№23 (февраль 2014) by PS литературный журнал

ВНИМАНИЕ!!! Литературное интернет – издание «PS» является свободно распространяемым журналом, как в электронной, так и в печатной версии. Журнал является НЕ коммерческим изданием. Все участники журнала работают бесплатно, на добровольных началах. Мы НЕ взимаем плату за публикацию произведений, НЕ производим пересылку номеров авторам с их произведениями и НЕ платим гонорары. Авторские права на размещенные произведения принадлежат их авторам, и защищены Законами об авторском праве Украины и РФ, а так же международными законодательными актами об авторском и смежном правах. Пунктуация и орфография авторов сохранена. Мы в интернете: vk.com/ps_lit_jur

ps-lit-jur.3dn.ru

proza.ru/avtor/postskriptumlit

twitter.com/ps_lit_jur

ВНИМАНИЕ!!! Некоторые произведения содержат сцены насилия, секса, не пристойного поведения и психологические тяжелые сцены. Поэтому, не рекомендуется для прочтения лицам младше 18 лет. Почтение возможно с разрешение родителей, опекунов, либо лиц выполняющих их функции.

pslitjur.mirtesen.ru facebook.com/pslitjur

! PS

! " #

$ % %& %' $

) ' * % +

- .& $ "

/ ' # ) 0

$ # ) 0 -

* # ) 0

6 7 % 8 %

9 : ... ) 7

$ "% 7 * +

$ ' : + < " 6 6

= * >

7 < * >

! * >

* @ < 9 + * >

& * >

= ' + & " * >

/ * >

< 0 * >

* >

9 % ' 6

FBCDEF-GE-HBF * < 0

I + ? 7 % - %

* ' K + " & 6 ' ) +

.& %

/ 6 # + 6

/ L *9 %'

! & @ + $

-: " ' 0 / %"

' <' % # 6

N % & * < 0

% ' & . & + ! +

$ & " " . " 0

85-& 9 %

Брайн наследник киностудии, которого отец заставил работать на этой самой студии. Он считает Брайана раздолбаем, прожигателем жизни, и хочет, чтобы он приобщился к делам компании и чему-то научился. На самом деле Брайн далеко не дурак и не прожигатель, но он создал себе такой образ для защиты. Дети Голливуда не могут себе позволить такую роскошь, как быть настоящими. Рейчел молодая, но талантливая актриса, с номинацией на Оскар. Приехала из НьюЙорка. Терпеть не может родной город и родителей. Кажется гордой и неприступной. Судьбы всех героев связаны с кино индустрией. Казалось бы все, кто связан с красивым миром должен быть счастлив. Но это мир иллюзии. Мир вызова, протеста и бунтарства. Возможно, наглая и дерзкая и красивая Мария в будущем станет степенной Голливудской дамой, совладелицей студии, но сейчас ей нравится эпатировать публику. Она может заявится на студию одетая, как шлюха, переодеться в туалете и предстать перед всеми благовоспитанной девушкой. Брайн в будущем станет главой киностудии. И ему будет не до ерунды, но сейчас он хочет развлечений, любви и чтобы родители перестали смотреть на них с сестрой, как на вклад в будущее. Рейчел может быть поучит свой Оскар, станет звездой, кинобогиней, но сейчас она одинока, не может понять, что хочет, то ли любви, то ли убить кого-то. Выберите роль по себе, участвуйте в развитии этой истории. Кто знает, чем она закончиться... Ролевая игра "Игра в маски" от литературного журнала "PS"

Все началось с исчезновения отца. Скелеты стали один за одним выпадать из шкафа. Правда об отце, перевернувшая жизнь молодого парня. Новые друзья и новые враги. Неожиданные признания и самые сокровенные секреты. И…конечно же любовь. Главный герой, Алексей, находит в кабинете пропавшего отца письмо, в котором говориться, что его будут ждать в указанное время в указанном месте. Встретивший его человек, повествует ему о том, кем действительно был его отец. 500 лет назад, инквизиция нашла портал в так называемое межмирье: пространство между мирами. Через межмирье можно попасть в миры эльфов, гномов, вампиров, оборотней. Это миры в которые можно попасть через ближайшие порталы.Так же в центре межмирья находиться портал в мир первопроходцев: погибшей цивилизации, которая и создала порталы и всю магию. Межмирье - пространство между мирами. В нем летают "острова" клочки земли, где обитает большинство населения Анклава. В межмирье есть воздух и можно свободно дышать, земля островов плодородна, что позволяет вести хозяйство. Так же в межмирье есть свои обитатели - драконы. Но ониредко нападают на путников. Вампиры, оборотни и некоторые представители людей объединились в Союз несокрушимых. Цель Союза - полного господство во всех мирах и личное обогащение. Эльфы, частично гномы и люди, объединились в Анклав сопротивления. Анклав противостоит корыстным планам Союза. Основная доктрина: незавидность миров. Большая часть гномов соблюдает нейтралитет, до определенного момента. Мир эльфов пал, поэтому штаб-квартира Анклава, столица мира эльфов Долан, находиться на одном из островов в межмирье.

ВНИМАНИЕ!!! Журнал "В семье не без анимешника" при поддержке Литературного интернетиздания "PS" и аниме-группы "Гильдия анимешников" проводит конкурс фанфиков. Правила конкурса: 1) Фанфик на любое аниме (кроме хентая и яоя) 2) Объем работы до 15000 символов с пробелами. 3) Как уже понятно, никакого хентая и яоя. 4) Плагиатом не промышляем! 5) Работы принимаются до 12 числа каждого месяца в теме "Конкурс Фанфиков", прикрепленные текстовым либо вордовским документом. Все работы будут опубликованы в номере журнала "В семье не без анимешника". Пятерка лучших попадет в номер литературного интернет- издания "PS" По итогам года будет выбран лучший из лучших! Дерзайте!

ВНИМАНИЕ!!! В проект "Летописи межмирья. Манга" требуются художники для расширения команды.Работа предстоит по одному из следующих направлений: - Прорисовка персонажей - Прорисовка окружения и панорам - Работа с градиентом (тени, эффекты) Требования: иметь базовый уровень рисунка, представление о пропорциях, желание работать над проектом. Пол и возраст не имеют значения. Ваши работы размещайте в специальном альбоме в группе проекта. Проект не коммерческий. Поэтому,если вы горите желанием заработать многомного денег, вам не сюда. ЕЩЕ РАЗ ВНИМАНИЕ!!!! Отбор художников проводиться ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО по предоставленным работам. СВЯЗЫВАТЬСЯ С АДМИНИСТРАЦИЕЙ НЕ НАДО. Если в течении трех дней с вам никто не связался по поводу сотрудничества - значит ваша кандидатура не была одобрена.

Каждый автор хоть раз сталкивается с критикой. А некоторые и сами выступают в роли знатока литературы. Что будет, если эти две роли совместить? Да, именно совместить! Литературный журнал PS объявляет конкурс рецензий на несуществующие произведения. Сами придумайте сюжет, героев, но… вместо произведения, предоставьте рецензию на него. Работы принимаются с 23 января по 15 ноября 2014 года. Все работы будут опубликованы в разделе «Литературный обзор» каждого номера журнала в период конкурса. Голосование за понравившиеся вам работы пройдет с 25 ноября по 10 декабря 2014 года. Работы, занявшие второе и третье места, будут номинированы на звание «Лучшие произведения номера. Декабрь 2014». Произведение, занявшее первое место, будет номинировано на звание «Лучшее произведение 2014 года». Принимаются произведения объемом от 1000 символов с пробелами. Произведения, содержащие порнографию, пропаганду насилия и/или политических партий будут сняты с конкурса. С уважением, редакция «PS»

Читатель! Хочешь получить чашку с символикой журнала? Все очень просто! Для этого напиши небольшое сообщение о нашем журнале, размести его на своей странице с ссылкой на группу журнала. В формате указанном на картинке и все!

Чье сообщение наберет больше репостов, то и победило! Ссылки на размещенные сообщения оставлять в этой теме. Конкурс проводится с 23 января по 23 ноября 2014 года. Да, времени достаточно!

Любите подпевать под любимые опенанги и эндинги? Или в такт вокалоидам? Тогда новый конкурс журнала «В семье не без анимешника» для вас! Правила конкурса: 1) Записать песню из аниме или вокалоидов 2) Разместить запись в теме группы 3) Записи принимаются до 10 декабря 2014 года. 4)К участию допускаются как соло исполнения, так и группы. 5) Призом за победу в конкурсе будет 100 голосов VK ВНИМАНИЕ!!! К КОНКУРСУ НЕ ДОПУСКАЮТСЯ РАБОТЫ, С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ МАТЕРИАЛОВ ТВОРЧЕСКОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ Harmony Team, ТАК КАК ЕСТЬ ПРЯМОЙ ЗАПРЕТ ДАННОГО ТВОРЧЕСКОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ.

Февраль. Скоро весна и природа начнет просыпаться. Хотя и зима уже отступила, уступив место слякоти и грязи. В этом номере будет небольшое изменение. Глобально, связанное с дизайном, будет в следующем, мартовском номере. Первое, что видно, теперь мы печатаем полный список интернет - ресурсов журнала. Он, кстати, пополнился нашим сайтом. Наш сайт ps-lit-jur.3dn.ru вмещает информацию о всех проектах журнала. Так же там вы сможете ознакомиться с новыми номерами журналов и главами других проектов. Так же мы добавили в номер предупреждение о возвратном ограничении. Некоторые произведения можно отнести к разряду специфических. Они, бесспорно, интересны, но читать их детям мы бы не советовали. Увы и ах, но в этом номере вы не увидите фанфика по «Голодным играм». Зато наш неординарный автор, Максим Гайер, показал себя в непривычной для него форме— кинообзоре. Ну а так, все почти по старому. Кроме того, что по ряду причин наш коллектив покинула Наталья Колесник. Приятного прочтения.

Лариса Хребтова Пока теплится дыхание души... Пока теплится дыхание души, И слёзы есть, последние, скупые, Ты с жизнью расставаться не спеши, Меня послушай, мы же не чужие. Пусть нет надежды, так считаешь ты, И смысла нет жизнь доживать в тоске, И пусть ты рухнул оземь с высоты, Душой я рядом, хоть и вдалеке. Я поддержу словами, что от сердца, Душою отогрею, жизнь вдохну, И для тебя пусть светит ярко солнце, Теперь Я слёзы с глаз твоих сотру. Я не скажу, где силы взять. Сама не знаю. А вдруг найдёшь, со мною поделись, Я тоже ведь тихонько угасаю, Но надо жить... пожалуйста, крепись! Настанет день, я в это тоже верю, Когда душа тихонько запоёт, Другого не дано - нам пережить потерю, И после боли к нам покой придёт. Валентин Акатов Бездна Молим о прощении судьбу, Жажда выжигает измученную душу. Накинув на любовь узду, Ступени сами к будущему рушим. Кровью высекаем имена Тех, кто видит цель на грани, Каждая струна по-своему права, Разные мелодии их ранят. Пик иллюзий в обществе больном Достигает яркого горенья. Мудрость жизни в сундуке стальном, Недоступна для гордыни и забвенья. Сотрясает небо призрачный надрыв, Тают искорки пламенной надежды. Впереди ждут всех скалы и обрыв, Боль, мучения и пытки бездной.

Вильгельм Кин Король шутов И вот мой пройден Рубикон, И сожжены мосты. В рулетку,ставлю я на кон, Амбиции, мечты. Вот шарик медленно скользит, Стремится к цифре-*ноль*. Вся жизнь моя один транзит, А я шутов король. В себе я чувства подавлял, Срывая громкий смех. Всегда на публику играл, Чтоб быть глупее всех. А вы смотрели с высока, Презрительно кривясь. Какой же спрос от дурака? Ему веселье страсть. Но приходя к себе домой, Смывая яркий грим. Я понимал, что моя роль, На зло всем остальным. Я перед зеркалом стоял, Смотрел в свои глаза. И отражения оскал, Мне душу разрывал. Он вопрошал-Ты не устал, Играть такую роль? Я отвечал-Наверно да, Но я шутов король.

Владимир Никольский Грина паруса А может, друг, не надо в море торопиться, А может землю бросить ещё рано? Успеем мы с тобой ни раз ещё влюбиться В горячие объятья Океана. Я говорил, я убедить стремился, Обитель человека ведь земля! Но убран гюйс и вымпел чайкой взвился, А ты стоял на юте корабля. Вот уж и якорь в клюзе хрипло скрипнул. Нас разделяла моря полоса Когда ты прошептал, скорей чем крикнул: "Друг, ну а как же Грина паруса?"

Его Капризная Сон страсти Не пойму я что творится, Эта ночь мне только снится. Ночь надежды и любви, Ночь где рядом только ты. Обнимаешь и ласкает, И любимой называешь. Там ты страстен и любим, Сладкой негою томим. Я ж схожу с ума от ласки, И от сей волшебной сказки. Твои губы так сладки, Речи нежны и легки. Стан твой крепкий возбуждает, В море страсти погружает. Я в те волны опускаюсь, И в тебе я растворяюсь. Нам так хорошо вдвоем, Оказалось только сном.

Анна Грачевская Демон У меня Кофе с молоком У тебя виски со льдом Ты - на босу ногу А я -бью тревогу У тебя- время тянется днями У меня- каждая секунда на грани У тебя- глаза маньяка У меня- бешеной собаки У тебя- в голове демоны У меня- в голове "Демон-ты!" Я - строптива, красноречива Ты за это ломаешь мне кости красиво "Покоряй и властвуй"- твой девиз?! Удивись - мой тоже! -Слышь, Боже.. Может хватит, Испытание прошли Я - начало Он- конец земли Ты- рванина Я- громкий звук пианино Я- никудышная жена, поверь Пошла варить борщ нам, А сварила глинтвейн Ты - так "гАлантен", как сыр гАлландский, У нас счет один - один Не любим маски и никотин В порыве страсти ты, Рвешь кожу мне, делая из нее холсты Целуя в душу, я тебя высушу Цунами между нами ночью, Опасно очень Держаться рядом Ядом, взглядом... Ты и я – это нечто большее, Нечто странное и неизбежное … Но, одно теперь знаю точно я – Я - твоя, ты - моя вселенная…

Анна Гончарук-Рексанна Кошка... Кошка. Я просто кошка... Балованная немножко. Бьющая тебя коготками, Или гладящая ладошкой. Кошка. Любимая кошка... Прирученным зверем мурлыча, Лежу у тебя под боком, В ожидании нежной ласки. Кошка. Разъяренная кошка... Ревнующая к другим муркам. Мило урчащая над твоим телом, Вымотанным таким сладким боем. Кошка. Такая нежная кошка... Так любившая родные руки. Засыпающая в твоих объятьях. Проснувшаяся от поцелуев. Кошка. Твоя грубая кошка... Принимающая твои ласки. Слышащая все твои сказки. Прощающая все поступки. Кошка. Твоя, в прошлом, кошка... Потерявшая своё сердце. Но ждущая просто знакомого стука, Знакомого слова, знакомой улыбки. Кошка... Навечно твоя кошка...

Анна Грачевская Невеста Перекрашиваю небо В мой любимый черный цвет Мне бы взять, расправить крылья Только крыльев больше нет На изогнутых коленях Соту ноченьку стоять В платье белом подвенечном Увядать и воскресать В одиночестве радушном Перешопот роковой Разойдется диким свистом И оставит на покой. Не спасет нас телеграмма Подвенечный мой конвой…

Татьяна Осень Маски Эгей, мои друзья-аскеты, Позвольте, я налью вина, Глаза закройте на запреты, Мы пьем из одного ковша... Пожалуй, я сниму все маски, Оставив про запас одну, Мне на лицо ее наденьте, Когда я прикорну в гробу... Застывшая на ней улыбка Создаст иллюзию для вас, Что не металась в лихорадке Ваша подруга в смертный час... Покорно смерть она встречала, Безропотно за нею шла, Покуда та ее лишала Богоугодного креста... Запомните меня счастливой, Хоть я такою не была...

Галина Тихоновская Перетерплю я этот ад... Твоё желание сбылось, Пусть даже и бунтую. Взяла покорно в горсть свою Разлуки даль немую... Перетерплю я этот ад... Закрою плотно дверцу, Но много лет тому назад, Ты выкрал ключ от сердца. И знаешь сам, когда открыть, Когда прийти с повинной, Когда, тоской по мне завыть, Окажется причиной... Когда захочешь вдруг тепла, Свободой наигравшись, Тогда...ослабнет горсть моя, Отчаяньем взорвавшись…

Таран Николай Как сквозь стену Я нарисовал знак на стене. Усыпав своё тело тысячью игл. Душой находясь в Шри Ланке. В песке, между тем и этим миром. Там, откуда появилась жизнь. В самой точке энергетической. Положил её, чтобы сохранить. И отпустил погулять мысль. И открыв печень: сняв блок. Я высвободил кровные силы. И поезд вышел из депо. Я ждал, пока не услышал каждую жилу. И расстояние исчезло между мной и стеной. Я прикладываю руку к знаку. "Ещё немного, чуть чуть постой. Теперь пора." И в стену проваливаюсь.

Михаил Мухин Кто мы в этой жизни Всё в этой жизни ломается, Как механизм часов порой. Всё в этой жизни не меняется, Как календарь на стене пустой. Мы роботы. А может механизмы. А может винтики и болтики. А кто-то скажет что микробы, В которых смотрим в микроскопы. Мы живы до сих пор в этом мире, Потому что знаем что по чём и где. Мы достаём разные вещи и знаем где, И покупаем их по привычке по дешёвке. Что лежит у нас на полке долго, Книжки,заначки,соринки и фото. На фото знакомые люди с улыбкой, В обнимку стоят по привычке свей. Эти люди родные и близкие живые, Мы на этом фото в квартире пили. Отмечали день рождение мое в месте, Поднимали рюмки за здоровье и снова пили. Все наши мысли,все наши рассказы, Все наши улыбки в обнимку и танцы, На этом фото цветном открыты. Так кто мы сегодня и завтра в жизни. Механизмы стареют и ломаются, Не всегда их может починить любой мастер. Даже роботы стареют и ломаются, А потом их отправляют на свалку на мусор. Так кто мы в этой жизни короткой, Подумать может каждый знакомый. И в мыслях своих рассказать словами, А может даже написать стихами.

Ната Шведова Задворки Парад мертвецов грохочет костями, Шагая по диким дорогам бурьяна. Землю, песок выгребая горстями, Ползут безногие в толще тумана. Неровный парад распадается, тает, В незрячем лесу разбиваясь о кочки. Зеленый огонь по болотам пылает, Роется косточка пальца в замочке. Лес пожирает незваных гостей, Жирную почву прахом питая. Тревожные духи ждут новостей, Нить простирая от края до края. Но не дойдет до нити парад, От них не осталось и воспоминанья. Лишь только пылает болотный закат Сквозь плотный туман на задворках сознанья.

Ната Шведова Твержу на воду прохладно чувствую гортанью выльется эх было пусто бы да не изымется но кровь горячая огонь не вытравишь глаза незрячие возьмёшь да выпоешь огонь вездешний твержу на воду дух вечный вечный огонь и в воду

Ната Шведова Болотная песенка По траве и грязи босиком В беспокойный молчащий дом. Колыбели истончали там; Мертвые же - строго по местам. Зыбкая кроватка паука Не пускает выше потолка. Тишина кругом, тишина. Не очнуться вовеки от сна. Отравили медом поля, Приласкала пухом земля И по жилам вода потекла, Лебеда сквозь глаза проросла. И гниет незакрытая дверь: Ждать штормящего ветра теперь. Никого, ничего, никогда. В берегах заблудилась вода. Обреченный затерянный край: Первый вдох - слова звук: "Умирай". Да, так жадно не жили нигде, Уходя, как круги по воде. Потому там живым так легко, Что привычная жизнь далеко; Потому, что не знают они, Как там вязко тянутся дни. Вот ложится последний штрих, Истекает последний миг И гнилая победа болот На бескровных крышах цветет. Хочется солнцу Схорониться в колодце. Мертвою былью Жизнь под вечною пылью...

Ната Шведова На кладбище живых людей Корою черных стылых тел украсилась земля, Под одеялом корчась от нежности тепла. И холодом разбуженный огонь сожжет дотла, Но мертвыми останутся далекие поля. На кладбищах живых людей, где все давно мертвы, Просторно ветру выть, скрипеть, стонать, стучать. Здесь все привыкли не смотреть, не слушать и молчать Все выцвело в глазах, и слышать можно рост травы. А в белом здесь похоже все на сказочный курган Как будто смерть сама из дома в дом Поземкою порхает, машет призрачным крылом, И снег струится по провалам, вовсе не глазам. Абсурд - что в этом коматозном сне Возможен умственный процесс. Желать и знать в могиле - бред, эксцесс. Кто жизнь увидел здесь - в своем ли он уме? Но это правда - есть затрепанная книга, И есть рука, что мнет привычные страницы, Где фантастические проплывают лица; И есть глаза, что кружат горделиво... Кто с мифами знаком - конечно же, умней, Но не понять другим немого торжества: Нелепы древнегреческие существа При взгляде на мелькающие грудки снегирей. И книга возвращается на полку, А взгляд - в постылый темный угол, Косясь туда невольно, где, как вьюга, Все кружит мимо смерть, подмигивая в щелку.

Ната Шведова Приговор Я открываю дверь, за ней коридор Своей бесконечностью открывает простор Кажется, что таит в себе столько путей Не сидеть больше в тусклом свете свечей Он пестротой лабиринта меня увлек, В нем виден жизни кипучей яркий поток Но все это как за стеклом, уходя в никуда Узоры взрывались так, как бушует вода С обеих сторон - как аквариумное стекло, И почему-то дышать стало вдруг тяжело В цветном коридоре нет конца пустоте В нем мелькают фигуры, но они все не те Обрывки слов - лишь они достаются мне И теперь, когда стало темно, - ясно вполне, Почему так слышны ход часов и шелест бумаг, Почему тишина сгущается там, где тихо и так... Там, вдалеке - дверь, где кончается коридор, Где я буду ждать, когда объявят мой приговор

Ната Шведова За анатомией глаз за анатомией глаз угадывается дождь. древесный навес убивает надежду на смерть – под ним сложно не согласиться с солнцем. дрожь, что притаилась в анатомии кисти, не выйдет наружу. стихает, смеркается лес, нечистая сила снова устроила пир утверждения жизни путем унижения, уничтожения тех, кто не жил. их умытые руки не возьмут подношения, они не уйдут, пока не вспыхнут деревья; и по горелой решетке мертвых стволов убитые будут шарить в поисках хлеба, но найдут лишь изящные узоры из слов. и в анатомии сердца произойдут сбои, нервные иглы тронутся вверх, на свободу. замрут дождевые реки уставшей крови, и останется только плакаться личному богу. в раковинах ушей заплещется ветер. открытое небо вернет надежду на жизнь – под ним так легко согласиться с дождем. огонь всех живых мертвецов пометит.

Ната Шведова Деревенская Как шла голь да темным лесом, Золотым гремя подвесом, А богач пошел к колодцу, Поскользнулся, плюхнулся в болотце Словно кости, скрипят доски, Скоро прохудится мостик Не понежишься в траве – Комары гудят как в голове Чтой-то не идет никто Хватит сбирать тину в решето Все на пустоту пашу, Лампу ночью больше не гашу А то боязно до смерти И не спится – вдруг приснятся черти Помер Прохор Парамоныч Снился мне потом всю ночь До развалин церкви шел, Да у них и отошел Страшно мне, тебе начхать, Ну а коли завтра помирать? Жить давно уж стало пресно, В хате нам вдвоем с тобою тесно Душу с мылом не помоешь, Стыд одеждой не прикроешь Некому нести хлеб-соль, Пировать убегла лесом голь Золотым гремя подвесом, Голь бежала темным лесом Заблудилась, испужалась, Больше к нам не возвращалась Богач вылез из болотца И добрался до колодца Наносить ходил воды – В бане обмывать труды Словно кости, скрипят доски, Вот и прохудился мостик Берег тот гудит-шумит, Берег наш им поделом забыт Зато мы хоть перемрем, Но их всех, поди, переживем Ведь здесь голь шла темным лесом, Золотым гремя подвесом, Здесь богач из хлева шел, Молока принес на стол…

Ната Шведова Ржавчина Если бы ржавчина навевала сны, Распыляя рыжие облака над дворами, Перед глазами бы плавала бесконечность столбов, Узорчатость линий ЭП, Встающих на горизонте как твердое слово; Форты, что прибавляют молчания лесу, Где кто-то пытается жить, оставляя следы И освещая летучих мышей, что висят словно серьги, Подтверждая расхожее мнение, что у стен есть уши. Но под землей нечего слушать, и стены оглохли. Продукты деятельности механизмов Втираются в воздух, и кто-то боится взглянуть, Чтобы взгляд не застыл перед внутренностью машин, Потрясенный бесконечностью жизни и тем, Что живые стремятся найти себя в груде металла. Скорбный кашель лешего в заводском лесу Заставляет проснуться и обхватить колени, Забыть, что увидел, и помнить лишь этот звук, Похожий на скрежет ломаных механизмов. Это были лишь ржавые пятна на теле металла. Это просто красный комбайн, заросший крапивой, Красно-белые трубы, что забыли о дыме И дарят тем самым право на новую жизнь, В которой по-прежнему в отдельных пространствах Сужают мир до размеров своих черепов. Ржавчина пробирается внутрь, и это уже не сон… Тот ушедший вперед, лишь дойдя до последней двери, Поймет, что один равняется ничему, И что он так и не разглядел подобных себе, Но все, что он сможет увидеть – только свое лицо, Которое будет похоже на ржавые пятна. Ржавчина внутрь – это уже не сон… Металлический лес и в нем железные люди Узором, втиснутым в рамку, сереют на серой стене, И в окно, где та же стена, вливается серый полдень, Как лекарство, что заведомо бесполезно. Из золота рождается мертвый свет, Способный затмить живой до слепоты. В пятнистых стенах кроется жизненный ход, Что сгинет в стекле строений, ловящих солнце. Если в забытых мирах механизмы укрылись крапивой, То и ржавчина может дыханием навеять сон, Чтобы плавала бесконечность столбов Вместо бревен в зрачках…

Ната Шведова Прибытие Ой, солнышко в избушке-курьи ножки, И ктой-то там играет на гармошке... Ведь как всегда - картопля, лук с утра, вы Подумайте: как будто съел отраву. Неладно что-то, видно, в органоне, Чи поглотать чего-нибудь... не помню, Где там лекарства всякие - в буфете? Ох, как же тошно нынче жить на свете... Письмо пять лет лежит, поди... эх, дети, Ну что же не сидится вам на месте? Да знаю, сам рванул бы, что тут делать... Но я отжил, но вы-то где? Ну где вы? Вот уголь... чтоб вам пусто было, детки... Откушали с ладоней-то конфетки, Что птицы, улетели - ищи ветра... Письму пять лет, и вот - шестое лето. Что, звук мотора?.. Едет кто-то! Едет! Ко мне? Да нет, приснилось, не поверю. Пять лет, шестое лето... Боже правый... Стою, трясусь, ну точно пень трухлявый. Приехали! Они! Да разве можно Вот так? Предупредили б... Осторожно Теперь пусть входят - радости такой Не пережить, пора уж на покой. Вон смотрят в окна... вы должны меня простить, Ждал слишком долго, чтобы этот день прожить. Сейчас я встречу вас, а вы меня Проводите в конце этого дня.

Михаил Прокудин Любовь анонима Сижу на скамейке, жду. Бредовая идея, но это же я... Долго сижу, уже почти не надеюсь на согласие неведомого собеседника. Но вдруг в самый неожиданный момент издалека раздаются шаги. Приближаются в мою сторону. Тихое ликование. Неужели она пришла. Несмотря ни на что набралась храбрости. Пишу в тетрадке слово, вкладываю в переплет авторучку и отдаю за спину. - Привет. Взволнованным движением у меня неловко забирают тетрадку, чуть не выронив её. Слышу громкое дыхание, которое пытаются подавить и как-то совладать с собой, быстрый взмах подчерка по бумаге. Получаю тетрадку. - Приветик. - Неужели аноним вышел на контакт и согласился на мое предложение? - Не могу молчать. - О чем молчать? - О тебе. - Поясни. - Вот..... Аааааааа..... Во мне кипит вулкан, а ты не слышишь его стука. Иногда он так бурлит и пульсирует, что я не понимаю, как до тебя не доносится его жар. Знаешь, как прошел мой сегодняшний день?... Вот я просыпаюсь... Хотя нет. Я даже просыпаюсь только после. Сначала я чувствую твою руку. Она медленно ведет по волосам, касается ладонью моей щеки. Обожаю этот сон. Крепче прижимаюсь этой щекой к подушке.... Ты что-то нежно шепчешь мне. Дальше всегда твой поцелуй. Очень робкий и осторожный. Как будто ты не хочешь меня будить. Я чувсвую, что ты куда-то отойдешь, тянусь вслед за твоими губами и.......... Просыпаюсь..... И почему же этот сон всегда кажется чуть короче, чем вчерашний? Я каждый раз надеюсь, что поцелуй будет чуть дольше или я успею поймать тебя в ускользающей дымке. Чтож. Не сегодня. На кухне сегодня моя мама оставила для меня горячий шоколад. Я конечно встала чуть позднее, чем следовало бы. Шоколад немного остыл, но в самый раз.

Не обжигает, а согревает. Медленно пью его короткими глотками. На секунду закрываю глаза ..... Господи..... Опять это наваждение. Только что подушка обманывала мою щеку, а сейчас шоколад - мои губы. Залпом вливаю почти целую кружку, чтобы не заниматься мозахизмом и тороплюсь к тебе. Я это так называю. Я не хожу ни на работу, ни на учебу, никуда больше. Я хожу туда , где ты часто бываешь. Я хожу к тебе. Бессмысленно себя обманывать. Уж лучше все называть своими именами. За мной никогда не было такой дисциплины и исполнительности, как после нашей первой встречи. Ты мой великолепный дрессировщик с высоким цилиндром, в блестящем фраке и с длинным кнутом. Щелкай своим кнутом сколько угодно. Я не боюсь. Только пожалуйста не бей. Я прыгну хоть через тысячи горящих колец сразу. Одним прыжком. Я сделаю что угодно, только бы еще раз заслужить твой одобрительный кивок. Ты , как всегда, суров, строг и справедлив. Я спрячусь за твоей спиной, только бы быть поближе к тебе. Только бы погромче слышать твой голос, каждый ритм твоего дыхания. Только бы непропустить ни одного ритма твоих жестов. - Я надеюсь, что ты все же решишься показаться мне. Я не тороплю, не требую. Сейчас мне нельзя поворачиваться? - Не надо. Пожалуйста. Умоляю. Я и так с трудом решилась принять твою идею. Если ты скажешь мне "нет", я просто не смогу жить как раньше. Я даже не говорю про то, как потом смотреть тебе в глаза. Все попытаюсь поменять. И вот сейчас понимаю весь мир не поменять. Мне напоминают о тебе не только мой дом, моя улица, по которым я хожу, вечно обкуренная тобой, вечно витающая в облаках, постоянно спотыкающаяся об одни и те же кочки и обязательно натыкающаяся на углы. Я помню все эти кочки и углы. И синяки от них не успевают заживать. Не только этот город мне говорит о моих мыслях. Но даже мои собственные привычки, мое тело и мой характер. Я просто не смогу все поменять, мне некуда будет сбежать. - Завяжи мне глаза и поцелуй меня. - Ты издеваешься..... Я верю твоей верности своему слову, но я сама не смогу оторваться. Так и утону в тебе глупой мухой в любимом

сиропе. Прости.... Я и так уже слишком много тебе наговорила. Намного больше, чем хотела. Я пойду. Очень надеюсь, что ты не повернешься из-за любопытства, сохранишь свою честность и мою анонимность. Почаще улыбайся, не будь таким хмурым. Я люблю тебя. Пока…

Надежда Леонычева Forget-me-not Грета чья-то первая любовь и последняя мечта. Имя на чьей-то руке. Имя на чьих-то губах. Девушка чьих-то снов, парящая в облаках сознания. Создание, что якобы из света. На самом же деле игра теней и не более. Она причинит боль. Подарит нежность. И любовь как следствие без причины. И ты не сможешь понять ее. Бессильна логика. Не ищи объяснений ее поступкам, иначе сойдешь с ума. До дна выпивай чащу жизни. Она одна. И смерть не вечность. Пошлют в реальность. И будет Грета – твой светлый образ из мира ночи. Той, не пугающей, доброй. Грета создает гербарий из незабудок. Forget-me-not. Она читает Фолкнера, записывая на полях тексты SleepKnot. Записывает придуманные миры в старый блокнот. На его черной обложке, сзади стоит – 1977 год. И этот год как пароль от системы. Как итог и начало. Точка создания мира до эры Греты. Она верит в силы природы. В магию чисел и повторение историй. И ждет воскрешенье великих империй, цитируя строки сказаний. Все мироздание подвластно лишь слову, музыке, скорости, ветру. Грета теплом наполняет пространство. И для кого-то явление чуда. Ведь у кого-то имя на коже, черное, с красными каплями – Грета. Кофе остыл. Музыка тает. Ты забываешь все в этом мире. Лишь незабудки напомнят о Грете. Forget-me-not. Прощальные строки. Она исчезает всегда на рассвете. Она оставляет лишь дым сигаретный. Запахи кофе. Книги и диски. И обещает скоро вернуться. Она дарит нежность. Она словно кошка. Лови ее мягкие руки и голос. Задержи ее тень. Она будит чувства, пугающе точно. Ты закрываешь глаза и рукой прикасаешься к имени «Грета». А хотел бы сказать: «Не уходи никогда».

Татьяна Сентябрь Чей ты? Отрываюсь от дел неотложных и нужных, В спешке шарф на груди я узлом завяжу, Ждёт ведь, знаю, за дверью мой сторож послушный, Снова пса покормить на мороз выхожу. Чей ты всё таки пёс? Почему не уходишь? Потеряли тебя или выгнали вон? Взгляд от миски с едою понуро отводишь И, смущаясь, мне ласково лижешь ладонь. Почему-то хвостом ты совсем не виляешь, Просто, ждёшь терпеливо меня день за днём, Вижу - мне как своей, ты себя доверяешь, Мы друг друга который уж день узнаём. Ты хоть голос подай, будь настойчивей что ли, В приоткрытую дверь постарайся пройти, Ты же - гордый мой пёс, не покажешь, что больно, Ну, а я, как назло, привязалась почти. Оставляю тебе миску тёплую с кормом, Возвращаюсь к себе в тишину и уют, Ком какой-то опять подступает мне к горлу, Позвоню завтра точно в собачий приют.

— Мне присущи чувства привязанности, а в ответ я встретил отвращение и презрение. Человек! Ты можешь меня ненавидеть, но берегись! Твои дни будут полны страха и горя, и скоро обрушится удар, который унесет твое счастье навеки. Неужели ты надеешься быть счастливым, когда я безмерно несчастен? Ты можешь убить другие мои страсти, но остается месть, которая впредь будет мне дороже света и пищи. Я могу погибнуть; но сперва ты, мой тиран и мучитель, проклянешь солнце — свидетеля твоих страданий. Остерегайся, ибо я бесстрашен и поэтому всесилен. Я буду подкарауливать тебя с хитростью змеи, чтобы смертельно ужалить. Смотри, ты раскаешься в причиненном мне зле.© Ужасно, когда вопросы морали и идеи философии кладутся на алтарь в угоду обществу потребления. Тогда то, что было великим, становится нелепым, смешным, а то и жалким. Пища превращается в корм, оригинал в пародию, и постепенно вкус полуфабриката вытесняет вкус настоящего мяса. Те же,

кто мяса и не пробовал, будут считать второсортный продукт если не идеалом, то эталоном стабильного качества. Так случилось и с монстром, порожденным фантазией Мери Шейли. Безымянное чудовище гениального Виктора Франкенштейна, олицетворявшее собой инфантильный эгоизм, болезненное желание преодолеть непреложные законы жизни, и, связанное с этим наказание, сильно изменился. От чудовища не осталось ни следа, современный сценарист Кевин Гревье, специализирующийся более на написании сценариев к комиксам, сделал его современным, подогнал под шаблоны восприятия подрастающего поколения. Больше не чудовище, по-детски непредвзятое в своей жестокости и звериной справедливости. "Я выполняю обещания!" - говорило оно, вырвав седце жены Виктора на его глазах. Новый *современный Прометей* принес людям нечто новенькое, нечто свеженькое, деревянный чурбан, покрытый цветным лаком. Теперь Франкенштейн породил брутального красавчика "с высоким уровнем интелек-

та". Вот как описывает его сам сценарист: «После того как я написал “Другой мир”, я хотел двигаться в том же направлении. Хотел взять классического хоррор-персонажа и превратить его в экшн-героя. И Франкенштейн показался мне самым логичным выбором. Меня привлекла двойственность этого характера. Создав своего монстра, доктор Франкенштейн не научил его отличать Добро от Зла. Поэтому наш герой будет не только спасать мир, он еще и озабочен вопросами самоидентификации. Кто он? Человек? Зверь? И то и другое?» "Я сшит из дюжины частей восьми разных тел." - сообщает Адам Франкенштейн, забыв, видимо, упомянуть, что все восемь тел принадлежали братьям-близнецам, работающих стриптизерами в ночном клубе на задворках Лос-Анжелеса. Абсолютная симметрия, всеголишь человек с нанесенными косметическими швами. Это видно сразу, и из-за этого совершенно теряется ощущение "чудовищности" Адама. Интуитивно его совершенство

заставляет относиться к нему как к полноценному человеку, и это при том, что как человек, он ведет себя на редкость странно. Так бы вел себя человек, подверженный болезни Альцгеймера. Чудовище Мери Шейли обладало куда более "высоким уровнем интеллекта", и было способно на философские монологи. Оно могло изъяснять свою мысль витиеватым, красивым слогом. Адам Франкенштейн радует зрителей перлами вроде "Дай мне оружие, я тоже буду сражаться!" или "У меня своя дорога.". И не только он, все персонажи фильма "Я, Франкенштейн" предпочитают всему комиксовые реплики, доводя, порой, ситуацию до абсурда, за исключением, разве что неподражаемого Билла Найи в роли принца демонов, да и у того финальный монолог настолько пропитан блюром и пафосом, что попросту тошнит. Особенно мне нравится момент атаки демонов на собор. - Приближаются демоны! - Сколько их? - Около полусотни...

Почему-то мне кажется, что демонов там было больше полусотни, хотя это и неважно. По сути говоря, весь фильм состоит из набора сценок, которые по отдельности неплохо смотрелись бы в виде клипов к каким-нибудь неоготическим композициям, ввиду обилия спецэффектов и компьютерной графики, кое-как слепленных дряблым сюжетцем. Что мы имеем? Гаргульи - силы света, демоны - силы зла, Адам - залетный соловей, которому ударило в голову, что убивать демонов интереснее чем гаргулий. Силы света защищают людей, силы зла хотят всех поработить, правда не объясняется зачем. Адам - "идет своей дорогой", чтобы в итоге пафосно стоять на крыше со съемными лезвиями от секиры в руках. Ах да, еще у нас есть блондинка "гениальный физиоэнергетик.". Самих людей, к слову, в фильме до неожиданного мало, учитывая что все за-ради-для них. Всего две сцены с массовкой и кроме этого 5 людей в кадре, причем двое уже мертвы, и двое впоследствии умирают. "Война между демонами

и гаргульями ведется веками вдали от глаз людей." - говорит королева летучих каменюк. Ага, как же. Только слепой не сможет заметить всей той иллюминации, с которой погибают и те и другие. Огненные шары, оставляющие оплавленные дыры в земле, неизвестной науке глубины, пафосно взлетающие в столбе синего света синие же души гаргулий, а о моменте смерти принца демонов я вообще молчу. Вдали - это как понимать? И таких нелепостей пруд пруди. Как насчет повального пренебрежения демонами любых видов оружия? Или как можно понять тот момент, что гаргульи в течении двухсот лет, по меньшей мере, не могли найти логово демонов, находящееся на другом конце прямой улицы? Собственно, весь мир фильма состоит из трех небольших лоскутков. Абстрактный север, куда уходит Адам, город, куда Адам возвращается и поместье Франкенштейнов, где все начинается. Кроме всего вышеперечисленного, есть и еще один фактор, указывающий на поразительную отвратительность данного фильма. Бюджет его составил $65 000 000, а сборы по всему миру - около $15 000 000, что означает сокрушительное финансовое фиаско. И это к лучшему, потому как означает, что продолжения не будет. Автор: Максим Гайер

Дед Никифор сидел,потягиваясь и зевая от скуки,на лавочке возле дома.К нему подошёл его внук,Петька со своими друзьями. - Дед,а расскажи,как оно всё раньше было. - Обратился Петька к деду. - Ну слушай...-Дед чиркнул спичкой и закурил сигарету. -А про что тебе рассказать-то? - А правда,что раньше мамонты были? - Ещё какая!Вот зайдёшь бывало на кухню,ночью,включишь свет,а они по столу бегают.Хлебные крошки щупальцами своими в хобота свои прячут.Снимишь тапку,прихлопнешь одного и все в разные стороны.Их дихлофосом хорошо травить было. - А динозавры...Были? - Были,как не былито.Летом их особенно много было.Летают,жужжат,покою не дают.Дубину возьмёшь и хрясь по нему.Бывает вот спишь с бабою своею,сядет на неё динозавр,достанешь из под кровати дубину,херак! и всё. - Что всё? - И всё - нет больше динозавра...и бабы тоже...Поэтому и женились раньше часто,по нескольку раз на дню,не то что сейчас.В жару-то они целым роем бывало летали.Хуже всего были Птюродактили.Их с космических тарелок выкидывали и они летали.Убиваешь их,убиваешь,а их меньше не становится.Планетяны - засранцы,всё новых и новых Птюродактелей к нам выкидывают и выкидывают,неугомонные.Девать им их было видимо некуда. - А как их убивали? - Дак я ж говорю - дубинами.Они правда одно время одноразовые были,дубины-

то.Прицелешься в лазерный прицел,нажмёшь на курок и всё,летит в цель матушку дубина.Самонаводящаяся!Сколько денег на эти дубины уходило ужас!В хозяйственном их охапками,да пачками закупали.Потом-то оно легче стало,дубиномёт изобрели.Зарядишь в него ленту из дубин и знай себе только на кнопку нажимай. - А кто сильнее был - динозавры или мамонты?- Спросил Петька. - Ну тут сложно сказать. - Дед почесал щёку. - Мы бои устраивали.Выберут динозавры у себя самого сильного,мамонты у себя,оденут перчатки и мутузят друг дружку на ринге,а мы деньги ставим на них.Когда как вообщем.Одно время динозавры сильнее были,потом мамонты.Сейчас уж и не разберёшь. - А кто раньше вымер из них?- Спросил карапуз,Павлик с верёвочкой от машинки в руке. - Ну тут ведь,отроки оно тоже всё неопределённо было.То мамонты вымерали,то динозавры.Мамонты спать захотят и копают отверстия в ледниках,как кроты,только хоботами.Выроют норку и ложатся в неё спать.Иные снегом укрывались.А будильников-то не было

тогда.Не просыпались - вот и мёрли.Их динозавры будили иногда,а тем не нравилось,что их будят и давай с ними драться.Динозавры тоже мёрли.Этито наоборот,тепло любили.Костры разведут и греются.Уснут,а будильников -то опять же небыло.Сгорали.Другие на юга отправлялись,улетали.А компасовто тоже не было.Где он,юг-то? Они и не знают,не ведают,так и летали,пока не умирали. Потом уж,самолёты изобрели стали по путёвкам летать.В Кисловодск,да Анапу. - А чего же их сейчас нет?Ни мамонтов,ни динозавров.А,дед? - Ну дак сейчас ведь,что? - электроника кругом.А они её не любят.У них от неё голова болит.Пьют таблетки.А наши для них,они,как яд. А своих нет.Вот и повымирали.Хотя не так уж и повымирали.Вот есть такой - Аркадий Мамонтов.Говорят у него их есть парочку.Говорят разводит.Мож и динозавры,где есть. - Дед,а какие же тогда мухи раньше были? - Спросил Сашка,мальчуган в светлой рубашке без рукавов.

- О,эти -то здоровенные были!Мать их! - Дед сплюнул. Силищи в них было - огого.Иные в цирке гири тягали.А так они у себя на родине по пальмам прыгали,да бананы жевали.Такие сильные были,вы что?!Здоровенные!Про одну из них даже фильм сняли - "МухКонг".С этими мы не дрались,не.Опасно!По башке дадут,а потом штаны снимают и насилуют,пока человек бессознания.Опасно!- Дед осклабился и потёр ягодицу.-Ничем их не пронять было.Они лесорубами в основном работали,в Сибири.Наденут ушанку,валенки,сделают прорезь в фуфайке,для крыльев значит и ну деревья валить...без топора. - Дед,а дед...а расскажи про соблезубых тигров. - Дед глянул на Павлика.Павлик отчаянно пытался втянуть сопли. Расскажу,расскажу...Только не соблезубые,а соплезубые.Эти,самые хилые были.Болели много.Часто простывали.Даже зубья ихние от простуды выпадывали.Соплей у них было целое море,угу...СОП ЛЕЙ...Ц Е Л О Е М О Р Е.Из этих соплей потом ледники и образовывались в которых мамонты спать любили. Детей собралась уже це-

лая гурьба.Все расселись возле деда Никифора полукругом.Петька поглядел на медаль у деда на пиджаке. - Дед,а ты ведь на войне был? - Петька кивнул на медаль. - Был. - Расскажи про войну. Да,расскажи про войну.Про войну.Дед расскажи. - Законючили все дети. - Ну что тут рассказывать?Тут и рассказывать-то и нечего.Одно что война.Понапрелетали к нам планетаны.Захватить нас хотели.Ну а мы не лыком шиты и не пальцем деланы. - Дед посмотрел на свой перебентованный указательный палец.- Великая космическая война!Мы их дубинами долбили,долбили,а им хоть бы хны! Полежат бессознания,а не умирают.Ну мы смекнули,знамо дело -чё!К мухам обратились.Хоть это и было опасно. - Никифор сново потёр ягодицу. - Мы их дубинами били,а потом мухи на них набрасывались.Испужались планетяны и поулетали,окромя тех,что забеременнели.Но и те потом,тоже,как поноражали,улетели.Так вот обезьяны произошли.Появились.Стали размножаться...а те,что не стали в людей превратились.Ну как в людей - в китайцев.Они всё на

небо,да на небо смотрели,своих выглядывали,солнце глаза-то слепит,они и щурились...Да и сощурились.Китайцами стали. - Вот это да! - заахали дети. - Да,мелюзга,такая вот она жизнь была.Я-то знаю! Повидал! - Дед,а где ты работал? - В школе. - Сердито произнёс дед. - Кем,дед? - Какая разница? - Ну кем,дед? - Что вы заладили,кем,да кем.Не буду вам больше ничего рассказывать. - Ну кем,дед?- Не унималась детвора. - Кем? - Историком! Автор: Егор Пасько

«Ну, вот. По карте это должно быть где-то здесь», – подумал Алексей и свернул по трассе влево. Выпавший снег приятно скрипел под колёсами джипа, а новый ещё и парил в воздухе, как какое-то дивное волшебство из детской сказки. «Намело уже будь здоров! Хорошая погода: минус пять – минус восемь, наверное». Алексей взглянул на навигатор. Стрелка указывала, что цель близка. «Судя по всему, мне сюда», – заключил он. Впереди на столбе виднелся указатель «село Черёмушки», хотя на карте ничего подобного не было. «Надо было новый ставить , правильно Миша советовал. Ладно, сейчас у когонибудь спрошу», – он оглянулся по сторонам. – «И людей ни души. Надо же, а вроде, начало дня». Алексей включил заднюю и съехал на обочину. «Да, красиво здесь», – повёл он взором окрест, открыл дверцу машины и вышел. Мороз слегка пощипывал нос. На свежем воздухе дышалось легко. Снег, как художник, окутал деревья: он лежал классически – красиво и ровно, белыми мохнатыми шапками. А небо чистое и такого приятного светлоголубого цвета, с редкими тёмными облачками, из которых, вероятно, и падал снег. Алексей стоял на склоне большой реки. Красивые краски. Даже нереально красивые. В одном свитере, пусть даже и ручной вязки, всё же становилось прохладно, и он направился к машине. И тут откуда ни возьмись между ним и автомобилем оказалась какая-то женщина. От неожиданности он вздрогнул. – Вы меня напугали, –

выдохнул Алексей. Женщина смотрела на него молча. Впечатление складывалось отталкивающее, будто перед тобой бомж. Длинные нечёсаные волосы, похоже, уже давно не мытые, мешки под глазами... Одета в какой-то балахон землистого цвета. – Вы в Черёмушки. Не едьте туда! – произнесла незнакомка. – Вы знаете… я… – Алексей попытался приблизиться к ней. Она развернулась и ушла. «О Господи!» – перевёл дух Алексей. – «Хороший совет, ничего не скажешь: «не едь туда»… Главный редактор съест с потрохами! Ну и местечко». Он тронулся с места и въехал в эти невесть откуда взявшиеся «Черёмушки». Впе-

лось со двора. Раздался лай собаки. Да, деревня... В воротах показался маленький дедок в обширном заячьем тулупе и с палкой в руках. Тулуп был явно не по размеру: кисти рук едва виднелись в рукавах. Но по тому, как были сжаты кулаки, ощущение складывалось, что сила в этих руках есть. Дед поправил на голове шапку-ушанку, улыбнулся и сказал: – Привет. Тебя как зовут? – голос у старика был приглушённый и чем-то напомнил Алексею его дедушку. – Меня – Алексей. Я корреспондент газеты «Новая жизнь». Собираю материал о древней русской народности, которая тут проживала ранее. – Ну что ж, соберём, раз

реди показалась улица, состоявшая из нескольких домов, довольно ветхих, а слева и справа – колодцы. Похоже, ими кто-то пользовался: от них тянулись ледяные дорожки. Но на улице никого. Только на дереве – ещё один странный указатель: «Дед Матвей (Дядя Митя) – шагов двадцать, ну двадцать пять, не боле», – и стрелка прямо. Надпись вызвала улыбку – двадцать пять шагов проделать несложно, хоть и на джипе. Впереди в одном из домов горел свет. «Наверно, сюда», – подумал Алексей и, посигналив, вышел из машины. – Иду, иду, – послыша-

надо. Пойдём, поселю тебя, третья колонна. Алексей улыбнулся этой странной шутке и направился вслед за стариком в соседний дом. Дед открыл дверь. – А дом ничейный? – спросил Алексей. – Тут место необычное, но ты ничего не бойся, тут никто не живёт. Проходи, располагайся. – Да меня уже отговаривали сюда ехать… – Вот Лизка, шельма! Носит её где ни попадя. Не обращай внимания. Если что, говори, что ты мой гость, – сказал дед Матвей и включил

маленький свет. Алексей осмотрелся: всё скромно, но чистенько: печь, старенькие лавочки… похоже, на них еще при Колчаке сидели. Справа – кровать, а за ней – окно во двор. Побелка старая, но дом ещё стоит. – Я схожу за вещами, – развернулся Алексей. – Давай, давай, я здесь подожду. – Эх, хороша коняка, – поцокал языком дед Матвей, осматривая машину. Алексей кивнул и пригласил его в дом. – Да ты отдыхай, сынок, а вечером поужинаем и начнем писать эту твою диссертацию. Провожая взглядом деда, удаляющегося восвояси, Алексей призадумался: «Странно. Что он здесь делает один? Да и что это за ме-

сто? На карте его нет...» С дороги хотелось спать, так что он отбросил все мысли, расстелил белоснежную простынь, пропахшую свежестью и ароматом зимнего воздуха, бросил подушку, взялся за одеяло и… только повернулся, а на постели – на тебе! Девушка! Обнажённая и зовущая. Это что ещё такое! Откуда? Так не бывает! Если бы ктото входил, он не мог бы не услышать… От неожиданности Алексей резко отпрянул. Потом вспомнил совет деда и произнёс: – Я гость дяди Мити. – Да знаю я, чей ты гость,

– сладко молвила красавица и повела рукой по своему телу. – Иди ко мне. Аппетитные формы, длинные завитые каштановые волосы, но… – Вы кто? – Я – Мария, – она перевернулась на живот. – Ты идёшь? – Нет, я… – Ну, тогда закрой глаза, а то я не одета. Когда он открыл глаза, её уже не было. – Тьфу ты! Как же я испугался, – он присел на кровать. Но усталость брала своё, сил хватило лишь на то, чтобы раздеться и завалиться спать. Спалось хорошо. С улицы проникал свежий морозный воздух, в доме было тепло. Когда сон стал отпускать, первой мыслью оказалось: «Надо у деда про девицу расспросить». Почему-то он не ощущал ни тени страха, напротив – лёгкость и комфорт. Он открыл глаза и включил свет – за окном уже стемнело, а в комнате – накрытый стол. На тарелках с блюдами – лёгкая салфетка, как в ресторане. «Надо же», – подумал Алексей. – «Ай да дядя Митя!» Он взглянул на часы – семь. Пожалуй, дед вот-вот зайдёт на ужин, так что хватит валяться. Поужинать и переходить к делу! Не успел Алексей снять салфетку, как раздался голос дяди Мити: – Ляксей, эт я. – Да, дядь Мить, заходи. Тот вошёл. – Привет. Выспался? – Да, спасибо. – Чё на Машку не согласился? Я думал, тебе с дороги расслабиться не помешает.

Он подошёл к вешалке, снял тулуп. Покряхтел немного и присел. – Дядь Мить, да я испугался до чёрта. – Никогда не говори этого слова! – пожурил дед постарчески. – Идёт. – Ты в необычном месте. Считай, что здесь сбываются мячты. – Да ну? – Ну да, – дед Матвей улыбнулся и повёл бровями. – Ну да, я тебе говорю! И ничему не удивляйся. Народность у нас такая. Ты ж для этого приехал. – Это да. Давайте ужинать? Спасибо за угощение, дядя Митя. – Да ладно. Ты с дороги, я решил тебя побаловать. Они расположились поудобнее и стали трапезничать. – Дядь Мить, а почему ты Митя? Тебя ж зовут Матвей? – Да так короче. Матвей – короткое Мать, а Мать – вроде как Мить. Ну, ты о себе-то расскажи: кто ты и что ты? – Я – Алексей Матвеев, корреспондент газеты «Новая жизнь». Вот, дали редакционное задание – написать о малой российской народности, а то читать уже нечего. Читателя уже всем разбаловали. – Эт да. Вы бы писали, что надо, а то всё развлекаете. Есть такая народность, я один из неё остался. Алексей повел бровями. – Да-да, Ляксей, один. Здесь мы все и жили в этих краях… Да, чуть не забыл. Чтоб беседа клеилась… – дядя Митя встал и направился к своему безразмерному тулупу, запустил руку в его недра и вытащил бутылку водки. – А… нет, дядь Мить. Я –

пас. – Ляксей! За знакомство. – Ну, давай, – всё-таки согласился Алексей. Беседа клеилась, рюмки опрокидывались одна за другой. Алексей даже забеспокоился, что переберёт. – Небоись, – угадал его мысли дед, – это водка особенная, не берёт она. – Ну, смотри, дядь Мить. Слушай, а что вы пели в молодости? – «Мимо окон сельсовета я без шуток не хожу…» Алексей рассмеялся. – А серьёзно? – Да все русские песни и пели. Мы ж малая народность. – Ну, а как жили? Небось, не хватало благ цивилизации? – Каких? Телика чёли? Вон, все блага у тебя за окном. Глянь, красотища-то какая! – Это да, дядь Мить. Краски тут просто колдовские. – Место особенное – поэтому, – заключил дед Матвей, подливая ещё водки. – Да у меня -то в избе телика и нет. Не люблю я его: безудержное веселье, одно реалити-шоу, все чему-то радуются, а вот подумать о себе, о душе вам, современным, некогда. Мы-то жили в гармонии с природой, с Богом. Вот чужеземец нападёт на нас – по шапке надаём, а потом – ну, хочет, пусть живёт у нас. Нет – денег на дорогу дадим и с миром отправим. У нас все равны были. Вон у Петра дом сгорел, так все вместе строили. Денег не было – ну так что? Смотри: вода в реке, она ж ничья, наша, иди бери сколько хочешь. Вот так и жили, и всем всего хватало. Эх… – недоговорил дед Матвей и махнул рукой. – Твоя правда, – Алексей откинулся в кресле и задумчиво

уставился в потолок. – Насчёт телека согласен: смотреть стало невозможно. Да и вообще… всё бежим куда-то, спешим, а так никуда и не успеваем. – Золотые слова. За успевание! – дед Матвей поднял рюмку. – Давай! Окончили далеко за полночь. Вся беседа осталась на диктофоне. Алексей благодарно проводил дядю Митю до ворот и лёг спать. Проснуться пришлось рано утром от сильной головной боли. Видимо, вчерашняя бутылка всё-таки была лишней. Но рядом уже раздался голос: – Ляксей! Вставай на опохмелку! – Ой, дядь Мить, зря я тебя вчера послушал… «Я сегодня до зари встану. Сам налью себе, и сам выпью. У соседа разобью ставни, потому что я один местный…» – весело напевая, дядя Митя налил чего-то в рюмку и подал Алексею. Тот выпил… и всё как рукой сняло! – Ой, дядь Мить, а что это? Это ж не водка… – О! Я тебе и говорю: слушай дядю Митю, и всё будет в порядке. – Ясная голова. Нет даже намека на похмелье, будто вчера ничего и не было. – Это наша водка по старинному рецепту. Вот так вот. Потом, здесь такое место – здесь можно всё. Погода сегодня хорошая, пойдём рассвет встречать. Я всегда так рано встаю. По дороге расскажу тебе ещё кой-чего. Алексей встал и начал одеваться, а дядя Митя вдруг заторопился: – Э, гости у нас. Я щас, –

он вышел. Алексей взглянул в окно и увидел прямо перед домом… красноармейца времен Гражданской войны с винтовкой в руках и будёновкой на голове. Дядя Митя подошел к нему, и они стали что-то обсуждать. Прикованным взором наблюдая за этой беседой, Алексей напряжённо пытался понять: где же он в конце концов, и что всё это такое? – Э-э, вон оно как, – вернулся дядя Митя. – 65 лет прошло, а их всё находят. Но не будем грустить. – Кого находят? – чуть не заикаясь, спросил ошарашенный гость. – Я тебе потом расскажу, – отрезал дед. – Пойдём рассвет смотреть. – Может, позавтракаем? – На месте поедим, на реке. Собрав всё необходимое, они зашагали в конец длинной улицы. Из окон соседних домов то и дело выглядывали люди. Алексей только и успевал кивать головой налево и направо. Погода выдалась не морозная. Они устроились поудобнее на реке и стали наблюдать восход солнца. – На, надень очки. Такого зрелища твои глаза не выдержат, – дед Матвей протянул Алексею солнцезащитные очки. Краски и вправду были невиданные, Алексей смотрел раскрыв рот. Дядя Митя тем временем достал все принадлежности для зимней рыбалки и приступил к своему делу. – Вот и позавтракаем. Я ещё на уху наловлю… За завтраком беседа продолжалась легко, словно и не прекращалась накануне. – Дядь Мить, – между

прочим спросил Алексей, – ты умный, скажи, вот почему: две бабы, обе роскошные – к одной тянет, а к другой нет? Ну, никаких эмоций не вызывает. Чё так? – Организм подсказывает лучший объект для продолжения рода, – произнёс дядя Митя как-то задумчиво и вздохнул. Они помолчали немного. – Вот если бы рыбалка так не успокаивала нервы, всех передушил бы! – рявкнул вдруг дед в сторону лунки. – Ляксей, ну три часа сидим, и ни одной рыбы! Алексей рассмеялся, и они стали собираться. На пути обратно в одном из окон вдруг мелькнуло знакомое лицо: недавний гость красноармеец глядел на Алексея и улыбался, держа в руках подушку, – видимо, стелил себе постель. «Освоился», – подумал Алексей. – «Как и я вчера – с дороги сразу в койку… Что-то здесь не то», – отделаться от общего ощущения странности происходящего не удавалось. Дед Матвей, недовольный рыбалкой, всю дорогу молчал. – Дядь Мить, ну давай сегодня я тебя угощу, не расстраивайся ты так, – похлопал Алексей его по плечу. – Да ладно, – тот недовольно отмахнулся. – А чё, Ляксей, приходи опосля, у меня посидим. Алексей закивал головой. – Ты бы прогулялся. Погода сегодня славная! Места тут хорошие, воздух чистый. Они попрощались, и Алексей решил пройтись. – Только на кладбище не заходи. Нечего тебе там делать, – крикнул дед вдогонку и стал

удаляться. Алексей оглянулся на него и направился в сторону леса, думая обогнуть реку с другой стороны и посмотреть, как там. Прогуляться зимой по сосновому лесу – что может быть лучше? Мысли улеглись. Тишина, покой. Он забыл обо всех проблемах в редакции, о «горящем» материале, о Люсе. Хотя Люся – то единственное, что ему всегда не давало покоя. Постоянные ссоры, дрязги, да и поводов для ревности накопилось предостаточно. Вот встретить бы её сейчас да и высказать всё, что думаешь. Как в тот день, когда они пошли в лес с друзьями и она всю дорогу проходила в обнимку с Мишей. А чего? Того понять можно: роскошная баба. Алексей свернул по протоптанной дорожке и зашёл в самую чащу леса… Навстречу ему шла она, Люся! Как?! Здесь? О Боже, где же я? «Тут место такое, всё возможно», – зазвучали в голове недавние слова деда Матвея. Что ж, значит, правда. Была не была! – Лёша, привет, – услышал он милый сердцу голос. Люся шла к нему, улыбаясь. – Здравствуй, Люся, – начал он сухо. Затем собрался и выпалил: – Скажу тебе сразу, меня достали твои вечные истерики! Я задолбался тебя ревновать, и я никогда к этому не привыкну, даже учитывая твою прошлую профессию… – А ты осмелел! Что это с тобой? – сказала она с лёгкой улыбкой. – Да, я шлюха. Ты закончил? – Да, – удивленно взглянул на неё Алексей. Та повернулась и стала удаляться.

Вдруг осознав, что она уходит навсегда, он кинулся за ней. Но – парадокс! – догнать спокойно идущую женщину не удавалось, хоть из кожи вон лезь. Тьфу! Что же всё-таки это за место такое, а? «Где я???» – в сердцах выкрикнул он. Перевёл дух, огляделся и ничего лучшего не нашёл, как зашагать дальше по тропинке, идущей между двух высоких сосен. Умиротворённое состояние, к которому тут же возвращалась душа после, казалось бы, нешуточных эмоциональных всплесков, ощущение вдохновения и полёта, так не вяжущееся с невозможностью всего происходящего, поражало всё сильнее. Спустившись к реке, Алексей в очередной раз не смог удержаться от восхищения природой этого края, здесь просто дух захватывало. От избытка чувств он зачерпнул пятернёй снега, быстро слепил снежок и, захлёбываясь от восторга, как ребёнок, забросил его куда подальше в сторону реки. «Красота!..» Он постоял, наверное, ещё с минуту, пока в его раздумья не ворвался мужской крик: – Помогите! Помогите спасти девочку! Алексей обернулся. Навстречу ему, размахивая руками, как лопастями мельницы, бежал здоровенный мужик. Лицо красное, обветренное – в такой мороз и без шапки. – Там девочка тонет, – выдохнул здоровяк, и Алексей помчался с ним к реке. Девочку, лет шести, вытянуть, слава Богу, удалось. Мужчина взял её на руки и понёс к деду Матвею. – От ты непослушница, ну чего ты там опять лазишь, –

заворчал дядя Митя, завидев ребёнка. Затем быстро стянул с неё мокрую одежду, уложил на кровать и давай растирать её своей водкой. Вскоре та стала приходить в себя. – Ну, чего стоишь как истукан! – крикнул дед на мужика. Иди дров нарубай, первый раз что ли! Алексей как-то даже вздрогнул: «Не в первый раз – в который же?» – подумал он и отпрянул к стене. – Да ты сядь, – предложил дед и с заботливой улыбкой продолжил: – Главное ничего не бойся и ни на что не реагируй. От улыбки деда стало спокойнее. И вовремя, потому что дальше пошли события тяжёлые и с трудом укладывающиеся в сознание. Дед Матвей накрыл девочку одеялом, сел рядом на стул и начал читать вслух какую -то книжку. С первых звуков Алексею показалось, что это не иначе как древние заклинания. И неспроста. С ребёнком стало происходить нечто невероятное! То краснея, то бледнея, мучаясь в бреду, в поту, она стонала, плакала, периодически успокаиваясь и засыпая и снова просыпаясь. Дед читал обыденно, словно поваренную книгу, лишь один раз махнул Алексею рукой – мол, сиди тихо! В какой-то момент показалось, что всё уже закончилось: ребёнок успокоился и лежал с закрытыми глазками, но дед не спешил останавливаться. Вдруг это ангельское создание с волосами цвета солнца резко поднялось на кровати и превратилось в кареглазую бестию, уставясь на дядю Митю зловещим взглядом: – Что ещё скажешь?! –

прошипело нечто устами ребёнка. Дед как ни в чём не бывало продолжал читать. И всё понеслось по новому кругу: бред, крики, стенания, судороги... Уже казалось, этому не будет конца, и тут всё враз стихло, ребёнок задышал ровно и уснул. – Баста! – заключил дед Матвей и глубоко вздохнул. – Ляксей, выйди глянь, что там боец делает, – поднял он глаза на Лёшу и опять улыбнулся. Ошарашенный, если не сказать больше, едва отдавая себе отчет в происходящем, Алексей послушно вышел во двор. Здоровяк колол дрова, как машина. Лицо красное, а руки, ожесточённо сжимавшие топорище, от напряжения бескровны. Всё еще находясь в состоянии грогги, Алексей встал рядом и машинально спросил: – А вы кто? Тот перевёл дух и вытер пот со лба. – Неважно кто, слушай дядя Митю. Пойду, пора мне, – пробурчал себе под нос незнакомец, вонзил топор в колоду и ушёл. Алексей так и остался стоять во дворе. – Ну, где ты пропал-то, – выглянул дед, – мы тут уже с ума сходим! Видимо, он имел в виду игры с ребёнком: из избы доносился заливистый детский смех. – Иди к нам, чайку с брусникой попьём. Растерянный Алексей, так и быть, пошёл внутрь. Девочка, которую, как оказалось, зовут Настя, уже сидела за столом и как ни в чём не бывало пила с дедом чай. На столе стоял самовар, чашки с дымящимся чаем, тарелка с брусникой и баранки. Довольный дядя Митя

смеялся и заигрывал ребёнка: а кто с бóльшим хрустом съест баранку, а кто ложку с вареньем вылижет так, чтоб ярче блестела... Алексей прямо застыл на месте – так умилительна была эта картина, дед явно пребывал на седьмом небе от счастья: наверное, всегда мечтал о внучке. – Садись с нами! – в который раз потребовал дядя Митя. Глаза его лучились. После чаепития дед скомандовал: – Ладно, Ляксей, нам пора. Сегодня новенькие пришли. Пойдёшь с нами: со мной и козявкой, – озорно взглянул он на Настеньку. – Я не козявка, деда, – завизжал ребёнок. – Тогда малявка, – продолжал настаивать дед. – И не малявка! Я Настенька. – Ой, моя хорошая, ну, пойдём собираться. Ты с нами, да? – обратился он уже к Алексею – Ну, конечно, дядь Мить, – вымолвил Алексей, не зная, что сказать. Через пять минут вся компания уже шагала по улице. Вскоре зашли в какой-то дом. Там оказались люди, очень бледные, и было их человек десять, наверное. Сидя напротив деда на диване, они внимательно слушали, не сводя с него глаз. Настя же, усевшись рядом с Алексеем, не уставала нашёптывать ему: – Не бойся, всё хорошо, тут тебя никто не обидит. Не на шутку напуганный, ничего не понимающий Алексей лишь послушно кивал. Затем они пошли в другую избу, и началось то же самое. Возвращались домой

уже за полночь. Горели звёзды, освещая путь, скрипел снег под ногами, – втроём было весело. Переночевали у дяди Мити. А утром всех разбудил крик петуха. – Фу, бестия! – проворчал дед. Петух, вроде, сник, все стали засыпать, потом снова: кукареку-у-у. Дед Матвей, недовольно кряхтя, перевернулся на другой бок. Дрёму прорезал третий крик. – Да заткнешься ты когда -нибудь или нет! – крикнул дед в сердцах. – Дядь Мить, тише, ребёнка разбудишь! – не выдержал Алексей. – Да нет уже. Ушла она. – Куда ушла? Как ушла? – аж подскочил Алексей на кровати. – Да не важно… спи, – послышался тяжёлый вздох. – Не придёт ко мне больше моя козявка… ну ладно, всё когда-то заканчивается. И тут, совсем не кстати, раздался четвёртый крик петуха. – Ляксей! Ты суп из петуха любишь? – дед вскочил в штаны и бросился за петухом. В одиночку догнать петуха – задача не из лёгких, и через время со двора донеслось: – Ляксей, помощь твоя нужна. Суп из петуха был готов к обеду. Всё утро Алексей провел у себя: информация, полученная от деда, требовала обработки. Да и дядя Митя просил к нему не ходить: – Домашние заботы, ну на что тебе они? Вот управлюсь, суп сварю, и приходи.

На том и порешили. Работалось в охотку, и вдохновение было – нужные слова сами ложились на чистый лист, ручка, казалось, скользила по бумаге без напряжения, словно фигурист, выделывая всякие крючки да завиточки. С определённого момента Алексей даже перестал узнавать свой почерк, настолько аккуратным он выглядел. В голову вдруг залетела шальная мысль: может, это дед руку приложил... Настроение было не просто отличным – возвышенным! Он творил! Рассказы деда на глазах приобретали зримость и объём, превращаясь в достоверную картину истории и быта далёкого народа, видимую настолько чётко, словно ты сам его часть: вот одни строят, другие пашут, воины защищают свою землю от жадных и завистливых врагов… Материал стал приобретать уже вполне определённые очертания, и казалось, всё почти готово, вот только ещё чуть-чуть, последняя деталь, последний штрих. Отбросив ручку и заложив руки за голову, он откинулся в кресле. Надо было перевести дух. «До чего ж хорошо здесь!» – воскликнул Алексей, мечтательно глядя в окно. Ему всегда казалось, что всё не вечно под луной, и ощущение удовольствия тоже. Как мы живём? Сегодня нам хорошо – завтра плохо. А здесь всё было не так. Упоение, одно сплошное упоение. До чего ж было хорошо на душе! Незаметно подошло время обеда. Он накинул куртку, обулся и направился к деду. – Суп сам знаешь из кого, – поставил дядя Митя горячую

тарелку перед гостем. – Ляксей, не в службу, а в дружбу, из тулупа достань. Алексей ухмыльнулся, сообразив, что дело идёт о бутылке. Они сели. – Ну что, как поработалось? – спросил дядя Митя, зачерпнув суп ложкой. – Да почти всё готово, только штрихи остались… – А чё те надо-то? – не дал договорить ему дед. – Ты знаешь, дядь Мить, наверное, просто рассказывай. По ходу видно будет. – Ладно, Ляксей, тогда слушай, – начал дед Матвей. – Понимаешь, что для нас было главным: мы после себя должны были что-то оставить. Ну, вот сапожник – сапоги, писатель – книжку. Народность должна чем -то обогащаться. Вот помрешь ты – и чё? Что будет после тебя? Ты скажешь, дети – ну, правильно, только дети тоже помрут, а тебе нужны вещи вечные: книга, слово, добро, сапоги… Алексей рассмеялся, заподозрив, что связи между книгой и сапогами не будет. – Не перебивай дедушку, – пошутил дядя Митя. – Ну, это должны быть лучшие сапоги: чтоб ты умер, а о тебе помнили. Так цивилизация обогащается. Вот какая тебе разница, кайфуешь ты от палки колбасы или от модных брюк? Тут кайф нехитрый, однотипный. Так стоит ли гнатся за новыми штанами, только потому что старые вышли из моды?.. А ты, Лёш, сходи в лес, на речку – вся природа с тобой разговаривает тысячами голосов, а мож, мильонами. И почувствуй: ты – человек, часть этой жизни, совершенствуй себя – и жизнь ощутит твою заботу о своей частичке. Вот такая

мораль была… Да много чего было… ладно, потом, давай поедим. – Интересно ты рассказываешь, дядь Мить. Тот почему-то усмехнулся и принялся молча есть. Алексей разобрался с супом раньше, приложил салфетку к губам и объявил: – Дядь Мить, я пойду пройдусь. У меня почти всё готово! – Я смотрю, ты в настроении, – заулыбался дед. – После вчерашнего, ты знаешь… – начал Алексей. – Иди, иди, третья колонна, – заторопил в шутку дед, видимо, снова-таки имея в виду «пятую колонну». – Дядя Митя! – чуть не обиделся Алексей. – Лана, шутя я… Только на кладбище ни ногой. Маленькое ухоженное кладбище в чистом поле, покрытом снегом. Дорожка вытоптана кровяными следами... Что-то потянуло Алексея подойти ближе. На одной из плит – портрет Насти, а вот – портрет того здоровяка, что её спасал. А это… Люся! Люся-а-а-а!.. Он закричал что есть силы, упал на колени и закрыл лицо руками. И ещё долго ему вторило эхо. И тут он вдруг ощутил, что ничего нет… Вода и снег, поле и небо… только нет ведь этого всего. Это даже не пустота – нет самого пространства, и он здесь один. В ушах зазвучал слышанный когда-то рассказ бабушки. Ей приснился умерший сосед. Она спросила: «Ну, что там?..» – и он ответил: «Ничего. И очень холодно». Так вот оно что. И правда, холодно. Холодно и жутко.

– Ну чего ты туда полез! – дед Матвей склонился над постелью Алексея. – И я ещё дурак: как можно вам что-то запрещать, – заворчал он постарчески. – Это сильно страшно? Дядь Мить? Прости меня, дядь Мить, – говорил Алексей, еле ворочая языком. С него градом катился пот. – Время чуть тебя не засосало. Остался бы где-нибудь там, непонятно где, во временной яме. И пиндык! Хорошо хоть Лизка, шельма, шляется где ни попадя, вот хоть толк с неё какой стал. – Дядь Мить… – пытался что-то сказать Алексей, но дед не дал договорить: – Ладно, расскажу тебе, что это. Вот этот здоровяк на реке, утопил он эту девочку изза наследства. И сам потом сдох в этом же озере. Теперь вот здесь. Спасает её каждый день, всё вину перед Господом исправить хочет. Красноармейца этого нашли недавно, вот тоже ко мне попал. НКВДшник – столько людей на тот свет отправил, что… ой, говорить не охота! – Дядь Мить, мы живы? – Да, мы живы. Ты да я. Сидим тут вместе с проклятыми Богом скелетами! – Мне кажется, ты их делаешь лучше… читая молитвы. – Может быть, ты и прав, – дед Матвей встал, подошел к камину и бросил в него ещё одно полено, которым тут же увлекся огонь. Затем вернулся в кресло и набросил на себя одеяло. – Ты знаешь, времени нет, это доказал ещё Эйнштейн. Прошлое так же реально, как и настоящее. Вот только где оно? Оно здесь. Я вообще не знаю,

где мы находимся. Бог не даёт ответы на все вопросы, чтобы ты мог куда-то расти, к чему-то стремиться. Я не знаю, где мы, не спрашивай. Да, твоя… – Люся? Что с ней? – встрепенулся Алексей. – Лежи спокойно, не вскакивай, ты не зря её ревновал, умерла в постели со своим любовником. Он её до смерти… того… – Люська, Люська, она любила это дело, – запричитал Алексей. – Выпьем? Тебе не помешает. Алексей криво улыбнулся. – Закрой глаза, – сказал дядя Митя. Алексей закрыл, а когда открыл, увидел накрытый стол. Он потихоньку встал с постели и перешёл к столу. – Дядь Мить… Дед Матвей опять не дал договорить. – Я не рассказал тебе, зачем я здесь, – тон его немного изменился и стал грустнее. – Я её жду. Она придет сюда… Сорок лет прошло, а всё никак не могу её забыть. Эх, да ладно, давай сменим тему. Дед Матвей налил ещё своей волшебной водки, и они отвлеклись от грустных раздумий. Дед опять шутил, вспоминал какие-то байки. – Эх, Ляксей! Машку сегодня примешь?.. Стриптиз хочешь? – Дядь Мить, о чем базар, – заулыбался Алексей, разведя руки в стороны. Откуда ни возьмись появился шест. На нем повисла голая Маша и под крики деда «Маня, жги» начала вытворять такое... Так они просидели почти

полночи. Дед Матвей попрощался и пошёл к себе. – Как думаешь, я ещё ничего? – с этим вопросом дед Матвей пришёл к Алексею ранним утром. Солнце уже светило во всю. Алексей открыл окно, и морозный запах зимы вошёл в дом. Дед стоял в дверном проёме и улыбался. Побритый в кои -то веки, одетый в старую, но чистую белую рубашку, причёсанный (две волосины в два ряда) и довольный. – Умерла она, – довольный, проговорил он. Сейчас в гробу лежит перед домом. Ничего, ещё часа два, и будет здесь. И будет моя. А пока пущай там погрустят о ней, споют на поминках, поплачут... Но потом, – выражение лица дяди Мити резко изменилось, – потом она – моя! Уж я с ней! Здесь, на каждой койке! Нагоню прошлое! Алексей при этих словах аж шарахнулся. – Ну, знаешь, дед Матвей, я слушал тебя всю дорогу… но теперь… – и вдруг, как гром среди ясного неба, пронзила догадка: – Ты… ты ведь умер… умер, да? – часто дыша, выдавил он и стремглав кинулся из избы. Не помня себя Алексей забежал в дом к деду Матвею. Так и есть, тот сидит там же, в кресле у камина, где сидел вчера. Так и умер в кресле, закутанный в одеяло. А этот… кто же этот, бритый в рубашке? Когда он вернулся к себе, дед Матвей всё так же стоял в дверном проеме, ожидая возвращения Алексея. – Ну, прибежал? Глупый ты. Потому что молодой. Ну какая разница, мертв я или жив? Это всё одни слова. Главное, что рядом будет она, и не семьдесят, не восемьдесят лет… а вечность! Вот что главное, когда

есть любимый человек! Ляксей, не плачь! Слёзы текли самопроизвольно: психическое напряжение последних дней дало себя знать. Пытаясь совладать с собой, Алексей посадил деда в кресло. Затем всё-таки взял себя в руки, улыбнулся деду и решил помочь ему выглядеть на все сто: подправил его неумелое бритьё, надел на него свой костюм, что брал в дорогу, и галстук с белой рубашкой. – Ну, всё, Ляксей, тебе пора! – серьёзным тоном сказал дед Матвей. Они обнялись. Алексей вышел и направился к машине, а дядя Митя остался провожать его взглядом, стоя у дороги. Внезапно Алексею сильно захотелось оглянуться, и… Кругом была весна, только входящая в свои права. Пели птицы, лучи солнца еле ласкали, но ещё не грели. На дороге сто-

ял дед Матвей в образе двадцатилетнего юноши с русыми волосами, в стильном костюме зелёного цвета. В руке – букет цветов, а рядом – она, в летнем бежевом платье. Красивее женщины Алексей так потом и не видел за всю свою жизнь. Он сел в машину и снова взглянул на дорогу: снег, метель… – включил дворники и прибавил скорость. В папке на соседнем сиденье, как он и думал, оказался отчёт о малой народности, написанный дедом Матвеем, но аккуратным почерком Алексея. А в конце отчёта – приписка уже другим почерком: – А вообще, херня это все, Ляксей. «Мимо окон сельсовета» – вот это жесть! Вот он, народный фольклор! Автор: Алексей Мухин

Спасибо музыкальным группам SwallowtheSunиTreesofEternity, Стивену Кингу, моему ночному бодрствованию и кофе за вдохновение. Микко очень любил дождливую погоду. Особенно нравилась ему легкая морось, что обдавала лицо прохладой и делала воздух свежим. Словно небеса еще не были готовы разразиться ливнем и обрушить гнев или горечь на землю, а только тихо плакали. Небо было серым: создавалось впечатление, что на небесном холсте ктото смешал слишком много черных и белых красок. Всю возможную серость вобрал в себя этот день. Это означало для Микко одно – сегодня к нему придет вдохновение. Микко не музыкант, не художник, не режиссер. Он писатель. Из его окна открывается самый банальный и традиционный вид, присущий многим мистическим фильмам. Новый домМикко – в провинции бескрайней Финляндии, вдали отего родного города Хельсинки. Вдали от посторонних глаз, вдали от суеты. Перед собой он видит лишь огромное пустое поле с выцветшей, потерявшей все соки,смятой травой. А также одинокое, исполинское дерево слева. На улице осень и деревья в это время еще не полностью теряют свое убранство. Но дерево, что видит Микко из окна, абсолютно лишено листьев. Оно кажется памятником. Дерево, по всей видимости, горело в прошлом и его ветви были сухими и голыми. Но что-то все же поддерживало жизнь в этом старом дереве, иначе оно бы рассыпа-

лось. Этот пейзаж Микко видел уже несколько раз после покупки этого дома. Они с женой и двумя детьми купили дом недавно. Семье пришлось жить вдали от шумного и подвижного мира. Их отцу – известному писателю предстояло написать очередной роман, который сулил хороший доход. Микковдруг срочно понадобились покой, умиротворение и уединение для творчества. Что же может быть лучше дома с таким характерным пейзажем? С несколькими домами по соседству (ближайший за полкилометра отсюда), с изредка проезжавшими туристами. Они иногда сбивались с пути или же просто мечтали переночевать после долгой дороги в единственном доме в окраине. Глушь, тишина и скрип веток обуглившегося дерева… Именно это и нужно было Микко, чтобы спокойно работать. К тому же, что-то изменилось в настроении писателя, когда он стоял у окна, созерцая свои новые владения. Его охватило странное чувство.Может,это просто печаль, а может,вдохновение садится на плечи, подогретое непонятно откуда взявшимся любопытством.Микко пришла в голову мысль, что на улице практически не было ветра, - в поле его особенно легко заметить. Но сегодня трава не шевелилась на ветру, да и дерево не двигалось, хотя вполне нормально бы было увидеть покачивание ветвей. Пейзаж за окном был неподвижен, словно Микко смотрел на картину. Но тут он увидел движение в ветвях черного дерева, и что более всего поразило писателя, так это то, что ветви задвигались так, словно дерево было живым организмом, а вет-

ви были руками с настоящими сокращающимися мышцами. Одна «рука» выгнулась вправо и вверх, другая волной двинулась влево, и все дерево слегка встрепенулось, похожее на только что проснувшееся существо, которому необходимо сладко потянуться и размять тело. Микко закрыл глаза и снова открыл их, чтобы отогнать наваждение и еще раз проверил отсутствие ветра. Но дерево двигалось, даже мельчайшие веточки двигались на больших «руках», словно скрюченные «пальцы». Микко мысленно одернул себя, обвинил в разыгравшемся воображении, поругал себя, назвав «ленивой задницей» и решил

прогуляться к дереву. Оно было так же частью его усадьбы, как и дом и примыкающие к нему земли. МиккоМатикайнен очень обязательный человек: он дал себе слово, что будет работать как минимум три часа в день, чтобы закончить свой новый роман в срок. Он надел плащ, взял свой блокнот и вышел на улицу. Его отвлекал шум посудомоечной машины и телевизора. Его жена Айно занималась домашними делами и всегда громко включала телевизор, слушая сериалы или музыкальный канал. Она не нравилась тишина старого дома, и она пыталась ее заглушить. Дети бегали друг за

другом что-то громко крича на выдуманном ими кодовом языке. Забавная игра, которая здорово отвлекала отца от работы. Микко нужно было побыть одному, и он решил разделить свое одиночество со старым деревом. У деревьев есть душа. Микко верил в это и частенько мысленно разговаривал с деревьями. И они словно ему «отвечали». Айно смеялась и подшучивала над мужем, потому что была человеком, чрезвычайно приземленным, и не верила ни во что, кроме того, что могла потрогать руками. Как хорошо, что сейчас он один и может дать чувствам и мыслям волю выплеснуться на бумагу.

Ему, тонко чувствующему писателю, нужно было освободить то, что делало его известным. *** У дерева была каменная скамья, ее ножки почти наполовину вросли в землю, как и корни дерева. Такие скамьи обычно можно увидеть в фамильных склепах или на кладбищах. Такие скамьи нужны, чтобы предаться воспоминаниям, тихим разговорам внутри черепной коробки и ностальгии. Микко тихо говорил с мертвым деревом, голые ветви которого поскрипывали на ветру. Все это даже создавало мрачную мелодию в голове Микко, хотя он не композитор и не музыкант. Но мелодия почемутоотчетливо слышалась в его голове, будто кто-то лениво перебирал струны, а может это просто ветер поигрывал ветвями дерева. Микко сидел на скамье с блокнотом и шариковой ручкой в руках, смотрел прямо вверх, в самую крону дерева. Ветки смотрелись мрачно на фоне чемпионски серого неба, ведь ничто больше не могло сравниться с его серостью. Ветки шевелились, изменяя узор и разрезая небо на мелкие лоскуты. Изредка капли дождя падали на щеки Микко, отчего он в блаженстве прикрывал глаза. Но он был немного зол на дождь, ведь он орошали бумагу в блокноте. Микко огляделся. Вокруг поле с пожухлой травой, его новый дом неподалеку. Он был реставрирован, после смерти предыдущего хозяина - так ему сказал риэлтор. Поэтому дом был продан ему так дешево. Должно быть, мало кому хотелось купить дом, в котором ранее умирали хозяева. Хотя Микко по праву считал, что любой дом хранит скелеты в шкафу в

в прямом смысле этого слова. В любом доме мог умереть человек. Обычное дело. Где есть жизнь, там есть и смерть. Так что Микко ничуть не напугала история этого дома. К тому же риэлтор ничего толком не рассказывал и Микко были неизвестны подробности из прошлого этого Богом забытого дома. Его душа была на месте. Никакого беспокойства. Лишь умиротворение для творчества. Пустота, спокойствие, осень. Микко был уверен, что на том месте, где он сидит, ранее мог быть другой дом, или если быть точным - сад, от которого остались только дерево и скамья. У подножия дерева на земле было возвышение. «Наверное, корни в том месте слишком близко подходят к поверхности земли», - подумал Микко. Мысли писателя были сбивчивыми, но ему нравилось находиться здесь и он, отвлекшись от наблюдений за пейзажем начал что-то черкать в своём блокноте, изредкарастирая редкие капли дождя по страницам. Внезапно порыв ветра чуть не заставилМикко выронить ручку. Но писатель только поёжился и продолжил работу. Микко откинулся на холодную спинку скамьи, и запрокинул голову назад, словно прислушиваясь. У него никогда не было видений, но он услышал голос в своей голове. Это был чужой голос. Не тот голос, каким обычно говорит собственная совесть или внутренний голос, нет. Голос был чужим, явно мужским. Он физически почувствовал его в своей голове. Обычно именно так в фильмах изображают процесс телепатии. Микко показалось, будто он слышит чьи-то мысли. Голос

этот был неспокоен, что-то шептал, даже порой срываясь на крик.Микко заметил, что его рука пишет что-то в блокноте, и она подчинялась не писателю, но кому? Он разглядел надпись в блокноте. «Она стоила того, чтобы умереть ради нее». Микко не мог поверить своим глазам: написанное было графическим отображением того, что шептал голос в его голове. Что это было? Он подчинялся кому-то, кто диктовал ему и заставлял писать слово за словом. Никогда еще в жизни Микко не случалось таких вещей. Но с каждой секундой Микко начинал понимать, что он все дальше от реального мира, поле закачалось у него перед глазами, голова сильно закружилась, а рука еще яростнее царапала что-то в блокноте. Кто завладел ему разумом, кто??! Ему начало казаться, словно он находится под наркозом и начинает медленно отключаться. Разум все еще подбрасывал ему воспоминания об алкогольном опьянении, или наркотическом угаре, и даже о гипнозе. Все, что он чувствовал, напоминало моменты, когда сознание становится неконтролируемым. Все окружающее перестало его интересовать. Пейзаж изменился, и перед его взором начала обрисовываться совсем другая картинка. Ощущение было таким, будто в мозг писателю кто-то ввел микрочип с воспоминаниями, и он невольно оценивал презентацию, слайд за слайдом, перед глазами менялись объекты, цветовая гамма, звуковая дорожка. «Она стоила того, чтобы умереть ради нее», - снова повторил голос в голове. Сознание говорящего стало сознанием

Микко, и он снова услышал мелодию, она была жутковатой и мрачной, но почему-то манящей. Звуки были похожи на гитарный перебор, призрачно отдающийся эхом в ушах, будто преобразованный эффектом дилэя. Но мелодия эта лишь напоминала настоящую музыку. Она была создана в сознании, завладевшем Микко, она звучала в мыслях говорящего, диктующего, властного голоса. Мелодия была воспоминанием, музыкальным произведением внутри мозга, так и не ставшим реальным. Она напоминала саундтрек чейто жизни, по какой-то нелепой случайности открывавшейся Микко. Он уже не видел, что пишет в своем блокноте, он полностью погрузился в видеоклип, крутившийся в его голове. «Я просто старый дух, поющий в ветвях старого дерева. О, как же мне нужна чья-то душа, как мне нужен чей-то живой голос…» «Она стоила того, чтобы умереть ради нее, я оплакиваю ее, мою единственную боль». Микко видел дерево, стоящее перед ним, но оно было не обугленным, как сейчас, крона была богата сочной листвой и колыхалась на ветру. Лил дождь, как и сейчас, а серое небо было затянуто тучами. Крупные капли дождя похлопывали по листовым пластинам, похожим за изумрудно-зеленые сердечки и скатывались вниз, разбиваясь о землю. Он видел мужчину, склонившегося над возвышением у корней дерева. Мужчина сидел на коленях, прямо на земле и, сложив руки в молитвенном жесте, покачивался взадвперед, как умалишенный. По его щекам текли скупые слезы, мгновенно превращавшиеся в дождь. Он не отрывал взгляда от

возвышения. Холодок пробежал по спине Микко: возвышение было могилой. Эта картина превратилась в зацикленное видео, а мелодия набирала душераздирающий накал. И вдруг Микко почувствовал сильный удар в плечо, а затем его затрясло. Он очнулся и мгновенно вышел из транса: он почувствовал себя птенцом, выпавшим из гнезда. Голова кружилась, как от похмелья, но через несколько секунд его взгляд сфокусировался, и он увидел перед собой пожилого мужчину, который держал его за плечи и усиленно тряс. Взгляд Микко был еще не четким, но по морщинистому лицу он узнал садовника, с которым виделся в первый день, когда их семья поселилась в доме посреди поля. Садовник сообщил, что работал здесь еще при жизни предыдущих хозяев, предложил свои услуги, и Микко не стал отказываться от них. Садовник был отнюдь не бесплатным приложением к дому, но неплохим бонусом, ведь такая большая усадьба требовала качественного ухода. «ХэрраМатикайнен! ХэрраМатикайнен! Прошу вас, очнитесь!» – причитал старик. «Что? Что случилось?» – спросил Микко, сузив глаза и поглядывая на старика с видом человека, которого без его желания разбудили после долгого и сладкого сна. И тут Микко осознал, что серые небеса наконец-то разразились ливнем, а его блокнот намокал с непростительной быстротой, а капли дождя уже стекали по лицу с его волос. «Возвращайтесь в дом! Скорее! Вы совсем промокните!» – прохрипел старик. «Ах, да, вы правы. Я, кажется, заработался!»

Он бросил взгляд на дерево. Ветер рвал на нем плащ и только что сорвал шапку с головы старика-садовника, но ни единая веточка на дереве не шевелилась, порывов ветра оно, казалось, и не чувствовало. Микко содрогнулся, поблагодарил старика и набросил на голову капюшон. Садовник с подозрением и благоговейным страхом смотрел на писателя, а затем промолвил: «Держитесь подальше отсюда, работайте в доме. Особенно в дождь. Вас так и молнией убить может. Нашли, тоже мне, пристанище под деревом в поле. Это была бы глупая смерть, согласитесь! - а затем он развернулся и зашагал прочь. *** Глаза АйноМатикайнен бегали по строчкам, жадно читая рукопись мужа: «….Здравствуй, человек! Ты снова здесь. Кажется, я обрел с тобой голос… Ты ведь хочешь узнать, что произошло. Я расскажу тебе. А ты напишешь обо мне, ведь так? Да, напишешь. Ты снова пришел послушать мои вопли….Что ж… слушай. Ее глаза были бледны и безжизненны, как сполох рассвета. Она стояла под деревом, под тем самым деревом, где мы впервые встретились. ….Под деревом, где я сделал ей предложение. О, нет! Нет. Моя жестокая беспощадная боль… Как я ее любил. Как я ее любил… Тогда под кроной этого дерева, я увидел в ее бесцветных глазах страх и что-то еще. Что-то гноилось внутри нее… Но она была по-прежнему прекрасна. Болезнь. Она была больна. Она говорила так просто, пожимая плечами, говорила, что умирает. Говорила, что любит меня. Я был непреклонен. Я умер уже

тогда, когда осознал, что опухоль заберет ее у меня. Навсегда. Но я был непреклонен, черт возьми. Я настаивал на браке. И она почему-то согласилась. Она увядала, как болотная лилия, в моих руках. День за днем. Секунда за секундой. Но я уже был мертв. Потому что она стоила того, чтобы умереть за нее. И я умер. Я усох. Я словно лишился души. По этой земле бродило тело… Мое тело. ….Снежной ночью, когда белые кристаллы касались земли, она стояла у дерева. Слезы начертили две дорожки на ее щеках, превращаясь в лед. Они сверкали в лунном свете. Я стоял сзади, когда ее ноги подкосились. Она умирала в снегу. Ее бледные как предрассветная мгла, глаза остались открытыми. Я похоронил ее у дерева…У дерева, под кроной которого мы впервые встретились. ….Под деревом, где я сделал ей предложение. В холодные зимние ночи, не обнаружив ее в нашей постели, я вставал и рыдал над ее могилой. Холодные снежные ночи, я проводил у нее могилы. Она не возвращалась. Она никогда не возвращалась. Она покинула, покинула меня. За что? Холода сменились весенними дождями, цветением деревьев и зеленью травы, а когда настало сухое лето…Я больше не мог это терпеть. Она стоила того, чтобы умереть ради нее. А мне ничего не стоило плеснуть бензином на ствол этого чертова дерева. Секунды…Бензин стекает по моей одежде. Я прислонился спиной к дереву и опустился на траву. Спичка коротко чиркнула, и все вокруг утонуло в пламени…. Я всего лишь старый дух, воющий в ветвях дерева. Это дерево, единственное живое

существо в том пожарище, приняло мою загубленную душу. Они впитало меня, как губка. О, Господне наказание! О, Господи, за что??!! Я ее так любил. Но даже сейчас, мне приходится оплакивать ее. Мою единственную боль. …Не уходи. Я жду. Я остался здесь навсегда. Слушай мой плач, слушай мой вой, слушай мой крик. Я буду кричать вечно. Я старый призрак, застрявший в ветвях…Я подожду еще….Я еще подожду…». *** «Мне нужно серьёзно с тобой поговорить!» - сказала Айно взвинченным голосом и швырнула стопку рукописей на стол прямо перед носом Микко. Обычно такой фразой начинают не совсем приятный разговор. Поэтому Микко тяжело вздохнул, отхлебнул кофе из кружки, причмокнул и, наконец, ответил: «Зачем ты читала сырые рукописи? Это еще просто наброски». «Дело не только в рукописях! Дело в тебе! И выслушай меня, пожалуйста! Молча! – Айно сорвалась на крик. – Я уже не раз пыталась поговорить с тобой об этом. Но ты меня даже не слушаешь. На этот раз, МиккоМатикайнен, ты меня выслушаешь. И ты не будешь меня перебивать». Когда жена называла его полным именем, это означало то, что она была, по меньшей мере, в ярости. Айно продолжала: «Согласен ты или не согласен, меня это не волнует! Ты будешь просто кивать, чтобы дать мне понять, что ты меня услышал». Микко кивнул, и с тоской выглянул в окно.

«Смотри на меня! - Айно снова повысила голос. – Мне не нравится здесь. Мне не нравится этот дом, мне не нравится то, что ты пишешь, то, как ты себя ведешь весь этот месяц! «Мы уже месяц здесь?» – спросил Микко с искренним удивлением. «Естественно, ты не заметил! Да, прошел гребаный месяц с тех пор, как мы в этом Богом забытом месте. А ты беспечен, как ребенок. Микко, я прочла это. – Она указала на рукописи. – Это не ты пишешь. Ты не мог это написать. Это не твое». «Это мое!» «Молчи! – Айно властным жестом заставила мужа закрыть рот. – Раньше ты никогда такого не писал. Это похоже на записки их желтого дома. Не знаю, как тебе в голову пришло такое писать! Такое впечатление, что это стенографирование мыслей нездорового человека. Да, мне кажется, что ты не здоров! Может, ты не заметил, но ты сбросил килограмм десять. Ты же толком ничего не ешь!» Микко оторвался от стула и тремя большими шагами пересек комнату. Оказавшись, у зеркала он критически себя оглядел, отметил, что жена не ошиблась, но, не придав этому большого значения, просто кивнул, как послушный малый. «Ты постоянно ходишь к этому проклятому дереву и сидишь там, как дурак, хотя у тебя есть свой кабинет. Слава богу, ты туда компьютер не перетащил! По ночам не спишь. Ты не разговариваешь со мной, с детьми. Да, черт возьми, за восемь лет нашей совместной жизни, ты никогда не был так холоден со мной, как в последний месяц! Что происходит? У тебя есть

семья, твоя любимая работа и деньги, у нас есть наш дом в Хельсинки. Черт, у нас никогда не было проблем с сексом. Но нет, тебе нужно было забраться в эту дыру. Как ты писал раньше? Разве тебе так нужно было уединение? Что изменилось?» Микко кивнул, не отвечая на вопрос. «Знаешь, я говорила с нашим садовником. Еще один псих. Так вот он рассказал мне множество забавных историй». «Может, старикан за тобой приударить решил, раз тебе секса не хватает? Может, он что -то такое почувствовал», - съязвил Микко. Айно бросила уничижительный взгляд на мужа. «Он сказал мне, что не раз видел тебя, сидящим под деревом. Он сказал, чтобы я приглядывала за тобой, предостерегал. Говорил, что ты находишься в трансе, сидишь на скамье с искаженным от ужаса лицом и невидящими глазами смотришь в небо. И при этом твоя рука, ни на секунду не останавливаясь, выводит строчку за строчкой в твоем блокноте. Нормальные люди так себя не ведут, Микко. Я тоже никогда раньше за тобой такого не замечала, пока сама не увидела. Если бы так вел себя восемь лет назад, я бы не вышла за тебя замуж». Микко кивнул, внимательно слушая жену. Так ли внимательно, как должен был, или нет? «А еще садовник посоветовал мне быть осторожной, и иметь в виду, что ты в опасности, потому что – цитирую: он (это старик так это чертово дерево назвал), наконец-то, нашел себе душу, голос, он нашел рупор, чтобы заявить о себе миру. Кто «он», черт возьми? Ну, у старика то явно маразм. Все в

этих местах странные. Все, кого я встречала здесь. И ты, Микко, им уподобляешься». «А ты уже познакомилась с соседями?» - спросил Микко и понял, что попал в «яблочко». Еще один подобный вопрос и Айно лопнет от негодования. «Если пересечь поле, пройти вдоль лесополосы и свернуть за холмом, можно увидеть дом, где живет этот наш садовник с женой. С другой стороны поля, за трассой еще одна семья. Но все они не дружелюбные, уж поверь мне», - вопреки ожиданиям Микко голос Айно смягчился, - я хотя бы прогуляться иногда выхожу с детьми. Не то, что ты! Сидишьвсе время у дерева, прирос ты к нему, видимо!» Микко молчал. Айно прохаживалась по комнате. Немного помолчав, она продолжила: «Хочешь ты этого или нет, но я позвонила в Хельсинки подруге, и договорилась с ее знакомым психиатром. Он приедет сюда на прием». Вот тут Микко взорвался! «То есть ты меня уже в психи записала, даже не посоветовавшись со мной! Да, как тебе в такое в голову пришло?» «Ты бы стал сопротивляться. Или не стал бы меня слушать. Мистер Хейккинен приедет сюда завтра. И не надо драм. Он просто задаст тебе несколько стандартных вопросов и пропишет лекарства. Может, у тебя хотя бы сон нормализуется, - Айно хмыкнула и добавила, более того, я слышала, что творческим людям часто требуется такого рода помощь. Возможно, и тебе не помешает». Супруги долго пререкались, но настойчивости Айно

было не занимать, и она взяла верх. Писатель сдался и согласился на беседу с психиатром, но сказал напоследок, что отправил несколько глав редактору, и тот заявил, что Микко непременно должен продолжать писать этот роман, и при том добавил, что ему вполне понравился новый стиль, в котором работал Матикайнен, названный «потоком сознания». Айно лишь пожала плечами. А Микконе преминул наведаться к дереву перед сном. *** За полгода плодотворной работы над романом, Микко не только сильно похудел, он стал депрессивным и подозрительным. Жена и дети разговаривали с ним предельно аккуратно и предпочитали верить психиатру, который не ограничился одним визитом. Он исправно привозил новые препараты, беседовал с писателем. Следует отметить, что беседы становились все короче. «Болезнь» Микко усугублялась и, по словам мистера Хейккинена, писателю была необходима госпитализация. Желательно в Хельсинки. Айно была во всем согласна содоктором Хейккиненом, она была абсолютно уверена в невменяемости мужа, называя поведение Микко - «это у него профессиональное». Микко же не стал бы посвящать жену в то, что ему открылось, ведь, как повелось, Айно была человеком чрезвычайно приземленным, верящим только в то, что можно потрогать руками. Она все чаще покидала Микко и отправлялась с детьми в Хельсинки. Никакие уговоры не сдвинули его с места. Он оставался в своем новом доме, а стопка рукописей на его столе росла и росла. Микко потянуло на винтаж, и он пожелал писать

весь свой роман от руки. На его столе стоял компьютер, а он предпочел рукописи. Еще он «подружился» с Ксанаксом и Хлоралгидратом. Чудные белоснежные таблеточки похожие на летний град уносили в мир спокойствия и хорошего сна. У него были и другие препараты. Они помогали на время забыть о том, что манило Микко в поле. Всего лишь на время. Летний град помогал Микко не слышать той жуткой, но притягательной мелодии, которая час от часу видоизменялась в его голове. Казалось, знал бы Микко нотную грамоту, он бы мог написать эту музыку. Но он не музыкант, не композитор. Он писатель. И его роман был готов. *** После последней ссоры с мужем, Айно долго находилась в Хельсинки. Ей не хотелось возвращаться обратно в дом со скрипучим деревом неподалеку. Не хотелось постоянно уговаривать мужа одуматься. Иногда ей казалось, что кто-то или что-то притянуло Микко за уши и заставило купить тот дом под предлогом того, что писателю необходимо уединение. Но эти мысли быстро сворачивались под прессом приговора доктора Хейккинена: Микко болен.Айно часто звонила Микко и спрашивала о его состоянии. Обычно разговоры длились менее пяти минут. Но однажды Микко сам позвонил жене. По крайней мере сначала ей так показалось. Но трубка заговорила не голосом ее мужа. Звонил садовник. Айно получила предупреждение: «Ваш муж, кажется, в опасности. Его состояние меня беспокоит. Приезжайте сегодня же». Айно видела лишь размытую трассу под колесами ее автомобиля - она очень спешила. От

мужа ее отделяли пять часов езды. *** К сожалению, на все оставшуюся жизнь Микко запомнился жене таким, каким она видела его в последний раз: мертвым. Ее встретил трясущийся садовник, который заикался от волнения и дрожал всем телом. Он указал на дерево. Айно прошла по тропинке вверх на холм, и крик застыл у нее в горле. Микко сидел под деревом, прислонившись спиной к стволу, голова его поникла на грудь. Он не был похож на старого доброго Микко. Скорее он напоминал изможденного старикана. На нем все еще была пижама, он не удосужился даже переодеться. Из карманов пижамных штанов белым градом на черную землю высыпались таблетки. Его новый «друг» Ксанакс. Ветер раздувал его волосы. А над ним возвышалось дерево, на котором не шевелилась даже самая мелкая веточка.

*** «РоуваМатикайнен, возьмите рукописи. Опубликуйте этот роман, - садовник протянул убитой горем Айно рукописи, это прекрасный роман. Опубликуйте его в память о вашем муже». Темная вуаль скрывала взгляд Айно от садовника. Она кивнула и забрала рукописи. «Я похороню его в Хельсинки», - сказала она. «Решать вам, конечно, роува! Решать вам, где будет покоиться тело. А Господь пусть решит, куда пристроить душу». «Да уж», - ответила Айно и поспешила к автомобилю. *** ХэрраКорхонен, многие годы выполнявший садовые работы в доме у дерева, тот самый садовник, прилагавшийся к дому,словно неотъемлемая его часть, стоял на холме и созерцал привычный для его взгляда пейзаж. Казавшееся бескрайним по-

ле, одинокое дерево с возвышением у корней и каменная скамья. Пейзажу не хватало только мертвого писателя под исполинским деревом. Ветра не было. Все стихло. Но дерево шевелилось. У него словно была душа. Или души. У него было сознание. «Ветви-руки» тянулись в разные стороны, склоняя дерево то в одну, то в другую сторону. Со стороны могло показаться, что растение вдруг рассорилось с самим собой. Оно было похоже на живое разумное существо с раздвоением личности. «Сынок! Обещаю, она опубликует роман. Твой голос не будет потерян. Я тебе обещаю, - сказал садовник Корхонен и, помолчав, добавил, - ХэрраМиккоМатикайнен, я верю, вас услышат. Ваш роман будет прочитан посмертно. И вы станете еще более известным», старик откланялся дереву и зашагал прочь. Авторские права на материалы, использованные в рассказе, принадлежат музыкальной группе Swallowthesun, а именно фрагменты текста песни Outofthisgloomylight, в литературном переводе автора. Автор: Инна Нюсьман

Сердце бьётся безумной птицей в каменных стенах. Бегущий во сне не знает… Бегущий во сне теряет… Бегущий во сне не в силах остановиться. Многолик и безымянен. Бегущий во сне не в силах отды-

шаться. Остановиться. Не в силах. Ведь рядом… Зверь, ступающий мягко тот самый, что крался предыдущей ночью что рвал на куски неудачно споткнувшегося

разорвать. Бегущий во сне не в силах отдышаться. Но рядом Знак, подающий надежду. С рваными краями и полустёршейся надписью, кренящийся набок, - но знак. И рядом Злость. Вершащая суд

Изнутри, утробно, - как натянувший цепь прикованный и напрягшийся, чтоб её

Земля со своим законом притяжения. Завеса, сорванная с петель и мягко ниспадающая к ногам.

неправедная, но придающая сил. Бегущий во сне не в силах отдышаться. На вдохи и вздохи просто нет времени. Но. Бегущему навстречу Загадка, которая рождается из собственного ответа.

Звук, приглушённо звучащий

лах отдышаться. Ведь Завтра, избегающее наступать.

Закон, стелющий путь там, где девственный лес.

Закат, подводящий итог и границу времени. Бегущий во сне не помнит. Откуда и куда. Рвёт руками край страха и сна. Чтоб упасть, но не замертво. Рябь по воде вздымается волнами. Сердцебиение бегущего в такт. Волны не гасят ветер. Волны встают ему встреч. Автор: Кирш Ли

Бегущий во сне не в си-

Никто и не подозревал, что ужин окажется не простым застольем, а настоящим карнавалом. Между внутренней стеной замка и началом деревни растянули большую сцену, расставили длинные столы, созвали фокусников и факиров — в общем, устроили целый праздник. Весь вечер играла музыка, жители (которые, кажется, собрались здесь полным составом) показывали драматические сценки, повсюду резвились дети. Даже нас с ребятами потребовали на сце-

— Откровенно говоря, я не замечала, что от них отдаляюсь. Но, раз ты так думаешь, то, вероятно, так оно и есть... — И почему? — Не знаю. Я считаю более правильным проводить время с тобой. — Почему? — Потому что ты, мой почемучка, не видел меня восемь лет. А для нас с ними это время пролетело незаметно, можно сказать, мы не расставались и едва ли друг по другу соскучились. — Ясно. — К тому же, — продолжила я, — сейчас мне практически не хочется что-то обсуждать. Скорее наоборот, я очень много думаю. — Зейн и ребята идут.

— Нет, конечно, нет, — ответила я и не соврала. — Мне как раз нужно кое-что у вас спросить. — Ну, тогда спрашивай, — Зейн сел рядом со мной, а ребята на скамейку напротив. — Весь этот праздник... Не выдадим ли мы себя? — Остров Сайтего хорошо защищен магией, но мы выставили дополнительный энергетический барьер, — отвечал Зейн. — Кроме того, звери Темного леса всегда на совесть охраняли остров. — А что будет, если ктонибудь зайдет на эту территорию? — спросила Дороти. — Даже если этот кто-то каким-то образом и обойдет волчью стаю, то он попросту ничего не увидит, если что-

ну, где мы вшестером исполнили пару песен а капелла и были награждены бурными аплодисментами. А когда стемнело, все, кто обладал хоть малой энергетикой, встали в круг и, объединив усилия, зажгли невысоко над головами светящиеся шары, заменившие факелы и осветившие всю людную площадь. Праздник продолжался. Я и Брайан решили передохнуть и ушли в сторону, присев на скамейку. — Почему? — спросил он. — Что почему? — не поняла я. — Почему ты отдаляешься от девчат? Я на минуту задумалась.

Пока они не подходят, ответь вкратце, о чем ты думаешь? — Брайан серьезно на меня посмотрел. Ребята уже почти подошли к нам. — О слишком серьезных вещах для своего возраста, если говорить вкратце, — я повернулась к Зейну. — Все в порядке? — Да, все хорошо, Дайен, — весело ответил Зейн. — А что-то должно было случилось? — Просто вы пришли всем составом, мы подумали, что нам снова куда-то нужно идти, — пояснил Брайан. — Нет, нет, — Зейн суетливо замотал головой. — Просто мы вас потеряли и подумали, что было бы неплохо найти. Мы не помешаем?

нибудь с этой стороны не пробьет барьер и не выдаст, что здесь спрятано другое пространство. Но тогда этому кому-то придется изрядно попотеть, чтобы найти способ открыть портал. Что считается невозможным, если у тебя нет талисмана матери-Земли. Который, как известно, находится сейчас здесь, с нами. — А мы как-то можем выдать свое присутствие здесь? — уточнила Кетерин. — Место, в котором мы находимся, не другое измерение и уж точно не другой мир. Так что все, что происходит здесь, влияет на то, что происходит за барьером. И наоборот. Но жители деревни, ребята

II Это все, что нам остается Глава пятая Дайен

Гидеона и Суприм знают пределы дозволенного, потому ни праздник, ни ваши тренировки не должны выдать наше присутствие. Зейн подробно все объяснял, обращая взгляд на каждого из нас по очереди, а мы внимательно его слушали. — Так что на этот счет можете не переживать и спокойно наслаждаться праздником. — Зейн, — не успокаивалась я. — А Антарес знает о мечах и амулете? — Конечно. Это ведь общеизвестные истины. Разве Метерлик ничего вам не рассказывала? — Нет, — Элеонор покачала головой. — Может, и собиралась, но уже не успела.

— Я думаю, что она умерла. Мы ведь тоже были мертвы. Зейн продолжал молчать несколько минут, опустив голову. Он громко дышал, его плечи дрожали. Он внимательно осмотрел свои пальцы, тяжело выдохнул и поднял взгляд. — Ну а вы, ребята, знаете эту историю? — Да, мы читали «Историю мироздания», но никогда не относились к ней серьезно, — ответил Кристиан. — Как и к «Библии», например. — Что ж, тогда я расскажу вам. В дальнейшем легенды часто будут оживать у вас на глазах. История мироздания — не религия, но, как любая из них, не дает разумного ответа на

— Что значит «не успела»? — удивился Зейн. — Она умерла, — пояснила Кетерин. Мужчина удивленно посмотрел на нас. — Вы уверены? Это случилось при вас? — Нет, — ответила я. — Но так сказал Антарес. И почему-то я склонна ему верить. — Почему? — допытывался Зейн. — Перед тем, как ребята вернули меня к жизни, я видела ее. Она вела меня и девчонок в свет. Мои подруги закивали, подтверждая, что видели то же самое.

вопрос о том, откуда все взялось. Так вот, считается, что сперва было Нечто. Аморфное Нечто, абсолютно пустое и безжизненное по нашим меркам. Однако это не совсем так. У Нечто было два ребенка, которые постоянно боролись друг с другом. Два маленьких близнеца: они были одинаковы, равноправны, но все же различны. Как родитель Нечто создавало для них игрушки, а близнецы не могли найти согласия между собой, разрушая и созидая их. Нечто создало пространство, чтобы близнецы могли жить порознь, не мешая друг другу — так появилась земля со всеми ее мирами. Но дети никак не желали жить мирно, постоян-

но заглядывая на территорию другого и копируя его. Один попросил создать травы и воду, второй просил того же, а еще скалы и камни. Но в какой-то момент один из близнецов перестал копировать второго и стал придумывать то, что мешало бы его брату. Один просил солнца, второй — дождя. Один — радугу, другой — штормов и землетрясений. Первый попросил создать милых, разумных живых созданий, чтобы поддерживать красоту и мир. Но на этот раз и второй попросил того же, но уже ради других целей. Так появились животные и люди. Близнецы не желали успокаиваться. И когда Нечто поняло, что скоро эта борьба перерастет в серьезную вражду, он создал животных и людей, которые не стали бы подчиняться ни одному из его детей — Древнейшие называли их Торто, что значит «повелевать». — Кстати, прощу прощения, но что значит «торторо» и «тортон»? — спросила Кетерин. — Уважительное обращение к потомкам Торто, — пояснил Крис. — Верно, Кристиан, — поддержал Зейн. — Так вот. Нечто собрало Торто в центре главного мира, в самой высокой точке, и дало им скрижали и два меча. На скрижалях оно написало слова, которые Торто должны были прочесть в том случае, если один из близнецов захватит землю и миры второго — чтобы восстановить равенство братьев. И сделать это можно было лишь ровно в том месте, где Нечто собрало своих созданий. — А мечи? — спросила Элеонор. — Мечи были созданы на самый крайний случай, — ответил Брайан. — Близнецы

давно уже перестали вступать в открытое противоборство и бились друг с другом через людей, что подчинялись их воле. Но Нечто понимало, что мечи едва ли будут в безопасности, если каждый желающий сможет ими пользоваться. И по его задумке мечи, наделенные сверхъестественным даром, сами выбирали наиболее ярких и самоотверженных представителей близнецов. И сами решали, когда им стоит появляться для решающей битвы. Считается, что эти Избранные люди могут убить друг друга по настоящему, оправив соперника в Рэбеz’ль, только с помощью этих мечей. — А это что-то типа Рая? — уточнила Дора. — Да, — подтвердил Брайан. — Эти мечи на древнейшем языке акрэ были названы Сайте и Ноэн, что значит «свет и тьма». — Все верно, — согласился Зейн. — Однако вы должны понимать, что ни свет, ни тьма не понимались как чтото хорошее или плохое. Это всего лишь две противоборствующие силы. На миг все замолчали. Когда Зейн убедился, что мы усвоили эту истину, он продолжил. — Из поколения в поколение Торто передавали свои знания и дары, свой долг. Но вскоре братья проведали о замысле их создателя и принялись перетягивать Торто каждый на свою сторону. Однажды им это удалось. Но не перетянуть, а расколоть Торто. И тогда дары утерялись. — Утерялись? — удивилась Кетерин. — Да, — ответил Зейн, вставая. — Брайан, продолжи, пожалуйста. А я принесу нам

что-нибудь попить. А то во рту все пересохло. Зейн удалился, и мы обратили все внимание на Свитча. — Так вот, — начал парень. — На самом деле дары не утерялись, а исчезли. — То есть? — непонимающе спросила Кет. — Считается, что скрижали тоже обладают силой. Видимо, Нечто заранее предугадало, что может произойти с Торто, и, создавая дары, наделило их способностью защищаться. Исчезать, когда хранители равновесия начнут внутренние споры, и появляться, когда равновесие будет наиболее уязвимо. — Черт, кажется, у меня скоро случится взрыв мозга, — хмыкнула Дороти. — Да уж, — ухмыльнулся Кристиан. — Информации и тонкостей много, но вам необходимо знать все это. Брайан, продолжай. — Ага, — Свитч вздохнул и собрался с мыслями. — Торто по-прежнему оставались хранителями равновесия, но уже по разные стороны. И теперь они попросту не позволяли другой стороне захватывать их миры. — Погодите, — сказала Элеонор. — Мы, получается, потомки Торто? Хранители равновесия? — Не совсем, — ответил Крис. — Технически среди нас только один настоящий потомок Торто. Все взглянули на меня. — Я буду счастлива, если вы не станете это обсуждать, — недовольно отмахнулась я. — Это важная деталь, — Кристиан улыбнулся и повернулся к девочкам. — Предвосхищая следующий вопрос: почему нас тоже называют торторо и

тортоны, вы узнаете несколько позже от Брайана. — Верно, — подтвердил Свитч. — Сейчас пойдет речь об этом. Так вот, разделенные Торто продолжали предавать свои знания и обязанности. Но разошлись не только дороги половин Торто, но и методы борьбы. К нам вернулся Зейн с огромным подносом. Он раздал каждому по бокалу вкуснейшего напитка, напоминающего сок, а поднос с полным кувшином поставил на землю. — Взял с запасом, — пояснил он, уловив мой взгляд. — Я много пропустил? На чем остановились? — Приступил к рассказу о появлении Верховных, — ответил Брайан. — Отлично, мое любимое место! — Зейн улыбнулся. — Продолжишь сам? — Нет, лучше вы. — Хорошо, — Зейн сел вполоборота к нам, отпил из бокала и продолжил. — Одна часть Торто считала, что хранение равновесия — дело семейное, и простолюдины не должны участвовать в нем, не должны лезть в дела высшей крови. Другая же половина считала иначе. Возможно потому, что набеги другого близнеца учащались, Торто, как вы уже догадались, нашей стороны, набирали себе учеников. Они находили наиболее талантливых магов из тех, что не были созданы хранителями равновесия по всей своей территории и обучали их. Ученики эти были названы Верховными. Сами потомки Торто — Суприм. Но вернемся чуть раньше… — Постойте, — напряженно перебила я. — Прежде мне казалось, что я как раз тот самый Избранный со стороны

нашего близнеца. Но Крис сказал, что я потомок Торто, значит… — Ты давно стала бы членом Суприм, если бы, как ты правильно заметила, не была Избранной, — пояснил Зейн. — На наших с вами глазах раскрывается уникальный случай, когда двое Избранных — и оба потомка Торто — вступают в противодействие! — Значит он тоже… — сделала вывод я. — Да. Но о нем мы поговорим позже, — твердо ответил Зейн. — И в этой точке я обязан внести правку в то, что говорил тебе прежде. Брайан сидел, сложив ногу на ногу и оперевшись рукой на спинку скамейки. Его светлые волосы, спрятанные под капюшоном серой спортивной толстовки, спадали на лицо и давно требовали стрижки. — Суприм обязаны подчиняться тебе не столько потому, что ты действующая Повелительница сил, Избранная, сколько из-за того, что ты заняла бы место Климента, если бы не твоя избранность. — А мы, значит, приходимся родней Верховным? — неуверенно спросила Дороти. — Технически — да, — тихо ответил Кристиан, не мешая Зейну продолжать. — Обе части Торто защищали свою территорию. Но Суприм первыми подумали о том, что равновесие невозможно будет нарушить окончательно, если защитить то самое место, где Нечто впервые собрал хранителей. И они построили храм, запечатав его. И, как вам известно, открыть его можно только лишь используя скрижали, амулет матери-Земли и четыре ме-

ча. — Скала Разрушения? — догадалась Элеонор. — Именно, девочка моя, — Зейн улыбнулся. — Тогда теперь понятно, почему цитадель под ней называется Две Короны, — Кетерин закивала головой. — Торто построили ее, еще будучи едиными, в надежде на то, что однажды близнецы все же найдут примирение, — пояснил Зейн. — А теперь вернемся немного назад. Прежде чем набрать себе учеников, Суприм обратились к стихиям: к Земле, Воде, Льду, Огню и Небесам. — В нашем мире их только четыре, — прокомментировала Дороти. — Ваш мир — несколько измененное отражение главного мира. Мне не хочется вас обижать, но первичная реальность находится именно здесь, — мужчина сочувственно кивнул головой. — Вам трудно это понять, учитывая, что известные вам истины постепенно встают, как вам кажется, с ног на голову. Но придется с этим как-то примириться. — Ничего, переживем, — нетерпеливо ответила я, прося продолжения. — Постепенно стихии дали возможность познать их, одарив магов частью своих сил. Так и появились хранители стихий практически в том виде, в котором вы их знаете сейчас. Суприм с помощью самих стихий создали подобие Сайтэ и Ноэн: мечи, сотворенные из первоматерии, которые могут заполучить только лишь Избранные этой стороны. Из недр Земли Суприм достали вечную сталь и выковали амулет матери-Земли. И, найдя скрижа-

ли, собрав все воедино, поставили печать на дверях храма. С тех пор, не имея мечей и амулета, а одни лишь скрижали, невозможно войти в храм и прочесть заклинание. — Стоп, снова неясное место, — Кетерин взмахнула руками. — Ведь скрижали и заклинание на них призваны, чтобы восстановить равновесие. Получается, что Суприм желали перетянуть одеяло на себя, не давая возможности другой стороне в случае чего восстановить свои права? — Меня радует, что вы внимательно слушаете, — Зейн довольно улыбнулся и слегка поклонился. — Помните, я говорил, что близнецы стали не просто копировать друг друга, но и требовать у Нечто создавать вещи, которые были мощнее и более действенны, чем у другого брата? В вашем мире есть похожее явление — гонка сооружений, кажется… — Вооружений, — поправил Брайан. — Да, спасибо, — мужчина вновь поклонился. — Другая часть Торто переписала заклинание. И, произнеся его с вершины Скалы Разрушения, они могли, как выразилась Кетерин, перетянуть одеяло на себя. Полностью. — Антарес знает об этих мечах? — спросила я, сосредоточенно смотря в пустое пространство. — Да, знает. — Но почему он не пытается заполучить их? — удивилась Дороти. — Антарес прекрасно понимает, что, даже найди он скрижали, мечи и амулет не явятся ему. И он пошел по другому пути. — Склонить Избранного

другого близнеца на свою сторону, — закончил Брайан. — Именно! — воскликнул Зейн. — Совершив ритуал перехода с другим Избранным, Антаресу не придется ничего искать. — Что за ритуал? — поинтересовалась я. — В вашем мире вы называете это «секс». Брайан напряженно сжал кулаки. — Простите, может вопрос не к месту, но мне стало интересно, всегда ли Избранные разных полов? — Дороти густо покраснела. — Конечно, — улыбнулся Зейн. — Вам ли этого не знать? Это ведь вы живете в мире, где наиболее ярко проявляется борьба полов за равноправие. Снова затянулась тишина. — Купол… — еле слышно произнесла Элеонор. — Что, прости? — Зейн перевел взгляд на девушку. — Кристиан рассказывал нам о Куполе, — Лиари выпрямилась. — О Куполе вселенской энергии, которым Антарес мог завладеть. Что это? — А, ты об этом… Что ж, это наверняка никому неизвестно. Бытует мнение, что Купол — это сила, поддерживающая равновесие — еще одно особое создание Нечто, помимо Торто и даров. Хотя некоторые думают, что это и есть Нечто. И что оно настолько старо, что его можно подчинить себе. Но с этим мнением слишком много несогласных. Каждый из нас смотрел в одну точку, переваривая новую информацию. Зейн рассказал нам не просто легенду. Он поведал нам еще одну версию того, на чем держится мир.

— Знаете, ребята, нам уже всем пора спать, — мужчина встал со своего места. — Поговорим еще, когда сегодняшняя беседа уляжется у вас в голове. А пока идемте в замок. Мы не стали возражать и тихо последовали за Зейном. Он проводил нас до комнат, а сам принялся подниматься выше. — Зейн! — воскликнула я. Мужчина остановился на верхней ступеньке лестницы и, обернувшись, вопросительно посмотрел на меня. — Зейн, — сказала я уже тише. — Но если Нечто так боится за нарушение равновесия,

почему оно ничего не может поделать с борьбой близнецов? Мужчина улыбнулся. — Оно — всего лишь отец двух непослушных детей, которых любит в равной степени. Доброй ночи, Дайен. Будет дождь, лучше не выходи на улицу. Зейн ушел, оставив меня наедине со своими мыслями. — Доброй ночи… — ответила я. Автор: Диана Вольз Редактор: Анастасия Буянкина Иллюстрации: Александра Клименко

Алая роза Глава девятая Новый Долан 12 месяц 512 год с м.п. (июнь 2011 года н.э)… Долан, офицер Мартис - Ты уверена, что он пойдет на контакт с тобой? – Спросил я Нору. Мы сидели, обнявшись в своей комнате. Теплый плед укрывал нас. - Гием не маньяк, мне даже не вериться, что он на такое пошел. – Ответила Нора. Как оказалось после допроса наемника, их «хозяина» зовут Гием де Грант. Он офицер Союза от людей. В молодости учился вместе с Норой в Высшей академии Союза. - Да, я была в Новом Долане, - удивленно отвечала Нора на вопросы магистров. – Училась в Высшей академии Союза. - Почему ты раньше об этом не говорила? – Поинтересовался Евгений. - Вы не спрашивали, а я не говорила. – Ответила вампирша. - Нора, - тихо сказал Варинас, - ты помнишь Новый Долан? - Смутно, но помню… расплывчато ответила Нора и, догадавшись, воскликнула. – Вы хотите… - Да! – Не дал ей договорить Варинас. – Постарайся как можно лучше вспомнить этот город, а мы подготовим войска для атаки. Господа офицеры, обратился он к военным и рыцарям, - жду вас через полчаса в палате магов гномов на закрытое собрание. Вот так мы решили атаковать. А Нора пыталась вспомнить Новый Долан. Придумали

же название. - Ты помнишь этого… Гиема? – Обнимая её крепче, спросил я. - Ревнуешь? – С ноткой насмешки, спросила Нора. - Нет, просто интересно. – Ответил я. Хорошо, что в комнате темно, и она не видит моего лица. Сто процентов пунцовый весь. - Гием был милым и стеснительным мальчиком. – Нежным голосом произнесла Нора. Я действительно испытал чувство ревности. - К нему даже оборотни относились надменно, чего уж говорить о вампирах. Но он полюбил вампиршу. Дарил мне цветы с клумбы. Давал мне собственную кровь. В академии нам давали кровь, но это была кровь коровы, она не вкусная. А он раз в неделю сцеживал мне немного. Буквально полстакана. Заботился. Хотя сам был вынужден носить перчатки, скрывающие шрамы на запястьях. Мне тогда было семнадцать. Я тоже полюбила. – Она прижалась ко мне крепче. – Как дура, влюбилась в человека. По ночам мы бегали на свиданья, с ним я впервые поцеловалась… а потом обучение закончилось и мы вернулись в свои миры. Ну а потом, - произнесла она с укором, - я встретила другого человека и полюбила его. - Кого ты встретила?! – Закричал я. - Ха-ха-ха, - засмеялась Нора, - тебя встретила, ха-ха, ревнуешь?!

- Немного… * * * Странно было видеть мужские доспехи на женщине, но только Нора могла открыть портал. Мы стояли на главной площади Долана. Только здесь смогли разместиться все войска. Две сборные пехотные дивизии США и России, три тысячи рыцарей, тысяча форестов, около пятисот магов и горстка спецназа «Вергилий». Алексей стоял во главе своего отряда. Ученик, как ты вырос. Я не о физической силе. Ты сильно изменился внутренне. - Мартис. – Обратилась ко мне Нора, когда на ней

смогли закрепить доспехи. На удивление, запустившись, они приняли форму её тела. Как и мои. Просто раньше я этого не замечал. - Да Нора, - ответил я. Её глаза игриво блестели. Как и тогда, при штурме Долана. Интересно, она всегда так идет в бой? - Ты мне предложение сделал, но… в общем, как вернемся, сыграем свадьбу? - Да, - немного опешив, ответил я. Она лишь рассмеялась. - Нора, Мартис, - подошел к нам Варинас, - повторим боевую задачу: открыть портал в Новый Долан, с помощью эле-

менталиев захватить плацдарм и ждать высадки основных сил. - Мы можем и сами все зачистить там, - сказал я. - Я знаю, - улыбнулся эльф, - но ты сам понимаешь, мы не в том положении, чтоб игнорировать военных. Уж очень они хотят принять участие в этой операции. - Понятно. – Задорно ответила Нора. – Начинаем? - Да, удачи. Я с вами не могу пойти, приказ королевы: высшему руководству не принимать участие в сражениях. - Ясно, встретимся после боя, магистр, - я протянул руку Варинасу. - Обязательно встретим-

ся, мастер, - пожал руку он. - Открываю портал! – Нора протянула руку вперед и перед нами открылась панорама древнего города. Почти пятьсот лет – солидный срок. - Идем, - протянул я руку Норе. Она взяла ее, и мы вместе шагнули в рамку портала. Она призвала огонь, я – ветер. Мы появились возле какого-то замка: высокий забор, ухоженный сад и готические здания. - Что это? – Спросил я Нору. - Высшая академия Союза. – Ответила невеста. – Это единственное, что я хорошо

помню из Нового Долана. - Красивое… - я не успел договорить. На нас выбежали вампиры с алебардами. - Стоять! – Орали они. – Бросить оружие! Странно было видеть вампиров с алебардами. Они редко пользовались тяжелым оружием. - Вампирша? – Удивленно спросил один, увидев Нору. - Да, - гордо ответила Нора. – Сжечь! – Приказала она элементалям. Огненные фигуры бросились на охрану. В порыве ярости, вампиры пытались атаковать, но что может сделать алебарда огню? Корчась в агонии, они сгорали. - Пошли дальше, - произнесла Нора, глядя на то, что осталось от её сородичей. Мы без труда заняли периметр академии. Саму академию зачищали уже солдаты объединенных сил. Так назвали себя американцы и русские. - Почему-то нигде не видно оборотней, - идя со мной по городу, сказала Нора, - странно. Одни вампиры и, большей частью, разрозненные группы. Что же здесь произошло? Мы могли спокойно вести разговор, элементали сами расчищали путь, а арьергард из рыцарей и регулярной армии завершал расчистку. Форесты остались для обороны организованного в академии штаба. - Может революция? – Предположил я. – Военный переворот? - Возможно все. Надеюсь, солдаты смогут взять когонибудь в плен, там и узнаем. * * * 12 месяц 512 год с м.п. (июнь 2011 года н.э)…

Мир эльфов, офицер Мартис Академия поражала своей роскошью. Золотое и янтарное оформление комнат, картины выдающихся художников Союза. Изящные формы вампирских живописцев, немного грубоватые линии художников оборотней. Большое количество скульптур. - Никогда не думал, что здесь может быть настолько красиво. – Сказал я, осматривая зал. - Да, здесь красиво, - ответила Нора. Всех офицеров собрали в одном из залов академии для проведения совещания. Прошло три дня, как мы заняли Новый Долан. За это время успели допросить пленных и организовать оборону города. Странно, но в новой эльфийской столице не оказалось не одного эльфа, только гарнизон охраны состоящей сплошь из вампиров. - Начнем, господа. – Произнес Варианс. – Поздравляю вас с освобождением Нового Долана от сил Союза. Это первая победа на пути к разгрому Союза. Лейтенант? – Обратился он к офицеру в американской форме. - Да, сер! – Отчеканил офицер и, открыв папку с бумагами, стал читать. – В результате допроса пленных, стало известно, что после уничтожения порталов, начались восстания гарнизонов под командованиями различных офицеров. Главнокомандующий столичным гарнизоном, Клодес, смог подавить большинство восстаний. После чего, оставив небольшой гарнизон для охраны столицы, двинулся на оттеснение оборотней. Командующий войсками

оборотней отказался объединяться с силами командующего Клодеса. Поэтому командующий Клодес был вынужден применить силу относительно оборотней. - Ясно. – Произнес Варинас. – Алексей, что у тебя? Ученик вышел в центр и стал рядом с офицером. - Командующий подразделением «Вергилий» специальных сил Анклава, старший рыцарь, Алексей Соловьев, - представился он. – После зачистки здания. Мы обследовали лаборатории магов: они были эвакуированы. К войне с оборотнями Клодес подготовился основательно. - Клодес, - задумчиво произнес Варинас. – Нора, ты что-нибудь знаешь о нем? - Пленные не говорили, из какого клана командующий Клодес? – Спросила у офицера Нора. - А, да…- немного растерялся офицер и стал рыться в бумагах. – Сейчас… вот. По данным полученным… - Короче! – Резко перебила его Нора. - Клан «Клинок возмездия» - Да, магистр, - обратилась она к Варинасу, - я знаю своего брата, командующего Клодеса. - Что? Клодес её брат! – Загудела толпа присутствующих. – Быть этого не может. - Тихо! – Приказал всем Варинас, и другим тоном добавил, - Нора, он твой брат? - Да, - кивнула Нора, - я из клана «Клинок возмездия». Клодес служил здесь, когда я училась, но тогда он был простым офицером. Сейчас уже командующий. - Что ж, - призадумался

магистр, - это хорошо. Нора, если нам удастся связаться с Клодесом, ты сможешь убедить его перейти на нашу сторону? Я понимаю, что это фактически не возможно, но мы не хотим попросту лить кровь. Если есть возможность все решить миром, почему бы её не воспользоваться? - Я не обещаю, что это получиться, - ответила Нора, - я приложу все усилия для этого. - Я верю тебе. Приказ всем: закрепиться на плацдарме Новый Долан! Организовать оборону! Подготовить разведгруппы. И специально для аналитиков: выяснить, куда мог направиться Клодес. Где его искать, сколько у него войск и так далее. Задача ясна? - Да, магистр! – Хором ответили присутствующие. - Отлично! Совещание окончено. – Он развернулся и покинул зал. - Наконец-то можно отдохнуть! – Выдохнула Нора. – Кстати, я тебе еще не показывала свое любимое место в академии! Она схватила меня за руку и, как девчонка, потянула прочь из зала на глазах у всех офицеров. - Прям как дети! Война ж за окном! – Донесся до меня возмущенный возглас одного из гномов. Да плевать на них, иногда полезно быть ребенком. Учитывая, что ночью мы будем заниматься с ней отнюдь не детскими делами.

Глава десятая Горькая правда 12 месяц 512 год с м.п.

(июнь 2011 года н.э)… Мир эльфов, лорд Артур - Никогда раньше не видел у Союза такого оружия и амуниции. – Сказал я, глядя в подзорную трубу. Новый Долан был перед нами. По нему разгуливали солдаты с неизвестным вооружением. То, что это оружие мы узнали, когда несколько солдат погнались на повозке без лошадей за зайцем и охотились на него. - Может разработки гномов? – Предположила Надин. Она напросилась со мной в Новый Долан. – Да и на вампиров они не особо похожи. - Вряд ли гномы. Иначе такое оружие применяли и против нас, но они этого не делали. Что-то здесь не так. - Попробуем проникнуть? – Спросила Надин. - Другого варианта нет. Мы стали пробираться к городу. Пригород был обнесен небольшим заграждением, в виде витой веревки с шипами. Солдаты с неизвестным оружием патрулировали периметр. - Оружие по аналогии с луком или арбалетом: поражает на расстоянии. – Шепотом сказала Надин. В Новый Долан мы пошли вдвоем. Чем меньше лазутчиков проникнут в город, тем меньше шансов, что это кто-то заметит. - Значит, подобраться вплотную, не получиться… произнес я. - Получиться. – Усмехнулась Надин. - Что ты задумала? - Смотри! Она вышла из укрытия и с невинным выражением лица направилась к посту. - Эй, вы не поможете мне! – Махала она солдатам. Те

воодушевились: - Почему бы не помочь! – Задорно кричали они Надин. – А ты любишь ролевые игры? Повязку надела! Она улыбалась им, но подойдя вплотную, подпрыгнула и, сделав полуоборот, ударила их ногой. Три тела почти бесшумно упали на землю. - Я бы и не догадался. – Помогая затащить тела в укрытие, сказал я. - Ну, - развела руками Надин, - они мужчины. И даже повязка на глазу им приглянулась. - Понятно, - пасанул я. – Давай переоденемся в их форму и попробуем пробраться вглубь города. - Давай, - согласилась Надин. Мы переоделись в форму солдат и взяли их оружие. Как его использовать, мы толком не знали. Да это и не потребуется: свой меч я спрятал под жилет. Патрулей по городу было не много, нас никто не останавливал. - Это Союз. – Тихо произнесла Надин. Перед зданием академии стояло отцепление из пехоты вампиров и… эльфов? - Форесты! – Удивился я. - Но они ушли с Анклавом. – Сказала Надин. - Ничего не понимаю… - Да ладно, пошли, пройдем. - Кто такие? Проход закрыт! – Остановил нас один из вампиров. - Это ко мне! – Ответил один из солдат в серой форме, напоминающую ту, что на нас. Пост нас пропустил. - Наконец-то! – Произнес солдат, когда мы прошли в здание. Видимо, он принял нас за кого-то других. – Маги нашли

какие-то важные для них камни в подвале. Их надо подготовить к транспортировке. С этими переговорами… всех в отцепление согнали. А мне что, одному все это паковать! Хорошо, что лейтенант вас выделил. - А что за переговоры? – Спросила Надин. Зря, наше незнание ситуации может привести к нашему раскрытию. - А, вы же не знаете… протянул солдат. – Тут только офицеры посвящены. Ну и я, как самый проворный в этих делах. Короче, любовница Мартиса, ну эта, вампирша… её брат, командир здешнего гарнизона вампиров. Вот сейчас ведутся переговоры по заключению перемирия с ними. Типа они присоединяются к нам и помогают в войне с Союзом. Не знаю, что из этого получится, перебежчиков не любят нигде, а так… - Так вы не Союз? – Спросил я. Вопрос был прямой и не обдуманный, но… - Ты че, боец, перегрелся? – Удивился солдат.- Мы же за Анклав! Ну, эти гномы, эльфы и всякая остальная хрень. Злость кипела во мне. Хрень, значит? - Где те камни, что надо упаковать? – Видя, что я злюсь, спросила Надин. - Да вон, на столе! – Указал в сторону солдат. – Эти остроухие сказали, что это какие-то камни стихии. Типа воды, огня… - Ветра и земли. – Перебил его я. - Да, а откуда ты знаешь? – Удивился солдат. - Знаю, - снимая шлем, процедил я. – Потому что я, как ты выразился, остроухий. Правда теперь я вампир, и не прочь испить крови. Он попытался закричать

и выхватить свое оружие, но Надин не дала ему этого сделать. Она выхватила свой меч и снесла ему голову. - Ну что, перекусим и пошли назад? – Улыбнулась она. * * * 12 месяц 512 год с м.п. (июнь 2011 года н.э)… Мир эльфов, офицер Мартис На удивление, переговоры шли гладко. Клодес был очень рад видеть сестру, и не удивлен, что она примкнула к Анклаву. - В моем гарнизоне пятнадцать тысяч солдат. – Сказал Клодес. Не очень хорошая новость. Наши войска были в два раза меньшими. Нет, подкрепление из Долана могла прийти в любой момент, да и мы с Норой в доспехах противники серьез-

ные, но все-таки. - Кло, - тихо произнесла Нора, - пойми, мы не пришли воевать с тобой. - Нора, я не против перейти под знамена Анклава. Союз на грани развала, если не развалился. Разрозненные миры, не доступные колонии. Но моя армия, это не только я. Да, эти стычки с отдельными подразделениями мародеров уже надоели, да и оборотни своими налетами на побережье достали, но… - Кло, я знаю тебя: будь ты не уверен, ты не пришел бы. - Нора, ты не изменилась. – Улыбнулся Клодес. – Да, я и мои офицеры готовы принять ваше предложение! - Ну и славно, - ответил Варинас. – Все-таки миф о злобном вампире, это всего лишь миф. - Нет, дело не в мифах или еще чем-то. Просто так

Зашумел зал заседаний. - Оповестите о заключении договора, и мы увидим, лазутчики это или нет. * * * 12 месяц 512 год с м.п. (июнь 2011 года н.э)… Мир эльфов, лорд Артур

сложилось, что у меня и моих офицеров свои счеты с Союзом. В колонию по доброй воле не идут служить, как бы это красочно не описывалось и заманчиво не звучало. - Понятно. – Произнес Варинас. – В таком случае, мы согласны помочь вам свести с ним счеты. – Он протянул руку Клодесу. Тот не колеблясь, пожал её. - Можете объявлять гарнизону о заключении союза с генералом Клодесом. – Проговорил Варинас адъютанту, но переведя взгляд на Клодеса, спросил, - что-то случилось? - Кровь. – Произнес Клодес. Его глаза пылали алым. - Что? – Переспросили офицеры. - Я тоже чувствую запах свежей крови. – Произнесла Нора. – Это кровь человека, не животного. - Что? Быть не может! –

- Внимание по гарнизону! – Зазвучал голос со всех сторон. - Только что был подписан договор о сотрудничестве Анклава и подразделений Союза под командованием генерала Клодеса. Мы союзники! - Предатели! – Закричал я. - Надо уходить. – Хватая сумку с камнями, крикнула Надин. Выбегая из комнаты, мое тело сковала боль. - А, - застонала Надин, падая рядом со мной. - Браво! – Под аккомпанемент собственных аплодисментов, прозвучал мужской голос. Боль отступила, но каждое движение давалось с огромным трудом. - Сестра, ты не ошиблась с источником запаха. – Перед нами стоял вампир средних лет в окружении людей, эльфов и гномов. - Кто вы? – Спросил нас один из эльфов. - Это бывшие эльфы, ответил за нас вампир. – Но теперь они вампиры. - Заткнись! – Процедил сквозь зубы я. – Я лорд Артур! Глава Алой розы! - Кто? – Снова переспросил эльф. - Лорды – правители губерний от эльфов. – Пояснил вампир. – Остатки эльфийской аристократии. Так сказать, жест доброй воли от оккупантов. А

вот, про Алую розу слышу впервые. - Алая роза – это луч свободы! – Ответил я. – рука возмездия против Анклава и Союза. - Ясно, - произнес вампир. – Выжившие после восстаний офицеров. Не думал, что кто-то выживет, после бесчинства дезертиров. Что ж, снимите с них путы. Мы снова смогли нормально двигаться. - Я искренне прошу простить мой народ, - поклонился вампир. Я хотел сказать, куда он может засунуть свои извинения, но Надин прикоснулась к моему плечу, а у окружающих стали стеклянным взгляд. - Бежим! – Хватая меня за руку, сказала Надин. - Что с ними? – Удивился я. Она лишь усмехнулась: - Старый подарок моего дяди, - пояснила Надин, - амулет временно и локально останавливающий время. У нас примерно десять минут. В радиусе тридцати метров от места воздействия время остановилось. Только носитель и тот, к кому он прикоснулся, могут двигаться. - Хороший у тебя дядя… - Был, - перепрыгивая ступеньки, проговорила Надин. – Погиб вместе с отцом. - Ясно, прости. - Ничего! - Куда бежим? – Поинтересовался я. - На крышу! – Ответила Надин. – Я видела, как туда садились грифоны. Позаимствуем одного. Мы выбежали на крышу. Там было несколько солдат и эльфов. Так как тревогу не

не подымали, на нас особого внимания не обратили. - Я беру солдат, а ты эльфов, - тихо произнес я. Надин молча кивнула. - Я подошел к солдатам и, когда они открывали рот, что б что-то спросить, выхватил меч и расправился с ним. Повернулся к Надин, она уже закончила. - Ты умеешь им управлять? – Запрыгивая в седло позади Надин, спросил я. - Нет, но не думаю, что это сложнее, чем на лошади! – Весело прокричала она и потянула поводья. Взверев, грифон полетел с крыши прочь, к окраинам. Я оглянулся, наши противники пришли в себя и уже толпились на крыше. Анклав и Союз союзники. Эти трусы и предатели объединились! Ну, ничего, камни у нас, «Повелитель» сможет дойти до подводного города! Мы соберем достойную армию! Мы победим! Мы пройдем сквозь кровь к свободе! * * * - А знаешь, они не столь безнадежны. – Констатировал блондин. - Ты про примиренье? – Приделывая снеговику нос – морковку, произнес брюнет. - Ну да, - слепив снежок и запустив его в брюнета, ответил блондин. - Очень смешно. – Сошкрябывая со щеки снег, ответил брюнет. Блондин зашелся звонким смехом. Брюнет, молча, слепил снежок и запустил его в блондина, попав в рукав пиджака. - Эй! - Возмутился оппонент. - Что-то не так? – Спокойно спросил брюнет. - Ты мне костюм испортишь!

- Ты слишком сильно зацикливаешься на своем внешнем виде. - Тебе это не нравится? - Не то, чтобы не нравится, просто иногда раздражает. - Ты должен признать, они делают успехи. - Это не успехи. - А что же? – Удивился блондин. - Еще одни ошибки. Они совершают еще одни ошибки. Ты сам знаешь, чем эти мнимые успехи потом оборачиваются. - Знаю. – Печально произнес блондин. Автор: Александр Маяков

Надписи на двери Тайный мир Ночью город меняться. Становится более искренним. Да и люди тоже. В темноте можно не притворяться. Но можно спрятаться. Кэтрин и Макс сегодня просто гуляли по городу. Они пока не придумали, какое безумство бы устроить. - Ночной город похож на кинозал или зрительный зал в театре, - сказал Макс. – Мы здесь и зрители и актеры. Но именно ночью мы можем выбирать, где хотим быть в зрительном зале или на сцене. А утром все возвращается на свои места. Утро встряхивает и заставляет надеть маску, которую тебе выдали у двери с надписью «Жизнь». - Интересно, - улыбнулась Кэт. – В таком случае я схватила маску ненормальной и убежала в эту самую дверь. Их наверняка не выдают. Приходится воровать. - А потом такие ненормальные бегают по крышам без ограждений и воруют книги. - Некоторым ненормальным повезло. К ним приставили демона-хранителя, - улыбнулась Кэт. – Они еще любят гонять на машине по скользким дорогам, и проводить ночи на заброшенных пляжах. - И почему-то они вместе счастливы. И становятся, в чемто, похожи, - Макс улыбнулся, легонько сжал руку Кэт. – Кстати, следующую неделю ты живешь у меня. - Я согласна. На дверь мы повесим табличку «Осторожно! Пара ненормальных явлений», ок? - В доме на нас и так все косо смотрят, так что можно и табличку. Терять нечего.

Лорена и Кэтрин бережно хранили открытки от Лины. Отчеты. Открытка. Пара слов. Подпись. Лина не писала письма, не звонила. Только присылала открытки, как и обещала. Кэтрин ее понимала. Лина не хочет говорить. Не хочет делиться своими чувствами и мыслями. Ее близнец мертв. Что на самом деле чувствуют близнецы? Твоего отражения нет. Потеряла (-ли/- лись) по глупости. Неосторожности. Разжать тиски не удалось. Сложный механизм поведения, контроля, правильных схем распорядился иначе. Вечеринка не удалась. Не удалось освободиться от самих себя. От своей правильности и образцовости. Что чувствуешь? Фантомную боль, как о потерянной руке? Или боль в груди, какую чувствует человек за секунду до инфаркта? Но калека и сердечник приходят в себя гораздо быстрее. Близнец часть души? Отражение? Нечто мистическое твое? Вы принадлежите друг другу и неразрывно связаны, даже смерть не разлучит. Или все гораздо проще? Прозаичнее. На уровне биологии. В организме одной женщины зародились два ребенка – однояйцовые близнецы. Наука может все подробно объяснить про особенности близнецов. Так может все остальное вымысел? Все эти особые связи? Чувства. Неразлучность. Лина бродила по старинным городам и про себя разговаривала с сестрой. Проходя мимо витрин, она улыбалась сестре. В кафе она садилась всегда около

окон. Не для того, чтобы смотреть на улицу, а чтобы видеть Лауру. Лаура улыбается ей. Смеется. Солнце светит в глаза, играет бликами в волосах. Ночью Лина видит яркие сны. Тайный мир – сновидение. Свидание с сестрой. Девочки-близнецы бегут по саду. Густая трава достает до талии. Они смеются. Девочки вдруг превращаются в девушек. Красивых, стройных. Они все также гуляют по саду и беззаботно смеются, разговаривают на своем языке. Утром Лина долго смотрит в окно. На развевающиеся занавески. Близнецы на лугу. Как в клипе Милен Фармер «L’ame Stram-Gram». Или близнецы Райс из «Царицы проклятых». Рыжеволосые близнецы. Белокурые близнецы. Во снах Лины не будет черных туч, не будет проклятий. Она прикрывает глаза. И улыбается Лауре.

Советы и пожелания - Что это за хипстер? Твой парень? – спросила Мадонна-Виржиния, когда Синтия вошла в квартиру. - А ты что следишь за мной? - Очень надо! Я вас случайно в окно увидела. - Он не хипстер. - Ну, тогда ботаник. Хотя в чем разница я не улавливаю. - Да ты вообще ничего не улавливаешь! – огрызнулась Синтия и прошла в комнату. - Так это твой парень? – не унималась Мадонна. – Ты прислушалась к моему совету?

Синтия поправила волосы и повернулась к сестре с улыбкой. - Он пока не парень, а просто друг. Можешь считать, что я послушала твой совет. А вот ты когда к моему прислушаешься? - Я бы с радостью прислушалась к твоим пожеланиям, но не знаю, как связаться с Мадонной или хотя бы ее менеджером, Мадонна-Виржиния плюхнулась на кровать. - Интернет и СМИ в помощь. - Напрямую. Это личные дела. - Хочешь не только в подпевки, но еще и поцеловаться с ней как когда-то Бритни? – съязвила Синтия. - Похоже твой хипстер на

спросила она. - Выбраться на концерт в рок-клуб. А ты меня прикроешь. - И что мне за это будет? – Синтия сложила руки на груди и прищурилась. В этот момент она стала очень похожа на Лорену. - За это я решу тебе контрольную по математике. Я в ней гений, а ты лох, - Мадонна довольно улыбнулась. Синтия задумалась. У всех индивидуальные задания, не списать. Мадонна все решит на отлично. Но есть еще и Вероника. Синтия может «взять» с собой сестру к Веронике и только. - Я согласна. Ты сможешь решить еще и Веронике контрольную? Без нее мне тебя не прикрыть, мама не поверит,

помнит, когда я это не сделала. Итого: куда меня должны пустить при таком раскладе? - Мадонна, ты умная, но иногда тупишь по страшному, усмехнулась Синтия. – Могла бы и выслужится ради концерта. - Ой! – отмахнулась Мадонна. – Я не ищу легких путей. К тому же мама помнит, чем сама занималась на рокконцертах. - Ужас! – воскликнула Синтия. - Не знаю, что именно ты там представила, но не такой уж и ужас. Кэтрин и Макс частенько ходят на такие, как ты сказала, сборища. - А ты откуда знаешь? - У Кэтрин спросила. - Когда? - Да вот успела. Рок не

тебя благотворно действует, язвишь все лучше. Но вот меня удивляет, почему ты еще помнишь про этот поцелуй, все уже забыли. В каком году это было? Я уже научилась говорить? - Ты язвить и хамить уже умела. Это был 2003 год. - Да, ты права. И как ты год запомнила? - Ради тебя и запомнила. - Как это мило! - Я могу быть милой в отличие от тебя. - Я тоже могу быть милой, Синтия, - хитро улыбнулась Мадонна. – Услуга за услугу? Синтия насторожилась. - Что тебе надо? – твердо

что мы с тобой вдвоем идем гулять. А если с Вероникой, то поверит. Раз есть третья сила – мы не убьем друг друга. И это вполне правдоподобно. - Ок! Тогда вы мне должны обеспечить такое прикрытие, чтобы у мамы не появилось никаких подозрений. - А ты не могла бы сама у мамы отпроситься? Или что там за сборище будет? – Синтия села на край кровати Мадонны. - Мама неделю не общалась с Кэт. У нее на работе завал. Я притащила неуд по истории и литературе. Плюс вчера я не вымыла пол в прихожей. Сегодня-то я это сделала, но мама

запрещенная тема! Синтия фыркнула. Мадонна фыркнула в ответ. Притяжение Мадонна-Виржиния слилась с толпой. На мгновении растворилась в музыке. Залюбовалась солистом выступавшей группы. Почувствовала энергию толпы. Чувство чего-то запретного, запредельного, свободного. Она улыбнулась. Увидела в толпе друзей, махнула им рукой, и снова уставилась на сцену. Она думала о музыке, о сестре и ее друге, о Кэтрин и

Максе. И о том, что она, похоже, умеет притягивать только неприятности. Она ушла гулять с Синтией и Вероникой. Так думает мама. Лорена пришла с работы полчаса назад и уже, наверное, спит. Завтра утром она уйдет на работу. А Синтия и Мадонна на занятия. Мадонна снова улыбнулась. Она бросала вызов судьбе, а точнее определению «она притягивает неприятности». Вот и посмотрим, что она притянет. Через час она сидела в баре с друзьями. Ром с колой. Коньяк с колой. Она выглядит взрослой, самоуверенной, независимой. Ей нравилось это чувство. - Будешь? – Джейсон протянул ей маленький пакетик с чем-то белым. - Что это? – Мадонна отпила рома. Джейсон подозрительно прищурился: - Ты, правда, не знаешь? - Нет, - она уже плохо соображала от выпивки. - Кокс, - шепнул ей на ухо парень. Мадонна рассмеялась. - Ты чего? Уже проперло? – повернулась к ней Айрис. - Не проперло, - Мадонна поставила стакан и выпрямилась. – Я не буду это принимать. И точка. - Ладно, как хочешь! – Джейсон убрал пакетик в карман. - Сейчас приду, - Мадонна покинула друзей. Она вышла на улицу и прислонилась к стене. Из здания доносилась музыка, рев музыки, крики людей, пение. У Мадонны кружилась голова. Она жадно вдыхала воздух. Ей вдруг вспомнились Лина и Лаура. И кто притягивает не-

приятности? - Эй, что с тобой? – к ней подошла Айрис. - Вы давно это? – Мадонна мотнула головой в сторону входа. Айрис на мгновение опустила глаза. - Бывает, - неопределенно ответила она. – Виржиния, ну что ты строишь из себя правильную? Оторвись. Расслабься. Это не страшно. - Я и так не правильная, чтобы еще куда-то отрываться. Однажды два воплощения мира порядка, порядочности и доброты решили убить в себе ангела. Но у них был только ангел и он не выдержал. Оторвись. Расслабься. Почувствуй себя лучше. Так? - Виржиния! – Айрис трясла ее за плечо. – Хочешь, принесу твой ром? Мадонна кивнула. Айрис ушла в здание. Из клуба доносилась красивая музыка. Красивый голос пел лирическую рок-балладу. Мадонна вспомнила солиста первой выступавшей группы. Кстати, что это за группа была? Неизвестно. Что если вернутся в бар и попробовать найти этого парня? Солиста той группы. Сейчас вернется Айрис с ромом. Нет! Еще минута здесь и от Мадонны-Виржинии останется только оболочка. Пьяная Айрис не подруга, а коварная сука. Девушка поплелась прочь от клуба. Она понимала, что пьяна. Но у нее остался здравый смысл. От наркоты она отказалась. Из клуба ушла. Куда дальше? Домой? А если Лорена не спит? Ах, да! Она же ушла гулять с Синтией. Мадонна рассмеялась.

И сейчас спит дома у Вероники. Если не спит, то смотрит с подругами кино. Мадонна-Виржиния понимала, что не может сейчас пойти домой. И к Веронике не может пойти. Она нервно рассмеялась. Веселиться до утра не получилось. Стук каблуков эхом отдается на ночных улицах. Мадонна не умеет выстукивать степ, иначе бы станцевала. Нужно найти, у кого можно переночевать. Придумай! Ты же умная пьяная малолетка. Мадонна остановилась на пустой улице. Огляделась по сторонам. Улыбнулась своей самой ехидной улыбкой. К черту всех! Мадонна исполнит хит своей тезки – Мадонны Луизы Вероники Чикконе. Ха! Сколько раз Синтия отправляла ее на подпевки, подтанцовки и так далее? Эта песня посвящается Синтии. И Лине с Лаурой. «I fucked up I made a mistake Nobody does it better than myself I'm sorry I'm not afraid to say I wish I could take you back but I can't I'm so ashamed You're in so much pain I blamed you when things didn't go my way» Мадонна шла по улице и пела. Грациозная походка, чувственное лицо. У нее есть публика. Пусть они и не видят, и не знают, что она поет для них. Хотя, Лаура, возможно, знает. Если не занята чем-то более интересным, чем выступление

нетрезвой Мадонны-Виржинии Феррас. Она осторожно открыла дверь и, сбросив туфли, пробралась в комнату. На соседней кровати спала Синтия. Мадонна переоделась и легла в постель. Затаив дыхание, она слушала звуки дома: часы, гул холодильника, сопение Синтии. А разве они не «ночуют у Вероники»? Мадонна встала и вышла в коридор. Она прошмыгнула в ванну и умылась. Потом осторожно подошла к комнате матери. Лорена спала мертвым сном. Вернувшись в комнату, Мадонна забралась в постель. - Мама спит как сурок. Все хорошо. Спи! – пробормотала Синтия. - Спокойной ночи! – прошептала Мадонна.

Вероятность и относительность Как утверждает Стивен Хокинг будущее и прошлое относительно. Оно существует только в настоящем, в наших мыслях. То есть постоянно меняется. Если, конечно, я правильно поняла Хокинга. В таком случае прошлое Лины и Лауры можно было бы изменить силой мысли, представить все обстоятельства подругому. Но у ситуации есть свидетели. И в каком-то смысле это закрепляет картинку прошлого. Лина собиралась вернуться домой. Не в квартиру к Кэтрин. А в старый дом. Тот самый на крыльцо, которого будет выходить призрак Лауры. Это тоже все относительно. Выходить на крыльцо будет не Лаура,

и не призрак, а мысль Лины. Воображение из солнца и ветра сотворит подобие силуэта сестры. Если прошлое все же относительно, как и будущее, то, что можно изменить? Лина взглянула на свое отражение в витрине. Сколько вариантов развития событий может быть, при условии, что в итоге будет одна смерть? Она переключилась на будущее. Оно уж, тем более, изменчивей прошлого, там можно придумать множество вариантов, комбинаций и они как бы уже происходят. В мироздание запущен посыл. Калейдоскоп начал вращение, разноцветные осколки складываются в картины.

Реальность - Я не понимаю твои игры, - вздохнула Джесс, когда они с Кэтрин вышли из здания университета. – На первый экзамен ты приходишь разодетая, как сама знаешь кто. На всех остальных ты была просто образцом делового стиля. - Мои игры понимать не обязательно, - улыбнулась Кэт. – Ты принимаешь меня такой, какая я есть и мне этого достаточно. А деловой стиль – это дань реальности. К тому же он мне идет. - Откуда у тебя такие вещи? - Это вещи мамы и Лины. - О! – выдохнула Джесс и опустила глаза. - Что? Смущает? Или еще что-то? - Не ожидала. И для меня это немного странно. - Это вещи дорогих мне людей и мне доставляет удовольствие носить их. Частичка

памяти. - Ты все еще работаешь в том детективном агентстве? – Джесс решила сменить тему. - Да. В архиве, а с завтрашнего дня стану еще и секретарем. Мне там нравится. Много интересного. А ты? - Послезавтра уезжаю с родителями в путешествие. - Зайдем в книжный? – предложила Кэт, задорно подмигнув. - Я боюсь ходить с тобой туда, где есть книги. Ты утащишь хоть одну. - Не утащу. У меня список литературы и деньги! И даже приличный вид. - Снова дань реальности? – чуть заметно улыбнулась Джесс. - Как ни крути, но нужно возвращаться к реальности, а то она обидится.

Выход в свет Кэтрин всегда удивляло то, как Макс мог пройти на любую пафосную вечеринку. И не один, а с ней, Кэтрин. А сегодня еще и с Капо. И на этот раз кот не выглядывал из сумки, а сидел на плече у Макса. - И кто мы сегодня? Актеры? Модели? – шепотом спросила Кэт. - Какая разница, у нас есть Капо. Он ответит на все вопросы, - криво улыбнулся Макс. - К нам повышенное внимание, - сказала Кэтрин, раздаривая улыбки всем, кто смотрел в их сторону. - Не к нам, а к Капо. У него выход в свет. На нас никто бы не обратил внимание. Сколько раз мы уже проделывали такой трюк?

- Не считала. - Сколько раз на нас так пристально смотрели? - Да ни разу, - усмехнулась Кэтрин. Мысль вывести кота в люди казалась ей забавной. Последствия? Какие последствия? Это обычная гламурная пьянка. Половина и не вспомнят, что видели кота. Вернее, вспомнят только кота. - Люди лучше запоминают животных, чем друг друга, Макс погладил кота. – Им приятней видеть кошку или собаку. Они сели в кресла, рядом с окном. Кот выпустил когти и провел лапой по шторе. Макс легонько потянул его за шкирку и кот угомонился. - Какой котик! – к ним подошла женщина в черном, расшитом стразами, платье, с бокалом шампанского в руке. Она протянула руку к коту и погладила его. Одна рука гладила кота, вторая поигрывала наполовину полным бокалом. Кэтрин и Макс смотрели на нее, сдержанно скалясь. Сдержанный оскал – это нечто среднее между напряженной вежливой улыбкой и вампирским красивым оскалом, который бывает, перед тем как вампир кусает жертву. - Как его зовут? – проворковала женщина, глядя в окно между Кэтрин и Максом. - Капо, - ответил Макс. – Его зовут Капо. И прежде, чем гладить чужого кота, можно спросить разрешения. - Хотя бы из вежливости! – добавила Кэтрин, мило улыбнувшись. Женщина смущенно хохотнула и залпом допила шампанское из бокала. - Интересное имя, - как ни в чем не бывало, продолжила дама.

- Все в порядке? – к даме подошел мужчина, видимо ее спутник. Б/у версия Кэрри Гранта. - Да, – отмахнулась женщина и снова залюбовалась котом. Знала бы она, что кот беспородный! Хотя какая разница. Люди ей надоели куда больше котов. - А вы кто? – спросил мужчина у Кэт и Макса. - Гости, - ответил Макс. - Я вас не знаю. - А вы всех здесь знаете? – с подозрением спросил Макс. – И вон ту компанию? – он кивнул в сторону группы парней и девушек, развалившихся на диване, как в личном номере. Женщина громко рассмеялась. - Как вас зовут? – не унимался «Кэрри Грант». - Гай! – Кэтрин театрально хлопнула глазками и протянула руку для поцелуя. - Лаки! – отозвался Макс. Мужчина проигнорировал руку Кэт. - Детишки играют в мафию, - пробормотал он. – Пошли, Пэтси, - он взял женщину под руку и потащил от кота. - В мафию? Я тоже хочу. Как играть? – дергала за руку мужчину Пэтси. - Никак. Роли заняты. Кэтрин и Макс обменялись улыбками. Кот опять прыгнул на штору. - А теперь пора идти, сказал Макс. - Да уж, пока мужик Пэтси не вернулся к нам с допросом. Макс снял кота со шторы и усадил на плечо. Троица направилась к выходу. - Здесь куча левых людей. Но нас заметили из-за кота.

До других «гостей» дела нет никому. - Но Капо порадовал Пэтси, - Кэтрин почесала кота за ухом. – Да и не только ее. - Надо будет выводить кота в люди, пусть они порадуются новому лицу. На улице кот прижался к плечу Макса и до дома сидел тихо. Прогулка по ночному городу не произвела на кота впечатление. Он пожил на улице и не хотел туда возвращаться. Дома Капо получил куриную ножку и блюдце сливок. Отметить дебют.

Свидание Кэтрин закончила разбирать почту, и включила кофеварку. Скоро сотрудники агентства начнут желать кофе. Джесс прислала на телефон фотографию из Греции. В бело-голубом костюме, рядом с какой-то шикарной яхтой. Ни дать не взять – богатая наследница империи. «Ты запросто можешь поиграть в местную принцессу!» - отправила сообщение Кэтрин. Джесс ничего не ответила. Может, размышляет над предложением, а может уже играет в принцессу. Телефон снова подал сигнал. На этот раз Лорена. - Привет, Лорена! – взяла трубку Кэт. - Привет! Я думала ты не возьмешь трубку. - По-моему я не заставила тебя долго ждать, - усмехнулась Кэт. – Я тебя простила за бестактность. - Спасибо, бэйби! Мне нужна моральная поддержка. - Да? Что-то случилось? – Кэтрин подошла к окну.

- Помнишь, ты мне нашла адвоката? - У тебя, что свидание? – удивилась Кэтрин. - Какая ты проницательная! – Лорена щелкнула зажигалкой. – Я немного волнуюсь. - Чем ты его поразила? Дай, угадаю! Когда курила, выпускала дым через нос? - Ты чокнутая? – воскликнула Лорена. – Нет, конечно! Я так не курила при нем. - Не советую скрывать эту особенность. Все равно рано или поздно ты закуришь и выпустишь дым привычным для тебя способом, это произойдет непроизвольно, - посоветовала Кэтрин. - А ты когда с Максом познакомилась, тоже сразу показала все свои заскоки? Что сразу несла чушь, на тему: «А вот иногда я чувствую себя толстой

кошкой, которая дремлет на солнышке и ей снится, что она девушка Кэтрин»? Я помню этот твой монолог. Я всерьез гадала укуренная ты или нет. - Нет, наше знакомство было чем-то вроде: «Капельки росы на лепестках роз усохли. В кровь цветка превратившись», грустным голосом продекламировала она. - Как мило! – буркнула Лорена. - Очень. Хорошо, что ты не видела меня в ту минуту. Адвокат бы точно убежал, - в голосе Кэт звучал сарказм и ирония. - Кэт, мне помощь нужна, а не твой сарказм. - Я уже сказала – будь собой, Лорена. На самом деле ты классная, когда не строишь из себя первую леди. - Спасибо, Кэтрин, вздохнула Лорена. – Наверное,

ты права. Опять! Черт бы тебя подрал! Буду собой! Лореной Феррас с сигаретами и ярким пластиковым браслетом на запястье. - Так-то лучше! Удачи, cara! – пропела Кэтрин. - Какая ж ты вредная и порой противная! Кэтрин тихо рассмеялась. Лорена повесила трубку. Рабочий день продолжился. Автор: Надежда Леонычева

Глава 25. Наблюдение Пророка. Центр =Вырезка из дневника Пророка= Итак Восток ушел в атаку, Мы сверху наблюдали эту драку. На Западе тьма шла в напор, А Свет пытался дать им все отпор. Над Центром в воздухе опасно было нам, И посему мы полетели на Шакран, На врата главные присели, А после вниз и посмотрели. -"Смотрю я самое веселие вот здесь, И нам дружище лучше бы туда не лезть. Илюминель внизу сражается я вижу, А Сею, что-то не завижу... Ты слышишь этот хруст костей драконов мертвых? Ты слышишь крики, плоти рыв грифонов бойких? Гроза азарта добавляет, И смерть сегодня многих забирает. Смотри ка друг мой, вот и он, О вижу я, как он силен! Финал все ближе, жду его! Да вот не понимаю, от чего, Мне кажется что битвы ихней здесь не будет, А только после, суд братьев то рассудит. Вопрос простой, а кто же первый? Из них кто больше будет смелый.

Иль Сея вниз стремглав спарит, Илюминель быть может в небо улетит. Я право и не знаю как, Уверен, для него то так, пустяк. Кстати, ведь они тут не одни, Вон, чуть левее посмотри. Илининой и кавалерия его, О Хороши! Добавить не могу я нечего! Вообще на Центре силы главные собрались, Вот Лич, его элита, показались! Занятно, глянь, Илининой на грифона присел, И в небеса стремительно взлетел, Вот значит что за зрелище нас ждет, Илюминель внизу, а он же воздух на себя берет. Лич против младшего, Себе оставил старшего. У меня захватывает дух, Надеялся что будет это бой тех двух, Итак мой друг, что мы имеем, Пока спокойно наблюдаем. Король все нежити, бессмертый Лич, Наш младший видится ему как дичь. А в воздухе великий войн и командир Илининой, Отсюда даже вижу боевой его настрой, Сее придется попотеть,

Илининоя что бы одолеть. Удобнее садись друг мой, Нас ждет поистине великий бой!

Глава 26. Поле боя. Центр. Воздух =Вырезка из дневники Илининоя= Мы в небесах проигрывали, видел, И в тот же миг его возненавидел, Я понимал что должен разобраться сам, Взлететь, и войнам дать надежду там! Немедля на грифона пересел, Как быстро мог, я в воздух полетел. -"Сея! Предатель выходи! Сегодня смерть ты примешь от моей руки!" Он на драконе предо мной предстал, Огромный меч в руке сжимал. -"О сам Илининой, какая честь! Ведь ты как книга, невозмжно что прочесть. Признаюсь честно, очень рад, Меня устроит сей расклад. Я много слышал о тебе, Позволь сказать и о себе..." -"Молчи неверный и дерись! Не для того взлетел я

ли,

ввысь, Слова что б слушать психопата! Который смерти хочет для родного брата!" -"О не тебе меня судить! Вопрос, а сможешь победить?!" Меч свой вознес над головой, -"Узри конец Илининой!" Призвал он молнию в него. -"Давай Сея же, ну чего, Ты ждешь, скорее я открыт!" Он весь был молнией покрыт. Еще секунда и я получил

Другие и понять-то не успели, Как в звоне встретились мечи, Удары были горячи! Его дракон, и мой грифон, Слились в единый марафон. Удар и вновь еще один удар, Тогда то он призвал пожар. Бедный птенец от боли взвыл, Отчаенье, и в понебесье взмыл! К его дракону я на спину прыгнул, Её тогда он ровно выгнул. Сея скомандовал "Ровней"! -"Илининой, предстань пред смертью ты своей!"

Ты думаешь что, что я причина, ищешь ты угрозы? То дело лишь меня и брата! И это лишь его расплата! А ты же здесь, но почему? Вот этого понять я не могу! Да силы света и пошли на тьму, Скажи Илининой, но почему!? Ты помогаешь так ему?" -"То личные мотивы!" -"Тогда заткнись! Ведь это твои дивы!" Мелькнуло лезвие меча, Огня как пламени, свеча. Мой правый блок, его удар, С меча его струился пар. Отбросило меня на метра три. -"Ты псих! Тут что не говори!"

удар, А после раскаленный шар. Я рассмеялся лишь тогда. -"Вся магия твоя лишь ерунда!" -"Вот значит как, ты тот монах, Из храма в северных горах, От магии что отреклись, И стали для нее неуязвимы, Тебе приказываю преклонись! Тогда и будем, мы терпимы." -"Со мной сразишься ты лишь в лоб, И я тебя отправлю в гроб!" Лицо его покрыла краска, Мне виделась чудовищная маска. Мы друг на друг полете-

От скорости удара нам глаза слепило, Да и в рассудке точно мне мутило. Сверкали молнии, гремел и гром, И только смерть была кругом. Удар от головы я отразил, И тут же с кулака под челюсть поразил. Он отлетел на метра два, Очухался тот лишь едва. -"СЕЯ!!! Ну почему так поступил так с братом? Ведь был ты добрым, честным магом!" Поднялся тот на меч свой опираясь, Смотрел я на него, немного опасаясь. -"Зачем?! ЗАЧЕМ?! Как смеешь задавать такие ты вопросы?!

Стремительно прошло еще атаки две. -"Сегодня не отдам я душе матушке судьбе!" Нога, рука, и мечь, удар! В боку же ощутил и я пожар. -"Скажи мне камандир, как это умирать? Чего сейчас ты хочешь пожелать?" -"Что б ты покинул это мир! И я тогда устрою пир!" Собрав всю силу тела своего, Избавился я от меча его. Сея прибрал его опять к рукам. -"Прислушайся Сея к моим словам! Я ранен, но и что с того? Ведь не получишь ты отсюда ничего! За нами битва эта будет!

А вас же нечисть, бог судить уж будет!" -"Ты... Да как ты еще жив?! Развейся и исчезни ты как миф!!!" -"Что страшно Сея, понимаю, Да пусть и как цветок я уведаю, Но эта же судьба и ждет тебя! Молись, Илюминель быть может и простит тебя!" В руках я кое как удерживал свой меч. -"Сея! Судьбе ты лучше не перечь!" Кровавыми шагами я к нему все шел, Он произнес "Фирано Волл" В броню ударил шар огня. -"Забудь ты это друг мой, зря!" Уже вплотную я у нему стоял, И он глазами засиял. Рукой схватил его я горло, Поддалось мне оно покорно. -"Ты Чертов Эльф! Илининой! Прими уж и конец то свой!" И руки, ноги, завязался бой вблизи, Отбрасывал меня он, но я продолжал идти. В его глазах я страх поймал, Но он удары отражал. Внизу сияние завидел, Илюминеля и Иллен увидел. С их рук поток огня и льда слетел, В дракона прямо полетел.

Он взвыл и дернулась спина, Меня и Сею бросило аж в два конца. Его меч вылетел из рук, Дракон же мучался от мук. -"Что ж магией тебя не взять, Но и тебе не стоит забывать..." С его руки слетели три кинжала, И на лету в них молния попала. Три ловких взмаха, и он на пополам. -"Ну я скажу тебе, ты хам! Возьми свой меч и честно смерть прими! Давай же Сея! Ну чего ты ждешь! Бери!" -"Ты думаешь что мне нужны твои подачки? Тогда давай! Устроим скачки! Увидим что ты в воздухе умеешь, Быть может и лететь сумеешь? Прости мой друг ты ранен сильно, И кости осыпаются обильно... Но ты окажешь мне последнюю услугу, "Дедалос миро тругу"!

два появилось, Что из костей лишь сотворились. Я падал вниз и слышал крик: -"Что все? Весь дух твой сник?"

его,

Да мы монахи магией не пользовались никогда, Но и она, у нас была иной всегда. Прыжок на ближние дистанции, легко! Из слов ненужно ничего. И раз, и два, и три прыжки, Движения все плавные, легки. Я зацепился за него и крылья замахали, Мечи из рук обоих быстро пали. Его как мог, так сильно обхватил, Руками по доспехам он мне бил. Все выше, выше мы взлетали, Раскаты грома где нас ждали. -"Умрешь со мной ты здесь Сея!" -"Прости, не собираюсь я! Жаль больно будет, да поделать что, Спасение тебе лишь одно то божество." Рывок и головами полетели вниз, По лицу ударил точно бриз.

Лицо состроило принеприятную мне мину, Я в миг отпрыгунл от него. Слуга рассыпался в секунду, А мне пришлось молиться чуду. Из-за спины Сеи крыла

Раскрылись крылья широко, блеснуло острие, И крылья тело начали дырявить все мое. Держал, держал, но силы уходили, Хотя к земле и ближе все мы были...

Рукой ударил он дракона спину, И точно силу получил

Не выдержали руки, и крыло сломалось, Все тело мое сжалось. Разжались руки, я упал на землю, Лицо мне заливало дождевой водою. Сея с одним крылом присел аж близ Шакрана, А я же верил, нет что у меня изъяна... Но ты его нашел, быть посему, Илюминель прости, я ухожу... -"Кха ха! Отлично Сея! Теперь насчет тебя. Отдай мне крест Илюминель! Я подарю быструю погибель!" Лич улыбался. А Илюминель же ужасался... =Вырезка из Дневника Пророка= Невероятно! Еще хотел бы битву эту раз увидать, Такое даже можно и не ожидать. Ну а теперь десерт наш главный! О что за бой нас ждет славный! Илюминель иль Лич же победит, Конец из них кто свой узрит? Финал мой друг! Финал! Иль свет, иль тьма, Надеюсь, я не прогадал. Иль миру будет вечная зима... Не нужно слов! Давай же младший! Покажи кто ты таков!

Глава 27. Поле боя. Центр. Земля

-"Рискну я, выбора ведь нет, Не знаю, сколько уж тебе

Парил Лич над землею, Невысоко, лишь метра

то лет, И сколь силен ты я не знаю!

пол,

Но одно лишь понимаю! Я жажду только смерти

А я пытался совладать с собою, Ведь был я дико зол. -"Илюминель, тебе со мною не тягаться, Так может, лучше сдаться?" В руках клинки сжимал я сильно, Пот по лицу струился столь обильно, Что плыло все слегка в глазах, Хотя не чувствовал я страх. Крест с шеи снял и вытянул вперед. -"Тебе он нужен ведь, урод. Так знай, что только через труп, Получишь ты его, ведь я не так уж глуп!" Сверкнула молния, Лича что озарила, Улыбка на его лице царила. -"Что ж можем и без жертв мы обойтись, Ты только лишь пред мною преклонись. Примкни как брат, и править будем, А этих жалких позабудем..." -"Да вот еще! И не мечтай! Я против, и не умоляй!!!" -"Молить? Тебя?! Да как ты смеешь? Ты думаешь что все умеешь, Ты думаешь сил хватит у тебя? Что б в битве сей сразить меня?"

брата! А ты моя в пути преграда. Довольно слов! Давай же покажи! Клинки свои уж обнажи!" Он рассмеялся лишь в ответ, Лицо вновь озарил молнии свет. Раскрыл он руки широко, И двигать начал ими столь легко. Вокруг из войнов вылетали души, Он хватались все за уши. Будь светлые иль темные, не важно, И сталось мне немного страшно. Душ сто я точно насчитал, Пока что ничего не понимал. В руке его из душ скопился шар. -"Давай мальчишка, первый твой удар!" Перекрестив клинки я пред лицом, Их распахнул, пустив в него кольцом, Разряд из молнии сплетенный. Стоял просто, как безмолвный. Из шара душу лишь одну достал, И ей удар спокойно в миг принял. -"Попытка номер два, давай!

Вперед малыш же, удивляй! Ты так и брата даже не ударишь, Коль силу мне свою и не покажешь!" Огнем глаза мои зажглись. -"Что ж ладно Лич, поберегись!" Рванул к нему что было сил, На землю душу он пустил, Замерзли ноги, я застыл на месте. Пытался двигаться, но будто в тесте. Клинками разрубил я лед, Взглянул, а он все ждет. В прыжках, еще одна попытка. А на его лице улыбка. Из шара три души в меня ударили, Как будто сотни пчел ужалили. Удар. И вновь отбросило назад. -"Да будь ты проклят! Я тебя отправлю в ад!" -"Ну так давай, чего ты ждешь? Быть может силу просто бережешь? Досадно, что ж прости, Но время истекает, И пора тебе уйти. Загробный мир уже встречает. Моя рука в него спокойно проважает." Неспешно в мою сторону парить он стал, И на ходу атаковал. Из шара души вылетали вновь и вновь, Я уклонялся, чувствовал как закипает кровь.

Уж метров пять меж нами стало, Где шар был, лезвие предстало. Удары понеслись, как молния быстры. А иногда являлись и искры. Он хорошо мечем владел, тут спору нет, Сопротивлялся я, давал ему в ответ. Огонь и лед схлестнулись точно, Стояли, каждый очень прочно. Конечно у меня был плюс, Как минимум, что я не тороплюсь. И улыбнулась мне удача, А для него то, незадача. Удра прямой словив клинками, Оперся я на меч, ударил словно же цунами. Он отлетел, но не упал. И гнев тогда же увидал. -"ТЕРЯЮ ВРЕМЯ Я! УМРИ! Навеки вечные замри!" С его меча слетел поток холодный, Да что за дар чудовищный, природный. Не уклониться, да и отразить, никак. Его я принял, точно как пустяк. -"И это все? А Лич скажи? Уж лучше бы использовал ножи..." Меня схватило чувство странное тогда, Как чувствовал, сковали душу холода, По телу лед пополз заметил... -"Ты..." - только лишь ответил.

Замерзли руки, выпали мечи. -"Прощай Илюминель, умри!" =Вырезка из дневника Иллен= Он стал как льда фигура, Я не могла стоять тут просто, точно дура. Уж меч занес над ним свой Лич, Илюминеля же сковал, уж полный паралич. Вперед бежала как могла, И счастье, что успела. Щит ледяной над ним я сотворила. -"НЕ СМЕЙ ОТЕЦ!" проговорила. -"Иллен? А я то думал ты мертва, И по стопам пошла отца." -"Ненадо! Я прошу остановись! Молю отец! Молю вернись!" -"Мне нет пути назад, как не моли, Да и зачем? Ты просто посмотри! Кто я теперь, а кто же ты, Твои так не исполнятся мечты. Я пережил уже перерождений двести! Душа моя, жаждет она мести! Мне нужен крест его..." -"Я не позволю! Души тебе его я не открою!" Лед затрещал, Илюминель освободился от него. -"Иллен спасибо! От сердца то всего!" =Дневник Илюминеля= -"Иллен давай же, ты нужна,

И битва главная нас будет ждать, Тогда увидим, уж кому же умирать."

Что битву завершить то навсегда!" Она кивнула и взглянула на Лича, Пора закончить это, битва горяча. Его сковали ледяные цепи, А после появились сети. Не мог пошевелиться он и я, Атаковал его, не понимая. Что двигало тогда ударами моими, Как будто, были все они чужими. И за душой душа, все выходили из него, Его спасти и не могла уж нечего! Клинка два занеся над головой, -"Найди Лич, наконец то ты покой!" Удар и вниз уже пошел, До цели все же не дошел... Сея меня ударил на лету, Используя любимую комету. Разбил замки и повелителю сказал.

-"Я поздно все же подбежал..." =Вырезка из дневника

Остатки войск, я и повелитель, Вернулись все к себе в обитель. -"Сея, кто выжил, я их души соберу, Тебе и с братом помогу... В Шакран войдут они лишь трое, Ну а пока, оставь меня в покое. Я подготовлю все, и ты готовься, А брата, все же ты побойся..." -"Прошу вас, с этим я уж сам решу, И знайте, я не подведу..."

Сеи= -"О Повелитель, стоит отступить, Что бы закат свой не узрить! Мы проиграли этот бой, Давай те же, пора домой. Вы помните, ведь все идет по плану, Не поддадимся же обману. Прошу, командуйте "Назад"! Иль здесь увидим мы свой ад." -"Ты Сея прав, всем возвращаться, Не стоит здесь нам больше оставаться. Илюминель, бери двух девушек, И прошу вас к нам, вперед, Там и случится весь исход! Ты знаешь кто они, Вперед, ко мне же приведи.

=Вырезка из дневника Пророка= Что ж вот и все, победа Света, Но тьма ведь может дать все им ответа, Финал нас ждет мой друг, Уж пролетел простой досуг. Вступаем мы в игру со всеми, Но так ведь мы то и хотели... Пока же ждем, в Шакран как только те войдут, Мы с ними, вступим в главный суд! Совсем уж скоро, стоит подождать... И время будет наше, побеждать! Автор: Евгений Белый

Глава восемнадцатая. Я зашла к нему под вечер, медсестра неохотно согласилась пустить меня. На смятом одеяле были разбросаны книги, он лежал поперек кровати и читал Блока. Он все время говорил, что Блок слишком наивен, чтобы читать его на трезвую голову, а по вечерам в больницах голова как раз наполнена то ли слезами, то ли смыслом всего бытия, будь оно неладно. Я пыталась скрыть за спиной большой пакет, но даже если бы мне это удалось, улыбка до ушей все равно меня выдавала. - Рукописи не горят,- загнала я мудрую фразу, чтобы не

сморозить какую-нибудь глупость, я думала пошутить по поводу мемуаров о его жизни, но все боялась обидеть. Хотя Витя старался смеяться над своей болезнью, добивать ее сарказмом, пока она не убила его, но другие редко веселили его подобными шутками. Пусть все просто ободряюще пожимают плечами в ответ. Я принесла печатную машинку своего деда , он так неохотно мне ее отдал, что я чувствовала некоторую победу в этом подарке. - И зачем же мне она нужна? - Я подумала,- у тебя так много хороших мыслей в голове, и ты постоянно меня ими пе-

регружаешь. И я вот решила, что было бы здорово, если бы ты их записывал, но ведь лень тебе, определенно будет лень писать. - Да, это ты верно подметила, какой идиот будет писать мемуары? - Бывали такие идиоты. Ну, и тогда я подумала о машинке, это же так изысканно, что ли, претенциозно даже. Тебе нравится идея? - Да, мне очень нравится. А потом мы поссорились, потому что через несколько дней, даже в стерильной палате, в тумбочке, я нашла машинку, покрытую пылью. Я сказала, что надеялась увидеть запись об

детству каждый раз ныла во мне во время этих телефонных разговоров. А на следующий день пришел адвокат. Он был высокий, ему было неуютно в моем маленьком коридоре, он протянул мне повестку в суд, что-то в этом роде, он сказал, что меня обвиняют в изнасиловании. У него были грустные глаза, будто он так нежно жалеет меня. Я была ошарашена, села на стул в коридоре, тот жалобно скрипнул, одна ножка его сломалась, я упала и стала плакать от досады. Адвокат испугался этого поведения очень, как ребенок стал рассеянно оглядываться в поисках спасения, кото-

операции и переживаниях по этому поводу, а Витя стал кричать, что даже он бы не хотел о ней помнить. И я, поняв свою ошибку и обидевшись на его крики, ушла. А следующий день стал последним нашим общим днем перед длинным расставанием.

рое бы от него не зависело. Потом он достал из папки с документами лист плотной бумаги, на которой было напечатано , будто на машинке,- " Прости . Я люблю тебя. Вот и все мои мемуары." Адвокат ушел, я продолжала плакать . Громко так, будто жесточайшее отчаяние застыло у меня в груди, и все никак не покинет ее, пока не уничтожит меня изнутри.

Глава девятнадцатая. Я просидела у его двери несколько часов, а потом вернулась домой. Матери дома не было. я позвонила отцу, послушала рассказы о его жизни, тихо ненавидя его дочь и ее детство рядом с ним, ностальгия по моему

Глава двадцатая. Лицемерие во имя спасения. Вот, что значит настоящая любовь и самопожертвование.

Но в момент, когда вся моя жизнь могла рухнуть только из-за того, что человек решил, что мне лучше упасть на самое дно общества, нежели быть возлюбленной, все это казалось бредом. Адвокат поднес к моему лицу документ дрожащими руками. Почему этот человек так волнуется, выполняя свою работу? На тонких листьях бумаги, так заботливо спрятанных до этого в толстую папку от возможных повреждений, было написано, что обвинения могут не быть выдвинуты, если я подпишу ниже, обязуюсь тем самым более не приближаться к Вите менее, чем на сто метров, что необходимо для его спокойст-

свящай умершему свою молодость. Мне уже от этого лестно, как сейчас, не будет. " Но если это моя судьба, любить тебя вечно, несмотря ни на что, даже не всматриваясь в изменения твоего лица..." Я писала это впопыхах, рука вспотела, карандаш быстро затуплялся, выскальзывал, меняя почерк. - Подождите, прошу Вас,говорила я адвокату, пыхтящему у порога от нетерпения,- подождите, я должна ответить ему. Я писала столько всего, что годами хотела ему сказать, я была почти счастлива писать ему это. "Я старалась быть тебе всегда другом, даже когда ты

вия и благополучия. Спокойствия и благополучия. - Дорогая, обещай мне, пожалуйста,- говорил Витя, когда думал, что умирает. В те дни его кожа была особенно бледной, а врачи старались избегать его палаты. Это были длинные дни, когда я часто винила себя за мысли о том, что нам так здорово вместе, что если бы не болезнь, мы бы не встретились.Только поклянись, что выполнишь. Когда я умру, ни за что не оплакивай меня и не останавливайся жить. Я даже сейчас часто ненавижу себя за то, что ты тратишь на меня многие и многие солнечные дни. Если меня не станет, оставайся собой, не по-

этого не хотел. Ты был так глубоко погружен в свою болезнь, даже больше психологически, чем физически. Я так хотела помочь тебе оставаться счастливым даже после того, как ты оттолкнул меня. Неужели так глупо было с моей стороны искать тебя? Неужели все, что случилось вчера, ничего не значило?" Я все писала и писала, а потом дыхание у порога исчезло. Я не сразу заметила этого, а когда побежала за ним, даже запах его терпких духов уже не был уловим. Я вернулась домой, села на табуретку в коридоре и долго молча перечитывала то, что я написала. И это было очень-

очень глупое письмо. Мне так хотелось презирать себя за него и ни за что не жалеть себя, но слезы просто выкатились и побежали по моим щекам, шее, ключицам. Через десять минут такой беспомощности, я села учить эндокринологию. И я училась до ночи, а на следующий день пошла в университет рано утром. Я ничего не чувствовала, ни о чем не думала. Автор: Елизавета Панчишина

Май. - А скажи мне, дочь, у тебя своих вещей нет? Почему я так часто вижу на тебе свою рубашку? - Ну, пап… Что сказать еще? Вопервых, папочка, я в ней спортивная и стильная, а во-вторых, в-третьих и в-четвертых, у твоей 16-тилетней дочери при росте 168 см грудь четвертого размера, который войдет в моду только в следующем веке! Правда, к тому времени комплекс пышных форм уступит пальму актуальности теме зубных протезов. Но сейчас, в 85-м, в отцовской просторной рубашке в мелкую серую клетку, злосчастный четвертый кажется волшебным первым номером. Я в ней такая воздушная и легкая, такая романтичная, особенно летом, когда косы выгорают до цвета солнца. И - так уютно, папочка, ну, прости-прости-больше-небуду-честное слово! Вру… Не было в мае 85 -го такого разговора. То есть, в другое время был, а в ту весну нет, не был. Весну этого года папа провел в Новосибирске, в клинике Мешалкина. Ему была показана срочная операция на сердце. До последнего момента ждали искусственный клапан из Японии, но оперировали с отечественным клапаном. Мама взяла отпуск в институте на месяц, чтобы ухаживать за ним в послеоперационный период. Рассказывала, как плакала, уговаривая съесть, хотя бы, ложку бульона - вырываясь ОТТУДА под завесой лекарственного тумана, он дышал-то с трудом и болью. Упоминание о детях, ждущих его возвращения, включало механизм выживания, заставляя медленно, по каплям, сглатывать бульон. Тогда эту

операцию проводили, полностью вскрывая грудную клетку. Из пятерых в их реанимационной палате выжили двое. Или из семерых? Только позже, увидев шрам, бугристой лиловой ласточкой пересекающий отца поперек, я почувствовала страх его потерять. До этого момента родители казались бессмертными. Папу выписали незадолго до моего выпускного вечера. Впереди были еще целых восемь лет. Спустя годы, лето-85 приобрело множество других социально и политически значимых черт, но для меня осталось именно таким, из 4-х месяцев: тревожный май, суматошный выпускной июнь, стремительный вступительный июль и долгий солнечный август. Июнь. К школьному выпускному мама купила нежнейший шелк цвета яркого летнего неба. Летящий трапецевидный силуэт, скроенный по косой, широкий рукав стянут тесьмой у запястья, воротничок-стоечка – это было платье маленькой принцессы. И еще – принцессины белоснежные лодочки с кружевным бантом. Принцессы 48-го размера, по отечественной размерной шкале. Этакая ростовая кукла

бирюзового крем-брюле в очках Гарри Поттера. Волшебные башмачки (39-й размер) уже к середине бала безжалостно впились в пятки и растерзали их. Когда рассвет над рекой был, наконец, встречен, адские туфли дожевывали мои ноги. Такой вот триллер. Июль. Вступительные экзамены вспоминаются гулкой тишиной, в которой каждый звук, от шуршания стержня по бумаге до громыхания стула, был гармоничным, с нотами солнца и запахами нагретой солнцем листвы в раскрытых окнах аудиторий. Именно так: гармония стуков с нотами солнца и зеленых листьев. Август. Миша. Высокий, хулиганистого вида, с дерзкой ленцой в движениях, да и сколотый передний зуб не добавлял интеллигентности образу. Откуда взялся – не помню. То ли он выхватил меня взглядом в кинотеатре, то ли мой близорукий прищур и звонкий хохот зацепил. Была такая особенность, каюсь. Да и как ей не случиться, если героини всех советских и не очень советских произведений были сплошь белозубыми и хохотали непременно звонко? Я

влюбилась влет! Влюбилась еще в намек на его приближающийся силуэт. - А ты - красивая, - пристально глядя в мое вспыхнувшее ухо (вряд ли были видны остальные части лица и тела, поскольку от смущения я скрючилась в неуклюжее колечко и готова была впасть в анабиоз), проговорил он, когда мы набродились по городу, оторвались от остальных и сидели на лавочке, а наши рукава млели в сантиметровой близости. - Волосы у тебя красивые, - в ежином параличе я чуть не свалилась со скамейки, когда он пошевелился и коснулся моей руки. Но Мишка всего лишь потянулся за спичками. Затянулся, подумал и выпустил дым в сторону. - И глаза, - поправился он, сообразив, что комплимент волосам не впечатлил. - Телефон оставишь? Конечно же, я оставила номер телефона и еще с полгода неслась галопом на каждый звонок. Стоит ли говорить, что ни встреч, ни звонков больше не было? Но эти несколько часов в начале месяца затормозили бег лета, превратив три недели августа в увлекательный сериал. Кстати, только двух людей в воспоминаниях сопровождает запах клубничного варенья. Я была влюблена, и моя любовь была с ароматом клубничного варенья. Весь следующий день посадка на катер, размещение по каютам, знакомство с другими студентами (поступила-таки в Универ), пересадка в Юрге, пролетел клубничных грезах о вчерашнем Мише. Из свежезачисленных первокурсников были сформированы маленькие отрядики и отряжены, как в

песне, на все четыре стороны, кто – на картофельные поля, кто – на турнепс, нам же выпал населенный пункт со странным, как из параллельного мира, названием. Тымск. Вечером катер с командой спасателей урожая причалил к берегу. Выгрузились на песчаный пляж, огляделись: слева и справа – песок, впереди и выше – склон с глинистой тропкой, на вершине которой, в низких перьях облаков, рисовалась мужская фигура и табличка «Тымск». Приплыли. Из Томска - в Тымск. Фигура в плащ-палатке (возможно, это был плащ, дождевик или обыкновенная куртка, - не могу утверждать, но я помню плащ-палатку) оказалась председателем колхоза. Осилив скользкий подъем к нему, мы узнали, что сначала должны разместться в гостинице аэропорта, а все остальное – завтра-завтра. Торжество момента было скомкано стрекотом трактора. Он проявился в мелкой дождевой мороси вслед за шустрым мальчишкой, выгрузившим матрасы со спальными принадлежностями, вместе с которыми нас и закинули в кузов грузовичка. Грузовичок миновал поселок, направился в сторону леса. Дождь решил прибавить драматизма и зарядил сильнее, поэтому первый крест поселкового кладбища мы заметили, проезжая в паре метров от него. Притихли, поделились парой страшных историй. Дождику надоело нас пугать и он отстал. Проехали кладбище, проехали лесок, протаранили стадо коров, возвращающихся в теплые стойла. Коровам позавидовали. Перепели все песни, охрипли от сырости и от смеха, спугнули

еще одно стадо. Наконец, за очередным поворотом открылась большая поляна, уютно огороженная бревнами, с двумя небольшими избами. На ближайшей читалась табличка «Гостиница "Аэрофлот"». На той, что в отдалении «Аэропорт». За дверью гостиницы нас ждали три небольших комнаты с нарами от стены до стены, гуляющая половица в коридоре и чудесная буржуйка с железным чайником. Не ждала только изумившаяся позднему визиту гостей крыса, которую так расстроили чужаки, что она удрала в ночь под наш дружный визг. Если кто-то сейчас решил, что пора бы наступить утру четвертого августа, то он ошибся, как и мы, впрочем. Соседки по гостиничным нарам уже посапывали на своих матрасах, когда раздался рев двигателей и комнаты осветились фарами – тымская молодежь прибыла знакомиться. Дипломатический раут не был долгим и через пару-тройку часов завершился обещанием привезти к завтраку свежих огурцов. Кашель последнего мотора, удаляясь, прозвучал колыбельной "спи-и-тыскорей-малыш"... Последовали совету. Но, оказывается, остался кто-то еще, кого привлекла шумная девчачья компания: почти до самого рассвета те, кому не удалось заснуть, прислушивались к тяжелым шагам и сопению за окном. После ковбойского набега было решено, что до нас добрел очень нетрезвый запоздавший их товарищ и, когда нахал попытался выцарапать деревянную раму снаружи, хором объяснили ему, как он не прав. Удивительно, но подействовало. На следующий день

тайна ночного гостя продолжала волновать контингент. - Не нужно было деревенских привечать! А я вам говорила вчера! Всю ночь сопели под окном! - Алечкины кудряшки трепетали в негодовании светлым облачком, обрамляя зардевшиеся скулы. Почему-то, все вспомнили, что утром она куда-то исчезала на пару часов, а Федор Петрович, приехав утром поприветствовать новоявленных поселянок, уже был кем-то извещен о ночном рауте. Краткое расследование, проведенное председателем (беглый осмотр травы за домом и прищур в сторону свежих царапин на хлипких деревянных рамах окошек нашей избушки), добавило адреналина. Ночной визитер был трезв, голоден и косолап. - Хозяин приходил ночью, - Петрович попинал носком резинового сапога сырую поленницу у крыльца. - Какой хозяин? Чей? - Какой-какой... Бурый! Мишка. Автор: Любовь Лаврова

Íàä íîìåðîì ðàáîòàëè: Àëåêñàíäð Ìàÿêîâ—ãëàâíûé ðåäàêòîð Íàäåæäà Ëåîíû÷åâà—ñòàðøèé ðåäàêòîð Åëèçàâåòà Ïàí÷èøèíà—ðåäàêòîð Ðàñèìà Àõìåäîâà—ðåäàêòîð Ìàêñèì Ãàéåð—ðåäàêòîð

Ëèòåðàòóðíîå èíòåðíåò èçäàíèå P.S.