«Атлант» №33 (октябрь 2014)

ИНФОРМАЦИОННЫЙ ВЕСТНИК ЛИБЕРТАРИАНСКОЙ ПАРТИИ РОССИИ

Атлант октябрь

2014 libertarian-party.ru

КАК МЫ ПОБЕЖДАЛИ НА ВЫБОРАХ Об участии в выборах я думал давно. Это началось как юношеская мечта без чёткой цели, вроде полёта в космос. Казалось, это нечто такое самоцельное, к чему надо будет идти очень долго и планомерно. Думать об этом серьёзно я начал в конце 2011 года, когда мы, активисты Либертарианской партии, решали, как будем участвовать в муниципальных выборах в Москве 4 марта 2012 года. Кампания Веры Кичановой, штаб которой я тогда возглавил, и её победа показали мне, что верность принципам кандидата и слаженная работа всей команды, покрепленная передовым опытом и технологическими решениями, могут принести ощутимый результат. Именно тогда я решил, что обязательно сам пойду на выборы — в совет депутатов своего родного Пушкино. Но к тому моменту участие в выборах из самоцели превратилось для меня в средство воздействия на ситуацию с целью направить её в сторону наших либертарианских принципов. Путь долгий, но это возможность продемонстрировать на практике, что наши идеалы не умозрительны, что они могут сработать здесь и сейчас. Дебатами о том, какое учение всесильнее, минархизм или анархо-капитализм, у нас нет никаких шансов на чтото повлиять. Реальная российская повестка совсем другая. Как говорил Никита Белых, когда становишься губернатором, хочется решать глобальные задачи, а речь-то, в основном, идет об отопительном

Важная часть кампании — визуальное оформление и полиграфическая продукция. Тут мы переиграли всех кандидатов благодаря работе фотографа Ники Максимюк и дизайнеров Кати Ровновой и Даши Алахверды. Никакой попсы и общих слов на фоне триколора. Главное мое преимущество — наш партийный актив. Среди активистов ЛПР люди всевозможных талантов и профессий, и мы их использовали на все 100%.

сезоне… Общий план предвыборной кампании я обдумывал примерно год. Изучал опыт других кампаний, просчитывал сценарии, и к январю сложилось понимание, как подступиться. К июню понимание оформилось в план кампании. Собственно, самой удачной стратегией оказалось — всё делать заранее, оставляя запас времени на исправление ошибок, как, например, в тот раз, когда пришлось по второму разу сдавать собранные подписи из-за ошибок. Главная интрига — какой расклад в кулуарах администрации, кого из кандидатов на 5 проходных мест поддержит администрация. В

Махинации и покупка голосов другими кандидатами нам не помешали и не сыграли в итоге определяющей роли — за это спасибо наблюдателям. Второе Фото: Ника Максимюк место после, ни много ни мало, директора школы, -— это наши соседнем округе, к примеру, таких триумф и победа. Партия, даже кандидатов было меньше 5. не зарегистрированная, может проводить своих кандидатов — для В моем случае можно было начала, на муниципальном уровне, говорить о 9 кандидатах (один но мы же не спринтеры, а стайеры. из них впоследствии снялся). Серьёзный расклад, и уступать Я буду писать подробные отчёты никто не хотел. Мы сделали о депутатской работе и просить ставку на негромкую кампанию, вас о помощи. Важно не терять где визуальная реклама в виде надежду на перемены и идти куба появлялась только за две от самых корней, как говорят недели до выборов, сработала. американцы, начиная перемены Так как на самом деле она была на уровне дома, района, города. сверхинтенсивной и опиралась на Изменения поначалу коснутся поквартирный обход, внешне он лишь небольшого загона, но и не заметен, но дает отличную базу за этим малым всегда — судьбы поддержки. Меня не воспринимали людей и конкретная возможность всерьез и не успели снять с выборов. уменьшить последствия властного На агитацию ыбло полтора месяцев беспредела. и этого хватило на три круга поквартирного обхода. Андрей Шальнев

ТАКЖЕ В НОМЕРЕ VI ЧТЕНИЯ АДАМА СМИТА: ВЗГЛЯД НЕОФИТА 2 ноября состоялись VI Чтения Адама Смита. Крупнейший либеральный форум в Росси вновь собрал полный зал и массу интересных докладов. О том, чем они запомнились в этот раз и какие доклады вы могли на них услышать, читайте в материале (стр. 3) Алексея Нефедова.

ПЕРВАЯ КРИПТО-ВОЙНА Сегодня вопрос информационной и компьютерной безопасности становится всё более важным. О том, как на наших глазах разворачивается настоящая крипто-война между государствами и людьми, читайте в материале Дмитрия (cтр. 4) Акатера.

РЕФОРМА ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИ Начавшаяся в сфере московского образования оптимизация ведет к закрытию некоторых небольших школ. Должны ли либертарианцы поддерживать такое сокращение социальных обязательств? В нашем м а т е р и а л е представлены два (cтр. 5) против оположных мнения на этот счет. АТЛАНТ

ОКТЯБРЬ 2014

стр. 1

АКТУАЛЬНОЕ

VI ЧТЕНИЯ АДАМА СМИТА: ВЗГЛЯД НЕОФИТА 2 ноября в Москве состоялись VI Чтения Адама Смита, которые вновь собрали полный зал, и за весь день на них побывало около 300 участников. Мы публикуем краткий конспект и взгляд человека, который попал на Чтения cлучайно и до этого ничего не знал о нашей партии. Итак, 2 ноября я посвятил посещению чтений Адама Смита, узнав о самом факте их проведения накануне из ЖЖ Катерины Шульман, колумнистки Ведомостей и одной из докладчиков на чтениях. Чтения проводятся ежегодно, это были шестые.

Секция 1. Богатство народов Александр Раквиашвили, МГУ. Богатство народов и роль экономиста: эволюция идеи. Легитимность власти: попытка заменить сакральность разумным убеждением не удалась. Что вместо сакральности? В 19 веке придумали: легитимность власти — следствие роста богатства подданных. Раньше советник правителя — жрец, теперь — экономист. В результате — рост доли государства в экономике и рост числа экономистов. Экономические воззрения — это набор мини-религий. Разные приоритеты побуждают проповедовать разную экономику: в частности, это причина актуальности устаревших экономических теорий. Экономические религии работают гораздо лучше, чем традиционные. Итог — смена парадигмы: экономистов ценят не за то, что жить стало лучше (как проверить, не вопреки ли?), а лишь за то, что любая власть нелегитимна без экономической программы. Владимир Назаров, Открытое правительство. Мир и дух проектного капитализма. Проектный капитализм (ПК) имеет высшим принципом индивидуальную свободу, высшей целью самовыражение человека, важнейшим механизмом рынок, способом организации жизни — проектный подход и выстраивание сетей. Появление ПК вызвано ростом экономики и сферы услуг. Первое привело к гарантии выживания, в итоге вместо ценностей выживания стали доминировать ценности самовыражения. Второе привело к появлению потребности в нестандартных людях. Прогноз развития ПК: • найм трансформируется в самозанятость, трудовые кодексы отомрут; • пенсионная система станет страховкой от бедности, остальным стр. 2

ОКТЯБРЬ 2014

АТЛАНТ

пенсии окажутся без надобности; • национальные государства либо отомрут, либо будут достаточно маргинальны; • семья из гаранта выживания превратится в проект по воспитанию детей; • образование станет децентрализованным, частным, без обязательной программы; • церковь отомрёт, а религии, как духовные практики, ждёт ренессанс; • здравоохранение останется последним оплотом социализма. Рынок плохо приживается в здравоохранении в силу сложностей в планировании индивидуальной потребности в медпомощи, естественного и искусственного ограничения конкуренции, асимметрии информации в отношениях врач-пациент, моральных ограничений. Стратегии ПК в связи с разрастанием госздравоохранения: • смирение. Да, здравоохранение дорогое и малоэффективное, но есть и положительные стороны, укрепляющие ПК: чем лучше медицина, тем меньше нужна пенсионная система, тем легче либерализовать рынок труда.

• внедрение квазирыночных отношений. Это позволит более эффективно трансформировать госрасходы в здоровье.

Джеймс Тули. Фото: Ника Максимюк

• развитие медицинских офшоров.

• помощь из других отраслей.

Фото: Ника Максимюк

активная политика удел молодых; отрицательные — интерес быстро Джеймс Тули. Свободные проходит, появляется цинизм. рыночные отношения в образовании: Россия взяла европейские кейс недорогих частных школ. социалистические настроения 19 века, Объездил множество бедных стран и они с тех пор не менялись. и выяснил, что в них гособразование Русским важно, чтобы народ был не только не эффективно, но и не един. Любая оппозиция — предатели, популярно в самых бедных слоях, зато подлежат уничтожению или там полно полулегальных частных переубеждению. школ, дают образование всего на 20% Даже если в какой-то момент дороже, чем государство, но гораздо партий несколько, это временное выше качеством. недоразумение. Также описал опыт объединения школ Основа — архаичные представления в сети для кооперации по методикам о собственности. Личная собственность обучения и прочим ресурсоёмким понятна, маленький надел понятен. проектам. Но владение заводом уже не ложится в мозг. Акционерная собственность — вообще мрак. Секция 2. Теория нравственных В итоге: а) хороший политик — бессребренник. Богатый политик — чувств ужасно. б) партия должна делать хорошую жизнь другим, а не себе. в) культ простых решений вроде террора. Любая коалиция — тактическая. Все партнёры умрут, а я останусь. Нельзя согласным на 90%!

10% — повод для мордобоя. Если две партии вошли в коалицию, Дмитрий Бутрин и Валерий Кизилов они сольются или Фото: Ника Максимюк развалятся. Нет понятия победы Дмитрий Бутрин, Коммерсантъ. по очкам. Если бой не закончился Некооперативные игры: проблемные нокаутом, какая разница, кто победил? Путин — не уникальное явление, он особенности российской возможен везде, где обществу близки политической культуры. Русское политическое сознание подобные настроения. Резюме: когда случится оттепель, и эсхатологично: чем заниматься после вы начнёте политику, радикалов будет победы, никто не планирует. Следствия: положительные — полно. Будьте нерадикальны.

АКТУАЛЬНОЕ Яков Кротов. Диалектика сотрудничества и агрессии. Либертарианство — это голая экономика, там нет места любви (а это главный товар!). Оно очень маскулинно. Идеи свободы? у ИГИЛ тоже идеи свободы. Почему либертарианство так беспомощно? Такие мощные умы, и такое чахлое влияние на общество.

В 1934 Сталин возвращает карамзинский подход. История 20 века пишется в том же духе. В перестройку 20 век переписали, старое оставили, как было. Вышло противоречие в тоне. При Касьянове вновь вернули карамзинский подход в 20 век. Сейчас в ходу теория природного русского этатизма. Но ментальность меняется под влиянием пропаганды за считанные годы. В истории России полно либеральных кейсов, но они не в фокусе.

Никита Соколов. Образ отечественной истории как спорная собственность. Культура национальна. Важное в культуре — способ думать о Александр Верещагин. Судебное своём прошлом. нормотворчество, свобода и Манипуляция с историей, справедливость. проведённая в 19 веке, катастрофически повлияла на развитие либерализма в России. Научная история связна. Образ истории в обыденном сознании — пунктир из отдельных событий. Этим образом легко манипулировать. О б р а з антилиберальной истории России и з о б р е т е н Александр Верещагин. Фото: Ника Максимюк Карамзиным. М о г у ч а я централизованная Киевская Русь — В прецедентном праве суд не только раздробленность и Орда — собирание выносит решение, но и устанавливает вокруг Москвы и конец ига, и т.д. — нормы. восславим же самодержание! В России такое тоже было: боярская Образ спорен, но эта догма попала в Дума, российский Сенат. учебники. Идея: Россия — осаждённая Право судами не столько создаётся, крепость, надо вручить коменданту сколько отыскивается в уже абсолютную власть, иначе враги существующих обычаях. восторжествуют. Общее право — демонстрация В Советской России вместо истории выработанных обществом принципов, а стал марксизм, но с ним не воодушевишь прецедент — только иллюстрация. армию, а на носу новая война. Справедливость или эффективность? Судьи ограничены в своём произволе общественными ожиданиями, могут принять решение contra legem, отменить устаревшие нормы. Законодатель, устанавливая норму, руководствуется общими принципами, частные случаи для него умозрительны. Судья устанавливает норму, принимая решения по Никита Соколов. Фото: Ника Максимюк частному случаю, его

ответственность выше. Резюме: справедливость выше эффективности; судьи эффективнее законодателей; судья — либеральная профессия.

Секция 3. Политическая риторика Екатерина Шульман. Возможности гражданского участия в законотворчестве: инструменты и суррогаты. В РФ избирательная система такова, что депутаты никак не зависят от избирателей. Власть это понимает и создает суррогатную безопасную обратную связь. Но стоит гражданам начать ей пользоваться, и она кажется власти опасной. Общественная палата: экспертиза социально значимых законопроектов, к которой никто не прислушается. РОИ: поставили фильтр в лице правительственной комиссии, и та отказала по всем популярным инициативам. Обращения граждан к депутатам: единичные и незначительные могут сработать, массовые и социально значимые — точно проигнорируют. http://regulation.gov.ru — ищем опасные законопроекты и шумим — есть шанс, что их тихо свернут. http://change.org — есть необъяснимая корреляция между раскруткой инициатив на сайте и решениями власти в России. Резюме: то, что дышать трудно, не означает, что надо отказываться от дыхания.

Даг Бендоу. Почему свобода выше коллективизма и национализма. За всё хорошее (свобода) против всего плохого (традиционализм, коллективизм, национализм). США и ЕС не станут воевать с РФ, иначе как санкциями. Влияние США продолжит падать, увеличится роль национальных элит. Зачем США впрягаться за богатые страны? Пусть справляются сами. Либералы в мире имеют право поддерживать внутреннюю политику США, но критиковать внешнюю.

Дагг Бендоу. Фото: Ника Максимюк Иван Варенцов. Наркополитика — подход в России и международные тенденции. В мире утверждается отношение к наркомании, как к болезни, а в России до сих пор, как к преступлению. В докладе давалась история вопроса и текущая ситуация. Резюме отсутствует. Михаил Пожарский. Чем заманить людей в политику? Демократия без насилия работает в малых группах. В крупных коллективах вклад размываются, выгоды меньше издержек. Перенос власти на места уменьшит уровень принуждения. Массовый избиратель понимает простые лозунги, эпатаж и карнавал - программы не читает. День был очень насыщен и дал пищу для размышлений. В итоге я принял решение вступить в Либертарианскую партию Россию, так как такие конференции выгодно отличают ее от других политических сил.

Екатерина Шульман. Фото: Ника Максимюк

Алексей Нефедов

С ВИДЕОЗАПИСЯМИ И ПРЕЗЕНТАЦИЯМИ ВСЕХ ДОКЛАДОВ ВЫ МОЖЕТЕ ОЗНАКОМИТЬСЯ НА НАШЕМ САЙТЕ SMITHFORUM.RU

АТЛАНТ

ОКТЯБРЬ 2014

стр. 3

ТЕХНОЛОГИИ

ПЕРВАЯ КРИПТО-ВОЙНА В 1995 г. Дэниел Бернштейн, аспирант в Беркли (Калифорния), разработал некоторый алгоритм шифрования. Бернштейн хотел иметь возможность опубликовать свои результаты, а также обсуждать алгоритм на семинарах и конференциях. Бернштейн подал в суд на Государственный Департамент США, требуя признать неконституционным запрет на экспорт мощных средств шифрования. В 1999 году американский Апелляционный суд постановил, что соответствующие законы противоречили Конституции США. Суд счёл, что алгоритм, записанный на языке программирования (то, что среди программистов называется “исходный код”), не отличается от любого другого высказывания, а поэтому попадает под стандарты о свободе слова. С таким же исходом прошло ещё одно похожее дело, где истцом был профессор Питер Юнгер, который изза запрета на экспорт не мог допустить неамериканцев на свой учебный курс по информационному праву.

определённые алгоритмы с ключами размером более чем 40 бит (40 бит это пин-код из примерно 12 цифр). В 1981 году продаётся первый персональный компьютер из тех, которые определили стандарт и стали называться просто «PC». Через некоторое время 40-битный ключ можно будет подобрать с использованием обычного домашнего компьютера за несколько дней. (В 1999 году правозащитная организация EFF построит публичный взломщик стоимостью 210 тысяч долларов, которому нужно менее суток на взлом.) Государственный стандарт стремительно отставал от реалий. В 1991 году был создан первый открытый метод шифрования, по

был призыв «нажми и посодействуй нелегальной перевозке боеприпасов», с возможностью указать своё имя и отправить письмо «я контрабандист оружия» Президенту США. Сейчас эти события называют «Первой крипто-войной», в которой государство проиграло. Вторая криптовойна идёт сейчас. По ряду причин она заметнее для широкой публики, чем первая. Её знают прежде всего по оглашениям Эдварда Сноудена. Для тех, кто следил за событиями в криптосообществах с начала 90х, Сноуден не сказал ничего нового: криптоанархисты с самого начала не сомневались, что государства следят за гражданами. Таков уж принцип в делах безопасности: нужно предполагать худшее, чтобы обеспечить адекватную защиту. Для широкой публики, однако, сведения о том, что государства осуществляют полномасштабный контроль над информацией,

Как сложилось так, что выступление на конференции или публикация математического алгоритма оказались потенциально преступными деяниями? Примерно так же, как многие другие занятия внезапно оказываются преступными: потому что идут вразрез с интересами государства. В данном случае средство превращения людей в преступников называется «национальная безопасность». На протяжении Холодной войны в США существовал (и существует до сих пор) список вещей, которые имеют особую военную важность, и потому их передача в любом виде негражданам США, или людям, не проживающим в США постоянно, была преступлением. Среди огнемётов, бомб, ядов и танков перечислены 2 пункта на подстраховку: «13. Вспомогательное оборудование» и «21. Прочее». В «прочее» можно засунуть, конечно, что угодно, было бы желание. Но средства шифрования всё-таки попали в п. 13. Шифрование с использованием вычислительных машин впервые засияло своим слепящим светом во Второй мировой войне; в Англии и в США нашлись представители власти, уверенные в том, что их методы шифрования превосходят все остальные, и что поэтому их распространение нужно жёстко ограничить. Однако в 1960-х годах оказалось, что шифрование необходимо для удобного проведения безопасных финансовых операций. В 1975 г. в США был введён государственный стандарт шифрования. Шифрование осуществлялось 56-битным ключом, что по уровню защиты примерно эквивалентно пинкоду из 17 десятичных цифр. Уже тогда можно было легко понять, что область применения шифрования начинает выходить за пределы военных ведомств, и что скоро контролировать её экспорт будет невозможно. Тем не менее, достаточно мощные средства шифрования было попрежнему запрещено экспортировать без особых разрешений. Под «достаточно мощными» понимались стр. 4

ОКТЯБРЬ 2014

АТЛАНТ

мощности превосходивший (и до сих пор превосходящий) любую систему защиты, когда-либо доступную обычному человеку в повседневной жизни. Метод называется «Весьма Неплохая Защита», то есть Pretty Good Privacy, или просто PGP. Автор PGP, Фил Циммерман, опубликовал полный алгоритм в бумажной книге. В отношении него началось расследование, но книги несомненно попадали под первую поправку о свободе слова. Обвинений так предъявлено и не было. В том же 1991 году распался Советский Союз, и аргументы про «национальную безопасность» сразу потеряли в весе. Дело Бернштейна, или аналогичное, по всей видимости, было уже неизбежным. Примерно в то же время начались акции гражданского неповиновения. Так, активисты сделали несколько футболок, на которых был напечатан алгоритм шифрования, и написано, что эту футболку закон запрещает показывать иностранцам. В интернете появилась ссылка, при каждом нажатии на которую алгоритм шифрования отправлялся из сервера в США на сервер в Ангилье, и рядом со ссылкой

которую передают друг другу даже самые обычные люди, оказались откровением. Это подтверждает и резко возросший в последние два года общественный интерес к средствам шифрования, анонимного просмотра веб-страниц и общим вопросам о том, как же гражданское общество может противостоять попыткам централизованного гиперконтроля. Большие корпорации, вроде Google и Apple, теперь во многом определяют образ ежедневной жизни людей, особенно экономически активных, и чем дальше, тем сильнее. Государства, конечно, стараются не терять своё. Вопреки социалистическим стереотипам, интернет-корпорации, хоть и обладают миллиардами долларов в активах, беспрекословно подчиняются государственной цензуре — мало того, к сожалению, от этого они не застрахованы ни в какой стране мира, независимо от того, где зарегистрирован их бизнес. Twitter покорно блокирует те или иные сообщения по признаку того, из какой страны их читают, YouTube блокирует видео по тому же критерию (место пребывания человека, который их смотрит). Это

делается на основании законов об авторском праве или противостояния терроризму, или экстремизму, что бы это понятие ни значило. Как показала первая криптовойна, технические средства для противостояния цензуре и глобальной слежке существуют, полностью доступны всем желающим и даже не запрещены юридически, во многом благодаря гражданским активистам, которые добивались, как Дэвид Бернштейн, публичных судебных разбирательств. Однако популярность они завоёвывают по-прежнему катастрофически медленно. Дело в том, что все эти средства, по своей сути, являются «децентрализованными системами»: ни приказов, ни иерархии, кто хочет, тот и пользуется. Поэтому расти они могут только снизу вверх, начиная от доверительных связей между отдельными людьми и лишь постепенно охватывая глобальные масштабы, заменяя собой существующую структуру информационной сети, часть за частью. Одной из возможных побед во второй крипто-войне может стать признание свободы медиа — возможности делиться медиа-контентом со всеми желающими: кажется, сейчас постепенно одно государство за другим признаёт, что попытки контролировать копирование песен и видео от одного человека к другому совершенно бессмысленны и, мало того, нарушают право на свободу слова — даже если «слово» в данном случае это точная копия аудиозаписи или фильма. Но даже здесь ничто ещё не решено — что уж говорить о таких вещах как ваши финансовые операции и ваши интернет-контракты, которые, оказывается, могут быть полностью независимыми от какоголибо центрального контролёра, и при этом (и даже благодаря этому!) чрезвычайно надёжными. Именно публичные алгоритмы шифрования сделали все эти блага доступными, но, по-видимому, требуется очень большая работа, чтобы они заняли достойное место в нашей повседневной жизни. Одних лишь публикаций Сноудена, при всей их скандальности, для этого явно недостаточно. Мало кто осознаёт, сколь серьёзны ставки во второй крипто-войне, и даже те, кто понимают, недостаточно хорошо об этом говорят. Здесь описана лишь малая часть той истории, которую следует знать каждому, для кого важна личная свобода. Дмитрий Акатер

ДИСКУССИЯ

РЕФОРМА ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИ Совсем недавно в Москве разгорелся скандал вокруг школы «Интеллектуал», который спровоцировал среди сторонников свободы дискуссию о состоянии дел в области образования, о путях его реформирования и о позиции в отношении конкретного инцидента с упомянутой школой. Кратко суть дела заключается в следующем — московские власти пытаются закрыть одну из лучших московских школ. Предлагается её слияние с рядовой школой в результате чего неизбежно упадет уровень предлагаемых ученикам школы «Интеллекутал» услуг и распадется успешный учительский коллектив. Анализируя данный конкретный инцидент с либертарианских позиций нужно определиться с критерием оценки. По моему мнению следует прежде всего понять, станет ли государство больше в результате слияния школ, а во вторую очередь — посмотреть каким образом это слияние скажется на частном рынке. Ответить на вопрос о государстве просто. Само государство затеяло это слияние ради экономии. Клиенты школы «Интеллектуал» попали в положение, когда их заставляют отдавать государству те же деньги что и раньше в виде налогов, однако качество услуг, которые государство предоставляет в ответ, значительно падает. В сухом остатке мы видим, что государство сократит свои расходы. Каким образом это скажется на частном рынке образования и на структуре спроса вообще? Значительная часть клиентов школы «Интеллектуал» предъявят спрос на более качественное образование, чем может им предложить рядовая школа. В отсутствии возможности получить такое образование за государственный счет они обратятся в частные школы, чьи услуги им придется оплачивать самостоятельно. Средства на это могут быть изъяты из текущего потребления, из собственных сбережений или же из сбережений других лиц посредством кредита. В результате клинеты станут беднее, а рыночная конъюнктура несколько сместится в пользу частных школ. Частные школы можно будет поздравить, но в целом общество обеднеет. Те же клиенты, которые не пожелают обратиться в частные школы будут вынуждены мириться с падением качества получаемой услуги. Экономический эффект в общем и целом будет эквивалентен повышению налогового бремени — люди начинают меньше тратить или отказываться от каких-то услуг, при том, что государство расширяется. Из написанного выше как мне кажется следует, что грамотной либертарианской позицией был бы требовать у государства налоговых вычетов для клиентов школы «Интеллектуал» на ту сумму, в которую можно оценить изменение качества образования которое им предлагается. Если же добиться это не удасться, как в реальности дело наверняка и будет обстоять, то необходимо поддержать протест против закрытия школы, объясняя свою позицию. Либертарианцы безусловно поддерживают частный бизнес и считают, что государство не должно заниматься оказанием такого рода услуг как образование. Но как бы не выиграли частные

школы от такой государственной меры как слияние и усреднение школ — от неё проиграют все остальные. Выиграет государство. Либеральная реформа образования не должна начинаться с разрушения качественных, пусть и государственных школ и с уменьшения благосостояния граждан. Давайте рассмотрим гипотетический сценарий прихода к власти в стране либертарианского правительства. Какой способ реформирования системы образования можно ему предложить? Для того, чтобы добиться эффекта быстро и успеть получить результаты в пределах времени, заданных избирательным циклом, такому правительству можно было бы порекомендовать вывести на частный рынок все те огромные деньги, которые сейчас тратятся государством на финансирование образования. Одним из решений могла бы быть ваучерная реформа, когда государство выдает родителям ребенка ваучер на сумму, которая сейчас тратится на его обучение в школе. Родители могут оплатить этим ваучером услуги любого образовательного учреждения для своего ребенка — частного или государственного. При этом все остальное финансирование государственных школ кроме ваучеров и собственно оплаты гражданами обучения полностью исключается и они начинают конкурировать на свободном рынке. Предполагается что со временем государственные школы разорятся и их имущество будет приватизировано. Номинал ваучера я предлагаю зафиксировать, с тем чтобы он со временем снижался в ходе инфляции или же предусмотреть в законе график автоматического снижения его номинала. Подобная реформа была проведена в США с той разницей, что там образовательные ваучеры являются лишь доступным для желающих вариантом. Государственные школы финансируются и другим образом. В результате в США такой формой государственного финансирования образования пользуется статистически пренебрежимое число людей. К неизбежным недостаткам такого пути конечно же следует отнести необходимость администрирования, а также возникновение теневой отрасли обналички ваучеров. Касательно первого я полагаю, что до тех пор пока число чиновников в целом по стране будет сокращаться — либертарианское правительство не нарушит своих принципов. Что же касается обналички ваучеров также, как сегодня обналичивается материнский капитал, то я полагаю, что на это можно и нужно просто закрыть глаза. Не дело государства мешать людям пропивать будущее своих детей, однако и поощрять их к этому выдачей наличных денег из бюджета не стоит. Конечно, для начала роста частного сектора в области образования в принципе достаточно прото дерегулировать отрасль. Частные школы существуют уже сегодня и требуют именно этого —

нормальных условий работы. Шагом в нужном направлении мог бы к примеру стать отказ от государственной стандартизации образования и от единого государственного экзамена как такового. Разумеется с полной свободой создания и использования частных систем сертификации. Подобный путь развития частного рынка образования привлекателен тем, что не требует ничего кроме отмены ограничений. Но его существенным недостатком является то, что для наступления необратимых перемен в сторону частного образования потребуется длительное время, за которое нарождающаяся отрасль может стать жертвой следующих поколений политиков. Ваучерная же реформа, будучи проведена достаточно радикально, позволит немедленно накачать рынок деньгами и обеспечить взрывной рост отрасли, которую затем уже будет гораздо сложнее удушить сколь угодно левым правительствам. При этом средний обыватель очень скоро заметит перемены к лучшему за счет того, что рыночная конкуренция заставит школы работать намного эффективнее и собьет цену вероятно даже ниже номинала ваучера. Нельзя также закрывать глаза на тот простой факт, что бюджет Российской Федерации наполняется сегодня не столько налогами граждан, сколько нефтяной рентой. Попытка прекратить перераспределение этой ренты прежде, чем эта ситуация будет исправлена, в том числе путем прекращения государственного финансирования образования, чревата социальным взрывом. Средний гражданин попросту не платит столько налогов, сколько получает государственных услуг и в том числе услуг образования. Ни в коем случае не склоняясь к популизму, я тем не менее полагаю, что сделать общество немного свободнее умеренной реформой куда почетнее, чем принципиально выйти в отставку под свист толпы, вообще потеряв шанс что-либо поменять. Алексей Овсиенко

В связи с грядущим и уже наступающим экономическим кризисом власти «оптимизируют» работу социалки. На мой взгляд, в этом явлении стоит искать положительные моменты. К сожалению, не могу спокойно смотреть, как некоторые либертарианцы, члены партии, проявляя простое человеческое сочувствие к ученикам закрывающихся госшкол и пациентам госбольниц, пытаются привлечь к их защите членов партии и партийный ресурс. Считаю подобные попытки вредными, а участие должностных лиц партии в этом недопустимым. Мы не можем защищать то, против чего боремся. Да, хорошие школы и больницы закрываются. Да, идёт плач Ярославны по уникальным коллективам и т. д. Всё это

вода. Мы с вами никогда не построим нормальной экономики, если будем жалеть одних за счёт других. Я не готов оплачивать обучение чужих детей из своего кармана, как хорошим коллективом, так и плохим. Учитесь за свой счёт, пожалуйста, у меня есть о ком позаботиться самому. Я не готов потратить годы своего труда на то, чтобы ваши дети получили хорошее образование, а родители ходили в больницу только с надеждой на государство, которое всё это якобы даст и мне. Мы с вами люди взрослые (к тому же либертарианцы) и понимаем, что наше государство даёт меньше, чем отбирает. Я тружусь в негосударственном образовательном учреждении и не понаслышке знаю, что качественное образование — это дорогое удовольствие, так почему же некоторые считают, что я должен его им оплатить из своих налогов? Аргумент о том, что нельзя закрывать хорошие школы и больницы без уменьшения налогов мне видится смешным. Государство никогда не уменьшит вам налогов, если вы этого от него не потребуете! А требовать вы будете тогда, когда с вас будут брать деньги просто так, не предоставляя услугу, ведь, правда? Все (классические) либералы выступают за уменьшение налогов. Так на какие деньги собираетесь вы содержать госбольницы и школы, которые вы спасёте от закрытия? Нельзя использовать риторику тех, кто нас критикует. Государственные школы и больницы закрываются не оттого, что денег много, а оттого, что денег нет. Их растащили, а то, что соберут с вас по новой, растащат снова. Это замкнутый круг, разорвать который можно, только прекратив предоставлять услугу. Когда школ и больниц не станет совсем, уже не получится утешать себя тем, что «обобрать обобрали, но хоть чуть-чуть чего-то предоставили взамен». А впрочем, как знать, может быть, россияне так и продолжат расставаться со значительной частью заработка, не замечая отсутствия «госуслуг». Но, всё-таки, есть вероятность, что, когда

налоги потекут в карманы чиновников напрямую, даже без видимости отдачи, люди наконец осознают ответственность за свой политический выбор. Мы можем поддержать требования возврата (уменьшения и т. д.) налогов за неуказанные услуги, но никак не продолжения оказания «бесплатных» госуслуг улучшенного качества. Мы можем (и обязаны) поддержать приватизацию изуродованных государственной заботой медицинских и образовательных учреждений. Нельзя забывать, что «хорошее государственное» враг отличного частного. И что «не бывает бесплатного обеда» (Р. Хайнлайн). Дмитрий Максимов АТЛАНТ

ОКТЯБРЬ 2014

стр. 5

ТЕОРИЯ

АРГУМЕНТАТИВНАЯ ЭТИКА, ЭСТОППЕЛЬ И ЛИБЕРТАРИАНСКОЕ ПРАВОПОНИМАНИЕ Сегодня я буду говорить об аргументативной этике, эстоппеле и либертарном понимании права. Я уже выступал на эти темы, устно и в печати, подробный материал появится в подкасте, который я подготовлю после Чтений, а ссылки на источники, в первую очередь, курс лекций «Либертарианская теория права», читанных в Mises Academy, и курс «Либертарианская социальная теория Х.-Х. Хоппе», можно найти на моём сайте www. stephankinsella.com Немного о себе. Я адвокат, либертарианец-анархист с многолетним стажем и последователь Австрийской экономической школы, в первую очередь Л. фон Мизеса, М. Ротбарда и Хоппе. Я пришёл к ряду собственных выводов относительно либертарного правопонимания. Я готов к диалогу с аудиторией, пишите мне или оставляйте комментарии на моём сайте или в Facebook. Большинство либертарианцев знает мои работы на тему «интеллектуальной собственности»: это моя сфера деятельности как юриста, я много об этом пишу, т. к. это непростой вопрос, именно о нём я говорил на Чтениях 2011-го года. Я прочёл 100, 200, 300 лекций об «интеллектуальной собственности», к сказанному уже нечего добавить — разве что дать отсылку к предыдущим лекциям. В либертарианстве же меня более всего интересуют проблемы теории права и смежные темы — взаимодействие экономики и закона, эпистемология, теория контрактов. С концепцией интеллектуальной собственности мне пришлось разобраться для собственного развития, но тема сегодняшней лекции — обоснование Права — мне намного более интересна. Мои взгляды несколько идиосинкратичны — как и взгляды большинства либертарианцев: у каждого свой подход, я могу только подчеркнуть, что это лишь моя точка зрения, с которой необязательно соглашаться. Поскольку не вижу аудитории, тон лекции будет более разговорным, чем обычно, поэтому позвольте мне изложить своё понимание основ Права, важности Права и природы Права, частной собственности и либертарного права — и их важности. Для связного обсуждения нашей темы — через минуту я расскажу, какие подходы к ней существуют среди либертарианцев и родственных им мыслителей. Мои нынешние взгляды не отличаются радикально от моей позиции 20-летней давности, однако формулировка может отличаться, т. к. теперь она учитывает накопившиеся возражения оппонентов. Со временем мы узнаём, что некоторые формулировки смущают и сбивают с толка. стр. 6

ОКТЯБРЬ 2014

АТЛАНТ

Либертарианство — социальная теория, социальная философия или политическая философия, занимающаяся вопросами легитимности применения силы и межличностных отношений. Человек существует в мире, населённом другими людьми. Это мир редких ресурсов, в котором жизнь коротка и конечна, что означает возможность конфликтов. Жизнь в обществе имеет свои преимущества —поэтому-то и существуют общество и цивилизация, и нам повезло жить именно в этот век. Любое общество вырабатывает свои правила или нормы, отвечающие на вопрос, кому надлежит контролировать тот или иной ресурс. Сам этот вопрос — следствие постоянной угрозы конфликта из-за редкого ресурса. Это констатирует Хоппе, стоящий для меня в одном ряду с Мизесом и Ротбардом — все трое, возможно, величайшие либертарианские социальные мыслители последних 75 лет. Итак, задача любой политической философии — дать ответ на вопрос, кто является правомочным собственником данного ресурса. По замечанию Ротбарда, любая политическая философия сводится к вопросу прав собственности, в любой культуре существует институциональное, общественно значимое понимание того, кто собственник данного ресурса. Либертарианство уникально тем, как оно отвечает на данный вопрос, но не самой попыткой дать ответ. Так что, если вы, к примеру, 100% коммунист, и верите, что средства производства должны принадлежать государству, ваш ответ на вопрос, кому должен принадлежать завод, — «государство» или «народ». Если вы сторонник социального государства, то ваш ответ — у неимущих есть некое право на ресурсы. Либертарианский ответ уникален своей простотой (clear), недвусмысленностью (unabashed), принципиальностью и непротиворечивостью. Критиковать его можно только поняв наше видение общественной жизни. Уникальным — и определяющим для либертарианства — является наш принцип распределения собственности. Идея предельно проста и сводится к нескольким простым правилам, из которых базовое было сформулировано Дж. Локком как «хоумстед», «правило первого присвоившего»: если в мире есть ничейный объект (земельный участок и проч.), то первый человек, который каким-либо образом преобразовал этот объект или первым нашёл ему полезное применение, или обнёс его границей, имеет на данный объект больше прав, чем кто-либо другой, — за исключением случаев, оговоренных двумя другими принципами. А именно: (а) наш изначальный «естественный», по терминологии Хоппе, владелец передаёт данный объект другому лицу по контракту, по собственному согласию (это второй базовый принцип либертарианцев); (б) третий принцип — объект может пере-

йти к другому лицу в порядке компенсации, восстановления справедливости; предположим, некто совершает гражданское правонарушение, преступление, посягательство — намеренно или нет использует свои ресурсы для причинения вреда другому; в этом случае злоумышленник или невольный обидчик обязан компенсировать потерпевшему ущерб. Нам не требуется никаких других правил, кроме этих трёх, чтобы установить легитимного владельца данного объекта. Любой [правовой] спор сводится к вопросу, кто владелец данного ресурса. Таким ресурсом может быть тело конкретного человека либо внешний по отношению к нему объект — дерево, машина, корзина яблок, овца, земельный участок… В центре любого спора, конфликта всегда — ресурсы, поэтому права человека — всегда права собственности, и все законы, в конечном итоге, касаются собственности, а цель любого судебного разбирательства — установить законного распорядителя данного дефицитного ресурса. Итак, либертарианский ответ — законный владелец определяется с помощью указанных трёх принципов: изначальное присвоение (по Локку), передача по договору (передача права собственности) и возмещение ущерба. Пользование этими тремя принципами гарантирует вам получение единственного (unique; недвусмысленного, непротиворечивого) правильного ответа. Это не гарантирует от судебной ошибки. Но это, по крайней мере, шанс для справедливости. Эти принципы не противоречат здравому смыслу и в той или иной степени лежат в основе многих правовых институтов нашего общества. Важно то, что либертарианцы не признают исключений из этих принципов. Мы полностью последовательны. Либертарианец никогда не скажет, например: «Первый пользователь ресурса является его законным владельцем за

исключением случаев, когда данный объект очень нужен кому-то другому» (идеология «социального государства»). Я описал убеждения либертарианцев. Остаётся вопрос, почему мы в это верим и предпочитаем эти принципы другим, как мы обосновываем эти убеждения, каким в принципе может быть обоснование прав. Делая утверждения, касающиеся физического мира — в мире действует гравитация, мы люди, вселенная возникла 14 млрд. лет назад — мы знаем, что есть способ обосновать эти утверждения: доказательства, логика и проч. Люди взаимодействуют в сфере, отличной от той, которая управляется [простыми] причинно-следственными законами. Именно поэтому Мизес (возможно, один из величайших мыслителей 20-го века) описывает мир в терминах «дуализма» двух различных видов познания. Первый — причинноследственное понимание физических законов; нам, как действующим людям, необходимо это понимание, это часть мизесовской логики человеческой деятельности («праксиологии»); люди используют редкие ресурсы для достижения некоего результата; не будь мы действующими существами, мы бы не вмешивались в окружающий мир (interfere with things); для беспрепятственного и бесконфликтного использования этих ресурсов нам и нужны права собственности. Но мы взаимодействуем [не только с неодушевлённой материей, но и] с другими людьми, чьи поступки мотивированы целями. Человеческая деятельность всегда целенаправленна. Это поле деятельности телеологии. И когда мы взаимодействуем друг с другом, мы стремимся не только обосновать свои утверждения о мире, о причинно-следственных законах, но и свои нормативные утверждения о нормах. Люди живут среди себе подобных, и, поскольку мы обладаем свободой воли, мы вольны выбрать, добровольное сотрудничество или причинение вреда (harm each other). Люди стремятся уста-

ТЕОРИЯ новить правила, чтобы отличать позволительное от непозволительного. Цивилизованный человек придерживается в правила, согласно которым позволительны добровольные взаимодействия и непозволительны все остальные — преступления, деликты. Либертарианство — особый подход к нормам, определяющим, что нам позволено. Итак, вопрос — как мы обосновываем то, во что верим. Лет 30 назад я, как и многие из вас, стал либертарианцем потому, что идея справедливости и правосудия интуитивно привлекательна: в либертарианстве есть нечто интуитивно привлекательное для людей, интересующихся этими идеями, а именно — идея взаимности. Коротко говоря, либертарианская идея (как её сформулировала русская писательница Айн Рэнд в 1950-е в романе «Атлант расправил плечи» или Ротбард в работе «К новой свободе» и других работах 1960-х) сводится к мысли, что первым применять силу (мы иногда называем это «агрессией») недопустимо; но применение физической силы в ответ на агрессию — допустимо. Прекрасная симметрия! Вам позволено применять силу в ответ, но не позволено прибегать к агрессии. Надо признать, что эта формулировка несколько поистёрлась и неоднократно критиковалась как либертарианцами, так и нашими противниками за то, что понятия «сила» и «агрессия» теряют определённость в отсутствие заранее заданной теории «прав собственности». Причина: чтобы определить, является ли то или иное действие актом агрессии против собственности, нам сначала нужен верный критерий, по которому можно судить о правомерном собственнике. Если я выхватил яблоко у вас из рук, это будет кражей лишь в том случае, если вы — владелец яблока; если же перед этим вы отняли это яблоко у меня, то оно моё, и отбирая его у вас, я не совершаю кражи. Таким образом, либертарианский принцип «запрета агрессии» в сжатом виде излагает нашу базовую теорию прав собственности (3 правила, о которых говорилось раньше). Итак, мы можем обосновать наши суждения о физических законах, но у нас есть потребность обосновывать и утверждения о нормах допустимого общественного поведения. Такая потребность существует — об этом свидетельствуют нескончаемые споры на эту тему. Часто можно услышать, что закон (policy) Х справедлив, т. к. у людей есть право на Х, что есть «право человека» на, скажем, образование … Всё это — конкретизации общей нормативной предпосылки, нормативного принципа. На самом деле, имеется в виду: «Я верю, что есть право человека на Х по таким-то причинам (которые не всегда озвучиваются)». Либертарианцами становятся люди, обладающие, помимо врождённого и свойственного большинству людей чувства справедливости, ещё и обострённым желанием быть последовательными, и наделённые бóльшим пониманием важности экономики. «Экономика за один урок» Хэзлитта, понимание законов спроса и предложения позволят вам оценить ту или иную экономическую политику. Так что, если внушить человеку тягу к непротиворечивости, последовательности, некоторую экономическую грамотность в сочетании с общечеловеческим пониманием важности приличий, сотрудничества, процветания, свободы, —

он станет либертарианцем. Чем более последовательным, тем более радикальным. От минархиста к анархисту. В заключение поговорим о тех основаниях, на которых строится либертарианский подход. Первое основание прагматическое (утилитарное, даже консеквенциалистское). Как человек, испытавший влияние Айн Рэнд и Аристотеля, я не верю в противоречие между принципиальным, деонтологическим подходом к Праву и практическим, прагматическим подходом. Я согласен, что утилитаризм — спорная философия, но, тем не менее, не считаю, что консеквенциализм, оценивающий социальные нормы с точки зрения процветания человечества, находится в непримиримом противоречии с принципиальной трактовкой Права. По словам Айн Рэнд, прагматичное — морально (и наоборот). Но это не означает, что моральные принципы необязательны или бесполезны. Сам я подхожу к Праву с принципиальных позиций… Утилитаризм методологически ущербен, поскольку, как показали Мизес и другие «австрийцы», ценность нельзя выразить в абсолютных цифрах или замерить сравнительную ценность одного объекта для разных людей. Поэтому утилитарная аргументация, оправдывающая те или иные меры, заведомо ущербна (не говоря о других проблемах, см. мою монографию «Против интеллектуальной собственности»). Консеквенциализм более прагматичен (можно сказать, что утилитаризм — его подвид) и не противоречит принципиальному подходу к Праву, который говорит, словами Р. Нозика («Анархия, государство и утопия»), что деятельность «должна быть жёстко ограничена» — и не без причины. Итак, каков основной подход и его обоснование? Большинству людей достаточно свериться со своими базовыми ценностями, Grund-нормами (термин Х. Кельзена), вроде предпочтения мира насилию, общественной взаимоподдержки, процветания человечества, страны, близких и личного благополучия. Эти базовые ценности одушевляют наш анализ. Уже в молодости я обнаружил проблемы с традиционной аргументацией в пользу принципиального, деонтологического подхода к Праву, «естественного права» Айн Рэнд и многих других. Мне больше по нраву более современный, неокантианский подход к естественному праву, нашедший выражение у Х.-Х. Хоппе и подхваченный незадолго до смерти М. Ротбардом. Он в высшей степени рационалистичен, непротиворечив, Хоппе окрестил его «аргументативной этикой» и возводит к мизесовской праксиологии (логике человеческой деятельности). Сам Мизес был до некоторой степени утилитаристом и консеквенциалистом и, возможно, со скепсисом отнёсся бы к экстраполяции законов экономики и человеческой деятельности в сферу этики, что не мешало ему придерживаться тех же Grund-норм. Хоппе выдвинул свою идею аргументативной этики примерно в 1985 году, после переезда в США, где он учился у Ротбарда. Хоппе находился под влиянием своего прежнего научного руководителя Ю. Хабермаса, а также К.-О. Аппеля. Оба — типичные левые европейские социал-демократы. Но именно они предложили идею дискурсивной этики: любое нормативное утверждение, которое вы пытаетесь обосно-

вать, неизбежно провозглашается в ходе некоего обсуждения (дискурса) и базируется на исходных нормативных посылках, a priori признаваемых справедливыми для данного дискурса. Хоппе взял эту идею, добавив к ней своё знание мизесовской праксиологии, ротбардовского либертарианства, и, переформулировав, вживил в собственную теорию общественных отношений. Вкратце: участники дискурса, в котором выдвигается некое нормативное утверждение, по умолчанию уважают права друг друга, поскольку дискурс, по определению, это попытка убедить, не прибегая к принуждению. В случае неудачи, участники дискурса «согласятся не соглашаться». Принуждение к согласию — не спор. Подлинная дискуссия по умолчанию предполагает самопринадлежность каждой из сторон — свободу от насилия, контроль над собственным телом — и, поскольку дискуссия ведётся не только в интеллектуальном, но и в практическом ракурсе, т. е. людьми, живущими в мире дефицитных ресурсов, постольку для подлинной дискуссии необходима известная степень контроля диспутантов над собственным будущим (destiny), над ресурсами, приобретёнными ненасильственным способом. Мысль Хоппе — нормативные предпосылки дискурса как такового не могут быть оспорены в ходе самого дискурса. Аппель и Хабермас называли это априорными принципами дискурсивной этики. Мизес, будучи кантианцем, верил в существование сферы априорного знания: некоторые вещи неоспоримы, т. к. их отрицание привело бы нас к противоречию. Именно это Хоппе пытается обосновать для нормативной сферы. В моих собственных работах, например, «Новые рационалистические направления в либертарной теории права» и «Краткое руководство по аргументативной этике» или в недавней дискуссии с Ф. ван Дуном. Аргументация Хоппе произвела на меня сильное впечатление как раз в то время, когда я изучал доктрину англосаксонского права под названием «эстоппель», и я не мог не заметить сходств в аргументации. Так родилась моя — дополняющая Хоппе — теория эстоппеля. Эстоппель в англосаксонском обычном праве (сходный принцип есть и в гражданском праве) — принцип, который гласит: если некто сделал заявление в суде или дал обещание, на которое кто-то положился, или совершил некое действие, легшее в основу поведения другого лица, то такой заявитель лишается возможности впоследствии сделать заявление (дать обещание, совершить действие), противоречащее исходному. Он лишается права возражения, ему как бы говорят «стоп». В этом механизме меня впечатлила та же внутренняя симметрия, что и в либертарианском принципе «сила только в ответ на силу». Мы безоговорочно выступаем против агрессии, в отличие от всех остальных политических философий, каждая из которых допускает агрессию в тех или иных обстоятельствах. Эстоппель, наряду со стремлением к симметрии в вопросе применения силы, - ещё один способ увидеть, что либертарианство – единственный подход к Праву, который допускает обоснование в дискурсе наподобие хоппеанского.

агрессию. Совершая посягательство, он тем самым провозглашает правомерность агрессии, нарушения границ чужой собственности без согласия владельца. Такова максима поведения агрессора, деликвента. И потому, когда жертва применяет силу в качестве самозащиты или ответной меры (например, для получения компенсации), когда жертва или её представители применяют силу в ответ на агрессию, у агрессора нет и не может быть оснований для жалоб: он сам отверг защиту закона в тот момент, когда своими действиями подтвердил, что применение силы, нарушение чужих границ допустимы. В моём понимании, данное рассуждение — лучшее обоснование либертарианской идеи о симметрии и взаимозависимости [агрессии и ответной реакции]. Именно в силу приведённых соображений агрессия не может быть оправдана. Агрессия и ответ на неё — не одно и то же. Вот, вкратце, мой «аргумент от эстоппеля», который я развиваю в ряде других работ, экстраполируя его в сферу общей теории прав собственности, которые не ограничиваются правом человека на своё тело, а распространяются далее, на ресурсы, приобретённые ненасильственным путём. В примечаниях к этой лекции на моём сайте будет подборка цитат из мыслителей разных времён, в которых наблюдаются проблески этой идеи о невозможности противоречия, о том, что, совершая насилие, вы неизбежно лишаетесь защиты закона, становитесь вне закона, если вы ведёте себя как животное, представляя угрозу для других, то они вправе относиться к вам как к животному, — все эти идеи сводятся к идее соглашения, взаимности: я уважаю ваши права, вы уважаете мои; вы не уважаете моих прав — вы вне закона, у вас нет морального права жаловаться на то, что к вам применяют силу. Это здравый смысл, это основа либертарного правопонимания. Аргументативная этика Хоппе, разработанная в последующие десятилетия и другими авторами, включая мои работы по институту эстоппеля, остаётся наиболее убедительным, интуитивно понятным обоснованием либертарного правопонимания. Мы все интуитивно согласны с идеей права потому, что хотим соблюдения наших прав. Мы взаимодействуем друг с другом, терпимо относимся друг к другу, уважаем друг друга; если это так, мы не можем, не впадая в противоречие, сказать, что мы не уважаем прав друг друга. У современного человека есть выбор — стать членом цивилизованного общества, уважать чужие права; разум дан нам для того, чтобы мы могли осознать все последствия подобного выбора. Либо вы становитесь изгоем, тем, кого Хоппе назвал «технической проблемой для остальных» наряду с болезнями, смертностью, авариями, катаклизмами, опасными зверями. Незначительно меньшинство звероподобных людей, отказывающихся уважать или признавать чужие права, представляют не моральную, а лишь техническую трудность. По счастью, в основном, мы сталкиваемся с цивилизованными людьми, из которых самые цивилизованные, на мой взгляд, становятся либертарианцами.

Моя идея заключается в следующем: любой агрессор своими действиями подписался под правилом, разрешающим

Стефан Кинселла

АТЛАНТ

ОКТЯБРЬ 2014

стр. 7

ИСТОРИЯ

РАСЦВЕТ И ЗАКАТ РУССКОЙ СВОБОДЫ Большинство из нас привыкли считать Россию исторически потестарным государством, т.е. страной, где власть основывалась исключительно на силе, а не на правах и свободах граждан. Однако так было не всегда и не везде. На протяжении почти 350 лет на территории на Руси было огромное и богатое правовое государство с республиканской формой правления. Речь идёт о Новгородской Республике. Она представляла собой не только колыбель русской демократии, она была лучшим, что случилось в России, быть может, за всю ее историю. Это было огромное самостоятельное русское государство, богатое и свободное, простирающееся на восток почти до Урала, а на север — до Белого моря и Кольского полуострова. О масштабах республики говорит тот факт, что после завоевания Новгорода Московское княжество выросло по площади сразу в пять раз. Новгородская республика обрела независимость от Киевской Руси в 1136 году после изгнания киевского наместника и установления республиканской формы правления. В отличие от феодальной Московии Новгород был полноценной парламентской республикой с двумя палатами. Верхней был так называемый совет господ, в котором заседала местная аристократия, а нижней — знаменитое народное вече. Вечем называлось собрание части мужского населения города, которое обладало широкими полномочиями: были случаи, когда оно призывало князя, судило о его «винах», «указывало ему путь» из Новгорода; избирало посадника, тысяцкого и владыку; решало вопросы о войне и мире; издавало и отменяло законы; устанавливало размеры податей и повинностей; избирало представителей власти в новгородских владениях и судило их. Князя же в Новгороде выбирали, он исполнял роль военачальника и жил даже не в самом городе, а поодаль. В Московской же и Киевской Руси, как мы помним, титул князя переходил по наследству, вручался распоряжением Великого Князя или Орды или же получался путём захвата власти. Власть московского князя была абсолютной - он обладал не только политической, но и собственнической властью, т.е. был хозяином всей собственности и всех людей в княжестве, что не лучшим образом сказывалось на адекватности правителей. Ни о какой свободе при этом не могло идти и речи. Новгороду даже удалось избежать захвата Золотой Ордой. Под власть татаромонгольского хана город попал лишь с лёгкой руки известного ордынского коллаборациониста Александра Невского, почему-то считающегося у нас героем. Основой процветания Новгородской республики была торговля. Новгород был

крупнейшей базой торговли Руси с Европой. Отсюда на экспорт шли соль, мёд, рыба, вино, пенька, иголки, воск и многое другое. А импортировал Новгород французские и испанские вина, специи, цветные металлы, сукно. Одного только немецкого сукна здесь ежегодно продавали десятки тысяч погонных метров. Новгород был частью Ганзейского союза — крупнейшего торгового объединения городов Северной Европы. Фактически, Ганза была надгосударственной структурой со своей казной, законодательством, флотом, денежной единицей и языком. Новгород был одним из богатейших и наиболее свободных городов Европы того времени наряду с другими ганзейскими городами - Любеком, Гамбургом, Лондоном, Брюгге, Кёльном, Псковом и другими. Господин Великий Новгород поражал приезжих вольностью нравов и достатком

жителей, видимым невооруженным глазом богатством. Здесь все были грамотными, поскольку дети учились в школах. Люди не носили лаптей, а носили сафьян — обувь из тонкой и ярко выкрашенной козьей или овечьей кожи. И они не боялись испачкать нарядную обувь в традиционной русской грязи, поскольку грязи на улицах Новгорода не было: городские службы работали не покладая рук, выстилая улицы и набережные бревенчатыми тротуарами. По сути, это была Европа. Потестарная Москва никак не могла вытерпеть рядом с собой такой европейский город и раз за разом пыталась подчинить его себе и задушить свободы на корню. После Невского другой известный прислужник Орды Дмитрий Донской силой заставил новгородцев формально признать свою зависимость от Москвы. Дело Донского продолжил Иван III, а завершил Иван Грозный. Поскольку экономически Новгородское государство тяготело к Европе, а от московской династии только зло терпело, там периодически возникали идеи перей-

Атлант №33 (7) — октябрь 2014 года. Газета Либертарианской партии России Периодичность выхода: ежемесячно Объём бумажной версии: 8 полос

ти под власть Великого княжества Литовского, что активно не нравилось Москве. В 1471 году новгородцы под предводительством знаменитой Марфы Борецкой объявили, что Новгород — сам себе господин, его жители всегда были свободными и холопства московского не хотят. В ответ Иван III обвинил новгородцев в предательстве и предпринял поход на Новгород против «изменников христианству». В сражении на реке Шелони Русь республиканская проиграла Руси деспотической. Вечевой колокол был снят и под плач новгородцев увезён в Москву. В 1478 году Иван III послал на Новгород свои войска. Город сдался Великому князю Московскому, который навязал ему отказ от вечевой формы управления и ликвидацию должности посадника. Затем Иван III начал методично уничтожать местную элиту — он арестовывал и вывозил из Новгорода все наиболее авторитетные аристо-

мя взятия Новгорода Иваном III. Убытки были немалые, от такого удара экономика Ганзы так и не оправилась.

кратические семьи. Часть арестованных была ликвидирована без суда и следствия, а часть расселена в Подмосковье. Их новгородские земли, дома и имущество были, опять-таки без суда и следствия, отняты московским деспотом, который считал всё завоеванное своим личным имуществом, включая людей. Процедура «чистки» проводилась Иваном III не один, а целых пять раз с промежутками в два-три года. Почти полтысячи лет спустя подобную тактику взял на вооружение другой российский деспот — Иосиф Сталин. «Мы снимали слоями», – говорил позже сталинский нарком Каганович, вспоминая репрессии. В 1494 году Иван III положил конец и русско-ганзейским отношениям, когда по его указу немецкая контора в Великом Новгороде была закрыта, а ганзейские купцы и их товары были арестованы и отправлены в Москву. По мнению историков, именно разгром Новгорода дал толчок закату ганзейского союза. В Ганзе существовали страховые компании, которые возмещали застраховавшим своё имущество купцам все риски — военные, пиратские… Возместили страховщики европейским купцам и потери, которые те понесли во вре-

Кстати, Новгород не сопротивлялся. Официально он находился под властью Москвы, поэтому ворот перед царём не замыкал. Напротив, Ивана Грозного встретила у ворот целая делегация лучших людей города во главе с архиепископом Пименом. Царь Иван отобедал, выпил вина, затем издал свой знаменитый опричный клич «Гойда!», после которого его палачи бросились сеять вокруг смерть и ужас. Причем, что интересно, каратели Грозного не трогали иностранцев, а убивали только русских; иностранным купцам под страхом смерти было запрещено прятать в своих домах подданных царя Ивана, ибо свои на Руси всегда считались большими врагами, чем чужие. Чужие люди — это чужое имущество. А русские люди — это своё имущество, с которым можно поступать как угодно.

Над номером работали:

Напишите нам: atlant@libertarian-party.ru

Максим Тюленин, Андрей Шальнев, Ровнова Екатерина

Читать «Атлант» в PDF можно на официальном сайте ЛПР http://libertarian-party.ru

Редакция не обязательно разделяет мнение авторов

Дата выхода в свет: 31 октября 2014 г.

Окончательно добил Новгород как свободный русский город тиран Иван Грозный. Зимой 1570 года он обложил Новгород, желая окончательно задушить город. Для начала его передовой отряд захватил все окрестные монастыри. Пять сотен монахов по приказу богобоязненного царя были насмерть забиты палками. Кровавый снег лежал вокруг осажденного Новгорода. А вскоре он стал красным и в самом городе. Геноцид, который учинил безумный царь со своими садистами в Новгороде, глубоким шрамом остался на истории России. Головорезы московского деспота устроили в вольном граде кровавый праздник пыток. Горожан и горожанок, детей и стариков раздевали, обливали горючей жидкостью и поджигали, расстреливали из луков, сажали на кол, вырезали из кожи ремни… Царь лично наблюдал за пытками, поскольку уж очень он это дело любил. Людей подвозили к прорубленным в Волхове полыньям целыми улицами, ставили перед прорубью на колени, срывали шапку, били окровавленной дубиной по голове и сталкивали в черную воду. Пытавшихся выплыть били баграми по головам. В день успевали убивать от пятисот до полутора тысяч человек. И вся эта кровавая потеха продолжалась шесть недель! А потом безумный царь переключился на новгородские окрестности. И начал истреблять людей целыми сёлами — убивали даже скот, а у беременных женщин вырезали младенцев из живота, насиловали детей, загоняли в избы семьями и сжигали. На 250 верст вокруг Новгорода местность была опустошена. Царю нужно было убить вольницу вместе с теми, кто её помнил. И он это сделал.

Так Россия перестала быть частью Европы и встала на безальтернативный потестарный путь развития. Сергей Веневитинов