Игорь Волков
: Марс, до востребования.
Фото автора Киев 2021
*
Я загадал гулять таким аллеями круглый год, и только в августе для урожая пшеницы подсушим поля, а если мой джипиэс омытых аллей не найдет, я клацну по кнопке -сменить планету Земляна -вставить...выбрать из списка...нужное подчеркнуть-добавить файл и описание в формате ашдиимайя собственно и всегда готов, чего тянуть, посмотрим лишь, чем порадует этот май.
*
Смотри, дружок, тебе меня никогда не перешагать, и даже если выйдешь евреем из фараоновых злых пенат, и даже если македонским солдатом будешь пыль поднимать, и даже если поведет тебя дорожкой булгаковский адресат. Что мне шаги и километры, времена и апрель, с изгиба февральской орбиты я вижу лета венец, и нам не пересечься с тобой, дружок, прости, поверь. Четыреста миллионов световых лет в один конец...
* снова снятся мне марсианские светло-бурые пыльные сны снова тешусь лишь дымкою раннею вместо розово-сладкой весны снова роботы датчики спутники и прогорклый скафандровый плен как же славно что где-то уютно мое тело спит на Земле
* Четыре часа на сборы, прямой эфир, пресс-конференция, обнимашки, фото-чиз, да посмотреть по списку чего ли я не забыл, пока последним шагом тяготения не завис. Да будет так, в ноль-ноль по местному, не впервой, и всякий раз - смешно ей Богу - будто бы в первый раз, и всякий раз уже не поймешь теперь куда домой, три месяца - и в иллюминаторе родной Марс.
* Мне не заснуть до двух в бессонной позе, Луна готовится на взлет в сухом морозе, протягивает тени рам стеной напротив, покорнейшая из светил в подобном роде. Мне сон не сон без боя чисел где-то скраю, когда затихнет ход часов, я просыпаюсь. Всему свои четыре оборота жизни, свой ключ и медленный запас тугой пружины. К утру туман, назавтра плюс, а дальше слякоть, обиженному февралю привычно плакать, часам идти, Луне благословлять чужие мысли, что леденцами на березовых ветвях повисли. * сохрани мне снег полозный распечатай на бумаге будут летом мне на память дебри белых траекторий превозмочь за зноем осень и от декабря в полшаге стану кликать и пророчить разовьюженные сториз
* Деревья молчали аки партизаны в начале апреля, унылые листья, сминая траву, безудержно прели, не ждется, не кается, ни вдохновиться в безвременьи постном, и даже не любится раннею синью, вот это не просто. Для цвета не время, до пасхи делёко, до лета не близко, поставить на облачно-хмурый и зябкий, без всякого риска. И мне самому невдомек, что днем этим движет, и что, кроме зноя и хлада, все ближе и ближе, какая пружина, чеканя шагами, вращает дорогу, как будто мне первой космической хватит дойти до порога...
* я так замерз за двадцать первый век год день когда зима была как назло и весна не весна пусть фиолетов герб но иногда даже мне хотелось бы почувствовать на щеке солнца длань и год из года как обманывающийся абрикос ищу ловлю но тепла не дается нам пока румяный кулич из печи не увенчает пост пока мелькающий огонь не растечется по сторонам
* Клен выбрасывает листья смело резко Маяковским раскидав все руки ветки распознав веленье часа, нет ему подобных близко в стройных парковых шеренгах, в брызжащих потоках сока жажда буйного цветенья.
* Где смирно держат ровным строем, где из людей - меня довольно, со мной беседовала хвоя, в верхушках ветру сделав больно. Эфир прорезав нотным станом, шептала новости и сплетни, с автобуса встречала рано, клонила в сладкий сон к обедне, а вечером и на прощанье, ловя звезды косые взгляды, благословляла ожидание и встречи будущей отраду.
* Тишина невозбранно вонзает тысячу тысяч игл в полусон, четвертьсон, шестнадцадтую сонных строк, говорят старожилы, что в четвертом часу есть миг, на котором Слепой Часовщик меняет в часах песок. Замирает земля, пролетая вселенский апгрейт, растекаются спицы сияний у полярной оси, это смена хранителей с ночного на утренний рейд, это самое время просить, если знаешь чего просить. Тишина заполняет эфиры, как мунковский крик, четвертьсон к четырем, но часам все равно идти, говорят, что бывает находит Слепой Часовщик золотые песчинки и забирает себе к пяти.
* Ранок в очі зазирає жовтим листям променистим я іду назустріч сонцю до роботи крок за кроком і куди не глянь прикраси миготять наче навмисно наче нас вітають з новим золотим осіннім роком
* Ні. Я не можу перевернути всесвіт, навіть якщо мені дадуть точку опори. Я не можу перевернути себе вночі, а зранку себе підняти. Мені важче відірватися від землі ніж найвеличнішому кораблю Маска розігнатися жбурляючи паром й перейти на третю космічну. Так, я спроможний підстрибнути на три на чотири дюйми. Мабуть у мене особливий зв'язок з землею.
* Львову.
(Наслідування Давіду Самойлову.)
Давай поїдем в місто, де ми удвох бували, а справи-чемодани залишимо вокзалу. А справи почекайте на тиждень нас облиште, допоки ми пройдемось До Оперного пішки. Ще не добігло літо до жовтого врожаю, ще квіти на Соборній нас радо зустрічають, ще вересень просторий не знає що робити чи в літа він полоні, чи осінню повитий. Знов височать дзвінниці і так багато неба, що простору довкола нам іншого не треба. Пробач, що трохи пізно відклав перестороги, навіщо я на тебе очікував так довго, бо ж так, що стукіт серця в мигтінні світла й темряв, без тебе є даремним… без тебе є даремним…
* Львову. Геометрия встреч, математика расставаний, разве есть что-то пронзительней чем вокзал, теорема гласит, что неназванным утром ранним я проследую в пункт, где отметилась точкой мечта. Теорема гласит и требует доказательств, я плохой математик и все же знаю ответ, на эскизе мечты в уголке пишу «Обязательно!», и кладу к документам, как заветный ж/д билет. Теорема темнит и шифруется заинтриговывая геометрией улиц, математикой встречных лиц. Убаюканный ходом экспресса нашего скорого, я сверяю движение с пунктирами местных границ. Траектории gps делают нас счастливыми, перелистывая в окне оттенки нескошенных трав. Впереди огоньки и собравшись с последними силами, подгоняет, наверстывая чуток опозданья, состав.
* Где беглой облачности вторя дым плавно стелется нал лесом, есть осень, ищущая пору, есть признаки, но нет процесса, есть умолчание пернатых сквозь теплые еще порывы, и суета в лесных пенатах, где соки в ветвях еще живы, есть брошенных полей под паром обиженность неурожая, и снова ног идущих пара, и дух восторгом поражаем. * Подольский экспромт. Мой город стоит на положенном месте, я два раза в месяц, контрольной прогулкой, неспешно, без цели, но полон внимания, дежурю по улицам и закоулкам. Забыл у кого эту миссию принял, не знаю кому перейдет это дело, но кто-то же должен шагать тротуаром, сухим и оранжевым, мокрым и белым. И кажется мне, будто в наших ладонях, передаваемый детским секретом, таится покой, осеняющий крыши, святая зима и беспечное лето.
* Редеют - череда восторгов, цветы на клумбах, листья в кронах, и солнце вглядываясь в утро, все больше щурится на тени, и торфа дальнего прогорклость затягивает горизонты, и кажется, что невозвратно нас покидает дивный гений. Редеют очереди в кассах, толпа на пешеходной зоне, а влажной облачности массы вселяют легкую тревогу, да стрелки по обыкновению назад предательски попятясь, накличут сумерки, что разом пленят вечернюю дорогу.
* Бросаю взгляд, как сигарету бросает истовый курильщик, еще дымящуюся в недрах, еще исполнену надеждой, И замирает взгляд в мгновенье проникшийся неузнаванием, нездешностью и новизною, обманутый вечерним светом. Но тухнет жар и проступает прогорклый пепел из бумаги, и проступают неотвратно, как линия сквозь беглый фокус, черты знакомые до скуки, все тот же парк и те же Нивки.
* когда все уже на исходе открывается ясность плана без сомнений что были вроде нескончаемо постоянны но роса с деревьев рекою потекла и омылись стекла будто кто-то властной рукою скинул мутную поволоку наполняя единым смыслом очертания краски звуки и пустые слова и мысли принимаемые на поруки
* Поле, марсово поле. Все медленнее, будто вгору, топчу в полях песок и камень, здесь рано меркнет в эту пору, и звезды в пять уже над нами. Прожекторы вдали все ярче очерчивают дом, и отдых, где сутки меж собой судачат, однообразны и коротки. А здесь, под незнакомым небом, среди изломанных созвездий, заканчиваю свою смену, вдыхая два раза на третий. Собрать ораву робо-копов, лопатящих сырые недра, и дать отбой, построив в ногу, до первых проблесков рассвета. И пробираясь в зону шлюзов, взглянуть на сумрак, бурым скрашен как крестьянин самодовольный ласкает взглядом ровность пашен. .