дневник Минского МКФ «Лiстапад» 2012
№3
основной конкурс
режиссер Петер Бебьяк
абрикосовый остров: невообразимые любови текст Инги Халиманович иллюстрация Нади Ильиной Первый полнометражный фильм Петера Бебьяка рассказывает историю любви, порою граничащей с одержимостью, и описывает существование двух народов и различных культур, по воле судьбы вынужденных жить рядом.
И
диллическая природа, поля подсолнечника, созревшие фруктовые сады, мягкий свет, теплые закаты, хрипловатый голос Сиди Тобиаш, главной героини и рассказчика, и прекрасная музыка Петра Хапки – вот детали, сразу же приковывающие к себе внимание в этой красивой и стремительной, будто горный поток, истории.
Действие ленты, на создание которой у режиссера ушло более четырех лет, происходит в южной части Словакии, где находится самая крупная в стране венгерская община. Именно там главная героиня ищет, находит и вновь теряет свою любовь. Место это, усеянное цветущими абрикосовыми деревьями, на первый взгляд действительно напоминает остро-
Кадры из фильма «Абрикосовый остров» вок романтики и спокойной, счастливой жизни, но и там может случиться летний шторм. Именно с него все и начинается. Постепенно обе сюжетные линии сплетаются в одну – отношения главной героини и двух братьев и отношения двух народов, не всегда настроенных друг к другу дружелюбно. Это далеко не бесконфликтное сосуществование, однако, дарит людям
бесценную возможность узнать другого получше, понять друг друга, оказавшись вместе в водовороте грустных и забавных ситуаций. И затем убедиться, что этническое происхождение и культурные различия не важны, когда есть сердца, способные любить.
3
Комментарий программного директора Игоря Сукманова Я отсматривал много словацких фильмов, потому что в этом году мы сотрудничаем со Словацким киноинститутом. Решил остановить выбор на этой картине, потому что именно в ней для меня стала открытием близость словацкой культуры к венгерской – здесь играют отличные актеры (в том числе маленькую роль исполняет один из выдающихся венгерских артистов Дьёрдь Черхалми), а также потому что это стильная любовная история, местами жесткая и брутальная, местами нежная и сентиментальная, в ней кипят страсти, которые выглядят очень кинематографично.
основной конкурс
В 2005 году в румынской деревушке местная православная община попыталась изгнать из девушки беса и довела ее до смерти. Кристиан Мунджиу, дважды лауреат Каннского кинофестиваля, снял об этом длинный и страшный фильм. Называется «За холмами». текст Алексея Свирского иллюстрация Нади Ильиной
За холмами: Алинино счастье В режиссер Кристиан Мунджу
ойкица и Алина вместе росли в сиротском приюте, успев за это время стать лучшими по-другами. Прошли годы. Войкица отправилась в местный монастырь, а Алина – в Германию. Обе искали счастье. Первая нашла, вторая – нет. Поэтому фильм и начинается с возвращения Алины: девушка смертельно тосковала по подруге и теперь приехала, чтобы увезти ее с собой. Не получилось. По понятным причинам кино уже успели окрестить антиклерикальным, но самое удивительное то, что главное в нем, в общем-то, не вера, а любовь. В этом признается и сам режиссер: «Оставив все религиозные и социальные проблемы на периферии, я сосредоточился на взаимоотношениях двух девушек». Алина любит Войкицу, Войкица любит Алину,
но в то же самое время и Бога. На этом конфликте двух чувств – земного и духовного – построены все драматургические коллизии религиозного характера. Если Войкица уедет с подругой, ей не позволят вернуться (личная трагедия), если останется – Алина, вероятнее всего, отправится в мир иной (зачем жить?). Любовь в фильме смешивает понятия добра и зла до такой степени, что их идентификация становится попросту невозможной. Что хуже: понимать, что человеку нужна помощь, и не сделать ничего или потерпеть неудачу, попытавшись помочь? Можно ли причинять боль ближнему в условиях, когда не причинять означает отказаться от душевного умиротворения? Правомерна ли вообще такая постановка вопроса?
Кадры из фильма «За холмами» Важным в итоге становится не то, что фанатики добра производят эффект прямо противоположный, и не то, что насаждать веру вопреки плохо. Это всего лишь очевидная констатация. Актуальность же фильма – в самом повествовательном механизме: множество вопросов задано так, что броситься в крайности при ответе на них очень сложно. Попытка ответить на один рождает другой, другой – третий, а на него, оказывается, вообще нет ответа. Мунджиу удается невозможное: историю, которая расколола общественность надвое, он превращает в многовариантную мозаику, в нравственно ориен-
тированный диалог зрителя с самим собой, в котором сам процесс становится полезнее выводов. Однако параллельно с ощущением внутренней неочевидности и комплексных противоречий кажется, что смотришь простую жизнь людей, только очень грустную. И самое плохое – не знаешь, как ее сделать хоть немного менее печальной. ...Идет снег, черные рясы суетливых сестер взрываются на белом, бьют колокола. Все понимают, что своего счастья Алина не найдет больше никогда. Тихонько дует ветер.
5
Комментарий программного директора Игоря Сукманова После показа картины в Канне было много диаметрально противоположных отзывов: от полного восторга до категорического неприятия. В этом смысле мне интересно, как отзовется на нее белорусский зритель. Моя большая печаль в том, что, так как фильм окончательно утвердился в конкурсе недели за две до начала фестиваля, мы не успели привезти создателей работы.
интервью
по мотивам достоевского-брессона
6
текст Дарьи Барановой фото Павла Скакуна «Студент» Дарежана Омирбаева побывал в Канне, но на востребованность картины в родном Казахстане это никак не повлияло. Уж слишком мало сходства с голливудскими боевиками.
С
ейчас снимают очень шумные фильмы. Робер Брессон как-то сказал, что, мол, звуковое кино изобрело тишину – в немом ее невозможно показать. Чтобы оценить ее значимость, необходимо было дождаться появления звука. Или вот пример у Довженко: он «озвучивает» выстрел шикарным планом, где лошади резко поднимают головы вверх. Это и есть киноязык. А в кадрах с жирафом в моем
фильме тишина подчеркивает беспомощность животного среди беснующихся львов. ногда картина на показе проваливается. Привезли «Студента» в Марокко, а копия, видимо, плохо хранилась, ничего не было слышно и видно. Весь зал вышел. Мне было очень неудобно. фильме заняты непрофессиональные актеры. Бабушка, например, работает уборщицей на «Ка-
И В
захфильме», полы моет в нашем кабинете. Нурлан Байтасов, исполнитель главной роли, учится на документалиста, а я преподаю в киношколе. Как-то обратил внимание на парня и почувствовал, что он может стать Раскольниковым. В романе герой с самого начала описан так, что сразу понятно: он кого-нибудь убьет. А я хотел сделать Раскольникова более нежным, что ли, не таким агрессивным, восточным. Стремился показать его хрупкость через внешний вид – очки, худобу. Нурлан – мягкий парень, говорят, не очень хорошо учится. Но я его работой доволен. Он легко входил в образ, придумывал какие-то приемы актерские. Иногда его идеи были даже лучше моих. се люди – жертвы, они рано или поздно плохо кончают. Наш герой, скорее, жертва новой системы, но он стал выше обстоятельств. Мое кино – про чувство вины, которое есть у каждого человека. Достоевский часто апеллирует к такой мотивации. Но романы писателя позитивны, он оставляет надежду читателю. сцене убийства животного я заменил лошадь ослом: он меньше по размеру, но больше трудится. Лошадь же аристократичное животное. Для казахов тем более – они ведь кочевники. У того же Брессона есть фильм «Наудачу, Бальтазар», там рассказывается о том, как ослу видится жизнь людей. Фильм в какой-то степени повлиял на выбор именно этого животного. итал как-то, российский искусствовед написал в газете «Завтра»: форма – это и есть содержание. По большому счету, он прав. Еще мне понравилось вот что. Он говорит: настоящее искусство бывает только дворянским, аристократичным, а все остальное – этнография. Для кинематографа невероятно важна форма. Я пытался перевести язык литературы на язык изображения. натурой очень помог самый опытный художник нашей киностудии, лауреат госпремии Александр Ророкин. В 88-ом году, когда я делал с ним первый фильм, то не знал, что, встретившись через много лет на «Студенте», пойму: художника недооценил. А ведь Александр столько мест нашел для съемок: эти прекрасные дома, которым уже более ста лет, магазинчик. Кстати, первоначально я задумывал ограбление в ломбарде, а не убийство в маленьком магазине. Бабка в романе же была ростов-
кадры из фильма «Студент»
щицей, поэтому мне хотелось по аналогии снимать в ломбарде. Я их много обходил, но они какие-то безжизненные. А Ророкин даже со сценарием помогал, поменял некоторые сцены и больше, чем режиссер, болел за фильм. аскадровки я делал только к своему первому короткометражному фильму. Боялся провалиться и решил себя подстраховать, каждый кадр прорисовал. А потом перестал. Все собираю на съемочной площадке, главное – найти первый кадр. Второй и последующие вытекают из первого. Но я знаю, что на «Казахфильме» требуют раскадровки. Многие режиссеры рисуют формально, чтобы отвязаться. ока о новом фильме не думаю. Знаете, с каждым годом все труднее и труднее, потому как все-таки нет аудитории, проката. Что, ради фестивалей все время снимать? Даже на дисках не получается выпускать. Зачем тогда нужно давать деньги на производство? А то на него дают, на прокат – нет. Сейчас хотят принять закон, чтобы 10 % бюджета картины оставлять для этих целей, контролироваться все будет строго. сли фильм как-то похож на голливудский, он пойдет в прокат. Мой же даже не собирались показывать. Я пытался скандалить, но на студии говорят: фильм сделан для фестиваля, так вот и езжай, показывай – это же престижно. Мне открыто сказали, что «Студент» не вернет тех денег, которые мы потратим на рекламу. А я отвечаю: надо попробовать. Не мой, так чужой фильм окупится. Зритель устал от этих «стрелялок», а другого ему не предлагают. нас в Казахстане тотальный капитализм, все раздали в частные руки. Появилась огромная разница между богатыми и бедными. Это порождает Раскольниковых. В идеальном обществе есть баланс и гармония. Мне кажется, у вас в Беларуси все именно так. Самое главное – избежать крайностей. о 17 лет я жил в райцентре и поэтому чувствую себя в большом городе некомфортно. Я бы не смог уехать из столицы, потому что моя работа связана с ней. Киностудия есть только в Алма-Ате, к тому же я преподаю в киношколе. «Студенте» использовал стихи и историю своего земляка С. Туманова, он сильно пил и умер в бедности. Осталась только одна маленькая книжка его произведений. В фильме читаются стихи из этого сборника, стихи о том, что уже в феврале чувствуется запах весны, а значит, надежды.
Р
В
П
В
Е
Ч
У
С
Д В
репортаж
8
Kolka Cool: really cool! текст Инги Халиманович фото Павла Скакуна Фильм Юриса Пошкуса «Крутая Колка», участвующий в основном конкурсе, вчера представили Артусс Кайминьш и Иварс Путниньш – актер и продюсер ленты. И с самой первой фразы – «Вот такое вот кино у нас получилось. Извините, что черно-белое!» – обаятельным латышам удалось завоевать сердца минской публики.
Н
аша съемочная группа – это действительно одна команда, практически семья. Мы уже участвовали в «Лiстападзе» с «Монотонностью» (в 2007 году. – Прим. авт.), первым фильмом Пошкуса, и даже получили награду за лучшую операторскую работу. Все актеры, которых вы видите здесь, играли и в том кино, мы просто поменяли структуру – кто с кем целуется.
Черно-белым фильм получился, потому что в кадре должно было быть слишком много деревьев. А они в цвете никогда не выглядят хорошо: стоят себе зеленые, это как-то скучно. К тому же стиль noir придал совершенно другую значимость, помог задать вопросы без ответов. Чтобы снять продолжение, нужно 400 тысяч лат, это где-то 800 тысяч долларов. Не очень много, если
честно, это малобюджетное кино. В Латвии вообще все происходит так: выделяют примерно 700 тысяч долларов в год и говорят: «Снимите, пожалуйста, тридцать фильмов». И за эти деньги нужно сделать анимационное кино, документальное и feature films. Конечно, это нереально. Мы бы снимали и больше, если бы было больше «бабок». Я вам потом скажу, куда перечислять. Больше всего денег во время съемок ушло на сигареты, потому что курили мы там постоянно. Допустим, заканчивается кадр, у тебя остается сигарета, а в следующем она должна быть такой же длины. Что делать, приходилось ломать... А сигареты, кстати, у нас стоят пять долларов за пачку. Вот так половина бюджета и ушла. Частично с финансированием помог Евросоюз: 50-60 тысяч евро мы получили от них. Как раз на сигареты хватило. И на пиво еще. А бензин у нас, кстати, два доллара за литр стоит. Но вы не пугайтесь – приезжайте к нам! Изначально кино должны были снимать о мужиках из села, которые все время дерутся, пьют и сидят на автобусных остановках, задавая себе извечный вопрос: «Что делать? Может, выпить пива?» А потом начали искать место для съемок и нашли самый экстремальный вариант. Колка – совершенно реальная деревня. Когда-то это была граница Советского Союза, и до 1992 года там было совершенно закрытое место, куда можно попасть только по специальному разрешению. В 95-м оттуда ушла армия и местные жители радовались, что наконец-то можно дойти до пляжа. Потому что раньше было так: ты идешь, а тебя останавливают и говорят: «Тут вам не пляж, а государственная граница!». В создании диалогов участвовал российский драматург Александр Родионов («Все умрут, а я останусь», «Живи и помни, «Свободное плавание». – кадры из фильма «Крутая Колка»
Прим. авт.). Но вообще у нас был гибкий сценарий, потому что два лета мы жили в этой деревне, подружились с местными и подслушивали их реплики. Есть же фразы, которые придумать невозможно, это сама жизнь их создает. Потом мы привезли жителям кино, показали в Доме культуры – и они нигде не смеялись. Сидели грустные, потом спросили: «А где краски?». В Латвии фильм вызвал странный резонанс: половина публики сказала: «Класс!», а вторая половина – «Вы что, идиоты? Зачем было тратить на это государственные деньги? Это же нельзя показывать, все будут знать, как латыши выглядят на самом деле». У меня [рассказывает Иварс Путниньш] есть дача на побережье, в трехстах километрах от этого места. И там у людей такой же стиль жизни, как в Колке. Например, как происходит любая работа: сначала разговор, на который уходит час, аванс, все пропадают, потом начинают искать инструмент, затем садятся и час курят, потом ты говоришь: «Может, я сам сделаю?» – «Ну, раз тебе надо, ты и делай!» Хотя Колка – это самое отдаленное место на карте Латвии, я абсолютно уверен, что и у вас тоже живут такие пацаны. А однажды в Бельгии к Пошкусу подошла продюсер из Кении со словами: «Там, где я родилась, происходит все то же самое. Только они все черные». Интерьер для съемок мы нашли не в Колке, а в Риге, где тоже есть районы со старыми домами. Просто попросили у одной семьи: «Пожалуйста, можно мы у вас поживем. Нас тридцать пять человек, мы не будем вам мешать». Только одну комнату мы создали специально: ту, где у Анджи висит плакат BMW. Это, кстати, не реклама, просто BMW – just cool. А Audi мы в фильме разбили, и это был большой подарок для местных: снимали все с одного дубля, был полный destroy, а они потом взяли пилу, отрезали разбитую крышу, сделали кабриолет и счастливые на нем ездили. Там же после съемок асфальт положили!
Кадр из фильма «Три дочери»
внеконкурсная программа
Он мог не снимать фильмы. Мог не оказаться предметом гордости словацкого кинематографа. Его исключили из Пражской киноакадемии за недостаток таланта, но взяли обратно, позволили доучиться – сжалились. текст Алексея Свирского
Штефан Угер. Кино как ярморочная песнь современности
В режиссер Штефан Угер
о второй половине пятидесятых годов, выпустившись, Угер начал проявлять интерес к реалистичным изображениям человека, его судьбы и стал основоположником братиславской школы документального кино. На стыке десятилетий Штефан открывает для себя мир игровых фильмов, магию метафоры, которая, по мнению словака, органично дополняет фактический материал. Так рождается новый тезис, которому Угер преданно проследует до конца режиссерской карьеры: «Точно отразить в кино реальность – не главное. Главное то, что можно свободно домысливать мотивы, можно получить больший простор для фантазии, юмора, улыбки...» Автор также считает, что современность – неограниченный источник для субъективных отражений на экране и запрещать к нему доступ – очевидное преступление. Поэтому большинство его художественных работ оказалось под
давлением господствующей в то время социалистической цензуры. Особенно сильно это проявилось в период «нормализации», после неудачной попытки культурно-политического освобождения страны, известной как «Пражская весна» (1968 год). Слава к Угеру пришла с фильмом, снятым по Альфонсу Беднару в шестьдесят втором году. Сотканное по нерушимым правилам «прямого кино», «Солнце в сети» историей робких отношений юноши и девушки обнажает дух несмелой надежды, наглухо скрытый коммунистическим флером послевоенного времени. Конкретика документалистики здесь встречается с поэзией художественного, статичное положение чехословацкой инфраструктуры – с юношескими порывами изменить мир, а где-то проглядывают и аллегории на вечные темы. Таким образом Угер настроенчески предсказывает события «Пражской весны», посвящая
искренность и честность в социальные двигатели политического механизма. Этот меланхоличный гимн надежде – слегка ангажированный по отношению к коммунизму, оттого и некоторое время запрещенный – теперь известен как одно из главных произведений чехословацкого кинематографа новой волны, сопряженной с оптимизмом потенциальных перемен и жаждой культурной самоидентификации. Снятый двумя годами позднее «Орган» (спецприз жюри на МКФ в Локарно, 1965 год) получился своеобразным фильмом контрастов. События картины развиваются в разгар Второй мировой войны на территории словацкой провинции, где молодой польский дезертир находит прибежище в местном монастыре, буквально поражая жителей селения своим талантом органной игры. Такое яркое вторжение чужого человека в однообразные местечковые будни предсказуемо провоцирует межличностный конфликт, который приводит к неминуемой трагедии. Сам Угер признается, что «Орган» был попыткой синтеза двух противоположностей: «...готика, величие музыки, а рядом – низость, корыстолюбие определенной группы людей». Такой органичный антагонизм рассказанной истории легко проецируется на взаимоотношение государственных сфер политики и культуры до попытки их либерализации в 1968 году. Литературной основой следующего фильма режиссера послужил сюрреалистический роман словацкого прозаика Доминика Татарки, написанный в 1945 году. Угер был заинтересован природой словацкого модернизма и отождествлял его
зарождение со становлением народного сюрреализма в военное время. Поэтому «Деву-чудотворицу» (1966) можно считать своеобразным шагом в сторону от реалистических традиций в творчестве автора. Как и все визионерские произведения, фильм представляет собой ассоциативную вещь в себе, пазл, в котором много лишних деталей и примерно столько же недостающих. По сюжетной схеме художники-сюрреалисты ищут музу в потоке трансформированной реальности, периодически спотыкаясь о мистицизм обыденности и внутренние противоречия. Двадцатилетняя разница между первоисточником и его переосмыслением нашла свое отражение в последнем: Угер то и дело метафорически выражает оппозиционерский скепсис, выдает точные формулировки о тогдашнем положении деятелей культуры в системе. При этом в первую очередь фильм воспринимается как художественный экзерсис, а уж потом как все остальное, в том числе и как зеркало действительности. Проходит совсем немного времени – примерно год – и появляется реалистическая кинобаллада «Три дочери», имеющая ярко выраженный фольклорный окрас. И снова сотрудничество с Беднаром. Классический расклад – бывший помещик ищет прощения у трех дочерей, которых когда-то отправил в монастырь – развивается здесь в нечто большее, чем вольный парафраз шекспировского «Короля Лира», помещенного в координаты чехословацкой коллективизизации, и транслирует часть того трагизма, который народ переносит через свою историю.
кадр из фильма «Солнце в сети»
кадр из фильма «Дева-чудотворица»
кадр из фильма «...на асфальте коней пасла»
11
После разгрома «Пражской весны» режим ужесточает цензуру, а Угеру приходится изрядно романтизировать свои взгляды в кинематографе. В течение следующих двадцати лет его фильмы становятся более лиричными и спокойными, политическое недовольство в них практически не просматривается. Самый популярный – «... на асфальте коней пасла» (Серебряный приз Московского МКФ, 1983 год). Эта бытовая трагикомедия о тягости мимолетной глупости кажется совершенно лишенной аллюзий и подтекстов, без которых не обходился ни один фильм раннего периода творчества Угера. Экстравертность и женственная некритичность помещенной в ворох простых жизненных цитат драмы делают картину в обширной фильмографии режиссера доброй белой вороной в стае через одну угрюмых черных птиц. Штефан умер в девяносто третьем. Увидел падение коммунистического строя, философским эссе о судьбе своего поколения завершил режиссерскую карьеру. Не случись первого – было бы нечестно, второго – нелогично. Но самое справедливое – в третьем, в том, что кино интеллектуалов не видят или забывают крайне редко.
репортаж
В фестивальной столице ретроспектив, кинотеатре «Победа», вместе с показом фильма «... на асфальте коней пасла» состоялось первое знакомство минчан с фильмографией Штефана Угера. текст Алексея Свирского фото Павла Скакуна
МИЛКА ЗИМКОВА Культурный привет из Словакии
К
артину представляло трио: известная словацкая писательница Милка Зимкова и двое помощников-организаторов ретроспективной секции фестиваля, одним из которых оказался посол Словакии в нашей стране. Первой к микрофону пригласили Зимкову, сценаристку и исполнительницу главной роли этого, определенно, самого популярного фильма покойного нынче Штефана. На ломаном русском («Давно не разговаривала», – обаятельно объяснилась гостья) Милка рассказала о том, как счастлива представить замечательное кино в замечательном Минске, что белорусский и словацкий языки невероятно похожи (в частности, слово «дзякуй» вообще одинаковое), что нужно любить искусство, и поблагодарила всех. Добродушно пожелав много тепла и любви в эти холодные осенние дни, передала слово двум другим словакам,
которые не преминули воспользоваться возможностью и рассказать, что всем обязательно нужно посмотреть словацкое кино «Абрикосовый остров», представленное в основном конкурсе фестиваля. А потом зрители увидели фильм, на который пришли. Показанная воскресным вечером картина представляет собой своеобразную трагикомедию о непростой жизни незамужней женщины в небольшом словацком селении. Здесь теплые чувства режиссера к изображению деревенской жизни встречаются с доскональным знанием сельского уклада Зимковой, которая, как выяснилось, родилась в похожей крохотной деревеньке возле города Прешов в Восточной Словакии. Необычайный колорит повествованию придает живой разговорный язык, сочетающий в себе местный диалект и чешский и словацкий языки.
Кино, к слову, было снято будто бы вне хронологии. Оно замечательно воспринимается в свете сегодняшних реалий, несмотря на то что в нем настроенчески можно уловить отголоски времен заката социализма. Творчество Угера всегда было политически ангажированным, однако «... на асфальте коней пасла», возможно, единственное исключение, позволившее сконцентрироваться вниманию зрителей именно на ярком драматургическом аспекте истории, который и есть основа этой режиссерской работы. Не слишком многочисленной минской публике все понравилось: зал аплодировал и активно участвовал в традиционной беседе после сеанса.
кадриз фильма «... на асфальте коней пасла»
Интересно, что идея создания фильма пришла в голову не Штефану и даже не самой Зимковой, как рассказала после показа писательница. Однажды режиссер-документалист Феро Фенич принес написанный им сценарий фильма «Билет в рай» по одному из рассказов Милки на киностудию «Колиба». Однако в процессе совместной работы возникли определенные разногласия, и проект был приостановлен. Именно тогда Андрей Леттрих, глава второго творческого объединения киностудии «Колиба», обратился к Штефану Угеру. Так появилось доброе, яркое и очень зрительское кино «... на асфальте коней пасла».
13
Кадр из фильма «Поклонница»
внеконкурсная программа
Программа секции включает пять новых работ российских кинорежиссеров разной степени важности. текст Алексея Свирского
Российские премьеры: социальный оптимизм и умирающий слон
14
«С
о мною вот что происходит» – один из последних фильмов, в которых задействован вездесущий Гоша Куценко. Лента достаточно неожиданно представляет собой предновогодний сборник жизненных цитат. Где-то грустных, где-то забавных, но в конечном счете зарифмованных так, будто это не очередная история про неудачное расписание транспорта в канун праздника, а современная альтернатива культовой «Иронии судьбы». Тонкая гармония между персонажами и местом действия (бешеная Москва) незаметно выполняет терапевтическую функцию: кино примиряет с разрушающей мегаполисной действительностью, настраивает на доброе, каким-то образом умудряясь избежать откровенного морализаторства.
Про «Кококо» (неправильное «рококо») Авдотьи Смирновой можно, например, написать, что это оптимистичная лирическая комедия о межклассовых отношениях. Если быть точнее – о межклассовой дружбе: по Смирновой, между народом и интеллигенцией конструктивный и взаимовыгодный диалог возможен и не так уж и недостижим. Не самая популярная точка зрения в сегодняшнем социально ориентированном кинематографе, однако в меру убедительная и чересчур наглядная. Фильм «Слон» (реж. Владимир Карабанов) – поразительным образом про слона – однажды показывали в рамках конкурсной программы сочинского «Кинотавра» два года назад, но по разным причинам до кинотеатров он добрался только этой осенью. Посреди циркового выступления слону
кадр из фильма «Слон»
тренние недовольства так или иначе находят визуальное отражение в проявлении девиантного поведения. Оно вроде бы, на первый взгляд, смешное, но на самом деле довольно грустное. Вот мужчина приходит, начинает урок. И не заканчивает. Вот пишет детектив, который интересно растекается нуар-оттенками, читает Есенина на конкурсе детских стихотворений. Бьет собаку. Эмоции же подбираются ближе к финалу, когда происходит что-то вроде эскапистского спасения после осознания точки невозврата.
кадр из фильма «Слон»
кадры из фильма «Со мною вот что происходит»
Бодхи становится плохо – с этого момента он начинает умирать. Пройдет немного времени – и грустный великан отправится в занимательное дорожное путешествие с харизматичными попутчиками. Семейное, в общем-то, кинопредставление с традиционным для подобного рода роуд-муви повествованием и обязательным элементом чуда. Биографическая мелодрама Виталия Мельникова «Поклонница» основана на полуреальной истории взаимоотношений Антона Павловича Чехова с молодой замужней поэтессой Лидией Авиловой и выглядит вполне достоверной авторской реконструкцией личных воспоминаний. Помимо главных действующих лиц, в фильме можно увидеть дореволюционный Петербург, интеллигентность в избытке и Льва Толстого. Новая волна российского кино не стихает. Сопряженная с ней театральность легко обнаруживается в короткой драме Сергея Мокрицкого «День учителя», где школьный педагог страдает от того, что много прожил, но мало сделал. Страдает, надо сказать, очень «на зрителя», все его вну-
кадр из фильма «Кококо»
кадр из фильма «День учителя»
разговорчики
Сиди и слушай: «крутая колка» Наша редакция продолжает нежно любить кино и не сдерживаться в выражениях, когда чуткое творческое начало упирается в стену непонимания и неприятия. Сегодня Инга Халиманович и Александра Гавриченко обсуждают «Крутую Колку», латышский юмор и реакцию зрителей.
Саша: На середине фильма ровно передо мной энная часть зрителей ушла. Здоровому латышскому юмору не всегда по силам пробить зашоренную в своих проблемах аудиторию. Мужчина слева хоть и остался, но в голос возмущался подорванными моралью и нравственностью. Ну-ну. Инга: Ему бы со вчерашними «почитателями» Омерзу познакомиться. Того и вовсе едва ли не в растлении малолетних обвинили... И вообще очень это удобная позиция – обвинять в подорванной морали режиссеров, писателей, you name it. Саша: Это чтоб неповадно было. По традиции начинаем с Пазолини, а заканчиваем… Тут неизмеримая широта вариантов: от Феллини и Антониони до Альмодовара и Триера... Пусть там в Канне начнут наконец что-то делать: зритель уже бьет в набат. Инга: По сравнению с этими господами в «Крутой Колке», кстати, все очень пристойно. Досуг у местной молодежи, конечно, поражает «разнообразием», зато на свежем воздухе все, полное единение с природой. Это тебе не в Facebook «лайки» ставить. Саша: А ведь стенания аборигенов Колки, живи они где-нибудь ближе к цивилизации, могли бы изливаться в розовый бложек, а вместо брутальных мужчин в майках-алкоголичках ленивые пьянки устраивали бы, не побоюсь этого слова, нежные хипстеры. И на том спасибо. Инга: В том-то и дело, что «нежные хипстеры», меряющиеся длиной объективов к «Зениту», по степени своей инертности и бесполезности жителям Колки сто очков вперед дадут. А латыши, пусть и не богемные, все же по-своему милы и забавны. Саша: «Лайкнуть» тебя, что ли. =)
Ежедневная газета Минского МКФ «Лiстапад» Автор идеи и главный редактор Анна Ефременко Дизайн и верстка Дарьи Данилевич Стиль-редактор Маргарита Моторева Адрес дирекции фестиваля Пр. Независимости, 25А, комната 40 220030, Минск +375 (17) 328 69 95 +375 (17) 321 24 77 (т/факс) Тираж: 100 экз. Отпечатано в типографии «Альтиора». Прочитать и скачать свежий выпуск можно на сайте listapad.com