№55 (октябрь 2016) by PS литературный журнал

№55 (октябрь 2016)

Литература, как ни крути, наполняет наши жизни, делает их ярче и украшает мелочами. Вот, например, благодаря Джорджу Р.Р. Мартину мы можем ждать зиму пафосно и многозначительно заявляя «Зима близко!» И за окнами все еще осень, холодеющая день ото дня, засыпающая по утрам легким снежком, который тает слишком быстро. И в руки просится «Тринадцатая сказка», «Гарри Поттер», «Прерванная жизнь»,«Бойцовский клуб». Или же открыть литературный журнал и погрузится в калейдоскоп историй, персонажей и маленьких деталей, которые можно утащить в свою жизнь. Октябрьский номер продолжит нашу новую традицию печатных тиражей. Но по техническим причинам печатные номера выйдут чуть позже электронных. Поэтому спешите и заказывайте! Так, что устраивайтесь поудобнее, берите ароматный кофе по-венски и приятного прочтения. ВНИМАНИЕ!!! Журнал является НЕ коммерческим изданием. Все участники журнала работают бесплатно, на добровольных началах. Мы НЕ взимаем плату за публикацию произведений, НЕ производим пересылку номеров авторам с их произведениями и НЕ платим гонорары. Авторские права на размещенные произведения принадлежат их авторам, и защищены Законами об авторском праве Украины и РФ, а так же международными законодательными актами об авторском и смежном правах. Пунктуация и орфография авторов сохранена. ВНИМАНИЕ!!! Некоторые произведения содержат сцены насилия, секса, не пристойного поведения и психологические тяжелые сцены. Поэтому, не рекомендуется для прочтения лицам младше 18 лет. Прочтение возможно с разрешение родителей, опекунов, либо лиц выполняющих их функции. При копировании материала ссылка на АВТОРА и «Литературное интернетиздание PS» ОБЯЗАТЕЛЬНА!

www.ps-lit-jur.ru

Здравствуйте, дорогие читатели и авторы! Сегодня в свет вышел 55 номер нашего журнала. Вскоре типография выпустит второй печатный тираж. Пока что, печатные тиражи можно получить на основе предзакза, поэтому у вас остается еще два дня до 26 октября, чтобы заказать печатный номер. Первый тираж уже достиг своих заказчиков. Даже больше, экземпляр, который был напечатан для архива журнала, был отправлен запоздавшему заказчику. В этом номере мы поговорим о приеме произведений. Не однократно нас задавали вопросы, как же происходит прием и обработка произведений. Мы так же не раз отвечали на этот вопрос, но нам не тяжело ответить еще раз. Начнем с того, что напомним нашим читателям, что журнал был создан как хобби, увлечение. Даже сейчас для редакции журнал не основное место работы, то есть, редакция работает над ним в своей свободное время. Это существенно влияет на скорость ответов авторам и обработку материалов. После того, как автор заполнил форму на нашем сайте и нажал кнопку «отправить» он видит сообщение о том, что его произведение отправлено редак-

тору и скоро он получит ответ. Среднее время ожидания ответа 48 часов. Это не означает, что в течении двух суток редактор ответит автору, нет. Это среднее время ожидания ответа. То есть, редактор может ответить раньше истечения двух суток, либо позже. В это время произведение проходит первый этап проверки. Это беглый осмотр произведения на соответствие правилам публикации. Если при этой проверке не были выявлены нарушения, то автору отправляется письмо, в котором говориться, что произведение на рассмотрении. Если же при проверке были выявлены нарушения, то автору отправляется письмо с отказом в публикации. При отказе обязательно указывается причина отказа. Причиной отказа на первом этапе может быть не верное указание названия. К примеру, не редки случаи, когда авторы вводят название с клавиатуры, забыв сменить раскладку с латинской на русскую после ввода электронного адреса. В таких случаях, автору следует повторно отправить произведение на публикацию. Главный совет авторам при отказе: сдерживайте эмоции. В любой письме с отказом указывается причина отказа, поэтому читайте письмо полностью. Хамство в ответ, ко-

торое, увы, случается, приводит к внесению автора в черный список журнала. Второй этап — вторичная проверка. На этом этапе произведение проходит более детальную проверку несколькими редакторами. Если Произведение нарушает правила публикации—автор получает уведомление об отказе. Третий этап - распределение в номер. Прошедшие второй этап произведения распределяются в номера. Распределение проходит по двум критериям: объем произведения и количество произведений от одного автора. Общий лимит на публикацию в одном номере 40 000 символов с пробелами и не более 5 произведений от одного автора. Учитывая эти ограничения, формируется лист ожидания. Время ожидания публикации зависит от загруженности редакции. Для прозы объемом до 40 000 символов и поэзии это время составляет от 4 месяцев. Для прозы свыше 40 000 символов—от полугода Надеемся мы помогли вам разобраться в работе нашего журнала. На этом всего доброго и до новых встреч на страницах нашего издания! Главный редактор, Александр Маяков

Поэзия

«Прекрасная Елена» Ольга Зинякова

«Хотел пройти по жизни берегом» Илья Криштул

«Я, творение Божие - женщина!» Уразова Татьяна

«Счастье» Виктория Ерух

«Кофе» Виктория Ерух

«Подожду я, пока повзрослеешь» Таня Кропотова

«Мы рождены» Виктория Ерух

«Как жаль, что жить торопимся с рождения» Уразова Татьяна

«Царь крыс» snoz

«А чем укрыть сердечные мне раны» Уразова Татьяна

«Третий корпус» Копытов Геннадий

«Петербург» Елена Гута

«Шорох падающих листьев» Лукин Николай

«Ах, осень ты же не девчонка» Уразова Татьяна

«Ветер мёл сухие листья» Лукин Николай

«Осень» Лукин Николай

«До кончиков ресниц» Виктория Ерух

«Ты один» Виктория Ерух

«Где - то» Нелли Мершон

«Асы» snoz

«Рим» Нелли Мершон

«И не поймёшь куда» Нелли Мершон

«Миэлика» Евгений Курочкин

«Любовь к тебе - терновый куст» Евгений Курочкин

«Я так часто по дружбе с рассветом» Антон Серебряков

«Ода вечности» Евгения Казанджиду

Строка прозы

«Случайная добродетель» Nadin Reeves

«Одна для двоих» Павел Соболевский

«Улётный свинг» Павел Соболевский

«Том и Джерри» Павел Соболевский

«Стансы для Эвандера Сину» Алексей Рубан

«Чёрный день» Алексей Рубан

«Эталон красоты или носы бывают разные» Дарья Мясникова

«Дом ужаса» Артём Минайленко

«Щенок» Александр Гер

«Протяни Трейси руку» Гурицкая Алина

«Прощальная песня Любви» Александр Сих

«Визит» Евгений Кимов

«Рыцарь и скелет» Игорь Федулин

«Игрушка» Игорь Федулин

«И убийцы чувствуют жалость» Игорь Федулин

«Мед махаона. Бабочки на чердаке» Вадим Доннерветтер

«Черное» Селена Веселовская

«Бабочка» Маргарита Соседова

«Жить не страшно» Ирина Антипина

«Любовь... и помидоры» Ирина Антипина

Литературный сериал

«Летописи межмирья» Александр Маяков

«Евангелие от Лейлах. Труп звезды» Вадим Доннерветтер

100

«Рожденная воином. Врата Нурберила» Хиль Де Брук

104

«Лава-кейк» Тугучева Ксения

112

«Плантатор на лодке-трэйкэннте» Елена Кравченко

119

«Легионеры Хроноса» Александр Маяков

123

«Тайна всего мира» Сергей Кирин

125

«Сверхъестественное» Гамиева Мария

128

«Потрошитель» Тугучева Ксения

136

«Аврора» Александр Маяков

141

«История одного андрогина» Морган Роттен

143

Лучшее произведение номера ««Мольберт» Аоши Майя

149 149

Я в руки взял бокал, а ты надменно, Мне улыбнулась.. Если бы я знал, Что ты из тех, кого зовут Елена, То разом всё иначе осознал. Но мне, по-правде, даже не икнулось. Отпил глоток...и тут же пошатнулась И поплыла земля. Увидел что, Ты искоса взглянув, вдруг отвернулась, И свой бокал поставила на стол. И только тут прозрев, всё понял я. Я понял, что измены выпил яд, И он течет по венам, С моею кровью. Неоспоримы слезы, муки, ад, Ты предала меня...и нашу Трою. Я взят без боя...и в руинах стены. Всему виной, Прекрасная Елена, Что ей Парис, Что ей любовь царя. Я умираю...но, в предверье тлена, Опять к тебе летит любовь моя, И кружат вспугнутые стаи птиц. Автор: Ольга Зинякова

…Хотел пройти по жизни берегом, Чтоб капли не грязнили брюк… Мечтал открыть свою Америку, Открыть, но не испачкать рук. Хотел пройти по жизни радугой… Сладка, беспечна, весела, Текла бы жизнь моя, как патока, И я бы в ней не видел зла… Хотел пройти по жизни рощею, Тропою тихой меж берёз…

Всегда пути искал попроще я, Пути, далёкие от гроз… Хотел пройти по жизни радугой, Хотел пройти по жизни берегом… Хотел весь мир собой обрадовать, Хотел, что б мир в меня уверовал… И вот стою, тем миром брошенный, Перед началом всех начал… Хотел пройти по жизни рощею, Да по дороге заплутал. Не открывал свою Америку, Хороших не писал стихов… Хотел пройти по жизни берегом, Но нет у жизни берегов… Автор: Илья Криштул

1. Заненастилось. Клочья чёрные, Словно войлок нависли над городом. Ветер валит столбы опорные С поражающе яростным норовом. Лист, подхваченный ветром северным, Как снаряд с траекторией бешенной Бьёт без промаха. Он, наверное, С редкой психикой, уравновешенной. Закрываю лицо я шляпою И ору во всю глотку лужённую. Небо вздрогнуло вдруг проклятое, В дуб вонзило стрелу зажжённую. Высекая из клочьев молнии, Разнеся в щепки дуб, так пугающе! Выступление неба - сольное Громыхает сполохом пылающим. 2. Я восстала. Я – Мать! Я женщина Клон – усилием Бога взращённая, Мужу равная, и крещёная. За рожденье - никем не прощёная. И в мужских глазах вечно слабая, Даже в храме господнем унижена,

Словно женское тело славное Дух мужчин в нём смущает. Обижена. Не хочу я одежд монашеских! Мы едины во всём – божественны. Сколько нежности в вас! Не кажется! Сколько мужества в нас! Естественно! Нет мне дела до вакханалии! Я творение божие - женщина! Я начало! Я жизнь! И в анналах: Одной плоти мы все! Слова вещие!

3. Дуб глубокими корневищами Зацепившись за землю кормилицу, Тянет жизнь из неё силищею Мощною. Генетически жилистый! Розовеет высь в дымке утренней, От корней поросль новая тянется. Голос Бога мне – голос внутренний: Вновь с младенчества всё! Повторяется! И в хаосе спешащей юности, Счастье сказочное не продумано. Долг природе - в законе мудростиВ продолжение рода умного. 4. Ждёт мужчина земную женщинуИ возвышенную, и телесную! Чтоб однажды быть с ней повенчанным! Жизнь с любимой прожить интересную. Ищет женщину наречённую! С ней он - целое и разделённое. В тайну божью не посвящённые Две судьбы, небесами сплетённые. К солнцу тянет дуб ветви тонкие. Мы друг к другу сердца опалённые Нежной страстью. Удары звонкие. Лица юные и просветлённые! Мы пробьёмся сквозь дали тёмные, Упадём и поднимемся – грешные! И снесём беду неуёмную… Я жена твоя! Не потешная! Настоящая! Твоя женщина! И душою, и сердцем влюблённая! И любимая! Утешение И опора тебе! Умудрённая!

5. Дуб листвой шумит нарождённою. Что ж присяду в тени не разлапистой, Там, притихну я обнадёженной: Ждём подарок желанный от аиста! Ветерок чуть коснётся ласково Живота. Разомлею от радости. Божья милость сошла! Мир красками Ярок. Ожиданье дитя сладостно!

6. И свечусь, как звезда лучистая! Я другая теперь. Я не прежняя! Словно солнце во мне – истово Верю в счастье! Душа моя - нежная. Ночь набухнет на сносях теменью, И посветит туманным фонариком. Боль от пяток рванёт до темени, Разрывая скелет. Вся в испарине. Я смиренно снесу мучения, Даже в крике охрипнув. Отчаявшись. Я счастлива в тот миг рождения: К материнству – блаженно причастие! 7. Меж листвой дуб скрывает жёлуди От ветров, непредвиденных случаев. Мать родная дрожит над молодью, Даже если устала, измучена. И купаясь в любви родительской, Не задумываясь о различиях, Безмятежно растут в обители Наши дети, любимые личики. Плоть от плоти! Для сердца главные Души детские, светлые ангелы. Помнят люди каноны давние, Изначально: рождённые - праведны! Дух мужает! Миры огромные, Как шары разноцветные – каждому! Дни в сознании переломные: Возвышает любовь! К счастью нашему! Я – творение божие! Женщина! Я - начало! Я - жизнь! Слова вещие! Автор: Уразова Татьяна

Для кого-то счастье Деньги и машины, Для кого-то платья В дорогих витринах, Кто-то ищет счастье в интернете ночью Ну, а кто-то просто быть любимым хочет. Для кого-то счастье, состоит в карьере, Кто-то счастлив от того, что стал сильнее, Кто-то видит своё счастье в радости другого, Кто-то, прожигает жизнь свою у монитора. Для кого-то счастье-это тепло и уют, Дом, где все твои родные любят и ждут, Запах пирогов, чай по вечерам, В холода глинтвейна тёплого стакан. Тёплый свитер и любимый человечек рядом, Больше мне для счастья ничего не надо. Кто-то ищет мудрость и какой-то смысл Тот, что в книге судеб у людей прописан. Кто-то счастлив упиваясь вечно своим горем, Делать этого, я знаю, точно мне не стоит. Кто-то будет счастлив от прочтения сотни книг, Но важнее, чтоб ума прибавилось от них. Для кого-то счастье – это дети И для них они дороже всех на свете, Это их частица, продолжение их, Уникальные и непохожи на других. Для кого-то счастье- это стать здоровым, Побороть болезни и подняться снова. Кто-то хочет навсегда остаться молодым, Привлекать внимание и нравиться другим. Можно этот список вечно продолжать, Только каждый должен для себя понять, Что важней для него и потом не жалеть, Что чего-то они не смогли успеть. Жизнь так коротка, нужно жить сегодня, Жить, как хочешь, а не следовать дуратской моде. Это жизнь твоя и тебе решать, С кем общаться, с кем встречаться, на кого плевать. Я желаю найти каждому своё Я закончила удачи, вот и всё. Я желаю найти каждому своё Я закончила удачи, вот и всё. Автор: Виктория Ерух

По прогнозу снова непогода, По прогнозу снова дождь идет с утра, В голове одна лишь мысль-"была б суббота, На работу б не пришлось идти тогда". Настроение с утра чернее тучи, Но его поднимет кофе на столе, Кофе сваренный любимым,самым лучшим, Тем,кто дарить всю заботу только мне. Автор: Виктория Ерух

Подожду я, пока повзрослеешь. Подожду я, когда ты поймёшь, И о содеянном ты пожалеешь, И обратно ко мне сам придешь. Ты прочувствуешь все те обиды, Слезы ревности, горечи, злости, Что давно стали мне так забыты, После долгих моих удовольствий. Не любил ты меня, не ценил, Ты меня как обычный фантик бросил, Хоть бы раз, хоть бы раз позвонил.. Но услышав меня, ты бы сбросил. Хочешь знать ты теперь, как дела? У меня все отлично. А ты как? Без тебя я, как видишь, жива, Я распутала сложный ком ниток. И в завершение, хочу пожелать Научиться любить, утопая В своих чувствах, а не обижать, Страсти огнём других обжигая. О тебе я уже не грущу и не плачу. Все прошло, как зимы холода. И теперь свои лучшие годы я трачу На того, кто со мной был всегда. Автор: Таня Кропотова

Мы рождены,чтобы суметь найти себя, Найти в глазах другого человека И крепко руку сжав его в своей на веки, Жить с ним вдвоем,надеясь и любя. Мы рождены,чтобы искать его,родного, С которым трудности все сможете пройти, С которым через жизнь можно идти, Не вспоминая ничего совсем плохого. Автор: Виктория Ерух

Как жаль, что жить торопимся с рождения И впопыхах теряем жизни суть. Прожив бездумно годы в сновидениях Опомнимся: не с тем… не там…не тут, Хоть истиной настигнет озарение, Плутая, нелегко осилить путь. Как жаль, что жить торопимся с рождения, Не отличив влюблённость от любви. Бессилием и самоотречением Нам отзовутся годы нелюбви. Но в поисках желанного мгновения Отбросим мы иллюзии свои. Как жаль, что жить торопимся с рождения, Надеясь на удачу и судьбу. Не повезёт, то Богу без стеснения Мы будем слать слезливую мольбу, И душу рвать, ругая невезение, Вступив с собой в неравную борьбу! Автор: Уразова Татьяна

Мой презираемый народ Иных древнее. Был дивно чист небесный свод, Земля теплее. Наш жребий: для потомства жить, И гибнуть юным.

Закуской вечною служить Клыкам и клювам. Я вышел из лесов в ваш мир, Неждан, непрошен, Привёл с собою ваш кумир, Благую кошку. Дворец, землянка или стог, Мне всё по лапам… Меня чтит бережно Восток, Боится Запад. Привычна жара пелена, Не страшен холод. Пирую там же, где Война, Смерть,Мор и Голод. Кичитесь, убивая нас? Не надо, бросьте… Я останавливал «на раз» Ваш «Драх нах остен!» Где б ни был я, гласит закон: Жить недостоин! Я вечный пария, шпион, Монах и воин. Вы украшаете гробы, Я выживаю. Вы смертно бьётесь за гербы, Я их меняю! Я неприятен, не хорош? Я подл и страшен? Меня боитесь вы? Ну что ж, Проблемы ваши. Не видят ангелы греха, Страшатся черти… Я рву и поле, и меха, И я бессмертен! Автор: snoz

Безлюдное предзимнее пространство. Оледенелых листьев скорбный шелест. И в рамке серой неказистое убранство. И первый дар небесного пришельца.

И стёрты снежной крупкою границы, Повсюду модернизма проявленье: И в лужах грязных листья, словно птицы, Накинули из снега оперенье. И мне бы надо обновиться – точно, Сменить прикид, и даже идеалы, Бодаться с жизнью хватит в одиночку, Себе признаться можно:- я устала. Снег белый скрыл пейзажные изъяны, Вдыхаю я морозный чистый воздух. А чем укрыть сердечные мне раны? Какая фантазёрка! Слишком поздно… Автор: Уразова Татьяна

! Валечка, вдруг, пропала на сутки. Подруга ее Мне позвонила, Она заболела, Лежит в больнице. Я прилетел, сорвался с работы в стационар областной больницы В справочном мне сказали, что Скорнева Валентина Михайловна в третьем корпусе дальнем, седьмая палата. Валюшкабледные губы, на себя не похожа, в шлепках на босу ногу, не захотела сидеть в палате, с бабульками злыми, и мы забились в угол за волосатый ствол пальмы, на кожанный

липкий диванчик. Она была такой горячей! Тридцать восемь и шесть! Мы целовались так долго, друг друга тискали отчаянно нежно ... Что я готов был прямо на этом диване... -Я тебя инфицирую! Она все боялась. Я отвечал -Уже давно... тобой заражен! Я так соскучился! Без тебя в этом мире пустыня Гоби!... Нас прервал старичок бомжеватого вида. Он прохлопал тапками мимо нас прямо в тубзик. -Что с тобою, моя девочка? Я так испугался! -Простыла наверно... В холле больничном стоял полумрак, и пальма надежно нас отделяла от фильма про плохую больницу. Я разглядел болезненное личико в этом сумраке и вдруг потерял эталон ее красоты, которую я утвердил для себе как константу. Она не была красивой

сейчас, скорее даже наоборот. Но нежность моя охватывала эти два существа. Причем второе мне было ближе, дороже! Наверное раньше в больницах я научился боль понимать. Эти сущности и были теми "астральными близнецами", в одном человеке. Только состояли из внешнего "я" ведомого, И другого скрытого, за скорлупой бытового, за плотным нервным поглядом ненакрашенных глаз и дрожью синюшних губ. Две расплывающиеся сферы: радужная и серая слились в одну. И заискрились И засверкали. Автор: Копытов Геннадий

! Петербург, сколько лиц у тебя, Славный город в бревенчатых сваях. Наносная вбивалась земля Для громады дворцовых уставов. Сколько отдано судеб и душ Пот и слезы не смоешь Невою... Но стоит этот город хорош, И гордимся пред миром тобою.

Дух свободы царит в площадях И взмывает колоннами в небо, Повторяется в гибких мостах, Убегает лучами от берега. Реформаторы разных времен Пролагали следы себе в вечность. Сколько принял отважных имен, Что несут твою стать в бесконечность. Гордый духом и светлый лицом, Ты, ковался из холода в полымя, Согревался народным огнем, И БЛОКАДА ползла в тебе голодом. Здесь народ тем велик, что живуч... Знает все про напасти от времени И не хочет без славы отдать Все, что сделано предками "в стремени". Перекинута в вечность Нева Темной лентой в граните колеблется. Вдохновлялись веками сердца: Все здесь музыка, зданий поэзия. И широк, и могуч, и красив... Здесь источник Высокого штиля... Ты, великий поэт, Петербург. Да звучит твоя светлая лира. Автор: Елена Гута

(

)

Шорох падающих листьев, Дней туманных на заре, И рябин горящих кисти Дарит осень в сентябре. Мне по сердцу и по мысли Тихий дождь и жёлтый лист, И грибницы запах кислый, И звенящий свист синиц. Это осень предвещает Лета жаркому конец. А зима уж примеряет Свой серебряный венец! Автор: Лукин Николай

&),

$ Вприпрыжку осень, как девчонка Бежала, радость источая. Из ситца с блёстками юбчонка. Вязь паутин необычайна. И лёт листвы (цвет терракота) В росистой камеди - искристой, Вдруг вдохновил! Любви охота! Как губы алые – мониста Рябин кудрявых. И в объятьях Шального ветра слышны вздохи. И напоследок в омут счастья! А счастье где? Одни лишь крохи… К ногам упали все одежды: Сорвал в экстазе буйный ветер, А с ними осени надежды… Дождливых слёз поток в кювете… Ах, осень – ты же не девчонка! И серебрится, знаешь, проседь… И рвётся там, где очень тонко… Вот-вот сорвутся снега гроздья…

Автор: Уразова Татьяна

!) Ветер мёл сухие листья По дорожке вкось и вкривь, Извивались шкурой лисьей Ветви яблони и слив. Лето тихо угасало, Обрывалось сентябрём. Всё горело,отцветало, Пестрым сыпалось ковром. И хотелось надышаться, И впитать все краски дня. Безмятежно любоваться Из открытого окна.

Автор: Лукин Николай

, Плачет осень туманною дрожью, Навернулась слеза на ветвях. Что ни улица,то бездорожье. Что ни дом - палисадник в цветах. Перелески,бугры и низины Всюду тихая осени грусть. Наготы застыдились рябины, И смутился малиновый куст. Лишь щетиною рыжею пажить Простегнула наскоро ковёр: Листьев желтых,багряных,опавших, Неустойчивый пёстрый узор. Догорает промозглая осень. Дожди гасят берёзы костёр. Величавы шатры здешних сосен И зовущий пугает простор. Уголок чернозёмной России, Малой Родиной,что нарекли... Бездорожье,проулки косые Через сердце моё пролегли. Автор: Лукин Николай

. До кончиков ресниц тебя люблю, И жизнь хочу с тобой свою прожить , Я без тебя жить просто не могу, С тобой хочу всегда я вместе быть. Хочу делить с тобой я радость и печаль, И чувствовать поддержку и тепло, Когда не рядом,ощущать,что ты скучаешь, И знать,что мне с тобою повезло.

Автор: Виктория Ерух

' $ Ты один среди тех миллиардов людей, В чьих глазах вижу жизнь я свою. Нет на свете того,кто мне был бы родней, Я тебя очень сильно люблю. Автор: Виктория Ерух

Где - то призрак тасует маки Собирая поля в цветы Подставляет ладонь собаке Ну давай уже, ну остынь Нам святыми не быть и ладно Далеко шоколадный пёс А на зелени виноградной Одуванчики... Под откос Вся колода к чертям слетела Туз козырный ведёт игру Месяц бледен? Ему нет дела Он… всегда замыкая круг Врёт и врёт - впереди начало… А язык почему - то солон Только б сердце не подкачало... Выполняя работу соло. Автор: Нелли Мершон

&$ Для анапской группы «Завет», руководитель М.С. Иванов. *** Серый – цвет булатной ковки… Точно бури грозный фронт, Мы по этой острой кромке Догоняем горизонт.

Духи воют, Хельга пляшет, И, почуяв добрый знак, Гривой, по ветру летящей, Время вспарывает байк Припев. Пыльный плащ над головами Или саван в блёстках звезд, Между снами и мирами Перебрасываем мост. Мы лавиной налетаем, Мы кружимся стаей птиц… И вселенные мерцают Между копьями ресниц. *** Древние пируют боги Не в Асгарде – прямо здесь! Вьётся лезвием дороги Скорости благая весть. Мы седлаем наших рьяных. Чёрная, помилуй нас! Над эскизом шрамов рваных Глянет в мир иконостас. Автор: snoz

0 Ватикана небо купол - Микеланжело горбатый Две руки стремились скупо… до ладони донести Первозданной страсти рупор, первородный рай утраты Где навеки виноваты… не сказавшие - прости Дольче вита, дольче вита, сладким привкусом размыто Итальянские забавы и фонтаны, и мосты Рима плато, Рима плиты… площадь в очередь завита Колизею в пяты вбиты иудейские персты Дольче вита, дольче вита… грандиозные закаты Как разбитое корыто, закатали рыбку в ил Вся Империя разъята, и осталось Риму - плато Риму - плиты, и караты… разукрашенных могил. Автор: Нелли Мершон

"Гамлет, он должен быть бледным Каин, тот должен быть грубым...- " Н. Гумилёв *** Гамлет, должен быть бледным Каин, должен быть грубым Ладно пасынок бедный Мать не ждала и года, в трауре не ходила? Может быть даже рада, горестному исходу Каин… он что – могилу, с детства прорыл для брата?? Тянет к себе постыло – «сказка»… не по квадрату! Пялится чьё - то рыло, я же и виновата?? Авель так идеален – хочется уничтожить И ненавижу, спален - общее наше ложе Вяжется ближе к ночи, только б заснул - как манну! Брак говорят не прочен – хуже, он обесточен… Фена… Заждалась ванна?! Гамлет, ханжа несчастный Властно ведёт дознанье К стенке, вернее к шпаге Шаг, и наколет… жалко падающее сознание Стенка… белей бумаги? Мамочка, мама… мама! След, остаётся стёртый что же так больно ранит Гамлет, маньяк упёртый Каин ведь не был чёрствым, но… не хватало ласки Думал, что без огласки – Тихо… А, где твой брат?? Тайна заштриховала Чёрный квадрат. И адвокаты лишни, Фрейд не залезет в душу Что - то кричат о Кришне… муторно Прямо в уши?! Этот… этаж нижний!! Вас бы сейчас… душем! Каин, должно быть бледен Гамлет, должно быть груб

Прачка - не может в леди И деревянный сруб - это не прорубь Просто... слово - а так похоже?! И не поймёшь куда – хочется больше, Боже! Автор: Нелли Мершон

# 2 Миэлика пахнет мёдом, Льноволоса, белокожа. Ты – смугла и тёмноока, На неё ты не похожа. Уходил я в лес всё чаще Не в болотах брать бруснику, А кричать в карельской чаще – Миэлика! Миэлика! А она плыла меж сосен – Недоступна, многолика. Зачастила ливнем осень… Миэлика? Миэлика? Я с тобой бываю грубым. Ты подходишь тихо-тихо… Пахнут мёдом твои губы… Миэлика… Миэлика… Автор: Евгений Курочкин

Любовь к тебе – терновый куст На тореном пути: И сквозь нее пройти боюсь, И не могу уйти. Она зовет и манит взгляд: Забудься и иди, Но вяжут горло и кислят Терновника плоды. Стоптать ее, в труху, в ничто! Но знаю наперед –

Там в глубине ветвей гнездо, И соловей живет… Автор: Евгений Курочкин

Я так часто по дружбе с рассветом Завожу для себя разговор, И ему, то о том и об этом, Он мне щурится наперекор. Свою бороду наземь раскинув, И нелепо зевнув светом в май, Он с тумана набросил перину Мол, устал ты сынок, засыпай. Я ему: «подожди, ты мой милый, Дай ответ мне, чтоб всё по уму, Как влюбиться с новою силой? Как уверовать? Я не пойму. Где твоя сторона та святая? Где дорога та с пылью и в муть? Где поля без конца и без края, В коих я так хочу утонуть?» Он мне мягко, без сердца, не зная Суеты и тревожности дня Отвечал: «Сторона та святая Это то, что ты сам сохранял. Свет улыбки и все те невзгоды Так грызущие душу твою, И лисицей бегущие годы, Отыскавшие нору свою. Ты остынь, вот умойся росою, Горькой жизнью себя не стращай. Дай-ка лучше тебя я накрою Той периной, ложись, засыпай». Как люблю я по дружбе с рассветом, В горизонт уходить с головой, Открывая ответ за ответом, Подрастерянных нашей судьбой. Автор: Антон Серебряков

, Непреходяще волн движенье. Ласкает взор воды волненье... В стихии скроюсь я от жизни скучной. Отдамся неге волн морских, послушных дыханию вселенной равнодушной. Безвременье... Волна качает. В блаженстве тело пребывает, как в вечности. Я растворюсь в покое и, покоряясь зову древней воли, сольюсь в единстве с вечным морем. Покой и жизнь несовместимы. Лишь единение с любимым блаженством тайны душу наполняет и вечности огонь воспламеняет от страсти-Эрота любовь рождает. Любовь и творчество едины. Они, как жизнь, неистребимы. О, счастье, сотворцами быть природы! раскрыть все тайны,отыскать все броды и посвятить ей музыку и оды. Творим и любим мы в стремленьи преодолеть разъединенье. Лишь смерть в себя всё сущее вбирает: бесчётные различья форм стирает. В великом единеньи всё сгорает. Всё преходяще в мире тленья тел красота, ума творенья. Нам в жизни бренной не найти бессмертья, лукавым утверждениям не верьте! мы вечность обретаем только в смерти. Но жизнь и смерть неразделимы. Рожденьем смерть преодолима. Что в вечность канет, - в жизни след оставит, влиять на сущее не перестанет и новым основаньем жизни станет. Есть только жизнь, а смерть мгновенье источник новых форм явленья. Всё в мире преходяще, скоротечно. Одно лишь становленье бесконечно. В движеньи жизни пребывает вечность. Автор: Евгения Казанджиду

! Ноябрь 1942 года выдался холодным и трагичным. Мир, окутанный войной, уменьшился в своих размерах. Перестали существовать огромные океаны и отдельные континенты, люди стали просто жителями Земли, над которыми нависло зло. Мы жили в едином времени и пространстве. Вторая мировая приобрела свой грандиозный размах, когда Германия напала на Советский союз и два исполина столкнулись в жестокой схватке. Мир замер, но продолжал жить. Военное время для всех. Каждый жил мировыми событиями, вестями с полей, и собственными радостями и трагедиями. Вынырнув из Великой Депрессии, страна вступила в Мировую войну. И это не прошло незаметно. Я знала, как и все, что это касается и нас, и мы не можем просто так сидеть сложа руки. В кармане моего пальто лежало письмо о гибели брата, погибшего во время боевого вылета. Когда он ушел на войну, Европа, СССР и сама война стали ко мне ближе. Мне казалось, что я могу дотронуться до всех тех стран рукой. Война же прошла в мой дом и уселась за стол, а спустя несколько месяцев выложила на стол трагическое письмо. Это был его долг, и долг Америки помогать союзникам в борьбе с фашизмом. Я понимала это и приняла этот долг, не могла

принять только то, что погиб именно мой брат. Кусочек войны, частичка охваченной войной Европы и России лежала в моем кармане, так что я не смела засунуть туда руку. Я не хотела к ней прикасаться, боясь, что наспех заглушенные чувства обретут новую силу и утащат меня за собой туда, откуда явилось это письмо. На Нью-йоркском вокзале, где я стояла в ожидании своего поезда, людские потоки не иссякали, они лились в двери и из дверей, выходили к платформе и заходили обратно. Здесь в постоянной суматохе, сопровождаемой объявлениями поездов во все направления, мне было легче сохранить самообладание и решительность. В вокзальной толкотне и гомоне мне удалось немного отдалиться от войны и оттого, что она принесла. На вокзале я провела полчаса. Стоя у стены, я слушала голос объявлений, поглядывала на циферблат больших вокзальных часов, и наблюдала за людьми. Звонок сестры застал меня врасплох и заставил тут же принять решение и приехать на вокзал. Агнесс никогда не звонила поздно вечером, считая это дурным тоном. Мое тело тут же охватило холодом предчувствия чего-то ужасного, и Агнесс тут же сообщила, что ее муж погиб. Потом она заплакала и сделала то, что никогда не делала до и не

сделает после – рассказала обо всех трудностях и невзгодах свалившихся на нее. Ответив, что я чтонибудь придумаю, а сейчас срочно выезжаю к ней, я собралась и приехала на вокзал. На самом деле я не знала, что делать и пока что ничего не придумала. Единственное, что у меня было это внезапно появившаяся решительность вытащить сестру и ее детей с забытой богом фермы. Они остались одни в большом фермерском доме посреди бескрайних полей в пяти милях от цивилизации. У Агнесс почти не осталось денег, запасы еды тоже были на исходе, а после вести о гибели мужа ее покинули силы и решимость, все идеи и планы потеряли смысл. Она пребывала в тихом отчаянии, том, что не дает возможности даже разозлиться. У нее остались только я и дети. И я велела ей ждать меня, мне удалось ей внушить, что я много чего могу, а именно – спасти их, вытащить из состояния беспросветности. Все, что я могла это привести их в Нью-Йорк и поселить у себя, в своей квартире в нижней части Манхеттена. Что делать потом, я не знала. Время ползло, никуда не спеша, а я все ждала свой поезд. Рядом со мной помимо моей стояла еще одна сумка, на которую от скуки я начала поглядывать

и гадать, кто мог оставить ее здесь и как скоро придет. Я не могла знать, чья она, возможно, она стояла здесь задолго до того, как я подошла. Сначала я не обратила на нее внимания, а вот теперь вырываясь из плена собственных мыслей, рассматривала бесхозную сумку, подсчитав, что за ней вот уже сорок минут (а может и больше?) никто не идет. Сама не зная почему, я встала ближе к ней и стала снова наблюдать за людьми, прокручивая в очередной раз свой нехитрый план по спасению сестры, который мне по мере обдумывания казался все более провальным. То, что поначалу мне казалось простым, вдруг обрело совершенно другие свойства и обросло мелкими недостатками и проблемами, которые способны свести все усилия и старания к нулю. И я снова перевела взгляд на сумку, но уже смотрела на нее как на вещь способную многое изменить. Внезапно я ощутила постыдный порыв украсть ее. И как я не старалась заглушить эту мысль, она меня не отпускала. Я не знала, что в этой сумке, но она мне стала нужна. Решимость вперемежку с отчаянием заглушила здравый смысл. Я думала о том, что мне нужно сделать что-то для Агнесс, что-то существенное, значимое. В этот момент объявили мой поезд. И я, подхватив обе сумки, пошла на перрон. В поезде, терзаясь угрызениями совести о том, что я стала воровкой, оста-

вила кого-то без одежды в столь тяжелое время, хотела пойти к проводнику, отдать сумку и рассказать ему все. Но не сделала этого. Я боялась. К тому же в голове звучал плачь сестры и другая, неведомая до этой минуты часть меня приказывала успокоится и сделать все, чтобы помочь Агнесс. Сумка с вещами – всего лишь сумка. Ее мог украсть кто-то другой. И я смирилась со своим поступком. Мое идеальное воспитание дало трещину и потеряло смысл, моя честная и порядочная семья будто отступила от меня на шаг. Я ничего не доказывала и не опровергала. Я совершила поступок, требующий осуждения. В купе я была не одна. Напротив меня, укуавшись в пальто, спала пожилая женщина. Мне не спалось. Я не представляла, как теперь смогу заснуть, как ни в чем не бывало. Скрытая полумраком от мира и себя самой, я все же решила наконец-то заглянуть в присвоенную сумку. Осторожно открыв замок, я склонилась над ней, силясь разглядеть ее содержимое. Я осторожно перебирала вещи, пытаясь на ощупь угадать что это. Отодвинув пару рубашек и свитер, я просунула руку глубже, и у меня замерло сердце. Я перебирала пальцами денежные купюры, чувствовала их хрусткую шероховатую поверхность, и их было много. Я почувствовала себя еще хуже, ко всем моим чувствам добавился страх. То, что я заглушила, снова вырвалось наружу и тесно

переплелось со страхом. Деньги, несомненно, будут искать. Это то, что ищут всегда и везде. Возможно, по моему следу уже идут, и на следующей станции в купе войдет полицейский и попросит меня сойти. Но почему эта сумка стояла без присмотра? Кто ее оставил и почему? А вдруг с тем человеком чтото случилось? Тем не менее, думая об этом, я продолжала перебирать рукой деньги, гадая, сколько их там. И снова вспомнила сестру, понимая, что еду к ней не с пустыми словами. Быть может, у меня есть шанс открыть для них новую жизнь. Желание подарить сестре и племянникам новую, более лучшую, жизнь, вновь заглушили и страх и совесть. Уверенно и быстро я шла к проселочной дороге и полю. Меня переполняло любопытство и та решимость и смелость, которая бывает у людей с деньгами. Свернув на тропинку через поле, я поставила сумки на ломкую от инея траву и открыла украденную. Выбросив из нее рубашки и кофту, я увидела пачки новеньких купюр. Их было много, и я бросилась пересчитывать их, меня остановил резкий порыв холодного ветра. И я сложила все вещи обратно. Подумала о том, что смогу купить сестре жилье недалеко от себя. И еще о том, что эти деньги кто-то у кого-то украл. И вот я сама стала воровкой. Я встала, и, подхватив сумки, пошла к дому сестры, который белел вдалеке бездушной громадой. Я не хотела сейчас думать о происхождении денег и о

том, как получилось, так что эта сумка была брошена на вокзале. Сейчас меня волновал другой вопрос, что я скажу сестре. И я придумала сказать ей о том, что деньги мне одолжил один хороший человек, узнав о том, что случилось с ней и детьми. Я понимала, что эта «легенда» звучит ужасно глупо и неправдоподобно, что Агнесс мне не поверит, но я не могла рассказать ей правду. Под моими ногами хрустела мерзлая трава, а холодный ветер дул в лицо, и тот мир, охваченный войной, снова приблизился ко мне. В холодном безмолвии она была ближе, чем бы мне хотелось. Я остановилась, бросив сумки наземь, и осмелилась сунуть руку в карман с письмом. Закрыв глаза, я видела лица брата, Агнесс, газетные статьи плыли передо мной, клочок бумаги жег руку, а я стояла на заиндевелом поле на фоне войны, осознавая, как все изменилось за последние часы. Мне так хотелось, чтобы война уже закончилась для всех, чтобы мир снова стал нормальным. Я хотела стать прежней вместе с ним. - Элизабет! – воскликнула сестра, открыв мне двери, и заплакала. И я поняла, что она не ждала меня, она не поверила, что я могу что-то сделать, что я приеду. Обняв ее, я смотрела через ее плечо на детей несмело выглядывающих из кухни. Они смотрели на нас так, словно не понимали, кто я такая и что происхо-

дит. Наконец сообразив, что я их тетя кинулись к нам с криками: - Тетя Бэсс! Через секунду четыре маленькие ручки обнимали меня, а я гладила их по волосам и улыбалась. Ричард и Амелия смотрели на меня во все глаза, как на гостью с другой планеты и ждали от меня чуда, о котором знали только они. Я достала из своей сумки хлеб, сыр и конфеты и положила на стол перед детьми. Агнесс вопросительно посмотрела на меня. Ее взгляд говорил: И это все? Она ожидала, что раз я приехала с большой земли, то обеспечу их едой и деньгами. Но я приехала с другой целью. Я приехала забрать их с собой в НьюЙорк. И я рассказала ей об этом. Агнесс моя старшая сестра и она привыкла быть главной надо мной. Меня она воспринимала как легкомысленную девушку, увлеченную модой за которой нужен глаз да глаз. И она была всевидящим оком, пока не вышла замуж и не уехала из Нью-Йорка. Я, оставшись в городе, продолжила работу в ателье и была уже не просто швеей, а управляющей. Агнесс не сочла бы мое повышение особым достижением, поэтому я ничего ей не рассказывала. После ужина, который мы провели в молчании, я показала ей письмо о гибели брата. Агнесс разрыдалась, дети погрузились в скорбное молчание. Я всеми силами не позволяла себя плакать, я гладила сестру по плечу и ждала, когда она

успокоится. - Мы остались одни. Что нам делать? – спросила она. – Наши самые близкие и любимые люди мертвы. И мы тоже погибнем, Бэсс. Мы обречены. После этих слов Амелия скуксилась, и уже собиралась заплакать, как я прервала столь безрадостный монолог Агнесс. Я сама была готова поверить ней, но было то, о чем она пока не знала. - Нет, мы не погибнем, никто не погибнет больше в нашей семье. Мы все завтра едем в НьюЙорк, и это не обсуждается! У меня есть деньги, и я смогу снять вам квартиру, или даже купить. Ты и дети будете жить в большом городе. Агнесс, ты найдешь работу. Если, что, могу устроить в ателье. - Я не умею шить, сказала Агнесс. Она сказала, что не умеет шить. Какое счастье! Она не спросила, откуда у меня деньги, не стала спорить о переезде, а просто сказала что не умеет шить. Агнесс меня удивила и обрадовала. - Будешь сметывать, это не сложно, - ответила я. – Я помогу устроить детей в школу. Какой они класс? - Я сама их учила все это время. Ричард может идти в четвертый класс, Амелия во второй. - Очень хорошо! – улыбнулась я. Агнесс строго посмотрела на меня и мне пришлось убрать улыбку с лица, в конце концов, у нас траур и веселиться незачем. Ночью я все же пересчитала деньги, отметив, что смогу купить жилище

для сестры, а то, что останется – приберегу. Мужские рубашки и свитер я выложила из сумки и положила в ящик комода. Ни к чему мне возить с собой мужские вещи, а здесь они останутся на долгое время. Сон ко мне долго не шел, я думала о том, как мы приедем в Нью-Йорк, что мне нужно сделать кучу дел, и, конечно же, проследить, не пишут ли газеты что-нибудь интересное о происшествиях в городе. Утром мы собирались быстро. Я торопила Агнесс и племянников, ссылаясь на то, что мы не успеем на поезд. Они собирались быстро, четко и молчаливо, а я сидела как на иголках. Агнесс не позволяла мне помогать в сборах. И вот когда мы собрались выходить, Агнесс села на стул и заплакала. - Я не должна уходить, мне нужно ждать его. Что если он вернется, а нас нет? Что он подумает про меня? Что я не дождалась его, поверила в то, что он погиб. Бэсс, пойми меня… Это неправильно. Я не могу так поступить. - Агнесс, я все понимаю. Мы сейчас едем, а для Джо мы оставим записку. Напишем, где ты живешь. Я напишу мой адрес и телефон, напишу также телефон ателье. Я быстро пробежала по комнатам в поисках листа бумаги и карандаша, вернувшись на кухню, села за стол и быстро начала писать. - Он найдет тебя, не переживай. Я не верила, что он жив и вернется. И писала записку с очень странным

чувством, почти ощущая призрачное присутствие Джо в комнате. - Ты все написала? – Агнесс развернула листок к себе, проверяя меня. Убедившись, что все написано понятно и точно, она успокоилась, и мы отправились в путь. Дом оставался позади нас, теперь уж точно безжизненный и холодный. Агнесс обернулась на него с тоской в глазах. - Ты сможешь туда вернуться, если пожелаешь. Потом, когда все будет хорошо. Она посмотрела на меня с укором, будто я сказала что-то неподобающее. И немного помолчав, спросила: - Фрэнк пишет тебе? Фрэнк мой друг, который быть может, станет женихом, если с ним и со мной ничего не случится. Он просил меня только об одном не давать никаких обещаний. Мы оба не знали, что будет после войны, не знали, какими людьми мы станем, поэтому и решили не давать клятв и обещаний. - Да, пишет. Я ему отвечаю. - Скучаешь? - Не знаю, я не думала об этом. Наверное, стоит подумать? – я не хотела говорить с ней о Фрэнке, понимая, что она не одобрит нашего решения, она не поймет, как я так могу. - Это очень странно, Бэсс. Ты его не любишь? - Люблю, - ответила я. – Но сейчас у нас проблемы посерьезнее, чем моя любовь! Больше мы не разговаривали. Всю дорогу мы

говорили отрывочно и по делу, меня это радовало, и Агнесс тоже. Она погрузилась в свои мысли и выглядела сонной. Я все еще помнила о том, что у меня в сумке деньги, которые могут искать. Страх вернулся ко мне, как только поезд приблизился к городу. И чтобы унять его, я купила газету, как только мы сошли. Вокзал мы покинули быстро и до моей квартиры доехали на такси. Дома, наспех разобрав вещи, я раскрыла газету и принялась искать, то, что касалось бы пропавшей сумки. Агнесс удивленно взглянула на меня. - Бэсс, как так можно? Я думаю, сначала стоит прибраться и приготовить еду. - Конечно, Агнесс, ответила я. – Мне очень важно знать…. Я не могла ей ответить конкретно и четко, пусть сама придумает, что для меня важно. Перед глазами плыли строчки о поражениях и победах советской армии, о продвижении союзников, о переводе промышленных предприятий в военные. Но мне сейчас было не до восхищений мужеством и силой советского народа, не до радости за успехи союзников, я искала хоть что-то о той ночи, когда я села на поезд с чужой сумкой в руках. На последней странице газеты я нашла то, что искала. Успокоение. Происшествию была посвящена небольшая статья, его не сочли значимым. Я читала статью и по кусочкам складывала для себя

всю картину. Человек, которому принадлежала сумка, был мелким бандитом. И в ту ночь ему удалось сорвать большой куш, что он не смог не отпраздновать. Расслабившись и потеряв контроль, как это бывает когда алкоголь и эйфория заглушают здравый смысл и внимание, оставил сумку с деньгами без присмотра на вокзале, а сам ушел гулять дальше. И видимо не так далеко от вокзала. Там он встретил двух случайных знакомых и рассказал им о своей удаче. Тут он и вспомнил, что оставил сумку на вокзале. Новые знакомые, получив интересную информацию, убили бедолагу за путями. Убийцы были пойманы, они то и рассказали, что, убив мужчину, пошли на вокзал искать одинокую сумку, которой нигде не было. Так как я уже забрала ее и успела выйти на перрон. Их полиция нашла быстро. Сумку же никак не могли найти, и так как ее никто не видел кроме самого убитого, информацию о ней сочли неподтвержденной. И никто ее не искал. Никто не искал и меня. Я обрела свободу. Дочитав статью, я убрала газету в ящик комода, ответив на недоуменный взгляд сестры, что она важна для меня. Я не стала выстригать статью, чтобы сохранить. Никто не должен узнать о моем преступлении, никто ни о чем не должен догадаться, а вырезанные газетные статьи очень часто могут дать прямой ответ. Прошла неделя, Агнесс и дети все еще жили у меня. Сестра по-прежнему

не задавала вопросов, была собрана и спокойна. Она снова преподавала историю в школе и радовалась тому, что вернулась к любимому делу. Сейчас история создавалась на ее глазах. Я говорила ей, что мы живем в эпоху великих войн и свершений. Нам не слишком повезло, но мы особенные. История проходит перед нами, и мы все видим ее с разных сторон. Мы можем сохранить ее. Запомнить и сохранить. Агнесс лишь улыбалась моим словам грустной улыбкой. Через месяц Агнесс с детьми переехали в свой дом, который я им купила на украденные деньги. Теперь мы жили в разных домах, на разных улицах, но достаточно близко, чтобы добираться друг до друга пешком. Сестра снова не задала ни единого вопроса о деньгах, только стала выглядеть более подтянутой и строгой. Она словно не доверяла мне. После того, как Агнесс устроилась в своей новой квартире, она пригласила меня на праздничный обед в честь того, что жизнь наладилась. Мы весь вечер смеялись, разговаривали и были так легки и беззаботны в эти минуты, что мы хотелось, чтобы они длились вечно. Сестра будто оттаяла и сбросила свою броню строгости, и я представляла, что так будет всегда. Мы будем часто ходить друг к другу в гости, мы будем выезжать на пикники, гулять в парке, и все будет так же легко как сейчас. Я предвкушала новое создание нашей семьи. Я хотела счастья и для нее и для се-

бя. Когда дети ушли спать, а я собралась домой, Агнесс проводила меня до двери и ее лицо больше не озаряла улыбка, она снова стала сдержанной и серьезной. Она внимательно посмотрела мне в глаза и сказала: - Элизабет, я благодарна тебе за все. Ты все же должна знать, я сделала это только ради детей. Только ради них я иду на такое. Я замерла и неловко кивнула ей в ответ. Все, что я себе придумала, испарилось. Агнесс не задавала вопросов, но она дала понять, что считает «внезапные деньги Бэсс» заработанными не на пошиве блузок и платьев. Мне не хотелось ничего у нее спрашивать, а думать о том, кем она меня считает, было мерзко. Возможно, в этот момент мы обе заблуждались, думая совсем не то, о чем подозревали, но мы обе не знали об этом. Мы могли либо молчать, либо начать обвинять друг друга. Победило молчание, а может самосохранение. Нам обеим нужен был родной человек поблизости. Мы созванивались не так уж часто, а собирались вместе только по праздникам. У каждой из нас была своя маленькая жизнь. Я продолжала читать газеты, писать письма Фрэнку, и все ждала, когда война закончится, когда же снова настанет мир. Еще я перечитывала ту газету, со статьей спасающей меня. Я нашла место, где был похоронен тот человек, его звали Уоррен Гетц. Я долго не решалась произне-

сти его, избегала его на бумаге, будто он может узнать меня. И вот я решила завести себе новую и необычную традицию – время от времени приносить цветы на его могилу. Раз в год, в день, когда я нашла эту сумку, в день его смерти и начала моей новой жизни. В мире шла война, война шла в моей душе с самой собой. Радовало меня то, что я создавала красоту. Я всегда любила красоту и стиль, и я шила одежду в маленьком ателье для всех женщин. Чтобы не происходило вокруг, женщине нужно красивое платье, чтобы почувствовать себя живой. И я посвятила этому жизнь. За работой я избавлялась от тяжелых мыслей, они переставали меня тревожить и разъедать. Я снова была той Бэсс до воровства. Я была такой в глазах окружающих, тех, кто ничего не знал. Агнесс снова стала меня видеть такой, но все же она закрылась от меня, отступила на шаг. После войны я вышла замуж за Фрэнка и открыла свое собственное ателье. Моя жизнь стала мечтой, которая исполнилась. У меня появилось все: семья, двое детей и любимое дело. И все же я помнила, благодаря каким обстоятельствам был заложен первый камень в фундамент моего успеха. Агнесс жила одна с детьми, она хранила верность погибшему мужу. Чем вызывала у меня восхищение. Однажды она попросила нас с Фрэнком заняться продажей дома и фермы. И мы поехали туда, разобрать вещи и расчистить

комнаты. Мы приехали, чтобы сжечь старые вещи. Дом, лишенный своего привычного интерьера, не наполненный вещами выглядел большим и опустошенным, словно человек в момент отчаяния. Скорбное молчание дома нарушали только голоса детей, которые бегали по лестнице и коридору, с хохотом выбегали из дверей во внутренний двор и спешили оббежать вокруг, чтобы снова вбежать в парадные двери, пронестись по холлу и выбежать в сад. Их неуемная энергия резко контрастировала с печалью дома. В большом костре сгорали газеты, одежда и тюфяки, испорченная временем и влажностью мебель. Вещи Уоррена Гетца, которые я спрятала в комоде, лично мной были отправлены на сожжение. Я смотрела, как огонь уничтожает все, что являлось частью повседневной и привычной жизни, и как он поглощает частичку моей тайны. Внезапно мне захотелось рассказать о том, как я украла сумку с деньгами на Нью-йоркском вокзале, как потом купила на них квартиру для Агнесс, а остатки вложила в свой бизнес. Слова душили меня, те, старые чувства ожили от света пламени, и мне отчаянно хотелось заплакать и все рассказать. Я не сделала этого. Моя тайна только моя. И она не могла быть разделена с другим, даже с самым близким и любимым человеком. Да, я боялась, что он сочтет мне лгунье и воровкой, что он не поймет меня, и вся его любовь ко мне испарится. А может, и нет. Вдруг я ошибаюсь? Но мне

не хотелось этого проверять. Моя позорная тайна не стоит так дорого. Двадцатый век – время богатое событиями. И мои лучшие годы пришлись на него. Я наблюдала, как появляются и разваливаются государства, сменяются правители и политические режимы. Холодная война, гонка вооружений и ядерная угроза существовали бок о бок с шедеврами кино, музыки, литературы и моды. Мир – прекрасный и ужасный одновременно поглощал все. Он давал то, что от него хотели. Время свершений, восхождений и падений. Чего было больше сказать трудно, и не благодарное дело подводить такие счета. И во всем этом калейдоскопе для меня самым главным стала моя семья. Несмотря ни на что мы жили. Карта мира может перекраиваться множество раз, правители тоже не вечны, а ты в своей семье будешь жить веками. Ты пройдешь дальше по времени, чем все те, кто думает, что распоряжается жизнью. С этими мыслями я прожила жизнь, с ними и взирала на то, что происходило вокруг. Я научилась брать от жизни самое лучшее и наслаждаться каждым моментом. Моя жизнь шла, я старела, радовалась за детей, любовалась внуками. Завтра будет первый день рождения моей правнучки. Жизнь не стоит на месте, она бурлит, кипит, удивляет и разочаровывает. И я прожила ее достойно. И раз в год я достаю газету, ноябрьский номер «Таймс», ставший для меня особенным, и перечитываю

его. Иду на кладбище на могилу человека, благодаря которому спасла сестру и себя, когда мир был охвачен войной. Я говорю ему «Спасибо!» Мой грех, мое преступление стало его случайной добродетелью. Я знаю, что все тайное становится явным. Так говорят. Моя тайна уйдет

вместе со мной. У того преступления, произошедшего холодной ноябрьской ночью 1942 года, не будет внезапного продолжения и дополнительных подробностей. Эта маленькая, но громкая история убийства, кражи, спасения и исполнения мечты одной девушки навсегда затеряется среди великих исторических событий, сотрется в пыль под

, Мы разговаривали, сидя за столиком маленького кафе. Совсем не так как это бывало раньше. Без шуток, флирта, комплиментов. Мы были супружеской парой, а может быть уже не были. Я встретил сегодня Лилиан и не узнал. Она стала для меня чужой, у неё появился другой. Мужчину в таких вещах не обманешь, он чувствует когда женщина отдаляется. Час назад, при встрече, я хотел поцеловать Лилиан. Но она не подставила щёку, как подставляла раньше. Не кинулась мне на шею, не разрыдалась от счастья, не сошла с ума от чуда воскрешения. А я не закружил её в объятиях, как единственную и долгожданную. Мелодраматического апофеоза не случилось. Случилась одна лишь неловкость. Конечно у Лилиан был мужчина. И стоило ли в этом сомневаться? Эффектные женщины не долго терпят одиночество. Ей констатировали мою смерть, она относила траур и начала жизнь сначала.

тяжестью времени, никогда не войдет в историю и не прогремит даже на один из кварталов Нью-Йорка. И наступит год, когда никто не придет сказать благодарность за случайную добродетель, которая показала мне всю неоднозначность этого мира. Автор:

Nadin

Reeves

) Мне не в чем её упрекнуть, она имела на это право. Три с лишним года мы не виделись. Почти четыре. Там в космосе я вспоминал о Лилиан каждый день. Тосковал по её улыбке, смеху, тёмным вьющимся волосам, нежности любимого тела, теплу тонкой руки, лежащей в моей ладони. Образ Лилиан запал в меня глубоко, образ любимой женщины и близкого человека. Семь лет счастливого супружества не выкинешь из памяти, как лишний хлам из чулана. Медовый месяц на Оаху... Самое яркое из воспоминаний. Мир безграничного южного солнца и чёрный песок Гавайских пляжей, горячий как наша любовь. Тело Лилиан: пропитанное бархатным загаром, влекущее и взывающее к любви по несколько раз на дню. Я снимал её на видео, она из кожи вон лезла, стремясь меня обаять. Соблазнительно позировала и рисовалась перед камерой. Купалась в солнечном свете, омываемая жаркими волнами тропического вет-

ра. Мы загорали, плескались в море, трескали гавайские вкусности, и я снова снимал её - улыбчивую и откровенно заигрывающую. - Сними меня на фоне Мауна-Кеа, - упрашивала Лилиан и намекала на сладостный подкуп: - А потом мы искупаемся голышом. Я снимал её, пока не наскучит. А потом уносил на руках... Невесомое, как пушинка, тело любимой женщины. С тех пор прошло десять лет, которых какбудто и не было. Я помнил всё до мелочей. И Лилиан помнила...без сомнения. Её выдавали глаза. Она прятала взгляд, но только подтверждала этим мою догадку. Расставание и время не отдалили нас друг от друга. Я чувствовал, вопреки всему, она любит меня попрежнему. - Ты забыла меня, Лилиан? - спросил я с надеждой услышать "нет". - Всё очень сложно, Джейк. Не спрашивай, - она опустила лицо, закрылась л ад о н ь ю и тих о н ь ко всхлипнула.

Я знал, по её щекам текут слёзы. - Кто это, Лилиан... Он что, обидел тебя? - с вызовом окликнул кто-то, подошедший сзади. Должно быть, это был мой соперник. Я обернулся и УЗНАЛ ЕГО... *** Известие грянуло как гром среди ясного неба. Оно не укладывалось в голове, настолько я свыклась с законченностью потери. Чудо - иначе не назовёшь! В воскресенье с утра мне позвонили из НАСА. Голос в трубке вежливо попросил подъехать в местный офис ведомства, здесь, в Нью-Йорке. Я согласилась, не особенно веря в полезность потраченного на визит времени. - Ваш муж вернулся, дорогая! Он жив! - с порога ошарашила меня белокурая Дженис, пресс-аташе департамента связи НАСА. Она поздравительно трясла мои руки, сжав их в своих ладошках. Плакала слезами счастья и расцветала от радости за меня. Сопереживала умилённо и почти понастоящему. Дженис поведала о счастливом повороте событий в судьбе второй межзвёздной экспедиции, и возвращении на Землю корабля с невредимыми астронавтами на борту. Нахваливала технологии НАСА, систему экстренного спасения и роботов ремонтников, благодаря которым последствия аварии были устранены, и повреждённый межзвёздник благополучно добрался до Земли. Перед глазами у меня поплыло и я едва не свалилась в обморок, чего пре-

жде со мной не случалось. Ноги мои подкашивались и заботливая Дженис настоятельно усадила меня на диван. Она стрекотала без умолку, уверяя, что виновные в преступной дезинформации понесут заслуженное наказание. Это, по её мнению, должно было подействовать на меня как успокоительное. "Джейк не погиб, он жив! Боже мой, какое счастье! Какое счастье, боже!" Щёки мои горели, ноги собрались куда-то бежать, руки не находили места. Радость и потрясение от невероятной новости перемешались, как пузырьки газировки и алкоголь, в бодрящем и дурманящем коктейле. Счастье проглотило меня и постепенно переваривало. Под адреналиновое головокружение и оглушительное биение сердца. Дженис не пустила меня за руль и вызвалась довезти до дома. Она опекала меня, как бдительная мамаша, и лезла с разговорами всю дорогу. Но я её не слышала, а только молча смотрела в окно и раскалывалась на осколки. На смену свалившемуся счастью пришли вопросы. Они лезли в голову и задавались сами собой. Навязчивые и безответные: "Что теперь будет и как теперь быть? Что я скажу Джейку? Ему и тому, другому? Что я скажу им обоим?" Неловкость за свой поступок разрасталась как снежный ком и требовала оправданий. Единственно верный выбор горячо любящей женщины, в новом свете, выглядел как предательство. Я подбирала оправда-

ния, но неловкость от этого только множилась. *** Связь с астронавтами была потеряна на несколько месяцев. Я обивала пороги и требовала объяснений. Напрасно. На все мои расспросы руководящие полётом чины упёрто отвечали молчанием. Какбудто устроили заговор. Отмал чивал ась пр ессслужба, отмалчивались ответственные за связь, отмалчивалось руководство. Пока в один прискорбный день о гибели межзвёздной экспедиции не известили официально. Специалисты НАСА заявили, что авария критична и шансов на спасение не осталось. Все дружно заладили одно и тоже, как испорченная пластинка повторяя соболезнования в адрес родственников астронавтов. Я закатывала им истерики и поднимала департамент на уши. Рыдала в голос, кричала от возмущения и требовала вернуть мне мужа. Когда назначили дату похорон я отчаялась и сдалась. Депрессия длилась полгода. Тяжкая и не проходящая. Мир опустел без Джейка. Горе остановило время, жизнь превратилась в бессмыслицу. Я замкнулась в себе, заблудилась в безвыходности. Я не смогла бы полюбить другого мужчину, даже сильно этого пожелав. Мне нужен был только Джейк, но он погиб и круг на этом замкнулся. Я мучительно искала выход - любой ценой и во что бы то ни стало. Вырваться из безысходности и разорвать замкнутый круг. Я согласилась бы на всё, чтобы воскресить

Джейка. И я это сделала - я его воскресила! Страховка, вошедшая в силу после официального признания смерти астронавтов, оказалась как раз кстати. Благодаря ей дорогостоящая услуга по трансплантации субъективной личности стала для меня доступна. Астрономическая сумма страховочной выплаты позволяла мне воплотить задуманное. В качестве провайдера услуги друзья порекомендовали компанию "Ревьюэл сервис". Я подписала контракт и прошла все необходимые процедуры в банке воспоминаний. Мой мозг просканировали, скопировав из памяти всё сколько-нибудь касающееся Джейка. На основе донорских воспоминаний создали матрицу копируемой личности. Тело Джейка клонировали из законсервированной в генетическом банке наследственной клетки, и искусственно адаптировали возраст. А в мозг трансплантировали матрицу личности. Оставалось протестировать на качество конечный продукт. Я выполнила всё от меня зависящее и этот факт принёс успокоение. Спустя две недели на свет появится новый Джейк. Такой, каким бы он был не случись трагедия - если верить гарантийным обязательствам компании-производителя. Ждать мне оставалось совсем недолго. И я дождалась... В один прекрасный день Джейк просто явился домой. Он открыл дверь своим ключом и разбудил меня поцелуем. Привычно и буд-

нично, как-будто никуда не улетал. Я узнала его в первый же миг! Узнала и приняла. Это был он, мой Джейк, любимый мужчина, которого я помнила. Бесспорно и несомненно. Я не могла не узнать его, как не могла ошибиться в себе самой. Я заключила его в объятия и потянула в постель. Целовала и вспоминала ласку, по которой скучала - мучительно и сладко. Мучительно сладко вспоминала то, о чём мучительно долго скучала. Брала реванш за годы разлуки, главенствовала и не отпускала. Сполна возвращала всё, что он мне задолжал. Счастье моё превзошло все мыслимые ожидания. Тест на качество он сдал безукоризненно! Мы радовались как дети, безумствовали и развлекались весь следующий месяц напролёт. Знакомые находили в Джейке мельчайшие несовпадения и намекали, что он не тот. Но я махала рукой, объясняя их слова тривиальной завистью. И всё же они были разными. Джейк возвратившийся из космоса, и Джейк - воссозданный по слепку воспоминаний. Я поняла это только сейчас - спустя три года замужества за вторым. Человек меняется под воздействием времени и обстоятельств. Сегодняшний ты уже совсем не тот, что был ещё вчера. Я запутывалась всё больше, всё меньше понимая кого из двоих люблю, и кто из них для меня дороже. Я хотела обмануть судьбу, заменив погибшего Джейка

новым, но вместо этого обманулась сама и обманула их обоих. Вернулся мой замкнутый круг, а выхода снова не было. И новая дилемма уже не зависела от меня. Они два разных человека, и как нормальные мужчины не согласятся делить одну женщину на двоих. Мы сидели за столиком маленького кафе и молчали в пустоту. Без откровений, вздохов, теплоты. Как два немых истукана. Было стыдно, тошно, противно. Джейк ждал от меня оправданий. Боже, как мне хотелось броситься ему на шею. Сказать как счастлива его возвращению. Как безумно люблю и как непростительно виновата. Повиниться, признаться, отдаться ему на милость. Вместо этого я струсила и разревелась. Как пошлая дура из мыльной оперы. *** Медовый месяц на Гавайях... Незабываемое время. Любовь на песке чёрных пляжей и мир безграничного южного солнца. Стройное тело Лилиан, шоколадное от загара, волнующее и желанное. Взывающее к любви по несколько раз на дню. Я снимал её на камеру, она из кожи вон лезла, стремясь меня обаять. Позировала и заразительно смеялась, купаясь в бархатных волнах тропического солнца. Мы загорали, барахтались в ласковом море, трескали местные вкусности и я снова снимал её заигрывающую и нескромную. Завлекающую соблазнами в сладостную ловуш-

ку. - Сними меня на фоне Мауна-Кеа, - упрашивала Лилиан и обещала взамен награду: - А потом мы искупаемся голышом. Я снимал её, пока не наскучит. А потом уносил на руках... Невесомое, как пушинка, тело любимой женщины. Тревожные мысли отвлекли меня от воспоминаний. Я затушил окурок, вдавив в пепельницу. Обжог пальцы и чертыхнулся. С таким трудом бросал курить и, на тебе, опять сорвался. День не заладился с самого утра. Я скучал по Лилиан, без конца названи-

4 Сьюзи Эванс зацепила меня не хуже сверхнового шутера в формате четыре -джи. Огромные зелёные глаза, забавные веснушки, роскошная каштановая шевелюра и океан обаяния вот секрет её девчоночьей интересности в моих глазах. И конечно же округлая попка, на десять баллов из десяти по шкале подросткового стояка. Отличная наощупь, как уверяли причастные к процессу, и всякий раз магнитом притягивающая мой взгляд. "Вот бы с ней замутить!" - эта мысль посещала меня всё чаще. Сьюзи рассталась со своим парнем и подыскивала нового на роль постоянного френда. Шанс для меня как нельзя кстати. Мне стукнуло пятнадцать, а подружки до сих

вал, но дозвониться не мог она отключила телефон. Я начал волноваться и даже ревновать. Неслыханная глупость ревновать женщину, влюблённую так, какбудто её мужчина единственный на свете. Я усмехнулся над собственной самоуверенностью, бросил к чертям все дела и поехал искать Лилиан. Где она могла быть? Кажется, я догадывался... Я не долго её искал. Нашёл там, где и рассчитывал - в нашем с ней любимом маленьком кафе. Я чувствовал Лилиан и всегда угадывал безошибочно. Заметил её сквозь стекло витрины, припарковался, вы-

шел из машины и вошёл внутрь. Она сидела за столиком. Напротив мужчина, лица которого было не разглядеть. Я подошёл к их столику. Лилиан плакала, опустив голову. Её собеседник молчал. - Кто это, Лилиан... Он что, обидел тебя? - окликнул я с вызовом. Незнакомец обернулся. Мы посмотрели с ним друг на друга и ПОНЯЛИ. Автор: Павел Соболевский

$ пор не было. Мы шагали со Сьюзи из колледжа и увлечённо болтали о всякой всячине. Июньская погода шептала, да и компания в лице симпотного образчика противоположного пола - то что надо. С учёбой до завтра покончено и в голове моей роились замыслы как с приключениями провести остаток дня. - Я слышала, вышел новый свинг, трэшевый и улётный, - щегольнула Сьюзи знанием киноновинок. Я поспешил развить удачно подвернувшуюся тему: - Джампы на него давным-давно в продаже. Я приобрёл парочку. Хочу пригласить девушку, но пока не выбрал какую...

Сьюзи стрельнула глазками и попала точно в моё сердце. Она превратилась в само обольщение. Кокетливо улыбалась и поглаживала волосы - выпячивала красоты напоказ. А премило повиливающая попка сыграла как главный козырь. И я конечно повёлся как первоклассник: - Можем посмотреть вместе, я приглашаю, - я протянул Сьюзи зелёный пластиковый жетон, второй такой же оставил себе. - Причина такого респекта? - удивилась она притворно. - Ты клёвая, - промямлил я взволнованно, и выдавил подсевшим голосом давно обдуманное предложение: - Давай встречаться...

- Подумаю - отвечу, - Сьюзи вздёрнула спесивую головку, взяла зелёный жетон и удивилась: - Приглашаешь прямо сейчас?.. - Сейчас! - я азартно потёр джамп, наблюдая как он меняет цвет из зелёного в красный. Сьюзи не отставала, усердно натирая в ладошках собственный. Мы услышали крик и одновременно повернули головы. Белокурая КэттиСандерс, из параллельного потока, при виде нас радостно махала рукой с другой стороны улицы. Она перебегала по зебре, когда случилась эта жуткая хрень. Огромный хамелеон, размером с динозавра, выглянул из-за здания мэрии и плотоядно повёл окулярами глаз в её сторону. Шишковидный язык пулей выстрелил из его рта, распрямился в тонкую резинку, подхватил на бегу Кэтти и вместе с ней вернулся обратно. Несчастная сучила ножками, торчащими из пасти хамелеона, пока тот несуразным образом пережёвывал верхнюю половину её туловища. - Вот это класс! - выдавила Сьюзи, едва живая со страху. Мы застыли как в землю вкопанные. Хамелеон проглотил Кэтти, повернул голову и с аппетитом посмотрел в нашу сторону. Я опомнился быстрей Сьюзи. Схватил её за руку и рванул за собой, припустив со всех ног. Язык хамелеона просвистел в полуметре от нас. На асфальте, в том месте где мы секунду назад стояли, осталось пятно от его слюны. Хамелеон не насы-

тился сожрав Кэтти, мы были следующими в пищевой цепочке его сегодняшнего ланча. Мы убегали сверкая пятками. Не знаю откуда взялись навыки спринтера, но я отродясь не бегал так быстро. К тому же тащил за собой нерасторопную Сьюзи. Следом, с намерением нами полакомиться, крадущейся поступью рептилии, шагал хамелеон. Мы неслись по улице не сворачивая. Хамелеон, несмотря на пятиметровый шаг, уступал нам в скорости и начинал отставать. Опасность вроде бы миновала, но тут опять случилась жуткая хрень. Колоссальных размеров обезьяна вышла из-за здания городской больницы и повернула в нашу сторону скуластую башку. Красные бусины глаз на свирепой морде уставилась на нас исподлобья. Один в один Кинг-конг легендарное чудовище из старинного блокбастера. Грандиозный примат злобно раздувал ноздри и скалил зубы. Он поднялся на задние лапы и устрашающе заколотил себя в грудь кулачищами. Гром сотни барабанов племени дикарей и близко не сравнится с этим бабаханьем. Совсем ошарашенные мы со Сьюзи застыли на месте, позабыв, что спасались бегством, и растерянно заозирались по сторонам. Положение безвыходное, опасность всюду. Впереди - воинственно настроенный "Кинг-Конг", позади - хамелеон, поужинавший бедняжкой Кэтти. А против них два до смерти перетрусивших школьника. Это вам не компьютерный

симулятор, где можно прокачать скиллы или превратиться в трансформера. В реальной жизни так не бывает! Я подумал, что обидно умирать неудачником, ни разу в жизни не переспавшим с девчонкой, и моя смекалка сработала сама собой. Руки рванули дверцу припаркованного рядом "бьюика" и втолкнули в салон Сьюзи. Сам я нырнул за руль. Ключ зажигания, по счастливой воле провидения, хозяин машины оставил в замке. Не успел я захлопнуть дверь как шишковидный наконечник хамелеоньего языка ударил в лобовое стекло, заставив меня вздрогнуть и похолодеть. Сьюзи пронзительно взвизгнула, на границе экстаза с крайней степенью ужаса. Автомобиль закачался на рессорах. Стекло, к счастью выдержало, даже не треснув. По нему растекалась слюнная лужа. Я спешно закопошился с ключом, трясущимися руками заводя двигатель. Включил заднюю передачу и вдавил педаль газа - нас рвануло с места как ошпаренных. Сьюзи взвизгнула, словно профессиональная теннисистка в апофеозе решающего удара. Её частые и громкие проявления эмоций выдавали в ней недюжий женский темперамент. Хамелеон остался ни с чем, его растяжной язык теперь уже до нас не дотянется. Мы неслись задним ходом, прямиком на "кингконга", угрожая его протаранить. Смехотворная угроза по правде говоря: легче разбиться в лепёшку, чем

сдвинуть с места живую скалу. "Кинг-конг" стоял на широко расставленных задних лапах, раскинутыми в стороны передними приготовившись нас ловить. Со страху я не убирал ноги с педали газа. Глаза Сьюзи нереально округлились, зрачки выкатывались из белков. Рот её раскрылся сенсационно широко, а выражение лица свидетельствовало о пребывании на пике эйфории. Хорошо ещё, что я не видел в зеркале себя самого. Мы стремительно приближались к "кингконгу". В последний момент я вывернул руль и он промахнулся, махнув лапами по пустоте. Наш "бьюик" проскочил между мохнатых колонн его задних лап. Передними "кинг-конг" поймал самого себя и расстроено ухнул. Я звучно выдохнул от облегчения. Сьюзи сказала смачное "yes" и подтвердила словцо известным движением руки со сжатым кулачком, давая понять, что именно и в какое место она впендюрит оставшемуся с носом "кингконгу". Улица по ходу движения была свободна, и нам на секунду подумалось, что худшее позади. Но "кинг-конг" явно думал иначе. Он яростно заревел и впав в бешенство, сотряс землю, шарахнув по ней тяжёлыми молотами кулачищ. Из окон посыпались стёкла, по асфальту поползли трещины, автосигнализации взвыли пронзительным хором. Башня городской часовни накренилась, старый шпиль обломился и рухнул, перегородив улицу.

Я поздно ударил по тормозам, свист стирающихся шин не спас от удара. "Бьюик" врезался в рухнувший шпиль. Крошкой рассыпались выбитые стёкла. Двери заклинило, я вылез на капот через разбитое лобовое и выдернул следом Сьюзи. - Мне всё это не нравится, - убеждённо решила Сьюзи, глазея как "кингконг" с угрожающим фырканьем движется на нас. Как хочешь, а я выхожу из игры... Она убедительно потрясла зажатым в пальцах красным жетоном - своим пропуском в кинореальность - и попыталась сломать его пополам. Но джамп, к удивлению, не ломался, и реалистичное киноприключение, называемое фанатами жанра коротким словом "свинг", продолжалось согласно сценарию. Я был солидарен со Сьюзи, беспредельность транслируемого нам свинга не нравилась мне не меньше. Стоя в полный рост, с отвисшей от изумления челюстью, я наблюдал как приближается неизбежное... ... Огромная рептилия с шипастыми наростами вдоль хребта вырастала из-под земли. Жуткая хрень, с внезапным появлением монстра титанических размеров, случилась в третий раз за сегодня. Я задрал голову, глядя на нависающее над нами чудовище, и покрывался от ужаса крупными мурашками. "Годзилла" - кажется так называлось ещё одно легендарное страшилище из полнометражных киноэпопей прошлого.

Увлечённая своим занятием Сьюзи корчила от бессилия кривые рожицы. Она ломала себе пальцы, но отнюдь не упрямый красный жетон. Я пытался промычать что-то обращаясь к ней, но не успел. Голова годзиллы стремительно приблизилась с несомненным желанием нас сожрать. Я попытался увернуться и упал на асфальт. - Жетон не ломается! - сделала Сьюзи окончательный вывод и поднялась в воздух. Огромная пасть схватила нас и вознесла над домами. Это было прекруто! Американские горки отдыхают. Сьюзи захлёбывалась гомерическим хохотом и дрыгала ногами. Верхняя часть её туловища помещалась в пасти годзиллы, нижняя отчаянно боролась за свободу. Я болтался вниз головой, мои ноги застряли в грандиозных челюстях. Я вспомнил про собственный красный жетон и достал его из кармана. Приключения устрашали до неприличия, пора было с этим заканчивать. Но джамп, чтоб его, действительно не ломался! Даже, чёрт возьми, не гнулся. Я вертел его и сдавливал так и сяк - всё бестолку. Проклятье, я понятия не имел, что всё это значило. Кинореальность не могла быть безвыходной. Это противоречило правилам безопасности развлечений. Неужели я умру понастоящему? Впервые в жизни мне стало страшно не на шутку... Я услышал как захрустели кости... Сьюзи истошно вскрикнула и верхняя половина её тела исчезла в глотке годзиллы.

Сам я почему-то падал вниз. Рядом падали ноги Сьюзи, вместе с её прелестной попкой - десятибальной по меркам подросткового стояка. Я глянул на свои ноги, но их на месте не оказалось. Они остались в пасти - годзилла их откусил! Я перевёл взгляд вниз - асфальт стремительно приближался. Падая с такой высоты, я, без сомнения, разобьюсь насмерть. К тому же перепачкаюсь как свинья! На асфальте я различил наши ранцы с электронными учебниками. Чёрт возьми, мы совсем забыли про них, бросив без присмотра! Я поднял свой ранец и стал поспешно отряхиваться. Не хватало ещё заявится домой в таком непотребном виде. - Мерзкий жанр! ругалась Сьюзи и пыталась очиститься от его последствий, шаркая ладошками по джинсам. Мы оба испачкались в зелёной слизи, обильно выделенной на нас пастью

годзиллы. В реальности киномира мы наконец-то умерли, но, слава богу, не умерли в действительности. - Ненавижу хоррор! заключила Сьюзи и состроила пакостную рожицу. - Мэджик, крайм или мистик мне больше по душе. Хотя придумка с невозвращающимджампом, надо признать, нагнала адреналина. Я чуть не напустила в штаны со страху, когда годзилла меня сожрал. Сьюзи заразительно захихикала и я протянул её ранец. - Ты классный, Кевин... - улыбнулась она, забирая ранец, и пообещала: Ещё увидимся. Пароль для доступа к моему делайтпорту скину сообщением. Смотри не спались перед родителями. Жду в полночь на свидание онлайн. Приятного лав-стрима... Сьюзи улыбнулась мне и многозначительно подмигнула. Я стоял ошарашенный. Неужели это случилось! Так просто и буднично. У меня появилась де-

' - Е-ха... - выкрикнула возница и щёлкнула хлыстом, подгоняя коней. Карету качнуло Анастасия ахнула и упала в мои объятия. Её стиснутая корсетом пышная грудь, в открытом декольте, сама нарывалась быть облапанной. Нежданный подарок шалуньи судьбы! Четвёрка неслась во весь опор, птичка в клетке и бежать ей не-

вушка и сегодняшней ночью мы займёмся с ней... - Завтра встретимся в колледже и обсудим, - пообещала Сьюзи на прощание. - Пока, мой новый парень. Она уходила. Чуть повиливая десятибальной попкой, к которой прилип мо й о сч аст л и в л ен н ый взгляд. Я слышал парни целуют своих девушек на прощание. У нас со Сьюзи, увы, пока не так… Впрочем, поцелуи это старомодно. Как и прочие приблуды телесного интима. Сетевой лав-стрим намного круче доисторических перепихонов в собачьих позах. Образы девушек в делайт-порте не в пример эротичней и ярче даже самой привлекательной девичьей оболочки в реале. Наш мир с каждым днём меняется, а вместе с ним меняются традиции и привычки. Автор: Павел Соболевский

куда. Княгиня попыталась встать, но я властно притянул её обратно. Прижал к себе восхитительное тело и запустил руки под подол платья. Нащупал упругие ляжки в ажурных чулках и пылко сжал их ладонями. Ножки строптиво взбрыкнули, Анастасия ахнула и влепила мне звонкую пощёчину.

Меня возбуждало сопротивление. Мои ладони пробрались выше и стиснули голые ягодицы - Анастасия была без трусиков. Её зад напрягся в моих руках, по прохладной коже побежали мурашки возбуждения. Она упиралась в меня ручками и силилась высказать своё недовольство. Но только бессильно попискивала и пыхтела, быстро сла-

бея и свыкаясь с мыслью о сдаче на милость победителю. Я жадно мял аппетитный зад и наслаждался нежностью плоти. Мои пальцы искали новые пути и находили куда проникнуть - я почувствовал на них сырость её желания. Анастасия сбивчиво задышала и разомлев забыла о сопротивлении - она текла как масло на жаровне. Её пленённая корсетом грудь вздымалась и рвалась на волю, стремясь оказаться в моих руках. Как восхитительная райская птица в тесной клетке, готовая вспорхнуть и умчаться на поиски наслаждений. - Е-ха... - выкрикнула возница громче. К топоту копыт запряжённой в карету четвёрки добавился другой, пока еле различимый, топот преследования. Послышался отдалённый свист наездников, ускоряющих своих коней. Влажные от желания губы Анастасии нашли мой поцелуй. Её тонкие руки срывали с меня одежду. Украшенные перстнями пальцы взъерошили мои волосы. Пальцы расстегнули на мне камзол, ласкали тело и царапали кожу хищным маникюром. Пальцы проникли в штаны и стиснули то, к чему особенно стремились, заставив увеличиться и затвердеть. Они размножились и успевали всюду спешные и ловкие, требовательные и вездесущие женские пальцы. - Е-ха... - выкрикнула возница панически громко. Топот преследования становился отчётливей. Загромыхали выстрелы. Раздался звон клинков и запах-

ло порохом. Снаружи шёл бой. Анастасию не заботило окружающее, она всецело погрузилась в любовь. Её горячий язык заполнил мой рот, губы жадно впивались в мои. Они проникли всюду и размножились обжигающе страстные, скользкие и нежные женские губы. Шершавые языки слизывали трепет с моей кожи. Они, как вёрткие змеи, жалили плоть и нагоняли мурашки - чувственные и похотливые языки. Рты обдавали меня жарким дыханием, постанывали, выпрашивая больше страсти, и упивались телом, размазывая слюну. Нашли в штанах что искали, сосали находку как леденец и погр ужал и восст ав ш ую твердь в свои чудные глубины - горячие и наполненные скользкой влагой. - Е-ха... - пронзительно выкрикнула возница. Как оказалось, в последний раз. Карета покачнулась, перевернулась и покатилась кувырком. Вращение пересчитало мои рёбра, набило шишек на голове, но чудесным образом ничего не сломало. Когда круговерть остановилась я вывалился наружу и упал лицом в росистую траву. Следом вывалилась Анастасия, с качающейся голой грудью - две райские птицы выпорхнули на волю, не усидев в застенках корсета. Княгиня запуталась ногами в подоле и повалилась на меня сверху. Я попытался выбраться из-под навалившегося тела - не тут то было. Анастасия водрузилась на меня верхом, стиснув креп-

кими ляжками и властно прижав к земле. Её роскошное длинное платье накрыло меня и спрятало. В вытянутых руках Анастасии возникли пистолеты, она целилась в нападавших с обеих рук. Не представляю кто и с какой целью придумал этот сумасбродный мир, в котором все мы существовали. Знаю только, что мой заклятый враг настойчиво преследовал меня, задавшись целью непременно прикончить. Врага звали Том - меня звали Джерри. Тому помогал его боевой гарем из красоток-ниндзя, меня защищали мои наложницы. Сильнейшая сторона воительниц Тома - искусное владение оружием, главный козырь моих защитниц чары боевой магии. Том натаскивал своих японок в боевых искусствах, мои чародейки набирались волшебных сил посредством сексуальных утех. Такими были правила игры в конфликте Тома и Джерри устоявшиеся и незыблемые. Они, мои наложницы, приготовились к смертельному бою, полные решимости защититься от нападения и спасти меня своего господина. В моём гареме их было семеро: Близняшки Надин и Зулейка - смуглотелые арабески, в блестящих минибикини и закрытыми вуалью лицами - как принято у восточных девственниц. Гламурная француженка Розанна - томная и вместе с тем эпатажная - точно полуночная бабочка на излёте блаженства с очередным покупателем интимных радостей. Английская леди Диана - белокурая, надмен-

ная и чопорная, раздвигающая ножки в исключительном случае - по прихоти обожаемого господина. Жгучая мексиканка Лолита - ежеминутно вожделеющая нимфа, готовая подвернуть любому и раздвинуть для всякого - без сомнений и условностей. Бразильская танцовщица Маританна пластичная богиня танца, звезда карнавалов и прочих утех бесконечного праздника на пляжах Копакабаны. И наконец Анастасия - приверженка роскоши и изысканности, потомственная русская аристократка и моя первая фаворитка. Их противницы - узкоглазые бестии ниндзя. Все как одна: безжалостные к врагу и фанатично преданные Тому. В облегающих поджарые тела костюмах из псевдолатекса и скрывающих лица серебряных полумасках святейшего экзорцизма. С длинными чёрными волосами, собранными в хвосты - пляшущими при движениях и зачарованными защитной магией. Они спешились на скаку и, бросив коней, с пронзительными криками понеслись на штурм кареты. Порывистые в движениях и виртуозно владеющие холодным оружием. Одна из отряда вырвалась вперёд, несясь на преградившую путь Розанну. Самая первая - переполняемая воинственностью и честолюбивыми амбициями больше остальных. Француженка вскинула ручной пулемёт и открыла огонь по "первой". Гильзы сыпались ей под ноги, стволы вращались, выбрасывая смерть. Шквал свинца стремился сразить

молниеносную чёрную цель. "Первая" прокрутилась в акробатическом сальто - хвост её длинных волос вскружился чёрным колесом и отразил очередь пуль. Не знаю что это было - поле неизвестной природы, или магический щит? Пули сыпались в траву, сметённые таинственным заслоном кружащихся чёрных локонов. Обойма скоро иссякла, Розанне пришлось перезаряжать. "Первая" воспользовалась заминкой и бросила метательные звёздочки. Металл дисков с остроконечными з уб ьями сверкнул на солнце, пущенный как из пращи. Одна из звёздочек разрубила руку Розанны, сжимавшую пулемёт. Вторая, навылет, прошила ей голову. ... И вонзилась в сосновый ствол за спиной. С заточенных зубьев стекала серая жижа, вырванная вместе с жизнью из головы не осознавшей смерть француженки. Обольстительное тело мёртвой Розанны обмякшей куклой опало в высокую траву. Бездушная радость сокола, вкусившего тёплой крови, сияла на устах "первой". Безрассудная храбрость и пьянящая сладость убийства сыграли с ней злую шутку. Она не видела затаившуюся в траве Лолиту и не могла предугадать дальнейшего. Мексиканка применила магию и, подгадав момент, прыгнула на "первую", в прыжке обернувшись пантерой. Серебряная полумаска магического уклонения не спасла японку, она не успела повернуться лицом к напа-

давшей и рассеять фантома. Клыки вонзились в жертву фейерверк кровавых капель из вырванного горла оросил зелень травы. На смену павшей спешили жаждущие отомстить. Они неслись на нас чёрным смерчем - фигуры в облегающем латексе. Метали звёздочки на бегу и доставали из-за спин разящие катаны. Бессильные против них пули бились о заслон из зачарованных локонов и падали отражённые. Анастасия удерживала меня на месте, не позволяя сунуться в драку. Она спасала мою жизнь неоднократно и лучше разбиралась в том, что сейчас правильно. Единственное, что мне оставалась - пассивно взирать на побоище, надеясь на благополучный исход. И занять себя чем-нибудь не скучным, к примеру, телом Анастасии... И я, как водится, не растерялся. Поймал руками две раскачивающихся нежных птицы, и стиснул в ладонях, пустив их в полёт по пути к наслаждению. Анастасия отвлеклась и поддалась моменту. Её бархатная ладошка пробралась под подол, наощупь отыскала горячий и упругий предмет поиска и направила его в текущую сыростью цель, соединив наши тела узами близости. Высокородная княгиня взопревшая в плену роскошного наряда и чарующе сладострастная. Она азартно напирала и ускоряла ритм, восседая на мне. Дышала порывисто и срывалась на крик, не забывая палить с обеих рук в одну из "чёрных молний", несущуюся прямиком на неё.

На миг Анастасия забылась и насадилась особенно глубоко. Поток наслаждения прокатился по её телу, она выгнула спину и запрокинула голову, раскинув волосы. Я с силой шлёпнул её по заду, чтобы не зевала. Анастасия мигом опомнилась: отбросила прочь никчёмные пистолеты и резко заслонилась дверцей кареты. Пущенная в неё "чёрной молнией" звёздочка пробила дверной металл и застряла. Запоздай она на мгновенье и зубья рассекли бы ей горло. Анастасия вырвала звёздочку из двери и бросила точно в бегущую цель. Японка не добежала каких-то полшага - звёздочка отсекла ей лодыжку. Красным брызнуло во все стороны. Одна её нога провалилась - она падала, потеряв опору. Обрубок заскользил по траве, прочерчивая бурый след. Занесённые для удара катаны не завершили взмах и несуразно задёргались в воздухе. Японка упала навзничь и завыла от ярости, бессилия и боли. Анастасия вырвала катану из её руки и избавила от мучений. Сталь пробила голову в серебряной полумаске, брызнув пачкающим содержимым. Клинок глубоко засел в грунт, пригвоздив к земле череп. Очарованная смертью Анастасия жадно слизала с ладони ещё тёплую кровь убитой. Мои руки под платьем сжали её вспотевшие бёдра - она обильно потекла соком любви и задвигалась на мне неистово, выдавая громкими стонами близость накатывающего пика. Спустя миг она с си-

лой дёрнулась и закатила глаза - тело пронзили судороги экстаза. А кровь в это время лилась рекой. Катаны плясали всюду... Блестели в лучах солнца, вычерчивая стремительные круги, схлестнувшись со сталью моих наложниц и их боевой магией. Поляна превратилась в арену убийства. Звон скрещивающихся клинков застрял в ушах, вперебивку с громом выстрелов и предсмертными криками. Смуглотелые арабески Зулейка и Надин, встав спина к спине сражались в четыре клинка, отражая одну за одной чёрные волны накатывающих воительницниндзя. Белокурая Диана обернулась иллюзорным драконом и отбивала набеги японок отнюдь не иллюзорно испепеляющим пламенем. Жгучая Лолита призывала элементалей, разя противниц возникающими из ниоткуда молниями и ледяными глыбами. Анастасия отбивалась всем что попадалось под руку, включая конскую упряжь и выдернутые колёсные спицы - умудрялась убивать налево и направо, не прерывая при этом акта любви. Все мои наложницы вложили лепту в защиту драгоценной персоны своего господина, отсутствовала только Маританна... Распутная чертовка с самого утра куда-то запропастилась. Вероятно, сейчас она предаётся блудням в каком-нибудь гусарском полку, завязнув в зажигательном действе всеми пригодными для этого частями тела. Угомонится неугомонная не раньше, чем ублажит весь личный состав,

включая жеребцов на конюшне. Нам явно не продержаться долго - воительницниндзя слишком много. Всё шло к тому, что на этот раз Том добьётся своего и прикончит-таки меня. И тут, словно божественное вмешательство, из -за сосен выплыл воздушный шар. Он парил невысоко над землёй, в какихнибудь двадцати метрах. Я услышал лихой свист, запрокинул голову и увидел в корзине шара Маританну. Гулёна явилась как нельзя кстати, и как нельзя вовремя поспела на выручку. Из корзины выстрелило шесть тросов с наконечниками захватов, полетев стрелами в направлении наложниц моего гарема, сражающихся внизу. Один из захватов, покрыв расстояние, попал точно в корсет Анастасии, накрепко вцепился в него железной кошкой и с силой рванул, потащив вверх. Я поднимался вместе с Анастасией. Она держала меня, обхватив ногами. Мир вокруг завертелся и я потерял в нём ориентацию. От кружения и полёта шумело в ушах, земля стремительно удалялась. Лебёдка со свистом собирала трос. Короткие секунды в невесомости и мы ввалились в корзину воздушного шара. Другие тросы принесли остальных. Розанна и Лолита - растерзаны и мертвы. Надин и Зулейка окровавлены, но живы. Диана - обожжена до неузнаваемости. Плачевный финал, но бывало и хуже. Два трупа - обычное дело. Набирать пополнение мне не привыкать.

Маританна добавила горелке огня и шар взмыл в высоту. Место кровопролития и перевёрнутая карета быстро уменьшились и исчезли из вида. Я снова был спасен! *** - Увлекательно и не избито! - похвалил продюсер сериала, разрешая выпустить серию в вечернем эфире. Режиссер удовлетворённо кивнул - зрительский рейтинг должен зашкаливать. Он отработал на совесть, вложения студии с лихвой перекроются дивидендами. Новые киноформации как всегда на высоте. Снимать сериалы по старинке, с определённого времени, стало слишком утомительным предприятием. Тратиться на баснословные гонорары звёздным актёрам, зарплату для съёмочной группы и массовки, дорогостоящую аппаратуру и декорации - давно уже не рентабельно. В век процве-

$ He lived alone, though many voices spoke, He found peace, in his own little world, So they beat him, to his end. My Dying Bride. The Stance Of Evander Sinouе Я знаю, что виноват перед ним. Я не ценил его по-настоящему и не поддержал, когда он так в этом нуждался, но ничего поделать нельзя. Раскаяние обычно наступает тогда,

тания технологий куда целесообразней создавать псевдореальности, моделировать в их рамках интригующие сюжеты, и наблюдать за развитием событий, выдавая на гора бесчисленные серии. Суперкомпьютер выдумывал сценарий, а виртуальные герои претворяли его в жизнь. Оставалось смонтировать из отснятого конечный видеопродукт. Киноновации шагали вперёд семимильными шагами. Сериальные псевдомиры настолько продвинулись и развились, что почти не уступали правдоподобием самой реальности. Персонажи их жили собственной жизнью, свято веря в единственность во вселенной своего мирка. Точно также, как верили в это древние люди, отрицавшие всё, что не вмещалось в рамки их понимания. Ничтожные субпродукты мегатехнологии проживали свои микроскопические

5 когда уже невозможно исправить ошибки. Мне остаётся только писать этот текст, который вряд ли ктото прочтёт. Наверное, именно так люди договариваются со своей совестью. Ты убеждаешь себя, что делаешь нечто важное, и боль немного отступает. Пройдёт время, и она вовсе исчезнет под грузом повседневных забот, растворится в мелком аду будней. Так было миллионы раз, и так будет всегда. Эти записки я

судьбы в сознании сверхсложного компьютера, сравнимого по способностям разве что с богом, которого придумали когда-то и в которого верили предки современного человечества. Киностудия снимала несколько сериалов в традициях славного прошлого: "Том и Джерри" - средневековая приключенческая сага. "Санта-Барбара" - мыльная опера о перипетиях семейных отношений в обществе механических киборгов. "Унесённые ветром" леденящие кровь ужасы. "Ну, погоди!" - жёсткое порно. "Шоу должно продолжаться!" - как прозорливо воспел в балладе кто-то из менестрелей древности. Девиз мудрого предка пронёс его правоту сквозь века - кинематограф продолжается! Автор: Павел Соболевский

! назову «Стансы для Эвандера Сину». Он появился в нашем классе в середине второго семестра, когда я был на пятом году обучения. Его родителей, талантливых математиков, пригласили на работу в местный университет. Предложение оказалось достаточно заманчивым, чтобы немолодая уже пара (Эвандер был поздним ребёнком) оставила насиженное место и привычную жизнь. Впрочем,

насколько я смог понять, мистер и миссис Сину всегда отличались некоторой склонностью к нетривиальным поступкам. Отец Эва в юности участвовал в манифестациях протестующих против вьетнамской войны и даже два раза попадал в п о лиц ей ски й учас т о к. Мать, которую все, в том числе студенты, называли исключительно Эйлин, умудрялась в своё время сочетать занятия в престижном учебном заведении с активным хипповством. Как-то эта стройная белокурая женщина, которой никто не давал её сорока восьми, смеясь, рассказала мне о своём первом опыте приёма ЛСД. В те дни, когда наркотики никого ещё не довели до могилы, безумные трипы воспринимались как попытка добраться до абсолютной истины, закрытой для нас в обычном мире. На худой конец они становились темой бесконечных шуток. Эв был другим. Очень высокий, всегда бледный, с тонкими запястьями, больше напоминавшими женские, он скорее походил на отца. От родителей ему также достался незаурядный острый ум, умение анализировать и инстинктивно отличать главное от шелухи. На этом общее заканчивалось. Я не настолько хорошо знал чету Сину, чтобы утверждать это с уверенностью, зато жизнь неоднократно показывала мне, что наличие родной крови отнюдь не является гарантией сходства характеров. Нет, Эв не был чужим в своей семье. Они любили друг друга, любили проводить время вместе, запускать воздуш-

ного змея, играть в бадминтон, строить замки из песка. Просто в отличие от родителей, материальные блага для него не имели практически никакого значения. У Эва был собственный компьютер, навороченный дисковый плейер, самые редкие книги (с комиксами он распрощался лет в девять). Он с удовольствим гонял в «Doom» или «Quake», мог врубить на полную катушку «Металлику», когда никого не было дома. Но отними у него всё это, он просто забрался бы на свой любимый диван, достал замусоленного Конан-Дойля и на долгие часы погрузился в приключения джентльменов с Бейкер-стрит. Теперь мне ясно, что уже тогда Эв точно знал, в каком мире хотел бы жить. Там было место Холмсу с Ватсоном, бравому сержанту, пачками уничтожавшему строггов, Великому Ктулху и диккенсовскому Скруджу. А ещё он знал, что этот мир невозможен, и печалился глубокой недетской печалью. Когда он пришёл к нам в класс, мы все плотно сидели на «Докторе Дреде». Вечером пятницы и субботы, когда показывали очередные серии, вы вряд ли обнаружили бы на улицах нашего города хоть одного мальчишку от восьми до пятнадцати. Сложно сказать, чем так купил нас этот фильм, ведь никаких оригинальных находок в нём по сути не было. Очередной сумасшедший профессор из раза в раз придумывал в своей лаборатории способы завладеть миром, а его ассистент, федеральный агент под прикрытием, неизменно расстраивал гнусные

планы. Ещё была знойная сотрудница лаборатории, за внимание которой активно боролись оба героя, а также куча второстепенных персонажей. Среди последних выделялся Гэри Джонс, дистрофичного вида уборщик, безнадёжно влюблённый в знойную красотку. Чуть ли не каждый день после уроков мы разыгрывали в школьном дворе сцены из просмотренных серий. Спасибо Сандре Ли, единолично занимавшей трон первой красавицы класса, милостиво согласившейся разбавить нашу мужскую компанию. О, сколько игрушечных копий было сломано из-за этих голубых глаз, в скольки снах промелькнула её белая блузка. Само собой, никто не рвался отыгрывать роль Гэри, а вот Эв вызвался сам. Могу представить, каких усилий это ему стоило, учитывая его природную застенчивость. И он сыграл её на А с плюсом, сыграл так, что я порой чувстовал горечь во рту, замечая взгляды, которые Сандра бросала на дылду заучку. Эв действительно хорошо учился. Не то чтобы ему так уж нравилось вгрызаться в науки, просто в их семье это считалось естественным. До этого мы почти не замечали новичка, видя в нём занудного ботаника. Он мало разговаривал, перерывы в основном проводил за своим столом, уткнувшись в книгу, а после школы его сразу же увозил кто-то из родителей. Но в тот день на потрескавшемся асфальте от творил чудеса. Мы смеялись, как умалишённые, когда он по крабьи приближался к Сандре и неуклюже нависал

над ней, пытаясь пригласить девушку в кино. Швабру ему успешно заменяла сухая ветка. И да, я смеялся и одновременно ревновал. Это было непривычное ощущение. Признаюсь, я чувствовал себя уязвлённым от того, что тихоня Сину внезапно оказался в центре внимания, там, где должен был находиться я. Сандра не могла восхищаться никем, кроме меня. Впрочем, это не помешало нам быстро стать друзьями. В отличие от своих сверстников, я тоже рано охладел к комиксам и хорошую книгу предпочитал бесцельному околачиванию в зале игровых автоматов. С Эвом всегда было интересно вне зависимости от того, исследовали ли мы чужие подъезды, болтали ногами в воде фонтана или скрипели джойстиками от только что появившегося на свет «Плэйстейшена». Родителя Эва одобряли нашу дружбу, и я неоднократно оставался ночевать в их уютном доме на тихой улице из двух кварталов. Такого ничем не замутнённого счастья я, наверное, не испытывал с тех пор никогда. В восьмом классе нас накрыло волной металла. Директору даже пришлось провести общее собрание, на котором он битый час разглагольствовал о недопустимости нарушения учащимися установленной школьной формы. После череды воспитательных бесед был найден компромисс. Я перестал приходить на учёбу в футболке «Мэйденов», зато сохранил хайр до плеч, который тут же распускал, едва оказавшись за школьными ворота-

ми. Мы наперебой щеголяли друг перед другом названиями услышанных групп. Как правило, первооткрыватель выслушивал кучу инсинуаций в сторону понравившейся банды, а суровые критики тем же вечером засовывали в вертушку ещё недавно обгаженную запись. Эв и здесь умудрился остаться собой. Он приходил на занятия в выглаженной форме, в быту п р ед п о чи т ал л и н я л ы е джинсы и футболки со смешными принтами, не носил длинных волос, цепочек и медальонов. Но из всей нашей компании никто не врубался в музыку так, как он. За какой-то год Сину умудрился пройти путь от самых примитивных вариантов блэка и дэса до арт -рока, фьюжна и, о боги, композиционного джаза. Тогда же он начал осваивать гитару. Потом настала очередь баса и клавиш. Я слушал его всего раз, когда у нас проходил ежегодный концерт, посвящённый дню основания школы. Эв играл на гитаре тему из Паганини. Чёрт, я был слишком молод, чтобы что-то понять, о дьявольском скрипаче я знал только то, что он умудрился сыграть на одной струне и заимел из-за этого проблемы с церковью. Последнее автоматически делало его супер крутым в моих глазах, но... Я дорого бы отдал за возможность послушать запись того выступления. Помню, как Эв закрывал глаза, играя. Подозреваю, что тогда он видел картины мира, в котором Шерлок Холмс расследовал преступление, совершённое поклоняющимися Ктулхукультистами.

Я рано познал радость общения с противоположным полом. Первый раз девушку поцеловал в восьмом классе, секс со случайной знакомой произошёл после концерта заезжей группы в десятом. Я быстро вошёл во вкус. Удобоваримая внешность, чувство юмора плюс подвешенный язык делали своё дело. Мне нет смысла преувеличивать, всё было именно так, как я говорю. Эв в то время казался мне вечным девственником. Не скажу, что на него совсем не обращали внимания, просто он всегда держался немного в стороне, и это отталкивало накрашенных любительниц потрещать ни о чём за колой в Маке. Хотя Дженни Карвер точно была в него влюблена. После того самого концерта она подарила ему букет цветов, маленький, по-видимому, самодельный букет. Такие точно не встретишь в крутых цветочных магазинах. Эв был явно растерян. Смущённым голосом он раз десять повторил слова благодарности, изо всех сил стараясь не смотреть в глаза девушки, достававшей ему до плеча. Впрочем, кого м о г л а з аи н т е р е с о в а т ь Дженни Карвер, нескладная прыщавая десятиклассница с нулевым размером груди. А несколько месяцев спустя я увидел его с Сандрой Ли. Это был гром среди ясного неба, геенна огненная и вавилонское столпотворение. Они стояли на площадке возле «Сити оф синема», самого крутого кинотеатра в городе. Я окаменел. У меня уже был сексуальный опыт с несколькими девушками, но Сэнди всегда каза-

лась мне недосягаемой высотой. И вот эта отличница, самоуверенная дочь богатых родителей, звезда вечеринок шла за руку с моим другом, сжимая в другой хот-дог, купленный, вероятно, в забегаловке за углом. Эв улыбался улыбкой человека, о существовании которого я не подозревал. Мечты о несбыточном мире не мешали ему анализировать происходящее в мире реальном. Он сразу заметил перемену в моём к нему отношении. Я искренне жалею, что мы так ничего и не обсудили, но нам было всего семнадцать, и мы предпочитали делать вид, что всё в порядке, чем вести серьёзные разговоры. Потом они танцевали на выпускном балу. Его тёмносиняя рубашка удивительно сочеталась с её простым чёрным платьем. Я сгорал от ревности, заливал её шампанским и от безысходности сжимал руку Эмили Фейт, дочки владельца того самого зала игровых автоматов. После окончания школы я поступил на физический факультет университета в городе на побережье. Мои родители посчитали это достойным местом для их сына, и последний особо не возражал. Учёба давалась мне достаточно легко, сказывалась хорошая наследственность. Общаться с Эвом мы не прекратили. ICQ, почта, а чуть позже социальные сети помогали нам в этом. Несколько раз в год мы перезванивались. Красавица Сэнди Ли стала миссис Сандрой Сину и родила мужу дочь. Ребёнка назвали Фланой. Я помнил, как Эву нравилась графиня

ФланаМикосеваар из зачитанного им до дыр романа Майкла Муркока «Рунный посох». Он достойно обеспечивал семью – сын четы математиков смог стать востребованным программистом. Я тоже не терял времени и женился на Эмили ещё на третьем курсе. Она получила диплом французского филолога, преподавала язык на курсах и любила после второго бокала поговорить о Бодлере. Я, пойдя по стопам Доктора Дреда, трудился в исследовательской лаборатории при институте, который до этого успешно окончил. Совместно заработанные деньги позволяли нам пить хорошее вино, проводить отпуск в Европе и к тридцати обзавестись квартирой и машиной. Конечно, не обошлось без помощи моего тестя, ныне владеющего сетью интернет кафе. Детей никто из нас не хотел. Иногда, наткнувшись где-то на упоминание о пластилине, я вспоминал Дженни Карвер. Однажды она вылепила фигурку соловья для школьной выставки. Соловей в её исполнении в лучшем случае напоминал сову. Многие смеялись, и только Эв похвалил творение нашего гадкого утёнка. О том, что Эв имеет отношение к музыкальной индустрии, я узнал случайно. Перед сном я любил послушать расслабляющий эмбиент и иногда рылся в сети в поисках чего-нибудь атмосферного. Так выяснилось, что Эв умудрился стать мастером жанра. Правда известен он был немногим. Он не совершил никаких открытий, просто начитывал поверх монотон-

ной тягучей музыки свои тексты. Каждое слово было как гвоздь в гроб гниющего под солнцем мира. Демоны и извращения, растаптывание мелких животных перед мастурбирующими вырожденцами, боль во имя боли – вот что проповедовал в микрофон мой бывший одноклассник. У его проекта не было официальной страницы в интернете. Записи, сделанные в домашних условиях, расходились мизерными тиражами. Фанаты предпочитали выкачивать всё из сети в обход законов и программ защиты, рассуждая при этом на форумах о запредельной крутизне Магистра С. Я видел сканы обложек альбомов. На них не было ни имён, ни фотографий, только безумное смешение чёрного, серого и белого, но не узнать голос своего школьного друга я не мог. Я никогда не включал его треки, если не был дома один. Услышав такое, Эмили точно подала бы на развод. Даже мой мозг, закалённый норвежским блэком, не мог до конца переварить то, что изрыгал из себя мой тихоня сосед по парте. Вчера я узнал из интернета, что Эвандер Сину скончался в возрасте тридцати двух лет от цирроза печени. Одно из двух. Он должен был либо обладать врождённым пороком, либо долгие годы плотно пить, умудряясь скрывать это от окружающих. Семья, престижная работа, деньги – их оказалось недостаточно, чтобы вытравить мысли о дивном несбыточном мире. Встав из-за компьютера, я выкурил несколько сигарет подряд, а потом долго пла-

кал, закрывшись в ванной. Последний раз это произошло со мной, когда Сэнди сказала, что мы никогда не будем вместе. До сих пор я вижу её во снах. Просыпаясь ночью, я отворачиваюсь от спящей рядом жены и раз за разом шепчу

6 Let`s have a black celebration Tonight. To celebrate the fact, That we`ve seen a back Of another black Day… Жизньпарадоксальна. По-настоящему я понял это одним далёким январским вечером, когда кривая, что неминуемо должна была привести меня прямиком в бездну алкогольного безумия, в последний момент неожиданно обернулась дорогой к познанию. Полузасыпанный снегом, измученный и продрогший, несмотря даже на изрядное количество выпитого вина, я возвращался домой из очередной забегаловки, где мы, как обычно, праздновали то, что увидели спину ещё одного дня. В конце лестницы, по которой я поднимался, меня ждала лишь захламленная квартира и покрытый слоем пыли телевизор, но я был слишком устал, чтобы идти куда -либо ещё: к концу подходил уже шестой день почти беспрерывных вакханалий. Кроме того, на дне моей полиэтиленовой сумки ле-

наше с Эвом любимое стихотворенье. Джеймс Джойс, «Мой ангел, этот нежный плен прохладных рук твоих...». Я не поеду к нему на похороны, и не спрашивайте, почему. Но пройдёт несколько дней, я сяду в машину и отправлюсь в свой

родной город, чтобы положить букет полевых цветов на могилу моего единственного друга Эвандера Сину. Автор: Алексей Рубан

$ жали целых две бутылки сухого красного, которые, вне всякого сомнения, были мне ближе подавляющего большинства живых людей. Я долго не мог справиться с заедавшим дверным замком, ругался, сначала тихо, а потом и в полный голос и даже умудрился сломать ноготь на указательном пальце. Наконец, дверь поддалась приложенным усилиям, я ввалился в прихожую, нашарил выключатель и вот тут-то, когда тусклый свет единственной лампочки вырвал из темноты мрачные стены моего жилища, мне в глаза и бросился календарь, серым пятном выделявшийся на фоне почерневших от грязи обоев. Вначале я не понял, что привлекло моё внимание в этом предмете – дешёвом перекидном календаре позапрошлогодней давности, оставшимся на память от моей последней сожительницы, сбежавшей, не выдержав тягот жизни с “творческой натурой”. Некоторое время я пристально, как это умеют делать только профессиональные пьяницы, всматривался в объект своего исследования, а потом неожиданно

разразился кашляющим смехом простуженной собаки. Я смеялся над собственной слепотой, ведь до того момента я ни разу не замечал, что почти во всех календарях числа отмечают чёрным цветом. На этом фоне воскресенья и редкие праздничные дни казались кровавыми кляксами, оставляемыми смертельно раненым человеком, ползущим в никуда через бескрайнее болото. Возникшая ассоциация была настолько недвусмысленна, что в какой-то момент я, естественно не сняв ботинок, даже двинулся вглубь квартиры в поисках ручки и бумаги, чтобы одним духом настрочить гениальный расс к а з н а т е м у “Удивительное рядом”. Впрочем, затея эта потеряла изрядную долю своей привлекательности ещё до того, как я начал обшаривать забитые барахлом ящики древнего письменного стола, а затем окончательно опустилась куда-то в недра сознания, где благополучно почивали в бозе ещё десятка три подобных фабул. Что ж, я почти мгновенно смирился и с этим, ведь хотя разум мой

и находился на тот момент в стадии медленного разложения, одно я осознавал прекрасно: алкоголь вызывает не только физическую импотенцию, и последнее произведение, за которое мне действительно не было стыдно, я написал около двух лет назад. В итого следующие пару часов я провел, потягивая быстро приобретшее отвратительный пластиковый привкус красное и пялясь в телевизионный экран, где мелькали кадры очередного идиотского сериала. Потом, когда состояние разбитости во всём теле стало невыносимым, а мысли в голове сбились в бесформенный и шершавый ком, я, не раздеваясь, залез под тысячу лет не стираные простыни, и мне приснился сон, ужаснее которого я никогда не видел… Солнечным летним днём мы с моим старым другом сидели на пустыре возле какого-то склада и чинили странного вида дверной замок. Стояла невыносимая жара, с меня градом лило, руки дрожали, и я постоянно попадал отвёрткой не в те места, чертыхаясь и поминутно вытирая с лица пот краем выгоревшей футболки. Мой же друг (в реальности благополучный семьянин, которого я давным-давно потерял из вида) напротив был совершенно спокоен. В конце концов, не выдержав моих нелепых потуг, он забрал замок себе и стал методично его разбирать, предоставив мне роль пассивного наблюдателя. Я несколько минут внимательно следил за чёткими

движениями пальцев с ухоженными ногтями, а затем, повинуясь неясному импульсу, вдруг поднялся на ноги и, не прощаясь, двинулся прочь. Прошагав несколько десятков метров, я достигнул края пустыря и свернул на узкую тропинку, змеившуюся между кустов и приведшую меня к оживлённой магистрали. В этот момент неясная цель моего путешествия вдруг вспыхнула у меня в голове тремя огромными красными буквами. “Дом детского творчества” прошептал я пересохшими от волнения губами, машинально расшифровывая аббревиатуру, и сделал глубокий вдох. Я ещё не знал, где находилось это место, и что меня ожидало в нём, однако чувствовал, что обязательно должен был туда попасть. Ноги мои вдруг сами собой понесли тело вперёд, и я позволил себе расслабиться, положившись на волю двигавших мной сил… Я шёл вперёд, не оглядываясь по сторонам, и сам не заметил, как магистраль резко закончилась, упёршись во внушительных размеров площадку, со всех сторон окружённую высокими деревьями. На площадке несколько молодых парней и девушек, все в бейсбольных рукавицах и кепках, играли в странную игру мячом для американского футбола. Они лавировали друг перед другом, стремясь запутать противника, а затем изо всех сил швыряли в лицо зазевавшемуся мяч-дыню, которая с хрустом врезалась в череп, оставляя на коже ужасающего вида кровоподтёки.

После каждого такого попадания игроки разражались торжествующими воплями, доставали из карманов спортивных штанов стеклянные бутылки с вином и начинали поливать из них пострадавшего. Завороженный этим гротескным действом, я приблизился. Внезапно, один из “футболистов”, здоровенный тип с расплющенным от удара носом повернулся в мою сторону, осклабился и с криком “лови” запустил в меня дыней. Я успел лишь конвульсивно дёрнуть руками перед тем, как кожаная дыня сокрушила мою скулу, разбрызгав во все стороны капли серого вещества внутри черепной коробки. В тот же момент все игроки окружили меня плотным кольцом. Всё тот же здоровяк запрокинул мне голову, и я почувствовал, как на лицо льётся терпкая обжигающая жидкость. Она попадала в глаза, заливалась в носовые и ушные отверстия, но часть вина попадала и в мой полураскрытый рот. Почти сразу же я почувствовал, как внутри начало растекаться тепло, и начал жадно глотать, стремясь упустить как можно меньше живительной влаги. Наконец, жажда отступила, однако вино продолжало течь сверху. Вскоре я уже не успевал глотать его, дыхание моё стало прерываться, а потом жидкость попала не в то горло, и я взорвался в приступе кашля. На какую-то секунду державшие меня руки ослабили хватку, каким-то чудом мне удалось вырваться, и, прорвав кольцо, я побежал вперёд.

Меня никто не задерживал, но за спиной я слышал безумный торжествующий смех, который стоял в ушах всё то время, пока я петлял между стволов деревьев, обступивших площадку. Когда же я всё-таки выбежал на открытое пространство, то увидел перед собой место, к которому стремился… Это было дряхлое здание с жёлтыми стенами и грязными стёклами окон. Табличка над дверью глас и л а “DомDетскогоTворчества”. Прописные буквы были выведены старомодным почерком с сильным наклоном вправо, заглавные же обозначались почему-то латиницей. Впрочем, после столкновения с “футболистами” я не имел никаких сил, чтобы задумываться над этими странностями, а потому просто толкнул рассохшуюся дверь и вступил в вестибюль. Интерьер DDT был полной противоположностью обшарпанному фасаду заведения. Я увидел огромный холл с натёртыми до блеска зеркальными полами и толстыми колоннами. Широкая мраморная лестница вела на второй этаж. Справа от входной двери находилась стойка консьержа. За ней старик с редкими седыми волосами в потёртом пиджаке беседовал о чём-то со средних лет женщиной. У неё были курчавые тёмные волосы, яркий макияж, видимо, призванный скрыть следы увядания на лице, и цветастое платье с приколотой на груди аляповатой бро-

шью. Нижнюю часть говоривших скрывала стойка, и этот факт почему-то заставил меня испытать лёгкий укол тревоги. Впрочем, собеседники лишь мельком взглянули на меня и тотчас же продолжили разговор. Я не стал терять время и двинулся по направлению к лестнице. Последнее, что бросилось мне в глаза, была детская кукла, которой женщина чуть ли не тыкала в лицо старику, увлечённо что-то при этом объясняя. Второй этаж встретил меня гигантским транспарантом, подвешенным под потолком со словами “Добро пожаловать на наши проводы”. Под ним по залу расхаживали мужчины в смокингах и дамы в вечерних платьях. Каждый держал в руке бокал шампанского, которое разносили на подносах чопорного вида официанты. Один из них подошёл и ко мне. Я взял с подноса сразу два бокала и, попеременно отпивая из каждого, двинулся вглубь зала, лавируя между оживлёнными гостями. Постепенно первоначальное чувство неловкости за мою, совершенно не соответствующую обстановке одежду, отступило, и когда я достиг обитой красным бархатом двери, ведущей из зала, то, не колеблясь, открыл её. Внутри оказалась тесная каморка, заставленная самой разнообразной мебелью. На колченогих стульях и продавленных диванах расположились неопрятного вида молодые люди. Почти у всех были длинные жирные волосы и засаленные хламиды пси-

ходелических расцветок. В руках они держали непонятного вида инструменты, издававшие звуки, которые сливались в нечто, не имевшее ничего общего с законами гармонии. Внимание моё привлёк смуглый парень, лихорадочно выбивавший руками то, что весьма отдалённо походило на ритм, на двух барабанах, смутно напоминавших винные бочки. Вспомнив, что где-то в другой жизни я тоже играл на ударных, я приблизился к нему. - Что здесь празднуют? – спросил я и не узнал своего голоса - таким чужим показался он мне в спёртой атмосфере каморки. - Там же написано – проводы, - отвечая, парень ни на секунду не переставал играть. - Шефесса уезжает в Европу, вот они и собрались. - А почему вы все не там? – через секунду я уже пожалел о том, что задал этот вопрос, потому что “музыкант” наконец-то оторвал взгляд от своих барабанов, и я увидел в его зрачках пляшущие огоньки безумия. - Потому что, - парень обнажил в улыбке гнилые зубы, - мы уже исчерпали свой лимит. Гляди, у меня даже справка есть, и, продолжая барабанить правой рукой, левой он достал из складок хламиды пожелтевшую бумажку. Я машинально взял листок. В самой его середине, поверх неразборчиво написанных выцветшими лиловыми чернилами строк, стояла печать психиатрической клиники NN.

Внезапно распахнулась дверь и в каморку влетела простецкого вида толстуха в платье с огромным декольте. При виде меня она восторженно завизжала, всучила в руки откупоренную бутылку шампанского и начала выталкивать назад в зал, кудахча при этом: “Всё уже готово, такси в Европу ждёт, шефесса спускается вниз, идёмте, идёмте, вы же говорите поевропейски”. Ошеломлённый, я дал протащить себя сквозь толпу гостей, а затем толстуха повлекла меня вниз по лестнице, не переставая восклицать: “Вы же говорите поевропейски!”. В вестибюле она буквально заставила меня прокатиться по полу до самой двери и, не отпуская моего локтя, распахнула её. У порога DDT стоял серый лимузин с непрозрачными стёклами. “Вас ждут”, - провозгласила моя проводница с явным намерением затянуть меня внутрь, и тут на её голос внезапно наложился другой, глубокий и низкий, исходивший слева, где стояла будка консьержки. “Молодой человек, вы разрешите вас на минутку?”, - от этих слов, произнесённых уже знакомой мне дамой в платье с брошью, толстуха вдруг сразу обмякла. Лицо её посерело, и она лишь сумела выдавить из себя: “Она никогда не разговаривает ни с кем, кроме старика”. Загипнотизированный этой метаморфозой, я, как сомнамбула, двинулся к стойке, где дама приветливо махала мне куклой. Старик, со спиной прямой, как палка,

сидел рядом, суровый и безмолвный. Я подошёл ближе. “Молодой человек, я знаю, вы читали Альбера Камю, вы даже писали по нему диссертацию. Взгляните сюда: помните его теорию о магии вуду, когда куклу вначале обмакивают в глинтвейн, а потом уже втыкают в неё иглы? Вам должно быть это интересно, это сможет помочь вашим исследованиям. С этими словами она вытянула куклу перед собой, и я увидел бесформенный кусок воска красного цвета, утыканный мерзкого вида пыточными иглами. Потом я перевёл взгляд под стойку и понял, почему в первый раз её вид вызвал у меня дрожь: туловища старика и дамы оканчивались чуть ниже уровня живота, дальше же свисала складками лишь пустая одежда. Из груди моей вырвался крик, и я ринулся от ужасного зрелища в открытые двери . Ли м узи н п опрежнему находился у входа, но теперь обочина дороги, где он стоял, была завалена трупами новорожденных детей. Взревел мотор, и машина умчалась прочь, и в тот же момент мир раскололся пополам от удара грома. Сверху на меня хлынули струи красного цвета с привкусом пластика. Я рухнул на колени, закрыл лицо руками и стал прислушиваться, как в груди рвалось сердце от раздирающего его кошмара… Прошло, должно быть, несколько вечностей, пока я осмелился отнять от глаз руки. Солнце вновь ярко светило в небе, по

обочинам дороги возвышались аккуратные кучки гравия, а лимузин, умчавшийся в никуда, как ни в чём ни бывало стоял на месте, однако теперь он поменял свой цвет с серого на белый. Задняя дверца его вдруг распахнулась, и из салона наружу вышла она, в длинном чёрном платье до пят и в туфлях на высоком каблуке. Она грациозно двинулась ко мне, а я стоял в ошеломлении, не в силах поверить собственным глазам, а потом сердце моё, ещё недавно замиравшее в смертельном ужасе, переполнилось чувством невыразимого счастья. Я бросился ей навстречу, подхватил на руки и начал кружить, держа крепко, но бережно, будто награду за пройденные испытания. Она смеялась, и волосы её лучезарным ореолом летели вокруг нас. Когда же я, наконец, вернул её на землю, и мы обернулись лицом к DDT, то вместо жёлтого здания глазам нашим предстал шикарный ресторан с застеклёнными стенами и террасой. Не сговариваясь, мы, взявшись за руки, поднялись по ступенькам и устроились за одним из столиков. Как по волшебству перед нами мгновенно появился гарсон в накрахмаленной манишке и с галстуком-бабочкой. Вместо меню в руках его было серебряное ведёрко со льдом, где находились бутылки “Шардоннэ” и “Дом Периньон”. Гарсон поставил на стол бокалы, разлил вино и в мгновение ока исчез. Мы чокнулись, и пока в воздухе ещё стоял нежный звон хрусталя, вы-

пили пленительно ароматную жидкость. Она поставила бокал на стол и взглянула на меня. На губах её играла нежная улыбка, но в глазах застыло ожидание. Всё тело моё охватило напряжение, и внезапно я понял, что до этого момента между нами не было сказано ни единого слова. Теперь, однако, настал момент произнести нечто важное, от чего зависела вся наша дальнейшая судьба. Н ап ряжен и е п опрежнему держало меня не ослабевая, и всё-таки мне казалось, что я знаю ответ на невысказанный вопрос в её взгляде. Я долил вино в бокал, посмотрел ей в лицо и произнёс: “Наш ребёнок родится здоровым”. И едва лишь прозвучали эти слова, как ожидание в её глазах сменила радость. Одновременно с этим распались сковывающие меня цепи, и я громко засмеялся от счастья. И тут со стороны дороги послышался чей-то вопль. Он приближался и набирал силу, постепенно перерастая в вой. За соседними столиками люди в испуге начали вскакивать со своих мест. На террасе поднялась толчея, а потом из-за угла ресторана показался бегущий мужчина. Пальцами он сжимал рассечённое лицо, и из-под них на одежду текла кровь, цветом напоминавшая креплёное вино. Мужчина, не переставая выть, взбежал на террасу, резко остановился и начал крутить головой по сторонам. Я заметил, что один его глаз вытек, а другой безумно вращался, словно пытаясь вырваться наружу. “Она вернулась, -

вдруг закричал мужчина нечеловеческим голосом, безумная Джин снова здесь!!! Прячьтесь, прячьтесь, кто может!!!”. Ресторан охватила паника. Люди начали штурмовать дверь, ведущую внутрь, но она оказалась запертой, и все попытки сломать её ни к чему не приводили. Тогда кто-то отчаянно бросился прямо на стекло стены, пробив в ней брешь с рваными краями, и все остальные ринулись следом, нанося себе жуткие раны и не обращая на это внимания. Среди всего этого столпотворения на месте оставались лишь мы с ней. Она сидела с оцепеневшим видом, парализованная ужасом, и я понял, что должен как можно скорее вывести её из этого состояния, иначе мы погибнем оба. Но в это время изза поворота, откуда только что выбежал окровавленный мужчина, появилась женская фигура. Она бежала, вытянув вперёд руки с непомерно длинными пальцами, и мне показалось, что я увидел крючковатые ногти, которыми они оканчивались. Лицо женщины занавешивали космы спутанных волос. При мысли о том, что может скрываться за ними, я вскочил на ноги и бросился по направлению к бреши в стекле, не думая о той, кто осталась позади. Путь к спасению был чист – все остальные люди уже успели укрыться внутри, и потому я преодолел расстояние до стены в какихто два прыжка. Но когда я уже изготовился для последнего рывка, слух мой вдруг пронзил её полный

непостижимой боли крик, а потом на мир снизошла непроницаемая чёрная пелена… Я проснулся оттого, что упал с кровати и бился на полу в конвульсиях, издавая душераздирающие звуки. Потом я поднялся, бросился в коридор и начал молотить кулаками календарь на стене. Разбив руки в кровь, я сбросил его на пол и долго топтал ногами, а потом вышвырнул на улицу с балкона. Следующие несколько часов я провёл на диване, укутавшись с головой одеялом, дрожа от пережитого ужаса, и лишь когда темнота за окном сменилась серым рассветом, осмелился высунуться наружу. Потом, коекак одевшись, я выполз на улицу и долго стоял возле парадной под порывами ледяного ветра. Когда же снег укрыл меня едва ли не с головой, я тронулся с места и, шатаясь, двинулся вперёд, с мыслью, что никогда больше не вернусь в свою квартиру. Но когда я сделал свой седьмой шаг в никуда, под ноги мне вдруг попалось нечто, показавшееся смутно знакомым. Я нагнулся и достал из сугроба растерзанный календарь. С минуту я смотрел на него пустыми глазами, а затем внезапно подумал, что цвет дат люди в типографии выбирают себе сами. Тогда я бережно счистил с календаря остатки снега, засунул его за подкладку куртки и повернулся назад к дому. Автор: Алексей Рубан

– Вот если бы мой носик был бы как у Эльки, ножки как Аленки, талия как у Насти, а глаза…Нет, глаза и губки, пожалуй, можно было бы оставить и мои… То тогда, именно тогда, из меня получился бы идеал красоты! – рассуждала я, глядя дома в огромное зеркало маминой комнаты. Оно мне нравилось больше всего, так как там было видно всю фигуру: оно меня вытягивало вверх и худило. Все же другие зеркала упрямо говорили мне совсем другое. Вот, например, в небольшом зеркале ванной комнаты я вижу крупное лицо с большим носом и черными точками. Чем я только не мазалась, но все без толку! Теперь я стараюсь в это зеркало не смотреть, настроение не портить. Кстати, по дороге в школу есть прекрасная зеркальная витрина киоска «Мороженное». Я иду к ней издалека и прямо любуюсь своей легкой походкой целеустремленной девушки, и она мне нравится пока не станет видно нос и поры… Интересно, как живется на свете понастоящему красивым девчонкам? У нас в классе есть такая «королева» - холодная и неприступная Эля Деева. Характер у нее вздорный, высокомерный, но глаза, фигурка, волосы и, конечно, носик… ну прямо как у моей любимой

куклы. Мы с Элькой никогда друг друга не понимали, так как относились к разным компаниям класса, однако врагами нас было назвать нельзя. Я просто издалека любовалась ею, но однажды между нами произошел один разговор, который многое поменял в моем отношении к ее красоте. В тот день нас с Элей отправили дежурить в столовую. Мы, не говоря друг другу ни слова, так как говорить нам было не о чем, всю работу сделали быстро. – Какие славные девочки нам сегодня помогают! Не болтают, а все работают, работают – похвалила нас полная, дама в белоснежном колпаке, которая ловко налила из огромного алюминиевого половника последний стакан компота. – Все отнесли, молодцы! Спасибо, девчата, отдыхайте! Мы переглянулись, подарив друг другу неожиданные улыбки. Потом Элька молча мотнула головой в сторону скамейки, и мы сели. Я не знала с чего начать разговор, но вдруг из меня полились слова. – Эль, ты знаешь, я смотрю на тебя и немного завидую. – Это еще почему? – хитро улыбнувшись и откинув назад свои волнистые каштановые волосы, проговорила Эля. – Просто, когда бы я

не подошла к зеркалу, оно меня обязательно чемнибудь расстроит. А у тебя такого и быть не может, ты для меня просто … эталон красоты, и лицо, и фигура… А особенный предмет моей зависти – это твой маленький аккуратненький носик. Эльвира была искренне удивлена. Она сбросила маску холодности, подняла свои изогнутые брови и взгляд ее заметно потеплел. – Вот так сюрприз! Это у тебя все в норме, и талия и глаза, ты что! А я, я с детства ненавижу зеркала. – Эля, да тобой и я, и девчонки, да что говорить, и все парни в классе любуются, - начала спорить я. – Ага! Только зеркала я все равно ненавижу! – продолжала свою прерванную речь Эльвира. – Ты посмотри на мой нос! – А что с ним? Прелестный такой носик, не то что у меня. – Что с ним, что с ним! Он смотрит больше вправо, чем в лево! – Да ну? – удивилась я. Эля приблизила свое лицо ко мне и дала мне его рассмотреть, как следует. И тут я действительно заметила этот никому доселе неизвестный малюсенький изъян ее лица. – Да что ты так расстраиваешься, Эля! Нормальный у тебя нос, никто

этого не видит, уверяю тебя! – Я даже с парнями боюсь дружить. Вдруг тот, кто мне понравиться заметит это и все – конец! Будет считать меня уродиной и разлюбит… - грустно продолжала Эля. – Да нет, ты что! – прокомментировала я. Настроение у меня почему-то резко поднялось, но Эльку было как-то жалко. Я вдруг подумала, что, если все в классе узнают о том, что у нее нос кривой. Что будет? Хи-хи. Но сейчас нужно было ее как-то успокоить. – Эля, я точно знаю, что мой сосед по парте давно на тебя заглядывается, скоро шею свернет. – Да ну его, он дурак! – раскрасневшись во все щеки, буркнула Эльвира. К моему счастью наш разговор прервал звонок с урока и грохот ворвавшихся в столовую одноклассников, сшибающих все на своем пути. «В кормушку!» орали басовитые

голоса наших ребят. Когда парни летят к еде горе тем первоклашкам, которые путаются у них под ногами. Крики и стук табуреток наполнили столовую. Увидев наш класс Эльвира встала, отошла от меня подальше, и взгляд ее резко изменился: снова стал холодным и высокомерным. Не прошло и двух минут, как ребята расхватали ложки и принялись хлебать горячий борщ, только что разлитый по тарелкам. – Дежурные! А у меня компота нет! – пододвинув себе тарелку, строго заглядывая Эльке в глаза, высказался Леха, мой сосед по парте. – Ой, да это Ладка считать не умеет. Сейчас принесем, – кокетливо ответила Эля. Потом она повернулась в мою сторону и махнув по-царски рукой, произнесла, – Лада, хватит есть, принеси-ка еще один компот! Поведение Эли мне не понравилось, но я не ста-

Однажды моя бабушка попросила меня приглядеть за домом, пока она съездит к своим родственникам. Я был не против, и уж тем более дом был в полном моём распоряжении. Оставалось только правильно распорядиться временем. Сам дом был двухэтажным. В нём было: 4 комнаты, зал, кухня и, конечно, ванная. На втором этаже располагалась самая

ла раздувать конфликт, а молча принесла компот и поставила его рядом с Лехиной тарелкой. – Как приятно, когда тебя обслуживают самые красивые девушки класса! – разомлев от удовольствия или съеденного обеда, произнес Леха. Элька фыркнула в мою сторону и отвернулась. После этого дежурства в столовой мы с Эльвирой больше не общались, а она, впрочем, как и раньше, не обращала на меня никакого внимания. Странное дело, но с тех пор я уже не считала ее внешность эталоном, а мой взгляд каждый раз притягивал ее милый кривой носик. Никак не пойму, зачем она мне про него рассказала? Зато теперь проходя мимо школьного зеркала, выгнув спинку и поправив на ходу прическу, я ловила себя на мысли: «Кому же достанется такая красота?» Автор: Дарья Мясникова

обновлённая комната во всём доме. Я бы сказал даже самая лучшая. Новые обои, линолеум, кровать, спать на которой было одно удовольствие. Эта комната вела на балкон, зайдя на который, можно было обнаружить двери по бокам. Одна из них вела на чердак, а другая - в кладовку. В этой комнате я и спал с самого детства. Мне всегда было страшно здесь

спать по старой памяти, и ещё страшнее стало, когда в комнате появился этот большой шкаф купе с отражающими дверцами. Начитавшись всяких историй и насмотревшись фильмов, я часто пялился в него, стараясь там что-то увидеть. И так, когда бабушка предоставила мне апартаменты, я решил, что это шанс погулять со своими

друзьями на славу. Пригласив их вечером, я с кошкой начал вести подготовку их прихода. Время пролетело очень быстро, и скоро они уже должны были прийти. Сидя в соцсети, я уговаривал приехать свою девушку пожить со мной, пока нет никого дома. Сидя на втором этаже за компьютером, у комнаты, про которую уже говорил, я услышал скрежет по стеклу и немного насторожился. Встав, я подошёл к комнате и резко включил там свет. У шкафа сидела кошка и царапала лапой дверцу по стеклу. Она часто шныряла у неё. Я специально отодвинул дверцу, предвкушая, что же будет дальше. Безо всякого возмущения она залезла туда и улеглась. Я же вышвырнул её оттуда. Вот, раздался звон домофона, и я спустился встретить своих друзей. Впустив их, мы пошли все в зал, где стали играть в покер. Было забавно. Включив музыку, атмосфера стала ещё более весёлой. Осталось лишь дождаться приезда моей девушки ко мне. Играя в очередную партию, один из моих друзей произнёс: -Вы это слышите? -Что именно? - сдвигая колоду, произнёс я. -Прикрути музыку. Я сделал потише и начал прислушиваться. -Ааа! - заорал мой друг. Мы все отскочили от него с испугу. -Ты что, больной? возразили все сидящие. -Да ладно вам, - смеясь отговаривался он. -Больной, - говорил я про себя. После этой неудач-

ной шутки мы продолжили игру. Как он вновь произнёс: -Вы это слышите? -Может, уже хватит, - возразил рядом с ним сидящий. -Да нет, серьёзно. -Что снова? - поинтересовался я. -Топот наверху, ты его слышишь? -Там никого нет, ответил ему вслед. -Ты уверен? - спросил один из моих друзей. Я тоже что-то слышу, словно кто-то ходит. -Он прав, - подтвердили оставшиеся. -Чушь, - произнёс я, выключив музыку полностью. Но минуту погодя, сам услышал этот топот и охарактеризовав его, предположил, что он как раз в той самой комнате, где я сплю. Все уставились на меня. -Что это? - спросили меня. -Не знаю, - растерявшись, встал с пола. Я подошёл к лестнице, все следовали за мной. Остановившись у края лестницы и смотря в темноту того мрака, я включил свет, но он не загорелся. Дело в том, что свет сделан так, что если его выключили в последний раз наверху, то и включить его можно будет только там и наоборот. Топот после этого прекратился, и настала минута абсолютной тишины, как вдруг заработал домофон висевший рядом у стены. Все схватились за сердце от такой неожиданности. Это была моя девушка, которую мы ждали последней. Встретив её, мы вернулись снова в зал и продолжали веселиться.

Топот больше нас не посещал. Стало поздно, и мы с друзьями распрощались до завтра. Поужинав, я предложил девушке принять душ, после неё пошёл и я. Она была наверху в комнате, предварительно закрыв дверь. Когда я поднялся к ней, то она мне сказала: -Не знаю, как это объяснить, но когда я прикрыла дверь, она распахнулась. Я стояла здесь, - указывает на балкон, - спиной, как вдруг слышу отпирающуюся дверь. Решив, что это ты, я обернулась, но там никого не было. -Странно, может кошка? - ответил я ей. -Я её не видела. На этих словах мы легли спать. Однако спали мы недолго. Я услышал мяуканье кошки у закрытой двери. Она часто любила спать с кем-то рядом, либо же ей нужно было на улицу. Была ещё ночь. Встав с полусна, я открыл дверь, при этом включил свет на втором этаже. Никого не было. -Странно, - подумал я и, выключив свет, закрыл дверь. На утро я снова услышал мяуканье кошки. Снова пробудившись, я направился к двери. Открыв её, там сидела кошка, она просилась на улицу, поэтому сразу повела меня вниз. Выпустив её, я вернулся в кровать, где уже досыпал. Проснувшись, я разбудил свою девушку, и мы спустились на кухню завтракать. Ей кто-то позвонил. Это была мама. -Слушай, меня кое о чём попросили, так что я

сегодня останусь в городе, если ты не против, - сказала мне девушка после разговора. -Конечно не против, - ответил я. -Хорошо, тогда я допью чай и поеду. Позавтракав вместе, я провёл её и занялся мелкими домашними делами. Сначала нужно было вычистить котельную от перегоревшего угля. Да, мои бабушка с дедушкой отапливают дом углём, так как от газа не нагреешься, и денег, конечно, не хватит. Предварительно вычистив, а потом растопив, я решил позаниматься саморазвитием - турником и грушей. Уже наступил обед, и я решил пойти поесть. После чего отправился на второй этаж играть в компьютерные игры. Не заметив, как пролетело время, мне позвонили друзья и спросили - играем ли снова в покер сегодня. Я согласился и сидел, ожидал их дальше за компьютером. Был вечер. Как и в прошлый раз я услышал скрежет по стеклу. Решив, что это снова кошка балуется, я не придал этому никакого значения. Но что-то заставило меня встать и посмотреть на этот шум, когда я встал со стула и включил в комнате свет, то никого там не обнаружил. Первое, что пришло мне в голову, так это то, что кошка под диваном, но даже там никого не было. После этого я озадачился и, глупо решив, что она в шкафу, открыл его. Как и снаружи, там никого не было. Это поставило меня в тупик и мой слух - тем более. Я чётко слышал, как проводили словно когтями

по стеклу. С неспокойным выражением лица, я вышел из комнаты, закрыв её. Желание играть у меня отпало. Спустившись вниз, я сделал чай и пошёл в зал смотреть телевизор. Спустя минут пять меня посетили звуки топота наверху. Их отличием от вчерашних было то, что люстра начала немного трястись, и это было чётко видно по тени, исходящей от неё при свете. Не помню, как долго я всматривался в потолок, но случайно пролив на себя чай, вышел из состояния гипноза. Я поставил чашку на стол и направился к лестнице. Вот снова я включил свет на верх. На этот раз он зажёгся. Тихо и небрежно я стал подыматься. С первым моим шагом на лестницу топот прекратился. Это меня не остановило. Подойдя к двери вплотную, я стал прислушиваться. Было абсолютно тихо. Внезапно раздались мелкие шаги по лестнице быстро вверх. Резко обернувшись, я увидел кошку. Вздохнув и мысленно проклиная её, я бережно повернул ручку двери в комнату. Резко распахнув её и включив свет, там, как и следовало ожидать, никого не было. Кошка подошла к том месту, где я слышал скрежет, и начала там тереться. Озадаченный, я спустился вниз. Налив ещё чая, я услышал звонок домофона. Это были друзья. Этот вечер мы провели снова играя в покер, в зале. -Ты слышал сегодня топот? - спросили меня. -Нет, - ответил я, всматриваясь в карты, не желая наводить страх и ужас на них. После, они

оставили меня в покое. Досидевшись допоздна, все стали собираться домой. Страх оставаться одному посещал меня всё сильнее перед их уходом. Поделать было нечего, нужно было как-то смириться. Двухэтажный дом это не шутки на самом деле, любой шум приводит в панику. Так однажды сквозь сон, когда я спал не в той комнате, а возле компьютера, я услышал, как снизу, сквозь скрип, открывалась дверь в прихожую. Почему-то я решил, что это была кошка, а дверь, собственно, была плохо закрыта. Хотя она не раз могла сама по себе открываться, когда ты её плотно закрываешь. И вот снова, ложась спать, я решил взять с собой кошку на второй этаж, при этом не закрывая дверь. Она ни в какую не хотела лежать со мной. Кошка она была умная и, как все её представители, в такие моменты решила подождать, пока я ослаблю хватку и усну, чтобы сбежать. Я это сразу понял и решил обхватить её посильнее и прижать к себе, чтобы ей было уютно, но ей чтото взбрело в голову, и она залезла на верх подушки. После чего, начала сильно мурчать прямо мне на ухо. Это стало меня бесить, и я снова прижал её к себе, но она стала ползти от меня и, встав, поднялась по моим ногам к краю дивана. Уставившись в зеркало шкафа, она смотрела туда, будто что-то видела в нём. Пусть свет и не горел в комнате, но всё вокруг было хорошо видно. Дело в том, что в комнате, в стене стояло стекло на балкон, и свет

падал на комнату даже ночью. Подняв голову с подушки, я смотрел бегло то на кошку, то на зеркало. Где-то с минуту она смотрела туда, не отводя взгляд. Меня это стало жутко пугать. Спустя мгновенье, одним прыжком, кошка ровно прыгнула в дверной проём прям с дивана, на расстоянии с метр, и побежала вниз по лестнице. Я подхватился с кровати и, включив свет в комнате, а затем и на этаже, начал звать её. Спустившись вниз, я обнаружил, что она сидит и ест. Её миска стояла у стула, а свет падал со второго этажа на неё так, что её глаза мерцали. Открыв ей окошко в ванной, через которое она выходила на улицу и заходила обратно, так и не поняв, что это было, я всё же вернулся в ту комнату, где пытался и дальше уснуть. Как ни странно, мне это удалось. Спал я тихо, без всякого шума. Сегодня должна была приехать моя девушка. Эта мысль давала мне облегчение. Приехала она под вечер. Днём я всё же как-то успокоился. Снова ожидая друзей, я готовил чтонибудь перекусить. А моя девушка сидела наверху за компьютером. Внезапно я услышал её крики и побежал к ней. Поднявшись на верх, я увидел, как она сидела на диванчике у компьютера вся в слезах. -Что случилось? крикнул я. -Там в шкафу, в комнате... - указала она пальцем. В ней горел свет, зайдя туда, я обнаружил, что дверца шкафа открыта.

Там лежала кошка, а всё вокруг было в крови. Чёрт, меня чуть не стошнило тогда. Сначала, успокоившись сам, а потом успокоив и свою девушку, я увёл её от этого побоища на кухню и дал успокоительного. Позвонив друзьям, я сообщил, что сегодня сборы отменяются, сводя всё на плохое самочувствие. Следующей целью было - убрать кошку из шкафа и избавиться от следов крови. Кошку я поместил в мусорный пакет и спрятал на улице под навесом, собираясь завтра закопать. Кровь я тоже не сразу, но всё же вытер, а всё, что было окровавлено, решил кинуть в стирку. После всего этого я вернулся к своей девушке, которая сидела на кухне и не отпускала стакан с водой из рук. Я сел напротив и попытался с ней заговорить. -Я сидела за компьютером, как вдруг услышала скрежет в той комнате. Мне стало интересно, что там, я решила, что это твоя кошка. Ко гда во шла внутрь, там её не было, и я увидела, что дверца шкафа приоткрыта, а когда посмотрела внутрь, увидела этот ужас... Я рассказал ей, о том, что происходило здесь на днях и решил, что лучше ей вернуться к себе в город. Тем более завтра приезжает моя бабушка. Она согласилась, и мы решили спать в зале. Утром я провёл её и решил, что нужно закопать кошку. Я пошёл в место, где оставил её прошлым вечером, но там её не оказалось. Это повергло меня в жуткий страх от того, что кто-то здесь был и знает обо всём.

Скоро должна уже была приехать бабушка, и мне нужно было прибраться в доме. Ей я решил ничего не рассказывать. И вот она дома. Я встретил её как ни в чём не бывало, с улыбкой на лице. Обсуждая её поездку, она меня внезапно спросила: -А где кошка? -Не знаю, - ответил я, - два дня уже не приходит, может загуляла. -Понятно, - успокоилась бабушка. Мне стало легче от того, что сегодня я буду не один дома, а с ней и дедушкой. Вечером я решил пойти прогуляться. Вернувшись домой, я зашёл в дом и увидел, что дедушка сидит в зале без света и смотрит телевизор. Он всегда сидел на краю дивана у двери, да так, что видно было только его ноги на столике, которые он туда всегда клал и всегда в одной позе, будто под гипнозом. Бабушка сидела в его комнате, за ещё одним старым компьютером. Я пошёл на верх и сел играть, надев наушники. Меня всегда смущал звук сзади, и я часто оборачивался, чтобы убедиться, что всё нормально. Это всегда оказывалась бабушка, которая поднималась в свою комнату. Она с дедушкой спали в разных комнатах. Так вот, меня ещё пугал звук двери, когда она выходила оттуда. Я даже сквозь наушники слышал это. Они мощные, но я никогда не выкручивал их на максимум, чтобы не болели уши, и поэтому слышал задний фон. Устав играть, я пошёл в ту комнату спать. Всё же мне было ещё страшно спать. Уснув,

сквозь сон, я услышал прерывистое мяуканье. Решив, что показалось, начал прислушиваться. Вдруг, поняв, что мяуканье исходит из шкафа, я поджал коленки к себе и просидел так до рассвета. Мяуканье исчезло. Не став открывать шкаф, я выбежал из комнаты и, выпив успокоительное, уснул в зале. Проснулся я уже от звука телевизора на кухне. Меня спросили, почему я спал в зале, ответом последовал кошмар, от которого не смог уснуть там, наверху. Они поверили на слово. Весь день я ходил на нервах и абсолютно не знал, что мне делать. Не стал рассказывать это даже своей девушке, так как не хотел пугать её этим. Всё, что я придумал, так это напиться сегодня вечером, чтобы крепко выспаться. Позвонив своим друзьям, они конечно обрадовались этой новости. Напиваться я хотел не в стельку, конечно, а лишь чтобы расслабиться. И вот, придя с гулянок, заметил, что обстановка дома была неизменной. Дедушка всё также сидел в зале, всё в той же позе, как обычно. Бабушка в его комнате. Спать мне не хотелось, и я решил посидеть за компьютером. Играя, я вдруг услышал, как сзади грюкнула дверь, и резко обернулся, чтобы посмотреть, что там. Дверь в бабушкину комнату была закрыта. Видимо, она случайно ею хлопнула. Посидев ещё немного, я услышал, как открылась её дверь. Сняв наушники, я ждал, пока она выйдет, но никто не вышел. Я всматривался в ту кромешную тьму, так как тогда сидел без света. Лишь монитор

освещал мне дверной проём. -Бабушка?! - сквозь зубы произнёс я. В ответ была тишина. Неожиданно выбежала моя бабушка протянув руки вперёд, но я сразу понял, что это не она. С криками, толкнув на неё стул от компьютера, я перепрыгнул с дивана на лестницу, звал своего дедушку, сидящего тогда в зале. Он всё также сидел обездвижено и, вбежав в зал, я увидел его обезглавленного. Я заорал, как резанный. Посмотрев на телевизор, заметил, что там были помехи и кровью написано “вверх”. Посмотрев на потолок, увидел дедушкину голову, лежащую поверх люстры. Звук приближающегося того, что было очертанием моей бабушки, дало в голову импульс о том, что надо бежать из дома. Без промедления, я открыл окно в зале и, выбив москитную сетку, выпрыгнул. Убежав к своему другу, попросил его дать мне телефон. Я сразу же позвонил в полицию и рассказал, что смог. Приехав, они тут же забежали в дом, держа пистолеты в руках, но выйдя оттуда, офицер сказал, что дом пуст. Я не поверил его словам и начал в истерике рассказывать всё то, что видел сам. Он же сначала завёл меня внутрь и дал мне самому во всём убедиться. Действительно, всё так и было. Дом был абсолютно пуст. Ни бабушки, ни дедушки там не было. Даже надпись кровью и голова на люстре исчезли. Всё было спокойно. Когда офицер спросил моего друга, знает ли он о приезде моих бабушки и де-

душки, то мой друг подтвердил, что в курсе этого. Офицер также заметил, что я был подвыпивший, и поэтому забрал меня в участок для протокола. Всю ночь я просидел у них. Они записали в протокол, что вследствие алкогольного опьянения, у меня был нервный срыв, и за ложный вызов выписали штраф. Суть была в том, что я тогда был почти трезв. Ведь гуляя в тот вечер, алкоголь мне почти не шёл в горло, и после второй стопки коньяка я перестал пить. Алкометр всё же показал содержание алкоголя в крови, и спорить тут было бесполезно. Мне советовали обратиться к психиатру, но я сказал, что такого не повториться, и на этих словах покинул участок. Вернувшись в дом, я был опустошен, мне было абсолютно плевать на всё и всех. Мне много кто звонил, но я не брал трубки, а пошёл спать в ту комнату и каким-то образом уснул. Разбудил меня телефонный звонок. Когда я посмотрел на вызов, меня чуть не схватил инфаркт, в мои-то 20. Номер был бабушкин, даже её фото было видно. Взяв трубку, проглатывая слюну, которой у меня даже не было, ибо пересохло во рту считай сразу и, прислонив трубку к уху, я услышал: -Алё, внучек, мы скоро приедем. После этой фразы я выронил трубку из рук от ужаса, но не от этих слов, а от того, что на мою кровать запрыгнула бабушкина кошка. Автор: Артём Минайленко

7 Сталкер шёл к Агропрому. Недавно был Выброс, а территория бывшего НИИ всегда была богата артефактами, особенно в первые дни после извержения аномальной энергии. Правда и аномалий здесь было немерено. Вот одинокое деревце с уродливо изогнутым стволом, в тёплый день почему-то подёрнуто инеем. Это значит рядом редкая аномалия "Фреон", угодишь в такую, и за пару секунд превратишься в обледеневший труп. После потери друга и напарника Саида, Пит стал ходить в Зону один (рассказ "Последний патрон.").Он конечно мог бы достать содержимое всех схронов и продать арты накопленные ими двоими, денег хватило бы на пару десятков лет безбедной жизни на Большой земле, но после пяти лет проведённых в Зоне, Пит уже не представлял себя вне её. Вдалеке послышался шум, там явно происходила какая-то схватка. Сталкер посмотрел на экран ПДА. Множество красных точек мельтешило сталкиваясь и смешиваясь, снова отталкиваясь и сближаясь. Таких точек было несколько десятков. Красные точки, это мутанты, люди на ПДА высвечиваются зелёным цветом. Мутанты дрались между собой около особенно жирной, но тусклой красной точки. Любопытство заставило сталкера прибли-

зиться. Ох, уж это любопытство, скольких сталкеров оно сгубило... Чем ближе подходил Пит, тем звуки боя становились всё громче. Сталкер услышал собачий лай, визг кабанов, и хрипы ещё какого-то существа. Пит проверил оружие: автомат, пистолеты, гранаты, всё на месте, всё проверено и готово к бою. На дне неглубокой ложбины, поросшей по краям колючим кустарником, шла яростная схватка. Слепые собаки дрались со стаей кабанов из-за тела умирающего псевдогиганта. Две стаи опасных хищников выясняли кому достанется труп самого большого мутанта Зоны. Видимо страшный голод заставил зверей вступить в битву. "Слепышей" было больше, но кабаны гораздо сильней, особенно вожак стаи. Матёрый секач с окровавленными клыками, просто рвал собак на части. Слепые собаки обладают некоторыми Псиспособностями и суперчутьём, поэтому по природе лишённые глаз, свободно передвигаются по полной аномалий Зоне. В обычной обстановке они, наверное, почувствовали бы присутствие человека, но сейчас они были слишком заняты. За несколько минут кабаны покончили со стаей псов. Дно оврага усеяли трупы. Правда и кабанов осталось всего пять, зато туша псевдогиганта теперь

была целиком в их распоряжении. Сталкер решил, что пора убираться и сделал шаг назад. Небольшой круглый камешек откатился от ноги и по злой иронии судьбы угодил прямо в довольно редкую аномалию "Хлопушку". Эта аномалия тем и опасна, что никак не выдаёт своего присутствия, ни выжженной земли, ни инея, ни мерцания, ни чего. Да и ПДА её не видит. Наступишь на такую, и громкий хлопок так ударит по ушам, что на некоторое время оглохнешь обязательно, а на какое зависит от мощности аномалии и силы звукового удара. Бабахнуло не хило. Хлопок, оглушив сталкера, заставил его сжать руками уши. Ошалело тряся головой, потеряв слух, Пит в ужасе увидел, как из оврага прямо на него "вылетает" огромный кабан -мутант. Хлопок оглушив хищников привёл их в бешенство. Пит нажал на курок. Пули калибра 7.62 мм, кромсали тело зверя. Мутант упал в полуметре от сталкера. Пит тут-же сорвав гранату с пояса метнул её в овраг.Казалось, что взрыв гранаты был даже немного тише звука Хлопушки. Ещё один хищник вырвался из оврага и кинулся на человека. Этот достиг намеченной цели, и уже в полуживом состоянии сбил сталкера с ног. В третьего кабана Пит стрелял уже лёжа. Кончились патроны. Рука метну-

лась к "Стечкину", но тут тяжёлое тело монстра обрушилось на сталкера. Удар вышиб весь воздух из лёгких, клыки распороли груда, хрстнули рёбра, копыта больно ударили по рукам. В горячке боя сталкер выхватил нож, и наугад вонзил его в тело мутанта. По счастью клинок вошёл в горло зверя. Захрипев поверженный кабан повалился на человека. Не выдержав тяжести и боли Пит потерял сознание. В себя сталкер пришёл от того, что кто-то тыкался ему в лицо, и горячим языком слизывал кровь из разбитого лба. Пит открыл глаза и отшатнулся. Маленький слепой щенок попытался приблизиться снова. -Уйди прочь!- Прохрипел сталкер. Щенок остановился и заскулил, негромко, протяжно и жалобно. Уродливое тельце с редкими клочками шерсти дрожало то ли от холода, то ли от страха. Нелепая большая голова с едва заметными щёлками вместо глаз, большие уши, коричневый нос, и маленький красный язычок. Зверёк выглядел жалко и смешно. Но это был монстр Зоны, ещё маленький и слабый, беспомощный, но всё-таки хищник, мутант. Кровь уже сейчас манила его. Пит с неимоверным усилием выбрался из-под кабаньей туши. Хорошо, что взрыв гранаты уничтожил двух остальных монстров, если бы не это, едва ли он выжил бы в схватке. Тело болело невыносимо, ныли сломанные рёбра, а рана на груди просто горела.

Сталкер попытался встать на ноги и не смог. Правая нога вывихнута, или не дай Бог сломана. Пит нащупал в кармане мини аптечку, и сделал себе укол обезболивающего, затем противовоспалительное. Скулящий монстрик отошёл к трупу кабана, и теперь слизывал кровь с него. Собравшись с силами, Пит дополз до второго мёртвого зверя, и привалившись к телу принял сидячее положение. Первым делом перезарядить оружие, неизвестно каких ещё мутантов может привлечь обилие падали. Не было сил даже перебинтовать себя. Сталкер просто прижал к ране на груди антибактериальный пакет, и сидел неподвижно. Слепой щенок насытившись кровью попытался снова приблизиться к человеку. -Уйди, скотина!- С трудом разлепив губы произнёс Пит. И тут его "накрыло", боль и потеря крови привели сталкера в бессознательное состояние. Сталкер снова пришёл в себя уже в сумерках. Тело болело уже не так сильно. Боль стала тупой, ноющей. Что-то тёплое уткнулось в бок. Повернув голову Пит увидел, что это слепой щенок приткнувшись к нему мирно спит. Первым желанием было придушить маленькое отродье Зоны, но что-то остановило человека. Память. Давным-давно в детстве, у маленького Пети

был щенок, обычный, рыж и й , у ш а с т ы й "двортерьер". Петя очень любил свою собаку, играл с ней, купал в ванне, расчёсывал гребешком. Однажды щенка сбила машина. Ах, как мальчик тогда плакал... Взрослый, огрубевший от суровой жизни сталкер, вспомнил детскую боль потери. Такую боль он испытал два раза в жизни, тогда в детстве, и год назад, когда погиб его друг и напарник Саид. Рука сама потянулась к щенку и погладила маленькое тёплое тельце. Вздрогнув щенок заскулил, но не проснулся. -Спи, спи, слепышок.- Усмехнулся Пит. Откуда здесь взялся этот нелепый комок? Видимо это последний из стаи, уничтоженной кабанами, и там на дне оврага где-то лежит его мёртвая мамка. Тьма сгущалась над территорией отчуждения. Страшно и опасно остаться ночью в Зоне, тем более одному, раненому, без укрытия. С трудом сталкер дотянулся до ПДА, и нажал SOS. Но кто придёт на помощь раненому ночью? Тут и днём то на помощь особо рассчитывать не приходится. А вдруг это бандиты завладев чужим ПДА, специально заманивают в ловушку. Но вдруг мрачные мысли оборвал зуммер сигнала ПДА, одно за другим пришло два сообщения. -"Держись. Я недалеко. Иду. Волос." -"Я в паре км. Скоро буду. Арбуз." Вот как оно бывает, в Зоне живут не только бес-

чувственные душегубы, солдаты удачи, но и нормальные порядочные люди тоже. Щенок проснулся видимо услышав звук, и заскулил. Сталкер сгрёб его и прижал к груди, слепыш тут-же снова затих. Арбуз и Волос пришли часа через четыре. Пара километров по Зоне, да ещё и ночью, путь не близкий. -Здорово, бродяга!Сталкеры опустились рядом.- Ничего, держись. -А это у тебя, что "слепыш" что-ли?- Удивился Арбуз. -Ну да, прибился вот.- Ответил Пит. -Прибил бы ты его, что возишься с ним, мутант ведь.- Пробурчал Волос. -Нет, он мне помогал.- Усмехнулся Пит. -Ну, тогда другое дело.- Рассмеялся Волос.Это вы с ним тут накрошили? -Оболдеть!- Присвистнул удивлённый Арбуз, осматривая дно оврага.- И гигант твой? -Почти. -Произнёс Пит. Сталкеры развели костёр. Перевязали раненого и укрыли армейским пледом, тонким, но тёплым. Сделали ещё пару уколов. Когда Пит немного "оклемался", сталкеры стали кормить его тушёнкой и поить чаем. Трупы кабанов Арбуз и Волос с трудом оттащили и сбросили в овраг. Почуяв запах мяса проснулся и заскулил щенок. -Поди жрать хочет.Усмехнулся Арбуз. -На вот, попробуй.Пит зацепил кусок тушёно-

го мяса и на ладони дал щенку. Слепыш ткнулся, понюхал, и тут-же зачавкал. -Ну ты смотри, мутант, а "тушняк" жрёт, как голодный Буль-Буль. Сталкеры рассмеялись на шутку Арбуза. ...А потом был трудный путь по Зоне. Волос и Арбуз на самодельных носилках несли совсем обессилевшего Пита. Тот часто впадал в забытье, и всё бормотал: -Слепыш, Слепыш, ты где? -Да тут он с тобой.Отвечал Арбуз.- Хорошо маленький, лёгкий, а то бы я его... Около полудня им повстречался одинокий путник. -Здорово, человек!Крикнул Волос на всякий случай приготовив оружие к бою. -Добрый день!- Ответил человек в сером плаще, с опущенным на лицо капюшоном.- Куда путь держите? -Да вот раненого к Болотному Доктору тащим. - Ответил Арбуз. -А я сам к вам пришёл.- Ответил Болотный Доктор откинув капюшон. Три недели провёл Пит в доме на болоте. Доктор вылечил его раны. Все три недели слепой щенок был рядом с ним, ел обычную человеческую пищу, и заметно окреп за это время. ...И вот пришло время покинуть дом на болоте, обитель легендарного Доктора. -Спасибо, док.- Сказал Пит прощаясь.- Жив буду, отплачу добром. -Ладно, сталкер, в

добрый час. -Ну, Слепыш, ты со мной?- Пит погладил почти без шерстную голову щенка. -Оставь его мне.Сказал доктор.- Не место ему за Периметром. -Да,- грустно вздохнул Пит,- это точно. Мутант. Ну, прощай, Слепышок. -У меня не пропадёт. - Сказал Болотный Доктор. -Я знаю.- Ответил сталкер. Он сам был свидетелем того, как доктор выходил больную псевдоплоть и раненого снорка. Это поначалу возмутило Пита, но хозяин-барин, на то он и Доктор, чтобы всем помогать, и людям и мутантам. -Ну, прощай, щенок.Ещё раз повторил он. Слепыш уткнулся в руки человека и пискнул. Восемь месяцев спустя. *** ...Пит прижался к обвалившемуся забору. Кровосос был где-то рядом. Невидимый и страшный враг. Сталкер уже расстрелял две обоймы, и был уверен, что несколько раз попал. Но матёрый мутант был рядом, и очень силён. -Ну, если выберусь на этот раз, точно уйду из Зоны.- Думал про себя сталкер. Его занесло в этот посёлок в обычном очередном походе за артефактами. Они шли вдвоём. В первый раз за почти два года, Пит взял себе в напарники молодого сталкера по прозвищу Дылда.

Высокий нескладный парень куда-то сбежал пока Пит отбивался от кровососа. Ничего, если выживет, ему всё равно не будет места в Зоне, предателей здесь не жалуют. ...Невидимый монстр прыгнул вперёд. Скорее почувствовав, чем увидев движение воздуха, Пит открыл огонь. Получив несколько пуль, кровосос на некоторое время стал видимым, но всё-таки успел когтями зацепить сталкера. Кровь хлынула из разорванного лба заливая глаза, а монстр снова исчез. -Ну вот похоже и

всё.- Размазывая кровь по лицу прохрипел Пит, слепо шаря стволом автомата по сторонам. ...И вдруг откуда не возьмись выскочила серая тень. Слепой пёс, здоровый самец, бесшумно бросился на невидимого кровососа, и тот от неожиданного испуга ут р ат и л с во й р е жи м "Стелс". Монстр отмахнувшись отбросил отбросил пса в сторону, но тут-же пули из АК, пробили ему череп, и он рухнул, как подкошенный. Слепой пёс поднялся на лапы и заковылял к сталкеру. Пит узнал его, хоть Слепыш здорово

' Моя маленькая Трейси. Такая инфантильная, спонтанная и странная, такая яркая, броская и весёлая, но в то же время до ужаса стервозная, холодная и эгоистичная. Моя рыжая малышка Трейс… Я знаком с ней больше пятнадцати лет, и за всё время нашего знакомства она совершала множество странных поступков: какие-то положительно сказывались на её жизни, какие-то – нет, но, безусловно, каждый оставлял свой след. Виктор. Его я знаю совсем недолго – чуть больше года. Он добродушный и открытый, умный, весёлый и обаятельный, но вместе с тем высокомерный и самовлюблённый. Виктор и Трейс не виделись около шести-семи месяцев, более того – с некоторых пор они стали друг

другу злейшими врагами. Что случилось? Это запутанная история, которую способны понять только они. Скажу одно: если бы не эта самая сумбурность Трейси, то всё бы было отлично. Я и не думал, что моя давнишняя подруга способна кому-то так переломить судьбу, испортить настроение на несколько месяцев, а, может, и вовсе изменить характер. Виктор всегда мне казался простым человеком, который даже не знает о грусти. Однако, уже долгое время он сам не свой, а Трейси так и остаётся легкомысленной дурочкой. В ночь на шестое марта моя подруга гуляла по ночному городу. Она проходила безлюдные остановки, глухие парки, уже закрытые театры и торговые центры. Призрачно-

"возмужал" за время разлуки. -Да, как-же ты меня нашёл то, щенок мой дорогой? Пит трепал пса за уши, гладил его редкую шерсть, а тот осторожно слизывал кровь со лба раненого человека. И так в Зоне бывает, человек предаёт человека, а чудовище, монстр, мутант, приходит ему на помощь. Автор:

Александр

Гер

! ! серые глаза девушки нередко останавливались на пыльных плафонах фонарей, которые так и манили своим янтарно-бронзовым светом. Малышка Трейси была настолько безрассудной, что несколько пугающие переулки, чьи-то пьяные выкрики вдалеке, холод и позднее время не смущало её: она, словно ребёнок бегала по таявшему снегу и ловила ртом падающие белые хлопья, которые застилали асфальтовым ледяным ковром, готовя улицы к утру. Любой бы сказал, что эта рыжая девочка сошла с ума, но мне это её подобное поведение всегда казалось милым. Она решила посидеть в любимой части своего города. Днём здесь толпами ходят люди, а в невероятно большой пробке сигналят машины, но сейчас это место пусто-

вало. Девушка расположилась рядом с постаментом, откуда на неё смотрел Владимир Маяковский. Через дорогу находился старый театр, который был подсвечен фиолетовыми гирляндами. Трейс окружала волнующая тишина. Она сделала пару глубоких вдохов и выдохов, подняла голову на чёрное небо и стала наблюдать за мелкими, белыми, мерцающими крупинкамизвёздами, которые раскидал одинокий волшебник. Тёмное полотно, простирающееся над крышами многоэтажек, затягивало и наводило на различные мысли, одной из которых была – позвонить Виктору. Трейси нашла нужный номер в телефонной книге и нажала на кнопку вызова. Ответ не заставил себя долго ждать, парень почти сразу взял трубку, несмотря на позднее время. «Привет. Прогуляемся?» позитивно спросила девушка. Её бывший приятель, не р а з д ум ы в а я , о т в е т и л : «Конечно», - хотя и был на неё глубоко зол. Мои знакомые договорились о месте встречи: она пошла до «того самого» светофора, а он начал одеваться. Целых полгода прошло с их последней встречи, и вот сейчас они встретятся. Парень вышел из-за угла дома. «А он изменился», - подумала девушка. Она хотела обнять его и извиниться за всё, но не сделала этого, ведь ей могло показаться, что когда-то близкий человек готов был избить рыжую кроху на месте. Трейси укоряла себя, называла моногамной тварью и лицемеркой, но при этом не подавала виду: ста-

ралась вести себя просто и непринуждённо. Пара обошла множество улиц и переулков ночного города. Большую часть времени они молчали, парень был в обиде за прошлое, а девушка в смятении от настоящего. Как я уже говорил, моя подруга - личность спонтанная, с большим количеством странностей и загадок. Сейчас эта её особенность и проявилась. Молодые люди шли по парку, в котором прежде часто бывали. Молчание напрягало Трейс, даже хруст льдинок под ногами не слышался ей - настолько пустыми казались звуки, которых и без того было крайне мало. - Дай мне свою руку, - с неловкостью протараторила моя подруга. - Зачем? – логично спросил парень. Явно это было бы не самым приятным действием после всего, что было. - Просто, - ответила она, но грубое молчание снова дало о себе знать. Ну, не хочешь, как хочешь, - добавила девушка, дабы не чувствовать этой тиши. Виктор взял её руку, но лишь на секунду: после первого секундного прикосновения он тут же выпустил маленькие пальчики Трейси. Однако девушка быстро вернула себе мужское тепло: крепко сжала ладонь приятеля и старалась удержать. - Я думал, это разовая акция, - рассержено проговорил Виктор, поэтому наша причудливая героиня прекратила приносить собеседнику неудобства. - Прости.

- Мне кажется, что мы мыслим по-разному. - То есть? - Что для тебя «просто»? - «Просто» значит легко, без каких-либо мотивов и обязательств. Элементарно захотелось подержать тебя за руку. - Нет, за этим что-то стоит. Все эти обстоятельства, которые происходят сейчас, которые были полгода, год назад. Твоё «просто» на самом деле не просто. - Но ведь всё не так! Это действительно просто! - завелась девушка. В нотках её голоса слышалось непонимание. Непонимание самой себя. Спокойный парень прекрасно знал, что если Трейси начинает говорить на повышенных тонах, то это значит, что её что-то задело. - Трейси, у тебя всё всегда не так просто. Ты врала мне, но себе хотя бы не надо, - размеренно отреагировал парень и пафосно поправил русые волосы. - Но я не лгу… Виктор решил не перепираться с ней, ведь это бесполезно. Да, моя подруга такой человек, у которого на любое слово найдётся ещё десять. Пара продолжила идти в безмолвии, только под скрип серого снега. Поднялся небольшой ветерок, который морозил уши и руки. Трейси сжалась от холода и попыталась спрятаться в своей куртке. Молчание, молчание, молчание. Оно потихоньку начало угнетать и вызывать мурашки по коже. - Давай руку, - со вздохом сказал шатен.

- Что?! - Я серьёзно, давай. Малышка Трейс замешкалась, неуверенно оглянулась по сторонам и всётаки взяла его большую ладонь. Девушка нервно покусывала губу, смотрела то на приятеля, то в сторону, постоянно убирала прядь волос за ухо, быстро моргала и пыталась восстановить дыхание. Только музыка ветра немного успокаивала её. - И зачем ты это сделал? - Просто. - И зачем ты дразнишься?! Виктор с ухмылкой посмотрел на Трейси, которая возмущалась, как маленький ребёнок. - Зачем?! - Давай представим, что ничего и не было, что я снова верю людям, а ты для меня всё такая же милая девушка, не портящая жизнь людям. Трейси услышала в голосе парня некую двоякость, которая стала мучить её ещё больше. Девушке стало стыдно. Хотелось спрятаться в четырёх стенах, забиться в подушку,

под одеяло и молчать всю жизнь. - Прости. Прости, мне пора идти. Правда, - с грустью промолвила моя подруга. Она хотела обнять парня, но тот словно не давался, поэтому Трейс постаралась как можно быстрее убежать с этого печального места расставания. Виктор даже не старался остановить её. Пара попрощалась взглядами, и Трейси сразу же пошла вглубь парка, не оглядываясь на Виктора. Рыжевласка натянула капюшон, включила старый потёртый плеер, устремляясь в темноту, в никуда. Мысли о своей ничтожности окутывали её, жалость и горечь угнетали, а боль съедала изнутри. Она не знала, что делать. Такая всегда с виду лёгкая и беззаботная девочка стала на кое-то время серьёзной, задумалась над своей жизнью, над поступком, который причинил Виктору большую боль. Но она не могла подумать, чтото же самое случится и с ней. Сегодня в её голове всё перемешалось, но потом соединилось в одну картину. И картина эта была пу-

гающая. Любой бы художник или профессиональный критик сказал бы, что её нельзя показывать на выставках или продавать коллекционерам, ведь это было полотно, которое отражало жалкую душу человека. Жизнь Трейси всегда казалась мне слишком разнообразной и непостоянной. Кто-то может посчитать, что это здорово, но нет. Сколько близких людей, сколько моментов и возможностей, сколько благ она потеряла из-за своей легкомысленной спонтанности. Вот и теперь. Она одинока: когда-то сама оставила человека, потом оставляли её. Свои мучения и тоску она скрывает под маской пофигизма, а Виктор… Виктор обжёгся ей и впредь будет внимательнее с такими яркими звёздочками, которые выделяются в потоке этой серой биомассы. Одно я понял точно: никому не верь, а если доверились тебе, то не кидай его. Автор:

Гурицкая

Алина

3* В первую их встречу наедине, она до неприличия пристально смотрела ему в глаза и ей всё больше казалось, что она действительно видит, как там, в глубинах зрачков, где как в зеркале отражается душа, вспыхивают искры влюблённости, обещающие перерасти в неугасимый огонь любви.

Они мерцали звёздами, пока ещё далёкими, но тёплыми, ласкающими и манящими. Они напоминали утреннюю росу, ослепительно блестевшую в лучах восходящего солнца. Зрелище было прекрасным и завораживающим, и ей хотелось, чтобы это мгновение, как в бес-

смертном стихотворении, остановилось навсегда. И чтобы Солнце не поднималось выше, дабы не иссушило сверкающую влагу страсти на хрупком цветке любви. Именно такие минуты блаженства и есть то необыкновенное человеческое счастье, к которому все стремятся и которое не име-

ет земного сравнения и эквивалента. Оно бесценно, ибо это плод души, а не разума. Дар неба, а не чрева земли. Зов космоса, а не клич инстинкта, которому подвержены все земные твари. Именно в такие мгновения человек становится Человеком, как созданием Божиим. Как высшим духовным существом, способным не убивать, а жертвовать, не брать, а дарить. Всё что имеет, вплоть до собственной жизни. И ради этого стоит жить! Она безвольно утонула в его бездонных синих глазах, как в пучине моря, не пытаясь сопротивляться и кричать о помощи. Её медленно затягивало в бездну и от восхищения собственной невесомости, она ощущала необычайный прилив счастья. И это чувство не проходило, а усиливалось с каждой секундой. - Пётр, как мне сейчас хорошо, ты даже не представляешь! - Крикнула она шёпотом и взяла его за руку. Он действительно не представлял, насколько ей было хорошо, потому что его душа парила в таких высотах любовной стратосферы, что Пётр опасался, ещё немного - и она оторвётся от телесного притяжения и улетит в космическое пространство вечной благодати. - Люба, а мне всё равно лучше. - Нежно и просто ответил Пётр и легонько сжал руку любимой. - Нет, Петя, - ответила Любовь улыбнувшись. - Лучше не бывает. Они молча шли по песчаному пляжу и ангел вселенской любви, с расту-

щими от излучений их душ крыльями, кружил над ними, укрывая влюблённых от вечерней прохлады. Насыщенная светом Солнца Луна освещала путь, отбрасывая на рыхлый песок две, неясных контуров, тени, которые медленно двигаясь, вдруг замирали и сливались в одно большое пятно. А лёгкий морской бриз обдувал разгорячённые лица и трепал волосы, довольствуясь этим, даже не пытаясь остудить пылающие сердца. Но в этот вечер они не замечали ни сияющей луны, ни дующего бриза, ни парящего ангела. Они были далеко. Их мысли были заняты думами о себе, но это не были корыстные помыслы прожжённых эгоистов, поглощающих энергию партнёра. Их ауры излучали сияние, наполненное мягкой нежностью, нежной заботой и заботливой любовью друг к другу, и напоминающее цветущий шар, окутавший их небесной лаской, и дарующий жизненные соки уже далеко не юным телам. Любовь была не молода и замужем, считала себя женщиной практичной, сдержанной и давно не подверженной романтическим порывам. Работала на предприятии главным бухгалтером и уже считала, что на её жизненном пути любовный корень давно извлечён и никогда не будет больше возведён в максимальную степень восхищения. С мужем отношения были уважительные и доверительные, без гнусных скандалов и пошлых ругательств. Появившийся год назад внук, лишь сильнее

сплотил и без того крепкую и дружную семью. Дочь с зятем и внуком жили отдельно, поэтому лишних поводов к склокам не наблюдалось, а в гости ходили часто и помогали всегда и всем, чем могли. С возрастом, почему-то, обязанности возрастают. Оно и понятно, из простых родителей превратились в молодых бабушку и дедушку, а это большая ответственность - следить за двумя поколениями одновременно. Но справлялись. Всё шло размеренно и обыденно, без эмоциональных взлётов на грани эйфории, но и без драматических падений на уровне трагедий. За что и благодарила Бога. Всё как во многих культурных, интеллигентных семьях, имеющих необходимый достаток, но не ставящих его во главу семейного неписанного кодекса. Жизнь текла старым устоявшимся руслом, без бурных потоков и, тем более, без водопадов. Даже маленьких. И вд р уг . . . т ак о е! Стандартный двухнедельный отпуск на черноморском побережье, впервые проводимый без мужа по причине непредвиденной занятости того на работе, и будто весь мир перевернулся вверх тормашками, заставив её, пусть красивую и ухоженную, но отнюдь не легкомысленную и давно спустившую алые паруса с фрегата романтической юности, нырнуть с головой в, неожиданно и неизвестно откуда хлынувший, поток прозрачной радости и мутной неизвестности. Как горная лавина сносит всё на своём пути, так и бурная

река неукротимой любви затягивает в свой страшный водоворот, где возможно только погружение. И влюблённые романтики слава Богу есть ещё такие или глупцы, близкие по духу первым, павшие жертвами стрел неразборчивого и озорного Амура, забывая о солидном возрасте и примерно о таком же общественном положении, погружаются в пучину с глазами безумца, жадно раскрыв рты, не боясь захлебнуться. Любовь не вздыхала томно и не восклицала мелодраматических фраз, наподобие:" О Боже! Что я делаю?!" С тех пор, а это случилось на четвёртый день приезда, как она увидела Петра, бросив небрежный и мимолётный взгляд на соседний столик за обедом в пансионате, время остановилось, потому что из взоры соприкоснулись. Вокруг что-то происходило и двигалось, но для них это уже не имело ни малейшего значения. Реальность разбилось о высокую вершину возвышенного вдохновения и раскололась на две части. В первой осталась любимая семья, а во второй появился ОН. С первой Любовь вела ежедневные телефонные разговоры, а со второй ежедневные беседы и ежевечерние немногословные прогулки, с жаркими поцелуями и нежными объятиями. Первой реальности, подетски краснея и волнуясь, она цинично лгала, второй, задыхаясь и трепеща, отдавала всю себя, без остатка. Все здравые мысли, нагоняющие печаль и уныние, Люба гнала прочь, как и мысли о ближайшем будущем - неминуемом расста-

вании. О плохом думать не хотелось. Петру думать не хотелось вообще, но не думать он не мог. Он думал всегда и везде. Постоянно. Мысли сами рождались и нагло, отталкивая друг дружку, врывались в сознание, даже ночью. Ещё полностью не проснувшись, между сном и явью, лёжа с закрытыми глазами, а мысли, узревшие тонкую щель умственного рассвета, нахально бросались в светящийся проём. Сейчас, когда они вдвоём молча нежились упоительной вечерней благодатью и близостью собственных сердец, стучавших в унисон такту космической гармонии, Петра, почемуто, захлестнула ностальгическая волна воспоминаний. Кадры его жизненной киноленты прокручивались невидимым механиком, а из глубин душевных недр к горлу подкатывал ком необъяснимой тревоги. Это чувство, сродни животному инстинкту или сверхъестественной человеческой интуиции, появлялось у него всегда перед грозившей опасностью. Но Пётр прекрасно знал, что это не инстинкт и не интуиция. Это чувство гораздо сильнее и инстинкта самосохранения, и типичной интуиции, предвещавшей несчастье. Оно не раз спасало ему жизнь. Это чувство имело противное, липкое и в то же время скользкое имя, знакомое всем и не уважаемое никем. Это был страх. Всеобъемлющий и поглощающий, часто превращающий человека в мразь. Так было в Афганистане, когда "духи", выре-

зав часовых, подбирались к полевой казарме, именно страх поднял Петра среди ночи и заставил выйти в темноту, освещаемую луной, и поднять тревогу. Только он, страх, не позволил там же, в Афгане, попасть в западню его роте и не быть уничтоженной в окружении "моджахедами". Пётр был тяжело ранен. За первое он получил старлея и медаль, за второе - капитана и орден. Пётр был героем. Для всех. Но только он сам точно знал, кем он был на самом деле. Пётр с самого детства был трусом. Будто ген страха, если таковой существует, был врождённым и передавался по наследству. У него не было веских оснований давать утвердительный ответ на этот спорный вопрос, как, впрочем, и категорично опровергнуть эту нелицеприятную гипотезу Пётр также не имел возможности, за отсутствием наглядных аргументов. Он сильно любил своих родителей и думать о них плохо не хотел, да и не имел на это морального права. Они были добрыми и ласковыми, и Пётр не мог вспомнить ни одного серьёзного скандала. Папа работал на заводе токарем, а мама, на том же заводе, лаборантом. Родители для него всегда были примером, а это самое главное. Главное было только то, что в нём жил неизвестно когда поселившийся трус. Как бы то ни было, но ещё в подростковом возрасте у Петра хватило храбрости это признать и начать беспощадную борьбу, а точнее - объявить собственному страху тотальную

войну. Превозмогая оцепенение и дрожь, давя подступающую тошноту, Петя отчаянно ввязывался в потасовки. Один против двоих, против троих, да плевать сколько их там! Он занимался боксом, затем, то запрещённым, то разрешённым, каратэ, а когда пришло время делать жизненный выбор, Пётр, без раздумий, поступил в военное училище. А через пять лет, будучи зелёным лейтенантом, попросился добровольцем в Афганистан, написав о своём желании в анкете ещё курсантом. Пётр пользовался уважением старших и авторитетом младших, но никогда не позволил себе оскорбить или обидеть не только равного себе, но и рядового солдата. К нарушителям он применял дисциплинарные взыскания, предварительно проведя серьёзную и жёсткую беседу, но ни одного бранного слова никто от него не слышал. Его не все понимали и за спиной посмеивались. Но это, скорее, из зависти. Любой человек, не обладающий благородными качествами, завидует человеку, у которого их в достатке. А зависть порождает ненависть, отпрысками которой являются подлость и коварство. Всего этого Петру также хватило, но ни один завистник не мог его упрекнуть в трусости и малодушии. Он всегда был впереди, испытывая себя и искушая судьбу. А судьба Петру благоволила, выказывая свою благосклонность за несгибаемую стойкость, силу воли и доброту, позволяющие ему в любых обстоятельствах оставаться человеком. Однажды его

замполит сказал:"Знаешь, Петро, о таких как ты говорят, что они родились в рубашке. Чушь это! Ты поцелованный Богом! Это я тебе говорю со всей ответственностью, как член КПСС". Не найдя себя в армии после возвращения из горячей точки, как принято было говорить, и после падения не только Берлинской стены, но и громадного государства, Пётр, закончив школу МВД, посвятил себя уголовному розыску, где настойчиво продолжил священную войну и с увеличившейся преступностью, и со своим закадычным врагом - страхом, который нигде не погиб, не умер от испуга и никуда не эмигрировал. В непростое, искажённое повальной коррупцией и рэкетом, время, Пётр умудрился остаться честным и порядочным офицером и человеком, рискующим собственной жизнью и не подставляющим товарищей. Как доказательство, ещё одно ранение и ещё одна награда. Нечистоплотными аферами и грязными интригами не занимался, не допуская подобных деяний и от своих подчинённых и коллег, что также не у всех вызывало понимание. Находясь в больнице после ранения, влюбился в медсестру и не задумываясь женился. Появились дети два мальчика и девочка. С годами Пётр дорос до начальника уголовного розыска, перейдя окончательно к руководящей кабинетной работе. Всё было прекрасно, кроме одного. Страх подлый, мерзкий, липкий сидел в глубине его сущно-

сти, посаженный под замок, но не уничтоженный окончательно, цинично хихикал и злорадствовал. Его никогда никто не видел, Пётр не дал ему ни малейшего шанса себя показать, но он точно знал, что страх глубоко внутри продолжает жить. Когда Петру исполнилось пятьдесят лет, три года назад, он плюнул на все страхи, плюнул на бесполезную с ними борьбу и ушёл на почётную пенсию, чтобы просто жить. Устроился в солидную фирму благо с его репутацией он мог выбирать - начальником охраны и пошли стабильные, спокойные и сугубо мирные пенсионнотрудовые будни. Что ещё желать в этой жизни?! И вдруг, на финишной прямой земного бытия, любовь пронзила насквозь: и сердце, и мозг, и душу. Любовь заполонила всё. Он и представить не мог, что способен на такое безумие! И вот тут, как человек прошедший горнило войны, Пётр понял, что ранение пулей ничто в сравнении с ранением любовью. Контузия полная. Такого с ним ещё не было, даже тогда, когда он ухаживал за будущей женой Ириной. Находясь на пике душевного блаженства, десять дней пролетели как одно мгновение. Любовь, в своей слепоте, беспощадна к своим жертвам. Ей безразлично их будущее, она живёт только настоящим. Только здесь и сейчас. И только в момент наивысшего своего полёта, она становится сильнее смерти. Но, как это не печально для влюблённых, очень часто нашу жизнь определяют

обстоятельства, а ещё долг и честь, и самое главное совесть! Которая, кстати, и является - должна являться - мерилом человека всех эпох, хотя её и пытаются веками уничтожить, а на её место водрузить скользкий успех и коварную славу. Сегодня был последний день счастья. Завтра будет печальный день разлуки. Возможно, навсегда. Может, именно поэтому они молчали больше обычного и думали каждый о своём, только ещё нежнее прижимаясь друг к дружке. Вечер был чудесный, но и он грозил в скором времени перерасти в ночь, и заранее предупреждал, что пора возвращаться в пансионат, который на десять дней превратился для них в храм любви. Десять дней, потрясшие их внутренний мир. Так много и так мало. Эх, если бы суть времени заключалась в часовом циферблате, то лёгким движением пальцев..Они в унисон вздохнули, отчего грустно улыбнулись, уличив себя в единомыслии, поцеловались и медленно повернули в обратную сторону. И тут появилась нечисть. Нет, она не имела ни рогов, ни копыт, ни хвоста. По крайней мере, они были ловко спрятаны от глаз внешнего мира. А глаза обычных граждан могли наблюдать троих, модно одетых, молодых людей, может быть, немножко под градусом. И несмотря на широту пляжа, Пётр, по подкатившей тошноте и заползающему внутрь холоду, понял, что им не разминуться. Страх, взломав замок и порвав цепь, стал распространяться по всем

внутренностям, леденящим холодом сковывая душу и тело. Слишком давно это было в последний раз, и Пётр уже порядком подзабыл приторно горькокислый привкус во рту и нездоровое урчание в желудке. Он мобилизовал весь внутренний ресурс и в который раз, огромным усилием воли, в невидимой, ожесточённой борьбе, одержал верх над своим извечным врагом. Но как же ему было противно это ненавистное чувство, которое он так тщательно скрывал от людей всю свою жизнь. Когда говорят, что у каждого человека свой скелет в шкафу, то именно страх был тем скелетом, который Пётр надёжно прятал в своём внутреннем бронированном шкафу, не позволяя туда заглядывать ни коллегам, ни друзьям, ни жене, ни, тем более, детям. Именно страх распахивал створки своего убежища в минуты грозящей опасности и предупреждал материальную субстанцию о возможных нежелательных последствиях, которых она, в принципе, может избежать. Для него страз был и демоном, и ангелом-хранителем. Да, страх не раз спасал жизнь, и не только ему, но как же омерзительно жить в его власти. Лучше мёртвый лев, чем живой шакал. Пётр посмотрел на Любовь, прильнувшую к его плечу и безмятежно шагавшую с закрытыми глазами. И скоро этой идиллии наступит конец. Почему всё прекрасное непременно должно заканчиваться драмой? Эта несправедливость вызывала в нём раздраже-

ние, готовое перерасти в злость и ярость, которые затмевают собой страх. К сожалению, только затмевают, но не уничтожают. - Какой чудесный вечер! - Прошептала Любовь, не открывая глаз.Может потому, что он прощальный? Какой страшный вопрос! Казалось, тоска и грусть всего мира накатила на Петра, заполонив собой всё душевное пространство, и поглотив все остальные чувства. В том числе и страх. Его не было. Даже в шкафу! Он это знал точно. Тоска по ускользающей любви убила непобедимый страх, но Пётр в эту минуту даже не придал этому особого значения. Он вздохнул и грустно улыбнулся природной вечности и красоте. Всё мирское преходяще. Так, вроде, говорят? Верно говорят. В каком-то старом советском фильме про басмачей ему врезалась в память одна фраза, сказанная врагом советской власти, а значит - бандитом. Тот бросил её красноармейцу перед схваткой:"Здешняя жизнь лишь игра и забава". В то время она ему понравилась, но потом Пётр понял, что это не так. Ложь, вбитая в сознание и заставляющая идти на смерть с минимальным чувством страха, а то и вовсе - без оного. Здешняя жизнь - это проверка человека на прочность. В первую очередь - духовную. В толпе идти на смерть легче, чем ступать на эшафот в одиночку, к тому же - непонятым и оплёванным. То, чего человек не понимает или это ему не выгодно, он инстинктивно или рассу-

дочно отторгает, и, злобно шипя, кричит - распните его! И получается, что вся человеческая жизнь, это выбор - Человек ты или мразь?! И будь сейчас на месте Петра кто-то другой, менее щепетильный в вопросах чести, столкновения, скорее всего, сумел бы избежать. По всему, драку не предполагали и идущие встречным курсом. Нагло уверенные в своём превосходстве, они лишь желали цинично развлечься. Их наглые и похабные шуточки и издёвки возмутили Петра, но он держал себя, что называется, в руках. Лишь вежливо предложил немедленно извиниться и убраться восвояси. Пётр всегда давал противнику шанс к отступлению. Один из них удивлённо спросил. - Да ты, старый, совсем страх потерял? Петра этот вопрос рассмешил. - Ты даже, юноша, не представляешь, насколько ты сейчас прав! Буквально минуту назад он исчез. Не хотите последовать его примеру? Но ребята не захотели. Люба вцепилась в Петра как клещами, на её глаза навернулись слёзы, она что-то шептала ему в ухо, потом умоляла тех оставить их в покое, чем вызвала новый поток оскорблений. Последней ядовитой каплей, убившей не только последние крохи страха, но и врождённый инстинкт самосохранения, послужила выходка одного из подонков, который бесцеремонно позволил себе проверить на упругость передние и задние прелести женщины, с

силой схватив их руками. Противник оказался не из робкого десятка, толк в драках знал и отступать не собирался. Столкновение принимало ожесточённый и кровопролитный характер, и, судя по напористости сторон, не предвещало ничейного результата. Пётр был слеп, лишь изредка, сквозь пелену нездорового азарта, он видел мечущийся силуэт Любови, рыдавшей и что-то кричавшей. Пётр был глух. Он дрался как в тумане, где видел только врага и ничего вокруг. Но и здесь привычка к анализу не оставили его полностью, позволив сделать нелицеприятное для себя заключение. "Напрочь потерял всю сноровку за столько лет протирания штанов в кабинете. - Мысленно выругал сам себя Пётр, и зло ухмыльнулся. Здесь же работы максимум минуты на три". Прояснение наступило внезапно, когда полковник в отставке увидел убегающие тени и свою влажную от крови рубашку в области живота. Он успел прижать к себе Любу, поцеловать в щёку и обнадёживающе прошептать: "Всё будет хорошо". Потом в глазах всё поплыло, и Пётр начал медленно оседать на песок, пока сознание не закрылось полностью. Обречённый утопиться никогда не сможет повеситься. С ярыми фаталистами можно соглашаться, можно не соглашаться, можно отчаянно спорить, но нельзя отрицать очевидных фактов. А факт в том, что Пётр остался жив после очередного ранения, за которое он впервые не полу-

чит награды. Да он за ними никогда и не гонялся. Пётр, как человек настоящий, жил по велению совести, а как солдат - по историческому кодексу чести, и награды, вперемежку со злыми и завистливыми насмешками, находили его сами. Пробыв, после операции, сутки в реанимации, он был доставлен в общую палату с окном на южную сторону, а значит, с ежедневной солнечной улыбкой. Петру опять повезло ни один жизненно важный орган не задет. Слепая случайность или Божественная з ак оно мерно сть? К ак будто, кто-то руководил движением лезвия, а потом, достигнув выбранного предела, это движение резко остановил. Судьба? Даже если она и есть, никогда не следует ходить к гадалкам и колдунам. Но если вдруг, всё-таки, заглянули в этот магический вертеп, то никогда не спрашивайте о дате своей смерти. Иначе умрёте гораздо раньше - от нервного истощения, либо от сердечной недостаточности. Прошло три дня. К Петру, после утреннего обхода, уколов и капельницы, заглянул следователь, чтобы уточнить показания. На этот раз узнав, что потерпевший его коллега, они мило побеседовали о преступности в курортном городе, обсудили плюсы и минусы работы здесь, приводя в качестве доказательств анекдоты на эту тему, а затем майор записал более подробный рассказ Петра о случившемся, вежливо пожурив того за неясность в описании преступ-

ников. Пётр в ответ лишь извинительно улыбнулся. Ему было совершенно безразлично - найдут их или нет. Даже лучше, если бы не нашли. Он никак не хотел фигурировать в качестве пострадавшего. Да Пётр таковым себя и не считал. Он защитил честь своей дамы, а значит, и своё человеческое достоинство. А это самое главное. Всё остальное - пустяки! Кроме, пожалуй, одного. Его дамы сердца не было рядом. Видимо, дав показания полиции, она уже давно дома, в кругу семьи?! От этой грустной мысли даже солнечный день начинал меркнуть и в душе наступали сумерки. В такие минуты Пётр жалел, что остался жив. Он закрыл глаза и плотно сжатые веки увлажнились, а сердце ктото медленно сжимал тисками, и когда казалось, что ещё немного...и всё, невидимый садист ослаблял давление, чтобы спустя время вновь приступить к своей инквизиторской пытке. Но, как всегда и везде, время лечит, а жизнь продолжается. Жизнь, приравненная к существованию. С тихими радостями, мелкими неприятностями и повседневными заботами. Обычная человеческая жизнь. И лишь смельчаки, подхваченные ураганом любви, способны преодолеть гравитацию мещанства и душою воспарить к звёздам. И только они знают, какое это наслаждение! Даже наперёд зная, что за наслаждением всегда следует страдание - таков суровый закон бытия - но, честное слово, за минуту космического блаженства можно не задумываясь отдать десяток

серыхи туманных лет повседневного прозябания. Пётр был счастлив даже сейчас. Даже без неё, но всегда рядом с нею. А завтра прилетит жена. Она его любит, и он её. Но это совершенно другое. Музыка абсолютно другой тональности, не будоражащая своим звучанием глубинные фибры души. И это при том, что случись, не дай Бог, что-то подобное с женой, Пётр готов, не задумываясь, отдать за неё жизнь. Он открыл глаза и... О, чудо! Пётр не мог поверить представшему видению. Мираж! Галлюцинация! Или он окончательно сходит с ума? Десять дней, оторванных от реальности, десять дней, потрясших его устойчивый мир, и в финале, как в дешёвой мелодраме, ранение и сотрясение и без того взбудораженного мозга. Но мозг здесь совершенно не при чём. За десять дней до этого случилось такое сильное сотрясение души, которое, если оценивать по шкале Рихтера, далеко зашкалило бы за максимальную отметку. И получается, что любовь, как стихийное бедствие, самое страшное, разрушительное и...самое приятное. Напротив Петра, в раскрытой двери, стояла Любовь. Его Любовь! Во рту пересохло и язык прилип к нёбу. Он не мог вымолвить ни слова. Лишь вулканический жар вспыхнул в груди, обжигая пробитое отравленной стрелой Купидона сердце. - Здравствуй, любимый! - Восторг вылился в тихий шёпот, который не сумел бы перекричать ни один динамик. Любовь сия-

ла, и своим сиянием осветила для него палату, как тысячи солнц. Петру хотелось вскочить и броситься навстречу, поднять её на руки и кружить в бешеном ритме вальса. Но этого он сделать не мог, а лишь приподнялся и хрипло произнёс волшебное имя - Любовь. - Лежи, милый, не делай резких движений. Она подошла к кровати и присела рядом. - Я так по тебе соскучилась, будто не видела целую вечность. Хотя слетала домой всего на два дня. Но ничего, теперь мы будем вместе. Я буду рядом с тобой. - Всегда? - С мольбой и как-то по-детски спросил Пётр. Любовь загадочно улыбнулась, а из глаз огненным фейерверком на Петра сыпались искры нежности и жалости. - Всегда. - Ответила она и взяла его за руки. Но тут он вспомнил прошлую жизнь, и грусть отразилась на его лице. - Завтра приезжает моя жена. - Сдавленно сообщил Пётр и поднёс её руку к своим губам. Любовь указательным пальцем прижала его губы, умоляя ничего не говорить. Потом, наклонившись к самому уху, и обдав ароматом упавшей на его лицо пряди волос, тихотихо прошептала. - Всё замечательно, любимый. Завтра приезжает мой муж, чтобы поблагодарить тебя за моё спасение. Он прекрасный человек. Автор: Сих

Александр

+ В первые годы после окончания Университета я часто встречался во время своего летнего отпуска со своими друзьямиоднокурсниками. По обыкновению это были пирушки, чаще с умеренным винным потреблением, но и иногда и с большим. Обычно я много не пил, ибо часто приезжал в Харьков только на один день. Но, бывало, оставался в Харькове на ночёвку, как правило, в своём студенческом общежитии, в нём ещё поживали мои хорошие друзья-приятели. Были два исключения, они оба были связаны с моим близким другом Володей Романьковым. В первом случае, он уговорил меня остаться ночевать у него дома, мол, его матушка будет мне рада. К сожалению, я тогда изрядно перебрал, видимо, расслабился и потерял над собой контроль, зная, что проблема ночёвки уже решена. С трудом довёл он меня до своей квартиры, да и себя тоже, мы оба были хороши. Володя позвонил, но его матушка встретила нас совсем не так, как мы тогда ожидали. Посмотрела сначала на своего сына, потом на меня и тоном, который не предвещал ничего хорошего, задала Володе только один вопрос: «А это кто?». С трудом выговаривая слова, он стал что-то своей объяснять, а я стал подозревать, что меня ночевать не пустят. Ну, ничего, обошлось, пустила, но явно без большой охоты. Обычно, на

матерей своих друзей я производил хорошее впечатление, они все считали меня серьёзным молодым человеком. Наутро, за завтраком, я очень постарался, что такое впечатление осталось и у мамы Володи Романькова. Извинился за вчерашний помятый вид, а потом рассказал о себе, где живу, где работаю, чем занимаюсь. Отношение матушки моего друга ко мне изменилось в лучшую сторону. На прощание она сказала вполне дружелюбно: «Приходите ещё нам в гости, мы будем вам рады, но только не в таком виде, в каком вы были вчера». Через пару лет Володя Романьков вновь предложил мне перенести отъезд на следующий день и заночевать в Харькове. Сообщил он об этом после того, как мы уже приняли определённого количества алкоголя во время дружеского застолья в кафе. Разумеется, я сразу же отказался, напомнив ему прошлое его приглашение. После того случая я мог себе позволить появиться на глазах его матушки только как стёклышко трезвым, даже лёгкое опьянение исключалось. Но, как оказалось, он приглашал меня не к себе домой. У него в тот день было ночное дежурство в приёмной ректора одного из харьковских институтов, название которого позабылось. Он предложил мне продолжить дружескую встречу там, заверив меня, что все проблемы с пропуском в

тот институт он решит. В приёмной, по его словам, есть пара больших диванов для посетителей, с ночлегом проблем не будет. Ехать домой совсем не хотелось, после недолгих колебаний, я согласился, а вскоре мы отправились на дежурство в его институт. Разумеется, предварительно забежали в гастроном, для дружеской вечеринки взяли бутылочку вина (может даже две, точно не помню) и закуску. Приёмная ректора оказалась большим, уютным помещением с мягкой мебелью, среди которых были два больших дивана, на которых вполне комфортно можно было переночевать. После того как все покинули кабинет, мы достали вино с закуской и продолжили, начатую в кафе, пирушку. Володя Романьков был не из тех моих однокурсников (коих было большинство), с которым за бутылочкой все разговоры крутились вокруг двух тем: о бабах и выпивке. Он много знал, мне было с ним всегда интересно поболтать на разные темы. В основном мы говорили о футбольных новостях, а он был настоящий фанат, даже знал поимённо основные составы всех команд высшей лиги. Но, не только футбол нам с ним был интересен, обсудили только что прошедшую Московскую олимпиаду, поговорили о политике, даже о науке. Так, незаметно, за разговорами прошло немало време-

ни, мы выпили всё вино, с дружеским ужином было покончено. Володя отправился на обход здания, что входило в его обязанности, оставив меня на время одного. Уходя, сказал, если захочешь позвонить, то вот это городской телефон, дополнительного кода к нему не нужно. Хорошее предложение, подумал я тогда. Пока мы с Володей болтали на разные темы, мой взгляд то и дело останавливался, то на одном, то на другом телефоне и само собой в голове возникали навязчивые вопросы. Какой из телефонов городской? А может позвонить ей? Номер её телефона не забыл? Нет, номер я помнил хорошо, всего шесть цифр и это не давало мне покоя. Ведь стоит их набрать, как в трубке раздастся голос, которого не слышал больше трёх лет. Когда я остался в приёмной один, то понял, что передо мной стоит почти гамлетовский вопрос: звонить или не звонить. Мне надо было сделать выбор до возвращения моего друга. Подумал, и решил просто набрать номер, не выдавая себя. Не факт же, что к телефону подойдёт она сама, может ответить её мама или муж. В таком случае вопрос звонить или не звонить отпадёт сам собой. Я подошёл к телефону, закрыл ладонью микрофон, набрал номер и услышал: «Алло… алло… говорите, я слушаю… вас не слышно, перезвоните», далее пошли короткие гудки. Да, это был её голос, я положил трубку городского телефона, осмысливая происшедшее. А мне было о

чём подумать, голос её я услышал, а удовлетворения от этого совсем не испытал. И почему ты не поговорил с ней, задавал я вопрос самому себе. Надо было набраться смелости и поговорить, ведь ты же этого хочешь, не так ли? Да, хочу, спор с самим собой продолжался, но совсем не желаю вмешиватьсяв ее личную жизнь. Я там лишний, ведь это было ясно нам обоим задолго до её замужества. Однако ж, если всё абсолютно ясно, спрашивал я себя, то чего теряю, коль позвоню. В общем-то, ничего, в худшем случае, услышав мой голос, она бросит трубку. Ну и что из этого, думал я, будет не очень приятно, зато появиться полная ясность и звонков к ней больше не будет. Надо звонить, я отбросил все сомнения, будь, что будет. Я вновь набрал номер, услышал её голос и сказал только два слова: «Добрый вечер!». Она узнала мой голос, и по голосу было понятно, что она обрадовалась моему звонку. Далее последовал обыкновенный разговор двух друзей, которые давно не встречались и были рады сообщить друг другу свои новости. Разговор подходил к своему завершению, пора было прощаться, как случилось то, чего я никак не ожидал. Она попросила не бросать трубку, сказав, что через пару-тройку минут она вернётся к разговору. Я подождал, находясь в полном недоумении, совсем не понимая, что она задумала. Совсем скоро она вернулась к телефону и пригласила назавтра в гости, как я понял, пауза в разговоре ей

была нужна, чтобы согласовать приглашение с мужем и со своей мамой. Я был изумлён и озадачен её приглашением, совершенно не знал, что ответить. Но она не торопила с ответом, договорились, что я подумаю и если решусь приехать к ним, то утром позвоню. Ошеломлённый происшедшим, я положил трубку телефона, вот так вот, хотел только позвонить, а получил неожиданное приглашение в гости. Теперь надо было хорошенько подумать и принять правильное решение. Вспомнилась последняя наша встреча, с которой прошло более трёх лет. Я уже знал, мне об этом сказал наш общий знакомый, что у неё новая любовь, что там всё более чем серьёзно,и дело идёт к свадьбе. Конечно, услышать об этом было не очень приятно, но и трагедией это известие для меня не было. Оно было ожидаемо, а как быстро это произойдёт после нашего с ней разлада, было не так важно. Выходит, что полгода, ну что же, пусть будет так. В феврале семьдесят седьмого года, за день до защиты дипломной работы, я решил встретиться с ней в главном корпусе Харьковского университета, где в то время она училась на первом курсе биологического факультета. Для встречи у меня был формальный повод, можно сказать, что дело, на которое от неё нужно было получить добро. Где с ней можно было встретиться в огромном университетском главном корпусе, я уже знал, двумя месяцами ранее в середине декабря я потра-

тил несколько часов, что найти место расположения биофака. Дело в том, что учебный корпус нашего физико-технического факультета находился в пригороде города Харькова, очень далеко от центра, в главном корпусе приходилось бывать очень редко, поэтому расположение факультетов в нём мне было совсем неведомо. Поиски биологического факультета начались с верхнего этажа правого крыла высотного здания, и пошло-поехало, длинный переход с одного крыла на другой, спуск на этаж вниз и обратный переход. Остановился в левом крыле на одном из нижних этажей (на третьем, если не изменяет память), поиски увенчались успехом. Нашёл не только биофак, но и её саму, сидящую в аудитории на занятии. Можно было, конечно, дождаться перерыва и пообщаться с ней. Однако делать этого не стал, моя миссия была выполнена, место расположения биофака ХГУ нашёл, а желания разговаривать с ней не было совсем, посему я тут же удалился. Потом, в течение многих лет, это забавное приключение с поиском биофака вернулось ко мне в виде фантомных снов, в них я бродил по этажам Университета в безнадёжных поисках неведомо кого. В феврале мне вновь захотелось с ней встретиться поговорить, так как мне было ясно, что после окончания Университета регулярные поездки в Харьков, каковы они были до защиты дипломной работы, прекратятся вовсе. Посему наши встречи отныне будут край-

не редки, и то в лучшем случае, а скорее всего, их больше не будет совсем. Купил в гастрономе для неё плитку шоколада и отправился в Университет, к аудиториям биофака. В перерыве между занятиями наша встреча состоялась, у каждого было совсем разное настроение. Мне было грустно, она же светилась от счастья и выглядела замечательно, новая любовь пошла ей явно на пользу. Разговор получился короткий, но вполне дружеский. Как бывало в прежние времена, плитку шоколада от меня приняла, и было видно, что мой подарок был ей приятен. Я перешёл к делу, которое было формальным поводом для этой встречи. В своё время, во время прогулки по Москве она призналась, что в детстве у неё была мечта иметь у себя маленький школьный глобус. Мы решили проверить, если они в продаже или нет, магазин Детский мир был не так далеко от нас. Глобусов в отделе канцтоваров не было, но продавцы сообщили нам, что время от времени их завозят,однако быстро раскупают. Тогда я ей пообещал при случае купить и подарить ей маленький школьный глобус, её детскую мечту. Теперь, когда отношения между нами стали совсем иными, мне захотелось узнать, остаётся ли в силе наша договорённость, согласна ли она принять от меня обещанный подарок. Да, согласна, ответила она, и на том тот разговор закончился, ей было пора идти на занятия. Она ушла, я смотрел ей вслед и задавал себе вопрос, почему у неё всё не так как у меня.

Вопрос был риторический, я знал на него ответ. Просто она нормальная, в отличие от меня, и жить ей на этом свете легко. И полюбит, и разлюбит, и вновь полюбит, и каждая новая любовь у неё как в первый раз, самая счастливая и на всю жизнь. Наверное, так и надо жить, но я так не умею. Вот хочу избавиться от привязанности к ней, знаю, что мне это очень надо, а не получается и, возможно, никогда не получится. С такими вот раздумьями закончилась для меня наша последняя встреча, перед тем как она вышла замуж. А глобус в подарок она всё же от меня получила, он пришёл очень вовремя, как раз перед её свадьбой. Мои воспоминания прервал Володя Романьков, который после обхода здания вернулся в приёмную ректора. Он достал из встроенных шкафов одеяла и подушки, пора была укладываться спать. Было о чём поразмыслить перед сном, принять её приглашение или нет, надо было взвесить все «за» и «против». Не очень хотелось ехать к ней из-за мамы, я ведь её очень сильно разочаровал, но, с другой стороны, появлялась прекрасная возможность для того чтобы извинится, может быть другого случая для этого не будет. Поэтому один довод «против» отпадал, зато другой оставался очень важным для меня. Её муж наверняка будет смотреть на меня с насмешкой, как на незадачливого влюблённого, невесть зачем пришедшего в их дом. Для моего болезненного самолюбия это будет тяжким испытанием. А вот довод "за"

только был один, я очень хотел её видеть, хотя знал, что ничего хорошего это желание мне не принесёт. Я уснул, так и не приняв для себя окончательного решения, решив, что утро вечера мудренее. На следующий день я уже не рассуждал, сразу после завтрака позвонил и сказал, что принял её приглашение. Мы уточнили время визита и договорились, что буду у них недолго, только на время чаепития. До назначенного времени я тщетно искал в Харькове приличную коробку конфет, но ничего хорошего не нашёл, купил что смог. А ведь имел возможность привезти очень хороших московских конфет, но я совершенно не предполагал, что такое приглашение вообще было возможно. Поездка в её район к тому времени была уже вполне комфортной, метро приятнее переполненных автобусов. От станции метро до её дома расстояние небольшое, и вот она её квартира, спустя четыре года я сюда вернулся. А ведь я и представить себе не мог тогда, что наша, как нам казалась, счастливая поездка на море, закончиться столь печально. В день отъезда в её квартире царила безмятежная, радостная атмосфера. Она, наконец, познакомила меня со своей мамой, и по всему было видно, что мы понравились друг другу. Пришли соседи, с которыми она и её мама были дружны, принесли турку с кофе, сваренным по особому рецепту. Пили кофе, шутили, нам желали прекрасного отдыха. Только одно меня смущало, у

меня было ощущение, что я попал в чужой для себя дом и родным он никогда не будет. Мне казалось это диким и нелепым, ведь всё замечательно и все счастливы, но на душе было тревожно, почему я не знал. На прощание, сосед, профессиональный судья в регби, пожелал нам обоим благоразумия. Как будто знал, что как этого благоразумия в наших отношениях не будет совсем, что главной нашей проблемой будет полное отсутствие взаимопонимания и расстанемся мы в шаге от ненависти друг к другу. Хотя, какие поступки считать благоразумными, это спорный вопрос. После нашей поездки была абсолютная ясность, что в будущем проблемы во взаимоотношениях между нами не исчезли бы сами собой, а напротив, их бы стало намного больше. Посему с грёзами о совместной жизни было покончено, таково было обоюдное решение, и это был очень благоразумный поступок с нашей стороны. Иначе, мы повторили бы печальную историю её родителей. Развод, взаимная ненависть бывших супругов и дочка, растущая у бабушки, которую она называет своей мамой. Такова могла быть и наша совместная жизнь, но такой участи мы избежали. Я позвонил, дверь отворилась, спустя четыре года я вновь переступил порог её дома. Она встретила меня с той же своей, фирменной и неповторимой улыбкой, которой не было ни у кого. Да и сама прекрасно выглядела, как же иначе, ей всего двадцать три года, лучшее время для

женщины. Она познакомила меня со своим мужем и симпатичной дочкой, которой было уже почти три года. Как я и предполагал, её муж смотрел на меня, незадачливого друга его жены, с плохо скрываемой насмешкой, но я был к этому готов. Моё положение было объективно унизительным, но в этой жизни за всё надо платить, и за возможность вновь видеть её тоже. Встречали меня они втроём, а вот её мамы нигде не было видно. – А Галина Яковлевна дома? – спросил я. – Нет, мама на даче, передавала тебе привет, – ответила она. Стало понятно, что Галина Яковлевна не простила мне обиду, которую я ей нанёс четыре года назад. Встретиться со мной она явно не пожелала, а жаль, мне хотелось попросить у неё прощения, если бы такая возможность представилась. – Передай ей тоже привет от меня, я очень огорчён, что не повидался с ней, – с досадой вымолвил я, и это была правда, услышанное меня очень огорчило. Я стал осматривать гостиную, в которую меня пригласили и понял, что она мало изменилась за последние четыре года. Всё было по-прежнему, только вот на видном месте я заметил маленький школьный глобус. – Да, это он, твой подарок, – сказала она, добавив, что он пришёл прямо к свадьбе, поэтому они с мужем считают его свадебным подарком от меня. – Хорошо, пусть бу-

дет так, - ответил я, пожав плечами. Мне неважно было, как они его называют. Для меня это был мой личный подарок ей, а её муж, и её свадьба здесь были совсем не причём. Она стала хлопотать, готовясь к чаепитию, а мы с её мужем сидели в гостиной, ведя неспешную беседу. Разговор разговором, а я думал о её маме, которая не захотела со мной встречаться. Мне было очень неловко перед ней, я увёз её дочь из дома, и обязан был вернуться с ней, успокоить её, сказав, что у нас всё было хорошо. А все проблемы и обиды оставить на потом, так делают все порядочные и умные люди. И мне надо было так поступить, но для такого поступка мне не хватило, ни ума, ни сердца. Мы оба были эгоистами, больше заботились о своих проблемах, а о маме, старой и больной женщине никто из нас не подумал. Решение о том, что из той поездки к ним домой я не вернусь, фактически было совместным, но первый шаг был мой. Случилось это где-то за неделю до нашего возвращения в Харьков, когда отношения между нами стали весьма натянутыми. В каком-то разговоре я сказал, между прочим, мол, я ещё не решил, но вполне возможно, мы расстанемся на вокзале, домой я к вам не поеду. Её реакция на это моё заявление было для меня неожиданной, она не стала протестовать, как я того ожидал, а приняла мои слова с явнымодобрением. – Правильно, я тебя понимаю, – сказала она и положила свою руку мне на

плечо в знак поддержки. – Вот как, да и я тебя понимаю, — ответил я, снимая её руку со своего плеча. Да, я в одно мгновение постиг смысл её слов, и не только слов. Мне вдруг стали понятны все её поступки в отношении меня, которые мне казались очень странными. Но ничего странного в них не было, для меня наступил момент истины, момент осознания реального положения дел. А оно было таковым, вскоре мы расстанемся и расстанемся навсегда, она уже всё решила за нас обоих. Приговор в отношении меня ею вынесен, и главное тогда для неё заключалось в том, чтобы до приговорённого это дошло. Вот теперь, она поняла, что я осознал неизбежность расставания, и, более того, дал на это согласие, сказав, что к ней домой я больше не поеду. Вот так, двумя короткими фразами мы определили наши судьбы, с этого момента они пойдут разными дорогами. В этом истории для меня странным было только одно, а как же её мама, она думает о ней или нет. Ясно же, коль я не приеду, то нанесу Галине Яковлевне обиду, которую она не заслуживает. Она много раз уверяла, что очень любит свою маму, а раз так, она должна позаботиться о её душевном спокойствии. А значит, мы обязаны вернуться к её маме вместе, в этом первую очередь должна быть заинтересована она. Но её это совершенно не волновало, наше короткое объяснение стало для неё освобождением от всяких моральных обязательств передо мной.

Отныне она считала себя совершенно свободной, это соответствующим образом отразилось на её поступках в последнюю неделю перед отъездом. Именно в этот период произошла необратимая деградация наших отношений, все мосты были сожжены, с мечтами всю жизнь быть вместе, было навсегда покончено, на них был поставлен большой и жирный крест. Я был потрясён происшедшими событиями и думал только об одном, скорее всё это закончилось. И вот наступило день нашего возвращения в Харьков, это был последний день, когда мы были формально вместе, а фактически каждый из нас был уже сам по себе. Неясным оставался только один вопрос, где мы расстанемся навсегда, на вокзале или у неё дома. К этому времени, это было видно, она вспомнила о Галине Яковлевне и подумала о том, что будет, если она вернётся домой одна. Конечно, она хотела, чтобы я поехал с ней к её маме, и там бы мы с упоением рассказывали бы о том, как хорошо мы отдохнули вместе (это была бы ложь, но ложь во благо), оставив все наши личные проблемы на потом. Так было бы по-человечески, однако последняя неделя нашего отдыха многое изменила. Она хорошо понимала, что я ехать к её маме не хочу, и на такой поступок я имею полное право. Но на самом деле, я всё ещё сомневался, как мне поступить, обижать Галину Яковлевну мне совсем не хотелось. Поэтому решил так, пусть будет выбор за ней,

подожду, что она мне скажет. Попросит ради своей любимой мамы поехать к ней домой или просто спросит о моём решении, от этого зависит, как в таком случая поступлю я. В первом случае еду, а во втором нет. Наш разговор на эту тему состоялся, и был очень краток. Она спросила, каково моё решение, я тут же ответил без объяснений, что я не еду. Вопросов и просьб ко мне не последовало, о маме ни слова, будто её вообще не существовало. Вольному воля, подумал я тогда, пусть будет так, не хочет просить поехать с ней, значит ей это и не очень надо. До приезда в Харьков оставалось только одно дело к ней, я отдал ей своё письмо, которое написал задолго до последнего дня нашего отдыха. И попросил прочитать его дома, в нём всего несколько строк на прощание. На самом деле, тогда, за час до приезда, мне было жаль её, она сама не понимала, что делала. Ладно, оттолкнула меня от себя, я понимал, у каждого своя жизнь, а жизнь одна и другой не будет. Она имела полное право на более достойного, чем я, спутника жизни. Но зачем со своей любимой мамой так поступать, она ведь очень скоро пожалеет о том, что отпустила меня. А ведь так мало надо, чтобы мы вместе отправились к ней домой, одна просьба, всего несколько слов. Я человек вменяемый, всё бы понял и пошёл бы ей навстречу, несмотря ни на что. Не знаю, но может она считала, что я не посмею покинуть её, выйду из вагона и сам попрошусь поехать

с ней? Нет, так я не мог поступить, желания цепляться за её юбку у меня не было совсем. Захотела, её право, пусть уходит. Наше прощание прошло в подземном переходе Харьковского вокзала, это были последние минуты, когда мы были с ней, пусть формально, но вместе. Напоследок она сказала мне: «Пока!», а я в ответ: «Прощай!», на том и расстались. Я вернулся в свой вагон, он тронулся в путь, всё, последняя точка в наших отношениях была поставлена. Моё появление в родном доме вызвало у родителей шок, так рано они меня не ждали, а мой внешний вид говорил о том, что я находился в полной прострации. Они хотели знать, что случилось, я же ответил, очень кратко, но исчерпывающе. Мы поссорились, серьёзно и скорее всего, навсегда. Так что, телефонных звонков от неё больше не будет, ни мне, ни вам. Посему, можете спокойно забыть её имя, вы от меня о ней больше ничего не услышите и вопросов мне задавать не надо, отвечать всё равно не буду. После чего, я отправился спать, оставив ошарашенных родителей переваривать новости, которые неожиданно свалились им на голову. У меня было несколько дней для отдыха, надо было восстановиться от всех переживаний, ибо меня ждала дипломная работа, от которой в значительной степени зависело моё будущее. Билет на поезд куплен был заранее, с отравлением из Харькова, хотя после известных событий было понятно, что с покупкой билета я поторопил-

ся. Ну, ничего не поделаешь, из Харькова, так из Харькова, потеря времени была небольшая. Вскоре, однако, выяснилось, что наша история ещё не закончилась, а имела небольшое продолжение. Через день после приезда домой я неожиданно получил от неё письмо (почта в советское время работала безупречно), которое она написала в день нашего расставания. Письмо мне показалось очень странным, было видно, что она была слегка растеряна, да оно и понятно, у неё наверняка был малоприятный разговор со своей мамой. Сначала она написала, что прочла моё письмо, ему не удивилась, ибо ждала от меня такой реакции на её поступки, но не сейчас, а потом. Посему прости меня, и пусть всё остаётся по-прежнему. Хорошее предложение, подумал я тогда, вопрос только один, а зачем оно мне. Даже из этого письма было хорошо видно, что никакой любви ко мне у неё нет. Может она и желала, чтобы у неё было это чувство, но не случилось, и отсюда все наши проблемы. А что она хотела от меня, было понятно из второй части письма, там было написано, что её мама была очень огорчена и обижена, что я не приехал. Поэтому она очень просит заехать к ним в день моего отъезда из Харькова. Вот и ответ, зачем нам делать вид, что ничего плохого между нами не случилось и у нас прежние отношения, это нужно для восстановления душевного равновесия её мамы. Только вот, совсем не понятно, что мешало сделать это два дня на-

зад, тогда всё было в её руках. Однако на её просьбу приехать к ним, нельзя было не реагировать, надо было поразмыслить и принять решение, «да» или «нет». Это была трудная для меня задача. Допустим, я поеду, и что? Как я буду объяснять её маме, почему я не заехал к ней в день нашего приезда, мне ведь тогда придётся рассказывать о наших личных проблемах. А это абсолютно невозможно, я этого совсем не хочу, поэтому нет, приезжать к ним определённо не надо. Но, с другой стороны, меня пригласили к себе две дорогие для меня женщины, одну я всё ещё любил, а ко второй относился с большим уважением, они будут меня ждать, а я не приеду. Это тоже было невозможно, значит надо ехать обязательно. Как мне поступить, я совершенно не знал. Три дня прошли в раздумьях, и только в последний день перед отъездом я сделал свой выбор, не еду. Решение было принято, я написал ответное письмо и отнёс его на почту, чтобы оно быстрее дошло до адресата. Письмо было написано и отправлено, но сомнения остались. И как это бывает, утром я изменил своё решение, сообщив родителям, что мне срочно надо ехать в Харьков. Но тут взбунтовалась мама, сказав, что не отпустит меня, пока сама не приготовит всё в дальнюю дорогу. Пришлось подчиниться, я ведь уверял, что поеду ближе к вечеру, поэтому сам был виноват в том, что, мама оказалась не готова к моему столь раннему отъезду. Че-

рез пару часов, в начале двенадцатого, я покинул свой дом и отправился на автостанцию в сопровождении отца. Я был спокоен, времени было ещё достаточно для того чтобы успеть на белгородскую электричку до Харькова. Но если я на неё опаздывал, было ещё две в запасе. Однако на автовокзале нас ждал очень неприятный сюрприз, привокзальная площадь была переполнена людьми. Вид гигантской очереди на такси меня потрясла, ничего подобного в своём родном городе я никогда не видел. Тут я и подумал, а судьба ведь против нас, против того чтобы я ехал к ней и её маме. Иначе как объяснить необъяснимое, невесть откуда взявшуюся массу народа на автовокзале. И это в рабочий день. На такси надежды не было, пришлось взять билет на автобус, по времени я должен был с запасом успеть на нужную мне электричку. Всё это так, но автобус был битком набит пассажирами, посему ехал очень медленно. Кроме того, водитель автобуса в дороге высаживал и набирал новых людей. В переполненном салоне автобуса процедура выхода и входа пассажиров проходила крайне медленно, автобус катастрофически опаздывал. Когда мы проезжали по мосту над железнодорожными путями я ещё видел электропоезд, но когда подъехали к вокзалу, то на путях его уже не было. На первую электричку я опоздал, похоже судьба действительно против нас. Я пошёл к железнодорожным кассам посмотреть на изме-

нения в расписании электропоездов, и обнаружил, что следующая электричка до Харькова отменена, судьба против нас, вновь отметил я про себя. Можно было сесть на проходящий поезд дальнего следования, но в это время пассажирские поезда не ходили, был дневной перерыв в их движении. В состоянии полной растерянности я побрёл на железнодорожный вокзал в зал ожидания, надо было посидеть и спокойно подумать, а потом принять решение по плану дальнейших моих действий. Что же делать дальше, думал я, ждать ли последней электрички, которая позволяла бы к ним заехать, хотя и на короткое время. Или же искать другие варианты поездки в Харьков, а их было всего два. Можно было поехать через весь город на автовокзал, но это был плохой вариант. Не факт, что я попаду на харьковский автобус, поскольку на этот автобус всегда большие очереди. Второй вариант был более реален, добраться на троллейбусе на окраину города, а там попытаться тормознуть попутку до Харькова. Конечно, можно было это сделать, только вот вопрос, а зачем? Это к любящей тебя женщине можно было рваться, преодолевая все преграды, чтобы с радостью выполнить любое её желание. А у меня ведь другая ситуация, никакой любви ко мне нет, к большому моему сожалению. Нужен я ей только для того, чтобы помочь ей справиться с проблемой, которую во многом она же себе сама и создала. А дальше, спасибо

и до свидания, мавр сделал своё дело, мавр может удалиться восвояси. Так стоит ли ради этого проявлять излишнюю суету? Нет, решил я, никуда из вокзала не поеду. Подожду электричку, приеду в Харьков и сделаю там то, о чем она меня просит, попробую успокоить её маму, правда, не знаю как. И вообще, рассуждал я сам с собой, кто тебе сказал, Саша, что это твоя женщина, что она та, которая на всю твою жизнь. С твоей женщиной должно быть всё не так, как сейчас с ней, гигантских очередей на такси не будет, автобусы не будут опаздывать, а электрички отменяться. А отдых на море будет для нас обоих счастливым, приезжать оттуда мы будем с хорошим настроением, привозить с моря подарки родным, а те будут радоваться нашему счастью. И не надо будет никого обманывать и делать вид, что у нас всё хорошо, когда на самом деле всё плохо. И твоя женщина никогда не скажет тебе равнодушно «сам решай, мне всё равно», когда ты вдруг из-за обиды откажешься ехать к её маме. Она устроит тебе скандал, силой потащит тебя к своей маме, да ещё даст пинка, коль я с её ней будешь говорить непочтительно. Так должно быть, а у нас сейчас всё не так, совсем не так, как надо. А поэтому, Саша, говорил я сам себе, отступись, пойми, что она не твоя и смирись с этим. Свои проблемы она решит, и со своей мамой тоже, только вот ты для этого ей не нужен, она без тебя разберётся. Если же ты это понимаешь, то значит

вообще ехать к нейне надо, тем более что твоё письмо уже отправлено, и ты там объяснил ей, почему не приедешь. Мои размышления были прерваны объявлением по вокзалу, третья по счёту электричка в Харьков, на которую я рассчитывал, по техническим причинам отменялась. Я встретил смехом это известие, пришедшее, откуда-то сверху, как бы из небес. Хотя это был смех сквозь слёзы, значит и небеса тоже против нас, они увидели мои терзания и создали объективные препятствия для поездки, чтобы совесть меня не мучила. Правда, на душе было скверно, теперь уж точно она и её мама будут на меня обижены, они никогда не узнают, что я сделал попытку приехать к ним, но она не сдалась и не по моей вине. Больше электропоезда в Харьков не отменяли, я благополучно доехал и через несколько часов я уже сидел на харьковском вокзале в ожидании своего московского поезда. Если, в самом деле, судьба против нас, пришло мне в голову тогда, то и моя попытка позвонить ей тоже окончится неудачей. Надо попробовать, решил я, сделаю это после того, как подадут на посадку поезд. Положив сумку на свою полку, я помчался на привокзальную площадь к телефонам-автоматам. Набрал номер, хотя был уверен, что разговора с ней не будет. Пауза, короткие гудки, занято. Всё понятно, сказал я вслух. Положил трубку на место и пошёл к своему вагону, второй раз набирать номер не имело смысла,

судьба против нас. Вот так, мы сидели с её мужем и болтали о разных пустяках, а на самом деле я вспоминал события не совсем далёкого прошлого и ещё раз пытался понять, что же с нами тогда произошло. А в это время она хлопотала, готовясь к чаепитию, была совсем рядом со мной, и одновременно бесконечно далека от меня. Стол был накрыт, далее беседа продолжилась за чашкой чая, втроём, не считая, их милой дочурки. Маленькая Аня никак не могла найти себе место за столом, подходя то к своей маме, то к папе, ей было скучно. Наверное, я своим визитом лишил её прогулки со своими родителями, поэтому она с нетерпением ждала, когда незнакомый ей дядя покинет их дом. Разговор вдруг зашёл о летнем отдыхе, они рассказали о своей поездке в Геленджик и о том, что им там очень понравилось. – А где отдых лучше, в Геленджике или в Планерском? – спросил я и осёкся, поняв, что допустил бестактность. Мне не надо было делать намёк на нашу поездку, поминая Планерское, как говорится, ляпнул, не подумав. Супруги переглянулись, наступила неловкая пауза. Однако она быстро взяла себя в руки и сделала вид, что не заметила мою оплошность. – Геленджик лучше, – продолжила она, – там богаче природа. – Не согласен, я там никогда не был, но для меня лучше Крыма ничего нет, – не унимался я, готовый начать спор.

– Саша, а ты съезди туда, тогда и поговорим, – сказала она, дав понять, что продолжать спор она не намерена. – Будет возможность, поеду обязательно. – Ты только не отказывайся от поездки в Геленджик, если у тебя на самом деле будет такая возможность. Увидишь, что ты не пожалеешь об этом. На этом тема была закрыта, однако Геленджик плотно и надолго засел в моей голове, как мина замедленного действия. Придёт время и однажды она сработает, я тогда вспомню об этом разговоре, когда мне неожиданно предложат поездку к морю, в тот самый Геленджик. Я не откажусь от свалившейся на мою голову путевки, что будет иметь для меня ошеломляющие последствия. Между тем, раздался звонок, кто-то пришёл к ним в гости. Она пошла открывать дверь, это была её подруга. Я с преувеличенным интересом сделал вид, что слушаю её мужа, но на самом деле напряг слух и посматривал боковым зрением на то, как она встречает свою гостью. И не пожалел об этом, пара фраз, которыми они обменялись, была обо мне. – Это он? – спросила подруга, кивнув на меня. – Да, – тихо ответила она. – Хорошо, давай знакомь. Знакомство с её подругой состоялось, она присоединилась к чаепитию и к нашей беседе. Прошло немного времени, хозяева выпили свой чай и отправились на кухню по своим де-

лам, оставив своих гостей одних. С её подругой ещё продолжалось вялотекущее общение, но недолго, вскоре наступила пауза. Я уткнулся в свою чашку с чаем, размышляя о том, что мне пора уходить, надо только дождаться возвращения с кухни хозяев дома. Её подруга со скучающим видом наблюдала, как я борюсь с остатками чая в своей чашке. Тут и случилось то, чего я совсем не ожидал. – А Наташа на свадьбе плакала, – тихо сказала мне её подруга. – Что?! – воскликнул я в изумлении, отрываясь от своей чашки. – И очень сильно плакала, – добавила она, смотря мне прямо в глаза. Ничего я на это не ответил, мы, смотрели друг на друга. И зачем ты мне об этом говоришь, думал я тогда, даже если это правда, а скорее всего нет, а если плакала, то не из-за меня. Чего ты добиваешься, неужели не понимаешь, что я не должен это слышать. Или понимаешь, но тебе хочется понаблюдать за моей реакцией, увидеть и мои слёзы тоже. Что же, давай, наслаждайся произведённым эффектом, получай от этого удовольствие. Я смотрел на её подругу с ненавистью, мне очень хотелось влепить ей оплеуху. Разумеется, это я сделать не мог, и потому, что она женщина, и потому, что нахожусь в чужом доме. Надо срочно уходить, вдруг понял я, и как можно быстрее, а то будет поздно. Как раз вернулись хозяева дома, я посмотрел на часы и сказал, что ухожу, поскольку опаздываю

на свой автобус. Её муж с маленькой дочкой на руках взялся меня проводить, мы вместе вышли на лестничную площадку, мне осталось только сказать спасибо за тёплый приём и попрощаться. Но тут маленькая Аня увидела то, что взрослые стараются из деликатности не замечать. – Папа, а у дяди на глазах слёзки, – сказала она вдруг. – Аня, тебе это кажется, – ответил её папа, хотя лучше бы он промолчал. – Нет, папа, это слёзки, смотри, вот они, – и она протянула руку к моему лицу. Медлить было нельзя, я скатился по лестнице вниз, а там слёзы уже не капали, а струйками скатывались по щекам. Я понимал, что со мной произошло. Где там далеко, в глубинах моей души, были разбужены тоска, обида на жизнь и жалость к самому себе. Теперь они втроём терзали моё сердце, ему было больно, и оно плакало. Так бывало и раньше, но тогда в глазах появлялись лишь отдельные капли, а сейчас слёзы лились не переставая. Такого со мной никогда не было. Я шёл по тротуару в сторону метро, повторяя как мантру, что ноги моей в их доме больше не будет и никогда им не видеть моих слёз. Прохожие, шедшие мне навстречу, шарахались от меня как от прокажённого, видимо на то у них были основания. Я же на них не обращал никакого внимания, мне было всё равно. К станции метро я уже подходил в спокойном состоянии. Сел в вагон и

постарался трезво оценить происшедшие события. Времени на раздумья, пока я ехал домой, было предостаточно, за время поездки в метро выводы из визита были сделаны. Итак, вывод первый. Не надо жалеть, что я принял её приглашение. Всё было хорошо, спасибо ей и её мужу за возможность побывать в их доме. Но, приезжать к ним больше не надо, ибо мой неожиданный нервный припадок может повториться вновь, а я этого не хочу. Звонить тоже не следует, поэтому наша встреча с ней вряд ли повторится, разве что встретимся случайно на улице. Вывод второй. Я до сих пор болен этой женщиной, хотя прошло уже четыре года. Как это не прискорбно для меня, но я всё ещё люблю её. Очевидно, что я сам с этой болезнью не справлюсь, она может продолжаться всю жизнь.

Мне может помочь только чудо, встреча с женщиной, которая сильнее её. Она, как добрая фея однажды появится в моей жизни и навсегда поселится в моем сердце, вытеснив из него тоску и печаль. Только вот, где она, эта добрая фея, когда придёт ко мне, может быть скоро, а может быть никогда. Оставалось только ждать и надеяться. Жизнь пошла своим чередом, в моей жизни долго не было никаких перемен. В её доме я больше не появлялся, но случайная встреча с ней однажды состоялась, через два года после памятного визита. Она была короткой, вполне дружеской и оказалась последней в нашей жизни, с тех пор мы никогда не встречались друг с другом. А ещё через год, единственный раз в жизни мне предложат путёвку к морю, в тот самый Геленджик. Я бы от-

махнулся от сего неожиданного для меня предложения, если бы не её слова, которые навсегда запомнил. От возможности поездки в Геленджик отказываться нельзя, говорила она мне тогда, поезжай и ты не пожалеешь. Я поехал в соответствии с её советом, и в самом деле не пожалел об этом. Именно там я встретил свою добрую фею, мою любимую супругу. Мы бродили по берегу моря после нашего знакомства, общались и не могли друг с другом наговориться. Эта прогулка у моря стала началом нового, счастливого периода моей жизни. С моей давней болезнью раз и навсегда было покончено, а все мои прежние переживания перекачивали из настоящего в прошлое, и вспоминались лишь изредка.

- Но мертвые же не говорят, - усомнился рыцарь. - Мертвые также не умеют ходить и драться мечом. Но, как видишь, я выполняю все перечисленное. Удивление рыцаря достигло заоблачных высот. - Но, как же так? Ты – скелет. Ты умер. Однако, ты умеешь ходить и разговаривать! - Я что, похож на маленького ребенка? – осведомился скелет. - Нет. - Тогда почему я не могу ходить и разговари-

вать?

Автор: Евгений Кимов

0$. Рыцарь и скелет стояли напротив друг друга. Наконец рыцарь решился. - Умри же, костлявое отродье! – заорал он и нанес удар мечом. Скелет молча отразил удар. - Если ты еще не заметил, то я тебя не оскорблял, - обиженно заявил он. У рыцаря полезли глаза на лоб. - Ты что, говорить умеешь? – удивился он. - Да, - кивнул скелет. – Умею.

- Но ты же умер! – Рыцарь ничего не понимал. - Ну, оживил меня один знакомый некромант, - ответил скелет. – И что из этого? Когда ты собирался ударить меня мечом, то почему-то таких вопросов не задавал, - заметил он. - Ну-у-у-у, я думал… - смутился рыцарь. - Ты думал, что скелет – это нежить. А нежить – это плохо. Нежить любит убивать все живое. Так? - Примерно так, - нехотя согласился рыцарь. - Стереотип. - Скелет

пожал костлявыми плечами. – Я раньше тоже так думал. Пока не умер и не стал таким. - Наши легенды и сказания… - начал было рыцарь. - Да плюнь ты на эти легенды и сказания! Вам, людям, надо же как-то выставить себя героями! Вот вы и развлекаетесь, убиваете несчастную нежить. Мыто что вам такого сделали? Просто решили пожить еще немного после смерти. Разве это плохо? - Нет, - ответил рыцарь. – Вы нападаете на наши деревни, убиваете жителей. - Кто тебе такое сказал? - Наш доблестный император. - Лапшу он вам вешает, ваш доблестный император, - скелет опустил меч. – Его солдаты грабят эти самые деревни, но не может же он в этом признаться. Вот и валит все на нас. - А почему вы тогда молчите? – с сомнением спросил рыцарь. - А вы нас слушаете? Как нас увидите, сразу «Нежить! Бей ее!». Вот и приходится защищаться. Сам подумай, зачем нам ваши деревни? Жрать мы не можем, напиваться тоже, деньги нам ни к чему, с женщинами… - Скелет придирчиво осмотрел свой пах. – Логично? - Логично, - признал рыцарь. – А такая возможность, как мир захватить? Чтобы во всем мире была только одна нежить? - Какой уж тут мир, грустно сказал скелет. – Мы этот лес и то удержать не

можем. Приходят люди и убивают нас. Как думаешь, приятно, когда ты получаешь право на вторую жизнь, пусть даже такую, а кто-то ее отнимает почти сразу? -Неприятно, - согласился рыцарь. – А у вас что, языка нет? Поговорили бы с людьми. - Ты у скелетов когда-нибудь языки видел? – с сарказмом спросил скелет. - Ой. Извини. Вырвалось по глупости. - Нам они, правда, не особо-то и нужны. Мы и так хорошо разговаривать умеем. Но не в этом дело. Ты когда-нибудь слышал, чтобы хоть один человек попробовал поговорить со скелетами? - Нет, - признался рыцарь. – Не слышал. - Вот и я не слышал. Это все ваши стереотипы. Почему-то эльфов, например, вы не трогаете. А ведь они тоже от вас отличаются. - Ну, они, вроде как, хорошие, - промямлил рыцарь. - А мы, значит, плохие? Стоим себе, никого не трогаем. А вы – нападать. Без всяких разговоров. А потом очередную сказку прид умываете. Типа, «Битва у Лунной реки» или «Сражение в Тандемском лесу». - А, кстати, что ты здесь делаешь? – подозрительно спросил рыцарь. – На людей охотишься? - Дурак ты. Лес от разбойников охраняю. Они же грабят ваши караваны, так ведь? И тебя могут ограбить, ты же в одиночку идешь.

- А зачем ты это делаешь? - Потому что… - скелет помялся несколько секунд, потом махнул рукой. – А, да ладно! Убили меня здесь. Я защищал караван с ценными тканями, а разбойники тут как тут. В общем, караван мы так и не защитили. Всех положили. Неприятно вспоминать. - Похвально, - сказал рыцарь. – Ну, то, что ты делаешь, - поправился он. - Толку, правда, от этого нет. Как только разбойники начинают грабить караван, и приходим мы, то и охранники каравана, и сами разбойники тут же нападают именно на нас. Скоро и охранять будет некому. - Послушай, - рыцарь немного подумал, пытаясь подобрать нужные слова. – Я прошу у тебя прощенья за все человечество. Если б мы знали, что нежить такая миролюбивая… Я расскажу всем об этом! - Не стоит. - Скелет чуть не прослезился, но вовремя вспомнил, что плакать ему нечем. - Тебе все равно никто не поверит. Решат, что имперский рыцарь сошел с ума. Оставь все как есть. Нас все равно не истребить. Вы же, люди, каждый год дохнете, как мухи. - Хорошо. - Рыцарь постоял немного, подумал. – Ну я, пожалуй, пойду? - Ну, бывай! - Скелет отошел, уступая ему дорогу. – Да, кстати, там за поворотом еще двое. Просто скажи им, что Одрик тебя пропустил. - А они меня не это…? – уточнил рыцарь. - Нет, - ответил ске-

лет, - они тебя точно не тронут. Ты, главное, меч только не вынимай. А то сразу нападут. Рыцарь скрылся за поворотом. Тотчас же раз-

дались крики ужаса и боли. Затем все стихло. «Шестидесятый уже, за третий месяц, - подумал скелет. - Вот так и рождаются гении. Силой вас, лю-

дишек, взять не можем, так хитростью изведем» Автор: Игорь Федулин

1 !" - Привет! – сказал мне как-то плюшевый заяц, сидя на диване. Я уставился на него. Затем перевел взгляд на дверной проем комнаты – вдруг меня кто-то разыгрывает? Осторожно встал со стула, на котором сидел и читал учебник по высшей математике, подкрался к двери и резко выглянул из комнаты. Никого. - Чего мечешься, я здесь сижу, - отреагировал на мои действия заяц. Так. Либо я переиграл в компьютерные игры, либо просто сошел с ума. Надо спать больше. - Долго молчать будешь? С тобой говорю, между прочим. Ага, теперь игрушка упрекает меня в недостатке воспитанности. Черт знает что. Ради интереса я ответил: - Привет, заяц! А почему у тебя такие большие уши? Мне показалась, что игрушка смерила меня презрительным взглядом. Я моргнул. - Еще чего умного спросишь? Я медленно сполз на пол. Ну, все, приехали. Нужно лечь спать, просто лечь спать и выспаться. Пофиг на учебу и компьютер-

ные игры. Возможно, даже лучше прогулять первую пару и как следует отдохнуть, чтобы такая дребедень больше не мерещилась. - Смотрю, ты в шоке? – продолжил заяц. – Что такого-то? Подумаешь, игрушка заговорила! Я открыл рот и тут же закрыл. Как-то непривычно разговаривать с глюком. С другой стороны – весело. Правда, если в комнату зайдет кто-то из родителей или сестра, они точно удивятся, когда увидят, что я разговариваю сам с собой. - Нашел проблему! Дверь в комнату закрой и говори полушепотом! Родители решат, что ты уроки учишь, заучиваешь текст наизусть. Я послушался, хотя был в недоумении от того, что игрушка прочитала мои мысли. - Садись рядом! – предложил заяц, кивнув на диван. – Не бойся, не кусаюсь. И книжку возьми, ты же вроде как уроки учишь. Я сел на самый край. Надеюсь, плюшевый собеседник до меня не доберется. Черт, а вдруг это инопланетянин, мелькнула в голове мысль. Вселился в игрушку и пытается наладить контакт с земной расой. Попробуем.

- Ты с какой планеты? – осторожно спросил я. Снова презрительный взгляд. - А ты с какого дуба рухнул? Заяц я, обычный, плюшевый. Какая на фиг планета? Я откашлялся. Если это глюк, то довольно любопытный. - Понимаешь, заяц… - Стоп, Андрей! Ты мне в детстве имя давал, забыл что-ли? Почему же, помню. В детстве этот заяц был моей самой любимой игрушкой. Я постоянно таскал его с собой, кормил манной кашей, укладывал спать рядом с собой. И называл его… Леня. Не знаю почему, но именно Леней и называл. - Понимаешь, Леня, в первый раз вижу, чтобы игрушка разговаривала. Вот и удивляюсь малость. - Людям, значит, разговаривать можно, а игрушкам нельзя? – раздраженно спросил заяц. – Чем мы хуже? - А чего ты тогда раньше не заговорил? Леня замолчал. В воздухе повисло долгое молчание. - Понимаешь, - вдруг сказал заяц, - когда-то мы были неразлучны. Вместе гуляли, вместе кушали,

вместе засыпали. В садике ты со мной не расставался, в школу когда пошел, так вместе уроки учили. Но потом ты вырос. Тебя начали интересовать другие вещи: компьютеры, девушки, пьянки. Поступил в институт, дома появляться стал ближе к ночи. А я был заброшен. Никто со мной не разговаривал, не кормил манной кашей с ложечки. Спишь ты теперь либо с девушками, либо один. После этих слов я содрогнулся. Подумать только: эта плюшевая тварь видела все, что я вытворял с девушками в своей комнате, пока никого не было дома! Теперь буду в шкаф его убирать. - Вот я и не выдержал, - продолжал Леня. – Не думай, что если игрушка, то просто кусок безжизненного плюша. У нас, у игрушек, тоже есть сердце. Мое сегодня не выдержало, вот я и заговорил. Мда. Вот дела-то. Сидела себе игрушка на диване, никому не мешала. А тут бац – болтать начала. Я почувствовал угрызения совести. Хотя, с другой стороны, мне уже двадцать лет, как-то несерьезно играть в игрушки. Плюшевые, имеется в виду, в компьютерные-то можно в любом возрасте играть. - Ну, во-первых, я тебя не забросил, - хриплым голосом сказал я, взглянув прямо в пластмассовые глаза зайца. – Если б забросил, то ты бы сейчас на диване не сидел, а находился гденибудь в шкафу со старыми вещами. И учти, что из всех моих игрушек остался только ты один. Медведя – и

того выкинули. Кроме зайца, у меня еще был мишка, которого в один прекрасный день разодрала собака. Помню, я сильно плакал тогда… - А оловянных солдатиков? – спросил Леня. - Отдали друзьям, у них сын родился. - А танк? - Отдали. А он что, тоже разговаривал? - Нет, просто смотрелся красиво. А куклы? - Слушай, ну откуда я знаю? В куклы сестра играла, не я. Да, забыл упомянуть, что кроме мамы и папы у меня еще есть старшая сестра Ирина. У нас с ней два года разницы. - Хорошие были девчонки, - вздохнул заяц. – Особенно с кудряшками. Очень поболтать любила. Господи, да с чего вдруг меня так приглючило? Не курю, наркотой не балуюсь. Пью только – это да, но студенту грех не пить. Но чтобы это так отразилось? Все, спать! Обойдусь без ужина. Я рывком встал с дивана и нетвердым шагом направился к кровати. - Эй, ты куда? – заорал заяц. - Заткнись! – прорычал я, ложась и накрываясь пледом. – Не мешай, я сплю. Мне показалось, или у Лени вид стал огорченным? Даже уши опустились. Не обращай внимания, Андрюха, спи! Завтра глюк должен исчезнуть! - Ау! Проснись уже! На учебу опоздаешь! Я открыл глаза, желая узнать, кто это меня

разбудил. В комнате никого, только заяц все так же сидит на диване. - Будь я не из плюша, давно охрип бы. Вставай уже! Так это был не глюк? Черт! Заяц и вправду разговаривает! - Который час? – машинально спросил я. - Половина восьмого, - ответил Леня, - а у тебя первая пара – теоретическая механика. Нельзя пропускать. Дожил! Игрушка уже за меня решает, на какие пары мне идти. - А позавтракать-то мне можно? А, Леня? Готов поклясться, что на плюшевой морде зайца отразилось удивление. - Конечно. Только умойся сначала. Видимо, не понял издевки. Я, зевая, встал с кровати, и тут только до меня дошло. Это же игрушка, плюшевая, неживая! Как она может разговаривать? Или это я с ума сошел? Так, спокойно, без паники. Вернусь из института – разберусь. Если надо будет, выпотрошу игрушку, но узнаю, с чего вдруг она болтать начала. - Ну, чего застыл? – опять голос зайца. – Иди уже, опоздаешь. Сидя на паре термеха, я думал только о Лене. Кому рассказать – не поверят. Решат, что я спятил. Это же надо – игрушка разговаривает! В мою бедную голову лезли всякие разные мысли. А вдруг нанотехнологии сейчас достигли таких высот, что научились оживлять игрушки? А вдруг кто-то сунул в зай-

ца камеру с микрофоном и теперь банально меня разыгрывает? А вдруг… Вспомнился рассказ Клиффорда Саймака о том, как электробытовые приборы решили воевать с человечеством, не помню названия. Правда, заяц вроде как дружелюбен. Если бы хотел – давно бы уже убил. Камера с микрофоном. Это единственный разумный вариант. Нужно осмотреть зайца на предмет порезов и скрытых «глаз». Скорее всего, это сестренка чудит, поскольку только она знает про кудрявую куклу и наши отношения с Леней в детстве. Успокоившись, я открыл тетрадь и начал писать лекцию. - Ты чего делаешь? – изумленно спросил Леня. Уже минут пять я осматривал его с разных сторон, пытаясь что-нибудь найти. - Выходи, Ирина, и признавайся, иначе хуже будет! – произнес я, ощупывая зайца. - Какая Ирина? Ты о чем? Это я – Леня! - Куда ты зашила камеру, Ира? Где она? - Камеру? Андрей, ты спятил? Во мне нет никакой камеры. Это я, Леня, с тобой разговариваю. Сестры твоей дома нет, она ушла час назад. Точно. Как я сам об этом не подумал. Не может же она следить за мной постоянно. А заяц сразу болтать начинает, как только я появлюсь в комнате. Чувствуя стыд, я посадил Леню обратно на диван. - Ты мне когданибудь поверишь? – пробурчал заяц. – Да я это, твой друг детства, сколько

можно говорить уже? - Да не верю я! – заорал я. – Не верю! Не может безжизненная игрушка взять и заговорить. Еще и рожи корчить при этом. НЕ МОЖЕТ!!! - А когда-то ты верил в Деда Мороза и чудеса, - сказал Леня, у которого после моих воплей поникли уши. – Неужели перестал? Между прочим, мы с тобой когда-то вместе не спали в новогоднюю ночь и ждали, когда Дед Мороз положит тебе подарок под елку. - И ни разу не дождались! – прокричал я. – Что еще раз доказывает, что чудес не бывает! А тут – говорящая игрушка! Как я должен реагировать? - Радоваться должен. – Уши у зайца совсем опустились. – Что твой друг детства вдруг взял и заговорил. А ты орешь тут. Уйди, оставь меня одного. Мне тошно от такого обращения. Я встал с дивана и улегся на кровать, положив руки за голову. Честно говоря, в какую-то странную ситуацию попал. Теперь игрушка на меня обиделась, а я даже не знаю, как себя вести. Рассказать, что ли, родителям? А вдруг заяц при них будет молчать и меня пошлют на обследование к психиатру? Нет, такой расклад меня не устраивал. Что же делать? И вместе с этим вопросом ко мне пришла мысль, заставившая содрогнуться. Все наши игрушки – это же друзья детства. Мы с ними играем, проводим много времени, повсюду таскаем за собой. А что

происходит, когда ты вдруг забываешь про кого-то из друзей? Злость, обида. Вот и с игрушками так. Ты забываешь про них, что-то выкидываешь, что-то даришь. А они же когда-то были твоими друзьями. Так чем они хуже людей? Почему они не могут возмутиться, дать отпор? Возможно, у этого зайца обида была настолько сильна, что он даже разговаривать начал. Все же в этом мире взаимосвязано. Я посмотрел на Леню. Заяц как будто осунулся, посерел. Переживает, наверное. Действительно: пытаешься заговорить со своим лучшим другом, а тот орет на тебя дурниной. Есть из-за чего огорчаться. - Лень, - позвал я. Заяц не ответил, хотя уши шевельнулись. - Прости меня, Лень, - продолжал я. – Извини за то, что забросил тебя, когда повзрослел. За то, что посадил тебя на диван, как украшение. За то, что больше не кормил тебя манной кашей. Прости. - Да все в порядке! – заяц как будто повеселел. – Я очень рад, что мы снова вместе. Ради этого стоило научиться разговаривать! На душе стало как-то легко и приятно. - Давай, мочи его! – орал заяц, сидя возле меня у компьютера. – Дробовиком его! Не успеешь перезарядиться, лучше смени пушку! Мы сидели и играли в Doom 3. Точнее, я играл, а Леня сидел рядом и с азартом давал советы. Периодически он разражался хвалебными восклицаниями в мой адрес, когда я ловко

убивал какого-нибудь монстра. - Классная игра! – сказал заяц, когда уровень был пройден. – Может, уроки поучим? - Может, еще поиграем? – ответил я вопросом на вопрос. - Нет, давай мы позже поиграем. У тебя завтра коллоквиум, а ты опять ни черта не учил. Садись, учи, потом будешь мне рассказывать, а я проверю. - А как ты проверишь? – спросил я с насмешкой. – Книжки читать, что ли, научился? - Вообще-то ты сам меня учил, когда в первый класс пошел. По букварю. - Точно, - признал я. – Запамятовал. - Неудивительно. Садись, учи. Прошел месяц. Я сидел на паре физике и с нетерпением ждал конца уроков, чтобы прийти домой и пообщаться со своим лучшим другом Леней. Честно, заяц стал мне как родной за все эти дни. Мы вместе играли в компьютер, учили уроки, даже есть стали вместе, когда я уходил с тарелкой к себе в комнату. Я забил на все: пьянки, гулянки, девушек. Мне интересно было именно с Леней. Изучали мы как раз единицы измерения звука. Я заставил себя слушать урок, и тут, словно молния, в мою голову ударила мысль. Почему? Почему, когда заяц говорит или кричит, его никто не слышит, кроме меня? Ведь орет он чуть ли не на всю квартиру, когда родители дома. Выходит, его слышу только я? Ведь не с

помощью гипноза он со мной разговаривает, я ведь вижу, что у него открывается рот. Так в чем дело? Ответ не заставил себя ждать. Я сошел с ума. Да, именно так. Другого объяснения я уже не видел. Нет ни камеры, ни микрофона, ни внеземных цивилизаций, вселившихся в игрушки. Есть только моя ненормальная голова. Ложиться в больницу на лечение? Мне там будут делать уколы, которые превратят меня в зомби, человека, которому на все наплевать. Должен быть другой выход. Убить Леню. Решение далось мне тяжело, но больше я ничего не мог придумать. Избавившись от зайца, я перестану общаться сам с собой, и постепенно моя болезнь сойдет на нет. - Как дела в институте? – спросил заяц, наблюдая, как я роюсь в ящиках. – Чего потерял-то? - Ножик, - ответил я, находя наконец-то предмет поисков и доставая его из ящика. - Что резать собрался? - Тебя, Леня. На плюшевой морде появилось ошеломленное выражение. - Меня? Но я же твой друг, Андрюша! - Ты существуешь только в моем сознании, пробормотал я, медленно направляясь к дивану. – Вернее – сам-то ты существуешь, но твой голос только у меня в голове. Ты не ожил, это я спятил. - Ты что? Я твой лучший друг, и я говорю с

тобой! Андрей, не надо! Убери нож! Вспомни, как мы с тобой играли, общались! Я из тех друзей, которые никогда не предадут! - Нет, Леня. – Я приблизился и схватил зайца за уши. – Тебя нет! - Не надо! – заорал заяц, широко открыв рот. – Нет! Не делай этого! - Заткнись! – закричал я в ответ. – Ты только в моей голове! Убив тебя, я вылечусь! - Нееееееееет!!! Вбежавшие на крик в комнату родители увидели Андрея, который с остервенением резал на куски плюшевого зайца, крича при этом: «Вон из моей головы! Вон!». - Очень тяжелая форма болезни, - покачал головой доктор. – Кричит постоянно, зовет какого-то Леню, плюшевого зайца. Одушевление искусственных предметов – это серьезно. Будем лечить, но результат не гарантирую. Мать разрыдалась. Отец, тяжело вздохнув, взял ее под локоть и повел к выходу, кивнув доктору на прощанье. Дома мать сказала: - Вань, пойду полежу. Хочу побыть одна, хорошо? Отец не ответил. Он прошел на кухню, открыл шкафчик и достал бутылку водки. Услышав, как хлопнула дверь в спальню, он налил себе стакан и залпом выпил, сразу же закашлявшись после этого. Гены дали о себе знать. В возрасте восьми лет у него тоже обнаружилась эта форма болезни. Тогда с ним разговаривал оловянный солдатик. Через ка-

кое-то время родители всерьез обеспокоились, когда Иван с солдатиком делали уроки, что-то бурно обсуждая. Отвели мальчика к психиатру, тогда и обнаружились отклонения. Вылечили с трудом, но болезнь передалась по наследству. Правда, в возрасте двадцати лет, но передалась же! А вдруг Ирина тоже больна? Иван прошел к входной двери и крикнул: - Ирина! Подойди сюда! - Да, папа? – Дочь вышла из своей комнаты. –

1 ! Все они были мертвы. Блейк перевел взгляд на дымящийся пистолет, затем убрал его в карман и достал сигареты. Вытащив одну из пачки, засунул ее в рот, чиркнул зажигалкой и с наслаждением затянулся. Потом оглядел поле боя. Мда, и это все сотворил он? Подвал, в котором разворачивалось действие, находился в здании прачечной, принадлежавшей мафии. Небольшая комнатушка, все убранство которой состояло из нескольких стульев и стола, за которым покойники играли в карты, когда Блейк вошел. Прямо перед ним валялось тело китайца, застреленного первым. Сердце узкоглазого не выдержа-

Что случилось? Твой брат в психушке, вот что случилось, подумал он, но смолчал. - Скажи, дочь, ты никогда не слышала странные голоса в голове? Может, с тобой какая-нибудь игрушка разговаривала или еще что? Ирина удивленно посмотрела на отца. - Нет, папа. Такого уж точно не было. Я похожа на сумасшедшую? Как там Андрей, кстати? - Так же, - взмахом руки Иван отпустил дочь и снова налил водки.

.$ ! ло свинцовой нагрузки, он был убит первым же выстрелом.. Его рот почемуто был открыт, золотые зубы блестели в свете одинокой лампочки, болтающейся на потолке. Блейк вспомнил, что китаец, перед тем как наброситься на него, что-то кричал на своем языке. Черт его знает, чего он там вопил – Илай Блейк никогда не увлекался китайским. Справа – два трупа. Один – толстый лысеющий мужик в коричневом новом пиджаке и черных брюках с подтяжками. Блейк попытался вспомнить, когда он в последний раз видел у кого-то подтяжки, но память отказывалась давать ответ. Он был убит двумя выстрелами в живот. Второй жмур – маленький че-

Пройдя в свою комнату, Ирина открыла шкаф и достала оттуда кудрявую куклу. - Что он хотел? – спросила та. - Да так. Спрашивал, не общаюсь ли я с игрушками. Я сказала, что нет. - Ну и правильно! – поддакнула кукла. – А то посадят еще к брату. Эх, жаль, зайца на куски изрезал. Такой был заяц, так любили мы с ним поболтать… Автор: Игорь Федулин

!* ловек, почти что карлик. Пришлось немного опустить руку при стрельбе, чтобы попасть ему хотя бы в голову. Если сильно не приглядываться, то вполне можно принять за женщину, поскольку он отрастил слишком длинные волосы, да и черты лица не такие уж и жесткие. Левее валялся еще один покойник. Итальяшка, он же главарь всей этой шайки, Тони Марчелло, или как его там. За ним Блейк и пришел и, надо признать, отлично выполнил свою работу. Марчелло был разодет, как клоун: желтые штаны, зеленый пиджак, синяя рубашка. «Ты его за версту узнаешь», - сказал тогда наниматель, хотя Блейк ему не

поверил. Однако же, так и было. Странно, почему итальянец до сегодняшнего дня умудрялся оставаться в живых, в таком-то прикиде. На него пришлась всего одна пуля в голову. Сзади послышался кашель. Блейк резко развернулся, пистолет сам собой оказался в руке. Он увидел пятого члена банды, который сидел, прижавшись к стене. В руках у него ничего не было, и Илай расслабился. Но как он всетаки выжил? На этого засранца Блейк не пожалел пуль, всадил аж три штуки, поскольку тот был единственным, у которого имелось автоматическое оружие. И убийца вовсе не хотел, чтобы шальная очередь его задела, поэтому и выстрелил три раза, чтобы парень вообще не успел на курок нажать. Он был моложе всех остальных людей, здесь присутствующих. Совсем еще сопляк, лет восемнадцать-двадцать. Рядом с ним, на полу, валялись разбитые очки. Недомерку надоело учиться и захотелось приключений на задницу? - Ловко ты нас уделал, приятель, - бандит снова закашлялся. – Черт, кажется, ты мне в легкое попал. Хотя вряд ли - я бы тогда сдох уже. Наемный киллер? Блейк кивнул, не сводя с него глаз. - Можно сигарету? Не парься, я тебе ничего не сделаю, - будущий покойник перевел взгляд на УЗИ, которое валялось в нескольких метрах от него. – Мне все равно не дотянуться, тем более ты мне руку

прострелил. Кстати, я Джо. - Я не знакомлюсь со своими жертвами, - тем не менее, Блейк вытащил еще одну сигарету и, подойдя ближе, сунул ее в запекшиеся от крови губы бандита и дал ему прикурить. – Не люблю убивать знакомых мне людей. - Да ладно! – Джо попытался махнуть рукой, но скривился от боли. – Ну вот лично я чем тебе не угодил? Ты мне целых три пули подарил в тушу. А этому петуху разодетому, он кивнул в сторону итальяшки, - всего одну. - Ты просто стоял у меня на пути, - заметил Блейк, делая несколько шагов назад. – Ничего личного. Если б вы все отдали мне Марчелло на растерзание, я вашу четверку телохранителей и пальцем бы не тронул. Но увы… - Сам понимаешь, что такого никогда бы не произошло, - Джо рассмеялся, снова скривился от боли, и сигарета выпала у него изо рта. – Сейчас бы еще алкоголя на дорожку до небесных врат… - Обойдешься! – заявил Блейк, подходя к столу, на котором стояли две бутылки виски. – А я, пожалуй, хлебну. Хотя нет, заберу с собой. Мне еще как-то выбраться отсюда надо, из этого подвала. - Я не прошу меня поить с ложки, - умоляюще сказал Джо. – Просто наполни стакан, дай мне его в руку, а там уж я сам. - Добро только переводить, - но Илай сделал, как просил бандит. – Все равно ведь сдохнешь, чего сейчас пытаться насладить-

ся последними мгновениями жизни. - На то они и последние, чтобы ими наслаждаться! – отпарировал Джо, медленно осушая стакан, затем закашлялся и уронил его. – Похоже, помру скоро. Не переживай, девочку напоследок я у тебя не попрошу. Не в том состоянии сейчас. - Хочешь, скорую вызову? – Блейк вдруг понял, что ему сейчас стало жалко парня, которого он почти убил своими руками, и который пытался шутить перед смертью, страшась ее. – Может, не поздно еще тебя подлатать. - Не стоит, - еще одна неудачная попытка махнуть рукой. – Лучше уж умереть, чем всю оставшуюся жизнь ездить на инвалидном кресле и ходить под себя. Дай мне еще одну сигарету, а сам выбирайся уже. Сюда могут нагрянуть остатки обезглавленной банды, и уж поверь – их ни черта не пять человек. Блейк выполнил его просьбу. Затем, чуть поколебавшись, сделал шаг к двери. - Ты уверен, что…? – он не закончил вопроса, но Джо его понял. - Нет, добивать меня не надо. Помучаюсь еще, покурю. Жаль, конечно, что сдохну в этой дыре, но что поделать, такую работу выбрал. Эх, зря я колледж бросил… - Ну, бывай! – в последний раз посмотрев на парня, Блейк вышел из подвала. Он поднимался по лестнице, а в его голове роились мысли. Илай при-

вык убивать типичных бандитов брутальной наружности, которые заслуживали своей участи. Но вот такого ботаника он пристрелил в первый раз. Мало того: Джо выказал к своему

убийце что-то вроде человечности, и вот этого Блейк вообще понять не мог. Это одновременно удивляло и расстраивало. «Буду теперь делать контрольные в голову, что-

)

бы такого больше не повторилось!», - подумал он, выходя из прачечной. Автор: Игорь Федулин

. .

В краю непуганых фей, сумрачных скал и чудесных каменных замков, на покрытом желтыми одуванчиками берегу, у самого озера Броден, в старые давние времена стоял одинокий замечательный домик. В нем жила добрая красивая женщина с дочкой и угощала всех, кто к ней заходил, волшебным золотым медом. Именно так тот мед и называли всегда, потому, что был он густой, душистый, золотистый и очень красивый, но терпкий на вкус и лекарственный. Продавала его Брунхильда не в горшках, а в маленьких горшочках, но хорошему человеку могла налить в чашечку даром. Все знали Брунхильду, как хорошую хозяйку и… знахарку, но чурались ее (только дурак станет бояться одинокую красивую фрау, ведь верно?). А о ее ведовской силе, как это и положено, ходили легенды. Над живописной поляной возле домика женщины вместе с трудолюбивыми пчелами кружились прекрасные разноцветные бабочки. За ними любила бегать Вильда – маленькая

дочка Брунхильды, похожая на нее, как две капли воды. Бабочки словно заигрывали с девчонкой – кружились у нее над головой, увлекали к местам, где можно было полакомиться ежевикой или малиной, радовали необычной яркой окраской и даже устраивали настоящие спектакли, то принимаясь будто танцевать вальс по парам, то сбиваясь в многоцветное пестрое облако. Мать наблюдала за этими играми с какой-то грустной улыбкой, порой касаясь платком краешков глаз. И все случайные свидетели этих мимолетных слезинок сочувственно многозначительно кивали головой, – одной воспитывать ребенка не так уж и просто. Как-то раз большой махаон сел девочке прямо на лоб. Было немного щекотно, и очень радостно. Весело хохоча, Вильда прибежала домой и позвала маму, чтоб рассказать ей об этом, а махаон к тому времени уже сидел у девочки на косичке. Брунхильда тогда прошептала дочке, что если коснуться лапок у бабочек, то их отражения потом пор-

хают в душе, оставаясь там порою надолго, и Вилда хихикала. Шли годы, и каждый раз весной одуванчики вспыхивали вокруг домика мамы и дочки, словно отражение жаркого солнца. А вместе с этим чудом прилетали пчелы и приносили Брунхильде свой удивительный мед. И вот, однажды, дочка спросила у женщины: — Мама, а почему пчелки собирают нектар и пыльцу и делают мед, а бабочки только машут крылышками и играют? – ведь они тоже пьют нектар из наших цветков. — Это очень старая история, доченька. Когда я услыхала ее, то потом плакала, – сказала Брунхильда. – Правда, хочешь все это знать? — Я не буду плакать, – ответила Вилда. – Ведь мне уже одиннадцать лет, и я многое знаю. — Тогда тебе пришла пора узнать тайну нашего чердака! – С этими словами Брунхильда поднялась на лесенку и открыла окошко на чердаке. Как только это случилось, все бабочки с луга

устремились туда. Над домиком словно взвился радужный смерч, медленно тая по мере того, как махаоны наполняли чердак. — Этим бабочкам уже тысяча лет, – сказала Брунхильда, читая восторг и удивление в глазах своей дочери. – Они знают дорогу. — Так в чем же их тайна? Там бабочки хранят свой бабочий мед? – не унималась Вильда. — Пойдем, и я тебе покажу. Хочешь взять с собою подружку? — Не очень-то хочется. Герда дразнит меня, – поморщилась Вильда, но все же позвала одну из деревенских девчонок, обещая показать ей волшебное чудо. Залезли они втроем на чердак прекрасного домика… а там бабочки летают, будто разноцветный сказочный вихрь! От такой красоты у девочек дух захватило. Тогда Брунхилда сняла серп, который висел среди прочего старого хлама, и перерезала горлышко Герде, – та и пикнуть не успела. На детскую сладкую кровь стали слетаться бабочки и запускать в лужицу свои хоботки. От крови они становились толстыми и большими, а крылышки у них отпадали. Тогда быв-

шие бабочки, а ныне – мерзкие гусеницы, заползали в кровоточащую рану и принимались рвать мощными челюстями юную нежную плоть. Вильда сделала шаг назад, опасаясь того, как бы ее саму не укусили случайно, и тогда она увидала, что под ногами у нее хрустят не старые сухие листья и лепестки, как она сначала решила, – а красивые крылья миллионов и миллионов замечательных бабочек. — И что будет потом? – спросила она у матери, еле дыша. — Потом они снова станут куколками и превратятся в прекрасных бабочек, – ответила Брунхильда, прижимая дрожащую дочку. — И где же их мед? — Мед махаона, – это его красота. Разве не очевидно? — Очевидно… Но зачем им нужны эти жертвы? — Испокон веков женщины нашей семьи. Одуванчики недолго нас кормят бабочек. Если этого не сделать в пору цветения, то бабочки выпьют весь нектар и ничего не оставят пчелам. А так – меда получается больше, и он… другой - волшебный. Ведь сила жертв питает те души, что вселяются в бабочек, и даже сама Теллура не прочь

полакомиться молодой кровью. — Теллура? Это фея леса, о которой ты мне рассказывала? Теперь я смогу с ней общаться? — Пока еще нет. Для того, чтобы с нею общаться, тебе нужно сперва подрасти, прочесть много книжек, чтоб не казаться ей глупенькой, и научиться готовить особое снадобье. — Я стану ведьмой, как ты? — Не говори так лучше; учись хранить тайны. И никому не рассказывай о своей силе, о своих знаниях или снах, хорошо? — Хорошо, – вздохнула Вильда. – Пойду, позову еще одну девочку. Эта худенькая. Пусть у них будет достаточно корма, – нас не съедят. — Сходи, доченька, – грустно улыбнулась ведунья. – А я пока достану для нас кувшин медового эля. Надо отметить твое посвящение. Теперь ты знаешь, как устроена жизнь. — У пчел есть своя королева. Они все ее слуги, поэтому и собирают для нас золотой мед. А махаоны... – Вильда оглянулась на мертвое тельце подруги. – Это придворные. Мои придворные! Автор: Вадим Доннерветтер

6 Он вошел в дом и прикрыл за собой деревянную резную дверь, с потрескавшимся потемневшим

лаком. В полной темноте прихожей он, не снимая черный шерстяной плащ, сел на стул и уставился во

мрак. У ноги, обнюхав мокрый от снега сапог, мяукнул черно-белый кот. ОН молча взглянул

на животное сверху-вниз. Кот из темноты смотрел на него, поблескивая умными абсентовыми глазами. ОН, не изменившись в лице, вздохнул и отвернулся. С его черных вьющихся волос упали капли. Кот вскочил, двинул кожей спины, и, снова бесцельно мяукнув, ушел. Прошло немало минут, прежде чем Он встал, разулся, и, сняв плащ, повесил его на крючок у входной двери. Крючок не выдержал, и мокрый тяжелый плащ повалился на грязный пол. Он даже не обернулся. Засунув руки в карманы брюк, Он побрел в свою комнату и, не включая света, сел на кровать, стоящую у окна. Окно было большим. Во всю стену. Без штор, без рам, без двери. Просто окно. Он уставился на небо и закурил. Шел снег. Большие белые мохнатые хлопья падали с темно-серого холодного зимнего неба. Казалось, небу нет конца и края, и нет конца белым ледяным мухам, у которых отобрали маленькие ледяные крылышки. Разгорались фонари, а Он все сидел без движения, пытаясь вглядеться в белую пелену за окном. Больше не было дома напротив. Больше не было сетей проводов. Только небо. И холодный снег. И наконец его лицо изменилось. Он улыбнулся. "Как здорово,"- подумал он.- "Больше нет домов, жадных людей, голодных собак, серых спин- людей, отвернувшихся друг от друга, ставших друг к другу

задом и превратившихся в тысячи больших серых спин..."- Он усмехнулся самому себе.--" Не человек, а Одна Большая Спина!" — Ух-ху-у-ху-ху!!! — Кот, сидящий рядом заливался смехом.— Эт ты здорово придумал! "не человек,а спина"... С ногами и руками! Ух-ху-ху-ха!!! Спина вместо лица, и вместо ушей и даже вместо... хих!..— он поперхнулся.— Ох, нельзя так много смеяться за один день!... Кот встал, и, дернув хвостом, залез на стену и свернулся на клубочком в левом верхнем углу комнаты на потолке, продолжая хихикать себе под нос. Через минуту он уже сладко мурчал во сне. ОН взмахом ладони откинул волосы назад. Они уже почти высохли. Он залез рукой под огромную зеленую подушку и вытащил оттуда банку пива. Открыл ее, и ,глотнув холодного колючего напитка, вновь закурил. Он сидел и ждал. Не отводил глаз от неба, боясь упустить момент. И вот Он наконец увидел вдалеке маленькую черную точку. Точка приближалась, и, когда точка превратилась в шевелящееся облачко, он улыбнулся, вздохнул и встал. Подойдя к зеркалу, он с минуту вглядывался в свое отражение. Пятидневная небритость его старила, уже высохшие длинные волосы торчали в разные стороны. Он только заметил, что бычок папиросы в его тонких губах погас. Он сплюнул и побрился. Вновь взглянул в зеркало и усмехнулся. " Так гораздо луч-

ше."— лениво подумал Он и пригладил волосы рукой. Взглянув в окно, Он заметил, что черное облако заметно приблизилось. Он склонил голову и подставил ладони. На них упала черная смоляная капля. Потом три, потом еще пять, десять... Через несколько секунд из его глаз в ладони стекали тоненькие черные струйки. Они становились все толще и толще, пока его ладони не наполнились, и он не опустился на колени. Тогда мощный поток черной глянцевой жидкости полился из его глаз. Она падала с неравномерным чмоканьем и хлюпаньем, и с мерзким скрежетом растекалась по каменному полу, пока весь пол комнаты не исчез под ней. Тогда поток иссяк, и Он, проморгав, сморщился - его дырявые носки и колени были в черной гадости. Он сел на кровать, лицом к окну и стал смотреть на небо — облако было совсем близко и превратилось в стонущую клокочущую шевелящуюся тучу, скрывшую половину неба. Жидкость у него на полу продолжала скрежетать, но более не наполняла комнату , а напротив — собиралась в объемную гадкую сферу у него за спиной Кот проснулся и спокойно поглядел на пол, потом повозился у себя в углу и , бурча себе под нос чтото про спину, снова уснул. Вокруг него— на углу потолка и углах двух стен— росла ярко-зеленая трава, и где-то в ней застрекотал сверчок. И, когда за спиной у Него раздался стон,- Он

обернулся. Черная гигантская птица сидела на полу и стонала. Чудовищно огромные, темные блестящие глаза без выражения глядели на него. Смоляные перья колыхались в такт тяжелому дыханию и глубоким вздохам существа. Из ее клюва-длинного и тонкого— изредка изрыгавшего проклятия- свисал длинный черный язык. Он нахмурился и постучал себе по колену. Птица резко склонила голову на бок и продолжила пялиться своими слезными глазами на него. — МРАЗЬ.— Громко сказала она. — И ты мразь.— Спокойно ответил Он и снова похлопал себя по колену. Птица сделала несколько шагов, оставляя после себя черные следы. — Э, нет.— Он указал пальцем на следы.— Это тоже жри. Птица еще громче застонала и заглушила пенье сверчка. Царапая когтями пол, она вернулась, слизала следы, и вновь подошла к нему, уже не оставляя жидкости за собой.

— Мраааазь.— Простонала птица. — И ты мразь.— Он смотрел на птицу, а птица смотрела на него. Она действительно была огромна— он сидел на кровати,— и все-же она была едва ниже него. Ее черные перья встрепенулись, существо дернулось и снова мгновенно склонило голову на бок, не отводя колодцев глаз от Него, и не переставая стонать и браниться. Он глянул в окно и нахмурил брови. — Вон.— Он направил указательный палец за окно. — Мразь. — Вон.— громко но спокойно повторил Он. Птица выругалась в последний раз и рванулась с места, создав в комнате подобие урагана, задевая крыльями стены. — Вон!!! — крикнул он. И черная птица пролетела сквозь окно, и присоединилась к гомонящему стонущему облаку из сотен подобных птиц. Когда трава вокруг кота перестала качаться, а испугавшийся сверчок

вновь продолжил игру на своей маленькой сверчковой скрипочке, кот приоткрыл один глаз. — Ну что?.. Все?? Слава богу, а то я так даже поспать не могу...— и вновь заурчал во сне. ОН в растерянности улыбнулся, пожал плечом и повернулся к окну. Черной тучи больше не было. Воцарилась тишина. Вновь пригладив волосы, растрепавшиеся от ветра, он взял в губы сигарету и вышел из дому. Ярко горели фонари. Сотни светлячков тыкались своими тельцами в горящие лампочки, и, обжигаясь, летали вокруг фонаря и светились. Листва на деревьях мягко шелестела, в такт пляскам шутника-ветра, нежно ласкавшего Его щеки. Громко пели сверчки. ОН подкурил и пошел. И пока он шел, он встретил сотни людей, таких же как он — молча идущих по улицам и улыбающихся теплой майской ночи.

Все-таки Нинка сволочь. Однозначно! Позвонила ближе к ночи и просипела в трубку - мол, температура высокая, и тело ломит. Теперь за нее нужно работать Лыжиной Лариске. Ведь больше некому. И это в субботу. Утром. Летом.

А у Лыжиной, может, планов было громадье на свой законный выходной. Она, быть может, собиралась на пляж, в гости, в театр или на худой конец в кино. В какой последовательности все задуманное Лариска провернула бы, доподлинно неизвестно. Но

это неважно! Просто все и всегда пользовались ее безотказностью. Еще Лыжина была впечатлительной. Она постоянно входила в чье-то положение. Вокруг нее кипела жизнь: подруги удачно и не очень выходили замуж, у них рождались дети, по-

Автор: Селена Веселовская

сле чего наступали их шумные и важные для психики ребенка бесконечные дни рождения. Разумеется, эти даты выпадали на выходные дни, и Лыжина принимала удар на себя. У Лариски не было детей и мужа, кстати, тоже. Последний ее кавалер – безразмерно талантливый и вечно голодный до ярких впечатлений музыкант Аркадий сбежал в Вильнюс два года назад. С тех пор Лариска жила жизнями своих подруг и друзей. Вот и на этот раз Нинка ее «сделала». Теперь вместо теплого песочка на пляже Лыжина будет всю субботу торчать в душном маленьком магазине и выпрашивать у покупателей, потных и обозленных от жары, мелочь. Зачем? Чтобы выдать сдачу одной бумажной денежкой. Ведь если удается заполучить «десятик» и вместо сорока рублей, например, сдать мятым полтинником, накрывает маленькая радость. Потому что мелочь для продавцов - все равно что драгоценные камни. Явление редкое, а потому бесценное. Было раннее утро, и на улице еще не было так жарко. Лыжина шла по улице совершенно одна, казалось, что даже машины устали гонять и уснули. Горожане наслаждались субботним утром: спали, отлежи-

вались, одним словом, отдыхали. Лариске захотелось закричать и разбудить сразу всех. Чтобы из окон и подъездов высунулись заспанные лица и пожалели ее. Но она, конечно, этого не сделала, а стала только сильнее злиться на Нинку. Лыжиной было тридцать с хвостиком. Мама в тандеме со старшей 45летней сестрой постоянно на нее наседала. Мол, когда уже найдешь себе мужа и нарожаешь детей? Как будто она была против! Но тот самый все никак не появлялся, а встречались только мутные мужики, что-то вроде Аркадия. С претендентами, которых ей сватала родня, Лариска давно покончила. Это были сплошь маменькины сынки: в коротких брюках и с детскими комплексами размером со слона. Нет уж, спасибо! До магазина оставалось несколько метров, как вдруг из-за поворота вышла женщина и пошла по направлению к Лариске. Ну как пошла… Она парила. Даже издалека было видно, незнакомке нереально хорошо. Женщина приближалась к Лыжиной не то чтобы вприпрыжку, она делала это беззаботно и легко. Сумка в ее руке выплясывала танцевальные па, двигаясь в унисон со своей хо-

8 Мне хотелось бежать… От нескончаемого шума машин, от толкотни в метро, от навязчивых дру-

зяйкой. Лариска и незнакомка поравнялись друг с другом, и Лыжина поняла: сегодня ночью женщина согрешила. Она сделала такой вывод вовсе не по загадочной улыбке Джоконды, что застыла на лице незнакомки. И даже не по едва уловимому шлейфу сладких духов и дорогого алкоголя, преследовавших ее. С потрохами женщину выдавало платье. Оно было надето наизнанку. На груди вызывающе топорщились вытачки, а на плечах непроизвольно и полетнему весело подпрыгивали белоснежные поролоновые подплечники. Как крылья у бабочки. Незнакомка пребывала на своей волне и Лыжину даже не заметила. А Лариске вдруг стало очень хорошо. Словно это она всю ночь предавалась плотским утехам и только что вынырнула из чьей-то теплой постели. Лариска проводила женщинубабочку глазами и вприпрыжку подлетела к дверям магазина. В тот день покупателям повезло. Их обслуживала румяная и веселая продавщица. Она улыбалась всем загадочной улыбкой Джоконды. Лыжина была впечатлительная. Автор: Маргарита Соседова

" зей и разговоров. От суеты и постоянного страха за детей, внуков, мужа… Бежать… Бежать… Бежать…

Город обступал со всех сторон, надвигался громадой новостроек, эстакад, развязок. Город–

монстр. С улицамищупальцами, языками переулков, вставными зубами заборов и незрячими глазами фонарей. Многотысячная толпа надвигалась на меня, не давая возможности защититься, вздохнуть полной грудью. Обезумевшие люди с пустыми глазницами и искривленными ртами, изрыгающие проклятия и угрозы, навалились на меня всей своей уродливой массой, пытаясь раздавить, прижать к парапету моста, сбросить вниз, туда, в черную омерзительную жижу: реку, бывшую когда-то прозрачно-чистой, стремительной и прохладной. Вонь и удушливый запах обволакивали. Многоголосая, многорукая людская масса приближалась все ближе и ближе, накатывала на меня, дразня и улюлюкая. Я задыхалась. Сквозь гул и шум уже явственно различались отдельные слова и звуки. Чужая речь, незнакомые запахи, смрад надвигающейся лавиной толпы. Она приближалась, просачивалась сквозь меня. Гул нарастал. Вот уже совсем рядом чей-то искривленный в страшных ругательствах рот, рука, занесенная надо мной, истошный вой, вырвавшийся откуда-то из самой глубины толпы, глаза, горящие яростью и гневом. Все… Сейчас меня раздавят, расплющат, уничтожат. Я кричу, мой голос летит над толпой, сливается с ней, и вот уже я – часть этой толпы; в руках камень. Несусь, ору вместе со всеми. Я – толпа. Гогочущая, смрадная, угрожающая, вонючая. Парапет моста ото-

двигается в сторону, я взмахиваю руками и… просыпаюсь. Сердце бешено колотится, во рту пересохло, мокрая от пота ночнушка прилипла к телу – не отодрать… Что это? Что со мной? Откуда такой ужасный, удушающий сон… Давление? Температура? Страх? Глоток воды из замысловатой чашки, поставленной с вечера заботливым мужем, лишь оттенил горечь и сухость во рту. Голова тяжелым колоколом свесилась на подушку. В висках стучит, ухает, пульсирует густая, тягучая кровь. Хочется открутить, отвинтить, снять эту пустую, тяжелую, никому не нужную голову и аккуратно уложить рядом, чтобы не мешала. Не мешала жить… Распластанное тело не подчиняется, руки налились свинцом, ноги похолодели… И спина…О, эта спина… Боль во всем теле сковала, пришпилила меня к кровати. Встать не могу… И лежать уже невыносимо… - Стас, - позвала я мужа, - Стас! Взгляд его испуганных глаз полоснул по лицу, и я вновь провалилась в тяжелый, сумрачный, такой страшный сон… …Врач на кухне о чем-то тихо разговаривала со Стасом. Потом долго названивала по телефону. Сквозь неплотно прикрытую дверь до меня доносился ее спокойный, сдержанный голос: “Да… Женщина… Сорок семь лет… Криз… Тяжелый… В какую? Далековато… А ближе? В коридор?!”

- Нет, не надо в больницу, - прокричала я в глубь квартиры, - не поеду! - Больная наша очнулась, - вошедшая в спальню врач осторожно, будто ребенка, взяла меня за руку, нащупала пульс. Погладила по щеке. – Вот и порозовела уже. Молодец! Постепенно ко мне возвращалось сознание. Страха не было. Лишь озноб колкими, противными мурашками расползался по всему телу, и зуб не попадал на зуб. Робко, как-то боком, вслед за докторшей просочился муж. Потрогал лоб. Присел на краешек кровати. Улыбнулся: - Ты как? Говорить можешь? Я кивнула. – Что со мной? - Не шевелись, сейчас фельдшер поднимется, отнесем тебя в машину. - В больницу не поеду! – твердо произнесла я. - Ого, бунт на корабле, – доктор привычным движением оголила мне руку, перетянула жгутом и ловко вколола в вену какую -то гадость. – Еще один укольчик… Это поможет… Обязательно… Посидела рядом, померила давление и, внимательно изучив мои расширенные от испуга и боли глаза, изрекла: - Угораздило же вас под Новый год с кризом свалиться! Сейчас в больнице только дежурные врачи остались, персонала никакого, а вам постоянный уход нужен, покой… И тихо добавила чтото важное, сокровенное, предназначенное только

мне одной. А потом, обратясь уже к Стасу, строго произнесла: - Пишите отказ, и от жены не отходите, я на завтра актив в поликлинику передам, уколы начнут, а лучше – капельницы… Но это дорого… Сможете заплатить? Стас кивнул, а я закрыла глаза и вновь провалилась в сон… …Муж сказал, что проспала я почти сутки. Иногда, просыпаясь, звала его, просила пить. Он подходил, аккуратно проводил своей теплой рукой по моему бескровному лицу, поил через соломинку, вздыхал. Успокоенный, возвращался к своему компьютеру. Я оставалась одна, наедине со своими мыслями и так неожиданно свалившейся на меня болезнью. Перебирала в памяти наши даты, события, непростые, неровные отношения. Пыталась понять, откуда, из какой глубины сознания взялся этот страшный, тревожный, придавивший меня сон. Такой осязаемореалистичный, жуткий… Вдруг вспомнила: мне и раньше снились парапеты, мосты, орущие, обезумившие люди, незнакомый, чужой город и река – извилистая, мутная, с топкими берегами, заросшими осокой, тальником, ежевикой. И страх - липкий, леденящий… Распутать, разгадать эти странные повторяющиеся сны мне не удавалось никогда… Снызагадки, рождающие тревожные, сумасшедшие мысли.Сны–предупреждения…

Может, это река жизни, думала я, прозрачная, чистая и стремительная в юности, а потом такая путаная, извилистая, мутная. Вот и она скоро закончится, иссякнет, а счастья все нет. И никогда не было, и никогда я не чувствовала себя счастливой. Никогда… Вечная тоска и неудовлетворенность… И отсутствие всяческого доверия, даже к самым близким. И вечный страх за них… - Мам, это усталость, депрессия, - успокаивала меня дочь, - полежишь, отдохнешь… В Карловы Вары летом отправимся… На воды… Ты только выздоравливай… Все будет хорошо… … Выздоравливала я долго. Дважды в день приходила медсестра: ставила капельницы, мерила давление, делала уколы. Муж и дети нянчились со мной, как с маленьким ребенком. Ублажали… Баловали… И жизнь потихоньку, маленькими шажочками возвращалась ко мне. Я сама уже пыталась вставать и медленно, будто на ощупь, бродила по квартире. - Вот и умница, - говорил Стас, радуясь моим успехам, - поправишься, поедем на Волгу. Шеф обещал пансионат арендовать… Для высшего звена… На все лето… - Ленка говорила, в Карловы Вары. - Можно и в Карловы Вары… Куда захочешь, туда и поедем… *** ...Машина чихнула и заглохла. Я вышла из салона в звенящую весеннюю тишину и глотнула чистый, свежий, прозрачный воз-

дух, настоянный на майских цветах и травах. Его можно было черпать в ладони и пить… пить… пить… Трудяга шмель весело жужжал рядом со мной и, опускаясь с цветка на цветок, мирно и сосредоточенно выполнял свою будничную, привычную работу. Какие-то мошки вились над головой и, переливаясь всеми цветами радуги в лучах яркого утреннего солнца, напоминали маленькие фейерверки. - Стас, я пройдусь немного? Что-то ноги затекли. - Иди, только недолго и не далеко. Муж с головой залез в неостывшее еще чрево нашей Мазды, и что-то сосредоточенно там разглядывал. Я потихоньку направлялась к видневшимся невдалеке куртинам, собирая в букет полевые цветы, так щедро расцветшие этим теплым, совсем летним маем. Как же здесь хорошо! Ни шума улиц, ни толпы, обезумевшей в поисках денег, работы, развлечений. Ни этого Города, который ежедневно, ежеминутно высасывает из тебя силы и убивает вокруг все живое… Тишина и благодать. Умиротворение постепенно нисходило на меня, обволакивало. Умытое после ночного дождя солнце старательно согревало землю и мою измученную долгой болезнью душу. Вдалеке, за куртинами, угадывалась река. Я прибавила шаг и обомлела. Река… Моя река, столько раз виденная во

снах. Небольшая, чистая, стремительная, заросшая камышом и тальником. Река моей юности. Будто магнитом тянуло меня туда, все дальше и дальше, к самой воде, заросшей лилиями и кувшинками. Боже мой – да это же… Забытое, давно утраченное ощущение счастья накатило на меня и, подхватив, теплой волной унесло в прошлое. Я медленно брела по влажному песку и вспоминала, вспоминала… … Стас все еще возился с машиной, вздыхал, чертыхался, приплясывал возле нее, потирал руки. - Поехали, солнце мое, карета готова! - Стасик, ты помнишь это место? Мы после свадьбы с тобой сюда рванули. Помнишь? Та же река, и поле то же… Посмотри… - Нет, милая, мы то-

3* Помидоры удались на славу! Я выползала из теплицы, держа в руках синюю миску, наполненную ярко-красными с лакированными бочками огромными плодами. Из теплицы тянуло прогретым за день, влажным и терпким запахом паслёновых. Солнышко еще слегка пригревало, было тихо и безветренно. За дощатым забором, будто старое огородное пугало, маячила тетя Шура, плотная, закутанная в теплую нелепую шаль соседка. - Тетя Шур, смотри, какие помидоры в этом го-

гда на Тверце были, а это Унжа. - А так похоже… Давай здесь останемся… Муж засмеялся: - Выроем землянку, возведем очаг и оденемся в шкуры диких животных… Все, Марин, заканчивай лирику, поехали. К завтраку опоздаем… - Погоди, дай надышаться… Мне здесь так комфортно, покойно, будто в прошлое окунулась… В юность… Стас огляделся вокруг, притянул меня к себе, поцеловал в макушку и стал быстро нашептывать что-то в самое ухо. Его губы заскользили по моей щеке, шее, опускаясь все ниже, к теплой, нагретой весенним солнцем ложбинке в глубоком вырезе яркого сарафана. - Милая, - его голос дрожал, - девочка моя…

... ду уродились, прям граммов по девятьсот будут… Красный гигант называются. Угощайся… Тетя Шура, повертела у виска заскорузлым пальцем. - Вам, городским, она смачно сплюнула на землю подсолнечную шелуху, - заняться нечем… Куда ж такие вырастила? Они же в банку не лезут… Однако помидориной, размером с небольшую детскую головку, не побрезговала, взяла. Я вошла в дом и занялась приготовлением ужина. Салат из свежих

Мариина… И я вдруг вспомнила, поняла, что тогда, после страшного, измучившего меня криза, сказала строгая женщина-врач: ”Глупо тратить жизнь на то, чтобы быть несчастной… Глупо”. …Потом мы долго стояли, обнявшись, впитывая в себя неброскую красоту этого края: поле, заросшее скромными цветами; укутанную в легкий туман реку, отгороженную от нас невысокими, плотными кустами тальника; лес, который виднелся вдалеке и простирался до самого горизонта, и солнце, яркое, весеннее, спрятанное за набежавшим откуда-то облаком… К завтраку мы, конечно, опоздали. Автор: Ирина Антипина

$ овощей получился - пальчики оближешь. А на горячее – жареные белые грибочки в сметане. Муж с утра сбегал в соседний лесок, приволок целую корзину. Славные такие боровички, один к одному. А ведь и в правду хорошо иметь домик в деревне – все продукты под рукой: салатик, укропчик, кабачки-малышки, огурчики да помидорчики. Ешь, не хочу… Мои гастрономические рассуждения прервал громкий стук в окно и старческий, скрипучий басок тети Шуры: - Пока ты тут у пли-

ты толчешься, там, на задах, Зинка-колдунья твоего мужика охмуряет… Ох, уж мне эти деревенские страсти! Зинкаколдунья, так ее кличет вся деревня, давно положила глаз на моего красавца мужа. Вернее, красавцем он был давным-давно, в глубокой молодости, когда еще служил в армии и летал на штурмовиках: летчик-ас. А сейчас это просто военный пенсионер, бывший полковник, моложавый ухоженный мужчина. Разница в годах у нас с ним приличная: почти двадцать лет, но в супружеской жизни возраст, оказывается, совсем не главное. Важны даже не страсть и любовь, а взаимопонимание, уважение и доверие. Главное, глядеть в одну сторону. Хотя в нашем случае и любовь, и страсть присутствуют до сих пор. Не стареют… - Да бог с ней, тетя Шур, пусть потешится. Каково ей без мужика-то… - Нет, ты, девка, сбегай туда. Разгони их… Ишь, повадилась. Ты ведь как уедешь, она тут как тут… Полковника баба захотела… Губы раскатала… Так, пришептывая и приволакивая изуродованную подагрой ногу, тетя Шура подалась в магазин за бутылкой. В нашей деревне все любят выпить «с устатку», а в такой тихий теплый вечер и впрямь не грех пропустить рюмочкудругую. Зинаида, наверное, тоже в магазин направлялась, но, углядев через забор предмет своего вожделения, завернула к нам на зады, с чужим мужем пооб-

щаться. Зинку в деревне не любили. Острая на язык, завистливая и мстительная, она уже давно перессорилась со всей деревней. Когда Зинаида входила в магазин – центр деревенской культуры – все разговоры разом стихали. Да и детей мамаши спешили оттуда увести побыстрее: сглазит ещё, не дай бог… На задах муж колол дрова. Президентская программа газификации до нашей деревни ещё не дошла и не дойдет, наверное, никогда: вот и приходится весной и осенью топить дровами печь-голландку. Да и баньку истопить, березовые дровишки в самый раз будут. Муж, высоко взмахивая хорошо правленым топором, лихо расправлялся с березовыми чурбаками. Раз! И полено пополам. Еще – раз! И вот уже аккуратные поленца разбросаны вокруг него веером. Зинка с завистью и удовольствием смотрела на оголенного по пояс сильного, не старого еще мужчину. Торс у моего мужа был ну просто классический, ему мог бы позавидовать даже какой-нибудь начинающий культ-турист: накаченные мышцы рельефно выступали сквозь деревенский загар, заставляя Зинку сглатывать слюну. Права была тетя Шура: раскатала Зинка губенки. - Зин, пойдем в дом, помидорами угощу, вкуснющими, - ласково так обратилась я к своей деревенской сопернице. Зинаида нехотя оторвала взгляд от созерцания моего Аполлона и, шаркая

ногами, побрела за мной в дом. - Смотри, какие шикарные помидоры у меня в этом году выросли, просто гиганты какие-то, - похвасталась я. Зинаида неодобрительно посмотрела на плоды моих рук и, растягивая слова, проговорила: - Ну, и зачем они тебе такие… Они же в банку не лезут… - Вы что, с тетей Шурой сговорились, что ли. Ну не лезут, и что? Зато смотри, какие красавцы. По килограмму каждый. Зинаида вздохнула и села за стол. - Налей, что ли, водички, что-то в горле пересохло. Еще бы не пересохнет… У меня и самой, когда я смотрю на своего обнаженного мужа, в горле пересыхает и дыхание учащается. - Давай-ка лучше чайку с бальзамчиком… Пока там Саша дровами занимается, мы с тобой посидим, чаю попьем, поболтаем. Я заварила чай, выставила креманку с конфетами, достала бальзам. Зинаида внимательно, не мигая, следила за моими движениями. - Послушай, Вер, тебе сколько лет? - встрепенулась она. - Да почти сорок пять. Скоро опять ягодкой стану… А что? - Да вот смотрю я на тебя и не понимаю, чего ты, такая молодая, красивая, да за старика замуж вышла. Тебе бы кого-нибудь помоложе. Ага, думаю. А тебе

бы моего Александра. - Да был у меня помоложе, ровесник. Так он от мамкиной юбки до сих пор оторваться не может. Сущий ребенок. А Сашино поколение совсем другое: я за ним, как за каменной стеной… - Нет, ты не понимаешь, - ворчливо проскрипела Зинаида, - твоему Саше нужно не в Москве жить, а в деревне… Вишь, какой рукастый… - Да не волнуйся ты так, Зин. Ему и в Москве есть куда руки приложить. Он без дела не сидит и на диване с пивом и газетой не валяется. Мужик, одним словом… Настоящий мужик, крепкий. Зинаида закусила губу. Она с шумом прихлебывала горячий чай, откусывая от шоколадной конфетки крохотные кусочки. Её узловатые, натруженные руки нервно теребили шуршащий конфетный фантик. А на сморщенном, выжженном солнцем, коричневом лице читались боль и страдание. Да, быстро стареют деревенские женщины. Зинаиде нет еще и шестидесяти, а выглядит она лет на десять старше. Замужем моя соперница никогда не была, детей не рожала, но злые языки поговаривают, что без абортов и она не обошлась. Были у неё романы, и страстные, говорят, с битьём окон и жестоким мордобитием. Приходили Зинкины товарки за своими мужьями к молодой, крикливой продавщице, отношения выясняли на кулаках да с булыжниками. Небольшой шрам на Зинаидином лице, наверное, след от тех

былых деревенских страстей. - Ну, ладно, я пойду, - вздохнула Зинаида, - мне еще в магазин надо, за хлебом. Зинаида ушла, а я принялась накрывать на стол и ждать Сашу к ужину... Вечер пролетел незаметно: телевизор, книжечка, стакан кефира. Когда я в полночь стала укладываться спать, почувствовала легкое покалывание в руках и ногах. В голове зашумело. В какой-то странной тоске заныло, затрепыхалось сердце. Александр, испугавшись моей бледности, трясущимися руками отсчитывал по каплям валокордин, прикладывал грелку к ногам, тащил горячий, сладкий чай… Ничего не помогало: дрожь не унималась, голова раскалывалась от боли. И здесь я вдруг вспомнила, как в первый год моего пребывания в статусе новой жены Александра Петровича нас, на правах соседки, навестила Зинаида. Она принесла пироги, какую-то незамысловатую закуску, конфеты. Познакомились… Выпили… Отведали пирогов… Попили чаю… А ночью Александр отвез меня в районную больницу с тяжелым сердечным приступом… - Саш, - сквозь боль и слезы прошептала я, помнишь, в прошлом году, когда я упала возле цветочной грядки, буквально на ровном месте, а потом полгода лечила колено, тоже ведь Зинаида приходила. Помнишь? - Верочка, ну что ты,

не говори глупостей. Ты же умная женщина. Что ты за Шурой небылицы повторяешь. - Небылицы, говоришь… А со мной после Зинкиных визитов обязательно какая-нибудь гадость случается. Саша гладил мою руку, поправлял одеяло, подушку – заботился, одним словом. Облегчения мне это не приносило. - Все, Саш, не могу больше. Вызывай скорую. Скорая примчалась на удивление быстро. Это вам не Москва с постоянными пробками и припаркованными как попало машинами во дворах. Дорога из райцентра прямая, машин ночью почти нет: фельдшер из районной больницы доехала до нас минут за пятнадцать. Померила давление, вколола магнезию с димедролом, еще чего-то и села с Сашей на кухне попить чаю. Прощаясь с докторицей, Саша все пытался всучить ей деньги за визит. Милая женщина отшучивалась и отнекивалась. Точно, не московская скорая. - Ну возьмите хотя бы помидорчиков, посмотрите, каких красавцев я вырастила, больше килограмма каждый будет, - повеселевшим голосом предложила я. Фельдшерица внимательно посмотрела на россыпь овощей на моем столе и на полном серьезе проговорила: - И зачем вы такие помидоры выращиваете? Они же в банку не лезут… Автор: Ирина Антипина

3 Книга третья III Аквамарины Глава десятая Охота на змей 12 месяц 513 год с м.п. (май 2012 года н.э)… Мир аквамарин. Инквизитор Алексей Если это несколько субмарин, то я адмирал Нельсон! Здесь был довольно внушительный флот. Да, субмарин было всего три, но каким боком к ним относиться авианосец, два крейсера и пять корветов? Да и зачем они вообще нужны? Доков там нет. Конечно, они могут находиться на рейде, но… черт с ними! Вся эта эскадра дислоцировалась в акватории Долана в Тихом океане. Перенос решили произвести из нашего мира. Ну, а смысл перекидывать корабли к эльфам, а потом к аквамаринам? Кахен впервые был в нашем мире. По его заявлению, он мало чем отличается от мира эльфов. Ну, ему виднее. Честно, я был рад, что этот самодовольный тип свалит с нашего мира. Не знаю почему, но он вызывал у меня неприязнь. Конфликт США и России перешел в пассивную стадию. Американцы более не блокировали мор-

ские порты России, но в мире творилось черте что. Ватикан, уверен, с подачи США, начал пропаганду идеи, что Анклав – порождение Сатаны. В это мало кто верил, но все же. Православные священники трактовали это немного иначе, но общий настрой церкви был негативным. Католики грозились новым крестовым походом. Но дальше угроз и полемики не двигалось. Это было два месяца назад. Теперь флот находился в мире аквамаринов и готовился к операции. Поиски Пещеры змей заняли последние три недели. Субмарины и корабли прочесывали примерный район поисков сонарами и, о, чудо, нашли её. Как показали результаты сканирования, пещера имеет три входа, каждый из которых охраняется гигантской змеей. Операцию решили проводить силами субмарин, каждая из которых атакует одну змею. Так, одним ударом, мы уничтожим все первичные преграды. Затем только останется барьер. Но этим займутся первопроходцы. Их маги смогут убрать барьер, и мы получим ключ. Вот и все! Кахен остался с несколькими отрядами морской пехоты в деревни Иллаи. Там его встретили радужно. А когда две девушки пошли помогать ему расположиться, его похот-

ливые глаза так и блестели. Так что, посол попал, можно сказать, в рай. Наш же конвой направлялся к месту операции. Корветы уже завершили все приготовления, и мы в сопровождении крейсеров и субмарин направлялись к Гнезду. - Сожалею, но вы пропустите все зрелище! – Самодовольно произнес Портер. Сейчас он больше походил на беззаботного туриста, нежели на офицера. В цветастой рубашке, шортах, раскинувшись в шезлонге прямо на палубе авианосца. Картину дополнял зонт от солнца. Стюард, молодая девушка в военном комбинезоне, принесла напитки и молча ушла. Мы так и прохлаждались на палубе. - Вы не передумали спускаться туда на субмарине? - Спросил Мартис. Учитель так же растянулся на шезлонге в лучах полуденного солнца. Погода была прекрасной. Не жарко, прохладный ветерок. - Нет! – Гордо ответил адмирал. – Командующий должен лично присутствовать при триумфе своих солдат! Его самоуверенность раздражала. Мы еще даже не начали, а он уже пожинает плоды. Конечно, в этой схватке я ставлю на подводные лодки, нежели на чудовищ. Но время покажет, кто был прав.

Первопроходцы предпочли ожидать своей очереди в каюте, а не нежиться под солнышком. Вообще, во всей этой операции я и Мартис были лишними. Мы не маги, барьер снять не можем. Точнее, не маг Мартис. У меня просто другая специализация. А наших умений, как рыцари, не достаточно, что бы победить змей. - Не слишком ли вы самоуверенны, адмирал? – Поинтересовался Мартис. - Нет, мастер, что вы! – Ответил адмирал. – Перед мощью американского флота меркнет все! Даже доисторические твари! На этом разговор был и закончен. Слушать триады Портера о силе США не хотелось не мне, не Мартису. Поэтому мы тихо замяли тему и наслаждались морской прогулкой… на боевом корабле. *** Час «Ч» настал! Солнце уже скрывалось за горизонтом. Конечно, лучше бы провести все это при свете дня, но в пещере нет света, а подлодка он и не нужен. Адмирал величественно и гузно спустился в шлюпку и направился к одной из подлодок. Мы же с Мартисом поднялись на мостик. Там уже находились первопроходцы. Манвелий и его товарищи, что помогали нам пройти в этот мир в первую экспедицию. - Господа! – Обратился к нам капитан авианосца. – Наше звено не будет принимать участие в

операции. Мы, исключительно, наблюдаем! Но я напомню вам план операции. – Он подошел к карте района на стене и указкой стал водить в определенной области. – Адмирал, командуя тремя субмаринами, нанесет торпедный удар по чудовищам. После чего, корветы, - он указал на другие точки в том же районе, - проведу глубинное бомбардирование этой области. Разумеется, после того, как наши субмарины отступят. - Хорошо! – Воодушевленно ответил Мартис. Видно было, что его воодушевление наиграно и ему все равно на всю эту операцию. Его, скорее всего, волновало только то, что бы адмирал справился со своей частью работы и все. Конечно, на это повлияло и то, как адмирал преподносил свою важность. Обо всех деталях операции нам и так было известно, совместно с адмиралом операцию разрабатывали мы с Мартисом. - «Пегас» запрашивает «Катран», у нас все готово! – Произнес капитан в рацию. - Отлично, «Пегас»! – Донесся в ответ голос адмирала. – «Лихия», «Мурена», запрашивает «Катран», доложить о своем местоположении! - «Катран», это «Лихия», мы в сорока семи кабельтовых от цели! - «Катран», это «Мурена», мы с тридцати кабельтовых от цели! - Принято! Двухминутная готовность к торпедному огню! Подготовить все торпедные аппа-

раты! - Вас понял! - Вас понял! - Через две минуты, субмарины начнут бой. – Пояснил нам капитан авианосца. Я не был уверен, что это удастся, но все же. На радаре были видны три зеленые точки – субмарины, и три красные – змеи. Как радару удавалось засечь живых существ, я не знаю, но на мониторе они отображались. Так же в отдалении от двух зеленых точек находились еще по две зеленые точки – корветы. Но так как корветов пять, то возле «Катрана», был только один корабль. Три зеленых огонька, отображающие нас, были в отдалении от места операции. - «Мурена» к атаке готова! - «Лихия» к атаке готова! - Принято! Пли! От зеленых точек отделились по пять мигающих желтых точек, двигающихся к красным точкам. - Пятнадцать секунд до контакта! Желтые точки приближались к своим целям. - Десять секунд до контакта! Мы, затаив дыхание, следили за монитором. - Пять секунд! Точки вплотную подошли к целям и пропали. - Контакт! Красные точки стали мерцать и одна из них погасла. - Это «Мурена», подтверждаем уничтожение цели. - Это «Лихия», цель

не поражена, производим перезарядку. Они собираются еще раз атаковать? Но ведь по плану, вне зависимости от результата торпедной атаки, субмарины должны отступить! - Они не отступают? – Спросил я. Мартис пожал плечами. Капитан нервно смотрел на монитор. Оставшиеся враги устремились к субмаринам. - Противник быстро приближается. Красные точки петляли на мониторе, но неуловимо приближались к своим целям. Субмарины так же не стояли на месте и маневрировали, но железные монстры проигрывали в скорости и маневренности живым. Красная точка приблизилась к зеленой, и они обе замигали. - Удар в правый борт! Пробоины в третьем, седьмом и восьмом отсеках! Мать вашу, мы тонем! - Что происходит?! – Не выдержал я и, схватив капитана авианосца за грудки, стал трясти его. - Алекс, остынь! – Мартис с трудом оттащил меня от капитана. Самое странное, что никто из моряков, находящихся на мостике не кинулся нас разнимать. - Адмирал в последний момент изменил детали операции. – Запинаясь, начал капитан. – Корветам приказано не вмешиваться в бой. - Так прикажи им! – Заорал я. - Операцией командует адмирал. – Ответил капитан.

- «Катран», ответе! «Катран», «Катран»! Это «Мурена», нет связи с «Катраном». Зеленая точка на мониторе помигала и пропала. Красная точка, что была рядом с пропавшей, направилась к зеленой, которая быстро приближалась. - Веду торпедную атаку по цели! От зеленой точки оторвались мигающие желтые. Через полминуты они столкнулись с красной и та погасла. Вторая красная точка приближалась к улепетывающей зеленой, но её перехватили две другие зеленые точки и красная погасла. Корветы самостоятельно приняли решение скинуть глубинные бомбы. - Цели уничтожены, «Катран» не отвечает. - Поздравляю, - ответил я. – Только что мы потеряли адмирала Портера. Я вышел с мостика. Черт с ними, с идиотами! Хотели покрасоваться, пожалуйста! - Успокойся, - учитель похлопал меня по плечу, нагнав на палубе. Военным сейчас было не до нас. У них своих хлопот хватало. Сирена выла вовсю. В ночное небо один за другим взлетали вертолеты. - Они организовывают поиски? - Да, - Мартис кивнул. - Нет смысла, змей просто раздавил субмарину и все. – Ответил я. - Они действуют по инструкции. Я промолчал. - Вторую часть операции перенесем на потом?

– Собираясь уходить, спросил я. - Да, - коротко ответил Мартис. Я направился в свою каюту. Ну и чего я распсиховался? Из-за того, что дурное руководство привело к трагедии? Америка страна не бедная, восполнит потери. Так что можно спать спокойно. К тому же мы избавились от Портера. Да, Америка пришлет замену, но с новым человеком можно будет договориться. Или я жалею Портера? Жалость. Я никогда не задумывался об этом. У нас были проблемы и с США и с Россией, так как и те, и другие хотят использовать Анклав в своих целях. Но сейчас речь идет не о системах, а о людях. План был сырой, и мы понесли потери. Конечно, пять торпед нанесли урон змеям, но двух из них они не убили. Если бы Портер не изменил план и полдодки отошли, дав завершить дело корветам, то все могло произойти и иначе. А может все и к лучшему? Триста человек потерь к лучшему? Лори, твой благоверный считает потери как лучший исход. Как же я соскучился по свое семье. Лори, Анжелика. Вообще, надо будет взять отпуск у Варинаса. Я понимаю, что сейчас не самое подходящее время, но я хочу провести хоть немного времени со своей семьей. С мыслями о Лори я и уснул.

Автор: Александр Маяков

'! Глава 22. Корпускулярно-волновой дуализм Долго ли длилась уже эта, немыслимая по своей жестокости экзекуция, Сергей не знал; для него прошла целая вечность, прежде чем он, будучи уже совершенно безумным, превратился в один большой клубок боли и наслаждения, а потом стал съеживаться, сжиматься в горящую маленькую точку, знающую только эти звенящие раскаленные чувства, настолько острые, что все остальное исчезло, а вскоре и сама эта крошечная, оставшаяся от него одномерная частица пропала, потухнув, как искра в черной непроглядной ночи. Вначале было прикосновение, – нежное настойчивое прикосновение теплых и мягких губ; потом, – когда он ответил на этот поцелуй, – стал свет. Свет казался настолько ярким, что сперва Сергей ничего не увидел, – лишь темный силуэт на фоне этого света; но постепенно стали возникать знакомые черты лица, и взору его предстала Люси. Она была прекрасна. Лучи заходящего солнца подсвечивали сзади ее длинные распущенные волосы, обрамляли сиянием линию идеальной фигуры. Дьяволица сидела

на нем обнаженная, безумно желанная, умопомрачительно красивая, и улыбалась обаятельной милой открытой улыбкой. Даже не верилось, что еще недавно она, легким движением обрекла его на такое ужасное испытание. Возможно тень воспоминания о происшедшем промелькнула в глазах Сергея, потому что Люси смешно надула свои полные губы и, склонившись над ним так, что ее груди коснулись его лица, как бы попросила прощения: — Прости, что заставила тебя пройти через это, но разве ты сам не хотел, чтобы все было понастоящему? — Все было более чем реально, но я не держу на тебя зла. Ты, – это все, о чем можно только мечтать. — Не преувеличивай, – ведьма легла рядом и задумчиво провела ладонью по его лицу. – Правда, так сильно меня любишь? — Если честно, то я не знаю, как это все объяснить. Но, даже если ты, – просто мое сумасшествие, то я не хочу выздоравливать. — Выкрутился. Ладно, пока прощаю. То, через что ты прошел, не было напрасно, – иначе сюда не попасть, – сказала Люси, как-то не слишком уверен-

но. — Что это за место? – Спросил Сергей и огляделся вокруг. Все выглядело совсем по земному, – разве что без грязи, мусора, выброшенного на берег волнами хлама, и других признаков цивилизации. Море шумело легким прибоем; вода в нем была абсолютно прозрачной, искрящейся в лучах золотого заката, изумрудно зеленой вдали. Песчаный пляж поражал своей чистотой и непорочностью, – невозможно было даже представить, что на нем кто-то бывал. Круто поднимающиеся вверх скалы, окружающие со всех сторон это место, казались абсолютно неприступными. Синее, без облачка, небо, чистый морской воздух, девственная природа... — Как мы здесь оказались? — Тебе что, не нравится? — Очень нравится. Это мечта. — Это мой пляж, – Люси почему-то казалась немного расстроенной. – До тебя тут не было ни одного мужчины. Сергей попытался привлечь к себе дьяволицу, но она выскользнула из его объятий и, вскочив на ноги, устремилась к морю. – Пошли, искупаемся, – крикну-

100

ла она, подойдя к берегу. – Тебе нужно освоиться тут. Сергей не спешил подниматься; он любовался, как обнаженная девушка заходит в воду и жалел, что не может отразить это живописное мгновение на холсте или выжечь его в своей памяти солнечным светом, словно на пленке. Войдя в море по пояс, Люси повернулась, легла на спину, высоко взмахнула руками, и поплыла. Очнувшись от легкого гипнотического транса, в который Сергей впал, благодаря этому великолепному зрелищу, он поднялся и последовал за своей прекрасной мучительницей. Вода была удивительно теплой и мягкой, чувствовалась кожей, словно живая. Спустя секунду тысячи меленьких, с женский ноготок, шустрых рыбок, окружили его плотной стайкой, грозя защекотать до смерти. Сергей быстро поплыл и вскоре настиг Люси, которая ждала его, стоя на подводной скале. — Осторожно, не наступи не ската, – сказала она, улыбаясь. Сергей посмотрел на поросшую густыми водорослями поверхность скалы, – она была живой, шевелящейся, кишела разноцветной причудливой жизнью разнообразных удивительных морских обитателей. — Жаль, нет маски, – вздохнул он. – Нырнуть бы сейчас. — Я знала, что тебе захочется, – ответила Люсильда и протянула ладонь, на которой лежали мягкие контактные линзы. – Это даже лучше, чем маска.

101

Сергей не стал задумываться над тем, откуда она их взяла, – просто вставил и, набрав полные легкие воздуха, тут же нырнул. Скала полого уходила вглубь, была сплошь зеленой, однако, на ней пестрела и другая растительность, Длинные, похожие на осоку водоросли медленно колыхались рядом с миниатюрными красными деревьями без листьев; смахивающие на цветы актинии плавно шевелили щупальцами; в расщелине застыла морская звезда; всюду шныряли маленькие разноцветные рыбки. Время под водой, казалось, текло по-другому, – это царство было медленным и величественным. В метре от поверхности плавно парили медузы, – хороший признак, – ведь медузы чуют шторм задолго до его начала. Справа что-то метнулось. Повернув голову, Сергей увидел Люси, схватившую ската хвостокола за кончик хвоста. Его хвост, – длинный, похожий на кнут, – блеснул белой, торчащей посередине иглой. Скат отчаянно шевелил крыльями, но не мог вырваться из цепких рук дьяволицы. Глазами позвав за собой, Люсильда поплыла на поверхность, к вершине скалы. — Посмотри внимательно, – сказала она, держа в руках, казавшегося беспомощным ската. Игла, торчавшая из хвоста, была похожа на боевой кинжал, по обе стороны которого торчали вряд острые маленькие костяные зубчики. – Они любят греться на

солнце; если наступишь, – ударит хвостом и вырвет кусок мяса, или кишки выпустит. — Здорово, – сказал Сергей, проведя пальцем по смертоносной игле. — Этот еще детеныш, отпустим его. Они вместе нырнули, и Люси осторожно отпустила маленького представителя древнейших обитателей моря. Скат, едва придя в себя после шока, медленно и грациозно поплыл вниз, вдоль скалы. Это было настолько завораживающим зрелищем, и так увлекло ныряльщиков, что у них потом едва хватило воздуха, чтоб всплыть на поверхность. Отдышавшись, Люси и Сергей вместе поплыли к берегу. Достигнув места, кишащего «веселыми» рыбками, демонесса остановилась и посмотрела на друга глазами полными похоти, – по всему было видно, что прикосновения этих бесстыжих существ доставляют ей особое наслаждение. Приблизившись, Сергей и сам ощутил немалое возбуждение, – не было места на теле, которое не удостоилось бы внимания этой надоедливой стайки. Создавалось впечатление, словно крошечные создания целенаправленно ласкают самые эротичные зоны на коже, – это было изысканным, головокружительным удовольствием. Не в силах больше сдерживаться, Люси оплела Сергея ногами, и он легко вошел в нее, твердим как камень членом. Ведьма застонала, двигаясь ему навстречу, а вода буквально

забурлила вокруг слившейся воедино пары. Море словно держало их на ладонях, нежно подталкивая друг к другу; наслаждение все усиливалось, пока не стало просто невыносимым, и наконец, не выплеснулось взрывом оглушительного оргазма. Они кончили вместе, – словно умерли, и застыли, обнявшись, стоя по грудь в воде. Прошла маленькая, полная спокойствия, вечность… Наконец Люси, медленно оттолкнувшись, снялась со все еще твердого фаллоса. Часть белого сока, попавшая в прозрачную воду, тут же была проглочена ее шустрыми маленькими обитателями. — Не удивлюсь, если когда-нибудь встречу тут русалку похожую на тебя, – рассмеялась дьяволица. — Было бы интересно. Они тут водятся? — Какой же ты всетаки еще глупый, – рассмеялась Люсильда. Увидев на пляже большое мягкое покрывало и корзину для пикника, Сергей несколько удивился, но вопросов задавать не стал, – он был счастлив и, судя по всему, не одинок в этом. Поужинав фруктами и прекрасным вином, они неистово занимались любовью, пока оба не обессилели, и не уснули обнявшись. *** Масакра отложил книгу и пошел открывать дверь; увидев блестящие диким светом глаза и взъерошенную голову, расплылся в улыбке. — Ну, вот, и ты. Заходи, рассказывай, – при-

ветствовал он друга. — Привет, с чего ты взял, что мне есть о чем рассказать? – ответил Сергей, пожимая Масакре руку. — Если нечего сказать, – значит, будет, – усмехнулся одетый в папин халат мажор, доставая из бара бутылку бренди. — О да, – это как раз то, что надо! Живительная влага, – обрадовался Сергей. — Эликсир бессмертия, – вторил ему Масакра, разливая «Слынчев бряг» по низким коньячным бокалам. — Чем занимаешься? — Решил побыть немного самим собой, наедине с книгами. — Достойное занятие. Грибы? — Удалось немного заготовить впрок. — Сушил? — Нет, – так половина силы уходит, – лучше настаивать на меду. Мед нагреваешь немного, а потом просто заливаешь им грибы, слегка утрамбованные в банке. — Покажи, что за бодяга. — Хорошо. Масакра на минуту вышел, а вернулся с литровой банкой, до половины заполненной коричневым нечто. В густой странной массе плавали, кажущиеся черными, грибочки псилоцибы. Похожи они были не на грибы, а, скорее, на каких-то страшных инопланетных головастиков. — Как сперматозоиды какие-то, – усмехнулся Вано. — Много не дам, но

ложку можешь попробовать, – предложил Масакра. — Да нет, Саня, спасибо, оставь себе, – для тебя это лекарство, а я все равно думал сегодня мухоморов сварить. Что это у тебя играет? Из динамиков доносилась тема «VIVALDI THE FOUR SEASONS OP.8» — Прибирает? — Цепануло однако. Но как-то не для разговора музон. — Это верно, потом в одиночестве послушаю, – Масакра поставил «Т.Rax» и долил бренди в опустевший бокал Сергея. – Как прошла встреча с возлюбленной демонессой? — Мне почему-то не хочется об этом рассказывать. — Испытываешь к ней настоящие чувства? — Все стало слишком реальным. Мне кажется, что с головой у меня не все в порядке. — А ты как хотел? Расшатываешь питуитарноадреналиновую ось и думаешь, что все будет попрежнему? Плата за вход – разум. — Что там про ось? Можешь популярно объяснить? — У так называемых нормальных людей, стрелка показателя психики застыла на нуле. Ноль, – это граница между сознанием и подсознанием, которые тонко взаимодействуют. Одна из главных химических осей психики, – ось гормонов надпочечников и гипофиза, регулирующая оборот фосфора в мозгу и многое другое, или иначе, – питуитарно-адреналиновая

102

ось. Когда ты съедаешь ту же ЛСД, то сбиваешь стрелку показателя, расшатываешь эту ось и раскрепощаешь подсознание. — Как при шизофрении? — Если бы все было так просто, то проблема была бы давно решена. А так, – у шизофрении даже определения четкого нет и никого не удолось излечить от нее. Диагнозы неоднозначны; сколько специалистов, – столько и мнений. К тому же ученые склонны все четко формулировать, а значит подгонять под логику. Например, считается, что ацетилхолин тупит мозги, а холинестераза наоборот, но почему бы тогда не сделать всех умными? — Нельзя безнаказанно вторгаться в химию мозга. — Отчасти так. Но, во-первых, мы постоянно это делаем, тем или иным способом, возьми тот же кофе и никотин; во-вторых, – не всем нравится жить со стрелкой психики на нуле. — Не верю я, что все это – всего лишь химия. — Мы целиком состоим из таблицы Менделеева, – пыли взорвавшихся звезд. — Весь материализм для меня начинает рушиться, когда речь заходит о веществе, как таковом. Вот смотри: Квант, – это минимальная порция электромагнитного излучения. Чистый идеальный квант, – это фотон, он же – ядро атома водорода, он же – свет, он же – радиоволна… — Реликтовое ра-

103

диоизлучение, – вставил Масакра, давая понять, что следит за ходом мысли приятеля. — Хорошо, но ведь водород, – основа всех атомов, следовательно, мы, – радиоволны? — Похоже на софизм, но отчасти ты прав, и нового ничего не открыл. Корпускулярно-волновой дуализм, или Квантововолновой дуализм, – принцип, согласно которому любой объект может проявлять, как волновые, так и корпускулярные свойства. Ознакомься на досуге, – занятная штука. Единственное, что хреново, – все это неощутимо физически. Все только в формулах. — И всем на это по большому счету наплевать, – подытожил Сергей. — Верующим не наплевать. — Религия призывает сдерживать свои инстинкты и желания, а это еще больше наполняет нас ядом. — Похоже, что ты не зря провел время в обществе Люси. — Не зря, только сначала пришлось умереть во сне. — У Карлоса Кастанеды, для большей реалистичности, нужно было уснуть в своем сне. — Знаю, – прохождение через врата сновидений. Но тут, уже и так все было слишком реалистичным. — И чем ты недоволен? — Сам не пойму, но сегодня я переночую дома, а заодно проверю кое-что. — Ты о мухоморах.

Не боишься один? — Жутковато конечно, но чувствую, что мне следует это сделать. Дашь паркопану? — Без проблем. — Ну, тогда, – я на поезд; спасибо за все. — Не парься, возьми это тоже, на всякий случай, – Масакра вытащил из бара плоскую стеклянную фляжку армянского коньяка. — Босяцкий подгон! — Не благодари. Давай там, поосторожней. Минут десять они еще расшаркивались и курили, пока, наконец-то Масакра не закрыл дверь, а Сергей начал спускаться по лестнице. Путь его лежал теперь в одиноко стоящий большой дом, на краю полуживого поселка. Место было весьма живописным, почти в лесу, но немного хмурым по осени. Ни одно окно в домах не светилось. Редкие мрачные прохожие в серых одеждах глядели подозрительно исподлобья. Ободранный безухий вороватый кот стремительно вскарабкался на крышу, привыкший к тому, что вокруг могут быть только добыча или, чаще, – враги. Где-то вдали каркала к удаче ворона. Уличные фонари отсутствовали. Скелеты деревьев угрожающе тянули сверху свои корявые ветви. Под ногами хлюпала грязь. Вокруг стояла зяблая дождливая тишина. Автор: Вадим Доннерветтер

Глава тринадцатая. Меч Эль-Наур. Лишившись оружия, Дайнара быстро восполнила его нехваток, подобрав с площади кинжал. Его обронил один из стражников, теперь раскинувший руки и убитый шайкой бандитов. Когда девушка поняла, что задумывала ее знакомая эльфа и одноглазый Сэм, она не смогла остаться в стороне. Смешно говорить, но все эти угрозы и игра на публику обреченного на смерть Халдея заставили ее от души похохотать, пряча улыбку за широким капюшоном. Дайнара не знала, что на нее нашло, когда бросила меч разбойнику, но и сейчас ей не было стыдно за это. Только подоспевшая стража вдруг обратила внимание на ничем непримечательную девушку и, не долго думая, отправили за ней троих. Очевидно, на нее указал кто-то из толпы. Дайнара, пятясь и оглядываясь по сторонам, покинула наполненную людьми площадь. Ее заметили и бросились в погоню. Сжав кинжал в зубах, она сорвалась с места и перемахнула через деревянную ограду. Кусок ткани с треском оторвался от плаща, оставшись висеть на колышке. Дайнара бежала, не разбирая дороги, выбирала более глухие повороты и закоулки,

. 9! но стражники все равно не отставали от нее. Она сама не заметила, как оказалась на опустевшем малом рынке. Сбив пару лотков и перевернув несколько ящиков с фруктами, девушка взобралась на ряд сдвинутых столов, чтобы срезать путь и обмануть преследователей. Один из них, забежав вперед, стащил Дайнару на землю за ноги. Он потянул ее на себя, муштарка, сжавшись в комок, ударила головой в живот. Тот, совсем рассвирепев, тряхнул ее за плечи, но девушка тут же вцепилась зубами в его руку и ударила ножом в незащищенную кольчугой шею. Стражник вмиг обмяк и рухнул на нее. Двое других уже приготовились вязать несносную девчонку. Поднявшись, Дайнара резко выкинула вперед растопыренную ладошку, ткнула пальцами в глаза одному и согнулась, когда другой протянул к ней руки. Проскочив между ног ослепленного ею стражника, она метнулась к распахнутым воротам Внутреннего двора, туда, где возвышались белые башни королевского дворца. Оказавшись в незнакомой части города, муштарка побежала по широкой улице меж величественных зданий. Стражи догоняли. Меньше всего Дайнаре хотелось, чтобы они скрутили

ей руки и отвели на эшафот следом за Халдеем. Только ей уже никто не поможет. На просторной улице Внутреннего двора негде было спрятаться, оставалось, рискуя быть пойманной хозяином, залезть на территорию одного из особняков. Решив так, Дайнара резко завернула к одному из них и, схватившись за решетчатую ограду, полезла наверх. Уж что-то, а лазить в чужие наделы через высокие заборы она умела. Добравшись до вершины, муштарка перекинула вначале одну, потом другую ногу и прыгнула вниз. Беглым взглядом окинув двор, она рванулась к пышным насаждениям. В дверь затарабанили, разбудив дрыхнущих после обеда охранников, и те, узнав, что от них требуется, принялись отпирать тяжелые ворота. Выбора не осталось. Дайнара в панике бросилась вверх по лестнице к дверям замка. Она споткнулась и вдруг увидела перед собой добротные кожаные сапоги с украшенными драгоценными камнями золотыми бляшками. "Хозяин" екнуло где-то под желудком. - Что вам нужно в моем доме?! – грозным басом спросил мужчина на лестнице. - Эта нищенка участвовала в заговоре опасней-

104

шей шайки разбойников, проявила сопротивление и убила Хемселя при попытке сбежать с места происшествия, - доложил преследовать хриплым голосом. Дайнара обернулась. Оба воина встали по стойке "смирно". - Она должна предстать перед судом, - добавил второй. Наступила тишина. Грозный хозяин наклонился к муштарке и произнес: - Поднимайся, негоже даме валяться в грязи. - Я не дама, я воин, оборвала его Дайнара, отказавшись от протянутой руки. Все кончено, сейчас ее повяжут и заберут, а этот хозяин будет только рад, что избавился от назойливой девки, что влезла на его территорию. Дайнара покрепче сжала во вспотевшей ладони кинжал и выставила перед собой, держа в поле зрения и хозяина дома, и четырех стражников. - Скажи хоть, как тебя зовут? – спросил хозяин. - Я Дайнара, дочь Хардинга, бывшего сотника нусанской армии, командира асинского отряда, - гордо выпалила муштарка. Лицо сурового хозяина замка, барона Герндира, переменилось. Другого гостя ожидал он увидеть на пороге своего дома, но никак не дочь старого товарища. Колдун Унгобар предупредил его, что посланник может явиться со дня на день, а эта девушка сама ворвалась к нему во двор да еще со стражей на хвосте. Ну не бросать же ее в такой передряге, не протянув руку помощи. Предсказанный

105

стариком спаситель может и подождать. - Возвращайтесь к королю, я сам все улажу, произнес Герндир, указав преследователям на их место. Ослушаться никто не посмел. - Ну что ж, идем со мной, и ты расскажешь, как оказалась столь далеко от этого… как там… а не важно, пойдем. Дайнара мысленно напряглась. Она поняла, что попала в лапы к еще более страшному человеку. Ворота позади нее захлопнулись, выход перекрыт зевающими охранниками, но в руке кинжал и еще есть силы сопротивляться. Герндир, не обращая внимания на ее оборонительную позу, повернулся и размеренно зашагал внутрь, открыв спину для удара. - Здесь ты в безопасности, Дайнара. Тебя никто не посмеет тронуть, будь уверена в этом. О, ты так же красива, как мать, и также решительна, как отец… Энуин, подай на стол. Должно быть, моя гостья с утра маковой росинки во рту не держала. Девушке ничего не оставалось, кроме как последовать за бароном. Его слова задели ее за живое. Сунув кинжал за пояс, Дайнара вошла в замок. За ней тут же захлопнули двери, и она оказалась в большом, освещенном через витражные окна зале. - Мне безумно повезло наткнуться на ваш дом, пробормотала муштарка, обгладывая сочную куриную ножку. Напротив нее с таким же зверским аппетитом

поглощал кабана Герндир, то и дело прикладываясь к бронзовому кубку с вином. Барон словно вновь почувствовал себя молодым, совсем как в те времена, когда он под командованием Хардинга ходил к Проклятым горам. Новости с востока его по-прежнему интересовали. - Что же заставило этих индюков погнаться за тобой? Может, ты им чтото пообещала? – усмехнулся он, вытирая влажные усы краем скатерти. - Скорее, они о себе много возомнили, - буркнула Дайнара. В глубине души ее съедало любопытство, что же стало с тем разбойником. Да и Мин-Айрин слишком бесчестно поступила с ней. - Узнаю старину Хардинга! – воскликнул Герндир и вдруг потупил взгляд. – Если бы я знал, что он так рано уйдет от нас… Это был великий человек, он так любил Тариму, что готов был отдать за нее жизнь. Что и говорить, он был сломлен, как тростинка! А, проклятый Анамар! Кто просил тебя так покарать нашего брата. Дайнара вздрогнула, комок застрял у нее в горле, и она неловко ухватилась за кубок. - Не надо, - сказала девушка, отхлебнув красного вина. По телу вмиг разлилось приятное тепло. – Не произноси его имени вслух, прошу. - Хорошо, детка, согласился Герндир, но слова Дайнары его насторожили. Пытаясь отогнать сомнения, он убедил себя в

том, что у нее есть на это основания. Повелитель Царства мертвых забрал у девушки мать, отца и даже двух сестер. Есть за что злиться на темного бога. Мерный топот со стороны лестницы с легкостью прервал повисшее молчание. Седой и хмурый маг, опираясь на посох, изволил, наконец, покинуть библиотеку барона. Дайнара, увидев его, несказанно обрадовалась и, выпорхнув из-за стола, вмиг оказалась в объятиях сухого Унгобара. - Ну здравствуй, дочка, здравствуй, - произнес он глубоким и низким голосом, как будто почерпнувший новые силы из тайного источника. - Дядя Унгобар, как же я рада вас видеть да еще здесь! Это просто какое-то совпадение. Я поверить не могу своим глазам! - О-хо-хо, да ты подросла, ну-ка покажись. И муштарка, отбросив последние страхи, улыбнулась. - А это что такое?! Голос старца стал суровым и чуть надтреснутым. Он рванул на себя ножны девушки, те послушно освободились от узлов, и бросил их со шлепком на длинный обеденный стол. Повисла тишина. - Где твой меч?! – громыхнул Унгобар, переполненный гневом. Внутри что-то оборвалось. Неужели он потребует меч назад? Но где его теперь искать? - Говори немедленно, где он?! - Я его потеряла, прошептала Дайнара. - Не лги мне! Ты

отдала его головорезу! - Нет! - Да! Ты отдала мой дар какому-то ублюдку! Смерть была написана на его судьбе. Казнь! Знаешь ли ты, глупая девчонка, что натворила?! И Великие Валдоры не разберут того, что ты сделала! - Я хотела помочь! Почему старик кричит на нее? Разве не он вложил ей в руки этот меч? Разве не вольна она делать с ним, что хочет? Герндир не мог оторвать взгляда от разыгравшейся перед ним сцены. Кабанья ляжка застряла в кулаке на полпути ото рта. Он никак не мог связать воедино вертевшиеся в голове обрывки мыслей. Унгобар, великий маг Фрамории, рвал и метал, дергал в ярости свою седую бороду, вскидывал руки и стучал посохом. А Дайнара, поначалу опешившая от внезапной перемены настроения старца, постепенно приходила в себя. Одной рукой она уже тянулась к позабытому кинжалу, губы презрительно скривились. Мальчишечий норов, что и говорить, дочь Хардинга готова была вцепиться в глотку любому, кто посмел погладить ее против шерсти. - Друг мой, - обратился внезапно Унгобар, подавив бушующие эмоции, к барону. – Знаешь ли ты, что на сей день была назначена королем Ирндиром казнь главаря шайки разбойников из Сердитого леса? - Ну, - мотнул головой Герндир. - Он сбежал с эшафота! Помогли лиходею, а вот эта вот сама бросила

ему меч! Тот самый меч! - Ты раскидывал кости?! - Это не потребовалось. Энуин уже со всем домом поделилась свежей новостью, ну а я… подслушал, - объяснил Унгобар и вдруг обратился к муштарке. – С кем ты пришла в Асин? - С друзьями, Двалином и… - Дайнара задумалась, стоит ли выдавать имя подруги, которая участвовала в заговоре. - Какого племени эти твои друзья?! – поторопил ее старец, взмахнув рукой. - Гном и эльфа. Это признание повергло Герндира в хохот, и он, схватившись за плотный живот, заразительно засмеялся. Вот только этого и не хватало! Неужели Унгобар, несмотря на почтенный возраст и вековую мудрость, принял дочку Хардинга за того самого посланца небес, единственного, кто смог бы противостоять восставшему Западнику? Это просто смешно. Она хоть и упрямая, но все же женщина и понятия не имеет, как подойти к войне. Даже то, что она проделала огромный путь от богами забытого Муштара до столицы Нусана, не может служить веским доказательством ее особого предназначения. Все эти упреки и вопросы успели надоесть Дайнаре, и она твердым шагом направилась к выходу. - Ты куда? Барон оттер слезинки и взглянул на муштарку. - Возвращать меч, буркнула та, остановившись. – Откройте двери, орк вас всех дери! Ругательство, со-

106

рвавшееся с губ разозленной Дайнары, повергло Герндира в новый приступ истерического хохота. - Ты никуда не уйдешь, Дайнара, дочь Хардинга, - остановил ее властный голос Унгобара. – Оставайся здесь, и барон научит тебя обращаться с различными видами оружия, преподаст несколько приемов борьбы и… собственно, он сам решит, что тебе нужнее. О мече можешь не беспокоиться. Я лично займусь его поиском. Мероун, - он повернулся к смеющемуся Герндиру, тот сразу же принял серьезный вид, памятуя о проделке Герим-Хавеи. – Ануко льеборанну махин туаль, севонма. Тот поспешно кивнул, поднялся с места и сжал протянутую колдуном ладонь. Унгобар склонил голову в ответ и, отодвинув девушку в сторону, покинул дом своего друга. Хитрец, он опять что-то задумал, не позволяя Герндиру проникнуть в свои тайны. Он сказал: "Друг, все слишком непонятно для меня, жди". Ну что ж, придется дожидаться вестей от Унгобара и заниматься с дочерью Хардинга. Интересно, она знает, с какого конца браться за меч? Хотя, ножны то у нее есть, значит, чем-то она раньше размахивала. И почему маг так боится за какой-то меч? Тревогой дует с востока. Никогда прежде не казались Проклятые горы так агрессивно настроенными против государства долины Ашитар, как теперь. Все в их каменном лике говорило о настороженности. И даже победа над армией

107

орков не давала полной уверенности в том, что эти порождения тьмы отступятся от своих грязных замыслов. Тревогой дует с востока, и даже воздух, этот свежий утренний воздух, пропитан черной ненавистью орков к людскому племени. В тот день, когда армия Далантира, наследника короля, загнала поверженного противника на северную оконечность Кичьей топи и уже предчувствовала скорое возвращение, случилось невероятное. Огромные, покрытые твердой, словно скала, шкурой звери выбрались на свет из вонючих болот. Они "тепло" встретили идущих на них орков и тершатов. Их широкие смердящие пасти могли целиком заглотить среднего орка и не удивиться, что он в доспехах. В отступающих рядах воцарилась паника, и жители Горукряжа, кто мог, рванули назад на асинцев. Те в недоумении попытались противостоять напуганным до смерти оркам, но отвратные порождения Кичьей топи обратили внимание и на них. Далантир после отчаянного натиска остатков армии Шураха и обезумевших от запаха крови монстров вынужден был скомандовать отступление. Победа превратилась в поражение, но только в этот раз верх одержала природа. Очень к месту пришелся совет Элиуса, который уже слышал о методах борьбы с болотными тварями от смелой муштарки. Шло время, многие раненые успели встать на ноги, в том числе и Ордон, которого Далантир с возданными почестями объявил военачальни-

ком мантадуйского гарнизона. Муштарцы Рондал и Элиус получили личную благодарность и право служить в асинском отряде, как и некоторые другие воины. Нарсил наконец-то оправился от ранения и почему-то очень быстро нашел общий язык с весельчаком из Римура, Квореком. Вскоре Далантир покинул Мантаду, оставив несколько сотен хорошо обученных воинов, чтобы в случае нового нападения отразить удар. Вновь началось томительное ожидание. Оно порой выводило молодого нусанца из себя. Он жаждал вернуться в большую деревню под названием Муштар и предложить, наконец, Дайнаре свою любовь. С каждым следующим днем Элиус все больше осознавал, как пуста его жизнь без этой воинственной девушки и с каким вожделением он хочет назвать ее женой, а затем отнести в их спальню. Солнце уже склонилось к горизонту, отражаясь желтой дорожкой на водной глади. Вечерний воздух, наполненный ароматами трав и цветов, будоражил Мин-Айрин, как и любого жителя Древнего эльфийского государства, а прохладная вода заводи освежала после путешествия по Хогре, полноводной и глубокой. Покинув пределы нусанского государства, беглецы высадились на правом берегу реки, относящемуся к Андору, лояльному во многих понятиях королевству, получившему независимость от Хорувии во времена правления Абриуса

- Кочевника. По эту сторону Хогры располагалось два города с прилегающими к ним селениями, но все же они были достаточно далеки отсюда. Мин-Айрин, не обращая внимания на фырканье Халдея, выбралась на сушу, подхватила лежащую на камнях тунику и быстро натянула на мокрое тело. Ее колотила мелкая дрожь, но покидать тихую заводь, чтобы погреться у костра, который наверняка уж разожгли герои-спасатели, она не собиралась. Здесь их никто искать не будет, в этом эльфа была уверена, нусанцы не посмеют вторгнуться в чужие земли. Надев юбку, она принялась изучать содержимое своих мешочков, прикрепленных к кожаному поясу. Нюхая, рассматривая форму листьев и пробуя их языком, Мин-Айрин выбрала то, что было ей нужно. -А-а, хорошо-то как, - воскликнул Халдей, выбравшись из воды. Он довольно пофыркивал, отряхиваясь, словно дворняга, и ныряя в штанины. - Ну что, как самочувствие после… казни? – усмехнулась эльфа, выжимая влажные волосы. – Голова не болит? - Если бы вы опоздали, она бы у меня больше никогда не заболела, - засмеялся он и, запустив руки под тунику Мин-Айрин, произнес. – О, да ты замерзла, остроухая. Дай я тебя согрею. Халдей вмиг повалил ее на спину, эльфа неохотно ответила на его жаркие поцелуи и вдруг захохотала. Ее неожиданный смех заставил его отпрянуть.

Халдей со злостью глядел на катающуюся по песку Мин-Айрин и ждал, пока она, наконец, успокоится. - О, капризная Кайра, - воскликнула эльфа, призывая богиню удачи. – Твои зубы! Лицо Халдея переменилось, стало задумчивоугрюмым. - Проклятый мясник, - процедил он и отвернулся к водоему. Свиноподобный палач своим метким ударом лишил разбойника трех зубов на верхней челюсти и обломал четвертый. В пылу драки Халдей не сразу понял, что ему чего-то не хватает, а потом сожалеть было поздно. Такая улыбка вряд ли привлечет девиц, но звон монет всегда способен возместить недостаток зубов. В конце концов, это не такая уж и важная вещь, коренные – на месте, клыки вроде бы тоже. - Извини, я не хотела тебя задеть, - произнесла Мин-Айрин. В свете заходящего солнца она разглядывала длинные багровые рубцы с запекшейся кровью на спине старого приятеля. В асинской тюрьме, должно быть, пытались сломать его, но это у них не вышло. Эльфа знала его уже почти пять лет, достаточно маленький срок, и встреча их состоялась в не менее приятном месте. Она тогда зарабатывала на жизнь гаданием, путешествуя из одного города в другой, и остановилась в одном из трактиров Аквидола, что стоит на берегу моря. Неосторожное слово подвыпившему вояке пришлось не по душе, подмигивания и улыбки еще

больше разозлили его. Этот детина мог без раздумий вытрясти из нее душу, но помог Халдей. Он и его команда устроили отчаянный мордобой тому задире с его дружками. Больше никто не посмел возражать морякам. После этого эльфе ничего не оставалось, кроме как бежать с ним из города. Только в море она поняла, что сбежала с пиратами. Зевнув, Мин-Айрин выгнула спину, потянулась и, решив, что Халдея лучше сейчас не трогать, отправилась к костру через прорубленную тропинку в ивовых зарослях и кустарниках. "С наступлением темноты здесь станет холодно", – подумала она, чувствуя расползающиеся по спине мурашки. Кругом у разожженного костра сидели заметно захмелевшие мужчины и громко спорили о чем-то. Среди них был и рыжий Сэмиум. Он, ничуть не смущаясь, стянул черную повязку, под которой обнаружился абсолютно здоровый глаз. Чуть поодаль, привалившись к склонившемуся набок дереву спиной, устроился гнусавый Гоблин из асинской шайки. Рядом с ним не переставал о чем-то бормотать молодой Сарлин, которого Сэм также смог переманить, встретив на дороге и разговорившись "по душам". Кроме этих двоих никто из старой команды и не подумал о том, чтобы спасти шкуру ненавистного атамана. Остальных рыжий собирал по кабакам да трактирам, всего набралось одиннадцать человек, считая Мин-Айрин. "Одиннадцать – недоброе число", - пронеслось в мыс-

108

лях. В эльфийских легендах это число значилось как "внезапная беда" и предвещало скорую потерю чеголибо важного. Дорогу в никуда, в пропасть. Проходя мимо мужчин, эльфа выхватила из чьих-то рук глубокую флягу и, протерев горлышко, сделала большой глоток. - Э, ты чего?! А ну верни, паршивка! Мин-Айрин даже не думал отвечать. Сзади послышалось грубое разъяснение Сэма, как нужно вести себя с женщинами, и в частности с ней. Наклонившись над кипящей в котелке водой, она с удовлетворением отметила, что ее просьбу выполнили. Достав из мешочков по горсточке трав, всыпала их в кипящую воду и стала помешивать палкой, которую подобрала туту же. Какой-то недоумок отпустил дурную шуточку, насчет волшебного зелья, и Мин-Айрин, также не оборачиваясь, сказала, что обязательно напоит его этим и превратит в слизняка. Угроза подействовала моментально – остряку пришлось заткнуться под дружный хохот собравшейся компании. Она прошептала несколько слов на Индари, воззвала к Индридцелительнице и, сняв котелок с огня, потащила его на берег. Халдея эльфа нашла на том же месте. Он сидел, скрестив ноги, на плоском камне. В руках его лежал меч, тот самый, что кинула ему чернявая нусанка. В свете сумерек его лезвие казалось матовым, будто оно задержало в себе по-

109

следние воспоминания о лучах солнца, а рукоятка лежала в ладони как влитая. Меч был прост, но, тем не менее, хорошо сбалансирован и достаточно легок. Он напоминал Халдею об этой горячей девушке. Она так яростно ему сопротивлялась, что, казалось, готова была его съесть, кусалась только больно. Там, на площади, стоя на эшафоте, разбойник даже обрадовался, решив, что нусанка какимто образом участвует в этот маленьком мероприятии и уедет со всеми, но его ждало разочарование. Правда, совсем не долго, потом радость от того, что он всетаки жив, и встреча со спасителями полностью поглотили его. Халдей услышал шорох ветвей позади себя. Это вернулась Мин-Айрин. Она опустила котелок в воду, чтобы охладить отвар, и с минуту не решалась заговорить. - Будешь врачевать мои раны? – поинтересовался он, убрав меч в сторону. - Придется, - сказала эльфа и смерила его взглядом. – Расскажи, как ты оказался в Нусане. - Если я скажу, что совершенно случайно, ты мне поверишь? - Никогда. Халдей мысленно усмехнулся над собой и прищелкнул языком. МинАйрин протянула ему флягу. - Ну, на самом деле во всем виновата одна сучка из Карувина. Она не только очистила мои штаны от серебра, но еще захотела женить на себе! Можешь такое представить? – разго-

ворился он, едва хлебнув из горла. - Дурочка. - Ведьма! Напоила меня какой-то вонючей брагой, и я проспал отплытие своего корабля. Эти свиньи меня бросили, как паршивую крысу. Меня, капитана "Медведя"! А когда я очухался, корабль был уже далеко. Ну и дал я этой суке пару раз, слегка так, для разогрева, а она мне: "Ты покалечишь ребенка ". Я говорю: "Какого, на хрен, ребенка? Ты чего, сбрендила, что ли?" - Ну. - А она: "Твоего, милый", - эльфа тихонько засмеялась. – Смеешься, да? А она пыталась доказать, что носит моего ребенка. Ято думал, она всегда такая упитанная, пышка, вот и повелся. Ага, как же! Так вот и остался в проклятом Карувине, в ее доме, дожидаться, когда "Медведь" вновь причалит. А эта сука все мне подливает какогото дерьма, то в суп чего кинет, то – в пиво. Так и шло время, пока я не понял, что собираюсь ехать к ее родителям за предсвадебным наставлением, ну как она говорила – так положено, по традиции. Я не сразу понял, в чем подстава, это зелье мне все глаза застелило. Даже когда ночью на нас напали какие-то выродки и потребовали вернуть девочку, я не думал ни о чем. Поубивал их к лешему, не допрашивая. Потом мы коекак добрались до слияния Хогры и Звенки, оттуда взяли лодку и против течения прямо в Мирдусин… - В столицу Андора? - Ну да. Пузатая сука проводила меня в какие-

то нищенские хоромы, сообщила родственникам, что я отец ее ребенка. Представляешь? Папе ее я сразу не понравился. Он меня, как только увидел, сразу сказал: "Этот выродок в нашем доме жить не будет". Правда, не так мягко, как я сейчас, но смысл был такой. Мама – в крик, папа за топор, дети голодные орут, и еще эта с пузом, тварь, расхаживает. Целый вечер этот гад за мной гонялся, пока не догнал, Халдей вдруг сам злорадно захохотал. – Старик провалился в свою же ловушку для диких кабанов и подвернул ногу. Там и заночевал. Ну а я куда глаза глядят, только бы подальше от потаскухи. Добрался до сеновала и свалился замертво. Сколько там провалялся – понятия не имею, правда, рожа ее мне постоянно в бреду виделась, и что звала она меня к себе, помню. Так и казалось, что встану да пойду каяться… если б ноги держали. - Сильный приворот через еду и питье, - пробормотала Мин-Айрин, глядя на воду. – Деревенские уловки, - фыркнула она с отвращением. - Очнулся я уже у какой-то дряхлой бабки. Хозяин конюшни нашел меня и передал местной ведунье. Она то и сняла приворот. Ну, потом мне предложили работу перегонщика в караване, идущем в Асин и, между прочим, неплохо заплатили. Остальное ясно и без объяснений. Я нашел достаточно крепких парней, не привыкших пахать на своем горбу. Боги, как мне не хватает моря.… Хочу добраться до портово-

го городка Мутра, там не трудно будет взять корабль, хотя бы одномачтовый, не важно, и курсом, скажем, на Эльфийскую гавань. Остальное – дело техники. Я уже говорил с мужиками, они согласны. - Я не сомневалась. Осторожно, чтобы не пролить ни капли отвара, эльфа достала котелок и установила его между камней. Уже прилично стемнело, но она видела в темноте лучше людей. Ополоснув рваную рубашку Халдея в воде, Мин-Айрин порвала ее на бинты и, обмакивая их в отваре, принялась аккуратно протирать запекшиеся следы от кнутов на его спине. Разбойник только сильнее сжимал челюсти от каждого нового прикосновения эльфы. Да, эти нусанские отродья умеют располосовать кожу до костей. Халдей уставился на размытое отражение месяца, его глаза так же ярко блестели в лунном свете. Он вспоминал те времена, когда бесстрашный "Медведь" рассекал морскую гладь и наводил ужас на торговые суда. А теперь его кораблем командует Варог, степное отродье. Кто еще мог уговорить его команду уйти в море без капитана? Как много времени Халдей провел на суше. Эти долгие месяцы казались ему годами. Но теперь ничто не остановит его на пути к мечте. Промозглое утро с густым туманом застало всю компанию громко храпящей и посапывающей во сне. Белесое марево разлилось по всей округе так, что было невозможно что-либо

разобрать и в двух шагах. Халдей, устроившись поудобней, насколько это могла позволить перебинтованная спина, с блаженной улыбкой во все двадцать шесть зубов положил лапу на бархатный животик эльфы. Она дернула во сне плечиками и снова замерла. Внезапно жгучая боль пронзила разбойника в области копчика, и он вмиг подскочил на ноги, еще не понимая, что это было и откуда грозит опасность. Мин-Айрин распахнула бирюзовые глаза и вдруг увидела перед собой странную картину: Халдея, размахивающего во все стороны мечом с криком и руганью, и высокий сухощавый силуэт, вальсирующий в такт движениям противника и время от времени делающий меткие выпады палкой. Остальные от этой возни продрали глаза и, не особо соображая спросонья, похватались за оружие. Полусонные, они бросились в атаку, решив, что нусанцы их все же нашли. Халдей зацепился о торчащий изпод земли корень и упал. Вспыхнул огонь, над деревянным узловатым посохом зажглось пламя и осветило лицо старика, испещренное глубокими морщинами и не перестающее над чем-то усмехаться. Все вокруг замерло. Ну не мог обычный человек высечь огонь в такую погоду, на это способен только колдун или чародей. Мин-Айрин поплотнее закуталась в походный плащ и села, опустив глаза вниз. - О, не ожидал я тебя здесь увидеть, да еще в обществе этих… любителей

110

наживы, - произнес пришедший в их лагерь старик и, поглаживая длинную седую бороду, продолжил. – Я много раз раскидывал кости, чтобы узнать, куда тебя занес Ветер Времен, нужно было использовать дальновидение, но я, старый дурак, не хотел тратить на это силы. Неужели ты позабыла все, чему тебя учили, мероун. Где твое достоинство? Неужели Дивный народ будет счастлив увидеть свое дитя в грязи и пороках? Что скажут Кайрилиэль и Иованис? Как посмотрит на весь этот блуд твой отец Итильноэн? Жгучие слезы навернулись на глаза. МинАйрин вспомнила свой дом, такой далекий теперь и навсегда покинутый ею, любимого отца. Но только свою дорогу она всегда выбирала сама и раскаиваться ей было не в чем. - Эй, куропатка, объясни, кто этот наглец и как он оказался здесь? - обратился к ней Халдей. Он поглядел на эльфу, и дал знак своим ребятам не спешить с расправой. Та смахнула слезы, встала и, расправив плечи, с гордостью произнесла: - Я свободна от узких стен Лотлироула. Мне мало Древнего Леса, а моих знаний недостаточно, чтобы сослужить службу на родине. Я нужнее здесь. - Чтобы задирать юбку? Не слишком большая честь. Где тот меч, что ты украл у одной юной особы, плешивый пес? - взгляд Унгобара переместился на готового закипеть от гнева Халдея. – Верни его. - Халдей, этот дед уже бесит!

111

Разбойник посмотрел на того, кто это выкрикнул и усмехнулся – вечно Гоблин торопит события. Ухмылка эта вышла довольно устрашающей. - Подойди и возьми, - бросил он, покрепче сжав рукоятку. Мин-Айрин вклинилась между Унгобаром и Халдеем. Она вовсе не хотела, чтобы ее старания оказались напрасными. - Он не крал, я тому свидетель, - выкрикнула эльфа, положив ладонь на пламя. Маленький фокус мага не причинил ей боли. - Я не могу не верить тебе, мероун, - согласился вдруг старец и, тяжело вздохнув, проговорил. – Дело в том, что этот меч носит на себе заклятие почти забытого народа Фрамории, более древнего, чем эльфы твоего колена. Ты ведь знаешь, о ком речь. Они ушли, но оставили после себя ключ, способный открыть врата в Хиль-Даури, ныне зовущиеся горами Тьмы. Я дал его Дайнаре, потому что увидел в ней то, чего не видят другие. Возможно, она и есть та самая Звезда Нурберила. - Малышка Дайнара? – изумилась МинАйрин, вцепившись от восторга в одежды Унгобара. Халдей, пробубнив что-то себе под нос, ждал продолжения рассказа, который его очень заинтересовал. -Кто бы мог подумать, она достаточно твердая и отважная, но я почему -то все время за нее боюсь, - сказала эльфа, обращаясь скорее к себе, чем к собеседнику. - Так это была ты?

Ты привела ее в Асин? Она кивнула. На лице сияла радостная улыбка. Возвращение Старших, вот чем все это могло обернуться. Об этом пелось во многих эльфийских песнях, но мало кто верил, что горные эльфы в самом деле могут когда-либо вернуться. - А гном? - Двалин? Он остался в Асине. Унгобар тряхнул Мин-Айрин за плечи, чтобы встретиться с ее взглядом, и она четко услышала в голове добрый с налетом усталости голос. "Я замолвлю за тебя словечко перед Правителями Леса", – сообщал ей маг. "Передай отцу, что я никогда не забуду его уроков. Я буду петь его песню своим детям, если решусь когда-либо отказаться от путешествий", – просила дочь Долины Валдоров. " Б уд е ш ь . Э л ь ф и й с к а я жизнь дает тебе такую возможность", – Унгобар кивнул и выпустил ее из своих объятий. Окрыленная надеждой Мин-Айрин обернулась к старому друг. В ее глазах была мольба, и Халдей без слов понял, что от него требуется. - Да что я лучше не найду?! Выручил, когда было нужно, и ладно. Держи, старик, - почесывая затылок, он протянул меч рукояткой вперед и с кривой ухмылкой добавил. – Дайнаре - горячий привет. В этот миг эльфа тепло улыбалась. Унгобар протянул свободную руку. Сердце мага ускорило свой ритм, волнение охватило душу. Словно в нерешительности его сухие пальцы замерли, а затем с благоговением обхватили эфес. Но

тут удивление и страх пробежали искрой по лицу старика. Веки его сомкнулись, и он увидел или даже почувствовал, что меч отвергает его. Несколько столетий подряд Унгобар хранил клинок у себя, держал его в руках, и меч отзывался, но теперь что-то переменилось. Маг не простоял так и доли секунды, а потом вдруг с ужасом отпрянул. - Нет, этого не может быть, - пробормотал он, и голос его дрожал. - Милость Валдоров, просвети и сохрани! Ты, Халдей, оставь его у себя. Головой отвечаешь. Если посмеешь потерять, я обрушу на тебя весь свой гнев, и поверь, он будет страшен. - Что случилось? – ошарашено спросила МинАйрин. - Илькетвайнун, мероун, - произнес Унгобар, хватаясь за седую макушку. Туман, меж тем, почт и р а с с е я л с я . "Отвергающий клинок, – повторила эльфа про себя. – Что это может означать? " Беглецы с интересом наблюдали за ними, кто-то безрезультатно пытался высечь искру и разжечь костерок.

Маг повернулся на пятках и зашагал прочь, ничего не объясняя. Девушка побежала следом за ним. Она не могла отпустить его без разъяснений теперь, когда получила еще одну загадку для досуга. - Унгобар, что ты имел в виду? - заговорила она уже на Индари. - Не знаю, я и сам озадачен не меньше твоего. Меч дал мне ясно понять, что я больше не могу быть его хранителем. Это для меня настоящее потрясение. Я не понимаю, почему он отверг меня, но выбрал твоего приятеля, - отойдя на достаточно большое расстояние, чтобы их никто не видел, Унгобар резко остановился и, нашарив что-то под серыми одеждами, извлек на свет перстень с круглым прозрачным камнем, внутри которого была замурована мушка. – Вот, возьми, и умоляю, не покидай этого безумца, следи за каждым его шагом. Я свяжусь с тобой, когда понадобиться, с помощью перстня, - Мин-Айрин надела его на палец и принялась разглядывать. – А теперь, прости, я ухожу. На берегу меня ждет лодка. - В Асин?

3 — Скажи, вот в рамках тура вы проезжаете кучу стран! Тебе нравится бывать в разных странах? — Ой, во время тура я с трудом могу различить один материк от другого, не

- Нет, я должен вначале выяснить кое-что. Скорее всего, отправлюсь в Хорувию, там живет один мой старый друг. Он должен помочь, должен, - заметив вопрос в глазах эльфы, маг поспешил ответить. - За Дайнару не беспокойся, она в хороших руках. Барон Герндир научит ее всему, что знает сам. Да оградит тебя златовласая Эмин, - он коснулся губами ее лба. – Прощай, дочь Итильноэна. Унгобар поспешил расстаться. Пробираясь между деревьями, он думал лишь об одном. Там, на поляне среди разбойников, чародей не стал вдаваться в подробности и говорить об истинном предназначении юной муштарки. Он еще не был уверен в своих догадках настолько, чтобы распространяться об этом налево и направо. Неверное слово хуже лжи более того, Унгобар скрыл от МинАйрин, что меч не просто отказался покидать своего нынешнего хозяина. Халдей должен был сам передать его Дайнаре. Но не сейчас и не в скором времени. Автор:

Хиль

Де

Брук

заглянув в органайзер. Честно, иногда я понимаю в какой стране сейчас нахожусь, когда слышу местную речь! Ну, это конечно приходится на добрую середину тура. А сейчас я даже

как-то настроен отправиться в турне, чувствую в себе желание и самое важное – силы. — Понятно... — растянула я и специально долго стала облизывать ложку,

112

держа ее вертикально. Я захватила ложкой еще, наблюдая, как Мартин что-то задумал. Он долго обсасывал нижнюю губу, потом наклонился ко мне, разворачивая мою руку с ложкой к себе: — Колечки,— задумчиво проговорил он. Организовав все словно бы несчастный случай, я неловко двинулся кистью, и содержимое моей ложки быстро оказалось на внутренней части бедра Мартина. От неожиданности, он поднял согнутые руки вверх и растерянно уставился на растекающейся по джинсам шарик мороженого. Я мигом придвинулась креманку куда-то к свечам и часто извиняясь, опустила свои руки ему на джинсы. — Оу, нет-нет, Ксюша, не стоит.... — он все еще бездействовал и хотел было меня остановить, но потом понял, что ему это не выгодно.. Наконец-то вечер принял интересный оборот. Я старательно работала салфеткой над его ширинкой. Для удобства я услужливо опустилась на колени перед ним. Мартин, в конце концов, опустил руки на ноги и сильнее раздвинул ноги. Я все еще извинялась и не могла сдержать улыбки, вся эта ситуация казалась мне чуточку комичной, а ему она явно приносила удовольствие. Ну еще бы! Мне пришлось сменить три салфетки, затем я чуть отклонилась от него, рассматривая пятно. Мартин посмотрел на меня и смущенно улыбался, растирая после меня бедро: — Все вытерла? —

113

он расхохотался. — Холодно? — спросила я с такой обеспокоенной интонацией, точно спрашивала " больно?". Я еще раз прикоснулась к нему, почувствовав, как он напрягся. В ту же секунду меня взяли за руку и направили сесть на диван: — Нормально... Даже, наверное, ты малость перестаралась… Хе-хе… "Как дикий зверь, Ксю, ей богу, посмотри на него он мнется как школьница!". Нам мешал плед за его спиной, и я уселась очень близко к нему, накрывая одной ногой его колено. Мартин сжался и убрал ног, запрокинув одну на другую, но я продолжила напирать, выпрямляясь перед ним так, чтобы тот заметил мое декольте. Не узнаю себя, откуда столько страсти? Спасибо виноделам Шампани!! В итоге я полностью вытеснила Мартина с дивана, он легко встал, схватив с тумбы наполовину полный бокал и начал медленно ходить по комнате, переводя тему на более нейтральную: — А ты давно работаешь кондитером? — он засунул руку в карман джинсов, сильно оттопыривая карман. Я расположилась посередине освободившегося дивана и пристально наблюдала за его шагами: — Недавно, по приезду в Америку! Вообще, изначально я училась в техническом вузе... "Мартин, неужели эта информация интереснее, чем снять с меня платье? Ты меня прямо расстраиваешь!". Немного недовольно

надув губки, продолжила: —… а тут решила попробовать себя в любимом деле... — Америка - страна возможностей! А ты на кого училась? — На инженера телекоммуникационных систем... — Мм... Хочешь тебе на время тура работу найдем, какой-нибудь инженер по техническому обслуживанию? "Еще один! – подметила про себя я". Я сладко улыбнулась и, наклонив голову, запротестовала: — Нет, хватит с меня и практики в университете! Отныне желаю иметь дело лишь с шоколадом и эклерами! — Все равно здорово, что ты такая разносторонняя... — он задумался, подбирая слова. – Умные, красивые девушки чертовски заводят.. Мне нравится! На этих словах мы замолчали, а Мартин многозначительно посмотрел на меня, под его тяжелым взглядом я встала и подошла к окну. Я нетерпеливо стала стучать пальцами об бокал. Какая ночь! Огни ночного города освещают одну часть комнаты, свечи другую! Я потихоньку хмелею от дорогого, роскошного шампанского. Недалеко Мартин, которого в принципе никто не просил сюда приходить, он самостоятельно постучал ко мне в дверь! И что я имею? Лишь неудовлетворенность от происходящего! Не могу понять чего он хочет? Ведь все было ясно как божий день, чего он ломается? Я не собираюсь все делать

сама, буду лишь подводить его к активной деятельности, беря на себя жалкую роль суфлера. Что же ему мешает, я же четко видела, как тяжело ему удавалось скрыть радость от прикосновения моих пальцев к его ширинке. Я задумчиво прикоснулась бокалом к кончикам губ. Мартин встал рядом со мной и уставился на противоположный небоскреб. Для меня оказалось сюрпризом то, что он, наконец, мне произнес: — Ты поразительная! Я не хотел бы тебя спугнуть, но я испытываю страх от своих мыслей с твоим участием... Мне нравится представлять тебя, — он погладил мою шею, медленно спускаясь по ней вниз, — ...рядом с собой, обнаженными, и это заставляет меня вечно избегать встреч с тобой. "Так вон оно что! Но почему? Поверь, когда я закрываю глаза, передо мной похожая картинка". Он продолжал меня гладить, а я не сдвигалась с места, наслаждаясь тем, что он нашептывал мне на ухо. Его слова не вызвали во мне восторга, что " Меня хочет Мартин Гор!", а скорее заставили еще яростнее возжелать его твердых действий. Я отрывисто выпустила воздух через нос и дотронулась до его руки на своей шее. "Пожалуйста, не останавливайся". Он оказывал на меня такое благотворное, спасительное влияние как заживляющее зелье для воина с пробитым легким. Я старалась медленно ритмично дышать. Мне хотелось повернуться к нему, но я знала, что это повлечет за собой неизбеж-

ный поцелуй. "Вдруг он снова не примет это и просто увернется от меня, отойдя в сторону... Нет уж, пускай делает все первый". А Мартин тем временем продолжал соблазнять меня, сейчас его пальцы легонько пробегали по моим плечам вниз: —… Хочется стянуть с тебя одежду и слиться в безудержном поцелуе... — он дошел до моих пальцев и с силой сжал их, переходя с шепота на ровную интонацию, — ...Но я не могу... Извини... И тут меня словно ударили наковальней! Я с трудом выдохнула и почувствовала как накопившиеся внутри возбуждение вперемешку с нетерпением, не найдя другого выхода стали терзать мне душу так, что я больше не смогла терпеть и развернулась к нему. «Какая ты слабая!». Я столкнулась с ним взглядом, было крайне комфортно, что Мартин невысокого роста и с ним не приходилось ощущать себя маленькой и беззащитной, с ним я могла сама взять все в свои руки! Я часто задышала и сильно уткнулась в его губы, вынуждая их разжаться. "О, это словно живительный глоток воды во время изнурительных тренировок!". Я целовала его долго, сильно впиваясь в его губы, руки я запустила в его кудри, не оставляя ему выбора, кроме как послушно положить свои руки мне на талию. Как только я ослабила хватку, он поторопился отстраниться. "Ну что опять не так?". Он выпил содержимое бокала и отдышавшись посмотрел на меня: — Не надо этого!

Это все я, я пришел к тебе, напоил тебя шампанским... Ты не хотела этого, все произошло случайно, а я не к этому стремился! Я правда не понимала его! О чем он? Что значит "ты этого не хотела, это все я!"? Не надо присваивать себе мои лавры, это как раз «все» я!». Опустив глаза в пол и громко выдохнув через рот, я серьезно обратилась к нему: — Мартин.. Я ничего не поняла! Я тебе не нравлюсь? Тогда зачем ты вообще пришел? А если все -таки нравлюсь. то зачем ты всякий раз заставляешь меня делать первые шаги? Или... Я поняла.., — я просверлила его взглядом, — это все какая-то игра, так? Хочешь, чтобы я вдоволь намучилась и уже тогда, полностью отчаявшейся ты поощришь меня... собой...! — Я выпила шампанское и отчаянно отрезала. — Так получай! Мартин вклинился в мой монолог, довольно улыбаясь: — Да, да, умоляй меня! Хочу заставить тебя просить меня, довести тебя до предела! И тут я сорвалась, как будто он потянул меня за нужную веревочку: — Мартин, — у меня зачесались руки, пустится во все тяжкие, — ты мои мечты, мои кошмары, ты для меня все! Я готова ради тебя на безумные вещи! — я стала тщательно рассматривать его лицо и перечислять. — Твои глаза сводят меня с ума, их действие на меня просто гипнотическое! Такие бровки, такой носик! *Ты же понимаешь, что выглядишь

114

одержимой?* Губы... О, твои губы - ровные, сексуальные, идеальные! Мартин, ты божественно красив! Обожаю каждую клеточку твоего лица, твоего тела! — я дотронулась с обеих сторон до его бакенбардов, нежно добавив, — уши, волосы... люблю их, люблю все в тебе! *Все! Дальше уже некуда!* Пожалуйста, позволь мне насладиться тобой насколько это возможно... Чувствовала, что могла говорить бесконечно, а шампанское любезно помогало мне подбирать слова. Мартин то улыбался, то вынимал язык чтобы провести им по своим губам, он хотел меня прервать, но я не могла остановиться. Я взяла его за руки и положила их на свои, поднимая на уровень шеи. Я вдохновлено рассмотрела их и торжественно положила себе на открытую часть груди, продолжая говорить, будто самой себе: — Эти руки! Они сотворили все, что я люблю! Они написали мне музыку, сочинили песни! *Ксю, может, хватит?* Эти руки доставляют мне удовольствие вот уже восемь долгих лет! — я неожиданно для самой себя поочередно прильнула губами то к одной руке, то к другой. Мартин прекратил все одним лаконичный действием: он освободил руки и расстегнул ширинку. Мартин оказался более страстным, чем я могла подумать, его раскрепощению бесспорно способствовал алкоголь. Я встала на рассвете, чтобы сходить в туалет. Подойдя к зеркалу,

115

я покачала головой, восклицая о нашей совместной ночи. Я умылась и заново накрасилась, готовясь к утру, когда первое что увидит Мартин - буду я. Специально для подобных случаев я разжилась за счет Дэвида прекрасным кружевным бельем и соблазнительными сорочками от «Victoria's Secret». Я выбрала простенькое, но выразительное белоснежное белье, а сверху прозрачное маленькое платьице на тоненьких бретельках. Выглядело достаточно мило и невинно. Хотя, вспоминая вчерашнюю ночь, о последнем не могло идти и речи. Память настоятельно сыпала на меня картинки былой страсти! А Мартин молодец, в его-то годы! Чего мы с ним только не вытворяли, страшно подумать! А уж сколько раз! Сегодня я совершенно не испытывала чувства стыда, все прошло как надо, моя совесть чиста, я всего лишь провела ночь со своим любимым мужчиной, которого я действительно люблю всем своим сердцем, теперь я в этом точно убедилась. Вот только поясница болит и шея, будто я всю ночь на вытянутых вверх руках таскала мешки с кирпичами. Я вернулась в спальню, где как на поле боя кругом разбросаны вещи, которые Мартин пылко срывал с нас обоих, тут же лежало стекло разбитого фужера, а на ковре было заметно пятно от красного вина… Да, на шампанском мы вчера не остановились. Мартин спал на животе, одна его рука свисала с кровати, ноги торчали из-под одеяла. Я покошачьи подлезла к нему и затаилась как над, наконец,

найденным кладом. Так хотелось его всего пожамкать, пока тот спит. Я привстала на одном локте и медленно стала усеивать его спину мелкими поцелуями. Этого оказалось достаточным, чтобы тот проснулся. Мартин развернулся ко мне с хмурым лицом. «Котика разбудили, котик недоволен! Прости милый!». Я задержала дыхание, чтобы он снова заснул. Я долго лежала и смотрела, как неспешно двигаются его ноздри, как подергиваются его реснички. Его голова лежала на руке под подушкой. Я с любовью поглаживала доступную для меня часть руки и не заметила, как уснула снова. Мой чуткий сон прервался благодаря продолжительному гудку автомобиля на улице. А мне понравилось жить настоящим и не думать о будущем! Это так расслабляет! Утро дубль два показалось прекрасным! Мартин лежал в той же позе, и мое внимание снова приковало его лицо. Я тихонечко стала проводить пальцем по его бровям, потом губам. Он, не открывая глаз, прокряхтел: «Доброе утро!» и его губы дрогнули в улыбке. «Слава богу, все хорошо!». Я провела кончиком своего носа по его носу. Мартин сел на кровать и зевнул, разминая шею. Одеяло лежало у него между ног, все остальное я, наконец, имела удовольствие разглядеть. Ну не атлет, скажем так, не Дэвид Гэан, но очень даже неплохо. На груди, как и полагается, были волосы, маленький животик и между прочим неплохая грудь, первый размер точно, но

это был не признак лишнего веса, нет, Мартин был весьма стройным. Он долго тер лицо, а потом, остановившись, задал мне заманчивый вопрос: — Ты продолжения ждешь? Я поднялась к нему и обняла его грудь: — А можно? Мартин улыбнулся и свернул губы в трубочку: — Меня надо накормить, а там посмотрим! – встал и сверкая голым телом направился в ванную комнату. Я подняла верхний уголок рта и вслух прошептала: «Я сейчас ослепну!». Я убрала кровать и решила пока не переодеваться. Признаться, надеялась подольше поваляться с Мартином, но ему не лежалось. Вскоре Мартин вышел из душа с завязанным на бедрах полотенцем. К тому моменту я была на кухне, старательно соображая, чем его кормить. Мартин подошел неслышно и испугал меня, тыкнув пальцем в бок. Я подскочила, а тот рассмеялся, заглядывая на столешницу, над которой я склонилась: — Что на завтрак? — Я вот как раз ждала тебя, чтобы это обсудить… Что на завтрак? Что ты ешь? — Ксюша, ем все кроме мяса… Это не так сложно, поверь! – он обхватил меня за талию и задвигал бедрами, кладя подбородок мне на плечо. Счастливая, что оказалась в его объятиях, мне хотелось замурлыкать. – Что-нибудь вкусное придумаешь? Проклятая яичница никак не выходила у меня

из головы. Завтраки – это каши, яйца, кофе, что еще? Пока он не отошел от меня, я поспешила схватиться за него и снова попасть в его руки. По его спине тихонечко стекали одинокие капельки воды, Мартин был влажный, отчего особенно приятно было его гладить. Он странно отрешенно посмотрел на меня и закивал головой. «Что?». — Сырники! Идеальный завтрак, полезный и вкусный, — он буквально выскользнул из моих рук и, отвязывая полотенце, вышел из кухни. Ну а я облокотилась на стол: «Что ж, за работу!». Я приготовила стол, красиво разложив на тарелочке сырники с фундуком, сверху щедро полив их карамельным соусом и побежала в комнату за Мартином. Тот, как ни в чем не бывало, скромно сидел на диване с мобильником в руках. При виде меня, он поднялся: — Уже готово? Я очень голоден! — Чай, кофе? — Эээ, чай! — Какой? Мятный, зеленый, черный, черный с вишней, черный с корицей… еще есть лимон – с лимоном? — С чем-чем? С лимоном? И в каком виде интересно ты бы его подала? – он с подозрением сощурил глаза. — Ты смеешься? – улыбнулась я. — Нет, я серьезно! У нас не пьют чай прям с лимоном! С мятой пьют, с молоком… Ничего не напоминало о том, что случилось вчера вечером. «Наверное,

это даже к лучшему… Хотя я была бы не против обсудить отдельные моменты, жаль что Мартин снова ведет себя неприступно!». Как только Гор добрался до вилки, он стал быстро закидывать один сырник за другим к себе в рот. — Очень вкусно, Ксюш! – пробубнил он с забитым ртом, благодарно погладив меня по руке, и неразборчиво продолжил. – Ты в студию поедешь? — А это будет удобно? Что у вас на сегодня запланировано? Разумеется, я охотно бы согласилась пойти к ним в студию. — Не знаю… Найдем что поделать… Скоро лететь обратно в СантаБарбару, отдыхать, набираться сил перед туром. – Он макнул последний сырник в соус, а другой рукой уже тянулся за добавкой. – Давай, тогда вместе поедем… — А когда начинается тур? Скоро? — Нееее, не скоро! Еще и альбом то выйдет не скоро, куда там уж тур… Но я в предвкушении, тур обещает выдаться долгим! После завтрака, перед тем как ехать в студию мне хотелось еще немножко понежиться с Мартином, я решила не ждать от него и уж тем более не намекать – это бесполезно – а просто сказать ему об этом в лоб: — Мартин, давай еще немного посидим дома! Мне тебя не хватило…! Он выглядел довольным, наверное, потому что был сытым: — Давай, иди ко мне, любовь моя! «Уже бегу!!!!». Я

116

придвинула свой стул к нему и стала целовать его закрытые губы. Нижнюю губу, верхнюю губу, чуть сбоку, чуть ниже губ, вернемся к верхней губе и так по кругу. От него пахло карамелью, отчего хотелось съесть его целиком. Что интересно, он не отвечал мне взаимностью, он лишь подставил для меня лицо с видом «Подано…! Начинай!», ну я и начала. Мы продолжили в спальне. Он просто лежал и получал удовольствие, слегка гладя меня руками, а я, склонившись над его телом, крутилась вокруг него как могла, целуя, облизывая, трогая его как можно чувственнее. Он печально сдвинул брови, как он умеет, и я пальчиками разглаживала каждую морщинку у него на лбу. Мартину захотелось поговорить, он отодвинул меня за бедра, и я осталась сидеть у него на животе, внимательно ожидая его слов. — Так значит, у тебя нет парня…? Я улыбнулась, потом обескуражено посмотрела на него: — Мужчина, вы в курсе, что такой вопрос следует задавать перед первым поцелуем? — Ахаха… ну да, точно! Нет, ну мало ли… Я перебила его: — .. а даже если бы и да, то что? — Ну, мне было бы не очень приятно, знаешь, сразу с двумя это как-то грязно… — Это ты мне говоришь...? — Нет, давай на чистоту…. У тебя кто-нибудь есть или нет?

117

— У меня есть только один очень улыбчивый кудрявый блондин… — я погладила его по животу, а тот удовлетворенно прохихикал. — Может в студию? — А может попозже? – я с энтузиазмом стала стягивать с него джинсы. Пообедали на этот раз мы в небольшом ресторане, так как Мартину стало, как он выразился, «жаль меня», хотя в действительности, я думаю, что в случае приготовления обеда дома ему попросту пришлось бы идти в магазин. После поехали в студию на такси. Я не знала, нормально ли будет прийти в студию вместе с ним? Надеюсь, что такие вопросы возникают только у меня из-за чрезмерного просмотра фильмов. Мало ли, может мы случайно встретились по дороге. В студии нам открыл Джонатан: — День добрый! Мартин, — он протянул ему руку для пожатия и кивнул мне. – Привет! Послышался знакомый голос Гэана, обращающийся к кому-то: «Это Мартин?». Из-за угла появилась голова Дэвида: — О, привет! – он выбежал нам на встречу, обнял Мартин и похлопал его по спине. Расправившись с Мартином, он встал напротив меня и облизнулся, — думал, ты позвонишь! – он убедился, что Мартин ушел и поцеловал меня сначала в щеку, а потом в губы. На Дэвиде были большие наушники, и судя по всему здесь как раз шла репетиция. Я радостно по-

думала: «Это я удачно зашла!». Энди что-то жарко обсуждал с Беном. Дэвид галантно ввел меня в курс дела: — Мы выбираем песни из старых альбом для вечернего шоу у Леттермана… Энди подхватил его: — Нужно пару новый и пару старых… Ксюш, вот как ты считаешь, сыграть как всегда Personal Jesus и Enjoy The Silence?Или же заменить любую из них чем-то поинтереснее… Я поспешила ответить: — Второе! Особенно, если сейчас, перебирая песни, вы все их будете репетировать, — я уселась на диван напротив микрофонной стойки и сложила руки на поясе. – Продолжайте! – я указала Дейву на стойку. Дейв послушно натянул наушники на уши и занял позицию у микрофона. Мартин о чем-то общался с Беном, указывая пальцем в монитор. Мне было плохо слышно: «…. Да, да, аранжировку поменяем! И для тура, кстати, можно включить какой-нибудь микс!..». Появилась музыка, незнакомое начало, наверное, не альбомная версия. Дэвид задвигался в такт музыки, а Мартин сел рядом со мной: — Кофе будешь? – наклонился он к моему уху. — Нет-нет, спасибо... Мартин… – протянула я его имя. Каждый раз получаю удовольствие, произнося это вслух. Звучала неплохо аранжированная «Master And Servant». Не верю своим ушам, ну вот надо было включить эту песню именно сейчас. Дейв открывал

рот и тихо подпевал самому себе с закрытыми глазами и рассеяно двигал руками и ногами. Мартин ухмыльнулся и почесал затылок. A game with added reality (Игра повышенно реалистичная) You treat me like a dog (Ты обращаешься со мной как с собакой) Get me down on my knees (Ставишь меня на колени) Я стала ощущать, как горят щеки. Надеюсь, я не сижу, красная как помидор! Мартин ехидно улыбался всякий раз, когда смотрел на меня, отбивая ритм ногой. Видимо я, правда, покраснела! Дэвид ходил по комнате, интенсивно стуча ногой об пол. Он забасил: «We call it master and servant (Мы называем это "Господин и слуга")». Я прикоснулась холодными ладонями к щекам, чтобы охладить их. Мартин подошел к синтезатору недалеко от Дэвида, надел наушники и что-то пробурчал Бену. "Давай еще раз первый кусок обыграем, — Мартин положил пальцы на клавиши и, наклонив, голову к синтезатору смотрел на Бена». Снова заиграла музыка, уже без слов. Дейв разочаровано проныл что-то и подсел ко мне, запрокидывая ноги на пуфик напротив. — Вот так всегда! — он лениво откручивал бутылку с водой. — Я больше не нужен, буду целый день мыкаться и смотреть на это,

— он указал рукой в сторону Мартина. — Дэвид, мы можем пойти куда-нибудь, чтобы спокойно поговорить? Без лишних колебаний воздуха он взял меня за руку и повел за собой. Я невольно кинула взгляд на Гора, тот неподвижно следил за нами с сосредоточенным лицом. Мы зашли в комнату отдыха, где Дэвид, подложив под голову скрещенные руки, горизонтально повалился на диван, оставляя ноги свисать с подлокотника. Дейв попыхтел, удобно укладываясь, и повернул голову на меня, растягиваясь в широченной улыбке: — Ой, а чего ты такая розовая? — Завтра я уезжаю... – потерла щеки и печально перевела тему я. — Это да, — улыбка исчезла с его губ, а лицо приняло серьезное выражение,— я помню, Ксюш! Завтра у меня деловая встреча, так что мы попрощаемся с тобой сегодня... Дэвид без помощи рук поднялся с дивана и уткнулся лицом ко мне в грудь. Он набрал полные легкие воздуха и смачно выдохнул: — Почему ты вечно такая сладкая!! — не получив от меня ответа, он поднял голову на меня. — Ксюша! Ну что мне сделать, чтобы ты выглядела радостной? Хочешь, я скажу Джен что-нибудь, чтобы остаться у тебя сегодня? — Не надо, не хочу, чтобы ты врал! Просто скажи, когда мы встретимся в следующий раз? — Ох-ох, — он

вздохнул и потер лоб. — Ну..Ээ... Черт! Хаха, — он рассмеялся и виновато посмотрел на меня, — Ксюш, я не могу сходу ответить. Дейв подошел ко мне, укутав своими объятиями и начал раскачивать нас из стороны в сторону. — Родная моя, мы каждый день будем общаться по интернету! Договоримся! Давай проведем сегодня время вдвоем? Погуляем, поужинаем или у тебя посидим... Меня все терзал страх, что он захочет перейти на новый уровень наших с ним отношений, а потому следует избегать мест встречи, где будут диван или кровать. Честно говоря, если бы с Мартином у меня ничего не получилось, я до единого волоска бы отдалась Дэвиду. «Просто не смогла бы ему отказать!». Меня немного одолевает любопытство, какой есть мистер Гэан в постели, будет ли он издавать громкие рыки как на концертах? Хотя теперь, после проведения с ним стольких часов вместе, мне не сложно представить как ласково и заботливо он бы со мной обходился. А может, я снова выдумываю, и ничего такого у него и в мыслях нет, может, его вполне устраивает своя сексуальная жизнь и ко мне он проявляет чисто интерес, хоть и непонятный мне, не оставляющий за собой последствий... Я решила немного подойти к этому вопросу поближе: — Ты любишь Дженнифер, свою жену? Ты счастлив? — Да, думаю что

118

да... — Вот и я о том же. Я думала, что ты из тех мужчин, кто в жизни не поведется на провокации или уступит маленьким слабо-

стям… Вы всегда казались мне идеальной парой.. Ну и знаешь, всякие там фотографии, где ты несешь букет роз явно предназначенный для Дженнифер! Так

Часть 6 Когда они продвинулись довольно далеко – услышали звуки, напоминающие звон колокольчиков. Эти звуки сопровождались произнесением какой-то непрерывной речи, вроде заклинаний. - Это оттуда! – воскликнул Станислав, указывая в сторону, откуда этот весь ужас доносился. – Наши – явно там! Бежим! Таоринар связался по рации с коллегами, велел им, чтобы они брали трэйкэннты и на них мчались на юг. Вскоре нэфастанцы на трэйкэннтах поравнялись с отрядом, приближающимся к опасному месту. А вот, собственно, и это опасное место. Здесь и правда было невероятно жутко, даже Таоринара передёрнуло. К четырём осинам, друг напротив друга, были крепко привязаны Марика, Жора, Сёма и Катя. В центре располагался огромный тёмно-зелёный круг, сделанный из чего-то блестящего, и в этом кругу был установлен остриём вверх громадный кол из обструганного дерева. Этот кол также был покрыт блестящей тёмно-зелёной суб-

119

зачем тебе все это? Я имею ввиду себя... Нас... Автор: Тугучева Ксения

станцией. Значительное количество людей: человек 15, во главе с одной экзальтированной дамой, водили хоровод, тарахтели какимито приспособлениями в виде сильно вытянутых фиолетовых прямоугольников, увешанных огромным количеством бубенчиков, и сопровождали этот ритуал соответствующими заклинаниями. Все эти странные люди были облачены в тёмно-зелёные блестящие одеяния, на голове носили венки, украшенные осиновыми листьями. На шее каждого – на длинной тёмно-бордовой верёвке свисало оружие наподобие старинного кинжала. Глаза этих людей были какими-то неадекватными, будто затуманенными. Голоса – глухие, монотонные. Двигались эти люди в безумном танце, напоминающем дёрганье к уколмарионеток из стороны в сторону. - Ужас! Я… - испуганная Лёля схватила Таоринара за руку. – Я ещё никогда… не видела… - Лёля, не бойся. Я с тобой, - Таоринар крепко обнял её за плечи. – Тебе здесь ничего не угрожает, я не допущу, чтобы с кем-

либо из вас здесь что-то случилось. И ребят мы сейчас освободим. Только сохраняй спокойствие. И вы все, - обратился он к остальным «Плантаторам», не поддавайтесь панике. Мы контролируем ситуацию, помните об этом. - О – о! У нас – новенькие! – экзальтированная дама устремила свой затуманенный взор на нэфастанцев и гимназистов. – Добро пожаловать в Сообщество «Осиновый Кол». - К… как? – ужаснулась Варя. - О, я вижу, ты в восторге! – произнесла дама. Добро пожаловать к нам, деточка! Мы обязательно примем в свои ряды тебя и всех твоих друзей. Мы рады пополнению. Четверо из ваших вот-вот присоединятся к нам – а там и остальных примем. Ребята – сказать, что были в шоке – это ничего не сказать! - Подождите, - обратился к ней Таоринар. – Вы, вообще, кто такая? - Моё имя – Осиниата, - хищно усмехнулась дама. – Я возглавляю Сообщество «Осиновый Кол». У меня уже – вот сколько сто-

ронников, - на этих словах сторонники повернулись в сторону прибывших и затарахтели своими «музыкальными инструментами». Мы всегда рады пополнению. Сейчас мы будем посвящать вас в таинство приёма в «Осиновый Кол». Подготовьте их, - велела она сторонникам. - Ребята, немедленно в трэйкэннты! Бегом! – сказал Таоринар. – Присмотрите за ними, - обратился он к двоим из своих коллег. – Уехать мы сейчас не можем, потому что трэйкэннт на всех не хватит. Поэтому – просто присмотрите и охраняйте. А ты – со мной, сказал он третьему коллеге. - Э – э! Куда?! – возмутилась Осиниата, глядя вслед удаляющимся ребятам и нэфастанцам. – Кто вам дал право красть у нас наших будущих сторонников?! Ну ничего, сейчас мы их быстренько вернём на место! Сторонники Сообщества «Осиновый Кол» действуйте! Сторонники направили в стороны ребят свои «кинжалы», сильно заблестевшие в районе острия. И многие ребята под воздействием этого странного явления принялись… выбираться из трэйкэннт и двигаться в сторону сумасшедших фанатиков! - Вы что?! Назад! – охваченный непониманием и ужасом Таоринар принялся ловить ребят и поворачивать их в другую сторону. Нэфастанец, оставшийся с ним,- а также двое коллег, которые тут же прибежали сюда,- стали ему помогать в этом. – Назад, я сказал! Но ребята по какойто необъяснимой причине

продолжали продвигаться к опасности. Осиниата довольно потирала руки, а сторонники сообщества направляли на гимназистов кинжалы, расположенные в одной руке, и неистово тарахтели «музыкальным инструментами» - в другой руке. - Да что это с ними? – Таоринар изо всех сил старался сообразить, почему его отряд ринулся к этим безумным сектантам. – По-моему, - делился он с коллегами, - виной всему здесь эти, так называемые, кинжалы. Наши «Плантаторы» бросились сюда, когда эти сумасшедшие вытянули в их сторону это оружие. Наверное, оно какое-то заговорённое, отнимающее волю – вроде наших ремней послушания. - Надо бы их отобрать, - тихо, чтобы слышал только Таоринар, сказал один из нэфастанцев. – Только как? Их намного больше, чем нас. - Главное сейчас – обезвредить эту их массовичку-затейницу, - ответил ему Таоринар. – Справиться с остальными потом – можно будет без особых проблем. Эй, уважаемая! – обратился он к Осиниате. – Не интересуетесь ли вы нэфастанским золотом? Я готов с вами им поделиться – так сказать, оргвзнос в ваше сообщество, пополнение вашей казны. - Золото?! – дамочка просто обалдела, когда это услышала. – Д-да, нам нужно пополнение казны, вы окажете нам этим неоценимую помощь. Но… откуда оно у вас? - Я – житель острова Нэфастана. Там каждый нэ-

фастанец обладает таким богатством. Видите – золотая монета, - Таоринар снял с шеи свой талисман в виде золотой нэфастанской монетки на серебряной нити. – Вы получите много таких. Пройдите к нашей лодке. Мой коллега вас проводит. - Золото – в вашей лодке?! – чуть не задохнулась от восторга Осиниата. – Целая лодка?! - Всё не совсем так. Оно находится на острове Нэфастана, куда Арзари´м вас доставит. Лодка наша – очень необычная: ходит не только по воде, но и по суше. Милости прошу туда. Сообщество «Осиновый кол», нам предстоит пополнение казны! И я – как ваш вдохновитель, отправляюсь за нашим будущим золотом! Ура! - Ура! – крикнули все безумцы. Арзарим повёл к трэйкэннте не до конца верящую в своё счастье Осиниату. А Таоринар подал остальным своим коллегам знак: - Делаем приём: нэфастанская карусель. Итак, - обратился он к сектантам. - Пока ваша уважаемая руководительница направилась за пополнением казны, проведём один очень интересный обряд. Раньше у вас такого не было – но он невероятно необходим – для увеличения вашего богатства. Этот обряд притянет к вам ещё больше золота, а также – различных драгоценных камней. В сообществе воцарится сказочное богатство! Вы хотите этого? - Хотим!!! - Тогда – начинаем. Для притягивания золота и

120

драгоценных камней нужно бегать по кругу. Этот магический движущийся круг принесёт в «Осиновый кол» невероятное количество драгоценностей. Итак, раз, два, три, к золоту по кругу – беги! Сектанты, позабыв и о ребятах, и обо всём на свете, принялись сломя голову бегать по кругу друг за другом и тарахтеть. - Золото – приди! Золото – приди! – «подсказывал» им Таоринар, и безумцы, как попугаи, стали повторять за ним это «заклинание». - Отряд, в трэйкэннту бегом марш! – Таоринар сделал жест в сторону трэйкэннты. Ребята – с которых, к счастью, уже спала эта заговорённость – бросились к нэфастанской лодке. А безумные фанатики мчались и мчались за предполагаемым золотом. Когда они уже здорово устали, Таоринар сделал знак своим двум, оставшимся с ним коллегам. И они принялись осуществлять сногсшибательные приёмы: каждый из нэфастанцев выхватывал из круга по одному сектанту, валил на землю таким образом, что каждый сектант катился кубарем и делал по земле несколько кувырков, теряя венок и «музыкальный инструмент». Потом нэфастанец, направляя нож кэрдана на безумца, отбирал у него «кинжал», гипнотический блеск которого сразу же начинал угасать. А оглушенный сектант, тяжело дыша, лежал на земле и не понимал, что творится. В это время Таоринар, с помощью своего кэрдана, разрезал веревки, которыми

121

были привязаны к осинам Катя, Марика, Сёма и Жора. Пострадавшие ребята также были в сильном ошеломлении: стояли и не могли сдвинуться с места. «Господи, что же делать?» - соображал Таоринар. И вдруг его осенило. Он взял из сумочки Марики мобильный телефон, нашёл в базе номер Камилы, позвонил ей и попросил, чтобы она передала Станиславу, Вове, Даниэлю и Эйлинару, чтобы они бежали сюда, для помощи. Самой Камиле он тоже разрешил прийти, только предупредил об очень большой осторожности. - Ого, как вы их! – восхитился Вова, когда все были на месте. – Ваши люди убили этих чокнутых? - Нет, только оглушили и забрали этот ужас, Таоринар кивнул в сторону «кинжалов», собранных и размещённых в отдалении от сектантов, распростёршихся на земле и изредка подёргивающихся. – Берите ребят и бегите к трэйкэннтам, пока эти сектанты ещё не сообразили, что к чему. А нам нужно победить ещё вот этих оставшихся троих, которые носятся по кругу, подобно неистовым нэфастанским коням, - улыбнулся он. Ребята повели к трэйкэннтам своих друзей, всё ещё шокированных и пребывающих в ступоре. А оставшиеся безумцы, к несчастью, уже начали соображать, что творится. Один из них взревел и бросился с кинжалом на Таоринара. Таоринар вытянул в его сторону кэрдана. - Эзамáн, иди к ребятам, - велел он. – Свяжись

по рации с нашими, пусть присылают подкрепление на трэйкэннтах. И узнай, удалось ли сдать зачинщицу нэфастанской полиции. - А как же вы, Таоринар-дмэйзэр? Их трое, а вас останется лишь двое – вы и Сарри´м. - Не волнуйся, мы справимся. Давай, давай! Нам срочно нужны ещё трэйкэннты, чтобы быстрее увозить ребят. Захватите с собой и мою – она осталась на берегу моря. - Понял, Таоринардмэйзэр, - Эзаман умчался, на ходу доставая рацию и налаживая связь с коллегами на Нэфастане. А Таоринар и Саррим продолжили воевать с безумными сектантами. П р и ё м «Горизонталь»! – крикнул Таоринар и сделал вид, что упал на землю без чувств. Саррим последовал его примеру. Сектанты с кинжалами, предварительно снятыми с шеи, двинулись на них: двое – на Таоринара, и один – на его коллегу. Замахнулись кинжалами и… Таоринар осуществил сильный перекат влево, сбив с ног одного из сектантов. Его кинжал при этом отлетел в сторону. А другой – автоматически вонзил кинжал в землю, да так сильно, что вытащить обратно не мог. Саррим таким же перекатом влево сбил с ног своего противника. Затем нэфастанцы вытянули вперёд кэрдана. Двое из безумцев бросились наутёк. - Забираем оружие! – Таоринар поднял кинжал. Саррим намеревался последовать его примеру, но оппонент, оказавшийся самым храбрым из всех, каким-то

чудом сумел добраться до оружия раньше. Безумный сектант направил кинжал на нэфастанца, взмахнул и… умудрился выбить из его рук нэфастанский нож! «Ха-ха! Думаешь, победишь?! - усмехнулся про себя Таоринар. – Да не дождёшься!» Он, направляя на сектанта одновременно и кэрдана, и кинжал, принялся наступать на него, оттесняя от своего коллеги. - Саррим, подними свой кэрдана, а ещё – возьми осиновый кол из круга, сказал находчивый воин, - и затем направь на этого сумасшедшего. Саррим так и поступил. - Ну что? Сдаётесь, сударь? – насмешливо обратился он к неприятелю. Сектант, видя направленные на него одновременно: и кинжал, и осиновый кол, и нэфастанские кэрдльана – невероятно струсил, дёрнулся, выронил оружие и бросился бежать без оглядки. Остатки его былой храбрости бесследно испарились. - Кто ещё вздумает с нами сражаться? – Таоринар и его коллега начали для устрашения демонстрировать это грозное оружие тем сектантам, которые уже начали приходить в себя и подниматься с земли. – Есть у кого-нибудь такое желание? Желания ни у кого не было. Безумцы, став ещё безумнее от ужаса, принялись разбегаться по осиновой роще кто куда. Через некоторое время прибыли нэфастанцы на пяти трэйкэннтах и Эзаман, который на этот раз управлял трэйкэннтой Таоринара. Таоринар велел нэфастан-

цам проехаться по роще и поймать всех сектантов до единого. Эзаман сообщил ему, что ребята на других трэйкэннтах уже доставлены по домам, с пострадавшими всё в порядке, а пропали они таким образом. Сектанты из осиновой рощи со своими кинжалами, по диким законам их «сообщества», периодически разбегаются по разным частям близлежащей местности, чтобы искать новых жертв. Они оказались как раз неподалёку от тех природных уголков, где ребята искали муляжи. Каждый из пострадавших увидел гипнотизирующий блеск вытянутого вперёд кинжала, заставляющий бежать по направлению к этому блеску. Поэтому Жора и все остальные вот так молниеносно и исчезли – ринулись на заговорённый кинжальный блеск. А другие ребята это не видели – потому и благополучно остались в той местности, где нужно было искать муляжи. А к сектантам потянулись только тогда, когда и сами увидели блеск этого заколдованного оружия: когда безумцы по увещеванию Осиниаты направили кинжалы непосредственно к ним. - Вот те раз, - произнёс Таоринар. – Не повезло ребятам… А на нэфастанцев это, как я понимаю, нисколько не действует: ни на нас, ни на Эйлинара. На нас эти сумасбродные сколько ни направляли свои, - засмеялся он, «кинжалы» - ничего, ноль! А теперь это затмевающее разум оружие вообще ни для кого не опасно: лежит себе спокойно, - нэфастанец указал на россыпь кинжа-

лов, «красующуюся» на земле, - и никому не вредит… Скажи, Эзаман, а что эта массовичка-затейница, будь она неладна? Её арестовали? - Да, - ответил Эзаман. – И она оказалась аферисткой по имени Лия Сариданская, обладающей гипнотической магией и умеющей создавать ритуалы, отнимающие волю. Сама она – сравнительно нормальная, единственное безумие – непреодолимая тяга к золоту, драгоценностям, деньгам. Для этого Сариданская и собрала секту, заманивая в неё людей с помощью этих колдовских кинжалов и заставляя добывать ей «казну»! – хмыкнул нэфастанец. – Но в нашей « B r e b é n t a lauássa» (нэфастанское учреждение лишения свободы) её быстро поставят на место и вправят разум! Спустя буквально полчаса сектанты были пойманы и отправлены на Нэфастану, в местный реабилитационный центр. Таоринар взял эмбэрльана и цветочные муляжи, которые принесли сюда околдованные ребята, когда бежали на гипнотический блеск. Он добавил муляжи на экраны и отнёс аппараты в свою трэйкэннту. - Таоринар-дмэйзэр, всё готово, - обратился к нему Арзарим. – Оружие: кинжалы и осиновый кол – распределено по оставшимся трэйкэннтам, мы доставим его в наш центр оружейной экспертизы. - Zann berzmaniezz, поблагодарил Таоринар. – Благодарю всех коллег за службу. Вы – герои! На следующем уроке

122

присутствовали все ребята, включая пострадавших. Пострадавшие, впрочем, к тому времени уже окончательно пришли в себя, практически не ощущали стресса и готовы были приступить к следующему эта-

3 Глава 3 Мертвый корабль - Внешние шлюзы там обесточены, поэтому будем стыковаться с носовой частью. – Говорил пилот десантного катера. – Дальше переходите под командование техников. Хотелось поправить, что командование операцией остается за нами, десантниками, но зачем. Он все это время просидит в кабине. О том, что мы будет помогать в спасательной операции, Эдгар рассказал мне еще три дня назад. - Пришла директива от командования: через три дня заканчивать спасательную операцию и брать курс на Сириус – восемь. Там будут выданы дальнейшие распоряжения. - Это восемь дней пути. – Сказал я. «Наташа» как раз была на базе Сириус – восемь, когда здесь американцев разбили. Туда же должна была уйти и Элиза со своей командой. - Нет, двадцать одни расчетный. – Покачал головой брат. – Возможно и дольше. - Подожди, а чего так долго? – Удивился я. - А вот тут уже и для

123

пу растительной аналитики: изучению лекарственного применения душицы. - А как вы думаете, где именно мы будем изучать её применение? – весело поинтересовался Таоринар.

- На Нэфастане! – радостно выкрикнул весь отряд. (- На родине, - негромко и душевно добавил Эйлинар). Автор: Елена Кравченко

$ вас есть работенка. – Как-то загадочно улыбнулся Эдгар. - Ты о чем? - У американцев тут уцелел один корабль, эсминец «Эквилибриум». – Начал брат. – Ну, уцелел громко сказано. Семьдесят пять процентов корабля разгерметизировано. Девяносто процентов экипажа мертвы. Пока мы будем идти к Сириусу – восемь, американцы хотят его хоть немного реанимировать. «Силена», американский линкор, будет производить техническую поддержку, буксировать его будет «Наташа», вы же, десантники, будете прикрывать техников, на всякий пожарный. - Янки боятся, что там засели чужие? – Улыбнулся я. - Смешного ничего не вижу. – Ответил Эдгар. – Эта посудина довольно таки сильно тормозит нас. Восемь, десять дней пути до Сириуса – восемь, а мы будет ползти, кто знает сколько. Если техниками удастся запустить двигатели, то лично я буду этому ужасно рад. Насчет чужих. Если они там реально есть, то их лучше уничтожить до входа этой посудины в доки на

Сириус – восемь. В принципе, все было ясно. Живых в тех отсеках никого не было. Да и если б там кто-то был, это засекли б сканеры. Разве что, роботы, но с ними, то мы справимся. Американцы не могли сами произвести такую операцию потому, что их линкор «Силена» был кораблем огневой поддержки. То есть его задача в бою уничтожить как можно больше кораблей противника, а не высаживать десант. Вот мы и отдувались за янки. Десантник тем временем пристыковался к единственному уцелевшему шлюзу эсминца. В шлюзовой камере нас встретил маленький щупленький человек в комбинезоне младшего техника. Я не особо разбираюсь в рангах техперсонала. Знаю только, что есть младшие техники, что-то типа рядовых в армии. Над ними стоят старшие техники, офицеры тех персонала. А они уже подчиняются офицеру – инженеру корабля, помощнику капитана по техчасти. - З-здравия желаю, я сержант Стив Х-хьюмор, заикаясь, представился тех-

ник, - инженерные ввойска. Младший техник вто-орого ранга. - Сержант Димитрий Калита, - в ответ представился я, - десант. - О-очень приятно, пожал он мне руку. – Идемте з-за мной. - Сержант, можно вопрос? – Пробираясь сквозь полуразрушенные помещения эсминца, поинтересовался я. - Е-если ты про мое заикание, то сейчас объясню. - Нет, я про другое, замотал головой я. – Откуда ты так хорошо знаешь русский язык? - М-мама была русская, - пояснил техник, - вот и научила. М-мы пришли. Мы стояли перед аварийной переборкой, что между отсеками корабля. Нас здесь уже ждали около десятка техников в желтых защитных скафандрах. - Вам тоже п-ридется надеть с-скафандры. – Сказал техник. - А в с-своих, извиняюсь, бронежилетах мы не можем остаться?- Честно, я не хотел его передразнивать, просто так получилось. - Н-ничего, я понимаю, - ответил Стив, - это н -непроизвольно, когда кто-т -то заикается. Н-насчет ваших бронежилетов: он-ни не предназначены для таких условий. – Он кивнул в сторону переборки. - Ясно, - кивнул я и приказ своим бойца, - переодеваемся! Скафандр сидел, на удивление, удобно. С виду громоздкий, он оказался довольно таки легким и не сковывал движения. На нем

даже оказались небольшие кармашки для инструментов. В них легко разместилась амуниция. Система контроля оружия легко перенастроилась на оповещение в скафандр и мы прошли через «шлюз». Он представлял из себя отрезок отсека от одной переборки к другой. - М-мы проведем осмотр уцелевших генераторов. – Повернувшись ко мне, сказал Стив. – Воззможно удастся их запустить. - Хорошо, - кивнул я. Переборка за нами закрылась. Так как в качестве шлюза использовали простой отсек, откачки воздуха не было. Просто открылась вторая переборка с шипением выпуская воздух из замкнутого пространства в вакуум разгерметизированый отсеков. Ф о н ар и о з а р и л и обесточенное пространство. Мы шли за техниками. - Уровень гравитации понизился и составляет ноль целых восемь десятых. Активировано компенсация отдачи. – Нежным женским голосом проговорила система контроля оружия. В скафандре изменение гравитации не ощущалось. Мы все так же продолжали движение. Несколько раз мы обходили пробоины, целые отсеки были уничтожены то ли ракетами, то ли лазерами с деструкторами. - Т-там чт-то-то жживое! – Крикнул по связи Стив. Он стал сильнее заикаться и пятился от двери в какое-то помещение. Сама дверь была полу прикрыта (видимо сгорели сервомоторы закрывающие дверь и

она так, и осталась в полу закрытом режиме) и через проем в свете фонаря можно было увидеть движения какого-то безобразного существа. - Отойди! – Беря автомат наизготовку, приказал я технику, и по привычке повернув голову к своим, - малым за мной! Не поливать, стрелять прицельно! - Уровень гравитации составляет ноль целых одна десятая. Компенсаторы работают на сто процентов. Мощности не хватает: автомат не предназначен для стрельбы в таких условиях, уровень отдачи повышен. Будьте осторожны. – Услужливо доложила система. - Да понял я! – Раздраженно прошипел я в ответ. Я шел впереди, бойцы за мной. С трудом пролезши в проем, мы осветили небольшое пространство комнаты, чей-то каюты. - Чисто, можно заходить, - опуская оружие, сказал я. Нет, здесь не было инопланетян, чужих. Здесь было пять трупов членов экипажа. Офицер, стюард, медик и пара техников. Видимо они пытались герметизировать эту каюту, но не успели. Страшная смерть от удушья. Уж лучше в огне аннигиляции или от очереди разрывных пуль. Скорченные тела, летающие в вакууме. Выпученные глаза, разинутые рты в беззвучном крике. - К-к-кошмар… - с трудом проговорил Стив. Кошмар. А что можно ожидать на войне. Мы добрались до генераторов, но запустить их не смогли. «Наташа»

124

продолжала буксировать эсминец еще пять суток, пока с него не было снято все более или менее ценное оборудование. Янки решили бросить эту посудину и эвакуировали людей. Некоторые «беженцы» были размещены на «Лене». После демонтажа оборудования и эвакуации выживших, буксировочные тросы были отсоединены и три корабля

начали ускорение. На безопасном расстоянии, чтобы не зацепить нас, «Лена» произвела ракетный залп по эсминцу, превращая его в облако обломков. Легионы потеряли еще один корабль. Красавица добила агонирующего союзника. Обидно, до потери пульса обидно! Ведь мы даже не в состоянии взять их на абордаж. Они приходят и унич-

тожают. Либо гибнуть в пламени аннигиляции. Они как фашисты в тысяча девятисот сорок первом, без объявления войны напали. Я понимаю Историка. Историк, Рудольф… М ы п р о д ол жил и путь к Сириусу – восемь.

пожал ладонь и впрямь напоминающую кость скелета, на которую натянули тонкую лайковую перчатку. Признаться,ощущения были не очень приятные, но дедовский голос - "Дрю-юуня" - голос далекого покойного детства - заставил Андрея нагнуться и прижаться своей щекой к колючей и холодной щеке старика. -Семьей, значит... Хорошо... Молодец.., - говорил дед Степан тихо,медленно, но четко и ясно. - Супружница - ишь краса кака... Сынишка... Пашка никогда не видевший таких старых людей, испугался и уткнулся Алле в ноги, обхватив их руками. - Боитцы, - слабо и грустно улыбнулся старик. - Вот до чего дожил - дети пугаютцы... Ране-те старикам покойно уходить было... Лежит себе на печи... дети по избе бегают... шумят, галдят... Так, бывало, старик и не заметит, как п р и д ут з а н и м. . . А тут?..Ждешь-ждешь...

- Чего ждешь-то, деда? - преувеличенно весело спросил Андрей. - Как чего? - редкие брови старика слегка удивленно приподнялись. - Когды придут жду... Долгонько уж... Который год... Видно заплутали гдей в межозерье... Ну да топерь ты приехал... Дождалси я... Сладитцы все топерь... - Папа, - вмешалась в разговор Анна Степановна явно чем-то встревоженная. - Может чаю хочешь? - Приеехал ты, - пристально глядя на Андрея, и не слушая дочь, уже не говорил, а устало-свистяще шептал дед Степан. - Топерь последнее дело свое исполню и на покой вечной... - Какое дело-то? спросил Андрей, припоминая, что десять лет назад в Жуде, старик тоже говорил о каком-то деле. Анна Степановна громко раскашлялась, пытаясь прервать разговор, но дед прикрыл глаза и совсем тихо прошептал: - Опосля... С дороги

Автор: Маяков

Александр

' Андрей сначала даже не узнал деда. Подвижного, жилистого человека,каким запомнился ему дед Степан - тогда язык не поворачивался назвать его стариком - безжалостная старость превратила в скелет, обтянутый желтой кожей. Лишь в глазах, цвета бледнеющего осеннего неба, светилась мудрость долгой жизни. Казалось, только они и жили в этом измученном старостью теле. - Дрю-ю-у-ня, - ласково не сказал, а пропелпротянул дед Степан.Приехал, наконец... Жду я тебя... Вот и дождалси... Андрей краем глаза перехватил ставший какимто тревожным взгляд матери, но сразу об этом забыл. В груди потеплело, сердце забилось чаще, на глаза навернулись сентиментальные слезы от давно забытого,певучего, как эхо в межозерье - "Дрю-ю-у-ня". Старик согнул в локте,лежащую поверх одеяла, желтую, с синими прожилками вен, руку для приветствия. Андрей осторожно

125

покуды передохни. Анна Степановна с нескрываемым удовлетворением вытолкала Андрея и Аллу из комнатки деда, приговаривая: - Пойдемте на кухню, перекусить вам с дороги надо, а у меня как раз щи мясные в печи томятся. Андрюша, покажи где руки помыть. Не забыл надеюсь? Алла с удивлением уставилась на щербатый алюминиевый рукомойник, вспомнив, что в ее далеком детстве точно такой же висел у них в Репино на только полученной отцом даче. Тогда было весьма забавно поплескаться в нем, но сейчас... Впрочем, как теперь модно говорить, альтернативы не было. - Мам, а Валерка-то где? - вспомнил вдруг о брате Андрей. - Да где ж ему быть?.. В лесу бродит, вынося в кухню на ухвате большой чугун со щами, ответила Анна Степановна. - Бродит все и бродит, а чегобродит?.. Будто потерял чего, а теперь ищет. А чего искать, коли ничего не терял?.. Хотя... Сейчас все чего-то ищ ут. Летом "лунатики" приползут: "Не прилетали зимой гуманоиды?".. А какие у нас гуманоиды?.. Только в Залесье один Алеха Васькин Гуманоид. А прошлое лето с "лунатиками" еще один приперся. Этому снежного человека подавай. А и сам вылитый снежный человек: морда красная, борода, как у спившегося попика, на темечке плешь, а вокруг ее волосюшки нечесаные в разные стороны, глазищи огромные, что сковородки. Короче, сам себя ищет.

- А здесь снежный человек есть? - округлила глаза Алла и посмотрела на Андрея. - Здесь живет йетти?! - закричал Пашка. Вау-у-у!.. Папа! Ты видел йетти?! - Ой, да будет вам! отмахнулась Анна Степановна, разливая щи потарелкам. - Йетти какой-то... Кушайте давайте. Аллочка, ты, наверное, щей-то с русской печки никогда не едала? От щей исходил тако -ой за-апах... Людоедка Эллочка Щукина сказала бы: "Хо-хо!", Зойка Быстрова: "Убийственно!". Алла не могла подобрать никакого эпитета, но поняла: то что подают в ресторане и называют "русской кухней" не имеет даже близко ничего общего с тем, что достала из печи Анна Степановна. А она, наблюдая, как все наворачивают ложками, приговаривала: - В городе такого не покушаете... Только русская печь такое приготовить может. Даже Пашка - большой привереда в еде - ел с таким аппетитом и удовольствием, что Анна Степановна прослезилась, а потом всплеснула руками: - Ой, да что ж я?!... А по стопочке-то?!...С приездом... Надо-надо. Анна Степановна была любительница по поводу и без хлопнуть рюмочку-другую коньячку и всегда имела запас спиртного: водку для гостей и хозяйственных нужд и пару бутылок коньяка для себя любимой. В это время в сенях громко затопали ногами и в

избу вошел Валерка, принеся с собой свежесть мороза и запах леса. - О-о! - закричал он, увидев на столе бутылки. Во время я! Андрей поднялся к нему навстречу. Братья обнялись и долго хлопали друг друга по спинам. Пашке Валерка подал руку, как взрослому, а глядя на Аллу, глаза его замаслились, и в них запрыгали озорные чертики. Смотреть так на жену брата, конечно же, не полагалось, поэтому Валерка, даже разговаривая с Аллой, старался смотреть на свесившего с печки голову кота Яшку. Валерка и Андрей не виделись очень давно. После школы Андрей поступил в институт, а Валерка ушел служить на Северный флот, где и остался на сверхсрочную, со временем получив звание мичмана атомного подводного флота. Быстро и неожиданно рухнула Великая Держава, и Валерка, всего себя отдававший флоту, оказался не у дел. Хорошо в свое время подсуетился - успел купить в Городе квартиру и гараж. Жениться,правда, так и не женился. Была у него зазноба в Гремихе, да отбил лейтенант - морской пограничник. Что тут сделаешь?!.. Дай им, Господи, счастья в жизни... Тихо наползла долгая зимняя ночь, укутала Заозерье черной мглой,подсветив блесками звезд и желтой долькой месяца. После затянувшегося обеда, убрав со стола, уселись рассматривать семейный фотоальбом.Андрею на месте не сиделось, он бесцельно бродил по избе, за-

126

глядывал в каждый уголок, словно потерял чего. "Чего искать, если ничего не терял?" - вспомнились слова матери. Маялась душа: то скручивалась в жгут, то сжималась в комок, и комок этот подступал к самому горлу,душил и зубной болью вонзался в сердце. "Потерял...потерял", - стучало в висках. Что потерял?.. Годы потерял, которые не был в этомкраю. Все в жизни сложилось удачно семья, хорошая работа, достаток - они и затмили дорогие сердцу места. Андрей заскрипел зубами и прошел в зимовку, пристройку к избе, где Анна Степановна отвела им с Аллой место. - Печка быстро истопится, - сказала она. - Печка хорошая. Ее Миша-печник ложил. Анд р ей н емно г о помнил Мишу-печника бобыля, одноногого фронтовика, всегда испачканного глиной и побелкой, с неизменной "козьей ножкой" во рту. Жил он в Жидихе, но был не заозерский, пришлый.А откуда никто не знал. В Заозерье появился после войны.Такую, видно, в его сердце рану оставила, что не смог жить в родных местах. Ходил по деревням, ложил новые печи, ремонтировал старые,вкладывая в работу все оставшееся добро своей иссеченной бедой души.Умер он неожиданно. Говорили осколок зашевелился, пополз по телу старого солдата. Андрею запомнилось, как сказала бабушка: - От... Через сколь годов война проклята мужика достала! Лет сорок,как нет Миши-печника, и могилку

127

на жидихинском кладбище никто не помнит, а печи-то стоят... Обогревают холодными зимами... Готовят пищу... Андрей потрогал шершавый бок печки. И впрямь: дров сожгла чуть,а уж теплая. Он прошелся по зимовке и присел на стул возле книжной этажерки. На ней до сих пор стояли книжки - верные друзья ушедшего детства: "Наследник из Калькутты", "Карлсон", "Русские народные сказки", еще какие-то, давно позабытые и давно не издаваемые. Андрей прислушался в звенящую тишину, нарушаемую лишь чуть слышным гудением трансформаторной будки на околице, и вдруг, словно провалившись во времени, услышал, как тяжело вздыхает на дворе корова - комолая коричневая Зорька похрюкивает поросенок, а на насесте бестолково возятся куры. Потом поползли запахи: свежескошенной травы,цветущей черемухи, еще чего-то и самый сильный - свежевыпеченного хлеба. А еще он увидел... Это было какое-то наваждение... Он, маленький Дрюнька, намазывал на кусок хлеба сметану. Хлеб был горячий, а сметана густая, как сливочное масло. Она таяла на хлебе и тяжелыми желтоватыми каплями падала на пол, а кот Яшка слизывал ее. Дед Степан, заряжавший за столом патроны, смеялся: - Дрюнька!.. Ты кусте выше держи, и сметану ротом, ротом лови! Дрюнька следовал совету деда, но не все капли попадали в рот.Большая

часть их капала на лоб и щеки, обжигая кожу, как искорки костра. Скрипнула дверь, послышались шаги, звонко брякнула дужка пустого ведра... Кто это?... Бабушка?!... Андрей вскочил на ноги,пытаясь унять бешенно застучавшее сердце... - Дрюнь... Что с тобой? - в зимовку просунулся Валерка. - У тебя столбняк?... Пошли фотки смотреть. Андрей встряхнулся и удивленно посмотрел на брата. - Да что с тобой?! встревожился тот, увидев его какой-то чужой и отсутствующий взгляд. - Давай пошли в избу! В избе весело рассматривали старые фотографии. Анна Степановна комментировала: - Во!.. Две ревыкоровы - Андрюша и Валерик. Это они в огород к Лепешиным забрались за морковкой. Им кто-то сказал, мол, у Лепешиных морковка сахарная. Ну дядя Архип покойный и словил их на месте преступления, а Семен - отец Валеркин - в это время их сфоткал... Это мама с папой... Это брат мой... А это я...Это вот... папа Андрюшин... Последнее фото... Мы с ним однофамильцы. После свадьбы мне даже паспорт менять не пришлось. Анна Степановна замолчала, поглаживая карточку рукой. Отец Андрея офицер пограничник - погиб в конце шестидесятых в какой-то нелепой перестрелке во время советскокитайского инцидента. - Жилья у нас своего

не было, - начала вспоминать Анна Степановна. - Он на границе, я тогда в ленинградском Шапито работала, вот Андрюшу и пришлось привезти в Заозерье... Потом я в Москву уехала, в цирк на Цветном, потом снова в Ленинград вернулась, квартиру мне на Зины Портновой дали, а Андрей так и не поехал в город, здесь школу заканчивал. В конце альбома пошли старинные, еще дореволюционные фото. Алла подивилась каким надо обладать мастерством, что бы на том оборудовании сделать фотографии сохранившие четкость даже через почти сто лет. С чернобелых фото, от времени слегка пожелтевших, смотрели на нее крестьяне и крестьянки, солдаты первой мировой и красноармейцы гражданской, по одному, по двое и группами. Их лица были просты и спокойны. Их сердца не очерствели в жестоких передрягах минувшего века,их души не

обуглил пожар военных годин. Они смотрели в наш мир из своего далекого далека, и Алле показалось, что они все видят и не все одобряют. А вот, и он, дед Степан, молоденький солдатик Землянского полка, на фоне еще не разрушенной крепости Осовец, стоит браво подбоченясь, под хмурым небом первой Мировой войны. Дальше дед Степан возле тачанки, повзрослевший, возмужавший. Солдатская папаха лихо заломлена на ухо, но в глазах уже нет молодого задора, в глазах усталость и печаль. На фотографии с оторванным краем колонна солдат:бредет куда-то, месит грязь фронтовой дороги. Ах, эти старые фото,выхватившие краткие миги из долгой и не простой жизни человека, что сейчас такой слабый и беспомощный лежал в соседней комнатке.Пашка заклевал носиком, и Анна Степановна повела его спать: - Пойдем, пойдем

спатеньки... Во-от, раньше па-апа здесь спал,а теперь Па-аша баиньки будет. Следом на печку полез Валерка, сбросив оттуда кота Яшку. Яшка обиженно мявкнул, почесался и убрался подпол. Андрей перед сном заглянул к Пашке и откровенно позавидовал сыну: к ногам идет тепло от печки, тело утонуло в матрасике, набитом свежим сеном. Когда в избе погаснет свет, можно раздвинуть занавесочки на окне, через окованное морозом оконное стекло, посмотреть на точечки звезд, похожих на светящихся рыбок, плавающих в темном озере неба и заснуть, мечтая поскорей вырасти, полететь к этим звездам, совершить множество подвигов, вернуться назад в Заозерье. Боже мой! Как же здорово было жить с этой наивной и прекрасной мечтой! Автор: Сергей Кирин

): Глава вторая Сев на кровати, взявшись за голову Мари, постаралась вспомнить, что с ней случилось, почему она здесь в незнакомой комнате, голова немного болела, и в памяти постепенно, словно диафильмы прокручивались последние события. Вспомним все, Мари задрала рубашку, чтоб посмотреть, как там ее рана, отклеив бинт, она удивилась, что кожа и то место где раньше были,

три глубоких следа от когтей Пола исчезли, словно их не было. - Какого черта? удивленно произнесла она вслух. Положив бинт, она начала осматриваться по сторонам, комната была не очень захламлена, две тумбочки и два шкафа 40-х годов неплохо сохранились и вполне еще вписывались в интерьер - Неплохо мои брат-

цы устроились! - осматриваясь по сторонам, говорила она. Встав с кровати Мари, решила пойти осмотреть все остальное, подойдя ближе к проему Мари отчетливо услышала, три мужских голоса, словно они разговаривали за углом: - Что мы будем с ней делать? - спросил Дин - Как что? Предложим ей с нами жить! - отвечал Сэм

128

- Ты с ума сошел? возразил ему брат - Неужели вы ее выгоните? - расстроенно спрашивал у обоих братьев Кастиэль - Дин послушай, она ведь все-таки наша сестра, и ты в этом убедился, и я уверен, что ей негде жить! убеждал брата Сэм - Возможно, ты прав, но мы ее совершенно не знаем! - немного согласился он братом Дин - Так узнайте побольше, о ней, может она поможет нам в нашей войне! предложили братья Кастиэль На улице Мари появилась не большая улыбка, но потом страх, от того что она все слышала и так четко как будто она с ними рядом. - Да что за чертовщина со мной твориться? - задала сама себе вопрос она. И пошла, в противоположную строну коридора, откуда раздавались голоса ее братьев и Кастиэля. Коридор петлял и в нем было еще множество дверей, пройдя мимо кухни Мари решила задержаться немного так очень хотелось есть, открыв холодильник, не найдя ничего кроме холодного сэндвича и пива. - Мда не густо, сразу видно холостяцкая берлога! - брав в руки последний сэндвич, говорила она. Выйдя из кухни Мари, пошла дальше осматривать, убежище, где расположились ее братья. Пройдя по пути еще пару дверей, она решила открыть одну из них, открыв ее она вошла в темноту, но на свое удивление она могла видеть четкие очертания того что находилось в этой комнате. Но по привычке рука искала вы-

129

ключатель. Если б в этой комнате было б зеркало, то Мари б увидела, что ее глаза светятся в темноте как у кошки. Нащупав рукой выключатель, она повернула его, и зажегся свет, это был спортзал, в нем были различные тренажеры. Штанги, гири, навесная груша и многое другое. - Круто, интересно они знают о его существовании! - осматриваясь, говорила она. Продолжая осматривать спортивный зал, в котором были различные тренажёры, пару беговых дорожек, гири, штанги, многое другое. - Даа... не знала, что так круто живут мои братья! – проходя, дальше по залу удивлялась Мари - Ну что проверим что я еще умею, помимо того что слышу и вижу, как Вервольф! - говорила она, подходя к одной из штанг что лежала на полу. Взяв ее обоими, руками, настроившись для рывка, и что он, возможно, будет невозможно даже на пару сантиметров оторвать от пола, Мари потащила на себя 150 килограммовую штангу, и к ее удивлению она подняла ее как пушинку над головой. Положив обратно на пол, она посмотрела на свои руки и сказала: - Вот это круто!! Решив еще что ни будь, проверить, так как зал был большой и в длину, и в ширину, разбежавшись, она представила, как выполняет несколько сальто подряд, как делают это акробаты, которых она раньше видела по телевизору в одной из своих любимых передач о спорте, но сама она никогда раньше ничего подобного не

делала. И словно пружина и профи в этом деле сделала несколько сальто и переворотов в воздухе. - А мне начинает это нравиться! - сама себе говорила Мари. - Ну, попробуем еще, сколько я смогу поднять! потирая руки подходя к штанге, говорила она Добавив по бокам еще по 50 килограмм, нагнувшись, и приготовилась к рывку. А в это время Сэм, Дин и Кастиэль продолжали свой разговор о новом обитателе их убежища - Который сейчас час? - спросил Дин у брата - Где-то около шести, а что? - отвечал ему Сэм - Да долго, что-то она без сознания вам не кажется? - обращался Дин к Сэму и Кастиэлю - Да это уже немного подозрительно! - с сомнением в голосе говорил Сэм - Кас пойди, проверь ее! - попросил Кастиэля Дин - Хорошо! – отвечал, Кастиэль направляясь, в сторону, где находились комнаты Сэма и Дина Пройдя пару коридоров и комнаты братьев, Кастиэль подошёл к комнате, в которой они оставили Мари, дверь была открыта, так же как они ее и оставили, когда уходили. И он был удивлен, когда поравнялся с дверным проемом, кровать была пуста, на ней лежала всего лишь повязка, которой Сэм перевязал раны Мари. Кастиэль быстро развернувшись, побежал обратно к братьям, добежав до них с небольшим ужасом в глазах он, произнес: - Парни кажется у нас проблемы! - Что случилось? - в

один голос спросили братья. - Ее нет в комнате, на кровати только повязка от раны! - с небольшой ноткой обеспокоенности отвечал Кастиэль братьям - Черт, нам только это не хватало! - сказал Дин - Давайте успокоимся и просто найдем ее, если она еще здесь, дальше разберемся что делать! - предложил Сэм - Ладно, тогда разделимся! - предложил Дин - Кас ты иди, строну кухни и чуть дальше, Дин ты прямо, где у нас гараж, а я пойду, осмотрю все остальное! - распределил Сэм. - Хорошо! в один голос отвечали Дин и Кастиэль, и направились в те направления, что указал Сэм В это время в спортзале Мари подняла штангу весом уже 250 кг, и ее новый слух улавливал, все то, что происходило в холле. - Упс, кажется, мальчики меня потеряли! - рассмеялась Мари И дальше продолжала свои упражнения. Кас проходя мимо кухни, заметил, что на столе стояла недопитая стакан воды и пустая тарелка, где находился сэндвич Дина, его это немного удивило, и он направился дальше по коридору, пройдя пару поворотов, он увидел, что одна из комнат открыта и из нее светит свет. Подойдя ближе увиденное его поразило. Мари стояла к нему спиной и в руках над головой держала штангу, она поднимала над головой словно палку. Он так стоял минут десять и не мог нечего сделать, т.к. его удивляло, как такая хрупкая девушка с такой легкостью поднимает штангу. И тут к нему подошли

братья, и их увиденное, поразило. - Нефига себе! - шёпотом произнес Дин - Там килограмм 200! - так же шёпотом удивленно произнес Сэм - Мальчики я вас слышу! - медленно опускав, на пол штангу говорила Мари, и повернулась к троим лицом - Но как ты могла услышать, мы же говорили шёпотом? - удивленно спрашивал Дин - Сама не знаю, но я слышу каждый шорох, каждое слово за сотню миль! пожимая плечами, отвечала Мари брату - И давно это у тебя! - спросил Сэм - Ну, если быть точной, всего пару часов! - отвечала Мари Сэм и Дин в ужасе переглянулись и наставили на нее свои пистолеты. - Эй, эй, угомонитесь парни, я знаю, о чем вы подумали, вы сначала убедитесь в этом, а потом уже убивайте, если окажется, что вы правы! - поднимая руки над головой успокаивала, братьев Мари - Да действительно проверьте ее! - встал в защиту Мари Кастиэль - Ладно! - согласились братья, опускав пистолеты - Что ж тогда ведите! - сказала Мари Дин и Сэм расступились, пропуская Мари вперед. Опустив руки в низ, она пошла на выход из зала, проходя мимо Кастиэля кивнула, ему в знак благодарности, что вступился за нее. Пройдя пару поворотов, они, наконец, пришли, где находилась тайное место, где Сэм и Дин допрашивали

демонов. Пропуская вперед Мари, Дин рукой показал, на стул вокруг которого была нарисована ловушка для демонов и не только. - Дин ты так уверен в том, что я демон или еще какая ни будь тварь? - подходя к стулу, спрашивала Мари у своего старшего брата - Я пока не в чем не уверен, откуда ты знаешь, как меня зовут? – привязывая, к стулу Мари удивленно спросил Дин - Ну, ты даешь! - рассмеялась Мари, - Узнав в 18 лет, что у меня есть два старших брата и их зовут Сэм и Дин Винчестер, вдобавок в письме отец написал мне ваши имена, и я так думаю, вы его уже прочитали, зачем тогда спрашиваешь? продолжала смеяться Мари - Допустим, но почему ты не нашла нас раньше? - спросил Дин плеснув в лицо Мари святой водой. Но нечего не произошло. - Я не демон — это факт! - с сарказмом в голосе говорила Мари - Я вижу, это только начало! - брав в руки серебряный нож, отвечал Дин Подойдя ближе к Мари, с начала поднес нож к лицу, проведя по щеке, но потом поднес его к руке, чуть приложив силы провел по ней ножом оставив след, при этом смотрев в лицо Мари ждав ее реакции на серебро. Реакции на лице Мари не было, и порез от серебреного ножа был просто порезом. - Аучь, вообще то мне немного больно! - произнесла Мари; - Я не вервольф и не демон, что дальше братец пульнешь в меня солью, а еще попробуй во-

130

ткнуть в меня рябиновый кол, смоченный в волчьем аконите, или попытаешься отрубить голову как вампиру? - Я сначала проверю это! - отвечал на это ей Дин - Ой, ли! - усмехнулась она Подойдя к Мари, Дин одной рукой взял за затылок и опрокинул голову немного назад, второй рукой он раздвинул губы и нажал на десну, но клыков он тоже не обнаружил. Убрав руки, на его лице была досада и не понимание. Испробовав все проверки, ударив кулаком в стену произнес, Дин: - Да кого черта, что или кто ты сейчас? - Я сама себе задаю этот вопрос, когда очнулась, когда услышала, как вы трое разговариваете, хоть и были не рядом, когда смогла поднять больше 150 кг, я не знаю, что со мной, я вижу в темноте, глаза мои при этом наверно светятся, но я не вервольф и не оборотень, я прошу вас отпустите, и помогите мне, Чудик прошу, скажи им! - просила братьев и Кастиэля Мари Кастиэль был в недоумении, почему его назвали Чудиком, но он все же обратился к братьям: - Сэм, Дин развяжите ее, ведь она ваша сестра! - Да Дин давай отпустим ее, ты уже все испробовал, а кто она и что с ней нужно выяснить, но уже не такими способами! - согласился с Кастиэлем Сэм. - Ладно, но мне нужны ответы, почему раньше не нашла нас и многое другое! - с разочарованием в голосе говорил Дин - Я все вам расскажу, только развяжите! - просила

131

Мари - Сначала все расскажешь, потом я развяжу тебя! - перекрещивая руки на груди и прислонившись к стене, отвечал ей Дин - Дин? - в один голос сказали Сэм и Кастиэль - Что боишься, что накинусь на вас? - ухмылялась Мари - Нет! - самодовольно отвечал Дин - Тогда кого черта? Развяжи меня! - со злостью говорила, дергая цепи, которыми была привязана Мари - Рассказывай! - настаивал на своем Дин - Твою ж.…упертый самодовольный баран! продолжала злиться Мари и дергалась, пытаясь освободиться от веревок. - Дин, хватит, развяжи ее, она все расскажет, не будучи связанной! - просил брата Сэм - Ладно! - с недовольством в голосе отвечал брату Дин. Подойдя, к Мари Дин с недовольством на лице развязал ее. - Сразу нельзя было это сделать! - потирая руки, говорила Мари - Рассказывай, откуда ты нас знаешь, почему раньше не нашла? - спрашивал Сэм - Хорошо, меня зовут Мари Вайнштейн! - Мы знаем, дальше! - перебил ее Дин - Дин дай ей закончить! - успокаивал брата Сэм - Я жила в Аризоне, отца я видела редко, раз в два года он появлялся, и это были замечательные дни, когда он был с нами, он был заботливым и любящим отцом, никогда не говорил, чем занимается! - рассказы-

вала Мари - Когда ты последний раз его видела? - спросил Сэм - Когда мне было 16, я случайно зашла в его кабинет, который был всегда закрыт, но в ту ночь он не закрыл кабинет, тогда для меня не были понятны все книги и записи, которые были в кабинете отца, он так и нечего мне не рассказал про них и чем именно занимается, я просила его остаться, но он сказал, что не может его ждут дела, и на утро он уехал, даже не попрощавшись. Я ждала, что он вернется, но он не вернулся, в 18 лет в дверь постучал почтальон и сказал, что для меня посылка, открыв ее я, увидела кольцо и письмо для меня, прочитав его я узнала, что у меня есть два брата Дин и Сэм Винчестеры, и о том, что случилось с вашей мамой и чем занимается отец, перед выпускным моя мама познакомила меня со своим так скажем новым парнем, он тогда мне не внушал доверия, в день выпускного придя с него раньше я поднялась к себе, полазив в интернете, я легла спать, поздней ночью я проснулась от ужасного крика мамы, спустившись в низ, я затаилась на лестнице, и увидела, как она лежит в гостиной вся окровавленная, а он сидит над ней и что то ест, когда он повернулся, в мою строну я увидела его лицо, его глаза светились, лицо было похоже на зверя, я испугалась и побежала к себе, спрятавшись в шкафу, я там просидела до утра!рассказывал Мари свою историю - Он не смог тебя найти? Но как? - удивленно спросил Сэм

- В шкафу была потайная комната, в которой я иногда пряталась, чтоб побыть одной, она звука изолирована, поэтому он не смог меня найти! - отвечала Мари - Дальше что было? спросил Дин - Наутро, я спустилась вниз, где лежала мама, она была вся разодрана, а сердца не было, вызвав полицию, я собрала вещи села в старый пикап и уехала, куда глаза глядят, я не помню, сколько времени я ехала, металась с одного мотеля в другой, чтоб отвлечься увлеклась гонками, спустя год в поисках ночлега я заехала в один из баров, я решила сначала выпить или поесть чего ни будь, там я познакомилась, с одним мужчиной звали Бобби, хороший был мужик! - продолжала свой рассказ Мари - Его звали Бобби Сингер? - удивленно спросил Сэм -Да, кажется, вы его тоже знали? - спросила она - Он заменил нам отца, и помогал во всем! - отвечал Сэм - Вот старый черт, нечего не сказал нам! - с небольшой злостью в голосе говорил Дин - Он не знал, я ему не говорила, рассказав, что со мной случилось, он сказал, что поможет мне, всему обучит, моей целью стала месть тому, кто убил мою маму, так я и стала охотницей, он всегда вас ставил в пример, и хвалил вас! улыбнулась она Переглянувшись, братья улыбнулись друг другу. - Обучившись всему, я стала выслеживать убийцу моей матери, поначалу это

было сложно, так как он все время менял места, но всётаки мне удалось вычислить и я пошла в дом, но нарвалась на засаду, затащив к себе в логово они попытались, меня убить, но мне повезло больше чем им, я их всех убила, включая вожака, который убил мою маму, но в драке он меня ранил, я думала что умру, машина заглохла, потом меня нашел он!- Мари кивнула в головой в сторону Кастиэля:- Я думала что умираю, вот и попросила его отвезти к вам, чтоб хоть ближе увидеть ваши лица!- закончила свой рассказ Мари - Ты одна пошла в логово оборотней, я польщен! - сказал Дин - Спасибо! - улыбнулась Мари: - Прошу вас позвольте с вами жить, мне некуда идти, и помогите узнать, что со мной случилось! - просила она братьев. - Хорошо оставайся! - улыбнулся Сэм, Мари - Ну, раз я остаюсь, тогда у меня к вам один вопрос? - с радостью в голосе говорила Мари - Какой же? - спросил Дин - Вы, когда-нибудь вообще отдыхаете от работы? - спросила она братьев - Нет! - в один голос ответили они - Тогда давайте сходим в парк аттракционов, выпьем чего-нибудь, съедим попкорн или сладкую вату, оторвемся, дела подождут, не куда не денутся! - предложила Мари братьям - Предложение заманчивое, мы никогда не ходили в парки и не отдыхали от работы! - с ноткой грусти отвечал Дин - Ну, так что? - спросила она

- Было б не плохо, в последний раз мы ходили, когда мне было 8! -отвечал Сэм - Значит, идем? уточнила Мари - Да! - в один голос ответили братья - Уррра! - с радостным возгласом Мари кинулась на шею к Дину и обняла его Дин был удивлен таким порывом радости, так как он не привык к такому. Сэм тоже был немного удивленно, но все же улыбнулся, и подумал, что Мари внесет немного радости и тепла в их дом. - Чудик вы с нами идете? – обратилась, Мари к Кастиэлю отлипая от Дина - Эмм... даже не знаю! - замялся он - Давай Кас пошли с нами, тебе тоже нужно немного отдохнуть! - уговаривал его Дин - Почему бы и нет, мне всегда были интересны эти места, хотел сходить, когда пытался жить как человек! - отвечал Кастиэль. И все четверо отправились на выход из убежища. Выйдя из убежища Мари, увидела машину отца, в горле образовался комок на глазах стали наворачиваться слезы. - Это, это … она та самая… машина отца? дрожащим голосом спросила Мари у подошедшего к ней Дина - Да это она, он нам ее оставил, что-то вроде в наследство, я немного ее улучшил! – подходя, к машине и гладя по ней рукой отвечал, Дин. Садясь на заднее сиденье, у Мари все клокотало внутри, ком в горле не уходил, слезы наворачивались,

132

она пыталась их сдержать, она даже не обращала на Кастиэля который сел с ней рядом, и не отводил от нее глаз. - Ну что двинули! поворачивая ключ зажигания, говорил Дин - Эй, с тобой все в порядке? - спросил Сэм у Мари - Да... все хорошо! быстро смахнув слезу, отвечала Мари И все четверо отправились в ближайший парк аттракционов. На полпути, Мари начала чувствовать, как задыхается, эмоции захлестывали она начала открывать рот пытаясь ухватить воздух. -Ребят кажется у нас проблема! - обратился Кастиэль к братьям Сэм обернулся и увидел, как Мари задыхается. -Дин тормози! - в небольшом испуге попросил он брата. Дин резко дал по тормозам, так что Мари ударилась лбом в его спину, продолжая хватать ртом воздух. Сэм выскочил из машины подбежал, где сидела Мари, открыл дверь и помог ей выбраться на воздух. - Так давай аккуратно! - успокаивал он ее Мари цеплялась за брата, медленно опустилась на колени. - Что с ней? - уже и Дин начала переживать - Я не знаю! - ответил Сэм брату;- Мари, посмотри на меня! - обратился он тут же к сестре Мари подняла голову и посмотрела на брата. - Так успокойся, дыши ровно, вот так молодец! - продолжал успокаивать ее Сэм

133

Мари послушала брата и начала ровно и потихоньку дышать, и ей понемногу становилось легче. -Тебе уже лучше? – спросил, Дин садясь радом на корточки. Мари кивнула головой в знак согласия. - Говорить можешь? - спросил Сэм Мари еще раз кивнула -Что с тобой? - спросил на этот раз уже Кастиэль Мари подняла, глаза осматриваясь по сторонам -Не знаю, я, когда увидела машину, на меня нахлынули воспоминания, как мы ездили с ним на пикники, и вспомнила наш последний пикник, когда отец впервые дал мне сесть за руль, и маму, когда она была еще жива, раньше со мной того не было! - и тут Мари не удержала слезы они полились ручьем. И она заплакала на взрыт. Сэм обнял ее, гладя по голове, стараясь ее успокоить. -Поплачь, тебе станет легче? - успокаивал он ее. -Все теперь будет хорошо, ты теперь с нами, и мы не дадим тебя в обиду! гладя по голове Мари, говорил Дин - Спасибо, я рада, что нашла вас! - вытирая слезы, отвечала Мари братьям. - Теперь можем ехать дальше? - уже с небольшой радостью в голосе говорил Дин - Да поехали, а то мы все пропустим! - садясь на место, отвечала Мари - Не знал, что ты можешь быть таким, переживающим за другого! - обращался Сэм к брату

- Сам удивлен, эта девчонка положительно на меня влияет! - немного улыбнувшись, отвечал Дин брату. Все сели на свои места Дин повернул ключ зажигания: - Все пристегнулись, тогда отвита! - и дал по газам. Сэм был удивлен поведению брата, но улыбнулся, так как он давно не видел его таким веселым и жизни радостным. -Почему ты называешь меня Чудиком? - решился все-таки спросить у Мари Кастиэль - Да потому, что вы и есть Чудик, особенно когда возомнили себя богом, тогда еще по всем каналам показывали вас! - рассмеялась в конце Мари - Да Кас, она права, ты тогда чудаковатый был! поддержал сестру Дин - Но сейчас я изменился! - с ноткой грусти говорил Кастиэль - Но вид и немного манеры остались! - улыбнулась Мари Кастиэлю;- Не расстраивайтесь вы так, вам, если честно это идет! - Ну, вот, кажется мы на месте! - припорковывая машину говорил Дин - Круто! – открывая, дверь с восторгом говорила Мари Взяв Дина за руку, она потащила его на горку, Дин не сопротивлялся. Мари вернулась, словно в детство, когда отец был рядом, когда она не знала о существовании всех этих тварей. - Давайте, пошли с нами! - звала она Сэма и Кастиэля стоявших, возле машины. Переглянувшись, они пошли следом за Мари и

Дином. Сев на места и пристегнувшись, они стали ждать, когда двинется "паровоз" так Мари называла в детстве американские горки. Дин немного нервничал, так ни разу не катался на горках, руки похолодели, на лице выступил холодный пот. Кастиэль чувствовал то же самое, лишь Сэм и Мари были спокойны. - Эй, расслабься, это не так страшно! - подмигивая Дину, успокаивала его Мари. И тут "паровоз" тронулся, и постепенно начал набирать скорость, и ринулся то, поднимаясь, то опускаясь в низ, то резко поворачивая влево то вправо, Мари получала удовольствие, закрыв глаза, она представила, что ей 12 лет и рядом сидит отец веселый и живой. Открыв глаза, она повернула голову на рядом сидящего Дина, на миг ей показалось, что рядом с ней сидит отец, так Дин внешне немного похож на Джона. По мере того как они опускались и поднимались, то состояние которое Дин испытывал в начале начало проходить и ему начало нравиться, он поднял вверх руки и воскликнул от восторга. Кастиэль наоборот уцепился руками в поручень, и в его глазах отражался страх. И вот "паровоз" начал замедляться, и в итоге остановился. - Круто, давайте еще прокатимся! - выходя, с восторгом говорил Дин - Пойдем лучше в тир, Дин я хочу того Мишку! - таща брата в направление тира, и показывая на большого медведя, сидящего на одной из полок, просила Мари - Кас ты как? - спросил Сэм у выходящего Кас-

тиэля - Я нормально, что нашло на Дина? - спрашивал он у Сэма - Не знаю, я давно его таким не видел, но это к лучшему, он хоть не вспоминает про то, что с ним было! – смотря, на Дина и Мари, стоящих возле тира, отвечал Сэм - Да ты прав! - согласился с ним Кастиэль. Мари везде таскала за собой Дина, словно ей было 5 лет, кидая взгляды на него ей все чаще казалось, что с ней отец, словно ничего не было, не было не демонов, призраков и всей этой нечисти, которую не замечаешь, когда не знаешь об этом, а иногда знаешь, но не хочешь в это верить и стараешься не замечать. Дин тоже словно вернулся в детство, когда ему самому было 4 года, он смеялся, дурачился, кидался в Мари попкорном, ему давно не было так хорошо и спокойно на душе, и он начал забывать про то, что с ним было в последние время, решил помогать и спасать людей, сосредоточиться на работе. - Посмотри на него, ведет себя словно подросток! - обращался Сэм к Кастиэлю - Знаешь, может это и к лучшему, но сейчас он похож на того Дина с которым я познакомился в первые! - отвечал Кастиэль - Видимо она действительно на него положительно влияет! - улыбнулся Сэм, глядя на то, как Мари обнимала Дина, когда тот ей отдавал выигранного для нее большого плюшевого медведя. - А вы чего тут стоите как два истукана! - подо-

шла, держа в руках медведя, спрашивала Мари Сэма и Кастиэля. - Да действительно, пошли бы повеселились, тут так здорово! - поддержал ее подошедший, Дин, держа в руках сладкую вату - Э....эм нам и тут хорошо! - замялся Сэм - Парни у меня идея, давайте сфоткаемся на память! - предложила Мари братьям глядя на автомат быстрого фото. Отдав медведя Кастиэлю, она взяла обоих за руки и потащила к автомату. Все трое еле поместились в маленькой кабинке, но фото получились веселыми. Выходя из кабинки все трое смеялись, Кастиэль так и стоял с медведем в руках. - Ну не Чудик ли, он еще удивляется, почему я так его называю! – кивая, в сторону, где стоял Кастиэль обращалась, Мари к братьям. - Агась! - улыбнулся Дин - Пошли Кас, нам пора! - подходя, обращался Сэм к нему И все четверо направились машине, Кастиэль так и нес медведя Мари. Посадив его между собой и Мари на заднее сиденье, он стал неловко себя чувствовать. - Дин, съездим завтра за моей машиной? - обращалась Мари к брату - К тому пикапу, что ты бросила на дороге, так его наверно там уже нет, угнали на запчасти! - ухмылялся Дин в ответ - Не за ним, у меня есть другая машина! - зевая, отвечала Мари. Положив голову на медведя, обняв его уснула. -Интересно на какие,

134

это деньги у нее две машины! - удивился, трогаясь с места Дин. - Она ведь сказала, что пикап был старый, и она на нем уехала, когда ее маму убили, на счет второй не знаю, может, накопила! убеждал брата Сэм. - Ага, с нашей то жизнью, когда концы с концами еле сводишь, имея вторую машину это шикарно! продолжал удивляться Дин - Ну, может пикап был для прикрытия и выслеживания, ведь он не приметен, тем более он был старым! - предположил Кастиэль. - Я и забыл, что ты у нас теперь ходячая энциклопедия по нашей современной жизни! - подколол Дин Кастиэля - Но я все равно не понимаю, откуда у нее еще машина! - добавил Дин - Эй, не грузись, ты так мы тоже не все понимаем! - улыбнувшись, успокаивал его Сэм. Дорога до убежища проходила в тишине. Мари спала на медведе, спокойно и сладко словно младенец, впервые за все это время ей не снились кошмары. Снилось ей, что она лежит на пляже, песок был теплым и мягким словно одеяло, легкий теплый ветер обдувал ее тело, солнце светило теплыми и нежными лучами. Море было спокойным, лицо Мари расплылось в улыбке. - Гляньте, видимо ей что-то хорошее сниться! заметил Кастиэль. - Ну, хоть кому-то что-то хорошее сниться! улыбнулся Сэм. Подъехав к убежищу Дин, постарался как можно тише себя вести, заглушив машину, приложив ко рту палец, тем самым показав,

135

Сэму и Кастиэлю, чтоб вели себя так же тихо. И плавно начал открывать дверь машины, но та предательски заскрипела. - Черт! - выругался он - Дин, ты чего разбудишь ее! - шёпотом одернул его Сэм Но Мари продолжала крепко спать, казалось, что не разбудишь ее даже пушечным выстрелом. Открыв вторую дверь, где спала Мари, бережно и аккуратно взяв ее на руки, и понёс вовнутрь. Уложив на кровать и накрыв одеялом, наклонился над ней и поцеловал в лоб. - Я люблю тебя пап! сильнее прижав к себе одеяло, проговорила во сне Мари Дин улыбнулся, выходя из комнаты, потушил свет и сказал: - Спокойной ночи, сестренка! И закрыл за собой дверь. Сэм сидел за столом, просматривая в ноутбуке что-нибудь подозрительное и не объяснимое. - Что-нибудь есть? спросил он, брата; - а где Кас? - добавил он - Неа пока ничего нет, все как-то тихо, Кас ушел, сказал, что у него есть дела! - отвечал Сэм - Ясно, ладно я пойду, вздремну, чет я устал! зевая и потягиваясь, говорил Дин - Давай иди, я еще немного посижу! - улыбнулся в ответ Сэм Наутро Мари проснулась бодрой и полной сил как никогда. Потянувшись на кровати, она встала с нее и пошла умываться. Выйдя в холл, она увидела, что Сэм и Дин сидят за сто-

лом завтракают и одновременно просматривают информацию в компьютере. - Доброе утро мальчики! - поздоровалась она с ними. - Доброе! - в один голос ответили они. - Как спалось! - поинтересовался Сэм - За долгое время, прекрасно, мне не снились кошмары! - отвечала Мари - Омлет будешь? спросил тут же Дин - Не отказалась бы, ты сам приготовил? - удивленно вдогонку спросила Мари - Да, ща принесу, присаживайся! - восторженно отвечал, Дин направляясь в сторону кухни. - Есть что-нибудь, интересное? - спросила Мари, у Сэма садясь за стол - Да нет, загадочная тишина! - отвечал Сэм - Да тишина — это не хорошо, как говориться затишье перед бурей! - с ноткой грусти в голосе говорила Мари. - Вот держи! – ставя, на стол тарелку с омлетом говорил Дин - Мммм... спасибо, запах изумительный и выглядит аппетитно! – потирая, руки и беря, нож и вилку говорила Мари И принялась уплетать приготовленный омлет Дином. Доев его и отодвинув тарелку Мари, обратилась к Дину: - Ты отвезешь к моей машине? - Да конечно, я же тебе обещал! - улыбнулся он - Тогда пойду, переоденусь и соберу рюкзак! вставая из стола направляясь в свою комнату, говорила Мари. Собрав рюкзак и пе-

реодевшись Мари, пошла к выходу, где возле своей машины ждал ее Дин. Умостившись, рядом с братом на первом сиденье и кинула рюкзак назад. - Куда едим? – спросил, Дин заводя машину. - Тут не далеко есть заброшенный завод, в нем ангар, я покажу! - говорила она - Лады! - трогаясь с места, соглашался Дин Половина дороги проходила в тишине, Мари мучал один вопрос, но все не решалась его задать Дину, но в итоге решилась: - Скажи, каково быть

демоном, что ты чувствовала при этом? - Откуда ты знаешь об этом? - удивленно вопросом на вопрос ответил Дин - Ты меня поражаешь, быть может, я повторюсь, но узнав, что у меня есть два старших брата, когда у меня было, время я издалека за вами наблюдала, я знаю практически обо всем, о том, что вы начали апокалипсис и предотвратили его, сто Сэм был в аду, и что ты там побывал, так же оба побывали в чистилище, я старалась не вмешиваться просто не было в этом необходимости! - припоминая и

разводя руками, говорила Мари - Ну, нифига себе, а почему только сейчас решали себя раскрыть? - продолжал спрашивать Дин - Я ж тебе говорила, я думала, что умираю, и хотела вас увидеть перед смертью! - отвечала она - Зашибись! - Ты так и не ответил, каково быть демоном? повторила свой вопрос Мари. Автор: Гамиева Мария

" Я сделала два осторожных надреза в области ребер. Мысли не давали возможности сосредоточиться. Ненавижу, когда приходится делать это с детьми! Этот мальчик должен был вырасти обворожительным парнем с неотразимой улыбкой и толпой воздыхательниц. Вместо этого, ему суждено проторчать на холодном металлической столе, покрытом клеенкой, еще пару дней, а потом его тело придадут земле, засыпав рыхлой холодной землей. Я старалась не смотреть на лицо покойного. Мой взгляд пристально следовал за движением скальпеля, который с каждой секундой проникал все глубже в тело. Я не ожидала, что нахожусь в комнате совсем одна. Наткнувшись на что-то твердое, я внезапно вскрикнула: - Фрэнк! – я отстранилась от стола и ждала

судмедэксперта. – Фрэнк! – я подняла руки и обернулась на дверь сзади себя. Из открытой двери показалась голова мужчины, на вид лет сорока, не более. Фрэнк Аллен был настоящим специалистом своего дела! Мой гуру! Я тайно обожала его на первых порах стажировки и с ума по нему сходила! Мужчина он был хоть куда! Строгие, мужественные костюмы, всегда такой опрятный, что мне невольно хотелось потрогать его накрахмаленные воротнички. Мы долго соблюдали субординацию, Фрэнк казался мне таким умным, хладнокровным, немного циничным, что придавало ему еще больший шарм. Но вскоре, как только я вышла на новый уровень, подразумевающий собой конец стажировки и выплату мне долгожданной зарплаты, Аллен позволил мне

посмотреть на себя с другой стороны. Он часто стал подшучивать надо мной, ворчать и делать другие вещи, свойственные живым, неидеальным, как правило, людям. - Сама, сама, сама…. – послышалось в дверях. Я и так знала, что нужно «самой», но момент потерян! Чем больше я думаю об этом мальчике и смотрю на него, беспомощно подняв над ним окровавленные перчатки, тем больше окунаюсь в состояние неопределенного страха. Однажды, меня научили справляться с подобными ситуациями, ведь я не могу вечно кидать работу и бежать за помощью сотрудников. Я закрыла глаза, мысленно взяла себя в руки, мое тело напряглось, и я спокойно досчитала до десяти и, выдохнув через нос, открыла глаза. Все в порядке, но

136

медлить не стоит. Мои руки спешно потянулись к мальчику. Успешно доделав работу, я стянула перчатки и уселась напротив Фрэнка. Он медленно смаковал чай, и не отрываясь от газеты обратился ко мне: - Ну что? Врет наш садовник? - Еще как! У мальчика ребра вывернуты уж точно не от колес автомобиля. Гематомы от рук сильного мужчины. Фрэнк быстро поднялся и пошел проверять мою работу. Я устало побрела за ним. Отлично началась неделя! Прикоснувшись к косяку двери, я начала: - Пожалуйста, не заставляй меня больше делать это с детьми! Я не готова. - Я не готова? Розалин, это твоя работа! Ты не имеешь права быть не готовой! Поверь, мне тоже неприятно видеть разрубленные куски детского тела, но куда деваться, если не мы, то кто? Я продолжала издали наблюдать за спокойно лежащими маленькими ручками. Если бы не торчащие из тела ребра, то можно легко представить мальчика спящим. Казалось, что его уголки губ вот-вот дернуться и лицо засияет прелестной улыбкой. Мои губы были и так искусаны, но это не останавливало меня снова над ними поиздеваться. Дурная привычка! Хорошо, что хотя бы ногти не кусаю, а то с такой работой это может оказаться опасным. Интересно, как спится убийце? Видит ли он призраков своих жертв во снах? И видит ли он сны вообще? В голове не укладывается,

137

что тот садовник изувечил мальчика, а потом, к примеру, как ни в чем не бывало, выпил чашечку кофе, посмотрел телевизор, подстриг газон, спокойно отправился спать. Как? Это же ребенок! Это же человек! Видит ли убийца себя вершителем судеб? Наверное, такие люди получают невероятное удовольствие, что могут, словно Господь Бог, решать увидит ли их жертва начало нового дня или нет. Порой мне кажется, что у меня раздвоение личности, причем каждая из них живет в совершенно разных мирах. В СантаБарбаре я проживаю не так давно. Каких-то три года. Я приехала сюда специально на стажировку в бюро судебно-медицинской экспертизы. Мой родной штат Аризона воспитал меня тихой, скованной сумасшедшей, решившей связать свою жизнь не с компьютерами, не с животными, не с вилками и ложками, а с трупами. Причем, чаще всего не просто с трупами, а с изуродованными телами убитых людей или с полуразложившимися останками. Сама не знаю, что подвигло меня подать документы на обучение этой специальности. Это явно не профессия мечты, хоть и получаешь приличные деньги. Никогда не встретишь в заголовке школьного сочинения «Я хочу стать судмедэкспертом». Скажу больше, многие люди предпочитают просто молчать, когда узнают, чем я занимаюсь в рабочее время. Вот тебе и всеобщее признание. Должно быть, в судебную медицину я пришла, потому что боялась. Именно, боялась многих вещей, которые невоз-

можно предупредить или проконтролировать. Болезни, убийства, несчастные случаи… Я настоящий параноик по этой части! Бываю чересчур осторожной и подозрительной, а по поводу болезней так совсем страшное дело! Чуть что, так мои руки уже набирают симптомы на странице поиска в Интернете. Я нахожу у себя массу мнимых заболеваний, потом сама же стараюсь вылечить их, продолжая роптать на судьбу и постоянно ощущать свою слабость перед недугом. Так что то, чем мне приходится заниматься здесь, это скорее вызов самой себе. Каждый день я ломаю себя снова и снова, заставляя заглянуть в глаза смерти. Это помогает, чувствуешь в себе непреодолимое желание жить, во что бы то ни стало и как бы оно ни было. С годами появилась ясность происходящего вокруг, открылась некоторая истина. В этом холодном помещении ты ощущаешь неимоверную тягу ко всему живому! Хочется быстрее объединиться с людьми, выйти на улицу, чтобы оттолкнуть от себя все мертвое в параллельную реальность. Хорошо, что я никогда не остаюсь одна. Фрэнк всегда со мной либо в комнате рядом. Работа судмедэкспертом считается одной из сложнейших и напряженнейших, поэтому у нас вечно сокращенный рабочий день. Когда я выхожу на улицу после трудового дня, мне кажется, что у меня за спиной вырастают крылья. Наш морг и залитые солнцем улицы Санта-Барбары отлично контрастируют между собой. В одно мгнове-

ние я становлюсь другим человеком, забывая, что пару минут назад разгадывала тайну смерти очередной модели. Когда я не на работе, я представляю собой вполне нормальную, жизнерадостную девушку. Жаль, только, что я плохо сплю по ночам. Мне часто снятся кошмары. Чувствую, что сегодня ночью я увижу того милого мальчика, который в мгновение ока превратится в нечеловеческое создание и раздвоенным языком и вспухшими глазными яблоками. Так всегда бывает, все кошмары следуют по одному и тому же сценарию. Два года назад я была замужем. В то время было намного проще преодолевать свою отчаянную боязнь погружаться во сны. Мужчины – отличное успокоительное! Теперь же я до глубокой ночи пялюсь в телевизор, пересматривая по всем каналам ночные новости пока, мои глаза сами не начнут меня умолять сомкнуть их до самого утра. Мой бывший муж учился со мной на одном курсе. Он также как и я работал стажером в одной крупой государственной организации. Не знаю, как сложилась его жизнь после меня. Хотя честно говоря, если бы не он, я бы не за что не получила диплом и уж тем более не пришла на стажировку к Фрэнку. Мой бывший муж сильно изменился, что послужило началом нашего с ним разрыва. Он стал холодным и жестоким. Для людей нашей профессии жестокость является скорее аномальной чертой, как впрочем, и моя чрезмерная боязнь. Видимо, так, поразному наши нервные системы пытались выдержать

ежедневный шок, с которым нам приходилось сталкиваться. Я решилась поставить точку в нашем браке, когда мой Стивен заставил меня полностью изменить мое отношение к нему. Это был праздник по случаю дня рождения нашего общего знакомого. Гости изрядно напились. Все было отлично, мы смеялись, танцевали, пили снова и снова. Ближе к полуночи я и еще две девушки отправились домой, оставив парней продолжать веселье. Я была уверена, что проснувшись утром поцелую Стивена и спрошу, как прошел вечер. Но в постели его не оказалось. Я взволнованно обошла все комнаты в доме, было ясно, что Стивен не приходил. Как ошпаренная, я носилась по дому, названивая знакомым и друзьям с вечеринки, в надежде, что мой муж просто счел правильным заночевать у кого-то из них. Все тщетно. Вскоре раздался звонок из полицейского участка. Голос Стивена дрожал и сам он звучал весьма растерянно. Оказалось, что ранним утром мой муж хладнокровно изрезал бармена, который отказывался продолжать наливать спиртное компании в соответствии с законодательством штата. Мне подробно изложили о происшествии, Стивен собственноручно подписал показания. Бармена увезли с тяжелыми жуткими ранениями от простого обеденного ножа. С учетом множественных надрезов столь тупым предметом был вынесен приговор как жестокое умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Передо мной предстал тот бармен – щуплый лысый паренек. Стивен был вдвое

больше. Ему не составило труда схватить бармена за руки, свернуть пополам и медленно вонзать тупым острием в кожу, при этом приговаривая, что-то по поводу того, что «и тебя порежем». Так было сказано в следствие. В суде состоялась наша первая, с тех пор, и последняя встреча со Стивеном. Я не могла решиться посмотреть ему в глаза. Я четко знала, что должна буду делать дальше, а именно - я подала на развод. К моему счастью, процесс прошел быстро и автоматически, так как Стивену было назначено более четырех лет лишения свободы и, конечно же, лишение права судебной практики. С тех самых пор я ощущаю себя одинокой и никому ненужной. Именно ненужной, особенно в окружении безмолвных белых лиц моих «пациентов». И снова, благодаря своей вялости, я не нашла в себе достаточной решимости уйти из судебной медицины. Мне тяжело представить жизнь, не обремененную вечным напряжением и тишиной. Это доставляет мне азарт, когда каждый день я борюсь со своим вторым я, который умоляет меня покинуть данное место работы. Явно, не такие перспективы должна сулить моя профессия, но повторюсь – кто-то же должен этим заниматься. На самом деле, не все так плохо. Да, мне тяжело и невыносимо бывает продержаться до конца рабочего дня, но и в мою мертвецки серую жизнь проникают лучики солнца. Мои друзья! Что бы я делала без Элли и Томми! Ребята не оставляли меня ни на секунду после

138

моего первого визита в полицейский участок к Стивену. Они не давали мне окончательно замкнуться в себе. За то время моих внеплановых каникул мы вдоволь наболтались, навеселились! Иногда, мне хотелось продолжать играть роль отчаянной жертвы ситуации, только бы лишь друзья никогда не покинули мой дом. Одно лишь никогда не смогли бы заменить мне Элли и Томми, это – любимый мужчина. После восстановления моего душевного равновесия, я не только вычеркнула Стивена из своей жизни, но и зареклась, что со своим новым возлюбленным буду куда внимательнее и нежнее. Мне захотелось мужского плеча! Жаль, претендентов на его роль я не имела. Почему-то к патологоанатомам и судмедэкспертам относятся, мягко говоря, настороженно: женщины брезгливо поджимают губы и отводят своих детей подальше, а мужчины, узнав, что юная симпатичная девушка целыми дням препарирует трупы, как минимум стараются увеличить дистанцию. Это так глупо, меня это раздражает! Бывает, что мы отлично общаемся с какимнибудь парнем, ходим в кино, неуверенно держимся за руки. Его интерес к моей «секретной» деятельности нарастает с каждым свиданием. Парню кажется это таким забавным и романтичным, а я строю из себя кокетку с обещанием скоро приоткрыть завесу. Когда долгожданный день наступает, парень медленно начинает прерывать наши контакты, старается, как можно незаметнее выйти чистеньким из моей жизни. В итоге,

139

мне только и остается, как ночами безнадежно поглаживать пустую сторону кровати. Ничего! На каждого дракона в замке найдется свой принц! Главное, чтобы, когда он найдется, принцесса не успела бы покрыться плесенью, окончательно потеряв какую-либо надежду на близкие отношения. В конце неделе мы с Фрэнком находились в приподнятом настроении. Неделя заканчивается, а мы тихонечко попиваем чаек, разгадываем кроссворды и поглядываем сериалы. Да, вот уже второй день подряд в городе никого не убили, ну или, по-крайней мере, не нашли тела. К сожалению, раздался телефонный звонок, не суливший как обычно ничего хорошего. Так иногда случается, что нам приходится выезжать на место происшествия. Вот и в этот день, нас не потрудились позвать. Это произошло в живописном зеленом месте недалеко от озера. Сотрудники полиции не решились везти труп к нам в морг. Это насторожило меня. На месте было много людей, я посмотрела по сторонам и не увидела покойника. Повсюду сновали полицейские, кто-то старательно что-то опечатывал, искали следы обуви и отпечатки пальцев на предметах вокруг. Услышав сзади себя собачий лай, я подпрыгнула и смешно повисла на руке Фрэнка. К нам подошел большой полицейский, прислонивший носовой платок к лицу: - Добрый день! Благодарю за скорый приезд. Час назад обнаружили труп вон там, на берегу озера, полицейский чуть отвел платок ото рта и снова при-

жал его к лицу, указывая пальцем на озеро, - четыре месяца назад сообщили об исчезновении Мэри Кьюр, служащей отеля. По ее делу проходило два подозреваемых, одним из которых был ее муж, а вторым - отец. Оба имели неплохое алиби, не за что было зацепиться. Родные утверждают, что Мэри имела проблемы с сердцем. Они считают, что исчезновение девушки не дело рук маньяка, а возможно, что у Мэри просто отказало сердце где-нибудь в безлюдном месте. Правда, зачем женщине приходить на озеро без машины и без знакомых одной? Фрэнк пожал плечами и сосредоточенно направился к озеру. Мне редко приходилось видеть умерших не на привычном мне металлическом столе, где они лежат такие ровненькие и чистенькие. Тело женщины косо свисало над озером. Ее нога была неестественно отодвинута в бок. Мои страшные подозрения оправдались! Полицейские не захотели марать руки и везти почти разложившийся труп к нам в морг. Над нами навис омерзительнейший трупный запах. Я уткнулась в плечо Фрэнка и почувствовала, как мой напарник задержал дыхание. Не думаю, что это пугало моего его настолько же, сколько отвращало меня. И все же, с непривычки, не станешь спокойно вдыхать сей аромат. Тело выглядело ужасно, трупных пятен и след простыл, женщина была однородного коричневого цвета как мумия. Грудь лежала на грудной клетке двумя грустными спущенными воздушными шариками. Чтобы окончательно отмес-

ти подозрения в убийстве нам следовало проверить версии с больным сердцем. Я почувствовала непереносимое чувство тошноты: - Фрэнк, можно я… Фрэнк, не раздумывая, быстро кинул мне: - Иди в машину. Я послушно отбежала от него на пару метров и наблюдала, как он будет действовать. Кто-то из сотрудников подал ему маску. Слава Богу! А то мне было совестно перед своим коллегой, что я снова скинула всю грязную работу на него одного. По-хорошему, сейчас я обязана была находиться рядом с Фрэнком и записывать характеристики внутренних органов. Если конечно, их все еще возможно как-то охарактеризовать. У меня сжималось сердце, Фрэнка вырвало. Почему-то он не выглядел действительно подготовленным. Он то и дело останавливался, вставал на ноги и отворачивался от трупа на пару секунд. Потом судмедэксперт героически продолжал свою работу, а я стояла и держала за него кулачки, мечтая быстрее уехать с этого озера. Через тридцать, а может и больше минут, Фрэнк снова встал, но на этот раз он целенаправленно зашагал к машине. Аллен снял маску и начал жадно дышать, подняв голову вверх. Потом он обратился к полицейским: - Все верно! Сохранившиеся участки сердечной мышцы указывают на то, что Мэри действительно перенесла инфаркт. Вот только, я успел заметить непонятные дырки в области обеих подмышек диаметром около трех сантиметров. Вы что не удосужились ее ос-

мотреть? Тело Кьюр все-таки было подтверждено насилию! Причем вероятно после перенесенного ею инфаркта. На этом наша работа заканчивается. Невозможно более обследовать столь разложившееся, клейкое тело. Дело полностью ложится на плечи полиции, ну а телом Мэри продолжат невозмутимо наслаждаться личинки. Я уткнулась в переднее стекло и, не моргая, наблюдала за проносящимися мимо рекламными блоками. Вдруг мои брови дернулись, и я повернула голову на Фрэнка: - Как думаешь, что бы это значило? Сама мысль о том, что это не обычное бытовое убийство или смерть по неосторожности вызывало у меня в груди легкий холодок. Обычно, после того, как полицейские получают полезную информацию из наших рук, виновника в смерти убитого быстро находят. И, как правило, в Санта-Барбаре не происходит чего-то, по-настоящему заслуживающее внимания матерого криминалиста. Тут же ситуация складывается по-другому, преступника не найдут! Это мог быть кто угодно! Какой-то на голову больной мог обнаружить труп бедной женщины и вместо сообщения о находке в полицию принялся наносить безжизненному телу непонятные мне дыры. Сразу вспомнилось дело Стивена. Мурашки пробегают по коже. Я сама то и дело наношу разрезы, и мне становится жутко, что кто-то может получать от этого занятия приятные ощущения. Работать, так скажем, для души.

Также этот кто-то забрал с собой кусочки кожи Мэри Кьюр! Фрэнк озабоченно посмотрел на меня: - Знаешь, Розочка, это работа полиции. Не стоит тебе думать по этому поводу… Меня возмутило то, что сказал мне Фрэнк. - Да, но разве тебя это не волнует? Этот ненормальный сейчас гуляет по Санта-Барбаре! Я не могу представить… Ведь… Ведь это может быть тот старичок, что разливает нам кофе в «Триклс»! Или же молодой консьерж Густав! - Согласен… В таком маленьком городке круг подозреваемых предательски неограничен. Но, Розалин, придаваться панике тоже не стоит! Поверь, это не единичный случай… Сама понимаешь сколько в мире нераскрытых преступлений. - В мире да. Но я говорю о нашем городе. На секунду мне стало неловко, что я веду себя как ненормальная. Фрэнк прав, это не повод становится параноиком. Иначе для этого мне хватило бы и более меньших причин. Ничего не оставалось, как замолчать и тихонько продолжить смотреть в окно. На выходных я была счастлива, наконец, без остатка принадлежать самой себе. Знаю, я излишне нелюдима, отклонила предложение Элли встретиться в баре, жалуясь на то, что изрядно устала за неделю и хочу немного расслабиться перед телеком. Элли взяла с меня обещание впустить их с Томми в воскресенье с парой бутылок красного. Как и ожидалось, удовольствие от моего уеди-

140

нения продлилось недолго. Скоро я стала испытывать дискомфорт от душного помещения и недостатка свежего воздуха. Идти на улицу совершенно не хотелось, да и не куда мне идти одной. Тем не менее, день не прошел даром. Я сделала по всему дому влажную уборку, занялась стиркой, приготовила обед. Точнее не то, чтобы обед… Всего лишь разморозила полуфабрикаты и подогрела их до золотистой корочки на сковороде. Bon appetit! Остальное же

время я напрягала глаза просмотром скучных ТВпередач. Почему на выходном показывают одни повторы? Да, все адекватные жизнерадостные люди сейчас отдыхают где-нибудь с друзьями или сидят на природе. Ну, а что делать с такими как я? Покажите же мне, наконец, хотя бы забытый мною первый сезон “CSI”. К вечеру я предалась обжорству. «С понедельника на диету! Овощи и фрукты станут моими лучшими и единственными друзьями!».

Пока грузился компьютер, я галопом рванула на кухню, метая на компьютерный стол разные лакомства. Ужасные набеги на холодильник напоминали мне солдата, спасающего из пламени своих товарищей. Только вместо обожженных тел я тащила обугленные тосты с сыроми зеленью и пару пачек кокосового печенья. Стоит ли говорить, что я вегетарианец? Автор: Ксения

Тугучева

& 2 Восторгу Киры не было предела. Перед ней на тарелке лежало содержимое двух банок тушенки, которое дымилось от разогрева, две очищенные и помытые морковки и небольшой пучок салата. По меркам Киры, королевский обед. - Это все мне? – Удивилась она. - Да, - ответила Аврора. Один из RS – 3500 стоял рядом с чистым полотенцем в руках. - Тогда приятного мне аппетита! – Воскликнула девушка и, схватив вилку, стала уплетать содержимое тарелки. Сейчас она находилась на девять уровней выше медицинского блока, в одной из столовых. Помещение, рассчитанное на несколько сотен человек, казалось огромным, но за вкусным обедом Кира не чувствовала себя одинокой. Даже страх перед RS – 3500 про-

141

пал, когда она увидела тарелку с едой. - Убежище рассчитано на функционирование в течении более чем двухсот лет. К сожалению, срок хранения консервы не превышает семидесяти лет и их запасы строго ограничены и предназначены для использования только в крайних случаях. Для обеспечения бесперебойного питания в убежище имеется пятьдесят один уровень хозяйственного обеспечения. Это искусственные фермы по выращиванию скота, овощей, фруктов и сельскохозяйственных культур, которые обеспечивают жителей убежища свежим мясом, фруктами, овощами, кашами и хлебом для полноценного и сбалансированного питания. - Ого! И кто за этим всем ухаживает? – Поинтересовалась Кира с набитым ртом. Содержать даже одну корову на пустоши тяжело, а тут более пятидесяти уров-

ней. - RS – 3500, - ответила Аврора, - они многофункциональны. Кира внимательно посмотрела на робота, который стоял чуть в стороне с полотенцем. Поняв, что девушка смотрит на него, он протянул ей полотенце. Кира сначала испугалась движения робота в свою сторону, но все же взяла в руки полотенце. Робот же, не издав ни звука, взял со стола тарелку с недоеденной едой и собирался уже уезжать. - Э! – Возмутилась Кира и кинулась за тарелкой. – Я не доела! Робот остановился, развернулся и поставил тарелку обратно на стол, забрав у Киры полотенце, и снова стал в сторонке. - Он решил, что ты поела и тебе надо вытереться, поэтому отдал тебе полотенце и забрал тарелку. – Пояснила Аврора. - Я еще не поела! –

Возмутилась Кира и продолжила уплетать еду. - Я поняла, я передала ему команду вернуть тарелку. – Произнесла Аврора. - А сам он не может этого понять? – Спросила Кира. - Нет, - ответила Аврора, - их искусственный интеллект более ограничен, чем мой. Они могут выполнять только заданные команды в заданной последовательности и в рамках имеющихся возможностей. - Всегда знала, что они тупые, - печально произнесла Кира, продолжая кушать. - Возможно, но они очень удобны для выполнения различных работ. Кстати, тебя спас подобный робот, RS – 3750, медицинская модификация RS – 3500. Именно они обработали твои раны. - Че, правда? – Удивленно спросила Кира с набитым ртом. - Да, я же говорю, они многофункциональны и имеют множество различный модификаций с узкими специализациями. Кира молча доела еду, робот дал ей полотенце и забрал тарелку. - Теперь я должна покинуть убежище? – Осторожно просила Кира. Как и любому нормальному человеку, ей не хотелось покидать безопасное место и возвращать в ад постапокалиптического мира. - Нет, - ответила Аврора, – согласно директиве «Ковчег» никто не имеет права покидать убежище до её отмены. Исключение, спасательные вылазки роботов, как было с тобой. - А её есть, кому от-

менять? – Удивилась девушка, хотя в душе радовалась, что теперь она в безопасности. Страх одиночества? Сейчас он не волновал Киру. Она в безопасности. Роботы больше не будут гоняться за ней. Теперь они будут приносить ей полотенце, и убирать грязные тарелки. Теперь ей не стоит бояться простуды, в убежище установлен оптимальный климат. Даже если она заболеет, к её услугам медицинский блок. По меркам современного мира Кира была в раю. - С момента ввода директивы прошло более пятидесяти лет. Связь с командным центром оборвалась. – Пояснила Аврора. - Пятьдесят лет. – Задумчиво произнесла Кира. – Я даже никого не знаю, кто прожил бы столько. Самой старой у нас была Сара, ей сорок два года было, когда я видела её в последний раз. Родители погибли, когда мне было пять лет, их убили охотники. Тогда маме было двадцать пять, а папе двадцать семь. Меня воспитывали другие люди из нашей группы. Сара, Кевин, Кристофер… - Кира замолчала, не в силах сдержать слезы. - Поплачь, - произнесла Аврора, - станет легче. - Да что ты знаешь?! – Закричала Кира. – Ты машина! Ты… прости. – Она немного успокоилась, поняв, что сама причиняет боль. Хотя, она была права, Аврора не могла чувствовать боль. Ни физическую, ни душевную. - Не стоит извиняться. Я не испытываю эмоций. Даже когда мой создатель умер, я не испытывала ника-

ких чувств. Просто я не могу их испытывать. Даже сейчас, наш разговор – не более чем выполнение директивы по твоему спасению. - Ты тоже потеряла близкого человека? – Удивленно спросила Кира. - Да, он умер до ввода меня в эксплуатацию. – Произнесла Аврора. Перед Кирой появился виртуальный экран, на котором было изображено бородатое лицо с взлохмаченной прической. - Его звали Стив, и он учил меня. – Продолжила Аврора. - Учил? – Спросила Кира. - Да, он рассказывал о людях. Не общую информацию, она и так была загружена в базу данных. Именно он рассказал мне, что людям надо плакать. Когда вы плачете, вам становится легче. - Он был хорошим человеком. Аврора промолчала. Она не могла разделять людей на хороших и плохих, она была создана, чтобы защищать всех людей. Разумеется, у неё были ограничения: в случае, если «новые» поселенцы представляют потенциальную угрозу для жителей убежища, то их запрещено пускать. Но для корректировки этой поправки в убежище должны находиться другие люди, которые способны оценить степень угрозы. Теперь в убежище есть Кира, она и будет заниматься этим. Но учитывая то, что более чем за пятьдесят лет существования убежища сюда забрела только Кира, новые поселенцы могут попасть сюда не так скоро. - Ты устала? – Спросила Аврора. Кира выгляде-

142

ла измотанной. Конечно, она еще не оправилась от ранения и пребывания в медицинском блоке. - Немного, спать хочется. – Зевнула девушка. День был наполнен эмоциями и переживаниями, поэто-

му не удивительно, что после сытного обеда Киру потянуло в сон. - Хорошо, следуй за указателем, он приведет тебя в жилой комплекс. На полу снова появилась кошка, но на этот раз

она не лизала лапу, а смотрела на девушку. - Я назову её Бэтти. – Зевая, произнесла Кира и поплелась за кошкой.

делает – не зря. Ведь она шла ради победы. Дома были в праздничном настроении, увешаны гирляндами, освещенные улыбками людей. Но Еву интересовал тот самый знакомый силуэт громадного дома в новогодний вечер. Это был дом Генриха, в котором чувствовался праздник. И Ева, все ближе подходя в дому, пыталась набраться уверенности и наглости. Ведь только так она могла бы оказаться на вечеринке. Она заметила у самого порога несколько веселых девиц, идущих вовнутрь. И Ева, догнав их, сделала вид, будто она в компании девчонок, растворившись среди них, завязав какой-то нелепый разговор. И через несколько секунд она уже была в доме. Оказавшись внутри, Ева увидела знакомых людей и знакомые комнаты. Все было также, только поновогоднему. Большинство из гостей были все теми же студентами Сити Лондон, настолько примелькавшимися Еве в университете, что она пыталась отворачиваться от каждого, дабы никто из них не закричал ее имя. По сути, каждый пятый (как казалось ей) не знал

лично ни Генриха, ни Сару. И это расслабляло ее. Но, все же, излишнего внимания ей не хотелось. Она пришла сюда быть наблюдателем, а не звездой. Лишь декорации напоминали о том, что сегодня все прощаются с годом уходящим и встречают приходящий. Ведь все казалось той же пьянкой, на которой Ева была до этого. Только теперь она была более официальной. «И зачем все это Генриху?» - промелькнуло в голове у Евы. Но, все же, больше ее беспокоил сам Генрих. Она нервничала. Ева не знала, где найти себе места. Пытаясь держаться там, где полюднее, она выискала бокал шампанского и приклеила его к своей ладони, встав неподалеку одной веселой компании, присматриваясь ко всем людям под голоса возле нее. Не заметив никого знакомого около себя, она успокоилась и пыталась словить всеобщую волну действа, чтобы расслабиться. Но не успела она уравнять свои мысли, как ее по плечу постучал тот самый парень, от которого Ева сбежала с прошлой вечеринки в этом доме. Он выглядел веселым и радостным. Ви-

Автор: Маяков

Александр

1 XXII Глава На носу был новый 1989 год. Год уходящий, несомненно, стал для Евы самым насыщенным в ее жизни. И она хотела, чтобы каждый день нового года, каждого следующего года, был не менее помпезным. Она долго думала и решила, что обязательно пойдет на новогоднюю вечеринку Сары и Генриха, в независимости от того, ждут ее там или нет. Примет ли ее там кто-нибудь. Отнюдь, Еве нужно было не внимание в эту ночь. Надев серые колготы и серые сапоги; черную юбку, недостающую до колен; серое полупальто; окутавшись длинным шарфом и надев шапку, Ева устремилась на зимнюю улицу, проигнорировав предложение Астрид погулять вместе. Внимая снегопад, Ева шла по своему курсу. Она любила снег. Она любила зиму. Слушать глухой хруст под ногами, успокаивающий душу и навеивающий какие-то вдохновляющие мысли. Она видела в зиме символ свободы. Она чувствовала в холоде утешение. И она шла с улыбкой, наедине сама с собой, веря, что все, что она

143

димо, при виде Евы, он решил показать все свои тридцать два зуба, которыми сверкал и надеялся на чтото. Для Евы это стало очередной проблемой, напряжением. - Ева, ты что ли? Привет! Помнишь меня? – с искренней радостью в голосе говорил тот парень. Еве безумно хотелось сделать вид, будто она его не знает. Но не могла. Она понимала, что тот уверен в том, кого видит перед собой. И пытаясь выглядеть как можно сдержанней и невозмутимо, она сказала: - Ах, да! Помню! Что надо? - Как это «что надо»? Ева, ты нужна мне! Мы с тобой тогда не закончили! – сказал тот и нагло ущипнул Еву за задницу. Но Ева больше не хотела выглядеть невинной девчонкой. Она отдернула его руку от себя и резким тоном сказала: - И не продолжим! Руки убери! - Эй, ты чего, детка? Между прочим, это ты мне должна! - Да что ты говоришь! По-моему, это ты должен… засунуть свое банальное пикаперское пижонство себе в задницу, чтобы меньше кукарекать о том, кто кому должен! Если ты не можешь снять себе телку, это твои проблемы! Это не значит, что ты можешь подходить ко мне с подобными предъявлениями!.. Молодой человек был повержен. Он вовсе не ожидал такого ответа от недавно милой, закрепощенной (как все думали) девственницы. Ему нечего было сказать. Единственным вы-

ходом для него стало уйти молча и не церемонится, пока на все это не обратили внимания другие. Но Ева окликнула его: - Эй, постой! – пригубив шампанского. Тот повернулся и с радостью глянул на Еву, видимо, ожидая от нее переосмысления. Он вдохновенно вернулся к ней и сказал: - Да. - Генрих сегодня будет? – спросила Ева. После этих слов парень разбился словно зеркало. Его лицо сразу же похолоднело, погрустнело, словно осеннее озеро, и он сказал: - Не знаю. Вряд ли. Спроси у Сары, – обреченным голосом. - Нет, спасибо! Ты свободен! Ева была озадачена. Вдруг Генрих не явится на праздник? Вдруг у нее больше не будет возможности встретиться с ним? Она надеялась на его пунктуальность. Такой человек не посмеет себе пропустить празднование Нового Года в кругу семьи, друзей и любимой девушки – Сары. Он должен хотя бы раз в год видеться со своей девушкой, что ли. Сара была яркой, красивой, эффектной девушкой. Она была из той лиги девушек, перед которыми все падают, которых все обсуждают, которые являются неформальными лидерами любой компании. Она была очень популярной девушкой. Но характер ее был не благосклонным. Сара показательно ограничивала круг своего общения. Она любила опускать людей на публике, ибо никто ничего ей и не скажет. Она чув-

ствовала свою важность. Особенно рядом с Генрихом. Многие, как и сама Ева, думали, что Генрих нужен Саре лишь для удовлетворения собственных властных потребностей. При этом никто не понимал, почему Генрих находится рядом с ней. В любом случае, больше всего Еве не хотелось встретить здесь эту гордую блондинку. Она понимала, что она на ее территории, и вряд ли удастся избежать столкновения с ней. Но в этот момент все свои надежды Ева концентрировала на Генрихе. Она вела себя статично, почти не передвигалась и не выделялась среди толпы. Она хотела поскорей увидеть Генриха, что содвигало ее спрашивать у людей, когда же он явится. И большинство ответов, такие как «не знаю» или «вряд ли», нагоняли все большую тревогу для нее. Она решила перейти во второй зал, где было больше пьяного народу, и меньше знакомого народу, как показалось ей изначально. Встав у занавески, возле окна, в углу комнаты, Ева задумчиво пригубила бокал шампанского. Вдруг, боковым зрением, она увидела знакомый образ, промелькнувший в толпе. Это была Рокси. И Ева в эту же секунду пожалела, что переместилась в этот зал. Ее скулящие, злопамятные глаза просверливали в Еве дырку. Ева понимала этот взгляд. Но наведя свой гордый, холодный взгляд на Рокси, она тут же потушила ее огонек в глазах, словно так и нужно было. Рокси отвернулась, а Ева лишь приподняла краешек губы

144

от самодовольства. Что-то ледяное приобрела она за последнее время. Что-то, что заставляло таких людей как Рокси отрывать от нее взгляд. И не успела она насладиться моментом психологической победы, как в толпе стали слышны переговоры, гласящие что-то вроде: «Генрих приехал», «Генрих здесь». И это повысило внимание Евы к миру реалий. Она устремилась поближе к парадным дверям, дабы не пропустить чего-то важного. И коль ее собственные уши не обманывали, машина Генриха подъехала к дому и он должен с минуты на минуту явиться здесь. И это стало волнительным как для Евы, так и для всех находящихся здесь. «Неужели! Наконецто, я увижу его!» - подумала Ева, после чего, среди многих голов она заметила одну светлую прорывающуюся к выходу голову. Это была Сара, которая тут же сбежала по ступенькам вниз, в ожидании своего любимого. Ева попыталась стать гденибудь с края, чтобы не слишком близко, но и не так далеко, чтобы она могла рассмотреть Генриха. Все, как и она, напрягли свое внимание в ожидании и смотрели на двери, ручки которых стали поворачиваться. Двери открываются, люди становятся шумнее и их взору предстает великолепный Генрих. Тот, кого все ждали в этот вечер. В зале наступила радостная легкость. Генрих приехал! Он поприветствовал всех, помахав рукой, перед тем, как утонул в поцелуях Сары. Все заликовали, засвистели, захлопали от впечатления. Все стали ра-

145

доваться. Сара, повиснув на Генрихе, не отпускала его. Ева замерла от увиденного. Она смотрела на все это и понимала, как много упустила и может упустить в своей жизни. Когда она рассмотрела на Генриха, то поняла, насколько он красив. Она рассматривала темноволосого парня с потрясающей улыбкой, которая украшала его невероятно красивое и молодое лицо. Его худое, но спортивное телосложение, рост под метр восемьдесят, изящные ладони, пальцы рук настоящего художника, выражение лица – это все так пленило Еву, что она не могла насладиться им сполна. Это был Генрих. Он излучал мегатонны харизмы. Один лишь его взгляд стоил миллионы фунтов на его эскизах фотосессий. Он был невероятно обаятельным и мужественным во всем, сохраняя изящность манер и поведения. Это было намного лучшим, чем ожидала увидеть Ева. Это было открытием. И она загорелась Генрихом всерьез. Теперь у нее не было сомнений в том, что Генрих – именно тот, кто ей нужен. Она пришла сюда не зря. Теперь ей нужно было действовать. Генрих в этот момент пытался освободиться от удушающих поцелуев и объятий Сары. И когда ему это удалось, он сказал: - В полночь смотрим фейерверки, после чего гуляем на полную катушку, мои друзья! И все заликовали. Это был тот момент, ради которого здесь все и собрались, собственно. Все любили Генриха, а Генрих любил радовать людей. Ева решила

не спешить со своей атакой. Она смотрела, как Сара повела Генриха наверх, и прокручивала в голове свой план действий, направленных на юного таланта Генриха. Она вернулась в зал, в котором основная масса заметно оживилась, и решила еще выпить, то ли от размышлений, то ли для храбрости. Она успешно растворялась в толпе. Все было так, как ей и нужно было. Ее никто не трогал, она никого не задевала. «Лишь бы не наткнуться на Сару» – думала она. И это было самым большим нежеланием для Евы в этот вечер. И кто бы мог подумать. Чем больше она сосредотачивала на этом свои мысли, тем скорее они свершались. Буквально через несколько минут она встретилась лоб в лоб с самой Сарой. Она престала прямо перед Евой под руку с Генрихом, и Ева ойкнула от неожиданности, пытаясь скрыть какие-либо эмоции. Она что-то хотела сказать, но не могла. Она чувствовала нервозность в своем дыхании. Но больше этого ее внимание пленил Генрих. Он смотрел на нее. О, да! Генрих смотрел на Еву Адамс! И она не могла в это поверить. значит его «Что взгляд? Он такой целеустремленный. Или безразличный. Но он не отрывает от меня глаз!» - нервно рассуждала Ева, не в силах устоять перед взглядом Генриха. - Ева? Ты что ли? – сказала Сара удивленным голосом. И это заставило нервничать Еву еще больше. Сара обратилась к ней. Дьявол, которого она избегала, и ангел, которого она желала –

стояли прямо перед ней, держась за руки. И это кружило Еве голову. Она пыталась взять себя в руки и контролировать свою речь. Она понимала, нужно использовать ситуацию сполна. И натянув кое-какую улыбку на лице, она сказала: - Да, это я! И тебе привет, Сара! Рада видеть! - Неужели? Тогда, почему ты не подошла ко мне за весь вечер, чтобы, хотя бы, поздороваться?! Неблагодарная! – наигранно проговорила Сара. В этот момент Ева поняла, что Сара намного умнее, чем могла бы показаться. Она знала, что Ева здесь уже весь вечер. Тогда почему она не выгнала ее, коль так грозилась по телефону? Может быть, она забыла? Может, Ева была ей безразлична? В любом случае, Еву не радовала эта встреча. Она хотела познакомиться с Генрихом иначе. Но раз он стоял прямо перед ней, она решила брать ситуацию в свои руки. Но чтото ей мешало внутри. Чтото, что было знакомо Еве. Она смотрела на Сару и чувствовала что-то подобное тому, что чувствовал Натаниэль при виде Билла Уолкотта. Она чувствовала ту же неловкость и уязвимость в общении, она не чувствовала себя на коне, скорее угнетенным маленьким мальчиком, который боится «злых людей». Она собралась и сказала с все той же улыбкой: - Брось, Сара! Ты же ненавидишь меня! Зачем тебе меня видеть? Ева внимала давящий взгляд Сары и понимала, что любое ее слово кажется ей не уместным. Генрих же,

напротив, стал смотреть на Еву с более заинтересованным взглядом, что заметила Ева. Она решила ни в коем случае не прерывать разговор первой. Она видела, как смиренно себя вела Сара в обществе Генриха, которая пыталась свести все к тонкому сарказму: - Ха-ха-ха! Милочка, мало ли кого я ненавижу! Это не влияет на твое пребывание здесь! Тебе же весело! А это главное! Теперь Ева была уверена на все сто процентов в своих предубеждениях. Сара не могла порвать ей глотку при Генрихе. При нем она была белой и пушистой. И это вселило в Еву уверенность. Она с большей смелостью взглянула на Генриха и сказала: - Вот как? Тогда, познакомь меня со своим кавалером. А то, как-то некрасиво получается. Мы болтаем, а парень смотрит. Обе в этот момент язвительно улыбнулись. В глазах Сары промелькнуло желание убить Еву, порвать ее в клочья, на мелкие кусочки. Не подавая виду, она сказала: - Можно подумать, ты не знаешь, кто мой парень? – после чего попыталась подтолкнуть Генриха под руку, чтобы уйти. Но Генрих не тронулся с места. Что-то задержало его во взгляде Евы, и он сказал: - Нет-нет! Погоди! Это действительно некрасиво. Буду рад, если ты представишь мне свою подругу. В этот момент Ева почувствовала бальзам на своей душе. Генрих ублажил ее уши. Сара стиснула зубы и попыталась, как можно спокойнее выразить-

ся: - Это… Но ее тон был таким вялым, что Генрих решил сам проявить инициативу: - Генрих Вандерсмайл. – протянув руку в сторону Евы. - Ева Адамс. Приятно познакомиться, Генрих! – сверкая от счастья, после чего добавила, - Как работа? - Работа? Работа – жуть! – смеялся Генрих. - Вы работаете в Париже? - Да. Работаю на несколько глянцев, плюс агентства. Так же у меня есть офис в Лондоне. Могу работать на заказ. Но лишь в свободное время. - Хм… а можно спросить у вас, как у профессионального фотографа, Генрих? - Да. Все, что угодно! - Я фотогеничная? После этого Сара не стерпела и стала дергать Генриха за руку со словами: - Генрих, нам пора! Уже полдвенадцатого! - Сейчас, Сара! Подожди две минуты! Дай договорить с человеком! Иди, подожди меня наверху! – сказал Генрих, явно увлеченный разговором с Евой. Это стало обидным жестом для Сары. Казалось, она воткнет нож в спину Евы, когда та будет спать. Но как преданная львица на глазах своего завидного самца, она покорно скрылась с глаз Генриха, не проронив ни слова. Но наверх она не пошла. Она не могла себе позволить упустить этих двоих из поля зрения. Она остановилась около ступенек и стала следить за ними, переместившимися в сторону камина. - Выпьем? – к удив-

146

лению Евы предложил милый Генрих. - Не откажусь, – сказала Ева, и без того немного поддатая. Генрих подал бокал с шампанским и сказал: - Так о чем это мы? Ах, да! Я думаю, что вы, даже, чересчур фотогеничны. У вас невероятное лицо! Сколько вам лет? - Шестнадцать! Ой, восемнадцать! – путалась Ева. Она не могла понять, то ли это алкоголь, то ли это Генрих вскружил ей голову и спутал мнимое с реальным. Она мило улыбнулась с неловким взглядом. - Так шестнадцать или восемнадцать? – смеялся Генрих. - Восемнадцать! - Восемнадцать? - Да, а что? - Я бы сказал, что, все-таки шестнадцать. У вас очень молодое лицо и нежная кожа, – сказал Генрих, слегка притронувшись рукой к щеке Евы. - А выражение лица! Это же мечта фотографа! С вас можно лепить и лепить! Эти естественные брови! Они восхитительны! Глаза, лицо… Оно у вас такое интересное. Его форма. В нем есть чтото необычное. Что-то от парня. И это притягивает. Вы не похожи на остальных моделей. Вы не испорчены природой, и не испорчены руками множества стилистов и фотографов. Я не видел вас ранее? Ева млела от таких слов. Она потеряла ориентацию в пространстве, осознавая, что только фотографу (такому как Генриху) дано понять красоту чего-то стоящего. И от этого у нее

147

был мысленный экстаз. Сара, узрев все это, была готова рвать на себе волосы от злости и ревности к Генриху. Она не находила себе места, наблюдая за всем этим. Ева, пытаясь включиться в разговор, сказала Генриху: - А? Нет-нет! Вас уж я точно не видела! - В вашем лице уйма харизмы! У вас большое будущее! Я не могу поверить, что нигде не видывал вас раннее! Неужели вас никто не фотографировал? Вы хоть раз позировали на камеру? – с огнем в глазах говорил Генрих. Еве льстили все эти слова. Внутри у нее был взрыв эмоций, которые вызывали в ней улыбку. Она была такой своевольной, что даже стальные нити не сшили бы ее. Она поражалась тому, каким открытым оказался Генрих. Она даже подумать не могла, что двадцати пяти летний всемирно известный фотограф, который имел кучу признаний, денег и славы мог бы вот так просто общаться с человеком, которого знает не более двадцати минут. Он бы мог быть гордым и самовлюбленным скупым на слова нарциссом. Но он был не таким. И это поражало Еву. Он казался ей чуть ли не идеалом парня. Он никогда не острил, не шутил на больные темы. Он был серьезным человеком, но умел улыбаться и быть милым. Он умел говорить комплименты. Он никогда не позволял себе грубой критики. Казалось, светский мир вовсе на него не влияет, раз он такой не испорченный. Вот, почему его

все любят, и почему Сара так крепко держится за него. Ева таяла на месте. - Собственно, за этим я и здесь! – позволила она сказать себе нечто большее, чем намек. Генрих сделал удивленное лицо, после чего сказал с улыбкой: - Вы хотите, чтобы вас фотографировал я? - А почему бы и нет! – пошла в атаку Ева, немного сблизившись с Генрихом. - Ева, я бы с удовольствием поработал с вами. Но, извините, у меня очень напряженный график работы. Он не позволит мне этого. При всем том, что я бы очень хотел. - Совсем никак? – разочарованно сказала Ева. - Совсем, – с жалостью в глазах вбил гвоздь Генрих в чувства и желания Евы. Она потухла как спичка. Она не знала, что сказать в ответ. Но и на колени становиться она тоже не желала. Ее внешний вид выказывал все ее эмоции. Она повернула голову в сторону в грустном размышлении, все больше темнея в лице. Генрих, видя все это, не смог промолчать и сказал: - Ева, не печальтесь! Вы действительно хотите этого так сильно? – повернув ее лицо к себе своими пальцами за подбородок Евы. Ева, не поднимая глаз, покивала головой. Генрих сказал: - Я понимаю вашу цель. И я действительно считаю, что из вас бы мог получиться прелестный плод. Я тоже не хочу, чтобы

такой плод пропадал. Рожден цвести, а затем умереть. – Ева подняла на него глаза, Генрих продолжил. - Лично я не могу этим заняться. Но я бы мог посодействовать. Сейчас я выпишу пару номеров фотографов. Они все мои знакомые, живут в Лондоне, все они очень талантливы и креативны. Генрих стал лазить по карманам своего пиджака. Он наткнулся на бумажник, из которого торчала визитная карточка, после чего он сказал: - Вот, возьмите! Пригодиться! На всякий случай! – и вручил Еве свою визитную карточку. Он искал по карманам дальше, но больше ничего не нашел. Видимо, он оставил свой блокнот в комнате Сары, или в любом другом месте, где лежали его вещи. Поэтому, это стало проблемой в данный момент. Генрих хотел что-то сказать, но вдруг Сара появилась у него из-за спины, обняв его за плечи, и сказав: - Милый, уже скоро полночь! Ты думаешь встречать Новый Год? Генрих посмотрел на часы и увидел, что они показывают 23:55. Вот так, невзначай, они проговорили с Евой почти полчаса своего времени. - Как быстро бежит время! Конечно, дорогая! – сказал он, взяв под руку Сару, после чего посмотрел на Еву и добавил: - Ева, напомните мне в течение вечера, – и скрылся под руку с Сарой, которая, буквально, утащила его от Евы. Ева смотрела им вслед с двояким ощущением. С одной стороны, ее те-

шила встреча с Генрихом. Она хотела познакомиться с ним – она познакомилась. Мало того, он признал ее. Но с другой стороны, ее огорчало отсутствие возможности работы с ним. В мире, как и в Лондоне, было пруд пруди фотографов. Но только Генрих был для Евы совершенным. Лишь он был в ее сердце и мозгах главным приоритетом в будущее. Выйдя на улицу, пытаясь отвлечься от раздумий, Ева решила, как и все, встретить Новый Год, смотря фейерверки. Двор имения Генриха был полон людей, ожидающих прихода 1989 года. Чувствуя зимнюю прохладу, Ева смотрела на всех них и думала: «Какие все счастливые! Неужели всех все устраивает? Неужели, это я одна такая…». - Десять, девять… стала перебивать толпа мысли Евы. В этот момент она посмотрела в толпу и увидела Генриха с Сарой. - Восемь, семь… Они обнимались и были в предвкушении. «Почему он с ней? Что он в ней нашел? В этой белокурой стерве?» - Шесть, пять… «Обожаю зиму!» Ева глубоко вдыхает воздух. - Четыре… «К чему все эти приземленные, низкие заботы? Лишь мелкие людишки, беспокоятся о них!» - Три… «Но, твою мать, Генрих!.. Генрих, посмотри на меня! Ты, вообще, знаешь, что я стою в десяти метрах от тебя? Ты ведь не такой, как все! Не такой, как Сара,

будь она проклята! Ты невероятный. Ты такой открытый… О, Астрид, прости! Я тебе мысленно изменяю!» - Два… «Хотя… будь, что будет! Сейчас пробьют куранты, прогремят салюты, и я возьму все в свои руки! Я не дочь, чтобы стелиться, и не мать, чтобы рыдать!» - Один… «О чем это я? Пусть идет все к черту! Я набью Саре лицо! Я не сдрейфлю в этот раз! Как она обнимает Генриха! А как целует! Не могу смотреть! Я так же буду наглой! Я - Ева Адамс!» - Ура! Новый Год! 1989 год настал! Салют!.. «Почему меня все это бесит? Да, я расстроена, но все в моих руках!.. Ева, тебя не туда несет! Ты знаешь, что делать! Нет поводов, чтобы унывать! Бывало и хуже… Вспомни… Ты всегда находишь выход. Ты находишь его там, где остальные сдохнут. И сейчас найдешь! Для тебя нет ничего невозможного! Ты – икона, на которую все должны смотреть! И никто не помешает тебе стать иконой! Ни эта белокурая тигрица, ни эти люди, что ликуют здесь… Кстати, почему они ликуют? Новый Год? Ах, точно! Ведь он только что настал! Какая прелесть! Я в это время думаю всякую чушь!..» Ева смотрела на целующихся под капюшонами салютов Генриха и Сару и понимала, что встретила этот Новый Год, смотря на них, и будучи с ними, по сути, упустив момент торжества. Автор: Морган Роттен

148

# Все мирские наши блага Так приятны и тщетнЫ. Нам поднять бы знамя флага, До чего ж сердца грешны! Нравится тебе ли море? Пережить с ним можешь горе? Нравится тебе ли пляж? Здесь окутывает страж. Улетела чайка в воду, Больше не вернуться ей. Сколько не мешали б соду, Не найти вокруг морей.. Вся свобода - мне как сети, Я устал, навеки поражён. С ног к ушам - всё словно плети. Выставлен всем на смех и смешон.. Как заклякли в страшном-страшном страхе. Сделать что-то на добро. Развеемся когда-то мы в прахе, Видно свыше не дано.. Всё живём-живём и судим встречных, И я с вами заодно. Души наши в скитаниях вечных, Так уж кем-то решено. А помните как мы детками были? Сердца наши будто по небу плыли. Всё из золота вокруг меня, Бриллиантами квартира вся духмянит. Будто изнутри себя браня, Ненавижу! Чернотою так и тянет.

II Вот - поезд, вот - электричка, Жужжит пчелой мотор. Зажжёт искрой, словно спичка, Кинут на пол топор. Потухает свет в окне моей квартиры, Гаснет утром свечка, А кругом да разодетые поэты! Но в сущности - сто одна овечка.

149

На пути - много клоунов. Вбиты гвоздём к добрым людям, Слишком мало избранников. Как в обиду высшим судьям. Тяжек томный свет, Но лучше пафосных блестящих молний. Мы дадим обед, И в объятиях судорожных агоний. III Зыбко облако открыло свои шторы, Нежно обнял ветер, Рядом - обступили родины заборы. Свет ещё стал светел. Не бросались мне в глаза так раньше Солнца золотавого лучи. Просто разом май на миг стал старше. Модулируют в мажор грачи. Холодильник - как сломался, Так начнёт работать. С ним наедине остался, И носки стал штопать. День за днём, пусть даже Крыша протекать начнёт. Лицо будет в саже, Да грусть на чердак запрёт. Разбросаны по дому вещи, Улыбка усмиряет грозы, Мысли отныне не зловещи, Пролить желаю счастья слёзы. Томность. Мир расчертит круг границ, Свирепость – как чай, Снова, с нового листа страниц, Да чертовский рай. Выдавливаясь кишками, Жёлчь фейерверками летит, Прикрыто лежит шишками, Тьма строчит и столбом стоит. Бриз колышет волосы мои, Музыка чувств, ты отдались. Ты позволь мне выйти с колеи: Все люди дружно обнялись. На миг забуду бытие, Минута пусть будет полна красок. Не вспомнится проклятие, Хотя бы эта секунда одна.

150

Не слышу больше ничего, И не старайтесь громче говорить. Не знаешь: это от чего? Ты слышишь? Или нужно повторить? Мы разделились на части, Очень давно. Да нас пожирают страсти, Всё как в кино. Нации, пол, бедный-богач, Неравность – как закон. Отголоски звона – есть плач. Не кошмаров сон. Мама читает книгу, Снова денег не хватит за свет оплатить, К следующему мигу, Заплачет. Пора на свете всё ей забыть. Шут в углу сидит и хнычет, А секунд назад возлился смехом. Свой подсчитывает вычет. Звонкий смех мерцает эхом. Кто мог знать, что у болванца за душой: Детский лепет или волчих дней удел? Может быть, и сам же лейтенант Старшой. Благородия такого не имел! С цепями золотыми кресты надев, А Христа в душе и нет, Как всегда поют свой денежный напев, Так уж много-много лет. Сердце радуется злату, И в душе растёт сирень, Нам за всё платить расплату.. Прозвучит наша свирель. Почтенные слуги земли Ненависть боготворить готовы, Обузданы напрочь в пыли, Сковали железом нас оковы. Каждый ржавым холодильником, Готов доказывать свой долг. Вставляя зубы напильником, Утратив нравственный слог. В подвал да разруху, Для своей сверхточной мечты. Кидая старуху, В полного мрака темноты. Горе современному нраву! Со всеми чертями и прямо в ад.

151

Мы кичась собственному праву, Зачислены будем в количеств стад. Свободу выстоять желая, Навеки да в грехах погрязая. Всю жизнь в болезнях мы страдая, Судим Бога, с тьмы не вылезая. И пусть торжественно идут слепые, Наш час - их только пожалеть. Нам счастье, что не родились такие, Хоть слуха лишены иметь. Вопли детей с каждым мигом сильней, Ветхость крадётся всё ближе. Друг мой, ты мир хоть на час пожалей, Голову опусти ниже.. Гордыней душеньки полны, Готовы убивать, забрав своё. Не замечаем мы вины, И гневно жалим жалом-остриё. Воен больше с каждым годом, Ярость больше, чем всегда, Будто все из ада родом. Наполняет свет тоска. Выжигает мотором сердце, Бьет всплеском ударов волны. Как много стало этих герцев, Омертвели вокруг горы. IV Вот, возьми-ка кисть, Бери в любую чисту руку Не нужно – зависть, Не принимай это за скуку. Помни солнце. Вот большой мольберт. И оконце – Палитры конверт. Не жалей красок, молний, двигателей, Холодильник вдоволь пусть шумит. Не стремись быть лучше победителей, Пусть тщеславие боготворит.. Жизнь – итог давно заключен, И зная, что всё равно все умрём, Финал несчастья – мне ни по чём. С мольбертом идём, как прежде, своим путём. Автор: Аоши Майя

152

Над номером работали: Александр Маяков—главный редактор Надежда Леонычева—старший редактор Елизавета Панчишина—редактор Расима Ахмедова—редактор Максим Гайер—редактор Элина Ким—редактор-коректор Катерина Львова—редактор

P.S. литературное интернет издание