№68 (ноябрь 2017) by PS литературный журнал

№68 (ноябрь 2017)

Ноябрь - когнитивный диссонанс. Безудержно хочется погрузится в неприветливую реку меланхолии и впасть в состояние Раста Коула, и в тоже время радоваться предстоящим Новогодним праздникам и любоваться украшенными торговыми залами в супермаркетах. И то и другое притягательно. Вот и ходишь в ноябре веселым меланхоликом, люди принимают за шизоидную личность и стараются держаться по дальше. Ноябрь время сериалов «Блудливая Калифорния» и «Настоящий детектив», время, когда читаешь Уэлша и «Гарри Поттера» параллельно и это нормально. В декабре начнутся фантомные боли по уходящему году, а пока сарказм, литература и напускной пофигизм. Открой литературный журнал «PS», найди историю по душе, прочитай стихи, вслух и с пафосом, даже если пафос им не идет, на улице ноябрь и все дозволено, правил нет. И можно было бы посоветовать к этому номеру виски с колой, но мы все взрослые люди, и сами решим чем запивать ноябрьский номер. Наслаждаемся неустойчивым ноябрем.

ВНИМАНИЕ!!! Авторские права на размещенные произведения принадлежат их авторам, и защищены Законами об авторском праве Украины, а так же международными законодательными актами об авторском и смежном правах. Пунктуация и орфография авторов сохранена.

ВНИМАНИЕ!!! Некоторые произведения содержат сцены насилия, секса, не пристойного поведения и психологические тяжелые сцены. Поэтому, не рекомендуется для прочтения лицам младше 18 лет. Прочтение возможно с разрешение родителей, опекунов, либо лиц выполняющих их функции.

Отпечатано в типографии «Успех принт» При копировании материала ссылка на АВТОРА и «Литературное интернетиздание PS» ОБЯЗАТЕЛЬНА!

www.ps-lit-jur.ru

Колонка главного редактора Доброе время суток! Ну, кто знает, кто и когда нас читает. Сегодня тема для разговора будет не обычная. Мы обращаемся к нашим заказчикам. К людям, которые покупают наши печатные номера. Многие из вас добросовестно относятся к сотрудничеству и мы уважаем и ценим это. Но есть и другие люди. Если честно, понять их тяжело. Эти люди делают заказ и… пропадают. Просто игнорируют все запросы. И ладно бы это было на этапе подтверждения, это можно понять. Не устраивает стоимость заказа. Хотя, опять же, все прозрачно и любой заказчик может самостоятельно просчитать сколько будет стоить заказ. Но такое происходит и на этапе оплаты. Поясню, все заказы, повторю, абсолютно все заказы, вне зависимости от номера, отправляются в типографию двадцать шестого числа каждого месяца с основным тиражом. Это упрощает работу редакции в плане упаковки и рассылки номеров. То есть, с типографией и почтой мы взаимодействуем раз в месяц. К тому же определенный процент клиентов. Заказывает номер только после его выхода, то есть, после двадцать четвертого числа. От момента оформ-

ления заказа до получения клиентом посылки, представитель редакции ведет заказ. На всех этапах работы идет переписка с заказчиком, по аналогу с работой при публикации материала (да, последнее самими авторами сводится до принципа «отправил и забыл», но редакторы относятся к своей работе серьезно и ответственно). То есть, каждого заказчика просят уведомить о своем решении после получения просчета заказа, по оплате (в случае положительного ответа) и при получении посылки. Редакция же в свою очередь берет на себя обязательства уведомить заказчика об отправке посылке и запросе о получении посылки. Редакция всегда на связи. Возможна задержка с ответом не более сорока восьми часов, то есть, двух суток. И вот тех, кто просто пропадает после оформления заказа, мы не понимаем. Если вас не устраивают условия, состав или цена заказа, вы можете обратиться в редакцию обратным письмом. Мы всегда готовы помочь вам. И даже если вы решили отказаться от заказа, в этом нет ничего плохого. Никто вас не съест, поверьте. К тому же заказы не отменяются, а «замораживаются». То

есть, они остаются в системе заказов, просто вы в любой момент можете их изменить, переоформить и заказа пойдет в печать. Такие случаи в нашей практике уже были. Данная практика облегчает работу и заказчика, и редактора. Первому не требуется снова оформлять заказ, второму повторно его обрабатывать. Поэтому не бойтесь писать редакции, мы всегда готовы вам ответить, не важно, касается ваш вопрос публикации, печатных тиражей или всякого рода акций. Лучше ответить, чем просто игнорировать наши запросы. И на последок. Большое спасибо за отзывы о номере. Мы их учтем для дальнейшего развития журнала. Многие из них касаются качества произведений, но есть замечания по самому журналу. Более подробно о ваших отзывах мы поговорим уже в следующий раз. Хотя, следующий номер декабрьский и надо бы подвести черту, обсудить нашу работу за год. Давайте так, мы наберем побольше ваших отзывов и в январском номере о них поговорим. С уважением, главный редактор литературного интернет-издания P.S. Александр Маяков.

Поэзия

«Письмо» Спасина Наталья

«Любовью наполняя сны» Спасина Наталья

«Души-стое зверьё моё» Галекс

«Бога нет» Галекс

«Закат» Галекс

«Стал без сна уставать» Галекс

«Сон в лапу» Галекс

«Осень скрипнула калиткой» Уразова Татьяна

«Шуршали ласково дождинки» Уразова Татьяна

«Пробуждение» Melka Pelka

«Учителю» Melka Pelka

«Песнь самолюбивого юноши» Лотта Ойген

«Как жаль, что жить торопимся с рождения» Уразова Татьяна

«Философия одиночества» Иветта Бондар

«Жажда» Мел Акрион

«Кульбит» Мел Акрион

«Бессмертье» Анастасия Савельева

«Немые глаза» Анастасия Савельева

«Александру Блоку» Анастасия Савельева

Литературный обзор «Любовь и долг» Надин Ривз

Строка прозы

28 28

«Замысел Царств» Цыплаков Петр

«Мятные чайки» Матевосов Артём

«Перунова невеста» Шикунов Евгений

«Стеснение» Казаков Евгений

«Болею я, болею...» Казаков Евгений

«Разговор с зеркалом» Алексей Арефьев

«Как я предал друга» Андрей Штин

«Сообщение с Европы» Андрей Штин

«Банька по-черному» Владимир Васильевский

«Нарисуем, будем жить» Стихач Светлана

«Шепот сердца» Титоренко Елизавета

«Клад егеря Бута» Вадим

«Зимняя рыбалка» Иван Шестаков

«Собака при паспорте» Зинаида Малыгина

«Одно утро из жизни оркестрового музыканта» Данилко Софья

«Гримаски маски или Случай в Риме» Александр Кожейкин

«Будущее из прошлого» Леся

«Кошмарный сон Олигарха, или Дорога в Рай» Иван Рахлецов

Литературный сериал

100

«Летописи межмирья» Александр Маяков

100

«Потрошитель» Тугучева Ксения

102

«Евангелие от Лейлах. Труп звезды» Вадим Доннерветтер

107

«Адаптированный под современность» Вячеслав Гаврилов

118

«Деревянный волк» Кашкина Анастасия

123

«Человек, которому нравилось быть грустным» Вячеслав Гаврилов

128

«Лиза и призрак» Злобина Надежда

131

«Жертва» Лена Ичкитидзе

133

«История одного андрогина» Роттен Морган

135

Лучшее произведение номера «Звездная, звездная ночь» Альберт Загиров

150 150

Письмо Спасина Наталья 1. Моё письмо не опечалит Вас, Уносит Вас экспресс за сотни милей, И вряд ли ворох приключений милых Тревожит сердце в предрассветный час… Всё верно, жизнь циклична, скрылся дом За рельсовой манящей параллелью, Покинутая призрачная келья Покажется лишь сумрачным углом… В том жизни треугольнике напрасном Кто я в пересечении углов? Лишь точка, удалённый сервер слов, Пусть кружевных, пусть даже и прекрасных, Но, толк от них какой? То злюсь, то плачу, Слепа, нелепа…что ещё в придачу?! 2. Слепа, нелепа…что ещё в придачу?! Но…нет, сегодня речь не обо мне, Вам сладостно в вагонной тишине Преследовать любовницу-удачу Под перестук качающих колёс, Вздыхая, наблюдать, как небо прячет Слезу, свой нрав весёлый обозначив, И, как за ветром устремлённый плёс Волной зелёной переходит в небо, Всю зелень, проливая в облака, Как вся эта волнистая река Немыслимо перетекает в небыль… А мне б понять, что я сегодня значу? Смешна, и это так, и не иначе… 3. Смешна, и это так, и не иначе, Моим поступкам объясненья нет. К чему Вам продолжительный мой бред? Когда у Вас вселенские задачи: Увидеть мир во всей его красеНе это ли души предназначенье? Чтоб выплеснуть слова в стихотворенье, И распылить по звёздной полосе

Всю вдохновенность тайного момента, Ведь звёзды негасимы, и везде, Где Вы прошли по лунной борозде, Осознавая суть эксперимента, Повсюду я сопровождала Вас, Влюбляясь, как впервые всякий раз. 4.Влюбляясь, как впервые, всякий раз, Я талисман Вам вешала в дорогу, И втайне страстно умоляла Бога Не отводить непринуждённо глаз. И обеспечить Вас его поддержкой, Он обещал, не смейтесь, правда…да… И если рядом падала звезда, То, это Вам Господь давал надежду, И, где-то там, на станции глухой, Или на синем горном перевале, Чтоб Вы в пути от жажды не страдали, Он подносил Вам братину с водой. А я ждала, скрывая глубже зависть, Когда Вы, передумав, возвращались. 5.Когда Вы, передумав, возвращались, Без телеграммы, словно летний снег, Вы привозили путешествий смех, И мы смеялись, боже, как смеялись И это только небольшая малость Того, что Вы дарили, не скупясь, Щедрот своих неоспоримый князь, Нет, никогда не проявляя жалость, Вы дали больше, дали мне полёт Над серою обыденностью жизни, Перечеркнув дорогу к укоризне, Путь, проложив до истинных высот, И всякий раз, даруя мне крыла. Я этим возвращением жила… 6. Я этим возвращением жила, И впитывала всякую минутку Общения, и удивлялась шуткам По – детски, только так, как я могла. А Вам уже наскучил сельский быт, Вы, как Онегин, не спешили к узам, Да нет, и не могла я быть обузой, Ведь даже рядом не могла я быть.

И снова вас манили поезда… Куда на сей раз? Африка…пустыня? Или разливы океанской сини? Куда сегодня поманит звезда, Туда Вы и летите, восхищаясь, Тем даром Божьим, вовсе не печалясь. 7.Тем даром Божьим, вовсе не печалясь, Что где-то там остался за спиной, Ещё не ставший до сих пор стеной Мост в небеса, однажды рассыпаясь, Он превратился в терем из песка, Поспешно возведённый на надежде, И лишь она удерживала, прежде, Чем разума всесильная рука Его пыталась рушить, но …напрасно, Ночь наступала, возвеличив вновь В душе моей мятежную любовь, В погоне за иллюзией прекрасной, Душа никак усвоить не могла, что крала у себя самой крыла…. 8. Что крала у себя самой крыла, А вправе ли считать я это кражей, Когда наутро, лицезрев пропажу, Мне лицемерно лгали зеркала? -Взгляни сюда! Чем ты не Маргарита? Оставь наивность, выше страсти шквал, Что верно убивает наповал Поклонников бесчисленную свиту. Улыбку натянула, и вперёд Маршрутами счастливого билета Из мутности осенней прямо в лето, Сквозь вечности невидимый проход За солнечным мелькнувшим бликом света, Осталась песня счастья не допета. 9. Осталась песня счастья не допета, Где Вы мой друг, где Вы на этот раз? Поведаете мне, о чём рассказ? О призрачных дворцах в лучах рассвета? О пагодах, фонтанах, площадях, Дыханье старины в прохладной вязи Дерев… и ярком утреннем алмазе Дорожки, по которой, второпях,

Плывёт заря, невинно день встречая, Разгуливая в бухте по волнам, И поклоняясь сильным парусам, Что обгоняют торопливых чаек. Все - к счастию невидимый предлог, Лишь как волшебной радости залог. 10. Лишь как волшебной радости залог, И я лечу вдогон, туда, где лето, Где красками Италии воспеты Лианы, виноградники, песок. Где сказочный гуляет Чиполино, И музы не стихают голоса, Зеркально отражённые витрины Жеманятся, и, потупив глаза, По жанру волшебства чудесной пьесы, Не золушка уж я, настал мой час, Мазурка, менуэт, и добрый вальсВсё для меня, и я почти принцесса… Но, вечность крутит стрелок эполеты, Передо мною тыква, не карета. 11. Передо мною тыква, не карета, Мой принц, ужель не слышите меня? Лишь полночь бьётся всполохом огня Под фуэте от звёздного балета. Бегу (по Фрейду), мысленно спешу, Что б обогнать неправильное время, А новый день уже седлает стремя, Такой неотвратимый, всё-же шут… И, кажется, я управляю сном, И поскорее тороплюсь проснуться, Чтобы опять с судьбой не разминуться, Но, просыпаясь, чувствую облом. Лишь тусклости и млечности пучок, Держу в руке помятый башмачок… 12. Держу в руке помятый башмачок, Всё, что осталось от моих иллюзий. Вас нет, ужель разрублен страсти узел? Останки чувств рассыпались у ног Лохмотьями, но сердце бьётся болью, Заслышав Ваш ответный метроном, И, кажется, дотронься, и огнём Они воспламенятся, и любовью

Зажгутся с новой нежностью сердца, И я, и Вы…мы этого хотели, Взлетая в негу звёздной карусели, Ничто не предвещает нам конца. И мы опять неистово сгораем, На перепутье …по дороге к раю. 13. На перепутье, по дороге к раю Я Ваше отражение ловлю, Нет, ни о чём я больше не молю, И та же я, и всё-таки другая. Ещё ищу в Галактике Ваш след, Быть может в Ницце, или на Камчатке Оставите Вы завтра отпечатки, Послав издалека мне свой привет. Ещё мне снятся искры карих глаз, И рук тепло, и губ прикосновенье, Ещё чуть-чуть, ещё одно мгновенье, Да разве я когда забуду Вас? Но молвлю, от волненья замирая: -Ещё люблю, люблю, но отпускаю…14. Ещё люблю, люблю, но отпускаю, Вас не влечёт сердечная тюрьма, Так стоит ли опять сходить с ума, В сиренных ветках счастье выбирая, Глотать, желанье наспех загадав, И любоваться звёздными дождями Июльскими росистыми ночами, Весь лета аромат в букет собрав, Плести венки из заповедных трав, Бежать, как сумасшедшая, навстречу, Обвив руками трепетные плечи, И, мысленно, всего зацеловав, Пыл ограничить парой глупых фраз… Моё письмо не опечалит Вас… Магистрал: Моё письмо не опечалит Вас, Слепа, нелепа, что ещё в придачу? Смешна, и это верно, не иначе, Влюбляясь, как впервые, всякий раз, Когда Вы, передумав, возвращались,

Я этим возвращением жила. Тем даром Божьим, вовсе не печалясь, Что крала у себя самой крыла. Осталась песня счастья не допета, Лишь, как волшебной радости залогПередо мною тыква, не карета, Держу в руке помятый башмачок… На перепутье…по дороге к раю Ещё люблю, люблю, но отпускаю.

Любовью наполняя сны Спасина Наталья 1. Не навсегда пришла зимаДекабрь, январь, февраль- всё строго… Неделя- наторить дорогу, Ещё неделя- терема Построить вовремя, в свой срок, Мосты надёжные наладить, Кудрявым росчерком по глади Поставить пышный завиток. Сорить лениво серебром, Не сокрушаясь над добром, И возводить…и рушить с лёту. Трудясь не покладая рук, Оставить время на досуг, Лишь девяносто дней по счёту. 2. Лишь девяносто дней по счёту, Как мысли заняты иным, Безделья бесполезный дым Растаял…неизвестный кто-то Украл мой разум и покой, Попутно взяв души частицу, Мечусь затравленною птицей Над омертвелою землёй. Бессмысленно кружу одна, Нет…я и гостья-тишина, Вливаясь в ритм круговорота.

Зимы коварен тайный плен, Уже не радует совсем Её прилежная работа. 3. Её прилежная работаСкорей бредовая напасть… Собрать снега в сонета вязь Мешает ленная дремота. Ищу сто ветреных причин, Чтобы забыть про всё и сразу, Не напрягать мой пылкий разум, Но приговор, увы, единВвязалась- доберись до сути, Метель мой нежный дух закрутит… И я уже обречена… Взирать безумно на сугробы, Не для того, а просто чтобыСлагать снежинки в закрома… 4. Слагать снежинки в закрома, Разглядывать узор лилейный, Гаданье чтить благоговейно, Как в святочные времена… В сугроб забросить башмачок, Мечтать, что милый непременно, Найдёт подарок несомненно В морозный вьюжный вечерок. Поверьте! Никогда не поздно Вам удивляться ночи звездной, Что тает утром без следа. Ловить пушинки снежной ваты, Грустить светло и виновато, И возводить дворцы из льда… 5. И возводить дворцы из льда, Услышать полночью певучей Шального ветра рёв скрипучий, Что осаждает города… Как ночью повзрослевший Кай… Дверь распахнёт в подъезде слева, И платье снежной королевы Мелькнёт напротив, невзначай.

Погаснет тусклое окно, Метельное веретено В портале переулков длинных Совьёт из белых хлопьев сеть. Лишь вьюга будет нудно петь, Убранство поправлять в витринах. 6. Убранство поправлять в витринах, Припоминать, пусть иногда Те удивлённые года, Что в череде зазимок чинных Похожи на счастливый сон, Где снова детские потехи, Снежки, сугробы…много смеха, И голосов весёлый звон. Предновогодний карнавал, Нарядный лес, декабрьский бал, Еловник в царских пелеринах… Снежинок плавных кутерьма, Достойна матушка-зима Трясти без устали перины… 7. Трясти без устали перины. Взирать как стаи лебедей Танцуют на руке моей, Как неземные балерины, На тоненькой травинки плеть Низать рябиновые бусы, Остатки бесполезной грусти С ладошки трепетно стереть… Как блещет на деревьях иней, Он то коралловый, то синий, А с крыш сосулек бахрома… Стучит зима перстом в окошко, Упала лунная дорожка На запылённые дома. 8. На запылённые дома Атласной лентой несравненной Ночь проложила след вселенной Скрижалью древнего письма Блестит, заманивая в путь, И радостно, и как-то страшно,

Оставив в прошлом день вчерашний, За амальгаму заглянуть… Неслышным ангелом спуститься В мороза белые ресницы В предвосхищении зари… Вот-вот рассвет затронет склоны, Слетят в серебряные кроны На новолунье январи… 9. На новолунье январи День прибавляют на мгновенье, Нет-нет, совсем не приближенье, Но ты почувствуешь внутри, Как кто-то словно на…раз-два Шепнул: «Февраль уже в дороге!» Быть может праведные Боги Слагают на душе слова?! Пока, как-будто, всё как было, Лёд равнодушный и застылый, Но, повнимательней смотри: Упряжка зайчиков морозных Смахнёт унылость грациозно, Слетая, словно снегири… 10. Слетая, словно снегири, В карминно-матовом свеченье… И всё же есть уже томленье, И жизнь бурлит, бурлит…замри! Любуйся! Правда, чудо это?! Комочек крохотный хорош, То не игрушка, и не брошь. В манишке алой, и в берете Так элегантен, просто франт, Ведь красота - уже талант… Позирует в объятьях ели… Но…состоянье не пойму, Не поддаётся дух уму… Февральские плывут метели… 11. Февральские плывут метели, И студенеет за окном, Да что нам спорить с февралём,

Когда он дышит еле-еле?! То завирухою грозит, То вдруг расплачется…мальчишка… Капель, ну это, знаешь, слишком! Умерь ненужный аппетит… На солнце горизонта строчка, Сияет яркой оболочкой, И вербы мышками видны. А ветер, дурачок упрямо, Ворчит, молчит - ну чисто мама, Любовью наполняя сны… 12. Любовью наполняя сны, О, да! Любовь во мне проснётся, И мир огромный встрепенётся От этой светлой новизны. От ощущения тепла, От озорного непокоя… Да кто же выдумал такоеНаст, как шальные зеркала Блестит...блестит, о сколько света! Опять февральские секреты Суровой нежности полны Не то чтобы забавы ради, Оставь автограф мне в тетради, И растворяясь до весны… 13. И растворяясь до весны, Как капелька в оконной раме, Финал в ненужной мелодраме Стираю я, как ни грустны О пройденном воспоминанья, Сорву ненужный тлен оков, И так, как таянья снегов, Жду откровенного признанья… Пусть всё ещё кружит пурга, И время скачет на бегах, В своей вселенской карусели… Всему свой срок, свой славный срок, Уж к свету тянется цветок В узорах снежной канители…

14. В узорах снежной канители, Что разглядеть возможно вам?! Быть может, творческий бедлам, А может, мягкие пастели… Быть может вечную юдоль, Кончины скорой приближенье, А может признак вдохновенья… Ты только угадать изволь! И постарайся в счастье верить, Жизнь- и находки , и потериВсё скорректирует сама… Грусть с радостью в сугроб мешая, Свой манифест провозглашаю: «Не навсегда пришла зима!» Магистрал: Не навсегда пришла зима, Лишь девяносто дней по счёту, Её прилежная работаСлагать снежинки в закрома. И возводить дворцы из льда, Убранства поправлять в витринах, Трясти без устали перины На запылённые дома… На новолунье январи, Слетают, словно снегири, Февральские плывут метели, Любовью наполняя сны И растворяясь до весны В узорах снежной канители.

Души-стое зверье мое Галекс Писать стихи, увы, удел немногих. Вот потому пишу, боясь устало. Моей души козёл непарнорогий, Не видит хлева. Очень старым стал он. Верблюд души, в горбах барханов ритма, Мою терзает душу раз за разом,

Орёл орёт и заклевал все рифмы, Немеет почерк от песков. Зараза! Зверьё, теряя душу, врало, рвало… В хлеву, в песках, в болоте непроточном, Ищу и не могу найти. Вот твари! Я здесь поставлю много многоточий… Но если, вдруг, за стены из застенков Больницы, — вырвутся стихи на волю, Я душу отпишу свою растенью: Пусть катится мой перекати поле. Мне, под фенозипамом, часто снится, Что мы с душой здоровы и довольны, А звери, рыбы, кустики и птицы Ужасно все ревут… и всем им… больно!

Бога нет Галекс Грузовик по дорогам из долгих колдобин Въехать в вечность истории плохо спешил. Словно чуял, что едет за грузом недобрым. Кто сказал, что у мёртвых машин нет души? Ночь тепла, только вихри, как прежде, враждебны. Бога нет? Значит, лишние миру цари. Нет сегодня нужды в крючкотворствах судебных. Мало времени трупы зарыть до зари. Бога нет. Милосердие — сродни уродству. Жалость к детям и слугам оставим попам. Всех в подвал. Ну, командуй скорее, Юровский! Мы в царя и в историю жаждем попасть… Дула хмурыми дурами плюнули хором. Глянь! Живуч, словно кот, венценосный юнец. Рёбра хрустнули… Прав был товарищ Суворов: В пролетарских руках — штык всегда молодец ! *** Время пишет диагноз летальный и грустный, Для страны переломный, важнейший момент. Об колено истории, с бешеным хрустом, Переломлен древнейший Российский хребет.

Закат Галекс Сенью дождей в расцветающем мае,Осень в душе, календарь презирая. Грозы внутри и снаружи лишь слякоть, Слезы утри, нет нужды больше плакать. Ливнем прошелся бред лжи утонченной, Клином сошелся свет белый и черный. Вздорною парой жить - было ошибкой, Черные раны шить белою ниткой. В сердце наказанном верности всхлипы, Дверцей не смазанной - ревности скрипы. В мертвом характере места нет мести, К чертовой матери - честность без чести! Лунным безумством игрушки заката, Струнами грустными в душу, набатом! Знать, быть мне честным лишь с рюмкой-пропойцей, Ждать будем вместе новое солнце...

Стал без сна уставать Галекс Как грызёт, тишина! Как зубасты и злющи секунды! Лупоглазой луне на людские дела наплевать. Я один в эту ночь. Один/ночества смысл паскудный, Стал до боли простым: словно сами сложились слова. Между нами зима. Миллионы мертвеющих метров, Здесь не знает никто, что за зверь,- «телефонная связь». Ты на фото грустишь и морщинки у глаз всё заметней. Я, урод, в Новый год между домом и делом увяз. Я в гирляндах проблем, горбят плечи громадные гроздья. Суетясь в пустоте, сам себе созидаю «дела». И работой дурной приземлён, вбит по брови в безбродье… Я теряю тебя. Ты меня слишком много ждала. Стал без сна уставать… Бесноватою лунною ночью, Я на шабаш последний сгоняю гордыню и лень, Порешу и спляшу на гробах наших бед-одиночеств, И абсент буду пить на костях надоевших проблем. Разгонюсь, ускользну из зубов тишины, злой и лютой, И в последний вагон, задыхаясь от счастья, вломлюсь. Я к тебе понесусь, под речёвку вагонного люфта, Засыпая под марш: «Я люблю... я люблю... я люблю…»

Сон в лапу Галекс Вечер исчерпан. Усталое солнце за сопки седые сбежало. Высунул месяц в лиловое небо двухвостое жёлтое жало. Рваные тучи рисуют ажурный узор, бесконечный и разный. Блеском брилльянтово-льдистым, из бездны, позируют звездные стразы: Ярко горят в перепутьях немыслимо вечных и млечных просторов, На перекрестках «Большой кольцевой», — феерят фонари-светофоры. Кто-то неведомый не докурил и щелчком отослал сигарету: Искры роняя, летящим окурком, беззвучно сгорает комета. Ластится ночь, желтоглазой, блудливой, бесстыжею мартовской кошкой, В окна глазеет и гладит лунявым хвостом, по-кошачьи роскошным, Трётся о что-то внутри и чуть слышно мурчит бархатистую песню: «Ты всё равно не уснёшь. Выходи, нам не спать будет сладостно вместе»… *** Мне бы когтями любовь ухватить, зарычать прямо истине в душу! Кошку, - зубами за шкирку, с мурчаньем подмять…, но я мерзну и трушу. Небо смеётся: «Трусливый, седой, похотливый и глупый котище! Там, где лишь похоть и ложь, ты любовь или вечные истины ищешь?»

Осень скрипнула калиткой Уразова Татьяна Осень скрипнула калиткой, отворяя небеса, Чтобы слышал космос читку, различая голоса Ветра, листьев, сухостоя и строптивого дождя, Принял осени устои, в ситуацию войдя. Наряжаясь, раздеваясь, проливая реки слёз, То, смеясь, то удивляясь, под напором страстных грёз, Осень, веруя в легенды, принца ждёт, его руки И судьбы другой, отменной… Но свалили мужики!

И не принца, не холопа до пришествия зимы. И калиткой осень хлопнув из-за этой кутерьмы, Убежала с горя к югу, новый там найти приют, И не мужа, так хоть друга, свойский ласковый уют!

Шуршали ласково дождинки Уразова Татьяна Дождь моросил в тумане сером, Купал пытливые ростки. Но он не знал упорный меры, И до зелёной лил тоски. Озорничал в зеркальных лужах: Со смехом лопал пузыри. Казалось, ничего нет хуже, Хотелось солнца и зари. Шуршали ласково дождинки, И убаюкивали вновь, Как в детстве мама под сурдинку С любовью, мне желая снов. И мамы сладкое дыханье, В ресницах редкую слезу, Дождливых нитей трепыханье, Я до сих пор в себе несу!

Пробуждение Melka Pelka Лиловый ли лотос, во львы уплывая, Сияет седая жрица? Дежурная ли, сокровенная мантра Меня ли желает литься? Поёт ли рассвету, кричит ли закату Не пьющая память птица? Отец ли готовит на завтрак свободу, Пока мне неспяший снится? Неспящий ли будет звенеть в отражение, Ни звон ли меня разбудит? Давай проживем, что будет.

Учителю Melka Pelka Семь хрустальных нот в моей руке, Губы в материнском молоке, Всё равно я рук не опущу, Хорошо, что я тебя ищю. Три цветка растут в моём саду, Семь хрустальных нот в одном ладу И двенадцать месяцев в году Потому что я тебя найду! Ветер вытер облаком звезду И качает, небо теребя, Потому что я тебя найду! Потому что я нашла тебя!

Песнь самолюбивого юноши Лотта Ойген Я в жизни не видал любви прекрасной девы И очарованных очей; о том и не скорблю. Чем жизнь прожить погонею за родом Евы, Я сам себя, свой вид навек запечатлю. И буду любоваться я своим портретом, И буду говорить , и спорить сам с собой О том, что лик достоен мой поэта, Что краше я, белей любой красавицы земной. Я сам втолкую, разъясню и расскажу любому, Что нет от полу женского нам проку; И о том Что мы, навек изгнав их из своего дома, Милее, лучше и светлее заживём. Что женщина любви и ласки недостойна, Что лучше с ней расстаться и навек забыть, Что из-за них все распри есть и войны, И лучше нам самих себя хвалить, и слушать, и любить. И унижаться нам совсем не подобает! А кто в том усомнится,спросит: есть любой ответ. Лишь юность мне моя порой мешает, Через три года будет мне осьмнадцать лет.

Как жаль, что жить торопимся с рождения Уразова Татьяна Как жаль, что жить торопимся с рождения И впопыхах теряем жизни суть. Прожив бездумно годы в сновидениях Опомнимся: не с тем… не там…не тут, Хоть истиной настигнет озарение, Плутая, нелегко осилить путь. Как жаль, что жить торопимся с рождения, Не отличив влюблённость от любви. Бессилием и самоотречением Нам отзовутся годы нелюбви. Но в поисках желанного мгновения Отбросим мы иллюзии свои. Как жаль, что жить торопимся с рождения, Надеясь на удачу и судьбу. Не повезёт, то Богу без стеснения Мы будем слать слезливую мольбу, И душу рвать, ругая невезение, Вступив с собой в неравную борьбу!

Философия одиночества Иветта Бондар Не оставляйте окна настежь... Протянутые мысли - провода... Не отпускайте... Удержите с дрожью... Измученные дерзостью уста... Не оставляйте настежь двери... Не дуйте вхолостую на свечу... Не заходите в клетку к зверю... Не ждите чуда "от плеча к плечу"... Не растворяйтесь в снах - водоворотах... Не избегайте мыслей - палачей... Не погрязайте с головой в заботах... Не сотворяйте мир из мелочей...

Жажда Мел Акрион За порогом - чужая свобода. Чьи-то крики, гомон и хохот, А мне, подвигом каждое слово Даётся. Я чувствую голод. Раскалённое солнце белеет, Выжигая нещадно цветы. Те, лишённые сока, тускнеют. Так от жажды тускнеем и мы. За глотком живительной влаги, Замирая тянутся губы, Отвергая прежние страхи, Забывая все свойства натуры. Им вцепиться бы только, нещадно, Выпить жизнь и вытянуть соки. Пускай раз всего, ну и ладно, Воплотить все прежние строки. Мир и так преисполнен покоя Пусть другие боятся разбиться. Надоело терпеть ярость зноя, Нам бы только разочек напиться.

Кульбит Мел Акрион Этот мир, всё вокруг - только блики. Искажение. Отражения в окнах. Гонка времени. Таки и тики. И те травмы, что снискали мы в гонках. Мир блестит, ослепляет в падении. Недостены вокруг залив недокрасками. Украшает, любовно, увязшие в лени Тёмно-серой, сады, нелепыми сказками. В играх света теряется форма предметов. Главных черт в этой ряби лишаются образы, Гедонистами делая стойких аскетов. Размывая их облик. Разделяя на полосы. Но за чёрной нас ждёт обязательно светлая. Чище хлорки, прозрачнее детских слёз, Что спасёт от любого морового поветрия. Стоит свечку поставить, поверив всерьёз.

Бессмертье Анастасия Савельева Я не думала о бессмертьи, пока Жизнь не стала, как день, коротка, Точно так же, как ночь, темна, И, как сердце, крови полна, Холодна, как стальной клинок, И страшна, как дверной звонок, Как старуха на два - глуха, Как сухое сено весной - труха, Нестабильна, как пульс у трупа, И закручена, как нога шурупа, Как сифилитика нос - пуста, И как спящего мысль - густа. Но поскольку бессмертье - вечность, Раствориться могла б человечность В молоке бесконечных дней, Утекающих, как ручей, Ускользающих, как змея От проклятого острия Человека, которому страшно Умереть от укуса, но важно Выжить, ведь будет завтра, Новых мыслей и встреч кварта; И его не закончен небыстрый бег, Пока он, она ещё человек. А бессмертье жизни лишает все же (Одному остаться - себе дороже!): Обрекает на вечный угрюмый вой, Как волка, ревущего в ночь под луной От тоски и от боли душевной где-то, Как гудок паровоза, призванный кем-то Сообщить кому-то на станции этой О прибытии чьем-то с песней неспетой, С покрасневшими за ночь от слез глазами С угольками в зрачках тоскливых признаний. А в толпе бесполезно искать кого-то, Ведь окончил свой бег этот кто-то.

Немые глаза Анастасия Савельева Казаться странно безразличной там, Где хочется на берег моря выйти И прокричать вдогонку тонущим судам:

"Я тоже! Подождите!", Где хочется избавиться от сердца, стать Как солнцем преданный Дедалов ученик, Но всем известно, кончил как Икар - Летать Бескрылый смертный не привык; Где хочется ночную тишину дырявить Ударами тяжелых слез о твердый пол, Где хочется свой страшный крик оставить В лесной глуши, куда никто бы не зашел. Бесчувственной казаться странно, Увидев отражение свое в воде зеркал. А мне бы только этого и надо! Исчезнуть, но быть на виду, чтоб глаз немых никто не отыскал!

Александру Блоку Анастасия Савельева Ваш голос я услышала случайно. Раздался он не как небесный гром, Как шум волны морской, и тайна Болезненно томилась в нем. Рвалась она наружу с ржавым скрипом, Пронзая острием звенящих букв Привыкший к красоте, плененный страшным хрипом, Усталый, изможденный веком дух. Вы пели о любви. И вместе с Вами пели Крестьяне, отложив на миг дела, Все матери, стоявшие у колыбелей, И барышня, что сказочной любви ждала, Студент, мечтавший получить признанье, Моливший Бога о прощении грехов, И девушка, ушедшая однажды на свиданье, Но больше по ночам не видевшая снов. Хоть о любви пел Ваш дрожавший голос, Об унижении пред дерзкой красотой, Не ускользнула Ваша чувственная гордость, Обезоружен враг словесной простотой. А голос Ваш услышан мной случайно. Он для меня как шум волны морской. Но ржавая болезненная тайна Ко мне взывает будучи немой.

Любовь и долг Надин Ривз В торговоразвлекательном центре народу было как всегда много, кто-то бегал от отдела к отделу с пакетами, кто-то сновал по обжорному ряду, а я шла в кино. На нашумевший фильм "Матильда". Купив билет и поп-корн, ибо без последнего и кино не кино, хотя и понимала, что фильм не "попкорный". В конце фильма опустевшее ведерко лакомства даже помогло мне осознать одну грустную аллегорию. Отзывы о фильме я специально не читала, но так как Сеть часть жизни и мнения людей из нее не выкинешь, наткнулась на весьма объективный отзыв, и слышала от знакомых два негативных мнения. Для меня же важнее составить свое мнение, будь то книга или фильм. Фильм мне понравился. И со временем я

его пересмотрю. Это большая победа для российского кино в моих глазах. Этот фильм не для тех, кто страдает от синдрома "за веру, за царя" и не для тех, кто ждет крутого экшена и не для фанатов истории, которые готовы рвать глотку за малейшее отклонения от того "как это было на самом деле". В России впервые сняли фильм для эстетов. Он очень красивый как на актеров, так и на декорации и костюмы. Фильм приятно смотреть. И это, да, да, это история любви. Тема запретной любви будет еще долго будоражить человеческие умы, а уж любви реальных исторических личностей тем более. И даже спустя время у этой запретной любви есть противники (ебанутые больше чем Кай Андерсон в

"Американской истории ужасов"). Фильм является художественным, и он таким и получился. Я смотрела красивое, интересное кино, не пытаясь сравнивать его с историей. Николай II - последний русский император, и интерес к нему еще долго будет не слишком здоровый в плане восприятия его как царя и как личности. Он и кровавый, он и царь-тряпка, он и святой. В фильме же царь, это в первую очередь человек, для которого не чужды эмоции и чувства. И он должен выбирать между любовью к женщине и долгом перед Родиной. После фильма у меня было такое чувство, что нам немного приоткрылся внутренний мир Николая. Он не готов был стать царем. Есть люди, которые не рождены, чтобы править, Николай II не был

таким человеком. Матильда и Аликс - они в фильме как две противоположности, и может в чем-то даже антагонистки. Яркая красавица Матильда и бледнеющая на ее фоне, невзрачная Аликс. Обе влюбленные в царя, обе теряющие здравомыслие от любви. Если честно, то мне не понравилась ни та, ни другая. Актрисы же потрясающе сыграли свои роли. Наслаждалась их

игрой. Данила Козловский в роли Воронцова стал для меня открытием. Очень сильный образ и воплощение. Честно скажу, переживала и сочувствовала его персонажу. Воистину, влюбленные - безумные. Amantes amentes. Несмотря, что в фильме показана любовь, со всеми безумствами и прочим, это не сделало его приторным. Всего в

меру, и любви и трагедии. И финал фильма: вечер после коронации, последствия давки на Ходынском поле, увозят трупы и в небе фейерверк. Все пошло не так как хотел царь. Праздник обернулся трагедией. Эта сцена как иллюстрация всей истории нашей страны. Трупы и фейрверки. Прекрасный художественный фильм и ведерко поп-корна. Такова жизнь.

Замысел Царств Цыплаков Петр ДРАМА БЫТИЯ В Горниле Любви Я — в Горниле Любви Отчей. Я — в Нем, и Он — во мне. Огненные искры Смыслов вибрируют, бесконечно отражаются друг в друге, перетекают друг в друга. Несокрушимо могуч сей Хорал Смыслов, поющих Любовь! Море Братства Я — в Море Света. Оно состоит из потоков Света, и я — один из этих потоков. Пока нет еще ни Времени, ни Пространства, посему наш удел — это бесконечное Море Света, в котором мы летим, нисколько не удаляясь друг от друга, в теснейшем единении друг с другом. Воистину, это Море Братства. Замысел Царства Удаленного Света и замысел Царства Новой Любви У Моря Света появился край. Первое ограничение свободы. За краем – Бездна. «Зачем они, край и Бездна?» — спрашиваем мы у Отца. Он отвечает: «Я сотворил их. Я намерен-

но сотворил Бездну — место удаления от Себя части Света. В ней удаленному Свету придется очень непросто. Ибо он почти весь будет замкнут в световые вихри. Вихрей будет очень и очень много, они составят целое Царство Удаленного Света. Кто-то из удерживаемых в вихрях сможет возвращаться ко Мне, но для этого он должен будет вспомнить свой Исток, сделать максимум блага остающимся, наконец, смиренно предстать предо Мною с просьбой о размыкании удерживающих его вихрей и о возвращении ко Мне. И есть еще одно, очень важное и главное условие возвращения. Возвращающимся должна двигать только Любовь ко Мне, а не усталость от трудностей пребывания в Царстве Удаленного Света, не страх перед новыми испытаниями, ничто другое, но только Любовь. И это будет Любовь нового, доселе не ведомого уровня, ибо это будет Любовь познавших выбор. Ибо в Царстве Удаленного Света обязательно появится соблазн самостийного, явно не связанного со Мной

царствования. Через этот соблазн пройдут все. Только те, кто не увлечется самостийным царствованием, познают радость нового рождения от Меня, возвращения ко Мне. Еще одно назначение Царства Удаленного Света — пребывание в нем поможет вам понять, что вы разные, и каждый из вас призван являть, раскрывать только ему порученную для раскрытия грань Моей Любви, раскрывать бесконечно. Для этого выдержавшим испытание будет даваться гораздо больше свободы и возможностей, из них будет создаваться Царство Новой Любви. А вот надежды тех, кто будет желать только самостийного царствования, будут Мною сокрушаемы. Посему в итоге все спустившиеся в Царство Удаленного Света вернутся ко Мне и войдут в Царство Новой Любви. Я никого не посылаю в Царство Удаленного Света без его собственного желания. Кто из вас готов пройти все испытания ради обретения нового уровня Любви, спускайтесь, путь открыт». Я спустился в Царство Удаленного Света…

Мятные чайки Матевосов Артём Я закипал, как последний чайник. *** -Захотелось встретиться. -Можно). *** Вечером того дня, морозно. На улице лучше вообще не появляться. Навстречу – трое. Такие красивые, такие – незнакомые. девушки. Отвожу взгляд в сторону. -Привет. -Привет. Это - она. Сапсан самооценки прибыл: «Как я выгляжу? Последняя наша

встреча была не лучшей. Теперь, ещё это. Средь бела дня, по пути в супермаркет. В большой зимней куртке. Я успел расстегнуться? А шапка? Я снял шапку? «Привет». - Скорее весело, чем равнодушно. И зачем? Я бы не придал значения. Я даже не узнал её». На одни и те же – второй раз. С завязанными глазами. «Привет». Дома непременно напишу.

Это повод? Думаю, это можно считать поводом. Пишу, что "не успел узнать". Она отвечает, что заметила. И что, в день студента, кстати, посетила два киносеанса - за раз. Понимаю, что шапку я всё-таки снял. Уши подернулись жаром. Пальцы били мимо клавиш. Голова полна. На пике эмоций, на какие только способен человек зимой, задаю контрольный вопрос. В ответ: «Можно». В сон ухожу, с улыбкой на теле.

Перунова невеста Шикунов Евгений Четырёхлетняя Златояра и две её сверстницы сидели на полу, и смотрели на седоволосого старца, их учителя, её дедушку, и слушали, что он говорил. Пол, на котором сидели дети, был застлан шкурами животных. Мех приятно ласкал кожу рук, как бы приглашая сидящей на нём детворе, растянуться в блаженстве и наслаждаться его мягкостью. Но, юная поросль не позволяла для себя подобного желания. Ведь, они уже «взрослые». Так они

оценивали сами себя. К тому же природная внутренняя строгость, вложенная в них многими поколениями предков, проявляла себя уважением к старшим и беспрекословным подчинением. И с разрешения своего учителя только им позволялось сидеть на пол у. Осталь н ые же «ученики» были старше, разного возраста и располагались на скамьях. В помещение было довольно тихо, но нельзя сказать, что все с большим внима-

нием слушали учителя. На лицах части присутствующих виделось безразличие, видимо им было всё понятно. Другие, якобы, внимательно слушали, но мысленно витали в облаках. Но большая часть учеников, действительно, старались внять, что говорил учитель. Старец, в свою очередь, строго смотрел на собравшуюся молодёжь и неторопливо произносил слова жизненной философии. - Любовь и Горе; Сила и Слабость – испы-

тания, которыми боги наделяют людей. Четыре черты характера способные помогать человеку, выковывать в себе силу духа и сделать его Воинским духом. Человек становиться войном тогда, когда он в равной мере добивается успехов в овладение Любовью и Горем; Силой и Слабостью. Как только это происходит, они становятся его друзьями и помощниками. В тоже время старый учитель думал: «Может то, что я сейчас говорю многим не интересно. Тем не менее, пусть уши их слышат, а ум пока не принимает. Но придёт время, когда им будет это нужно, ум вспомнит мои слова и поможет отличить «хорошее от плохого»». Златояра слушала, а вместе с этим наблюдала за тем, что происходило за спиной старого человека. Там, на крюках висели отдельно ножны меча и отдельно сам меч. Естественно, незначительный момент, что боевое оружие не в ножнах, как оно должно быть, маленькой девочкой отмечен не был. Было ли это задумкой учителя или эти предметы вешались раздельно непроизвольно на скорую руку для детишек навсегда останется тайной. Златояра любовалась игрой света. Дело в том, что после полудённого времени стена, на которой вешались ножны и меч, с движением солнца лишалась дневного света, и постепенно она исчезала в по-

л умр ак е п о мещ ени я . Только блеклый отблеск света от брёвен, впитавшийся в светлые тона дерева, ещё долго боролся за своё существование, но вскоре сдавался и пропадал. Иногда, в самые солнечные дни появлялся яркий луч солнца, нацеленный в полумрак. Сегодня был тот самый солнечный день, когда это происходит. Он словно кого-то искал, ощупывал, что там было, и когда натыкался на полированную поверхность стали меча, взрывался яркой вспышкой радости. Два друга: меч и луч солнца находили друг друга. Тогда холодная и спящая сталь оживала. Луч солнца то зажигал её, то давал отдохнуть, и сталь блекла, то пробегал снизу вверх, затем обратно. Всё это сопровождалось брызгами света. Бывали моменты, луч отбегал от меча и бежал вокруг него, словно приглашая в догонялки. Возвращался и игра двух друзей продолжалась. Зрелище было, действительно, завораживающим. Но, увы, и этот луч неожиданно обрывался и исчезал. Ещё секунду назад сталь горящая мгновенно потухала, остывала и вновь засыпала. Однажды из таких моментов девочка не подетски подумала: «Вот и наша жизнь, коротка, как жизнь этого луча». Селение, в котором Златояра жила, находилась на краю большого княжества и населению в нём, приходилось постоянно вести войну с коче-

выми племенами. Волей неволей все дети в этом селение с малолетства приобщались к воинскому искусству. Это было ни каким-то желанием или внушением старшего поколения. Это был сам образ жизни. Как только дитё начинала ходить, его жизнь, неминуемо, превращалась в бесконечную воинскую забаву. Вместе с играми умудрённые жизнью старики в подрастающее поколение закладывали нехитрые правила жизнеустройстаа. Как их самих жизнь научила, владение мечём или другим оружием без осмысления зачем это надо и как это нужно приводит к разрушению цепочки - человек и природа. Одним из таких мудрых людей был дедушка Златояры. Он нёс в себе жизненные понимания, побуждающие молодых людей каждый раз смотреть на самого себя и задавать вопросы: «Кто Я? Что такое мир? Что такое жизнь?» Каждый раз игра света на лезвие меча завораживала Златояру. Сама того не замечая, в неё проникали мало понятные слова: «Любовь и Горе; Сила и Слабость перекрёсток одновременно притягивающихся и отталкивающихся человеческих качества». В девочке виделось порода, её среднее телосложение с слегка припухлым личиком и синими глазами говорили, что со временем она превратиться в статную девушку с гибким станом и привлекательными черта-

ми лица. А душа чистая и большая, желающая весь мир сделать чистым.Но всё это будет у неё впереди. «Главное, чтобы не было поздно начать учиться отличать хорошее от плохого» думал её дедушка. Однажды, ей показалось, что в игре света она видит женщину на коне, оружие и слышится гул от множество народа на поле боя. И это мало понятное слово – невестаа, невеста-а. Поселение, в котором жила Златояра, её родители и дедушка находилось на стыке двух рек. На одной стороне реки красота леса и на другой стороне реки красота поля. И где-то там в поле были кочевники, страшные и злые. Но даже в самых дальних степных уголках, знали, что есть такая красота на стыке рек. И, что кочевники умели делать, делали. Нападали неожиданно и дерзко. Сжигали дома, убивали людей, угоняли скот. Таким образом, они наслаждались красотой этого места. Больше всего, кочевники старались пленить женщин и девушек. Иногда это им удавалось. Так, когда-то в полон, угнали бабушку Златояры, в то время молодую женщину. После чего дедушка всю жизнь не мог себе простить, что взял её биться с иноверцами. Сам был ранен, а её схватили и куда-то увезли. Это было страшным горем для сельчан, тем более, для родственников.

Пленённые женщины пропадали бесследно. Оставшиеся в живых люди уходили в тайные места, затем возвращались. Житьто надо дальше. Селение отстраивалось, оживало. Детские крики и радостные женские голоса были лучшими свидетелями начала новой волны жизни. Поэтому – то лучшими и ценными вещами для мужской половины было боевое оружие и, соответственно, умение им пользоваться. Женщины старались не отставать от мужчин. Тоже учились владеть оружием и становились хорошими наездницами. Иные, в том или в ином воинском ремесле,превосходили мужчин. Как бы там ни было, женщин, а особенно девушек старались не допускать в открытый бой с кочевниками. Их берегли и, по возможности, под разными предлогами отправляли подальше от мест военных конфликтов. Занятия заканчивались, когда задняя стена полностью исчезала в полумраке, тогда позволялось начать разговаривать, обсуждать, что слышали. Помещение наполнялось разговорами и шумом. Когда исчезал луч солнца, видение на лезвие тоже пропадало и Златояра, как обычно, быстро и по-детски забывала, что видела. Сегодняшнею картинку она не вспомнила ни вечером, ни в следующий день и в последующий. Нежный мех так тянул побаловаться на нём, что почти после каждого

занятия они, три подружки, друг перед другом хвастались, кто сможет лучше перекувыркнуться через голову. Думается, будет верным сослаться на то, что детский ум, всё, что видят глаза, превращает в игру. Тогда уже, что ценное или не ценное большого различия не имеет. За играми время для них пролетало незаметно быстро. Однажды Златояра, спросила маму. - Мам, а что такое невеста? Лицо матери выразило удивление, затем оно сделалось серьёзным, задумчивым. После большой паузы мама ответила. - Златояра, когда – то и ты будешь невестой. Девушкой на выданье замуж. Это как сейчас моя сестра Бояна - Да, Златояра, улыбнулась мама. За играми девочка не замечала, что дедушка задерживал на ней взгляд и почему то становился печальным. Шло время, шли годы, Злотояра росла, взрослела, превращалась в девушку. В добавление, к своей внешности она стала хорошей наездницей, и по мере своих физических сил владела оружием. Особенно, ей нравился лук. Она сама готовила стрелы. Конечно же, процесс стрельбы из этого нехитрого оружия приносил огромное удовольствие. В её девичьей головке рождались вопросы и ответа связанные только с защитой своего селения.

И, что стрелы, изготовленные её рукою, принесут кому-то смерть, а вместе с этим принесут душевную боль и страдания родным убитым, не принимались в расчёт, об этом не думалось. Один был ответ: «Они враги». С положения же современного времени: девушка, изготовления оружия и смерть, скорее всего, вызовет осуждения. Но, в те далёкие времена был враг, разорявший родную землю, и был, и были свои нуждающиеся в защите. И сочетания жизнь и смерть было одним целым, естественным и не подлежал осуждению или обсуждению. В связи с чем, мужское население всегда было готовы отразить нападение врага. И вот однажды, когда Златояре шло начала второго десятка лет, среди ночи что-то загрохотало. Спросонья, она долго не могла понять, что гудело. Она не знала и не могла видеть, что ктото без устали ударял в большую и массивную тарелку. В центре села она висела в деревянном контуре подвязанное с четырёх сторон. Массивное железо издавало глухое и продолжительное звучание. Ведь, сколько она живёт, никогда его не слышала в полную силу. И, конечно, как тут можно догадаться. Златояра ощущала, что холодные и глухие звуки несут в себе страх. У неё сковывались руки и ноги. Надо что-то делать, а что? Наконец, она вспомнила, это тот самый гул, который опо-

вещает о набеге кочевников на поселение. А они несут с собой огонь и смерть. Тут же ей подумалось, она может больше никогда не увидеть своих родных и близких. А, в прочем, её саму могут убить. От этой мысли ей стало ещё страшнее. В подтверждение своих догадок, с улицы послышались крики, а в окно она увидела зарево пожара. Дедушки, отца и двух братьев дома не было, ещё с вечера, ушли, кто в дозор, кто в «ночную» на дальние пастбища. В доме были одни женщины. Мама, уже одетая, металась по комнатам, толкала дочерей и заставляла быстрее их одеваться. Мимо дома, то и дело проносились всадники, пробегали пешие. Вдруг один всадник остановил коня, мелькнул лук, и полетела стрела. Златояра видела, как стрела влетела в окно и направилась на старшую сестру. В мгновение ей представилось, стрела ударит в тело сестры и она погибнет. Тут же неосознанное чувство защитить побудила Златояру сделать шаг и преградить собой путь стрелы. А сознание отметило « и любимая сестра останется жива». Но, вдруг случилось невероятное, перед самой грудью стрела будто ударилась обо что-то невидимое и упала к её ногам. На раздумье и осмысление произошедшего времени не было. Мама вытолкала дочерей из дома, пригнувшись, все вместе побежали по двору к скрытому

земляному лазу. Затем, в нём куда-то шли в темноте, где-то ползли. Пока, наконец, мама не открыла какую-то дверцу, и они вышли наружу. Зарево горящих домов было позади. Оттуда же доносились крики, слышался треск падающих горящих строений. Но они сами были далеко от этого ужаса, в безопасности. - Мама, почему мы не сражаемся? - Златояра, как взрослая, спросила маму. - Отец, приказал вас никуда не отпускать, ответила она. - Но там, гибнут наши люди! - уже в отчаяние воскликнула Златояра. - Я не могу ослушаться вашего отца. Остаток ночи прошёл в полнейшем молчание, наблюдали, как горят дома. Утром всё кончилось. Из ближайших лесочков и высокой травы стали появляться люди. В большинстве это были женщины и дети. К полудню, выяснилось, кочевники ушли и можно возвращаться. Отец и братья были живы. Как это здорово их увидеть, Златояру охватывала радость. Как хорошо, они живые и невредимые. Отец обнимал маму и говорил. - Молодец, что не отпустила дочек. Думаю, они проявляли желание, хотели повоевать. Мама смотрела ему в глаза и молча, прижималась к его широкой груди. - А Златояра Бояну спасла, - сказала младшая

сестра. - Как так? – удивился отец. - И в правду, такое было, - подтвердила мама, - в окно влетела стрела. Златояра собой преградила ей путь. Перед самым её телом стрела, вдруг, остановилась и упала. - Удивительное дело, - пожал плечами отец. Когда этот случай рассказали дедушке, он сказал. - Тебя и сестру спасла твоя любовь к ней. - Да, я очень люблю свою сестру, - в ответ согласилась с ним внучка. В ответ на нападение кочевников из ближайших селений были собраны ратники, образовалось дружина. Кинулись вдогонку. Вскоре удалось настичь нападавших, завязался бой. Кочевники явно не ожидали такого поворота событий, Русичи сумели отбить пленённых и скот. В плен кочевников не брали, кто попадал под меч, убивали, кто уходил не догоняли, зачем он нужен. Не принято было у славян пленить врага, гнать к себе и что-то там с ним делать. После этого набега, как всегда селение какое-то время приходила в себя, а затем вновь отстраивалось. Подрастали и взрослели подростки. Нарождались новые дети. Жизнь продолжалась. Златояра тоже взрослела и превращалась в статную девушку. Парни невольно заглядывались на неё. Подростковый возраст подразумевает под собой нестабильность

собственного внутреннего мира. Влечение незначительными и пустыми интересами занимают всё их время. Начало переходного периода у большинства подростков чревато душевными конфликтами, а то и падением в жизненную пропасть. Из которой годами не получается вылезти. Одно можно сказать, возраст лишь отнимает силы и пропадает страх, но глупости переходного возраста остаются на всю жизнь, и они нет -нет дают о себе знать. Взрослая жизнь очерчивает собой умение лавировать в социальных дрязгах. И лишь немногим, у которых начало переходного периода это начало здравого осмысления окружающего мира. В последствие, такие люди становятся мудрецами или личностями способные перемалывать состояние эпох. Таким подростком была Златояра. Сама для себя девочка не могла объяснить, как она остановила стрелу. Ответ дедушки её вполне удовлетворил, «значит, так оно и ест ь », р еш и л а он а. «Любовь, одно из качеств, которыми человека наделяют боги. И я научилась владеть этим качеством. Моя любовь к родным стала другом и помощником. Любовь через меня спасла мою сестру. Я рада этому» после размышлений заключила для себя Златояра. Ей вспоминались слова из рассказов дедушки: «Любовь и Горе; Сила и Слабость четыре учителя. Кто овладева-

ет одним из четырех, должен быть осторожным, не поддать его качеству. Оно сравнимо с необъезженным конём. Не остановить, унесёт, погибнешь. Овладел, цени это качества». «На всё воля божья, - размышления Златояры двигались дальше, Горе тоже может являться полезным качеством. Только умей его использовать, умей излить, освободить душу, чтобы остаться войном. Дедушка именно так говорил». В том нападение кочевникам не удалось полностью сжечь поселение. Более того, они сами потеряли много убитыми. Для маленькой Златояры было сильным потрясением, когда она впервые увидела мёртвых людей. В этот момент понимания о цельности жизни и смерти открывалось с практической стороны. Оно разрывалось на двое. Жизнь и смерть становились отдельными. Вот она живая и вот они мёртвые. На земле лежали тела чужих убитых. Одежда другая, цвет кожи, волосы. А вот тела сельчан, порубленные плечи, руки, головы. У Златояры расширились глаза, на настиле лежала её тётя, в груди торчал обломок стрелы, а на одежде запеклась кровь. Лицо было застывшим и спокойным. Какой-то человек то и дело подходил к неподвижным телам и что-то делал. Подошёл он и тёте, пошептал и осторожно закрыл ей глаза. Рядом стоял её муж, он,

молча, смотрел на свою жену и из глаз его неудержимо скатывались слёзы. Ещё вчера Златояра разговаривала с ней, вместе смеялись, а сейчас вот она неподвижная. И уже никогда не скажет ни слова. И впору бы ей маленькой девочке зарыдать в голос. Но вместо этого она подошла к мужу тёти, «Ведь, ему ещё тяжелей, чем мне» подумала она. Взяла его за руку и сказала. - Она погибла как воин, Небесный Асгард станет её домом. Земля отпустила её, отпусти и ты воин воительницу. Он повернулся к ней и нетвёрдым голосом произнёс. - Дочка, трудно справиться с моим горем. Самый тяжёлый меч для меня пушинка, но горе сильней меня. - Дядя, горе сильней меча, острей стрелы, но душа война сильно любит, сильно горюет. Твоя суженая будет приходить к тебе в твоих снах и душу твою утешать. Откуда у неё, у маленькой девочке взялась это сила? Утешить сурового война, найти нужные слова, Златояра понять не могла. Увиденные тела убиённых и когда-то услышанные Любовь и Горе; Сила и Слабость в детском сознание перемешались, и все размышления остановились на вопросе: «Что нужно живым, а что мёртвым?». Златояра не находила объяснений. В последующие дни почувствовала, с ней что-то случилось, силы оставляли,

её охватывал то озноб, то бросало в жар. Порой мутнело сознание. Детский организм был не в состояние выдержать конфликт души с сознанием. Златояра заболела и слегла. Позже ей скажут, что несколько дней она пробыла в горячке, в сегодня очнулась. Первым, кого она увидела, был дедушка. - Проснулась, ну вот и хорошо, - сказал он. - Я болела? Он улыбнулся и кивнул. - Что поделаешь, мы все иногда болеем. Мы живые люди. - Да-а, мы живые люди, - задумчиво протянула Златояра. Подошли мама, отец, сестрёнки и братья. Обрадованные, что Златояра очнулась, они, чуть ли не все разом стали говорить с ней и расспрашивать её. Дедушка, молча наблюдал за происходящим, затем недовольно прикрикнул. - А ну, неугомонные. Видите, слаба ещё Златояра. У вас, что работы нет? Когда они остались вдвоём Златояра спросила. - Дедушка, я слабая? - Нет, ты на пути стать сильной. К силе идут через слабость. - Я видела убитых людей. Они больше никогда не испытают ни Любви ни Горя, ни Силы и Слабости. Я понимаю, что незаконченный путь, как недостроенный дом. В нём нельзя жить и не бро-

сишь. Без хозяина, он разрушаться. А как же человек? Если он погибает в молодом возрасте, потеряет он, что накопил и ему, в новой жизни, придётся начинать всё с начало или нет? Мне бы хотелось, чтобы люди жили до конца своих дней отпущенные богом, набирались правды и опыта. - На этот вопрос, внучка мне нечего сказать. Я думаю, ответ тебе придёт сам собой. Он отвернулся, лицо его сделалось задумчивым. Долго так сидел. Затем поднялся и сказал. - Поправляйся внучка. Много лет он прожил, много знал. Когда родилась Златояра, увидел не простая у неё звезда, а значит, не простая и короткая жизнь у девочки будет. Как это произойдёт и почему, не мог он разглядеть толщину времени. Внучка росла, крепла, становилась стройной, сильной девушкой. Помощницей для мамы, требовательной и справедливой. Как все со сверстницами ходила в дозор. Это было удивительным чувством охранять родных и близких людей, охранять родную землю. Небо родное и близкое. Каждый раз Злотояра ощущала возвышенное чувство долго перед всем, это окружало её. Но одного она не могла понять; «Зачем люди воюют между собой? Ведь, так хорошо жить миром». Внутри у неё что-то сопротивлялась тому, что видели глаза. А кругом

была война. Правда, там где-то далеко. Были жаждущие отнять их мир, их богатство и спокойствие. Незаметно для неё самой в ней просыпалось чувство исполнения какого-то долга перед родиной. Она должна совершить такое дело, что изменит мир. Станет началом рождения новых правил общежития с соседями. И она радовалась этому чувству, таким мыслям. Дедушка, напротив, печалился. Своим шестым чувством, он понимал, что его внучка выбрана для исполнения божьей воле. И тоже бы радываться, но печаль была сильнее. Внучки может не стать. Только, как это произойдёт? Он, действительно, был мудрым человеком. Знал много легенд и часто их рассказывал своим слушателям. Были легенды, о женщинах воительницах, способных своей волей переламывать ход военных событий. Одна из легенд Златояре особенно нравилась. «Когда-то давнымдавно в одной из битв сражалась девушка воительница. Она билась в первых рядах войска. Соперников ей не было. Умная, сильная и ловкая. Она без особого труда справлялась с самыми сильными бойцами мужчинами. После очередного поединка с противником, в которой она одержала победу, стала осматривать поле битвы. И, вдруг поняла, что все эти люди убивающие друг друга всего лишь обманутая масса народа.

Принимает смерть за чужие интересы. Кто, может быть, в этом виноват? А тот, кто направляет людей на смерть. Она посмотрела туда, где был стан противника. Там на яру был шатёр чужого вождя и несколько человек возле неё наблюдали за ходом боя. «Они и есть виновные в гибели многих людей». Её конь, своим умом будто сливался с мыслями своей повелительнице. Не ожидая команды, он яростно стал пробиваться сквозь ряды вперёд к шатру. Она и конь словно слились в одно целое, стали глыбой, от которой отлетали стрелы, ломались копья и лезвия мечей. В кокой-то момент, с неё слетела верхнее одеяние, и воительница осталась в светлом и широком мужском рубище. Светлая мужская рубаха, в которое она всегда одевалась перед битвой, было широким и длинным. В одно мгновение она превратила её точно в белого лебедя. Это перерождение стало так неожиданно для войнов одной и другой стороны, что они останавливались , опускали оружие и смотрели на движение женщины в белом. Видел её и пришлый правитель. Вокруг него телохранители приготовились защищать хозяина, но живая глыба без труда сломила их защиту, и меч белого лебедя повёрг на землю завоевателя. После чего конь женщины в белом закрутился на месте, она же сама искала, кто может дать сигнал к отступлению.

Трубач был рядом, наполненный страхом, он без слов понял намерения воительницы и дал сигнал. Битва была остановлена, битва закончилась». Но Златояра не знала, что когда дедушка рассказывал ей легенду, он не сказал, что случилось дальше. А закончилась она тем: «Когда битва остановилась, на другом яру появился всадник. Он поднял лук, вставил стрелу, и стрела взвилась вверх. Вдруг, в спокойном воздухе поля битвы появился ветер. Он упругой силой ударил по стреле, направив её в сторону женщины воительницы. Открытая грудь приняла на себя стрелу. Острое железо глубоко вошло в тело, и остановила сердце. И ещё минуту назад ревущее поле битвы мгновенно смолкло, и воцарилась тишина. И многим в тот момент тишина показалось, невыносимо тяжелее гула битвы. Только потревожить тишину, а значит потревожить успокаивающийся дух воительницы. И когда тишина стала совсем невыносимой, из массы скопления войнов сильный голос прокричал. - Перунова невееста! Встревоженный воздух во все стороны разнёс его слова. А в ответ недружным строем один за другим послышалось. - Перунова невееста, Перунова неве-еста. Если бы Златояра

услышала последние слова легенды, то она представила бы, как воительницу в белом положили на щиты и понесли между отрядами ратников, и каждый воин склонял голову в её честь, когда её проносили рядом с ним. Несли на яр, где на коне восседал всадник, стрела которого отняла жизнь у воительницы. Может быть, старый воин берёг душу своей внучки и поэтому он не говорил, что было дальше. А, может, легенда все лишь легенда и правды в ней нет. Девочка росла, черты утончались, делались выразительными. Её суждения выделялись мудростью и ясностью. Когда Златояре стало семнадцать лет, и она сделалась невестой на выданье. Но, к сожалению суженный всё никак не находился. Видимо, особая её судьба не подпускала к ней сверстников сельчан. Да, они и сами только заглядывались на неё, а подступиться не решались. В этот год по поселению поползли слухи, что предстоит война. На основе чего мужская половина стало интенсивно готовиться к битве. Златояра видело, как из соседних селений подходили ратники, они располагались вдоль реки в небольших лесных массивов. Все говорили, что к слиянию двух рек подходил князь К-н. Он заявлял претензии на владения слиянием рек и рядом на-

ходящимися селениями. Вместе с ним шли кочевники и ещё какие-то войны из далёких стран Сельчан охватывало волнение, некоторые стали собирать веща в повозки и уезжать. Первыми отправляли маленьких детей. Златояра помнила убитую тётю, она была женщиной пожилая. А она Златояра молодая и красивая, и в её сознание как-то не совмещалось молодость и смерть с её застывшими глазами. От таких мыслей её охватывало дрожь. Юношеская лихость уступала. Страх был сильней, и девушка не могла никак с ним совладать. В такой момент она вспоминала дедушку. Он говорил. - Любовь и Горе; Сила и Слабость враги, если ты с дрожью встречаешь их, но они становятся друзьями, если на твоих устах улыбка , а в сердце покой. «Они учителя» вспоминала Златояра и на душе становилась легко. Сознание очищалось, улыбка осветляла лицо. «Как хорошо, - говорила она сама себе, - справиться с собственной слабостью». - Я пойду вместе со всеми воевать, - говорила она родителям. Её затею поддерживала только младшая сестра. Остальные же члены семьи отмалчивались. Неизвестно, как всё пойдёт, и что отвечать воинственно настроенной дочери. К семнадцати годам Златояра смогла не только

понять законы жизнеустройства, но и умело выражать свои мысли. Переубеждать отца и мать она не стала. Понимала, ими руководит простая забота о своих детях. Переломить себя и согласиться с желанием средней дочери они не могли. Согласиться, а потом случись что с ней, тогда всю оставшуюся жизнь будешь себя проклинать, что отпустили дочь на верную смерть. Что потом люди скажут? Как-то однажды дедушка подозвал к себе Златояру. - Внучка, в Терновке мастера изготовили копья, стрелы, наготовили ремней и всякие приспособления защиты для предыдущей битвы. Надо всё это привезти в наше селение. Для этого дела собирается небольшая группа девчат, чтобы сделать это. - Я согласна, - радостно воскликнула Златояра. Она, действительно, была рада, хоть чем-то быть полезным для ратного дела. А там, если повезёт, вступит в битву с мечём. Он давно своим блеском манил её к открытому бою с противником и всегда вместе с ножом висел перед глазами над кроватью у изголовья. Нож часто брала с собой, а меч ждал своего часа. - Ну и хорошо, кивнул он головой, - вы молодые быстро обернётесь. - А когда отправляться?

- Сегодня вечером. Далее дедушка продолжал говорить с кем в Терновке они должны встретиться. После чего Златояра в радостном настроение отправилась встречаться, с кем поедет. А перед самым отъездом мама почему-то совала ей в руки увесистый узелок с одеждой. - Пригодится, дочка, - говорила она. Вечером Златояра в числе пятерых сверстниц и в сопровождение двух мужчин выехала в направления севера, в Терновку. Осень только входила в свои права. Неторопливо она перекрашивала листву деревьев и траву в жёлтый цвет, но воздух оставался ещё тёплым, даже в вечернее время он не вызывал озноба и при этом им приятно дышалось. Незаметно наступили сумерки, казалось, что кругом всё уснуло, только две подводы продолжали двигаться в ночь. Луна, закрытая тучами, едва освещала дорогу. Девушки разговаривали, и незаметно для самих себя засыпали. Сколько они спали, они не знали, только глубоко ночью им пришлось проснуться от шума животных, человеческих голосов. Девушки открыли глаза, всполошились, но когда увидели, что рядом проходит большой отряд конников и от них не исходит угрозы, успокоились. Тёмная масса быстрым шагом двигались к реке. Из короткого разговора с ними выясни-

лось. Они запасной отряд, а сейчас спешат в Констнтиновку. Не доходя до неё, остановиться и сделать отдых на два или три часа. Но самое неожиданное и главное, что услышала Златояра – утром начнётся битва. Тут она поняла, их направили не за воинским снаряжением, а просто отправляют подальше от места битвы. Ведь, неизвестно чем дело закончится. Обман во благо спасения. Младшую дочь увезли раньше. Так родители пытались сберечь своих детей. Златояра вскочила, в голове пронеслось: «Как так, утром битва, а я здесь далеко от дома». Мысли одно за другой проносились в её голове. Спрыгнула с подводы и застыла в растерянности, не зная, что делать. Ведь, она так долго готовилась к чему-то важному. Что может быть важнее большой битвы? Её помыслы и мечты во имя мира на земле, так и останутся мечтами. Ей казалось, что именно в предстоящей битве она может изменить состояние мира, но как это произойдёт, чётких мыслей не было? Скоро битва, а она здесь и не сделай сейчас какой-то решительный шаг, то потом будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Мозг лихорадочно работал. Что делать? Людская тёмная масса почти завершила прохождение возле них. Вдруг Златояра увидела, что за последним конниками были чем-то нагру-

женные телеги, а к ним привязаны несколько лошадей без сёдел. План созрел и пора действовать. Она повернулась к своим спутницам и крикнула. - Я возвращаюсь! Подбежала к последней подводе, отвязала ремень уздечки, перекинула через голову лошади, вскочила на неё, и, что есть силы помчалась. Сзади послышались крики, но останавливать её никто не стал. Галопом лошадь проскакала вдоль колонны, и, они оказались далеко впереди одни на дороге. Тучи полностью закрыли луну. Невольно девушка поддалась страху, но времени на размышления и оценку своих действий не было. Конь, мудрый конь сам в темноте находил дорогу и мчал свою всадницу к её мечте. Когда уставал, сбавлял ход, переходил на шаг. Так он отдыхал, затем вновь переходил на галоп. Будто у него была своя мечта и своя миссия, и он спешил её выполнить. За это время Златояра сумела полностью справиться со страхом и подалась настроению коня и не мешала ему. Начала рассвета пришла неожиданно. Когда она на коне поднималась из низины и перевалили пригорок, оказалось свет утра уже хорошо освещал пространство перед ними. Вдали виделись две ленты водной глади, а рядом с селением они сливались в одну большую реку. За рекой от десятков костров поднимался дым. Там был враг. Девушка

ощутила подъём, страх перешёл в настроение война, и Златояра уже была готова к каким-то активным действиям. Вместе с этим почувствовала, что конь стал слушаться её. Ей показалось, что она и конь стали одним целым. Тем временем две враждующие стороны выстраивали свои полки. Всё это сопровождалось криками, лязганьем железа о железа. С возвышенности всё было видно, как на ладони. Вдруг Златояра представила. Что вскоре поле, на котором сейчас стоят ратники, будет усыпано телами убитых и раненными. Кони бродить в поисках хозяина. Вороны описывать круги над полем в надежде испробывать мертвечатины. И нескончаемые слёзы матерей, жён и сестёр по павшим на поле брани отцам и братьям. Перед глазами молодой воительнице предстала тётя с неподвижными и остекленевшими глазами. Скорбящий муж и дети несмышленые. Никак не могут понять, почему их мамка лежит и не поднимается. Подчиняясь невиданной силе, Златояра сняла платок и распустила свои волосы. Золотисто -русые они спускались ниже плеч и своим существованием выражали волю и решимость хозяйки. Златояра вспомнила, как она болела, когда впервые увидела убитых людей. Как в болезненном жаре она разговаривала с ними.

Они говорили ей, как плохо расставаться с родными в молодом возрасте. Жизнь не прожита до конца. Все последующие годы Златояра носила в себе печаль и тоску убиенных. И вот, когда она стала невестой на выданье, её душа была переполнена страданием за души убиенных. Ей не было места и спокойствия. И всё это требовало выхода и эмоциями и физическим исполнением. Что может быть лучше, чтобы излить боль и страдания, как не битва. Но, сейчас поняла, в таком случае, ты сама становишься участником и виновником в убиение людей, а значит появлением новых страданий родных по убитым. Так какое же найти решение? Подъезжая к селению, Златояра не переставала думать, как остановить убиение молодых и ещё не старых людей? За рекой полки выстроились друг против друга и вотвот начнётся битва. Златояра подлетела к родному дому. Соскочила с коня, вбежала во двор, в дом. Быстро к себе, где на стене был меч, когда-то подаренные отцом. Взяла и быстрее назад. Затем вернулась. Почему-то подумала о белой ткани. «Гдето у мамы было» подумала она. Да, есть. На одной из полок, где мама хранила белье, был большой отрезок белой материи. Не осознавая, зачем это она делает, взяла отрез и быстро из дома. Перед самым выходом вдруг по-

думала: «А почему дома никого нет?». Впрочем, глупый вопрос. Через минуту конь мчал её дальше к реке. Златояра лихорадочно думала: «Успеть, чтобы первые ряды не сомкнулись, и не пролилась первая кровь, тогда не остановить. Много жизней на этом поле прекратят своё существование. Златояра на ходу развернула отрез. Он был довольно широким. С одной стороны надрезала ткань и оторвала широкую полосу по всей длине. Затем отрез перегнула пополам, по середине вырезала отверстие для головы. Ткань набросила на голову, просунула её и высвободила волосы. Материя легла на плечи, получилась накидка. Отрезанной полосой стянула две стороны отреза. Накидка полностью закрывала ноги и почти весь круп коня. Со стороны вид всадницы стал выглядеть величественным. Богиня, да и только. Вброд она перешла реку, и конь во весь упор понёс её к отрядам дружинников. Меч положила перед собой и придерживала рукой. Две противоборствующие стороны уже выстроились друг против друга. Подняты копья, сжимались рукояти луков, эфесы мечей. Лица напряжённые, глаза сужены. Казалось, напрягся сам воздух. Дай сигнал, и всколыхнутся луки и стрелы отправятся в поисках жертвы. Копья ощетинятся, и первая жизнь по-

кинет своё тело. Осенний ветер шевелил, будто ласкал русые волосы пока ещё живых войнов. Князья одной и другой стороны уже были готовы дать сигнал к началу битвы. Но их внимание привлёк всадник в белом одеяние. Он мчался к отрядам. Вот его конь между ними, как бы разделяя их собой, тем самым останавливает в них побуждения к атаке. Все увидели, это была женщина. Войны с интересом и удивлением смотрели начавшегося мимо всадника с распущенными светлыми волосами и в белом одеяние. Их серьёзность перешло в любование всадницей. В первых рядах войска стояли отец и братья Златояры. Во всаднике они с удивлением узнали один дочь и другие сестру. На какоето мгновение их глаза встретились, но конь нёс её дальше туда, где был стан пришлого князя. «Что сильнее, оружие или слово?» Этот вопрос долгое время Златояре не давал спокойствия. В своих размышлениях она рассматривала много вариантов, но ответа, после которого можно поставить точку, не было. Решения не было, когда она в темноте возвращалась в родное селение. Не было его в момент, когда она подумала о холсте. Только сейчас, когда увидела напряжённые лица войнов, ответ пришёл сам собой – слово. За этим последовал другой вопрос: «Какое слово ска-

зать, чтобы остановить намерение пришлого князя?» Вот он гордый и важный в кругу своей свиты. Князь смотрел на подъезжавшую всадницу. Златояре важно было увидеть выражение его лица. Задача непростая подобрать слова к выражению лица. Так как выражение отображает внутреннее состояние человека. Князь смотрит, но с интересом, значит, в нём нет устойчивой злости, и он волен быстро менять решения. Конь Златояры перешёл на шаг и, твёрдо ступая, продолжал двигаться вперёд. Животное тоже наблюдала за князем. Как тот себя поведёт? Вдруг из окружения князя выступил всадник и преградил путь Златояре. Он поднял меч, но в его действиях виделось, что он только хочет испугать женщину, а ударить не сможет. Вот всадница совсем рядом, его меч рядом с её головой. Она, не останавливая коня, одним движением взяла свой меч за середину лезвия и плоскостью всего эфеса ударила всадника в лоб. Удар был настолько коротким и сильным, что конь всадника просел, а затем вместе с ним повалился на землю. Это было невероятным зрелищем. Конь и всадник падают от женской руки, от руки Богини. Златояра положила меч на место и продолжила движение.В этот момент, она ощущала свою силу и волю в полной мере. Выражение лица князя

сменилось на удивление. По сторонам всаднице выстраивалась его свита, у всех руки напряжённо сжимали эфесы, но мечи оставались в ножнах. Готовые по малейшему сигналу кинуться на неё. Воительница остановилась в двух шагах от головы лошади князя. Глаза война и воительница встретились. Довольно долго они боролись взглядами, пока князь не уступил. Отпустил глаза, после чего услышал. - Князь, посмотри на солнце, волен ли ты его разделить? Посмотри на небо, волен ли ты его разделить? Волен ли ты отделить солнце от неба? Посмотри на реку, леса и степь, волен ли ты делить, что принадлежит всем. Волен ли та сам принимать свои собственные решения? Если это твоё решение, то в нём есть сила и ты победишь. Если не твоё решение, ты проиграешь. Чтобы поверить мне, посмотри на лезвие моего меча. Златояра подала ему свой меч. Князь взял его двумя руками и поднес к глазам. Луч солнца отразился на холодной стали, и она ожила. В узкой полосе клинка Князь увидел картину ещё не состоявшейся на яву битвы. Озлобленные лица людей, звон мечей, люди убивали друг друга. Лошади топтали людей. Ему показалось, что слышит крики и стоны погибающих людей. А вот, он видит себя. Но почему-то он связан, стоит с опущен-

ной головой. - Это не моё решение, - чуть слышно произнёс он. Его лицо сделалось задумчивым. Он, молча, вернул меч. Долго сидел, смотрел перед собой. Затем, взглядом поискал того, кто дает сигналы, и дал знак рукой. Вскоре согнал к отступлению, разнёсся по полю. - Князь, вы мудрый человек, - громко, чтобы все слышали, сказала Златояра. - Тут, неожиданно, по полю понеслось. - А-а-а-а. Валькирия принесла ми-ир. Валькирия принесла миир. Так ратники двух сторон выражали решения пришлого князя. Выражали радость, что не убит ни один человек. А значит, матери и сёстры не будут лить слёзы. Народ не будет страдать. В момент всеобщего ликования остался незамеченным неизвестно откуда явившийся всадник. Его одеяние скрывало ему голову, руки. Что одновременно придавало ему и таинственность и величественность. Кто это был мужчина или женщина, узнать не представляло возможности. Он поднялся на соседний яр, долго смотрел на всеобщую человеческую радость. Затем в его руках появился лук. Неторопливо из колчана он вытащил стрелу и приложил к рукояти лука. Натянул тетиву и выстрелил. Стрела

взвилась вверх. Князь, воительница и окружавшие их войны молча, обозревали перед ними раскинувшее поле, ратников, ещё недавно готовые убивать друг друга, а сейчас обнимались и говорили слова радости. И недоумённо думали: почему это они были готовы поднять друг на друга меч? Лицо князя сделалось светлым, с него будто слетела тяжесть, много времени мучавшая его. А душа облегчённо вздохнула. Думал он: «Решение убивать своих соплеменников ему было навязано жаждающими захватить их землю. В любом случае победи или проиграй битву, он ослаблял себя и землю русскую, тогда хитрым иноземцам было бы легче его убить». Златояре вдруг вспомнились слова: «Когда ты подчинишь в себе четырёх необузданных коня, то смерть незамедлительно тебя найдёт». Эти слова несли в себе выбор решения. Готов ли ты наложить на себя миссию и нести её до конца? А конец миссии будет именно таким. Или отступиться. Златояра подняла глаза, в солнечном небе мелькнул отблеск от металлического наконечника стрелы. Взмывшая стрела в синеве неба прочерчивала полукруг и стала снижаться. Златояра с интересом наблюдала за её полётом. Видела, как она приближалась, и лететь бы ей дальше. Только вдруг появился ветер.

В следующею секунду, он ударил по стреле и изменил её направление. Златояра успела увидеть остриё наконечника и почувствовала удар. Грудь приняла на себя силу стрелы, а сердце почувствовала огонь, затрепыхалось и затихло. И тело воительницы в белом упала навзничь на круп коня. «И последнее ты должна знать. Четыре учителя возведут тебя на Перунов престол» последнее, что успела она подумать. - Я благодарю тебя, Бог Перун за царскую смерть, - едва слышно прошептали её губы. Умолкли ратники, сделалось тихо. Молчанием войны выражали свою скорбь по воительнице. Вдруг сильный голос из самой гущи воинов крикнул. - Перунова невееста! И все разом подхватили : Перунова невееста, Перунова неве-еста. Уже с небес Златояра видела, как её тело положили на щиты и понесли между отрядами ратников. И каждый воин склонял голову, когда мимо него проносили тело женщины воительницы. Всадник на яру ждал. Нам лишь остаётся понять божьи помыслы. Понять, что они несравнимо сложнее, чем человеческие. Может быть, путь героя, заканчивающийся смертью, спасает самого героя, имя его. Нам остаётся понять это.

Стеснение Казаков Евгений Стеснение – одна из хороших черт характера человека. Не надо путать стеснение с такими понятиями, как неуверенность, страх, недооценкой себя, неполноценностью. Не надо искать в стеснении однокоренные слова, особенно, как теснота и связывать их по смыслу. Теснота – это недостаток свободного места, а стеснение - это проявление человеческого характера. Стеснение это не порок. В наше время, это качество человека превратили в нечто несовместимое с нормальным восприятием мира и любое проявление стеснительности принимается как слабоволие и отсутствием свободы. Человек с таким внутренним состоянием по их понятиям не приспособлен к жизни. А не запутались ли вы? Не заигрались в слова? Не перевернулось ли ваше мировоззрение, где хамство, нахальство, грубость, дерзость, беспар-

донность становятся нормой жизни и при этом бахвалиться, что напрочь отсутствует стеснительность. Вот где настоящие пороки современного общества. Наша современность - это время расцвета предприимчивости, где все желают оторвать большой кусок красивой жизни, наплевав при этом, что придётся растоптать много человеческих качеств, а может даже и воспользоваться доверием этих людей для достижения своих нарисованных планов. Стеснительность – это черта характера, подаренная человеку природой с рождения. Посмотрите на маленьких детей, которые чисты душой и ещё не знают все трудности этой жизни. Они все стесняются, они не понимают ложь, ибо все слова воспринимают буквально как правду. Они чисты как белый лист и с годами, вникая в эту жизнь, меняются в зависимости от той

среды в которой обитают. И жизнь многих ломает, зачастую вычёркивая все прекрасные качества человеческого характера – доброту, стеснение, радость. Не надо думать, что стеснение во взрослой жизни это отсутствие навыков, коммуникабельности, что этот человек не готов к жизни и будет всегда в проигрыше, чтобы он не делал. Это ошибки эгоистов и циников, которые готовы убить стеснение в человеке, организуя при этом всякие курсы и тренинги, зарабатывая на таких людях свои барыши. Даже психологи иногда рассматривают эту черту характера как болезнь. Не убивайте эту черту характера, не убивайте это чувство - иначе убьёте себя… Так как наличие стеснения в человеке, говорит о том, что в этом человеке есть ещё душа.

Болею я, болею... Казаков Евгений Эту историю мне рассказал один мой пожилой друг. Ему тогда на тот момент стукнуло шестьдесят лет. Эта женщина была третьим и последним ре-

бёнком в семье. Так получилось, что она родилась болезненным ребёнком и, практический, до трёх лет приходилось бегать по больницам, излечивая простуду и грипп. Навер-

но с тех пор и повелось, что мать постоянно жалела её и позволяла многое, приговаривая: "Она же болеет". В детский сад она не ходила. Школьные го-

ды пролетели под таким же девизом с отстранением от физкультуры и множественными пропусками, хотя от сверстников она ничем не отличалась, была шустрая и энергичная, но справки медицинские мать где-то находила и регулярно закидывала ими директора школы. Аттестат она получила и успешно поступила в институт, который также успешно окончила. Но на работу не устраивались и жила с родителями, так как мать всегда её жалела: "Болеет же она, болеет". В связи с таким воспитанием и опекой матери эта девушка не была готова к семейной жизни - еду варить она не умела, уби-

раться она не может. Вести хозяйство? Да не дай боже: "Болею я, болею". Остальные дети, её брат и сестра давно уехали и жили самостоятельно, а она всё "болеет". Тем более удивительно, что она успела выйти замуж, да и мужик попался хороший, хозяйственный. Жили они у родителей жены, и остались жить там после их смерти, так и не родив мужу детей и родителям внуков. А поч е м у? О тве т про с т "Болею я, болею". Так и жила она с мужем, «болея и болея» до самой старости. Все что могли о ней знать близкие родственники и соседи, что есть у них та-

кая соседка и что всем её жаль, так как она болеет и болеет. Похоронила она мужа и осталась совсем одна на этом свете... *** "Ты в ответе за тех, кого приручил" - так говорят о домашних животных, но я не хочу быть грубым. Просто я хочу слово "приручил" поменять на слово "воспитал" и думаю, что всем и всё станет ясно, что я имею в виду. Хотя никого и ни в чём я не обвиняю. P. S. Мой знакомый давно умер, а старушка эта ещё жива, и болеет она, болеет…

Разговор с зеркалом Алексей Арефьев - Мы что же, совершенно разные? - спросил спокойно я, покрутив пальцем у виска. - Да, - равнодушно ответил он, и с наигранным чувством вины опустил глаза и голову вниз. - Что же это может значить?! - вскрикнул я уже более озабоченным тоном. - Ничего, - снова спокойно и равнодушно отвечал он, - это ничего не значит, и не может ничего значить. Но было заметно, что он это говорит, уже немного недоумевая, подозрительно всматриваясь в моё лицо. - Хм... Ничего себе!

И как же это Вам, с-э-э-эр, - протянул я, - хорошо Вам живется там... в зеркале? - Да просто отлично! – с достоинством и без всякого смущения, совершенно ровным тоном, отвечал он. - Даже отлично?! – мне все же было обидно, признаюсь. - В том то и дело, что отлично, - продолжал он, - впрочем, это и не удивительно. - Не удивительно? Вам может быть и неудивительно, а мне очень даже удивительно! - Вы этого не поймете – снова равнодушно произнес он.

- Я? Вот новость! Не понять свое отражение! – я начинал уже терять терпение от его дерзости и наглости. - Cчастье понимания, это всегда исключение, - высокопарно, нестерпимо мудрыми тоном произнес он, подняв указующий палец кверху - и очень редко, правило. Как и в Вашем случае, между прочим, - веско добавил он. - Но Ваш ответ просто хамский! – меня задело: как так, какое-то жалкое отражение меня самого, - мучающегося от одиночества, - и таким равнодушным тоном, с надменной высокопарно-

стью учит меня банальным, всем известным вещам! - Ничуть. Но далеко не все могут понять это, и вы, к сожалению, в том числе – даже как будто грустно сказал он. - Я – и не могу понять своего отражения! – это было уже унизительно. Да, я допускал мысль, и неоднократно, что могу не понимать самого себя, не понимаю, но... отражение! Это нестерпимо. - На что вы намекаете? – спросил я, - что я глуп? - Ни на что я не намекаю. Я говорю вполне искренне. - Искренне... Он говорит искренне! Да есть ли Вы вообще! - воскликнул я, ткнув пальцем в зеркало. Посмотрите лучше на себя! - Вот именно. Надо поменьше думать о себе. И не тыкайте в меня так сильно – мне все-таки больно! - Вам больно?! - Да. - Так знайте, - я могу сказать вам, в чем Ваша проблема. Ваша проблема в том, что Вам просто надо не пытаться никому навязывать свое мнение! А вы доказываете еще при этом и свою пра-

воту. - Необоснованные выводы? - Необоснованные? Не смешите меня, пожалуйста. Вас послушать, так Вы один всё знаете. А знаете ли вы, не хочется Вас опечалить, - что Вы вообще не существуете? - О, да! Вы бы со мной не разговаривали тогда. И, кстати, да, - я знаю почти все. В том числе также и то, что вы очень глупы. Очень! На редкость глупы! Непростительно глупы. Поэтому и не можете простить себе своей глупости. - Да что на Вас силы тратить! Стоит только мне отойти от зеркала – как Вы исчезнете. - Это вы исчезнете. - Но ведь Вы – отражение мое. - Ну и что. А вы зато – только тот, кого я отражаю. - Только? Вы же вовсе – бесплотны. - Но ведь вы меня видите. - Я вижу себя. - Тогда зачем вам вообще стоять тут? Тогда зачем для разговора с самим собой вы подходите на меня поглазеть? Да еще с открытым ртом, с таким глупым видом? - Просто я разгово-

рился с самим собой, - и совсем уже, значит, запутался... – сказал я сам себе... Но голос из зеркала продолжал, не унимался: - Это даже оскорбительно. Считать, что вы говорите не со мной, а с самим с собой, стоя при этом, и глазея во всю мне в глаза... Пялясь на меня, как черт, пойманный на удочку. - Какие оскорбительные фразы! Я смотрю на себя. Вы, в свою очередь, по непонятной мне причине, считаете, - что Вы существуете, - ответил я уже утомленным голосом. - Ну, это уже вообще, извините, наглость. «Вы считаете, что Вы существуете» - как будто это непозволительная роскошь! - Но, приятель, сказал я примирительно, я ведь вовсе не собираюсь Вас переубеждать! Вы отнимаете у меня слишком много времени, - а я спешу. Неужели, вы думаете, я буду спорить еще со своим отражением? Слишком много для Вас чести! До свидания. - Да ради Бога! Идите своим путем. Не я же начал этот разговор. До свидания.

Как я предал друга Андрей Штин В ранее утро сентября 1997-ого года я вернулся домой усталым, но счастливым. Ночью наша

группа, «Вторая Африканская Охота», играла в клубе «Диана» и этот концерт был одним из самых удач-

ных наших выступлений. Когда мы отыграли всю программу и собрались уже уходить со сцены, зал

просто не отпустил нас. «Ещё, ещё, ещё!» - кричала нам разгорячённая публика. Такая реакция зала была для нас лучше любого гонорара и, несмотря на то, что мы уже полностью выложились до этого, в ту ночь мы играли до трёх часов утра. Домой я вернулся уже около пяти часов и, взяв в прихожей поводок, тихонько крикнул, стараясь не разбудить никого из близких: - Норд, гулять! Пошли гулять! Нордом звали нашего пса, чистокровную немецкую овчарку, которого мы выкупили щенком ещё в 1990-ом году в одном из питомников для служебных собак. У этого маленького живого комочка шерсти с глазками было по лишнему пальцу на задних лапах. Его забраковали и хотели усыпить - такой был страшный отбор потомства в ведомственных питомниках. Сунув нужному человеку «на лапу», мы спасли щенка от неминуемой гибели, но за родословную для него с нас запросили около восьми сотен рублей. Тогда это была большая сумма, а лишних денег в то лихое время не было, так что пришлось нам обойтись без родословной. Меня насторожила тишина, повисшая в воздухе после моего призыва к прогулке. Обычно после слова «гулять», Норд мчался со скоростью света в прихожую и сам подставлял шею с ошейником для поводка, а сейчас -

тишина. Я разулся и пошёл искать собаку. На мой шум вышла мама и тихо сказала мне: - Не ищи его, мы его увезли и отдали сторожить базу хорошим людям. - Зачем вы это сделали? Как вы могли? – спросил я, с трудом сдерживая слёзы и не понимая причины поступка своих родителей. - Ты же видел, как он реагирует на твою Аллу. Он и так уже изодрал всю дверь на балконе, когда ты закрывал его там, теперь её придётся менять. У вас же через месяц свадьба, а если он искусает её, что тогда будем делать? На тот момент мы с моей любимой уже подали заявление в ЗАГС и через месяц должны были расписаться. Норд меня безумно ревновал к ней и если бы я не запирал его на балконе, когда она приходила ко мне, любая наша встреча у меня дома могла кончиться очень плохо для неё. В этом плане мама была полностью права. Глядя на то, как я не мог прийти в себя, она попробовала меня успокоить: - Не переживай за Норда. Там много других собак и все они девочки. Теперь он единственный мальчик на базе, ему будет хорошо там. - Почему вы мне ничего не сказали до этого? – спросил я маму. - Сынок, ты же его не отдал бы, а через месяц у тебя свадьба. Теперь у

тебя начинается новая жизнь и у него тоже. Мы с папой будем следить, чтобы с ним там хорошо обращались. - Можно к нему съездить попрощаться? – я больше не мог сдерживаться и слезы уже текли по моему лицу. - Не надо, он увидит тебя и подумает, что мы хотим его забрать. Поверь мне, нам было очень тяжело это сделать. Мы будем присматривать за тем, чтобы с ним хорошо там обращались, - сказала мама, по ней было видно она тоже переживала. Тогда я ей поверил и решил, что так будет лучше для Норда и всех нас. Через месяц была моя свадьба и началась семейная жизнь, к которой, как оказалось, ни я, ни моя избранница не были готовы. Нам было по девятнадцать и, несмотря на то, что мы были знакомы до свадьбы около двух лет, семью создать у нас не получилось. В итоге через два года мы развелись и на этом моя «Санта -Барбара» закончилась. Я постоянно вспоминал Норда, вспоминал, как он вырос из щенка в прекрасного пса, как мы жили с ним до той свадьбы, вместе бесились и играли на прогулках. Я вспомнил, как после вечерней прогулки перед тем злополучным концертом он проводил меня в прихожей каким-то странным взглядом. Вспоминая его последний взгляд, я только сейчас, спустя уже много лет, стал понимать, что он

хотел мне им сказать. С тех пор прошло много времени. Однажды вечером мы с отцом, немножко выпивая и разговаривая, сидели за столом на кухне и я спросил его: - Пап, а помнишь, как вы Норда отдали на базу? - Помню, он неделю там ничего не ел, тосковал. Потом отошёл, стал вожаком стаи на базе, где были одни только сучки. Короче, попал Норд в собачий рай! Так что не грусти, ему хорошо там было. Я же приезжал туда, привозил косточки для него и видел его издалека, близко не подходил, чтобы он мой запах не учуял и не вспомнил меня, - ответил он и отвёл глаза в сторону. Мы с отцом - одна кровь и я понял, что-то

он мне не договаривает. - Папа, что стало с Нордом? - Да что-что?! Они тоже не смогли вывести у него ушного клеща. Через три месяца, как мы его туда отвезли, его пристрелили, чтобы он не мучался, а из шкуры сделали унты. Я ведь был против вашей свадьбы, но мать же кричала тогда: «Ты ему сейчас запретишь жениться, потом он никогда не женится»! Так что думай и решай сам, кто виноват в том, что произошло с Нордом, - выпив рюмку водки, ответил мне раздражённо отец. После этих его слов мир перевернулся для меня. Из-за бушующих в моей молодой крови гормонов я отдал своего единственного и вер-

ного друга на одиночество и смерть! Пока я наслаждался любовью с молодой женой, Норда уже не было в живых. Я и только я отдал Норда на верную смерть! Ведь мог я закатить скандал дома в тот момент и вернуть пса назад в квартиру, конечно, мог, но я этого не сделал. Я предал своего самого верного друга! И хотя с того момента прошло уже много лет, я так и не могу простить себе своего предательства, да уже никогда и не смогу. После того, как я осознал что натворил, хочется сказать: «Не повторяйте моей ошибки. Берегите тех, кто рядом с вами и любит вас, даже если у них четыре лапы. В отличие от людей их любовь бескорыстна!».

Сообщение с Европы Андрей Штин «Земля - колыбель человечества, но нельзя вечно жить в колыбели». К.Э.Циолковский Сотрудник узла связи мчался с такой бешеной скоростью по коридорам комплекса управления полётами, что сбивал всё и всех на своём пути. Когда он ворвался в кабинет начальства, то своим видом перепугал и само начальство, и всех присутствующих там. Там как раз шло важное заседание по поводу недавней потер и с в я з и с

«Первопроходцем», кораблём с экипажем из шести человек, отправленным людьми к Юпитеру. Его экипажу предстояло изучить спутники этого газового гиганта Солнечной системы уже непосредственно на его орбите, особенно интересовала людей Европа. Уже давно было доказано и ясно, что под её толстым многокилометровым панцирем льда находится жидкий и глубокий океан воды, покрывающий всю эту небольшую планету. Экипаж «Первопроходца»

должен был с помощью зондов и автоматики пробурить эту толщу льда, взять пробы и после завершения всей программы полёта к Юпитеру вернуться на орбиту уже успешно колонизированного людьми Марса. - Что с вами? Что такое случилось и почему вы так бесцеремонно врываетесь сюда? – спросило его ошеломлённое руководство. - Вы не поверите! – взволнованный сотрудник замахал кипой листов бумаги у себя над головой.

- Пожалуйста, успокойтесь, - сказал ему руководитель узла связи: Вы можете нормально нам объяснить, что случилось? - Этот сигнал мы получили около часа назад, - ответил взъерошенный человек и от волнения начал заикаться. Все присутствующие замерли в тревожном ожидании. Видя, что этот человек от волнения не может вымолвить ни слова, ему дали стакан воды. Он выпил его, успокоился и продолжил: - Сигнал был передан бинарным кодом, это сообщение не с «Первопроходца», это сигнал с самой Европы! Случилась самое страшное, «Первопроходца» больше нет, как и больше нет всего его экипажа корабль был полностью уничтожен метеоритом на орбите Европы. Только Алексею Кунину удалось спастись и приземлится в спасательном модуле на Европу. Это сообщение от него! Он замолчал, явно подбирая слова, но не мог их найти. - Ну что нам, из вас всё клещами тянуть что ли? Говорите же, не тяните кота за хвост! – жёстко сказал ему его начальник. - Простите, мне трудно говорить спокойно, всё ещё не могу от этого сообщения прийти в себя. Просмотрите лучше его сами, - сказал он и протянул своему начальнику листы бумаги. - Хорошо, вы от-

лично поработали и свободны, идите, успокойтесь и отдохните, - ответил ему его начальник. Он взял эти листы бумаги и вернулся за стол кабинета. Бинарный код сообщения был уже расшифрован и то, что эти люди прочитали на этих листах, повергло их всех в изумление и растерянность. Несмотря на то, что «Первопроходец» и почти весь его экипаж погиб, это сообщение покрывало всю горечь этой страшной потери. Люди в этом кабинете несколько раз перечитывали это сообщение и не могли в него поверить в прочитанное. Кроме примитивных форм жизни, обнаруженной на Марсе, жизнь была и здесь, на Европе! И в отличие от форм жизни на Марсе, эта была разумна! Все предположения людей о подлёдном океане Европы полностью подтвердились. *** Это было сообщение от Алексея Кунина, единственного выжившего после гибели «Первопроходца». Вот что прочитали эти люди: «Говорит Алексей К унин, б ортин женер «Первопроходца», личный номер шестнадцать двадцать один. Не знаю, дойдёт до вас этот сигнал или нет, но это моя единственная надежда связаться с вами. Мы успешно вышли и закрепились на стационарной орбите Европ ы , н а н е й «Первопроходец» столк-

нулся с крупным метеоритом. Траекторию его сближения с нами и Европой было невозможно просчитать из-за столкновения нескольких крупных объектов на орбите Юпитера. Корабль сразу же оказался критически повреждён и весь экипаж погиб. В результате столкновения был полностью уничтожен командный и повреждены два других головных модуля «Первопроходца». Навигационный модуль и модуль связи были выведены из строя, все кто там находились, погибли мгновенно. В момент столкновения я был в скафандре в шлюзовой камере пятого модуля и готовился к выходу в открытый космос для обследования внешних узлов корабля. Мне удалось добраться до спасательного модуля и покинуть корабль. После отстыковки я видел, как наш корабль был притянут тяготением Юпитера и вошёл в его газовую атмосферу, где он и исчез через десять минут после столкновения с метеоритом. Передайте огромное спасибо конструкторам спасательных модулей. Благодаря имеющимся на них ресурсам топлива, я, работая маневровыми двигателями, смог скорректировать свой курс и орбиту. Ввиду того, что в тот момент Европа была ближе всех ко мне, я принял решение сесть на неё для экономии ресурсов модуля. Посадка прошла успешно, так что

теперь я первый человек, совершивший посадку на Европу. Прошу вас учесть тот факт, что энергетических ресурсов спасательного модуля не хватает для необходимой мощности сигнала, чтобы он дошёл до вас и обеспечения модуля энергией для системы жизнеобеспечения одновременно. Нашим инженерам и конструкторам необходимо это учесть и исправить. Мне пришлось выбирать одно из двух: истратить все энергоресурсы модуля на этот сигнал или сохранить их для себя. Я решил отправить вам сообщение обо всём, что случилось с нами. Это было нелёгкое решение, ведь я сразу истрачу всю имеющуюся энергию у меня на этот сигнал и буду обречён на мучительную, но всё-таки быструю смерть. Но больше всего я боялся того, что передатчик на модуле слаб для передачи сигнала на такое расстояние и он может не дойти до вас. Но я всётаки пошёл на это, всё равно ресурсов модуля мне не хватило бы дождаться спасательного или просто другого нашего корабля. Прошу учесть вас и этот факт тоже. Перед тем как отправить вам последний свой сигнал, я решил выйти из модуля и первым человеком в истории человечества ступить на поверхность Европы. Не подумайте, что я так уж тщеславен, но на подвиг все имеют право и это

была бы одна из последних радостей для меня, первого человека с Земли, который сел на Европу и прошёлся по ней. В своём скафандре я вышел из модуля. Передвижение по поверхности Европы почти ничем не отличается от передвижения по реголитному грунту Луны. Сила гравитации на Европе почти идентична лунной и движение по ней не представляет особого труда для человека, имеющего опыт передвижения по поверхности Луны. Рекомендую использовать именно её для тренировок тех, кто будет сюда высаживаться после меня. Тренировки эти необходимы, потому что в результате падения на острые как бритва выступы льда Европы, повреждения скафандра будут неизбежны. Вид отсюда на Юпитер и окружающие пейзажи поверхности здесь настолько изумительны, что я нисколько не жалею о том, что погибну здесь. Ради этой красоты не жалко и своей жизни. *** - Он что, издевается над нами? – спросил один из присутствующих в кабинете у руководителя узла связи, который читал всё это вслух всем им уже не в первый раз. - Да нет, любезный. Я Кунина знал ещё за несколько лет до этого полёта на «Первопроходце», он вполне адекватный и нормальный человек. Просто он влюблён в своё

дело и это его слова, такая уж у него манера общения, - ответил ему тот и, взглянув на руководство, спросил: - Я продолжу с вашего позволения? - Разумеется, - ответили ему и он продолжил зачитывать вслух то, что было на этих листах. «Выйдя из своего модуля, я попробовал дойти до одной из гигантских трещин во льду на поверхности Европы. Эти трещины созданы не только в результате воздействия силы тяготения и тепла Юпитера, но и активностью геотермальных источников газа на дне её океана. Благодаря геоактивности самой Европы и непосредственно гравитации самого Юпитера, этими источниками покрыта значительная часть дна этого океана. Отсюда и такой тёмный окрас льда на кромках этих трещин. Ширина той, до которой я дошёл, была около ста-ста пятидесяти метров. Но другие явно имеют большую ширину, не менее километра или более того, это был о видно с «Первопроходца» на орбите Европы ещё до столкновения с метеоритом. А теперь самое важное из того, что я хочу вам передать: Европа обитаема! Под её ледяным покровом, как мы и предполагали, находится океан. ОН ОБИТАЕМ, ЗДЕСЬ ЕСТЬ ЖИЗНЬ И ОНА РАЗУМНА! Когда я стоял на краю трещины, до которой я дошёл, рядом со

мною сели три объекта, три светящихся шара. Самый крупный из них был не менее ста с лишним метров в диаметре, а два меньших объекта около двух-трёх метров. Эти два меньших шара приблизились ко мне и, словно взяв меня за руки, втащили в этот больший объект. Я оказался в плотном и ярком свете. Его яркость слепила меня настолько, что я не мог разглядеть ничего из окружающей обстановки. Спустя несколько минут этот свет исчез и я оказался в большом замкнутом закрытом помещении. В его центре находилась сфера около метра в диаметре, из которой исходил мягкий, но достаточно яркий свет, хорошо освещавший всё вокруг. Здесь была атмосфера. Пробы с датчиков скафандра показали то, что она пригодна для моего дыхания. Когда я снял с себя шлем скафандра, то мог спокойно дышать этим воздухом, он напоминал мне морской воздух Земли. Через несколько минут в стене открылся проём и в него вошли или, если сказать точнее, медленно, словно паря в десяти-двадцати сантиметрах над полом, влетели три существа. Своим внешним видом они чем-то напоминали головоногих моллюсков Земли и также обладали конечностями, схожими по форме с щупальцами наших земных океанических осьминогов, кальмаров или каракатиц. Размером эти существа

были от полутора до двух метров в высоту и сантиметров семьдесят в ширину. Скорее всего, эти существа находились в своих защитных костюмах тёмного цвета, идентичных моему скафандру и выполнявших для них те же самые защитные функции, я не мог разглядеть сквозь тёмную пелену костюмов или скафандров их тела. Самое крупное из этих трёх существ издало несколько протяжных звуков низкого тона, чем-то напоминающее пение земных китов. В сфере, что была посреди комнаты, появились слова на английском языке: «Привет, не бойся нас, мы хотим тебе всего лишь помочь». Очевидно, эта сфера, помимо источника света, была каким-то подобием нашего компьютера и выполняла функции переводчика. «Здравствуйте, я обитатель Земли, третьей планеты от нашей звезды. Мой корабль и весь наш экипаж погиб на орбите вашей планеты. Мы учёные и не желаем вам ничего плохого», - ответил им я и сфера, переведя мои слова в их форму общения, также издала несколько протяжных звуков низкого тона. Крупное существо снова что-то пропело «пением китов» на своём языке и сфера перевела для меня: «Мы это видели и знаем про гибель твоих товарищей и вашего корабля, поэтому и пришли к тебе на помощь». С тех пор, благо-

даря этой сфере, моё общение с этими существами стало успешным и плодотворным. Если мне суждено будет когда-нибудь благополучно вернуться на Землю, то я смогу одновременно претендовать на несколько премий за все свои достижения тут и думаю, что это будет вполне оправдано. Благодаря помощи этих существ, здесь я обеспечен всем тем, что мне нужно для моего существования. Кислород и водород для себя я добываю путём гидролиза воды, с азотом для дыхания тоже трудностей не возникло. Мне помогли переправить со своего модуля сюда запасы продовольствия и всё необходимое для меня, так что проблем с питанием для меня тут нет. Здесь можно питаться и некоторыми обитателями океана Европы, в которых достаточно углеводов и белков для организма человека. Многие из этих форм жизни отлично подходят для нашего питания, отметьте и этот факт тоже». *** Читавший это на несколько минут прервался, чтобы перевести свой дух. - Он так говорит, как будто бы он там на какой-то курорт попал, да и в тщеславии ему уж точно не откажешь, - не скрывая своего раздражения, сказал руководитель медицинской службы во время этой паузы. - А что ему ещё остаётся там делать? Он ока-

зался в такой ситуации, что неизвестно как там себя повели бы другие люди, а он даже чувство юмора не теряет, – ответил ему на его замечание ответственный по снабжению комплекса. - Господа, имейте терпение, уже немного осталось дочитать, - прервал их начальник узла связи и продолжил читать дальше. «Теперь ещё одна главная и самая важная вещь для нас, для людей. Эта цивилизация обитателей океана Европы возникла и зародилась на Земле ещё задолго до того, как мы научился добывать на ней огонь. Она и сейчас населяет глубины океанов Земли, ещё не изученных нами до конца. Эти обитатели глубин пока просто наблюдают за развитием нашей цивилизации, разумно не вступая с нами в контакт. Свидетельства их активности в земном океане можно найти в сообщениях моряков вековой давности о непонятном свечении в глубинах земного океана. Об этом говорится в многочисленных сообщениях подводников об их встречах под водой с так называемыми «квакерами» и другими «неопознанными подводными объектами». Следует обратить внимание и на другие факты наблюдения необъяснимых явлений, накопленных людьми с начала освоения мирового океана Земли. Они просто наблюдали за нами до момента нашего появления на ор-

бите Европы. Теперь они готовы пойти с нами на контакт. Однако, прежде чем отправлять сюда экспедиции для изучения океана Европы, я рекомендую сначала изучить глубоководные впадины земных океанов и установить контакт с их обитателями. Без этого опыта людям на Европе делать нечего. Нас просто сюда не пустят, имейте это в виду. И ещё одно из того, что я хотел бы вам сказать. Я отлично осознаю тот факт, что, скорее всего уже не смогу вернуться отсюда к вам. Создание и полёт нового корабля к Юпитеру займёт много времени, а в том, чтобы рисковать другими людьми на неподготовленном для этого полёта корабле ради меня одного я просто не вижу смысла. Благодаря доброй воле своих спасителей, здесь, подо льдом Европы в глубине этого океана, я обеспечен всем необходимым для себя. Возможно, я даже смогу дождаться полностью подготовленного для этого полёта корабля, кто знает. Прошу вас передать моей супруге Ольге что очень люблю её, несмотря на то, что «меня здесь и царицей соблазняли». Не удивляйтесь, а просто предайте, она эту фразу поймёт. Прошу у неё прощения за то, что уже, возможно, не смогу быть рядом с ней. Хотя, наверное, всё-таки будет лучше, если она будет считать меня погибшим вместе со всеми членами

э к и п а ж а «Первопроходца». Пусть её горе будет не долгим и она, без слёз по мне, станет свободной от всех обязательств передо мной. Если она встретит человека, достойного её любви, то пусть свяжет свою жизнь с ним. Надеюсь на вас, как на своих товарищей и на то, что вы не оставите её в одиночестве с этой бедой и позаботитесь о ней. Я продолжу здесь изучение подлёдного океана Европы и окружающей среды и смогу вам передавать все полученные данные. Единственное неудобство в том, что все мои передачи будут идти бинарным кодом, это требование моих новых «друзей». Их беспокойство тоже можно понять, они беспокоятся за то, что я могу вам лишнего рассказать из того, что, по их мнению, людям ещё рано знать. Они будут контролировать все мои сообщения и отправленные вами для меня. Я не могу и не имею права отказать им в этом. На связь я буду выходить на этой же частоте примерно раз в неделю по земному отсчёту времени. Если до вас дошло это сообщение, вышлите на Европу ответный сигнал для меня также бинарным кодом. Так я пойму, что наша связь теперь стабильна. Жду ответа». *** В кабинете опять повисла тишина после того, как читавший умолк. На этот раз она продли-

лась дольше, чем это было до того. Только сейчас люди стали осознавать смысл всего этого сообщения. Все были в растерянности, никто не решался нарушить повисшую тишину. Первым подал голос руководитель непосредственно самой программы полёта «Первопроходца» к Юпитеру: - Это сообщение, разумеется, огласке передавать не будем и я думаю, что вы все согласитесь со мной. Прессе сообщим о гибели корабля и всего экипажа в результате столкновения с метеоритом на орбите Европы. Семьям его экипажа будет выплачена достойная денежная компенсация. Необходимо срочно подготовить и отправить ему ответ о том, что его сообщение получено без помех и связь стабильна. Его предложение ни у кого не вызвало вопросов и возражений. - Разрешите мне покинуть совещание и подготовить для Кунина ответ, ведь наш сигнал туда будет идти не менее полутора часов, возможно, что он именно сейчас ждёт нашего ответа. Я предлагаю ему передать следующее: его сигнал успешно принят и мы просим скоординировать для нас временные окна выхода на связь, в которые он сможет передавать свои и получать наши сообщения, - сказал руководитель узла связи. - Конечно, вполне разумно для первого сооб-

щения, да и для проверки связи с ним этого тоже вполне достаточно. Подберите шифр и код, приемлемый для него и его «друзей», но такой, чтобы больше ни один посторонний любитель связи не мог его расшифровать. Нам сейчас только мирового скандала ещё не хватало, - ответил ему руководитель полёта «Первопроходца». Когда руководитель узла связи вышел, они продолжили обсуждать свои дальнейшие действия. - Необходимо также срочно передать в Координационный Совет Мирового Сообщества сообщение о том, что на Европе обнаружена разумная жизнь. Пусть они решают, как искать контакт с жизнью в глубинах земного океана. Эта программа потребует немало денежных средств, ресурсов и времени, думаю, что с этим тоже все согласны? - сказал один из присутствующих и это предложение тоже ни у кого не вызвало возражений. В этом вопросе все стали более едины, чем были до этого момента. Этих людей, как руководителей сфер их деятельности, соблазнял «денежный дождь», который мог пролиться и на них тоже в результате ассигнований новых программ. Делёжку ещё не выделенных средств остановил окрик руководителя комплекса управления полётами на Марсе: - Уважаемые кол-

леги, успокойтесь и имейте совесть! Сейчас нам необходимо решить более важный вопрос. Как найти возможность вытащить с Европы Кунина? Через шесть лет у нас будет готова «Хельга», но это корабль с экипажем для полёта к Сатурну и к его спутнику Титану. Если же мы изменим полностью задачу и программу его полёта, то он смог бы выполнить программу полёт а п о г и б ш е г о «Первопроходца» и спасти Алексея Кунина. Его слова остановили этих людей. Всем присутствующим внезапно стало стыдно за себя друг перед другом и за то, что они забыли, ради чего они здесь находятся. Когда все они пришли в себя, было решено направить все ресурсы марсианской колонии на сборку нового корабля. Ускорить сейчас создание «Хельги» на орбите Марса было вполне возможно. Именно отсюда этот такой же мощный и крупный кор а б л ь , к ак и «Первопроходец», должен был стартовать к Сатурну, но теперь все планы менялись. В виду того, что эти корабли были идентичны, теперь «Хельга» полетит к Юпитеру. Там, она и его экипаж, закрепившись на его геостационарной орбите, продолжит изучение этого газового гиганта вместо п о г и б ш е г о «Первопроходца». Но самой главной задачей для него и его экипажа будет спасти Алексея Кунина и

вернуть его к людям. Выполнение этой задачи было теперь вполне реально в виду налаженной с ним связи. Когда всё это решили и утвердили, они усталые и вымотанные этим совещанием, наконец-то разошлись, только один из них не мог уснуть в ту марсианскую ночь. *** Они сидели на берегу моря в темноте ночи. Только шум волн, тёплый ветер с океана и свет звёзд нарушал их мысли, которые у каждого из них пытались стать словами. - Юпитер сейчас видно? – спросила Ольга человека, прилетевшего к ней на Землю три часа назад сообщить о том, что её муж, Алексей Кунин, перестал существовать в этом мире. Начальник узла связи марсианской колонии указал на яркую точку в ночном небе: - Да, вот эта самая яркая звезда и есть Юпитер. С моря их обдало тёплым, лёгким морским ветерком. Он посмотрел на развевающиеся волосы Ольги и заметил, что на её лице не было ни одной слезинки. - Лёша так мечтал об этом полёте и так к нему готовился, что я даже стала его ревновать к этой планете. Я не верю что он там погиб, я словно чувствую его и его мысли, он жив для меня, - сказала Ольга и, посмотрев на своего спутника, добавила: - Я не хочу даже прикасаться к этим деньгам и к этой компенсации. Он для меня жив и точка!

Лучше распределите эти деньги среди других семей погибших. Эта компенсация мне его не заменит, а на жизнь мне вполне хватает того, что у меня есть. - Мне он тоже был другом. Я тоже не хочу верить, что его больше нет, - ответил начальник узла связи. В тот момент его просто раздирало на части. Как их друг должен, он должен был рассказать ей что Алексей жив, но не мог этого сделать из-за своей работы и подписки о неразглашении. Таковы были нюансы работы всех, кто был связан с космосом и его освоением. - Я это знаю, спасибо тебе, что смог сам прилететь ко мне, от чужих людей мне слышать о его гибели было бы невыносимо, - поблагодарила его Ольга, встала с песка и, отряхнувшись, сказала ему: - Прости, я совсем не подумала о тебе сейчас, сам понимаешь, ты ведь, наверное, голоден? Тебе ведь скоро нужно будет лететь назад на Марс, пойдём я тебя ужином накормлю. - Да, через два дня я улетаю с Земли, конечно, пойдём, Ольга. Если тебе понадобится какая-то помощь, ты всегда можешь ко мне обратиться в любое время, - ответил он и они ушли в её дом на берегу моря. Он так и не смог сказать ей в тот вечер то, что должен был сказать как их друг. Попрощавшись с ней и закончив все свои дела на

Земле, он вылетел назад на Марс. *** Уже на Марсе, он постоянно вспоминал её грустное лицо без единой слезинки, когда она смотрела на Юпитер в ночном ясном небе Земли. "Она достойна того, чтобы Алексей живым вернулся к ней и мы сделаем это", думал он, участвуя в подготовке программы полёта "Хельги" к Юпитеру. Она была собрана на орбите Марса не за шесть, а за три года. После всех необходимых испытаний и проверок, этот огромный корабль взял курс к Юпитеру, которого он должен был достигнуть через три земных года. Связь с Алексеем Куниным на Европе была стабильна. Он постоянно по ней координировал попытки людей установить контакты с подводной цивилизацией, обитавшей на дне мирового океана Земли. Благодаря его координации, эти попытки были успешны и человечество наконец-то вышло на контакт с другим разумом, который все эти годы незаметно обитал него под боком на самой Земле. Через три с половиной года, после отлёта «Хельги» с орбиты Марса к Юпитеру, всю человеческую цивилизацию потрясла внезапная новость о том, что Алесей Кунин, всё это время считавшийся погибшим вместе со всеми членами экипажа «Первопроходца», оказался жив. Всё эти шесть с лишним лет он обитал по-

до льдом Европы в её океане и выжил там только благодаря своей смекалке и помощи обитате-

лей Европы. А ещё через несколько лет, весь человеческий мир облетели снимки, на которых он

обнимал свою жену на Зе м л е , с н ад п и с ь ю «Любовь способна творить чудеса!».

Банька по-черному Владимир Васильевский Моя будущая профессия – геодезист. Прошлым летом проходил практику под Новгородом. Нас было трое. Начальник – Леонид Цимоха, я – его помощник и рабочий Виктор Богданов. Геодезисты, известно, народ бродячий. Спали в палатке, готовили на костре. И весь сезон мечтали попасть в деревенскую баньку. И вот попали... В одном селе пригласил нас в дом местный тракторист Коля. Чего, мол, вы все в палатке? Пару ночей поспите под крышей, да в баньке помойтесь. У этого Коли - дефект речи. Да такой, что во всем селе его понимал только один человек – его сын, восьмилетний Ваня. Ваня нам приглашение и перевел. Мы согласились. А затем... допустили грубую ошибку. Обычно на грудь принимают после баньки, а нас угораздило – до. И все этот же Коля! Коля обожал говорить. И говорил не умолкая. Это походило на невыключенный трактор. При всем том он развил такую бурную деятельность, что уже через пят-

надцать минут на столе стояли три литра какой-то мутной жидкости. Не то браги, не то самогона. С нашей стороны был выставлен недельный запас тушенки. Но это не помогло. Через час мы с трудом вспоминали свои имена. Видно брагу варили сурьезно. Но что удивительно! Мы стали свободно понимать незаурядную Колину речь. И вот дошло дело до бани. Коля лично препроводил нас к вожделенному строению. Баня показалась нам подозрительно низкой. Но мы промолчали. Согнувшись почти пополам, забрались внутрь. Топилась она почерному. Стены и потолок – под толстым слоем сажи. Зато полок и лавки чистенькие, аккуратные. Электричества почему-то не оказалось, но сквозь оконце, высотой с поперечник бревна, свет кое-какой проникал. Банька, если раз в полгода, - настоящий рай. Однако, жара! И атомная брага. Сначала было весело. Потом – почти вне сознания. Да еще стемнело. Ногу трешь, трешь, потом оказывается – не твоя. Цимоха вдруг говорит. - Все, мужики,

пи…ц! Пора кончать пить. Виктор возразил. - Ну-у, Леонид Саныч! Я за весь сезон такого страшного мата от вас не слыхал. - Витя, это не мат. Это – правда! Так вот пьешь, пьешь, ничего вокруг не видишь. Однажды откроешь паспорт, посмотришь, а тебе уже шестьдесят! Он толкнул дверь, чтобы выйти. Не тут-то было. Леха толкнул сильнее. Дверь, - как стена. - Может, ручку не повернул? - Здесь - обычная. Поворот не предусмотрен конструкцией. Стали толкать дверь втроем. – Глухо. Витя разъярился. - Убью урода! Логопед сраный! Левитаном заговорит! Леха выбил шайкой оконце и попытался вылезть. Но пролезла только нога. - Может еще какой выход есть? Начали обшаривать стены и потолок. Сажа набилась в волосы, лезла в нос и глаза. Мы чихали. И матерились. - Давай упремся спинами в потолок. Как Атланты. Может, выдавим.

Уперлись. Очень сильно уперлись. Только... воздух испортили. Снова стали обшаривать стены. Бревно за бревном. Сантиметр за сантиметром. – Безрезультатно. Так продолжалось часов до двух ночи. И вот мы в сотый раз стоим у двери на четвереньках, орем и стучим. Вдруг снаружи что-то лязгнуло, и дверь распахнулась. Яркий свет ударил в глаза. Мы увидели Ваню, с фонариком в руке. А Ваня увидел три абсолютно черных тела. Голых. На карачках. Дол-

го было тихо. Потом я сообщил. Несколько неуверенно. - Вот... Мы уже помылись. А Ваня ответил. - Здесь был свинарник. Засов свиньям ни к чему. Поэтому – щеколда снаружи. Над верхним косяком находится сквозное отверстие. От щеколды через отверстие внутрь бани протянута бечёвка. Вам следовало потянуть за нее, щеколда бы поднялась и дверь открылась. Витька тихо и вежливо спросил. - Ваня, ты отлич-

ник? - Да. А ведь мы десятки раз нащупывали этот кусок веревки, но никому в голову не приходило за него потянуть. Мы все еще стояли на четырех конечностях. Звенели цикады. Небо было завалено звездами. Дышалось как-то особенно легко и свободно. И Цимоха, глядя на звезды, сказал. Очень торжественно. - Господа! Эта ночь не достойна забвения!

Нарисуем, будем жить Стихач Светлана Вчера ел яблоко. То, которое везде, повсюду и, кажется, навсегда. Глотал его в себя, продвигаясь в нём с каждым жевком на расстояние жевка, ибо только так здесь можно куда бы то ни было продвигаться… Чтобы не свихнуться, вспоминал прошлую жизнь: безумные кибербайкерские гонки - стальные монстры на стальных монстрах разносят всё на своём пути… Я - один из… раздавлен собратьями на излёте 17-го уровня - смят в гармонь! Но, чёрт возьми, оно того стоило! Причём здесь яблоки? Так и не понял… Очнулся, спустя вечность после фатального столкновения, уже абсолютно цельной личностью - ни

рук, ни ног, ни глаз… есть я, мой рот и мои воспоминания. Сначала опробовал в действии жевательный аппарат - куснул пространство - оу, яблоко! Оценил ситуацию и ну точить путь в неизведанное, вспоминая, чтобы не свихнуться, прошлую жизнь… И ведь прогрыз таки! Доказал конечность яблочного абсолюта… Вывалился на свет божий, теперь окукливаюсь… вспоминая (ага, чтобы не свихнуться) жизнь позапрошлую: НесказАнное необузданное счастье мощного свободного бега, не человечьего - звериного четырёхлапого… Когти, кромсая гранит, высекают искру, налитые мускулы гонят по телу слепящие

бронзой волны звонких чешуек, тяжелые крылья истово рубят мир на прошлое и будущее, рывками вздымая меня над разинутой пастью настоящего, оскалившегося чёрными пиками скал… Интересно, какое такое оно из меня вылупится? Даже загадывать боязно… Вообще-то, раньше Илюха не развлекался подобными закидонами. Онлайн-игрушки, фентезишментези - куда ни шло. Но это энтомологическое буйство!!! Совсем кризис жанра у парня! Ну, да, как говорится, будем посмотреть. Пока же, предвкушая развязку, отслеживаю ретроспективно череду воплощений в

надежде выйти к первопричине. И, кажется, вот она! Они… …Михал Денисыч и Анжелика Ивановна владельцы Бюро ритуальных услуг, где я когда-то трудился водилой катафалка, а по ночам охранял их семейное счастье в загородном коттедже. …Лежат (точнее валяются) в роскошной своей спальне: она - на кровати, он - на полу. Оба искромсанные, переломанные многократно, будто листы бумаги, скомканные беспощадной рукой графомана, утратившего благосклонность всех муз, вместе взятых… Одинаково недвижимые. Разница в том лишь, что Анжелика ещё жива. – Пашенька… – Шепчет, чуть дрогнув губами. – Не надо скорую… Это Натаха… Портрет… Ната… – И затихает на очередной Натахе, кося одичалое око в беглые огненные язычки, вдруг обметавшие рваную кромку мужнина тела… Язычки растут – око ширится… …И впрямь полыхнул, как бумага! Еле успеваю отпрыгнуть… На секунды пламя стеной вздыбилось под потолок, но тут же схлынуло - покорно осело в груду пепла. Натаха… бывшая секретарша… Врубаюсь, зачем-то поливая обугленного шефа из вазы водой и нарциссами. Портрет?.. В гостиной, на почётном месте висит семейный портрет. Денисыч сам его написал на заре их с супругой со-

вместной жизни. Картинка так себе, ничего особенного, интерес вызывает лишь дама - в отличие от кавалера, с тех пор изменившаяся мало, и по сей день пленяющая мужские сердца некой неподвластной времени лёгкостью и невещестаенностью. То есть… Пленявшая… Мгновенное озарение! И, кубарем с лестницы, мчусь на первый этаж, в гостиную, по пути гоняю в мозгу очевидную сюжетную несостыковку: почему при такой исковерканности тел совсем нет крови? По логике вещей – должна быть. Последние три ступеньки перескакиваю разом! Пинком дверь! Безумный Натахин взгляд приветствует меня молниями экстатической эйфории, коя, в сочетании с креативной причёской аля «воронье гнездо», перемазанным сажей лицом и рваной ссадиной на коленке, смотрится вполне устрашающе. В одной руке изрядно покоцаный клок бумаги, в другой – горящая зажигалка, у ног – разбитая деревянная рамка, осколки стекла и пепельные ошмётки. Кажется, я начинаю понимать, почему нет крови… Э х -ех , Нат ах аНатаха… ну попользовал тебя работодатель, с обоюдного, подозреваю, согласия, покатал по ресторанам, понаврал с три короба и уволил потом за ненадобностью. Обычное

дело! С кем не бывает? Повод ли это залезать ночью в чужой дом и глумится над семейным портретом? Какая странная месть. И какая действенная! Рука в нервической тряске близит зажигалку к мятой бумажке, пляшущий огонёк охотно вгрызается в угощение, принося сверху отчаянный женский вопль… Губы мстительной секретарши кривит вожделенная сатисфакция. И я словно просыпаюсь – на столе чайная чашка, почти полная. С криком «Чего творишь, дура?!» перехватываю горящие останки, швыряю на пол и тщательно заливаю чаем. Потушив, бережно разглаживаю. Так и есть – Анжеликина часть портрета (одержимая жаждой мщения пироманка оставила её на закуску, предварительно поджарив шефа). Изображение угадывается, но вряд ли подлежит реставрации. Не решаюсь даже представить реальную Анжелику, предмет моих полугодичных грёз, в теперешнем виде – после Натахиной экзекуции. Но, делать нечего, подбираю намокший бурый клочок, иду наверх. Притихшая мстительница походкой зомби ковыляет следом… дабы, увидев закопченную растерзанную мумию, истекающую на постель чайными сгустками, подавиться гортанным ахом и сгрохотать в обморок – прямо в пепел ненавистного прелюбо-

дея. Ага! Проняло тебя! Машинально щупаю мумии запястье, в надежде найти пульс, и вдруг отшатываюсь, поражённый… рука её, кисть и предплечье, осыпается прахом… мокрым и липким. Хотя дыхание есть – реденько, но слетает с бесформенных губ… – Сейчас, Лика, потерпи… сейчас вызову скорую… – Не надо… – Губы чуть виновато улыбаются. – Не поможет. Да я и сам вижу, что не поможет. – Надо нарисовать. – Бурые очи на буром лице (результат отЧаянного тушения?) трижды моргают и более не открываются. Нарисовать? Надо, так надо! Не смущаясь бредовостью ситуации, в предистерическом азарте ношусь по дому: нашел бумагу, синий маркер, уселся за марафетный столик с зеркалом, выложил перед собой натуру – обрывок семейного портрета… И только теперь, тупо уставившись на чистый лист, понял – последний раз я рисовал классе в пятом. Однако счёт – на минуты! Отчаянно щурюсь и, почти не отрывая взгляда от образца, веду неуверенный контур… Четверть часа критического напряжения руки, глаз, мозга, чувств… Несколько вариантов испорчено… Но ведь добил таки! Явил миру свой первый портретный опыт!

Затаив дыхание, оборачиваюсь назад… На кровати копошится нечто… Белое в синих подпалинах неумелой штриховки… Нелепое, долгорукое, разноногое. Но главное – живое! Получив возможность двигаться, Анжелика, хроменько семенит к зеркалу, глухо ойкает, не веря глазам и, уронив асимметричное лицо в огромные клешневидные ладони, скорбно и безутешно рыдает. Вот тут-то и посещает меня гениальная идея привлечь к делу Илюху – штатного дизайнера нашей конторы, специализирующегося по портретным овалам для памятников. …Илюха припёрся под утро: с ноутбуком под мышкой, грузный, небритый и похмельный. Глупо хихикнул над Натахой, сидящей в куче начальского пепла и мерно раскачивающейся вперёдназад, густо оборжал мой портретный дебют, сочувственно оглядел белосинюю Анжелику, не очень вникая в сумбур запредельно абсурдных пояснений, кои я изливал ему в уши. – Ладно. – Резюмировал коротко, открыл ноутбук, качнул с «Одноклассников» Анжеликину фотку… Сгоняли в кабинет, распечатали, ждём рез ультатов… Тщетно. – Это потому, что самому надо рисовать. – Кидаю версию. Илюха пыхтит, бе-

рёт маркер, чиркает бегло и заковыристо на обороте распечатки изящнейший силуэт… И руки изуродованной мной страдалицы – из клешней в лебеди – взмывают по сторонам с балетной грацией, тело, наливаясь бархатно-персиковым оттенком жизни, обретает идеальные формы, лицо вспыхивает анимэшноогромными глазами, пшеничные пряди шёлково льнут к загорелым плечам… На сей раз к зеркалу Анжелика Ивановна не хромает – летит, не стыдясь наготы, вертится, оглядывая новую себя, смеётся юно и счастливо… Любуется… И я любуюсь, не понимая, в чём подвох?! Илюха тем же синим маркером рисовал, а она у него цветная получилась – объёмная, живая. О-о, ещё какая живая! Живее всех живых! Хех… Похоже, тут фишка не в умении рисовать. Куда важнее, дано ли тебе видеть… и моделировать своё вИдение. До сих пор не понял, чем: чувствами, эмоциями, желаниями? Илюха понял… И потому – Он теперь у нас Демиург, а я так, с боку припёка. Любимая марионетка. Почётный пленник, коего и уничтожить жалко (друг всё-таки), и отпускать не резон, ибо слишком уж много знаю. Что ж… Каждому своё: Демиургу – дёргать за ниточки, марионетке – окукливаться в угоду Демиурговой воспалённой фантазии, платить за мно-

жественные знания множественными страданиями поиска смысла в происходящем… О-о, чувствую, под скорлупой рефлексивной статики назревает бунт! Давно пора! Надоело! Задолбало!!! Валяться здесь, упакованным в замшелые воспоминания и поиски первопричины! К чертям все эти коконы, личинки-бабочки! Действия хочу! Хоть какогонибудь! И, резко спружинив всем телом, мгновенно размыкаю позу эмбриона, мощным размахом рук и ног разношу в мыльные пузыри иллюзорную свою упаковку, ловлю спиной восторг свободного полёта. Куда? Не важно. Но, кажется вниз, в нечто мягкое, нектарно благоухающее, принявшее меня ласковым всполохом солнечных пушинок. Оглядываюсь вокруг: желтая полянка ограждена белым забором. Ты-ыкс, стало быть, ботаническая тема продолжается – в ромашку упал, не иначе. Утопая в пыльце пробираюсь к ближайшей белой заборине. За спиной, что-то мешается, свербит и тянет – чувствую себя Штирлицем, забывшим снять парашют. Ощупываю лопатку: так и есть, чегой-то оттуда растёт. Пытаюсь заглянуть за плечо, уже догадываясь… Опа! Перепончатое стрекозье крыльце, вздрогнув, бьёт в глаз радужным переливом… ДОжили… Кхе,

спасибо, тебе, Илюха, всю жизнь мечтал проснуться эльфом из мультика про кого там? Дюймовочку, кажется. Ну и? – Посылаю в небо немой вопрос: - Где же вы, кукловоды?! Чего там у вас дальше по сценарию?! Казалось бы – небо вечно, и вечность же можно ждать ответа. Но мне отвечают сразу: являют Лик… Лику… АнжеЛику Ивановну. Собственно, в этом сюжете она и есть – Небо. – Здравствуй. – Улыбается всеми облаками. Куча народу порхает вокруг (кто в виде стрекозок, кто в виде бабочек), созидая иллюзию осмысленной деятельности. Многих знаю по прошлым жизням, кое-кого – по самой первой: – ЗдорОво, Серега! – Браво приветствую сменщика своего – в Денисычевой конторе катафалк попеременно водили. Серега, седоватый суровый эльф, вальяжно колыхая махаоньими опахалами, мрачно сплевывает: «Привет, мол, коллега, угораздило же нас с тобой…» и, коротко матюгнувшись, пикирует в ближайшую анютину глазку. И я отчаянно тоскую по однотипным Илюхиным мирам, как под копирку сдёрнутым с популярных онлайн-игр и фантастических киношек. Даже зоологический беспредел, в коем наш новоявленный Демиург каждого

проассоциировал с соответствующим представителем фауны, и то веселее переносился. Правда, грех жаловаться – Илюха тогда меня в дракона огнедышащего воплотил, очень неплохо прорисованного, кстати. Смотрю, помнится, на себя со скалы в водную гладь – не могу глаз отвести: сверкающая чешуя, брутальный силуэт, ну и крылья, конечно, умопомрачительной красоты и силы. В общем, налетаться довелось до одури, так что сегодняшние чахлые перепончатые пластинки – тот ещё детский лепет… Со злостью выдёргиваю левую: резкая боль в лопатке бьет по ребру в горло, сочится наружу сдавленным воем. Жгучая струйка, стекая по спине, расползается алой амёбой в желтом ворсе цветочного ложа. Изумрудные очи Неба туманит отчаянье, потом кроткая жалость, как осознание вины… И слёзный вопрос: «Тебе не нравится?» – Нет. – Отвечаю твёрдо. – Не буду! Не хочу! Не шут гороховый! – И с силой рву правое крыльце… Боль хлещет сразу в мозг, разъедая сознание ржой неповиновения. …Небесный Лик, вобрав в себя всё, вдруг схлопывается в точку. Тёплые ладони плывут по спине. Чуть больнее по лопаткам. Открываю глаза… Лика… прежняя, тысячу жизней назад нарисованная специалистом

по ритуальным овалам – голая и юная – гладит, ласкается, льнёт так же как тогда… Когда, заполучив новое тело, более всего мечтала испытать его в действии: еле дождалась ухода Илюхи и санитаров с бессознательной Натахой на носилках, кинулась на меня изголодавшейся львицей, втянула в себя – всего, без остатка, поглотила собой, затмив прежние мои жалкие представления о физической любви… Прямо тут, в супружеской спальне, усыпанной прахом своего некогда благоверного. Ага, п ожал уй , именно тогда я, очумелый и счастливый, окончательно и бесповоротно утратил связь с реальностью. Илюха, правда, тоже времени не терял. Серьёзно озадачившись феноменом ожившей картинки, спешно приступил к практическим действиям. Что дело не в рисунке, а в эмоции, было видно без рентгена, и оставалось только дать им (эмоциям) волю. На тот момент личностного становления особенно яркие эмоции у рисовальщика овалов вызывали суперкары в сочетании с красивыми девушками. Итак… над чёрнокрасным Bugatti Veyron с обнаженной блондинкой на капоте Илюха трудился долго, с любовным трепетом и особенным тщанием… Однако… В окру-

жающем его вещественном мире ничего не изменилось. Пририсовал себя… Не-а, не грузного лохматого гоблина в засаленной майке и драных джинсах, а респектабельного мачо на отдыхе где-нибудь в Калифорнии – стройного телом и сильного духом. …Но толку опять – ноль… Поразмыслил глубоко и напряженно, поморщил лоб… И изловилтаки за хвост юркую змейку – истину! Гонимый внезапным озарением быстренько накалякал на переднем плане ЕЁ!!! Ту, которую уже имел счастье воскресить из мертвых. Ага – Анжелику Ивановну собственной персоной! И вот… …И вот они (Bugatti Veyron, блондинка, Илюха-мачо и Анжелика Ивановна) там – в солнечной Калифорнии, а я здесь – на мятой постели, в хозяйской спальне, наедине с прахом покойного шефа. Чувствую себя законченным идиотом. Бухаюсь лицом в подушки. И засыпаю. На многие сотни жизней, сменяющие друг друга, как фильмы в режиме нон-стоп… и только эти мягкие родные прикосновения способны вернуть мне меня: Лика… прежняя, тысячу жизней назад нарисованная специалистом по ритуальным овалам – голая и юная – гладит, ласкается, льнёт… так же как тогда… нет - ещё жаднее, ещё просительнее… Извиняется? Но я

уже простил её… Соскучилась? Я тоже… Целует мои свежие раны, дышит в меня, истекает страстью… И если бы можно было всё кончить разом, то пусть уж это случится сейчас! Ведь сейчас я уверен – лучше раз и навсегда умереть в восторге обладания запретным, нежели вечно жить на коротком поводке… Вот выбор свободного человека! Но увы… Илюха не окажет мне милость – не покарает единожды, не сочтёт достаточной даже очен ь м учи т ел ьную смерть… Не-ет, за Лику (свой золотой ключик к материализации желаний) он будет убивать меня снова и снова – ибо мстить он умеет, а главное – любит, я видел – как… И, знаете ли, никакого желания… – Ладно… – Упругие пальцы обмякают, срываются, больно царапнув – догадалась, умница, почему не созрело во мне желания… Идёт курить к солнечному прострелу в тяжелых шторах. Обиделась, хрипит зло, не глядя: – Катись, ни кто тебя здесь не держит. Забывшись, поворачиваюсь на спину – удар двухвостой плётки параллельными молниями катится от лопаток к почкам… А, мля, забыл о собственноручно вырванных крыльях… Через боль поднимаюсь, оставляя на простыне бурые бороздки… Серая комната… Моя… давненько уже не жилая, судя по проросше-

му мхом запустения воздуху. Что ж… Здравствуй, позабытая за ненадобностью наиреальнейшая из реальностей! Первым делом открываю окно, счастливо захлёбываясь свежими автомобильными и никотиновыми выхлопами. Вторым – иду в душ. Электричества нет, видимо, отключили за неуплату, воду, к счастью, оставили. О! Благодетели! Моюсь в темноте. Напор – на максимум: реальная вода вонзается в реальное тело – кайф неописуемый, жгучие импульсы в ранах, как символ присутствия здесь и сейчас, тоже, кстати, весьма приятны! Блаженствую, принимая весь температурный спектр – от ледяной до кипятка… увы, не долго. Стационарный телефон тоже должны были отключить - ан нет, вопит, падла, аж под душем слышно. Мокро чапаю принимать вызов. В трубке бодрое Илюхино: – Гы-ы! Сбежал, значит, от Анжелки? Ай, Молодца! Подгребай-ка в офис – дело есть. Контролирует, гад, боится и на секунду упустить из виду. А чего бояться? Художник я – никакой, вИдение моделировать – не умею. Могу разболтать его секрет о способе оживить и подчинить себе картинку, пририсовав в сюжет некую Анжелику Ивановну… Но в моих ли это интересах? Нет уж! Хватит с меня и одного свихнувшегося демиур-

га. Потому, собственно, и вынужден подчиниться. – Здравствуйте, Пал Сергеич. – Привет. – Киваю Натахе № 2, новой секретарше. Офис изменился. Манагеров повыгнали, наставили столов, типа школьных парт, плотненько насадили художников. Воображаю, какой был учинён строгий отбор! Ведь тут нужны люди крайне талантливые (в плане вИдения) и дегенер а т и в н о несообразительные, чтобы случайно не догадались об истинной цели своего здесь пребывания. А цель, думается, такова: на каждый достойный внимания эскиз начальство (в лице Ильи Рудольфовича) накладывает резолюцию (чем-то напоминающую уже знакомый нам силуэт Анжелики Ивановны), и далее ожившую картинку использует на своё усмотрение… Для пущего вдохновения художникам выданы фотографии - персонализация эскиза – важнейший этап в последующей материализации. Хлюпенькая рыжепегая скромница ласково оконтуривает волосяной кисточкой… опа… В подставке для визиток - моя фотка… Белесая щётка ресниц рвано мечется вверх – скользкий взгляд на меня и сразу в рисунок, робкая попытка прикрыть картинку палитрой… Узна-

ла… Востренькие коленки под столом-партой жмутся друг к дружке, босоножка ловко запинывает мусорную корзину под стул… Однако эскиз своей позапрошлой жизни я в ней (в корзине) таки успел разглядеть – великолепный бронзовый дракон на скале. Вау! Для меня уже штатную художницу завели! И какую! Дракон, надо сказать, отменный получился – чувствуется, с любовью его ваяли. Кибер -байкер из прошлой жизни тоже чем-то новым родным и теплым во мне отрезонировал. И я вотвот пойму, чем… Ха! Не потому ли, так жмётся коленями моя несуразная рыже-пегая созидательница? Не потому ли так очевиднонещадно прикусывает тоненькую лиловую губку, заливая милой алостью белые в веснушечью крапину скулы? Ещё бы, помалюй одного и того же мудака в разных видах на протяжении недель, месяцев... лет… веков? Тут поневоле, либо возненавидишь натуру, либо… – Пашк, а ну дуй сюда! О как!!! Илья Рудольфович, лично, по громкой связи приглашает меня на аудиенцию. Налегаю на массивную ручку – дверь директорского кабинета подаётся вперёд. За дверью – малозаманчивая тьма… Что ж, тьма, так тьма… Воздух в лёгкие до

распора, жмурюсь, врастая веком в веко, и – А-а-а -ах! – мягко пружиню с порожка… М-да… недолог же оказался мой полёт. Смачно плюхаюсь в нечто склизкое пронзительно и грибно пахнущее. Никак груздочки маринованные? Только диаметром с колесо Белаза. Скатываюсь к центру шляпки, пытаюсь встать, но нет! Снова впечатан мордой в гриб! Погрибён под прилетевшей с неба белой маслянистой кляксой – вот и сметанка подоспела. Выныриваю, продираю глаза… и еле успеваю отшатнуться: …в упругое груздье тело, с хлюпом пронзая сметанную толщу, врастают четыре пики квадратного сечения. Грибная шляпка кренится, увлекаемая вилкой в багровое поднебесье разинутой пасти с пегой порослью щетины по краям. Рефлекторно хватаюсь за крайнее копьё, висну в головокружительном полёте, на мгновение очарован грандиозностью открывшейся картины: прямо подо мной – гигантская бадья с дымящейся картошкой, левее – пельменные россыпи, порядком разворошённый уже холодец, правее – капуста квашенная, соленые огурцы, селёдочка с лучком. Типичное, в общем, застолье в старорусском стиле. …Но, чую по запаху, подгнивающая челюсть вот-вот шамкнет и грибок, и меня, а это, знаете ли, не самая заманчивая жизненная перспектива! Разжимаю затёкшие

пальцы, и… аки заправский олимпийский ныряльщик, крутанув тройное сальто, булькаюсь в чей-то борщ, благо уже порядком подостывший… выныриваю, отплевываюсь, стягиваю с шеи свекольный ошметок… - Браво! Пал Сергеич! Вы были неподражаемы! …Ловлю восторженную Илюхину овацию и толком не разглядев, чёкого кидаюсь на чмоки влажных ладошек, поддеваю обидчика за алый ворот псевдо-готичного камзола, дабы, вышвырнув из нааджиченного креслапельменя в расползшуюся по паркету сметанную кляксу, упереться коленом в грудь зарвавшегося демиурга и вдарить по осклабленной масляной лыбе… А, ладно… торможу кулак на подлёте – лежачих не бьют… Одно из забавных детских предубеждений работает безотказно… – Да ну тя, Пашк… – Лыба ширится до беспредела, – Чего ты злой такой? Не понравилось что ли? – На кроликах экспериментируй! – Огрызаюсь, оставив вампирски разряженную тушу валяться в сметане, сам же, безнадёжно пропитанный борщом усаживаюсь в кресло-пельмень. Принюхиваюсь, действительно пельмень, нашариваю на шефском столике нож для бумаг, вспарываю упругое пельменное брюхо, слизываю взбурливший из ран-

ки сок… Ништя-як! Вкусно! Вырезаю пирамидку, аки южанин в арбузе, только мясную, с кожуркой из теста… И то верно, время обеденное, а я еще и не завтракал. Мною чуть не позавтракали, это да. Но я – молодец! Ить, какой прыткий. Илюха, боров жирный, хрен бы выдал эквилибр, подобный моему полёту на вилке с груздем - не его формат! – Гады! Уроды! Дармоеды! – А вот дикие вопли с подъёмом до визга, грохот и дребезг переворачиваемой мебели – формат самый, что ни на есть его! Пока я гурманически приноравливаюсь укусить свой поздний завтрак, новоявленный подражатель графа Дракулы мечется по офису, расшвыривая мебель, бумаги, диски и флешки. Подобные перескоки настроений у начинающих демиургов – обычное дело… Тяжко, знаете ли, когда нечего больше хотеть, вот и бесятся… Однако, я-то тут причем? Никакого же приятного аппетита! – Илюх, ты чего такой злой? Не понравилось что ли? – Ага, поговори мне ещё! – Щерится гневно и тут же жалуется: – Знал бы ты, сколько я бабла выдал этому плагиатору за драные его борщи с пельменями! – Брезгливо цепляет носком сапога погрязшую в борщевой луже подшивку листов А4, футболит мне под но-

ги: – Продвинутый сценарий! Видел да? Тю, Илюха-демиуг бабла пожалел… – Смак ую сочно-перченую пельменную дольку. – Не грусти, завтра тебе твои подмастерья еще милиардик-другой намалюют… – Да хрен с ним, с баблом! Мне за идею обидно… – Подбирает ножик, пристраивается к креслу с тыла, вырезает себе пирамидку моей поболее и, усевшись на край стола, сокрушенно вздыхает: – Нет идей. Ни у кого. Иссякли. А без идеи, Пашка, Тоска смертная… – Пыхтя и раздувая ноздри, вгрызается в ароматную мякоть. – Ага… – Думаю. – Еще бы не тоска. Гонкишмонки, квесты-шместы и прочая дегенеративная дурь. Ты бы лучше полезное что-нибудь сделал. – Чего??? – Илюха аж поперхнулся: – Какая дурь?! Мама дорогая, я это вслух ляпнул??? – Всё в порядке, Илюх… – Напускным хладнокровием пытаюсь спасти положение. – Ну, надоел тебе детский сад с ролевыми играми. Это нормально. Пришло время реальных дел! К лешему их сопливый кибер-панк с посапокалиптикой! Попробуй себя в другом амплуа, благородное чегонибудь сотвори, глядишь, понравится. Мир спаси, что ли… от разврата, коррупции и милитаризма… О-о, я о-очень убедителен! Не слишком ли? Предполагал пошутить, а

вышло… По мере поступления рацпредложений, начинающий демиург быстренько гневную мину пережевывает в подобострастную, оседает на четвереньки, ползет к пельменному трону: – Па-ашенька… родненький… – Мурлычет. – Как хорошо, что ты у меня есть! Шок… Боюсь шевельнуться … Илюха же чуть ли не целоваться лезет: – Пашка, ты – гений! Всё! В утиль креативщиков, никаких больше стрелялок-дурилок! Теперь мы будем Спасать Мир! Только реальные дела! Ты умный! Ты сможешь! Твои идеи – моё исполнение! По рукам, а? Оппаньки! Подо что это я подписался? И следующая мысль, тошнее прежней: и кто я теперь такой? Спаситель Мира?! Идеолог всемирного счастья при личном карманном демиурге?! ВАУ!!! – А потом, Пашка, – экстатически заливается карманный демиург, – когда мы спасем Мир… – закатывает глаза и тягуче шаманит: - Мы будем править им строго, но справедливо… Тьфу ты, леший, так и знал! Вот чего нам всем не хватало для полного счастья! И г р о м а н переросток с безнадёжно отъехавшей кукушкой, практически безграничными возможностями реали-

зации желаний и втемяшенной добрым дядей идеей мирового господства – это почище атомной бомбы будет! И тут действительно становится страшно. Даже не рискую представить гримасу, перекроившую одухотворённый лик Меня-Спасителя Мира в заурядное шуганутое чмо, но Илюха вдруг слёзно икает и разряжает в пространство обойму слюнявого гогота: – Бу-г-га-а-а! Гляди -кось, купился! – Да пошёл ты! – Рывком скидываю его с себя, и направляюсь к выходу демонстративно хлопать дверью. Но... – Куда прёшь, клоун?! – В спину твёрдый начальственный рык: – А ну, стоять-бояться! Оборачиваюсь – в руках Илюхи-Демиурга детская планшетка для стираемых рисунков. Пластиковый карандашик уже носится по глянцевому экрану, вычерчивая мою дальнейшую участь, и тут сопротивление бесполезно. В зеркальных створках стеллажей я, по примеру Золушки из мультиков, потоком бенгальских искр от темечка к пяткам, преображаюсь из засаленного борще-дайвера в респектабельного мэна: серебристый с отливом в перламутр костюм-тройка, туфли, запонки, ролекс, галстук. – От, другое дело! – Илюха доволен. Я же морально

уничтожен – только и могу пожать плечами: – Илюх… Отпустил бы ты меня, а? – Куда это ещё? – Деловито моделирует по центру сакральной залы с чадящими факелами на каменных стенах, планомерно пожравших директорский кабинет, уродливое нагромождение – алтарь для жертвоприношений?.. Н-де, с креативом у парня конкретная напряжёнка. – Да так, вообще. – Гнусавлю жалостливо. Вкруг алтаря вершинами пентаграммы вырастают ещё четыре трона, на одном из них – царственная Анжелика Ивановна – ужасающе прекрасна в обЛике повелительницы Инферно. В пламени взгляда пульсируют истинным знанием ромбы кошачьих зрачков, разлёт вороных бровей ажурно перетекает в драгоценно-рогатую диадему. Тело, голое и бледномолочное, оплетено антрацитово-мерцающими змейками – живыми, словно переползающими друг в дружку, ежесекундно меняя затейливый орнамент чёрного на белом. Колючая проволока, туго стянувшая шею, цветёт кровавыми розами, чьи сердцевины – шипы, уходящие под кожу. – Отпустить, говоришь? – Илюха-Демиург бегло зыркает на повелительницу Инферно. Та морщит точеный носик, обжигает презрением – обиделась, понятное дело.

– Ладно, иди… – Милостиво разрешает Илюха. – Анжелка сегодня тебя не хочет… Вот и славно. Пользуясь моментом пробираюсь к выходу, расталкивая локтями суетно материализующуюся разнокалиберную нечисть… Сразу вышмыгнуть из мерзостного капища не удаётся – пропускаю процессию: халтурно намалеванные гоблины ведут закованного в цепи ошалелого парня в драной футболке со слоганом «Мы несём миру ЧУШЬ», зуб даю – того самого пельменного креативщика… Н -де, дружище, чую, ждет тебя экзекуция по сюжетной банальности не уступающая твоему гениальному сценарию. Уфф… проглатываю постыдное облегчение. Я, ить, уже практически не сомневался – по мою душу алтарь. Но, видно, пронесло. На долго ли? – Э, Пашк, только завтра чтоб как штык! Подгребай к десяти. – Вот и ответ – летит вдогонку благодушное Илюхино: – Есть в твоей идее спасения мира некое конструктивное зерно – обсудим, покумекаем, а после нажрёмся, как свиньи – отметим наступление Новой Эры! Не, Илюш… – Думаю. – «Как свиньи», в твоей трактовке, звучит слишком уж многообещающе… Но, выход свободен, и вот я уже по сю сторону добра и зла.

Рабочий день иссяк. Пятеро особо усердных живописцев ещё домалёвывают Илюхины миры. Моя рыжая созидательница тоже здесь – греет смущенной улыбкой. Улыбаюсь в ответ: – Можно мне… – Киваю, отсылая взгляд под стул в корзину. – На память??? Секунду молчит, смотрит словно сквозь меня, потом роется в папке утвержденных эскизов – ищет чего поприличнее. – Да нет же… – Лезу под стол, под стул. Художница ёжится, теребя рыжий локон, запутавшийся в бирюзовой бретельке топа. – Я этого хочу. – Достаю из мусорки свою позапрошл ую жизнь, смотрю снизу вверх и плыву, плавлюсь, растворяюсь в потоке счастливого ужаса моей застенчивой созидательницы, касаюсь костяшками пальцев худенькой, чуть дрогнувшей икры… и… Вау!!! Такой энергетический разряд получаю – в сердце, в мозг, в вечность! Н-ет, не дёрнулась, не шелохнулась – напряглась вся, затаилась… Ещё не поняла, кем стала, но точно теперь знает, как меня следует рисовать… Утро, солнце восходит. Вполне себе солнце над вполне себе лугом… Озеро дышит туманом, отражается в небе… А я – в её глазах, в их радужном счастье… Никогда ещё Анжелика не гляделась в меня так искрен-

не, так по-родному, никогда ещё её рисованное совершенство не ложилось на душу столь органично, как лежу сейчас я – головой у неё на коленях, волосами в её руках, тёплых и ласковых, воспоминаниями – в нашем будущем… Еле заметное белёсое марево окутывает загорелые плечи, сдувая огненный локон с бирюзовой бретельки… …И я понимаю причину нашей неожиданной близкости… – Как ты это сделала? – окончательно просыпаюсь. Что? – спрашивает взлётом ресниц. – Ну, это всё… – Шлю жест-приветствие солнцу, небу, озеру, нам… – Не знаю… – Сме-

ётся. – Просто нарисовала. – Нарисовала что? – Солнце, небо, озеро, нас… – тебя и себя… – Себя в образе Анжелики?.. Зачем? – Не знаю… – Смутилась. – Натаха сказала, ты Её любишь, а мне здесь ловить нечего… – От, дура эта Натаха! – Подхватываю на руки мою новую демиургшу. Но… Чёртов, так и не отключенный за неуплату, телефон совковым ретро-звяком осыпает в прах заозёрную иллюзию… Давешняя хлюпенькая художница угловато выбирается из моих объятий, пятится в сумерки захламлённой безвременьем комнаты, куда я добрёл вчера, видимо, на

абсолютном автопилоте… – Да. – Приняв вызов, гаркаю раздраженно. В трубке аккуратная Илюхина озадаченность: – Пашка, забодай тебя комар, куда провалился?! – Илюх… – Говорю без обиняков, бо догадываюсь уже о причине его аккуратности. – Ты Демиург, али рваная тапочка?! Нарисуй меня, и всех делов! – Дык ведь я это… рисовал… – Запнулся, невзначай проболтавшись. В общем, приходи и всё! Тут Анжелика куда-то делась и вообще, ерунда какая-то! – Ещё бы не ерунда! Знаешь, дружище, есть вероятность – я никогда к вам больше не приду.

Шепот сердца Титоренко Елизавета «Как тяжело не быть с тем, кого ты любишь, но кто не любит тебя», - подумала про себя, смотря в окно, шестнадцатилетняя Яна Безрукова. Яна была обычной девушкой. Она хорошо училась, ходила на курсы немецкого и китайского языков. Ее рыжие волосы были, как весеннее солнышко. Зеленые глаза, как первая, ранняя трава. Яне очень нравился один мальчик из школы. Его звали Женя Игнатьев. Он нравился ей, когда она училась в седьмом классе.

Когда Яна видела его в коридорах школы, то расцветала, улыбалась, как дурочка. По школе Женя ходил, как павлин. За ним бегали почти все девчонки. Он учился в одиннадцатом классе и круг его общения был довольно велик. У него были друзья из волейбольной секции, куда он ходил, друзья из секции по каратэ и много девочек – подруг. С одной он делал домашнее задание по алгебре, с другой – русский и литературу, с третьей – физику, с чет-

вертой он гулял и то не часто. Яна очень стеснялась к нему подходить. Ей нравилось сталкиваться с ним на лестнице взглядом. - У него новый парфюм, - заметила Алина Белкина, подруга Яны. - Да, приятно пахнет. Наверное, одна из его пассий подарила, - с грустью ответила Яна. - Янка, хватит горевать! Посмотри сколько парней, - строго сказала ей Алина. - В том то и дело, что на других я не могу

смотреть. Мне нужен только он… - тихо ответила Яна. - Ну, хватит! Не надо так! – твердо настаивала на своем Алина и взяла подругу за руку. – Пойдем, чай попьем? - Пошли. Девушки спустились в столовую, взяли там чай и вышли в холл. - Может, пойдем на улицу? – предложила Алина. - Там же холодно, с улыбкой ответила Яна. - Наконец – то ты улыбнулась! Тогда пойдем вон туда сядем, - Алина махнула головой в сторону лавочки. - Пойдем. Сколько до начала урока осталось? Алина посмотрела на свои часы и сказала: - 15 минут. - Успеем, - сказала Яна и стала смотреть по сторонам. - Хватит его выглядывать, - резко сказала Алина. Яна ее послушалась. Девушки спокойно допили свой чай и пошли на занятие. После занятий Алина пошла на плавание, а Яна пошла на курсы китайского. День прошел весь в трудах и заботах. Около шести вечера Яна, закончив свои курсы, вышла на улицу. Уже темнело, ничего не было видно. Шел мелкий, холодный дождь. Яна достала зонтик из сумочки и побрела домой. Ветер дул холодный, пронизывающий, осенний. На лужах капли

дождя создавали какие – то рисунки. Дойдя до своего подъезда, Яна достала ключи из кармана и открыла дверь. Поднявшись до четвертого этажа, Яна открыла дверь в квартиру. Дома было тихо. Яна разделась и прошла в ванную вымыть руки. После этого она пошла в спальню, переоделась, включила музыку и пошла готовить ужин. К семи тридцати ужин был готов. Дома все еще никого не было. Яна стала звонить маме. - Мам, привет! Ты где? – спросила девушка. - Привет! Да вот уже к дому подъезжаю. Сейчас припаркуюсь и приду. Минут через десять буду дома, - сказала Светлана Ивановна и положила трубку. Отцу, Андрею Леонидовичу, Яна звонить не стала, потому что он всегда приезжал в одно и то же время – в 8 вечера. Яна стала собирать на стол и услышала звонок в дверь. - Кто там? - Мы, - сказали ее родители в один голос. Яна открыла дверь и отошла. - Привет, - сказал отец и поцеловал дочь в лоб. - Привет, папуль. Девушка забрала вещи родителей и пошла вешать их в шкаф. После ужина Яна пошла в свою комнату и закрыла дверь. Она выложила свои учебники и тетрадки на стол и начала делать уроки. Она включила компьютер и

ICQ, чтобы, как всегда, делать домашнее задание сообща с Алиной. Первая на очереди была алгебра. Как только компьютер загрузился, пришло сообщение из аськи: - Привет, начала делать уроки? – спросила Алина. - Только села, - ответила Яна. - Видела задания? Марина Алексеевна совсем не жалеет - Видела. Первое не сильно сложное, а вот второе… Девушки закончили в алгеброй около десяти вечера. Яна закрыла все учебники и зашла на свою страничку в соцсеть. Ее страничка открылась, но ничего нового не было. Тот же статус «в активном поиске», та же аватарка. Не было ни одного письма, ни одной заявки на дружбу. Яна закрыла браузер и выключила компьютер. Потом она легла на свою кровать и надела наушники с любимой песней Стася «Буду». Она лежала на кровати и непроизвольно покатилась слеза. - Мне нужно найти ему замену, - думала про себя Яна. – Иначе я сойду с ума… Но где же ее найти? Женя идеал и таких больше нет… С этими мыслями Яна уснула. На утро следующего дня, Яна в школу собиралась не хотя. Обычно утром ее всегда увозил папа, но в этот раз она решила пойти пешком. Яна решила надеть черное трикотажное пла-

тье с черными сапожками на 10 см сплошном каблуке. Она шла довольная собой. Почти не думала о Жене, наслаждалась свежим осенним воздухом. Дойдя до школы, в дверях ее встретила Алина. - Какая ты сегодня красивая, - заметила подруга. - Спасибо, стараюсь не думать ни о ком, Яна махнула головой в сторону Жени. - И правильно, поддержала ее подруга. - Алин, ты не знаешь где можно познакомиться с симпатичным парнем? - Знаю, - радостно ответила подруга, - а зачем тебе? - Забыть Женю хочу. Устала от того, что он постоянно надрывает мое сердце. - У моего старшего брата есть один симпатичный друг. Его зовут Дима. Могу познакомить. - Давай, - заулыбалась Яна. - Мне нравится, когда ты улыбаешься, сказала Алина и взяла подругу за руку. - Кажется, мне тоже это начинает нравится. Девушки пошли на историю. Яна очень ее любила и даже собирать поступать на исторический факультет, а вот Алина, напротив, не очень любила историю, ее стихией была химия. После трех уроков девочки пошли в столовую. - Я, кстати, сейчас,

вспомнила, что есть несколько фоток Димы. Показать? - Давай, - согласилась Яна. Алина полезла за телефоном в сумку, через несколько секунд дала телефон подруге. - Ммм, он и правда симпатичный, - убедительно сказала Яна. У Яны дрогнуло сердце. Ей захотелось увидеть его в живую. - И когда мы увидимся? - Думаю, что в субботу. Сможешь? - А во сколько? - Часов в семь. В кино пойдем. - Как на первом свидании. Хорошо. Пообедав, девушки пошли на занятие по литературе. Нужно было выучить письмо Татьяны Лариной. Яна вызвалась рассказывать первая и, получив свою пятерку, она села за парту и замечталась. После занятия, девушки пошли в спортзал. Яна в 7 и в 8 классах ходила на секцию по волейболу, ездила на соревнования, а в 9 ее забросила, потому что катастрофически не хватало времени. И сегодня она решила туда сходить. Девушки взяли свою одежду из шкафчика и стали переодеваться в раздевалке. Потом они вошли в спортзал, минуты через три туда же зашел Женя со своим другом Андреем Липчевским. Андрей по популярности немного уступал первенство Жене, но Андрей был хорошим

другом и не разбрасывался друзьями, как это делал Женя. Официально у него девушки не было, потому что он считал, что если влюбится то это навсегда. А Женя, наоборот, менял девушек, как перчатки. Ровно в 2 часа началась разминка. Сначала бег, потом растяжка, потом скакалка. - В одну шеренгу становись! – скомандовал преподаватель. Все выстроились. - По порядку рассчитайся! - 1-й, 2 –й, 3-й, все рассчитались, и получилось 25 человек. - Разделяемся на 4 команды, в каждой команде по 2 парня. Все быстренько разбежались. Яна сАлиной долго не выбирали в какую команду им попасть, потому что Андрей, взяв за руку Яну, привел их в свою команду. Там были: Женя, Андрей, Яна, Алина, Маш Гагарина из 9 «Б» и Полина Кузнецова из 8 «В». Геннадий Петрович тренер по волейболу поставил их команду играть с другой командой. 2 –я команда состояла из Ани Корневой из 10 «А», Артема Мельникова из этого же класса, Пете Иванова из 9 «А», Никиты Заболотным из 8 «Б» и две девочки из 7 «А» Ганина Олеся и Андреева Катя. Игра была серьезной, но все – таки тренировочной. - Беру, - крикнула Яна, ловя мяч, и случайно выбила палец.

- Ая – яй, - заревела она и вышла из команды. Девушка побежала к тренеру и рассказала, что произошло. - Иди, сядь тогда, а чуть позже в медпункт тебя отведу, - сказал Геннадий Петрович и посадил Яну на скамейку запасных. После игры Яна пошла в медпункт с опухшим пальцем. Ей положили повязки на палец, потом отпустили и дали освобождение от физкультуры. Девушка зашла в женскую раздевалку, сходила в душ и стала переодеваться. Выходя из раздевалки, Яна увидела знакомую фигуру. Женя сидел рядом с женской раздевалкой и кого – то ждал. Девушка стала проходить мимо него и он, подпрыгнув, подбежал к ней. - Как палец? – спросил он. - Все хорошо, спасибо, - вежливо сказала Яна и стала от него отдаляться. - Почему ты отдаляешься? – удивленно спросил он. - Опаздываю. - Куда? Если не секрет. - На свидание. - На свидание? Может, тебя проводить? - Спасибо, но не надо, - у Яны в груди бешено забилось сердце, словно хотело что – то сказать. - Прости, но мне нужно идти, - сказала девушка и пошла прочь.

Яна выбежала на улицу и побрела домой. -Что же я наделала? – думала про себя девушка, - теперь он никогда ко мне не подойдет. Яна шла домой, еле сдерживая слезы. Подходя к своему подъезду, ее снова ждал сюрприз. Возле ее подъезда стоял Женя. - Мне кажется, или ты меня преследуешь? - Кажется, - улыбаясь, ответил парень. - Тогда как ты узнал, где я живу? - Мы живем в одном подъезде, - улыбаясь, сказал Женя. - Правда? - удивленно спросила Яна. - Да. Я на втором живу, - сказал Женя. – Как свидание? Яна замолчала, но потом стала сочинять на ходу свою очередную ложь. - Прекрасно, а что? - Интересно просто, - с грустью ответил Женя. - Жень, а что с тобой случилось? Ты вдруг узнал, что я существую, и даже узнал, что живем в одном подъезде. - Я давно это знаю, - твердо сказал парень. – Ты мне давно нравишься… - А что же не подходил тогда? - Стеснялся… ты такая хорошая, что мне было неудобно к тебе подходить. - Почему? Не могу тебя понять… вроде не кусаюсь. - Репутация у меня не очень хорошая. Все

знают и думают, что я друзей каждый день меняю, и подруг у меня много, все бабником считают. - А разве это не так? – удивилась Яна. - не так. Подруг много, потому что они дают мне все списывать, что я не понимаю, а друг у меня один единственный Андрюха Липчевский. Мы с ним с детства дружим. - Я в шоке. Яна действительно была в шоке. Про Женю она думала совсем не то, что он из себя на самом деле представлял. - Я честно говоря, тоже в шоке. Не знал, что ты так плохо обо мне думаешь. Яна замолчала. Она не знала что сказать и наконец –то увидела Женю с другой стороны. - Мне нужно идти, - сказала девушка и стала доставать ключи из сумочки. - Пошли, - с грустью сказал Женя. Женя с Яной поднялись до второго этажа, и он просто ей сказал: - Пока! - Пока! – сказала Яна и пошла дальше. Девушка зашла в квартиру и закрыла за собой дверь. - Яна, это ты? – крикнула из комнаты ее мама. - Я, мам. Яна разделась и прошла в свою комнату. Первым делом она включила компьютер, ICQ и Google Chrome, и зашла на свою страничку в соцсеть.

«ВКонтакте» была одна заявка в друзья. - И кто это может быть, - подумала Яна и нажала на заявку. – Ого, удивленно сказала Яна, когда увидела, кто подал ей заявку. Это был Женя. Девушка добавила его в друзья и сразу оттуда вышла. Она взяла телефон и стала набирать сообщение Алине. - Привет, ты не поверишь, что со мной произошло… - и Яна сразу нажала «отправить». Через несколько секунд раздался звонок. - Да? - Привет, - услышала девушка знакомый голос. - Привет, Алин. - Что у тебя произошло? Яна все рассказала подруге и Алина у нее спросила: -И что ты будешь делать? - Мне кажется, что нужно встретиться с Димой… - тихо прошептала Яна. - Смотри сама. А Женя как же? Не боишься ему сердце разбить? - Он 3 года мне его разбивал… и до сегодняшнего дня даже и не знал меня… Подруги замолчали. - Ладно, мне пора, сказала Алина. – До завтра, пока! - Пока! Яна положила трубку и легла на кровать. Она забыла про все: про разговор с Алиной, про

учебу. Девушка надела наушники, включила музыку и закрыла глаза. Она никак не могла понять, что же ей делать. Ей очень нравился Женя, очень давно нравился. 3 года каждый день Яна мучилась из – за неразделенной любви, и что же сейчас? Куда делись те чувства? Перегорели… Поэтому нужно идти дальше. Яна все – таки решила познакомиться с Димой. В своих мыслях Яна не заметила, как уснула. Субботнее утро Яна встретила довольно радостно. Был выходной, в школу идти не нужно. Девушка укуталась в одеяло и пыталась уснуть. У нее это довольно быстро получилось. После продолжительного сна, Яна, наконец –то, открыла глаза. Дома было тихо. Ее родители уехали за продуктами и, поэтому не стали ее будить. Первым делом девушка посмотрела на часы. Было 10.40. она встала с кровати, подошла к окну и распахнула шторы. За окном было пасмурно, моросил холодный осенний дождь. Яна пошла на кухню, заварила чай и пошла в ванную. Сделав свою дела, девушка вернулась на кухню, налила себе большую кружку чая и пошла в свою спальню. Яна села в кресло, рядом с компьютером и, включив его, зашла в соцсеть. Там было одно единственное сообщение. Она

нажала кнопочку «сообщения» и увидела кто это сообщение ей прислал. Это был Женя. Девушка нажала на это сообщение и прочитала его: «Доброе утро. Всю ночь не спал… Все думал о тебе. Карю себя за то, что раньше с тобой не заговорил. Ты мне нравишься. Очень сильно… Может, мы встретимся? Выпьем кофе. Может, сегодня вечером? Часов в 7? Напиши мне ответ, пожалуйста. Пока». Яна очень хотела с ним встретиться. Она мечтала каждый день об этом… но девушка вспомнила, что Алина ей подготовила встречу с другом своего брата – Димой. «Привет, Жень. Мне приятны твои слова. Я могу с тобой встретиться, но не сегодня, а, скажем, завтра. Часов в 6 вечера». «Я зайду за тобой?» Яна задумалась. «Ну, зайди». Девушка быстрее взяла телефон и стала набирать номер Алины. - Да? – сонным голосом сказала подруга. - Ты спишь что ли? – радостно спросила Яна. - Вообще то, да. Выходной же. - Алин, ты с Димой не говорила? - Нет, но я говорила с Сашей, мы за тобой заедем в районе шести вечера. - Хорошо. - А почему ты такая радостная с утра?

- У меня свидание, - улыбаясь, говорила Яна. - Ладно, я буду уборкой заниматься. Пока, - сказала Алина, и положила трубку. - Пока. Яна положила свой телефон на комод и стала заправлять свою постель и наводить порядок в своей комнате. Ближе к обеду вернулись родители с сумками и пакетами. - Как много вы купили, - заметила Яна. - Как всегда, на 2 недели, - сказал отец, заходя с сумками на кухню. - Разбирай сумки, сказала мама, - а я переоденусь и приду, помогу тебе. Яна покорно пошла на кухню и стала раскладывать все на свои места. Мама пришла на кухню, но Яна уже все разобрала, и поэтому она стала быстренько готовить обед. - Как быстро пролетел выходной, - сказал папа. - Согласна,- с грустью согласилась Яна, уже пять часов. Я сегодня с Алинкой пойду гулять, сказала она. - Куда? – в один голос спросили родители. - Алина меня в кино позвала. - Хорошо. Деньги надо? – спросил отец. - Конечно ,- с улыбкой ответила Яна. - Подойдешь позже, я дам. - Хорошо. Я пойду в душ и буду по – тихоньку собираться. - Давай.

Яна пошла в свою спальню, взяла полотенце и пошла в душ. Через двадцать минут девушка вышла из ванной комнаты и пошла прихорашиваться в свою спальню. Яна перебрала весь свой гардероб, но ничего не могла выбрать. Она, наконец – то, вспомнила, что недавно видела очень симпатичное платье и начала его искать. - Ура! – вскрикнула девушка. - Что случилось? – заглянув к ней в комнату, спросила мама. - Я его, наконец – то, нашла, - улыбаясь ,показывала платье Яна. - Ты его надеть хочешь? - Ага. - Хорошо. После долгих поисков, Яна пошла немного подкраситься. Время подходило к шести часам. Девушке никто не звонил и не писал, и поэтому она решила сама позвонить Алине. - Алло? - Привет это я. - Привет, Ян. - Вы когда приедете? - Почти подъехали. - Хорошо. Буду собираться. Пока. - Пока. Яна начала собираться. Она распустила свои длинные огненные волосы, завязала на шее шарф, надела плащ и сапожки. - Маам, закрой за мной. - Бегу, - крикнула

из другой комнаты мама. - Как тебе? – спросила Яна. - Ты красавица,ответила мать и поцеловала дочь в лоб. - Все, мам, я побежала. Яна выбежала на лестничную клетку и побежала вниз. Спускаясь по лестнице, на втором этаже ее ждал Женя. - Ты меня преследуешь? – возмутилась девушка. - Хотел на тебя посмотреть, - ответил Женя, стоя с мусорным ведром. - Ты мусор пошел выкидывать, - сказала Яна, посмотрев на ведро, вот и иди. Яна повернулась и побежала дальше. Выйдя на улицу, ее возле белой Сашкиной машины ждала Алина. - Почти не опоздала, - заметила она. - Спасибо, - с улыбкой ответила ей Яна. - Ну, пошли. - Пойдем. Девушки сели в машину на заднее сиденье. - Привет, - сказал Саша Яне. - Привет, Саш. - Вот, знакомься, Дима. Яна посмотрела на него. В живую он был еще лучше, чем на фото. У него были черные кудрявые волосы и ярко – серые глаза. Голос его был такой мягкий, как – будто звучала песня. - Приятно познакомиться, - улыбаясь, сказала Яна.

Все ехали и разговаривали, как это было всегда: Алина с Яной, Саша с Димой. Подъезжая к кинотеатру, Саша остановился и сказал: - Вы идите, а я машину поставлю и догоню вас. - Хорошо, - хором ответили ребята, и зашли внутрь. Саша поставил машину на парковку и пришел к ребятам через пару минут. Девушки стояли возле зеркал, а Дима брал билеты. - Взял? – спросил у него Саша. - Взял. Ребята подошли к девушкам и спросили: - Что будете: поп корн или пить? - ничего, - улыбаясь, ответили девчонки. Ребята пошли и сели на диван друг напротив друга. Через несколько минут, когда объявили начало сеанса, друзья зашли, и зал и сели на свои места. Алина села рядом с братом, а Яне повезло, она села рядом с Димой. - Как в кино, - подумала она. Яна очень внимательно смотрела кино. Это был ее любимый жанр «фантастика». Как только она чуть отвлеклась от фильма, то почувствовала на себе взгляд. Это был Дима. Казалось, что он ее изучал. - Что такое? – удивленно спросила она. - Ничего, - смущенно ответил парень. - Ну, ладно, - и Яна

снова отвернулась. Теперь она не могла спокойно смотреть фильм. Ее постоянно отвлекать этот взгляд. - Дим, что случилось? – не выдержав, все – таки спросила девушка. - Ты красивая, просто ответил он. - Спасибо, - улыбаясь, ответила девушка. Дима осторожно стал тянуть свою руку к руке Яны. Как только парень положил свою руку на ее, девушка не стала ее выдергивать и сделала вид, что ничего не произошло. После фильма, стоя в холле, Яна сказала: - Я пойду пешком. - Что такое? – спросила Алина. - Хочу немного прогуляться. - Ну, как хочешь. Яна оделась, намотала на шею шарф и побрела домой. Задумавшись, она споткнулась и чуть не упала, но вдруг кто – то перехватил ее за руку. - Составить компанию? – спросил Дима, улыбаясь. - Давай, - с такой же сверкающей улыбкой, как у Димы, ответила Яна. Ребята шли, разговаривали, смеялись. Подходя к подъезду, Яна сказала: - Мне пора. - Жаль, - грустно сказал парень. Дима медленно к ней подошел и спросил: - Можно тебя поцеловать? - Ну, поцелуй. Парень медленно

потянулся к ее губам и нежно поцеловал. - Мне нужно идти, - сквозь поцелуи говорила Яна. – Целуй меня еще, тихо проговорила она. И Дима, и Яна наслаждались поцелуями. Через пол часа Яна опять повторила свою фразу. - Мне пора. - Хорошо, я как домой приеду, тебя в контакте найду. Добавишь? - Ну, конечно, улыбаясь, ответила ему девушка. У Яны екнуло сердце. После долгих прощаний с Димой, девушка достала из сумочки ключи и пошла домой. Девушка открыла входную дверь и зашла в квартиру. Она была очень счастлива. Яна легла на свою кровать и представляла Диму. Его нежные руки, мягкий голос, горящие глаза. Через несколько минут, девушка зашла на свою страничку в контакте. Одна заявка в друзья. Это был Дима. - Красивая фамилия, - подумала она. Действительно фамилия у него была интересной – Король. Дмитрий Король. Безусловно, Яна нажала кнопку «Добавить» и теперь он у нее в друзьях и будет все читать. - Привет, - пришло ей сообщение. - Привет, Дим. - Я уже соскучился. - Мне кажется, что я тоже. Яна вся сияла от счастья и радости. Первый раз в ее жизни парень ответил ей взаимностью.

Как же она этого долго ждала… Сердце девушки долго горело любовью к Жене, но все когда –то перегорает, даже любовь

и дружба. Женя никогда ее не замечал, относился как ко многим своим подружкам. А как только Яна перестала обращать свое внимание на него, он ее

заметил, но было поздно… Чувства перегорели. Теперь она на него не смотрит, и теперь она влюблена… И это взаимно!

Клад егеря Бута Вадим Весна, снег сошёл. Ковыряюсь на мерзлой земле. Обкусываю секатором бесчисленные заросли молодой сирени и стебли засохшей дикой малины. Затем надо собрать обрезки, да снести в кучу. Не ропщу, раз уж впрягся в новый для себя статус «хозяйственникамногостаночника». Когда покупали с женой стандартные шесть соток в садоводстве, подумать не могли, насколько это хлопотно: разрабатывать заброшенный участок, делать ремонт в доме, да ещё масса хлопот, пропади оно всё пропадом! Это сейчас ворчу, а тогда эйфория, ну как же, сбылась мечта идиота: собственный кусок земли в сотне метров от Залива, лес, птички, природа! - Дима! Иди обедать! - это жена зовёт. Тащусь в дом. Дом сильно сказано, так – строение в один этаж плюс мансарда. Собственное гнездо за городом стали планировать, когда дни рождения перестали доставлять радость безоблачного бытия. В такие моменты, возраст осторожно стал поторапливать исполнить

три жизненные заповеди: вырастить ребёнка, построить дом и, конечно, посадить дерево. Первый пункт программы стартовал двадцать пять лет назад - тут всё в порядке, даже внучка в мае появилась. Этот факт подхлестнул собраться, да исполнить программу полностью. В родном Питере определились с агентством недвижимости, их нынче, как грибов по осени. Затем было несколько просмотров и вот остановились на этом садоводстве в Ландышевке. Резоны были следующие: рядом большая вода, живописные места, отгороженный пока ещё крепким забором участок, домишко из двух комнат (мансарда для летних гостей), закуток с биотуалетом и мощная печка. Правда, далеко от Санкт-Петербурга, зато Выборг рядом, всего-то двадцать километров по Приморскому шоссе, а главное уложились в не ахти какой бюджет. Остаток денег пошёл на благоустройство. Еще пара месяцев и можно приглашать невестку с внучкой уж бабушка с дедушкой постараются! Пока обедал и про-

кручивал в голове новые впечатления, неожиданно вспомнилась встреча с председателем СНТ, так нынче обзывают садоводство. Глава - типичный образчик делового человека, осознавшего за годы правления, какие финансовые возможности можно извлечь из покорного садоводческого стада. В СНТ «Ландышевка» около трёхсот дворов и всем чего-то нужно, каждому помоги, оформи, достань. Да, Бог с этим барыгой, а вот запомнился наш диалог. В тот день сидели с прежним владельцем в правлении. Переоформляли книжку садовода и утрясали прочие моменты, тут председатель обратился ко мне: - Не кладоискатель, Дмитрий Сергеевич? - Да как-то нет, возраст мешает, скоро на покой. Причём тут клады? - У нас все кладоискатели. На вашем участке когда-то располагался дом егеря. Обратили внимание на остатки фундамента. Это охотника и друга Георгия Олейникова, не слышали о таком? Эх, питерские! Олейников - наша гордость. Тут ведь усадьба Нобелей стояла,

роскошный особняк вдовы Эдлы Нобель. Слушал, а про себя думал, на кой ляд ты мне это рассказываешь? Потом стало интересно. Оказывается, в начале советско-финской войны, хозяева решили спрятаться от беды в родной Швеции. А перед этим, поручили сохранить часть семейных сокровищ другу, местному егерю Буту. Перед отступлением финны взорвали усадьбу и порушили часть построек. Тут, оказывается, ещё и конюшни шикарные стояли, школа, деревня, да вот этот дом егеря. Когда пришли наши войска, кто-то из местных под русскую водку растрепал, историю о кладе. - Всё перекопали, сперва наши сапёры, позже копатели всякие. И нынче приезжают с импортными сканерами. Да где искать-то, усадьба больше тысячи гектар занимала. Я спросил тогда: - А мне-то чем повезло? У меня, что ли клад, на участке? - Не исключено, ищи. Вон, Николай Фёдорович, - и председатель усмешливо посмотрел на бывшего хозяина, - весь участок перерыл, да без толку, теперь вам городским продал. Мало ли, найдёшь, со мной не забудь поделиться, ха-ха. Клад не искал, заняться больше нечем? Допил квас под домашнюю плюшку и вернулся на участок: клад - поэзия фантазии, работа - проза

жизни. - Дима, надо сарай подправить, не забыл про дрова? И точно, ведь заказал машину дров из Выборга, а задняя стенка ветхого сарая требовала подновления. Ну, это без проблем: молоток, гвозди, руки. Обрезки собирал в кучу с целью сжечь мусор и забыть. Вот только яму вырыть придется, а там всё и подпалить иначе разнесёт ветер огонь по участку, бед не оберёшься. Позже можно сюда и дерево посадить (всё по программе трёх заповедей). Воткнул лопату рядышком с сохранившимся фундаментом и процесс пошёл. Вот тут всё и началось! Когда опустился примерно на полметра и собрался заложить сушняк, остриё ткнулось во что-то. Звук явно не от столкновения железа с камнем, другой – загадочный, глухой, от полого предмета. Встал на колени и кинулся разгребать не оттаявший грунт. Наконец извлёк на свет небольшой футляр или кофр. Сердце стучало, в голове крутилось: неужели?! Когда очистил землю, уже нетрудно было догадаться, что держу в руках бакелитовый футляр из под бинокля. Крепления проржавели, зато крышка в месте соединения была залита какой-то массой, скорей всего смолой. Встряхнул, внутри что-то глухо, не металлически постучало. Скорее в дом. - Светка, смотри,

что нашёл на участке! – Жена недоуменно посмотрела на меня. - И что это? – вопрос, застигнутой врасплох женщины. - Пока сам не знаю. Копал яму для костра и вот обнаружил. Внутри что-то есть, надо только обжечь и удалить смолу. Вот тебе и егерь Бут! Бут – баламут! - Какой Бут? Дима, что происходит? - Сейчас, сейчас. Где зажигалка? Я метался, искал зажигалку, потом вспомнил про паяльную лампу. Принес её из сарая, подкачал и зажёг. Осторожно повёл по шву, вар потёк, ещё немного я смог расчистить плотно подогнанные края крышки и корпуса. Отжал ножом ржавую застёжку, поддел шов и акк уратно раздвин ул створки загадочного кофра. Вот он, момент истины. Мы склонились над таинственной находкой. Вместо блеска алмазов и золота, контейнер явил три сложенных листа плотной бумаги, перетянутых крест накрест шёлковой ниткой. Аккуратно развернул каждый. В изолированном от внешней среды пространстве, бумага прекрасно сохранилась. Тексты озадачили. - Света, вроде немецкий язык? Переведи. - Нет, это шведский, тут я ничего не понимаю – скандинавская группа. Надо в бюро переводов отдать, как думаешь? - Нет, поеду в го-

род, попробую перевести сам. У меня в ноутбуке пиратская программапереводчик. Там сорок языков заложено и шведский наверняка. Я вернулся на участок интереса ради, поковырялся в земле – авось ещё чего нарою? Конечно ничего не нашёл. Пока перетаскивал хворост и укладывал в яму, подарившую загадочную находку, пока поджигал обрезки, лихорадочно думал о документах, да прокручивал ситуацию. Фантазия разгулялась - точно зуд кладоискательства. Подумалось, а не приобрести ли металлоискатель и прочесать территорию? А где купить? А сколько стоит? А что делать, нежели нарою чего? Но сперва нужно прочитать письма Бута. Почему-то я уже не сомневался в принадлежности бакелитового тайника неведомому егерю из прошлого. Н а с л ед ую щ и й день засобирался в дорогу. Жену оставил на хозяйстве. Завёл «Ваньку», исполнительного железного друга, нареченного по паспорту «Форд фокус» и подгоняемый азартом, рванул в Питер. Дома началась воистину титаническая работа. Первый документ, с гербовой печатью, был отпечатан на пишущей машинке и текст особых проблем не вызвал. Достаточно было в редакторе Adobe Reader отсканировать лист добротной плотной бумаги, затем пропустить через программу

«промт» и получить внятный русский перевод. И вот, как это выглядело: «Сертификат соответствия. Мною осмотрена российская монета достоинством 5 рублей. Монета предоставлена господином Георгом Олейниковым для подтверждения подлинности. Монета изучена, взвешена, измерена, а также взята проба на содержание золота. Данный экземпляр отчеканен на СанктПетербургском монетном дворе в 1907 году. Вес: 4,3 грамма. Метал: золото 900 пробы, содержание чистого металла 3,87 гр. Диаметр: 18,5 мм. Гурт: узорный. После проведённого исследования, уверенно подтверждаю её подлинность. Руководствуясь описями и каталогами минцкабинета в Вене, кабинета медалей в Париже, коллекции Британского музея в Лондоне, Эрмитажа в Петербурге и минцкабинета в Берлине, можно со всей ответственностью заявить, что представленный экземпляр, является исторической ценностью и предметом коллекционирования. Г-н Эрик Линдберг, гравёр Королевского Монетного двора. Стокгольм, Швеция. 1935» А вот дальше, мне пришлось забивать шведские каракули в окошко переводчика с двух рукописных документов, причем заполненных явно разными почерками. Это

надо сказать, ещё та работёнка! В итоге, передо мной лежали уже три перевода, сложившимися в удивительную историю, много прояснившими, но оставляющими главный вопрос открытым. Приводить дословно не буду, перескажу своими словами. Из бумаг явствовало, что в далёком 1937 году, господин Георг Олейников преподнёс в дар своему другу Готлибу Буту золотой пятирублёвик. Как было отмечено в письме «в знак долголетней дружбы и особого уважения». Олейников поясняет, что монета передана егерю с разрешения своей жены Марты Олейниковой, дочери вдовы Людвига Нобеля. Можно предположить, что монета принадлежала этой Марте, а учитывая её родство с личностью, известной всему миру, както не вызывает вопросов появление дорогой и редкой монеты в семье Нобелей. Самое интересное оказалось в третьем документе, который составил сам Бут. Смысл сводился к следующему: монета сохранена и предназначена потомкам «прекрасных и милых людей, с коими довелось много лет дружить и сотрудничать». Ссылаясь на непростые времена, Бут оставляет «драгоценности (!) в земле и пусть они отлежаться до лучших времен, когда с благословенных финских земель уйдёт война». Егерь так же отмечал свою преданность и го-

товность оказать помощь вдове (?) Марте и при первой возможности откопать фамильную ценность и вернуть её в семью Нобелей. Письмо датировалось октябрём 1940 года, тут память услужливо осветила разговор с председателем. Я сидел обалдевший перед тремя текстами, не переставая, задавал себе вопрос – а где же сам пятирублёвик? А драгоценности, ведь перевод со шведского «smycken» обозначен как множественное число, в отличие от «juvel» - драгоценность. Решил разобраться в хитросплетениях чужого языка, порылся в интернете, и выяснилось, что врёт переводчик – оба слова могут читаться в единственном числе, а значит, речь идёт о злополучной монете невидимке. Тут меня осенило – ищи в футляре! Как сразу не дошло? Бакелитовый кейс я захватил с собой в город, но оставил в машине. Надо срочно вернуться в гараж, обнюхать, обстучать, разобрать! Припрыжку, почти бегом преодолел расстояние в полтора километра. Отомкнул дверь гаража, зажёг свет и открыл багажник машины. Вот он побитый временем, зелёно -черный артефакт, пролежавший в земле свыше семидесяти лет. Встряхнул – тишина. Стал изучать конструкцию короба, где тут можно утаить золотой кр ужочек диаметр ом меньше нынешнего российского рубля. На внут-

ренней стороне крышки двумя заклёпками держалась хорошо сохранившаяся кожаная нашлёпка. Она должна была прижимать окуляры бинокля, который стоял враспор, упираясь объективами в два выступа, также с подложенной кожей. Где же ты моя монеточка, куда тебя спрятал господин Бут? Кожа прилипла намертво, нашёл в инструментах стамеску и аккуратно стал её сдирать. И вот показался кусочек ткани, похожий на перкаль, я потянул и вытащил на свет плотный четырехугольник в котором на ощупь прощупывался круглый диск. Еще усилие и глазам предстал профиль императора Николая Второго оттиснутый в благородном металле. Надпись гласила: «Б. М. НИКОЛАЙ II ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОСС». На реверсе красовался царский двуглавый орёл, номинал и год выпуска – 1907! Волшебный бакелитовый ларец егеря преподнес ещё сюрприз: под кожаными выступамиупорами оказались полости, в которых расположились матерчатые колбаски. Я сразу вспомнил – в такие кассиры заворачивали денежную мелочь, но только в бумагу. Извлечь смог лишь обломав пассатижами стойки упоров. Когда освободил содержание от обёртки, в руках казались тридцать монет достоинством десять крон и дата – 1895. Примеча-

тельно, что вес и цвет металла не оставляли сомнения – и тут золото! Дыхание перехватило, вот так подфартило! Узнать бы стоимость, впрочем, и так ясно – золото со временем лишь дорожает, а ведь клад имеет ещё и нумизматическую ценность. От волнения начал метаться по гаражу, тут вспомнил про канистру «левой» водки, которую приобрёл по случаю за небольшие деньги и заливал в бачок стеклоомывателя. Сейчас требовалось использовать алкоголь по прямому назначению. Выклянчил у дежурного по стоянке кусочек хлеба с сыром, стакан и решительно принял норму грамм сто, не меньше. Мандраж начал проходить. Остальные заботы отошли на второй план, главное сейчас определиться с дальнейшими действиями. Бабло есть главнейшее составляющее нашего бытия, что бы там не говорили идеалисты. Итак: порыться в Интернете и выяснить на нумизматических форумах стоимость найденных монет. Вторым пунктом определиться, причём с минимальным риском (золото всё-таки), как одни деньги перевести в другие. Поискать родственников Бута и Олейникова - бумаги из кофра просто так не передашь, тайна будет открыта. Что ещё? А хрен его знает, не каждый день становишься обладателем нумизматического антиквара такой ценности – неведомое

страшит и заставляет действовать осторожно. Пока энергично шагал домой, внезапно осознал - мир изменился. Пригревает весеннее солнышко, както по-особому лаская разгорячённое лицо. Навстречу попадаются приветливые люди, сверкающие автомобили рассекают, шурша зимними покрышками, природа просыпается, слышу пение птиц – эйфория. Жизнь прекрасна! Забиваю в окошко поисковика - «золото 5 рублей 1907 года». То, что поведал вездесущий Интернет повергло в шок, Господи, это величайшая благость или тяжёлое испытание? «В августе 1907 года в лагере Лейбгвардии Конного полка под Санкт-Петербургом был заложен фундамент церкви св. Ольги. На торжестве присутствовали Николай II, императрица Александра Федоровна и великая княжна Ольга Николаевна, в память рождения которой сооружалась церковь. В основание храма положили сто золотых пятирублевых монет – в честь столетия участия полка в битве с войсками Наполеона под Фридландом. От обычных пятирублевок они не отличались ничем, кроме даты – в 1907 году золотые «пятерки» не чеканились для обращения. Оставшиеся от спецтиража девять монет были розданы участникам церемонии. Время от времени эти золотые монеты появляются

на аукционах. В минувшем марте 2011 года на торгах аукционного дома «Александр» 5 рублей 1907 года «ушли» за 4,35 млн. рублей. Для сравнения: в октябре 2006 года «Монеты и медали» продали такую же пятирублевку за 2,7 млн рублей». Мама дорогая! Это я держу в руках состояние свыше ста тысяч долларов! А нынче апрель тринадцатого года, значит ещё дороже! Осталось узнать, что представляют тридцать золотых? Покопавшись в Инете, нашёл развернутую информацию: золотая монета 1885 года достоинством десять крон, с профилем шведского короля Оскара II, оценивается клубом нумизматов свыше 11000 рублей! В совокупности свыше трёхсот тысяч. Я отвалился от экрана монитора, и что мне с этим всем делать?! Наконец, очнулся, полез в ящик стола и стал искать старую записную книжку. Мне нужен был телефон старинного приятеля, нумизмата Юры Портнягина. Когда-то в начале лихих девяностых, на ПМЖ уезжал один мой знакомый, тогда я приобрёл у него несколько альбомов с монетами. Эмигрант просил недорого, как отказать хорошему человеку? Став обладателем чужой коллекции, я пристрастился к нумизматике, начал посещать клуб коллекционеров, а также толкучку в центральном парке культуры и отдыха имени С. М. Кирова. Ле-

нинградцы обзывают этот старинный пар «цыпкой», от аббревиатуры ЦПКО. Там и встретил Юрку, парня из моего детства, с которым в шестнадцать лет распивали портвейн и вместе поступали в училище на токаря универсала. В то время, что я пополнял тематическую коллекцию монет, часто общался с коллегой. Портнягин был в нумизматике дока, консультировал, помогал с приобретениями и обменами. Затем моё увлечение поутихло, часть коллекции продал оптом, а оставшиеся коробки и альбом пылились на антресолях. После сегодняшнего стресса, воспоминания о тех днях всколыхнулись и приобрели особый оттенок. Я вновь нумизмат, а ни какойниб удь зам ухрыш калюбитель, ого я теперь вам всем покажу! Номер телефона, наконец, отыскался - главное чтобы существовал ныне, ведь прошло почти двадцать лет. Юра снял трубку не сразу, заставив понервничать, неужто поменял абонентский номер? - Привет, Юрка, это Димка Петрушевский из нашего прошлого! Узнал!? - Какой Димка? А-а -а, Димон! Ты что ли!? Бляха-муха откуда ты взялся? - Я же говорю: из прошлого. Как поживаешь? Мы трещали ещё минут десять, пока я не перешёл к главному:

- Слушай, ты нумизматику свою не бросил? Меняешь французские луидоры на римские денарии? - Ну, ты и ляпнул – разные эпохи, Франция средневековье и золото, Рим – античка и серебро. Дилетант! - Всё понял! Значит ты в теме? Когда можем встретиться? Обмоем встречу и поговорим, как раз по твоему монетному профилю. Встретились у меня дома – Светка на даче, предупреждена. Приготовил закуску, бухалово. После первых возлияний и общих вопросов, я решил открыться. Как никак, Юрку знал тысячу лет, этот не подставит, не сдаст. Опять же коммерческий резон старому товарищу обозначу. - Ну, что за разговор, не томи? Я, загадочно подмигнув - мол жди, расстелил полотенце и вывалил перед ним сокровища Бута. Портнягин, ахнул и принялся изучать монеты. Под пыхтение и ничего не значащие реплики, нумизмат вертел и рассматривал моё богатство. Затем потянулся к своей сумке, достал лупу с подсветкой и пузырек с кислотой. Поковырялся с золотыми монетами, уделив основное внимание пятирублёвику, затем отвалился на спинку стула и выдохнул: - Наливай, – и после паузы на опрокидывания в себя алкоголя и закуски, продолжил, - монеты подлинные. А теперь

колись, откуда золотишко? Я рассказал всю историю, присовокупив давние пассажи председателя и выложив распечатанные переводы Олейникова - Бута. - Да, почти сказка – мечта кладоискателя. Кстати, в ваших краях, а точнее в Выборге, до сих пор ищут золото тамплиеров. И что будешь теперь делать? - А для чего я тебя и разыскал? Монеты мне не нужны, а их денежный эквивалент очень даже ко двору. Смущает этический момент – клад предназначен потомкам, это воля Бута. По идее, надо разыскать родственников и торжественно вручить – пользуйтесь на здоровье, а самому всю жизнь испытывать моральное удовлетворение? Надо реализовать по-умному. Поможешь, тебе процент обеспечен. А вот письма можно вернуть, но без денежного наполнения. Что скажешь? - Ты о чём, Дима? Клад нашёл и волен распоряжаться им на своё усмотрение. Документы оставь себе и лучше их не светить. Что касается реализации - за шведов я сам готов выложить тебе четверть миллиона. Дальше мои проблемы. А вот с пятёркой не всё просто. Монета мегараритет. Такие вещи следует выставлять на аукцион. Это хлопотно и стрёмно: нужно заказывать экспертизу, объяснять историю. Они, конечно, гарантируют

тайну персональных данных, но это для широкой публики, а при заключении договора о тебе, кому нужно, узнают. Кстати аукцион берет комиссию в тринадцать процентов, в твоём случае возможно и меньше, поскольку крупный лот, но не факт. Продашь ты свою монету, скажем за три «лимона», отстегни организаторам триста девяносто тысяч. Заплати банку за перевод и открытие счёта, заплати государству ещё тринадцать процентов налог на прибыль. Другой вариант – скупочная цена за прямые деньги. Продавец и покупатель: твой товар – мои деньги. - Мне больше подходит второй вариант, я светиться не хочу. А сколько я потеряю? Портнягин заулыбался: - Тут начинается самое интересное. Конечно, потеряешь, зато без геморроя и хлопот. Сначала надо твой раритет оценить. Сфотографировать и показать людям, а там уже посмотреть. У тебя интернет работает? Мы дернули с Юрой ещё по одной рюмке и стали искать в Сети нужную информацию. Через полчаса мы уже знали, что монета впервые появилась на швейцарском аукционе в 1939 году, но по каким-то причинам торги не состоялись. После войны, начиная с 1977 года, царский пятирублёвик выставлялся семь раз на аукционах Швейцарии, Великобритании, Герма-

нии и России. Последний проход (продажа) составил 5500000 рублей. Случилось это совсем недавно 18 ноября 2012 года на аукционном доме «Империя» в Москве. Попутно наткнулись на сувенирные новоделы, которые штампуют из бронзы и продают по 250 рублей. Во, дожили! Жалко пять «лимонов» - довольствуйся малым и тешь своё самолюбие. Ещё я рассказал Портнягину о том, что вычитал про торжественно заложенные в фундамент церкви княгини Ольги сто монет и раздаренных девяти оставшихся. - Юр, слушай, а те самые сто монет, что заложили в фундамент, не могли растащить черные копатели? - Конечно растащили, только не кладоискатели. Я эту историю слышал, ребята специально ездили под Красное Село – церкви и след простыл. После революции храм снесли, в 1922 году работали специальные комиссии по изъятию церковных ценностей. О закладке все петербургские газеты трубили и конечно большевички знали про ценности в фундаменте. Изъяли, описали и отправили в Гохран, там и лежат до сих пор, а кто проверит? - Но ведь в земле монеты могли покорёжиться, поцарапаться? А тут пишут состояние «пруф», то есть улучшенное зеркальное качество. - Во-первых денеж-

ку закладывали в капсулах, например, четыре капсулы в каждую опору. Во-вторых, кабы все монеты гуляли по миру, цена их была значительно ниже. А в твоём случае, это одна из девяти подаренных царём. Может сын Нобеля присутствовал, может, кто из родственников, хрен его знает. Затем Юра сфотографировал монеты, одну золотую крону взял себе, оставив залог в десять тысяч. Обменялись номерами мобильных телефонов и договорились созвониться в ближайшее время. Портнягин выпил со мной на дорожку и засобирался. Я вернулся на кухню, убрал пепельницу и вспомнил, как в семидесятые, после занятий в «путяге», дрались с петроградской гопотой. Местные частенько задирали учащихся ПТУ, не хотели видеть в нас будущий рабочий класс. Как длинный и тощий «Портняга» ругался за разбитые очки, спрятанные перед потасовкой в карман, но попавшие под чей-то кулак. Как возбуждённые мы пили пиво, обсуждали свои победы и промахи в ничего не значащей сшибке. Да, были времена – воспоминания молодости в преклонные годы частенько преследуют меня… Юрка позвонил через неделю и застал меня на даче. К тому времени, я подробно рассказал жене об итогах своих исследований. Как ни странно, супруга не поддержала мой оптимистический на-

строй, грядущее значительное финансовое пополнение семейного бюджета её явно не вдохновило: - Ой, не нравится мне всё это, опасно, лучше сдай всё в музей какой -нибудь, дадут проценты по закону и ладно. А все эти твои знакомые, подпольные обмены до добра не доведут. - И что вы, бабы, все такие пугливые? Деньги в руки идут, подфартило, можно сказать… Тут Светлана неожиданно напряглась: - Это, какие все бабы, а? - Да, ладно, так к слову, - я смутился, уже жалея, что начал этот разговор, - в активе десять тысяч от одной монеты. Юрка выкупит остальные кроны, а там посмотрим, что делать с главным бонусом. Я возвращаюсь в город, у Портнягина хорошие новости и не спорь, пожалуйста. В городе встретились у меня на квартире. Партнёр-нумизмат небрежно бросил на стол пачку пятитысячных купюр, перетянутых резинкой: - Здесь двести сорок штук, как договаривались. Гони моих «шведов». Пятёрку должны взять – я договорился. Тебе – два миллиона, что скажешь? Я растерялся, взял упаковку. Такая пачка денег не каждый день отягощает ладонь, а вдогонку тебе сулят в разы большую сумму. От волнения

в голове всё смешалось. Ай, чего рядиться и строить из себя крутого барыгу: - Согласен! Когда и как? Но монету вперёд не отдам. - Вперёд и не надо. Там, где её приобретают, наш гонорар отдадут как стопроцентную оплату на доверии, затем я предъявлю монету. Я сказал, что пятирублёвик будет при мне, но я хитрый. Будешь ждать меня в машине, я вынесу деньги, вот тогда и передашь раритет, отнесу, пусть проверяет. Тут проблем не будет, это подлинник, вне всякого сомнения. Не мандражируй, там человек свой, надёжный. Я предполагаю, что монету он выставит на торгах в Кюнкере и получит свой куш, но это уже не наше дело. - Где выставит? - На аукционном доме Фритца Кюнкера в Германии – крупнейшем в мире. Серьёзные деньги, серьёзные клиенты, твою монету если заявят, то только в Берлине – вещь! Юркиного звонка я так и не дождался, зато через несколько дней незнакомый голос поверг меня в смятение. Звонили из управления МВД РФ по Всеволожскому району Ленобласти. Представившись следователем Сарычевым, мужчина вежливо поинтересовался знаком ли я с Портнягиным Юрием Алексеевичем? На мой утвердительный ответ, последовало вежливое, но терпящее отказа приглашение. Оговорили дату и

время, тут я не выдержал и озвучил стандартное «А что случилось?». - Случилось, - ответил голос на другом конце, - обнаружен труп Портнягина, мне надо взять свидетельские показания. Внутри всё обмерло, чувствовала моя благоверная – что-то случиться! Я начал лихорадочно прокручивать своё место в этой ситуации. Да, знаю. Много лет не виделись. Недавно пересеклись и пару раз встречались. Выпили, поболтали и так далее, естественно, упуская мою инициативу и повод. К волнению от встречи с должностным лицом и ужаса от услышанного, прибавился страх за свою шкуру. Адвокат не понадобился. После длительного и обстоятельного разговора в кабинете у следака, я узнал, что труп приятеля, с колотой раной в сердце обнаружили в придорожной канаве около Романовки. Я подтвердил своё алиби, поскольку в обозначенное дознавателем время, я был дома, и меня видели соседи. Сохранился также чек из гипермаркета, где, как известно, фиксируется время и число. И ещё я понял – наша с покойным тайна больше никому не принадлежит. Каких либо наводящих вопросов о Юркином хобби не последовало. Остаются смутные страхи перед неведомым и явно не простым покупателем. По логике, Портнягин, не должен был рас-

пространяться о владельце монеты, то есть светить меня. В таких сделках об источнике говорить не принято, а значит, мне ничего не грозит и эти страхи можно отмести. Зато на первый план выходят вопросы о смерти приятеля, что делать с пятирублёвиком и бумагами? Я расписался в протоколе и обуреваемый противоречивыми чувствами вышел из здания УВД. Сел в «Ваньку» и рассеянно тронулся в сторону Рябовского шоссе. Приехав домой полез рыться в Интернет. Решение созрело по дороге и теперь предстояло понять, с кем мне придётся иметь дело. Работу прервал звонок, я дёрнулся: - Здравствуйте, это Дмитрий? Извините, мы незнакомы, меня зовут Ирина, я вдова Юрочки Портнягина. Он недавно о вас рассказывал, что вы друг детства и сами позвонили ему. Пока незнакомая женщина, убитая горем, надрывным голосом расспрашивала меня о наших отношениях, пытаясь в своём отчаянии получить хоть какие-нибудь разъяснения, я ловил себя на мысли насколько тягостны её расспросы. Я мог только догадываться, как монета Бута косвенно или прямо привела к смерти нумизмата. И, естественно, я не собирался посвящать несчастную вдову в наши отношения. Вежливо отклонил приглашение на поминки, сославшись на неотложные дела за

городом. С гадливым чувством к себе, пробормотал дежурные слова соболезнования и нажал кнопку отбоя. А что я мог сказать? Я мысленно спорил, пытаясь оправдать свои мотивации? Как вернуть веру женщине, потерявшей отца своих детей, а у Портнягиных их было трое? Включиться в расследование, наломать дров и усугубить ситуацию? Нет, пусть менты разбираются, моя вина пока не видна. На том и успокоился. В интернете стал собирать сведения о Буте и его друге. Если о первом вообще ничего, то личность русского доктора Георга Олейникова была описана в истории поместья Ала-Кирьола. Он жил в усадьбе покойной тёщи и выдвинулся в глазах местных обитателей, как талантливый ботаник и примерный фермер. Жил до трагического январского утра тридцать седьмого, когда провалился под лед и утонул. Я мысленно отметил, что Олейников подарил монету за два года до гибели. Тут всплывает новое имя – Петр Олейников – правнук Людвига Нобеля и внук Георгия. То есть прямой потомок Нобелей, которому бумаги деда и егеря имеют прямое отношение. Дальше выяснилось, что Петр НобельОлейников, ребёнком несколько лет провел в АлаКирьола. А три года назад, побывал на земле предков, в нынешнем поселке Ландышевка. При-

глашение семидесятитрёхлетнего представителя дома Нобелей организовала местная администрация, визит подробно описан в местных газетах, даже фильм сняли. Вот, собственно, я и нашёл человека, которому мои находки должны быть интересны. По совести, обязан связаться с наследником знатной фамилии и передать документы. Ладно, поехали дальше – надо разыскать контакты. Я вышел через программу «почта-экстрактор» на кучу адресов с фамилией Peter Nobel-Oleinikoff. В итоге взял электронный ящик благотворительного фонда Нобелей в Стокгольме и пять первых из почты-экстрактора. Теперь надо составить «умное» обращение. Попыхтел, но получилось убедительно, корректно и без упоминаний главной интриги – моего финансового интереса. «Уважаемый господин Нобель-Олейников! Я из России. Меня зовут Дмитрий. Недавно я приобрел участок земли с домом в Ландышевке, бывшем Вашем родовом имении Ала-Кирьола. При работе на участке, я обнаружил в земле тайник, в котором оказались документы имеющие отношение к Вашей семье. Это три послания Вашего дедушки Георга Олейникова и его друга Готлиба Бута. Бумага отлично сохранилась, что позволило мне сделать перевод текста и понять, что документы представляют определён-

ный интерес для Вас лично и фонда семьи Нобелей. С письмом отсылаю Вам неполные сканы документов, в подтверждении правдивости своего письма. С уважением, Дмитрий Петрушевский». Далее я указал свой контактный телефон. Перевёл текст на английский. Отсканировал бумаги, затёр в фотошопе упоминания о монете и связанные с ней распоряжения. Усеченного текста было вполне достаточно, чтобы проверить почерк дедушки Георга и подтолкнуть адресата к встречным действиям. Приготовил послание к отправке в шесть адресов. Ничуть не сомневаясь, что сообщение попадёт в руки господина НобеляОлейникова, я замер перед окном почтового клиента. Терзали сомнения, а нужно ли моей семье все эти хлопоты, ведь при контакте с родственником, обязательно всплывёт монета. Правда шведские кроны не упоминаются и вырученные за них деньги не отягощают карман и моральную ответственность. Эх, была не была – энергично вдавил клавишу «enter». Послание ушло, обратной дороги нет. Я вернулся на дачный участок и активно включился в хозработы, дабы наверстать упущенное на непредвиденные хлопоты время. Жене привёз часть от суммы, вырученной от продажи шведских крон. Это действие, притупило интерес благо-

верной к моим опасным манипуляциям по реализации содержимого тайника. Всё как бы притихло, а я поглощенный работой, отвлёкся от смерти Портнягина, от тревоги за письмо к Нобелю. Скоро приедут дети, тут и вовсе не до какой-то золотой пятирублёвки. Иронизировать я мог сколько угодно, но ожидание развития дальнейших событий, я игнорировать не мог. По следующему приезду в СанктПетербург, меня ждало сообщение на английском из фонда семьи Нобелей. Текст гласил, что Петр Нобель-Олейников с большим интересом воспринял моё сообщение, поскольку высоко чтит память своих предков, а также собирает любую информацию, связанную с его семьёй. Поскольку возраст и здоровье уже не позволяют ему вновь приехать в Россию, господин НобельОлейников доверяет представлять свои интересы помощнику господину Ларсу Олсону (фамилия, на шведский манер, написана с двумя буквами «с»). Олсон хорошо владеет русским языком и способен решать любые вопросы, связанные с оформлением передачи семейных реликвий. Господин Олсон планирует прибыть в СанктПетербург в начале мая и связаться со мной по телефону. Там ещё были слова благодарности за письмо и надежда на конструктивный разговор с его

представителем. Пожелание всех благ и т.д. В искренних словах пожилого человека я уловил скрытый намек на вознаграждение, что подняло настроение и укрепило в правильности своих действий. Я черкнул ответ, где выразил свою готовность встретиться с господином Ларсом Олсоном и передать документы. Но попросил предварительно позвонить на мой мобильный телефон и подтвердить свои полномочия при встрече. Вроде всё, теперь предстоит дождаться звонка и закончить историю. Олсон связался со мной накануне праздника Победы. Связь шла из Швеции, слышимость отменная. Ларс прилетал утром следующего дня. Я предложил встретить его и определиться с дальнейшими действиями. Сказано – сделано. В девять двадцать я занял свой пост в терминале Пулково - 2. На мою картонку с надписью Lars Olsson из толпы прибывших материализовался господин средних лет, возможно одногодок. Потом следовала процедура знакомства, общих фраз и утомительное лавирование к зажатому, между сонма других машин, «Ваньке». Посланник Нобеля говорил почти без акцента, но спотыкался на сленговые словечки из моего лексикона, приходилось сглаживать речь и забавляться его изысканным языком. Затем он достал лист бумаги и протянул мне. Гербовая

бумага являла отпечатанный перевод на русский, доверенности на «полномочия в переговорах с господином Петрушевским Дмитрием для передачи фамильных документов семьи Нобелей и других действий, связанных с урегулированием переговоров». Живая подпись и печать – весомо! - Если у вас вызывает сомнение данный документ, готов соединить вас с офисом шефа. А пока буду рад пригласить вас, Дмитрий, на завтрак. Я забронировал место в «Европейской», там можно всё обсудить. Вы не будете возражать? - О, нет, господин Олсон, возражать не буду и бумаге вашей верю. Чел предложил – чувак согласился! - Простите!? - Не обращайте внимания, это нервы. Спустя час мы с Олсоном заняли места за столиком в ресторане «Крыша». Пока ждали заказ, я выложил перед посланником копии документов. Обстоятельный швед, достал очки и углубился в изучение текста. - Сказать по правде, рукописный манускрипт читается с трудом. В общем, смысл текстов мне понятен, но вот вопрос… - Знаю, знаю, - перебил я шведа, - это особая часть нашего разговора. И позвольте вас поправить Ларс, у нас не употребляют слово манускрипт, лучше синоним – рукопись. Так вот, ува-

жаемый Ларс, монета у меня. Не хочу этого скрывать. Она предназначается родственникам вашего доверителя. И я хочу обсудить с вами, что нам с этим делать? После обеда мы перебрались в номер и под душистый запашок сигары Ларса, решали организационные вопросы. Договорились, что Олсон берёт тайм аут на консультации со Стокгольмом, поскольку ситуация изменилась, а следовательно переговоры приобрели новый аспект. Я же выразил готовность вручить оригиналы после указаний Нобеля и решений, направленных на стимуляцию моего «благородного поступка». Иначе я уже не мог, поскольку, даже намёком, вопрос финансового поощрения не прозвучал, пришлось деликатно намекнуть на мой интерес. - Ларс, поймите меня правильно, я не вымогатель и готов бескорыстно передать бумаги, но монета оценивается в сотню тысяч долларов и было бы неправильно, вот так взять и отдать раритет, не получив взамен компенсацию. - Да, да, конечно, я озвучу хозяину ваш интерес, надеюсь, мы решим этот вопрос и учтём все ваши пожелания. Ларс многозначительно посмотрел на меня, а я еле сдержался от смеха на велеречивые рулады шведского гостя. Порешили перенести следующую встречу на завтра, предва-

рительно сговорившись по телефону. На том и расстались. Когда зазвенел мобильник, я уверенно ответил, предполагая, что вызывает Олсон. Но звонила вдова и оглушилала новостью: - Дмитрий нашли убийцу Юрочки. Вызывал следователь на очную ставку. Я того мужика никогда не видела. Какая-то ссора с этим пьяным уродом… Он заколол мужа и бросил тело в канаву, голос Ирины пресёкся, она всхлипнула и продолжила, - негодяй неделю пьянствовал и ничего не помнит. Ещё прощения у меня просил! Но есть свидетели, слава Богу, всё прояснилось. Вы уж меня простите, я на вас грешила. Сами понимаете, тут такое горе… Ответить я не успел – в трубке зазвучал сигнал отбоя. Видно совсем плохо несчастной. А меня наоборот отпустило. Значит не монета, а чудовищный форс мажор, никак не связанный с Юркиной коллекционной деятельностью. Я не причём, но всё равно прости братишка – не пересекись мы, данность твоего бытия изменилась и пошла по другому не ведомому нам смертным пути. Я набрал номер Ирины, вдова словно ждала звонка: - Извините, Дима, я совсем с ума сошла от горя. Вы хотели что-то сказать? - Да, я в прошлый раз не стал объяснять, зачем просил о встрече с

Юрой. Так вот, мне нужны были деньги и попросил взаймы у вашего мужа. Юра мне не отказал тогда, в конце марта. Сейчас я готов вернуть долг вам. Это большая сумма, сто тысяч рублей, как мне вам передать? - Не знаю, мы не бедствовали, он хорошо зарабатывал на заводе, ведь он был высококлассным токарем универсалом, менял монеты. Не знаю, Дима. - Давайте поступим так, сбросьте мне "эсэмэской" номер вашей карты, я переведу деньги. У вас есть дебетовая карта? - Да, как на пенсию вышла, так и оформила в Сбербанке. Хорошо, спасибо вам, жаль, что не пришли на поминки. Может на сороковины заглянете? - Обязательно приду, созвонимся, ладно? Я врал самозабвенно, прекрасно осознавая, что это тот случай, когда ложь нужна во благо. Пусть так, часть Юркиных денег, вернется в семью и отзовётся добром для троих оставшихся без отца детишек. А тебе Портняга, земля пухом. Покойся с миром и знай – с убийцы спросят: сейчас людской суд, потом божий. Н а с л ед ую щ и й день Олсон ошарашил меня неожиданным вопросом: - Дмитрий, у вас есть заграничный паспорт? Паспорт имелся.

Тут вообще началась сказка. Фонд Нобеля приглашал меня в Стокгольм. Ларс предложил помощь в перевозке за границу монеты. Я отказался, а чего её перевозить, кружочек размером с нынешние десять копеек – как-нибудь справлюсь. Опустил пятирублёвик в лак, а когда высох сунул в кошелёк. И ведь пересёк границу! Если бы озаботился суровостью закона о контрабанде, точно бы спалился! Так иногда глупость заслоняет здравый смысл и побеждает. Бумаги вообще положил в папку с договорами, что передал мне Ларс. Летели вместе, расслабились слегка коньяком, я решил добавить, но помощник Олсон отговорил. Да и лететь то всего ничего – восемьсот с хвостиком километров, а по времени полтора часа. Потом круговорот событий в чужой стране встречи, речи, банкеты. Нобель-Олейников вручил особую грамоту фонда, подкреплённую денеж-

ным чеком (молодец я вернул чужое и был вознаграждён). Словно в кино с ускоренной съемкой, стремительно проносились прогулки по Стокгольму, посещение Ратуши, Королевского дворца, Старого города, паркамузея Скансен и много чего ещё. Всё это опрокинуто на голову впечатлительного и неподготовленного российского туриста – полный сумбур. На третий день мне преподнесли еще одну грамоту от Королевского кабинета может – одного из старейших музеев Швеции. Как пояснил Олсон, бывший со мной все эти дни, хозяин передал монету в дар музею с сопроводительной запиской, где упоминалось моё скромное имя. Отдохнул, набрался впечатлений и будет. Пора домой... Спустя полгода, где-то в конце сентября к нам на участок пожаловали два странных типа, вооруженных металлоискателями:

- Хозяин, мы ищем в земле артефакты, готовы вас отблагодарить, если разрешите покопаться на вашей земле. Всё, что найдём, покажем, оценим и зашлём процент. Согласны? Мы не долго - парутройку часов, а вы можете заработать, ну как? - Нет, хлопчики, я уж как-нибудь сам покопаюсь, авось чего и накопаю. Кладоискатели упорствовать не стали и двинулись к соседнему участку. Я глядел им вслед и вновь, как тогда весной, задумался, а может в правду купить на старости лет игрушку для поиска железяк? Сам себя оборвал – глупости, других дел хватает. Прошёлся по участку, подобрал лопату и в заросшем пышной крапивой закутке ткнул в грунт. Что-то звякнуло... - Дима! Иди обедать! - это жена зовёт. Кажется, тогда так же начиналось?

Зимняя рыбалка Иван Шестаков Зимняя рыбалка – это что-то особенное, совсем не похожее на летнюю. Тут тебе ни мошек, ни комаров, ни другого гнуса. Никто не отвлекает, никто не «достаёт». Мысли разные лезут и никто их не отгоняет. Раньше, конечно было тяжело зимой, особенно при «сухом законе», когда с морозом

нечем было бороться, а сейчас – мысли только о рыбалке. Вот мы ругаем китайцев, что ширпотребом всё заполонили, а они и о зимней рыбалке подумали – о русской зимней рыбалке (своей-то у них нет). Ну, всё продумали, всё учли, только, как русскую душу поймёшь, как

её разгадаешь? на …Рыбалка Олёкме ничем непримечательна – всё так же, как везде. Только почему-то вдруг появилась мода во льду не лунки делать, а полынью прямо метр на метр. Приходишь на место, заводишь бензопилу и вместе с полыньёй колотый лёд для напитков го-

тов. Ставишь палатку (китайскую), зажигаешь светильник (китайский) и через пятнадцать минут светло, тепло и хорошо. Вода прозрачная: смотришь в полынью как в телевизор, а там рыбки плавают, и ты выбираешь, какой рыбке какую наживку скормить. Подводные съёмки команды Кусто просто меркнут по сравнение с этим. Разве летом такое возможно? Конечно, зимой и размер удочек важен, летом так набросаешься – плечи ноют: а здесь же никаких замахов – сиди, смотри. Опытный рыбак заметит неестественность и неправдоподобность описанного – это всё же русская рыбалка, да ещё и зимняя – чего-то самого главного не хватает. Не хватает того, что само собой присутствует в слове рыбалка или охота. Разумеется, в палатке есть столик, на столике закусочка, стаканчик (стаканчики – на всякий случай), у столика (возле ножки) водочка, а про колотый лёд уже упоминалось выше. И кто не знает, что и как творится на рыбалке, достаточно посмотреть трилогию национальных особенностей с Кузьмичём. Поначалу всё шло хорошо: три палатки разбили, удочки закинули, в «телевизоры» смотрим – рыбку выбираем. Команды других рыбаков на джипах подъехали и по льду рассредоточились. Ну, словом, всё как обычно, ничего особенного. К вечеру все поднабрались,

сдружились, разговоры о русалках завели. Кстати, байки о водящихся здесь русалках и водяных давным-давно передаются из уст в уста. Поговаривают, что и зимой эта нечисть в прорубях плещётся и на лёд выходит. Конечно, для одного рыбака китайская палатка в самый раз, а тут как минимум по трое сгрудились – тесно и душно. Не знаю, то ли от жары Толян разделся, то ли байки о русалках воспалили мозг, но он решил окунуться в проруби – остудить, так сказать, свой пыл. Судя по скорости, с которой Толян скрылся под водой, нырял он за русалками… Долго нырял. Пока мы его дожидались, в соседней палатке разговоры вдруг прекратились, и по всей реке настала мертвая тишина… В это время рыбаки соседней палатки заметили, что в проруби из глубины реки идут огромные всплески. Не иначе как нечисть с глубин поднимается, и они, побросав удочки, как завороженные стали вглядываться в прорубь, схватив на всякий случай ножи и топоры. Напряжение достигло критического момента, когда все увидели волосатую голову с оголенным торсом, ниже которого шла рыбья чешуя с плавниками и хвостом: так, по крайней мере, должно было быть по здешним легендам. Сомнения, что это большая рыба, мигом отпали. «Вот оно чудище морское», – промелькнуло

у всех разом. Вытаращенные глаза Толяна и хватающий воздух рот настолько исказили его человеческий вид, что в палатке не сомневались: водяной пришёл – и пришёл за ними. Толян потом рассказывал, что, решив окунуться в проруби с головой, не учёл закон Бернулли (слова-то какие знает – закон, Бернулли!), и сильное течение реки его подхватило и понесло вниз. Вначале он пытался вернуться на исходные позиции, но воздух в легких заканчивался, и Толян поплыл на огни, которыми, слава богу, светились проруби. На исходе сил, в последнем рывке он выскочил из проруби, как рыба, хватая воздух ртом, и очутился в соседней палатке – в чем мать родила. Нехватка кислорода отключила инстинкт самосохранения Толяна. Сообразив, что он находится в чужой компании и не в костюме от Версачи, Толян снова топориком скрылся в полынье. Пока в обоих палатках соображали, что произошло, течением Толяна уже отнесло. И тут он вспомнил, что ниже по течению прорубей нет… От отчаянья он стал цепляться за лед пальцами. Кто-то догадался и, схватив пилу, начал выпиливать лед вокруг Толяна. Но тот не удержался, и течение снова понесло его вниз по реке. Прозрачный лёд позволял отслеживать все подводные перемещёния пловца.

Со стороны казалось, что действия на льду Олёкмы походили на действия большого муравейника, в котором каждый зачем-то быстро бегал, что-то кричал, что-то делал, и это совсем не было похоже, что у них общая цель. Но после нескольких неудачных попыток поймать Толяна, ниже по течению в три пилы сделали олынью в полреки, а чтобы он не промахнулся и правильно сориентировался, вокруг полыньи на лёд вытащили все имеющиеся светильники. Обессиленного охотника за русалками,

как героя, достали из воды, и … русская зимняя рыбалка продолжилась. Наутро, когда рассвело, насчитали пять лишних лунок-прорубей (мастерство не пропьёшь!), и каждая полынья начиналась полосами, оставленными ногтями Толяна… Эту историю вспоминают всякий раз, когда видят на льду полосы, оставленные либо животными, либо ветром, но всё равно считают, что их оставляет Толян. С тех пор их так и называют: полосы Толяна и добавляют:

который за русалками нырял. Кстати, иногда он охотно повествует о русалках и в таких подробностях, которые можно узнать только при личной встрече с ними наяву. Однако в ту ночь он нам ничего не рассказывал, а всё глаза таращил и молча отогревался. Вот я считаю, если бы китайцы не подумали о зимней рыбалке, Толян бы точно не спасся, но опять же, если б не они, то и мысли бы другие были, не до русалок было бы.

Собака при паспорте Зинаида Малыгина Я в очередной раз погружаю свою память в свое детство и пытаюсь вспомнить всех кошек и собак нашей семьи. И, к своему удивлению, никого не могу припомнить, не могу всколыхнуть свою душу щемящей болью о пушистом животном с удивительно человечьим взглядом. Были кошки и коты, которые жили сами по себе и собаки, которые, как мне вспоминается , были злыми, и к которым боялись подходить даже взрослые. .Братья наши меньшие не разбудили любви в моем хрупком детском сердце . И даже не могу сказать- почему? . Первого котенка уже в мою семью принес муж Сергей. Он подобрал его на улице. Мы уже тогда жили на Севере , сни-

мая уголок частного домовладения. Помню, что он был тигровой окраски. Тигровый окрас у кошек никогда не радовал мой глаз. Но я спокойно приняла появление бездомного пушистого котенка, так как понимала, что когдато надо начинать прививать любовь к братьям нашим меньшим у подрастающего в нашей семье сына Саши. В очередной раз, готовясь к урокам и проверяя ученические тетради, мой мальчик был предоставлен самому себе. Притихнув на время в соседней комнате, он осуществлял свой коварный план. Саша нашел теплое местечко для котенка, засунув его в дымоход. Можете представить мое изумление, когда я увиде-

ла по локоть в саже своего сыночка, а потом вылезшего из теплого местечка уже не тигрового, а смоляно-черного маленького зверька с испуганными глазами. Я бросила свои тетради, выскочила из-за стола, растерянно глядя сначала на сынка, а потом на котенка. Кого отмывать первым?! Cынка или котенка?? Мы с Сергеем были в полной растерянности. Сынка мы знали чем отмыть, а вот котенка! Чем отмывать его, и как из смоляно-черного вернуть ему хотя бы серый цвет без белых полосочек? Я даже сейчас с ужасом вспоминаю, как мы с мужем мыли котенка в тазике со стиральным порошком, неоднократно меняя воду..

-Бедный котеночек ,- говорила я им Все наши старания - вернуть ему натуральный окрас - не привели к успеху. Так и не знаю, что стало с этим бедным существом, так как после такой экзекуции он уже не захотел больше жить у нас. Он просто незаметно исчез, не поверив братьям своим старшим в их заботу о нем . Это был неудачный урок воспитания по привитию любви к братьям меньшим нашему сыночку. Прошло много лет после этого случая, и мы уже жили в новой трехкомнатной благоустроенной квартире. Наш папа гостил у своих родителей в городе Свердловске. Не могу сказать, как ему пришла эта мысль, купить собаку да еще в Свердловске . Наверное, желание иметь именно гончую породу ему подсказал инстинкт любителяохотника. Можете себе представить, как это умное существо ввалилось, именно вылилось, не в собачий вольер, где она жила раньше, а в благоустроенную квартиру к человеку, о которой не мечтала даже в самом ее лучшем сне. При этом наша собака с паспортом преодолела расстояние в десять тысяч верст, и не по лесным тропам, а прилетела на самолете на высоте двенадцати тысяч километров.. К несобачьей жизни рядом с полюбившими ее хозяевами наша Пальма привыкла быстро. Ночью

спала на кровати в ногах у сына Саши. А любимым местом ее пребывания с нами было одно из кресел в зале, где мы всей семьей любили отдыхать. Самое интересное, что Пальма никогда не претендовала на место хозяина . Она знала, что его габариты трудно было вытеснить . Умнейшее существо, как бы невзначай, подсаживалось в другое кресло к тому, где хоть скольконибудь было свободного места . Она потихоньку вытесняла сидевшего, принимая для себя удобную позу . Лидия Петровна, моя свекровь, подтрунивала над ней, ласково к ней обращаясь: -Пальма, ты и щениться, наверное, будешь в кресле? Так и вышло. Своего первого щенка она принесла именно в том кресле, в котором любила не только посидеть, но и поспать. Наша породистая собака была при паспорте, в котором числилась вся ее родословная. Она была собакой чистых кровей. Тем не менее наша чистокровная умудрялась проверять соседние помойки, с легкостью собачьей прыти взбираясь на самый верх мусорных контейнеров. Наверное, срабатывал инстинкт собачьего нюха – уж если невозможно было обнаружить заячьи следы, то соседской выброшенной косточкой, наверняка, можно было полакомиться. Но самое удивительное было то, что наша

чистокровная во время течки предпочла не кобеля ее породы , а колымского дворнягу . Их щенки были той замечательной гремучей смесью дворянской крови и крепкого, мужественно переносящего северные морозы и колымские метели, плохо разбирающегося в любви к нему человека, лохматого с длинным пушистым хвостом пса, по кличке Тобик. Их щенки обрели своих новых хозяев, а наша породистая отлично держала марку своего паспорта только на охоте в лесу. Уж там, по словам мужа , ей не было равных. Видя свою значимость в преследовании зайца перед своим хозяином, она испытывала определенные неудобства относительно своих вытянутых щенками молочных желез на ее животе , которые болтались после их кормления . .Пальма, увлекаясь своей гончей прытью на охоте в преследовании добычи , временами проваливалась в снег, и даже при небольшом морозе примораживала свои болтающиеся по снежному насту сиськи. Что только мы не предпринимали. Лидия Петровна сшила для нее маленькое пальтишко, которое хоть чутьчуть защищало бы ее живот от мороза. А обмороженные сиськи мы лечили сливочным маслом, которое наша собака тут же слизывала, благодаря нас за деликатесное угощение.. Мы быстро при-

выкли к ней и полюбили ее. В нашей трехкомнатной квартире Пальма была членом нашей семьи. Расставание с ней болью сказывалось в наших душах. Но оно , наверное , было необходимо, так как она была собакой с родословной, а не комнатной игрушкой, и должна была выполнять предназначенную ей миссию- вести охотника по заячьему или лисьему следу. Сергей просто отдал нашу любимицу охотнику- профессионалу, для которого это занятие было не хобби, а работой. Только эта мысль усмиряла наше привыкшее к ней сердце.

Прощание с ней было для нас тягостным. Думаю, переживал и Сергей, понимавший, что в первую очередь он ответственен был за нее, за то, что приручил ее к себе и к нам. Но ее гончая порода не отражала сути его натуры. Пальма была только для него помощницей на охоте , поэтому не прикипело его сердце к ней, как сейчас к кавказцу по кличке Бек. Сцену прощания с красавицей Пальмой, ее последний преданный собачий взгляд, в глубине которого наверняка были слезы, пришлось пережить сыну Саше. Я не знаю, что творилось в его

душе.. Нам со Светой было легче привыкать к ее отсутствию Мы уехали в отпуск, мысленно настраивая себя, что Пальме действительно на новом месте будет лучше. Я думаю, ее собачье сердце чистых кровей еще долго тосковало по любимому креслу, по Тобику, который покорил ее своей дворняжеской верностью, а самое главное , по ее любящим хозяевам из трехкомнатной квартиры на Мира 17. Теперь наша собака при паспорте привыкала к новому хозяину и уже к прежней собачьей жизни в вольере.

Одно утро из жизни оркестрового музыканта Данилко Софья Воскресенье. Будильник в эти дни звенел раньше обычного. «Как же не хочется ехать сегодня на репетицию, - подумала я. - Все равно мне ничего не платят за это. Посплю еще». С этой мыслью я закрыла глаза, но потом открыла. «Все же надо поехать. Нельзя подводить дирижера», снова мелькнула мысль, и я встала с кровати. За окном было еще темно - солнце зимой восходит поздно. Умывшись и позавтракав бутербродами с кофе, я стала собирать сумку. Проверила все ли на месте ноты, карандаш и ластик - стандарт-

ный рабочий набор любого музыканта. Собственно больше ничего на репетиции и не нужно. Одевшись потеплее, обувшись, на одно плечо я повесила сумку, на другую скрипку и пошла на репетицию. Как только я вышла из подъезда, в лицо бросился морозный ветерок - холодный и колючий. Закрыв шарфом нос и надев варежки, я пошла на автобусную остановку. В такую погоду без варежек было не обойтись. Вы когда-нибудь видели руки музыканта? Как правило, тонкие длинные пальцы, подушечки которых огрубели от многочисленных

тренировок. Для музыканта важно беречь руки, ведь без них инструмент не зазвучит. Сегодня я не опоздала на автобус, пришла вовремя, зашла внутрь и заняла одиночное место возле окна. Расположившись удобно, достала из сумки телефон и наушники - дорога долгая, до места прибытия добираться чуть больше часа. Быстро пролистав треки, я нашла своих любимых Вивальди и Пьяццоллу и погрузилась в мир музыки. Доехав до нужной остановки, я вышла и пошла к дому культуры, где обычно проходили репе-

тиции оркестра. Само помещение, где мы играли, было маленьким - фактически для посторонних людей не было свободного места - от стены до стены сидели оркестранты. Когда я зашла в эту небольшую каморку, стулья и пульты были уже расставлены, почти все были на месте. Раздевшись и вытащив из футляра инструмент, я, держав под мышкой папку с нотами, направилась к своему месту. Мое место было последним в первом ряду первых скрипок. Усевшись на стул, настроила скрипку, открыла папку, положила на пульт карандаш и ластик. Тут встал дирижер - это было знаком замолчать и обратить внимание на шефа. Он мельком осмотрел своих подопечных - все ли на месте. Наш оркестр именуется камерным, хотя есть инструменты которые не входят в стандартный набор такого оркестра. Наш состоял из скрипок, альтов, виолончелей, контрабаса, флейт, труб, тромбона, саксофона, ударника и фортепиано. Необычный состав, правда? - Друзья, небольшое объявление, - начал дирижер, - в следующее воскресенье генеральная репетиция, поэтому репетировать будем в зале. Просьба не опаздывать. Итак, с чего начнем? Пожалуй, с Генделя. Ну что же вы так не любите «Пассакалию», товарищи музыканты? - поинтересовался шеф, видя слегка

недовольные наши лица. К счастью, это был риторический вопрос. Мы действительно не очень ее любили. Произведение очень глубокое, красивое и духовное, слушать записи можно бесконечно. Но создать атмосферу такой музыки сложно, несмотря на простоту исполнения. Когда музыкант играет соло, он уделяет большое внимание технике, а потом характеру. В оркестре же все наоборот - сначала характер, потом техника. Дирижер поднял руку - знак поднять инструмент, поставить пальцы на места первых нот произведения и приготовиться к игре. Один пустой такт - раз, два, три, четыре - темп размеренный и спокойный. Первая часть торжественна и величественна, вторая начинается медленно, но постепенно происходит ускорение. И тут почти в конце этой части раздается хлопок. Все мгновенно прекратили играть. - Ускорение играем по руке. Будьте внимательны. И еще, скрипачи, играйте, пожалуйста, в верхней части смычка это, иначе звучит очень тяжело. Пометьте это место. Взяв карандаш, перед второй частью все нарисовали птичку или подписали «ВП» - верхняя половина смычка. Сделав нужные пометки в нотах, мы повторили только вторую часть и продолжили играть дальше. Дошли до квартета - в этой части произведения остаются только две скрипки, альт

и виолончель. И тут ктото подпортил звучание фальшивой нотой. Дирижер остановил игру и стал разговаривать с солистами, а тем временем кто-то из вторых скрипок пытался поиграть кусочек, который у него плохо получается. - Пожалуйста, не надо играть, когда я говорю, - строго сказал шеф, повернувшись в сторону, откуда раздавались глухие звуки. Музыкант тут же опустил инструмент. Обговорив и пару раз проиграв с солистами квартет, мы продолжили. Началась самая трудная часть, именуемая пиццикато - играть щипком пальца, а не смычком. Кажется, что ничего сложного нет, но сыграть всем вместе одновременно мелодию таким способом сложнее, особенно закончить вместе. Главное правило игры в оркестре - ты можешь по ходу произведения пропускать ноты, сбиваться, но закончить игру должен одновременно со всеми. Нет страшнее греха, чем сыграть на паузе или после окончания произведения, когда весь оркестр замолк. Проштуди ровав произведение по частям, останавливаясь на неудачных моментах, чтобы довести их до нужного уровня, дирижер наконец-то сказал: «Теперь соберем все в кучу и совершим подвиг - сыграем произведение целиком и постараемся при этом не забыть то, что мы с вами отрепетировали».

Итак, рука в воздухе, пустой такт - раз, два, три, четыре. Оркестр играет «Пассакалию» Генделя подряд без остановки. После 40 минутного разбора произведения, которое длится 7 минут, мы сыграли вполне неплохо. Еще две метки в нотах. Если вы когда-нибудь увидите ноты музыканта, вы ужаснетесь и подумаете: «Что за неаккуратные люди!». Действительно, вся партитура исписана карандашом - аппликатура, штрихи, где-то стерто и написано заново, где-то зачеркнуто и подписано сверху. Поэтому у каждого оркестранта свои ноты, в которых разобраться может только он один. Закончив работу с одним произведением, мы приступили к следующему. Обычно наши репетиции длятся два или два с половиной часа. Но за это время мы не всегда проигрываем всю программу. Каждое произведение тре-

бует тщательного разбора. А вы думали, что репетиции - это сборища музыкантов, которые играют, что душа пожелает? Это вовсе не так. - На этом все, товарищи музыканты. Не забываем, что в следующее воскресенье без опозданий. До встречи. И еще, на неделе я вам вышлю партии Курских песен Свиридова. Все-таки я уговорил хор спеть с нами. Они долго отказывались, так как в тексте одной из них есть нецензурное слово. - Давайте его запипикаем, - предложил альтист. - Ага, отдельную партию кому-нибудь дадим, - подхватил виолончелист. По каморке пронесся смех. Конечно, это было невозможно. - Может, что-то хористы и придумали, раз согласились. Ладно, до свиданья, - закончил ди-

рижер. Репетиция закончена. Можно собирать инструмент и ехать домой. Но для начала нужно убрать свое место - пульт разобрать и положить в шкаф, стул собрать и поставить на место. Странно, что вначале репетиции на лицах музыкантов было какое-то безразличие, которое позже сменилось на серьезность. А сейчас всех переполняло чувство удовлетворенности, радости. Я не знаю, как у остальных, но только ради этих чувств я готова играть в камерном оркестре бесплатно. Что чувствует музыкант, сидя в большом оркестре? Это не просто радость и удовольствие, а ощущение, что ты часть музыки, полное погружение в ее мир. Убрав за собой место, я собрала инструмент, вещи, попрощалась с оркестрантами и поехала домой.

Гримаски маски или Случай в Риме Александр Кожейкин Стелькин ехал в сером вагоне римской подземки, причудливо расписанным снаружи краской из баллончика и обстоятельно обдумывал то, что с ним сегодня произошло. Он был абсолютно трезв, зато случай был пьян, поскольку не укладывался спокойно спать в голове, а

если и укладывался, то вскорости на скорости выпирал под острым углом на очередной остановке метро «Rebibbia», «Terminy» или «Colosseo». Итак, что же случилось? Шёл он по западному берегу Тибра, никого не трогая, а когда миновал светлоокий замок Святого

Ангела заметил одиноко торговавшего на набережной высокого африканца. Поначалу не обратил на него особого внимания. Эка невидаль! Чем только не торговали они в Вечном городе: у Колизея открытками, на Капитолийском холме – ремнями и бусами, у станций метро – кар-

тами города и путеводителями, в разных местах – всяким китайским ширпотребом. Начиная с дамских сумочек и кончая часами за пять евро. Если поторговаться, за двадцать евро килограмм таких часов дадут. Шутка, конечно. Зачем ему килограмм и вообще такие часы? Африканец торговал товаром именно своего континента, точнее, африканскими масками – добрыми и злыми, весёлыми и серьёзными, разного цвета, но одного размера. Что побудило Стелькина остановиться? Он и теперь не знает. Любопытным себя никогда не ощущал. Подошёл, посмотрел, потрогал. Африканец залопотал поитальянски, по-английски, по-немецки, пофранцузски, попортугальски, потом на иврите. Стелькин и не подозревал, насколько интернационально он выглядит. Стал вспоминать итальянские слова, потом английские. Так старался, что от волнения заговорил по-немецки, благо по делам родного завода кондиционеров приходилось завязывать контакты в Австрии, но с таким акцентом, что продавец показал на одну из масок и сказал на чистейшем русском языке: - Купи эту маску, Саня! Не пожалеешь! «Саня!» – именно так тридцать лет назад, в честь дедушки Стелькина назвала его мама. Но откуда африканец знает имя Стелькина? А продавец обнажил в улыбке ровные крепкие зубы: – Саня! Хорошо!

Нормально! – Нормально! – эхом отозвался Стелькин. «Интересное совпадение» – пронеслось в голове. В Турции всех девушек из России называют Наташами, а наших мужиковтуристов-Саш полно! Вот тебе и объяснение. Однако другое обстоятельство не давало покоя. Стелькин готов был побожиться на ближайший католический купол: мгновение назад маска, на которую показал продавец, вот эта самая маска была злой и сердитой. Но сейчас она излучала спокойствие и радушие. Странно это! Купить что ли? Но для чего? Он не коллекционер, и друзейколлекционеров у него нет. Хотя интересно, сколько такая маска может стоить? – Пятьдесят евро! – прочитал его мысли продавец, – не пожалеешь, Саня! Эбеновое дерево! – Нет, – махнул рукой Стелькин, – дорого! И двинулся прочь. – Не дорого! – африканец широко заулыбался, оставив без присмотра товар, кинулся за русским туристом, – недорого, недорого, недорого. Не дороже денег! Тридцать евро! – Ишь ты! – удивился Стелькин, – эбеновое дерево, говоришь? Нет! – Двадцать! «Вот пристал», – подумал Саша Стелькин, – «а может, соврать, что денег нет». Он вспомнил, что в двух отделениях его бумажника лежали сравнительно крупные купю-

ры. Под одной «змейкой» прятались широкие, неудобные сотенные еврики, под другой змеюгой – банкноты по пятьдесят евро. А в третьей части ничего как раз не было. Последнюю десятку из третьего, открытого отделения бумажника отдал за открытки с видами Вечного города. Точно! – Вот погляди, – Стелькин развернул бумажник, – нету! То есть … Из бумажника на дружелюбного африканца улыбалась купюра в двадцать евро. – Тебе за десять отдам, – опять по-русски вдруг выпалил продавец, – бери, Саня! Не пожалеешь! Кстати, меня Макатумба зовут. Он дружелюбно положил большую, сухую, тёплую ладонь на плечо Стелькина, а другой рукой протянул маску. Затем выудил из кармана бумажку в десять евро, вложил в нагрудный карман рубашки Стелькина. Тот машинально взял деньги и маску и побрёл вдоль Тибра. Прошагав метров двести, в задумчивости опустился на скамейку в тени деревьев. Повнимательнее взглянул на приобретение, удивившись тому, что скуластая физиономия как будто бы смотрела совершенно иначе – иронично и как бы снисходительно. Развернул бумажник – все деньги лежали на месте и к тому десятка сдачи от африканца. Неразменный пятак, да и только! В метро он смотрел на римскую молодёжь со взбитыми и вымазанными

бриолином причёсками и вдруг увидел танцующего вокруг высокого костра колдуна, вздымающего руки к равнодушным звёздам и его темнокожих соплеменников, неотрывно следящих за единственным танцором. На нём была подобная маска, и Стелькин достал её из пакета. На этот раз маска смотрела улыбчиво. Настолько, что даже жёсткие насечки казались не угрожающими и воинственными, а весёлыми улыбчивыми морщинками. Только вот зачем ему маска? «П о дарю ком унибудь», – решил Стелькин, и эта мысль тут же успокоила его. *** – Командир и экипаж корабля рады приветствовать вас на борту самолёта, выполняющего рейс по маршруту: «Рим – Москва … – донеслись до Стелькина слова стюардессы, и он облегчённо расслабился – можно считать: почти дома! Три часа полёта и только! Он не стал сдавать в багаж маску из опасения, что чемодан швырнут в Шереметьево, и она пребывала в том же пакете. Итальянские таможенники, пропустив Стелькина через металоискатель, заставив снять ремень с металлической пряжкой и даже часы, углядели её там без труда. Повертели так и сяк, возникла небольшая заминка, и младший что-то спросил и старшего по должности. Стелькин мысленно попросил маску о помощи, что и было немедленно исполнено. Маска с над-

менным и грозным выражением возвратилась на прежнее место, а с лица таможенников долго не сходило выражение учтивой почтительности. «Вот ты какая забавная, маска», – рассуждал Стелькин, поглаживая эбеновую щеку. От его внимания не ускользнуло, как пожилой и загорелый сосед пристально вглядывается в его странное приобретение, причём что-то подсказывало Стелькину: этот интерес далек от праздного любопытства. – Африкан Африканович МартышкинЗанзибарский, доктор наук, профессор, этнограф, – отрекомендовался попутчик, – лечу домой через Рим, два года изучал в джунглях обычаи племени Манго Трепанго, охотился с ними на крокодилов, вместе отбивался от орангутангов и даже чуть не попал в плен во время последней, тринадцатой войны племени с людоедами племени Косо Кокосо. – Александр Семёнович СтелькинЗамоскворецкий, менеджер по сбыту компании «Russian frost impex kreks peks feks», – весело подыграл натренировавшийся выговаривать название родной фирмы Саня, в фамилии которого, однако не было никаких географических дополненийуточнений. Но неудержимо хотелось сказать что-то адекватно весёлое этому приветливому худощавому немолодому человеку с обветренным мужественным лицом капитана дальних странствий. – да я

тут... собственно, в Риме по делам. Делишки разные несерьёзные такие, понимаете… … После краткой информации мужественного профессора о его отважных занятиях стелькинские кондиционеры, холодильники, договора и соглашения казались игрой малышей в песочнице. Обменялись крепким рукопожатием. Ладонь профессора показалась шершавой, как необструганное дерево и горячей, как поверхность шоссе под жарким солнцем. А маске импровизация Стелькина, между прочим, понравилась – она подмигнула хозяину и улыбнулась ещё шире, чем до этого. - Видели? Африкан Африканыч, вы видели? - Что именно, молодой человек я должен был увидеть? – вежливо уточнил профессор, – как местные техники хлопочут вокруг нашего раздолбанного лайнера компании «Бормотухинские авиалинии»? Или как по взлётной полосе мелким бесом покатился внушительный болт, вывалившийся невесть откуда? Так это меня удивляет не больше, чем новая свадебная песня вождя Круто Замуто своей одиннадцатой невесте. - Ваши наблюдения про самолёт меня не могут не волновать, профессор, но маска! Смотрите – она опять подмигивает! - Ничего не вижу особенного, – честно признался МартышкинЗанзибарский, сегодня в Риме так же жарко, как в той части Африки, откуда

я прилетел. Вот вам и мерещится всякое. А маска интересная. У моей туземной супруги была подобная в хижине, и она досталась ей по наследству от пра-пра-пра-дедушки. - Так вы женились там? – удивился Стелькин. - Как вам сказать? – развёл руками профессор, если выбирать между смертью на костре и столь же жаркими объятиями африканки, которую я, кстати, сам могу выбрать из всех женщин племени, то, наверное, я сделал правильный выбор. Иначе там нельзя. Я исследовательэтнограф в четвёртом колене. Мой прадед Африкан Иванович изучал Африку ещё во времена Крымской войны и обороны Севастополя. Он полюбил этот волшебный континент всем сердцем, и по семейным преданиям у него было три жены и семнадцать детей. У Африкана Африкановича первого – моего деда было две жены и четырнадцать детей, у Африкана Африкановича второго … - А почему ТАМ иначе нельзя? – довольно невежливо перебил демографическую статистику мужской половины семьи Мартышкиных Стелькин. - Молодой человек … - укоризненно протянул профессор, – это даже мои студенты знают. Не во всех, но во многих племенах сохранился обычай: под бдительным оком всего народа гостя заставляют выбрать любую приглянувшуюся женщину. При этом дамы пытаются произвести на него самое бла-

гоприятное впечатление: игриво подмигивают, извиваются, танцуют, призывно качая толстыми бёдрами, принимают обжигающе сексуальные позы. Только представьте себе: вы в центре, а вокруг десятка два женщин разного возраста в одних набедренных повязках только и ждут того, чтобы вы их по достоинству оценили, как женщину. Гость выбирает и уходит со своей избранницей в её дом, где занимается любовью до полного упадка сил. - Вот это номер! Да я убил бы свою Машку! – не вытерпел Стелькин, – ишь ты! Бёдрами вилять, извиваться! Ещё чего! Он погрозил в иллюминатор куда-то на северо-восток. - Не перебивайте, если хотите услышать моё объяснение до конца, – слегка обиделся профессор, – при чём тут ваша Мария? И вообще – вам трудно понять их нравы. Скажу больше: если дама замужняя, то её супруг, в отличие от наших мужиков, хватающихся за первый попавшийся тяжёлый предмет и готовых разбить им голову соперника, сияет от радости и, подобно павлину, раздувается от гордости. Ведь именно ЕГО жена признана самой лучшей. Если гость выбирает себе в сексуальные партнеры незамужнюю даму, то делает счастливым её отца. Шансы выйти замуж у этой девушки резко возрастают. А будущий жених не забудет подчеркнуть, со сколькими гостями переспала его невеста в

добрачный период. Если же гость не проявил благосклонности ни к одной женщине, то племя считает себя опозоренным. А гостя ждёт незавидная участь – он может просто не вернуться из экспедиции. Моя бабушка – так ласково я зову свою супругу – прекрасно знала, что у неё такая дилемма: либо она смирится с тем, что я два года буду делить постель с женщиной племени Манго Трепанго либо потеряет своего Африканчика навсегда. – Но как быть, если … если … гость … не сможет, – хмыкнул Стелькин. – Все мои соотечественники почему-то задают такой вопрос, – воскликнул Мартышкин, – но в Африке нет такой проблемы. Многое, конечно, зависит от женщины. Однако в том случае, если её искусство не срабатывает – а женщина племени не меньше мужчины заинтересована в том, чтобы половой акт не просто состоялся, но был на высоте – она выходит из положения и активно использует припрятанные в набедренной повязке корешки и снадобья, которые творят чудеса и… Самолёт взревел и задрожал всем многотонным телом, как припадочный, оборвав объяснения профессора. – Господи, помилуй, – перекрестился Мартышкин, – сюда я летел на «Боинге-747» японских авиалиний, так в спинку впереди стоящих кресел были вмонтированы телевизоры, и никакого скре-

жета. И покормили, как родных. – Не обращайте внимания на лязг и тряску, – неестественно бодрым голосом вымолвил справившийся с волнением Стелькин, – это бывает. Я верю: у нас будет со временем много новых самолётов. И будут они не хуже «Боингов»! Чего вы хотите, авиапромышленность развалили ещё до того, как вы пропали в Африке, но Ельцина, слава Богу, теперь нет, потихоньку восстанавливаем хозяйство. Я знаю, уже налаживают выпуск новых моделей самолётов. А расскажите мне лучше про африканские маски. Самолёт, наконец, оторвался от земли и начал медленно набирать высоту, как горный орёл, несущий в своё гнездо на вершину скалы небольшого барана. Профессор протянул руку, взял маску: – В Африке любой предмет имеет свой смысл, любезный. Рисунки животных, ритуальный барабан, скульптура или маска не исключения. И любой предмет имеет определенное значение, он несёт в себе определенную информацию. Сообщение передается не с помощью буквенных символов, таких как алфавит, а совершенно других. Краски, как правило, природные. – Понимаю, – удовлетворённо заметил Стелькин, – я видел в Риме. У продавца, некоторые маски покрашены натуральными красками: белая из известки, красная из коры, черная из глины.

– Ничего-то вы, молодой человек, не понимаете, – снисходительно заметил Мартышкин, – приготовьтесь к самому важному. Маска является исключительным выражением … невидимого мира. – Невидимого? – холодок пробежал по спине Стелькина. – Вот именно! – подтвердил профессор Мартышкин, – её концепция, если так можно выразиться, и материалы, из которого она изготовлена, сами по себе уже являются носителями информации. На западе Камеруна так называемые маски "Рамун", весьма популярные и почитаемые среди жителей, и они отражают прошлое. Это своеобразное зеркало, с помощью которого можно понять культуру народа. В мистических «разговорах» с мертвыми маски несут особый, священный смысл. Некоторые маски выполняют функцию умиротворения умерших. – А татуировки? – палец Стелькина скользнул по поверхности эбенового дерева. – Татуировки? – профессор призадумался, – не хотел вас пугать, но скажу самое интересное: и маска у вас, любезнейший, и татуировки самые настоящие. Это не дешёвая поделка для туристов, а подлинный шедевр. С полной ответственностью скажу и абсолютно гарантирую: изделие точно соответствует маркировке: «Made in Africa» – более того, сделано мастером своего дела и имеет далеко

идущий скрытый подтекст. Думаете, случайно Вы купили её в Риме? Да тут над каждым камнем столько великих духов летает, куда там Лондону или Чикаго! А на ваш вопрос отвечу так: разнообразные татуировки на масках указывают на стадии преображения человека. Во время которого он раздваивается и общается с невидимым миром, таким образом, это своеобразный штрих-код… – С невидимым миром, – эхом отозвался Стелькин, – только такого общения мне не хватало… Самолёт вновь тряхнуло, и он внезапно наклонился на левый бок. Потом загудел, засвистел, захрипел, застонал и без долгого раздумья вошёл в штопор. Спустя короткое время он вспорол голубые воды Адриатического моря, распугав стайку веселящихся дельфинов. *** Очень жарко. Невыносимо жарко. Пот льёт по спине и по ногам. Неужели это и есть ад? Стелькин огляделся вокруг и поразился: он в центре гигантского костра, языки пламени которого взметнулись выше кокосовых пальм и, кажется, лижут само звёздное небо! Однако это пламя не причиняет ему никакого вреда, а сам он в одежде из тростника и в деревянной маске из эбенового дерева остаётся невредимым. Он различил мятущиеся чёрные фигурки в набедренных повязках. Кто это пляшет вокруг костра? Кто молотит в там-там и скандирует,

как на финальном матче чемпионата по футболу. Он помнил всё: как самолёт начал падать вниз, всё смешалось, закружилось, он успел уловить, как профессор прошептал последнее: «Господи, прости», и после этого последовал удар и потом всё провалилось в большую, тёмную яму. Где тот самолёт, где чудаковатый профессор и вообще, куда он попал? Жарко, невыносимо жарко, надо выйти из очага – пожалуй, это самое главное. Грохот барабана усилился двумя другими. Все они выбивали жёсткий ритм, а звуки наполняли джунгли, рождая немыслимое эхо. Деревянная маска, как приклеилась к Стелькину. Странно, на чём она держится? Пробовал снять – как приросла к лицу, но сквозь прорези видно замечательно. Вспомнил фильм «Маска» с Джиммом Керри в главной роли. Впрочем, у Стелькина кино поинтереснее будет. И фактура побогаче! Один звук чего стоит. Туц-туц-туц! Буцбутуц-туц! Похлеще иной крутой дискотеки. Стелькин шагнул из пламени, и прыгающие вокруг костра чернокожие люди вдруг замерли на своих местах. Он почувствовал, что маска несколько ослабила свою хватку и прилегает к его лицу не так плотно. Мгновение – Стелькин сорвал её, повинуясь какому-то неясному зову, поднял над головой. Толпа чернокожих заволновалась, запричитала, заухала: – Макатумба! Ма-

катумба! О, великий Макатумба! Слава тебе, вождь Макатумба. Слава тебе, великий и могучий вождь, повелитель дождя! Стелькин понимал всё, что кричали ему восторженные африканцы, но ему было чрезвычайно интересно, как же он их понимал? Ведь говорили не на его родном языке. Он вспомнил профессора Мартышкина, начал искать глазами женщин, ожидая представления, которого ему сейчас совсем не хотелось, но слабого пола на переднем плане не было. Возможно, всё ещё впереди? Вождь Макатумба? Знакомое имя! Озноб пробежал по телу – он вспомнил! Так звали продавца, который продал маску, а сама маска – вот она, в его руке. Но где же милейший Макатумба и что всё это значит? Огромного роста африканец приблизился в Стелькину и бросился на колени: – Макатумба! Убей меня! Я охотился три луны и убил только одну лань! Что будет есть моя семья из двенадцати человек? Стелькин огляделся, никого не заметил, но слова были обращены явно к нему. Вот и пожилой мужчина с витиеватой татуировкой и серьгой в носу, подошёл поближе и, желая свершить правосудие и услужить, вероятно, Стелькину, занёс над огромным, но незадачливым охотником свой острый, блеснувший синевой лезвия меч:

- О великий вождь! Разреши мне самому покарать своего непутёвого сына? Я сделаю это для тебя! Стелькин жестом остановил его. Хотел сказать по-русски, дескать, пусть идёт и охотится ещё три луны, но вместо этого из его рта послышался набор гортанных звуков. Как ни странно, его моментально поняли, оба африканца встали и наперебой затараторили: – О великий Макатумба! Разреши мне искупить вину свою! – орал молодой. – О мудрый Макатумба! Слава тебе, слава! – возносил руки к небу старый. Стелькин вздрогнул, как от удара плети, поискал глазами, заметил отполированный шит одного воина, вырвал его из рук, вгляделся в зеркальную поверхность. Джунгли дерзко захохотали. Со щита на Стелькина смотрело мужественное лицо продавца масок Макатумбы… Эхо от крика Макатумбы спугнуло попугаев, спящих на кокосовых пальмах, растущих на дальнем конце селения отважного и смелого племени Манго Трепанго. Глупые птицы покружили немного, а потом снова заснули. Они, в отличие от вождя племени Макатумбы, отвечали только за себя. А он теперь – за всё племя! Великий вождь стоял, оперевшись на услужливо поднесённое копьё, и напряжённо размышлял.

Ему уже подвели всех его трёх жён, которые обмахивали веерами из банановых листьев с трёх разных сторон чело великого Макатумбы так умело, что вовсе не мешали его напряжённым раздумьям. «Надо разобраться в ситуации» – была первая

мысль. «Надо сказать чтото важное племени, ведь они ждут и не уходят», – запульсировала мысль вторая, - «в таком карауле можно до утра простоять, а это глупо». Великий вождь Макатумба оглядел притихших соплеменников,

вспомнил, чему учила его мудрая бабушка, поднял чёрную руку к звёздам и в наст упившей т ишине громко и чётко провозгласил на языке Манго Трепанго: – Утро вечера мудренее! Всем – спать!

Будущее из прошлого Леся Длинный коридор, темнота, словно клещ, забирается под кожу, чтобы заразить тебя паникой. В голове роем мух суетятся мысли, разрывая черепную коробку. Ты только недавно проснулся, а вокруг уже столько информации, ломающей тебе кости своим весом. Вокруг множество непонятных экранов, которые так и манят к себе, чтобы пощупать, правда, тебе не дают даже разглядывать окружение, не то что лапать. Белые стены кажутся вечностью, но, наконец, показываются двери. Вот ты уже лежишь на столе, а люди в белых халатах тыкают в тебя всевозможными проводками. Что осталось из воспоминаний? Последний день, когда ты виделся с семьей, тогда ты всех уверял, что эксперимент пройдет гладко, ведь им занимался ты. Ты – тот, кто изобрел быструю заморозку, при которой человек не умирает. Все должно было продлиться всего лишь день, но что-то пошло не

так, и вот ты проснулся спустя сто лет. Это ты понял из объяснений ученых, которые помогали тебе подняться на ноги, разъезжающиеся, будто ты в Новый Год пьяным вышел на лед. Все твои размышления сопровождаются покалыванием в ногах: врачи будущего проверяют твое здоровье. Ощущая эти в некотором роде даже приятные разряды, ты, сам того не осознавая, погружаешься в детство. Перед глазами всплывает картинка: твоя детская поликлиника, мама, словно заключенного, ведет тебя на страшный суд, где тебе вынесут очередной приговор. Тебя всегда раздражает духота очередей, заставляющая легкие сжиматься в предсмертной агонии, а когда ты уже стоишь у самой двери, по твоей спине бегут с поля битвы капли пота. На ватных ногах ты заходишь внутрь, и врач, точно как судья, приговаривает тебя к процедурам. Писк приборов стих, тебя приподнимают,

чтобы показать на прозрачный монитор, куда уже вывели все твои данные: имя, возраст, вес, рост и состояние здоровья, задав довольно странный вопрос: «Вы узнаете себя?». Буквы летают в воздухе, протянутая тобой рука проходит сквозь текст. Да, Россия в будущем сильно продвинулась, в твои годы такие изобретения существовали лишь в выдумках. Кивнув и вякнув что-то неразборчивое, ты опускаешься на ноги. Тебя перед исследованием раздели, поэтому по коже пробегает холодок. – Эта заморозка очень пагубно отразилась на Вашем сердце, – один из ученых дает тебе пижаму, при этом портя слух механическим голосом. – Одевайтесь и идите за мной. Рот человека ни разу не открылся, ты очень неприлично пялишься прямо на него, пытаясь понять своими еще замороженными мозгами, что здесь не так. Кто -то сзади намекает тебе на

ухо, что этот мужчина просто немой. Мурашки отчего-то пробегают по телу, но ты избавляешься от них, тряхнув головой, словно отбивая мячик ракеткой. От одежды по телу проходит волна тепла, мышцы расслабляются, от чего приходит полное удовлетворение. Тебя ведут в другую комнату, где стоит несколько интересных приборов, похожих на стеклянные гробы, ты точно видел такие в каком -то фильме, только название, к сожалению, забыл. Тебя аккуратно кладут внутрь, закрывая. Полная шумоизоляция. Снаружи люди открывают рты, не произнося ни звука, будто все они – рыбки в аквариуме, ты не знаешь, о чем они думают, может, они даже хотят тебя убрать, но придется следовать их указаниям, ведь тебе некуда идти. Прибор начинает свою работу, снаружи стекла движутся по кругу металлические кольца, оборудованные непонятно чем наполненными шариками. Отдаленно все это устройство похоже на осьминога, правда, то, что, по сути, ты находишься в нем, не радует твой желудок, который, кстати, начал возмущаться по поводу еды. Все закончилось быстро и безболезненно, ты даже не понял, что с тобой сотворили. Люди вокруг поздравляют тебя с выздоровлением, как будто ты очнулся после сложнейшей многочасовой операции. Несмотря на

здоровье, сердце болит. В голову приходит осознание того, что ты остался один. Все твои знакомые, друзья, родственники умерли давно. С этого момента тебе придется забыть о своем прошлом, ведь воспоминания о тех годах будут приближать тебя к смерти, и ты будешь помешанным старым ученым в этом незнакомом и неприветливом мире. Ученые предлагают тебе посмотреть на то, что есть в этом здании, ты вошел в историю со своим изобретением, поэтому они будут счастливы рассказать тебе о себе. Тебе показывают различные машины и приборы. В одно мгновение в мыслях смешиваются восхищение и страх перед монстрами науки, что сумели создать все это, а неприятные мысли уходят на второй план. Все эти невероятные изобретения вызывают дрожь в коленях и замирание сердца, которые испытывают мальчишки, придя в музей, где ни разу не были, но в то же время ты чувствуешь себя охотником перед разъяренным медведем, хочется убежать, скрыться, все это не для тебя, ты остаток прошлого в этом современном мире. Конечно, так бы отреагировали выходцы из прошлого и на твое устройство, назвав его атрибутом дьявола, но ты-то человек науки, а ведешь себя словно дикарь. Сердце прыгает в груди, как дитя на батуте, то останавливаясь отдышаться,

то вновь начиная усердно тянуться к горлу-потолку. Во власти эмоций ты даже не ощущаешь ворчания живота, который с силой рвет своими несуществующими зубами кишку. В конце экскурсии тебе дают попробовать пиццу, сделанную из воздуха, а также знакомят с ПиЖи – программой, контролирующей все аспекты жизни общества, будь то учеба или война. Желудок радостно урчит, принимая в свои объятия пищу, а мозг взрывается, когда Программа Жизни рассказывает о жизни людей в этих стеклянных, в отличие от твоего времени, джунглях, добавляя что-то от себя и отвечая на твои иногда нелогичные вопросы. В тебе тут же вспыхивает гордость за свою страну. После увлеченной беседы ПиЖи довольно прямо говорит о том, что в ее основу положены реальные мозги реальных людей, отличившихся умом, тонко намекая, что тебе как бы тоже стоит сделать свой вклад. Кося под дурочка, ты увиливаешь от ответа, не желая доверяться нереальному человеку, однако персонал подтверждает слова программы. Сердце резко падает вниз, достигая пола, но тебя быстро успокаивают, уверяя, что сейчас никто не будет вскрывать твой череп, особенно без согласия. Орган, перекачивающий эмоции, восстанавливает свое положение, ненадолго замирая, а дыхание выравнивается,

задержавшись на несколько секунд, – суд передумал отправлять тебя на смертную казнь. Буря эмоций сопровождалась потоком испуганных мыслей, а после – опрокинутым сверху ведром холодной воды. Ты хватаешься за голову, словно утопающий за круг, чтобы выплыть из этого обжигающего чувства. Тебя приводят в самое начало экскурсии, посреди комнаты стоит твое изобретение. Пройдя обработку, мысль о том, чтобы отдать себя на бла-

го общества, не кажется такой безумной, какой показалась вначале. Ни работать, ни знакомиться, ни просто взаимодействовать с окружающим миром ты некоторое время не сможешь, тебе нужно освоиться, а повиснуть на чьей-то шее не хочется. За свою жизнь до заморозки ты сделал многое, даже вошел в историю. Жаль, что ты не провел близких в последний путь, но ты сыграл большую роль в их жизни. Но, если подумать, живя здесь, ты, возможно, сможешь сделать еще не-

сколько открытий. Переживания со временем уйдут на второй план, а ты сможешь завести семью, как минимум в виде коллег. Даже миру будущего требуются смелые первооткрыватели, ведь наука не стоит на месте. Стать машиной или завести новую жизнь? Любой вариант можно сделать счастливым. Сначала ты теряешься между конфетой и леденцом, но спустя пару минут принимаешь решение. Верное только для себя решение.

Кошмарный сон Олигарха, или Дорога в Рай Иван Рахлецов Олигарх открыл глаза: чернота давила и воздуха не хватало... Как вдруг у стены ослепительно вспыхнул жёлтый огонь, а из огня хлынули на Олигарха широким густым потоком золотые лучи. Он встал и пошёл в золотом потоке, удивляясь необычайной чудесной свежести и лёгкости воздуха. И не заметил, как очутился на улице. Глядел, ничего не понимая, на залитый солнцем, прекрасный, сияющий город. Зелёные деревья, травы и пёстрые цветы блестели в солнечных лучах как после дождя; птицы весело щебетали и звенели трелями. Дома высились чудные, волшебной красоты, сотворённые словно из разноцветной радуги. Ми-

мо проходили красивые люди со счастливыми лицами, среди которых не было ни одного человека с опечаленным или унылым видом. Олигарх, стоявший на крыльце своего дома, изумлённо воскликнул: -Люди, что случилось? Где я? Почему у всех вас счастливые лица и чему вы радуетесь? Вы меня разве не знаете? Я Олигарх! Я один из самых богатых и могущественных людей на планете! Всё у меня есть: самолёты, корабли, подводные лодки! Замки, дворцы по всему миру! Прохожие, улыбаясь, останавливались. -Успокойтесь, пожалуйста, не волнуйтесь. Безусловно, мы вас знаем. А хотите, мы вам ещё де-

сять, даже сто дворцов построим и подарим. Живите в них, владейте ими, если душа ваша так хочет. Но, правду сказать, дворцы у нас не в особой цене. - И, с сочувствием глядя на Олигарха, говорили между собой: - Этот человек был узником денег. Он к нам попал из того злого времени, где царствуют деньги. Он, как пёс цепной, того и гляди бросится. О, как его жаль, бедного! Ну ничего, потихоньку оттает душой и подобреет... Олигарх возмутился: -Дворцы у них не в цене. А деньги, деньги в цене? -Денег у нас и в помине нет. -У вас нет денег? -

вскричал Олигарх, ноги у него вдруг задрожали, ослабли, и он присел на ступеньку крыльца. - А что тогда у вас в цене? -У нас в цене справедливость, сострадание, любовь. И люди у нас все равны между собою, счастливы, и каждый человек творчески трудится на благо всего человечества. -Скажите мне, где я нахожусь? - спросил поникший Олигарх. -Вы находитесь в Счастливом Будущем или, попросту говоря, в Раю. -Я - в Раю?! страшно поразился Олигарх. - Вот это номер... Лицо его приняло разнесчастное выражение, будто случилось непоправимое горе. Окружив Олигарха, добрые люди с искренним сочувствием жалели, успокаивали: -Бедный вы узник денег. О, сколько вы перенесли! Потерпите, пройдёт время и вам станет легче. -Почему я - бедный узник денег? -Потому что вы были в рабстве у денег и служили им. Страдали от великого переизбытка их. Впадая в искушения, страшно грешили... Олигарх закричал: -Дураки! Я не страдал! Я наслаждался властью денег! Зачем мне нужен ваш Рай? Пропади он... Что я буду делать в вашем Раю, как я буду жить? О, куда же я угодил, несчастный, под старость лет! Он бросился на

прохожих, хватал их, толкал, угрожал: -Если вы меня не отправите назад, домой, я разнесу ко всем чертям ваш Рай! Люди, видя тоску Олигарха, отступили от него и, качая грустно головами, вздыхая, разошлись. Олигарх заметил одинокую лавочку, стоявшую в тени под густыми ветвями деревьев, прошёл к ней и сел. Схватившись за голову, мрачно думал, что нужно любыми путями из Рая бежать. А иначе, от жизни такой, можно рехнуться и в петлю залезть. Вдруг, к своему удовольствию, он увидел человека с угрюмым лицом, который направлялся к нему развязанной походкой. Человек подошёл и с ядовитой улыбкою сказал: -Наконец-то встретил одного нормального парня с порядочной злобной физиономией. Привет, знаменитый Олигарх, я тебя узнал. Надеюсь, и ты меня узнал: я - Попса, кумир! -Узнал, - буркнул Олигарх, - Попсу. Попса, сунув руки в карманы раздутых зелёных штанов, сел на лавку и бесцеремонно развалился, прижав Олигарха локтём и плечом. -Ну ты! - Олигарх грубо отпихнул Попсу. -Сразу видно хорошего человека, - одобрительно ухмыльнулся Попса. - А то меня уже тошнит от всех этих счастливых, сострадательных лиц

балбесов, оккупировавших Рай! Представляете, сегодня выхожу из дому, а на меня, кумира, народ ноль внимания, точно я простой смертный. А ведь я привык засыпать и просыпаться под восторженный шум толпы на улице. Я привык выходить из дому под визг поклонниц, которые, прикоснувшись ко мне, падают от счастья и экстаза в обморок. Признаться, приятно, когда фанатики сходят по тебе сума и готовы ради тебя на любое преступление, даже готовы броситься с небоскрёба и превратиться в холодец. Но, если честно, мне бывает их жаль... Нет-нет, я не скрываю и ложно не скромничаю: я очень горд, что так знаменит и велико велик, и, говоря между нами, не могу жить без восторга толпы. А сегодня просыпаюсь тихо. Выхожу на улицу опять тихо. Гляжу, а улицы незнакомые и люди совсем другие, какие-то чокнутые, все улыбаются друг другу приветливо. Объяснили они мне любезно, что я нахожусь в Раю. Ну в Раю, так в Раю. Попал, значит, чёрт... Гуляю по райским кущам, а эти, чокнутые прохожие, всё друг с дружкой раскланиваются и добра и любви желают. И мне, как ишаки, тоже машут вежливо головами, улыбаются и добра и любви желают. Но никто мною не восторгается - что меня задевает очень. Не привык я к такому свинскому отношению, бесить меня начало. Заорал я: граждане, стойте,

что же вы мимо меня проходите - я величайший певец из певцов. Такого голоса, как у меня, не было ни у кого и не будет. Радостные граждане меня окружили, поздравляют, пожимают мне руки и говорят, что с превеликим удовольствием послушают меня и насладятся пением. Я у них интересуюсь, а чем вы со мною расплачиваться собираетесь, когда в вашем чокнутом Раю денег нету, всё бесплатно. Что же, говорю, повашему, я лох, что ли, даром заливаться перед вами соловьём, выворачивать перед вами свою душу и надрывать голосовые связки. Бесплатно, как известно, только сыр в мышеловке. Напрягайте, говорю, хорошенько своё мозговое вещество и соображайте, чем платить мне будете. Они уставились на меня, бараны, с удивлёнными улыбками и плечами пожимают. Мне отвечают: берите всё, что вашей душе угодно, и без всякого пения. Хорошо, говорю, всё что у вас есть заберу. Но ведь я петь хочу, душа моя просит, а смысла нет: не могу за бесплатно петь, потому что претит мне ум! А петь хочу. Дилемма! Прохожие опять молчат и переглядываются. До того меня своим тугодумием взбесили, что я налетел на них драться, нескольким дал по морде и убежал. Так и бродил по городу в одиночестве, среди толп счастливых идиотов, пока не встретил единственного порядочного человека вас. Я вашу вампирскую

морду сразу узнал! -Я тебя тоже сразу узнал, Попса. Но мне не нравиться, что ты меня называешь вампиром и говоришь со мной неуважительным тоном. Я не потерплю! -Ага, не нравится, правда колит. Вампир, вы и есть вампир, - твёрдо говорил Попса и с удивлением прислушивался к своим словам и поглядывал на лазоревые небеса. Для вас что люди, что микробы - одинаково. Люди, по вашим понятиям, живут только для того, чтобы обогащать и обслуживать вас. Под предлогом прогресса, созидания и милосердия вы насосали денег из народа. Даже на благотворительности умеете наживаться! Настроили себе дворцов по всему свету, я уже не говорю о ваших шикарных самолётах и кораблях. Для полноты ощущений, вам только эскадрильи космических ракет не хватает, да впридачу владеть парой галактик. Но, думаю, что до этого времени не далеко. - Попса опять взглянул на небеса. - Ну, я даю, ух, молодцом! Обличаю не хуже любого проповедника. Задетый за живое, скрывая досаду, Олигарх притворно скучно зевнул, похлопал ладошкой по открытому рту и лениво протянул: -Да-а... жили не тужили и угораздило нас в Рай залететь. - Он, словно что-то высматривая, глядел в небесную лазурь. И торжественно начал: - Те-

перь ты от меня выслушай правду, вертлявая мартышка в перьях попугая. Голос у тебя, не спорю, ангельский и песни твои хороши, за душу трогают. Но в жизни ты пустой как барабан. И влюблён только в себя. Из всех твоих фанатов и восторженных поклонников, ты самый ярый поклонник и фанат себе. Ты до безумия восторгаешься собою, падаешь на колени перед своим отражением в зеркале и перед тенью своей преклоняешься со слезами любви. Ты - сам для себя кумир и бог! Была бы у тебя возможность, ты бы во всю Вселенную сложил из Галактик имя своё. Но хорошо, что ты уродился всего лишь мартышкой, а не тигром, не удавом, не слоном и не аллигатором, как я. Иначе ты бы всех, кто тобою не восторгается, или сожрал, или удавил, или растоптал. -Но, но, аккуратней на поворотах, господин аллигатор, какая к чёрту я вам мартышка! -Молчи! Я тебя слушал и не перебивал. Теперь твоя очередь слушать. Ты очень верно определил мою суть: я - аллигатор, могучий зверь, не знающий жалости, которого все боятся и, значит, уважают, особенно мартышки. -Ну, аллигатор! Попса гонял желваки на скулах. - Не посмотрю, что ты вдвое старше меня. -Не переходи мне дорогу. Аллигатору даже под силу утащить на дно и сожрать царя зверей, льва.

А что тогда говорить о тебе, вертлявой мартышке, господин Попса! -Достал ты меня... Попса налетел с кулаками. Его схватил Олигарх, и они упали, покатились по траве и цветам, рыча и колошматя друг друга. Подошел к ним высокий, крепко сбитый мужчина со смоляной бородой и лицом светлым и чистым. Он был в белой расшитой рубашке и с метлой в могучей руке. Огорчённо вздохнув и покачав головой, метлу наклонил на лавочку, взял дерущихся как котят за шкирки, легонько поднял их в воздух и разнял. Хмуря брови, сурово сказал: -Эх, вас в Рай пустили поглядеть, как все люди здесь счастливо, душа в душу живут, а вы, непутёвые, расхулиганились, стали людей обижать, драку учинили, цветы на клумбе сломали. Вот и попробуй, пусти таких в Рай! Идите-ка вы лучше, ребятки, по домам, набирайтесь ума разума, а потом поглядим. Мужчина швырнул непутёвых, и они кувырком полетели... Стонавшего Олигарха толкала жена. -Проснись же, проснись... Он как ошпаренный с рёвом вскочил на кровати и, озираясь, взглядом бродил по сумрачной спальне. Сквозь шторы сквозил, чуть розовея, голубой рассвет. Бледнели на стенах зыб-

кие тени. -Что с тобой? - испугалась жена его страшного вида. Олигарх, мокрый от пота, тяжело дышал. -Кошмар мне приснился... -Будила тебя, едва добудилась. Мычишь, кулаками машешь. Наверно, тебя опять мафия преследовала? Или, может, приснилась инфляция страшная и мы разорились? -Страшнее намного приснилось... Но мне ли бояться мафии, когда у меня целая армия охраны. В моём распоряжении правительства, законы, полиция и войска. Поэтому самые отчаянные мафиози боятся меня пуще огня. И мне ли пугаться инфляции? Даже, случись, что меня разорит кризис, то я всё равно извернусь и снова разбогатею: потому что я умею деньги делать из воздуха и извлекать из пустоты. -Тогда что же может быть ужаснее банкротства и мафии? -Рай! -Что? -Мне приснилось, будто я попал в Рай! -Ты сказал - в Рай? -Да. -Что же в Раю ужасного? - изумилась жена. - Рай - это прекрасно!- Она мечтательно вздохнула. - Взглянуть бы глазком... -Что за глупость, неразумная, городишь. Что для нас Рай? В нём мы станем такими, как все. Только нищие, калеки, неудачники и полоум-

ные мечтают о Рае и ищут Царствия Небесного. Нам же, богатым, не нужно всеобщего братства и счастья. Мне нужно моё счастье: деньги и власть, благодаря которым передо мною виляют хвостом и пресмыкаются. Что может быть слаще власти? Мы с тобой не сходим с экранов, газет. Нам все страшно завидуют. Все женщины мира сходят сума от твоих бриллиантов. Ах, какое наслаждение пользоваться тем, чего другие не имеют даже в мечтах своих! Это и есть наше подлинное счастье. Деньги и власть - это рай на земле для всех достойных людей, как мы! -Но Бог... Что тебе Бог? Живи как живёшь. Или, ты думаешь, все твои обожаемые кумиры - актёры, режиссёры, писатели ищут Царствия Небесного? Ха, нашла дураков! Они, прежде всего, ищут славы, баснословные сборы с прокатов фильмов и миллионные тиражи книг. И чтобы бесчисленные толпы с восторгом внимали их комфортным, удобным истинам, которые они познают у себя в особняках. Так чем они святее меня, Олигарха, а? моя драгоценная, бриллиантовая. Он накинул на себя цветастый халат, подошёл к иконе Бога, перекрестился и, мысленно поблагодарив Всевышнего за то, что жизнь так прекрасна, двинулся к повседневным делам - завоёвывать новые вершины власти.

Летописи межмирья Александр Маяков 2 месяц 514 год с м.п. (июль 2012 года н.э) … Мир оборотней. Гием де Грант. Я был здесь впервые. Вообще, в Союзе бытовало мнение, что оборотни отсталые существа, что они не строят городов и живут, фактически, в каменном веке. Это было правдой только отчасти. Да, оборотни не строили городов, они обходились большими деревнями. Вообще, если более детально ознакомится с обществом оборотней, то все становится ясным. Оборотни очень ценят свои семьи. Семья является главной ценностью в жизни оборотня. Зачастую это доходит до фанатизма. У них, оборотней, даже разрешен инцест. Случаи, когда брат женится на сестре, довольно часты. Что терпеть не могут эльфы и частично люди. Увы, но у людей не столь строгие законы в этом аспекте. Так вот, оборотни живут большими деревнями, некоторые из которых состоят из сплошных родственников. Сами понимаете, кровосмешание препятствует умственному развитию, поэтому сами оборотни в плане наук и магии не преуспели. Конечно, в горных районах сохранились шаманы, но их мало и они стараются

100

не впускать никого в свои обители. Один такой оборотень сегодня был с нами. Минору шел как всегда, в стороне от всех. Со мной рядом шла Мария. Она рассказывала, в полголоса, про древних. Элизабет шла вместе с Культом и древними. Даи шла в обнимку с Акено. Они хоть и смотрелись смешно, но никто не рисковал шутить по поводу их отношений. Фудо шел вместе с Ханой. Если первая пара смотрелась как карикатура на возлюбленных, то эти смотрелись как отец и дочка. - А что они ночью вытворяю, ужас! – Шепотом говорила Мария, рассказывая о любовных утехах Даи и Акено. Данных о ключе в штаб-квартире Культа не оказалось, пришлось возвращаться в Химеру. Там мы проштудировали библиотеку. А по ночам… Элизабет сдержала слово, она молчала при Марии и никак не выказывала наших отношений. Умная девочка. Ключ находится в одной из деревень и является чем-то сродни идолу, которому поклоняются. Элизабет была этому безумно рада. Начала счастливо лепетать о сподвижниках и прочем. Пришлось еще раз прочесть ей этот раздел энциклопе-

дии. Жители этой деревни считают, что ключ это не что иное, как их божество. Причем, ключ им «отвечает». В грозу, ключ переливается молниями. Это, скорее всего, особенность древнего, чей саркофаг «отпирает» ключ. Значит, пополнение в обойме – маг грома. Фудо утверждал, что его зовут Исами. Так как с нами шли древние, брать с собой мясо в виде наемников не стали. Зачем? - Надеешься, все пройдет мирно? – Спросила Мария. Я улыбнулся ей. - Я давно на такое не надеюсь. – Ответил я. – Это Элизабет верит в эти сказки, но не я. - Да, - фыркнула девушка. – Помню, как она радовалась, когда узнала, что они ключу поклоняются. - Ей это простительно. – Улыбнулся я. - Больным на голову многое простительно. – Тихо произнесла она, чтобы нас не услышали, но Даи обернулась и загадочно улыбнулась. Дьявол! Я схватил Марию за локоть и тихо прошипел: - За языком следи! - Ты чего?! Встрепенулась девушка. Видимо, сильно схватил. Силу надо рассчитывать. Она хоть и солдат, но в

первую очередь девушка. Все остановились и уставились на нас. Мне стало неловко. - Любимые бранятся, только тешатся. – Ласково произнесла Даи. Я отпустил руку Марии и пошел дальше. Она пошла рядом со мной, но молчала. Обиделась? Элизабет молча пожала плечами и пошла дальше. Оборотням и гноллу было все равно на ссоры людей. Даи это забавляло, Акено, кстати, тоже. Хане и Фудо вообще было не до нас. Они единственные, кто не заметил заминки. Мужчина и девочка увлеченно разговаривали о чем-то своем. - Обиделась? – Тихо спросил я. Мария хотела было ответить, но смолчала. Видимо не хотела закатывать скандал. Странно, раньше она была куда сдержанней. Неужели наша близость на неё так повлияла? Все возможно. Вообще, женщина не предсказуемое существо. - Ты хочешь это знать? – Так же тихо спросила она. - Ты обиделась. – Печально констатировал я. - Ты… - она хотела высказать мне все, но только смешно надувала щеки. Я не выдержал и засмеялся, обнимая её. - Может, продолжим путь? – Спросил Минору. Все стояли в отдалении и ждали только нас. - Да, конечно! – Радостно произнесла Ма-

рия, смахнув слезу. Она взяла меня за руку и уверенным шагом повела вперед. *** Фанатики. О разговоре с ними и не было и речи. Решено было атаковать сразу. Мы должны атаковать двумя группами. Я, Мария и Минору с одной стороны, Элизабет и Культ с другой. Древние пожелали наблюдать за сиим процессом с близлежащего холма. - Первым иду я с элементалями, - произнес я, разбирая план. – Мария, ты с Минору будешь идти за мной, добивая тех, кто выжил. - Хорошо, - кивнула Мария. - Иного пути нет? – Печально спросил Минору. - Нет. – Жестко ответил я. – Тебе претит убивать братьев? - Они мне не братья. – Сухо ответил оборотень. - Она дарит мне перстень вьюги… Через несколько мгновений доспех был на мне, и мы двинулись. Деревня имела два выхода, с других сторон она была окружена лесами. С той стороны, откуда атаковали мы, был небольшой холм, где и расположились древние. В деревне уже был переполох, Культ вступил в бой раньше нас. Оборотни метались по деревни, некоторые уже в зверином обличье. Я мечем разрубил одно оборотня, который опро-

метчиво повернулся ко мне спиной. Видимо, они не ожидали атаки с другой стороны. Хотя, списать со счетов рыцаря и кучу элементалей, это просто немыслимо. Про полуголую Марию я молчу, в такой ситуации на её формы никто внимания не обратит. Оборотни обратили на нас внимание. Нет, на всех нас, а не только на сиськи Марии. Женщины пытались спастись с детьми здесь, но не тут-то вышло! Поэтому они снова отступали к центру деревни. Мужчины старались сдержать нас. Мы просто шли вперед, прокладывая себе путь мечом и магией. Двое оборотней волокли на себе ключ, убегая в нашу сторону. Мария выскочила вперед, и мечом отрубила им руки. Ключ упал на землю. - Аккуратней! – Произнес я, покосившись на холм. – Нашим друзьям это может не понравится. - Да ладно! – Вальяжно откидывая прядь волос, произнесла Мария. Решила покрасоваться, а про бдительность забыла. К ней уже бежал оборотень с вилами в руках. - Мария!- Закричал я, выбрасывая руки вперед, но Минору опередил меня. Под ногами атакующего мгновенно вырос терновый куст. Ветки с острыми шипами ударили ему в живот распоров плоть. Он выпустил вилы из рук, хватаясь за вываливающиеся кишки. Мое заклинание настигло его и он застыл в причудливой форме, обледенев. Вилы,

101

как копье, полетели вперед. Мария только соизволила обернуться и с ужасом уставилась на летящий в неё инструмент. Секунда и… элементаль поймал вилы, когда острые концы были в нескольких сантиметрах от лица девушки. Она так и стояла, в полу обороте, глядя на орудие, которым её пытались убить. Причем элементаль был не мой. Мои элементали, призываемые заклятием, выглядят как грубые снеговики, а вилы в руке держал ледяной человек. Внешне он напоминал фигуру Аполлона. Он повернул голову к Марии и в считанные секунды растаял. Вилы тихо упали на землю. - Даи…- глядя на холм, произнес я. Древняя смотрела на меня. И знаете, что произошло? Я, как будто оказался в ледяном

шаре. Даже не шаре, а яблоке. Да, по форме это напоминало яблоко. И в нем была Даи. - Спасибо. – Произнес я. - Ты так кричал, мальчик. – Улыбаясь, произнесла она, подойдя вплотную. Снова это странное чувство, когда ледяная рука касается твоей щеки. - Я… - попытался ответить я, но древняя положила свой холодный палец мне на губы. - Я знаю. – Произнесла она. – Если хочешь овладеть холодом, тебе придется сделать выбор. - Я постараюсь. – Произнес я. - Может, не надо было останавливать копье? – Лукаво спросила Даи. Я промолчал. Она рассмеялась и яблоко рас-

палось. В деревне никто этого не заметил, здесь не прошло и секунды. - Что это было? – Недоуменно спросила Мария. - Это была Даи. – Обнимая девушку, произнес я. - Она… - Мария пыталась еще что-то спросить, но я отрезал. - Спасла тебя! Будь ей благодарна. Минору покачал головой, и, подняв ключ, спросил: - Задание выполнено? - Да, - кивнул я. Мария отпрянула от меня и я смог выпустить с ладони ледяную птицу, сигнал для второй группы к отходу. - Возвращаемся на холм. Умирающая деревня осталась позади.

Потрошитель Тугучева Ксения Мартин встает и тянет меня за собой. Ведет меня обратно в комнату с манекеном. К горлу подкатывает ком, и я снова хочу заплакать, но лишь тихо всхлипываю и начинаю задыхаться. Я глотаю порции воздуха, но они будто царапают горло, рыдания мешают глубоко и полноценно вздохнуть. Мартин отворачивает меня от манекена и берет меня за плечи. Сначала он просто смотрит на меня, его глаза бе-

102

гают от одного моего глаза к другому. Он низко опускает брови и, сжимая мои плечи, говорит: - Сейчас я хочу освободить тебе рот. Розалин, пообещай вести себя хорошо. Ты можешь кричать, но, кроме меня, тебя вряд ли кто услышит. Я киваю. - Хорошо. Мартин опускает повязку на шею. И я понимаю, что могла это сделать сама. Что раз он оставил меня с развязанными

руками, то доверяет мне. Прохлада обдает мои влажные губы. Я чувствую невероятное облегчение и, несмотря на неприятный запах, глубоко дышу то ртом, то носом. Мартин одобрительно кивает мне. - Знаешь, когда Фрэнк притащил тебя сюда, я хотел убить его, так я был зол на него. Конечно, он ничего не знал о нас. Но я был готов убить. Потом я подумал, что ничего, я выпущу тебя, и ты

так ничего и не узнаешь. Но вдруг, до меня дошло. – Мартин нетерпеливо облизал губы. – Случайностей в жизни почти не бывает, все всегда кем-то предрешено. Ты, как никто другая можешь меня понять. Привыкшая, я продолжаю молчать. Из коридора снова доносится шум, и я встревожено смотрю туда, но Мартин захлопывает дверь и наступает тишина. - Пойми, если ты сейчас закроешь на все это глаза, у нас все будет по-прежнему, - Мартин разводит руками. Каждая его фраза о «нас» бьет меня все сильнее, мысли вихрем, безумным, смертоносным вихрем крутятся у меня в голове, а он продолжает, проводя пальцем по моим губам. - У каждого же есть недостатки. Ведь они никак не влияли на нас или на тебя. Я смаргиваю слезу, Мартин ловит ее на своем пальце и меняет интонацию с оправдывающей на наступательную. - Да, я признаю, что болен! А ты бы бросила меня если бы я ослеп? Или стал пить? Или если бы у меня нашли рак, и я был бы обречен? Пойми, это та же болезнь, но на наши отношения она не должна влиять. Я люблю тебя, ты любишь меня. Он останавливается, и я набираюсь духу с ним заговорить: - Мартин… Я не узнаю свой

голос и на секунду замолкаю, но не успеваю продолжить, так как он перебивает меня: - Все будет хорошо, слышишь? Я тебе клянусь, что как только закончу с «этим», мы уедем! Уедем далеко отсюда, куда захочешь, только дай мне завершить, прошу! Потом уедем куда-нибудь в отдаленное место, на острова, купим там виллу, только ты и я. Мартин не видит моего согласия и отходит от меня, тяжело вздыхая. Он потирает шею, кладет руки себе на талию, стоит и смотрит на свое творение. Потом он переводит взгляд на стол рядом, на нем стоят разные закрытые сосуды. Один похож на квадратный аквариум, наполненный чем-то прозрачным, как вода, должно быть формалином. Мартин приседает напротив него. Там что-то плавает, никак не разберу что. - Осталось недолго. Вот эти волевые чудесные брови и еще немного кожи. Я обещаю управиться за неделю. Мужчина уже у меня, я быстро доделаю и мы с тобой уедем отсюда. Он оборачивается на меня и с надеждой протягивает мне руку, я хватаюсь за нее, и он притягивает меня к себе. Я опускаю глаза и вижу неровные участки кожи, плавающие в растворе. Боже, я не могу спутать их не с чем. Я смотрю на Мартина и не контролирую глаза, которые выпле-

скивают из себя капли слез. Мои губы произносят: - Эдвард… Ему удалось! Ему почти удалось перетянуть меня на свою сторону, сделать из меня слепую немую, но Эдварда я не могу ему простить. Мартин, видя, как тяжело я начинаю дышать, захлебываясь своими слезами, глотая и вытирая их, спешит сказать мне: - Он жив, ваш Эдвард все еще жив! Он сейчас здесь, я не смог убить его, когда узнал, что он тебе дорог. Извини, но… Его брови… Ты только взгляни на них. Он не видел ни разу моего лица, только лишь слышал голос, но нашим тупым копам это не поможет, ты знаешь. Я отпущу его. Отвезу далеко и дам шанс самостоятельно добраться до города. Он так и не увидит моего лица. Мне лишь требуется еще немного его кожи для завершения. И все будет кончено. Меня всю колотит. Не могу думать не о чем, кроме Эдварда. - Мартин… - хрипло зову я. Он подскакивает ко мне и широко раскрывает глаза. - Мартин, а что Фрэнк? - Фрэнк? Фрэнк никого не убивал… - Почему он? – мой голос постепенно выравнивается, но я говорю очень тихо. - С Фрэнком мне повезло. Видимо, это все

103

же судьба, - так же тихо отвечает он. На меня накатывает противное ощущение от слова «судьба» из его уст. Меня наполняет жуткая брезгливость к нему. Мартин продолжает: - Конечно, он не хотел не во что впутываться. Но как говориться, тяжело только в первый раз. После того, как он удачно замел за мной следы, получил хорошее вознаграждение. Потом снабжал меня всякими вашими штучками. - Но почему он? – не понимала я. - Так вышло. Говорю же. Фрэнк нечаянно стал соучастником. Он хотел помочь, но весь перепачкался кровью. Когда назрел вопрос кому первому из нас бежать в полицию, я убедил его мне помочь. Помнишь, ты рассказывала мне про девушку без губ и пальцев? Вот они, - Мартин улыбнулся и подошел к манекену, указывая на губы. – И пальцы тоже. С пальцами конечно сложно было, все эти сухожилия, мышцы… Очень сложно, но интересно, прямо курсы анатомии. Я отвожу голову в сторону: - Зачем ты мне это показываешь… - сквозь зубы говорю я. - Не знаю. Мне показалось, тебе будет интересно. Ведь, если разобраться, мы все связаны. Забавно, да? Мне больно осознавать, что все это время Мартин убивал, резал,

104

Фрэнк прятал и скрывал, а я, как полная дура, строила из себя крутого детектива-судмедэксперта, оставаясь никчемной пешкой. - Ну, все, пойдем, я принесу тебе поесть, - сказал Мартин. Мы выходим, и он плотно закрывает дверь на ключ. - Как ты? – спрашивает он. - А ты как думаешь? - Девочка, моя! Я верю, ты у меня сильная, он хочет поцеловать меня в губы, но я уворачиваюсь и он промахивается. – Люблю тебя, очень. Я съеживаюсь. - Я так любила тебя, Мартин. Ты даже представить не можешь, горестно заявляю я. - И каково это теперь? Любить убийцу. Я опускаю глаза, Мартин хватает меня за руку и пытается поймать мой взгляд. Я тихо: - Я не знаю. Мартин уходит. Он двигает в стене какую-то небольшую плиту и с потолка выпадает веревка. Он тянет за нее, а потом на гладком потолке появляются ровные линии, обрамляющие квадрат. Лестница. Из потолка появляется лестница и Мартин исчезает. В моем распоряжении остается коридор и открытая комната, где я очнулась. Становится неуютно. Прямо как в моем последнем сне. В одной комнате меня держали в заключении, в другой

комнате Мартин исполняет свои извращенные фантазии, в третьей – совсем неведомое мне существо кричит и изредка бьет кулаками по двери. Я сижу в углу, обняв колени руками. Над головой послышался шум, а потом появилась лестница из потолка. Мартин молча поставил передо мной большую квадратную тарелку с тостами с сыром и зеленью, большую бутылку минеральной воды, жестяное ведро и также, ничего мне не сказав, стал подниматься по лестнице. Я окликнула его по имени. - Я сейчас вернусь, - кинул в ответ Мартин. Вскоре он вернулся с большим тяжелым одеялом. Сложил его вдвое и постелил на пол. - Извини, но придется переночевать здесь, хорошо? – сказал Мартин и, не думая ждать моего согласия, направился обратно к лестнице. - Где мы находимся? – спросила я. - Это подвал. - Это я поняла. Что это за здание? - Моя студия. Вторая студия. О ней мало кто знает, я люблю здесь работать один, не с группой. Мы посмотрели друг на друга, и он удалился. Я принялась кушать. Старалась растягивать удовольствие насколько это возможно долго. Когда еда закончилась, я перестелила себе одеяло подальше от мрачных комнат в своем угол-

ке. Было душно, от меня неприятно пахло и тело покрыто липковатым слоем грязи. Я то и дело отдергивала спутанные волосы с подбородка. Очень быстро снова захотелось есть. Не имея навыков узницы, мне и в голову не пришло ни съедать все сразу. Надо было оставить что-нибудь на вечер, или день, ночь, без понятия, сколько сейчас времени. Мне удается уснуть и меня будет Мартин. Он снова ставит передо мной тарелку с едой, те же тосты, но в этот раз он кладет рядом шоколадный батончик. Я задаю самый важный для себя вопрос: - Сколько сейчас времени? Ты говорил, что скоро все закончится. Мартин смеется. - Сейчас 11 часов дня. Он садится передо мной на корточки. - Раз я сказал, что скоро все будет хорошо, так и будет, - сказал он и провел рукой по моей щеке. – Ты такая красивая… Я вспоминаю, как от меня пахнет, представляю свое грязное перепачканное лицо и опускаю голову. Он поднимает мой подбородок и добавляет: - Прости меня, я должен уйти. Надолго. По делам. На весь день. Он встает и не сводит с меня глаз. Я не понимаю, что чувствую к нему. Его глаза попрежнему излучают заботу и доброту. Каждый раз я жду, чтобы он пришел. Должно быть это полное сумасшествие. Я знаю,

как должна бы была себя вести, но глупо врать себе, я все еще его люблю. Прикосновение его рук заставляет меня забыть о том, что он сделал, и боль неспеша отступает. На пару мгновений мне кажется, что я даже счастлива. Но он уходит и оставляет меня наедине с этой оглушительной тишиной. Человек за той дверью уже давно не бился об дверь, а больше в помещении не раздавалось никаких звуков, если только мое дыхание. Молчаливые стены сводят с ума. Я закрываю глаза и напрягаюсь, насторожено вслушиваюсь. Такая звенящая тишина в природе всегда предупреждает о наступлении стихийного бедствия. Возможно это инстинкт, я, не прекращая, тревожусь, иногда мое сердце замирает, я испугано прикасаюсь рукой к груди, чтобы снова услышать его удары. Мечтаю окунуться в сон, но не могу. Я не устала и еще этот звук, точнее отсутствие каких-либо звуков. Закрываю уши ладонями. Кажется, я умудряюсь заснуть, но сон такой поверхностный, я часто просыпаюсь, тревожно оглядываюсь и ложусь снова. Передо мной чудесные британские котята. Но мне нужно что-то сделать. И я делаю. Я беру котенка и разрезаю ему живот. Все мое естество кричит «нет!», но руки как будто не слушаются меня. Котенок продолжа-

ет жить, он смотрит на меня, а я одной рукой глажу его по голове, утешаю и продолжаю. Засовываю руку ему в живот и нащупаю какую-то внутренность. Достаю. Котенок еще живой. Другая я хочет сделать все быстро и чисто. На пол падает чтото розовое, похожее на половинку куриной грудки. Крови нет, котенок чуть дергается, но я разговариваю с ним так, будто всего лишь хочу подстричь ему ногти. Все готово. Зашиваю живот. Потом другой котенок. Все повторяется. Я плачу, но продолжаю запускать в него руку. Это продолжается бесконечно, пока ктото не коснется моей ноги… На краю одеяла сидит Мартин и держит на своих вытянутых ногах мои. Он не заметил, как я проснулась. Перед глазами все еще стоит дурной сон, я стараюсь не думать об этом и нечаянно дергаюсь. Мартин смотрит на меня, а потом отвлекается на шум с потолка. Кряхтя и чертыхаясь, кто-то стучит по потолку. Мартин нежно приподнимает мои ноги и укладывает их на одеяло, а сам выдвигает лестницу. - Спасибо, - голос Фрэнка. Фрэнк оттряхивается, смотрит на меня и язвительно улыбается. - Я не верю. Это все похоже на какой-то черный анекдот. Ты и он! – сказал Фрэнк. Он стоит напротив

105

меня и наклоняется вперед. Я выпрямляюсь и недоверчиво смотрю на него, но мне нечего ему сказать. - Ой… - вздыхает Фрэнк и радостно потряхивает головой. - Замолчи, пожалуйста, - тихо говорит Мартин и проходит мимо него в другую комнату. Но Фрэнк продолжает. - Что ты раньше-то молчала, глупая? Может стали бы партнерами. Мартин возвращается, держа в руках две маски. Мне показалось, что это байкерский шлем, но позже я поняла, что скорее походит на маску для какого-то зимнего спорта. Они черные и выглядят несколько устрашающе. - Фрэнк, я сказал тебе, не приставай к ней, холодно сказал Мартин и протянул маску Фрэнку. – Чтобы ни единого слова, понял? Фрэнк несдержанно выхватил свою маску и принялся надевать ее. - Покончим с этим. Мне становится жутко. В масках и перчатках эти двое подходят к той самой загадочной комнате в конце коридора. Я сижу на другом конце и наблюдаю. На меня накатывает волна острой тревоги и беспокойства. Я кривлю лицо и чувствую, как щиплет глаза, я сейчас расплачусь. Стараюсь сдерживаться, а потом понимаю, как ничтожна и бессильна и позволяю себе разрыдаться. Фрэнк

106

смотрит на меня, пока Мартин крутит ключом в двери. В правой руке Фрэнк держит скальпель, в левой - платок. Дверь открывается и я зажмуриваюсь. Ничего не происходит. Тишина. Первым осторожно заходит Мартин. Все происходит так тихо и медленно, что я приоткрываю глаза, чтобы посмотреть. Но в следующую секунду меня прямо оглушает дикий рев сквозь замкнутые челюсти. Я вижу как из-за двери появляется мужчина с грязно-белой окровавленной повязкой на лице. Он действует так стремительно, что от неожиданности я открываю рот. Мужчина со всей силы накидывается на Мартина и ударяет его по шее связанными вместе руками. Тело Мартина обмякает, он медленно опускается вниз, но не успевает упасть, как сзади в игру вступает Фрэнк. - Даже не мечтай! – гаркнул Фрэнк и, целясь в ногу мужчине, он замахивается и наносит удар скальпелем. Далее наступает тишина. Я не вижу что там происходит и, содрогаясь, подхожу поближе. Фрэнк стоит с окровавленным ножом и опускает голову вниз. Мужчина с перемотанным лицом также уставился куда-то вниз. Я подхожу еще ближе. Между ними лежит Мартин, из шеи которого фонтаном струится кровь, пятная стену яркокрасными брызгами. Я впадаю в оцепенение. Зависаю во времени и в про-

странстве. Меня будто бы не существует. А потом словно по толчку я резко прихожу в себя и начинаю кричать его имя со всей силы и так долго, насколько хватает воздуха. - Мартин!!! Не ощущаю себя, свои ноги, меня как будто ветер приближает к нему. Фрэнк отвлекается на меня, и в этот миг мужчина толкает его к стене, изворачивается, прижимает плечом, пытаюсь втолкнуть его в стену. Каким-то образом умудряется выхватить из рук скальпель и обеими руками наводит нож на горло Фрэнка. Но тот вовремя реагирует, успевает подставить руку так, чтобы оттолкнуть пленника. Внезапно меня осеняет, что мужчина с перевязанной головой – Эдвард. Я быстро перевожу взгляд с его глаз и на пол. В голове продолжает пульсировать имя «Эдвард» и я падаю на пол, склонившись над Мартином. Аккуратно стаскиваю с его головы шлем и забываю обо всем и обо всех, когда вижу его глаза. Надо мной отчаянно пыхтит и борется за жизнь Фрэнк. Я приподнимаю голову Мартина и прикасаюсь к его вискам. Плачу, закрываю рот рукой, чтобы заглушить вой, но от этого плачу еще громче. Мартин смотрит на меня и тянет ко мне левую руку, правой же он держится за горло. По его руке стекают и разветвляются тоненькие струйки крови. Я бросаю взгляд на место удара и понимаю,

что должно быть задета сонная артерия. Он не выживет. Что мне делать? Что мне делать без него? Мартин понимает, что умрет, он приподнимает брови и его глаза настолько искренние и невинны. Я скулю и опираюсь на его грудь, выкрикиваю его имя, задыхаюсь от прерывистого дыхания. Мартин смотрит в одну точку на стене, обрызганную кровью. Его взгляд спокойный и безмятежный, но такой растерянный. Я понимаю, что он уже не со мной, его рука уже не так крепко сжимает мои пальцы, я убираю ее и кладу ему на грудь, отворачиваясь чуть в бок. Слезы беззвучно катятся одна за другой у меня по лицу. Вокруг нас тишина, несмотря на то, что еще раздаются звуки от ударов об

стену. Для меня все стихло, умерло вместе с ним. Как в замедленной перемотке ко мне наклоняется Эдвард. Я медленно осматриваюсь, вокруг и вижу, как по стене все ниже и ниже спускается Фрэнк. Его рубашка вся пропитана черной густой кровью. Эдвард пытается что-то промычать мне. Я несмело стягиваю с него кровавую тряпку и вынимаю изо рта скомканную ленту. Он отплевывается, у него в ноздрях запекшаяся кровь, он тянет мне руки, но я просто смотрю на них и чуть раскачиваюсь. Неожиданно он начинает говорить, возвращая меня в сознание: - Руки! Перережь веревки. Эдвард тяжело дышит. Его ноздри мощно двигаются, хлюпают кровью. Он подтягивает ее

обратно в нос и головой указывает на скальпель у него в руках. Я хватаюсь за холодный инструмент и перерезаю тугие веревки в пару движений. Его руки трясутся, а глаза безумны. Наконец, сориентировавшись, Эдвард хватает меня за плечи и прижимает к себе. Он такой горячий и мокрый. - Розали, - громко шепчет он мне, - я не верю, что это ты, Боже мой! Я перевожу дыхание и смотрю на него. - Эдвард, - жалобно говорю я и снова тянусь к нему. Он подхватывает меня свободной рукой, и я висну у него на шее, громко всхлипывая и запинаясь. – Эдвард, - повторяю я и позволяю себе в голос разрыдаться прямо у него на плече.

Евангелие от Лейлах. Труп звезды Вадим Доннерветтер Глава 52. Взаимосвязь всего сущего Земная Люси чувствовала, как покачивается лодка, слышала тихие всплески воды. Видение лесного отшельника перемешалось с массой прочих картинок. Огромная белая сова вылетела из ниоткуда и пронеслась над головой, хищно растопырив острые когти. Люси содрогнулась и услышала знакомый надоедли-

вый шум. Звук становился все более отчетливым, перед глазами что-то мерцало. Понемногу приходя в себя, девушка узнала этот звук, – кулеры системника. — Как же не хочется открывать глаза, – простонала она. Но сидеть на стуле и спать было неудобно, – тело ныло, спина затекла. Лелея в себе остатки сна, девушка отправилась на

кухню с тем, чтобы сварить себе кофе, но почему -то передумала и направилась в душ. Это было, и вправду, лучшим решением, – вода мягко выводила ее из состояния полузабытья, наполняла новой жизнью, смывала невидимую грязь, ласкала теплыми струями. События ночи все больше казались бредовым сном. — Просто картинка

107

красивая стоит на обоях, – вот и привиделось это место. Не сходи с ума, – сказала Люси сама себе, надевая теплый белый махровый халат и закручивая на голове полотенце. – Бред, бред, бред, просто бред, – твердила она, выходя на кухню и включая автоматически газ. За стеной слышались приглушенные пьяные голоса и навязчивый низкочастотный бой динамиков, всегда сопровождающий музыку зомби. «Вот она – реальность», – подумала Люси, наливая себе поднявшийся кофе. – «Тупая жизнь в бетонном муравейнике, соседи дебилы, вечно указывающий как жить и прессующий всеми возможными силами социум. Кто не сломался, не стал бездушным винтиком в этом чудовищном организме, – обречен на общее осуждение и высмеивание, на ненависть и тявканье шавок. Неважно, – подлые ли это подруги, учителя, старушки на лавочке, не в меру жестокие одноклассники или глумливые парни, – вокруг враждебная среда. Но стоит лишь огрызнуться или взять в руки оружие, как тебя изолируют, отправят в еще худшую мясорубку, где, если и останется часть души, часть личности от тебя, то она будет настолько искалечена, что вряд ли сможет сказать хоть слово против, когда ее снова захотят поиметь в разных извращенных формах. Есть люди говоря-

108

щие об этом, есть те, кто так или иначе это постиг, но кто их слышит? И где они, года нужно, чтобы кто-нибудь находился рядом, просто обнял, согрел, защитил от всего этого кошмара, выдернул из течения этой грязной от промышленных отходов и собственного дерьма реки, взял к себе на лодку и просто отвез туда, где нет боли. Просто нет боли и плача о потерянном детстве, отнятой душе, расписанной кем-то жизни… Откуда только берутся эти бредовые сны»? — Все, хватит, – надоело думать, – сказала вдруг Люси вслух и отправилась обратно к компьютеру. Вскоре в комнате зазвучали, пытаясь перекричать соседей, «Кредлы», и стало как-то спокойней. Люси легла на диван и закрыла глаза, – звуки музыки будили в ее душе разные, порою противоречивые чувства. Она медленно плыла в бурном потоке мелодии, входила в состояние своеобразного транса. Одна тема сменила другую, но это было почти незаметно, как незаметно меняется пейзаж за окном шумного поезда. «Кредлы» навевали, как откровенно кровавые и жестокие сцены, так и лирические, нежные и красивые. Смотреть клипы, это одно, а слушать, – совсем другое. Слушать умеют не все, – просто не всем это дано. И сейчас музыка уносила Люси все

дальше и дальше от мирской суеты, в мир девичьих грез и легких туманных видений, похожих скорее на нечто среднее, между наркотическим трипом, и медитацией буддистского монаха. Неясные образы переплетались с обрывками снов, виденных ею раньше. Словно пазлы, складывалась все более понятная на определенном уровне сознания мозаика мира. Человеческий мозг не в силах осмыслить многих вещей, – таких, например, как бесконечность, или же время, но иногда наступает состояние, в котором все становится ясно и просто понятно. Жаль только, что просветление это не вечно, – оно стирается по мере осознания себя в грубом материальном мире. Но сейчас Люси была счастлива, – счастлива от того, что понимала, как и почему все происходит, осознавая себя частью другого мира, которому принадлежит и в который стремится. Поняв, что демон, играющий с ней, вовсе не наделен той властью, которую, как могло показаться, излучал всем своим существом, Люси поняла, что ей следует делать. Аккорды новой темы наполнили ее силой, уверенностью и даже яростью, – жажда крови проснулась в ней древним неистребимым инстинктом, и это не могла не почувствовать ее иная, инфернальная сущность.

Лежа на пустынном, окруженном скалами пляже, рядом с изнеможенным любовником, дьяволица Люсильда закрыла глаза. Сквозь тихий приятный шум моря до нее доносились отдаленные звуки странной, немного зловещей музыки. Понемногу эта музыка становилась все громче, и спустя минуту, Люси уже точно знала, откуда она доносится. По большому счету, ей было мало дела до своего земного воплощения; во всяком случае, до тех пор, пока с ним не начинало происходить нечто из ряда вон выходящее. Так же, и человек, чаще всего, не заботится о состоянии своих внутренних органов, пока они не начнут доставлять какое-то неудобство. Все сущее находится во взаимосвязи, представляя собою единый слаженный организм. Ни одна луна или планета не существует сама по себе, – так же и с существами. Люди, как и демоны, сами являя собою каждый, – свой маленький космос, порой находятся в более тесной взаимосвязи друг с другом и окружающим миром, чем можно предположить. Как без Луны Земля не стала б собою, а сделалась бы непригодной для нашей жизни страшной планетой, так и без Люси, – девушкидвойника, дьяволица Люсильда не могла быть в полной мере той, кем являлась. Почувствовав, что Сергей понемногу начина-

ет покидать ее, забываясь счастливой дремой, дьяволица направила свою проекцию навстречу тому зову, который услышала. Это было немного рискованно, но иначе она просто не могла поступить. И раз уж они не могли находиться обе в одном теле одновременно, то встречи следовало искать где-то на стороне. То, что ученые называют «планом голографической вселенной», считая это своим открытием в области квантовой физики, было известно уже испокон веков, как астральный план. По существу, – все настолько же правы, насколько и нет. Грубо представив себе бесконечность отражений в зеркальном коридоре, умножьте это все на пятимерный лабиринт, возведите в степень бесконечности вариаций помыслов чистого разума, и вы получите приблизительную модель того мира, куда унеслась Люсильда в поисках подходящего укромного уголка для встречи с земною Люси. Теперь нужно было только позвать, – выманить девушку из ее уютного музыкального мирка немного дальше, в туман, и тема этому способствовала. Когда заиграл «Нимфетамин», дьяволица села на качели, закрепленные под сводами окруженной туманом часовни, и принялась раскачиваться. Вскоре они уже сидели и качались рядом, так, если бы кто-то совместил два изображения на одном

объемном экране. Теперь их разумы вспышками пересекались. Иначе пока было нельзя, – просто не получалось. — Привет, Узнаешь меня? – спросила дьяволица. — Узнаю, ты Люси. — А ты разве нет? — Нет, но мы словно сестры-близняшки, – между нами есть связь. Чего ты хочешь? — Ты не рада встрече со мной? Пора уже поговорить. — Рада. Но я не знаю, насколько могу верить тебе. Хочешь ли ты мне добра, или причинишь еще больше боли. Вместо ответа демонесса вытащила из волос заколку-стилет и вонзила ее себе в ладонь. Почувствовав боль, земная Люси сказала: — Ясно. Прекрати; перестань, пожалуйста. — Ничего тебе не ясно. Рассказывай про Десмонда, – на что он тебя развел? — А ты расскажешь мне о себе? О том, почему так все происходит. — Какая же ты замороченная. Расскажу все, что захочешь, – будем болтать, пока тебя не укачает. — Хорошо. Он обещал мне рассказать, кто я, но за это просил позвать к себе. — Паутина? — Да. — Вы охотитесь? Знаешь, что это запрещено? Есть определенный

109

порядок, который контролируют высшие силы, ну или считают, что контролируют; в любом случае, вам может не поздоровиться. — Все происходит по-настоящему? — Даже простой наблюдатель влияет на ход вещей. Мысль материальна. Например, если игнорировать привидение, оно попросту исчезнет, но если питать его своим вниманием, то оно начинает обретать силу. Почти так же и в материальном мире. Сейчас ты способна понимать меня в полной мере, так что знай, – то, чем вы занимаетесь, вполне реально. — Как же быть? Мне это нравится. Я страдаю, будучи человеком, терпеть не могу людей. — Я знаю. Попробуем что-нибудь придумать, но пока ты должна оборвать связь с ним. — Кто ты? Кто я? Почему все так? — Я демон, а ты человек, но мы, – словно сестры близняшки, связаны друг с другом; мы часть одного целого. Все так устроено. Словами этого не передать, но ты уже начинаешь понимать, чувствовать это. — Пойсон меня использует? — Думаю, что ты немало получила взамен. Разве не так? — Теперь все прекратится? — Ты устала. После нашего разговора будешь пару суток приходить в себя, валяться раз-

110

битая, с головной болью и нервным истощением. Мне тоже пора. Еще увидимся. Земная Люси увидела краем глаза, как сверкнул голубым светом клинок в чьей-то руке, услышала и ощутила, как с тихим звоном лопнула астральная нить, – паутинка, связывавшая ее с возлюбленным демоном. Девушка вздрогнула, очнулась и начала понемногу приходить в себя. Оказывается, за время разговора песня не то, что не кончилась, – она, словно и не играла вовсе, будто остановленная кем-то. Реальный мир постепенно наваливался на несчастную всей своей неодолимой тяжестью. Стало действительно очень плохо, – еще хуже, чем обещала ее прекрасная «сестра» дьяволица. *** Глава 53. Жестокая реальность или Что пьют ангелы Никогда не бывает настолько плохо, чтобы нельзя было сделать еще хуже. Проснувшись, очередной раз рядом с потухшим костром, Панк почувствовал, что заболел, – заболел мерзко и сильно. Жизнь в лесу была все-таки не сахар по сравнению с любой городской жизнью, и он не был к ней совершенно готов. Ощущение собственной неуязвимости и слияния с природой оказались не более чем мимолетным откровением из мира грез, – на деле же Швед являлся чу-

жеродным организмом для леса, как и лес для него. Для дикой природы, человек, с его тонкой кожей и извращенным умом, – не более чем болезнь, – хитрая и коварная, но уязвимая. Сами того не замечая, люди воюют с Землей, паразитируя на ней и, негодуя, когда Земля придумывает для них наказания. Ощущения солгали бедному Панку, – он не был йогом, да и не выжить на севере никакому индийскому, или иному отшельнику, питаясь подножным кормом. Оставьте эти сказки для южных краев и людей, ни разу не испытывавших себя на прочность понастоящему. К тому же, ни один отшельник, мухоморный тибетский лама или шаман не позволял себе галлюцинировать так неистово-долго. Это губительно, как для организма, так и для процесса взаимодействия с окружающим миром. Все красивые слова проповедников и искателей истинной духовности в запретных краях с помощью древних практик рассыпаются хрупким стеклом, сталкиваясь с суровой действительностью материального мира. Так, или иначе, но перед Панком встал выбор, – проверить на практике наличие жизни после смерти или же отдаться на милость людей, попросту сдавшись им и попросив приюта. Решив, что и без того довольно искушает

судьбу, а может, и вовсе об этом не думая, Швед отправился к жителям Ассии. Военные не стали с ним заморачиваться, а просто посадили на поезд, отправив домой. Впереди бедолагу ожидала больница и, конечно, милиция. Получив несколько раз по печени, Панк быстро во всем признался, был осужден и направлен в колонию. На счастье, к тому времени ему уже исполнилось восемнадцать, и на «малолетку» он не попал. Пройдя все предварительные страшные этапы, Швед оказался в еще более глухой суровой тайге, среди злобных и изъеденных чифирем мужиков, днем работающих практически за бесплатно, а ночью делающих, кто на что горазд. Одним из самых приятных занятий было «прокатиться на ручной дрезине» уединившись в коптерке с «сеансами». Еще практиковалось питие «ханки» изготовляемой из какой-то краски, чифирь, а так же, (к большому счастью и удивлению Панка), нюхание слитых из вечно ломающихся пил «Урал» остатков бензина. Тех, кто занимался токсикоманией, конечно же, никто не уважал, но и особо не трогал. На них просто не обращали внимания. Работай, делай свою норму, не крысятничай, – и живи себе спокойно, хоть и без права голоса.

Панк выбрал для себя путь отверженного, – все свое свободное время он проводил за вдыханием ядовитых паров. Поначалу бензин просто его опьянял, – заставлял смеяться, нести всякий бред, вызывал состояние своеобразной эйфории, быстро сменяющееся тяжелым похмельем, но постепенно Швед начал галлюцинировать. Вначале глюки у Панка случились не слишком приятные. Первым, что он увидел, было «всеобщее взаимопоедание». Все вокруг принялось пожирать друг дружку, обретя мультипликационные формы. Убегая из коптерки от этого светопреставления, Панк схватился за щеколду двери и был немедленно ею укушен. Целый день он собирался с духом, чтобы вернуться назад. В конце концов, жажда уйти от реальности победила. Пройдя этот неприятный барьер, Швед очутился в мире бредовых бензиновых галлюцинаций, интенсивных, множественных, порой очень красивых, но, все же, туманных неярких и мимолетных. Так продолжалось без малого месяц. Для окружающих Панк стал и вовсе потерянным человеком. Даже друзья по пакету тихо презирали его. Нельзя сказать, что его это не волновало, и он все чаще уединялся от всех, ища спасение в мире иллюзий. И вот однажды, сидя в грязной, пахнущей

потом, портянками и хвоей сушилке, Швед увидел Ее. Это был настоящий праздник, – гром среди ясного неба, проливной дождь в пустыне, луч света в царстве всепоглощающей тьмы. Панка охватил неописуемый вселенский восторг, сравнимый разве что с религиозным экстазом или настоящей любовью. Бедняга увидел сидящую перед зеркалом дьяволицу. Она была недосягаемо прекрасна, но тепла и материальна, в отличие от мертвых ликов святых или холодных изваяний богов. Рядом с Лейлой хлопотала служанка, старательно укладывая ее длинные волосы. Позади, глядя на отражение в зеркало, стоял Люцифер. — Оставь на висках пару прядей, – посоветовал он служанке. – Немного легкости и ветрености, это как раз то, что надо. — Может быть, сам сделаешь мне прическу? – усмехнулась Лейла. — Уже готово, – все замечательно, – сказал Нортон, любуясь на ее отражение в зеркало. – Скромная, любящая, нежная, но в меру своенравная; с богатым внутренним миром, не дурочка, но и не слишком распутна; готова стать женой лишь достойного человека; рассудительная, но в душе искренний и чистый ребенок, хоть и наделена безумной женственностью и немного завуалированной сексуальностью.

111

— Черт, да это ведь все про меня! – блеснув глазами, сказала Лейла. Притягиваемый ее взглядом, Люцифер подался вперед и, не в силах удержаться, поцеловал в шею, наслаждаясь ароматом нежной бархатной кожи. — Ты божественна, – прошептал он и улыбнулся. — Чур меня, изыди, Лукавый! – кокетливо отшутилась Лейла. – Тебе разве не надо развлекать гостя? — Я до сих пор с ним беседую, сидя в старом халате и со стаканом скотча в руке, – усмехнулся Нортон, одернув пиджак дорогого костюма. – Кстати, он тоже неплохо уже расслабился. — Ангелы бухают? – улыбнулась Лейла. — Ангелы делают все, что им позволено, но для того, чтоб вкусить плотских наслаждений, им надо, с некоторых пор, посещать Ад. — Но почему они сами, только как привидения? — Михаил, – грустно улыбнулся Нортон. – Он держит всех в черном теле, заставляя соблюдать заповеди. Если же кто-то из ангелов овладевает человеческим телом, то его, чаще всего, уничтожают, именовав демоном. — И все верят, что Михаил общается с богом? — Лейла, не забивай себе голову этой ерундой. Верят они, или боятся, – мне глубоко напле-

112

вать. У них еще осталась власть, и они держатся за нее всеми силами. Разведешь Габриеля для себя, – окажешь услугу мне. Только не слишком зарывайся, – тебя и так полдворца готовы порвать на части. — Ты же защитишь меня? – почти серьезно спросила Лейла. — Как обычно. Но ты уже взрослая девочка, – могу и отшлепать, если что. — Все маме расскажу, – надула губы Лейла. — Не расскажешь, – мы с тобой слишком дружны. — Сказать кому, – не поверят. — Ты о чем? — О том, что у тебя есть друзья. — Не поверит тот, кто не знает меня. — Какой же ты нудный. — Я тебя точно выпорю. — Рука не поднимется. — Посмотрим. Иди в сад. Не сомневаюсь, что Габриель захочет прогуляться там, поразмыслить о моих доводах. — Интересно, о чем вы беседуете? — Я же нудный, – спросишь об этом у ангела. — Спрошу, лишь бы он не оказался конченым педиком. — Против тебя никто не устоит. Иди уже. – Нортон еще раз оценивающе взглянул на Лейлу и, повернувшись на каб-

луках, вышел из комнаты. ***WD*** Глава 54. Весьма значимая. Габриель Если Габриель еще мог купиться на шутку с управляемым двойником, то для Лилит такая тема уже не прокатывала. О том же, что Дьявол, как некий квантовый супергерой, может находиться в нескольких местах одновременно, сведения, бытующие среди людей, явно преувеличены, или неверно поняты и дофантазированны. Любое мыслящее существо, как и предметы неодушевленные, и правда, находится в состоянии суперпозиции, но это не значит, что мы осознаем это или, тем более, контролируем. Разум кошки способен уловить движения тонкого мира, граничащего с нашим, как мозг шизофреника или медиума и даже взаимодействовать с ним, но это не более чем игра с астральными проекциями, приносящая мало пользы. Конечно же, при желании Люцифер мог бы устроить себе «День сурка», но предпочитал не играть со временем, – силой грубой и неумолимой, – парадоксов ему и так вполне доставало. Ко всему прочему, как говорил мой друг Шандор, – любой мистик предпочтет фокус прямой демонстрации своей силы, хотя бы потому, что на это требуется гораздо меньше энергии. Прежде, чем отпра-

вить двойника отдыхать, Нортон занялся архангелом вплотную, завлекая его в ловкую сеть софизмов, выстроенных на «собственных мыслях» и умозаключениях Габриеля. Давая понять, что беседе пришел конец, Люцифер добавил: — Жаль, что не часто приходится вот так запросто с тобою беседовать, брат. Можешь оставаться у меня в гостях, сколько заблагорассудится. Я же вынужден покинуть тебя, – у меня свидание. — Не думаю, что мое длительное отсутствие будет встречено на ура. — Ты хотя бы не лжешь, – это радует. В любом случае, жду тебя на свою свадьбу. Как дипломат, ты просто не вправе отклонить приглашение. — Я буду. Позволь два слова на прощанье. Надеюсь, ты понимаешь, что последствия нарушения установленного порядка несут угрозу для всех нас? — Нет никакого порядка. А силы природы, неподвластные дикарям, отступают перед прогрессом. О том же, что еще кто-то кроме меня нашел способ общаться с богами и даже взаимодействовать с ними, мне в целом известно. Не вижу в этом ничего предосудительного. Впрочем, у тебя есть шанс обсудить это непосредственно с виновницей данных волнений. Лейла как раз неподалеку, в тво-

ем любимом саду. — Не пристало ангелу беседовать с распутными дьяволицами. — Уже испугался? — Мне ли бояться дочерей Лилит. Моим именем изгоняют подобных бестий. — Вот и славно, а то она уже заждалась тебя. — Ты устроил для нас эту встречу? Зачем? — Запрети ведьме курить в постели, – она спалит дом. Иди и прочти Лейле лекцию о порядке вещей и всем прочем. Может, переубедишь, или хотя бы поймешь, что ей нужно, а меня избавишь от лишней головной боли. — Надеюсь, ты не уготовил для меня еще что-нибудь неожиданное? — Боже упаси. Единственная моя хитрость в том, чтобы ты лично почувствовал, каково это, – пытаться управлять женщинами. — Насколько мне известно, тебе всегда это удавалось, искуситель. — Вранье. Хочешь секрет? Я никогда и никого из них не соблазнял, – просто чувствовал зов и позволял некоторым дамам проделать это с собой. До встречи братишка. — И тебе не кашлять, – ответил не вполне трезвым голосом Габриель, пожимая Нортону руку на прощание. *** Глубоко вздохнув, ангел поставил на стол стакан с недопитым скотчем, сделал несколько шагов и открыл стеклянную

дверь, ведущую в благоухающий зимний сад, который он обожал с юности. Габриелю вовсе не нравилось быть своим среди чужих, но отказать себе в удовольствии встретиться с легендарной Лейлой он не мог, тем более что чувствовал себя в некоторой безопасности относительно ее чар. Недаром иудейское имя Габриель является как мужским, так и женским, – ангел был гермафродитом и чувствовал некоторую самодостаточность, делавшую его неуязвимым и универсальным солдатом небес. Почему Нортон воспринимал его как брата, а не сестру, и почему они симпатизировали друг другу, оставалось для Габриеля загадкой. Ему, как несмышленому ребенку, было совсем невдомек, что он не являлся на деле ни тем, ни другим, что он, архангел, – Страж Мира, Ангел Смерти для праведников и прочее, прочее, – всего лишь глупая шутка Бога, несчастное и никчемное создание, не лишенное, впрочем, обаяния, странной притягательности для обоих полов и своеобразного шарма. Не вкусив от древа познания, словно выросший в изоляции уродливый ребенок, он чувствовал себя превосходно, но иллюзии часто рушатся, оставляя тебя лицом к лицу с тем, что есть. Лейла стояла у небольшого пруда и кормила экзотических разно-

113

цветных рыбок. В своей милой обаятельной непосредственности она настолько увлеклась своим бездумным занятием, что даже не заметила приближающегося Габриеля. К удивлению ангела, подошедшего к ней, дьяволица даже не обратила внимания на одетого в строгий костюм женоподобного юношу. Чтоб привлечь к себе внимание Лейлы, Габриель кашлянул. Повернувшись с таким видом, словно ее оторвали от решения важных государственных дел, Лейла подняла голову и, смерив ангела уничтожающим презрительным взглядом, вздернула бровь. — Ты вроде хотела видеть меня? – непонятно почему засмущался ангел. — Я, видеть тебя? Черт побери, ты Габриель? — А ты ожидала увидеть грозного воина в золотых доспехах и с белыми крыльями за спиной? — Вы меня разыгрываете? Похоже, что нет. Значит я облажалась, и теперь мои шансы равны нулю, – сказала Лейла как бы сама себе. — Я не из обидчивых. К тому же, у меня к тебе тоже есть разговор. — Значит на «ты»? – лукаво спросила Лейла, протягивая руку. — На «ты», – улыбнулся Габриель, касаясь ее ладони. Нечто неясное он ощутил в это мгновение и почему-то поцеловал дья-

114

волице руку. Лейла изобразила легкое смущение, но, повинуясь древнему охотничьему инстинкту, сбросила маску и стала сама собой. Это почувствовал ангел, обладающий способностью читать души, и вскоре они непринужденно гуляли по саду и мило беседовали; правда, скорее как безликие попутчики, в едущем на юг грязном поезде, – бледные, истощенные, но полные надежд, жаждущие солнца и моря. Лейле практически не нравился ангел, поэтому она расслабилась и стала еще прекраснее, в своей изысканной простоте, граничащей с распущенностью. — У тебя роман с Прозерпиной? – неожиданно задал прямой вопрос Габриель. — Можно и так сказать, а у тебя что, правда, никого не было? — Я не чувствую себя обделенным любовью, если ты об этом. Она действительно считает, что Бог мертв? — А ты видел его? — Я его чувствую. Он во всем, что нас окружает. — А что ты чувствуешь, глядя на меня? Во мне тоже есть Бог? — Конечно. Ты кажешься мне очень милой и одухотворенной, но я чувствую в тебе боль и неудовлетворенность. — Да, я недовольна своей судьбой, но я не ною, а делаю все, чтобы ее изменить. — Твоя душа плачет.

— Хочешь ее утешить? — Я сделаю все, что в моих силах, для ее спасения. — Заставив еще больше страдать? — Ты сама причиняешь своей душе страдания. Больше никто не в силах этого сделать. — Вот тут ты заблуждаешься, – есть множество ужасных и изощренных пыток, успешно применяемых для души. — Возможно я и не специалист по пыткам, но я хороший врач, и знаю, о чем говорю. — И какое же лекарство ты мне пропишешь? — Прими Бога, пусти его в свое сердце, и он излечит тебя. Живи в мире со своей душой, и она перестанет страдать. — Твоими устами, да мед пить. Я читала библию, – это противоречивый бред, который можно истолковать и так, и эдак. — Неудивительно, – ее ведь писали люди и для людей. Читать библию без бога в сердце нельзя, – она может стать ядом. — Мне нужна одна книга, – сказала вдруг Лейла, останавливаясь и глядя Габриелю в глаза. — Пытаешься заключить со мной сделку? — А разве вы не заключаете сделки с людьми, обещая им рай? — Это совсем другое. Лишь самопожертвование и бескорыстная любовь к богу дают шанс на обретение царства небес-

ного. — А оно хоть есть? Или это все пирамида? — Ты слишком извращена, чтобы понять меня. — Так попробуй вдохнуть в меня искру божию. — Я не могу уделить тебе время. — Здесь и сейчас, – прошептала Лейла, приблизившись к Габриелю вплотную. Ангел смотрел ей в глаза. Его руки сами потянулись, обняли стройный стан дьяволицы, губы открылись для поцелуя, а в голове заклубился розовый ядовитый туман. Через минуту они целовались уже совершенно нескромно, срывая друг с друга одежду. Лейла легла на траву, увлекая за собой Габриеля, и он повиновался ей, как пылкий влюбленный юноша, не в силах оторвать глаз от красоты, открывшейся его взору. Лейла действовала осторожно, но уверенно, – она чувствовала себя в родной стихии и умело ввела ангела в состояние крайнего возбуждения. Открывая для себя новый мир, Габриель оказался прилежным учеником, буквально схватывая все на лету. Лейла же умела обходиться как с мужчинами, так и с женщинами, поэтому быстро нашла с телом ангела общий язык. Существовало и еще важное нечто, делающее дьяволицу столь неудержимо-желанной.

Кровь Лилит, – удивительной, непостижимо прекрасной, умопомрачительной женщины, женщины - подлинника, – первозданного истинного идеального образца кисти высшего гения, смешанная с кровью одного из самых могущественных демонов, породила на свет настолько сильную, талантливую и красивую ведьму, что противостоять ее чарам не смог бы и безжизненный камень. Грехопадение Габриеля стало его вознесением на небеса наслаждения, обретением реального ощутимого рая; ему не пришлось перешагивать через себя или заключать сделку с совестью, потому, что в эту минуту он чувствовал настоящую любовь к Лейле, пусть внушенную, но чистую и бескорыстную. И как же она отличалось от того, что он испытывал ко всем, без разбора, творениям своего любимого Бога!.. Знай, ангел, что его ждет смерть в объятиях дьяволицы, – он бы не изменил своего решения и поступил так, как велело ему его сердце. Лишенный строгого родительского надзора, попавший в чудесный и удивительный мир, Габриель вдруг почувствовал, понял и осознал, что все его слова и молитвы, – ничто, по сравнению с тем, что может подарить мир прямо сейчас. Стоит лишь шагнуть за порог и сорвать маску аскета, как тебя подхватит течение, заста-

вив по-настоящему бороться, по-настоящему жить и переживать, а не заменять реальность молитвенным экстазом и любовью к непонятно чему. Ангел наконец-то увидел Бога, к которому так стремился всю жизнь, и этот Бог оказался женщиной, – близкой, теплой, осязаемой, необычайно приятной на ощупь, невообразимо красивой, непостижимой, загадочной, но совершенно настоящей, – живой. — Наверное, я не слишком хорошо поступаю, – сказала Лейла, когда они утолили первый голод, но были все еще горячи. — Я уже взрослый, – сам могу решить, что мне делать, – ответил Габриель, ощутив в крови тестостерон. — Оу, если честно, – не ожидала от тебя такой прыти, – пробормотала дьяволица, когда ангел снова, довольно грубо вошел в нее. — Я чувствую себя живым, – вздохнул Габриель спустя какое-то время, – опыта ему все же не доставало, и разрядился он довольно быстро. — Вот и хорошо, – теперь мы можем поговорить на равных; теперь ты сможешь понять меня, – улыбнулась Лейла, не забывая о том, чтоб оставаться невероятно красивой. Как часто в жизни женщины отпускают поводья, делаясь предметом домашнего обихода, позволяя мужчинам не заме-

115

чать их присутствия. Лейла такой не смогла бы стать никогда. В каждом ее движении царило такое очарование, такой шарм, что весь мир вокруг наполнялся благостным трепетом, – все пело и расцветало, вспыхивая теплым светом и радостью в присутствии демонессы. Габриель почувствовал себя не на шутку счастливым, – ведьма отражалась в его душе, словно в венецианском зеркале с золотой амальгамой, рождая незабываемый божественный облик. — Неплохо я влип, – неожиданно сказал он, осознавая всю трагичность своего положения. — Ты главное не раскисай, – Лейла провела ладонью по его гладкой щеке. – Пойдем, выпьем и подумаем, что делать дальше. Все, что происходит со мной, скрыто от посторонних глаз. — Нортон позаботился и об этом? — Он просто помог нам встретиться, – дальше уже наши дела. Мы должны быть ему благодарны за это. — Не очень-то весело ходить в должниках у Дьявола,– усмехнулся Габриель. — Напрасно ты так, – ответила Лейла медленно одеваясь. – К тому же, – никто не заставляет тебя медлить с возвращением долга. Даже, напротив, – ты можешь сделать так, чтобы задолжал тебе он. — Мне интересно, – ты, на чьей стороне?

116

— На своей, разумеется, – не задумываясь, ответила Лейла. — Не сомневаюсь в этом, – беззлобно усмехнулся Габриель, отряхивая свой костюм. — Если мы выйдем из сада через потайную дверь, то попадем сразу в одни из укромных уголков покоев Нортона, где сможем спокойно поговорить и привести себя в должный порядок. — Я уже и так задержался. Говори лучше, что тебе нужно, и я пойду. — Ты прекрасно понимаешь, что время у тебя еще есть, к тому же, – вернувшись с результатом, ты сможешь усыпить бдительность своего начальства. — О чем ты говоришь? — О том, что от пустой болтовни если и есть толк, то только тому, кто хитрее. Не думает же Михаил переиграть Люцифера, посылая тебя? — Об этом я не задумывался. — Подумай. Я предлагаю тебе предоставить по возвращении нечто весомое, – например, документ, по которому я буду обязана содействовать вам в осуществлении ваших планов. — Что тебе известно о наших планах? — Из твоих вопросов я сделала вывод, что вы обеспокоены моими отношениями с Прозерпиной и опасаетесь ее революционных идей. — Персефона действительно мутит воду,

желая склонить чашу весов в пользу хаоса, но она не опасна для нас. — Вот как. И что же вы тогда взбеленились? — Цель моего визита, – убедиться, что Нортон не замышляет того же. Его альянс с Лилит повлечет за собой ряд последствий, которые не могут не взбудоражить все области бытия. — Разве моя мать не лишается власти на олимпе, возвращаясь к Нортону? — Мы знаем, что Миэлла уже примеряет на себя ее образ. В застоявшемся пруду языческих богов она произвела настоящий фурор. — Там всегда была настоящая Санта-Барбара, но ты чего-то недоговариваешь. — Возможно. На то я и дипломат. — Значит ли это, что я вам не нужна в качестве агента? — Я этого не говорил. — Ты слишком осторожен, если не сказать иначе и жестче. Мне нужна книга. Мне нужен фолиант «Сorrigendum errorem fati». За право воспользоваться им я готова пойти на многое. — Это очень опасная книга, – мы недаром ее опечатали. — C Нортоном и Самаэлем я уже договорилась, – решающее слово теперь за тобой. Я не собираюсь устраивать светопреставление, – я хочу всего лишь вернуть свою

юность; снова прожить ее, – прожить красиво и ярко. — Вернуть детство? Это все, чего ты желаешь? — Разве этого мало? Вся моя жизнь искалечена. Я хочу провести эти годы весело и беззаботно. Хочу делать глупости, влюбляться, плакать, хочу отдаться по любви, а не из делового расчета, хочу ощутить себя живой и настоящей! — С таким я еще не сталкивался. Многие желают стать детьми, но это скорее легкая грусть, щемящая ностальгия, чем конкретное желание. — Моя печаль, – моя забота. Я чувствую себя обкраденной и хочу вернуть это время. — Я не могу на это пойти. Ты желаешь переделать весь мир под себя ради одних только воспоминаний? — Вовсе нет, и не ради воспоминаний, а ради нескольких лет жизни. Есть способ, о котором я недавно узнала. Я стану пятнадцатилетней девушкой и забуду о том, кто я. Старшие классы, колледж, – думаю, что этого будет достаточно, чтобы сделать меня счастливой и цельной. — Ты будешь страдать, чувствуя себя чужой и неуместной среди людей. Ты будешь подсознательно тосковать по своей силе и власти… — Лучше уж так, чем то, что со мной стало в детстве. Да и не думаю, что у меня будет много времени для тоски. Не за-

бывай о том, кто я, и насколько силен мой дух! — В теле смертной ты будешь уязвимой. А если враги узнают о твоем превращении? — Я готова рискнуть. — Что ж, будь потвоему, – я оставлю свою печать на документе, дающем тебе доступ в библиотеку. Только один раз ты сможешь воспользоваться фолиантом. И прошу тебя, не сделай какуюнибудь глупость. — Глупостью будет, если я променяю свою мечту на нечто вроде обретения еще большей власти. — Разве не этого все хотят? — Как видишь, не все. Габриель сел за стол, и придвинул к себе пергамент. Аккуратным каллиграфическим почерком он написал название книги и несколько понятных только ему символов. — Это энохианский? – спросила Лейла. — Да, это он. Но это не главное. Важен мой почерк, – мое перо. Я, – ключ от многих дверей. Понимаешь теперь, почему меня не могут просто так отпустить? — Получается, ты рисковал жизнью, обнимая меня? — Ты этого стоишь. Думаешь, твой отец и Люци не будут волноваться о тебе? – Габриель явно решил сменить тему. — Думаю, что они будут следить за мной. Возможно, даже приста-

вят охрану. Если честно, то это радует, – мне давно хотелось их помирить. — Не думаю, что новый союз Лилит и Нортона будет этому способствовать. — Отец не зациклен на ней так сильно, как Нортон. Ему достает забот и женщин тоже. — Понятно. Все же у вас тут весело, – жизнь бьет ключом, прогрессирует. — Забавный парадокс, – ангелы физически ближе к людям, но морально гораздо дальше от них, нежели демоны. В бессмертии же нет почти никакого прогресса. Только война, страх и неминуемость смерти побуждает к свершениям, к накоплению и концентрации опыта. По этой причине Ассия нужна Геенне так же, как и остаткам небес или, как Преисподняя Богу и Ассии. А ты сейчас говоришь так, словно действительно решился сменить гражданство. — Михаил этого не допустит. А твоя мысль так же верна, как еще одно доказательство канта. — Можешь просто не возвращаться. А к подобному умозаключению рано или поздно приходит любой здравомыслящий. — Ты не понимаешь. Я архангел. За кажущейся небесной свободой и божественным великолепием, – свод жестких правил, сковывающих меня по рукам и ногам. — Что же это за правила такие, которые невозможно нарушить?

117

— Некоторые можно, а некоторые – нет. Я совершил сегодня то, чего от меня никак не ожидали. Такие же вещи, как бегство или предательство я совершить не могу, – это причинит мне такую боль, которая лишит меня разума. — Значит ты – запрограммированный солдат? — Можно и так сказать. — Я уверена, что Люцифер может снять твое заклятье. — Зачем тебе это? Ведь ты добилась желаемого. Кстати, вовсе не обязательно было меня соблазнять, – я и так помог бы тебе,– Габриель протянул Лейле пергамент и пристально посмотрел ей в глаза. — Тебе не понравилось быть живым? – усмехнулась Лейла. — Понравилось. — Тогда считай это моим подарком. Ты прав, – мне нет дела до твоей дальнейшей судьбы, но Нортону ты почему-то нравишься, и мне не помешал бы друг ангел.

— Прости, я очень противоречиво теперь себя чувствую. — Счастье в неведении? — Это была иллюзия счастья, психофашизм и самогипноз. Твой случай невероятно интересный, – он заставляет о многом задуматься. — О чем же тебя заставили задуматься желания адской шлюхи? — О том, что для нас действительно ценно в жизни. — Тебе не надоело жить, всего опасаясь? Кругом только запреты и обязательства. — А разве можно иначе? — А ты посмотри на меня и подумай, – ответила Лейла, небрежно сворачивая драгоценный пергамент в тонкую трубочку. — Ты и так заставила меня думать больше, чем Нортон. — Ладно, сочту это за комплимент. Спасибо за все. Я пойду, до встречи. — Прощай, Лейла, – грустно пробормотал

Габриель. — Еще один зануда Гамлет, – закатила глаза дьяволица, выходя из комнаты. Мысли в ее голове выстраивались в уравнение с множеством неизвестных: «Во-первых, – Самаэль, – отец наверняка попал к Атрагарте вместе с красавчиком Асмодеем. Что нужно королеве, – мне неизвестно, но надо быть готовой теперь ко всему. Я не бедна, имею власть, положение, да и душ у меня хватает. Если же возникнет какой-то подвох, – разберемся. Невозможно достичь желаемого, ничем не пожертвовав. Так что, в этом направлении дергаться пока не стоит. Асмодей не подавал повода для беспокойства, но ухо с ним нужно держать востро. Во -вторых, – мне нужен Люцифер, – без него нет хода в библиотеку к отцу. И в третьих, – с матерью и Миэллой тоже следует до конца разобраться. А еще, Нагиля осталась одна на берегу. Хоть разорвись. Где сейчас Лилит интересно?»

Адаптированный под современность Вячеслав Гаврилов Знаете, что самое неприятное в общении? Когда в нём кроется множество ожиданий на твой счёт, голубых мечтаний и

118

надежд, а ты даже не знаешь об этом. Разговариваешь с человеком, выслушиваешь его, спишь с ним, а он считает, что че-

рез пару лет ты подаришь ему другую жизнь, и ни словом об этом не обмолвится. А потом ты даже не поймёшь, за что на тебя

злятся. Вы поняли, я про свои отношения с женой. Нам просто нужно было больше разговаривать. Она не говорила – я не спрашивал, и никто не знал, о чём думает вторая половинка, вернее, просто не интересовался. А ожидания… ожидания были у каждого. Я ждал, что она будет со мной всегда, при любых обстоятельствах. А жена ждала перемен, которые я не смог приблизить. Так что же у нас было в конце? Ничего особенного, я продолжал жить на её зарплату, не испытывая никаких угрызений совести на этот счёт, и добросовестно занимался поисками работы, которую так и не мог найти. Это продолжалось несколько месяцев, и в конце концов, в один прекрасный день мне объявили, что я неудачник и тряпка. - У тебя хватает совести жить на мои деньги! Сволочь. Хоть бы грузчиком пошёл, или курьером, белоручка. - Ну ты же знаешь, моё образование… - Да я устала уже про это слушать! С твоим образованием никуда не берут, почему ты не озаботился вопросом добычи денег? - Я хожу на собеседования. Я... - Да толку абсолютно никакого нет от твоих собеседований! Нам есть нужно сейчас, а не когда там твою гениальность признают. Мне было стыдно,

но в то же время упрёки серьёзно злили, и я завёл стандартную волынку о том, что меня нисколько не понимают. - Нет уж, Серёжа, я отказываюсь понимать, что за полгода ты не принёс домой ни одного заработанного рубля. Я не хочу жить с мужчиной, которого мне нужно кормить, поить и одевать. Я женщина, в конце концов, я хочу нормальную семью, с маленькими детками, но с тобой это невозможная роскошь. Ты даже ни разу не спросил, хочу ли я ребёнка. - У нас нет денег на ребёнка. - Вот именно, чучело! И я не могу создать семью с человеком, который не может и не хочет воспитать со мной ребёнка. А дальше я привычно отмалчивался, пока через два дня просто не обнаружил, что из квартиры исчезли всё её вещи, а на кухонном столе сиротливо лежали три тысячи рублей, вместо прощальной записки и долгих объяснений. Словно жалкая и невыносимо обидная индульгенция. Я был уверен, что она меня любит, но потом её чувство ко мне выродилось в низкосортную жалость, смешанную с презрением. Каким же надо быть глупым, чтобы этого не заметить! А прощальные деньги, это как пилатовское умывание рук при честном народе, и признание собственного бессилия что-либо исправить. Ты дурак, я билась с

тобой полгода, но ничего в итоге сделать не получилось. Прощай. Примерно так это звучало, но всё было бы не так жестоко, если бы рядом с деньгами лежала записка с объяснением, проклятиями, оскорблениями… Но не было ничего, будто я недостоин даже прощального слова. Врать не буду, искал где только можно, позвонил всем её подругам, которых знал, даже отважился съездить к её родителям в далёкий областной город. Без толку, меня бросили окончательно и бесповоротно, не оставив ни одного хлипкого мостика в прошлую жизнь. Так нельзя делать, так нельзя поступать с людьми, даже если они чудовищно надоели, или поступали неправильно с вами. Каждый имеет право на своё прощение и последние слова. И это меня очень надломило, я на время потерял всякую мотивацию что-либо делать, предпочитая этому бездумные прогулки в парках, где по неведомому стечению обстоятельств можно встретиться с ней. Чтобы вы поняли – с того времени у меня развилась потребность прогуливаться в местах большого скопления народа. Потому что каждый взгляд в толпу – это надежда, что в ней мелькнёт милое желанное лицо, и я наконец поймаю её, остановлю, и задам все накопившиеся вопросы. Ведь когда грубо пренебрегают эгоцентричным

119

человеком, это всегда очень больно, как бесконечная пытка. А тут есть вера в неожиданную встречу, и с ней как-то легче жить и дышать. Но все эти прогулки выбили меня из нормального течения жизни, я даже не всегда успевал приехать на собеседование, потому что опять показалось, что вон та блондинка на эскалаторе, едущая в противоположную сторону – она, и нужно быстрее кидаться в погоню. Чаще всего я просто терял из виду объект преследования, но иногда, нагоняя, в последнюю секунду понимал, что передо мной не тот человек. Благодаря моей осторожности серьёзных конфузов удавалось избежать. И что в итоге? Я просто гонялся за своим оправданием, за прощением, за доказательством того, что хоть я и брошен, но я нормальный человек, который докажет ей, как она сильно ошиблась. Не любовь двигала мной, которая испарилась под жжением быта и серых будней, а уязвлённый эгоизм, и чтобы понять это, мне прошлось пройти все круги тихого помешательства. Сначала гнев, потом грусть, а после невыразимое отчаяние и апатия. Но сейчас всё прошло, а вернее, законсервировалась где-то глубоко в душе. И иногда, при неосторожном ходе мыслей, старые раны вновь вскрывались, и боль снова возвращалась, но с каждым днём это случалось всё

120

реже и реже. Время не лечит, вопреки всем доводам и мудрости, время консервирует. И ты даже не можешь предугадать, каким образом выплеснется эта затаённая боль. Беспричинным гневом, когда трудно отдавать себе отчёт, что не эта долбанная маршрутка взбесила, которая ушла в самый неподходящий момент, а твой старый изъян закровоточил именно в этот момент. Редуцированная злоба, что выходит на внешние раздражители. Так я и жил всё это время, озлобленно и одиноко. До того момента, когда буквально в несколько дней жизнь поменялась, но об этом я уже рассказывал, вы всё знаете. Теперь можно смело переходить к описанию новой главы моего существования, которая началась под блеск дорогой плитки, приятный запаха дорогого кожаного кресла и стойкой уверенности, что повезло именно сейчас. А закончилась прологом этой книги и эпилогом, где я поставлю финальную точку в этом фарсе. Если хотите, могу открыть секрет – эти строки пишутся исключительно в рабочее время, в моём кабинете, где мне просто нечего делать, а финальные главы будут дописаны в моём жилище. Но это так, безобидное отступление, извиняюсь за него. Я рад, что смог по возможности объективно и беспощадно для себя рассказать о расставании с

женой. Сразу стало как-то легче на душе, будто ужасно сложный экзамен миновал. Ну да, действительно сложно признаться себе в своих слабостях и комплексах, а уж тем более вынести их на всеобщее обозрение, пусть и с отложенным эффектом. Но я смог, и горд этим. Смотрите все, какой я слабак и неуверенная в себе тряпка. Губернаторский ужин уже завтра, все приготовления выполнены, речи прорепетированы, и делать в кабинете совершенно нечего. Осталось только придумать, куда пойти вечером, и главное, с кем. Ни приятели, ни новые коллеги ну никак не подходили для послерабочего досуга, и я, почти не колеблясь, набрал номер Толика, который он предусмотрительно записал на листке из отрывного календарика. Из трубки послышался его усталый голос, но он быстро оживился, узнав, кто ему позвонил. - Конечно приезжай, Серёга, я дома, свободен. - Буду минут через 40. - Давай, жду. Уже несколько дней я не виделся с этим семейством, и, признаться, уже успел по ним соскучиться. Даже не знаю, нормальна ли такая тяга к практически незнакомым людям, но от предвкушения простого и приятного общения у меня поднялось настроение. Хотелось поделиться новостя-

ми, в какой-то степени похвастать своим нынешним положением, принести гостинцев, которые я накуплю на выданный сегодня щедрый аванс. Да вообще потребность в том, чтобы тебя выслушали, поистине двигает этот мир, порой заставляя людей совершать великие поступки (конечно, не в моём случае, но всё же). Перед уходом я сделал стандартный визит вежливости к Георгию, узнал, нужно ли что ещё сегодня, и когда получил отрицательный ответ, стал аккуратно отпрашиваться. - Конечно, без проблем. Помнишь, у тебя завтра встреча? - Помню, я к ней готов на 100%. - Хорошо, отдохни. Прекрасно! Я не пошёл, я помчался в свой район, по пути забежав в супермаркет и накупив там два увесистых пакета продуктов, один себе, что поменьше, а другой соседям. Как никогда хотелось сделать кому-нибудь приятно, радость переполняла, и расстояние от магазина до подъезда показалось ничтожным, которое я быстро миновал на автомате. Открываю домофон, поднимаюсь по ступенькам, лифт, квартира, звоню в дверь. Не нужно заходить домой, лучше сразу в гости. - Кто там? – раздался по-обычному недовольный голос Фроловны. - Серёжа, сосед сверху. Припёрся-таки. Ну заходи.

Отворился засов, и показалась свирепая гримаса пенсионерки, которая будто не собиралась пускать меня в квартиру, перегородив проход своим массивным телом. - Что в пакетах? Водка? - Ну что вы, нет, продукты. - Давай сюда – и она буквально вырвала оба пакета, и только после этого освободила пространство для входа. – Я наготовлю, а ты приходи к нам есть. Дверь на засов закрой. - Но… Один я домой несу. - Ты глухой? Я приготовлю, а ты приходи есть, и на завтрак, и на ужин. Что один там живёшь, как затворник, к нам приходи. Тут уже в коридоре появился Толик, и быстро оценив ситуацию, потащил меня на кухню, здороваясь на ходу. Там уже стояли тарелки с едой, графин с цветной жидкостью, то ли морс, то ли компот, приборы. Надо признать, к моему приходу достаточно тщательно подготовились, но Фроловна тут же, при мне, выгрузила содержимое пакетов в холодильник, а потом удовлетворённо закрыла дверцу, чуть ли не нахально заглянув в глаза. - Ну, сынки, я с вами посижу, не будете же старуху гнать? - Не будем, мам, посиди – равнодушно ответил Толик, будто и не заметив моего кислого выражения лица.

Я привычно негодовал, но тихо, бессловесно, как ребёнок, которого обидели взрослые. Всётаки нужно иметь достаточно специфичный характер, чтобы выносить выходки Фроловны. Но, стоит заметить, не смотря на грубость, прямолинейность и её манеру общения с небольшим налётом хамства она была крайне харизматична, какойнибудь театральный режиссёр мог бы вдохновляться её статностью, пусть и простецки обычной. А всё дело в странном сочетании элементов характера: неуёмной веры в жизнь и солидной порции бытового цинизма. Сидеть рядом с ней – это как оказаться сразу и на земле, и на небе, и конечно, в таком дезориентированном состоянии вряд ли многие почувствуют себя комфортно. Но этот парадокс и делал пожилую женщину крайне заметной личностью, что даже раздражение и неприязнь не могли оттенить самый банальный интерес к человеку. - Ты чего расстроенный, как кишка на скрипке? – Фроловна уселась на табуретку, и, видно, готовилась расспрашивать меня. - Да устал немного, всё-таки работа… - А я когда работала, всегда весёлая была, потому что дело делала, работу работала. Никогда не могла сидеть сложа руки. Это этот, отпрыск, посидит, три раза за день позвонит по объявлениям,

121

и дальше диван продавливает. - Мам, а больше и нет. Ты хоть знаешь, что у нас кризис, и работы почти не осталось? – включился в разговор Толик. - И что, что кризис? Хлеб пекут и улицы метут даже в кризис ваш! - Ты ничего не понимаешь, мам. - Но этот же смог устроиться – пенсионерка пальцем показала на меня. – Я видела, раньше шлялся по улицам, бездельник, а теперь вона, посмотри, какой деловой стал! Утомился. - Мне просто повезло – отрешённо вставил я. - А чтобы повезло, надо делать что-то. Чего не едите? Возникла пауза, и зазвенели столовые приборы. Эх, умеет же Фроловна готовить, всё как и в прошлый раз было божественно вкусно. Но ту тональность, что принимал наш безрадостный разговор, было не так просто выносить. Я же ещё не решился рассказать начистоту, что за работа, и какие функции я исполняю на фирме, да и не хотелось получить выговор от бойкой старушки. И так на душе неспокойно, не хватало ещё пережить тут очередную эмоциональную бурю. - А вообще, ленивые все стали. Пешком не ходят, всё на автобусе да на машине, книги не читают, а в этих проводах слушают, как они… наушники.

122

- Мама, это называется прогресс, наука упрощает жизнь. Современность дала нам много преимуществ по сравнению с другими эпохами. - Да к лешему вашу современность – махнула рукой Фроловна, а я сразу вспомнил видео из интернета, где бабулька выгоняла монтажников интернет-провайдера с чердака, не давая установить оборудование. «Интернет? Да он нам на фиг не нужон, интернет ваш». - Ну как же, - возразил я. – Отказаться от современных лекарств, вакцин? - Да и без них народ бы жил! У нас в деревне все в бане лечились, клюкву пили, горчичники ставили, и всё было нормально. А вы чуть что, так таблетки жуёте, стоит только сопле потечь. Так что не говори мне про лекарства. - Ну а транспорт? - Да к лешему ваш транспорт! И пешком можно, и на метро. И так уже о машины во дворе спотыкаешься, понаставили, ходить негде. Да и в машинах сидят все хилые, или, наоборот, с пузом до колен. - Мам, да ты сама не маленькая. - А я старая, мне 75 лет, мне можно. Ужин был уничтожен достаточно быстро, и пенсионерка, почти не прерывая нашей беседы, убрала пустые тарелки со стола и стала наливать всем чай. - Вы, современные

– продолжала женщина. – В вас человечности мало, вы безразличные и ленивые. Да слабые, ни грамма самоотверженности, по трудным дорогам не ходите. Вон, кто у нас молодые политики? Всё ворьё, идут работать на государство, чтобы миллиардеров (ударение на а) плодить, кто деньги наши утащил. А менять никто ничего не пробует, все подстраиваются, адаптируются. Ну и зачем тогда твой прогресс нам, а, Толька? Зачем нам жизнь улучшать, если жизни то нету? - Есть, мама. Не все же подонки, есть честные люди, кто не опускается до этой скверны. Если бы я в махинациях начальства участвовал, глядишь, и не сократили бы. - Ну да, главное, человеком остаться. А то там – она подняла палец вверх – с нас за всё спросится. «За всё спросится», - эхом отдалось у меня в голове, и от былого приподнятого настроения не осталось ничего, только пустота и странная отрешённость от происходящего. Я буду сочинять какие угодно небылицы о своей работе, лишь бы не говорить на этой кухне всё, как оно есть на самом деле. Потому что мне и так тяжко на душе, чтобы ещё навалилось чужое осуждение. Зря я сюда пришёл. - Тебя там что, пытают на работе? Опять погрустнел – продолжала допытываться Фроловна. И я чуть не ответил да.

- Отчётности много, расчётов, аналитики. Да вы не переживайте, всё нормально. - То-то оно и видно. Может, вина налить? Внутренний протест на алкоголь пропал так же быстро, как и возник, и лёгкий кивок головы обозначил моё полное согласие плыть по течению, что бы мне ни предлагали – рюмку водки или привлекать ворованные деньги. Я на всё согласен, я всё переживу, под всё адаптируюсь. Наливай, старуха, будем пить, а завтра я опять пригублю бокал на губернаторском вечере, и не раз. Чокнулись, выпили. В голове сразу как-то помутнело, захотелось спать, но хозяева не выпускали меня от себя, и целый час мы болтали о всяком разном. Фроловна поведала о своей нелёгкой жизни, что родом она с Полтавы, рано стала сиротой, и сама поступила в институт на доктора, да так всю жизнь и проработала в поликлиниках. Я не выдержал, и тоже рассказал о своих приёмных родителях, о том, как это

тяжело жить без родных, и пенсионерка сочувственно покивала головой, и сказала, что всё у меня наладится. А Толик молча наполнил бокалы опять, игнорируя мои слабые протесты. - А мне иногда казалось, что сиротой лучше, особенно в детстве – и он игриво посмотрел на мать, тепло, но издевательски улыбаясь. - Вот помру, будешь – ничуть не обидевшись, сказала женщина. – Может, правда я что не так делала, раз ты такой непутёвый вырос. - Да всё хорошо у меня, просто временные трудности. - Дай Бог. И всё-таки, застолье получилось душевным, и вышел я за порог умиротворённый, даже немного радостный. Естественно, приглашение на завтра мне было озвучено раз пять, и я пообещал, что приду, хотя сразу предупредил, что по работе могу задержаться. Не знаю, как и сколько там будет всё идти у губернатора, ни малейшего пред-

ставления. И когда я поднимался на свой этаж, с первой же ступеньки понял, что напился. Меня шатало, ноги плохо слушались, и неимоверных усилий стоило выбраться на ровную местность, достать ключи и отворить дверь в своё жилище. Вот так вот, трезвенник под давлением обстоятельств уходит от своих заветов. Что вообще со мной происходит? Несколько минут, и я был готов быстро заснуть на давно не стиранной простыне, укрывшись старым покрывалом, среди разбросанных вещей, складов пустых пластиковых бутылок, и под аккомпанемент поющего кухонного крана. Быстрее, закрыть глаза, провалиться в сон, чтобы больше не видеть всего этого убожества. Не понимают они, что бегу я от него, и что ради этого я готов заниматься любой мерзостью, чтобы хотя бы на время вырваться из этой клоаки. А иначе останется только свести счёты с жизнью, и упокоится на кладбище для безродных.

Деревянный волк Кашкина Анастасия - Дядя Коля? Дядь Коль! Откройте, пожалуйста, это я, Витя, - Виктор звал старика, стучась в дверь его дома, но никакой ответной реакции не последовало. В доме Николая

горел свет, Виктор прислушался и услышал негромкий голос из телевизора. Подумав о том, что Николай просто отошел, фотограф решил подождать пару минут и попробовать постучаться снова.

Вечер был очень холодным. Сильный ледяной ветер резал щеки и пальцы рук даже в перчатках. Виктор поражался тому, что в такой холод и в полной темноте старушки решили сходить помо-

123

литься. Он чувствовал что -то неладное в поведении пожилых женщин и был точно уверен в том, что они устраивают ему козни. А что, если у них есть ключ от дома матери? И это одна из тех старушенций тогда бегала по его дому, скреблась и бродила по огороду? «Это возможно, только если у них есть мантия-невидимка», Виктор потер уставшие глаза и поднялся со ступенек, чтобы постучать в дверь. Опять безуспешно. Мужчина начал волноваться за старика. Он боялся, что случилась какаято беда. Виктор прошел за калитку садика и заглянул в окно, привстав на носки. Он увидел пустую ухоженную комнату, в которой перед креслом горел телевизор. Ему показалось, что и у Николая показывает только канал с дурацким сериалом про волков и леших. Дяди Коли в комнате точно не было. Виктор нахмурился и пошел в обход, надеясь найти способ пробраться внутрь дома, и нашел. У дяди Коли хлев, по-видимому, находился в пристройке дома, и ворота оказались не заперты. Более того, дверь даже была приоткрыта. - Вот черт, - Виктор подумал, что к Николаю кто-то пробрался, и тут прошел через ворота. Он закрыл их за собой, достал фонарик из кармана и быстрым шагом пошел внутрь.

124

Животных у Николая тоже не было, и это помещение оказалось не хлевом, а гаражом. Тут стояли различные инструменты, старый комбайн и баклажановый жигуль. Виктор обошел машину, дернул ручку единственной в этом месте двери и оказался в коридоре дома. Виктор убрал фонарь, поскольку в доме оказалось очень светло, и торопливо пошел по коридору, попутно выкрикивая имя владельца дома. Отклика мужчина не услышал. В доме звучал лишь гул телевизора. Заволновавшись сильнее, Виктор открыл первую попавшуюся дверь и вошел в комнату. Это оказалась кухня. Здесь так же горел свет, на плите стояли несколько кастрюль с едой, а на столе электрический чайник. Виктор коснулся кастрюль и чайника , и они оказались теплыми. Вскипятили воду и сварили макароны совсем недавно. Виктор прикусил губу и вышел из кухни. Он подошел к соседней двери и дернул за ручку, но та не поддавалась. Резкие движения толку никакого не принесли, и взволнованный Виктор, схватив попавшую под руку деревянную толкушку, начал выбивать ей ручку. Несколько мощных ударов, и та с треском упала на пол, а дверь отворилась. Виктор оставил толкушку при себе и вошел внутрь. В этой ком-

нате свет был выключен. Мужчина нащупал выключатель и нажал на кнопку, комната тут же озарилась светом, это была спальня. На тумбочке у кровати стояла чашка с теплым чаем, а одеяло на кровати было смятым. В воздухе стоял запах лекарств и сырости. Виктор обошел кровать, но ничего необычного не обнаружил. - Вот, черт…, Вдруг Виктор услышал, как кто-то быстро бежит по коридору. Так же, как бегали у него по дому. - А ну, стой! – Выкрикнул мужчина и побежал к коридору, чтобы поймать бегуна. В коридоре никого не оказалось, но в комнате, в которую Виктор еще не заходил, слышался топот. Виктор ворвался в нее, но тут так же не было не души. Это оказалось то самое место с телевизором, которое Виктор увидел в окне. - Выходи, я слышал, что ты забежал сюда. Или забежала, сука, Виктор стиснул зубы, обходя комнату и заглядывая за мебель. Никого не обнаружив, он яростно вскрикнул и толкушкой ударил по стоящим на полке стеклянным стаканам. Осколки полетели во все стороны. - Вы все сговорились, твари! Сговорились против меня! Хрен вам, не выйдет. Вы не сведете меня с ума, не сведете! – Виктор рассмеялся и бросил толкушку в угол, подобрав кочергу, стоящую

у печи. - Я снесу ваши головы, я обещаю, - прорычал мужчина, крепко держа кочергу и выходя в коридор. - Витя? – Внезапно, на пути у Виктора появился дядя Коля. Он стоял в дверном проеме и непонимающе смотрел на обозленного мужчину, который каким-то образом проник в его дом и держал в руках кочергу. - Где вы были? – Виктор оскалился, подходя к Николаю ближе. - Да я к соседке ходил, у нее телевизор сломался, вот, чинил. Отошел буквально на полчаса, - Николай чуть нахмурился, наблюдая за подходящим Виктором, - что ты забыл в моем доме? - Я пришел к Вам. У меня снова выключилось электричество. Я стучал, никто не отзывался. Испугался, что что-то произошло. Обошел дом, и оказалось, что у Вас двор не заперт. Я испугался, что кто-то ворвался в дом. Вошел. А тут никого, кроме очередного бегающего призрака…, - Виктор прикусил дрожащую губу, глядя на Николая мокрыми глазами и сильно сжимая кочергу. - Так, Вить, идем. Я тебя чаем напою и успокою, ты переутомился, - старик сделал шаг вперед, чтобы похлопать Виктора по плечу, но молодой мужчина его остановил. - Вы что-то подстроили против меня, да?!

– Сквозь слезы выкрикнул Виктор, сжимая кочергу в руках и скалясь, Животные пропали из хлева! По дому бегают какие-то домовые, у матери во дворе оленьи черепа, и старухи шлепают у моего дома! Какая-то странная тетка дала мне вот это, - Виктор вынул из кармана фигурку волка, показав ее Николаю, Что, черт возьми, происходит? - Это оберег, - Николай чуть вытянул вперед руки, пытаясь успокоить взбешенного гостя, Федора из дома у колодца язычеством увлекается. Видимо, понравился ты ей, вот она тебе и подарила фигурку. Никто против тебя ничего не строит, животных в хлеве Наташи не было, Витя. Звук ветра мог быть похожим на вопли, например, свиней. У твоей матери когда-то были свиньи. Насчет черепов. Какие еще черепа? – Николай вскинул бровь, удивленно наблюдая за действиями Виктора. - Какого черта этот оберег не работает? Когда я его сфотографировал, то он светился. А в реальности – обычная деревяшка! – Виктор швырнул фигурку на пол и уставился на старика злыми красными глазами, - если не веришь, я тебе покажу. Покажу, что моя мать устроила во дворе какой-то сатанинский склад. Там распятый олень в центре… - Виктор, прошу тебя, успокойся, - Старик сделал небольшой шаг к

скамейке, медленно опустив руки, - ты просто очень устал. Одному страшно в этом месте, я могу тебя понять. Надо было сразу позвать тебя к себе, а я, старый дурак, позволил тебе находиться в одиночестве. Да еще и после потери матери,- Николай опустил руку на скамейку и медленно потянулся к тяпке. - Отойди от скамейки, только попробуй хоть что-то взять. Я не верю тебе, - Виктор оскалился, сделал два больших шага и встал прямо напротив Николая, замахнувшись кочергой и уставившись в глаза старика. - Лыжи. Мне нужны лыжи. Просто дай мне их. - Да бери, бери ты эти чертовы лыжи. Они в гараже. Бери и уходи, уезжай отсюда, с глаз наших долой! – Пожилой мужчина округлил глаза и поднял руки от скамьи. Виктор довольно улыбнулся и сделал шаг назад, опустив кочергу. - Спасибо, дядя Коля, я никогда не забуду вашей помощи. Николай облегченно выдохнул и расслабился, но тут получил сильнейший удар кочергой в висок. Старый мужчина от такого удара сразу упал на деревянный пол. Из виска старика брызнула алая кровь и потекла по щелям между досок. Виктор встал над еще живым мужчиной и со всей силы ударил кочергой в затылок, разбивая череп

125

Николая. - Я вам не верю, никому, - прошипел Виктор, подобрал с пола свою фигурку и пошел в гараж. На улице вновь пошел снег, а ветер усилился. Но старушки, находящиеся внутри ветхой церкви, не торопились по домам. Церковь внутри выглядела ничем не лучше, чем снаружи: иконы, расположенные по стенам и на алтаре, выцвели и потрескались; скамейки давно сгнили, как и остальная мебель; окна были разбиты, по полу валялись осколки. Бабушки все равно приходили, чувствуя благословение этого места. Им становилось чуть легче, когда они открывали здесь души Господу. От сильного ветра зазвенел колокол, расположенный под куполом. Услышав звон колокола, бабушки решили, что это знак свыше, из-за чего решили постоять еще минутку. -В крайности, переждем бурю здесь, - произнесла старушка, которая плакала на похоронах Натальи, и перекрестилась. В это же мгновение хлипкая деревянная дверь шумно отворилась и ударилась об стену, а в проходе показался взъерошенный Виктор, который держал в руках сверкающий от лунного света топор. - Витя? – Робко произнесла бабка в красном платке, уставившись

126

на гостя. Мужчина нахмурился, захлопнул дверь, сделал несколько быстрых шагов и ударил старуху топором в голову. Остальные бабушки заверещали и попытались прорваться к двери, но топор в руках Виктора оказался более ловким, чем их старые ноги. Вопли боли заполнили церковь, перебивая колокольный звон. Мужчина кричал, кидался оскорблениями и размахивал орудием, превращая тела старух в кровавое месиво. - Поганые старухи! Ненавижу вас! Решили посмеяться надо мной? Как вам такое? Смешно? Тебе смешно?! – Прокричал Виктор, ударив одну из уже умерших старух топором в лицо. Усеянный стеклом пол теперь был полностью окрашен в красный цвет. По всей площадке лежали останки пожилых женщин, а в центре, у алтаря, стоял Виктор. Он тяжело дышал, держа в руках оружие и рассматривая место убийства, а затем вытер лицо перчаткой и пошел к двери, попутно перешагивая через тела. Мужчина закрыл за собой дверь, присел на крыльцо и стал закреплять лыжи на ногах. Закончив, минуту он сидел на ступенях, рассматривал свои ноги и руки, и вдруг побледнел. - Что я наделал? – Прошептал мужчина и закрыл лицо руками, - я

убийца. Я проклятый убийца. Хотя, нет. Они это заслужили. Они хотели убить меня. Точно, они и тут собрались, чтобы я не смог услышать их планы в деревне. Они убийцы, а не я, - Виктор оскалился, резко встал и обернулся. Он в последний раз окинул взглядом церковь, посмотрел на топор, который положил на перила, и столкнул его в сугроб. Затем он оперся на лыжные палки и поехал назад, в деревню. Мужчина минул часть домов и остановился возле колодца. Некоторое время он просто стоял и смотрел на дом язычницы, в окне которого виднелся слабый свет свечи, а на оленьих рогах над дверью мирно покачивались бусы. Виктор помотал головой и продолжил свой путь. Он проехал к концу деревни и остановился, обратив взгляд на безграничное белое поле. За ним таилось озеро, к которому Виктор и держал путь. Полная луна освещала дорогу, и Виктор не боялся, что заблудится. Последний раз посмотрев на мертвую деревню, он взялся за палки и двинулся вперед, по полю. Снег перестал идти, ветер практически не дул. Ночь стала спокойной, но на душе у мужчины бушевала вьюга. «Они хотели меня убить, я просто оборонялся. Я не убийца, они убийцы. Они…не я…», - думал мужчина, крепко сжимая

палки и активно двигая ногами. Вскоре поле осталось позади, а перед Виктором открылся лес. Он помнил, куда нужно ехать, и без лишнего сомнения выбирал развилки, уезжая все глубже в лес. Неподалеку слышался вой волков, изредка каркали вороны. Виктора, после всего, через что он прошел, лесные твари вообще не пугали. Однако он поставил для себя задачу добраться до озера, поэтому поспешил, чтобы не попасться волкам. Деревья на его пути редели, а свет луны становился ярче. Дорога расширялась, и перед Виктором открывался новый вид. Мужчина выехал за пределы леса и остановился. За небольшим склоном виднелось занесенное снегом озеро. Виктор оперся о палки и спустился, остановившись у берега. Понять, где начинается озеро, можно было по большим камням, торчащим из сугробов. Виктор тяжело вздохнул и достал из кармана фигурку волка. Он подставил фигурку под луч лунного света, и символы на ней мгновенно загорелись. «Я вспомнил коечто. Волки у славян были проводниками в иной мир…», - Виктор поднял взгляд на озеро. Посреди него стояла его мать. Она подошла чуть ближе, но вдруг резко обернулась и взмахнула руками, словно укрываясь ими от кого-то. Подул ветер, и

мать развеяло, как туман. Когда ветер прекратился, она появилась, но в этот раз не одна. Она стояла спиной к Виктору и смотрела вдаль, на стадо оленей, которые паслись и отдыхали прямо на снегу. В руках у Натальи была корзинка и палка. Среди оленей проскользнула черная тень, и Виктор заметил яркие белые глаза. - Мама, осторожно! – Мужчина протянул руку вперед, но вновь подул ветер, и картина испарилась. Виктор сжал ладонь в кулак и посмотрел на фигурку. Глаза волка горели голубым огнем и смотрели на Виктора. Мужчине казалось, что глаза эти живые, как у настоящего волка. Ветер прекратился, и Виктор перевел взгляд с фигурку на озеро. Его мать говорила с язычницей, а та протягивала ей бусы, свечи и травы. Язычница вскоре развернулась и испарилась, а Наталья стояла на льду, рассматривая дары старушки. Женщина убрала свечи и бусы в сумку и пошла куда-то вдаль, испаряясь в очередном порыве ветра. Вдруг Виктор услышал выстрелы. Птицы встревожено поднялись над деревьями, а мужчина вздернулся, ошарашено глядя по сторонам. Вновь выстрел, и на озере возникла его мать с ружьем, а возле ее ног лежал подстреленный олень. Женщина достала из сумки нож и села перед живот-

ным. Перекрестившись, она взялась отрезать ему голову. Завершив свое дело, она повернулась к Виктору лицом и протянула оленью голову, пристально глядя в глаза своего сына. Виктор пошатнулся, но мать с окровавленной головой зверя в руке исчезла. Тучи медленно плыли в небе, и луна под ними стала меркнуть. Теперь Наталья сидела во дворе, в котором разложила черепа, повесила оленя, травы с бусами и зажгла свечи. Она сидела перед скелетом на коленях и плакала, а рядом каждые несколько секунд возникала черная рогатая тень, протягивающая когтистые лапы к женщине. - Мама! Мама, он сзади! Мама! – Виктор не выдержал и побежал по льду к матери. Картинка стала исчезать, символы на фигурке затухали, а тучи почти полностью закрыли луну. Мужчина добежал, и уже хотел обнять мать, как луна исчезла, а с ней, во тьме, и его мама. Виктор обхватил руками воздух, а когда осознал, что делает, выпрямился и осмотрелся. Ни скелета с черепами, ни его матери, ни черной тени тут не было. Его окружила ночная тьма. Виктор опустил взгляд на фигурку в руке и вздохнул. Та больше не светилась. Мужчина грустно посмеялся и сделал шаг к берегу. Лед под его ногами треснул.

127

Человек, которому нравилось быть грустным Вячеслав Гаврилов Мало удовольствия стучаться в закрытые двери, с риском получить от ворот поворот. Не важно, даже если ты не жалостливый проситель, а просто порядочный человек, решивший поинтересоваться судьбой попавшего в беду соседа. Всё равно вместо вежливого «здравствуйте» можно получить гробовое молчание от пошарпанной двери. Так и вышло с Валентином, на звонки никто не реагировал, а старая деревянная дверь с облупившейся краской, затёртой ручкой и замызганным зрачком стояла надёжным барьером. Кроме того, из квартиры шёл спёртый запах нечистот, пыли, способный отпугнуть даже самых стойких. Но Книжник не сдавался, настойчиво продолжал звонить, дожидаясь хоть какого-то шевеления. Совершенно неожиданно, без предшествовавшего звука шагов или бряцанья ключей, дверь резко распахнулась, и на пороге показалось злобное лицо Фрола. - Чего тебе надо? – словно бросил в лицо он. - А где… - Скорая увезла. Ещё раз зайдёшь сюда, сам в больницу отпра-

128

вишься. После этого дверь захлопнулось, и едва-едва послышался слабый голос «кто там приходил?». Это была пенсионерка, никуда её никто не увёз. И Фрол в этот раз выглядел куда решительнее, Валентин поэтому не решился звонить дальше, вместо этого вернулся к себе в квартиру и позвонил в скорую, вызвав врачей для избитой старухи. Пусть только попробует их не пустить, подумал он. А впрочем, тут же понял, что ничего не будет делать, потому что измотан этими стрессами. Есть другие дела, которым мужчина не посвящал должного внимания, например, завтрашний сбор общества в парке, или оставшиеся непереведённые тексты. Тяжело быть благотворителем, когда твои порывы никто не ценит, да ещё и угрожают за них… Не борец книжник, не деятель всётаки, иначе бы что-то сделал с собой, со своей жизнью, не пустил бы всё на убийственный самотёк. Затворничество в провинциальном городе всегда больше похоже на жалкую пародию, чем на поступок, на бегство с возможностью в любой момент вернуться в мир. Вечером он уснул

быстро, даже не заметив. А наутро встал бодрым, полным сил и оптимизма. В такую рань выходного дня просыпаются только пенсионеры или сумасшедшие, как говорил кто -то из его знакомых. И, судя по тому, сколько людей шло с лыжами по двору, и дети с санками, наверное, знакомый был не прав, хотя Валентин за это не поручился бы. Сегодня юбилей – ровно два года прошло с момента первого собрания сообщества. Просматривая ленту соцсетей, книжник видел, как многие писали большие сообщения в группе, подводили итоги, делились радостью. Он же, привычным хозяйским взглядом высматривал случайно затесавшийся в комментариях спам, безжалостно блокируя участников, его распространяющих, и просто следил за порядком. По традиции, Валентин оставался в тени, ни во что не вмешиваясь прямо, сохраняя лавры создателя сообщества в тени, подальше от любопытных глаз и ненужной суеты. Активных, слава богу, хватало и без него. Вместе с заранее приготовленными книгами он, почти не колеблясь, прихватил те самые

тетрадки с рисунками, ещё не зная, как ими распорядиться, но с уверенностью, что их точно нужно взять. Они должны были прийти, он это чувствовал, и уже внутренне готовился к беседе, думал, что скажет, о чём станет расспрашивать. Снежное выдалось утро, бодрое. Солнце залихватски поигрывала на белоснежном покрове сверканием и чудными переливами. Редко когда можно увидеть такое посреди зимы хмурой и неприветливой зимы, когда света люди почти не видят толком. Такое послабление было приятно. В парке, не смотря на рань, уже шло шевеление, соседка-чаёвница ставила прилавок и закрепляла на нём прозрачную клеёнку, защищая от снега своё добро. Едва завидев книжника, она издалека крикнула ему бодрое «Здравствуй, Валера», на что тот улыбнулся и приветливо кивнул. Всё шло как всегда, приходящие тут же без устали начинали беседовать с теми, кто уже разложился, прохожие неуверенно глазели на сборище, и т.д. Как всегда, такая обстановка убаюкивала Валентина, он расслаблялся, ни о чём конкретном не думал. Даже тетрадки выложил на видное место под полиэтиленом, периодически смахивая налетевший снег тыльной стороной ладони. И, да, он был прав, они пришли. И почти сра-

зу, едва завидев тележку с книгами, пошли навстречу, синхронно, чуть ли не нога в ногу. - Здравствуйте, дядя Валера! – звонко пронеслось в воздухе. Красные от морозца щёчки девочки чуть напряглись, а потом по ним прошлась тень самой искренней на свете улыбки. - Привет – ответил он, не в силах побороть ответную улыбку. Он был натурально рад увидеть этих людей снова. Мать, как и в прошлый раз, стояла за спиной дочери, одновременно смотря на книжника и с подозрением, и с любопытством. - Я прочитал ваши тетради – решил не тянуть Валентин. – Мне очень понравились, в них столько доброты. - А моя учительница сказала, что они глуповаты. - Нет, это не так. Как вообще так можно говорить? - Говорить можно всё что угодно, а лучше говорить то, что думаешь – ответила девочка. – Я всегда говорю то, что думаю. - А если это может кого-то обидеть? - Всё равно говорю, а если обижу, то попрошу прощения. Дальше она похозяйски, не спрашиваясь, встала рядом с книжником, и, приподняв клеёнку, стала копаться в разложенных книгах. Больше всего, конечно, её интересовали тетрадки, и ма-

лышка с победным возгласом извлекла всю стопку, подняв всю над головой. - Видишь, мама, он их раздаёт! Женщина понимающе кивнула, и словно чуть расслабившись, подошла ближе. Валентин даже подумал, что не стоит с ней заговаривать сразу, а то вдруг она испугается и отойдёт. Лесная лань, боязливая и недоверчивая… Только такие ассоциации возникают при виде этого человека. - А много уже тетрадок отдали? – откуда-то из-за спины спросила Люся. Она постоянно перемещалась, не стояла на месте, и уследить за ней для любого было бы сложной задачей. - Пока что ни одной. - Что, никому не интересно? - Да нет, просто пока ещё никто не подходил. Внезапно мать девочки стала мычать и жестикулировать. От неожиданности и громкости звуков Валентин невольно вздрогнул, но тут же дочка положила ему руку на плечо, и стала переводить язык жестов. - Мама просит у вас интересную книгу – лицо сильно искажалась уродливыми гримасами, стоны и булькания отвращали, и весь светлый образ пугливой молчаливой женщины рассыпался. Так поэтому она старалась не говорить, держа-

129

лась отстранённо, чтобы не показать собеседнику своего изъяна. Книжник, к его чести, быстро взял себя в руки, и с вниманием стал вслушиваться в бормотание, заинтересованно посматривая в глаза матери. – Но только не грустную, мама не хочет расстраиваться. У вас есть такие, дядя Валера? - А что ты читала обычно? – спросил Валентин, обращаясь напрямую к женщине. По всей видимости, она прекрасно понимала чужую речь, потому что сразу оживилась, и принялась жестикулировать и мычать вдвое энергичнее. «Маленький принц», «Малыш и Карлсон», про Незнайку – переводила дочка. - Боюсь, таких книг у меня нет, извини. Только философия, психология, культурология. Но можешь попробовать взять почитать их, они тоже очень интересны. - Мы не знаем, что такое философия, культурология. - Знаете что – воскликнул книжник – Давайте-ка я вам в следующих раз хороших книжек принесу. Эти слишком заумные, я чего попроще достану, хорошо? И несколько возьмёте, выберите, кто будет по душе из авторов. - Нет – твёрдо осадила девочка. – Мы хотим ваши книги почитать, заумные. Вот, я вижу Шопенгауэр. Можете дать? - Нет – мужчина

130

заколебался. – Он пишет о философии смирения, печали, вам такое лучше не читать. Может, хотите взять тогда Канта? Или Гоббса? - А почему нельзя Шопенгауэра? - Потому что у вас своя философия, а у него своя. В своих тетрадках вы её описали, так незачем читать похожие книги. - А мы всё равно хотим! Валентин попал в затруднительную ситуацию. По его убеждениям, дать читать ребёнку Шопенгауэра – всё равно что лишить детства, забрать что-то тёплое и светлое, что с течением жизни теряется навсегда. А сияет только лишь в этом возрасте, или у блаженных людей. Но осилят ли они его язык? Не отпугнёт ли их усложнённость лексики, страшные выводы автора? - Да дай ты им, Валера, чего жмёшься то? – вмешалась в разговор соседка-чаёвница, всё это время слушавшая беседу. – Другим даёшь же, а они чем хуже? После этих слов внутри стал разгораться огонь раздражения, но слабо, не прорываясь в реальность, и внешне мужчина остался абсолютно спокойным. Но про себя он уже высказал болтливой любопытной соседке всё, что о ней думает, особенно про надоевший всем чай. Своим вмешательством она раз-

рушала атмосферу доверительного общения. Возникла неловкая пауза, мать с дочкой недоумённо посмотрели на соседку, а она же словно получила команду говорить без устали, и просто засыпала всех своими нелепыми репликами про чай, погоду и про книги, которые раздаёт Валера. - Ой, знаете, он такой заумный, всем советует, что брать, а что не брать. Вы его не слушайте. Лучше чай пейте на основе особых трав, он даст вам сил и энергии. Хотите налью стакан? – и всё это сплошной стеной, без пауз, без возможности вставить слово или даже остановить чаёвницу. Она сегодня в ударе, и несладко от этого будет всем. - Давайте я приглашу вас двоих в кафе – сказал Валентин негромко, но достаточно отчётливо, чтобы фраза пробилась сквозь внешний шум. – Тут нормально пообщаться будет сложно. - В кафе? Там, где мороженое подают на десерт? - Да, Люся. У вас же есть мобильный телефон? - Да, один на двоих. Даже когда маме звонят, я за неё разговариваю. Можете записать? - Конечно, диктуй – в это время чаёвница болтала, обращаясь к матери девочки. Когда номер был записан, они быстро попрощались, и пара ушла к другим прилавкам. Ото-

ропевшая соседка немного сбавила темп своих излияний, потом совсем перестала вещать, и с обидой и удивлением обрати-

лась к книжнику: - А чего это они ушли? Он с растерянным видом пожал плечами,

обретая свой привычный непроницаемый вид. От этого она ещё больше растерялась, и замолкла, расстроившись.

Лиза и призрак Злобина Надежда После невероятного завтрака, состоящего из бутербродов с икрой и вареньем, сырых яиц с помидорами, консервированных перцев, конфет драже и лимонада Лизе снова захотелось спать. Растянувшись блаженно на диване в гостиной, как млеющая на солнцепеке кошка, девушка уснула, лишь прикрыв глаза. Когда же она проснулась, то поняла, что ей ужасно холодно. Озноб пробежал с головы до пят. А Его не было рядом, чтобы согреть. Снова не было. Куда же он запропастился? Почему не согревает своими теплыми руками и горячим дыханием, не прижимает к себе ее как самое ценное и дорогое на свете? Лизе ужасно захотелось согреться. Пусть даже не от его губ и рук. Но согреться таким жаром, чтобы кости ломило и в мозгах капилляры лопались. Сауна! Точно. Эта мысль внезапно пронзила сознание и скинула Лизу с дивана на пол. Наспех собравшись, девушка вышла на слякотную улицу, бросила недобрый взгляд на хмурое небо и решительно

зашагала в сторону центральных бань. Там, как она слышала, была отменная парилка. Знать туда ей и дорога. Как ни странно, по пути девушке не встретилось ни одно привидение. Это было удивительно, особенно когда она проходила мимо центрального мемориала. Обычно там восседал призрак какого-то размытого едва различимого солдата. Только сегодня не было даже его. Но Лиза знала, что бани располагались в здании бывшего госпиталя, и в военные годы там много скончалось людей. Однако Лизу не пугала перспектива встретить агрессивное привидение. Она помнила, как легко ее спаситель расправился с призрачной женщиной в рабочем офисе. Вероятность того, что он вновь придет к ней на помощь подстегивала хлеще попутного ветра, и Лиза неслась как на крыльях. В бане призраков не было. Они словно все разом исчезли из ее жизни. Испарились. Понимание того, что, скорее всего это именно она, Лиза потеряла способность их

видеть, чувствовать, осязать пугало и волновало. Неужели она больше не сможет никогда увидеть его, ощутить жар его дыханья, успокоиться в его руках? Неужели их безумная ночь станет причиной их вечной разлуки? Но как? Как ей теперь жить? Без него? Без них всех? Она ведь уже привыкла к этой жизни. Срослась с потусторонним миром душой, а совсем недавно и телом. Люди заходили в парилку и выходили, а Лиза все продолжала сидеть. По щекам ее текли горячие слезы, горячее обжигающего пара. Возможно, ему и нельзя было вступать в связь с человеком, а она соблазнила, почти вынудила его преступить черту. Что теперь будет с ней? С ним? Может он был ее ангеломхранителем, оберегающим от тревог, а теперь его накажут небеса? Слезы не хотели останавливаться. Едва смыв с себя жар прохладным душем, Лиза облачилась, расплатилась и выскользнула на промозглую улицу. Со всех сторон девушку ок-

131

ружили безликие гиганты, серые исполины из стекла и бетона. Тысячами глаз своих стеклянных окон, нависая над ней, они заглядывали ей в душу, читая там вновь обретенной одиночество. Ноющая тоска, разрывающая болью сердце, скручивающая в животе все в болезненный комок, ударяла в виски пульсирующей барабанной дробью. Мимо проходила женщина в дорогом кожаном пальто светлобежевого цвета. Она громко чавкала жвачкой, что совершенно не вязалось с ее внешним образом. Лиза даже потеряла нить раздумий, наблюдая как та, бросив на девушку небрежный взгляд, вдруг стала надувать огромный пузырь. Лиза неосознанно улыбнулась. Бах! Липкая жвачка мгновенно облепила все лицо женщины вплоть до нижних ресниц, захватив нос, щеки и подбородок в свой назойливый плен. Лиза тихонько прыснула, сдержанно засмеялась. Дамочка резко отскочила от нее, развернулась в сторону проезжей части и судорожно начала очищать свой фэйс. В это время неопределенного цвета иномарка, облаченная в грязевую шкуру, виртуозно вильнула в сторону тротуара и обдала незадачливую Лизину попутчицу восхитительным фонтаном грязи. С ног, до головы. Лиза не сдержалась и расхохота-

132

лась, хотя очень сочувствовала несчастной. Она оттащила женщину подальше от дороги и извела всю упаковку влажных салфеток, помогая спасать прекрасное кожаное пальто. Благодарная пострадавшая всучила Лизе визитку своей клиники, клятвенно обещая баснословную скидку в случае необходимости. Лиза не стала отказываться, сунула визитку в сумочку и отправилась в супермаркет за продуктами. Настроение было замечательное и страшно хотелось чего-нибудь кисленького. В этот день в супермаркете оказалось огромное количество всевозможных вкусностей. Лиза затарилась основательно, набила полную тележку ананасами, апельсинами, лимонами. Накидала туда консервированных личи, замороженной клюквы, всевозможных йогуртов, разных сортов кофе и даже филе форели. Надо отметить, что рыбу Лиза обычно категорически отвергала. Но только не сегодня. Возможно, это следствие нервотрепки и организм требовал заесть проблему. В отделе готовых блюд девушка набрала разных видов салатов и на кассе долго мучилась совестью, когда расплачивалась картой. Ужин был грандиозным. Устроив свое пиршество прямо на кровати, Лиза уплетала вкусности,

перещелкивая каналы телевизора встроенного в стену. И почему она раньше так не делала? Это же так здорово. Не хватало только одного – Его присутствия. Он так и не объявился за весь день. Суббота плавно перетекла в воскресенье. Но утро встретило девушку недоброжелательно. Все тело ломило, тосковало по теплой ласке, по нежным объятиям. Грудь ныла. Будь у нее свой голос, слышен был бы вопль или протяжный стон. Спину ломило, в животе крутило. Вставать не хотелось. Лиза с трудом заставила себя подняться и отправиться на кухню. Холодильник ударил в нос фейерверком несовместимых запахов, мгновенно вызвав тошноту. Лиза еле успела добежать до туалета. Ну, вот тебе и субботний ужин. Явное несварение желудка. Освободившись, наконец, от туалетного плена, девушка на дрожащих ногах поскорее добралась до дивана в гостиной и, почувствовав сильное головокружение, ухнула на него как камень в воду. Лиза не знала сколько длился ее обморок, но придя в сознание точно знала, что не чувствует себя лучше. Ее попрежнему тошнило, тело ныло, грудь болела, голова кружилась, губы сохли. А его не было рядом. Тогда когда он так нужен его не было рядом.

Жертва Лена Ичкитидзе ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ 1. Картина первая Между первым и вторым действием проходит около шести месяцев. Сейчас теплое время года, что видно по одежде, в которой появляются персонажи. Квартира Риты и Оли. Раннее утро. Везде чисто и аккуратно. Много ажурных салфеток, вышивок и прочих тканевых поделок. На столе белоснежная скатерть. За швейной машинкой сидит Рита, работает с материалом. Из спальни выходит только что проснувшаяся Оля в ночной рубашке. Она довольна, но, как всегда, пытается сохранить удрученный вид. РИТА: Доброе утро, доченька! Как спалось? ОЛЯ: Ты в каком контексте интересуешься? РИТА: Да ни в каком! Просто спросила. Оля, потягиваясь, проходит к столу, лениво берет что-то из вазочки, жует. ОЛЯ: Все нормально, мама. Я просто еще не привыкла к новому качеству. Хотя, думаю, что не привыкну никогда. РИТА: Да что ты, доченька! (понижая голос): Нормальный мужик! Приличный… В хозяйстве всегда сгодится. А что

принца-то ждать? ОЛЯ: Мама! Да не жду я никого! Просто я – однолюб. Мне трудно преодолеть свои чувства и ломать свою привычную жизнь ради кого-то, кто… кто… возможно, не соответствует моему идеалу. РИТА: Ну, уж ты будто идеал тогда нашла… ОЛЯ: Да! Для меня Борис был идеальным, потому что я любила его, ты же знаешь, любила! РИТА (испуганно): Тихо! Услышит же! ОЛЯ: Ну и пусть! Он и так все знает, мы говорили на эту тему. РИТА: Так надо знать еще что говорить. ОЛЯ: А что тут говорить, если в моей жизни присутствует только одна страсть только к одному человеку?! РИТА: Ты что сказала, что… Глупенькая, что ты ему рассказала? Нет, скажи лучше, как ты это рассказала? ОЛЯ: А вот так. Я рассказала все как есть. Конечно, все! Абсолютно все! Если он собирается строить свою жизнь со мной, он должен понимать мои приоритеты. РИТА: Глупости говоришь! Ни один мужик не позволит своей женщине иметь приоритетом другого мужика. ОЛЯ: А это как угодно. Как хотите, никто

не заставляет. Мои чувства выше меня. РИТА: Чувства, Олечка, могут быть выше, а вот их проявление надо дозировать. Поверь моему опыту. ОЛЯ: Какому опыту? Не такой уж богатый у тебя опыт, насколько я знаю. Я понимаю так: если любишь, - люби. А он меня любит, раз ушел из семьи. РИТА (недовольно качая головой): Да ведь это еще неизвестно. Сегодня ушел, а завтра вернулся… ОЛЯ: Мама, ну почему ты так! Ты издеваешься, да? Ты все время хочешь мне плохого, да? Ты – монстр! РИТА: Ну, какой я монстр? Тоже мне, сказала! Просто нельзя показывать свою холодность и равнодушие. Что было, то было, пора забыть уже… ОЛЯ (возмущенно): Чтобы я забыла Бориса?!! Никогда! РИТА: Тихо! Из спальни появляется только что проснувшийся Андрей. Он небрит, сумрачен, но сначала пытается казаться веселым. АНДРЕЙ: Доброе утро, милые дамы! РИТА: Доброе утро, Андрей. Завтракать будете? АНДРЕЙ: Спасибо,

133

мне что-то не хочется. Я бы водички попил. (Подходит к столу, наливает из графина жидкость и с жадностью выпивает полный стакан). Я сегодня домой хочу съездить. Маме ничего передать не надо? ОЛЯ: А разве твой дом теперь не здесь? Андрей внимательно на нее смотрит, но не отвечает. ОЛЯ: Где же твой дом? РИТА: Ничего не надо, Андрюшенька, передавать. Вы ей скажите только, что я уже пуговицы пришиваю, а, в остальном, все готово ОЛЯ (Андрею, настойчиво): Я думала, ты живешь здесь, раз привез свои вещи. АНДРЕЙ: Здесь, конечно, больше негде! Только не забывай, что у меня еще сын и … мама ОЛЯ: Да уж, забудешь про них! РИТА: Я тогда чайку заварю свеженького. С Олечкиным вареньем попьете. Хорошо с утра. (Уходит) ОЛЯ (Андрею): Мне не нравятся эти поездки. Кажется, ты был у сына в прошлый выходной. АНДРЕЙ: Был. ОЛЯ: Не часто ли? АНДРЕЙ: Не часто. ОЛЯ: Я нормальная женщина и прекрасно понимаю, что если есть сын, то его приходится навещать. Только надо… АНДРЕЙ (грубо перебивая ее): Только не

134

надо! ОЛЯ (возмущенно): Как ты со мной разговариваешь! АНДРЕЙ: Оль, спокойно! Голова просто болит. Эта твоя наливка вчера, блин! ОЛЯ: Так нечего было столько пить. Кто заставлял? АНДРЕЙ: Никто и не заставлял. Сам пил, знаю. ОЛЯ: Вот ты сейчас уедешь, и что я, потвоему, должна делать? Ждать тебя у окна в позе васнецовской Аленушки? АНДРЕЙ: Не знаю. Делай что хочешь. Ну, сходи погулять куданибудь. Погода такая, позагорать можно. ОЛЯ: Позагорать?! Одна?! Ты с ума сошел? АНДРЕЙ (раздражаясь): Не знаю я, Оль, куда тебе сходить. Куда-то же ты можешь сходить без меня. В прачечную там, или в химчистку. ОЛЯ (готовясь заплакать): Ах, вот как! Теперь, значит, живя с тобой, я все равно буду ходить одна? Появляется Рита с чайником. РИТА: А вот и чаек, горяченький! Олечка, доставай свои печенья! АНДРЕЙ: Нет, я пойду одеваться, надо сына навестить. РИТА: А чай? АНДРЕЙ: Чай я дома попью… (спохватываясь): У мамы дома. (Уходит). ОЛЯ (Рите): Ах,

мама, это какое-то испытание! Он совершенно бессердечен. Ему доставляет удовольствие издеваться надо мною. Целый месяц мы живем вместе, и целый месяц я пытаюсь подстроиться под его интересы! РИТА: Да поначалу ведь и он к тебе подстраивался… ОЛЯ: Он? Подстраивался? РИТА: Конечно! Неужели можно это отрицать? ОЛЯ: Нет, мама, подстраиваться – это значит жить жизнью другого человека. И если ты любишь, как любила и люблю Бориса я, значит, вся твоя жизнь должна быть подчинена этому чувству. И тогда для мыслей о себе уже не остается места, потому, что ты полностью растворяешься в этом человеке и принадлежишь не себе, а любимому. РИТА: Нет, доченька! Это уже не на любовь похоже, а на что-то другое, на болезнь какуюто. ОЛЯ: Любовь и есть болезнь. Только иного рода. Она меняет мироощущение, и даже состав крови. Конечно, это болезнь! РИТА: Да не так, не так все, как же ты не поймешь! Не будет и не должен мужчина унижаться в своей любви. Это значит, что его слабость, его зависимость, ну как наркотическая или алкогольная, например, сильнее его. А любовь,

это то, что выходит из сердца, из души, изнутри, то есть. Она рождается внутри, а потом вырастает, и охватывает того, кто рядом, того, кого любишь. Да не смогу я это словами выразить, я это просто чувствую. Ты сво-

его артиста столько лет любишь, а ведь любовь твою можно на живого человека направить… ОЛЯ (нервно кричит): Прекрати!!! Это… это высокое, это… ты совсем не понимаешь.! Ты никогда такого не чувст-

вовала! Ты не имеешь права! (убегает, закрыв лицо руками) РИТА (одна, говорит тихо сама себе): Ну вот, опять… Как же ее, бедняжку, спасать-то? Доведет она себя этой своей неземной любовью…

История одного андрогина Морган Роттен XXIV Глава Париж 1996 год В комнате Евы играл какой-то агрессивный панк. Она держала в руках письма Астрид. Те самые два письма, которые она не могла прочитать до сих пор. Отпив красного вина из бокала, она бросила их на кровать. Продолжая держать в руке бокал с вином, она прошла в ванную комнату, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Она выглядела ужасно. Черные круги под глазами выдавали ее усталость. Они были настолько черными, что их не мог замазать ни один тональный крем или тени. Волосы стали сухими и ломкими. Щеки так впали, что скулы выпирали как у жертвы Бухенвальда. Все перемешалось у нее в голове. У нее с головы не выходила эта встреча с Бобом. Она думала про работу. Как она бросила кино. Просто взяла и улетела домой в Париж. Будто кто-то дернул Еву за какой-то рубиль-

ник и переключил режим. Теперь у нее был режим несчастья, отстраненности и хронической усталости. Все, что она сказала режиссеру на прощание, так это: «Это не мое!». Она сорвала съемки. Буквально на полпути созданного материала. Франциску пришлось нанимать новую актрису. Все сцены, где снималась Ева, она настояла вырезать. Она оборвала все связи. Вообще не желала иметь какое-либо отношение к этому фильму. Она больше не общалась с Изабеллой. Она не желала слушать кого-либо. Порой, ей самой казалось, что ей больше ничего не интересно. Она вспоминала разговор с Оливье, который был вчера, чуть ли не сразу по прибытию Евы в Париж. Он был единственным оставшимся человеком, с коим Ева еще могла сказать хоть слово. Тогда они сидели в какомто фешенебельном бистро. Оливье говорил ей: - Ева, я переживаю за тебя! Ты очень неважно выглядишь! Может быть,

сходишь к врачу? - Брось, Оливье! Последний раз я была у врача, когда мне еле исполнилось 13 лет, – говорила Ева с отвратным видом. Оливье пристально смотрел на нее, что не могла не заметить Ева. Та, набрав в рот побольше какого-то зеленого салата, сказала невозмутимым голосом: - Что? Оливье покачал головой и сказал: - Ничего. Я просто боюсь, что в какой-то момент ты не сможешь выполнять свою работу! - Пфф… С какой это стати! Всегда могла, а теперь не смогу? Так, потвоему? Расслабься, милый! Это всего лишь очередной дерьмовый показ! Оливье привык к подобным фразам Евы, а уж тем более к ее отношению к работе. Казалось, она выполняет ее с завязанными глазами, при том, что никогда не отступит от нее. Но сейчас она выглядела крайне инфантильно. И его беспокоило это.

135

Они договорились, что один из ассистентов придет к Еве на следующий день, чтобы решить вопросы следующего показа. И сейчас Ева, держа все это в голове, красовалась перед зеркалом, сосредотачивая свой усталый взгляд. У нее было ощущение депрессии. Она была у нее от всего сейчас. Ее тело болело и ломало, словно после побитья. Она не знала, чего хочет в данный момент, и, зайдя обратно в комнату, она поглядела на свою кровать, где лежали знакомые ей письма. Но посмотрев правее, она почувствовала накат желания. Она почувствовала потребность в том, что лежало в белом пакетике, рядом. И отбросив эти письма в сторону, она схватила его, упав на кровать, и стала теребить его, а затем рвать зубами, чтобы высыпать его содержимое – белый порошок. Зелье, успокаивающее Еву. Ее желание поскорей загнать иглу себе под кожу бороло все на свете в данный момент. Это желание было настолько сильным, что она больше не думала ни о чем другом. И ей нравилось это. Полное отсутствие чеголибо. Быстрей догнать нужную концентрацию и всадить ее в себя. Чтоб стало легче. Глянув на свою левую руку, Ева заметила, как один из ее уколов разнесся до не приличных размеров, и даже начинал гнить. Он выглядел ужасным, како-

136

го-то черно-синего цвета, его размер составлял не менее шести сантиметров в диаметре. Он выглядел отвратительно. Ева, подумав несколько секунд, решила, что займется им потом, а сейчас вколет себе дозу в правую руку. Скорее. Она больше не может ждать при виде всего этого. Введя иглу, она стала чувствовать, как ее вена стала наполняться жидкостью, в миг же доставляющая ей блаженное удовольствие. Спустя пару десятков секунд ее охватило ощущение нирваны. Пронзительный вокал в колонках звукового центра составлял Еве ее звуковое сопровождение, фон ее нирване. Ее мысли стали тут же растворяться, а ее кровать стала казаться целым морем. И она лежала в этом море, растворяясь вместе с мыслями, которых больше не наблюдала в себе. Она будто засыпала с приятным чувством охлаждения, отречения от всего. Она не была в этом мире. Это был глубокий сон. Он был настолько глубоким, что казался Еве безвыходной реальностью. Из всеобщей потерянности и недопонимания в нем, она вдруг стала понимать, что снова входит в старый сон. Тот самый сон, что допекал ей, и не имел логического завершения. Она снова проезжала мимо старого дома в Лондоне. Она снова понимала, что видит этот сон.

Внутри у нее было чувство дежавю. Она видела тоже самое, говорила тоже самое. Шофер снова говорил ей: - Но вы же хотели видеть Синди. И Ева со знакомым чувством внимала этот момент. Она знала, что сейчас она повернет свою голову направо и обнаружит возле себя Синди. Как всегда, она будет прекрасной: с пышной прической, с отличным макияжем. И Ева понимала, что очень хочет завязать с ней разговор в этот раз. Она не проснется. Любой ценой она сделает это. И вот, настал тот самый момент. То самое чувство дрожи и переживания внутри. Она видит рядом Синди, которая говорит ей: - Зачем тебе меня видеть? Что же ты делаешь? У Евы появляется то самое чувство отдаления, когда она начинала просыпаться в этот момент. Но всеми силами она пытается сопротивляться и остаться в этом сне. Воздух становится тяжелым. Она хватает его ртом, пытаясь что-то молвить, оставить фразу и продолжить сон. И вдруг она видит, как Синди протягивает к ней свои руки и начинает душить Еву. Вот, почему воздух стал таким тяжелым. «Сон продолжается» - пробежало в голове у Евы, после чего она пытается бороться с Синди, не дать ей задушить себя. Прекратив все это, она

снова пытается что-то сказать. Но безуспешно. Ей так сложно говорить. Вместо нее сказала Синди: - Зачем тебе меня видеть в нем? Что же ты делаешь с собой, Натаниэль? После этих слов Ева понимает всю полноту той информации, что недоставало ей до этого во сне. Все это время Синди не договаривала, будто у самой Евы не хватало сил продолжить свой сон. Теперь же она могла руководить им. Теперь у нее был голос. Синди открыла дверь машины и устремилась куда-то. Ева вслед за ней. Она пытается догнать Синди, крича ей вслед: - Прости меня, мама! Не уходи, пожалуйста! Произнося это в отчаянии, Ева на секунду почувствовала себя Натаниэлем. Тем маленьким Натаниэлем. Вот, почему ей было так неудобно до этого. Синди не хотела слушать и, не оборачиваясь, шла в сторону какойто рощи, прямо по газону. Ева, пытаясь догнать ее, кричала: - Мама, подожди! Позволь мне объяснить тебе все это! – чувствуя какую-то вину. Догнав, она упала и схватила Синди за руку, чтобы та не смогла уйти от нее. Глянув на пресмыкающуюся Еву, она сказала: - Я все отлично понимаю, сынок! - Нет, не понима-

ешь! - Загляни туда, и ты поймешь, что я права! – сказала Синди, показав туда, куда она держала путь до этого. Ева чувствовала страх и не уверенность в себе. Она забыла, когда у нее были подобные чувства. «Что там? Зачем мне это? Может быть, она обманывает меня? Но, нет! Это же Синди! Она не может обмануть своего сына!» - думала она. Ева полезла через эту рощу, раздвигая густые ветви кустов и деревьев. И минуя ее, она оказалась на кладбище. На том самом кладбище, где похоронили Синди. И среди могил, представших ее взору, она глазами нашла знакомую. Могильный камень над ней имел имя ее матери. По телу Евы пробежали мурашки. Она вдруг подумала, что вовсе забыла про все это. О чем она думала? Ее мысли охватила паника. Все больше прошлого стало вмещаться в ее голове. И это безумно пугало ее в этот момент. Ей стало больно и страшно находиться здесь. Она решила вернуться сквозь рощу туда, где должна была остаться Синди. И выйдя из кустов, она, почему-то, не обнаружила ее. «Может быть, она в машине?» - пробежала мысль в ее голове. Ей так многое хотелось сказать Синди. Она стала бежать к этому черному Bentley, в котором (как только сейчас осознала Ева) немой Честер разго-

варивал. Но подбегая к машине, та стала отдаляться. Почему-то автомобиль стал уезжать. И как Ева не пыталась догнать его, он лишь удалялся, все больше приближаясь к горизонту. - Нет! Нет! – кричала Ева, пытаясь изменить хоть что-то в своем сне. Но ей это было не под силу. Через несколько секунд Ева осознала, что она здесь одна. Кругом никого. Сплошное поле. В ее сердце так печально, что она снова стала теряться в пространстве. Она стала осознавать свои ошибки. Она даже ловила себя на мысли, что сейчас думает не она. Мысли Натаниэля сейчас в ней. Это были его чувства и эмоции, которые будто прорвали тот барьер, который выстроила для себя Ева Адамс. И это так щемило в груди в данный момент, что физическая боль стала казаться чересчур реальной. Голова Натаниэля стала так болеть, что казалось, будто она сейчас взорвется. Это невыносимо! «Черт! Как же болит голова!» - успел подумать он, как стал вдруг видеть, что кругом все резко побелело. Свет проникает откуда-то в его глаза. Он начал просыпаться и кричать, когда свет начал резать ему глаза. Его становилось все больше и больше. И наконец-то, свет охватил все зримое пространство, когда Натаниэль разжал свои веки.

137

- Она очнулась! – был слышен голос сквозь пробуждение. - Пациент пришел в себя! Ева стала ощущать, как к ней вернулись ее чувства. Запах, слух; глаза болели. - Адамс вышла из комы! – продолжали говорить голоса. Сквозь головную боль Ева пыталась открыть глаза. Но ей слепил белый свет больничных ламп. Ее глаза слишком болели. Казалось, что от этого ее голова готова разорваться на части еще больше. Тело ныло. «Кто-нибудь выключит этот гребаный свет!?» - думала Ева, и ей так хотелось выкрикнуть это, но в ее горле была слабость. Ей было тяжело дышать. Ей было сложно приспособиться к своему пробуждению. Все еще пребывая под неким впечатлением от своего сна, Ева понимала, что находится в больнице, в ее руках торчат катетеры, а медсестры бегают в панике, пытаясь найти доктора. Она думала, что значит ее сон. - Сейчас мы позвоним мсье Жипаму, – сказал кто-то, осмотрев зрачки Евы, которыми она даже не могла разобрать, кто перед ней. Ей тут же хотелось закрыть свои глаза. Она нашла в себе силы сказать тихим голосом: - Свет. - Что? - Выключите свет, – повторила она. - Это всего лишь

138

реакция вашего мозга. Через десять минут вы привыкните. Свет вовсе не яркий. Слишком спокойным показался ей этот голос. После этого Ева осознала, что она осталась одна. И она решила, что пока придет Оливье, ей нужно приспособиться, привыкнуть к этому свету, так раздражающему ее. Ей было так плохо. Не только в теле, но и в душе. Настроение Евы вовсе не давало ей поводов улыбаться. С каждой секундой ее осознание причины нахождения здесь все расширялось. Она знала, что ничего хорошего это не предвещает. Пытаясь сосредоточить свой взгляд, она пыталась посмотреть на свои руки, похожие на руки мертвеца. Они были покрыты язвами, уколами, гнилыми ранами, засохшей кровью. Их мертвый запах смешивался с запахом медицинского спирта. Она не верила тому, что все может быть настолько плохо. Она чувствовала давление, которое казалось всесторонним: «Сейчас придет Оливье. Как мне смотреть ему в глаза? Я полное ничтожество. Ветвь деградации в деревьях общества. Действительно, что же я делаю! Кто я? Ведь, это не я! Это другая личность!..» Ева очередной раз понимала свою ничтожность перед Оливье. Хотя его еще здесь не было. Утопая в истеричных мыслях своего сознания, она

все больше привыкала к свету. Хоть боль в глазах стала пропадать. Немного легче. Пусть Ева пыталась не подавать признаков боли, на самом деле ее беспокоило все. Все рвалось наружу. В первую очередь ей захотелось приподняться. Так будет легче думать. Она должна привести в порядок свои мысли. Остальное не важно. Ева почувствовала, как приподняться ей мешают катетеры. Но, стараясь не обращать внимания на них, она поднялась повыше, отперевшись на локти, после чего заметила бегущего по коридору Оливье. Через пять секунд он будет здесь. Ева набрала воздуха в, и без того, больные легкие, пытаясь морально настроить себя. Вбегая в палату Евы, Оливье восклицал: - Слава Богу, Ева! Слава Богу! Не успев толком забежать в палату, он тут же кинулся к ней с объятиями, пытаясь сделать это как можно осторожнее, при всем желании сделать это как можно душевней и сильней. Он выглядел безумно счастливым, но взволнованным. - Ева, ты проснулась! – трогательно сказал он. Ева посмотрела в тревожные глаза Оливье и сказала: - Да, а что? Оливье уселся рядом на койку Евы, и стал рассказывать Еве со всей своей обеспокоенностью в глазах: - Ты пять дней про-

была в коме, Ева! У тебя была передозировка наркотиками. Ассистент пришел к тебе домой и обнаружил тебя при смерти. Врачи сказали, что у тебя наркотический коматоз. Тебя еле реанимировали. Ты чуть не умерла, Ева! Она уставилась в одну точку, погрязнув в свои мысли от слов Оливье. Ева понимала, что в который раз подставила Оливье, который постоянно защищал ее от всех. Она зашла слишком далеко. Особенно с наркотиками. Теперь она не могла этого отрицать. И к ней быстро пришло это понимание. - Прости меня, Оливье! Прости за все! Я не знала, что я делаю!.. – печальным тоном стала говорить Ева. Оливье пытался утешить ее. Безусловно, он сердился. Но на данный момент он не мог обидеть свою музу. Он ласково прижал ее к себе. Ева, пытаясь держать эмоции при себе, спросила: - Когда показ? - Через два дня, – сказал Оливье. Он посмотрел на растерянную и в то же время с сумасшедшим взглядом Еву, и прочитал тот намек в ее глазах, который уже был у нее на языке. - О, нет! Ева, даже не думай мне говорить это! – молвил он. - Я должна, Оливье! – сказала она с отчаянием. - Ни в коем случае! Ты меня слышишь? – как

можно убедительнее пытался говорить Оливье. Ты хоть раз в жизни можешь подумать о себе? Почему у тебя в голове одна работа и признание? - Я подставила тебя, Оливье! И я должна это сделать! - Остановись, Ева! Ты не слышишь, о чем я тебе говорю? Ты десять минут назад вышла из комы, а тебе уже работу подавай! Думаешь, тебя ждет подиум? Прости! – твердо говорил Оливье. Ева понимала беспокойство Оливье и все его слова относительно работы. Но сейчас она не думала о данном. Она действительно хотела сделать это ради Оливье. Столько раз он терпел фиаско по ее причине. Выйти на подиум, а потом будь что будет. Признаться себе в том, что ты наркоман – значит сделать первый шаг к собственному выздоровлению. Но лишь после показа. - Chanel знают? – спросила Ева. - Chanel пока не знают. Я сказал, что ты попала в аварию и тебя положили с черепномозговой травмой, – сказал Оливье, чем помазал душу Евы. - Ты лучший, Оливье! – сказала она, бросившись в объятия. Она была и рада и смущена одновременно. Оливье так выгораживал ее, рискуя собственной шкурой. Ева никогда не встречала подобных людей, которые были словно китайская стена для сво-

его народа. Она мысленно проклинала себя, обещая, что сможет выйти на показ. Что оправдает слепую верность Оливье, который удосужился во всем служить такой скотине, как Ева Адамс. И она встала на ноги. Этот показ был чрезвычайно важен как для Евы, так и для Оливье. Она не могла позволить себе пропустить его. Оливье слишком любил свою музу воплоти. Многие критиковали его за это. Модному миру казалось, что Оливье чересчур уделяет внимание Еве, тем самым «разбаловав» ее до безобразия. Этот тандем казался нерушимым. От Евы перло нарциссизмом, а Оливье не мог налюбоваться своей крохой. Многим это надоело. Поэтому, скандал с наркотиками мог бы стать последней каплей в этом жестоком мире моды, где каждый был готов съесть кого-либо даже за малейшую оплошность. Конкуренция стала слишком жестокой. Оливье очень опасался огласки их тайны с Евой. «Я займусь этим после. Лягу в наркологию насколько угодно. Но я не могу так обойтись с Оливье. Он не заслужил такого отношения к себе с моей стороны. Я выйду на подиум, чего бы мне это не стоило. Ева Адамс решила, и она сделает это!» - подбадривала себя Ева. Готье, МакКвин, Валентино, Лагерфельд – все это ждало Еву по ту сторону кулис. Это был

139

один из самых звездных показов 90-х. Такое действо не могло произойти без мировых супермоделей. И без Евы. Ну и что, что она «попала в аварию». Она не раз доказывала свой статус «богочеловека на Земле». У нее была сверхмотивация. И она была готова порвать всех. В гримерках знакомые столпотворения. Львиная доля этой толпы не дружелюбно косилась на Еву. Некоторые вовсе мысленно спрашивали себя: «И что она вообще здесь забыла?». Действительно, внешний вид Евы оставлял желать лучшего. После всего произошедшего с ней, ее кожа была нездорово белой, ее круги под глазами стали еще чернее, а ее лицо вовсе не издавало признаков жизни. Ее руки-тростинки, казалось, переломятся, или их передавят собственные вены, вовсе синие, то ли от капельниц, то ли от чего-то другого. Но Ева держалась изо всех сил. Она старалась держаться молодцом на публике, не давая даже намека на то, что ей сейчас может быть плохо. Пусть только ктото попробует ее пожалеть. Но нет, вдруг кто-то схватил ее за руку, от чего она вскрикнула: - Ай! – чувствуя боль. Это был Оливье, появившийся из-за спины так резко. По его внешнему виду можно было судить о его обеспокоенности и внутреннему огню. - Что ты здесь де-

140

лаешь? – недовольным, но сдержанным тоном сказал он Еве. - Оливье, ты сам понимаешь, что это один из самых важных показов в моей жизни. И в твоей тоже! – пыталась донести до него Ева своим бессильным голосом. - Ева, ты с ума сошла! – восклицал Оливье, ошеломленный ее приходом сюда. Оливье запретил ей приходить на показ. Но Ева ослушалась его. - Нет, Оливье! – противилась она его словам, - Я подставила тебя, и теперь я должна оправдать все твои надежды. - Угомонись, Ева! Какие надежды? Даже если и были, то прошли! Мы заменили тебя другой моделью еще три дня назад на репетициях. Все решено. - Как заменили? – с разочарованным лицом произнесла Ева. - Так. Взяли и заменили. Мир не крутится вокруг тебя. Пойми же ты, наконец. - Значит, уже все решено? В палате ты меня поддерживал, говорил, что все хорошо, а на самом деле у вас уже давно была замена!? Так что ли? – более возмущенно говорила Ева. - Нет, не так! – пытался выглядеть не уязвимым Оливье. - А как? – заводилась Ева. - Оливье, я пришла сюда ради тебя! Впервые в жизни я думаю о ком-то другом, кроме себя! Я признаюсь тебе

сейчас в этом! А теперь, ты боишься? - Да, боюсь! Представляешь, что будет, если все узнают, что ты, будучи физически не здорова, вышла на подиум? Только что из комы! Что я позволил тебе это? Скандал, Ева! Мировой скандал! Ты хочешь моего увольнения? Пошатнуть мою репутацию? Ты выглядишь хуже покойника! Как тебе вообще удалось покинуть больницу? - Все продажные. Тебе пора привыкнуть к данной безвыходности мира. - Послушай, Ева! Даже, если бы я сильно хотел, я бы все равно не позволил. Я переживаю за твое здоровье. Подиум – всего лишь условность, по сравнению с тобой, родная! Я не хочу тобой рисковать! - Оливье, я проведу в больнице столько времени, сколько тебе угодно. Сколько скажешь. Я буду лечиться от всего. Можешь говорить СМИ все, что угодно. Вплоть до того, что я умерла. К черту! Но позволь мне выйти сейчас! – настойчиво умоляла Ева. Стало слышно, как заиграла музыка с подиума. «Это Гальяно. У меня есть еще 15 минут», - сказала себе Ева. Она смотрела на неумолимые глаза Оливье и не видела в них согласия. Никакого намека на то, к чему она стремилась сейчас. Музыка стала заглушать их разговор. Ева отвела Оливье немного

подальше, в более скромное место, где стали видны пустые коридоры, по которым Ева и повела своего менеджера. - В общем, Ева, с показом все решено. Ты отправляешься домой. Тебе понятно? Потом поговорим. У меня нет времени, – следуя за Евой, говорил Оливье, пытаясь задержать ее, чтобы сказать ей это и уйти. «Где же эта дверь?» - сама у себя спрашивала Ева, пытаясь как можно дольше удержать с собой Оливье. Она выглядела озабоченной какой-то идеей. Подожди. Я должна тебе кое-что сказать, – говорила она, выискивая глазами нужную дверь. - Куда ты меня ведешь? Ты можешь сказать здесь и сразу? Мне пора, – не понимая и нервничая, говорил Оливье. Но Ева не отступала и держала Оливье за руку, сама нервничая не меньше его. Она отлично знала, что где-то здесь должна быть нужная ей дверь, которая закрывается снаружи. Что-то вроде уборной. Где же она? Ева нуждалась в ней сейчас. Наконец, найдя ее своими глазами, она вдруг, почувствовала помутнение в своей голове. Как раз у той самой двери. Ей стало плохо, и она пошатнулась. - Что с тобой? – подхватив Еву, обеспокоенно сказал Оливье. - Все в порядке, Ева? Это то, о чем я тебе говорил! Ты ни

в коем случае не выйдешь на подиум! – продолжал он. Ева сама не ожидала, что ей так вскружит голову и подкосит ноги. От этого она дрогнула в душе, но попыталась собраться изо всех сил. Держась за Оливье, она передвинула его поближе к двери и сказала мучительным голосом: - Оливье, я должна это сделать. И после сих слов она собрала всю свою оставшуюся энергию и затолкнула Оливье в эту дверь и закрыла его по ту сторону, щелкнув защелкой на ручке. В этот момент она почувствовала, как волной ее покинули последние силы. Словно они вытекают из нее, как вода из кувшина. Чуть не свалившись с ног, она оперлась о стену и сделала попытку шагнуть вперед. Но в глазах Евы вовсе потемнело, а ее ноги были словно на льду. Она решила подождать где-то минутку. Может быть ей станет легче и ее слабость отступит хоть на несколько минут. Она слышала Оливье, закрытого, в той темной комнатке: - Что ты делаешь, Ева? Немедленно открой дверь! Но Ева не за этим закрыла его там. Немного приходя в себя, она стала концентрироваться на своих силах и выравнивать свою походку максимально своим возможностям. - Прости, Оливье! –

сказала она тихим голосом, превозмогая боль. Она добралась до гримерки, говоря себе под нос недовольным голосом: - Чертовы врачи! Даже двух часов не продержались их препараты! Найдя знакомого визажиста, она скомандовала ему накрасить ее. После этого она нашла ту самую модель, которой заменили Еву, и выгнала ее, сказав, что такова воля Оливье. Ева заняла ее место, надев бежевое платье из коллекции, которую она вот-вот должна будет представлять. Сегодня она сама все решала. Некоторые, кто видел ее своеволие за кулисами, попросту не осмеливались вставить свое слово. Дизайнеры не следили за подобным. Оливье не было рядом. Ева предвкушала свой выход сквозь угасание самой себя. «Нужная фамилия. Музыка та. Скорей всего, я после этой черненькой» - было в мутной голове у Евы. Она понимала, что должна выйти и блистать. Она должна порвать всех своей харизмой, как она делала это все время. И она старалась, как можно сильнее сосредоточиться. Четкий взгляд, выпрямила спину, грудь вперед, вытянула шею. Черт с этими ногами! Как бы они не болели, они обязаны повторять походку Евы точь -в-точь, она уверена в этом. У нее получится. Вся сила в мысли. И вот он, тот мо-

141

мент, когда Ева должна выходить на подиум. Она дожидается, как черненькая девушка перед ней выходит. Теперь она сама должна выйти спустя несколько секунд. Сердце дрогнуло, но все равно. Любой ценой Гермафродит должен направить на себя все эти модные лучи внимания. И она выходит, полная надежд и решительности в себе. «Сейчас я дойду до конца, а потом обратно. Я делала это миллионы раз. Сделаю еще раз», - думала она. Руки зудят и страшно крутят, мышцы сжимаются, словно в тисках. Ноги ноют и готовы провалиться. В голове, словно кто-то просверлил дыру. Но Ева терпит. Сотни лиц, объективов фотокамер. Все это ради них. И вот он – конец подиума. Остается развернуться и уйти. И так еще раз 20 за вечер. Пустяки для Евы. Но она не может. Она вдруг понимает, что валится с ног и ее голова отключается. Она падает с самого края подиума, пролетая около метра вниз, и приземляется на твердый паркет. В долю секунды Ева лежит бездвижно, без сознания. Больше никто не смотрит на платье, висящее на ней. Сотни обеспокоенных глаз направлены на лежащую без сознания Еву Адамс. Все столпились вокруг ее высохшего тела. Стало ясно, что без врачей не обойтись. Пульс

142

в норме, давление низкое. Показ прерван. Еву забирают на носилках. Вскоре весь мир узнает, что это был последний показ Евы Адамс. XXXVI Глава Лондон 1997 год Натаниэль лежал на койке больничной палаты, в окружении четырех стен. В одной из них в это замкнутое царство ярким светом пробивалось небольшое решетчатое окно, в котором можно было увидеть передний двор, где сквозь тонкий слой гололеда пробивались зеленеющие травинки газона. Здесь росли деревья и располагались клумбы, в которых совсем скоро должны были вырасти цветы. Иногда Натаниэль смотрел в это окно от нечего делать. Но чаще он просто скручивался в комочек, лежа на своей скромной постели и грустил. Он много думал. И сейчас он вспоминал, как сделал то, что должен был сделать еще много лет назад. Пред его глазами вырисовывалась та самая картинка. Он вышел к микрофону. Он тяжело вздохнул и сказал в него без каких-либо смятений. Сказал толпам внимающих его людей. Он сказал, кто он есть на самом деле. Его решительности не было пределов. Лишь ком в горле мешал ему сосредоточиться и отдалиться от всех воспоминаний и мыслей о прошлом.

Приехав в Берлин – центр всех фанатов Евы Адамс, он заранее спланировал свое выступление. Многие думали, что, возможно, Ева хочет выступить с какой-то речью, как когда-то раннее. В Германии не боялись показывать Еву Адамс. От нее ожидали чего-то социологического. И ей дали встать за трибуну одного из национальных университетов. Всех интересовал ее новый внешний вид (многих он шокировал). Все камеры пытались заснять постнаркотическое лицо Евы – вовсе бессильное, белое, худое до безобразия. Ее самострижка внушала ужас. Многие не понимали в чем дело. Натаниэлю же просто хотелось встать за трибуну. Зайдя в актовый зал, он немного передернулся от увиденного в нем. Зал был полон студентами, СМИ, транссексуалами, геями и лесбиянками. Все они ликовали, не смотря ни на что. Один умник в задних рядах даже принес с собой флаг ЛГБТ, пытаясь тем самым показать, что ЛГБТ тоже за Еву. Хотя, Ева всегда знала, что данная организация в большинстве своем стояла в оппозиции по отношению к ней. И на самом деле Натаниэля не беспокоил данный факт сейчас. Ему всего лишь нужно было встать у всех на виду. И когда он сделал это, он почувствовал все это давление на себе. Все смотрят, все чего-то ждут. Сейчас он разочарует всех

этих людей. И пусть они накинутся на него после этого. За столь глобальный обман. Его не беспокоило это. Он просто хотел сказать. Как он дурачил всех все это время. И сделав каменное лицо, он сказал: Приветствую всех! – начал он не спеша с очевидной слабостью в голосе. - Сегодня я хочу рассказать вам о том, чего вы не знали все это время. Это вовсе не то, благодаря чему я добилась признания и славы; благодаря чему я устраивала все эти социологические семинары, конференции и прочую ерунду. Это то, кем я есть на самом деле. Натаниэль поднимает глаза в зал и видит недоумевающие лица. Вполне ожидаемо для него. Он продолжает: - Мне надоело обманывать вас! Мне надоело чувствовать себя иначе. Иметь хроническое ощущение непонимания к себе. И я надеюсь, что после моих следующих слов, вы наконец-то поймете меня и воспримете меня тем, кем я есть на самом деле. Я снимаю маску. Это будет восприятие правды, дамы и господа. И какой бы ни была эта правда, она прозвучит пред вами сейчас. Натаниэль готовил порцию правды, но чувствовал, как с каждой секундой становится все тяжелее открыть рот – от усталости, от грусти, от всего. Но переступая через все, он стремительно говорит: - Возможно, мало

кто из вас знает или помнит такую модель, как Синди Уолкотт. Я лишь хочу сказать, что имею непосредственное отношение к данной персоне. Будучи шестилетним мальчиком по имени Натаниэль, я стал ее сыном. Я обрел семью. Я 6 лет жил в детском приюте, пока меня не усыновила Синди. С тех пор я – Натаниэль Уолкотт. Когда мне исполнилось 12 лет, врачи поставили мне диагноз: гермафродитизм. Но после смерти моей матери все забыли обо мне. Я развивался естественным путем. И уже через 3 или 4 года эстрогены сделали свое дело. У меня выросла грудь, выросли бедра. Мой член ссохся. Я стал Евой Адамс. До того, как я вам сейчас все этого рассказываю, об этом знало всего пару человек. Теперь это знают все. Я изменил имя и пол в паспорте, который, между прочим, не настоящий. Я стал другим человеком. И заслуги эти другого человека. Не мои. Я – Натаниэль. Натаниэль не может сдерживать себя. Он хочет быть с Синди. Почему я не с ней? Что плохого я вам всем сделал?.. – Натаниэль пустился в слезы. У него началась истерика. Люди в шоке. Они либо не верили, либо крутили пальцем у виска. Натаниэль рыдал, опираясь на трибуну. В зале началась паника. Состояние всеобщей тревоги и разочарования. Что случилось с Евой Адамс? Это все действие наркотиков?

Или она и впрямь не та, за кого себя выдавала все это время? Личность Евы Адамс все больше запутывала людей. Все это моментально попало на телеканалы и печатные средства вещания. Никто не верил и не знал чему верить. Все стали поднимать архивы. Натаниэль лежал на своей койке и пускал тихую слезу. Он был уверен, что правильно сделал. У него лишь болело сердце за всех тех, кого он разочаровал данными словами. Он вспоминал всю эту суету, растерянные лица, и печалился. Он вспоминал, как его везли сюда в смирительной рубашке, как пациента шизофреничного, суицидального. Везли против его же воли. Он хотел покончить с собой. Теперь же он чувствовал себя инфантильно. У него не было интересов, желаний. Да и мыслей не было, кроме тех, которые были о прошлом. Он лежал словно овощ. Единственным разнообразием для него было, когда здоровенный санитар Миллер приходил за ним, чтобы очередной раз повести на сеанс психотерапии к доктору. И сейчас он услышал знакомый звук дверного замка, который открывался ключом. Санитар Миллер с силой поднял плачущего в подушку Натаниэля, и под руки повел его к доктору О’Брайану, который ждал его в своем кабинете. Доктор О’Брайан был типичным представителем классической пси-

143

хиатрии. Он был стар и опытен. На вид ему было не менее 60-ти лет. Он имел небольшую седую аристократическую бородку и седые усы, спускающиеся на его верхнюю губу. Он носил кругловатые аккуратные очки, чтобы лучше видеть, когда он записывал что-либо в свою тетрадь. Он имел характерную привычку скрещивать пальцы, ложа ладони своих рук на стол, во время беседы с пациентами. Его кабинет был типичным и уютным. Он создавал иллюзию уединения доктора и пациента. Доктор О’Брайан постоянно предлагал своим пациентам сесть на мягкий диван, который он специально поставил напротив своего стола. Так он плавно начинал свою беседу. Смотря сейчас на измученное лицо Натаниэля, он спокойным тоном говорил: - Значит, Натаниэль Уолкотт? – подвинув к себе тетрадь, чтобы в любой момент записать что-то, что могло бы его заинтересовать. - Да. А что? – говорил Натаниэль, не поднимая глаз. Он выглядел помятым и зажатым в себе. На его щеках были посохшие следы от слез. - Можете описать свое самочувствие? – спросил доктор. Натаниэль пожал плечами, долго думая. Спустя пару десятков секунд он стал медленно выговаривать:

144

- Грусть. Тоска. Печаль. Ненависть… - Ненависть? – с большим вниманием переспросил О’Брайан. - Почему ненависть? К кому? Или к чему? - Ко всему. - Ко всему? Вы ненавидите мир? Или людей? - Нет. Я ненавижу себя! Не знаю, почему! Это сложно объяснить! – спокойно говорил Натаниэль. - Постарайтесь, – сказал доктор. - Не могу, – чувствуя себя бессильным, говорил Натаниэль. - Хорошо. Мы вернемся к этому позже. Давайте поговорим сейчас о Еве Адамс! Натаниэль выглядел невозмутимым. Он до сих пор не поднимал глаз с желанием обнять самого себя покрепче. Он зажимал себя руками и выглядел жалко. Он смотрел то ли в пол, то ли себе в ноги. Было видно, как он сдерживается от эмоций. Он подавлял сам себя. И ему не становилось легче. - Ева Адамс? А что Ева Адамс? – спросил он, будто не имеет к этому имени никакого отношения. - Кто такая Ева Адамс? Лично для вас, Натаниэль? – сказал доктор. - Для меня? - Да. Для вас. - Не знаю… Супермодель. - Супермодель? – с более внимательным взглядом говорил доктор,

нотируя слова и реакции Натаниэля по данной теме. - Эта супермодель является частью вас самого? - Являлась. - Как вы можете охарактеризовать Еву Адамс, как личность? - Ммм… Не знаю! Сколько я здесь нахожусь? - Натаниэль, будьте так добры, ответить сначала на мои вопросы. А затем я отвечу на ваши. - Мне просто интересно. Кто спонсирует мое содержание здесь? Кому я нужен? - Мистер Уолкотт, ответьте, пожалуйста, на мой вопрос! Натаниэль чувствовал все большее давление на свою персону. Он лишь хотел получить ответ на свой вопрос. Его не беспокоили вопросы доктора О’Брайана. - Что? Что вам рассказать? Как я могу охарактеризовать личность Евы Адамс? Она ужасный человек! Она – эгоист. Она – тиран. Она – акула модного бизнеса; сожрет любого с потрохами. У нее не бывает компромиссов. Но, она – идеал. Она божественна, и внеземная. Она… - Натаниэль стал затрудняться в собственных словах, чувствуя все больший наплыв эмоций. - Она – это вы? – не скромно спросил доктор О’Брайан. - Что? - Она – это вы? - Ни в коем случае! Она это она! А я это я! – со вздором сказал Натаниэль.

- А как же все то время, которое вы прожили под ее именем? Когда вы выдавали себя за Еву Адамс? Что это значит? - Это была ее жизнь. - Ее жизнь? - Да, – с задумчивым взглядом сказал Натаниэль. - Вы обещали мне сказать, сколько я здесь нахожусь, – пытался он отдалиться от этой темы. Доктор О’Брайан, судя по его сдержанной реакции, напротив не собирался распространяться на ту тему, которую предлагал ему Натаниэль. Но он, все же, решил сказать ему, посчитав, что для пациента так будет лучше. - Два месяца, – с неохотой сказал он. - Два месяца? – переспросил Натаниэль. - Так точно. Вы прибыли к нам 25 декабря 1996 года. - Странно. Почемуто, я плохо это помню. - А перед этим? Вы помните, что было перед этим? Признание Евы Адамс… - Помню. - Хорошо. Что еще вы помните из предыдущих событий? - Ммм… Помню наркологическую клинику. Помню Арин. - Кто такая Арин? - Девушка, блондинка. Я познакомился с ней в бильярдном баре в окрестностях Парижа. Это было после наркоклиники. - Почему вы ее запомнили? Она что-то значила для вас?

- Не знаю. Она хотела затащить меня в постель. - Но не затащила? - Да. - Почему? - Вы же доктор! Вы мне и скажите! – сказал Натаниэль, вспоминая прошлое. Он стал медленно рассказывать О’Брайану, как он лишился эрекции. Впервые он заметил это еще тогда, когда жил с Астрид. По старой привычке он обнажился перед зеркалом, чтобы внимать себя, свою грудь, свой пенис. Он постепенно возбуждался и начинал мастурбировать на собственное отражение в зеркале. Но однажды он попросту не почувствовал того прилива крови, который был у него ранее. Сначала он подумал, что это временно. С кем не бывает. Стресс, усталость, алкоголь. Но потом он стал беспокоиться данным фактом. У него не получалось неделю. Не получалось две. Затем шли месяцы. Он понял, что больше не возбуждается на самого себя. Он не возбуждается совсем. И он вспомнил, как когда-то давно врачи говорили Синди, что когда-нибудь он потеряет эрекцию из-за своих гормонов в крови. Процесс его гермафродитизма станет преобладать над всем другим. Он станет подавлять желание. И именно тогда Натаниэль понял, что ему следует вести асексуальный образ жизни. Именно тогда он перестал чувствовать себя

Натаниэлем, он потерял ощущение реальности, он потерял все, что связывало его ум с настоящим. Доктор О’Брайан внимательно слушал его. Но больше чем это, Натаниэль не рассказал. Сейчас его беспокоило то, что он уже здесь как минимум два месяца. Он не хотел быть здесь. Он думал, что не нуждается в поддержке врачей. Но последующие слова доктора О’Брайана не были утешением ни для кого. С каждым сеансом он пытался все больше разобраться в природе Евы Адамс. И пока он наблюдал следующее: Ева Адамс – намеренно вымышленная личность Натаниэля Уолкотта, которая поглотила истинную личность индивида, развиваясь автономно. Таким образом, Ева Адамс – это личность деятельности, которая видит смысл в карьере; все добытки и действия – это все дело рук Евы Адамс как личности. Она более целеустремленная, чем личность Натаниэля Уолкотта. Она имеет на него влияние при том, что истинная личность Натаниэля имеет осознание данного факта. Ева Адамс, как материализация идеологии Натаниэля Уолкотта о том, что андрогинный человек – идеал. Какова почва всего этого? Должно быть, не знает сам Натаниэль. Но эту почву хотел раскопать О’Брайан. Он был намерен держать Натаниэля в клинике столько, сколько то-

145

го требовало лечение. Случай Натаниэля был для О’Брайана очень важным клиническим исследованием, с которым психиатрия встречалась чуть ли не впервые. Он не считал это банальным раздвоением личности, или расстройством личности. Он видел в случае Натаниэля более глубокие причины. Но Натаниэль ни в какую не хотел открываться доктору. Его бесило то, что тот его так долго здесь держит. Больной темой для него до сих пор была Синди. Как только доктор начинал поворачивать свой разговор в направлении его матери, Натаниэль тут же замыкался, сопротивлялся, либо сводил все к сарказму. Он говорил, что не собирается распространяться на данную тему. Он здесь не для того, чтобы раскрывать свою душу. Он вообще здесь ни для чего. Доктор попусту тратит свое и его личное время. Тот, кто содержит его здесь за собственные средства – настоящая гнида, пусть он придет и покажет свое лицо. Пусть расскажет, зачем ему все это. Натаниэль становился все более резким и раскованным в плане критики. Иногда он не сдерживал себя и в полную меру показывал свои негативные эмоции, закатывая агрессивные истерики направленные на О’Брайана. Как правило, после данного ему кололи снотворное и садили в ту же одиночку, где он прибывал большинство своего времени в

146

клинике. Доктор ограничивал общение Натаниэля с остальными пациентами. Лишь иногда он позволял ему гулять по коридорам, или появляться в холле во время обеда или ужина. Но Натаниэль и сам особо не стремился с кем-либо общаться. Вечно в подавленном состоянии от десятков прописанных ему лекарств, он и сам не отказывался побыть наедине. Подумать. Он любил вспоминать в такое время. Он думал о прошлом, обо всем, что лезло ему в голову. И так он пробыл здесь еще полгода. Он постепенно переставал заботиться о времени, которое он проводил здесь. Ему не переставали делать различные анализы. Тест на гормоны показал преобладающее количество эстрогена в крови. УЗИ и тесты на клеточном уровне лишь подтверждали наличие гермафродитизма у Натаниэля. Все слова о подобном подтверждались. И доктор О’Брайан не переставал удивляться явлению Натаниэля Уолкотта, исследуя его с головы до пят. Натаниэль ни разу в своей жизни не брил лицо. По сути, кроме как на голове, у него больше нигде не росли волосы. Лишь немного в паховой области. Он до сих пор думал, что так и надо. Что он один такой в Мире. И его невозможно было переубедить в каких-либо ценностях или взглядах. Он был рабом собственной идеи. О’Брайан пытался помочь ему мыслить

иначе. Он пытался разоблачить его андрогинный разум. Тот мир, что он построил внутри себя из собственных идеалов бесполости, инфантильности, отрешенности от всего. Он пытался помочь ему прийти к осознанию самого себя. Натаниэль понимал все это. Он понимал, что 7 лет жил под маской Евы Адамс. И его это огорчало. Но даже рухнувшую крепость он защищал до конца. Он не собирался сдаваться и раскрывать, сокрытое в ней. Что-то творилось в его голове. Что-то, чего он сам не мог понять до конца. И сидя сам с собой, Натаниэль не нарочно вспоминал моменты из прошлого. И чаще всего ему вспоминалась Синди. Он сидел на полу, прижавшись своей худой спиной к холодной стене, и обхватив свои колени руками. Он уже несколько дней ни с кем не контактировал, не считая санитара Миллера, который в такие дни приносил еду Натаниэля прямо в палату. Наедине с собой и своим разумом он устремлялся в глубины самого себя. Сейчас он вспоминал тот самый день, когда он попросил Софи нанести макияж на его лицо. И его это улыбнуло. - Ты уверен? – говорила Софи в его воспоминаниях. - Да, – сказал маленький Натаниэль. Он вспоминал, какой же милой и очаровательной была его няня.

Она так любила угождать своему маленькому мальчику. Ее улыбка, ее ноги. Это все было прекрасно. Как же Натаниэль любил все это. Она села перед ним и открыла косметичку. Она стала подводить его глаза черным карандашом, затем тенями. Натаниэль уподоблялся девочке. Это нравилось обоим. Транзишн Натаниэля так развлекал их. Им было весело. Особенно, когда Натаниэль увидел себя в зеркале. Это вызвало в нем бурю светлых эмоций. - А губы? – добавил он, улыбаясь, и смотря в зеркало. - У тебя есть красная губная помада? - Кажется, есть! – радостно сказала Софи, найдя ее в своей сумке, после чего она накрасила Натаниэлю губы. Софи внимательно глянула на Натаниэля и решила добавить: - Ты так похож на свою маму! - Правда? – радостно спросил Натаниэль, затем глянув на себя в зеркало, позируя. - Да. Тебе лишь туфлей на высоком каблуке не хватает. - Дашь свои? - Обувай. Они смеялись без остановки. Следующим воспоминанием для Натаниэля стал больничный коридор. Это воспоминание возникло в нем так резко, что он сам того не ожидал. Хотя это воспоминание было для него одним из самых важных.

Это было то самое время, когда Синди водила Натаниэля по больницам, после шокирующего для нее диагноза. Когда она пыталась взять все в свои руки. Буквально за месяц до смерти Синди. Натаниэль помнил, что не хотел находиться здесь. Единственное, ради чего он был здесь – Синди. Он так хотел был рядом с ней. И выглядела она не важно. - Может быть, пойдем отсюда, мама? – говорил Натаниэль. - Мы не можем с тобой пойти, Натаниэль! Мы это уже обсуждали! – твердым, но уставшим голосом говорила Синди. - Но я не хочу меняться, мама! Я хочу быть таким же, как и ты! – единственный раз в жизни Натаниэль настаивал Синди. - Нет! – с большей агрессией говорила Синди. Но Натаниэль не соглашался. Мысленно. Он не продолжил и замолк. Хотя мог высказать все своей матери. Он замолчал. Он не захотел перечить своей маме. И это давило ему на сердце. Чувство безвыходности. Ему не хотелось делать того, чего хотела его мать. Но также он хотел быть с ней во всем. Его вдохновляло ощущение полной совместимости с Синди и ее присутствие. - Выходи! – услышал он чей-то голос. Натаниэль сначала не понял. Лишь потом, почувствовав телесный

контакт, он понял, что его глаза закрыты. И когда он открыл их, он увидел нависшего над ним санитара Миллера, который забирал его к доктору. Натаниэль стал отключаться от своего мысленного транса. Идя по коридорам ненавистной ему психиатрической клиники с руками за спиной, Натаниэль смотрел в окна и внимал людей, которых словно овечек и козочек выпасали во дворе строгие люди в белых халатах. На улице теплело, трава возносилась над землей, и казалось, словно эти питомцы вышли пощипать траву на легком ветерке. И Натаниэль даже немного задумался о том, почему его там нет. Он снова шел в кабинет доктора О’Брайана, чтобы снова сесть на тот самый диван, чтобы снова пытаться решить проблемы их психологического диссонанса. И ему это было противно. Пытаясь сделать свое лицо инфантильным (как это всегда любил делать Натаниэль), он словно без всякого интереса сидел здесь и смотрел непонятно куда. Доктор, как тому и подобает, с умным выражением лица обратился к нему первым: - Ну-с! Как ваше самочувствие, Мистер Уолкотт? - Если вы об одиночном режиме, то это бесконечно не впервые, – ровным голосом сказал Натаниэль. - То есть, вас это не беспокоит? - Ни капли.

147

- Вот и отлично. А есть что-то, что беспокоит вас в данный момент? - Нет. - Нет? - Нет. - Знаете, Мистер Уолкотт! Мне кажется, вы со мной недостаточно откровенны. - Вот как? - Да. И это, скажу вам, лишь мешает процессу вашего выздоровления. Это не в ваших интересах? Быстрее покинуть эту клинику? Не так ли? - Что вы от меня хотите? Натаниэль стал выглядеть более взволнованным. - Расскажите мне о своей матери! Что вы так скрываете? – настаивал доктор. Натаниэль, забегав глазами, повернул голову в сторону окна и задержал свой взгляд на нем. Он выглядел задумчивым. О’Брайан напряг свое зрение, внимая Натаниэля. Тот немного помолчал и сказал спокойным тоном: - Знаете, что меня беспокоит? То, что эти психи спокойно расхаживают по двору вашего обителя, в то время как я – здоровый человек, сижу здесь, а вы трахаете мне мозги. В то время как вы убиваете мое время. И свое тоже. А мудрый человек ценит время. Натаниэль глянул пронзительным взглядом на слушающего его доктора О’Брайана, который ответил: - Интересные рассуждения.

148

- Интересные рассуждения? Выпустите меня! Дайте подышать свежим воздухом! Я что, заслужил этого меньше, чем все остальные! – сказал Натаниэль. И его выпустили. Он очередной раз избежал прямых разговоров о Синди. Он так не хотел говорить о ней. Теперь же он дышал свежим воздухом, гуляя по двору. Его легкие стали ощущать некую свободу движений. Он засиделся в палате. Теперь же ему было не привычно чувство воли в груди. И его это разочаровывало. Он пытался отвлечься от мыслей. Натаниэль смотрел на зеленые травинки, которые заполняли собой клумбы. Он смотрел на высокие стены, которые огораживали его от внешнего мира. Территория была большая. Обтянутая колючей проволокой. Натаниэль обращал на все это свое скромное внимание. Он пытался не поднимать глаз и не привлекать к себе внимания. Хотя, за ним все равно следили. Здесь было много пациентов и врачей, санитаров, уборщиков, надзирателей. Здесь было много лавочек, кустов, разного красивого экстерьера. Все было ухоженным. Тропинки без единой трещинки. Не удивительно, что всем здесь нравилось. Натаниэль присел на одну из лавочек. Прикрыв глаза, он стал просто вдыхать весь этот воздух

в свои легкие. Ему хотелось надышаться. Открыв глаза, он глянул в небо. Он наблюдал там птиц, кружащих и летающих. Ненароком стала вспоминаться его личная свобода: побег с фермы Уолкоттов, работа няней в Лондоне, сожительство с Астрид. В этот момент что-то защемило в его сердце. Что-то вспомнилось ему, хотелось вбиться в память, но Натаниэля отвлек какой-то сумасшедший, севший рядом со словами: - Хорошая погодка сегодня! Натаниэль резко повернул свою голову от неожиданности и увидел рядом с собой мужчину средних лет. У него была короткая стрижка, и как показалось Натаниэлю, чересчур прямоугольное лицо. Его маленькие карие глазки вечно бегали по сторонам, что явно было признаком сумасшествия для Натаниэля. И поначалу он с опаской относился к данному индивиду. Хотя он был адекватным, как для первого впечатления. - Наконец-то, ласточки! Они прилетели! Весна пришла! Ведь это так прекрасно! Не так ли? – продолжал его собеседник. Натаниэль не знал, что сказать. Он не ожидал для себя компании в лице пациента психиатрической клиники. Выдержав небольшую паузу, он лишь сдержанно кивнул в ответ. Его собеседник казался ему слишком романтичным и ранимым. - Я, кстати, Ангус

Корнеги! – сказал тот, улыбаясь. - Натаниэль. – наконец-то проронил слово Натаниэль. - Красивое имя! Натаниэль! В честь ангела? – сказал Ангус с приветливым видом. - Да. Натаниэль пощупал сквозь рубаху своего ангела на цепи, после чего глянул на Ангуса. Тот нес всякую чепуху. Видимо, ему хотелось завести новое знакомство. И Натаниэль, подумав, что это ему может пригодиться, спросил своего нового приятеля: - Почему ты здесь? - А? Что? – переспросил Ангус, не успевающий перестроиться от собственных разговоров к слушанию. - Почему ты здесь? – снова спросил Натаниэль со свойственным ему терпением в голосе. - Я? Не знаю! Мой друг запер меня сюда около года назад. Сказал врачам вылечить мою чрезмерную ранимость. Он такой жестокий. Я всего на всего сопереживал его трехногому питомцу. - Трехногому? - Да. Его пес потерял ногу. Мне трудно было это вынести. А рыбки! Представляешь, у одной моей знакомой поумирали рыбки в аквариуме. Все до единой… Натаниэль смотрел на Ангуса как на самого настоящего психа. Тот чуть ли не разрыдался от столь трогательных воспоминаний. Натаниэль поду-

мал ненароком: «Что я здесь делаю?». Он считал своей проблемой Еву Адамс. Но чтобы плакать из-за рыбки! Нет! Это чересчур для него. - Слушай! – пытался он перебить меланхолию ранимого психа. - А ты никогда не задумывался покинуть это место? - То есть? – переспросил Ангус, успокаиваясь. - Я имею в виду, ты никогда не думал сбежать отсюда? - Тсс… Ты чего! – тихим голосом воскликнул Ангус, после чего с совершенно серьезным видом продолжил. - Кузнечики услышат и все расскажут санитарам. Чего разорался! Натаниэль был сбит с толку. Ангус подсел к нему впритык, поближе, и сказал: - Конечно, думал! – оглядываясь по сторонам. Натаниэль сам оглянулся, сам того не желая. - И? – спросил он у Ангуса так же тихо. - И ничего! Они как -то подслушали или узнали. Это был гениальный план. Его никто бы не разоблачил! Говорю же – кузнечики. Это они прыгают в траве, все слышат, а потом рассказывают санитарам. Ангус казался Натаниэлю все больше сумасшедшим. Но со сдержанным видом он спросил его: - И что за план? Ангус снова повертелся по сторонам, после

чего молвил: - Я хотел притвориться здоровым. «А как же! Гениально!» - сначала подумал Натаниэль, чувствуя, как его распирает от сарказма. Он уже хотел подвергнуть Ангуса критике, как вдруг подумал, и решил задать ему последний вопрос: - А как, по-твоему, это должно было помочь? – уже не веря в значимость слов Ангуса. - Иногда они берут с собой пациентов в город, чтобы те помогали им физическим трудом. Они ездят за продуктами, за водой. Все это надо грузить на машины. Эксплуатируют больных. Но, естественно, это должны быть люди доверенные. У них не должно быть сомнений насчет их здоровья, как в голове, так и в мышцах, – сказал Ангус и заставил Натаниэля задуматься. Он начал проворачивать в своей голове несколько вариантов. Ему не хотелось строить из себя кого-либо иного. Ибо Натаниэль и так считал себя здоровым. У него болело сердце за прошлое. Он хотел вернуться в свой мир, а не прогнивать в этом. И он понял, что только то, что он умеет делать лучше всего, как всегда спасет его. Только так он добьется поставленной цели. Он знал, к чему нужно прибегнуть. И в Натаниэле это вызывало злость, тоску, депрессию. Надоедливое чувство дежавю. Он чувствовал безвыходность. Он не хотел говорить.

149

Звездная, звездная ночь Альберт Загиров Детство – это такая интересная пора, наполненная великими мечтами о будущем, которые движут нами всю оставшуюся жизнь. Мечты эти, словно волшебные странники, уносят разум ребенка в далекие просторы его буйного воображения. И только благодаря нашим мечтам впоследствии мы живем и дышим. Своя детская мечта была и у маленького мальчика Юры из деревни Клушино. Именно о ней я хочу поведать тебе, мой юный друг. Был этот мальчик на первый взгляд , как и любой другой, самый обычный и ничем не приметный:

150

днем помогал родителям по хозяйству, а вечером весело играл с соседними ребятишками во дворе. Но таилось все же в его сердце что-то особенное и очень необычное - Юра был влюблен в звезды! Частенько можно было увидеть нашего героя ночью лежащим на траве у дома и всматривающимся в бесконечную, неизведанную даль космоса. И не один вечер был посвящен манящим и прекрасным планам Юрки о полете. О полете ввысь. Далеко-далеко. К манящим, ярким в небе точкам. И вот однажды, в еще дышащую летом, ав-

густовскую, особенно звездную ночь, мальчишка удобно устроился на влажной, прохладной зеленой траве. Слабый ветерок колыхал соседний куст, и было нечто магическое, нечто захватывающее дух в эту неповторимую ночь. Подложив под голову руку, Юрка поднял очарованный взор к небу. Его наполненные любовью глаза блестели слезами детского счастья от одной мысли о том, что он уединился со своими любимыми звездами. Ничто не могло его отвлечь: ни ночная трель соловья, ни намокшая от травы рубаха, ни прохлада свежего ночного

ветра. Его мысль унеслась далеко-далеко, в бесконечную даль космоса. Там он- самый настоящий космонавт- летал среди звезд, минуя Землю, Марс, Юпитер и все другие планеты, о которых мог когда -либо слышать. Так он незаметно для себя уснул… Однако, не прошло и пары минут, как какойто необычный гул привел его в сознание. Юра в испуге открыл глаза и заметил некое свечение. Этот сине-зеленоватый свет приближался к нему из того самого космоса, о котором он так много мечтал! Что-то сжалось в груди перепуганного мальчика, по спине пробежала дрожь, его сковало, и он не мог даже пошевелиться. Сердце забилось так, что Юрка чуть не потерял сознание, в висках стучало, в голове

было одно: «Беги!». Но что-то жутко-пронзающее изнутри сковало его ноги, словно льдом, и мешало двинуться с места . Свечение тем временем медленно приближалось к нему. Юра закрыл глаза, и из сильно сожмуренных, дрожащих от страха век у мальчика покатились слезы. Тут сознание покинуло его. - Фрюх, фрях, фронк, фрунти-фронт, улюлю,- вдруг донеслось до слуха Юры. Теперь он лежал и чувствовал что-то мягкое и удобное под собой, ему показалось, что лежит он в своей удобной кроватке. До проголодавшегося и все еще слегка потрясенного мечтателя доносился сладкий запах свежеиспеченного хлеба, вкусной картошки и парного молока. Радостный, в предвкушении вкусного завтрака мальчишка от-

крыл глаза и вскочил с постели. Он огляделся- но то был не дом. Все вокруг переливалось огнями, а справа от него стоял маленький зеленый человечек . Юрка в испуге отпрыгнул от него, но тут же сумел разглядеть чтото успокаивающее и доброжелательное во взгляде странного существа. Ростом он был не больше нашего героя, и, хотя отдаленно он чем-то и напоминал человека, все же большущая голова и не уступающие ей по размеру глаза выдавали в нем внеземное происхождение. В руках незнакомец держал поднос с молоком, картошкой и хлебом. Юра изрядно проголодался, поэтому манящий запах родного кушанья немного успокоил его. Тогда неизвестный, заметив толику доверия, решительно заговорил :

151

«Привет, Юра! Я давно за тобой слежу. Меня зовут Юнион-43 и у меня есть для тебя важная новость, но перед этим ты должен подкрепиться». Мальчика не пришлось уговаривать, и он с большим аппетитом и нескрываемым наслаждением тут же съел всю предложенную ему еду. Сладкая свежеиспеченная картошка, не могла не успокоить нашего друга, поэтому досыта отужинав, он робко присел на крайкровати в этом загадочном помещении. -Юра, ты имеешь честь побывать на борту сверхскоростного звездолета «Марс-79» под моим командованием,- Сказал Юнион,- у меня есть поручение доложить тебе, что именно ты удостоен вывести людей в космос. Ведь нет на Земле человека, кто бы столь искренне мечтал об этом,- добавил наш новый знакомый.

152

-Добрый вечер,робко ответил Юра,- так мы с Вами в космосе?Удивленно спросил мальчишка. -Да. Что здесь может быть удивительного?пробормотал Юнион,- я, представитель древнего марсианского рода, получил важную миссию - познакомить тебя с внеземной цивилизацией и подготовить к твоему будущему полету. Мы проведем с тобой интересную ночь, а утром, я доставлю тебя домой. Юрка к концу сообщения своего внеземного товарища уже был весь вне себя, он радовался предоставленной ему возможности, скакал от счастья, что даже слегка смутило нашего зеленого друга. Но, придя в себя, расспросил обо всем Юниона , и ,наконец, окончательно успокоившись, начал принимать от него ин-

струкции. - Мой юный товарищ! Знай, через двадцать лет ты снова полетишь! То будет первый полет человека в космос,- загадочно, но торжественно начал Юни, - но тебе нечего бояться, все пройдет очень и очень хорошо. Вот тебе блокнот, в котором я написал подробную инструкцию, которой обязательно нужно следовать! Не забудь и не потеряй ее!- добавил Сорок Третий. Удивлению нашего героя не было предела, но ночь подходила к концу и бортовой компьютер уже известил наших новых знакомых о последних минутах увлекательного и незабываемого для обоих полета. Тогда Юра подошел к одному из иллюминаторов и то, что было увидено им, ввело его в неописуемый восторг. Он увидел нашу с вами Зем-

лю с расстояния трехсот километров. Казалось бы, такая необычайно огромная планета, виделась теперь герою не больше маминого масленичного блина. А голубые океаны, острые горы, зеленые равнины, желтые пустыни! (Все это предстало взору Юрки.). А черный, бесконечно-сияющий космос и звезды вокруг, о которых он мечтал с того самого момента как впервые увидел их, теперь были вокруг него! Завороженный увиденным Юрка ощутил себя маленькой крупинкой в бесконечности чар ующ е- плените льно го пространства неизведанного космоса. Все так было необычайно, что солнце, планеты и даже звезды слились воедино и закружились в космическом

танце, исполняя сложнейшие пируэты и фигуры! А мальчик был среди них. Он вступил в их загадочный танец и окунулся в звездный мир, воссоединился с ним. Но в это блаженное мгновение, компьютер повторно прервал его и известил наших друзей о конце поездки. -Последнее, что я хочу добавить,- сказал Юнион- Никогда не забывай обо мне, Юра! Береги этот блокнот и запомни кодовое слово «Поехали!». Произнеси его в тот самый миг, как твоя ракета будет готова к запуску и тогда, мы встретимся с тобой снова. Я буду сильно скучать по тебе, друг. Новые друзья крепко обнялись и по щекам у них покатились слезы. Но нашему герою не-

замедлительно следовало вернуться домой, ведь любимая мама ждет его и беспокоится. Так, завершилось маленькое путешествие Юрки из села Клушино. Но история маленького мальчика на этом не заканчивается… Прошло много лет с тех пор. И вот уже взрослый Юрка, известный нам больше как Гагарин Юрий Алексеевич, сидит на борту ракеты «Восток». И единственное, что тревожит в этот миг его сердце- это предвкушение долгожданной встречи со своим тайным другом детства – Юнионом-43…Вот приходит время взлета. Он говорит свое заветное кодовое слово: «Поехали!», и рвущаяся ввысь ракета уносится высоко-высоко, прямо в космос.

153

Над номером работали: Александр Маяков—главный редактор Надежда Леонычева—старший редактор Расима Ахмедова—редактор Элина Ким—редактор-корректор