали. Мукунда, вот оно! Многим людям это понравилось бы, услышать его голос, услышать, как он говорит. Это вдохновило бы их помочь нам, и мы могли бы получить некоторые пожертвования. Блестящая идея! Почему я не подумал об этом раньше?». «Потому что ты не блестящий, вот почему». «Так почему бы нам не устроить вечеринку, например, на Новый год или что-то в этом роде?» — взволнованно сказала Ямуна. — «Мы можем собраться вместе, пригласить всех, кого мы знаем, и Свами сможет поговорить с ними». «Эй, верно!», — сказал Шьямасундар. — «Мы можем устроить большую элегантную вечеринку, банкет, прочитать лекцию и всё такое. Это должно быть что-то действительно классное, что-то, что произведёт впечатление на важных людей». «Это будет похоже на Мантра-рок Данс», — сказал я. — «Только без рока и без танцев. Мантра-Рок Данс: Лондонская версия!». В тот день мы сели и набросали карандашом свой план. Мы хотели начать с приветствия всех у дверей с напитками и какой-нибудь закуской. Затем мы выступим с короткими целенаправленными презентациями. Шьямасундар перечислит успехи, достигнутые движением Харе Кришна за эти годы, Гурудас расскажет о Свами и его начинании в США, а я расскажу о нашем нынешнем положении в Англии. Наконец, мы проведём всех в банкетный зал, где будут стоять взятые напрокат серебряные столовые приборы и салфетки, и подадим им вегетарианскую еду, лучшую среди всего, что они когда-либо пробовали.

Следующей задачей было решить, кого пригласить. Нашей целью было пригласить как можно больше лондонских тяжеловесов, чтобы познакомить их с нашим присутствием и миссией Свами. Возглавлял список Том Дриберг, который, как мы были уверены, придет. Мы также пригласили парня по имени Барри Майлз, владельца книжного магазина "Indica", с которым недавно познакомились, и монаха по имени Саймон Тагвелл из Блэкфрайарз в Оксфорде. Другими приглашенными были люди, о которых мы слышали, возможно, друзья друзей или те, кто, по слухам, увлекался Индией, но не обязательно были людьми, с которыми мы встречались. Мы пригласили нескольких членов Палаты Лордов, представителей духовенства, нескольких актёров и учёных, интересующихся религией, одного-двух писателей и некоторых произвольно титулованных людей с экзотически звучащими именами, таких как графиня Ванесса де Графф. И, конечно же, мы пригласили The Beatles. Я написал Свами, чтобы рассказать ему о нашей идее, и приложил список гостей, чтобы он мог видеть, каких людей мы пригласили. Он с энтузиазмом ответил и сразу же прислал магнитофонную запись, сделанную специально для этого случая. «Вы организовали созыв, и я видел список приглашенных», — написал он. — «Это очень обнадёживает. Пожалуйста, проведите это собрание аккуратно и постарайтесь привлечь сочувствующих для нашего прекрасного лондонского центра. Есть бенгальская пословица: "ша баре мейо пхале". Это означает, что таким фруктам, как каштаны, гранатам или другим подобным ценным фруктам и так же орехам требуется некоторое время для созревания. Таким образом, любая хорошая вещь приходит к нам после упорной борьбы и усилий. Сознание Кришны — величайший из всех благих плодов, поэтому мы должны обладать необходимой выносливостью и энтузиазмом, чтобы получить результат. Как бы то ни было, ваш честный труд теперь приносит свои плоды. Всегда полагайтесь на Кришну и продолжайте служить с энтузиазмом, терпением и убеждённостью». Это письмо очень ободрило нас, мы надеялись, что слова Свами сбудутся и что это событие принесет некоторые плоды для нашего труда. Конечно, мы болезненно осознавали разрыв между элегантной

вечеринкой, которую мы хотели устроить, и реальностью нашего жилища. Мы решили разослать необычное приглашение, которое побудило бы британскую знать принять участие, но в то же время было бы достаточно необычным, чтобы не оставить их совершенно ошеломлёнными, когда они доберутся до нашего скромного помещения. В конце концов, когда они прибудут на Беттертон-стрит, 22, Ковент-Гарден, они обнаружат заброшенный, слегка обветшалый фруктовый склад с большим объявлением о продаже снаружи, а внутри нет лифта, нет мебели и только грубая мешковина на полах. Приглашение, которое мы разработали, было на одном листе недорогой простой белой бумаги с небольшим линейным рисунком Радхи и Кришны, окружённых кругом лепестков лотоса вверху. Этот рисунок был логотипом, который Свами использовал для официальных бланков ИСККОН. Под логотипом я напечатал: «Угадайте, кто придёт к нам на ужин? Может быть, никто, но вот кто приглашён». За исключением небольшого предложения на приглашение, внизу, остальная часть страницы была заполнена именами тех, кто, как мы надеялись, придёт к нам. Я взял эту идею из фильма 1967 года под названием "Угадай, кто придёт на ужин?", в главных ролях которого играли Спенсер Трейси, Кэтрин Хепберн и Сидни Пуатье. Мы надеялись, что те, кто получил приглашение, воспримут это мероприятие как новогодний званый ужин в Ковент-Гардене, устроенный неизвестными хозяевами, на котором присутствовали известные люди. Мы хотели, чтобы это событие воспринималось как то, что нужно посетить, особенно для тех, кто стремится к успеху в социальной жизни. В течение следующих нескольких недель нам поступило несколько ответов на наше приглашение: Дриберг ответил, что будет присутствовать, и то же самое сделал владелец книжного магазина Барри Майлз. Мы не позволили небольшому количеству ответов помешать нашему движению; мы сказали друг другу, что многие люди не потрудятся отправить ответ и вечером просто сами собой появятся.

Письма в лондонский храм, напечатанные в журнале «Назад домой к Богу», 15 октября 1968 года

За день до мероприятия мы убрали с третьего этажа нашего здания ту небольшую мебель, которая у нас была, тщательно вымыли пол и повесили длинные ленты из красной гофрированной бумаги и белые с золотом воздушные шары. На другом конце в комнате мы накрыли длинный стол, покрытый вышитой белой скатертью — здесь должен был быть вегетарианский шведский стол, который мы готовили под руководством Ямуны. Мы нашли поблизости компанию общественного питания, которая дала нам в аренду белые фарфоровые тарелки и первоклассное столовое серебро по разумной цене, потому что мы платили в американских долларах. Мы также убедили их дать нам пятьдесят бокалов для коктейлей на вечер без дополнительной оплаты. Тарелки, столовое серебро и салфетки были расставлены на отдельном столе, примыкающем к буфету. Когда в конце дня мы отошли в сторону, чтобы осмотреть дело наших рук, то все согласились, что заведение выглядит довольно стильно по сравнению с тем, каким оно было раньше. "Улица Беттертон", как мы называли наше помещение, всё ещё выглядела голой и показывала, что мы бедны, но мы надеялись, что наши гости воспримут наше заведение как образец современного минималистского декора или как своего рода счастливый дом с привидениями. Наступил долгожданный вечер, и мы вшестером облачились в наши лучшие одежды и надели длинные цветочные гирлянды, сделанные из роз и гвоздик. Ямуна, Малати и Джанаки выглядели ослепительно в своих сари и с цветами, вплетенными в их волосы, и я подумал, что мы, мужчины, сверкаем в наших ярко-белых одеждах и развевающихся пальто в стиле Неру. Наши свежевыбритые головы выглядели так, словно мы натёрли их глянцевой полиролью для мебели. В восемь часов вечера в день Нового года к нашему зданию начали подъезжать машины. Несколько человек пришли в повседневных джинсах, но многие были одеты в вечернюю одежду, мужчины — в строгие костюмы, а женщины — в бальные платья. Некоторые носили меха животных, накинутые на шею, или были украшены тяжёлыми бриллиантовыми браслетами и серьгами.

Я приветствовал их у двери со всей сердечностью, на какую был способен. «Добрый вечер, сэр», — сказал я одному из первых мужчин, который прибыл с женщиной в зелёном платье с блестками. — «Мы так рады, что вы смогли прийти. Как вас зовут?». «Я лорд Масгроув, а это моя жена Виола», — сказал мужчина. Я просмотрел бейджи с именами на столе. «О, извините, у нас нет бейджа с именем ни для кого из вас», — сказал я. — «Но сейчас это исправлю». Я написал "Лорд Масгроув" на наклейке с надписью «Привет, меня зовут..." и прикрепил к лацкану его костюма. «Могу ли я предложить вам напиток?» — спросил я, указывая на стол, расположенный на один лестничный пролет выше. На столе стояли стаканы с коктейлем, в каждом по маленькой клубничке на дне. «Да, это было бы прекрасно», — ответил он. Я взбежал по лестнице впереди них и попросил Малати принести напитки для лорда и леди Масгроув. Я наблюдал, как она налила их напитки поверх клубники и протянула им бокалы для коктейлей. Пунш был сделан из апельсинового, яблочного и клубничного соков, и я надеялся, что он не заметит, что напиток был без алкогольного градуса, пока не войдёт в курс нашего дела. Количество пришедших людей — всего сорок пять человек – удивило нас. Мы приготовились к шоку гостей от состояния нашего здания, но большинство переносило это с классической британской чопорностью. Они стояли небольшими группами, болтая и выглядя лишь немного встревоженными, в то время как Малати и Джанаки пробирались сквозь группы с маленькими подносами закусок с лимонными крекерами и йогуртовым соусом.

Когда я уже собирался подняться наверх, чтобы начать программу, пришла телеграмма. Я открыл конверт и прочитал её и прочитал: «Спасибо за приглашение. Сожалею, что не смог присутствовать, но желаю вам всего наилучшего. Джордж Харрисон». Я побежал вверх по лестнице, и воскликнул, обращаясь к Шьямасундаре: «Я не могу в это поверить, Шьямасундар, прочти это!». Он прочитал его про себя, широко улыбнулся, а затем зачитал громким голосом содержание послания, чтобы слышали все в комнате. Несмотря на то, что это было сообщение с отказом, Харрисон ответил нам, и это само по себе было достаточным успехом, даже если остаток вечера был менее похож на победу. «Леди и джентльмены, спасибо, что пришли сегодня вечером», — объявил я. — «Мы собираемся начать с нескольких презентаций, чтобы объяснить, чем мы занимаемся и почему пригласили вас сюда. Затем Бхактиведанта Свами, основатель нашего движения, скажет пару слов». Мы заранее решили ввести аудиторию в небольшое заблуждение и заставить их поверить, что Свами действительно появится, чтобы выступить. «В конце у нас будет вегетарианский банкет, который будет подан за столом в задней части дома. А теперь, если вы все хотите занять места поближе к передней части зала, мы начнём презентации». Несколько человек из аудитории оглянулись, чтобы посмотреть, не приносит ли кто-нибудь стулья, чтобы они могли сесть. Никого не было, и мы сразу поняли свою оплошность. Молодого возраста гости знали, что можно сидеть со скрещенными ноги на полу, но некоторые просто не могли принять эту позу. Многие гости были намного старше нас, и им было неудобно сидеть на полу в своих нарядах. Достопочтенный Том Дриберг неловко сел на мешковину и прислонился к стене, скрещивая и разжимая ноги, как будто не совсем

был уверен, что с ними делать. Он улыбался с тех пор, как приехал, но теперь его улыбка, казалось, превратилась в гримасу. Барри Майлз стоял, прислонившись к стене, и выглядел учтиво в своем темно-синем костюме и широком красном галстуке, его длинные светлые волосы падали на глаза. Шьямасундар, Гурудас и я сделали наши презентации краткими, видя дискомфорт некоторых слушателей. Мы установили большой мольберт и записали важные моменты фломастером на больших листах бумаги. У Шьямасундара даже была диаграмма и пара графиков, которые он подготовил ранее, чтобы проиллюстрировать рост движения за те годы, что оно существовало на Западе. Мы постоянно повторяли, что Свами скоро выступит. Я завершил своё выступление о наших усилиях по открытию лондонского центра, показав короткий беззвучный восьмимиллиметровый фильм о том, как Свами прогуливается по СанФранциско. Мы хотели увидеть его на пленке и услышать его речь, чтобы это стало центральным моментом и развязкой вечера. В конце фильма я представил Свами. «Итак, ещё раз благодарю вас всех за то, что вы были здесь с нами сегодня вечером на нашем первом лондонском собрании. А теперь для меня большая честь представить вам Бхактиведанту Свами». Гурудас нажал кнопку воспроизведения на магнитофоне, и голос Свами разнесся по комнате. Он пел мантру Харе Кришна в течение минуты или два, а затем начал говорить. «Дамы и господа», — сказал он, — «пожалуйста, примите мои поздравления со счастливым 1969 годом и благословения Шри Кришны, Верховной Личности Бога, за ваше любезное участие в этой счастливой встрече сознания Кришны». Его речь длилась около 15 минут. Я был уверен, что по звуку его голоса, по фотографиям на нашей стене и фильму гости смогут воспринимать его как ученого, эрудированного и особенного. Многие слушали кассету с закрытыми глазами.

Вид на рынок в Ковент-Гарден (фото 1968 года), где преданные арендовали склад для проживания и куда планировали пригласить влиятельных и знаменитых людей Лондона на вечеринку празднования Нового Года под названием "Угадайте, кто придёт к нам на ужин?", запланированную на вечер 4 января 1969 года.

4 января, 1969 года, программа "Угадайте, кто придёт к нам на ужин?".

«Итак, в древние времена мудрецы просто собирались под деревьями и осознавали Кришну таким способом», — говорил Свами.

— «Но сейчас, в Лондоне, в большом городе, чтобы собраться и посидеть вместе, нам нужно место для собрания. Поэтому храм движения сознания Кришны должен быть создан в различных центрах мира, независимо от культуры, философии и религии конкретной страны. Сознание Кришны настолько универсально и совершенно тем, что может понравиться каждому, независимо от его положения. Поэтому я горячо призываю всех вас, присутствующих на этой встрече, расширить ваше сотрудничество для успешного осуществления этого великого движения. Ещё раз благодарю вас». Я подумал, что его речь была мощной и проникновенной, идеально подходящей для того, чтобы вдохновить эту аудиторию. Несомненно, это был призыв, мольба о помощи, и никто, казалось, не возражал. После выступления Свами все они оживлённо переговаривались между собой, и я надеялся, что это означало, что звуковое присутствие Свами сделало весь вечер был для них таким же запоминающимся событием, как и для нас. Я чувствовал себя так, как будто Свами был там с нами, и я подумал, что некоторые из них, возможно, тоже чувствовали то же самое. Все гости встали, некоторые болезненно потягивали ноги и выглядели пошатывающимися. Все они испытали огромное облегчение, когда мы пригласили их пройти на наш банкет со шведским столом. Вскоре зал наполнился громким, радостным подшучиванием, когда все начали пробовать удивительные блюда, приготовленные Ямуной с нашей помощью. Блюда были экзотическими и превосходили лучшие блюда лондонского ресторана: сделанные из урад-дала бхараты в сметане, пирожки с горохом и картофелем, обжаренные в золотистом топлёном масле, пакоры из цветной капусты в кляре, острый яблочный чатни, несколько овощных карри с новаторскими соусами и необычный рис с крошечными кусочками панира — всё это подавалось на красивых серебряных или керамических тарелках со столовыми приборами из нержавеющей стали и серебра. Мы закончили трапезу подачей кулфи – особого индийского мороженого, приготовленного из сгущённого

молока, шафрана и кардамона, и украшенного кусочками глазированного имбиря. Все похвалили поваров, а некоторые спросили об ингредиентах и рецептах. Когда я ходил по комнате, наполняя тарелки людей, я вспомнил, как Свами ухаживал за своими гостями, держа под мышкой сервировочный горшок на первом Пире Любви в Бауэри. Я надеялся, что я был таким же любезным и живым хозяином, каким он был для нас в тот самый вечер. Никто волшебным образом не выступил в ту ночь с пожертвованиями или обещаниями поддержать наш храм, но мы были довольны тем, как всё прошло. Мы обзавелись несколькими новыми друзьями, ещё больше укрепили некоторые существующие отношения, получили телеграмму от знаменитости, провели нашу лучшую презентацию на сегодняшний день и познакомили наших гостей со Свами с помощью кассеты и фильма. Много лет спустя, в своей книге о шестидесятых годах, Барри Майлз назвал тот вечер церемонией в «подвальном святилище» (хотя оно находилось на три этажа выше земли), на которой Лондон приветствовал нашего гуру, Свами А.Ч. Бхактиведанту. Пару недель спустя репортёр и фотограф "Sunday Times" объявились без предупреждения на нашем пороге, чтобы взять у нас интервью. Газета "Sunday Times" опубликовала статью 12 января под заголовком «Аттикус чувствует благо». Оно возвещало о нашем прибытии в Великобританию как о благотворительном миссионерском акте и включало большую фотографию меня, Малати, Ямуны, Гурудаса, Шьямасундара и маленькую Сарасвати, которая сидела на коленях у своего отца и жевала чётки, свисавшие с его шеи. По словам автора статьи, мы были «мягкими, не от мира сего, но совсем не наивными». Несколько месяцев спустя кто-то обнаружил, что Ассоциация Журналистов перепечатала статью, озаглавив её "Песнопения Кришны поражают Лондон". Каким-то образом Свами получил копию статьи, которая была опубликована в Американской газете.

Барри Майлз (родился в 1943 году) Английский писатель, известный своим участием и написанием статей на темы лондонского андеграунда и контркультуры 1960-х годов. В 1960-х Майлз работал в Better Books, В 1965 году Аллен Гинзберг провёл чтение в Better Books, что привело к Международному воплощению поэзии, основополагающему событию, организованному Майлзом. В 1960-х он был совладельцем галереи Indica и помог основать независимую газету International Times. В 1965 году Майлз и его жена познакомили Пола Маккартни с пирожными из гашиша. Майлз продюсировал проект Алена Гинзберга "Songs of Innocence and Experience", записанный в 1969 году и выпущенный в следующем году. В 1970 году Майлз переехал с женой в сельскую местность штата Нью-Йорк, где он жил с Гинзбергом на своей ферме. Однако вскоре брак Майлза распался, и он вернулся в Англию. Майлз написал официальную биографию Пола Маккартни "Много лет спустя" (1998). Майлз также написал биографии Фрэнка Заппы, Джона Леннона, Уильяма С. Берроуза, Джека Керуака , Чарльза Буковски и Гинзберга, в дополнение к книгам о "The Beatles", "Pink Floyd" и "The Clash", а также окончательную историю лондонской контркультуры с 1945 года "London Calling".

Статья в лондонской "Sunday Times" от 12 января 1969 года. Малати, Ямуна, Гурудас, Шьямасундар и маленькую Сарасвати, которая сидит на коленях у своего отца и жуёт чётки, свисавшие с его шеи.

Свами носил её с собой в течение нескольких месяцев, регулярно показывая людям, чтобы доказать, что ИСККОН теперь находится в Англии и оказывает там своё влияние. Когда мы спросили репортера "Sunday Times", откуда он узнал о нас, он сказал: «Я услышал о вас от друга». Мы оставили всё как есть, но все мы подозревали, что друг, возможно, был гостем на нашей вечеринке "Угадайте, кто придет к нам на ужин?".

29. Вот и Солнце взошло. Хотя большая часть нашей энергии была направлена на создание лондонского центра, Шьямасундар никогда не позволял нам забывать о другой цели, которая была у него задолго до того, как мы приехали в Англию: встретиться с "The Beatles". Поскольку их слава и влияние простирались далеко за пределы тех людей, с которыми мы встречались до сих пор, мы рассудили, что они смогут оказать нам более значительную помощь в создании храма, если у них будет такое желание. Однажды днём, ожидая метро, я купил подпольную газету и случайно прочитал объявление, в котором говорилось, что "Битлз" создают благотворительный фонд для помощи талантливым людям, которые пытаются пробиться на музыкальную сцену. Мы собрали магнитофонную запись того, как мы поем Харе Кришна, и отправили её в "Apple Studios" на Сэвилл-Роу, надеясь, что пение пробудит воспоминания об альбоме "Happening", который "Битлз" заказали у нью-йоркских преданных за пару лет до этого. Ответ, который мы получили, был формальным письмом, в котором говорилось, что компания сожалеет, но не может нам помочь. Этот ответ был в значительной степени тем, чего мы ожидали, но мы не могли не быть разочарованы. Мы написали свами, чтобы рассказать ему о нашей неудаче, но казалось, он совсем не был обескуражен. «Я думаю, что встреча с Джорджем Харрисоном маловероятна», — написал он мне. — «Это не имеет значения. Продолжайте расти медленно, но верно. Давайте сделаем всё возможное, чтобы искренне распространять это движение сознания Кришны. И Кришна даст нам все возможности. В конце концов, это дело Кришны. Так что не волнуйтесь, делайте все, что в ваших силах, и успех или неудача не имеют значения. Кришна абсолютен, поэтому в сознании Кришны нет такого понятия, как успех или неудача, или, другими словами, в сознании Кришны не может быть и речи о неудаче, что бы мы ни делали, это успех».

Безоговорочная поддержка Свами вдохновила нас попробовать другой подход. Мы позвонили в "Apple" и, заявив о дружбе с Алленом Гинзбергом, нам удалось договориться о встрече с человеком по имени Питер Ашер, менеджером по работе с исполнителями и репертуаром. Ашер сам был певцом, который вместе с Гордоном Уоллером несколькими годами ранее был записал хит под названием "World without love". Мы заявили, что заинтересованы в записи устной речи; мы подумали, что это будет нечто немного новое, что может выделить нас из толпы. Холодным днём в конце января мы забрались в наш красный пикап и отправились в "Apple", вооружившись, как обычно, несколькими вегетарианскими угощениями. "Apple Studios" представляла собой четырёхэтажное здание, расположенное на улице портных для мужчин высшего класса. Выкрашенное в ярко-белый цвет, оно было маяком либеральности на очень консервативной улице. Мы пробежали пять ступенек и миновали скромную медную табличку, на которой не было ничего, кроме уменьшительных слов "Сэвилл–роу, 3". В вестибюле тоже всё было белым — стены, ковер, шторы, диваны. Единственным цветным пятном была картина в рамке с изображением зелёного яблока на стене позади секретарши. «Чем я могу вам помочь?» — спросила она. «Мы здесь, чтобы увидеть Питера Ашера», — сказал Гурудас. Первое, что поразило меня в Ашере, — это его волосы. Они были незабываемого ярко-красного оттенка и густо обрамляли его бледное лицо. Он пожал нам руки и повёл к лифту, который доставил нас в его маленький офис на третьем этаже. Он сел за коричневый письменный стол и поправил широкий галстук. «Итак, я слышал, что Гинзберг твой друг?», — спросил он, беря кусочек апельсинового пирога с подноса, который держал Гурудас. «Да», — сказал я. — «Он помог нам выбраться из некоторых трудных ситуаций, когда мы только начинали наше движение в Соединённых Штатах Америки».

Питер Ашер, (родился 22 июня 1944 г.) Английский гитарист, певец, менеджер и продюсер. Он стал известен в 1960х годах как участник вокального дуэта поп-музыки «Peter and Gordon», а затем сделал успешную карьеру менеджера и продюсера. После того, как Питер и Гордон распались в 1968 году, Ашер возглавил отдел «Артисты и репертуар» в компании «Beatles Apple Records» занимающийся поиском талантов. Ашер также сыграл роль в формировании калифорнийского рок-звучания.

Мы вкратце рассказали о нашем общении с Гинзбергом. Разговор был похож на повтор того, что мы вели ранее с Томом Дрибергом. «Итак, в любом случае, мы подумали, что если бы мы могли сделать устную запись о воспевании — и, если может быть, часть из нас бы воспевала – это был бы действительно хороший способ сообщить людям, что мы здесь, в Лондоне». — Сказал Шьямасундар.

— «Это первый шаг к созданию нашего центра». Ашер взял ещё один кусок пирога. «Этот пирог просто великолепен!», — сказал он, откусывая большой кусок. — «Но я не заключаю сделок о звукозаписи. Для этого вам придётся встретиться с Джорджем». «Ну, мы бы хотели встретиться с ним!» — сказал Шьямасундар.

— «Как мы это устроим?». «Маловероятно, что вы сможете это сделать», — резко ответил Ашер и вздохнул. — «Посмотрим, я расскажу ему об этом и посмотрю, смогу ли я устроить вам встречу. Я думаю, вы, ребята, знаете, что он увлекается индийскими вещами, так что у вас может быть больше шансов, чем у всех остальных людей, которые приходят сюда, желая записать свой альбом». Он смахнул крошки от торта со своих рук и выпроводил нас. Мы покинули "Apple" немного подавленными, потому что Ашер сказал нам то, чего мы всё время опасались: "The Beatles" были недосягаемы, существовали в параллельной вселенной известных людей, охраняемой армией администраторов, менеджеров, агентов и сотрудников службы безопасности. Затем, пару недель спустя, несколько наших знакомых из ХейтЭшбери (Сан-Франциско, США) приехали погостить к нам на несколько дней. В группу входили писатель Кен Кизи, несколько "Ангелов ада" и Рок Скалли, со-менеджер "The Grateful Dead", знакомый Шьямасундары. Именно на основе этих отношений нам удалось уговорить "The Dead" выступить на Мантра-Рок Данс в Сан-

Франциско. Когда Рок сказал нам, что у них назначена встреча с "Битлз", мы увидели, что у нас открылось небольшое окошко для возможности. И снова я подумал, что Рок должен был сыграть ключевую роль в нашем успехе. Утром, в день встречи с "Битлз", Рок согласился позволить Шьямасундару сопровождать его. В тот же день Шьямасундар вернулся домой в приподнятом настроении, переполненный новостями. «Итак, когда мы добрались туда, нам пришлось ждать целую вечность», — сказал он. — «Они провели нас в большую приёмную. Когда Джордж Харрисон наконец пришёл, он направился прямо ко мне! Он сказал, что много раз видел, как мы воспеваем на здесь на улице, в Лондоне, и хотел подойти к нам, но всё время не мог – он всегда был в машине или с другими людьми, или что-то в этом роде». «Ты шутишь!?» — воскликнул я. «Нет. Он почти не обращал внимания ни на Кена, ни на Рока». «Итак, что ты ему сказал?». «Ну, я не могу вспомнить всего, но в основном я рассказал ему всё о Свами и о том, как он начинал в Нью-Йорке, и как мы основали храм в Сан-Франциско. И я сказал ему, что мы хотим начать движение здесь, в Англии». «Ты шутишь!?» — повторил я, не веря своим ушам. «Нет, не шучу. И вот что самое приятное: он хочет приехать сюда, встретиться со всеми нами и попеть вместе с нами!». И так случилось, что однажды днём в начале февраля Джордж Харрисон пришёл в наш продуваемый сквозняками импровизированный храм на Беттертон-стрит. Шьямасундар встретил его у двери и повёл по единственной лестнице в храмовую комнату, где он склонился перед божествами Джаганнатхи на нашем маленьком

самодельном алтаре. Мы хотели, чтобы всё было лёгким и неформальным, поэтому планировали просто перекусить и поговорить. Мы все сели на пол, и Джанаки раздавала картофельногороховые самосы, пока мы знакомились. Когда я сказал, как меня зовут, Джордж неожиданно перебил меня. «Мукунда? Да, я помню твоё имя. Разве ты не написал мне однажды письмо?» — спросил он. «Э-э, я думаю, да, но это было больше года назад», — ответил я. Пока он не упомянул об этом, я совершенно забыл о письме, которое написал в ответ на его статью в "Оракуле" о том, как мантры можно использовать для достижения сути музыки. Я не мог поверить, что он запомнил моё имя. «Да, я помню это письмо», — сказал он. — «Я был заинтригован тем, что ты написал в нём, потому что ты перевернул то, о чём я думал, – ты сказал, что это суть мантры, которую мы должны искать, а не суть музыки». Мы поговорили ещё пару часов о философии Свами и о наших надеждах основать храм в Лондоне. Джордж сказал, что он хотел бы встретиться со Свами и продолжить с ним обсуждение сознания Кришны. И он сказал, что у него есть пятиэтажное здание в центре Лондона, из которого получился бы сказочный храм. «Это на Бейкер-стрит», — сказал он. — «Мы купили его некоторое время назад и разрисовали снаружи психоделическим искусством. Затем Управление Городом сказало нам, что это незаконно, и что нам пришлось покрасить его в серый цвет. Сейчас оно нами не используется. Мне нравится то, что вы делаете, и я думаю, что хотел бы помочь вам начать служение здесь, в Англии. Но мне, конечно, придётся обсудить эту идею о здании со всеми остальными сотрудниками "Apple"». Перед уходом он пригласил нас приехать к нему домой в Эшер через несколько недель. Мы проводили его до двери и смотрели, как

он уезжает. Хотя я понял, что мы только что встретились с одним из самых влиятельных людей в Англии, это не оказало на меня того влияния, которого я ожидал. Джордж был обычным, приземлённым парнем, духовным искателем, который, как и многие другие, казалось, был впечатлён философией Свами. В тот вечер Шьямасундар написал Свами подробное письмо о нашей встрече с Джорджем Харрисоном. Ответ от него пришёл очень быстро. «Как понятно из вашего письмо о том, что мистер Джордж Харрисон испытывает некоторую симпатию к нашему движению. Так или иначе, "Битлз" стали объектом пристального внимания соседних Европейских страны и также Америки. Его привлекает наше движение, и, если он примет ведущее участие в организации огромной вечеринки по воспеванию, состоящей из Битлз и наших участников, несомненно, мы изменим лицо мира. Его предложение предложить нам пятиэтажное здание очень приветствуется. Мне всегда не терпелось побывать в Лондоне, и я очень надеюсь, что, когда вы говорите в своей заключительной реплике: "Скоро у нас будет храм, скоро у нас будет храм", что скоро у нас будет храм. Большое вам спасибо». Ясным, холодным воскресным днём в конце февраля мы поехали к Джорджу в Эшер, графство Суррей. Его дом оказался не таким роскошным, как я ожидал, но это, безусловно, был современный, комфортабельный дом и его экстерьер был окрашен в психоделические цвета, которые не сочетались с сельской атмосферой. Мы с удовольствием поужинали с Джорджем и клавишником Билли Престоном, и в конце концов Джордж предложил нам немного попеть. Мы все проигнорировали предложенные нам большие диваны и кресла и просто уселись на пол, чтобы я мог показать ему некоторые мотивы для исполнения мелодии Харе Кришна на фисгармонии. Когда мы начали вместе петь, я играл на мриданге, Джордж — на электрогитаре, а Билли — на синтезаторе. Игра на усиленных инструментах означала, что мне приходилось гораздо сильнее бить по мриданге. Наше воспевание продолжалось несколько часов, и к тому времени, когда мы закончили, кость моей левой руки сильно болела.

«Вы должны сделать запись с этой мантрой», — сказал мне Джордж, когда мы упаковывали инструменты, собираясь уйти. — «Это отличный способ рассказать миру о том, что вы делаете». «Да, в начале это был наш первый план по сближению с Apple», — ответил я. — «Но сейчас я думаю, что знаешь, мы на самом деле не профессионалы». «Ты не обязан им быть!» — сказал он. — «Начнём с того, что мы тоже не были профессионалами». «А что, если ты запишешь её?» — предложил я. — «Один или с другими "Битлз"?». «Нет, это должно исходить именно от вас, ребята», — настаивал Джордж. — «Я имею в виду, ты даже одеваешься как надо для этой роли!» — посмотрел он на моё помятое белое дхоти и подмигнул. В ту ночь по дороге домой у грузовика лопнуло заднее колесо. Я вылез из-под брезента, чтобы помочь Шьямасундару сменить его. Поднялся пронизывающий ветер, и он кусал наши шеи и руки, когда мы склонились над домкратом и снимали грязную шину со ступицы. Я подумал, как это иронично, что мы провели вечер в тёплом доме знаменитости, а теперь вот стоим под холодным дождем, меняя колесо пикапа 1935 года выпуска на обочине тёмного Шоссе А4. В конце марта Джордж предложил спродюсировать песню для пластинки 45-ки (45 оборотов в минуту) с нашим участием, и таким образом мы оказались в студии звукозаписи EMI на Эбби-Роуд, в том самом месте, где "Битлз" записали так много своих песен. Высокий потолок был выложен акустической плиткой, а по полу крест-накрест тянулись микрофонные шнуры. Когда мы прибыли, Джордж уже сидел за стеклянной стеной за пультом звукозаписи в диспетчерской с тремя звукорежиссерами. Он помахал нам рукой, когда увидел нас, и вышел, чтобы показать нам, где сесть. «Итак, мы подумали, что вы все могли бы сесть на пол там, внизу», — сказал он, указывая через комнату на большой тканый

ковер, который покрывал значительную часть деревянного пола. — «У каждого из вас будет микрофон, и ваши инструменты тоже будут микшированы. Кто в какой будет играть?». «Мы решили, что Ямуна и я будем вести голосом», — сказал Шьямасундар. — «Я буду играть на эсрадже, который, как мы думаем, будет звучать хорошо, потому что в нём есть настоящий индийский колорит. Мукунда будет играть на мриданге, а Малати, Джанаки, Ричард и Тим будут играть на тарелках». «О, вы знакомы с Ричардом и Тимом?» — рассмеялся он. «Да, они уже здесь, с нами!». «И все будут петь?» — спросил Джордж. «Да. И мы вроде как ещё надеялись, что ты тоже будешь петь с нами», — сказал Шьямасундар. «Да, я буду петь», — сказал он. — «Но я не могу быть засвеченным в этом. Я не могу быть упомянут как музыкант на пластинке из-за моего контракта с EMI. Я собираюсь играть на этой фисгармонии». Он указал на инструмент, стоявший сбоку от плетёного ковра. Раскрашенная яркими цветами, фисгармония всё ещё выглядела чемто вроде старого органа, который качался ногой и на котором можно было играть обеими руками. Рядом с ним стоял огромный медный гонг, который свисал с рамы и выглядел как реликвия китайского музея. «Мы решили, что просто споем ту простую мелодию, которой Свами впервые научил нас», — сказал я. «Это хорошая идея», — подтвердил Джордж. — «Она несложная и запоминающаяся. И хорошо, что она в мажорной тональности». Примерно через час звукового тестирования мы сделали четырёхминутный дубль мантры Харе Кришны. Я думал, что мы звучали довольно хорошо, но Джордж так не думал.

Стереопластинки существуют трёх диаметров: 175, 250 и 300 мм, что обеспечивает среднюю продолжительность звучания одной стороны (при 33⅓ об/мин) 7−8, 13−15 и 20−24 минуты. Длительность звучания зависит от плотности нарезки. На одну сторону плотно нарезанной пластинки можно уместить до 30 минут музыки, но игла на таких пластинках может прыгать и вообще будет неустойчива. Также грампластинки с уплотнённой записью быстрее изнашиваются по причине более узких стенок канавок.

Работа над пластинкой с Джорджем Харрисоном в студии "Apple", 1969 год

Работа над пластинкой с Джорджем Харрисоном в студии "Apple", 1969 год

Работа над пластинкой с Джорджем Харрисоном в студии "Apple", 1969 год

Работа над пластинкой с Джорджем Харрисоном в студии "Apple", 1969 год

«Звук должен быть громче, особенно в конце», — сказал он. — «Шьямасундар и Ямуна, вы, ребята, звучите хорошо, но реакция немного слабовата. Нам нужно больше певцов, чтобы это звучало как хор». «Возможно, мы сможем собрать ещё несколько человек», — сказал я. — «Но нам понадобится некоторое время, чтобы найти их. Я

имею в виду, что нам пришлось бы вернуться в другой день, чтобы закончить запись». «Нет, нам нужно закончить это сегодня, потому что сегодня это единственный раз, когда я смог найти время для нас в студии» — сказал Джордж. — «Подождите. Я сейчас найду каких-нибудь людей». Десять минут спустя он вернулся с тридцатью людьми на буксире – секретаршами, звукорежиссерами, агентами и уборщиками из соседних офисов EMI. «Хорошо, давайте соберём всех этих парней и сделаем это снова», — сказал Джордж. Поскольку почти 40 человек одновременно пели, второй дубль звучал великолепно. Многие участники импровизированного хора закрыли глаза и раскачивались, когда звук мантры наполнил студию. Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе-харе В конце дубля Малати совершенно спонтанно взяла молоток и, не оглядываясь, ударила в медный гонг, который стоял позади неё. Как только инженеры дали официальное указание, что съёмка окончена, все разразились удивлённым смехом. «Что это сейчас было, Малати?!» — спросил я. «Я не знаю», — ответила она. — «Просто мне пришло в голову, что это может звучать неплохо». «Я думаю, что это отличный штрих!» — сказал Джордж. — «Это вполне может быть тот самый дубль, который мы в конечном итоге используем, с гонгом и прочим». Мы сделали ещё пару дублей этой песни, а затем провели остаток дня, записывая то, что должно было стать оборотной стороной

пластинки 45-тки — трек под названием "Молитвы духовному учителю". В какой-то момент я оторвался от своей сосредоточенной игры на мриданге и увидел через большое окно диспетчерской стеклянное окно, в котором Пол и Линда Маккартни разговаривали с Джорджем. В конце дня Джордж поздравил нас с нашим выступлением. Он сказал, что планирует сделать ещё немного дубляжа, особенно в песне "Харе Кришна Мантра", к которой он добавил бы короткое вступление на гитаре, используя эффект тремоло с помощью чего-то, что он назвал "динамиком Лесли". «Как ты думаешь, когда ты выпустишь эту пластинку?» — спросила Джанаки. «Через несколько месяцев», — сказал он. — «Вероятно, не раньше августа». Несмотря на то, что до этого было ещё далеко, популярность мантры уже росла даже без записи. Мы стали обычным явлением в Лондоне, и стало известно, что Джордж Харрисон увлекается пением Харе Кришна. Когда мы выходили из студии, нас уже приветствовала группа из дюжины девушек-подростков, распевающих мантру Харе Кришна за пределами студии Abbey Road, вероятно, надеясь увидеть того или иного Битла. «Боже мой», — подумал я. — «Если это так сейчас происходит, то на что это будет похоже, когда выйдет пластинка?».

30. Храм на Бэри Плейс Хотя мы записывали музыку в одной из самых известных студий мира, мы всё ещё жили в крайней нищете. Мы не слишком беспокоились за себя, но знали, что не сможем вечно размещать лондонское отделение международного общества на заброшенном складе фруктов и овощей. Мы возлагали большие надежды на

пятиэтажное здание на Бейкер-стрит, о котором нам рассказывал Джордж, но, когда он представил эту идею Apple, она была отвергнута. Пришла весна – по крайней мере, так было указано в календаре, – но дождь и уныние продолжались, как если бы всё ещё был февраль. Мне казалось, что я постоянно нахожусь на улице, а это означало, что я был постоянно мокрый. Если я не пел на Оксфорд-стрит вместе с другими, я часами ходил по улицам, пытаясь найти подходящее здание для нашего центра. Найджел Сэмюэл, владелец помещения Улицы Беттертона, начал позволять другим людям тоже жить в этом здании и попросил нас ограничиться парой этажей. Нехватка места в сочетании с суровостью жизни с незнакомцами, которые считали наши методы странными, заставили меня увеличить мои усилия по поиску подходящего здания для храма. Конечно, в Лондоне можно было арендовать множество зданий – многоэтажные здания в офисных или жилых районах с большими вывесками на окнах: "Сдаётся в аренду" или "Продаётся". Я всегда носил с собой блокнот, чтобы записывать номера телефонов агентов и адреса потенциальных объектов недвижимости. К сожалению, в любом доме, который мы осматривали, всегда было по крайней мере что–то не так — лестницы в странных местах, отсутствие водопровода, древняя электропроводка, неподходящее место для главного помещения храма. Большинство зданий были полуразрушенные, и все они требовали серьёзных изменений, если их предполагалось использовать в качестве храма. Кроме того, для взятия в аренду недвижимости обычно требовался крупный депозит, подписание долгосрочного договора аренды и разрешение на планировку от местного совета, прежде чем могли быть произведены какие-либо изменения. Некоторые здания были обозначены только для офисного использования. И все они, несмотря на их ветхость, были далеко за пределами нашего ценового диапазона даже для сдачи в аренду. Несмотря на то, что у нас всё ещё не было храма, Свами неоднократно писал нам, что хочет приехать немедленно. Он призвал

нас не ждать доброй воли других, но охранять здание на свой страх и риск. «Вы написали, что скучаете по мне, и точно так же я сижу здесь, стремясь встретиться с вами как можно скорее», — написал он Гурудасу и в письме он продолжил: «Я думаю, что, ни от кого не завися, мы должны рискнуть и немедленно арендовать хороший дом для нашего храма. Если вы считаете, что моё присутствие ускорит дело, я готов отправиться немедленно. Я могу стартовать немедленно и увидеть ситуацию, которая мешает нам в получении в аренду хорошего дома. Вы также пишите, что все ждут моего приезда, и люди спрашивают: "Когда придет Свамиджи?". Что касается меня, то я могу отправиться немедленно, потому что сейчас у меня здесь нет серьёзных дел». После того, как Гурудас получил это письмо, мы провели собрание на тему скорейшего прибытия Свами в Лондон. Посовещавшись, мы решили, что, хотя мы все отчаянно хотели увидеть Свами, было бы лучше подождать, пока мы не сможем принять его должным образом, а мы не могли этого сделать, пока у нас не будет храма, где он мог бы остановиться. Мы не хотели быть похожими на другие маленькие индуистские центры в Лондоне, которые были удовлетворены шероховатыми отдаленными пригородными районами. Мы хотели что-то расположенное в центре и впечатляющее, что-то, что установило бы присутствие ИСККОН в Лондоне. Шли месяцы, и мне стало очевидно, что недвижимость – как и всё в Англии – контролируется сетью старых приятелей. У нас был контакт внутри их круга, магнат недвижимости по имени Дэвид Кокинг, с которым мы познакомились в Штатах и который, как мы знали, симпатизировал миссии Свами. К сожалению, листок бумаги, на котором он написал нам свои контактные данные, Гурудас потерял, когда мы собирали вещи, чтобы лететь в Лондон, и все наши усилия были тщетны в попытках найти либо листок бумаги, либо самого Кокинга.

Затем, как раз в тот момент, когда дождливая весна уступила место тому, что обещало быть удушливым летом, события внезапно приняли благоприятный оборот. Однажды днём Гурудас ворвался в дверь, пыхтя и улыбаясь от уха до уха. «Итак!», — начал он говорить. — «Я стою в очереди в банке, вы знаете, просто стою там и жду кассира. Потом я оборачиваюсь, и ты никогда не догадаешься, кто был позади меня». «Джордж?» — спросила Джанаки. «Нет!». «Том Дриберг?» — спросил я. «Нет! Это был Дэвид! Дэвид Кокинг! Можете ли вы в это поверить? После всех этих месяцев поисков он просто появляется позади меня в банке!». «В самом деле? О, боже!» — воскликнул Шьямасундар, потирая руки и хлопая его по спине. «Да. Он крепко обнял меня, как будто я какой-то его давно потерянный друг или что-то в этом роде». «Ну, и что он сказал?» — нетерпеливо спросила Малати. «Я рассказал ему, как мы искали его и как мы так отчаянно пытались найти здесь помещение под храм. И...» — Гурудас сделал эффектную паузу, прежде чем закричать — «У него есть для нас здание прямо в центре Лондона!». На мгновение воцарилось радостное остолбенение, прежде чем практические беспокойства заглушили наше волнение. «Но как мы сможем себе это позволить?» — Я спросил. — «Разве мы не должны внести задаток?».

«Дэвид говорит, что мы можем переехать прямо туда, как в Штатах. Все, что нам нужно сделать, это заплатить за аренду». «Сколько это стоит?».

«550 фунтов в квартал», — ответил Гурудас. — «Это примерно 42 фунта в неделю». «Итак, около 100 долларов в неделю», — сказал Ямуна. — «Похоже, это то, что мы можем сделать». «Да. Это так» — согласился Гурудас. — «Загвоздка только в том, что мы должны заплатить вперед. Так что нам нужно где-то найти 550 фунтов, чтобы мы могли переехать. Но я думаю, что мы можем это сделать». «Да? Каким образом?» — скептически спросил я. «Ну, я ещё не всё продумал», — ответил Гурудас. — «Я знаю, что у нас нет таких денег, но мы просто должны с этим разобраться. Мы должны!». «А как насчёт разрешения на планировку и прочего?» — спросил Шьямасундар. — «Я уверен, что нам придется как-то его модифицировать. Разве нам это не нужно, прежде чем мы переедем?». «Дэвид говорит, что занятость составляет 9/10 закона в Англии», — сказал Гурудас. «Что это значит?» — спросил я. «Это значит, что если мы просто въедем... тогда мы на месте. И мы можем получить разрешение, как только окажемся там. Он говорит, что это получится более или менее автоматически». Мне показалось, что это хорошо звучит, и когда на следующий день мы отправились в город, чтобы самим осмотреть здание, это чувство подтвердилось. Пустующее здание Бери-Плейс идеально

подходило для наших нужд, расположенное в центре города на тихой улице, состоящей из двух кварталов, рядом с муниципальными квартирами, пабом и несколькими магазинами всего в двух кварталах от Британского музея. На здании красовалась большая вывеска с надписью Библейское общество "Тринитарий", и когда агент по недвижимости провёл нас внутрь, моё сердцебиение участилось от волнения. В нём было пять этажей – шесть, если считать подвал, – и в нём было место для храма, кухни, комнаты для Свами и жилых помещений для нас и других. Мы единодушно согласились на месте, что должны каким-то образом сохранить это здание для нас. Через два дня после того, как Гурудас встретился с Дэвидом Кокингом, нам удалось получить ключи от Бэри Плейс, несмотря на то что мы официально ещё не вступили во владение этой собственностью. Мы хотели показать здание нашим друзьям и знакомым, а также провести там несколько воспеваний, чтобы отпраздновать нашу чудесную находку. Большинство из тех немногих людей, которых мы знали, работали днём, поэтому вечером мы собрались с мридангой и фисгармонией для инаугурационного киртана. Мы не слишком беспокоились о влиянии шума на соседей, но когда мы выходили из здания той самой ночью, я увидел, как зашевелились сетчатые занавески в окне напротив через улицу, и понял, что за нами наблюдают. Будучи владельцем недвижимости, Кокинг не управлял лично всей своей собственной недвижимостью, но поручил агентству следить за повседневным управлением объектами недвижимости. Его агенты в «Стикли Кент» сообщили нам, что в дополнение к ежеквартальному платежу им требуется поручитель. Они выглядели удивлёнными, когда я вернулся через несколько дней с письмом от Джорджа Харрисона на фирменном бланке Apple Records. Единственным препятствием, которое оставалось, был первоначальный взнос. Наконец, после долгих обсуждений, мы решили попросить у свами взаймы. Мы знали, что дела его книжного фонда «ИСККОН ПРЕСС» в Штатах идут хорошо, и мы знали, с каким энтузиазмом он

относился к созданию лондонского центра. Он быстро отреагировал и перевёл нам деньги. Мы воспользовались услугами юридической фирмы "Гудмэн и Деррик Солиситорс" – той самой фирмы, которая представляла интересы Гарольда Уилсона, премьер–министра, — которая составила документы для нашего соглашения с адвокатом из «Стикли Кента» по имени Джон Джей. Офис Джея находился всего в двух кварталах отсюда. Юристы Гудмэн и Деррик расценили это соглашение как "крайне незаконное", но всё равно оформили бумаги. По закону нам не разрешалось ничего делать со зданием или даже жить в нём, пока мы не получили разрешение на планировку от Совета Камдена, который должен был одобрить все изменения в здании в этом районе. Их предоставление разрешения зависело от согласия соседей, которые должны были одобрить то, для чего используется здание. Инстинктивно уверенный, что наше вечернее пение потревожило других жителей Бери Плейс, Джанаки и я решил, что мы будем стучать в каждую дверь, чтобы представиться. «Добрый день. Меня зовут Джанаки, а это мой муж Мукунда». Джанаки выглядела по-летнему в своем лёгком бледно-голубом хлопчатобумажном платье. Пожилая женщина, открывшая дверь, посмотрела на неё с подозрением. «Привет…», — произнесла женщина. «Как вас зовут?» — спросил Джанаки. «Элис Мастерс». «Мы очень рады познакомиться с вами, миссис Мастерс», — продолжала Джанаки. — «Мы решили подойти и поздороваться, потому что надеемся переехать в дом №7 через несколько подъездов от вас».

Вид на улицу Бэри-плэйс, район Сохо, Лондон, 1969 год

«Это вы те самые люди, которые поднимали весь этот шум на прошлой неделе?» — хрипло спросила она. — «Я не знала, что вы американцы». За её нейтральным выражением лица повис смутный намёк на отвращение, как будто быть американкой означало быть немытым и, возможно, склонным к воровству. “О, вы слышали нашу музыку?» — спросил Джанаки, улыбаясь.

— «Ну, да, это были мы. Но мы не будем шуметь. На самом деле мы надеемся открыть школу йоги в этом здании». «Ой? А йога она тихая?». «Да, это так», — заверил я её. — «И мы, конечно, не будем производить больше шума, чем делают в пивном пабе "Булл энд Маус" на углу. Но мы всё равно планируем звукоизолировать стены». «Ну, этот паб всегда был там», — сказала миссис Мастерс. — «Мы к этому привыкли. Некоторые из нас туда ходят. Но есть разница между таким шумом и тем шумом, который производили вы». «Мы хотим заверить вас, что мы здесь не для того, чтобы шуметь или создавать какие-либо проблемы», — сказал я. — «Мы являемся частью международного движения, которое борется за мир и помогает людям». «Что вы имеете в виду под "помогать людям"?» — спросила миссис Мастерс. — «Вы собираетесь изгонять бесов из людей в этом здании или что-то в этом роде?». Мы с Джанаки рассмеялись, хотя и знали, что она шутит только наполовину. «Нет, конечно, нет!» — воскликнул Джанаки. — «Мы помогаем молодым людям завязать с наркотиками и наладить свою жизнь». «Да, я думаю, это хорошее дело», — сказала она.

«На самом деле мы просто нормальные люди, которые делают всё возможное, чтобы сделать мир лучше», — сказал я. Черты лица миссис Мастерс смягчились, и она слегка улыбнулась. «Я знаю, что вы беспокоитесь о голосовании жителей», — сказала она. «Да, это так», — признал я, — «Но это не единственная причина, по которой мы пришли встретиться с вами». «Что ж», — сказала она, — «У меня есть свои сомнения относительно вас, но я рада, что встретила вас двоих. Хорошо, что вы пришли». Мы с Джанаки спустились по ступенькам, когда она закрыла дверь. «С одной покончено, осталось 40», — сказал Джанаки. *** Однажды утром мы получили коробку с последним номером журнала "Назад к Богу", присланным для продажи из Штатов. В нём мы нашли статью, которая подтверждала слухи, которые уже несколько месяцев ходили по Атлантике. Преданные больше не собирались называть Свами этим именем или даже именем "Свамиджи". Теперь к нему будут обращаться "Шрила Прабхупада" или просто "Прабхупада", имя, которое означало как духовное уважение, так и привязанность со стороны учеников. В статье говорилось следующее… «Слово "Прабхупада" — это термин, вызывающий величайшее почтение в ведических религиозных кругах, и это означает великого святого даже среди святых. На самом деле это слово имеет два значения: во-первых, тот, у чьих стоп (пада) много прабху (термин, означающий "учитель", который ученики гуру используют, обращаясь друг к другу).

Второе значение — это тот, кто всегда находится у лотосных стоп Кришны (Верховного Учителя). В линии ученической преемственности, через которую Сознание Кришны передается человечеству, было много фигур такого духовного значения, что их можно назвать Прабхупадой … Следовательно мы, американские и европейские смиренные слуги Его Божественной Милости, из всех различных центров движения санкиртаны, предпочли обращаться к нашему духовному учителю как Прабхупада, и он любезно сказал "да"». Потребовалось некоторое усилие, чтобы избавиться от нашей трёхлетней привычки называть его просто "Свами", но за те месяцы, что мы ждали решения совета о нашей судьбе, имя "Прабхупада" стало казаться нам таким же естественным, как и "Свами". Когда новость о нашем контракте с "Apple" на звукозапись распространилась по всему небольшому миру ИСККОН, я получил неожиданное приглашение от преданного по имени Динеш, принявшего участие в долгоиграющей пластинке, сделанной студентами "Музыкального колледжа имени Али Акбара" в Беркли, Калифорния, США. Оплачиваемый отпуск в тёплой солнечной Калифорнии казался идеальной передышкой от всей тяжёлой работы, которую я выполнял в Англии в течение последних девяти холодных серых месяцев, к тому же я смог бы увидеть Прабхупаду, поскольку Динеш пригласил его спеть на некоторых треках. Я сразу же написал восторженное письмо о принятии его приглашения. Затем, несколько дней спустя, я вернулся домой и обнаружил, что меня ждёт письмо от Шрилы Прабхупады. Я в волнении разорвал конверт, и тут моё сердце остановилось. «Я видел ваше письмо к Динешу, датированное 26 июня 1969 года, и я немного встревожен. Этот звукозаписывающий бизнес не по нашей части, поэтому вам не следует отвлекать своё внимание на такие вещи. После долгих усилий у вас теперь есть хорошее место для лондонского храма, и если вы уедете сейчас, другие ваши коллеги, духовные братья и крестные сестры будут обескуражены. Я знаю, что вы музыкант, и, естественно, у вас есть склонность к музыкальным

развлечениям, но в настоящий момент наша главная задача — продвигать движение санкиртаны. Музыка — это один из наших предметов для воспевания, но мы не музыканты. Мы всегда должны помнить об этом факте. Лучший пример — то, что мы пользуемся преимуществами пишущей машинки, но это не значит, что мы профессиональные машинистки. Поэтому я неоднократно прошу вас не отвлекать своё внимание на этот вопрос в настоящий момент». Письмо Прабхупады было подобно удару в лицо. Я аккуратно сложил его и положил обратно в конверт, но мои размеренные движения рук скрыли смятение и разочарование, которые поднялись во мне подобно шквалу. За несколько дней, прошедших с тех пор, как я получил приглашение Динеша, я привязался к перспективе уехать из Англии, теперь Прабхупада недвусмысленно говорил мне, что покидать Англию — это не вариант. «Я неоднократно прошу вас не отвлекать своё внимание на этот вопрос в настоящий момент». — эта фраза вертелась у меня в голове в течение следующих двадцати четырёх часов, методично забивая гвоздями мою поездку в Калифорнию. На следующий день я поплелся к Бери Плейс через близлежащий парк, пытаясь примириться с просьбой Прабхупады. Было очевидно, что он просил меня остаться в Лондоне, потому что был доволен тем, чего мы достигли – запись с Джорджем Харрисоном и строительство Бери Плейс были главными вехами в проекте по установлению сознания Кришны в Лондоне. Прочитав, как он написал, что мои духовные братья и сёстры будут обескуражены даже таким коротким отсутствием, я также почувствовал себя важной персоной. Он хотел, чтобы я остался не только потому, что я был нужен, но и потому, что он считал, что я оказываю положительное влияние на других. Моё эго было польщено, и я понял, что, хотя я и злился из-за того, что не смог сбежать с этого унылого острова, в глубине души я действительно не хотел подводить их или Прабхупаду, особенно сейчас, когда мы только что нашли храм. Что повлияло на меня больше всего, что имело самый неизгладимый оттенок правды, было метафизическое утверждение

Прабхупады о том, что "мы пользуемся преимуществами пишущей машинки, но это не значит, что мы профессиональные машинистки". Я много печатал для Прабхупады, но никогда не думал о себе как о машинисте. Я пытался собирать пожертвования для храма, но никогда не думал о себе как о бизнесмене, предпринимателе или сборщике средств. Я всегда думал о себе как о музыканте, но теперь я с уверенностью знал, что моя глубинная сущность — это слуга Кришны. И через эти аналогии письмо Прабхупады дало мне понимание. В своём качестве духовного руководителя и учителя преданности он просил меня действовать в интересах Кришны, а не в моих собственных интересах. До сих пор я всегда делал более или менее то, что казалось мне приятным. Теперь я понял, что, "предаться" — это гораздо больше, чем просто быть другом "хорошей погоды". Речь шла о том, чтобы двигаться в такт Кришне и моему духовному учителю. Вдруг где-то вдалеке я услышал, как кто-то во что-то стучит, и я пошёл в такт ударам, на звук похожий на ритм мриданги Прабхупады. Я почувствовал умиротворение, даже безмятежность, когда свернул на Бери Плейс. Чем ближе я подходил к храмовой комнате, тем громче становились глухие удары, и к тому времени, как я оказался там, моё спокойствие сменилось тревогой. Грохот доносился изнутри здания храма! Я открыл входную дверь и обнаружил Шьямасундару и Тима с кувалдами в руках, покрытые кирпичной пылью. Мы уже обсуждали, как мы будем реконструировать здание: кухня будет находиться в подвале, верхние этажи будут жилыми, а первый этаж — храмовой комнатой. Будущий храм был разделен на две комнаты кирпичной стеной, и именно на эту стену Шьямасундар сейчас замахивался своим молотом. «Что ты делаешь?!» — спросил я в панике. — «У нас ещё нет разрешения на планировку!». «Да, но, если мы собираемся открыть этот храм в ближайшее время, мы должны начать с этого», — сказал Шьямасундар с раздражением в голосе. — «В любом случае, Дэвид сказал, что мы получим разрешение без каких-либо проблем, если ты это помнишь?».

«Я ещё в этом не уверен», — парировал я. — «Некоторые соседи не совсем дружелюбны, особенно мистер Френч, живущий по соседству. Что скажут люди Стикли, если мы не получим разрешения, а вы уже снесёте половину этой стены?». «Мы получим Шьямасундар.

разрешение!»,

—

воинственно

сказал

Несколько дней спустя два инспектора из "Министерства общественных зданий и строительных работ" появились на нашем пороге во время, как они утверждали, импровизированного визита. Я подумал, что соседи, вероятно, услышали глухие удары от тяжёлых строительных работ и предупредили строительных инспекторов, которых, как ни странно, звали мистер Блэк и мистер Сэвидж, бесстрастно осмотрели дело рук Шьямасундары. «Вы, очевидно, не знаете, что переделывать здание без разрешения незаконно», — сказал один из них с лёгким акцентом кокни. (Кокни — акцент и диалект английского языка, на котором в основном говорят в Лондоне и его окрестностях, особенно среди лондонцев из рабочего класса и низшего среднего класса, примечание переводчика).

«Нет, на самом деле, мы знаем», — сказал Шьямасундар. — «Но мы надеемся получить разрешение в любой день, и мы просто подумали, что могли бы начать работу. Там действительно много чего нужно сделать». «Да, что ж, боюсь, это нарушение закона». «Я полагал, мы просто считали, что разрешение придёт в любой день», — повторил Шьямасундар. — «Владелец здания сказал, что его будет легко получить». «Проблема закона на самом деле является наименьшей из ваших забот здесь», — сказал другой инспектор. — «Более насущный вопрос заключается в том, что эта стена является несущей стеной, и крайне опасно каким-либо образом ослаблять её, не говоря уже о её удалении. Пол верхнего уровня уже находится под угрозой обрушения».

Шьямасундар выглядел удручённым и сердитым. «Мы хотим сообщить, что просим вас прекратить ремонтные работы до получения разрешения», — сказал первый инспектор. «Что нам пока делать со стеной и полом наверху?» — спросил я. «Это не наша проблема», — ответил он. После того, как они ушли, Шьямасундар провёл остаток дня, выплескивая своё разочарование, готовя вызов директиве о зданиях и работах. На следующий день он потащил меня с собой на встречу с начальником инспекторов, мистером Уоллесом, который был инженером-строителем в главном офисе министерства. Уоллес был парнем с плаката для истеблишмента. В тёмно-синем костюме, с зачёсанными назад седыми волосами, он сидел за большим письменным столом, который был пуст, если не считать чернильной промокашки и трёх фотографий: женщины и двух маленьких детей в рамках. Хотя казалось, он был удивлён тем, что перед обедом ему довелось встретиться с бритоголовыми калифорнийскими монахами, он воспринял ситуацию спокойно и предложил нам присесть в истинно британской манере. «И что я могу для вас сделать?» — спросил он. «Я здесь по поводу нашего здания», — сказал Шьямасундар. — «Бэри Плейс №7. У нас наполовину снесена стена, и эти два парня подошли, сказали, что они из министерства, и сказали нам на этом остановиться». «Это ваше здание?». «Мы живём там уже несколько недель и заплатили за аренду», — ответил Шьямасундар. «Ещё раз, какой адрес?».

«Бэри Плейс №7», — повторил Шьямасундар. «Дайте мне проверить…». Уоллес развернулся на стуле, выдвинул ящик с документами и достал папку. Он повернулся обратно, открывая коричневый конверт из плотной бумаги, лежавший на его столе. «Бэри Плейс №7», — сказал он. — «Верно. Ну, да, у вас нет разрешения на внесите какие-либо изменений. Вы ничего не можете сделать без разрешения местного совета по планированию администрации района. Это Камден. Вы знаете такой?». Шьямасундар пожал плечами, взглянул на фотографии в рамках на столе Уоллеса и спросил: «Что, если ваши дети начнут употреблять наркотики?». «Прошу прощения?» — спросил Уоллес, выглядя озадаченным. «Что, если ваши дети начнут употреблять наркотики?». «Ну, я полагаю, я бы сказал им остановиться. Но какое это имеет отношение к...?». «Ну, я посвятил свою жизнь тому, чтобы помогать детям завязывать с наркотиками, мистер Уоллес, и это то, чем занимается наше общество» — перешёл на умоляющий тон Шьямасундар. — «Когда они вырастут, если не будет жизнеспособной альтернативы, есть все шансы, что они будут употреблять наркотики. Это эндемично для современной культуры. И этот храм станет оазисом для таких детей. Мэр Нью-Йорка высоко оценил нашу работу с молодежью и наш образ жизни как отличный пример для современной молодежи». Он театрально бросил копию благодарственного письма от Джона Линдсея, мэра Нью-Йорка, на стол Уоллесу. Мистер Уоллес просмотрел письмо. «По крайней мере, вы можете сказать нам, что делать, чтобы потолок не провалился?» — вставил я своё слово.

Уоллес сделал долгую паузу. «Какие наружные стены на втором этаже в Бери Плейс?» — спросил он наконец. «Они выглядят как обычные кирпичные стены». «Немедленно подайте заявку на получение разрешений на планировку – сделайте это сегодня – на то, что вы хотите сделать со зданием», — сказал он. «Мы уже это делали», — сказал я. — «Мы просто ждём результатов». «Хорошо, итак, что вам нужно сделать за это время, так это вставить двутавровую балку в кирпичную кладку на уровне потолка, где находится стена. Я нарисую тебе картинку. Понимаешь?». «Я думаю, что да», — сказал Шьямасундар. — «Как мне поднять балку до уровня потолка?». «Домкратами». «Я понимаю» — наклонился Шьямасундар, чтобы понаблюдать за быстрым и точным рисунком Уоллеса. «Это единственный способ обезопасить верхний этаж» — сказал Уоллес, подталкивая рисунок к Шьямасундаре. Поняв, что нам удалось получить помощь в решении этой дилеммы, Шьямасундар быстро сложил листок вдвое и сунул его в нагрудный карман, поблагодарив Уоллеса, когда мы выходили из комнаты. Уоллес крикнул ему вслед: «Вы должны немедленно вставить эту балку, иначе пол может провалиться! Хорошо? Сделайте это сегодня! И не делайте больше ничего с этим зданием, пока не получите разрешения!».

Я быстро оглянулся через плечо, когда мы поспешили к выходу, и мне показалось, что я заметил слабый проблеск улыбки на лице Уоллеса.

31. Мечта становиться реальностью Август пришёл и ушёл, а разрешение на планировку всё не приходило. Здание храма было ещё непригодно для жилья, Беттертонстрит давно была распродана, и мы все жили в разбросанных квартирах как можно ближе к Бери-Плейс. Когда мы получили указание от Шрилы Прабхупады, что было бы лучше, если бы мы жили все вместе, Шьямасундар неожиданно нашёл нам временное пристанище — поместье Джона Леннона и Йоко Оно, Титтёнхерст, — участок площадью 85 акров (34 гектара) недалеко от ипподрома в Аскоте, который ранее принадлежал семье шоколадного барона Кэдбери. Договоренность заключалась в том, что мы могли бесплатно жить в помещениях для прислуги в обмен на проведение ремонтных работ в поместье – снятие краски, лакирование дерева, уборку территории и прополку полей и садов. До нашего приезда эту работу выполняли американские друзья Джона, супружеская пара по имени Дэн и Джилл, которые теперь взяли на себя роль надзора за нами в дополнение к самой работе. Предположительно, такое решение вопроса с жильём имело некоторую связь с тем фактом, что теперь мы были артистами "Apple recording". Наша пластинка 45-ка была выпущена в первую неделю сентября, всего за 10 дней до того, как Шрила Прабхупада, наконец, должен был прибыть в Лондон. На обложке была изображена наша фотография с нашими музыкальными инструментами, а внизу большими буквами было написано "Храм Радха Кришны". Хотя мы этого и не планировали, нас быстро стали называть группой Храма РадхиКришны. Описанная газетой "New Musical Express" как "Индийское евангелие", пластинка почти сразу попала в британские чарты и поднялась на одиннадцатую строчку. В других странах – по сообщениям, в Японии и Югославии – она достигла первого места. Следовательно, когда мы, наконец, приветствовали Шрилу Прабхупаду в Англии на 11 сентября мы сделали это более грандиозным образом, чем когда-либо могли себе представить. Поколения Гаудия-вайшнавов мечтали представить сознание Кришны на английском языке, и для них это означало принести его в Англию, центр империи, колонией которой была Индия.

Пластинка на 45 оборотов от компании "Apple"

Распечатка, которая была вложена в каждую пластинку

Статья в «Нью Мюзикал Экспресс», 1969 год.

Джордж Харрисон показывает преданным готовую пластинку, которую они вместе записывали в студии "Apple"

Преданные и Джордж Харрисон поют вместе киртан

Духовный учитель Прабхупады просил многих своих учеников говорить и писать о Кришне на английском языке, и его отец Бхактивинода Тхакур отправил литературу для библиотек в Англии. Теперь, когда Прабхупада приземлился в лондонском аэропорту Хитроу, мантра Харе Кришна звучала и распевалась по всей стране, а лица преданных Кришны были расклеены по стенам Лондонского метро. Сознание Кришны действительно прибыло в Англию. События в Великобритании набирали серьёзный оборот, и несколько преданных приехали в Англию из Штатов, чтобы помочь нам, так что мы смогли поприветствовать Прабхупаду с большой группой преданных, официальных лиц "Apple" и сотрудников СМИ. Когда открылась дверь самолёта "Боинга 707" и Прабхупада спустился по переносной лестнице, несколько человек выбежали на скользкий щебень и склонились перед ним в лужах. Остальные из нас наблюдали за происходящим из-за стеклянной стены, запотевшей от конденсата от нашего дыхания. Полицейский эскорт в форме, ожидавший Прабхупаду у подножия лестницы, бесстрастно смотрел на грязные отпечатки и мелкие кусочки гравия, которыми были усеяны безупречно белые одежды преданных. В то время как других пассажиров загоняли в автобусы, направлявшиеся в иммиграционный зал, Прабхупаду приветствовал пухлый, улыбающийся сотрудник иммиграционной службы, который отвёл его в сторону и поставил штамп в его паспорте, тем самым избавив его от длинных очередей. Наконец, сопровождаемый чиновником и полицейским эскортом, он прошёл через стеклянную дверь и оказался среди нас. Наши лица размазались по тяжёлому серому ковру, когда мы склонились, чтобы выразить своё почтение. Когда я встал, Прабхупада широко улыбался, глядя в лицо каждому преданному, который приходил поприветствовать его. «Где Гурудас?» — спросил он у меня, когда кто-то надел ему на шею пушистую гирлянду из гвоздик. «Ждёт вас у Джона Леннона», — сказал я. — «Мы останемся там на следующие несколько недель».

«Этот Джон Леннон, он друг Джорджа Харрисона?» — спросил Прабхупада. «Да». Сотрудники "Apple " провели нас в большой VIP-зал, где они организовали приём и пресс-конференцию. Прабхупаду попросили сесть на маленькую подушку рядом с высокой латунной вазой с цветами, в которой стоял большой букет оранжевых, красных, розовых и жёлтых цветов – лилий, дельфиниумов и роз. Преданные стояли и смотрели, слегка сбитые с толку, в то время как стая фотографов в тёмных костюмах и галстуках собралась в задней части комнаты и сделала круг для сногсшибательного снимка. Фотографов сопровождала группа репортёров с улицы Флит Стрит в поисках сенсационных новостей и фотографий. Прабхупада полез в свою сумку, достал свои ручные тарелки — караталы и начал петь мантру Харе Кришна в той же простой мелодии, что и мы пели на нашей 45-ке. Зал ожил, когда преданные запели в ответ, а некоторые встали, чтобы танцевать, и начали раскачиваться в ритме перезвона каратал Прабхупады. Группа индианок средних лет, работающих в аэропорту, в костюмах на пенджабском языке, высунула головы из-за угла двери, улыбалась и возбуждённо болтала друг с другом. Даже кое-кто из толпы на Флитстрит сумел улыбнуться. Присутствие Прабхупады здесь, наконец, сделало все мокрые, унылые дни стоящими всех трудностей. Вспыхнули лампочки-вспышки, и я увидел размытые яркие пятна, куда бы я ни посмотрел. Пение закончилось, и репортеры набросились на Прабхупаду, расталкивая нас с дороги. «Вы впервые в Англии?» — спросил один из них. «Да», — ответил Прабхупада. — «В первый раз». «Чему вы приехали сюда учить?» — спросил другой, дерзким и вызывающим голосом. «Я пытаюсь научить тому, что вы все забыли», — сказал Прабхупада.

«И что это такое?». «Это Бог», — сказал Прабхупада громким, смелым голосом, его заявление было пронизано убеждённостью преданного Кришны на протяжении всей своей жизни. Последовала короткая пауза. Это был первый раз, когда я видел, как репортёр замер, поставленный ответом в тупик. Счёт: Прабхупада – 1; "Флит–стрит" — 0. «Некоторые из вас говорят, что Бога нет», — продолжил Прабхупада. — «Некоторые из вас говорят, что Бог мёртв, а некоторые из вас говорят, что Бог безличен или пуст. С какой бы чушью вы ко мне ни пришли, я докажу, что Бог есть. Это вызов атеистическим людям. Бог есть. Так же, как мы сидим здесь лицом к лицу, вы можете увидеть Бога лицом к лицу». «Планируете ли вы встретиться с Джорджем Харрисоном, пока вы здесь, в Англии?». «Да, если он захочет, я встречусь с ним», — сказал Прабхупада.

— «Я могу встретиться с любым, кто заинтересован в служении Кришне». «Вы его гуру?». «Я не являюсь ничьим гуру. Я слуга, а не хозяин». И снова репортеры выглядели сбитыми с толку. За последние 12 месяцев движение резко распространилось по всему миру, и теперь журналисты часто брали интервью у Прабхупады. Он побывал в НьюЙорке, Монреале, Западной Вирджинии, Сиэтле, Сан-Франциско, Нью-Мексико, Лос-Анджелесе, на Гавайях, в Буффало, Бостоне, Колумбусе и Гамбурге. Храмы строились во Франции, Италии, Голландии, Малайзии, Австралии, Новой Зеландии, Индии, КостаРике, Бразилии, Аргентине и во многих индийских городах. Впереди были многочисленные интервью со средствами массовой информации, и я мог видеть опыт Шрилы Прабхупады в общении с журналистами. Он обладал ловкостью без намёка на искусственность.

Когда пресс-конференция завершилась, Прабхупаду привезли на белом "Роллс-Ройсе" в Титтёнхерст. Мы отвели ему лучшую часть помещения для прислуги — относительно большую тёплую комнату с небольшим окном, выходящим на юг, что обеспечило бы ему некоторое естественное освещение, чтобы он мог работать над своим переводом в течение дня. Мы планировали, что он останется там с Пурушоттамой, своим помощником, который приехал с ним из Штатов. Шьямасундар и я последовали за ним на красном пикапе и сразу же присоединились к Гурудасу в комнате Прабхупады, чтобы объяснить, как мы оказались в доме Джона Леннона. «И Джон Леннон организовал эту встречу в аэропорту?» — спросил Прабхупада после того, как мы объяснили расположение нашего жилья в Титтёнхерсте. «Не он лично», — сказал я. — «Компания The Beatles, Apple, организовала всё. Это часть промоушена для записи». «Я понимаю», — сказал Прабхупада. — «Каким тиражом продаётся эта пластинка?». «Ну, сегодня уже продано 70,000», — ответил я. Прабхупада широко раскрыл глаза от изумления. «О, очень большой бизнес!» — воскликнул он. «Да, но мы получаем от этого не так уж много денег», — сказал Гурудас. — «Наш контракт составлен таким образом, что большая часть денег идёт "Apple". Но всё, что мы получим, мы вложим в новый храм». «Теперь один из вас должен отправиться в Оксфорд», — сказал Прабхупада. В комнате воцарилась тишина. Потребовался год, чтобы привезти его сюда, и теперь он отправлял треть нашей команды в тот же самый день, когда он приехал. Я представил, как мы с Джанаки живём одни в

Оксфорде – без дохода, без храма, без божеств, без преданных, без Прабхупады, только серые улицы консервативного английского университетского городка, населенного интеллектуалами, которые не воспринимают нас всерьёз. Прабхупада продолжал улыбаться. Разговор ушёл в сторону от Оксфорда, но произнесенное название повисло в воздухе, как вызов от эрудированного философа. «Прабхупада — мечтатель», — подумал я про себя, — «но его мечты сбываются». Я подумал о полуразрушенной ветряной мельнице в СанФранциско и задумался, что бы случилось, если бы я попытался осуществить эту мечту? Я подумал о первой Ратха-ятре в Штатах и о том, что это произошло только потому, что Свами мечтал о том, чтобы это произошло за пределами Индии. Прабхупада, очевидно, не собирался позволять нам почивать на лаврах в Лондоне, и, хотя я знал, что не готов основать храм в Оксфорде, я видел, что его миссия не была бы полной без центра в самом престижном высшем учебном заведении англоязычного мира.

32. Время в Титтёнхерст В Титтёнхерсте Прабхупада сразу же стал следовать тому же расписанию, которому он всегда следовал, где бы он не оказался: вставал рано утром, чтобы переводить, воспевал свои круги, читал лекции, совершал утреннюю прогулку и поддерживал своё глобальное движение с помощью писем. Он продолжал распространять сознание Кришны скромным, методичным способом, которым он занимался с тех пор, как я его узнал. Каждое утро мы прогуливались с ним между эвкалиптами и калифорнийскими секвойями высотой около ста футов, которые были посажены вокруг поместья Титтёнхерст. Когда мягкая сентябрьская погода уступила место настоящей осени, Прабхупада надел тяжёлое пальто, чёрную русскую шапку и веллингтонские сапоги, чтобы защититься от дождливого и ветреного климата. В предрассветные часы мы прогуливались по полям с высокой травой и по извилистым тропинкам, которые убегали от главного дома. Мы ни разу не столкнулись с Джоном и Йоко, которые, как я полагал, в это время, вероятно, крепко спали. Приём Прабхупады в аэропорту был освещён рядом известных газет, включая "The Sun" и "Daily Sketch", каждая из которых сопровождала свои новостные статьи большими фотографиями. Под заголовком "Прибытие Его Божественной милости А.Ч. Бхактиведанты Свами" на эскизе была двухстраничная фотография Прабхупады, играющего на караталах и поющего с закрытыми глазами. На последней странице "The Sun" была помещена фотография на полстраницы, на которой все преданные кланялись, а заголовок гласил: "Счастье — это Харе Кришна". Когда я показал Прабхупаде газеты на следующее утро после его приезда, он широко улыбнулся. «Это фото», — сказал он, указывая на то, на котором он был с закрытыми глазами, — «это очень хорошее фото. Я думаю, нам следует отправить его Джадурани в Америку, чтобы она нарисовала его».

"Прибытие Его Божественной милости А.Ч. Бхактиведанты Свами"

"Счастье — это Харе Кришна".

«Да, это отличный снимок», — согласился я. «Я был в экстазе», — сказал Прабхупада. Обычно он просто просматривал свои фотографии в газетах без особых комментариев, если таковые вообще были, но этот фотограф запечатлел настроение того особенного приёма в аэропорту. «Пока я здесь, в Лондоне», — сказал Прабхупада, отрываясь от газеты, — «я хочу читать лекции для публики». «Хорошо, мы попробуем что-нибудь устроить», — сказал я. «Вы должны договориться», — настаивал он. — «У меня много публичных мероприятий в Америке, и если у меня их здесь нет, то я должен буду скоро вернуться в Америку». «Я поговорю об этом с Гурудасом и Шьямасундарой, когда они вернутся из Бэри-Плейс сегодня вечером», — сказал я. — «Может быть, мы сможем арендовать зал или что-то в этом роде». «Это было бы очень хорошо», — сказал Прабхупада. «Возможно, где-нибудь в центре Лондона». В тот вечер мы втроём согласились, что не можем позволить Прабхупаде покинуть Лондон только потому, что нам не удалось организовать ни одной стоящей общественной программы. Нашей целью было оставить его с нами по крайней мере на три месяца, так что Гурудас предложил нам организовать серию из тринадцати лекций, которые Прабхупада будет читать раз в неделю для аудитории, которую мы будем набирать с помощью рекламы. На следующее утро Гурудас представил это предложение Прабхупаде и вручил ему напечатанный на машинке список лекций, которые мы предлагали ему прочитать: "Учение Вед", "Золотой аватар", "Песнь Бога" и другие. Прабхупада внимательно просмотрел список.

«Значит, я начинаю 28 сентября?» — спросил он. Мы обменялись взволнованными взглядами. «Да, это то, о чём мы думаем, Шрила Прабхупада», — сказал Шьямасундар. «Это нормально», — сказал он. Обрадованные нашим успехом в организации его присутствия до декабря, мы быстро наняли место под названием "Конвей Холл", строгую, но ухоженную аудиторию напротив парка под названием "Red Lion Square", всего в пяти кварталах от Бери-Плейс. Внутри зала шестьсот зрительских кресел были привинчены к полу, а деревянные панели на стенах выглядели так, как будто все они были вырезаны из одного дерева. Со сценой, занавесами, звуковой системой и балконом в мезонине с трёх сторон, в зале было всё, что нам было нужно, плюс у зала был дополнительный бонус — он был недорогим. За несколько дней до первой лекции Прабхупада предложил несколько идей о том, как мы должны позиционировать себя на сцене. «Это Лондон», — сказал он. — «Важно, чтобы мы хорошо выглядели». Он взял лист бумаги из стопки на своём столе и начал делать наброски. Рисунок выглядел примерно так же, как схемы стратегии игры, которые футбольные тренеры рисуют на досках в раздевалках. «Верхняя часть страницы — это край сцены, а нижняя часть страницы — задняя сторона. А это столы» — сказал он и указал на два горизонтальных прямоугольника в середине страницы. — «Вы можете использовать столы отсюда – столы, которые мы используем для прасада». Он нарисовал маленький прямоугольник между большими. «Это фисгармония. Ямуна будет сидеть здесь и петь. Я сяду за левый стол, а мои божества Радха-Кришны будут справа. Ты понимаешь?».

Я кивнул. Он нарисовал две колонки вдоль левого и правого полей страницы. «Вот где вы все будете. Это пойдёт?». «Да», — сказал я. — «Так вы имеете в виду, что другие преданные будут сидеть и петь по обе стороны сцены?». «Да», — ответил он. — «Вы будете петь, танцевать, играть в мридангу, караталы, хлопать в ладоши. И во время лекции вы будете сидеть таким же образом, чтобы слушать». «Что, если бы мы сидели в изогнутых линиях вместо прямых?»

— предложил я. — «Таким образом, зрители могли бы видеть всех преданных». «О, да», — сказал Прабхупада. — «Это будет очень хорошо». Он нарисовал изогнутые линии поверх прямых и протянул мне лист бумаги. Мы полагали, что потребуется много рекламы, чтобы заполнить зал, поэтому мы предприняли большую попытку прорекламировать лекции, распространив тысячи листовок на Оксфорд-стрит. Наши усилия окупились. В первый вечер присутствовало около 400 человек в зале, каждый из которых заплатил 10 шиллингов у двери. Мне показалось, что постановка сцены выглядела очень профессионально. Прабхупада и божества были хорошо видны даже из задней части зала, поскольку они находились на высоте трёх футов над полом сцены на столах с подушками. Я нашёл архаичного вида пюпитр, который был как раз подходящей высоты для Прабхупады, чтобы использовать его в качестве подставки для книг. И мы сделали пятнадцатифутовый баннер из пурпурной ткани с мантрой, написанной на нём большими жёлтыми буквами. Этот баннер был фоном. Вечер начался с того, что Ямуна провела нежный киртан, во время которого мы все встали в строй и танцевали, играя на нашей

пестрой коллекции инструментов – караталах, тамбуре, мриданге и даже трубе. Затем Ямуна заиграла на фисгармонии, сопровождая киртан Прабхупады перед лекцией. Я наблюдал за аудиторией, когда Прабхупада пел, а затем читал лекцию, и я видел, что многие внимательно слушали. Когда он задал вопросы, встал мужчина средних лет. «Зачем вы проделали весь этот путь до Лондона?» — спросил он раскатистым голосом на безупречном оксбриджском английском. — «Почему бы не сосредоточиться на индусах и остаться в своей собственной стране? Вы могли бы повлиять на тамошних важных политиков». «Вы великий политик», — мгновенно ответил Прабхупада. — «Поэтому я и обратился к вам». Мужчина остолбенел. «Спасибо», — тихо произнёс он и сел. Со своего места за фисгармонией Ямуна издала громкое "Ха-ха!", которое эхом разнеслось по безмолвному залу. Другие преданные захихикали, услышав этот звук, когда она прикрыла рот правой рукой и смущённо огляделась. Прабхупада указал, что она должна провести ещё один киртан, поэтому она начала петь, а остальные танцевали по часовой стрелке вокруг Прабхупады и божеств, играя на своих инструментах. Мы были в восторге от успеха нашей премьеры, но после первых нескольких лекции размер аудитории начал сокращаться. У нас не было достаточно денег, чтобы продолжать выпускать то количество листовок, которые мы раздали для анонса первой лекции. Я немного узнал о рекламе в ежедневной газете, но у нас не было достаточно средств для оплаты рекламы. Доставка Прабхупады из Титтёнхерста в Лондон также обошлась дороже, чем мы ожидали, – 25 фунтов туда и обратно, — и мы оказались втянутыми в сборы за вход в Конвей–холл.

Шрила Прабхупада в "Конвей Холле", Лондон, ноябрь 1969 года

Шрила Прабхупада в "Конвей Холле", Лондон, ноябрь 1969 года

Шрила Прабхупада в "Конвей Холле", Лондон, ноябрь 1969 года

Карта Лондона

Каждую неделю мы печатали несколько рекламных листовок, но нам так и не удалось вернуть прежний размер толпы. Тем не менее, лекции в Конвей-холле оказались важным источником знаний и вдохновения для преданных по всему миру, которые с нетерпением ждали записи каждой из них. Одна из лекций, "Мудрость вед", стала введением к книге Прабхупады "Шри Ишопанишад". А фотография Прабхупады в профиль, сделанная в Конвей-холле, стала частью логотипа баннера на обложке журнала "Back to Godhead". *** Каждое утро в течение двух месяцев нашего пребывания в Титтёнхерсте, пока помещение на Бери Плейс ремонтировалось, у нас была программа в небольшом здании, которое называли консерватория. Она в давно ушедшие времена использовалась для концертов камерной музыки. Хотя там была хорошая акустика для киртана, там всегда было холодно, особенно в четыре утра, когда начиналась наша утренняя программа. Мы соорудили простой алтарь для наших божеств Джаганнатхи в одном конце оранжереи и возвышенное сиденье у правой стены, сидя на котором Прабхупада читал лекции каждое утро. Перед утренней церемонией арати я, дрожа, направился в зимний сад, чтобы подмести пол и включить керосиновые горелки, чтобы сделать комнату немного теплее комнате. Тем не менее, в зимнем саду было едва ли теплее, чем на улице в мороз, и холод пробирал меня до костей. Это было всё равно, что слушать лекцию Шрилы Прабхупады внутри промышленного холодильника. В Титтёнхерсте нас было очень мало, и интимная атмосфера позволила нам задать Прабхупаде много вопросов. Однажды утром я подошёл к тому месту, где он сидел, и спросил его о том, как исторически исполнялись киртаны. «Как Господь Чайтанья совершал киртан в шестнадцатом веке?»

— спросил я, создавая дыханием небольшие облачка пара, когда я говорил. — «Как выглядели программы с песнопениями в те дни?».

Шрила Прабхупада в Титтёнхерст парке, 1969 год

Шрила Прабхупада в Титтёнхерст парке, 1969 год. Рядом с ним Ямуна, фото делает Гурудас.

Шрила Прабхупада беседует с Мукундой в Титтёнхерст, 1969 год.

Шрила Прабхупада и Ямуна в Титтёнхерст парке у старой обсерватории, 1969 год.

«Да», — он сделал паузу, улыбаясь, как будто был доволен моим вопросом. Он наклонился вперед, как будто открывал что-то очень личное. — «Кришнадас Кавираджа Госвами пишет об этом в своей "Чайтанья-чаритамрите". Там было два игрока на мриданге, два танцора и семь караталов. Другие люди присоединялись, но главные – мриданги, караталы и танцоры – они были в центре». Он говорил тихо, как будто рассказывал мне секрет. «Игроки мриданги вдохновляли танцоров», — продолжил он. — «А танцоры, они вдохновляли мриданги. Один человек руководил, а остальные повторяли. Так же как мы делаем это здесь, в храме, – ведущий и повторяющие». Он сделал паузу. «Таким образом, они вызывали экстатические чувства, очень искусно повторяя святые имена. Когда лидер пел, барабаны и тарелки играли тихо, чтобы все могли слышать. Затем, когда все пели, громко играли барабаны и караталы. И когда лидер снова пел, они снова играли мягко. Так это происходило, тихо и громко, и они продолжали в том же духе». Позже тем же утром я надел свою зелёную спортивную куртку и вышел к воротам, чтобы дождаться автобуса №7 "Зелёной линии". У меня был напряженный день впереди. Прабхупада хотел, чтобы для храма было больше помещений, поэтому я собирался осмотреть пару потенциальных объектов недвижимости. Мне также пришлось встретиться с несколькими богатым спонсорами для нового храма, и я извлекал выгоду из нашего положения в музыкальных чартах, организовав для "группы" ангажемент на выходные, чтобы заработать немного дополнительных денег для храма. Вместо того, чтобы думать о практических вопросах, тем не менее, я размышлял о том, как мы могли бы применить методы киртана, о которых Прабхупада говорил ранее этим утром. Прибыл автобус, и, пока он пробирался сквозь поток машин, я решил, что организовать такой киртан в храме практически

невозможно из-за спонтанности такой обстановки. Вы никогда не знали, кто именно там будет и как долго они пробудут. Я думал, что это было бы возможно только в более контролируемой обстановке с участниками, обладающими определённой степенью музыкальной искушённости. Прабхупада часто говорил о своей "давней идее" организовать Всемирную группу санкиртаны из 25 или около того преданных, которые будут путешествовать по миру, исполняя киртан в престижных местах. Я задавался вопросом, может ли наше присутствие в чартах помочь нам сформировать группу, которую представлял себе Прабхупада. Мысли о киртане Господа Чайтаньи не покидали меня до конца дня, пока я просматривал свой список дел. Когда я вернулся в Титтёнхерст в тот вечер, измученный встречей с потенциальными донорами, я обнаружил, что другой из наших спонсоров – хороший друг – позвонил в поместье, чтобы встретиться с Прабхупадой. Мистер Парих был худощавым мужчиной в очках гуджаратского происхождения, приехавшим в Англию через Кению, где он был школьным учителем. Он был влиятельным членом индийской общины и помогал нам во многих отношениях. Несколько месяцев назад он спонсировал и сопровождал нас в Лидс в Йоркшире, где мы исполнили киртан в индуистском зале перед восторженной толпой примерно в 500 человек. Парих был так очарован нашим выступлением, что начал называть нас “настоящими индусами”. Когда в тот вечер я толкнул дверь, Гурудас ждал меня в коридоре. «Пурушоттама не позволил мистеру Париху увидеться с Прабхупадой!» — воскликнул он. «Мистер Парих был здесь?» — спросил я. «Да. Он приехал на автобусе», — сказал Гурудас. — «Это заняло у него четыре часа, и ему пришлось шесть раз менять автобусы. Прабхупада отдыхал, когда приехал сюда, и Пурушоттама не стал его будить».

«Вы сказали ему, что они писали друг другу письма?» — спросил я. — «И что Прабхупада хотел бы видеть мистера Париха?». «Я ничего не мог ему сказать», — раздражённо сказал Гурудас.

— «Мы работали над главным домом, и когда я вернулся, мистера Париха уже не было». «Как долго он ждал?». «Два часа», — сказал Гурудас. «Он ушёл и не видел Прабхупаду?» — простонал я. «О, чувак!» — я был потрясен тем, что пожилой человек, который был таким хорошим другом, проделал это трудное путешествие даром. «Прабхупада сердится на Пурушоттаму. Он сказал, что тот не знает, как вести себя в Англии». «Можем ли мы загладить свою вину перед мистером Парихом?»

— поинтересовался я вслух. «Я уверен, что Прабхупада захочет увидеть его снова», — сказал Гурудас. Я думал, что Прабхупада ещё долго будет недоволен Пурушоттамой, учитывая масштабы его промаха. Но на следующий день, когда я вошёл в его комнату, прежде чем отправиться на целый день в Лондон, я был удивлён, увидев, что они общаются так, как будто ничего не произошло. Прабхупада взглянул на меня, когда я сел перед его столом. «Твоя куртка немного испачкана?» — спросил он. Я осмотрел свою спортивную куртку. «Да, я думаю, это так», — признался я.

Прабхупада часто говорил нам, что «чистота стоит рядом с благочестием», и я думал, что в целом я довольно чистоплотен. Но теперь я увидел своё любимую спортивную куртку новыми глазами. Она была не просто немного испачкана – она была в пятнах и просто грязная. «В Лондоне сначала одеваешься, а потом к кому-то обращаешься. Оденься, потом обратись», — сказал он. — «Ты понимаешь? У тебя должен быть хороший новый костюм, как у Пурушоттамы». Он кивнул в сторону своего помощника, который сидел в углу комнаты. Пурушоттама был одет в темно-синий костюм-тройку в тонкую полоску и сиял от уха до уха, явно испытывая облегчение от того, что его оправдали за оплошность с Парихом. «Хорошо», — сказал я. — «Я тоже куплю костюм. Так я буду выглядеть более официально». Прабхупада кивнул, и я вышел из комнаты и отправился на поиски Джанаки. «Прабхупада хочет, чтобы я купил костюм, как у Пурушоттамы», — сказал я ей. — «Он сказал, что здесь, в Лондоне, мы должны хорошо выглядеть». Джанаки восприняла это спокойно. «Я пойду с тобой», — предложила она. — «Мы должны пойти в Остин Рид. У них там есть хорошие вещи». По дороге на автобусе в Лондон я понял, что многие лондонские бизнесмены, с которыми я недавно имел дело, действительно осматривали меня с ног до головы при первой встрече. Я не хотел выглядеть как неряшливый американец. В Остин Рид мы нашли хорошо скроенный тёмно-синий костюм-тройку. Джанаки также убедила меня купить тёмно-синее шерстяное пальто. Я надевал всё, что было куплено в магазине, и ездил по Лондону по своим делам, стараясь держать зонтик над головой, чтобы моя новая одежда не намокла.

Район Сохо, Лондон, 1969 год

Когда мы вернулись в Титтёнхерст в конце дня, я планировал показать Прабхупада, мои покупки. Мы с Джанаки спускались по гравийной дорожке к своим комнатам, когда увидели Прабхупаду и Пурушоттаму, идущих к нам. Я приготовился выразить своё почтение, склонившись перед ним, но, согнув ноги, понял, насколько грязной была узкая гравийная дорожка. Я вспомнил преданных, которые несколько недель назад выбежали на асфальт и склонились перед Прабхупадой, не обращая внимания на лужи и грязь, запачкавшие их хлопчатобумажные одежды. Но, казалось, была большая разница между пачканьем куска хлопчатобумажной ткани и замачиванием костюма-тройки в грязи, и в любом случае, Прабхупада только сегодня утром упрекнул меня за то, что я ношу грязную одежду. Я выпрямился, а потом снова передумал и приготовился поклониться, потом увидел грязь и снова выпрямился. К тому времени, когда Прабхупада добрался до нас, он громко смеялся. «Прабхупада, я хотел поклониться, но потом я подумал...». «Всё в порядке», — сказал он, посмеиваясь, и я знал, что он понял моё затруднительное положение и был счастлив что я не испачкал свой новый костюм и пальто. Очевидно, он был меньше озабочен тем, чтобы я соблюдал ведический этикет, чем тем, чтобы я был соответствующим образом одет для общения с людьми в Лондоне. В ту ночь я думал об инциденте с Парихом и о своём костюме и пытался усвоить внутренний смысл событий. Незадолго до того, как Прабхупада прибыл в Лондон, я получил от него письмо, в котором он написал: «Я так горжусь тем, что у меня есть такие прекрасные ученики, как вы, которые понимают внутренний смысл моей миссии». Меня поразила фраза «внутренний смысл», и с тех пор я думал о том, как важно находить внутренний смысл вещей. Я понял, что, хотя правила необходимы для прогресса в духовной жизни, я должен был помнить, что доставить удовольствие Кришне и духовному учителю — это не просто следовать правилам. Напротив, в особых обстоятельствах было правильным нарушить обычай ради высшей

цели – разбудить духовный учителя ото сна, чтобы увидеть важного гостя, или не кланяться, чтобы сохранить дорогой костюм. Несколько лет спустя я даже услышал, что один преданный жаловался, что он не сможет открыть храм в коммунистической стране, потому что там нет вегетарианской пищи. Ответ Прабхупады был таким: «Тогда ешьте мясо, но распространяйте сознание Кришны, как и всё остальное». Искусство быть «настроенным» на духовного учителя занимало мои мысли весь вечер. В тот вечер я пришёл к выводу, что нужно время, чтобы научиться любить кого-то, и ещё больше времени, чтобы понять, чего он хочет больше всего. *** Во время нашего пребывания в Титтёнхерсте Джанаки, Малати и Ямуна подружились с рыжеволосой шотландкой по имени миссис Макдугал, которая жила в маленьком георгианском доме на территории поместья. Её муж был каменщиком, который работал в поместье, и Ленноны были рады принять его в дополнение к тому, что платили ему. Говард Макдугал, каменщик, был очень тихим человеком. Однажды вечером Джанаки рассказала мне, что миссис Макдугал призналась ей, что ей и её мужу не дают спать по ночам странные звуки, доносящиеся с верхнего этажа их дома. Они боялись, что потеряют их дом и работу, и поэтому мистеру Макдугалу приходилось спать днём и он не успевал сделать достаточно работы на участке Леннона. «Они убеждены, что это призрак», — сказал Джанаки. — «Она сказала, что думает, что это работа "дьявола". Я думаю, что это пошотландски означает "дьявол". Она спросила меня, не считаю ли я её сумасшедшей, и я ответил, что нет, что в Ведах говорится, что душа может находиться в призрачном теле, я имею в виду тонкое тело, но без материального тела и чувств».

Титтёнхерст -поместье Джона Леннона, лидера группы "The Beatles" На фото, слева-направо, группа "The Beatles": Ринго Старр, Пол Маккартни, Джон Леннон, Джордж Харрисон

В мае 1969 года Титтёнхерст приобрели Джон Леннон и Йоко Оно. До 1971 года усадьба была их основной резиденцией. Осенью 1969 года, по приглашению Леннона, в Титтёнхерсте в течение семи недель жил Шрила Прабхупада вместе с группой своих американских учеников. В этот период преданные участвовали в проводимых в усадьбе реставрационных работах. В 1970 году Леннон открыл в Титтёнхерсте студию звукозаписи Ascot Sound. Именно здесь был записан легендарный альбом Леннона "Imagine". В 1973 году Леннон в качестве оплаты за долги передал усадьбу в собственность Ринго Старра (барабанщик группы, до её распада), который поселился здесь с семьёй и переименовал студию Ascot Sound в Startling Studios. В 1988 году усадьбу за 5 млн фунтов стерлингов приобрёл президент Объединённых Арабских Эмиратов, миллиардер шейх Зайд ибн Султан аль-Нахайян (1918—2004).

Шрила Прабхупада и преданные в храмовой комнате поместья Джона Леннона в Титтёнхерст-парке, 1969 год.

Джордж Харрисон, Джон Леннон, Пэтти Бойд (жена Харрисона), Йоко Оно (жена Леннона) и преданные вкушают прасад, в Титтёнхерст, 1969 год

Битлз и преданные вкушают вместе прасад, в Титтёнхерст, 1969 год

Битлз и преданные вкушают вместе прасад, в Титтёнхерст, 1969 год

Статья в Daily Sketch от 10 октября 1969 года описывает, как преданные принимают прасад в Титтёнхерст.

«Может быть, им стоит рассказать Джону и Йоко», — предположил я. «Я сказал то же самое», — сказал Джанаки. — «Она сказала, что они рассказали им, и Йоко нанял экзорциста, чтобы избавиться от него, но он ничего не мог с этим поделать. Он сказал, что призрак был слишком силён». «Какие звуки они слышат?» — спросил я. «Она сказала, что они слышат, как гремят тяжёлые цепи и что-то волокут по полу». «Например, что?». «Она сказала, что это было похоже на то, как тащат тело, или на звук ботинок». «Цепи и волочащиеся тела звучат для меня довольно банально», — сказал я. Я всегда скептически относился к призракам и сверхъестественным существам, но, когда я встретил Прабхупаду, я обнаружил, что призраки появляются во многих Священных Писаниях из Индии. Хотя Веды поддерживают идею о том, что некоторые призраки дружелюбны, большинство из них казались злонамеренными, потому что были разочарованы. Согласно Ведам, призраки всё ещё обладали разумом и желали еды, секса и других чувственных удовольствий, но они не могли удовлетворить эти желания, потому что у них не было органов чувств. Прабхупада сказал, что бестелесное существо может продолжать жить в определённом доме из-за чрезмерной привязанности к этому жилищу. Он также сказал, что некоторые могущественные призраки обладают способностью обладать телами других людей для удовлетворения своих желаний, особенно телами тех, кто принимал алкоголь или наркотики или находился в каком-то уязвимом состоянии.

«Из-за этого они сильно расстроены. Можем ли мы спросить Прабхупаду, что нам следует делать?». «Думаю, да», — сказал я. Когда я рассказал Прабхупаде об этой ситуации, его ответ был прямым. «Выгони его», — сказал он серьёзно. «Как?» — спросил я. — «Они наняли экзорциста, и даже он не смог помочь!». «Да, но Кришна может помочь!» — настаивал Прабхупада. — “В пасмурный день попросите всех людей покинуть дом. Затем проведите там громкий киртан. Используйте мридангу, караталы и продолжайте дуть в раковину. Обрызгайте пол водой, предложенной Кришне, сожгите много благовоний. Вы должны повторять Харе Кришна в доме весь день». «Вы думаете, это прогонит призрака?» — спросил я с некоторым сомнением. «Да», — сказал он с уверенностью. — «Призрак не может оставаться в присутствии имени Кришны». Пару дней спустя 20 преданных собрались в доме Макдугалов на энергичный сеанс воспевания Харе Кришна. «Мы задержимся на несколько часов», — сказала Джанаки миссис Макдугал. — «Почему бы вам не прогуляться?». «Что ж, будет небольшой дождь, но мы можем взять наших бролли», — согласилась миссис Макдугал. Киртан длился пять часов. Мы прошли по всем комнатам маленького дома, громко распевая и играя на своих инструментах. В три часа мы, наконец, завершили наш "экзорцизм", и я побрёл через

промокший парк на поиски Макдугалов. Я нашёл их сидящими на сырой скамейке среди кустов рододендрона. «Дом чист», — сказал я. — «Теперь вы можете идти домой и, я надеюсь, хорошо выспаться сегодня ночью». На следующее утро миссис Макдугал сообщила, что они мирно спали в течение всей ночи без каких-либо помех, доносящихся с чердака. За те месяцы, что мы пробыли в Титтёнхерсте, эти звуки больше не раздавались. Макдугалы были безмерно благодарны нам и Прабхупаде за спасение их рассудка и средств к существованию. Это был первый подобный опыт в моей жизни, но я воспринял его спокойно и рассудил, что это демонстрация того, как философия сознания Кришны решила реальные жизненные проблемы людей практическим способом. Я видел, как сознание Кришны помогает улучшить здоровье людей с помощью вегетарианства, и я видел, как наркоманы очищались, практикуя философию, которую излагал Прабхупада. Теперь я мог бы добавить к этому списку, что я видел дом с нечистой силой, изгнанной с помощью повторения Харе Кришна. Сам Прабхупада, казалось, был весьма потрясён этим инцидентом. Несколько вечеров спустя я был занят в Конвей-холле организацией чего-то и не обращал особого внимания на лекцию Прабхупады. Потом вдруг я расслышал, как он на лекции произнёс: «Мы изгнали призрака из дома Джона Леннона”. Я не мог сдержать улыбки при мысли о том, что он рассказал об этом своей аудитории в середине лекции по ведической философии.

33. «Лондон – это Ад». Сухим, холодным вечером в начале октября перед консерваторией Титтёнхерста остановился тёмно-зелёный двенадцатиместный фургон с надписью "Би-би-си". Водитель в форме вскочил со своего места, чтобы открыть для нас двери фургона, как будто мы были знаменитостями. Режиссёры одной из самых популярных программы "Late Night Line-Up" на телеканале "Би-би-си" пригласили Прабхупаду и шестерых его американских учеников принять участие в этом шоу. Студия "Shepherd's Bush" находилась примерно в полутора часах езды от Титтёнхерста. Мы вошли в студию ровно в 22:30 вечера, и тёплый воздух ударил в нас волной, будучи тропическим контрастом с холодом парковки, по которой мы только что прошли. Молодой человек в костюме проводил нас на лифте в шикарную комнату, обставленную большими темно-коричневыми креслами для отдыха. Там уже было несколько хорошо одетых людей, которые болтали, пили коктейли и, как правило, по-максимому использовали открытый бар в дальнем конце зала. «Это наш главный гостевой зал», — сказал мужчина. — «Все здесь ждут, когда их позовут в студию. Просто присядьте, и ктонибудь скоро придёт и отведёт вас на макияж». Я оценил ситуацию и произнёс: «Прабхупада, может быть, нам стоит подвинуться туда и сесть», — указывая на несколько пустых стульев как можно дальше от бара. Он кивнул в знак согласия и сел там, где я предложил. Мы расселись на полу вокруг него, тихо перебирая чётки, в ожидании, когда нас позовут. Через 15 минут спустя член команды визажистов провела нас в роскошную гримёрную, которая была размером с мужскую парикмахерскую и была занята пугающим количеством женщин, вооруженных спреями, гелями и многочисленными щетками странной формы. С вращающимися стульями и зеркалами от стены до стены — всё это говорило о том, что эти женщины намеревались полностью преобразить каждого из нас. Когда команда собралась,

чтобы осмотреть нас, между ними возникло небольшое закрытое обсуждение и несколько обеспокоенных взглядов в нашу сторону. «Что-то не так?» — спросил Джанаки. «Э-э.… нам не нравятся отметины на некоторых ваших лбах», — сказала одна из них. — «Они размазаны и выглядят немного неопрятно, особенно по сравнению с его отметиной». Она указала на Прабхупаду, который бесстрастно посмотрел на неё в ответ. «Они не будут хорошо смотреться на экране» — добавила она. Я оглядел группу и увидел, что это правда. Кроме Прабхупады, из всех нас, только у одной Ямуны была только что нанесённая и идеально выполненная тилака. У нас в Титтёнхерсте было немного настоящей глины для тилаки из Индии, но часто мы полагались на так называемую Землю Фуллера – глину, используемую для впитывания жира или других загрязнений. Ни одна из аптек, где её продавали, не была открыта в это время ночи. «Вам действительно нужно иметь маркировку?» — спросил руководитель гримерной группы. «Ну, я думаю, мы хотели бы оставить их нанесёнными», — ответил я. — «Они — часть нашей культуры и показывают, что наши тела — это храмы Бога». «Да, значит они должны быть у вас», — сказала она. — «Кроме того, они своего рода ваша торговая марка – простите за каламбур». Я услужливо улыбнулся её маленькой шутке. «Что, если мы нарисуем эти метки у них на лбу?» — предложил один из членов команды. — «Я имею в виду, просто полностью сотрите то, что есть сейчас, и перекрасьте их кистью и, скажем, акриловой краской».

«Пойдёт!», — сказала руководитель группы гримёров и посмотрела на меня — «Что ты думаешь? В студии будет много сьёмки крупным планом ваших лиц, так что было бы хорошо, чтобы метки выглядели аккуратно. Можно ли их нам их нарисовать, я имею в виду, это разрешено по вашим правилам?». Я посмотрел на остальных и ответил: «Эм, дайте нам несколько минут, чтобы это обсудить». После того, как они удалились, мы вшестером провели торопливое совещание, в то время как Прабхупада сидел и тихо читал джапу в гостиной. «Я думаю, мы должны пойти дальше наших принципов и позволить им сделать это», — сказала Джанаки. «Я тоже», — согласился я. — «Мы и так выглядим немного оборванными. Мы не хотим, чтобы люди, которые смотрят шоу, думали, что нам всё равно, как мы выглядим». «Но это акриловая краска!» — воскликнула Ямуна. — «Ты же не хочешь наносить такие вещи на свою кожу?! Эта штука вообще смывается?». «Смоется», — сказала Джанаки. — «И в любом случае, лично тебе не придётся использовать её на свою кожу, потому что твоя тилака выглядит великолепно». «Я не думаю, что они смогут правильно нарисовать тилаку», — взволнованно сказал Шьямасундар. — «Нарисованная тилака будет выглядеть странно». «Это не будет выглядеть более странно, чем настоящая тилака, для людей, которые вообще об этом ничего не знают» — спорил с ним Гурудас. «Разве это не противоречит ведической традиции — красить тилаку акриловой краской?» — задумалась Малати. — «Может быть, нам стоит просто обойтись вообще без неё».

«Нет, мы не можем этого допустить», — сказал я. — «Послушайте, это действительно не имеет большого значения. Давайте просто позволим им сделать это. У нас должна быть тилака, и она должна быть аккуратной. Если у кого-нибудь есть идея получше, чем акриловая краска, то давайте её послушаем». Последовала долгая молчаливая пауза. «Так может, нам просто пойти на этот шаг?» — спросил я. Мы подошли к общему согласию, выраженному некоторыми более неохотно, чем другими. «Хорошо, вы можете нас покрасить!» — крикнул я руководителю гримёров. «Отлично, следуйте за мной!», — сказала она, подавляя улыбку и ведя нас глубже в сверкающую комнату. Они усадили нас на тяжёлые вращающиеся стулья и с помощью влажных мочалок стерли остатки наших старых отметин от тилаки. Руководитель группы дал Ямуне лист линованной бумаги и попросил её нарисовать прототип, чтобы они точно знали, что они пытаются создать на наших лбах. Сидя в кресле перед зеркалом, я наблюдал, как визажист обмакивает крошечную кисточку в белую краску, которую она выдавила из тюбика. «Итак, что означает эта метка?» — спросила она меня с североанглийским акцентом. «Это означает, что мы вайшнавы», — сказал я. — «Преданные Кришны. В Индии миллионы людей делают такие пометки на своих лбах». Я не стал говорить, что никогда не был в Индии и рассказывал ей об этом исключительно понаслышке.

«Действительно?» — удивилась она. — «Я этого не знала». Комната была полна звуков, когда визажисты болтали с преданными, которых они украшали. Они задавали вопросы о нашей одежде, наших убеждениях и наших целях в Англии. Многие из них видели, как мы воспевали в центре города. Ямуна постоянно бегала взад и вперед от одного художника к другому, показывая свой рисунок и сама выступая в роли образца модели тилаки. В результате получилось шесть идеальных тилак, однородных до такой степени, к которой я не привык. Я подумал, что мы выглядели великолепно и что, возможно, нам следует снова использовать в будущем этот метод нанесения тилаки для важных мероприятий. Когда мы вошли в студию, Шрила Прабхупада улыбнулся нам с большой оранжевой подушки, на которой он удобно устроился. Шесть других подушек были разложены полукругом на покрытом ковром полу студии. Ведущий, Тони Билбоу тоже сидел на подушке на полу. Он был непредубеждённым и либеральным, но мне показалось, что ему было немного неудобно сидеть, скрестив ноги. Камеры начали вращаться, и я занервничал, зная, что миллионы людей будут смотреть. Билбоу представил нас и скользил по полу на своей подушке, задавая каждому из нас вопросы: "Как долго мы были кришнаитами?", "Почему мы носим эту одежду?", "Где находится наш центр в Лондоне?". Все, кроме Гурудаса, казались немного нервными в своих ответах. В отличие от остальных из нас, он был общительным и в своей стихии взаимодействовал со средствами массовой информации. Несколькими неделями ранее мы воспевали вдоль Стрэнда, некогда фешенебельной улицы, соединявшей Трафальгарскую площадь с Флит-стрит, когда съемочная группа ITV обратилась к нам за интервью. Мы подтолкнули Гурудаса вперёд, и он отвечал на их вопросы уверенным голосом, достаточно громким, чтобы его можно было услышать сквозь шум транспорта и пение, которое происходило позади него. Когда они спросили его, что, если через некоторое время пение станет монотонным, Гурудас дал запоминающийся ответ, который в тот вечер стал саундтреком к интервью в новостях.

«Что хорошего в этих словах», — сказал он, — «так это то, что вы можете повторять их снова и снова, и вам никогда не надоест их слушать. Но если вы будете повторять "Королева Елизавета, королева Елизавета, королева Елизавета" снова и снова, вы почувствуете отвращение!». Теперь в студии Гурудас сиял, а интервьюер продолжал возвращаться к нему. Наконец, задав нам шестерым множество вопросов, Билбоу повернулся к Прабхупаде, которого он приберегал напоследок. Он задал ему множество обычных вопросы. Прабхупада ответил на них кратко и по существу. Я был удивлён, насколько короткими были его предложения, и хотя я не был уверен, знал ли Прабхупада, что телевизионные интервьюеры предпочитают прямые и информативные ответы, я был уверен, что его манера изложения идеально подходит для короткого периода внимания типичного телезрителя. «Есть ли у вас в религии понятие ада?» — спросил Билбоу. Прабхупада сделал короткую паузу. «Это место — ад», — ответил он как ни в чём не бывало. — «Лондон — это ад. Здесь всегда холодно, сыро, дождливо и пасмурно. А в Индии всегда светит солнце». Он просиял, глядя на своего собеседника. Я почувствовал, как внутри меня закипает смех. Учтивый Билбоу не находил слов. Прошло несколько секунд молчания, пока он пытался вернуть себе самообладание. Мне было ясно, что Прабхупада не хотел, чтобы этот человек потерял хладнокровие своим ответом. Очевидно, видя дискомфорт Билбоу, Прабхупада быстро добавил: «Конечно, это большая заслуга британского народа за то, что он построил такую великую цивилизацию в этом климате». Бильбо с облегчением улыбнулся. «Да, это великая цивилизация», — согласился он.

Интервью продолжалось так, как будто мгновенного сбоя не произошло. Вернувшись в Титтёнхерст в тот вечер, мы безуспешно пытались стереть нашу акриловую тилаку. «В конце концов, консерваторы были правы», — подумал я. Нам потребовалось 5 дней, чтобы смыть эту краску.

34. Идолы поп-музыки К началу октября наша пластинка на 45 оборотов "Харе Кришна Мантра" приобрела всемирную популярность. Мы постоянно боролись за то, чтобы нас не считали поп-группой, которая просто приняла сценический облик. Мало кто из любителей музыки интересовался духовностью. Куда бы мы ни пошли, люди просили у нас автографы – когда мы воспевали в центре Лондона, когда ехали в метро или даже в супермаркетах и на заправках. В течение следующего года или около того это стало бы для нас утомительным и скучным: фанаты, выступления на телевидении и концерты – некоторые из них с такими группами, как "The Who" и "The Moody Blues", которые впоследствии стали по–настоящему культовые — быстро утратили своё очарование. Другие проблемы храма в конечном счёте взяли верх над нашей музыкальной рекламой, но сейчас музыкальная сцена была для нас свежей, и мы стремились продвигать движение Прабхупады таким образом. Через несколько недель нашего пребывания в Титтёнхерсте голландская телевизионная станция пригласила нас выступить в Амстердаме. Они предложили девяти участникам храмовой группы Радха Кришна перелёт в Нидерланды и обратно с оплатой всех расходов в один и тот же день. У Гурудаса была идея попросить Шрилу Прабхупаду поехать с нами в качестве члена группы. Когда я спросил Прабхупаду, он сразу же согласился, так что нас шестерых плюс его и ещё пару человек отвезли в большом фургоне из Титтёнхерста в аэропорт Хитроу, где мы сели на самолёт "Боинг 707" для часового перелета в амстердамский аэропорт Схипхол. Программа "New Musical Express" (Англия) Топ-30 мелодий, из которых мантра Харе Кришна занимала 11-ю позицию, была голландским аналогом американской эстрады или британского шоу Top of the Pops. Это было одно из самых популярных телешоу в стране, потому что в нём участвовали рок-группы, возглавлявшие чарты того времени. Все мы были взволнованы появлением в такой модной телевизионной программе, но как только мы прибыли в студию, негостеприимный приём продюсеров лишил нас чувства приключения.

Шрила Прабхупада в очереди при прохождении паспортного контроля в амстердамском аэропорту Схипхол

Прабхупада и Мукунда с преданными в амстердамском аэропорту Схипхол

Нас приветствовал светловолосый бородатый мужчина лет двадцати с небольшим, который нёс планшет с наклейкой на обороте, на которой было написано: "Если бы Бог хапнул кислоты, увидел бы он людей?". Он повёл нас вниз по темной лестнице в некрашеный бетонный подвал без окон. Вдоль стен стояли жёсткие бетонные скамейки. «Это наша зёленая комната», — сказал он. — «За исключением того, что мы называем это серой комнатой». Он разразился смехом, который прозвучал как уродливое фырканье. «Разве здесь нет стульев или чего-нибудь в этом роде?» — спросил Гурудас. — «Хотя бы всего один стул для Свами? Ему уж за семьдесят»». «У нас нет стульев», — пренебрежительно сказал парень, направляясь к двери. — «Хорошо, у меня есть дела, так что вы, ребята, зависайте здесь». Я был ошеломлён его бесцеремонным отношением к Прабхупаде. «Разве кто-нибудь не придет поговорить с нами о шоу?» — спросил я. «Да, Карстен собирается когда-нибудь спуститься». Карстен оказался худощавым ненамного старше парня с блокнотом.

темноволосым

мужчиной

«Привет!» — сказал он. — «Спасибо, что приехали из Англии». «Это Бхактиведанта Свами», — сказал я, указывая на Прабхупаду. — «Он основатель нашего движения и действительно уважаемый учёный». «Привет, Свами», — сказал Карстен, протягивая руку для рукопожатия. — «У нас в шоу не так много учёных. Я надеюсь, вам понравится!».

Он громко рассмеялся. Под усами у него были ярко-белые зубы. Прабхупада пожал ему руку и кивнул, ничего не сказав. Карстен продолжил объяснять, что мы будем имитировать нашу песню, в то время как оригинал будет играть на заднем плане, потому что они хотели быть уверенными, что их аудитория услышит именно то, что они привыкли слышать по радио. Он также намекнул, что существуют некоторые проблемы с авторским правом. Затем он тоже направился к выходу из комнаты, не сказав ни слова о том, как долго нам придется ждать в душном подвале без окон. Мы ждали целый час, чувствуя себя плохо из-за того, что Прабхупаде придется терпеть такие условия. Наконец, молодая женщина в джинсовой одежде провела нас за кулисы тускло освещенной студии. Полураздетые танцоры мужского и женского пола танцевали джаз и покачивались на трибунах в задней части сцены, пока незнакомая мне группа играла рок-песню, которую я не узнал. Я чувствовал себя неловко из-за того, что мы привели Прабхупаду в эту атмосферу рок-студии. Я взглянул на него и увидел, что он смотрит в потолок, тёмный лабиринт металлических балок в двадцати пяти футах над нами, увешанный изолированными проводами, лампочками, подвешенными микрофонами и электронными коробками. Прабхупада указал вверх своей тростью и сказал: «Когда-нибудь всё это будет свалено в кучу, как мусор». Он оглядел студию и указал на танцоров. «Просто посмотри», симметричны”.

—

сказал

он.

—

«Они

даже

не

Я улыбнулся и почувствовал себя немного глупо. В конце концов, что я ожидал найти, святой хор бесполых ангелов? Песня закончилась, и съемочная группа выбежала на сцену, чтобы подготовиться к нашему выступлению. Трое из них толкали огромное толстое сиденье на платформе, что-то вроде трона на колесах.

«Хорошо, кришнаиты», — сказал Карстен. — «Вы готовы? У нас есть 10 минут, чтобы привести вас в порядок, прежде чем включатся камеры. Просто делайте то, что вам говорит команда». Он спрыгнул со сцены. «Одну минуту», — сказал я. — «Для чего это сиденье?». «Сиденье?» — спросил Карстен, оборачиваясь. — «Это трон для гуру. Он пожилой мистик, поэтому мы хотим, чтобы он выглядел мистически. Мы видели фотографии, как он сидит на больших сиденьях в ваших храмах. Но мы собираемся сделать это даже лучше, чем вы, ребята». — Он указал за кулисы, где три человека разливали воду по ваннам с сухим льдом. — «Он будет выглядеть потрясающе в этом дыму». «Э-э-э», — сказал я, наблюдая, как съемочная группа раскладывает сухой лед вокруг трона. — «Вообще-то это неуместно». «Неуместно?» — Карстен выглядел искренне удивлённым. — «Но на этом сиденье будет похоже, что он парит в облаке! Это тот эффект, которого мы хотим!». «Нет», — сказал я. — «Мы здесь не для того, чтобы выставлять Прабхупаду смешным. Он не актёр. Он духовный учитель, и с ним следует обращаться именно так». «Но это будет хорошо выглядеть!» — настаивал Карстен. — «Это то, что зрители хотят видеть». Я подумал с минуту и решил попытаться найти компромисс: «Прабхупада сядет на этот стул, но без сухого льда». «Но у нас есть сухой лед специально для этого!» — запротестовал продюсер. — «Почему ты этого не хочешь?». «Это неправильно». — Я был непреклонен. — «Мы не можем этого допустить. Нет».

Прабхупада выходит из Амстердамской телестудии, октябрь 1969 года

Я знал, что они нуждались в нас больше, чем мы нуждались в них. Карстен выглядел более чем слегка задетым. Прабхупада с некоторой неохотой согласился сесть в кресло, и мы послушно повторяли слова мантры, пока наша пластинка звучала в огромных динамиках. Несмотря на то, что мы знали, что за нашим выступлением наблюдают тысячи, а может быть, и миллионы, вся сцена стала неприятной. Когда мы ехали в фургоне обратно в аэропорт, Прабхупада повернулся ко мне и сказал: «В следующий раз вам следует узнать немного больше о программе. Спросите их, чего они хотят от нас для следующего появления на телевидении». Я вспомнил о шоу Леса Крейна, где я не понимал, что Прабхупада и я будем противостоять христианам-фундаменталистам. Я вспомнил, как тогда поклялся, что приведу себя в порядок и буду готов к нашим выступлениям на телевидении. Теперь я пообещал себе, что, как только мы вернемся в Лондон, я обзаведусь блокнотом, специально предназначенным для документирования медийной информации. Несколько дней спустя таблоиды осветили мой конфликт с голландскими продюсерами. "Темперамент Радхи-Кришны" – был одним из подобных сплетне, но довольно остроумных заголовков. Вскоре после нашего выступления на амстердамском телевидении агент предложил нам контракт на выступление на четырёх площадках в Германии, за который нам заплатили бы королевскую сумму в пятьсот фунтов. Каждое наше профессиональное задание означало, что в казну храма нужно было вкладывать всё больше денег. Мы сразу же приняли это предложение, хотя это означало неделю вдали от Шрилы Прабхупады. Мы с Джанаки поехали в Гамбург на темно-зелёном фургоне BMC, который мы взяли в кредит на часть доходов от сингла. На фургоне была надпись "ХАРЕ КРИШНА", написанный на обороте большими белыми буквами без засечек. С нами была группа из десяти человек, некоторые из которых были новыми английскими преданными, некоторые приехали помогать из Штатов, и один – преданный по имени Сучандра – говорил по-немецки.

Кульминационный момент нашего тура по Германии состоялся в северном прибрежном городе Бремен в заведении под названием "Cougar Club". Когда мы подъехали к дому в 19.00 вечера, синий неоновый кугуар на вывеске на столбе на парковке мерцал так, словно был на последнем издыхании. Клуб размещался в старом театре, из которого были убраны сиденья, но в котором сохранились сцена и занавес. Мы вошли внутрь, и владелица вышла вперёд, чтобы поприветствовать нас. Изо рта у неё свисала сигарета, она выглядела сонной и с похмелья, её чёрные волосы были растрепаны, а розовый халат и тапочки с цветочным принтом выглядели поношенными и уставшими. Название песни "Flatfoot Floozy" мгновенно всплыло у меня в голове."Flatfoot Floozy" — «шлюха с плоской ногой» — джазовая песня 1938 года, занявшее второе место в чартах США.

«Добрйо пожйаловать на танцпол и пусть все вас видеть», — сказала она на ломаном английском, указывая широким жестом, куда нужно идти. Мы последовали за ней и увидели, что сцена была усеяна окурками и кусочками картофельных чипсов. Не было никакой системы усиления для микширования наших голосов или инструментов. «Мы хотели бы, чтобы нам заплатили вперёд», — твёрдо сказал я. Я всё больше привык иметь дело с теми, кто держал в руках кошелек в индустрии развлечений. Обычно я обнаруживал, что твёрдый, уверенный подход работает лучше, чем подчинение. «Этйо невозможьно», — сказала она. — «Тебе заплатить наличными, когда ви будеть петь в течение двух чьясов. Так написать в контракте». Я открыл рот, чтобы возразить, но выражение её глаз сказало мне, что это будет битва, в которой я не выиграю с твёрдостью. Мы все были совершенно убеждены, что никто не захочет приходить в такую адскую дыру, но к 20.00 часам клуб "Кугуар" наполнился тремя

тысячами подростков. Мы скептически ждали на сцене за занавесом. Ветхий театр был полон возбуждённой болтовни и визга. Я выглянул на толпу из щели в затхлых драпировках сцены и сразу почувствовал атмосферу предвкушения. Наш сингл занял первое место в немецких чартах, и эти ребята знали нашу песню, они были здесь, они были под кайфом, и они были явно взволнованы о перспективе увидеть нас, потому что для них наша группа была поп-сенсацией. Когда занавес раздвинулся, толпа зааплодировала и закричала, и сотни молодых девушек бросились к краю сцены. Несмотря на то, что мы думали, что подростки будут знать слова песни, мы заранее решили, что Сучандра скажет им слова до того, как мы начнём выступать. Он шагнул вперед и попытался заговорить, перекрикивая крики. Без микрофона это было безнадёжно, поэтому он просто стоял там, пока они не успокоились. Я не мог понять большую часть того, что он говорил, но я мог прочитать сосредоточенность на лицах подростков. Даже сквозь слои опьянения они, казалось, прислушивались к его словам. Когда он выкрикивал каждое слово мантры, они повторяли его с точностью, которую я никогда раньше не слышал в толпе. То же самое происходило, когда он учил их танцевать. Он раскачивался взадвперед, закидывая одну ногу на другую, как учил нас Прабхупада, и они копировали его движения с необычайной точностью. Когда он хлопал, они хлопали, а когда он подключал пение, танцуя и хлопая они следовали за ним, как армейская дивизия. Поскольку у нас не было никакого усиления, мы решили играть на наших инструментах тихо, когда Сучандра руководил пением, а затем громко во время реакции аудитории. Аудитория быстро ухватилась за этот метод "мягко-громко" и отреагировала с энтузиазмом, который был просто наэлектризован. Я понимал, что с такой восприимчивой толпой нам придется тщательно контролировать скорость киртана. В конце концов, нам предстояло выступать в течение двух часов. Как обученный хор, они ответили в один голос. Воспевая, танцуя и хлопая в ладоши, они образовали прекрасно укомплектованный певческий батальон.

Через 40 минут после начала пения я начал играть на мриданге немного быстрее. Я был поражён тем, как эта публика не пыталась ускорить ритм. Когда инерция, наконец, стала слишком быстрой, симметричная хореография превратилась в дикие прыжки, всё выше и выше, быстрее и быстрее. Я остановил киртан, и мы начали всё сначала. Публика быстро восстановила своё первоначальное самообладание и последовала медленной скорости по примеру Сучандры. И когда киртан снова ускорился, я почувствовал такое тёплое взаимопонимание с аудиторией, что подумал, что нам следует спрыгнуть со сцены и присоединиться к ним. Я посовещался с остальными из-за шума киртана, и они согласились, что мы должны перестать быть зрелищем и должны участвовать с этой аудиторией так, как Господь Чайтанья проводил киртан. Он никогда не был на сцене, Он всегда был в толпе поющих. Я посмотрел на часы. У нас оставалось 15 минут. Когда мы спрыгнули вниз и побежали к центру площадки, зрители выглядели испуганным, но затем присоединились к нам с большим энтузиазмом, чем прежде. Они обвивали руками наши шеи и выкрикивали улыбающиеся комментарии на немецком языке. Когда я проходил мимо Гурудаса, во время танцев в форме концентрических кругов, он кивком показал на мою одежду. Я посмотрел вниз и понял, что по всему моему белому дхоти были пятна крови, мои руки кровоточили от энергичной игры на барабане. Мои часы показывали мне, что мы отработали своё время и даже больше, но певчие были неутомимы, и я видел, что нам будет трудно закончить этот сеанс воспевания. Когда мы завершили киртан, я жестом показал преданным, что все они должны поклониться, чтобы обозначить финал пения и подготовить почву для небольшой философской беседы, объясняющей значение этого воспевания. Я был удивлён, когда каждый член аудитории тоже поклонился вместе с нами. После короткого обращения все они встали, крича: «Харе Кришна! Харе Кришна! Харе Кришна!». Мы решили, что единственный способ выбраться из клуба — это сбежать в тот момент, когда публика кланялась. Сучандра провёл быстрый пятиминутный киртан, и когда подростки поклонились, мы вышли за кулисы за теперь уже закрытым занавесом. Когда мои глаза привыкли к тусклому

освещению сцены, я заметил, что там всё–таки была звуковая система — усилитель и проигрыватель, на котором стояла наша пластинка в 45 оборотов! Я вытер окровавленные руки о своё дхоти, которое мне всё равно пришлось бы выбросить, и включил запись. Мы украдкой выглядывали из-за занавесок и наблюдали, как публика продолжает синхронно танцевать. Когда прозвучал гонг в конце песни, они снова поклонились и встали, крича: «Цугабе! Цугабе! Цугабе!». «Что это значит?» — спросил Гурудас у Сучандры. «Это означает "бис"», — сказал он. — «Они действительно так легко не сдаются, не так ли?». «Я больше не могу играть», — сказал я, протягивая ладони, чтобы они увидели. Сучандра раздвинул занавес и вернулся на сцену. Толпа зааплодировала. Многие бросились к краю сцены с ручками и бумагой в надежде получить его автограф. Он начал кричать по-немецки, и когда шум утих, он говорил несколько минут, как я предполагаю, он рассказал им о мантре и побудил их посетить наш новый центр, который недавно открылся в Гамбург. Он сложил ладони вместе традиционным индийским способом и сказал: «Данке шон». ("спасибо" на немецком).

Мы потратили несколько минут на раздачу автографов со сцены. Хозяйка клуба "Кугуар" выползла из ниоткуда, как сонный барсук, и отсчитала нам 500 фунтов в немецких марках на глазах у всех. В фургоне на обратном пути к храму в Гамбурге Сучандра сказал: «Эй, ты знаешь, один парень спросил меня, есть ли храм в Бремене, и когда я сказал "нет", он спросил, может ли он открыть его!». В последующие месяцы, пока Прабхупада был с нами в Лондоне и после его отъезда, мы оказались втянутыми в пока ещё начинающиеся, но становившиеся серьёзными отношения с музыкальной индустрией Великобритании. После успеха "Харе

Кришна Мантры" на 45-ке Джордж Харрисон предложил нам записать долгоиграющую пластинку, которую мы позже назвали "Храм РадхаКришна". В дополнение к другим трекам, которые нам всё ещё нужно было записать, в альбом должны были войти две песни с сингла, и, по его мнению, также версия мелодии под названием "Чинтамани", которую он однажды вечером слышал, как мы репетировали в Лаборатории искусств. Текст песни "Чинтамани" представлял собой два стиха из ведического произведения под названием "Брахма-самхита". Эта песня стала одним из основных произведений для исполнения на наших публичных выступлениях, и, хотя это была простая песня, которую мы пели всего с парой караталов и мридангой, Джорджу она очень понравилась. В тот вечер, когда он услышал, как мы её играем, он пошёл домой и разработал схему аккордов, которую, по его словам, хотел бы использовать, если мы согласимся позволить ему её спродюсировать. Несколько недель спустя мы оказались в студии "Trident studios" в Сент-Эннс-Корт в центре Лондона. Под руководством Джорджа Ямуна спела главную партию "Чинтамани", а мы с Шьямасундарой присоединились к припеву "говиндам а̄ди-пурушам̇ там ахам̇ бхаджа̄ми". В финале песни 40 преданных исполнили припев. Нам аккомпанировали наши собственные мриданга и караталы – изолированные в специальной звуконепроницаемой комнате, чтобы избежать эха, – и впечатляющий набор инструментов, организованный Джорджем: электроорган, электрический бас, ближневосточный инструмент под названием уд, барабаны и мини-оркестр, в который входили арфа, флейта, скрипки, альты, виолончели, струнные басы и оркестровые колокола. Конечным результатом стало сложное музыкальное произведение, в основе которого лежал рок-ритм, но в котором также были восточные отголоски. Мы решили назвать эту композицию "Говинда", и вскоре альбом был выпущен как продолжение "Мантра Харе Кришна". Он не поднялся так высоко в чартах, как его предшественник, – он добрался только до 34 места, — но этого было достаточно, чтобы мы спели его на "Top of the Pops".

Пластинка "Говинда"

Обложка пластинки "Говинда"

Напечатанная листовка от Джорджа Харрисона, вложенная в каждую пластинку "Говинда — это песня преданности, исполняемая на самом древнем из языков, санскрите. Говинда — это имя Бога; того же Бога, которому поклоняются ВСЕ религии, нации и т.д.; и смысл, стоящий за песней, превосходит языковые барьеры - время и пространство, на самом деле, все вещи временной природы. Эта песня может помочь людям обрести душевный покой, просто слушая звук, повторяемый снова и снова. Помогите себе и другим, играя и слушая это с ОТКРЫТЫМ сердцем, и пусть у нас будет первая пластинка номер один, прославляющая Бога на санскрите. Это, безусловно, внесло бы изменения. Спасибо вам – с любовью, Джордж Харрисон * Это отредактированная копия Govinda, которую, я надеюсь, вам будет легче использовать. Сторона B содержит полную версию."

Конечно, для нас было более важно, чтобы Шрила Прабхупада оценил наши усилия, чем завоевание расположения к нам музыкальной индустрии. Прабхупада покинул Лондон к тому времени, когда вышла пластинка с композицией "Говинда", поэтому мы послали копию ему в Лос-Анджелес. Мы слышали, что по поводу пластинки возникли некоторые разногласия среди некоторых наиболее консервативных мужчин-членов этого сообщества, которые считали неуместным, чтобы песня, исполняемая женщиной, звучала в храме. Мы думали, что это абсурдно. Здесь была запись древнего ведического текста, спродюсированная одним из самых популярных музыкантов нашего времени и продававшаяся тысячами экземпляров по всему миру. В конце концов мы услышали, что либералы в храме одержали верх, они устроили так, чтобы наша песня звучала в храме, когда преданные приветствовали божества каждое утро. Сам Прабхупада с готовностью согласился на это предложение. Как всегда, он был готов рискнуть и сделать что-то новое. Позже преданные из Лос-Анджелеса рассказали нам, как развивались события в то утро, когда это случилось. В храме присутствовали сотни людей, и когда двери алтаря открылись, из большой акустической системы зазвучала песня "Говинда". Прабхупада поклонился опустился перед алтарями, а затем направился к своему почётному месту, обитому красным бархатом, откуда он должен был прочитать свою утреннюю лекцию. Сидя там, он пристально смотрел на божества, и затем преданные заметили слёзы, скатывающиеся по его щекам. Когда мы услышали, как Прабхупада отреагировал на "Говинду", мы поняли, что любые споры по поводу этой песни были прекращены навсегда. Мы ждали, что он скажет своё слово и как-то разрешит этот спор, но ему вообще не нужно было ничего говорить. Прабхупада позже написал в письме, что эта песня — это "не обычное пение. Это [был] концерт". Я знал, что Прабхупаду не интересовали материальные категории, к которым относилась песня, его интересовала только преданность, с которой песня была спета. Это было прекрасное музыкальное произведение, и поскольку в Ведах Кришна понимается как источник всей красоты, Прабхупада оценил его, особенно потому, что оно прославляло его Господа.

Я вспомнил, как читал в "Бхагавад-гите", что Кришна — это талант в человеке. В другом месте Прабхупада описывал талант как: великие поступки, способности, трудолюбие и достижение замечательных вещей. Для него всё это было частью Кришны, независимо от пола, цвета кожи или материального положения человека. После того дня в Лос-Анджелесе Прабхупада попросил, чтобы композиция "Говинда" звучала каждое утро в каждом храме, когда открываются алтари божеств. Мы были вне себя от радости, что он так глубоко оценил эту песню.

35. Установка божеств Радхи-Лондон-Ишвары В течение нескольких месяцев пребывания Прабхупады в Лондоне мы пытались ограничить наше участие в наших музыкальных обязательствах в пользу попыток подготовить храм к открытию. Прошло ещё много месяцев, прежде чем мы даже смогли подумать о том, чтобы записать в студии песню "Говинда" или долгоиграющую пластинку. На данный момент мы всё ещё жили в здании с наполовину разрушенной несущей стеной, которое Прабхупада хотел официально открыть как лондонский ИСККОН перед своим отъездом в середине декабря. Мы всё ещё ждали разрешения на планирование от совета Камдена, чтобы начать (или, скорее, продолжить) с необходимыми изменениями. Прабхупада придерживался мнения, что мы не получим разрешения, но он призвал нас продолжать попытки, всё время надеясь, что мы наткнемся на здание побольше и получше. К тому времени, когда наступил октябрь, я уже отчаялся найти решение головоломки с этим ремонтом. Прабхупада должен был покинуть нас всего через 8 недель, и мы должны были открыть храм, пока он всё ещё был с нами. Я обратился к Тому Дрибергу, единственному члену истеблишмента, на которого, как я чувствовал, мы действительно могли рассчитывать. «Я напишу тебе письмо», — сказал он. — «Возможно, это поможет. Я знаю некоторых людей, работающих в строительной отрасли». Я скептически отнёсся к этому плану действий. Написание письма показалось мне типичным уклончивым британским ответом, который мало что даст. Я был неправ. Три дня спустя я просмотрел нашу почту и нашёл фотокопию рукописного письма Дриберга Джону Силкену, министру общественного строительства и работ. Оно начиналось словами "Дорогой Джон" и гласило: «Мои друзья из Америки занимают место №7 рядом с Британским музеем. Я надеюсь, вы организуете их удобное пребывание там». Он подписал его "Том".

Разрешение на строительство последовало быстро, хотя это было всего лишь временное разрешение, действительное в течение трёх лет. Хотя в конце концов нам пришлось бы подавать повторную заявку, этой победы нам было более чем достаточно. Началась гонка по подготовке храма к открытию. Шьямасундар и Тиртхапада (бывший Тим) с энтузиазмом возобновили ремонт помещения храма. У Шьямасундара был грандиозный план того, как должна выглядеть храмовая комната. Ему удалось убедить музыкальную группу "Rolling Stones" пожертвовать для алтаря роскошную мраморную плиту, для перемещения которой в комнату из грузовика потребовалось шесть человек. Он уже вырезал новые большие божества Джаганнатхи, которые, как мы все согласились, будут выглядеть эффектно. Так же он закупил штабеля импортной древесины – в основном красного дерева – и разработал тщательно продуманный дизайн храмовой комнаты. Его идея состояла в том, чтобы создать деревянный потолок, который изгибался бы вверх от стен к точке в центре комнаты. Стены также будут деревянными, построенными из колонн, шпунтовых панелей и огромных деревянных балок, которые будут проходить по всей длине храма. Не будучи плотником, я не мог до конца представить себе его идею, и всё это показалось мне немного амбициозным и отнимающим много времени. Конечно же, храмовая комната потребовала всего внимания Шьямасундара в течение последующих недель. Не я один хотел, чтобы он упростил дизайн, и даже Шрила Прабхупада заметил, что он излишне сложный. В то время как Шьямасундар боролся за выполнение возложенной на него задачи на первом этаже, другие преданные работали над переделкой верхних этажей здания. Этажом выше храмовая комната была переоборудована в комнату для Прабхупады. Мы застелили её толстым восточным ковром и покрасили в светлый цвет, чтобы она казался больше. Ямуна нашла низкий столик со стеклянной столешницей, который служил письменным столом, и синюю мягкую подушку, на которой Прабхупада мог сидеть, когда переводил или встречался с гостями. Она разбросала по комнате несколько дополнительных подушек,

чтобы другие могли сесть. Наш подвал также перестраивался под кухню и столовую. Мы поставили раковину, несколько полок и плиту, а столовую устлали ковром, чтобы преданным не было холодно сидеть на полу в подвале. Всё – раковина, плита, подушки, дрова — было пожертвовано. На меня свалилась обязанность устанавливать контакты с потенциальными спонсорами. Я обнаружил себя бегающим по Лондону в попытках собрать денежные средства и раздобыть полезные строительные материалы, краску и продукты питания. Я связался с Биби-си, чтобы мы обязательно получили какое-то освещение в средствах массовой информации, когда храм откроется в декабре. И я постоянно искал помещение побольше, потому что знал, что Шрила Прабхупада хотел этого, а также потому, что за последний год разглядывание зданий вошло у меня в привычку. В дополнение к этим задачам, связанным с храмом, я выполнял поручения Прабхупады. Мы продолжали оставаться в Титтёнхерсте, поскольку храм на Бери-Плейс был строительной площадкой, и даже если бы это было не так, предполагалось, что в помещении одновременно могло проживать максимум 4 человека. Я ездил в Лондон на автобусе из Титтёнхерста, обычно ранним утром, когда было ещё темно, и возвращался тоже в темноте. Обычно во время езды в автобусе я тихонько воспевал свою джапу или читал книгу, а иногда и оставленные кем-то газеты. Однажды утром, как раз когда я уезжал в Лондон, Прабхупада позвал меня в свою комнату и попросил внести депозит в размере 25 фунтов на его книжный трастовый счёт в Лонг-Акрском отделении банка "Ллойд" рядом с новым храмом. «Я не думаю, что смогу это сделать», — сказал я. «Почему? Ты занят другими делами?» — спросил Прабхупада. «О, нет! Я имел в виду, что не думаю, что вы можете внести депозит на счёт, если это не ваш собственный счёт». «Всё в порядке», — сказал Прабхупада. — «Я написал письмо».

Пока Прабхупада был в Лондоне, он постоянно искал помещение больше, чем Бэри Плейс №7, 1969 год.

Шьямасундара строит храмовую комнату на Бери Плейс

Беседа в комнате Шрилы Прабхупады на Бери Плейс, Лондон Фото сделанное Гурудасом.

Он протянул мне один лист бумаги, на котором было написано: «Мой представитель, г-н Майкл Грант, внесёт этот депозит от моего имени». Внизу страницы красовалась его подпись. Я закончил свои дела к полудню и заехал в Ллойдс Банк по пути на автобус в Аскот. Я положил доверенность, банковскую книжку и 25 фунтов в металлический лоток и протянул их кассиру, который выглядел скучающим за толстой стеклянной стеной. Он прочитал записку, положил деньги в ящик стола и поставил штамп на книге с указанием суммы и даты. Я извлёк книгу, когда металлический поднос скользнул обратно в мою сторону, и направился к автобусной остановке. По прибытии в Титтёнхерст я сразу же направился в комнату Прабхупады, чтобы вернуть ему банковскую книжку. «Где квитанция?» — спросил он, открыв книгу, чтобы рассмотреть марку. «Квитанция?» — спросил я в ответ. «Квитанция. Разве у тебя её нет?». «Я думал, штамп в банковской книжке — это квитанция», — сказал я. «Они не дали расписку?» — снова спросил он. «Нет». «Ты не просили об этом?». «Нет». «Они не предложили ни одного из вариантов подтверждения?». Я подумал о банковской операции, пытаясь вспомнить, предлагал ли кассир мне квитанцию во время обмена. Но я отчётливо помнил, что он ничего не говорил ни об одном из них, ни о чём другом, если уж на то пошло.

«Нет», — сказал я. — «Он просто поставил штамп на книге. Я думал, это то же самое, что квитанция». Теперь я начинал чувствовать себя неловко, как будто сделал чтото не так. «Ты знаешь, что это значит?» — спросил Прабхупада. Я не знал, что сказать. Что это значило? К чему он клонит? Я рискнул и произнёс: «Я был просто неосторожен, Прабхупада, я должен был попросить квитанцию». «Нет, это не то, что это значит. Что это значит?». «Это значит, что он забыл дать мне квитанцию», — сказал я, думая, что если это была не моя вина, то, значит, это вина кассира. «Нет, это не то! Что это значит?» — настаивал он. — «Ты не знаешь, что это значит!». Последовала долгая пауза. Прабхупада повернул голову налево и уставился в маленькое окно. Он молча смотрел на верхушки деревьев и облака. «С Британией покончено…», — сказал он, качая головой, всё ещё глядя в окно. — «Британской империи пришёл конец». Это был интересный комментарий, который я хотел бы услышать подробнее, но моей непосредственной заботой было прояснение ситуации с банковским фиаско. Комментарий Прабхупады о Британской империи казался немного не связанным с моментом. Он повернулся ко мне и продолжил разговор. «После второй войны была карикатура», — его лицо расплылось в улыбке, и я почувствовала облегчение. — «Это было в индийских газетах. Там был лев, который должен был быть британцем. Он был весь забинтован на больничной койке, а его ноги и руки свисали с... как это называется? ... шкив».

«Тракции?» — предложил я. «Тракции, да... с потолка. Да, тракции. Таково было состояние после войны. Гитлер разрушил их империю, хотя сам тоже был разрушен. Английская политика эксплуатации была нехорошей». Он пустился в пространную критику политики Англии по экономической и политической эксплуатации её колоний. Он рассказал о том, как иногда британские колонизаторы отрезали индийским ткачам большие пальцы за то, что они вручную производили ткань, равную или превосходящую той, что пряли на манчестерских хлопчатобумажных фабриках. «И было много других вещей», — сказал он как член бывшей колонии и бывший последователь движения за независимость Махатмы Ганди. Прабхупада сказал, что на решение Великобритании оставить Индию как колонию глубоко повлияла воинственность Индийской национальной армии Субаша Чандры Боуза. — «Ганди помог убедить индийский народ больше не сотрудничать с британцами. А демонстрация армии Боузом ослабила волю британцев». Он замолчал и снова посмотрел в окно. «Эта Англия», — продолжил он, — сегодняшняя Англия деградировала. Не так, как пятьдесят лет назад». Я вспомнил, как несколько недель назад мы с ним ездили по Лондону и как он комментировал ветхое состояние многих офисных зданий, незавершенное строительство и полуразрушенные жилые кварталы. Это была не та Англия, о которой он так много слышал до войны. «Эту землю», — сказал он, указывая на просторы вокруг него, — «никто не мог позволить себе купить. Так что теперь она принадлежит этим молодым певцам. Эта Англия сильно испортилась. Ваша страна – Америка – лучшее место для распространения сознания Кришны. Когда-то солнце никогда не заходило над Британской империей, а

теперь оно никогда не взойдет над ней». — он засмеялся. — «Просто проверив одно зёрнышко риса, можно определить ситуацию во всей кастрюле». Я задумался над этим загадочным заключительным заявлением. Конечно, я слышал, как Прабхупада говорил это раньше, но я не был уверен, как это связано с ситуацией с Ллойдом и увлекательная, хотя и едкая диссертация об упадке Британской империи. Но потом я понял, что отказ банка выдать квитанцию, указанную для Прабхупады — более глубокая болезнь. Точно так же, как можно было определить, приготовлен ли целый горшок риса, просто проверив одно зернышко, Прабхупада говорил, что административный сбой банка был симптомом более широкого краха. Это было нечто большее, чем тот факт, что банк не считал квитанции важной или необходимой частью процедуры внесения таких небольших сумм. В то время как Британия когда-то обладала административной способностью управлять всемирной империей, теперь Британская империя и, следовательно, её статус сверхдержавы стали историей. *** Оставаться в Титтёнхерсте становилось всё труднее, главным образом потому что он находился так далеко. Комната Прабхупады в новом храме была закончена, но многие из нас думали, что комната на Бери-Плейс не подходящим для него местом, учитывая тот шум, который творился в здании, когда преданные сносили стены, отрывали доски пола и размахивали циркулярными пилами и кувалдами. Комната Прабхупады находилась прямо над храмовой комнатой, откуда доносился основной шум. Я думал, что эта обстановка не способствует мирному переводу и писательству. Хотя было много возражений со стороны преданных, которые считали, что он должен остаться в храме, мне удалось снять трёхкомнатную квартиру примерно в 15 минутах езды. Фарли-корт располагался через дорогу от "Музея Восковых Фигур Мадам Тюссо", на Мэрилебон-роуд, недалеко от Бейкер-стрит, в доме был лифт и швейцар в униформе. Сама квартира была чистой и тихой, с большой гостиной с высоким потолком, которая имела странную форму, потому

что в ней было пять стен, в одной из которых было створчатое окно. Из окна открывался вид на стену из красного кирпича примерно в 3 футах от меня — деталь, которая, как мне показалось, делала комнату похожей на декорации к фильму комиксов. Я подписал договор аренды на 3 месяца, надеясь, что это придаст импульс идее о том, что Шрила Прабхупада мог бы остаться в Лондоне ещё немного. Прабхупада пресёк эту мечту в корне. «Трёхмесячное соглашение — это слишком долго», — сказал он.

— «Вы должны немедленно расторгнуть это соглашение и заключить его только на 1 месяц. Я не задержусь там надолго». Прабхупада оставался в квартире один, если не считать Пурушоттамы, и большую часть времени переводил, сидя на маленькой плоской подушке за своим низким письменным столом. В комнате была тамбура, и однажды, когда я пришёл к нему, он удивил меня, сказав: «Научи меня искусству игры на тамбуре». Я был ошеломлён, потому что мне казалось неправильным учить своего духовного учителя чему-либо. Я подозревал, что он говорил больше в шутку или же был пытается подбодрить меня в моей музыке. Ранее он называл меня "мастером музыки", и я знал, что ему нравится рассказывать другим, что я композитор и работал в Нью-Йорке профессиональным музыкантом. Я взял инструмент и начал играть на нём правой рукой: безымянный палец на первых трёх струнах, указательный — на четвёртой и последней. Перед следующим бренчанием я научился позволять последней струне звенеть в два раза дольше, чем каждой из остальных струн. Прабхупада несколько минут наблюдал, как я водил пальцами по струнам, и слушал, как я объяснял технику, лежащую в основе такой игры. Затем я передал её ему, и он начал играть не совсем так, как я ему показывал, но почти так же. Я не хотел его обидеть, но в то же время не хотел, чтобы он учился неправильно, поэтому я вмешался и снова объяснил метод игры на струнах. Он улыбнулся и вернул мне инструмент, качая головой, как бы говоря, что у него ничего не получится, и на самом деле ему всё равно. Я вспомнил, что

моими первыми словами, сказанными ему в Бауэри, были: «У меня есть тамбура», и мне стало интересно, помнит ли он, как просил меня принести её в следующий раз, когда я навещу его. На следующее утро я сидел в комнате Прабхупады с Тамалом Кришной, одним из американских преданных, недавно прибывших в Лондон. Прабхупада сообщил нам, что его часы "Omega" перестали работать. «Я чувствую себя потерянным без часов», — сказал он мне. — «Ты можешь починить их?». «Да», — сказал я. «Ты должен вернуть их мне через два дня», — сказал он. — «Ты сможешь это сделать?». «Я могу это сделать», — заверил я его, зная, что это было то, что он хотел услышать, но не зная даже как я собираюсь это сделать. Он снял его с запястья и протянул мне. Я закатал рукав и снял свои собственные часы. «Не хотите ли взять мои?» — спросил я, протягивая его ему. — «Я имею в виду, просто пока чинятся ваши?». Возникла короткая пауза. «Почему нет? Буду практичен» — сказал он и надел мои часы себе на запястье. Когда мы вышли из квартиры, Тамал Кришна повернулся ко мне. «Я не могу поверить, что ты только что отдал ему свои часы!» — сказал он обвиняющим тоном. — «Как ты мог это сделать?». Кроме того, я чувствовал, что он сдерживает смех. Позже в тот же день я оказался в офисе в высоком здании в лондонском ювелирном

центре Хаттон-Гарден. Человек, представляющий часовой отдел, сказал, что на починку часов уйдет минимум неделя. «Но владелец часов послезавтра покидает страну, так что это действительно срочно». — Я решил, что в данном случае уместна ложь во спасение. — «Я почти уверен, что ему нужна только замена батареи». «Хорошо», — сказал мужчина. — «Посмотрим, что мы сможем сделать». «Значит, вы сможете починить их за два дня?». «Я думаю, что да», — ответил он. Прабхупада всё ещё носил мои часы, когда я вернулся поздно вечером. «Ваши часы будут готовы через два дня», — сказал я, и он кивнул. Он казался очень задумчивым, как будто думал о чём-то другом. Возникла пауза. «Я думаю о Вриндаване», — сказал он наконец. — «Когда я смотрю из этого окна на эту кирпичную стену, я думаю о своей комнате во Вриндаване». Я вспомнил, как он рассказывал, как он останавливался в маленьком храме в святом городе Вриндаване с 1959 по 1965 год и что именно оттуда он планировал своё путешествие в Америку. «Я часто смотрел в окно на гробницу Рупы Госвами. Это было слишком экстатично». Я не мог понять, как эта комната может кому-то сильно напоминать об Индии и о Вриндаване, деревне Господа Кришны. Но много лет спустя, когда я посетил комнаты в храме Радха-Дамодара,

где останавливался Прабхупада, я увидел, что его столовая была того же размера и формы, что и гостиная в Фарли-Корт. У него был высокий потолок и пять стен, в одной из которых было единственное решетчатое окно без стекла. Это окно выходило во внутренний двор, где находилась гробница Рупы Госвами, одного из выдающихся последователей Господа Чайтаньи, построенная в стиле Раджастани. Я много раз слышал, как он говорил, что молился Рупе Госвами о силе, чтобы нести сознание Кришны на Запад. Хотя Прабхупада называл свою квартиру в Фарли-Корт "раем для дураков", теперь я видел, что он любил эту комнату, потому что окно и кирпичи напоминали ему о Вриндаване, Кришне и Рупе Госвами. Одной из задач, которую я выполнял во время открытия храма, была организация Божеств Радхи и Кришны для нашего алтаря. У нас с Джанаки в доме уже некоторое время стояло несколько восемнадцатидюймовых (46 см) деревянных божеств, вырезанных преданными по имени Гаурасундара и Говинда из Техаса. Вместо того, чтобы делать эти божества Господами лондонского центра, мы решили изучить возможность отливки бронзовых божеств из деревянных. Я уже получил смету, и Прабхупада одобрил её. Однажды утром, всего за несколько дней до открытия, зазвонил телефон. Я подпрыгнул от неожиданности, потому что я даже не знал, что в квартире есть телефон. Когда я ответил на звонок, по проводу донесся голос пожилого индийца. «Это мистер Гойал из индуистского центра Восточного Лондона», — сказал он. — «Могу я поговорить со Свами?». «Одну минуту, я передам ему трубку», — сказал я. — «Он прямо здесь». Последовал долгий разговор на хинди. Когда Прабхупада повесил трубку, он повернулся ко мне. «Вам нужно сейчас же отправиться к мистеру Гойалу», — сказал он. — «У него есть божества Радхи и Кришны, которые он хочет пожертвовать для храма. Я хочу, чтобы ты отправился за Ними».

«Божества?» — спросил я, чувствуя сопротивление, потому что был привязана к будущим бронзовым божествам. — «Но мистер Гоял никогда раньше не хотел делать никаких пожертвований». «Ты должен поехать немедленно», — настаивал Прабхупада. Я поехал с Тамалом Кришной, Ямуной и преданным по имени Радхарамана в резиденцию в восточном Лондоне, чтобы посмотреть на божества. Они лежали на полу, накрытые простыней, и когда Гойал сорвал простыню, все мы громко ахнули. Божества были 3 футов (92см) высотой и замысловато вырезаны из белого мрамора, с чёрными волосами и одеждой, которые были вырезаны как часть скульптуры. Кришна был одет в жёлтое дхоти, а Радха — в изящное сари. Мы никогда не видели таких больших божеств и уж точно не таких красивых. Когда я присмотрелся повнимательнее к лицу Кришны, я увидел тонкие синеватые бороздки на его лбу. «У руки Радхарани есть изъяны», — сказал Гоял по-английски.

— «Некоторые сколы произошли при транспортировке. Но мы отремонтируем её, прежде чем отдать вам». Я понял, что их "подарок" был способом отдать божество, которое они сочли непригодным для установки, потому что это противоречило индуистской традиции устанавливать повреждённое божество в храме. Это бросило тень на всё предложение. Когда на следующее утро я рассказал Прабхупаде о сколе на руке Радхарани, он настоял на том, чтобы он сам приехал, осмотрел оценить и ущерб. «Мы должны выехать немедленно», — сказал он. — «Если ущерб невелик, и, если он уступит, у нас будут божества для нашего лондонского центра». Нас приветствовали Гоял, его жена и несколько других членов Восточного Лондонский индуистский центр. Гоял проводил Прабхупаду к креслу в гостиную и сел со своими соотечественниками на диваны. Мы сидели на полу, глядя на закутанные в простыни фигуры божеств, которые стояли на полу неподалеку.

«Мы представляем правление индуистского центра», — сказал мистер Патель. — «Мы принимаем решения от имени управляющего комитета храма». Прабхупада кивнул. Гоял повернулся ко мне и сказал: «Если вы хотите, снимите ткань, чтобы Свами мог видеть формы». Когда я снял покрывала, Прабхупада смотрел на божества без всякого выражения. Он начал серьёзным тоном говорить на хинди с Гоялом и остальными. Разговор перемежался английскими словами "ущерб", "неприятности" и "исправлять". Я сделал вывод, что они говорили о том, чтобы починить руку Радхарани перед открытием храма. После более чем получасовых попыток понять, о чём они говорили, тон разговора внезапно смягчился. Прабхупада что-то сказал, и его хозяева начали смеяться. Затем Гоял что-то сказал в ответ, и Прабхупада рассмеялся, указывая правой рукой на божества. Веселье продолжалось несколько минут. «У нас есть человек», — сказал Прабхупада по-английски. Мы вытянулись по стойке смирно, когда он указал на Ямуну, женщину. Разговор снова перешёл на хинди, но затем Прабхупада обратился к Ямуне. «Ямуна, она является экспертом», — сказал он. — «Она может чинить. Не так ли, Ямуна?» Это был вопрос, но он кивнул Ямуне, когда говорил, и это прозвучало скорее риторически, как утверждение. «О, да», — с энтузиазмом ответила она, хотя я видел, что она не совсем уверена, с чем соглашается. «Тамал Кришна, ты можешь отнести Кришну в фургон?» — спросил Прабхупада. — «Проверь, насколько он тяжёлый?».

Тамал Кришна положил левую руку под основание божества Кришны, а правой обхватил его сзади, поднимая божество с покрывалом. «Не слишком тяжёлый, Прабхупада», — сказал он, заметно напрягаясь. «Вы с Радхараманом можете отнести Кришну в фургон», — сказал Прабхупада. — «Давайте, забирайте Его немедленно». Он со смехом повернулся к своим хозяевам сказал что-то и продолжил говорить на хинди, как будто отвлекая их от того факта, что их божества выносили из комнаты. Я услышал, как открылась дверь фургона, а затем мгновение спустя закрылась. Затем вернулись Тамал Кришна и Радхараман. Затем Прабхупада подозвал Радхарамана, чтобы тот вышел вперёд. «Ты можешь взять Радхарани» — сказал он. — «Продолжай. Возьми Её сейчас же. Мукунда поможет тебе». Осторожно подняв Радхарани, мы с Радхараманом отнесли Её в фургон и положили на заднее сиденье рядом с божеством Кришны. Когда мы вернулись, Прабхупада и его хозяева смеялись и оживленно разговаривали на хинди. Затем Прабхупада встал и сложил ладони в пранаме. Мы все поступили так же. Я медленно завёл фургон и отъехал от жилого дома. Члены комитета помахали нам на прощание, когда мы уходили. «Ямуна, подержи её», — сказал Прабхупада, поворачиваясь на переднем сиденье и указывая на Радхарани. — «Тамал, ты держи Кришну. Они не должны упасть». Некоторое время мы ехали молча, и наконец, я произнёс: «Прабхупада, я думаю, вы только что похитили Кришну». Он усмехнулся и с минуту молчал. «Однажды, когда я был в Индии, я представил идею своему банковскому менеджеру. Ему она не понравилось. Я хотел кредит. Он

представил встречное предложение. Но я поспорил с ним и сорвал его план. Поэтому он сказал мне: "Мистер Де, вам следовало бы стать политиком"» — ответил он и засмеялся Его смех был заразительным и заполнил фургон, когда мы ехали, а Ямуна и Тамал Кришна прижали наших новых божеств поближе к себе, чтобы формы не были повреждены. Воскресенье, 14 декабря, выдалось солнечным, но очень холодным. Мы так долго ждали этого дня, но теперь я был в панике от того количества дел, которые мне нужно было организовать. Мы разослали сотни красивых пригласительных открыток всем, кого мы знали, надеясь, что соберём толпу. Храмовая комната была закончена в самый последний момент. Стены были недавно покрыты лаком и украшены картинами с изображением Кришны, толстый темнобордовый ковер тянулся от стены до стены. В одном конце помещения была построена отдельная комната для божеств, отделённая от главного зала низкой балюстрадой и тяжёлыми синими портьерами, а впечатляющий изогнутый потолок храма напоминал корпус перевернутой лодки. Когда Прабхупада, наконец, оказался в сверкающей комнате храма, он сказал мне: «Ты должен установить на двери медную табличку с надписью "Это храм был построен тяжёлым трудом Шьямасундара Даса Адхикари"». К полудню храм был полон гостей, большинство из которых были одеты в костюмы и платья или в свои лучшие сари. Телевизионная команда Би-би-си прибыла, чтобы заснять это событие, и в храме едва хватило места, чтобы они могли установить свои камеры. Температура поднялась, по ощущениям, по меньшей мере до 95` по Фаренгейту (35` Цельсия). О вентиляции никто из нас даже и не подумал, и я понял, что для гостей это будет долгая и жаркая церемония. Божества располагались на низкой платформе перед алтарём. Прабхупада сидел перед ними, окружённый чашами с продуктами для омовения: молоком, йогуртом, золотистым жидким топлёным маслом и водой с ароматом розы.

Установка Шри Шри Радха-Лондон-Ишвары, 14 декабря 1969 год

В этот день, 14 декабря 1969 года, Мукунда предложил Шриле Прабхупаде эту чудесную красивую гирлянду.

Шри Шри Радха-Лондон-Ишвара, 14 декабря 1969 год

Шри Шри Радха-Лондон-Ишвара, 14 декабря 1969 год

Шри Шри Радха Лондон-Ишавра, 1969

Шри Шри Радха Лондон-Ишвара, 1969

«Спасибо всем вам за участие в этом самом благоприятном событии», — сказал Шрила Прабхупада в своей короткой вступительной речи. — «Это самый чудесный день для всего Лондона, потому что Кришна сегодня появляется в этом городе. Эти божества будут называться Радха-Лондон-Ишвара, что означает "управляющие Лондоном"». Он провёл церемонию установки, вылив на божества ковши, полные жидкости. Молоко, топлёное масло и мёд стекали по их изогнутым телам, на мгновение собираясь в уголках глаз и складках резной одежды. Затем Прабхупада осторожно искупал их в воде, стирая рукой молочную пленку с их тел. Он вытер их мягкими зелёными полотенцами и попросил отнести их за синие занавески в алтарную комнату. Затем он зажег небольшую кучку маленьких дров, которая была сложена на куче земли перед ним и, возливая топленое масло над жертвенным огнём, он произносил молитвы и заклинания. Затем Ямуна, Гурудас, Тамал Кришна и я перенесли божества за занавес на их мраморный постамент. За закрытым занавесом мы вчетвером начали готовить божества и алтарь для первого официального представления Радха-Лондон-Ишвары. Затем Прабхупада присоединился к нам, закончив церемонию возжигания огня, и показал Ямуне, как одеть божеств в их новые одежды. Остальные из нас пытались установить пурпурный шёлковый балдахин над алтарём божеств. Он должен был опираться на четыре точеные деревянные колонны, выкрашенные в серебристый цвет. Проблема заключалась в том, что колонны соскользнули и заскользили по всему алтарю в ту минуту, когда мы попытались установить на них алюминиевую раму балдахина. Не было ничего, что удерживало бы колонны на мраморном алтаре, и ничего, что удерживало бы балдахин на колоннах. Каждый раз, когда мы устанавливали навес на место, стойки перекашивались, и навес наклонялся к полу. Божества были красиво одеты в свои новые шёлковые одежды, золотые короны украшали их головы, а Кришна носил павлинье перо. В храмовой комнате шёл бурный киртан, пока посетители и

преданные терпеливо ждали, чтобы увидеть новых лондонских божеств. Лицо Прабхупады было встревоженным, пот струился по его лбу. Мы ещё раз попытались установить балдахин на колоннах, но он соскользнул в сторону божества Кришны. Прабхупада запрыгнул на мраморный алтарь и поймал купол за мгновение до того, как алюминиевая рама обрушилась бы на голову божества. Мы все обменялись взглядами – стоять на алтаре было тем, на что никто из нас не осмелился бы сделать, но выражение лица Прабхупады было таким, как у человека, спасающего своего ребенка от раздавления. «Возьми это», — сказал мне Прабхупада, держа рамку обеими руками. — «Возьми это!». Он встряхнул балдахин. «Куда его отнести?» — спросил я. «Наружу. Вынеси его. На улицу» — ответил он. Было бы нелегко лавировать в такой толпе, особенно с навесом. Я знал, что это будет почти невозможно. Я решил, что постараюсь сделать так, чтобы это выглядело как часть церемонии. Я вышел из комнаты божеств, стараясь не раздвигать занавес и не выставлять божеств напоказ толпе, пробираясь сквозь сидящую толпу, которая неохотно расступилась, чтобы дать мне пройти. Я попытался улыбнуться, чтобы выглядеть так, будто знаю, что делаю. Я чувствовал себя гейшей, шатающейся под тяжёлым грузом. На улице, вне топки, которой стала храмовая комната, холодный воздух ударил в меня, как долгожданный всплеск ледяной воды. Я поместил навес на полупрозрачные стеклянные квадраты между чёрной железной оградой и внешней стеной храма и холодно вздохнул с облегчением. Я закрыл глаза и кивнул головой в такт пульсу мриданги, вспоминая первый киртан, на который я пошёл в пыльный, мрачный лофт Свами в Бауэри. Изнутри послышались радостные возгласы, и я быстро вернулся внутрь. Из задней части комнаты я увидел, что

занавески раздвинулись и Ямуна вертит в руках три дымящиеся палочки благовоний так, как Прабхупада показывал нам в первые месяцы нашего знакомства. Церемония арати продолжалась, пока Прабхупада стоял со сложенными ладонями перед своими Господами. Когда киртан затихал и взлетал, он поворачивался лицом к толпе, и я мог видеть по его широкой улыбке, что мечта его духовного учителя о лондонском храме теперь осуществилась. Мой собственный восторг от его счастья был омрачен только напоминанием о том, что он покинет Англию всего через два дня, и тяжёлой мыслью, что я, возможно, никогда больше его не увижу.

ЧАСТЬ 4. Эпилог Умерь гордыню, Смерть: хоть ты слывёшь Всесильною – то тщетная молва, Смешны твои победы и права: Там смерти нет, куда ты нас ведёшь. Не смертный сон там, но такой покой, Что нет нигде отраднее утех, И лучшие уходят прежде всех, Отринув плоть и воспарив душой.

— Джон Донн, «Не будь гордою Смерть»

Эпилог Конечно, я снова увидел Шрилу Прабхупаду, хотя, поскольку Международное общество сознания Кришны (ИСККОН) продолжало расширяться по всему миру, моё общение с ним никогда больше не было таким продолжительным или сокровенным, как в те первые три с половиной года, когда я был молодым преданным в Нью-Йорке, СанФранциско и Лондоне. В течение следующих семи лет движение, которое Прабхупада начал с сундука с книгами на пыльном чердаке в Нью-Йорке, превратилось в настоящее международное общество, как он и предполагал, когда попросил меня и Джанаки подписать учредительные документы в середине 1966 года. Храмы, фермерские общины, рестораны и школы были открыты не только в крупных американских и европейских городах, но и в Австралии, Южной Америке, Африке, Азии и даже в Советском Союзе и странах Восточной Европы, где преданные вплоть до краха коммунизма с риском тайно встречались у себя дома. С тысячами членов, вкладывающих свою неразделенную энергию, рост ИСККОН казался неудержимым согласно оптимистичному видению большинства преданных. В середине 1970х годов годовой доход ИСККОН составлял более 20 миллионов долларов, распространялось множество книг, а ежемесячный тираж "Назад к Богу" превышал миллион. В течение этого времени Шрила Прабхупада играл двойную роль духовного учителя и вдохновенного исполнительного директора глобальной организации. Сам размер движения означал, что у рядовых преданных было меньше доступа к нему, но его присутствие в их жизни оставалось постоянным благодаря его лекциям, книгам и его управлению обществом. Несмотря на то, что Прабхупада намеревался отказаться от повседневного руководства движением в пользу перевода и литературной деятельности, и хотя он учредил Комиссию Руководящего органа, в функции которой входило руководство движением, Прабхупада никогда не оставлял своей практической

заботы об ИСККОН. Его старшие ученики взяли на себя большую ответственность, но высшая управленческая и духовная власть попрежнему оставалась за ним. Прабхупада постоянно писал письма во все уголки земли, давая духовные наставления и разумные юридические и финансовые советы его молодым неопытным менеджерам. В первые одиннадцать лет своего существования движение, казалось, продвигалось вперед семимильными шагами, и лишь несколько очевидных негативных событий замедлили его динамику. Я много раз слышал, как он говорил, что молился Рупе Госвами о силе, чтобы нести сознание Кришны на Запад. Это не означало, что движение было свободно от проблем. Действительно, многие из ведущих учеников Прабхупады испытывали личные и духовные трудности, которые во многих случаях увеличивались вместе с их мощью. Прабхупада знал об этих проблемах, но он продолжал действовать, как генерал с ранеными солдатами. В 1980-е годы движение страдало от болезней, как внутренних, так и внешних. Внешне движение сталкивалось с вызовами со стороны различных правительств, некоторые из которых разграбляли храмы, сажали в тюрьмы и даже убивали преданных. Антикультовое движение также нанесло удар по ИСККОН, спровоцировав громкое судебное дело, открытое родителями бывшего преданного, и в нескольких случаях преданных похищали с целью их депрограммирования. Внутренне, движение пострадало от коррумпированного и сбившегося с пути руководства некоторых выдающихся учеников Прабхупады, некоторые из которых были вовлечены в преступную деятельность. Дети учеников Прабхупады страдали от рук неквалифицированных, жестоких учителей в школах. В 1990-х годах появилось несколько отступничеств, и многочисленные разочарованные преданные покинули движение в пользу этих отколовшихся групп. Результатом этих трудностей стал внутренний толчок к реформированию и взрослению. Лидеры и преданные ИСККОН в

большинстве случаев стремились решать исторические проблемы юридически, институционально и целостно с целью никогда не допустить их повторения. Движение в 21 веке, по-видимому, имеет более медленные темпы роста, но обладает гораздо более широкой основой, чем движение в 1960-е или 1970-е годы, когда большинство преданных жили в храмах и распространяли литературу на улице. Движение диверсифицировало свою деятельность, включив в неё несколько высших учебных заведений (в том числе центр вайшнавских исследований в Оксфорде), программу защиты коров, несколько самодостаточных фермерских проектов и одну из крупнейших в мире международных программ помощи вегетарианцам. К 2008 году сотни посвященных преданных имели дипломы аспирантов или легально практиковали медицину или юриспруденцию в своих соответствующих странах. Скорее вместо того, чтобы существовать вне своих местных сообществ, как это когда-то было нормой, основная масса членов ИСККОН сейчас — это люди с семьями и карьерой, которые не носят мантии каждый день, но которые остаются преданными Прабхупаде и его учению. Как выразился репортер "Newsweek" Майкл Кресс: «Если вы думаете, что Кришнаиты исчезли, когда закончилась эра Водолея, загляните в соседнюю кабинку – возможно, кто-то из них работает в вашем офисе в костюме с пышной шевелюрой». Конечно, всё это произошло через десятилетия, а в декабре 1969 года в Лондоне, когда я наблюдал, как Шрила Прабхупада спускался по телескопическому воздушному мосту на свой рейс в Бостон, я даже не мог представить, какие успехи и неудачи ждут движение впереди. Но я знал, что хочу продолжить это путешествие, которое я начал вместе с ним. Шестеро из нас, которые первоначально принесли сознание Кришны в Англию, оставались на передовой линии движения в Лондоне ещё пару лет, прежде чем мы постепенно начали возвращаться в Америку. Для некоторых из нас этот дрейф занял больше времени, чем для других. Шьямасундар стал первым Членом

Руководящего органа (ДжиБиСи) в Англии до 1971 года, в котором он, Малати и их дочь отправились на несколько лет в Индию. Они оказали значительную помощь Шриле Прабхупаде в создании больших храмов в Индии, прежде чем вернуться в Штаты. Гурудас вернулся в Америку, когда его брак с Ямуной начал распадаться. Она оставалась активным, очень заметным членом движения в течение многих лет и путешествовала с Прабхупадой по Индии в качестве его повара. Что касается меня и Джанаки, мы оставались в храме на Бери Плейс до 1971 года, когда она решила, что хочет сделать шаг в сторону от движения. Её участие всегда вытекало из моего, и в определённый момент она начала сомневаться в силе своей собственной приверженности. Желая сохранить наш брак, я последовал за ней обратно в Келсо, штат Вашингтон, где мы жили на периферии движения в течение нескольких лет. Я пытался вести образ жизни в сознании Кришны отдельно от основной массы преданных и совершал одиночные визиты в ближайший храм в Портленде, штат Орегон, но я всегда чувствовал себя неудовлетворённым и напряжённым, возможно, как и она, когда мы были в гуще событий в Англии. Наконец, в мае 1973 года она отвезла меня в аэропорт Портленда, и я вернулся в одиночестве в Лондон. Я чувствовал, что теряю часть себя, словно собственную руку или ногу, но я не мог отказаться от своей приверженности Кришне и Прабхупаде. В 1975 году, в 33 года, я начал носить оранжевую одежду, что указывало на то, что я навсегда отказался от идеи когда-либо вновь стать семейным человеком. Процветающий ИСККОН, в который я вступил в Лондоне, был больше и энергичнее, чем тот, который я покинул двумя годами ранее. Мы сохраняли храм Бери-Плейс в качестве центра в течение нескольких лет, пока у нас не начались трудности с нашим договором аренды. Прабхупада призвал нас попытаться купить собственность, но это оказалось невозможным, и в конце концов мы отказались от нашей аренды в 1978 году в пользу постоянного здания на Сохо-стрит.

Тем временем Джордж Харрисон щедро пожертвовал семнадцатиакровую собственность недалеко от Лондона в Зелёном поясе Хартфордшира. Когда мы приобрели землю, она называлась поместье Пиггота, но мы изменили название на Поместье Бхактиведанты в честь Шрилы Прабхупады. Я выступал в качестве президента храма в поместье, всё это время преследуя свой растущий интерес к средствам массовой информации и писательской деятельности. В 1976 году я вернулся в США, чтобы жить в лос-анджелесском храме, где издательство ИСККОН "Бхактиведанта Бук Траст" издавало книги Прабхупады, где размещались международные архивы лекций и фотографий, а также где у преданных были студии кинопроизводства и звукозаписи. В этой среде, рассуждал я, я мог бы развивать столь необходимый для ИСККОН отдел по связям со СМИ и общественностью. К тому времени угроза депрограммирования была уже очень близка, поэтому я стал заниматься общением со средствами массовой информации по этому и другим вопросам. Несмотря на то, что я видел Прабхупаду лишь короткие промежутки времени во время всех этих лет, я никогда не чувствовал себя разлученным с ним. Я жил в сообществе преданных, которые поддерживали меня, уверенный, что это была та жизнь, которую Прабхупада хотел для меня. За то время, что я жил и работал рядом с Прабхупадой, я почти не получал от него прямых похвал, но он всё равно всегда поощрял меня, работая со мной таким образом, который казался близким и сокровенным до такой степени, что, казалось, он даже зависел от моих советов. Теперь я чувствую ту же близость, зная, что Прабхупада был доволен моей жизнью и моей работой, и впервые я начал жить так, чтобы понять значение санскритского слова вани, которое буквально означает “наставление”, но которое часто используется для обозначения любви или служения в разлуке. Я читал в книгах Прабхупады, что даже когда духовный учитель физически не присутствует, его указания или слова принимаются как его присутствие. Живя своей жизнью в соответствии с учением Прабхупады, я чувствовал, что он рядом со мной. Я начал понимать,

что то, что я слышал от своего духовного учителя, заключалось в том, что он сам и вибрации его слов были живыми. Я искренне ощущал присутствие Прабхупады в его отсутствие, и с годами это ощущение того, что он со мной, скорее усилилось, чем уменьшилось. Неизбежно моя убеждённость в вани Шрилы Прабхупады подверглась испытанию. В понедельник, 14 ноября 1977 года, было сделано объявление для всех лос-анджелесских с просьбой преданных собраться в храмовой комнате в 6:45 утра на важную встречу. Именно в то утро Рамешвара, преданный, отвечающий за Лос-Анджелесский храм, сообщил аудитории из трёхсот человек немыслимую новость о том, что Шрила Прабхупада скончался из-за разрушительной болезни, которая опустошала его тело в течение нескольких месяцев. Позже преданные, которые были у постели Прабхупады, рассказали нам, что он продолжал переводить "Шримад-Бхагаватам" в диктофон за несколько минут до его ухода. Едва шевеля губами, Прабхупада бросил вызов боли, которую, по словам врачей, должен испытывать человек в его состоянии, и, тихо говоря в микрофон, продиктовал переводы и пояснения стихов Тринадцатой главы Десятой песни своего "Шримад-Бхагаватам". В какой-то момент он повернулся к близким ему преданным и сказал: «Не думайте, что это не случится с вами». Мысленно активный и философски проницательный, Прабхупада говорил и общался со своими учениками вплоть до того момента, когда, внезапно поднявшись в полусидячее положение, он произнес: "Харе Кр... " — и упал навзничь, умирая. Звуки пения и плача преданных заполнили комнату. Ни одна из этих подробностей ещё не была известна мне в то утро, когда я вслепую поднялся из храмовой комнаты и вышел на раннее утреннее солнце Лос-Анджелеса. Всё было слишком ярким, как пластмассовая декорация из огромного голливудского кинотеатра, расположенного всего в нескольких кварталах отсюда. Я зашагал на север, к своему офису и квартире, мои мысли карабкались, чтобы быть замеченными в вихре, который бушевал в моей голове.

«Прабхупада, на что это было похоже, когда вы покинули своё тело?» — думал я. — «Что я буду делать без вас? Я даже не знаю, что значит сказать, что вы мертвы». «Мёртв» — это слово звучало нелепо в связи с Прабхупадой. Я знал, я испытал, что, даже не будучи физически присутствующим, Прабхупада всегда был со мной. Почему же тогда я так себя чувствовал? Почему я не мог использовать своё осознание вани Прабхупады, чтобы преодолеть горе, которое, как я чувствовал, охватило меня? У меня в голове промелькнула первая строчка из книги Альбера Камю "L'Étranger": «Сегодня умерла моя мать». И тогда я вспомнил свой разговор с Прабхупадой в Пресидио, когда Хаягрива и Киртанананда подтолкнули меня вперёд, чтобы спросить его, что будет с движением, когда он умрёт. Я вспомнил слёзы, которые сам Прабхупада пролил в тот день, вспоминая своего духовного учителя, и я понял, что, хотя я никогда не буду разлучён с Прабхупадой – так же, как он никогда не был разлучён со своим духовным учителем, – я всё ещё могу скорбеть об ужасной потере, которая произошла в тот день. Я подошёл к дому и нащупал ключи и услышал, как в моей квартире зазвонил телефон. Я добрался до него как раз вовремя. «Алло?» — сказал я. «Это правда о Шриле Прабхупаде?» Когда я услышал голос Шьямасундара, мои глаза наполнились слезами, и я не мог говорить. Вот он разговаривает по телефону, этот человек, который был так дорог Прабхупаде и который был так близок мне, с которым я делил Сан-Франциско и Лондон, с которым я планировал проекты и с которым я взволнованно вскрывал конверты с надписью “А.Ч. Бхактиведанта Свами” на обороте. Это, всё это, всплыло в моей памяти, вызванное звуком его голоса. Как может это происходить на самом деле? Как мог Прабхупада уйти? У меня перехватило дыхание. Голос на другом конце провода молчал.

«Да», — прохрипел я наконец. — «Это правда». «Когда?». «На самом деле я ещё не знаю многих деталей», — сказал я и слёзы капали с моего подбородка, но я старался контролировать свой голос. — «Несколько часов назад, я думаю. В Индии, но ты это знаешь». «Ты в это время был в храме?». «Да. Рамешвара сделал объявление». Я задавался вопросом, почему такие детали имеют значение сейчас. Шьямасундар, казалось, ждал, что я скажу больше, но я не знал, что ещё сказать. «Я был должен Прабхупаде денег», — сказал он наконец. — «Я надеюсь, что скоро смогу прояснить своё финансовое положение, ну, ты знаешь, погасить долг, который я ему задолжал. Вернуть его в книжный фонд». «Да». «Ты хочешь уйти сейчас?» — спросил он меня. «Думаю, да. Но я не знаю, куда и для чего», — ответил я. «Я понимаю», — сказал он, и мы повесили трубки. Я обхватил голову руками и зарыдал, думая о словах бенгальского поэта шестнадцатого века Нароттамы Даса Тхакура, который написал, что, лишенный общения с Господом Чайтаньей и Его последователями, все, что ему остаётся — это только плакать. Потом я пошёл в ванную и плеснул себе в лицо холодной водой. Она стекала по моей шее и по моей измятой одежде. «Я вернусь в храм, чтобы быть с учениками Прабхупады», — подумал я. — «Я поприветствую божеств, которых он установил, потому что это то, чего он хотел бы».

С улицы я мог слышать, что приветствие божества уже началось. Усиленный голос Ямуны раздавался из открытых дверей: «Говиндам а̄ди-пурушам̇ там ахам̇ бхаджа̄ми». Я вспомнил те счастливые моменты, когда мы с ней записывали пластинку в Лондоне, и как Прабхупаде нравилось, как она пела о его Господе Говинде. Мои размышления были прерваны добродушным преданным по имени Гауранга, который подошёл ко мне, когда я направлялся к храму. Он не жил в общине, но приходил почти каждый день в тот или иной момент. «Привет, харибол Мукунда», — сказал он, улыбаясь так же ярко, как всегда. — «У вас есть какие-нибудь соединительные кабели? У меня возникли некоторые проблемы с машиной... как обычно, верно?».

— рассмеялся он. — «Это то, что ты получаешь, покупая машину дешевле чем 500 долларов!». Его бытовые заботы на секунду сбили меня с толку, пока до меня не дошло, что он ещё не слышал новости. Я открыл рот, чтобы сказать ему, но он заговорил снова, прежде чем я смог сформулировать предложения вслух. «Мукунда. Ты в порядке?» — спросил он, и я молча кивнул в ответ. — «Дело в том, что я немного тороплюсь. У тебя есть какиенибудь кабели или нет?». Вместо того чтобы сообщить ему новости, я просто сказал, что могу помочь. Он всё ещё бессознательно жил в старом мире, где физически присутствовал Шрила Прабхупада, и я не хотел быть тем, кто разрушит его последние драгоценные мгновения в безопасности этого мира.

Некролог Шрилы Прабхупады в "Лос-Анджелес Таймс", ноябрь 1977 г.

Об Авторе Мукунда Госвами, писатель, редактор, исследователь, один из первых членов Международного общества сознания Кришны (ИСККОН), и один из первых западных учеников основателя движения, А.Ч. Бхактиведанты Свами, читал лекции в тридцати восьми странах и опубликовал множество газетных и журнальных статей. Автор и соавтор нескольких книг, сейчас он проживает в Австралии, где продолжает писать.

Шьямасундара, Мукунда Госвами, Гурудас, Джордж Харрисон