48 minute read
thE cULtURE OF cOmmUnIcAtIOn WIth «A nEW GEnERAtIOn Amanzholov East Kazakhstan University, Ust-Kamenogorsk, Kazakhstan
scientific journal of the modern education & research institute • The Kingdom of Belgium
Advertisement
Saparova dinara rakhmetovna, senior teacher of the department of foreign languages and translation studies (dinarasap@mail.ru) tleubekov nariman tleubekuly, Master’s degree student of the department of foreign languages and translation studies (narimant@mail.ru)
uamanzholov east Kazakhstan university (amanzholov eKu), Ust-Kamenogorsk, the Republic of Kazakhstan
abstract
The article is devoted to the analysis of the modern state of culture, transforming into a new digital reality, as well as the peculiarity of human existence in it. The focus of attention is the digital Generation Z and its process of communication with other generations. The authors propose a communication model consisting of a culture of participation and digital literacy. At the core of building a dialogue with the network generation is the humanization of social space, which acts in virtual and real reality.
Keywords: digital generation, digital literacy, culture participation, virtual reality, digital culture.
Global trends of the 21st century (cyberculture, speeding up time, deleting of spatial boundaries, inclusive digitalization of all areas of life) dictate norms and rules to society, which are also not permanent, but only give a vector of development. In 2017, the famous businessman Ilon Musk announced the creation of Neurolink, which will work to create a full-fledged interface of brain-computer. In the future the development of neurotechnologies will give the person the opportunity to increase the productivity of mental labor, to read brain signals. Time and space are erased and technological breakthrough comes first. The gradual superstructure of the usual reality virtual or additional absolutely expands the private space of a person. A person consciously accepts a new space as a place of expressing himself real or searching for his own identity. In the real grayness of everyday life, virtual space makes our life brighter, more beautiful and more interesting. «Virtual reality technologies strengthen the digital world, and additional reality technologies erase the boundaries between worlds» [2, p. 16]. The research by E. Loshkareva and P. Luksha gives scheme No. 6 «Gradual transition to digitalization of the private and even internal world» [2]. The model of the picture of the human world from 1960 to 2020 is of a big interest. The authors show how a person’s place in the world is changing. The economic approach (salary, order, product, profit 1960-1999) is replaced by a psychological (sensual) vision and understanding of oneself (activity history, presence effect, internal identification, emotions, brain activity, 2000-2020) (picture 1) [2].
Picture 1. Scheme 6. «Gradual transition to digitalization of the private and even internal world»
Futurologists predict that in the near future the existence of cyberculture along with traditional culture, artificial intelligence in interaction with the human, high competition between man and robot, the replacement and even non-demand of many professions, the emergence of new working positions, the transformation of time and space. In this sense, there are many questions about how a person can socialize in a society surrounded by networks, information noise; how a young person can realize his/her capabilities and potential?
Kazakhstani people are a dynamic and young nation: every second resident of the republic is under 30 years old, judging by the results of a sociological study of the Friedrich Ebert Foundation in Kazakhstan, a modern Kazakhstani person is the most «western Europeanized person in Central Asia» [3, p. 94]. The focus of our attention is the digital Generation Z, specifically teenagers of middle and senior school age. The cultural space of the digital Kazakhstani teenager has been formed and continues to form in the global Internet environment, where digital forms of communication determine their attitude to life, to the world, to themselves. Since a feature of a teenager is his active phase of socialization, where communication occupies an important part of his life, the process of communication of the digital generation with the previous and subsequent generation is of interest.
The purpose of this article is a theoretical understanding of the cultural space of the digital generation and a description of the communication model as a necessary condition for the development of harmonious relations between generations.
In management, there is such a concept of VUCA, which is an acronym for the English words volatility (instability), uncertainty, complexity and ambiguity. The VUCA world is a world where predictive tasks are difficult to achieve. «[4] As a solution, the VUCA concept offers the following: Vision (communication, faith, focus), Understanding (curiosity, empathy, open mind), Clarity (simplification, intuition, system thinking), Agility (determination, innovation, tolerance). Based on these postulates, in conditions of uncertainty, the digital generation will face a number of problems, the main of which will be the lack of real communication, the practice of behavior in interpersonal communication will change. Due to the complex and contradictory nature of socio-cultural transformations, the new generation is facing two options for future life: • a digitized person, which means the dominance of an artificial person (replicant) or superhuman and the end of Homo Sapiens era; • a creative person, which means using digital technologies to self-realize themselves, as part of a global society, as a carrier of national code.
Proceeding from these characteristics, we offer model of forming of communication with digital generation which first of all consists of the culture of participation and digital literacy (digital competence).
Let’s consider these two components separately:
Culture of participation.
The formation of a new communicative space and its impact on real and virtual social, cultural interpersonal, inter-ethnic relations should be carried out through a «participatory culture». This term was coined by Mr. H. Jenkins in 2000, and we think it remains relevant in the digital age. «A participatory culture is a culture with relatively low barriers to artistic expression and civic engagement, strong support for creating and sharing one’s creations, and some type of informal mentorship whereby what is known by the most experienced is passed along to novices. A participatory culture is also one in which members believe their contributions matter, and feel some degree of social connection with one another (at the least they care what other people think about what they have created» [6]. Jenkins says that the development of Internet technologies has given the digital generation a tool of new forms of self-expression, communication through the possibility of active participation in the digital environment, the creation of new texts and meanings. Generation, in this sense, is becoming a carrier of new cultural experiences that it can pass on to previous and future generations. The culture of participation implying active participation in the creation of new texts, has different forms of expression. These are: 1. Creating interest groups whose aim is not only to unite for similar interests, but also to create new «products» and activities. It is a community where all participants fill a single Internet content with their new content, consuming and sharing information. 2. Expression – creating new creative forms such as digital sampling, modding, fan videos, gifs, memes, etc. 3. Collaborative problem-solving is teamwork, formal and informal, to accomplish tasks and develop new knowledge (e.g. via Wikipedia, augmented reality of the game, spoiling), 4. Distribution – the formation of a media flow (e.g. podcasting, blogs). In our model of communication with the new generation, the culture of participation plays an important role in shaping the culture of communication. In the practice of building communication, two principles are at the heart of this culture of virtual networking. Digital forms of communication help to update social connections strengthen intergenerational interaction, especially in career building, in the development of professional skills.
Stability and the ability to solve problems creatively are important for Kazakhstany digital generation. Salary is important, but the prospect of new impulses and incentives is more important. For the vast majority of teenagers, the authority is enjoyed by a person who creates something new and useful, rather than a «veteran» who has been in office for a long time. Clearly, the culture of participation involves the collaboration of people to create a new product that aims to harness the potential of each participant and brings satisfaction to all its members. Let’s consider the second component of the communication model – digital literacy. Digital literacy, as well as Jenkins’ culture of participation, is particularly essential in educating new-generation children. The state Digital Kazakhstan program calls the development of human capital the fourth priority, including the development of new competencies and digital literacy of the population [1]. The culture of participation and digital literacy will allow us to investigate the degree of influence of digitalization on the views of young people in Kazakhstan and analyze the possible prospects for the development of digitalization and the associated social risks. The concept of «digital literacy» is usually associated with the name of Paul Gilster, American writer and journalist (USA, Chicago) [5]. According to his concept, it is a semiotic system that consists of media literacy (critical attitude to information, its validity and reliability, cybersecurity), information literacy (skills to find the right information, work with it), communicative competence (communication skills with real and virtual users of the network), and creative competence (skills of creating a new information product). Digital literacy forms new patterns of human behavior, features of communication. Critical approach to information, tools to select its authenticity, allow forming digital hygiene, ethics of communication and avoiding trolling and cyberbulling. In our opinion, the digital literacy of the generation is based on two components: technological and sociocultural. The technological component includes media literacy and cyberculture. The sociocultural component is communicative language competence. The Internet is a space as a medium of communication without geographical, national, political, economic, cultural barriers; its main characteristic is interactivity, freedom of choice and total control. No matter how contradictory these characteristics may seem to us, they reflect the modern trend: the internetization of things. According to Gartner, about 20 billion devices will be connected to the Internet of Things by 2020, which will create more opportunities for hackers to carry out large-scale attacks through botnets. Purchases of all goods will be carried out in most cases on the Internet and the new generation will be vital skills to work with hypertext, hyperlinks, with information, its validity and reliability. The increase in the number of young people promoting their product, advertising through social networks will increase, which has already led to the transformation of existing and new business
models and in the future will create new ones. The ability to use search tools, to store information in the cloud, the ability to use communication channels (SMS, Skype, e-mail) will create a cyberculture. Cyberculture includes the ability to use information protection programs (fighting virus programs, protection from spam). Network culture has changed a person’s attitude to work, to rest, to work. For example, from a conversation with Kazakh teenagers, we learned why the social network Instagram is popular. In it, each participant can become an entrepreneur and build their own business, promoting goods or their services through the aforementioned network. This is done by a middle-aged generation and young people, even those who have just turned 16-18.
At the same time, according to M. Castels, the Internet does not promote social exclusion and personal alienation. In fact, it promotes intra-social interaction and the construction of interpersonal networks. It helps to increase communication, not eliminates it. Online and offline communication is almost indistinguishable from each other and the communicative component of digital literacy should, first of all, create a culture of communication in the network, etiquette and ethics (without insults, profanities, ridicule). The ethics of communication implies responsibility for writing text, communication, compliance with the rules and regulations of communication.
So, independence and creativity are important characteristics of generation Z. At the same time, the limitless of real communication, the search for one’s own identity expose the problems of the formation and maturity of the new generation. The model we propose should, first of all, create a comfortable environment for the digital generation, which is a consumer of digital products. The purpose of the model or building a dialogue with the network generation is to humanize the social space that have virtual and real space as well.
The place of culture is such that it is culture that acts as the main tool, while simultaneously restraining the individualistic features of the modern generation, its development, through the expansion of the horizon of its values and ideas, the enrichment of the spiritual world. Cultural transformation in the new reality, it seems to us, should be expressed in the realization of the creative origin of man as a carrier of humanitarian knowledge. For the modern generation, culture must help to construct new meanings and in this sense the «culture of participation» and digital competence gives a look at the world from the outside, to see all spheres of life wider, more global.
references
1.
2.
3.
4.
5. 6. The state program «Digital Kazakhstan.» Decree of the Government of the Republic of Kazakhstan of December 12, 2017 no. 827 Electronic Resource. Access: https://online.zakon.kz/document/?doc_ id=37168057#pos=14;-46 09.04.2020 Loshkareva E., Luksha p. Skills of the future. What you need to know and be able to know in a new complex world. Report by Global Education Futures and WorldSkills Russia experts. Electronic resource. Access mode: https://futuref.org/futureskills_ru 11.04.2020 young people in central Asia. comparative review. based on a sociological survey. Under the scientific direction of Prof. Klaus Hurelman and Per teschendorf (Germany,Berlin), Almaty, 2017.– 90 s. vUcA World and Survival Approaches in It. Access mode: http://becmology.ru/blog/management/ vuca.htm 27.04.2020 Gilster p. Digital literacy//John Wiley and Sons Ltd, 1998. – 276 p. Jenkins H. Confronting the Challenges of participatory culture: media education for the 21st. Century.-MacArthur, 2006.– 72 p.
scientific journal of the modern education & research institute • The Kingdom of Belgium
GoVernmental Policies and transformation of hiGher education in china
amina Shaldarbekova (a.shaldarbekova@gmail.com)
Xiamen university, China
abstract
China’s higher education system has undergone an unprecedented transformation over the last thirty years. A dramatic increase in both enrollments and number of HEIs can be observed. The article addresses the major changes in terms of the massification and diversification in higher education as a result of various governmental policies and practices.
Keywords: Higher education in China; governmental policies; massification; diversification.
introduction
China has built the largest higher education system in the world. As of 2019, there were 2,688 colleges and universities, with more than 40 million enrolments in total [8]. Indeed, those achievements are the results of changes taken place in higher education over the past 30 years.
In general, the modern Chinese education system, like elsewhere, consists of primary, secondary and higher education. In addition, there is also fourth subsector – adult education, which coincides with all three of the education subsectors in many ways. It covers various kinds of specialized schools and universities for adults. For example, worker’s primary schools, cadres’ schools, distance learning universities, cadre institutes, workers’ colleges, peasant colleges, and correspondence colleges etc. [1, p.7].
Higher education structure mirrors international standards. Usually, students need four years to complete undergraduate degrees, three years for associate degrees. A master’s degree requires two or three years, and a doctoral degree takes four years of study. Undergraduate admissions to higher education institutions (HEIs) are based on the performance on the national college entrance examination (gaokao). Given the vast number of applicants, entrance into the best HEIs is highly competitive.
Moreover, higher education is relatively decentralized. The Ministry of Education does not directly control, but monitors at the macro-level. It guides by issuing laws, plans, budget allocation, information services, policy guidance and administrative means. In the most part, provincial and local authorities exercise the chief management of the institutions.
Overall, various policies and regulations of the 1990s and 2000s have reshaped current higher education system in China [3, p.170]. Therefore, in the last decades, higher education rapidly expanded both in terms of scale and size. This paper addresses some policy choices that have led to massification and diversification of the higher education landscape.
MaSSification of hiGher education
Although the earliest HEIs were founded at the end of 19th century, Chinese higher education system witnessed substantial expansion almost a century later. The system was considered as an elite in the 1990s. Gross enrolment ratio was estimated at about 5 percent in 1988, whereas it only achieved 8 percent in 1998 [1, p.21]. China’s fast-evolving economic development, coupled with the pressure from increasing numbers of secondary school graduates, have made the Ministry of Education to enlarge the university annual enrollment by 30 percent in 1998 [6]. In other words, the state declared the massification as an objective of its policies [3, p.177]. Besides, the government could not fully support a growing number of students. HEIs needed more facilities, dormitories, classrooms to serve students. It led to partially privatizing the public sector. Thus, tuition and fees were steadily introduced by 1996. As a result, soon after enrolments more than tripled. For example, age cohort participation in HEIs reached 22 percent in 2005 [1, p.21].
This upward trend has continued further. The rate prevailed 26.5 percent in 2010 by accommodating more than 31 million students on campuses (See Figure 1). As for 2019, 51.6 percent of age cohort had access to higher learning. It indicates that the country has universal access to higher education according to sociologist Martin Trow’s theory. The expansion of higher education has provided more educational opportunities, met economic and manpower needs, and achieved policy goals in terms of enrolment rate.
*Gross enrolment rate
Figure 1. Participation in higher education (Statistical Bulletin on national education development in 2019)
inStitutional diVerSification
For decades, HEIs in China have been elite institutions, available to a small part of students [4]. Starting from 1980s the system has experienced dramatic growth in number of HEIs as well. It increased from 675 in 1980 to 1,075 in 1988. Furthermore, the policies in the 1990s adopted for building key HEIs have produced a series of achievements. With the state’s interference, colleges and universities were launched,
upgraded, merged and reorganized. From 1998 to 2015, the number of regular colleges and universities increased by 1,538 [7, p.1]. A gradual growth in amount of institutions also made higher education accessible for many students in the relevant age group.
At present, various types of HEIs exist, such as national institutions, provincial universities, institutes, colleges, vocational colleges, and private HEIs. In 2019, out of 2,688 institutions of higher learning, 1265 were undergraduate colleges, 1423 higher vocational (academic) colleges, 268 adult colleges and universities, 828 postgraduate training institutions, including 593 regular colleges and universities, and 235 scientific research institutions [8]. A big part of HEIs are state-owned while the share of private or minban institutions is quite small. In 2019, nearly 9.4 percent (257 units) were non-state. Despite a long history, private HEIs have not been able to live up to the standards expected by society.
Chinese higher education system not only enormous but also diverse. According to Cai, can be vertically separated into four layers as research institutions, research and teaching institutions, teaching institutions, and application-oriented institutions [3, p.171]. «Project 985» universities are usually as research universities. At present, 39 HEIs are members of this project, which are also part of the «Project 211». This project includes 112 universities. Thus, Project 985 represents top layer of HEIs. The rest 73 Project 211 universities are the next layer. They mainly focus on teaching and research. More than 1000 HEIs – a few private institutions are amongst them – are considered as third layer. These institutions concentrate on teaching, though research takes place but in a very small amount. The bottom layer of Chinese higher education system are application-oriented institutions. It covers about 1,327 tertiary vocational colleges, including majority of non-state HEIs. They typically cater 2-3-year undergraduate programs offering associate degrees. The four layers of Chinese regular HEIs can be designated in a pyramid (See Figure 2) [3, p.172].
Figure 2. Pyramid of chinese higher education institutions
BuildinG firSt-claSS uniVerSitieS
The state reforms in the 1990s highlighted competitiveness of Chinese HEIs as well. The Chinese government’s initiative to build up top level universities begins with the «Project 211». The state officially launched it in 1995. The title «211» was derived from the abbreviation of the 21st century and 100 higher education institutions respectively. The core idea was to advance in about 100 specifically funded universities and key disciplinary areas in teaching, research and management. Moreover, those selected HEIs were anticipated to assist economic development in the country. In general, the governmental agencies invested over 47.4 billion yuan to the project’s HEIs between 1996 and 2010. [2, p.96]
Another transformational project was created after the former president Jiang Zimin’s speech on May 4, 1998. He declared that China needed a number of first-rate universities on an international level. Accordingly, «Project 985», named after its launch date, was the government’s effort to establish world-class universities. The project strived for elevating about 12 top universities which could compete with international ivy-league HEIs. On top of that some high-level HEIs would be developed as research institutions [2, p.96]. At the beginning, Peking University and Tsinghua University received the Project 985 status [2, p.96]. Other 37 HEIs were included later. Overall, the project was co-financed by the central government and regional governments.
The state’s recent endeavor for rising education standards is the «Double First-Class» project. «Double First-Class» is the short form of construction plan for world-class universities and first-class disciplines. The new project is based on the «211 Project» and «985 Project» and committed to promoting regional coordinated development of higher education. The project was officially publicized in October 2015, and has been implementing since September 2017 [7, p.1]. According to the government’s plan, 42 HEIs are selected – divided into A and B categories – to raise to a world-class level. Another 95 institutions have been designated to develop their core disciplines into first-rate disciplines [7, p.1]. The institutions were selected after a process of peer competition, expert review and government evaluation. They will be received dynamic monitoring and management [5, p.96; 7, p.3]. «Double First– Class» is also well-funded by the state. In fact, its funding is much higher than the «985 Project» and «211 Project». For example, in 2017 Tsinghua University’s budget revenue was 23.335 billion yuan. In 2018 it reached 26.9 billion yuan, an increase was 15.28%. In 2017, Tongji University’s budget revenue was 7.665 billion yuan. It went to 13.421 billion yuan in 2018. Other universities have also increased their financial budgets by a large margin [7, p.4].
concluSion
In the past few decades, the scale of higher education in china has experienced leaps and bounds. With a limited number of institutions, limited enrollment, the country has not only made significant efforts to expand higher education participation, but also created diverse of programs and HEIs. To a great extent, higher education development was impacted by variety of governmental policies and practices.
references
Lessons to be learned for Germany / U. Brandenburg, J.Zhu. – CHE, 2007 – P.59.
Albuquerque. – Campinas: Anablumme, 2013. – P. 91-118.
Morgan, Q. Gu, F. Li. – Edward Elgar, 2017. – P. 169-193. and London: Garland Publishing, 1996. – P. 313. problems /Q. Liu, D. Turner, X. Jing // Beijing International Review of Education. – 2019. – № 1. –
P. 92-108.
J. N. Hawkins, V. D. Rust. – LA: CIDE and GSEIS, 2003. – P. 23.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7. Brandenburg, U. Higher education in China in the light of massification and demographic change. cai, y. chinese higher education: The changes in the past two decades and reform tendencies up to 2020 / y. cai // china and brazil: challenges and Opportunities/ ed.; L. d. c. Ferreira, J. A. G. cai, y. higher education and university / y.cai, F.yan // handbook of chinese Education / ed.: W.J. hayhoe, R. china’s universities 1895--1995: A century of cultural conflict / R. hayhoe. – new york Liu, Q. The «Double First-Class Initiative» in China: Background, implementation, and potential ma, W. Economic reform and higher education in china / W. ma // cIDE publications Series / ed.:
8.
http://www.moe.gov.cn/jyb_sjzl/sjzl_fztjgb/202005/t20200520_456751.html Дата доступа: 05.10.2020.
scientific journal of the modern education & research institute • The Kingdom of Belgium
the ProBlem of usinG information and comPuter technoloGies in the educational Process of Primary schools
Soyipova Manzura Zayidovnani, educator
18th State Preschool education organization «Mumtoz» under the department of Preschool education of chirchik city, Tashkent region
abstract
The article deals with issues related to the introduction of information and computer technologies to improve the effectiveness of students ‘ cognitive activity and motivation for independent activity in primary school.
Keywords: information and computer technologies, multimedia component, modern computer systems, level of mental activity.
Information and computer technologies (ICT) are widely used in primary school today. As a result, the need for the introduction of new information technologies in every grade of primary school is becoming one of the pressing issues.
Scientists note the influence of the ICT component on the development of personality, in the process of learning in elementary school, using information technology, the student learns to work with text, visual material, use an interactive board both for play and for study. As a result, he learns new ways of collecting information. In addition, he learns to use them for further application in areas of interest to him. When using the Ict component in the classroom, the motivation for further learning increases and the cognitive interest of students is stimulated, the effectiveness of independent work increases. The opportunity is used to form knowledge and research skills that contribute to the development of theoretical and business activity [3, p.38].
Modern education is a space that is rich in multimedia components: a computer, an interactive board, a projector, etc. The main task of which is to interest the student in completing the educational task. The essence of this task is revealed in the fact that it is necessary not only to give knowledge, but also to identify interest and the ability for continuous learning. Therefore, it all comes down to the use of a multimedia component to visualize the material under study, and in order to master it, it is necessary to use all the senses, and the more the teacher uses them, the better the new material is assimilated.
Based on the foregoing, we can conclude that the more concretely the studied image is presented in the student, the more information will be assimilated in the context of a specific material. This moment is very essential for the presentation of new material.
The use of ICT in the educational process is an urgent problem of modern school education. In primary school, the introduction of ICT allows solving a number of the following learning problems. 1. Students of primary school age find it difficult to set themselves specific learning goals that stimulate the child’s active participation in the school process. In this regard, to increase motivation, close goals are used: not to upset mom, read faster than a neighbor on a desk.
Considering that the main activity of primary school children is play, it can be assumed that it is the computer with its wide range of possibilities of interactive interaction that will help solve the above problem. Modern computer learning systems set a real, quite achievable goal for the child: if you solve all the examples correctly, you open the picture, if you guess all the words correctly, you will be closer to your goal, if you answer all the questions, you will be the smartest. Thus, in the process of playing, schoolchildren develop a positive motivation in assimilating new knowledge. 2. Teaching in elementary school is precisely the basis on which all further activities of each person will be built. Each teacher has a specific task – to achieve the assimilation of the program material in full by each student. Taking into account the different level of training of schoolchildren, differences in the development of thinking, memory, speech and attention, the teacher is forced to focus on the average level of readiness of students. As a result, most of the students take an active part in the lesson. One of the ways to successfully teach students can be the use of computer technology in the classroom. Students with a high level of mental activity can, with the help of a computer, familiarize themselves with new material, receive new information, deepen their knowledge in a particular area, performing exercises of a higher complexity. Students with a low level of mental activity can work at the computer at an individual pace, completing certain tasks, without slowing down the learning process. Pupils who have missed classes can fill the gaps in their knowledge at certain stages of the lesson or during the allotted extracurricular time. 3. The use of a computer in a modern school will not replace a teacher or a textbook, but will radically change the nature of pedagogical activity. The introduction of ICT into the educational process expands the capabilities of the teacher, provides him with such means that allow him to solve previously unsolved problems, including: • computers can help fill the gaps created by missing lessons; • improving the organization of teaching, increasing individualization in teaching (maximum work with each student); • increasing the productivity of self-study after school; • a means of individualizing the work of the teacher himself (a computer is a repository of the results of the teacher’s creative activity: interesting tasks and exercises invented by him – everything that is missing in standard textbooks and that is of value to other teachers); • accelerates the replication and access to everything that has been accumulated in teaching practice; • the ability to collect data on the individual and collective dynamics of the learning process. The information will be more complete, regular and objective.
The use of ICT in the classroom allows: • to make each of the lessons more visual and interesting; • to involve all students in active cognitive and research activities at each lesson; • strive to realize oneself in any activity.
For elementary school, this means a change of priorities in setting the goals of education: one of the results of teaching and upbringing in a first-stage school should be the readiness of children to master modern computer technologies and the ability to apply the information obtained with their help for further self-education. To achieve these goals, it becomes necessary to apply in the practice of primary school teachers different teaching strategies for younger students and, first of all, the use of information and communication technologies in the educational process. The use of information and communication technologies in the classroom in elementary school allows developing the ability of students to navigate the information flows of the surrounding world, master practical ways of working with information, develop skills that allow exchanging information using modern technical means. The use of ICT in the classroom in primary school makes it possible to move from an explanatoryillustrated way of teaching to an activity-based one, in which the child becomes an active subject of educational activity. This contributes to the conscious assimilation of knowledge by students.
With the active use of Ict in primary school, the general goals of education are more successfully achieved, knowledge such as the ability to collect facts, compare them, organize, express one’s thoughts on paper and orally, reason logically, listen to and understand spoken and written speech, and discover what something new, make choices and make decisions.
references
1.
2.
3.
4. Lebedinskaya V. G. Mera—kategoriya filosofskaya i yazikovaya//Izvestiya Dagestanskogo gosud. ped. Universiteta — Maxachkala, 2012. —№ 4. — s. 81-85. Razvitiye sistemi obrazovaniya — obespecheniye budushego / Germanova G. N.,Gorshenina m. v., yeskindirova m. J., zubareva v. A., karasyuk v. v., konovalova n. G.,krasilnikova yE. v., makeyeva I. A., Romanenko yE. S., Stovpets v. G., Utkina A. n.,Sharkun y. F., Sharkun y. F., Shevchenko S. v. // Odessa, 2013./ tom 1, kniga 3. Sitak L. A. Formirovaniye ekologicheskoy kulturi studentov pedagogicheskogo kolledja vo vneklassnoy rabote: Monografiya, Pyatigorsk: GOU VPO PGLU, 2011.-172 s. («pedagogicheskiy kolledj -pedagogicheskiy vuz»): Monografiya. -M. 2003, 174 s. Sitak L. A. Formirovaniye ekologicheskoy kulturi studentov pedagogicheskix vuzov sredstvami vneklassnoy raboti// Krimskiy nauchniy vestnik. — №4 — 2015 g., Tom 2. «Pedagogicheskiye nauki», s. 242-248. [Elektronniy resurs]. — Rejim dostupa: http://krvestnik.ru/pub/2015/09/ SitakLA1.pdf
scientific journal of the modern education & research institute • The Kingdom of Belgium
cefr system in teachinG araBic lanGuaGe in uZBeKistan
umarova nodirakhon isamatovna (ndrumarova@gmail.com)
tashkent State university of oriental Studies (TSUOS)
abstract
This article discusses some suggestions on the concept of teaching Arabic in the Tashkent State University of Oriental Studies, aimed at further improving and developing methods and approaches to teaching foreign languages. The article provides a brief analysis of the current state of affairs regarding teaching methods of the Arabic language in Tashkent State University of Oriental Studies, in particular, the practicing of teaching methods of Arabic through textbooks written in Soviet and post-Soviet times based on the European language tradition and teaching methods based on Arabic traditions adapted to methodological recommendations that meet the Common European Framework of Reference (CEFR). It is proposed to develop a unified method that combines the advantages of the above two methods, as well as taking into account innovative methods of assessment and teaching foreign languages, in particular, based on the experience of pan-European competencies in foreign language skills: study, teaching, assessment (Common European Framework of Reference, CEFR) – the system of levels of proficiency in a foreign language used in the European Union.
Keywords: Arabic language, concept, teaching, method, methodology, competence, CEFR, intermediary language, language tradition, teaching aid, curriculum, educational process, textbook, starting level.
В соответствии с «Концепцией развития системы народного образования Республики Узбекистан до 2030 года», утверждённой указом Президента Республики Узбекистан, перед языковыми вузами страны стоят серьёзные задачи по дальнейшему усовершенствованию и развитию методов и подходов к обучению иностранным языкам, внедрению в учебный процесс, отвечающих мировым стандартам инновационных форм и методов обучения.
Изучение арабского языка в Ташкентском государственном университете Востоковедения основано на качественном обучении, нацеленном на освоение базовых знаний на первых двух курсах обучения бакалавриата и доведения языковых навыков на завершающих (3-4) курсах до профессионального уровня владения языком и овладения основами теоретической грамматикой арабского языка.
Арабский язык в ТашГУВ изучается как прикладная дисциплина, и основная цель обучения арабскому языку является комплексной. Она включает в себя коммуникативную задачу, которая осуществляется путем формирования у студентов устойчивых языковых и речевых навыков и умений: в произношении, письме, чтении, аудировании, говорении, а также в переводе, направленных на овладение арабским языком как средством общения, так и средством для осуществления различных профессиональных задач, включающих преподавание арабского языка, 55 55
применение языка в научных целях: в исследованиях в сферах языкознания, истории, международных отношений и др.
Комплексность предусматривает обучение классическому арабскому классическому, современному литературному языку (в западной арабистике используется английский термин Modern Standard Arabic — современный стандартный арабский язык), а также теоретических основ грамматики арабского языка. Кроме того, языковое обучение включает в себя курсы по диалектологии и практических занятий по овладению навыками письменного, последовательного и синхронного перевода.
Что предпочтительней? Изучение классического арабского языка или современного, так называемого стандартного арабского языка? Вопрос неоднозначный и вызывает споры в различных кругах. Однако, учитывая специфику предметов, преподаваемых в ТашГУВ, а также ее научную ориентацию, представляется целесообразным исходить из обучения арабскому зыку на основе классического арабского языка, ибо овладение им на должном уровне обеспечит без всякой специальной подготовки владение современным литературным языком.
Язык – это не только слова и грамматические модели. Это целый ряд элементов, которые могут характеризоваться одним словом – культурой. Благодаря изучению арабского языка, студенты открывают для себя богатый мир научного и литературного наследия не только арабских стран, но и Узбекистана, средневековые арабоязычные учёные которого внесли неоценимый вклад в развитие мировой цивилизации. Кроме того, арабский язык имеет непосредственное отношение к религии ислам, его моральным и этическим нормам. Всё это является основным мотивирующим фактором для изучения классического арабского языка студентами. Кроме того, овладение навыками современного арабского языка даст возможность свободного ориентирования в современной арабоязычной литературе по выбранной специальности, а также письменного и устного общения в международной академической среде.
В настоящее время существует два метода преподавания арабского языка в ТашГУВ. Первый — это преподавание языка посредством учебников, написанных в советское и постсоветское время на основе российской языковой традиции, а именно: «Учебник арабского языка» Халидова Б.З. [6]; «Учебник арабского языка» Ковалева А.А., Шарбатова Г.Ш. [4]; «Учебник арабского языка» Кузьмина С. А. [5]; «Араб тили грамматикаси» Иброхимова Н., Юсупова М. [7]; «Араб тили» Абдужабборова А. [1]; «Араб тили дарслари» Хасанова М., Абзаловой М.[8] и др. Второй представляет собой методы преподавания языка, основанного на арабских традициях, адаптированных методическим рекомендациям, отвечающих «Общеевропейской компетенции владения иностранным языком» (CEFR) В частности, в последнее время, апробируются учебники, изданные в арабских странах такие как: 1) – »التكلّم» /At-takallum/ – A Comprehensive Modern Arabic Course», составленные группой египетских лингвистов (Сабир ал-Машрикий, Саад ал-Хаули и Абу Увайс Махмуд). Данное издание представляет собой комплекс учебников, охватывающих четыре уровня обучения: стартовый (Starter) – А1; начальный (Elementary) – А2; предпороговый к среднему уровню (Pre-intermediate – В1 и средний уровень (Intermediate) – В2. 2) – Курс, разработанный д-ром Абдур Рахимом. Данный курс известен как دروس رللغ رلعفبی لغیف رلناطقین بها Durûs al-Lughah al-'Arabiyyah li-Ghair al-Nâtiqîna Bihâ, широко известен под другим названием: «Мадинанские книги» [9].
Анализируя оба метода можно прийти к выводу, что оба метода могут дать положительные результаты. Тем не менее, задачей современных преподавателей арабского языка является разработка единого метода, сочетающего в себе преимущества вышеупомянутых двух методов, а также с учетом инновационных методов оценки и обучения иностранным языкам, в частности на основе опыта общеевропейских компетенций владения иностранным языком: изучение, преподавание, оценка (Common European Framework of Reference, CEFR) — системы уровней владения иностранным языком, используемой в Европейском Союзе.
Опыт последних лет показывает, что мировое сообщество преподавателей арабского зыка не только в европейской части нашей планеты, но и в ряде арабских стран все больше склоняются к применению системы изучения, связанной с преподаванием и оценкой на основе опыта общеевропейских компетенций владения иностранным языком – CEFR.
Преподаватель – профессор арабского языка Университета Лидса д-р. Раша Солиман на 17-й конференции Ассоциации языковых центров университетов в 1916 году представила доклад на тему: CEFR, применительно к преподаванию и изучению арабского языка (The Common European Framework of Reference for Arabic Language Teaching and Learning: Implementation and Challenges), в котором представила краткий экскурс в новейшую историю внедрения CEFR в учебные программы арабского языка [10; 24]. 2010 году на Ежегодном собрании MESA (Ближневосточной исследовательской ассоциации), определило результаты обучения для «основного» уровня учебной программы B1 / B2. авторы: Стив Робертсон, Кевин Бернхам и Лето Лумис. Андреа Фаччин из Университета Венеции в 2014 г. опубликовал рабочий документ о важности применения CEFR к преподаванию арабского языка. Д-р Мехмет Хакки Сучин представил документ на Первой международной конференции по преподаванию арабского языка для носителей других языков – в Стамбуле в апреле 2015 года. Д-р Мехмет работал над написанием программы для арабского языка на основе CEFR для уровней A1 и A2. Программа была основана на его интуиции и опыте того, что должно быть систематическим способом представления языковых элементов. В учебном плане основное внимание уделяется важности коммуникативных навыков и интеграции различных тем с использованием четырех языковых навыков. Бьорн Норрбом из Национального центра оценки в высшем образовании Саудовской Аравий в 2014 опубликовал статью «Арабский профиль: CEFR для арабского языка».
Таким образом, CEFR приобретает все большую популярность и значимость не только для европейских языков, но и для обучения арабскому языку и системы оценки уровня владения арабским языком, как в мире, так и в арабских странах. В связи с этим, представляется важным использование объективных инструментов, учебно-методических пособий, исследований в области лингвистики, а также многолетний опыт и знания преподавателей, доцентов и профессоров ТашГУВ для обеспечения эффективного подхода к применению CEFR для арабского языка в нашем учебном заведении.
Введение общеевропейской системы уровней владения языком не ограничивает возможности различных педагогических коллективов по разработке и описанию своей системы уровней и модулей обучения. В этой связи, с учетом предварительного тестирования студентов, предлагается разделение групп с первого семестра обучения в зависимости от их стартового уровня. Таким образом, предлагается концепция преподавания арабского языка в ТашГУВ, исходя из складывающихся реалий трех стартовых уровней в первый год обучения бакалавриата (А0, А1, А2), предусматривающая комплектование трехуровневых групп на первом курсе и двухуровневых (стандартные и продвинутые) групп на втором и последующих курсах бакалавриата. На первом курсе обучения, наряду с группами со стандартным и продвинутым обучением, могут создаваться группы с интенсивным обучением для достижения «отстающими учащимися» к концу второго семестра стартового порогового уровня –А-2+, для продолжения учебы на втором курсе.
К концу восьмого семестра обучения возможно достижение студентами максимальных релультатов: продвинутого уровня (Advanced – B2+ – С1), а для обучающихся со стартового среднего уровня (Intermediate – В1) до профессионального уровня владения языком С1. Предлагается применение гибкого подхода к учебным программам, не исключающего корректировок в учебном процессе в зависимости от фактического стартового уровня студентов, как в сторону понижения, так и в сторону повышения уровней, преподаваемых языковых компетенций. В этой связи идет разделение вновь поступающих на первые курсы бакалавриата на группы, соответствующие их стартовым уровням. Например, слушателей, обучавшихся до поступления в бакалавариат иному, чем арабскому, иностранному языку (английский, французский, персидский и т. п.) определить в начинающую группу со стартовым уровнем А-0. Для обучавшихся арабскому языку (до поступления) в качестве второго иностранного – в продолжающую группу со стартовым уровнем «выживания» А-1 или пред пороговым – А2. Обучавшиеся арабскому языку в качестве основного иностранного языка (выпускников лицеев, средне-специальных религиозных учебных заведений со стартовым пороговым уровнем В1 – в группу с углубленным изучением арабского языка с акцентом на дальнейшее совершенствование классического арабского языка, а также развития навыков владения современным арабским языком.
CEFR подчеркивает, что язык использования и пользователь языка должны быть указаны в рамках, включая домены и контексты, для которых язык изучается и учится. Как показывает практика,
создается феномен, когда многие студенты владеют иностранным (в нашем случае английским) языком на достаточном уровне, чтобы пользоваться им для изучения других языков, например, арабского. В то же время показывают весьма слабый уровень владения русским языком или не владеют им даже на уровне бытового общения. Наличие учебников и учебных пособий на узбекском языке, безусловно, большая заслуга и ощутимый шаг вперед в области развития преподавания арабского языка в нашей республике на родном языке. Однако, по нашему мнению, лишение возможности использования языков посредников, в качестве вспомогательных для восприятия всех нюансов грамматики, лексики и синтаксиса арабского языка лишает обучающихся возможности пользоваться дополнительно информацией и учебной литературой, в частности для самостоятельной работы по освоению каждого языкового модуля. Узбекский язык является аффиксальным языком и в нем не существует предлогов. Арабский язык, также, как и русский, и английский является префиксальным и объяснение значений предлогов и их роли в словосочетаниях и предложениях более понятно в сравнении с их значениями в русском или английском языках. Трудности возникают также при объяснении таких словосочетаний, как «Идафа» – رلاضاع . и терминов رلمضاف و رلمضاف رلیه . Однако, исходя из опыта преподавания данной темы студентам, очевидно, что усваимость ее намного повышается при применении описательной системы и сравнении аналогов подобного словосочетания на узбекском, русском и английском языках.
Например, словосочетание «كتاب رلمدرس )» – узб.: «ўқитувчининг китоби»; русс.: «книга учитиля»; анг.: Teacher’s book. В учебниках на узбекском языке это правило объяснется термином «мослашмаган аниқловчи», тогда как в английском варианте как «The Possessive Expression» – притяжательное выражение, в русском передается арабским словом «идафа», и переводится как «несогласованное определение». Иногда этот термин переводят как «изафетное сочетание», или обозначают латинским названием «status constructus». Практика преподавания данной темы для начинающих обучение арабскому языку показывает, что усваимость студентов этого материала была повышена посредством применения третьего языка-посредника, в данном случае – английского. Причём, объяснение данного материала как для студентов владеющих русским языком, так и не владеющих русским языком имели равные положительные результаты, благодаря сравнительного анализа арабских примеров изафетных сочетаний на примере английских словосочетаний –«Possessive Expression». Освоению материала посредством английского языка способствует также тому, что в английском языке, в отличие от узбекского и русского, существует категория определенности и неопределенности имен. Например, для объяснения примеров с определённым артиклем и без определенного артикля более доступны пониманию примеры на английском языке: 1.The house’s door ب ا ا ب ر لب ی ت 2. A house’s door ب ا ا ب ب یتٍ
В первом случае слово байт с определенным артиклем «ал» преведено на английский с также с определенным артиклем. Во втором, неопределенность слова байт, выраженная танвином касра и в английском переводе предана неопределенным артиклем «a» – «an». Таким образом, как графически, так и грамматически английский перевод дает более ясное понимание разницы между употреблением ا م ضا ف إ ل یه в определенном и неопределенном состояниях, тогда как при переводе на русский или узбекский языки, нам бы пришлось прибегнуть к абстрактному-описательному переводу для выражения определенности, например как: Дверь вот этого (определенного дома) или Дверь какого-то (неопределенного дома) и т.п.
Таким образом, как узбекская система, так и западная описательная система (в том числе русская) грамматики, сталкивается с трудностями при применении грамматических терминов. Однако, в сочетании с арабскими, узбекскими, русскими и английскими терминами объяснение преподаваемых тем и их усвоение, по нашему мнению, могут быть более эффективными. Кроме того, для студентов филологических курсов важно ориентироваться в грамматических терминах как на арабском, узбекском, русском, так и английском языках, что может послужить важным подспорьем для их дальнейшей педагогической и научной деятельности в области лингвистики.
В этой связи, в качестве третьего языка – посредника (наряду с узбекским и русским языками) в обучении арабскому языку, исходя из сложившейся языковой ситуации в ТашГУВ, может быть вполне эффективно использован английский язык.
Занятия были построены по принципу: «от практики к грамматике», от «простого к сложному». Обучение строилось по принципу первичности практических занятий и морфологических, грамматических и синтаксических комментариев к ним. На каждом занятии, вне зависимости от их сложности, уделялось внимание правильному произношению звуков, чтению и написанию слов и словосочетаний. Данная методика, как это показали результаты её пилотного применения его при обучении студентов указанного выше курса, привела, по нашему мнению, к положительным результатам.
Литература
1. Абдужабборов А. Араб тили. Олий ўқув юртлари талабалари учун дарслик. –Т.,2005. 2. Гранде Б.М. Курс арабской грамматики в сравнтельно-историческом освещеннии.2-е издание. – Москва. 2001. 3. Иброхимов Н., Юсупов М. Араб тили грамматикаси. – Т., 1997. 4. А.А. Ковалев, Г.Ш. Шарбатов. Учебник арабского языка. – Москва. «Восточная литература». 1998. 5. Кузьмин С. А. Учебник арабского языка для 1 курса. МГИМО. Москва 1993.; 6. Сабир ал-Машрикий, Саад ал-Хаули и Абу Увайс Махмуд. «التكلّم – A Comprehensive Modern
Arabic Course». Каир. 2019. 7. Халидов Б.З. 2-е изд. — Ташкент: Ўқитувчи, 1977 8. Хасанов М. Абзалова М. Араб тили дарслари. – Т., 2016. 9. Dr. V. Abdur Raheem. Durûs al-Lughah al-‘Arabiyyah li-Ghair al-Nâtiqîna Bihâ. Part I. (دروس رللغ رلعفبی لغیف رلناطقین بها رلجزء رلاول. رلدكتور عبد رلفحیم .) 10. https://www.slideshare.net/mlang-events/the-common-european-framework-of-reference-forarabic-language-teaching-learning-implementation-and-challenges-by-dr-rasha-soliman
scientific journal of the modern education & research institute • The Kingdom of Belgium
Жолумбаев Марат Копжасарович (zholumbaev@bk.ru)
Кокшетауский университет имени Абая Мырзахметова, г.Кокшетау, Казахстан)
Аннотация
The article is devoted to the analysis of the impact of modern integration processes on the system of professional training in the Republic of Kazakhstan.
Keywords: legislation, integration processes, international law, education.
Анализ современных тенденций глобализации в образовании и их результатов позволяет заключить, что глобализация образования не предполагает равноправия сторон в отношениях. Напротив, вектор двусторонних и многосторонних отношений направлен в сторону интересов технически развитых государств и транснациональных корпораций. Они обладают колоссальными интеллектуальными и финансовыми ресурсами и навязывают свои стандарты образования, свой язык и культуру общения, форматы коммуникации. Всё это нередко противоречит национальным особенностям того или иного государства, и ведет к разрушению национальной культурной основы в образовании.
В среде политологов, историков, социологов такие процессы нередко связывают с так называемой «психоисторической войной».
Термин «психоисторическая война» или «психоментальная война» активно разрабатывал в своих работах основатель Института психоистории Ллойд Демос. Однако более широкое распространение он получил после выхода в свет первой из семи книг (1951г.) американского писателя Айзека Азимова «Foundation» («Академия»).
По мнению профессора А.И. Фурсова «психоисторическая война – это комплекс систематических, целенаправленных и долгосрочных действий, цель которых – установление контроля над психосферой общества-мишени, прежде всего над психосферой его властной и интеллектуальной элиты с постепенным выходом за рамки первичных целевых групп воздействия и последующим стиранием атакуемой психосферы и замещением ее своей» [1]. У психоисторической войны несколько уровней. Самый простой уровень информационный – это когда осуществляется фальсификация фактов. Следующий уровень 60
концептуальный – это когда фальсификация происходит на стадии пакетирования фактов. И, наконец, последний, смысловой уровень, когда навязываются чужие смыслы.
Таким образом, главная цель психоисторической войны полностью поменять модели мышления и поведения общества мишени, перекодировать его историческую идентичность1. Как говорил один из героев Орэулла: «Тот, кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее».
В качестве примера обратимся к событиям недавнего прошлого. Как известно, 19 сентября 2019 года Европарламент принял резолюцию «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы». Резолюция вызвала неоднозначную оценку мирового сообщества. В документе, в частности, утверждается следующее: «Вторая Мировая война, самая разрушительная война в истории Европы, была начата как непосредственный результат печально известного нацистскосоветского договора о ненападении от 23 августа 1939 года, известного также как Пакт МолотоваРиббентропа, и его секретных протоколов, в соответствии с которыми два тоталитарных режима, разделявших цель завоевания мира, разделили Европу на две зоны влияния». За резолюцию проголосовали 535 евродепутатов, 66 проголосовали против и 52 воздержались [2].
В Европе Резолюцию встретили критикой с разных сторон. Среди критикующих были коммунистические партии Италии, Австрии, Чехии, потребовавшие от своих правительств отвергнуть резолюцию. Международная федерация борцов сопротивления (FIR), Международный комитет Бухенвальд Дора и Коммандос (IKBD) выступили с развёрнутым анализом резолюции как неприемлемого оскорбления памяти жертв фашизма, преграды на пути воспитания молодёжи и строительства демократии в Европе. Немецкий сайт «Страницы для размышлений», писал по этому поводу: «Джордж Оруэлл ворочается в гробу: своей немыслимой резолюцией наши любимые депутаты в Европарламенте доказывают, что они знают европейскую историю последних десятилетий в лучшем случае фрагментарно» [3].
Резолюция носит рекомендательный характер. В то же время, учитывая, что Казахстан, ратифицировал расширенный договор о партнерстве и сотрудничестве с Европейским Союзом (вступил в силу с 01.03.2020г.), рекомендации Европарламента, гипотетически могут найти свое отражение в учебной литературе Казахстана. Тем более, что печальный опыт подобного рода у нас уже имеется.
Так, в 2016 году по протесту Украины издательство «Мектеп» исправило в школьных учебниках по истории и географии информацию, где Крым указывался как «субъект Российской Федерации» [4]. Например, в выпущенном в этом издательстве учебнике «География современного мира» для 11-го класса указывается, что в соответствии с итогами референдума 16 марта 2014 года бывшие в составе Украины Автономная Республика Крым и город Севастополь вновь вошли в состав Российской Федерации в качестве ее субъекта. После ноты протеста Украины и обсуждения вопроса в МОН РК, в учебнике «История Казахстана» за восьмой класс издательства «Атамура» наряду с известными личностями казахского народа было уделено место и украинскому великому поэту Тарасу Шевченко.
В 2017 году Министр информации и коммуникаций Д. Абаев назвал банальной ошибкой, не имеющей под собой никакой политической подоплеки, публикацию государственным агентством «Казинформ» карты, на которой несколько городов России, Узбекистана и КНР оказались на территории Казахстана [5].
Возвращаясь к резолюции Европарламента «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы», следует отметить, что 15 января 2020 года президент России в послании Федеральному Собранию вынес на обсуждение ряд конституционных изменений. Первое среди них – изменение, гарантирующее приоритет Конституции над требованиями международных договоров и решениями международных органов. На сегодняшний день конституционно-правовые предписания Российской Федерации сводятся к тому, что требования международных договоров и решения международных органов могут действовать только в той части, когда они не противоречат Конституции. Таким образом, примат международного права над правом национальным исключен.
1 В Российской Федерации в период с 2009 по 2012 годы, в соответствие с Указом главы государства, функционировала комиссия по противодействию попыткам фальсификации истории.
В правовой системе Казахстана при юридической оценке способов исполнения международных обязательств доминируют признаки, так называемой «формальной» интеграции – обязательна ратификация международного акта для обеспечения его приоритета перед местными законами. Пункт 3 ст.4 Конституции Республики Казахстан, гласит: «Международные договоры, ратифицированные Республикой, имеют приоритет перед ее законами» [6].
При этом международный договор, согласно подпункта 6 ст.1 Закона РК «О международных договорах» [7] определяется как международное соглашение, заключенное Республикой Казахстан с иностранным государством (иностранными государствами) или с международной организацией (международными организациями) в письменной форме и регулируемое международным правом независимо от того, содержится такое соглашение в одном документе или в нескольких связанных между собой документах, а также независимо от его конкретного наименования.
Отсюда следует, что содержащееся в законодательстве понятие «международный договор» позволяет признать решения международных организаций, членом которых является Республика Казахстан, разновидностью иных международных обязательств Республики Казахстан, которые в свою очередь, включены в систему действующего права страны (п.1 ст.4 Конституции Республики Казахстан).
Означает ли это, что в случае коллизии международного и национального права государство и общество должны безоговорочно подчиниться не всегда приемлемым решениям – идеологемам международных организаций?
Полагаем, что ответ на данный вопрос заложен в нормативных разъяснениях Конституционного Совета.
Так, в постановлении Конституционного Совета Республики Казахстан от 7 мая 2001 года № 6/2 подтверждается принцип верховенства Конституции на территории Республики, указывается на обязательность соответствия ей международных договоров. В постановлении от 18 мая 2006 года № 2 «Об официальном толковании подпункта 7) статьи 54 Конституции Республики Казахстан» Конституционный Совет указывает, что в случае признания в установленном порядке международного договора Республики Казахстан или отдельных его положений противоречащими Конституции Республики, такой договор полностью или в части, признанной не соответствующей Конституции, не подлежит исполнению.
В Нормативном постановлении Конституционного Совета Республики Казахстан от 5 ноября 2009 года № 6, закреплено, что процедура принятия обязательного для Казахстана решения международной организации или его органа должна предусматривать правовые гарантии, исключающие возможность искажения заложенной в международном договоре воли народа Казахстана, выраженной в решениях, принятых республиканским референдумом, а также в актах президента и парламента Республики при заключении и ратификации договора.
Окончательный вывод Конституционного Совета состоит в том, что решения международных организаций и их органов, образуемых в соответствии с международными договорами, по общему правилу имеют приоритет перед ее законами и могут применяться непосредственно. В случае коллизии между таким решением и законодательством республики действует решение международной организации до преодоления такой коллизии.
Одновременно не могут применяться непосредственно и, соответственно, иметь приоритет перед национальным законодательством решения международных организаций и их органов, ущемляющие конституционные права и свободы человека и гражданина, а также нарушающие положения Конституции о распространении суверенитета республики на всю ее территорию и недопустимости изменения установленных Конституцией унитарности, территориальной целостности государства и формы правления Республики [8, с.2].
Таким образом, не подвергая сомнению, важность интеграции образования Казахстана в мировое образовательное пространство, считаем, что в законодательстве Казахстана существует оптимальный механизм в определении баланса между общепризнанными ценностями международного права, с одной стороны, и национальными интересами – с другой. В заключении сошлемся на авторитетную позицию профессора В.Д. Зорькина, полагающего, что роль права и состоит в том, чтобы найти гармоничное сочетание национальных и глобальных интересов при очевидной необходимости, с одной стороны, осуществлять постоянную корректи-
ровку национального законодательства в соответствии с международно-правовыми стандартами, которые признаны в соответствующих международных договорах, с другой – отстаивать в законодательстве новые специфические национальные интересы, которые соответствуют закрепленным в законодательстве коренным национальным интересам.
Следовательно, речь может идти не о механическом копировании международного, западного опыта по вопросам правового регулирования в области прав и свобод граждан, а о выработке «политической и правовой толерантности в международных отношениях» при учете традиционно сложившихся национальных особенностей [9, с.31].
Литература
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9. А.И. Фурсов. Психоисторическая война. [Электронный ресурс]. URL: http://dostoyanieplaneti. ru/4145-Psihoistopicheskaya-voyna-Andpey-Fupsov Резолюция Европарламента о «сохранении исторической памяти» – спецпроект для Германии. [Электронный ресурс]. URL: https://www.fondsk.ru/news/2020/01/07/rezoluciaevroparlamenta-o-sohranenii-istoricheskoj-pamjati-specproekt-dlja-germanii-49841.html Европа должна помнить свое прошлое, чтобы строить свое будущее. [Электронный ресурс]. URL: https://www.europarl.europa.eu/news/en/press-room/20190917IPR61204/europe-mustremember-its-past-to-build-its-future Украина обратилась в МИД РК с нотой протеста из-за казахстанских учебников. [Электронный ресурс]. URL: https://www.zakon.kz/4744697-ukraina-obratilas-v-mid-rk-s-notojj.html КазахстанпредъявилтерриториальныепретензиикРоссии,КНРиУзбекистану?[Электронный ресурс]. URL: https://regnum.ru/news/polit/2321766.html Конституция Республики Казахстан от 30.08.1995г. (по состоянию на 23.03.2019г.). [Электронный ресурс]. URL: https://online.zakon.kz Закон Республики Казахстан от 30 мая 2005 года № 54-III «О международных договорах Республики Казахстан» (с изменениями и дополнениями по состоянию на 21.01.2019 г.). [Электронный ресурс]. URL: https://online.zakon.kz Нормативное постановление Конституционного Совета Республики Казахстан от 5 ноября 2009 года № 6 «Об официальном толковании норм статьи 4 Конституции Республики Казахстан применительно к порядку исполнения решений международных организаций и их органов» // «Казахстанская правда» от 3 декабря 2009 г. № 283 (26027) Зорькин В.Д. Верховенство права и конституционное правосудие // Журнал российского права. – 2005. – № 12.
Modern education and research institute
Square de meeûs 38-40, 1000 Brussels, Belgium +32488866865
online@moderneducationinstitute.com http://moderneducationinstitute.com
edITorIal & revIewINg Board
dmitry lepeshev, phd
vice-rector for International cooperation, professor abai myrzakhmetov Kokshetau university academician of the academy of pedagogical Sciences of Kazakhstan
Zayrulla Tokubayev, phd
First vice-rector, professor central Kazakhstan academy
elena Shumilova, phd
professor Kuban State university
ekaterina Tsaranok , m.a.
director modern education & research Institute
design by Ksenia Kolosova Kseniya@moderneducationinstitute.com
