Spiritual spring issue 5 by Evelina Phemister

s p i r i t u a l

spring

весна

д у ховная

Vol.2 (№3) 2014 + THE JOURNAL OF THE WESTERN AMERICAN DIOCESE (ROCOR)

“BEAUTY WILL SAVE THE WORLD” THE LORD’S TEMPLE — HEAVEN ON EARTH COMPOSER AND CHOIR DIRECTOR M. S. KONSTANTINOV THE FRESCOES OF ARCHIMANDRITE CYPRIAN (PYZHOV)

s p i r i t u a l

spring

весна

TABLE OF CONTENTS

д у ховна я

Vol.2 (№3) 2014 + THE JOURNAL OF THE WESTERN AMERICAN DIOCESE (ROCOR)

4 Слово Его Высокопреосвященства Кирилла, архиепископа Сан-Францисского и Западно-Американского 5 A Word from His Eminence Kyrill, Archbishop of San Francisco and Western America

Врата Небесные / Gates of Heaven 6 7 EDITOR-IN-CHIEF Archbishop Kyrill (Dmitrieff ) SENIOR EDITOR Archimandrite Irenei (Steenberg) EXECUTIVE EDITOR Zoya Gradov EDITORS V. Rev. Eugene Grushetsky V. Rev. Paul Volmensky Rev. Hieromonk James (Corazza) Lisa Joanna Smith Natalia Ermakova ONLINE MARKETING Julia Godzikovskaya DISTRIBUTION Oxana Sapronova PHOTOS Photo Archive and Website of the Western American Diocese Helen Nowak V. Rev. Peter Perekrestov Anatoly Danilov † Paulo Escalada Mikhail Mogilev Oxana Sapronova Holy Virgin Cathedral, San Francisco, CA St. John of Kronstadt Church, San Diego, CA St. Seraphim Orthodox Church, Boise, ID St Barbara Church, Irvine, CA ILLUSTR ATIONS Tatiana McWethy DESIGN Evelina Phemister PUBLISHER Western American Diocese (ROCOR) © 2014 Western American Diocese of the Russian Orthodox Church Outside of Russia 598 15th Ave., San Francisco, CA 94118 wadeditorial@gmail.com www.facebook.com/SpiritualSpring

«Красота спасет мир» ‟Beauty Will Save the World”

Тема номера / Theme of the Issue

12 В сиянье красок золотых... Беседа с художником-иконописцем Татьяной Маквети 13 Within the Radiance of Golden Hues... A Conversation with Artist–Iconographer Tatiana McWethy 20 «Мы не создаем красоту»: интервью с Андреем Руденко 21 We Do Not Create the Beauty: An Interview with Andrei Roudenko 28 Икона в литургическом пространстве 29 The Icon in Liturgical Space

Люди Божии / God’s People

38 «Пою Богу моему, дондеже есмь» 39 ‟I Will Chant Unto My God for As Long As I Have My Being”

Православная семья / The Orthodox Family 46 «Дорогой мой сын Владыка» 47 ‟My Dear Son Vladyka”

Вера и молодость / Young and Orthodox

52 Натертые ноги и сближение сердец: все это — молодежная конференция диаспоры 53 Blistered Feet and Marriage Camp: The All-Diaspora Youth Conference 56 Помогаем приходу 57 Helping the Church

«Бабушка, почитай!» / Children's corner 60 61 66 67

Рисуем церковь Learning to Draw a Church Святой Серафим Саровский Saint Seraphim of Sarov

Наши традиции / Our Traditions 68 Цвет праздника 69 The Color of a Holiday

Из истории епархии / Our Diocese’s History 72 Проповедь в красках 73 A Sermon in Color

Культурное обозрение / Cultural Corner 78 Возвращение утерянного наследия 79 The Musical Legacy of the Russian Emigration

84 А. Хисамутдинов. «Русские волны на Пасифике» 85 Spiritual Beauty [To Pneumatikon Kallos]

По молитвам святителя Иоанна / Contemporary Miracles of St. John 86 87 90 91

«Святителю отче Иоанне, моли Бога о нас!» ‟Holy Hierarch John, Pray to God for Us!” Витраж The Stained-Glass Window

Жизнь епархии / Diocesan Life

92 Торжество милости Божией в Сан-Франциско 93 A Great Feast of the Lord’s Grace in San Francisco 96 Создаем историю 97 History in the Making 98 «Собирание сынов Адамовых» 99 ‟Building Thy Church of Adamʼs Scattered Progeny”

On the cover: Photo by Anatoly Danilov († 2013) At left: “Still Life with Kazan Icon,” oil on canvas by Tatiana McWethy

102 «Скажите, батюшка...» 103 “Tell us, Father...” 104 Diocesan

Activities VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

4 СЛОВО ЕГО ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕНСТВА КИРИЛЛА, АРХИЕПИСКОПА САН-ФРАНЦИССКОГО И ЗАПАДНО-АМЕРИКАНСКОГО

КАК КРАСОТА МОЖЕТ СПАСТИ МИР? +Кирилл, архиепископ Сан-Францисский и Западно-Американский

авайте попробуем дать определение красоте и тому, что такое «красиво». В нашей современной глобальной цивилизации красота — это субъективная вещь. Когда речь идет об искусстве, которое призвано изображать красоту, взгляд нашего общества можно выразить одной фразой: «Красота в глазах смотрящего». Противоречить этому — сродни мракобесию и оскорблению в нашем политкорректном, технологически продвинутом мире, в котором все представляется приемлемым. Если наш современный мир не может объяснить красоту, то как тогда нам понять смысл выражения Ф. М. Достоевского «красота спасет мир»? Логично было бы предположить, что те, для кого красота является профессией, то есть люди искусства, должны знать ответ на этот вопрос. Те, кто живет и дышит в мире искусства, — это художники, скульпторы, композиторы, музыканты, дизайнеры, писатели и другие творческие люди. Для большинства из них в основе определения красоты тоже лежит то, что приятно чувствам того или иного человека. Независимо от определения красоты каждый художник считает тезис «красота спасет мир» основанием для того, чтобы творить. Таким образом, из этих строк ясно, что в современном мире красота субъективна и основывается на эмоциональном воздействии художественного произведения на зрителя, слушателя или читателя. Очевидно, из светского мира мы не можем почерпнуть истинного и точного понимания красоты. Давайте обратимся к миру духовному. Как православные христиане, мы обладаем абсолютно объективным определением красоты. Святые отцы говорят, что красота — это Сам Господь. Святой Дионисий Ареопагит в трактате «О Божественных именах» утверждает: «Святые славят Господа — Прекрасного, как сама Красота… Все, что создано, происходит от Красоты и Благодати, пребывает в Красоте и Благодати и возвращается к Красоте и Благодати. Все сущее существует благодаря Красоте и Благодати»1. Поэтому мы, как православные христиане, можем честно сказать, что Красота не субъективна и не опирается на капризы наших детских определений и понятий. Теперь красота имеет твердое определение, и не мы даем определение красоте — Красота сама определяет нас.

Теперь мы понимаем, что Господь есть Красота. Тогда как нам дать разумное объяснение тому, что мы видим, и воспринять это как красоту? Начнем с очевидного: Господь сотворил концы земли (Ис. 40:28). Следовательно, все, что Господь сотворил, было и есть хорошо, как утверждает св. Дионисий, и в своей божественной мудрости и благодати оно дано нам в пользование во спасение. Как можно смотреть на красоту моря, земли и неба и не благоговеть от величия, явленного нашим глазам? Бессчетное количество раз во все века художников вдохновляла муза божественного творения, и они творили то, что возносит нас к Господу. В апреле 2012 года в Москве проводилась конференция «Судьбы прекрасного: красота с позиций гуманитарных наук». Митрополит Волоколамский Иларион (А лфеев), председатель Отдела внешних церковных связей Русской Православной Церкви, читал лекцию о богословских аспектах красоты. В этой лекции митрополит Иларион объяснял, что та красота, которую мы видим и чувствуем, наставляет нас на путь Господа: «Ничто так не будит душу, как внимание к прекрасному». Также, согласно святому Макарию Египетскому, «человек, уязвленный любовью к Красоте», «связан и упоен ею, погружен и отведен пленником в иной мир»2. По мнению Его Высокопреосвященства, когда человек «уязвлен любовью к Красоте» — к красоте мироздания, он уже не сможет жить без нее. Переживание прекрасного — это мистический опыт, который выводит человека за пределы его самого, «ставит лицом к лицу с непостижимым, но вместе с тем близким, радостным, желанным»3. Таким образом, все, что мы считаем красивым, может привести нас к извечной Красоте — Господу. Искусство в чистом виде — это нечто, созданное нами (иногда благодаря божественному вмешательству) с целью обогатить нашу жизнь и вывести нас из уныния нашего ничтожества к чему-то более высокому. Когда красота в искусстве больше не возвышает нас, а, наоборот, начинает увековечивать и усиливать наши страсти, тогда она становится ядовитой и искаженной. Красота может спасти мир, только если мы действительно понимаем, что Сам Господь и есть Красота!

Дионисий Ареопагит. О Божественных именах. Глава 4. Александр Филиппов. Наука красоты: www.pravmir.ru/nauka-krasoty. 3 Там же. 1 2

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Перевод Ольги Камчатновой

A WORD FROM HIS EMINENCE KYRILL, ARCHBISHOP OF SAN FRANCISCO AND WESTERN AMERICA

AAA HOW CAN BEAUTY SAVE aaa THE WORLD? aaaaa +KYRILL, Archbishop of San Francisco and Western America

et us try to define what is beautiful and what is beauty. Today, in our globally networked civilization, beauty is a subjective term. When it comes to anything having to do with the arts (that which expresses beauty), our society’s view can be summed up in the expression, “Beauty is in the eye of the beholder.” To contradict this notion is akin to heresy and an insult in our politically correct, technologically advanced world, where all is tolerated and accepted. If our contemporary world cannot explain beauty, then how can we extract meaning from “Beauty will save the world” by F. Dostoyevsky? Logically, those who work in the field of beauty, the artists, should be able to provide an answer to such a question. Those who live and breathe in the world of art are the painters, sculptors, composers, musicians, designers, writers, and other creative people. To the majority of them, the definition of beauty is also based on what appeals to a person’s senses. Regardless of the definition of beauty, every artist will easily identify with the notion, “Beauty will save the world” as a raison d’être for producing their art. So from these few lines, we can determine that in the contemporary world, beauty is subjective, based on its emotional appeal to the viewer or receiver of the artistic endeavor. So clearly, we can have no true and exact understanding of beauty from the secular world. Let us now turn to spiritual world. We as Orthodox Christians do have an absolutely objective definition of beauty. The Holy Fathers state that beauty is God Himself. St. Dionysius the Areopagite states in his treatise On Divine Names, “The Saints praise God as Beautiful as Beauty… All that is created arises from the Beautiful and Good, abides in the Beautiful and Good and returns to the Beautiful and Good. Everything that exists and appears, exists and appears thanks to the Beautiful and Good.”1 So now we as Orthodox Christians can honestly say that Beauty is no longer subjective, based on the whims of our childish definitions and understandings. Beauty now has a tangible definition, and instead of us giving a definition to beauty, Beauty gives definition to us. So now we understand that God is Beauty. Then how can we rationalize all that we see around us and

interpret it as beautiful? Let us start by stating the obvious: God is the Creator of the ends of the earth. (Isaiah 40:28) Therefore, everything that God has created was and is good, as St. Dionysius states, and in His Divine Wisdom and Goodness is made for us to use for our salvation. How can one look at the natural beauty of the sea, land and sky and not be in awe of the majesty before one? How many countless times through the centuries have artists been inspired by the muse of God’s creation to create that which lifts us up toward God? On April 17, 2012, the conference “The Fate of the Beautiful: the Place of Beauty in the Humanities” was held in Moscow. Metropolitan Hilarion (Alfeyev) of Volokolamsk (Chairman of the Department of External Relations of the Russian Orthodox Church) lectured on the theological aspects of beauty. In his lecture, Metropolitan Hilarion explained that the beauty we witness with our senses leads man on a path to God: “Nothing so awakens the soul, as attention to what is beautiful.” Also, “man is wounded by a love of Beauty,” “bound and intoxicated by it, stored and led prisoner to another world,” according to St. Macarius of Egypt.2 In the opinion of His Eminence, once a man is “wounded by beauty,” the beauty of creation, he can never live without her. The wonderment of the beautiful is a mystical experience that leads a man beyond his limitations, “puts him face to face with the unimaginable, and at the same time makes it close, joyful and desirable.”3 Therefore, all that we consider beautiful has the potential to lead us toward the eternally Beautiful—God. Art in its pure essence is something created by us (at times through Divine intervention) to enrich our lives and guide us out of the doldrums of our pettiness toward something higher. When the beauty in art no longer inspires us to arise but begins to perpetuate and enhance our passions, only then does it become poisonous and distorted. Beauty does have the potential to save the world if only we truly realize that God Himself is that Beauty!

Dionysius the Areopagite. On Divine Names. Chapter 4. Alexander Filippov. Nayuka krasotiy [The Science of Beauty]. www.pravmir.ru/nauka-krasoty. 3 Ibid. 1 2

VOL.22 (№3) (№3) 2014 2014 SPIRITUAL VOL. SPIRITUAL SPRING SPRING

ВРАТА НЕБЕСНЫЕ

ВРАТА НЕБЕСНЫЕ «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

«КРАСОТА СПАСЕТ МИР» Архимандрит Ириней (Стинберг), Сан-Франциско, Калифорния действительно спасает мир, и это откровение лежит в основе нашей жизни как православных христиан. Если мы понимаем ее правильно, она меняет нас. Она меняет наши отношения с Господом. Она ведет нас в глубину жизни во Христе.

НЕМНОГО ИЗ ИСТОРИИ ЗНАМЕНИТОЙ ФРАЗЫ

Domes and Swallows by Konstantin Yuon, State Tretyakov Gallery, Moscow, Russia

огда Федор Михай лович Дос тоевский написал фразу «красота спасет мир» в своем романе «Идиот» в 1869 году (через три года после выхода в свет имевшего большой успех романа «Преступление и наказание» и за целых одиннадцать лет до «Братьев Карамазовых» — книги, ставшей трудом всей его жизни), он едва ли мог себе представить, насколько часто эту фразу будут цитировать в последующие полтора столетия. И если мало кто из англоязычных читателей прочитал «Идиота» целиком — этот роман никогда не был столь популярен, как другие большие романы Достоевского, — то надо изрядно потрудиться, чтобы найти такого — православного или человека, который хоть раз задумывался о христианском понимании красоты, — кто не был бы знаком с этой строчкой. В одной этой фразе Достоевский выразил нечто прина д лежа щее иск л ючи те л ьно пра вос ла вию: он говорит о том уровне красоты — и ли, как говорят специалисты, эстетики — где она становится силой, преобразующей нашу веру и нашу жизнь. Это не дополнительное украшение творения и спасения — она спасает сама по себе. Это то, что формирует нас, перестраивает и превращает нас во что-то хорошее. Она превращает нас в красоту Господа. Но что значит это выражение? Эту фразу мы слышим настолько часто, что очень редко задумываемся над тем, что же она для нас раскрывает, и над тем, как истина, выраженная в этой мысли, может руководить нашей христианской жизнью. Хотел ли сам Достоевский сформулировать важную богословскую истину в одной фразе или нет (вопрос, что он сам имел в виду, написав эту фразу, широко обсуждается), тем не менее, красота ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Я не хочу писать статью об истории создания текстов Достоевского, но есть некоторые моменты в жизни самого писателя в годы, которые предшествовали написанию романа «Идиот», — из них мы с вами можем почерпнуть кое-что важное. Книга была написана в совершенно особенный период жизни автора. С 1849 по 1854 год Достоевский отбывал каторгу в тюрьме в Омске. Эти годы несвободы и труда сформировали его взгляд на мир на всю оставшуюся жизнь. (Интересно, что в заключении ему, как опасному преступнику, позволяли читать только Новый Завет, кроме периодов болезни, когда в лазарете давали читать и другие книги.) Практически сразу после освобождения, 14 февраля 1854 года, Достоевский публикует свои произведения одно за другим. Одна из первых книг о жизни в русских тюрьмах («Записки из мертвого дома», 1862) была написана только после выхода в свет «любовного романа» («Униженные и оскорбленные», 1861), где начали свое развитие темы, впоследствии захватившие писателя целиком: ценность страдания, унижение как жизненное искупление, надежда, которая рождается мучением. После тюрьмы его собственная жизнь была чередой взлетов и падений; и эти темы стали плодом размышлений не только о своей жизни в заключении, но и о беспокойном настоящем: Достоевский вступил в первый брак, не принесший ему семейного счастья. Незадолго до смерти жены он влюбился. Он путешествовал по России и Европе, зарабатывал хорошие деньги на своих произведениях и быстро спускал их, играя в рулетку, — привычка, которая несколько раз доводила его почти до банкротства. Но в конце 1866 года, когда выходившее частями «Преступление и наказание» получило всеобщее признание (хотя и не принесло ощутимых средств: всего 7000 рублей), Достоевский вернулся в Санкт-Петербург. Там он познакомился с Анной Григорьевной Сниткиной, которую нанял стенографисткой. Анна Григорьевна, преодолев свойственную Федору Михайловичу неорганизованность, смогла наладить вполне продуктивный порядок его писательской работы. А еще она стала любовью его жизни. 15 февраля 1867 года они обвенчались в Санкт-Петербурге, в этом процветающем городе. Медовый месяц пришлось отложить из-за долгов, но уже в апреле молодожены отправились в Европу, кото-

“BEAUTY WILL SAVE THE WORLD” Archimandrite Irenei (Steenberg), San Francisco, California

hen Fyodor Dostoyevsky penned the phrase “Beauty will save the world” in his novel The Idiot in 1869 (three years after his immensely successful release of Crime and Punishment and still a full eleven years before what would become his magnum opus, The Brothers Karamazov), he could little have imagined how often this singular phrase would be quoted over the century and a half that followed. While few English-speaking readers have read The Idiot in its fullness (it has never gained the popularity of Dostoyevsky’s other major works), one would be hard-pressed to find anyone in the Orthodox world, or anyone who has ever contemplated the Christian understanding of “beauty,” who is not familiar with this singular line. In one phrase, Dostoyevsky seems to have captured something uniquely Orthodox: the degree to which beauty—what scholars like to call the “aesthetic”—is something powerful and transformative in our faith and life. It is not an adornment “added on” to the work of creation and salvation; rather, it is saving in itself. It is something that shapes us, reshapes us, and transforms us into something good. It transforms us into the beauty of God. But what does this mean? It has become one of those phrases heard so often that we rarely stop to ponder just what it discloses, and just how that truth can shape our lives as Christians. For whether Dostoyevsky meant to sharpen a powerful theological truth down to a single phrase or not (and there is considerable debate over just what he himself meant when he wrote the phrase), the fact remains that beauty does save the world—and this revelation is at the heart of our lives as Orthodox Christians. If we understand it rightly, it changes who we are. It shapes our relationship with God. It draws us into a deeper Life in Christ.

SOME BACKGROUND TO THE FAMOUS PHRASE I don’t wish to write an article here on the textual history of Dostoyevsky’s works, but there are dimensions of his personal history in the years leading up to writing The Idiot that teach us something important. The book was written at a unique time in the author’s life. Dostoyevsky had been imprisoned in Omsk, Siberia, during 1849–1854. These years of conf inement and labor would shape his outlook for the rest of his days (during them, interestingly, he was—as a “dangerous criminal”— permitted to read only the New Testament, except during illnesses when the camp hospital offered additional reading materials). Almost immediately after being released on February 14, 1854, Dostoyevsky began a f lurry of publishing. He wrote one of the first novels about life in Russian prisons (The House of the Dead, 1862), only after writing a “romance novel” (Humiliated and Insulted, 1861), which began to develop the themes that would consume him: the value of suffering, the place of humiliation in redeeming life, hope that comes through anguish. His own life was a series of ups and downs after prison that made these themes ref lections on not only his incarcerated past, but also his tumultuous present: He married into an unhappy and tumultuous (though not loveless) marriage. He fell in love again at the death of his wife. He traveled across Russia and Europe, making small fortunes from his works, then losing them almost as quickly through a gambling habit that was effectively to bankrupt him several times. But in late 1866, with Crime and Punishment serialized to tremendous success (though not to overwhelming fortune: only 7,000 rubles), Dostoyevsky returned to St. Petersburg.

Portrait of Dostoyevsky by Vasily Perov, 1872. There he would meet Anna Gregorievna Snitkina, whom he hired as his stenographer and the woman who would help him organize his writing and transform his general disorganization into a productive work pattern. She would also become his great love. The two were married on February 15, 1867 in that f lourishing city. Their honeymoon was delayed by debts, but by April they were off for the Europe that Fyodor had gotten to know so well on his earlier travels, focusing on locations in Germany and Geneva that he felt encouraged his writing. It is here that we find Dostoyevsky’s personal setting for The Idiot. He was newly married, this time to a woman that he loved. He was in a land— Western Europe—that he knew well and that inspired him. There was tremendous joy and bliss, but there was also immense sorrow. Fyodor and Anna bore a child in March 1868, but the infant Sonya was to live only three months before succumbing to pneumonia. Dostoyevsky was shattered. And it was precisely during this period that he was working on The Idiot. VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

GATES OF HEAVEN

“BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD” GATES OF HEAVEN

ВРАТА НЕБЕСНЫЕ «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

рую Федор Михайлович уже хорошо знал по прошлым поездкам. Они подолгу задерживались в тех местах в Германии и в Женеве, которые, как он считал, способствовали его писательской работе. Именно здесь его личные обстоятельства как бы создали декорацию для романа «Идиот». Достоевский был недавно женат, и в этот раз на любимой женщине. Он путешествовал по Западной Европе — землям, которые хорошо знал и которые вдохновляли его. Он переживал огромную радость и счастье, но в то же время ужасное горе. В марте 1868 года у Федора Михайловича и Анны Григорьевны родилась дочь Соня, но малютка прожила всего три месяца и умерла от воспаления легких. Достоевский был убит горем. Именно в этот период он и работал над «Идиотом». Он начал писать роман в 1867 году, еще до рождения дочери, когда они с Анной жили в Баден-Бадене (Германия). Роман начал частями выходить в январе 1868 года. Когда произошла трагедия, они стали переезжать с места на место. Поехали в Веве в Швейцарии, затем в Милан и, наконец, во Флоренцию. Там писатель закончил роман, и последняя часть была опубликована в «Русском вестнике» в феврале 1869 года, почти через год после рождения дочери, уже после ее смерти. Но вскоре жизнь снова изменилась. Знал ли об этом Федор Михайлович или нет, но, когда он заканчивал роман, Анна уже ждала их второго ребенка. Дочь Любовь родилась в сентябре 1869 и возвратила радость в жизнь Достоевского. Это событие ознаменовало новый творческий период, когда семья вернулась в Россию, где писатель прожил до конца своих дней. Я так подробно остановился на жизни Достоевского, ибо знание того, что происходило с ним, внутри него и вокруг него в то время, помогает нам понять, что он имел (или не имел) в виду, когда написал свою знаменитую фразу о красоте. В его жизни было тогда столько всего прекрасного: новая любовь, начало супружеской жизни, чудесные пейзажи, которые приводили его в восторг. Рождение новой жизни. Но присутствовала там и исключительная трагедия: воспоминания о тюрьме, гнет подозрения по отношению к себе со стороны правительства на родине и кроме всего этого — боль от потери ребенка. И именно в этой обстановке, где смешались радость и горе, жизнь и смерть, свобода и принуждение, Достоевский написал о красоте. Он явно писал не о внешней красоте, иными словами, не о том, что всего лишь мило или привлекательно. Для этого в его жизни было слишком много трагичного. Но и наивным Достоевский не был. Облик истинной красоты, который можно распознать, например, в рождении ребенка, переживался им как нечто даже устрашающее. На определенном уровне такая красота не могла «спасти» — ведь его Соня все равно умерла.

ПРЕКРАСНЕЕ КРАСИВОГО Споры относительно того, какой смысл вкладывал Достоевский во фразу «красота спасет мир», продолжаются, но одно можно утверждать с уверенностью: обстоВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

ятельства его жизни привели к тому, что он раскрыл глубинную правду нашей православной жизни. Зачастую глубочайшие откровения происходят «случайно», когда Промысл Божий раскрывает нам реальность вне зависимости от того, осознаем ли мы это или нет. Ибо фраза Достоевского говорит, что красота — это не просто что-то привлекательное, и что спастись — это больше, чем просто избежать трагедии. Переживание Достоевским одновременно радости и горя в своей жизни привело его к пониманию того, что горе и радость взаимосвязаны, и эта мысль отражена во многих его произведениях. Действительно, он размышляет над той реальностью, которую мы, как православные христиане, должны хорошо понимать. Хотя этот мир был создан для радости, хотя наша жизнь должна была быть избавлена «от печали и воздыхания» (как поется на панихиде), грех исказил действительность, в которой мы живем ныне, — и Господь по невыразимой, непознаваемой, таинственной причине позволяет ей в таком виде существовать, чтобы обратить эту реальность нам во благо. Таким образом, мы живем в мире, где боль и счастье — это не противоположности, они часто сосуществуют, где радость и горе не только сплетены, но зачастую даже помогают друг другу подталкивать нас к лучшей жизни (то, что преподобный Иоанн Лествичник назвал скорбью, которую Господь претворит в радость). И именно эту реальность принял Господь Бог и Спаситель наш Иисус Христос, когда воплотился ради нашего спасения. И не поем ли мы даже сейчас, что «через Крест пришла радость всему миру» (из песнопения праздника Воздвижения Креста Господня и воскресной всенощной), постоянно провозглашая тайну, что это орудие страданий и казни является источником радости и вечной жизни. Это и есть истинная красота, как мы понимаем ее в Церкви. Посреди нашей мучительной жизни и исстрадавшегося мира стоит Господь и творит радость. Пусть смерть еще существует, но нет у нее силы: она уже повержена. Пусть страдания продолжаются, но и они могут стать чем-то животворящим, а не губительным для жизни. Мир может казаться (и даже быть) темным и полным скорбей, однако в этом мире обитает Господь, Он действует и благословляет новую жизнь. Поэтому нам, христианам, дана замечательная возможность видеть красоту. Когда мы наблюдаем, как мир уничтожает сам себя жадностью, гневом и ненавистью, берет доброе и естественное и превращает его во зло, — мы в тоже время видим простую воду, претворяемую во святыню путем молитвы, видим, как деревянные строения становятся Домом Божиим, — видим нечто прекрасное. Когда мы видим, как страдающий человек способен принять эти страдания как возможность для подвига Христа ради и путем мучительной борьбы вырывает их из рук диавола и преподносит Богу и таким путем обретает надежду и духовно возрастает, — мы созерцаем нечто поистине прекрасное. И, возможно, самое загадочное — это то, что мы находим красоту даже в смерти. Хотя она всегда приносит горе, нет на земле ничего кра-

“BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD” GATES OF HEAVEN

He began writing in 1867, before the birth of his daughter, while he and Anna were living in Baden-Baden, Germany (the novel began to be serialized in January 1868). Once tragedy struck, they began to move around. They went to Vevey in Switzerland, then Milan, then finally Florence. There The Idiot was completed, its final section published in The Russian Messenger on February 1869, a month shy of a year after the birth of his now-reposed daughter. But things were soon to change. Whether Fyodor knew it at the time, Anna was already pregnant with their second child at the time The Idiot was finished. Lyubov was born in September 1869, restoring a certain joy to Dostoyevsky’s life. This event initiated a new period of creativity and work, including the family’s return to Russia, where he would spend the rest of his life. I have focused on Dostoyevsky’s history to this degree, because knowing what was happening to, within, and around him as he wrote helps us understand what he meant (and didn’t mean) when he wrote his famous phrase about beauty. So much in his life at that time was beautiful: new love, a new beginning in marriage, the beautiful scenery of landscapes that he cherished. Birth, and new life. But there was also exceptional tragedy—the memory of prison, the oppression of the suspicion over his person (the lifelong police surveillance, despite his newly close relationship with the government of his fatherland), and above all, the anguish surrounding the loss of a child. A nd it is precisely amidst this mixture of joy and sorrow, life and death, freedom and oppression that Dostoyevsky wrote about beauty. He was clearly not writing about superficial beauty, in other words, things that are merely pretty; there was too much tragedy in the mix for that. But neither was he being simple-minded. The kind of true beauty found in, for example, the birth of a child, rattled him as something fearsome. On one level it could not “save”—his Sonya had still died.

BEAUTY THAT IS MORE THAN BEAUTIFUL Although great debate continues over what Dostoyevsky meant when he wrote “beauty will save the world,” the fact remains that his circumstances caused him to reveal a deep truth about our Orthodox life. Oftentimes, the deepest proclamations of the truth come “accidentally,” when God’s Providence discloses reality whether or not we are aware that it is happening. For what Dostoyevsky’s phrase reveals is that beauty is something more than merely being pretty, and that salvation is something more than escaping tragedy. The intersection of joy and grief in Dostoyevsky’s life led him to realize that the two are interconnected, and this theme is reflected in many of his works. Indeed, he reflects on a reality we must understand as Orthodox Christians. Although this world was created for joy, although our lives were fashioned to be free of “sorrow and sighing” (as we say at the funeral service), sin has altered the reality in which we live—and God in an unspeakable, unknowable mystery allows this condition to continue so that He might use it to our benefit. And so we find ourselves in a world where pain and happiness are not opposites, but often intertwined, where joy and sorrow are not only woven together, but often mutually help propel us towards a better life (what St. John Climacus called “ joy-creating sorrow”). And it is this reality that our Lord and God and Saviour, Jesus Christ, embraced when He took flesh for our salvation. For do we not sing, even today, that “through the Cross, joy has come into all the world” (Feast of the Precious Cross and Sunday Matins), giving eternal voice to the mystery that such an instrument of pain and suffering could be the birthplace of joy and endless life? This is real “beauty” as we understand it in the Church. In the midst of our tormented lives and tortured world, God takes His stand and creates joy. Death may still exist, but it has no power: It has been defeated. Suffering may yet continue, but it

Prince Vladimir chooses his people's faith. Miniature, 15th century. can become something life-creating rather than simply life-defeating. The world may appear (and may actually be) dark and sorrowful, yet in this world God lives, acts, and sanctifies unto new life. And so we, as Christians, are presented with the most remarkable opportunities to see beauty. When we watch the world consume itself with greed, anger, and hatred, taking what is natural and good and transforming it for evil, at the same time we see water made holy through a prayer or wooden structures made into Temples of God’s dwelling—we see something beautiful. When we behold angry and embittered hearts which yet, in the midst of that anger, find repentance and forgiveness through Christ, we see something beautiful. When we watch a fellow human being suffer but take that suffering as an opportunity for Christlike struggle, wrenching it from the hands of the devil and offering it to God as an opportunity for hope and spiritual growth, we are beholding something truly beautiful. And perhaps most mysterious of all, we find beauty even in death. Though it is always a cause of sorrow, there is nothing on this earth more beautiful than a good, pious death. In that

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ВРАТА НЕБЕСНЫЕ «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

Jesus Christ Pantocrator, Detail from Mosaic of the Deesis, 12th century, Hagia Sophia, Istanbul, Turkey. (Photo by Edal Anton Lefterov, Licensed under Public Domain) сивее, чем христианская кончина. При этом странном таинстве наши сердца горюют, но вместе с тем и радуются. Мы видим конец жизни, но ощущаем и ее начало. Мы являемся свидетелями «конца всего тварного мира», и в то же время мы абсолютно уверены, что «Бог идеже хощет, побеждается естества чин: творит бо, елика хощет» — «где угодно Богу, там преодолевается порядок естества» (Великий покаянный канон св. Андрея Критского), что вечность соприкасается с настоящим. Мы переживаем нечто истинно и глубоко прекрасное.

«НЕ МОЖЕМ МЫ ЗАБЫТЬ КРАСОТЫ ТОЙ» Вот красота спасающая: это красота Господа, который всегда стоит рядом со Своим творением, то есть с нами, во всех наших печалях и горестях, и претворяет их — и нас самих — в нечто священное. Это красота Господа, являющего Себя миру, не отдельно от наших обстоятельств, но с нами во всех наших испытаниях, и таким образом Он дает нам знать, что в этих самых испытаниях, в этой жизни Господь рядом. Это и есть то самое откровение истиной красоты, которое мы торжественно провозглашаем на Великом повечерии: «С нами Бог!». Когда мы созерцаем нечто истинно прекрасное, то вместе с ним приходит и спасительное: мы видим, что Господь рядом. Мы чувствуем Его любовь. Мы видим Его сострадание. И мы знаем, что Он стремится привлечь нас к Себе. Возможно, самое известное выражение этой глубокой истины, взятое из рассказа послов святого князя Владимира в «Повести временных лет», по праву является одВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

ним из наиболее цитируемых. Как известно, в 987 году они были посланы во все известные страны тогдашнего мира, чтобы найти достойную и подходящую веру для народов Руси. Вернувшись, они рассказали о своем приезде в Византию, где они посетили великий храм Святой Софии в Константинополе (ныне Стамбул в Турции). До этого они побывали у болгар, германцев и других народов, но, по их собственным словам, приведенным ниже, именно последний опыт глубоко изменил их. «И пришли мы в греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, — знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже здесь пребывать». Важно осознать, что умом послы практически ничего не могли понять из того, что они увидели на своей первой православной службе в том великолепном храме. Они совсем не знали христианского богословия и не понимали ни языка богослужения, ни культуры этого народа. Но когда они стояли там, под великолепным куполом, который можно увидеть и сейчас, они узрели нечто, изменившее их сердца. На мозаичных иконах — в храме Святой Софии они самые прекрасные в мире — они увидели изображение греха, смерти, но также и жизни и вечности. Они слышали пение, которое было одновременно печальным и радостным. Они видели нищих, бедняков и императоров, стоящих в одном месте, освещаемых светом, который одинаково струился как на простолюдинов, так и благородных по рождению. И что же они доложили князю? Они не сказали «мы были тронуты их верой» или «мы были поражены их богословием», а изрекли: «Не знали — на небе или на земле мы». Эта загадка жизни и смерти, радости и печали, горя и покаяния — она открыла им другой мир, «ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой». И среди всего этого они знали одно: «знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми». С нами Бог! Спасение — вот что открывает нам истинная красота. Она способна так сильно изменить сердце, что невозможно описать словами. Она может оставить вечный отпечаток в душе — «не можем мы забыть красоты той» — и этот отпечаток может привести сердце к новой жизни. И это истина, которая обязательно должна быть услышана в нашем сегодняшнем мире. Ибо здесь, в нашей собственной тьме, в наших собственных страданиях и горестях, Бог все же с нами. Он с нами среди нашей боли, среди нашей скорби, среди нашего страха. И Он с нами не как безучастный наблюдатель, а как Спаситель, как истинный Человеколюбец, который во славе Своей принесет радость всему миру. Перевод Ольги Камчатновой и Владимира Морозана

“BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD” GATES OF HEAVEN

strange mystery, our hearts grieve, yet they rejoice. We behold the end of life, yet we experience its beginnings. We stand witness to “the end of all created things” and yet taste with absolute certainty the fact that “when God so wills, the order nature is overcome” (Great Canon of St. Andrew), that eternity touches the present. We experience something truly, profoundly beautiful.

“WE CANNOT FORGET THAT BEAUTY” This is the kind of beauty that saves: the beauty of God standing fast with creation, with us, in all our sorrowing and grief, and making of it—and of us—something holy. It is the beauty of God showing Himself forth in our world, not as “apart” from our condition but with us in all our trials, and thereby making us aware that, in those very trials, in this life, God is here. This is a true revelation of real beauty, the very phrase we proclaim so solemnly at Great Compline: “God is with us!” When we behold what is truly beautiful, something salvific happens: We know God is here. We know His love. We know his compassion. And we know that He longs to draw us to Himself. Perhaps the most famous summary of this profound truth is, rightly, one of the most oft-cited, taken from the Russian Primary Chronicle—the memoirs of St. Vladimir’s emissaries. In AD 987, they were sent out over all the known earth to find a good and fitting religion for the peoples of Rus’, and recounted their coming to Greece, to the great Temple of Hagia Sophia in Constantinople (modern-day Istanbul in Turkey). They had formerly visited the Bulgars, the Germans and other peoples, but in their own words (as set down in this later document), this experience changed them profoundly: “Then we went on to Greece, and the Greeks led us to the edifices where they worship their God, and we knew not whether we were in heaven or on earth. For on earth there is no such splendor or such beauty, and we are at a loss how to describe it. We know only that God dwells there among men, and their service is fairer than the ceremonies of other nations. For we cannot forget that beauty. Every man, after tasting something sweet, is afterward unwilling to accept that which is bitter, and therefore we cannot dwell any longer here.” It is important to recognize that these emissaries would have intellectually understood little to nothing of what they were beholding during their first Orthodox service in that magnificent temple. They knew nothing of Christian theology, nor did they understand the language of the Divine Service, nor the culture of its people. But as they stood there, beneath that magnificent dome that can still be visited today, they beheld something that changed their hearts. In the mosaic icons (which in Hagia Sophia were like none other on earth), they saw the stories of sin, of death, but also of life and eternity. They heard music that was at once mournful and joyful. They witnessed beg-

Virgin and Child, Apse mosaic, 12th century, Hagia Sophia, Istanbul, Turkey. (Photo by Myrabella, Licensed under Public Domain) gars, paupers, and emperors in one and the same space, radiant by a power that touched the lives of the unwashed and the noble-born alike. And what did they say? Not “We were moved by their faith” or “We were impressed by their theology,” but “We knew not whether we were in heaven or on earth.” This mystery of life and death, joy and sorrow, grief and redemption—it disclosed to them another world, “for on earth there is no such splendor or such beauty.” And in the midst of all of this, they knew one thing above all else: “We know only that God dwells among men.” God is with us! This is the salvation that true beauty reveals. It has the power to change a heart beyond anything that words can describe. It can make a mark upon the soul that is everlasting—“for we cannot forget that beauty”— and that mark can lead a heart into new life. And this is a truth that needs to be heard, desperately, in our world today. For here, in our own darkness, in our own suffering and sorrow, God is still with us. He is present in our pain, our grief, our fear. And He is present not as observer, but as Saviour: the true Lover of Mankind who, in His glory, will bring joy into all the world. VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ТЕМА НОМЕРА

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

В СИЯНЬЕ КРАСОК ЗОЛОТЫХ... Беседа с художником-иконописцем Татьяной Маквети Елена Маряхина, Бельмонт, Калифорния И всё так близко и так далёко, Что, стоя рядом, достичь нельзя, И не постигнешь синего Ока, Пока не станешь сам, как стезя... Александр Блок

Tatiana McWethy (Photo by Evelina Phemister)

доме Татьяны Маквети можно услышать, как дышит Бог... И это не преувеличение. Воздух наполнен запахами красок и древесины, звучат долгие протяжные переливы православных церковных песнопений, и возникает такое чувство, будто время замерло. Только святые лики кротко взирают с икон. Святые образа, вышедшие из-под кисти Татьяны, повсюду в доме. Живые и дышащие, полные благодатной чистоты, они создают пространство, где видимый мир сливается с миром, недоступным глазу. Творчество Татьяны, ее иконы и картины на религиозные темы, — это живая молитва, воплощенная в красках. Рассказывая о своей работе и жизненном пути, Татьяна долго подбирала ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

слова, пытаясь найти те, которые только способны более глубоко раскрыть для зрителя то, что уже сказано ею посредством живописи. А краски для Татьяны не способ выразить себя, а способ жить с верой и делиться с другими людьми красотой, которую прочувствовала она сама. Елена Маряхина: Татьяна, когда у вас возник интерес к живописи? Татьяна Маквети: Я начала рисовать с трех лет. Часто наблюдала, как мой старший брат вместе с мамой рисуют. А однажды мама повела брата, которому было уже пять, в кружок для рисования. Мне в то время было только три года, я была слишком маленькой. Но увидев мои слезы, мама повела в кружок и меня. А потом была художественная школа и художественное училище, куда мы тоже вместе с братом ходили. — А как маленькая Татьяна открыла для себя икону? — Я росла в советское время, и икон тогда не было вовсе. Не было религии ни в семье, ни в обществе. Однако помню, как в школьной тетрадке я рисовала набросок храма и икону Пресвятой Богородицы. Трудно сказать, откуда возникли эти рисунки. Конечно, в городе Бердичеве (Украина. — Е. М.), где я родилась и провела детство, была церковь. Я также встречала иконы в некоторых книгах по искусству. Но тема религии была в то время совсем не популярна, и потому эти рисунки возникали как бы внутри меня, ниоткуда. — Татьяна, за каждой вашей работой стоят размышления о духовности, о жизни человека, о присутствии Бога в каждом моменте его жизни. Картины и иконы, которые вы пишете, говорят о вас как о думающем и тонко чувствующем человеке. Какие события вашей жизни привели вас к такому сложному жанру, как иконопись? — Шел 1990 год. Было сложное время, начало перестройки. Именно в это время я крестилась. И многое стало меняться. Мне тогда было двадцать два года, и я обучалась вольнослушателем в Санкт-Петербургской академии художеств. Много времени я проводила в библиотеке, изучая книги по искусству и по анатомии. И однажды произошла со мной чудесная история, изменившая мою жизнь. В один прекрасный день, выйдя из библиотеки, я встретила одну свою знакомую. Ее взгляд я не могу забыть до сих пор: в ее глазах отражались чистота, тишина и огромное небо.

WITHIN THE RADIANCE OF GOLDEN HUES... A Conversation with Artist–Iconographer Tatiana McWethy Elena Mariakhina, Belmont, California

And it is all so close and yet so far away, That thing, which standing near, cannot be reached, And you will never grasp the eye of blue, ’Til you yourself become just as the path… —Alexander Blok

t the home of Tatiana McWethy, one can hear God breathing— this is no exaggeration. The air is filled with the smell of paint and unfinished wood and the long, lingering phrases of Orthodox church hymns, while one has the distinct feeling that time is at a standstill as hallowed faces benevolently watch from the icons. These holy images, which emanate from Tatiana’s paintbrush, are all over the house. Living and breathing, full of graceful purity, they create a space in which the visible world melds with the world that is inaccessible to the naked eye. Tatiana’s art, her icons and religious artworks, are a living prayer given material form in paint. In discussing her work and her life’s path, Tatiana took a while to choose her words, searching for the right way to articulate the ideas she has already expressed through her art. For Tatiana, the pigments are not a medium for mere self-expression, but rather a means of sharing her living faith with others and that beauty which she herself feels so keenly. Elena Mariakhina: Tatiana, when did you first become interested in art? Tatiana McWethy: I began drawing when I was three years old. I often watched my older brother drawing with my mother. One day my mom took my brother, who was already five, to a drawing group. At the time, I was only three years old, and I was too little [to go]. But seeing my tears, my mom took me to the group too. After that, there was art school and then art college, which my brother and I also attended together. — And how did little Tatiana discover icons?

The Theotokos of Vladimir — I grew up in Soviet times, and there weren’t any icons at all. There was no religion in the family, nor in society. Nonetheless, I remember how I drew a sketch of a church and an icon of the Holy Theotokos in my school notebook. It’s difficult to say where these images came from. Of course, there was a church in the city of Berdychiv [Ukraine. — E. M.], where I was born and spent my childhood. I also encountered icons in some books about art. But at the time, the topic of religion was not popular at all, and so these sketches seemed to appear as though from within myself, out of nowhere. — Tatiana, behind each of your pieces, there is the contemplation of spirituality, of human life, of the presence of God in each moment of a person’s life. Your paintings and icons speak of you as a thinker, a deeply feeling person. What events

in your life brought you to a genre as complex as iconography? — It was 1990. It was a difficult time, the beginning of perestroika. And it was at this time that I was baptized. And a lot started to change. I was twenty-two years old then, and I was studying as an auditor at the St. Petersburg Academy of Arts. I spent a lot of time in the library, poring over books on art and anatomy. And then something wonderful happened to me that changed my life. One beautiful day, as I walked out of the library, I ran into an acquaintance of mine. I can’t forget her expression to this day: I could see purity, stillness, and an enormous sky reflected in her eyes. She told me about the Pskovo-Pechersky Monastery, and I immediately wanted to go there. At that very moment I realized that something was missing in my life. On a frosty December evening, I arrived at the monastery. Have you ever been to the Pskovo-Pechersky Monastery? — Isn’t that the monastery described so well by Father Tikhon (Shevkunov) in Everyday Saints? — Yes, that’s right. The book describes the very same period which I experienced. I was lucky enough to see the righteous elders written about in the book. When I arrived there, this feeling came over me, as though I were really back in the sixteenth century. I made it to the evening service, which was held at the church of the Dormition of the Most Holy Mother of God. It’s impossible to express in words the feeling of standing in this church, filled with its ancient icons in timeworn frames,

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

THEME OF THE ISSUE ТЕМА НОМЕРА

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

Icon of the Mother of God “Quick to Hear” Она рассказала мне про Псково-Печерский монастырь, и мне сразу же захотелось туда поехать. В тот момент я осознала, что мне чего-то очень не хватало в жизни. Морозным декабрьским вечером я приехала в монастырь. Вы когда-нибудь бывали в Псково-Печерском монастыре? — Это ведь тот самый монастырь, который так хорошо описан отцом Тихоном (Шевкуновым) в «Несвятых святых»? — Да, в книге описан тот самый период, который я застала. Мне посчастливилось видеть преподобных старцев, о которых говорится в книге. Когда же я оказалась там, у меня возникло такое чувство, что я нахожусь в настоящем XVI веке. Я попала на вечернюю службу, которая проходила в церкви Успения Пресвятой Богородицы. Невозможно передать в словах то чувство, когда ты стоишь в этой церкви, наполненной старинными иконами в старинных окладах, молитвой, свечами. Я очутилась в совершенно особом мире, которого до того момента не знала. После службы, вечером, я вышла из храма и увидела огромное небо со звездами, и такие же звезды сияли на куполах. Однако нужно было где-то остановиться на ночлег. К счастью, в Печорах — поселке, где располагается монастырь, — люди часто принимают в своих домах приезжих паломников. Я постучала в окно одного из домов, и меня приняли. На следующий день я пришла в монастырь и спросила, как найти отца Феодосия, о котором рассказала моя знакомая. Я ждала отца Феодосия в приемной монастыря, а рядом со мной стояли люди, которые ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

тоже чего-то ждали. Вдруг выходит старенький монах, и все эти люди кидаются к нему, чтобы получить благословение. Решила, что мне тоже нужно подойти под благословение, и преподобный старец меня благословил. Когда же вышел наконец иеромонах Феодосий, то был очень удивлен, стал расспрашивать, кто я такая и откуда приехала. Спрашивает: «А паспорт у вас есть?». Паспорта у меня, конечно, не было, потому как зачем же в монастырь ехать с паспортом? (Смеется.) Отец Феодосий подошел к старцу и спросил, что же со мной делать. Только тогда я узнала, что старец, у которого волей Божией я получила благословение, не кто иной, как отец Иоанн (Крестьянкин). Отвечает он отцу Феодосию: «Я ее благословил, значит, так ей тут и оставаться». Вот так я и осталась в монастыре на три недели, на послушании у отца Феодосия. Я переписывала с аудиокассеты лекции воскресной школы при монастыре — такое мне отец Феодосий послушание придумал. Эти три недели изменили все мое понимание жизни. — С каким чувством вы вернулись из монастыря в мирскую жизнь? — Возвращение было мучительным. Я снова оказалась в хаосе перестроечного периода, и мне казалось, что люди вокруг меня не понимают, что делают и куда идут. Однако на прощание отец Феодосий благословил меня и подарил маленькую брошюру, которая называлась «Молитва: искусство из искусств». Я прочитала тогда и задумалась о глубине и значении этих слов. — После возвращения из монастыря вы и начали заниматься иконописью? — Да, в этот период в Санкт-Петербурге организовалась частная церковно-иконописная мастерская. Нас обучали темперной и масляной живописи под руководством художника-реставратора Ольги Надарейшвили и иконописца Нины Старостиной. Приходили к нам преподаватели из Академии художеств и Духовной академии. Студентов было всего шесть, и студия просуществовала недолго, но это был уникальный опыт, мой первый опыт работы над иконой. — Что для вас как для художника означает понятие «хорошая икона»? — Для меня «хорошая икона» — это та, в которой я чувствую присутствие Бога или святого, изображенного на ней. — Чтобы написать икону, считается, что нужно быть очень образованным, много знать, читать, понимать. Однако вспоминается сказка «Птица Сирин и всадник на белом коне» Георгия Юдина. В ней описан русский крестьянин, который был совершенно необразованным, но с детства стремился к Богу, и стал иконописцем. Должен ли иконописец быть образованным человеком? — Смысл образованности в наше время утерян. В слове образование усматривается «образ». Для меня образование означает богопознание. То есть нужно жить и учиться для того, чтобы познать Бога. Исходя из этих

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

prayer, and candles. I found myself in a completely separate world, which I had not known up to that moment. In the evening, after the service, I walked out of the church and saw a great big starry sky, and the same sparkling stars on the cupolas. Still, I had to find somewhere to spend the night. Fortunately, the people who live in Pechora—the village in which the monastery is located— often take the newly arrived pilgrims into their homes. I knocked on the window of one of the houses, and they took me in. The next day, I came to the monastery and inquired how I might find Father Theodosy, whom I had heard about from my acquaintance. I waited for Father Theodosy in the monastery foyer, standing beside some people who were also waiting for someone. Suddenly, an elderly monk walked in, and all of those people flocked to him for a blessing. I decided that I should also go up to be blessed, and the righteous elder gave me a blessing. When Hieromonk Theodosy finally came out, he was very surprised and began asking who I was and where I had come from. He asked me: “Do you have a passport?” I, of course, didn’t have a passport, because why would I need to take a passport to visit a monastery? (Laughs.) Father Theodosy approached the elder and asked what to do with me. Only then did I discover that the elder from whom I had, by the grace of the Theotokos, received a blessing, was none other than Father John (Krestiankin). He answered Father Theodosy: “I gave her a blessing, so it must mean that she is to stay here.” And so I stayed at the monastery for three weeks, in obedience to Father Theodosy. I transcribed audiotapes of lectures from the monastery’s Sunday school—that was the obedience Father Theodosy thought up for me. Those three weeks changed my whole understanding of life. — How did you feel when you returned to ordinary life after the monastery? — The return was distressing. Once again I found myself in the chaos of the perestroika, and it seemed that the people around me didn’t know what they were doing and where they were going. Upon my departure, Father Theodosy had blessed me and given me a little pamphlet entitled “Prayer: Art of Arts.” I read it and pondered the profundity and the significance of those words. — Did you take up iconography after your return from the monastery? — Yes, around that time, a private church iconography studio was organized in St. Petersburg. We were taught to paint with tempera and oil paints under the guidance of the artist and restoration expert Olga Nadareishvili and the iconographer Nina Starostina. We were visited by instructors from the Academy of Arts and the Theological Academy. There were only six students, and the studio lasted just a short time, but this was a unique experience— my first experience in working with icons. — What does a “good icon” mean for you as an artist? — For me, a “good icon” is one in which I can feel the presence of God, or of the holiness depicted in it.

Icon of St. Nicholas — It is considered that, in order to paint an icon, one must be very educated, know a great deal, read and understand a great deal. Yet one recalls Georgi Yudin’s story, “The Siren and the Rider on the White Horse.” In it, he describes a Russian peasant who was completely uneducated but had been drawn to God since childhood, and who became an iconographer. In your view, does an iconographer need to be an educated person? — In our time, the purpose of being educated has been lost. The [Russian] word for education, obrazovaniye, contains the word obraz—or image. For me, obrazovaniye means knowing God. That is, one must live and learn in order to know God. Based on that premise, one can evaluate how educated a person really is. One encounters people who seem very educated on the surface but are inwardly illiterate. These types of people have no business painting icons. Whereas a simple person, with a pure soul and a knowledge of God, needs nothing more than that. Such a person is educated in truth and capable of creating a good icon. I’d like to add that iconography is a form of religious art and can only be grasped within the bosom of the Orthodox Church. — Is the blessing of a priest necessary to begin painting an icon? — A blessing is necessary, as is Communion and heartfelt prayer. — What role does prayer play in iconography? VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

♦

Икона и молитва — почти синонимы. С молитвой ты обретаешь беспредельную свободу для творчества, и уже не ты пишешь икону, а икона пишет тебя и рассказывает тебе о чем-то. ♦ позиций, можно судить об образованности человека. Встречаются люди, внешне очень образованные, а внутренне безграмотные. Таким людям не нужно писать икон. Человеку же простому, с чистой душой, знающей Бога, больше ничего не нужно. Такой человек поистине образован и способен написать хорошую икону. Добавлю, что иконопись — это церковное искусство, и его можно постичь только в лоне Православной Церкви. — Нужно ли благословение священника на то, чтобы приступить к написанию иконы? — Нужно и благословение, и причащение, и усердная молитва. — А какую роль в иконописи занимает молитва? — Молитва составляет основу иконописания и полностью меняет внутреннее ощущение. У художников порой складывается представление об иконописи как о скучном процессе, потому что нужно следовать канону, уже заданным цветам и формам. На самом деле создание иконы полно творчества именно благодаря молитве, поскольку она преображает весь процесс. Икона и молитва — почти синонимы. С молитвой ты обретаешь беспредельную свободу для творчества, и уже не ты пишешь икону, а икона пишет тебя и рассказывает тебе о чем-то. — Процесс создания иконы отличается от процесса создания картины. Расскажите о том, как создается икона. — Процесс создания иконы уникален, во многом символичен. Я расскажу о том, как создается икона на примере темперного письма. Икона пишется на деревянной доске, которая символически означает древо познания добра и зла. Дерево используется также для того, чтобы икона могла жить в веках. Доска проклеивается и наносится поволока — специальный льняной ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

материал. Символически это можно представить как отрешение от материального мира. Затем тонкими слоями наносится левкас, состоящий из клея и мела. Благодаря ему мы создаем белую поверхность, дающую свет, проходящий сквозь краски. После этого мы переходим к графье, то есть наносим на доску рисунок. Работа с линией является очень серьезным этапом, поскольку именно через линию нужно передать пространство и форму, и тут необходимо мастерство владения кистью. Затем, если необходимо, наносится позолота, и только теперь мы приступаем к раскрытию красочного слоя. Краски составляют на основе яичной эмульсии и натуральных пигментов. В иконе, в отличие от картины, цвета локальны, и именно за счет линейного построения возникает объем формы. Линия в иконе должна быть очень выразительна, поскольку с помощью линий на плоской доске создается божественное пространство. — Получается, что в картине и в иконе пространство строится по-разному? — В живописи мы пользуемся линейной перспект ивой, котора я строится так, что человек — зритель — является центром. В иконописи используется метод обратной перспективы, где центром является Бог, Который смотрит на человека через икону. — Вы создаете иконы как в стиле темперного, так и академического письма. Чем отличаются эти стили? — Разница очень большая. Прежде всего, иконы академического письма пишутся маслом. Кроме того, при академическом письме используется линейная перспектива, а лик приближен к портрету. Несмотря на различные споры, иконы XIX века также являются

частью нашего культ урного наследия. Ведь если вспомнить, Серафим Саровский молился перед иконой «Умиление», написанной в стиле позднего письма. А в XIX веке при Валаамском монастыре существовала мастерская, иконописцы которой создавали прекрасные образцы позднего письма. — Как меняется ваша жизнь в период, когда вы работаете над иконой? — То время, когда я пишу икону, является особенным в моей жизни. Это время сосредоточенной молитвы, углубленного общения с тем святым, образ которого пишу. Например, недавно я писала икону святой пророчицы Анны. В этот период я читала житие и молитвы святой Анне, пыталась погрузиться в этот образ, понять и прочувствовать жизнь святой. Ведь икона пишется сердцем, и образ святого нужно почувствовать сердцем. — Какова, на ваш взгляд, роль иконы в жизни Правосл авной Церкви? — Церковь Православная немыслима без иконы. Икона, как и Святое Писание, рассказывает нам о Боге, является Словом Божиим, только написанным в виде зрительного образа. — А как икона рассказывает о божественном? — С помощью линий и цвета. В иконе часто смысл передается через символ. Нужно учиться понимать язык иконы. Так, например, поля иконы символизируют мир земной, а ковчег — внутреннее пространство иконы — является изображением мира божественного. Нимб святого часто выходит за рамки ковчега. Так символически происходит слияние мира земного и мира божественного. Когда человек молится, он постигает икону, и это не рациональное знание. — Когда смотришь на икону, в святом лике порой угадываются оттенки человеческих чувств. — Икона не бесчувственна, но при этом эмоциональность не присуща святому образу. Иконописец не должен стремиться изобразить святого радостным, грустным или

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

♦

Icon and prayer—they are almost synonyms. With prayer you have limitless freedom for creativity, and it is no longer you who are painting an icon, but the icon that is painting you and telling you about something. ♦ — Prayer constitutes the foundation of iconography and completely changes one’s inner state. Artists are sometimes under the impression that iconography is a tedious process because one must adhere to a canon, to predetermined colors and forms. In reality, the making of an icon is full of creativity, namely thanks to prayer, because [prayer] transforms the entire process. Icon and prayer—they are almost synonyms. With prayer you have limitless freedom for creativity, and it is no longer you who are painting an icon, but the icon that is painting you and telling you about something. — The process of creating an icon is different from the process of creating a painting. How do you create an icon? — The process of creating an icon is unique in that it is, in many ways, symbolic. I can explain how an icon is made by using the tempera technique as an example. An icon is painted on a wooden board, which symbolizes the tree of knowledge of good and evil. Wood is also used so that the icon can survive for ages. The board is coated with adhesive and a special linen fabric (povoloka) is applied to it. Symbolically, this may be interpreted as renunciation of the material world. Afterwards, a mixture of glue and chalk (levkas) is applied in thin layers. Thanks to this [process], a white surface is created, which gives off light that comes through the paint. Next, we move on to the design—that is, we transfer the drawing onto the board. Working with the line drawing is a crucial stage, since it is precisely through lines that we must relate space and form, so mastery of brushwork is critical. Next, if it’s necessary, gold leaf is applied, and only afterwards do we approach the layered development of the pigment. The paints are made of natural pigments in an egg-based emulsion.

Unlike paintings, icons utilize concentrated colors, and so it is specifically line construction that is responsible for creating depth of form. Any line in an icon must be very expressive, since it is with the help of these lines that a divine space is created on a flat board. — So space is constructed differently in an icon than it is in a painting? — In painting, we use the linear perspective, which is constructed in such a way that a person—the viewer—is central. In iconography, we use the method of inverse perspective, in which the central point is God, Who looks out at the person through the icon. — You create icons in both tempera as well as in the academic style of iconography. How do the two styles differ from each other? — The difference is a very big one. First and foremost, icons painted in the academic style are done with oil paints. In addition, the academic style employs the linear perspective, while the representation of the face approximates that of a portrait. Regardless of the different controversies, the icons of the nineteenth century are just as much a part of our cultural heritage. After all, one need only recall that Seraphim of Sarov would pray before the Umilenie [Tenderness] Icon, completed in the late iconography style. And in the nineteenth century, there was a studio at the Valaam Monastery, the iconographers of which produced wonderful specimens of the later style. — How does your day-to-day life change during those times when you are working on an icon? — Those periods of time during which I’m painting an icon are very special in my life. They are a time of focused prayer and intensified communion with the saint whose image I’m depicting. For example, I recently painted an icon of St. Anna. During that period, I read about her life as

Christ in the Tomb well as the prayers dedicated to her, attempting to immerse myself in her image, to understand and feel the life of this saint. After all, an icon is painted with the heart, and the image of the saint must be felt with the heart. — What, in your view, is the role of the icon in the life of the Orthodox Church? — The Orthodox Church is unimaginable without the icon. The icon, like the Holy Scriptures, tells us about God—is the Word of God, only written in the form of a visual image. — And how does an icon tell us about the divine? — With the help of line and color. Within icons, meaning is often related through symbol. One must learn to understand the language of the icon. How, for example, the margins of the icon symbolize the corporeal world, while the shrine—the central space of the icon—serves as a depiction of the divine realm. The nimbus of a saint often extends beyond the borders of the shrine. Thus, a symbolic confluence of the corporeal world VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

♦

Икона не отражает историю русского народа, она преображает эту историю. ♦

“Prayer,” oil on canvas строгим. Чувственная сторона живописи неприемлема в православной иконописи. Если же человек видит в иконе определенные эмоциональные черты, то это скорее свойственно душевному состоянию самого человека. К тому же восприятие одной и той же иконы может меняться у человека в течение жизни. Ведь икону можно читать как Библию и с течением времени открывать ее по-новому. Это говорит о духовном возрастании человека. — Можно ли сказать, что икона отражает историю русского народа, путь его духовного развития? — Я думаю, икона не отражает историю русского народа, она преображает эту историю. В иконе виден преображенный мир, мир открытой божественной истины. И когда человек смотрит на икону, молится на нее, он постигает эти божественные истины. Это преображает его жизнь и его самого. Икона говорит нам о том, что мир материальный — это еще не предел, и что за ним есть мир невидимый, мир божественный, мир ангельский, и что наши души вечны. Икона заставляет мыслить по-новому и учит нас следовать евангельским заповедям, быть добрыми, верить. — Татьяна, изображение иконы присутствует во многих ваших картинах. Это отдельное направление вашего творчества. — Я стала писать картины на религиозные темы, когда приехала в Соединенные Штаты. Началось все со слов

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

псалма: «Господня земля, и исполнение ея, вселенная и вси живущие на ней» (Пс. 23:1). Мир так прекрасен вокруг, во всем видится красота и Божие благословение, и мне очень захотелось выразить это средствами натюрморта. Первая картина из этой серии — натюрморт с Казанской иконой Божией Матери (2008) [использован в оформлении на 2-й странице. — Ред.]. В центре картины — Казанская икона Божией Матери с Младенцем Христом. Перед иконой зажженная свеча — символ молитвы. На картине пламя свечи и сердце Божией Матери символически совпадают. Икона покрыта белым рушником. Позади вьется виноградная лоза как символ Христа: «Я есмь виноградная лоза, а Отец Мой — Виноградарь» (Ин. 15:1). — Хотелось бы поговорить о символизме, заложенном в этих картинах. Так, на картине «Молитва» мы видим фигуру согбенной женщины, стоящей у иконы Пресвятой Богородицы. Расскажите об этой работе. — По композиции картина проста. Вы видите часть старинного иконостаса, лампадку и фигуру у старинной иконы. Эта фигура выражает собой полное смирение... Вот человек в старости, уже жизнь прожита... Мы не знаем, что довелось испытать в жизни этой женщине. Мы не видим ее лица, только согбенную спину. В какой-то момент жизни человек приходит к Господу и обращается к Нему всем сердцем: «Только Ты, Господи». В этой картине есть еще другая тема — тема русских женщин, которые сохранили веру в годы войны, революции, безбожия. — В своих картинах вы удивительным образом собираете элементы, отображающие саму нашу жизнь. — Ведь картины и есть часть моей жизни. Икона, колоски, яблоко, письмо... Мне интересно, что меня не будет, а картины будут жить. Это пространство моей жизни. Я сажусь у холста и начинаю писать, и я живу. — Какие темы вы хотели бы развить и проработать в будущем? — Мне бы хотелось продолжать заниматься иконописью, развивать тему церковно-исторической живописи в натюрморте. Одновременно хочется попробовать раскрыть исторические темы, связанные с русской жизнью в Калифорнии, такие как Форт-Росс, история русской эмиграции. Хочется продолжать писать о последней царской семье. — Вы верите, что ваше творчество способно что-то изменить в людях? — Китайский мудрец сказал, что один взмах крыльев бабочки может повлиять на дождь на другом конце света. Возможно, и мои картины — такой вот взмах крыльев бабочки, который может что-то изменить.

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

♦

I think that the icon does not reflect the history of the Russian people—it transforms it. ♦ and the divine realm takes place. When a person prays, he [begins to] comprehend an icon, and this does not originate from rational knowledge. — Every so often, while contemplating an icon, one detects a glimmer of human emotion. — An icon is not without feeling; however, emotionality is not appropriate in a holy image. The iconographer should not strive to depict a saint as joyous, sorrowful, or stern. The emotional element of art is not acceptable within Orthodox iconography. If a person sees certain emotional characteristics in an icon, then this is most likely representative of the emotional state of that person. Furthermore, an individual’s perception of the same icon can change throughout that person’s life. After all, an icon can be read like the Bible, to be rediscovered again and again over the course of a lifetime. This speaks to the spiritual maturation of a person. — Could one say that the icon reflects the history of the Russian people—the path of their spiritual development? — I think that the icon does not reflect the history of the Russian people—it transforms it. A transformed world, a world of revealed divine truths, can be seen in an icon. And when a person looks at an icon, prays before it, he comprehends these divine truths. This transforms his life and his person. The icon communicates to us that the material world is not the ultimate pale, and that beyond it there is an invisible world, a divine world, a world of angels, and that our souls are immortal. The icon forces us to think in a new way and teaches us to adhere to the laws of the Gospel, to be good, to believe. — Tatiana, the image of an icon is present in many of your paintings. This is a separate branch of your work. — I began creating paintings with religious themes when I came to the United States. It all began with the words of the psalmist: “The earth is the Lord’s and the fullness thereof; the world, and they that dwell in it.” (Ps. 24) The world around us is so magnificent; one can see beauty and God’s benediction in everything, and I really wanted to express this by means of the still-life painting. The first painting in this series is the still life of the Kazan Icon of the Mother of God (2008) [See inside cover]. In the center of the painting is the Kazan Icon of the Mother of God with the Infant Savior. Before the icon there is a burning candle—a symbol of prayer. In the painting, the f lame of the candle and the heart of the Mother of God symbolically coincide. The icon is covered with an embroidered white towel. Behind it, a creeping grapevine symbolizes Christ: “I am the True Vine, and My Father is the husbandman.” (John 15:1). — I’d like to talk about the symbolism embedded in these paintings. In the painting entitled “Prayer,” we see a

“David’s Psalms,” oil on canvas hunched-over female figure standing at the icon of the Theotokos. Tell us about this piece. — Compositionally, the painting is a simple one. You see part of an antique iconostasis, a vigil lamp, and a figure [standing] at an ancient icon. This figure is emblematic of complete humility… Here is a person in old age; life has run its course… We don’t know what this woman happened to experience in her life. We do not see her face, only her hunched back. At some point in life, a person comes to God and turns to Him wholeheartedly: “Only You, Lord.” There is another theme in this painting—the theme of Russian women, who preserved the faith during years of war, revolution, godlessness. — In your paintings, you have a surprising way of combining elements representative of life itself. — Well, paintings are a part of my life, after all. An icon, a single kernel of wheat, an apple, a letter… It’s interesting to me that I will no longer be here, but my paintings will live on. This is the space within which my life occurs. I sit down at a canvas and begin to paint, and I live. — What themes would you like to explore and try in the future? — I would like to continue to work on iconography [and] develop the motif of religious–historical themes within still-life paintings. At the same time, I want to explore historical themes tied to Russian life in California, such as Fort Ross, the history of the Russian emigration. I would like to continue to paint the last royal family. — Do you believe that your work is capable of changing something inside of people? — A Chinese philosopher once said that a single flap of a butterfly’s wings can cause rain halfway around the world. It’s possible that my paintings are like a flapping of the butterfly’s wings, one that can cause some kind of change. Translated by Maria Wroblewski VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

«МЫ НЕ СОЗДАЕМ КРАСОТУ» Интервью с Андреем Руденко Лиза Джоанна Смит, Ронерт-Парк, Калифорния

Андрей Руденко начал петь в церкви с семилетнего возраста. Интерес сына к хоровому дирижированию поощрял и направлял его отец — Владимир Руденко. Андрей Владимирович является регентом хора в бурлингеймской церкви Всех cвятых, в земле российской просиявших, с 2001 года, и на этом посту он уже двенадцатый. В интервью он рассказывает о том, что церковное пение — это их семейное увлечение, о влиянии, которое оказала на него классическая музыка, о своем переезде из Бостона на Западное побережье и о том, насколько хор служит украшению церковной службы. Лиза Джоанна Смит: Расскажите немного о своей семье. Каким образом хоровое дирижирование и пение стали семейной традицией? Кто еще в вашей семье занимается церковной музыкой? Андрей Руденко: Мой отец (Владимир Руденко, в течение долгого времени служивший регентом хора в бостонской Богоявленской церкви. — Л. Д. С.) сформировался как певец в церкви — так же, как и его сестра Ксения. Дед Павел Андреевич, еще в Югославии, прекрасно пел басом. Бабушка тоже много лет пела в церкви — у нее был альт. А затем она много лет была тенором в Бостоне. Моя жена Марина и вся ее семья (Голубевых. — Л. Д. С.) тоже всю жизнь пели в церковном хоре. Так что для нас с Мариной это вполне естественно. О т е ц н ач а л д и р и ж и р о в а т ь хором еще подростком в Югославии и все послевоенное время управлял хором студентов, который давал концерты и пел в церкви. Когда отец жил в Марокко, он пел с Евгением Ивановичем Евецем, который по праву считается вы да ющ имс я ди ри жером. Моя дочь Татьяна много лет пела в Бурлингейме. Ее муж А лександр Сарандинаки несколько лет пел у нас басом. Мой сын Павел руководит нашим приходским мужским хором, а у его невесты А нисии Темидис первоклассное сопрано, и она регентовала в Наяке (НьюВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Йорк). Я руковожу хором по воскресеньям и, когда у меня есть возможность, то и в дни больших церковных праздников, а со службами по будним дням вк лючая длинные сложные великопостные службы, Марина справляется сама. В этом я на нее полагаюсь (как и во многом другом). За последние четырнадцать лет она в совершенстве освоила сложные службы. — Вы получили формальное музыкальное образование? — Кое-какое в старших классах: меня взял под свое крыло замечательный учитель музыки. Я стал петь в школьном хоре. И немного дирижирова л в русском лагере в Нью-Йорке. Что касается формального обучения, то я получил некоторые музыкальные знания в университете, когда учился на инженера. Я поступил в хор и подружился с дирижером. Я обучался у него на факультативном курсе по гуманитарным наукам, и он преподал мне самые основы: как анализировать музыку, познакомил меня с техникой владения дирижерской палочкой и т. п. Он устроил меня помощником хорового дирижера. Возможно, самым ценным оказалось то, что уже с восемнадцати или девятнадцати лет я начал петь в лучших хорах Бостона. Меня приняли в Общество Генделя и Гайдна — старейшее в Бостоне. С самого начала мой отец поощрял занятия классической музыкой —

это была его страсть. Мне посчастливилось петь у дирижеров, которые хорошо знали свое дело. Когда я вступил в Бостонский хор симфонического оркестра, им руководили лучшие в мире дирижеры. Практически на каждой репетиции я не только пел, но и старался наблюдать, что и как они делали… Я старался собрать в свою копилку дирижерские приемы, наблюдая, как они по-разному подходили к разной музыке, как они работают с оркестром, а как — с хором. Я пел в этих хорах в течение почти двадцати лет. — Расска жите о ва шем хоре в бу р л инг еймской церк ви Всех святых, в земле российской просиявших. — У нас смешанный хор примерно из тридцати пяти человек, а недавно мы стали петь вместе с мужским коллективом. Наши певцы — самые разные, разного возраста и разного уровня музыкальной подготовки. Репетиции смешанного и мужского хоров проходят порознь раз в неделю. Павел сам регентует на отдельных службах, где поет мужской хор, а я пою под его руководством. В других случаях оба коллектива поют антифонно. — Как вы понимаете духовный аспект хора и его роли в богослужении? Как вы, например, балансируете между двумя моментами: хор одновременно и дает представление, и молится?

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

WE DO NOT CREATE THE BEAUTY: An Interview with Andrei Roudenko Lisa Joanna Smith, Rohnert Park, California

Andrei Roudenko began singing in church services at the age of seven. His interest in church choir conducting was nurtured and guided by his father, Vladimir Roudenko. Andrei Vladimirovich has been the choir director at the Burlingame Church of All Russian Saints since 2001, the twelfth to hold this position. In this interview, he speaks about how church music is a family affair, about his formative experience in classical music, his move from Boston to the West Coast, and the role of the choir in enhancing the beauty of the services. Lisa Joanna Smith: Tell us a bit about your family: How is choir directing and singing a family tradition? Who else in your family is involved in church music? Andrei Roudenko: My father [Vladimir Roudenko, a long-time choir director at Boston’s Church of the Theophany] grew up in the church as a singer and so did his sister Xenia. My grandfather Pavel Andreyevich was a solid bass back in Yugoslavia. My grandmother also sang for many years in the church as an alto and sang tenor for many years in Boston. My wife Marina’s family (the Golubovs) on both sides grew up singing in church choirs all their lives. So, it’s perfectly natural for Marina and I. My dad started conducting choir as a teenager in Yugoslavia, and through the postwar [era] had a choir of students who performed concerts and sang church services. During their immigration to Morocco, my father sang with Evgeniy Ivanovich Evetz, a well-known conductor in his own right. Tatiana my daughter sang in Burlingame for many years. For several years, her husband Alexandre Sarandinaki sang bass with us. [My son] Pavel has taken on directing our parish male choir, and his fiancée Anisia Temidis is a first-rate soprano and has conducted in Nyack, New York. I conduct the weekend services and as many holiday services as I can, but the weekday services, in-

cluding the lengthy and complicated services of Great Lent, Marina does independently. I depend on her for that (and much more). Over the last fourteen years, she has acquired considerable expertise in the rubrics of complicated services. — Did you have formal musical training? — Some in high school; I was taken under the wing of an excellent music teacher. I joined the school choir. And I did some conducting at the Russian Camp in New York. In terms of formal training, I had some at the university when I was an engineering student, joined the chorus there, and became friends with the conductor. As part of my liberal arts elective, I took directed study with him and he worked with me on fundamentals: how to analyze music, baton technique, that sort of thing. He made me the student conductor of the chorale. Probably the most valuable thing is that since I was eighteen or nineteen years old, I started singing with some of the best choirs in Boston. The Handel & Haydn Society is the oldest in Boston, and I was accepted into it. Early on, my dad encouraged classical music all the time—it was his passion. I was able to perform it under conductors that knew what they were doing. When I joined the Boston Symphony [Orchestra] choir, I was exposed to conductors who were the best in the world. At virtu-

Andrei Roudenko ally every rehearsal, not only was I there as a singer, but I also tried to observe what they were doing and why. I was trying to make a conducting “toolbox” for myself by observing how conductors approached different music, how they would work with an orchestra versus a chorus. I sang in those choirs for the better part of twenty years. — Tell us about your choir in Burlingame Church of All Russian Saints. — We have a mixed choir of approximately thirty-five people, and recently we added singing with a male ensemble. Our singers come from all walks of life and a wide range of ages and musical training. Our full/ mixed choir rehearses on one night of the week, and the male choir on another night. Pavel actually conducts individual services that are sung by male choir, and I sing under his direction. In other cases, our two ensembles sing antiphonally. VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

— Церковная служба не время для артистизма. Тут главное — спеть текст ясно, ненавязчиво и не отвлекая внимания. На спевках мы не сосредотачиваемся на технике; а когда мы готовимся к концертам, то как можно больше внимания уделяем артистизму. Чтобы церковная служба прошла хорошо, с самого начала и до самого конца нужны напряжение и сосредоточенность. У хора важная роль, которая состоит в поддержании хода службы и сосредоточенности на ней. Хор как бы представляет собою всех собравшихся в храме, отвечая на молитвы и чтение духовенства. Самое важное для нас — выполнять требуемые действия, без промедления отвечая на возгласы духовенства. Элемент «артистизма» ограничен тем, что надо петь в тон и соответствовать тому, что происходит на богослужении, чтобы неслаженное пение не отвлекало верующих. Что же касается ансамбля и искусства, то мы пытаемся произвести как можно более слитное звучание: во-первых, на уровне каждого певчего (нужно, чтобы никто не выделялся) и, во-вторых, на уровне гармонии голосовых партий. На службе мы стараемся не привлекать к себе особого внимания. Если мы поем слишком тихо, слишком громко или слишком заметно, то это отвлекает от службы. Есть разница между артистическим пением и качественным пением. Если вы поете на концерте, то у вас больше права растягивать или подчеркивать определенные моменты. Я, бывало, со своим хором использова л такое выражение: «Давайте оцерковим это». Мы стараемся все артистические моменты опускать, но в то же время стремимся добиться правильного аккорда, чтобы все слова пелись вместе и чтобы это получилось неброско, но и не небрежно. Церковное хоровое пение сводится к двум простым вещам. Мы или славим, или просим. В зависимости от того, какой это праздник или служба, хвала может быть

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

очень громогласной, например: «Христос воскресе!». А если мы поем ектению: «Подай, Господи», — вряд ли мы будем петь, будто просим что-то у Господа, стуча кулаком по столу. Нужно петь так, чтобы это звучало как скромная мольба. Говорят, что православные готовятся молиться, молятся и еще молятся пос ле молитвы. И для этого есть веские причины. Молитва человека не работает, как вык л ючат е л ь. На до к а к- т о настроиться и подготовиться, а затем уже можно молиться. А потом, помолившись в течение какого-то времени, надо возвратиться в мир постепенно. Мы стараемся все это учитывать, когда подбираем репертуар, также мы думаем о том, как согласовать его с каждым моментом богослужения. — Насколько важным является сотрудничество между регентом хора и духовенством? — Не льзя сказат ь, ч то оно решает все, но, без сомнения, оно очень важно. Без сотрудничества о б е с т ороны впол не спо со бны выполнять свои функции, но получается гораздо лучше, если хор и священник находятся на одной волне до богослужения, во время него и между службами. Отец Стефан Павленко — очень открытый и набожный человек вообще, но когда он особенно молитвенно настроен, мы это чувствуем. Иногда он бывает особенно радостным, и мы настраиваемся на эту волну радости и несем ее дальше. Когда бывают особо торжественные моменты и мы поем вдохновенно, он тоже это ощущает и подхватывает наше вдохновение. Подобные отношения исключительно важны для того, чтобы служба прошла в полном единении. И прихожане это чувствуют. Иногда хор и духовенство не синхронны. Чаще всего это бывает, когда Херувимская песнь слишком короткая: воцаряется молчание, и приходится повторять что-то по два или три раза. Или когда хор поет что-нибудь очень

длинное и предназначенное для большого собора, и прямо видно, что священник стоит и дожидается, пока хор закончит свое «выступление». Это недопустимо, и мы всеми силами пытаемся избегать подобных ситуаций. — То есть хор не просто поет в положенные отрезки времени на службе, а вроде как исполняет танец вместе с богослужебными действиями, да? — Идеально, когда действия духовенства и пение хора хорошо совпадают. Иногда говорят: «Хор должен задавать настроение». Это даже какое-то опасное мнение, потому что цель хора — не задавать настроение, а делать так, чтобы цепочка молитв тянулась гладко, естественно и чтобы как можно меньше отвлекать прихожан от молитвы, а в определенных молитвах — даже вести их за собой. Я не вижу хор в качестве звукового сопровождения службы, объявляющего переход от страха к любви, как в кино… Самое лучшее пение — это когда хор поет, но его почти не замечают. Наша задача — быть чуткими ко всем аспектам, включая звук и движение, цвет и запах. Все это должно вести в одном направлении. — Как вы относитесь к увлеченным, но неподготовленным музыкантам, которые не умеют читать музыку, петь в тон и т. д.? — Со всеми такими вопросами мы разбираемся на спевках. Моя политика такова: если кто-то хочет присоединиться к хору, он должен иметь хоть какой-то музыкальный слух и желание много трудиться, чтобы изучать музыку и то, как правильно ее исполнять. Я приглашаю людей с минима льной музыкальной подготовкой и с малым опытом выступления в хоре или вообще без него и предлагаю ходить на спевки. Мы много работаем над тем, чтобы каждый член хора норма льно пел. Когда нам попа даются трудные места, мы по много раз повторяем одну или две фразы, пока все не получится, что было бы, конечно, невозможно

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

— How do you handle the spiritual aspect of the choir and its ministry? For example, how do you balance giving a performance and singing prayerfully? — In church services, it is not time for an artistic performance; it’s all about delivering the text in a clean, unobtrusive, and nondistracting way. We focus on technique at rehearsals, and when we prep for concerts, we try to do as much artistic preparation as we can. For the church services to work, there should be a string of concentration from the very beginning to the very end, and that “string” needs to remain taut the entire time. The choir has an important role in maintaining the action and concentration of the service. What we do as a choir is to represent the congregation in response to the clergy’s prayers and intonations. The most important thing we need to do is fulfill the appropriate action of the service in responding to the clergy petitions without gaps. The “artistic” element is limited to proper ensemble and singing that is appropriate to the action of the service so that musical discord does not distract the faithful. In terms of ensemble and art, we try to have as blended a sound as much as we can: first on an individual level (we try not to have any person stick out), and [second] to have a blend of voice parts. In the services, we try not to call too much attention to ourselves. If we’re singing too quietly, or too loud or too bright, that distracts from the service. There’s a difference between artistic singing and quality singing. If you’re singing in a concert performance, you have more license to stretch and emphasize things. I’ve used the phrase with our choir : “Let’s churchify this.” We try to pare all of that down, but at the same time, in terms of quality, all of the chords must be right, all of the words must be spoken together, and so forth, but not in a flashy [way], but also certainly not sloppily.

The Burlingame choir sings a concert of liturgical music, directed by Andrei Roudenko.

Church choi r si ng i ng comes down to a couple of simple things: We’re either praising or we’re asking. Depending on what holiday or service it is, praising may be very triumphant, like “Christos Voskrese!” At the same time, in a litany (Podai Gospodi, Grant this, O Lord), you don’t want to sing it as though you’re pounding your fist on the table and demanding it of God. You want to be singing it in a manner that sounds like you are asking in a humble way. They say that the Orthodox prepare to pray, then they pray, then they pray after praying. And there is a good reason for that: A person’s prayer is not something that goes with an on–off switch. You sort of have to get into a mindset and get ready, and only then are you able to pray. And then after you’ve prayed for some amount of time, before you go back into the world, you need a gradual reentry. We try to take all those things into account with the type of repertoire we use, including consideration of the point in the service at which we find ourselves. — How important is the working relationship between choir director and clergy? — It’s not make or break, but it’s extremely important. [Without a rela-

tionship,] both are able to perform their functions, but it works much better when the choir and priest are in sync before the service, throughout the service, and between services. Father Stefan [Pavlenko] wears his heart on his sleeve and is always prayerful, but when he is in a particularly prayerful moment, we sense that. There are times when he will be especially joyful, and he’ll inspire us to pick up that wave and carry it forth. When there is a lot of torzhestvenost (grandeur), and we sing something with a big kick to it, he will take that forward. Having that relationship is absolutely crucial to getting all the service to be in sync. The congregation feels that. The time that you might see [the choir and the altar out of sync] most often is when the Cherubic Hymn is too short and there is silence, and you have to repeat things two or three times. Or if the choir sings something that is long and meant for a large cathedral, you can almost see the priest standing there and waiting for the choir to finish their “performance.” That is inappropriate, and we do our best to avoid situations like that. — So the choir is not trying to insert itself into the service, but to do VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

Andrei Roudenko with his wife Marina сделать на самой службе. В конце концов, в зависимости от желания и настойчивости человека, у него либо все получается, либо он по собственной воле постепенно оставляет хор. Мое дело — обеспечить условия и возможности (например, регулярные спевки), чтобы помочь в достижении положительного исхода. В любом хоре есть как сильные в музыка льном отношении певцы, так и те, кто не умеет хорошо читать ноты и попадать в тон. Если бы я управлял концертным хором, я бы проводил прослушивания, а в приходском церковном хоре мы часто лишены такой роскоши. У нас бывают случаи, когда люди, которые не особо часто ходят в храм, начинают петь в хоре, и не успеешь оглянуться, как и на службе они появляются регулярно. По воле Божией, возможно, пение в хоре способствует тому, что люди начинают регулярно ходить в храм. Случалось у нас и такое, когда люди с самыми зачаточными музыкальными способностями просились в хор. Я приглашал их подняться на клирос и делать, что смогут. А полгода или год спустя они уже пели вполне сносно. Они лучше попадали в тон и осваиваВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

ли новый репертуар. Такой подход можно себе позволить только при условии, что у вас происходят регулярные спевки. Богослужение — это не место для обучения или пения с листа. — Какова ваша политика относительно того, когда и как принимать в хор детей? — Моя политика основывается на Евангелии. Христос сказал: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко мне». Мне бы хотелось видеть в хоре как можно больше детей. Чем раньше они привыкнуть к церкви вообще и к хору в частности, тем лучше. Хотя здесь есть и сложности — и трое моих внуков тому пример. Иногда они будут шуметь, всегда умилять окружающих и вообще всячески отвлекать певцов. А нам, взрослым, нельзя позволить детям нас отвлекать. Наша Церковь — Церковь любви. В то же время она многого ждет от нас и сильно дисциплинирует. В хоре точно так же. Мы не хотим насаждать слишком много правил и воздвигать преграды, мешающие людям присоединиться к нам. Это непросто — работать с той командой, что есть, и, неустанно трудясь, ее совершенствовать. В Православной Церкви тоже бывают ситуации, присущие профессиональным хорам. Но в приходском хоре нужно действовать так, будто мы все — большая семья. Все должны нравиться друг другу, и все должны быть готовы вместе работать, использовать свои сильные стороны и стараться побороть слабые. Я бы не был певчим или регентом так долго и неизменно, не начни я в семь лет петь все, что мог запомнить. Моя внучка Анастасия уже может спеть кое-что из пасхальной службы. А мой внук Илья делает дирижерские движения, которые совпадают с тем, что мы поем! У детей мозг как губка. Поэтому я считаю, что чем раньше они научатся петь церковную музыку, тем лучше. — Если человек придет в греческую церковь, там он столкнется

с другой эстетикой. Что уникального в русской традиции? — Все мы знаем из истории, что мы приняли христианство из Константинополя. Для русских, у которых песня живет в самом сердце, было естественно начать приспосабливать стиль пения, который они переняли у Константинополя, к своей культуре. За последующие столетия произошли огромные перемены в пении включая разные подходы к гармонизации песнопений и свободной композиции. Некоторые его черты были заимствованы у Запада, но к концу XIX и в XX веке, подобно маятнику, оно вернулось назад к корням. Если я зайду в греческую церковь, где будут петь в их собственной манере, то она мне покажется странной, — не потому, что пение некрасивое, а потому, что я его не понимаю. Мы все в какой-то мере приспосабливаем религию к самим себе, и музыкальная ее часть не исключение… потому что мелодика нашей речи другая. — Что касается передачи вечной духовной красоты — легче ли делать это на церковнославянском языке? — В обычной жизни мы не говорим на церковнославянском языке. Он предназначен для богослужения. Если русифицировать церковную службу и заставить ее звучать на языке светского общения, то часть «волшебства» исчезнет. На мой взгляд, это делает службу слишком плоской. В православии не принято много менять. Я не думаю, что разговорный язык — русский или английский — может дать что-то богослужению. Что касается богослужений на английском языке, то во многих случаях русскую музыку используют, как она есть, а русский текст просто заменяют английским. Это совершенно неправильно. Когда кто-то пишет музыку, он держит в голове мелодику слов. Если взять музыку, написанную для конкретного текста, убрать его и заменить текс том на совершенно другом

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

a sort of dance with the liturgical actions that are going on, yes? — The ideal thing is when the action of the clergy and the singing of the choir [are] completely and seamlessly intertwined. It’s very thin ice when people say things like, “The choir has to set the mood.” It’s dangerous because its purpose shouldn’t be to set the mood, but to make the string of prayers smooth, natural, and moving so there is as little distraction as possible and to lead the congregation in the appointed prayers. I don’t see the choir in church as being the “soundtrack” of the service, announcing the change from fright to love like in a movie… Some of the greatest choir singing is that which is almost unnoticeable. Our job today is to be sensitive to all aspects, including the audio and motion, color, and smells. They all have to point in the same direction. — How do you deal with dedicated but untrained musicians (those who cannot read music, match pitch, etc.)? — The time to deal with all those issues is during rehearsals. My policy is that if somebody wants to join the choir, they need to have some minimal ear for music and a willingness to work hard to learn the music and its proper delivery. I encourage people with limited musical training and little or no choral experience to join and come to rehearsals. We work hard during our rehearsals to get each choir member to a functional state of singing. When there’s a difficult passage, we will repeat one or two chords for a long time until we get it right, something that we obviously can’t do during a service. In the end, depending on the individuals’ desire and dedication, they either succeed or fade away on their own volition. It’s my job to provide the environment and opportunities (i.e., regular rehearsals) to help achieve a positive outcome. In every choir, there are strong singers in terms of musicianship

and others who have trouble reading music and matching pitch. If I was running a performance choir, I would run auditions; in a parish church choir, you don’t necessarily have that luxury. We have had the situation where people who weren’t attending church very much started coming to choir, and before you know it, they’re coming to services regularly. Part of God’s will may be that coming to services more regularly be facilitated through their membership in the choir. We have had a number of interesting success stories where people with rudimentary musical skills have asked to join. I’ve told them, “Come upstairs to the choir loft, and do what you can.” ...Six months or a year later, they become pretty functional. They’re matching pitch better, and they’re learning new repertoire. [This approach is] something you really can’t afford unless you have a rehearsal program that’s regular. The service is not a place to be learning things, or to be sight-reading. — What is your policy about when and how to include children in the choir? — My policy is based on one of the gospel readings: Christ said “Let the children come to me.” I’d like to see as many children in the choir as possible. The earlier they get acclimated to church in general, and the sooner they get acclimated to the choir, the better. There is caution—my three grandchildren are perfect examples. Sometimes they’re going to make noise, they’re always going to be cute, and so forth, and they can be a tremendous distraction to singers. We as adults need to not allow that to distract us. Our church is a loving church. At the same time, our church has a tremendous amount of expectation and discipline in it. Choir is no different. We don’t want to set too many rules and hurdles for people to jump over. The difficult thing is to work with the ensemble that you

have and improve it through regular work. There are [professional choir] situations in the Orthodox Church. But in a parish situation, it should be an extended family. Everybody should like one another and be prepared to work together and offer their strengths and work on dealing with their weaknesses. I would not have been a choir singer or conductor as early or as strongly if I hadn’t begun singing whatever bits I could when I was seven years old. My grandchild Anastasia can sing little bits out of the Paschal service! My grandson Illiya makes conducting gestures that correspond with what we sing! Kids have minds that are sponges. The sooner kids learn to sing church music, the better, as far as I’m concerned. — If one goes into a Greek church, for example, it would have a different aesthetic. How is the Russian tradition unique? — We all know the history that we took our [Christianity] from Constantinople. It was natural for Russians who have a song in their heart to begin adapting the chanting style that they adopted from Constantinople to their culture. A tremendous amount of development of chanting, including various approaches to harmonization of chants and free composition, went on over the centuries. Some of it was borrowed from the West, but like a pendulum it came back to its roots toward the latter 1800s and in the twentieth century. If I go to a Greek church where they do authentic Greek chant, it may seem odd to me, but that isn’t because it isn’t beautiful, it’s because I don’t understand it. We all adapt religion to ourselves in a certain way, and the musical part is no different … because the melody of our speech is different. — As far as conveying timeless spiritual beauty, is it easier to do so in the sacred language? — We don’t normally speak Slavonic; it’s dedicated to church services. To VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

языке, скорее всего, ничего хорошего не выйдет. По мере того как православие привлекает все больше англоязычных людей, английский синтаксис и манера речи со временем будут определять новую уникальную православную манеру чтения и пения. То есть те стадии развития, которые мы прошли на Руси в XIII и последующих веках, теперь будет проходить и английское пение. Это радует — кое-что из того уже происходит. — Как вы стали регентом бурлингеймской церкви после переезда из Бостона? Как Господь привел вас сюда? — Где-то с 1998 года или даже раньше я стал присматриваться к Сан-Франциско. Время от времени я закидывал туда свое резюме. Но в течение нескольких лет все мои попытки были безуспешны. А потом вдруг неожиданно мне позвонил один знакомый. И дальше все закрутилось в бешеном вихре: через пару месяцев мне сдела ли потрясающее предложение; продать дом и купить новый оказалось так неожиданно просто, что у меня не было ни малейших сомнений в божественном вмешательстве. В то время у бурлингеймского хора не было постоянного регента. В течение нескольких лет эту роль время от времени прекрасно выполняли разные люди, но вакансия оставалась. Мое стремление работать и вакансия регента хора чудесным образом совпали. Я убежден, что это святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский, которому я усиленно молился, сделал так, что все получилось. Я до сего дня благодарю владыку Иоанна за то, что мне нашлось место в этой епархии. Молитвы святителя Иоанна и воля Божия зримо открыли передо мною мой путь. Все, что нам нужно было сделать, — это дать всему случиться по воле Божией и молитвам святителя Иоанна. Это было в 2001 году. — Вы поете где-то еще помимо храма? Я помню, вы руководили русским хором в Бостоне. — В дополнение к основному занятию наш хор давал и, я надеюсь, будет давать концерты. Концерты духовной музыки дают возможность познакомить людей с церковной музыкой, а подготовка к концертам — это способ усовершенствовать свое музыкальное мастерство. Что до разницы в подходах между богослужениями и концертами, то это просто день и ночь: и с технической стороны, и с точки зрения цели выступления, разница огромна. Технически мне дирижировать на концерте проще, потому что целью в этом случае является развлечение людей, поэтому и подходы к исполнению свободнее, и можно выбрать свой собственный ритм и темп исполнения на концерте. Это невозможно на службе, где пение есть один из многих вспомогательных элементов богослужения.

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Бостонский русский камерный хор начинался с небольшой группы из шести или семи человек: Марина, я, тетя Ксения и близкие друзья из Бостонского симфонического хора. За два или три года мы превратились в хор из сорока семи человек, тридцать из которых были одни из лучших певцов в хоре Бостонского симфонического оркестра, поэтому мы были готовы исполнять серьезные музыкальные произведения. В то время (конец 80-х — начало 90-х годов) российско-американские отношения менялись, и еще очень многие американцы, по сути, никогда не сталкивались с русской культурой. Русские оркестры и дирижеры стали приезжать на гастроли, и залы были полны. В какой-то мере мы были на гребне волны. — Вы будете участвовать в концертах Русского фестиваля в районе Залива? (Фестиваль проходил 3–10 августа. — Ред.) — Нас пригласили поучаствовать в двух мероприятиях. Наш церковный хор будет выступать отдельно на открытии и совместно со «Славянкой». Многие американцы не понимают непростых тонкостей того, каково это — быть русским в Америке. Один из способов объяснить, кто мы такие, — это поделиться тем, что мы почитаем. На фоне того, что происходит в Восточной Европе, я надеюсь, что русских не будут изображать чудовищами, у которых медведи живут в качестве домашних животных, и фестиваль станет тем мероприятием, на котором мы сможем поделиться нашей культурой. — И последнее: как православное пение украшает богослужение и какова, на ваш взгляд, роль хора в передаче духовной красоты? — Самое прекрасное в мире — это Господь. Что до церковного хора, пения и дирижирования, я не думаю, что это нам пристало создавать красоту. Были святые, которых Дух Святой благословил написать службы. И были вдохновенные композиторы, которые наполнили наше богослужение музыкой, — многие из них принадлежали к духовенству. Все, что я могу сделать, — это оживить красоту, то есть музыку, созданную другими. Бывали случаи, когда я пел что-нибудь на службе и сам бывал потрясен тем, как оно хорошо спелось, — даже лучше, чем на спевках, лучше, чем я мог себе представить. Я твердо верю, что в этих случаях на то была воля Божия, чтобы служба прошла так торжественно. Исключительно важна подготовка: сосредоточенность и дисциплина для достижения наилучшего результата. Все остальное — в руках Божиих. В конце концов, хор верующих — это инструмент, которому Господь дал появиться и которому позволяет «играть», чтобы дать Своим чадам хоть мельком взглянуть на Свою невообразимую красоту. Перевод Ольги Камчатновой

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

Russify the church service and give it the same sound we would hear at a social event takes a bit of that “magic” away. In my opinion, it makes it too plain. Part of Orthodoxy is that we don’t change much. I don’t see any benefit to the overall service from doing it in the vernacular, Russian or English. With regard to services in English, there are many cases where Russian compositions are used as is, and the Russian text is simply replaced with English text. That is really not right. When somebody writes a piece of music, they have the melodic flow of the words in mind. When you take that music, written for specific text, rip out that text, and replace text from a totally different language, more often than not it is not successful. As Orthodoxy gains more ground in English-speaking countries, English sentence structure and manner of speaking will begin to define a uniquely English manner of Orthodox reading and singing. So the development stages that we had gone through in the thirteenth, fourteenth, fifteenth centuries and so forth in Russia, that same process is going to happen with English chant. The good news is that some of that is happening already. — How did you come to be conductor at the Burlingame church, since you moved from Boston? How did you think God worked out the situation you find yourself in now? — From about 1998 and perhaps even earlier, I had kept an eye on San Francisco. I had popped the occasional résumé out here. For years, all my attempts had no success whatsoever. Then out of the blue, I got a call from one of the people I had met in an earlier encounter. It was like a whirlwind—in the matter of months, the offer that was presented was so incredible, and the whole process of finding and selling a house so incredibly simple that there is no question in my mind that it was divine intervention. At that time, the choir in Burlingame was without a full-time conductor. Several people aptly filled in for various times over several years, but there was a vacancy. My work opportunity and the choir director vacancy coincidentally or miraculously intersected. I’m convinced that it was St. John of Shanghai and San Francisco, to whom we prayed a great deal, who made a lot of that happen. To this day, I thank St. John for finding me a place in his eparchia [diocese]. St. John’s prayers and God’s will laid out a clear path. The only thing we did right was to let things happen according to God’s will and St. John’s prayers. That was in 2001. — Do you perform anywhere besides church service? I remember that you led a Russian chorus in Boston. — Our choir has, and I hope we will continue to give concerts as a supplementary part of our activity. Concerts of sacred music provide an opportunity to acquaint people with church music, and preparation for concerts serves to improve the musicianship of the choir. As to the difference in approach toward concerts versus services, it’s really night-and-day both on a technical basis and the whole purpose. Technically, conducting a concert

is easier for me to do because the entire purpose is to entertain people. You can take various liberties with your approach,and you can pace the concert as you like, something not possible in church services, where the singing is just one of many subordinate elements of the service. [The Russian Chamber Chorus in Boston] started with a small group of six or seven: Marina, myself, Aunt Xenia, and close friends from the Boston Symphony choir. Over two or three years, we grew into a forty-five-person choir, where about thirty of those folks were some of the best singers in the Boston Symphony Orchestra choir, so we were able to do some serious music very well. At the time, U.S.–Russian relations (late 1980s, early 1990s) were changing, and there were still many Americans who had no real contact with Russian culture. Russian orchestras and conductors would come to give performances, and the halls were filled. To some extent, we rode that tide. — Will you be participating in the Russian Festival concerts in the Bay Area? [held on August 3–10, 2014 —Ed.] — We were invited to participate in two events. Our church choir will be performing individually at the opening concert and jointly with Slavyanka [on the final weekend]. Many Americans really don’t understand the intricate details of what being Russian in America is. One of the ways to show who we are is to share the things we cherish. With the goings-on in Eastern Europe, I hope that Russians won’t be painted as just those monsters that have bears for pets, and the Festival will be one of the avenues to share our culture. — Any final thoughts? How does Orthodox singing beautify the services, and how do you see the choir’s role in imparting this spiritual beauty? — The most beautiful thing in the world is God. In relation to the church choir, singing and conducting, I don’t think we are in a position to create the beauty. There was a group of saints who were blessed by the Holy Spirit who designed the services. Then there were the inspired composers who wrote the music for our services, many of whom were clergy. So as a choir conductor and as a singer, I don’t believe I am creating beauty. The most that I can do is to do a faithful job of bringing the beauty (music) that was created by others to life. There have been times when we’ll sing something in a service and I’m just flabbergasted at how well it went— even better than rehearsals, better than imaginable. I firmly believe that in these cases, it was God’s will that the service sound as grand as it did. Preparation is extremely important: concentration, and discipline to work for the best possible result are essential. Beyond that, it’s all in God’s hands. In the end, a choir of believers is really an instrument that God has enabled to be created, and which God allows to “play” to enable His children to get an audio glimpse of His unimaginable beauty. Photos courtesy of Andrei Roudenko VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

ИКОНА В ЛИТУРГИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ Священник Дмитрий Сизоненко, Брюссель, Бельгия

Икона как произведение искусства при первой же встрече пленяет сердца одних и оставляет равнодушными других. Вкус к прекрасному в этот момент становится «барометром»: он позволяет отличить подлинную икону от картины, которую лишь условно можно назвать иконой. Однако затем эстетическое чувство уступает место богословскому восприятию. На смену поверхностному взгляду должно прийти понимание сокровенного духовного смысла, которым наделена икона в православии.

“The Saviour Not Made by Hands,” a Novgorodian icon, 1100

кона — это откровение Лика Иисуса Христа, это снятие покрова, который скрывает от нашего взора присутствие Бога Невидимого, Непостижимого, Неописуемого. Церковь позволяет иконописцу изобразить с помощью красок и линий этот лик не таким, каким мастер себе его воображает, но каким Он запечатлевается в его уме в моменты созерцания и сердечной молитвы. Христос всегда Тот же, но каждой, конкретной личности Он открывается по-своему. Священный образ становится подобием в меру открытости сердца и верности иконописца преданию Церкви, которое из поколения в поколение передает знакомые черты Лика Христова. Образ Спаса Нерукотворного — замечательное свидетельство о том, что в иконах передается тот же

самый Лик Христа. Традиция при этом не стремится к копированию или фотографически точному воспроизведению Мандилиона (другое название образа Спаса Нерукотворного. — Ред.). Она носит характер предания, в котором под действием Духа Святого при новизне внешних форм передается верность подобию, единому лику. Во всей полноте икона обретает значение и смысл лишь внутри храмового пространства. Она становится частью архитектурного ансамбля, который оживает в момент совершения в нем литургического действа, в нем все предметы и участники становятся сопричастными тайне всеобщего преображения. Каждый элемент храмового пространства говорит о тайне восхождения человека к свету. Естественным образом христианские храмы обращены на восток, в ожидании восхода истинного Солнца. Кроме того, каждый храм являет собой вселенную в миниатюре. Недаром на первых страницах Библии история сотворения мира представлена как величественная литургия, мир создается как великолепный храм, в котором человек поставлен царем и священником. Слова «твердь небесная», «светила небесные» недаром вызывают в памяти купол и светильники иерусалимского Храма. Храм как макрокосмос в миниатюре тесно связан с микрокосмосом, которым является Церковь. Безусловно, храмовое здание и иконы достойны благоговейного почитания, но свое подлинное значение они обретают в свете Таинства Евхаристии, в котором хлеб и вино, предметы материального мира, преображаются в истинное Тело и истинную Кровь Христа, пронизанные животворящей силой Святого Духа. Икона в храмовом пространстве свидетельствует о том, что в глубине существующего тварного мира совершается новое творение во Христе: из тела унижения восстает тело во славе (Флп. 3:21). Поэтому его смысл можно понять только в перспективе рождения новой жизни через участие в Таинствах Церкви.

Статья впервые опубликована в официальном издании Санкт-Петербургской епархии РПЦ «Вода живая», № 12 за 2010 год. ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

THE ICON IN LITURGICAL SPACE Priest Dimitry Sizonenko, Brussels, Belgium

At first sight, the icon as work of art captivates the hearts of some while leaving others indifferent. At this moment, a taste for the beautiful becomes a “barometer”: It allows one to distinguish an authentic icon from a picture that can only nominally be called an icon. On the other hand, sometimes aesthetic sensibility takes the place of theological perception. The first, superficial view should be replaced with an understanding of the hidden spiritual meaning, with which an icon is endowed in Orthodoxy.

he icon. It is a revelation of the Image of Jesus Christ that removes the veil that hides from our eyes the existence of the Invisible, Incomprehensible, Ineffable God. The Church allows the iconographer to depict this Face with the help of paint and drawing—not in the way that the master himself imagines it, but in the way in which it is impressed upon his mind in moments of contemplation and heartfelt prayer. Christ is always the same, but He reveals Himself to each distinct person in His own way. The holy image becomes a likeness according to the measure of the openness of heart and faithfulness of the iconographer to the tradition of the Church, which has passed on the familiar features of the Face of Christ from generation to generation. The Image of the Savior “Not Made By Hands” is an excellent example of the fact that the very same image of Christ is handed down in icons. Tradition, in so doing, does not strive for an exact copy or photographically accurate reproduction of the Mandylion [another name for the Icon of the Savior “Not Made By Hands” — Ed.]. Rather, the icon has the traditional qualities through which, by the action of the Holy Spirit (even with innovation of the outer forms), it faithfully conveys the likeness to one image. The icon fully gains meaning and significance only within the space of the temple [or church]. It becomes a part of the architectural harmony, which comes to life when liturgical actions are performed within it, in which all objects and participants become partakers of the mystery of universal transfiguration. Each element of the church building tells of the mystery of man’s ascent to the light. Naturally, Christian churches face East, in expectation of the rising of the True Sun. Besides this, each church represents the universe in miniature. It is not for nothing that in the first pages of the Bible, the story of the creation of the world is presented as a magnificent liturgy, in which man is placed as king and priest. The

phrases “firmament of the heavens” and “lights of the heavens” purposely bring to mind the dome and candelabras of the Temple in Jerusalem. A temple [church] is like a macrocosm in miniature, closely connected to the microcosm that is the Church. Certainly, the church building and icons are worthy of pious veneration, but they find their real meaning in the light of the Mystery of the Eucharist, in which bread and wine (objects belonging to the material world) are transformed into the true Body and true Blood of Christ and permeated with the life-creating power of the Holy Spirit. The icon in the space of the church witnesses to the fact that, in the depths of the existing, created world, a new creation is made in Christ: From a vile body there will rise a glorious body (cf. Phil. 3:21). Therefore, its meaning can be understood only from the perspective of new life through participation in the Mysteries of the Church. An Orthodox temple is an architectural icon of the Kingdom of Heaven. It calls every person to become a “living stone” of that universal temple in which “every breath” offers hymns of praise to the Creator.

HEAVEN ON EARTH The dome of the temple represents the firmament of heaven, resting on four columns, which symbolize the four ends of the earth. As an architectural whole, the temple in this way becomes an icon of heaven descending to earth and a revelation of the heavenly Jerusalem, which is married to the earth. This is the “tabernacle of God with men,” which the Apostle John the Theologian describes in the twenty-first chapter of the Book of Revelations. In this vision, the temple, with its architectural elements, resembles a chest of jewels in which the light of the sun, penetrating within, transforms rough stones into “ jasper like crystal,” and dull material into living material, permeated with the radiance of the divine glory of the True Sun—Christ.

The article was first published in the official publication of the St. Petersburg Diocese of the ROC, Aqua Vita, № 12, 2010. VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

♦

Православный храм является архитектурной иконой Царствия Небесного, он призывает всякого человека стать «живым камнем» того вселенского храма, в котором «всякое дыхание» возносит хвалебные гимны Творцу. ♦ Православный храм является архитектурной иконой Царствия Небесного, он призывает всякого человека стать «живым камнем» того вселенского храма, в котором «всякое дыхание» возносит хвалебные гимны Творцу.

НЕБО НА ЗЕМЛЕ Купол храма изображает собой небесный свод, который покоится на четырех колоннах, символизирующих собой четыре стороны света. Как архитектурное целое храм таким образом становится иконой неба, снисходящего на землю, откровением о Небесном Иерусалиме, который обручается земле. Это «скиния Бога с человеками», которую описывает святой апостол Иоанн Богослов в двадцать первой главе книги Откровения. В этом видении храм по своим архитектурным формам напоминает ларец для драгоценностей, в котором солнечный свет, проникая, преображает грубые камни в «яспис кристалловидный», непросветленную материю — в материю живую, пронизанную сиянием Божественной славы Истинного Солнца — Христа. В VII веке преподобный Максим Исповедник, описывая собор святой Софии в Эдессе, представляет Церковь как микрокосмос, в котором небо и земля сходятся на брачный пир нового творения: «Восхитительно, как в своей малости этот храм подобен необъятной вселенной. Не размерами, но образом. Воды окружают его, как моря окружают землю. Его купол распростерся, как небеса, и, кроме того, он украшен мозаикой с золотом, как небо украшено звездами. Его вознесшийся купол подобен небесам небес, он похож на шлем, верхняя часть которого твердо покоится на основании. Обширные великолепные арки представляют четыре стороны света. Своим многоцветием красок, вознесшимися над облаками, они подобны также сводам небесной славы». Само архитектурное пространство, в основании которого лежит куб, увенчанный куполом, зовет вырваться из оков земного бытия. Символически это превосходно передает самую суть православной веры. В структуре пространственных символов устремленность ввысь, порыв к горнему миру дополняется горизонтальной линией, которая ведет человека от притвора храма к алтарю. Это двойное движение прочитывается в расположении иконографических сюжетов. ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

В алтарной апсиде чаще всего мы можем увидеть изображение Божией Матери «Знамение». Дева Мария с вознесенными к небу руками символизирует собой Церковь, которая в молитвенном ходатайстве возносит сердца верующих ко Христу во славе. Эта икона также посвящает в тайну Боговоплощения: в медальоне, который символизирует «чрево пространнее небес», помещен Лик Христа-Эммануила. Богомладенец, пришедший в мир, напоминает о тайне явления Бога, которая совершается в Евхаристии. Начиная с IX века на самой высокой точке под куполом помещается изображение Вседержителя. В нем открывается Божественное снисхождение, сострадание к человеку, а также восхождение, призыв к свету. Он — Господь вечности, Христос во славе, в котором восстановлено все творение. Он царствует над вселенной, раздираемой силой греха. Лишь неискушенный взгляд может увидеть в этом Пантократоре разгневанного судию. Его правая рука поднимается в жесте благословения, а не осуждения. Он не отталкивает человека, а влечет его к себе, чтобы так привести к Отцу. Традиционные архитектурные формы христианского храма не располагают к уединенной медитации, напротив, человеку предлагается превзойти себя, открыться действию Святого Духа, который в момент Божественной литургии нисходит на собрание верующих, чтобы оно стало единым Телом Христа. В определенный момент на Западе в храмах появляются скамейки, чтобы человек легко мог оставаться неподвижным, чтобы ему лучше были видны алтарь, священнослужители, собрание. Но такие представления не отвечают духу храмовой архитектуры, для которой важно не то, чтобы люди могли легко видеть друг друга, а чтобы через видимое получить доступ к невидимому. И поэтому самым важным является движение, а не пассивная неподвижность. Священное пространство существует не просто для одинокого самоуглубления, а ради перехода к невидимому свету в общении со своими братьями и сестрами. Этот путь обозначен в обращенности храма на восток: «Ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет и пришествие Сына Человеческого» (Мф. 24:27). У молитвы тоже есть свой восток, она устремляется к концу времен, к пришествию Христа во славе. Она прославляет это пришествие в священном единстве литургического времени и пространства. Войдя в храм, человек движется по пути к свету, ко граду святых, к земле живых, где сияет незаходимое Солнце.

ПУТЬ ОЗАРЕНИЯ В «Мистагогии» преподобного Максима Исповедника евхаристическое собрание дважды выступает как прообраз явления Христа во славе. В тот момент, ког-

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

In the seventh century, St. Maximos the Confessor, describing St. Sophia Cathedral in Edessa, presented the Church as a microcosm, in which heaven and earth converge at the wedding feast of the new creation: “It is amazing, how this church, despite its small size, resembles the vast universe. Not in size, but in likeness. The waters encompass it, as the sea encompasses the earth. Its dome extends like the heavens, and besides this, it is adorned by mosaics with gold, as the sky is adorned with stars. Its highest dome is like the heaven of heavens; indeed, it resembles a helmet, the highest part of which rests firmly on its foundations. Wide, magnificent arches represent the four ends of the earth. Painted in many colors, exalted above the clouds, they also resemble a firmament of heavenly glory.” The architectural space itself, which at its base is a square, crowned with a dome, calls us to break free from the fetters of earthly existence. Symbolically, it perfectly conveys the essence of the Orthodox faith. The structure of the symbols in the space of the church directs one’s mind upward, and the impulse toward the world above is completed by a horizontal line, which leads us from the narthex to the altar. This dual movement can be seen in the arrangement of iconographic motifs. In the apse above the altar, we most often see the image of the Mother of God of the Sign. The Virgin Mary, with her hands raised to heaven, symbolizes the Church, which in prayerful intercession, raises the heart of the faithful to Christ in glory. This icon is also dedicated to the mystery of God’s Incarnation: In the medallion that symbolizes the “womb more spacious than the heavens,” there is represented the image of Christ–Emmanuel. The Divine Infant, Who came into the world, reminds us of the mystery of the revelation of God that is accomplished in the Eucharist. Beginning in the ninth century, we see the image of the Pantocrator [Christ as Ruler of All]. In this icon, the divine condescension and compassion toward us is revealed as well as an ascent, a call to the light. He is the Lord of eternity—Christ in glory, in Whom all creation is renewed. He rules over the universe, which is rent by the power of sin. Only an untutored eye would see an angry Judge in this Pantocrator. His right hand is raised in a gesture of blessing, not condemnation. He does not repel us but brings us to himself, in order to lead us to the Father. The traditional architectural elements of a Christian temple do not incline one to solitary meditation, but on the contrary, a Christian is invited to transcend himself, to open himself up to the action of the Holy Spirit, Who, at the time of the Divine LIturgy, descends on the

♦

An Orthodox temple is an architectural icon of the Kingdom of Heaven. It calls every person to become a “living stone” of that universal temple in which “every breath” offers hymns of praise to the Creator. ♦ assembly of the faithful so that it becomes the one Body of Christ. At a certain point, in the West, pews appeared in churches so that people could easily remain in one place, and so that they would be able to see the altar, the clergy, and the assembly. But such ideas do not correspond to the spirit of [Orthodox] church architecture, in which it is important not that people can see each other easily, but that through the visible [church building], they might access the invisible. And, therefore, the most important thing is movement, not passive immobility. The sacred space exists not only for solitary introspection but to create a path to the invisible world in communion with our brothers and sisters. This path is indicated by the fact that the temple faces to the East: “For as the lightning cometh out of the east, and shineth even unto the west; so shall also the coming of the Son of man be” (Matt. 24:27). In prayer, also, there is an “East”; it leads us to the end of time, to the coming of Christ in glory. Prayer glorifies this coming in a sacred unity of liturgical time and space. Upon entering a church, we progress on the path to the light, to the city of the saints, to the land of the living, where there shines the unsetting Sun.

THE PATH OF ILLUMINATION In Mystagogy by St. Maximos the Confessor, the eucharistic assembly is twice referred to as an archetype of the revelation of Christ in glory. At that moment, when the people (with the bishop at their head) enter into the church (the Small Entrance), it becomes a living icon of Christ, Who comes into the world. The temple is a piece of eternity, sanctified by the presence of God. Outside of it, the world remains, not illumined by the light of the Gospel; therefore, in crossing the threshold of the church, we mark our desire to change and make a step toward repentance. Once inside the temple, a person is no longer a stranger to God but is a new creation, blessed and inspired by Divine Grace, which descends on the assembly of the faithful. The second parousia [coming or presence] happens at the moment of the Great Entrance, when the Eucharistic gifts, during the singing of the Cherubic Hymn, are ceremonially transferred to the sanctuary and placed on the altar table. At this moment, the people become participants in the doxology in which the invisible angelic hosts sing to God Almighty. VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

да народ во главе со своим епископом входит в храм (Малый вход), это становится живой иконой Христа, приходящего в мир. Храм — это частица вечности, освященная присутствием Бога. Вне его остается мир, непросвещенный светом Евангелия, поэтому, переступая через порог церкви, мы знаменуем волю к перемене, совершаем шаг к покаянию. Оказавшись внутри храма, человек уже не является чуждым Богу, но представляет собой новое творение, благословенное и одухотворенное Божественной благодатью, снисходящей на собрание верующих. Вторая парусия совершается в момент Великого входа, когда Евхаристические дары под звуки Херувимской песни торжественно переносятся в алтарь и поставляются на престоле. В этот момент народ становится сопричастен славословию, которое невидимое ангельское воинство воспевает Богу Вседержителю. На пути постепенного восхождения к свету того, кто решился переступить через порог храма, возвышается иконостас, за которым расположен алтарь. Он напоминает о ветхозаветной скинии и Святая Святых иерусалимского Храма, куда войти имел право только первосвященник и только один раз в году. Доступ туда под страхом смертной казни был закрыт для всех, таким образом, между Богом и человеком как будто была непреодолимая завеса. Вот почему в Послании к евреям апостол Павел описывает жертву Христа как смиренный вход со всем человечеством во Святая Святых, которым является Царство Божие (Евр. 9:24). Божественная литургия празднует это вхождение, во Христе все имеют свободный доступ к Отцу. Вероятно, тогда иконостас не имеет смысла? Действительно, первые поколения христиан стремились к единству общины и отсутствию иерархии. В первых храмах не было иконостасов, алтарь был отделен невысокой перекладиной, архитравом, который со временем начали украшать иконами. Начиная с XI века, изображения Христа, святых и некоторых литургических праздников занимают свое постоянное место в верхней части архитрава, называемой эпистилем. В XIV веке на Руси возникают высокие иконостасы, которые, вероятно, подчеркивали образ Царствия Божия и Христа-царя в эпоху, когда происходил подъем Московского княжества и борьба за объединение русских земель против монголо-татарского ига. Первые высокие иконостасы со своими монументальными формами были современниками этого духовного возрождения, поэтому несправедливо рассматривать их как возвращение к языческому разделению пространства на сакральное и профанное. Является ли иконостас преградой к созданию единства собрания? Конечно, он отражает существенное разделение между человеческим и божественным, он подчеркивает трансцендентность и недоступность, без которых приблизиться к Богу невозможно. Иконостас — не стена, а дверь. Через Царские врата во время богоВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

служения совершается непрерывное общение клира и мира, а в момент Причастия верным преподаются Евхаристические Дары. А где нет пафоса дистанции, там невозможно подлинное общение и сопричастность. Сегодня можно услышать голоса против иконостаса, который скрывает от глаз верующих литургическое действие. Напротив, иконостас позволяет видеть невидимое, он позволяет видеть то, что знаменует собой евхаристическая тайна, которая должна остаться скрытой от глаз и плоти. Иконостас — не барьер, а максимальное выражение того, что может быть явлено зримо, ибо тайна, которая совершается на престоле, располагается не на уровне видения, а на уровне общения. На Западе в храмах можно увидеть литургическое действо целиком, в итоге все сводится к зримому выражению. На Востоке тайна находится под покровом, потому что ее можно узреть только внутренним оком. Иконостас не стена, а скорее трамплин к горнему миру. Это очень важный элемент восхождения к свету, которое характеризует организацию храмовой архитектуры и иконографии. Храм представляет собой сердце вселенной. В нем Сын постоянно возносит к Отцу приношение и фимиам молитвы. Горнее место за престолом символизирует святую гору Сион, самого Христа. Крест за престолом — святая лестница, по которой Бог спускается к людям, по которой Церковь восходит к Отцу. Алтарь — место, где во время Евхаристии совершается единство земной Церкви и Пресвятой Троицы. Через евхаристическое общение все становится святым, все становится храмом Духа Святого, поскольку все соединяется в Тело Христа. Иконография алтарной преграды, апсиды и купола делает ощутимой эту динамику духовного восхождения.

КУПОЛ: ОБРАЗ НЕБЕСНОГО СВОДА Под иконой Вседержителя на стене под куполом размещены чины ангелов, которые созерцают Славу Божию и непрестанно совершают Божественную литургию, воспевая гимн: «Свят, свят, свят Господь Саваоф» (Ис. 6:3). За каждой литургией человеческая молитва сливается с молитвой ангелов. Единство земной и небесной литургии — одна из традиционных и главных тем литургического богословия. Поэтому ниже под куполом размещены чины ветхозаветных патриархов, пророков, апостолов, а в парусах над колоннами храма — четыре евангелиста, которые символизируют собой Слово Божие, достигшее четырех концов света.

АЛТАРНАЯ АПСИДА — МЕСТО БОГОЯВЛЕНИЯ Настенная роспись алтарной апсиды изображает эсхатологическую реальность. Помимо уже упомянутого образа Божией Матери «Знамение», в алтаре можно увидеть икону Тайной вечери, а также сонм великих

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

Altar Apse, Holy Virgin Cathedral “Joy of All Who Sorrow,” San Francisco. (Photo by Helen Nowak)

Anyone who has entered on the path of gradual ascent to the light, who has decided to cross the threshold of the temple, will see on this path the iconostasis, which is placed before the altar. It reminds us of the Old Testament tabernacle and the Holy of Holies of the Temple in Jerusalem, which only the high priest had the right to enter—and at that, only once a year. Access to the Holy of Holies was prohibited for all, under penalty of death, so that between God and man, it was as though there were an insurmountable veil. This is why, in the Epistle to the Hebrews, the Apostle Paul describes the sacrifice of Christ as a humble entrance, with all of humanity, into the Holy of Holies, which is the Kingdom of God (Heb. 9:24). The Divine Liturgy celebrates this ascent: In Christ, everyone has free access to the Father. However, then we might think, perhaps the iconostasis has no purpose? Indeed, the first generations of Christians strived for unity in community. In the first Christian temples, there were no iconostases, and the altar area was marked by a short rail or lintel, which with time began to be adorned with icons. Beginning in the eleventh century, the images of Christ, the saints, and certain liturgical feasts had their fixed places in the upper part of the architrave. In the fourteenth century, tall iconostases developed in Russia, which probably emphasized the image of the Kingdom of God and Christ the King in the era of the rise of the principality of Moscow and of the struggle for the unification of Russian tribes against the Mongol–Tatar yoke. The first tall iconostases, with their monumental forms,

were contemporary with this spiritual rebirth, and therefore it is unfair to treat them as a return to the pagan division of sacred and profane space. Is the iconostasis an obstacle to the creation of unity in the assembly? Of course, it reflects an essential difference between the human and the divine and emphasizes transcendence and inaccessibility, without which it is impossible to draw near to God. But the iconostasis is not a wall, but a door. Unceasing communication between the clergy and laity occurs during the services through the Royal Doors, and at the moment of Communion, the Eucharistic Gifts are given to the faithful. And where there is no pathos of distance, real communication and communion are not possible. Today, we hear voices arguing against the iconostasis, which hides liturgical actions from the eyes of the faithful. But on the contrary, the iconostasis allows us to see the invisible, allows us to see what is called the Eucharistic Mystery, which must remain hidden from eyes and flesh. The iconostasis is not a barrier, but a maximal expression of what can be visibly manifest, that is, the mystery performed on the altar table, which is not found in the category of “seeing” but of “participating.” In churches in the West, one can see liturgical actions in their entirety, which means that ultimately, everything is reduced to visual expression. In the East, the mystery is hidden behind a veil, because it can be seen only with the inner eye. The iconostasis is not a wall, but rather a springboard to the heavenly world. This is a very important element of the ascent to the light, which characterizes the organization of church architecture and iconography. The temple is the heart of the universe. In it, the Son continually gives to the Father the offering and incense of prayer. The high place behind the altar table symbolizes the holy mountain of Zion—Christ himself. The cross behind the altar symbolizes the holy ladder by which God descends to people, and by which the Church ascends to the Father. The sanctuary is the place where, at the time the Eucharist is performed, there is unity between the earthly Church and the Most-Holy Trinity. Everything becomes holy through Eucharistic Communion, and each one becomes a temple of the Holy Spirit, inasmuch as he or she is united to the Body of Christ. The iconography of the altar screen, apse, and dome make this spiritual ascent tangible.

THE DOME: THE IMAGE OF THE FIRMAMENT OF HEAVEN Under the image of the Pantocrator on the wall in the dome are depicted bands of angels who behold the Glory of God and ceaselessly perform the Divine Liturgy, singing the hymn: “Holy, Holy, Holy, Lord of Sabaoth” (Is. 6:3). At each liturgy, human prayer joins with the VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

Interior of the Dome, Holy Virgin Cathedral, San Francisco. (Photo by Helen Nowak) святителей во главе со святителями Иоанном Златоустом и Василием Великим, совершающими Евхаристию. В некоторых храмах можно увидеть запрестольный образ Престола уготованного — этимасии, который указывает на связь Евхаристии с грядущим возвращением Спасителя и вечной жизнью. Мы видим на нем Престол, в ожидании Страшного Суда облаченный в багряницу, нераскрытое Евангелие, украшенное крестом (ср. Откр. 5:1), и орудия Страсти. Этот образ знаменует собой наступление конца времен. Связь Евхаристии с явлением Христа во Славе также подчеркивае тся на иконе Вознесения Христова. Важное значение в ней играет динамика ответного возвышения человека к Богу. Изображение Сошествия Святого Духа на апостолов в алтарной апсиде представляет свершение домостроительства спасения в образе человечества, возрожденного благодатью Духа Божия. В той части алтаря, где совершается проскомидия, у жертвенника, часто можно видеть икону Христа во гробе или Рождества Христова. Все ветхозаветные жертвоприношения и богоявления (жертва АвВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

раама, Авеля, Мельхиседека, лестница Иакова, три отрока в печи и другие) выступают пророческим изо бра жен ием ис ку п и т е л ьной жертвы Христа. А псида левого придела, диаконника, обычно посвящена Божией Матери. Здесь можно видеть эпизоды из жизни Девы Марии, а также некоторые ветхозаветные пророчества. Например, Неопалимая Купина (ср. Исх. 3:16) пророчествует о приснодевстве Марии. Пророка Илию в пустыне ворон питает хлебом подобно тому, как Дева Мария питаема ангелами во храме, а также Словом Божиим, которое приноси т ей арханге л Гавриил. Иногда можно встретить изображение Эммануила и «Ветхого денми» (Дан. 7:9): Христос покрывает Собой все времена и пространства.

ИКОНОСТАС

Богословская программа иконостаса суммарно представляет всю историю домостроительства спасения, которая начинается в лоне Пресвятой Троицы и завершается восстановлением в Боге искупленного творения. На самой вершине возвышается изображение Превечного Сове та в ви де мирной

беседы трех ангелов, которые говорят между собой о судьбах сотворенного мира, о грехопадении человека, о воплощении Слова, Кресте и спасении человеческого рода. Окончательное свершение домостроительства представлено в Деисусе: Христос восседает на царском престоле в окружении сонма святых. Обычно иконостас включает в себя пять рядов. На самом верхнем из них изображается Пресвятая Троица, источник домостроительства спасения, в окружении сонма ветхозаветных патриархов. Под ними размещается ряд пророков, в центре которого находится образ Божией Матери «Знамение»: они предвозвещают грядущее воплощение. Третий ряд представляет события, которые легли в основу главных праздников литургического года, в них разворачиваются времена и благодать Нового Завета, дарованная всем людям. В них — свершение обетований, которым посвящены изображения двух верхних рядов. Четвертый ряд — Деисис (буквально — «усердное моление») — изображает Церковь конца времен, собранную вокруг Христа, восседающего на престоле славы. С правой стороны у трона в молитве предстоит Божия Матерь, с левой — Иоанн Креститель, который жестом руки указывает на Христа и как бы отступает в тень. Тайна Боговоплощения свершается установлением Таинства Тела, которым является Церковь, новое человечество, искупленное и обновленное во Христе. Иконы, расположенные слева и справа от Деисиса, изобра жают общение апостолов, святителей, мучеников, подвижников и всех святых со Христом в лоне Церкви. Вероятно, история современного иконостаса начиналась именно с этого ряда, поскольку Христос в нем представлен победителем. Победа благоверных князей и воинов над монголо-татарами в XIV веке

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

prayer of the angels. The unity of the earthly and heavenly liturgy is one of the main traditional themes of liturgical theology. Therefore, below the angels in the dome are depicted the ranks of Old Testament patriarchs and prophets, the apostles, and on the pendentives above the pillars of the temple, the four Evangelists, who symbolize the Word of God reaching the four ends of the earth.

THE ALTAR APSE: THE PLACE OF THE REVELATION OF GOD The paintings on the walls of the apse above the altar depict an eschatological reality. In addition to the already mentioned image of the Mother of God of the Sign, above the altar one sees the icon of the Mystical Supper and a host of great hierarchs, led by Sts. John Chrysostom and Basil the Great, celebrating the Eucharist. In some temples, one can see an image behind the altar of the prepared Throne—the etimacia, which indicates the connection between the Eucharist and the coming return of the Savior and eternal life. There, we see the Throne, clad in purple, in preparation for the Last Judgment, along with the uncovered gospel adorned with a cross (ref. Rev. 5:1) and the instruments of the Passion. These images signify the onset of the end of time. The link between the Eucharist and the revelation of Christ in Glory is also emphasized in the icon of the Ascension of Christ. The dynamic of a responsive elevation of man to God has significant meaning. The depiction in the altar apse of the Descent of the Holy Spirit on the Apostles shows the completion of the economy of salvation, in the form of humanity revived by the Grace of the Spirit of God. In the part of the altar where the proskomedia is performed, by the table of oblation, one can often see the icon of Christ in the Tomb, or of the Nativity of Christ. All the Old Testament sacrificial offerings and revelations of God (the sacrifice of Abraham, Abel, Melchizedek, Jacob’s ladder, the three youths in the furnace, and others) are prophetic portrayals of Christ’s redeeming sacrifice. The left side of the apse, the Deacon’s alcove (diakonnik), is usually dedicated to the Mother of God. Here one can see events from the life of the Virgin Mary, and also some Old Testament prophecies. For example, the Burning Bush (see Ex. 3:16) prophesies the ever-virginity of Mary. The Prophet Elijah was fed with bread from a raven in the wilderness, just as the Virgin Mary was fed by angels in the Temple and also by the Word of God, which the Archangel Gabriel brought to her. Sometimes one finds images of Emmanuel and the “Ancient of Days” (Dan. 7:9): Christ covers all time and space with Himself.

ICONOSTASIS In summary, the theological system of the iconostasis summarizes the entire history of the economy of salvation, which begins in the bosom of the Most-Holy Trinity and is completed by the restoration of creation redeemed in God. In the highest place appears an elevated image of the Pre-eternal Counsel in the form of a peaceable conversation among three angels, who speak among themselves about the fate of the created world, about man’s fall into sin, and about the incarnation of the Word, the Cross, and the salvation of the human race. The final fulfillment of the economy of salvation is presented in the Deisis (literally “fervent supplication”): Christ sits on His royal throne surrounded by a host of saints. Usually, the iconostasis contains five levels or rows. On the highest of these, the Most-Holy Trinity is represented as the source of the economy of salvation, in the midst of a multitude of Old Testament patriarchs. Beneath these is found the level of the prophets, at the center of which is placed the icon of the Mother of God of the Sign: they all prophesy the coming Incarnation. The third level represents the events that form the basis of the main feasts of the liturgical year; in them, we see unfolding the era and Grace of the New Testament, given to all people. In these feasts, we see the fulfillment of the promise to which the images of the two highest rows are dedicated. The fourth row contains the Deisis that represents the Church at the end of Time, gathered around Christ, Who sits on the throne of glory. On the right hand of the throne stands the Mother of God, and on the left, St. John the Baptist, who with a gesture of his hand indicates Christ, and remains as if in shadow. The mystery of God’s Incarnation is fulfilled in the establishment of the Mystery of the Body which is the Church—a new humanity, redeemed and renewed in Christ. The icons placed to the left and right of the Deisis depict the communion of apostles, holy hierarchs, martyrs, ascetics, and all the saints with Christ in the bosom of the Church. It is likely that the history of the contemporary iconostasis began precisely with this row, as Christ is portrayed in it as Victor. The victory of right-believing princes and soldiers over the Mongol–Tatars in the fourteenth century was received by our ancestors as the victory of Christ. Below, to the left and right of the Royal Doors, are placed the icons of Christ (to the right) and the Mother of God (to the left) as well as icons of the patron of the church and locally venerated saints. On the deacon’s doors, either the archangels or holy deacons are usually portrayed. Sometimes an icon of the Wise Thief is placed in this row, emphasizing that the altar is the image of Paradise, promised by Christ right before his death (Luke 23:43). VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ТЕМА НОМЕРА: «КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

I. Местный чин 1. «Спаситель» 2. Богоматерь 3. Храмовая икона 4. Местночтимая икона 5. «Тайная вечеря» 6. Царские врата а) Благовещение б) Евангелисты 7. Двери в диаконник 8. Двери в жертвенник

II. Деисусный чин 1. «Спас в Силах» 2. Богоматерь 3. Иоанн Предтеча 4. Архангел Гавриил 5. Архангел Михаил III. Праздничный чин IV. Пророческий чин 1. Знамение Пресвятой Богородицы V. Праотеческий чин 1. Ветхозаветная троица А. Голгофа

The First Tier 1. Our Savior 2. The Mother of God (The Theotokos) 3. Patronal Icon (Icon of the Saint or feast of the Church) 4. (Another) Locally venerated Saint 5. The Mystical Supper 6. The Royal Doors (The Heavenly Gates) a) The Annunciation b) The Four Evangelists 7. South Deacon’s Door 8. North Deacon’s Door (Door to the Table of Oblation)

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

The Second Tier 1. The Saviour Enthroned 2. The Mother of God 3. St. John the Forerunner 4. Archangel Gabriel 5. Archangel Michael *these Five figures together are called the “Deisis”* The 12 Apostles of Christ flank the Deisis. The Third Tier The 12 High Feast days of the Orthodox Church The Fourth Tier The Prophets 1. Mother of God of the Sign The Fifth Tier The Holy Forefathers 1. The Hospitality of Abraham A. The Cross on Golgotha (The Cross of the Iconostasis)

нашими предками воспринималась как победа Христа. Внизу, слева и справа от Царских врат, помещены иконы Христа (справа) и Божией Матери (слева), а также иконы святого покровителя храма и местночтимых святых. На боковых вратах обычно изображают архангелов или святых диаконов. Иногда в этом ряду помещают икону благоразумного разбойника, подчеркивая тем самым, что алтарь — образ Рая, обещанного Христом перед самой смертью (Лк. 23:43). Царские врата, через которые верующим преподается Причастие, посвящены теме восхождения человека к Богу. Над вратами обычно помещается изображение Тайной вечери, за которой Христос преподает апостолам евхаристическую Чашу и Хлеб. Таким образом, каждый причащающийся незримо участвует в той первой Евхаристии. На Царских вратах мы всегда можем увидеть икону Благовещения: через смиренное согласие Девы Марии свершается тайна спасения. Под Благовещением изображаются четыре евангелиста, проповедавшие Слово Божие всем народам. Тем самым знаменуется внутренняя динамика духовной жизни, в которой неразрывно связаны между собой слышание Слова и послушание воле Божией. Добродетели открывают доступ в Царствие, а на иконах изображаются события, которые становятся ступенями духовного восхождения. Икона зовет верующего войти в Царствие Божие через завесу Плоти Христа (Евр. 10:20), стать единым телом (Еф. 3:6) со святыми, изображенными перед ним. Для верующих, которые приступают к Причастию, открывается доступ к той реальности, которая изображена на иконе Деисис, к единой, святой, соборной и апостольской Церкви во славе. Дух Святой собирает ее в единое тело, чтобы она стала сопричастна блаженному бытию Пресвятой Троицы, образ которой венчает иконостас. К ней Христос ведет каждого верующего, ибо жизнь в Боге — нескончаемая Евхаристия. Икона говорит простым языком линий и красок. Она представляет истины Божественного откровения и веры Церкви в их невыразимой простоте, без умствования, без излишнего украшательства. Ее красота отражает красоту Бога. Икона создана для того, чтобы пробудить духовную жажду, чтобы возвысить душу человека к созерцанию славы Небес. Икона — это окно в мир невидимый, она помогает войти в Царствие, благодать которого ее пронизывает и животворит. Этим можно объяснить несравненную силу и привлекательность священных изображений во все времена.

THEME OF THE ISSUE: “BEAUT Y WILL SAVE THE WORLD”

Preliminary sketch of interior with Iconostasis of Holy Virgin Cathedral, San Francisco, by Archimandrite Cyprian (Pyzhov). (WAD Archives)

The Royal Doors, through which Communion is offered to the faithful, are dedicated to the theme of the ascent of man to God. Above the doors, an icon of the Mystical Supper is usually placed, at which Christ gave the Eucharistic Cup and Bread to his apostles. In this way, each communicant invisibly participates in that first Eucharist. On the Royal Doors, we always see the icon of the Annunciation: Through her humble acquiescence, the Virgin Mary fulfilled the mystery of salvation. Below the Annunciation, the four evangelists are portrayed, who preached the Word of God to all nations. By this, the inner dynamic of spiritual life is revealed, in which hearing the Word and obedience to the Will of God are inseparably linked. The virtues open the way to the Kingdom,

and in the icons are represented the events that became steps in our spiritual ascent. The icon calls the faithful to enter into the Kingdom of God through t he vei l of t he F le sh of C h r i st (Heb. 10:20), to become one body (Eph. 3:6) with the saints, represented before them. For the faithful who approach Communion, there is opened an entrance to that reality which is depicted in the icon of the Deisis—to the one, Holy, Catholic, and Apostolic Church in glory. The Holy Spirit gathers the Church into one body in order that She would become a partaker of the blessed life of the Most-Holy Trinity, the image of Whom crowns the iconostasis. Christ leads each believer to her [the church], as life in God is an unending Eucharist.

The icon speaks in the simple language of line and paint. It presents the truth of the Divine Revelation and the faith of the Church in its inexpressible simplicity, without philosophizing, without unnecessary embellishment. Its beauty mirrors the beauty of God. The icon is created in order to awaken spiritual thirst, in order to raise the soul of man to the contemplation of the glory of the Heavens. The icon is a window to the invisible world, and it helps us to enter into the Kingdom, the Grace of which permeates and enlivens it. In this way, we can explain the incomparable power and attraction of holy images in all times. Translated by Elizabeth Purdy

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ЛЮДИ БОЖИИ

«ПОЮ БОГ У МОЕМУ, ДОНДЕЖЕ ЕСМЬ»

« ПОЮ БОГУ МОЕМУ, ДОНДЕЖЕ ЕСМЬ» Очерк о жизни и творчестве композитора Михаила Сергеевича Константинова (1904–1982) Владимир Красовский, Пасифика, Калифорния

22 октября 1904 года в Новогеоргиевской крепости около Варшавы родился Михаил Сергеевич Константинов — крупный и яркий самоцвет в плеяде деятелей русского зарубежья. Сначала в сфере светской музыки, а впоследствии духовной он внес ценнейший вклад в историю русского певческого искусства.

го судьба была и славной, и ско рбной. Он ж ил в самое лютое за всю историю своего народа время и оказался после войны в числе русских беженцев, поэтому характер и диапазон его творческой жизни остался недостаточно известным даже большинству его современников. Несомненно, в других исторических и бытовых условиях имя Михаила Константинова, будучи по достоинству оцененным, заняло бы соответствующее место в сокровищнице русской музыки наравне с такими гигантами, как Л. В. Собинов, А. Д. Кастальский, П. Г. Чесноков. В этом далеко не полном обзоре мы постарались воссоздать творческий и духовный облик Михаила Сергеевича Константинова, чтобы не только наше, но и грядущие поколения имели бы возможность ознакомиться с наиболее значительными данными о жизненном пути выдающегося тенора, музыковеда и духовного композитора, по праву достойного быть в ряду лучших музыкальных сил России. Говорят, дал Господь нам три г ра да: Мо ск ву-мат у шку — д л я русского сердца; блистательный Санкт-Петербург — для ума; но Киев, добрый, светлый, древнейший Киев, — для нашей души. В Киеве, купели и колыбели России, в самом живописном крае русской земли, в окружении глубоко верующей и образованной ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

M. S. Konstantinov семьи, рос один из замечательнейших русских людей XX века. Его имя — Михаил, в честь Архистратига Божия Михаила, явилось знамением всей его жизни: пламенного служения Христу Богу, строгой верности Церкви, причастности к прекрасному, душевной творческой принадлежности к божественному источнику красоты. Его безоблачное детство проме лькнуло под беспреде льным синим небом утопающей в зелени славянской столицы, вдали от нарастающего на севере бунта, в сени великой Киево-Печерской Лавры, среди роскошной природы, всегда

вдохновлявшей и духовно окормлявшей гений русского народа. Мальчик обладал необыкновенно красивым голосом и с ранних лет с тремя старшими братьями пел и прислужива л в церкви. В душу впечатлительного ребенка, в котором уже таи лся великий музыкальный дар, глубоко запала красота богослужений в благодатной Лавре, киевских соборах, в Никольском монастыре, напротив которого он жил и куда чаще всего ходил. Господь послал ему счастье познакомиться с живыми талантами таких великих музыковедов и дирижеров, как Я. С. Калишевский, П. Г. Гончаров, Н. А. Гринченко. Так формировался в юноше богатый духовный и музыкальный опыт, тонкий вкус и неограниченный запас впечатлений. С 1917 годом многому пришел конец. В России бушевала революционная буря. Наступило время гонений и бессмысленного разрушения... Четырнадцатилетним юношей Михаил бежал в армию генерала Деникина. Этот патриотический порыв многое говорит о его внутренней жизни: тончайшая душа певца была охвачена любовью к России. Юноша был готов мужественно пойти на любую жертву, чтобы помочь остановить вакханалию злобы, наведенную на Отечество грубым и духовно сле-

“I WILL CHANT UNTO MY GOD FOR AS LONG AS I HAVE MY BEING” The Life and Work of Composer Mikhail Konstantinov (1904–1982) Vladimir Krassovsky, Pacifica, California

Mikhail Sergeyevich Konstantinov, a prominent and shining star in the galaxy of musical leaders in the Russian diaspora, was born on October 22, 1904, at the Modlin Fortress (formerly known as Novogeorgievsk) near Warsaw. He made a tremendous contribution to the art of Russian singing, first in the field of secular music, and subsequently in the realm of sacred music.

onstantinov’s lot in life was filled with both fame and sorrow. Since he lived during the most dreadful period in the history of the Russian people, and after World War II ended up as a refugee, the full nature and scope of his creative life are not sufficiently well known even among his contemporaries. Undoubtedly, under different historical and social conditions, the name of Mikhail Konstantinov would have been deservedly honored in the Russian musical hall of fame on a par with such giants as tenor Leonid Sobinov and composers Alexander Kastalsky and Pavel Chesnokov. While this essay is by no means comprehensive, it is an attempt to recreate the creative and spiritual image of Mikhail Sergeyevich so that not only ours, but also future generations, will have the opportunity to become acquainted with the most important facts about the life of this outstanding tenor, musicologist, and spiritual composer, who rightfully deserves to be numbered among the most notable musical personages of Russia. It is said that the Lord gave three cities to us Russians: Moscow “the Mother”—for the heart; brilliant St. Petersburg—for the mind; and Kiev, gracious, luminous, ancient Kiev—for our soul. In Kiev, the baptistery and cradle of Russia (located in the most picturesque region of the Russian

land), surrounded by a deeply religious and educated family, grew up one of the finest Russian people of the twentieth century. His name, Mikhail (in honor of the Archangel Michael), was to be a sign of his life: fervent service to Christ God, unfailing faithfulness to the Church, attachment to beauty, and a creative dedication of his soul to the Divine Source of that beauty. His childhood flashed by under the boundless and cloudless blue skies of the lush green ancient Slavic capital, far away from the nascent rebellion in the north, in the shadow of the great Kiev Caves Lavra, among the magnif icent natural beauty that had always inspired and spiritually nourished the genius of the Russian people. The boy had an unusually beautiful voice, and from an early age sang and served in the church alongside his three older brothers. The beauty of the services in the grace-filled Lavra, the Kievan cathedrals, and the St. Nicholas Monastery (next to which he lived and which he attended most often) planted deep roots in the sensitive soul of the child, wherein a great musical talent was already secretly concealed. The Lord gave him the good fortune to encounter the great living talents of such musicologists and

conductors as Yakov Kalishevsky, Pet ro Honcha rov, a nd Mykol a Hrinchenko. In this manner, the young man acquired rich spiritual and musical experience, refined taste, and a boundless supply of memorable impressions. Much of this came to an end in the year 1917. A revolutionary storm overwhelmed Russia. It was a time of persecution and wanton destruction. The fourteen-year-old Mikhail fled to the White Army of General Anton Denikin. This patriotic impulse speaks volumes about the youth’s inner life: His highly sensitive singer’s soul was engulfed by love for Russia. The young man was willing to courageously offer any sacrifice to help stop the orgy of evil that had been forced upon the Fatherland by a brutish and spiritually blind generation of fanatical materialists, who dreamed of creating a new, so-called “democratic” society, for which it would be necessary to destroy millions of lives. Soon, however, Mikhail became seriously ill with typhus. For a long time, he was transported in a sled along with wounded soldiers. When all hope was seemingly lost for his recovery, he was abandoned to his fate in a peasant hut on a pile of straw. But God preserved His chosen one. Although the village was occuVOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

GOD'S PEOPLE ТЕМА НОМЕРА

“I WILL CHANT UNTO MY GOD FOR AS LONG AS I HAVE MY BEING” GOD’S PEOPLE

ЛЮДИ БОЖИИ «ПОЮ БОГ У МОЕМУ, ДОНДЕЖЕ ЕСМЬ»

пым поколением фанатиков-материа листов, мечтавших о новом, «демократическом», обществе, для создания которого понадобится уничтожить мил лионы жизней. Однако вскоре Михаи л тяжело заболел тифом. Его долго возили в числе раненых на санях. Когда пропала всякая надежда на выздоровление, его оставили в хате на соломе на произвол судьбы. Бог хранил Своего избранника. Село заняли красноармейцы — они пожалели мальчика и отправили в госпиталь. Михаил чудом выжил, но почти полностью потерял память. С большим трудом, после тяжких скитаний, он вернулся в Киев. По дороге юноша встретил своих соучеников — и это помогло ему вспомнить, кто он. Михаил отыскал свой дом. Охраняемый Божиим Промыслом, он остался вне подозрения о его участии в Белом движении. С этого времени началась активная музыкальная деятельность Михаила Константинова. В 1923 году он поступил в Киевскую консерваторию, где продолжил развиваться его прекрасный от природы тенор. Одновременно он учится в Музыкально-драматическом институте имени Н. В. Лысенко на дирижерском факультете, играет в консерваторском оркестре на ва лторне. Будучи студентом, он ненадолго становится регентом в Притиско-Никольской церкви; затем, в возрасте восемнадцати лет, он начал управлять за ранней литургией в Никольской церкви на

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Аскольдовой могиле, а позднюю литургию и всенощную службу он проводил в знаменитой Андреевской церкви. Любовь к духовной музыке и церковную деятельность он совмещает с большим интересом к музыке светской. Поразительно мягкого тембра тенор, мастерство в исполнении оперного репертуара, тонкость игры получили высокую оценку: Михаи л Конс тан т инов стал прима-тенором Киевской оперы. Но его талант не ограничился исполнением ведущих оперных ролей. Он также часто выступал и как дирижер симфонического оркестра и как первый заместитель ди ри жера. Чт о бы име т ь п ре дставление о степени мастерства Михаила Сергеевича, достаточно указать, что он исполнил партию Ленского свыше двухсот раз. В июле 1928 года Михаил Сергеевич женился на Ольге Андреевне Линчевской. Ольга Андреевна обладала прекрасным сопрано и была в то время солисткой Киевской оперы. Через год у супругов родился сын Олег — в это время Михаил Сергеевич как раз закончил Киевскую консерваторию. В мае 1938 года в Виннице у Константиновых родилась дочь Татьяна. Через год Михаила Сергеевича, уже лауреата Украины, отправляют в Москву на I Всесоюзный конкурс вока листов, где ему присуждается первая премия. Но у старших судей возникает подозрение в «политической благонадежности» Константинова — он

не был комсомольцем, — и премию вручают Г. П. Виноградову, члену компартии. В условиях советской жизни, где, с одной стороны, чувствовалась полная культурная изоляция, а с другой — невозможность независимого служения музе, одаренный певец не мог найти сцены, достойной его таланта. К счастью, это не было главным устремлением Михаила Сергеевича. Но работать для безбожной власти становилось все труднее, и в конце концов Константинов жертвует блестящей оперной карьерой. Во время Второй мировой войны семья Константиновых эвакуируется в Румынию, откуда пробивается на Запад, где их ждут все лишения беженства. Первое испытание: во время бомбардировки сгорает поезд, где находится вся церковная библиотека Михаила Сергеевича, с которой он не расставался даже в те дни всеобщей паники и смятения. В Европе, где бы М. С. Константинов ни находился, он управлял церковными хорами. В Вене организовал хоровой ансамбль, ставший знаменитым в европейских странах. В Германии М. С. Константинов был первым солистом широко известного хора Черноморских казаков под управлением Б. М. Ледковского. Около 1946 – 1947 годов с хором Ледковского Константинов участвовал в турне, в ходе которого они объехали Германию, посетили Швецию. Там Михаил Сергеевич познакомился с одной русской дамой, пригласившей

“I WILL CHANT UNTO MY GOD FOR AS LONG AS I HAVE MY BEING” GOD’S PEOPLE

pied by the Red Army, they spared the boy and sent him to a hospital. Mikhail miraculously survived but almost completely lost his memory. With great difficulty and after agonizing wanderings, he made his way back to Kiev. On the road, the young man met some of his classmates, and this helped him remember his identity. He found his house. Through Divine Providence, he avoided any suspicion of having been involved in the White movement. This point marked the formal beginning of Mikhail Konstantinov’s musical career. In 1923, he entered the Kiev Conservatory, where he continued to develop his fine natural tenor. At the same time, he began studies in conducting at the Mykola Institute of Music and Drama and played French horn in the conservatory orchestra. While still a student, he briefly became choir director in the Pritisk St. Nicholas Church [a church in the Podol district of Kiev —Transl.]; from the age of eighteen, he began directing the early Liturgy at St. Nicholas Church at Askold’s Grave and the later Liturgy and Vigil services at the famous St. Andrew’s Church. He combined his love for sacred music and church activity with a considerable interest in secular music. His amazingly gentle tenor voice, his mastery of the operatic repertoire, and the subtlety of his acting skills were duly recognized: Mikhail Konstantinov became primo tenore in the Kiev Opera. His talent was not limited to the performance of

leading opera roles, however. He frequently made appearances as a symphony conductor and as first assistant conductor. The degree of his achievement can be gauged from the mere fact that he sang the role of Lensky [in Tchaikovsky’s opera Eugene Onegin —Transl.] more than two hundred times. In July 1928, Mikhail Konstantinov married Olga Andreyevna Linchevsky. Olga had a beautiful soprano voice and was a soloist with the Kiev Opera at the time. A year later, the couple had a son, Oleg; at the same time, Konstantinov graduated from the Kiev Conservatory. In May 1938, in the city of Vinnitsa, a daughter, Tatiana, was born to the Konstantinovs. A year later, Konstantinov (already a laureate in Ukraine) was sent to Moscow to the First All-Union Singing Competition, where he was awarded First Prize. But the senior judges raised suspicions concerning Konstantinov’s “political reliability,” since he was not a member of the Communist Youth League (Komsomol), and so the prize was awarded to Georgi Vinogradov, a member of the Communist Party. In the conditions of Soviet life, where on the one hand there was total cultural isolation from the rest of the artistic world, and on the other, it was impossible to pursue one’s own muse independently, the gifted singer could not find a stage worthy of his talent. Fortunately, this was not Konstantinov’s main aspiration. Even so, working for the godless re-

gime became increasingly difficult, and eventually he wound up sacrificing his brilliant operatic career. During World War II, the Konstantinov family fled to Romania, from there making their way to the West, where all the hardships of refugee life awaited them. The first ordeal occurred during a bombardment, when a fire destroyed the train that was carrying Konstantinov’s entire church music library, with which he had not parted even in the previous days of overall panic and confusion. Wherever Konstantinov would find himself in Europe, he directed church choirs. In Vienna, he organized a choral ensemble that became famous throughout Europe. In Germany, Konstantinov became the lead soloist of the well-known Black Sea Cossacks Choir under the direction of Boris Ledkovsky. In the years 1946–1947, Konstantinov along with Ledkovsky’s choir toured Germany and visited Sweden. There he met a Russian lady who invited him to dinner. During dinner, her son Kolya sang for the guests; he would later become the famous tenor Nicolai Gedda. In the severe conditions of refugee camps in Austria, and later in Germany, Konstantinov continued his ministry. His first priority was to restore the library that had perished in the fire. The first piece he restored from memory was “Pokayaniya otverzi” [“Open to me the doors of repentance”] by Artemy Vedel [c. 1767–1808], as edited by Yakov Kalishevsky. Konstantinov’s very first VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ЛЮДИ БОЖИИ «ПОЮ БОГ У МОЕМУ, ДОНДЕЖЕ ЕСМЬ»

Nicolai Gedda’s Concert accompanied by the Cathedral’s Hierarchal Choir, under the direction of Michael Konstantinov.

его на ужин. За ужином пел ее сын, мальчик Коля, впоследствии знаменитый тенор — Николай Гедда. В тяжелых лагерных условиях в Австрии, а затем в Германии Константинов продолжает свое служение. Первоочередной задачей было восстановление библиотеки, погибшей в пожаре. Первое произведение, которое он восстановил по памяти, было «Покания отверзи» А. Л. Веделя в обработке Я. С. Калишевского. Первое собственное сочинение М. С. Константинова — «Предстательство христиан». Это сочинение было издано протоиереем Николаем Вейгласом, редактором издательства «Нотная библиотека православного христианина» (Беркли, Калифорния). К сожалению, автор по скромности не подписал произведения, и оно вышло с подписью «автор неизвестен». Примерно в этот период Константинов начал писать музыку для Божественной литургии: «Благослови, душе моя, Господа», Херувимскую, «Видехом свет истинный» и заключительное многолетие. Обедневшие пейзажи пос левоенной Европы вскоре сменились баснословным достатком Америки. В 1950 году Михаил Сергеевич был вызван в Сан-Франциско на должность заместителя регента кафедрального собора Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радости» В. С. Лукши. Вскоре после прибытия в Сан-Франциско Михаил Сергеевич получил приглашение принять участие в качестве солиста в турне знаменитого казачьего хора под управлением Сергея Жарова. Бедственное денежное положение семьи заставляет Константинова согласиться. По возвращении в Сан-Франциско М. Константинов по просьбе настоятеля кафедрального собора протопресвитера ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Михаила Польского стал регентом хора, певшего за ранними литургиями, служившимися в Свято-Николаевском приделе. С 1953 года Михаил Сергеевич — регент главных богослужений, совершаемых блаженной памяти архиепископом Тихоном (Троицким). В эти годы Михаил Константинов и создал тот великолепный хор, слава о котором обошла всю эмиграцию. В хоре Константинова пели опытные хористы, трудившиеся в свое время под руководством А. В. Свешникова, А. А. Архангельского, в лучших хоровых обществах первой эмиграции в Маньчжурии, Харбине, в Югославии. Постоянный состав хора насчитывал тогда около сорока человек. Певчие с трудом помещались на крохотных душных хорах бывшей лютеранской кирхи, ставшей в эти годы кафедрой Западно-Американской епархии РПЦЗ (Старый собор на улице Фултон в Сан-Франциско. — Ред.). Наступил следующий, пожалуй, самый плодотворный, этап жизни этого одаренного дирижера и композитора. Этот период тесным образом связан с историей строительства Нового кафедрального собора в Сан-Франциско в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радости» — одного из крупнейших эмигрантских приходов, освященного служением приснопамятного святителя Шанхайского и Сан-Францисского чудотворца Иоанна (Максимовича), чьи нетленные мощи и ныне в нем покоятся. Строительство Нового собора было сопряжено с большими затруднениями. Приход был подвергнут тяжелым духовным испытаниям. Михаил Сергеевич, в это время активно участвовавший в жизни прихода, также остро переживал этот период. С первых шагов, предпринятых для постройки Нового собора, архиерейский хор во главе с регентом Михаилом Константиновым принял самое деятельное участие в осуществлении проекта. Для сбора средств устраивались благотворительные обеды, собирались пожертвования, но еще больший вклад был внесен многочисленными духовными концертами архиерейского хора. Эти концерты, кроме значительной финансовой поддержки строительному фонду приносили и ту пользу, что ближе знакомили слушателей с богатейшим репертуаром русского церковного пения. Когда средства для строительства были собраны и постройка завершена, благотворительная деятельность хора под управлением Михаила Константинова не прекратилась. Хор собра л более половины суммы, необходимой для покупки пяти паникадил, украшавших храм, а позднее устраивал духовные концерты для сооружения иконостаса, для поддержки русской церковно-приходской гим-

“I WILL CHANT UNTO MY GOD FOR AS LONG AS I HAVE MY BEING” GOD’S PEOPLE

original composition was “Predstatel’stvo Khristian” [“O Steadfast Protectress of Christians”]. This piece was published by Archpriest Nikolai Vieglais in the Orthodox Christian Sheet Music Library series (Berkeley, CA). Unfortunately, out of modesty, the composer did not sign the score, and it was published with the attribution “composer unknown.” Around this time, Konstantinov began to write music for the Divine Liturgy: “Bless the Lord, O my soul,” the “Cherubic Hymn,” “We have seen the true light,” and the concluding “Many years” (Polychronion). The impoverished landscapes of postwar Europe were soon replaced by the fabulous prosperity of America. In 1950, Konstantinov was invited to San Francisco to be the assistant to Valerian Luksha, the Choir Director of the Cathedral of Our Lady “Joy of All Who Sorrow.” Shortly after arriving in San Francisco, Konstantinov was invited to participate as a soloist on a tour of the famous Don Cossack Choir, under the direction of Serge Jaroff. The financial plight of his family compelled Konstantinov to agree. On his return to San Francisco, at the request of the Cathedral rector Archpriest Michael Polsky, Konstantinov became choir director at the early liturgies served in the St. Nicholas Chapel. Beginning in 1953, Konstantinov became the choir director at the main worship services celebrated by Archbishop Tikhon (Troitsky) of blessed memory. It was during these years that Konstantinov constituted that magnificent choir whose fame spread throughout the Russian emigration. Among his choristers were experienced singers who had worked at various times in the choirs of Sveshnikov, Arkhangelsky, and in the best choral societies of the first emigration to Manchuria, Harbin, and Yugoslavia. The permanent contingent of the choir numbered about forty at that time. The singers could barely fit in the tiny, stuffy choir loft of the former Episcopal church that in those years served as the cathedral of the Western American Diocese of ROCOR [the Old Cathedral on Fulton Street in San Francisco —Ed.]. The period that followed was perhaps the most fruitful stage in the life of this gifted conductor and composer. It was the period closely linked with the construction of the new cathedral in San Francisco in honor of the “Joy of All Who Sorrow” Icon of the Mother of God. This would become one of the largest Russian émigré parishes, sanctified by the ministry of the ever-memorable Holy Hierarch John (Maximovich), Wonderworker of Shanghai and San Francisco, whose incorrupt relics repose in the cathedral to this day. The construction of the new cathedral was beset with great difficulties. The parish was subjected to severe spiritual trials. Mikhail Sergeyevich, who at this

January, 1977: On the day of the Consecration of the Cathedral of the Holy Virgin in San Francisco. On the left is the Hierarchal Choir, directed by Michael Konstantinov. On the right, the Sts. Cyril and Methodius School Youth Choir, directed by Vladimir Krassovsky.

time was actively involved in the life of the parish, also suffered keenly through this ordeal. From the very first steps taken to build a new cathedral, the Cathedral Choir, under his leadership, took an active part in the project. Charity dinners were held to raise funds and to collect donations, but an even greater contribution was made by the numerous sacred concerts given by the Cathedral Choir. Besides the significant financial support they contributed to the building fund, these concerts brought the benefit of acquainting listeners more closely with the rich repertoire of Russian church music. When the funds for the construction had been collected and the construction was completed, the charitable activities of the choir under Konstantinov’s direction did not stop. The choir raised more than fifty percent of the amount needed to buy the five chandeliers that adorned the temple, and later continued to give benefit concerts for the construction of the iconostasis and to support the Russian parochial school and the parish itself. The initiator and the most active proponent of these activities was Konstantinov himself. He worked more than anyone else for the success of the concerts and worried the most about their outcome. As the music director, however, he did not always receive artistic satisfaction, since he was extremely demanding of both himself and his choristers. Mikhail Sergeyevich was an incredibly humble man. While oftentimes a surface modesty serves to conceal flaws or to justify a lack of diligence, with Konstantinov such was not the case. He was fully immersed in the world of sacred music and constantly searched for VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ЛЮДИ БОЖИИ «ПОЮ БОГ У МОЕМУ, ДОНДЕЖЕ ЕСМЬ»

назии и прихода. Инициатором и самым активным деятелем этих мероприятий был сам Михаил Сергеевич. Он больше других трудился для успеха концертов, больше всех переживал за их успех и далеко не всегда получал от выступления удовлетворение, так как был регентом, чрезвычайно требовательным к себе и хористам. Михаил Сергеевич был невероятно скромным человеком. Часто бывает, что поверхностная скромность прикрывает недостатки, оправдывает недостаток усердия. В Константинове было вовсе не так. Он был всецело погружен в мир духовной музыки. Постоянно искал духовного и музыкального совершенства. В нем настоящее самозабвение — то есть полное пренебрежение к своему самолюбию — было сопряжено с непреклонной требовательностью к себе. Об этом никто не может так свидетельствовать, как его хористы. Михаил Сергеевич был примером редкого сочетания музыканта-композитора с музыкантом-исполнителем. Его знания и тонкий музыкальный вкус руководились творческим воображением, всегда устремленным к тем звукам, которые зарождались внутри. Больше двадцати пяти лет Михаил Сергеевич Константинов пробыл регентом архиерейского хора кафедрального собора в Сан-Франциско. По воспоминаниям хористов, петь с ним было удивительно легко и в то же время трудно — потому что Константинов требовал чрезвычайно высокого уровня исполнения. Не перечислить всех богослужений, которые проводились под его незаменимой рукой. Без отпуска, без отдыха, никогда не опаздывая, он годами трудился, проводил спевки, разыскивал, восстанавливал и переписывал духовные композиции. Его самоотверженность и искренность привлекала многих, а особенно — молодых людей. В начале 1970 года Михаил Сергеевич преподавал пение в Свято-Кирил ло-Мефодиевской Русской гимназии при соборе. Он был прекрасным педагогом, умевшим найти подход к детям. Осенью 1979 года, уходя на покой, руководитель наставлял хор не забывать своей цели — служить Богу, со смирением переносить все внешние испытания, вместе и дружно, всячески избегая внутренних конфликтов. Несмот ря на успех хора и многочис ленные просьбы о выпуске пластинки, Михаил Сергеевич категорически отказывался от этой мысли и очень сердился, когда богослужение записывали для прослушивания. Он не стремился к славе и считал, что рекламировать талант — значит, больше стараться для себя, чем для Бога. Ему было безразлично, много ли молящихся в храме, — он пел Богу и считал, что лучшие усилия должны посвящаться Богу, а не ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

звукозаписи. По той же причине он отказывался подписывать свои композиции. Только уступая настойчивым просьбам своего ученика, автора этих строк, ныне регента на его месте, Михаил Сергеевич согласился их опознать. Хороший художник стремится передать свое мастерство другим. Михаил Сергеевич делился даром со всеми, кто просил его совета или наставления. Он сумел привлечь в хор и подростков, и людей, не разбирающихся в нотах, и опытных певчих. Под его руководством можно было приобрести настоящее образование в пении, так как он придавал значение всему: настаивал на правильной интонации, дикции, постановке рта, сосредоточенности звука. Его объяснения, особенно на спевках, были образными и доходчивыми. В мае 1980 года Михаил Сергеевич перенес инсульт, от которого так и не смог до конца оправиться. Причастившись Святых Христовых Таин, раб Божий Михаил отошел ко Господу 11 июня 1982 года — с таким же смирением и верой, с которыми прожил всю жизнь. Этот добрейший человек, благоговейно относившийся к молитве, радовавший и утешавший благолепием своей музыки, ушел из этого мира тихо, неожиданно и неприметно, со свойственной ему скромностью. На похороны своего друга, коллеги и руководителя собралось множество людей, в том числе молодежи. Отпевал Михаила Сергеевича архиепископ Антоний (Медведев) с сонмом епархиального духовенства. Погребен М. С. Константинов на Сербском православном кладбище недалеко от Сан-Франциско (Калифорния). Творчество М. Константинова заслуживает изучения и, безусловно, когда-нибудь найдутся квалифицированные специалисты, которые им займутся. Упомянем некоторые из его сочинений. М. С. Константинов оставил после себя законченную «Лит у ргию святого Иоанна Златоус та». Он автор нескольких десятков отдельных песнопений и гармонизаций песнопений суточного, недельного и годового круга; песнопений на освящение храмов, венчания, погребения священников и мирян и др. Большая часть духовно-музыкальных сочинений М. Константинова не издана, за исключением двух номеров, выпущенных протоиереем Николаем Вейгласом в серии «Нотная библиотека православного христианина» (Беркли, Калифорния). (Все нотные материалы хранятся в архиве архиерейского хора кафедра льного собора Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радости» в Сан-Франциско и готовятся к изданию автором настоящей статьи.)

Фотографии на стр. 40–41 Михаила Могилева Фото из личного архива В. Красовского

“I WILL CHANT UNTO MY GOD FOR AS LONG AS I HAVE MY BEING” GOD’S PEOPLE

spiritual and musical perfection. His was a genuine selflessness—that is, a total disregard for his self-esteem, coupled with uncompromising demands on himself. No one can testify better than his choristers regarding this. Konstantinov exemplified a rare combination of a musician–composer with a musician–performer. His knowledge and subtle musical taste were guided by a creative imagination, always aspiring to the ideal sounds that arose from within. Mikhail Konstantinov served as the director of the choir at the San Francisco Cathedral for more than twenty-five years. Singers recall that to sing with him was surprisingly easy, and at the same time, quite difficult, since Konstantinov demanded an extremely high level of performance. It is impossible to enumerate all the worship services that were sung under his inimitable hand. He labored for years, without vacations, without rest, never being late, conducting rehearsals, while locating, restoring, and hand-copying sacred musical scores. His dedication and sincerity attracted many people, especially the younger generation. In the early 1970s, Mikhail Sergeyevich taught singing at the SS. Cyril and Methodius High School at the cathedral. He was an excellent teacher who knew how to approach children. In the autumn of 1979, as he was retiring from leading the choir, he charged the choristers not to forget their central purpose—to serve God, to endure all external trials with humility and in a spirit of togetherness and mutual support, and to avoid internal conflicts in every way possible. Despite the choir’s success and numerous requests to make recordings, Mikhail Sergeyevich f latly refused to acquiesce and became very angry when worship services were recorded for listening purposes. He did not seek fame and believed that to advertise one’s talent in this way was to work harder for oneself than for God. He did not care how many worshipers were in the temple—he was singing to God and believed that one’s best efforts should be devoted to God and not to making recordings. For the same reason, he refused to sign his compositions. Only as a result of the persistent requests of his student (the author of this article, who succeeded him as choir director) did Konstantinov agree to identify them. A good artist strives to impart his skills to others. Mikhail Sergeyevich shared freely with anyone who asked for his advice or instruction. He was able to attract to the choir both teenagers and people who could not read music, as well as experienced singers. Under his leadership, one could acquire a total education in singing since he paid attention to every aspect: proper

Michail Konstantinov with his pupil Vladimir Krassovsky, circa 1970’s.

intonation, diction, shaping one’s mouth, and focusing the sound. His explanations, especially in rehearsals, were imaginative and accessible. In May 1980, Konstantinov suffered a stroke from which he did not fully recover. After receiving Holy Communion, the servant of God Mikhail departed this life on June 11, 1982, with the same humility and faith with which he lived his entire life. This kind man, who had a reverent attitude toward prayer, and who brought much joy and comfort with the splendor of his music, passed away quietly, unexpectedly, and inconspicuously, with his usual modesty. A great multitude, including many young people, gathered for the funeral of their friend, colleague, and leader. Burial services were celebrated by Archbishop Anthony (Medvedev) with a host of diocesan clergy. Mikhail Konstantinov was buried at the Serbian Cemetery [in Colma] near San Francisco. Konstantinov’s creative legacy is worthy of study, and one day there will be qualified scholars who will attend to it. For now, we will mention some of his compositions: Konstantinov left behind a complete Liturgy of St. John Chrysostom. He also composed several dozen individual hymns and chant harmonizations from the daily, weekly, and yearly [service] cycles; and hymns for the consecration of a temple, the wedding, the funeral service for priests and laymen, among others. Most of his sacred compositions were not published, except for two pieces published in the Orthodox Christian Sheet Music Library series. All his musical materials are preserved in the choir archives of the Cathedral of Our Lady “Joy of All Who Sorrow” in San Francisco and are being prepared for publication by the author of this article. Translated by Vladimir Morosan Photos on page 40 and 41 by Mikhail Mogilev. Photos courtesy of Vladimir Krassovsky VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ПРАВОСЛАВНА Я СЕМЬЯ

ПРАВОСЛАВНА Я СЕМЬЯ «ДОРОГОЙ МОЙ СЫН ВЛА ДЫК А»

« ДОРОГОЙ МОЙ СЫН ВЛАДЫКА» Письма родителей и родственников святителя Иоанна (Максимовича) (1952–1954 годы) Подготовила Наталья Ермакова, Сан-Франциско, Калифорния

Мы продолжаем публикацию писем родственников святителя Иоанна, начатую в предыдущем выпуске, посвященном 20-летию со дня прославления Владыки во святых. Эти письма — свидетельство любви и самой трогательной заботы в семье святителя. Они дают нам возможность сопереживать святому в самой тяжелой утрате — кончине родителей. ПИСЬМО ОТ РОДСТВЕННИКОВ НЕЗАДОЛГО ДО СМЕРТИ ОТЦА, ОКОЛО МАЯ 1954 ГОДА [Конверт не сохранился]

[Без даты] Дорогой дядя Владыка! Я тебе это написала с одной просьбой, которую просит дедушка, так как ему совсем плохо, так он тебя просит за него молиться, дедушка тебя это очень просит «побольше молиться». Дедушке плохо, он иногда не соображает, а дядя Жорж каждое воскресенье приезжает. Целую. Тата. На этом же листе приписка Ксении Леонтьевны Глубокоуважаемый, дорогой, преосвященнейший Владыко! Письмо это писала Тата по поручению дедушки. В день именин Глафиры Михайловны Мура и Жорж и Вера в 5 часов уехали на кладбище, Кока и я сидели у папы. Он позвал Тату, говорил с ней, давал наставления для жизни и сказал в конце: «Таточка, напиши от моего имени дяде Владыке и скажи, что я прошу обо мне молиться». Ночь сегодня провел очень тревожно, как и все, начиная с его болезни, то есть с нашей 6-й недели поста. Сейчас 6 часов утра. Торопимся, чтоб Вера, идя в школу, отнесла письмо. Состояние очень плохое. Слабость — одышка, никакого аппетита. Вчера, к сожалению, нельзя было отслужить панихиду, так как о. Флор в Каракасе, он со Страстной недели все время проводит там. С Кокиным здоровьем тоже много волнения. С глазом было заболевание, как и в прошлом году, когда доктор боялся за его зрение, только в более легкой степени. У Муры болит нога — доктор был и сказал, что ревматизм. В день Пасхи Кока с утра до вечера работал и вообще много сейчас времени занят. Испрашиваю Ваших молитв и благословения, [К. Максимович] На этом же листе приписка брата Константина ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Letter from St. John's niece informing him about his father's grave illness and requesting him to pray. (WAD Archives). Дорогой брат, Папе очень плохо. Он все время лежит и очень слаб. <…> Вспоминал тебя. Доктор прописал разные лекарства, но они ма ло помогают. Вчера он всех собрал, благословил и говорил наставления. Говорит он тяжело и с задышкой. После торопил Жоржа ехать в Каракас, чтобы не было поздно.

“MY DEAR SON VLADYK A” Letters of the Parents and Relatives of St. John (1952–1954) Compiled by Natalia Ermakova, San Francisco, California

We continue the publication of St. John’s relatives letters started in the previous issue dedicated to 20th Anniversary of the Canonization of Saint John of Shanghai and San Francisco the Wonderworker. These letters are the evidence of tender love and care in his family. They allow us to empathize for St. John's bereavement for his parents.

Letter from St. John's sister-in-law Ksenia. (WAD Archives)

LETTER FROM ST. JOHN’S RELATIVES SHORTLY BEFORE THE DEATH OF HIS FATHER, MAY 1954 [Envelope was not preserved] [Undated] Dear Uncle Vladyka! I am writing this with one request, which Grandpa asks, since he is not doing well at all; he asks you to pray for him, Grandpa begs you “to pray more.”

Grandpa doesn’t feel well, sometimes he doesn’t understand what’s going on, and Uncle Zhorzh [the family nickname for St. John's brother, George] comes to visit every Sunday. Kisses, Tata. On the same page, a note from Ksenia Leontievna Deeply respected, dear, most reverend Vladyka! Tata wrote this letter at her grandfather’s request. On Glafira Mikhailovna’s name’s day, Mura and Zhorzh and Vera left for the cemetery at 5 o’clock, and Koka and I sat with Papa. He called Tata, talked with her, gave her advice for life, and in the end he said, “Tata, write to Uncle Vladyka in my name, and say that I ask him to pray for me.” Today, he passed the night very anxiously, as he has every night since he got sick, that is, since our sixth week of Lent. Now it is 6 o’clock in the morning. We are hurrying so that Vera can mail the letter on her way to school. [Papa’s] condition is very bad. Weakness—shortness of breath, no appetite. Yesterday, unfortunately, it was not possible to serve a panikhida, as Fr. Flor is in Caracas—since Holy Week, he has been spending all his time there. There are also a lot of concerns about Koka’s health. He had a disease in his eye, like last year, when the doctor was afraid for his sight, but to a lesser degree. Mura’s leg hurts—the doctor was here and said that it is rheumatism. On Pascha day, Koka worked from morning ’til night, and is generally busy much of the time. Asking your prayers and blessing, [K. Maximovich] On the same sheet, a note from his brother Konstantin Dear brother, Papa is very ill. He lies in bed all the time and is very weak. <...> He has been remembering you. The doctor prescribed different medicines, but they do not VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

THE ORTHODOX FAMILY

“MY DEAR SON VLADYK A” THE ORTHODOX FAMILY

ПРАВОСЛАВНА Я СЕМЬЯ «ДОРОГОЙ МОЙ СЫН ВЛА ДЫК А»

Telegram about the repose of St. John's father from June 11, 1954. (WAD Archives) Телеграмма о смерти отца. 11 июня 1954 года. Архив ЗАЕ. Помолись за него. Любим тебя.

ПИСЬМО БРАТА КОНСТАНТИНА ОТ 13 ИЮНЯ 1954 [Конверт не сохранился]

13–VI–1954 Дорогой Брат! Потеряли мы отца. Очень трудно и до боли жалко его. Скончался он 11–VI в 2 часа 35 минут почти в полном сознании. Накануне 10–VI вечером участилось дыхание и усилился пульс. Ночь провел сравнительно хорошо. Утром проснулся с усиленным дыханием и пульсом и позвали доктора. Доктор сказал, что давление сильно упало и пульс увеличен и что сильно он ослабел. Прописал лекарство, по настоянию Муры прописал еще инъекции… В тот день пред отъездом на службу я зашел к нему проститься. Как всегда, перекрестил его и попрощался, он мне очень тихим голосом сказал «до свидания» и тут, взяв его руку, я увидел, что они почти посинели. Я об этом сказал Муре и Кисе и сказал следить за этим. <…> Не успел я прийти на службу, как меня по телефону вызвали домой (у меня в доме теперь поставили телефон). Когда я приехал, папе уже было лучше, но пальцы все же были посиневшими. Мы решили спешить сделать впрыскивания камфары и для этого я поехал за Кульбиным на службу. Когда привез и вошел в комнату к Папе, то увидел, что у него уже нет пульса. Все же думал, что не слышал, и крикнул Муре и Кисе, но Папа в это время еще вздохнул. Ему сделали впрыскивание. Он еще раз вздохнул и затих — это был его последний вздох. Бедный Папа. Кульбин об этом сразу со службы сообщил по телефону Жоржу и ему передал, чтобы он привез о. Флора из Каракаса. Послали телеграмму тебе. Ночью провел Папа с нами в гробу с большой комнате. Ночью приехал Миня, потом Жорж. Похороны были 12–VI в 2 часа дня. Отец Флор приехал в 1:15 из Каракаса. Сделал отпевание, проводил на кладбище и оттуда прямо опять уехал в Каракас. Народу на похоронах было много. ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

<…> Вся могила была в цветах. Могила находится вот так: [рисунок]. Папа всегда мне говорил, чтобы найти ему место поближе к маме, и я очень доволен, что так исполнил его желание. Сегодня День Троицы — службы у нас в церкви нет, мы сейчас едем на кладбище. Все время возвращаюсь мысл[енно] к Папе и его прош[едшим] дням… Он хотя и был слепой, но видел много лучше зрячих. Любил всех, и его все любили. Жил интересами других. В гроб положен образ Песчанской Божией Матери и икона Воскресения Христова с Гроба Господня. О церковных делах в Ве[несуэле] напишу в другой раз. <…> Любим тебя. Твой Ко[нстантин]. Молись за нас.

ПИСЬМО БРАТА ГЕОРГИЯ МАКСИМОВИЧА ОТ 15 ИЮНЯ 1954 ГОДА Exp. Jorge Maximovich, [?] á Pelota, Juno C. C. Caracas

15–VI–1954 Дорогой Миша! В воскресенье 13–VI до обеда получили твою телеграмму. В тот же день Кока написал тебе письмо. 6–VI я написал тебе письмо из Валенции. В пятницу в 3 1/2 часа позвонили мне знакомые из Каракаса и сообщили печальную весть. Через несколько минут позвонил еще какой-то местный из Валенции. В это время мой ауто был в починке в Каракасе. Я быстро собрался и с нашим шофером поехал взять свой ауто. Еще раньше, когда папе было плохо, он говорил, что хочет, чтобы его хоронил о. Флор, так как он хоронил и маму. Мне было сообщено по телефону, чтобы я заехал и по возможности привез с собой о. Флора. <…> Выехал я из Каракаса около 10 часов и приехал около 2 часов ночи. Папа лежал в гробу в большой комнате (гостиной), на том же самом месте, где два года назад лежала мама. <…> Псаломщик валенсийской церкви читал почти всю ночь над гробом. Киса, Мура и я так и не ложились…

“MY DEAR SON VLADYK A” THE ORTHODOX FAMILY

help much. Yesterday, he gathered everyone together, blessed us, and gave us advice. He speaks with difficulty and gasps for breath. Afterwards, he hurried Zhorzh to leave for Caracas so that he wouldn’t be late. Pray for him. We love you. LETTER FROM HIS BROTHER KONSTANTIN FROM JUNE 13, 1954 [The envelope was not preserved]

6-13-1954

Dear Brother! We have lost our father. It was very difficult, and we miss him painfully. He passed away on 6-11 at 2:35, in nearly total consciousness. The day before, 6-10, in the evening, he had quickened breathing and an increased heart rate. He passed the night comparatively well. In the morning, he woke with increasingly rapid breathing and pulse, and we called the doctor. The doctor said that his blood pressure had dropped significantly, and his pulse had increased, and that he had become much weaker. He prescribed medicine, and at Mura’s insistence, he also prescribed injections… On this day, before my departure to the service, I came to him to say goodbye. As always, I made the sign of the cross over him and took leave of him; he said “good-bye” to me in a very quiet voice, and then, taking his hands, I saw that they were almost blue. I told Mura and Kisa about this, and said that they should pay attention to this. <...> I hadn’t even arrived at work when I was called home by telephone (a telephone has now been installed in my house). When I came, Papa was already feeling better, but his fingers were still blue. We decided to hurry to perform the camphor injection, and for this, I went to get Kulbin at work. When I brought him and came into the room to Papa, I saw that he already did not have a heartbeat. I still thought that I just did not hear it, and shouted for Mura and Kisa [Family nickname of Vladyka's sister-inlaw Ksenia —Ed.], but at that time, Papa took another breath. They performed the injection. He breathed one more time, and then became silent—that was his last breath. Poor Papa. Kulbin immediately informed Zhorzh about this by telephone, from the service, and asked him to bring Fr. Flor from Caracas. We sent a telegram to you. Papa spent the night with us in his coffin, in the big room. Minya came during the night, and later Zhorzh. The burial was on 6-12 at 2 in the afternoon. Fr. Flor came from Caracas at 1:15. He served the funeral, accompanied us to the cemetery, and from there he departed again directly for Caracas. There were a lot of people at the burial <...> The whole tomb was covered in flowers. The tomb is located here: [drawing]

Papa always told me to find him a place close to Mama, and I am very pleased that his desire was fulfilled like this. Today is Pentecost—we have no services in our church, and now we are going to the cemetery. I constantly return in my thoughts to Papa, and to his last days… He, though he was blind, saw many things better than those who can see. He loved everyone, and everyone loved him. He lived for the sake of others. In the coffin was placed an icon of the Peschansk Mother of God and an icon of the Resurrection of Christ from the Holy Sepulchre. About church matters in Venezuela, I will write another time <…> We love you. Your Ko[nstantin]. Pray for us. LETTER FROM HIS BROTHER GEORGE MAXIMOVICH FROM JUNE 15, 1954 Exp. Jorge Maximovich, [?] á Pelota, Juno C. C. Caracas 6-15-1954 Dear Misha! We received your telegram before lunch on Sunday 6-13. On that same day, Koka wrote you a letter. I wrote you a letter on 6-6 from Valencia. On Friday at 3:30 some acquaintances from Caracas called me and informed me of the sad news. After a few minutes, another local from Valencia called. At this time, my car was being repaired in Caracas. I quickly got ready and went with our chauffeur to get my car. Earlier, when Papa was ill, he said that he wanted Fr. Flor to bury him, as he had also buried Mama. They also asked me on the phone to stop by, and if possible, bring Fr. Flor with me.<…> I left Caracas around 10 p.m. and arrived around 2 in the morning. Papa was lying in his coffin in the big room (living room), in the same place where Mama lay two years ago. <…> The chanter from the Valencia church read [probably the Psalter —Translator’s note] almost all night over the coffin. Kisa, Mura, and I did not go bed… The funeral went by in a dignified manner. A ray of light from the upper window fell on Papa’s wasted face. Batiushka was clearly in a hurry, and forgot to place the prayer in the coffin. But on the other hand, he gave a very nice talk about Papa. <…> There were five wreaths: one from us, made of live flowers (white, blue, and red in horizontal stripes), from the owners of Koka’s station, from his coworkers, from the Ogloblins, and one of paper flowers from the Grabovskys. The next day, we went to the cemetery in the morning. After lunch, Koka went to his building, and I took VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ПРАВОСЛАВНА Я СЕМЬЯ «ДОРОГОЙ МОЙ СЫН ВЛА ДЫК А»

Отпевание прошло чинно. Луч света из верхнего окна падал на папино исхудалое лицо. Батюшка заметно торопился и забыл положить молитву в гроб. Но зато сказал очень хорошее слово о папе. <…> Было пять венков: от нас из живых цветов (белых, синих, красных в горизонтальном положении), от хозяев Кокиной станции, от его сослуживцев, от Оглоблиных и из бумажных цветов от Грабовских. <…> На следующий день утром ездили на кла дбище. После обеда Кока поехал на свою постройку, а я повез Муру навестить одну больную. <…> Вечером была служба в Валенции. Около 9 часов вечера я выехал от близких. У меня был пассажир — немец, который последнее время ухаживал за папой. Он просил подвезти его в Каракас, где живет его сестра с семьей. Он очень славный человек, и папа был им очень доволен. Он много облегчил папе, Муре и Кисе… Стараюсь писать подробнее, т. к. знаю, что тебя все интересует, как прошли эти печальные дни. Забыл написать: утром в субботу было пасмурно и даже для Валенции прохладно. Кока боялся, что будет дождь и нарушит благолепие похорон. <…> Мы с Кокой решили не делать снимков в гробу. Слишком печальная картина. Хочется папу вспоминать таким, как он был живой. Попросили Борю снять похороны и могилу. Когда будут снимки готовы, тебе их перешлют… Кроме наших печальных событий, очень и очень печальны церковные дела. Кое-что я тебе писал, но это время я был поглощен папой и многого сам не знал. Сегодня ко мне приехало два лица просить, нельзя ли устроить, чтобы приехал ты и прекратил смуту. Они готовы собрать деньги и оплатить твой приезд. Я сказал, что, конечно, твой приезд был бы очень для нас приятен, но твое вмешательство в дела зависит от Синода, а не от тебя лично. Пишу на следующем листе о церк. делах, можешь его показать, кому найдешь нужным или переслать [лист не сохранился. — Ред.].

ПИСЬМО СЕСТРЫ МАРИИ ОТ 17 ИЮНЯ 1954 ГОДА Exp. Maria Lubarsky, Calle 107 – Navas Spínola, №105–70 Valencia Venezuela

4/17–VI–54 Милый и дорогой брат! Долго не могла себя заставить и сесть за стол, чтобы написать о кончине дорогого папы. Все мои старания, по-видимому, были недостаточны, я напрягла все силы и не отходила от него; он просил его 1

Мария Борисовна страдала плохим зрением.

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

не оставлять, так что я часами сидела около него, и он держал мою руку, чтобы больше чувствовать близость и не быть одиноким; как-то сказал: «Я всегда буду с тобой и от тебя никуда не уйду, да и Миша мне это сказал и сказал, что ты меня больше всех любишь и потому должен быть с тобой». Вот и не суждено было переехать папе с нами в наш дом; меня это очень огорчает. Ведь и брали эту квартиру-дом, так как удобнее было для родителей, их комната близко к удобствам. Стали ее смотреть еще при жизни мамы, которая очень ею интересовалась. Потом моя операция1, и вскоре и смерть. Завтра два года как мама умерла, а теперь и папа. Как ты уже знаешь, папа умер очень спокойно и даже незаметно, просто как будто уснул. Последнее время ему как-то хотелось жить, и он все время просил доктора. Все время крестился, пил очень часто Святую воду, и перед самой смертью я ему дала. Очень он меня благодарил за уход и все время говорил, напиши Мише, чтобы молился за тебя, а иногда говорил — за нас обоих. Как-то говорил: «Может быть, я умру, а может быть, останусь жить». Просил его помазать Иерусалимским маслом. Свечи, которыя ты оставил, зажгли. У меня еще что-то с ногой делается нехорошее, так что один вечер я слегла и не могла встать, а потом довольно долго я крутилась около папиной кровати с палкой, так как без нея я не могла ходить. Нога моя еще и теперь опухает, и мне очень тяжело ходить, и я, где можно, езжу на автобусе. К сожалению, на девятый день о. Флор не приезжал сюда. Жорж звал меня приехать в Каракас, но я как-то не решаюсь, а кроме того, хочется в этот день быть на могиле. Настроение мое ужасное. Когда ты пришлешь икону Бориса и Глеба, тогда закажем киот и лампады на обе иконы и отдадим в церковь; а пока икона св. Глафиры осталась в комнате папы. В гроб положили икону Пещанской Божией Матери и иконку, которую ты прислал с Гроба Господня. Пиши почаще, не забывай. <…> Недавно я пришла с кладбища, куда хожу каждый день. Пока до свидания. Молись за нас, М. Любар[ская]

Дорогие читатели! Если у вас есть какие-либо сведения о родственниках святителя Иоанна (Максимовича), большая просьба сообщить о них в редакцию: 598 15th Ave., San Francisco, CA 94118 wadeditorial@gmail.com (925) 565–4948 Мы будем очень признательны.

“MY DEAR SON VLADYK A” THE ORTHODOX FAMILY

Mura to visit a sick woman she knew. <…> In the evening, there was a service in Valencia. Around 9 p.m., I left my relatives. I had a passenger—a German, who had been taking care of Papa before his death. He asked me to take him to Caracas, where his sister and her family live. He is a very good man, and Papa was extremely satisfied with him. He made things much easier for Papa, Mura, and Kisa… I will try to write in more detail, as I know you will be interested in everything which happened in these sorrowful days. I forgot to write: on Saturday morning it was cloudy, and even cool for Valencia. Koka was afraid that there would be rain, and the beauty of the funeral would be destroyed <…> Koka and I decided not to take any pictures of the coffin. It was too sad of a picture. One wants to remember Papa as he was when he was alive. We asked Borya to take pictures of the burial and the grave. When the photos are ready, we will send them to you…. Besides our own painful occurrences, church matters are also very, very painful. I’ve written something of it to you, but at that time, I was occupied with Papa and did not know many things myself. Today two people came to me to ask if it would be possible to arrange for you to come and stop the turmoil. They are prepared to collect money and pay for your trip. I said that, of course, your arrival would be very pleasant for us, but that your intervention in [church] affairs would depend on the Synod, and not on you personally. I am writing on the next page about church affairs—you can show it to any you need to, or forward it [this page was not preserved —Ed.] LETTER FROM HIS SISTER MARIA FROM JUNE 17, 1954 Exp. Maria Lubarsky, Calle 107 – Navas Spínola, №105–70 Valencia Venezuela

6-4/17-54 My dear sweet brother! For a long time, I could not force myself to sit down, in order to write to you about the repose of our dear Papa. All my efforts, it seemed, were not enough, I strained all my powers, and never left him; he asked me not to leave him, so I sat by him for hours, and he held my hand, to feel more closeness, and not to be lonely; once he said, “I will always be with you, and I will not go away from you anywhere, yes, and Misha told me this over and over, that you love me more than anyone, and so I must be with you.” It was not destined for us to 1

move Papa with us to our house; this made me very sad. After all, we rented this apartment/house, since it would be convenient for our parents, and their room was near the facilities. We started to look at it when Mama was still alive, and she was very interested in it. Then I had my operation1, and soon after that [her] death. Tomorrow will be two years since Mama died, and now Papa [has died also]. As you already know, Papa died very peacefully, and even imperceptibly, as if he had fallen asleep. Recently, he had in some way wanted to live, and he kept asking for the doctor. He crossed himself all the time, he drank holy water very often, and right before his death, I gave him some. He thanked me very much for my care, and often said to me, write to Misha, ask him to pray for you, and sometimes he said, for both of us. Once he said, “Maybe I will die, but maybe I will remain living.” He asked me to anoint him with oil from Jerusalem. We lit the candles which you left. I also have something wrong with my leg, so that one evening, I lay down and couldn’t get up, and after that for quite a long time I walked only near Papa’s bed, and using a stick, as I could not walk without it. My foot has also swollen now, and it is very difficult for me to walk, and where it’s possible, I go on the bus. Unfortunately, Fr. Flor did not come here for the ninth day. Zhorzh asked me to come to Caracas, but I can’t seem to decide, besides which, I want to be at the grave on that day. My mood is terrible. When you send the icon of Sts. Boris and Gleb, we will order a kiot [small icon shrine] and lampadas for both icons, and give them to the church, but for now, the icon of St. Glafira still remains in Papa’s room. An icon of the Peschansk Mother of God was placed in the coffin, and the icon which you sent from the Holy Sepulchre. Write more often, don’t forget! <…> I came not long ago from the cemetery, where I go every day. Good-bye for now. Pray for us. M. Lyubar[skaya] Тranslated by Elizabeth Purdy

Dear readers, If anyone has information regarding the relatives of St. John, we would be most grateful if you would share that information with us. 598 15th Ave., San Francisco, CA 94118 wadeditorial@gmail.com 925–565–4948

Maria Borisovna suffered from poor vision. VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ВЕРА И МОЛОДОСТЬ

ВЕРА И МОЛОДОСТЬ НАТЕРТЫЕ НОГИ И СБЛИЖЕНИЕ СЕРДЕЦ: ВСЕ ЭТО — МОЛОДЕЖНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ ДИАСПОРЫ

НАТЕРТЫЕ НОГИ И СБЛИЖЕНИЕ СЕРДЕЦ: ВСЕ ЭТО—МОЛОДЕЖНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ ДИАСПОРЫ, 2014 Элизабет Котар, Сиэтл, штат Вашингтон

вылетела, запыхавшись, из раздвижных дверей и увидела, как автобус заворачивает за угол — в сторону церкви. За мной выбежали еще три девушки. Они совершенно растеряны, и я объясняю им, что мы опоздали и наш автобус ушел. Мы поразмыс лили несколько минут, удивляясь при этом, как это автобус ушел вовремя (это же, в конце концов, русская конференция), и решили пройтись пешком и присоединиться к нашей группе на месте. В тот момент никому из нас не пришло в голову связать эту прогулку с темой молодежной конференции, в которой мы участвовали, — «По стопам святителя Иоанна». А потом она показалась очень знамена-

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

тельной. Только через два часа, преодолев несколько пресловутых сан-францисских холмов (с которых, впрочем, открывались потрясающие виды), со стертыми ногами, мы добрались до Радосте-Скорбященского собора. Пусть даже так — мы все равно были очень рады воссоединиться с нашей группой! По иронии судьбы на с леду ющ ий день на ша гру ппк а опоздавших девушек слушала лекцию отца Иринея (Стинберга) о пользе наших ног. Другими словами, святитель Иоанн научил нас быть деятельными в нашей вере — чтобы сохранять ее живой. И мероприятия конференции, и ее участники отражали его философию. Мы стояли в церкви и с воодушев-

лением молились. Трудились на бесплатной кухне и деятельно служили ближнему. Посещали лекции и внимательно слушали. Все наши дела приближали нас к осознанию того, что святитель Иоанн был с нами и во всем принимал активное участие. Хотя участники конференции представляли разные страны, имели разный опыт и разные идеа лы, это присутствие святого дела ло конференцию единым целым. Очевидные различия придавали группе равновесие, а участники были и серьезны, и радостны. Они относились к общению как к полноценному и серьезному аспекту конференции. Это было как раз то самое отношение к жизни, которое воспитыва л в людях святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский. Как участник самых разных конференций, организованных тем же руководством, я считаю, что эта конференция была самая выдающаяся. Разнообразие деятельности и постоянный акцент на опыте православия бы ли результатом не только образцового поведения духовенства и упорного труда организационного комитета, но и благоговейного отношения к происходящему участников конференции. Лекции, подобные той, что прочитал епископ

BLISTERED FEET AND MARRIAGE CAMP: THE ALL-DIASPORA YOUTH CONFERENCE, 2014 Elizabeth Kotar, Seattle, Washington

reathing frantically, I race through the sliding doors and see the bus pulling around the corner—off to church. Three girls run out of the doors after me in the same fashion, looking bewildered, and I explain to them that it is too late—the bus has left. We ponder for a few moments, discussing how strange it is that the bus has left on time (this is a Russian conference, after all) and decide that a brisk walk would be the best way to rejoin the group. At the moment, none of us connect this walk to the theme of the youth conference we are attending which is “In the Footsteps of St. John,” but later this walk would seem all too relevant. After surmounting many infamous San Francisco hills (surrounded, however, with stun-

ning views), two hours later, we arrive at Holy Virgin Cathedral, with blistered feet. Even so, we are overjoyed to be back with the group. Ironically, the next day, this contingent of tardy girls hears a lecture by Fr. Irenei (Steenberg) about the usefulness of our feet. In other words, St. John taught us to remain active in our faith—to keep it alive. The activities and participants of the conference reflected this philosophy. We stood in church, actively praying. We worked at the soup kitchen, actively serving. We attended the lectures, actively listening. Each activity brought us closer to a unifying truth: that St. John was here with us, actively participating. Although the participants represented many different countries,

backgrounds, and ideals, a unifying presence held the conference together: the evident differences instead brought balance to the group, and the participants were as serious as they were joyous. They experienced social events just as fully as the more serious aspects of the conference—an attitude that St. John of Shanghai and San Francisco cultivated. As someone who has attended various conferences hosted by the same administration, I believe that this conference was one of the most outstanding. The variety of activities and constant emphasis on a true Orthodox experience were a result of not only the exemplary clergy and hard workers on the planning committee, but also the respectful attendees of the conference. Lectures like the one given by Bishop Panteleimon [of Smolensk and Viazma] reminded us of the effectiveness of outreach and how our youth is now in charge of continuing this imperative action. In the same spirit, Rostislav Ordovsky-Tanayevsky Blanco gave a lecture that complemented Bishop Panteleimon’s yet emphasized the practical methods of giving unreservedly—without a price tag. This article began with a short anecdote about missing the bus. While I do not promote attending such a conference while being tardy to catch the buses, through this VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

YOUNG AND ORTHODOX

BLISTERED FEET AND MARRIAGE CAMP: THE ALL-DIASPOR A YOUTH CONFERENCE YOUNG AND ORTHODOX

ВЕРА И МОЛОДОСТЬ НАТЕРТЫЕ НОГИ И СБЛИЖЕНИЕ СЕРДЕЦ: ВСЕ ЭТО — МОЛОДЕЖНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ ДИАСПОРЫ

Смоленский и Вяземский Пантелеимон, напомнили нам об эффективности распространения идей и о том, что наша молодежь теперь в ответе за продолжение этих активных действий. В этом же духе была и лекция Ростислава Ордовского-Танаевского Бланко. Она дополняла лекцию епископа Пантелеимона тем, что в ней больше внимания уделялось практической стороне — как научиться отдавать от всего сердца, не задумываясь о цене. Я начала эту статью забавной историей о пропущенном автобусе. Конечно, я не призываю участников подобных конференций опаздывать на автобусы. Однако именно через эту неудачу (и заставив потрудиться свои ноги) я смогла встретить таких необыкновенных людей, которые живут в другой части мира, но борются с теми же проблемами, что и мы. Стояли ли участники конференции у мощей владыки Иоанна или танцевали в Русском центре, они были вместе и делали одно дело. Во время хиротонии нового епископа Николая (Ольховского) пели три разных хора, но их согласное звучание еще теснее объединило собравшихся.

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Конференции иногда в шутку называют клубом знакомств, и в какой-то мере это так и есть. И хотя знакомства и будущие браки не могут быть главной целью, все же основная задача мероприятия состоит именно в завязывании связей между молодыми людьми (конечно, не будем упускать из виду и более серьезную миссию). С моей точки зрения, она была достигнута. Казалось, история жизни святителя Иоанна красной нитью пронизала всю конференцию. Со дня канонизации святителя Иоанна прошло уже двадцать лет, и еще больше — с того времени, когда он жил и скончался, но его шаги все еще звучат в сердцах участников сан-францисской конференции 2014 года. Перевод Ольги Камчатновой

BLISTERED FEET AND MARRIAGE CAMP: THE ALL-DIASPOR A YOUTH CONFERENCE YOUNG AND ORTHODOX

mishap (and the use of our feet), I was able to meet some very special people who were living in another area of the world but struggling with the same issues. Whether participants were standing by the relics of St. John or dancing at the Russian Center, we were united and active. Although during the consecration of the new bishop [Nicholas Olhovsky] three different choirs sang, their balance brought another type of bonding to the gathering. The conferences are often lovingly joked about as “marriage camp,” and this is somewhat true. Although the main goal may not be to bond the youth for future matrimony, the main goal is to bond

the youth, while keeping attentive to a larger goal. From my perspective, this was achieved. It seemed as though everywhere, the theme of St. John’s life pervaded the conference. Even though two decades have passed since St. John’s canonization, and many years since his life and repose, his footsteps are still resonating in the hearts of the attendees of the 2014 conference in San Francisco. Photos by Oxana Sapronova

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ВЕРА И МОЛОДОСТЬ ПОМОГАЕМ ПРИХОДУ

ПОМОГАЕМ ПРИХОДУ Молодежный православный проект в церкви Святого Мартина в Корвалисе, штат Орегон Священник Джеймс Баглиэн, Корвалис, Орегон

олодежный коми т е т Западно-Американской епархии давно хотел организовать рабочий проект для молодежи, чтобы дать ей возможность внести практический вклад в строительство храма для нашей епархии. Православный храм Св. Мартина в Корвалисе, штат Орегон, сейчас строит новый приходской зал площадью три тысячи семьсот квадратных футов. Он даст возможность развернуть общественную, образовательную и культурную деятельность, которая теперь осуществляется дома у членов общины или в каких-то других местах. Проекту помогало множество людей: как из числа верующих, так и наемных рабочих. Строительство этого здания и дало возможность запустить рабочий молодежный проект. Новый приходской зал замыкает собой закрытый двор, по

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

сторонам которого располагается часовня, за л и подсобное помещен ие; в ре зул ьт ат е м ы достигли эффекта уединенности. Раньше этот двор никак не использовался. Вдобавок часовня была окружена асфальтовой дорожкой, которую убра ли во время строительства. По плану, обе эти площадки должны были быть замощены брусчаткой летом 2014 года. Этим мы планировали не только благоустроить территорию возле часовни, но и создать завершенный дворик для занятий на улице, например для летних бесед, дополнительные места для сидения во время праздников и т. п. Укладка брусчатки во дворе и на дорожке показа лась идеа льной работой для молодежного проекта, потому что она способствова ла и увеличению количества прихожан, и давала полезный навык. На то же самое время были запланированы и другие строительные работы, куда участники тоже могли внести свой вклад. В декабре 2013 года на Свято-Германовской конференции в Мул а йно, ш т ат Орегон, мы устроили презентацию для собравшейся молодежи о проекте прихода Св. Мартина, за которой последова ло обсуждение того, как они могли бы помочь в работе. Ребята отреагировали положительно, и многие сразу подали заявку на помощь в проекте. Начало запланировали на июнь, когда у большинства участников заканчивался учебный год. Затем мы начали серьезное плани-

рование, и в апреле заинтересовавшимся молодым людям были разосланы регистрационные материалы. Проект работа л с 16 по 20 июня, с вечера понедельника до у т ра п я т н и ц ы. Уч ас т ие в мероприятии приняли девятнадцать молодых людей в возрасте 15–23 лет из восьми разных приходов. Волонтерами из числа духовенства были архима н дри т Ириней (Ст инберг), протоиерей Дэвид Мозер и священник Джесси Фило. Как и планировалось, основной работой по строительству стала укладка брусчатки в церковном дворе и на дорожках. Работу участников контролировал местный подрядчик. Кроме того, молодые люди помогали укладывать полива льную сис тему на церковных лужайках. Юноши жили в палаточном городке на церковной земле, а девушек разместили в доме священника. Еду подавали там же или рядом с церковью. В расписание также были включены духовные, общественные и развлекательные мероприятия. Регистрация нача лась в понедельник вечером, после чего в часовне отслужили молебен о начале всякого дела. Оставшееся время ребята отдыхали и общались в доме священника. Вторник начался завтраком в шесть часов пятнадцать минут, а к работе приступили в семь часов утра — это обычное расписание строительных рабочих. Работа продолжалась до четырех часов дня с часовым перерывом

HELPING THE CHURCH YOUNG AND ORTHODOX

HELPING THE CHURCH Orthodox Youth Project at St. Martin Church in Corvallis, Oregon Rev. James Baglien, Corvallis, Oregon

he Youth Committee of the Western American Diocese has long desired to organize a work project for our youth, to give them a “hands-on” opportunity to contribute to the building up of the Church in our Diocese. St. Martin Orthodox Church in Corvallis, Oregon, is in the process of constructing a new 3,700-squarefoot parish hall, which will provide facilities for social, educational, and cultural activities that currently take place in the homes of members or at third-party sites. The project has benefited from the efforts of many volunteers—both Orthodox contractors and lay workers. Construction of this parish hall provided the opportunity for an inaugural youth work project. The location of the new parish hall created an enclosed courtyard bounded by the temple, hall, and an ancillary building, with a distinct “cloistered” effect. This courtyard area was previously undeveloped. In addition, the temple had been surrounded by an asphalt pathway that was removed during construction. Plans provided for both these areas to be finished in paving stones during the summer of 2014, to beautify the temple grounds and to create a finished area in the courtyard for outdoor activities: summer talks, overflow seating for feasts, and the like. The paving of the courtyard and pathway seemed an ideal task for a youth project, providing participants with the opportunity both to assist in the expansion of a parish community and to acquire a useful skill. Other construction activities were scheduled to be under way at the same time, to which participants could further contribute.

In December 2013, at the St. Herman’s West Conference in Mulino, Oregon, a presentation was made to the assembled youth on the background of the St. Martin project, followed by a discussion of the potential for them to assist in the work. The response of the youth was highly positive, and many enrolled on the spot to help with the project. The project was scheduled for June, during the first week out of school for most participants. Planning then began in earnest, and registration materials were sent out in April to interested youth. The project took place during June 16–20, from Monday evening through Friday morning. Nineteen youth, aged 15 to 23, from eight parishes, took part in the event. Clergy volunteers supporting the event were Archimandrite Irenei (Steenberg), Protopriest David Moser, and Priest Jesse Philo. As anticipated, the principal construction activity comprised setting the pavers in the church courtyard and walkway. A local paving contractor was engaged to oversee the work of the participants. In addition, the

youth assisted in setting landscaping irrigation lines around the temple grounds. Young men were housed in a tent “village” on the church property, and the young women slept dormitory-style in the rectory. Meals were served in the rectory and on the church grounds. A number of spiritual, social, and recreational activities were also incorporated into the schedule. Check-in took place Monday evening, after which an opening Moleben for the Beginning of Any Good Work was served in the temple. The youth then enjoyed a time of recreation and fellowship at the parish rectory. Tue s d ay b e g a n w i t h br e a kfast at 6:15 a.m., followed by work at 7 a.m.—the usual contractor’s schedule. Work continued steadily until 4 p.m., with an hour break for lunch. The youth spread and leveled the sand base for the paving stones,and then set the pavers in the appointed pattern. Retaining edges were cut, placed, and spiked. A number of the participants learned to use a water-cooled concrete cutting saw, which created the many custom cuts necessary to neatly fit

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ВЕРА И МОЛОДОСТЬ ПОМОГАЕМ ПРИХОДУ

на обед. Молодые люди разбрасыва л и и ровн я л и песок д л я подложки под брусчатку, а потом к ла ли камни по намеченному узору. Бордюрные камни резали, устанавлива ли и вбива ли. Некоторые научились пользоваться пилой с водяным охлаждением для резки бетона. Этой пилой подгоняли камни, чтобы они аккуратно ложились вдоль уже имеющихся дорожек. Тем временем другие трудились над расширением сети канавок для полива и укладывали на место трубы и элементы управления. После обеда состоялся поход в расположенный неподалеку Осборнский развлекательный аквацентр, где все плавали и играли в разные игры на воде. А потом отец Ириней провел духовную беседу о природе святости. Вечер завершился часом общения. В среду работы велись по такому же строгому расписанию. Укладка брусчатки подходила к концу. На камни разбрасывали полимерный песок, чтобы, заполнив промежутки между камнями, он закрепил их на месте. Наблюдавший за работой подрядчик заметил, что редко когда встречал таких трудолюбивых и добросердечных молодых людей. После группового фото и обеда участники собрались вокруг костра, и отец Дэвид рассказывал об ангелах. За этим рассказом пос ледова ла обща я беседа, и здесь к нашему духовенству, отвечая на вопросы, присоединился священник Дэниэл Маккей из сербского прихода в Юджин, штат Орегон. Четверг был целиком посвящен развлечениям. Участники посетили Орегонский береговой аквариум, а потом пошли в Хатфилдский морской научный центр, где собирали образцы в прилегающем эстуарии и ана-

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

лизирова ли их в лаборатории по изучению планктона. Вторую половину дня провели на пляже, пообедав в местном ресторане. Завершили день общением в доме священника. В пятницу утром в часовне о т с лу ж и л и мо ле б ен с в я т ом у Мартину и святителю Иоанну Сан-Францисскому, а затем пришло время прощаться с друзьями — старыми и новыми. Это т первый проект бы л хорошо воспринят молодыми людьми. Хотя некоторые сначала волновались, что незнакомы с другими участниками, но дружеские отношения быстро завязывались в атмосфере совместного труда. Результаты же этих усилий были впечатляющими, поэтому участники могли испытывать законное чувство удовлетворения прекрасно сделанной работой. Епархиальный молодежный комитет продолжает поиск похожих возможностей и надеется регулярно предлагать нашей молодежи подобные непростые за дачи. За ин тересова вшиес я п ри ходы с по тенц иа л ьными п ро ект а ми мог у т связат ьс я с отцом Борисом Хен дерсоном, ру ководи те лем молодежного комитета Запа дно-А мериканской епархии: (303) 753 –1401, bhend60@gmail.com. Отец Джеймс Баглиэн — священник православной церкви Святого Мартина Милостивого в городе Корвалисе, штат Орегон. Прихожане очень хотели бы закончить строит ельство нового приходского зала к осени. Пожертвования с благодарностью принимаются или онлайн на сайте stmartinorthodoxchurch.org, или другими способами (можно связаться с отцом Джеймсом по адресу stmartinorthodoxchurch@gmail.com или по телефону (541) 738–0600). Перевод Ольги Камчатновой

HELPING THE CHURCH YOUNG AND ORTHODOX

the paving stones around the existing sidewalks and walkways. Meanwhile, others worked to extend the trenching for the irrigation lines and to set the water conduits and control boxes in place. After dinner, there was an excursion to the nearby Osborne Aquatic Center, where the part icipants swam and played water sports. Following their swim, a spiritual talk on the nature of sainthood was given by Fr. Irenei. The evening concluded with a social hour. Wednesday saw a similarly rigorous work schedule, completing the paving project. Polymeric sand was spread over the pavers to fill the interstices and lock them into place. The supervising contractor remarked that he had seldom encountered so hard-working and good-natured a group of young people. After a group photo and d i n ner, pa r t ic ipa nt s g at hered around a bonf ire, at which Fr. David gave a talk on angels. This talk was followed by a general question-and-answer period, during which our clergy were joined by Priest Daniel MacKay, rector of the Serbian parish in Eugene, Oregon. Thursday was set aside for recreation. The participants toured the Oregon Coast Aquarium in Newport, Oregon, followed by a visit to the Hatfield Marine Science Center, where they collected specimens from the adjoining estuary and analyzed them in the Center’s plankton lab. The afternoon was spent at

the beach. Dinner followed at a local restaurant. The day concluded with social time at the parish rectory. On Friday morning, a closing moleben was offered in the temple to St. Martin and St. John of San Francisco, and then it was time to say farewells to friends, old and new. This inaugural project was well received by the youth. A lthough some were apprehensive at first because they did not know the other participants, friendships were made quickly in the atmosphere of shared work and communal effort. All were impressed with the completed work, and the participants could feel a justifiable sense of accomplishment in a job well done. The Diocesan Youth Committee continues to look for opportunities for this type, and hopes to offer this kind of challenging activity to our youth on a regular basis. Interested parishes with potential projects should contact Fr. Boris Henderson, Chairman of the Youth Committee: 303–753–1401, bhend60@gmail.com. Priest James Baglien is the rector of St. Mar tin the Merciful Or thodox Church in Cor valli s, O rego n. Th e par i sh i s str iving to complete i t s n e w Pa r i s h Ha l l b y t h e fa l l . D o n a t i o n s a re v e r y w e l co m e, o n line at stmartinorthodoxchurch.org or oth er wi se (co nt act Fr. Jam es at stmartinorthodoxchurch@gmail.com or 541-738-0600). Photos courtesy of Fr. James Baglien

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

«БАБУШК А, ПОЧИТАЙ!»

«БАБУШК А, ПОЧИТАЙ!» РИСУЕМ ЦЕРКОВЬ

РИСУЕМ ЦЕРКОВЬ Людмила Андреевских, Конкорд, Калифорния

Дорогие родители! Предлагаем вашему вниманию новую рубрику «Домашняя мастерская». Ее цель — помочь вам научить своих детей видеть красоту и уметь ее отобразить в рисунке, живописи, поделках. Ведет рубрику Людмила Александровна Андреевских. Наше первое занятие мы посвящаем древнерусскому храму.

дним из самых известных памят ников древнерусского зодчества является храм Покрова на Нерли. Это небольшая церковь на реке Нерли во Владимирской области до сегодняшнего дня является образцом умелого выбора места для строительства храма, образцом идеальных пропорций и соразмерности всех элементов архитектуры. Ее часто сравнивают со скромной красавицей в белом наряде, подпоясанной «аркатурным пояском». Еще один храм, который мы советуем показать детям в качестве образца, — это Дмитриевский собор во Владимире. Его пышное узорочье — резьба по камню на стенах, изображающая сказочных животных, фантастические

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

рас тения, — вдохнови т ваших юных художников на украшение своих храмов. А ч тобы уви де ть, насколько ра знообра зными могу т бы т ь произведения архитектуры при использовании одних и тех же элементов, посмотрите на храм Василия Блаженного (Собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву) на Красной площади Московского Кремля. Рассматривая с детьми эти храмы, нужно обращать их внимание на то, где и как расположены архитектурные детали. Во время урока необходимо поставить следующий вопрос: как в нашем городе, да и в любом другом, мы можем узнать православный храм по внешним элементам архитектуры. Чтобы запомнить и узнать эти элементы, мы начнем не только рассматривать их, но и делать зарисовки. Одна из самых главных задач обучения состоит в том, чтобы идти от самого простого к сложному, от больших форм к мелким деталям — и только в конце к украшению узорами. Ит а к, начинаем рисоват ь и «строить» свой храм с фундамента (1), то есть с нижней его части, которая определяет размер будущего храма. Затем справа и слева возводим стены (2) и определяем их высоту: разделим нижнюю линию фундамента на три, желательно ровные, части. Можно разделить и на большее число частей — творческий подход всегда приветствуется.

А теперь из этих точек необходимо нарисовать идущие вверх вертикальные линии, соответствующие высоте стен: они будут изображать так называемые лопатки (3). Детям нужно показать, рассказать и восхититься этим решением древних зодчих-архитекторов, делающим мощные и широкие стены легкими и стройными. Соединяются вершины лопаток полукружьем закомар (4). Это одно из отличий православного храма. В некоторых случаях закомары могут иметь несколько измененный вид, так называемые килевидные закомары. И действительно, центральная часть полукружия закомар немного выступает вперед и похожа на киль, то есть на нос лодки, отсюда и ее название. Возможно, что эти формы зодчие подсмотрели в головных уборах русских красавиц: уж очень форма закомар напоминает кокошник. Зодчие, особенно в более поздний период, используют очень простой, но эффектный прием: многократное повторение форм закомар. Этот прием нужно показать детям, чтобы они могли использовать его в своих рисунках. Иногда белокаменные церкви сравнивают с белой свечой, а золотую луковку (ее еще называют маковка) на ее вершине — с огнем, зажженным для Бога. Теперь переходим к изображению купола (5), барабана (6) и главы храма (луковки, шлема) (7). Над закомарами справа и слева нарисуем своды купола, а в центре между

LEARNING TO DRAW A CHURCH Ludmilla Andreyevskikh, Concord, California

Dear parents, it is our pleasure to introduce a new column entitled “Craft Corner.” Its objective is to help you teach your children to see the beauty around them and to reproduce that beauty through the media of arts and crafts. This column is presented by Ludmilla Aleksandrovna Andreyevskikh. We are dedicating our first lesson to the ancient Russian Church.

ne of the most famous monuments of ancient Russian architecture is the Church Pokrov-on-Nerl [Protection of the Mother of God on the Nerl River]. To this day, this small church built on the Nerl River in the Vladimir region in Russia and serves as a model for the skilled selection of church building sites, as well as an example of ideal proportions and symmetry among architectural elements. It is often compared to a modest beauty in white dress, belted by a blind arcade. Another church we recommend using as an example for your children is the Dmitrievsky Cathedral in Vladimir. Its sophisticated ornamentation—replete with stone wall carvings depicting mythical creatures and fantastical plants—will inspire your young artists to decorate their own churches. And to see how varied architectural works can be despite being limited to one set of elements, take a look at Saint Basil’s Cathedral (Cathedral of the Protection of the Mother of God on the Moat), located on Red Square in Moscow’s Kremlin.

When examining these churches with your children, pay close attention to where and how the different architectural details are situated. During your lesson, it is essential to pose the following question: How can we identify an Orthodox church in our hometown (or any other city, for that matter) by its external architectural elements? In order to memorize and be able to identify these elements, we will not only study them, but start sketching them. One of the most important goals of the teaching process is to start with the simplest parts and then move on to the more complex ones—to move from large forms to small details, adding decorative patterns only at the end. And so, let’s begin drawing and “building” our church, starting with its foundation (1)—the church’s lowermost part, which determines the future size of the church. Next, we will draw the right and left walls (2) and determine their height: We divide the bottom line of the foundation into three, preferably equal parts. It can also be divided into a greater number of parts—a creative approach is always welcome.

And now, it is essential to draw vertical lines that originate from these points and extend upward, corresponding in height to the walls: these will represent the so-called blades (3) or lopatki. The significance of various choices that ancient architects made in an effort to imbue massive, broad walls with lightness and grace should be explained and marveled at with your children. The blades are then joined at the top by the arches (4) or zakomariy. This is one of the features unique to Orthodox churches. Some examples of the zakomariy may look slightly different, such as the so-called keeled zakomariy. True to its name, the top of the semicircular zakomariy is somewhat pronounced, resembling the keel (or nose) of a ship. It’s also possible that this shape was inspired by the headdresses of Russian women: They do, after all, strongly resemble the shape of a headdress or kokoshnik. Particularly in the late medieval period, ancient architects frequently used the simple but effective technique of marked repetition of the zakomara shape. You should

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

CHILDREN’S CORNER

LEARNING TO DR AW A CHURCH CHILDREN'S CORNER

«БАБУШК А, ПОЧИТАЙ!» РИСУЕМ ЦЕРКОВЬ

Словарик архитектурных терминов:

2. Стена / Wall

Аркатурный пояс — декоративный мотив из небольших арок. Барабан — цилиндрическая или многогранная часть здания, которая служит основанием для главы храма.

1. Фундамент / Base

4. Закомара / Arches or Zakomara

Закомара — в русской архитектуре полукруглое завершение наружного участка стены.

e a. Закомары / Zakomara b. Килевидные закомары / Carinate Zakomara c. Луковка / Onion Dome d. Шлемовидная форма / Helmet Dome e. Решетки / Bars 3. Лопатки / Blades

8. Аркатурный поясок / Blind Arcade 7. Глава храма / Onion Dome

5. Купол / Kupol

6. Барабан / Drum

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Глава (луковка, маковка, шлем) — декоративное покрытие, расположенное на барабане.

Купол — свод, конструкция, по форме близкая к полусфере Лопатка — вертикальный плоский выступ стены.

LEARNING TO DR AW A CHURCH CHILDREN'S CORNER

Glossary of Russian Architectural Terms: Blind Arcade — moderately sized arches that do not open onto the outside but are used as a decorative motif in the building. Baraban (Drum) — cylindrical or polyhedral part of the building on which rests the top element (e.g., dome) of the church building. Glava (Lukovka, Makovka, Shlem), Pier (Onion Dome, Crown, Helmet) — decorative element placed on top of the drum. Kupol — semicircular dome.

Church of the Protection of the Mother of God on the Nerl River, Vladimir region, Russia

Dmitrievsky Cathedral, Vladimir, Russia

Russian woman’s kokoshnik (headdress)

Saint Basil’s Cathedral, Moscow, Russia

Holy Virgin Cathedral, San Francisco, California

show examples of this technique to your children so that they can use it in their drawings. White stone churches are sometimes likened to a white candle, with a golden lukovka, or onion dome (also referred to as a makovka, or crown), at the top—a f lame lit in honor of God. Now we can move on to drawing the kupol (5) or dome, the drum (6),

and the head of the church (lukovka, helmet) (7). Over the tops of each zakomara, on the right and left sides, we will draw the arches of the kupola, and in the middle, between the two vertical lines, we will determine the size of the so-called drum. Its height usually depends on how much room there is left above it. The topmost part should then be illustrated as the head of the church in the form

of a lukovka, or the ancient Russian helmet and cross. In acquainting ourselves with various examples of ancient Russian architecture, we see that the number of drums atop the kupol can vary greatly. The more traditional scheme is to place one drum over a single-pier church, or five drums over a five-piered church, symbolizing the four evangelists, Mark,

Lopatka (Blade) — a flat, vertical wall projection. Zakomara — a semicircular completion of the external portion of a wall.

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

«БАБУШК А, ПОЧИТАЙ!» РИСУЕМ ЦЕРКОВЬ

Sasha Stremlova, 11 years old

Lisa Stremlova 8 years old

Pavel Tsygankov, 11 years old ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

двумя вертикальными линиями определим размер так называемого барабана. А вот его высота часто зависит от того, сколько места остается над ним. Там необходимо изобразить верхнюю часть: главу храма в виде луковки или древнерусского шлема с крестом. При знакомстве с произведениями древнерусской архитектуры мы убедились, что количество барабанов на куполе может быть самым разным. Наиболее т радиционным решением является один барабан одноглавого храма или пять барабанов пятиглавого, что символизирует четырех евангелистов: Марка, Матфея, Луки и Иоанна, а в центре — Самого Христа. В более поздней архитектуре встречаются многоглавые храмы, например собор Василия Блаженного. Сколько глав и барабанов будет на рисунке вашего ребенка, зависит от его творческой фантазии. Все гениальное просто. Именно таким было решение зодчих сделать окна храма не квадратными, а щелевидными. На барабане их особенно много, ведь это источник освещения храма в течение дня. Солнышко ходит по небу по кругу, и каждый раз его лучи попадают на барабан; сквозь окна солнечный свет проникает в храм и поэтому в церкви всегда светло.

Вертикальное изображение окон на стене усиливает эффект стройности здания. Эти окна, как правило, расположены на втором этаже или на самом верху. Щелевидные окна украшались ажурными железными решетками и цветной стеклянной мозаикой. Покажите и придумайте вместе с ребенком несколько приемов изображений ажурных решеток. Аркатурный поясок (8) делит здание на верхнюю и нижнюю части. Он действительно создает ощущение подпоясанной стройной фигуры и служит одним из элементов украшения здания. Двери центрального входа могут быть завершены полукружием закомар и украшены узорами. Детям можно рассказать и об исторических событиях, происходивших в то время, когда строился храм. Они должны знать, что в старину храм служил не только д л я моли т вы, но бы л цен т ром культурного и духовного развития, а также защитником жизни прихожан. За его каменными стенами и мощными засовами железных дверей они не раз спасались от нашествия врагов: через его окна не могла пролететь ни вражеская стрела, ни пуля. Необходимо закрепить полученные знания на практике: после того, как вы изучили и нарисовали основные элементы древнерусского храма, специально организуйте поход в одну из церквей вашего города или после воскресной службы останьтесь и постарайтесь не только рассмотреть, но и проговорить названия всех узнаваемых элементов архитектуры вашего храма. Всегда важно иметь со своим ребенком общие темы для разговора, и если их темой являются образцы лучших произведений церковного искусства, то, несомненно, этот след на долгие годы огра дит детей от равнодушия, безвкусицы и наполнит сердца любовью к своей православной культуре.

LEARNING TO DR AW A CHURCH CHILDREN'S CORNER

Matthew, Luke, and John, surrounding the central figure of Christ Himself. In later architecture, multipiered churches appeared, an example of which is St. Basil’s Cathedral. The number of drums your child will draw on the church depends entirely on his or her creative vision. True genius lies in simplicity. This was the reasoning behind the decision of ancient architects to make church windows slit-shaped rather than square. The drum in particular has an ample number of windows, which serve as a source of light for the church during the daytime. As the sun moves through the sky in a circular path, its rays shine down on the drum, passing through different windows over the course of the day. As a result, it is always light inside of the church. The vertical appearance of the windows on the wall also help emphasize the graceful shape of the building. As a rule, these windows are situated at the second-story level or at the very top. The slit-shaped windows were ornamented with metal openwork screens and stained-glass mosaics. Show your children a few different techniques for drawing openwork screens, or come up with them together. The blind arcade (8) divides the building into its upper and lower parts. These slim arches do not open onto the outside but create the impression of a repeating shape or belt that serves as one of the decorative elements of the building. The doors of the main entrance can be topped by a semicircular zakomara and decorated with ornamental patterns. Children can also be told about the historical events that took place at the time a given church was being built. They should know that, in ancient times, the church served not only as a place of worship, but also as a center of cultural and spiritual development and a safe haven for its parishioners. On more than one occasion, people sought refuge from their enemies behind its stone walls and massive barred doors—neither arrow nor bullet could pass through its windows. It is important to consolidate acquired knowledge by putting it into practice: After you have learned about and drawn the main elements of the ancient Russian church, organize a field trip to one of the churches in your city or explore your own church after the Sunday service. Try to identify and name the architectural elements of your church that are now familiar to you. It’s always important to have mutually interesting topics of conversation you can discuss with your children. If one of those topics happens to be the best examples of religious art, then undoubtedly, the impression they make will safeguard your children against apathy and poor taste. It will fill their hearts with love for their Orthodox culture for years to come.

Nikon Alemsha, 9 years old

Translated by Maria Wroblewski VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

«БАБУШК А, ПОЧИТАЙ!»

СВЯТОЙ СЕРАФИМ САРОВСКИЙ

СВЯТОЙ СЕРАФИМ САРОВСКИЙ Рене Рива, Ричланд, штат Вашингтон

Саровском краю В дремучем лесу Своими руками срубил себе келью Святой Серафим.

«Сокровища» были для него дети, И каждого звал он «радость моя». Стоял перед взрослыми старец мудрый, Детишки же — мальчика видели.

Растил он картошку на огороде, И дни свои проводил он спокойно — В пенье молебном, В молитве безмолвной.

Часто монахини, Проходя мимо кельи, Хлебцы ему приносили, Испеченные утром.

Он жил одиноко, однако Господь ему друзей посылал: Что ни день, птицы, зайцы и лисы Приходили к нему.

Кто знал отца Серафима, Знал, что он любит петь, И не секрет, Что он знал все песнопения.

А как-то пришла монахиня И испугалась смертельно, Увидев — с отцом Серафимом Находится дикий медведь.

Восхищенье во всех вызывал Этот старый и добрый батюшка, Что Бога любил и Церковь, Поститься и Бога славить в праздник.

«Отче, ведь это медведь!» — Дрожа от страха, вскричала она. А он рассмеялся в ответ, И в глазах его светилось веселье.

И множество раз его вопрошали: «Что делает твое сердце горячим?» И он секрет открыл, Что знать они желали:

«Не бойся, сестра, И дрожать перестань, Он выглядит зверем, на деле же Это весьма благодушный медведь».

«Стяжи дух мирен От любови к Богу, И тысячи людей Вокруг тебя спасутся».

И кто ни придет к Серафиму, Любимым себя ощущает, А те, кто пришел издалече, Старались побыть там подольше.

И долгое, долгое время Отец Серафим возлюбленный Согревал, потрясал и трогал Сердца многих и многих людей.

И всё потому, что в Сарове Никто не был столь благодатен, Ничто так души не умиротворяло, Как кельи его посещенье.

Как приедете в город Саров, Постойте там на дороге — Там, где цветут цветы и эхом звучат Песнопения прошлого.

А в глубине его садика Укрытие мирное было, Где прятался он, бывало, от взрослых И с детьми там играл, как ребенок.

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Подстрочный перевод Ольги Камчатновой On the right: Icon of Saint Seraphim of Sarov with Bear by Tatiana McWethy

SAINT SER APHIM OF SAROV CHILDREN'S CORNER

SAINT SERAPHIM OF SAROV Renée Riva, Richland, Washington All who came to Seraphim Could sense his love and care, And travelers who journeyed to his hut Would stop and linger there. For nowhere else in Sarov Was one so full of grace, And nothing was so peaceful As visiting this place. Behind his little garden, He had a hide-a-way He sometimes hid from grown-ups, But with children, he loved to play. The children were his “treasures,” He called each one his “ joy”; The grown-ups saw a wise old man, The children saw a boy. Often in the afternoons, The nuns who passed his way Brought him little loaves of bread, Homemade fresh that day.

eep in the woods of Russia, ’Twas once a plot of land, Where Seraphim of Sarov Built a hut by hand. He tilled himself a garden, and grew potatoes there, He passed his days contentedly with songs and silent prayer. And ’tho he lived quite all alone, The Lord sent friends his way: Birds and foxes, and rabbits Would visit him each day. One morn a nun came calling And had a terrible scare, When she saw Father Seraphim beside a beastly bear!

If one knew Father Seraphim, They knew he loved to sing. It was no secret that he knew A hymn for everything. Great was the admiration For this old and kindly priest, Who loved the Lord, and loved the Church, And loved to fast and feast. Many often wondered What made his heart aglow, And so he shared a secret He thought they’d like to know: “If one learns to be peaceful, From godly adoration, Then thousands all around you Will also find salvation.”

“Father, it’s a bear!” she screamed, Hysteric with surprise, But he just laughed his merry laugh, And humor filled his eyes.

For years dear Father Seraphim Continued to surprise, And warm and charm and touch the hearts Of many, many lives.

“Relax, relax,” dear Sister, Please do not despair. Although he looks ferocious, He’s quite a gentle bear.

So if you go to Sarov, Do stop along the way, Where flowers bloom and echos loom with hymns from yesterday. VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

НАШИ ТРА ДИЦИИ

НАШИ ТРА ДИЦИИ ЦВЕТ ПРАЗДНИК А

ЦВЕТ ПРАЗДНИКА Зоя Градова, Аламо, Калифорния

The Holy Trinity, by Tatiana McWethy

«З

апоминай, меня не будет — ты будешь облачать», — такими словами нача ла свой у рок Л и ди я Ни кол аевна, ус во ивша я премудрос т ь укра шения храма еще будучи воспитанницей приюта св. Тихона Задонского. «Голубое облачение — богородичное, зеленое — на Троицу, Духов день и Вербное воскресенье, да еще на преподобных и Христа ради юродивых, золотое — воскресное, на Господские праздники и красное тоже. Великим постом — черное или фиолетовое, в воскресенье — темно-красное, а белое — это уж Пасхальное и на Рождество да на Преображение, Крещение и Вознесение. И еще запомни…» У меня голова пошла кругом. Так повелось в русском зарубежье, что женщины, собираясь на праздник в храм, старались подобрать наряд, по цвету подходящий к богослужебному облачению. Казалось бы, чего мудреного — открыть ящик комода с шарфиками разных цветов и не задумываясь прикинуть, какой из них подходит к праздничному или воскресному наряду. А оказывается, все не так 1

просто: каждый праздник имеет свой цвет, и этот цвет не случайность. Так же, как и цвет на иконе — не прихоть художника, а богословие в красках. Кто-то скажет: «Ну что за суета, какая разница, какого цвета надеть платье или блузку на Благовещение или каким шарфом покрыть голову на Воздвижение Креста Господня? Не это главное!» Может, и так. Но все-таки есть в этой традиции свой благочестивый сокровенный смысл. Ведь и символическое значение церковных богослужебных облачений — это выражение в видимых вещественных одеждах духовных одежд праведности и чистоты, в которых цвет — внешний образ невидимого духовного мира. Смысловая гамма красок в Православной Церкви неслучайна. Она основана на семи цветах радуги, символе Завета между Богом и человеком, мосте, означающим связь между жизнью временной и вечной. Главный цвет в богословии красок — золотой, цвет Горнего Иерусалима, описанного в Откровении Иоанна Богослова, цвет Царствия Божия. «Изо всех цветов один только золотой, солнечный, обозначает центр божественной жизни, а все прочие только его окружение. Один Бог, сияющий “паче солнца”, есть источник царственного света. Прочие цвета, Его окружающие, выражают собой природу той прославленной твари небесной и земной, которая образует собою Его живой, нерукотворенный храм»1. Золотой цвет — отражение сияния Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа. Именно поэтому облачается церковь в золото в честь Господа нашего в воскресные дни: Сын Божий есть «сияние славы Отчей», «Царь мира», «Архиерей грядущих благ». В золотом храм в дни,

Е. Трубецкой. «Смысл жизни». — Москва, «Фолио», 2000. С. 386.

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

когда празднуется память святых апостолов, равноапостольных и благоверных царей и цариц, князей и княгинь. Первый цвет радужного спектра — красный. Это цвет животворящей энергии Воскресения — победы жизни над смертью. В Русской Православной Церкви Заграницей цвет Пасхи белый, но существует и другая традиция: например, в храмах Московской Патриархии Пасхальная заутреня служится в белом облачении, а Пасхальная литургия совершается в красном. Красный цвет также земной, цвет крови и жертвы. В красное облачается храм и в дни памяти мучеников Христовых во свидетельство их пламенной любви ко Господу. Ора нжевый цве т отде льно в с и м в о л и к е н е и с п о л ь з уе т с я — лишь иногда, так же, как и желтый, замещает золотой. Зеленый — цвет Святого Духа, символ вечной жизни, вечного цветения и обновления, цвет духовной радости. Неслучайно храмы и дома православных украшаются на Троицу зеленью и свежесрезанными ветками березок, а на Вход Господень в Иерусалим — пальмами и веточками вербы. Зеленый цвет — для праздников Святой Троицы, Дня Святого Духа, а также Вербного воскресения и предшествующей ему Лазаревой субботы. Патриарх всея Руси носит мантию зеленого цвета как знак благодат и Божией, нис ходящей на его сан. Кр о ме т о г о, з е лен ы й — э т о цвет преподобных, подвижников и Христа ради юродивых. Смысл их духовного подвига заключается в том, что, умерщвляя греховные начала человеческой воли, стяжав живот ворящу ю бла годат ь Ду ха Святого, они входят в радость Господа своего в Царствии Божием.

THE COLOR OF A FEAST DAY Zoya Gradov, Alamo, California

“M

emorize this… I won’t be here, so you’ll be putting on the vestments.” With these words, Lydia Nikolayevna, who had acquired her skill at decorating the church while still a ward at the Orphanage of St. Tikhon of Zadonsk, began her lesson. “The light blue vestments—are in honor of the Theotokos; the green—for Pentecost, the Day of the Holy Spirit, and Palm Sunday, and also for the feast days of the righteous and fools for Christ; the gold—for Sundays [and] the Lord’s feast days, and that goes for the red too. During Great Lent it’ll be black or purple, except on Sunday, when it’ll be the burgundy; and the white—well, that is for Easter, Christmas, the Transfiguration, the Theophany, and the Ascension. Also…” My head was spinning. As part of their preparations for feast days, it had also become customary in the Russian emigration for women to match the colors of their festive outfits to those of the vestments worn during service. It had once seemed so simple—open a dresser drawer replete with scarves of various colors and, without putting much thought into it, select one that would match the dress to be worn that Sunday or coming holiday. But as it turned out, each feast day has its own color, and that color is not an arbitrary choice—just as the colors in an icon are not merely at the whim of a painter, but reveal a visual theology. One might say, “What f rivolity! What difference does it make what color dress or blouse you wear to church on the Annunciation, or what scarf you cover your head with for the Elevation of the Holy Cross? That is not what’s important!” And maybe, that’s so. Nonetheless, this tradition has its own pious and hidden meaning. After all, the symbolic meaning of liturgical vestments is also an expression of the spiritual garments of righteousness and purity in the form of tangible garments, whose colors are visual representations of the invisible spiritual realm. The semantic color spectrum of the Orthodox Church was not selected off1

hand. It originates from the seven colors of the rainbow, a symbol of the covenant between God and man—a bridge between earthly life and the eternal. Chief among the liturgical colors is gold, the color of the New Jerusalem, which was described in the Book of Revelation by St. John the Theologian—it is the color of God’s Kingdom. “Of all the colors, only gold, the color of the sun, marks the center of divine life, while all else is merely its surroundings. Only God, shining “brighter than the sun,” is the source of majestic light. The other colors that surround Him convey the nature of those illustrious creations, of heaven and of earth, which constitute His living temple, not made by hands.” 1 The color gold is representative of the radiant glory of our Lord and God and Saviour Jesus Christ. It is namely for this reason that the church dons golden vestments in honor of the Lord every Sunday: The Son of God is “the radiance of the Father’s glory,” “Ruler of the kings on Earth,” “Bishop of the blessings to come.” The church is dressed in gold on those days that we honor the memories of Holy Apostles, those equal to the apostles, and right-believing kings and queens, princes and princesses. The first color of the rainbow is Red. This is the color of the life-giving energy of the Resurrection—life’s conquest over death. For this reason, while the color of Pascha is white (explained below), we adorn certain elements of this life-giving Feast in red—such as our Paschal eggs. In other traditions, the vestments of the temple are sometimes changed to red after Paschal Matins, for the Paschal Liturgy, though this is not the tradition of our Russian Orthodox Church Outside of Russia. The color red is also corporeal—the color of blood and sacrifice. Church vestments are changed to red on days we honor the memories of Christ’s martyrs, in recognition of their ardent love for God. The color orange is not used on its own, except, as with yellow, when it serves as a substitute for gold.

E. Trubetskoy. The meaning of life. Moscow: Folio, 2000, p. 386. VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

OUR TR ADITIONS

THE COLOR OF A HOLIDAY OUR TR ADITIONS

НАШИ ТРА ДИЦИИ ЦВЕТ ПРАЗДНИК А

Зеленый же цвет получается от сочетания голубого цвета — символа благодати Духа Святого — и желтого (золотого), цвета Сына Божия. Таким образом, зеленый символизирует исполнение обетования о Духе Святом, данного Спасителем апостолам: «И Я пошлю обетование Отца Моего на вас» (Лк. 24:49). Голубой цвет — цвет неба и цвет Пресвятой Богородицы, избранного сосуда благодати Духа Святого. Этот цвет небесной сферы означает чистоту, непорочность, избранность. Матерь Божия изображается на иконах в синих и вишневых одеждах. Вишневый цвет ее одежды является сочетанием красного (земного) и голубого (небесного), соединяя в образе Царицы Небесной земной и небесный мир. Во все оттенки голубого наряжается церковь в богородичные праздники: Благовещения, Ризо-

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

положения, Успения, на Рождество Пресвятой Богородицы, Введение во храм и в дни поминовения Богородичных икон. Голубой — цвет мантии митрополита. Фиолетовый — этот цвет получается, так же как и бордовый, от соединения двух крайних цветов спектра: красного и голубого. В нем — крестный подвиг Христа, победившего Своею смертию смерть. Бордовые облачения надевают на праздники почитания Креста Господня: на Крестопок лонную неделю Великого поста, на Проис хож ден ие че с т н ы х древ Ж ивотворящего Креста Господня, на Воздвижение и в воскресные дни Великого поста. Фиоле тового цве та арх иепископские и епископские мантии, а также наградные скуфьи и камилавки. Древняя традиция награждать скуфьями и камилавками фиолетового цвета сохранилась лишь в Русской Зарубежной Церкви. Белый цвет в церковной символике есть символ Божественного нетварного света, света Преображения и с лавы Божией. На горе Фавор Спаситель яви лся Своим ученикам в преображенном виде: «Одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить» (Мк. 9:3). Так же, как снег на солнце переливается всеми цветами радуги, так и белый цвет

включает в себя весь спектр солнечного света. Белый цвет означает святость, чистоту и праведность. В б е ло е хра м о бл ачае т с я на Рождество Христово, Крещение Господне, в Великую субботу, Вознесение, Преображение и на все время празднования Пасхи. В белом совершаются таинства крещения, погребения усопших и заупокойные богослужения. Белое облачение также у всех новопосвященных: от чтеца до епископа. Черный — цвет тьмы, бездны ада, отсутствие Божественного света. В церковной символике он также цвет покаяния, отрешения от мирской суеты. Черный — цвет Великого поста. В нашей Русской Правос лавной Церкви Заграницей в черное церковь облачается на первой седмице и на Страстной седмице Великого поста. В остальные же дни облачения фиолетового или бордового цвета. На Пасха льной зау трене священники меняют цвет фелони на каждой из восьми песней канона, потому что Пасха — это Праздников праздник, Торжество из торжеств, играющая всеми цветами небесной радуги. На дею сь, ч т о э т а ма лен ьк а я заметка поможет вам, дорогие читательницы, не путаться в выборе цвета, когда придет время облачать храм. И, кроме того, собираясь на праздничное богослужение, вы сможете поддержать традицию, сложившуюся в среде благочестивых прихожанок Русской Православной Церкви Заграницей.

THE COLOR OF A HOLIDAY OUR TR ADITIONS

Green is the color of the Holy Spirit, a symbol of eternal life, eternal bloom, and renewal—the color of spiritual joy. It’s no wonder that the Orthodox churches and homes are decorated with greenery and freshly cut birch branches on Pentecost, and with palm branches and pussywillows on Palm Sunday. The color green appears on Holy Pentecost, the Day of the Holy Spirit, as well as Palm Sunday and Lazarus Saturday which immediately precedes it. The Patriarch of Russia wears a green mantle, as a particular symbol of the Spiritual grace that flows down upon his office. In addition, green is the color of the righteous, of ascetics and fools for Christ. By destroying the sinful rudiments of human nature and embracing the life-giving Grace of the Holy Spirit, they achieved their aim of entering into the gladness of their Lord in His Heavenly Kingdom. Green is produced by combining blue (which is also sometimes understood as a color that represents the Grace of the Holy Spirit) with yellow (the color, like gold, that represents the Son of God). In this sense, the color green symbolizes the fulfillment of the promise given by the Savior to His apostles: “And behold, I send the promise of my Father upon you.” (Luke 24:49) While blue is taken as representing the Grace of the Spirit, it is also associated with the sky which wraps around us and encloses us all, and so it is most often the color dedicated to the Theotokos, the chosen vessel of the Holy Spirit. This, the color of the firmament, signifies purity, immaculacy, the elect. In icons, the Mother of God is depicted in blue and cherry-colored garments. The cherry color of her clothing is a combination of purple (earthly) and blue (heavenly), symbolizing the convergence of the corporeal and the celestial worlds within the person of the Heavenly Queen. All shades of blue adorn the church on feast days associated with the Theotokos: the Annunciation, the Placing of the Veil, the Dormition, the Nativity of the Theotokos, the Entrance Into the Temple, and on days commemorating various icons of the Mother of God. Blue is the color of the metropolitan’s mantle, since he receives this same grace which draws him close to Christ’s Mother. Purple and burgundy are the colors that result from combining the two colors on opposite ends of the spectrum: red and blue. In them, we recognize Christ’s triumph through the Cross—His conquest of death by death. Burgundy vestments are worn on feast days honoring the Cross of our Lord: the week of the Veneration of the Cross

during Great Lent, the Feast of the Procession of the Venerable Wood of the Cross, the Elevation of the Holy Cross, and on any Sunday of Great Lent. The mantles of archbishops and bishops are purple, as they stand as icons of crucified Christ. So too are the skufia and kamilavka [distinctive head coverings] awarded to clergy. (The purple skufia is an ancient award that has sadly fallen out of use in many parts of the Church; today it is only our Russian Orthodox Church Outside of Russia that continues to keep this custom with regularity.) In church symbolism, white represents the Divine Uncreated Light—the light of the Transfiguration and of God’s full glory. On Mount Tabor, the Savior appeared to His followers, transfigured: “His garments became radiant and exceedingly white, as no launderer on earth can whiten them.” (Мark 9:3). Like the iridescence sunshine makes to appear on snow, the color white contains within it the entire color spectrum of sunlight. White signifies holiness, purity, and righteousness. The church is dressed in white vestments on Christmas, the Theophany, on Great Saturday, the Ascension, the Transfiguration, and above all for the whole season of the Holy Pascha of our Lord, since this is the ‘Feast of Feasts’ that contains in itself all other feasts, just as white contains all other colors. The sacraments of baptism and burial of the dead, as well as services for the dead are performed in white. White vestments are also worn by those newly ordained to any rank of clergy—from readers to priests, to bishops. Black is the color of darkness, the depths of hell, the absence of the light of God. In church symbolism, it is also the color of repentance, of the renunciation of worldly vanity. In some places it has become the standard colour of Great Lent, but in our Russian Orthodox Church Outside of Russia it is traditionally used during the First Week of Lent and again during Passion Week, with the remainder of the Fast in purple or dark burgundy. Then, we have one feast of ‘many colors’. During Paschal Matins it is customary for the priest to change the color of his phelon during each of the eight hymns of the Great Canon, because Easter is the Feast of feasts, the Triumph of triumphs—comprising all the colors of the rainbow. I hope that this brief article will serve to simplify the process of selecting the appropriate color when you, dear readers, next adorn your church. And now, you too can continue the wonderful tradition carried on by the pious women of the Russian Orthodox Church Outside of Russia. English text with cooperation of Archimandrite Irenei Translated by Maria Wroblewski VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ИЗ ИСТОРИИ ЕПАРХИИ

ИЗ ИСТОРИИ ЕПАРХИИ ПРОПОВЕДЬ В КРАСК А Х

ПРОПОВЕДЬ В КРАСКАХ Жизнеописание иконописца русского зарубежья архимандрита Киприана (Пыжова) Наталья Платонова, Сан-Хосе, Калифорния

Holy Virgin Cathedral, San Francisco (Photo by Paulo Escalada)

рхимандрит Киприан (в миру Кирилл Пыжов) родился седьмого января 1904 года в Санкт-Петербурге. Детство и юность прошли в городе Бежецке Тверской губернии. Во время Гражданской войны отец с Кириллом отправились в Крым, где юноша в возрасте пятнадцати лет был принят в Белую армию. Вместе с Белой армией отступал до Симферополя и эвакуировался в Константинополь, затем Галлиполи, и наконец в Болгарию. В Софии Кирилл окончил Александровское военное училище, после чего некоторое время жил в Париже, обучаясь в Школе живописи. Переехав в НицВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

цу, Кирилл знакомится со священником Александром Ельчаниновым. Он становится духовным чадом отца А лександра, вследствие чего происходит духовное перерождение молодого человека. В этот же период он берет первые уроки иконописи у матушки Тамары Александровны Ельчаниновой. Эти уроки стали переломной вехой в жизни молодого живописца и началом возрождения древнерусской канонической иконописи в русском зарубежье, неразрывно связанного с именем отца Киприана. До этого Кирилл был светским художником, расписавшим в Париже один из ресторанов Монмартра и создавшим декорации для фильма «Дон Кихот» (в котором играл знаменитый русский певец Ф. И. Шаляпин). Узнав в 1932 году о Типографском братстве преподобного Иова Почаевского в селе Ладомирове (Владимирове) в Закарпатской Руси (Словакия), Кирилл принимает решение трудиться там. По поручению архимандрита Виталия (Максименко), возглавлявшего братство, молодой послушник расписывает монастырский храм. В 1933 году архимандритом Виталием послушник Кирилл пострижен в рясофор с наречением имени Киприан в честь святителя Киприана, митрополита Киевского. В 1938 году он рукоположен во иеродиакона, а в 1940 году митрополитом Анастасием (Грибановским), посетившим обитель в Карпатах, — во иеромонаха. С началом Второй мировой войны Типографское братство было вынуждено покинуть Карпатскую Русь. Странствие окончилось в 1946 году в Северной Америке, в небольшой тогда Свято-Троицкой обители в Джорданвилле, штат Нью-Йорк. С прибытием братства в монастыре начинается новая жизнь. В 1950 году окончена постройка каменного собора, который отец Киприан расписал со своим учеником Алипием (Гамановичем), впоследствии архиепископом Чикагским и Детройтским. За иконописный дар отца Киприана еще при жизни называли «иконописцем всея зарубежья». Известен он был и среди американцев: в 1988 году вышел номер газеты Syracuse Herald American со статьей, посвященной отцу Киприану, под заголовком «Иконописец величины Рембрандта» («Icon Painter Ranks with Rembrandt»). Им расписаны четырнадцать храмов и часовен в США, Иерусалиме и Европе, написаны сотни икон и духовных картин. Будучи ревнителем возрождения и утверждения древнерусской

A SERMON IN COLOR The life story of Archimandrite Cyprian (Pyzhov), a Russian é migré iconographer Natalia Platonova, San Jose, California

Archimandrite Cyprian working on the sketch for the mosaics over the front doors of the Holy Virgin Cathedral. (WAD Archives)

rchimandr ite Cy pr ian (known to the world as Cyril Pyzhov) was born in St. Petersburg on September 7, 1904. He spent his childhood and most of his youth in the city of Bezhetsk, in the Tver region. During the Russian Revolution, Cyril and his father fled to Crimea, where, at the age of fifteen, the young man joined the White Army. Later on he would retreat along with the White Army to Simferopol, then evacuate to Constantinople, then to Gallipoli, and finally to Bulgaria. In Sofia, Cyril graduated from the Alexandrovsky Military School, after which he spent some time in Paris, where he studied at the school of painting. Cyril then moved to Nice, where he made the acquaintance of Father A lexander Elchaninov. He became the spiritual child of Father Alexander, and, as a result, the young

man experienced a spiritual transformation. That same year, he took his first lessons in iconography from Matushka Tamara Alexandrovna Elchaninova. These lessons were a turning point in the life of the young artist and the inception of a rebirth of ancient Russian iconography in the Russian emigration—one that would forever be linked to the name of Father Cyprian. Prior to this, Cyril had been a secular artist whose projects included a restaurant in the Montmartre district of Paris and set decorations for the film Don Quixote (the cast of which included the renowned Russian opera singer Feodor Chaliapin). In 1932, Cyril learned about the Typographical Brotherhood at the Monastery of St. Job of Pochaev, located in the village of Ladomirov (Vladimirov) in Carpathian Ruthenia (Slovakia) and decided to dedicate his labors there.

Archimandrite Cyprian (Pyzhov) (Courtesy of the Pavlenko family) Archimandrite Vitaly (Maximenko), head of the brotherhood, gave him the assignment of painting the church. In 1933, Archimandrite Vitaly tonsured the novice Cyril a rassophore under the name of Cyprian, in honor of St. Cyprian, Metropolitan of Kiev. In 1938, he was ordained a hierodeacon, and, in 1940, during a visit to the Carpathian monastery by Metropolitan Anastasius (Gribanovsky), he was made a hieromonk. With the start of World War II, the printing press and its brotherhood were forced to leave Carpathian Ruthenia. Their wandering came to an end in 1946, at the small Holy Trinity Monastery in Jordanville, New York. With their arrival in North America, the brotherhood began a new life. In 1950, the painting of the stone cathedral was completed by Father Cyprian and his student Alypy VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

OUR DIOCESE’S HISTORY

A SERMON IN COLOR OUR DIOCESE’S HISTORY

ИЗ ИСТОРИИ ЕПАРХИИ ПРОПОВЕДЬ В КРАСК А Х

♦

«Роспись эта имеет великое миссионерское значение, привлекая в собор и православных, и инославных. Роспись эта имеет и свое образовательное значение, воспитывая в созерцающих ее понимание подлинного церковного искусства». ♦

канонической традиции, отец Киприан стал основателем джорданвилльской иконописной школы. Учениками и последователями маВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

стера каноническое иконописное искусство распространилось в Северной Америке и других странах зарубежья. В чис ле расписанных от цом Киприаном храмов — кафедральный собор Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радости» в Сан-Франциско. О том, какое значение придавал участию отца Киприана в этом деле новоприбывший на сан-францисскую кафедру еп ис коп А н т он и й ( Ме д в е дев), говоря т с т роки, а дресованные последним отцу Киприану: «Дорогой о Господе отче Киприане… Прошу тебя, приезжай, прилетай в Сан-Франциско для того, чтобы этот большой собор в большом приходе в большой и самой издерганной епархии был по-настоящему расписан. Если сейчас будет речь лишь о частичной росписи, то и это начало необходимо, совершенно необходимо сейчас закрепить, чтобы невежественные исказители красоты церковной не пропагандировали и не проталкивали нечто, не соответствующее здоровым понятиям о том, что тебе самому особенно дорого. По размерам храма… это дело, имеющее не епархиальное лишь, а общецерковное значение» (письмо от 5 июня 1968 года, архив ЗАЕ). Одновременно с этим владыка Антоний пишет архиепископу Аверкию (Таушеву), настоятелю Джордави л льского монастыря, где подвиза лся в то время отец Киприан: «Сейчас трепещу в душе за иконопись в новом соборе… Отец Киприан, которому сегодня же я посылаю письмо, доложит Вам мою просьбу, а я земно кланяюсь Вам, пойдите навстречу и благословите ему взяться за этот т руд. К а к Ва шем у Высокоп реосвященству известно, это — желание приснопамятного владыки

Иоанна (святителя Шанхайского и Сан-Францисского. — Н. П.): не допустить к росписи исказителей духа истинной иконописи, но дать в этом выстраданном соборе иконы, а не картины» (письмо от 5 июня 1968 года, архив ЗАЕ). Из других церквей, расписанных архимандритом Киприаном, с ледуе т от ме т и т ь и Казанскую церковь на Калифорния-стрит в Сан-Франциско. Нельзя не вспомнить, каким глубоким уважением пользовался батюшка у мирян и монашествующих: он был преподавателем СвятоТроицкой духовной семинарии в Джорданвил ле, воспитателем многих поколений семинаристов, духовником сотен русских эмигрантов, монахов и даже архиереев. Святителю Иоанну (Максимовичу), которого отец Киприан очень почитал и к которому был близок, хотелось, чтобы тот принял епископство, но отец Киприан всегда отказывался (известно, что он не явился в Синод в день назначенной хиротонии). Так он решил остаться прежде всего иконописцем и углубленным монахом, видя в этом свое предназначение от Бога. За свои труды отец Киприан не раз получал награды и благословенные грамоты. Осенью 1972 года, когда основные работы по росписи кафедра льного собора «Всех скорбящих Ра дости» подходили к концу, архиепископ Антоний (Медведев) ходатайствовал перед Синодом за отца Киприана о награждении его благословенной грамотой «за пятилетние ревностные труды по украшению прекрасной и вдохновенной росписью алтарной апсиды, храмовых стен и купола высокого и величественного кафедрального собора». По мнению архиепископа Антония, «роспись эта имеет великое миссионерское значение, привлекая в собор и православных, и инославных. Роспись эта имеет и свое образовательное значение, воспитывая в созерцающих ее понимание

A SERMON IN COLOR OUR DIOCESE’S HISTORY

(Gamanovich), later Archbishop of Chicago and Mid-America. Father Cyprian’s gift for iconography had already been widely recognized during his lifetime—he was known as “the [greatest] iconographer of the diaspora.” His reputation was not limited to the émigré community, however. In 1988, The Syracuse Herald American featured an article about Father Cyprian, titled “Icon Painter Ranks with Rembrandt.” Over the course of his career, he would complete fourteen churches and chapels in the United States, Jerusalem, and Europe as well as hundreds of icons and religious paintings. A zealous proponent of the revival and conservation of ancient Russian iconographic tradition, Father Cyprian founded the Jordanville School of Iconography. Students and successors of the master would spread the art of canonical iconography throughout North America and other countries. Among the churches painted by Father Cyprian is the Holy Virgin Cathedral, “Joy of All Who Sorrow,” in San Francisco. The significance of Father Cyprian’s participation in this work was documented by then newly appointed Bishop Anthony (Medvediev) in words addressed to the iconographer: “Dear in Christ Father Cyprian… I’m asking you to come, to fly to San Francisco, so that this big cathedral in a big parish in a big and most harried diocese can be properly painted. Even if there can only be talk of partial work, this beginning is still crucial to secure—absolutely crucial—so that ignorant aspirants of church beauty don’t propagandize and don’t push through something which does not adhere to the wholesome essence of that which you especially hold dear. Based on the size of the church… the significance of this work is not merely on a diocesan scale, but on the global scale of the church as a whole.” (Letter dated June 5, 1968, WAD Archives.) Bishop A nt hony concur rent ly wrote to Archbishop Averky (Taushev), head of the Jordanville monastery, where Father Cyprian was working at the time:

♦

“This work has great missionary significance, attracting both the Orthodox and members of other faiths to the cathedral. The frescoes also hold instructional value, fostering an understanding of authentic church art within the viewer.” ♦

“My soul shudders for the iconography of the new cathedral… Father Cyprian, to whom I am sending a letter today, will relay my request to you… I am bowing to the ground to you, asking you to meet me halfway and give him your blessing to undertake this task. As your Eminence is aware, it was the wish of the venerable Bishop John [Wonderworker of Shanghai and San Francisco. — N.P.]: not to allow corruptors of the spirit of true iconography near the work, and to ensure it will be icons, and not paintings, in this suffered-for cathedral.” (Letter dated June 5, 1968, WAD Archives) Of the other churches painted by Archimandrite Cyprian, it is worth noting the Our Lady of Kazan Russian Orthodox Church on California Street in San Francisco. One cannot help but recall the deep respec t w it h wh ich Fat her [Cyprian] was regarded by both laypeople and monastics: He was an instructor at the Holy Trinity theological seminary in Jordanville, a mentor of many generations of seminarians, the spiritual father of hundreds of Russian émigrés, monks, and even bishops. St. John (Ma x imov ich), whom Father Cyprian had always revered and with whom he was personally close, wanted the latter to become a bishop, but Father Cyprian invariably refused. (It is a well-known fact that he did not appear at the Synod on the appointed day of the hirotoniya [consecration].) With this decision, he would remain primarily an iconographer and devoted monastic, cleaving to that which he perceived to be a calling from God. Father Cyprian received multiple rewards for his efforts. In the Fall of 1972, as the main work on the painting of the cathedral “Joy of All Who Sorrow” was coming to an end, Arch-

bishop Anthony (Medvediev) petitioned the Synod on behalf of Father Cyprian with the aim of presenting the iconographer with an award “for five years of zealous effort to beautify the apse, altar walls, and cupola [dome] of [our] grand and majestic cathedral with impressive and inspirational frescoes.” In the words of Archbishop Antony, “this work has great missionary significance, attracting both the Orthodox and members of other faiths to the cathedral. The frescoes also hold instructional value, fostering an understanding of authentic church art within the viewer.” (Letter to Metropolitan Philaret (Voznesensky) dated September 6, 1972, WAD Archives.) In 1990, in congratulating Father Cyprian on the fiftieth anniversary of his priesthood, it was as though Archbishop Anthony were heralding the conclusion of his work on the Cathedral “Joy of All Who Sorrow”: “A good half of your half-century service in the dignity of a presbyter has been taken up by trips to our Western American diocese, and a good quarter of that same term was occupied by your undertaking as iconographer of our cathedral—whether on the ground, on the scaffolding, or in the cupola itself. You have imbued the painting of our sacred cathedral with your faith, your God-given talent, and your love for another world toward which we too must strive— and you, yourself, have come to dwell within our grateful memory and likewise in the hearts of both adults and youngsters—now grown-up Californians, or, more accurately, Russians [living] in California.” (Letter to Father Archimandrite Cyprian dated September 10, 1990, WAD Archives.) Many of his contemporaries have noted the colossal intensity and expenditure of spiritual energy with which VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ИЗ ИСТОРИИ ЕПАРХИИ ПРОПОВЕДЬ В КРАСК А Х

подлинного церковного искусства» (письмо митрополиту Филарету (Вознесенскому) от 6 сентября 1972 года, архив ЗАЕ). Поздравляя в 1990 году отца Киприана с пя т и деся т и ле т ием 1

священства, архиепископ Антоний как бы подводит итог его трудам по росписи Радосте-Скорбященского кафедрального собора: «Добрая половина твоего полувекового служения в сане пресвитерском

перемежалась наездами в нашу Западно-Американскую епархию, а добрая четверть того же срока связана с твоим подвигом иконописца нашего кафедрального собора — и внизу, и на лесах, и в самом куполе. В эту роспись нашего заветного собора ты вместил свою веру, Богом данный талант и свою любовь к иному миру, к которому должны стремиться и мы, а сам ты вмещаешься в благодарной памяти нашей и в сердцах как взрослых, так и малолетних, но теперь выросших уже калифорнийцев, вернее сказать, русских в Калифорнии» (письмо отцу архимандриту Киприану от 10 сентября 1990 года, архив ЗАЕ). Многие современники отмечают, с какой колоссальной интенсивностью и отдачей духовных сил работал батюшка. По воспомина ни ям мона х а Вениа мина: «...Работоспособность у него была удивительная. Он мог на лесах под куполом в невыносимую летнюю жару весь день расписывать храм, а его молодые помощники не выдерживали и одного часа. Он это делал, даже когда ему было за восемьдесят лет. Как-то отец Киприан сказал, что когда он залезает на леса, все его болезни проходят, и тут же сделал вывод: “Значит, это мое предназначение от Господа — расписывать храмы”. И этот вывод он сделал после того, как расписа л уже более десяти храмов зарубежья...»1. И мы, приходя в храмы, расписанные отцом Киприаном, не можем не согласиться с тем, что фрески и иконы его работы суть след и свидетельство чудесного Промысла Божия.

«Жизненный путь архимандрита Киприана (Пыжова)». — «Православная Русь», № 7, 2001 год.

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Материал подготовлен при участии Натальи Ермаковой, Сан-Франциско, Калифорния

A SERMON IN COLOR OUR DIOCESE’S HISTORY

batushka worked. According to the recollections of the monk Benjamin: “His work ethic was remarkable. He could spend an entire day on the scaffolding under the cupola, painting the church in unbearable summer heat, while his young assistants could not withstand even one hour. He could do this even past the age of eighty. Father Cyprian once noted that, whenever he got up on the scaffolding, all of his maladies would pass, and he immediately drew a conclusion: ‘This must mean that God’s calling for me—is to paint churches.’He had arrived at this conclusion after having painted more than ten churches abroad…” 1 Indeed, when one visits those churches that house his work, there can be no doubt: for in the frescoes and icons created by Father Cyprian, the distinct mark of God’s Plan is unmistakable. Materials prepared with the cooperation of Natalia Ermakova, San Francisco, California Translated by Maria Wroblewski Photos of frescoes by Helen Nowak

The life path of Archimandrite Cyprian (Pyzhov). Pravoslavnaya Rus’, No. 7, 2001. VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

КУЛЬТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ

К УЛЬТ УРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ УТЕРЯННОГО НАСЛЕДИЯ

ВОЗВРАЩЕНИЕ УТЕРЯННОГО НАСЛЕДИЯ Галина Артамонова, Тибурон, Калифорния

Уникальная серия аудиодисков «Песнопения русского зарубежья» возвращает в Россию ушедшие вместе с катастрофой 1917 года традиции православного церковного пения. Это огромный пласт музыкальной культуры, доселе неизвестный в России. Он сохранялся и приумножался трудами композиторов и музыкантов, оказавшихся в изгнании. Автором проекта является протоиерей Петр Перекрестов — ключарь кафедрального собора Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радости» в Сан-Франциско.

Галина Артамонова: Отец Петр, вы начали издавать серию «Песнопения русского зарубежья» сначала в Америке, первый диск вышел в Сан-Франциско. Когда и как возникла идея записать это музыкальное богатство, которым обладает Зарубежная Русь? Протоиерей Петр Перекрестов: В конце 90-х и начале 2000-х годов в Сан-Франциско с концертами приезжа ло нема ло профессиона льных певческих коллективов, и у нас в приходском зале проходили концерты как народной, так и церковной музыки. Как-то у нас выступал квартет из Санкт-Петербурга, и я попросил их спеть одну вещь композитораэмигранта — белогвардейца Бориса Михайловича Ледковского. Они буквально за пять минут освоили это произведение и спели на концерте. Позже, в разговоре с регентом квартета я задал вопрос: «МожВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

но ли у вас заказать запись специально для нас, из нотного материала, предоставленного нами?» Ответ последовал положительный, и с тех пор я стал вынашивать мысль записи диска исключительно из песнопений композиторов русского зарубежья. В 2002 году я решил осуществить идею записи диска и начал поиск подходящего профессионального хора в СНГ. Мой выбор остановился на хоре Свято-Петропавловского собора в Минске под управлением Ирины Денисовой (ныне монахини Иулиании), теперь регента известного праздничного хора минской Свято-Елисаветинской обители. Я написал ей, и она дала свое согласие на участие в проекте, замысел которого был следующий: то, что было вывезено из церковно-певческого наследия России, что было сохранено и умножено за ее пределами, — те-

THE MUSICAL LEGACY OF THE RUSSIAN EMIGRATION Galina Artamonova, Tiburon, California

The unique series of recordings entitled Chants of the Russian Émigrés returns to Russia the traditions of Orthodox Church singing that were disrupted there as a result of the catastrophic 1917 Revolution. This series represents a huge segment of musical culture hitherto unknown in Russia. This treasure was preserved and increased by Russian composers and musicians who had been forced into exile. The initiator of the project, as well as coordinator and producer, is Archpriest Peter Perekrestov, dean of the Holy Virgin “Joy of All Who Sorrow” Cathedral in San Francisco.

Galina Artamonova: Father Peter, initially you began the Chants of the Russian Emigres series in the United States. The first CD was released in San Francisco. When and how did you get the idea to record these musical treasures of the Russian emigration? Archpriest Peter Perekrestov: In the late ’90s and early 2000s, many professional singing groups were coming to San Francisco and giving concerts of both folk and church music in our parish hall. Once we were hosting a quartet from St. Petersburg, and I asked them to sing a piece by the émigré composer Boris Ledkovsky, a former member of the White Army. They literally mastered this piece in five minutes and proceeded to sing it at the concert. Later, in a conversation with the director of the quartet I asked her: “Would it be possible to commission a recording with

music provided by us?” Her answer was affirmative, and so the idea of a recording entirely of hymns by Russian émigré composers was born. In 2002, I decided to realize such a recording and began to search for a suitable professional choir in the former Soviet Union. I chose the choir of Saints Peter and Paul Cathedral in Minsk, Belarus, under the direction of Irina Denisova (now Nun Juliana, present-day director of the festal choir of the St. Elisabeth Convent in Minsk). I wrote her a letter, and she agreed to take part in the project. The underlying concept of the project was thus: the Russian Church choral music heritage, which had been taken out of Russia and preserved and developed abroad, now returns to its homeland in the form of recordings. The first CD was released in 2003 and was so successful that I decided to produce second one. — What church choirs participated in the recordings, and how extensive is this series? — All the recordings were made exclusively by choirs from Russia and Belarus: the Choir of Saints Peter and Paul Cathedral in Minsk (Irina Denisova, director) recorded three discs; the “Domestik” Municipal Choir of Ekaterinburg (directed by Valery Kopanev, now deceased); the Choir of the Resurrection Church in Moscow (Alexei Muratov, director); the Choirs of the “Joy of All Who Sorrow” Church in Minsk and the Minsk Theological School (both directed by Olga Yanum); the Choir of the Novospassky Monastery in Moscow (the last recording directed by Leonid Baklushin before his repose in 2011); and the Choir of the Moscow Representation Church of the Holy Trinity– St. Sergius Lavra (Vladimir Gorbik, director). Altogether up to now, nine CDs have been released. — What distinguishes this series from the other numerous recordings of Orthodox church music? — This series is absolutely unique; there is nothing comparable, in that all the works recorded have been exclusively written by composers who were born in Russia but who VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

CULTUR AL CORNER

THE MUSICAL LEGACY OF THE RUSSIAN EMIGR ATION CULTUR AL CORNER

К УЛЬТ УРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ УТЕРЯННОГО НАСЛЕДИЯ

перь, в виде звукозаписей, возвращается на Родину. И вот в 2003 году вышел первый диск. Он имел такой успех, что я решил серию продолжить. — Какие церковные хоры записывали эту музыку и насколько велика эта серия? — Все записи были сделаны исключительно хорами из России и Беларуси. В серии участвовали хор СвятоПетропавловского собора в Минске под управлением Ирины Денисовой (три диска), муниципальный хор г. Екатеринбурга «Доместик» (под управлением ныне покойного Валерия Копанева), хор храма Воскресения Христова в Москве (под управлением Алексея Муратова), хор храма «Всех скорбящих Радости» в Минске и Минского духовного училища (оба под управлением Ольги Янум), хор Новоспасского монастыря в Москве (последняя запись умершего в 2011 году регента Леонида Баклушина) и хор Московского подворья Троице-Сергиевой Лавры (под управлением Владимира Горбика). Всего на сегодняшний день в серии вышло девять дисков. — Чем отличается эта серия от других многочисленных записей церковного пения? — Эта серия совершенно уникальная, у нее нет аналога — все записанные произведения принадлежат исключительно композиторам, которые родились в России и оказались за границей. В число наиболее известных композиторов входят: Игорь Стравинский, отец и сын Кедровы (Николай Николаевич и Николай Николаевич), Борис Ледковский, Иван Гарднер, брат Павла Чеснокова Александр и другие. В серии представлен и ряд композиторов из дальневосточной эмиграции, и тех, кто жил в Сан-Франциско. В число последних входят долголетний регент Свято-Троицкого собора (Американской Митрополии) Иван Колчин и известный регент архиерейского хора кафедрального собора «Всех скорбящих Радости» Михаил Константинов. Единственная женщина, чьи сочинения представлены в серии, — матушка Елена Бенигсен. Ее муж, протоиерей Георгий, служил во многих храмах Калифорнии. — В своей статье, предваряющей это издание, вы писали: «Мы надеемся, что лучшее из церковнопевческой традиции русского рассеяния послужит делу возрождения церковного пения в России». Вы считаете, что эти традиции были утеряны в России после октябрьского переворота? — Несомненно, немало церковных традиций, как литургических, так и певческих, были утеряны в России во время безбожного коммунистического ига. Когда вырезается целый церковно-культурный пласт, это — неминуемое следствие. В этом отношении именно русское зарубежье в какой-то мере сохранило преемство традиций, хотя в настоящее время мы наблюдаем, с какой легкостью они теряются. Помимо преемства, вынужденное изгнание русских людей за пределы Родины также имело свои последствия. По словам святителя Иоанна (Максимовича): «Школа

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

беженской жизни многих нравственно переродила и возвысила… Многие из них [мужчины и женщины] ныне [1938 г.] в бесчестии своем славнее, чем во времена их славы… а души их, подобно золоту, очищенному огнем, очистились огнем страданий и горят, как яркие лампады». Вот этот отпечаток скорби, смирения, простоты и некоего аскетизма подчас является отличительной чертой многих сочинений и, особенно, гармонизаций представителей «зарубежной» церковно-певческой школы. — Все диски этой серии были записаны с православными хорами из России. Как долго проходила подготовка, ведь для них это новая, незнакомая духовная музыка? — Подготовка и согласование записей происходили необычайно легко. Господь мне послал совершенно удивительных людей, которые всем сердцем включились в наш проект. Художественный руководитель Тамбовского камерного хора на мой вопрос о гонораре для коллектива, ответил: «Было бы преступлением брать деньги за возвращение культуры на Родину». Обычно процесс записи включает в себя ряд элементов, которые сходятся в единое целое: выбор хора, выбор репертуара, контакт с регентом, сроки и вопросы логистики (кто будет записывать, где, вопрос авторских прав и т. п.). Скажу откровенно, что порой и в выборе хора, и в выборе репертуара я действовал на уровне интуиции: как правило, один разговор и одна встреча с регентом хора определяли, состоится ли с этим хором запись или нет. Надо сказать, что за десять лет с Божией помощью и содействия людей со всего мира — Парижа, Нью-Йорка, Москвы, Санкт-Петербурга, Калифорнии — мне удалось собрать солидную коллекцию церковных сочинений и переложений композиторов русского зарубежья, иногда рукописных в одном экземпляре! Подбирал я нотный материал для каждого коллектива с учетом его состава, разнообразия материала, а также хотелось, чтобы в серии не было повторений. Если же требовались переложения песнопений, я находил музыкально образованных людей, профессионалов, которые безвозмездно это делали. Особая благодарность нашему местному сан-францисскому композитору Сергею Рябченко, безотказно и неоднократно помогающему мне, а также композитору Татьяне Шипулиной (дирижеру оркестра Воронежского театра оперы и балета), протодиакону А лександру Кедрову из Парижа и музыковеду Владимиру Морозану из Сан-Диего. Поскольку я имел дело с профессиональными коллективами, они смогли быстро освоить эту музыку, однако все же требовалось время для того, чтобы материал стал «своим», чтобы хористы «вжились» в музыку — это очень важный момент. — Где обычно проходит звуковая запись, в студии или в храме? — Первый диск в серии был студийным, а все осталь-

THE MUSICAL LEGACY OF THE RUSSIAN EMIGR ATION CULTUR AL CORNER

Boris Ledkovsky with Black Sea Cossacks choir. lived abroad. Some of the more famous composers include Igor Stravinsky, Nikolai Kedrov (both father and son), Boris Ledkovsky, Ivan Gardner, Alexander Chesnokov, the brother of Pavel Chesnokov, and others. The series also includes a number of composers who emigrated to the Far East and who later came to San Francisco: among them, the long-time choir director of the Holy Trinity Cathedral (OCA) Ivan Kolchin and the well-known director of the Holy Virgin Cathedral choir, Mikhail Konstantinov. The only woman whose works are represented in the series is Helen Benigsen, whose husband, Archpriest George, served in many California parishes. — In your introductory remarks to the series, you wrote: “We hope that the best aspects of the church singing traditions in the Russian diaspora will contribute to the revival of church singing in Russia.” Do you believe that those traditions had been lost in Russia after the October Revolution? — Undoubtedly many traditions, both liturgical as well as those pertaining to church singing, were lost in Russia during the godless Communist yoke. This is understandable, considering that an entire ecclesiastical and cultural segment of society was exterminated. In this regard, the Russian diaspora preserved to a great degree the succession of traditions, although today we are witnessing how easily such things can be lost. Besides the preservation of traditions, the forced expulsion of Russian people from their country also had, one might say, positive consequences. In the words of St. John (Maximovich): “The school of refugee life served to morally regenerate and elevate.... Many of them [both men and women] now [1938] in their disgrace are more glorious than in the days of their glory, ... and their souls, like gold refined by fire, have been cleansed by the fire of suffering and shine as bright lamps.” This mark of sorrow, humility, simplicity, and a certain asceticism is quite characteristic of many works, especially harmonizations, by representatives of the “émigré school” of church singing. — All the CDs in this series were recorded by Orthodox choirs in Russia. How long and how difficult was the process of preparation, since this music was new and unfamiliar to them?

V. Rev. Peter Perekrestov (center) presenting CD ¹9 with musicologist and historian Svetlana Zvereva, and Aleksey Rudnevsky, professor of The Moscow Conservatory. November 2012. — The preparation and coordination of the recordings went exceptionally well. The Lord sent me absolutely amazing people, who put their hearts into our project. The artistic director of the Tambov Chamber Choir, in response to my offer of an honorarium for the choir, said: “It would be a crime to accept money for the return of cultural heritage to its homeland.” The recording process typically involves a number of aspects that must come together into a coherent whole: the choice of the choir and repertoire, the communication with the choir director, issues of schedule and logistics (who will record, copyright matters, etc.). Quite honestly, when it came to selecting a choir and choosing the repertoire, I acted intuitively—as a rule, one phone conversation and one meeting with the choir director were sufficient to determine whether the recording with a particular choir would take place or not. I must say that in the course of ten years, with God’s help and with the assistance of people from all over the world—Paris, New York, Moscow, St. Petersburg, California—I was able to gather an impressive collection of sacred compositions and arrangements by Russian émigré composers abroad, some of them in a single manuscript copy! I selected the musical material for each choir based on its vocal makeup, keeping in mind the diversity of the repertoire and trying to avoid any duplication. If arrangements of certain pieces needed to be made, I would seek out people in the church music field, professionals ready to donate their time and knowledge. Special thanks go out to our local San Francisco composer Sergei Ryabchenko, who helped me without fail and repeatedly, as well as to composer Tatiana Shipulina (conductor of the Voronezh State Opera and Ballet Orchestra), Protodeacon Alexander Kedrov from Paris, and musicologist Vladimir Morosan of San Diego. Because I was dealing with professional choirs, they were able to master the music quickly, but nevertheless VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

К УЛЬТ УРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ УТЕРЯННОГО НАСЛЕДИЯ

ные записывались в храмах. Каждый хор либо находил своего местного звукоинженера, либо я предлагал такового из Беларуси. — Четвертый выпуск этой серии вы целиком посвятили композитору Борису Ледковскому. Это уже второй авторский диск этого композитора. Вы считаете его творчество наиболее характерным для русского зарубежья или его более талантливым? — Борис Михайлович Ледковский — несомненно, самый плодотворный представитель «зарубежного» направления церковного пения. Он получил как духовное образование (Новочеркасское духовное училище), так и высшее музыкальное (Московская консерватория) и смог увидеть в старой России и услышать в отношении церковного пения из лучшего самое лучшее, что было. По словам композитора и историка русского богослужебного пения, И. А. Гарднера: «Его [Б. Ледковского] восприятие хорового богослужебного пения указывает на глубокое понимание литургичности [выделено нами. — Прот. Петр.] каждого данного песнопения как неисключимого звена в музыкальном оформлении богослужения». — Отец Петр, вы являетесь не только автором проекта, но и оформителем, и фотографом, и автором текста. Что было наиболее сложным в вашей работе? — Этот проект является одновременно моим увлечением и моей формой служения на поприще церковного пения (сам я не обладаю музыкальным образованием или знаниями) и в сохранении духовно-исторического наследия Зарубежной Руси. Эта работа пока что мне приносила лишь радость и утешение. Я особо благодарен Богу за встречи с замечательными и светлыми людьми, коих в России и Беларуси немало. — Кто помогает вам в этом проекте? — У меня много помощников. Это люди, которые помогают со сбором нотного материала, в том числе и в Отделе нотных изданий Российской государственной библиотеки, и в библиотеке нотного издательства «Живоносный Источник» (Москва). Это и консультанты, из которых особо надо отметить Татьяну Федоровну Самборскую (заведующую студией звукозаписи Московского Данилова монастыря) и Владимира Морозана (Musica Russica). Это и профессионалы, помогающие с переложениями. Один их них — регент храма Всех святых, в земле Российской просиявших, в Бурлингейме, Андрей Руденко и певчий той же церкви, А. Волков, а в России — протоиерей Георгий Рубанович (Кострома) и С. Вьюгов (Москва). Немаловажной частью нашего проекта является сбор биографических сведений о композиторах зарубежья и составление аннотаций к дискам. В этом мой главный помощник — кандидат исторических наук и музыковед Светлана Зверева (Шотландия). Подчас имеется очень мало сведений о композиторах зарубежья, многие из них писали «в стол», не надеясь, что их сочинения когда-либо будут исполнены. Другие умерли не просто в безызвестности, но в ужасной

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

нищете. Записывая их сочинения, мы воздвигаем им своего рода звуковые памятники. — Какое отношение в России к этому изданию? Стало ли это открытием для регентов и для хористов в России? Включаются ли песнопения композиторов зарубежья в репертуар церковных хоров России? — Нельзя сказать, что наш проект стал уж очень большим открытием в мире регентов и хористов в России. На самом деле, несмотря на то что храмов в России теперь много, круг людей, серьезно занимающихся вопросами церковного пения, невелик. Тем не менее, то, что композиции русского зарубежья теперь зафиксированы и люди могут их услышать, — уже немалый вклад в русскую церковно-певческую сокровищницу. Те хоры, которые записывали диски в нашей серии, как правило, теперь внесли эти песнопения в свой репертуар. — И последний вопрос — о ваших планах. На данный момент вышел уже девятый диск этой серии. Сколько еще дисков запланировано и каких еще композиторов и исполнителей мы услышим? — Я уже неоднократно заявлял, что очередной диск (начиная с шестого) — последний. Но так получалось, что поступал новый интереснейший нотный материал, Господь меня сводил с новыми хорами и рождалась идея продолжения серии. После девятого диска, записанного мужским хором, захотелось, чтобы хотя бы один диск в серии был напет женским однородным хором. Совершенно неожиданным образом в последний день моего последнего визита в Москву в декабре 2013 года у меня состоялась встреча с регентом женского камерного хора «Озарение» Ольгой Николаевной Буровой. Мы сразу нашли общий язык, она поняла значимость нашего проекта и там же дала свое согласие на участие в записи. Даст Бог, десятый диск будет готов и поступит в продажу в первой половине 2015 года. Я хотел бы в заключение поделиться откликом Ольги Николаевны на присланный мною церковнопевческий материал. После ознакомления с ним и первых спевок вот что она мне написала: «Рада поделиться с Вами своими эмоциями по поводу подготовки нашего проекта. Чем больше мы занимаемся подготовкой, тем сильнее чувство любви и профессионального любопытства! В прошлый вторник мы работали над песнопениями венчания. Как свежо и наполненно звучат эти партитуры. Интонационная пластика голосов в партитурах безупречна! Как мы признательны Вам за возможность узнать эту музыку и принести ее людям!» Приобрести аудиодиски «Песнопения русского зарубежья» можно на сайте www.musicarussica.com, а также в книжном магазине собора «Всех скорбящих Радости» в Сан-Франциско.

THE MUSICAL LEGACY OF THE RUSSIAN EMIGR ATION CULTUR AL CORNER

some time was needed for them to become comfortable with the material, to ensure that the music became “their own”—this was very important. — Where did the recordings typically take place, in a studio or in a church? — The first CD in the series was recorded in a studio, and all the others were recorded in churches. Each choir either found a local recording engineer, or I suggested one from Belarus. — CD No. 4 was devoted entirely to the composer Boris Ledkovsky. This was the second disc of works by this composer. Do you consider his work to be most characteristic of the Russian emigration, or him to be the most gifted composer? — Boris Ledkovsky is undoubtedly the most prolific representative of the “émigré school” of Russian Church music. He received both a theological education (Novocherkassk Theological School) and a higher musical education (Moscow Conservatory) and was able to see and hear the best that old Russia had to offer with regard to church singing. In the words of the Russian Church composer and historian Ivan Gardner: “His [Ledkovsky’s] perception of choral liturgical singing indicates a deep understanding of the liturgical aspect [emphasis added —P.P.] of each hymn as an essential link in the musical design of the worship service.” — Father Peter, you are not only the initiator of this project, but also designed the covers, took photographs, and compiled the liner notes. Which of these tasks has been the most challenging? — This project is both my “hobby,” and my form of service, both to the field of church music (I myself do not have musical training or knowledge) and to the preservation of the Russian emigration’s spiritual and historical heritage. Thus far, this labor has only brought me joy and comfort. I am particularly grateful to God for the opportunities to have met so many wonderful and gifted people, of whom there are many in Russia and Belarus. — Who helps you with this project? — I have many helpers. These include people who help f ind music scores at the Department of Printed Music in the Russian State Library and the archives of the “Life-Giving Spring” Publishers in Moscow; consultants, among whom special mention must be made of Tatiana Samborskaya (the head of the recording studio at the Danilov Monastery in Moscow) and Vladimir Morosan (Musica Russica Publishers); musicians who help with the task of typesetting the scores, in particular, Andrei Roudenko, choir director at the Church of All Russian Saints in Burlingame, California, A. Volkov, a singer from that same church, Archpriest George Rubanovich (Kostroma), and S. Vyugov (Moscow). An important part of our project involves the collection of biographical information about émigré composers for the liner notes. In this area, my main assistant has been Svetlana Zvereva, a Ph.D. in history and musicologist cur-

rently living in Scotland. In many cases very little information about the composers was available, since many of them composed without any hope that their compositions would ever be performed. Others died not just in obscurity, but in terrible poverty. By recording their works, we are erecting monuments in sound to them. — What has been the attitude in Russia toward these editions? Have they been a “discovery” for choir directors and singers in Russia? Do works by émigré composers get included in the repertoires of Russian Church choirs? — I would not say that our project thus far has had a tremendous impact on choir directors and singers. Despite the fact that churches are now numerous in Russia, the number of people who are seriously and deeply interested in church music is rather limited. Nevertheless, merely the fact that the works of Russian émigré composers have now been recorded, that people can now hear them, is a major contribution to the treasury of Russian Church music literature. As a rule, those choirs that have participated in our project have included these pieces in their repertoire. — And the final question. As of now, the ninth disc of the series has been released. How many more CDs are planned, and what other composers and performers will we hear? — I have repeatedly stated that the next disc (starting with CD No. 6) will be the last one. But as it has turned out, every time new and very interesting sheet music material would come to light, the Lord would put me in touch with new choirs, and so the idea of continuing the series has been perpetuated. After CD No. 9, which was recorded by a male chorus, I decided that at least one CD in the series should be recorded by a women’s choir. Quite unexpectedly, on the final day of my last visit to Moscow (in December 2013), I had a meeting with Olga Burova, the director of the women’s chamber choir “Ozarenie.” We immediately connected; she realized the importance of our project and agreed on the spot to participate in the recording. God willing, CD No. 10 will be ready to be released in the first half of 2015. I would like to conclude by sharing with you Olga Burova’s comments to the scores of church music I sent her. After her initial acquaintance with them at the first rehearsals, she wrote the following: “I’m happy to share with you my emotions regarding the preparation of our project. The more we prepare, the stronger is our feeling of love and professional curiosity! Last Tuesday we worked on the wedding hymns. How fresh and wholesome is their sound. The melodic plasticity of the voice parts is flawless! We are so grateful to you for the opportunity to learn this music and make it known to people!” You can find Chants of the Russian Emigres at www.musicarussica.com or at Holy Virgin Cathedral Bookstore, San Francisco

Translated by Vladimir Morosan Photos courtesy of V. Rev. Peter Perekrestov VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

К УЛЬТ УРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ «РУССКИЕ ВОЛНЫ НА ПАСИФИКЕ»

РУССКИЕ ВОЛНЫ НА ПАСИФИКЕ: из России через Китай, Корею и Японию в Новый Свет. Амир Хисамутдинов, Пекин – Владивосток, 2013, 640 стр., 860 иллюстраций, мелованная бумага, большой формат. Цена $ 120.00

книге собраны воедино сведения о выходцах из России в Азиатско-Тихоокеанском регионе, рассказано о жизни русского рассеяни я: о бщес т венной дея те л ьно с т и, о бра зова нии, православии, печати, искусстве, русском языке и культуре. Достоинство книги — уникальные фотографии, авторские, а также из различных российских и зарубежных собраний. Среди них много фотографий жителей Калифорнии, хорошо известных в русской общине. Стоит отметить превосходное полиграфическое исполнение. Книгу можно приобрести в книжном магазине «Глобус».

Книжный магазин «Глобус» Покупаем и продаем книги 332 Balboa Street, San Francisco www.globusbooks.com mail: globusbook@sbcglobal.net; (415) 668-4723 Часы работы: среда — воскресенье, с 12.00 до 5.00.

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

SPIRITUAL BEAUT Y [ TO PNEUMATIKON K ALLOS] CULTUR AL CORNER

SPIRITUAL BEAUTY [TO PNEUMATIKON K ALLOS]: A discussion, in English and Greek, of the concept of spiritual beauty by reference to philosophic, religious, and literary writings Constantine Cavarnos ©1996; 2000 Institute for Byzantine and Modern Greek Studies, 62 pp. “Let not the adorning be that outward … of plaiting the hair and of wearing of gold… but let it be the hidden man of the heart, in that which is not corruptible, the ornament of a gentle and quiet spirit, which is in the sight of God very precious.” (1 Peter 3:3-5)

onstantine Cavarnos (who ended his l i fe as Schemamonk Constantine in 2011) was a noted scholar with a PhD from Harvard University, a deep spiritual thinker, and founder of the Institute of Byzantine and Modern Greek Studies, which of fered scholarly books on Orthodoxy, philosophy, and the culture of modern Greece. His written works (almost one hundred) deal with the lives of saints, the ancient Greek philosophers, and Byzantium (e.g., Byzantine Thought and Art and Immortality of the Soul). Spiritual Beauty is an apt introduction to his thought. It was originally published in 1971 as part of a book memorializing the late Panagiotou Mechele, a Greek Professor of aesthetics and architecture in Athens. It was later expanded and delivered as a lecture to the Russian Orthodox in New York City in 1994 in English. It is presented as an expanded and footnoted lecture in English followed by the original Greek version. In this essay, he analyzes the concept of spiritual beauty in ancient Greek philosophy, Western thought, Russian understandings, Holy Scriptures,

Byzantine writings and sacred art, and American Transcendentalism. Cavarnos compares and contrasts the views of outer and inner beauty across the ages, culminating in the Christian worldview. He contrasts the outward state (external, physical) to the inner (spiritual) state: One pertains to a higher level of being; the other to sensible phenomena. While beauty can mean harmony and proportion in the natural world and the human form, for the spirit, it means a quality that transcends time and age, shining through the material body and revealing the inner life of a person. To wit, the ancient Greeks conceived of beauty as harmony, symmetry, unity, and luminosity, in contrast with ugliness as asymmetry, disunity, and darkness. In the fourth century, St. John Chrysostom described beauty of soul not as a natural phenomenon but as a moral disposition; since the soul is created in God’s image, it reflects its Creator’s beauty. In Byzantine iconography, the artist portrays inner spiritual beauty rather than worldly physical comeliness; this inner state manifests itself in the subjects’ facial features: In this lofty aesthetic, the eyes are large and open, revealing this window onto the soul. The hymnographers and theologians/church fathers extol God’s ineffable beauty, which is the object of an ardent heart that seeks after Him. It is the Light that the saints are able to behold after they have purified their souls of the passions. This Divine

Light is perceived through the power of the Holy Spirit, and was shown to Christ’s disciples on Mt. Tabor, and to those Christian mystics (e.g., Gregory Palamas, St. Seraphim of Sarov) who were themselves purif ied through their holy life of ascetic labors. The angels and heavenly hosts are brighter and closer reflections of God’s glory, as seen by some of His chosen ones (e.g., the Myrrh-bearing Women at the Tomb of Christ). To bolster his study, Cavarnos marshals a wide array of sources. He presents parallel commentaries on virginity by St. Seraphim of Sarov and Henry David Thoreau and quotes from sources as diverse as the Wisdom of Solomon, St. Ephraim the Syrian, and Ralph Waldo Emerson. This essay will intrigue those with an interest in Greek etymology, as we find out about myriad terms used to express beauty (kallos, horaiotes, and doxa) in Christian thought. He introduces the thought of other writers and philosophers, which are footnoted and indexed, and which become a starting point for further study. Commenting on Dostoyevsky’s oft-quoted saying, “Beauty will save the world,” Cavarnos opines that beauty of the soul means the virtues, and that we acquire these by studying elevated examples (e.g., lives of the saints); this holiness, in turn, leads to the soul’s salvation. —Reviewed by Lisa Joanna Smith

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ПО МОЛИТВАМ СВЯТИТЕЛЯ ИОАННА

ПО МОЛИТВАМ СВЯТИТЕЛЯ ИОАННА «СВЯТИТЕЛЮ ОТЧЕ ИОАННЕ, МОЛИ БОГА О НАС!»

«СВЯТИТЕЛЮ ОТЧЕ ИОАННЕ, МОЛИ БОГА О НАС!» Иеромонах Иаков (Корацца), Сан-Франциско, Калифорния

В этом выпуске мы продолжаем рассказывать вам о чудесах по молитвам св. Иоанна.

днажды зимой 2013 года я служил Божественную литургию в кафедральном соборе «Всех скорбящих Радости» в Сан-Франциско. В конце службы я подошел поприветствовать отца Джордана, матушку Марику Браун и двоих из их четверых детей из греческой православной церкви Святой Троицы в Портленде, штат Орегон. (Кто-то из читателей может знать матушку Марику по группе «Эйкона», записывающей византийские песнопения на английском; она одна из поющих сестер в этой группе.) Отец Джордан сообщил мне, что они молились у мощей святителя Иоанна об исцелении матушкиной спины. Первая история — матушки Марики, рассказывающей об излечении по молитве cв. Иоанна — не только своем, но и своего близкого родственника. Второй рассказ — это история румынской православной семьи из Атланты, штат Джорджия. Этот случай показывает, как молитвы святителю Иоанну не только излечили от рака мать, но и сделали возможным паломничество всей семьи к мощам святого в Сан-Франциско, несмотря на, казалось бы, непреодолимые препятствия.

ИЗЛЕЧЕНИЕ ОТ ТЯЖЕЛОЙ ТРАВМЫ И СИЛЬНОЙ БОЛИ «Святителю отче Иоанне, моли Бога о нас!» Это прекрасное молитвенное воззвание к нашему возлюбленному святому много раз повторяется во время молебна. Год назад, перед Рождеством 2013 года, мы с мужем и четырьмя детьми ездили навещать моих родителей. За несколько дней до конца поездки у меня сильно разболелась спина. Мой дядя, доктор, прописал мне какую-то обезболивающую мазь, но к моменту возвращения домой я испытывала такую мучительную боль, что не могла ничего делать без слез. Я даже не в состоянии была ничего делать по дому и в конце концов и спать могла лишь сидя на полу в гостиной, прислонившись спиной к дивану. Как-то раз, когда муж спустился ко мне со спальным мешком, чтобы составить мне компанию, мы поняли, что проблема не только не уходит, а, наоборот, обостряется с каждым днем. В моменты боли и скорби мы, естественно, обращаемся ко Господу. Владыка Иоанн довольно давно известен в нашей семье. Много лет назад мой зять Майкл жил в Германии, и, когда он готовился к марафону, его сбила машина. У него были многочисленные переломы ног ниже колен. Больше месяца он пролежал в больнице. Под руководством своего духовника моя сестра с семьей начала молиться святителя Иоанну и регулярно читать акафист. Она ежедневно мазала своего мужа ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

маслом из лампады, которая всегда горит у мощей Владыки. Майкл пережил много операций, так как повреждения обеих ног были просто ужасны. Моя сестра постоянно молилась за него. Во время одной операции мой зять интуитивно почувствовал присутствие Владыки: казалось, тот стоял у операционного стола и смотрел на наиболее пострадавшую ногу. Доктора вышли из операционной пораженные. Они не могли понять, почему Майклу теперь требовались не три пересадки кожи, чтобы закрыть оголившиеся кости, а всего одна. Благодаря Владыке Майкл здоров и по сей день. Он ходит, ездит на велосипеде и живет полной, насыщенной жизнью. Молитвы его семьи были услышаны, а ответом на прошение святителя Иоанна ко Господу было исцеление моего зятя — духовное и физическое. Мой муж о. Джордан и я начали молиться святителю Иоанну. Мы были у его мощей в Сан-Франциско и почувствовали огромную радость от того, что святой упокоился среди нас в нашей стране и лежит в соборе Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радости» на бульваре Гири. В этот раз я начала молиться святителю Иоанну и ежедневно мазаться маслом из его лампады. Мы сходили к замечательному врачу, который сказал, что если боль станет невыносимой, то можно попробовать инъекции кортизона, а потом и операцию. Но я не чувствовала особого облегчения до тех самых пор, пока моя семья не поехала поклониться мощам владыки Иоанна. Тогда мы познакомились с отцом Иаковом (Корацца), который в этот день замещал священника в соборе. Он повел нас по другим храмам, где служил святитель Иоанн, начав с церкви Св. Тихона Задонского (на углу 15-й улицы и улицы Бальбоа в Сан-Франциско), где Владыка жил все годы в этом городе и где проводил ежедневные службы с сиротами. Моим детям удалось посетить его келию, посидеть на его стуле и даже примерить его очки. Затем отец Иаков повел нас в Старый собор иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радости» на Фултон-стрит и отслужил там молебен святителю Иоанну. В конце молебна моя семья преклонила колена перед иконой святителя Иоанна, а на головы нам возложили мантию Владыки и прочитали над нами молитвы святому. Потом нас помазали маслом из лампады и отправили домой с благословением и любовью. Это посещение стало вершиной нашей поездки в Сан-Франциско. Наконец моя спина начала поправляться. Я неизменно смазывала ее и обращалась в молитвах к святителю Иоанну. Настал день, когда я радовалась, что исцелилась, а о том, какой сильной была когда-то боль, и думать забыла.

“HOLY HIERARCH JOHN, PRAY TO GOD FOR US!” Rev. Hieromonk James (Corazza), San Francisco

In this issue we continue to publish testimonies of the contemporary miracles of St. John.

ne morning, in the winter of 2013, I served the Divine Liturgy at the New Cathedral, “Joy of All Who Sorrow,” in San Francisco. At the end of the service, I greeted Rev. Father Jordan, Presbytera Marika Brown, and two of their four children from the Holy Trinity Greek Orthodox Church in Portland, Oregon. (Some of the readership may recognize Presbytera Marika as one of the three melodious sisters of the group known as “Eikona,” which has made recordings of Byzantine Chant in English.) Fr. Jordan informed me that they had been praying before St. John’s relics, especially for the healing of Presbytera’s painful back condition. Presbytera Marika herself gives the account of the healing through St. John’s prayers not only of herself but also of a close relative. The second account is from a Romanian Orthodox family from Atlanta, Georgia. It shows how St. John’s prayers not only wrought a cure from cancer for the mother but also made a subsequent pilgrimage to the Saint’s relics in San Francisco possible for the entire family despite a number of seemingly insurmountable obstacles.

HEALING OF A CATASTROPHIC INJURY AND SEARING BACK PAIN “O Holy Hierarch John, pray to God for us!” This beautiful entreaty to our beloved Saint is repeated many times during the moleben (service of intercession) to him. A year ago, before Christmas of 2013, I had gone home to visit my parents with my husband and four children. During the last days of our trip, the side of my back began to hurt. My uncle, a doctor, prescribed some topical pain ointment, but by the time we arrived home, I was in such excruciating pain I could not function throughout the day without tears. I was unable to do my daily work and finally started sleeping on the floor of our family room, sitting upright against the couch. After my husband came down one night with a sleeping bag in order to keep me company, we realized this issue was not subsiding but growing worse daily. In times of hurt and pain, we naturally turn to God. We have known Vladyka John for some time in my family. Years ago, my brother-in-law, Michael, was living in Germany and, while training for a marathon, was struck by a truck the size of a utility vehicle. He suffered multiple breaks in each of his legs below the knees and was hospitalized there for one month. My sister and her family, with the guidance of their priest, began to pray to St. John, frequently reading his Akathist. She anointed her husband daily with oil from the

vigil light that burns unceasingly at Vladyka’s holy relics. Michael had many surgeries, and my sister was continually in prayer, as both of his legs had suffered terrible damage. During one particular surgery, my brother-in-law intuitively sensed Vladyka John’s presence: He seemed to be standing over the operating table looking down on his worse leg. The doctors came out of the operating room completely baffled because they could not explain why Michael no longer required three skin grafts to cover his exposed bones, but rather only one. Through Vladyka’s help, Michael today is well. He walks, rides bikes, and lives a full and complete life. The family’s prayers were heard, and St. John’s supplication to the Lord was answered with healing for my brother-in-law, both spiritually and physically. My husband, Fr. Jordan, and I also began to pray to St. John. We had visited his relics in San Francisco and felt such joy that a saint was here among us in our own country, lying in repose in the New Cathedral of the Mother of God, “Joy of All Who Sorrow,” on Geary Boulevard. This time I began to supplicate St. John and to anoint myself daily with oil from his vigil lamp. We visited a wonderful doctor who told us that if the pain became unbearable, surgery would be the next step after trying cortisone injections. But I did not have substantial relief from my pain until after our family went to venerate St. John’s relics. We then met Fr. James Corazza, who was serving as a substitute priest at the Cathedral that day. He took us for a tour to the other churches in which St. John served, beginning with the Church of St. Tikhon of Zadonsk (located on the corner of 15th and Balboa Street in San Francisco), where St. John lived during his years in San Francisco and served daily services with the orphans. My children got to visit his cell, sit in his chair, and even don his reading glasses. Fr. James then took us to the Old Cathedral of the Holy Virgin, “Joy of All Who Sorrow,” on Fulton Street and served a Moleben to St. John for us. At its conclusion, my family knelt in front of the icon of St. John, whereupon we were covered with Vladyka’s hierarchal mantle (mantia) while prayers to the Saint were read over us. We were then anointed with oil from the vigil lamp and sent off with blessings and love. This tour was a highlight of our time in San Francisco. In truth, my back began to improve, and I faithfully continued anointing my back and asking St. John for his prayers. I came to a point at which, for the joy over my recovery, I could not remember how intense the pain had been. VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

CONTEMPOR ARY MIR ACLES OF ST. JOHN ТЕМА НОМЕРА

“HOLY HIER ARCH JOHN, PR AY TO GOD FOR US!” CONTEMPOR ARY MIR ACLES OF ST. JOHN

ПО МОЛИТВАМ СВЯТИТЕЛЯ ИОАННА «СВЯТИТЕЛЮ ОТЧЕ ИОАННЕ, МОЛИ БОГА О НАС!»

Святитель Иоанн жив и находится рядом нами. Его святая жизнь показывает нам путь ко спасению. Господь наш Иисус Христос знает наши нужды, однако Он хочет, чтобы мы просили о помощи, — и Он даст просимое. Какой радостью мы наполняемся, зная, что Господь помогает нам через Своих святых! «Святителю Иоанне, моли Бога о нас!» Матушка Марика Браун, греческая православная церковь Святой Троицы, Портленд, штат Орегон, апрель 2014

ИСЦЕЛЕНИЕ ОТ РАКОВОГО УЗЕЛКА И УСТРОЙСТВО ПАЛОМНИЧЕСТВА Первый раз святитель Иоанн помог мне в 2012 году, когда у меня обнаружили узелок в щитовидной железе. Доктора не могли с уверенностью сказать, злокачественный он или нет, но выглядел он плохо. В патологической лаборатории врачу посоветовали немедленно готовить меня к операции. Тем временем я отправилась в храм Св. Иоанна Чудотворца, тут, в Атланте, в день престольного праздника 2 июля. В этом храме хранятся два облачения Владыки 1. Священник отец Джейкоб Майерс (он почил в Бозе в январе 2013 года) был очень добр ко мне: в конце Божественной литургии, когда все уже ушли, он помолился обо мне и благословил одним из облачений св. Иоанна. Затем он сказал мне идти с миром и безбоязненно ложиться на операцию, потому что врачи рака не обнаружат. В течение сорока дней я ежедневно читала параклисис (просительный канон. — Ред.) Пресвятой Богородице и акафист св. Иоанну. Мне тогда было очень страшно, потому что, хотя доктора не говорили мне, но считали мой узелок стопроцентно раковым. Об этом они рассказали мне уже потом. Меня прооперировали в сентябре 2012 года, и гистология показала, что опухоль доброкачественная. Я уверена, что это сделал святитель Иоанн. Врачи не могли поверить, что это был не рак, и затребовали еще один анализ. Результаты подтвердились. Я все время благодарю Господа, что Он привел меня и моего мужа ближе к Себе и дал нам почувствовать полноту православной жизни. А в этом году святитель Иоанн помог мне, сделав возможным паломничество нашей семьи в Сан-Франциско. Мне очень хотелось съездить в Сан-Франциско, где жил св. Иоанн, и поклониться его честным мощам в день его памяти, 2 июля. Я больше года пыталась спланировать эту поездку, но все время возникали какие-то проблемы и поездка срывалась. С деньгами было туго: у мужа скончался отец, и нам пришлось дважды ездить в Румынию — сначала чтобы навестить его в больнице, где он лежал на диализе, а потом спустя два месяца — на похороны. Кроме финансовых трудностей, в этом году все время случалось что-то еще. Мужу не разрешили взять отпуск раньше сентября. Тем не менее он подал заявление на отпуск. Мне тоже не удавалось вырваться с работы, потому что мой коллега уходил в отпуск в то же самое время. А самая большая проблема была с нашей старшей дочерью Марией. Она в этом году заканчивает фармацевтический колледж и циклами по шесть недель работает в разных больницах и аптеках. Я посоветовала 1

ей узнать, сможет ли она взять семь дней отпуска. Она расспросила всех и выяснила, что никто еще не брал отпуск во время работы по такому скользящему графику. Я упрашивала ее все равно узнать у начальника. Сначала она колебалась, боясь, что такой вопрос создаст о ней негативное впечатление, но потом согласилась написать электронное письмо. Мало того — наша младшая дочь Иоанна записалась на летний учебный курс, и у нее должно было состояться собеседование в интернатуру в больнице города Шарлотт (штат Северная Каролина) именно в те дни, когда мы хотели ехать (28 июня — 5 июля). Похоже было, что мы никак не сможем попасть в Сан-Франциско. Я начала молиться св. Иоанну и сорок дней читала ему акафист. Мой муж присоединялся к моей молитве по выходным. И что вы думаете? Примерно через неделю после начала моих молитв муж объявил мне, что начальство дало положительный ответ на его заявление на отпуск и решило предоставлять ему две недели отпуска начиная с этого года! Я была так счастлива, но на этом чудеса не закончились. Появились хорошие новости с моей работы: коллега возвращался из отпуска раньше, чем предполагалось. Мне все еще надо было поработать выходной 29 июня, но со следующей недели я уже могла уходить в отпуск. Вот это да! Я чувствовала в этом руку святителя Иоанна! Потом младшая дочь Иоанна связалась с больницей в Шарлотт и выяснила, что ей могли предложить интернатуру не раньше чем с 7 июля. Замечательно! Но вершиной всех этих событий стало вот что. Наша дочь Мария как-то вернулась с работы и сказала, что человек, который отвечал за второй цикл ее практики, только что прислал письмо, в котором сообщал, что она может взять отпуск, но не более трех дней, и надо будет договориться, как ей отработать эти часы. И все это происходило всего за две недели до предполагаемой поездки! Конечно же, мы приняли это предложение. Решено было выехать не в выходные, а в понедельник 30 июня, чтобы путешествие было удобно всем. Представляете — все препятствия на пути нашего паломничества исчезли! А еще, когда мы смотрели цены на авиабилеты за три месяца до вылета, они стоили четыреста-пятьсот долларов на человека. Я думала, что меньше чем за две недели до отъезда билеты будут еще дороже. Но, к счастью, мужу удалось найти билеты за триста пятьдесят долларов на человека. Нам также помог отец Флорин Лапуст из румынской православной церкви Святого Креста в Сан-Хосе, Калифорния. Он возвращался из Румынии как раз на той неделе, что мы приезжали, встретил нас в аэропорту и предложил остановиться в своем доме. Нам посчастливилось поклониться мощам святителя Иоанна в Новом соборе, за нас молились и на нас возлагали его мантию в Старом соборе. Я уверена, что святитель Иоанн все время отвечал на мои молитвы!

Информацию о храме можно найти здесь: www.saintjohnwonderworker.org.

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Родика Бондар, Атланта, Джорджия, июль 2014 Перевод Ольги Камчатновой

“HOLY HIER ARCH JOHN, PR AY TO GOD FOR US!” CONTEMPOR ARY MIR ACLES OF ST. JOHN

St. John is alive and near to us. His angelic life shows us the way toward salvation. Christ, our Lord, knows our needs, and yet He desires for us to ask for help so that it may be given. What joy we have knowing that our Lord helps us through His saints! “Oh Holy Hierarch John, pray to God for us!” —Presbytera Marika Brown, Holy Trinity Greek Orthodox Church, Portland, Oregon, April 2014

HEALING OF A CANCEROUS NODULE AND ARRANGING FOR A PILGRIMAGE The first time St. John helped me was in 2012, when a nodule had been discovered in my thyroid gland. The doctors were not able to confirm whether it was cancerous, but it looked very bad. The pathology lab asked my doctor to prepare me for surgery right away. Meanwhile, I went to the Church of St. John the Wonderworker located here in Atlanta, on his Feast Day, July 2, where they have two of his robes.1 The priest, Fr. Jacob Myers (who fell asleep in the Lord in January 2013), was so kind: At the end of the Divine Liturgy, after everyone had departed, he prayed for me and blessed me with one of Saint John’s robes. Then he told me to go and have the surgery without fear because the doctors would not find any cancer. I read the Paraklesis [Supplicatory Canon —Ed.] to the Mother of God and the Akathist to St. John everyday for forty days. I was so afraid at the time, because the doctors would not tell me that they believed one hundred percent that it was cancer. Later on, they did tell me they believed it was cancer. I had the surgery in September 2012, and the pathology test results were clearly favorable. I know it was St. John’s hand. The doctors could not believe it was not cancer, and they asked for a second test. Its results confirmed the results of the first. I thank God all the time for bringing me and my husband closer to Him and for giving us a taste of the Orthodox life. St. John also helped me this year by making a pilgrimage to San Francisco possible for me and my family. I really wanted to come to San Francisco, where St. John had lived, and to venerate his precious relics on July 2, his feast day. I had been trying to plan this trip for more than a year, and all the while problems arose and we could not come. Finances were problematic, especially as last year my husband’s father passed away, and we had to go to Romania twice, first to be with him in the hospital, where he was undergoing dialysis, and then two months later, to attend his funeral. Then, from the beginning of this year other things came up besides the financial difficulties. My husband was not allowed to take his vacation earlier than September. Nonetheless, he still put in an application for vacation time. I could not take time off from work either, because my colleague was scheduled to be on vacation at the same time. The biggest issue was with my older daughter, Maria, who is in her last year of pharmacy school and works at 1

different hospitals or pharmacies in six-week rotations. I advised her to ask whether it was possible for her to take seven days off. She asked everybody and found out that no one ever took time off while on a rotation. I urged her to ask the manager of the program anyway, and at first she hesitated, fearing that this would adversely affect her, but at a later point, she assured me that she would send an e-mail. As if this were not enough, my younger daughter, Ioana, took a summer course and was scheduled to have an interview for an internship in a hospital in Charlotte, [North Carolina,] exactly during the time that we wanted to travel (June 28–July 5). It appeared that we had no chance to come to San Francisco. I began to pray to St. John, reading his Akathist every day for forty days. My husband joined me in this prayer on weekends. Guess what? About one week after I started praying, my husband told me that his management had responded positively to his vacation application and decided to give him two weeks vacation starting this year! I was so happy for this, yet there was more to come…. The next bit of good news came from my job: My colleague would return from vacation earlier than previously scheduled. I still had to work the weekend of June 29, but I would now be able to take my vacation the following week. Wow! I thought, the hand of St. John is in this! And then, my youngest daughter, Ioana, was contacted by the Charlotte Hospital and advised that the hospital could not offer her the internship any earlier than July 7. Wonderful! But the icing on the cake came from my daughter Maria, who returned from work one day and told me that the person in charge of her second rotation had just e-mailed her and let her know that it could be possible to let her go on vacation for a maximum of three days, and that they would need to discuss how to recover those hours. And this was happening only two weeks before the date on which we wanted to leave! Of course, we accepted this offer, and did not leave during the weekend, but only on Monday, June 30, so that the trip would work for everybody. Imagine—every obstacle to this pilgrimage had been removed. On top of that, when we checked the airfare three months previously, the tickets were $400–$500 per person. I thought that, as it was only two weeks before our departure on June 30, and because the July 4th holiday was so near, we would find only more expensive tickets. Happily, my husband found tickets for $350 per person. Additional help came from Rev. Fr. Florin Lapuste of the Holy Cross Romanian Orthodox Church in San Jose, California. He would be returning from Romania the week that we arrived. He kindly met us at the airport and offered to host us at his home. We had the blessing to venerate the St. John’s holy relics at the New Cathedral and to be prayed for and covered with his mantle at the Old Cathedral. I believe that, all the time, Saint John was answering my prayers! — Rodica Bondar, Atlanta, Georgia, July 2014

For further information, see www.saintjohnwonderworker.org. VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ПО МОЛИТВАМ СВЯТИТЕЛЯ ИОАННА ВИТРА Ж

ВИТРАЖ Микаэла Каппс, Ричланд, штат Вашингтон

а ж д у ю о с ен ь в н а шем приходе Св. Иоанна Шанх а й с к ог о и С а н- Ф ра нцисского в Кенневике (часть городской конгломерации штата Вашингтон) проходит русский фестива ль для нашей округи. По этому случаю мы размещаем в притворе церкви прекрасные древние иконы и предметы церковной у твари, исполняем народную музыку и танцуем в народных костюмах, даем детям возможность попробовать себя в ремеслах и, конечно, подаем традиционную русскую еду. В меню — борщ, ржаной хлеб, пирожки и булочки — все самое вкусное, что я когда-либо пробовала. Мы проводим этот фестиваль с целью собрать средства на нашу церковь и привлечь людей из нашей округи. У нас есть семьи, которые стали прихожанами церкви Св. Иоанна, потому что когда-то они пришли на наш фестиваль. В сен тябре п рош лого года одному посетителю очень понравился фестиваль, и он взял визитную карточку нашей церкви. На карточке есть маленькое изображение нашего святого покровителя — святителя Иоанна. Полгода спустя, за неделю до Пасхи, этот человек преподнес нашему батюшке красивый витраж с изображением святителя Иоанна. Он рассказал отцу Джесси, что занимается изготовлением витражей и почувствовал стремление сделать витраж со святителем Иоанном, хотя он не посещает наш храм и даже не исповедует православие.

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Еще он рассказал отцу Джесси, что в те три месяца, когда он работал над витражом, он вдруг понял, что разговаривает со святителем Иоанном. Однажды он спросил святого: «Почему ты так держишь руку? Эту позу очень с ложно отобрази ть на ви т раже». В другой раз он посетовал: «Жаль, мне не с кем поговорить об этом деле по-русски». И в этот самый момент по радио, которое он слушал, начался эфир с человеком, говорящим по-русски. Мужчина записа л его номер и позвонил сразу же после эфира. «Его голос звучал чисто, как колокол!» — рассказал он отцу Джесси. Оставив витраж отцу Джесси, этот человек ушел и с тех пор не возвращался. На Пасху наш приход чувствовал особую радость, глядя на новый витраж с изображением нашего святого покровителя, сквозь который струи лся солнечный свет из-за алтаря. Как этот витраж попал в наш храм — по-прежнему тайна. Но мы надеемся, что когда-нибудь этот щедрый художник присоединится к нам в молитве. Да молит о нем святитель Иоанн Господа! Перевод Ольги Камчатновой

THE STAINED-GLASS WINDOW CONTEMPOR ARY MIR ACLES OF ST. JOHN

THE STAINED-GLASS WINDOW Michaela Capps, Richland, Washington

very fall, our parish, St. John of Shanghai and San Francisco Orthodox Church in Kennewick (part of Tri-Cities), Washington, puts on a Russian festival for our community. On this occasion, our narthex is filled with beautiful ancient icons and artwork. We perform traditional music and dancing in full costumes, and offer crafts for children; and of course, serve tradi-

tional Russian food—a menu full of some of the best borscht, rye breads, piroshki, and pastries I have ever tasted. We put on our festival as a fund-raiser for our church and in order to reach out to our community. We have families that now attend St. John because they first attended our festival. This past September, one of our visitors came and enjoyed the fes-

tival and then left with one of our church business cards, which has a small image of an icon of our patron, Saint John of Shanghai and San Francisco. Six months later, the week before Pascha, this man returned and presented our priest with a beautiful stained-glass window of St. John. He told Father Jesse that he makes stained-glass windows and felt inspired to make one of St. John, even though he neither attends our church professes to be Orthodox. He also told Fr. Jesse that for the three months he worked on the window, he found himself talking to St. John. At one point, he asked St. John, “Why do you have to hold your hand in that position? It’s rather difficult to do that position in stained glass.” Another time he mentioned to him, “I sure wish I could talk to someone in Russian about a particular matter.” Right at that time, the radio station he was listening to had someone come on the air who was speaking Russian. The gentleman took down his number and ended up calling him directly following the radio broadcast. “His voice came through clear as a bell!” he told Father Jesse. After leaving the beautiful window with Father Jesse, the man left and has not returned since. Our parish felt very blessed to see the new stained-glass window of our patron saint with sunlight streaming through it from behind the altar during Pascha. It is truly a mystery how this window came to our church, and we hope that one day, this generous artist will join us all in worship. May St. John pray to God for him! VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

Жизнь епархии

ЖИЗНЬ ЕПАРХИИ Торжество милости Божией в Сан-Франциско

Торжество милости Божией в Сан-Франциско Протоиерей Стефан Павленко, Бурлингейм, Калифорния Фото Елены Новак

одобно тому как звезды и планеты движутся по небу и складываются в дивные созвездия, так и в нашем городе у залива епископы нашей Церкви съехались на собор под омофором верховного иерарха Его Высокопреосвященства митрополита Илариона и правящего епископа Его Высокопреосвященства архиепископа Кирилла. Одновременно молодежь со всего мира собралась на конференцию «По стопам святителя Иоанна». Приглашенные иерархи из России и Украины и паломники со всего мира собрались вместе по случаю двадцатой годовщины прославления архиепископа Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского, чьи святые мощи хранятся, как драгоценный камень в великолепной оправе, в соборе Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радости». Все обремененные трудами и скорбями собрались ко храму Пресвятой Богородицы и обрели здесь духовную радость и покой. На этих празднествах Богородица прису тствова ла КурскойКоренной чудотворной иконой — точно так же, как в Сиэтле, где владыка Иоанн преставился в 1966 году, и в Сан-Франциско, когда он был здесь прославлен в 1994 году. Здесь все еще много людей, для кого святитель Иоанн — это не исторический персонаж из далекого прошлого, о котором узнают из жития. Напротив, ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

для многих он остается частью их живых воспоминаний о своей собственной жизни. Они были свидетелями его великой духовной жизни, его истинно христианского подвига и в особенности — его чистой пастырской любви и жертвенности ради Богом данной ему паствы. В чью бы жизнь владыка Иоанн ни вошел — все получали помощь, поддержку или утешение в своих нуждах и печалях! Желающих принять участие в службах и празднествах собралось множество. В пятницу вечером святые мощи были перенесены на середину собора. Под пение акафиста все больше верующих стекалось со всего света. Основные праздничные службы продолжились субботним всенощным бдением и двумя Божественными литургиями: одной — в полночь в субботу, перед которой освятили воду, и основной в воскресенье утром, сопровождавшейся благодатным торжественным антифонным пением архиерейского хора собора Пресвятой Богородицы (регент Владимир Красовский) и молодежного хора. Во время архиерейской службы архимандрит Николай (Ольховский) был хиротонисан во епископа Манхэттенского и викария Восточно-Американской епархии Русской Православной Церкви Заграницей. Затем владыка Николай рукоположил чтеца Афанасия Фергюсона в диаконы для служения в храме Свв. Петра и Павла в Санта-Розе. Радостные, наполненные благодатью празднества, церковные службы закончились крестным ходом вокруг собора. На праздничную трапезу в Ирландском культурном центре пришло более пятисот человек: епископы, духовенство и местные прихожане, а также около ста пятидесяти участников молодежной конференции и паломники со всего мира. Многие па ломники за держа лись, насколько смогли, в районе залива Сан-Франциско, чтобы посетить Новый Собор и Приют св. Тихона Задонского, в котором жил святитель Иоанн. Разъезжались по домам все неохотно, стараясь сберечь духовные дары радости и просвещения, которых удостоились во время этих чудесных событий. Перевод Ольги Камчатновой

A GREAT FEAST OF THE LORD’S GRACE IN SAN FRANCISCO Archpriest Stefan Pavlenko, Burlingame, California Photos by Helen Nowak

ust as the movement and conjunction of stars and planets in the heavens form wondrous constellations, so also, in our City by the Bay, bishops of our Church gathered for their conclave under the omophorion of our Chief Hierarch, His Eminence Metropolitan Hilarion, and the Ruling Bishop of the Diocese, His Eminence Archbishop Kyrill. Youth from around the world likewise gathered for their All-Diaspora Conference “In the Footsteps of St. John.” Guest hierarchs f rom Russia and the Ukraine, along with pilgrims from all over the world, came together in honor and memory of the 20th anniversary of the Glorification of our beloved St. John of Shanghai and San Francisco, whose Holy Relics lie as a precious jewel in the magnificent setting that is the Holy Virgin Cathedral, “Joy of All Who Sorrow.” Truly, all those who were burdened with sorrows and hardships flocked to the Cathedral of the Holy Mother of God and received during these days the gifts of spiritual joy and tranquility. For this celebration, the Holy Theotokos in her miracle-working Kursk-Root Icon of the Sign was present, just as this Holy Icon was present at the time of St. John’s repose in Seattle in 1966 and later at his glorification in San Francisco in 1994. There are still many here in the San Francisco Bay Area for whom St. John is not a figure of distant history, about whom one learns only from reading of the Lives of the Saints. Rather, he remains a part

of the vivid memories from their own personal lives and witness of his great spiritual life, his genuine Christian podvig (struggles), and especially his example of pure pastoral love and sacrifice for his God-given f lock. Few are those whose lives St. John touched who did not receive help, healing, support, or comfort in their needs and sorrows! Many were eager to participate in the services and celebrations. On Friday evening, the Holy Relics were moved to the center of the Cathedral, and the Akathist Hymn was sung while more and more faithful arrived from all corners of the earth. The main celebratory services continued with Saturday evening’s All-Night Vigil, and two Divine Liturgies—one at midnight Saturday, preceded by the service for Blessing of the Waters; and then the main Liturgy on Sunday morning, with grace-filled and triumphant singing by the Holy Virgin Cathedral Choir (conducted by Vladimir Krassovsky) alternating antiphonally with the festal youth choir. The Hierarchical Divine Liturgy was augmented by the consecration of a new bishop for the Russian Orthodox Church Outside Russia: A rchimandrite Nicholas (Olhovsky) as Bishop of Manhattan and Vicar of the Eastern American Diocese. Vladyka Nicholas then performed his “First Grace” ordination of Reader Afanassy Ferguson into the Holy Diaconate to serve in the Sts. Peter and Paul Church in Santa Rosa.

In celebration of the 20th Anniversary of the Canonization of Saint John of Shanghai and San Francisco the Wonderworker, a commemorative medallion has been cast with an image of the Saint.

The joyous, grace-f illed celebrations and Divine Services ended with a procession of the Cross around the Cathedral. Later in the day, a grand festal agape banquet was held at the Irish Cultural Center, attended by more than five hundred people: bishops, clergy, and the local faithful, along with the one hundred and fifty or so youth conference attendees and many pilgrims from all over the world. Many pilgrims lingered in the Bay Area, visiting the New Cathedral and the St. Tikhon House, where Saint John lived, staying for as long as they could. Then reluctantly, they returned to their homes, treasuring the spiritual gift of joy and enlightenment that had been granted to all at this wondrous occasion.

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

DIOCESAN LIFE

A GREAT FEAST OF THE LORD’S GR ACE IN SAN FR ANCISCO DIOCESAN LIFE

ЖИЗНЬ ЕПАРХИИ ТОРЖЕСТВО МИЛОСТИ БОЖИЕЙ В САН-ФРАНЦИСКО

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

A GREAT FEAST OF THE LORD’S GR ACE IN SAN FR ANCISCO DIOCESAN LIFE

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ЖИЗНЬ ЕПАРХИИ ИСТОРИЯ НА НАШИХ ГЛАЗА Х

ИСТОРИЯ НА НАШИХ ГЛАЗАХ: мироточивая Гавайская Иверская икона Божией Матери посетила Грузию Игорь Полищук, Сан-Франциско, Калифорния

мае в заголовках грузинских газет главенствовала одна новость: Гавайская мироточивая Иверская икона Божией Матери приезжает в Иберию (античное и византийское название Восточной Грузии. — Пер.). Чувства великой гордости, радости и в то же время смирения, мешаясь с ощущением Божиего благословения, наполняли сердца тысяч верующих, съехавшихся из далеких и близких мест, чтобы поклониться Пресвятой Богородице. Матерь Божия вернулась домой к Своему народу — Своей древнейшей пастве, в Иберию, где, согласно преданию, находится один из четырех уделов Богородицы на земле. Остальные три — это гора Афон в Греции, Печерский монастырь в Киеве (ныне Киево-Печерская Лавра) на Украине и Серафимо-Дивеевская обитель в России. После Христа Воскресшего в современной Грузии более всего почитают Царицу Небесную, Которая стала Ангелом-хранителем кавказской Иберии, древней империи, где король Мириан III принял христианство в качестве государственной религии около 327 года. Народ Грузии долго ждал этой уникальной возможности принять свою Заступницу, и наконец она представилась. В мае в Тбилиси и других городах проходил Международный симпозиум, посвященный почитанию Пресвятой Богородицы в Православной Церкви. По призыву Католикоса-Патриарха всей Грузии Илии II, Богородица услышала зов Своей паствы посетить один из Своих уделов. Получив благословение митрополита Илариона Восточно-Американского и Нью-Йоркского, главы Русской Православной Церкви Заграницей, делегация духовных и светских лиц отправилась в путь, сопровождая мироточивую икону в ее историческом паломничестве. Почитание Пресвятой Богородицы заложено в генах у грузинского народа — как и его гостеприимство. Поэтому Матерь Божия чувствовала Себя как дома, когда Ее мироточивый образ, сопровождаемый делегацией РПЦЗ, посещал город Тбилиси, монастыри и приходы по всей стране. Святыня даже побывала в женской тюрьме, где заключенные принимали Царицу Небесную с распростертыми объятиями и покаянными сердцами. ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

Местные средства массовой информации много писали, что толпы, которые собрались, чтобы поклониться Богородице, было не остановить и сотни тысяч людей окружали икону, где бы она ни появлялась. Те, кто не мог приложиться к самой иконе, целовали автомобиль, в котором ее возили. Другие набивали карманы священников РПЦЗ листочками с именами на грузинском, прося духовенство помянуть их в своих молитвах. Протоиерей Джон Сорочка вспоминает: «Куда бы мы ни поехали, нас встречало столько людей… В каждом местечке, даже в крошечных деревушках, нас ждала пара тысяч человек. Это было очень трогательно… И волновало это нас так сильно еще и потому, что мы были истинно среди наших братьев и сестер, и нам было по-настоящему хорошо. Мы всю жизнь будем помнить ту радость, которую мы разделили с верующими Грузии… Там всем была явлена истинно христианская любовь» (пресс-релиз РПЦЗ, 12 июня 2014 года). Одним из самых заметных событий этой поездки было посещение Махатского Иверского монастыря, где примерно двести тысяч человек собрались, чтобы приложиться к иконе, а двадцать пять тысяч посетили службу, чтобы приблизиться к Той, кого они почитают Своей Матерью. И в дождь, и в жару тысячи людей повсюду следовали за чудотворной Гавайской Иверской иконой. Сообщалось о чудесах, совершившихся с теми, кто горячо молился перед святым образом Пресвятой Девы, и позже писали по крайней мере о двух людях, излечившихся от рака. Гавайская Иверская икона Божией Матери постоянно мироточит с октября 2007 года. Это небольшой список с Монреальской Иверской (Иберийской) иконы, хранитель которой — брат Иосиф Муньос — был убит в Афинах в 1997 году, а икона исчезла. Монреальская икона так и не была найдена. Нынешняя икона — это печатная копия, подаренная чтецу Нектариосу Янгсону, ее хранителю, протоиереем Анатолием Лёвиным на Гавайях. Отправляясь в майскую поездку, святой образ впервые покинул Северную Америку. Оригинальная Иверская икона Божией Матери (Вратарница) Х века находится в Грузинском Иверском монастыре на горе Афон в Греции. От редакции: чтец Нектариос Янгсон, хранитель мироточивой Иверской иконы Божией Матери на Гавайях, просит присылать ему записки с именами тех, кого вы хотели бы помянуть перед святым образом. Это может быть кто угодно, кому, по вашему мнению, требуется помощь и заступничество; они не обязательно должны быть православными. Направляйте свои просьбы по электронной почте на русском или английском языках по адресу request@orthodoxhawaii.org или пишите: The Iveron Icon, 845 Queen St. #102, Honolulu, HI 96813. Просьба присылать только имена (без фамилий). Перевод Ольги Камчатновой

HISTORY IN THE MAKING DIOCESAN LIFE

HISTORY IN THE MAKING:

The Myrrh-Streaming Iveron Icon of the Holy Theotokos of Hawaii Visits the Republic of Georgia Igor Polishchuk, San Francisco, California

n May of 2014, news headlines in the Republic of Georgia were dominated by one event: the arrival of the Hawaiian Iveron Myrrh-Streaming Icon of the Holy Theotokos. A sense of great pride and joy, and yet at the same time, humility mixed with the feeling of God’s blessing, filled the hearts of hundreds of thousands of faithful who flocked from near and far to venerate the Icon of the Mother of God. Indeed, the Holy Virgin had returned home to her people—her ancient f lock in Iberia [the ancient designation of the Georgian land. —Ed.] where, according to oral tradition, the Theotokos has one of her four abodes on earth. (The other three are: Mount Athos in Greece, the Monastery of the Kiev Caves in the Ukraine, and the St. Seraphim–Diveyevo Monastery in Russia.) After the Resurrection of Christ, the preaching of the Gospel to the people of Iberia had fallen by lot to the Mother of the Lord, and though she did not ultimately travel to that land, she nevertheless became the Protectress of the Iberian people, whose King, Mirian III, adopted Christianity as the state religion in approximately AD 327. At last the opportunity for which the people of Georgia had long been waiting presented itself: the International Symposium on the Veneration of the Most Holy Theotokos in the Orthodox Church took place in the Georgian capital of Tbilisi, and other cities, in May. At the invitation of the Catholicos–Patriarch of All Georgia Ilia II, the Theotokos accepted the call of her flock to visit one of her dominions. After receiving the blessing of Metropolitan Hilarion of Eastern America and New York of the Russian Orthodox Church Outside Russia, the delegation of clergy and laity accompanied the Myrrh-Streaming Icon on its historic pilgrimage. Reverence for the Holy Theotokos is encoded in the DNA, so to speak, of the Georgian nation, as is their unique sense of hospitality. Therefore, the Theotokos felt right at home as the Myrrh-Streaming Icon, accompanied by the ROCOR delegation, visited Tbilisi and monasteries and parishes across the country. The Holy Icon of the Mother of God even visited a women’s prison, where she was greeted with open arms and hearts filled with repentance. Local media often described the crowds that gathered to pay homage to the Theotokos as uncontrollable, as hundreds of thousands surrounded the icon everywhere it went. Those who were unable to venerate the Holy Image

directly even kissed the vehicle in which the icon was traveling. Others stuffed the pockets of ROCOR priests with lists of names written in Georgian, asking the clergy to keep them in their prayers. Archpriest John Sorochka remembers: “Every place we went, we were just invaded by so many people… In each of these places, even in the smallest hamlets, we had a couple of thousand people there. That was a moving situation.... It touched us dearly, because we felt so comfortable that we truly were among our brothers and sisters. And the joy that was expressed to overflowing by those people in Georgia is truly something that we’re going to remember for a whole lifetime... And the impression is truly one of Christian love that was shown to everyone.” (ROCOR press release, June 12, 2014) Among the highlights of the pilgrimage was a visit to the Iveron Monastery in Makhata, where an estimated 200,000 people came to venerate the Icon and over 25,000 people attended the service held in her honor to be “close” to the one whom they call “their mother.” Rain or shine, thousands followed the miraculous Icon everywhere it went. There were even reports of miracles granted by the Holy Virgin after fervent prayers were offered before her Holy Icon, with at least two people later reported to have been cured from cancer. The Hawaii Iveron Icon of the Holy Theotokos has been streaming myrrh continuously since October 2007. It is a small-scale copy of the Iveron (Iberian) Icon of Montreal, the custodian of which, Brother Joseph Muñoz–Cortes, was murdered in Athens in 1997. That Icon disappeared and has not since been recovered. The Hawaii Icon is a printed copy of the Montreal Icon, and it was given as a gift to the Reader Nectarios Yangson, its caretaker, by Archpriest Anatole Lyovin in Hawaii. May’s visit to Georgia marks the first time the Holy Iverson Icon of Hawaii has left North America. The original tenth century Icon of the Panagia Portaitissa (Greek for “Keeper of the Gate”)—the prototype of both the Montreal and Hawaii Icons—is located in the Iveron Monastery on Mount Athos in Greece. Editor’s note: Reader Nectarios Yangson, the guardian of the Myrrh-Streaming Iveron Icon of the Mother of God in Hawaii asks that you e-mail him a prayer list of names of people you would like to have commemorated before the Holy Icon. These can be for anyone that you feel needs help and intercession; they do not have to be Orthodox. E-mail your prayer requests in Russian or English to request@orthodoxhawaii.org or write to The Iveron Icon, 845 Queen St. #102, Honolulu, HI 96813. First names only, please. VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

ЖИЗНЬ ЕПАРХИИ «СОБИРАНИЕ СЫНОВ А ДАМОВЫХ»

« СОБИРАНИЕ СЫНОВ АДАМОВЫХ» Обращение в православие вьетнамской общины на американской земле Протоиерей Евгений Грушецкий, Сан-Диего, Калифорния Поставляя пределы народов по числу Ангелов Своих и собирая из рассеянных сынов Адамовых Церковь Свою, умножаешь Ты в ней святых Твоих, Боже наш, как звезды на небесах, просиявшие на Востоке и на Западе, Севере и Юге. — Архиеп. Иоанн (Максимович). «О почитании святых, просиявших на Западе»

4 июня 2014 года в Сан-Диего (Калифорния) в церкви Св. Иоанна Кронштадтского, первоиерарх Русской Православной Церкви Заграницей митрополит Иларион рукоположил во диакона и затем, на следующий день, во пресвитера бывшего епископального священника вьетнамского происхождения Иосифа Мая. История собирания Церкви из рассеянных сынов Адама, в нашем случае выходцев из Вьетнама, освещена в репортаже, который мы помещаем в этом выпуске.

огда в апреле 2013 года община во главе с отцом Иосифом Маем обратилась к митрополиту Илариону с просьбой принять их в лоно Русской Православной Церкви Заграницей, то через десять месяцев получила известие о том, что вопрос решен положительно. В июне этого же года в Сан-Диего в церкви Св. Иоанна Кронштадтского состоялось историческое событие. Сам факт посещения нашего города первоиерархом Русской Православной Церкви Заграницей митрополитом Иларионом уже является светлым праздником для всех православных христиан и в особенности для нашего прихода. А то, что при этом совершилось рукоположение бывшего вьетнамского пастора во пресвитера Русской Православной Церкви, делает это событие особо знаменательным и памятным. О т ец Ио с иф, буд у ч и кр ещен н ы м в Р и мс ко Католической Церкви, почувствовал свое призвание к служению Богу еще отроком. Он получил педагогическое образование и затем работал учителем в Сайгоне. Однако молодой человек чувствовал, что Бог призывал его к духовному служению. К какому именно — ему еще не открылось. Когда Северный Вьетнам захватил власть в стране, ему пришлось спасаться от преследований. Единственным выходом виделся побег из страны — и отец благословил его покинуть родину. В Америку отец Иосиф попал в 1975 году. Как он оказался в Штатах и как стал пастором — это целая драматическая история: спасенный американским военным судном, он через Филиппины очутился в США, получив статус беженца. В своем избавлении

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

“BUILDING THY CHURCH OF ADAMʼS SCATTERED PROGENY” DIOCESAN LIFE

“BUILDING THY CHURCH OF ADAM’S SCATTERED PROGENY” The conversion of a Vietnamese community to Orthodoxy Protopriest Eugene Grushetsky, San Diego, California Determining the limits of humanity according to the number of Thy Angels, and building Thy Church of Adam’s scattered progeny, Thou multipliest the number of Thy saints within it, Our Lord, as stars in the firmament; shining in the East, the West, the North and South — St. John (Maximovich), “Honoring the saints glorified in the West”

On June 4, 2014, at the church of St. John of Kronstadt in San Diego, California, His Eminence Metropolitan Hilarion, head of the Russian Orthodox Church Outside of Russia (ROCOR), ordained Joseph Mai (a former Episcopalian priest of Vietnamese extraction) a deacon, and the following day, a priest. The story of how the scattered sons of Adam—in this case, Vietnamese immigrants—were gathered into a single church is documented in this issue’s report.

n April 2013, a group led by Father Joseph Mai turned to Metropolitan Hilarion with the request that they be brought into the fold of ROCOR. Ten months later, in February 2014, they received the good news that their request had been approved. In June of that same year, the church of St. John of Kronstadt in San Diego became witness to a historic event. That Metropolitan Hilarion paid our city a visit was already a joyous occasion for all Orthodox Christians and, in particular, for our parish. But the fact that, in addition to this, a former Vietnamese pastor was ordained presbyter in the Russian Orthodox Church made this event especially momentous and memorable. Father Joseph, who had been baptized in the Roman Catholic Church, had felt a calling to serve God since he was a child. He received a pedagogical education, after which he worked as a teacher in Saigon. But the young man felt that God was calling him to spiritual service, to which kind, specifically, he did not yet know. When North Vietnam seized power, he was forced to flee from persecution. His only option seemed to be to abandon the country, so his father gave him his blessing to leave their homeland. Father Joseph came to America in 1975. How he found himself in the United States and how he became a minister is a dramatic tale in its own right: rescued by an American naval vessel, he traveled to the Philippines and, having been granted refugee status, arrived in the United States. He recognized that the Hand of God had guided him to freedom. In 1979, Father Joseph

was reunited with his family in San Diego. This was the second miraculous instance of Divine intervention and an answer to his ceaseless prayers. In 1987, God’s plan for Father Joseph brought him to the Episcopal Church, where he soon became a pastor and leader of the Resurrection Society in San Diego. Over the course of six years, from 1989 to 1995, a large number of refugees fled South Vietnam to escape the communist regime that had come into power. Many of them, former Buddhists and Confucians, were brought to Christianity by Father Joseph Mai and formed a close-knit community of like-minded believers. In 2010, the Episcopal Church began allowing samesex marriages and ordaining openly gay men alongside other Christians. The community led by Father Joseph Mai decided to leave the Episcopal Church and declared VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

100

ЖИЗНЬ ЕПАРХИИ «СОБИРАНИЕ СЫНОВ А ДАМОВЫХ»

он распозна л спасающую и направляющую Руку Божию. В 1979 году в Сан-Диего произошло воссоединение семьи о. Иосифа: в этом он видел второе чудесное вмешательство Божие и ответ на свои непрестанные молитвы. В 1987 году Промысл Божий привел отца Иосифа в Епископальную Церковь, где он вскоре стал пастором и возглавил вьетнамскую общину Воскресения в Сан-Диего. В течение шести лет, с 1989 по 1995 год, большая группа беженцев покинула Южный Вьетнам, спасаясь от преследований пришедшего к власти коммунистического режима. Многих из них, в прошлом буддистов и конфуциан, отец Иосиф Май сумел обратить в христианство и создать крепкую общину единомышленников. В 2010 году Епископальная Церковь допустила возможность освящать однополые союзы и рукополагать открытых содомитов наравне с прочими христианами. Община отца Иосифа приняла решение покинуть Епископа льную Церковь и объявила о своей независимости. Вскоре естественно встал вопрос о принадлежности к одной из существующих Церквей, хранящих пределы закона, и выбор пал на Русскую Православную Церковь Заграницей. И в феврале 2014 года отец Иосиф получил известие о принятии их общины в лоно Русской Православной Церкви Заграницей. В мае 2014 года отец Иосиф и его жена Мария перешли в православие через Таинство Миропомазания в церкви Св. Иоанна Кронштадтского в Сан-Диего при участии отца Рамона Мерлос (Патриаршие приходы в США) и автора этих строк. Таким образом мы подошли к тому событию, которое произошло в Сан-Диего 4 и 5 июня текущего года. 4 июня перед началом Божественной литургии владыка митрополит постриг брата Иосифа во чтеца, с «украшением нескверными и непорочными одеждами», и затем посвятил его в иподиаконы. Во время литургии, после троекратного обведения вокруг престола протодиаконом Александром Ревюком, «благочестивейшего иподиакона проручествовали во диаВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

кона». Так завершился первый день торжества. Все готовились к главному событию — пресвитерскому посвящению. 5 июня храм был полон: чтобы стать свидетелями этого поистине исторического события — рукоположения во священники Русской Православной Церкви отца Иосифа Мая, — пришло множество прихожан и вьетнамских гостей. За литургией Его Высокопреосвященству сослужили уже упоминавшийся протоиерей Рамон Мерлос, священник Андрей Кунео (Православная Церковь Америки) и автор этих строк. Новопосвященный иерей Иосиф во время рукоположения весь светился радостию веры и любви ко Господу. Все завершилось поздравлениями и пожеланиями митрополита Илариона и присутствующих отцу Иосифу успешного служения на благо Церкви Божией. На приеме, организованном сестричествами русской и вьетнамской общин, было произнесено много теплых слов в адрес владыки Илариона за его благодатные труды, а также всех сослужащих и хора под управлением Владимира Морозана. Вечером того же дня митрополит Иларион встретился с прихожанами нашего храма, где рассказал о православии в современном мире и ответил на ряд вопросов. Затем дети дали маленькое музыкальное и литературное представление. В конце встречи пришел и отец Иосиф со своей женой и еще раз сердечно благодарил владыку митрополита за все, что он сделал для него и общины. 8 июня, на праздник Пресвятой Троицы, вьетнамская община во главе с новопосвященным иереем Иосифом собралась в храме св. Антония Великого (Антиохийская архиепископия) для того, чтобы совершилось принятие в Православную Церковь членов самой конгрегации. Были приглашены священники из других православных церквей, и все мы вместе «единым сердцем и едиными устами» священнодействовали через Таинство Миропомазания и ввели в Православную Церковь более семидесяти новых членов. Слава Богу нашему, собирающему рассеянных потомков Адама в Свою Церковь!

“BUILDING THY CHURCH OF ADAMʼS SCATTERED PROGENY” DIOCESAN LIFE

its autonomy. Shortly thereafter, the question arose of joining one of the existing churches that still adhered to Biblical law, and ROCOR was chosen. And so, in February 2014, Father Joseph received news that his community would be brought into the fold of ROCOR. In May 2014, Father Joseph and his wife Maria converted to Orthodoxy through the Sacrament of Holy Unction, performed by Father Ramon Merlos (Moscow Patriarchate parishes in the U.S.) and the author of this article, at the Church of St. John of Kronstadt in San Diego. This was the series of events leading up to those which took place in San Diego on June 4 and 5 of this year. On June 4, before the Divine Liturgy had begun, the Metropolitan ordained Brother Joseph a reader, “arrayed in [thy] fair and spotless vesture,” and afterwards, appointed him as a subdeacon. During the liturgy, after he was led around the altar table three times by protodeacon Aleksander Reviuk, “the pious subdeacon was made a deacon.” And thus was concluded the first day of the celebrations. Everyone was preparing for the main event—the ordination of Father Joseph to the priesthood. On June 5, the church was brimming with people: a multitude of parishioners and their Vietnamese guests had come to witness this truly historic event—the ordination of Father Joseph Mai as a Russian Orthodox priest. The liturgy performed by His Eminence was concelebrated by the aforementioned Protopriest Ramon Merlos, Father Andrew Cuneo (Orthodox Church of America), and the author. During his ordination, the newly dedicated Father Joseph shone with joy for his faith and love for the Lord. It was all concluded with congratulations by Metropolitan Hilarion and those in attendance, wishing Father Joseph success in all his efforts for the good of God’s Church. At the reception, which had been organized by the sisterhoods

101

of the Russian and Vietnamese communities, a great many people offered warm words to Vladyka Hilarion in gratitude for his noble efforts, and to all who had served with him, along with the choir under the directorship of Vladimir Morosan. That evening, Metropolitan Hilarion met with the parishioners of our church. He spoke about Orthodoxy in the modern world and answered a number of questions. Then, the children put on a small musical and literary performance. At the end of the meeting, Father Joseph came with his wife and reiterated his heartfelt thanks to Vladyka for all he had done for his community. On June 8, on the feast day of Pentecost, the Vietnamese community, led by the newly ordained Father Joseph, gathered at the church of St. Anthony the Great (Antiochian Archdiocese) to perform the conversion of the congregation members themselves. Priests from various Orthodox churches were invited, and together, “with one heart and one mouth,” acted through Holy Unction and brought more than seventy new people into the Orthodox Church. Praise be to our God, who gathers all the scattered progeny of Adam into His Church! Translated by Maria Wroblewski Photos courtesy of St. John of Kronstadt Russian Orthodox Church, San Diego, California

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

«СК АЖИТЕ, БАТЮШК А...»

102

«СК А ЖИТЕ, БАТЮШК А...»

СКАЖИТЕ, БАТЮШКА... Может ли христианин делать пирсинг и татуировки? Как к этому относится Церковь? Отвечает протоиерей Евгений Грушецкий, церковь св. Иоанна Кронштадтского (Сан-Диего)

оскольку пирсинг и татуировки приняли в последние десятилетия широкое распространение в основном среди молодежи, то я и буду иметь в виду эту категорию наших верующих. Как некто сказал: «Мир состоит не из атомов, а из историй». Молодые люди хотят участвовать не только в общих, родовых и видовых историях и сообществах, но и в сугубо частных, таких как те, что практикуют пирсинг и татуировки. Желание быть в конкретной группе — и чем теснее контакт, тем лучше, — вот что, на мой взгляд, притягивает юные сердца и заставляет следовать новым веяниям времени. Появились фаны, то есть клубы болельщиков, со своей организацией, иерархией ценностей и сугубо узким взглядом на жизнь: с точки зрения интересов моей команды. Все остальное отставляется, игнорируется. Кроме того, здесь, может быть, осуществляется желание выделиться, быть «не как все». Одна девушка сказала: «У меня татуировка одного маленького африканского племени». Есть, конечно, и другие мотивации, например, такие как поиск новых ощущений, которые дает прокалывание частей своего тела. Через несколько месяцев, когда рана заживет, появляются, по словам адептов, новые, более острые, ощущения. А кто-то просто не ищет прямых путей. Как любил с улыбкой говорить митрополит Филарет (Вахромеев): «Юность — это болезнь, которая проходит со временем». Мы все этим болели, и знаем, как важно вовремя выздороветь и повзрослеть. Внешнее украшательство вступает в конфликт с нашей верой (1 Пет. 3:3–6), которая основывается на Священном Писании и усилиях следовать усвоенному, а оно однозначно направляет нас к внутреннему видению красоты человеческого образа и человеческого тела. «Вся слава дочери царской внутри есть» (Пс. 44:14), то есть в ее внутренних качествах, а не в шитых золотом одеждах и украшениях. «Не делайте наколки и татуировки на теле, ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

♦ «Вся слава дочери царской внутри есть» (Пс. 44:14). ♦ Я Господь» (Лев. 19:29). Важно помнить, что тела наши принадлежат Богу, создавшему их, а через татуировки и прочие изображения, которые необдуманно делаются на разных частях тела, мы их переподчиняем другим божествам. Будем благоразумны и возлюбим эту внутреннюю славу человека, тогда все остальное станет на свои места, и мы уже не будем рабами модных течений и поветрий. Для молодой души самое главное не чувствовать себя неприкаянной, одинокой, как бы никому не нужной. Отсюда и успех сект: они очень навязчивы и стараются крепко держать своих членов, при этом каждый чувствует, что он нужен, о нем помнят и заботятся. Для прихода важно понимать эту специфику и стремиться так организовать внелитургическую жизнь молодых людей, чтобы они постоянно ощущали свою принадлежность и востребованность для жизни церкви.

Дорогие читатели, присылайте свои вопросы на адрес редакции / Dear readers, please, send your questions to us: 598 15th Ave., San Francisco, CA 94118 wadeditorial@gmail.com

103

TELL US, FATHER... Can a Christian Get Piercings and Tattoos? What Is the Position of the Church on This? Protopriest Eugene Grushetsky of St. John of Kronstadt Church in San Diego responds. ♦ “The King’s daughter is all glorious within” (Psalm 45:13) ♦

Photo source: www.miloserdie.ru

ecause piercings and tattoos have become widely popular in recent decades, mostly among young people, I will keep this category of our faithful in mind. As someone once said: The world is comprised not of atoms, but of stories. Young people want to take part not only in generic stories, or family stories or communal stories, but in exclusive ones—like those groups which practice piercing and tattooing. The desire to be part of a specific group (with whom the closer the contact, the better) is, in my opinion, what pulls in young hearts and compels them to follow the latest trends of their time. Today, there are fans, or clubs of supporters, with their own organizational structure, their own hierarchy of values, and a rather narrow view of life: one stemming from their team’s point of view. Everything else is seemingly left behind, ignored. Besides this urging, piercings and tattoos may be the expression of a desire to set oneself apart, to not be “like everyone else.” One young lady told me: “I have a tattoo from a small African tribe.” There are, of course, other motivations, like seeking out new sensations, such as those created by piercing various parts of the body. After a few months, when the wound has healed, enthusiasts attest to the development of new, more acute sensitivities. Meanwhile, some people simply do not seek a straight path. As Metropolitan

Philaret (Vakhromeyev) was fond of saying with a smile: “Youth—it is an illness which passes with time.” We all suffered from it and know how important it is to get well and grow up on time. Body modification is at odds with our faith (1 Peter 3:3–6), which is based on Holy Scripture and efforts to adhere to it, which instructs us to see the inner beauty of the human character and the human body. “The King’s daughter is all glorious within” (Psalm 45:13), meaning that her beauty is found in her inner qualities and not in her gold-embroidered dress and jewels. “You shall not make any cuts in your body for the dead nor make any tattoo marks on yourselves. I am the Lord.” (Leviticus 19:28). It is important to remember that our bodies belong to God, Who made them, and that, by mindlessly tattooing and otherwise marking various parts of our body, we are rededicating ourselves to other deities. Let us be prudent and come to love the inner glory of the human being. Then, everything else will fall into place, and we will no longer be slaves to the latest trends and crazes. The most important thing for any young soul is to not feel restless, lonely, and unwanted. Hence the success of various sects: they are very importunate and try very hard to hold on to their members, which makes everyone feel needed, thought of, and cared for. It is important for the parish to remember this particularity and strive to structure that part of church life beyond the liturgical portion in a way that gives young people a consistent sense of belonging and being needed in the life of the church. Translated by Maria Wroblewski

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

“TELL US, FATHER...”

ЕПАРХИАЛЬНЫЕ ВЕСТИ

104

DIOCESAN ACTIVITIES

DIOCESAN ACTIVITIES, FALL 2014

AUGUST 2–4

SEPTEMBER 2

SEPTEMBER 14

Pastoral visit of Archbishop Kyrill to St. Seraphim Orthodox Church, Boise, ID, for Patronal Feast.

The beginning of the school year, St. John of San Francisco Orthodox Academy, San Francisco, CA.

AUGUST 3–10

SEPTEMBER 2–11

Holy Virgin Cathedral, San Francisco, CA, hosts the Annual Fundraising Luncheon of the Benevolent Memorial Fund of St. Archbishop John.

The Bay Area’s first International Russian Choral Music Festival, San Francisco and Berkeley, CA.

Sts. Cyril & Athanasius Institute for Orthodox Studies Pilgrimage to the Holy Orthodox Sites of the British Isles.

AUGUST 18–19 Pastoral visit of Archbishop Kyrill to Transfiguration Orthodox Cathedral, Los Angeles, CA, for Patronal Feast.

AUGUST 25 The Kursk-Root Icon of the Mother of God concludes its visit to the Western American Diocese at Transfiguration Cathedral in Los Angeles.

AUGUST 26 Bishop Theodosy serves Liturgy in St. Tikhon of Zadonsk Church, San Francisco, CA, on its Patronal Feast.

AUGUST 28 The oldest Russian Church School, Sts. Cyril and Methodius High School, San Francisco, CA, opens registration for the 2014–2015 year.

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014

SEPTEMBER 7 Pastoral visit of Archbishop Kyrill to St. Simeon of Verhotursk Orthodox Church, Calistoga, CA, for Patronal Feast.

SEPTEMBER 7 Holy Ascension Church, Sacramento, CA, hosts the third Presentation of the Diocesan Journal, Spiritual Spring.

SEPTEMBER 9 The beginning of the 62nd year of the Parish Russian School at the Church of All Russian Saints, Burlingame, CA.

SEPTEMBER 13 Church of All Saints of Russia, Denver, CO, hosts Annual Bake Sale.

SEPTEMBER 15–18 Archbishop Kyrill and Bishop Theodosy participate in Assembly of Bishops, Dallas, TX.

SEPTEMBER 20 St. Herman of Alaska Orthodox Church, Sunnyvale, CA: Rector Fr. Dimitri Jakimowicz reads a special prayer for the protection of family pets and animals in honor of Saint Mamas, an early Christian Martyr, beloved patron saint of pets and animals.

SEPTEMBER 22–29 Archbishop Kyrill visits Russia.

SEPTEMBER 28 Holy Virgin Cathedral, San Francisco, CA, hosts the Taste of Russia Festival.

OCTOBER 2–4 St. Seraphim of Sarov Church in Seaside, CA, hosts the Fall Pastoral Retreat followed by the All-Diocesan Celebration-Pilgrimage Feast in honor of the 700-year anniversary of St. Sergius of Radonezh’s birth and the 50-year anniversary of St. John of Kronstadt’s canonization.

DECEMBER 5

OCTOBER 6–9 Archbishop Kyrill visits the St. Sergius Cathedral in Cleveland, OH, which hosts the main celebration of the 700th anniversary of the birth of St. Sergius of Radonezh, announced by the ROCOR Synod and the Diocese of Chicago and Mid-America.

OCTOBER 8–12 23rd Russian Orthodox Church Musicians’ Conference, hosted by Sts. Peter & Paul Orthodox Church, Santa Rosa, CA.

OCTOBER 10–13 Archbishop Kyrill visits St. Sabbas Monastery, Detroit, MI, for its 15-year anniversary.

OCTOBER 12 St. Simeon of Verhotursk Orthodox Church hosts Calistoga Wine Tasting Fundraiser and Silent Auction, Calistoga, CA.

105

COMMEMORATIVE DATES AUGUST 18

Day of the repose of Archpriest Nikolai Dombrowski (+1979) who served in Holy Virgin Cathedral from 1953 till his repose.

Day of the repose of Archpriest Gregory Kravchina, founder of the Monterey parish (+1988).

SEPTEMBER 1 Day of the repose of Archimandrite Spiridon (Efimov), longtime rector of the Palo Alto parish (+1984).

SEPTEMBER 2 Day of the repose of Hieromonk Seraphim (Rose) (+1982).

SEPTEMBER 12 Day of the repose of Bishop Alexander (Mileant) of Buenos Aires and South America (+2005).

SEPTEMBER 23

Дорогие братья и сестры, помолитесь об упокоении души основателя портала pravmir.ru раба Божиего Андрея Данилова. Царствие ему Небесное и вечная память. Dear brothers and sisters, please pray for the repose of the soul of the founder of the portal pravmir.ru, servant of God Andrei Danilov. May God grant him the Kingdom of Heaven and eternal memory.

Day of the repose of Archbishop Anthony (Medvedev) of San Francisco and Western America (+2000).

OCTOBER 26 Burlingame Church Choir Concert, Church of All Russian Saints, Burlingame, CA.

OCTOBER 31 St. Herman of Alaska Orthodox Church, Sunnyvale, CA: Panikhida for Br. Jose Muñoz, the keeper of the Iveron Icon of Montreal.

NOVEMBER 14 The Saints Cyril and Methodius Russian School, San Francisco, CA, holds alumni reunion in Russian Center in San Francisco.

NOVEMBER 24 The Patronal Feast of the Holy Theotokos of Iveron Russian Orthodox Church, Honolulu, HI, and 30-year anniversary of the parish.

STS. CYRIL AND METHODIUS RUSSIAN ORTHODOX CHURCH SCHOOL. ACCEPTING ENROLLMENT! NOTICE OF NONDISCRIMINATORY POLICY AS TO STUDENTS The Saints Cyril and Methodius Russian High School admits students of any race, color, national and ethnic origin to all the rights, privileges, programs, and activities generally accorded or made available to students at the school. It does not discriminate on the basis of race, color, national and ethnic origin in administration of its educational policies, admissions policies, scholarship and loan programs, and athletic and other school-administered programs. 6200 Geary Blvd. San Francisco, CA 94121 / (415) 752-5122

VOL. 2 (№3) 2014 SPIRITUAL SPRING

DIOCESAN ACTIVITIES

106

AAAA

AAA

s p i r i t u a l

spring

весна

AAA

AAAA

д у ховная

T H E J O U R N A L O F T H E W EST ER N A M ER I CA N D I O C ES E (RO C O R)

ow beautiful upon the mountains are the feet of him that bringeth good tidings, that publisheth peace; that bringeth good tidings of good, that publisheth salvation; that saith unto Zion, Thy God reigneth! Isaiah 52:7.

At Spiritual Spring, we are not striving to enhance the profits of a big publishing house or to sell the products of advertisers — we’re working for you. As a nonprofit magazine, we try to combine honest journalism, our love for Christ, and you, the reader. To survive, we need you, our highly valued readership. Your tax-deductible donation will help the magazine endure, even in a tough economy. Don’t forget, you can also offer a subscription to a friend or a loved one as a gift. We would like to extend our sincere gratitude to our wonderful sponsors, without whom this magazine would not be possible: The Russkiy Mir Foundation Anonymous sponsor, Holy Ascension Church, Sacramento, California Номер был выпущен при поддержке гранта Фонда «Русский Мир»

PLEASE CONTACT US ABOUT ADVERTISING YOUR BUSINESS IN SPIRITUAL SPRING!

ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№2)

Are you interested in subscribing to Spiritual Spring? Our suggested donation for your subscription is $28 per year + $14 shipping ($42 total).

598 15th Ave., San Francisco, CA 94118 wadeditorial@gmail.com 1 (925) 565–4948

106

AAA

AAAA

107

Theotokos of Smolensk Church, St.Petersburg, Russia oil on canvas, by Tatiana McWethy VOL. 2 (â&#x201E;&#x2013;3) 2014 SPIRITUAL SPRING

108

AAAA

AAA

AAA spring s p i r i t u a l

aaa

весна

д у ховна я

Vol.2 (№3) 2014 + THE JOURNAL OF THE WESTERN AMERICAN DIOCESE (ROCOR)

IN THE NEXT ISSUE:

aaaaa

Theme of the Issue: Orthodox Mission: Yesterday, Today, Tomorrow Тема номера: Православное миссионерство: вчера, сегодня, завтра

Fr. Seraphim (Rose) Иеромонах Серафим (Роуз)

The chapel at Fort Ross История часовни в крепости Форт-Росс

ВЕСНА ДУХОВНАЯ

Церковно-общественный орган Западно-Американской епархии Русской Православной Церкви Заграницей. Печатается с благословения Его Высокопреосвященства Архиепископа Кирилла. Western American Diocese (ROCOR) 598 15th Ave., San Francisco, CA 94118 wadeditorial@gmail.com ВЕСНА ДУ ХОВНА Я VOL. 2 (№3) 2014 www.wadiocese.com