Дана Сидерос
ученик дурака
Москва 2015
УДК 82-14 ББК 84 (4Рос) С 34
Составитель серии «Новая поэзия» Вера Полозкова
С 34
Сидерос, Д. Ученик дурака. — Москва: Livebook, 2015. — 136 с. ISBN 8978-5-9905810-5-0 Серия «Новая поэзия», созданная под кураторством Веры Полозковой, — это книги современных молодых поэтов, с которыми радостно жить в одно время. Открывает серию Дана Сидерос — автор с удивительно своеобычным чувством языка, известная под ником «Шутник» («lllytnik»), лауреат премии «Нова», участник фестивалей и поэтических концертов. Книга ее стихов — о стариках и героях, высшем родстве, будущем и никогда-не-бывшем, об ослеплении красотой. Но прежде всего она — о тончайшей границе между этим миром и другим, полным стрекота и мерцания.
УДК 82-14 ББК 84 (4Рос)
Оформление обложки Даны Сидерос Фотография на обложке Алексея Олдина
ISBN 8978-5-9905810-5-0
© Дана Сидерос, текст, 2015 © Дана Сидерос, иллюстрации, 2015 © Издательство «Лайвбук», 2015
Пятьдесят
Вот человека человек несёт в кроватку из машины и поясняет: умотался — весь день был поезд и щенок; но человека человек бьёт металлическим, аршинным: забудь про ребра, кости таза, колени рук и локти ног; но человека человек находит, держит, ждёт карету, сидит у койки — слушать сердце, поить, подушки поправлять; но человека человек на два часа берёт в аренду, вздыхает: не хватает перца — молчит, глаза отводит блядь; но человека человек в отчаяньи, в бессильном гневе — полночи гладит по затылку и шепчет: ты поплачь, пройдёт; но человека человек, всю жизнь и на земле, и в небе любить и ждать клянётся пылко — и забывает через год;
3
но человека человек с размаху по спине портфелем, а после вдруг целует звонко и убегает, хохоча; но человека человек искал, выслеживал неделю, сейчас у них борьба и гонка, один погибнет через час; но человека человек послал к анчару властным взглядом, но это в прошлом веке, вроде — неясно, что тут обсуждать; но человека человек... я понял, понял, всё, не надо, здесь едем дальше, не заходим, есть и другие города.
август 2014
4
*** Юрию Смирнову
Как ладьи изрезали плоть реки как бобров утягивает под киль как ползут по полю волков полки у степи на холке торчком штыки как дрожат зайчишки в кустах ракит велики им сабельки и портки и сердечки зайчикам велики бьются рыбой в ребра стучат в виски а напишут мчались за мать отца трубы скажут выли кимвал бряцал хуже зайки серого нет бойца кроме страха зайке никто не царь он лежит в атаку не двинется тьмой плюёт война каракатица смерть губами чмокает ца ца ца
5
не вдохнуть не поднять из травы лица зайка трус и тряпка и бездарь но только он найдёт нас сойдёт на дно только зайчик маленький сунет нос в самый гиблый омут в гнилую ночь страшно страшно тошно темно темно он дрожит от ушек до ватных ног но плетётся жалкий больной смешной за тобой и потом за мной август 2014
6
Морская Юрию Смирнову
Остров Яблок уйдёт на дно, стоит этой луне наполниться до краёв молоком и льдом, округлиться, отяжелеть. Через семь безмятежных снов в город хлынет морская конница: сто зелёных, один гнедой. Каждый сад и каждую клеть разорвут, разотрут в песок. Вероятно, ты не поверишь, но всех живых заберут во сне, всех, не глядя на статус, стиль и характер. Море в висок поцелует каждого бережно и сомкнёт объятья тесней, успокоит и приютит. Накануне, всё обыскав, возмущенно отвергнув и креп, и флис, проклиная пояс и лиф, всё по комнате раскидав, я наглаживаю рукав, я готовлюсь к так и не встретились, собираюсь на не смогли, наряжаюсь для никогда. Бесполезная суета, но счастливая. Засыпающий остров ждёт, что грядущий день,
7
будет тёплым и неплохим. Я спешу. На пяти листах я пишу про остров тебе, ищи: будут наволочки в воде, рыбки, яблоки и стихи. Но пока, за неделю до, остров дышит, хохочет, пьянствует, свадьбы мчатся, зевают псы, где-то лихо скрипит матрас, и наследники делят дом, и супруги сервиз фаянсовый бьют с досады, и некий сын подворотен, он всех бы спас, чует смерть и твердит о ней, только кто же услышит вздор его. Он единственный не заснёт, он увидит, как тонет сквер, он узнает морских коней и успеет подумать: «Здорово, бедняку на старости лет подфартило занять партер». июнь 2014
8
*** Сергею Корычеву
Тот, кто летал, лежит на спине на простыне в тишине. Это если смотреть с земли. Если с неба — лежит на дне. Смотрит со дна и видит огни, шепчет: «Спаси-сохрани». Тот, кто летал, понимает, что, кажется, это за ним. Тот, кто летал, был весел и смел, всё раздал, что имел, взял, что посмел, был любим и глуп, черен от гнева, от боли бел. Тот, кто стоял за его плечом, просто однажды стал ни при чём, может, устал, заболел, забыл.
9
Тот, кто летал, обречен выть от фантомной боли в крыле, тщетно пытаться отмыть стекло и изрыгать только хрип и треск, кашлять обрывками слов. Тот, кто летал — на остром свету. Взмыл и набрал высоту. На этажерке. Чадящий хлам. Думал, что будет ТУ. Вот он садится на пустоту, спрыгивает в пустоту, курит и гладит чужой самолёт: всё, остаёмся тут. Вот он идёт, и идёт легко, тянется след неровной строкой, пусто — ни мальчика, ни змеи. Свет облака молоко. Край.
10
А за ним — тишина без дна. В бездне четыре смешных слона. Надо же, думает, вот те на. Как ты? шепчет жена. Кажется, легче, летал во сне. Мёрзну. Иди ко мне. апрель 2014
11
***
Иногда, если нужно вставать и никак не найти сил, включается защита от неизбежного, мозг обманывает сам себя: начинает показывать сон, о том, как нужно вставать, и никак не найти сил, но всё-таки встал. И побрел под горячий душ, где чуть не заснул, но всё-таки не заснул. Cъел свой обычный завтрак, сел в метро, там чуть не заснул, но всё-таки не заснул. Пришёл на работу, открыл Фейсбук, написал: кошмар, в метро чуть не заснул, но всё-таки не заснул. Закончил вчерашний макет, нашел интересный ход, потом вдруг подумал: А почему я не написал тебе «с добрым утром»? Как можно было забыть? Наверное, я всё ещё сплю.
12
Тут и правда просыпаешься от воплей запасного будильника: когда такая хитрая голова, будильников нужно минимум три. В следующий раз сегодняшний провал будет учтён и исправлен: я пожелаю тебе доброго утра, моя радость. И мне придётся догадываться, что я сплю, по какой-то другой невозможной детали. Например, вдруг приедет мама, и я буду мяться, не зная, как ей сказать. Но вообще, конечно, нужно просто чаще высыпаться, а то сегодня по рассеянности выскочил на красный свет, чуть не попал под черный джип. Но всё-таки не попал. апрель 2014
13
2117 Смальта. Розовая, горчичная, золотая. Византийский мотив, стилизация... Вот дурак — засмотрелся, а надо работать. Осколков стая, в свете лампы блеснув, шумно спархивает во мрак. Глухо бряцает об пол, эхом летит по залу. Извини меня, брат-художник, ты был хорош. Он сбивает последний кусок и глядит устало на уродливый серый квадрат, бетонную плешь. Что тут сделаешь за ночь? Вот ты, вот скажи на милость, отрывался ли кто-то хоть раз от своей возни — взглядом стену окинуть, заметить, что изменилась? Сталин, после Гагарин, потом Спаситель, а кто за ним?
14
Ладно, дайте взглянуть пока, что у нас в запасе. Я вам что, рисовальщик букв на стене мелком? Как вы это себе представляли? Камланья, пассы? Что мне сделать из черного с белым? Зебру? Штрих-код? Ладно, времени мало, инструкций уже не будет. А сверяться со свежим курсом — для простаков. Черно-белый портрет несут нарядные люди: сонный взгляд, ястребиный нос и круги очков. Он выходит из павильона в рассветной дымке: завтра ждать премиальных, хотя скорее — облав, а сегодня он просто усталый идёт к Ордынке и поёт на забытый мотив «там та-дам та-да». март 2014
15
Артхаус Юрию Смирнову
Красный всполох огня выхватывает из мглы силуэт персонажа: погоня, горящий лес. В этот раз ему повезёт — прилетят орлы, в крайнем случае — Чип и Дэйл или МЧС. Нам не нравится в этом вымысле ничего. Мы не любим сам принцип, а принцип всегда один: не герой победил, потому что фильм про него — это фильм про него потому, что он победил. Но у нас тут не Голливуд, ходовой сюжет — бесконечный Тарковский в бархатной тишине. Этот фильм обо мне, если жухлый негромкий свет. Этот фильм о тебе, если света как будто нет.
16
Вот затылок в прицеле камеры, съемка с рук, персонаж слишком долго в кадре. Пригнись, урод. Всех, как снегом, прикроет титрами поутру. Это честный и предсказуемый поворот. март 2014
17
Профилактика
Когда случится «лютый год Манежной», когда они пойдут на брата брат, твои стихи окажутся, конечно, по обе стороны от баррикад. Ударь по пропаганде саботажем: неправильно затачивай слова. Старайся ритм держать как можно хуже. Старайся неуклюже рифмовать. март 2014
18
***
Каравай-каравай, мы сидим по краям каравая и от края до края вскрываем, закатом кровавя. И тропинка, как рана кривая, от края до края, от тревоги-ноябрьские-кроны до паники-сорваны-краны. Каравай-каравай, с полотенца под свод домовины. Режем на половины, и каждую на половины. Всяк, отведавший хлеба Иванова, станет Иваном. Мы берем по куску, крепко солим, виной запиваем. Каравай-каравай, черный боб в чьем-то ломтике скажет о чем нам? Кто проглотит его и, петляя, уйдёт обреченным? Ты проглотишь его, и, петляя, уйдёшь обреченным, под разделку расчерченным
19
вниз от плеча до печенок. Вот такой ширины, вот такой глубины, да на сотню. Серый ломтик февральской брусчатки, посыпанный солью. Память выдохнут свистом, вступают бойцы и паяцы. Черный боб тихо дремлет внутри, будет время — пробьётся. март 2014
20
Черно-белая сказка
Финал. Медвежата Ваню хоронят: рыдает Круть, воет Верть. Счастливый Кащей приводит в хоромы Марену, царевну-смерть. При ней он притих и дышать боится, косица её густа, она и певунья, и танцовщица, и жуткая красота. Он пляской её насладился вдоволь, везде, где она прошла — чернеют пожарища, плачут вдовы, до горизонта тела. Он хочет её целовать, лелеять и Машенькой называть. Она доедает белую лебедь, ссыпает пух в рукава: рукою махнёт — разольётся полночь и снегом укроет степь. Волчица и ворон спешат на помощь Ивану. Не ждёт гостей наивный Кащей, он влюблён, беспечен, от страсти почти что пьян. Он гладит её ледяные плечи и шепчет «моя, моя».
21
Волчица и ворон несут бутыли с живой и мёртвой водой. Иван ворочается в могиле, выпрастывает ладонь из рыхлой земли, и рычит, копая, и дышит, как дикий вепрь. Кащей тихо шепчет «поспи, родная», на ключ запирая дверь. Иван улыбается жизни новой, в котомке его звенят четыре невиданные подковы для сказочного коня. Когда он верхом перейдёт границу, влетит в кащеев предел, Марена проснётся в своей темнице; струится, как змей в воде, коса по подушке, в глазах-колодцах — огни торфяных болот. Марена проснётся и улыбнётся, и песенку запоёт: «Смородина-речка, гори, разлейся, покинь свои берега. Зверушка и птица, беги из леса, чуть только почуешь гарь.
22