Русский пионер №1 (25) by Russian Pioneer

№1(25) февраль – март 2012

JULES AUDEMARS BOLSHOI

ЭКСКЛЮЗИВНАЯ ЛИМИТИРОВАННАЯ КОЛЛЕКЦИЯ ДЛЯ РОССИИ. 99 ЭКЗЕМПЛЯРОВ ИЗ РОЗОВОГО И БЕЛОГО ЗОЛОТА. AUDEMARS PIGUET - ОФИЦИАЛЬНЫЙ ПАРТНЕР БОЛЬШОГО ТЕАТРА. ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО В РОССИИ: ООО "ОДЕМАР ПИГЕ (РУС)" ТЕЛ.: (495)234 5949 ИНФОРМАЦИЯ ОБО ВСЕХ ОФИЦИАЛЬНЫХ ТОЧКАХ ПРОДАЖ НА ТЕРРИТОРИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ НА САЙТЕ: www.audemarspiguet.com

orlova

Страха нет.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Андрей Колесников

Клятва главного редактора стр. 6 первая четверть Прогул уроков. Про Гражданина и про Поэта. Дмитрий Быков про бесстрашную творческую лабораторию стр. 16 Урок уроков. Самая Страшная Сказка. Иван Охлобыстин о том, что давным-давно… стр. 20 Сбор металлолома. «За ЦСКА и большие сиськи!» Екатерина Истомина о своем вкладе в историю стр. 24 Урок информатики. И свою маму тоже. Фриц Морген о троллях и анонимусах стр. 28 вторая четверть Пионер-герой. Неклейменый. Ювелирная работа в Бирюлево стр. 32 Следопыт. Невольный стрелок. Что сделала Фанни Каплан? стр.40

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

третья четверть Диктант. Страхинея. В тему номера стр. 50 Урок обществоведения. Лён и пламя. Страх и трепетность в Гаврилов-Яме стр. 52 Урок иностранного. Варя. Мэтью. Брюсов. Елена Котова о непереводимом стр. 62 Дневник наблюдений. «Сам Гитлер

мой муж». Самые страшные сны из коллекции Института сновидений

стр. 66

Запевала. Ужасный ужас, страшный

страх Орлуша описал в стихах. Стихи стр. 72

Сочинение. Пока стоит. Рассказ Дмитрия Глуховского стр. 76 Фотоувеличитель. Творчество наших читателей стр. 85 четвертая четверть Урок мужества. Сестра легкого милосердия. Интимная политика стр. 110 Урок географии. Как я стал викингом. Еще один оригинальный подвиг на воде стр. 114

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

группа продленного дня Правофланговая. Как встать героем. Ксения Собчак про то, что страха больше нет стр. 122 Пионервожатый. Страховочное. Тигран Кеосаян о героях в состоянии аффекта стр. 126 Знаменосец. Спасибо, что отпустило. Никита Высоцкий про отца и про кино стр. 128 Звеньевая. «Прячь детей, Зинаида!» Маргарита Симоньян про то, как ей было страшно стр. 130 Звеньевой. Я не люблю бояться. Виктор Ерофеев про череп и кости стр. 136 Правофланговый. Врач, трус и параноик Матрос Кошка о медицинских страхах стр.138 Урок поэзии. Сергей Лавров, стихи стр. 142 Внеклассное чтение. Машинка и Велик,

или Упрощение Дублина. Продолжение wikiромана Натана Дубовицкого

стр. 146

Табель. Отдел писем стр. 154 Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов стр. 159

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

русский пионер №1(13). февраль–март 2010

Прогул уроков. Про Гражданина и про Поэта. Дмитрий Быков про бесстрашную творческую лабораторию. Урок уроков. Самая Страшная Сказка. Иван Охлобыстин о том, что давным-давно… Сбор металлолома. «За ЦСКА и большие сиськи!» Екатерина Истомина о своем вкладе в историю. Урок информатики. И свою маму тоже. Фриц Морген о троллях и анонимусах.

итар-тасс

текст: дмитрий быков рисунки:варвара полякова

Настал момент, да и пора уже стать героями проекта «Гражданин Поэт» не премьеру, не президенту и даже не председателю избиркома — а непосредственно Гражданину и Поэту. Здесь и сейчас, на глазах у заранее благодарных читателей, Дмитрий Быков продемонстрирует, из какого сора растут бессмертные «ньюзиклы».

ГРАЖДАНИН (входя и доставая бутылку): С чего хандришь и ноешь ты? Садись за стол, по крайней мере! Взгляни, насколько мы круты: мы пишем в «Русском пионере». Мы как какой-нибудь Сурков. Была ли у твоих стишков аудитория такая? А ты заполз к себе в альков и там брюзжишь, не умолкая. Мы года бренд! Нас сам Мамут издал — и продал тридцать тысяч! Теперь уж точно все поймут, что нас в граните надо высечь. Одних концертов сорок штук. В одних овациях утонешь! Нас ждут Саратов, Бузулук, Чикаго, Лондон и Воронеж. Не говоря уж о бабуле, — какой успех! Ведро с попкорном... Покуда путинцы в Кремле, детей мы как-нибудь прокормим. Ты мог представить, в душу мать, что прогремишь настолько громко? Вставай, поэт, давай бухать — и сочинять: назавтра съемка. Я жду ее как именин. ПОЭТ (мрачно, с дивана): Пошел ты в жопу, гражданин. ГРАЖДАНИН (бодро разливая): Давай, любимец бандерлогов. Бухло стоит, жратвы полно. Ты, верно, обчитался блогов про то, какое мы говно? Так в этом смысле

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

интернету, прости за честность, веры нету: сегодня всякий — в чем и суть — имеет право громко бзднуть. Коллеги, тут же подвизаясь, в нас видят чуждый элемент, но эта творческая зависть, по сути, высший комплимент. Они завидуют — и баста! Один, болезненно румян, кричит взахлеб, что ты продался, другой — что Бедный ты Демьян, что, дескать, вечером в куплете, что, дескать, лирику пиши... Забудь! Они больные дети и продаются за гроши, а мы — за лям! Наш зритель массов. Ты чуешь разницу, Некрасов? И если некий господин тебе провоет «ты не лирик» — забудь его, он стоит чирик, из них не пишет ни один! Не допускают их к эфиру, а это, знаешь ли, бо-бо... Добро б умели хоть сатиру! — но и сатиру им слабо. Зато у нас безумный трафик и три изданья к январю. Пошли ты их конкретно на фиг! ПОЭТ (не двигаясь): Пошел ты в жопу, говорю. ГРАЖДАНИН (не обращая внимания, смачно закусывая): А то еще бывает, знаешь, — иной из юных поросят, иной особо храбрый заяц из тех,

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

что в форумах висят, заметит нам, что наша пара осуществляет выпуск пара, а типа если бы не пар, давно бы сделался пожар, и революция, и хаос... Кого ты слушаешь, дурак?! Да если б мы не насмехались, уж тут бы стал такой бардак! Когда б не мы с тобой, поэтом, — клянусь, слыхал из высших сфер, — еще бы Вова прошлым летом сместил Димона и воссел. Нас упрекают, жизнелюбы, что мы кротки, что мы беззубы, что типа прячемся в тени... Да сами, сами кто они?! Уж я б засунул им по гланды, а то обрушил канделябр. Да кто из их оручей банды хоть вполовину так же храбр?! Уже и МХАТ, и «Современник» мне говорят, хоть я изгой: нельзя же даже из-за денег так подставляться, дорогой! «Тебе же врежут как холопу, что оскорбляет барчука; тебя же выпорет ЧеКа!» Давай, вставай... ПОЭТ (хмуро): Пошел ты в жопу. ГРАЖДАНИН (выпивая, закусывая): А тоже есть еще козлы, что говорят: вы слишком злы, вы совершенно бесполезны, вы не работали ни дня, ведь он же вынул наc из бездны — за ним Москва, за ним

Чечня! За ним дебильность и стабильность! Он мог убить, но не убил нас! Ведь полки ломятся, гляди! Другой бы, кажется, от чресел до гордо выгнутой груди себя медалями обвесил, а этот почестей бежит! Какая скромность, в самом деле: уж все гляделки проглядели — нашли же только Геленджик. И вы об этом мужике погнали гадость в три куплета... И пусть бы жил в Геленджике, готов заметить я на это! Ей-богу, срок его изжит. Россия выпала из детства. Да я б на собственные средства его отправил в Геленджик. Живет, вольготненько устроясь... Я говорю ему: ужо! Вставай, буди в народе совесть. Вот, я налил. ПОЭТ (в бешенстве): Иди ты в жо... ВАСИЛЬЕВ (вбегая): Так, это что?! Один расцвел, другой разлегся черепахой... Немедля на …уй, оба, на ...уй, один на грим, другой за стол! Поднялся, подобрал живот — все через час хочу иметь я! А ты намажься, идиот. Меня ваш пафос не е...ет. Я менеджер десятилетья. ПОЭТ И ГРАЖДАНИН (покорно): Пошел ты, Вася, в жопу...

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

василий шапошников, ъ

текст: иван охлобыстин рисунок: инга аксенова

Иван Иванович Охлобыстин в роли колумниста «РП», как всегда, с неожиданной, ему одному только доступной стороны интерпретирует главную тему этого номера — «страхи». И вроде бы речь идет о сказках, но страшно-то так, как будто все по-настоящему.

ЕСЛИ вы действительно так хотите и в вашем желании есть элемент здравого смысла, что странно, то я, может быть, расскажу одну из семи Самых Страшных Сказок, когда-либо написанных рукой человека, потому что только человеку Господь попустил дар Творения и ангелы с демонами не умеют писать сказок. Задайте себе еще раз этот вопрос: так ли много мне нужно страха, чтобы заставить себя жить разумнее? И лично советую: не читайте дальше эту сказку, она зарождает у многих такое зерно ужаса, что этим несчастным легче покончить с собой и вечно гореть в аду, чем жить с таким кошмаром в душе. А та часть, которая преодолеет это, весь остаток жизни проведет в тоскливом понимании, что эта жуть всегда где-то рядом. Так что второй раз сам спрашиваю: неужели вас устраивает цена билета на этот безумный аттракцион? Если так, то мой долг знакомить вас со всем, что поддается осмыслению, в надежде, что, получив в моем лице кладовые бездны душевной памяти, вы осознанно

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

зайдете в отдел Главного Знания и выберете сторону Бога. Кстати, ее можно выбрать прямо сейчас, не читая дальше. Ну, если вы еще здесь… Это был третий раз. Слушайте. Давным-давно, в разных странах, в разные времена, разными людьми были написаны сказки — Самые Страшные Сказки. Их семь, я знаю две. Еще две знает десятилетний мальчик из Сомали, еще две знает член голландской королевской семьи, знает ли кто-то седьмую — неизвестно. Ходила легенда, что у этой сказки не может быть живого хранителя, она убивает по первому прочтению, а тот сказочник, кто ее написал в первой половине пятнадцатого века, умер по факту начертания последней точки. Мало кто слышал, но именно поэтому у сказочников повелось правило — никогда не ставить последней точки в конце своей сказки. Обычно за них это делают случайные люди, в идеале — лежащие на смертном одре.

Задумайтесь, как странно знать, что Алиса никогда не нашла бы из Страны Чудес дороги домой, не приложись к листу бумаги рука четырнадцатилетней чахоточной девочки из деревни Хале, стоящей на самой окраине графства Суррей. Кстати, в тот же год, за тысячи километров оттуда, слепым шарманщиком из Дюссельдорфа была на ощупь найдена в придорожной канаве ранее упомянутая Седьмая Сказка. Предсмертная жуть, растворенная древним сказочником в чернильной вязи на сорока двух листах желтой бумаги, в рыхлом переплете из свиной кожи, служила подушкой шарманщику много лет. И так продолжалось, пока от шарманщика не убежал сын, а сам шарманщик не свалился пьяный под поезд. Что, может быть, и не так плохо, как кажется на первый взгляд. Без сына шарманщик все равно долго не прожил бы. Тем более что двенадцатилетний негодяй прихватил с собой все имущество отца, включая страшную рукопись. На момент продажи Сказки русскому купцу на базаре у ратуши сын шарманщи-

ка так и не научился читать. Что наверняка и спасло его. С купцом, также не владеющим немецким языком, но имеющим тягу к собирательству древней ерунды, Седьмая Сказка попала в Россию. У купца были три красавицы дочери. Две старшие удачно вышли замуж и родили купцу внуков, а третья пошла учиться в университет, где совершила страшную ошибку, влюбившись в пожилого преподавателя. Разумеется, их связь носила временный характер и не оставила ничего, кроме стыда. Двадцатипятилетняя барышня не дерзнула вернуться в отчий дом и уехала в Калугу, где устроилась учительницей младших классов. Она старалась не вспоминать о родных, но иногда ее душу захлестывало такое одиночество, что она доставала из сундука подаренные отцом перед отъездом в университет увеличительное стекло и старинную рукопись на немецком языке. Барышня закрывала глаза и гладила ладонью подарки. Ей казалось, что они еще хранят тепло отцовских рук.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Однажды ей стало так одиноко, что она ночью вышла на улицу с рукописью и увеличительным стеклом в руках и побрела по темным переулкам, куда ноги вели. Она так шла и шла, пока не оказалась перед красивым большим домом. В доме горели огни и звучала музыка. Девушка уже собиралась повернуть обратно, как скрипнула калитка и на улицу выбежали двое молодых мужчин с револьверами в руках. «Дуэль! — кричали они. — Десять шагов!» «Не смейте, господа! Это очень плохо!» — вскрикнула барышня из ночной темноты. Молодые люди остановились, замолчали и с удивлением повернулись в сторону говорившей. — О чем ваша книга, сударыня? — неожиданно поинтересовался один из них, предварительно поклонившись ей. — Я не знаю, — честно ответила барышня. — Она написана по-немецки. — Я могу вам ее прочесть, — предложил другой молодой человек, также поклонившись. — Я была бы вам очень признательна, но не сейчас, — целомудренно ответила барышня, галантно поклонилась им в ответ и вернулась домой. Спустя два дня молодые люди уже обивали порог квартиры барышни. Через год она доверила свое сердце одному из них — тому, что предлагал услуги переводчика, и они поженились. На свадьбу приехали родители барышни, сестры со своими семьями и родители жениха — граф и графиня. Во время свадебного застолья жених поведал гостям о своей волшебной встрече с невестой, о дуэли, о непрочитанной книге. Гости очень заинтересовались романтическим сюжетом, а жених не поленился прочитать рукопись вслух. Невесты тогда уже за столом не было, она давно ждала своего возлюбленного в спальне. На рассвете она не выдержала и пошла искать его по дому. Несчастная не нашла в доме ни одного живого человека. Даже слуги с кухни пришли послушать, как их хозяин вслух читает гостям Седьмую Сказку. Эту историю обожают в Калужском краеведческом музее, потому что эта девушка, ставшая потом взрослой самостоятельной

женщиной, пятьдесят четыре года возглавляла этот музей. В 1992 году она преставилась, и Седьмая Сказка перекочевала в руки букиниста-спекулянта. В принципе, он был неплохой парень, с высшим образованием, из семьи инженеров и экономистов, но времена заставляли его суетиться и он подрабатывал где мог. На тот момент букинист особенно нуждался в деньгах — поджимали сроки аренды квартиры на Таганке. Рукопись он купил в домоуправлении у сторожа. Он хотел продать ее вместе с самоваром туристу из Бельгии. Операция растянулась на три часа и закончилась неожиданно. Турист оказался ушлым малым: прежде чем купить, он прочел, что покупает, и умер в страшных судорогах на глазах всех посетителей Парка имени Горького. Другие бельгийцы решили, что их друга отравили агенты КГБ, и подняли шум. Букиниста поймала милиция, чтобы его осудить и через два месяца расстрелять. А Седьмая Сказка угодила в милицейский архив, где ее выучил наизусть, без понимания смысла, дежурный старшина с феноменальной памятью. Он хотел выступить с оригинальным номером на празднике в пионерском лагере «Салют», где летом работал старшим пионервожатым. Можно было бы посмеяться над этим идиотством, не предложи ему директор лагеря, в прошлом учитель немецкого языка, перевести заученное прямо по ходу, вечером, у пионерского костра, где традиционно отмечали всем лагерем начало новой смены. Жизни более ста человек забрала Седьмая Сказка в ту душную июльскую ночь и исчезла до февраля прошлого года. На этот раз судьба выбросила ее на прилавок антикварного магазина в СанктПетербурге. Нельзя точно сказать, как удалось купившему Седьмую Сказку десятикласснику перевести ее, скорее всего электронным переводчиком, но школьник не только перевел, но и разместил перевод, вместе с отсканированными страницами и своей ценой на оригинал, в интернете, где она была тут же куплена еще кем-то. Надо ли уточнять, что эта сделка не была идеальной?

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Через неделю Седьмая Сказка с остальными вещами мальчика, шагнувшего навсегда в февральское утро с крыши десятиэтажного дома, была отвезена безутешными родителями на дачу под Псков, где опять затаилась, видимо, до прихода следующего читателя. Чего нельзя сказать о ее электронной версии. Копии Седьмой Сказки продолжают бродить по личным страничкам в социальных сетях. Одна из таких копий была найдена и прочтена моим знакомым, пока тот дожидался своего рейса в аэропорту. Он успел позвонить мне и продиктовать первую фразу Седьмой Сказки: «Давным-давно…» Потом связь оборвалась. Я не стал перезванивать. Некоторые обстоятельства необходимо принимать по умолчанию. Но спустя месяц я случайно услышал по радио, в машине, продолжение Седьмой Сказки. Кто-то ее озвучил. Разумеется, не всю, небольшую часть, но как только я понял, что именно старательно декламировал басовитый чтец, я перестал пользоваться радиоприемником в автомобиле. Сказка должна точно знать, что мне неинтересно, о чем она, кто ее главный герой и где все происходило. Достаточно того, что я знаю, чем она заканчивается за пределами своего художественного содержания. И потом, в моей личной библиотеке уже есть две Самые Страшные Сказки, но они хранятся под спудом четырнадцати Сказок о Мудрости и почти полусотни Сказок о Любви. Последних было гораздо больше, но я их рассказывал близким, и Сказки о Любви, одна за другой, со временем забывались. Зато Сказки о Мудрости слушали всегда без удовольствия, поэтому они забудутся не скоро. Самые Страшные Сказки я тоже когда-то рассказывал, но, когда понял, что они от этого только врезаются в память, временно перестал ставить перед людьми непосильные задачи. Ведь чаще всего люди, несмотря ни на что, с удовольствием слушают Самые Страшные Сказки. И предупреждать бесполезно. Итак: «Давным давно…»

orlova

текст: екатерина истомина рисунки: анна каулина

Мы сначала сомневались, подходит ли к этой колонке обозревателя «Ъ» Екатерины Истоминой рубрика «Сбор металлолома», задуманная когда-то для автомобильной критики. Вроде бы нет никакого металла в этой колонке. А потом решили: все, о чем тут повествует Екатерина, и есть сбор металлолома в глобальном, обобщающем смысле. Конечно, кроме ЦСКА и сисек.

ОДНАЖДЫ мне пришлось поработать на ниве громких политических идей: я сочиняла речи и комментарии для депутата Госдумы Собакина. Второй Чаадаев, мой Собакин основал и возглавил движение «Возрождение Подмосковья». Он ходил на государевы выборы от Одинцовского района, со времен Андрея Первозванного имевшего репутацию чрезвычайно элитного поселения. Разные великие люди любовались этими левитановскими красотами, а опричник Ивана Грозного Аристофан Собака, построивший здесь ряд белокаменных кондоминиумов, даже сочинил короткую оду. В те времена, в конце 1999 года, еще не существовало социальных сетей, поэтому выкладывать в Facebook фотографии — «Кандидат Собакин пронзает трактором Toshiba кукурузную рожь», «Кандидат Собакин награждает ученых горькими пилюлями», «Кандидат Собакин освоил Яндекс» я не могла. Мне по старинке приходилось писать пространные речи и яростные воззвания, ориентируясь на испытанных классиков политического жанра. Кем же предстанет перед избирателем Одинцова любезный мой Собакин? Каков наш политический идеал? Лассаль? Каутский? Гершуни?

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Бисмарк? Эрнест Тельман? Или Тельман Гдлян? А может, брать повыше — сам прокурор Вышинский? Быть может, мой Собакин станет неистовым Родзянкой, чьи потомки входили в правление «Дойче банка» и руководили парочкой поло-клубов Старого света? К каким звездам поведет слепых мой Собакин? Депутат Собакин был человеком мирным, пугливым, состоятельным и не желал нравиться отдельным девушкам или даже юношам. Он необыкновенно желал служить отчизне своей, заплаканной этой, безмолвной стране. Он мечтал, чтобы его движение «Возрождение Подмосковья» обрело ренессансные крылья и уверенной благодатью накрыло бы всю затянутую ряской Россию. Я мечтательно тревожилась вместе с ним: вот наш элитный Одинцовский батальон входит в Нижнее Поволжье, захватывает Урал, гнездится в различной Сибири и, обогнув мятежный колчаковский Байкал, добирается до Сахалина радостными особняками. В предвыборных мечтах я (как это естественно полагается сотруднику любого предвыборного штаба) шла гораздо дальше самого претендента на высокую должность и на страницу в истории. Ведь мечтать о вы-

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

сотах в политике не менее увлекательно, чем о самых мелких сексуальных низинах. Вот уже возвышенно дымится перед моим Собакиным в демократическом испуге святая кафедра ООН. Вот цветные хоругви Международного олимпийского комитета покорно играют перед нами мускулами мира. А вот уже Собакин, как крест Спасителя перед императором Константином, сияет во Вселенной и скоренько избирается на пост президента США, даруя всему человечеству невиданные доселе права и свободы. А вот он уже воскрешает Пушкина, помогает открыть Америку Колумбу, пишет Черчиллю Фултонскую речь и усмиряет жестокосердного аятоллу Хомейни (жуткий Усама бен Ладен тогда еще не был выпущен вашингтонским обкомом на большую политическую волю). Да мало ли великих дел на свете найдется для настоящего человека! Пока же, на первом предвыборном этапе, предполагалось аргументировано снести коекакие гаражи в Одинцово. Мой Собакин, ейбогу, не хотел ничьей крови и не желал даже чьей-то покрышки. Он желал задать аполлонистической гармонии строению, воздвигнутому ничтожными селянами, которых на базаре бесславно дожидались Гоголь и Белинский. Из груды металлолома он хотел скроить храм парковочного искусства. При сносе гаражей перед нами стояли архисложные задачи: бросить кость социалдемократам, мягко увильнуть от эсеров, не поругаться с кадетами и качественно обнадежить «зеленых», не беспокоя монархистов и, конечно, православное коммьюнити. Нужно было сходить налево, сходить направо и сохранить политическое небесное равновесие. Не забывая о самой главной цели, которой никто, впрочем, из нас ясно и не знал. В поисках политической ясности я обратилась к архиву Троцкого. Старик ни разу не подводил меня в делах моих и помыслах. Его работа «Вокруг Октября», посвященная памяти Ленина

(1924), привычно вдохновила. «Цепные псы Коминтерна! Грозные альбатросы революции! Show must go on! Да или нет?!!» — вот как мог бы реветь мой Собакин, рискни он взлететь революционным соколом на мокрую от слез крышу гаража. «Мы дойдем до Берлина! Суками будем! Земля и воля!» — подмосковные автомобилисты падали бы на снег и обещали друг другу подхватить знамя. Но мудрый Собакин отверг предложенные мной революционные варианты. Он попросил меня улучшить экологию и повысить зарплату рабочим, не ссылаясь на Маркузе. Трудней задачи еще не было в моей жизни. Как можно повышать зарплату рабочим без Маркузе?! Это же напрямую унижать рабочий класс! Параллельно с написанием речей и разнообразных социальных комментариев для Собакина я трудилась в журнале фанатов ЦСКА «Русский фан-вестник». Изданием этого легендарного вестника бодро занимался мой жених, фанат Батумский, лидер группировки Red-Blue Warriors, который мог бы уложить одним плевком восьмерых Собакиных. Украшенный адскими татуировками фанат Батумский негодовал. Ведь вместо того чтобы писать фельетоны, очерняющие команду «Спартак» и ее тогдашнего тренера Олега Романцева по прозвищу Плачущий дым, я курила политический фимиам ветеранамафганцам, детям-сиротам, падшим женщинам и погибающим монастырям. Фанат Батумский справедливо указывал мне на то, что ни одному нормальному русскому мужчине не нужна жена, помешанная на политике. На футболе — пожалуйста! Щи и каша приветствуются, Караваджо и Агата Кристи допускаются. «Сколько я могу ждать твоего репортажа о драке на саратовском дерби?!» — бесновался мой любимый главный редактор «Русского фан-вестника», разминая воблу о точную копию Кубка УЕФА. Увы, вся моя маленькая жизнь есть всего лишь унизительная литературная поденщина. Всю жизнь я раболепно виляю хвостом.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Я клялась сдать заметку, как только мы с Собакиным снесем гаражи и пообещаем завезти в больницы новое медицинское оборудование. «Где новый организационный манифест для карликов?!» «Карликами» на футбольном языке именуются совсем юные, шестнадцати-восемнадцатилетние фанаты, которых болельщики со стажем выпускают на всевозможные межклубные драки. Но у меня на руках был свой собственный политический карлик. Как я могла бросить своего Собакина? А также всех рабочих и крестьян? Так, за борщами и футбольной герильей, почти тайно ковалась наша с Собакиным емкая политическая победа. В конце концов фанат Батумский поставил вопрос ребром — либо он, либо Собакин. «Я сам не Крупский и не намерен жениться на Крупской!» — заявил он однажды и выкинул из квартиры мои политические рукописи, а также портрет лидера движения «Возрождение Подмосковья». Кстати, в большой и славной истории армейского футбольного движения есть моя маленькая строчка. Знаменитый армейский тост «За ЦСКА и большие сиськи!» был посвящен автору этих строк.

алесандр саватюгин

текст: фриц морген рисунок: сандра федорина

Регулярный колумнист «РП» и блогер Фриц Морген со знанием дела развенчивает расхожее мнение о том, что интернет — это свободная стихия самых раскрепощенных и бесстрашных. Хит-парад сетевых страхов — еще одно доказательство прописной истины, что от себя не убежишь. Даже (или тем более) скрывшись под маской анонимуса и тролля.

ЧЕГО боятся люди в масках? Какие страхи мучают обитателей анонимных форумов Рунета — отважных троллей, готовых без тени колебания издеваться в Сети над кем угодно: от маленькой школьницы до генерала ФСБ? Анонимность и безнаказанность действуют на психику, это факт. Питающийся гневом и страданиями своих жертв тролль ощущает себя могучим хищником, у которого нет естественных врагов — ведь нельзя ударить в лицо человека, у которого нет лица. При этом если для обычных хищников опасность представляет голод, то сетевым троллям голод не страшен: «еды» в современных киберджунглях для них всегда предостаточно. Однако делает ли троллей смелее и хладнокровнее привычка натягивать шкуру палача, чтобы поиздеваться над людьми? С одной стороны, да. В сетевых переделках анонимные тролли — образцы выдержки и спокойствия. В любом конфликте тролли или побеждают, заставляя травимых ими несчастных бить в припадке ярости кулаками по клавиатуре, или, в самом худшем случае, пожимают плечами и выходят из разговора. Проиграть хороший тролль не может.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Конечно, изредка особо глупых троллей все же ловят в реальной жизни и больно бьют… но почти призрачный шанс попасться только добавляет троллям остроты ощущений. Мало того: чтобы придать своей коже дополнительную толстоту, тролли регулярно проводят в своих анонимных логовах особые упражнения. Они намеренно пытаются задеть друг друга, напоминая разные болезненные переживания. По правилам игры тролль, который отреагировал на укол соратника, должен написать: «задницу припекло». Суть этого дикого развлечения в том, чтобы понять свои слабые места, привыкнуть к ним и перестать реагировать на них, а также в том, чтобы научиться быстро и безошибочно вычислять болевые точки обычных людей. Казалось бы, перед нами — идеальные бретеры, задиры без страха и упрека, которые отличаются от профессиональных дуэлянтов девятнадцатого века только возможностью угнетать попавших им под руку людей абсолютно безнаказанно, с безопасного расстояния. Но значит ли это, что анонимные тролли не испытывают страха?

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Вовсе нет. Как говорил Гоголь, страх прилипчивее чумы. Ежедневно играя с чужими страхами, тролли только усиливают свои собственные страхи. При этом одинокий бородатый девственник — а именно таковыми являются классические ортодоксальные анонимные тролли — даже не может растворить свои страхи в нормальных человеческих отношениях, так как он на такие отношения не способен. Попытка же обсудить страхи со своими анонимным друзьями — такими же троллями — редко заканчивается успокоением. Так как тролли, как те скорпионы из басни, не могут не жалить… Если они видят испуганного человека, рефлексы срабатывают независимо от их воли: они тут же пытаются усилить его страх, чтобы заставить несчастного сойти с ума, покончить с собой либо хотя бы пережить очередную полную кошмаров ночь. Исследователи из омского научного коллектива «Дабл Би» недавно провели опрос на нескольких анонимных площадках Рунета и, очистив результаты от грязного троллинга, составили перечень страхов, донимающих анонимусов сильнее всего. Вот этот печальный хит-парад. 10. Анонимус боится смерти того анонимного форума, на котором он проводит большую часть своей бессмысленной жизни. «Рак» — случайные люди, привлеченные романтикой модных мемов и забавных картинок, — потихоньку разъедает монолитную когда-то культуру сбежавших от жизни троллей. Конечно, если умрет один форум, всегда можно будет перейти на другой… но что вы будете делать, если дерево, под которым вы прячетесь от дождя, промокнет насквозь? Перебежите под другое дерево? К сожалению, есть отличный от нуля шанс, что культура анонимуса когда-нибудь умрет окончательно и бесповоротно. 9. Анонимус боится, что в какой-то момент устанет настолько, что не сможет найти в себе сил и желания жить. Что у него не останется ни одной, даже самой маленькой цели. Что в одно печальное утро он проснется и не поймет, зачем он проснулся. Более того, анонимус понимает, что однажды так и будет. Что его жизнь глубоко неправильна. Увы, менять свою жизнь он тоже боится.

8. Анонимус боится, что его покарают за его мелкие грешки: например за скачивание из грязных мест интернета незаконных картинок. Что его вычислят по IP, будут судить, а потом посадят на пару лет в тюрьму, то есть в место, в котором он не выживет и одного месяца. 7. Анонимус боится деанонимизации. Боится, что однажды он оступится, ошибется и его настоящие имя и фамилия станут известны всем. Что его начнут травить, что другие тролли будут звонить его родителям домой и на работу, что вокруг его подъезда развесят листовки с его фотографией, что его почту вскроют и выложат на всеобщее обозрение, что его заставят испытать в реальной жизни непереносимый стыд за открытие лица. Маска анонимуса — это последний оплот, последняя защита анонимуса. Потерять ее анонимусу больнее, чем потерять кожу. 6. Анонимус боится свою маму. Как правило, это единственный человек, с которым анонимус общается, и обычно это человек, от которого анонимус полностью зависит. К мелким издевкам со стороны мамы — типа вопроса «почему у тебя нет девушки» — анонимус давно уже привык и не обращает на них особого внимания. Однако у него в подкорке все равно сидит страх быть вышвырнутым мамой на улицу или быть лишенным компьютера. 5. Анонимус боится одиночества. При этом он уже очень одинок: даже в толпе, даже с друзьями, даже с любимыми фильмами или компьютерными играми. Тяжелым же страх одиночества делает тот факт, что чувство одиночества со временем только усиливается. Анонимус начинает скрывать свое одиночество. Он идет гулять один, а маме говорит, что идет гулять с друзьями. Он начинает разговаривать со своими воображаемыми друзьями. Он ложится спать, сжимая в кулаке фигурку разноцветного пони… Для него есть одно спасение — тот самый анонимный форум, на котором он общается со своими друзьями по несчастью. Но этого мало. Поэтому анонимус боится, что одиночество когда-нибудь станет совершенно невыносимым.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

4. Анонимус боится окончательно утратить себя. Деперсонализироваться на сто процентов, раствориться среди десятков тысяч других людей без имени и без лица. Он замечает опасные симптомы в реальной жизни: ему становится безразлично собственное имя и собственная личность, он начинает плохо видеть границу между «я» и «мы». В какой-то момент он может просто перестать существовать как отдельный, самостоятельный человек. 3. Анонимус боится людей. Боится публичных выступлений — даже если все публичное выступление заключается в реплике «остановите в конце дома». Боится позора и общего осмеяния. Он понимает мозгом, что всем на него наплевать, но все равно боится, что люди будут смеяться и показывать на него пальцами, а потом сделают с ним что-нибудь плохое. 2. Анонимус боится девушек: боится смотреть на них, разговаривать с ними и прикасаться к ним. Анонимус боится, что девушки будут над ним смеяться. Боится, что он останется с девушкой наедине и не будет знать, что делать дальше. Боится, что девушка заметит, что он девственник, и будет смеяться над ним. Боится, что девушки будут вертеть и манипулировать им, использовать его. Боится, что все девушки на планете — коварные шлюхи без души, а теплая ламповая девушка, о которой так мечтает его романтичное сердце, существует только на страницах его любимых книг. 1. Наконец, последний, главный страх. Анонимус боится сойти с ума и стать безумцем. Анонимус ежедневно заглядывает в глаза безумию, думая о запретных вещах и заглядывая в те закоулки своего израненного мозга, к которым обычные люди из-за смердящего запаха не приближаются и на километр. И анонимус понимает, что грань, отделяющая его наигранное безумие от безумия настоящего слишком тонка.

Пионер-герой. Неклейменый. Ювелирная работа в Бирюлево. Следопыт. Невольный стрелок. Что сделала Фанни Каплан?

«А да, кстати, — говорит Барсуков. — Вот на Элтоне Джоне крест из кристаллов, который придумал я. Ему его на свадьбу подарили».

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

текст: алексей беляков фото: orlova

Узнав, что пионером-героем в этом номере стал ювелир, опрометчивый читатель умозаключит: вот, докатились до гламура! Однако же не надо торопиться. Таких ювелиров, как этот, поискать еще надо. Специальный корреспондент «РП» Алексей Беляков отправляется в Бирюлево и попадает на магический процесс. Читателю предстоит узнать, что это такое — ювелирная работа. 33

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Он

достает с полки несколько толстых папок: «Всяких эскизов тут у меня очень много, посмотрите, если вам интересно…» Еще бы не интересно — увидеть то, с чего начинается маленький шедевр, в формате 2d, так сказать. Я принимаюсь изучать рисунки колец, брошек, браслетов и вовсе непонятных ювелирных конструкций, когда вдруг вылетает листок, вырванный из какого-то глянцевого журнала. Поднимаю листок и вижу — это светская хроника. Среди прочего обнаруживаю счастливое лицо Элтона Джона и сообщение о его свадьбе со старым добрым другом Дэвидом Фернишем. «А да, кстати, — говорит Барсуков. — Вот на Элтоне Джоне крест из кристаллов, который придумал я. Ему его на свадьбу подарили». За свою долгую жизнь мне довелось общаться всего с двумя ювелирами. Один — это Фаваз Груози. Ну кто не знает старика Фаваза из de Grisogono? Я брал у него интервью. Он смотрел на меня из-под полуприкрытых век, как утомленный Оскарами и женщинами киногерой, и рассказывал, что любит выпить вечером красного вина из своих погребов и послушать в одиночестве классическую музыку. Увлекательная беседа велась в московском бутике de Grisogono, так что событие было озарено сиянием крупных камней и проницательными взглядами охранников. Второй — это Алексей Барсуков. За окном его двенадцатиэтажки открывался вид на Бирюлево Восточное, и где-то скребла по сугробу одинокая лопата. Вещи Барсукова я узнал намного раньше его самого. Еще лет шесть назад на груди у одной очень светской девушки я увидел кулон: серебряный медвежонок в заплатках и с тоскливо болтающимися лапками. Игрушка с помойки, получившая от доброго Господа неожиданную возможность сверкать на раутах между бокалами с Dom Perignon. Я был растроган этим андерсеновским сюжетом на девичьей груди и спросил, что за фирма. Девушка взглянула на меня как на дурачка: «Это Леша Барсуков!» То есть стыдно не знать, парень, это имя, если ты ходишь на такие вечеринки.

...Признаться, я был глубоко разочарован: опытный ювелир может сделать обручальное кольцо за час. То есть тот, понимаете ли, заветный предмет, который свяжет навсегда два любящих сердца, готовится гораздо быстрей, чем соленые огурцы!..

Художники Лаврентий и Алексей, разумеется, помогают-подсказывают, направляют руку. Но случилось очевидное и неприятное — место слишком быстро стало модным. Стали заглядывать журналисты: а что это вы тут делаете, а? Началась неуместная суета. Кто-то чуть ли не кино снял о клубе. Но самое ужасное — повалил народ. «Зачастую неадекватный, — говорит Барсуков. — И рисование превратилось черт знает во что…» Тогда пришлось поступиться принципами художественного либерализма и пускать в клуб новых людей уже по рекомендации. Сейчас все вообще будет по-новому. В ЦДХ открылся ресторан «Клуб рисовальщиков», и обнаженная натура пропишется именно здесь. Барсуков пока не чувствует в ресторане душевного комфорта, в мастерских художников ему, конечно, нравилось куда больше.

Потом я еще не раз видел этих медвежат, еще ежиков, всяких мух и псевдооктябрятские звездочки, на которых маленький Ленин то плакал, то смеялся. И все это был Барсуков. А сам он где-то скрывался. Теперьто я знаю где — в Бирюлево Восточном. На самом деле он очень известен среди людей из богемной тусовки и редакторов модных журналов. Причем не только своими вещами. Взять хотя бы Клуб рисовальщиков, который они придумали лет десять назад с другом, художником Лаврентием Бруни. Это, если кто не знает, такое место, куда в пятницу может прийти всякий желающий и рисовать обнаженную натуру. Всего за двести рублей. Модель сидит в одной позе минут пять, надо успеть ее «схватить», потом поза меняется. Одно время, например, в клубе активно водила карандашом Алена Долецкая — для нее, в ту пору главреда Vogue, это был своего рода акт творческой свободы, да просто отдых, в конце концов. Сидят себе люди и молча рисуют. Благодать.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

«Вот сегодня соберемся, будем решать, как нам там все организовывать», — сообщает он мне в середине января по телефону с легкой печалью в голосе. Наверное, к моменту выхода журнала все уже будет решено. По крайней мере, название ресторана обязывает. Видели ли вы руки простого русского ювелира? Потемневшая кожа на кончиках пальцев, порезы, следы ожогов. Это вам не ноготки Фаваза Груози. В своей крохотной мастерской Барсуков дает мне базовый курс ювелирного дела. Основа его — обручальное кольцо. Это как в столярном ремесле табуретка. Научился делать табуретку — значит, со временем смастеришь шкаф, бюро, секретер, то есть остальное уже — козетки и виньетки. Барсуков делает сейчас обручальное кольцо не из золота, а из серебра. Во-первых, расходовать золото на праздного зрителя — дорогое удовольствие, а во-вторых, серебро — любимый металл Барсукова. Главным образом, с серебром он и работает. И еще с бронзой.

Барсуков вспоминает времена, когда он учился на ювелира в некогда знаменитой Школе художественных ремесел. Студенты любили пошутить. Сделают из сплава, очень похожего на золото, колечко и подбросят его на пол вагона метро. Шутники затаились поблизости, наблюдают за реакцией. Вот кто-то кольцо заметил… Самое приятное, конечно, если несколько человек сразу, тогда и драматургия куда насыщенней. В общем, какому-то счастливому Фродо из вагона это кольцо достается. Однако спектакль на этом не заканчивается, хотя Барсукову с друзьями никогда не удавалось увидеть финал. Дело в том, что на внутренней стороне кольца написано слово «х..». В какой момент обладатель кольца заметит эту гнусность — неизвестно. Вполне возможно, кто-то до сих пор носит и не знает, что на пальце у него мало того что не золото, но еще и вот это самое. Однако не будем отвлекаться от магического процесса изготовления кольца. В маленький тигль Барсуков кидает кусочки серебра, подносит магнит: «Надо обязательно выбрать всякое железо, ко-

торое могло попасть, иначе серебро будет грязным». И точно, к магниту прилипают несколько железных стружек. На тигль с теперь уже безупречным серебром Барсуков направляет старую газовую горелку. «Тут у меня все просто, даже компрессор от холодильника…» И включает газ, под острой струей которого кусочки серебра за несколько мгновений превращаются в дрожащий серебряный сгусток. Его надо вылить в изложницу, где сгусток примет форму маленькой ленты. Потом эта лента с приятным шипением погружается в банку с водой. Банка чуть ли что не из-под соленых огурцов, но на качество изделия это никак не влияет. И вот эту ленту, то есть развернутое кольцо, можно уже мучить: вальцевать на станке, утоньшать и плющить, доводя до состояния, которым будет довольна гипотетическая невеста. Потом у ленты сводят концы, сплавляют, распрямляют, шлифуют — и все. Как же ей повезло, моей невесте! Признаться, я был глубоко разочарован: опытный ювелир может сделать обручальное кольцо за час. То есть тот,

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

понимаете ли, заветный предмет, который свяжет навсегда два любящих сердца, готовится гораздо быстрей, чем соленые огурцы! Барсуков уверяет, что у нас в стране до сих пор самый востребованный ювелирный товар — именно простые обручальные кольца. Безо всяких камушков и инкрустаций. Вопрос лишь в толщине. «Да вы попробуйте сами, если хотите. Тут ничего сложного!» Тише, маэстро. Зачем раскрывать тайны гильдии? Он вовсе не из семьи художников, как, например, тот же Лаврентий Бруни. Папа у Барсукова военный летчик, мама — музыкальный работник. Но, как написали бы в «Пионерской правде», Леша с детства любил рисовать. «В старших классах у нас в Бирюлево уже все пили водку, а я ходил себе и рисовал. В школе мне ставили тройки по алгебре и физике и не трогали». После десятого Барсуков поступил в ту самую Школу художественных ремесел, выучился на ювелира. Потом

...Ювелиры — это всетаки закрытая гильдия, самые главные секреты которой вовсе не в технологиях...

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

четыре года подряд поступал в Строгановское училище. Хотел писать маслом, но в результате оказался на металлическом факультете. Ах да, еще два года он служил в армии. Но там вел себя тихо, печатки сержантам не делал, хотя мог бы: в школе мастер, человек крепкой советской закалки, специально учил их тому, что в нашей стране обязательно пригодится. Барсуков с усмешкой рассказывает, что те самые ювелиры, которые сидят себе в провинции и делают печатки, — это совершенно особый клан людей, у которых свой язык и понятия. Что и неудивительно — клиент формирует мастера. Но черт с ними, с печатками. Пять лет Барсуков проработал на МЮЗе — Московском ювелирном заводе, где был главным художником. «Я делал по тридцать эскизов в месяц». Потом стал сам по себе мастер. Он, кстати, до сих пор активно употребляет старорежимное слово «изделие». Звучит даже трогательно. А мне не дает покоя Элтон Джон с тем самым изделием. С крестом из кристаллов. Барсуков пожимает плечами: для него эта история — эпизод безусловно приятный, но не вызывающий приступа тахикардии. Он объясняет, как все вышло. Из рассказа я делаю вывод: ювелиры — это всетаки закрытая гильдия, самые главные секреты которой вовсе не в технологиях. Так вот. У Барсукова есть хороший знакомый — швейцарский ювелир, живет в Женеве. Этот знакомый — человек очень известный среди «бриллиантовых рук», в ювелирной среде, однако не имеющий своего бренда. Потому что создание бренда — это очень дорого и хлопотно. Не всем охота звенеть, как Груози. У знакомого есть что-то вроде фабрики, на которой работают самые высококлассные мастера. И то, что они производят, продается крупным компаниям, которые ставят свое клеймо, и имя автора навечно теряется в альпийских долинах. Однажды приятель увидел барсуковские серьги: полумесяцы, у которых смешно раззевается рот, когда открывается замок. Швейцарцу очень понравилась затея, и он предложил поработать у него.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Крест для Элтона был просто художественным экспериментом Барсукова: ему было интересно соединить два крупных кристалла. Он сделал свой рисунок, по которому уже создали эту эффектную штуковину. То есть изделие. И фирма Chopard, которую возглавляет Каролина Груози-Шойфеле, жена уже не раз упомянутого Фаваза Груози, подарила Элтону крест. От лица фирмы подарила, а не от лица русского ювелира. «То есть Элтон Джон понятия не имеет, чей крест он носит?» — «Конечно. Он знает, что это подвеска от Chopard». И Барсуков ангельски улыбается, глядя на мой встревоженный вид. Нет-нет-нет, ничего с собой не могу поделать, я таких художников из Бирюлева не понимаю, не способен считать их психологический код. Что за убийственная скромность? Барсуков даже на встречу со мной согласился лишь потому, что его убедила наша общая хорошая знакомая. Хотя вроде бы должен сам звонить по редакциям, как и делают благоразумные дизайнеры. Приглашать на обеды главных редакторов. Словом, сверкать всеми гранями. Есть, например, бойкий паренек, который занялся ювелиркой всего пару лет назад и старается вовсю, за день редакций пять объезжает, наверное. И добивается своего, проникает на страницы глянца: проще дать ему, чем объяснять, почему не хочется. Но Барсуков — «штучное изделие» природы. Зато, уж если согласился, честно встретился со мной несколько раз и провел показательное выступление в своей мастерской. Слово «слава» у него вызывает все ту же улыбку ироничного ангела. «Чтобы мое лицо глядело с билбордов? Нет, я хочу, конечно, чтобы мои вещи покупались больше… Но у нас пока это не так просто». Я беру первое попавшееся кольцо, верчу в поисках клейма автора. Не нахожу. «А я не запариваюсь, — говорит Барсуков. — Ну есть клеймо, ну нет клейма». Кстати, в той же Школе художественных ремесел учился Максим Вознесенский, курса на два старше Барсукова. Который создал свой бренд «Ювелирный театр». И там производство налажено, как на маленьком «АвтоВАЗе».

...Настоящий ювелир никогда не будет разбрасываться именами: неизвестно, хочет ли та или иная девушка, завсегдатай светских хроник, чтобы о ее украшениях распространялись, выдавали биографические подробности. Своего рода врачебная тайна...

«Да, Максим, наверное, хороший менеджер, — соглашается Барсуков. — Но я просто не умею заниматься бизнесом». Только не надо представлять творца с безумным взором, этакого Врубеля не от мира сего. Барсуков как раз человек очень социальный, много с кем дружит. Иначе с чего бы ему суетиться с тем же Клубом рисовальщиков, который не приносит никакого дохода, кроме морального? Обычно он работает с раннего утра, а после обеда покидает свой район и едет в центр, где всякие встречи. «Если выбираешься из Бирюлево, обратно уже трудно вернуться быстро». О нем мне говорили: «Леша — он такой всеобщий любимец». Да, трудно не очароваться. Невозмутимый, чуть ироничный, всегда доброжелательный. Самое верное определение для него будет «милый». И все окружающие называют его именно Лешей, это я активно употребляю фамилию из почтения к марке, которой, строго говоря, не существует. «Леша, но скажите, наконец, у кого из известных людей есть ваши вещи», — «Да много у кого…»

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Он ускользает, как тот расплавленный серебряный сгусток из тигля. Я продолжаю настаивать. Он припоминает, что делал серебряных клоунов для Ингеборги Дапкунайте, но неохотно об этом рассказывает, потому что не слишком доволен результатом. Я слышал, что им заинтересовалась Рената Литвинова. Но слышал не от него, разумеется. «А как вы работаете с клиентами? Встречаетесь, обсуждаете?» — «Нет, с людьми, как правило, сложно обсуждать. Редко получается взаимопонимание. Мне проще самому придумать вещь, сделать ее, а там уже как получится». Потом уже мне объяснят сведущие люди, что настоящий ювелир никогда не будет разбрасываться именами: неизвестно, хочет ли та или иная девушка, завсегдатай светских хроник, чтобы о ее украшениях распространялись, выдавали биографические подробности. Своего рода врачебная тайна. Он все время рисует эскизы. И что-то делает. Изобретены уже очень удобные материалы для ювелиров — особая пластмасса, с которой работаешь как с пластилином, потом она застывает в виде готовой модели. Можно ее крутить-вертеть и думать, чего еще не хватает. Выбросить, в конце концов. А если доволен, можно и отлить вещь в металле. Барсуков, кстати, придумал такую штуку: дети что-то лепят из такого пластилина, на произведении остаются следы их рук. И потом можно отлить это изделие из любого металла, где отпечатки милых пальчиков запечатлеются навечно. Родители счастливы. Если Барсуков едет отдыхать, то не больше, чем на неделю. Всегда берет с собой краски и карандаши. «На отдыхе ведь тоже можно рисовать и придумывать». Он показывает огромный перстень с головой Шрека: «Вот я сделал это, но не знаю, нужно ли это будет вообще комунибудь. Но я сделал, а там посмотрим». Он понятия не имеет, что вдруг нарисует завтра с утра, какого еще медвежонка найдет «на помойке». И какое еще получится изделие с неприметным клеймом «АБ». Или без клейма.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Бедная Каплан. С другой стороны, ну уж совсем дурой тоже не надо быть. Чтобы с плохим зрением, в темноте, без подготовки стрелять в незнакомого человека. Даже если этот человек Ленин.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

текст: николай фохт рисунки: александр ширнин

Беспощадный следопыт «РП» Николай Фохт, уже разобравшийся с Джеком Потрошителем, с Гусом Хиддинком и с так называемым снежным человеком, взялся за историческую персоналию с особым (для себя) мотивом. Дело в том, что Фанни Каплан стреляла (или не стреляла, сейчас узнаем) в Ленина на заводе им. Михельсона, что на Щипках. А Николай Фохт родился практически там же, в подвале на Павла Андреева. Такое дело. С подтекстом. 41

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Знаете

ли вы, что такое замоскворецкие женщины? Это ведь не просто москвички — это москвички за рекой, у реки. Всякая женщина, которая родилась или выросла, или созрела у реки — особая. Женщина у реки твердо стоит на ногах, реально смотрит на вещи и знает себе цену. Это вообще. А в частности замоскворецкая женщина еще интересней. В ней алхимически соединены стать и микельанджеловский (как ни парадоксально) эротизм с разгульной невинностью настоящей москвички. Простая и тонкая, если кратко. То, что надо любому здравомыслящему человеку. Я думал об этом в кафе с вызывающим названием «Гринвич», на Дубининской улице. Конечно, я имею право на подобные размышления. Можно сказать, родился тут, на Павла Андреева, в подвале дома, который смыкается со старым зданием ДК Завода им. Владимира Ильича. Рабочая слободка, характерная местность, опыт, впитанный подсознанием, — и никакой Фрейд не выбьет его оттуда. Аншлаги на лавочках у детских площадок, покупка свежего батона и докторской колбасы в продуктовом на углу, прогулки в сквере у входа на завод вокруг заветного, сакрального, проклятого камня.

КАМЕНЬ С ДУШИ Собственно, об этом камне и речь. Камень этот гранитный установлен на месте покушения. Тут злая Каплан стреляла в доброго Ленина в 1918 году. Рядом есть бронзовый Ильич, рядом — одноименный завод, который до сих пор штампует что-то электромеханическое. А от Фанни Каплан только этот камень и остался — нет никакой Каплан, пепел развеян над Кремлем. В общем, совсем рядом: рядом с камнем, рядом с «Гринвичем», за стойкой которого типичная замоскворецкая женщина, которой помогает улыбчивый юноша азиатской наружности. И вот именно тут и пришла в голову первая здравая мысль этого расследования: вся беда Фанни Каплан в том, что она никогда не была

женщиной Замоскворечья, иначе все закончилось бы хорошо. Причем как бы ни закончилось. Кто стрелял в Ленина — главный вопрос покушения на председателя Совнаркома в августе восемнадцатого. В прямом и переносном смысле: кто жал на спусковой крючок и кто заказал убийство? Другими словами, действительно ли Каплан стреляла в Ленина, и был ли заговор действительно подготовлен эсерами, которые боролись за власть с большевиками. Казалась бы, ерундовое дело, очевидное. Но стоило только соприкоснуться с ним, стоило через столько лет вернуться в родную местность, к заводскому камню, обнаружилась глубина загадки, мистическая и настоящая. Сразу скажу, дело Фанни Каплан напомнило мне одновременно кейс с покушением на президента Кеннеди и почему-то дело Джека Потрошителя, которые «Русский пионер» с успехом уже раскрыл. Ну, Кеннеди понятно, в общем, одного формата ягода. Ассоциации с уайтчепельским потрошителем возникли, наверное, потому, что совершенно реальное событие, которое произошло на глазах нескольких десятков людей, превратилось в миф сразу, мгновенно. И в этом мифе нет ничего достоверного — каждый эпизод имеет два-три варианта толкования, иногда с разными действующими лицами. Вообще, все элементы события могут быть поставлены под сомнение: стреляла ли в Ленина Каплан, стрелял ли в Ленина вообще кто-нибудь, стреляли ли в Ленина пулями дум-дум, были ли отравлены пули ядом кураре (в этом месте еще и Шерлок Холмс возникает с его «Знаком четырех» и отравленными иглами дикаря Тонго), был ли это заговор левых эсеров, был ли это заговор ВЧК, с участием Дзержинского и Свердлова, был ли это заговор с участием самого Ленина, хотело ли ВЧК убрать Ленина физически или просто напугать — чтобы отменить Брестский мир. Да еще столько же сомнительных, нетвердых элементов можно обнаружить. Суда над Каплан не было — ее расстреляли почти сразу, успев пару раз

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

допросить. В следственном эксперименте она участия не принимала. Ленин ни разу опрошен не был — то есть не было нормальной следственной процедуры, законной и профессиональной. В отличие, скажем, от следствия по делу об убийстве Урицкого, которое случилось утром того же дня. Такое ощущение, что состоялось такое wiki-расследование: все, кто имел хоть какой-нибудь доступ, добавляли свои посты, свое видение ситуации, вставляли непроверенные факты. И никто особенно это wikiрасследование не модерировал. Вот теперь все это и приходится расхлебывать. С другой стороны, мне это выгодно: как ни опиши, не ошибешься: факты можно и не проверять, можно собрать все известное в кучу, положиться на интуицию и немалый уже опыт в пионерском следопытстве — и Кеннеди тут поможет, и Джек Потрошитель, и Шекспир, и, подозреваю, даже расследование полета американцев на Луну.

РОМАН С ПОКУШЕНИЕМ Попытаюсь изложить, как это было. Источники разные — несколько телевизионных расследований, фильм Ромма «Ленин в 1918 году», сборник документов «Фанни Каплан, или Кто стрелял в Ленина?», газетные публикации разных лет. Итак, Фанни Каплан, которую скорее всего звали Фейга Хаимовна Ройтблат, с детства увлеклась революцией. Причем как-то сразу перешла к делу. В пятнадцать лет стала анархисткой, а через год уже готовила покушение на губернатора Киева Сухомлинова. Вместе со своим любовником Виктором Гарским (он же Яшка Шмидман, он же Сашка Реалист) они собирали бомбу в номере киевской гостиницы «Купеческая». Ну и конечно, бомба взорвалась в руках, но как-то удачно: Фейгу контузило, а Гарский и вовсе не пострадал — поэтому смог убежать. Дору (тогда у нее такая кличка была) поймали и упекли на каторгу «бессрочно», пожизненно значит (надо сказать, что всю ответственность за подготовку покушения Дора взяла на себя, Яшку не сдала, вообще никого не

сдала — за это и получила на всю катушку). Там она стала слепнуть, но слепота эта была как бы мерцающей — возникала только во время стрессов. Другое дело, что стрессы у Фейги случались постоянно. Сокамерницы хлопотали перед начальством о ее лечении. К тому времени срок ей скостили до двадцатки, родители уже уехали от греха в Штаты, ну и случилась ко всему февральская революция — Фанни Каплан амнистировали. Она вышла на волю, однаодинешенька, пострадавшая почти за любовь, с истерической слепотой и новыми социал-революционными взглядами, которые подхватила от сокамерниц. Фанни приезжает в Москву, живет у подруги на Садовом (в том же доме, что и компания Воланда из «Мастера и Маргариты). Летом 1917-го Каплан направляется в Евпаторию, в санаторий для политкатаржан, знакомится там с братом Ленина, Дмитрием Ульяновым, который, помогает ей устроиться в Харьковскую клинику на лечение — сделать операцию на глазах. Операция прошла успешно, зрение частично вернулось (то есть значительно улучшилось). Каплан перемещается в Севастополь, занимается подготовкой чиновников для земств. Надо только заметить, что все относительно хорошее — амнистия, жизнь в Москве, лечение в Евпатории, операция — происходило с Каплан до узурпации власти большевиками в январе 1918 года. Каплан стояла за Учредительное собрание, то есть, несмотря на анархистское прошлое, ей был близок эволюционный путь развития России. Ну, формально это выглядит именно так. Большевики во главе с Лениным разрушили этот сценарий и вернули революционный расклад. Могло ли это новоиспеченную социал-революционерку с бомбой в генетической памяти вернуть на старые рельсы? Мне кажется, могло. А может, и не это главное. Главным событием, трагическим переломом могла стать встреча с Гарским, который к тому времени стал знатным чекистом (необходимо сказать, что он все-таки дал показания по делу

o киевском покушении, где заявил, что Дора совершенно ни при чем, — думаю, тогда ей и отменили пожизненное). Скорее всего, свидание произошло в Севастополе. Фанни все это сама рассказала, на допросе чекисту Петерсу — о личной жизни Каплан они в тот день, после покушения на Ленина говорили очень много. Ну вот, Каплан перед свиданием обменяла любимую шаль на кусок хорошего мыла. Встретилась с любимым (судя по всему, они переспали), после чего возлюбленный заявил: вместе быть не можем, а любовь у нас сегодня случилась, потому что от тебя хорошо пахло и я вспомнил молодость. Каплан в одно мгновение опять потеряла все: любимого, смысл одиннадцатилетнего заключения и единственную теплую вещь — шаль. Не просто опустошена — раздавлена. Короче говоря, в августе она оказывается в Москве, живет у подруги в Замоскворечье. Тридцатого августа 1918 года идет на митинг в гранатный цех завода Михельсона, производит три выстрела из шестизарядного браунинга. На трамвайной остановке у Большой Серпуховки ее хватает рабочий Иванов, которому она тут же признается в покушении на Ильича. Допрос по горячим следам. Объявление Свердлова о красном терроре. Через двое суток, первого сентября, другой рабочий приносит браунинг, который он подобрал на месте преступления. В тот же день разыгрывается следственный эксперимент (без участия Каплан и Ленина — хотя Ленин уже, в общем-то, мог). Третьего сентября расстреляна комендантом Кремля Мальковым. Труп запихали в железную бочку, облили бензином и сожгли.

ПОЧЕМУ НЕ ФЕЙГА

...Террористы загоняли один патрон в ствол, а после вставляли целую обойму — таким образом увеличивая количество возможных выстрелов...

Сомнения были всегда. В 1992 году решено даже пересмотреть дело о покушении. Официального итога не получилось, вышел только сборник рассекреченных документов с комментариями. Но осадочек остался. Самый главный аргумент — Каплан была слепая. У нее было плюс восемь, посылать такого человека на

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

ответственное задание — абсурд, как она Ленина-то различит? Справедливое возражение. Но ради справедливости надо учитывать, что даже до операции слепота Каплан была периодической. А после хирургического вмешательство зрение улучшилось — даже она без проблем могла попасть в Ленина с трех метров, а именно с такого расстояния по официальной версии велась стрельба. Теперь оружие. В Ленина стреляли трижды — две пули застряли в его теле, одна прошила одежду, не нанеся вождю ущерба. Надежда Константиновна любовно пометила входные-выходные отверстия на пальто Владимира Ильича. А в шестизарядном браунинге осталось четыре неизрасходованных патрона. Даже если это ее пистолет, она, выходит, стреляла только два раза, кто-то еще палил в Ильича. То есть как минимум не только и не столько Каплан. История с орудием преступления не снимает подозрения именно с Фанни. Да, браунинг был любимым оружием террористически ориентированных эсеров — если покушение их рук дело, то они правильно снабдили Каплан именно браунингом, а не револьвером, который Фанни требовала в фильме Ромма. Пистолет браунинг практичнее, перезаряжается быстрее, меньше, чем у револьвера, риск осечки (то, что в некоторых документах следствия оружие называют револьвером — так это просто ошибка, неискушенные большевики могли и не знать разницы). Почему в обойме осталось больше патронов, чем надо? Есть красивый ответ: террористы загоняли один патрон в ствол, а после вставляли целую обойму — таким образом увеличивая количество возможных выстрелов. Так что Каплан вполне могла три раза выстрелить, оставив в обойме четыре патрона. А может, иначе было. Судя по всему, водитель Ленина Степан Гиль тоже стрелял — в злоумышленника. Есть версии, по которым одна пуля угодила в Ленина (поэтому пули, которые извлекли из тела Ильича в 1922-м и после смерти в 1924-м, оказались разного калибра). У Гиля, кстати, был как раз револьвер.

...Тут как раз и возникает тема кремлевского заговора с участием Свердлова, Дзержинского и самого Ленина...

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Другая досталась кастелянше Поповой, которая притормозила Ленина с расспросами «о хлебе» и сделала его удобной мишенью для расстрела. Так что теоретически Каплан могла сделать и три выстрела, и два. Если вообще браунинг, который был найден на месте сознательным рабочим Кузнецовым и черт знает где находился целых два дня, — оружие преступления. Нет объективных улик, которые доказывали бы вину Каплан. Но есть ее признание, которое она сделала четко и однозначно. Это признание, конечно, перевешивает. Остается вопрос: не оговорила ли она себя? Тут как раз и возникает тема кремлевского заговора с участием Свердлова, Дзержинского и самого Ленина. Одним из главных аргументов сторонников этой версии стало время подписания Яковом Свердловым «Воззвания к ВЦИК», где впервые сообщается о покушении на вождя — под документом стоит время 22.40. Но по всем выкладкам получается, что Каплан еще даже в Кремль не доставили для допроса. На допросе Гиль заявил, что он привез Ленина на митинг в гранатный цех завода Михельсона в десять вечера. Ну, скажем, полчаса митинга, потом пять минут выйти из цеха, поболтать с кастеляншей о самоуправстве заградотрядов, которые отнимали хлеб у мирных крестьян, — бац-бац-бац! Выстрелы прозвучали в лучшем случае в 22.35. А в воззвании говорится, что покушение произошло несколько часов назад. Короче говоря, Свердлова подозревают в том, что воззвание это, с которого начался красный террор, было заготовлено заранее — и Свердлов знал о нем. Но реальный график выступлений Ленина изменился, на завод он приехал только после митинга на Хлебной бирже в Лефортове. Свердлов же заготовку не вычитал, не отредактировал. Смерть Ильича была выгодна Свердлову — в тот исторический отрезок времени они с Лениным были практически равновеликими вождями, есть подозрения, что Свердлов в своем заговоре опирался не только на партийцев, но и на чекистов,

недовольных Брестским миром, который отстаивал Ленин. Тут есть логика, понятная и сегодня: спецслужба видела в этом соглашении унижение России и понимала или подозревала, что Ленин не просто так отдает немцам полстраны. Как же его не ликвидировать? Разумеется, в пользу чекистскокремлевского заговора говорит и процесс 1922 года над эсэрами. Формально было подтверждено, что заговор готовили правые эсэры Семенов, Коноплева, Никонов, Усов (который однажды уже собирался убить Ленина, но не смог «вырвать бога у рабочих»). Все подробно признались, что именно они снарядили Каплан и браунингом, и пулями дум-дум (которые не разорвались внутри Ленина), и ядом кураре (который Ленина не отравил). Все было чинно и благородно, подробно и очень законно. И, о чудо, — злоумышленников оправдали как «добросовестно заблуждавшихся». Семенов стал резидентом советской разведки в Японии, Коноплева взялась обучать курсантов НКВД взрывному делу. Их расстреляли в 1937 году — как положено. Разумеется, теперь выяснилось, что руководители боевой группы эсеров, Семенов и Коноплева, были внедренными сотрудниками ВЧК. Это значит, что контора контролировала и убийство Володарского, и покушение на Ленина (убийство Урицкого, на мой взгляд, стоит особняком). Получается, Дзержинский и Свердлов замешаны? А что это меняет?

ЧЕРНО-БЕЛЫЙ САСПЕНС Честно говоря, пара недель изучения дела о покушении на Ленина ввергло меня в какое-то паническое состояние. Сегодня, когда информация систематизирована, когда вычеркнуты совсем уж безумные предположения и откровенно высосанные из пальца «факты», даже теперь история этого периода выглядит истерическим хаосом. Рабочекрестьянская масса — андроиды, годные только на пушечное мясо, идеологи революции, в общем, образованные, как минимум умеющие читать и пи-

...Фокус был в том, чтобы оставить в неведении Феликса Эдмундовича. Дзержинский, думаю, был против опасной игры...

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

сать люди-психопаты, лучшие качества которых проявляются только на допросах и в судах. Тут они последовательны и храбры — что лично для меня вообще ничего не значит и доказывает лишь их глубокую ненормальность. Но окончательно добил меня, взорвал мозг, вогнал в глубокую депрессию фильм Ромма «Ленин в 1918 году». Я-то собирался как раз улучшить настроение. Я не надеялся получить из этого произведения искусства дополнительной и достоверной информации — хотя бы потому, что кино редактировали-перередактировали, резали-перерезали: то Бухарина изымут, то Сталина, то еще кого-нибудь. Потом обратно вставляли — и нет у меня уверенности, что в правильном порядке вставляли, по сценарию, по замыслу режиссера. Но остались теплые детские воспоминания. Когда всей семьей, с правильными комментариями бабушки Прасковьи Филатовны про шпика («кто же так душит: за яблочко, за яблочко надо»), параллельными ее воспоминаниями, как в конце двадцатых они в Москву приехали и поселились как раз рядом с заводом Михельсона. И ее неожиданным резюме на атеистическую тему: «Попам я никогда не верила, но что-то есть»… Но три гига черно-белого бестселлера в hd качестве, скачанного с торрента, абсолютно не оправдали. Выяснилось, что даже недавний хит «Человеческая многоножка» и смертельно натуралистичный фильм «Плюю на ваши могилы» уступают. Буквально все экранное время речь идет об убийствах, массовых и одиночных. Большевики смеются над Горьким, который предлагает быть помягче как-то, почеловечней. Говорят, мол, сотни лет капиталисты лили кровь русских рабочих, а вы, Алексей Максимыч, к милосердию зовете. Откуда, интересно, у рабочих России столетняя история? И так весь фильм. Там даже поубивали тех, кто в реальности выжил, — вон известный уже Константин Усов, который не смог выстрелить в Ильича. Его, конечно, расстреляли в тридцать седьмом, но в кино-

то за что, в восемнадцатом? Не убивали его эсеры за то, что он пожалел Ленина. И коменданта Кремля не убивали — это скорее он расправился с Фанни Каплан третьего сентября. А в кино его сначала расстреляли, а потом и достреляли в упор. На съемках, как почему-то с удовольствием рассказывали участники, массовка так разволновалась, что чуть на самом деле не растерзала Наталью Эфрон, игравшую Каплан. Да, говорю — кошмар. А уж насчет достоверности, фактуры... В общем, с этой стороны помощи ждать нечего. И я вернулся к Замоскворечью, на маленькую родину.

НЕ СМЕРТЕЛЬНО Да, поставила меня Фейга Хаимовна в сложное положение. Ведь в этой истории понять решительно ничего невозможно. — А без сдачи не будет? А то ведь сейчас как дадите опять пять тысяч. Трудно в это поверить, но барменша «Гринвича» больше всего в жизни в данный момент боялась именно неразменной купюры. Я стал искать по карманам нужную сумму, а в мозгу вспыхнула та самая первая правильная мысль: если бы Каплан была замоскворецкой женщиной, с ней бы такого никогда не случилось. И в оставшиеся полчаса, пока я пил неплохой двойной эспрессо, во время короткой передышки я пытался защитить, выгородить, отмазать Фанни от этого дела. Ну хотя бы частично. Совершенно ясно, что террористы контролировались ВЧК. Во всяком случае, почти уверен, что убийство Володарского летом курировалось чекистами. Есть версия, что у партии были финансовые претензии к Володарскому. Ну и политический бонус — компрометация эсеров. Убрать Ленина — это, пожалуй, тройной бонус: Свердлов, который участвовал в игре, становится единоличным лидером большевиков и расправляется с Бухариным и Троцким, срываются брестские соглашения, можно, наконец, развязать красный террор, о котором уже несколько месяцев говорил сам

Ленин. Все прекрасно, только в сложной политической обстановке лишиться вождя партии — самоубийство. Как бы Свердлову, предположим, ни хотелось стать лидером в конкурентной борьбе с Бухариным, Троцким и самим Лениным, он понимал, что ликвидация Владимира Ильича может обрушить всю игру большевиков. Да и все остальные понимали. Но, предполагаю, Яков Свердлов рискнул. План состоял в том, чтобы максимально реалистично инсценировать покушение. Знал только Свердлов и кто-то из внедренной к эсерам боевой группы, скорее всего это был Григорий Семенов. Фокус был в том, чтобы оставить в неведении Феликса Эдмундовича. Дзержинский, думаю, был против опасной игры. Косвенным доказательством этого служит история с убийством в июне 1918-го германского посла графа Мирбаха. Покушение совершил Яков Блюмкин — эсер и, как всегда, агент ЧК. Но Дзержинский не смог арестовать его — тайный чекист Протопопов в момент ареста оглоушил Железного Феликса и связал его. Блюмкин, кстати, стал разведчиком, его считают одним из прототипов Штирлица. Уф… Дальше дело было так. В Ленина надо было стрелять, но не убить. После покушения требовалась жертва, на которую все можно свалить. Если все по плану — и Ленин цел, и волки сыты. Если не повезет Ильичу — плохо, но там уж как-нибудь разберемся. Чтобы не убить Ленина, на пулях делаются насечки. По мнению экспертов-оружейников, слишком глубокие, не такие, как на пулях дум-дум. Именно по этим насечкам пороховые газы (или как там они называются) отводятся, что уменьшает убойную силу выстрела. Поэтому и не раскрылась пуля в теле Ленина — не хватило энергии. По поводу яда кураре. Думаю, и правда Коноплева доставила яд, а Семенов должен был зарядить им пулю. Но он этого просто не сделал. На роль козла отпущения выбрана была Фанни Каплан. Свердлов знал Фанни — его жена тесно с нею общалась. С другой стороны, был контакт с Виктором Гарским, который тоже

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

доложил, что Фанни вполне готова для этой роли: брать всю вину на себя ей не впервой. Известно, что после покушения Гарский появился в кабинете у Свердлова и вышел от него с повышением. Покушение случилось спонтанно. Свердлов решил воспользоваться убийством Урицкого (его действительно совершил одиночка, не связанный с эсерами и, значит, с ЧК) и тем, что Дзержинский отбыл в Питер. На завод поехала Каплан и кто-то еще из группы, смотрящий так сказать. И получается, что стреляла все-таки Каплан — но только для того, чтобы не убить Владимира Ильича. Ей его показали на митинге, подвели на три метра, она три раза выстрелила (одна пуля, которая не задела Ленина, попала в кастеляншу Попову). Ранения Ленина вопреки расхожему мнению были совсем не страшные — вот и пригодилась последовательность Фанни. Вообще никакой угрозы здоровью. И сразу после покушения он сам поднялся в свою комнату, лег. А уже через пару дней был в строю — только гипс напоминал о покушении. Фанни, как и положено революционерке со стажем, во всем призналась и взяла вину на себя. Ее уничтожили (вполне возможно, даже раньше, чем третьего сентября, скорее всего еще до приезда Дзержинского, чтобы он не смог с ней поговорить). Был объявлен красный террор. Думаю, Дзержинский взбесился, когда понял, что произошло. Ленин тоже от такой наглости был не в восторге. И неслучайно вскоре Яков Свердлов помирает непонятно от чего. Последним с ним разговаривает Ленин. Бедная Каплан. С другой стороны, ну уж совсем дурой тоже не надо быть. Чтобы с плохим зрением, в темноте, без подготовки стрелять в незнакомого человека. Даже если этот человек Ленин. Чего ей не сиделось на месте, в Крыму например? А уж приехала к нам на Серпуховку, гуляй по скверу, вдыхай ароматы парфюмерной фабрики Брокара, пройдись к Москве-реке. Полезно и здорово, очень успокаивает наша замоскворецкая природа. Глядишь, и перековалась бы неистовая Фейга.

Диктант. Страхинея. В тему номера. Урок обществоведения.Лён и пламя. Страх и трепетность в Гаврилов-Яме. Урок иностранного. Варя. Мэтью. Брюсов. Елена Котова о непереводимом. Дневник наблюдений. «Сам Гитлер мой

муж». Самые страшные сны из коллекции Института сновидений. Запевала. Ужасный ужас, страшный страх Орлуша описал в стихах. Сочинение. Пока стоит. Рассказ Дмитрия Глуховского. Фотоувеличитель. Творчество наших читателей.

текст: игорь мартынов

вита буйвид

В преамбуле к главной теме номера «Страхи» Игорь Мартынов сквозь чащу интернациональных фобий добирается до главного отечественного страха, классифицирует его, а потом и обезвреживает. 100 строк для храбрости.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

С кем

не бывает! Леукофобия, коулрофобия, папирофобия и даже, пардон, какофобия… Уже не говоря про обезофобию — боязнь потолстеть. Глянем на Анжелу ли Джоли или на ту же, прости господи, Эми Уайнхаус: нет, в этом страхе мы не самые худые, сколь ни сжимаются наши девчата… есть понаглядней маячки липосакции… Вряд ли и барофобию — боязнь земного притяжения — в большей мере испытывают общины Селигерской возвышенности, чем аборигены той Долины смерти… Но есть, но должна быть у нас и в деле боязливости какая-то особинка, необычайность! Нация, давшая миру космос, собаку Павлова и «Северный поток», обязана и в области страхов — а заодно вдобавок и в бесстрашии — выйти из ряда вон, козырно отщепениться! Так что же миру предъявим?! Нас трудно подловить в классическом раскладе: перманентно находясь под газом, мы с легкостью вступаем в мордобой, идем на полюс с одной понюшкой «Доширака» за щекой и при первом же случае вскрываем кингстоны, вены, всемирные заговоры. Таких внешней угрозой не всколыхнуть даже легкую, на полтаблетки феназепама тревогу, не то что панику… Известны случаи, когда бытовые россияне с одними лишь кухонными принадлежностями одерживали верх над превосходящими силами не только соседей и родственников, но и диких животных из преобладающих лесов. «Страха нет!» — не поэтическая вольность, но диагноз, приговор. Однако есть у храбрости наружу и внутренняя сторона: победно нарубавшись с интервентами, зачастую ратник, оставшись наедине с собой, впадает в кручину, в самоуглубленность, переходящую в самобоязнь. Так уж вышло, что россы сравнительно поздно увидали себя в зеркале, до поры до времени смотрясь в озера синие, где им рисовался довольно-таки расплывчатый, по умолчанию былинный образ Ивана да Марьи. Впервые познакомившись со своим реальным отображением уже в пору зрелости, многие ужаснулись увиденному, отшатнулись, отреклись. С распространением зеркал раздвоение лично-

сти оцепенило, сковало столь доблестных вчера и бесшабашных. Двойники, отражения — вот кто пугнул до мороза по коже, до оторопи. Типичен случай рязанского пейзанина С.Е., покинувшего родные поля ради сомнительных бонусов городской жизни, в итоге — черный человек, «что ты, ночь, наковеркала, я в цилиндре стою, никого со мной нет… я один и разбитое зеркало». Да и сегодня, в лифтах наблюдая свежеоплеванные зеркала, понимаешь, сколь трудно дается россиянам даже кратковременная интроспекция. Понятно, чего ждать о врага, от стихии, но вот от этого, в зеркале — непредсказуемо. Какой фортель выкинет, куда потянет, повлечет? Единственный, кому по силам смертельно ужаснуть нашего брата — он сам. Но и в радикальной автономности, и в безысходном самоедстве настало время обнаружить плюсы! Да взять хотя бы нанотехнологии: если уж россиянину так тошно наедине с самим собой, так, может быть, как-то отвлечь его, дать ему микроскоп, микросхему, высоковакуумный кластерный комплекс «Нанофоб» дать? И вот уже только внешне этот человек одинок, замкнут — на самом деле все внутренние силы его устремлены на постижение закономерностей частиц от 1 до 100 нанометров. Пылает ум, прицелен глаз и никакой самодеструкции! Но предположим (хотя и трудно в такое поверить), что не все сограждане увлекутся нанотехнологиями. Что делать с остальными, чем занять? И вот тут пришло время серьезно поговорить о шахматах. Да, посмотрим правде в глаза — 64-клеточные себя исчерпали. Шутка ли! Никакой модернизации со времен Абылджабара Ансари и Зайраба Катая! Все те же хоженные вдоль и набекрень староиндийские защиты да ферзевый отказанный гамбит, в котором любая Deep Blue побьет наилучшего Гаррика… Но если добавить еще хотя бы сотню квадратов? Если отказаться от черно-белого лимита, раскрасить клетки по новому, радужно, непредсказуемо! Опять же — пустить на доску иные фигуры, с освеженной активностью… А там, глядишь, и отвлечемся окончательно от фобий. Нет времени зацикливаться, когда такая игра!

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Так это по-русски броситься вдогонку ускользающей красоте, поймать явление в самой низкой точке падения — и воспеть. А тут целый город, как такое упустить?

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

текст: николай фохт фото: павел кассин

В номере, посвященном разнообразным страхам, конечно, не могло обойтись без репортажа из какогонибудь наглядно умирающего города. Поскольку про Детройт и про Чернобыль «РП» уже рассказывал, специальный корреспондент Николай Фохт был отправлен под Ярославль. В Гаврилов-Ям. Выжить, а может быть, и вдохнуть жизнь. 53

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Гаврилов-Ям

город ма-

ленький, красивый, умирающий. Повлекла, поманила сюда жажда приключений. Да и жажда красоты тоже: так это по-русски броситься вдогонку ускользающей красоте, поймать явление в самой низкой точке падения — и воспеть. А тут целый город, как такое упустить? Почему же Гаврилов-Ям? Ведь много их по всей Руси — брошенных и забытых, вымерших, страшных в своей последней красоте. Пустые военные городки, оставленные шахтерские города — вот где раздолье, вот где ветер гоняет обрывки старых газет и рок-н-ролл мертв. Саспенс, триллер, привидения. Так нет, Гаврилов-Ям все-таки. Мне понравилось, что люди в этом городе все-таки имеются; все-таки есть там жизнь, теплится и бьется, а это намного любопытней и выразительней, чем немая красота пустоты. К тому же совсем Центральная Россия, которая и от Москвы недалеко, но и к Ярославлю близко. Исконная Россия, Золотое кольцо, одно слово. Плюс, как сообщили знающие люди, станция «Гаврилов-Ям» — конечная станция пассажирского железнодорожного сообщения, тупик, если проще. Моногород, выросший из льнокомбината, который построил во второй половине девятнадцатого века помещик Локалов. Да конечно, Гаврилов-Ям! Главное, что надо знать пришельцу: тут один только перекресток со светофором, два въезда-выезда из города, двухэтажная гостиница на восемь, что ли, номеров и памятник самолету (по моим представлениям, это СУ) на подступах к городу. Большая река Которосль и маленькая речка Поганка. Такая маленькая, что испокон века ее зовут прудом. А может, она и есть теперь пруд — мутировала. Ну и все. А да, еще в Гаврилов-Яме очень строгие девушки. В ответ на вопрос: «Девушка, а не подскажете…» — обычно слышишь сначала «нет». Только потом, когда удается объяснить, что нужен совет, где поесть уставшему путнику, можешь получить стандартный и универсальный ответ:

«От перекрестка со светофором налево — «Русь», направо — «Трактир». «Русь» это, конечно, ресторан. Идешь по городу и каждую секунду прогулки ждешь встречи со знаменитым горожанином: то почудится Ольга Ивановна Барышева, руководительница школы искусств, воспитанница которой поступила в Московскую консерваторию, то пристально всмотришься в лицо встречного мужчины — а не Валерий ли это Голиков, самый издаваемый писатель Гаврилов-Яма? Нет, не он — так, может, это поэт Перцев? Обо всех знаменитостях я прочитал в городском «Вестнике». Еще в Москве я высокомерно надеялся, что такие случайные встречи более чем возможны — город маленький, восемнадцать тысяч всего, да и убывает население с каждым днем. Очень вероятна встреча со знаменитостью. Встречный немолодой мужчина, который аккуратно поздоровался, оказался не Перцевым, а Романом Сергеевичем. Если вырезать из грамотной

...На каждом шагу — мамаши и папаши с колясками гуляют. Такое впечатление, что бум рождаемости. Обманчивое, уверяет местная официантка, просто тут нет специальных мест для прогулок с детьми, вот и ходят везде. Самое сильное впечатление — молодая женщина везет коляску по рельсам — поезда ходят сюда раз в две недели...

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

и ясной, кстати, речи Романа Сергеевича матерные слова и выражения, выходило, что ситуация в городе критическая. Во-первых, полностью разрушена баня — вот она, показывает Роман Сергеевич, через дорогу. Действительно, грандиозное по любым меркам здание красного кирпича зияет пустыми окнами и проломленной крышей. Это еще при Локалове строилось, Локалов думал о нас, сообщает Роман Сергеевич. А сейчас что за баня, продолжает он с энтузиазмом. Или вот дом — показывает на деревянную, можно сказать, избу. Тоже Локалов строил. Тут я и живу. Хочешь в гости? Пойдем, покажу, чаю попьем. Вот таким чудесным образом я вдруг окунулся в быт местного населения. Роман Сергеевич не уставал материться, он критиковал власть вообще и коммунальные службы в частности. Вот, говорит, смотри — штукатурка с потолка отвалилась. Уже сколько лет жалуемся, а не помогает никто. Вот прихожая, вот кухня, вот Люся и вот Люся — это Люся-жена, а это Люся-соседка. Отопления тут в прихожей никакого, греемся зимой от плиты на кухне. Как говорится, ноги в тепле, а яйца в холоде. — Ну прекрати ругаться. Ругается прям постоянно, — Люся-жена, Людмила Петровна, смущенно заулыбалась, по-девичьи замахала на мужа руками, только что не зарделась. — Я, Люся, не ругаюсь, я так говорю. Дальше, пока мы ревизовали прихожую, выяснилось, что и Людмила Ивановна, и Роман Сергеевич, да и соседка Люся всегда работали на льнокомбинате (потом выяснится, что все встреченные мною люди Гаврилов-Яма либо работают, либо работали на льнокомбинате — примета моногорода). Раньше большая изба называлась каморой и представляла собой модифицированный утепленный барак с коридорной системой. Потом длинный коридор перепланировали, разбили на отсеки с двумя-тремя, как я понял, квартирами. Да, коридор и кухня не отапливаются, о горячей воде тоже речи нет, но зато в жилых комнатах — уют, как ни крути. Потому что в центре — печь.

Да, в двадцать первом веке печь — это неэффективно, но вокруг нее не только теплое и тихое пространство, но и какаято бесконечность жизни слышна. Пока Роман Сергеевич не зло уже материл всякое руководство, Людмила Петровна рассказывала про дочь, которая замуж вышла, уехала с мужем-военным, а вот теперь думают возвращаться, потому что военному человеку теперь не лучше, чем в Гаврилов-Яме; про обиду свою на то, что стояли всю жизнь на новое жилье, а вот построили рядом трехэтажный дом, да и заселили его непонятно кем, а всем, кто в каморах от века прозябает, ни ответа ни привета. И все это время от печи, которая наверняка тоже Локаловым еще построена, шло живое тепло, которое опровергала миф об умирании. Ну это я сейчас понимаю, тогда не обратил внимания, а просто тайно отогревался под неспешный доклад об имеющихся недостатках. Когда я вышел из гостей, уже стемнело. Сзади вдруг возник неутомимый Роман Сергеевич и завел историю про разрушенную баню по новой. Пришлось строго попрощаться и резко прибавить шагу.

Что я вынес из посещения каморы? Гаврилоямцы разговаривают неожиданно по-северному. Окают немного, гласные равновеликие, интонация восходящая. Да и вообще мне в гостях понравилось. Я уж помалкивал, но было и чисто, и тепло — даже в прихожей. А что штукатурка в подъезде отвалилась… Эх, Роман Сергеич, видели бы вы потолки в подъезде еще недавно моего дома на Тверском бульваре: там отвалившаяся штукатурка потолще была, а уж какой холодный подъезд — и не передать. В магазинчике с алкоголем дискуссия нетрезвых покупателей с нетрезвой продавщицей. Конфликт предметный: для одной из трех бутылок водки не хватает тридцати рублей. Продавщица с юмором, но твердо и аргументированно отстаивает свою позицию: нет мелочи — нет водки. Один из покупателей клянется, что вся мелочь осталась в машине, при этом он не обещает, что принесет ее сейчас же. «Марин, ну ты меня знаешь», — повторяет человек. И все время улыбается. Скорее всего, человек просто

торгуется, пытается сбить цену. Марина, конечно, знает это лучше меня — и не отступает. Тридцать рублей ложатся на прилавок, и человек сразу переключается на флирт. Но Марина жестока. «Ты из ментов-то уволился?» — «Ну уволился, а что?» — «Таксуешь?» — «Ну таксую помаленьку, а что, Марин?» — «Вот иди и таксуй». Обиженный человек обмяк, ничего не ответив, шагнул в темноту. Марина сделала вид, что только заметила нового покупателя. — Мне лимонада. — Приезжий? — Марина вдруг заговорила совсем не как продавщица винного отдела. — Москвич, что ли? Я повторно кивнул. — Эх… — Марина как-то расправилась и опасно разулыбалась. — Сфотографироваться надо. У вас там в Москве миллиардер себе жену ищет. — Это вы про Прохорова? — Кажется, да, Прохоров. — Он вам нравится, Марина? — Да я его ни разу не видела. Какая разница. — А что, тяжело в Гаврилов-Яме?

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

— А чего тут хорошего? Льнокомбинат стоит. Средняя зарплата четыре с половиной. Плюс еще тысяча премия. Хорошо у меня еб…рь богатый, а то и не знаю, как бы выкручивалась. Я, в общем, так и не понял, была ли в ее словах суровая правда жизни или циничное кокетство с дальним прицелом на Прохорова. Лимонада все равно не было — только «Святой источник» и «Пепси». Источник знаний в гостинице «Гостиница» — Тамара, дежурный администратор и кастелянша. От нее я в частности узнал: чайник бесплатно, а пакетик чаю с набором из трех сахарков — десять рублей; горячая вода включается по специальной просьбе; в гостинице обычно аншлаг — тут останавливаются люди Газпрома. Ну как люди — ремонтники. Сквозь Гаврилов-Ям проходит труба с газом. Но самое главное, Тамара сориентировала по льнокомбинату, коротко доложила историю. Получалось так, что могучий и легендарный Локалов построил тут ткацкую фабрику. Все было сделано с умом — лен выращивали сами,

...Двери госучреждений тут всегда открыты. Можно зайти в рабочие часы, и всегда кто-то есть и готов поговорить. В местной санэпидстанции меня заверили, что эпидемий в городе нет и не было. «Но лучше бы вы к нам днем зашли». — «А что тут днем?» — «Ничего»...

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

обрабатывали, ткали, продавали, завоевывали медали на мировых выставках. Тут Тамара не без удовольствия углубилась в технологию производства льняной ткани. Я вкратце знаком с этой технологией с детства — по чешскому мультфильму «Как крот раздобыл себе штанишки», но Тамара оперировала совершенно незнакомой терминологией, которая состояла в основном из труднопроизносимых слов. Суть в том, что комбинат-кормилец стоял как вкопанный. Почему? Сырье подорожало, и поэтому ткать стало невыгодно. Не так давно московская «Трехгорная мануфактура» купила комбинат, но ничего не произошло. Привезли станки и стали ткать фальшивый лен. То есть льняную нитку мешают с хлопчатобумажной — получается похоже, но совершенно не то. Вот раньше на комбинате работало тысяч пять человек, сейчас человек двести. Да и то… Большую часть работнику платит биржа труда. Калькуляция такая: четыре с гаком от биржи, две дает комбинат плюс премии тысяча или две — вот и получается, что с налогами и до семи тысяч не дотягивает. Там еще московская фирма

работает, «Гамма» — пластилин делают и гуашь разливают. — Зачем? — А кто его знает… Технопарк. Ну да, технопарк. Один из планов поддержания моногорода. Я так понял, что на территории льнокомбината будут подготовлены помещения, способные принять высокотехнологичный бизнес. Потом приедут компании из Москвы, например. Ну и станут там производить хорошую и дорогую продукцию — создадут прекрасные рабочие места для местных людей и будут платить налоги в гаврилоямский бюджет. Только пока в одном из цехов провалилась крыша, что заметно невооруженным глазом и издалека. Других подвижек в деле технопарка нет. Рано утром отправился в село Великое (это в семи километрах), резиденцию Локалова. Внушительный, многокупольный храм Рождества. Идет ремонт. Ворота закрыты наглухо. Мужики странно смотрят на мои попытки прорваться внутрь. А, ну да — двести метров вдоль забора, и он резко обрывается. Можно зайти во внутренний двор, который теперь стал пустырем. Отсюда видно, что был задуман мини-кремль — по углам даже башни с флажками, как в Москве. Пробравшись сквозь заросли репейника, столкнулся с женщиной Еленой Димитриевной. Пройти мимо не было никакой возможности, тем более она сама поздоровалась. Да мне и спрашивать ничего и не пришлось — Елена Димитриевна оказалась великосельским перевоплощением Романа Сергеевича, только без мата. — Ой, как жили… Хорошо жили! Десять километров, бывало, по снегу до льнокомбината каждое утро. И зарплата хорошая. — Какая, Елена Димитриевна? — Хорошая. — Ну сколько — сто пятьдесят рублей, в советские-то времена? — Да ну какие сто пятьдесят. И двести, и триста, и четыреста… — А теперь как? — Теперь хуже. Теперь вот общежитие строят, — Елена Димитриевна по-

казывает на полуразрушенную конструкцию. — А раньше было хорошо. Бывало, стоишь на остановке, а к нам, девкам, подходит Локалов и спрашивает, как дела. Хороший был человек, добрый. Я, конечно, после этих слов сразу сбежал — с учетом того, что Алексей Васильевич Локалов скончался в 1874 году. Но тень, нет, не тень — дух Локалова отпускать не хотел. Сделав пару шагов по селу, оказался у прекрасного дома в стиле русского классицизма. Вообще, доложу я вам, наткнуться в полуразрушенном селе на творение Шехтеля — шок. Ажурная кованая калитка заперта — привычным маневром огибаем забор и проникаем с черного хода. Тут детский дом. Чисто и даже роскошно — чего стоит отделанная темным деревом проходная комната. Широкая лестница ведет на второй этаж. Тут совсем маленькие — опрятные и доброжелательные дети. Воспитательница, поинтересовавшись для проформы, откуда я взялся, взахлеб рассказывает о своей

работе. Она тут недавно и может незамыленным взглядом оценить: «Дети чистые, одеты хорошо, кормят достойно. Тут такая интересная система воспитания — семьями. В каждой семье дети разного возраста. Старшие следят за маленькими, приучают их к порядку. Поэтому дисциплина в каждой семье идеальная. Детишки все вежливые, воспитателей только по имени-отчеству. Дом, конечно, живет не на средства областного бюджета, кажется, семнадцать разных организаций поддерживают материально». Я прошелся по особняку, пока тихо — старшие в школе. Тепло и уютно. Опять какое-то странное ощущение меня посетило — ну точно не апокалиптическое, а прямо противоположное. Посреди развала и умирания — такой хороший детский дом. Трудное ведь дело — а тут, можно сказать, европейский уровень. Нет запаха уныния, беды, запустения. Полпервого я уже был на окраине Гаврилов-Яма, на проходной хлебозавода.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Это третье градообразующее предприятие, после льнокомбината и секретного машиностроительного завода «Агат». Директор Елена Валентиновна коротенько изложила ситуацию. Выходило, что завод живет непросто. В лучшие времена ежедневно тут выпекалось тридцать тонн хлеба, теперь — три. Даже в своем районе проиграна конкуренция большим хлебопекущим предприятиям из Ростова и Ярославля. В завершение Елена Валентиновна поведала драматическую историю перехода завода на новый энергоноситель. — Мазут подорожал. Электричество тоже слишком дорогое. Вон почти через дорогу газ в трубе — самое то, что нам надо, дешевое топливо. Но чтобы перейти на газ, сперва необходимо сделать проект — а это стоит полтора миллиона рублей. Завод не может себе позволить. Поэтому топим печи дровами. — Да ладно. — Да, вот так. Десять человек работают на заготовке дров. Своя лесопилка, котельная. И получается дешевле, чем углем или торфом. В общем, вернулись в прошлый век: когда завод построили, как раз пекли на дровах. Потом торф, уголь, мазут — и вот теперь круг замкнулся. Мы как раз стояли в котельной. Вдруг Елена Валентиновна отскочила от меня к парню с тонкими чертами лица. Они открыли дверцу топливника и стали горячо обсуждать его правый дальний угол. Что-то там было не так — на этом настаивала директор. Грустный молодой человек терпеливо ее слушал, но стоял на своем: — Елена Валентиновна, занимайтесь своим делом, дайте я сам это разрулю. Тем более что все нормально — если бы понизил температуру после выпечки белого, черный бы пошел сырым. А сейчас все в норме. И Елена Валентиновна отступила. Мы вернулись в цех. — И что же делать, Елена Валентиновна? — Биржу труда закрыть, — неожиданно ответила директор. — Люди там получают такие деньги, что им и работать

не надо. Вы посмотрите наши газеты, там уйма вакансий. Но на бирже человек получает практически столько же, что и работая. Так зачем корячиться? — Так закроешь биржу, сотни человек придут к вам на комбинат — а что им делать? Вы вон сами говорите, нужна модернизация, завод не реконструировался со дня открытия, с тридцатых годов прошлого века. Ну и не будет никакой им работы. Взбунтуются гаврилоямцы без биржи. — Замкнутый круг поучается, — согласилась директор. — Но биржа зло. — Елена Валентиновна, а вот скажите: настроения какие в городе? В смысле, люди не чувствуют приближения катастрофы — город ведь умирает, убывает? — Да нет, никто об этом и не думает. Люди живут одним днем. Ищут способ выжить, да и все. Нет, страха у нас нет. Мы еще поговорили о том, что нужен тут правильный инвестор, не такой,

...Девушка или молодая женщина, разумеется, не останавливается ни на секунду. Как будто спешит куда-то. А может, и правда спешит, тут такая обстановка, наверное, надо поторапливаться, чтобы успеть...

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

как у льнокомбината. Нужен терпеливый, который не станет сразу выжимать все соки из лежащего предприятия. А все москвичи только этим и занимаются, подытожила Елена Валентиновна. С теплой буханкой черного хлеба я вышел на окраину, перешел железнодорожные пути и оказался на стадионе. Гордость Гаврилов-Яма, его построили англичане, которые работали на льнокомбинате в 1912-м. Местная команда была, как сказано в здешних летописях, грозой округи. Теперь стадион «Труд» разорен, даже трибуны растащили. Это очень плохо, потому что стадион — сакральное место любого города. Команда завода «Агат» есть и даже выиграла кубок области, а стадиона нет — играют в Ярославле. Вдруг подумал: пока не реконструируют стадион, не пойдет дело. Даже возрождение льнокомбината не поможет. Тут надо сказать, что на льнокомбинат меня и не пустили. Сослались на владельца, на «Трехгорку». Это когда мы уже

...Даже зимой много велосипедистов. И на льнокомбинате, и на «Агате» — велосипедные парковки. Приходит в голову сравнение с Китаем, Вьетнамом или с Ванкувером...

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

почти договорились и я стоял в проходной комбината. Позвонил срочно в Москву. Нет, говорят, нам надо рассмотреть целесообразность публикации. А вот так сразу целесообразности мы не видим. Из проходной я пошел жаловаться начальству. Нажаловался я прямо заместителю главы администрации района Владимиру Ивановичу Серебрякову. К нему запросто так зашел в кабинет, сел, рассказал о нуждах своих, обрисовал предысторию. Владимир Иванович сделал звонок директору. И у Владимира Ивановича ничего не получилось. — Конечно, они вас не пустят туда — чем им хвастаться, — раскрыл местные карты Серебряков. — Мы, город, на них теперь влиять не можем — теперь это собственность «Трехгорки», Олега Владимировича Дерипаски. Ведь как все было? Был написан прекрасный бизнесплан по переводу производства «Трехгорки» в Гаврилов-Ям. И что самое главное, план успешно выполнен. Сюда действительно перевезли оборудование из Москвы. Только дело в том, что «Трехгорка» выпускает хлопчатобумажные ткани, а не льняные. А технологии различаются как небо и земля. Пробуют, конечно, смешивать лен с хлопчатобумажной ниткой. Но это ни то ни сё… После этого переезда вообще вся жизнь на комбинате замерла. А столько надежд было… — Владимир Иванович, вы уж меня простите, но неужели никто не просчитал ситуацию? — Не просчитал? Да нет, кому надо все просчитали: на «Трехгорке» ведь освободили производственные площади — их сдали в аренду. Все очень эффективно — для собственника. — А технопарк? — Ну а что технопарк? Вот приехала московская «Гамма». Их расчет был на то, что тут дешевая рабочая сила — как же, город-то умирающий. А не вышло. У нас люди не только квалифицированные, но и гордые. За копейки не будут работать. Вот «Гамма» и сдулась, разливает свою гуашь… Владимир Иванович все-таки власть употребил — по его звонку я по-

пал на секретный завод «Агат». Секретный завод как секретный завод. Делает и ремонтирует топливорегулирующую аппаратуру для военных самолетов. Ну и электромеханические узлы для гражданки. В общем, как и положено, руководители и сотрудники неохотно распространялись о своей работе. Зато с удовольствием познакомили меня с Юрием Михайловичем Шалковым. Такого человека больше нигде нет, так отрекомендовали Юрия Михайловича. Потому что уже больше сорока лет Шалков руководит заводским профсоюзом. Юрий Михайлович сидел на стуле у окна и смотрел как-то сквозь меня. Хотя и на меня. Я подсел на стул рядом. Неловкая возникла мизансцена: я и Шалков плечом к плечу ведем разговор, а еще несколько человек, включая замгендиректора завода Вячеслава Вартаняна, пришло поглядеть на нас. — Ну что ж, — начал Юрий Михайлович, — историю нашего завода я вам пересказывать не буду, она есть в этой книжке (мне ее предварительно подарили, в жестком переплете). А дело

было так: в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году…. Дальше Юрий Михайлович как раз близко к тексту стал пересказывать текст подарочного издания про «Агат». И про то, что завод зародился на территории пресловутого льнокомбината, и про то, что был филиалом московского машиностроительного «Знамя революции», и про первые втулки, которые в чемоданчике возили в Москву на приемку… — Юрий Михайлович, а что вы делаете по вечерам в вашем городе? Как отдыхаете? Мне показалось, что ветеран профсоюза беззвучно поперхнулся. Он замолчал и растерянно улыбнулся. — В кино ходите? — В кино хожу. — Так ведь нет в вашем городе кинотеатра, его в бизнес-центр переделывают. — Нет кинотеатра, — согласился Юрий Михайлович. На выручку пришла девушка Наташа: — А зачем нам кинотеатр: у всех машины, до Ярославля двадцать минут — и ты уже в современном кино. И театры там есть. — Да, Волковский театр, первый в России, — добавил Юрий Михайлович. Лихо в Гаврилов-Яме ездят, отметил я про себя, за двадцать минут сорок пять километров. — «Локомотив» снова стал играть, — Юрий Михайлович вдруг вспомнил и оживился. Он рассказал мне, как подбирался новый состав хоккейной команды. Мы поговорили о хоккее, я пожаловался на стадион — Юрий Михайлович уверил меня, что деньги на восстановление выделены. Мы уже практически перешли к проблемам ярославского «Шинника», но рабочий день внезапно закончился. Это сразу стало заметно по переменившимся лицам присутствующих, включая Вартаняна Вячеслава Георгиевича. С облегчением мы закончили разговор. Перед тем как пуститься в обратный путь, решил плотно перекусить

в ресторане «Русь». Не первое заведение общепита, в котором я тут столовался. Все как обычно — пустой зал, за стойкой строгая девушка, предельно ясное меню. Наворачивая мясную солянку за сорок рублей, прокручивал в голове городские впечатления. Несколько точек горело на затухающей карте города: детский дом в селе Великом, хлебозавод, завод «Агат», теплые гости у Романа Сергеевича, да еще, может быть, музей «Марьюшка», где его хозяйка рассказала потрясающую историю про своего отца и родного дядьку. В общем, дядька агитировал за большевиков, а полдеревни были за белых. Диспуты шли один за другим. Однажды беляки пригласили дядьку на очередной — соседка прознала и доложила в ЧК. Дядьку взяли утром, а его брату, отцу Нины Федоровны, сказали: если не соберешь к вечеру подписи всех жителей Гаврилов-Яма (тогда еще деревни) и не принесешь в ярославское ЧК, брата расстреляем. Отец подписи собрал и побежал в Ярославль. Он бежал изо всех сил и успел. Чекисты сдержали слово, брата отпустили. То есть он пробежал больше, чем марафон, километров сорок пять — что-то не верится, что местность с таким генофондом может сойти на нет и умереть. Уже расплатившись, спросил у девушки-барменши, не хочется ли ей уехать отсюда. — Москва меня не прельщает, — сразу расставила точки над i ямчанка. И, подумав, добавила: — Может быть, хочу побывать в Поти. На своей малой родине, — предупредила она любые домыслы и глупые вопросы. Я же говорю, они тут строгие. В общем, так. Ехал я сюда понаблюдать апокалипсис наших дней. Он тут есть, конечно. Только никто его не замечает. Люди прислоняются к тому, что еще живо. К огню и хлебу, к своим и чужим детям. К тому, что не может сойти на нет. Никогда. P.S. Всю дорогу обратно, все триста километров я мог думать только об одном: о запахе буханки черного хлеба в черном полиэтиленовом пакете; она не остыла и не зачерствела до самой Москвы.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

текст: елена котова рисунки: ляля ваганова

У писательницы в изгнании Елены Котовой скоро выйдет новый роман, несколько отрывков из которого мы решили опубликовать, потому что в каждом из этих отрывков представлен какой-нибудь вид страха. Какой именно, попробуйте разобраться сами. Это будет не так уж просто.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

«Детство

Мэтью прошло в Кенте на берегу моря. Он не был книжным мальчиком, хоть много читал, но спасало страшное любопытство и неудержимая любовь к дракам. Не ограничиваясь банальными экспедициями на чердак, он залезал на деревья, на клифы, откуда открывались все новые морские пейзажи, скрытые откосы, созданные природой только для него, Мэтью. Он падал с клифов, разбивая коленки, локти и лицо до крови. Он дрался в школе почти каждый день, потому что знал: он, может, и не самый сильный, но точно самый умный, бесстрашный и коварный. Когда же раны воина приковывали Мэтью к постели, он запоем читал все подряд. Кроме любопытства Мэтью воспитывало бесстрашие в расширении границ дозволенного и страсть к ежедневным победам, которые укрепляли его дух и душу. Это воспитание отрочества переплавилось в удивившее его родителей твердое намерение стать юристом. Профессия криминального адвоката манила жаждой побед и эстетикой процесса познания, холодного и эмоционально отстраненного от познаваемого объекта. Та же игра ума, что и в математике, только вместо цифр — людские судьбы. Он будет защищать только людей, обвиняемых в финансовых преступлениях. Мир воров и бытовых убийц ему неинтересен. Совсем иное — поступки талантливых людей, которые добились многого именно потому, что имели ум и смелость постоянно раздвигать границы, в том числе и за пределы, дозволенные костным правом общества. Понять их и найти, как защитить их право на полет, — в этом была романтика революционера, воина». За двадцать лет карьеры Мэтью разматывал кейсы о танкерах с двойным дном, защищал импортера вина, который уже признал свою вину, но Мэтью развалил дело, убедив суд, что таможня превысила полномочия по предварительному дознанию. Он с легкостью разматывал дела, гнездившиеся в Сингапуре, Сирии и Нигерии. Жажда познания и бесстрашие мысли не подводили его. «Сложить картину и убедить всех, что именно она верно отражает мир, — вечная задача концептуалиста. Преступление — если ты не смог убедить других, что преодоление границ было естественным выбором твоего подзащитного, продиктованным, в конечном счете, интересами общества. Чтобы убедить в этом другого, надо чтобы тот, другой, тоже имел мозги. Мэтью любил умных следователей. Суд же присяжных вызывал у него отвращение как институт в целом. Самое нелепое, что могла породить демократия. Есть обвинение и есть защита, каждый строит свою картину. Дуэль этих изощренных профессионалов длится месяцами, чаще годами, картины становятся все более многоплановыми, заполняются новыми фигурами. И вот вердикт дуэли этих творцов выносится двенадцатью случайно собранными слесарями, водителями автобусов и домохозяйками. Как можно допустить такое попрание здравого смысла?» В ту осень Мэтью был занят до крайности, страшно не хотелось брать нового клиента, тем более русскую тетку, дело которой подсунул ему приятель, а Мэтью не сумел отказаться. Когда ресепшн доложил о приходе visitor, он с досадой отложил свои бумаги и, захватив блокнот, спустился в переговорную. «В комнате

сидела растрепанная женщина со скорбным выражением лица. Мэтью видел такое выражение сотни раз. Женщина пила чай, а свой скарб разложила по всему офису. Типично русская тетка, что толпами ходят с кошелками по «Хэрродсу»: сумка, как водится у русских, Birkin, а на неряшливо брошенном на стул пальто нашит лейбл Dolce&Gabbana. Удивительно, насколько русские скупают все одинаковое, платят дикие деньги только за бренды, а в результате все ходят как в униформе, за километр видно, что русские. Мэтью отбросил эти ненужные мысли и настроился на душевный, профессиональный разговор». С каждым месяцем работы над этим делом, он все более поражался, насколько оно необычно. Он не верил в теории заговоров, не ведал о страстях, царящих в то же самое время во всех спецслужбах мира, а просто профессионально и бестрепетно выстраивал защиту своего русского клиента, Вари, зная, что «реальность — ничто, хотя доказательная сила интерпретации, конечно, зависит от твердости фактов. Но гораздо больше она зависит от правильной концепции. Она создает для фактов контекст, в котором те оцениваются. Схватка обвинения и защиты — всегда схватка двух концепций, положенных на чаши весов Фемиды. Концепции оцениваются восприятием Фемиды, чувственными ощущениями женщины с завязанными глазами». Его же клиент, Варя, сидя в люто-холодной Москве, чувствовала лишь отчаяние и страх, лишавшие ее способности мыслить. Только к приезду Мэтью в Москву страх на время отступил перед естественным, ничем не преодолимым женским желанием очаровать своего изысканного английского адвоката. «Варя влетела домой, приняла ванну, поправила укладку феном. Долго и придирчиво выбирала чулки — как много женщин недооценивают чулки, а это важнейшая деталь туалета. Так, маленькое черное платье, закрытое, с длинным рукавом. Серо-бело-лиловая тончайшая кашемировая шаль Loro Piana, небрежно намотанная на шею. Черный клатч из крокодила — как много крокодилов в морозных джунглях Москвы! По случаю морозов можно и норковую шубку надеть. Конечно, пошло ходить в мехах, но здоровье — главное.

...Профессия криминального адвоката манила жаждой побед и эстетикой процесса познания, холодного и эмоционально отстраненного от познаваемого объекта. Та же игра ума, что и в математике, только вместо цифр — людские судьбы... русский пионер №1(25). февраль–март 2012

В ресторане, сев за столик, Мэтью сказал: — Я тебя, наверное, подвел. Ты ослепительна, а я в джинсах и своем вечном черном блейзере, только рубашку поменял. Варя и бровью не повела, только посмотрела на него чуть затуманенным взором, полным восхищения. — Как ты ошибаешься. Это Москва, Мэтт. Тут женщин ценят только за красоту. А мужчин — только за успех. Лишь очень успешный и уверенный в себе мужчина может прийти в ресторан с красивой женщиной, одетой по-вечернему, а сам при этом быть в джинсах. Иного я от тебя и не ожидала. Если бы ты пришел в костюме, да еще, не дай бог, с галстуком Hermes, ты бы меня разочаровал. Так одеваются лишь мужчины, которые стараются доказать, что они — кто-то». К счастью на следующий день Мэтью нужно было возвращаться в Лондон. «Мэтью поцеловал Варю в щеку и сел в машину. Он думал о том, что каждый нормальный адвокат на его месте теперь должен был бы передать Варин кейс другому. Но он ведь всегда гордился именно своим бесстрашием раздвигать границы дозволенного. Да, у него, как у любого нормального адвоката, всегда было табу на личные отношения с клиентом. А вот прошлой ночью он преодолел и эту условность. Настолько познать мир своего клиента вряд ли кому удавалось. Его защита будет беспрецедентно безупречной». Прошло еще полгода, наполненного событиями, интригами спецслужб, схватками между ЦРУ, МИ-6, немецкой БНД, российской Лубянкой. Ни Мэтью, ни Варя не ведали об этом «шуме за сценой», Варя грезила о своем адвокате, а тот продолжал работать. Он скучал по Варе, но после четырех визитов в Москву делать ему в России больше было нечего, он сидел в Лондоне, торгуясь с обвинением и направляя ходатайства в суды. В этом деле Варя помочь ему не могла, она проводила лето в безделье, тоске и летней одури на даче. Наконец, уже на излете лета, он позвонил ей с новостями: — Варя, я добился, что слушание будет через неделю, а не в августе. Это впервые в моей практике. Не перестаю удивляться перипетиям твоего дела, — произнес он, не ведая, насколько его успеху помогли именно заговоры, в которые он не верил и которые в силу самых разных причин стали заходить в тупик. «— Невероятно, только ты мог такое… Но я тоже чувствовала что-то. Тут такая жара, просто пекло, я лежу в гамаке, смотрю в небо и колдую, чтобы там у тебя все складывалось. Посылаю тебе позитивную энергию. — Гамак? Я уж и не помню, когда последний раз видел гамак, не то что сидел в нем. Расскажи мне про русскую дачу. Как все это выглядит? — Дача как дача. Это не Рублевка, тут нет дизайнерских бутиков и не продают «Ламборджини». Тут живут самые обычные люди. Поселок на охраняемом полицией острове, въезд по пропускам, кругом водохранилище, мы там катаемся на яхтах и скутерах. Дом трехэтажный белый, пять спален, участок небольшой, акр, наверное, или чуть больше, но роскошный газон и много деревьев. Я хожу босиком в сарафане и много ем от безделья. Сегодня мы с Ленкой готовим холодную ботвинью с осетриной по старому рецепту. Ты не зна-

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

...Кто такой Брюсов? Я не знаю. — И правда же, ты не знаешь, кто такой Брюсов... Удивительно... Мэтью, ты так многого еще не знаешь, но обязательно узнаешь. От меня. Но еще большего не узнаешь никогда. Жаль, что мир почти не знает русской поэзии Серебряного века...

ешь, что такое ботвинья. Если бы приехал, мы бы тебя угостили. После обеда спим, потому что жарко, потом ходим купаться. Вечером иногда сауна прямо в доме, в подвале, там еще есть бассейн. По утрам кричат петухи. А сейчас представь себе две березы с развесистыми кронами, как люстры «Сваровски». На них висит гамак. В нем сижу я, в сарафане, босиком. У меня на коленях яблоко и томик Брюсова. Мэтью даже оторопел, так жива и ярка была эта картина. Девочка с яблоком. В сарафане и босиком. Он даже поперхнулся. — Кто такой Брюсов? Я не знаю. — И правда же, ты не знаешь, кто такой Брюсов... Удивительно... Мэтью, ты так многого еще не знаешь, но обязательно узнаешь. От меня. Но еще большего не узнаешь никогда. Жаль, что мир почти не знает русской поэзии Серебряного века. Боже, какая жара. Воздух как марево. Солнце садится, сейчас купаться пойдем… Мэтью повесил трубку и ошалело уставился в окно на холодный косой дождь. Варя в гамаке, в сарафане, с яблоком. Варя, идущая по поселку босиком. Неведомая холодная ботвинья с осетриной стоит на столе на прожаренной солнцем террасе дачи. «Тут не продают «Ламборджини»… Тут живут самые обычные люди… Ты не знаешь, кто такой Брюсов... Многого ты не узнаешь никогда…» Мэтью ощущал только жгучее любопытство, самое сильное из желаний, потребность преодолеть запрет на познание, ощутить жаркое Варино тело под сарафаном, узнать вкус ботвиньи, понять что-то про неизвестного Брюсова, про этих «обычных людей», что живут в трехэтажных особняках на участках величиной в «акр или чуть больше» на охраняемом острове и катаются на яхтах по водохранилищу. Интересно, есть ли в России мухи? За окном стояла косая стена холодного дождя, кренившегося под мощью ветра, продувавшего насквозь маленький английский остров. Утром Варю разбудил телефон. — Привет, это Мэтт. Слушай, я подумал, что мне в Лондоне в этот холод сидеть в выходные! Если ты хочешь, чтобы я посидел

в гамаке, то я еду в аэропорт. Хочется солнца. Сможешь прислать за мной машину? — Ой, как здорово. Только знаешь что... В городе невозможно, там пекло, гарь, все в дыму… — Почему там все в дыму, что стряслось? — А, ничего особенного. У нас лесные пожары каждое лето, их с самолетов тушат, а все без толку. Даже животворящая струя премьера не помогла. Давай ты на дачу к Ленке приедешь? Это очень прилично, поверь мне, Ленка только рада будет, да и наш поселок от Шереметьево близко». «За три дня, растянувшиеся в целую жизнь, Мэтью познал многое. Пресловутую холодную ботвинью и кроны берез, качающиеся в знойном мареве сизо-голубого неба. Падение со скутера в воду на всем скаку. Шашлыки с красным вином темной ночью после бани и ледяного бассейна. Непереводимую на английский язык строку Брюсова «О, закрой свои бледные ноги…» Крики петухов на рассвете, которые будили его в пропеченной мансарде, и счастье от загорелого тела Вари, которая спала рядом нагая под простыней. Варя с Ленкой варили в саду варенье и рассуждали об абсурдной сатире. Варя доказывала, что «Упадок и разрушение» Ивлина Во ничуть не хуже, чем «История города Глупова», просто разные cultural references. Варя с Мэтью объясняли Ленке, что такое cultural references, а та говорила, что нечего приплетать Пелевина, и дело запутывалось до предела. Чтобы его распутать, Варя рассказывала Мэтью, что Ленка не оценила великий фильм мирового кинематографа — «Касабланка», потому что дело именно в этих самых cultural references. Вот, например, когда мэр Касабланки говорит: «I’m just a poor corrupt official», — это очень смешно. Мэтью соглашался, но не понимал, почему это нельзя перевести на русский так, чтобы и Ленке было смешно. Варя же с Ленкой объясняли ему, что перевести-то нетрудно, просто чего смешного, если кто-то русским языком говорит: «Я просто бедный коррумпированный чиновник». Вот тебе и cultural references. Впервые познание Мэтью все время спотыкалось обо что-то новое, чего он раньше не видел в жизни. Да и в самой Варе он раньше не видел такой незатейливой, но совершенно необъяснимой красоты души и духа одновременно. Ночью они ходили вдвоем купаться на водохранилище, где было много ила, а любимого им кораллового мира не было и в помине. Мэтью всегда думал, что не любит купаться в речных водоемах, это тоже оказалось не так. Варя купалась нагишом, вылезала на берег, скользя о его глинистые края, обтирала ноги о траву, натягивала свой вечный сарафан в цветочек на мокрое тело. Мэтью смотрел на нее из воды, смотрел на черное июльское небо, слышал рокот низко пролетавших самолетов, противное дребезжание линии электропередачи и чувствовал только, что мог бы так стоять, смотреть и чувствовать вечно». «Все время было ощущение неба, совсем близкого, к которому он шел всю жизнь, не зная, какое оно на самом деле, и вот наконец оно совсем рядом. Никогда, даже в детстве, когда дрался в кровь или карабкался по клифам, он не знал, что такое страх, а теперь этим словом ему хотелось назвать то ощущение, которое возникало, когда он вдруг представлял, что может потерять в этом небе Варю».

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

инга аксенова

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

составитель: владимир друк рисунки: инга аксенова

Создатель Института сновидений Владимир Друк долгие лета коллекционировал сны разнообразных граждан, пересказанные ими же самими. Кто бы сомневался, что самые яркие сны посвящены нереально затейливым страхам. Начитаешься такого, ужаснешься, да и выдохнешь с облегчением: ведь это только снилось. 67

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Ирина, Томская область

Наталья, Московская область, Электросталь

А ОДНАЖДЫ я вышла замуж за Гитлера, мы шли с ним под руку, из загса или церкви, не знаю. Строй немцев в черной форме вскинули руку в приветствии «Хайль!» А идем с ним радостные, я его чуточку выше ростом. Иду и думаю про себя: «Вот так, сам Гитлер мой муж». Тоже довольная, а меня он любил по-настоящему, по нему было видно. Смотрел на меня снизу влюбленными глазами. Так и шли с ним. Нина, Рига

ПОЕЗД мчится почти по воде. Через море проложены рельсы, они качаются на волнах, когда поезд проносится, очень странно и неприятно. Кажется, что утонем. Кто-то едет рядом, ощущаю, но не вижу. Доезжаем до моста. Вокруг прекрасные виды. Слева какой-то город, что-то вроде Рима или Неаполя, дальше едем прямо, снова мост, даже не мост, а просто рельса, переброшенная через огромный ров. Поезд мчится по этой рельсе. Кажется, что сейчас сорвемся вниз, но проскакиваем, и тут же я просыпаюсь. Пастернак, Оренбург

СРАВНИТЕЛЬНО недавно мне приснился космос и мерцающие звезды, и я, каким-то образом очутившаяся в этом космосе. Я крепко держусь за веревочную лестницу и зачем-то спускаюсь вниз, не испытывая ни малейшего страха, как будто это обычное для меня дело. Но вот я ощутила под ногами последнюю ступеньку и глянула вниз. Я ничего не увидела, кроме бесконечной черной бездны. Тут меня сковал ужас, и я начала, лихорадочно цепляясь за веревочную лестницу, подниматься вверх, хотя и вверху ничего не было, кроме черноты космоса, и непонятно было, откуда свисала эта лестница. Я беспомощно оглядывалась, но кругом со всех сторон меня окружала черная космическая бездна. В ужасе я проснулась.

МНЕ СНИЛОСЬ, что я сижу на берегу пруда. Кругом — никого и ни звука. Небо, как перед грозой, свинцовое, низкое — протяни руку и достанешь. Мне очень страшно, но я сижу и не могу уйти, как будто прикована. Вдруг зарождается звук. Сначала тихо, как если бы где-то далеко летел самолет. Но звук не направленный, а стереофонический. Он везде, даже как будто просто у меня в голове. Постепенно он нарастает и достигает гула. А небо все темнее и тяжелее. И тут из-за противоположного высокого берега появляются лебеди. Они летят такой огромной стаей, что заслонили все небо, их очень много — какая-то живая куча без конца и края. Это от них потемнело небо и раздался гул. Я все сижу, а лебеди летят низко-низко, даже задевают меня крыльями. И уже не гул, а рев, разрывающий голову. И тут из этой кучи лебедей на меня начинают падать грудные младенцы, голые, с закрытыми глазами. От каждого пролетающего надо мной лебедя — по младенцу. Я уже завалена ими до головы, вырываюсь, пытаюсь крикнуть, но вокруг только лебеди и младенцы, жуткая карусель, и рев, и предчувствие конца... Вдруг все внезапно обрывается (но я, по-моему, толком и не проснулась). И уже другая картина. На каком-то непроницаемо черном фоне лежит книга. Рядом с ней горит свеча. Книга старинная, пожелтевшая, какая-то церковная, написана вязью в два столбца. Я начинаю читать ее, в поле зрения уже не вся книга, а только страницы, которые я переворачиваю. Они уже не пожелтевшие, а черные, на них золотом горят буквы. Я вчитываюсь в них, но слова обрастают новыми буквами и теряют смысл — я просто застреваю на одном слове, потому что нарастающим буквам нет конца. Тут мне словно кто-то подсказал: читай не отдельными словами, а охватывай сразу несколько строк, сколько можешь, и смотри в центр. Так я и начинаю делать. Это очень тяжело, строки бегут, как титры на

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

телеэкране, но смысл действительно появляется. Я читаю о том, что много-много лет люди думали и продолжают думать, что они появляются на свет от себе подобных, но это глубокое заблуждение. Люди рождаются от лебедей. Вспомните сказку Пушкина о царе Салтане. Ведь там царевна появляется именно из лебедя! Это истина, в этом разгадка тайны рождения человека... Тут же на черной странице появляется и иллюстрация: лебедь после какого-то жутковатого замедленного танца раскрывает крылья, и из-под одного крыла, из самой гущи перьев и пуха вылезает ребенок — голый грудной младенец с закрытыми глазами... Я проснулась почти обезумевшая от страха. И перед закрытыми, и перед открытыми глазами встает одно — черная книга с золотыми буквами... Зинаида, Омск

Я ЛЕЧУ с кем-то рядом, мне невидимым. Под нами панорама пустыни, совершенно безжизненной. Вдали огромный, приземистого вида дом, без окон, без дверей (со стороны, к которой я подлетаю). Возле дома огромное, ветвистое дерево (баобаб). Когда подлетели ближе, то увидела: на дереве сиротливо висит один уже желтеющий листок. Голос рядом поясняет, что, когда этот листок отпадет, наступит конец человечеству на земле. Облетаем здание, плавно входим в дверь. Полное помещение народа. Сидят как в кинотеатре. Голос сообщает, что это собралось все человечество нашей планеты в ожидании последней катастрофы (конца света). Я нашла свободное место, как приготовленное для меня, и села в ожидании чего-то очень страшного. Спрашиваю рядом сидящего: «Что же будет?» «Не знаю»», — был ответ. Тишина. Вдруг сильный, прямо ураганный порыв ветра. Все ахнули. С шумом распахнулась форточка, и в нее влетела шаровая молния и в это же время в дверь вышла женщина лет 45 во всем темном и строгом. «Божья матерь», — зашептали в зале. Голос рядом произнес, что возле 68

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

кого шаровая молния остановится, тот один погибнет за всех. А в это время яркий шарик плавно облетел ряды, медленно приближаясь ко мне. Я в страхе закрыла глаза, чтобы даже взглядом не притянуть его к себе. Но вот она (молния) приблизилась ко мне, и шарик повис надо мною. Я в страхе и смятении закричала, что не хочу умирать. Почему я? Я и не жила еще, а только собиралась. Не хочу! Здесь ко мне подходит Божья матерь и царственным тоном произносит: «Ты будешь бессмертна! Но, ты должна...» От волнения я не расслышала ее слов. «Что же я должна?» — спрашиваю. «Ты об этом узнаешь», — был ответ. Я просыпаюсь с мыслью о том, что же я должна узнать.

а висели в воздухе в каком-то темном пространстве, чуть ли не под землей. Они, эти рельсы, пересекались друг с другом во всех плоскостях, уходили и вверх, и вниз. Образовывались коридоры, какие-то переходы, туннели. Мне помогали во всем этом лабиринте крылья, они воспринимались мной естественно, были органичны со мной. Налетающие поезда, типа тепловозов с элементами паровозов, иногда превращались в последний момент перед налетом в каких-то мужчин, вида темного, сосредоточенного, летящего. Никакого вреда они мне не наносили, хотя могли, потому я от них и уворачивался, прятался, улетал.

Екатерина, Калининград

В ДОМЕ развал после большого

ПРИСНИЛСЯ мне Бог. И держит крест передо мною, чтоб я его поцеловала. Во мне мелькнула мысль такая, что заражусь я СПИДом. Тогда губами я приблизилась к кресту, а целовать не стала. Но Бог мне взглядом дал понять, что видел — крест не целовала. Увидев строгий взгляд такой, я крест поцеловала. Анатолий, Украина, Луганская область

ВИЖУ, будто пасу телят на задах огородов, возле речки. Подходит ко мне человек сквозь стадо, и я узнаю в нем генерального секретаря коммунистической партии США Гэса Холла. (Учился я тогда в 9-10 классе. Знал, что КП США находится на нелегальном положении.) Я только открыл рот обратиться к нему по имени, как он подал пальцем знак: тс-с! Я уже вполголоса заговорил с ним: «Понимаю, что вы находитесь в подполье и вынуждены скрываться. Но не беспокойтесь за меня, я на доносы и предательство не способен». NN 127599, Москва

МНЕ НУЖНО было уворачиваться от налетающих один за одним поездов по рельсам. Рельсы не лежали на земле,

Нина, Тюмень

застолья. В комнате только стол с патефоном и пластинками. Я заглядываю в патефон (там есть такой раструб для усиления звука) и вижу глубоко-глубоко внизу палубу парохода, а на ней корчится мертвый (я точно знаю, что мертвый, а не пьяный) матрос в изорванной тельняшке. Он хочет зацепиться за трубу и через патефон влезть в мою комнату. Я бы могла его палкой упихать обратно, но почемуто этого не делаю, а неотрывно смотрю на него, будто взглядом не пускаю его. Потом я с подружкой пошла в другую комнату. Зачем — не помню. Или хотела спрятаться от него, или отвлечь подружкино внимание от него. Я пыталась подмести пол, потому что он весь был в катышках пыли, но под кроватью увидела человеческую голову. Она все время выкатывалась, а я не знала, как закатить ее обратно. Е.З., Одесса

СТОЮ в хате у бабушки (бабушка жила в Харьковской области), рядом со мной бабушка, за спиной у нас стоят еще три человека. Я не вижу их, а просто ощущаю их присутствие. Вдруг открывается дверь и в хату входят двое: мальчик лет десяти и мужчина невообразимо жуткого вида. Никогда не виде-

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

ла ничего более страшного. Скептиков сразу предупреждаю: фильмы ужасов в те годы не демонстрировались. Одет он был в рваные штаны, а выше был скелет, но не просто скелет — кости его были покрыты чем-то, похожим на куски обожженного человеческого тела. Повторяю, вид его был ужасен, и описать его полно я не могу. Мальчик был безучастен, а мужчина протянул свою страшную руку, прося милостыню. Бабушка подала ему «серебром». Оба странника тут же исчезли. Я посмотрела в окно. Во дворе висели три ряда постельного белья. Почему-то я почувствовала, что сейчас два часа дня. Внезапно пошел ливень, все скрылось за его серой стеной. Я подумала, что, пользуясь моментом, нищие украдут белье. Как только я это подумала, дождь прекратился, и я увидела, что белья на веревках нет. Только на концах веревок болтаются простынки. Вдруг мужчина поснимал их, накладывая неестественно вытянувшиеся безобразные руки на канаты, как на коромысло. Я проснулась. Некоторое время лежала, оцепенев от ужаса. Постепенно успокоилась, а затем уснула. Утром, в среду, пришла телеграмма о том, что бабушка заболела. Ирина, Рига

ЛЕЖУ в своей постели, вдруг из окна беззвучно вплывает что-то вроде вертолета, зависает надо мной, и глаза летчика (хотя его не вижу) просто впиваются в меня, этот пронзительный взгляд изучает меня насквозь, мне не по себе, я как под гипнозом натягиваю на себя простынь, мне страшно, хочу спрятаться, просыпаюсь вся в ужасе и уверенности, что все это было на самом деле, и сейчас так думаю. Зоя, Крым, Ялта

ЯНВАРЬ. Сижу в квартире. слышу с улицы какой-то шум, грохотанье. Выхожу. В ночном небе — огромный портрет Сталина, который громоподобно бубнит, 70

шевелит усами, вращает глазами. Людям страшно. Я убегаю снова в квартиру. А у нас на кухне в углу на потолке такой же портрет Сталина, но меньших размеров, контрастный, но уже улыбающийся — говоря этим, что бояться нечего. Елена, Москва

СОН: вижу себя ребенком 5-6 лет в доме, где прожила с 3,5 до 17 лет. Поздний вечер. Темно. Ставни в доме закрыты снаружи и изнутри. Электрический свет отключен. На столе зажженные свечи, неубранная и невымытая после ужина посуда. Мы вдвоем с мамой. Отца в доме нет: он снова в командировке, которых так боялась мама. Состояние неясной тревоги, страха, одиночества, заброшенности. Гнетущая тишина. Кажется, враждебный, чужой, страшный мир обступил дом со всех сторон и вотвот ворвется внутрь. Я сижу за столом. Чуть поодаль стоит белое продолговатое блюдо с рыбьим скелетом. Скелет целен, не разрезан, с головой и хвостом. Я смотрю на него и вдруг вижу, что он шевелится. Я понимаю, что этого не может быть, что мне это кажется, и отвожу глаза. Но мне страшно. Я снова смотрю на скелет, и снова он шевелится. Я говорю маме: «Смотри, шевелится!». Мама отвечает: «Да, рыба живая, а мы ее съели, и ей больно». Невыразимое чувство ужаса. Иванов, Коми АССР, г. Инта:

МНЕ ПРИСНИЛСЯ дьявол. У него был большой белый зуб, как бивень у слона, торчал у него изо рта. Я стоял около магазина (деревянного), когда он подошел (магазин был закрыт с той стороны на большой крюк), я его попросил: «Я открою дверь, а ты своим крючком и снимешь». Я открыл, он оттянул крюк, я зашел в магазин и у продавца на глазах взял арбуз и ушел. Около магазина где-то лежала большая жирная свинья, и уже когда я после этого сна пробыл в неволе один год, я вспомнил про этот сон и про арбуз.

Альфред, Екатеринбург:

НЕБОЛЬШОЙ ярко освещенный зал. Пол и стены покрыты дорогими персидскими коврами. На стене — старинные ружья и пистолеты, кривые сабли, украшенные золотой и серебряной насечкой, драгоценными камнями. Голубела бирюза, камень чистоты и верности, кровавым огнем горели рубины, ледяными брызгами синели сапфиры, и невозможно было отвести взгляд от глубокой свежей зелени изумрудов, которых было особенно много. Зеленый цвет — священный цвет ислама. У стены на возвышении сидел человек с суровым медным лицом и короткой черной бородой. На голове у него была чалма из белого блестящего шелка, украшенная огромным алым рубином, символом власти и могущества. Я стоял посреди зала, окруженный какими-то людьми в нарядных разноцветных халатах с оружием. Они смотрели на меня. Одни с оттенком нескрываемого высокомерия и презрения, другие с тайными следами сочувствия и страха... Главный смотрел на меня, но как будто не видел: мрачный взгляд его темных глаз проходил сквозь меня, как через стекло. Все молчали. Наконец один человек в ярком халате поклонился повелителю и сказал на английском языке с восточным акцентом: «Это (он назвал мое имя и фамилию) наш человек, он внедрен нами в (он назвал организацию, где я работаю) и никто не подозревает об этом». «Даже я сам! — с ужасом подумал я. — Что это? Провокация? Вербовка? Как я здесь очутился? Кто эти люди? Что они замышляют? Что мне делать?» Первым движением мысли было рвануться, крикнуть: «Вы ошиблись! Я не тот, за кого вы меня принимаете! Я отказываюсь!» Но что сделают со мной тогда эти коварные, хитрые и жестокие люди? Убьют на месте или бросят в глубокую вонючую яму, которая, кажется, называется у них зинданом, и будут бросать мне на голову ядовитых змей и скорпионов? Есть доблесть в том, чтобы погибнуть, но остаться честным, даже если никто и никогда не узнает об этом... Но может быть,

лучше схитрить? Не потому что боишься за свою жизнь, а сохранить себя, чтобы бороться. К тому же очень хотелось бы знать, что же все-таки здесь происходит. Солгу, чтобы вырваться отсюда... И я почтительно склонил голову... Валентина, Крымск

УТОПЛА. Нас там человек 20. Кого-то все ждут, и я тоже. Пришла страшная, здоровая, высокая — под потолок — женщина с волосами-водорослями, длинными руками и пальцами. Всех утопших начала давить, двигаясь флегматично к каждому. Я пряталась за колоннами, но и до меня дошла очередь. Я умоляю пощадить, так как у меня дети, а она говорит: «Все там будут», — и душит за шею. После чего я уже не боюсь ее, а держусь и иду за ней. Привела меня до конторки, времянка из теса с тремя ступеньками, и вталкивает туда. Вхожу, и вижу!!! Вий по сравнению с тем чудовищем ничто! Тот весь в волосах, шевелится — дергается, глаза не опишешь, сплошной ужас! Но он мной командует: «Подай мне чернинку!» Вправо от меня стоит шкафчик, на нем чернильницы-непроливашки. Я чудовищу говорю: «Это чернильница», а Нинка — эта женщина — опять командует: подай! Конторка его временная из теса, ненадежная. Подала чернильницу и вышла, а он остался в углу, шевелящееся чудовище, не приведи Бог видеть. Со ступенек спрыгнула на ляду, так как там открытая глубокая канава, наполненная смолой и огнем, хватающим меня за ноги. В сторону нельзя, стоят такие же люди, как та женщина, что меня задавила, и тычут мне под бока острыми пальцами, чтобы я свалилась, а я стараюсь попасть на ляду и прыгаю до конца ужаса. Вхожу в избушку: чистая, белая, а у печки-плиты сидит дед Аксен, давно умерший, спрашиваю, как и за чем он сюда попал, а он говорит: «Я-то знаю зачем, а вот ты-то как и зачем сюда попала?» Был во всем белом. В это время меня разбудили, ребенок грудной плачет, мать и муж расспрашивают, а я плачу и ничего сказать не могу.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Чем хорош Андрей Орлов (Орлуша) — его поэтической строкой всякий раз подкрепляется главная тема номера, тем более этого. Ибо про некоторые страхи, пожалуй, точнее, чем стихами, и не сказать.

текст: орлуша рисунки: инга аксенова

На любой из бывших территорий Бывшего тогда СССР Было страшных множество историй, Скажем, вот такая, например: Девочка одна осталась дома… Что, ещё не страшно вам пока? Вдруг раздался голос незнакомый, Позвонила Чёрная Рука. И сказала девочке Наташе, Что за ней придёт в урочный час… Неужели и сейчас не страшно? Может, нервы крепкие у вас? И Наташа тоже поначалу Не боялась, хоть была одна, Но она внезапно увидала Силуэт кровавого пятна. Ей пятно кровавое сказало: — Жить тебе, малютка, пять часов! Главное, чтоб ты не открывала Никому дверной большой засов!

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Не играй на чёрном пианино! Не смотри, как чёрный шнур ползёт! Чёрная ужасная машина Через город смерть твою везёт! Не играй собачьими костями! На старуху в красном не гляди! Девочка с зелёными ногтями Вырвет твоё сердце из груди! Голос у Руки был страшно-мерзкий И какой-то жутко-ледяной. Тот, кто ездил в лагерь пионерский, Согласится, думаю, со мной. Чёрной лентой стянутое платье, В пирожке глазёнок голубой Жили с пионерами в палате, Не для них, похоже, был отбой. Страхом в темноте стучали зубки, Бегали мурашки по спине, Папу с мамой в чёрной мясорубке Видел весь отряд потом во сне. Виделись кровавые картины, Виделись кровавые ножи… Рядом с этим фильмы Тарантино — Просто детский лепет, ну скажи! Был ответ на всё простой и веский Для детишек тех далёких лет: Деда задушили занавески, Папа стал начинкой для котлет. Смерть родных, исчезновенье близких Просто объясняла детвора: — После в пирожке нашли записку «Нас убили злые повара». Все сюжеты лагерных страшилок Родились во мраке страшных дней, Жить тогда страшнее смерти было, Жизнь была страшилок пострашней. Я давно пытаюсь в разных странах Отыскать страшилки, но нигде Нету их, похоже, что не странно, Там, где не страшил НКВД.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Есть у немцев злые людоеды В сказках братьев Гримм они живут, Но они — смешные непоседы По сравненью с тем, что жило тут. Есть ещё прожористые волки У француза, как его… Перро! Кто бы знал, что пострашней двустволки Острое наборное перо. Страхи в детском мозге зарождались, Объясняя страшной жизни бред, Мы из коммуналок расселялись, Позабыв, куда пропал сосед. Но потом в Черёмушках, в хрущёвке Слышались ночами детворе Папины слова: «До встречи, Вовка» — Из пятна от крови на ковре. Время шло, крепчал наш строй советский, Но в ночном биении сердец Нас во сне душили занавески, Нам хрустел кровавый леденец. Мирно англичан пугают духи, Требуя внимания к себе,

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Русским снятся чёрные старухи С чёрной бородавкой на губе. Русским снятся зоны и вагоны, Лагерный барак и беспредел, И висят над нами многотомно Папки ждущих нас расстрельных дел. Вспоминая галстуки и флаги, Никогда не стоит забывать: Пионерский лагерь — тоже лагерь: Строй, поверка, тумбочка, кровать. Думая, что жизнь другую строим Коли иностранцем стал узбек, Мы идём в неё привычно, строем, Шаг из строя — всё равно побег. Шаг налево — значит, будет розга, Шаг направо – шмон, арест, Чита, И страшилки удалить из мозга Сколько ни старайся ты — тщета. Страх войны и голода, как вроде, Не тревожит, нету страха мин, Но к планктону в офисах приходит По ночам кровавый сисадмин.

Тем, кто под собой имеет банки, Переводит евро в фунт в уме, Иногда вдруг снится после пьянки Чёрное пятно на резюме. Этот страх не утопить в бутылке С надписью весёлою Crystal. Чуть прикрыл глаза — опять страшилки, Я уже пугаться перестал.

Киллеры в чёрных версаче Вас ждут чёрной ночью на даче! К вам едут на чёрных шинах С чёрной мигалкой машины! Так будет везде и всегда, Такая у русских беда…

Страх, сказать бы вежливей… затрахал, Но от страха некуда бежать, Ну а тем, кто хочет жить без страха, Нужно из России уезжать! Лондонский изгнанник, всем известный, Всем в Кремле совсем недавно друг, Мне признался искренне и честно, Что в ночи боится чёрных рук. Он сказал: — От страха бьются жилки, Снится полный крови водоём, Я ответил: — Если есть страшилки, Значит, мы с тобой ещё живём! Нам ни Форбс, ни Путин, ни мессия Не помогут, как ни ворожим. Страха нету — значит, не Россия, Страха нету — значит, стал чужим!

P.S. Если ты ночью дойдёшь до сортиру, Чёрный риелтор отнимет квартиру! Вёл бухгалтерию не по уму? Чёрный бухгалтер посадит в тюрьму! — Спите детишки, спокойной вам ночи! — Чёрный Онищенко жутко хохочет. Голоса нету, кричи не кричи. Чуров твой голос скушал в ночи! Спит олигарх и банкир засыпает, А чёрт ему чёрный могилку копает! Чёрный Vertu чёрным звоном звонит, Голос ужасный в ночи говорит: — Чёрные-чёрные рясы За вами идут, лоботрясы!

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

текст: дмитрий глуховский рисунки: павел пахомов

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

–Нет!

Нет! Нет!!! Пожалуйста, пожалуйста… — Bitte aufwachen! Wachen Sie bitte auf! — доктор тряс его за плечо. Национальный лидер распахнул рот, втягивая столько воздуха, сколько его было во всей душной маленькой Женеве, и все равно задыхаясь. Потом отожмурил один глаз, осмотрелся и только после этого открыл второй. — Опять… Опять… — беспомощно пробормотал он. Его взгляд затвердел, потом заострился и наконец ледорубом впился промеж глаз плешивого доктора. — Очнитесь! Все в порядке… — на языке Шиллера и Гете произнес тот. — У вас на сеансе! Прямо у вас на сеансе! — на языке Хонеккера и Мильке ответил Национальный лидер. Грохнув кулаком по антикварному столику, он вскочил с кушетки. Доктор с достоинством поправил фрейдистские круглые очки и надул щеки. — Господин П… — Без фамилий! Я вас предупреждал, без фамилий! — раздраженно воскликнул Национальный лидер. — Простите, Ваше величество… Национальный лидер только мотнул головой, приказывая миру погрузиться в тишину, но было ясно: нехитрая лесть плешивого психоаналитика поразила русского Ахиллеса в самую пяту. А что? А ничего — плох тот полковник, которому не польстит быть перепутанным с генералом. И когда он оборачивался от скучного пейзажа Рю дю Рон к очкастой физиономии докторишки, гневные морщины на его челе уже разгладились, словно их и не было никогда. — Вы обещали помочь, — разочарованно, тоном, от которого любой губернатор сразу не то что в отставку бы подал, а и ампулу с цианидом бы раскусил, процедил Национальный лидер. Но доктор трепету был не обучен: его треклятая страна уже двести лет отсиживалась за пазухой у упрямого и прагматичного кальвинистского Христа, и даже генетическая память не могла подсказать ему, как правильно стать на четвереньки. — Не так быстро, Ваше величество. Это процесс. — Процесс… Приезжайте к нам на Колыму… Покажу вам, что такое процесс… — в своей излюбленной афористичной манере буркнул Национальный лидер, но в переводе на гэдээровский немецкий шутка потерялась. — Расскажите, что вы видели, — попросил доктор. — Мне необходимо понять, есть ли хоть какая-нибудь динамика. Национальный лидер опустился на кушетку, ссутулился. — Я… Мне… А можно чаю? С сушками? — Я попрошу. А вы рассказывайте пока. — Ну… Та же картина. Площадь. Толпа. Я... На своем обычном месте. Здание наше. Цитадель. Трещины на нем… Песок. — Что «песок»? — уточнил доктор, оторвавшись от блокнота, куда убористым почерком заносил все кошмары.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

— Сыплется. Песок сыплется. Доктор, что это значит? Доктор вздохнул, поправил очки, побарабанил пухлыми пальчиками по подлокотнику, переглянулся с портретом Юнга, с интересом наблюдавшего всю сцену со стены. — Если брать классическую трактовку… Символы, которые содержатся… И он забубнил что-то о детстве, о фаллосах, о травмах, о вытесненном и о перенесенном, заворковал убаюкивающе, уютно. И Национальный лидер потерялся в терминах, загляделся на выписывающие в воздухе окружности пухлые пальцы, поплыл по волнам гипнотического баритона… — В общем, возраст, — вдруг закончил доктор. — Что — «возраст»? — встрепенулся и сразу взъярился Национальный лидер, вскакивая с кушетки. — Сон ваш об этом. О том, что возраст уже… Все-таки… — Возраст?! Да какой к черту возраст?!— Национальный лидер плюнул и двинулся к выходу. — Шарлатан… — Постойте! Что вы так болезненно… Там все указывает… Здание, песок сыплется… Вы… — Много ты понимаешь … У нас вот есть специалисты… По обрезанию… — уже по-русски злился он. — Но скажите хотя бы… — крикнул вслед выскочившему на лестничную клетку пациенту доктор. — Оно хотя бы пока стоит? Не дождетесь! — огрызнулся Национальный лидер. Лешка возвращался из института вечером, брел по двору, где и проезда-то толком не было. Внедорожник — черный бандитский «икс-пять» — влетел с улицы, заскользил на собянинском льду, развернулся и ударил Лешку в спину приваренной к капоту стальной трубой «кенгурятника». Отбросил в сугроб, чуть не додавил, сдал назад и пьяно стал выпутываться из заставленного машинами двора. Если бы не приложился к соседской «мазде», истерично заверещавшей, если бы никто не вышел спасать свое авто, то и Лешку бы, может, никто не спас. Замерз бы с переломанным позвоночником в мутной снежной ночи. А так — спустился средний класс отстаивать нажитое, от-

...Очнитесь! Все в порядке… — на языке Шиллера и Гете произнес тот. — У вас на сеансе! Прямо у вас на сеансе! — на языке Хонеккера и Мильке ответил Национальный лидер. Грохнув кулаком по антикварному столику, он вскочил с кушетки... 78

важно перегородил черному бандиту путь к отступлению, увидел Лешку, узнал в нем парня с тринадцатого, позвонил по домофону отцу. Тот вызвал уже и ментов, и скорую. Пока те добирались, «икспять» бы сто раз успел уехать, но водитель — в кожанке и с резаным лицом — оказался в драбадан. Высадился из своего броневика блевать и уснул лицом в снег. Не вышло ни битвы, ни линчевания. Выбежавший Лешкин отец, Николай Павлович, потерял сразу голос и помочь перенести сына из сугроба на ровный асфальт соседа умолял шепотом. Милиция прибыла, всех как должно опросила, хоть и было очень заметно, что ей этим заниматься скучно, собрала подписи, телефоны, свинтила бесчувственного нарушителя, пошарила по его карманам из обычного человеческого любопытства и повезла его с собой карать по всей строгости. Скорая приехала тоже. Посмотрели, поцокали, погрузили и забрали. Сначала Николая Павловича пугали тем, что шансов мало, но когда он занес главврачу двадцать тысяч — половину своей зарплаты, — Лешка стал цепляться за жизнь. Но ходить у пацана больше не получится, даже продай ради этого его отец их двушку, честно сказал главврач. Так что копите на каталку. Николай Павлович не поверил, да и никто бы не поверил на его месте. Жена погибла, родители умирают, как поверить в то, что сын — единственный, любимый, который должен был за всех них жить — вдруг стал инвалидом, что вместо жизни получит пожизненное в зассанной двушке? Николай Павлович был покорный советский человек, и судьба ему за это выкручивала руки как хотела. Обоих дедов его государство забрало и убило, в утешение соврав бабкам про десять лет без права переписки. Поэтому родители Николая Павловича росли боязненными, всегда очень не хотели оказаться в чем-то замешанными и четко знали, что гражданин против государства — вошь. Любить эту чудовищную костедробилку они не могли, но и признаться себе в этом не могли тоже. И если Коля что-то от них и унаследовал, кроме двушки, это тихое преклонение перед безграничной силой громадного и могучего аппарата, перед всеми его шестернями и конвейерами, перед каждым его стальным хватким манипулятором и каждой его заводной говорящей головой — и исполкомовской, и милицейской, и парткомовской, и управдомовской, и президентской в телевизоре под Новый год. И когда назавтра после случившегося Николай Павлович взял трубку, чтобы позвонить в отделение, куда отвезли беспамятного нарушителя, ему было страшно. Страшно было просить у государства хоть что-то, страшно вообще обращать на себя его внимание, вылезать из щели в кухонном полу и глядеть на него снизу в бесконечный верх. Но он заставил себя. Набрал и вежливо попросил начальника. Объяснил, что у него случилась за беда, осторожно осведомился, когда будут звонить, нужно ли его участие в возбуждении дела, и даже — как чувствует себя задержанный. По телефону ему сообщили, что дела никакого не будет, что вина задержанного гражданина не установлена и что поэтому он

отпущен из отделения, что нетрезв он не был, что свидетели своими показаниями могут подтереться, что Николай Павлович должен быть счастлив, что его сын вообще жив, а под конец договорились даже и до того, чтобы он шел на хер и не усугублял ситуацию на свою задницу. Понятно?! Он возвышался над толпою — бронзовый и в то же время железный, попирая всеми своими тоннами безропотную русскую землю. Правая рука его была спрятана в карман — и поди проверь, скипетр там или маузер. Он был вдесятеро выше любого из корячащихся у его ног холопов, но с высоты его роста было видно: бурлящей толпе нет ни конца ни края. Он мог бы сойти на землю и растоптать их — но делать это было ни к чему. Он был неуязвим для них, насекомых, неуязвим и недоступен. Человеческое море прибывало, но волны могли надеяться лишь на то, чтобы облизать его сапоги. За спиной его непоколебимо зиждилась Цитадель — его alma mater, источник его силы. И Национальный лидер знал: покуда стоит это великое здание, этот краеугольный камень российской государственности, будет стоять и он. А уж оно-то пребудет вечно. И в этом-то ларце, да в волшебном яйце… И пусть беснуется толпа — ей не подпрыгнуть выше его подошв. Он будет стоять тут до скончания веков, памятником самому себе, бессмертному и бессменному. Но тут через глупый гомон толпы ему послышался шорох. Еле заметный, но заметный все же, он не мог ускользнуть от его ушей. Сзади, из-за спины… Он напряг свои бронзовые мускулы и обернулся с натужным скрежетом, и толпа дураков прыснула в ужасе во все стороны. Через здание — через Главное здание! — молнией прошла трещина, и из разлома сухой кровью струился красный песок, кирпичная труха. Трещина ушла вверх, разветвилась… Он перевел тяжелый взгляд высверленных глазниц вниз, ища причину… Грязное море омывало и подножие Цитадели, точило его, разъедало… И вдруг земля охнула и просела, а он пошатнулся и стал заваливаться набок. Невероятным усилием он удержался, устоял, выхватив из кармана правую руку — пустую. — Там ничего нет! — завопили снизу. — У него ничего нет! Ничего… Он их и голыми руками сейчас… Сейчас… Да этих клопов и бить не придется. Припугнуть их — сами разбегутся. Вспомнить бы только, как с ними говорить… — Кыш! — он махнул огромной железной десницей. — Кыш! И тут за спиной что-то устало вздохнуло и… Рухнуло. — Нет! Нет!!! — трубно, гудя всем бронзовым своим нутром, воскликнул он. — Пристегнитесь, пожалуйста, — попросила его бледная от неловкости стюардесса. — На посадку заходим. — Да… Простите, — Национальный лидер сглотнул, промаргиваясь. — Глупый вопрос… Как оно там?.. Ну, стоит? А то приснится всякое…

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

— Стоит, — ободряюще улыбнулась ему привычная стюардесса. — Все у нас стоит. Не переживайте. — Я не переживаю, — его голос, окрепнув, лязгнул бронзой. — За кого вы меня принимаете?! Лешка пришел в себя, слава богу. Но никак не мог понять, почему ноги не слушаются, почему ниже пояса — немота. Николай Павлович смотрел на него молча, пожимал плечами, врал как умел, что не знает, врал скверно, что это, наверное, временное, что сейчас главное — оклематься, что потом они найдут Лешке подходящую восстановительную терапию, и через месяц-другой тот начнет ходить. Ну самое позднее — через полгода. Лешка хмурился, бесился — через два месяца были соревнования, волейбол, он — капитан команды. Значит, ему через пару недель уже надо быть на ногах. Через пару недель, па! Какой еще на хрен месяц?! Николай Павлович кивал, расчесывал от нервов экзему на руке, давал доктору тысячу за тысячей, чтобы тот не обмолвился по глупости или от равнодушия о вынесенном приговоре. И думал о том, что человек, который с пьяной легкостью мимолетом переломал его сыну спину и судьбу, точно преступник, что бы ни говорили в отделении. Вечером он позвонил туда еще раз. Пытался убедить. Объяснял, что у Лешки через два месяца соревнования, в которых он не сможет участвовать никогда, и что он не знает, как сыну это сказать. Спросил: вы не знаете, как ему об этом сказать? Они повесили трубку. Видимо, тоже не знали. Тогда Николай Павлович прочитал на борту машины ППС телефон доверия милиции, позвонил и рассказал автоответчику все, как было. Автоответчик поблагодарил Николая Павловича и пообещал разобраться. А вечером следующего дня в лифте его встретил водитель «икс-пятого». Трезвый. Ударил под дых, потом в челюсть снизу, разбил нос — все за каких-то пять секунд, очень умело. Достал пистолет, вдавил ствол в щеку Николаю Павловичу и сказал, что если тот не успокоится, то остаток жизни будет с сыном гонять на инвалидных креслах наперегонки. Когда Николай Павлович промычал, булькая кровью, про милицию, человек ткнул его мордой в корочки, из которых следовало, что он самая что ни на есть милицейская милиция и есть — такая, которая еще за всей остальной милицией блюдет. Напоследок он достал из кармана ворох мятых пятитысячных и швырнул их Николаю Павловичу в глаза. — На лечение это, — процедил он. — Мы же все тут нормальные люди, да? Да, я сказал?! Смотри у меня, сука! А то еще и на похороны подкину! Понятно?! И вышел. Николай Павлович механически собрал с пола забрызганные красным пятитысячные, зачем-то пересчитал — сто тысяч, покрутил тупо в руках, и положил обратно на пол. После травмпункта сел писать в прокуратуру, как и следовало сделать гражданину, столкнувшемуся с противоправными действиями со стороны сотрудников милиции.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

...Если бы не приложился к соседской «мазде», истерично заверещавшей, если бы никто не вышел спасать свое авто, то и Лешку бы, может, никто не спас. Замерз бы с переломанным позвоночником в мутной снежной ночи...

Ходил к Лешке каждый день после работы с фруктами — тот не ел, уже начал понимать, что случилось. Спрашивал, требовал ответа, кричал даже — Николай Павлович сначала убеждал, что все ерунда, что до свадьбы заживет, но потом пропустил дать денег врачу, и Лешке сказали правду. Но и тогда еще Николай Павлович ни в чем сыну не признался. Прокуратура ничего Николаю Павловичу отвечать не стала. Может, у нее были другие дела, поважней этой херни, а может, ей просто было в принципе западло. Николай Павлович предпочел объяснить себе, что, наверное, просто письмо потерялось. Написал еще одно, в котором рассказал прокуратуре и все последние новости: сына выписали из больницы, каталку покупайте сами, а как же благодарность, тысяч тридцать хватит, все же нормальные люди. Да? Лешка прикатился домой, сел перед компьютером и не вставал больше. Прокуратура Николаю Павловичу ничего объяснять не собиралась, и он тогда написал в Министерство внутренних дел, в Государственную думу и в общественную приемную президента. Ничего смешного. Он столько лет слушался и почитал государство, он не пинал его, когда оно спотыкалось и падало, он всегда за него голосовал как надо, выслушивал новогоднюю речь президента не перебивая, верил в могущество государства и в его совершенную правоту, считал его страной и Родиной, и даже в мыслях ему никогда не изменял. И вопросов никаких никогда не задавал: как есть, так и есть, и слава богу. А теперь вот ему очень нужно было, чтобы ему ответили. — Все нормально, товарищи? — спросил Национальный лидер. — Слава России! — ответили ему ряды. — Вряд ли кто-то может сказать, что я забыл о своих корнях, — Национальный лидер обвел собравшихся взглядом. — Так не может сказать никто. Я — один из вас. Мы — вместе. Я думаю так же, как вы. Уверен, окажись на моем месте любой из вас, он все делал бы так же. На благо — нашей — Родины, — делая небольшие интонационные паузы в своей фирменной манере, отчеканил Национальный лидер.

...???...

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

— Слава России! — гаркнули ряды. — Россия, — подхватил Национальный лидер, — держится на ваших плечах. И я хочу, чтобы вы знали: без вас, без вашей самоотверженной службы наши враги давно бы уже разрушили ее. Сегодня я подписал распоряжение о выделении средств на капитальный ремонт Главного здания Федеральной службы безопасности. Надеюсь, оно прослужит нам еще долго. Всегда. — Два коротких… Одно протяжное… Ура! Ура! Урраааа! — откликнулись ряды. — Благодарю за службу! — улыбнулся Национальный лидер. Отдал по-военному честь и стал спускаться со сцены. Когда он выходил уже борцовским своим шагом из зала, в звенящей тишине послышался ниоткуда шепоток: — Оказались бы мы на твоем месте… Эх… Национальный лидер вздрогнул, но оборачиваться не стал. На улице его ждал кортеж — бронированный пульман без номера, три длинных «гелендвагена» и черт-те знает сколько гаишных машин. Хрена им. На своем месте оказался он сам. История не знает сослагательного наклонения, понятно?! В почтовом ящике были только счета, которые государство предъявляло Николаю Павловичу. В Лешкиной комнате под столом стоял ящик пустых пивных бутылок: таскали прямо из интернета. Раньше он пива не пил — говорил, брюхо отрастет, к земле давить будет. Неделю Николай Павлович держался — не платил по счетам, мстил. Потом подумал, что это ребячество, и презрительно бросил все до копейки в окошко сберкассы. Государство ничего —не поперхнулось. Сыто рыгнуло квитанциями и снова забыло об их существовании. И тогда Николай Павлович решил прийти к нему сам. Неделю решался. Взял паспорт, зачем-то собрал в чемодан сушки, смену белья и кроссворды, жалобу в Генпрокуратуру расписал так, что Кафка бы удавился от зависти, сел на метро и поехал. Отыскал на Дмитровке нужное здание и уткнулся в пост охраны. Там ему было сказано, что мир устроен иначе, и что без спецпропуска внутрь попасть — все равно что в рай, — не выйдет. Но по эту сторону Рубикона Николая Павловича ждал раздавленный сын и пустой почтовый ящик, два месяца ожиданий и тараканья жизнь. Поэтому, когда караул сменялся, он исхитрился и проскочил через пост — внутрь. Одернул пальто, приготовился к схватке… Толкнул тяжелые железные двери с зеркальными стеклами… И вдруг те жалко, деревянно всхлипнули-треснули — и повалились внутрь! Податливо, невесомо — будто были не из металла отлиты и не на пудовые петли повешены — а сделаны… из фанеры?.. Он сделал осторожный шаг внутрь… Ошарашенно осмотрелся.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Не было никакого «внутри». Высились строительные леса в четыре этажа, а к ним были привинчены проволокой подгнившие фанерные листы — точь-в-точь изнанка театральной декорации. С улицы фанера была убедительно разрисована под державное строение с портиком и колоннадой, под песчаник и гранит… А на деле — десятимиллиметровая фанера! Тут даже и пола не было — просто асфальт. Потрескавшийся, несвежий, занесенный поземкой, которую намело через щели, и мириадами бумажных прямоугольничков. Николай Павлович нагнулся, поднял один — чье-то письмо. И еще одно… И еще. Миллионы. Одинокий, он слонялся по этому фанерному ангару, пока не нашел случайно выпиленную калитку. Толкнул — оказался в проулке. Выбрел по нему на Тверскую, так ничего и не поняв, двинулся домой. Сыну ничего не сказал, но забрал у него три бутылки пива и высосал одну за другой. Думал еще, что проснется — но ночью ему снился другой сон, что Генпрокуратура все-таки оказалась на своем месте, просто он ее не нашел. Приснилось. На следующий день отпросился с работы пораньше и поехал в Государственную думу. Помыкался у замурованных входов, у зеркальных окон со стороны Театрального проезда — напротив гостиницы «Москва», но внутрь не попал, нарвался только на бдительного служивого, который проверил у Николая Павловича его паспорт и тревожный чемоданчик. Сказал, что для депутатов вход с изнанки, с переулка. Но Николай Иванович уже при виде зеркальных окон заподозрил неладное. Отделавшись от охранника, двинул вдоль гранитных стен и вдруг нашел лазеечку — железную дверку. Дернул ручку — и провалился внутрь. Государственная дума оказалась стократ просторней и величественней Генпрокуратуры. Леса тут уходили так высоко, что за строение российского парламентаризма становилось боязно: не рухнуло бы. Фанера на него пошла хорошая, поновее, и не меньше пятнашки, но изнутри красить не стали и Думу. Морозный сквозняк мел по полу депутатские запросы, а самих депутатов не было и следа, и вообще никого не было. Как же это… — прошептал себе Николай Павлович. — Как же… А Кабаева? А Валуев? Потом решил: может, это просто не тут? Может, где-нибудь в Останкино, в просторной студии, где снимают новогодние

...И снова бушевала толпа у подножья, и снова грязные волны вздымались все выше, норовя добраться до щиколоток, ухватить, потащить… Но он стоял твердо, недвижимо, и не в силах людишек было сверзить его с пьедестала. Железный командор, основатель и вседержитель, хозяин площади и тайный властелин страны... 82

«Огоньки»? Точно, там. Не простаивать же такой громадине в межсезонье… Войдя в раж, Николай Павлович рванул сразу в Совет Федерации. Фанера! Верховный суд… Фанера! Конституционный?! Фанера… Господи… Страшно-то как! Что же… Что же остается-то? Он долго стоял посреди Красной площади, не смея решиться. И все же, перепуганный и лихорадочный, взял экскурсию в Кремль. И снова бушевала толпа у подножья, и снова грязные волны вздымались все выше, норовя добраться до щиколоток, ухватить, потащить… Но он стоял твердо, недвижимо, и не в силах людишек было сверзить его с пьедестала. Железный командор, основатель и вседержитель, хозяин площади и тайный властелин страны. Феликс, возрожденный из пепла. Смутьяны балаболили что-то у его сапог на своем неандертальском, скандировали звериные свои лозунги, и он позволял им выпустить пар — зная, что одним хлопком бронзовых ладоней пришибет сотню и разгонит прочих, что каблуком припечатает тысячи этого клопья. Пока стоит ГБ, стоит и он. Вечно. Но тут сзади послышался хруст… Треск… И он ожил. Налились тяжелой силой металлические мышцы, заструился по ветру бронзовый плащ… Порскнули в стороны испуганные дрищи… Он обернулся назад — и увидел, как Главное здание КГБ, Цитадель, трещит, иссыпается сухой кирпичной кровью… Нет! Нет!!! Национальный лидер сел в кровати. В спальне было темно и глухо, слышно было, как колотится сердце — гулко, будто внутри бронзового колокола. — Представляешь… Опять этот сон… Будто я — Дзержинский. Ну, памятник… И толпа эта… И здание крошится… — начал рассказывать в темноту он. — Как думаешь, это что-нибудь значит? А потом вспомнил: никого рядом нет. В спальне — он один. По территории Кремля гулять можно было только с экскурсоводом; каждый раз, когда Николай Павлович пробовал сорваться с поводка и улизнуть, бдительный товарищ его строго окликал. Еле удалось оторваться, примкнув к школьной группе. На первый взгляд, тут все же было что-то настоящее. Вроде бы в окнах одного из зданий мелькала чья-то понурая субтильная фигурка, и башни казались вполне солидными и не гнулись на промозглом февральском ветру. Но стены на поверку оказались бутафорскими. Плечом упрись, поднажми — они и завалятся на Кремлевскую набережную. На половине зданий даже и окна были прорисованы так, на отъе...хм, хотя недавно вроде вон сколько миллиардов на этом освоили…

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

...До глубокой ночи он сомнамбулически бродил по бурлящей Москве. Обошел все государственные институты, какие смог вспомнить, и все оказались расписной фанерой. Настоящих, из камня, нашлось всего два: ФСБ и почему-то Центробанк...

И повсюду торчали таблички: «Руками не трогать». Николай Павлович теперь знал, почему. Умом-то знал, а сердцем поверить не мог. Через ворота в Кутафьей башне он возвращался опустошенный; по душе словно фашисты прошли, оскверняя все святое и оставляя за собой одну лишь выжженную землю. — Что же это… — все бубнил он, бесцельно, слепо тащась никуда. — Как же… Мимо шли строем демонстранты — на митинг, на Болотную, требовать честных выборов. Задорно звали Николая Павловича с собой. — Не с кем там говорить… — омертвело прошелестел он им. — Нет никого… Никого, братцы… До глубокой ночи он сомнамбулически бродил по бурлящей Москве. Обошел все государственные институты, какие смог вспомнить, и все оказались расписной фанерой. Настоящих, из камня, нашлось всего два: ФСБ и почему-то Центробанк. — Возраст… Какой на хрен возраст! Тебя бы сейчас сюда с твоей кушеткой! — Национальный лидер в сердцах саданул кулаком по столу. — Вещий сон это был, а ты мне со своими бананами… Швейцарский психоаналитик не отвечал, да и просто не слышал его — отсиживался в своей Швейцарии, падла. Национальный лидер поправил галстук и вернулся из уборной в кабинет, где заседал кризисный штаб. — Оцепление держать! — бесстрастно произнес Национальный лидер в микрофон селектора. — Не подпускать толпу к государственным учреждениям. Центризбирком, Дума, суды… Везде тройной кордон. Чтобы на расстояние вытянутой руки никто не подошел! — Так точно! — прошипел селектор. И на Лубянке чтобы вообще духу их не было! — Как там, стоит пока? — Пока стоит… Национальный лидер отключился и принялся мерить шагами кабинет. — Абсурдные требование какие-то… Пересчет голосов, перевыборы в Думу, отставка Чудова… Что за бред?! Они что, не понимают, что ничего этого нет?!

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Директор ФСБ, председатель Центробанка и Константин Львович переглянулись. — Сами же просили освободить их от бюрократии! — бушевал Национальный лидер. — Ничего лишнего! ГБ и ЦБ — все! Страх и бабки! Что еще надо, чтобы управлять? Все остальное перевел в Останкино! Пожалуйста — ультралиберальная модель! Чего мы требуем-то? А?! Всегда работало! Еще по Германии помню: деньги и страх. Два столпа. Всегда! Со всеми! Что не так?! — он обвел взглядом собравшихся. — Страх потеряли… — сплюнул директор ФСБ. Менять номер своего «икс-пятого» тот, конечно, и не думал. Зачем ему прятаться? Пусть прячутся все остальные. И домашний адрес найти его тоже оказалось плевым делом: сами же свои базы данных воруют и сами продают. Дом был приличный, с охраной, но Николаю Павловичу теперь охрана была нипочем. Позвонил в дверь. Тот отпер — пьяный. — Ты че, оборзел, салага? Приятно: вспомнил. — Вы простите, я вас ненадолго только отвлеку, — засуетился Николай Павлович. — Я тут… Как бы объяснить-то… Немного начал в нашей политике разбираться… Ну, как в стране дела обстоят… И вот к вам пришел как к знающему человеку. Вы же в системе… Государственный человек. — И че? — осклабился тот. — И вот у меня к вам один, в общем, вопрос… Выходит ведь, что государства — его как бы и нет? Ну, прокуратуры там, судов, парламента, президента, всего… А? Милиции… — Есть милиция! — обиделся тот. — Просто приходится на хозрасчете горбатиться… От этих хер чё дождешься… — Ну… В общем, нет государства, так? — Ну… Если так-то… В общем, нет, — согласился тот. — А чё, страдаешь? На хер тебе государство? Ты просто бабок занес бы… — Но ведь… — задумчиво протянул Николай Павлович. — Ведь если государства нет, значит, все дозволено? — Конечно, дозволено! — заржал тот. — Только не тебе, щегол. А нам. — Тогда ладно, — вздохнул Николай Павлович. И всадил собеседнику молоток в темечко — смачно, по рукоять. — И все-таки как-то непривычно… — ни к кому уже конкретно не обращаясь, сказал он. И опять бушевала толпа на Лубянке, и опять смотрел он пустыми глазницами железного Феликса на нее сверху вниз. Но не было сил пошевелиться в этом кошмаре, не было мочи сойти с постамента — ни растоптать, ни сбежать. А вдали, высоко над головами, маячил неумолимо и зловеще приближающийся автокран. Кошмар?

любовь березина, марина волкова, надя Богданова

разные люди

Конкурс портретов, который с небывалым успехом прошел на сайте Ruspioner.ru, вдохновила Рут Оркин. В отличие от ее выставки в Центре фотографии имени братьев Люмьер, в нашей немного портретов знаменитостей. Работы опытных фотографов уживаются с картинками начинающих, непрофессиональных. Разные лица, разное время. И все живые, талантливые — по обе стороны объектива.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

сергей пилипенко

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

екатерина закурдаева

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

ирина конторева

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

сергей пилипенко

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

марина волкова

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

сергей пилипенко

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

катя денискина

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

виктория качалова

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

максим степаков

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

сергей милицкий

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

ирина конторева

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

сергей милицкий

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

сергей милицкий

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

ирина конторева

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

ратмир романов-пермяков

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

100

екатерина чекулина

101

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

виктория качалова

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

102

сергей милицкий

103

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

любовь березина

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

104

катерина чегулина

105

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

виктория качалова

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

106

виктория качалова

107

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

любовь березина

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

108

Урок мужества. Сестра легкого милосердия. Интимная политика. Урок географии. Как я стал

викингом. Еще один оригинальный подвиг на воде.

текст: николай фохт фото: тимофей изотов

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

владимир богдановский/фотосоюз

Бессменный ведущий рубрики, наставник молодежи Николай Фохт на собственном опыте выясняет, можно ли этот с недавних пор обострившийся интерес к политике использовать в своих, сугубо задушевных целях. Или лучше оставить все как есть и впредь никогда не заказывать литовские цепелины в ресторанах за МКАД? 110

Никакой

политики — это понятно. Но вот наступили горячие деньки, и куда от нее деться? Это силы нужны, мужество — отказаться. Тем более когда вот сидишь абсолютно трезвый за столом в пестрой довольно компании; беседа о демократических ценностях, о воле народа и ответственности отдельной личности в истории. Справа Полина — смотрит на тебя во все глаза, как на какого-нибудь… ну не знаю, политически активного блогера. И прям замечаешь периферическим зрением, как разгораются Полинины щеки, а грудь вздымается, как у тургеневских, некрасовских, вполне возможно даже лимоновских героинь. Конечно, все это подбадривает, провоцирует. И оживают в тебе рефлексы девяносто первого — девяносто третьего, возобновляется навык выступления перед массами, воплощения политических сентенций в конкретные и необратимые действия; манят площади, арены и трибуны. В общем, я разошелся и выложил свои взгляды на актуальный момент. Когда мы подкатили к подъезду, Полина не спешила выходить из машины. Она была прекрасна, я ждал приглашения подняться — закончить привычным способом политические дебаты . Но Полина вдруг промолвила: — Вот что я думаю: ты должен стать политиком. Ты такой… похорошему наивный, с идеалами в общем. Не пьешь, мастер спорта по самбо… — Кандидат в мастера. А там действуют мастера. — Помолчи. Это не важно — всегда можно преувеличить тебя и до мастера. Мне надо подумать, пока, я тебе завтра позвоню. Она выпорхнула из автомобиля, а я даже не успел предложить подумать вместе о моем будущем. И даже не поцеловала на прощанье. Не таким видел я свой триумф. Но Полина действительно позвонила следующим вечером и позвала на встречу, в небольшой ресторан с литовской кухней сразу за МКАД. На антресолях сидела Полина и какой-то

111

чувак, слишком молодой, чтобы я стал нервничать. Тем более, под строгим темно-серым пиджаком у него была надета светлая сорочка в среднюю клетку — Полина никогда бы не повелась на такое. Про галстук я вообще молчу. Полина представила чувака — имени я не запомнил, но выходило, что он был призван ввести меня в большую политику. Мне стало страшновато, и я заказал цепелины с караимскими пирожками. Человек в неправильной рубашке стал говорить. Он нес околесицу на уровне шестого класса школы №520 при швейной фабрике «Москва» — и Полина смотрела на него таким же взглядом, что и на меня вчера. Все, что занимало меня в данный момент: она действительно такая дура или просто рвется всеми силами в истеблишмент? Но ведь есть и другие способы, более органичные. Между тем чувак перешел к конкретике: — Нам нужны смельчаки, но не безрассудные, а как раз аккуратные и ответственные. — Это как? — Это как ты, — чувак в рубашке сказал это с нехорошей интимностью. Мне не понравилось, а Полина даже не отреагировала: она теперь не сводила глаз с нас обоих — как у нее это получается? — Сейчас такой отрезок, такое время, что продвинуться можно за пару месяцев. Нужны лидеры — в рабочих лошадках недостатка нет. — А мы вообще о чем говорим? Какая ориентация политическая: либеральная, консервативная, левая может быть? — Думаю, ни для кого тут не секрет, что, в принципе, это все звенья одной цепи. Разные фишки в одной игре. — Для меня секрет. Я вот либеральных ценностей придерживаюсь — как гражданин. И не готов променять их… — Все зависит от того, где ты эффективнее сработаешь, — человек без имени оборвал меня как-то неаккуратно. Вроде он не выпил ни грамма, кроме домашнего кваса, который тут хоть и хмельной, но не до такой же степени.

— Ну и где мне место? — Это самое сложное. Нужно провести ряд встреч, консультаций, прикидок. Но главное — нужен креатив. Нужно что-то типа программы действий — а это только от тебя может исходить. Тут главное — прислушаться к своему сердцу, осознать, чего бы ты хотел сделать для людей. Но главное, чтобы ты смог. Это необходимый прагматизм, который должен сопровождать политика в любых, самых идеальных его начинаниях — потому что… — Это самое, я понял. Я как раз набросал некоторые свои предложения. Точнее, один креативный проектик, который, с одной стороны, мне кажется социально значимым, с другой — ярким с точки зрения пиара. — Что, так быстро? — У меня хорошая реакция. Я готовлюсь к встречам обычно, пустым никогда не прихожу. Время есть? Обсудим? Или вы хотите в тишине кабинетов, после консультаций? Политический чувак замялся и заглянул в пустой стакан. Не растерялась, конечно, Полина. Она вздернулась, даже как-то сглотнула от перевозбуждения и сухим шепотом произнесла: — Конечно, давай. Чувак заказал еще квасу. Я достал файлик с описанием проекта и протянул мужику. Он сосредоточился и рефлекторно прочитал вслух название: — «Проект оздоровляющей легализации проституции в Российской Федерации»… Фигасе! Полина побледнела, на ее лице застыло выражение трехминутной давности. Еще до оглашения названия проекта. — Слушай, друг, идея вяленькая какая-то. Ну сколько можно про это? Да и не готово наше общество… — Общество не готово Ленина из Мавзолея вынести, а к проституции готово, точно знаю. — Слушай... не знаю, лень даже читать. Можешь в двух словах УТП изложить?

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

getty images/fotobank

— Что? — Полина, кажется, только сейчас начала понимать, во что она ввязалась. А может, и не начала. — Уникальное товарное предложение. Но я все-таки кратко изложу концепцию — уникальность именно в ее содержании. В общем, так: проституция легализуется — но никаких публичных домов, только индивидуальное лицензирование. Эта форма уже естественным образом прижилась, стала популярна сегодня… — Ага, индивидуалки, феи, — проявил осведомленность человек без имени. — Ну да. Никаких публичных домов — как ни странно, это поможет раскриминализировать бизнес. Все-таки с каждым в отдельности и договориться сложнее, и крышевать. В худшем случае останутся сутенеры-одиночки, а с такими бороться намного легче, чем с картелем каким-нибудь. Но не это самое главное. — Да и так немало уже, — чувак пытался иронизировать, но меня не проведешь: он заинтересовался. Только

Полина застыла — никаких от нее флюидов не поступало последние пятнадцать минут. — Каждая проститутка, индивидуалка, фея покупает лицензию. Цена лицензии должна быть невысокой. Но по этой лицензии, прежде чем начать работу, фея должна пройти полное специализированное (чтобы не попасть ни под какую медстраховку) медицинское обследование, дорогое — с анализом крови, УЗИ там всякими, КТ и прочей фигней. Обследование регулярное — как техосмотр. Все деньги в медицине. Но и это не все! Каждая проститутка обязана пройти курс медсестры — платный, разумеется. Ну и после — кандидатские минимумы, или как там это называется у медиков. Плюс курсы повышения квалификации. — А на фиг им курсы медсестер? — Это еще одна часть проекта. Проститутки обязаны будут анонимно сканировать данные своих клиентов — мерить давление, может быть, проверять уровень сахара и т.д. (все устройства и медикаменты за свой счет). Вести

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

своеобразный дневник посещений будут в особой сетевой программе, которая заведена в общую сеть мониторинга состояния здоровья населения страны, в данном случае мужского. В основном. Ну и конечно, они готовы оказать первую медицинскую помощь. Итак, что мы получаем: крупные первоначальные взносы от покупки лицензии, обследования и курсов медсестер, постоянные вливания от налогов (у них ведь будут ИП открыты). Мы получаем огромный отряд медсестер, которые смогут оказать помощь любому человеку, не только клиенту (клятву Гиппократа никто не отменял). Попутно будет пополняться важная статистика о здоровье активного мужского населения страны. По-моему, сразу несколько зайцев убиваем, даже гнаться за ними не надо. — Но стоимость услуг возрастет — из-за лицензий, курсов, налогов. — Во-первых, она и так возрастет, во-вторых, эта услуга такая… приспичит, отдашь сколько бы ни стоила, в третьих — нам-то что?

112

113

Повторим урок Девушки любят политически активных и подкованных.

Соблазнить девушку политикой — большое искушение.

Перековать проституток в медсестры легко — они и так почти все из медсестер.

Литовские цепелины в ресторанах никогда не получаются.

анна всесвятская

— А то, что если стоить будет слишком дорого, все опять уйдет в криминал. Как с водкой. — Нет, с водкой не так. Это когда ее запретили, начался криминал. Цены можно проконтролировать —это уже технический вопрос. Ну как? — Интересно, конечно. Но неожиданно. Да, Полина? Можно сказать, Полина сидела с открытым ртом. — В общем, надо подумать. Идея радикальная, но творческая. С точки зрения бюджета на развитие системы здравоохранения может и прокатить, а там такие… возможности. В смысле, сделать на этом политическую карьеру. Думаю, все получится. Мне все больше нравится идея. Под это дело ведь и порнобизнес можно легализовать. А это такие деньги — для здравоохранения. Кстати, Полина забыла назвать мое имя. Я Кирилл. — Кирилл, а знаешь что — я дарю тебе проект. Давай сам. Стол оплатишь и мы квиты. Я, пожалуй, не стану этим заниматься. Послушал сейчас себя — как это все неприятно, политика эта. Полина, тебя подвезти? Всю дорогу она молчала. Потом сказала раздумчиво: — Знаешь, вся эта история мне почему-то напомнила… фильм «Паук -2». Что-то такое трогательное, такое… социально ответственное есть в твоем проекте. Как жаль, что ты не хочешь этим сам заниматься. Хотя, конечно, у Кирилла лучше получится, он такой изобретательный и твердый. Ладно, приехали, Мне пора. — Может, обсудим это вместе? — сказал я свою реплику из прошлого спектакля. — Да нет, не до того. Завтра рано вставать, в восемь совещание у Кирилла. И опять не поцеловала. Это был самый настоящий крах, политический крах. Трудно отказаться от Полины, но если с ней я больше никогда не увижу Кирилла и литовский ресторан — оно того стоит. А в успех реформы проституции я искренне верю — буду следить за действиями нового кабинета.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

114

текст: александр рыскин иллюстрации: олег бородин

Яхтсмен и поэт Александр Рыскин продолжает серию своих морских былей (см. «РП» № 6(24), «Держание под Бискаем»). И снова многобалльный шторм, и снова нешуточные страсти. И неизвестно, что важнее — победить стихию или добраться до берега.

115

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

В прошлом

году все лето я работал старпомом голландской экспедиционной яхты Де Альм. Мои друзья иногда прилетали ко мне на яхту, чтобы вместе предаваться элегантным мужским порокам. Мы пили «Гленливет», курили сигары, варили борщ и говорили о красоте женской логики. Наш капитан Антон раньше был кэп-два, командовал подводной лодкой, ходил в черном кителе и умопомрачительной фуражке с кокардой. Неудивительно, что в те дни у него была своя личная жена — красавица, рожденная прямо из морской пены… Потом Антон списался на берег и решил стать маркетологом. Жена от Антона сразу ушла. У этих двух событий нет никакой логической связи, доступной мужскому уму. Но для женщины тут все выглядит очень даже логично. Потому что красавица жена ушла от Антона к его лучшему другу — предпринимателю, который вскоре купил ей шубку. Я считаю, барышня была права. Ведь когда-то она выходила замуж за красавца капитана, понимая, что капитаны на дороге не валяются. К тому же Антон был такой трогательный, такой котик и весь такой моряк в этом кителе и фуражке с кокардой, что всякое сопротивление бесполезно. И она оставалась верна Антону, пока были фуражка и китель. А быть женой маркетолога — фи, уж конечно, лучше шубка... Вот и я, было время — позволял себе дорогие излишества. Однажды я позволил себе жену — красавицу с лицом юной Элизабет Тейлор и круглыми зазывными коленками. Она была не только красива, но и обладала удивительно вредным характером. Сочетание этих качеств в одной барышне — немыслимая роскошь, о которой многие мужчины могут только мечтать, но вредный характер требует алтаря и служения, к которому не всякий готов. К тому же, по извечной мужской наивности я не знал, что юные Элизабет Тейлор с круглыми коленками всегда глубоко несчастны в жизни. Им все время кажется, что любят их за коленки и совершенно не ценят душу. Будь у меня китель или хотя бы фуражка с кокардой, она бы, наверное, смирилась и предложила в обмен духовное родство, но завести фуражку при ней я так и не успел. Сегодня, когда у меня есть китель, фуражка, бинокль и друзья-яхтсмены, я понял наконец, что я бабник. Вот и владелец нашей яхты Дима однажды, столкнувшись с женской логикой, стал навсегда контуженным, бросил Москву, ассенизационный бизнес на Рублевке, купил стальной голландский траулер и задумал плыть на нем в Швецию — страну со злобным сырым климатом и темной водой во фьордах. Зачем, спросите вы? Что хотел Дима сказать миру этим своим поступком? Лично я считаю, что ничего такого особенного Дима сказать не хотел, кроме того, что он настоящий мужчина и она должна это понимать и начинать волноваться, когда придет шторм. Когда он придет и вдует во все пятьдесят… нет, лучше шестьдесят узлов, то, стоя на убегающем из-под ног мостике, Дима мужественно отправит ей смс: «Погода нормальная — шторм баллов десять по Бофорту, идем в Стокгольм». По Диминому плану — сердечко ее на цифре «десять баллов» должно сладко дрогнуть и шепнуть красавице, кто тут

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

настоящий альфа dog — он, Дима, или Змей Горыныч, казахский банкир в розовой рубашке с запонками от Тиффани. Как вскоре стало ясно нам с Антоном, Димину девушку звали, конечно, Дульсинея Тобосская, и у нее была однушка в Балашихе и друг-банкир. Запонки банкира, впрочем, не помешали барышне начать с Димой букетно-конфетный танец, который девушки называют безвольным словом «отношения». Сначала ничто не предвещало похода в Швецию, казалось — ля мур, казалось — тужур, казалось — вот оно, счастье. Дима ходил по друзьям и рассказывал всем, что его Дульсинея самая Тобосская в мире. А тот, кто этот факт осмеливался подвергнуть сомнению, был подлец хуже Змея Горыныча — того, что с запонками от Тиффани. Такого человека Дима был готов немедленно ткнуть копьем аж в глаз и отправить посылкой Дульсинее сушиться на гербарий. Поскольку именно в этот момент аэроплан Дульсинеи уже кружил над резервным аэродромом, где Дима зажег свои посадочные огни, то друг наш одного лишь никак не мог взять в толк, что он все кружит и никак не садится — огни-то горят… И тут Дима понял: Горыныч занимает у Дульсинеи все ее воздушное пространство и не дает аэроплану сесть. Но разведка донесла, что розовый банкир был замечен в ресторации у Марио в компании двух алма-атинских красоток. Значит, он, гад, не верит, что она самая Тобосская… Тут в Диминых руках немедленно очутились скрижали. Вместо Моисея Дима быстро спустился с горы и всем сказал последнюю истину. Того, что с запонками, Дима морально проткнул копьем и отправил на гербарий сохнуть в муках, а красавицу направил на посадку — к огням. Вот только почему Дульсинея Тобосская самая Тобосская, мы с Антоном так и не успели понять, потому что Кильский канал как раз закончился, а после Киля на подходе к проливам Датского Бельта начался тот самый шторм, который Дима так тщательно спланировал. Как только вдуло из-за мыса, мы с Димой строго обо всем договорились. Клятвенно пообещали, что,

...Дима мужественно отправит ей смс: «Погода нормальная — шторм баллов десять по Бофорту, идем в Стокгольм». По Диминому плану — сердечко ее на цифре «десять баллов» должно сладко дрогнуть и шепнуть красавице, кто тут настоящий альфа dog — он, Дима, или Змей Горыныч, казахский банкир в розовой рубашке с запонками от Тиффани... 116

117

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

когда настанет самый шторм (чем сильнее, тем лучше), мы скажем ему об этом, и он пошлет Дульсинее заветную смс. Свежий балтийский ветерок ударил в скулу вместе со стальной холодной волной. Карты погоды, полученные из интернета, показали, что у нас есть полсуток в запасе, чтобы проскочить кусок моря и спрятаться от волны и северо-западного ветра за островом Борнхольм. Мы решили использовать этот подарок и полным ходом пошли к Борнхольму, а потом и к Готланду, меняя гостевые флаги с немецкого на датский и вскоре на шведский. Зная свой слабый вестибулярный аппарат, я открыл аптечку и закинул в рот пару таблеток драмина. Памятник готов поставить тому, кто изобрел таблетки от укачивания. Это преимущество 21-го века, поколениям моряков до нас приходилось жестоко мучиться: адмирал Нельсон, как известно, руководил морскими битвами, не переставая блевать за леер. Драмин — таблетки особенные: если их выпить до шторма, то они фиксируют состояние вестибулярки и вас ни за что не укачает, если ж промедлить с решением и выпить драмин в момент, когда тошнота уже у горла, то адские муки вам обеспечены минимум на сутки вперед. Я долго уговаривал Диму не чудить и не геройствовать. Обещал, что ни я, ни Антон никогда не расколемся перед Дульсинеей насчет выпитых Димой пары таблеток. Но он, стремительно зеленея лицом, гордо и мужественно отказался — истинно говорят, скорее земля налетит на небесную ось, чем женщины узнают правду о мужском героизме. Видела бы Дульсинея Диму в этот момент. Дима, отвергающий таблетку драмина решительным жестом, был изваянием мужества, и я не решился дальше настаивать. Когда через пару часов я бросил взгляд на полупустую упаковку из-под таблеток и не увидел Димы нигде в пределах мостика, я понял, что случилось самое страшное. Устав зеленеть лицом и сдерживать тошноту, наш друг решил вкусить избавления и, ни с кем не советуясь, сожрал пол-упаковки, пока мы с Антоном занимались судовождением. Телефон с уже набитой, но так и не отправленной героической смс, летал по полу от борта к борту, но его хозяин уже не мог вбить адрес любимой и нажать ОК. Дима испарился в сторону своей каюты и погрузился в пучины морской болезни. Я приоткрыл к нему дверь — увидел остатки его тушки и понял, что одним влюбленным на борту стало меньше. Мы решили с Антоном, что романтика подождет, и приготовились штормовать до самого Стокгольма... Шквал на то и шквал — разрешения он не спрашивает. В считанные минуты море закипело волнами, больше похожими на солнечные протуберанцы. Яхта вздрагивала от ударов и окнами рубки почти ложилась на воду. В такой свистопляске нам с Антоном давно уже не приходилось бывать. В довершение всех бед я, желая покурить, сдуру отдраил дверь с наветренного борта, и налетевший ветер перемешал на столе все карты, унеся в сквозняк карту фарватеров Стокгольмского фьорда. Становилось все веселее. Волна из-под борта и со скулы, сбивающая автопилот с курса, сумасшедший дрейф и выматывающая бортовая качка с амплитудой, предельной даже для килевого парусника… Вот тут мы и порадовались стальному голландскому траулеру, имеющему

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

килевой балласт, состоящий из почти тонны свинца в гранулах. Кораблик вел себя как ванька-встанька, неизменно вставая на ровный киль, хотя каждый раз палуба вздыбливалась стеной, подволок становился бортом, и только мертвая хватка за все, что можно, удерживала нас от полетов по салону. И так весь день, с дождем и шквалами, с кренами до горизонта… Тот не яхтсмен, кто втайне не радуется первому в сезоне майскому шторму. К тому же был День Победы — в честь Девятого Мая грех было не выпить сто граммов, тем более что Стокгольмский фьорд вот-вот должен был появиться в огнях из штормового моря. Но у нас на борту был сухой закон, введенный Димой перед походом нашим героическим, ни грамма вина и водки не позволил он пронести нам на яхту. С горя хлопнули мы с Антохой по стакану газированного «Эвиана» и сразу увидели Стокгольм в алмазах. Не могу сказать, что мы сильно обрадовались. Карту фарватеров, если помните, у нас сожрала пучина. А сто тысяч огней на скалах хорошо освещали сто тысяч камней в беснующейся воде, и где там входной буй нашего фарватера — одному Богу было известно… Исходя из положений хорошей морской практики, я предложил снова идти в море и там штормовать до утра, а по свету в бинокли искать дорогу. Идея была довольно здравая, но не таков был мой друг кэп-два с подводной лодки, чтобы пасовать перед такой фигней, как гранитные камни. Зря он когда-то пытался стать маркетологом, командовал бы сейчас дивизией подводных крейсеров, и жена была бы на месте — при камбузе. Эх, жаль, она не видела Антоху в тот момент, когда мы до хрипоты спорили, в два бинокля ища верное направление на буи Стокгольмского фьорда. Он был прекрасен. — Саня, — сказал он мне, вдруг переходя на таинственный шопот, — двадцать лет назад мы на нашей малышке всплывали здесь на перископную глубину. Тогда у меня, молодого еще штурманенка, было пятнадцать секунд, чтобы взять пеленг, перед тем как мы опять нырнем на дно. Неужели сейчас мы спасуем и уйдем, как салаги, в море? Ведь впереди нас ждет приз — Королевский яхтклуб Скандинавии, а в нем должен же быть хоть какой-то ресторан, в котором должна быть водка. На этом слове линзы Антошкиного бинокля вспыхнули неземным нездешним светом, и я сдался, решив покориться судьбе. Против последнего аргумента крыть мне было совершенно нечем. Нас было двое с Антоном, и у нас очень серьезный резон идти сквозь камни. Спрашивать совета у третьего нашего друга, Димы, было пока бесполезно — его зеленые человечки в это время как раз разворачивали перед его блуждающим взором очередной транспарант с огромными зелеными буквами: «Хрен тебе, Дима, зеленый, а не Дульсинея!» Антон встал к штурвалу. Через пятнадцать минут, глядя на кипящие в пене гранитные булыжники, от которых мы каждый раз очень вовремя уворачивались, я поверил и в перископную глубину, и в русскую школу судовождения, и вообще проникся огромным доверием к советскому подплаву — надо быть русским

118

119

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

капитаном, от которого ушла жена, чтобы в этой каше без карт, имея на курсе лишь один единственный маяк — бутылку «Абсолюта», провести корабль к нужному фарватеру, чтобы успеть привязаться к королевскому пирсу за двадцать минут до закрытия ресторана... Антон еще мешкал на пирсе со швартовами, а я, сознавая ответственность перед другом, кинулся прямиком через шведские клумбы к заманчивым огонькам клубной ресторации. Хрустя двухдневной щетиной о мокрый ворот непромоканца, я появился на пороге королевского лаунжа и твердым шагом бывалого морского волка подошел к стойке бара. — Ту таймс ту дабл водка энд рипит, — хрипло сказал я шведской водочной фее с серо-голубыми, как небо Стокгольма, глазами. Было видно, как от сложных вычислений у нее заклинило мозг: она силилась сосчитать, сколько это будет — две водки два раза удвоить и опять повторить, видимо, она была из тех настоящих прекрасных женщин, которые математику понимают душой. За двумя водочными даблами, умноженными на два, да еще повторенными, ей открылась оскорбительная бесконечность. — Я боюсь, сэр, что вы будете пьяный, — сказала она тихо, боясь глядеть в мои глаза. Видимо, она предполагала прочесть в них безумие. — Простите меня, леди, но именно это и является моей задачей, — своим самым искренним, самым интеллигентным баритоном ответил я девушке. — Судите сами — я моряк, зашедший к вам из шторма, к тому же русский. Давайте уж лучше мне сразу бутылку «Абсолюта». В этот момент в дверях появился случайно проходивший мимо командир дивизии подводных лодок. Мокрый бинокль так и болтался у Антохи на шее. — Ну как наши дела, Саня? — ласково спросил малюточка грубым командирским басом. — Ура, мы ломим, гнутся шведы: щас дадут пузырь, так я ту-у-умаю, — сказал я другу. Завидев Антона, барышня как-то сразу сделалась полупрозрачной и засобиралась к менеджеру. — Две бутылки! — успел крикнуть я ей вдогонку. Явился испуганный менеджер: — Господа, мы через пятнадцать минут закрываемся, кухня уже закрыта, у нас только сандвичи на закуску, целую бутылку водки невозможно выпить вдвоем за такое время… — Две бутылки, — поправил его я. — Если хотите на пари — мы русские, и у нас сегодня праздник. Видимо я задел его за живое. Шведы и англичане очень любят пари — настоящие северные европейцы, они в первую очередь спортсмены. Ну и, потом, все-таки мы были русские. Я понял: они не поверили в нашу с Антоном стойкость и втайне рассчитывали получить реванш за Полтаву, потому что менеджер что-то прошептал фее и громко сказал по-шведски всему гудящему залу. Мгновенно наступила тишина,

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

нам выдали два сандвича и две бутылки «Абсолюта» — в полной тишине потрясенного королевского ресторана. Это был наш с Антоном полтавский бой, наш день победы, наш крейсер «Варяг», на гордом Стокгольмском рейде накрытый внезапным залпом тяжелого водочного калибра. Взвивались вымпела, гремели цепи, никто не желал нам пощады… Да мы и сами себе ее не желали. Мы были здесь одни, у нас было пятнадцать минут на два последних залпа перед тем, как открыть кингстоны и погрузиться в пучину шведской ночи. Наши любимые были далеко с другими мужчинами — они не видели, как два русских капитана грудью стояли за Родину на шведской чужбине. Мы пили за веру, за надежду, за любовь, которые привели нас сюда; за нашего друга Димку и его Дульсинею, за нашу перископную глубину и девушку с лицом юной Элизабет Тейлор — за наших бывших и будущих женщин, потому что все подвиги, которые мы совершаем на этом свете, посвящаются им, что бы мы, мужики, протрезвев, потом ни говорили. К ночи праздник разросся вширь и вглубь, плавно переместившись на нашу яхту. Смешались в кучу дети, люди и женщины разной степени опьянения и образования. Откуда-то возник Дима в фуражке с кокардой и черном кителе. Он все искал свой телефон, пытаясь отправить любимой героический репортаж из пучин балтийского шторма. Как же я его понимал! Мне самому хотелось нежности и понимания... Под утро я поднял голову над стаканом и увидел ангела. Это была она — фея из бара с серо-голубыми глазами цвета Стокгольмского фьорда, головокружительная и невесомая, как музыка группы АВВА. Она была как море и небо, вместе взятые. Как юная бригантина, возникшая из балтийской волны… Я почти не помню миг, когда она меня поцеловала, и уже никогда не вспомню момент, когда она вознеслась обратно в свою Валгаллу. Она безусловно была самая Тобосская. В этом не было никаких сомнений. Я хотел вместе с ней к небу и морю, но для этого надо было быть викингом и конунгом, а я был просто пьяный русский капитан, сегодня переживший балтийский шторм вместе с командиром дивизии подводных лодок. Что мне было делать на свете? Зачем я? Кто я? Я взял в руку внезапно вспыхнувший всеми огоньками Димкин телефон и напечатал смс: «Погода нормальная, шторм баллов десять по шкале Бофорта. Идем к Стокгольму». Потом нашел в адресной книге телефон Дульсинеи и отослал письмо. Через пять минут телефон завибрировал ответной вестью: «Ты мой викинг! Горжусь тобой!» Она ответила, Дульсинея, теперь уже точно, без тени сомнения самая Тобосская... Валгалла откликнулась, бригантина звала к морю и небу. От такой жизни я и впрямь очень скоро стал викингом и смог покорить много красивых стран. Думаю, все это случилось только потому, что женская логика — самая страшная на свете сила...

120

Правофланговая. Как встать героем. Ксения Собчак про то, что страха больше нет. Пионервожатый. Страховочное. Тигран Кеосаян о героях в состоянии аффекта. Знаменосец. Спасибо, что отпустило. Никита Высоцкий про отца и про кино. Звеньевая. «Прячь детей, Зинаида!». Маргарита Симоньян про то, как ей было страшно. Звеньевой. Я не люблю бояться. Виктор Ерофеев про череп и кости. Правофланговый. Врач, трус и параноик. Матрос Кошка о медицинских страхах. Урок поэзии. Стихи Сергея Лаврова.

orlova

Телеведущая Ксения Собчак в кратких перерывах между заметками в Твиттер пишет колонки в «РП». Если бы разбить одну такую колонку на твиты, наслаждения пользователям хватило бы на месяц. Но выясняется, что если прочитать эту колонку целиком, то получится гораздо лучше: вы узнаете то, в чем хотела так наступательно исповедаться девушка, за десять минут, а послевкусия все равно хватит на месяц.

текст: ксения собчак рисунки: анна всесвятская

ВООБЩЕ, тему номера Колесников, конечно, выбрал плохую. Тема страха, помоему, исчерпана. Закрыта. Упразднена. Так всегда бывает: люди вначале долгодолго боятся, а потом бояться устают. Но когда устают, вернуть, загнать их в страх очень сложно. Это как в детстве: долгодолго боишься, Бабы Яги, а потом перестаешь. Более того, Баба Яга постепенно становится уже не страшным, а комическим персонажем. Болотная и Сахарова и митинг 4 февраля ничего не изменят в том смысле, что Путина все равно выберут — либо нечестно в первом туре, либо честно во втором, Думу все равно не распустят и Суркова не четвертуют на Красной площади, как многим бы хотелось. Но главный итог таков: люди перестали бояться. Стало понятно, что, кроме собственной трусости, ничто не мешает выходить, и открыто критиковать то, что не нравится, стало понятно, что самое дорогое, что можно сохранить, это репутация русский пионер №1(25). февраль–март 2012

честного неподкупного человека, стало вдруг очевидно, что публично врать как-то нехорошо. То есть вернулись базовые ценности, которые, казалось бы, мы утратили. Но в этот раз ваш и так не отличающийся излишней скромностью автор хочет поделиться своими собственными страхами. Моя жизнь всегда была полна какой-то дьявольской несправедливости, и, говоря это, я осознаю, как внутренняя усмешка рождается у моего читателя. Придержи усмешку, читатель, и свист попридержи — выслушай. Меня ведь есть за что ругать и за что не любить, но ужас моего положения заключается в том, что свистят и ненавидят во мне то, чего во мне нет, и это и есть главная несправедливость и, видимо, отцовская карма моей жизни. Проведя опросы знакомых и прочитав тысячу страниц всякой дряни, я смогла отсортировать самые страшные виды адской лжи.

Во-первых, это кошмарное «светская львица», которое как кусок коровьего дерьма намертво влипло в ребристую подошву моей жизни, создавая образ девушки, порхающей с вечеринки на вечеринку с бокалом «Розе». Я не хочу хвастаться, но я мало знаю людей, которые работают так много, как я. Точнее, из творческих людей я знаю только одного, который работает больше, —это Быков. В этом смысле светская львица я только в сравнении с Быковым, который, помоему, пишет и преподает даже во сне. Железной дисциплиной и невероятной логистикой каждодневных сьемок, журналистских репортажей, корпоративов, гастролей и интервью создается миф беззаботности и счастья. Но нет — десятилетнего телерадиостажа явно недостаточно, чтобы разделаться с непонятно откуда взявшейся «швецкой корицей»… Вторая вопиющая несправедливость формулируется примерно так: «Она все

122

александр устинов/фотосоюз

Люди перестали бояться. Стало понятно, что, кроме собственной трусости, ничто не мешает выходить, и открыто критиковать то, что не нравится.

123

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

от Путина получила и еще чего-то вякает теперь». Вторая несправедливость моей жизни на самом деле даже обиднее, чем первая. Потому что я никогда и ничего не получала от Путина или от существующего режима. И, казалось бы, вся моя жизнь —подтверждение этой нехитро проверяемой фразы: вместо эфиров на федеральных каналах — коммерческий «Дом 2» по кастингу, вместо теплого места в госкомпании — «Твербуль» и «Бублик» на кровно заработанные, вместо членства в партии «Единая Россия» — корпоративы по всей стране в городах, названия которых не всегда могу выговорить. Но нет, логика тут не работает — всё от Путина, и всё тут. Я по случаю большой откровенности даже готова честно признать существование нескольких изумрудно-сапфировых колье от Умара Джабраилова (что было, то

многим аспектам. Помню встречу с Вагитом Алекперовым на одном московском корпоративе — он подошел и искренне удивился: «Тебе что, нравится вести новогодние банкеты?» «Это моя работа», — не понимая, ответила я. «Ну работа — это когда деньги нужны, а тебе-то зачем?» Я даже не знала, что ответить. Вагит как восточный человек, видимо, искренне полагал, что я тайно возглавляю какой-то департамент в Газпроме, а корпоративы — это такой извращенный способ получения удовольствия. И, как вишенка на торте, постоянный миф о неких олигархах, с которыми я то ли сплю, то ли дружу — эта несправедливая ложь не столько обидна сама по себе, сколько обидно, что, к сожалению, это неправда. Если бы я была девушкой меркантильной, а не авантюристкой, моя женская судьба сложилась бы

Но все-таки самый мой большой страх — это не страх несправедливости, а страх быть ненужной и бесполезной для своей страны, как бы пафосно это ни звучало. Хочется быть причастной не только к личному успеху в жизни, но и к общественным событиям, действиям и поступкам, про которые потом можно будет рассказывать внукам с гордостью. Те, кто застал 91-й и 93-й годы во взрослом возрасте, до сих пор рассказывают мне, как ходили к Белому дому и на Манежку, и говорят об этом всегда как-то особенно, и осанка при этом меняется сама собой. И глаза горят. Я пошла на Болотную, а потом приняла решение выступить на Сахарова, потому что я могу и хочу показать пример неравнодушия. И именно поэтому я считаю, что очень ценно, когда на улицу с протестом выходят не голодные и злые, а такие, как я, у которых,

Но все-таки самый мой большой страх — это не страх несправедливости, а страх быть ненужной и бесполезной для своей страны.

было), но почему-то даже в двадцать лет мне уже казалось, что принимать подарки от бойфренда — это нормально, а вот от Путина — как-то нехорошо. А просить что-то так и вообще некрасиво. Неважно уже — сапфиры ли или теплое место, и неважно уже — у бойфренда или друга отца. Только самые близкие видят, как зарабатывались мои деньги и как скромно по сравнению с любым власть предержащим я живу. И это, не скрою, очень обидно, так как решение ничего никогда не просить было сознательным и прошло через всю мою жизнь, затруднив ее и затормозив мой внутренний рост по

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

намного счастливее и я бы сейчас не писала статью в «Русский пионер», а утверждала текст для журнала «Татлер» в стиле «когда мы с водителем на моем «Фантоме» попадаем в пробку, выезжая из Барвихи, я сразу открываю томик Чехова». И, в принципе, меня могли бы не любить за «е…нутость» и проблему героини вуди-алленовского фильма «Вики Кристина Барселона» — «я не знаю, чего я хочу, но я точно знаю, чего я не хочу» — но нет, не любят меня за мою меркантильность. Ярче всего проявленную в отношениях с танцором Евгением Папунаишвили…

казалось бы, все в шоколаде и поэтому лучшее, что может быть — это статус-кво. Не молчать — это уже много. Создавать моду на гражданскую позицию и ее защиту — это то, что сегодня могу сделать лично я. И я это делаю. Подумайте, что можете сделать вы. Ведь давно известно, что российский народ готов на коллективный подвиг, только когда ставится вопрос жизни и смерти, во всех иных ситуациях Россия — страна индивидуального героизма. И, учитывая, что страха уже действительно нет, давайте уже все потихоньку — от малого к большому — становиться героями.

124

125

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

вита буйвид

Сценарист и телеведущий Тигран Кеосаян решил признаться в своих страхах последовательно и подробно. Возможно, он хотел бы таким образом избавиться от них. Возможно, рискуя приобрести новый — страх быть не услышанным. Впрочем, в случае с «РП» ему это не грозит.

текст: тигран кеосаян

ЧТО ГОВОРИТЬ о страхах? Они универсальны, они объединяют квартиры и города. Они одинаковы для народов и континентов. Куда ни плюнь — один страх. Начиная с атавистических, вроде боязни темноты и клаустрофобии, заканчивая сравнительно свежим — страхом перед авиаперелетами. Я уверен, что только страх темноты заставлял пещерных людей заниматься бессмысленным, в общем-то, делом — херачить камень о камень и вращать в ладошках деревяшку. Это потом стало понятно, что от огня тепло и мясо усваивается лучше. А сначала было просто страшно. Из этого следует один вывод: именно страх можно назвать главным локомотивом прогресса. Не какие-то там устремления ввысь и вдаль, не озарения отдельных гениев, а банальный страх. Что, конечно, не отменяет озарения гениев. Человеческой натуре в принципе русский пионер №1(25). февраль–март 2012

отвратительна всякая устремленность и изыскательство. Человеческой натуре свойственно исключительно движение по течению и лень. И только страх сдохнуть от голода заставлял все того же пещерного человека идти на неравную схватку с большим и волосатым мамонтом. Чтобы завалить мамонта, дубины было маловато, и наши предки выдумали более совершенное оружие. Потом еще более совершенное. Даже сам факт того, что мамонты в один прекрасный век с облегчением вымерли, не остановил человека в этом кропотливом занятии. Тем более что соседние племена, хотя были жестковаты на вкус, тоже обладали оружием. В конце концов оружие стало таким совершенным, что появился новый страх — страх перед своим же оружием. Тогда одна, не слишком испуганная на вид дама с островов обозвала этот страх «ядерным сдерживанием» и попросила всех не беспокоиться.

Человек боялся потерять собственность в виде мотыги, лодки или плуга, и появился такой общественный институт, как государство, первой и главной задачей которого являлась именно защита собственности граждан. Человек боялся недомоганий — появилась медицина, шагнувшая от шаманского бубна до клонированной овечки с легкомысленным именем Долли. Заговоры и травяные отвары мирно уживаются с томографами и операциями по пересадке сердца с одной лишь целью — отодвинуть холодящий душу момент встречи человека с костлявой женщиной в капюшоне с остро наточенной косой. Человек боялся голода, и на смену молитвам древнеегипетских жрецов пришли генно-модифицированные продукты, невкусные, зато решившие кое-как этот вопрос. Правда, теперь появилось опасение, что у твоего потомка в четвертом

126

вита буйвид

Герои, как правило, боятся состариться и умереть, так и не прогремев на весь мир в качестве героев. Рамки мира могут разниться в зависимости от амбиций и кругозора самого героя — от двора до всей планеты.

поколении будет три ноги или четыре уха, но это пока пугает только самых пытливых граждан. С развитием общественных отношений страхи стали расслаиваться, как и появившиеся классы. Если у бедняков страх умереть от голода никуда не делся, то более обеспеченные стали бояться, как бы их не приняли за бедняков. Исключительно ради понтов они устраивали гладиаторские бои, рыцарские турниры, роскошные балы. А так как это было дорогим удовольствием, они со временем становились нищими аристократами. Забавно, но этот страх жив до сих пор: есть достаточно многочисленная категория людей, что давно заложили квартиры и дома только с одной целью — посетить в правильное время правильные курорты. На последние деньги они покупают правильные костюмы, арендуют правильные машины, едят в правильных ресторанах. Движет этими несчастными

127

исключительно одно — страх показаться, а не быть бедным. С этим страхом связано появление и бурное развитие индустрии моды и прочих брендов класса luxury. Страх смешаться со смердами, мещанами, обывателями или, как сейчас принято говорить, быть неактуальным персонажем, живущим вне современных трендов, имеет, конечно же, мало отношения к прогрессу человечества, но, согласитесь, породил огромное количество красивой мишуры… Да что там мода и медицина! Все религии мира обещают нам бесконечные муки, если не соблюдать заповеди и постулаты. То есть именно страх должен заставить нас быть лучше и чище. Что еще говорить? Одним словом, перефразируя известную поговорку, страх — всему голова. Вы спросите, а как же герои? Не те, что стали таковыми от отсутствия альтерна-

тивы, ведомые отчаянием и состоянием аффекта, а настоящие, смело и гордо смотрящие в лицо обстоятельствам. Отвечу. Герои, как правило, боятся состариться и умереть, так и не прогремев на весь мир в качестве героев. Рамки мира могут разниться в зависимости от амбиций и кругозора самого героя — от двора до всей планеты. Но сути дела это не меняет. Конечно же, это страх самой высокой, самой правильной пробы. Но это тоже страх. Со мной можно спорить, со мной можно не соглашаться, но такое положение вещей мне видится до противного верным. И очень грустным. Впрочем, что еще можно написать про страхи подмосковным вечером, когда во дворе перегорела лампочка, а я отчетливо слышу чьи-то шаги прямо под моим окном? Эй, кто-нибудь, может, зажжет свет в доме?!

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

риа-новости

Многие люди, делавшие фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой», признаются, что это было главное событие в жизни за последние пять лет. При том, что жизнь каждого из них в эти пять лет была как минимум бурной. Но им верится. И особенно верится человеку, которому в этой ситуации не поверить нельзя. Просто потому, что он — сын, Никита Высоцкий. И то, что он говорит в своей колонке, и есть самая настоящая правда. Потому что сын.

текст: никита высоцкий

ОЧЕНЬ многие хотели сделать кино о Высоцком. Идея давно витала в воздухе. И это надо было делать. В каком-то смысле это обязанность людей нашего поколения. Но мало желания. Необходима большая работа, необходимо понимание, как это сделать. Пять лет назад, к тому времени как мы начали работать над фильмом, было написано полтора десятка полнометражных сценариев. И если бы не я, этим занимался бы кто-то другой. Был сценарий Эдуарда Володарского, Говорухин хотел сделать картину о моем отце. Но одно дело сказать и хотеть, другое дело сделать. Я хотел, чтобы Высоцкий из доисторического, из мемуарного, из документального персонажа стал героем художественного произведения. Меня это волновало. Мне кажется, пришло время, назрела такая необходимость сделать именно художественное кино. Для молодых людей, которые не застали и не помнят того непростого времени. русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Высоцкий не просто говорил: я хочу быть свободен. Он стремился к свободе и был свободным на самом деле. Он любил, он боролся за свою любовь, он творил и он платил за этот свой дар огромную цену. Заслуга Высоцкого не в том, что он один из немногих говорил правду в то время. Заслуга в том, что он искал и нашел ее. Нашел дикой ценой, вот этой своей страшно короткой жизнью, очень непростой жизнью. Но он стремился, он двигался, он искал. Искал реальность за словами, за понятиями, за собственными ошибками, представлениями. Как в болоте кочку, на которую наступить. И находил. В альпинистах, которые идут в гору, хотя могут погибнуть. Он находил это в подводниках — «Спасите наши души». Он находил в стилизациях под цыганскую песню — «На краю обрыва»… Момент реальной жизни. Очень часто люди теряют смысл жизни. И тогда теряли и сейчас, когда за словами, за

понятиями нет реальной жизни. Он нашел ее на краю! В этом слове между жизнью и смертью, между да и нет. На острие, на выборе — это и есть свобода, это и есть настоящая жизнь. Он нашел, и он так и жил, и он так писал, и это было в его словах, в его голосе. Это вещь неуловимая. Он не написал химическую формулу и не доказал теорему… Это не лозунг сочинить: «Курить — здоровью вредить». Он шел, искал свою дорогу, смысл своей жизни. Выбирайте свою колею. Это делает каждый человек. Другое дело, не у всех получается. Мало у кого получается. У кого-то получается слишком поздно. А у него получалось, и получалось так, что это видели все. Он как канатоходец, на которого все смотрят. Вот он идет, и все на него смотрят. И это тоже в нашей картине есть: если он мог — и я могу. Во всяком случае, есть надежда. Он до последнего дня не деградировал — писал, работал, чего бы ему это ни стоило.

128

В страшном состоянии. Зная, что может в любую минуту умереть. Вот это главное. Стремление вверх. Таких людей всегда единицы. Самое главное, что двигало и мной, и людьми, которые эту картину делали, это уважение и любовь к моему отцу. Он не совершает сверхподвигов в нашей картине, но он побеждает. Эта картина о его победе, о его прорыве, о его стихотворении. К свободе, к самому себе, к своим порокам и зависимостям. Это не так романтично. Он не убивает шестьдесят человек супостатов, но тем не менее эта история — о реальной победе. После этой истории он прожил еще год.

Но опять же не потому, что я такой упрямый — не знаю, такие учителя у меня были, в такой семье рос, — я привык верить своим глазам, доверять себе. Я смотрю это кино — это хорошее кино. Для меня это главный аргумент. А если бы мы всех слушали, то, наверное, ничего и не сделали бы. Все знают, кого в сборную по футболу брать, как играть, как обыгрывать и становиться чемпионами мира — рассуждать об этом все горазды. И в этом смысле огромно число людей, которые знают, как надо снимать фильм о Высоцком, надо ли его вообще снимать, и точно ли о Высоцком или о другом персонаже.

Высоцкий не просто говорил: я хочу быть свободен. Он стремился к свободе и был свободным на самом деле. Он не просто выжил. Он выжил для того, чтобы дальше творить, для того, чтобы дальше искать, для того, чтобы дальше реализовываться. Его в конце жизни спросили — есть такое очень известное интервью, — какой бы он вопрос задал себе. А он абсолютно искренне, не рисуясь нисколько, ответил: «Сколько осталось лет, часов, дней творчества». Вот такой ответ. Он для этого жил. И самая площадная брань, которая на нас сейчас обрушилась, сводится как раз к тому, что это сделано без уважения, без любви, без понимания того, что мы делаем. С этим я никогда не соглашусь, потому что это сделано искренне, это сделано с любовью и уважением. Мы понимали, что реакция будет сильная и далеко не всегда положительная. Отношение к теме, отношение к Высоцкому, к тому времени затрагивает серьезные, глубокие чувства людей. Была шутка, что мне надо в контракт включить пункт о том, что после премьеры меня на три года отправят в Новую Зеландию, чтобы не закидали помидорами.

129

Существует некая инерция. И вот та часть зрителей, которая из-за того, что каждый очень хорошо представляет себе своего Высоцкого, сильно его чувствует и не хочет с ним расставаться, не хочет ни обогащать свое представление о нем, ни уж тем более обеднять, — на себя надевает броню, приходя в кино, и что бы мы им ни показали и даже если бы там снимался Де Ниро, а продюсировал Поланский и было бы все гениально, они все равно не изменят свою точку зрения. Я был не только на премьерных показах или пресс-показах, но и на обычных сеансах, мне было интересно посмотреть незапланированную реакцию, когда картина в людей попадает и они меняются. И меняется не только их отношение к Высоцкому, к российскому кино, но и они сами меняются. Не знаю, надолго ли, но я видел это. И в этом плане для меня это дорого и важно. Когда люди выходят после сеанса и молчат, не начинают хохотать: «А как он ее там и… а она… смотри», когда нет этих интонаций, когда люди тихие, серьезные…

Кино должно быть разное: смешное, развлекательное, но и серьезное тоже. Это хорошо и это правильно. Кто-то из американских продюсеров — руководитель большой студии — сказал: ребята, если вы еще лет пять будете работать и делать на попкорновую аудиторию пятнадцатидевятнадцати лет, то очень скоро кино будет очень стыдно заниматься, будет стыдно говорить: я делаю кино. Я уверен, что это очень «высоцкая» картина. И она сделана на пределе возможностей. Он это уважал. Она сделана очень профессионально. Для него профессионализм очень важная вещь, и он это ценил и в людях, и в себе. Она честная и искренняя. Вообще искусство, неважно — литература, кино, театр, это угол зрения. Человек, который приходит смотреть в пятнадцатый раз «Вишневый сад» Чехова, знает, чем дело кончится, и у него может быть свое представление, но он смотрит на угол зрения. На представления других людей о том, что он знает. Я никогда не изменю отношения к Моцарту после фильма «Амадей». Или после «Маленьких трагедий» Пушкина. Я не стану хуже относиться к его музыке. Может, что-то я почувствую, но для меня важна и в нашем кино, и вообще в любом произведении искусства — точка зрения художника. Я могу с ней соглашаться, могу ее отторгать. Но это не учебник искусства. Искусство расширяет наши представления о жизни именно потому, что мы имеем возможность посмотреть на жизнь чужими глазами. Глазами Модильяни или глазами Льва Толстого… Моего отца как-то спросили, что он хотел сказать ролью Жиглова. Он сказал: ребята, все, что я хотел, я сказал — идите и смотрите. Теперь остается просто пойти и посмотреть, что хотел сказать я. Все. А мне больше всего хочется выспаться и отдохнуть. Мне надо, чтобы это кино меня отпустило. У меня все мысли и помыслы вокруг этого кино последние пять лет. Мне надо немножко отойти в сторону. Опять же — Новый год. Вряд ли в Новой Зеландии. В Москве.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

orlova

И хотя главный редактор телеканала Russia Today Маргарита Симоньян в самом начале своей колонки предупреждает, что будет не смешно, а страшно, читатель, знакомый с непредсказуемым творчеством Маргариты, безусловно перепроверит это утверждение. И правильно сделает!

текст: маргарита симоньян

ОХ, НАПРАСНО Андрей Иванович заставил писать про страхи. Не посмеемся же совершенно. Ну, будем считать, что предупредила. У меня столько страхов, что скучно даже об этом думать: и летать боюсь, и детей заводить, и оставить маму ночью одну… Поэтому я расскажу о том, чего не боюсь. Уже очень давно я не боюсь главного. Крыс. Крыса — это, наверное, первое, что я помню в своей жизни. Мне тогда был, может быть, год, и мы с мамой вернулись откуда-то, вошли в дом, и вдруг из-под шкафа под диван рванула огромная, с половину тогдашней меня черная крыса. С тех пор крыс я видела часто и панически их боялась. Мы с сестрой все раннее детство спали, подоткнув со всех углов концы одеяла, чтоб закрыть руки и ноги и насколько можно лицо. Я до сих пор, когда сплю, по привычке прячу лицо. И ведь это не фобия была у нас в детстве русский пионер №1(25). февраль–март 2012

с сестрой. Это была разумная предосторожность. Соседа нашего ночью именно так цапнула крыса. Ему делали сорок уколов в живот. Были еще некстати подслушанные разговоры о том, как у других соседей в нашем квартале ребенка прямо в коляске… В общем, крыс я боялась так, как только можно чего-то бояться. Пока однажды у нас не украли отцовские деньги и я не открыла сарай. Это был сногсшибательный май. Впрочем, как любой другой май в моем городе. — Зинаида, трам-тарарам! — кричал мой отец на весь двор, то влетая, то вылетая из нашей хибары. — Или ты сейчас вспомнишь, куда ты дела деньги, или я убью тебя, себя и разнесу тут всю улицу к тараканам собачьим! — Симон, я тебя сколько раз просила, не ругайся при детях, — спокойно отвечала мама, продолжая отглаживать

длинный пододеяльник, от которого пахло сыростью. — Так убери детей, трам-тарарам, отсюда! И сама исчезни, пока я тебя не прибил! Мой отец кричал так все утро. С тех пор, как не обнаружил в подвале две тысячи рублей — деньги, которые он собирал всю свою жизнь и которые срочно ему зачем-то понадобились. Поймав материн взгляд, я вышла во двор. Хлопнула обшитая кожзаменителем дверь. За ней слышались крики отца и ровные интонации матери. — Ты понимаешь, меня закопают, если я через неделю бабки не отдам!? Мне руки-ноги поотрывают, и хату нам спалят, и детей заберут! Где бабки, где??? — Я тебе сотый раз объясняю, ты сам положил их в трехлитровый баллон и убрал в подвал. Ты же нашел баллон? — Но бабок там нет! И крышки нет! Там была крышка! Полиэтиленовая!

130

валерий щеколдин/agency.photographer.ru

У меня столько страхов, что скучно даже об этом думать: и летать боюсь, и детей заводить, и оставить маму ночью одну…

131

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

— Да, денег нет. Но их никто не мог взять. И ты сам это знаешь. — Кто??? Кто эта крыса??? — надрывался отец. — У нас никого не бывает, кроме твоей родни и твоих друзей. Отец внезапно умолк. Задумался. Потом процедил: — Моя родня и мои друзья не могли взять мои деньги. — Значит, деньги найдутся, — резонно заметила мама. Отец всхлипнул. Я услышала его тяжелые шаги. Грохнула крышка подвала. Оттуда заухали вопли: — Кто скоммуниздил бабки??? Убью суку! Я вернулась в комнату. Отец вылез из подвала, вытирая с лысины паутину. Он сел на диван, уставился в крашеный пол и долго-долго еще бормотал: — Прячь детей, Зинаида. Прячь детей. Мама по-прежнему гладила длинный пододеяльник.

венки сизых окошек. Скрипели проржавленные еще до войны глухие ворота. Над халупами, спаянными из самана, вагонки, осыпавшихся кирпичей, досок, листов рубероида, жести, шершавого шифера и стекловаты, застрявшей в горле щелей, чернели горбатые акации. В одной из таких халуп я жила свои первые десять лет. Сидишь дома, замотавшись в колючие свитера маминой вязки, и смотришь, как по обоям красивым узором ползет плесневая сырость, а если высунешь руку в окно, можно схватить за штанину прохожего или бросить в трамвай высохшего жука. По сравнению с нашим шанхаем настоящий Шанхай показался бы Сингапуром. Шесть семей делили уличный ржавый кран, летом пересыхавший, зимой промерзавший, и единственный туалет во дворе — неустойчивые мостки над червивой дырой, огороженные фанерой. По вечерам мама цедила на улице воду

помои и сживать со свету мою мать. — Взяли без роду без племени! Еще слава богу, что деда Ншана Сталин расстрелял! А то бы он сейчас сам застрелился, когда такую невестку увидел! Мама молча цедила воду в большое ведро. Вылив помои, бабка Вартушка выносила на общий стол во дворе кастрюлю кислого спаса и командовала всем обедать. Я вытаскивала из плетеной корзинки зеленые ножницы и садилась за стол. Стол был покрыт драной клеенкой, засиженной мухами. — Общежитская! — шипела бабка Вартушка. — Куда родители смотрели — сына единственного общежитской отдали! Сидя в самом углу, я долго кромсала клеенку ножницами под столом. Как раз в это время визжала жестянка ворот и мир для меня озарялся сиянием радуг: во двор заходил тот самый

У нас не было отопления, водопровода, кухни и унитаза. Но были соседи с гитарой, и шашлыки во дворе, и чайные розы с жуками, и кленовые листопады. Весь оставшийся день отец пролежал на диване с мокрой тряпкой на лысине, постанывая и отвернувшись от телевизора, но не разрешая ни переключить, ни сделать потише. Шел футбол. Отец не оборачивался, даже когда телевизор громко кричал: «Гол!». Он страдал. Все это было году в девяностом в армянских дворах Краснодара — в запущенном полуфанерном шанхае. Крикливые низкие дворики лепились к булыжникам трамвайных путей от рынка почти до самого городского вокзала. Трамвай, на котором мама возила на рынок продавать бабушкины гиацинты, грохотал прямо под нашими окнами. Из тротуара росли отсыревшие бурые ста-

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

в большое ведро, грела ее на электроплите и, выгнав отца на мороз, мыла нас в желтом тазу. Как она отважилась в этой клоаке родить двух младенцев подряд, я никогда не пойму. У нас не было отопления, водопровода, кухни и унитаза. Но были соседи с гитарой, и шашлыки во дворе, и чайные розы с жуками, и кленовые листопады. И мальчик с квартала — черноглазый, как ветки акаций, кудрявый, как гиацинты, веселый, как вся моя жизнь. Но о мальчике позже. Наша улица называлась улицей Гоголя. Лучше не назовешь. Каждое утро первой во двор выходила бабка Вартушка — выливать в канаву

мальчик. Со своей черноглазой свитой. Он вразвалочку, как положено принцу, прогуливался по щебенке, напевая под нос модное «Бесаме мучо», которое его папа — наркоман со стажем дядь Хачик — пел вчера во дворе так пронзительно, что в конце закашлялся кровью. Мальчик умел делать «Кия!» как армянский маленький Джеки Чан, воровать по карманам мелочь и смешить меня до истерики. Вечерами он играл на монетки с взрослыми, тринадцатилетними, в фантики от жвачек «Турбо». На фантиках были картинки красивых машин. Никто не знал тогда, что он первый раз вскроет вену в шестнадцать, через год загремит за угон иномарки, и умрет

132

александр гронский/agency.photographer.ru

к тридцати все в тех же дворах от СПИДа и туберкулеза. Но пока мальчик томно фланировал мимо акаций, делая вид, что ему ничего здесь не нужно. Он не знал, что я знала, что он приходил к нам во двор, чтоб смотреть на меня. Поломавшись с полчасика, мы наконец здоровались и шли вместе к сараю. Этот дощатый полусгнивший сарай цеплялся к фанерному туалету и уходил змеей куда-то в заброшенную городскую глубь, другим концом вываливаясь на свалку и пустыри. Уже много лет никто никогда в этот сарай не входил. Никто, кроме дяди Пети, одинокого алкоголика, непонятно как поселившегося

133

в самой маленькой комнатушке армянского гетто. Дядя Петя вошел в сарай предыдущей весной, да так и не вышел. Помню, я тогда оказалась наказана. После школы я забежала домой, мама с теть Зузой варили вишневый компот, и я весело крикнула им: — Эй вы, мудилы, ребенок голодный! Мама так и застыла с льющимся кипятком. — Ты где услышала такое слово? — спросила она очень тихо. — Бабушка Вартуш, когда дядю Петю вчера увозили, сказала: «И где этот старый мудила крюк там нашел?», — испуганно сообщила я.

— Мне стыдно за тебя, — сказала мама и отвернулась. И это был худший способ, которым меня когда-либо наказывали. Когда приходил этот мальчик, мы всегда с ним тащились к сараю. Сквозь щели в узенькой двери мы видели, что там очень темно, но в глубине, у другого конца, откуда-то льется полосками пыльное солнце. Иногда под лучами нам было видно, как в сарае зловеще шевелятся кучи тлеющего тряпья и на них копошатся, шурша, жирные черные крысы. Надо ли говорить, что под этой дверью часами — месяцами, годами! — мы подзуживали друг друга: «Ну, кто смелый, кто войдет в сарай?» Надо ли говорить, что мы знали — никто никогда не войдет. Как уже было сказано, это был сногсшибательный май, как все маи в моем Краснодаре — жаркий, под сорок, и утонувший в цветах. В тот день я и мальчик должны были объясниться. У меня были на это причины. Я не знала, с чего начать. И начала как обычно: — Ну давай, заходи в сарай! Боишься? Он, как обычно, ответил: — Сама заходи! Сама боишься! Тогда я неожиданно для себя предложила: — Ну, хочешь, давай вместе зайдем. Вместе — не страшно! — Мне и так не страшно! — сплюнул мальчик и свысока посмотрел на свиту. Я взмолилась: — Послушай, если мы сейчас в него не зайдем, мы никогда не зайдем! И никогда не узнаем, откуда там свет. — Это почему? И я выдохнула: — Потому что мы переезжаем. В самый конец города, в новый микрорайон. Нам дали квартиру в большом доме возле реки. Там есть туалет, представляешь? И там нет трамвая! Завтра вещи будем собирать. Отчаянный детский ужас вдруг пронесся в черных глазах, но тут же они подернулись обычной насмешливой поволокой. — Ну и переезжай! — сказал мальчик. — Нам тоже дадут квартиру. Ладно, ребя, погнали на гаражи за жерделой!

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

— Ну подожди! — почти закричала я и стала быстро соображать, что же ему сказать, чтобы он остался. — Ты просто боишься зайти в сарай! — Я боюсь?! — неприятно рассмеялся мальчик. — Да я просто не хочу туда заходить! Делать мне нечего. Я «адидас» запачкаю — мне из Америки крестный привез. Это ты боишься зайти! Сыкуха, сыкуха, сыкуха! — и он стал плеваться мне прямо в лицо, выстреливая букву «с», толкая меня к двери сарая. А свита его похрюкивала, как откормленные к Новому году кабанчики в бабушкином огороде.

нет такой силы, которая заставит меня вернуться назад — пройти еще раз весь путь по этим визжащим и убегающим кучам. Но потом даже в этом адском сарае я стала тупо скучать. Потянулась за какой-то рогатиной, схватила ее. Крысы меня игнорировали. Обороняться было не от кого. Тогда от скуки я ковырнула рогатиной ближайший хлам. Рваная тряпка легко соскользнула. И вот там, освещенное пыльным лучом, явилось оно. Большое, уютное, аккуратное крысиное гнездо. Свитое целиком из отцовских червонцев…

Мальчик умел делать «Кия!» как армянский маленький Джеки Чан, воровать по карманам мелочь и смешить меня до истерики.

Мой рот мгновенно наполнился солью и что-то колом придвинулось к нёбу, и стало абсолютно, физически, намертво невозможно не разреветься. Но разреветься в такой ситуации — это было еще невозможнее. И я сделала то, что я сделала: залепила мальчику в челюсть пипеточным кулачком, рванула хлипкую дверь, зажмурилась — и вошла в этот сарай. Никто из мальчиков за мной не побежал. Они остались ждать у дверей. Джеки Чан, оправившись от кулачка, только крикнул: — Что ты делаешь, дура, они же тебя сожрут! Меня не было больше часа. За это время я успела, наверное, десять раз умереть и родиться. Я стремглав пробежала сарай, буквально взлетая над шевелящимися кучами, и прижалась к тем дальним доскам, в щели которых сочилось предзакатное солнце. Я стояла там, окаменев, очень долго, понимая, что

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Выходя обратно на свет, я даже не посмотрела на этих дебилов, что ждали меня у сарая. Я их вообще никогда больше в жизни не видела. Отец мой неделю мыл свои деньги хозяйственным мылом и сушил пылесосом. И все приговаривал: — Я знал, что крысами в моем доме могли оказаться только крысы! И тогда же сказал первый раз: — Не забывай, Маргарита, ты — мой единственный сын. — Ты посмотри! — умилилась бабка Вартушка, слышавшая разговор, как и все разговоры в нашем дворе. — Наш Симончик такой семьянинник — я тэбэ дам! После чего скомандовала всем ужинать. Надо же было кому-то доесть кислый спас. Кстати, о спасе. Если вам не страшно, вот бабки Вартушки рецепт. Смешать пару литров мацуна с парой литров воды. Туда же можно бросить

сметану или что еще кисломолочное есть в доме. Потом на самом маленьком огоньке очень долго и, очень муторно, медленно помешивая, довести до кипения. Растереть муку с парой яиц, добавить в кастрюлю, туда же заранее пережаренный лук и заранее сваренный булгур, если, конечно, найдете на рынке такую крупу. И много нарезанной кинзы. Или мяты. В общем, что выросло в огороде. И опять вскипятить, все еще нудно помешивая. Если вы не армянская бабушка, терпеливая, как кошка в охотничьей стойке, можно даже не начинать. У меня лично нервы сдают еще до первого закипания. Поэтому спас из всех женщин в нашем дворе варила только бабка Вартушка. Она умерла недавно, Царство ей там Небесное. Я тоже боюсь умереть. Я боюсь умереть слишком рано. Не успеть все, что надо успеть. Еще больше боюсь никогда не понять, что же именно надо успеть. Я боюсь умереть слишком поздно. Протянуть окончательные, не подлежащие исправлению десять-двадцать лет, шарахаясь от болячки к болячке, не глядя вокруг. После такой жизни, какая пока что вылепливается у меня, артроидная старость была бы, как если запить званый ужин в мишленовском ресторане: цветы цуккини, фаршированные трюфелями, черепаший суп, суфле из омаров, телячий зоб с артишоками — все это взять и запить рыбьим жиром. Убить послевкусие. Как будто и не было никогда никаких омаров. Я боюсь. Но я запрещаю себе бояться. Каждый раз, когда ватное, серое застилает мне душу, как ноябрь московское небо, я говорю себе: «Дорогая! Ты должна войти в этот сарай. Это даже не обсуждается, тема закрыта, ты просто должна. Да, там крысы, вонючие крысы, но ведь ты человек. Тебя — больше. Пусть тебя даже цапнут, и сделают сорок уколов, но никто тебя не сожрет, и в конце ты найдешь то, что не смог найти твой отец. Давай, зажмурься — и просто войди». А мальчики — подождут тебя у дверей.

134

рена эффенди/agency.photographer.ru

135

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

риа-новости

Если другие авторы пишут о том, как они боялись раньше или что они уже не боятся, то писатель Виктор Ерофеев говорит о том, что он вообще не любит бояться. Он не уточняет при этом, боится ли он на самом деле. И правильно делает: будет над чем подумать читателям.

текст: виктор ерофеев

В ВОЗДУХЕ запахло революцией. Это ни с чем не сравнимое чувство. И хотя основные события трудно предугадать по срокам и смыслу, есть ощущение, что пройден какой-то невидимый водораздел и телега истории опять покатилась с горы — сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, со свистом и дикой тряской. На такой телеге мчаться страшно, куда страшнее, чем тащиться по бескрайнему плоскогорью, рискуя всего лишь беспробудной спячкой. Но есть тьма людей, которые любят бояться. Не в этом ли разгадка нашей родины? В парижском Диснейленде я сел на вагонетку и отправился в искусственное подземелье, которое обещало как следует напугать. Со мною ехали взрослые и дети, и я понимал, что все страхи будут пустыми. Но что-то оказалось выше моего понимания. Когда в темноте меня коснулись какие-то неведомые костлявые руки, я вздрогнул всем телом, несмотря на всю

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

бутафорию. Рядом со мной истерично хохотали родители и отпрыски разных народов, вызывая на себя страх и отвечая ему полным восторгом, как это бывает на американских горках и прочих головокружительных аттракционах, а я непонятно с чего замкнулся в себе. Я пытался проникнуть в различие, возникшее в открытой вагонетке между ними и мною, и я сознавал, что кто-то из нас несомненно не прав. Я вспомнил тогда же, в подземелье Диснейленда, что есть тьма людей, которые любят фильмы ужасов, которым доставляет удовольствие пощекотать себе нервы явлением всевозможных костюмированных Дракул, каннибалическими видениями. При отсутствии кино можно, впрочем, по старинке отправиться на заброшенное кладбище ночью и прогуляться среди могил. Кем бы ты ни был, ты все равно испытаешь странное чувство тревоги, никак не связанное с твоим дневным мировоззрением. Что это? Фитнес по выработке

бесстрашия, метафизические приседания или всего лишь несерьезное отношение к ужасу жизни, дарованное тебе свыше? Мой попугай жако смертельно боится веника. Если случайно поднести к его клетке веник, он издает пронзительный ультразвук, не похожий ни на какие другие его звукоизвержения, и он всполошенно падает, словно замертво, на дно клетки. Его нельзя приучить к венику. Сколько ни подноси веник к клетке, столько он будет срываться вниз. Трудно сказать, что именно видит он в этой угрозе, за что или кого он принимает веник, но он принимает веник всерьез, и лучше веник держать подальше, чтобы не травмировать птицу. По всей видимости, я смешон, потому что я похож на своего попугая. Можно ли считать мое поведение и поведение моего попугая трусостью? С точки зрения любителей страха, наверное, так и есть. Но мы с моим попугаем в ответ на обвинения в трусости выскажемся в поль-

136

зу ответственного отношения к страху. Однако тут нас и заклюют поклонники веселого отношения к жизни. Попугай Шива (дома мы все зовем его Шивочка) богат генетической памятью. Он принимает веник за хищника. Нет, он не расскажет мне, что это за хищник, но есть и другой, более доступный мне пример. Он также боится шланга пылесоса, вообще всего, что имеет форму трубы: тут речь, очевидно, идет о заместительницах змей. В любом случае, Шивочка не любит бояться. И тут я с ним солидарен. Я тоже не люблю бояться. Но ведь это похоже не только на проявление трусости, но и на заявление бесстрашного человека. Я не люблю бояться! Иными словами, принимая страх всерьез, я не люблю с ним шутить, исходя скорее всего из исторического опыта человечества. Вот, например, Михаил Осипович Гершензон в сборнике «Вехи» трусливо, с точки зрения русских революционеров, высказался о пользе правительственных штыков, представляя себе, что народная революция, подобная общероссийскому погрому, будет несомненно страшнее, нежели царская несвобода. Трусость и конформизм Гершензона были удостоены презрения не только Ленина, но и всего просвещенного общества, а далее в советской историографии рассматривались как хрестоматийное предательство народных идеалов. Сейчас понятно, что Гершензон был скорее не трусом, а провидцем, и вслед за ним я тоже бы высказаться за дубинки ОМОНа, а не за «русские марши», которые, наверное, и станут буревестником революции. Однако, с другой стороны, черносотенцы всегда были выкормышами слепой власти, которая в конечном счете революционизировала народ до такой степени, что он поднялся на бунт, сменив черных на красных. «Я не люблю бояться» имеет и другое значение. Любители страха легкомысленно относятся к страху как к верному поводырю человечества. Однако никто не ответил еще на вопрос, является ли страх частью жизни или жизнь является частью страха. В начале начал, возможно, и был тот страх небытия, который разродился самою жизнью и продолжает над ней доминировать.

137

Это — ужасная догадка, но она обоснована проникновением страха во все сферы жизни, и наше жизненное поведение является лишь жалким ответом на всесилие страха. Чего мы только ни боимся? Мы боимся одиночества и коллективизма, брака и безбрачия, жары и холода, ненависти и любви. Мы боимся жизни значительно больше смерти, потому что в каждом проявлении жизни есть назойливая угроза нашей безопасности. Страх смерти — закономерный вывод из страха перед жизнью. В страхе мы формируем образы наших богов с самого рождения человечества, и только лоно матери оказывается для нас наиболее безопасным местом. В парижском Диснейленде я увидел, в конечном счете, бунт человека против засилья страха, но в этом хохотливом бунте собралось несовершенство человеческой природы, которая скорее отмахивается от проблемы или, как говорил Блез Паскаль, отвлекается от нее, нежели стремится к ее разрешению. Впрочем, стоит ли фиксироваться на проблеме, которая неразрешима, ибо страх является в буквальном смысле слова животным чувством, присущим как мышам, так и кошкам не в меньшей мере, чем человеку? Вот почему, если я говорю, что я не люблю бояться, я исхожу из предположения о глобальном значении страха и не снимаю его значения и не бунтую против него, а выражаю к нему свое эмоциональное отношение. И уж тем более я не люблю бояться, когда страх используется людьми для сознательного или бессознательного угнетения друг друга. Именно страх, а не что иное в наибольшей степени угнетает человека, доводит до распада его личность. Легкомысленное отношение к страху (авось пронесет!) есть согласие на продолжение страха в обыденной жизни, сублимация своего рабского положения в обществе и государстве, карнавальный день, после которого начинаются будни. Начальник мстит подчиненному за свои страхи, а высшее начальство, олицетворяя государственный страх, удерживает посредством животных страхов народ в подчинении. Однако народ в какой-то момент устает

бояться — нет, он по сути своей готов бояться еще и еще, но начальство то ли слишком завышает планку страха, то ли теряет самоконтроль, предаваясь утехам безнаказанности, и тогда происходит взрыв. Революция — освобождение от прежних страхов и сложение новых. Государство нужно для того, чтобы минимизировать человеческие страхи, а не раздувать их. Мы в России — чемпионы по производству страхов и почти полному отсутствию страховедения. В результате мы оказываемся где-то посредине между природным и общественным человеком. Однажды я летал на дальние острова в Беринговом проливе. Это было опасное путешествие, но оно того стоило. Между Ледовитым и Тихим океанами существуют два острова. Один — поменьше, другой — побольше. С вертолета они похожи на два кекса, продолговатый и круглый. Круглый остров называется Малый Диамид и принадлежит американским эскимосам, продолговатый — наш, Большой Диамид, или остров Ратманова. Я прилетел на американский остров в начале июня и увидел эскимосов, несмотря на нулевую туманную погоду, в шортах и футболках. На футболке высокого эскимосского парня была надпись: NO FEAR. Дети ели мороженое и бегали по мокрому снегу… На большом острове была та же температура, несмотря на то что соседние острова находятся в разных полушариях, но там гарнизон наших доблестных пограничников был одет в зимние шинели. Шапки и валенки. Никаких NO FEAR. Прикажи своему сердцу объявить лето, будет лето, а не то зима… зима… зима. Я родился под знаком страха. Первым моим осознанным впечатлением были череп и кости на электрическом столбе летом в Раздорах, которые тогда еще были глухим Подмосковьем. Иногда я думаю, что именно тот мой младенческий панический страх дотронуться до столба и дал мне силы стать писателем. Литература находится в подвижном взаимодействии со страхом. Я благодарен столбу. Литература научила меня тому, что я не люблю бояться. В этом я вижу свое скромное бесстрашие. Я благодарен литературе.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

олег михеев

Как-то по умолчанию считается, что доктор — это человек, специально обученный избавлять нас от страхов. Тем, кто так считает, лучше эту колонку не читать. Ибо член Британской королевской коллегии акушеров и гинекологов Матрос Кошка, он же Денис Цепов, здесь и сейчас признается во всех врачебных страхах. Мало не покажется.

текст: матрос кошка

ЗДРАВСТВУЙТЕ. Я врач с пятнадцатилетним стажем, трус и параноик. В моем мозге, как и в вашем, дорогие читатели, есть Corpus Amygdalaideum — структура, отвечающая за страх. Только у вас она размером с маленький лесной орех, а у меня, наверное, размером с японскую грушу, не меньше. Я, как и все врачи хирургических специальностей, всего боюсь. Панически. До ужаса и дрожи в коленках. За уверенной и надменной улыбкой «бога операционной» (а кто из нас, членов Королевской коллегии, не бог, ну хотя бы в грезах?). За четко выверенными, смелыми движениями скальпелем по организму и за небрежными ремарками про погоду в Эссексе и про слегка избыточное персиковое декольте представительницы компании «Фармацевтикс Лимитед» скрывается леденящий душу ужас. Мы отпускаем легкие шуточки во время кровотечения из маточной артерии,

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

когда все остальные шепчут: «Помоги нам боже!», мы просто и легко накладываем на нее зажим Кохера и спокойно произносим вслух операционной сестре: «Пустяки какие! Шить викрилом, пожалуйста, будьте любезны...» и далее сразу: «Кстати, вы не знаете, туман над Темзой уже рассеялся?» А в это время про себя кричим, покрываясь холодным потом и ощущая, как пол уходит из-под ног: «Твою мать! Господи, за что мне все это? Я еще толком не начал операцию, а у меня уже восемьсот кровопотери... Так, собрался, тряпка, и оперируй, лузер хренов, боже, как страшно... где этот гадский мочеточник, уж не в моем ли зажиме?» — ну и так далее... Да, у нас, у хирургов, между «твою мать» и «господи, спаси» вообще доли секунды. А чего стоит моя патологическая боязнь натурально рыжих рожениц? Вы не в курсе... Рыжая роженица в отделе-

нии — все! Быть беде! Обязательно или атоническое кровотечение, или приступ эклампсии. Я даже, каюсь, хотел накропать по этому поводу диссертацию и всерьез собирал данные о повышенном риске акушерских кровотечений у женщин с натурально рыжим цветом волос. Гипотеза моя, доказанная, как мне казалось, сотнями примеров из реальной жизни, как ни печально, при попытке научной систематизации потерпела полнейшее фиаско. Оказалось, у рыжих все более или менее как у обычных людей... но страх остался, видимо, как исключение, железно подтверждающее правило. Вот вам смешно, а еще Джеймс Джойс предупреждал нас о коварстве рыжих женщин. А он-то уж, поверьте, знал, что говорит. Мне, например, очень страшно думать о том, что мой клинический резидент, который весь день ходит за мной по пятам и записывает в историю болезни все,

138

владимир соколаев/фотосоюз

Я совершенно не боюсь конца света. Вряд ли это хуже ночного дежурства в Госпитале Святой Магдалины, что в северном Лондоне. что я скажу вслух, в один прекрасный день вместо «Срочно готовить к экстренной операции и переливанию крови» напишет «Выписать домой, под наблюдение участкового терапевта» — не по злому умыслу, разумеется, а просто по ошибке. Ему бывает очень обидно, что я всегда перечитываю с тревожным видом то, что он, человек с высшим образованием, выпускник Кембриджской медицинской школы, написал в истории болезни от моего имени после слов «Обход дежурного консультанта». Это потому что он, скорее всего, не знает, как это страшно — доверять людям... Ничего, через семь-восемь лет станет настоящим хирургом и, если не свихнется, поймет. Я совершенно не боюсь конца света. Вряд ли это хуже ночного дежурства в Госпитале Святой Магдалины, что в северном Лондоне. Переживать и бояться за собственную жизнь гораздо проще и, поверьте мне, куда как комфортнее, чем бояться за семнадцать рожениц на отделении, четверо из которых не говорят ни слова по-английски, у троих

139

давление 190 на 110, двое кровоточат после родов со скоростью литр крови в полминуты, а еще у двоих сердцебиение плода пять минут назад ушло в глубокий штопор, где-то около шестидесяти ударов и даже без намека на восстановление. Гуляй, солдатик, ищи ответу... И страшно не то, что дежурная бригада не знает, что со всем этим делать. Всё мы знаем и умеем. Страшно то, что весь этот ужас происходит одновременно здесь и сейчас, на нашем дежурстве. Страшно, что не успеем, страшно, что нас всего трое, не считая акушерок, а рожениц вон семнадцать. И наверняка среди них есть рыжие. Страшно, очень страшно смотреть в глаза родным, если не дай бог что-то случится, тетенька умрет или ребенок, страшно будет потом называть себя врачом. А мы больше ни на что не годны... как нам после этого быть и, главное, кем? Страшно подумать...

«Ну вас!» — скажет скептически настроенный читатель. При чем тут весь этот бред, если невооруженным взглядом видно, что автор колонки — законченный параноик? А я вам отвечу — ничего я не параноик. Ну или все мы там, в неотложной медицине, немного того. А ведь и есть с чего! Почему, например, ни в одном известном мне английском родильном отделении нет комнаты номер 13? Да, вот комната 11 есть, комната 12 есть, а дальше... комната 12А. Кстати, на известном в туристических кругах лондонском аттракционе London Eye тоже нет тринадцатой кабинки. Мало ли что... молния там или террористы, или Bad luck, что еще хуже. Вы будете смеяться, но несколько раз за мою карьеру беременные не приходили на плановое кесарево сечение, если операция выпадала на пятницу, тринадцатое. Не приходили и, что самое интересное, не звонили предупредить,

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

что не придут. «Засмеют ведь»,— наверняка думали они. Операционная бригада, которой внезапно из-за массовой неявки беременных на родоразрешение приходилось активно нечего не делать все утро, пила стопятидесятую чашку чая с молоком и говорила: «Ну и слава богу, а то мало ли что, пятница тринадцатое, бр-р...» Любой врач экстренной акушерской службы, психиатр или, к примеру, реаниматолог, расскажет вам в доверительном разговоре, насколько

души... И мне не до смеха! Вот как раз один очень показательный случай. Однажды мой впечатлительный коллега Джон все дежурство проходил с дергающимся от волнения глазом, потому что по дороге на работу путь ему перебежала черная кошка. Двенадцать часов кряду он перепроверял свои назначения, с традиционным британским фатализмом ожидая трагедии. И она случилась! Выйдя из больницы и облегченно вздохнув, он тут же обнаружил на лобовом стекле своего CLK штраф на

Если над госпиталем висит лунный блин в полной своей красе, то дежурство будет — хоть святых вон выноси. опасно... полнолуние. И волки-оборотни тут совершенно ни при чем. Я, конечно, в силу своей неорганизованности, лености и тотального попустительства не слежу за фазами луны по космическому календарю, но четко знаю, выходя в восемь вечера из машины на госпитальной парковке, чтобы заступить на ночное дежурство: если над госпиталем висит лунный блин в полной своей красе, то дежурство будет — хоть святых выноси. А уж если увидишь по дороге на работу черного дрозда — нужно сразу меняться дежурством с коллегой и идти домой, потому что примета эта верная и обязательно будет какая-нибудь суперкатастрофа, типа непрямого массажа сердца в больничном буфете, стремительных родов в унитаз или переливания несовместимой крови не тому пациенту. Как постоянно говорит мне мой друг психиатр Миша Мосьпанов: «Приходи ко мне со своими фобиями — и мы вместе над ними посмеемся». А я с ним не согласен. Потому что верю, верю во всякое такое, пусть хотя бы и в самой глубине

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

сто двадцать фунтов за неправильную парковку, а еще позже вечером у него, представьте, сгорел рисовый пудинг! А вы говорите — суеверия... Хотите, чтобы ваш знакомый врач вас возненавидел? Пожелайте ему спокойного дежурства. Как только вы это сделаете, дверь в отделение тотчас открывается (примерно как в передаче «В гостях у сказки») и ему тотчас привозят одновременно инфаркт миокарда, разрыв аневризмы аорты, острый аппендицит, внематочную беременность и огнестрельное ранение в голову. Желать врачу спокойного дежурства — страшный грех. Любой доктор вам это скажет. Кстати, прелюбопытнейший факт на эту тему описан у Ричарда Вайзмана. В уважаемом в медицинских кругах издании Amercian Journal of Medicine за 2002 год (номер 112 (6), страница 504) — нет, вы проверьте! — была опубликована вполне серьезная научная работа, где врачей-дежурантов разделили на две группы. Одна группа постоянно говорила: «Ах, какое у нас

будет сегодня спокойное и легкое дежурство», а вторая группа о легкости и спокойствии ночного дежурства даже не заикалась, а вместо этого обсуждала сугубо нейтральные темы, например, туман в Сомерсете, дороговизну жилья в Южном Кенсингтоне или, скажем, преимущества уэльской баранины над новозеландской. Сравнительный анализ занятости врачей на дежурстве, вопреки бытующему суеверию, не выявил существенной статистически достоверной разницы ни в одной из групп. Но мы-то знаем, что это не так... подумаешь, исследование... Но оставим на секунду докторов с их суевериями. А чего же боятся мои сограждане, простые британцы? Атак террористов? Потери работы? Смерти от рака? Ядерной войны? Тараканов? Путина? Окончания сериала EastEnders? Это, конечно, да. Но еще они боятся, что Государственная служба здравоохранения Великобритании полностью перейдет на страховой принцип, как в Америке. Нет, я серьезно. Я уже и сам этого втайне боюсь, поддавшись всеобщей панике. Попросите британца описать вам систему здравоохранения в Штатах. Вы в ответ услышите обвинительную речь минут на сорок о том, что эта американская система не что иное, как ужасный, постыдный и антигуманный фарс, в котором человеку приходится платить (!) за свое лечение. Огромные деньги! И всем на вас наплевать, если у вас этих денег нет — идите вон, умирайте под забором. Нет страховки — нет лечения. Далее они говорят, и при этом взор их просветляется: «Вот у нас в Британии есть национальная служба здоровья. Мы ей гордимся и никому ее не отдадим». Одно утешает: мои дорогие и до боли родные британские налогоплательщики не сталкивались со страховой (в буквальном смысле) медициной в моем отечестве. Вот тут-то их бы и захлестнула такая фобия с паранойей, после которой даже evil man Vladimir Putin показался бы им персонажем, сравнимым по кровожадности, ну скажем, с телепузиками.

140

ГДЕ КУПИТЬ ЖУРНАЛ МОСКВА: • Сеть мини-маркетов на АЗС ВР • Супермаркеты: «Азбука вкуса», «Алые паруса», «Бахетле», «Глобус Гурмэ» • Торговые центры: ГУМ, «Крестовский», «Стокманн», «Цветной» • Книжные магазины: «Московский Дом Книги» на Новом Арбате и Ленинском пр-те, ТД «Книги «Москва»», «Республика», «Фаланстер» • Магазины прессы «Наша пресса» в а/п Шереметьево • Галереи: «Люмьер», «ФотоЛофт»

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ: • Сеть мини-маркетов на АЗС ТНК-ВР

• Супермаркеты: «Александровский», «Глобус Гурмэ», «Лэнд», «Окей», «Призма», «Ренлунд», «Супер-Бабилон», «Лента» • Книжные магазины: «Буквоед» • Магазины прессы: «1-я полоса», «Нева-Пресс»

РЕГИОНЫ РФ: КНИЖНЫЕ МАГАЗИНЫ, СУПЕРМАРКЕТЫ, МАГАЗИНЫ И КИОСКИ ПРЕССЫ В ГОРОДАХ: Барнаул, Волгоград, Горно-Алтайск, Екатеринбург, Казань, Калининград, Кемерово, Красноярск, Новокузнецк, Новосибирск, Омск, Пермь, Саратов, Томск, Тюмень А ТАКЖЕ: Магазины и киоски прессы в Латвии, Эстонии и Казахстане

ПОДПИСКА НА ЭЛЕКТРОННУЮ ВЕРСИЮ WWW.IMOBILCO.RU — «Аймобилко», крупнейший российский интернет-магазин по продаже лицензионного медиаконтента. WWW.RUSPIONER.RU — раздел «Журнальный киоск». HTTP://WWW.PARKREADER.RU/ — «Паркридер.Ру», универсальный сервис для чтения газет и журналов. HTTP://WWW.YOURPRESS.RU — «Ваша пресса», электронные версии газет и журналов. HTTP://RU.ZINIO.COM — Zinio.com, международный цифровой журнальный киоск.

141

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

итар-тасс

Министр иностранных дел России Сергей Лавров передает редакции «РП» три своих не публиковавшихся раньше стихотворения. Одно из них пролежало в столе Сергея Лаврова больше двадцати лет. И отлежалось! Но дело не только в актуальности этих стихов. Сила их в том, что это действительно стихи.

текст: сергей лавров рисунки: павел пахомов

ГЛАВНОМУ РЕДАКТОРУ ЖУРНАЛА «РУССКИЙ ПИОНЕР» А. КОЛЕСНИКОВУ Уважаемый Андрей Иванович, продолжая наш разговор об авторской песне, готов вынести на суд прогрессивной общественности пару текстов из того, что я написал в прошлом веке и показывал друзьям под три аккорда на семиструнке. Первый текст посвящен празднованию наступившего в тот момент 1990 года — Года Белой Лошади. Второй — застолью с друзьями в том же году. Третий — сочинён под впечатлением от сказочного похода по Алтаю, сочетавшего сплав по бурным водам Катуни, пешие и конные прогулки. Именно в этом смысле прошу воспринимать словосочетание «водка, пешка, конка». Искренне, Сергей Лавров

ГОД БЕЛОЙ ЛОШАДИ Бьют двенадцать куранты на площади, И из Спасских священных ворот На величественной белой лошади Выгарцовывает Новый год. Хоть навеян китайской традицией, Образ этот прижился в умах — На Руси завсегда царь с царицею Выезжали на белых конях. Белый конь — атрибут триумфатора. Значит, снова триумф и салют. Значит, снова «ура!» многократное Иноземцы царю пропоют. Благодарны, что их не угробили, Триумфатора станут качать. Значит, премию мирную Нобеля Нам на белом коне получать. Правда, после турне грандиозного Царь — к себе во дворец на обед,

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Ну, а конь — на конюшню навозную Ждать грядущих царевых побед. Судьбы белых коней не измерены — То ль цыгане в ночи украдут, То ли сделает царь сивым мерином, То ли шею раздавит хомут. В чем еще символ года проявится? Может, дружно держава заржет? Или будут встречаться красавицы С лошадиною мордой весь год? То ль одарят на счастье подковами, То ли лязгом не конских подков, То ли будут все кони раскованы, То ль наладится ковка оков. Заграничные «Белые лошади» С этикеток глядят вискаря, Как зека возвращаются в прошлое, Опрокинувши соцлагеря.

142

143

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

А охрана не знает, не ведает, Что прикажет ей год-чародей: То ль телегу поставить, как следует, То ль опять впереди лошадей. Не смутить нашу душу контрастами — Белый конь, доскакав до Баку, Обернулся кониною красною, Прохрипевши: mersi, мол, beaucour. Громыхает кобыла по вечности, Шоры сорваны, страшен аллюр, А вокруг — до небес дым отечества От обугленной кожи и шкур. И повалятся в грязь перед клячею Люди низших этнических форм. Хоть сполна за Россию заплачено, Не в коня исторический корм. Лошадиной единственной силою, Изрыгая то стоны, то плач, Наша Родина тащится, милая, На костях символических кляч. Но какой бы китайской животною Ни назвать этот год или век, Лишь один будет избран народами Года Лошади Сверхчеловек. Твердо верю: символика модная Не обманет в нахлынувший год — Обязательно в царство свободное Белый конь катафалк довезет. Москва, январь 1990 года

ДРУЗЬЯМ Опять сегодня пир горой, Тьма мужиков и женщин рой. Плотны ряды и ровен строй — Одна дорога. Поднимем не один бокал, Закусим тем, что бог послал, Хоть посылать он нынче стал Не так уж много. В кругу друзей, среди подруг, Красивых глаз, надежных рук. Разнообразен этот круг, Но в главном — схожесть: Мы верим в то, о чем поем,

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

За что сражаемся и пьем, И в то, что вечер проведем Не без художеств. Здесь безмятежность школьных лет И хмель студенческих побед, Здесь тяжесть первых эполет, Вкус первой пыли. Здесь те, с кем брали Крымский мост И артистический помост, С кем от ментов в ночи вразброс Мы уходили. Здесь стройотрядные бойцы — Мелиорации отцы, С кем бороздили все концы Сибирских далей, Прошли бетон, лесоповал, Прорыли не один канал, Но, слава богу, что Арал Не осушали. Здесь наши юные года И наша первая беда, Ночной троллейбус, поезда Без остановок. Здесь наши речки и моря, И паруса, и якоря, И даже то, что было зря И будет снова. Здесь с кем на острове Цейлон Мы под тропический циклон, Под детский плач и женский стон Писали «пулю», С кем сквозь карельскую тайгу В густом неласковом снегу Спирт неразбавленный в пургу Из фляг тянули. Здесь споры с пеною у рта, Что не с того гребем борта, Что нет ответов ни черта На все вопросы, Что все — обман и лабуда, Что снова рулим не туда И что пора уж поезда Пускать с откосов. Здесь непорочные мечты И наши прочные плоты, Здесь огонек от бересты

На хмурых зорях. Здесь не горят черновики, Здесь сохнут злые языки, И здесь все наши мужики, Кто нынче в море. Не то чтоб только напрямик Вело нас время-ростовщик, Давая в долг то день, то миг Пред новым стартом. Пытало время на излом, Мы расквитались с ним потом, Когда пером, когда кайлом Ломая карту. Я рад, что мы сегодня здесь, А где-то там — за съездом съезд, За манифестом — манифест, Гудит держава. И мы гудим, но мой совет — К нам не ходите на банкет, В наш монастырь прохода нет С чужим уставом. Судьба моя предрешена: Пусть в перестройке вся страна, Я ощутил ее сполна И буду спорить, И буду клясться на крови: Хоть тыщу съездов созови, Но нашей дружбы и любви Не перестроить. Москва, март 1990 года

ВОДКА, ПЕШКА, КОНКА По мотивам водно-пеше-конного прохода «Катунь-96» Водка, пешка, конка — Все смешалось к черту. То тайга за бортом, То хребты с воронкой. Конка, водка, пешка — То волна, то горка... Жизнь моя — усмешка, Вечная дозорка. Все хочу, где круче, Все хочу, где глубже, Все хочу, где выше, Где найти не смогут,

144

Где укроют тучи, Где и в град не тужат, Где брезента крыша Между мной и Богом.

Конка, пешка, водка, Треснула подпорка... Жизнь моя — залетка, Вечная дозорка.

Пешка, конка, водка — Все смешалось лихо: То в воде лосиха, То на ёлке лодка, Пешка, водка, конка, Кисло-сладко-горько... Жизнь моя — посконка, Вечная дозорка.

Но не бросить весла На реке безбрежной И не бросить повод, Проходя над бездной. Всё, что будет после, Всё, что было прежде, — Это только повод, Всё уже известно.

Вёсла стиснуть крепче, Повод взять потуже, Сжать приклад надежно, Чтобы цель не сглазить. Сверху Бог прошепчет, Все молитву ту же, Скажет: этим можно, Им досталось грязи.

Водка, конка, пешка, То валы с маралом, То ружьё с забралом — Всё тут вперемешку. Головного мозга Отключив подкорку, Ухожу, промозглый, В вечную дозорку.

Водка, конка, пешка, Все смешалось к Богу: То тропа с порогом, То река в орешках.

Нью-Йорк, декабрь 1996 года

145

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

— Он сидит перед вами за столом на стуле. Он пьёт чай и ест мармелад. Перед ним лежат айпад и два бионикла. Так называются его игрушки, — похолодевшим голосом отвечал Глеб Глебович.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

146

[gaga saga] Страсть повествования в «Машинке и Велике» достигает невероятного накала, достойного описываемых событий, и постепенно выходит на финишную прямую. Или это лишь кажется — не только читателям и героям, но и автору тоже? Новые главы вообще о том, что кажется. Но как же хочется, чтобы это оказалось правдой. Однако чудес не бывает. По крайней мере, в публикуемом ниже продолжении романа. Андрей Колесников, главный редактор журнала «Русский пионер»

147

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Студия Тимура Бекмамбетова «Базелевс» Художники: Назар Чагатаев и Антон Кокарев

текст: натан дубовицкий иллюстрации: студия тимура бекмамбетова «базелевс»

Продолжение (начало №4 (16), №5 (17), №6 (18) за 2010 год, №1 (19), №2 (20), №3 (21), №4 (22), №5 (23), №6 (24) за 2011 год) Надежда и Глеб любили друг друга мирно, скромно, несколько даже виновато. Потому что, хоть и возбуждало Надю звучание глебовых формул, она всё-таки ясно понимала, что никогда не уйдёт к математику от своего генерала по той простой причине, что генерал это генерал, а математик это не генерал. Да и Глеб не собирался звать Надю к себе навсегда, поскольку понимал же, хоть и пьющий был человек, — не по карману ему Надя, не по чину. Да и, честно сказать, побаивался он зверского надиного мужа. Вот и была их любовь покойной, словно просёлок. [По которому давным-давно, когда ещё было у меня моё детство, бродил я из дома, из деревни Солнцево в деревню Зимарово и дальше, в Урусово, и потом обратно домой. В Урусове был пруд, в Зимарове церковь. Наудивши в пруду карасей и возвращаясь, заходил я иногда в церковь. Там была роспись о первозванных Андрее и Симоне. Новозаветные братья-рыбари были почему-то похожи на меня, и караси в их сетях были такие же худощавые и резвые, как мои урусовские. Что внушало смелую мысль, что вот ведь и мне может явиться некто и позвать за собой, и сделать меня ловцом человеков. Спаситель смотрел поверх Симона, меня и Андрея на открытую дверь храма. Он видел медленную просёлочную дорогу, над которой развевались на ветру два небольших шелковистых неба: одно слева от ветлы, бледно-белое, пустое; другое, справа — светлое, с пятнами синевы, облаками и летящим по следу самолёта ястребом.] И не было у них никаких особых тайных квартир, не было оргий, мерещившихся генералу, не обзывали они его в обиходе дойной коровой, как казалось ему. Они вообще о нём не разговаривали, да и ни о чём почти не разговаривали. Про формулы только и про житейские мелочи. В сексе у них, как и у всех немолодых, было больше вежливости, чем страсти: «Давай помогу расстегнуть… Ой, извини, я жвачку забыла выплюнуть… Да ничего страшного… Тебе так удобно? Ты не против, если я сюда?.. Устал?.. Что ты сказала?.. Нет, ничего… А мне послышалось, ты сказала «пора бежать»… Нет, что ты … Тебе показалось… Тогда я продолжу… Да, да, конечно, не спеши… Извини… Спасибо…» Им было хорошо вместе, нравилась эта экономичная любовь с чрезвычайно малым расходом душевных и физических сил. Такая любовь ничего особенного не достигает, но служит долго; смотришь — большие мощные страсти, взревев, взорвались и заглохли, и обратились в лом, а эта, слабая, приземистая, всё пыхтит, всё постукивает сердцами, работает, тащит. Их дети общались друг с другом гораздо чаще, чем они. И уж разумеется, ничего не знали о характере их отношений. При детях никогда Глеб Глебович и Надежда не проявляли своих чувств, как навоображал себе мизантропический ревнивец Кривцов. Когда пропал Велик, Надя старалась пробираться к Глебу домой каждый день, что было затруднительно и опасно из-за

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

мужниных шпионов. И всё же почти всякий раз ей удавалось ускользнуть от них, её хитрость, бесстрашие и стремительность происходили из жалости и желания поддержать несчастного возлюбленного. Как в такой невысокой любви уместилось вдруг столько великодушия, столько громад и вершин человеческой природы, верности, смелости, самоотречения — нельзя понять, но ведь у бога бывают разные чудеса; да и сам он любит забираться во всякие невидные пустяки, таиться в них, а потом выскакивать ни с того, ни с сего и скакать по нашим головам то бурей, то войной, то разнузданным праздником. Приходя, Надежда даже не заговаривала с Глебом, даже сторонилась его. Она готовила, ела сама, оставляла ему; смотрела телевизор, читала; стояла у окна, сидела на софе. Потом не прощаясь уходила. Она знала, что весь её Глеб теперь — сплошной ожог, что чёрный ад горит в нём, испепеляя его душу и тело, и весь его мир. И что прикосновение даже самых нежных губ и слов доставляет ему нестерпимую боль. И всё, всё, всё болит у него — сердце, мысли, голова, любовь, его страх и печень его, и кожа, и глаза его, и дом его, и пища его болит, и одежда, и небо его болят. Она слышала, как страшно он молчал, и испуганно молчала в ответ. Он не смотрел на неё, но чувствовал, объятый испепеляющей чернотой, что в черноте светит ему одинокая живая звезда цвета прохладной воды. И эта звезда была единственным, что отличало его от ничего, надежда. Но когда пропала и Машинка, Надежда перестала приходить. Глеб не обижался и сам не искал встречи с любимой. Оба понимали, что, когда беда одна была, можно было как-то мыкать её вместе. Но когда у каждого стало по такой вот беде, уже нельзя было сходиться. Несчастья массивны и потому имеют свойство притягивать близлежащие судьбы и крепко удерживать их на долгих безысходных орбитах. Встретившись несчастьями, удвоив тяжесть на сердце, несчастные любовники не выдержали бы, навеки провалились бы в отчаяние, прилипли, привыкли бы к черноте, потеряв веру и человеческий облик. А это было нельзя — ради детей, которые могли (должны!) же быть ещё живы, могли ещё найтись и вернуться. Дублин теперь принялся хмуро исхаживать каждый день по одному-два квартала, исхаживать подробно и тщательно — всё высматривал сына, вдруг найдётся. Дублин теперь совсем не пил, боялся рассредоточиться; нуждаясь в мудром слове отца Абрама, всё же избегал его, опасаясь неотвратимого в его обществе пьянства. Иногда с Глебом Глебовичем беседовала Марго — сухо, деловито, непонятно. Заходил пару раз на квартиру тунгус, копался в шкафах и по полкам, унёс чего-то с собой, сказал «для дела», тетрадки какие-то, игрушки, несколько одежд и великовы какие-то записи и рисунки. Хотел кедики унести, но Глеб не дал. Человечников звонил понемногу, разговаривал нежно, как с безнадёжно больным, и нежнее. В первую же ночь после того, как на голову его обрушились страшная весть о пропаже сына и боксёрский удар кривцовской лапы, Глеб, едва уснув, проснулся от сильной жары в груди. Не понимая, в чём дело, он сел на кровати и долго за-

148

...Как в такой невысокой любви уместилось вдруг столько великодушия, столько громад и вершин человеческой природы, верности, смелости, самоотречения — нельзя понять, но ведь у бога бывают разные чудеса; да и сам он любит забираться во всякие невидные пустяки, таиться в них, а потом выскакивать ни с того, ни с сего и скакать по нашим головам то бурей, то войной, то разнузданным праздником…

думчиво задыхался, пока не увидел, что из его разбитого сердца вылупилась адски жаркая и прожорливая тоска. В считанные часы она выклевала ему всю душу, на месте которой зазияло чёрное пустое пекло, и вымахала из голодного вертлявого гадёныша в толстого огнедышащего дракона. С той ночи эта толстая палящая тоска ни на миг не отпускала, разъедала его и таскала недоеденного между жизнью и смертию, не давая приткнуться ни к той, ни к другой. Дублин не встретил, рыская по городу, ни Велика и никаких его следов, но совершенно неожиданно набрёл у Магриба на Варвару. Мгновенно догадавшись (обширного, тренированного, стремительного ума был человек, хоть и пьющий, но всё ж математик), что бывшая жена его тут неспроста, что, кроме как из-за Велика, ни от чего не могло занести её из Москвы сюда, на край тундры в городок, о котором мало кто слыхал, — он созвал всех знакомых сыщиков на поимку коварной похитительницы. И был остро огорчён, когда Варвара ускользнула. Тоска, остывшая было немного и отставшая, разгорелась снова и с новой силой стиснула его. Человечников сказал ему, что Варвара не бен Ладен, поймается быстро, но это как-то не помогло. Он каждый день теперь подкрадывался к Магрибу, но Варвара туда не возвращалась. Дома он сидел с зашторенными окнами и без света — так не был виден жестокий, несправедливый, враждебный мир. Он лежал, терзаемый тоской, покорный, обезнадёженный, то ли на диване, то ли на полу, глядя на черноту выключенными глазами. В дверь постучали двумя одновременно разными стуками. Один стук был нервный, частый, нездешний. Другой, которым

149

стучали пониже, звучал мягче и медленнее, анданте, легато и был будто бы знакомым каким-то. Глеб не хотел подниматься, не хотел никого видеть. Он боялся покинуть своё оцепенение, свою знакомую тоску, выйти из горя, потому что, подобно Хамлету, страшился встреч с новым, незнакомым несчастьем, которое могло быть куда горше того, которое есть. Но тут послышался с нарастающей силой третий стук. Это был стук его раненого сердца, оно барабанило по рёбрам и вискам, просясь туда, к двери, к нежданным гостям. — Ладно, ладно, — сказал сердито сердцу Глеб и встал. Он сделал пять шагов в привычном кромешном мраке, нащупал дверь, замок, открыл. Хлынувшая в прихожую волна утреннего света внесла в дом и подняла прямо Глебу на руки звонкого, радостного золотоволосого мальчишку. Его волосы пахли хорошим золотом земли Хавила, из которого делались в первые дни творения цветы и звёзды, цветущие на берегах реки Фисон. Так в наше время ничто не пахнет, кроме его волос. Ещё ослеплённый, не успевший перенастроить глаза с тьмы на свет, жмурясь и морщась, Глеб по запаху признал: — Велик, Велинька, солнышко моё! — Папочка, папа, папа! — звенел в ответ сын, обнимая его руками и ногами. На пороге смущённо улыбалась Варвара. Заметив, наконец, и её, Дублин воскликнул: — Спасибо Варя, что вернула его, спасибо тебе… Ошалевший, он стал целовать Велика, Варвару, варварину шубу, руки её и сапоги и — просто всё подряд, уже привыкая к свету, но, не привыкнув вполне и потому путаясь: дверную ручку, шапку на вешалке, выключатель и даже самый воздух, то есть предмет уж и вовсе отчасти бесплотный. Нацеловавшись, окончательно прозрев и несколько успокоившись, Глеб засуетился: — Велик, ты как себя чувствуешь? Хочешь покушать? Я мигом в магазин? Где ж ты был? Как же вы? Варвара, проходи, чай давайте пить, чай, я мигом. Велик был румян и весел, одет в небогатые, но новые вещи, абсолютно цел и здоров. Он бросился к своим биониклам и айпаду, наспех поиграл, бросился обратно к отцу, помог ему собрать стол для скромного чаепития. Варвара, бросив шубу на диван, уселась на неё; чай не пила, но разговорилась охотно. — Прости, Глеб. Я забрать его хотела, потому что счастья хочу. С мужиками не вышло. С тобой вот не вышло, с Дылдиным, с Грецким и Фундуковым… Подумала, вдруг с сыном счастливой стану, буду его воспитывать. Детей растить, конечно, не то что с мужиками трахаться, не так это весело, но тоже ведь женское счастье. — А кто такие Грецкий и Фундуков? — поинтересовался Глеб, гладя Велика по голове. — Грецкий певец такой. Начинающий. То есть начинавший, лет пять назад. Его по радио Шансон прокрутили. Не слышал? Шестого марта шестого года вечером два раза. Песня была

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

про рябину. «Рябина гнётся как рабыня на, на, на, на ветрууу». Не слышал? — Не слышал, — радовался Глеб. Велик пил чай с чудом сохранившимися, купленными задолго до его исчезновения любимыми его мармеладами. — Этот Грецкий жить ко мне попросился и денег у меня занял на раскрутку. Я ему заняла, думала, талант у него, инвестиция хорошая, заработает себе миллион, вернёт. А он пожил у меня, поел, попил, поночевал, потрахался и сбежал. И ни слуху от него, ни духу с тех пор ни по радио, ни так. И деньги не вернул. А Фундуков — это такой бизнесмен известный… — Миллионер? — Да. Точнее, отрицательный миллионер. — Плохой человек? — Да нет, не плохой, просто он имел не миллионы, а минус миллионы, был должен. Миллионов десять разным банкам. Жил широко, любил меня крепко, жениться обещал, подарил часы и машину, и шубу вот эту, — Варвара подурнела, как-то опухла за прошедшие годы, но беседовала бойко, излагала ясно и напористо, как многая лета назад. — Арестовали его и часы арестовали за долги, и машину, и шубу вот эту. Ну шуба-то на мне была, а я на улице, так и спаслись, а Петро и Фундукова забрали… — А кто такой Петро? — Часы. Настольные. Восемнадцатый век. Забрали. Всё забрали менты… — Кстати, о ментах, — спохватился радостно Глеб Глебович. — Замечательные люди. Если б ты знал, Велик, сколько людей ты заставил поволноваться, замечательных, прекрасных людей. Они так старались. Надо позвонить им, обрадовать. Пусть расслабятся. Хотя — без работы они не останутся, к сожалению, даже после твоего возвращения, — Глеб решил до завтра не говорить Велику о беде с Машинкой. — Алло, алло, Евгений Михайлович. Это Дублин беспокоит. Велик нашёлся. Нашёлся! Велик! Правда! Точно! Здесь, дома. Вот рядом сидит! Приезжайте! — Пап, можно я Машинке позвоню? — спросил Велик. — Она… уехала она… с мамой… на неделю отдохнуть… очень по тебе скучала. Расстраивалась. Вот Надя и решила её увезти… в… Казань… развеяться немного… Там телефон… не берёт… — Жалко, — заскучал Велик, но ненадолго, на мгновение лишь. Папа, айпад, биониклы — слишком достаточно, чтоб не скучать. — Так я и решила Велика разыскать, чтоб если уж не замужеством, так хотя бы материнством утешиться, — продолжала Варвара. — Дылдин твой новый адрес вычислил, меня с Аркадием Быковым познакомил. Тот и взялся к тебе в доверие войти и миром как-нибудь, хитростью Велика увести. Тупо похищать я не хотела, не дай бох напугали бы ребёнка, а то б и покалечили. А тут и ты в отъезд собрался, очень удобно всё сложилось. Привёл ко мне Аркадий Велика, получил расчёт и был таков. Он, кстати, не врёт, что он твой маловероятный сын. Это правда. А остальное неправда.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

...Только вот и с Великом у меня не вышло. Уж я к нему и так, и этак. И подарки, и конфеты, и что хочешь. А он всё одно — к папе хочу, по Машинке скучаю, домой, домой. Здесь мы жили, недалеко на съёмной квартире. Ничего у меня не вышло. Вот, привела. Прости и забирай. Поздравляю, очень он тебя любит…

Только вот и с Великом у меня не вышло. Уж я к нему и так, и этак. И подарки, и конфеты, и что хочешь. А он всё одно — к папе хочу, по Машинке скучаю, домой, домой. Здесь мы жили, недалеко на съёмной квартире. Ничего у меня не вышло. Вот, привела. Прости и забирай. Поздравляю, очень он тебя любит. — И я его, — без тоски Глеб чувствовал себя легко и странно. — Пил бы ты, впрочем, поменьше, — посоветовала заботливая Варвара. — И кому ты там звонил? — Детективу. Он с товарищами своими дело Велика расследовал. Вот обрадуются. — Попроси их Аркашу отпустить. Он не виноват, я его, балбеса, на это дело развела. А его взяли. — Да, конечно, уж теперь-то точно отпустят его, всё же обошлось, — великодушничал Глеб. — Как сказать, — покачала головой бывшая жена. — Пора, пожалуй, мне уходить. Твои детективы едут сюда, кажется? — Так. Едут. Но не уходи. Они замечательные люди. Благодарить тебя будут. — Как сказать… Пойду я. Прощай. Пока, Велик, — Варвара надела шубу и повернулась к выходу. — Пока, — ответил Велик, глядя в айпад. Из прихожей донёсся шум прибывающего Подколесина. — О, да тут открыто, настежь тут всё, — шумел лейтенант. — После вас, Маргарита Викторовна, после вас. В комнату вошла Марго, за ней Подколесин. Из прихожей тянули шеи фон Павелецц и Че.

150

151

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Студия Тимура Бекмамбетова «Базелевс» Художники: Назар Чагатаев и Антон Кокарев

Варвара смущённо улыбалась; Велик, поглощённый какой-то видеоигрой, едва кивнул вошедшим; Глеб бросился им навстречу: — Здравствуйте, здравствуйте, дорогие мои. Простите, что заставил вас волноваться. Оказалось, понапрасну. Самое безобидное оказалось дело, самое семейное. Знакомьтесь, это Варвара. Вот, Варя, это знаменитая сыщица Маргарита Викторовна Острогорская. Это лейтенант Подколесин, скромный, мужественный… замечательный… Это тот самый бескорыстнейший, добрейший Евгений Михайлович Человечников. Он взялся помогать нам совершенно бесплатно… Это… извините, товарищ полицейский, запамятовал ваше… — Здравствуйте, — смущённо улыбалась Варвара. — Ну же, Велик, подойди поздоровайся со всеми. Они ночами не спали из-за тебя, столько работы, столько труда… Велик послушался отца, отложил айпад, подошёл к каждому и поздоровался застенчиво, ласково; вернулся на своё место и продолжил игру. — Вот молодец, сынок. Давайте, гости дорогие, пить чай. Но до чая прошу вас, требую от вас отпустить Аркадия и не предъявлять претензий моей супруге… Они ничего дурного не хотели сделать. В итоге и не сделали. Они не виноваты ни в чём. А если вы не пообещаете мне отпустить и не доставать их, то чаю не получите, — пошутил Глеб. Никто не засмеялся, не ухмыльнулся даже. Че и фон Павелецц протиснулись в комнатку и вместе с Марго и лейтенантом окружили хозяина. Они, кажется, были очень удивлены, но не радостны. Варвара, оттёртая от выхода, вынуждена была опять усесться на диван. — Что-то не так? — беззаботно спросил хозяин. — Глеб Глебович, вы меня хорошо слышите? — ответила Маргарита. — Да, очень хорошо, а что? — Вы понимаете, что я говорю? — Странный вопрос! К чему вы это? — засмеялся Глеб. — Отвечайте чётко и ясно, где ваш сын? — отчеканила Острогорская. — Вы шутите, Маргарита Викторовна? — не засмеялся Дублин. — Я вас очень прошу, Глеб Глебович, ответить на мой вопрос, даже если вы находите его странным, шутливым или неуместным, — настаивала Марго. — Он сидит перед вами за столом на стуле. Он пьёт чай и ест мармелад. Перед ним лежат айпад и два бионикла. Так называются его игрушки, — похолодевшим голосом отвечал Глеб Глебович. — Найдите в себе мужество, дорогой, бедный мой Глеб Глебович, выслушать то, что я сейчас скажу. Мои слова подтвердят эти трое моих коллег, — Марго подержала паузу, повглядывалась в глаза Дублина и сказала: — Глеб Глебович, здесь нет вашего сына. И вашей бывшей жены здесь нет. Вы больны, Глеб

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Глебович, вы теперь больны. Мы поможем вам. Мы вызовем врачей. И главное — найдём Велика. Крепитесь, Глеб Глебович. Мужайтесь! Дублин поразмахивал руками, поплакал, похватался за голову. — Вы мне верите, Глеб Глебович? — твёрдо сказала Острогорская. — …Я…— неохотно говорил Дублин. — …верю… Но кто тогда они? — он показал на женщину в шубе и золотоволосого мальчика. — Плод расстроенного воображения, если выражаться классически, — объяснила Марго. — Галлюцинация. На этом стуле и том диване никого нет. Это не страшно. Надо просто отдохнуть. — Это правда? — обратился Глеб к Велику. — Правда, папа, — виновато ответил сын. — Что ж ты мне сразу не сказал? — с укором спросил отец. — Ты не спрашивал. Мне уйти? — Как хочешь, сынок, — Глеб подошёл к ребёнку и поцеловал его в макушку. — Бедолага, — подумала Марго, глядя, как Дублин целует пустоту. — Всё ж таки прапор Пантелеев не подвёл, а то я уж и не знаю… — бормотал не вслух Подколесин. — А как ты хочешь? — грустно улыбнулся отцу Велик. — Останься, милый. Я не могу без тебя, — попросил Глеб. — Хоть ты и мираж, хоть ты и ненастоящий, но ты же мой сын. Я тебя и такого люблю. И всегда буду любить, каким бы ты ни был. — Хорошо, папа, — мальчик встал из-за стола. — Пойду на кухню, чтоб вам не мешать, пережду там. Глеб проводил сына взглядом и посмотрел на Варвару. Та как раз исчезала, таяла как столб пыли, рассеивалась. На её месте сидел Че и вызванивал дежурного психиатра. Скоро приехали лекари и санитары, вкололи Глебу успокоительное, нашли его небуйным и потому оставили дома, уехали. Подколесин убежал ещё до лекарей, спешил доложить генералу Кривцову, что всё обошлось, Велика нет и быть не может, потому что то поручение выполнено было сразу быстро и точно. После лекарей Варвара улетучилась окончательно, без остатка; ушли Марго и фон Павелецц. Че посидел немного рядом с дремлющим на диване Глебом, задремал было и сам и, чтоб совсем не заснуть, отправился восвояси. Глеб подождал, пока шаги детектива стихнут на лестнице, на всякий случай для верности подождал ещё минут десять. Потом встал, запер дверь, вернулся в комнату и позвал: — Велик! Солнышко моё! — Я здесь, папочка, — вышел из сумрака сын. Он был не так отчётлив, как утром, даже как бы размыт, зыбок и прозрачен, не так весел, но нежен и внимателен к отцу необыкновенно. Весь вечер и всю ночь, и всё следующее утро они играли в монополию.

152

153

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

Студия Тимура Бекмамбетова «Базелевс» Художники: Назар Чагатаев и Антон Кокарев

jevamk Приснился чудесный сон — мы с мужем пошли на рыбалку (никогда не были вместе!), забросили удочку. Леска натянулась и муж стал усиленно тянуть. И вытянул две чудесные рыбины, чешуя которых вся сплошь из блестящих монеток. Когда рыбин снимали с крючка, у одной изо рта выпал кошелёк. А в кошельке — ещё золотые монеты и небольшие слитки золота. Кто-то рядом спрашивает: «Это что, золото? И сам отвечает — золото!». А потом я проснулась. Как-то в дом попал журнал Пионер. И там про сны. В руку! @jazzyora hana Свежий «Русский пионер» очень понравился, а «Русский репортер» – нет

@lostboy_lostboy sereja Читал в ванной лежа «Русский Пионер»:очень скучный журнал,и не удобный,тяжел.

@ksundrinвторой день я вся в русском пионере это лучше,чем слушать обещания,которые никогда не выполнятся.

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

анна всесвятская

Читатели «РП» с присущей только им задиристостью и увлеченностью обсуждают свежие публикации, спорят между собой и с авторами журнала. Самые интересные посты, как всегда, не остались без внимания редакции. Пишите. d_soloviev В субботу в Нижнем Новгороде проходили «Пионерские игры»: видео Уважаемые коллеги: На сайте журнала «Русский Пионер» можно посмотреть 7-минутный ролик о «Пионерских играх» в Нижнем Новгороде. По-моему очень полезная форма популяризации интеллектуальных игр. Надеюсь, что нижегородский клуб получит в результате хороших партнеров. В каждую корпоративную команду сажали по одному опытному игроку — так я оказался в команде «Биржа». Отличные игроки — некоторые вполне могли бы выступать на «профессиональном» уровне. В общем, интеллектуальный резерв в Нижнем большой — вопрос в том, как его привлечь. Интересно, возможно ли такое в Саранске (т.е чтобы красиво, элитарно, с отцами города, ведущими предпринимателям и культурным бомондом)? ru_lastwarrior Классно. Хороший формат, посмотреть приятно. Да и для ЧГКдвижения, по-моему, польза будет. Надеюсь, у организаторов и дальше всё будет получаться не менее успешно. 154

З.Ы. Поздравляю с победой!:)

@m_simonyan Выбирала сегодня между

@gagalkinПозвали на Пионерские игры-

Боско-балом и игрой в команде РТ на пионерских #чтогдекогда. Выбрала тимбилдинг, конечно:) Начинаем игру.

6@ruspioner_ru в ресторан Облака. Давно хотел побывать в ресторане:)

@kortavayapolina завтра идем на Пионерские игры в Облака. отличные уютные уморазвивающие выходные

@lazarevanatoly Играл в «Что?Где?Когда?» в команде Владимира Вишневского на «Пионерских играх» @ ruspioner_ru. Играл, но не угадал ни одной буквы. :)

azamat_tseboev Вчера впервые принял участие в «Пионерских играх» — светском и нетелевизионном аналоге «Что? Где» Когда?». Мероприятие прошло в ресторане «Облака», что в ТЦ «Времена года». Играло 13 команд: «Русский Пионер», «Серебряный Дождь», «НТВ» (самоназвание — «Сурковская пропаганда»), Russia Today, Hennessy и т.д. Почти в каждой команде — по профессиональному игроку из клуба знатоков, что сильно добавляло к общей интеллектуальной мощи. Рулил бессменный ведущий «Игр» Михаил Довженко. Мне свезло оказаться в команде легендарного Александра Друзя. Надо ли говорить, что в нелегкой борьбе умов наша команда сборола всех соперников и одержала впечатляющую победу, завоевав чемпионский титул. I wanna thank everybody — my fans, my management, my producer, my Mom and Dad, my Lord who made all this possible! Don't kill whales! Peace!

@kortavayapolina на Пионерских играх отлично.

@alenadanilovaaa в Облаках) О шестых Пионерских играх еще долго будут говорить!

kusik Вчера были в «Облаках» на Пионерских играх. Было весело и интересно, особенно было весело и интересно Боре, который не отлипал от бара с Хенесси. Народу - тьма, по сравнению с прошлогодними. Друзь похож на умного слона. @kobyakovvvladimir На Пионерских играх 7-е место из 15-ти вытянули. Выиграл Друзь с друзьями. В следующий раз позовем к нам Вассермана. Онотоле отомстит.

155

liliyaray На вид обычный мужчина, нечем не выделяющийся из толпы, разве что ростом. Но на самом деле эта особь мужского пола очень опасна. Это яркий представитель класса паленгов. Если вы не знаете кто такие палинги, так это те, кто очень боится женщин и всячески старается их унизить.Все сексуальные маньяки, истязающие женщин, — это палинги, доведенные до предела. Но крайние стадии встречаются нечасто, и с ними разбираются психиатры и правоохранительные органы. А вот легкая «феминофобия» распространена широко. И с ней приходится иметь дело почти каждой из нас. Малейшая травма головы при родах или в детстве может стать причиной микронарушений мозговой деятельности. Они не мешают человеку жить, работать и заводить друзей. Однако накладывают заметный отпечаток на его отношения с другим полом. Эти мужчины часто страдают так называемым комплексом «Мадонны-блудницы», то есть делят женщин на тех, кого можно обожать, и тех, с кем можно заниматься сексом. Совпасть в одном лице эти два персонажа никак не могут, поэтому палинг не может быть счастлив в браке… Пример: на Пионерских чтениях он во всё услышание заявил,что родное берегут, а не трахают. shusharin Все то, что является оболочкой, шелухой, тягостными условностями для внутренней партии, — все эти выборы да парламенты — остается ценностью и некой гарантией статуса для мейнстримных писателей Быкова и Акунина, для лауреата премии правительства России Сергея Пархоменко, для изрядного числа лояльнейших телевизионных деятелей, светских львиц и хроникеров. Раз так можно с парламентом, то можно и с ними, но не это, не это главное. Из прагматических русский пионер №1(25). февраль–март 2012

соображений за демократические ценности не борются. Это делают лишь люди, идентифицирующие себя с ними. И потому при внешней гламурности протеста, при том, что митинги перерождаются в концерты по заявкам и в Пионерские чтения на проспекте Сахарова, все это не фарс, не глянцевые страдания, по определению лишенные внутреннего конфликта, что и составляет существо гламура. Хотя многим протестующим – люди слабы, и грех их осуждать– очень хотелось бы, чтобы не влекло все это «полной гибели всерьез». А может повлечь.

p_pushkina Мои пять копеек. По поводу судиться-не судиться Емелину с журналом «Русский пионер». На мой консервативный и грешащий женской логикой взгляд, поэту не надо подавать в суд ни на журнал «Русский пионер», ни на художника Павла Каплевича (не русская это забава — сутяжничать). @rtshnaya Интервью с «Натаном Дубовицким» в Русском Пионере — адский фарс.

@artur_shamilov Русский Пионер еще не продан? Слышал, что Прохорову активы медиа-группы ЖиВи перестали быть интересны d-markos Сурковский синдром Еще есть тема тусовки, и это важная тема. Может, самая тут важная. Это даже не про саму тусовку, а про Культуру и Власть. Ведь вряд ли Володин напишет про Миро и Полисского, а сами просвещенные представители власти где-то быть должны. Вот, например, «Русский пионер», как ему теперь будет? Это к тому, что тема Власти и Культуры реализуется в этом издании, которое удачно корректирует в вариант «власть и культура как определенный формат российского полусвета». То есть, там и деятели культуры специальные, и власть тоже какая-то смутно неопределенная. Но в сумме ( типа двоеборье какое-то) — да, это тут культурнополитическая элита. Примерно как Прохоров писал (игриво) в декабре прошлого года: «Писать в журнал «Русский пионер» желания вообще никакого. Журнальчик, вообще-то, стремный (хотя и мой) — продолжает советрусский пионер №1(25). февраль–март 2012

скую постКСПешную традицию техническоинженерной интеллигенции заниматься всем, чем угодно (чтобы слыть культурным человеком), лишь бы не профессиональным делом». Ну там еще и деньги сбоку, но тут тема этой замкнутости любопытна. «Русский пионер» — оно да, но за пределы этого круга никакой околоноля не выехал. Что, собственно, подтверждает наличие именно замкнутого общества. Хотя ведь и тут не просто: относится ли к нему, например, С.Минаев? Вроде должен, хотя это уже надо изучать специально, что будет унылой культурологией интимных сообществ. А поскольку Сурков в этом полусвете функционировал, будучи его героем, то означает ли новое назначение, что тематика переходит из чисто культур-политической в инструментальную зону? Это я, конечно, не всерьез, а примерно прикидываю, с какой стороны мог бы подойти к теме упомянутый выше М.Гельман. Да, вот в чем дело! А то писал и не мог понять, что ж тут «Русский пионер» все вылезает. Так это же просто об отношениях Суркова и Прохорова после съезда «Правого дела» летом и заявлений МДП про кукловода Суркова. Издатель, фактически, против колумниста своего издания, прелестно! Ну вот и что будет с отношениями двух этих граждан?

amoro1959 всхлип сурков ушел все, как было. просто журнал «русский пионер» будет выпускать не при администрации, а при правительстве. amoro1959 вы публиковались в журнале «русский пионер»?

olly_oxen Бог миловал.

fraulein_ frosch Я уже молчу про то, что пока Ксения работает на Дожде, пишет в Русский пионер и ходит на митинги, ее коллега по цеху, про которую все забыли, по-прежнему замечена лишь в доме-2, где в настоящее время крутит роман с бывшим ментом, но все докопались именно к Собчак kahl_igel ааааааа))) суровиє русскіє піанєри)))

156

nusmumrik О, Мікола! Няўжо вам не хацелася «задаць пытанні» Ксюшы Сабчак?! «Страчаныя ўнікальныя магчымасці!!!»

@gali_zinchenko ооо, Ассанж написал

@oza1516_77

kate_pestereva Люди говорят.

Иван,а что за страшную сказку вы писали для Русского пионера?

Удивительно интересно жить в современном мире – люди в нем много и без страха говорят. Сколько разных мероприятий проходит в разных уголках планеты, где кто-то один говорит, а другие слушают его! Из последнего – «Пионерские чтения» в Москве, литературный проект *.txt, чтецкие слеты, конференции, вебинары, семинары… Нет, никуда не делась наша потребность в получении опыта от более знающих! Как наши предки слушали, затаив дыхание, рассказы боянов, акынов и вещунов, также и мы теперь слушаем разных ученых, предпринимателей, общественных деятелей и просто умных людей.

@silberwurzkira И я никогда не говорила. что я хороший журналист :) Хорошие — ведут Дом-2 и пишут колонки в «русском пионере» :) @fedyunya ахаха, зачем ты пастнула статью Собчак из Русского пионера за август? :D @ogorelikolly Читаю статью @xenia_ sobchak в Русском Пионере про бабушку и дедушку, очень она трогательно пишет. @kira_gandhi Не смогла открыть в метро и прочитать статью «Господа хорошие» из Русского Пионера #20 из-за вызывающих изображений. Сижу дома и стесняюсь @yurbanyurban Только на прошлой неделе читал в 'русском пионере' про Шекспира, и на тебе — вышел 'Аноним' lexy_smart хочешь писать — пиши. начни с чего получается — хоть с конца , хоть с начала. Придума сюжет. Или опиши интересно свой день. читай дюарит. пионерские чтения и джи кью Но бл#ть не разрешай писать своим мопсам, как это делает Дарья Донцова.

@auenchik Воскресное утро. Мне открыли «пионерские чтения»тандем людей,которыми я так восхищаюсь...Собчак.Канделаки.Охлобыстин..Урганта бы в компанию. @_marsi Чувствую себя Прохоровым. В частности, когда он на «Пионерских чтениях» приказал отключить камеры, а звук отключить забыл приказать( @gentlmonster Несколько действующих полубогов будет сегодня на Пионерских чтениях. А я заболела! Не буду нигде

157

колонку для «Русского пионера» и сейчас Колесников ее зачитывает

из сетевого журнала – светский гид. анна горбашова Оду Ксении Орлов прочитал после того, как сам же официально закрыл «Пионерские чтения». Благопристойный книжный магазин содрогнулся, оставалось только уповать, что в отделе игрушек не притаились ненароком дети. Ввиду отсутствия в стихе нормативной лексики цитированию он не подлежит, но суть сводилась к следующему: пришла Ксения Анатольевна в элитный ресторан спокойно «поесть каши» в кругу себе подобных, а там — о, ужас — «толпа лохов жрет устриц».

le_rosem Некоторое время тому назад, увидел видео с пионерских чтений, на котором Иван Охлобыстин озвучивает труд «Правда нежити». Видео заставляет задуматься сразу же, цепляет за живое, врезается в голову. Мысли, честно говоря, путаются. Видеофайл без труда найдете на любом видеохостинге. domik44 Утром, под завтрак щёлкалклювом пультом и остался на на «совершенно секретно», ни разу не видел «пионерские чтения» и о журнале этом(русский пионер») даже не слыхал. Запало:неизвестная мне женщина(при объявлении прослушал фамилию, но сказали, что была банковским топрарусский пионер №1(25). февраль–март 2012

ботником и за рубежом) читая свой текст, произнесла нечто о ранящих щепках при рубке леса. Сравнивая советский период с ельцинским: гибель абстрактных людей ранит меньше, чем обида, что кому-то досталось больше чем тебе. Полез на сайты журнала и канала найти текст и перепостить точную цитату, но навыков не хватило.

m_m_mira Была сегодня на Пионерских чтениях. Не было только Тины,что не удивительно,всё ожидаемо. Атмосфера,рассказы,настроение присутствующих-ВСЁ чумовое,всё понравилось Обрадовалась, увидев, Елену Котову.Всё чаще вижу хороших людей в правильных местах. Только Орлуша ввел многих в краску,читал стихи Ксении-посвящение и всё на события дней минувших. Рассказы у всех были ЗАмечательные,но лучше всех Тигран был,его текст искрил. Маргарита,как всегда пишет до боли знакомые рассказы о родных местах. Ушли купив ещё и кучу книг.Есть что почитать на досуге!

@semeinovaaa Не ожидала. Собчак реально очень умная баба. посмотрела ее выступления на пионерских чтениях. я в шоке..

@millionova Я пожалуй буду ходить на Пионерские чтения

lilibrown о времени, символах и книгах. как быстро, оказывается пролетают 5 лет. Тигран Кеосаян в отрывке из эфира пионерских чтений сказал, что химические процессы в организме человека ускоряются после 30 лет, поэтому появляется ощущение быстрого течения времени. я не говорю о том времени, когда мне было 16 (это было почти вчера, мы ходили на курсы, ели бананово-шоколадное мороженое в рожке, дружили и впервые понимали, что мы сможем, непременно сможем), но о 18 — это было 5 лет назад. как найти забытое видео, записанное в метро на 1 курсе, когда мы ходили в кинотеатр «мир искусства» — нашу маленькую киномекку, смотреть «малхолланд драйв» линча и безумствовать, как мы любили это делать? очень просто, ввести производное от имени преподавательницы по лингвострановедению на подфаке, которым мы называли нашего друга Ванечку. и в дебрях записей youtube найти то самое, нежно любимое воспоминание.

@evstefeeff 90 в час, конечно, лучше в евро... )) Механика Орлуши. Пионерские чтения. @ikalujskiypasha Закрытые пионерские чтения — это что -то! =))) Давлюсь от смеха! @nadyakuleshova поэт Орлуша озвучил на Пионерских Чтениях @ruspioner_ru свой подарок @xenia_sobchak зрители были в восторге!

мэрлин монро пионерские чтения.... бомонд резвится..

olvistate это по нему видно, так он всеми известными ему матами по ней в стихах прошелся. Я вооще не поняла, что за муть эти «Пионерские чтения» . У меня в сознании это не пионеры, а скернословы и извращенцы развратники...

@angiegorbatovaa @xenia_sobchak На пионерских чтениях очень тронула история про вашу семью. И безумно понравились ваши туфли. @tamilaganieva кто-то был на пионерских чтениях, кто-то сегодня учился,а кто-то вообще сейчас отдыхает на Бора-Бора, а вот я пишу чертов проект(

@tsurkand я не сплю, потому что досмотрела пионерские чтения и мне прям очень понравилось ) посмотри!

lena_idea Послушала Пионерские чтения и мне, на удивление, очень понравилось. Особенно рассказ Собчак, колонка Ассанжа и стишок про Васю Белон. русский пионер №1(25). февраль–март 2012

@exit_sindhnika в Прострации. электрощётка, 3 кружки, а я думала, 'Русский пионер' пришел. @kostiaminsk К сожалению журнал «Русский Пионер» в Белоруссии купить нельзя и подписку оформить тоже — это печалит. 158

Давно не виделись, а помнишь, как бывало? За широким столом восседали мы… Скидывая плащи с дождя, входили новые гости, подсаживались. Откушав и испив, мы как бы исподволь затягивали ту бесконечную песню — «то не ветер», «ой, да не вечер» и т.д. — поначалу настороженно проверяя, все ли голоса на месте, помнит ли каждый свою партию, постепенно обретая уверенность и прочность, достигая лада и согласия. И лица участников хора обретали канонические черты. И мы размыкали время и укрощали пространство. «Боже, как хорошо!» — мой приятель вздохнул. И провел по лицу трепетавшими пальцами. А за ставнями медленно плавился гул — это полночь прощалась с ее постояльцами. …А потом рассвело. И налегке, расставшись с фобиями, с «Фобосом» — мы уходили в високосный. В двенадцатый.

orlova

Игорь Мартынов

159

русский пионер №1(25). февраль–март 2012

№1(25). февраль–март 2012

выходит с февраля 2008 года Главный редактор Андрей Колесников Помощник главного редактора Олег Осипов Шеф-редактор Игорь Мартынов Специальный корреспондент Николай Фохт Ответственный секретарь Елена Юрьева Арт-директор Павел Павлик Заместитель арт-директора Варвара Полякова Фотодиректор Вита Буйвид Цветоделение Снежанна Сухоцкая Препресс Андрей Коробко Верстка Александр Карманов Корректор Нина Саввина Менеджер по печати Валерий Архипов Офис-менеджер Ольга Дерунова Генеральный директор Михаил Яструбицкий Заместитель генерального директора по стратегическому маркетингу Павел Директор по маркетингу Анастасия Прохорова Директор по рекламе Наталья Кильдишева Заместитель директора по рекламе Наталья Кирик Директор по дистрибуции Анна Бочкова Оптово-розничное распространение ЗАО «МДП «МААРТ» Тел. (495) 744-55-12, www.maart.ru, inform@maart.ru

Парфёнов

Редакция: 105064, Москва, Нижний Сусальный пер., д.5, стр. 19, телефон +7 (495) 504 17 17 Электронный адрес: ruspioner@gmail.com Сайт: www.ruspioner.ru Подписка: телефон: +7 (495) 981 39 39, электронный адрес: podpiska@ruspioner.ru Обложка: Аксёновы(е) «ИНФЕРНО-Суспириорум», 2012 Авторы номера: Алексей Беляков, Дмитрий Быков, Никита Высоцкий, Дмитрий Глуховский, Владимир Друк, Натан Дубовицкий, Виктор Ерофеев, Екатерина Истомина, Тигран Кеосаян, Елена Котова, Сергей Лавров, Игорь Мартынов, Матрос Кошка, Фриц Морген, Андрей Орлов (Орлуша), Иван Охлобыстин, Александр Рыскин, Маргарита Симоньян, Мария Смирнова, Ксения Собчак, Николай Фохт, Фотографы: Тимофей Изотов, Orlova, Александр Саватюгин, Павел Кассин, Василий Шапошников «Ъ» Художники: Инга Аксенова, Анна Всесвятская, Анна Каулина, Павел Пахомов, Сандра Федорина, Александр Ширнин, Иван Языков, Студия Тимура Бекмамбетова «Базелевс»: Навзар Чагатаев и Антон Кокарев, Ляля Ваганова, Олег Бородин В оформлении журнала использованы работы Ивана Языкова из серии «Книга Букв» Учредитель и издатель: ООО Медиа-Группа «Живи», 105064, Москва, Нижний Сусальный пер., д.5, стр. 19 Тираж 50 000 экз. Отпечатано в типографии GRASPO CZ, a.s. Pod Šternberkem 324 763 02, Zlín Цена свободная Издание зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС 77-33483 от 16 октября 2008 года Запрещается полное или частичное воспроизведение текстов, фотографий и рисунков без письменного разрешения редакции За соответствие рекламных материалов требованиям законодательства о рекламе несет ответственность рекламодатель