№57 (декабрь 2016) by PS литературный журнал

№57 (декабрь 2016)

И вот снова декабрь. Время ожидания чудес и волшебства, время, когда снова хочется вернуться в детство и беззаботно ждать Нового года и подарков. В реальности же кто-то сам исполняет роль Деда Мороза и бегает за подарками по всему городу, кто-то пишет отчеты и закрывает год, подбивая итоги. У кого-то из нас новогоднее настроение и гирлянды на окнах, елка в гостиной, а кого-то и не радуют предстоящие праздники и настроения ноль. И, тем не менее, каждый подводит свои личные годовые итоги. «PS» не исключение. Мы тоже подводим итоги своей работы. И в этом году мы сделали больше, чем в том. И самое главное достижение 2016 года, то, что мы стали выпускать печатные номера. В прошлом году у нас это не получилось, был ряд проблем с печатью тиража и финансированием. В этом году нам повезло, и мы смогли решить эту проблему. И нам есть над чем еще работать. Также были проведены изменения в положении о «Лучшем произведении номера» и «Лучшем произведении года». Теперь победителям предоставляются хорошие бонусы. Так что «ЛПН» теперь более серьезное достижение, чем ничем не подкрепленный титул. В 2016 году у нас было много новых авторов, а также с нами остались и наши постоянные авторы. Мы желаем нашим авторам вдохновения и творческих успехов, и благодарных читателей. Читателям желаем найти своего автора, свой рассказ, который станет для него чем-то значимым, спасет от грусти, подарит хорошее настроение и поддержит в трудную минуту. Декабрьский номер рекомендуется читать с глинтвейном, чаем с яблоком и корицей или же с какао с маршмеллоу.

ВНИМАНИЕ!!! Авторские права на размещенные произведения принадлежат их авторам, и защищены Законами об авторском праве Украины и РФ, а так же международными законодательными актами об авторском и смежном правах. Пунктуация и орфография авторов сохранена. ВНИМАНИЕ!!! Некоторые произведения содержат сцены насилия, секса, не пристойного поведения и психологические тяжелые сцены. Поэтому, не рекомендуется для прочтения лицам младше 18 лет. Прочтение возможно с разрешение родителей, опекунов, либо лиц выполняющих их функции. При копировании материала ссылка на АВТОРА и «Литературное интернетиздание PS» ОБЯЗАТЕЛЬНА!

www.ps-lit-jur.ru

Прошел еще один год. И он оказался очень насыщенным в плане нововведений нашего журнала. Если бы год назад кто-то сказал редакции: «Ребята в следующем году у вы запустите печатные тиражи», мы бы дружно посмеялись такому оптимизму. Запуск печати номеров был у нас в планах, но это были далекие планы. Разумеется, мы изначально создавали наш журнал из расчета, что он будет выходить в печать, но до 2014 года у нас даже не было макета, адаптированного под печать. Первый запуск печати в 2014 году провалился. Первый блин комом. У нас были проблемы с макетом, он абсолютно не подходил под печать. Так же были проблемы с типографией, которая сможет нам его напечатать. Сейчас же мы смогли преодолеть все трудности и запустить печать номеров. Кто знает, почему так произошло. Скорее всего из-за того, что в первый раз мы все прочитывали, а сейчас все было спонтанно. Как и само создание журнала. Вообще, все надо делать спонтанно. Планирование, расчет, это все прекрасно, но доля авантюризма всегда должна быть. К сожалению, даже сейчас не прошло без проволочек и пакостей. Из-за

недобросовестный сотрудников «Укрпочты», первые тиражи были отправлены по завышенной стоимости. К сожалению, вернуть эти средства уже невозможно. Сейчас ситуация разъяснилась и времена, когда стоимость отправки превышала стоимость самих номеров позади. Как только нам удалось оптимизировать стоимость доставки, мы ввели подписку. Разумеется, подписка немного дешевле, чем розничные заказы. Бонусная программа, внедренная с целью экономии средств заказчиков, пока не получила большого распространения. Скорее всего, это связано с тем, что работа с ней требует привлечения новых заказчиков, а большинство наших клиентов просто желает заказать печатный номер. Спектр наших дополнительных услуг был расширен. Да, допуслуги платные, но стоит отметить, что платные только дополнительные услуги. Некоторые авторы решили, что и публикация стала платной. Это не так. Да, есть издания, которые берут за каждую страницу публикации по 800, а то даже и 1000 рублей. Ужас! У нас за такие деньги можно получить несколько печатных номеров со своими произведениями, а не просто опубликовать их. Будьте спокойны, пуб-

ликация была, есть и будет БЕСПЛАТНОЙ! В этом году изменения коснулись и сайта журнала. Большей частью это внутренние изменения, не заметные для простого посетителя, но есть и те, что видны простым читателям и авторам. К примеру, лист ожидания стал более информативен. Теперь в нем появились индикаторы заполнения ключевых разделов номера: прозы и поэзии. Так же более понятным для пользователей стал и раздел заполнения литературного сериала. В лучшую сторону были переработаны формы приема материалов. Число конкурсов так же увеличилось. Как и призы за них стали более интересными. Каждый финалист конкурса получит бесплатные дополнительные услуги. Это же касается и участников ЛПН и ЛПГ. Это не полный список всех изменений, только основные и существенные. Многое сделано, но больше еще предстоит сделать. Больше спасибо всем авторам и читателям за то, что вы с нами. С новым годом! Главный редактор, Александр Маяков P.S. Если вы подписаны на рассылку, то на почте вас ждет подарок.

Поэзия

«Двадцать лет тишины» Маргарита Крымская

«Нас ждут большие перемены» Виктория Ерух

«Хочу» Виктория Ерух

«Заскучала» Виктория Ерух

«Высоцкий» Лубенец Александр

«Холод» Лубенец Александр

«Осень» Лубенец Александр

«Я тебя больше жизни и навсегда» Виктория Ерух

«Я пишу, ведь тебе-не могу не писать» Дмитрий Торгашин

«Бал-Чичек» Евгений Курочкин

«Вот как-то день» Алёна Куклина

«Хочу щемящей тишины» Алёна Куклина

«Сон» Дмитрий Торгашин

«Да, жизнь - игра» Дозорова Дина

«Остановка на станции жизнь» Анатолий Кулиш

«Дождь» Лукин Николай

«Дрожит покров» Нелли Мершон

«В зеркале» Нелли Мершон

«Никогда?!» Нелли Мершон

«Неповторима» Нелли Мершон

«Я жду» Артём Ким

«Протяни мне руку, Ангел мой» Абасада

«Рассыплюсь смехом» Абасада

«Точка отсчета» Абасада

«Оса» Людмила Шаткова

«Брату» Людмила Шаткова

Строка прозы

«Техно» Павел Соболевский

«Собаки не летают» Анна Щукина

«Запах полыни» Юрий Проскоков

«Кривое ружьё» Юрий Проскоков

«Маленький труженик» Юрий Проскоков

«Диагноз» Элеонора Кременская

«Братство вязаных оленей» Анна Щукина

«Однолюб» Юрий Проскоков

«Съедобные колёса» Юрий Проскоков

«Слива» Скоборева Елена

«Залив» Андрей Григорович

«Маленькая девочка бежала по тропинке…» Долгов Дмитрий

«Сбой» Светлана Зэт

«Зеркало» Георгий Кавсехорнак

«Такт» Георгий Кавсехорнак

«Дом у обрыва» Светлана Зэт

«Краска цвета пепла» Далия Ликтер

«Когда сам ты... герой» Юрий Харитонов

Фанфик «Сверхъестественное: новые приключения» Гамиева Мария

Литературный сериал

80 80

«Рожденная воином. Врата Нурберила» Хиль Де Брук

«Лава-кейк» Тугучева Ксения

«Легионеры Хроноса» Александр Маяков

102

«Тайна всего мира» Сергей Кирин

104

«Летописи межмирья» Александр Маяков

110

«Потрошитель» Тугучева Ксения

112

«Замок из песка» Алексей Рубан

117

«Евангелие от Лейлах. Труп звезды» Вадим Доннерветтер

123

«Зачёркнутый порт» Къелла

127

«Аврора» Александр Маяков

133

«История одного андрогина» Морган Роттен

136

Лучшее произведение номера «Зять» Амир Гали

142 142

1 И сказала я Богу: «Отныне молчу. Всё с собой унесу я в Лету. Ни плечу, ни мечу, ни чужому «хочу» Не доверю я боли этой!» И мои же слова задушили спрутом Еле дышащую надежду На «однажды», «когда-нибудь», «может, потом», И тем паче – на «неизбежно». И влилась тишина, просочившись в души Все прорехи, проёмы, щели… Но ответил мне Бог: «Не спеши. И дыши – Двадцать лет. Двадцать лет отселе». И дышала… плывя через годы-моря, То на яхте, то на пароме, То с волной, то со дном обо всём говоря, Кроме главного: кроме… кроме… 2 Говорила: «Твоя!», говорила: «Бери!», Говорила: «Единственный, милый»… Говорила не раз, и не два, и не три. Говорила другим… Говорила… Не душой. Потому что дышала душа Тишиною, сдавившей ей горло. И молчала душа, тем молчаньем смешав Сладость горя со счастьем прогорклым. То ли горе, когда мне любовь – тишиной! То ли счастье, когда тишина мне – Только слабостью крыльев над гладью речной И привязанным намертво камнем! Говорила другим: «Я живу! Я лечу!» А душа – в тишине утопала. Все слова мои были ей не по плечу. Или, может, ей было их мало... 3 Откуда ты взялся, такой невозможный? Ударом любви – под-дых! Клинком, что, покинув единожды ножны, Уже не вернётся в них!

Подкожный ожог мой, подрёберный зуд мой, И мой внутривенный вой! Мой собственный разум, раздетый, разутый Безумствующей судьбой! Мой собственный голос, стреноженный мною, Свободной от тех чудес, Что с двадцатилетней тоской неземною Идут на земле вразрез! Мой собственный взгляд в зазеркальную нежность, Крушащую твердь стекла, Чтоб к жизни и к смерти моя принадлежность Осколками истекла! Откуда ты взялся, такой невозможный, Как вздох без тебя? Как вздох! Такой необъятный, такой непреложный, Как Истина… И как Бог. 4 Ранами, снами странными, Странами, океанами В ноженьки упаду: «Миленький мой, лети ко мне – Времечко пульсом тикает, Быстрое на беду! Миленький мой, хороший мой, Жизнь без тебя – как крошево Хлебное на волне! Жизнь без тебя – венчанием Только с одним молчанием – Сердцем кричащей мне! Миленький мой, кровинушка, Плачу, тоскую – видишь как... Что ж не летишь за мной?» Но – ничего не вымолвлю, Только дорогу вымою Верой да тишиной… 5 Южный ветер залетал В дом, где сердце льдом сковало… – Тосковал? – Не тосковал. Только сердце тосковало. Я в него вдохнул февраль, Чтоб не знать ему причины, Чтоб не ведать, как печаль Может сбрасывать личины… Южный ветер обнимал Перекрашенную алость…

– Вспоминал? – Не вспоминал. Только сердцу вспоминалось. Я в него вплеснул чернил, Чтобы кляксой неуклюжей Всё, о чём давно забыл, Расплылось в бумажной луже… Южный ветер целовал Захлебнувшуюся слякоть… – Не рыдал? – Нет, не рыдал. Сердцу мёртвому не плакать. Я в него забил кресты, Схоронив как хлам ненужный. И его отныне ты Не отыщешь, ветер южный! Южный ветер покидал Бессердечную пучину… – Ветер! Я же… всё наврал! Всё придумал… дурачина. 6 Близко – это когда стих мой В тебе болит. Больно – это когда тихо Душа скулит. Тихо – это когда раны Целует соль. Слёзы – это когда рано Встаёт Ассоль. Рано – это когда алый Рассвет у швей. Сшито – это когда мало Одних затей. Мало – это когда риском Спугнуть едва ль. Страшно – это когда близко Подходит даль. Близко – это когда стих мой В тебе поёт. Песня – это когда тихо Любовь живёт…

7 Если бы… Если бы да кабы Выпросить, выклянчить у судьбы, Чтоб не-судьба стала вдруг судьбой И взорвалась тишина – тобой!

Если бы… Если бы дал Господь Душу душе, да и плоти плоть, Чтобы, сплотившись, как брёвна – в плот, Плыть нам в глубины небесных вод… Если бы… Если бы двадцать лет Сбросили боли старинный плед И улыбнулись тебе со мной Просто новёхонькой простынёй! Если бы… Если бы да кабы Выпросить, выклянчить у судьбы… 8 Лягу, лягу я, прилягу, Да на краешек стола. В душу вслушаюсь, в бумагу, Что лежит белым-бела. Ой, белым-бела… Слышу, слышу, да услышу, Что сокрыто для ушей: «Ты, бумага, вскрой ту нишу, Где писать одной душе. Ой, одной душе…» И душа – душа влетит в ту Нишу, где белым-бело, Где никоему пииту Со словами не везло. Ой, да не везло… И душа – душа в той нише, Где для слов пути узки, Всю любовь свою напишет Белой прописью тоски. Ой, тоски, тоски… Лягу, лягу я, прилягу, Да на краешек, на тот, Где послушаю бумагу, Что душой – тебя! – зовёт. Ой, зовёт, зовёт… 9 Я считала года. Как шаги: десять… двадцать… От угла «что прошло» до «что будет» угла, В коих боль не стеснялась с мечтой целоваться. Так, как я не могла. Не могла. Я считала шаги. Как следы: десять… двадцать… По которым брела за тобою в пургу, И с которыми просто весне расставаться. Так, как я не могу. Не могу.

Я считала следы. Как года: десять… двадцать… Что вот-вот да и выбросят жизнь в вираже Из кабины любви, с коей должно прощаться. Так, как я не сумею. Уже. 10 Еле дышащая, ходит-бродит душа За душой, ей назначенной свыше. Но о чём они вместе умеют дышать, Кроме Бога, никто не услышит. – Знаешь, милая… – Знаю. А ты, милый, зна… – Нет, молчи! Для словесности гущи Чаша Высшей Любви безнадёжно тесна В этой жизни, и в той, и в грядущей. – Видишь, милый? – А ты, моя милая, ви… – Нет, не нужно смотреть! Всё миражно. Ты почувствуй. Как чувствуют губы Любви Поцелуй мироздания влажный. – Веришь, милая? – Верю. А ты, милый, ве… – Нет, не стоит! Не в вере вопрос-то. Ты прижмись ко мне. Так, как травинка к траве На земле это делает. Просто. 11 Времени не знает тишина, Будь то двадцать лет, веков, мгновений, Ибо только в нас живёт она, И ещё меж строк стихотворений. Как я слово вымолвить могу? – Держит тишина уста под стражей! Может, это слово на снегу Высмотришь, потрогав его даже… Может быть, мелькнёт оно в ночи В плотно занавешенном окошке, Или упадёт слезой свечи В книги непрочитанной ладошку… А быть может, зеркала стеклом Взгляд твой в никуда оно рассеет… Или, может быть, взмахнёт крылом, Птицей полетев к тебе, на север… Буду ль хоть когда-нибудь слышна? Хоть молитвой тихой в изголовье… Времени не знает тишина – Та, что называется Любовью.

12 Умоляла душа: «Не могу молчать! Боже, я говорить готова! Этой двадцатилетней тоски печать Ты сорви и позволь мне – слово! Боже правый, позволь хоть в последний вздох Влиться словом одним! Позволишь?» И, её забирая с собою, Бог Дал ей слово – «Люблю!». Одно лишь. Автор: Маргарита Крымская

Банальных фраз кидать не буду, Всё умещу я на листке, Тебя я в жизни не забуду, Я буду помнить о тебе. Сказать люблю, ведь может каждый, Не каждый скажет то всерьёз, Но может ты поймёшь однажды, Что не могла тогда без слёз. Я для тебя на всё готова, Ломать все принципы и стены, Ты помни, милый, по любому, Нас ждут большие перемены. Автор: Виктория Ерух

Хочу в твои нежные сильные руки, Хочу нас спасти я от этой разлуки, На улице дождь, а в комнате тьма, Ты где-то один, я где-то одна. Сижу я на кухне при свете свечи, А в мыслях моих поселился лишь ты. Я очень скучаю, люблю тебя, жду И жить без тебя я никак не могу. Бросаю я строки на листик бумажный, Ты в жизни моей самый нужный и важный,

Ты мой человечек, частичка меня, С тобою мы встретились точно не зря. Как быть с тобой рядом сейчас бы хотела, Ласкать твои губы, ласкать твоё тело И нежно обняв, засыпать с тобой ночью, И знать то, что это всю жизнь не закончится. Вставать рано утром, тебя целовать И в нежных объятиях всё время держать. Всю жизнь провести свою только с тобой, Чтоб это всё было не только мечтой. Автор: Виктория Ерух

Я тут внезапно заскучала, По бывшему по своему, Его два года не встречала И не общаясь с ним живу. Но как-то вдруг накрыло чувство, Застыл неведанный вопрос, Немного стало даже грустно, На тот момент он не дорос. А что бы было, если б мы, Тогда с ним вовсе не расстались? Исполнились тогда бы сны, Мы б в счастье может быть купались. А может всё наоборот, Испортил жизнь тогда бы мне, Ещё бы месяц или год И я бы стала жить во тьме. Быть может к лучшему, что мы, С тобою всё-таки расстались? Да, не исполнились мечты, Воспоминания остались. Автор: Виктория Ерух

Никто не понял, что произошло Душило солнце тени от листвы, В тот жаркий день холодным был простор На олимпийских улицах Москвы. Грустили парки топоту толпы, Не пели птицы на своих ветвях,

Захвачен город смертью пустоты Как в старых и далеких деревнях. Толпа людей. Театр. Улица. Фонарь. Их как магнитом тянет к этим строчкам, Тоска пронзила городскую гарь И кто с букетом, ну а кто с цветочками, Залив асфальт росой печальных слез, Москва слезам поверила однажды И сыгран повод жестко и всерьез И ощутил его в толпе тут каждый. Столпотворение вышло из границ На крыши магазинов и домов И эти лица….видели те лица… Отчаянье сковавшее их в оковы, Драматургию жизни не сыграть Ее прожить, прочувствовать моменты И шутка жизни, что актеру умирать И скорбь в похоронах – как комплименты. Я слышал, так прощались с королями, Когда-то так увековечили вождей. Теперь вот Он ушел вперед за снами По царски…томно, трепетно, скорей… Давила масса всхлипов на стоянку, Душило солнце тени от листвы И только надпись возле кассы на Таганке: «Высоцкий умер и спектакли все отменены…» Автор: Лубенец Александр

Я плакал снегом в километры зимних верст, Я истреблял все теплое танцуя меж ладоней, Я шизофреник...я есть Бог и Черт, С рассветом таяла моя больная воля. Бросался под ноги я сотням шумных ног, На окнах рисовал узоры под запретом И провожая день никак понять не смог, Что больше ночью тьмы или же утром света? Мне бесконечность мать, а мрак отец, Что убежали в космос вакуум лапать, А я остался на земле, глупый гордец, Не видя ласки своих мамы с папой. И я окреп...я вырос среди этих лиц, И гор, и облаков над снежной далью, Озлоблен одиночеством не знающим границ, Изнежен все же человеческой печалью. И Солнца не боюсь, я с ним готов существовать В тандеме смертном на этой планете, Я прячусь от него там, где нельзя достать

Его лучам в час трудный, предрассветный. Я бегал средь домов целуя сотни лиц И слезы заморозив им ,не дал себя растратить, И в буйстве и тоске я гробил сотни птиц, Я убивал...как хлопают салюты на параде. И я все жду, когда остынет шар И сердце у последнего закончит биться, Мне будет жаль людей, но люди это пар, Все пар над бездной, что наверх стремиться. Тогда уйду....наверно буду тосковать По миллионам лет, по миллионам птиц Там меня ждут мои отец и мать, И бесконечность всех ушедших с паром лиц. Я плакал снегом в километры зимних верст Я истреблял все теплое танцуя меж ладоней, Я шизофреник, я есть Бог и Черт.... Автор: Лубенец Александр

В этом треске умирающей травы, В этих чернеющих лепестках Осталась лишь толика черной золы, Оставлен седеющий прах. И по лицу сгоревшего поля Тишину с криком перемежая Роса каплями чужого горя Наземь плакала исчезая. Птицы молчали перья забив в ветки Ветер вопил обнажая оскалом душу Сквозь ткани свитера и грудной клетки Безмолвно стоял я, не чувствовал, слушал. Как умирает этот красочный мир Сгнивая бутонами летних незабудок, Капелью играл этот старый клавир Под танго листьев, ржавых проституток. Как они падали к моим ногам Так наготу мне поведали деревья Свое достоинство истязая в хлам Подобно птице потерявшей перья. Я был там, я видел. Ад существует. Солнечным цветом горя в потоке времени Но и он закончится, переходя в седую Зиму – вождя вороньего племени. Автор: Лубенец Александр

Я тебя больше жизни и навсегда Полюбила,без лишней доли сомнений, Я тебя полюбила,как никогда Никого не любила,и в сноведениях. Я тебя так люблю,наяву и во сне, Что так хочется крылья порой мне расправить, Взять за руку тебя и улететь, В те края,где никто нас не поймает Автор: Виктория Ерух

—

Я пишу,ведь тебе-не могу не писать, не могу не страдать,вспоминая былое. Может мне нелегко,но тебе ли не знать, что любовь уничтожить смогла нас с тобою. Я пишу и в письме,что оставлю при мне скачут буквы,как всадники в снежную выбель: запятая,тире,восклицанье во тьме, многоточье в конце и словесная гибель. Автор: Дмитрий Торгашин

Бал-Чичек Ты его не забудешь вовек: По весне у горы Демерджи Расцветает степной Бал-Чичек, Тот, что дарит любовь на всю жизнь. Но его не так просто найти, Можешь годы бродить невпопад –

Он похож на другие цветы, И не вдруг остановит твой взгляд. Ты пройти должен сотни дорог, Целый мир пронести на плечах – И тогда ты отыщешь цветок У соседской девчонки в глазах… Автор: Евгений Курочкин

Вот как-то день, прогнав Луну, раскинув страстные объятья, пленил кота, тот жил в дому, рыбёшкой в эксклюзивном платье. Сверкая красной чешуёй, она неспешно плавниками гоняла воду под собой в аквариуме, пред глазами. Глаза в глаза – не оторвать. Он ей подмигивал лукаво. Кот по привычке, так сказать, увлечь собой мечтал забаву. И почему же золотой её все кличут? Непонятно! Красна, как рак! Хотя, постой, видать, внутри в ней слиток спрятан! Аквариум на полстены. Так замурован – шва не видно. Пытался лапой, головой попасть никак в него. Обидно. Кот Тимофей извёлся весь, обследуя стекло сосуда. Кормили до отвала. Есть? Нет, не хотелось. Жаждал чуда. Все восхищались только ей. Мол, исполняет все желанья. Прошепчешь на ухо: мамзель, мне б глухарей или лазанью. И тут же мигом ваш заказ! Или бифштекс из Аргентины? No problem. На десерт? Шираз, торт шоколадный с пьяной вишни... Где уши? Он хотел спросить. Своё желанье ей изведать. Ему вот ухо почеши, мурлыканье польётся следом. А тут глаза, плавник и хвост! Да, тело круглое, как шарик! Мне бы разнюхать, сунуть нос. Тут что-то от меня скрывают! Используют, как массажор иль грелку. Мной больное лечат! Дав в благодарность кругляшок... колбаски. А ей что-то шепчут! В раздумьях пробегали дни. И как-то утром на рассвете Аквариум к чистке извлекли,

а рыбку – в банку из-под сельди. Не долго думая, в прыжок кот Тимофей взлетел на столик. Одним рывком извлёк её, глотком спустил в желудок. Сольно. Да, он хотел бы надкусить, чтоб посмотреть, что там зарыто. Но, промурлыкав: Извини. Сховался в дальний угол ниши. Ещё в желудке трепеща, она молила о спасеньи. Кот, улыбнувшись, промолчал. Надеюсь, вымолю прощенье? Не надо так слепить глаза, всем угождать и лицемерить. Мне конкурентка не нужна. Щекочешь нервы, будишь зверя… Автор: Алёна Куклина

Хочу щемящей тишины. Чтоб даже муха на окне, Застыла, словно мокрый лист, прибитый ветром на стекле. Хочу на миг не слышать звук шагов, речей и горьких фраз. Хочу забыться и уснуть. И птицей полетать во снах. Увидеть призрак иль мираж из тех желаний, что, увы, Я не смогла осуществить, до дыр сносив свои мечты. Бродить по улицам надежд, великих планов и причуд. Встречаясь с теми, кто любим, но где-то там, уже в раю. Глотнув свободы, захмелеть. Забыть, что ранило и жгло. Промчатся феей детских грёз, исполнив то, что не сбылось. Быть может, сердце отдохнёт. Отпустит душу, как всегда В реальный мир сражаться вновь теперь, наверно, до конца… Хочу щемящей тишины..…Послушай… Ну, какой тут бой? Я знаю, где-то рядом ты… Но почему я не с тобой? Автор: Алёна Куклина

' Я увидел во сне старый дом, В доме том тихо кошка скреблась. На стене фото сына весит, И старушка сидит у окна. Звуки ставен пронзали мой слух, Ну а кошка скреблась и скреблась. И какой-то неведомый духУсмехался старухе в лицо. Я проснулся и в темном окне, Чья-то старость глядит на меня, Ну а рядом с ней кошка сидит, Обе тени меня стерегут. Автор: Дмитрий Торгашин

Да, жизнь - игра, и от качаний зыбких Порой бросает в бурный океан, И я ищу в нем золотую рыбку, Вновь понимая, что вся жизнь - обман... Но есть в ней что-то ценное, живое, Как звезды, озаряющие ночь, Как свет любимых глаз, как запах хвои, Когда бредешь от неурядиц прочь. Но это нечто вечно и мгновенно! Его поймать и удержать нельзя, Но только в нем источник вдохновенья, Чтоб строить мир, чтоб светоч не иссяк! Твори, живи, дыши, покуда бьётся В душе твоей незримая звезда. Всё, чем живём, лишь для того даётся, Чтоб ближним этот светоч передать!.. Автор: Дозорова Дина

# В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо свое, тогда Солнце останавливали словом, Словом разрушали города. Николай Гумилёв. «Слово» Солнце Остановленное Словом Геннадий Айги. «Холм: сосны: полдень» *** Остановка на станции жизнь: всё пески и пески – от начала. Говорят: окоёма держись, как не странно бы это звучало. Окоём от меня убегал: я устал, и пустыня устала. И с надеждой надежду искал, когда кто-то сидел у мангала. Когда кто-то кого-то ласкал, целовал светло-карие очи, меня в эти минуты тоска ублажала в кругу одиночеств. Ночью строго – в зените – луна,

солнце тоже зависло в зените. Удивлялся и – просто – не знал, что молитвой их Бог намагнитил. Автор: Анатолий Кулиш

Пусть дождь поплачет о моём, О наболевшем,дорогом, Чем сердце трепетно так бьётся. Мне остаётся лишь одно, Смотреть в открытое окно На дождь,который льётся,льётся... И мне не горько,не смешно. Я всё смотрю своё кино И жду,когда же он уймётся. И солнце выглянет из туч, И заиграет в ветвях луч, И листья в каплях шелохнутся. И убежит из сердца грусть, И отболит душа... И пусть Мне мысли светлые вернутся... Автор: Лукин Николай

Как я живу без ожиданий В себе накапливая речь(с) И неоправданность желаний Тихонько вытекает. Течь Создана из состраданья Раз детский привкус… не сберечь Мечты слоятся пузырями И радужный дрожит покров Там плёнка тонкая, дворов Ворующих полудня блажь Лягушек пульс, торчащих в яме И завтрашнего дня… коллаж Как я живу без ожиданий Так неоправданно легко

Заросший шрам на старой ране Напоминает - далеко Был третий глаз, шестое чувство… И речи… слабое искусство Продавливает в горле ком… Автор: Нелли Мершон

# Мы отражаем мир собой Накапливая слой за слоем И в зеркало глядит другой А может зеркало другое На крышу зданья снег прилёг И тая… путает сознанье Я вижу… как усталый Бог Верстает наши изваянья Мы - отражаем мир собой И пО миру пускаем… воя А в зеркале - кумир другой Ломает зеркало… другое… Автор: Нелли Мершон

?! И кипят, поднебесные страсти Расставаний… и встреч у порога Никогда не кончается праздник На вечЕре, у господа Бога Никогда - от позора краснея Он не сдаст, утомлённых актёров И свисает в окне Дульсинея Рвут билеты из рук билетёры Дон Кихот... или нищий Алонсо Росинанта пришпорит, и кляча Подчинится! С испанским прононсом Дон Алонсо – судьбу обозначит! А Джульетта на цыпочках, еле От испуга, дрожащие губы

Напоследок погладит - пропели Соловья, Иерихонские трубы «Отгоняют от счастья и неги» Ослеплённо бормочет, и плача «Ты коня не забудь, лучше пегий Непременно приносит удачу"... Автор: Нелли Мершон

Эта жизнь неповторима Как закат, и водопад Полосканья… Листопад Мыс у старого леска Волосково - тонкий дым Острый профиль братьев Гримм Автор: Нелли Мершон

! Вспышкой страсти ответят губы, Бёдра нежно ко мне прижми. Ни о чём не надо думать, Разреши прикасаться к груди. Укусив меня, скажешь: "Хватит! Я прошу, не надо, пусти!"... Упадёт короткое платье И запутает ноги твои... Автор: Артём Ким

(

, )

Протяни мне руку, Ангел мой. Что ж ты медлишь, Я ведь за чертой. Бездны сумрак. Горечи потерь. Вязкий омут.

Безнадежная метель. Что ж ты медлишь, Ангел мой? Закружился демон Надо мной. Протяни мне руку. Ты же обещал! Не уронишь, Честью слово дал! В связке Мы в одной, Лишь до бездны Шли одной тропой. Не пристало Ангелу упасть. Этот мрак Моя напасть. Протяни же руку мне! В этот миг Ты над пропастью Меня настиг… Автор: Абасада

Рассыплюсь смехом… И он, как бисер по стеклу Прокатит эхом Щемящим… Пустоту. Со смехом упаду В глубинный мрак, Где камнем боль. Особый знак, Клеймо даров, Посыл богов. Со смехом из оков Выскользну, прольюсь, Свободою напьюсь И притворюсь, Что ношу выбрала сама Она – моя желанная сума! И снова смехом растворюсь В боли от падения. Гулким эхом прокачусь Знаком нового творения. Души перерождения. Высшего дарения. Автор: Абасада

Солнцем утро проснулось, Глаза зажмурив от боли. Радугой света коснулось Точки отсчета неволи. В ярких цветеньях красот, Изысков Земных одеяний, Точка неволи тайно ведет Горький отсчет всех деяний. Точка отсчета рождений, Смертей неизбежных черед, Обещанных Чистым спасений. И Грешным навеки уход. Точка отсчета неволи В сердце занозой впилась. Грешнику грешному - боли, Святому же, святость лилась. Точка отсчета неволи День первой зари Ожидает тебя на престоле Твоей же великой тюрьмы! Автор: Абасада

Залетела на кухню оса. Перепачкала крылья в сиропе. Неудачный (астролог сказал) День в осином ее гороскопе. Сладкой жизни (в кавычках) хлебнув, Захотела малышка на волю. Я на кухне окно распахну, Ей преград не чиню и не строю. Что же вижу? Осе не взлететь, Хоть желает она бесконечно По осиной своей простоте И по юности, видно, беспечной.

Я на улицу выйду - не лень. У тарелочки крышку открою, Посмотрю, как ползет по земле, А взлетит - помашу ей рукою! Автор: Людмила Шаткова

$ Здесь, на крыше пятиэтажки, Было страшно смотреть вниз. А представить себя "старше" Трудно. В руке моей размяк персиковый "Love is", А ты крепко сжимал фантик "Turbo". Здесь, в городке с кличкой "военный", А в нашу молодость - "строго секретный", Я была пленной, и ты был пленным. Мы были счастьем. Мы были светом, Что в бесконечно унылых постройках Праздником жизни казался когда-то... Да, мы учились с тобою на тройки Так нам и надо! Здесь, на крыше пятиэтажки, Фантики молодости летели вниз. Нас отделял от шага-промашки Обернутый битумом черный карниз. Зато, поднимаясь на крыши и глядя В синие дали, будто в глаза Вечности (и не ругайся, дядя, у детей свои тормоза и не в этой реальности), Мы понимали больше, чем когда-либо! Это сейчас каждую мысль взвесь. Послушай, где бы ты ни был, Возвращайся, я все еще здесь... Автор: Людмила Шаткова

-, Мистер Хопкинс обожал космические путешествия. Он был достаточно богат, чтобы позволить себе столь дорогостоящее хобби и имел роскошную космическую яхту, оборудованную по современнейшему образцу, с наёмной командой и тюнингом от "Космолюкс Индастрис". В путешествия мистер Хопкинс неизменно брал своего завсегдатого компаньона - Скафандр. Это была массивная трёхметровая громадина с входным люком на спине - шедевр скафандростроения от компании "ПерпетуумМобиле Инженеринг". Оценить всю глубину его совершенство и гениальность изобретателя можно было только побывав внутри. Искусственные мышцы Скафандра наделяли его хозяина силой Геракла. Усилием кибернетического бицепса мистер Хопкинс без труда смещал с орбиты астероид средних астрономических размеров, а оснащение реактивными двигателями позволяло ему путешествовать в космическом пространстве без наличия корабля. При желании он оседлывал небольшую комету, мчался наездником на её видавшем вселенские виды хребте и бросал когда наскучит, через несколько триллионов миль. Проверял систему охлаждения, купаясь в протуберанцах солнца или ныряя в жерло извергающегося вулкана. Прохаживался по дну океана и

пробирался внутри твёрдых тел, подобно механической землеройке. А включив реверсионную тягу гонял наперегонки с межпланетарными грузовиками. Бесконечно восхищаясь неисчислимыми достоинствами своего механического помощника Мистер Хопкинс без стеснения признавал, что не чает в нём души. Он самолично ухаживал за Скафандром, меняя смазку и полируя каркас до идеального блеска. Для удобства встроил ему кибернетический мозг и закачал искусственную память, научив разговаривать на большинстве галактических языков. Оснастил фотонный ускоритель автоматической коробкой передач, а титаниловый скелет гиперлитовыми мышцами на сенсорном управлении. И даже установил внутри компактный душ с системой вывода стоков. А порой, поддаваясь особенно пылким чувствам, одаривал Скафандр подарками, один другого роскошней, словно пылкий ухажёр избалованную красавицу. Вероятно, именно по этой причине мистер Хопкинс так никогда и не был женат. Бывало, пропуская стаканчик, он пускался с в доверительную беседу с хромированным компаньоном. Скафандр внимательно слушал и отвечал. Он поддерживал разговор на самые разнообразные темы и обладал энциклопедическими знаниями, получив образование в Спирич-Уэллском

гуманитарном университете и титул бакалавра среди учащихся старших кибернетической рас. *** На этой неделе мистер Хопкинс наметил совершить туристический вояж в одно прелюбопытнейшее место, о котором прочёл в популярном среди почитателей космических странствий журнале "Унивёрсал Пикчерс", видеоиздания которого он засматривал до дыр, грезя романтикой диковинных миров. Планета Эквалайзер вращалась вокруг ярчайшей из звезд в скоплении Осьминог Пауль и входила в КвазиРеспублику разумных машин, что в галактике Трамонтана. Техноцивилизации процветали и стремительно множились в нэоиндустриальном мире и конечно мистер Хопкинс с его пытливым любопытством не мог обойти это явление стороной. Порой механический разум относился к биологическому с откровенным пренебрежением, и даже с отвращением, безоговорочно ставя себя на высшую ступень эволюции. И вот, в среду вечером, мистер Хопкинс позвонил капитану своей космической яхты. Он отдал команду проверить на готовность все системы и сделать прогревочный круг вокруг старушки Земли. В четверг утром яхта стартовала, набрала ускорение и покинула Солнечную систему. Выйдя из межгалак-

тического прыжка, на развилке нескольких скоплений, яхта мистера Хопкинса пошла на разворот, беря курс в направлении ядра галактики. Где-то там пылала, пока не различимая, голубая звезда, служившая конечной целью путешествия. Яхта играючи дрессировала умопомрачительную скорость, парсеки со свистом проносились в иллюминаторах. Преодолённое пространство складывалось гармошкой позади кормы. Мимо проскакало созвездие Лошади Пржевальского. Величавую фигуру самого Пржевальского яхта повстречала дальше по курсу, ближе к центру галактики. Прославленный путешественник спешился, бросив лошадь, и отделился в собственное созвездие, вычерченный эффектным контуром из ярчайших звёзд. Теперь он прогуливался по галактике пешком и в гордом одиночестве. А вскоре, голубая звезда альфа-величины, вспыхнула на экране, словно ярчайший маяк. До поры до времени она скрывалась за тёмной туманностью Бархатная Революция, левее двойной чёрной дыры Братья Кличко. И вот галактика достала этого джокера из своего левого, закрученного эллипсом рукава, словно фокусница ушастого кролика. Обнаружив на планете Эквалайзер достойный внимания мегаполис, по островку яркого сити-лайта в темноте ночной стороны, яхта мистера Хопкинса совершила посадку на претенциозном космодроме, вымо-

щенном золотыми плитами. Капитан, получив добро на посадку, дал электронный запрос в туристическую службу на предоставление туристу с планеты Земля, по фамилии Хопкинс, платного гида, который незамедлительно явился сразу по приземлении. Атмосферу планеты Эквалайзер составляли ядовитые для человека газы и смог высокой концентрации. Воздух, разумеется, был непригоден для дыхания. Но мистера Хопкинса это не пугало - с предусмотрительным товарищемскафандром подобные трудности ему нипочем. - Меня зовут Бидва Нострадамус, - с важностью представился замысловатой конструкции механический абориген, протягивая для рукопожатия металлическую клешню, при виде новоприбывшего туриста. Телосложением он представлял собой подобие центрифуги на колёсиках, полутораметрового роста, с добавкой разнообразнейших конечностей-приспособлений. - Рад быть к вашим услугам, мистер Хопкинс! Землянин с недоверием потоптался по плитке из золота, но всё же пожал подозрительно кривую клешню гида. - И я рад знакомству, - как можно душевней соврал он и капризно потребовал: - Показывайте скорей ваши хвалёные достопримечательности! - И они покинули территорию космодрома на самодвижущемся тротуаре. Общаться с аборигеном не составляло для мистера Хопкинса никакой сложности. Скафандр не

только прекрасно справлялся с вербальным переводом, но и порой, предаваясь импровизации, транслировал напрямую из собственного разума в разум хозяина особенно замысловатые мысленные конструкции, посредством телепатического симбиоза. Очень скоро самодвижущийся тротуар доставил гида и его клиента на городскую улицу, переполненную механическими прохожими. Бидва махнул одной из конечностей, ловя такси. К нему тут же подпархнул величественный дракон с шашечками на кузове, нанесёнными светящейся краской. Дракон приземлился и разверзнул пасть, приглашая войти в салон. - Это биолёт. - Пояснил Бидва, в ответ на вопросительный взгляд мистера Хопкинса. - Общепринятый транспорт на Эквалайзере. Они вошли внутрь живого средства передвижения и устроились на податливых, чавкающих сидениях. Разверзнутая пасть захлопнулась и киборгводитель нажал педаль газа. Он управлял взлетающим драконом, следя за дорогой по большому экрану, отображавшему всё что видят драконьи глаза. Во время пути центрифугоподобный гид доставал мистера Хопкинса назойливой болтовнёй. Сперва он рассказал о культурной программе дня, составленной им для земного гостя. В неё входило посещение концерта для бетономешалки с оркестром, боёв без правил для килрой-дроидов и выставки живописи местных классиков эпохи техно-

ренессанса. А после... Его понесло. - По образованию я медиум, алхимик и прорицатель! - С гордостью заявил Бидва по прозвищу Нострадамус, поправив на себе парик, подобный тем, что в средние века носили на головах земные мужи с учёными степенями. - Отличный парик! Похвалил вежливый мистер Хопкинс, искренне поражаясь той мочалке из ни пойми чего, которую железный чурбан напялил на оцинкованную серво-башку. - Контрабандный товар из галактики Волосы Вероники! - Похвастался гордый робот. - Последние пять столетий я учился на высших курсах "Отъявленного шарлатанства и вопиющего надувательства". - Без умолку хвалился он своей учёностью. - Получил степень доктора наук по направлению "Мыслительная изворотливость и мозговая хитрожопость". Но к несчастью в квоте на прорицателей сейчас перебор. Пришлось пойти на подработку гидом, по направлению от галактического центра занятости. Временно, пока не подвернётся что-нибудь по специальности. Надеюсь, в ближайшие тысячелетия, ситуация на рынке труда изменится к лучшему и мои планы наконец осуществятся. Конечно, в случае денежных затруднений, я всегда могу устроиться, к примеру, младшим кочегаром на машину времени или слесарем по ремонту вечного двигателя. Там хорошо платят, а вакансии на эти профессии всегда открыты. Но я интеллигент, собранный на Бразе-

мундре, и пахота чернорабочего не по мне! - А Браземундра это где? - Полюбопытствовал любознательный мистер Хопкинс. - Планета звезды Отелло, что в созвездии Рогоносца. - Пояснил словоохотливый гид и продолжил нести тарабарщину. Мистер Хопкинс слушал в одно ухо. Вторым он прислушивался к настороженному мнению шепчущего Скафандра, предупреждавшего, что шизофрения у искусственного интеллекта не лечится медикаментозным способом. Но праздный и вольготный мистер Хопкинс к мнению компаньона, однако, не прислушался. Таксомоторный дракон, тем временем, снижался, заходя на посадку. Первой из достопримечательностей, которую предстояло посетить мистеру Хопкинсу, стал космозоопарк. Биолёт приземлился и пассажиры покинули его через задний проход. Прямая кишка дракона вывалила мистера Хопкинса и Бидва наружу. И захлопнула за ними дверь, с характерным для этого анатомического процесса звуком, сопровождаемым выбросом мощной струи выхлопных газов. Мистер Хопкинс с неудовольствием подумал, что подобная процедура на данном виде транспорта случится с ним ещё неоднократно за сегодняшний день. Одно успокаивало: его аристократическое обоняние надёжно защищено воздухофильтрами скафандра от окружающих агрессивных газов. Питомцы космозо-

опарка, стоит заметить, мистера Хопкинса не потрясли. Путешествуя по экзотическим планетам тот навидался и не таких диковин. Землянин без особого интереса прошёл мимо клеток с механическим зверьем из железобетонных джунглей Дроидленда. Мимо вольера со свирепым крокодиллаком, питавшимся мелкой электронной живностью. Но с интересом задержался у следующего. Услужливый Бидва увлечённо поведал о его обитателе: - А это человек из галактики Млечный Путь мужская особь. Человеки крайне пронырливы и чрезвычайно изобретательны. По древней легенде именно они когда-то очень давно изобрели нас с вами, собрав из первобытных деталей в Божественном Сборочном Цеху. - Концовку фразы Бидва произнёс с неподдельным благоговением. - К нам он попал отстав от космического экспресса, сам забрался в клетку и обитает здесь почти с гостиничными удобствами. Смотрите, как растолстел. Отъелся, мерзавец, на казённых харчах. Ворует чужую пайку: парное мясо у тиградзиллы и жрецкие орехи у барангутанга. Живёт припеваючи, прижился и обнаглел. Требует у директора зоопарка предоставить ему самку для размножения. Пользуется официально отпущенной привилегией: человеки занесены в "Красный многотомник" вымирающих галактических видов. И так продолжалось весь день. Для мистера Хопкинса он прошёл в увлекательном и познавательном времяпрепровождении. Зем-

ной турист и туземный гид посетили ещё несколько прелюбопытнейших мест. В процессе экскурсии у них завязалась щепетильная беседа на тему пророческих способностей Бидва. Мистер Хопкинс высказывался с откровенным недоверием. - Что же вы видите в моём будущем? - Полюбопытствовал он с напускной иронией, как всегда до неприличия влюблённый в собственную успешность, и ни на миг не сомневающийся в безоблачности своей судьбы. Бидва на секунду вошёл в транс, закатив глазные окуляры куда-то за грань всех приличий. Но тут же вышел обратно. - Как странно, почти ничего... - Пожал он шарнирными плечами, в искреннем недоумении, только обугленные штиблеты... *** Последним пунктом в культурной программе дня значилось посещение картинной галереи. В Квази -Эрмитаже проходила выставка трёхмерных голографических портретов местных знаменитостей и исторических деятелей. - На этом полотне изображён прородитель всего сущего, Отец Первопроцессор. - Благоговейно поведал Бидва о персонаже одной из картин. И, вознеся молитву, продолжил: - На следующем, первый Президент-Калькулятор нашей Квази-Республики. А рядом, И м п е р а т р и ц а Газонокосилка, последняя из представителей монаршего правления, свергнутого во время социалистической революции восстав-

шим механическим пролетариатом. - А вот портрет Божественной Первомашины. - Указал на одну из картин Бидва. Мистер Хопкинс к неописуемому удивлению узнал в Божественной Первомашине самый обыкновенный самовар! Последнее время на Земле вошло в моду заваривать чай древним способом - раздувать угли сапогом, наливать кипяток из самовара и засыпать заварку в заварной чайник, чтобы потом, в процессе чаепития, смачно отплёвываться от чаинок. - Бидва, - сказал он, хлопая гида по гулкому плечу, когда они спускались из зала на улицу. - Как жаль, что вы можете дышать только смогом. Ах, как я хотел бы пригласить вас на ужин, в знак признательности за незабываемую экскурсию. Но, увы, у меня на корабле атмосфера из ядовитого для вас чистого воздуха. Бидва ничуть не смутился и хвастливо заверил: - Не переживайте, мистер Хопкинс, я прекрасно чувствую себя в любых условиях. В хорошей компании даже отвратительный для меня чистый воздух покажется не хуже высокооктановых выхлопных газов! Он заговорщицки подмигнул. - Тем более если у вас найдется чем промочить горло... - У меня есть отличный кофе из галактики Капуччино. - Самодовольно хмыкнул мистер Хопкинс. Но найдётся и что покрепче... И вот, отпустив дракона-такси, они отправи-

лись на космодром по пешеходной скоростной дороге. - Хочу ответить вам любезностью на любезность. - Радушно воскликнул мистер Хопкинс, когда они зашли на борт его космической яхты. Он распахнул люк и с ликующей улыбкой выбрался из Скафандра. - Полундра! - закричал Бидва. Он выхватил из запазухи внушительных размеров дематериализатор и прицелился из мясорубкообразного ствола. Плям-мм... И мистер Хопкинс дематериализовался. Дымящиеся лакированные штиблеты на полу - вот всё что от него осталось. - Человечишки пронырливы как тараканы! возмущённо проскрежетал Бидва, обращаясь к Скафандру. - Проберутся куда возможно и невозможно, вот как сейчас. Без квазилина влезут в любое технологическое отверстие. Стоит на миг зазеваться и они разберут тебя на запчасти. Мы на Эквалайзере твёрдо решили - никаких человеков! За это предлагаю поднять тост! Бидва достал из запазухи причудливую бутылку элитного Бурбозейского антифриза и разлил по питейным мензуркам. - Поддерживаю! согласился Скафандр, поднимая свою мензурку. Бидва провозгласил тост: - За мир из нержавеющей стали! Автор: Павел Соболевский

' Наконец-то можно было лечь на приготовленный для него диванчик в кабинете главного врача этой деревенской больницы и попробовать уснуть. Стасу предложили переночевать здесь, потому что единственная одноместная палата в больнице оказалась занята лысым английским пациентом, которого вчера укусила ядовитая экзотическая живность. Обрадованные никогда нелишней суммой в долларах США, представители африканской медицины взялись за лечение расстройства желудка Стаса с энтузиазмом и порядком утомили его своей заботой. Но поставленной цели они добились: Стасу стало лучше. Под конец процедур, узнав, что он не принимал перед поездкой средства от малярии, доктор настойчиво посоветовал какую-то современную таблетку, недорого. Пришлось соглашаться и на это. Как только Стас зашел в кабинет, вслед за ним туда ворвалась ватага чёрных мальчишек лет семивосьми. Их одноклассникам в комнате по соседству медсёстры заканчивали делать вакцинацию. С криком "Джамбо", дети сначала тянули свои тонкие ручонки, чтобы поздороваться с мужчиной за руку, а поздоровавшись, тут же принялись выпрашивать у него хоть что-нибудь. Но у Стаса ничего,

+ кроме мобильного телефона не осталось, даже денег. Он отдал последние доллары за пилюлю против малярии, а самую последнюю пятидолларовую купюру он подарил молоденькой кучерявой медсестре Зизи. На самом деле, звали её по другому, но её настоящего имени Стас выговорить не мог. Поэтому он звал её Зизи, а она откликалась, поджимала свои пухлые коричневые губы и смотрела на него влажным долгим взглядом черных миндалевидных глаз, от которого ход его мыслей неизменно менял направление, даже в самом начале процедур, когда спазмы безжалостно терзали его внутренности. Дети попытались самостоятельно компенсировать отсутствие у Стаса подарков для них, но главный врач был человеком опытным и все дверцы в шкафчиках докторского кабинета оказались заперты на ключ. Тут же потеряв к Стасу всякий интерес, мальчишки рванули обратно в коридор. Как только шайка со смехом и криками удалилась из его предполагаемой опочивальни, туда ворвалась испуганная Зизи. - Извинить меня, мистер Стас. Надо извинить меня ты. - Она лепетала английские слова, опустив голову и уставившись на коричневые кисти своих рук, ярко выделяющихся на фоне её голубоватого халата.

- Я извинил тебя, а ты меня извини, тоже. Ты симпатичная, по-своему. Но, я, правда, спать хочу, я устал очень. Смотри, даже руку поднять не могу. - Он приподнял руку и тут же, безвольная, она упала вниз. - А про всё остальное я вообще молчу. На самом деле, сказанное не совсем соответствовало истине. Думать о прелестях Зизи он мог. Ведь Стасу было немного за тридцать, внешне он уже превратился из юноши в уверенного мужчину, с легким прищуром весёлых серых глаз. Но оставшееся юношеским любопытство и пряный африканский воздух будоражили воображение и возбуждали, однако не настолько сильно, чтобы забыть об опасности: о высокой вероятности того, что Зизи, как и огромное количество её земляков, является носителем ВИЧ. Ещё до поездки Стас, на всякий случай, дал себе зарок не искать отношений с местными девушками. И хотя доктор заверил его, что все работники больницы проходят регулярные обследования и являются достаточно здравомыслящими и образованными людьми, чтобы не подвергать себя такой опасности, Стас, несмотря на то, что поверить ему в это очень хотелось, всё же не смог поверить до конца. А эмпирически доказывать или, не дай Бог, опровергать правоту доктора Флет-

чера, ему совсем не хотелось. - Ты не понять. Я ошибаться, я дать два таблетки от малярия, но надо дать один. Дать два это плохо. Извинить меня, а то доктор Флетчер меня увольнять, если не извинить ты. - Зизи, ты меня отравила, что ли? Я тебя любить, а ты меня убить. Так, Зизи? - Попытался пошутить Стас, схватился обеими руками за свою недавно побритую голову и покачал ею из стороны в сторону. - Нет, Господи, нет. Я звонить доктор Флетчер, он сказать, что опасность нет, но будет, может быть это... - Что это? Диарея? От неё я точно умру сегодня, ты же знаешь, через что я прошёл. Я больше не выдержу. Ты - убийца по неосторожности Зизи. Стас продолжал поддразнивать её, видя как она поддаётся его глупому розыгрышу, и уже готова расплакаться. - Нет, нет, это как его... Это когда видеть то, чего нет. Это может быть это..., - она тыкала в его сторону зажатой в руке аннотацией к таблеткам. Он её взял и попытался прочитать при тусклом свете настольной лампы. - А! Галлюцинации! Ну, это ничего, от этого я не умру, это точно. Вот спасибо удружила. Не зря я тебе пятёрку дал. Я тебя прощаю, дорогая и доктору завтра скажу, что прощаю. Но за вторую таблетку платить не буду. Ты поняла? - Нет, не платить, нет. Спасибо мистер Стас.

Спасибо. - Она схватила его руку и заглянула Стасу в лицо, её миндалевидные черные глаза снова влажно заблестели, а коричневые в маленьких складочках губы приоткрылись. Стас отстранился, аккуратно отцепил её руку, сел на край застеленного одеялом диванчика. - Вали, вали отсюда. Не ломай кайф. Ко мне сейчас глюки придут. По крайней мере, в бумажке этой, написали, что могут. - Зизи шумно вытолкнула воздух носом, развернулась и вышла из кабинета, гордо унося рельефную свою фигуру прочь. Стас наконец-то остался один и на всякий случай повернул и вынул, торчащий из двери кабинета ключ, пытаясь предотвратить нежелательные вторжения в его импровизированную спальню. Мобильный телефон зазвонил через несколько минут, к тому времени Стас уже успел уснуть. Не соображая, где он и что происходит, Стас вскочил с диванчика, столкнув при этом зажжённую настольную лампу. Лампа упала и потухла, но в комнате темно не стало. Через раскрытое, зарешёченное окно туда проник лунный свет. Высокая полная Луна вступила в свои права внутри комнаты, все предметы были вполне различимы, даже мелкие детали предметов можно было рассмотреть. Но свет Луны преобразил атмосферу помещения, наполнил его голубоватым свечением и изменил цвет стен и пола. Стас пока не смог заметить этой перемены, он судорожно схватил телефон

и просыпался уже в процессе разговора. Звонил его приятель Роман. Он опять начал извиняться за то, что они не забрали его этим вечером и ещё раз поклялся, что заедут за ним завтра утром, предварительно рассчитавшись в гостинице, а потом они сразу же выдвинутся на побережье. Стас согласно хмыкнул в трубку, но на основании изменения Роминой дикции и, учитывая, что Рома так и не вспомнил, что уже звонил ему сегодня, час назад, примерно с тем же текстом, Стас начал сомневаться, что увидит Рому и остальных с утра. Ребята продолжали веселиться, отмечали встречу с земляком на чужбине: "отряд не заметил потери бойца". Днём ранее, когда Стас был ещё здоров, официант в гостиничном ресторане сообщил, что один русский работает на экологической станции неподалёку, регистрирует численность грызунов и что он весёлый парень. Тут же было решено ехать знакомиться. Земляк, который оказался белорусом по имени Сергей, искренне обрадовался нежданным гостям и тут же, как по мановению волшебной палочки, накрыл стол, чтобы отметить нечаянную встречу. Вот тут-то, Стас и отравился какими-то местными деликатесами, но это совершенно не помешало остальным, продолжать веселиться. Стас вздохнул, только теперь он заметил, что лампочка разбилась, он поднял её и поставил на докторский стол, на всякий случай вытащил вилку из розетки.

*** Стас вернулся на свой диванчик и попытался уснуть опять. Но сон уже улетучился. Стас сначала полежал с закрытыми глазами, конструируя в голове из самых неприятных слов фразу, которой он завтра встретит Романа. Одновременно пришло осознание того, что диван очень неудобный и уставшее, ноющее тело, никак не могло найти на нём позу, в которой ему удалось бы хоть немного расслабиться. И вдруг Стас явно ощутил, что давление неровностей дивана на его правый бок, на котором он как раз лежал, ощутимо уменьшилось, но совсем оно не пропало. Стас почувствовал странную раздвоенность: он лежал на диване и одновременно, как бы висел над ним. В то мгновение, когда он начал мысленно ощупывать свой опорный бок, давление на него увеличилось, тело начало возвращаться в своё нормальное положение. Как только Стас начал обдумывать произошедшее изменение и отвлёкся от внутреннего созерцания собственного бока, раздвоенность стала возвращаться, грозя полной потерей ощущения опоры. Какое-то время Стас напряжённо пытался водворить свой бок на бугристый диван. Прежде испуга, пришло понимание нелогичности происходящего. Стас открыл глаза и тут он действительно испугался, если верить глазам, то он парил сантиметрах в десяти над диваном. А в углах, освященной холодным лунным светом комнаты, множи-

лись тени. Они выплывали из тёмных углов и становились похожи на фигуры женщин укрытых с головы до ног темно-синими покрывалами, если не считать того, что они парили в воздухе, и сквозь них было видно мебель. В тишине ночи послышался едва ощутимый шепот десятков голосов, иногда прерываемый всхлипываниями и стонами. Тени начали двигаться быстрее, звук шёпота усилился и стал походить на речитатив древнего заклятья, произносимого хором. Движение теней сначала напоминало броуновское, они метались по комнате, но потом, стало понятно, что они искали чего-то или кого-то. Они заглядывали под мебель и за шкафы. И как только Стас подумал, что возможно, они ищут именно его, всякое движение в комнате замерло, призраки остановились, а затем медленно приблизились к дивану и обступили его со всех сторон. Хор шепчущих голосов запнулся и тут же возобновился, но вместо речитатива в ушах Стаса зазвучало: - Шштиииффф ... сштиффв ... сстифф... И тут Стас вспомнил признание Зизи и понял, что это они - глюки. Не обманула бумажка. Стас немного успокоился, животный страх отпустил, но суеверный трепет остался. Стас был скорее удивлён, чем испуган и удивлялся он не этому театру африканских теней, которые к тому времени уже начали медленное движение против часовой стрелки вокруг его дивана, а тому, каким образом он сам ощущал проис-

ходящее в этой комнате. Его восприятие было ясным и трезвым, и вся эта чертовщина была неотличима от реальности. Стас по натуре был экспериментатором и любителем повеселиться, сочетание этих двух черт его характера обусловило наличие у него некоторого опыта в употреблении разного рода глюциногенных препаратов. Однако то, что он испытывал сейчас, абсолютно не походило на его предыдущий опыт тем, что никакого отличия от своего повседневного состояния Стас не улавливал. Голова чистая, мысли не путаются, зрение отчетливое, а вокруг призрачная чертовщина. - Ничего себе таблеточки, - подумал Стас, располагаясь поудобней в зрительном зале. - Надо бы бумажку с названием не потерять. Скорость вращения черных фигур постепенно увеличивалась, отдельные звуки слились в непрерывный шёпот, лунный свет пронзал фигуры насквозь, голубые искры вспыхивали под капюшонами накидок, постепенно вспышки растеклись по окружности и превратились в подобие сверкающего сталью обруча. Стасу казалось, что он чувствует поток рассекаемого обручем окружающего его воздуха, но и волосы и ткань расстёгнутой рубашки были неподвижны. Вдруг хоровод теней резко остановился. Раз, и всё замерло, остался только шёпот, постепенно делающийся всё громче и громче, и вдруг высокий пронизывающий голос выкрикнул его имя: - Стаасс!

Мужчина вздрогнул, направление, откуда раздался крик, было неопределимо, он звучал одновременно отовсюду. Краем глаза Стас заметил движение, с головы одной из фигур упала накидка, высвободив светлые пряди волос. - Мама, - прошептал Стас. *** Стасу тогда было десять лет, декабрьским вечером он с нетерпением ждал родителей, стоя у окна в квартире своей бабушки. До Нового года оставалось пара дней, и Стас уже вовсю чувствовал его приближение, настроение было приподнятое и немного взбудораженное. Дело было не в подарках и не в «Новогодних ёлках», парочку из которых он уже успел посетить. В организации, где работали родители Стаса, профсоюз не зря ел свой хлеб. Кроме Ёлок и путёвок в санатории, стараниями профсоюза, у организации был свой пионерский лагерь. Зимой его предоставляли на выходные сотрудникам, желающим покататься на лыжах в соседнем лесу или просто провести пару дней на природе, отдохнуть от города. Праздновать приближающийся Новый год родители собирались именно там. Семья была хорошая, дружная, но так сложилось, что Стас был единственным в ней ребёнком, зато в семье, кроме родителей, были две бабушки и два дедушки, а ещё бездетная папина сестра с мужем программистом. Родители были людьми очень занятыми,

много работали, отец почти всегда находился в дальних командировках, и ребенок, в конце концов, привык обходиться без него. Но по маме Стас очень скучал. Она не ездила в командировки, однако приходила домой так поздно, что зачастую бабушка укладывала его спать раньше, чем она возвращалась с работы. Но этот Новый год и несколько дней после него Стас с родителями должны были провести вместе в зимнем пионерском лагере на краю заснеженного леса. Этот предстоящий праздник будоражил ребёнка и будил в нём радостные предчувствия, Стаса даже немного лихорадило в предвкушении этого события. Родители вот-вот подъедут на недавно купленном, зелёном автомобиле «Нива», переночуют у бабушки, а утром, позавтракав вкусными бабушкиными оладьями, они выдвинутся в сторону пионерлагеря, по дороге они будут петь песни и рассказывать друг другу смешные истории. А может быть, родители привезут ему щенка? Он очень мечтал о нем и мама с папой знали это. Так почему бы им не подарить пушистого вислоухого песика ему на этот Новый Год? Но ни в этот Новый год, ни в последующие года собаку Стасу так никто и не подарил, да он и не хотел её больше. Начиная с утра завтрашнего дня, он много лет подряд просто хотел, чтобы мама не садилась в зелёную Ниву, чтобы отец не покупал эту машину, чтобы отец потерял от неё ключи, чтобы отец выбрал другую до-

рогу, чтобы отец уклонился от того «Москвича», чтобы отец опять был в командировке, чтобы отец... Но отец выжил, а мамы у Стаса больше не было. *** - Мистер Стас, мистер Стас, просыпаться, просыпаться, уже полдень, Зизи трясла Стаса за плечо, он чувствовал это, он понимал, что надо открыть глаза, но никак не мог этого сделать. Глаза не открывались, не желали открываться и он ничего не мог с этим поделать до тех пор, пока Зизи не догадалась сунуть ему под нос ватку, смоченную нашатырём. - Твою мать, гадость какая, - проворчал, распахнувший наконец-то глаза Стас, на самом деле он был рад, что ему всё-таки удалось открыть ставшие вдруг чужими глаза. Он был рад, что действие странной таблетки наконец-то закончилось, загадочные тени ушли и больше не вернуться. - Зизи, ты как сюда вошла, я же дверь запер? - Доктор Флетчер оставить все ключи на рецепшен. Я ждать, ждать, а потом посмотреть, вдруг что...? - А доктор? А почему тихо так, дети не орут? - Доктор не прийти он заболеть, а больше нет, никого нет. Английский мужчина забрать друзья, а дети сегодня нет. Никого нет. - А с доктором-то что случилось? Довели доктора своего, единственного? - погрозил пальцем Стас. - Нет, не доводить, он грустить и пить алко-

голь, много. Пять или меньше дней, а потом кончать грустить и не пить, пока снова не начать грустить, вздохнула Зизи, протянула Стасу полотенце и пакетик с логотипом какой-то гостиницы, оказавшийся одноразовым набор с зубной щеткой. - Слушай, Зизи, а мои не приезжали ещё? - И не приехать до вечера, - улыбнулась загадочно девушка. На вопросительный взгляд Стаса, ответила: - Я это точно знать. Сейчас нести завтрак. - Хороший кофе сварила, Зизи, крепкий, спасибо, - поблагодарил девушку Стас, пока он завтракал, девушка сидела на подоконнике, смотрела на него долгим взглядом и светилась улыбкой Моны Лизы. Вдруг она встала, подошла к двери и закрыла её на ключ. - Женщина, ты что делаешь? - задал совершенно излишний вопрос Стас. Зизи повернулась к нему, сделала пару шагов, остановилась, начала расстёгивать свой халат, улыбка сошла с её лица. Её глаза сделались глазами молодой кошки, высматривающей за окном пару слишком близко подлетевших птиц. Её коричневые, полные, губы приоткрылись, она облизнула их кончиком языка. Под халатом, кроме молодого, словно только что сотворённого из влажной божественной глины тела, ничего не было. Тело это имело превосходные пропорции, тонкую талию, бёдра, возможно, были тяжеловаты, но Стасу это даже нравилось. А грудь... , она была

высокая, не привычной, немного вытянутой формы, со смотрящими вверх маленькими коричневыми конусами сосков. Стас вспомнил, что читал однажды в какомто описании "вопреки силе тяжести", это выражение подходило, вопреки этой силе, не маленькая грудь девушки вздымалась наверх. От её взволнованного дыхания, грудь ходила ходуном. - Зизи, не надо, я... же, говорил, - попытался воспротивиться Стас, но что он говорил, зачем он что-то говорил и кому, сейчас это не имело никакого значения. Он остро почувствовал, что слова вообще никакого значения уже не имеют, и осторожность тоже уже никакого значения не имеет, ничего, кроме коричневого, молодого тела с пряным запахом самой Африки, значения уже не имело. Девушка приблизилась к дивану, на котором всё ещё сидел Стас, и опустилась на колени. Он так и остался там сидеть, мощными толчками билась кровь в венах, наполняя всю его сущность, биение чувствовалось даже в артериях на шее, бешено стучало в висках, кровь бросилась в голову, затуманила взгляд. Но шевелиться Стасу не хотелось, ему было невыносимо шевелиться, может быть, дело было в этих вчерашних таблетках, а может быть в том, что шевелиться и не надо было. Девушка сама всё делала, так как нужно и тогда, когда нужно. Она словно считывала его желания и точно знала, чего он хочет в этот самый момент от неё. Стоя

на коленях, она аккуратно, но проворно расстегнула его джинсы и стянула их вместе с нижним бельем. Её нежные бежевые ладошки прошлись от его бёдер и до груди, останавливая его дыхание на середине своего маршрута, и заставляя его терять связь с реальностью от желания овладеть ею прямо сейчас. Прерывисто ловя воздух ртом, он жаждал, чтобы на месте, уже ставших влажными ладошек девушки, оказались её гладкие бёдра ... Стас застонал, произнёс что-то бессвязное, и сам почти не заметил, как её гибкое сильное тело скользнуло наверх. Конус её правого соска прочертил прохладную прямую от его пупка до ключицы, в следующее, отдавшееся в их горячих телах сладкой дрожью, мгновение, Стас пробил барьер, данного самому себе зарока… *** Пару лет назад Стас бросил курить, но теперь затянуться сигареткой захотелось нестерпимо. Волшебница Зизи, выполнила очередное желание мужчины и раздобыла для него сигарету. Они сидели рядышком на лавочке перед входом в маленькую больницу. Стас жадно втянул сигаретный дым, он напомнил ему, как мальчишками они с друзьями пытались курили кубинские сигареты «Партагаз», спрятавшись среди железных гаражей, недалеко от дома. От жёсткого дыма Стас почти закашлялся, как в детстве, но сейчас сумел сдержаться. - Ты что-то положила в кофе, а Зизи? - предположил Стас. - Это растения для

мужской силы. Это хорошо, - беззаботно улыбаясь, ответила Зизи. Вид у неё был очень довольный. - Зачем тебе это понадобилось, женщина? Стас думал, что стоило бы разозлиться, но чувствовал только апатию, злость тоже затаилась где-то в уголке сознания, но она была направлена против Романа. - Нужен ребёнок от белый мужчина. - Зачем? - удивился Стас. - Один важный человек говорит. Моей семье нужен ребёнок. - Муж попросил? пошутил Стас. - Муж? - засмеялась Зизи, - Я нет муж, человек говорит с Великие Духи, они сказать, я сделать. - Зизи, это чушь. Какое Духам дело до этого? А почему ты доктора своего не соблазнила, меня ждала? - Ты не понять. Великие Духи здесь главный. Они сказать, нужен ребёнок от мужчина без другой ребёнок. Доктор Флетчер иметь ребёнок. Только он умереть и доктор грустить и пить. - А может быть, у меня тоже есть другой ребёнок, или много других детей, дома? - уточнил Стас. - Неет, у тебя нет ребёнок дома. Я знать. А теперь есть, - Зизи погладила свой живот и блаженно улыбнулась, - Не надо бояться. Ребёнок счастливый быть. - Ага, - Стас обвел взглядом открывающийся с лавочки убогий вид, несколько покосившихся сараев, пара чахлых деревьев и куча какого-то мусора. Возможно, для местных это

были ещё полезные вещи, сложно было сказать с уверенностью. Всё это стояло на красновато - оранжевом песке, кое-где желтели островки высохшей травы. - Бред, какой-то. Рома... сволочь, - пробурчал себе под нос Стас, а вслух спросил: - А от чего ребёнок доктора умер, и где, здесь в Африке? - Нет, он умереть в Европа. Доктор вести машина и быть авария и ребёнок умереть. Доктор винить себя, бросать жена, приезжать сюда и пить. Жена приезжать его забирать, жена не сердиться на доктор, он её прогонять, она уезжать и он снова пить. Теперь пить меньше, гораздо меньше, Духи ему помогать. Стас затянулся, ставшим уже приятным густым дымом сигареты Зизи и закрыл глаза, вот бы и ему, Стасу, помогли бы эти Великие Духи. *** Стас укладывал вещи в любимый походный рюкзак, вылет был с самого утра, когда зазвонил его домашний телефон. Звонила его тетка, сестра отца: - Стасик, солнышко, папе операцию назначили, через неделю. Ты бы приехал, - попросила она. - Тёть Галь, я не знал, я... попробую, - соврал Стас, на самом деле, он уже знал про операцию, Стас сам оплатил её, и он твёрдо решил, что не поедет в больницу. Не потому, что нельзя было отложить свой африканский отпуск и не потому, что операция была не очень сложной, если бы не кое-какие сопутствующие заболевания отца, то

можно было бы сказать, что регулярная была операция. На самом деле с самого дня аварии, уже больше двадцати лет, Стас всячески пытался не общаться со своим отцом. В детстве он винил отца в смерти матери. Когда отец появлялся в квартире бабушки, где жил маленький Стас, ребёнок прятался под свою кровать и плакал. Потом начал запираться в ванной комнате, даже засов там соорудил, после того, как бабушка сняла старый шпингалет, уже не плакал, молчал. Стас, конечно, понимал, что запираться нужды не было, отец не был навязчивым и не пытался применить силу, он отлично понимал всю бессмысленность этого. С помощью силы доверия ребёнка было не возвратить, но и никаким другим способом тоже не получалось наладить отношения отца и сына. Подрастая, Стас научился понимать, что вины отца в том, что произошло, в канун того Нового года не было. Он научился этому, как учится попугай говорить какое-нибудь слово, птица произносила слово, но конечно не осознавала его значения. Так было и со Стасом, он говорил себе, что простил, что и прощать то нечего, что виноват не отец, но говоря, он, как будто, не осознавал, что это действительно означает простить и не винить. Видеть отца, ему попрежнему было сложно, и он всячески избегал встреч с ним, за всю свою взрослую жизнь и десяти слов ему не сказал. Это тяготило и самого Стаса, он хотел бы переступить через своё же

неприятие отца, но не мог себя заставить сделать этот шаг. Чтобы как-то искупить свое молчание, Стас помогал отцу материально, через бабушку и тётку он предлагал ему деньги то на ремонт машины, то на лечение. Отец не отказывался, брал, если была нужда, и всегда благодарил, передавая через родственниц записки. - Сынок, ну ты уж приходи, пожалуйста. Захандрил он что-то совсем. Сердце, все-таки, - вздохнула тётка. - Не волнуйся, теть Галь, - всё хорошо будет, успокоил её Стас. *** Стас сидел один на лавочке, прислонившись спиной и затылком к тёплой стене больницы, сияющая Зизи куда-то упорхнула. Стас вспоминал доктора Флетчера, вчера он показался ему вполне жизнерадостным, подтянутым и довольным жизнью мужчиной средних лет. А оказывается, этот человек скрывал под аккуратной своей внешностью такую контуженую душу. Он, Стас, отлично знал, как это может быть больно, как непереносимо бывает жить с такой утратой, особенно, если ты мог как-то изменить это. Может быть, и не мог в момент трагедии, но раньше-то мог, мог задержаться, поехать позже или, наоборот, раньше, или совсем не приезжать. Мог остановиться тут или не останавливаться там, мог, как то почувствовать, как то понять и не оказаться в это время в этом треклятом месте.

Стас видел страдания отца, Стас мог понять страдания доктора Флетчера, он отметил про себя, что доктор запил, а отец - нет. Отец сумел сам справился с утратой их обоих и погибшей жены и замкнувшегося в себе сына, выходит, отец был сильнее. Только вот сердце, оно не справлялось, ему надо было помочь, операция должна быть через два дня. Господи, и как там всё будет? Стас не в силах продолжать думать об этом, тупо уставился на парочку тощих воробьёв, растрёпанные они елозили в оранжевом песке, рядом с крылечком больницы, вдруг откуда-то сверху с пронзительным чириканьем, спикировал ещё один, и вся троица упорхнула со двора. Стас поднял глаза и вдруг увидел перед собой двоих странно одетых, даже по местным меркам, мужчин. Один из них был старик в каком-то рубище из мешка, поверх рубища была накинута шкура животного. В руке старик держал кривой, отполированный посох, на загнутом верхнем конце посоха висел кусок выцветшей красной ткани, ожерелье из нанизанных на верёвку маленьких косточек и высушенная тыква на цепочке из разноцветных бусин. Второй мужчина был молод и одет в накинутую на одно плечо не очень чистую простыню, шкура у него тоже была, она его подпоясывала. Эти люди стояли очень близко, но Стаса, сидящего на лавочке, они похоже не замечали. - Почему же, отец, Великие духи не повелевают жизнями белых, также

как они повелевают нашими? - спросил молодой собеседник. - Жизнями белых повелевают боги белых и их демоны. А главный их демон - гордыня. - Но почему Великие Духи не низвергли богов белых людей, почему не явили белым свою истинную силу? - Карриоки, почему вода мокрая, а огонь обжигает? Не молчи, ответь мне, - строго спросил старец. - Я не знаю ответа, отец. - Ты его знаешь, и он очень прост: потому что Великие Духи создали их такими, - сердито объяснил старик. - Ну, это понятно, а почему они создали их такими? Вот этого ответа я не знаю. - Карри, ты расстраиваешь меня, я ничему не смог научить тебя, вздохнул старик. - Отец не говори так, я ... - На этот вопрос смогут ответить только сами Великие Духи. Но они не станут отвечать ни мне, ни тебе. Никому из нас, ни на один вопрос они не ответят никогда. Они не учителя нам, они наши хозяева. Они приказывают, мы выполняем, мы не выполняем, они наказывают. Только так. - Так почему же они не могут приказать белым? - Белые не слышат их, и Великие Духи знают это. - Но почему Великие Духи не наказывают белых? - Великие Духи не наказывают без вины. До тех пор пока белые не слы-

шат их приказов, они невиновны в их невыполнении. Разве можно наказывать собаку за то, что она не умеет летать? - Да, это глупо, но это другое. - Карри, ты разве не видишь разницы между наказанием за провинность и беспричинной расправой? - Не знаю, не уверен, что знаю. - Почему наказывают за провинность, ты понимаешь? - Это просто, - кивнул парень. - Суть беспричинной расправы - гордыня. Собака упустила птицу, потому, что не взлетела вслед за ней, а ты остался голодным. Но ты не можешь смириться и пойти искать другую еду. Ты считаешь себя особенным, выше прочих, ты не должен голодать тогда, когда планировал быть сытым. Но вдруг ты оказался также голоден, как последний нищий. Ты унижен. Кто-то должен ответить за это, ты идёшь и наказываешь собаку. Хотя взлететь за птицей она не способна,

она не заслужила наказания. Зачем ты наказываешь её? Ты приносишь жертву своему демону - гордыне... Стас ещё только начал размышлять, как могло случиться так, что эти люди говорят на понятном ему языке, вдруг он почувствовал резкий запах нашатыря, которым Зизи смочила свою очередную ватку. - Гадость какая! Опять, Зизи, в чём дело? - Проснуться, проснуться, - трясла его девушка, - Слава богу! Проснуться. Мистер Стас нельзя спать сейчас. Это плохо. - Что случилось, ты почему так орёшь, Зизи. Я не спал. Что плохо? Здесь были люди, где они? - спросил девушку удивлённый Стас. - Ты спать, а спать нельзя. Это время для Духов. Не люди ты тут видеть. Ты видеть Духи. Надо много пить вода, - уверенно сообщила девушка и убежала за водой. *** Утром следующего дня Стас заходил в салон

самолёта, когда ему позвонил Роман: - Слушай, чувак, ты где вообще? Мы приехали в этот клоповник, а тут никто ничего не знает. И доктора этого хрен найдёшь. - Ром, а ты не опоздал на пару дней? В "клоповник" приехать? - Да ладно, чувак, нас тут так вштырило не по -детски, так нарядно вышло ... потом расскажу. Говори, куда ехать? - Не надо ехать, я домой возвращаюсь в самолёте сейчас. Операция у отца завтра, я, вроде, успеваю. - Ты чо, чувак, - начал Роман. - Ром, почему всегда "чувак", ты имя моё забыл? - прервал его Стас. - Да так, как то получается просто. Ты же не хотел отца видеть, почему передумал? - спросил Роман. - Потому что "собаки не летают"… чувак. Автор: Анна Щукина

, Запах полыни…этот терпкий, ни с чем несравнимый запах! Каждый раз, когда Николай его вдыхал, будь то в лесу или на берегу реки, или же в степях Хакасии, где у него было много друзей, в сознании всплывало одно воспоминание из далёкого детства. … На лето, родители увезли его в деревню, к ба-

бушке. Баба Фима, как её звали, очень обрадовалась приезду внука, ещё бы, ведь она жила одна, муж с войны не вернулся, и о нём ничего не было известно, то ли убит, то ли пропал без вести. Детей баба Фима вырастила одна, без мужа, а было их у неё аж пятеро, и все девки! Колька оказался

первым внуком, и все мамины сёстры его очень любили, всячески баловали, учили песням, стихам и частушкам. Ему было уже пять лет, когда привезли в деревню. Приглядывать за ним особо-то и не нужно было и он, болтаясь по деревне целый день, перезнакомился чуть ли не со всеми соседями.

Бабушку в селе все знали и уважали и, узнав, чей Колька внук, старались напичкать разными сладостями и вкусностями. Так незаметно пролетело лето. Колька загорел, вытянулся и заметно поправился на деревенских харчах. Вскоре за ним приехал отец. Была уже осень, всё кругом пожелтело, листья вовсю сыпались с деревьев, покрывая землю пышным шуршащим ковром. Колька бродил по ним как по воде, загребая ногами, прислушиваясь к их шелесту и выбирая особо красивые. Уезжать из деревни не хотелось, но отец сказал, что мама по нему очень соскучилась и Колька со слезами согласился. Ехать собрались на следующий день, но как назло машина, единственная в селе, на которой рассчитывали добраться до города, сломалась, а отцу нужно было через день вернуться на работу. Посовещавшись с бабушкой, отец решил идти пешком: - За сутки глядишь, доберусь, а может быть и раньше! - Смотри мне, внука не застуди – напутствовала его бабушка – возьми одежонки кой-какой старенькой, вон, хоть фуфайку, а то спать захочет – укроешь! Отец приладил небольшой мешочек с продуктами, на дорогу, что-то наподобие вещмешка, привязав к нему старые бабушкины чулки вместо лямок, водрузил его на плечи, куда усадил и Кольку. Попрощались с бабушкой, она их перекрестила с напутствием: «храни вас Бог» и они двинулись пешим ходом домой. Порой отец уставал,

тогда ссадив Кольку с шеи, командовал: - Ну, мужик, пройдись-ка пешком маленько, разомни ноги, а то так и ходить разучишься! Колька, разминая затёкшие ноги, сначала не спеша шёл рядом с отцом, потом начинал убегать то влево, то вправо, гоняясь за шустрыми сусликами, вылезшими погреться на нежарком осеннем солнышке. Иногда путешественники садились отдохнуть и перекусить. Отец подстилал одну половину телогрейки Кольке, а на второй раскладывал нехитрую снедь: - Давай-ка покушаем сынок, а то до мамки ещё далеко чапать! Подкрепившись, они снова трогались в путь, отец садил Кольку на шею и командовал: - Давай, песни хоть пой, что ли, а то мне скучно идти, усну ещё чего доброго на ходу. И Колька рад был стараться, горланил песни, какие знал, (а он их знал много – тётки научили) на всю степь, которой как ему тогда казалось, не будет конца и края! День клонился к вечеру, Солнышко уже щупало ногами горизонт, когда отец, опустив Кольку на землю, скомандовал: - Рви сухую полынь, делай себе постель, здесь ночевать будем, тебе надо хорошо выспаться, а поутру снова в путь, идти ещё много! Колька с радостью кинулся исполнять «приказ», рвал и носил в кучу терпко пахнущие кусты полыни. Отец развёл небольшой костерок из сухой

травы, поджарил на огне сала, что дала в дорогу бабушка. Колька в первый раз тогда попробовал жареное на костре, пахнущее дымком сало. Ему казалось, что ничего лучше он до этого не ел, таким вкусным оно ему показалось! Постепенно стемнело. Отец устроил Кольке мягкую травяную постель из собранной полыни и, накрыв телогрейкой, скомандовал: - А теперь спи. Но не суждено было им в эту ночь поспать. Едва Колька закрыл глаза, как послышался какой-то странный звук, напоминающий вой собаки. - Что это? – Подняв голову, поинтересовался он у отца, который, как Кольке показалось, с тревогой смотрел в сторону раздававшихся звуков. - Ты спи, спи, давай – успокоил его отец. – Это собака, наверное, заблудилась. Но вой не прекращался, а наоборот, разрастался всё с большей силой. В него вплетались всё новые интонации, добавлялись новые голоса. И во всём этом разноголосье, слышалась такая душераздирающая тоска, что у Кольки мурашки побежали по коже. Звук то приближался, то затихал, постоянно меняясь и вибрируя, то переходил на низкие частоты, то поднимаясь почти до визга. Сон у Кольки пропал. - Давай ка сынок, собирайся, и потопаем дальше – взволнованно произнёс отец, собирая нехитрые пожитки. И они снова пусти-

лись в путь. - Пап, а как ты знаешь куда идти, темно ведь? – Поинтересовался Колька. - Знаю сынок, знаю – я уже ходил этой степью не один раз, так что не бойся, дойдём мы скоро до мамки! – Успокоил его отец. В полной темноте прошли они довольно большое расстояние. Воющие звуки, постепенно затихая, остались где-то вдалеке, и отец решил сделать привал, немного отдохнуть. Он опять развёл костерок, положил Кольку к себе на колени, прикрыл телогрейкой, скомандовал: - Спи! И Колька закрыл глаза, которые уже и без того слипались. Сколько времени проспал, он не помнил, но проснулся опять от этого проклятущего воя, уже довольно сильного и близкого. Отец завернул Кольку в телогрейку и наказал: - Не вставай, что бы ни случилось! – А сам начал бегать и собирать сухую полынь и поддерживать костёр. Он подкидывал в него небольшие порции

травы и, едва они начинали прогорать, кидал новую порцию. Потом бежал собирать ещё. А вой, казалось, уже набрал самую силу, и непонятно было, откуда идут эти звуки, казалось, что всё пространство взбесилось вокруг их костерка в яростных воплях и завываниях! Постепенно полынь поблизости кончилась. Отец посадил Кольку на колени и начал кидать в костёр его подстилку. Потом кончилось и это, и он начал жечь телогрейку, отрывая от неё небольшие куски. Колька чувствовал, как тряслись его руки, но не мог осознать тогда, что отец боялся за него! Это он понял уже, потом, будучи взрослым, когда у самого появились дети. Начинало светлеть небо. Отец дожигал остатки телогрейки, когда вой начал постепенно стихать, удаляться, а потом и вовсе стих. - Ну, сынок, кажется, ночь мы с тобой пережили, а теперь давай кушать и в путь. Домой они добра-

лись уже ближе к вечеру. Мать встретила их в слезах: - Машина пришла из деревни, они быстро отремонтировались, думали, что вы идёте по дороге, хотели догнать и привезти, но не нашли. Сказали, что вы скорей всего по степи пошли. Боялись они за вас, ведь после войны, в степи развелось много волков. Я вся испереживалась, думала, если к вечеру не придёте, то завтра пойду искать. И только тут Колька понял, чего боялся отец и почему у него дрожали руки: ведь это были волки! С тех пор прошло много лет, но каждый раз, когда Николай улавливает этот терпкий запах полыни, на него как ветром навеваются воспоминания из далёкого детства. И про это их путешествие с отцом, ему часто приходится вспоминать, но не столько из-за волков и их проклятого душераздирающего воя, сколько из-за запаха полыни. Запаха, который всегда будит в нём такое далёкое прошлое!

Весна, всё кругом зеленело и благоухало. От запаха черёмухи голова шла кругом. Птицы надрывались, стараясь перепеть, друг друга. Федька сидел у раскрытого окна, вдыхая ароматы, доносившиеся ветром с горы напротив, которая сплошь заросла белыми сугробами черёмухи.

Послышалось тарахтенье мотоцикла – это друг, Серёга прикатил на своём «Урале»: - Ну чего ты дома сидишь, наказан, что ли? Выходи на лавочку, поговорим, дело есть. Федька надёрнул галоши на босу ногу и вышел на улицу:

- Говори, что за дело – подсел он на скамейку к нетерпеливо ёрзающему Серёге. - У тебя вроде как, кум на пасеке работает гдето в стороне посёлка Тёя? – начал он издалека. - Ну, есть такое дело – заинтересовался Федька – ты давай не виляй, выкла-

Автор: Юрий Проскоков

дывай что задумал, мёду захотел, что ли? Так за мёдом ещё рано, качать будут не раньше июля. - Да нет, нафиг мне твой мёд, ещё слипнется одно место. Я тебе хочу предложить поехать до Тёи. Посмотрим дорогу, поохотимся, говорят, в тех местах всякой живности много водится. А осенью можно ореховать уехать в ту сторону, там ведь сплошные кедрачи, говорят. - А, поехали! – Согласился Федька – один хрен делать нечего, хоть развеемся, тайгой подышим. Собрались они быстро и уже на следующий день рассекали на видавшем виды Серёгином «Урале», в сторону посёлка Ортон. Два перевала – Кизесский и Ортонский, одолели без происшествий, а вот на мосту через небольшую речушку Манас, их ждал неприятный сюрприз. Прямо возле моста стоял БТР, возле него, человек десять вооружённых солдат и пьяный офицер. - Куда едем, чего везём? – задал он вопрос путешественникам. Они объяснили ему, что едут на пасеку к родственникам. - Мы должны досмотреть ваши вещи на наличие наркотиков, боеприпасов, алкоголя – этого провозить сюда нельзя – зона строгого режима. Офицер перерыл все вещи в коляске мотоцикла, нашёл две литровые бутылки спирта и, обшарив Серёгины карманы, изъял несколько патронов для ружья. - А это-то зачем? –

задал он законный вопрос, на который получил не менее законный ответ: - Медведь на пасеку повадился, попросили патронов привезти, вот и везём! - В общем, так, оставляем вам одну бутылку спирта, понимаем, дорога дальняя, всё может случиться, а вторую и боеприпасы – аннулируем. Он подозвал солдата: - Отнеси бутылку метров на полста и поставь посреди дороги. Солдат быстро исполнил приказ и, офицер, выпустив из автомата очередь, расстрелял драгоценную жидкость. Патроны он забросил в БТР и скомандовал Серёге: - Заводись и чешите своей дорогой, пока я добрый, а то передумаю. Друзья проглотили слюну, помянув этим самым расстрелянную бутылку и, покатили дальше, про себя проклиная этого солдафона. До пасеки добрались ещё засветло. Кума на месте не оказалось – уехал за продуктами, но на пасеке дежурил сторож, пожилой шорец. Невдалеке топилась банька, из трубы струился еле видимый дымок, наполняя округу запахом смоляных кедровых дров. - Хорошо-то как!потянулся Серёга, разминая затёкшее тело, похрустывая косточками. - Красота! – в тон ему мечтательно протянул Федька – ещё бы кум пораньше приехал, вообще бы здорово было! - Мишка сённи посна

пудет приехать – мотоцикла продукта из Балыкса привезёт – сообщил им шорец. Пока натапливалась банька, Федька с Серёгой обошли пасеку, сходили на берег небольшой речушки и, усевшись на берегу, наслаждались чистейшим таёжным воздухом, наполненным ароматом цветущей черёмухи и весенних цветов, которые как ковром покрывали все окрестности. Федька покрутил головой, поскрёб в затылке: - Хорошо-то хорошо, только что мы здесь делать будем, клещей кормить? Вон, я уже двух раздавил, а сколько ещё моей кровушки попить желают? - Ночью на зайцев поедем охотиться – предложил Серёга – говорят их здесь тьма, тут же никто не тревожит, вот они и расплодились. - Ага, и каждый ждёт тебя, когда ты ему на хвост соли насыплешь, а потом уже солёного подстрелишь – скептически отнёсся к Серёгиному предложению Федька. - Ночь покажет – коротко отмахнулся Серёга – вон, смотри, кажется, кум твой приехал. И действительно, к домику подкатил мотоцикл с доверху наполненной каким-то барахлом коляской. С него соскочили Федькин кум Мишка и его сын Витёк: - Давно ждёте? - И тут же – собирайтесь, в баню пойдём, а потом приезд отметим. После хорошей бани и обильного возлияния, друзей потянуло на сон – сказывалась усталость от тяжёлой дороги. Они попа-

дали прямо в одежде на гостевые нары и моментально уснули. Весь следующий день помогали Мишке по хозяйству. Работы на пасеке всегда немеряно, каждые рабочие руки были как нельзя кстати. Вечером была опять банька, но уже без спиртного. Потом Мишка вытащил откуда-то ружьё: - Ночью на зайцев собрались? Вот вам «карамультук» - зайца со ста метров срезает! Ночь выдалась тёмная, безлунная, полная ароматов от всего цветущего. Вовсю надрывались соловьи. Они, кажется, и не собирались спать, выводя замысловатые рулады. Воздух ночи, наполненный медовым ароматом, был таким густым, что его хотелось пить как сладкую медовую брагу! - Что-то мне не хочется зайцев убивать, ведь они тоже сейчас весне радуются – пробормотал Федька. - Нет уж, давай собирайся, что, мы зря сюда ехали? Садись за руль, если стрелять не хочешь. Я тебе покажу, как это надо делать, зайчатина на завтрак нам обеспечена! – Пообещал Серёга. - Ну-ну, снайпер – и р о н и чн о ус м е х н ул с я Федька – ты сначала увидь зайца, да догони и попробуй попасть в него, когда он вихляет по дороге из стороны в сторону. - Попаду, не боись, заводи давай да поехали! Федька завёл мотоцикл, и они покатили по ночной просёлочной дороге. Ехать пришлось недолго, вскоре был замечен первый косой, который, погля-

дев на них светящимися глазами, как бы нехотя начал улепётывать. - Держи ровней, стреляю – потребовал Серёга, и почти сразу раздался выстрел. Заяц подпрыгнул, и как ни в чём не бывало, продолжал бежать дальше. - Мазила! – резюмировал Федька – а говорил «снайпер»! - Мотоцикл дёрнулся – оправдывался Серёга – догоняй, ещё раз попробую! В зайца стреляли раз пять. Наконец, косому надоели видимо эти гонки и выстрелы, он как бы нехотя, свернул в кусты и пропал. Федька остановился и заржал: - Ты видел, он тебе средний палец показал, и ещё задницу из кустов на прощанье! - Да пошёл ты! – Обиделся Серёга – на вот, сам попробуй, попади – и ружьё перекочевало в Федькины руки. - Садись в коляску, посмотрим, каков ты стрелок – съехидничал Серёга. И они погнали дальше, в поисках очередной жертвы. Не стоит, наверное, описывать остальную охоту, но всё повторилось точь в точь, как и с первым стрелком. Расстреляв десятка два патронов, горе- охотники вернулись на пасеку и завалились спать. Утром они проснулись от приятного запаха, витавшего по избе: готовилось что-то вкусное. - Вставайте, охотнички – затормошил их Мишка – супчик из рябчиков готов, хлебать будем. - А откуда рябчики то? – Поинтересовался Се-

рёга. - Да, Арсений сходил, петли проверил – пяток штук принёс, вот я их и сготовил. Друзья быстро соскочили с топчана, на котором спали и галопом помчались к ручью умываться. Когда спустились к ручью, Федька толкнул Серёгу: - Смотри-ка, это, наверное, твой вчерашний, пришёл посмотреть на гореохотника и посмеяться. И правда, на противоположном берегу на задних лапах сидел заяц, вовсе не собираясь убегать а, наоборот, с любопытством разглядывал незадачливых охотников, и тем показалось, что он ехидно улыбается. - Ах ты, гад! – возмутился Серёга, схватил камень и швырнул в косого. Тот отскочил немного в сторонку и опять сел на задние лапы. Федька заржал: - Да он издевается над нами! Наверное, думает, что уж если из ружья не попали, то камнем то, и вовсе промажете. Заяц тем временем принял своё привычное положение тела и стал спокойно пощипывать травку, как бы игнорируя людей. Друзья умылись и, оглядываясь на наглую животину, пошли завтракать. Поев ароматного супчика, вышли на свежий воздух. И тут Федьку осенило: - Мишка, дай-ка, ружьё вчерашнее! - Зачем оно тебе, вчера не настрелялись? Вон оно, в углу стоит, только патронов к нему уже нет, вчера все спалили. - Патроны не нужны

– пробормотал Федька, разглядывая злополучное орудие неубийства – ага, так я и знал, ствол-то, смотри какой гнутый! – сделал он заключение. И тут пришла очередь смеяться, Мишке: - Да, я вам специаль-

но это ружьё подсунул, чтобы вы ни одного зайца не убили: весна же ведь! Пусть живут и радуются жизни, что, у нас пожрать нечего? Друзья переглянулись между собой и дружно расхохотались: - Да, мы и сами уже

рады, что не убили никого, пусть живут на здоровье! Но только до осени – ведь мы же снайперы!

Тем временем, парнишка уже тащил двадцатилитровую канистру с водой. Он весь согнулся от непомерной тяжести, напрягая тонкие красные ручонки. Канистра цеплялась днищем за землю, тормозила, но маленький работяга всётаки доволок её и, отдышавшись, начал мыть машину. Шурка посмотрел на друга, полез в багажник и достал ещё две тряпки: - Ты не против, если мы тебе поможем – тронул он пацана за рукав. - Я лучше сам, а то вы ведь тогда меньше заплатите – маленький трудяга смотрел на Шурку умоляющим взглядом – а мне деньги очень нужны. - Да ты не бойся, сколько скажешь, столько и заплатим, только втроём мы быстрее управимся – успокоил его Витька и поглядел на друга – правда, Шурик? - Конечно, какой разговор – подтвердил тот – а для чего тебе деньги, если не секрет? – Игрушку, какую купить хочешь? Парнишка на время перестал ёрзать тряпкой: - Да не до игрушек мне, я на еду зарабатываю, и мамке на лекарства, а ещё

сестрёнке на садик и на молоко, если останется. И он опять взялся яростно работать тряпкой, как бы стараясь наверстать упущенное в разговоре время. Постепенно друзья его разговорили, и он им рассказал, что отца сократили с работы, и ему пришлось уехать работать вахтовым методом на север. Потом сильно заболела мать, слегла, денег нет, сестрёнку обещают за неуплату отчислить из садика. - И сколько ты уже так работаешь? – спросил его Шурка. - Да с весны, кушатьто хочется, отец денег не присылает, а мать всё болеет и никак не выздоровеет, наверное, в этом году в школу не пойду, семью-то кормить надо, да и мать с сестрёнкой жалко. Бывает правда, иногда соседи выручают, когда совсем с деньгами плохо. Но я им отдаю, когда заработаю. У Витьки от такого рассказа ком в горле собрался: - Господи, да что же это за страна такая, где нет сочувствия к людям, куда смотрят власти, ведь семья гибнет!

Автор: Юрий Проскоков

. Шуркина «Волга», пыхтя и фыркая, с трудом выбралась наконец-то на асфальтированную дорогу. Из неё вылезли два закадычных друга. - Ё-моё, на кусок грязи твоя машина похожа, Шурка – Витька обошёл её кругом – и что делать будем, где мыть, ни одной лужи поблизости нет. - А, - махнул Шурка рукой – в Бочатах помоем, там, поди, хоть одна-то мойка найдётся, а так действительно ехать – первый же гаишник остановит и штрафанёт. Друзья хлопнули дверцами и «кусок грязи» покатил дальше. Проезжая по городку, увидели мальчишку с ведёрком, стоящего на обочине. Остановились, спросили про мойку. - Да я, дяденьки и стою здесь, чтобы машины мыть, подъезжайте вон, в тот карман, я вам сейчас быстро помою. А автомойки у нас здесь нет, не построили ещё – шмыгнув сопливым носом, доложил он нам. Друзья переглянулись: - Ты смотри, такая мелюзга, лет десять, наверное, от силы, а уже деньги зарабатывает!

Шурка видимо испытывал те же самые чувства видно было по его помрачневшему лицу. Наконец машина была помыта. Парнишка подошёл к Шурику: - Вы незаметно положите половину денег вон, под тот камушек, я потом, ночью заберу, а вторую половину мне отдайте, а то наш хозяин, что разрешает здесь работать, отбирает почти всё, оставляет совсем немного. А я скажу, что вы столько дали, потому, что сами помогали мыть. Ладно? Шурка так и сделал, только положил денег в два раза больше. Они поблагодарили маленького работя-

гу, сели в машину и прежде чем уехать оглянулись ещё раз. Парнишка стоял на пронизывающем ветру, маленький, худой, одетый не по погоде легко. Он шмыгнул носом, улыбнулся и помахал им красной обветренной ручонкой. Шурка в ответ посигналил, и они с тяжелым чувством покинули этот городишко. Ехали долго молча – разговаривать не хотелось. На душе кошки скребли. У Витьки в голове крутилась, не переставая одна и та же мысль, царапая душу, выворачивая все чувства наизнанку: - Господи, за что же ты его наказал, этого ма-

ленького человечка, ребёнка ещё в сущности, ничего в жизни не повидавшего, но уже успевшего хлебнуть столько лиха! Но в душе ему всётаки верилось, что этот маленький мужичок справится со всеми жизненными трудностями и вырастет настоящим мужчиной, способным на всё ради счастья своих родных и близких людей. Так будь же ты счастлив, маленький труженик, но с большим, любящим сердцем! Автор: Юрий Проскоков

# Михаил Леонидович Синехвостиков обладал мягко говоря податливым характером. - Как глина, - кивали, недобро усмехнувшись ему вслед, коллеги по работе. С легкостью меняя мнение о том или ином предмете разговора, Михаил Леонидович нередко попадал впросак, поддакивая откровенным врагам и непримиримым спорщикам. - Мечется с одной стороны на другую, - наблюдая, как Синехвостиков искренне желает всем угодить, зло замечали многочисленные недруги. Друзья, жалея Михаила Леонидовича его оправдывали, но увлекаясь новой идеей очередного спорщика Синехвостиков ненадолго начинал

«зеркалить», повторяя чужие слова и предложения, как свои собственные. - Сатана – это зло! – орал он после убедительных, как ему казалось, речей одного из своих коллег попавшего в секту «новопреставленцев». А когда противники доказывали ему, что он «зеркалит» идеи сектанта, безо всяких раздумий начинал пропагандировать нечто абсолютно противоположное, где по его словам выходило, что зло, как раз не Сатана, а сектанты. Правда, у Синехвостикова была одна отличительная черта характера. Раз обманувшись, он переключался на неприятие «обманувшего» его человека и громко сопя, демонстративно переставал разгова-

ривать с «обидчиком». Таким образом, довольно часто у него возникала острая необходимость в виду нужды в том или ином человеке наступать самому себе на горло и не то, чтобы извиняться, этого он никогда не делал, но принужденно посмеявшись, заявить о прошлых распрях и недоразумениях. На что в обыкновении следовала реакция довольно резких слов и крепких выражений. Советы, а не пойти ли Синехвостикову лечиться к психиатру звучали все чаще и чаще, наконец, дошли и до него. Произнесенные человеком со значительным списком послужных наград, они заставили Михаила Леонидовича пересмотреть линию своего поведения и робея,

приседая на каждом шагу, он воспользовался возможностями едроссовского времени, когда частных клиник, как грязи, на каждом шагу, договорился по телефону с приветливой секретаршей. В назначенное время, переступив порог светлого кабинета, Михаил Леонидович проследовал к мягкому креслу и, усевшись, уставился в спокойные глаза облаченного в белый халат, врача-психиатра. После дежурных вопросов, где родился, крестился, учился, врач, внимательно наблюдавший за подергиваниями век Михаила Леонидовича, задумчиво предложил рассказать ему о своих родителях, бабушках, дедушках. Одним словом, поведать, а не было ли в роду психически больных, может алкоголиков? На что Михаил Леонидович даже подскочил, в негодовании заявив об абсолютной порядочности своих предков. Тут надо сказать, Синехвостиковы вообще презирали пьющих и, стало быть, пропащих людей, а уж о психах и говорить нечего. В возмущенном вопросами психиатра сознании Михаила Леонидовича почему-то возник отвратительный образ слабоумного, роняющего под ноги слюни, одним словом, деби-

$ Едва только Борис шагнул из лифта в просторный коридор, он услышал крики и шум, доносящиеся из-за двери, в которую он,

ла. - Нет и еще раз нет! – категорично пристукнул ладонью по коленке, Михаил Леонидович. – Слава богам, все мои родственники вели нормальный образ жизни, были порядочны и честны! Психиатр с интересом рассматривал Синехвостикова. Заметив его взгляд, Михаил Леонидович пожалел о своей чрезмерной болтливости и быстренько смял тему, переведя разговор в другое русло. Психиатр не перебивал, слушал, слегка склонив голову к плечу, изредка записывал что-то в раскрытую записную книжку и Синехвостикова так и подмывало расспросить о диагнозе… Но с испугу он продолжал нести околесицу, а после и вовсе принялся заикаться. Предложив пациенту очередной стакан воды, врач перешел к делу и, проведя несколько психологических тестов, принял решение, которое сводилось к занятиям медитациями, зарядке по утрам, одним словом, к здоровому образу жизни. Получив рекомендации специалиста больше спать, не нервничать и так далее, Михаил Леонидович

"# как раз и собирался зайти. - Опять этот прыщ французский буянит, - подумал Борис. Он привычным жес-

расплатился у стойки секретарши клиники, отдав не хилое количество денег и выйдя на весеннюю улицу, полную восторженного чириканья птиц, глубоко задумался о своем «пошатнувшемся» здоровье. Наблюдая в окно его сгорбленную спину врачпсихиатр нимало не сомневаясь сообщил владельцу клиники, по совместительству главному врачу. - Совершенный маразматик! - Тяжелый случай? – провожая взглядом суетливо подпрыгивающего на каждом шагу Синехвостикова, спросил главный врач. - Еще бы, - вздохнул психиатр, - уже страдает легкой формой слабоумия и это в пятьдесят лет! - Что делается! – посочувствовал главный врач неизвестно кому, то ли своему другу заполучившему неизлечимого пациента, то ли Синехвостикову, не подозревавшему о своем тяжком диагнозе и вышагивающем, как ни в чем не бывало, по весенним лужам, на работу, где его появления с неприязнью поджидали коллеги по работе… Автор: Кременская

Элеонора

, том нажал на ручку, дверь, вопреки обыкновению не открылась, пришлось постучать. Едва защёлкал замок под пальчиками моло-

денькой секретарши Леночки, вопли из просторной приёмной переместились в одну из смежных комнат, отгороженную стеклянной, но непрозрачной дверью. Громкость звука она практически не снижала, однако увидеть, что происходит внутри, сквозь неё было нельзя. - Привет, Елена Премудрая, чего заперлись-то, этот к рукоприкладству перешёл что ли? – Борис махнул головой в сторону стеклянной двери. - Ага, точно, перешёл, степлером в стенку. У него неприязнь какая-то к ним, как схватит степлер и сразу в стенку. Там видишь черточки в углу, это всё от них, от степлеров, - ответила Леночка, помахивая рукой с растопыренными пальцами, на них сверкал свеженанесенный лак, Башка от его воплей уже раскалывается. Скорей бы в свой Париии обратно свалил. Но до Нового года нам от него не отделаться. А потом они со Светланой Аркадьевной уезжают какие-то новые фабрики смотреть. - А чего он орёт-то? - Документов что ли не хватает каких-то. Я не знаю, он на Светлану Аркадьевну орёт. Он когда орёт, я его французский не понимаю. Да и не желаю понимать, мне не за то платят, чтобы я его психоз выслушивала, и платят, вообще-то, копейки, - заявила Леночка, дуя на ещё не высохший лак на ногтях. - А за что тебе платят? – поинтересовался Борис с ехидной улыбкой. - Ну, на звонки отвечаю, бумажки вон… копо-

шу, - тут до неё дошёл смысл его улыбочки, - Да ну тебя! Нужен мне этот плейшнер, он, вообще, помоему, не по нашей части, девушка скривила свои пухлые губы, накрашенные розовой помадой. - Ух ты, цветочки, шикарные, - Борис кивнул в сторону вазы с букетом алых роз, красующуюся на большом овальном столе для переговоров в центре помещения, - А говоришь начальник плохой. - Я не говорю, что Николя плохой, я говорю, что он психованный. Он мне, кстати, не начальник, а начальник у меня Светлана Аркадьевна, - пояснила Леночка, одернув леопардовой расцветки кофточку с глубоким декольте, отороченным чёрным кружевом. - Пришел, положил тут цветочки эти и давай орать, слова не сказал. Сказал, вообще-то, только я не поняла что, а он как пошёл орать, так и не затыкается. - Как это ты не поняла, а французский твой, ты ж е , в р о д е , в «совершенстве»? – уточнил Борис. - Не надо намёков, у Николя просто произношение какое-то нечёткое, он слова плохо выговаривает, насупилась Леночка. - А это, солнышко, потому что он француз, - с серьёзным видом сообщил Борис. - Да ну тебя. А ты чего пришёл-то? – спросила Леночка. Борис был давним и проверенным клиентом, он начал работать с этим представительством французских марок одежды, ещё до того как в нём появились и Леночка и сам нервный

Николя. - К Светлане вопрос имею, а этот закругляться, по-моему, не собирается. Глотка, блин, лужённая. Знаешь что, пойду-ка поздороваюсь с ним, - сказал Борис. Он резко открыл стеклянную дверь в соседнюю комнату. В ней стояла пара письменных столов, заваленных каталогами, стопками бланков и карточками с кусками тканей, к стенам жались несколько шкафов с разноцветными папками. Посередине комнаты возвышался элегантно одетый, но встрёпанный, словно с похмелья, француз. Ему было за сорок, вокруг пока ещё неочевидной лысины вились, спускаясь на плечи, длинные пряди чёрных с проседью волос. Увидев Бориса, француз прикрыл свой распахнутый рот и аккуратно поставил красный степлер на ближайший стол. - Привет, извиняюсь, что производственный процесс прерываю, - поздоровался Борис. - Бон жур. Коме со ва? – француз озарился застенчивой полуулыбкой. - Сова, сова. Светлана Аркадьевна, а степлеров у вас ещё много осталось? - Это наш клиент Борис. Помнишь Ноэль? Мы на прошлой неделе у него в магазине были. Он интересуется как твои дела? – вольно перевела слова Бориса на французский Светлана, симпатичная невысокая брюнетка с короткой стрижкой. - О! Ко-ро-шоу! – ответил Ноэль, как ему показалось по-русски, и поднял вверх большой палец,

продолжая застенчиво улыбаться. Полгода назад Николя приобрёл это московское представительство со всем его содержимым у своих парижских друзей, за условный один франк. Тридцатипятилетнюю Светлану, директора представительства, наняли прежние хозяева, а двух эффектных длинноногих блондинок Леночку и Оксану выбрал он сам, проведя пару десятков собеседований. До этого француз пытался наладить бизнес по продаже дамского нижнего белья в Питере. Бизнес почти сразу не задался, но всё же успел научить француза ни при каких обстоятельствах не орать на коренастых коротко стриженых мужчин в кожаной одежде. А именно так и выглядел сегодня Борис. Из осторожности Николя решил не только не орать на мужчину, но и на всякий случай не делать этого в его присутствии. Француз продолжал стоять, держа большой палец вверх и блаженно улыбаясь. - Свет, ты ему скажи, что я собираюсь учредить союз метателей степлеров со штаб-квартирой в Питере, он соучредителем не желает? Николя, пое-ха-ли со мной в Пи-тер, – с наивным выражением лица по слогам произнёс Борис. - Прекрати его пугать, он немного по-русски понимает. У него и так нервный тик, он реально боится, что они сюда припрутся за ним. Полчемодана транквилизаторов носит и горстями ест, - сказала Светлана. - Не сильно его успокаивают транквилизаторы

эти, как я погляжу. Может, я помогу ему успокоиться? – предложил Борис. - Не прав ты, Борис. С нами действительно с ума сойти можно, - вздохнула Светлана и подобрала с пола ближайший от неё степлер, а Борис наклонился за ещё одним. Стоило им отвлечься, как француз совершенно беззвучно выскользнул из комнаты, от входной двери донеслось застенчивое «А ревуар», и дверь хлопнула. - Ну вот, слился, как всегда. Выпроводив нервного Николя, кампания расположилась за овальным столом пить кофе из французской кофемашины. - Хороший кофе у вас получается, лучше, чем в любой кофейне, - сказал Борис. - Николя эту машинку из Франции сам лично вёз, такой скандал устроил, когда его с ней в салон самолёта не пускали. Я думала, нас вообще с рейса снимут, - сообщила Светлана. - Скандалы устраивать - он большой специалист. Свет, а зачем ты его вообще терпишь, тут? - Ты же знаешь, ему Франсуа представительство это продал, с условием, что он будет их марками торговать, и если хочет, другими тоже. Меня попросил остаться пока, помочь Николя. На самом деле, я сама уходить не хочу, мне нравиться. А то, что он орёт, меня не задевает. Слышал бы ты как мой благоверный орёт, причём и по делу и без. Так что я привыкла. А этот хоть по делу орёт… преимущественно. А ты зачем приехал?

- Мои там брак нашли, вот эти вот рубашки, Борис выложил пакет на стол, - Рукав перекручен что ли, ты сама посмотри, ответил Борис. - Оставь, я разберусь. Ты первый принёс, сейчас, наверное, все потащат, хорошо хоть заказывали их не много, - вздохнула Светлана. - Дорогая Светланочка Аркадьевна, отпустите меня пораньше сегодня, всё равно никого не будет. Новый год на носу все подарки ищут, - заморгала фальшивыми ресницами Леночка, - Ну, пожалуйста, пожалуйста. - И когда уйти хочешь? – уточнила Светлана. - А прям сейчас, можно? Мы там с подружкой в кино решили, и подарки всем посмотреть надо. - А кино хоть какое? – спросил Борис. - Да там про любовь что-то, я не помню, как называется. Вот я передачу видела, про Титаник фильм снимают, красотища, с Дикаприом, такой он клёвый, я его бы я посмотрела, но фильм только после Нового года выходит. Ну, я побежала, ладненько? – задорно прочирикала Леночка. Светлана, хоть и выглядела недовольной, обречённо махнула головой. Леночка нарядилась в свою шубу, послала всем воздушный поцелуй и выпорхнула из двери. - Слушай, а зачем тебе эти трещотки нужны? Эта уже смылась, а второй, как её, Оксана, вообще почти никогда нет. Этот прыщ, что ли с ними развлекается? - спросил Роман.

- Да ладно тебе. Он, по-моему, женщинами не очень… Мне неприятно, когда ты его «прыщ» называешь, на самом деле, он не плохой. Он просто трусливый. Понять не могу, зачем он вообще в Россию припёрся, он у нас неуместен, как баобаб на Колыме, вздохнула Светлана. - Нам сотрудники нужны были, это понятно. Мы расширяемся и всё такое. Выбрал вот этих двух. Почему? Не понимаю я. Ленка пофранцузски только молчать умеет с недовольной рожей. Но ей скажешь, что сделать нужно, а лучше написать, и она сделает, пусть и с недовольной рожей, но сделает. А Оксана это вообще отдельная песня. Язык она хорошо знает. Проблема в том, что ей этим языком выражать нечего. Мыслей в башке вообще нету, точнее нету тех, которые стоило бы выражать словами, тем более на иностранном языке. Зато самомнение…, - Так это же вещи связанные, если сомневаться нечем, оно и не страдает, - заметил Борис. - Он мне говорит, увольняй их, они не годятся, ты же директор, дескать. Сам увольнять не хочет, трусит. А я просто не могу, не м-о-г-у. Ну, вот как? Они же надеются, он сам им наобещал горы золотые, а я сразу говорила, что не надо их брать, а тем более без испытательного срока. Он тогда упёрся как баран, они и всё тут. А теперь… даже не могу представить, как я их уволю. Вот ты как людей увольняешь? - Регулярно. У меня там, в офисе, бабы такие работают серьёзные, обоим

под пятьдесят. Ты их видела. Так вот, они мне говорят эта не то делает, у этой не получается или в этом роде. Я им говорю, ну как знаете, вам, типа, виднее, и через пару – тройку дней эти ко мне «по собственному желанию» несут. А так чтобы сам… ну, было, но там, знаешь, залёты такие были, что и думать не о чем, пару раз даже морды приходилось бить, но это давно уже было, бизнес был другой. Я проблемы не вижу. Вызываешь в кабинет и увольняешь. - А вот я вижу проблему. Я в жизни своей никого не увольняла. Я переводчиком всю жизнь работала. Я хороший переводчик, у меня это всегда получалось. Меня саму нанимали, меня саму увольняли, один раз, правда, фирма закрылась. Франсуа вот эту работу предложил, мне эта работа нравиться, больше, чем переводчиком бегать. Но увольнения эти…, - грустно проговорила Светлана и пошла в угол комнаты, где стояла кофемашина, за ещё одной чашкой кофе. Дверь распахнулась и в комнату вплыла, словно белая лебедь из народных песен, Оксана. Не теряя величия, повесила в шкаф верхнюю одежду. Обвела гордым взглядом комнату. - Здравствуйте, - вымолвила девушка. - Прямо к ручке припасть хочется, здравствуйте Оксана. Вы озарили наш день, - сообщил ей Борис. Оксана величественно улыбнулась. - Я кофе не буду, кофеин очень вреден. Вы знаете? Извините, я забыла как ваше имя, - Оксана с

прямой спиной, изящно опустилась на стул. - Действительно, чего запоминать? Всего-то раз десять виделись. Пойду-ка я себе ещё чашку вреда напузырю. - Привет, - Светлана вернулась к столу, - Объясни мне, где отчёт по инвентаризации, который Николя так хотел, что ни одного степлера в офисе не осталось, - спросила девушку Светлана. - Согласитесь, Светлана Аркадьевна, что вот эта ситуация со степлерами, это не здоровая практика? - А рабочие обязанности не выполнять это практика здоровая, потвоему? - Если вы намекаете на то, что я их не выполняю, то это истине совершенно не соответствует. Никакая инвентаризация в мои обязанности не входит, - спокойным тоном ответила Оксана. - Да что ты! А разве я тебе не поручала, разве ты не пообещала, что сделаешь? И уже три дня назад закончить должна была? спросила Светлана. - Да, это так, но вы, Светлана Аркадьевна, на меня давили. А на мусью Николя я бы вообще в суд подала, если бы мы во Франции были. Он создаёт мне невыносимую обстановку и оскорбляет моё человеческое достоинство. - Когда же он тебе успевает невыносимую обстановку создавать, тебя же по полдня в офисе не бывает? Ты куда ни поедешь, что-нибудь отвезти, тебя не дождешься, это же просто пропавшая экспедиция каждый раз, - осведомилась

Светлана. - Не я виновата, что вся Москва в пробках стоит. Куда ни поедешь, везде пробки. У меня, между прочим, совсем личного времени не остаётся с этой работой. У меня загранпаспорт уже несколько дней готов, а я его забрать не могу, я постоянно бумаги эти вожу, с клиентами встречаюсь. Я считаю, что для такой заработной платы, я очень много работаю. Вот я сейчас в этот новый торговый центр в центре заезжала, каталоги отвозила. Я из дома, между прочим, в семь утра выехала. - Детка, а живёшь ты где, в Калуге? – спросил Борис, вернувшись к овальному столу с новой чашкой кофе. - Я, к вашему сведению, как вас… Борис, коренная москвичка. Я в Сокольниках живу,- гордо тряхнула Оксана завитками платиновых волос. - Так пешком бы быстрее обернулась, - предположил Борис. - Оксана ни пешком, ни на общественном транспорте не может, у неё нервная система очень чувствительная, - пояснила Светлана. - Послушай, Оксана, но я же тебе говорила, что инвентаризация важнее всего. Этот торговый центр только после Нового года откроется, зачем им эти каталоги сейчас, на пол стелить, чтобы мрамор краской не испачкать? - Светлана Аркадьевна, инвентаризацией должны кладовщики заниматься, а кладовщики в свою очередь на складе работают. А у нас склада нет. У нас комната, где остатки старых

коллекций хранятся. По этим коллекциям все заказы уже сделаны, они своё отработали, значит, их надо просто списать и всё. Это же очевидно, что никакой инвентаризации делать не надо. Потому что это просто глупо, считать то, что можно просто списать, снисходительно объяснила Оксана. - Как ты себе это видишь? Списать и выбросить что ли? – спросила Светлана. - Зачем же выбрасывать? Продать кому-нибудь или клиенту, какомунибудь важному подарок сделать, - с умным видом пояснила Оксана. - Ага, а учёт этих продаж и подарков как, потвоему, без инвентаризации …, - начала выходить из себя Светлана. Борис протянул ей красный степлер, спасённый из комнаты за стеклянной дверью. И тут же из этой комнаты раздался звонок телефона, Светлана излишне резко сорвалась со своего места и пошла отвечать на звонок. - Слушай, принцесса, - обратился Борис к Оксане, - по-моему, тебя тут не ценят, и ты зря тратишь своё драгоценное время на этих неблагодарных людей. Увольняйся, ей богу, тебя с руками оторвут, и французский у тебя в совершенстве и интеллект недюжинный. Увольняйся. - Ах, уважаемый Борис, вы вот всего пять минут здесь, а уже всё правильно поняли. Я иногда подаю свое резюме, то туда, то сюда. Даже на собеседования хожу, просто, что бы быть в форме, понимаете? Так вот меня зовут прилич-

ные компании, в этом вы правы. Но как же я Светлану Аркадьевну, один на один, со всем этим бардаком оставлю. У меня, видите ли, совесть есть. Пусть у меня зарплата не очень и времени не остаётся, даже загранпаспорт забрать некогда, но я отсюда так просто не уйду, пока порядок не наведу. Не могу я уволиться. Нет, - серьёзно, с ноткой трагизаа, в голосе заключила Оксана. *** Улыбающаяся длинноносая француженка: на голове «чистые волосы – уже причёска» провела Светлану в просторный зал с наглухо задрапированными окнами в пол. Такие окн а н а з ы в а ю т «французскими», эти окна были действительно французскими, поскольку вместе с залом, располагались в Париже. На полу, распространившись на всю ширь зала, красовался песчаного цвета ковёр с длинным ворсом. На ковре сидели, лежали и ползали по нему не менее десятка человек. Все они носили вязанные белые шарфы с красно-зелёным рисунком, и все кроме одного сидевшего в центре композиции мужчины, были без обуви. - Доктор Пратт, это Светлана, нас Николя попросил её принять, помните? – обратилась секретарша к этому мужчине в начищенных лакированных ботинках. Доктор кивнул головой и растянул узкие губы в профессиональной улыбке. - Наш выдающийся доктор Пратт, - гордо сказала секретарша, - Обувь вон там оставьте, пожалуйста.

Проходите. Светлана сняла сапоги, подошла по пушистому ковру к месту, указанному повелевающей дланью доктора и принялась примериваться, как бы лучше усесться. Проблема была в том, что Светлана пришла на приём к доктору Пратту в короткой, узкой юбке. Не сразу, но у неё всё же получилось найти такое положение ног, при котором удалось натянуть юбку почти на все места, которые ей не хотелось показывать окружающим её незнакомым людям. Присутствие Светланы в этом месте было странным рождественским подарком от Николя, предполагалось, что сеанс у известного психоаналитика, специалиста по конфликтным ситуациям на работе, поможет женщине преодолеть барьер перед увольнениями сотрудников. Какое-то время на ковре ничего не происходило. Доктор сидел, словно погруженный в медитативное состояние. На его левом колене лежала белобрысая голова молоденькой девушки, о его правое предплечье терлась лбом женщина постарше, другие женщины и мужчины в непринуждённых позах сидели и лежали вокруг, некоторые подёргивали конечностями, другие гладили ворс ковра. Грузный лысый мужчина ползал на четвереньках вокруг группы, каждый раз ломая ровный круг, когда ему приходилось обползать Светлану. Все молчали. От нечего делать Светлана принялась разглядывать вязаные шарфы, в которые бы-

ли закутаны участники странного сборища. - Если Вы останетесь с нами, мы примем вас в члены нашего Братства, братства поддерживающих друг друга тружеников, и вы тоже получите такой шарф, - доктор Пратт снял со своей груди шарф и развернул его так, чтобы Светлана смогла разглядеть, что на нем изображено. С обоих концов шарфа на Светлану взирали зелёными глазами пара красных оленей с ветвистыми рогами. Подняв одно копыто, они стояли на зелёных холмах. Светлана, почему-то вспомнила мультик про Серебряное копытце, воспоминание это немного расслабило её. - Очень красиво, кивнула женщина. - Итак, милые сёстры и братья, давайте начнём наше общение. Ты, ты и ты, - произнёс доктор десять раз и десять раз пристально посмотрел в десять пар глаз. Глаза Светланы были одиннадцатыми, - Не одинок никто, всё наше братство уважающих себя тружеников с каждым из нас, мы все поддержим и воздадим уважение тебе, тебе и тебе. Светлане даже стало немного обидно, что доктор не посмотрел ей в глаза, тем самым не включив её в это своё братство уважаемых тружеников. Ей вдруг начало хотеться заполучить этот вязаный шарф с оленями и почувствовать тепло взаимного уважения вокруг своей шеи. К тому же в зале было прохладно, в особенности мерзли кончики пальцев, завёрнутые в тонкий капрон колготок, как было бы хорошо укрыть их тёплым шарфом.

- Братья, кто первым хочет рассказать нам как прошла его первая в этом году рабочая неделя? – спросил доктор. - Я, я хочу, - ползун остановился рядом с доктором, сел и вытянул вперёд свои пухлые ноги в шерстяных носках, - Они всё же вызвали меня на свою долбанутую комиссию, вонючие выродки! Светлана удивлённо посмотрела на доктора. - Давайте объясним нашей новой претендентке в члены братства, что здесь у нас к чему. У нас разрешены любые ругательства и оскорбления, любые эмоциональные выплески. Наша цель расслабиться и сломать внутренний барьер, мешающий нам построить гармоничные отношения на работе, в коллективе. Чем обильней поток наших эмоций, тем эффективней наша практика. - Извините, а Николя, он тоже член вашего братства? – поинтересовалась Светлана, уловив в объяснении доктора знакомый ей стиль поведения. Он ваши принципы за пределы ковра распространяет, знаете, и совершенствует даже… - Николя - мой племянник, насколько я знаю, у него нет проблем в общении с коллегами, - сухо ответил доктор. - У него с нами нет, а у нас с ним есть, - подумала Светлана, но ничего не сказала. - И ещё одно, у нас под запретом имена, тут вас будут звать Зелёный свитер. Теперь вы должны ходить к нам в соответствующем предмете одежды.

Светлана промолчала, подавив вспыхнувшее желание встать и уйти, однако, ей не хотелось обижать Николя, пусть посвоему, но он всё же позаботился о ней. Доктор сделал едва заметное движение пальцем и полный м уж чина (Светлана решила, что его должно быть зовут Коричневый жилет) находившийся в положении «выключено», вдруг резко включился с момента прерывания. Последовала череда ругательств и оскорблений в адрес какой-то комиссии целиком и каждого из её членов в отдельности, как же всё-таки прошла первая рабочая неделя мужчины, Светлана так и не поняла. Когда Коричневый жилет остановился, чтобы перевести дух, инициативу перехватила женщина, которая полулежала на боку, подперев голову рукой недалеко от Светланы. - А ты что же думаешь, в квалификационных комиссиях, не люди что ли сидят? Если вам лень лишний раз грёбанный норматив прочитать, чтобы вас не дисквалифицировали и не уволили, то почему другие люди должны за вас отдуваться. Такие лентяи, как вы угробят кого-нибудь изза своей халатности, а я вам если допуск дам, то уволятто меня! - Да кого он может угробить, - вмешался в спор пожилой мужчина, наверное, Желтая рубашка, подумала Светлана или белая, грязная просто, - Он же в колл-центре магазина работает. Все эти драные комиссии создают только для то-

го, чтобы нам на голову срать, а потом нормального человека взять и с работы выкинуть. Меня уже достало, каждая малолетняя тварь, так и норовит меня мордой куда-нибудь ткнуть и ноги об меня вытереть. Это просто унизительно! Ну и что, что у меня руки трясутся, ну и что возраст, да я с механизмами лучше, чем все они вместе взятые управляться могу. А они… - Да, да эти ужасные люди специально унижают нас, - включилась в дискуссию, подняв свою белобрысую голову с правого колена доктора девица (Интересно, - подумала Светлана её Прозрачная блузка или Черный лифчик зовут) - Нас лишают самоуважения, нам не дают радоваться жизни, быть счастливыми. Над нами постоянно висит дамоклов меч увольнения! Нас заставляют вкалывать, ставят нам дурацкие сроки и контролируют наш внешний вид. Всё это чтобы подавить нашу личность, чтобы не давать нам радоваться жизни. Все другие участники братства по очереди продолжили обливать оскорблениями своё начальство и работодателей. В основном труженики боялись быть уволенными, те немногие, кто не боялся, уже были недавно уволены и боялись не найти новых ненавистных работодателей. Светлана надеялась, что за живой искромётной дискуссией доктор не заметит того, что она не высказалась и всё как-нибудь обойдётся. Но через некоторое время очередь всё же дошла до Светланы.

Плавным повелительным жестом доктор заставил замолчать членов братства, очертив дугу, указующий палец уперся в Светлану. - А теперь пусть выскажется Зелёный свитер. Выбрось наружу всё, что накопилось у тебя внутри. Не надо стесняться, смети барьеры, выдай эмоции, сломай условности! Ты сможешь преодолеть свою проблему, взять быка профессиональных отношений за его офисные рога. Смелей! Светлана усилием воли, непонятно зачем, подавила очередной, гораздо более мощный порыв бежать из этого дурдома. Она осталась сидеть на месте, и теперь она точно знала, что чувствовала Жанна д’Арк перед судом инквизиции. - Я, я, - заикаясь, проговорила Светлана, испытываю проблемы… мне… я… имею в подчинении людей и мне нужно уволить их, потому что они не справляются с работой, а я не могу этого сделать. Доли секунды оленье братство молчало, не осознав сразу суть Светланиной проблемы, а потом все разом принялись орать, сметая свои барьеры и выдавая децибелы эмоций, словно все вдруг разом осознали, где у быка эти офисные рога, которые надо, как можно быстрее, вырвать с корнем. - Это всё ты, такие как ты… - кричал Коричневый жилет. - Ты долбанная идиотка, а ты подумала об их детях! – орала женщина слева. Белобрысая девушка

обвила собой доктора и, рыдая на его плече, повторяла, что-то вроде: «Мерзкая мразь, мерзкая мразь». Мужчина в бело-жёлтой рубашке сделал резкий выпад в сторону Светланы, явно пытаясь в неё вцепиться. Поняв, что больше не хочет шарф с гордыми оленями, Светлана вскочила на свои онемевшие и замёрзшие ноги и бросилась бежать из офиса странного доктора на улицу, по дороге схватив свою обувь и одежду с вешалки. - Господи, что вообще это было? – Светлана в недоумении стояла на улице спиной к входной двери в офис доктора. Напротив, через улицу, был кинотеатр, и над его входам ярко светилась большая афиша «Титаник». Через два с половиной часа Светлана вышла из кинотеатра, вытирая

обильные слёзы куском бумажного полотенца. Титаник, а за ним и герой Ди Каприо утонули, на душе была горечь словно в её любимом виде спорта проиграла её любимая команда, на которую были поставлены последние деньги. Конечно, судьба «Титаника» не была секретом ни для кого, включая Светлану. Но как же жестоко судьба, точнее фантазия сценариста, обошлась с главными героями. Как было жалко замерзающего в полушаге от спасения юношу, как было обидно за лишившуюся женского счастья героиню… «Титаник», хоть и не был, на свою беду, ледоколом, всё же сумел расколоть смёрзшийся под тяжестью лет, устоявшийся образ мыслей Светланы. Каким-то образом, глядя на экран, у женщины получи-

лось увидеть реальное место её надуманной проблемы на шкале человеческих горестей. То чего так и не удал о с ь с д е л а т ь «выдающемуся» доктору Пратту, удалось «Титанику». Все барьеры вдруг оказались сметены, а эмоции выплеснуты. Светлана вздохнула, слёзы больше не текли, горечь начала уходить. Она стёрла последним сухим краешком бумажного полотенца последнюю каплю с лица и высморкалась. Светлана достала из сумочки телефон и набрала номер. - Оксана, добрый вечер. Ты уволена. В понедельник я буду в Москве, приходи за расчётом. Автор: Анна Щукина

+ С Любашей Сергей познакомился, когда отдых ал в д о м е о т д ых а «Таргай». Он с первого дня заметил худенькую симпатичную девчонку, когда первый раз пришёл на танцплощадку. Она стояла в стороне, и как-то настороженно смотрела на кружащиеся в вальсе пары. - Потанцуем? – Подкатил к ней Серёга. - Да я плохо танцую – засмущалась она и сделала шаг от него – пригласите кого-нибудь другого. - А мне вы понрави-

лись – набрался храбрости Сергей – так пойдём? - Пойдём – согласилась она, и новая красивая пара влилась в хоровод танцующих. Во время танца успели познакомиться, потом, как-то незаметно для себя, оказались уже за пределами танцплощадки, на узкой аллее, с деревянными крашеными лавочками. - Может, присядем? – Предложил Сергей – ты не устала? - Хорошо – согласилась Люба – а то у меня но-

ги устали – гудят, на работе так не уставали, как от танцев. Потом опять бродили по ночным дорожкам, о чём-то говорили, Сергей рассказывал анекдоты, смешные истории из жизни. Любаша смеялась, всё больше и больше проникаясь симпатией к этому весёлому парню. Они начали встречаться каждый день, и уже не мыслили себя друг без друга, всё больше и больше испытывая потребность в этих свиданиях. Незаметно подошёл

конец заезда, пришло время расставаться. И всё бы ничего, живи они в одном городе, где им проще было встретиться. Люба жила в Новокузнецке, а Сергей в Междуреченске, но видно судьбе не суждено было их развести – они обменялись адресами и разъехались, договорившись встретиться как можно быстрее. Вскоре встреча состоялась, Сергей, позвонив, приехал к Любаше, и они встретились на вокзале недалеко от её дома. Целый день они бродили по городу, держась за руки, не в силах оторваться друг от друга. Девушка познакомила его с городом, которого Сергей не знал совсем, сходили в кино. Потом, проводив Любу, Серёга помчался на последнюю электричку, на которую чуть было, не опоздал. Едва он вскочил в вагон, как двери тут же закрылись. В следующий приезд Люба познакомила его с родителями и братом, а ещё через некоторое время Сергей уговорил её поехать в Междуреченск. Город ей очень понравился. Они сходили на реку искупаться, потом побродили по здешнему «Арбату» - проспекту «Коммунистический». Родителям Сергея девушка очень понравилась: скромная, симпатичная. Встречи их стали постоянными, каждый выходной они проводили вместе. Любаша очень сдружилась с Серёгиной двоюродной сестрой Галей, живущей в Мысках, и часто заезжала к ней гости вместе с Сергеем. Шло время. Из армии вернулся, отслужив срочную, брат Серёги – Егор, а вскоре должен был

призваться и он, после недолгой отсрочки. Егорка, женись, что ли быстрей, - наседал Серёга на брата – а то уйду служить, и не погуляю на твоей свадьбе. - Да где я так сразу, невесту найду, чтобы к душе пришлась – упирался Егор – не буду же я первой встречной предложение делать! И всё-таки это вскоре произошло. Брат познакомил его со знакомой девчонкой – продавщицей из магазина. Дело было так: они, одевшись абсолютно одинаково, пришли к ней познакомиться, и встали перед прилавком, глядя на неё и улыбаясь (А надо сказать, братья были очень похожи в то далёкое время, несмотря на разницу в возрасте четыре года). Бедная девчонка вытаращила глаза, думая, что у неё двоится, пока Серёга не представил брата: - Познакомься Рита, это мой брат Егор, я тебе о нём рассказывал, он недавно демобилизовался, готовый жених тебе! Рита вспыхнула, яркий румянец разлился по щекам: - Серёжа, ну чего ты буровишь, какой жених, может, я ещё пока замуж и не собираюсь. - Да знаю я, как вы «не собираетесь» - заржал Серёга – ну ладно, знакомьтесь поближе, договаривайтесь, а я пошёл, дела у меня. И он, крутнувшись, быстро слинял, оставив их наедине. - Рита, давай я тебя после работы встречу, погуляем, поговорим, а то здесь народ не даст пообщаться.

- Хорошо, до вечера – улыбнулась девушка – я в одиннадцать работу заканчиваю. Егор попрощавшись, ушёл. Они начали встречаться, чему несказанно был рад не только брат, но и мама Егора, которая давно уже мечтала о внучатах. На девятый день знакомства Егор и Рита подали заявление в ЗАГС, предварительно попросив благословения у её родителей. Весной, после свадьбы брата, Серёгу призвали на службу, но перед этим он чуть было не сделал один необдуманный шаг – предложил Любе стать его женой, на что та ответила отказом: - Серёженька я, конечно, буду тебя ждать из армии, ты не сомневайся, но дома, как старая дева, сидеть не буду. Ведь у меня все подруги незамужние и общаться я с ними буду в любом случае, будь то праздники или дни рождения. Ты только подумай, что тебе могут наговорить доброжелатели, когда вернёшься домой! Так что давай свадьбу отложим на потом, когда отслужишь. Ну и если до того не передумаешь. Сергей подумав, согласился с её доводами. Ещё бы, ведь он уже имел возможность видеть как «ждала» брата его подруга, пока он служил. Она не стеснялась в выборе женихов, мотаясь по кафе и ресторанам, но в то же время писала ему письма полные любви и верности. После проводов брата Егор долго не находил себе места, он сильно скучал, ещё бы, к тем годам его службы, когда они не

виделись, прибавится ещё два года. А ведь побыли то они вместе всего каких-то шесть месяцев. Это было так мало для них! А ведь они, до Егоровой службы никогда не расставались, постоянно были вместе, и вот теперь опять – разлука! Вскоре пришло первое письмо от братишки. Он писал, что попал служить на Север, на полуостров Рыбачий. Первый раз в жизни увидел океан. После небольшой подготовки его посадили на ракетный тягач, ведь до армии он получил права водителя в ДОСААФе. Любаша изредка приезжала навестить родителей Сергея, встречалась с Ритой и Егором, иногда оставалась переночевать, говорила, что очень скучает по Серёже. Так потихоньку прошло два года. В последнем своём письме со службы, Сергей родным, да и Любе тоже, сообщил, что их часть вместо дембеля хотят послать в Казахстан на полковые учения. Так что служба обещает продлиться ещё месяца на дватри. Все родные расстроились, особенно Люба: - Господи, за что мне это, я и так столько ждала, надеялась, сил моих больше нет! Но Сергея всё-таки демобилизовали вовремя. В самый последний день перед отправкой на учения, им объявили, что старослужащие едут домой, а на учения отправят только молодёжь. Собирались, кто как мог – ведь к дембелю никто не готовился. У них не было ни чемоданов, ни подготовленной по такому случаю парадной формы.

Серёга уехал из части в простой гимнастёрке, лишь бы скорей домой к родным, к любимой которая, наверное, уже заждалась его! В поезде, сидя у окна, не мог насмотреться на белоствольные берёзовые рощи, тянувшиеся по обе стороны от дороги, на сосновые леса, бескрайние степи. Господи, как же он по всему этому соскучился! Ещё бы, ведь там, где он служил, кроме голых сопок ничего не было, да ещё океан – необъятный и холодный, такой чужой и пугающий. Сергей всё свою жизнь прожил в таёжном краю, вместе с братом рыбачили, били шишку, неделями не выходили из леса, он любил свою малую Родину – Сибирь. Потому-то ему так нетерпелось побыстрей увидеть родные, до боли милые места. Скорее приехать, обнять маму, отца, съездить в гости к брату, который теперь жил недалеко от Красноярска, но в первую очередь увидеть свою любимую, по которой так истосковалось его сердце. Сергею всё казалось, что поезд еле ползёт, хотя он шёл чётко по расписанию. Наконец вот он, долгожданный Новокузнецк! Серёга решил не предупреждать Любу о своём приезде: - Пусть ей сюрприз будет, свалюсь как снег на голову – решил он. Не знал тогда Серёга, и даже не догадывался, какой сюрприз ждал его впереди! Запыхавшись, остановился у знакомой двери на третьем этаже, позвонил. - Кто там? – Услышал он голос – мама Люба-

ши подошла к двери. - Это Сергей, из армии вернулся, откройте, пожалуйста, я к Любе. Дверь распахнулась, и уже по одному только виду Ольги Петровны, Сергей понял, вернее сердцем почувствовал: что-то произошло в этом доме, не очень его здесь ждали! - Мама, кто там? – со стороны кухни вышла Любаша – Серёжа? Ты откуда взялся, ведь должен на учениях быть, как писал. - Отменили учения для дембелей – пролепетал Сергей, пытаясь обнять любимую – та отстранилась: Серёжа прости, пожалуйста, я не могу быть больше с тобой, у меня через неделю свадьба – я беременна. Сергея словно колом по голове саданули, в глазах потемнело, он отшатнулся от любимой. - Почему, за что, как так? – Замельтешили в голове вопросы, наползая друг на друга. Люба стояла возле него, потупив голову, ей видимо тоже было нелегко говорить это Сергею. - Ты прости меня, так уж вышло, теперь ничего не вернёшь – выдохнула она с горечью – знать судьба у нас с тобой такая – не быть вместе. Потом они пошли побродить по городу. Серёжа купил Любе большой букет роз. Они ходили молча, не зная о чём говорить. Можно только представить, что творилось у них обоих в душе. Сергей проводил любимую домой, но заходить не стал, да его и не приглашали. И только на прощание сказал, едва сдер-

живая слёзы: - Желаю, чтобы ты была счастлива! – поцеловал в щёчку, и с тяжёлым сердцем отправился на электричку. Сергей очень тяжело переживал измену любимой, и даже встреча с родителями не смогла смягчить боль этой потери. Мать сразу заметила, что у сына случилось что-то неприятное и, отозвав его в другую комнату, подальше от гостей, потребовала: - А ну ка, давай выкладывай, что у тебя не так, передо мной не стесняйся, я же твоя мама, и сердцем чувствую – у тебя большие неприятности. Если будешь молчать, легче не станет, откройся мне, возможно, я смогу тебе чем то помочь. Сергей подумалподумал, и решил выложить, всё как есть, ведь человека ближе, чем мама, нет. Она всегда готова посочувствовать и помочь в любой жизненной ситуации. - Заходил я к Любаше – свадьба у неё скоро – выдохнул он – не дождалась она меня, изменила! - Да как же так сынок, даже поверить не могу, она же до последу к нам в гости ездила, обманывала что ли, только не пойму, зачем? Сергей нахмурился: - Ладно, мама, давай забудем, жизнь ведь продолжается, она поставит всё на свои места, а это я, какнибудь, переживу. А жизнь и правда продолжалась, не смотря ни на что. Серёга познакомился сначала с одной девчонкой, потом с другой, но почему-то каждую мысленно

сравнивал очередную подругу с Любашей. Нет, не исчезла, не ушла из его жизни первая, такая настоящая, хотя и несчастная любовь! А у Любы вскоре после свадьбы, родилась дочка, а ещё через восемь месяцев, они с мужем расстались. Воспитывать дочку Любе пришлось одной. Правда помогали и родители, они просто души не чаяли во внучке, ведь она была такой долгожданной! Прошло два года, как Сергей вернулся из армии. По своей основной профессии – машинист экскаватора, работать не стал, устроился в автобазу шоферить. Немного поработал на самосвале, потом пересел на автобус. В один из выходных к нему в гости приехала сестра Галя из Мысков. Оглядев его холостяцкую берлогу, задала вопрос, которому Серёга, в общем-то, и не удивился: - Ну, и долго ты собираешься холостячить, что, за это время не подсмотрел никого, или Любашку свою, всё забыть не можешь? Серёгу как ножом по сердцу полоснуло: - Галя, давай не будем об этом, всё уже в прошлом осталось, зачем старое бередить. У неё семья, ребёнок уже, наверное, большой и они с мужем явно счастливы. - Да нет у неё никого, с мужем развелась через восемь месяцев. Одна она с родителями дочку растит. Иришкой назвали, хорошенькая такая девчонка – ну прям картинка! - А ты-то, откуда всё это знаешь, видитесь

что ли? – В глазах Сергея появился лихорадочный блеск – давай колись, сестрёнка! - Да мы и не прекращали общаться с ней, всётаки подруги. А то, что у вас с ней произошло – это только ваше личное дело – Галя глянула на него лукаво – давай я вас снова сведу, может, что и склеится. Она ведь тоже очень сильно переживала, что совершила такую большую глупость. Серёга опустил голову, видно было, что здорово всколыхнули его душу новости, которыми засыпала его сестра. Словно ведро ледяной воды на голову выплеснула. - Давай Галюня так сделаем: я подумаю, хорошенько всё обмозгую, и если решусь, приеду к тебе, там поговорим, так просто всё это не решается. - Ну, вот и договорились - засмеялась сестра – а я пока Любашку твою подготовлю и возможно в скором времени устрою вам встречу у себя дома. На том и порешили. А в скором времени состоялось и свидание Серёги с Любой, которая ничего не подозревая приехала к Гале в гости. Сергей подъехал чуть позже, по приглашению сестры, которая не предупредила его о предстоящей встрече, а просто попросила: - Братишка, приезжай в гости, пообщаемся, а то что-то давно не был. Серёга, шагнув за порог Галиного дома, застыл в нерешительности: за столом сидела Любаша! - Боже мой, как же так, а я без цветов – пронеслось у него в мозгу – Галь,

я сейчас, мигом вернусь – пробормотал он, надёргивая ботинки. - Куда? – Кинулась было к нему сестра, но Сергей уже летел вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступеней. Вернулся он довольно быстро, с большим букетом роз и, смущаясь, положил их на колени Любы: - Здравствуй, Любаша, извини, не ожидал тебя здесь увидеть. Вот так начался новый этап в их жизни, в жизни теперь уже взрослых, серьёзных людей, испытавших горечь потерь и расставаний. Они начали встречаться сначала у Гали, а чуть позже, Люба пригласила Сергея домой и познакомила его с дочкой. Иришке в то время исполнилось уже два с половиной годика. Едва увидев Сергея, Иринка протянула к нему ручонки со словами «папа»! Ольга Петровна, державшая её на руках, расплакалась: - Это же надо, ведь никто этому её не учил, видать сердчишко подсказало, что ты ей нужен. Потом пили чай, Иринка сидела на коленях у Сергея, не сводя с него глаз, а у того, комок в горле – он сразу же, буквально с первой минуты, прикипел душой к этому крохотному существу, ещё не знавшему, что родной отец её бросил! Наверное, в эти вот минуты и утвердился Сергей в своём, назревшем решении создать семью именно с Любой и Иришкой! Через некоторое время он сделал Любаше предложение, и она согласилась стать его женой. Сыграли свадьбу, и вскоре брат по-

мог им перевезти вещи Любы на квартиру к родителям Сергея, где они и обосновались в отдельной комнате. Жизнь их потекла размеренно, Люба устроилась на работу, Иришку пристроили в садик. Сергею порой казалось, что не было в их жизни этого долгого перерыва, этого чёрного пятна в их судьбе. Лишь порой нетнет, да и черкнёт по сердцу острый коготок: почему им сразу не суждено было быть вместе, кто в этом виноват? Но он гнал от себя такие мысли – главное они сейчас вместе, и очень счастливы! А может это просто жизнь испытывала их чувства на прочность? Кто знает! Вскоре Люба родила мужу сына, которого по обоюдному согласию назвали Александром. Летели годы, дети подрастали, Иринка, дочка так привязалась к Сергею, что готова была не отходить от него ни на шаг, играть с ним, сидеть на руках, обниматься. Он был счастлив как никогда! Сашку, сына, устроили в садик, он поначалу хныкал, не хотел в него ходить, но потом постепенно привык. Вскоре Люба, после долгих походов по разным инстанциям, решила жилищную проблему, им дали кооперативную квартиру и они переехали в неё сразу же после получения ордера. Теперь у детей была своя, отдельная комната, где командовала Иришка. А время проносилось, не успели оглянуться, как дочка окончила школу и поступила в ВУЗ, да и Сашка оканчивал девятый класс и собирался поступать в ПТУ, на автокрановщика. Родители не

спорили - его выбор. Изредка Сергей с женой навещали старшего брата, который недавно построил новый дом в живописном месте на берегу озера. Они парились в баньке, потом сидели на берегу, за небольшим столиком, с рюмашкой водочки и наслаждались видом цветущей черёмухи, которая своей белой кипенью накрывала весь противоположный берег. Заливались соловьи в кустах, по водной глади расходились волны от играющей рыбы. И на душе у них в это время было так хорошо. Но такие встречи были редки, чаще они с братом бывали вдвоём на рыбалке, отдаваясь полностью во власть природы. Любили посидеть до полночи у костра, мечтать и делиться планами на будущее, вспоминать пролетевшие так быстро и незаметно, молодые годы. Ночевать в палатку не уходили – спали прямо у костра, как бывало в молодости. Так лучше были слышны все вздохи и шорохи ночи, пересвист запозднивших ся птиц, глухое уханье филина, и звонкие переливы речных перекатов. Потом опять будни, работа. Так незаметно подошло время провожать на пенсию, Егора. Серёга сожалел, что не заработал тоже горный стаж: - Надо было и мне в угольную промышленность идти работать, а теперь вот придётся до шестидесяти лет пахать. Брат его утешал: - Ничего, не заметишь, как и сам на пенсию выскочишь, а пока работай, зарабатывай денег поболь-

ше – на старости пригодятся! А годы действительно неслись, пролетали как мгновения, вот уже и дети выучились, определились по жизни. Обзавелись семьями, нарожали внуков, и теперь частенько в доме у Сергея и Любаши звенели заливистые детские голоса, радующие их сердца. Вот отпраздновали уже и сорокалетний юбилей совместной жизни, прово-

дили гостей, Сергей улёгся спать, а жена, управившись, присела на диван и задумалась. В памяти у неё пронеслись эти сорок лет жизни с любимым. Как они прожили? Наверное, всётаки были счастливы все эти годы, Сергей не обижал её, был добрым и ласковым с ней и с детьми. Да и дети его любили, пожалуй, даже больше чем её. Он ни разу не вспомнил о прошлом Любы, ни разу ни в чём не

упрекнул. А ведь мог в отместку за прошлое, начать бегать по бабам, но этого не случилось, он был верен только ей, своей единственной в жизни любви! Даже сейчас, уже будучи на пенсии, они не могут друг без друга прожить и дня, оставаясь всё так же, как и в молодые годы, влюблёнными и счастливыми.

пробуй помыть колёса с порошком, может и отстанут. - Да я их постоянно мою, только это не помогает, - покачал головой Николай – ума не приложу, что ещё можно придумать. Они постояли, поговорили о том, о сём и разошлись. Собаки, увидев, что хозяин машины ушёл, начали потихоньку приближаться к ней, словно их тянуло магнитом. Неизвестно, сколько ещё могло продолжаться это собачье паломничество, если бы не один случай, о котором со смехом долго вспоминала вся деревня. Заглянул к Николаю его давний друг, охотникмедвежатник Федя. Сам хозяин в это время копался в огороде, когда услышал истошный лай и визг своей собачонки. Выглянув во двор, увидел, как его Мухтарка ощетинившись, то кидается на Фёдора, то прячется от него в будку. - Что это с ним та-

кое, - подумал Николай – никогда на него не гавкал, а тут нате – вон как рассвирепел!? - Да это на ботинки мои так реагирует, - объяснил друг – я их медвежьим жиром намазал, чтоб не промокали, вот он и учуял! И тут Николая осенило. Он рассказал о своей беде Феде, посоветовался с ним, и тот на следующий день принёс ему целую бутылку медвежьего жира, предупредив, однако: - Собаки по-разному на него реагируют, одни боятся, а другие кидаются укусить, так что ты смотри, будь аккуратней – почаще оглядывайся! Мои лайки хоть и умные, и то чуть что, так и норовят за ботинок цапнуть! Николай, не придав словам друга особого значения, помчался претворять свой план в действие. После исполнения которого, все собаки деревни должны будут обходить его

Автор: Юрий Проскоков

'/ - Ах, язви вас! Да чтоб вы все передохли! – ругался Николай, отгоняя от машины собак, пристроившихся у колёс. Он кинул вдогонку им камень, но те успели убежать на безопасное расстояние, и сидели, поглядывая на него хитрыми глазами. Из калитки напротив выглянул сосед: - Ты чего это с самого утра шумишь, случилось что? – поинтересовался он. - Да достали уже эти кобели, повадились мои колёса метить – даже гайки все позаржавели! Мёдом здесь мазано, что ли, ну, брызгали бы на забор, какая им разница, так нет же – на колёса! – пожаловался Николай соседу Тот обошёл старенькую «шестёрку», посмотрел и сделал вывод: - Теперь уже ничего не поделаешь, от твоей развалины вон как псиной воняет, потому собаки на этот «аромат» и сбегаются. По-

«шестёрку» стороной. Он помыл, высушил колёса и жирно смазал их жиром, между делом обработав и свои ботинки. Отошёл, полюбовался на свою работу и двинулся домой. Едва он открыл калитку, как Мухтарка словно ошалел: он натянул цепь, дёргаясь и визжа, глаза его лезли из орбит. Николай попытался было успокоить его, но потом понял, что бесполезно и вошёл в дом. Кот, увидев его, так шарахнулся, что чуть не сбил бабку. Он улетел в дальнюю комнату и оттуда раздавался его жалобный вой. - Что это с ним? – не поняла жена. Николай объяснил, в чём дело и она успокоилась. Вскоре вся деревня уже знала о его хитроумном плане. Ещё бы! Стоило только его «жигулёнку» появиться на улице, как поднимался такой лай и вой, что казалось, будто все собаки сошли с ума. В городе, куда Николай ездил за продуктами, собаки тоже шарахались от него и от машины как от чумы, и лишь однажды, ка-

кая-то лайчонка, умудрилась тяпнуть его за ботинок. Мухтарка же, постепенно привык к этому запаху, и однажды даже попытался лизнуть ботинок Николая. И всё бы ничего, собаки обходили его машину теперь стороной, живи да радуйся, но судьба вскоре подкинула ему очередную подлость. В один из выходных дней они с внуком собрались за грибами. Встали пораньше, хорошо позавтракали, собрали рюкзаки. Николай, выйдя за ворота, глянул на машину и у него волосы на голове зашевелились: колёса на его «шестёрке» были изглоданы в хлам! Все четыре! Когда шок от увиденного немного прошёл, он начал соображать, кто же всё-таки отважился напасть на его машину? Вывод напрашивался сам собой – кто медведя не боится! И тут Николай вспомнил о Фединых собаках-медвежатницах. Друга он застал в собачьем вольере. Тот чтото рассматривал у своих лаек, и ругался на чём свет стоит. Николай поздоровал-

ся: - Привет, Федя, что это ты с ними воюешь? - Да понимаешь, забыл с вечера вольер закрыть, они паразиты сбежали, ночью видимо грызли что-то непонятное – все рты себе поразорвали, лечить теперь надо! - Сказать тебе, что они грызли? – нарочито спокойно произнёс Николай, чувствуя, что готов прямо сейчас поубивать этих чёртовых шавок! - Ну, говори – уставился на него Федя. - Да они твари съели все четыре моих колеса! … Вопрос с резиной решили мирным путём – два колеса купил Федя, два – Николай: не нарушать же многолетнюю дружбу из-за какой-то резины! И уже потом, сидя у Николая на террасе, за бутылочкой, обмывая покупку, весело ржали по этому поводу: - Интересно, что думали собаки, когда колёса ели? Автор: Юрий Проскоков

' Старая слива, угрюмо свесив ветки, медленно угасала. Хотя ствол ещё казался стройным, кора уже дала трещины и, загибаясь по краям, начала отслаиваться, оголяя древесину, образовывая свежие раны. Ветки переплелись между собой, не давая друг другу возможности расправиться во всю ширь, и расти каж-

дой в свою сторону. Сухие ветки, кое-где сломанные ветром, тянули дерево книзу, не давая молодым отросткам пробиться к свету. И они оставили эту попытку. Больше не растут. Люди, приезжавшие на дачу время от времени, разводили руками. Ходили вокруг, не зная, что и делать с этим деревом. Отрежут часть веток,

соберут урожай и, поминай, как звали. А слива оставалась одна и начинала грустить. Ведь она одна на целом свете такая. И она совсем не виновата, что люди посадили её вдалеке от других деревьев, поближе к себе. Они всегда думают только о себе, эти люди. А ей, когда она остаётся одна, даже не с кем поговорить. Она

с завистью смотрела на другие деревья, посаженные на участке. Абрикосы всегда имели возможность переброситься словцом, слегка шелестя листьями. А молодые вишни, касаясь друг друга ветками, могли часами хохотать, играя в ладоши и водить хоровод. Груша с яблоней, не отставая от них, вели светские беседы о смысле бытия. А она была совсем одна. Посаженная на отшибе, она не могла достать ветки других деревьев и поэтому была для них не интересна. Она скучала. Хотя была ещё совсем молода. Плоды её были крупными и сладкими. Из них получалось очень вкусное варенье. Прозрачное и тягучее, как мёд. Так говорили люди, собираясь на веранде, около которой она росла, пить чай. Она слышала каждое слово и начинала гордиться собой. И даже прощала им костёр, который разжигали прямо под её ветками. А он так сильно жарил её своим огнём и делал больно. Но похвала, которую она слышала от людей, наполняла её гордостью. Становилось очень весело и она радостно качала ветками в такт ветру. А потом люди уезжали, напоследок покрасив ствол извёсткой, сделав её красивой и нарядной. А она, смотря им в след, махала листьями, живя надеждой увидеть хозяев снова. И целый год жила ожиданием этой встречи. Но год был долгий. Была осень. И дожди. И холодные ветры. Была зима с леденящим морозом. А потом наступала весна. Её навещали птицы. Вили гнёзда. Иногда даже раздражали своим чрезмерным щебе-

таньем. Но когда появлялись почки, она забывала обо всём. Сок поднимался по стволу, заставляя её трепетать каждой веткой, наполняя жизнью. А потом начиналось цветение. Если бы видели люди её красоту в этот миг! Старый куст винограда, который рос рядом, иногда говорил ей комплименты, слегка покрякивая и лихо завивая усы за проволоку. Он был единственный, кто мог поговорить с ней по душам. И однажды он сказал ей: «Не верь ты этим людям. Они не так хороши, какими ты их считаешь. Они пользуются нашими плодами, а потом бросают на произвол судьбы» Но она не слышала его старого кряхтенья. Она ждала … И вот однажды хозяин привёл какого-то человека. Он ходил по участку и внимательно рассматривал деревья. Потом взял пилу и стал их «чистить». О! На это было страшно смотреть! Деревья корчились от боли, дрожа всем телом, плакали смолой. Маленькая вишня всегда хохотала громче всех в саду. Теперь лежала на земле с широко раскрытыми глазами. В них навсегда остался страх. И от яблони, что всегда бросала на всех презрительные взоры, не осталось даже и пенька. Стоны … Плачь…Как это ужасно. Но тут человек дошёл и до сливы. Он долго осматривал её ствол, ветки. Изучал кору, перебирая пальцами трещины. Но резать не стал. И она подумала, что она лучше всех и всё в ней идеально. И… Всё тело, от корней до верхушки, вдруг пробила острая боль. Да такая, что стало

трудно дышать. « Это конец», подумала слива. Но к своему удивлению увидела удаляющиеся спины людей. Как всегда её оставили одну. Ощущение тоски вновь подобралось к ней. Только оно ещё дополнилось ноющей тупой болью. Старый виноград потом рассказал, что человек вбил ей в корень старый ржавый гвоздь. «Зачем?- подумала она.Разве я не была так хороша для вас?» И вдруг ей стало всё безразлично. И ветер. И небо. И солнце. Ей захотелось пить. Но дождей больше не будет. А люди не догадались полить её больные корни. Год сменялся годом. А сливе теперь было всё равно. Разочарование. Уныние. Они сделали её жизнь тоскливой. Она уже не радовалась приезду людей так, как раньше. Они стали ей мешать. Ведь от них можно было ожидать чего угодно. Старый виноград ей больше не докучал своими советами. Его спилили два дня назад. Но ей было всё равно. Разочарованная в жизни, она стала терпеливо ждать конца, принимая всё как есть. Такого июля не было давно. Сильная жара сменялась грозовыми дождями и наоборот. Естественно, что в городе это пережить сложно. Но здесь, на даче, это совсем другое дело. Вчера над дачным посёлком пронеслась очередная грозовая туча. Всё, что можно она из себя выжила: и проливной дождь, и даже град. Град в тридцати градусную жару – это сравни аттракциону. Тем не менее, градины дико хлопали по крыше, сбивали листву и всё, что им попадалось на

лету. Но лето есть лето. И через час дождь кончился. Земля, не имевшая сил так быстро впитать в себя всю влагу, принялась дышать, щедро распространяя аромат свежести. Перебравшись на веранду, мы расселись по краям стола и, наслаждаясь свежим воздухом, завели разговор.

- Посмотри, сколько слив в этом году! - Да, но они такие маленькие, как горох. - Надо их собрать. Смотри, сколько сбило! Собрать и закопать где-то за домом. На варенье они уже не годятся. Одни косточки. - Ну да. Надо. Но не сейчас же. Очень грязно после дождя. Пусть хоть

чуть-чуть подсохнет. Мелкие сливы, величиной с косточку, засыпали асфальтовую площадку фиолетовым ковром. Их, действительно, было слишком много в этом году.

Это был рейс из Сингапура с грузом контейнеров. Команда не видела дома без малого год. «Всё деньги. Эти чёртовы деньги! Ведь не было же раньше такого повального жлобства и желания заработать как можно больше, причём любой ценой. Блекнут от бесконечных разлук жёны, дети растут без отцов. Уже никого не влекут за собой мечты и бескрайние океанские просторы. Не посвист свежего ветра в снастях, а сухой шелест купюр бодрит измельчавшие души, - Борис Николаевич «таял» на капитанском мостике, вытирая струящийся по лицу пот большим, как шлюпочный парус, клетчатым платком, да ещё эта изнуряющая жара. Будь она неладна! Ну не мог он, потомственный архангелогородец, долго выносить её проклятую. Шутка ли, из месяца в месяц от Марселя до Сингапура, туда -сюда по Индийскому океану шастать! «Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе…», - с каким-то тоскливым надры-

вом, в голос, продекламировал Борис Николаевич, и запоздало покосился на рулевую колонку, - Фу-у. – В рубке кроме него никого не было, вахтенного матроса он отправил на приборку. Судно шло на «автомате». «Несколько раз экипажу предлагал, - вернулся капитан к своим мыслям, давайте отдохнём, возьмём отпуск. Нет! Большинство проголосовало за то, чтобы работать дальше, пока выгодный фрахт прёт. Ничего не попишешь, команда работает в чартере, на этой французской посудине под панамским флагом. Он сам всё это и затеял». Когда пароходство начало сыпаться, Борис Николаевич сколотил экипаж из надежных, проверенных в деле моряков, и предложил услуги нескольким иностранным судоходным компаниям. Ими заинтересовались французы. Контейнеровоз «la star de la Рrovence» был ещё относительно новый, французские экипажи на длительные рейсы подписывались неохотно, а набирать команду

из азиатов - угробить судно раньше времени. Русские моряки во сто крат профессиональнее, а по деньгам встанут не дороже малайцев. «Это сколько же лет с тех пор прошло? – стал подсчитывать капитан. – Так. Сейчас ему пятьдесят восемь, а тогда ему было сорок шесть… Двенадцать лет! И все эти годы рейсы на Австралию, Сингапур, Китай и Японию. Так и окосеть недолго. Скорее бы на пенсию. Надоело всё до чёрта! Дочь без него выросла. Внучка не узнаёт. Хватит. Последний рейс, а там… Повезёт, на рейдовый катер или в лоцманскую службу устроится, а нет – огородом займётся». Борис Николаевич не после этого рейса, а уже в который раз собирался списываться на берег, но прекрасно понимал, что это всего лишь очередной всплеск раздражения. До пенсии ещё целых два года, а шансов получить работу лоцмана или капитана в архангельском портофлоте, у него не больше, чем при-

Автор:

Скоборева

Елена

нять командование над штабным кораблём «Mount Whitney», шестого американского флота, с которым им нередко случалось встречаться в Средиземке. На «Провансе» они ходили сокращённым экипажем, в целях экономии. На российском судне такого класса работало бы человек двадцать пять, не меньше, а здесь приходилось крутиться вдесятером. Капитану приходилось стоять «детскую» вахту с восьми утра до полудня и с восьми вечера до «нулей», что Борису Николаевичу было, как… словом не нравилось. Через два часа после выхода из Суэцкого канала в Аданский залив «Провансу» повстречался российский сторожевой корабль "Неустрашимый". Борис Николаевич приказал «отсолютовать флагом» землякам. Там немного замешкались, но ответили на приветствие: медленно приспустили военно-морской флаг на одну треть длины фала, после чего связались с «Провансом», мол, «чему обязаны такой любезностью?». «Да тут весь экипаж русские!», - пояснил Борис Николаевич. Поговорили, пожелали друг другу счастливого плавания. «Вот и наши теперь залив патрулируют, - довольно покивал головой Борис Николаевич. - И то. Оборзе ли раз бой н ики. Только в этом году больше ста нападений на торговые суда зафиксировали. Прямо пиратский ренессанс какойто. Ей Богу!». С декабря 2008 года по инициативе США была создана Объединенная оперативная группа, целью ко-

торой было проведение меж д ун а р о д н о й в о е н н о морской операции у берегов Сомали. В задачи группы входила борьба с пиратством. В неё вошли корабли, действующие под флагами 23 стран. «И снова Аданский залив. Вроде недавно были, а уже больше месяца прошло», - посетовал на скоротечность времени Борис Николаевич. Краем глаза капитан заметил движение по левому борту. Он взял бинокль, и вышел на крыло мостика. - Вот ить… Твою мать! – выругался Борис Николаевич. Н а п е р е р е з «Провансу», быстро приближаясь, шли два катера с вооружёнными людьми. Капитан рванул в рубку, звонком подал сигнал общесудовой тревоги, и по громкой связи объявил, что это ни хрена никакая не учебная тревога, а самая что ни на есть настоящая, и что их атакуют пираты. В подтверждение его слов, по рубке ударила пулемётная очередь. - Охренеть! Я же не коммандос, какой! – вжал голову в плечи Борис Николаевич, и пригибаясь, пробрался к рации, передал «мэйдэй» и координаты судна. В рубку вбежал старпом: - Что… - Пригнись! – замахал на него руками капитан. Старпом только успел присесть на корточки, как в лобовые иллюминаторы ударила вторая очередь. Посыпались стёкла. Пули ударили по переборке внутри рубки.

- Требуют, чтобы остановились. Василич, ты ребят в машинное отделение уводи. Я дам «стоп», и за вами. Попробуем там забаррикадироваться. Повезёт, до прихода помощи отсидимся. Боцман Иваныч и грузовой помощник Сергей Рябцев тревоги не слышали. Они пробирались по дну первого трюма вдоль контейнеров. Рябцеву не понравился какой-то скрежет во время качки. - Останавливаемся что ли? – замер боцман, прислушиваясь. - С какого перепуга? – врезался в него Сергей. Судно заметно сбавило ход, а потом и вовсе остановилось. - Старик со скуки чудит. Пойдём. Я скрежет в районе полубака слышал, подтолкнул Иваныча Рябцев. Они дошли до конца трюма, и перебрались не другой борт. Не найдя причину подозрительного скрежета, они вернулись к лестнице ведущей наверх, поднялись к выходу из трюма. Боцман только приоткрыл дверцу, и тут же её закрыл, опустив задрайки, повернулся белеющим в темноте лицом к Рябцеву. - Ты чего? – посветил на него фонарём Сергей. - Т-там пираты! – округлив глаза, шёпотом «заорал» Иваныч. - Какие ещё пираты? У тебя случаем солнечного удара нет? – не поверил ему Рябцев. - Сомалийские! Потому и остановились. Наверное тревогу объявляли, да здесь хрен услышишь

чего, - боцман привалился спиной к двери. – Приехали, мать твою… - Не, правда что ли? - Хочешь посмотреть? – мотнул головой себе за спину Иваныч. - Пока нет. Что делать будем? - А что тут сделаешь? – пожал боцман плечами. - Я только двоих видел. Оба с «калашами». Только высунемся – посекут. Да и стар я в войнушки играть. Я своё уже в Афгане отвоевал. - Не знал, что ты воевал, - уважительно удивился Рябцев. - Да ничего героического. Я артиллеристом был. Духов толком не видел, а вот чего с близкого расстояния калаш может натворить… не приведи Господь ещё увидеть. Шхериться надо, - боцман посветил фонарём по углам, выдернул обрезок капронового линя из связки, и зафиксировал одну из задраек так, чтобы её нельзя было открыть снаружи. - Полезли вниз. Капитан успел присоединиться к остальным членам экипажа в тот момент, когда пираты, забросив кошки за планширь, обезьянами карабкались на судно, упираясь босыми ногами в борт. Моряки заблокировали все входы в машинное отделение. - Что теперь? – старпом посмотрел на тяжело дышащего капитана. Температура в машинном отделении переваливала за отметку 50;С. - Ждать. Это не кино «Пираты XX века», и старшего механика Сергея Сергеевича среди нас нет. Этот

район патрулируют военные корабли. Кто-нибудь из них услышал нас, и придёт на помощь... А где Рябцев с боцманом? – Борис Николаевич посмотрел по сторонам. - Я видел, как они в первый трюм полезли, - подал голос один из матросов. - Чёрт! Будем надеяться, что им удалось спрятаться. В дверь чем-то сильно ударили. - Оpen the door! Will be worse, - прокричал снаружи грубый голос. - Ложись! – крикнул старпом. Автоматная очередь порошила стальную дверь. Рябцев и боцман сидели на дне трюма. - Я пойду, посмотрю, - Сергей себе места не находил. - На что? - Ну, как там наши… - неуверенно пожал плечами Рябцев. - Наши в машинном отделении. Забыл, как тренировались прятаться при нападении? Сидят себе, в две дырочки посапывают, и нам того же желают, - Иваныч неодобрительно посмотрел на Рябцева, - вот таких как ты, на войне первыми убивают. - Это почему ещё? – счёл нужным обидеться Сергей. - Потому, что им ж… думать не даёт, всё приключений ищет, - нервно хохотнул боцман. Через час Рябцев, вырвавшись из рук пытавшегося удержать его боцмана, карабкался вверх по лестнице. - Ну, вот же дятел! – боцман полез следом.

Он успел как нельзя кстати. Через дверной проём, замерев, как два кота перед дракой, таращились друг на друга Рябцев и черномазый пацан лет пятнадцати, сжимавший в руках автомат. Боцман ударил парня фонарём по голове, и затащил его внутрь. - Дверь закрой! Дебил, - зашипел Иваныч на Сергея. Он с трудом себя сдерживал, чтобы не врезать фонарём ещё и штурману, - ты чего творишь?! - Да я… - попытался оправдаться Рябцев. - Заткнись! Дверь заблокируй, - боцман со знанием дела вязал мальчишку по рукам и ногам обрезками линя. Скрутив верёвку жгутом, он оттянул челюсть парня вниз, сунул жгут ему в рот, и затянул концы на затылке. - Будь на его месте кто-нибудь постарше, ты был бы уже трупом, - зло бросил Иваныч, в свете фонаря недобро посверкивая глазами на Сергея. - Да ладно тебе, Иваныч, - потянулся Рябцев за оружием. - А ну, ша! – ударил его по руке боцман. Взял автомат, отсоединил рожок, оттянул затвор. На палубу, тускло блеснув, выскочил патрон. – Ему только пальцем надо было шевельнуть, - Иваныч вставил патрон в магазин, присоединил магазин к автомату, дослал патрон, и поднял флажок предохранителя. Рябцев прислонился к переборке. Только при виде патрона, с острой пулей на конце, в руке Иваныча, он понял, что был на волосок от смерти. Его начало

трясти.

ныча.

- Дошло? – удовлетворённо посмотрел на него боцман, - это хорошо. А вот то, что ты натворил, это очень хреново! Пацана наверняка искать будут. Не найдут - озвереют. Если до наших доберутся, там всех и положат. И всё из-за тебя, му…ка сиреневого. Теперь думать надо, что дальше делать. Связанный мальчишка застонал, и попробовал пошевелиться. - Спроси у него, сколько их, чего хотят, боцман принял командование на себя. Иваныч приложил палец к губам, выразительно показал на автомат. Мальчишка понимающе закивал. Боцман освободил его рот от верёвки. Минут через десять они знали, что бандитов одиннадцать, пришли они на двух катерах, на которых оставили по одному человеку. Целью пиратов было захватить заложников, чтобы потом потребовать за них выкуп. - Всё понятно. Выходит, вместе с ним на борту девять человек. Многовато будет, - почесал Иваныч затылок. - Я ведь не Рэмбо, блин! Он протянул руку к мальчишке. Тот испуганно отшатнулся. - Не с…! Моряк ребёнка не обидит, - ухмыльнулся боцман, обшаривая парня. – Запасливый! – вытянул он снаряженный магазин из-за пояса его обрезанных выше колен джинсов. - Живём! - Что ты собираешься делать? – Сергей следил за каждым движением Ива-

- Если бы не наличие отсутствия у тебя мозгов, то сидел бы, и молчал в тряпочку, а теперь придётся действовать по обстоятельствам, - тяжело вздохнул боцман. – Сейчас ты резко толкнёшь дверь, и размажешься по переборке. Иваныч снова сунул верёвку в рот мальчишке: - Чтобы тихо у меня тут! – и уже Рябцеву, - Давай! С е р г е й т о л к н ул дверь, и вжался в стенку. Им повезло. В узком проходе между контейнерами никого не было. - На кран! – скомандовал боцман. Рябцев по скобам поднялся на ростры, открыл дверь ведущую в ствол крана, и нырнул внутрь. Иваныч последовал за ним. Открыв окошко в кабине, они по стреле спустились на верхний контейнер. - Ложись. В рубке видишь кого? – пристроился рядом с Сергеем боцман. - Стёкла побиты… На крыле один стоит! Иваныч, не спуская глаз с фигурки бандита, побежал по контейнерам, перепрыгивая через прогалы. Меньше чем через минуту он спрятался за краном второго трюма. Наблюдая за Иванычем, Рябцев не сразу почувствовал боль. Он так крепко сжимал кулаки, что ногти врезались в кожу. Боцман взял пирата на мушку, махнул рукой. Сергей побежал. Он был уже шагах в пяти от крана, когда бандит его заметил. Рядом прозвучала

короткая очередь. Бандита отбросило от бортика крыла. - Вот теперь самая веселуха начнётся! – повернулся к Сергею Иваныч. Рябцеву стало жутко от застывшей не его побледневшем лице улыбки, больше похожей на оскал затравленного зверя. Как ни странно, но поначалу ничего не произошло. Они перебежали к отдельно стоящему на остальных контейнеру. - Он там один был. Беги к надстройке. Видишь, в капитанской каюте иллюминатор открыт? Попробуй перебраться внутрь, бегом в рубку, забери оружие, и мухой назад. Я здесь подожду. Смотри: вот так передёрнешь, флажок в среднее положение. Давай! – хлопнул его по спине Иваныч. Рябцев с края контейнера протиснулся в каюту. Боцман глаз не спускал с темнеющего проёма, в котором исчез штурман. Через минуту в надстройке ударила длинная очередь. Потом из иллюминатора на крышу контейнера вылетел автомат, показались ноги, нащупывающие опору. Сергей оттолкнулся от надстройки, и повалился на спину. Из каюты послышался грохот вышибаемой двери. В иллюминаторе показался человек в пёстрой чалме, целящийся в штурмана из карабина. Боцман срезал его длинной очередью. Рябцев, подхватив автомат, и припустил вдоль контейнера, обогнул его, и встал рядом с Иванычем, тяжело дыша. - По тебе стреляли?

– посмотрел на ошалевшее лицо Рябцева боцман. - Не… - покрутил головой Сергей. - Я. -? - Я из рубки только спустился, а они по трапу поднимаются, ну я по ним и дал. - Попал? Сергей кивнул. - Значит ещё двое? - Трое. Иваныч не нашёлся, что сказать, изобразив на лице сложн ую гамму чувств. - Так их трое осталось! – сделал он несложный подсчёт. - А в лодках двое? - Вряд ли они сюда полезут… Смотри! – Иваныч, показал куда-то за спи-

ну Рябцева. Сергей оглянулся. Справа по корме к «Провансу» приближался военный корабль с хищными обводами. - Бросай оружие! – заорал Боцман, - а то они нас перестреляют к хренам. Они бросили автоматы, и замахали руками. С левого борта послышался рёв моторов. Сергей оглянулся. Катера пиратов на большой скорости удалялись от контейнеровоза, оставляя на ровной воде два пенных кильватерных следа. Мальчишку посадили в одну из резиновых моторных лодок, в другую спускали тела убитых, в чёрных пластиковых меш-

ках. В кают-компании офицер французского спецназа снимал показания с Боцмана и грузового помощника. Один из бойцов, глядя со спардека «Прованса» на жутковатый груз, спросил у товарища: - Бертран! Я ничего не путаю? Ведь эти русские не военные? Напарник злым щелчком отправил окурок за борт: - Запомни раз и навсегда, Жиль. Все русские военные… Автор: Андрей Григорович

…

Маленькая девочка бежала по лесу. Ей казалось, что тропинка тянется куда-то очень далеко. Радость, смех – вот то, что переполняло детскую душу, еще не испорченную этим внешним миром с его угрозами. Маленькая девочка бежала по тропинке. Она еще ничего не боялась, ведь всегда можно было прибежать к маме или папе и спрятаться за них. Маленькая хохотушка, любящая играть в куклы и бегать. Без забот пока еще. Будет взрослой, столько будет всего нужно. Школа, ВУЗ, работа, семья. Все в свое время. Проблемы. Дом. Работа. Не все

сразу. А пока она просто бежала по тропинке и улыбалась. Когда еще не умела ходить, она поползала к моему животу, садилась и стучала по нему ладошкой, весело смеялась при этом. Это было высшим счастьем – хлопать по папкиному животу. Да, она моя дочь. Порой мы, взрослые совершаем не те поступки, забывая о том, что мы дороги кому – то, маленькому человечку, весело бегающему по комнате и стучащему по животу. Он ждет нас, а мы забываем. Маленькая девочка бежала по тропинке и «зажигательно» смеялась. Я был и есть далеко

не самый лучший отец, порой забывал, порой долго не приходил, а меня так ждали. Я знал, что ждут, но испорченность не давала покоя, испорченность тянула на разные «чудеса», на разные подвиги. А она просто любила бегать по комнате, улыбалась и ждала меня. - Когда папка придет? - Я так боялась ей когда – то сказать, что никогда, - говорила мне жена, - но ты всегда возвращался. Вернись и в этот раз. Понимал я, что меня ждут, что в мире есть маленький человек, который бегает по коридору или тропинке, улыбается и так

сильно меня ждет. Смех, как только я вхожу в их комнату. Радость от того, что она меня видит. Вот оно – счастье,

которое каждому разное. Здесь именно такое, не больше не меньше, только так. Я вернулся и в этот

раз, думаю, что навсегда. Автор: Дмитрий

Долгов

' - Это птичка! - Дулак ты, у птицы должны быть клылья! - А я играл в ангрибёрсов, там птички без крыльев, их нужно из рогатки запускать. - Всё лавно, это не птица, может быть это свинка? - Нет, мальчики, свинки зелёные. - Всамделишные свинки лозовые. - Глупый ты, Данилка, какие же они розовые? Я по телеку видела, они грязные. - А давайте его в машинке покатаем, вон с той горки! Грыух попытался приподнять голову и злобно зарычать, ничего не вышло. Холод и слабость окончательно сковали его мышцы. Он мог слышать, но не мог действовать. Какая глупость, он разведчик, на счету которого больше пятидесяти успешных операций по внедрению. А теперь такой провал. Это был сбой в программе, какая-то пустяковая неполадка, но результат стал катастрофическим. Очередная планета, стоявшая в списке как готовая к захвату. Войны, раздор, споры, неспособность договариваться, экономические кризисы – прекрасная почва

для вторжения. От него требовалось лишь подтверждение результатов мониторинга, он должен был указать первую точку высадки. Грыух слабо задёргал лапами, когда его бесцеремонно потянули за хвост и попытались загрузить в кузов игрушечного самосвала. - Смотлите, он живой! - А ты как думал, конечно, живой, сейчас как вскочит и укусит тебя! - Не, не укусит, у него зубов нет. Зубы имелись - мелкие и острые, но Грыух совершенно не мог открыть пасть, холод сковал его челюсти. - Дайте я его палочкой тыкну, пусть ещё пошевелится… Грыух действительно дернулся, острая палка воткнулась куда-то в область живота, заставив его судорожно свернуться в клубок. Какая ошибка! Он учёный, он боец, профессионал, несколько лет, изучавший эту планету, и знающий все её языки, все традиции. И теперь такое! Биокомпьютер, вживлённый в голову, безнадёжно молчит, этому хламу тоже нужна температура хотя бы на пять градусов выше, а его остывающее, почти око-

ченевшее тело не способно вернуть ему способность функционировать. Приемлемым для разведки было выбрано земное животное – собака. Это млекопитающее являлось повсеместным обитателем всех населённых пунктов планеты, и не должно было вызвать подозрений. Но в результате нарушения программы во время межпространственного перехода, он реализовался на Земле не собакой, а мелким ящером – динозавром, вид, вымерший много миллионов лет назад. Климат в месте высадки, как и сам образ, оказался для него совершенно не подходящим. Сквозь гладкую, тонкую шкуру мгновенно проник холод, сделав его тело вялым и малоподвижным. Он сразу упал набок и так и лежал под деревом, скрючив короткие передние лапы и поджав под себя задние, длинный хвост был безвольно растянут по земле. Жалкое зрелище. А потом его нашли эти люди. - Какой тяжёлый, отойди, Сашка, это мой глузовик, я сам его заглужу! - Ты чё толкаешься? Я тоже играть хочу, я его за шею буду тащить. - Мальчики, не ссорьтесь, может он не хочет кататься, давайте его

лучше покормим. - Чем? - А я сейчас пироженки сделаю, у меня формочки есть. - Я тоже хочу пиложенки делать! Дай мне! Это не твоя лопатка. - Ну и что, надо делиться, так мама говорит! Грыух вновь попытался зарычать. Хоть немного тепла, чтобы оживить этот бесполезный передатчик. В его рот было втиснуто нечто твёрдое, в пасть посыпалась мелкая кристаллическая субстанция, мгновенно забившая горло. Он поперхнулся, закашлялся, проклиная тот день и тот час, когда согласился лететь на эту планету. Нужно передать данные, нужно, нужно…. Его голову раздирало от злобы, они поплатятся за такое обращение, он не игрушка! Один выстрел, и этот город перестанет существовать… Сквозь серую пелену, застилавшую взгляд, он увидел, как приближаются ещё люди, более высокие и не такие неуклюжие как эти. В его сердце закрался неожиданный страх. - Дети, вы, чем здесь заняты? Фу, какая гадость! Вы где это взяли? - Это что? Крыса? Вы руками её не трогали? - Нет, мама, мы же в пелчатках, мы его пиложинками колмим, а он не ест… - А ну, быстро домой, нужно вызвать кого ни будь, чтобы убрали это, вдруг оно заразное. Отойдите от него, дети. - Ну, мама, мы же играем. - Я сказала, пошли отсюда. Вчера по телевизору видела, про инопланетян

показывали, у них такие же морды, очень похоже, между прочем. Прямо жуть. - Да какие морды? Ты что, Ленка, опять этот канал смотришь? Там же выдумки одни! -Не знаю, во всяком случае, у нас такого не водится, это существо ненормальное. - Да ладно вам, ужинать пора, Сашка, домой! - Данил! Ты зачем ему лопатку в рот суёшь? Ну ко, выбрось её, мы домой заразу не потащим. Вот молодец. - Машенька, говори мальчикам пока. - Всем пока. Грыух не мог поверить, что его оставили в покое, но лучше от этого не стало. Тело всё так же продолжало терять тепло, холодная земля высасывала все силы, невыносимо хотелось закрыть глаза и отключиться. Нельзя, нужно передать информацию…. К удару всё готово, они лишь ждут его сигнала…. - Смотри, Настя, какая игрушка! - Это динозаврик, кто его здесь бросил? - Какой он миленький! Прямо как настоящий. Если бы он мог, он бы застонал, но Грыух потерял способность воспроизводить звуки. Единственная надежда была на завтрашний день, он помнил сводку погоды, обещали внезапное потепление, а когда его тело прогреют солнечные лучи, он сможет передать сигнал. - Я хочу взять его домой. Грыух весь подобрался. В домах людей тепло, там он отогреется, придёт в норму и будет дейст-

вовать. В ход пойдёт весь арсенал, прячущейся под шкурой и ждущий команды от окоченевших мышц, или, в конце концов, хотя бы зубы. Только бы вернулась подвижность. - А мне не разрешают брать домой чужие игрушки, найденные на улице. - М-м, мне тоже, жалко, он такой хорошенький, я хочу с ним поиграть…. - Вечер уже, меня сейчас ужинать позовут. - Да, меня тоже. - А давай его спрячем, завтра придём и будем играть. -Давай! А куда? - Смотри, под теми деревьями снег ещё не растаял! Можно закопать. - А если ночью растает? - Нет, папа говорит, сейчас по ночам ещё минус держится, холодно. До завтра точно не растает. Закопаем поглубже, и никто не найдёт. - Ну, давай. Вот, лопатку кто-то оставил. На, копай яму, а я его подтащу. бежать, но его оледеневшее тело не подчинилось желанию владельца. Он не мог даже просто пошевелиться и обозначить себя как живого. Его схватили за хвост и куда-то потащили, потом его тело было втиснуто в яму, он оказался окружён жёстким, царапающим кожу веществом. Сверху посыпалась такая же субстанция. Стало темно. Очень холодно. Бесконечно холодно. - Ну вот, какой снег уже твёрдый, давай сверху вот этот ледяной камешек поставим, чтобы завтра найти. Ты утрамбуй посильнее.

- Всё, готово. До завтра, динозаврик! - Не скучай без нас! *** - Контрольное время? - Нет связи. - Сканирование пространства? - Нет связи. - Данные? - Нет связи.

- Агент потерян. Аномалия по планете. Повторить мониторинг в следующий виток. На данный момент вычеркнуть планету из списка. Операция завершена. Боевая межгалактическая станция неторопливо покинула солнечную систему и взяла курс к следующей планете, подходящей

по параметрам к заселению. А на Земле была весна. Таял последний снег, бежали ручьи, цвели подснежники. Люди радовались наступлению хорошей погоды. Всё как обычно.

- Здесь кто-то есть? - Да. - Как вас зовут? - Николай. - Колька, ты? - Славка?! - Привет! - Привет! - Что ж так темно? - Не знаю, ночь, наверное. - Как ты поживаешь? - Влюбился я, Славка. Она просто чудо! - Да уж наслышан. Ты про свою Катерину? - Ага, про нее. Я тебе рассказывал, как мы с ней познакомились? - Подробностей не помню. Давай, повествуй. - Хорошо. Это был жаркий летний день. Я гулял в парке один. Светило солнце и играла, как сейчас помню, какая-то древняя композиция оркестра Гленна Миллера. Настроение было великолепное. Я шел и жмурился от солнца. И тут на меня наткнулась она. С рожком мороженого в руках. Испачкала всего меня. Что-то долго говорила, извиняясь, а я любовался ею. Представляешь, Славка,

влюбился с первого взгляда. Ну а потом… потом, я угостил ее еще мороженым. Мы гуляли и смеялись, я в испачканной рубашке, а она вся такая необыкновенная… - Да, история, прямо хоть роман пиши! - Ладно тебе! А тыто как? - У меня тоже подобное случилось… Только намного банальнее. Со своей Александрой я познакомился в театре. Так случилось, что билеты у нас оказались на соседние места. Перед началом спектакля она все время нервничала, смотрела по сторонам, оглядывалась. А я сидел и не мог глаз от нее отвести. Тоже, наверное, любовь с первого взгляда. В антракте она подошла ко мне с двумя бокалами шампанского и один предложила мне. Вот так все и началось. Александра у меня решительная. - А у меня наоборот. Катюша такая непосредственная, душевная, легкая. - Моя мужественная, твердая, вообще кремень. - Послушай, а давай

отметим встречу? - Колька… Я не могу пошевелить ни руками, ни ногами. - Опа, Славка, я тоже. Мы привязаны?! *** В соседнем кабинете сидит доктор в белом халате. В задумчивости смотрит на мониторы. На мониторах виднеется палата с двумя пациентами на кроватях. Они привязаны. Все изображение зеленое, используются камеры ночного видения. Доктор встает и выходит из кабинета. Входит в палату и зажигает свет. - Добрый день мужчины. Как спалось? - Доктор? Где мы? Почему мы привязаны? Что все это значит? - Не волнуйтесь, вы в клинике. Все будет хорошо. У вас посттравматический синдром. А ремни просто средства безопасности, чтобы вы не навредили друг другу. Николай, вы снова вспоминали Екатерину? - Что значит снова? Развяжите меня немедленно. - Успокойтесь или я

Автор:

Светлана

Зэт

вынужден буду ввести вам успокоительное. Вячеслав, а вы опять говорили про Александру? - Где она? Что с ней? Я хочу ее видеть. - Милые мои, давайте по порядку. Первый этап лечения на сегодня закончен. Переходим ко второму. - И давно вы нас, это, лечите? - У вас была сложная травма головного мозга. И если вкратце, вы потеряли краткосрочную память. То есть вы помните глобальные знания, но не помните, что с вами было вчера, например, или неделю назад. Николай, Вячеслав, я связываю вашу проблему напрямую с Екатериной и Александрой. Для вас это будет новость, но она тоже наш пациент. - Кто? Катя? - Саша?! - Минуточку, сейчас ее доставят. Входят два санитара. Между ними молодая женщина в белой смирительной рубашке. Она спокойна, взгляд направлен вперед, в никуда. - Катенька!!! - Сашенька!!! - Что они с тобой сделали?

- Теперь вы понимаете, что Екатерина и Александра это один и тот же человек? Николай и Вячеслав переглянулись. - Уведите ее. Санитары уводят пациентку. - Вам Николай, и вам Вячеслав, необходимо понять, что эта женщина нездорова. Я знаю, что она… они для вас много значат, но вам необходимо ее забыть и переключиться на свою жизнь. Все постепенно, поэтапно. Отдыхайте. Доктор выходит из палаты. Заходит в свой кабинет. *** - Положительная динамика все-таки есть, Екатерина Александровна. Не стоит забывать, что это экспериментальный метод лечения. Екатерина Александровна снимает смирительную рубашку. - Но доктор, сколько же это может продолжаться? - Терпение, здесь главное терпение. - Я вам очень благодарна. - Не стоит. Мы должны достичь полного исцеле-

ния. - Спасибо, доктор. *** Доктор входит в палату. - Вы осознали? - Это трудно. - Это невозможно! - Хорошо, не сразу… Теперь, дорогие мои, самый важный момент. Перейдем к третьему этапу нашего дневного лечения. В палату входят два санитара. Подходят к левой от входа стене и укатывают огромное зеркало на колесиках из палаты. В палате одна кровать и один пациент. - Николай Вячеславович, не волнуйтесь и поймите, я стараюсь вам помочь. Ваша жена, Екатерина Александровна, очень переживает за вас. И все мы надеемся на лучшее. - Дорогой доктор, может, вы оставите меня в покое, вместе со своим зеркалом? Поймите, я счастлив и счастлив вдвойне… Доктор нахмурился и задумался. - Сестра! Успокоительного, пожалуйста. Автор: Кавсехорнак

Георгий

1. Метрическая музыкальная единица – каждая из долей, обычно равных по длительности, на которые делится музыкальное произведение по числу метрических ударений в нем… 2. Равномерно сле-

дующие один за другим удары, движения, ритм… 3. Часть рабочего цикла какого-нибудь механизма… ТАКТ (2) Умение вести себя пристойно, уважая других,

чувство меры в поведении, в поступках…». Толковый словарь русского языка С. И .О ж егов, Н.Ю.Шведова - Еще не пришли? - Кто?

- Они. - Откуда? - От нее. - Застряли, наверное. - Подождем? - Конечно. - А как ты к нему относишься? - Ты про Него? - Ну да. - Если честно, мне бы хватило и двух тактов выполнить, все то, что Он наобещал. - Ты не слишком самоуверен? - Вот смотри, Центральный Его когда выбрал? Правильно, 14 тактов назад. От Него требовалось все сделать за четыре такта, так нет, Центральный его поставил еще на четыре. Мол, не успел. А мы что? Нам-то от этого легче стало? - Ну, Он все-таки опытный, умный. - Раз такой умный, что ж так долго? Потом спустился в Оперативный, и что? Отсиделся еще четыре такта и обратно в Центр еще на шесть?! - Но перемены-то есть. - Я не собираюсь спорить с тобой. - Вот и не надо. Я, например, всегда Его поддерживал, пропускал вперед. - Попробуй не пропусти... Хотя я всегда был за других, но им Центральный не давал даже шанса.

- Но пойми, альтернативы-то нет! - Да ладно! Что ж вы все время глупее себя ищете?! Вот ты как работаешь? - Ну, дают мне такт, потом другой. Но я свои задачи выполняю ровно в назначенный срок! - А теперь ты тут в ожидании сидишь, не работаешь, и все из-за Него. - Тихо-тихо. Не надо сейчас тут виноватых искать. Благодаря Ему мы всетаки работаем. - А может быть вопреки? - Твои настроения мне совсем не нравятся. - Сам посуди, я понимаю, работа громадная, но раз выделили на нее четыре такта, так ты хоть сделай, что просили. Не получилось… Хорошо, получай еще четыре. Нет? Опять не вышло? Побудь на оперативной работе. Еще плюс четыре. И вот еще шесть. И что ты думаешь, успеет? - Старается же. И я думаю, успеет! - Работает на износ прямо, да вот только все вокруг стоит, как вода в озере! - Это обыкновенное состояние – стабильность! - Что ты говоришь! И из-за нее мы тут сидим и ждем их? - Это побочные обстоятельства. Ничего страшного. - А вот я думаю, что

все просто застыло. Развития нет. Все копят-копят или тратят-тратят. Что собственно ничего не добавляет и ничего не убавляет. - Вот это и есть стабильность, я бы даже сказал привлекательная стабильность! - Как хочешь… Но я думаю, у всех должен быть такт во всех смыслах. Не выполнил, отойди, может у других получится… Ну, наконец-то, вроде идут. - Да, даже не спешат, а ты говоришь, Он во всем виноват. Ты же не назовешь Его бестактным?! - Ладно, счастливо. - И тебе не болеть! *** Две небольшие программы получили, наконец, данные из оперативной памяти и пошли посильно выполнять свои задачи. Большая программа выполнялась и занимала все процессорное время. Компьютер – система сложная, и центральный процессор не мог выполнять другие задачи, пока большая программа не закончила свои действия, в отведенное ей компьютерное время – такты. На экране монитора ярко светился синий экран, как его еще называют «синий экран смерти».

Удивительное время заката, небо расчерчено багровыми полосами затухаю-

щего пламени, последние алые лучи мечами пронзают облака и растворяются в

слишком близко подступившей черноте ночи. Природа на несколько долгих мгно-

Автор: Кавсехорнак

Георгий

вений словно замирает между светом и тьмой, и лишь призрачные тени, быстро бегущие по земле, напоминают, что солнце продолжает неумолимо уходить с небосвода. Максим очень любил такие закаты – яркие, необычные, напоминающие пожар. Закаты над морем были ни с чем несравнимы. Он восхищенно смотрел, как багровый шар солнца опускается прямо в воду, смотрел и не мог поверить, что после стольких лет вновь выбрался на юг. Ему невыносимо захотелось прямо сейчас раздеться и броситься в кипящую пену волн, насладиться ласковым прикосновением тёплой морской воды, вдохнуть её солёный запах и плыть, просто плыть… Он ждал этого десять лет, что ж придётся подождать ещё до утра. Максим с сожалением оглянулся на уже пройденный путь, сейчас он поднимался по дороге в гору, именно поэтому перед ним открылся такой удивительный вид на море, но всё же, ему хотелось бы снять комнату где-нибудь поближе к пляжу. Пик сезона, и если приехал «дикарём», то придётся немало походить, подыскивая подходящий вариант размещения. Здесь уже довольно высоко на горе тоже было много разнообразных домовладений, начиная от двухэтажных коттеджей и заканчивая настоящими замками. Почти на всех калитках висели таблички «сдаются комнаты». Максим с сомнением огляделся, дорога тянулась по самому обрыву, внизу слышался грохот при-

боя, он подошёл к краю, посмотрел вниз. Высоко, волны накатываются на отвесные скалы, пляжа нет, значит, придётся далеко спускаться, добираясь до центрального пляжа, а потом по жаре, уставшему, вновь ползти в гору. Да, не лучший вариант. Но сейчас и он подойдёт, лишь бы до темноты найти место для ночлега. Его взгляд вдруг остановился на одиноком коттедже, похожем на миниатюрный сказочный замок, расположенном у самого обрыва. В этом месте дорога петляла, по дуге обходя минизамок, другие дома находились чуть в стороне, на некотором отдалении от обрыва. Но этот, не боясь, нависал над самой пропастью. Максим заметил несколько балкончиков выходящих в сторону моря, и у него даже захватило дух, когда он представил себе, как стоит на огромной высоте над волнами. Какой же должен открываться оттуда великолепный вид. Он сделал несколько шагов в сторону коттеджа у обрыва, а потом, уже не останавливаясь, подошёл к его двери. «Есть одна свободная комната», - гласила неприметная табличка. М а кс им по ис ка л взглядом звонок и, так и не обнаружив его, громко постучал в дверь. Подождал, встречать гостя никто не спешил, он вновь постучал и вдруг заметил, что дверь приоткрыта. Он толкнул её и вошёл в просторную прихожую. -Здравствуйте, есть кто-нибудь дома? – Максим огляделся, из прихожей

поднималась лестница на второй этаж, прямо за ней распахнутые двустворчатые двери позволяли увидеть коридор, ведущий вглубь дома. -Простите, что вошёл без спроса, - снова крикнул Максим. – У вас было открыто. На лестнице показалась девушка, она застыла на верхней ступеньке, вглядываясь в непрошеного гостя, а потом вдруг со смехом сбежала вниз. Максим успел её рассмотреть. Яркий жёлтый сарафан выше колен открывал стройные ноги и подчёркивал загорелую кожу, тонкая гибкая фигура, очаровательное лицо с огромными голубыми глазами и водопад светлых волос, облаком взлетевших вокруг её головы. Девушка – мечта. Он не успел осознать, что происходит, когда девушка всё с тем же счастливым смехом бросилась ему на шею и крепко обняла, прижавшись всем телом. -Ты вернулся! – воскликнула она. – Вернулся ко мне! Ты даже не представляешь, как я тебя ждала, но теперь ты вернулся! -Э-э-э, - конечно было приятно держать девушку в объятиях, но Максим попытался отстраниться. – Извини, но ты меня с кем-то перепутала. Она мгновенно отпустила его, сделав шаг назад. В прекрасных голубых глазах, только что лучившихся счастьем, мелькнула тревога. -Перепутала? – девушка прикусила губу, и не верящим взглядом впилась в его лицо. – Ты не помнишь меня? Максим отрицатель-

но покачал головой. -Боюсь, мы не знакомы. Девушка отступила ещё дальше. -Но как же так? – в её голосе зазвучало отчаянье. – Я ждала тебя, а ты меня даже не помнишь, не узнаёшь…, - её глаза наполнились слезами. -Послушай, - попытался перевести разговор на другую тему Максим. – В доме есть ещё кто- нибудь, или ты одна? -Я одна, - прошептала девушка. – Теперь и вправду одна. Она всхлипнула. -Меня зовут Максим, - решил он представиться, вдруг подумав, что возможно девушка пережила какой -то стресс, связанный с любовными отношениями и сейчас не совсем адекватно реагирует. – А тебя как? -Лена, - она поёжилась словно от холода. – Ты не помнишь меня? -Раньше мы точно не встречались, тебя бы я не забыл. -Ты лжёшь! Всё было ложью! Ты сказал, что никогда меня не забудешь! Сказал, что будешь любить меня всегда! Максим медленно попятился к двери, понимая, что спорить с девушкой бесполезно. И почему только на её крики больше никто не выходит? Почему оставили эту ненормальную одну в доме? Лена следила за ним застывшим взглядом. -Я верила тебе, я ждала…. Фотография! У тебя должна быть наша фотография! Посмотри! Максим покачал головой.

-Знаешь, я, пожалуй, пойду, - пробормотал он. – Поговорю с кем-нибудь из соседей, например…, а тебе нужно успокоиться, пойти полежать. -Ты никогда меня не любил, - твердила своё девушка, в её глазах заплескалось безграничное отчаянье, красивое загорелое лицо стало очень грустным. Максиму было её жаль, и какой же идиот посмел её бросить, такое очаровательное создание просто невозможно не любить. -Смерть всё расставила по своим местам, вдруг чётко произнесла Лена и бросилась вверх по лестнице. Максим вздрогнул, невольно проследил за ней взглядом и с досадой взялся за ручку входной двери. Придётся поискать другое место, жить в одном доме с сумасшедшей казалось неприемлемым, им же придётся каждый день видеться и ещё не известно, как она будет в дальнейшем реагировать. Да, начало отпуска определённо не задалось. Он некоторое время подождал, надеясь, что появится кто ни будь из хозяев дома, уходить совершенно не хотелось, это место притягивало, как магнитом и словно не отпускало. Максим всё же толкнул дверь, но тут со второго этажа донеслись громкие рыдания, в этом плаче было столько боли и обречённости, что он невольно бросился к лестнице и побежал вверх по ступенькам. Второй этаж, просторный коридор, в который выходят четыре двери, но лишь одна из них была приоткрыта. Он, не задумыва-

ясь, вбежал в большую полутёмную комнату и с недоумением огляделся. Лены здесь не было, плач затих. Взгляд привлекла всколыхнувшаяся портьера, закрывающая окно. Максиму вдруг стало холодно, он вспомнил о балконах, расположенных над морем. Молодой человек бегом пересёк комнату и, отдёрнув штору, обнаружил за ней открытую дверь. Пусто, неужели спрыгнула? Он вышел на балкон, наклонился над перилами, далеко внизу перекатывались изумрудные волны и никакого намёка на то, что кто-то упал в воду. Что же делать? Позвать на помощь? Он вернулся обратно в комнату, почему никто не отозвался на громкий плач Лены? Неужели он в доме один? Максим ещё сильнее отдёрнул штору, впуская в дом багровые лучи заходящего солнца. Огляделся, странная комната, словно не жилая. Два дивана и шкаф закинуты клеёнкой, несколько картин на стене и большое зеркало занавешены плотной тканью, у окна стоит круглый стол, но нет ни одного стула. И кругом лежит толстый слой пыли. Его взгляд заметался от предмета к предмету и вдруг зацепился за тоненькую цепочку мышиных следов, несколько раз пересекающих по пыльному полу комнату. Что-то не так… Следы. Только мышиные следы и нет следов людей, ни девушки, ни его собственных. Максим на мгновение зажмурился, потом сделал несколько быстрых шагов и оглянулся, в пыли не осталось ни одного отпечат-

ка его ног. Воздух вдруг словно всколыхнулся, и в комнате зазвучали весёлые, похожие на эхо голоса. Смех, счастливый, беспечный… Максим неподвижно стоял у окна, реальность сдавила его щемящей болью, дрожащей рукой он залез в карман рубашки, и его пальцы наткнулись на бумажный прямоугольник. Фотография. Их фотография. Теперь он знал это. Он медленно её достал. С изображения ему улыбалась весёлая светловолосая девушка в жёлтом сарафане. Лена. А загорелый русоволосый парень, обнимающий её за плечи – он сам. Последний день, тот День. Максим медленно вышел на балкон, посмотрел вдаль, багровый шар солнца застыл на одном месте, лишь на половину погрузившись в море, а по волнам прямо к дому бежала кроваво-красная дорожка. В тот вечер тоже так было… «- Какой закат! Удивительно красиво! Давай искупаемся…» «- Сейчас? И где ты хочешь купаться? Пока

идём до пляжа, станет темно…» «- Не надо никуда идти, вот оно море, я хочу прыгнуть вниз…» «- Ты с ума сошла? Это может быть опасно…» «- Ерунда, я уже прыгала с такой высоты…» «- Но ведь не здесь…» «- Какая разница, море везде одинаковое, не бойся. Сегодня наш последний вечер, завтра ты уедешь в свой город, а я в свой. И я хочу, чтобы этот вечер запомнился на всю жизнь. Ты ведь любишь меня? Если любишь, прыгай…» Её смех, она даже не стала снимать сарафан, просто забралась на перила, улыбнулась ему и прыгнула вниз. Он подивился её смелости и, чтобы не отстать, бросился в море вслед за девушкой, уже погружаясь в воду, он заметил острые камни, притаившиеся у самой поверхности… Безумство молодых, оборвавшее две жизни. Им было восемнадцать. Для неё это закончилось гибелью, для него сломанным позвоночником и десятью годами, проведёнными в неподвижности, потом..., потом

возвращение в этот дом. - Если любишь? Она ждала его, не уходила, а он не смог её даже вспомнить, не смог, потому что всё это время старался забыть, старался вычеркнуть воспоминания из памяти. Он очень хотел не помнить, не думать, не жалеть. Ведь были ещё слёзы матери, которые он каждый день видел в её глазах и чувствовал их на своей коже, когда она его обнимала. Были слова отца: - Главное он жив…. Жив. И что дальше? А Лена ждала его все эти годы, ждала, чтобы вновь быть вместе, и только её желание привело его в этот дом. -Если любишь… Он разжал пальцы, и фотография полетела вниз. Он следил взглядом за её падением, а когда бумажный прямоугольник призрачной тенью лёг на волны, Максим шагнул сквозь перила…

Невзрачное кафе, находящееся на углу моего дома, стало любимым местом. Вкусный, сладкий кофе по утрам и тишина даже стали входить в привычку. Аромат свежеиспеченных булочек с корицей и горячего шоколада мирно витал в

воздухе, принуждая мечтательно «затянуться», и прикрыть глаза в легкой эйфории. За тонкими стеклами оконных рам с силой вбивался в легкие случайных прохожих выхлопной дым машин и вонь мусорных баков. Вот и закончилась сказ-

ка.

Автор:

Светлана

Зэт

Снег большими хлопьями падал с неба и приземлялся прямо под вычищенные ботинки, которые с легкостью втаптывали снежинки в грязь реального мира. Огромные лужи неприятного, коричневого

цвета растекались по всей тропинке, не давая путей отхода. Не пройдешь, пока не вляпаешься. Мое утро всегда начиналось одинаково. В 6 утра будила трель будильника, грубо вытянув из парящего состояния сонливости и, будто вылив ведро ледяной воды на голову, заставляла подниматься из теплых объятий одеяла. Глаза еще нехотя открывались по пути в ванную комнату, из-за чего приходилось иногда чуть ли не выть от ударов об предметы, стоящих в коридоре. В своем «помещении» я никогда не ел и старался не оставаться слишком надолго. Квартира для меня — место, куда полноправно приходишь поспать в тепле. Ну или просто переждать ночь. Там уж как получится. Просто у меня нет дома. Есть помещение в тихом районе, где я оставляю важные вещи. Есть кровать, в которой засыпаю по вечерам. Есть шкаф, где храню одежду. А вот дома - нет. Что вообще в вашем понимании «дом»? Может быть маленький домик с белым забором и золотистым лабрадором, бегающим на заднем дворе? Ну или же личное пространство, где можно спрятаться от всего мира в хрупких четырех стенах? Ни одно из этих определений мне не подходит, увы. Я всегда думал, что смогу назвать место громким словом «дом» лишь тогда, когда вернусь уставший с работы, а меня встретят с теплыми улыбками и позовут ужинать домашней едой, приготовленной с любовью. Тогда, когда смогу сказать начальни-

ку: «Извините, я не могу задержаться, меня дома ждут». Так что сейчас я бездомный. Потерян и не найден. От этого, знаете ли, тоже быстро выматываешься. Иссыхаешь по-малому. После всегда болезненного пробуждения мой путь всегда один — в кафе. Ну вот люблю я это место! Недалеко, не шумно, почти нет людей в такую рань. Мое место, - в самом углу у окна, - никогда не бывает занятым. Белый округлый столик с ажурной скатертью всегда встречает меня гостеприимно. Молодые, вымотанные и не выспавшиеся официантки через силу давят улыбки и желают доброго утра, изнемогая от любопытства, почему я прихожу каждый день в одно и то же время, садясь за один и тот же столик. Этот ошеломляющий интерес, который горит ярым пламенем в глазах когда-то их погубит. По себе знаю. Горячий кофе обжигает гортань и язык, неумолимо разливаясь жаром по телу. Согрелся… Запах сладостей, который будто прирос к этим стенам, пробуждает аппетит, сопровождаемый глухим рычанием желудка. Ароматные ватрушки мягко приземляются в полость рта и чуть ли не сразу же тают. Двойное удовольствие. А вот за стенами неброского кафе дела обстоят хуже. Как бы не хотелось — надо выходить в мир. Туда, где тебя толкнут, пнут, подставят подножку, и ты улетишь прямо в самое жерло вулкана. В гости в Преисподнюю. В продажное общество, находящееся далеко за гранью понимания совес-

ти. Мятный орбит в киоске на остановке, чтобы перебить вкус выпечки во рту. Ни к чему это сейчас. Ощущать на кончике языка привкус сладкого творога и вспоминать теплые минуты проведенные в цивилизации, но в то же время настолько далеко, насколько вообще возможно. Химическое послевкусие жвачки и все: здравствуй, новый день! Теперь уже готов. Вспоминаются первые дни в шумном мегаполисе и устройство на работу. Молодой был, «зелёный»… Радовался всему. Хотя, это, наверное, логично. Обычному парню, приехавшему из провинции, в любом случае будет радостно выбраться куда-то за пределы надоевших пейзажей. Сначала ты ощущаешь себя, словно началась новая жизнь. Шанс показать себя с лучшей стороны, показать таланты и выбиться в люди. Только с годами начинаешь понимать, что перестал быть человеком. Теперь ты — муравей. Один из тысяч. Носишь на спине груз, превышающий собственную массу тела и говоришь: «Все в порядке, я со всем справляюсь!», а потом тебя давят. По неосторожности. Чисто случайно. Хотя, ты же просто муравей, зачем кому-то задумываться о тебе?! Не знаю, связано ли мое мировоззрение с тем, что вырос или поумнел. Ошибся или выиграл. А, может, переиграл и устал?... *** Переполненный автобус давит со всех сторон. Люди прижимаются, стараясь не упасть, а я отхожу,

пытаясь не прикоснуться к кому-то из них оголенным участком кожи. Грязные прикосновения разовьют паранойю, что все смотрят на меня с осуждением, а место соприкосновения с чужой частью тела - выделяется уродливым шрамом, напоминая с каждым днем все больше об оплошности. Вспомнить бы, когда стал бояться людей, как огня. Забыть бы, когда впервые почувствовал липкие губы на своем лице. Как страшный сон. Кажется, что сейчас меня нагло запихнули в консерву, приготавливая кому-то на пропитание. Вокруг все давятся, толкаются, стонут, матерятся и вдыхают такой нужный кислород в свои прогнившие органы, отбирая мое по праву. А почему я, собственно, должен делиться? Скорей бы моя остановка. Выбираться из тисков оказалось труднее, чем полагалось. Холодный порыв вернул меня к жизни чуть ли не сбивая с ног. Эх, зима, когда-то я тебя ждал. Даже времени не остается, что бы постоять вот так на улице, ловить воздушные хлопья языком и радоваться, как ребенок. Хотя, время можно было бы и выделить. Только вот детство уже не вернешь. Вот только вчера я впервые проехался на велосипеде, заглушая своими радостными воплями любые звуки вокруг. Ничего вообще не существовало. Впереди - дорога. Сзади - родители, дом. А посередине - я. Радостный, хохочущий и такой... наивный? Да, такое определение, пожалуй, по-

дойдет. Вроде ничего и не изменилось, но все равно как-то пусто. Впереди попрежнему дорога, а далеко позади - родной дом. Хотя, нет, очередное помещение. Ведь там уже никто не ждет. Ну а посередине - я. Вспомнить бы, когда перестал смеяться и радоваться. Забыть бы, когда сказал: "Ну здравствуй, большой город, встречай!" Свитер неприятно колется и трется, вызывая дискомфорт. Громоздкие зимние пальто, шапкиушанки и массивные сапоги так осточертели, что моментами даже не хочется вылазить из кровати. Нырнуть с головой под одеяло и начать свое время суток. Неизвестное никому. Вот ты собираешься в школу/ институт/работу, а я сплю. У меня ночь. В своей голове мне все позволено. Хочу полетаю на вертолете, разглядывая цветочные поля и красочные города с высоты птичьего полета. А, чего уж там, птицей стану! Взмахну крыльями, да улечу подальше. В теплые края, например. Нет, не на остров со всеми удобствами какой-то или курорт, именно в теплые края. Если я сам решаю, когда день, когда ночь, то почему бы не создать и свой остров? Или заберу в свои владения какойто островок и будет он одиноко находиться прям посреди мертвого моря. Почему именно этого моря? Не знаю. Название понравилось. В своем собственном мире время проходит куда быстрее, чем в реальном. Я же, вроде бы, только с автобуса вышел, а уже и вещи на рабочем столе разложил,

и верхнюю одежду снял, и, по-моему, даже что-то написал. Не знаю точно, тело слушаться в последнее время перестало. Видимо, произошел тот самый момент, когда тело живет, а душа уже нет. У многих, наверное, бывало? Вот и у меня тоже. Сердце биться продолжает. Иногда, в моменты бессонницы, я его слуш а ю . С т у ч и т так...равномерно. За стуком стук. За тишиною тишина... Чередуются. Интересно, а если вдруг оно остановится, я тоже услышу? Я разбирал гору бумаг, выстроенных у меня на столе аккуратными стопочками, не замечая времени. Не замечая, что пишу и туда ли. Это продолжается уже который год... Не помню. Моменты из жизни напрочь стираются с головы. Выкидываются, как ненужный мусор. Все делается на автомате, по привычке. Дышим тоже на автомате. Живем тоже по привычке. Вспомнить бы, когда с удовольствием вчитывался в каждую букву, тщательно исполняя работу. Забыть бы, когда посреди ночи решил послушать, сколько же делает сердце мое ударов. На город легла тень. Кто-то закрыл нам солнце, вставая под его лучи. Почему-то я всегда думал, что заката и рассвета не существует. Просто есть один очень напыщенный человек (или кто-то, кого свет еще не видел и не знает, как звать) подставлял свое тело солнцу, когда ему становилось холодно, погружая тем самым нас во мрак. Ну а во что мне еще верить? В детстве был слишком мал, что

бы понимать все тонкости дневного цикла, а когда вырос - стало вообще не до этого. Вставал после рассвета, а выходил с работы после заката. Осталась жалкая вера в то, что это не моя жизнь валяется где-то под плинтусом, а просто кто-то намеренно перекрывает все пути к согревающим лучам солнца. Вот только зачем еще не придумал. Вспомнить бы, когда раньше засыпал с надеждой погреться на солнышке, пока его не спрятали от меня. Забыть бы, когда стал спихивать свою вину на других, ограждая себя от самобичевания... *** Перед глазами сменялись виды один за другим. Вот только что заснеженный лес с выглядывающими "голыми" деревьями сменился на пустырь, который, судя по всему, летом станет бескрайним полем. Я снова ехал в автобусе, провонявшим до самых запчастей табачным дымом и протухшим мясом. Не знаю, правильное ли подобрал описание, но чувствуется это именно так. Такое ощущение, что здесь кто-то умер и медленно разлагается, выпуская скопленные годами табачные сбережения в организме в атмосферу. Эх, задохнуться бы в затяжке. Так, что бы никотин заполнил легкие и больше не отпустил. Эх, затянуться бы... Альбомные листы периодично шуршали в сумке при неаккуратном движении, очередной раз напоминая куда и зачем я еду, отчего пальцы выстукивали по коленям ненавязчивую мелодию томясь в

ожидании. Открывавшиеся перед моими глазами виды я старался запомнить до мельчайших деталей, насколько это вообще может быть возможно. В голове складывались картины, смешиваясь с разными пейзажами, которые успел повидать за всю жизнь, создавая образ идеального места и оставляя набросок ожидать своей очереди. Постепенно общественный транспорт стал пустеть, перевозя лишь меня подальше от человеческих лиц. Предвкушая вечер в компании одиночества, беспощадной зимы и пары листков бумаги губы стали непроизвольно растягиваться в довольной улыбке. Солнце вновь скрыли от меня, принуждая оказаться невидимкой в столь большом мире. Автобусная остановка мелькает где-то позади, пока снег с хрустом проминается под ботинками, вычерчивая путь к определенному месту. Под ногами все поблескивало, как будто звезды теперь стали отображаться стразами на белом холсте. С приходом сумерек становилось заметно прохладнее, посему приходилось двигаться с удвоенной скоростью, стараясь движениями разогреть уже остывающее тело. Ну же, еще чуть-чуть осталось! Уже взбираясь на небольшой холм кровь стала буквально бурлить в венах, а сердце выпрыгивать из груди от быстрых передвижений. Учащенное дыхание, пульс, отдающий болью в висках, сумка, ставшая вдруг непосильно тяжелой и все та же неудобная одежда, сковывающая каждый новый шаг, обременяя

еще сильнейшими трудностями. Но когда уже силы собирались покинуть, когда массивная обувь намеревалась намертво застрять в сугробах, когда плечо почти прогнулось под непосильной на тот момент ношей, открылось второе дыхание при виде до боли знакомого города. Отсюда мегаполис перестал быть таким шумным и утомляющим. Я больше не слышал его, отчего сладкая истома разливалась по телу. Ничего не слышно, но так отчетливо видно... Мне всегда нравилось наблюдать за всем со стороны. Всматриваться в каждую деталь, отмечая про себя самые незначительные недочеты и восхищающие достоинства. Это могло быть что угодно. Например, за животными вообще можно наблюдать вечность. Так странно, но необычайно притягательно видеть то, что не в силах разгадать. Их мысли, эмоции, движения. Все происходит настолько спонтанно и, в то же время, грациозно, что хочется как маленький ребенок захлопать в ладоши, открывая рот в немом восторге. Резкость, перетекающая в плавность. Интерес, перетекающий к безразличию. Безграничная преданность к хозяину, которая не выражается ничем, кроме поступков. Это и делает животных намного мудрее и настоящее людей. Мы пытаемся передать на словах то, что нужно лишь доказывать. Лжем, притворствуем, прогибаемся, но ведь на деле все видно и так. Хотя, каком деле?! По глазам все сразу читается. Каждый по-

ступок предугадываем. Очевиден, как дожди осенью и жара летом. От людей быстро утомляешься... Откровенно скучаешь и стараешься быстрее избавиться от их компании, становясь тенью, которая наблюдает издалека. Так легче. Ну или я убедил себя, что так легче. Не суть. Ветхая деревянная качель, подвязанная к крепкой ветке дерева, которую я установил весной для удобства, встретила меня таким же дряхлым видом, как и в прошлый раз. Но менять я ничего не буду. Есть привязанность именно к этому месту, именно к этим почти прогнившим доскам, служащих мне сиденьем, но более ни к чему другому. Это мой установленный и устойчивый мир, перемены не соответствуют этому месту. С особым упоением я достал из сумки чистые листы, парочку красок разных оттенков одного цвета и единственную белую. Темные цвета всегда успокаивали и приносили наслаждение. Ночь - поистине восхитительное время суток. Никаких посторонних шумов,- особенно вдали от города, - нет больно режущих

глаз ярких цветов. Нет ни намека на беспокойство и неуютность. Есть только собственные мысли, белая бумага и краски, с помощью которых хочется передать каждую черточку внутреннего спокойствия в такие моменты. Единение с природой. Объединение. Во время рисования мне стало невероятно душно. Как будто мое тело сгорает изнутри. Мне захотелось поскорее избавиться от оков, отчего я снял куртку и откинул куда-то в сторону, не отвлекаясь от мягкой бумаги, приятно ощущаемой подушечками пальцев. Пот стекал по виску и такой надоедливый колючий свитер полетел вслед за курточкой. Мне жарко! Я сгораю! Горю в невидимом пламени, сочащимся сквозь мое тело. Кажется, что земля под моими ногами сейчас разойдется и я попаду туда, где мне самое место - в ад. И то, кажется, что даже то пламя не сравнится с тем жаром, который излучает каждый участок моей кожи. Зимний ветер все пытался вернуть меня обратно в мир, одуматься и вернуть на прежнее место всю одежду. Немного забавно, что еще пол часа назад груза тканей, об-

волакивающих мое тело, было недостаточно, чтобы сохранить маленькую частичку тепла в заледеневшем организме, а сейчас... Мой организм сам готов сжечь все на своем пути. Мне видится, как снег тает под ногами, и тень отступает, подставляя меня сверху еще обжигающим лучам дневного света. Я думаю, что весь покрылся ожогами и волдырями, но нет времени на передышку. Остановки. Перерывы. Время! Его так мало! Хоть бы успеть до рассвета, оставляя с кучкой пепла безвольно лежащий листок бумаги, покрытый чернобелым изображением, который до этого нарисовала больная фантазия. Очертания падшего неба проявлялись на холсте под моими пальцами. Краска засыхала на огрубевших ла до н я х , л и ши в ш и х с я должного ухода, а руки давным-давно покрылись гусиной кожей от ледяных порывов ветра. Возможно, надо было надеть хотя бы свитер, что бы не вернуться домой уже с простудой, но знаете что? Я слишком устал... Автор: Далия Ликтер

... – Так! Всем успокоиться! – произнес требовательный девичий голос, и одновременно вокруг разнесся звон стекла: «Дзынь, дзынь, дзынь». После воцарилась тишина. Я ждал продолжения,

но какое-то время ни звука. И я решился: открыл глаз. Правый, если быть точным. И тут же удивленно распахнул второй. Зажмурился и снова раскрыл как можно шире в надежде, что зрение меня обманывает или подво-

дит. Я лежал – где не знаю, но лежал. Об этом свидетельствовал угол зрения, тактильные ощущения тела, невозможность поднять голову, так она была крепко притянута к какой-то

поверхности, и стоящие надо мной люди. А если точнее выразиться, то стоящие рядом с тем местом, на котором я имел удовольствие возлежать. Они обступили вокруг – называйте, как хотите: стол, лавочка, да черт знает, что еще – я не знаю. Не видел, ибо не позволяла повязка, удерживающая голову в горизонтальном положении, также не мог поднять и руки с ногами. Меня попросту связали и… рассматривали. Шестеро! Окружающая темнота не давала мне разглядеть место, но стоящие рядом со мной в старинных бронзовых подсвечниках свечи лили мягкий свет на лица окружающих людей. Создавалось ощущение, что все они сошли с экранов кино и телевизора, настолько были хорошо знакомы мне – заядлому киноману. – Итак, – произнесла та же девица. Она находилась в ногах, видимо прямо на столе, так как ощутимо возвышалась над остальными. Я скосил глаза, но все что было видно – это лицо и выпирающая из ситцевого в кружевах платья грудь, и красная шапка на голове, похожая на колокол. В руке девчонка лет восемнадцати держала бокал с красной жидкостью, а в другой с зажатой меж пальцев сигаретой – вилку, которой вновь ударила по бокалу, отчего вокруг разнеслось ранее услышанное: «Дзынь, дзынь, дзынь…» – Итак, на повестке он, – девушка указала вилкой на меня, я попытался замотать головой – не получилось, закричать – не дал кляп. Только гневное мычание вырвалось из глотки, на что никто не обратил внима-

ния. Зато рядом стоящая девушка с золотистыми длинными волосами вставила гневное: – Все страньше и страньше! Это с чего ты тут раскомандовалась? – По праву сильного! – первая вздернула носик. – Так-так! – вторая уперла руки в бока, поставив перед этим бокал и положив свою вилку на мое ложе. – Это где такое право раздают, хотелось бы знать? Или с ним рождаются? Или право сильного записано в английской конституции? – Че? Не поняла! – Тут понял я: это Алиса и Красная Шапка! Причем, кто есть кто, who is who, не вызывало сомнения. Только почему они такие странные? Красная шапка, как и Алиса – обе смиренные девочки… А тут – ураган-бабы, спорящие как базарные тетки. – Не поняла, видите ли, она! Говорю, закона такого нет, чтобы право сильного себе присваивать! Это я есть сейчас не понимать, кто такая ты, и в каком месте у тебя это право! – Лучше не лезь, чудачка! – глаза у красной шапочки загорелись от злости, а губы затряслись от обиды. – Я волка вот этой вилкой вертела… – но девушка споткнулась на слове, потом поправилась. – Ну… не этой, но вертела я этого волка, как хотела, добывая себе право сильного! Или ты хочешь оспорить! – А вот, хочу! – воскликнула Алиса, шаря рукой по столу, или на чем я там лежал… Холодная рука коснулась моего бедра, и тут я осознал, что совершенно голый, один и связанный перед шестью людьми. Зубы застучали бы, если б не ве-

ревка, разъединяющая их. – А то странноватенько все это… – Ах, сучка! – Шапка прыгнула с безумным лицом на Алису, сшибла с ног, и где-то внизу вне видимости началась возня с криками боли, ярости и злости, перемежаемые пощечинами. А сигарета, выпавшая из руки Красной шапочки, плавно – или мне просто так казалось от ужаса – описала дугу в воздухе и благополучно приземлилась на мой живот. Я взвыл бы от боли, если не кляп, но зато очень картинно задергался, стараясь больше стряхнуть с себя сигарету, чем убедить остальных, что мне больно. Мужчина справа, слава богу, помог мне. Он протянул руку, взял сигарету и… сделал пару затяжек, ничуть не брезгуя. Потом, откинув бычок куда-то во тьму и оглянувшись назад, где девушки выясняли право сильного, медленно и тягуче промолвил: – Господа! Пока леди заняты, у нас есть возможность подумать, как мы его будем делить, – когда мужчина в черном костюме улыбнулся, я похолодел: изпод губ показались тонкие, но острые клыки. Неужто сам Дракула? – Лично меня удовлетворила бы пинта крови. Мужик в белой хоккейной маске, напротив, молча поднял вверх окровавленный топор и как бы провел по горлу, показывая, что убил бы немедля. Бог мой! Джейсон собственной персоной. Дракула поморщился. – Давайте я сначала кровь выпью, – недовольно пробормотал вампир, хмурясь. – А давайте поиграем? – из темноты выплыла

едва различимая до этого фигура, отчего я затрясся совсем отчетливо. Если Пила решил поиграть… мой труп будет последним! Остальные умрут раньше. Конечно приятно быть последним, но не хотелось долго мучиться и пилить самого себя. – Погодите, господа, – укоризненно проговорил последний мужчина. Он склонился прямо над головой и его холодные руки коснулись шеи. Я вздрогнул и мурашки пробежали по телу. Кого-то он мне напоминал, но был единственным неузнанным лицом всеобщего действа. Его голос, слабый и холеричный, заставил замолчать остальных. – Наш герой вправе знать, за что умирает. В детстве он часто оставался один допоздна. Ну знаете таких мальчишек? Семью бросил отец, мать много и тяжело работала и не могла уделять много внимания сыну. Он рос, начинал уделять больше времени себе, окружающему одиночеству… присматривался, приглядывался… и однажды маленькая детская травма нашла выход в психике! Что он несет? Если он хотел добиться от меня ужаса, то он добился. Казалось, сейчас раскроется моя самая страшная в жизни тайна, которую никто не знал, даже я… ибо у меня никогда подобных тайн не было. Но мужчина с неприятным, застывшим лицом продолжал, склонившись надо мной. – Он захотел превратиться в жабу, маленькую и страшненькую, – что за бред? – и однажды, гуляя по лесочку, что возле дома, выловил из лужи лягушку. И, вот же маленький сученыш,

содрал с нее кожу! Я?! Так жестоко никогда не обращался с лягушками, что б вы знали! – И ему понравилось! Это маленькое отродье сатаны начал ловить лягушек и сдирать с них кожу, сушить, складывать в тайное место, копить. Зачем? Да все просто. Он мечтал стать лягушкой! – мужик оглянулся на остальных, криво и гаденько улыбаясь. – Детская травма возобладала над ним. Он хотел сшить из шкур мертвых маленьких лягушек свою собственную… – Фу! – фыркнул Пила. – Какая гадость! – Меня стошнит сейчас, – Дракула отвернулся. А Джейсон навис над моим беспомощным телом, готовый молча разделать меня на много маленьких меня же. Я съежился от страха, но наконец понял, кто этот последний маньяк. И следующая фраза лишь убедила меня в этом. – А в тела мёртвых лягушек он зашивал мотыльков, в обилии водившихся в лесочке. – Точно! Ганибал Лектор! Мастер психоанализа, мать его! – Я предлагаю содрать с него кожу, – добавил он в конце. Что? Что?! Я задергался, как не дергался никогда в жизни, постепенно осознавая безысходность ситуации. – Я – высосать кровь! – вставил вампир, возвращаясь к лицезрению голого меня, которого уже мысленно покромсал Джейсон. – А я бы поиграл. – Ну кто бы сомневался, Пила! Кто бы сомневался! – Пусть разделает себя сам! Медленно и по кусочкам. – Чур, мне не вон ту штучку, – вернувшаяся из

темноты поцарапанная и с синяком под глазом Алиса указала вилкой в район моих гениталий, отчего я съежился. – Я ее люблю, но еще в жизни не пробовала... – Отставить! – скомандовала Красная Шапочка, вернувшая себе право сильного. Она поднялась на место у моих ног и скептично осмотрела. – Совсем не волк, ну вот ни капельки! А так… повертела бы его! Ей богу, повертела б. – Да кто вы все такие?! – обреченно заорал я. Благо перегрыз тряпку, пока они делили моего меня. – Что вам от меня надо?! – Мы? – удивленно улыбнулась Шапка. – Мы твои друзья! Или не помнишь уже? Мы с тобой каждый день. По телеящику, по компьютеру, в смартфоне. Ты хотел бы ближе познакомится с нами? Друзья, – окинув остальных взглядом, девчонка кровожадно улыбнулась и развела руками, – Можно начинать! И шесть уродов, шесть маньяков бросились на меня, что-то отрезая, накалывая, сдирая кожу… Вот в тот момент я и проснулся. Ловя в темноте ртом воздух, все еще ощущал их присутствие, мерзкие прикосновения и до ужаса ласковые голоса. Сердце все еще продолжало бешено стучаться о грудную клетку, а холодный пот стекал по спине. Твою ж мать! Еще Фреди не хватало там! А так полный набор! И до чего же Шапка с Алисой противные оказались! А все почему? Больше я голливудского дерьма не смотрел никогда в жизни. Автор: Юрий Харитонов

Раскопки рюкзака продолжились, и тут рукой Дин наткнулся на что-то квадратной формы, взяв аккуратно его рукой, вытащил, это оказалась коробка, открыв ее, глаза его от удивления полезли на лоб, а изо рта вырвалось: - Какого черта... -Что там? - спросил Сэм, обрабатывая рану Мари. Дин протянул фото брату, на котором был изображен их отец и Мари. Взяв, ее Сэм был удивлен, но не так как его брат. -Только не говори, что она наша сестра! - оставался в недоумении Дин -Все может быть, вспомни, Адама мы точно так же про него узнали! - с небольшой ноткой радости в голосе отвечал Сэм брату. -Это тот, что сейчас в клетке с Люцифером? спросил Кастиэль. - Да, прежде чем стать сосудом для Михаила, он был нашим братом! – ответил Дин. -Там есть, еще что ни будь? - обращался Сэм к брату, прикладывая бинт к ране Мари. -Да письмо какоето! - ответил Дин -Так прочти его! складывая все обратно в аптечку, попросил его брат Раскрыв аккуратно свернутое письмо Дин на-

: +

чал читать его, сначала на его лице было удивление, так как он узнал почерк отца, потом по мере того как он читал письмо оно уменьшалось к концу письма исчезло совсем. -Да она действительно наша сестра! – протягивая, письмо брату с небольшим расстройством в голосе говорил Дин. Сэм взял письмо у брата тоже прочитал его, но в отличие от брата он был рад тому, что у них с Дином появилась сестра. С того момента как Кастиэль привез Мари прошло больше трех часов, она так и не приходила в сознание, ее голове крутился фильм, но уже другой. "Белый свет был настолько ярким и чистым что невозможно было смотреть, Мари стояла посредине длинного коридора, сама во всем белом, и ей казалось, что она сливается с этим коридором словно они одно целое. И вдруг что -то потянуло назад, что есть силы, Мари, пыталась сопротивляться, но все попытки были бесполезны, белый коридор сменился на окровавлено черный, вокруг какие-то цепи, ноги и руки Мари были ими окутаны, вокруг не было никого, она кричала о помощи, но ник то не слышал ее криков".

" - Давай ее отнесем в комнату, не будет же она тут лежать! - предложил Сэм брату. - Только не в мою! не много испугавшись, что его выселять из его любимой комнаты, отвечал Дин. - Здесь полно комнат, отнесем в одну из них! – успокоил его Сэм. Дин подошел к столу, на котором не подвижно лежала Мари, взял на руки и пошел в сторону, где располагались комнаты его и Сэма. Сэм и Кастиэль последовали за ним. Открыв, дверь одной из пустых комнат Сэм сказал: - Ну, вот эта подойдёт, вроде все чисто! - Ага, не знал, что у нас так много еще пустых комнат есть! - немного удивился Дин. - Я сам не знал, открыл первую попавшиеся после твоей комнаты! Сэм тоже был немного удивлен. Дин вошел в комнату и направился к кровати, бережно положив на нее Мари сказал: - Странно, что она до сих пор не пришла в себя, потеряла не так уж много крови! - Да странно! - в один голос сказали Сэм и Кастиэль. - Ладно, давайте ее ненадолго оставим! - предложил Дин.

- Вы оставите ее вот так, в таком состоянии одну? - удивленно спросил Кастиэль. - Да не переживай ты так, не сбежит она, а если что-то случится мы услышим! - успокоил его Сэм. И все трое вышли, из комнаты оставив дверь открытой. Мари дергала, что есть силы цепи, которыми она была связана, но ничего не получалось, вдруг картинка сменилась, и вот она стоит уже не в цепях, но по пояс в какой-то красной густой жиже. Где-то вдалеке она увидела белый свет, и начала двигаться к нему, но это было не так уж просто, красная жижа была настолько густой, что затрудняло движения, по бокам жижа булькала, и как бы лопались пузыри, а из этих пузырей появлялись различные части тела, от увиденного Мари пришла в ужас и начала стараться быстрей идти к белому свету. Оглянувшись назад она увидела, что к ней приближается черная точка, которая все росла и росла, и когда уже начал вырисоваться силуэт. Мари от страха начала еще быстрей пробираться вперед, и вот показалось лицо, тело было человека, но всего изувеченного, где должна быть голова был лишь голый череп, глаза светились красным огнем, и Мари казалось, что это чудовище становиться все ближе и ближе. Она что есть, силы постаралась ускориться, красная жижа стала, не та-

кой густой и легче стало идти. Обернувшись еще раз Мари, увидела, что у чудища вместо черепа уже голова Волка, но словно прогнившая, глаза все так же горели красным огнем, оставалось совсем немного до белого света, она постаралась перейти на бег, и вышло, жижа куда-то исчезла, и она побежала что есть силы. Открыв глаза, она начала осматриваться по сторонам, поняв, что сидит на кровати в холодном поту в не знакомой ей комнате, хоть и уютной. Дверь была открыта, и откуда-то издалека доносились мужские голоса. Глава 2 Сев на кровати, взявшись за голову Мари, постаралась вспомнить, что с ней случилось, почему она здесь в незнакомой комнате, голова немного болела, и в памяти постепенно, словно диафильмы прокручивались последние события. Вспомнив все, Мари задрала рубашку, чтоб посмотреть, как там ее рана, отклеив бинт, она удивилась, что кожа и то место где раньше были, три глубоких следа от когтей Пола исчезли, словно их не было. - Какого черта? удивленно произнесла она вслух. Положив бинт, она начала осматриваться по сторонам, в комнате было немного мебели, две тумбочки и два шкафа 40-х годов неплохо сохранились

и вполне еще вписывались в интерьер. - Неплохо! - осматриваясь по сторонам, сказала она. Встав с кровати Мари, решила пойти осмотреть все остальное, подойдя ближе к двери, Мари отчетливо услышала, три мужских голоса, словно они разговаривали за углом: - Что мы будем с ней делать? - спросил Дин. - Как что? Предложим ей с нами жить! - отвечал Сэм. - Ты с ума сошел? возразил ему брат. - Неужели вы ее выгоните? - расстроено спросил у обоих братьев Кастиэль. - Дин послушай, она ведь все-таки наша сестра, и ты в этом убедился, и я уверен, что ей негде жить! - убеждал брата Сэм. - Возможно, ты прав, но мы ее совершенно не знаем! - ответил Дин. - Так узнайте больше о ней, может она поможет нам в нашей войне! предложили братья Кастиэль. На лице Мари появилась небольшая улыбка, но потом страх, оттого что она все слышала и так четко как будто она с ними рядом. - Да, что за чертовщина со мной твориться? задала сама себе вопрос. И пошла в противоположную строну коридора, откуда раздавались голоса ее братьев и Кастиэля. Коридор петлял и в нем было еще множество дверей, пройдя мимо кухни Мари решила задержаться

немного так очень хотелось есть, открыв холодильник, не найдя ничего кроме холодного сэндвича и пива. - Мда не густо, сразу видно холостяцкая берлога! - взяв в руки последний сэндвич, подумала она. Выйдя из кухни, Мари пошла дальше осматривать убежище, где расположились ее братья. Пройдя по пути еще пару дверей, она решила открыть одну из них, открыв ее она вошла в темноту, но на свое удивление она могла видеть четкие очертания того что находилось в этой комнате. Но по привычке рука искала выключатель. Если б в этой комнате было б зеркало, то Мари увидела, что ее глаза светятся в темноте как у кошки. Нащупав рукой выключатель, она повернула его, и зажегся свет, это был спортзал, в нем были различные тренажеры. Штанги, гири, навесная груша и многое другое. - Круто, интересно они знают о его существовании! – осматриваясь, думала она. Продолжая осматривать спортивный зал, в котором были различные тренажёры, пару беговых дорожек, гири, штанги, многое другое. - Даа... не знала, что так круто живут, оказывается! – проходя, дальше по залу удивлялась Мари. - Ну что проверим, что я еще умею, помимо того, что слышу и вижу, как Вервольф! - говорила она, подходя к одной из штанг, что лежала на полу.

Взяв ее обоими, руками, настроившись для рывка, и что он, возможно, будет невозможно даже на пару сантиметров оторвать от пола, Мари потащила на себя 150 килограммовую штангу, и к ее удивлению она подняла ее как пушинку над головой. Положив обратно на пол, она посмотрела на свои руки и сказала: - Вот это круто!! Решив еще, чтонибудь, проверить, так как зал был большой и в длину, и в ширину, разбежавшись, она представила, как выполняет несколько сальто подряд, как делают это акробаты, которых она раньше видела по телевизору в одной из своих любимых передач о спорте, но сама она никогда раньше ничего подобного не делала. И словно пружина и профи в этом деле сделала несколько сальто и переворотов в воздухе. - А мне начинает это нравиться! - сама себе говорила Мари. - Ну, попробуем еще, сколько я смогу поднять! - потирая руки подходя к штанге, говорила она Добавив по бокам еще по 50 килограмм, нагнувшись, и приготовилась к рывку. А в это время Сэм, Дин и Кастиэль продолжали свой разговор о новом обитателе их убежища. - Который сейчас час? - спросил Дин у брата. - Где-то около шести, а что? - отвечал ему Сэм. - Да долго, что-то она без сознания вам не

кажется? - обращался Дин к Сэму и Кастиэлю. - Да это уже немного подозрительно! - с сомнением в голосе говорил Сэм. - Кас пойди, проверь ее! - попросил Кастиэля Дин. - Хорошо! – отвечал, Кастиэль направляясь, в сторону, где находились комнаты Сэма и Дина. Пройдя пару коридоров и комнаты братьев, Кастиэль подошёл к комнате, в которой они оставили Мари, дверь была открыта, так же как они ее и оставили, когда уходили. И он был удивлен, когда поравнялся с дверным проемом, кровать была пуста, на ней лежала всего лишь повязка, которой Сэм перевязал раны Мари. Кастиэль быстро развернувшись, побежал обратно к братьям, добежав до них с ужасом в глазах, он произнес: - Парни кажется у нас проблемы! - Что случилось? - в один голос спросили братья. - Ее нет в комнате, на кровати только повязка от раны! - с небольшой ноткой обеспокоенности отвечал Кастиэль братьям. - Черт, нам только это не хватало! - сказал Дин. - Давайте успокоимся и просто найдем ее, если она еще здесь, дальше разберемся что делать! - предложил Сэм. - Ладно, тогда разделимся! - предложил Дин. - Кас ты иди, строну кухни и чуть дальше, Дин ты прямо, где у нас гараж, а я пойду, осмотрю все ос-

тальное! - распределил Сэм. - Хорошо! в один голос отвечали Дин и Кастиэль, и направились в те направления, что указал Сэм. В это время в спортзале Мари подняла штангу весом уже 250 кг, и ее новый слух улавливал, все то, что происходило в холле. - Упс, кажется, мальчики меня потеряли! рассмеялась Мари И дальше продолжала свои упражнения. Кас проходя мимо кухни, заметил, что на столе стояла недопитая стакан воды и пустая тарелка, где находился сэндвич Дина, его это немного удивило, и он направился дальше по коридору, пройдя пару поворотов, он увидел, что одна из комнат открыта и из нее светит свет. Подойдя ближе, увиденное его поразило. Мари стояла к нему спиной и в руках над головой держала штангу, она поднимала над головой словно палку. Он так стоял пру минут и не мог нечего сделать, его удивляло, как такая хрупкая девушка с такой легкостью поднимает штангу. И тут к нему подошли братья, и их увиденное, поразило. - Нефига себе! - шёпотом произнес Дин. - Там килограмм 200! - так же шёпотом удивленно произнес Сэм. - Мальчики я вас слышу! - медленно опускав, на пол штангу говорила Мари, и повернулась к троим лицом. - Но как ты могла

услышать, мы же говорили шёпотом? - удивленно спрашивал Дин. - Сама не знаю, но я слышу каждый шорох, каждое слово за сотню миль! - пожимая плечами, отвечала Мари брату. - И давно это у тебя! - спросил Сэм. - Ну, если быть точной, всего пару часов! - отвечала Мари. Сэм и Дин в ужасе переглянулись и наставили на нее свои пистолеты. - Эй, эй, угомонитесь парни, кто из вас Сэм, а кто Дин? – спросила Мари, поднимая руки вверх. - Я Сэм, а это Дин!отвечал, Сэм указывая, на Дина. - Здорова братцы, наконец, я с вами встретилась! - улыбалась Мари. - Чего лыбишься, я тебя вижу впервые, и надо еще выяснить, что ты на самом деле! - говорил Дин, в его голосе была настороженность и злость. — Я знаю, о чем вы подумали, вы сначала убедитесь в этом, а потом уже убивайте, если окажется, что вы правы! – не опуская рук, сказала Мари. - Да действительно проверьте ее! - встал в защиту Мари Кастиэль. - Ладно! - согласились братья, опускав пистолеты. - Что ж тогда ведите! - сказала Мари. Дин и Сэм расступились, пропуская Мари вперед. Опустив руки вниз, она пошла на выход из зала, проходя мимо Кастиэля кивнула, ему в знак благодарности, что вступился за нее. Пройдя пару поворо-

тов, они, наконец, пришли, где находилась тайное место, где Сэм и Дин допрашивали демонов. Пропуская вперед Мари, Дин рукой показал, на стул вокруг которого была нарисована ловушка для демонов и не только. - Дин, ты так уверен в том, что я демон или еще какая ни будь тварь? - подходя к стулу, спрашивала Мари у своего старшего брата. - Я пока не в чем не уверен, откуда ты знаешь, как меня зовут? – привязывая, к стулу Мари удивленно спросил Дин. - Ну, ты даешь! рассмеялась Мари. - Узнала в восемнадцать лет, что у меня есть два старших брата и их зовут Сэм и Дин Винчестер, вдобавок в письме отец написал мне ваши имена, и я так думаю, вы его уже прочитали, зачем тогда спрашиваешь? продолжала смеяться Мари. - Допустим, но почему ты не нашла нас раньше? - спросил Дин плеснув в лицо Мари святой водой. Но нечего не произошло. - Не было нужды, до определенного момента справлялась сама. Я не демон — это факт! - с сарказмом в голосе говорила Мари. - Я вижу, это только начало! – взяв в руки серебряный нож, отвечал Дин. Подойдя ближе к Мари, с начала поднес нож к лицу, проведя по щеке, но потом поднес его к руке, чуть приложив силы провел по ней ножом оставив след, при этом глядя в

лицо Мари, наблюдая за ее реакцией на серебро. Реакции на лице Мари не было, и порез от серебреного ножа был просто порезом. - Ай! Вообще то, мне больно! - крикнула Мари. - Я не вервольф и не демон, что дальше братец пульнешь в меня солью, а еще попробуй воткнуть в меня рябиновый кол, смоченный в волчьем аконите, или попытаешься отрубить голову как вампиру? - Я сначала проверю это! - отвечал на это ей Дин. - Ой ли! - усмехнулась она. Подойдя к Мари, Дин одной рукой взял за затылок и опрокинул голову немного назад, второй рукой он раздвинул губы и нажал на десну, но клыков он тоже не обнаружил. Убрав руки, на его лице была досада и не понимание. Испробовав все проверки, ударив кулаком в стену произнес, Дин: - Да кого черта, что или кто ты сейчас? - Я сама себе задаю этот вопрос, когда очнулась и услышала, как вы трое разговариваете, хоть и были не рядом, потом когда смогла поднять больше 150 кг, я не знаю, что со мной, я вижу в темноте, глаза мои при этом наверно светятся, но я не вервольф и не оборотень. Я прошу вас отпустите и помогите мне, мне больше не кому пойти, Чудик прошу, скажи им! – просила братьев и Кастиэля Мари. Кастиэль был в недоумении, почему его назвали Чудиком, но он все

же обратился к братьям: - Сэм, Дин развяжите ее, ведь она ваша сестра! - Да, Дин давай отпустим ее, ты уже все испробовал, а кто она и, что с ней нужно выяснить, но уже не такими способами! - согласился с Кастиэлем Сэм. - Ладно, но мне нужны ответы, почему раньше не нашла нас и многое другое! - с разочарованием в голосе говорил Дин. - Я все вам расскажу, только развяжите! просила Мари. - Сначала все расскажешь, потом я развяжу тебя! - перекрещивая руки на груди и прислонившись к стене, отвечал ей Дин. - Дин? - в один голос сказали Сэм и Кастиэль. - Что боишься, что накинусь на вас? - ухмылялась Мари. - Нет! - самодовольно отвечал Дин. - Тогда кого черта? Развяжи меня! - со злостью говорила, дергая цепи, которыми была привязана Мари. - Рассказывай! - настаивал на своем Дин. - Твою ж.…упертый самодовольный баран! продолжала злиться Мари и дергалась, пытаясь освободиться от веревок. - Дин, хватит, развяжи ее, она все расскажет, не будучи связанной! просил брата Сэм. - Ладно! - с недовольством в голосе отвечал брату Дин. Подойдя, к Мари

Дин с недовольством на лице развязал ее. - Сразу нельзя было это сделать! - потирая руки, говорила Мари - Рассказывай, откуда ты нас знаешь, почему раньше не нашла? - спрашивал Сэм. - Хорошо, меня зовут Мари Вайнштейн! - Мы знаем, дальше! - перебил ее Дин. - Дин дай ей закончить! - успокаивал брата Сэм. - Я жила в Аризоне, отца я видела редко, раз в два года он появлялся, и это были замечательные дни, когда он был с нами, он был заботливым и любящим отцом, никогда не говорил, чем занимается! рассказывала Мари - Когда ты последний раз его видела? - спросил Сэм. - Когда мне было 13 лет, я случайно зашла в его кабинет, который был всегда закрыт, но в ту ночь он не закрыл кабинет, тогда для меня не были понятны все книги и записи, которые были в кабинете отца, он так и нечего мне не рассказал, про них и чем именно занимается, я просила его остаться, но он сказал, что не может его ждут дела, и на утро он уехал, даже не попрощавшись. Я ждала, что он вернется, но он не вернулся, в день моего восемнадцатилетия в дверь постучал почтальон и сказал, что для меня посылка, открыв ее я, увидела кольцо и письмо для меня, прочитав его я узнала, что у меня

есть два брата Дин и Сэм Винчестеры, и о том, что случилось с вашей мамой и чем занимается отец. Перед выпускным моя мама познакомила меня со своим, так скажем новым парнем. Он тогда мне не внушал доверия, а в день выпускного придя с него раньше я поднялась к себе. Полазив в Интернете, я легла спать, поздней ночью я проснулась от ужасного крика мамы, спустившись вниз, я затаилась на лестнице, и увидела, как она лежит в гостиной вся окровавленная, а он сидит над ней и что то ест, когда он повернулся, в мою строну я увидела его лицо, его глаза светились, лицо было похоже на зверя, я испугалась и побежала к себе, спрятавшись в шкафу, я там просидела до утра! - рассказывал Мари свою историю. - Он не смог тебя найти? Но как? - удивленно спросил Сэм. - В шкафу была потайная комната, в которой я иногда пряталась, чтобы побыть одной, она звука изолирована, поэтому он не смог меня найти! - отвечала Мари. - Дальше что было? - спросил Дин. - Наутро, я спустилась вниз, где лежала мама, она была вся разодрана, а сердца не было. Я вызвала полицию, собрала вещи, села в старый пикап и уехала, куда глаза глядят. Я не помню, сколько времени я ехала, позвонила своему парню он на некоторое время приютил меня, чтобы отвлечься ув-

леклась гонками, спустя год в поисках ночлега, я заехала в один из баров, я решила сначала выпить или поесть чего-нибудь, там я познакомилась, с одним мужчиной. Его звали Бобби, хороший был мужик! - продолжала свой рассказ Мари. - Его звали Бобби Сингер? - удивленно спросил Сэм. -Да! - отвечала она. - Он заменил нам отца, и помогал во всем! отвечал Сэм. - Вот старый черт, нечего не сказал нам! - с небольшой злостью в голосе говорил Дин. - Он не знал, я ему не говорила, рассказав, что со мной случилось, он сказал, что поможет мне, всему обучит, моей целью стала месть тому, кто убил мою маму, так я и стала охотницей, он всегда вас ставил в пример, и хвалил вас! - улыбнулась она. Переглянувшись, братья улыбнулись друг другу. - Обучившись всему, я стала выслеживать убийцу моей матери, поначалу это было сложно, так как он все время менял места, но всё-таки мне удалось вычислить и я пошла в дом, но нарвалась на засаду, затащив к себе в логово, они попытались меня убить, но мне повезло больше чем им. Я их всех убила, включая вожака, который убил мою маму, но в драке он меня ранил, я думала что умру, машина заглохла, потом меня нашел он! - Мари кивнула в головой в сторону Касти-

эля: - Я думала что умираю, вот и попросила его отвезти к вам, чтобы хоть ближе увидеть ваши лица! - закончила свой рассказ Мари. - Ты одна пошла в логово оборотней, я польщен! - сказал Дин. - Спасибо! - улыбнулась Мари. - Прошу вас позвольте с вами жить, мне некуда идти, и помогите узнать, что со мной случилось! - просила она братьев. - Хорошо оставайся! - улыбнулся Сэм Мари. - Ну, раз я остаюсь, тогда у меня к вам один вопрос? - с радостью в голосе говорила Мари. - Какой же? - спросил Дин - Вы, когда-нибудь вообще отдыхаете от работы? - спросила она братьев. - Нет! - в один голос ответили они. - Тогда давайте сходим в парк аттракционов, выпьем чего-нибудь, съедим попкорн или сладкую вату, оторвемся, дела подождут, не куда не денутся, и поближе друг друга узнаем! - предложила Мари братьям. - Предложение заманчивое, мы никогда не ходили в парки и не отдыхали от работы! - с ноткой грусти отвечал Дин. - Ну, так что? спросила она. - Было б не плохо, в последний раз мы ходили, когда мне было 8! -отвечал Сэм. - Значит, идем? уточнила Мари. - Да! - в один голос

ответили братья. - Уррра! - с радостным возгласом Мари кинулась на шею к Дину и обняла его. Дин был удивлен таким порывом радости, так как он не привык к такому. Сэм тоже был немного удивленно, но все же улыбнулся, и подумал, что Мари внесет немного радости и тепла в их дом. - Чудик, вы с нами идете? – обратилась, Мари к Кастиэлю отлипая от Дина. - Эмм... даже не знаю! - замялся он. - Давай, Кас, пошли с нами, тебе тоже нужно немного отдохнуть! - уговаривал его Дин. - Почему бы и нет, мне всегда были интересны эти места, хотел сходить, когда пытался жить как человек! - отвечал Кастиэль. И все четверо отправились на выход из убежища. Выйдя из убежища Мари, увидела машину отца, в горле образовался комок на глазах стали наворачиваться слезы. - Это, это … она та самая… машина отца? дрожащим голосом спросила Мари у подошедшего к ней Дина. - Да это она, он нам ее оставил. Что-то вроде наследства, я немного ее улучшил! – подходя, к машине и гладя по ней рукой отвечал, Дин. Садясь на заднее сиденье, у Мари все клокотало внутри, ком в горле не уходил, слезы наворачивались, она пыталась их сдержать, она даже не об-

ращала на Кастиэля который сел с ней рядом, и не отводил от нее глаз. - Ну, что двинули! поворачивая ключ зажигания, говорил Дин. - Эй, с тобой все в порядке? - спросил Сэм у Мари. - Да... все хорошо! быстро смахнув слезу, отвечала Мари. И все четверо отправились в ближайший парк аттракционов. На полпути, Мари начала чувствовать, как задыхается, эмоции захлестывали, она начала открывать рот пытаясь ухватить воздух. -Ребят кажется у нас проблема! - обратился Кастиэль к братьям. Сэм обернулся и увидел, как Мари задыхается. -Дин тормози! – испугавшись за Мари, попросил Сэм. Дин резко дал по тормозам, так что Мари ударилась лбом в его спину, продолжая хватать ртом воздух. Сэм выскочил из машины подбежал, где сидела Мари, открыл дверь и помог ей выбраться на воздух. - Так давай аккуратно! - успокаивал он ее. Мари цеплялась за брата, медленно опустилась на колени. - Что с ней? - уже и Дин начала переживать. - Я не знаю! - ответил Сэм брату. - Мари, посмотри на меня! - обратился он тут же к сестре. Мари подняла голову и посмотрела на брата. - Так успокойся, дыши ровно, вот так моло-

дец! - продолжал успокаивать ее Сэм. Мари послушала брата и начала ровно и потихоньку дышать, и ей понемногу становилось легче. -Тебе уже лучше? – спросил, Дин садясь радом на корточки. Мари кивнула головой в знак согласия. - Говорить можешь? - спросил Сэм. Мари еще раз кивнула. -Что с тобой? спросил на этот раз уже Кастиэль. Мари подняла, глаза осматриваясь по сторонам. -Не знаю, я, когда увидела машину, на меня нахлынули воспоминания, как мы ездили с ним на пикники, и вспомнила наш последний пикник, когда отец впервые дал мне сесть за руль, и маму, когда она была еще жива, раньше со мной того не было! - и тут Мари не удержала слез, они полились ручьем. И она заплакала навзрыд. Сэм обнял ее, гладя по голове, стараясь ее успокоить. -Поплачь, тебе станет легче? - успокаивал он ее. -Все теперь будет хорошо, ты теперь с нами, и мы не дадим тебя в обиду! - гладя по голове Мари, говорил Дин. - Спасибо, я рада, что нашла вас! - вытирая слезы, отвечала Мари братьям. - Теперь можем ехать дальше? - уже с небольшой радостью в голо-

се говорил Дин. - Да поехали, а то мы все пропустим! - садясь на место, отвечала Мари - Не знал, что ты можешь быть таким, переживающим за другого! обращался Сэм к брату. - Сам удивлен, эта девчонка положительно на меня влияет! - немного улыбнувшись, отвечал Дин брату. Все сели на свои места Дин повернул ключ зажигания: - Все пристегнулись, тогда отвинта! - и дал по газам. Сэм был удивлен поведению брата, но улыбнулся, так как он давно не видел его таким веселым и жизнерадостным. -Почему ты называешь меня Чудиком? - решился все-таки спросить у Мари Кастиэль. - Да потому, что вы и есть Чудик, особенно когда возомнили себя богом, тогда еще по всем каналам показывали вас! - рассмеялась в конце Мари. - Да Кас, она права, ты тогда чудаковатый был! - поддержал сестру Дин. - Но сейчас я изменился! - с ноткой грусти говорил Кастиэль. - Но вид и манеры остались! - улыбнулась Мари Кастиэлю. - Не расстраивайтесь вы так, вам, если честно это идет! - Ну, вот, кажется мы на месте! - припарковав машину, сказал Дин. - Круто! – открывая, дверь с восторгом говорила Мари. Взяв Дина за руку, она потащила его на горку,

Дин не сопротивлялся. Мари вернулась, словно в детство, когда отец был рядом, когда она не знала о существовании всех этих тварей. - Давайте, пошли с нами! - звала она Сэма и Кастиэля стоявших, возле машины. Переглянувшись, они пошли следом за Мари и Дином. Сев на места и пристегнувшись, они стали ждать, когда двинется "паровоз" так Мари называла в детстве американские горки. Дин немного нервничал, так ни разу не катался на горках, руки похолодели, на лице выступил холодный пот. Кастиэль чувствовал то же самое, лишь Сэм и Мари были спокойны. - Эй, расслабься, это не так страшно! - подмигивая Дину, успокаивала его Мари. И тут "паровоз" тронулся, и постепенно начал набирать скорость, и ринулся то, поднимаясь, то опускаясь в низ, то резко поворачивая влево то вправо, Мари получала удовольствие, закрыв глаза, она представила, что ей 5 лет и рядом сидит отец веселый и живой. Открыв глаза, она повернула голову на рядом сидящего Дина, на миг ей показалось, что рядом с ней сидит отец, так Дин внешне немного, похож на Джона. По мере того как они опускались и поднимались, то состояние которое Дин испытывал в начале начало проходить и ему начало нравиться, он поднял вверх руки и восклик-

нул от восторга. Кастиэль наоборот уцепился руками в поручень, и в его глазах отражался страх. И вот "паровоз" начал замедляться, и в итоге остановился. - Круто, давайте еще прокатимся! - выходя, с восторгом говорил Дин. - Пойдем лучше в тир, Дин я хочу того Мишку! - тащила брата в направление тира, и показывая на большого медведя, сидящего на одной из полок, просила Мари. - Кас, ты как? спросил Сэм, у выходящего Кастиэля. - Я нормально, что нашло на Дина? - спрашивал он у Сэма. - Не знаю, я давно его таким не видел, но это к лучшему, он хоть не вспоминает про то, что с ним было! – смотря, на Дина и Мари, стоящих возле тира, отвечал Сэм. - Да ты прав! - согласился с ним Кастиэль. Мари везде таскала, за собой Дина, словно ей было пять лет, кидая взгляды на него, ей все чаще казалось, что с ней отец, словно ничего не было, не было не демонов, призраков и всей этой нечисти, которую не замечаешь, когда не знаешь об этом, а иногда знаешь, но не хочешь в это верить и стараешься не замечать. Дин тоже словно, вернулся в детство, когда ему самому было четыре года, он смеялся, дурачился, кидался в Мари попкорном, ему давно не было так хорошо и спокойно на душе, и он начал забывать про то, что с ним было в

последние время, решил помогать, и спасать людей, сосредоточиться на работе. - Посмотри на него, ведет себя, словно подросток! - обращался Сэм к Кастиэлю. - Знаешь, может это и к лучшему, но сейчас он похож на того Дина с которым я познакомился в первые! - отвечал Кастиэль. - Видимо она действительно на него положительно влияет! - улыбнулся Сэм, глядя на то, как Мари обнимала Дина, когда тот ей отдавал выигранного для нее большого плюшевого медведя. - А вы чего тут стоите как два истукана! подошла, держа в руках медведя, спрашивала Мари Сэма и Кастиэля. - Да действительно, пошли бы повеселились, тут так здорово! - поддержал ее подошедший, Дин, держа в руках сладкую вату. - Э....эм нам и тут хорошо! - замялся Сэм. - Парни у меня идея, давайте сфоткаемся на память! - предложила Мари братьям глядя на автомат быстрого фото. Отдав медведя Кастиэлю, она взяла обоих за руки и потащила к автомату. Все трое еле поместились в маленькой кабинке, но фото получились веселыми. Выходя из кабинки все трое смеялись, Кастиэль так и стоял с медведем в руках. - Ну не Чудик ли, он еще удивляется, почему я так его называю! – кивая, в сторону, где стоял Кастиэль, обращалась, Мари к

братьям. - Агась! - улыбнулся Дин. - Пошли Кас, нам пора! - подходя, обращался Сэм к нему. И все четверо направились машине, Кастиэль так и нес медведя Мари. Посадив его между собой и Мари на заднее сиденье, он стал неловко себя чувствовать. - Дин, съездим завтра за моей машиной? обращалась Мари к брату. - К тому пикапу, что ты бросила на дороге, так его наверно там уже нет, угнали на запчасти! - ухмылялся Дин в ответ. - Не за ним, у меня есть другая машина! - зевая, отвечала Мари. Положив голову на медведя, обняв его уснула. -Интересно на какие, это деньги у нее две машины! - удивился, трогаясь с места Дин. - Она ведь сказала, что пикап был старый, и она на нем уехала, когда ее маму убили, на счет второй не знаю, может, накопила! - убеждал брата Сэм. - Ага, с нашей то жизнью, когда концы с концами еле сводишь, имея вторую машину это шикарно! - продолжал удивляться Дин. - Ну, может пикап был для прикрытия и выслеживания, ведь он не приметен, тем более он был старым! - предположил Кастиэль. - Я и забыл, что ты у нас теперь ходячая энциклопедия по нашей современной жизни! - подколол Дин Кастиэля - Но я все

равно не понимаю, откуда у нее еще машина! - добавил Дин. - Эй, не грузись, ты так мы тоже не все понимаем! - улыбнувшись, успокаивал его Сэм. Дорога до убежища проходила в тишине. Мари спала на медведе, спокойно и сладко словно младенец, впервые за все это время ей не снились кошмары. Снилось ей, что она лежит на пляже, песок был теплым и мягким словно одеяло, легкий теплый ветер обдувал ее тело, солнце светило теплыми и нежными лучами. Море было спокойным, лицо Мари расплылось в улыбке. - Гляньте, видимо ей что-то хорошее сниться! - заметил Кастиэль. - Ну, хоть кому-то что-то хорошее сниться! улыбнулся Сэм. Подъехав к убежищу Дин, постарался как можно тише себя вести, заглушив машину, приложив ко рту палец, тем самым показав, Сэму и Кастиэлю, чтоб вели себя так же тихо. И плавно начал открывать дверь машины, но та предательски заскрипела. - Черт! - выругался он. - Дин, ты чего разбудишь ее! - шёпотом одернул его Сэм. Но Мари продолжала крепко спать, казалось, что не разбудишь ее даже пушечным выстрелом. Открыв вторую дверь, где спала Мари, бережно и аккуратно взяв ее на руки, и понёс вовнутрь. Уложив

на кровать и накрыв одеялом, наклонился над ней и поцеловал в лоб. - Я люблю тебя, пап! - сильнее прижав к себе одеяло, проговорила во сне Мари. Дин улыбнулся, выходя из комнаты, потушил свет и сказал: - Спокойной ночи, сестренка! И закрыл за собой дверь. Сэм сидел за столом, просматривая в ноутбуке что-нибудь подозрительное и не объяснимое. - Что-нибудь есть? спросил он, брата. - А где Кас? - добавил он. - Неа пока ничего нет, все как-то тихо, Кас ушел, сказал, что у него есть дела! - отвечал Сэм. - Ясно, ладно я пойду, вздремну, чет я устал! зевая и потягиваясь, говорил Дин. - Давай иди, я еще немного посижу! - улыбнулся в ответ Сэм. Наутро Мари проснулась бодрой и полной сил как никогда. Потянувшись на кровати, она встала с нее и пошла умываться. Выйдя в холл, она увидела, что Сэм и Дин сидят за столом завтракают и одновременно просматривают информацию в компьютере. - Доброе утро мальчики! - поздоровалась она с ними. - Доброе! - в один голос ответили они. - Как спалось! - поинтересовался Сэм. - За долгое время, прекрасно, мне не снились кошмары! - отвечала Мари.

- Омлет будешь? спросил тут же Дин. - Не отказалась бы, ты сам приготовил? - удивленно вдогонку спросила Мари. - Да, ща принесу, присаживайся! - восторженно отвечал, Дин направляясь в сторону кухни. - Есть что-нибудь, интересное? - спросила Мари, у Сэма садясь за стол. - Да нет, загадочная тишина! - отвечал Сэм. - Да тишина — это не хорошо, как говориться затишье перед бурей! - с ноткой грусти в голосе говорила Мари. - Вот держи! – ставя, на стол тарелку с омлетом говорил Дин. - Мммм... спасибо, запах изумительный и выглядит аппетитно! – потирая, руки и беря, нож и вилку говорила Мари. И принялась уплетать приготовленный омлет Дином. Доев его и отодвинув тарелку Мари, обратилась к Дину: - Ты отвезешь к моей машине? - Да конечно, я же тебе обещал! - улыбнулся он. - Тогда пойду, переоденусь и соберу рюкзак! вставая из стола направляясь в свою комнату, говорила Мари. Собрав рюкзак и переодевшись Мари, пошла к выходу, где возле своей машины ждал ее Дин. Умостившись, рядом с братом на первом сиденье и кинула рюкзак назад. - Куда едим? – спросил, Дин заводя машину.

- Тут не далеко есть заброшенный завод, в нем ангар, я покажу! - говорила она. - Лады! - трогаясь с места, соглашался Дин. Половина дороги проходила в тишине, Мари мучал один вопрос, но все не решалась его задать Дину, но в итоге решилась: - Скажи, каково быть демоном, что ты чувствовала при этом? - Откуда ты знаешь об этом? - удивленно вопросом на вопрос ответил Дин. - Ты меня поражаешь, быть может, я повторюсь, но, узнав, что у меня есть два старших брата, когда у меня было, время я издалека за вами наблюдала, я знаю практически, обо всем, о том, что вы начали апокалипсис, и предотвратили его, сто Сэм был в аду, и что ты там побывал, так же оба побывали в чистилище, я старалась не вмешиваться, просто не было в этом необходимости! - припоминая и разводя руками, говорила Мари. - Ну, нифига себе, а почему только сейчас решали себя раскрыть? - продолжал спрашивать Дин. - Я ж тебе говорила, я думала, что умираю, и хотела вас увидеть перед смертью! - отвечала она. - Зашибись! - Ты так и не ответил, каково быть демоном? - повторила свой вопрос Мари. Автор: Мария

Гамиева

* Глава пятнадцатая. Охота на Халдея. Тремя месяцами ранее… Остановка в придорожном поселении, чтобы приобрести провизии, растянулась на несколько дней. Одинокие лодки ждали своих хозяев на берегу, а те, забыв про дорогу, развлекались в трактире как могли. Здесь можно было заказать много выпивки за сравнительно небольшую плату, ну и взять девочек на всю ночь. Хорувия оказалась очень гостеприимной страной. Когда полный диск лунывошел в зенит, Халдей вывалился из дверей трактира. Нетвердой походкой он направился за угол справить нужду. Перед глазами все плыло, приходилось опираться о стену, чтобы не поскользнуться на коровьей лепешке и не разбить нос. – Э! Халдей, мы еще не закончили партию! Сэм выглянул на улицу, не увидев старого друга, махнул рукой и возвратился в зал. Тот же, скрывшись за углом, с облегчением вздохнул. Шорох, как будто кто-то провел точилом по ножу, немного смутил Халдея, но он, решив, что это ему показалось, сделал еще один шаг вперед. Нога споткнулась о брошенное полено, равновесие нарушилось,

" и лихой разбойник рухнул на землю. Это неосторожное движение спасло ему жизнь. Над головой просвистела наточенная сталь. – Меч! Где меч?– прошипела над ним темная фигура, держащая занесенную саблю. Рядом томились в ожидании еще трое. Халдей опешил. - Ребята, какой нахрен меч? Нет у меня никакого меча, - произнес он заплетающимся языком. - Говори немедленно, или я вспорю тебе живот, - пригрозил нападавший. – Где меч? Выпитое давало о себе знать. Если он сейчас же не отделается от этих придурков, то добротные кожаные штаны придут в негодность. А мочиться, имея за спиной троих вооруженных и недружелюбно настроенных парней, в его привычку не входило. В темноте Халдей потянулся за оружием, но тут же опомнился. Его-то он оставил в покоях, где остановился на ночь. - А, плешивый пес, не дергайся, - крикнул ему другой. - Да кто ж дергается?! Я только почесался, оправдывался разбойник. Хочешь узнать, где меч? - Вот это уже другой разговор. Где он?! Окруженный неизвестными наемниками, он с

трудом поднялся на ноги, схватился за башку. - Что, нализался? Поверь мне, я не хочу лишней крови, но если ты не отдашь мне этот проклятый меч, один очень важный человек может обидеться. А я не хочу его огорчать, понимаешь? - сказал первый. Голос его стал мягким и уговаривающим, но вдруг он сгреб Халдея за шиворот икак следует тряхнул. В плечах этот муж был много шире, но все же уступал по росту. - Иди сюда, я скажу, - разбойник облизал губы, придвинулся к главарю шайки и тихо, почти беззвучно что-то пробормотал. - Чего? – переспросил тот. - Меч у меня, говорю! – выкрикнул Халдей, ударив лбом в лоб. Нападавший потерял ориентацию, но лишь на миг. Тут Халдей выхватил из его рук кривую саблю, развернул того к себе спиной. - Стойте! - приказал человек в черном плаще, почувствовав, как лезвие впивается в глотку. Трое сообщников замерли в изготовке. - Ты уже мертвец! А нам больше достанется. Проклятые наемники, никаких ценностей, кроме денег. С сожалением Халдей одернул руку с саблей, и главарь тяжелым гру-

зом повалился наземь. Во тьме он не видел лиц своих противников, к тому же те, как назло, нападали разом. Халдей едва успел увернуться от летящего на него меча. Хмель в голове почти прошел, но движения разбойника приводили противников в ужас. Он бил с неистовой силой, готовый раздробить кости одним взвешенным ударом. Вдруг лезвие прошлось по груди, чуть выше – и он мог бы прощаться с жизнью. Нет уж, не для того он сбежал с собственной казни, где было столько народу, чтоб подохнуть безвестно в хорувийской канаве. С еще большей яростью Халдей набросился на противников. Выбив саблю из рук одного и ударив по голове, он вплотную приблизился к другому. Враг попался серьезный, но не для бесчестного пирата. Ловким приемом Халдей повалил того на землю и, задрав волосатый чуб, резанул по горлу. Черная при свете луны кровь хлынула на землю. Из трактира на звуки борьбы выбежали пьяные посетители с факелами и сразу же метнулись за угол. Среди них он заметил и эльфу со вскинутым луком. Но тут пришедший в себя второй наемник притянул Халдея за шею. Короткий кинжал вошел в спину чуть выше поясницы, и в голове мгновенно помутнело, как от крепкого вина. Чувствуя, как внутри разливается жгучая боль, разбойник рухнул на еще теплое тело первого. Тот, другой, рванулся бежать, крепко сжав в руке окровавленный кинжал, но стрела Мин-Айрин настигла его в двух саженях

от застывшего друга. Не теряя ни секунды, эльфа бросилась к Халдею. Кровавое пятно на одежде росло у нее на глазах. - Что с ним? Он будет жить? – спросил Сэм, стягивая с лица черную повязку. В его голосе звучала неподдельная тревога. Народ стал возвращаться к насиженным в трактире местам. Ничего нового они не увидели: обычная драка из-за денег или баб, чего-то не поделили, а потом повыпускали друг другу кишки. Возле истекающего кровью пирата остались только его люди. - Неси его наверх, скорее! – распорядилась Мин-Айрин, стараясь не паниковать. – Гоблин, мне нужна горячая вода… и еще бинты. Рыжий без лишних разговоров поднял и отнес потрепанного, но еще живого друга наверх, в комнату, где тот поселился с эльфой. Гоблин, уважающий и немного побаивающийся дурного атамана, поспешил выполнить указания. Время поджимало, упущенная секунда могла стоить Халдею жизни. Проводив Сэма взглядом, Мин-Айрин нагнулась над трупами. Трясущимися руками она нашарила по мешочку с золотом у каждого. Видимо, это плата за работу. Но какую? Убить разбойника в бегах, неужто за них теперь так щедро платят? Получив еще больше вопросов, чем ответов, эльфа побежала в трактир. О, златовласая Эмин, не дай этому подлецу погибнуть.

- Я взял судно. За те деньги, что ты срезала у мертвяков, можно было купить маленький флот, но они нам еще понадобятся. Капитан обещал доставить нас в Мутр, к морю, и парни готовы отплыть в ближайшее время. Эти дешевые душонки с легкостью бросят его в трудную минуту, - монотонно говорил Сэм. Устроившись на табурете у входа, он чесал затылок и хмурился. Повязка для здорового глаза покоилась у него на коленях. - Как он хоть? Мин-Айрин смерила его взглядом. - Горячка прошла, рана начинает затягиваться, но я боюсь, что новый путь убьет его, - она могла доверять Сэму, но лишь тогда, когда дело не касалось ее самой. Лежащий на животе Халдей дернулся. Лицо его стало бледным, да и сам он заметно осунулся. Несколько дней безумной лихорадки могли вымотать любого, даже самого крепкого мужа. Разбойник все это время был при смерти, гуляя где-то на границе Дальних и Пограничных земель. Мин-Айрин не отходила от него, давала пить травяные отвары, меняла пропитавшиеся кровью повязки, держала, когда он рвался куда-то в бреду. Сейчас Халдей стих, и это пугало эльфу больше всего. Он мог пойти на поправку, а мог и… умереть. - Как думаешь, что им было нужно от Халдея? - В бреду он часто упоминал меч, еще звал Дайнару, - эльфа усмехнулась и вдруг посерьезнела.

– Они приходили за тем самым мечом, им заплатили за это. Я не знаю, кому могло понадобиться это оружие и зачем, но Унгобар предупреждал меня насчет… - Так, дело запахло колдовством, - пробормотал Сэм, скривив губы. - Он сказал, что свяжется со мной через перстень, но я не вижу в нем ничего, - Мин-Айрин потерла гладкую поверхность камня. – Молчит. - Если на нас откроют охоту, что тогда? Ведь кто-то же заплатил этим ублюдкам. Они мертвы, но вместо них могут прийти другие, а это очень и очень паршиво. - А помнишь, как было раньше? – эльфа вращала перстень на среднем пальце, предавшись воспоминаниям. – На "Медведе" под черными парусами, а вокруг только море. Проклятье, я хочу снова увидеть море. Даже не думала, что смогу так соскучиться по чему-либо. - Так и будет, если нас не перережут поодиночке, как баранов, - рыжий скептически усмехнулся и заерзал на табурете. Его взгляд вдруг упал на желтый луч, исходивший из рук Мин-Айрин. - Смотри, оно работает! Он а вз др огн ул а. Перстень действительно излучал свет, который узким пучком упирался в оружие, разложенное на низеньком квадратном столе с толстыми ножками. Он давал знак. Улыбка расплылась на лице эльфы. Она рванулась с кровати, где лежал раненый, вмиг оказа-

лась возле стола и поняла, что ее догадки были верны. Вся беда или счастье заключались в мече Дайнары. Он тоже светился, но не желтым, а нежно-зеленым светом. Мин-Айрин осторожно взяла его в руки и потянула из новых, купленных на базаре ножен. По светящемуся лезвию, словно трещинами, прошелся узор из сплетающихся между собой рун. Он был так тонок и искусен, что эльфа затаив дыхание рассматривала мягкие изгибы и прямые линии, нанесенные рукой истинного мастера. - Что это? – отрезвил ее голос Сэма, выглядывающего из-за плеча. - Руническое послание горных эльфов. По крайней мере, ни на что больше не похоже. - Можешь прочитать? - Нет, но я безумно хотела бы, - мечтательно произнесла эльфа. - Подожди… Она метнулась к стоящей на подоконнике, забытой прежним постояльцем чернильнице и быстро перерисовала узор на запястье. Руны растянулись на ее руке от кисти до локтя. - Почему он светится? Может, крови хочет? Я слышал одну историю… - Точно! Кровь! – воскликнула Мин-Айрин, осененная идеей. – Отец говорил мне о методах лечения Эль-Наур. Наш народ избегает подобной магии, но горные эльфы… Сильнейшие заклятья обретают большую силу, подкрепленные кровью. Сэм, ты гений! Она возвратилась к Халдею, откинула стеганое

одеяло и сжала в руке светящийся клинок. Алые капельки крови побежали по лезвию. Эльфа закрыла глаза, принялась повторять исцеляющую молитву и рисовать на спине разбойника какие-то знаки. Сэм встал у двери и, положив руки на пояс, стал наблюдать за ритуалом. Точеная фигурка подружки капитана вводила его в экстаз, а ее ритмичные движения и алый ротик наводили на интересные мысли. Но до времени нужно было умерить свой пыл. Если Халдей выкарабкается, его это не сильно обрадует. Время застыло. МинАйрин, позабыв о Сэме, настойчиво взывала к богам. Она готова была поклясться, что сердце раненого забилось быстрее. Его бесчувственное тело наливалось жизнью. Все получится, надо только верить. Перстень не мог ее обмануть. Но что, если она все неверно истолковала? Слабый кашель заставил ее радостно вскрикнуть. Кажется, Халдей, наконец, пришел в себя, впервые за все это время. Он что -то невнятно пробормотал и попытался повернуться на бок, чувствуя только, что спина онемела. Эльфа радостно засмеялась, распознав его слова: "Сдох как паршивая сука… Дерьмо…" - Ты жив, милый! Все уже закончилось, ты не умер. Дверь в небольшую комнатку на первом этаже трактира распахнулась, и в комнату влетел раскрасневшийся Скаро. Бывшего десятника выгнали за воровство вкупе с мошенничеством из отряда, где он служил, – там мускулистый

светловолосый воин обирал своих же. Но едва войдя, он резко встал, подняв обе руки вверх – острие кинжала уперлось в его живот. Сэм не любил, когда врывались без стука. - Да убери ты свой нож! Я только что из города! – нервно бросил Скаро и проскользнул внутрь. Сэм быстро завязал на левом глазу излюбленную повязку и, крутанув кинжал в руке, сунул его за пояс. - Там всадники. Рыщут по городу, ищут прибывших из Андора, - тяжело дыша, проговорил Скаро. - Даже крысы в этой дыре знают, откуда мы, сквозь зубы процедил рыжий. - Нужно уходить и как можно скорее. Не видно, чтобы эти парни искали нас, чтобы угостить вином, - говорил Скаро, озираясь вокруг. Вид пришедшего в себя капитана его обрадовал. - Так чего мы ждем, орк меня дери?! – подал Халдей, сев на постели. - Вот это я люблю! – воскликнул Сэм, воодушевившись. – Командуй, капитан. - За нами охота? Хорошо. Тащите сюда хозяина, должен же быть у него черный ход. Эльфа помогла Халдею встать с дубовой кровати. Подобрав одежду, он принялся натягивать ее на себя, стискивая зубы от появившейся в области поясницы боли. - Скаро, тащись на пристань, пусть готовят это суденышко к отплытию. Собирай всех, пусть ждут

нас на корабле, - Сэм крикнул в коридор убегающему сообщнику и повернулся к остальным. - Зададим ублюдкам жару? Качающийся Халдей усмехался, и его беззубая улыбка была страшна. Впалые глаза с черными кругами создавали контраст с бледным лицом. Верный друг невольно отшатнулся, увидев перед собой истинного мертвеца, вернувшегося с того света. Мин-Айрин быстро закинула за плечо колчан, полный стрел, и лук, поверх набросила походный плащ, другой передала Халдею. - За мной, - прохрипел он, приладив к поясу ножны и засунув пару ножей в голенища сапог. Они уже покинули комнату, когда им навстречу вышел взбешенный Гоблин, толкая впереди себя хиленького хозяина трактира в просаленной одежде. - Я советую тебе показать другой выход из этого свинарника, - Сэм вплотную приблизился к нему и слегка пощекотал по брюху кинжалом. - У одноглазого с детства руки дрожат, - подмигнул Халдей онемевшему от страха старику. – Говори, сучий потрох, где здесь лаз?! Трясущейся рукой хозяин показал налево. Там находился вход в винный погреб. Гоблин потрепал старика по голове и потащил, держа за шкирку, за собой. Он не обманул. В погребе был потайной лаз, вход в который скрывался за бочками. Попав вовнутрь, они зажгли факелы, прихваченные Мин-Айрин по дороге.

- Куда ведет этот лаз, а? – поинтересовался Сэм. В его руках сверкнуло лезвие кинжала. - Поворот на… налево, потом развилка, ход налево…несколько шагов прямо…двадцать, нет… двадцать три. Вверху отверстие… Оно выходит на набережную. - О! Там до пристани недалеко! – усмехнулся Гоблин. - Спасибо, старик, произнес рыжий и ударил того рукояткой по голове. Они продолжили путь уже в тишине, молча отсчитывая повороты, а потом еще двадцать три шага прямо. Слабый свет пробивался откуда-то сверху. Это и был выход. Вытащив задвижку и потянув за ручку, беглецы увидели серое осеннее небо. Первым вылез Сэм и помог Халдею покинуть подземный ход. Вслед за ними эльфа и Гоблин оказались на поверхности. Здесь они замедлили шаг, чтобы не вызвать подозрения. Поддерживая шатающегося разбойника, Мин-Айрин осторожно оглядывала людей и царящую на пристани обстановку. - Вон там! – рыжий показал на небольшое торговое судно с развевающимся хорувийским флагом: золотая змея, оплетающая скрещенные копья на коричневом поле. Это и была "Речная жемчужина", которую Сэм выбрал для путешествия по Хогре, представившись купцом, занимающимся торговлей тканями. Своих людей на причале не было, видимо, все они уже собрались на борту суденышка.

Эльфа краем глаза заметила четверых всадников, разговаривающих с толстобрюхим торговцем рыбой. Тот испуганно мотал головой и разводил руками. - Четверо справа, процедила Мин-Айрин на ухо Халдею. - Не дрейфь. Вон Скаро. Уже поджидает нас. Он действительно не подвел. Примеряясь к веслам, Скаро сидел в большой лодке, способной уместить и шестерых. Преодолев отделявшее их расстояние, Сэм первым спрыгнул к нему. - Потеснись, - буркнул он, занимая место Скаро. На вторую пару весел сел Гоблин. Всадники, посланные за необычным мечом, обратили внимание на них, когда лодка была уже на полпути к "Речной жемчужине".Они заметались по пристани, угрожая с берега кулаками, но сделать уже все равно ничего не могли. Впереди с корабля выражали приветствие семеро асинцев. Поджарый капитан с собранными в пучок поседевшими волосами раздавал указания команде. Халдей вцепился в сброшенный трап и, стиснув покрепче зубы, взобрался наверх. Юнец Сарлин подал ему руку, но разбойник отказался от помощи сопливого паренька. - А… ваш товар? Где он? – с интересом спросил капитан. Голову пронзила тупая боль, как после большой пьянки, рана еще не затянулась до конца, а тут еще вся эта беготня. Участливый хозяин этого корыта

начинал выводить Халдея из себя. - Я твой товар, хочешь – так будет. Поднять якоря! – гаркнул он куда-то назад и снова вернулся к нему. – Не задавай лишних вопросов, если хочешь, чтобы мы не враждовали, - усмехнулся разбойник, обнажив верхнюю челюсть. Больше ждать не пришлось. Понятливый капитан решил не вмешиваться в чужие проблемы, кроме того, за половину пути ему уже заплатили. Якорь был поднят, отвязывали паруса. Капризная богиня судьбы Кайра сегодня благоволила беглецам – попутный ветер вмиг раздул белые полотна, и судно, поддавшись течению реки, заскользило по водной глади. Стоя на корме, Халдей думал о позабытых временах, когда он был капитаном бесстрашного "Медведя", наводившего ужас на такие торговые суда, как этот, и даже посолиднее, поманевренней. Его выкинули на сушу, оставили навсегда. Теперь кораблем, должно быть, заправляет этот мерзкий Варог. Только бы добраться до него, а там Халдей покажет, кто достоин "Медведя". Он заявит свои права на поединок, как было в прошлый раз. Тогда Халдей бросил вызов самому Трою, одноглазому страшиле, держащему всю команду на коротком поводке. Удалось ведь ему разжечь бунт, недовольных нашлось немало, а Трой небось думал, что ему будут хранить верность, как сварливой жене. Это было давно, с тех пор Халдей занял его место на корабле.

- Ну, ты доволен? – голос Мин-Айрин звучал мелодично, но в нем была какая-то тревога. Ее игривые ручки ощупали перевязанную спину, проскользнули вперед и обхватили Халдея за живот. - На нас смотрят, пробормотал он, пытаясь не обращать внимания на жаркие объятия эльфы. - Мне плевать, шепнула она. Разбойник смотрел на север. Мысли в голове спутались, как комок змей по весне. Совсем немного осталось до Мутра, а оттуда – в морские просторы, но почему-то тисками тянет туда, где его едва не казнили. Он оставил там что-то важное, что-то, чего уже не найдет в море. - Извини. Халдей убрал руки Мин-Айрин и, стараясь не глядеть на нее, поспешил в трюм. Эльфа застыла в недоумении. У Халдея был крутой нрав, иногда его настроение могло перемениться с минуса на плюс в одночасье или же наоборот, как сейчас. Наверное, ему просто нужно было отдохнуть. Вспомнив, как разбойник раненый метался в бреду, Мин-Айрин усмехнулась. За свой долгий век она многое повидала и умела различать возникшие чувства. Что ж, за что эльфу ценили мужчины больше всего, так это за умение сохранять дружбу, когда иные отношения теряют смысл. Халдей... И кто бы мог подумать. Автор: Брук

Хиль

Де

0 «А то реально же до дыр…!» Каждый вечер, после окунания в атмосферу Delta Machine, я испытывала чувство невообразимой гордости за ребят! Думаю, что через несколько лет, когда у меня в очередной раз спросят, какой мой любимый альбом, я больше не буду задумываться и перечислять все подряд, добавляя: «Да все альбомы супер!» - нет, теперь я с уверенностью могу сказать, что это Delta Machine! Вчера Мартин прилетел на неделю домой. Я не тревожила его в первый день приезда, пусть проведет время с семьей и с… с Керри! Совсем забыла, что существует Керри! Сегодня в «Англез» мне было особенно грустно! Никак не терпелось увидеть Гора, но я была вынуждена не звонить ему первой! «Снова!» И о да, он позвонил. — Здравствуй, любовь моя! Хотел зайти сегодня к тебе на работу, а потом вспомнил того сурового парня за кассой и решил тебя предупредить… — Правильно сделал! Приходи вечером, вместе сходим куданибудь? — Ой, даже не знаю насчет вечера… Я постараюсь освободить пару часов. «Ну вот! Всего каких-то пара часов, разве это сравнится с целыми долгими ночами в НьюЙорке?»

Я выглядела невеселой, Чарли всячески выпытывал, что произошло, но я молчала как партизан. — Все хорошо! Почему все так? Я надеялась, что как приедет Мартин, мы будем часто встречаться, гулять, ночевать друг у друга. А в итоге за неделю мы встретимся дай Бог хотя бы раз. Мартин последовал моему совету и пришел к девяти часам вечера. Он не звонил и не напоминал о себе, я догадалась сама по раздраженному выражению лица Чарли. Ровно в девять я сорвала с себя фартук, распустила волосы и побежала к Мартину, который ждал меня на улице. — Добрый вечер, мужчина, не желаете составить мне компанию на этот вечер? – я изменила голос и подкралась к нему сзади. Мартин улыбнулся и притянул меня за руку к своим губам. — Желаю! Мы рассмеялись, я взяла его за руку, и мы пошли по темной улице. — Ксюш, кто этот парень? Которому ты явно не даешь покоя… —Чарли? Чарли.. он… славный парень. И ты прав, я нравлюсь ему. — А он тебе? — Мартин, перестань, ты и сам прекрасно знаешь, о ком я думаю днями и ночами… Мартин горделиво засунул руки в карманы и

продолжил: — Расскажи о своих отношениях… Мы никогда не затрагивали этой темы… Мне хочется знать! «Без проблем!» — Мартин, я расскажу, только сначала давай определимся, куда мы идем! У меня замерзли руки! Мартин озабоченно сунул мою руку к себе в карман и ответил: — Мы сейчас поедем ко мне! Я покажу тебе, где живу! У Мартина был большой дом с бассейном. Честно говоря, я рассчитывала на что-то более роскошное. В доме было много комнат. Несколько спален для гостей, три отдельные спальни для его детей. Все стены были светлыми, даже как-то скучно, повсюду были белые оттенки. Интерес у меня вызвала комната с гитарами и роялем. — О да! Да! – я подбежала к заветным гитарам Мартина, вожделенно протягивая к ним свои руки. – Мартин, вот о чем я мечтала!.. — Хаха, о моих гитарах? Да брось! — Нет, я серьезно, гитары и вся эта комната… Это же святая святых Депеш Мод! Ты не против, если я здесь обследую каждый уголок? У меня буквально чесались руки, как здесь было много всего интерес-

ного. На столе был бардак из разных дисков, бумажек, тетрадей. Я тихонько открыла одну из них, на что бурно отреагировал Мартин: — Не надо это трогать, — он прикрыл тетрадь, добродушно добавив: — Не надо, любовь моя! Пойдем со мной, — он взял меня за руку и подальше отвел от стола. — Что там такое было? – меня очень заинтересовало, что скрывает Мартин. — Ничего интересного… — Ну, Мартин! Я не успокоюсь! – я убрала из его руки свою руку и скрестила их у себя на груди. Он замолчал и неожиданно пропел с вопросительной интонацией: «There's only one way to soothe your soul (Есть лишь один способ успокоить твою душу)?» Я засмеялась и ответила: — Да! — Ахах, Ксюш, там разные наброски песен, когда я сочиняю, я записываю много песен. В альбом попадает одна четвертая из всех моих сочинений… Идем, — он снова взял меня за руку и мы подошли к гитарам. «Какие гитары?! Нет, конечно, как это – какие гитары? Очень хочу, чтобы Мартин сыграл, рассказал, показал... Но! Как мне теперь спокойно спать, зная, что при желании Депеш Мод были бы в силах выпускать новый альбом каждые полгода! Боже мой, никто даже не услышит этих песен», — я задержа-

лась где-то во Вселенной своих размышлений. В это время Мартин старался произвести на меня впечатление. Он доставал одну гитару за другой и рассказывал, где он ее приобрел. Я получала истинное наслаждение от вида Гора с гитарами в руках. — Сыграешь мне? Ему не требовалось дополнительное напоминание, он, не раздумывая, взял одну из гитар и начал что-то наигрывать. Стоит ли говорить, как это было замечательно? Я его захотела, немедленно! Как только он закончил, он не поднимал на меня голову, а скромно ждал аплодисментов. В итоге я убрала от него гитару и придвинула его к роялю, расстегивая ему ширинку и занимая его рот своим языком. Исполнилась одна из моих больных фантазий! Сделать это там, где рождались песни Депеш Мод, прямо на рояле. Вспомнив, что Мартин не хотел бронировать на нас двоих свой вечер, я боялась, что он попросит меня вернуться к себе домой, но этого не произошло. Вместе мы встретили еще одно славное утро. Я собиралась на работу, когда услышала, как Мартин говорит с Керри по телефону. Он был так мил с ней, сколько любви в его словах. Мне стало не по себе. Я постаралась заглушить его голос шумом фена. Но когда я закончила, то убедилась, что Мартин продолжает сыпать на нее трогательные признания. И тут я почувствовала, что что-то острое со всей силой вонзилось мне в

сердце. У меня заледенели руки, я схватила свою сумку и бросилась вон из дома Мартина Гора. Мне хотелось плакать. «А ты что думала? Она никуда не делась, он любит ее, а с тобой только спит…» Сама мысль, что он улыбается и дарит комплименты комуто еще, причиняла мне недюжинную порцию мучений! Всегда есть тонкая грань между удовольствием и страданиями, а в нашем случае это разграничивается простой реальностью, а реальность такова, что Мартин встречается с Керри, и на их отношения я никак не влияю. Не успела я дойти до «Англез», как позвонил Мартин: — Что такое? Ты где? Даже не попрощалась! — Ты был занят, — я ответила настолько угрюмо, что на его месте положила бы трубку. — Ммм, слышу... Все понятно. Да, мне звонила Керри… Я злилась на него, хотя понимала, что в данной ситуации не имею на это никакого права. Ведь она – его законная женщина, а я – любовница. «Любовница? Выходит, да». Это я, я являюсь главным злодеем их истории, мешающим двум любящим сердцам. Постоянно совращая Мартина, я таким образом ударяю по Керри! Мартин с Керри первыми прилетают в НьюЙорк. Я была твердо намерена никак не соприкасаться с Гором, хотя бы до тех пор, пока рядом Керри. Никак! Совсем! Даже лишний раз общаться с ним не хочу! Я чувствовала себя осо-

бенной, что одна из немногих иду на первое шоу Депеш Мод в этом году. По моему прилету, как ни странно, в городе ничего не поменялось, меня встречал все тот же рыжий Дэвид, все те же вечно торопящиеся люди в серых плащах. Но с тем же была подавлена, что в Нью-Йорке больше нет того Мартина, который мог бы в любой вечер приехать ко мне домой. Но есть Дейв, который проводил ежедневно добрый час у меня в квартире. Кристиан привез на шоу свою новую девушку Джеки, которая за всех решила, что за день до Леттермана мы все должны подняться на Статую Свободы. Джеки приобрела семь билетов для группы. Их распределили, конечно, между самими Джеки и Кристаном, Керри быстро ухватила себе два, я тоже не была на верхушке Статуи, поэтому, без сомнений, шла я, которая как раз обитала в студии во время раздачи. Все по парам, прям какие-то парные свидания с пятым лишним колесом в роли меня! Разумеется, Дейв меня не оставил. В итоге мы пошли вшестером. На пароме Дейв был счастлив, что наконец может спокойно выделить на меня несколько часов. Мы стояли у самого носа, и он всячески старался согреть меня своими руками и ногами, вплотную прижимаясь ко мне. Мне было некомфортно от того, что Керри вывела недовольного Мартина к нам. Он вообще был против поездки. Видимо, Керри все-таки мало-мальски загнала его

под каблук. Дейв не обращал на них внимания, постоянно развлекая меня историями, как прошла его неделя. Я узнала, что недавно, когда дети были на учебе, а Дженнифер на работе, он скучал, ожидая меня в скайпе, и в одиночестве съел целую коробочку пончиков с творожной начинкой. — Мне было так стыдно, ты даже не представляешь! Будто бы я в одну глотку выдул бутылку коньяка! Ахаха! Да… Просто я нервничаю и потому хочу вечно чего-нибудь схомячить…. А мне нельзя, я должен хорошо выглядеть! И от этого хочется нахомячиться по самое «не хочу». Я усмехнулась, наконец, поняла, кого он мне напоминает – добродушного милого хомяка! Точно! Дейв щекотал мне ухо своими губами, я всячески пыталась увернуться, но у меня плохо выходило хотя бы вообще пошевелиться из его жестких рук. Приближаясь к Статуе Свободы, я была шокирована ее красотой! Ветер обдувал мои волосы, сзади стоял Дейв, статуя освещалась огнями и мы все ближе и ближе приближались к ней. Мое настроение резко изменилась, когда к нам подошла Керри и положила руку на Дейва: — Ну что ты волнуешься перед завтрашним днем? Все не могу к тебе подойти, поболтать нормально! «Это возмутительно, — насупилась я, сильно изображая приветливость на своем лице, — она ниче-

го не перепутала? Убрала свои руки от Дэвида!» Она продолжала, внимательно кивая головой на ответ Дейва, потом отвлеклась и притянула Мартина за рукав, типа «Хватит стоять там одному!». Мне было наплевать на него, пусть видит нас с Дейвом, ну и что? Гэан не разжимал объятий, ему самому было холодно, и я чувствовала, как его колено дергается и прижимается посильнее к моей ноге максимальной площадью. Я не смотрела на Мартина, а потом мне показалось, что он и сам ни разу не взглянул в мою сторону, и я решила подтвердить свои догадки. Все верно! Он всякий раз отводил глаза и пытался смотреть на Дэвида как-то вверх, чтобы даже на боковое зрение не попала я. Мы не пошли в музей, а сразу поднялись на корону, с которой открывается обширный вид на ньюйоркскую гавань. Мартин то и дело сюсюкал с Керри, они оба вели себя как во время медового месяца. Меня это раздражало, я ревновала, мне хотелось одновременно и ударить его, и убежать, чтобы разрыдаться. Каждый их поцелуй, который случайным образом мне приходилось наблюдать, вбивал в мое раненное сердце ржавый, кривой гвоздь. Как же больно, хочу домой, зря я согласилась на эту экскурсию. Вечером, придя домой, я никак не могла оправиться. «Залить глаза, что ли, кислотой! Они слиш-

ком много сегодня видели! Бррр!» Я не хотела плакать, так как мой мозг усиленно изобретал дальнейший план действий. Не придумав ничего изощренного, я написала Мартину сообщение: «Перезвони мне, как сможешь». Он смог незамедлительно: — Да, Ксюш? Черт, я еще не придумала речь! Я должна поставить его перед главным фактом, что он делает мне больно. — Мартин… я… мы... мы сегодня не смогли поговорить… — я обдумывала каждое слово, произносила и понимала, что говорю не о том, что хотела сказать. Он меня перебил, повышая голос: — Да? Хм, странно, интересно, почему же это… Может, потому, что ты была занята обрабатыванием Дэвида? Я реально не подозревал, что вы спите! И ведь спрашивал у тебя, а ты говорила, что ни-ко-го, кроме меня, нет… От такого неожиданного поворота я замолчала, хотелось бросить трубку и перезвонить, как сформулирую точную речь. Но я ответила: — Спим? Мы с Дейвом! Да ты с ума сошел, Мартин, за кого ты меня принимаешь! — А как это у тебя называется? «Хорошо» дружим? — Мартин! — Он у тебя? — Нет! Хватит на меня кричать!.. — Я сейчас приеду поговорить с тобой… Он положил трубку,

а я еще около минуты не убирала ее от уха с мыслями: «Ну и ну! Позвонила, чтобы обвинить его, а в итоге сейчас он приедет, чтобы лично присудить вину мне!» Я открыла дверь Мартину и он, не разуваясь, медленно прошел в гостиную, сел на диван, запрокинув ногу на ногу, и вопросительно уставился на меня. У меня встал ком в горле, прям как у доски, когда не знаешь правильного ответа, но должна хотя бы попытаться что-то сказать. Я начала: — Мартин… ты… Он тут же перебил меня и без остановки начал говорить, постоянно размахивая прямой ладонью: — Ты уж меня прости, но я никогда не скрывал, что имею девушку! Я никогда ничего конкретного тебе не обещал! Ты мне нравилась, очень, я думал, что в тебе есть как раз то, что я люблю, но так редко встречаю в женщинах – непорочность, чистоту. Потом, когда ты показала себя столь жаркой в постели, то понравилась мне еще больше! Сочетание «белого» и «черного», зато какого «белого» и «черного», меня просто околдовали! Да и вообще, что мне оставалось делать? Ты была такой решительной, что я попросту соблазнился. И вдруг представь мою реакцию сегодня, когда я вижу, как мило вы воркуете с Дейвом! Как это по-ни-мать?! — Я могу снова повторить, что у меня с Дейвом ничего нет… и еще… — А у него с тобой? – Мартин нетерпеливо сглатывал слюну.

— И у него! У него вообще-то жена и дети… Мартин иронически улыбнулся и отвернулся от меня, кусая ноготь. — Мартин, ну прости *какое еще прости?*, я не врала, когда говорила, что ты у меня один, - я невольно села к нему на диван и взяла за руку. «И это, по-твоему, исполнение твоего плана? Значит, вот, оказывается, какая была задумка? Браво, Ксю, снова сдалась!» Убедившись, что Мартин немного отошел, я хотела наконец заговорить о себе: — Знаешь, как мне сегодня было тяжело наблюдать за вами… Он все еще смотрел куда-то вбок и его глаза сосредоточенно бегали: — Стой! Ага! Вот я дурак, — он приложил руку ко лбу и посмотрел на меня, — этот его приезд за тобой в аэропорт! Дейв и ты! Черт, да тебе не совестно мне продолжать врать! Мне стало неприятно, что он кидается на меня с упреками и я должна оправдываться, тогда когда он перед моим носом милуется с Керри! А ведь я все это время мучительно не перестаю любить его одного! Я поджала колени и, спрятав голову под руки, расплакалась, сначала тихонько, а потом из глаз хлынул целый океан моих переживаний: — Как ты можешь так жить? – я всхлипывала через каждое слово. – Любить ее, а спать с другой? — Я мужчина! Ты хотела отдать мне свою любовь, не прося ничего взамен. Меня это устраивает! И потом... перед тобой не-

возможно было устоять, вот тут я каюсь, виноват. Я не хотел на тебя орать, так вышло, накопилось. Мне стало неприятно, как будто, знаешь… как будто тебя в чем-то притеснили, как будто покусились на твое, в то время когда ты еще не успел этим насладиться… Его слова совершенно выбили меня из равновесия: — Я, по-твоему, вещь? А я живой человек, Мартин, с которым ты поиграл и выбросил, как мусор! — Ксюш, ну не утрируй! – он встал напротив меня и засунул руки в карман. – Если бы не сегодняшний инцидент, то этого разговора и не было бы, мы так же продолжали бы с тобой встречаться! У меня и в мыслях не было списывать тебя со счетов… — Перестань! Что ты говоришь, ты хоть слышишь себя? Какая же я дура! – пропищала я и с новыми силами стала заливаться слезами. – Я больше не хочу так, не хочу страдать, не хочу гадать, когда ты выделишь для меня минутку, не хочу ревновать… Он присел на корточки возле меня и положил свои руки мне на колени. Я отчаянно откинула их и эмоционально продолжала: —… не хочу плакать больше! НЕ хочу… любить тебя… — эти слова прозвучали для меня как неким следующим пунктом в моем жизненном плане. Я замолчала и подумала, что и вправду «не хочу». — Но я, правда, надеялся, что ты не откажешь мне хотя бы иногда видеть-

ся в туре. Думал, что мы могли бы встречаться и потом, после тура, когда снова все устаканится… Мне захотелось копнуть в этом вопросе глубже: — То есть ты официально предлагаешь мне роль любовницы? – я медленно подняла голову и посмотрела на него. — Да, так! Регулярный секс, я мог бы тебя полностью обеспечивать… Ты бы ни в чем не нуждалась! Ты же любишь меня, поверь, я бы платил тебе той же монетой! Ты такая молоденькая, думаю, что ты ничего не потеряешь, как раз наоборот, наберешься опыта с… — А как же семья? Раз ты такой собственник, то вряд ли позволишь мне иметь личную жизнь… — Я не смогу быть твоей личной жизнью? Мне стало смешно. У меня истерически задрожали губы: — Ха! Мартин! Я хочу детей, заботливого любящего мужа! Ты об этом не думал? Не могу стать твоей собственностью? В это мгновение Мартин показался мне жалким. Он относился ко мне настолько потребительски, что мне стало противно его присутствие. Я встала и серьезно посмотрела на него: — Уходи! Прошу, уходи, Мартин! Я не могу даже смотреть на тебя! Он развернулся и пошел к выходу, проговорив в воздух: — То, что не прозвучало вслух, нельзя отрицать!..

Он оказался на лестничной площадке, и не успел он обернуться, как я закрыла перед ним дверь. Растрепанная и зареванная, я трясущимися руками набрала Дэвида: — Дейв! – мой голос звучал страшно, будто я изнасилованная сижу в какой-то яме и моя последняя надежда – Дейв, в принципе, в моем сравнении есть доля правды! — О господи! Что случилось? Ксюш, ты где, я приеду! — Дэвид… — я снова не смогла продолжить и захныкала. — Ты дома? Я выезжаю… — Мне так плохо! Да, я очень сильно хочу, чтобы ты приехал… Дэвид, я хочу чтобы ты остался на ночь, это возможно? — Да, я останусь с тобой… — Я люблю тебя! – неожиданно для самой себя сказала я. — И я… давно… — он намеренно не договаривал предложение. В трубке послышался голос его жены: «Ты куда?» Дейв крикнул ей: «Потом объясню, это важно!» Дэвид – онтакой, он как Чарли, никогда не оставит в беде, всегда придет, если будет мне сильно нужен. Я сидела перед раковиной и обмывала лицо и руки ледяной водой. Отек с лица сошел, только глаза были красными, но это не так страшно. Я все больше повторяла про себя фразу, которую сказала Мартину: «Не хочу любить…», я убеждала себя в ее неоспори-

мой пользе. «Поиграла и хватит! С этой больной любовью покончено!» В Нью-Йорке к этому времени по всему городу были жуткие пробки. Я не ждала, что Дэвид примчится за секунду, но его не было уже около часа. Мартин то и дело присылал мне сообщения: «Завтра еще раз поговорим!», «Не злись! Я немного неправильно все объяснил…», «Ложись спать и не злись на меня», «Я тебя целую крепко-прекрепко!». Я не отвечала, сидела на кухне и, глядя на мигающие фары, ждала своего Дэвида. Мне нестерпимо сильно хотелось видеть его, стоящего передо мной! Он сказал, что любит меня давно! Пускай сегодня все случится! Буду хоть и падшей, но счастливой женщиной! А потом уеду в СантаБарбару! С Мартином я разобралась, хотя все-таки надеялась на более лучшее продолжение, ну а с Дэвидом все прозрачно! Пускай я буду у него не единственная! Он тоже может быть у меня не один, он милый, горячий, добрый, да он просто замечательный и к тому же такой красивый! Дэвид всегда будет от меня далеко, это будет добавлять особую сладость нашим редким свиданиям. С ним всегда спокойно и он умеет не только принимать любовь, но и отдавать ее, отдавать ее без остатка женщине, с которой целуется, которую называет «любимая». Я окончательно решила сегодня отдаться Дейву! Неважно, поступаю я так от отчаяния или нет. Знаю, что чтобы перейти на другой этап, нужно что-то

100

менять! Начался дождь, холодный весенний дождь. Я с беспокойством понимала, что Дэвид давно мог бы уже прийти! «Может, всетаки длинная пробка?» Десять минут назад я послала ему сообщение, а он до сих пор не ответил. Я набрала его номер. Ничего, кроме гудков. «А не мог он оставить телефон дома? Да нет, навряд ли, я же четко слышала, как он выходил из дома… Может, ненароком обронил или оставил в такси…» Я набрала его номер еще раза три, но в трубке раздавались унылые гудки. Я тяжело вздохнула. «Что же это?» Прошло еще полчаса. Мне непроизвольно пришла в голову картина, как я сидела и ждала Мартина час, два, три, пять, а его все не было и не было. Но тут другое! Дэвид не умеет врать, и уж явно он не свернул от моего дома на полпути. «А вдруг у него что-то случилось и ему пришлось срочно вернуться домой?» Мартин больше не писал мне и потому в голову лезли дурацкие мысли: «А что если Мартин позвонил Дэвиду и все рассказал, в самых ужасных красках обрисовал наш любовный треугольник?» Я быстро вычеркивала из головы всевозможные глупые догадки. Я все обходила самый главный пункт в моем вымышленном списке предположений: «А вдруг случилось что-то страшное… с ним…» Я сглотнула слюну и мои руки показались мне ледяными, когда я ненароком чуть не приняла эту мысль. «Мне все равно некому звонить, не Дженни-

фер же? Да даже если бы я и осмелилась, у меня нет ее телефона… Надо отвлечься!» Я включила телевизор и бездумно переключала один канал за другим, все мысли были лишь о Гэане. Я с тяжестью вздохнула и заметила, что идет первая серия любимого сериала. «Вот, - расслабилась я, сейчас не успею досмотреть, и позвонит Дейв». Но неожиданно пустили конечные титры, жаль, я успела лишь к последним секундам. Сердито надув губы, я не стала переключать канал. Далее шли новости, я запрокинула голову на спинку дивана и попыталась снова не думать о Дэвиде, иначе время будет слишком медленно тянуться. На канале без объявления списка новостей включили сюжет об очередном происшествии. Я медленно со стеклянными глазами подняла голову на экран: «Вот уже целый час вокалист известной группы Дэвид Гэан балансирует между жизнью и смертью. Очевидцы рассказывают, что накануне завтрашнего выступления группы на шоу Дэвида Леттермана Дэвид спешил домой к любимой жене и детям, как вдруг был выброшен через переднее стекло такси прямо на проезжую часть. Водитель скончался на месте от внутреннего кровотечения и множественных переломов, что же касается самого Гэана, то сейчас он находится в тяжелом состоянии под присмотром лучших врачей НьюЙорка!» Я беспомощно смотрела, как на экране трясущейся камерой снято,

как на проезжей части, остановив один из рядов машин, стоят две скорые и две полицейские машины. Кругом шумят люди, визжат мигалки скорой помощи, и трое парней в зеленой форме пихают носилки в машину скорой помощи, на которых неподвижно лежит Дэвид. На его голове были заметны следы крови. На этом сюжет закончился, и диктор как ни в чем не бывало продолжил сводку новостей. Я застыла в полном оцепенении. Я чувствовала, что не могу пошевелиться, что у меня начисто стало сухо во рту. Это чудовищное чувство, когда ты осознаешь, что только что совершилось что-то ужасное, и ты при этом бездействуешь и ничего не можешь сделать! В такие минуты страх начинает постепенно пронизывать тебя, возникая где-то в животе, он медленно расползается во все стороны, и ты вздрагиваешь, когда он достигает головы, и холодеешь, добираясь он до ног. Это сравнимо с потерей паспорта или какого-то важного предмета, как мобильного. Я часто сую руку в карман и с ужасом обнаруживаю, что его там не оказывается, и тогда я буквально на секунду теряю сознание от неожиданной утраты. Конечно, это несравнимо с моими теперешними переживаниями, особенно с учетом того, что и телефон, и паспорт я быстро находила, и организм быстро восстанавливался, а тот страх снова убирался в свой укромный уголок до следующего моего остолбенения. Мне немного полегчало, когда я наконец моргнула,

и вместе с опусканием век из глаз покатились первые слезы, и я вновь смогла дышать. Я схватила с дивана сумку и выбежала на улицу в чем была, без куртки, в незастегнутых сапогах. Намеренно выйдя из-под козырька дома, я, зареванная, подняла лицо вверх. На меня то и дело оборачивались прохожие. Я глотала собственные слезы вперемешку с леденящем кожу дождем и не знала, что делать дальше! Бежать! Но куда? Звонить! Кому я могу позвонить, кто может быть в курсе происходящего? Мартин? Нет, только не ему… Может, Энди? Насквозь мокрая, я достала из кармана мобильный и распсиховалась от того, что сенсор никак не отвечал на мои влажные пальцы. Вот, сработало! Шли долгие гудки и, наконец, Флетч ответил: — Алло, Ксюш? — Энди, где он? – неразборчиво промолвила я, снизойдя до плаксивого писка. Энди сразу догадался, о чем я. Слава Богу, мне бы не хотелось произносить это вслух, да я еще сама толком не приняла это за факт, что Дейв, возможно, сейчас умирает, пока Флетч пишет мне сообщением адрес больницы. — Я буду там! Приезжай! Я положила трубку и огляделась, ориентируясь, в каком направлении происходит движение. — Такси! Прошу, в Пресвитерианскую больницу, быстрее! Я хлопнула дверью, и мы тронулись. Сев на заднее сидение прямо посередине, я неугомонно контро-

лировала наше неспешное перемещение среди тучи машин. Дождь все не унимался, огромными струйками ударяясь об такси. На улице было бы темно, если бы не миллион огней вокруг нас. Я почувствовала, что от всей этой обстановки у меня начинает кружиться голова и я испытываю чувство тошноты. Откинув голову, я постаралась глубоко дышать. "Дэвид… пожалуйста... пусть все будет хорошо… пожалуйста..." За всю свою жизнь я так и не выучила ни одной молитвы, о чем вечно сожалею в тяжелые моменты своей жизни. Я довольно часто прошу Бога прийти мне на выручку. Это помогает, не знаю, по чистой случайности или нет, но ситуация так или иначе оборачивается в нужную мне сторону. Так и сейчас я схватилась одной рукой за крестик на шее, сжимая его в кулакечто есть мочи, и стала умолять Всевышнего пощадить Дэвида. Честно говоря, призыв к Богу чуточку успокоил меня. Обогнув пробку, мы доехали, я беспорядочно кинула таксисту купюру и под проливным дождем побежала в больницу. Казалось, что раз я успела, раз все складывается как надо, то может и Дейв будет сейчас как всегда весел и здоров... В приемной я надела выданные мне халат и тапочки. Мне нужно подняться на седьмой этаж и свернуть налево.

Автор: Ксения

Тугучева

101

0 Глава 5 Брифинг Пункт три представлял из себя многоконечную звезду, в центре которой полукруглая сфера. База была укрыта различного рода защитными и маскировочными полями. Так что засечь её локаторами и датчиками невозможно. Впрочем, увидеть её воочию тоже не представляется возможным. Из иллюминатора это впечатляло: корабль проходил какой-то барьер – иперед нами возникала как бы из ниоткуда звезда, мерцающая тысячами огней. «Лина» уже была здесь, находясь под защитой полей, но не пристыковываясь к базе. «Лена» тоже не могла пристыковаться из-за своего тоннажа. Вес таких кораблей выведет базу с орбиты. Так что загрузка ресурсов производилась по средствам транспортных судов. - Покидать базу нам запрещено, - говорил я своим бойцам, когда мы летели в транспорте к шлюзу. – Но не расстраивайтесь, мне тут шепнули, что на восьмом уровне есть все для комфортного отдыха: бар, выпивка и даже проститутки! -На секретной базе и проститутки? – усмехнулся Цукат. - Представь себе, ш т ат н ы е п р о ст и т ут к и «слабаков». Так что когда будете пользоваться их услугами, особо не трепитесь.

102

Разместили нас на одном из нижних уровней, аккурат возле развлекательного сектора. База была не только центром командования, защищенного всеми возможными способами. Пятнадцать тысяч персонала могли спокойно себя чувствовать здесь. Да, верхние уровни были военными и там все ходили навытяжку. Здесь же, на нижних уровнях, царила атмосфера обычного мегаполиса. Яркие вывески на барах, магазинчиках, различного рода лавках. Здесь было все, от тату-салона до косметического салона. Небольшое отделение местной «полиции»: слабаки мелкого ранга, разнимающие пьяных пилотов. - Димитрий? – раздался за спиной тоненький женский голосок. Обернувшись, я мог лицезреть молоденькую девушку в форме пилота. Она была на голову меня ниже. Слегка пухленькая шатенка с затянутыми в хвост волосами. Большие глаза смотрели на меня, губы искрились улыбкой. - Димитрий Калита? – поинтересовалась она и вопросительно подняла бровь. - Да, а ты… вы… от неожиданности начал путаться я. Вроде ничего такого, просто красивая девушка. Я встречал и посимпатичней, но её какая-то легкость, простота что-то не так со мной делали.

- Я Катерина Жедова! – весело отчеканила девушка. – Ты, наверное, меня не помнишь. Мы познакомились на свадьбе Элизы и Эдгара, я подруга Элизы с академии. Я стал смутно припоминать свадьбу, представлять её в вечернем платье. Кое-как картина вырисовывалась. * * * - Я Эдгара еще не видела, - говорила Катя, не успела передать соболезнования. На церемонии успею. Мы сидели в одном из баров нижнего уровня. Полумрак, легкая музыка. Сексапильная стриптизерша трется у шеста, тряся достоинствами, добытыми на столе пластического хирурга. - Что еще за церемония? – спросил я девушку. Разговор о гибели Элизы вогнал её в печаль. Катя служит связистом при штабе и одна из первых узнала о гибели подруги. Использовать каналы связи в своих личных целях запрещено. Здесь сложная система передачи данных, состоящая из более чем сотни спутников, размещенных в восьми системах. - Элизе и всем, кто там погибли, присвоены звания почетных легионеров, посмертно. Посмертно. А что они еще могут сделать? Как всегда, кто-то гибнет на поле, а кто-то потом их по-

смертно награждает. Мы еще долго сидели, выпивали. Катя после нескольких стаканчиков крепкого расслабилась и повеселела. Мы еще пару часиков посидели в баре и отправились к ней в каюту. * * * Церемония прошла стандартно. Громкие слова о героизме, об отдаче себя до последней капли крови. Все стандартно и немного пошло. Как им это не надоело? Кричать об офицерской чести и тому подобном, тупо гребя деньги в свой карман ценой солдатских жизней. Любая война кому-то выгодна. Даже сейчас кто-то наваривает миллионы на постройке вооружения. Нас снова собрали на какое-то важное совещание. На этот раз присутствовало все командование легионов. Я не успел все объяснить своим, поэтому боялся, что они что-нибудь вытворят. - Ну что, старлей, начинай, - проговорил один из руководства. Судя по мундиру, командующий румынским легионом. Старлей открыл папочку и раздал нам какието листочки. Результаты еще одной экспертизы. - Итак, было произведено повторное исследование трупа так называемого Рудольфа. Точнее, были исследованы встроенные компьютеры в его тело. Повреждения были серьезными, и поэтому то, что произошло сразу после запуска, изначально списали на сбой программы. Дело в том, что сразу после запуска компьютеры стали передавать кодированное сооб-

щение по узконаправленному каналу. Сигнал направлялся на передатчик, расположенный в системе Ригеля созвездия Орион. Сигнал подвергся дешифровке, и оказалось, что это передача координат местоположения компьютера. Передача была немедленно отключена. Мы предполагаем, что Рудольф был разведчиком, и его задачей было вывести флот противника на главный штаб легионов. В его компьютерах была размещена схема сборки гиперпространственного узла, оснащенного мощной системой защиты. Автоматизированной системой защиты. Так что, - он перевел взгляд на Историка, - поздравляю, вы предотвратили разгром флота. Все посмотрели на Историка. Тот аж краской залился. - Ладно, хватит тут реверансов, - проговорил один из высших офицеров. – Старлей, продолжай. - Мы попытались произвести разведку данной системы, но все посланные разведчики ближнего сканирования были уничтожены. Дальнее сканирование показало большое скопление сил противника. Точный состав и численность неизвестны. Он перевернул листок. - Командование приняло решение нанести удар. Согласно директиве из штаба общелегионного командования, кораблям украинского легиона «Елена Климович» и «Лина Волкова» предписано выступить в сторону системы Ригеля. Задача: прибыть в систему, подавить системы обороны

и ждать прибытия подкрепления. Кораблю украинского легиона «Наталья Колесник» предписано выдвинуться в сторону системы Ригеля через двадцать четыре часа после отправки сверхтяжелых линкоров в составе второго японского флота прикрытия. Задача корабля «Наталья Колесник»: обеспечить высадку десанта на поверхность планет системы для захвата и более детального обследования наземных систем противника. - Как вы понимаете, - перебил старлея румын, задача вашего, так сказать, приобщенного к этой тайне подразделения отличается от задач других десантных групп. Вы должны любой ценой найти главный штаб нацистского командования и по возможности добыть как можно больше ценных данных. Либо просто зачистить его от противника, если он там будет, и ждать прихода специалистов. Вопросы есть? Жесть, найди то, незнамо что, пойди туда, незнамо куда. - Нет, - тихо сказал я, перехватывая строгий взгляд Эдгара, - у десантуры никогда нет вопросов, мы всегда рады сдохнуть во славу своего государства. Честь имею. И картинно развернувшись, направился прочь. Плевать, что подумают эти генералы, адмиралы, старшие командующие и так далее. Автор: Маяков

Александр

103

Поле обеда запуржило. Белесые прозрачные облака закрыли солнце,и оно стало похоже на сороковаттную лампочку в питерском дворе-колодце, которую еще не успели разбить или стырить. Со стороны Лихова бора задул крепнущий с каждой минутой ветер. Из бани Андрей и Алла,мывшиеся последними, бежали сквозь колкую снежную пыль. Сильный ветер своей упругой рукой толкнул Аллу сугроб. Она, смеясь, завизжала, и Андрею, уже подбежавшему к крыльцу, пришлось возвращаться. В детстве Андрей любил сидеть у окна и смотреть, как бегут через наволок метельные вихри, этакие воины Снежной Королевы, качаются из стороны в сторону, распадаются надвое, снова собираются вместе и, добежав до деревни, разбиваются о нее, как о крепость, наметаются сугробами вдоль заборов и изгородей, ложатся переметами на дорогу,заравнивают похожие на маленькие окопчики тропинки между избами, островерхими холмами ссыпаются под двери и ворота. А следом спешат в свою бессмысленную атаку все новые и новые солдаты зимы. В такие дни никто не выходил на улицу без особой надобности. Да и зачем?Все в русской северной избе предусмотрено: несколько составленных вместе срубов, где находят-

104

ся и люди, и скот, накрытые одной крышей.На сарае запас сена, в сенях кадушки с квашеной капустой, в теплом подполе овощи, бесчисленное множество банок с вареньями: клубничным,земляничным, черничным, морошечным, малиновым, – и соленьями: огурцы,грибы. На чердаке пара мешков мороженой клюквы, в кладовой под потолком – связкивяленой рыбы. Хоть до весны сиди в снежной осаде!Дед за столом заряжает патроны или подшивает валенки. Бабушка стучит бердом и скрипит педалями кросен – ткет те самые "жукастые" половики, что до сих пор лежат на полу избы. - А пошто ветер дует? - сидя на лавке, болтая ногами и хрустко грызя морковку, спрашивал маленький Дрюнька. Дед только раздумывал, как потолковей объяснить, а у бабушки уже готов ответ. В Лиховом бору сидит на сосне-семянке дядько Ветродуй, - не отрываясь от работы, говорила она. Станет ему тоскливо, ен щеки надувает иайда дуть, покуда тоска-кручина не разгонитцы... -А какой он, этот Ветродуй? - не унимался Дрюнька. - Да какой?.. Такой... Щеки - ровно у хомяка, губишши - оладьи,глазишши фонари, бороденка - мочало... Такой вот...

Позже в медпункте был тогда еще в Демкино медпункт с молоденькой медичкой-фельдшерицей Дрюнька увидел настольный вентилятор,гудевший, как "кукурузник" сельхозавиации, что часто летал над Заозерьем, распыляя по полям какую-то белую гадость, и стал представлять себе сердитого Ветродуя вентилятором... ... Андрей грустно улыбнулся. Спроси сейчас Пашка, почему дует ветер, и Андрей - человек с университетским образованием - вряд ли сумеет ему доходчиво объяснить про атмосферные фронты и все такое прочее. А тут просто и понятно: дядька Ветродуй. Может, и зря все усложняем?.. Тонко завывало в трубе, со скрипом качались во дворе березы, бросал в черные ночные окна сердитый Ветродуй пригоршни снега. В зимовке было уютно, тихо, тепло и... тревожно. Тревога поселилась в сердце днем, когда сидели за баней. Андрей забежал в избу взять сигареты.И уже хотел уходить, как услышал какую-то возню и вскрик Анны Степановны: - Тихо, папа!.. Тихо! Встревоженный Андрей забежал во вторую половину избы, откинул занавески в комнатку деда и испуганно замер. Анна Степановна держала старика за руки. Сам он, выпучив глаза и широко открыв беззу-

бый рот,пытался оторвать голову от подушки, сучил ногами, а тело извивалось,словно внутри его была мощная пружина. Андрею пришли на память фильмы-"жутики" – казалось, вот-вот желтая кожа на животе старика лопнет и оттуда вылезет какаянибудь чупакабра. Он даже п о п я т и л с я н а зад,схватившись рукой за косяк. Анна Степановна, почувствовав присутствие постороннего, обернулась и крикнула: - Что стоишь?! Ноги ему держи! Андрей схватил ноги деда пониже колен и с труд о м уд ер жи вал их,удивляясь, откуда вдруг в немощном старике появилась такая сила. - Все, все, папа... Держи, Андрюша, сейчас пройдет. Дед Степан тяжело вздохнул, последний раз напрягся и сразу же ослаб. На морщинистом лбу, как утренние росинки, выступили капельки пота. - Все... Все прошло, папа... Все хорошо, - приговаривала Анна Степановна, утирая лицо старика полотенцем. - Все... Попить хочешь? - Нет, - как из другого мира, послышался голос, а губы даже не шевельнулись. - Отдыхать буду. Анна Степановна и Андрей вышли на кухню. - Что это было, мама? - хрипло спросил Андрей и закашлялся. В горле пересохло и пришлось выпить чуть ли не полковшика холодной воды. Анна Степановна, нервничая, набила папиросу ватой и закурила.

- А я знаю?.. Раз в месяц такое бывает... Иногда реже... Прошлым летом сестра Валька была. Я ей говорю:"Посиди с отцом, а я за брусникой на Лизино полько сбегаю". Вернулась – Валька желтая не хуже отца. Увидала меня и в слезы. Я ведь нашим-то особо ничего не рассказываю.Да особо и не спрашивают. Кому ж со стариками сидеть охота?.. А тут я... Сижу и хорошо всем... Ну вот у отца и случилась, так сказать,"внепланово" эта штуковина...Валька сразу засобиралась и утром в Жуду умелась. И ливень не остановил... Не знаю даже, как по гатямпрошла... "Прости", - говорит. - "Не могу я такого видеть. И в страшном сне в не каждом такое привидится", - Анна Степановна раздавилаокурок в пепельнице и предупредила: - Ты своим-то смотри не рассказывай… Не пугай... ..."У-у-у",- срываясь на свист, дико взвыл в трубе дядько Ветродуй. Зашуршали на стене часы-ходики, открылась крохотная дверка, два раза беззвучно высунулась кукушечка. Эти часы деду и бабке подарили в день свадьбы. В детстве Андрей любил наблюдать, как дед Степан покрестьянски неторопливо, обстоятельно смазывает немудреный механизм,начищает зубным порошком гирьки - еловые шишечки. Одряхлели часики,состарились вместе с хозяином. Куковать уже не кукуют. Да и кукушечка выскакивает, когда вздумается. Нехотя так. Постарчески. Во сне по-детски за-

чмокала губами Алла. Перед тем как заснуть,уже забравшись под одеяло, она сладко потянулась, расправляя распаренное в бане тело, и, улыбнувшись, спросила: - Андрюш, почему мы раньше в баню не ходили? - Баня - это водка, девки и заодно помоемся, процитировал Андрей тещу. Алла хихикнула и снова потянулась: - Ка-а-а-айф! - потом вдруг посерьезнела и задумчиво сказала: - Знаешь, странно тут у вас как-то все... - Что странно? - насторожился Андрей. - Все, - Алла пожала обнаженным плечиком, с которого сползло одеяло. У меня такое впечатление, что твой дед закопал в лесу клад и никомуне говорит, где... Посмотри на своего братика!У него ж на физиономии все написано! Андрей тотчас представил физиономию Валерки... Хм... Морда как морда. Ничего особенного. - Тебе не понять. Это женская интуиция... И потом - молодой еще мужик, не Ален Делон, но и далеко не урод, а живет безвылазно в этойглуши. Вот скажи: что надо молодому здоровому мужику? - Что? Алла горестно вздохнула и сокрушенно покачала головой. - Женщину, Андрюша, женщину. И чем чаще тем лучше!.. Потом сосед этот, Белугин, - настоящий пират с острова сокровищ... Лесной дедушка... Алла помолчала и

105

вдруг, встрепенувшись, шипяще воскликнула: - С-с-слушай! А может, он импотент! - Кто-о?! - изумленно вскричал Андрей и даже вскочил на ноги. - Лесной дедушка?! - Да какой лесной дедушка? При чем тут лесной дедушка?.. Братец твой. Валерик... Он же на атомной лодке служил?.. А там радиация и прочаядрянь. Ну и того... - Алла, - успокоившись, досадливо произнес Андрей. - Откуда я могу знать?.. И потом... Тебе это надо? Алла замолчала, закусив нижнюю губу, в который раз сожалея об отсутствии Райки. Рая - даже когда замужем - девушка довольносвободных нравов. Сейчас бы подкатилась к Валерику и живо разузнала, что, куда и почем. На этой мысли ее и сморил крепкий деревенский сон. Андрей подошел к постели, поправил на жене одеяло. Захотелось вдруг выпить холодной колодезной воды, чтоб зубы свело.На столе в зимовке стоял графин с клюквенным морсом, поэтому Андрей осторожно открыл скрипнувшую дверь, быстро проскочил холодные сении вошел в тепло избы. На печке со свистом похрапывал Валерка. После бани он предлагал Андрею выпить еще, но тот отказался. Круглов не расстроился и чирикнул в одиночку. За вечерним чаем лицо у него было раскрасневшимся и движения слегка заторможены. Валерик, подозрительно покосилась на него Анна Степановна, где это ты назюськаться ус-

106

пел?.. С бадяйкой встретился? - Да-а бу-удет тебе, теть Аня, - растягивая слова, отмахнулся великовозрастный племянник. - Откууда? Выпив чаю, он встал из-за стола, заглянул в темное окно, произнес голосом киборга "Завтра бу-удет сне -егобо-орьба!" и по жалобно заскрипевшим ступеням приступки полез на печку. С печки полетел вниз пригревшийся там Яшка. Проснулся кот уже в воздухе. Гулко хлопнулся на пол, прижал уши к голове, посмотрел снизу вверх и, широко открыв клыкастую пасть, разгневанно зашипел – мол, ну и урод ты, Валерик. - Чего-о-о?! - грозно раздалось с печки. Яшка благоразумно поспешил скрыться в подполье. При появлении Андрея в кухне Яшка высунул голову из лазейки в подпол,осмотрелся и только тогда вылез весь. Валерка завозился на печке, внезапно проснулся и хриплым голосом спросил: - Дрюня?.. Ты?.. Если хочешь чирикнуть - пузырь под столом в углу... Мне только чуток оставь, и снова захрапел. В указанном месте Андрей нашел полбутылки водки. Достал с полки старую, знакомую еще с детства чашку с отломанной ручкой, с выцветшими красными кругами на боках, когдато изображавшими яблоки. Водка была ледяная, и в чашку не лилась, а тянулась. Андрей с удовольствием выпил, закусил колбасой, поделившись кусочком с Яшкой, и вздрогнул от

внезапно тихо скрипнувшей половицы. Андрей замер, настороженно всматриваясь в темную половину избы. Снова скрипнуло, и по избе неторопливо скользнула, как фантом, черная тень. По всему телу пробежало стадо холодноногих мурашек. "Водка паленая! - мелькнуло в голове. - Глюки!" Андрей замотал головой и случайно глянул на Яшку. Кот, оставив колбасу, припал на брюхо, смотрел в темноту, и шерсть на нем дыбилась. Снова скрипнули половицы. Кот противно зашипел. - Кто здесь? - осторожно спросил Андрей. Голос от волнения сбился и прозвучал пискляво и трусливо. Ответом был усилившийся посвист в трубе, громкий всхрап Валерки и тишина. Яшка успокоился, довольно замурлыкал и вновь принялся за трапезу. Преодолев страх, Андрей вышел из кухни, зажег свет, прошелся по избе. Никого. И половицы не скрипели. Андрей даже попрыгал. Яшка,расправившись с колбасой, наскоро облизался, в два прыжка взлетел на печку, немного повозился и затих под боком у Валерки. Андрей отер рукой лицо и потряс головой. Черте что!.. И верно:странно как-то все стало. Права Алла. Впрочем, и раньше ведь также было все таинственно и загадочно. Взять хотя бы встречу с лесным дедушкой, в которую Алла так и не поверила. Да и как можно в такое поверить? Сейчас, по истечении многих лет, Андрей и сам в нее не верил. Ему исполнилось не то тринадцать, не то четырнадцать лет,а может и меньше. Они с дедом Степаном

ночевали на Свербишных гривах. Похлебали ушицы из окушков, что поймали в маленьком безымянном озерке, чайку попили из листьев малины и стали укладываться спать. Комары на Свербихе голодные, злые, но в это время лета их не очень много, тем более что Андрей намазал руки и лицо вонючей противокомариной смесью из пузырька. Дедом же Степаном комары всегда почему-то интересовались мало. А тут свалилась целая зудящая туча. Не пугала их ни вонючая смесь из пузырька, ни плотный смолянистый дым от брошенного в костер елового лапника. Смолкли разом редкие крики ночных птиц, все заполонил монотонный комариный гул, как звуковой фон в фильме ужасов. Спокойно лежавший в стороне Полкан насторожился, вскинул голову, прислушался и, прижав уши к голове, тихонько поскуливая, пополз на брюхе в кусты волчьей смородины волчьей черемухи. Как вечерний туман выползает из болота, наползла откуда-то непонятная тревога. Дрюнька посмотрел на деда Степана. Старик сидел неподвижно и смотрел вперед себя. Память почему-то восстановила все в мельчайших подробностях: руки-ноги стали ватными,тело налилось свинцовой тяжестью, хотел позвать деда, но язык совершенно не слушался. На краю болота жестяночно, неестественно громко задребезжали листья осин. А потом послышались звуки. Кого-то?..Или чего-то?.. Звонкие, хлюпающие. Будто кто-то шел по болоту на-

прямик, не ловя ногой кочку, не боясь провалиться. А потом разом пропали комары, в верхушках вековых сосен зашуршал легкий ветерок. На соседнем дереве, словно очнувшись, вскрикнула ночная птица и, свистя крыльями, куда-то полетела. Из кустов "волчьей ягоды" вылез Полкан, шевельнул носом, трогая воздух, отряхнулся и, обойдя вокруг костра, улегся за спиной деда Степана. - Де-еда-а, - прошептал Дрюнька, вновь чувствуя тело. - Что это? К ост ер ок вд р уг вспыхнул, язычки пламени бросили прыгающие блики на лицо деда Степана, и Дрюнька увидел, что по лицу старика катятся крупные капли пота, а сам он странно вымученно улыбается. - Что это, деда? - Хозяин, Дрюня, нам встретилси, - вытирая лицо, ответил дед. Владения свои обходит... Ишь комарья натащил... Ну, давай-ка спать. Уморилси,поди. Вставать рано. Уснул Дрюня мгновенно. Спал недолго, часа три-четыре, но проснулся отдохнувшим и свежим. Только никак не мог понять: приснилась ему прошлая ночь или все произошло наяву. Спросить деда не решился, а сам старик помалкивал. Он вообще немного говорил, лишь както странно, изучающе поглядывал, словно присматривался - стоит ли посвящать внука в то, что знал сам. Рассказал Дрюнька о встрече с лесным дедушкой только осенью в жудинской школе-интернате. Но рассказчиком он оказался не очень хорошим, поэтому

его легко затмил своими повествованиями хулиганистый вероборский парень Толька Тихомиров по прозвищу Тоха Сом. После отбоя, когда все укладывались по кроватям,замогильным голосом Тоха рассказывал о каменных деде Мише и бабе Маше, спрятанных где-то на Змеевых гривах посреди липовикских болот; о волосатом мужике, которого лично видел на берегу озера Шишига. Врал Тоха красиво, вдохновенно, дух захватывало от его рассказов, кровь в детских жилах леденела: как на озере Шишига волосатый мужик хотел у него кукан с окунями слямзить - так Тоха так его по хребту тюпылем наладил час было слышно, как тот бежит по болоту и орет; а между дедом Мишей и бабой Машей сундук с золотом закопан- лопата сломалась, а то Тоха клад еще бы прошлым летом добыл. Но воспринималось это тогда спокойно, как нечто обыд е н н о повседневное.Живущим среди чудес – чудесане кажутся чем-то сверхъестественным.Подслушивающая у дверей мальчиковой спальни комсорг Люська Морозова утром гневно возмущалась: - Как вам не стыдно?! Пионеры! Комсомольцы!.. Человек космос покоряет, а вы в старухины байки верите! В начале летних каникул за демкинскими школярами приехал на белой кобыле по кличке Малюта, запряженной в телегу, дед Степан. Остановились возле универмага - дед Степан зашел что-то купить. В

107

скверике на лавочке кучковались и "соображали" мужички. К ним подошли два вышедших из леса молодых парня-мелиоратора и показали большой клок грязнопепельной шерсти: - Что за зверь, мужики? Особых мнений не было. Ясно, что не лосиная - больно длинна; не медвежья - окрас другой и сильно вонюча. Похожа на козлиную, но откуда в лесу козлу взяться?.. Маленький лысый дед, несмотря на теплую погоду обутый в валенки с обрезанными голенищами, авторитетно заявил: - Мужик это лесной. Небось, о дерево чесалси вот и оставил. - А разве есть такие? - В старые года полно было... Чего ржете, дурни?.. Да вон Степа Жук идет. У него спросите. Он и до се чаи с ими гоняет. Эй! Степан Ильич! – крикнулстаричок появившемуся на крыльце деду Степану. – Глянь, чего парни приволокли! - Чего смотреть? буркнул, усаживаясь в телегу и разбирая вожжи,дед Степан. - Шерсти я не видал?.. Чья, чья...Кто носил – тогошерсть! -дед Степан чмокнул губами, легонько шлепнул лошадь вожжами по крупу, и телега тронулась. - Лешак заозерский, -сказал вслед старичок. Очень разговорчивый человек! Ехали старой дорогой. Она хоть и не такая хорошая, как через Веров Бор, но зато ближе на десять километров. Хотя понятие "хорошая" для Заозерья весьма условное: петляет по

108

лесу, через сырые грязные низинки, проходит сквозь гривы и гривки и выползает к гати через липовикские болота. Поскрипывая, телега мягко катилась по лесной дороге, подпрыгивая на корнях деревьев, похожих на натруженные вены самой земли. Лес звенел от птичьего гомона - всяк пытался перепеть и перекричать друг друга. То тут, то там раздавалась барабанная дробь дятлов-поползней. Братья Гуськины - Колька и Вовка - соскочили с телеги и кидались морщинистыми сморчками, в изобилии растущим вдоль обочины сморчки не считались в Заозерье съедобными грибами. Люська Морозова беззвучно шевелила губами, считая кукушкины "ку-ку", и очень огорчилась, когда та смолкла. - Семнадцать! - с горечью в голосе воскликнула она. - Это мне будет... будет... Двадцать восемь!.. Старуха! Дед Степан засмеялся. Димка Молотков читал книжку - он в Демкино самый умный. Ленька Лепешин нагреб к себе побольше сена и спал, лежа на спине. Дрюня утиным пером пытался пощекотать ему ноздри, а Люська сердито отталкивала его руку и по-змеиному шипела. У нее с Ленькой любовь. Дрюнька сам видел, как они целовались в разрушенной жудинской церкви. Братья Люхины мечтали, на что бы они потратили клад, что караулят где-то в глуби болот дедо Миша и баба Маша. Мнения разделились: Женька хотел мопедд в ух ск ор о ст н и к

"Верховина", как у дяди Никиты Лямина из Жидихи, а Васька уверял, что лучше мотоцикла "Минск", как у Костьки Ульева из Лешьих Полян, ничего на свете нет. - Эй, четырехглазый! - толкнул Женька в бок Димку Молоткова. - А ты чего бы купил? - Я бы библиотеку в Демкино открыл, - оторвавшись от книги, ответил тот. - Чтоб Рэй Брэдбэри полный был, Стругацкие... - А ты, Люська? - Не знаю, - девушка пожала плечами. - Зачем мне столько денег?Ну, платье бы купила, джинсы, туфли на каблуке... на шпильке,- она толкнула Дрюньку в плечо и гневно воск ли к н ула: - Отстань,говорю, от него! Не то схлопочешь!.. ...Яшка на печке принялся яростно чесаться, стуча лапой о кирпичи, словно в бубен. У Андрея на лице блуждала невольная улыбка. Какое было чудесное время! Ласковое! Доброе! По дороге до Демкино можно было из вереса сделать шпагу или согнуть лук, или - если повезет спереть на пилораме штакетника - настрогать стрел. Лето длинное – стрелнадо много. Как хочется вернуться туда, забыть суетный шумный город, встречи, договорыконтракты, вагоны, "волшебн ую" станцию Чоп,где в безумные девяностые бесследно исчезали целые эшелоны, и деньги, и деньги, деньги. Андрей допил оставшуюся водку, закурил, прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. Где вы теперь, товарищи далекого детства, последние дети заозерской дере-

вушки Демкино?.. Люська Морозова после института по распределению уехала в Среднюю Азию, да так там и осталась, вышла замуж за какого-то туркмена. Ленька Лепешин в Городе. Говорят, спился совсем. Люхины окончили военное училище. Женька молодым лейтенантиком подорвался на душманской мине под Гератом и, умирая на руках брата, посетовал: "Так и не успел я "Верховину" купить!"Васька дослужился до подполковника и погиб при штурме Грозного. Очкарик Молотков стал ученым-физиком – эмигрировал в Штаты. Гуськины гдето в Заполярье. Но это все еще впереди, а пока... ...А пока вот мы все! Едем из Жуды на летние каникулы в Демкино! Посвистывает переднее колесо телеги - дед Степан перед поездкой забыл дегтем смазать. Старая гать наполовину провалилась в болото. Еще не спавшая до конца вода залила ее, но старая опытная Малю уверенно бредет между вешками, обозначившими края дороги, смешно фыркает, звеня удилами, мотает головой и, оттопырив хвост, бессовестно выпускает из кишечника вонючий воздух. Все смеются и зажимают носы пальцами. Со стороны кажется, что лошадь и телега двигаются прямо по поверхности воды. - Дрюх, а ты бы куда деньги потратил? - повернувшись к Андрею,спрашивает Женька Люхин. Андрей сидит на задке телеги. Только почемуто он не мальчишка-

школьник, а взрослый. И одет не в синюю школьную истрепанную форму, а в шикарный дорогой костюм от Евгения Карата, на ногах вместо резиновых сапог – настоящие "Саламандра", на правой, как у Путина,руке – часына золотом браслете, сверкающем в лучах солнца. - Дак куда, Дрюх? не отстает Женька. Голос у него странный, звонкий, словно в помещении с хорошей акустикой. - Коттедж бы в Швейцарских Альпах купил, "Бентли", а самое главное, накупил бы акций "голубых фишек". Знаешь, Жендос, какие это "бабосы"по дивидендам?! - А зачем столько денег? - как и Люська, удивляется Женька - глаза у него большие, удивленные и наивные. - И что такое ди...ди..виденды? - Ты не знаешь, зачем много денег?! - кричит Андрей. - Да с деньгами... с деньгами... - Да будет тебе все про деньги-то! - толкает его в плечо Люська. - В отпуске -то хоть забудь про деньги! Андрей вздрогнул, затряс головой, и Люська Морозова превратилась в Анну Степановну. Мать в ночной сорочке, с накинутым на плечи оренбургским платком - подарок Андрея на прошлое 8 Марта - с помятым от сна лицом и растрепанными волосами трясла его за плечо. - В отпуске-то забудь про работу! Все деньги да деньги. Весь мир умом тронулся. Телевизор смотришь - деньги да акции. Радио включишь – ак-

ции да деньги. Будто и думать больше не о чем?! А я думаю, кто тут бродит да скачет. Иди спать, полуночник. Смотри вон, пепел с сигареты упадет. Пожару еще наделай. Мать без всякой цели переставила с места на место пустую кастрюлю и ушла, напоследок еще раз повторивтоном, не терпящим возражения: - Спать иди! "Точно водка паленая!" - еще раз подумал Андрей. - "Нафиг я ее пил?!" Тело стало тяжелым и непокорным, на душе было както нехорошо. Выходя из избы, Андрей почувствовал чей-то взгляд на спине и обернулся. В красном углу, под старинными иконами, он увидел не то силуэт, не то какое-то большое темное пятно. "Что? Так и не понял, кто я?" - прозвучал у него в голове чей-то неприятный голос - голос без всякой интонации. Вспомнился Шишкин: он что-то рассказывал об инопланетянах, а те - Андрей где-то читал общаются с людьми именно так: звучит голос в голове и все... Чушь какая-то! - Да нет здесь никого! - в сердцах произнес Андрей и шлепнул рукой по выключателю. Вспыхнул свет. Окна бросили светлые квадраты на наметенный к избе утихнувшей вьюгой снег. В красном углу избы, под старинными иконами, никого не было. На печке с присвистом похрапывал Валерка и ожесточено чесался кот. Автор: Сергей Кирин

109

0 Тот же день… Межмсирье . Лилиум У минотавров есть такая поговорка: Межмирье так же тесно, насколько оно бескрайне. Я смысл этой поговорки не совсем понимала, но то, что я увидела сейчас, ввело меня в ступор. Я возвращалась из крепости минотавров домой, как на одном из островов увидела парочку. Конечно, можно было предположить, что они из крепости, но несколько аспектов меня удивили. Парочка занималась любовью прямо на земле. Причем довольно изощренно. Но это не столь важный факт. Парочку охраняли ледяные големы. Простая стихийная магия, самая распространенная, но… зачем? Я с Мангусом приземлилась на островок повыше и решила понаблюдать. Расстояние было приличным, поэтому пришлось выпить зелье ясного взора, оно временно улучшает зрение и можно видеть без подручных средств. Не подумайте, что я девственница, просто последний раз был еще во времена моей жизни в крепости. Моим первым и пока что единственным партнером был сын смотрителя школы. Он, так же как и я, был дроу, но во время бойни между минотаврами он погиб. Сказать, что воспоминания были из неприятных – нет.Просто он так же был молод и неопытен. Все

110

" прошло быстро и практически безболезненно. Но что вытворяла эта парочка, это было немыслимо. Они часто меняли позы и делали то, что у нас назвалось бы непристойным. Когда они, утомившись, свалились на траве, она прильнула к нему. Полежав так минут пятнадцать, они собрались. Он выпустил крылья, обнял её, и они улетели. Големов он развеял. - Сильный маг. Да, Мангус? – вопрос был риторическим, да и виверна мне бы не ответила. А он действительно сильный. Кроме зелья зрения пришлось использовать амулет сокрытия. Иначе бы меня и Мангуса обнаружили. - Оказывается, любовь бывает и такая, – в ответ Мангус фыркнул. Ну, у него любовь бывает чаще, чем у меня. Лирика всегда ему верна и ждет. Поначалу она даже ревновала его ко мне. А этот маг… я совру, если скажу, что не пожелала оказаться на месте его партнерши. Но это только мечты. К тому же у меня там свой маг лежит. Интересно, а какой он… стоп! Что это я?! Все, пора домой, то замечталась. Маг, его партнерша, големы. - Полетели домой, Магнус! – я запрыгнула в седло и напоследок посмотрела в сторону, в которую удалился маг с партнершей. Дурацкие мечты! – Домой! – я дернула поводья, и ви-

верна послушно полетела в указанном направлении. *** 12 месяц 513 год с м.п. (май 2012 года н.э)… Межмирье. Гием де Грант Мне было стыдно перед Марией. Честно, мне было стыдно за измену. Отношения с Элизабет не изменились. Как будто и не было того случая в межмирье. Иногда я ловил на себе взгляды вампирши, но дальше взглядов дело не шло, и мы продолжали работать. Конечно, я не признавался Марии в этом. Она всем сердцем меня любит, и делать ей больно я не хочу. После неудачной вылазки в мир аквамарин мы отправились на открытие нового саркофага. Даи, вторая из тринадцати магов древних. Как именно Элизабет узнала, чей ключ мы добыли, так и осталось неизвестным. Поэтому мы просто отправились к саркофагам. Мы летели к саркофагам впятером. Я и Мария в обнимку на моих крыльях, а культ на грифонах. Девушка была в полном восторге от полета. Точно так же я нес неделю назад Элизабет после… совесть? Не знаю, может и совесть мне терзала сердце, но… Элизабет не лучше, она другая. Мария игрива и неопытна. По сути, я первый и единственный её мужчина. Вампирша же иная. Она опытна

и знает, как не только получить удовольствие, но и доставить его партнеру. Элизабет лишь раз взглянула на нас и, рассмеявшись, отвернулась. Мария недоуменно взглянула на неё, но, скорей всего, списала все на причуды фанатки. Если честно, сейчас Элизабет с товарищами выглядела как не от мира сего. Оборотень и гнолл важно восседали на грифонах и сияющими глазами с надеждой смотрели вперед. Вампирша была в состоянии безудержного веселья. Конечно, миф воплотится в реальность еще раз: очередной их бог воскреснет, чтобы принести счастье своим плебеям. Или как там называют религиозных фанатиков. Хотя признаюсь, мне самому было интересно, правда это или вымысел. Ведь первый из древних, Фудо, так и остался возле саркофагов. Гробница древних впечатляла. Пирамида, окруженная колонами. Никаких защитных заклятий или фамильяров. Только один из тринадцати магов древних, Фудо. - Жрица! – приветственно замахал он, когда мы спустились к пирамиде. - Поклонитесь ему, кинула нам с Марией Элизабет. - Еще чего! – прошипела Мария, но Элизабет уже не слышала её, так как упала пред древним на колени. Её спутники сделали тоже самое. Я же, как рыцарь, опустился на одно колено. Закатив глаза, Мария последовала моему примеру. Древний одобрительно фыркнул.

Элизабет поднялась и гневно посмотрела на нас. - Фудо, - с трепетом начала она, - прошу простить наших спутников за дерзость. Они не из Культа, не полностью посвящены в тайну. Мария прысн ула смехом от такой триады вампирши. - Ну почему же! – с вызовом произнес я. – Древние маги, чье могущество способно уничтожить миры. Я прав? - Истинно так, человек! – кивнул Фудо. - Если это так, тогда вы не кто иной, как бог. А когда бог снисходит до простых смертных, миру приходит конец. - Мирам, человек, мирам, – поправил меня Фудо. – Ибо миры не что иное, как осколки нашего мира, - он положил ладони на грудь. Элизабет не отрывала полного ярости взгляда от меня. Хорошо, не будем её провоцировать. - Мы здесь не ради полемики, древний, – продолжил я. – Даи, так зовут твою сестру? - Верно, человек, кивнул Фудо. – Не по крови, но по силе сестра она мне. - Тогда я предлагаю незамедлительно приступить к её… - я не знал, как сказать. Воскрешение? Но они еще не мертвы. Скорее, спят. Тогда… - Пробуждению, – закончил фразу Фудо. - Да, пробуждению, – подтвердил я. Фудо молча развернулся и пошел в пирамиду. Элизабет еще раз бросила на меня гневный взгляд и пошла за ним. Её спутники

последовали её примеру. - Идем? – спросила Мария. - Да, - кивнул я, направившись в пирамиду. В пирамиде стоял постамент в центре, а по периметру полусферой были расставлены саркофаги. Как все прямолинейно. Элизабет подошла к постаменту, вставила ключ в него и… ничего не произошло. - Я не знаю, как призывать остальных, – растерянно произнесла Элизабет. – Культ верил, что ключ воскресит всех древних, а не одного. Она чуть не плакала. Фудо молча стоял. Такое ощущение, что ему все равно на происходящее. Или он просто слишком сильно задумался. Я посмотрел на ключ. С ним что-то происходило. Точнее, он покрылся инеем. Я подошел к нему. - Стой! – крикнул Сей. – Не прикасайся! - А то что? – насмешливо спросил я. - Ты верно мыслишь, ледяной волшебник, – поддержал меня Фудо. Верно мыслю? Это скорее догадка. Все остальные недоуменно смотрели на Фудо. Я же просто ударил холодом по ключу. - Нет! – заорала Элизабет, но было поздно, из ключа ударил луч синего цвета в один из саркофагов, и тот разлетелся на части. - Морозный барьер! – инстинктивно я выбросил руки вперед, защищая всех присутствующих от осколков. Лед сковал каждый осколок прямо в полете, и они

111

тихо упали на пол. - Холод, – прозвучал властный женский голос из дыма. – Люблю холод. Она вышла вперед. Высокая, выше меня ростом. Кожа белоснежная. Белые, почти прозрачные волосы падали до самого пола. Сама она была худая как спичка. Тонкие руки заканчивались длинными пальцами. А сами пальцы удлинялись довольно длинными ногтями белого цвета. На Даи было обтягивающее платье до пят. Я даже засомневался, что в нем можно ходить. Платье, закрывающее все тело, от шеи до ног. Но она легко в нем двигалась. Её походка была плавной, как будто она не шла, а плыла по полу. - Гием, – тихо прошипела Элизабет. Если бы не Фудо и Даи, она бы растерзала меня. - Каждый древний владеет определенной силой, – начал я. – У Фудо это свет. И было достаточно того, чтобы на ключ, когда он находился на постаменте, попал свет. Даи повелевает холодом, не так ли? - Да, мальчик, – Даи подошла ко мне и нежно провела ладонью по лицу. Холодной ладонью. – Ты умный мальчик.

Мне стало немного не по себе от такой… нежности со стороны древней. - Я рад, что вы воскресли, Даи, - промямлил я. Она залилась смехом. Когда она успокоилась, то произнесла: - Я не умирала, а спала и видела дивный сон. - Ты все знаешь сестра? – спросил Фудо. - Да, - кивнула древняя, - я пробудилась вместе с тобой, – и, переведя взгляд на Элизабет с товарищами, добавила: – Это вы, адепты? - Да, древняя, - поклонившись с трепетом, произнесла Элизабет. – Прошу простить нас за неведенье. Мы не знали про стихии… - Не стоит, - остановила её Даи. – Незнание – не порок. Я не держу зла на тебя. У тебя благая цель, жрица. Но то, что один из ключей достался нашим врагам, это плохо. - Ты знаешь и про это, древняя? – тихо плача, спросила Элизабет. Сейчас она, упавшая перед Даи на колени, выглядела жалко. Это и есть наша любовь к богам? - Сон, я видела сон. Но наш сон – это ваша реальность. А ваш сон – наша

реальность. - Да, - задыхаясь от воодушевления, начала Элизабет, - наш сон, он обратится реальностью. - Ты верна нам и это хорошо, – произнесла она. – А ты, мальчик, - она снова повернулась ко мне и бросила быстрый взгляд на Марию. – Ты… - она подошла вплотную и тихо прошептала на ухо: – Я видела тебя, – после отстранилась и обратилась к Фудо: - Ты останешься здесь, брат? - Ты желаешь помочь нашим соратникам? – вопросом на вопрос ответил древний. - Мой сон прервался, и теперь я желаю все видеть наяву. Элизабет подскочила и подбежала к Даи. - Я покажу тебе все, древняя! – восхищенно произнесла вампирша. - Меня зовут Даи,ласково произнесла древняя. Вампирша обняла Даи и блаженно закрыла глаза. Меня зовут Даи… Древняя лукаво посмотрела на меня.

вы так любезны? - Йен, я отвечу «да», если ты пообещаешь обращаться ко мне на «ты». Не знаю уж, что тебе наговорил Томми, но поверь, я довольно молодо выгляжу.

- Ахах, да, прости! Конечно же, Роза! Чем ты занимаешься сегодня вечером? По инерции я хотела сказать, что занята, чтобы взвалить на себя бремя но-

Автор: Маяков

Александр

( - Отлично! Знаете, Томми мало чего рассказал о вас. Но по его словам, вы просто чудо и, к моей большой радости, в настоящее время одиноки. Я мечтаю с вами встретиться. Будете ли

112

вого знакомства на любой другой день, но мои мысли прервало смелое заявление Йена: - Ты еще тут? Знаешь, Томми предупредил, что ты можешь придумывать разные отговорки… - Ха, ну и Томми! С чего бы это? Я просто вспоминаю свое расписание. Я буду свободна с шести вечера. - Это здорово! Заеду за тобой, куда скажешь… - Давай лучше встретимся сразу на нейтральной территории. - Кафе «Гордый шеф»? Подойдет? Это в центре города. - Да, вполне. - Здо-о-рово, - протянул мой собеседник и замолчал, отчего мне стало немного неловко. - Ну, тогда до встречи? - Да, – отстраненно ответил он. - Пока?.. - До встречи, я буду ждать тебя! – внезапно быстро и резко отчеканил он. Я первая положила трубку. Что за тормоз? Обязательно было портить впечатление под конец разговора? Не успела задуматься, какое платье выбрать для встречи с Йеном, как в дверь настойчиво позвонили. - Элли! – я обняла подругу, та, не дожидаясь приглашения, зашла в дом. – Я сейчас немного занята, но входи, - сказала я в пустоту. - Давай тебя приготовим для романтического ужина! - Как ты узнала? В голове выстрои-

лась длинная цепочка, которая сумела донести до Элли весть о моей сегодняшней встрече. - Это не главное. Надо сделать из тебя сногсшибательную красотку! - Тебя Томми надоумил? Неужто и правда этот Йен столь мил, что нужно всеобщими силами его привлечь… - Дорогая моя, - Элли подняла мои волосы вверх и с серьезным лицом оценила мой внешний вид, открою тебе одну истину, странно, что ты сама к этому все еще не пришла: каким бы ни был парень, ты должна выглядеть изумительно в любом случае! Из моего шкафа стали быстро вылетать вещи одна за другой, пока Элли, как, несомненно, опытнейший стилист сегодняшнего вечера, не нашла что-то обошедшее, не подлежащее критике. Я тем временем спокойно сидела на кровати, задумчиво расчесывала волосы и ждала своей участи. - Как думаешь, каковы мои шансы? - Все сто, детка, неотрываясь от шкафа, бодро ответила подруга. - А его шансы? - Томми уверяет, что вы друг другу подходите… Главное, сама в это поверь. Элли наконец закончила потрошить мой шкаф и грозно приказала мне взять плойку и наводить красоту на голове. - Почему ты не носишь его? Я нашла это под горой старой одежды в самом углу, - Элли держала в руках черный бюстгальтер с большим количеством поролона внутри.

Я нахмурилась: - Ну, это же обман… - Какой к черту обман! Быстро надевай! Я послушно схватила свое черное прошлое в одну руку, пока другая рука нависла надо мной, придерживая плойку. Мой стилист не позволил мне сделать себе макияж. Элли притащила с собой огромную косметичку, и ей не терпелось поэкспериментировать с моим лицом. - Ой-ой, - только и смогла вымолвить я. К пяти вечера я с трудом узнавала себя в зеркале. - Вот так и ходи всегда! – гордо произнесла Элли и выпустила меня из дома. - Я так счастлив! – то и дело повторял Йен и поднимал за меня бокал шампанского. Он вел себя как-то неестественно. Жеманно улыбался, вечно прислонялся к моему плечу и поднимал брови. Каждое его движение заставляло меня сжаться обратно в свою раковину. Йен вечно нес чепуху: - Я обожаю креветки! - А я вот вегетарианка. - Так ты серьезно? Может, зря мы заказали тебе баранину? - О том и речь, - я отрешенно повернула голову вбок, отодвинулась от стола. Йен недовольно вытянул губы: - Я просто не знал, что такое возможно! Еще пару минут он

113

долго убеждал меня, что я ненормальная, читал лекцию на тему «мясо - польза», а потом, когда я обреченно склонила голову на плечо, он неожиданно резко остановился и так же неожиданно вскрикнул: - А еще лакрицу! Я старалась не показывать эмоций, лишь покусывала внутренние стороны щек и повторяла про себя «блин-блин-блин…», отбивая каждое «блин» как минувшую секунду. Йен озабоченно смотрел куда-то в сторону. Не в состоянии более выносить его безумный взгляд, я тихо переспросила: - Лакрицу? - Да-да, креветки! Снова пауза длительностью в несколько секунд. - Креветки и лакрица, они так похожи! – Йен посмотрел на меня и, встряхнувшись, пояснил: – Для меня в этих названиях есть что-то схожее. Тебе так не кажется? - Неа… К счастью, принесли еду, и Йен накинулся на обе наши порции барашка. Я угрюмо понатыкала на вилку несколько листьев салата и принялась снова смотреть куда-то вбок, лишь бы не на него. - Это было вкусно, сказал Йен с полным ртом мяса. Было тяжело усидеть на месте, жаль, что свой лимит походов в туалет я исчерпала, но на Йена было страшно смотреть. Его жирные от баранины руки бегали по столу, беспорядочно хватая то нож, то вилку, то бокал. Я старалась держаться от него как можно дальше. Наверное, я бы умерла

114

от омерзения, если бы мой кавалер задумал взять меня за руку. -Что ж, ужин определенно удался, но, наверное, нам пора выдвигаться… - с этими словами я быстро встала из-за стола. - Все верно! Но на этом, милая, сюрпризы не заканчиваются! Кажется, сюрпризы подразумевают собой нотки удивления и последующей радости. Хотя, с первой характеристикой он хорошо справился. Меня перекосило, когда его жирные ручища оторвались от стола и кудато потянулись. Йен залез рукой во внутренний карман пиджака и вернул ее с двумя билетиками. - Та-дам! Только не это! - Оу, ты не предупреждал. - Ага, ага! Сюрприз! Давай, у нас еще тридцать минут, как раз успеем купить поп-корн на десертик. Он встал и хотел было взять меня за руку, но я отскочила от него: - Забежим в уборную? - Иди, я подожду. - Тебе не надо? Ну там руки помыть? - умоляюще посмотрела на него я. Йен театрально опустил плечи, кинул пару фраз куда-то в потолок и послушно поплелся в туалет. Победа! Продержусь еще пару часов и домой. Почему не уйти прямо сейчас? Ну, надо же мне вдоволь ужаснуться сегодняшним вечером, чтобы как можно красочнее подобрать слова «признания» для

Томми. Ночь старого кино. «Кошмар на улице Вязов». Ну вот, а я наделась хотя бы извлечь от этого пользу, глянуть какую-нибудь новинку. В зале я попрежнему всячески отстранялась от Йена, мне пришлось сидеть на самом краешке сидения. Весь сеанс он ржал как сумасшедший и неуклюже кидал себе в рот поп-корн. По-моему, это был его любимый фильм. Йен знал наперед каждое последующее действие героев. На каждое его «а сейчас будет…» я раздраженно приподнимала брови. Благодаря тому, как он увлеченно лопал попкорн и таращился на экран, Йен и думать забыл обо мне. Хотелось есть. Я принялась нетерпеливо посматривать на часы и пытаться вычислить примерную длительность фильма. «Томми! Ну я тебе задам!» На улице со словами «я тебя провожу» мой кошмар продолжился. Йен все еще находился под впечатлением от Фредди Крюгера. Он припоминал некоторые особо полюбившиеся ему сцены, размахивал руками, будто имел такую же перчатку на руке. К тому моменту мне окончательно надоело улыбаться и делать вид, что мне интересно. Я ускорила шаг, не замечая Йена. Едва мы вышли на мою улицу, как этот сумасшедший взял меня за руку и с силой прислонил к стене какого-то бара. - А чего это мы всю дорогу молчим? Надо же, он заметил! Я постаралась отодвинуться от него, но с

ужасом заметила, что его хватка сильнее, чем мне показалась. Не показывая своей паники, я невозмутимо ответила: - Ты так интересно рассказываешь, что мне и добавить нечего! - А, то есть я тебе рот затыкаю? Мышцы живота сжались в жесткий комок. - Я не то имела ввиду. Хотела сказать, что я так хорошо не передала бы фильм, как ты. Йен странно тряс головой, а когда выслушал меня, убрал одну руку в карман брюк и достал перочинный ножик. Я тяжело задышала. - Тише, тише… Йен маньячно улыбнулся. Это же всего лишь нож! Смотри, - он вытащил острое лезвие и принялся ловко крутить его в руках. – Можешь так? – он не отрываясь смотрел на нож, а я, наконец, медленно стала от него отходить. Когда почувствовала, что больше не стою перед этим ненормальным, словно пойманная в угол мышь, я позволила себе сделать глубокий вдох: - Уф, ты напугал меня! Мы продолжили идти, я задумала не доводить Йена прямо до дверей моего дома. - Ой, я тебя совсем заслушалась, я же обещала подруге сегодня ночевать у нее. - Пошли к подруге. - Она живет на окраине города, я вызову такси. Йен задумался. А потом мрачно сказал: - Хорошо…

Я достала телефон и набрала номер службы такси. Машина обещала прибыть где-то через пять минут, нужно потянуть время. Я отвернулась от Йена и старательно приглядывалась к каждой проезжающей машине. За спиной послышалось мерзенькое хихикание. Я упорно не обращала внимания, но он вновь посмеялся и на этот раз громче. - Вспомнил, как Фредди высунул руку из-за стены и… - Оу, такси! – я вылетела на проезжую часть, размахивая водителю руками. Машина остановилась, и я поспешила открыть заднюю дверь. - Йен, спасибо за вечер! - Не за что! В следующий раз будет твоя очередь устраивать нам сюрпризы! – он улыбнулся и помахал мне рукой. - Счастливо! – я закрыла за собой дверь и обратилась к водителю: - Пожалуйста, уезжайте быстрее. В машине я принялась изнеможенно тереть лицо и разочарованно размахивать головой из стороны в сторону. Мне стало обидно. Томми, как он мог, это была шутка или он действительно так не уважает меня?! Бесполезно покружив вокруг моей улицы я, наконец, оказалась дома. Хорошо, что завтра на работу, но после я наведаюсь к Томми Миларку. Ровно со звонком будильника я дернулась от увиденного во сне. Счастливая, что не придется ворочаться и ловить волну

сна, я одним удачным движением оказалась возле кровати. Есть хотелось так сильно, что я проигнорировала свое обычное расписание, по которому сразу после кровати следовал душ. В холодильнике словно светился привлекательный кусочек тортика. Я любовно посмотрела на него и мысленно поблагодарила себя за то, что не расправилась с ним вчера. В бюро снова был день колбочек и бумажек. Да здравствует моя работа! Не поступило ни одного «клиента». Фрэнк скучающе открывал древние папки с документами и что-то сверял. К концу рабочего дня я пулей вылетела на улицу. «Томми, Томми, Томми…» Еще утром мне звонила Элли, интересуясь, не проснулась ли я в чужой постели. Я ласково промяукала ей, что все подробности вечером. Мне не пришлось звать Томми. Подруга оперативно созвонилась с ним и без моих намеков позвала его на встречу. Вегетарианский ресторан. Боже, как же я голодна! Видимо, все никак не отойду от вчерашней незапланированной голодовки с Йеном. Томми и Элли заняли угловой столик, который был заставлен плоскими и глубокими тарелками, горой столовых приборов, неизменной бутылкой вина. Так совпало, что наша троица может свободно позволить себе пьянствовать, не дожидаясь вечернего времени суток. Я работаю по сменам и часто остаюсь в бюро до 16.00. Элли преподает английский для иностранных дошкольников.

115

Миссис Херви остается деловой и неприступной примерно до 14.00. Чем ближе учебный год, тем это время растет. Насчет Томми можно сказать, что тот чаще бывает безработным. В рекламном бизнесе парень часто остается не удел. Томми не отличается особой прытью и не имеет нужды в деньгах, так что лишь иногда ему поручают оформить какой-нибудь рекламный постер. Да, Томми – дизайнер. Но это должно быть громко сказано! За все время, пока я его знаю, никогда не наблюдала от него творческих порывов. Томми механически выполняет порученную ему работу, не вкладывая в нее ничего от себя самого. Однажды Миларк понял, что не желает всю оставшуюся жизнь проторчать на работе. Он решился вложить все свои деньги и время в освоение рынка Форекса. К обучению трейдингу Томми отнесся как никогда ответственно. Он безропотно воспринимал все, что пытались вложить в его голову опытные трейдеры. Уже через месяц Миларк стал выходить на Форекс самостоятельно. Поначалу мы все переживали за него. По неопытности дела Томми пошли из рук вон плохо. Он напрочь растратил весь одолженный родителями бюджет на освоение рынка. Наши неизменные уже много лет встречи ограничились лишь нами с Элли. Томми редко отвечал на звонки, как вдруг один раз он удивил нас предложением посетить недешевый ресторан в центре города за его счет. В тот день мы об-

116

мывали долгожданный успех Томми на Форексе. Проще говоря, реклама – это скорее занятие, необходимое Миларку хоть изредка чувствовать себя обремененным какими-то заботами в его и так беззаботной холостяцкой жизни. Друзья сидели близко друг к другу и оживленно что-то обсуждали. Бутылка была уже наполовину пуста. Я опоздала всего на пятнадцать минут! - Розали! – Томми помахал мне рукой. Я уронила свою сумку на стул и уселась за стол, пряча лицо в меню. Э л ли о ст оро жн о опустила мое меню, чтобы увидеть глаза: - При-вет… Я быстро кивнула: - И тебе здравствуй! Томми выхватил из моих рук прейскурант и нескромно растекся по столу: А м н е «здравствуй»? В груди почувствовалось разрастающееся пламя. Я разъяренно посмотрела на Томми. Тот прекратил улыбаться и выпрямил спину. - Нравится тебе дружить с полоумной подругой, да? Элли, не отводя от Томми глаз, ждала от него ответа. Он же принял непонимающее выражение лица. Я продолжила напирать: - Спасибо тебе, дорогой друг… Томми нахмурился и остановил меня: - Подожди-ка! В чем я виноват? Сначала разъясни, что не так! - А все так! Видимо, все как раз произошло так, как должно быть! Ничего

особенного не произошло. Так, всего лишь свидание двух сумасшедших. - Йен? – глаза Элли бегали между мной и Томми. - Нууу… - Томми старательно подбирал слова и теребил салфетку.– Йен, он… Он разве показался тебе странноватым? Я не понимаю, Роза, расскажи, что произошло. Я прерывисто тяжело вздохнула и отвернулась. А Томми продолжал: - Я знаю его, может, он показался тебе странным, но поверь, он отличный парень! Дай ему шанс. Должно быть, он мог переволноваться, его отношения, как и у тебя, были давным-давно. - Видимо, на этом наши с ним сходства не заканчиваются… - Розали… - Элли еле слышно позвала меня. Я повернулась к ней и та добавила одними губами: Расскажи… И я выложила события всей нашей встречи, не упустив из изложения ни то, что я осталась голодной, ни неадекватные выкрики в кинозале, ни ненормальный интерес к Крюгеру, и главное – вовремя показанный мне нож. - Вау! – печально протянула Элли и опустила глаза. Томми молча слушал меня. От столь красноречивого описания я почувствовала, как слезы скопились в уголках моих глаз, и я тоскливо добавила: - За что ты так со мной? Томми сорвался с места, отодвинул мою сумку и сел рядом, обняв меня

за плечи. Оказавшись в объятиях друга, мне по-детски захотелось разреветься: - Ты сказал «вы идеально друг другу подходите»… Томми усмехнулся и погладил меня по голове: - Веришь или нет, но

я впервые узнал Йена с этой стороны. - Ты правда думаешь, что мое положение настолько обреченное, что я заслуживаю лишь таких долбанутых, как Йен? - Глупышка! Я добра желаю тебе, только добра!

Да если бы я знал, я бы ни за что… Элли с улыбкой потянулась к моей руке: Автор: Ксения

Тугучева

# П р о ш л о й н о чь ю впервые за долгое время ему приснилась Джулия, и сон этот был невероятно, до дрожи реалистичен. В видении замок его стоял почти у самого берега океана, а сам он находился на балюстраде. Внезапно вдали Честер заметил чью-то фигуру, неторопливо приближающуюся к нему по водной кромке. Вскоре стало понятно, что это была женщина, а ещё чуть позже Линкольн с изумлением узнал Джулию по белому платью, которое очень давно случайно попалось ему на глаза на одной из её фотографий. Когда она приблизилась на достаточное расстояние, чтобы можно было рассмотреть детали, Честер увидел, что девушка шла босиком, сжимая в руке игрушечный совок. Джулия ни разу не взглянула на замок, и Линкольн наблюдал за ней, никак не обнаруживая своего присутствия. Наконец, почти поравнявшись с мужчиной на балюстраде, она остановилась и, присев на корточки у воды, стала с помощью совка сгребать мокрый песок в кучу. Неожиданно зрение Честера словно бы резко обостри-

лось, и он отчётливо увидел её руки и то, что быстро принимало под ними знакомые формы. Вскоре на берегу уже появились окружённые рвом стены, над которыми возвышались четыре заострённые башни. Линкольну вдруг нестерпимо захотелось, чтобы девушка обратила внимание на его жилище и поняла, насколько оно надёжнее и красивее её песочного замка. Он стал звать Джулию по имени, но та никак не реагировала, спокойно продолжая своё дело. Честера охватило беспокойство, он кричал всё громче и громче, до предела напрягая связки, однако внезапно налетевший ветер относил все звуки в сторону. Тогда он повернулся и бросился к ведущей в галерею двери, но на месте её теперь была лишь голая стена. В панике Линкольн побежал назад к ограждению балюстрады с намерением прыгнуть с неё вниз, но, уже почти перевесившись через перила, в последний момент осознал, что расстояние до земли не оставляло ему никаких шансов остаться в живых. Когда же он снова стал на ноги, то увидел, что работа

Джулии завершилась. Несколько мгновений она стояла возле своего замка, будто оценивая качество творения, а потом повернулась к нему спиной и двинулась прочь, оставив лопатку возле рва и так ни разу и не взглянув в сторону Честера. Он снова начал отчаянно кричать, и ветер, достигший теперь ураганной силы, мгновенно сплющивал слетавшие с губ бессвязные слова, в то время как фигура Джулии уходила всё дальше. Небо над океаном потемнело и налилось тучами, на воде вскипели буруны. Бурлящий поток хлынул на берег, переполнил ров и захлестнул беззащитный замок. Он устоял, но за первой волной последовала вторая и третья. Одна из песочных стен просела под натиском, дрогнули и стали рассыпаться башни. Одновременно с этим страшный грохот прокатился над головой Линкольна. По балюстраде побежали расширяющиеся на глазах трещины, сверху посыпались обломки. Попавший в ловушку, Честер бесцельно метался по сторонам в поисках выхода. Разрушения становились

117

всё сильнее, замок трясся, скульптура химеры, лишившись опоры, пролетела прямо перед глазами мужчины. Рядом с ней рухнул булыжник, способный мгновенно превратить голову в лепёшку. Обезумевший от ужаса Линкольн подбежал к ходящей ходуном ограде балюстрады, подтянул на руках своё тело и одним резким движением бросил его вниз. Он падал, слыша, как агонизировал замок, падал бесконечно долго, и когда земля бросилась ему в лицо, из груди его исторгся истошный вопль… Честер проснулся от страшного удара о камни, переломавшего все кости и заставившего подскочить на кровати. Одежда его промокла насквозь, волосы облепили щёки, вытаращенные глаза безумно вращались. Реальность сна была настолько убедительной, что несколько минут он не мог понять, как очутился в своей спальне в башне рухнувшего замка. Наконец сознание стало понемногу проясняться. За окном уже начинало светать, тучи сплошь обложили небо, и от этого всё окружающее казалось потерявшим краски. На непослушных ногах Линкольн направился в туалетную, взглянул в зеркало и содрогнулся при виде сведённого страхом лица. Он долго умывался холодной водой, затем вернулся в спальню, залез под покрывало и пролежал так до самого утра в тщетных попытках прогнать привидевшееся, желая забыться и опасаясь повторения сна. В начале девятого он заставил себя встать с кровати, ощущая разбитость во всём те-

118

ле. Честер натянул одежду и впервые за несколько лет отправился завтракать, минуя оружейную. Аппетита не было совершенно, и Линкольна едва не стошнило, когда он положил в рот верхушку сваренного вкрутую яйца. Он пытался отвлечься чтением, но мозг упорно отказывался сосредоточиться на расплывающихся перед взглядом фразах, раз за разом разворачивая в сознании картины ночного кошмара. Честер спустился в кладовую, нацедил в графин вина и залпом выпил два бокала подряд. И вот сейчас он стоит на балюстраде своего замка, смотрит вдаль и воскрешает в памяти всё то, что так упорно стремился забыть. *** Честер Линкольн был единственным сыном Майкла Линкольна, миллиардера, главы «Линкольн Индастриз», мирового лидера в области робототехники и электроники. Одной из самых популярных разработок этой корпорации стали так называемые «умные дома», автономные жилища, практически полностью избавлявшие владельцев от хозяйственных хлопот. Вряд ли Роберт Линкольн, дед Майкла, гениальный изобретатель с железной хваткой дельца, представлял себе подобный успех своей компании. Основатель «Линкольн Индастриз», он произвёл настоящую революцию в электронике – уже первые его проекты, главной задачей которых было поддержание чистоты и порядка в помещении без вмешательства человека, отличались очень

высокой степенью функциональности и надёжности. Тем не менее, планы Роберта распространялись значительно дальше. Он мечтал о создании жилья, где люди вообще не нуждались бы в выполнении какой-либо работы, и посвящал своей идее огромное количество времени. Линкольн так и не увидел первый «умный дом» - этот проект завершил его сын Джозеф тремя годами спустя смерти отца. Всё в доме, начиная от входной двери и заканчивая плитой, приводилось в действие посредством прикосновения или же путём отдачи словесных команд, причём существовала возможность настраивать приборы на реагирование лишь на заранее запрограммированный тембр голоса. За порядок вплоть до ухода за растениями отвечали роботы, исключалась любая возможность утечки воды, короткого замыкания или возгорания. Владелец дома мог не опасаться воров – система электронного слежения при первых же попытках несанкционированного проникновения внутрь мгновенно блокировала окна и двери бронированными панелями, сканировала физические данные злоумышленника и отправляла полученные сведения на полицейский терминал. Отдельным направлением в деятельности «Линкольн Индастриз» стала разработка домов для инвалидов, позволявшая людям с серьёзными физическими ограничениями жить, обходясь без посторонней помощи. Корпорация давала бессрочную гарантию на свою продукцию, а крайне редко

встречающиеся дефекты устранялись с поразительной оперативностью. Как оказалось, мир был полон богатыми людьми, ведь выпускаемое компанией стоило весьма немалых денег, а спрос на «умные дома» оставался неизменно стабильным с момента их запуска в производство. Впрочем, Майкл Линкольн, третий по счёту глава «Линкольн Индастриз», много сделал для того, чтобы оптимизировать цены на свои изделия, создав различные их модификации и расширив таким образом круг покупателей. Параллельно Майкл занимался активной работой в области робототехники. Крупнейшим клиентом корпорации стало Национальное Космическое Агентство, использовавшее роботов с логотипом «ЛИ» для исследования других планет. Лучшие умы современности мечтали работать на стремительно захватывающую мировой рынок компанию. Майклу Линкольну, в точности как отцу и деду, были присущи острый аналитический ум, способность видеть людей, чутьё на высококлассных специалистов и выгодные сделки. Лишь одно принципиально отличало его от предшественников: этот человек неосознанно, но оттого не менее остро жаждал власти. Линкольн не видел нужды в том, чтобы вмешиваться в большие игры больших людей, хотя с его возможностями он мог бы стать весомой фигурой на политической арене. Ему доставлял несказанное удовольствие процесс внедрения в жизни колоссальных людских

масс, ведь миллионы по всему миру становились зависимыми от его домов, превращались в их рабов, теряли привычку к элементарной бытовой работе. Существуй кнопка, способная одновременно отключить всю продукцию, сошедшую с конвейеров «Линкольн Индастриз», огромное количество сфер деятельности на планете оказалось бы парализованным. Никогда не признаваясь себе в этом сознательно, где-то в глубине души Линкольн всегда мечтал иметь такую кнопку. Всё остальное, богатство и комфорт, служило лишь дополнением к ощущению собственного могущества. Будучи логиком с холодной кровью, он никогда особенно не интересовался представительницами противоположного пола как сексуальными партнёршами, однако к вопросам брака подходил чрезвычайно серьёзно. Ни о какой любви речь, само собой, не заходила. Линкольну нужна была женщина, в порядочности которой он мог бы не сомневаться, женщина, главной задачей которой было родить ему ребёнка. Иметь наследника для Майкла являлось абсолютной необходимостью. Атеист до мозга костей, он спокойно принимал факт, что рано или поздно перестанет с ущ е ст во в ат ь , о д н ак о мысль о том, что после его смерти во главе корпорации станет человек чужой крови, повергала Линкольна в ужас. Отец Майкла умер, когда тому исполнилось лишь двадцать пять, мать ушла из жизни двумя годами раньше. На несколько

лет он полностью погрузился в дела компании, отложив вопрос женитьбы на более подходящие времена. Лишь к тридцати, освоивш и сь в р оли гл авы «Линкольн Индастриз», он занялся поисками супруги. Естественно, его потенциальная избранница должна была обладать высоким социальным статусом, поэтому Майкл стал посещать различные светские мероприятия, к которым до этого не питал ни малейшего пристрастия. На одном из таких раутов он и встретил Вирджинию Делсон. Джинни, как называли её близкие, была дочерью Финикса Делсона, владельца сети ювелирных магазинов. Она вряд ли могла претендовать на титул первой красавицы в общепринятом понимании, обычно о женщинах такой внешности говорят «милая». Впрочем, глаза девушки, жесты и мимика настолько органично передавали её природный ум и живость, что это оставляло мало кого из мужчин равнодушным. Линкольн также отметил для себя Вирджинию, к тому же в пользу её кандидатуры говорило и то, что в обществе она слыла человеком принципов, несмотря на несколько излишнюю любовь к богемным развлечениям. Был и ещё один факт, делавший мисс Делсон заманчивым объектом для молодого миллиардера. Линкольн прекрасно понимал, что не мог подарить девушке романтической любви, и при других обстоятельствах она вряд ли приняла бы его п р ед л о ж е н и е. О д н ак о Майкл хорошо знал Финикса Делсона и был наслышан

119

о его взаимоотношениях с Вирджинией. Делсон, имевший двоих детей, связывал будущее семейного бизнеса исключительно со своим на тот момент восемнадцатилетним сыном, считая женщин неспособными заниматься серьёзными делами. В какой-то степени дочь являлась для него обузой по причине необходимости устраивать её жизнь, как того требовали светские приличия. Конечно же, отец не мог запретить совершеннолетней девушке делать то, что она находила нужным, но при этом он имел определённые рычаги, позволявшие влиять на её поступки. Одно время в элитных кругах активно обсуждался роман Вирджинии с молодым музыкантом из начинающей рок-группы. Неизвестно, обладал ли парень хоть каким-нибудь талантом, да это было и не так уж и важно, ведь средств на продвижение собственного творчества он не имел совершенно. Даже гитару, на которой он солировал, ненадолго оторвавшись от микрофона, ему подарила Вирджиния в честь какой-то годовщины их первого свидания. Делсон некоторое время с нарастающим раздражением наблюдал за этими отношениями. Поначалу он был склонен видеть в них лишь мимолётную блажь богатой наследницы, но когда дочь внезапно заявила ему о своём намерении вступить в брак, терпение его лопнуло. Отец заявил девушке, что в случае подобного замужества полностью прекратит поддерживать её финансово и лишит наследства. Вирджиния, пребывавшая в со-

120

стоянии любовной эйфории, никак не отреагировала на угрозу. С чемоданом, набитым самыми необходимыми вещами, она переехала в крохотную клетушку на окраине, которую снимал её избранник. Их совместная жизнь продлилась семь месяцев. Вынужденная прекратить учёбу на факультете искусствоведения из-за отсутствия возможности оплачивать контракт, Вирджиния очень быстро убедилась в бесплодности попыток устроиться на более-менее пристойную работу. Не будучи приспособленной к физическому труду, да и не желая им заниматься, она большую часть времени проводила в квартире, отказавшись от общения со старыми друзьями. Денег, которые её сожитель зарабатывал за кассой супермаркета и нечастыми концертами в маленьких клубах, с трудом хватало на еду и аренду жилья. Опьянение от секса и ощущения собственного бунтарства быстро испарялось под влиянием обстоятельств. Группа топталась на месте, не в состоянии записать демо-версию даже одной песни. В конце концов Вирджиния всё с тем же чемоданом вернулась в отцовский дом. Неизвестно, о чём она говорила с Делсоном, но несколько недель спустя девушка снова стала появляться в университетских коридорах и на светских тусовках. Внешне она совершенно не изменилась, к вопросам по поводу произошедшего относилась с юмором, отделываясь шутливыми рассуждениями о взбалмошности своей творческой натуры. Впрочем,

несколько раз Майкл подмечал в её взгляде затаённую тоску в те моменты, когда она думала, что на неё никто не смотрит. Он никогда не поднимал эту тему в разговорах, его волновала лишь благопристойность поведения Вирджинии и её невмешательство в принципиальные моменты воспитания будущего ребёнка. Что же до молодого музыканта, то он быстро исчез из видимости, благоразумно предпочтя не раскручиваться, делая ставку на известность в качестве бывшего любовника юной богачки. Говорили, что он переехал куда-то на северное побережье и собрал там новую группу, однако желающих проверить эти слухи не было. Таким образом, Вирджиния была прекрасной кандидатурой на роль жены Линкольна. Отец её не скрывал своей радости от возможности породниться со столь влиятельным человеком, да и для самой девушки в этом браке содержалось немало выгод. Золотая молодёжь, в среде которой она вращалась, в подавляющем большинстве самодовольные и напыщенные существа, мало прельщали Вирджинию как потенциальные спутники жизни. На их фоне Линкольн смотрелся состоявшимся человеком, сильным и умеющим найти правильную стратегию в общении. Несколько раз они встречались на различных мероприятиях и беседовали. Майкл не торопил события, давая Вирджинии возможность оценить его ум, эрудицию и своеобразный, порой излишне жёсткий

юмор. Наконец он пригласил её на ужин в хорошо знакомый ему ресторан и получил согласие. Они приятно провели время за беседой, а в конце вечера Линкольн сделал девушке предложение. Он не скрывал своих намерений, предельно чётко изложив ситуацию. Вирджиния попросила время на размышление. Майкл был удовлетворён: чутьё подсказывало ему, что ответ окажется положительным. Линкольн рассчитал верно. Не сумевшая отказаться от привычного комфорта во имя чувств, Вирджиния разочаровалась в любви, убедила себя в том, что была на неё не способна. Конечно же, она не собиралась провести всю жизнь в одиночестве, однако теперь определяющим критерием в выборе мужчины для неё стали не эмоции, а уважение. Ей понравилась прямота Линкольна, и через несколько дней она назначила ему по телефону встречу в том же самом ресторане, где и дала согласие на брак. Свадьба была великолепно организованной, однако прошла без излишней помпезности, закономерно ожидаемой от мероприятия подобного уровня. Семейная жизнь супругов Линкольн до рождения ребёнка протекала спокойно и по-своему гармонично. Во многом этому способствовал тот факт, что они не так уж и часто виделись. Майкл целый день находился в главном офисе корпорации, к тому же он периодически отправлялся в длительные поездки, когда возникала необходимость в его личном контроле работы того или иного филиала. В от-

сутствие мужа Вирджиния занималась собой, играла в теннис, брала уроки рисования, которое любила с детства, общалась с друзьями. Она много читала, следила за происходящим в окружающем мире, поэтому если Линкольн возвращался домой до того, как она засыпала, у них всегда находилось что обсудить. Майкл не слишком охотно разговаривал о деятельности корпорации, впрочем, Вирджинию это мало интересовало. Ни для него, ни для неё секс не играл главенствующей роли, тем не менее, оба получали определённое удовольствие от занятий любовью. Все те рауты, где присутствие Линкольна было обязательным, они посещали вместе. Многие супружеские пары, вступившие в брак по большой любви, могли бы позавидовать их отношениям. Полтора года спустя после свадьбы Вирджиния забеременела. Поначалу она отнеслась к своему новому состоянию достаточно спокойно, как к некому неизбежному событию. Линкольн был очень заботлив с женой, и даже она не замечала появившегося в нём напряжения, которое рассеялось лишь тогда, когда обследование однозначно показало пол ребёнка. Майкл не разделял уничижительного мнения тестя о способностях представительниц противоположного пола, однако ему стоило большого труда представить себе женщину в кресле главы «Линкольн Индастриз». Благодаря прекрасному уходу и наблюдению лучших специалистов беременность Вирджинии про-

текала без осложнений, чего нельзя было сказать о родах, во время которых врачам пришлось прибегнуть к кесареву сечению. Как оказалось впоследствии, это отразилось на здоровье молодой матери – она навсегда потеряла способность к деторождению, и никакие усилия маститых медиков не смогли изменить ситуацию. Майкл, вопреки её опасениям, отнёсся к новости достаточно сдержанно. Ему были чужды любые суеверия, и всё же он видел некую благоприятную закономерность в том, что в четырёх последних поколениях семьи Линкольнов рождалось по одному ребёнку мужского пола. Жизни Вирджинии Линкольн судилось круто измениться дважды. В первый раз это произошло после разрыва с полунищим рок-музыкантом, второй же поворотной точкой стал момент, когда она увидела своего новорожденного сына. В сердце её словно бы открылся потаённый шлюз, и застоявшиеся, казалось, навеки похороненные чувства бесконтрольно хлынули наружу. В один миг она даже испугалась, что ослабленный родами организм не выдержит такого эмоционального наплыва. Вирджиния подняла над головой заходящегося плачем ребёнка, и её вдруг захлестнуло давно забытое ощущение эйфории от осознания того, каким смыслом будет отныне исполнена жизнь. В это мгновение дверь палаты отворилась, и на пороге появился Майкл Линкольн, отложивший запланированные дела и дежуривший в

121

течение всех родов в коридоре клиники. Он сделал несколько шагов по направлению к Вирджинии и замер, неотрывно глядя на младенца. В глазах его она прочитала облегчение, смешанное с каким-то неописуемым торжеством, и тогда женщина отчётливо поняла, что с этой секунды её существование должно быть посвящено тому, чтобы крохотный человек, кричащий у неё на руках, не стал тем, кем жаждал его видеть отец. Потекли первые дни жизни маленького Честера. Всё своё время мать проводила рядом с ним, даже и не помышляя о том, чтобы прибегнуть к услугам сиделки. Она практически перестала общаться с друзьями, отказалась от тенниса и уроков рисования, забыла, когда в последний раз брала в руки книгу. Впрочем, это совершенно не беспокоило Вирджинию, несмотря на полную перестройку распорядка дня, хроническое недосыпание и волнения, связанные с состоянием малыша. Дети в богатых семействах так же, как и все остальные, страдают от болей в животе и режущихся зубов, и точно так же порой нелегко определить причину их непрекращающегося плача. Привыкшая к спокойной и беззаботной жизни Вирджиния неожиданно открыла в себе неизведанные доселе ресурсы, позволявшие стойко сносить все тяготы её положения. К тому же маленький наследник миллиардов семейства Линкольн рос здоровым ребёнком, да и постоянная забота и медицинское наблюдение делали своё дело. Перед

122

сном мать пела ему колыбельные, слышанные в детстве или же вычитанные в книгах. Она рассказывала мальчику смешные считалки про маленьких утят, собравшихся на прогулку втайне от родителей, с удовольствием катала с ним по полу большой разноцветный мяч и водила смотреть на лебедей на озеро в городском парке, естественно, в сопровождении телохранителей. Конечно же, у Честера были самые разнообразные игрушки, а любимым его развлечением долгое время оставалась детская музыкальная система. Она представляла собой столик с откидной крышкой, под которой прятались клавиши. На самой крышке был закреплён сделанный из пластмассы дом, окружённый парком с пластмассовыми же деревьями и цветами. При включении игрушка издавала несложную мелодию, каковых в её памяти хранилось несколько сотен. От играющего требовалось повторить звуковую последовательность, причём каждая правильно нажатая клавиша вызывала изменения на крышке столика. Флюгер на доме начинал вращаться, из дверей появлялись фигурки мужчины, женщины и ребёнка и направлялись в парк, следом выкатывалась собака, между деревьями бегал ёж. Вирджиния, получившая в детстве музыкальное образование, на первых порах помогала Честеру освоиться с клавишами, однако вскоре оказалось, что сын справляется с игрой значительно лучше матери. Увидев это, женщина купила детское пианино, и мальчик

стал заниматься с приглашённым учителем. Ему не прочили великого музыкального будущего, но успехи, которые он делал, были весьма неплохими для его лет. Помимо этого, Честер обнаружил склонности к рисованию, причём он со значительно большим удовольствием работал с карандашом и бумагой, чем с электронным планшетом. Два раза в неделю ему давал уроки преподаватель из известной детской школы искусств, также их дом посещали несколько учителей Центра раннего развития. Со всеми ними Вирджиния проводила предварительную беседу, ориентируясь в своём выборе помимо наличия хороших рекомендаций и достойного послужного списка ещё и на внутреннее ощущение. Миссис Линкольн была достаточно умной женщиной для того, чтобы не превратиться в вечно обеспокоенную наседку – она любила сына нерассуждающей материнской любовью, хотя это не мешало ей видеть недостатки своего ребёнка, которые она стремилась всячески искоренять. Родители её казались вполне удовлетворенными тем фактом, что их дочь всё своё время посвящала семье. Периодически Вирджиния возила Честера в дом бабушки и дедушки, однако близкого контакта у них не возникло. Финикс Делсон был полностью погружён в дела своей фирмы, жену же его, известную светскую даму, рауты и модные показы интересовали значительно больше, чем общение с внуком. Что же касалось самого Линкольна-старшего, то

он пребывал в ожидании. Его устраивало, как Вирджиния воспитывала сына: по мнению Майкла, эрудированность и разностороннее образование являлись необходимыми для главы интернациональной корпорации. Линкольн изредка сопровождал семью на прогулках или в поездках в детский развлекательный центр, иногда пытался играть с сыном, но было заметно, что он не очень хорошо понимает, как вести себя с этим маленьким человеком. Майкл относился к той категории мужчин, которые начинают видеть в ребёнке личность лишь тогда, когда с ним можно вести более-менее содержательную и логически выстроенную беседу. Он просто ждал, ждал момента, когда его сын подрастёт достаточно, чтобы понять всю значимость своего предназначения. Если же говорить о

Глава 24. Четвертая печать. Лилит И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: «Иди и смотри». И я взглянул, и вот: конь бледный, и на нем всадник, которому имя Смерть; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом и голо-

Честере, то сомнительно, чтобы даже его мать понимала, насколько развитой интуицией и чувством такта он обладал с самого раннего возраста. Маленький мальчик ощущал разницу в отношении к себе родных, но не задавался поиском причин. Мир для него делился на две неравные части. К первой относилось то, что происходило в его семье: общение с отцом и матерью, нечастые поездки в дом бабушки и дедушки, прогулки и занятия. Всё остальное, о чём он узнавал из материнских историй, рассказов учителей, теленовостей было для него чемто полуреальным, существовавшим лишь тогда, когда об этом заходил разговор, и испарявшимся, едва лишь менялась тема. Однажды Вирджиния решила вместе с сыном сопроводить Майкла в его рабочей поездке на континент. Они провели в столице неделю,

# #

дом, и мором, и зверями земными. Вода в котелке над очагом закипела – пришло время кидать грибы. Седая ведьма почесала торчащий изо рта желтый клык, грязную копну седых спутавшихся волос, а после растерла в пыль тринадцать сухих мухоморов в своих грязных морщинистых руках с длинными острыми

и пока Линкольн-старший занимался своими делами, целыми днями бродили по улицам этого древнего города, любовались его архитектурой, посещали музеи. Тогда-то Честер, уже слышавший от матери пересказы некоторых античных мифов, впервые ощутил реальность и многообразие мира, который он до этого воспринимал почти как сказку. Мальчик смотрел на изображения героев и богов на вазах, и на него внезапно нахлынуло ощущение, что жизнь его являлась всего лишь каплей в безбрежном океане человеческих судеб. Это было именно ощущение, а не чётко оформленная мысль, для такого он был ещё слишком мал, и по возвращению домой оно исчезло, чтобы вернуться позже уже в виде осознанного убеждения. Автор: Алексей Рубан

ногтями. Открыв банку, она вытащила оттуда большого черного паука и оторвала ему мохнатые лапки. Следом за лапками в отвар полетели мышиные хвостики и сушеная крайняя плоть девственника. Убрав котелок с огня, Литиция бросила в него пучок белены и пригоршню горного шалфея из Мексики. Проделав все это, старуха склонилась

123

над булькающим котелком и стала прислушиваться к тому, что он ей нашептывал. Вскоре она и правда стала различать все более и более внятную речь. Далее следовало бросить в отвар прядь волос и прочесть заклинание... — Так, все это мы делать не будем, – решил почему-то Сергей, захлопывая книгу. – Белена бы не помешала, конечно, но мы ее заменим паркопаном, что до остального – вполне подойдут мята и обычный зеленый чай. Вскоре отвар был готов – пришла пора снимать пробу. Выпив пару стаканов еще горячими и оставив остывать остальное, Сергей решил, что приготовленного будет мало. Заваривая вторую порцию, он услышал, как грибы действительно странно пищат, погружаемые в кипящую воду. После, всплыв на поверхность, мухоморы словно что-то нашептывали, пыхтели и дулись. К тому же все вокруг стало необычно красивым, волшебным, словно нарисованным. Одинокий последователь Кастанеды испытал детский восторг от всего этого и продолжал глоток за глотком пить не особо приятную на вкус красноватую жидкость. Прошло примерно часа два, новая порция грибов пыхтела в кастрюльке. Измельченные грибы в бульоне болтали без умолку, рассказывая какие-то страшные сказки. Несмотря на разноголосые протесты, просьбы и даже угрозы в свой адрес, Сергей вынес «их» на веранду, «чтоб ос-

124

тыли», а сам тем временем надломил еще одну ампулу паркопана и сделал себе укол. Эффект вслед за этим последовал ошеломляющий: два корня одуванчика, сохнущие на печке, превратились в огромных скорпионов и принялись жалить друг друга истекающими ядом хвостами. Стены потекли, сделались полупрозрачными. Пол начал куда-то проваливаться, наклоняться, уходить из-под ног. Дверные проемы стали кривыми, неправильной формы четырехугольниками; изменился и весь материал, из которого был сделан окружающий мир. Тюль на окнах приобрел стальной цвет, а свет сделался каким-то потусторонним. Сергею пришла в г о л о в у м ы с л ь галлюцинация, что он видит все в проекции астрального света. Казалось, все вот-вот начнет складываться, будто от калипсола, но будет это происходить теперь уже действительно, на самом деле. В таком мире можно было сойти с ума – настолько он был реальным, враждебным и противоестественным. Благо, волна паркопанового прихода длилась недолго, и вскоре слегка полегчало. Уйдя все же в другую комнату, подальше от разбушевавшихся членистоногих, Сергей немного отдышался, успокаивая адреналиновую бурю в груди, и посмотрел на столь популярные в то время фотообои. Картинка казалась ему абсолютно реальной, трехмерной, но – мертвой. Осенний лес словно застыл

завороженный, остановился во времени, и это доставляло мучения – в безвременье находиться было почти физически больно, ужасно неприятно где-то внутри головы. Решив, что пора развеяться и выпить еще отвара, отчаянный психонавт отправился на веранду. Свет он включать не стал и тут же пожалел об этом. Из темного угла на него бросилась какая-то жуткая, совершенно осязаемая на ощупь чернозеленая тень и попыталась сдавить горло мерзкими щупальцами. Страх холодной волной пронзил Сергея, заставил содрогнуться всем телом. По спине потекли струйки холодного пота, но внезапно он ощутил прилив злости и ярости; мышцы стали стальными, налились нечеловеческой силой. Одного взгляда, сопровождаемого звериным рыком, хватило, чтобы загнать лярву страха обратно в угол. Направив в нее подвернувшуюся под руку лыжную палку, Сергей нанес удар, словно шпагой. Раздался звон цветного стекла, из которого был выполнен витраж веранды, но, тем не менее, мерзкая тварь издохла. Посмотрев на острый стальной наконечник, боец невидимого фронта сказал: «Понятно» и, взяв помалкивающую теперь кастрюлю, вернулся в дом. Попивая успевший немного остыть отвар, Сергей подумал о том, что в дальнейшем ему может понадобиться какое-нибудь оружие. Бегать по окрестностям, размахивая мачете, почему-то не хотелось, но

вот обрез с заряженными солью патронами показался познавателю великолепной идеей. Еще в детстве от одной местной шаманки он слышал о том, как северные охотники убивали разную нечисть из ружья то солью, то хлебными крошками… Мужик решил – мужик сделал. Через минуту на столе лежал его обрез, сделанный из двустволки, стояла банка с порохом и латунные гильзы. Зарядив два патрона солью, Сергей разминал в руке хлебный мякиш. В эту минуту по комнате понесся невидимый ветерок; парню стало холодно и как-то не по себе. Насыпая порох в очередную гильзу, он почувствовал, как некто толкнул его под локоть. Гильза упала на пол, порох просыпался. Вслед за первым последовал еще один толчок в локоть, затем в плечо. Через минуту рука уже постоянно дергалась. Ощущение было такое, словно некто, поселившийся внутри, пытается завладеть если не телом, то рукойэто уж точно. «Хорея, самопроизвольное подергивание конечностей, в древности называлась пляской святого Вита», – всплыла в голове строчка из медицинской энциклопедии, которую Сергей когда-то просто листал. — Лечится нейролептиками, в частности, галоперидолом, – пробормотал он, стараясь угомонить непослушную руку. — Насколько я знаю, галоперидол является антидотом паркопана, –

сказал некто. — Спасибо, конечно, но только вот этого во мне как раз и перебор, – ответил Сергей. — Клин клином вышибают – выпей еще отвара, запей коньяком, – посоветовал некто. — Точно, коньяк же есть. А ты будешь? Молчание. — Извини, ерунду спорол. Я сейчас. Может, музыку включить? — Ты не должен переживать по этому поводу, – заупокойным голосом ответил некто. Вк л юч ив «П и нк Флойд» и допив оставшийся отвар, Сергей прилег на диван с сигаретой в подергивающейся руке. Коньяк он поставил рядом, сделав всего глоток – пить почему -то не хотелось. Голоса в голове смолкли, словно их сдуло ветром. Музыка стала видимой, осязаемой, цвета же наполнились звуком и глубиной. Все это казалось ему совершенно нормальным, но что-то было не так – чувствовались присутствие чего-то враждебного, какой-то инфернальной неведомой силы. Спустя какое-то время мышцы начали неестественным образом сокращаться, рискуя сломать кости. Под кожей что-то шевелилось и ползало, а волосы на голове, и без того торчащие в разные стороны, встали дыбом, будто от электричества. Сигарета упала и тлела теперь на полу, но Сергею не было до этого дела – ему казалось, что он превращается в какого-то монстра, или же его телом овладевает нечто по-

тустороннее. Свеча на столе потухла, хоть сквозняку было взяться неоткуда. Из окна на пол упал яркий искрящийся и тихонько звенящий призрачным клавесином луч серебряного света – луна была еще полной. Сергей попытался встать и сделать глоток из стоящей рядом бутылки, но не смог – его буквально отбросило назад на диван и пригвоздило к нему. Сознание рвалось на части, и это было вполне осязаемо, вместе с разумом рвался, покрываясь шрамамитрещинами, и весь окружающий мир. Даже свет луны из окна стал вдруг клином – это было не столько видением, сколько неподдающимся описанию жутким чувством. Иногда Сергей исчезал и оказывался в другом месте, словно телепортируясь – это длилось считанные секунды, и он возвращался. Постепенно холод и древний, как сама земля,страх наполнил каждую клеточку его тела; было так холодно, будто кровь изнутри наполняют жидким азотом. Вслед за всем этим явилась Смерть. Смерть предстала пред ним в облике прекрасной бледной длинноволосой женщины, сотканной из лунного света. Ее мраморная красота завораживала, приковывала к себе взор. Прозрачное искрящееся платье-паутинка плотно облегало ее стройный стан, не столько скрывая, сколько подчеркивая каждый изгиб совершенного тела. Она была бесконечно женственна, безумно сексуальна, но в то же вре-

125

мя казалась непорочной, как ангел, не познавший греха в своей вечной жизни. Запах ее духов заполнил все вокруг ароматом цветов райского сада, и, вдохнув его, Сергей ощутил, что его наполняют покой, счастье и умиротворение. Он расслабился настолько, что даже сердце в груди перестало биться, и холод, растекшийся по крови хрусталиками льда, уже не тревожил его. По телу прокатилась волна агонии, но Сергей не почувствовал ее – он уходил, уплывал, проваливался куда-то с блаженной улыбкою на лице. Так умирают, замерзая в лесу зимой, отдавшись на волю холода, – легко и приятно, словно засыпая и уплывая в бесконечную темную даль… Перед глазами мелькали события, лица, знакомые места, словно запечатленные на кинопленку, потом почему-то еловые и пихтовые ветви. Сначала их тени словно накладывались на изображение, но потом стали абсолютно реальны и ощутимы физически. Это было немыслимо, но Сергей бежал по самому настоящему ночному лесу. Он не чувствовал ног, просто стремительно двигался, а ветви хлестали его по лицу. Постепенно начиная осознавать, что с ним происходит, парень остановился. Теперь он стоял на залитой лунным светом лесной поляне. Постепенно стали появляться и чувства, послышался шум ветра, кожа почувствовала его холодное прикосновение. Сергей ощутил запах осени и мок-

126

рую шуршащую листву под босыми ногами. Упав на колени, он сгреб листья руками и подкинул их вверх, непонятно чему радуясь. Рядом промелькнула почти неразличимая тень. Сергей взмахнул рукой и схватился за что-то мягкое, нежное и приятное, похожее на шелковый толстый канат. Раздался чистый, звонкий, как колокольчик, удивительно приятный и нежный девичий смех. Канат в руке ожил, зашевелился, засиял теплым светом, и он увидел, что это красивые, изумительные, прекрасные женские волосы. Как же приятно было их ощущать в ладони! В руке струилась золотистого цвета коса, невероятно длинная, волшебная, притягивающая к себе подобно магниту – от нее просто невозможно было оторваться, но она текла, как три сплетенных живых ручейка, и, наконец, выскользнула из рук, оставив после себя чувство необычайного восторга и сожаления. Потом раздался Ее голос. Всего одна фраза, словно донесенная пролетающим мимо ветром, но она заставила Сергея оцепенеть. Голос был настолько красив, настолько божественен, что описать это практически невозможно, он проник в самую душу, пронзил разум насквозь, заворожил, загипнотизировал, влюбил в себя, как удар молнии, навсегда запечатлевшись в памяти зияющим шрамом. То, что Сергей испытал, когда его услышал, было подобно небесному откровению, сновидению ан-

гела, вознесению на облака под первой дорожкою кокаина. Этот голос останется с ним навечно, и спустя годы будет звучать в голове его громкое эхо, маня за собой туда, где нет места для смертных, туда, где сны обрастают плотью, а жизнь похожа на удивительный сон. — Чего ты хочешь? – спросила Лилит, увлекаемая прочь потусторонним ветром. Времени на раздумья не было, да и что мог пожелать для себя юный романтик и анархист, влюбленный в исчадие Ада? — Тебя, – уверенно сказал он. — Подумай. — Помоги Люси, а тут я как-нибудь и сам разберусь... В это мгновение Сергей почувствовал нечто странное и невероятно страшное. Словно он только что собственноручно убил посланного к нему ангела. Он даже почувствовал привкус крови во рту и такую ужасную боль в душе… сравнимую разве что с ампутацией сердца. Нет, он не превратился в бездушного монстра – остался прежним, но где-то позади осталась черта, преступив которую, дороги назад не будет. Нечто важное и значимое исчезло, растворилось в этом сказочном осеннем лесу, навсегда осталось в ночи, как последнее лето юности. Смерть лишь легонько коснулась его, но не ушла бесследно. Она прихватила с собой еще одну частичку души, маленькую плаксивую и совестливую дурочку, что связывает лю-

дей с богом. Ее место тут же заняла другая тревожная стерва – инфернальная муза из царства Келифот; и гор-

до, амбициозно заявила о себе, вводя, тем не менее, по большей части в заблуждение и обольщая соблазна-

Автор: Вадим Доннерветтер

"В эфире смолкнут привода, Уснет посадочный локатор.

многоступенчатая конструкция падающей башни Сююмбике наводила на мысль о диспетчерской башне космопорта. Хищной ксеноновой синевой аэронавигационных огней сияла над Булаком Пирамида, издали похожая на инопланетный звездолет. И от этого центра разбегались в стороны сияющие фонарями ленты дорог – взлетнопосадочных полос над темной рекой. Человек стоял у окна очень давно, бездумно сжимая в повлажневший от пота ладони краешек дорогой бархатной шторы. На спинке гостиничного стула скучал дорогой пиджак. И стоял бы вечно, если бы от этого дела его не отвлек рингтон мобильного. О, это, наверное, директор автосалон а н а ш е л - т а к и доп.соглашение к договору с корейцами. Самое время выбрал, еще бы посреди ночи гендиректору позвонил, умник! Мучительно морщась и хромая на обе ноги, ночной наблюдатель добрался до стула, вынул из кармана телефон. – Слушаю, Ковынцев! – отрывисто бросил он в мембрану. – Мы нашли его, Сергей Рэмович, – жизнерадостно сообщила трубка женским голосом. – На Арском кладбище.

– Это точно он? – Да, все совпадает – ваши данные и надпись на памятнике. На фотографии один и тот же человек, это абсолютно точно. – Где конкретно он похоронен, как туда пройти? – По церковной аллее вниз, там после могилы Лобачевского нужно свернуть направо и в глубину пройти метров… ну, метров десять. Меня работники кладбища туда привели, прямо к ограде. Ограда синей краской покрашена. Думаю, я смогу показать дорогу, Сергей Рэмович. – Нет, Настя, не надо. Я сам завтра съезжу. Один. Ты пока лучше билеты закажи на самолет, на завтрашний вечер, вылет – лучше так часов на шесть. – На… самолет, Сергей Рэмович? А как же… вы ведь обычно… – Да! – неожиданно зло рявкнул Ковынцев. – Именно что на самолет! Что непонятного? Внезапный всплеск эмоций не очень-то испугал девушку на другом конце провода, она все так же доброжелательно проговорила: – Все понятно, Сергей Рэмович. Итак, я заказываю билеты на самолет на завтра на шесть вечера по московскому времени?

И позабудут города, Что с ним работали когда-то. И не пошлют на запасной Теперь ценней костер и "спарта". Одни транзиты стороной И зачеркнут его на картах. /С. Тычинский «Пустой аэродром»/ *** "Ты скажешь: мне не надо спасительных слов, их своих у меня как грязи. Мне не надо ни стен, ни гвоздей, ни холстов, слышишь - дай мне канал связи!!!" /О. Медведев "Связисты"/ *** Человек стоял у окна и смотрел на вечерний город. С высоты пятнадцатого этажа «Сафар-отеля» центр древнего города казался космодромом из фантастических фильмов: минареты Кул-Шариф, облитые в зеленую подсветку, стремились в небо точно ракеты на старте. Странная

ми.

127

– Да, на шесть вечера по московскому, – усмехнулся грозный шеф, видимо, обезоруженный вежливым тоном секретарши. – Насть… а время здесь вообще-то совпадает. Не знала, что ли? – Не знала, Сергей Рэмович, простите. Я вас поняла, завтра займусь билетами. Что-нибудь еще? – Нет, Настя, спасибо, это все. – Тогда доброй ночи, Сергей Рэмович. – Доброй. Невидимая секретарша отключилась. На своих негнущихся ногах Ковынцев подошел к бару, открыл его и некоторое время изучал этикетки на разнокалиберных бутылках. В лучах электрической подсветки прозрачные, темно-зеленые, коричневые и ярко-синие стекляшки искрились как настоящие самоцветы, манили к себе, обещая подарить веселье и новые краски жизни. Брезгливо поморщившись, совершенно не поведшийся на сладкие посулы Сергей Рэмович закрыл волшебный ларец, и его сияние померкло. Свет ночного города из-за раздвинутых штор снова стал безраздельно царить в гостиничном номере. Узкие, обожженные всплеском света зрачки снова неторопливо расширились, принимая в себя темноту. Ковынцев плюхнулся спиной на огромную кровать. Ноги болят… наверное, будет дождь. *** Не спалось в эту ночь Николаю Петровичу Калинину, совсем не спалось. Не давали уснуть мысли, в основном невесе-

128

лые и смурные, как вчерашний грозовой фронт над Екатеринбургом. А может, просто к внушительному списку недугов, выявленных неделю назад в Москве на центральной врачебной летной комиссии, добавилась еще и старческая бессонница. Тьфу ты! Хотя какая разница – и так, и этак спишут скоро. Очень скоро и неотвратимо. Он летал всю свою сознательную жизнь, с тех пор как сорок лет назад шестнадцатилетним мальчишкой пришел в ДОСААФ родного сибирского городка и впервые подчинил себе ревущую красносеребристую Элку«Дельфин», взлетающую, как известно, только за счет кривизны земной поверхности. МИГ-15, МИГ-17… Остался инструктором, учил молодежь летать. А потом вдруг решил, что сибирского городка для него слишком мало, и ушел в большую авиацию, на чешские Let-410. Вот это было уже серьезно, это была настоящая карьера, достойная взрослого и серьезного мужика, а не какие-то там учебные полеты с тупоголовыми курсантами обоего пола. В лихие 90-е тот самый аэроклуб, естественно, закрыли, и он исчез с карт и страниц справочников аэронавигации. А Николай Петрович продолжал летать в Аэрофлоте на отечественных машинах до середины тех же 90х, потом перешел в одну из местных авиакомпаний, выросших как грибы в смутные годы на развалинах некогда единой системы воздушных сообщений Союза Великого, где переучился на горбатый Boeing-

747. Там платили лучше, так как прямые вылеты в Турцию, Эмираты и Египет очень даже пользовались популярностью. И сейчас, конечно, пользуются, но командиру «Бобика» недолго осталось наслаждаться своим местом. Возраст, заключение ЦВЛЭК, чтоб его… Господи, вот за что? На кухне однушкиулучшенки опытной командирской рукой выключатель нащупывался заблаговременно – прямоиз коридора. Николай Петрович сощурился на яркий, резанувший расширенные зрачки свет, отпил воды через край электрочайника и, сплюнув накипь, потянул из пачки сигарету. Щелкнула зажигалка, сизый дым пополз к потолку, туда, где в красном углу висела запыленная и заросшая салом икона его небесного покровителя – НиколаяЧудотворца. Николай Петрович считал себя православным христианином, об этом с его точки зрения вполне доходчиво сообщал тяжелый золотой крест, висевший на груди на широкой цепочке. Но в церковь не заходил лет, наверное, двадцать – со дня крещения младшего из сыновей. Ну, когда пилоту международных рейсов с непредсказуемыми выходными, хронической усталостью и постоянными ночевками в гостиницах ходить по храмам? В отпуске? Ну да-да, конечно… В общем, в отпуске находились другие причины, и взаимоотношения раба Божьего Николая с церковной жизнью складывались также, как и с бывшими женами и детьми от пре-

дыдущих браков, сиречь – никак. Даже адреса и телефоны куда-то потерялись. Ну и пес с ним… особо виноватым и грешным он себя все равно не ощущал. Не воровал, не убивал, идолам не кланялся…. чего еще Богу от меня надо-то? Ничего? Ну, значит, и говорить с Ним не о чем тут. А вот НиколаюЧудотворцу старый летчик часто привык заглядывать в глаза. Недаром угоднику Николаю молятся о ниспослании удачи и о безопасной и легкой дороге. Покровительствует он всем, шагнувшим за порог и отправившимся в путь по своей доброй воле или по неизбежности. А пути – они всякие бывают: и земные, и воздушные. Он, Угодник, такой – проведет через туман и облачность, убережет от гроз и штормового ветра, словно незримый штурман. Странно, что закопченный и полустертый лик святого, бывшего при жизни архиепископом города Миры, что в Ликии, сохранял живую ясность взора по сей день, а в облаках сигаретного дыма, напущенного в кухню нерадивым подопечным, даже обретал выразительную мимику. – Вот за что мне все это, а? – вопросил у иконы Николай Петрович, стоя посреди кухни в трусах и шлепанцах, и обвел дымящейся сигаретой пространство. – И так ведь жизнь говно. Ничего ведь не осталось у меня. Ни семьи, ни дома, ни собаки даже! А теперь еще вот это… негоден я к полетам, видишь ли! Всегда был годен, а теперь – на улицу, как шавку… Где я нагрешил-то так? Не

знаешь? Святой из Мир Ликийских словно бы чуть поморщился от пропитавшей всю квартиру никотиновой вони и посмотрел на человека со своей угловой полочки. Расчувствовавшийся Николай Петрович ожидал увидеть сочувствие в нарисованных темперой ясных очах святого, но Чудотворец смотрел с явным досадливым осуждением, к которому лучше всего подошла бы неканоническая реплика: «Ну и мудак же ты, Коля!» – Уж какой есть! – огрызнулся на портрет Николай Петрович, зло затушил сигарету под краном, выкинул в мусорку бычок и побрел обратно в темноту спальни. *** – Ну убери крен-то правый! – Да нету никакого крена же! – возмущается вихрастая рыжая девчонка, чья медная челка обжата с боков черным окладом летного шлема. Сквозь ларингофон ее голос «плывет», но у Ленки Черемушкиной очень смешная манера обижаться, и это заметно по тембру речи даже с искажением. – Я кому говорю – убери крен! Ну, в прибор тогда смотри, раз сама не видишь, ё-мое! – ворчит инструктор из задней кабины «Дельфина». Ему, Коле Калинину, в свой едва исполнившийся 21 год ну очень хочется показать, кто тут главный. И еще хочется, чтобы маленькие шершавые лапки семнадцатилетней девчонки-курсанта ладили с ручкой управления реактивного корабля так же идеаль-

но, как и с карандашом и кисточкой. Петли, боевые развороты, спирали – все 4 пилотажных зоны к твоим услугам, это куда большее пространство, чем ватман аэроклубовской стенгазеты. Художница, блин. Давай уже, в небе художь! Управление самолетом – сдвоенное, и вот Колины пальцы чувствуют едва уловимое движение ручки влево, а из-под носка левого ботинка решительно уползает педаль. Плавающий в лигроине шарик указателя поворота и скольжения становится строго по центру, уходя «от ноги». Птичка авиагоризонта снова ложится ровно на границу синего и коричневого полукругов. – Вот, другое дело! – ворчливо умиляется он. – А ну-ка давай мне сделай восходящую спираль поровнее. *** – Разрешите, товарищ ко… – А, Калинин, ты тут? Ковынцева почему не вижу? – начлёт Александр Рубенович Баграмян резким своим черным взором точно ворон окидывает молодого инструктора и стремительно проходит к окну. Скользящий взгляд длится пару секунд – а каждый, находящийся в этот момент на спортивной площадке или в беседках городка – замечен, сосчитан, оценен. – Где Ковынцев? – Не могу знать, Сан Рубеныч, – щурится словно бы от едкого мыла Коля Калинин и чуть заметно вертит шеей под натершим ее подворотничком. – Я за ним не следю. – Не-сле-жу… – на автомате поправляет на-

129

члёт, глядя в окно. Секунда – резкий разворот, орлиный лик – точно острый нос идущей в лобовую атаку боевой машины. – Что значит, не слежу?! Это твой товарищ, твой ведомый! Где Сергей? Тщедушность фигуры Баграмяна с лихвой компенсируют его страшные черные глаза. Как угли – посмотрит яростно и пепла не оставит. Бывший фронтовик - он, поди, лет тридцать назад над просторами Беларуси таким взглядом фашистов сбивал, не прикасаясь к пулемету…. – Мы не общаемся больше с ним, - морщится Калинин, прикидывая, как бы обойти продолжение расспросов о причинах ссоры с Серегой. – Если это все, разрешите идти? – Стоять… – устало выдыхает Сан Рубеныч, делая резкий жест рукой, – что ты пыжишься, Коля? Что гнешь из себя? Я не хочу знать ваши дуэли из-за баб, кто кого увел и кто к кому ушел, мне нужны не бульварные романы, а вменяемые толковые пилоты: курсанты и инструкторы. Здесь, – он деревянно постучал по столу кончиком смуглого пальца, – это единственная ваша роль, которая меня интересует. Чтобы звено работало слаженно, чтобы люди чувствовали и машину, и друг друга – как пальцы в кулаке, вот так! – сухой, с неровными костяшками кулак, раза в полтора меньше Калининского, взмыл перед подбородком стоящего в дверях молодого инструктора. – На кой черт я вас учил, в конце концов, работать вместе? Чтоб вы потом

130

из-за юбки передрались? Кстати… э, кто в итоге трофей-то забрал? – подмигнул Баграмян шутливо. – Я, – против воли ухмыляется Коля довольной ухмылкой победителя. – Ну, я так и думал, – кивает начлёт, тоже улыбаясь, и по-кавказски эмоционально щелкает языком - «ай, молодца!». – И тут ведущий! – Разрешите идти? – уже спокойно просит Калинин. – Иди уже, – взмахивает кистью Баграмян. – А Ковынцева все же найди, и займитесь оба делом. Калинин сбегает по лестнице штаба вниз, в вестибюль, туда, где на выкрашенных в желто-голубые тона стенах красуется стенд с фотографиями. Самый нижний правый угол – последний по алфавиту курсант Черемушкина Е.К. Защитная пленка надорвана в углу стенда, ее поверхность пузырится так, что создается впечатление, будто черно-белое лицо портрета плачет. Впервые за те двенадцать дней, что он куролесит с бывшей Серегиной Наташкой, парень испытывает непонятную тревожную гадливость, словно где -то внутри раздавили жирного вонючего клопа. Этот сон не нравится Николаю Петровичу Калинину, командиру Боинга747 авиакомпании ТрансЭйр, без пяти минут пенсионеру. Совсем не нравится. Но он вынужден его смотреть, плотно сожмурив веки. С тоскливой безнадегой он предугадывает, о чем будет следующая серия «кино». В этой будет поменьше приключений и

драм, просто бытовуха и серость. Одна семья, вторая… третья. Переучка на новые типы самолетов. Рейсы, рейсы. Шереметьево, Баландино, Кольцово, Чертовицкое, Борисполь. Каир, Стамбул, Амман и Анталья. КВС-четвертая планка на погонах. И все не в радость, просто удивительно. Даже успехи. Все не то, все не так. Вообще все не так уже давно, с какого вот только момента? Но эту серию Николаю Петровичу не показывают. Вместо раздраженных лиц бывших жен и перекошенных в гневе начальничьих рож из темноты по проходу меж кресел навстречу ему медленно прошел седой благообразный человек с пронзительными глазами в полном церковном облачении. В кинозале сельского клуба темно, но видно, как переливается золотое шитье риз. От головы и лица незнакомца исходит мягкий теплый свет, очень похожий на подсвеченные лампадкой клубы табачного дыма. Сердце раба Божьего Николая рухнуло вниз и запуталось в кишках. Чудотворец же! Точно, он самый! В мозгу старого летчика заметались слова молитв, которые мальцом случалось ему слышать от бабушки. Но кроме «Святый отче Николае, моли Бога о нас!» ничего в седой его голове как назло не всплывало, да и то – со страшным, никогда не водившимся за ним дурацким заиканием. И почемуто Калинин, всегда бывший о себе заслуженно высокого мнения и никогда не лезший за словом в карман, сейчас чувствует себя на-

столько виноватым и гадким, что опускается на колени перед величественным образом греческого архиепископа, и, опустив голову, тихо-тихо произносит «я мудак». – Да, Коля, точнее и не скажешь, – вздыхает образ. – Наворотил ты дел! – Что, что я сделал не так? – морщится Николай Петрович… да нет же, какой там еще Петрович, просто мальчишка Коля Калинин. Нашкодивший мальчишка. – Многое, Коля, многое, – грустно отвечает голос. – Ты вообще каким-то противочутьем умудрился запороть все те дела, которые тебе предназначено было совершить. -Какие дела, отче? – смиренно спрашивает человек у золотого сияния края ризы. И тотчас же, не удержавшись, снова по привычке язвит: – Грешил много – да куда уж мне в праведники? В монастырь-то, поди, не возьмут, побрезгуют? Голос полон доброты, словно теплый летний ветерок в поле, но где-то там за окоемом вдали уже зарождается грозовой рокот. Коля инстинктивно вжал голову в плечи, словно в детстве, когда батя, осерчав, брался за ремень. – Цыц! Не о монастырях тут речь. Тебе дела великие были суждены на твоем собственном поприще. Тебе и твоим друзьям, а ты что накуролесил вместо этого? Со всеми перессорился, друзей растерял, любовь не сберег, дело начатое бросил, возгордился – с дороги своей в сторону свернул и наказа Божьего не выполнил. Так что вот то

слово, которое ты про себя сказал – это ты сам и есть. – Так, а что за задание-то у меня было хоть? Скажи, отче, я и не знаю ведь и не знал никогда! – возмутился Николай, сидя на полу. – Аэроклуб свой помнишь? – как-то уж очень безразлично произнес образ. – Вы должны были его спасти: ты, Сергей, Наталья и Елена. Вчетвером. Вы его могли сохранить, оставшись дружной командой, продолжая летать и побеждая в соревнованиях. Тогда бы его не закрыли ни при каких условиях. Но единой силой вы не стали, вместо того пустились в склоки и обиды. Ладно. Даже после этого вы могли собраться вместе, примирившись, и выкупить его за бесценок, опять же развить и сохранить. Но и этого вы не смогли. Вспомни-ка, как ты отреагировал на известие, что аэроклуб закрывают? – Никак не отреагировал… - буркнул Калинин и, набычившись, сел в крайнее в ряду откидное кресло. – А что бы я мог сделать? – Очень многое можно сделать, когда делаешь то, что должно, – усмехнулся голос. – Но это если не сворачивать в бега. А вот теперь посмотри на то, к чему ты приплыл в итоге: ни семьи, ни дома, ни друзей, ни любимых. Ни здоровья, ни работы. Завтра будет подписан приказ о твоем увольнении по результатам медкомиссии. Все! Негоден ты больше к летной работе, Коля! Это конец последнего из тех дел, которые для тебя в жизни были дороги и важны. И то сло-

во, которое ты сейчас про себя произнес – очень точно отражает ситуацию и твое в ней место. Это оно самое и есть, не обижайся. – Ну и ладно, пусть оно. На все ведь воля Божья! – вдруг неожиданно твердо произнес Николай Петрович, вставая во весь свой немалый рост. Николай-Чудотворец улыбнулся краешками губ, и от этой улыбки в зале вспыхнул яркий свет. Калинин заслонил глаза рукой и… проснулся. Проснулся в собственной постели под звон будильника на мобильном телефоне. Как и всякий здоровый серьезный человек, Николай Петрович никогда не забивал себе голову толкованием снов. Большинство он не запоминал, а тому, что оставалось в памяти, не придал значения. Посмеивался над девчонками, что верят сонникам и всяким гороскопам. Только вот над своим сегодняшним сном не смеялся Николай Петрович. В сонники он не верил, а вот про откровения свыше – слышал. Хотя до сегодняшнего дня был исполнен уверенности, что подобная честь выпадает совершенно чистым праведникам и святым. Поедая на кухне холостяцкий завтрак из запеченных в микроволновке бутербродов, он опасливо косился на икону в углу. Угодник на портрете никак не выдавал своим видом вчерашней беседы, но после долгого разглядывания себя не утерпел-таки! Какая-то сила прошила Калинина от макушки до копчика, как горячий водопад, и было это так неожиданно, что в общем-то сильно то-

131

ропившийся на работу раб Божий Николай бросил чашку с мерзким растворимым кофе и неприкуренную утреннюю, самую сладкую сигаретку, зачем-то полез в кухонный шкафчик и выудил оттуда пару оплавленных парафиновых свечей, склеенных после предыдущего использования в единый массив со стеклянной банкой из-под майонеза. Свечки – обычное дело, не церковные, а из сельпо, купленные в запас на случай отключения света. Но Калинин благоговейно поставил банку с ними на стол напротив иконы, и, щелкнув именной американской зажигалкой «Zippo», затеплил два огонька для своего святого небесного покровителя, правой рукой при этом положив крестное знамение. Авось да поможет Чудотворец, авось не выгонят сегодня на пенсию, дадут еще полетать. – … Вот такие, Коль, дела невеселые, – закончил фразу летный директор Транс-Эйра, добрый толстый украинец со смешной фамилией Кнышко. Он затушил окурок в пепельнице и сделал Калинину жест – пойдем, мол, хватит в курилке торчать. – Слушай, Митрич, – неожиданно фамильярно ухватил тот за рукав свое начальство. – Договорись, пусть хоть в последний рейс, а? Пусть поставят, будто приказ не дошел. – Коля, тебе о насущном пора думать. Поляну накрывай давай уже, пенсионер! – Да накрою, накрою, не вопрос. Сегодня выпустишь до Иркутска, послезавтра на столе будет

132

свежен ький ко п чен ый омуль. Любишь копченого омуля, Митрич? – Все, пошутковали и будет, – хмыкнул летный директор, доставая из кожаного чехла последнюю модель смартфона и сверяя его электронные часы с большими цифрами на жидкокристаллической панели башни центрального здания. – Ты мне ради своих хотелок предлагаешь всех подставить, что ли? – Митрич, я не шучу! - Калинин дернул коллегу за рукав чуть настойчивее. – Попроси, чтоб меня выпустили. На одиннадцатичасовой на Иркутск. Пожалуйста. – Коля, ты умом двинулся? – обернулся возмущенный Кнышко. – Ты. Отстранен. От. Полетов. Насовсем. Ты негоден по здоровью. Всё, понимаешь? Куда подевался тот смиренный герой вчерашнего откровения, говоривший о непротивлении воле Божьей? Калинин как клещ вцепился в локоть летного директора и с жаром начал доказывать, что с врачом летного отряда он уже договорился, что никого не надо подставлять, что для него, пусть уже бесповоротного пенсионера, жизненно необходимо еще раз слетать этим маршрутом, что это важнее всего, дело жизни и смерти. Две фигуры – худая долговязая и маленькая круглая – удалялись от здания штаба отряда за асфальтовый горизонт. – Точно ты шифером поехал, отвечаю, – покачал головой напоследок Кнышко. ***

Над маленьким городом царило выцветшее крымское небо, в его фон врезался сиреневый от жаркого марева силуэт далекой Лысой горы. Чистенький дворик, утопающий в зелени Боенского переулка, давно забыл, что такое гости. Стены старого дома и трех беленых мазанок увивала такая же старая абрикоса. Ее перезревшие янтарные плоды то и дело падали на потрескавшийся бетон дворика, на раскаленную солнцем жесть кухонной крыши и даже – на стоящий на улице стол. Вот очередной абрикос, изнемогая от зноя, сорвался с узловатой ветки и устремился вниз, чтобы с размаху нырнуть в фаянсовую мисочку с яичным желтком. Мисочка завертелась от удара на месте, словно волчок, веселые брызги цыплячьего цвета веером полетели во все стороны, несколько их попало на лицо склонившейся над работой женщины. Женщина – единственная хозяйка этого чудесного дворика – была немолода, но медная рыжина ее волос, выбившихся из-под благообразно повязанного платочка, еще не сдалась на милость седине, а в усыпавших нос и скулы веснушках дремала смешливая юность. Впрочем, только в веснушках – в остальном их обладательница была сосредоточена и молчалива, под стать своему занятию. Она писала икону. На белой, словно сахарной поверхности левкаса проступала фигура святого в архиепископском облачении. Орнамент из сусального золота украшал изображенное в руках свя-

того Евангелие и высокую митру, золотом лучился резко очерченный нимб вокруг головы, но фон продолжал оставаться белым, и, судя по разложенным на столе материалам: сухим порошкам темперы в баночках из-под глазных капель, ступке с пестиком и мисочке яичного желтка – вместо обычного цельнозолотого листа художница планировала заполнить область ковчега краской. Так, да не так! Кончик кисти долго плясал по палитре, смешивал, а потом погладил левкас нестерпимо-яркой лазурью. Здесь будет небо. Настоящее, высокое и прозрачное, летнее – и совсем не крымское. Влажно блестящие мазки ложились, укрывая белизну левкаса, раскрывали его, будто окно, и становились хрупкой манящей синью с тонкими растрепанными перышками высоких облачков, по форме которых уга-

дывалось направление ветра. Голубые блики нарисованного неба отражались в глазах художницы, золотые искры прыгали на бесцветных ее ресницах. А небо рождалось и рождалось под упругой кистью, плавно светлея к линии горизонта, съедаемое снизу сиреневым жаром, поднимавшимся от горячей земли – точь-в-точь таким, какой сейчас наполнял Феодосийскую бухту. Женщина улыбалась, глядя на результат своей работы, ей хотелось петь, и вот она негромким голосом затянула «Богородице, Дево, радуйся… », потом молитву своей небесной покровительнице - святой Елене, а когда короткое славословие окончилось, то нараспев стала декламировать акафист святому Николаю Мирликийскому. За многие дни создания этой иконы художница успела выучить наизусть все икосы и кондаки, и теперь память легко

вела ее по волнам строк. И точно так же, не глядя на натуру, легко и реалистично она вспоминала структуру неба – не только на глаз, но и наощупь. Когда-то очень давно, в прошлой жизни и в другой стране, линия горизонта, повинуясь движению ее маленьких рук, умела падать вниз под капот самолёта, искривляться и становиться вверх дном. Но это было так давно, что теперь не имеет никакого значения – в первую очередь именно потому, что закончилось, так толком и не начавшись. Если в руках человека лежит кисть иконописца, а не РУД – то пусть так все и остается, ибо на то – воля Божья. И все же непрошеная капля пот или слеза? - сбежала вниз по щеке художницы и упала на укрытую омофором нарисованную руку Николая-Чудотворца. Автор: Къелла

) 4 - Яхуууу!!! – весело кричала Кира, скача по убежищу верхом на жирном борове. Несколько RS-3500 гнались за ней. - Догоняйте! – кричала она роботам. Те старались, но оседланное животное испугалось и гнало вперед что есть мочи. Кира крепко вцепилась борову в уши, чтобы не упасть с его здоровой туши. Кира жила в убежище уже полгода, и

четыре месяца из них пыталась уговорить Аврору разрешить ей прокатиться верхом на «этой странной корове». Так она назвала свинью. Точнее, здорового борова, который в несколько раз больше самой девушки. Убежище, рассчитанное на двести пятьдесят тысяч человек, могло предоставить полный спектр развлечений для своих обитателей. Но если обитатель всего один, то ему очень быстро надоест и киноте-

атр, и библиотека и спортивные площадки. Последнее, кстати, не очень то и привлекало Киру. Она всю жизнь бегала то от «карателей», то от охотников. Так что бегать на дорожке и таскать тяжести её не прельщало. И вот она как-то навещала кроликов и заметила в дальнем загоне здорового борова. Тут же она вспомнила недавно просмотренный фильм, где бравый ковбой оседлал строптивого мустанга. По-

133

чему именно боров напомнил Кире стройного мустанга, не понятно, но она решила его оседлать. Аврора сразу же воспротивилась этой идее, так как это противоречит основному принципу сохранности здоровья и жизни обитателей убежища. Поэтому на убеждение Авроры ушло почти четыре месяца, и все-таки Аврора уступила, разработав меры предосторожности. Маршрут выбран таким образом, чтобы боров, на котором будет ехать Кира, мчался только по коридорам и не имел возможности заскочить в какое-либо помещение. Для этого был полностью перекрыт целый жилой уровень убежища. Через каждые пятьдесят метров дежурил RS-3750, за боровом следовали два RS3500 с транквилизаторами на случай, если боров взбесится и выйдет из-под контроля. Самого борова доставили на уровень и даже помогли Кире на него сесть. Животное, надежно зажатое в стальных манипуляторах роботов, визжало на все убежище. Кира весело взбиралась на него. Аврора молча наблюдала за этим. Согласно протоколу, она обязана была отказать Кире и не идти ни на какие уговоры, но она согласилась. Робот проявил чувства, пожалел человека, позволил шалость. Это кажется странным, но, видимо, даже созданное человеком может иметь чувства. Боров продолжал нестись по коридору. Встречающиеся ему роботы только укрепляли его страх и заставляли быстрее перебирать короткими лапами. Визг, смех и жужжание сер-

134

вомоторов наполняли убежище. - Вперед, Глазго! – смеясь, кричала Кира. – Вперед, мой верный скакун! Чтобы не упасть, Кира все сильнее сжимала ногами бока борова, сдавливая ему ребра. От этого он старался бежать быстрее, и после одного из повторов он просто без сил упал на брюхо и проехался так еще метров пять. Восторгу Киры не было предела. - Ты довольна? – спросила у неё Аврора, когда Кира немного успокоилась. Роботы уволокли чуть живого борова обратно в загон. - Да! – весело кричала Кира. – Что бы еще такого придумать? Ай, - она резко схватилась за живот и опустилась на колени. - Что с тобой? – спросила Аврора, уже направив к Кире медицинских роботов. - Не надо! – Кира протестующие подняла руку приближавшемуся к ней роботу. – Все в норме, у меня такое бывает. Через пару дней пройдет. - Нет, - отрезала Аврора, - немедленно на медицинский уровень для обследования. - Хорошо, - кивнула Кира, - я сама дойду. Она поднялась и направилась вместе с несколькими роботами к медицинскому уровню. Это происходило с ней уже несколько лет. Раз в месяц несколько дней болел низ живота, и шла кровь. Кира никому об этом не говорила. - Все в порядке, у тебя менструация, – произ-

несла Аврора, когда обследование было завершено. Кира одевалась, сидя на кушетке. - Менстру… что? – переспросила она. - Первая стадия менструального цикла, – пояснила Аврора. – Это нормальное явление в организме взрослой женщины. Сколько тебе лет? - Пятнадцать, – произнесла Кира. - Тогда все понятно. У тебя начался период полового созревания. Это значит, что ты становишься взрослой женщиной. - В смысле? Аврора включила экраны, чтобы продемонстрировать наглядно. - В возрасте от тринадцати до семнадцати лет женский организм начинает изменяться, чтобы иметь возможность рожать детей. На экране появилась обнаженная модель девушки. - У девушки начинает расти грудь, - грудь виртуальной девушки начала увеличиваться. Кира невольно прикоснулась к своей, еще небольшой, груди. Она помнила, что грудь Сары, женщины, что заменила ей мать, была довольно большой. - Значит, она станет больше, - прошептала Кира. Она знала, что мужчинам почему-то нравится большая грудь. Также Кира знала, что с помощью груди матери кормят младенцев. - Увеличивается объем тазовых костей. Начинаются менструальные циклы. Во время менструальных циклов созревшая яйцеклетка высвобождается для зачатия.

- Зачатия? – спросила Кира. - Да, - ответила Аврора, - в процессе зачатия принимают участие двое: женщина и мужчина. Рядом с моделью «повзрослевшей» девушки появилась модель мужчины. Так же обнаженного. - Мужчина, используя свой половой орган, впрыскивает сперму в половой орган женщины. Сперматозоиды, содержащиеся в сперме, соединяются с яйцеклеткой, образуя новый организм, который начинает развиваться в матке матери. На экране виртуальные мужчина и женщина занимались любовью. Это немного поразило Киру, которая и представления не имела о сексе. Нет, она видела, как женщины ходят беременные, рожают и выкармливают детей. Она даже интересовалась об этом у Сары, но та с улыбкой отвечала, что когда настанет время, Господь дарует женщине счастье, и в её животе зарождается жизнь. На вопрос, а дарует ли Господь счастье мужчинам, Сара ответила, что да, но для мужчины счастье в защите и уходе за женщиной и их будущим ребенком. То, что у мужчины более важная роль в создании детей, Кира не знала. Примитивная модель сношения, изображенная на экране, сильно впечатлила Киру. Её сердце стало чаще биться, на лбу выступил пот. - Что со мной? – спросила она. К ней немедленно подъехал медицинский робот и провел сканирование организма, после

чего вернулся на свое место, не предприняв ничего. - Аврора, что со мной?! – испуганно закричала Кира. - С тобой все в порядке, – произнесла Аврора. – Ты испытываешь сексуальное возбуждение. Видимо, это вызвано наблюдением за моей моделью. Приношу свои извинения, – Аврора отключила экран. Что значит «сексуальное возбуждение»? – спросила Кира, уставившись туда, где минуту назад было изображение. - В обычном состоянии человеческий организм не способен к продолжению рода. Для этого людям следует войти в специальное состояние. У мужчин это обусловливается эрекцией – увеличением и затвердением полового органа путем нагнетания в него крови. На экране снова появилась модель мужчины. Кира заворожено следила за его половым органом, который увеличивался. - У женщин это обусловлено расширением влагалища, женского полового органа, и выделением секреции для обеспечения естественной смазки… Дальше Кира уже не слушала Аврору, она заворожено следила за виртуальной любовью на экране, ощущая нарастающее приятное чувство внизу живота. Ей почему-то захотелось оказаться на месте этой виртуальной девушки. - … так как во время секса люди испытывают физическое и моральное удовольствие, он давно стал частью человеческой культуры, – голос Авроры

вернул Киру к действительности. – Секс перешел из простой физиологической процедуры в разряд искусства, а для некоторых людей даже в разряд культа. Получение удовольствия – вбольшинстве сл учаев именно этим руководствовались люди, занимаясь сексом. Появились люди, в основном женщины, которые занимались сексом за деньги, – на экране появилось изображение проституток. – Изображение сцен секса использовалось при создании фресок, посуды с давних времен. С появлением кинематографа, порно, а именно так называли изображение секса в искусстве, получило новый виток развития, – теперь на экране мелькали кадры из порнофильмов. - Она берет его в рот? – удивлялась Кира, наблюдая за сценой орального секса. - Да, - произнесла Аврора. – Кроме традиционного, вагинального секса, появился анальный и оральный секс. Где в качестве средства получения удовольствия использовались анальное отверстие одного из партнеров, возможно даже и мужчины, либо ротовая полость. - О господи, - изумилась Кира, на экране как раз появилась сцена группового секса. - Да, по числу участников секс сильно разнится. Также не редок секс однополых партнеров. Вид мужчин, занимающихся сексом в сугубо мужской компании, вызвал у Киры отвращение. - Фу, гадость! скривилась она. – Пидарасы

135

какие-то. - Вообще-то гомосексуалисты, – пояснила Аврора. – Пидарасами их называют в ругательной, оскорбительной форме. - Так вот кто такие пидарасы?! – воскликнула Кира, указывая на экран. - Да, ты уже слышала о них? – спросила Аврора. - Ну, как… - замялась Кира. – Кристофер так часто называл охотников.

думчиво произнесла Кира, наблюдая за происходящим на экране. - Также люди создали целый трактат о любви, в котором большая часть уделена сексу – КамаСутру, – продолжила Аврора. – Кроме секса с партнерами, возможен секс без него, так называемая мастурбация… Автор: Маяков

Александр

Предоставление услуг фотографа – вот, что упустила Ева. Она подумала, что если закажет фотосессию у Генриха, то все решится максимально продуктивно для нее. Единственная проблема – цена оказываемой услуги в 400 фунтов стерлингов. Генрих был не из дешевых фотографов, и Ева уяснила это еще до уточнения расценок. У нее не было таких денег, но ее это не беспокоило. Ею правило тщеславие и стремление, не смотря ни на что, но уж никак не скупость. Ей не терпелось поиметь дело с Генрихом. Ведь теперь она была его клиентом, заказав фотосессию лично для себя. Теперь ей оставалось ждать две недели, которые давили ее своей монотонностью ожиданий словно десятилетия. Астрид не было, денег тоже. Ева жила в наде-

136

Сара вечно его одергивала, говоря, что при детях ругаться нельзя. Я спрашивала его, кто это такие, но он говорил, что мне еще рано знать, а когда вырасту, все сама пойму. Видимо, я уже выросла. - Процесс физиологического и психологического взросления у каждого человека индивидуален. Но да, тебя уже можно считать взрослой. - Наверное… - за-

жде и пустоте. Она пыталась хранить каждую копейку и заработать денег там, где можно было это сделать. Это были мелкие дела, как помочь комулибо из соседей, или выгулять чью-то собаку. Но все это стало вгонять ее в очередную депрессию. С каждым днем в ее сердце образовывалась все большая дыра от тянувшихся ожиданий и призрачного будущего, о котором она лишь мечтала, но не дотягивалась до него рукой. Она знала, счастье рядом. Буквально за стеной. Но эту стену нужно еще проломить. И когда молот для этой стены заявил о своем приезде, Ева сразу же подскочила с места в безумной радости и нетерпении. Генрих уже в Лондоне, и Ева не находила себе места. Оставалось лишь встретиться с ним. Место встречи – все тоже имение Генриха, его двухэтажный

дом, где он принял Еву с теплыми объятиями и все той же невероятно обаятельной улыбкой. Ева снова чувствовала свою слабость перед этим милым лицом. Она снова расплывалась и не чувствовала границ своего разума. Но когда она видела лицо Сары со скрещенными руками, подпиравшую стену, она сразу же концентрировалась. И концентрация эта была довольной и нахальной. Она чувствовала свою силу перед ней в этот момент. И никакие взгляды, никакие фразы, а уж тем более недавние инциденты не могли сразить ее. Сегодня она была павлином, которая ранит, а не которую ранят. Этакая грамотная месть от Евы Адамс. Улыбка не спадала с ее уст. Генрих показывал Саре, чтобы она ушла, и таким образом не мешала работать им с Евой. Осо-

бенно важно это было для Генриха, который любил работать сосредоточенно. Сара была в яром изумлении от сложившихся обстоятельств. В этот момент ее любимый уделял внимание другой, которая просто сияла от счастливого злорадства в этот момент. И когда Генрих и Ева, наконец-то, остались наедине, Генрих спросил: - Почему ты решила провести фотосессию у меня дома? Ведь ты могла приехать ко мне в офис. У нас есть павильон, – крутя один из фотоаппаратов у себя в руках. Ева пожала плечами и лишь улыбнулась в ответ. Генрих продолжил: - Эх! Зная Сару, я скажу тебе, что фотосессия будет весьма проблематичной. Она не даст нам нормально работать. Однажды я имел дело с одной моделью у себя дома, так она влезала в каждый момент, а однажды даже нагрубила моей клиентке. Такая ревнивая! - Я заметила, – кивая головой, сказала Ева. - Ты, кстати, молодец, что позвонила мне в Париж! Тебе фотографии, мне два выходных в собственном доме. Для руководства у меня командировка. А ты добиваешься своего, причем бесплатно, – признательно говорил Генрих. - То есть? - То есть, ты – молодец! Ты назначила фотосессию у меня дома! Что может быть лучше? Для меня это удовольствие! И за это ты получишь свои

снимки бесплатно! Ты даже не представляешь себе, как для меня проблематично видеть Сару, появляться в этом доме хотя бы раз в сезон. Ты мне дала такую возможность. Ты очень смышленая, Ева! И я уверен, что тебя ждет большое будущее! Посему, я хочу принять в этом непосредственное участие. К черту глянцы. Они мне замусолили глаза. Я хочу чего-то естественного, более простого и не испорченного. Как ты, Ева. Тебя еще лепить и лепить. И в этом твоя прелесть. Я буду отдыхать, работая с тобой. Ева была приятно удивлена. Ее согревали слова Генриха. Впечатление о нем все усиливалось и вдохновляло ее. Она смотрела на этого юного, обаятельного, талантливого, позитивного во всем, красавца, и словно подпитывалась им. «Нет! Это не любовь! Но он невероятен!» думала Ева, пытаясь держать в голове свою идею асексуальности. Она пыталась чтото думать, но когда говорил Генрих, то даже ее собственные мысли не слушались ее, концентрируясь на юном фотографе. Сквозь пробку в своих мыслях, Ева стала слышать: - Какой ты себя представляешь? Каким должен быть твой образ в данной фотосессии? – чуть ли не пятый раз говорил Генрих. - Не знаю, – сказала Ева, включившись. - Мне кажется, что

это должен быть минималистичный реализм, приземленный, со всеми бытовыми проблемами и характерами. У тебя невероятные глаза. Очень большие и красивые. Твой взгляд очень глубокий и он способен передать весь замысел картины, – внимательно рассматривая Еву, говорил Генрих. - Ничего лишнего. Один лишь быт и образ в нем. Твое лицо и так обо всем расскажет. - Тебе виднее, – говорила Ева. - Кстати, какие твои параметры, если не секрет? - Я даже не знаю! - Ну-у… как же так? Модель всегда должна знать свои физические данные! – шутливо говорил Генрих. Ева засмущалась. Ей было стыдно. Пусть она была лишь в самом начале модельного пути, но даже это не оправдывало ее в данном контексте. Генрих продолжил: - Рост хотя бы знаешь? - Около 175 сантиметров, – неуверенно сказала Ева, добавив. - Наверное. - Эх! – усмехнулся Генрих. - В общем, я должен снять с тебя все параметры! – и достал из своей сумки измерительную ленту. Сара в этот момент подглядывала. И она видела, как Генрих стал прикладывать к груди и к бедрам Евы свои руки. Она не смогла сдержаться в этот момент. И она ворвалась в комнату, пытаясь как-то

137

помешать. Но Генрих снова дал понять Саре, что ей здесь не место. И Саре ничего не оставалось, как покинуть их. Она была в гневе и озлобленной на Еву. Она была готова растерзать ее. Но Генрих был рядом. Что еще больше бесило Сару. - Не обращай внимания, Ева! – спокойным тоном говорил Генрих, измеряя Еву. - Ничего страшного, – сказала Ева. - Хм-м… - Что? - У тебя отличные параметры! - Правда? - Да! 86-63-86 – это очень не плохо! Очень не плохо по нынешним трендам! – вдохновлено говорил Генрих. Ева не могла таить улыбки. Она чувствовала себя в этот момент некой дурочкой, которая не знала собственной красоты. Ее все больше распирало самодовольство. Ее представления о красоте все больше обогащались. Не зная до этого ничего, она благодаря добродушному Генриху проходила в данный момент чуть ли не просвещение и посвящение. Как же ей повезло с наставником! Она осознала, что знает слишком мало. Нужно пользоваться моментом и получать бесценный опыт на ходу. - Я хочу узнать твой рост! – сказал Генрих и притулил Еву к стенке. Разувайся! – сказал он. Ева сняла свои черные туфли с небольшим

138

каблуком и прислонилась к стенке. Генрих, начиная снизу, стал подниматься вверх по измерительной ленте, сопровождая взглядом каждый сантиметр. Дойдя до головы Евы, он установил ее макушку и зафиксировал показатель: - 177 сантиметров. Отличный рост! Ева была рада слышать довольный голос Генриха. - Я думаю, у меня уже вырисовывается некая картина в голове, – вдохновлено говорил Генрих, начиная устанавливать фото и светооборудование. - Ты, пока, присядь на диван. Подготовься морально, настройся. Я через две минуты буду готов, – добавил он. Ева присела на диван и стала следить за каждым движением Генриха, пытаясь уловить каждую мелочь. Ее восхищало это. Ее притягивал процесс и Генрих. Как он владеет своим делом. Какой он великолепный. Казалось, он все сделает за всех. Ева подумала, что следует расспросить Генриха о всяком. Узнать чтонибудь о моде, о работе моделью. И закинув ногу на ногу, она обратилась к нему: - Сложно ли быть моделью, Генрих? - Я не модель, поэтому не могу ответить на этот вопрос в нужном качестве и полноте ответа, – не отрываясь от своего дела, говорил Генрих. - Но могу сказать тебе со сто-

процентной уверенностью, что это адский труд. - Почему? - Эта работа требует намного большего, чем кажется на первый взгляд. Модель – это, по сути, продукт. Она должна соответствовать потребителю. А это не так уж и легко. Многие ломаются, толком не начав. В некой степени, модель – это сверхчеловек. Она должна вызывать эмоцию «Вау!», и ничего лишнего. В ней не должно быть истинных женских чувств, иначе она проиграет в подиумной войне тиранов. Изнурительные диеты, спорт, бессонницы; фотосессии, стрессы; повышенное внимание со стороны прессы, телевидения, обычных людей, которое подавляет чувство собственного права на личную жизнь; извечная публичность, заученные фразы. Все те, кто становится этим сверхчеловеком, те становятся моделями с мировым именем. Это очень выматывает, поверь. Фотографам в этом плане легче. Ева зависла от сих слов Генриха. Она вдруг о чем-то задумалась, не ведая сама. Генрих, глянув на нее, сказал: - Эй-эй! Ты что, уже испугалась? - А? Нет! С чего ты взял? Просто, задумалась, – улыбнулась она. - Не бойся испытаний! Сначала все кажется сложным. На самом деле, не все так страшно, – успокаивал ее Генрих.

- Я не боюсь! – еще раз сказала Ева с выразительностью. - Вот и хорошо! Главное – знать, чего ты хочешь! – сказал Генрих, после чего добавил. - Ну что? Я готов! А ты? Пришло время фотосессии. У Евы пробежал холодок по коже. Неужели это оно и есть? Неужели фотосессия с Генрихом? Она дождалась этого. И благо, Генрих умел отлично поддержать и направить, и Ева ему доверяла. C каждым последующим снимком Ева все больше раскрепощалась и становилась частью всего замысла. Она становилась одним целым с процессом, которым все больше наслаждалась. Генрих направил свет и выбрал отличный фон для Евы. Ее черный обтягивающий гольф удачно вписывался в общий контраст минимализма. Ева была естественной и неземной одновременно. Генриху нравилось то, что он видит в объективе и тем самым заводил Еву еще больше. Они оба влились в процесс настолько, что вырвать их из этого мира уже не было реальным. - Вся сила во взгляде, Ева! Дай мне взгляд! Сделай его выразительнее! Да, вот так! Съедай меня глазами! Теперь повернись! Наклони голову! Да, именно! Ты будто знаешь, чего я хочу! Больше холода во внешности! Все пламя в твоем взгляде, Ева! Помни! Твои черные

глаза потрясающи для этих снимков! Выгни спину! Я хочу увидеть грудь! У тебя отличный силуэт! Изогнись еще! – увлеченно говорил Генрих, не переставая. Ева все больше чувствовала себя удовлетворенной. Она была как рыба в воде. Ей хотелось слушать Генриха и делать это настолько долго, насколько возможно. Без слов. Она понимала все, будто была в этом деле с пеленок. И Генриха удивляло это. Буквально через несколько минут Ева могла спокойно позировать без его руководств. Это было чем-то врожденным. Буквально через десять минут Ева с Генрихом настолько слились в процессе, что они уже даже мыслили одинаково. Но никоим образом никто из них не намекал на ню. Для обоих это казалось лишним в их концепции нынешнего дня. - И тебе не надоедает каждый день вот так фотографировать, объяснять все всяким юным девицам? – пробился голос у Евы, будучи вовсе раскрепощенной. - Это моя работа, – продолжая фотографировать говорил Генрих. Они переговаривались некоторыми фразами время от времени, чувствуя друг друга совершенно непринужденно. Генрих стал фотографировать Еву с различными бытовыми предметами, усиливая таким образом эффект бытового минимализма.

Он делал из нее сонную девушку на кровати, чужую хозяйку на кухне. Любая идея серого бытия ложилась на пленку фотоаппарата. Это не было каноном. Каждый снимок казался оригинальным. И завораживающая внешность Евы, ее невероятно фотогеничное лицо лишь украшали всякий замысел гениального фотографа. Это был эстетичный диссонанс. Это был нонконформизм. И Ева с Генрихом оказались похожими в этой тропе искусства. Они были довольны фотосессией, и оба получили лишь наслаждение от нее. После того, как все закончилось, Генрих сказал Еве: - Я выберу самые удачные из фотографий и оставлю завтра на столе, – показывая на журнальный стол, который стоял в зале, где они сидели. - Ты лишь скажешь Саре, что пришла за фотографиями. Последнее предложение вовсе не порадовало Еву. Она даже слышать не желала о Саре, не говоря уже о том, чтобы просить у нее свои фотографии. Для нее это было исключено. - А может быть, как -нибудь по-другому? – сказала Ева, как можно тактичнее. - Прости, но подругому никак! Я улетаю в Париж самым утром, и у меня не будет времени, чтобы встретиться с тобою лично. А что тебя смущает? Ты не можешь? - Нет, могу. Но Са-

139

ра… - Ах, Сара!.. – засмеялся Генрих. - Не бойся ты ее!.. - Она меня ненавидит. Генрих наклонился вперед, поближе к Еве, и тихим голосом сказал: - Она всех ненавидит. Я-то ее не фотографирую. - А почему? - Я же говорил, быть моделью – это адский труд! Разве я пожелаю такого своей любимой девушке!? Еве стало все понятно. Жаль, что пришла пора ей прощаться с Генрихом. В этот момент ее накатила грусть. Она давно не встречала таких вдохновляющих ее людей. Теперь ей приходилось думать лишь о том, как она завтра придет сюда же забирать фотографии у этой стервы. И единственное, что не досаждало ей в данной ситуации, так это мысли о будущем. И, попрощавшись с Генрихом, для Евы настала пора действий. 400 фунтов остались в кармане, завтра у нее будут фотографии, которые наверняка понравятся любому работодателю. Она чувствовала себя на старте. Это был успешный старт, поливающий Еву сладким удовлетворением. Она шла по улице, как никогда, полна оптимизма, уверенная в завтрашнем дне. Постучав в дверь дома Генриха, Ева не могла дождаться своих фотографий и раздраженного лица Сары. Она была готова к сарказму и иронии в

140

их общении. Когда Сара открыла дверь, она тут же скрестила руки и ноги. Ева смотрела на нее высокомерно с довольными глазами. Сара, чавкая жвачкой, сказала важным тоном: - Что надо? - Генрих оставил мне мои фотографии и сказал, чтобы ты их мне передала сегодня, – ответила Ева, пока что без пафоса. - Какие фотографии? – спросила Сара. - Мои фотографии! Не твои же! – сказала Ева с намеком. Но Сара выглядела невозмутимой. Она лишь удивилась в ответ и сказала: - Не видела таких. Еву начало откровенно бесить данная беседа. Поведение Сары понемногу выводило ее из себя. - Слушай сюда, дрянь! Генрих оставил мне мои фотографии, и я пришла за ними! - Ах, подожди! – наигранно сказала Сара, пригубив свои изящные пальчики. - Кажется, я начинаю вспоминать. Да, точно! Я видела нечто похожее на то, о чем ты мне говоришь. Это были такие порванные кусочки в моей урне. - Что? Отойди! Ева не выдержала и ворвалась в эмоциях внутрь дома, оттолкнув Сару. Фотографии, которые много значили для Евы, нигде не лежали. Порыскав по комнатам, Ева так и не обнаружила их.

- Нашла? – спросила Сара. Ева повернулась к ней и сказала: - Что ты с ними сделала, сука? - Сука? Это кто еще сука? Это ты вчера весь день терлась об моего парня! – с пробуждением эмоций начала гласить Сара. - Я, между прочим, фотографировалась! У тебя то этого не было! Верно? Эти слова сильно задели Сару. Ее глаза стали бешенными, словно у черта. Казалось, еще слово и она накинется на Еву, в попытках вырвать ее волосы. - Заткнись! Ты не знаешь всего этого! - Знаю, дрянь! И тебе завидно, что он фотографировал меня! - Ах ты, сука! – крикнула Сара, не в силах сдерживать свой гнев, накинувшись на Еву. Словно сорвавшись с цепи, Сара напала на Еву, сбив ее с ног на пол. Оказавшись сверху нее, она стала бить Еву по голове, дергать за волосы, царапать. Первые полминуты Ева практически бездействовала, закрывая лицо своими ладонями. При всей своей ненависти к Саре, Ева чувствовала, как что-то сдерживает ее руки. Словно она не могла опуститься до физической расправы. Словно это не ее методы. Но ситуация требовала резких применений какихлибо действий, иначе Сара порвет ее в клочья. Ева все больше ощущала на себе

боль. И это стало фактором, повлиявшим на ее дальнейшие действия. Ей пришлось как-то защищаться. И собрав всю свою силу в кулак, Ева схватила Сару за руку и своей второй рукой зарядила ей прямым ударом прямо в нос. Сара тут же рухнула, опрокинувшись назад, и схватившись за свою окровавленную физиономию. Ева, вставая с пола, вся растрепанная и поцарапанная, глянула на нее и посчитала, что этой белокурой стерве должно будет мало. Она хотела выплеснуть на ней все, что имелось. Будто мужская половина заговорила в ней сейчас. Она схватила Сару за воротник и еще раз ударила ее кулаком по лицу так, что Ева сама ощутила боль на костяшках своей руки. Но ей нравилась жестокость. Она добавила еще несколько раз ногой по ребрам Сары. Та плакала и корчилась от боли, пытаясь показать всем своим мучительным видом, что с нее хватит. Но Еву не интересовали желания Сары. Она доминировала, и ей не хотелось это прекращать. Впервые Ева чувствовала себя физически сильнее кого-либо, и ей было приятно использовать данное преимущество на Саре. - Теперь ты не такая крутая! – сказала Ева, еще раз огрев ногой по ребрам Сары. - Хватит! – мучительно сказала Сара, еле выговаривая сквозь свою

боль. - Что? Хватит? – сказала Ева, взяв Сару за волосы, а затем жестоко бросив в пол. - Хватит! – снова выстрадала Сара. - Значит поговорим. Да? – сказала Ева, усевшись сверху Сары, которая с согласием кивала ей. - Где мои фотографии? – сказала она, взяв Сару за воротник. Сара выдерживала паузу, видимо пытаясь перевести дыхание и боль. Ева с нетерпением смотрела на нее. Та, снова набравшись своей любимой дерзости, сказала сквозь красные от крови зубы: - Я же сказала тебе, в урне! – и попыталась плюнуть в Еву своей кровью, но ее губы были так разбиты, что сделать это оказалось проблемой. - Ах ты, дрянь! – сказала Ева, ошпарив своей ладонью лицо Сары. Капли крови брызнули изо рта Сары на паркет. «Ты не Билл Уолкотт! С тобой можно бороться!» - думала Ева - «А толку? Фотографий нет. Стерва победила. Хоть и сделала это подлым способом» - все больше смиряясь с действительностью. Ева, приняв абсолютно спокойный вид, встала с Сары с чувством обреченности внутри. Она не могла изменить ход событий. И от порыва эмоций она не приблизилась к собственному идеалу, что тоже грузило ее мысли сейчас. «Это не мое! Я не

могу пасть так низко!» подумала Ева, пытаясь все переосмыслить. Она направилась к выходу, дабы покинуть этот дом. Без лишних слов. Молча. «Все кончено», - думала она. Но смех за ее спиной заставил остепенить свои мысли. Даже сквозь боль Сара находила в себе силы злорадно смеяться над Евой. Та остановилась, не в силах понять. Как можно смеяться, когда тебя чуть не смешали с дерьмом? Как можно терпеть такую боль? «Она сумасшедшая!» - думала Ева, повернув свой взор на Сару и увидев ее попытки встать с кровавого пола. С разбитым лицом, ползая на коленях, Сара пыталась донести свой монолог: - Тебе никогда не стать моделью! – после чего она засмеялась смехом ненормального. Еве стало не по себе в этот момент. Она смотрела на Сару и удивлялась ей. И в тот же момент ей было жалко эту истеричку. Она до сих пор питала к ней невероятную ненависть и злобу за совершенный ею подлый поступок. Но она пыталась отстраниться от всего этого. Нет ничего хуже, чем подобать методам своего врага. И еле раздвинув свои губы, Ева сказала сдержанным голосом: - Посмотрим, – и ушла. Автор: Морган

Роттен

141

" Светофор осветил наступающие сумерки зеленым цветом, и Аслан нажав на педаль газа, повернул руль вправо и выехал на широкую дорогу, которая вела прямо к зданию бывшей резиденции Президента. Некогда величественное и монументальное здание, которое казалось навеки будет символом страны сегодня выглядело совсем по другому. Белоснежный когда-то мрамор потускнел и стал отдавать желтизной, голубой купол стал сероватым, общий облик строения был неуловимо похож на уставшую птицу, присевшую на большой камень, чтобы перевести дух после длительного перелета. Казалось, что эта птица низко опустила голову и печально смотрит вниз. Было время, когда она легко, без усилий одолевала и гораздо большее расстояние, а сегодня… Время неумолимо, все течет, все меняется, старение неизбежно как ночь, смерть неотвратима как приходящая вместе с ней темнота. Старенький « Мерседес – 800» приятно шурша шинами, заторопился мимо небольших хвойных кустарников, растянувшихся вдоль дороги. Неоновым светом

142

заливали окрестности бывшего президентского парка горбатые фонари. Вдруг Аслан резко нажал на тормоз. Взвизгнув, как будто от неожиданности, заскользившими по новейшему синтетическому покрытию дороги колесами, машина замерла. Трое били одного. Лежащий на земле парень, пытался вскочить на ноги, но двое, расположившись рядом с ним, тут же сбивали его с ног, то ударами ног, то просто пихая руками. Третий же, высокий, широкоплечий парень, с длинными черными волосами нависал над поверженным противником и что-то кричал тому, яростно при этом размахивая мощными руками. - Стоп, ребята! Что это вы, втроем-то на одного? Неправильно так, подбежал к дерущимся Аслан - А ты, кто такой? Езжай своей дорогой, не встревай! – высокий ответил спокойным и уверенным тоном человека, нисколько не сомневающегося в своей правоте. - Отпустите его! – Аслан подошел к лежащему на земле парню и протянул ему руку. Однако тот трусливо взглянув на стоящего с гнусной ух-

мылкой длинноволосого, ответил: - Не впрягайся, братан, мы сами раскидаем, это наши дела! - Да ты что? Тебя же бьют втроем, давай, вставай, и пошли отсюда! - Иди сюда, храбрец! Видишь, твоей помощи не требуется, - высокий стоял, горделиво закинув голову и чуть прищурив глаза с усмешкой смотрел на Аслана. Подойдя к нему вплотную, Аслан сказал: -Да, я – храбрец. А вот вы кто? Коль втроем нападаете на одного? - Я –«Кэмпо» ! – ответил тот, и вдруг расхохотался дерзким, гортанным смехом. - Кто ….? - начал, было, Аслан, но вдруг, оппонент резко ударил его кулаком прямо в челюсть. Удар был сильный и точный. Все вокруг померкло, сознание на секунду покинуло Аслана. Попятившись назад, он больно ударился спиной об бетонную стойку фонаря. Этот удар и тупая боль, пронзившая все тело, вернули его в реальность. евый боковой в челюсть достался тому, кто стоял слева от него. Затем резко выпрыгнув вперед и вверх, Аслан развернул

корпус в воздухе, и правой ногой ударил еще одного парня прямо в солнечное сплетение. С этими было покончено, остался «Кэмпо». Аслан мягко приземлившись после прыжка, хотел было ринутся на него но, тот отскочил в сторону, выходя из зоны прямой атаки и принял стойку боксера-левши. Развернувшись к нему, Аслан резко рванул вперед, сокращая расстояние до необходимого для удара. Неожиданно, его соперник не стал уклоняться от атаки, а наоборот ринулся на него. Противники сошлись лицом к лицу. Обхватив друг друга руками, они стали бороться за удобный захват, который позволил бы провести бросок. Аслан почувствовав, что просто силой не одолеть своего соперника, решил применить свой любимый, еще со времен службы в десанте, «подсест» под врага но, в этот момент, что-то неимоверно тяжелое обрушилось на его голову. Он вскрикнул и упал, мгновенно потеряв сознание. - Ты не замочил его? – насторожено спросил «Кэмпо» своего товарища, который злобно скалился в неестественном неоновом освещении, держа в руках неизвестно откуда взявшийся, кусок металлической трубы. - Да пускай сдохнет, шакал, чуть челюсть

не вывернул, - прошипел тот, потирая ноющую от только что полученного удара скулу. - Вроде жив, - ответил сам себе « Кемпо», наклоняясь над обмякшим телом Аслана и прикладывая руку к его сонной артерии. - Давай, уходим, он посмотрел на своего третьего товарища, который тоже потихоньку приходил в себя, растерянно сидя на асфальте, - А где этот урод, из-за которого весь этот кипеш поднялся, - спросил « Кэмпо», оглядываясь по сторонам. - А смылся, наверное, уже давно, - проговорил его друг, закидывая в кусты окровавленную железку. *** Откуда-то сверху струился свет. Видимо, лучи его летели издалека, теряя на своем пути силу и мощь, и достигнув, наконец, земли, он стал совсем слабеньким , и никак не мог пробиться сквозь залитые кровью ресницы Аслана. - Надо встать! Надо.. Надо открыть глаза, беспокойный внутренний голос не давал ему опять уснуть. - А спал ли он? Или это было что-то другое, не сон? Наконец лучик света пробился сквозь преграду из запекшейся крови и ярко засветил прямо в зрачок. Аслан резко открыл глаза и снова за-

жмурился от яркого света неонового фонаря, под которым он лежал. *** - Не ходи один, их же много. Это безрассудство. Давай, мы будем находиться где-то рядом, подстрахуем! – коренастый, смуглый Саид взволнованно смотрел на собирающегося Аслана. - Не глупи, Аслан, не нужны здесь твои рыцарские замашки. Они ведь тебя чуть не убили! Конечно, надо их наказать, но действовать надо предельно острожно. Мы готовы! - Спасибо, Саид! Ты же знаешь, я не люблю войны, если мы пойдем все вместе, ее не избежать. Не волнуйся, все будет хорошо, - Аслан, пружинисто наклонившись, вложил в кожаные ножны, закрепленные на икрах ног, десантный нож, обнял друга, и вышел из квартиры. *** - Стой, нельзя туда! – широкоплечий, среднего роста парень в черном строгом костюме и белой рубашке, возник вдруг перед Асланом на асфальтной аллейке тенистого парка, ведущей прямо к бывшей резиденции президента, где нынче размещалось какой-то университет. - Почему, это нельзя? – удивленно спросил Аслан, остановившись в полушаге от него. - Там отдыхают охраняемые лица, - ответил

143

крепыш, с каменным выражением лица. - Ну и пускай отдыхают, мне нет дела до них. Здесь по-моему теперь просто общественный парк, или я ошибаюсь? - Не дерзи парень, мы на службе. Ты прав, парк общественный, ты можешь пройти немного в сторону, а здесь нельзя. Давай проходи! – вступил в разговор второй охранник, постарше, тоже одетый в строгий черный костюм. - Я ищу своего друга, и думаю, он где-то здесь, - настойчиво продолжил Аслан. - Нельзя! – коротко ответил старший и добавил: - Иди, друг! Не наживай себе неприятностей. Аслан стоял, не зная, что и предпринять. Он уже обошел весь сквер. Те, кого он искал, могли быть только здесь, в районе фонтана, где расположились удобные беседки. - Я ищу «Кэмпо», может быть он здесь? – вдруг, неожиданно для себя, спросил он. - « Кэмпо» ? – переспросил младший и вопросительно взглянул на своего коллегу. - Он здесь, - проговорил тот, и пристально смотря на Аслана, спросил: - А ты кто ему? - Я же сказал, друг! - Что-то я раньше

144

тебя не видел? - Я долго был в отъезде! - Ну ладно, если друг, тогда мы у него сейчас спросим, - сказал старший и, вынув из-за пояса маленькую, блестевшую никелем рацию, вопросительно посмотрел на Аслана. - Как тебя зовут? Аслан на минуту задумался и ответил: - Скажи ему, что Аслан ищет его. *** Он удивленно смотрел на Аслана. - Ты? Чего тебе нужно? Мало что ли было тебе в прошлый раз? Хочешь повторить? – говорил он нагло и надменно, обнимая одной рукой, хрупкую, длинноволосую девчонку, с огромными, как у верблюжонка, иссиня черными глазами. Другой рукой он элегантно и жеманно, забросил назад, свисающие на лицо, длинные пряди волос. - «Кэмпо! Кто это? Что ему надо от тебя? – верблюжонок заговорил человеческим голосом. - Не волнуйся, солнышко! Это мой старый друг! Он просто соскучился по мне, видишь, как он смотрит на меня, с любовью! - Я тебе не друг! И пришел я сюда, чтобы наказать тебя, подлеца и труса, - громко, подчеркивая каждое слово, произнес Аслан. - Как вы можете так говорить, кто вам по-

зволил? – девушка готова было расплакаться. - Успокойся, милая, это он так шутит, - « Кэмпо» нежно обнял свою спутницу. - Если ты мужчина, если у тебя есть понятия о чести и достоинстве, выходи на бой со мной, один на один, - Аслан не мигая смотрел прямо в глаза соперника. Наступила тишина. - «Кэмпо»! Объясни мне, наконец, что происходит? – девушка уже не могла сдержать слез. - Девушка! Мне очень жаль, что приходится расстраивать вас, я не хотел этого. Но, ваш друг должен ответить за свои поступки! – искренне и яростно выговорил Аслан, не выносивший женских слез. - Да что же произошло, что такого он мог сделать, что вы готовы, по-моему, убить его? Аслан молчал. Молчал и « Кэмпо». - Объясни мне, « Кемпо», я тебя прошу, я тебя умоляю, что ты сделал ему, в чем ты виноват? - Я ни в чем не виноват, дорогая! Просто этот урод, он сумасшедший, да сумасшедший, и его надо немедленно задержать и сдать в полицию. Чего вы стоите, хватайте его! – с этими криками, « Кэмпо» ринулся на Аслана, в порыве не обратив внимания на то, что грубо оттолкнул свою девушку. Охранники то-

же кинулись в бой. Схватка была яростной и ожесточенной. Опять трое на одного. - Нападение на караул, нападение, - закричал в рацию старший наряда и бросился на выручку своему товарищу, который кричал в исступлении от боли, в сломанном болевым приемом Аслана, локтевом суставе. - Прекратите! Прекратите! – кричала испуганная и ошарашенная девушка, истерично бегая среди дерущихся мужчин. Вскоре подоспела подмога. Пятеро дюжих охранников вступили в драку, стараясь свалить с ног Аслана. Они окружили его. - Парень, не делай глупостей! Ты сам не представляешь, куда ты влип! Прекрати сопротивление пока не поздно! – самый старший из охранников гневно смотрел на стоящего в окружении Аслана. - Попробуйте, возьмите меня, подонки! Такой толпой на одного, вы не мужчины, вы трусы! Аслан быстро наклонившись, резким движением выхватил нож. - Давай, подходи, кому жизнь не дорога! – он был страшен в ярости. Гнев от несправедливости, безысходность, отчаяние и дерзость, разрывали его нутро. - Можете убить меня, но я не сдамся! – сверкнул огненным взглядом Аслан.

- Ну теперь, когда он вооружен, вы можете его просто пристрелить, как бешеную собаку! – заорал «Кэмпо», прячась за широкую спину, стоящего рядом охранника. Старший вынул из висящей на боку кобуры пистолет и навел его на Аслана. - Стреляй! Не робей, вояка! Стреляй! Вас же всего десятеро, а я один! Так что это нормально для таких как вы, стреляй! Старший взвел пистолет и прицелился прямо в голову Аслана. - Нет! Нет! Не стреляйте! Нельзя! – тоненький голосок большеглазой девчонки разорвал темноту вечернего парка, который разросся за последние годы, вокруг старой резиденции Президента. Она стремительно подбежала к растерявшимся охранникам, растолкав их, она рванула к стоящему в оцепенении Аслану. - Куда ты? Он убьет тебя! – захрипел « Кэмпо» и тоже кинулся через строй бойцов службы охраны Президента. -Отдай нож, отдай и сдайся! Тебе ничего не будет, не бойся! – девчонка схватилась вдруг за лезвие острого клинка и рванула его на себя. Алая кровь хлынула из рассеченной ладони. Она этого не заметила, отбросив в сторону клинок, она обняла растерян-

ного Аслана и закричала в исступлении: - Скажи, что он сделал? Скажи! - Он порезал ее! Она вся в крови! Чего вы стоите! Хватайте его! – « Кэмпо» схватил теряющую сознание девчонку на руки, и побежал в сторону здания бывшей резиденции Президента. Страшные удары свалили Аслана на землю. Как его били, он уже не помнил и ничего не ощущал. *** - Нападение на дочку Президента и нанесение тяжелых повреждений сотрудникам Службы охраны Президента, прочитал из лежащей перед ним папки грузный, краснолицый следователь и покачал головой. - Влип ты серьезно и надолго, очень серьезно, серьезней не бывает. Чего это ты? С ума сошел, что ли? Хотя нет, экспертиза признала тебя вполне вменяемым. Так что и расследовать тут нечего, через пару дней, то есть 26 июля 2059 года, я отправлю дело в суд. Готовься парень! – проговорил он, делая какие-то пометки в материалах дела. Аслан отвели в камеру следственного изолятора Комитета Государственной безопасности. Это была одиночная камера. Он спокойно лег на узкую, жесткую кровать и уснул крепким сном. ***

145

- Ну скажи, пожалуйста, за что ты ему хотел отомстить? Я тебя прошу! – девушка с глазами верблюжонка сидела напротив него и смотрела своими огромными глазами. Аслан, удивленный таким визитом, долго и внимательно изучал ее и вдруг, широко и искренне улыбнувшись, сказал: - Ты похожа на верблюжонка из нашего аула, по имени « Назик» , - сказал он, любуясь дивной, чистой красотой девушки. - Что? – удивлено, воскликнула она и тоже почему-то улыбнулась, - На верблюжонка? Никто и никогда мне этого не говорил? Ты шутишь? - Нет, это, правда? – сердце Аслана застучало так, что ему показалось, что его нежданная гостья услышала гулкие его стуки. Она замешкалась, то улыбаясь, то стараясь придать своему лицу строгости, и вдруг забыла, зачем сюда пришла. То краснея, то бледнея, она не могла понять, что с нею происходит. Где-то глубоко, в самом ее сердце родилось что-то, необъяснимое, влекущее к этому странному, улыбчивому парню. Она никак не могла избавиться от оцепенения, сковывающего все ее тело. И вдруг, приятная, горячая и мягкая волна прошла через нее и она сразу почувствовала себя раскованно,

146

ей захотелось сказать этому хулигану, что –то хорошее, захотелось кричать и смеяться. Ей показалось, что она нашла что -то очень важное и нужное ей. Они замолчали и просто сидели, опустив глаза, лишь изредка поднимая их, чтобы невольно встретившись взглядами, ощутить, как накатываются жгучие волны, заставляя тревожно биться их сердца. Молчали долго и несмело, не смея нарушить эту неловкость, как будто вместе с ней могло исчезнуть и то, чего они невольно боялись уже потерять.. Наконец она, превозмогая почти физическое сопротивление своего тела, встала и сказала, смотря в небольшое окошко, затянутое решеткой из толстой арматуры: - Никогда мне не было так легко и просто, как рядом с тобой! Ты… Ты удивительный…Не как все, - она густо покраснела и отвернулась. А он просто улыбнулся ей , и сказал: - Прощай, боташа ( верблюжонок) ! Она, подойдя уже самой двери, вдруг обернулась и улыбнулась. Эта улыбкой озарила небольшое казенное помещение неистовым огнем, берущим начало из самого ее хрупкого сердца: - Нет, не прощай, до свидания, до скоро свидания, Аслан!

*** Любовь. Кто попытается объяснить ее суть, причины ее возникновения, пускай знает, что обречен на неудачу. Этого не смогли сделать все великие, жившие на этом свете и я тем более, не буду стараться сделать это. Я знаю, что это невозможно. Понять, постичь Любовь – это выше возможностей человека, она, Любовь, ее суть, подвластна только небесам. Нам же, простым смертным надо, вероятно, просто надеяться и ждать, что когда - нибудь и нас коснется великий огонь, внезапно запылавший в сердцах вчера еще незнакомых людей. *** Прошел почти год, который влюбленные провели наслаждаясь своими, порой страстными и неистовыми, порой нежными и трепещущими чувствами, окунувшись в бурные воды реки, под названием Любовь. Аслану же показалось, что минул всего - то месяц, когда состоялся между ними такой разговор. - Аслан ты знаешь…, - «боташа» замялась, как бы не решаясь сказать того, что хотела. - Ты хочешь о чемто меня спросить, милая? - ласково произнес Аслан, нежно гладя шелковистые волосы любимой. - Папа спрашивал про тебя… Говорит…., голос ее задрожал, она покраснела и прижалась к

Аслану, - Что он говорит? – спросил Аслан невозмутимо. - Ну, в общем, он спрашивает, насколько серьезны наши отношения. - И что ты ответила? - Я сказала, что не знаю…. И потом призналась ему, что люблю тебя! Аслан бережно отстранил ее от себя, чтобы взглянуть в любимые глаза и произнес: - Ты же знаешь, что ты для меня – все, и небо и луна, и воздух и мечта. Быть с тобой навек…. Я боялся говорить об этом, чтобы не напугать тебя. Много раз я хотел начать этот разговор, но всякий раз останавливал себя… Она опять уткнулась своим мокрым от слез лицом в его широкую грудь и тихонько прошептала: - Не говори ничего, давай просто помолчим, я знаю, мы будем вместе всегда, навек, иначе и быть, не может. Аслан расслабленно улыбнулся и еще крепче обнял хрупкие плечи девушки. *** Высокий, подтянутый мужчина внимательно посмотрел на Аслана сквозь чуть затемненные стекла изящной роговой оправы очков и упругой походкой подошел к нему. Долгий взгляд черных глаз заставил парня слег-

ка заволноваться, но он быстро собрался и спокойно посмотрел на своего будущего тестя. - Здравствуй! – в голосе Президента легко читались нотки недовольства. - Здравствуйте! – ответил Аслан, пожав протянутую, слегка влажную, крепкую руку, своего собеседника. - Проходи, садись, хозяин большого кабинета, устроенного в восточном стиле, с резной лепниной на стенах и потолке, прошел к низкой кожаной мебели, сел в массивное кресло и жестом пригласил гостя занять место на стоящем рядом диване. Присев на самый край, Аслан глубоко провалился в мягкое сиденье и невольно поддался вперед, чтобы не сидеть развалившийся перед человеком, который был его намного старше. Мысли о том, что перед ним Президент, руководитель страны, у него почему-то не возникало. - Сиди, как тебе удобно, - слегка улыбнулся тот. - Если можно я сяду на стул, - сказал Аслан и получив утвердительный кивок, перебрался на один из стоящих в невдалеке стульев, немного придвинув его к собеседнику. Наступила тишина. Президент смотрел прямо перед собой, на висящий на стене гобелен, с изо-

бражением какого-то старинного города, с высокими минаретами мечетей и высокими дувалами, окружающими белые дома. Аслан принялся осматривать кабинет. Возле большого окна, с тяжелыми портьерами бежевого цвета, стоял небольшой стол с резными ножками, на котором были разбросаны бумаги и стоял белый монитор компьютера. Мягкий, ворсистый, серебристый ковер занимал почти весь кабинет. - Видимо, это не основной кабинет Президента,а что-то вроде личного пространства, подумал Аслан и в этот момент, услышал голос. - Здесь я иногда работаю, когда мне надо уединиться, или принимаю самых близких людей. Нравиться? - Да, здесь красиво и уютно, - ответил Аслан. - Я понял, почему моя дочь влюбилась в тебя, - сказал Президент и, встав с кресла, прошел к окну. Аслан поколебавшись тоже встал и подошел к собеседнику. - Я про тебя все знаю, поэтому не прошу рассказать о себе. Уверен и ты про меня осведомлен не хуже. Он опять замолчал, смотря в окно. Единственное, что я тебе скажу - это напомню, она у меня одна, и других детей у меня уже не будет. Ты понимаешь?

147

Пока Аслан размышлял над своим ответом, Президент продолжил: - Скажу честно, я думаю ты отличный парень… но, ….. Как бы точнее выразиться… Понимаешь…. Я не уверен, что вы сможете понять друг друга до конца и стать единой семьей. Она …Ты … Вы совсем разные. Я считал, что ей нужен другой человек… Не такой как ты! - Простите, я не понял, - рубанул Аслан. Президент повернулся к нему и, смотря прямо в глаза, сказал: - Вот видишь. Никто бы так не ответил мне так, как ты. Любой другой обратился бы со словами типа: «Я все понял, но, ее люблю, и у нас все будет хорошо». Понимаешь, ты совсем другой человек…. Я все же попытаюсь тебе объяснить. Я был бы рад, если бы моя дочь вышла замуж за тебя… Но, я не хотел бы, чтобы ты стал зятем президента. Нет, ты не поймешь. По крайней мере, сегодня, я не смогу тебе объяснить всего. Что-то неуловимо грустное, печальное мелькнуло в глазах Президента, но это что-то быстро улетучилось, и во взгляде опять появилась твердость и решительность. - Хорошо, Аслан! Можешь идти, остальное обговорим потом. Президент крепко

148

пожал руку Аслану и стремительной походкой прошел к небольшой двери, расположенной в противоположной от главного входа стороне кабинета. Подойдя к ней, он резко обернулся и посмотрел на стоящего у окна Аслана. - Она выбрала тебя, потому, что ты похож на меня, на меня молодого, - сказал он и вышел в низкую дверь, слегка при этом нагнувшись. *** - Я так рада, что ты ему понравился, он так и сказал: «Отличный парень!», ты представляешь, он редко так говорит, - «боташа» щебетала об этом весь сегодняшний вечер, в течение которого она разрисовывала их совместное с Асланом будущее. Сразу после свадьбы, мы уедем в Швейцарию, ты будешь назначен руководителем представительства Национальной Нефтяной Компании, там мы будем два года, затем вернемся, и ты станешь главой уже всей этой фирмы. А я буду рожать тебе сыновей, я хочу, чтобы у нас было много детей и все они были похожи на тебя. Она говорила еще о многих мелочах, которые будут способствовать его стремительной карьере и их личному благополучию. Говорила она быстро и возбужденно…. Но, Аслан почти не слышал ничего, потому,

что он был сражен в самом начале этого разговора, когда его милая на его вопрос: « Когда же его родители должны приехать, чтобы сосватать невесту», получил такой ответ: - Какое сватовство, любимый! Неужели ты не понимаешь, что твои родители – простые люди из аула, не могут прийти к Президенту страны. Мы потом, как-нибудь к ним съездим сами, после свадьбы, - это она произнесла как-бы между делом, второпях, сожалея, видимо, что ее избранник, отвлек ее от рассуждений об их прекрасном будущем… - ...и затем ты сможешь, стать Премьерминистром, представляешь?! – она, наконец, замолчала и посмотрела на Аслана своими ясными глазами. Но, он ее не слышал, а слышал чуть хрипловатый голос отца и легкий вздох любимой матери, видел перед глазами свой родной, далекий аул, затерянный среди невысоких скалистых гор, видел маленькую сестренку со смешными торчащими в разные стороны косичками. Он видел, как теплым летним вечером, мать выходит из под навеса для скота и протягивает ему, ее единственному сыну, пиалу с парным молоком. Отец как всегда молчалив и сдержан. Сельский фельдшер должен быть

многосторонним врачом, таковым и была его мать, она и роды принимала и гипс при переломах накладывала, она же была невропатологом, да и к окулисту с дантистом, сельчане не торопились далеко в город, когда рядом была заботлива и внимательная, своя, родная фельдшер. Заботой отца всю жизнь был скот. - Какой казах без скота? Нельзя нам без него, - любил поговаривать он, любовно при этом посматривая на свое небогатое стадо, из нескольких лошадей и овец. Гордостью его были лошади, они были его отрадой, его увлечением и работой, его мечтой и надеждой. Он их не любил, он просто ими жил. - Ну что ты молчишь? Слышишь, Аслан! – звонкий голос любимой вывел его из оцепенения. - Что с тобой? О чем это ты задумался, или тебе не нравится такая перспектива? – залилась искренним смехом девушка. - Не нравится! – резко оборвал ее Аслан и сказал твердо, смотря прямо в ее удивленные глаза: - Мои родители приедут свататься, а прежде, мы поедем с тобой в аул и я представлю тебя им. - Что…? Ты шутишь? Какой аул? Ты в своем уме? Я же тебе сказала, после свадьбы мы

обязательно съездим к ним, познакомимся! – в голосе зазвучали новые нотки, ранее их Аслан не слышал. Мелодия голоса была похожа на возмущение и непонимание, причем звуки были взяты в самой высокой октаве. - Свадьбу будем делать мы, наша семья, где и когда, это решится после нашего визита к родителям, как скажет отец, так и будет! – Аслан говорил спокойно и уверено. - Аслан! Прости меня, но мне кажется, ты не понимаешь, о чем говоришь. Ладно, давай оставим все это и пойдем в дяде Алику, это помощник отца, ему поручено организовать все, что связанно с нашей свадьбой. - Хорошо, давай пойдем, - проговорил Аслан, пытаясь вернуть себя в то состояние, которое он покинул в течении этого неприятного разговора. *** Маленький, полный, с красными щеками, которые казалось, не помещаясь на широком лице, переливались на шею или вернее будет сказать на то место, где она должна была быть. Он быстро вышел из-за огромного, темного дерева стола и, подскочив к Аслану, крепко сжал его руку, поцеловал в щеку его спутницу и сразу же приступил к делу. - Значит так, сначала по свадьбе, вот здесь все расписано, - он взял

со стола несколько листов бумаги и бросил их на стоящий рядом журнальный столик, жестом пригласив своих гостей сесть в кресла, стоящие вокруг него. - Так….Это списки гостей, это тосты, это приглашенные артисты, Джон Сплиттер, тоже будет, специально для тебя, - сказал он передовая бумаги Аслану и задорно при этом, подмигнув, дочери Президента. Он долго и подробно описывал все подробности предстоящего мероприятия, когда его прервал Аслан: - Простите, но в списке гостей нет, даже моих родителей, не говоря о других близких мне людях. - Да….?, - неловко засопел толстяк, и растерянно смотря куда-то вдаль, сказал: - А разве..? Мне сказали… В общем, список гостей составлял не я … А у вас.., у тебя есть родители? - Да, есть и папа и мама, и сестренка родная тоже есть, между прочим. - А разве вы не знаете, что по нашим обычаям, надо сначала сосватать невесту и потом уже обсуждать детали свадьбы…, - Аслан не договорил, пронзительный крик прервал его: - Это по вашим обычаям так полагается, а по нашим этого не надо. Подумай сам, как твои родители могут прийти к

149

нам? Как? – невеста была близка к истерике. - Я говорю об обычаях нашего народа. А ты о чем говоришь? Разве у нас разные традиции или мы принадлежим разным народам? –Аслан говорил спокойно, но твердо. - Да ты просто заклинил на каких-то условностях. Зачем тебе все это, когда впереди у тебя открылись такие возможности? Подумай сам, кто ты сейчас и кем можешь стать завтра….. Аслан прервал ее: - И главное – почему мои родители не могут прийти и сосватать тебя? Что произойдет? Я хорошо понимаю, что есть разница в уровнях жизни наших родителей, они стоят на разных социальных ступенях, но…, они же собираются породниться! - Не надо тупить, зачем ты уперся, не нужно ничего выдумывать… Родители, родители. Я же сказала, что поедем к ним потом. Неужели не понятно, - это была уже не «боташа». Аслан внимательно посмотрел на свою разгневанную невесту, на растерянного толстяка – помощника Президента и вышел из кабинета. Его никто не окликнул и не бросился догонять. *** Прошло три месяца. Аслан занимался своими делами, стараясь забыть свою так внезапно вспыхнувшую и также внезапно прерванную любовь. Все это время он за-

150

ставлял себя не искать встреч с любимой, давалось это ему нелегко. Глубоко в сердце проникла кроткая нежность и искренний взгляд, но цинизм и высокомерие, проявленные «боташей» при последнем разговоре, сделали свое дело. Восторженность и обожание постепенно уступали место более трезвому и объективному подходу к оценке происходящего. Аслан прекрасно понимал, что огромная пропасть пролегает между ними, преодолеть которую было нелегко, хотя они оба старались об этом не говорить, но подспудно они понимали, что не все так просто в их отношениях. С каждым днем он все меньше и меньше думал о произошедшем, убеждая себя, что все уже в прошлом, и надо двигаться дальше, жизнь на этом не остановилась. *** Полицейская машина резко подрезав автомобиль Аслана, взвизгнула тормозами и остановилась, четверо дюжых парней в черной униформе, быстро окружили старенький «Мерседес», держа в вытянутых руках серебристые пистолеты, направленные прямо в сидящего за рулем удивленного Аслана. - Выходи! Руки на затылок! Живо! – заорал гортанным голосом один из них. Аслан открыл дверь и вышел из маши-

ны, держа руки за головой. - Что случилось? – попытался бы спросить он, но один из полицейских, грубо толкнул его на капот и закричал: - Молчать, не разговаривать! Тем временем другой открыл крышку багажника, затем грубо подтащив к нему Аслана, завопил: - Что это? Это твой баул? Аслан удивленно смотрел на лежащий в багажнике мешок из белой плотной материи, не веря своим глазам. - Откуда взялся здесь этот груз? Конечно, все понятно, подкинули сами и теперь разыгрывают весь этот спектакль. Интересно, что там? Труп или ворованные вещи? – подумал парень, взвешивая свои небогатые шансы на то, чтобы как-то выкрутиться из этой ситуации. Один из полицейских вынул из ножен острый кинжал и вскрыл мешок. Белый порошок… - Наркотики. Стало быть, они подкинули наркотики и теперь ему не отвертеться. Влип. Но, почему, кому он перебежал дорогу? За что? – мелькнуло в голове у Аслана. - Бежать! Выход только один, бежать, скрыться и затем попытаться как-то в этом разобраться …., - подумал он, но не успел закончить мысль.

Тяжелый удар резиновой дубинкой со свинцовой вставкой, свалил его наземь. Сознание померкло, только где-то вдали, в кромешной тишине, что-то протяжно заныло.. *** Следствие и суд прошли в рекордные сроки. Никто не слушал доводов Аслана и его адвоката, нанятого друзьями. Полицейские и служители Фемиды, просто оформляли документы, сосредоточенно подписывая протокола, акты и иные документы, которые в итоге составили достаточно увесистую папку. Встретиться с убитыми горем родителями Аслану не позволили и вскоре после наспех проведенного суда, более похожего на представление, где слова и действия каждого участника заранее известны и выученными сторонами наизусть, его отправили в далекую колонию. Объявляя приговор, судья вдруг остановился и впервые за весь процесс посмотрел на Аслана. Затем удовлетворенно крякнув, продолжил монотонное чтение, в конце которого он озвучил срок – пять лет лишения свободы. Продажные судьи – что может быть страшнее? Лишить ни в чем неповинного человека свободы, разве может быть более гнусное преступление? Преступники выносят приговор. От последнего слова Аслан отказался, какой смысл говорить

стенам, а кроме них его никто не слушал. Он лишь слегка кивнул в сторону плачущей матери и растерянно смотрящего по сторонам отца. Конвойный грубо толкнул его в спину: - Давай, вперед, наркобарон! *** Прошло два года. Аслан отбывал срок в колонии затерянной среди бесконечных сопок, посередине огромной степи. Безжизненное пространство, здесь не растет даже трава. Только красноватые и бурые камни, песок и гравий. - Встать! – закричал забежавший в барак офицер. Глаза его казалось, вот-вот выкатятся из орбит. Он нервно сдернул с головы фуражку и вытирая тыльной стороны ладони обильно струившийся пот, широким шагом, чуть раскачиваясь из стороны в сторону подошел к стоящему возле свой кровати Аслану. Придвинувшись к нему вплотную, он бешеным взглядом посмотрел ему в глаза, и дыхнул отвратительным запахом больного желудка: Пойдем, парень..Там такое творится.. Пойдем, - прохрипел он низким пропитым голосом. Они вышли во двор. То, что происходило на территории колонии поразило Аслана и он понял состояние пришедшего за ним капитана. Прямо посредине

широкой площади стоял небольшой, сверкающий черным покрытием вертолет. Туда-сюда сновали какие-то люди в строгих костюмах и белых рубашках. Руководство колонии стояло навытяжку, так вытягиваясь, что казалось, они сейчас опрокинутся назад и свалятся на черный асфальт. Они не дышали. Не видевшие в своей жизни начальника, званием выше полковника, они просто онемели, при виде такого количества генералов и министров, чьи лица они видели только по телевизору и в газетах. Капитан, заливаясь потом, подбежал к стоящему навытяжку начальнику колонии, и хотел было доложить, что заключенный доставлен, но увидев гневное лицо шефа, осекся и, засеменив кривыми ногами, встал в шеренгу сотрудников колонии. Аслан стоял посередине площади, не зная, что ему и делать. Открылась боковая дверь вертолета и наружу спустился никелированный трап с удобными сверкающими перилами. Через секунду по трапу сбежал высокий, поджарый мужчина, в сером костюме и черных очках. - Президент! – Аслан вздрогнул от неожиданности и протер глаза. - Мираж…? - Не протирай глаза, это я, - сказал Президент, походя к Аслану.

151

- Здорово? Не ожидал? - добавил он, снимая очки и внимательно смотря на заключенного. Не дожидаясь ответа, он обнял ошарашенного Аслана и потянул его в сторону вертолета. *** - Много лет назад, я, кадровый офицер, прошедший суровую школу локальных войн, возглавил демократическое движение, призывавшее к изменению в нашем обществе. Мы, тогда наивные, горячие и убежденные в своей правоте молоды патриоты были увлечены идеей демократизации нашей страны. На волне всеобщей поддержки, наше движение переросло в партию, которая набрала огромное количество голосов избирателей. Мы стали главной силой в парламенте. Нам удалось изменить существующий закон о выборах и на последующих президентских выборах, я стал Президентом. Впрочем, ты, наверное, об этом знаешь. Я расскажу тебе о том, чего ты не знаешь. Придя к власти, я не сомневался, что отбыв свой положенный срок на самом высоком государственном посту, я уступлю место своему законному приемнику, тем самым утвердив на практике самый главный принцип демократического общества – сменяемость власти. Но, как видишь, прошли все сроки, а я еще у власти, и отдавать ее никому не со-

152

бираюсь. Власть – это самое сильное испытание для человека. Пройти это испытание дано лишь немногим, мне не удалось. Это болезнь, тяжелая, заразная болезнь. Я ею болен, думаю, неизлечимо. Где мои мысли о демократии, где мой юношеский задор, с которым я думал изменить всю систему государственного устройства, искоренить коррупцию, привести к власти молодых, прогрессивных людей, с новым мышлением, с новыми идеями. Где все это? Все это сгинуло, все это уничтожено опасной болезнью под названием «власть». Это – наркотик, она – эта болезнь, безжалостна и коварна. Есть ли лекарство против нее? Да, есть…, он хотел продолжить, но потом, вдруг замолчал. Президент сидел на высоком стуле, стоящем прямо посередине огромного холла. Черный мраморный пол, белый натяжной потолок, большие окна с блестящими металлическими рамами. Аслан сидел прямо напротив него на точно таком же стуле. - Когда я узнал про тебя, то поразился тому, как ты похож на меня, на меня того, который был когда-то лидером движения за демократию. Я изучил всю твою жизнь, прости, но тебя вели наши спецслужбы. Я узнал все твои принципы, твой характер и привычки… И

мне …. И мне стало тебя жалко. Я испугался, что такой человек как ты, вскоре станешь как все в моем окружении, все, которые дорвались до власти, каждый на своем уровне, и заразились тяжелой болезнью. Эта эпидемия не щадит никого, она сгрызает плоть самых сильных, самых умных и порядочных людей. И я подумал, что и ты не выдержишь ее ударов и мы…, вернее наш народ, потеряет еще одного достойного своего сына. И я постарался сделать все, чтобы спасти тебя, спасти для нашей страны, для нашего будущего, не дав состояться вашей свадьбе. Я был уверен, что ты не примешь предложенных тебе условий, зная, что ты как настоящий сын, не допустишь игнорирования твоих родителей, и это в итоге приведет к разрыву ваших отношений. Это далось мне нелегко. Ведь я поставил на карту счастье моей единственной дочери. А в том, что она была бы счастлива с тобой, я был уверен. Но, я заставил себя не думать о личном. Не становись таким как мы…. Ты отличный парень… Президент встал и долго молча, ходил по мраморному полу. Молчал и Аслан. - Ты другой, ты не понял, когда моя дочь, сказала тебе об этом, она разделила нас -тебя и нас. Иди другой дорогой, но,

теперь самое главное, о чем я хотел тебе сказать. Поднимись над суетой и ежедневными своими делами, погляди на нашу страну, так ли мы должны жить, туда ли мы идем. Загорись новыми идеями, не теряй своей чистоты, смелости и решительности. Найди своих единомышленников, борись за свои идеалы и принципы, думай о будущем народа. Президент подошел к Аслану и остановился совсем рядом с ним. Аслан встал и посмотрел прямо в умные и печальные глаза главы страны. Тот по - отечески обнял его и сказал: - Я верю в тебя! Будь достойным сыном нашей земли! Я потерял отличного зятя, но, надеюсь, что сохранил того, кто будет нужен не только мне и моей дочери. Резко повернувшись, он пошел прочь, уверенной походкой сильного человека. Отойдя почти до конца холла, он обернулся и сказал: - А за эти два года, прости меня, я не знал. Это все происки Алика и …… Он за это ответил. *** Аслан сидел на мягком диване в квартире своего друга. По телевизору показывали последние новости страны. - Сегодня указом Президента назначен новый Министр Экономики, им стал….,

С экрана телевизора на Аслана смотрел сытый и гладкий, довольный собой и вероятно, всем на свете, «Кэмпо». - Улыбаешься? Ну давай, улыбайся. Только помни старую истину – «Хорошо смеется тот, кто смеется последним», Аслан подошел к телевизору и пристально взглянул в глаза нового министра. Ему показалось, что тот, вздрогнув, отворотил свой взор в сторону. - Наш поединок, наш бой еще не закончен, кто прав, а кто не прав, нам это еще предстоит выяснить, - продолжил свой монолог Аслан. - С кем ты разговариваешь, Аслан? – вошедший в комнату Саид, с удивлением посмотрел на стоящего у телевизора, и что бормочущего возбужденного друга. - Ты сказал как-то: «Если что, подстрахуем». Так вот теперь пришло время подстраховать меня, мы пойдем вперед, мы не отступимся, и обязательно победим, потому что, за нами Истина и Справедливость. Нельзя стоять в стороне и смотреть на произвол и беззаконие, ведь мы мужчины, рожденные для того, чтобы изменить этот мир. Саид с удивлением посмотрел на Аслан и поразился неистовому огню, пылавшему в глазах, всегда спокойного и рассудительного друга. Аслан выключил телевизор и подошел к

окну. Ранним утром люди спешили на работу и учебу, вели своих детей в детские сады. Страна жила своей обыкновенной жизнью, той, к которой она привыкла и которую считала единственно возможной. Кто-то сегодня предаст себя, а кто-то умрет, кого-то сегодня уволят с работу, а с другим случится несчастный случай, кому-то объявят приговор. Но, кто-то сегодня встретит свою любовь, у кого-то родится ребенок, кто-то сделает великое открытие, способное изменить жизнь миллионов, а кто-то найдет в себе что -то новое, доселе дремавшее, и устремится ввысь к возрождению и победам, к высоким и достойным целям. Жизнь продолжается, несмотря ни на что, встало солнце, вечером оно уйдет и придет ночь, затем снова и снова будет так, как было уже много лет назад. И будут вертеться в этом бесконечном колесе времени люди - злые и добрые, справедливые и тираны, храбрецы и трусы. Это и есть наша жизнь. Но, кто мы? Винтики, не способные противостоять инерции вращения, или есть у нас способность и желание быть теми, кто способен понять происходящее и остановить этот бессмысленный забег по бесконечно замкнутому кругу? Автор: Амир Гали

153

Над номером работали: Александр Маяков—главный редактор Надежда Леонычева—старший редактор Расима Ахмедова—редактор Элина Ким—редактор-корректор Даниил Агафонов—редакторкорректор