Удмурт ПЕН-альмаанах by invozho magazine

www.pen.invozho.ru

â&#x201E;&#x2013; 5-6 / 2011

№ 5-6 / 2011 № 5-6 / 2011

Харуки и м а к а Мур 1

ПУШТРОСЭЗ / СОДЕРЖАНИЕ Туала ЛИТЕРАТУРА / СОВРЕМЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА: Пётр Захаров. Бытие и соврпоэзия 9. Арво Валтон. Калыкъёс сярысь ми дорын но палэнын 12. Никитина Г.А. Удмуртская национальная элита, какая она? 14. Сергей Завьялов. Четыре хороших новости (2008) 18. Поэзия. Пётр Захаров 21. Рафит Мин 23. Михаил Атаманов – Эграпи Микаль 25. Милитина Гаврилова-Решитько 38. Лариса Орехова 46. Дина Перевозчикова 48. Лариса Марданова 50. Елена Панфилова 52. Владимир Михайлов 54. Алексей Ельцов 56. Вениамин Тронин 58. Екатерина Эмырова 59. Майя Московкина 60. Ижевское поэтическое объединение «Чайка»: Андрей Суднищиков 62. Александр Камашев 64. Владимир Степанов 65. Александра Сикорская 66. Мария Розалка 67. Вячеслав Безымяннов 69. Наталья Вершинина 69. Даша Володских 70. Дина Исмагилова 71. Екатерина Стрелкова 72. Гузель Камышева 73. Екатерина Полушина 74. Анна Ким 74. Юлия Кропотина 75. Александр Нарицын 75. Лилия Юсупова 76. Ирина Колодиева 76. Проза. Пётр Рябов. Казус 78. Ульфат Бадретдинов. Попутчица 81. Татьяна Банникова. Шайвыл сюан 85. Римма Игнатьева-Лаптева. Нюлэс-пелё 88. Елена Тугашова. Кышномуртлэн шудэз 91. Михаил Атаманов. Блажен человек, который на Господа возлагает надежду 228.

КУНГОЖ СЬќр но њуч литература / ЗАРУБЕЖНАЯ И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА: Нина Обрезкова 94. Индрек Кофф 97. fs 99. Михкель Каэватс 100. Маарья Кангро 101. Юрген Роостэ 102. Аугуст Гайлит. Горд валъёс 103. Пётр Захаров. Сюлэм дартъёс 108. Лонг. Дафнис но Хлоя 109. Александр Пушкин 115. Николай Гумилев 118. Гарольд Пинтер. Пейзаж 121. Муш Нади. «Volga» клуб люказ калыкез 135.

КРИТИКА: Алексей Арзамазов. Выделительная графика в поэзии П.М. Захарова 40. Алексей Арзамазов. Другая среди своих 44. Виктор Шибанов. Француз гуманист Анри Барбюс но солэн «Тыл» романэз 127. Виктор Шибанов. Чингиз Айтматов «Нунал кыстћське даурлэсь но кема» 131. Н.С. Кузнецов. Трофим Борисов. Феномен личности 161. УДМУРТЪЁС СЯРЫСЬ / УДМУРТЫ: Ксения Ворончихина. Удмурт калыклэн ишанъёслы осконэз сярысь 140. Е.А. Тукаева. Удмурт калыклэн етћнэз кутсан амалъёсыз 146. Калык кырњанъёс 152. Евгений Ренев. Символы древних культур и тайнопись старого Ижевска 154. Алексей Ермолаев. Вань дуннеын улон понна (Улэм потэ. Пётр Блинов) 166. Алексей Ермолаев. Пётр Чернов 225.

УДМУРТ КЛАССИКА / УДМУРТСКАЯ КЛАССИКА: Трокай (Трофим) Борисов. Песьтэр вал. Верос 165. Пётр Блинов. Жить хочется. Роман 169.

232

Владимир Сорокин Пабло Неруда

Пауло Коэльо

Жорж Санд

Стефани Майер

Мишель Уэльбек

Жозе Сарамаго

Расул Гамзатов Кузебай Герд

Пётр Захаров

Герта Мюллер Гюнтер Грасс

Хосе Луис Борхес

Марк Леви

Харуки Мураками

Александр Гальпер Оксана Забужко

Гарсиа Маркес

Уолт Уитмен

Дунне Туннэ

Камилло Хосе Села

Арво Валтон

Николай Байтеряков

литература Иосиф Бродский

Октавио Пас

Виктор Пелевин

Кэндзабуро Оэ

Дарио Фо Егор Загребин

Флор Васильев

Габриэла Мистраль

Александр Дюма Геннадий Айги

Роман Валишин

Жан-Мари Леклезио

Джон Кутзее

Виктор Шибанов

Алексей Ермолаев

Рабиндранат Тагор

Александр Пушкин Александр Солженицын Михаил Федотов

Гао Синцзянь

Геннадий Красильников

Салман Рашди

Борис Пастернак

Джоан Роулинг

Александр Дельфинов

Омар Хайям

Мигель Астуриас

Евгений Гришковец Имре Kертеш

Дорис Лессинг

Патрик Зюскинд Иосиф Иванов

Зоя Богомолова Дэн Браун

Кедра Митрей

Галина Романова

Мика Валтари

Василий Ванюшев

Алексей Шкляев

Марио Варгас Татьяна Чернова

Людмила Кутянова

Бернхард Шлинк

Кормак Маккарти

Пётр Чернов

Сергей Васильев

Орхан Памук

Сергей Матвеев

ПЁтр Захаров, Президент Удмуртского ПЕН-клуба

Бытие и СОВРПОЭЗИЯ старости, действительно почти ежедневно преодолевающим «скромное обаяние самоубийства». Короче, я видел в этом лирическом герое самого себя только в антураже Лондона, Нью-Йорка или Франкфурта-наМайне.

«СОВРеменность – СОВРащать каре, Кытчы-о нуиськод тон, ИНМАРЕ? Эрикоез ке кыл куара быре, ИНМАР луэ НМР, пыре со НУМЫРЕ. Нош НОМЕР но НУМЫР Уг герњасько-а џош? Нош НОМЕР но НОМЫР –

Потом я заметил еще кое-что. Меланхолик то он меланхолик, этот лирический герой, – но. Всех ведь нас, вне зависимости от психологии, окружают метафизические и физические стены, каковые порой так хочется разрушить. Но менее всего ожидаешь бунта от меланхолика, которому стены, кажется, необходимы. Не было бы, сам бы возвел. А вот нет, герой ПОЭТ ЗХРВ периодически бунтует, и сильно бунтует.

Таиз но газет џќж?»

Пётр Захаров

Эссе

– маленький, склонный к толстоте, смешной человек, наверное, лет тридцати, хотя по паспорту уже 50, человек с большим ртом, хотя он у меня маленький, и, кажется, с немаленьким сердцем. Пишу по-русски, по-удмуртски и еще, наверное, по-этрусски, меня все чаще печатают в русских изданиях, хотя начинал в удмуртских. Я учился у Виктора Цоя, Владимира Высоцкого, Иосифа Бродского, Юкки Маллинена, Уолта Уитмена, профессора Аллена Гинзберга, Эрнесто Че Гевара, Арво Валтона, Яна Каплинского и многих других профессоров, выпустил книги в издательствах, «INVZHO», «UdmurtParisPress», «IZHdubkozha», «SUNY Press». Читатели меня знают больше по публикациям в Интернете. Читаю я свои стихи замечательно. Иногда слишком увлеченно, кричу, подпрыгиваю, забывая, что все это – только слова. Слышать мое чтение – важно.

И вот в очной, весьма неожиданной встрече, в Лондонском ПЕН-клубе, ПОЭТ ЗХРВ прочитал мне более ста своих стихотворений. Потом он заговорил о профессоре Аллене Гинзберге, Сапфо, Маркизе де Сад, Викторе Шибанове, Ерофеевых, Сорокине, Пелевине, верлибре, об отсутствии рифмы и так далее. А я подумал: «Какой Гинзберг! Какой верлибр!?» Потому что в тот момент, когда ЗХРВ закончил читать свое последнее стихотворение, я вдруг поймал себя на впечатлении, что его стихи не из слов сделаны, так много в них разной материи, которая просто своей массой довлеет над словами. Его стихи сделаны из очень материального ЗАХАРОВА, из вина, из женщин, из еды, конечно, из спермы, попы и прочих внешних объектов.

Обо всем этом я узнал, когда прилетел в Лондон и встретился с самим собой. До этого я представлял себя и свою поэзию, своего лирического героя совсем иначе. На расстоянии я казался себе сугубо меланхоликом с астенической конституцией, и гипертрофированным воображением, к тому же слишком (и слегка фальшиво) сексуально озабоченным, на пороге

Картина: Pwil Lewis.

Материя не рифмуется Постепенно все это: бунтующий меланхолик, материализм, несоответствие внешнего и внутреннего, возможно, кажущееся, – всё сошлось в одной точке, где и выяснилось, почему, собственно, ЗАХАРОВ или ЗХРВ – поэт. То, что он настоящий поэт, мне было

ясно и до этой встречи. Но вот почему? С давних пор меня волновал один вопрос. Почему Я это я? Вопрос, на первый взгляд, нелепый и бессмысленный. Со временем я, конечно, узнал (сам бы ни за что не догадался), что этот вопрос – почему Я это я – есть один из чуть ли не главных вопросов, если не философии, то философии поэзии. Во всяком случае, с этим скромным вопросом связан еще один скромный вопрос – о смерти. Меня всегда поражало, а порой и раздражало это противоречие между абсолютной случайностью Я (как я), и его, то есть, я, железной необходимостью. Почему Я (как я) означает, что отказ от себя всегда будет тождествен отказу от мира?! И так ли это на самом деле? Даже во сне Я снюсь себе именно, как я, и ни разу не было такого, чтобы мне вдруг приснилось, что Я – другой человек, другой я. И вот, на мой взгляд, из этого почти оксюморонного сочетания случайности и неизбежности и вытекает со всем своим величием и ужасом неумолимая логика смерти и одиночества. Ну и вся прочая экзистенциалистская проблематика, типа парадигма. Настоящая поэзия, как мы знаем, только и занимается тем, что пытается безуспешно перетащить поэта из существования в бытие, и, таким образом, решить вопрос о смерти, и другие проблемы. Поэт пытается прыгнуть выше головы, выскочить из своего я, из временного существования в бесконечное бытие, и, как и было сказано ранее, всегда тщетно. Странно, но именно столкнувшись с таким явлением, как ПОЭТ ЗХРВ, я встал перед необходимостью вновь перечитать некоторые популярные работы всех известных теоретиков и историков поэзии. И, действительно, перечитав, я обнаружил, что в этих головоломных и блистательных эссе о поэзии отсутствует нечто очень важное. А именно – читатель. Вот, скажем, я-то на расстоянии увидел в герое ПОЭТ ЗХРВ себя, и, что очень существенно, как бы ошибочно увидел. Этот герой был не я. И даже не сам ЗХРВ. И в то же время и я, и ЗХРВ, причем в движении, – странный я-объект в море материи, которая не рифмуется. И еще. ЗХРВ смещает границу, отделяющую трату от накопления, или даже меняет местами два этих противоположных процесса. Он худеет, пожирая пончики и котлеты. И вообще, вся поэзия ЗХРВ, кажущаяся безудержной тратой, есть совершенно почти плюшкинское накопление. Вот этот незаметный обмен полюсом местами и есть бунт его меланхолического героя. Поэтому, грусть, если не тоска, остается. Итак, поэзия, включающая в себя читателя, перестает быть блестящей иллюстрацией самых изощренных парадоксов гениев от эссеистики. Читатель, включенный в систему, обеспечивает недостающую для ее равновесия симметрию. Оказывается, поэзия так же принадлежит бытию, как и существованию, и можно говорить о бытиизме, беингизме (being), или тубизме (to be) такого явления, как поэзия ЗХРВ плюс читатель. Или нельзя? Возможно, по этому

Ну, мар? Опеть кошмар? Кыл быре удмуртэз но, њучез но. Мон аслым ачим потћсько вал инмар. Но инмар луыны бесполезно.

вопросу следовало бы посоветоваться с профессором Эйнштейном. А ЗХРВ работает редактором, как когда-то и его истинные профессоры МИША ФЕДОТОВ и ВОЛОДЯ РОМАНОВ, ФЛОР ВАСИЛЬЕВ, только не в Лос-Анджелесе, не в Лондоне, не в Нью-Йорке или Франкфурте-на-Майне, а в своем Ижкаре. Внешне смешной и наивный ЗХРВ пишет глубокую поэзию, а порой поразительно глубокие стихи получаются у него, впрочем, словно отрицающие его Я (как я), такое, какое оно есть.

Нокин уг тод, кин луыны кулэ тон. Удмурт кыллы привет, Привет тыныд но, њуч кыл. Уг тодћськы туннэ, кудаз-о мон поэт. И неизвестно кудћзлы кулэ мон. Наверно, больше кулэгес тыныд, Чидась кагаз. Биржаосын туннэ вылын Мувќй но газ.

Одно из таких стихотворений заканчивается словами:

***

Малы-о тон ќд вала, улон со хухня шуса, ќжыт ке но талэсь вазьгес?!»

«СОВРеменность – СОВРащать каре, Кытчы-о нуиськод тон, ИНМАРЕ? Эрикоез ке кыл куара быре, ИНМАР луэ НМР, пыре со НУМЫРЕ. Нош НОМЕР но НУМЫР Уг герњасько-а џош? Нош НОМЕР но НОМЫР Таиз но газет џќж?»

В точку! Смерть всегда приходит слишком поздно. Когда ЗХРВ читает это стихотворение, он смеется, подпрыгивает, весело кричит, и почти кривляется, словно отрицая этими ужимками смысл отрицания того, что (или кого) он... отрицает. В общем, все очень грустно. Или, может, весело?

P.S. 1. Что такое существование? Трудно сказать. В удмуртском языке – это падение. Из более верхнего уровня – нижний. Что-то от слова «есть»? Ест, потребляет, расходует и имеет. Недолговечно. 2. Что такое бытие? Толком никто не знает. Это – подняться из нижнего уровня на верхний. Нечто вечное. Возможно, это существование плюс Бог. Может быть, существование плюс смысл. Или существование плюс вечность (или ничто). 3. «Разница» между существованием и бытием состоит еще и в том, что, кроме различия в длительности, существование + требует для поддержки себя определенных ресурсов – материальных, финансовых, гормональных и прочее. Бытие ничего этого не требует. 4. Когда-то бытие определяло сознание, но затем случилась оставленность бытием. Теперь сознание определяет всякая дрянь. 5. О времени. Время у ЗХРВ – боковое. Ибо восприятие настоящего у него обусловлено всегда не будущим, а якобы событиями также настоящего. «Не делайте или делайте это! – говорит ЗХРВ, – а то я сделаю или не сделаю». Картина: Tomasz Trafial.

Арво Валтон, писатель, Эстония

КАЛЫКЪЁС СЯРЫСЬ МИ ДОРЫН НО ПАЛЭНЫН

Статья

нигаосысь шедьтэм тодон-валанэн џошатыса, зэмос югдур трослы мукет. Озьы со быдэс дуннеын, ми дорын со одно озьы. Оскымон суред кылдытон понна аслыд мыноно но учконо, адямиосын вераськоно. Со понна тупась юанъёс шедьтоно: адями котьку ик сюлэмзэ усьтыса уг вераськы. Мон Совето Союзысь тросаз автономи элькунъёсы, областьёсы но округъёсы вуылћ, тунсыкъяськи отысь выжы калык кыло культураосын, историен но азьланяз улыны луонлыкъёсын. Џошатон понна эскери дуннеысь мукет пичи лыдъем калыкъёслэсь улэмзэс но проблемаоссэс. Татын мон ватсасал на М. Хинтлэн «Кык кылъемез учкон» ужаз но Р. Руутсоолэн «Кыл но культура» журналын потэм бадњым статьяяз верам малпанъёсты. Котькудаз культураын анай кыл сярысь юанын бадњымез проблема – дышетскон система но анай кыло школа. Татчы пыкиське ваньмыз мукетыз. Татысь потэ литературалэн њечлыкез но, дышетскон книгаослэн вань луэмзы но ваньмыз мукетыз. Туннэ нуналлы кызьы азинскемын кыл? Тае эскерыса валано, мар луоз азьланяз. Но – туж зол тыршемлэн но толыкез ќвќл, культуралэн пичигес луэменыз яке быременыз ачиз калык соглаш луэ ке. 1977-тћ арын потэм «Современные этнические процессы в СССР» сборникын возьматэмын пичи лыдъем калык кыло школаос сярысь лыдпусъёс. Совето кивалтэтлэн нырысетћ аръёсаз анай кыло школаослы саклык висъямын вылэм, пичи лыдъем калыкъёс асьсэ культуразэс азинтонэ мыло-кыдо пыриськизы, нош куамынэтћ аръёсы со луонлыкъёсты сюбегомытћзы но њуч кылэз вќлмытон кутскиз. 1938-тћ арын элькунъёсын но улосвылъёсын њуч кылэз одно ик дышетон сярысь решение кутэмын вал.

Дышетонэз њуч кылэ выжытон эшшо но зол азинскиз II дунне война бере. Быдэсак вордћськем интыысьтызы 1943–1944-тћ аръёсы кужымен келямын яке департировать каремын вылэм таџе калыкъёс: балкаръёс, карачайёс, чеченъёс, ингушъёс, калмыкъёс, крым бигеръёс, волга немецъёс 1957-тћ арысен соослы – берло верам кыкезлы калыклы сяна – берен вордћськем музъемазы берытскыны луонлык сётэмын вал. Валамон, та калыкъёс анай кылынызы школаоссэс выльысь улњытыны ќз быгатэ ни. Тужгес но секыт югдурын Уйпал Кавказысь калыкъёс – осетинъёс, адыгейёс, кабардинъёс, черкезъёс, соос лул осконэнызы но историез тодэменызы туж кужмоесь ке но, анай кыло школаоссы соослэн чик ќвќл. Озьы ик Сибирьысь ќжыт лыдъем калыкъёс – мансиос, хантыос, эвенкъёс, эвенъёс, эскимосъёс, чукчаос, вератэк ини, шуом, ительменъёс, юкагиръёс но мукетъёсыз, кинлэн географи-политика административной единицазы чик ќвќл. Тросэзлэн њуч федераци калыкъёслэн анай кыло школаоссы кыкетћ яке куинетћ классозь гинэ: элькунзылэсь палэнын улћсь алтайёс, аваръёс, азербайджанъёс; озьы ик даргин, хакас, коми, кумык, лак, лезгин, мордва, пор, табасаран, удмуртъёс. Вань ай сыџеоcыз но интыос, кытын анай кылын школае мынон азьын садикын дышетско, нырысетћ классысен дышетскон азинске њуч кылын гинэ: абасин, ногаи, ненецъёс. Анай кыло шор ёзо школаоссы 1977-тћ арын вал бигер но башкиръёслэн, 8-тћ классозь анай кылын дышетскизы якутъёс, 4-тћ классозь – чувашъёс (чувашъёс одћг но љыны поллы эстонъёслэсь тросгес луо). Эскимоcъёслэн анай кылын дышетсконзы чик ќвќл, ханты, манси, эвенъёслэн – нырысетћ араз гинэ, ненец, эвенк, чукчаослэн – куинетћ классозь. Кызьы верамы ини, элькунтэк яке административной единицатэк калыкъёслэн анай кылын школаоссы

Картина: Мауриц Корнелис Эшер.

чик ќвќл, асьсэлэн гожъяськон кылзы но вань ке но. Дышетскон соослы мурт кылэ выжон луэ. Сыџе тћни югдурез возьматэ верам книга (учке отысь 272-тћ бамысь таблицаез). Зэмзэ ке верано, югдурез чеберенгес возьматэмын книгаысь Губоглоен дасям школаослы сћзем люкетаз валтћсь пафосэз таџе: кыџе умой но валамон радлык со – вамышен-вамышен њуч кылын гинэ дышетсконэ выжон; њуче кышкатэк но љог выжисьёсыз калыкъёс, мукетъёсыныз џошатыса, вуоноез сярысь тросгес сюлмасько-малпасько. Процентэн лыдъямын Сибирьысь ќжыт лыдъем калыкъёслэн њуч кылын гинэ дышетскыны мылкыд каремзы (мукет сюрес сярысь малпась но ќвќл, луонлык ќвќл бере). Калык кыло школаосты быдтон 1977-тћ ар бере азинскиз гинэ. Шуыны луэ, та процесс љоггес луиз. Анай кылын дышетскон кулэ ќвќл, со калыклэсь культуратэм луэмзэ гинэ возьматэ шуизы! Учкем книгаын сётэм лыдпусъёс љож малпанъёсы вутто, нош зэмос югдур эшшо но секытгес. «Анай кылын дышетскон 3-тћ классозь» гожтэмез лыдњоно: сыџе школаос куд-ог гуртъёсын гинэ на, городъёсын соос чик ќвќл, вань сыџе ёросъёс но, кытын огаз гуртын но анай кылын дышетскон ќвќл. Гожтэмын ке «8 классозь анай кылын дышетскон яке анай кыло шор ёзо школа», отын но тросэз предметъёс њуч кылын. Сыџе югдур тросаз совето автономиосын. Украинаын, Белоруссиын, Шор Азиысь элькунъёсын быдэс школаосты выжыто њуч кылэ. Куд-ог интыосын гинэ та ужрадлы пумит нюръяськисьёс яке дугдытыны ке но

тыршисьёс вань. Али гинэ центральной газетъёсын та сярысь вераськон вал. Алма-Атаын но Фрунзеын луэм учыръёсты возьматыкузы, анай кыло школаосты национализмез вќлмытыны юрттћсь шуизы. Анай кылын радъям дышетскон ќвќл ке, секыт луэ вераськыны лулчеберет сярысь но. Гожъяськон кыл, литература гожъяны сяна, кулэ ќвќл ни, анай кылын литератураез гожъяны но шуг, истори, географи, биологи удысысь туала лексика уг ке азинскы. Анай кыл кышнопал кыллы пќрме, ас кылыныд гожтэм чеберлыко литература реликт луыса кыле, искусственно сое быремезлэсь утьыса возё. Чылкак озьы ик, кызьы калык ансамбльёсты, кытын ачиз калык чик но ќвќл, кырњась-эктћсьёсыз но палэнысь муртъёс, кырњам кылынызы асьсэос чик уг верасько. Таин валче тодэ лыктэ Канадаысь украинъёслэн индиан калык дћсен кырњась-эктћсь ансамбльзы, кудћз туристъёслы гордкуоослэсь ожгар йылолзэс эктыса возьматэ. Калыкез быронлэсь утьыны юрттэ калык кыл, улыны – чеберлыко литература, со быдэсак мурт йылолъёсы уг ке выжы, кужым басьтэ ке ас выжы калык малпаськон йылол-сямлэсь. Валаны ик кулэ ќвќл верам калыкъёс но соослэн дышетскон югдурзы сярысь соос зэмос кык кылоесь шуыса. Соослэсь кык кылзэс нокызьы но одћг радэ пуктыны уг луы: одћг кылын быдэс дунне литература сётэмын ке, мукетыз кылын сое курыны пичи луонлык но ќвќл ке. (Азьланьтомы вуонояз номерын.) Удмурт кылэ берыктћз Муш Нади.

Никитина Г.А., УИИЯЛ УрО РАН

Удмуртская национальная элита, какая она?

ак известно, слово «элита» есть производное от латинского глагола elegere – «избирать». «Элита» – это «избранные», «лучшие», те, кто занимает верхние ряды в социальной иерархии общества. Избранные есть в любом обществе, просто даже по причине того, что не бывает общества, которое было бы абсолютно однородным. В Найшуль, президент Института национальной модели экономики, определяет элиту как людей, взявших на себя какую-то дополнительную ответственность, общественные функции, обязательства. При этом автор подчеркивает, что ответственность и обязательства элитой берутся добровольно, не по должностным инструкциям. Это ответственность, принятая, когда никто не заставляет. По А. А. Вейхеру, элита представляет собой социальный слой, образуемый лицами, влияющими на принятие управленческих решений, формирующих условия жизни остального населения. Автор предлагает широкое толкование элиты, замечая, что кроме собственно властных групп (политико-административного и финансово-экономического руководства), элита

Статья включает и лиц, формирующих общественное мнение, определяющих имидж города региона, государства, народа, этноса. Властные элиты вынуждены считаться с ними, высоко оплачивать не просто услуги, а выраженность позиции, в итоге вводя их в круг экономически самодостаточных людей. Список определений элиты, повидимому, можно продолжить, но на самом деле критериев, по которым определяется элита, похоже, всего три. Это – богатство, власть и слава. Социальным антиподом элиты является эрзац-элита. У эрзацэлиты отсутствует повышенная вариативность поведения, характер деятельности представителей этой группы направлен на удовлетворение сугубо личных интересов, не считаясь с общественной пользой. Эрзац-элита хорошо владеет искусством мимикрии. Способность нарушать нормы, не забывая о собственных интересах, в конце концов, позволяет ей сосредоточить в своих руках наиболее дефицитные ресурсы. Все прочее население рассматривается эрзац-элитой как «материал», предназначенный к простому физическому воспроизводству. Неиз-

бежным последствием заполнения эрзац-элитой высших политических позиций становится жесткий бюрократический контроль за каналами вертикальной мобильности, придание ей неэффективного и злокачественного характера. В такой ситуации богатые будут становиться богаче, а остальные группы населения приближаться к ним не будут, что будет вызывать крайнюю неудовлетворенность таким положением. По мнению отечественного социолога Васильевой Л.Н., по состоянию современной российской экономики и стратификационной структуры российского общества можно утверждать, что колоссальный дисбаланс в активах населения – это результат деятельности эрзац-элиты, прочно занявшей ключевые позиции в структурах государственной власти. Как она пишет, «именно поэтому нашей действительностью стала социальная политика, постоянно понижающая уровень запросов к качеству жизненной среды». Согласно В. Парето – социолога, экономиста, политолога, философа, политика – в обществе существует постоянный баланс элит. С одной стороны, существует «правящая элита», находящаяся в данный момент у власти (это может быть элита или эрзац-элита, а чаще всего – представители и той,

и другой группы). На противоположном полюсе от правящей элиты пребывает «потенциальная элита», «контрэлита», которая может и хочет стать правящей, но пока таковой не является. Элита и контрэлита состоят из социально активных, волевых, предприимчивых людей, обладающих сильным притяжением к власти, стремящихся править и властвовать. Они и составляют «политический класс». Автор вводит также понятие «антиэлита», означающее асоциальные (криминальные) элементы, принципиально противостоящие любой социальной организации и поэтому противостоящие любой элите. Сюда же относятся переверты, люди творческих профессий, богема, свободные маргинальные элементы. Это люди, наделенные повышенной активностью и силовым потенциалом, но при этом они устроены таким образом, что принципиально не способны преобразовать свой разрушительный импульс в созидательный. Оппонируя правящей элите, противясь ее организующей воле, они ни при каких обстоятельствах не могут ее заменить, движимые стихией чистого отрицания. От контрэлиты антиэлиту отличает именно эта принципиальная невозможность превратиться в правящую элиту. Еще существует «неэлита», т. е. массы, социальный тип, неспособный превратиться в элиту ни при каких обстоятельствах, но в целом принимающий законы политической организации, устанавливаемые элитами. По функционалу элиту можно разделить на три условных группы – политическую (в том числе – административную), бизнес-элиту и интеллектуальную (в том числе – научную, творческую). Начнем с политической элиты. Она выполняет в обществе важные функции. Принято выделять стратегическую функцию, которая включает деятельность, направленную на определение перспектив развития социальной системы, ее долгосрочных целей и ориентаций; организаторскую, связанную с обеспечением жизнедеятельности общества, регулированием

социальных процессов; интегративную функцию, направленную на формирование и развитие целостности общества, укрепление его единства; коммуникативную, связанную с обеспечением взаимодействия всех элементов в социальной системе. По объему полномочий элиту можно разделить на высшую и среднюю, по способу формирования – на избираемую и назначаемую. Различают также поли-

народа 9 депутатов из 100, по-моему, просто не серьезно, несмотря даже на то, что республиканский спикер – наполовину удмурт. В-третьих, национальный состав органов государственной исполнительной власти республики, где непосредственно решаются вопросы распределения собственности, сырьевых ресурсов принимаются национальные программы, затрагивающие этнические интересы и потребности граждан, не соответс-

Картина: Мауриц Корнелис Эшер.

тическую элиту центральную или общенациональную и региональную. Есть ли у нас сегодня основания для выделения в рамках республиканской политической элиты сегмент этнической (удмуртской) элиты? На мой взгляд, нет. Во-первых, ни один удмурт не представлен в органах руководства региональных отделений политических партий. Во-вторых, на протяжении всего постсоветского периода развития Удмуртии мы наблюдаем снижение уровня представительства коренного этноса в высшем законодательном органе республики – в Государственном Совете. В составе ныне функционирующего ГС число депутатов удмуртской национальности составляет 9 человек. Задаваться вопросом, могут ли делать какую-либо «политическую погоду», скажем, в интересах своего

твует процентному соотношению национального состава Удмуртии и, в частности, «титульной» нации. В высших исполнительных органах власти УР удмурты представлены тремя руководителями министерств – национальной политики, по делам молодежи, социальной защиты. Можно еще назвать несколько заместителей министровудмуртов – Суворову З.В., Буранову Л.Н., Ишматову Т.В., Юсупову Г.А., Саламатову Е.Г., Малкова А.Т., Васильева С.Ф. – и всё, список практически исчерпан. Есть, конечно, два «тяжеловеса»-удмурта в составе политической элиты федерального уровня: депутат Государственной Думы Мусалимов Н.Н. и член Совета Федерации Шудегов В. Е., но ведь их всего два!! На сегодняшний день мало оснований говорить и об удмуртской

этнической бизнес-элите. По определению, к этой категории относят предпринимателей-собственников (некоторые – и менеджеров), объединенных общим признаком «успешности» их материальной и социально-статусной динамики. Эта верхушка общества прагматична и ориентирована на долгосрочную перспективу. Она мыслит глобально, рамки национальной экономики узки даже для занятых на относительно небольших частных предприятиях деловых людей. Нынешняя экономическая, особенно бизнес-элита, обладает индивидуалистическими и меритократическими (мeritus – «заслуга» как плод усилий, действий, результат активности) взглядами, она акцентирует свое внимание на ценности труда, профессиональной компетенции и квалификации. Приходится констатировать, что таких удмуртов среди бизнесменов насчитывается не много. Среди лиц, представляющих крупный государственный или частный сектор индустриальной или перерабатывающей экономики Удмуртии, можно назвать Г.И. Кудрявцева, П.Л. Титова, В.И. Русских, П.Н. Вершинина, И.Н. Семенова, М. Григорьева, А. Максимова. Возможно, с некоторой натяжкой в ряды бизнес-элиты можно включить аграрных управленцев, возглавляющих наиболее сильные сельскохозяйственные предприятия республики (П.И. Перевощиков, М.А. Крестьянинов, А.Н. Вершинин, В.А. Красильников, А.Г. Хохряков, А. Юшков, В. Калинин, А. Н. Ерохин и др.). Успешность их личной материальной и социально-статусной динамики позволяет это сделать, хотя и вступает в противоречие с общей ситуацией в аграрном секторе. В целом, относительно удмуртской этнической элиты предметно, по-видимому, можно говорить, в первую очередь имея в виду интеллектуальную элиту. Действительно, выражение «элита нации/ национальная элита» в устах представителей разных слоев удмуртского этноса звучит достаточно часто. При этом имеются в виду практически все слои так называемой национальной интеллигенции – учителя, врачи, лица творческих профессий, журналисты, ученые,

звезды искусства и спорта. Отвечает ли она по своим позиционным показателям и репутационным критериям содержанию элиты? Для ответа на этот вопрос, прежде всего, необходимо определиться с генеральной задачей интеллектуальной (и творческой тоже) элиты. Она заключается не в том, чтобы двигать «воз цивилизации» в качестве тягловой силы, а в том, чтобы дать творческий импульс, убедив действовать как можно большее количество людей, а в идеале – каждого. Для действий нужно в первую очередь инициировать изменения в сфере сознания. Большинство великих реформ воспринимались сначала как неосуществимые, что фактически соответствовало действительности: они могли воплотиться в жизнь лишь в обществе, создавшем для этого надлежащие условия. По утверждению А. Тойнби, «социальный прогресс обусловливается прежде всего духовной средой общества». В этом контексте упрекнуть удмуртскую этническую интеллектуальную элиту в бездействии язык не поворачивается. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что современное удмуртское движение (будь оно молодежное, женское, представлено Всеудмуртской ассоциацией «Удмурт кенеш» или обществом удмуртской культуры «Дэмен») с самого начала инициировано и до сих пор держится именно на этнической элите. Здесь она демонстрирует пример добровольной ответственности, обязанности, возложенной на себя без давления извне. В рамках имеющегося в ее резерве культурного, интеллектуального и иного социального капитала этническая элита сегодня пытается осуществить перенос акцентов в массовом сознании с патерналистски ориентированных подходов на артикуляцию развития индивидуальных качеств личности, ее творческого инициативного начала. Но реализует свои функции этническая элита, конечно же, не в полной мере, и об этом свидетельствует, например, тот факт, что выражение «вы же наша элита» в устах удмуртов чаще звучит с упреком, нежели с одобрением. Почему? По-видимому, интеллектуальной элите удмуртов

присущи некоторые слабости, не удовлетворяющие социум. К числу таковых можно отнести следующие черты (кстати, они присущи всей российской интеллектуальной элите): 1. Роль удмуртской этнической элиты как части региональной элиты настолько снижена, что в общем контексте российской политики она может быть приравнена к бесконечно малой величине. 2. По сравнению с экономической, элита интеллектуальная/культурная как общественная сила слабее. Обновление ее интеллектуального капитала происходит медленно, а материальные ресурсы невелики. Приток новых пополнений – ниже желаемого, а в ближайшем будущем может еще сократиться. Большинство работников образования и науки представляет собой старшее поколение. К примеру, в УИИЯЛ УрО РАН, старейшем гуманитарном академическом учреждении Удмуртии, высокопрофессиональные кадры которого действительно представляют удмуртскую научную элиту, из 9 докторов наук семеро – пенсионного возраста. Между тем, резерв молодых сотрудников (кандидатов наук, аспирантов) не очень большой. 3. У представителей российской интеллигенции всегда существовал душевно-умственный конфликт между следованием традициям и ценностям своего народа, своей культуры и желанием интеллектуальной близости с Западом, желанием западного комфорта, западных стандартов жизни. В этом контексте наиболее осведомленная часть удмуртского этноса почти всегда стоит перед культурным выбором между своей этнической культурой и русской/татарской/западной. Пример: неспособность элиты представить своему народу оптимальную модель развития, в которой разумно сочетались бы элементы традиционализма и модернизма, или модель культивирования в молодежи билингвизма без утраты родного языка. Часть удмуртской интеллигенции, видя нормальность лишь в другой культуре, теряет нить исторического развития собственного народа и собственной культуры. Другая

ее часть спасение этноса видит в изоляционизме и обращении к опыту прошлого: спекулирует на уникальности, самобытности, чистоте и неиспорченности удмуртов цивилизацией и т. д. 4. Проблема российской интеллектуальной элиты состоит также в том, что она в массе своей представлена гуманитарной, а не технической интеллигенцией, как на Западе. А гуманитарии, как известно, ориентированы в первую очередь не на утилитарные («земные») интересы, а на решение «вечных» вопросов типа что есть истина, справедливость, общественные идеалы, кто виноват и что делать. Они критически мыслят, отчасти атеистичны, но склонны скорее к деструкции, чем к созиданию, в большей степени рефлексивны, чем деловиты. Малочисленность технической интеллигенции в рядах удмуртской этнической элиты – одна из злободневных проблем современности, и задача воспитания и подготовки в своих недрах представительного слоя технической интеллигенции, т. е. «деловых людей», готовых решать практические задачи в сфере экономики, бизнеса, финансов и т. д. – имеет характер стратегический. Всем известна книга Л. С. Христолюбовой «Учёные – удмурты». По приведенным в ней данным, в 1997 г. среди учёных удмуртской национальности специалистов в области гуманитарных и естественных наук было 283 человека, а технических (в том числе – физиков-математиков, экономистов, юристов и др. отнюдь не «технарей») – 145, т. е. почти в два раза меньше. 5. Как и в других сегментах российской элиты, внутри интеллектуальной элиты сохраняются связи, основанные на личной преданности вышестоящему руководителю, что становится питательной почвой для коррупции и беззакония (мы знаем, что современная Россия – в тройке наиболее коррумпированных стран мира). В экстраполяции на удмуртскую этническую элиту эта проблема особенно ярко проявляется во время предвыборных кампаний: здесь часть удмуртской интеллигенции демонстрирует неприкрытую преданность политикоадминистративной власти, другая

переходит на позиции открытой оппозиции. К примеру, так произошло во время выборов президента республики в 2000 г. В истории постсоветской Удмуртии это был, пожалуй, единственный случай, когда удмуртское национальное движение выступило как реальная политическая сила, причем достаточно сплоченная. И проиграла. Эхо было громким и длительным по времени: последовали «публичные порки», снятие с должностей, устранение наиболее ярких авторов удмуртской национальности с политической арены как республиканского, так и районного уровней. В 2004 г., в очередную выборную кампанию президента республики, ни о какой более или менее выраженной оппозиции речи уже не было. Зато в обеих кампаниях ярко себя проявила та часть национальной элиты, которая из самых различных соображений, но отнюдь не национально-этнических или нравственных, действовала вразрез желаниям или взглядам большинства удмуртов. Помимо вышеизложенных недостатков, у удмуртской интеллектуальной элиты есть и свои специфические «родовые травмы», проистекающие из ее молодого возраста, исторических и социально-политических условий ее формирования, малочисленности, слабой консолидированности и пр. Реалии дня таковы, что глобализация для малочисленных народов России и их этнических элит оборачивается большим количеством угроз, нежели для многочисленных. Любая элита как система стремится к воспроизводству, но в современных условиях для интеллектуальных элит «малых» народов вопрос о воспроизводстве становится проблематичным. В. Найшуль считает (и с ним нельзя не согласиться), что вопрос об элитах – это вопрос жизни и смерти, элита – это стратегический материал. Если, к примеру, восполнение рядов удмуртской элиты прекратится, то качественное состояние этноса приобретет весьма и весьма сомнительный характер. Некоторая слабость удмуртской интеллектуальной элиты сегодня объясняется и другим немало-

важным фактором. Занятость основной массы удмуртского этноса преимущественно в сфере аграрного труда, приобретшего в условиях системного кризиса черты натурализации и примитивизации, приводит к тому, что часто усилия интеллектуальной элиты просто сходят на нет, не получая ответных импульсов «снизу». Играет свою неоднозначную роль специфика социальной ментальности элиты, которую можно назвать «сельской ментальностью»: преобладающая масса городской этнической элиты – интеллигенты в первом поколении. Сказываются поведенческие стереотипы, ценностные установки, проистекающие из особенностей национального характера, например, слабая (если вовсе не отсутствующая) инерция общественной активности, инициативы или следование модели поведения по принципу «живу в согласии», а не по принципу «стремлюсь действовать». Не спешу подводить какие-то итоги. Мое сообщение – это первое приближение к сложной, можно сказать – болезненной, проблеме, ставшей в последние годы остро актуальной как в научно-познавательном, так и прикладном аспектах. Успешную разработку этой проблемы можно осуществить только совместными усилиями историков, этнологов, политологов, социологов, психологов, а также представителей удмуртской интеллигенции, активистов всех удмуртских национальных объединений. Использованная литература: Васильева Л.Н. Философия развития цивилизации // Социально-гуманитарные знания. 2005, № 1. - Дугин А. Пораженческая элита погубит Россию // Главная тема. 2005, № 3. - Дугин А. Обзор теории элит // Там же. - Горбач К. Постсоветские элиты: конвульсии неродившегося ребенка // Там же. - Колесник Н.В. Медиа и власть в современной России: исследование взаимодействия в регионе // Журнал социологии и социальной антропологии. 2004. № 4. - Найшуль В. «Круглый стол» от 12.01.2005 // Главная тема. М., 2005, № 3. - Российская элита: опыт социологического анализа. Часть. 3. Особенности сознания элит / Под ред. К.И. Микульского. М. 1997. - Политология / Под ред. М.Х. Фарукшина. Казань, 1999.

Сергей Завьялов

ЧЕТЫРЕ ХОРОШИХ НОВОСТИ (2008) ХОРОШАЯ НОВОСТЬ ОТ ЭРЗЯН

сказали: «Вот пришел тот, кто говорит, что он – Сын Эрзянский, а сам любит пожрать и выпить, друг разному ворью и шлюхам»?

1. И ходил Инешкайпаз по всем городам и селениям Приалатырского края, выступая в школах их, и в профессионально-технических училищах, и в домах культуры, сообщая хорошие новости о приближающейся Независимости и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях. 1. Особенно же в августе того года, когда шли, не прекращаясь, дожди; 2. когда чернозем превратился уже не в грязь, а в жижу; 3. когда шоссе за Чамзой (а дальше тогда асфальта еще не было – гравий покрытый гудроном) как будто бы даже изменило свой запах; 4. и в Атяшевской церкви (а в ней все советские годы служили) – синий деревянный куполок в дурацких золотых звездочках – 5. на Илью-пророка старые мордовки клали поклоны без привычного усердия; 6. и деревенские пьяные оборванцы, и приехавшие на каникулы из Саранска девушки, неотвратимо ходившие там по стезе блядства, 7. и из какой-то развалюхи притрусивший уродец с гигантской болтающейся головой 8. пытались в ожидании Его укрыться от мокрого ветра под навесами автобусных остановок. И видя толпы народа, Он сжалился над ними, что они были изнурены и что не было у них никакой жалости друг к другу.

2. И разнеслась молва о нем по всей Мордовской АССР, и представители национальной интеллигенции

1. Да что угодно можно было говорить об этой странной компании, сидевшей в том августе вечерами, как тут говорили, «в кафе» – 2. вонючей ардатовской столовке – через дорогу от никогда не разбиравшейся праздничной трибуны из размалеванной фанеры; 3. вид у всех был измученный и уставший, или как сказали бы в стихах трудящийся и обремененный; 4. ели, не помыв рук, пили водку мрачно смотрели перед собой, отказывались говорить по-русски; 5. местная шпана со страху (это из них кто-то стукнул потом в ментуру) переместилась тогда под пляжные грибочки у реки; 6. курили папиросы «Север» (считалось почему-то, что они меньше промокают), злобно ругались, грозились всех от......дить. Менты же имели совещание против Него, как бы погубить Его. Но Инешкайпаз, узнав, удалился оттуда, и последовало за Ним множество народа, и он исцелил их всех.

ХОРОШАЯ НОВОСТЬ ОТ МОКШАН 1. После сего Он проходил по городам и селениям Мокшанской стороны, и с Ним Двенадцать и некоторые женщины, которые служили им телом своим и имением своим. 1. И тогда как раз наступила весна, и был в тех краях небывалый паводок:

2. как будто Теплое море, которое, как рассказывали старухи, отправился искать инязор Тюштян, само пришло к семени его. 3. И деревня Мокштрва (по-русски – Песочное Канаково), где они остановились на время паводка, сделалась островом. 4. И детей (Пустите их! Не мешайте им приходить ко Мне! – говорил Он) возили в Кондоровку, в школу, на моторках. 5. И над водой торчали кроны дубов, а в ивняке застревала недорастаявшая ледяная крошка. 6. И всю ту неделю, пока они были там, солнце слепило зрячих и оглушало слышащих, 7. И когда на фермах не грохотала доильная техника, стояла даже, можно сказать, что тишина. 8. И так как вода не спадала, они в субботу, в начале третей стражи, сбили замок с соседской плоскодонки; Его же не было с ними. В четвертую же стражу ночи подошел к ним Оцюшкайбас, идя по воде.

2. В один день приходит Он с учениками Своими в Саранск на вокзал и говорит им: поднимемся вверх, в сторону Присурскую. И взяли билеты в плацкартный вагон. И отправились. 1. И было в 4.15 утра, и пассажирский поезд № 669, Горький-Пенза, опаздывал только на 20 минут. 2. И во время следования их Он заснул. За окном же сделался сначала сильный снег и метель, а к рассвету всё стихло, но так похолодало, 3. что когда вышел Он на платформу в Пензе, весь город был в сугробах, и площадь перед обкомом КПСС была как ледяная пустыня, и по ней ходил постовой, 4. и в утренних сумерках Он подымался в старый город, не уклоняясь от ветра, не кутаясь в осенний плащ и без шапки, 5. а над трубами одноэтажных деревянных хибар мощно стояли дымы. 6. И пока шли, из переулков выползали больные и убогие, и вели слепых, и несли расслабленных, 7. и в скверике у училища имени Константина Аполлоновича Савицкого Его окружала уже толпа, и он обратился к ним по-мокшански, 8. и учил их тут же, на ветру и морозе, и как никто не понимал, Он стал прикасаться к пришедшим и приведенным, 9. и исцелил всех. И, приступив, ученики сказали Ему: для чего ты замолчал, Оцязор? 10. Он же сказал им в ответ: Я прикоснулся к ним, потому что не было у них языка, чтобы говорить с ними. 11. И совершил чудеса, потому что не было доводов для голов их.

ХОРОШАЯ

НОВОСТЬ ОТ МИШАРЕЙ 1.

Во имя Аллаха, милостивого, милосердного. 1. Некоторый татарин был богат; имя ему было Ильдар и родом он был из Кызыл-Октябрьского района Горьковской области. Он был благоразумный разбойник: не сел, не был убит. 2. Он одевался в порфиру и виссон, и каждый день пиршествовал блистательно. 3. По пятницам ходил в мечеть. 4. Был также некоторый бомж именем Равиль, который лежал у дверей вокзальной уборной в Сергаче, весь в струпьях; и дворняги, прибегая, лизали струпья его. 5. А другие татары ели, пили, женились и платили калым, выходили замуж и обрезали сыновей, 6. ели, пили, покупали машины, перепродавали дефицит, строили кооперативные квартиры и дачи, 7. и приходила осень, и шли дожди от Уразы до Курбан-Байрама, 8. а потом наступали зима и весна, и лето, а там – Сабантуй, 9. и затем снова осень и опять Ураза. Поистине Аллах – знающий, кроткий! А кто повинуется Аллаху и Пророку Его, того Он введет в сады, где в низинах текут реки – вечно пребывать они будут там.

2. Но если бы ты видел, как завершают жизнь те, кто не веровал: ангелы бьют их по лицу и по спинам. Сражайся с врагами, пока вера вся не будет принадлежать Аллаху; но если твои враги склоняются к миру, склонись к нему и ты, и положись на Аллаха, ведь Он – слушающий, сведущий.

Ибо огрубело естество людей сих.

1. Но и осенью, и зимой, и весной, и летом кому-то плевали в лицо, кому-то разбивали ботинками губы, кого-то лупили палкой по голове. Это были люди Закона. 2. А еще были те, что об одном кричали «добро», а о другом «зло» и подтверждали свою правоту ударом ножа. Это не были люди Закона. 3. А Он говорил им «Да святится» ибо всё было в мерзости, 4. говорил «Да приидет» ибо ничего не приходило и не происходило, 5. говорил «Да будет» ибо ничего не было, 6. их самих не было, 7. а был пот Его как капли крови, падающие на землю. 8. И говорили Ему «Азор, Азор», а Он говорил им «Пошли в ....... Не знаю вас». И хитрили все, и хитрил Аллах, а Аллах – лучший из хитрецов. Нет Бога кроме Него, великого, мудрого.

ХОРОШАЯ НОВОСТЬ ОТ РУЗОВ 1. После сего избрал Азор и других семьдесят учеников и послал их по двое пред лицом Своим во всякий город и во всякий поселок городского типа, и во всякий райцентр, даже и до всякого сельсовета. 1. И были это Ордань-буе и Атяшево, Найманы и Кочкурово, 2. а также Ичалки и Кемля в Земле Эрзянской. 3. И были Потьма и Явас, Салазгорь и Пишля, 4. а также Пурдош и Сивинь в Земле Мокшанской. 5. А еще Пикшень и Яз, Арзамас и Алатырь в уделе Пургазовом, 6. а также Чембар и Поим, Наровчат и Камешкир в уделе Пурешевом. 7. И Саран Ош с предместьями его: Атемаром, Посопом, Лямбирем. 8. И Пенза с предместьями ее: Шемышлеем, Рамзаем, Ардымом. 9. И ты, Обран Ош, Нижний Новгород, отец городов мордовских, высоко вознесен рог твой. 10. Да сбудется реченное через вострубившую тюштянову тораму: И ты, земля Буртасова, вдоль тянущихся степями шоссе, там, за Сурой, и ты, лесной народ на Цне, семя Мещерское, блудящий на стезе русской веры, даже вы увидели свет Независимости, и се – всем сидящим в тени смертной воссиял он.

Петр Захаров

2. И вот приблизились к Обран Ошу – Нижнему Новгороду – и когда вошел он в Нижний Новгород и восходил по улице Свердлова, ныне Большой Покровской, весь город пришел в движение и вопрошал: кто Сей? Народ же говорил: Сей есть Инешкайпаз, мордовский бог. 1. В общем-то всем известно, чем эта затея кончилась, когда вся эта компания решила остаться в Нижнем до Пасхи. 2. Все слыхали, что произошло в пятницу около 12.00 по московскому времени на Георгиевском съезде, что – в воскресенье около ноля часов на Бугровском кладбище, 3. Но главное: жизнь в городе дезорганизовать не удалось, работали метрополитен и наземный пассажирский транспорт, 4. порядок поддерживался исключительно силами милиции 5. без участия ОМОНа, без точечных бомбардировок, без взрывов в многоэтажных домах. 6. Так что никакой Меч никто не пронес: остался на Мордовской земле Мир и в многонациональных её человеках – благоволение. 7. И согласие сына с отцом его, и дочери с матерью ее, 8. и свекрови с невесткой ее, и тещи с зятем ее, 9. и всякого начальника с подчиненным его. Тетянть, Цёранть ды Святой Духонть лемсэ. Теперь всё.

Пётр Захаров – известный удмуртский писатель и общественный деятель, поэт, переводчик, драматург, журналист, критик. Один из основоположников удмуртского этнофутуризма, главный редактор журнала «Инвожо», основатель и президент Удмуртского ПЕН-клуба. Автор книг «Эбга», «Вож выж», «Kolme avimine», «Гондыр сюан», «Карас».

* май вовка ленин бабай кошками падает дождь за спиной в позвоночнике дергает… о ночах о свободе о партбилетах… никакой новизны – в мозгах дерево и тоска – перхоть старости и героин падает манна небесная и какие-то муравьи ползают ползают от моего кустика до обратной стороны луны говорят громами гремя уходит отмечающий место жертвоприношения годовалый жеребец

* тэра тэре тќре таре тэро тари эра эре ќре аре эро ари эа эе ќе ае эо аи тррр ррр тр р

* заводская труба рвала воздух а дым – подметал – улицы замусоренные целлофаном шагая по троллейбусам вышел на подстриженные деревья и кустарники (можно было полететь но душа сказала: и ногам надо дать что-то твердое) когда шагал по трамвайным проводам увидел удмуртского бомжа с женщиной я осветил ему пропавшую в темноте бутылку он за это поблагодарил мерзнущего котенка отломил ему хлебца поэтому я долго к тебе шел сестренка в белом халате

* …смотреть на инеем покрытый лес… хлопок! и все здесь упадет золой ухмылка только паутиной мерзлой засядет в горле вековой тоской ах краткий миг инеепад стоглазый в красе всегда закручен быстрый ход а та тупая боль в сердечной фазе как грех далекий у ворот нас ждет жалея что в последний раз проходишь глазеть на то увиденное многократ беззвучным стоном как больной прохожий …пройти сквозь лес и сквозь инеепад...

* кур куку кур куку куар куара ку арам куку кур кур курам куку ар араку

поздний вечер надо бы хоть чуточку отдохнуть но время останавливается иногда застревает птица поет на краю леса

в дупле дуло а кругом – осока с корнями в воде

и ветка на котором она сидит светится я был там

а млечный путь в дупле:

на обратной стороне вечера бумага кончается

* англичане пабы и тут и там культура словно турок в своем костюме по всей улице француженка счастливо улыбается на ее грудях Иисус и рай зонты выпрыгивают заостряясь уходит в небо шум дождя и кое-что я понял но это мне не объясняет почему Шекспиру нужны были бумажные перчатки но сила тумана о чем-то говорит

* не линейный и не против шерсти гладкий гадкий как осиновый ошейник на одре прокаженного глаз Ящера и Орла

осока верит в болото ее разум в корнях и гнезде

дубль 1 дубль 2 дубль 3 и так далее тем больше дублей тем млечнее

* корова -------------------откинула рога и копыта ---------------------------------рога приглянулись крестоносцам а копыта востоку

* фундаментальный восток и протестантский запад око за око зуб за зуб в подвалах и мусорных баках крысы с хвостами и без хвостов шум и гам шум и гам шум и гам ах гамлет гамлет

а турбулентная сила как Змея под водопадом пространства форели знают крылья воды орлы знают крылья неба ящеры знают крылья сновидений

* Дороги, утоптанные по камням, Не оставляющие следы шаги…

Рафит Мин

Поперек широких, просторных дорог Грязные лестницы вверх и вниз. Постой-ка, дружище, куда ты бежишь? Постой-ка, куда ты, куда ты спешишь? Я заблудился или ты заплутал, Я ли застрял или ты здесь застрял? А на уличных уголках то игла, то кинжал, А там в темных дельцах то душа, то село… Из под каждого каблукасапога Страшно рычит что-то так весело. И в четыре стороны очередями под землю плывут города городами… Превращаясь, как чудь, в невидимкинароды, Что-то уходит из сердца, из моды

Огинлык

Буш. Нунал но уй. Сьќд инбам – кизилитэм. Кырњан – кылъёстэк. Эшъёстэк. Яратонтэк. Мон – бурдтэм тылобурдо. Буш. Кысэ сюсьтыл. Тќлэ сылме чагыр џын. Вќсь вќсь каре. Улонэ – мурт шаер кадь. Малы озьы, Инмаре? Мон – кылтэм гырлы. Тћям киросо буш черк. Вылћ инмаре! Югды утись киросэн. Сёт кылъёс куриськонам.

Тќдьы – сьќд суред

Тќдьы – сьќд суред. Кысћсьтэм ожгар дунне. Виылон дунне. Ожтылэн сутскем визьлэн Йќнасьтэм уйбыртонэз. Тќдьы – сьќд суред. Пуны син азьысь дунне. Но мон пужъясько Сизьым пќртэм буёлэн Та сьќлыко улонме. Љожмыт нуналдэ Куод ворпо сћньысэн. Шулдыр луоз-а? Ин ошмесысь дэллеттэк Куасьмем лулыд улњоз-а?

*** «Зарни шунды љужалоз Серекъясь шундыез кырњаны…» К. Герд

Гурт – лымы улын. Горд инвис – виро кыџес. Та џукна? Я љыт? Укно пыр пиштэ џуж тыл. Со азьын напче пеймыт. Ин – пож-горд. Зћбе. Омыр – кот џын. Кекатэ. Пыд улын гуштэ. Дырекъясь сюсьтыл шоры Лопыртћсько вужеръёс. Сюсьтыл вќзын нош Кылћськонтэм кадь шыпыт Викышъя кырњан: – Эрик вайись югытэн Зарни шунды љужалоз.

Люкиськонтэм уйбыртонэз

Вал сюрес гинэ. Дќдьы сюл викышъянэ Паньгамын сюлэм. Та секыт кошкон сюрес Медло вал капчи бертон. Вал сюрес гинэ. Кошкисьлэн зэмос дораз Бертонэз отћ. Келясь лул чиге, бќрдэ. Кошкись чалмиз кемалась. Чалмоназ солэн Улэ кырњанлэн лулыз. Пеймытын – югыт.

Кошкон сюресын – бертон. Люкиськонын – пумиськон. Сюрес. Пар киос Сузьтћсько горд инме но Шуак чигисько. Уйтќл, каллен пеллясь, Соге дќдьы пытьыез.

Кошкисьёс

Бен, ми кошкомы. Отћ, кытћ лыктћм вал Вакыт кутскыку. Огвилы сайкыт на ин. Вите Луд Њазег Сюрес. Нош тћ кылёды. Асьтэдыз асьтэос тћ Визьмо кожаса, Кема-кема пыкмоды Љокатћсь из карады. Визьды сураськоз Компьютерлэн визьмыныз. Сюлэмдэс куасьтоз, Телефон пыр супыльтоз. Пашмоз синмыз шќдонлэн. ТЛОНАСС – инмарды. Утись кужым но дэлет – Радиотулкым. Пиетћсь навигатор – Кирос интые. Выль пус. Инмысь кизили Шуак улэ усьыку, Азьпал шуддылэсь Луонзэ тунаськоды, Кемаласен кулэмъёс.

Инмысь кизили Музъем вылэ усьыку, Со ми бќрдћськом, Жаляса тћледыз, Асьтэ пушкы ватэмъёс. Но ми бертом на. Инвуэз тазатыны Кельтэм жагдылэсь. Быдњым Кизись лыктонлы Дасяломы Музъемез.

Выжон ареслэн тодметъёсыз

Чалмо уџыос. Тќлње чияпуд сяська. Сюлэмын – шал буш. Пачылась егитлыкез Воштэ огсыр сабырлык. Эн сильы, кикы. Лулы туннэ жадемын Юнме витёнэн. Сюлмы кырњамтэ дыръя Тон огшоры тэль бурдо. Бездыт џуж дунне. Салкым шокась ву вылэ Валиське буртчин. Кинлы лэйка зарни выж? Кинэ вите сопал яр? Љомал. Лымыё сад. Лушкем ќтись горд чия Пќя шербетэн. Визьсынало, дыр, озьы Акшанысь эзель синъёс. Кысћсь шундылэн Льќляз ышо туриос, Бертом шуыса. Соос кадь луысал ке Егитлыкам бертыны. Юг лымы. Эркын. Кылчин небыт бурдэныз Йќтске сюлэмам. Ыжпиос шудо, Улонлы шумпотыса. Нош тќл аслэсьтыз Шула: «Ог гужем гинэ. Огви но вис. Весяклы!»

Модернизм (-ация?) (Туала выжыкыл)

Тракторист, моралист но юрист Зарезез буяны малпаллям. Чидамтэ, пе, талы маринист, Сюлэмыз путыса бекмылям. Анархист, монархист но туно Диагноз пуктћллям ни солы: – Курортэ висисез келяло, Мед отын шунтћськоз, пересь лы. Курортын нош огыр но бугыр: Акула вуэм Горд зарезе. Изъямтэ Мубарак – бабасыр, Ву сьќсьлэсь ворсаса Гизазэ. – Лобыны ке уг луы отчы, – Диагнозэ итћське дзюдоист, – Висисьлы сюдэлэ тћ сяртчы. Сыскыны мед юрттоз атеист. Кызьы ке верамын, лэсьтэмын. Но ќз мыны иназ эмъяськон. Маринист сьќд муэ ватэмын. Зарезьын сяськая выльдћськон. Тракторист, моралист но юрист, Анархист, монархист но туно, Вќзазы итћськем дзюдоист Зарезез выльдонын ни дано. Шурали – атеист но, оло, Соосын одћг џош луысал. Шугъяськись малпанъёс бергало Пал йыраз, мигренен куаласа. Зарезез буянлэсь палэнскем Одћгаз атеист – шурали. Со черке, пе, ветлэ ни лушкем. Атеизмен йырин шат али? Шурали кќшкема, шуэрске. Бќрдыса куриське со Черкын: – Зарезез буясьёс ог кутскем Медаз вуэ вылэм нюлэскы. Гудыръяку. Экран азьын

Чагыр экран сьќрын – шудон но эзылон. Гламур куара вќлдэ мугор куанон. Гламур югыт сизьым пќртэм лангра. Куара-лангра пќя, йырез сура.

Мамык пучыос Мусо вешало синмез. Та вакыт дунне Кык сюрс ар џоже ини Кырња: «Дан Лыктћсьлы! Дан!»

Кытын куара, отын урме базар. Отын кырњан но огшоры товар. Кырњась чотын жондэ тырттэм мугор, Позыръяське сцена вылын провор.

Шунды сиосын Шудћсь ыжпиос вќзы Васько дыдыкъёс.

Туннэ маке ќз мыны базаръя. Инбам тыл-пурт пазя но гудыръя. Куке гомак џашъе дунне сигез, Электроез – базар гогы – чиге.

Михаил Атаманов – Эграпи Микаль

Куара-ланга ши! Вузыса кысэ. Дунне аслаз пыдсаз тюак! усе. Паймем вузчи шузи кадь пальпотэ, Куке чалмон гылтэ синмальдонэз. Мае данъяз дуно гламур поэт – Ваньмыз сисьмем зынэн пакись кыед. Пу унитаз вылын бака тэтча. – Ква! Ква! – усья ымзэ таба быдња. Экран синзэ вожпотыса кыне. Солэн уг поты адњемез монэ. Йырме, пе, чырсатэ толло макмыр. Со тќлњытэк, уз возьматы номыр. Куке выльысь югдэ дунне экран, Модной першал приговорзэ вера: – Тынад – шизоидной элегия Яке чеберезлы аллегория. Экстроведћн йќнатыны кутске. Маймыл кадь тёпкетэ но сялаське: – Осто, Зигмунд Фрейдэ – Мазох-Юнг-Сад! Гламур куанон пыџа вирсэръёсад! Шукыеныз кема пазяськысал, Инбам выльысь ќй ке чилектысал. Илья-пророк џашйиз со першалэз, Утиз мискинь йырме гламуранлэсь.

НАНО-ИННО-такмакъёс яке Дворникъёслэн выль гимнзы

Ужаськомы ми ишнерен. Киысь уг усь лопатамы. Эн кышкатэ тћ Инмарен, Курыт вуэз веръякумы.

Картина: Валентин Белых.

Эграпи Гавир Микаль (Атаманов Михаил Гаврилович) – доктор филологических наук, профессор, переводчик Библии на удмуртский язык, священнослужитель РПЦ (МП). Автор 7 монографий, более 300 научных статей и рецензий. Член Союза писателей России.

ТАНГЫРА БОГАТЫРИ ПРИКАМСКОГО КРАЯ

Кисыямы – навигатор. Киын лопата – пу ныдо. Контораяз – ЖЭК директор, Апостоллэсь но визь-нодо.

Эпос удмуртского народа Зачало эпоса

Котькуд бушам њенеликез Солэсь уг луы ни ватэм. Малпад гинэ ай сьќлыкез, Шайтан соку ик ни тодэ.

Призывная песнь к другу Эгра

Ќвќл кирос, ќвќл оброс. Лулмес уте навигатор. Ваньзэ гожъя компьютераз Выль апостол – ЖЭК директор.

Сядем рядом, мой друг Эгра, К плечу плечо, к руке рука. Будем песни петь и сказы сказывать Про седые, древние, славные времена.

Дано медло вылысь ТЛОНАСС. Таза медло Толик Чубайс. Оло, огпол со кузьмалоз Ачиз џужись ишнер «айсвайс».

Сядем друг против друга, Эгра, Чтобы смотреть глаза в глаза. Встанем друг против друга, Эгра, К тебе моя, а ко мне твоя рука. У тебя песен и сказаний, друг Эгра, Семьдесят разных, наверно. У меня песен и сказаний, друг Эгра, Семьдесят семь всяких, наверно.

Если ты начнёшь петь и сказывать, друг, По-над семьдесят рек твой голос зазвучит. Если я начну петь и сказывать, друг, Над семьюдесятью семью мой голос полетит. Пой-сказывай, пой-сказывай, мой друг, – Останутся песни-сказы после тебя. Играй-веселись, играй-веселись, мой друг, Останутся игры-увеселения на века. Хочется и мне спеть, мой друг, Хочется высказаться, мой Эгра. Хочется выпустить из души Ой, да накопившиеся думы. В растревоженной душе, мой друг, Какие только думы да мысли вьются.

Говорить – выговаривать их, мой друг, А невысказанными остаются.

Поживавшего у студёного океана-моря, По берегам Асъяк-реки, Печоры, На безбрежных, среди лесов и гор просторах Оленьего, соболиного, песцового края.

От всей души пой и сказывай, мой Эгра. Пой же и сказывай от всего сердца. Не жалей своего серебряного голоса, Данного тебе от самого Бога.

Расскажу, как сыны народа-югра Стали Удмуртской Эгрой, Как сыны Белозёрского чудьи-народа Стали чудьёй, Удмуртской Чудкой.

Топнув ногой, начинай сказывать и петь От истока реки Камы до её устья Будет твой голос звенеть, Словно золотые гусли.

Как когда-то враждующие племена Примирились: калмез-удмурты и ватка. И создали единый народ Семьдесят разъединённых воршудов-родов.

От века нашего бытия-жития Что же, мой друг, останется? Если что-то останется, Это наша совместная дружба.

Да кабы не забыть древние сказы О великанах глупых алангасарах, Об их собратьях зерпалах – Великих лесов Прикамья первожителях.

А ещё, конечно, останутся – Наши дарованные Богом напевы. От истоков, ой да, Камы реки до устья Будут в веках слышны.

О потопе всемирном и сотворении земли, О всего в ней и на ней создании. О том, как миропорядок создавался Да как он вновь разрушался.

Зазвучат они от края до края земли, От одного до другого селенья, От одного до другого человека, От одного до другого века.

Ой да, вновь вернуться к главным сказам О славных земли Удмуртской богатырях, Об их делах-битвах и воинских доблестях, Как они любили, защищали родные края.

Великие гусли возьми, друг моей жизни. Сидя рядом, будем петь наши песни. Вспомним в песнях обычаи матерей-отцов, Пропоём о древних обычаях предков.

Как ловко сражались, не жалея жизни, С врагами непрошеными, незваными, С хитрыми бигерами, сильными русичами, С коварными соседями-порами.

Если же ты не будешь петь, Эгра, Если не буду петь и я, Кто будет петь наши древние песни? Кто восславит красоту дружной жизни?

Да пойте же, звените же, гусли, Мои золотые в двадцать четыре струны! Да расскажите же в мире обо всём Нашим соплеменникам и иным народам.

Так не сбросим с рук великие гусли, Пусть звучат их золотые струны, Пусть хранят наших потомков сердца Матерей-отцов песни-сказания.

Воспойте же славные дела наших предков – Древних ватка да калмез-удмуртов, Чтобы весь мир дивовался, А удмуртский народ радовался.

Пой же и пой, друг, о древних временах, О славных, великих удмуртах-богатырях. О Калмез, Ватка, Эштереке, Донды, Идна батырах, О победах народа, горестях и радостях.

Первое сказание СЛЕД ЭГРЫ

***

Итак, я начинаю сказанья про древние времена, Мой друг любезный, сердцу близкий, Эгра. О днях, давным-давно ушедших, О славных удмуртских родах-воршудах.

Исход из земли Югорской В очень-очень давние, предавние времена, Назад от времени нашего тысячу лет, А может, и три, и четыре тысячи, как знать, Когда ни меня, ни тебя ещё на свете нет, И не родился ещё наш сын, конечно, Чтобы на белом свете род повторять бесконечно. Чтобы птиц стальных сотворить, Над землёй по воздуху летающих, Коней быстроногих железных, Всю землю насквозь пробегающих, Не один, а сотни кораблей белоснежных, По всем морям и рекам проплывающих, –

На берегах рек, великих и малых, Число которых было семьдесят, Жили-поживали семьдесят родов-воршудов, Предков современных удмуртов. В череду родов-воршудов семидесяти Вошли сыны югра-народа, Славного народа-родни, Поживавшего на краю Уральской земли.

Когда всю землю укрывала зеленая тайга, В реках неисчислимой была рыба, А леса полны зверьём и дичью, В те далёкие, невозвратные времена, Благодатные для жизни человечьей, Бог весть, на краю ли света, Или, может, у самого его начала, Там, где течёт Асъяк-река, Между горами седого Урала, Близь студёного моря-океана, По берегам озёр неоглядной ширины, На бескрайних просторах свободной земли Жил да поживал богатырь Югра, Той земли царь и глава, Среди своей любимой семьи, Среди рода-брата по прозванию Югра.

Утопая в немеряных богатствах, Жили цари рода Сасанидов. И они дружили с батыром Югра, Эти гордые сыны Юга, Владельцы бессчётного золота и серебра. Далеко распростёрлась Сасанидов длань, Окружающие народы платили им дань. Тысяча рабов и батраков на них трудились. Купцы добывали пушнину для царского двора. Дошли купцы до северного края и удивились: Сколько тут дорогого добра – Отливают серебром песцы, горностаи, соболя, Нет цены белых медведей шкурам. Все жёны сасанидских вельмож, Их дочери, снохи оделись в меха. Красуются подобно белым лебёдушкам. А у Югра-батыра наполняется казна. Идут в обмен от южан северянам Разные вещи из золота и серебра, Серьги и бусы, ракушки-каури, – На радость югорским девицам-красавицам. Идут югорским парням-удальцам Мечи, кинжалы-акинаки, пояса. Цари славного Юга не забывают царя Севера, Могучего Югра-батыра. И тот у них не в долгу, Не скупится на ценную пушнину.

В стадах-гуртах богатыря Югра Паслось оленей тысячью тысяча. К избушкам-чумам прибегали несть числа, Серебром блестя, песцы, горностаи, соболя. Сам хозяин лесов бурый медведь Перед ним клонил гордую главу. Могучий обитатель океана белый медведь Выказывал ему почтение и дружбу. Возвращаясь с чужбин на родину, Стаи диких гусей и лебедей Пролетали над головой богатыря, Восхваляя его птичьей песней своей. И щуки реки Асъяк, выпрыгивая из воды, Как и всякие другие рыбы, Сверкали на солнце для вождя, Обещая наполнить его неводы. Ни у одного рода-племени, народа Не возникало и мысли-желанья Вести спор, борьбу с народом эгра. Соседи-самодийцы, по духу братья, Пасли тут, берегли оленьи стада. Богатырь Саранкум протягивал дружески руки. Друг Селькуп приезжал, привозя подарки. Удалые парни чернобровые эвенки Прибывали сватать дочерей Югорской земли, Запрягши быстроногих оленей, Нагрузившись мехами дорогими, Взяв серьги из золота, браслеты из серебра.

Великий переворот мира День за днём, за годом год Приходили и уходили за горизонт. А род-народ Югра-батыра Жил в мире, в покое, не зная горя. Богатство само собой копилось, Казна от богатства ломилась. Не было волнений среди простого люда, Все чтили царя-покровителя. Не было злых, лютых врагов, Коварных соглядатаев, противников. Но однажды земля затряслась, содрогнулась. Нет, не земля содрогнулась, сотряслась. – Это роды, племена и народы этой земли, Света не видя впереди, заволновались. С края света, с Востока, из далёкой дали, Откуда появляются раннего солнца лучи, Двинулись на Запад огромной ордой Кочевники великих степей, пустынь и гор, Дети Тюркюта и Джангар – хана Натона, Гунны, монглы, тунгусы, маньчжуры. Ощутив свою силу и мощь, Забыв про совесть и жалость-пощаду, Взнуздав быстроногих коней-скакунов, Взмахнув стальные мечи и булавы, Мчатся без страха туда, Где живут тихие народы: Земледельцы да кочевники-аланы; Угры-кочевники мирно пасут стада Бесчисленных коз, овец, коней По широким просторам степей, Где растёт высокая трава для скота.

Все вокруг племена-народы, И живущие на белых просторах тундры, И обитающие в дремучих лесах, Глубоким снегом и льдом покрытых, Устремлялись к Югра-батыру на поклон. Когда на сердце бурлила радость, Чтобы порадовался с ними он. Если горе-кручинушка вилась, Злая чужеродная напасть К родным чумам приближалась, Чтобы защититься помог Югра, Хозяин пространств, царь и глава.

* * *

В далёких-далёких далях, Солнцем залитых жарких краях, В неприступных даже глазу крепостях,

На что покупать парням мечи, А чтоб одаривать невест, украшенья? Вековой миропорядок начал рушиться, Тот, что установили мудрые предки.

Где текут полноводные реки, Где стоят неоглядные леса Между Волгой и грядой Урала. Взорвался кочевничий мир Востока, Скачет по Западу, топча инородцев, И своих отстающих соплеменников. Кто не знает страха, не знает и жалости. Нет от них пощады ни чужим, ни своим. Захватили Урал, проплыли Волгу, Дон. Сотни рек и речушек проплыли, как на парусах. Домчались до Дуная, до Карпат. – Боже! Ах!

Много думал, размышлял вождь Югра О судьбе, о жизни родного народа. Если опасно и к рекам, озёрам ходить, Как же тогда всем им жить-быть? Общенародное моление надо провести, Вспомнив отцов обычаи-заветы, К Царю небесному обратиться за помощью. И разъехались ходоки по стойбищам. Били в набаты-барабаны, призывая: «Слушайте! Все главы югорских родов, Все из жреческого сословия, Мужчины всех возрастов, По Югра-батыра велению Съезжайтесь на великое моление!» Привязав к нартам молодых оленей, Уложив в нарты дорогие меха, Наследное золото, вещи из серебра, Всякую дичь и огромную рыбу, Едут-прибывают в столицу Угорской земли – На высокой горе стоящий Югракар, Ограждённый вековыми соснами, Всех родов старейшины, жрецы-мудрецы, Мужи-старцы, лучники-молодцы, Удалые воины с мечами, копьями.

Уж как пошёл один народ против других, Перемешались все роды, племена. В боях-сраженьях льётся кровь, как река. Не щадят ни старых, ни малых Кочевники Востока, всё подряд грабя. Знают сладость диких грабежей. Это их закон восточных степей. Те, кто остались живы на своей земле, Бегут за леса и горы, топи, реки и моря. Но и здесь уже нет былого покоя. Сильный топчет того, кто слабее, Обирает, бьёт и убивает, не сожалея. Уже и среди своих, одноплеменных Разгорается жестокая война За благодатные земли, полные зверья, За охотничьи, бортевые угодья. Недоброго дела кровавый след До границ Югорской земли пролагался. Югорский люд: и млад, и стар, и древний дед – Покой потерял, взволновался. От родных корней оторванные, От родных пределов отброшенные Самодийцы, саранкумы, эвенки, печера, кеты Пошли в даль, грабя и убивая. – Боже, где ты? Меж соседей-братьев легла вражда, Забыли, как прежде в любви жили. Перестали знать предводителя-вождя, Отпали от власти Югра-батыра.

Три дня и три ночи пылали костры, Посылая в небо горючие искры. Одного за другим люди закалывали Самых крупных, чистых оленей. В отдельный костёр отправляли меха Самых драгоценных зверей. В другой костёр шла жирная сёмга, Двухметровые щуки и стерляди. Золотые, серебряные украшения Тоже бросались в огонь – без сожаления. Лучшие куски мяса шли в жертву богам, Остальное – для угощения людям. В десятках котлов варится мясо Людям для еды, богам для жертвы. Горячее огня людские молитвы От самых глубин души. «О великий Боже! Сохрани нас от врагов! Спаси наших детей, матерей, отцов! Не дай погибнуть нашей земле! Отгони врагов от наших краёв!» Горячие слёзы ручьями лились и лились, Слёзные молитвы возносились и возносились. По окончании же великого моления Собрал Югра батыр мужей вокруг себя. Взял в руки лук с серебряными стрелами, Натянул тугую тетиву-струну, Выпустил острые стрелы на юг, запад и восток, На три заповеданные стороны. И повёл батыр Югра такую речь: «Дорогой мой народ, все сородичи, Мои родственники с материнской стороны, Мои родственники с отцовской стороны, Старческим духом, угасающим умом, Уставшими устами к вам обращаюсь.

Ещё одна чёрная весть нависла тучей: Идут с Запада отряды воинственных русчей. Сильны и крепки они по-медвежьи, Быстры по-оленьи, хитры по-лисьи. Нет народа, устоявшего против их натиска. Не существует для них препятствия. И вот… идут на югорские богатства, Как охотники по следу ослабевшего зверья. Загрустил, задумался батыр Югра: Видно, надолго пришла лихая беда. Как от неё обороняться с Востока и Запада? Да, крутые пришли времена. С нашествием чужеземцев поредели леса. Ушли от людей кормильцы-олени. Попрятались зверьки в серебристых мехах. Из-за рыбных угодий пошли сраженья. Ну, а как же без рыбы, без буженины Будет жить народ югра? Чем теперь он будет торговать? Как ему казну пополнять?

Премного лет я в этом мире обретаюсь, Прежде мирном, ныне растревоженном. Не осталось уж моих ровесников вокруг, Все они в мире далёком ином. Настало время мне уйти тоже туда. Как белый снег на макушке Уральской горы, Моя давно поседелая голова. Как на семи ветрах качающаяся берёза, Моя согнувшаяся от слабости спина. Не держат ноги, словно престарелого оленя. Настало нам время совместного выбора Нового вождя для нашего народа. И зарыдал, застонал весь народ От горьких слов Югра-батыра: «Добрый наш отец, благодетель, На кого ты хочешь нас сиротами оставить, Возложить груз-обузу на чьи плечи, Чтобы мы врагам рабами стали. Останься царём нам до конца. Дай, как прежде, умные советы, Какие всегда изрекали твои золотые уста». Больно сердцу Югра-батыра От слёз, просьб и упрёков. Да надо всё терпеть царю. «Братья мои, – продолжает он, – Будьте духом сильны, крепки, Чтобы не попасть врагам в полон. Размножайтесь да расселитесь От уральских гор по обе стороны. На юг, на запад и на восток Полетели серебряные стрелы моего лука. Туда и вас переселиться благословляю. На нетронутые врагом земли, Ждущие вашего мирного труда. Но где бы вы не поселились, Чтобы в памяти вашей не забылось, Что вы из племени-рода югра, Свой народ помните всегда, Храните традиции отцов и матерей. Слышите, мои любимые сыновья

Да и живал среди ватка-удмуртов. То бывало в те славные времена, Когда у северян с южанами водилась дружба. Когда ездили они друг к другу торговать Да товар на товар менять. На десятках оленьих быстрых нарт Приезжали без помех до Ваткакара. А там уж отдохнув среди родных народов: Калмезов, чудьи, веси, саранкумов, Все вместе дружно отплывали на лодках, Распустив паруса, по Вятке, Каме, Волге В дальнюю страну Сасанидов, На великий базар в Асьтаркане. Туда стекались купцы с полмира, Из Китая, Согдианы, из Ирана, Из запредельных Индии и Египта… Шумел, гремел базар разноязыко. Каких-каких чудес там не встретишь, Заглядишься на коней, верблюдов, ослов. От одежды, украшений на людях иных краёв Глаз своих не оторвёшь, не отведёшь. Но если торги здесь не удавались, Смельчаки по Каспию дальше отправлялись. Сасаниды цену северной пушнине знали. От них без золота, серебра не возвращались. Поторгуют – продадут шкурки до одной, Понакупят нужного товара – и домой. По Волге-реке, да по Каме и Вятке До ватка-удмуртов доберутся. А там уж их олени ждут-не дождутся. Но так просто оттуда скоро не уедут. Будут их просить погостить, по домам водить. Очень уж ватка-удмурты гостелюбивы. До слёз жалко те былые времена, Которые ушли, как молодость и сила. Но, ох, как много хранит царь Югра Воспоминаний об удмуртах калмез и ватка. У его дедушки прабабка была, От удмуртов-ватка, говорят, привезена. Умыкнули её из воршуда Чабья, Югричи, говорят, приехав на торговлю. Уж очень была трудолюбива да скромна И пользовалась общей любовью. Но очень, говорят, она скучала По отцу, матери, по своим лугам, полям, Где растут высокие золотые хлеба, Где стоят стога свежескошенного сена. А югра хлеба-то не знала, Олениной, рыбой да морошкой питалась. Знает Югра: все калмезы, все ватка Трудолюбивы, умны, отменные мастера. И ткут, и вышивают, и разное куют, И с железом, и с деревом в ладу живут. Мечи, лемеха, украшения – всё им по рукам. Идёт девица калмез или ватка, Одежда сверкает на ней, как радуга, Дэмдоры звенят подстать колокольчикам.

Саликай, Дзякнай, Мансэй, Татэй, Не забудьте мои наставленья. Станы взращённых Югра сыновей, Словно сосны на благодатных холмах. Стан его милой дочери Сулей, Словно вёрткая щука из реки Асъяк. Стали их готовить в дальний путь, Куда им жребий – не поспоришь – повелел. Шьют, штопают, жарят, пекут. Собирают возмужалых, удалых сыновей, Любимцев Югра в Вятские края: Саликая, Дзякная, Мансэя, Татэя. А с ними юную, бойкую, умную Сулей, Девушку на выданье от родительских очей. С ним же самим, Югрой, остаётся сын От первой жены, красавец Пурмат, Престолонаследник, силач из силачей, С семейством своим обширным.

Достойный предводитель в том крае, Князь-царь по имени Ватка – батыр. Живёт-то он в княжеском дворе, В столице удмуртов Ваткакаре.

Югра-батыр не только слыхал О благодатном крае ватка-удмуртов. Он много раз там бывал,

В двенадцать надёжных нарт запряжёны, Нагулявшие за лето жир олени. Да с обеих сторон к каждой упряжи Привязали пару оленей – на мясо и для замены.

С дружинниками-храбрецами, Главами родов-воршудов и жрецами. Скромный, мирный ватка народ, Других не обидят, не нападут. Но свою землю защитят, как надо, Просто так чужакам не отдадут. На землю вот такого народа Отправляет любимых чад батыр Югра.

* * *

На земле Югорской приближаются Грустные дни отъезда, расставания. Совсем они рядом, за ближними елями. Вот только укутается земля снегами Да покроются реки крепкими льдами. Навеки прощание предстоит с родными местами, С родимым отцом, матерью, сестрами, братьями. С друзьями-подругами, со всем, что любо. На высоком холме на семи ветрах Поёт-плачет Сулей, вся в кручинах. «К медвежьему морю ледовитому хотела я пойти Да на лодке серебряной покататься, отец мой. К медвежьему морю ледовитому не успела дойти. Зачем же на Вятку-реку отправляешь меня, отец мой? На щучью реку Асъяк хотела я пойти, маменька Да на Асъяк-реке щукой-рыбой поиграть. На Асъяк-реку не успела я дойти. Зачем в чужую землю снаряжаешь меня, маменька? На каменную гору Уральскую хотела я подняться, Розовые цветы там собирать, сестра моя. На Уральскую гору не успела я подняться, На Вятскую гору отправляет меня отец мой. Оленей с золотыми рогами хотела я запрячь, К тёте на посиделки съездить, брат мой. Оленей золоторогих не успела я запрячь. На ватка лошадях кататься посылает отец мой. За парня-весья, как соболь, беловолосого Хотела я выйти замуж, маменька. За парня-ватка, рыжеволосого, как лиса, Меня выйти замуж посылаешь, маменька. Останешься же, останешься, маменька, Посреди чума, рыдая да приговаривая. Останешься же, останешься, отец родной, Положа седую голову на своих оленей. Чем расстаться с родимым краем, Лучше бы порваться моему золотому поясу. Чем ехать на чужбину, к чужим людям, За Уральскую скалу прицепиться бы. Ах, белая лебёдушка, куда же ты летишь? Выведенных здесь птенцов, зачем с собой уводишь? Ах, милые родители, взращённую вами дочь Зачем на чужбину, к чужим людям отправляете? Ах, моя молодость, горемычная молодость, Проходит ли, уходит ли по доброму желанию? Если б проходила, уходила по доброму желанию, Не плакала бы я навзрыд, положив голову на нарты».

***

Все большие и малые реки-дороги Вот уже крепким льдом оковались. Кажется, всё уже готово – снаряжёно, Чтобы отправиться в дальнюю даль.

На первую нарту воссел в роли предводителя Дзякнай, средний сын Югра – батыра, Сильный, ловкий, смелый Дзякнай, Посадив рядом Маллапа, своего старшего сына. За ними едет со вторым сыном жена Дзякная. На третьей нарте едет Сулей, и с ней Атамыш, Юная дочь – красавица брата Мансэя. Колокольчики звенят, бубенчики бренчат: ш-ш-ш. Быстроногие олени бегут фыркают. Клубятся за ними пушистые снега, Белые снега нового года. Удивлённые филины вслед им ухают. В самом конце оленьего обоза Едет Саликай – внук Югра, сын Дзякная. Хваткий, верткий, как куница, неженатый паренёк: На ходу пристреливает орла и беркута. Прямо в глаз песца иль горностая Летит костяная стрела Саликая. Подобного Саликаю меткого стрелка Найдёшь ли ещё на земле югра. Рядом с собой посадил, как и сам, Ловкого парнишку Кая, сына Мансэя. А гончие собаки в радости бегут, Визжат, играют, подпрыгивают. Все, до единого, остающиеся в Югракаре, Пришли на печальные проводы. Никто не пришёл с пустыми руками, Все с гостинцами, подарками. Печёное мясо, мороженая сёмга – Всё пригодится на дальнем пути. Тугой ком стоит у каждого в горле: Ни сказать добрые слова, ни напутствия. Сил нет ни плакать, ни причитать. Ой да, ты расставание – наша печаль. Стоит народ, машет руками, со слезами, Пока повозки ещё видны вдали: «Счастливого пути! Счастья вам впереди! Может, придётся и нам туда перебраться, Жить в другой, незнаемой юдоли. Да будет благоприятна вам новая колея». Плакал ставший, как лунь, батыр Югра. – Ох, тяжела расставания доля! Не может удержать – льётся горючая слеза. Да пусть льётся, не уронит царского достоинства. Увидит ли когда любимых детей и внуков. Уходят на далёкую чужбину, уходят И радость жизни с собой уводят. Машет вслед старца рука, а уста молят Бога. «О, великий светлый-белый Боже, Наш создатель Господь Вседержитель! Твоим умом сотворёно голубое небо, И солнце на небе и зелёная земля, По ночам сияющая серебряная луна, И тысяча-тысяча мерцающих звёзд, Золотые крупинки, жемчужины-бисеринки, Всё создание твоих рук, твоей воли. Великий светлый – белый Боже Жизнедатель!

Ах пути да вы дороженьки

По лесам, по полям, по ложбинам и оврагам Бродящие, таящиеся тысяча-тысяча зверей, По воздуху парящие, летящие поющие птицы, Все стрекочущие, жужжащие насекомые, Все ползающие, пресмыкающиеся гады, Все плавающие в реках и морях рыбы и моллюски – Всё живущее и дышащее – в Твоих руках, мой Боже. Грозно ревущий ураганный осенний ветер И свежий, мягкий летний ветерок. С ног сшибающий ливень и ласковый дождичек – Все тебе подчиняются, великий Боже. И все живущие на земле люди-народы Пребывают в почтении и трепете перед тобой. Как громом загремишь, молнией ударишь, Всё негодное-злое Ты сам уничтожаешь! О великий светлый-белый Боже, Спаситель! Выехавших в дальний путь-дорогу моих детей Сам их сохрани, Сам их соблюди, Сам убереги. Направь их на доброе место, к добрым людям. Доброй жизнью да пусть они там поживут, До ста жилищ, до тысячи чумов пусть размножатся, С множеством детей пусть благодатно поживут. В дружбе меж собой, в любви и уважении. Великий светлый-белый Боже, Покровитель! Избавь ты моих деток от всякого горя-страданья, Пусть в счастьи-любви друг с другом поживают. С добрыми соседями в дружбе и соучастии. Подобно рыбам в воде, птицам в вышине, Пусть будут быстры в добрых делах. Чтобы они злых дел никогда не знали. От конца до конца вселенной слава бы о них шла. Сделай так во славу Свою!

Едем мчимся сквозь дремучие леса, Одолеваем приуральских рек русла И пологие и крутые берега, Бесконечные ложбины да взгорья. Под богатырскими стройными соснами, Под пушистыми елями, пихтами Состязаемся со злыми волками смелостью С осторожными лисами хитростью. Видели, ой да, места сбора рябчиков, Ой да, повидали токовища глухарей. Слышали, как стонет спящий медведь, Как гложет кору осин заяц-беляк. А наши-то собаки-други радуются ведь: Забегают в глушь – зайца волокут, Забегают на поляну – рябчика несут. Ланг-ланг, наши милые сопроводители. «Мясо ешьте вы, – нам говорят, А кости – ножки нам оставляя». Ланг-ланг, наши друзья-охранители, Бегут за нами, снег искрами рассыпая. К дремучему лесу мы да подъехали. «Как же проехать через такие леса?» Уж мы думали, да подумывали – И выехали – удалось – по следу лося. На широкую поляну мы да выехали. «Да как через такую поляну проехать нам?» Уж мы думали, да подумывали – И выехали по волчьим следам. К великой реке мы да подъехали. «Как же переехать такую реку?» Уж мы думали, да подумывали. И переехали, гоняясь, ловя щуку. К топкому болоту мы да подъехали. «Как же мы через него переправимся?» Мы думали, да уж подумывали. Ухватились за болотного быка и вышли. Наступила тёмная, претёмная ночь. «Как же в темноте нам двигаться?» Уж мы думали, да подумывали. По свету небесных звёзд стали двигаться. Каменистые холмы, Уральские увалы Как-то быстро мы промчались. По устью Уса-реки к реке Печоре попали. С отчим краем только в мыслях остались. Мчались, мчались по руслу Печоры, Бодрой рысцою олени неслись, Да как вкопанные остановились, Оказавшись перед народом печора. Да какой хороший народ-то нас встретил, Как дорогих гостей приветил. Свежей ухой-то нас угостили, Лосиным мясом досыта накормили. Печорскую девушку мы, ох да, сосватали За нашего братика раскрасавицу, Ой да, хорошу печорскую девицу. Милой, дорогой снохой нам стала. А сваты-то все да сватьюшки До Вычегды-реки нас провожали. Как они пели да как они плясали! Какие милые словечки говорили.

Пояснения. Река Асъяк – Обь. Саранкумы – историческое название народа коми. Сасаниды – династия иранских шахов (224 – 651 гг.). Асьтаркан – город-рынок у впадения Волги в Каспийское море, современная Астрахань.

Он похож на ястреба-коршуна в небесах, Над Эжвой-рекой летающего. Вот такая семья нам прибавилась. Ах! Чем спускаться вниз с горы-то Карчой, Лучше вновь бы на неё подняться. Да ой! Чем запрягать оленей на отъезд, Лучше бы запрячь их для приезда. Чем настать времени сказать «До свидания», Стать бы времени сказать «Здравствуйте!» Знать бы, какие вы, саракумские, На три дня бы раньше мы приехали. Да на три дня позже лучше бы уехали. Да горячее бы вас благодарить, Да больше бы добрых слов говорить. Да вам бы на наше новоселье приехать. «Ой, дой-дой, да только ладно уж», – говорим. Распушив до неба белый снег, уезжаем. Заставив саракумов в голос плакать, ей! Со снохой-невестой покидаем друзей.

Сколько нам подарков надарили. Целый воз еды, одежды нагрузили. «Ещё к нам приезжайте!» – приглашали. Ввек бы мы с ними не расставались. До чего нам по душе, по сердцу Новые родственники да родственницы. Да и весь народ печорский – добры и дружны. А наш народ югорский разве хуже? Вот и русло многоводной реки Вычегды. Ну и гоним, ну и мчимся! Скачем, скачем, скачем – стоп! Впереди на высокой горе – дыма столб. На той высокой горе деревенька стоит. Деревянная ограда-крепость возвышается. Собаки стаей лают, заливаются, Чуют: небывалое к ним приближается. В той-то деревеньке-крепости, Оказалось, саранкумы живут. Трое парней выходят, навстречу идут. Удалые да пригожие, орлы-соколы. Один черноволосый, другой русоволосый, Ну, а третий красный, как из огня За плечами луки – стрелы, в руках копья. При каждом рядышком собаки стоят: «Ау, ау!» «Куда вы держите путь-дороженьку? Из какого народа-племени вы?» «К Ватка-батыру дорожку прокладываем. Житья-бытья искать намереваемся». «К нашим родственникам отправляетесь, От одного корня, одного ствола, От одной сосны с нами выросли Племена калмезь да ватка, С нами, сырьянскими, родственны. Девушки из народа ватча За наших парней идут в замужество. Будьте нашими гостями – друзьями.

Мчались, мчались, у реки Лузы оказались. Незнакомая река, красива, широка. Оп! Скажи, до чего красива и привольна. Из-за соснового бора, глядим: Поднимается, клубится дым. «Кто там? Что там?» – дай-ка проверим. Увидели людей красивых, рослых, Волосами русых, в одеждах белотканья. Это незнакомый нам народ чудья. Все, как сосны в бору, – загляденье. Ах, Луза ты Луза, широкая река, К такому народу нас привела, Прежде никогда не виданному. Удивились красоте народа, статности. А если правду – истину сказать, Не красоте их подивились, не опрятности, Подивились бытовой неприглядности, В какой тесноте да обиде они поживают. Совсем тут недавно на новине, Лишь едва-едва житьё обустраивают.

Умный, деловой, толковый народ На пути нашем встретился, да На широких лесных полянах и пожогах Зерно на хлеба, на корма сеют, репу садят. Целый двор скотины держат: Коровы, телки, овцы, лошади. В чужедальние земли, далекие края На торговые дела ездят. Уж как нас-то угощали, потчевали: Вкусным хлебом да медвежьим мясом, Ядрёным пивом да спелым квасом. Ой да хорошо-то нас угостили! На высокой горе Карчой веселье продлили. Костры зажгли да песни-пляски затеяли. Ну и мы попели, ну и поплясали, Югорскими песнями, плясками натешились. Удивительно нас приветили и почтили. А мы у них невесту сосватали, Саракумскую красавицу за парня Каляя, Любимого сына Дзякная. «Ой, дой-дой!» – скажем мы в радости. Ой да, какая наша новая невестушка! На обычную ли девицу похожа? Нет, с дорогой куклой из глины схожестью. А наш-то братик на кого же похож?

Ни один ведь человек медлить не стал. Стар и млад за нами поспешал. Добрый сердцем, скромный нравом Народ чудьинский, право. От реки Лузы до Великой реки Мы с чудьинцами рядом шли. От Великой реки начиная, Деревеньки, починки да поля, пожни Стали попадаться на пути Древнего народа – племени Ватка.

Называлась жертва Богу «вылэ мычон». Люди жили в мире с Богом, среди них жил Он. Бог людей любил, берёг их, хранил. Люди, подражая Богу-Миродержателю, В белотканых, как снег, одеждах ходили. Меж собой в мире и дружбе жили. Младшие слушали-внимали старшим, Старшие с любовью относились к младшим. Воршуд – семейно-родовое божество – Приносил людям благополучие. Сколько было родов, столько и Воршудов. Воршуда просили за всех родственников. Люди славили Творца и почитали Воршуда. Урожаи тогда были из обильных обильные. Хлебные колосья тянулись длинней ладони. Рожь росла так густа и высока – Едешь на лошади, а дуги не видно. Так же высока росла пшеница и полба.

«В Ваткакаре, там наш центр И там наше святилище зќк куала, Там сидит наш глава батыр Ватка. Туда уж вы стремитесь, Ватка-батыру поклонитесь». Такие советы-наставленья Давали нам добрые люди ватка, Статные, русоволосые, в белотканье. И снова скачут быстроногие олени. Бегут рядом с ними собаки-лайки. И вот уже Ваткакар перед нами. Прибыли, куда надо, мы, а за нами Из племени чудья парни-молодцы, Бравые лучники и копьеносцы. За ними всем обозом со скарбом Родители, жёны да малые детки. Оп!

Годы и годы народ продолжал жить счастливо, И в поте лица, без устали трудясь на ниве. Приходило время жертвоприношенья, – Красных быков, буланых жеребят, баранчиков Отдавали Богу в угощенье. Белых гусей, уток, тетеревов, форель, хариусов Подносили Воршуду каждая семья. А после уборки хлебов были дни праздников. Праздновались свадьбы, создание нового очага. Праздничные наряды все надевают, Поют, пляшут, в ладоши хлопают. Бубенчики звенят, мониста на груди сверкают, Такъи на головах девушек, айшоны у молодух. Веселье такое, что захватывает дух. Ой, весело! Ну и весело же! Ой да! Кто, когда и где видал такое празднество! А когда на реках уже твердели льды, Хлеба бывали обмолочены, Домашний скот загнан в хлева, Приходила пора «дэмен вќсь» – моления. Всё общество собиралось на отведённом месте, Чтобы принести последнюю жертву в году. Принеся самую любимую Богом жертву, Ворота «дэмен вќсь» закрывали до весны.

СОТВОРЕНИЕ ЗЕМЛИ Времена счастливые

Только возведёт чудья дом для жилья, Начнёт поднимать двор для скота, – Тут как тут – нагрянут – русчи; Прыткие, бойкие, настигают по пятам. Несчастные чудья давай бежать опять, В глубь лесов непроходимых уходят, За реки широкие, озёра глубокие уплывают, За топи-болота, на безлюдные места. Вот так уж и до Вятки-реки дошли, До самых удмуртских пределов. Русоволосые, голубоглазые из племени чудья. Вызнав всё: откуда мы и куда, Да стали нас упрашивать в плачь: К народу-племени ватка Возьмите и нас с собой, югричи. Будем мы им и вам добрыми друзьями. Не побоимся побороться с врагами. Защитой крепостей надёжно станем, Острые копья в руки возьмём, С притеснителями сражаться пойдём.

Тут мы углубимся в первые дни мира, Созданного милостивым Богом, В светлое царство мыслями пойдём В первозданные счастливые времена Для людей, и всех существ, призванных жить. Летающих по воздуху птиц, пташек, букашек, Бегающих по земле разных зверей, Ползающих по ней пресмыкающихся, Плавающих в воде рыб, раков, черепах, Тысячи разнообразных растений – Всё во славу жизни и во благо людей, Для прославления божьей милости. Тогда на земле был чудо-рай, С краем земли сходился неба край. Не было студёной зимы и её ураганов. Не было грязной осени и её дождей. Не было лета с испепеляющим жаром. Земля укрывалась голубым небом, На котором три солнца светили. Все живущие ему рады были. Ни люди, ни животные ни в чём не нуждались. Все их нужды Богом удовлетворялись. Сами собой по Божьей милости росли Деревья и травы, фрукты и ягоды. Повсюду росли благоухающие цветы, Звучали сладостные птичьи трели. Были часы для познания мира, Были получасья для отдохновения.

Всем станом, всем племенем Пошли за нами следом.

Небеса так близко к земле располагались, Что свои жертвы люди прямо на небеса и клали.

Если возникали средь людей недоразуменья, Шли на широкую реку для их решенья. Чудное зрелище: пинали поперёк волны Принесённые из болот кочки. Чья кочка дальше других полетит, А повезёт – через реку перелетит, Тому и победа: широкий луг – покос Или от лесища отведут кусок. Это была жизнь! Хотелось жить и жить, Чтобы в полной мере наслаждаться. Тысячу лет, веки вечные так бы жить, Не умирать, а в жизни продолжаться. Времена греховные Но кончились такие времена счастливые. Наступили времена греховные, неодолимые. В мир людей вошли зависть, вражда, леность, Воцарились среди них гордость, непокорность. Тот, кого называют шайтан, дьявол, сатана,

Взойти на него с сестрой Нимыдыш. Она тебе станет жена и оплот. Соединитесь, несмышлёный сынок Да малоумная дочка, в союз – загляденье, Чтоб народить мне лихое подспорье. Хоть вы умом, что уж, недалеки, Зато ростом отменно высоки, Выше всякой ели и сосны. Станете ещё выше, когда спадёт вода. Людишки с их умом – Божьим даром Будут на вас снизу вверх смотреть, Словно вы – могучая гора. Ни лютые холода, ни жгучая жара Не будут вам страшны никогда. Не поколеблют вас ураганы-ветра, Не устрашат лесные звери, Ни орлы и коршуны в небесах, Ни чудища, обитающие в водах. Легко и вольготно вам будет жить, Не зная, что такое стыд и совесть, Погрузившись в пучину греха. Придут потом такие времена, Когда все люди, сущие на Земле, Отвернутся от создавшего их Бога. Мне, шайтану, начнут поклоны бить, Жертвы богатые в дар приносить. К вам судьба останется добра, Если не отвернётесь от меня, шайтана. Так нашёптывал шайтан в ухо Алангасара, Тот, кто не любит света золотого солнца. Не любит людей доброго сердца, Черноволосый, рогатый, лохматый, Черная сущность из зла и злобы.

Ввёл страшный грех в мир людей. Перестали люди почитать Бога-Творца, Перестали ходить в белой одежде. Жертвы теперь от случая к случаю приносили, Лишь когда страшные беды-горести приходили. Да и то не лучшую, а самую худшую жертву, То, что негодно было себе самому. По воле Творца потемнели голубые небеса, Поднялись в высоту недоступную, Чтобы люди, ставшие добычей греха, Не могли осквернять престол Бога. Три ярко и нежно светившие солнца, Бесчестные охотники – силы зла Выстрелами из лука потушили. Наступили тёмные, страшные ночи и холода. Самый великий грех перед Богом в том, Что стали они поклоняться шайтана слугам. Нюлэсмурты – лешие, вумурты – водяные, Мунчомурты – банники, коркамурты – домовые, Тќлпери – дух ураганов, буйных ветров, Духи страшных болезней и поветрий – Сколько всех развелось – несчислимо. Да ещё духи разных деревьев, зверей. Самому чёрнорылому с козьим рогом Шайтану стали жертвовать козу. Вот и пошла жизнь-то кувырком, В непрощаемых обидах да кознях. Шайтан научил людей готовить напитки, Которые их пьянили, с ума сводили, Из мухоморов, хлебных злаков, мёда, Чтобы смелее совершали грехи. Грех за грехом шёл, грех грехом подгонялся. Брат брата убил – с завистью спознался. От первого братоубийцы пошёл раздор По всему прежде дружному народу. Светлая, солнечная жизнь стала чёрной. Народ превратился в никудышный, порченый. Двое вовсе родились уродами, Высокорослыми да слабоумными. Сына назвали Алангасар В честь враждебных народов алан да хазар, Надеясь умягчить злые сердца степняков. Дочери дали имя Нимыдыш – от злых духов.

Пришло лихое время – полил дождь. Льёт и льет, будто из ведра. Реки вышли из берегов. Вся земля водой залита. Места нет сухого нигде. Ленивец Алангасар по колено в воде Взялся уже мастерить плот – Дождь-то ведь, не переставая, идёт. Несколько брёвен закрепил мочалом, Да и ладно, и такой плот готов к причалу. Когда холмы и горы оказались под водой, Поплыл Алангасар с сестричкой Нимыдыш. Весело им, вольготно и отрадно, Страха не знают, а еды полно. Всё всплыло на воду – лишь руку протяни. Ешь, сколько хочешь, не ленись.

Мир алангасаров и зэрпалов Алангасару, попавшему в руки шайтана, Тот, коварный, стал шептать-нашептывать: Лишь одно семейство этого мира Живёт по законам Всевышнего, И мне совсем неподвластно. Все остальные находятся в моих руках, И всех их Бог хочет уничтожить. Его, Всесильного, нет у меня силы победить. Но вас, мне служащих, спасти я в силах. Скоро на землю Бог дождь пошлёт, Такой невиданный, что всю землю зальёт. Всех живущих гибель настигнет. Одному тому семейству спастись дано. А для этого построить огромную лодку. Тебе же для спасения надо построить плот,

Много ли, мало ли времени уже прошло, Алангасар того и знать не знает. Вода же убывает, и тяп-ляп сделанный плот Зацепившись за гору Уральскую, там оседает. «Как жить дальше? С чего же начать?» – Стал бы думать человек разума, Стал бы просить милосердного Бога С горячими молитвами о подмоге. А Алангасару всё нипочём, Думой-думушкой себя не утруждает, Всё, что валяется или в руки попадает: Птица, рыба, зверь – всё съедает.

Сестра-жена Нимыдыш от даровых харчей Нарожала Алангасару много детей. Все на них, как капля на каплю, похожи. На лицо посмотришь, – ух, страшны; зато высоки. Лапы у них сорока вершков длины, Ум зато короткого короче. Уральская зима, однако, заставила Алангасарово семейство сшить телогрейки. Приглянулись им медвежьи шкуры, Легкие, мягкие и шить легко: Несколько шкурок соедини воедино – И всё, одеяние тебе готово. Свив верёвку из липового мочала, Да потерев о берёзку, огонь получили. Огонь! Вот радости было. Теперь задумали домик построить. Построить-то сруб построили, А крышу сделать догадки не хватило. Пол, потолок, полати смастерить Да скамейки и стол бы поставить. Только это всё им пока невдомёк. Где им ещё до этого! Вот и падают И снег, и дождь внутрь избы. А они посреди неё разводят костры И сидят греют холодные лапы. Намазав на лапы красную глину, Тянут их поближе к самому огню, Радуются своей придумке и теплу.

Хватает за шкирку беднягу мишку, Придавит до смерти, швырнёт – все и делишки. Бывало так: увидят охотники, бортники Разорителя пчелиных семей, Лихого гонителя пушных зверей, – Пустят в него острую калёную стрелу. А он лишь почешется: «Комар укусил». Если охотничьи собаки-лайки Начинают ему лапу грызть с яростью, Он, леший, не знающий страха и боли, Тряхнёт своей лапой: «Муравей укусил». Нога у него, однако, от собачьих укусов Стала болеть, Алангасар хромать, страдать И с тех пор собак бояться. Как увидит охотника с ружьём, И ну спрашивать: «А с тобой ли Ау-Ау»? «Есть, со мной», – говорит охотник ему И кричит: «Эй, моя собака-лайка, Куницу ловящая, беги к Алангасару». Алангасар тогда наутёк в панике: «Куда мне бежать от собак схорониться?» Не дай Бог, указать дорогу поверх реки. Вернётся и защекотит человека до смерти. Следует указать дорогу по течению реки. Тогда он вдоль Камы на юг уйдёт И вновь сюда уже не возвратится. Среди алангасаровского племени-рода Появились невиданные существа Палэсмурты: тела половинка, одна рука, Один глаз, одно ухо, но две ноги. Печень, почки, кишки – все снаружи. Трусливы эти лешие, но дурной привычки: Щекоткой человека убивать, Стоит его в дремучем лесу застать. Да из нашей деревни сыновья Кобы, Заядлые охотники и сметливые, Способ нашли от палэсмурта уберечься. Надо лишь медвежьим жиром натереться.

Великаны ходили по лесу. Будто бы по мелкому крапивнику. Вырвать ёлку с корнем Алангасару, Словно бы подобрать щепу. Швырнёт ёлку, как пушинку, И летит та за Вожой-реку. Пнёт по комлю дерева, по стволу – Разлетелось по кускам за Варагу. Это была любимая игра Алангасара И его потомков – любимцев шайтана. После дождей к лапам Алангасара Прилипала, говорят, красная глина. Он её со своих лап отряхивал И, представляете, горы да холмы образовал. Как рассказывают деды и прадеды наши, То, что от своих дедов и прадедов слышали, Возле деревень Старая Зятча, Вуж Эгра, Гондыр Гурта, Муркемыра и Вынлуда, Возле Карйыл-Учи, по берегам рек Улёк, Умег, Адамыр, Вожой, Тойма, Варади, по Великой Каме остались холмы, Которые до наших дней называют: «Лапа Алангасара», «Гора Алангасара». В Прикамской земле, утверждают старики, Жили великаны из рода Алангасара. От них сохранились холмы да бугры – Древние памятники длинноногому великану. До сей поры такие сказы в народе слышны.

Старики из рода-племени Зятча, Да и соседи омгинцы, пельгинцы Меж собой вполусерьёз, полушутя Пересказывают потешную историю. Как пошёл человек по имени Уром Дуб рубить в лесу на дрова. Рубит день, рубит два, и третий. И откуда ни возьмись, Алангасар. Дуб-то ему только до пупка. Спрашивает, увидев человека: «Как живёшь, не скучаешь, давно ли рубишь?» «Да вот только начал», – говорит Уром. «Ты помог бы мне поймать оленя. Три дня за ним гонялся, умаялся, Да так в руки короткохвостый и не дался. Я тебе, – говорит великан, – отплачу добром. «Ладно, – отвечает сметливый Уром. Этот видавший виды человек Знает, куда ложится олень на ночлег. Вокруг спящего оленя забил острые колья Да и спугнул. Олень прыг – да на колы. Ленивый не в меру Алангасар велит Человеку тушу оленя на себя взвалить И тащить к своим алангасарятам.

Великан, говорят, очень любил полакомиться Мёдом диких пчёл и достать лакомство Лез без опаски в пчелиное дупло. Жало диких пчёл его не пугало. А увидит соперника медведя, Тоже любителя пчелиного мёда,

Наполнишь мне золотом и серебром, Ладно уж, вернусь в свой дом. А коли нет, буду с вами жить. Удивился Алангасар, что и делать, не зная. Наполнил мешок, добра не считая. Ну, мешок-то оказался очень тяжёл, Сдвинуть-то его Урому не по силе. Находчивый Уром великану говорит: «Всё тело у меня ломит, болит. На что ты меня спать уложил – Из нетёсаных брёвен нару. А каждый бы удмурт гостя уважил Мягкой постелью лебяжьего пуху. На руках удмурты дорогих гостей носят. Лучшие яства, напитки им подносят. Давай, Алангасар, неси мой мешок. Куда деваться? Надо нести. Ох! Лишь бы ушёл-таки такой умник.

Умный и немного хитроватый Уром Соглашается и говорит потом: «Ты тушу-то себе на спину взвали, А я снизу поддерживать-помогать буду». Так они подошли к срубленному дубу. Алангасар оленя человеку отдал, А сам нести дуб взялся. Уром тушу на дуб положил и сам сел. «Ах ты, человек Уром, ну и силён. Комель дерева с тушей несёшь – не устаёшь. Я лишь верхушку несу, а уж с ног падаю. В доме Алангасара Уром гостит, Ест, пьёт целый день, отдыхает. На второй день хозяин его трудиться заставляет. Дрова велит рубить да в поленницу сложить. До захода солнца срок даёт, Иначе проглотить живьём обещает. Опечалился Уром, горькой думой озаботился. Как с уроком справиться и живым остаться? Великан на Каму ушагал воду пить, А вокруг Урома стали алангасарята кружить. «Любопытные, ну-ка мигом за работу! Все чурки порубить и в поленницу сложить. Иначе головёнок вам не сносить, Всех топором изрублю и в Каму побросаю, Я пощады бездельникам не знаю. Пусть раки, рыбы да лягушки вас съедят». Ну и ну! Алангасарята встрепенулись Да как за работу, испугавшись, взялись. Пыль столбом, поднялась мигом поленница. Разевает великан глаза – перед ним дров гора. «Ох ты, да ну! Что с таким человеком делать? Как от него избавиться? Как извести? Не хочет по-доброму от меня уйти», – Сверлят Алангасара непривычные мысли.

Вернулся Уром с великим богатством Из гостей своим домочадцам. Потихоньку шепчет своей жене: «Придумаем гостю особое угощение. Чтобы несмышлёныш долго не задержался, Поскорее бы в лес дремучий умчался. Спросишь у меня, из чего суп сварить, Чтобы гостя дорогого накормить. Я скажу, из Алангасаровой головы». Услышав про такое угощенье, Великан глупый перепугался, По избе, ища выход, заметался. Поднял потолок вместе с крышей дома И давай бежать стремглав от Урома. А собаки, разъярившись, вцепились в ноги. Не захочешь больше знать к человеку дороги. Вернулся Алангасар к своим и говорит: «Ну и злые у человека младшие братья. До крови, до костей ноги покусали». И из его племени человеку показываться перестали.

Наступила ночь. Уложили гостя спать. Уром и глаз не сомкнул, ожидая каверзу. Умница он – положил вместо себя палку. Сам улёгся в покое на печку. В полночь, ещё не запели петухи, – Проткнул великан чурку калёным железом. Ух ты! Дым пошёл синим столбом! Усмехается довольный Алангасар: «Хорошо ли спалось тебе, Уром?» «О-о, очень хорошо, мягка постель твоя. Только, видно, блоха покусала. «Что за существо, если железо не взяло?» На следующую ночь Уром тоже не уснул, Всем нутром недоброе чуял. Положил на кровать связку лучин. В полночь – бух! – мельничный жернов. Сосновые лучины ломаются с треском. Радуется Алангасар: погиб Уром! Забегает посмотреть на труп в дом – Уром улыбается встречь красным солнышком.

В те предавние времена от Карйыл-Учи До берегов многоводной Камы Беспрерывно тянулась зелёная тайга. Привольна была жизнь Алангасара. По лесным просторам вдоль реки Варага Да по рекам Умег, Вожой, Колтома Расселился род Алангасара. Еды полно, а в Каме хрустально чистая вода. К роднику Алангасару лень наклоняться. Начинает, ломая деревья, к Каме продираться. Зайдёт до середины реки – ему глубь по груди. Пьёт и пьёт, словно водяные быки, – Как бы всю Каму не выпил до дна. Вот ведь какие великаны-богатыри Жили на земле в давние дни. Только разумом – беда – не были наделены. Жизнь бежит стомильными шагами. За её стремниной не угнаться. Жизнь алангасаров стала меняться, Оборачиваться худшими сторонами. Род разросся, а любовь друг к другу потерял. Уваженье к старшим по возрасту и чину, Внимание к отцам и детям утратил.

Да уж и как же поступить, Убрать надоедливого гостя с пути? «Да иди уж, наконец, к себе домой, Попил, поел ты здесь уж вдоволь». Ему в ответ говорит сметливый Уром: Если мешок, который из шкуры оленя сшит,

Ударились все в склоки, ругань, даже драку. Нет лада из-за лосиных и оленьих угодий. Всякий хочет хозяином стать рыбных рек. Кидают брёвна друг в друга – война навек. Бывший брат становится врагом. Если уж обделёны, бедолаги, разумом, Никому их отныне не вразумить. Нет у них учителя добра, Нет небесного покровителя.

Новые разумные существа земли. «Сможем ли мы вновь на землю вернуться, В тёплые, счастливые прикамские леса»,– Так думают каменные зэрпалы. «Нет, не вернутся зэрпалы никогда. Исчезли с земли их следы навсегда», – Так думают самые умные на земле – люди. Вымер всех алангасаров самый древний род, Когда донёс до Прикамья колокольный звон Торжественную весть о всесильном Боге. Из далёкого Царь-града и Кийабы донёсся он. Новое поколение родилось людей, Не боящихся алангасаров, бесстрашных. Стали прыгать безумные алангасары, Словно сговорившись, в ямы возле Карйыл-Учи. Ямы бездонной, всепоглощающей глубины Донесли печальный звук «Зуб! Зуб!» – О! Последнюю мелодию великаньего рода.

Среди этой несуразицы, неразберихи, ужаса Более других сообразительный, именем Зэрпал, Младший сын – последыш Алангасара, Собрал своих детей, свою суженую Да от своих сородичей подальше убежал. Из прикамских в прикильмезские леса, В глушь, где не ступала ничья нога, В средоточие преогромного простора. Младший сын Зэрпала пошёл раз погулять, Может, мёдом случится полакомиться. Может, со зверюшками удастся поиграть. Да и заблудился. Рыщет, дорогу ищет. Видит: странное, невиданное существо Вокруг высокой сосны мельтешит, Вверх поднимется – вниз спустится. А вокруг него рой пчёл летает. Сынок Зэрпалов это существо схватил, В карман положил да домой потащил. «Мать, отец, смотрите, что принёс: Этот дятлёнок сосну клювом долбил». «Э-э, глупыш, глупыш, это человек. Наверно, колоды для пчёл на дерево крепил, Чтобы пчёлы в них роились И для человека мёд в колоды откладывали. У людей-адями много ума-разума. И, как пчёлы, они трудолюбивы. Только жизнь их коротка, длиною в пядь. В поте лица проводят её, трудясь. Однако человек станет хозяином Земли, Властелином всего прикамского края. А нам надо отсюда скорее бежать, Укрыться от человека куда подальше» – Рыдает Зэрпал, будто воет ураган, Слёзы заливают лицо, туманят глаза. Где падают слезы, возникают чёрные озёра. «Уйдёмте побыстрее, на далёкий север, В безлюдные места, где не звучат колокола. Здесь мне их звуки уже слышны, Кончились тут наши блаженные дни». И охваченные страхом, побежали они.

Хотя говорят, потомки негодного племени В непроходимых джунглях юга и теперь живут. Малоумны, стыда-совести не знают, Средь диких зверей, в обезьяньем царстве обитают. Шайтан отступился от малодушных великанов. Божьих людей глупцами не побороть. Надо другой, похитрее план разработать. Души отпавших от Бога людей забрать, Убийц да самоубийц, знахарей-шептунов. Пусть осквернённые, озлобленные души Окружат, как сетью, всю вселенную, Пусть чудовищной стаей будут везде и всюду. Что увидят, услышат – мне донесут. Кто идёт против Творца, тот мой. Пусть ряды таких без границ растут. Тогда я со своим чёрным воинством Светлый мир очерню, блестящее затушу, Солнце чёрной пеленой закрою. Станут люди всего мира моей силе поклоняться. Лишь меня признавать, возвеличивать. Щедрый, добрый Боже, нам, людям, помоги, От безумных мыслей, от безумных дней охрани! Поклонников Сатаны из чёрного плена высвободи. Научи жить не в угоду чреву и плоти. Открой путь об отцах, матерях, детях заботе. Не дай, Боже, людям забыть совесть и стыд. Научи людей творить богоугодные дела. Не дай им повторить удел Алангасарова рода. С алангасарами и зэрпалами мы распрощались И теперь в Кильмезские края отправились.

Шли и шли, шли ночью и днём. Далёкий север всё был далек. К ногам зэрпалов прилипали глина, камешки, песок. Отрясают ноги – образуются холм за холмом. Вот такие великаны – прибыли на землю Югры. А Югра-батыр их не принял – горе. Натравил на них тысячу своих злых собак. Выпустили в них тысячи жгучих стрел. От великих морозов да великой обиды-боли Все зэрпалы окостенели, остолбенели, Превратились от горя в каменные горы. Сказывают старики, те горы источают слёзы, Когда у их подножий копошатся люди –

Пояснение. Кийабы – Киев.

Авторизованный перевод с удмуртского

Нины Ермолаевой.

Милитина ГАВРИЛОВА-РЕШИТЬКО

***

Мон котыртћ чильтэр Тон керттћськод ни кемалась. Векчи гинэ курикеныд Йырвизьысь но сюлэмысь Тон кыскиськод сизэ. Сяська љужан кутскем вылэм Со чильтэре. Тон солы Улон ќвќл сётэм… Потћз со интые Шиё-венё кќй Кыйбоды.

***

Ныл вите яратон тылсиез. Кин шуоз ни солы: – Яратско. Йыраз – малпаськон, Сюлэмаз нош – витён, возьдаськон. …Яратэ ни ачиз нылокед… Ку шќдоз ни сое егит пи? Кизили – инбамын, Шунды си – сюлэмын. Ышемын кытчы ке кќберан. Яратоз… Яратэ… Яратћз… Кайгырон нош малы сюлэмын? Синвуос нош малы синъёсын? Льќль дунне бен малы суамын? Яратоз… Яратэ… Яратћз…

М.В. Гаврилова-Решитько вордскиз Дэбес ёросысь Омелят гуртын. Дышетскиз Дэбес педучилищеын но Ижкарысь пединститутын. Куинетћ курсысен ужаны кутскиз Удмурт радиоын диктор луыса. Дышетсконзэ быдтыса, отын ик ужаны кутскиз, ужаз нырысь диктор луыса, собере редактор луыса. Дасялляз трос передачаос, соин џош гожъяз кылбуръёс, веросъёс, очеркъёс. Бќрысьгес соос потћзы «Кэсего-кэсего малпанъёс», «Џыдонтэм пумиськонъёс», «Эшъяськонлэн шунытэз» книгаосаз. М.В. Гаврилова-Решитько Удмурт Элькунысь культура удысысь сћё-дано ужась, Ашальчи Оки нимо премилэн но Финляндской культурной обществолэн Кастрен нимо премиосызлэн лауреатъёсыз.

Уйин педлон луиз югыт. Лыз, горд но вож но Тылъёсын кырмышъязы Мыным соос. Егит калык синмаськемын Пальккылћськись тылгизьылы: – Ой, тћни яркытэз!.. Ќвќл, вожез… – Льќлез чебер!.. Малпаназы ке – Медло яратон! Пересьёслэн ке нош Синъёсазы малы ке – синкылиос… Вормон нунал. Пусъё сое…

***

Куинь пумо шудон. Љќк вылын сюй чаркаын Куинь пумо шудон: Выль ар кыз данъян чача Ворекъя чиль-дол. Вандэто кагаз кыстћське вќзаз. Кузьымед тынад – Льќль гербер сяська – Бездэмын Шат озьы ик ке, Гажанэд но монэ Быремын, Яратонэд монэ Толњемын.

Льќлялэс, нёжмыт лыз – пурысь Инбаме кыстћське телевышка. Завод гумы каллен лэзе џынзэ. Љужыт кирпич улонниос вќзын Нырулыны кутско пу коркаос. Нуэ калыкъёсын секыт воззэ Каллен мынћсь трамвай. Љыт вуэ. Умой но урод ужъёсын, Кулэтэм но њеч малпанъёсын Тырмем нунал Черодзэ сётэ Пеймытлы.

Сћзьыл Арлы быдэ зарни сћзьыл вуэ дорам. Вера, кќня ни аресэ. Вера созэ гинэ, мар вал. Нош ма луоз? Ма кузьмалоз улон? Уг тоды, уг сое Зарни сћзьыл. Шырыт кузьма емышъёссэ, Шуэ кадь: шумпоты туннэ, Сокем эн малпа азьланьзэ. Инмар-кузё. Со малпалоз Кинлы, кќня но ма сётоз. Озьы, дыр, бен. Иське, Шуом: «Я, шумпоты туннэ!»

Бус Уг адскы телевышка. Ышем љужыт корка, Ошиллям музъемозь Бусомем йыръёссэс, Кыниллям синъёссэс Кильтыро сяськаос. Чильпырась бус возъет Возъяллям вылазы мынћсьёс. Пурысь бусысь адямиос Пурысь бус синъёсын Учко пурысь бус синъёсам. Ньылћз огдырлы пурысь бус Котырысь улосэз. Но тани потћз шунды. Палэнтћз бус возъетэз, Усьтћз чилясь синъёссэ, Сылмытћз пурысь бусэз. Вормиз югыт пурысез.

Толэзё уй Пинал толэзь катьтэммем: Кизилиос пќлын калгем – Жадем. Љужыт писпу вадьсаз кемдэм, Шутэтскыны отын малпам, Пуксем.

Љамдэ, пе, ялкаро, Музъемез котыр учко… Ќз ву шутэтскыса, Куссэ веськатыса – Чимоно луиз: Нылокен пияш Писпу улын саюлын Огзэс огзы мусояло,чупасько. Возьдаськиз Лобрак љутскиз писпу йылысь, Вылће тубиз. Пилем сьќры сэрыт ватскиз. Со сьќрысь лушкем учкиз. Быриз жадемез. Пальпотћз. Кизилиос пќлы юмшаны потћз.

***

Пилето, пилето кузьыме но, Кесэго, кесэго малпанэ. Одћгез малпанэ туж чебер но Мукетыз малпанэ вужеро. Кузьмасько пилето кузьымме но Пазьгисько вужеро малпанме. Пилиське со юн трос пилетлы но Выльёсыз ни лыкто малпанъёс.

Люгы кырмиське дћселэн сќзулаз, Уг лэзь потыны мурт лэсьтэм капкатћ: – Эн кошкы! Я ул на ќжтак ке но Џош милемын. Ќвќл ни, ќвќл ни, Тон сяна, татын улћсьмы… …Мќйы чияпу тятялэн мерттэмез, Дорам някыртэ киоссэ-вайёссэ: – Я пуксьы вќзам, кыџе мон мќзми! Љужыт тополед ќз чида, куасьмиз Бен со ук, кенсын кќлыкуд, Уйбыт шильыртћз, умдэ буйгатћз. …Ќз вазьы льќмпу, пересь кышномурт кадь ик, Со ланьырскем. Века на каллен. Эше – палэзьпу нэ сётэ емышсэ… Корка бервылын – буй-буй пушнер, Со уг тодма монэ. Егитъёс паймемын: малы, пе, та кышномурт Вераське жуг-жаген. Сыло на ќжтак, Учко на корка бервылэз. – Њеч лу, мон кошкисько.

Вормон нунал

«Кќня арес?» юамзылы Чик малпатэк, «Тямыс» мон шуисько. Улон ёзме эскерыкум, Џемгес тямыс вылэ Мон џемтћсько. Та арлыдам Пукси парта сьќры Мон нырысьсэ. Дас тямысам выльысь Пыри классэ Визьноданы пичиосты. Кызь тямысам ини Дуннеез адњиз пие. Вить пол тямыс луиз – Улон кожме воштћ. Али… «Мар ужаськод?» юанъёслы Малпаськытэк мон верасько: – Улны дышетскисько. Гуртын тэк пукыны, Нунокъёсме келян-пумитаны. Соин ик, дыр, соин, Аресъёсме юакузы, Чик малпатэк мон верасько: – Тямыс. Љыны даур дырме… Вунэтћсько.

Байгурезь

Корка бервылын

***

Тямыс

***

Ветлэ мумыды доры, Со луло дыръя. Со вите ук тћледыз, Тћ понна улэ. Укное учке, Ќсъёссэ усьтэ, Со вите. Мумыды луло дыръя Со доры сюрес Туж паськыт луэ. Мыныны лякыт, Мылкыдыз вариж, Юн либыт кылыз – Тћлделы ваньмыз. Нош кулћз ке мумыды, Сюресты пичиомоз, Быдэсак сюбегалоз, Жаг турын сое согоз, Мумыен тћляд Кусыпты быроз.

Луи куаляк. Гудыртћз йыр вадьсам. Љутскиз инме яркыт культо. Тубиз но пазьгиськиз Кизилиен, кизилиен…

Улћллям ми палан удмуртъёс, Оло чылкак, лэся, батыръёс. Ужаллям, изъёсты џыжаллям. Нош ваньмон дыръязы Киязы вылэм крезь. Шудэмзэс соослэсь Кылзылэм Байгурезь. Кезьытскем… Мылкыдзы-а куашкам – Кошкиллям ми палась батыръёс. Крезьзылэсь нош туссэ Асэстэм Байгурезь.

Кузьым Азвесь пырыосын чильпо кышет Мон кузьмасько тыныд – Тодэ ваён понна. Вуыкуд зарни аресъёсад но, Вамышъякуд ульча кузя но Луо тонэн, кошкем берам но Мон кема.

Критика

Алексей Арзамазов, кандидат философских наук

ВЫДЕЛИТЕЛЬНАЯ ГРАФИКА В ПОЭЗИИ П.М. ЗАХАРОВА

дним из сегментов визуальности в структуре литературно-художественного произведения представляется графика. Современная наука о литературе выработала классификацию графических типов, каждый из которых является носителем той или иной зрительно акцентированной информации. Удмуртская поэтическая традиция (преимущественно, этнофутуристическая) имеет довольно репрезентативное графическое полотно: декоративно-изобразительный, синтетический, конструктивный, выделительный типы графики составляют визуальную матрицу удмуртской поэзии. В нашей статье мы рассматриваем феномен выделительной графики в поэзии П. Захарова – одного из наиболее визуально разносторонних удмуртских поэтов. Если большинство типов графики в проекции на удмуртскую литературу имеют статус радикальных художественных экспериментов, то «выделительная» поэзия утрачивает свою радикальность на перекрестье словесного и зрительного и sub specie эстетико-рецептивной коммуникативности становится маргинальным явлением. Выделительный метод визуализации в поэтике этнофутуризма достаточно распространен. Он не отрывает писателя и читателя от заданной словом тематики, но придает тексту обаяние рельефности. В поэзии П.М. Захарова шрифтовое выделение текстовых единиц имеет интенциональный характер. Такую игру с текстом, вероятно, следует рассматривать как авторское примечание к какой-либо лирической мысли, ее словоформе, звуку. Выделительная поэтическая графика обычно реализуется в тексте двумя способами: за счет начертательной или цветовой фактуры. Начертательные элементы текста – это переведенные в его пределы геометрические композиции (например, одинарные, двойные линии), графическая подвижность шрифта, иные компьютерные знаки. Цветовой ракурс выделения предполагает варьирование насыщенности шрифтов, визуализацию с привлечением цветовых оттенков. Выделительный аспект формализации поэтического текста функционально связан с акцентуацией визуальных и фоносемантических кодов. Визуальные и фоносемантические коды, сопровождая друг друга в тексте, играют решающую роль в порождении некоторых внутренних творческих сущностей (психофонем, социофонем). Первые эксплицитно (графическая идеограмма), а вторые имплицитно (звук – буква – цвет) участвуют в организации авторского образнодискурсивного представления, а в отношении современной

удмуртской литературы – в поддержании ее «этнофутуристической речи». Комментируя ниже выделительные показатели в текстовой морфологии Захарова, мы вынуждены попутно остановиться и на другой, ключевой для этнофутуризма, составляющей – сонорности, акустичности его поэтического искусства. В мыслительной деятельности человека существуют определенные группы звуковых смыслов, на которые от природы он психологически настроен и поисками которых он занимается [1]. Они словно предшествуют языку, находятся в примитивной доязыковой форме как протоязыковые репрезентации мира. В целом ряде религиозных и мистических учений обнаруживается вера в то, что сами звуки языка обладают самостоятельным значением в силу своей сопричастности с какими-то высшими сущностями бытия. Звукам приписываются мистические свойства в тантризме, гностицизме, суфизме и т. д. Поэтическое искусство в самые разные историко-культурные периоды было восприимчиво к звуку как знаку. Если остановиться только на русской традиции, то уже начиная с М.В. Ломоносова звукам приписывались «априорные» смыслы, оказывающие существенное воздействие на сознание человека. В эпоху Серебряного века звуковая (впрочем, как и визуальная) сущность литературы воспринималась в качестве программы художественного действия. Диалог искусств в начале ХХ столетия становится особенным творческим языком. Очевидно, что звуковая сторона в выделительной модели поэтической графики П. Захарова – универсальное эстетическое, языковое явление, потаенный голос бессознательного. Подобная форма лирического самовыражения, должно быть, выполняет функцию психологического самоанализа, является ответом на реплики «Другого». С другой стороны, в кажущихся спонтанности и хаотичности авторских начертаний ощутимы «игра идей» и идея игры – критерии постмодернистской абстракции с максимальным радиусом креативности. При рассмотрении авторской концепции выделения единиц текста в орбиту нашего внимания включаются цикл «Пу-Пу» [2: 53 – 60] стихотворения «Инњарекъян» («Небесное сияние»), «К…С», «Тћ шуон удмуртъёслэн ќй вал» («Обращение на «Вы» у удмуртов не было»), «Мон шузими» («Я поглупел»). В цикле «Пу-Пу», состоящем из семи параграфов, нас заинтересовали третий и четвертый тексты. В третьем тексте цикла поэт выделяет заглавными буквами ряд слов, некоторые слова создает сам. К таким неологизмам следует отнести лексемы «Аськон», «Яськон», «Маськон», «Аське».

Весьма смелым на общем фоне удмуртской литературной традиции представляется авторский опыт грамматического моделирования, обретающий художественную оригинальность в лексемах «Азьвылъяське», «Азьвылаське», «Синмась». Заметим, что визуальность третьего стихотворения реализуется не только в начертательной графикации, но и в образном плане. «Синучкон» – «зеркало» – концептуальный образ, проясняющий разъединение и искажение слов и их смыслов. «Адскон» (видение) отражается как «аськон», «Синмо луон» (зрячесть) как «Синмаськон» (влюблённость). В искажении звуков, их зрительной упорядоченности изменяется смысл. Он, подобно зеркальному отражению, становится «не совсем своим», а подчас и «совсем другим». В четвёртом стихотворении цикла выделительный принцип текстообразования сочетается с поэтической семиотизацией буквы, слова, имеет место факт лирического нюансирования. Так, при всей своей семантической отдаленности словообразы «шаер» (край) и «шай» (кладбище) объединены контекстом гласной «А», выступающей первичным элементом в фоносемантическом ареале мифопоэтики П. Захарова («Мынам алфавитам одћг гинэ куара. Со – А». / «В моем алфавите только один звук. Это – А»). Звук и буква «А», согласно их авторскому осмыслению, воплощают в себе метафизику вопроса («А-ен кутске юан, А-ен ик со быре» – «с А начинается вопрос, с А же он заканчивается») и особенное состояние субъекта («Соку луо мон – А…» «Тогда я буду – А»). «А» – составляющая графически выделенных комбинаций АЕ / АРА / АРАК / КАР / РАК / АР / РА. В стихотворении есть еще две графические доминанты «Р» и «К». За звуком-буквой «Р» стоит определенный перечень образных ассоциаций: Р – кур адњон (Р – видение луба, т. е. гроба), синучкон (зеркало – символ внереального отражения жизни, вносящий в художественный континуум принцип «инвертированной идентификации»), АР (один из этнонимов удмуртов), «К» – знак и звук смерти (кулон), темпоральной неопределенности (Ку? / Когда?). Каждый звук Захарова (и его графическое обрамление – знак / буква) является носителем культурной и индивидуальной информации, как бы гипотетически становится смысловым микроэлементом удмуртского художественного алфавита. Заметим, что в некоторых поэтических вариациях (АР / РА) «обнаруживаются» подобия анаграммы – древнейшего литературного приема визуальной формализации. Звуковые предпочтения П. Захарова, равно как и любого другого поэта, в перспективе могут стать предметом специальной фоносемантической рефлексии. Новая научная дисциплина, сформировавшаяся под влиянием прогрессивных идей когнитивной лингвистики, этнопсихологии, философии языка и культурной антропологии, претендует на качественно иной – убедительный, достоверный – уровень дешифровки звукоизобразительных компонентов текста. Первое фоносемантическое исследование было осуществлено Э. Сепиром в 1929 году. Лингвист путем анкетирования установил определенную закономерность восприятия человеком конкретных звуков и букв. Например, знак «i» воспринимается реципиентом как нечто малое, незначительное, когда «а» ассоциируется с чем-то большим, важным, значительным. Аналитические идеи Сепира вызвали широкий гуманитарный резонанс. К ним неоднократно обращались другие американские и канадские исследователи – С. Ньюмен, С. Цуру, Р. Браун, А. Блэк, М. Майрон, Н. Тейлор, Д. Слобин и др. Начиная с 80-х годов ХХ века фоносемантические штудии создаются и в отечественной науке (см. работы С.В. Воронина, В.В. Левицкого, Ю.Д. Каратаева, С.В. Климова, О.Д. Кулешева, А.Н. Морозова, Ю.А. Сорокина и др.). Вопреки своей экспериментальной неоднозначности фоносемантика – как инновационная область гуманитарного

знания – сумела преодолеть скептический холод научного сообщества и обратить в свою сторону взгляды мэтров российской лингвистики, психологии, социологии, литературоведения... Одним из непременных текстовых материалов, на который ориентировано фоносемантическое интерпретирование, является литературный текст. В осуществлении фронтального исследования выделительной графики П. Захарова и ее фоносемантического кода особого внимания заслуживает аналитическая концепция А.П. Журавлева, изложенная ученым в книге «Звук и смысл». А.П. Журавлев, опираясь на методы экспериментального анализа и компьютерной обработки фоносемантических единиц, рассматривает звуковые константы в трехмерном измерении: как знаки языка, знаки «макрокультурной» речи и знаки лирического текста. Для аналитика звук – потенциальная социо / психофонема, а звук в тексте, еще заключенный в графику буквы, – носитель сразу двух смыслов (графического и фоносемантического). «Буквы Е, Ё, Ю, Я изображают в отдельном произношении звукосочетания ЙЭ, ЙО, ЙУ, ЙА. Но мы привыкли к обозначению каждого такого звукосочетания одной буквой и, хотя слышим два звука, разумом воспринимаем единый звукобуквенный образ» [3: 11–12]. Ядром теории и практики А.П. Журавлева, основанных на методе оценки и измерения фонетического значения Ч. Осгуда, являются процессы цветового именования и психологической контекстуализации звука-буквы. К слову, в воспринимающем сознании обывателя «Х» получает негативное, а «М» положительное индифферентное определение, «У» подсознательно ассоциируется с фиолетовым, когда «О» с желтыми или белыми цветами. Несколько экстравагантная и небесспорная точка зрения А. Журавлева находит свое научное подтверждение в эмпирических изысканиях авторитетной екатеринбургской литературоведческой школы [4: 273]. Известные российские психолингвисты И.Н. Горелов, К.Ф. Седов также полагают, что «связи между звучанием речевых фрагментов и зрительно-осязательными образами реальна. Искомые созначения звуков речи реальны» [5: 14]. Однако полноценное переложение кратко представленной стратегии чтения поэтического текста на языковую сферу удмуртской лирики вряд ли возможно. Как ни странно, современное научное знание еще не нашло ответ на вопрос, что представляет собой звук, насколько сочетаемы в нем универсальное и национальное. По словам Вяч. Вс. Иванова «чрезвычайно трудно отделить явления, специальные для определенного языка, от таких звуковых черт, в которых можно видеть проявление общеязыковых характеристик, лежащих вне конкретного языка» [6: 332]. Реакция воспринимающей звука-букву стороны сопряжена с универсумом русского языка, с его ментальной сферой, когнитивными основами. Исследуя своеобразие поэтических звуко-букв П. Захарова с позиции фоносемантической школы Журавлева, мы можем говорить лишь о пунктирном совпадении русских и удмуртских звуковых психопоэтических полей. Так, можно предположить, что буква «А» в четвертом параграфе цикла «Пу-Пу» выступает в качестве подсознательно-субъективной доминанты, сигнализирующей о позитивных ощущениях, оптимистичности авторского мировосприятия. С большей уверенностью мы могли бы рассматривать психосемантические параллели некоторых цветовых смыслопарадигм. Например, звуко-буква «О», согласно теории А. Журавлева, получает «желтое» колористическое наполнение и она же становится одним из основополагающих кодов поэтического звукомира и художественно-изобразительного дискурса П. Захарова. В его книге «Вож выж» («Зеленый мост») в разделе «Берытскон» («Возвращение») центральный конфликт разворачивает-

ся вокруг оппозиции двух цветовых формантов – желтого (подсознательное «О»?) и зеленого (подсознательное «Э»?). Желтое (Џуж) в авторской картине мира манифестируется как женское, фальшивое, ущербное, противостоящее зеленому – мужскому (Вож). Шрифтовая визуализация буквы «О» в поэме «Круглы берытскылћсь квадратъёсын пал-эс-мон» («В круг оборачивающимися квадратами ополовинование своего Я»), вероятно, – психоизобразительный message, также отсылающий к авторскому мифу о злой женщине. В коде зеленого звучит мотив положительного самоописания. Заметим, что у Захарова – желтый («О») – первый на шкале цветовой частотности, зеленый – мужской («Э») – второй по частоте употребления. Таким образом, при помощи обратного наложения можно предположить, что «О» и «Э» через код цвета имеют онтологический статус психофонем / социофонем, и в поэтическом языке П. Захарова связываются с приоритетностью и социокультурной суггестией гендерной тематики. Выделительная поэтика Захарова (внимание к конкретным буквенным знакам, звукам), цветовая насыщенность его мировидения, умение оригинально выстраивать образный синтаксис своей поэзии становятся плодотворным материалом для этнофутуристической живописи. Примером могут служить работы Ольги Стрелковой, художника-филолога, в которых творческой доминантой является вычленение психологического стержня цвета-звука-буквы в их ментальной ассоциативной корреляции. Некоторые ее живописные эксперименты были задуманы и реализованы как сопровождение ряда стихотворений и мотивов П. Захарова, очерченное особым качеством интермедиальности. Звуко-буква, начертательно выраженная лирической мыслью, может стать средством авторской номинации и может быть относительно «открытым» символическим текстом. В стихотворении «Инњарекьян» [7: 25] звуко-буква «Ю» – звук и знак вопроса (по-удмуртски «Юан»). «Ю» – первая буква этого слова, видимо, вследствие своего расположения находится в позиции семиотического центра, будучи графически «выделенной», являет собой лингвопсихологическую матрицу. В другом неопубликованном стихотворении «К…с» звуко-букве приписывается ряд смысловых вариантов, каждому звуку соответствует определенное отглагольное существительное на – он: К…с К – …

Такая форма присвоения ассоциаций является уникальным примером авторской категоризации удмуртской звуко-буквы и делает возможным ее локальное фоносемантическое истолкование. Так, «А» передает семантику движения (пырон / потон, вход / выход), «К» из знака смысловой неопределенности превращается в координату «приготовления к…». «Н» представляется непереводимым на русский язык физиологическим действием, «О» символизирует собой удивление и т. д. Для выделительно-поэтических конструкций П. Захарова характерно сосуществование двух графикационных направлений. В одном тексте начертательная графика может быть представлена на фоне цветовой неоднозначности его структуры. Иллюстрацией вышеназванного художественного приема можно считать фрагменты стихотворения «Тћ шуон удмуртъёслэн ќй вал» («Обращение на «Вы» у удмуртов не было»): Тћ шуон удмуртъёслэн ќй вал, Малы ке шуоно Котькудћз адями – ДУНО. Эшшо мургес ке верано, Малы ке шуоно Котькудћз адями – ТУНО: ТУН – ДУН – ТУ-ДУН … ТОН – ДОН – ТО-ДОН … ТУН – ДУН – ТУ-ДУН … ТОН – ДОН – ТО-ДОН … Ваньзэ ми понна лэсьтћды Тћ Нош ми асьмеос, Номыр ќм лэсьтэ. На Вы обращения у удмуртов не было, Потому что Каждый человек – ДОРОГ. Если говорить еще глубже, Потому что Каждый человек – ТУНО (прорицатель) Вы все сделали ради нас Но мы сами Ничего не сделали. [Захаров, электронная архивная версия] Приведенные эпизоды поэтической визуальности содержат графические единицы, выделенные из текста за счет начертательной и, преимущественно, цветовой фактуры. Например, в вышеизображенном фрагменте мы наблюдаем два разных шрифтовых почерка: традиционный и акцентированный форматами размера, качеством цветовой насыщенности. Этот текст – яркий образец «подпольного» этнофутуристического словесного искусства, исполнен в русле декларации неприятия вежливой формы обращения на «Вы». Автор с помощью выделительного типа поэтической графики пытается усилить свои художественные интенсивности, внушить реципиенту важность противопоставления «Вы – Мы» (тћ – ми). Графическая судьба рассмотренного стихотворения требует отдельной ремарки. Текст, ранее существовавший только в компьютерной версии для «внутреннего пользования», впоследствии был опубликован во втором выпуске каталога Удмуртского ПЕН-клуба [8: 59]. Текст этот, прежде чем предстать в конечном журнально-печатном виде, подвергся значительной доработке (расширению), несколько модифицировались уровни графики. Если принцип шрифтового выделения сохраняется, то первоначальная формула цветовой насыщенности утрачивается. Сюжет стихотворе-

К – …

У – пелляськон У – нашептывание А – потон А – выход Р – дыректон Р – вздрагивание А – пырон А – вход К – дасяськон К – приготовление У – пелляськон У – нашептывание Л – лушкаськон Л – воровство О – паймон О – удивление Н – ныръяськон Н – ……….. К – дасяськон К – приготовление А – потон А – выход Р – дыректон Р – вздрагивание А – пырон А – вход С – … С–… [Захаров, электронная архивная версия]

ния находится в совершенной обратности по отношению к довольно известному «выделительному» тексту из «Элегии осенней воды» Ольги Седаковой: Ты становится вы, вы все, они. Над концами их, над самоубийством долго ли нам стоять, слушая, как с вещим свистом осени сокращаются дни? [9: 301] В такой противоположности этнофутуристического мужского поэтического взгляда взгляду русской поэтессы на грамматические лица и своеобразие коммуникации ощущается принципиальное для мифопоэтики Захарова и всего удмуртского «мужского» этнофутуризма стремление отрицательной абсолютизации женского слова, женского словесного творчества. Стихотворение О. Седаковой, как утверждает сам поэт, вызвало сопротивление, отталкивание в связи с его «феноменологией женского», этнокультурной размытостью, «помноженных» еще и на графику. Последний смыслоообразующий фактор оказался решающим: уже первая строчка стихотворения – это оценка якобы инокультурного местоимения-клише в свете этнического модуса экзистенции Захарова, с позиции его этического кодекса, последние три строчки текста отмечены особенно жестким нейтрализующим пафосом. В творческой символике П. Захарова есть тексты, визуальность которых определяется только различием цветовой фактуры их слагаемых. Заметим, что это весьма редкий способ визуализации, пока не интегрировавший в литературный канон удмуртской словесности. К перечню цветового акцентирования единиц текста мы в первую очередь относим ранее упомянутую поэму «Круглы берытскылћсь квадратъёсын пал-эс-мон»: сое тќл мыным вераз соин-а мон квадрат кадь питрасько оп-оп-оп-оп шуыса нош лангае вќзтћм мынэ лать-лать-лать-лать карыса – это ветер мне сказал поэтому ли я, как квадрат, качусь оп-оп-оп-оп, говоря а эхо мое идет рядом со мной лать-лать-лать-лать делая – [10: 33] В центр авторского графического внимания попадают и визуально-акустические смыслопарадигмы, и вполне «нормальные» слова. Принципиальным фактором, организующим графическое пространство лирического текста, является инструмент письма. До недавнего времени текст мог существовать в трех видах – рукописном, машинописном, печатном. Тираж-

ный печатный текст правкам почти не подвергался. Визуальная поэзия как ирреальное измерение литературы выглядела более чем странно и ставилась под сомнение не только функционерами литературного процесса, но и техническими возможностями печатного оформления. Компьютер, в 1990е годы сменивший шариковую ручку / печатную машинку, предоставил автору множество вариантов записи текста, позволил свободно передвигаться в текстуальной плоскости экрана, качественно разнообразил творческие ощущения. Питерский литературовед Дарья Суховей заключает, что благодаря компьютеру: а) в отличие от устного, рукописного или машинописного текст сразу получается печатный; б) функционирование печатного текста существенно упрощается – текст может быть набран в текстовом редакторе, бесчисленное множество раз распечатан на бумаге, размещен в электронных сетях, и, следовательно, сокращается возможность искажения текста при создании новых копий; в) упрощается тиражирование (издание) поэтического текста в виде наиболее адекватном авторскому замыслу; г) и, наконец, компьютеры и прочая оргтехника влияют на сознание пользователей, среди которых есть поэты – следовательно, и на фантазию поэтов [11: 217]. Ввиду всеобщей компьютеризации новая графическая идеология, кажется, находит своих сторонников и среди удмуртских писателей. Так, большинство стихотворений П. Захарова, написанных в 1990-е, 2000-е годы, набраны на компьютере, а некоторые из них существуют лишь в электронной версии. Компьютерная реальность такова, что неминуемы опечатки. Часть которых воспринимается как технические огрехи (ошибки), другая рассматривается в качестве спонтанного отступления или обрыва лирической мысли. Доминантная особенность удмуртского компьютерно-литературного процесса заключается в наличии отличного от «клавиатурных» русского и английского алфавитов удмуртской алфавитной системы. Степень ее понимания стандартным компьютером своеобразна: необходима установка специального файла, в режиме которого удмуртский шрифт начинает полноценно функционировать. В противном случае компьютер искажает текст, привнося в текстовую структуру оригинальный асистемный орнамент. Такая поэтическая альтернатива, текстовое пространство поэтических «неправильностей» иногда имеют место в компьютерном дискурсе П.М. Захарова: Но мынам туж потэ, њечезлы оскеме – Зарезьын љуанъёс бырозы шуыса. Мон, конешно, берто, шедьтыса эшъёсме. Мон, конешно, берто, мон, конечно, берто љыны ар но уз ортчы… Буш кылиз шуыса, мон ќй љут вераськон: Мон валай ми соин кык кузя вал .. Мон понна тќл кысћз кадь љуась тылсконэз, Куке со ож лудысь, вот, ќз берты … В целом, выделительная графика в поэзии П. Захарова (в современной удмуртской литературе) – одно из звеньев в цепочке явлений, связанных с амплификацией художественного письма как мультимедийного культурного пространства. Данный процесс, вне сомнения, имеет важный характер для полнокровного развития национальной литературы.

Критика

Алексей Арзамазов, кандидат философских наук

Другая среди своих

ерная река ночи. Река, на берегах которой растут кривые деревья. Небо без звезд. Небо как огромная черная дыра, вытягивающая из сердца, души светлые мысли. Ветер, играющий с лодкой судьбы: и вправо – ночь, и влево – ночь. Такая картина открылась мне при первом прикосновении к поэтическому миру Ларисы Ореховой – молодого удмуртского автора. Автора, чья интонация, чьи творческие сюжеты знаково отличаются от других удмуртских писателей. Однако эта «инаковость» сыграла свою отрицательную роль – стихи Ларисы долгое время оставались без внимания со стороны критики, не принимались удмуртским писательским истеблишментом. Объяснение несправедливому молчанию все же есть. Их даже два. Отсутствие собственной книги стихов, обычно сводящей поэта и профессионального читателя. И авторское увлечение очень разными культурными традициями, ярко оригинальный путь их поэтического опосредования. Греческие, латиноамериканские, китайские и японские, скандинавские мифические мотивы, культурные ритмы органично вписались в рамки, образные контуры удмуртской картины мира. Что, во-первых, еще несколько непривычно, не совсем характерно для удмуртской литературной истории. Во-вторых, непросто представить такого читателя, который адекватно смог бы и, самое важное, смел бы посметь распутать клубок тайных смыслов, сформированных на этом множестве мифологических источников. Не так давно тишина неприятия была развеяна голосами Петра Захарова и Арво Валтона. Стихотворения и наставления первого оказали влияние на становление Ларисы Ореховой как поэта. Хорошо чувствуя эстетическую ткань слова своей подопечной, Захаров в одном из своих эссе сравнивает поэзию Ореховой с лабиринтом, где среди высоких стен и глухой темноты читатель имеет шанс найти путь к истине, а может, напротив, заблудиться, быть раздавленным неизвестностью. Эстонский писатель Арво Валтон, кстати, большой ценитель изысков удмуртской литературы, также лестно отзывается о поэтических опытах молодого автора. «Лариса Орехова, – пишет он, – является в удмуртской – и во всей финно-угорской словесности – одним из самых последовательных обновителей поэзии как по форме, так и по содержанию. Охват ее существенный, порой схваченный страхом за будущее поэзии – от античной мифологии до импульсов повседневной жизни». Итак, главные отличительные черты стихотворного мира Л. Ореховой – интеллектуальность и культурная множественность. Теперь подробнее остановимся на основных культурных сюжетах: греческое. О родстве

удмуртов и древних греков (гелонов, будинов) буквально на днях вышла специальная книга (автор идеи и один из составителей – профессор Ю.С. Перевощиков). Если даже отбросить выводы об этнических и языковых параллелях (например, имеет место совпадение некоторых слов) близость древнегреческого и удмуртского мировоззрений очевидна. Она ощущается в пантеистической сущности обеих моделей мира – природный космос абсолютен, а отдельные боги – его составные части. И древние греки (Фалес, Парменид), и удмурты признавали приблизительно одни и те же первоначала – воду, огонь, ветер. Лариса Орехова соединила в своей поэзии греческое и удмуртское, нашла оптимальный ракурс художественного изображения их возможного единообразия. я – лесная девушка, из крупинок лучей солнца – мои глаза, из цветов затканы мои одежды… я крылатая, я огненная, жарким огнем горит – мое тело, прохладным ветром дышат груди. Природа – мой Отец, Земля – моя Мама, Лес – мой Дом («Если по Пармениду из Элея») Древнегреческое плавно переходит в измерение французских настроений: поздно вечером, когда солнце ушло в сторону Аида, по грязной земле – сач-сач! – ногами ударяя (словно на эшафот), домой я шла («На ночном поле»)

улетают в черный лес, в черное поле, кружат белыми бабочками-мотыльками над землей, стучатся в окна, двери, просятся назад. Ишаны или «что-то из прошлого» сковывают своим присутствием движения, мысли, чувства. Эрудированный в области литературы читатель, быть может, обратит внимание на хрупкое сходство поэзии Ларисы Ореховой со «сферами и мирами» грека Константина Кавафиса, француза Поля Верлена. Однажды попав в мистический мир Ларисы Ореховой (со мной это случилось несколько лет назад), ты воспринимаешь его пейзажи именно как поэтические. Краски этого мира отдают неземной яркостью, цветовой насыщенностью. Люди здесь не похожи на людей. Они живут эзотерическими смыслами, разжигают вокруг себя пожары нечеловеческих страстей. Они кричат без слов и плачут без слез. То превращаются в тени, то возвращают себе «нормальные» лица. Сначала очертания бытовых предметов становятся признаками тайной очерченности бытия: стеклянная чаша молчит «прозрачным и свежим умом», детские куклы – маски и парики умерших душ – устраивают жуткие карнавалы. Позже все вещи, предметы проваливаются в пустоту, в длинные пустые коридоры. Наступают горизонты, открытые пространства… Мистика Ларисы Ореховой обращена к реальности. Если угодно, такая обращенность – это форма ее отрицания. Чувствуется, что поэтессе (лирическим героям) некомфортно в пределах настоящего мира, в «паутине» современной цивилизации. Удел талантливых, творчески одаренных людей – одиночество. Его печатью отмечена поэзия Ларисы. в ваших глазах нет уже жизни – только пыль: словно на немытых долгое время окнах – хоть смотри через них, хоть не смотри. («Паутины») В завершение – радостная весть. В начале октября в Таллинне на четырех языках (удмуртский, русский, английский, эстонский) выйдет дебютный поэтический сборник Ларисы Ореховой. Будем ждать. 2007 год.

На эшафоте (изобретении французских инженеров), как известно, человек встречается со смертью. У Ореховой гильотина судьбы вспышкой металла рассекает время на сновидения вечности. Вечности в «греческом» (томление в подземном царстве Аида) и «французском» (тление Жанны д`Арк) вариантах. Тема потустороннего обретает особое звучание в стихотворениях, написанных в русле удмуртских религиозно-мифологических представлений. Души мертвых

Лариса Орехова

где долина верит в пророчество что когда вернется последний знающий свой язык саам снова станет все как прежде

которую искал мой бог на поезде… везущем в иной мир я хотела нестись за ней но черный поезд… рассеялся словно роса с улыбкой солнца

поднимется треугольный дом зажжется в очаге огонь и камни этой страны будут снова говорить с солнцем и ветром на языке саами

О СУОМИ, Страна лесных озер, Страна камней и черноглазых рек, Страна моих праматерей русалок, Играющих на гуслях для царей

Лариса Орехова – директор Удмуртского ПЕН-клуба, поэт, журналист, переводчик, заместитель главного редактора журнала «Инвожо». Книга «Ярдуртэм нюлэс / Безбрежный лес», которая вышла на 4 языках (удмуртском, русском, эстонском и английском) в Таллинне в 2007 году, получила большой резонанс в финноугорских странах Европы (Эстония, Финляндия, Венгрия). Ее произведения переведены на многие языки мира, опубликованы в различных литературных изданиях.

а трубочист H2SO4 весь черный от сажи ждет предвкушенья а огненный дождь H2SO4 это всего лишь мультимедийный фейерверк который нужен в сказке богов H2SO4

лапландия – твое лицо обветрено глаза бледны от снега волосы извиваются по всем твоим рекам и озерам губы – твои канавы защищающие от болот

душа – в камнях на спинах которых растут стойкие деревья боящиеся своей храбрости вырваться с корнем

3 Саами народу

ты ищешь свою страну ты хочешь видеть ее лицо как и я удмуртка ты желаешь узнать ее сердце далеко-далеко в тумане времени она растелилась как греющее одеяло и в ожидании встречи поет-свистит как зовущий ветер там в сиянии маленьких домов где огонь горит непрестанно сидят твои предки

иди туда куда сердце зовет найди то место где жил твой народ прочувствуй все что чувствовали они те двое в старости проводившие свое дитя в далекую чужую страну с последним саамом еще не забывшим свой язык но говорящим уже на чужом языке

9 они пели о боли что камнем лежит на их ложе не давая покоя костям

…семь голосов …и семь цветов …диктуют условия …проецирования …стихов …в пространство …электронных …носителей

и говорят на твоем языке плачут о том что ты не услышишь их песни не увидишь их радости не узнаешь их лиц которые скажут:

этот добрый северный ветер стелится всегда там где черная река замирает в тишине в ожидании своего хозяина

стала искать… искала ее в песнях русалок сновиденьях трав тайниках затерянных Пирамид башнях застывших снов…

но ни одна вибрация мне до сих пор не раскрывала метафизические тайны как язык удмуртских воршудов

Здесь радугой кружится вокруг солнца Мой дух, из берегов Чупчи, Мой дух, узнавший вас страна Суоми…

Повесть

я я в в в

сотнями тысяч мы умирали было не страшно сотнями тысяч мы умирали было не страшно сотнями тысяч мы умирали было не страшно

омывая мой разум небесным звоном… вы стучитесь ко мне голосом леса… голосом эха моей прабабушки-туно…

и умираем

ЗНАЮЩЕЙ (еще до моего рождения) что ждет меня на реке Река…

нестись по всем…………………но ……………………..од но временно ……… крыс и пауков сража……………………………….ов ……………обрести свет………..уе внутри ду………………………….уе ………………………………………ока си………………….яблока Востока …на красном блюдце – солнце и слить свечение песка………… в……………………………….костре предков тре ……………греющие……………….. ………….древние кости…………. ……………………………….знаний

Вы говорите о своей боли. Вьете коконы в моих волосах. Скоро они вырастут так что не нужно будет лестниц подняться в НЕБО и развеяться корнями в ОСНОВАХ финно-угорского мира…

пела я – и услышала вечность

Дина Перевозчикова

Нелюбимому Я кошка, я птица, Я маленькая-маленькая. Мое солнце плачет, Мои глаза молчат. Мои цветы не верят, Что снятся твоим звездам. Рассвет. Они не верят в рассвет. А я слышу, а я настоящая. Не люби меня. Казни меня. Казни вражским знаменем, Жертвенным пламенем, Секундой и вечностью, Лета конечностью,

Дина Перевозчикова сотрудничает с журналом «Инвожо» и Удмуртским ПЕН-клубом, пробуя себя в жанрах поэзии, малой прозы и эссеистики. В 2009 году при содействии Удмуртского ПЕН-клуба вышел в свет первый сборник ее стихов и рассказов «Собиратели мгновений». Поэзия Дины Перевозчиковой несет в себе сказочное, доброе начало, открывающее историю мгновений. Простых чудесных мгновений повседневной жизни. Рассказы Дины построены на абсурдных рассуждениях, вызванных необычностью ситуации и возвращением к образам детства.

Своей пятипалой тела конечностью, И в карман – невиновный, Случайно замеченный Секундой и вечностью. Кошкой случайно замеченный.

Бродяги Раскололась крепость орешника.

Панцирь

Кони-кони! Седла целы! Так скачите. Вверх. На ощупь. Кони-луга. Кони-рощи. Кони вольные. Нестареющие лошади.

Повзрослевшие сны монастырских трав, Пойте мне песни гнева, Песни зависти, песни страха, песни моей свободы. Я хочу, чтобы клён – молод, кудряв, Чтобы юные травы во чреве Созревали и знали живые чувства, настоящие чувства, а годы

Бредит разноликая толпа, Утверждаясь на роль словоблуда, Но меняя свое амплуа на отшельника каждое утро.

Про поэта

Каждое хмурое утро Воду настаивают в стакане. Задиры и робкие, открытые и с пробками Постигают мир – сокровищницу светлости.

И юные травы зарастут сорняком.

Слова – холостые патроны, Опасности вне, но возможно. Душу поэта не тронут, Безудержны, но безнадежны.

Землистого цвета, опухшего вида лица Окунаются в воды талого снега. Живется, пока смелость в кармане. Живется, пока совесть, которой должно разбиться,

Мне хочется чувств живых, мне хочется чувств настоящих. Снимите свой панцирь. Панцирь – удел рабов. Юные травы, оставайтесь юными, воспевая не только дарящих, но и просящих.

Душу глухого поэта Можно прочесть в каждой строчке. Деревья опять не одеты. Он спит, и все по цепочке.

Чтобы протянуть руку… руку будущему. Будущему туману памяти, Проясняющемуся к утру в стакане.

Кони-кони

Спит целый год после бури. Ни звука. А он со слезами Хотел звуки сердца послушать, Читать по глазам чьи-то души…

Заклеймят их сердца убеждением о том, Что зависть и гнев – грешники, Что не скроется страх от насмешников…

А было чинно, было слажено. Часовые заступали в башенных. Короли и дамы спелись.

А люди с пустыми глазами. Только косы поседели. Поседели даже весны, даже воздух. Телега обесколесилась.

Пролетела пчела. Или показалась? Но замерла пчела озадаченная: «Здесь прошел человек. Или показался? Ситуацией человек озадаченный?». Ты что, не слышал, как плачут зимой синицы? Ты что, не чувствуешь, как солнце ранит кожу земли? Дотронься ветра, не покорись ветру – и ты удивишься, Что ты волен как силы природы. Силен и свободен как они. Тепло воспротивилось холоду, И долгое время не было холодно. Дерево воспротивилось природе, И покуда стоит – не умирает – дерево вечнозеленое.

Для дочки Лошадь без хозяина Пошла гулять по городу, И не могла найти себя, Свою не видя тень. Давай с тобой придумаем Профессию фонарщика, Чтоб лошадь без хозяев Не терялась в темноте.

Ижевск – Псков В забвении обращаюсь к леденцовым осенним кленам, Внемлю шепотам их притуплённых, приторных в дреме ветвей. Шепотам, шелестам, свистам, теряющим свою кудрявость, Молодость теряющим, живость, радостность, свою весну. Хочется леса, яблок, баню, семью, заботу, Немытой на кухне посуды, ленты вместо брелка для ключей. Но змеи-железные дороги. Ядовитые, человекоядные. Поглощают человекоядные, съедают, мучат, не зная имён. Целуют голые пятки, щекочут щёки обветренные, Колыбельными убаюкивают, отравляют испорченной колбасой. Осень плаксивая, дымная. Дороги, тебя отнимающие, Лорка опять открывающие, крадутся грязными лапами впрок. Крадутся, теперь не отпустят. Бесконечные сети болотистые. В забвении обращаюсь к осени. Псковской осени. Теперь чужой.

На каждый крепкий орешек управа найдется.

***

Ты что, не видел, как взлетают в небо самолёты? Ты что, не знаешь, каким холодным может быть снег? Посмотри на звезды, прикоснись к звездам – и ты удивишься, Что не ты дотрагиваешься до звезд, А они протягивают руку тебе.

Лариса Марданова

Кулэ ни вырњыны – њигар ќвќл. Инкуазь кужым гинэ пыртћм потэ. Электроен сюлмам мертчиськемын сьќд пукыџ ньќл… Адњон, ачид тодскод, ветлэ артэ. Берпум кужмысь мон нёжтћсько выль кырњанме, Нош пумитам золтэм езэн вазе омыр… Син азьысьтым лыз бубыли сылме инме… Та виысен нош џыжектэ ымныр… 21.11.2005

4 Ныж пуртме нырысьсэ мон шери – Одћг пол ке но мед чилектоз Кортэныз. Лопырскоз сьќд ужаз уй пери – Сћялскем мылкыдме бугыртоз.

Лариса Марданова – егит кылбурчи, прозаик. Йылпумъяз Удмурт кун университетысь филологи факультетэз (1997), Москваысь Литературной институтысь литературая Вылћ курсъёсыз (2005), Москваысь экономикая но предпринимательствоя институтэз (2010). 2005-тћ арын Москва карысь одћгаз издательствоын «Кузялпот сяськаяку» нимо нырысетћ кылбур сборникез потћз. Нош 2008-тћ арын Эстон кунын 4 кылын (удмурт, эстон, њуч но англи) «Йыромон» нимо кылбур книгаез печатласькиз. Туннэ нуналэ со ужа Москваысь «Столичная энциклопедия» издательствоын валтћсь редактор луыса.

Туннэ уг жаля мон одћг но – Малпаськыны вуо усьсэ.

Вашкала кылбуръёс 1 Гожъякум улњисько. Мон мур шокчисько. Укноме усьтћсько. Вылће лобњисько. Та вие улћсько!

Мон вир возьмай, дун вуэз кадь ик, Нош лќптћсько шуныт сћльлэсь. Кызьы нимыз вал: Алла, Эрик – Юалоды Инмардылэсь.

Гожъякум улћсько. Гылњисько, пограсько – Дэрие усисько. Ньыльпыдес ветлћсько. Синвутэк бќрдћсько.

Кужым сётћсь мускытъёсын, шол, Выльысь пачыласько туннэ. Кылбуреным пото калык пќл – Шќдско, кесялозы гинэ.

Маи ке-а пќрме? Нош тќлње гужеме. Кылы выльысь пуме. Оло, ваньмыз юнме? Мон шедьто-а асме?

Пальпотыны солы выро на – Тодско ук: ваньзэс сиёзы. Кырња-шудэ ни мандолина – Кельшиз, луоз, выль курбонзы… 21.11.2005

Тћ эн оске мыным. Со ваньмыз – алдан. Огшоры кыл куадан. Уйшоре тэк њырдан. Поттћсько аслым дан. 12.06.06

3 Я, пыр ни мугорам, лулы. Жадид ни котырам весь лобаса. Тон огнаме кельтћд кема дырлы Укно дурам, улон радлы паймытыса.

2 Эн йќтылэ монэ. Урод мон. Монэн вераськыны секыт. Бышкись кылъёс но шедьто таман Котькуддылы. Мон – сьќсь быркыт.

Шузи жальмаз, долказ, дугдћз. Вунэтыса ваньзэ но ќвќлзэ, Синъёсыныз сћсъяз пыртћз Даурезлэсь секыт, лек шокамзэ.

Сабо, зћбо, оло, вандо но – Таиз минут озьы косэ.

Яратон синучкон: Тодматскон. Мур лулскон. Кышкатскон. Бышкалскон. Кунулскон. Пачылскон. Тулкымскон. Йќтскон. Матынскон. Палэнскон. Улон синучкон: Дышетскон. Юнматскон. Џошатскон. Ишкалскон. Сутскон. Ваменскон. Џогъялскон. Валатскон. Позырскон. Буйгатскон.

Коралоз уйвќттэс чилясь корт – Нош ик вир кисьтћськоз дурыныз Дэрие. Со вие куашкалоз излэсь борд – Сюрс аръёс со люкиз асьмемыз. Музъем черс сыноме выль виртэк. Нош ик пи сётћсько мон тћлед. Кутэлэ! Инбамысь со усиз ук, дунтэк – Шуккоды ни вылаз кырсь сумед.

Синучкон пилиськон 2.10.2006

7 Лулы мынам – горд шар. Вуж сћньысэн туж ляб Бордам со думемын.

Эктоды ньыльдон уй кисьтоназ. Выль курбон куроды на эшшо Мынэсьтым. Мон – Анай. Мынам ваньмыз – тросаз… Нош пуртме шерисько. Тумошо. 12.03.2006

Йырысь малпан – бутьмар. Визь-пырыез – манет, Шер-тур бырттылэмын. Мугор – арыкман куар. Сяськаосыз – љабыр – Улны дасяськемын.

5 – Кошконо. Кошконо. Кошконо. Кошконо. Кошконо, Кошконо. Кошконо. Кошконо. Кошконо. Кошконо. Кошконо. Кошко, но… Кошко! – Кош! – Но… 16.05.2006

Улон нош – оломар. Пумын-йылыз ваче Њуго-њугмаськемын. 18.11.2007

8 Мон нырысьсэ соку ќй кынмы. – Тон куалекъяд. Эбылям горд киостэ но Бордам каръяд.

6 Инсьќр синучкон: Вордћськон. Кизили љуатскон. Мур шокчон. Лопырскон. Золскон. Пачылскон. Тћялскон. Бурмытскон. Мозмытскон. Љутскон.

Вераны нош номыре тыныд ќй дћсьты – Туж жаль потћд. Тќдьы бубылиен поръяй Тон котыртћд. Кышноедлэн шуныт пушказ нош йыромо Зэмлык синъёс. Монэ но кыльыло ини Мукет киос. 2.12.2007

Елена Панфилова

*** Эн серекъя муртлэсь куректонзэ – Куке-соку вуоз ачид вылэ, Куке соку бќрдод вир синвуэн Эн серекъя муртлэсь куректонзэ! Эн серекъя муртлэсь чигиськонзэ, Эн кынь синдэ, эн кожы палэнэ, Куке вќзад кайгу кузёяське, Эн серекъя муртлэсь куректонзэ! Эн дћсьты, кылћськод-а?! – Со озьы тынад сьќлыкъёсыд понна но курадње…

Панфилова (Миннигараева) Елена Васильевна родилась в 1976 году в селе Малая Пурга Удмуртской АССР, детство прошло в маленьком посёлке Сосновка этого же района. Известный в Удмуртии и финно-угорском мире журналист, поэтесса и прозаик. Член Союза журналистов России. Парламентский корреспондент, собкор «Финно-угорской газеты» (г. Саранск) и заместитель главного редактора республиканской газеты «Удмурт дунне» (г. Ижевск). Поэтические произведения, рассказы, очерки и новеллы печатаются под псевдонимом Елена Панфилова на страницах газеты «Удмурт дунне», журналах «Кенеш», «Инвожо», «Ашальчи». Стихи вошли в антологию удмуртской поэзии, переведены на эстонский язык. Как общественный деятель является членом исполкома Всеудмуртской ассоциации «Удмурт кенеш» и правления общества удмуртской культуры «Дэмен». Активный участник международных конференций, зарубежных стажировок, автор нескольких проектов, организатор круглых столов и обучающих семинаров. Лауреат премии Общества М. А. Кастрена (Финляндия) в области журналистики за 2002 год и лауреат Главной премии Общества Кастрена в области журналистики за 2009 год. Лауреат Первой премии Министерства национальной политики УР среди печатных СМИ (2002), победитель целого ряда других республиканских конкурсов. Награждена Почётной грамотой Правительства УР (2010). Автор книги-повести «Мумы» («Женское начало») (2008) и сборника стихов «Мон – улћсько!» («Я – живу!») (2010).

*** Я, мар-о мон та улонын? Одћг шапык Дунне зарезь пыдсын. Я кин-о синйылтоз сое? Инмар-а кожаськод? Адњоз со оглом зарезез гинэ. Бен, оло, удалтоз ик – Ву пыдсысь Огшап лќпто мон вылће, Бамзэ вуэн инмар пылатыку. О, кыџе шумпото: Мон улћсько! Уно шапыкъёсын уртче Мон берен пазьгисько Сьќд зарезе. Я, мар-о ми та улонын?!

*** Пыдэстэм бекчее тэтчисько: Лобисько, Лобисько, Лобисько... Шќдћсько: тани, тань шуккисько, Синъёсме киыным џоксасько. Уралтэм кќшкемыт сьќд изъёс

Пиньёссэс мон понна ни шеро, Ма бен, тани усё ни, усё, Огшокчем, – Уг но вутты шуса, дыр, ќй-йо! Пазьгисько но сылмо. Но уг ву на, уг ву на пумыз Дуръёстэм, пыдэстэм корт гумы... Я тани, я тани шуккисько – Малы ке нош ялан – лобисько. ...Мон выльысь бекчее тэтчисько, Лобисько, Лобисько, Лобисько... Сайкан Малы монэ дышетћзы Чеберезлы но њечезлы? Малы монэ оскытћзы Умоезлы, чылкытэзлы? Сюрес вылэ султытћзы, – Я, мын, – урдсам на мырњизы.

Мон вамыштћ, оло, лоби, Бурдъёс кузьмаз бадњым оскон, Но, тып! дугдћ… Улон кузя Шеде вылэм на пќяськон. Мон пальпотћ, мынћ азьлань. Малпай, со шуналоз љоген, Но тып! дугдћ… Улон кузя шеде вылэм на вузаськон. Мон синвуме џуши лушкем, – Инмар адњоз ай, – шуылћ. Но тып! дугдћ… Улон кузя шеде вылэм на вожъяськон. Дугдћ. Ќз ни тырмы кужмы Выльысь бурдъяськыны. Дугдћ но кќтљожен тырми: – Малы монэ дышетћзы Чеберезлы но њечезлы? Лякытэзлы, чылкытэзлы? Дышетћзы но … лёгазы. Њукыр-њакыр њукра питран, Њукыртыса лыдъя дырез. Уробоын пичи пинал, Оскись синмын учке шорам. Малы мон дышетом сое?

Визьмо юртын Визьмо юртын Визьмо йыръёс пуко, Визьмо кылъёс Укыр визьмо кисьто, Нош мон – Визылъяськись визьлэн дураз. Малпай, вылды, Визьмо визьёс пќлын Луо эшшо визьмо. Но синъёсы ялан Укно сьќры кыско, Отын – тэтча, берга но серекъя Нылаш. Шораз кема-кема на жальмасько… Визьмо йыръёс Визьмаськыса пуко, Визьмо мадё, Визьмо кылзо. Визьмо вушъё… Нош мон – шузи, Пичи ныллэн Пичи эктэмезлы вожъяськисько…

Чукырна – шат мон? Чукырна музэн векчи луо пќлын Ватћськем но вунэтэм тыын Даурме, дырме но чеберез Валаны выри – Огшоры улћ. Сьќд эзель лэзиз кин ке тыэ, Куасьмыны ќдъяз пичи доре.

Жомбыляк выри вазиськыны Инмарлы:

(Ортчо толэзьёс. Мон нош ик кутћсько ручкаме)

– Берыкты дуно дорме, дырме, Утьы вал пичи пиналъёсме, Чукина я чукина вуэ, Шокчеме потэ!

Улмо... Сии сое Тысьёсыныз валче. Вордскиз пие – Улмо кадь быг-быг бамъёсыз...

…Инмарлэн ужез пумтэм-йылтэм, Чукырна… ымтэм но кужымтэм. Жомбыляк уг ни вазьы тыын – Пыдэсыз пенње шунды шорын… Мон ќй утчалля аслым бырон. Чукырна – шат мон?

Мон – шудо! Малпай вал, Луо туж шудо. Малпай вал, Ачим со шудэз дуро, Но, Инмар шуиз, вылды: – Эк-кой, дыды, Шкылалоз эшшо, Мылкыдзэ синвуэн пыџато, Адњо, кыџе гуръёссэ кырњалоз на со. Но… Мон туннэ ваньмызлэсь шудо! Синвуэн воринъясь шудме Инмарлы удо – ю, ойдо!

Кикур быдња кагаз Кикур быдња кагаз Љож синвуме поттэ. Пичи гинэ сюлэм Вань мугорме сюпсе. Кикур быдња кагаз, Малы тонэ лыдњи? Ой, сюлэмы мынам, Тонтэк, дыр, туж капчи...

*** Чырсо ческыт улмо – Џыжыр вия дыльды. Мон куаџ-куаџ куртчисько – Буйган тулкым Погыльтћське кќс мугортћм. Пушкам сылмытћсько Быгыт бамзэ, тысьсэ. Кќто мон луисько – Тысь выжызэ лэзе...

*** Монэ валасез валалоз дуннеез, Дунне нош уз вала монэ. Ќвќл сюлэмлэн нокыџе серметэз – Потэ ке, лобе со кыре, Уг кылзы пичи но дунне катъёсты, Кылзоз-а меда тонэ? Монэ валасез валалоз дуннеез, Но нокин уг вала монэ.

*** Тон – кивалтћсь, Сыџе визьмо, Йќно. Дорад вуо, Куро кинюртэмдэ, Коньдон, Шорад мынямъясько Но вожъясько – Йќнлыкедлы, Пуконэдлы, Коньдонэдлы, Эшшо дасо пала «лы»-лы. Нош тон – Сыџе шудтэм. Толон Ќз берт картэд. Шедьтэм со шузизэ…

*** Шыпыт гинэ вќзтћм кошке Улон. Мон кеськисько: «Я, сыл ай, Огшаплы ке но, синмад учко!» Уг кылы со…

Владимир Михайлов

Анастасия, учкы тќршорад, Калык тросаз люкаськемын дорад. Љыны даур огпол гинэ тырме – Ваньмыз њечкыласа кидэ кырме.

Њырдыт њечкыласа, Гурын тыл эктоз, Кынмем бераз шунаса, Киы пуэктоз.

Анастасия, вань сюлмысьтымы Юн тазалык, шудбур сћзиськомы, Йыр вадесад – чылкыт чагыр инбам, Улон ќрад – сайкыт, чебер малпан!

Пичиез сямен, анае Уллялоз гур дорысь: – Сиськы ни арня џукнае, Шуналод бќрысь.

Тодон-валан будоз, пушъёз йырын, Классэ ке дышетћсь пыриз выльысь. Сьќрпал кизилиос доры лобом, Уно тунсыкозэ шедьтом отысь, Ми џуказе эшшо выльзэ усьтом, Классэ туннэ пыриз ке дышетћсь.

Њоз – вуриськись Вордскем нуналад

Гожмалоз ай куке кисыри Та льќльмыт бамъёстэ, Сћзьылэд пужмерен ке пыриз, Тќдьмаса йырсидэ. Владимир Михайлов – известный радиожурналист, поэт. Его произведения включены в хрестоматии для дошкольников и книги для внеклассного чтения, некоторые стихи переложены на музыку. Перевел ряд произведений русских, марийcких и венгерских писателей. К 100-летию со дня рождения А.С. Пушкина подготовил сценарий радиофильма на удмуртском языке по повести «Капитанская дочка». Всероссийское радио передает по его сценарию радиоспектакль для детей на русском языке «Лќпшо Педунь и Алдар». В Удмуртии его знают по авторской сатирико-юмористической программе «Ладилэн азбараз». За заслуги в области радиожурналистики и литературы В. Михайлов награждён Почётной грамотой Госсовета УР, отмечен значком «Серебряное перо» Союза журналистов РФ, удостоен почётного звания «Заслуженный журналист Удмуртской Республики». В. Михайлов – член Союза писателей России, лауреат республиканской литературной премии им. Владимира Романова.

Адске улон сюрес

«Айбат ай со, – айбат агай шуэм, – Сћлё луи, скалэ ќз лу арам».

Эшъёсы џемысь валэктыло: – Пельтћськод мќзмыт мылкыд кылбуръёсад. Умойгес, дыр, луысал, оло, Пальпотон буёл но пыртыса.

Бакча берын сылћсь мунчо бордаз Ог нуналэ мерскиз шимес тылпу. «Айбат ай со, – айбат агай вераз, – Выльзэ мунчо мон пуктысал ай ку?»

Котькќня тћ валэктэ мыным – Кылбурме вужзэ уг тупатъя ни чик: Пушкысьтым со ваньмыз потэмын, Нош соос пушкын – мон быдэсак ачим.

Кунэрессэ солэсь адњем ќвќл, Чип тќдь пиньёс котьку но чиляло. Куректонэз чик валасьтэм со, шол, – Секыт дыре синъёс серекъяло.

Зэм, вужзэ уг ладъя кылбурме, Со пушкын – азьло улэм дыры. Пумозяз вуттћ ке даурме, Соосъя адскоз улон ќры.

Учыръёссэ люкад ке огинэ, Роман, верос я повесть пќрмысал. Нош мон гожтћ вакчи кылбур гинэ – Айбат ай со – чик гожтытэк но кыльысал.

*** А.М. Гребиналы – зарни юбилей нуналаз

Анастасия, учкы укное, Нюлэс куасэн ќте ни куное. Тќдь шубазэс дћсям веськрес кызъёс Хороводэн џош берганы витё.

Лымы сузясь липет йылысь усем, Пыдзэ чигтэм. Тае но кылыса, «Айбат ай со, – айбат агай шуэм, – Ведь чыртызэ но чигтыны быгатысал».

Анастасия, учкы ульчае, Скверын куакъёс сыло ни кульчоен. Вайзы вылэ бырттылэмын чигвесь – Юбилейдэ пумитаны дасесь.

Скалэз солэн вож клеверен тордэм. Я, пуртъяны коть вуиллям, ярам.

Дуннелэн огпырыез

Нош али сћзьылозь кыдёкын – Кын кортэз но куртчод. Ас ардэ бен сётоз тыныд кин? Кин зэмзэ вералоз?

Черсэз котыретћ берга улон, Солы кин ке, маке шат люкетэ? Соин валче ик бергасько бен мон – Солэн лул пырыез, ог люкетэз.

Трос аръёс џоже ай асьмеос Егитэсь ик улом, Со понна, шуккыса сюмыкмес, Вордскемдэ но пусъём.

Черсэз котыретћ берга дунне. Вылез улње, вужез кысэ отын. Огпырыез палдћз ке нош туннэ, Маке шат воштћськоз та улонын?

Доре – лымшоре

Я, гужем но вуиз. Шундыен пылатэ Италмас возьвыло музъемез. Нош монэ табере лымшоре ни вите – Сюлэмлэн бурмытћсь эмъюмез. Куаръёсын шильырто но отё саюлэ Пипуос, топольёс, чияпу. Ар куспын мынэсьтым мќзмыса, дыр, сылэ Емышо сад шорысь вож кызьпу. Вазь џукна потыса, мон тэтчо тыметэ – Мугорез юзырак со кароз. Тымет ву аслэсьтыз гажамзэ возьматэ, Котырам лэйкало тулкымъёс.

Бен воштћськоз, ай, кыџе воштћськоз! Токма пиртэш инты-а, мар-а со? Инмысь кизилиез солэн кысоз Но шуялоз буртчин италмасэз.

Палдћз ке дуннелэн огпырыез, Ой, кќня воштћськоз та улонын. Соин ик ваньмыз-ваньмыз та дыре – Улон-дунне берга мон котырын.

Дышетћсь

Школа коридортћ шуккиськыса, Жингрес гырлы куара питыртћськиз. Пиналъёслы мусо пальпотыса, Классэ выльысь пыре ни дышетћсь.

Мон отын мурт ќвќл, мон асьме адями, Бускельёс вазьыло каньылэн. Шутэтскын лымшоре ни потэ бертэме – Вордћськем атыкай гурт палам.

Гужлась омыр но кариськиз шыпыт, Еж ерпечка но серметаз ассэ, Школа пушкын пачыл луиз югыт: Со – дышетћсь выльысь пыриз классэ.

Доре сюрес

Сюрес питыра азьлань, Тубе гурезе. Љоген мон вуо гуртам, Султо гур азе.

Вало возез тон нош ик учкы вал Пќсь шундыё шулдыр гужем дыре: Солы чырткем њозъёс уен-нунал Вуро пќртэм сяськаослэсь дэрем. Тулыс возьлэн одћг гинэ дћсез, Вож куаръёслэсь со куэмын луэ. Њозъёс чеберлыкез туж валасесь, Џуж сяськаос быртто пильыс вылэ. Бќрысь та дэремез вошто, кылё, Пужыято пќртэм буё сяська. Чибор-тќдьы бурд бубыли уллё Синмаськыса эктылыны васька. Шур котырын гужем нуналъёсы Ноку уг чалмы вуриськем ужгур. Асьме понна выльдэ-чильпа озьы Њоз-вуриськись Вало возез котыр.

Њеч кыл

Уз адње ни сое шунды сиос, Уз, љытъёсы уз пумита толэзь. Кин ке њеч кылъёсты ичи кылоз, Сюлмыз чепыллямон мќзмоз солэсь.

Бен, татын вань узы но, палэзь но губи, Эмезен но узыр та котыр. Пруд дурысь пичигес гурезе ке туби, Борыен утялско ни кќттыр.

Айбат ай со…

Айбат агай – калык сое нимаз, Сьќрлось гуртысь вуэм воргоронэз. Чиль сьќд куака мыйыкеныз со ќз, Мылкыдыныз паймытылћз гуртэз.

Љќк вылэ ни выдоз котрес Зыретэн табань. …Малпанме сэраса, сюрес Питыра азьлань.

Тунсыкозэ со котьку дасялоз, Паймымонзэ мадёз, шедёз дырыз. Пинал синъёс тћни ук чиляло – Дышетћсьсы выльысь классэ пыриз. Тодон-валан уг быгыльскы садын, Шудо зорен уг вия со инмысь.

Дыраз верам њеч кыл Куинь ар шунтэ вылэм, Ало ке но њечкын – Уг шымырскы сюлэм. Пичи вормон понна Шќдћд ке ушъямез, Капчи луоз тынад Азьлань вамышъямед. Мылкыд љутске, поръя, Њеч кыл ке кылћськод. Лексэ кылон дыръя Кыџе-о луиськод? Лек кыл ке веразы Ќжыт янгышакуд – Шальтрак юскиськозы Тынад суй-пыдъёсыд. Њеч кыл тонэ шунтэ. Лекез нош – пушнера, Векчи венен бышке, Њеч малпанэз кора. …Пушнер сэрпалтэмын, Шиме но ишкалтћ – Одћг ке но лек кыл Уз поръя омыртћ.

Алексей ельцов

Удмуртский детский поэт, поэт-песенник, прозаик, публицист и переводчик, Заслуженный журналист Удмуртии, лауреат литературных премий имени М. Кастрена (Финляндия) и Владимира Романова, почётный работник общего образования России, член Союза писателей России, автор более десяти книг стихов и прозы для детей и взрослых.

– Нош малы со йыгаське, Кинэн озьы вераське?.. – Огназ, дыр, кырын мќзме, Ойдо, корка пыртоме.

– Вот чудак – гонял бы тучи, Ворошил в полях жнивьё… – В одиночку ветру скучно, Вот и просится в жильё.

Кќжыпог сиём

Гороховый колобок

Питрес, котрес, џуж тусо, Турнаку ныжа кусо. Жиль жильдом пуртэсъёссэ, Кќжыпог сиём усьсэ.

Плети спелого гороха – Их косить косою плохо. Но очищены стручки И намолото муки…

Пыралом котькуд юртэ, Веръятом быдэс гуртэз. Тон но лык – уд лу мултэс: Удалтэм кќжы пуртэс.

Из гороховой муки – Объеденье колобки… Всяк отведай – плохо ли! – Колобок гороховый.

«Крокодил»

Огречез пили шори – Њар-р! поттћз со пиньёссэ. Мольк! учке ни мон шоры – Адњем уго нырысьсэ.

Вдоль огурчик режу без забот – Семечки внутри как ряд зубов. Будь не огурец, а крокодил – Он меня бы тут же проглотил!

Ческыт чечы

Сладкий мёд

Коџо

Сорока

– Оли, ойдо, лык татчы, Песятай ваем чечы. Анай вуэмлэсь азьло Ойдо сое веръялом.

– Сядь рядком подружка, Оля, Дед мёдку вчера принёс. Пусто в доме. Мама в поле – Пробуй! Лакомься всерьёз!

“Кыџыр-кыџыр!” – вазе сикын, Кузь быжызъя малпай – кикы. “Кыџыр-кыџыр!” – вуиз гуртэ, Ма, со коџо – ивор вуттэм.

Сорока держит ушки на макушке, И постоянно всюду и везде, Сорочий хвост похож на хвост кукушки – Да вот сорочьи сплетни на хвосте!

Кутћзы бадњым пуньы, Кутскизы омыръяны. Ныр но, ки но наштамын, Омырто, уг ке но мын.

Ложки ёмки и велики. Тот едок, другой – едок… Липки щёки, пальцы липки – За ушми пищит мёдок!

Шырчик

Скворец

Џап! Колилэн ныр вылаз Бызгетыса муш леказ. Сэрпалтыса пуньызэ, Зар-зар кисьтэ синвузэ.

Пчёлка вьётся: – Мне немножко… Жалко! Вот тебе, нахал! Коля бросил на пол ложку, Визгом кошку напугал…

Нимало ке но шырчик, Шыр уг сииськы мон чик. Нымы-кибы быдтћсько, Тулыс гуръёс кисьтћсько.

Я в скворечне гнёзда вью, В тех местах, откуда родом. Мошек, гусениц ловлю – Не вредите огородам!

Ческыт ке но чечыед, Сук* эн выр ноку, пие.

Вот такие, брат, дела: Мёд – пчела, и яд – пчела!

Лымыпог

Снеговик

Пичи арганчи

Маленький гармонист

Апачшур гурезьын Нунал лумбыт шудћм. Ву њиза гын пќзьысь, Мон быдэс ни тќдьы.

С друзьями выйдем на заре Кататься к снеговой горе, Играть, тропу в снегу тропить И бабу снежную лепить.

– Вики-ваки, вики-вик, Арганэн шудэ Вовик: – Џок, ойдо, уг ке пќрмы, Будћ ке, одно вормо.

– Вики-вики-вики-вак… Жаль, баян тяжеловат. Но и он – приди послушать! – Пальцам Вовика послушен.

Тумошо лымы ныл Бамалэ ми љутћм. Кышкасько бертыны – Шедьтозы сќрыны.

Давно зовёт к обеду мать, Одежду можно выжимать… Но что, коль глупая рука Разрушит нам снеговика?

Кин-о йыгаське?

Кто стучится?

Шыр

Мышка

– Анай, кин-о йыгаське, Асьме доры куриське? – Ма, пие, со тќл озьы, Тќл юмша корка азьын.

– Кто стучится к нам в калитку, В гости просится с утра? – То, сыночек, ветер злится, Ветер бродит по дворам.

Кушманлэсь лэсьтћ мон шыр: Дыльдые вия ни шыр-р!.. Мон коџыш ке луысал, Со шыреным шудысал.

Мышку вырезал из репки – Этой мышкой белой, репкой, Если был бы я котом, Наигрался б я потом!

Суред: Александр Андрюшкин.

Перевод Анатолия Демьянова.

*В книге это значение “аштэм”.

Вениамин Тронин

Екатерина Эмырова

Вениамин Тронин – кинорежиссер и сценарист, Заслуженный деятель искусств Удмуртии, Председатель Общественного Совета по культуре города Глазова, Член Союза кинематографистов России, директор Удмуртской студии «Киноглазов». «Поэтом себя не считаю. Может быть, стихов бы и не было, если бы не простои в кино. Это не касается миниатюр, каламбуров, шуток, шаржей, которые случаются сами по себе. «Люблю в шутливой форме о глубоком я больше, чем серьезно о пустом». Но это же не поэзия…»

Эмырова Екатерина Павловна (Эрина Чачабей), вордћськи 28 шуркынмонэ 1988-тћ арын Пичи Пурга ёросысь Алганча-Игра гуртын. Удмурт кун университетысь удмурт филологи кылосбурлэн мадьяр люкетаз 5–тћ курсаз дышетскисько. 2009–2010–тћ аръёсы Мадьяр шаерын, Будапештын, Балинт Балашши нимо университетын мадьяр кылэз дышетћ. Со вакытэ ик тодмо мадьяр берыктћсен, Петер Рацен, џош берыктон удысын тырши. 2010–тћ арын Фридеш Каринтилэсь «Егит муртэн пумиськон» новеллазэ берыктыса, куинетћ инты утћ. 2010–тћ арын Аттила Йожеф нимо огазеяськонэн радъям берыктон курсъёсы пыриськи (JÁK műfordító tábor). Удмурт но њуч кылын кылбуръёс гожъясько. 2008–тћ арын Удмурт ПЕН-клублэн юрттэменыз «Гќгќрсин» нимо удмурт кылын кылбур бичетэ потћз. Удмурт кылосбурен радъям но калыккуспо «IFUSCO» конференциосы пыриськисько: Саранск 2007-тћ ар, Хельсинки 2008-тћ ар, Петрозаводск 2009тћ ар. Фольклорно-этнографической «Чипчирган» ансамбльлэн ёзэз луисько. Та вакытэ Эрик Батуевлы сћзем диплом уж гожъясько.

Кумышка Куда несет состав? К какому краю? Сегодня ночью я, пожалуй, понимаю, куда летит огонь. И потому не спорю, не ворчу, не ною, А все тому виною – попутчика удмуртский самогон.

Homo homini... Удмурт молчит. Ельник поет. Смотрит в огонь старая финка. Человек человеку не брат, и не враг, и не волк. А половинка. Воробей Как-то в грудь мою с мороза запорхнул воробышек. И тянет, и тянет свою безутешную песенку. Он зачирикает весело весной…

Или, может быть, летом. И выпорхнет в звонкое ясное-ясное небо.

Новый год Почти метель… Дородная купчиха-ель разводит ошалело в перстнях дешевых лапы. Под шубой мается селедка, и салаты на подоконнике вдыхают хмель. И в белый свет, как в грош, пальнет бутылка, посыплется огонь, сверкнет в глазах вино. И новым счастьем все одарятся так пылко, как будто бы прокисшим может быть оно. Земной поклон пьянящему напитку. Все только впереди. И будет так легко: верблюду – сквозь игольное ушко, и человеку – через главную калитку. …Уже не дура-баба – ёлочка-сестрица резвится на ветру. И снится, снится, снится, как хочется стряхнуть ей с плечика монисто.

Трус отчаянный Каков боец! Ну, просто прелесть! Я удивлен. Мон поражен. Он боится своей несмелости. И прет потому на рожон.

*** ...Твой пульс в моей руке, и мне уже легко.

Об искусстве Если в прелесть впал богатырь, надо нести не надежду… А нашатырь.

*** Мон – берпуметћ фараон, Чебереным паймытћсько. Эксэйныл, Клеопатра мон, Египетэн кивалтћсько. Ческыт зыно мугорам Зарни луо лякиське. Тќдьы лотос сяська Котырам вќлдћське. Йырсиосам азвесь Пумтэм бырттылэмын. Пиосъёсын дунне Чылкак тымиськемын. Цезарьлэн эксэйлыкез Мынам киосам кутэмын, Яратонлэн зэмлыкез Кыен гадь вылам понэмын.

*** Тон монэ эн йќты, Пушнерен суто. Тон монэ эн ваты, Пилемлы пќрмо. Мон сьќры эн бызьы, Тулкымез уд сут. Мон сямен эн бќрды, Сћльтќлэз уд кут.

Тон монэ эн сьќдма, Мон – тќдьы лымы. Тон монэ эн буя, Мон зарни шунды.

*** Мон тонэ миськи, Гылтћ дун вуын, Нош тон бездћд. Мон тонэ куасьтћ Шунды тылсиосын, Нош тон гужад – Мон тонэ буяй Сяська буёлъёсын – Ќз кутскы, џок. Мон тонэ герњай Йылсо веньёсын – Пќрмиз комок.

*** Лиралэн тулкым вылаз Лирика мытэ гурзэ. Лэйкатэ синвуосты, Њыгыртэ бќрдћсьёсты. Лиралэн тулкым вылаз Лирика шудэ гурзэ. Льќльмыт вќтэсэн, вылды, Шобыртэ синмез.

Лиралэн тулкым вылаз Лирика кырња гурзэ. Чагыр гурезез выллем Котыртэ вќтэз…

*** Муш бичаз, бичаз чечы Йырсиме буяз. Оло, со понна али йыры Џуж пиштэ шунды шорын. Вож изэз лушказ, лушказ лек кый, Синъёсам пазьгиз. Оло со понна али синмы Вож чиля шунды шорын. Тэль кузё сииз, сииз эмезь, Ымдурме буяз. Оло со понна ымдуръёсы Гордэкто шунды шорын. Адями шудћз, шудћз монэн, Сюлэмме кынтћз. Оло со понна али сюлмы Уг ни шуна шунытын.

Майя Московкина

Неожиданно и дерзко

Нежно руку подала ему… Вдруг, на нос, – пчела в «матроске» – «Ах! – я крикнула, – боюсь! Не фиалка я! Цветочком Неприметным притворюсь. – Улетай, не надо жалить. Не испорти макияж!» – Лучше б я осталась в зале, В грезе той, где образ Ваш…

Ветер створками стучал, Что июнь начало лета, Словно он не замечал. Было холодно и жутко, Лишь вечерний желтый свет Шел, качался словно утка Лапой, разрыхляя след. Полз, летел, а даль звенела, Что на небе больше нет Серых туч. Худое тело Проглотила ночь – рассвет!.. И в зевоте сонной утро Вновь погладило окно. Вяжет солнышко лучами Золотистое сукно.

Никому не скажу. Да и слов не найти, Как тоска мою душу терзает. Я готова к тебе Днем и ночью идти, Но пути в твое сердце не знаю. Да и ты не узнал Ничего из того, Чем делиться с тобою хотела. Помню ворох сирени Влетевший в окно. И закат, что зарделся несмело.

* * * Майя Московкина – поэт, член Союза писателей России. Уроженка Перми. Окончив Пермское музыкально-педагогическое училище, вместе с семьей переехала в город Глазов. Затем поступила на музыкальный факультет ГГПИ, работала преподавателем института и музыкальной школы, также – артисткой и солисткой во Дворце культуры «Россия», при котором создала эстрадный вокальный ансамбль. Майя много гастролировала по стране (СССР), была солисткой украинского радио и телевидения, участницей программ Интервидения, создала не один эстрадный коллектив, среди которых был и ВИА «Дрозды» при Ижевской филармонии. Оставив в 1982 году сцену, она создала в Глазове первый в республике детский театр эстрады, просуществовавший 10 лет. В 1994 г. М. Московкина закончила Пермский государственный институт искусств и культуры. Кроме сцены и музыки, ее занимает поэзия. В 2001 году ее стихи публикуются в коллективном сборнике «Ожерелье судьбы», а 2002 году – в сборнике «Берег». В 2003 году в свет выходит первая книга поэтессы – «Когда струится свет любви», которая в 2005 году была переиздана новой редакцией. 2006 году – сборник стихов для детей «Под солнечною радугой», в 2008 году – сборник стихотворений «Дыхание любви».

* * *

Неделю, месяц плачет дождь. Кто в небе возмущается? Трава поникла, в поле – рожь, А лето не смущается. Сковав эмоции, молчит И выжимает платьице, И филин ночью не кричит, Луна за тучи прячется. Шепнула б солнцу: «Выйди, встань! Засоня, непутевое! Тепла всем хочется. Достань, деньки для лета новые. Да не такие, как вчера – Дождливые, плакучие, Где мокрый лист ворчит с утра И спорит с грозной тучею. Как надоел мне этот спор! Тепла и ласки хочется – Вставай же, солнышко. Вставай! И перестань ворочаться.

Прислонилась опять к березе. Слышу шепот ее внутри: «Не роняй, дорогая, слезы И глаза поскорей утри. Боль твою понимаю, плачу, Но в слезах моих жизни свет, Оттого, что стоит задача – Соком вылечить всех от бед. Да еще бы отдать смолою, – В ней ведь тоже, какая сила! – В чаге, попросту. Не одну я, Эту тяжесть в себе носила. Вот и ты, ты не плачь, подружка, А подумай! Раскинь умом-то – Чем наполнишь ты жизни кружку? Что отдашь, то потом возьмем-то…» Ствол ее обняла. И в сердце Сразу радостней, легче стало. А она, та березка, ветви Мне на плечи сложила устало.

Я упала в траву на поляне, Надо мной кроны белых берез, Облака в кружевном сарафане, Косяком проплывают. До слез Сердце трогает эта картина. Руку в сторону. – Боже мой, гриб! Да огромный! И пахнет осиной, И дождем. Так к руке и прилип. Ни один червячок, ни букашка Не проникли ни в шляпку, ни в ствол. Был он чист и невинен. Бедняжка, К сожаленью, удел его – стол!.. Я упала в траву надышаться Этим сладким коктейлем земли – Сочных трав, спелых ягод, набраться Новой силы. Поют соловьи, Иль дрозды? Может иволга, сойка? – Я не знаю. Как здесь хорошо! И стрекозы порхают. Их столько!.. – Что ты, милый, так поздно пришел?!

Приняла! Как мальчишеский жест, Озорство, Но сиреневый дождь одурманил – Я стояла хмельною Под этой листвой, Голова была словно в тумане. Никому не скажу. Только раз был рассвет Неожиданным счастьем с тобою. И растаял, как сон. Я сиреневый цвет Чередую в одежде с тоскою…

* * * Сказала только слово наугад, А вышло, что попала прямо в точку. И спрятала б, что молвила назад, Но время все спешит и пишет строчку.

* * * На лугу растут ромашки, Васильки, фиалки, кашки, Колокольчик, одуванчик – Вот такой цветной диванчик! Я сижу на том диване И любуюсь утром ранним, И хочу с лимоном чаю И при этом точно знаю, Что нельзя есть кашку ложкой, Колокольчик не звенит, На одной ромашка ножке Балериною стоит… Я прижмурилась и вижу: То не луг – роскошный зал, И ко мне идет, навстречу, Статный молодец – сказал: «Вы, танцуете?» «Конечно», – легкой бабочкой, к нему. Опустила глазки.

В ней грусть и одиночество. Поверь, Они не прибавляют оптимизма. Плутают в безысходности, но дверь Вновь настежь открывают афоризмам. Мне кажется, ловлю их на краю, На самом острие высокой крыши. И голос мой не плачет, я – пою, И к звездам поднимаюсь выше, выше… Вот чувствую – взмахну сейчас рукой И сразу оторвусь, в полете зрима. Наверно, вот такою, вот такой Меня ты полюбил, как одержимый.

***

И то, что я умер – еще ничего не значит… Всё это – начало беды небольшой и чужой. Но только не стоит заламывать молча руки, Когда я в досках без воды проплыву пред тобой…

Ижевское поэтическое объединение «Чайка» Андрей Суднищиков

Простить человека единожды – проявить истинное понимание; простить дважды – проявить истинное безволие. Андрей Суднищиков

Дождь будет идти. И кто-то решит выпить чая, А тело мое уже с лестниц на чьих-то плечах… Мы всю эту жизнь добросовестно так и молчали О стольких невзрачных и значимых мелочах…

Попредай-ка первенько. Я – пообжидаиюся – Мне не долго маятися, – ты же, радостинка, – Болотище чувствища чвакает и жидится… Аки подвела меня последняя тростинка.

Мы жили ни порознь ни вместе – копили, кропали – Я был надоедлив, а ты была слишком нужна… Мы встретились и разошлись, а вот мне отдышалось… Под солью слева в груди расшуршалась зола…

Взглядчиком на небрице юркнул, вспомнил Богово, И от словных катышков, понабитых в глот, Откровил откровенничком. Возвернувшись к каиву, – Яки верить, ежели каивствал лишь рот…

Копи ее серую да не в своих ладонях. Живи да не ей, да прости не меня… Смотри мне во след, если это все так же не сложно – С усталой недоулыбкой о чем-то меня кляня…

***

Удаляюсь в удаленье удлов, Да покрепче затянув рукава. Говорите мне еще про любовь – ЛЮБОРИТЕ мне еще про слова.

Буханками разбухнут облака, Трава всю землю кружевом обвяжет – Великая зеленая тоска На смену белой неуклюже ляжет.

Чем-то кверху, головой, значит, вниз – Чтобы лучше Бог услышал меня – Вопрошаю: «Что мне делать теперь?» – «ТЕПЕДЛАЮ, что же МНЕТЬ ВОПРОШМЯ?»

***

Только словами не вычерпать моря – Нужна хотя бы консервная банка. Возвожу себе клетку посреди воли. И на душе так спокойно и гадко.

Так из году в год Его я прошу, Так из года в год меня просит Он: «Говори так, чтобы я понимал!» – «ПОНИРИ, ЧАК ОБЫ я ГОВОРОН!»

И выйдет... И пойдет... И победит... Лишь тем, что сдастся и обратно канет в кражу. Смотри, горит, смотри, любовь горит, Не превращаясь в пепел, дым и сажу...

А я влюблен в тебя и в те дожди, Которые во мне насквозь струятся.

Разговор с Боженькой

И, не простившись, обиды забудутся После не вкуснейшего киселя. Доброе мерзкое майское утро С вечной душой ноября.

***

Когда я ухожу, то разум прав, Но сердце и душа не правы – В них дождевые хляби настают, Вкуснейшие варя отравы...

Холмики, холмики, холмики, холмики – Муравейники, груди, могилы, мечты… И больше ни шагу – я остаюсь У самого краешка маяты.

По крышам вниз дымится ветром снег... Вокруг весна... спешит не начинаться...

***

Рученька в воздухе рисовала крестики – Со лба – поддых, с плеча – на плечо. Ноженьки тремя изгибами голову склоняли-кланяли, А головушке, да Боженьку целовалось горячо… За свои грехи греховные, за его грехи безгрешные. Он, хоть и на деревяшечке, а всё ближе, чем живой. Позову его молитвами, расскажу ему всё горюшко – Не поможет – хоть послушает, ибо плохонький, да свой…

Я – вор воды... Я – храм из васильков... Свеча, что возвращается к началу... Я тот, кто без пальбы и карт Спокойно подойдет в ночи к причалу... Руководитель Ижевского поэтического объединения «Чайка»

***

Каиву раскаявшихся верить ли раскаиваясь… Подарило хапанькинать и бежком тикати. Ты ж, моя подруженичка, ты же, моё солнышко, Как же будет сложеценко тебя предавати.

Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи, Господи,

***

этот мир слишком совершенен, а я слишком влюблён в разочарования, а ты не видишь ни первого, ни второго, а меня тошнит и от первого, и от второго, и от третьего, а она вообще святая, нездешняя, как мы перед ней все глупо выглядим, это не молитва и даже не писк о помощи, как ты мог дать мне строки и отнять всё остальное, чувствуешь: душа моя – не склад, но, так сколько отнятого можно ещё в неё складывать, Ты же на небе и тебе до нас – розово, а мы все вот здесь и нам до тебя оранжево, чувствуешь: душа моя нескладно, но она и не кубик-рубик, чтобы складываться, ты же знаешь – все выходы кончились, перестань дразнить светом и дымить тухлым ладаном, а она придёт, и я от отчаяния, только пальчики её обниму, а там хоть Твоё пришествие, Ты бы только знал, сколько в ней Тебя, Нет. Не господствования, но божественности, четыре часа утра. Она спит. Ты спишь, а я трачу государственные бумагу, чернила и электричество, извини, что в суе тебя вспоминаю, но зато Ты и представить не можешь насколько искренно…

Владимир Степанов

Александр Камашев

(В цветочках шуточной земли обратно лезущих в бутоны) Мы арматурой влезть смогли б – Тогда бы строили домишки, Пансионаты, ЦБК – Но есть неволя дурака – Быть вольным в виноватой книжке, На теплотрассе вату рвать, Звенеть бутылками в зените.. О обэжэшник, Бог, хранитель, Небес скрипучая кровать.

– Зачем писать? Зачем писать стихи? – спрашивали меня люди, некоторые из них близкие мне (отчего мне становилось грустно). И я не знал, что им ответить, так чтобы это было не только убедительно, но и правдой тоже. Александр Камашев

Организатор и куратор проектов Ижевского поэтического объединения «Чайка»

***

Унылое небо нависло над крышами, Последнее облако ушло за горизонт, Температура в головах повышена, Но уже завтра нужен будет зонт.

И дождь по головам бродил Среди зимы.

ДЕРЕВО

Окна-дыры, Молчаливо, беззрачково глядят На стенах бесконечно нарывы, Дома новой жизнью бредят.

Выйду из природы, Выйду в города Никуда негодное Тело распродать.

Серой массой старостью трещат Обломки прошлой жизни. Возмутительно не к месту лежат На них красные, спелые вишни.

А в лесу не дали Вечность достоять, Лишь бы отчитались: «Сделано на ять!»

***

Движение двух взглядов И неожиданно совсем Любовь возникла На встречной полосе.

С Солнцем не смеяться Нам друг другу в рожи. Быть теперь мне мясцем Мёртвым, но дороже!

Аэробикой Занимается милиция. Солнце в глазах Жарится и брызжется. Вместо лица – Готовая яичница. И хочется причалить В кофейнях или чайных, И город не кончается Упорно и отчаянно. Слева, дружно городом – Тела телячьи В розницу и оптом Погоду клянчат. Справа, ветви вскинув, Растёт живое кресло, Выгибая спину Памятник из леса.

Летняя прогулка Уже с тоской Шагаешь дальше Под городской Ритмичный кашель.

Не помню где, но помню, что толпа И холод тёмных улиц. Почти весь город спал, Когда мы вдруг проснулись.

Иду довольный Мимо витрин. Нас было двое Или я один?

Случился дождь, Случилась беготня, Но торопил он их, А не тебя и не меня.

Идём вдвоём И не касаясь ног, Продолжается асфальт Вдоль и поперёк.

Пускай мы были ни одни, Но были только мы,

Палочки крутя, С озабоченными лицами

И выстукивая SOS По пустой дороге, Идёшь свой кросс Ч/б единорогом.

Стою я в театральной позе, закатив глаза, и глубоким голосом обращаюсь к тебе. Черная дыра пафоса, мглисто зеленовато сияющая бездна глупости и цинизма – хе, ну скажи про меня так, ну, что тебе стоит, а?? Владимир Степанов

* * * Торговый центр, как корова, Что к ней присосаны Зилки. А рядом курят мужички, Прищурив глазки цвета плова, И, открывая шлюза вымя, Манагера вспомянут имя Всуе. Мати-перемати, И движутся на автомате. Костями шевеля скорей, Изобразят богатырей. А в недрах центра жернова Хватают ящиков орешки. Трещат как порванные чешки О сроках годности слова. Чтоб стала жизнь совсем лафа, С мечтою как бы о Пальмирах, Взывая к старшему кассиру, Венчают счастье в целлофан Кассирши. Жвачечек столбы Встают у жеваной губы. И глухо бухают буханки И полторашки, как подранки, В объятья жадные летят. Хрустит пельмешков звукоряд. ОБЖ А, черт, знакомые пейзажи!! Бутыль портвейна в рукаве, Глаза синильные в ботве, Фосген небес не будет гаже. Когда бы, собственно, в бетоны

*** Ли ца? ца ли? цели:лись цари в лис поцалуем. усы в лесу настиг ли настил лег всуе. случаен бал лот №1 болот иг:ра и кто гриб? Грим балло тировался на Петра.

5 у них висели сервера, и туалет гремел во рту, когда, срываясь в черноту, летели бомбы на Урал в горах краснеючи шары мы избегали той норы вьетнамским посохом сумой везли калашников домой. магниты сломанных путей цвели могилою статей. кормой врезаясь в водопад колеса Вагнера несли. тебя зовут не Натали, но все же, покажи-ка зад, порадуй, деточка, солдат – мы ели топливо ракет, пилили сны, тушили свет, сожгли Неведомый Кадат ноябрь грохотом ночным сиял звездою Когалым и Мариуполь с Хатангой

хрустели скромно под ногой, но будто не было ноги. мы партизаны из тайги. мы перепутали бои отведав времени струи. вином облитые столы полвека ждали каббалы. мы разучились говорить, вникая в тараканью прыть под прахом ветхих эполет мы пережили сотню лет, текли рекою в перегной и кисли веником в парной мы заняли проем дверной. мы ждали вечный выходной. *** Уходите образы – Я в поту И безмолвным тормозом Рот во рту. Что сказать, когда тебе Между глаз Светится и вертится Противогаз. Противу него членист Противовес... Что ж вы, черви чертовы, Жрете лес??!!! Вьетесь злыми нитями В потрошках, Сверлами свербите Исподтишка, Или овцы выпили Пастушка? Острые, настырные Щегельбе Вертятся и вертятся В тебе.

Александра Сикорская

Мария Розалка

и если завтра не случится проснуться им, значит, сегодня всем будет весело.

* * * Что я слышу? Я слышу, что ветер не спит. Черный дождь заметает чужие шаги. Свет свечи не поможет ни капли согреть. Эту полночь ничем не возможно стереть. Что я вижу? Что сон от меня далеко. Старый месяц стучится в пустое окно. В том окне отражается нервная ночь. Я гоню черных птиц и они летят прочь. Что мне делать? Ведь ты – на другой стороне, Там, где свет, где тепло, где деревья шумят. Только раны на сердце, как прежде, болят. Я прошу – иногда вспоминай обо мне… И если, познакомившись с моим творчеством, Вы обнаружите в нём чтото родное и близкое, – значит, эти стихи появились не зря… Александра Сикорская

* * * я сгорю, как сгорает осень в хороводе желтеющих улиц, как слетают червонные солнца с ветвей елей в глухих чащобах... я сгорю, как сгорает небо, отражаясь в зашторенных окнах, как искрятся кусты рябины в белом снеге раскрашенной кровью...

* * * Я тебе никогда не писала. Ты не любишь читать, а я – думать. Замираю в преддверии комнат. Тихо жду, притворившись туманом.

я сгорю, как сгорает свечка, плача воском на старую скатерть. в этом доме все окна – рисунки. я оставлю тебе свет на память.

Ты придешь и закроешь окна. Для тебя твой мир – в этих стенах. Никого не пускаешь в душу, Никому не мешаешь жить дальше.

* * * время пройдет, залатаются раны, закатится солнце, закроют окно. я в этом мире – неузнанный странник. куда мне идти – да не все ли равно?..

Я тебе никогда не писала. Ты придешь и достанешь конверты. Лишь простые пустые конверты. Тихо тает туман в плаче комнат.

больные надеждой ищут свечение, больные разлукой – свое оправдание. и если ты дышишь потерянным временем, по вкусу придется простое молчание. больные мечтой искушают сомнение, больные сомнением ищут спасение... болею... тобой... неизбежность доверия... неизбежность любви... неизбежность падения...

* * * Где-то свет погас, Где-то сон воскрес, Где-то ждут добра, Где-то злом живут, Где-то жизнь – как век, Где-то жизнь – как миг, Где-то сладок яд, Где-то месть сладка, Где-то боль как знак, Знак пустой звезды. Почему меня Отпустила ты?

Плен отчаяния… и благая весть… продана душа…. А я лишь на краю…. Обрыва…. и…… Тебя…… Мария Розалка

* * * Их мрачным душам нет покоя, Здесь тьма, движенье, хохот, мрак... Здесь нет злодеев и изгоев – Здесь каждый друг, любовник, брат...

* * * Я Я Я Я

преданна тебе. Я предана тобой. продана судьбе за сущие гроши. ветер на земле, я солнце под землей, тихая печаль на кладбище души.

Здесь дни проходят за столетья, Их лица так же молоды... Здесь стоны, крики, междометья Сплетают времени концы.

Тетрадные листы исписаны стихами. По ним уходишь ты навстречу облакам. Я падаю к ногам помятыми цветами, Не плачь – я падаю к твоим ногам!

Здесь зло, добро – лишь воплощенье Двух дружных, праведных идей. И нет конца, и нет прощенья, А ночь лишь замыкает день... Здесь смерть – есть новое рожденье, Здесь хаос мыслей, душ и чувств, Молитв исконных песнопенье Здесь замыкает ложь искусств.

Я преданна тебе. Я предана тобой. Уходит ночь слезами черных пятен. Я проиграю бой, ты проиграешь бой. Исход такой игры всегда понятен.

время пройдет и следы заметутся, быль или небыль – пойди разбери. вряд ли когда-нибудь мне попадутся в руки несмелые песни мои.

* * * Расскажи мне о свободе, О внезапности и смерти, О двух крыльях за спиною И о том, что будет после… После жизни, после света, После солнца за закатом, После счастья быть с тобою, Только знать бы это счастье… Расскажи мне о полете Двух небес в ветвях деревьев, Это две души смеются, Наблюдая за земными…

Здесь ты ничтожен и всевышен, Ты – бог, в объятиях богов. Твой зов... да будет неуслышен! И с трупов не сорвут оков...

время пройдет да источатся грани мира небесного с миром земным. я в этом мире – неузнанный странник, падая в небо, растаю как дым...

Здесь ты навечно! На мгновенье! А истина здесь всё и вся. Здесь страха нет и сожаленья. Во всём свобода и... тюрьма.

* * *

Это две души уходят, Словно дождь в тумане белом…

больные душами связаны намертво. больные мыслями играют в жизнь. больные чувствами сочиняют сказочки и продают их за миражи.

Здесь Здесь Здесь Здесь

больные осенью – стелятся листьями. больные рифмами – кричатся песнями.

...тебя! Мы порожденье века! Наш жалкий стон ты не признал!

сто миров, любовь, терзанье, тыщи лиц и ужас дня... сто причин для покаянья, пустота, в тебе, в тебя...

И молви вечный стих И, карму разбивая, Ты богом станешь вновь, Но – изгнанным из Рая.

Блаженство наше – наша сетка. Мы – зов души, что ты проклял... Взмолись пред нами на коленях! Коль надо – вновь пожертвуй всем. И, может, в следующих мгновеньях Мы обретём столь жданный тлен.

Вячеслав Безымяннов

* * *

* * * Разбей мой день на тысячу чертей – Из их гортаней алый голос слышен. Из сердца каменную чарку дотемна испей И вылей меж костей… Их скрипом мы подышим. Ты разорви одежду. Напяль на мирозданье. Ему с его бескрайностью не станет холодней. И сотню первую отбросив оправданий – Ты сделай шаг. А сто вторую – бей… Рассыпались мечты тенями бессердечья, Ты не спеши поднять – ведь я на потолке… Разбей сознание. А душу междуречья Разверзни пополам. Не выживут – убей. А мнимая свобода лишь пустотой болеет, Что дырки заполняет в трёхмерной сплошноте… Ты вырви ком из сердца – ведь если не успеет, Она во мне погаснет, или сгорит на мне. Ты не смотри со страхом и страху не сочувствуй – Его глаза большие и без твоих миров… Ты посмотри в опасность – любовь там притаилась – Обед, где в перце соли есть ключик от оков… Ты разорви бумагу. Как плоть – она не вечна. А вечности конца не жди – бессмысленно пропал… В сознании без мыслей – все думы безупречны… А ты в слепой агонии суть хаоса распял.

Сафо Она лишь стала мифом, Она была поэтом. В чём тайна её смерти – Никто не знал об этом. Никто не ведал чувства, Лишь стадо плоть вкушало… Никто не чтил искусства – Его разбили скалы. Ты воплотишься в каждом. Ты отзовёшься взглядом. Ты улыбнёшься ангелом И разразишься адом… Ты поведёшь толпу… А через поколенья Ты Фаона узришь В полночном песнопении… Ты, словно Ева, дай Ему вкусить забвенье, Иудой поцелуй, И жаждою растленья Веди его на край И молви только слово… Тоске его предай И разорви оковы…

Ты не оценишь стараний… Ангела на сковороду! Сонатами лёгких признаний В свинец погружаешь мечту. Ты встанешь на край, посмеявшись, Когда уже буду на дне… Прищурив лишь взгляд так изящно, Где рай прокричит в темноте… Ты будешь стоять у оврага, Где марионетка-игра Лишь в боли меня согревает. Мертвенной души синева… А ты так блистательно машешь Крылом на свой новый рассвет… А, может, кому-то расскажешь… А, может, получишь ответ… Что где-то безумие жило, Бесплодно сожгла красота. А, может, кого-то любила Свинцовая эта мечта…

* * * Туман, как В родном На жнитве Ночлег – в

песня, краю. – сено, раю.

В долине – море, Леса – ковры, С землею спорит Накал жары. Пыль на дороге В любом селе. Пришел к порогу, Клонясь к земле.

Вступлений, предисловий, вводных слов я избегаю, как человек, без предзнаменований, зато – в приюте божеском счастливых предсказаний. Честно говоря, и сам не знаю, от чего я там спасаюсь, хоронюсь. Безымяннов Вячеслав

За За За За

путь блаженный, дни и час, вечер лунный, Отче наш!

* * * Слов не надо, Заблужденье, мечты. Всеми розами сада Оправдаешься ты.

За убитые души, Из ночной темноты. И за все, что разрушила, Оправдаешься ты. И не раз разуверилась, Да, не жизнь, а цветы. Или завтра, иль позже Оправдаешься ты!

* * * Утратив слезы, Что так ясны. Остались розы От той весны. И льются слезы, Живу в стране, Где наши розы? В минувшем дне. Утихли грозы, Не ищем троп. А где же розы? Чтоб бросить в гроб.

* * * В четырёх стенах, четырёх цепях, Четырёх плетях, четырёх мирах… В четырёх страстях, четырёх костях, Четырёх крестах, четырёх мастях… Растянули мосты на четыре руки, На четыре строки нацарапали «жди»… И, лишь время пройдёт – Ты меня разорви… Ты мой крик охвати, Страстью в бездну сорви… Есть четыре судьбы – А жива только ты… Есть четыре мольбы, Только не прощены… Лишь ножи сочтены… Их тепло. Может, сны… Может – сердца куски на четыре доски… Три креста, три горы На четыре слезы… Три пути, три луны На четыре струны… И костры… на четыре любви только три… наших терпких грехов. Прокляни и… спаси.

Наталья Вершинина

* * * Ближе тебя нет никого, Лучше – не надо тоже, Зарево красным спалило окно, В воздухе стало строже. Бездна словесных открытий, Облако необъяснимого, Тают тени событий С новою силою. Точно так же со скоростью Новое входит в сердце, Ласково спорив с совестью, Стуча в закрытую дверцу!

* * *

Бог решает за нас, как долго мы проживем; в наших же руках – определить качество и глубину нашей жизни. Наталья Вершинина

Еловый след в душе разбил весь туман о тебе, Явью стало уже всё, что сказала в мольбе. Поиски верных слов крысой проели душу. Разве нужна любовь нарисованная наружу? Осколки, обломки, сор пытаются еще тлеть, Ластится, словно сон, тонкая любви плеть. Параметры не разглядеть, символы не найти, Разом жить и петь, а остальное? Увы! Соседство с любовью осложнено, Наивно думать вразрез. Якобы будет – но не дано, Сложный манящий процесс.

Даша Володских

дИНА иСМАГИЛОВА * * *

Что каждая песня И запахи старых альбомов Пылятся на полках, Но стоит затронуть – колко... А хочется звездочку в фантике, Радугу в горсти, Давно перестали звонить И – друг к другу в гости, Но только ночами Глядим на больших медведей... Ненужность ни к черту, Когда над тобою небо!..

Отпрянула от муз. Кричала в губы флейте Дыханьем, от колен поднявшимся к губам. Он не допил меня – другой ему налейте: Ей, чтобы дрогнул нерв, стрельба его скупа. Не вымолвишь меня: не комом – камнем в горле, Не вымолишь: сотрёшь колени о паркет. К чему бы это вдруг завыла флейта горном Да талии цветов повязаны в букет? К тому, что взглядом мне металл губных гармошек Да стебли в узелки, а листья – на засов. С разбегу об меня – да смирно встать не может, Днём буду вместо псов, а ночью – вместо сов.

* * *

Ты в вагоне, да я в агонии. Твоё место шестнадцать, а я не нахожу себе места… Даша Володских

Софитам моим не пополнить всё же Ряды ваших вечнозелёных солнц. Слой затхлости вязкой – мой брат по коже, Смерть – ежевечерний бодрящий сон. Порожистей лестниц не знаю подъёма. Роняешь на небо – низвергнись и сам. Любви бы: не каменной, но неразъёмной, Следов бы твоих в моей жизни лесах.

* * * Крутят сутками по радио колокольный звон. Изо всех сил покрасневшая, я белее всех. Обещаю посылать с небес до земли поклон. В первый раз про мои колкости кто-то скажет: «Мех».

* * * Фольга зимних рельсов вьёт кудри трамвайных путей, Повисших у города на переснеженной шее. Храни, Бог, пространство мишени от острых гостей Да разум и спину от пространства мишени.

Буду крестиком отмечена посреди земли. Будут галочки стоять – клевать на снегу зерно. Выйдешь с классом на экскурсию за оградку и Рук свинцом, кипящим заживо, оброни пшено.

О ты, рассекающий, стань же воротником. Вагоны боками обвисшими трутся о стены. Среди остановки кидаюсь на рельсы ничком: Поют приближенье трамвая железные вены.

Утюгом в висок, не глаженный да ничьей рукой. Впалый в синь да окропляемый слёз мирских рекой. С васильками между проволок в неживом венке… Я брожу в бордовом платье со цветком в руке.

Прикрыл ворон голову – да за спиной воробья. Иудообразность безбожия в нас карамелью Разлита по сердцу меж внутренностей воронья. Я – ноев ковчег на трамвайных путях подземелья.

* * * Приручили отлюбившую – да замертво. Чьи-то губы скроют белый висок Да прильнут к другой. «Смотри-ка а глазами-то Навсегда отговорило лицо». А души моей проста хореография: Недовзмах да недовзлёт. Только ты Всё не путаешь икону с фотографией, Незачисленной во лики святых. Псы – зализывают, ты – плюёшь, чтоб зажило, Чтобы маки ран кровавых отцвели. Отлюбили омертвевшую – да заживо, Недосказанную обезглавили.

* * * Silentium снаружи рождает ураган внутри. Дина Исмагилова

* * * Всю серость начистят до блеска – Жди сахарный праздник. Трещать от натуги Шелкам и истлевшим связям, Кипеть заводным разговорам И лести капать, Здесь хлестко снуют улыбки, Под грифом: «не плакать» Она заплетает косички, Срок годности вышел. На завтра вся эта громкость Свернется в «тише», И радость растает конфетой В дырявом кармане – Нам постная каша с хлебом И облаками… Срок нежности выцвел, Вся ширь уместилась в «мало». Она – собиратель сгоревших спичек, Пустых вокзалов, Сминает билетики-счастья, Считает птичек, На завтрак съедает неловкость, Вставая в кавычки, Ее перелетность слежалась – Последние взмахи... Так солнце сегодня играет И эти птахи, Что вдруг вспоминая всех тех, Кто молчит под ником, Почувствуешь Терпкость полыни и базилика. А круглые даты Пускают опять по кругу, Мы были когда-то настолько Нужны друг другу,

Отсчитали. Отмерили. Режь. Здесь и бросим потертую лямку. Наша сахарная любовь Подгорела. Свирепой самкой Сколько будешь потом соскребать Почерневшую сладкую накипь, Прикипевшую к сердцу так, Что не каждая жесткость схватит. Отмывая из сердца соль, Будешь донором тем, кто не плачет. Сколько врозь нам придется рыдать. Не своим, не родным, не нашим. Выдыхая. Командой «Пли!» Эта осень пройдет навылет. Здесь и было-то два пути: «Ты забыл» и «тебя забыли».

* * * Колючему снегу в стекло отчеканивать ритм Звеня, расползаться по швам в истеричном треске, Стираясь по кругу до дыр в «направлении к…» Ты с силою давишь из тюбика жгучую нежность. Художник последнего дня на холодном стекле Таит в иероглифах каждый оттенок неба, Сопевшим за завтра громко ваять себя. Пустые горшки для горячих и сытных обедов. И кто бы подумал под сажей текучих лет Мы грели змеей на груди непричастность друг к другу За равнодушие! За нестареющий бренд! За мастеров дешевой метаморфозы! Диагноз честен: молча скулить в углу. Да хватит чудес, поздравляю со «всепрошедшим», Родные мои, мы друг другу «контакты для» Мотаясь по кругу, робеем сойти на конечной...

* * * Пастель заглушит резкость встреч, И каждый, шлифуя фразы, Проснется однажды немым И истина тихо ляжет Туманом в обрывках строк Снежинкой в последнем вальсе Зыбучим песком, ломким льдом Касанием тонких пальцев. В тот день нашу терпкую жизнь

Сложу в полинялые строчки Медовую сладость весны Ветров невесомые вздохи Соленую правду дождей Луны удрученной дольку Мое к тебе небо сверну Пришлю без кавычек и точек Оставлю себя на листе Носи его к самому сердцу Молчать, оставаясь в тебе Строкою, бегущей по венам …

* * * Буду потом акварельной улыбкой Терпким твоим о Ней рассказам. Буду потом дрожать о Тебе И не показывать, не показывать. Возненавижу звонкое «мы», Кутаясь в черствые снегопады, Чай с тишиной. Неприступность стены. Вот такие, хороший, мои рассказы. Мы друг другу теперь лимонная мякоть Вся полынная нежность и пряная ласка Нам крошиться на расстоянии честность Я останусь в сегодня, тебе дано завтра Мне цедить вечера и писать оправданья Зашивать одиноких, общаться с немыми, А однажды столько тебя во мне станет, Пропитаюсь насквозь твоим тихим именем. А когда-нибудь склеим условную встречу, Намешав свое «тяжко» с лихим алкоголем, Говоришь, говорю, говорим одни буквы. У меня к тебе – небо, у тебя ко мне – горе. Я тебе буду пледом, а ты мне – плетью, А потом и вовсе оставим в парке, На скамейке старой, другу к другу ветер. Станем жалкие…

* * * Безрадостье. Так снежно молчаливо. И не тебе меня учить быть смелой. Я поджигаю вечера, курю архивы. Сегодня «Хроника седого беспредела». Усну, качая липовую нежность, Укрывшись с головою в рыжей желчи, Так словно пеленать шелками камни, Как пеленают ломкое бессмертье. И так молчат, когда слова бессильны, Рука в руке – в ладошках греют небо, А мы такие близкие-чужие, Что остается радоваться хлебу. И если бы однажды этот ветер На зло. На север. На восход. На веки. Я крепко стиснула бы стихнувшие руки. Не бойся. Никогда. Меня. Не встретить.

Екатерина Стрелкова

…Столкнулись два зелёных женских взгляда: «С хозяином всю жизнь была я рядом, А он зачем-то притащил тебя…» Тебя ко мне ревнует твоя кошка, Хотя, привыкла, вроде бы, немножко. И может, нам удастся подружиться. Она смекнула, что меня ей можно не бояться; Что по колготкам на колени забираться Удобнее, чем по хозяйским джинсам.

* * * С неба хлопьями валит снег, В душу просится чистотой. Только снегу там места нет. Забронировано тобой. Мне не надо другой чистоты, Кроме правды в твоих глазах, Мне не надо другой красоты, Кроме строчек в твоих стихах.

Позвольте пригласить вас в мой мирок… В мир, в котором странным образом, весна сменяется осенью, любовь – ревностью и грустью. Гузель Камышева

* * *

С неба хлопьями валит снег, В душу просится пустотой; Только места пустого нет. Забронировано. Тобой.

Брату Сильная женщина

Поделись со мной своею болью, Как последним куском хлеба. Мои слёзы станут нам солью, Нашей скатертью будет небо.

Навсегда разучившись плакать, я дышу тобой – это больно… Екатерина Стрелкова

* * * Полынную пряность июля Мне нервно тереть в ладонях. Я знаю, такая нежность Достойна лихой обоймы. Я знаю, мы после вряд ли Посмеем чуть ближе метра И к осени шкурой снимут Мое нецензурное лето. И прав будет тот, кто честен. Я вру и хожу босая, Я знаю, ему несложно Гореть. И моим моралям Дымится в его ладонях Под ритмы охрипшей скрипки, Он прост и нечестен в кубе. Я – круглая эгоистка. Медовые пряники солнца В подол карамельного неба Предать и предаться. Равно. Уходим под воду. Под пепел. Там, в маках июльских пожаров, По венам течет земляника. Снимаем запреты и шляпы – До первых дождей мы близкие.

Гузель Камышева

Знаешь, а мне о тебе говорили: «Сильная женщина». Что же глаза твои загрустили? Ах, ты развенчана!..

Нашей памятью стало детство, Нам с тобой есть о чём вспомнить. Брат, нам кострами пора согреться; Полумрак свечами заполнить.

Бросили в грязь любимого руки, Те, что когда-то ласкали тебя. Губы тебя обрекали на муки, Те, что когда-то шептали: «Моя»…

Окунуться в листву с головою, Словно взрослости нашей не было. Поделись со мной своей болью, Как последним куском хлеба.

…Волосы пышные дерзко остригла, Что б даже ветру их не трепать. Губы до крови себе прокусила, Чтоб никому их не целовать.

* * * Через позолоченное ситечко с филигранно изогнутой ручечкой: Кап...Кап...Кап...Кап... Из тоненького краника с безнадёжно испорченной прокладочкой: Кап...Кап...Кап...Кап... Через яркий детский зонтик со сломанной спицей: Кап...Кап...Кап...Кап... Из разбитого окошка немытой синицей: Кап...Кап...Кап...Кап... Через дырку в желобочке с покорёженным краем: Кап...Кап...Кап...Кап... Из маленького шарика с аппендиксом – раем: Кап...Кап...Кап...Кап... Через растрепавшийся шовчик палатки двухместной: Кап...Кап...Кап...Кап... Из узенькой щелочки в клеточке тесной: Кап...Кап...Кап...Кап... Жизнь протекает: кап...кап...кап...

* * *

Словно комок спёкшейся боли, Сердце твоё онемело в груди. Сильная женщина всю свою волю Сжала в кулак: «Проживу без любви!»

Бывший Ангел мой всё ночами мне снится. Бывший Ангел всё не может смириться, Что теперь другой лик святой в моём сердце. Бывший Ангел мой, а тебе куда деться? Бывший Ангел мой, никогда не любивший, Бывший Ангел мой, вдруг по мне загрустивший. Милый Ангел мой, покрести на дорогу, Помаши рукой…Я теперь люблю Бога.

* * * Осень. Плавный, медленный стриптиз: Бёдрами кокетливо виляя, Лоскутками сбрасывает вниз Золотисто-жёлтых листьев стаи. Этот лёгкий призрачный наряд Дождь перестирал сто раз со скуки… Осень: неземной какой-то взгляд, Хрупкие девические руки…

Кошачья ревность Тебя ко мне ревнует твоя кошка. Меня на зуб, попробовав немножко, Произнесла обиженное: «Мя!»

Анна Ким

Не печалься, милая, поверь, К декабрю невестой нарядишься. Запорошит белая метель Все грехи, которых ты стыдишься.

Юлия Кропотина * * *

Осень. Плавный, медленный стриптиз. Ласково, игриво, безрассудно Листья жёлтые бросает вниз Та, что не учтёт нотаций нудных. Осень оголилась не спеша. Вся перед тобой, как на ладони. Но не тело, а её душа, Обнажаясь, беззащитно стонет… Осень. Плавный, медленный стриптиз…

Екатерина Полушина Все животные ходят на четырех ногах и живут параллельно, в гармонии с планетой, а человек решил выпендриться и стал перпендикуляром. Анна Ким

* * * Лишь остается осадок ласковый От того, что за всю жизнь сыграно… Вот маразм тяжелыми красками Лёг на холст, и стало вдруг видно нам Канитель эмоций муторных. Копошась в них, смиренно тонем мы В гулкой массе чувств шуточных, Сопровождаемые агониями. Каждый человек, без исключений, испытывает чувства. Человек живет чувствами, он наполнен ими. Если он ничего не испытывает, то значит уже умер, если не телом, то душой. Екатерина Полушина

Научилась верить в плохое – например, в себя… Юлия Кропотина

* * * Только бы не взять в руку петлю-смерть, Да не схоронить себя заживо. Но придет момент, когда встанет твердь Пред лицом моим ярким заревом. В срок, когда придут черти белые, Напишу стихи я последние. Разорву зубами вены чистые, Так и лягу в гроб намедни я.

Только пламя свечи… Только пламя, свети! Не бросай меня в тьме одиноко-бездушной…

Так и скажут, был без ребра, без совести, Так и скажут, пел песни осени. Без судьбы сгорел, просто дочиста, Про себя пропел своей проседью.

Я стою между вами, разум и душа… В твоих венах давно уже Все равнодушно.

Лежу Сижу Мечтаю Встаю Звоню Говорю Понимаю Дорожу Жду Жду Жду Жду Думаю Ненавижу Скучаю Люблю

Говорю: «Навсегда ухожу в тишину!» И картинно лечу, но Оваций не нужно. Я одна… ни дышать, ни кричать не хочу. Только пламя свечу Убивает послушно…

* * * Ведь хотела лететь и кричала: «Мы ангелы, верь мне!», Но мы падали в смерч С аллергией на перья…

Усталой перинной горошиной? Знай, мой теперь отпущенный – Я не бываю брошенной...

* * * Огонек сигареты, Чей-то прохожий. Держим манжеты Для второй кожи. Красные венки Тычут в глазницы... Срываемся с ветки, Целую ресницы. Нету преграды Стекла сантиметр, Подводные карты И пыль сигареты. Держу твои пальцы, А больше не надо. Бросаю для птицы И следую рядом.

Александр Нарицын

* * *

Как тебе там живется, С той, что скучнее хлеба? Сердце стучит, смеются Глаза цвета летнего неба. Как вам, дружок, в этой суе, Куда ты решил окунуться? Возможность огня минуя, В песке на заре проснуться? Как вам теперь с любовью, Что даже руки не держит? Ты взгляд, подведенный бровью, Сменял на кроватный скрежет... Чем дышишь теперь, неверный, Когда ароматов нету? И знай, ты уже не первый Любви замороченный лепет. Ты цвет травяной сменявший На тень черно-белых клеток, Как ты живешь, познавший любовь без извечных меток? Как ты живешь, не измученный

Все написанное – не более, чем выброс ферментов в кровь, под воздействием которых рождаются ритмы и образы стихийного безумия, именуемого в итоге – стихотворением. Александр Нарицын

Но окажут почесть моим делам И, возможно, вспомнят в году мой день. И, наверно, выпьют еще сто грамм, Да в помину выбросят мой ремень. Не судите строго мои грехи, Не солите рану души моей. Лучше дайте высказать все стихи И распните заживо поскорей. И когда-нибудь прилечу лучом – Солнца красного, чистым пламенем. Вот тогда поймете вы, что по чем? И детей не грех назвать моим именем.

Жажда Ценитель знает жажду чуда, Под водопадом меркнет блажь. На перевернутое блюдо Перевернулся Отче наш! Дождя желает сухость речи, По головам грустит палач, На сильные мужские плечи Ложится резкий женский плач. Томятся в облаке окурки, Слезятся груди и глаза, Великие сходили в «дурке» С того и с этого ума. Цвета – что кьянти, что мохито, Из черной бездны расползлись. Над нами сеет Божье сито, То радугу, то чью-то слизь. И мысли жаждут послаблений В конце концов, в конце веков. И голова летит в забвение, А души тянут боль грехов. Лишь тишина уже вкусила Запретный плод медовых дынь, Зубами жажду раскусила, Но все же предпочла полынь!

Лилия Юсупова

Ирина Колодиева

Я уже знаю все ответы – осталось их найти… Лилия Юсупова

* * * Иногда, зажавшись в угол, Своей маленькой клетушки, Затаившись до рассвета, Зачехлив на всякий случай Свои бешеные крылья, Жду с надеждой окончанья, Затянувшейся зимы. Мне труднее с каждым разом Подавлять в себе желанье, Отмороженные мозги Напрочь выбросить в помойку. Как же вы меня достали, Надоедливые ветры! Все пытаетесь сбить с толку, Норовите опрокинуть. Но не сдамся я, не выйдет! Падать мне уже не страшно, Даже весело, поверьте: Разжигать огонь желанья, Перевернуть вверх дном все напрочь. Но пока я в своей клетке… Нет надежнее защиты, Чем поджатые колени, Да чехлы на крыльях верных…

От боли нет иммунитета… Ирина Колодиева

* * * Дерзким ветром в окно. Настежь. Навзничь. Насквозь. Безутешным дождем. В полный голос. Навзрыд. И стирается грань Между былью и сном. И снимается груз Непрощенных обид.

И кажется все вымыслом и сном. И люди, словно сны, проходят мимо. И слезы вдруг нахлынувшим дождем Смывают пыль наскучившего грима.

* * * Колеса уходящих поездов Выстукивали музыку вокзала. И долго я за звуками бежала, И стая неисписанных листов, Листвой увядшей с губ моих слетала.

Картина: Мауриц Корнелис Эшер.

* * * …ежедневное умирание – ежедневное воскресение… Всех печалей моих оправдание. И грехов моих всепрощение. Жизнь есть книга. И как отчаянно Время-ветер играет страницами! Сладко жить на земле неприкаянной. Страшно жить бескрылою птицею.

* * * Все кончается – позднее, раннее. По городу весеннему брожу Все рождается в Откровении. И шлепаю по долгожданным лужам. …ежечасное умирание – И знаешь, мне никто сейчас не нужен. ежечасное воскресение… Ничем я в этот час не дорожу. Дышу на запотевшее стекло. Стою, сжимая судорожно пальцы. А солнце улыбается светло Беспечному, беспутному скитальцу.

П О

* * * На время о бездомности забыв, Сменив дорожный плащ на шелест шелка, Мурлыкать незатейливый мотив, Ступая по сверкающим осколкам. И, разделив усталость на двоих, Поверить вдруг, что сказка станет былью. И, отстегнув поломанные крылья, Причастие принять из уст твоих.

А 77

Р З

Пётр Рябов

Казус Рассказ Ласково грело солнце. Ветер нёс в город полевую бодрящую свежесть. Листва была так зелена, свежа, что тянуло её жевать. Дышалось легко, и в самом воздухе реяло нечто радостно – тревожное, безмерное, вечное. Было ощущение неизбежного счастья, нежности, любви. Представление о том, что эта прекрасная жизнь будет длиться очень долго, вечно... Летняя сессия успешно завершена, учебники сданы в библиотеку. Впереди почти целое лето блаженства: постельной неги, пения птиц, купания в речке. А по вечерам – манящие возгласы и смех девушек, ритмичная музыка из сельского клуба и собственная значимость в кругу друзей, одноклассников. Паша очень любил этот постепенный, незаметный переход свежей весны в яркое, сочное лето. А главное – он был молод, здоров, беззаботен и открыт новой осмысленной жизни. А сейчас он летел по улице в сторону пруда, напевая опереточный мотив о сердце красавицы. Взор то и дело ловил встречных дев в восхитительных одеждах, которые полускрывали, полунамекали на прелести юных тел. Девы были все стройны, с

грацией ланей и с ланьими томными глазами под длинными ресницами. Они протяжно взглядывали на молодых людей, прикрывали очи, полуотворачиваясь и подрагивая телом. Всё их поведение, их загадочная томность, вспышка из-под ресниц – вызывали в душе целую бурю и кипение не совсем ясных чувств и желаний. «М-м-м… райские гурии» – весело думалось Паше. Выскочив на предпоследнюю перед набережной улицу, он увидел, что на углу гастронома – «стекляшки» волнуется очередь. Повинуясь рефлексу – что-то дают дефицитное! – Паша примкнул к очереди и, вытягивая шею, пытаясь увидеть, что дают. Оказывается, отоваривали сухими марочными винами. Он решил сделать небольшой запас – давали благородное вино. Это тебе не портвейн и не тривиальная водка. И даже не бочковое пиво, в котором больше вкуса воды, а не пива. Очередь двигалась медленно, а прирастала довольно быстро. Через некоторое время за Пашей уже стояло около десятка ценителей вин. Одеты они были достаточно однообразно: в дешёвые платья, серые брюки, линяющие сарафаны и ру-

башки. Одеты были в богатства лёгкой и легчайшей промышленности. Но среди этого ширпотреба глаз вдруг зацепился за полноценный женский костюм серо-голубого цвета и строгого покроя. Паша вгляделся: позади него стояла стройная с умеренными формами соломенная блондинка. Аккуратная стрижка, минимум макияжа, тонкий римский нос и светло-синие глаза. В мочках маленьких ушей поблёскивали серёжки-капельки. Весь облик девушки был небросок, даже скромен, но фигура её, взгляд, то, как она поворачивала голову, – всё в ней выражало достоинство и некую породистость. И в завершение образа – от блондинки в голубом веяло чудесным тонким ароматом неких духов. Мягкий запах придавал всему окружению некоторую двусмысленность, диссонанс между сущностью парфюма и серой очередью за дефицитным вином. Паше было уже ясно, что соломенная блондинка в этой очереди – явление случайное, вынужденное. У Паши в груди восторженно заныло… «Девушка-мечта – билось в сознании. – Как бы с тобой познакомиться…» Но для этого сначала

нужно было оказаться рядом. Каким образом? Паша призадумался и нашёл решение. Он нарочно вышел из очереди и завернул за угол «стекляшки»: якобы покурить. Вдыхая невкусный дым, он прокручивал сцену знакомства. Некие узловые точки вырисовывались, но весь замысел был полнейшей импровизацией. Ничего, сообразим по ходу дела, решил Паша и поспешил в очередь. Его очередь к заветному окну уже минула. Это было на руку. Кинув реплику, что ему в принципе всё равно, он бочком придвинулся к девушке. Та немного подалась назад, как бы разрешая ему встать впереди. Она понимала ситуацию и негласные правила очереди. У «аристократки» – так Паша назвал блондинку – с собою была спортивная сумка. Значит, вина возьмёт достаточно много, и сумка в итоге станет тяжёлой. «Что нам и надо!» – мелькнуло в сознании. Так и произошло, как он предполагал. Сам он скромно взял две бутылки, а она действительно купила порядка десяти штук. Паша специально задержался у окошка, наблюдая, как она неумело складывает вино. Бутылки падали, звеня и булькая, и никак не хотели укладываться компактно. – Девушка, давайте помогу.– предложил Паша. – Да, помогите, – разрешила она, кинув на него оценивающий взгляд. Паша ловко сложил бутылки, застегнул молнию и поднял сумку так, словно определял её вес. – А знаете что, давайте и понесу, – предложил он, – Вам куда? – На трамвай, – «Аристократка» была немногословной. «Либо не хочет раскрываться, либо ценит слова», – резюмировал Паша, а вслух добавил: «На трамвай так на трамвай. Нам по пути. Я, с Вашего позволения, свои тоже положу в сумку». Уложившись, они пошли вверх, к трамвайной остановке. Ноша была увесистая, но Паша нёс её легко, играючи, специально напрягая мышцы: было что показать. Попутчица, напротив, нисколько не рисовалась, была по-прежнему естествен-

но – скромна и шла, легко и прямо ставя стройные ноги. Молчать было неловко, и Паша вновь проявил инициативу: – Давайте познакомимся. Я – Павел, студент. А Вас как звать – величать? – Гуля. «М-да. Развёрнутый ответ, – досадовал про себя Паша. – Очень лаконичная барышня. Или я ей не нравлюсь, и моё общество она терпит из деликатности, или…» А вслух полушутя – полусерьёзно сказал: – Что-то у нас общение получается, как у следователя в кабинете. Только я не следователь, а Вы не подозреваемая. Гуля в ответ очень внимательно посмотрела Паше в глаза и, улыбнувшись, объяснила: – Не вижу смысла распространяться. Мы незнакомые люди и скоро расстанемся. К чему подробности? – Вы, Гуля, говорите так глубокомысленно, словно решаете математическую задачку. Вы всегда такая серьёзная и… рациональная? – Да, я такая и есть. – Я тоже могу быть серьёзным. Когда это надо. Оглянитесь вокруг, видите – лето… Гаудэамус игитур… Пока молоды, надо веселиться… Или у Вас своё отношение? – Да, лето… Хорошая пора… Фраза прозвучала протяжно – задумчиво. Так говорят, чтобы внешне поддержать разговор, а внутренне продолжают размышления. «Опять задачку решает, – пошутил про себя Паша. – Определённо, интересная девушка. О чём она думает? Кто она: холодная, расчётливая особа или… повзрослевшая Богиня с неба?» Паша украдкой осмотрел девушку. Она так же шла легко: каблучки постукивали размеренно и как-то вежливо. Смотрела прямо и вовремя отклонялась от встречных людей. Но, приглядевшись, можно было заключить, что девушка находится в состоянии самопогружения и самосозерцания. В некоем духовном трансе. «Как во время Путешествия к Вратам Нирваны, – рефлексировал Паша.– Я хочу сопровождать Её к Вратам… И как она загадочна и притягательна… И холодна, как лёд,

и горяча, как пламень, но как убрать тот камень, что чувствам воли не даёт…» Паша усмехнулся: ну вот – уже стихами начал думать! Да, эта Гуля всерьёз заинтересовала его. В трамвае Паша сам превращался то в лёд, то в пламень: рядом сидела Богиня! Он понимал – время утекает. И если он не попытается ещё раз, то расстанется с Гулей навсегда. Навсегда… Какое ужасное по сути слово… И он решился: – Гуля, хочу Вам предложить… одно дело… Но сначала, пожалуйста, выслушайте, подумайте, а потом давайте ответ. Хорошо? – Хорошо… – Гуля, я предлагаю Вам совместный поход на пляж. Можно сегодня или завтра. Впрочем, решайте сами. Он замер, ожидая ответа. Гуля взглянула на него, потом на широкие глянцевые листы стриженных тополей. Было видно, что она решает сложную задачу. Наконец решение найдено, оно верное, и девушка сказала: – Хорошо, я согласна. – Вот и прекрасно! Тогда давайте сразу условимся: когда, где, что? Гуля прекрасно поняла, о чём речь. Помедлив, она продолжила: – Думаю, лучше завтра, с утра. Скажем, в десять часов. А место… Место – у памятника. А из вещей, наверное, вполне хватит пледов и что-нибудь попить… И она вопросительно глянула на Пашу. Тот, внутренне ликуя, закивал в ответ. Главное – Она согласна! Ай да Паша! Они вышли на Гулиной остановке, и Паша донёс сумку до двора. Он хотел проводить девушку до квартиры, но она веско отказалась. «А-а, не хочет разных домыслов. У подъездов сидят старушки, наблюдают за всеми и… фантазируют», – догадался Паша о причине Её отказа. Они ещё раз условились о времени и месте, и, попрощавшись, Паша полетел к себе. Наступило завтра. Паша встал рано, быстро переделал все утренние дела. Временами он поглядывал на часы: было ещё рано. Чтобы как-то скоротать время, он решил сделать уборку в комнате. Вот бы удивились сокурсники, увидев его с

ведром и тряпкой! Но у него сегодня – самый главный стимул! Его ждёт встреча с Ней! Он ощущал такой подъём энергии, что мог бы шутя перетаскать мебель, выкопать траншею и вообще свернуть горы! Делая уборку, он напевал вчерашний мотив и дурачился, как мальчишка. Пока он убирался, стрелка доползла до цифры «девять». Пора! Он влез в одежду, захлопнул дверь и спустился вниз. В центре Паша купил две бутылки хорошего кваса и бодро зашагал к пруду. Вот он скатился по многочисленным ступеням, в три прыжка пересёк улицу и очутился на круглой площадке перед двумя лыжами. Так в народе называли монумент на берегу пруда. Гули ещё не было. Паша принялся ходить по периметру, постоянно посматривая вдоль улицы и на лестницу. Временами он облокачивался на барьер и осматривал блестящий окоём пруда, купающихся мальчишек, слышал крики чаек и шум машин на улице… …Стрелки часов доползли до цифры «десять». Гули ещё не было. «Как и положено барышне – задерживается», – успокоил себя Паша. Мило проходили девушки, смеясь и постреливая глазками. Но Паша делал вид, что не видит их в упор. Он ждёт Богиню… …Часы отмерили уже четверть одиннадцатого. Гули всё еще не было. Паша, бормоча свои мантры, строил догадки: «проспала», «пере-

думала», «что-то случилось», «мама не пустила», «произошёл пожар», «прилетели марсиане» и т. д. В голову лезли совсем уже невероятные соображения. Паша чертыхался, пытаясь отгородиться от собственных фантазий. Получалось неважно, вернее, совсем не получалось… …Стрелка дошла до отметки «одиннадцать». Он мысленно стал прокручивать вчерашний день с момента встречи в очереди до расставания во дворе. Так, что она говорила? Она говорила: «завтра», «в десять утра», «у памятника». Стоп! Она ясно сказала: «у памятника»! Она имела в виду статую революционера-земляка в Парке! Ты, Паша, последний идиот, потому что ты прискакал к монументу! А надо было в парк, к памятнику! Точно ошпаренный, он бросился бежать к остановке. В троллейбусе он снова припомнил слова Гули и убеждался, что он не идиот. Хуже. Он идиот, от радости потерявший разум. Он – сияющий дурак! Он – Самодовольная балда! Он, он, он! Так, бичуя себя, он доехал до парка и пулей полетел к воротам. На площадке у статуи он огляделся: Гули не было! Внутренне стеная, он быстро пошёл по аллее, всматриваясь в прохожих. Сердце ёкало при каждой стройной светловолосой фигуры. Нет, опять не она! О, Боже, Боже! Он дошёл до пляжа. В глазах зарябило от цветных пятен на песке. Юноша, трепеща, подходил к каж-

дой светловолосой девушке, таращился и шёл дальше. Он не замечал удивлённых взглядов, хихиканья за спиной. Он искал Её, но Богини не было! Пройдя весь пляж, он повернул обратно на аллею, к хмурому революционеру в шинели. И снова он «сканировал» людей, но тщетно. Пылая от жажды, он выпил весь квас и продолжил поиски. Паша решил поехать во двор Её дома и там дождаться. Ждать Её до Второго Пришествия! Во дворе он выбрал наиболее удачную позицию – детский городок в центре. Он сел на скамейку и стал наблюдать за людьми, как профессиональный шпион, который следит за конкретным человеком. «Шпион» временами вставал, разминал ноги и курил бесконечные сигареты. Время шло, убыстряло ход, неслось, мчалось, летело… Часы по очереди указывали цифры «два», «три», «четыре», «пять», «шесть», «семь», «восемь»… День угасал. Разбежались детишки, разошлись бабушки и женщины, подозрительно глядевшие на молодого человека. Ушли домой любители домино. Временами мелькали парочки, не замечавшие несчастного «шпиона». А он всё ходил по двору, вздыхая и бормоча эпитеты в свой адрес. Когда окончательно стемнело, Паша побрёл в свою сторону, идя как сомнамбула. Как Терминатор, не нашедший Сары Коннор… …Следующие несколько дней Паша ходил в этот двор. Караулил, пытался расспрашивать жильцов, но всё было напрасно – Гуля канула как в воду. Паша напоминал ребёнка, у которого отняли конфету, но оставили надежду… Между тем лето разгорелось, и надо было непременно ехать домой: ждали мама и хозяйственные дела. И Паша наконец поехал, надеясь, что родные места и люди смягчат этот досадный казус… М-м-да… Была ли то Богиня?

Ульфат Бадретдинов

ПОПУТЧИЦА Рассказ Бабье лето догуливает остатние свои погожие денёчки, палым листом порошит на усталую землю. Самое бы время той уснуть под весёлым, пёстрым этим одеяльцем – но деловитыми чёрными жуками ползут по окрестным полям трактора, готовят пашню под зябь: недолог у земли сон до весны. Всей силой своей навалилась деревня на главное своё угодье, не словить бы дождя в картошку. Днём его убирают с колхозных делянок, ввечеру копают со своих приусадебных гряд, сегодня день – год кормит. Лишь час-полтора поутру может выделить на копку своей огородины Васьлей агай, а там ему надо поспешать на машинный двор. За два десятка лет крутит он шофёрскую баранку. «Сам с вершок, зато ЗИЛок – большой!», – незлобиво и уважительно похохатывают над ним мужики в автогараже. Ростом Васьлей агай впрямь невысок, зато ухваткой живчик, а уж ума-разума шофёрского набираться зелёный молодняк ведут непременно к нему. – Приветствую! – протянул руку завгар. – Опять тебе, Василь Николаевич, сегодня как цыганка нагадала: дорога дальняя, казённый дом. В

Уфу, на ссыпную базу, картошку повезёшь. Всё я понимаю: по дальним рейсам ты уж досыта намотался, но выше крыши не прыгнешь – надо… С днём рождения тебя, кстати! Литки с тебя! – Вот те раз… – растерялся Васьлей агай. – Впрямь ведь пятьдесят восемь стукнуло, а у меня из головы вон! Спасибо за поздравление, с меня причитается. Да-а, жизня бежит, как большак под колёса… Эта самая мысль – что жизни дорога скорая, – не оставляла его и тогда, когда под завязку гружёный ЗИЛ подминал под себя вёрсты асфальтового шоссе, благо, впереди предстояла путь-дорога дальняя. Пятьдесят ведь восемь годков, шутка в деле. Вот, почитай, и до пенсии докатил-доехал на третьей передаче, и не заметил, когда. Жизнь ты, жизнь… Неужто и дочка про именины запамятовала? Ну, не-ет, Лиза у него всем дочкам дочь, подарок, наверное, давно припасла, сюрпризом бережёт. Василий с рейса в дверь, а она в щеку – чмок: папуля, с праздником тебя! Пельмени, небось, сейчас лепит. В кипяток их – бульк! Успеть бы только обыденкой за рейс обернуться…

«Деньги есть – Уфа гуляем», – вспомнил он народную усмешку, выруливая из города на большак уже в сумерках. День ушёл, как вода сквозь пальцы. На овощебазе в очереди проторчав, успел зайти только в один магазин. В двух верстах за городом приметил Васьлей агай на обочине хрупкую фигурку молодой женщины с чемоданчиком в руке. Куда она собралась, на ночь глядя? Автобуса навряд ли выждет, поздновато. Попутку ловит? Но не «голосует»… Он притормозил у обочины. – Далеко ли путешествуем? – Васьлей агай выставил голову в окошко кабины, дружелюбно улыбнулся. Женщина, похоже, не рассчитывала, что грузовик остановится, замешкалась с ответом. – Да мне… туда… в Николаевку мне… – Куда, куда? – не поверил своим ушам Васьлей агай. – В Николаевку… – Я как раз туда еду… Садитесь. Попутчиков за долгое шофёрство своё подвёз Васьлей агай не одну сотню, людям ведь не откажешь. Народ в пассажиры набивался разный. Иной так и просидит рядом молчуном-букой, другой в кабине

курить норовит (табачного духу терпеть не мог Васьлей агай), третий балаболит под ухом без передышки. А то и такой попадёт, что и спасибо на прощанье не буркнет, словно это он большое одолжение сделал. Эта вот… в Николаевку. В их округе Николаевка-то не одна. Надо поточнее выведать. – Ваша Николаевка в Балтачевском районе? – В Балта…да, да, как-то так… – несколько неуверенно подтвердила попутчица. – И к кому там пробираетесь, если не секрет, конечно? Я там всякого встречного поперечного знаю, – полюбопытствовал шофёр. «Что я ему скажу? Поверит ли, поймёт? Ещё и на смех подымет. Хотя едва ли – вон глаза добрые, да и машину сам остановил, кланяться не пришлось. И в годах уже человек, вон уж волосы снежком припорошило, всего, наверное, навидался и наслушался. Рассказать, разве?» – думала женщина. Василий покосился на неразговорчивую пассажирку. – Конечно, моё дело спросить, ваше – ответить. Я ведь просто так интересуюсь, для разговору. Коль что не так, извините… – Нет, это вы меня извините, – сконфузилась пассажирка. – Да только признаться неловко: я и сама толком не знаю, к кому в деревне еду. Мы с мамой и отцом в Николаевке ещё до войны жили. А как она, война, пришла – и всех моих с собою унесла. Голос женщины дрогнул, она помолчала, справляясь с собой. – Папу уже в конце июня призвали, мне тогда восьмой год пошёл, я только и помню сборы, провожаны: слёзы, вопли женщин… А ещё отчетливее помню, когда через два года, под осень, почтальонка в наш дом принесла конверт. Мама вскрыла его, прочитала небольшую бумажку – и упала на пол, вцепилась себе в волосы, криком исходит. И я в голос плачу, маму жалко. А она как-то внезапно стихла, охватила мне ладонями лицо, смотрит в глаза и шепчет: «Нет больше нашего папы… Нет его, и больше не будет… навсегда, понимаешь?»

Попутчица замолчала. Молчит и Васьлей агай – что тут скажешь? В таких случаях только и помалкивать, человеку переморгнуться надо. Женщина и правда вскоре продолжила рассказ. – С похоронки той мама и решила перебраться подальше от этих мест. Да только память и на краю света догонит, правда ведь? От безысходности ли такой, от чего ли ещё – пристрастилась мама моя к бутылке. Дальше да больше: и домой частенько выпившей воротится, а потом и не одна, с дружком. Худого не скажу, только один он с нею хороводился, а потом и замуж взял, да только и сам выпить был не дурак. Спасибо, хоть в папы не набивался, звала я его по имениотчеству. И вот, где-то по пьяной прогулке, угодили они на улице под машину. Отчиму хоть бы хны, а мамочку мою на погост снесли. С ним я, понятно, остаться не смогла, поступила в соседнем городе в педучилище, после институт этого же профиля окончила. Там же и работать устроилась. Послал мне там Бог в мужья хорошего человека. Родился у нас сын, Василием, в память моего отца, назвали… На родину ни разу не приезжала. Да и не к кому. А вот недавно по Центральному телевидению передача шла. Глянула я на экран и глазам своим не верю – нашу Николаевку показывают. Ваш колхоз передовой, план по хлебопоставкам чуть не втрое выполнил, и люди душой краше некуда. На экране и река-то наша по полям петляет, и родник на окраине, куда я девчонкой за водой бегала, и лесато все липовые да берёзовые, ласковые. А хлеба – стеной. Не по этим ли полям, думаю, в голодном моём детстве тут колоски с оглядкой собирала… Так всё и поворотилось во мне, жарким огнём полыхнуло: поеду и поеду! Родное ведь, кровное всё! Ну, мокрые щеки вытерла, доложила мужу и сыну, так, мол, и так, надо на родину хоть глазком глянуть, пока жива, здорова. Вот и отправилась. Верите, четвёртые сутки добираюсь: и самолётом, и в поезде, и в автобусе натряслась. Теперь вот вы, спасибо, в положе-

ние вошли. Возвращаюсь в родную деревню, а к кому, не знаю. – А как вас звать-величать? – Валентина Васильевна буду… Машина, ехавшая с большой скоростью, неожиданно затормозила, женщина чуть не стукнулась лбом о переднее стекло ЗИЛа. Она с удивлением посмотрела на водителя: – Что случилось? – Валентина Васильевна, говорите? А фамилия ваша Кузнецова? Щелкнул шпенёк, в кабине зажёгся свет. Шофёр повёл себя совершенно неожиданно: его ладони коснулись тёмных волос пассажирки, огладили её щеки: круглолика, глаза карие, округлившиеся от удивления и понятного испуга, с крутыми дугами бровей. – Я правильно назвал вашу фамилию? – Д-да-а… Девичья фамилия была Кузнецова. – Валя! Неужели это не сон?! – Васьлей агай уже не знает, как повести себя. – Ничего не понимаю, – женщина ещё больше испугалась, даже лицо изменилось. – Да это же я – твой отец, Василий Кузнецов! – водитель дрожащими руками шарил по карманам замурзанных рабочих брюк. – Ты вот что… ты в права мои глянь. Фотокарточки тут нету, но ты фамилию, имя, отчество моё проверь, дочка… Кузнецов я, Василий Кузнецов… Отцом тебе прихожусь. Понимаешь? – Отцом? Вы – мне? Как же это… Мой отец погиб на фронте, похоронная была… С этим не шутят! Вы не смеете! Выпустите меня из машины! – Какие уж шутки! – Васьлея агая заколотило от волнения, голос его дрожал. – Что ты такое говоришь, родная моя? Но я хлебом тебе клянусь, кровью, жизнью, да чем хочешь – по всему получается, что я твой отец… – на глаза Васьлея агая накатились слёзы, он тёр их тыльной стороной ладони. – Да ведь похоронку… письмо о твоей гибели мы получили от твоего командования: погиб, выполняя боевое задание. А ты… неужели ты живой, неужели ты мой отец? – жен-

щина уткнулась в ладони лицом, её плечи затряслись в плаче. – Неужели такое возможно? Почему же ты молчал столько лет? Ни весточки от тебя не было. Неужели не искал нас с мамой? – голос её звенел от обиды, от неверия. – Да как же не искал, доченька ты моя?! Война злую шутку сшутила, – Васьлей агай лихорадочно искал слова, руки его метались, не находя места, и он нашёл для них давно привычное – на баранке руля, включив зажигание и тронув машину с места. Знакомые движения, надёжный и спокойный гул мотора сняли его возбуждение, вернули способность к нормальной речи, и он начал свой рассказ. – Я ведь и на фронте тоже шофёрил, в автобате. Как-то летом колонной из шести машин везли мы на передовую продукты и боезапас. Степь кругом, место лысое, только далеко, в мареве, вроде лес брезжит. А так – как мухи на столешнице, далеко нас видать. Ну и налетел фашист, бомбить нас начал. Одна-то бомба рядом с моей машиной угодила. Грузовик в щепу, меня из кабины вышвырнуло. То и спасло, что продукты, а не снаряды вёз. Обеспамятел я, а как очнулся: машина моя в кювете догорает, а вокруг никого. Наши меня посчитали, видать, убитым, уехали – война ждать не будет. Понял, самому из беды надо выбираться, поднялся кое-как, на ногу ладом ступить не могу, осколком зацепило. Ковыляю, ровно во сне, крови, видимо, сошло много. Долго ли, коротко ли шёл, не скажу, а потом опамятовался, вроде – на опушке леса стою. Того, значит, самого леса, что вдалеке блазнил, добрёл. Пригожий лес, дубы да липняк, пичужки поют. Войны, вроде, и на свете нету – тишина… Хромая иду вперёд, дальше, куда глаза глядят. Шагать стало трудно, подлесок да коренья. Голову мне тут обнесло, сел я на поваленный ствол и слышу, водичка журчит – рядом вовсе течёт ручеёк. Я к нему, пью, не напьюсь, жажда осилила. И слышу вдруг: – Оружие на землю! Руки вверх! Это оказались партизаны местные. Вот при них дальше и воевал.

Партизанская жизнь ведь такая: ты в самой серёдке, а кругом – фашист. И ещё меня пару раз в боях пуля приласкала, да вот выжил, видишь… Позже узнал, что из части моей в деревню письмо отправили: погиб, мол. А что они могли подумать: ни тела, ни дела… Товарищи-то мои по колонне явственно видели, как мою машину бомбой гвоздануло… Васьлей агай прерывисто вздохнул, заново проживая воскрешенное памятью, смолк. Валентина робко тронула его за рукав. – Ну, а потом? Когда кончилась война? Отчего ты нас с мамой не нашёл? – Да я ещё до конца войны, когда из партизан в действующую армию попал, письмо отправил. С передовой, с раненым другом, когда его в тыл переправляли. Одер тогда брали, столько народу полегло. Вот и отдал я дружку моему письмо: передай, мол, на полевую почту. Попозже узнал, что их санитарную колонну фашист огнём накрыл. Не дошло моё письмо, так сейчас понимаю. Не получали? – Нет, ничего… – почти беззвучно выдохнула Валентина. – А иных весточек долго послать не довелось, я по второму ранению долго в госпитале пролежал. После второго ранения вчистую комиссовали. А осенью сорок пятого я в родимую деревню приехал. А там… – голос Васьлей агая сбился на хриплый полушёпот. – Окна родного дома досками заколочены. Односельчане довели, что мои подались куда-то. Я в сельсовет, в военкомат, а там только руками разводят: война пол-России с мест тронула. Ни слова от вас с мамой, ни весточки. Ну, я никуда не поехал, в деревне остался. А сердце моё верило, что вы вернётесь в родные места. Плотничал попервости, потом опять за руль сел. Такие вот дела. Бобылем остался, по другому разу жениться душа не позволяет, мало ли при живой жене… – Ты и теперь… один? – тихо, несмело поинтересовалась Валентина. – Девочку из детдома в дочки взял, Лизаветой звать. Поначалу-то

отказывали: холостой, мол, зарплата так себе. Но дознался я, что детдомовский директор нашего поля ягодка, фронтовик. Ну, поговорил с ним как солдат с солдатом – понял он меня, посодействовал. Двадцать третий год Лизавете моей, меня папой зовёт… А теперь вот тебя Бог послал, на именины, – счастливо рассмеялся Васьлей агай, – пятьдесят ведь восемь мне как раз сегодня сровнялось… – Ой, а мне и подарить тебе… нечего… – Да уж лучше, чем сегодня, подарка мне от судьбы и просить грешно, Валя, – сознался шофёр, – дочка нашлась. Тихо сделалось в кабине, только мотор пел свою дорожную песню. Молчание людей питали разные чувства. Васьлей агай словно заново переживал события своих воспоминаний, а Валентина всё никак не могла придти в себя от неожиданной вести, охваченная растерянностью, изумлением и несмелой радостью обретения. Василий Николаевич снова искоса глянул на молодую женщину, суммируя впечатления от её облика. Он и лицо жены-то успел позабыть, а дочурку оставил совсем как в тумане прошлого, малым птенчиком и, понятно, облик её совсем улетучился. – Валя… Валюша, а обо мне ты хоть что-то помнишь? – голос его был неуверенным, близким к просьбе. – Ну, как я выглядел? Может, что-нибудь помнишь из нашего общего прошлого? – Ну, что я могу вспомнить? – глубоко вздохнула Валентина. – Я же совсем девчонкой осталась тогда. Ни одной твоей фотографии, с этими переездами, хлопотами. Вот хорошо помню только: радовалась, когда брал ты меня в кабину твоего грузовика – любила такие путешествия, ребята в деревне ужас как мне завидовали. В колхозе тогда машина твоя была единственная… – Да, катал я тебя тогда на своём ЗИСке, помню, было такое дело. Ещё и с мамой вместе, втроём катались, верно? – С мамой? Вот этого я уже не помню, – Валентина посмотрела на

отца. – Да разве всё запомнишь? Однажды ты взял меня с собою на речку, на рыбалку. Ой, как это было здорово! – На рыбалку? – удивлённо воззрился на неё Василий Николаевич. – Это когда? – Ну, летом… Позабыл, что ли? Ты с удочкой по омутам ходишь, а я за тобой, как хвостик, ведёрко ношу, а там пойманная рыбка плещется. Тогда едва я с берега в воду не свалилась, в последний момент ты меня удержал, – лицо женщины осветила счастливая улыбка. – Солнышко, теплынь, трава на берегу густая, сочная. Устала я тогда… ужасти! – Валентина рассмеялась, блестя карими глазами. «Постой-ка, а ведь я рыбалку, вообще вольную воду с детства терпеть не мог, когда едва не утонул в речке: вздумалось за раками в омут понырять, а там – коряги. М-да… Спасибо пастуху, он вовремя заметил и меня выудил… Может, она путает что, мало ли прошло времени? Я ведь и плавать так и не научился из-за той самой рыбалки. Но ведь она помнит, значит, всё-таки я ходил на рыбалку», – размышлял Васьлей агай. – Мы что, Валентина, и, правда, с тобою тогда много рыбок поймали? – Да ты никогда пустым не возвращался. И крупные тебе иногда попадались: щуки, налимы. Хотя, вспоминаю сейчас, тебя всегда мама на рыбалку отправляла, ты почему-то сам не очень удочку жаловал… «Вот, не запамятовала же, что рыбачить не любил! Дочка это, дочка… Кому же ещё иному быть? Что это я всё мусолю да прикидываю?» За ветровым стеклом сгустились потёмки, фары резко полосовали мрак. За разговорами любая дорога короче, уже до Николаевки оставалось вёрст полсотни. – Ну вот, через часок мы с тобой и дома! – утешающе прикинул Васьлей агай. – Как хорошо-то! Разве я думала, четвёртые сутки сюда добираясь, что мне такая радость выпадет. Что с тобою встречусь… Давно так светло у меня в душе не было!

– Знаешь, родное место, оно вроде живой воды, силу прибавляет, – согласился Васьлей агай. – Вот с утречка завтра, как отдохнёшь, снова на реку съездим, повспоминаем, как да что, может, и словим рыбки, Лизавета рыбник загнёт, она у меня стряпать мастерица. Реку-то нашу не позабыла? – Да как могла я позабыть рекуто нашу, Белую? – Бе-лая? – протянул с удивлением Васьлей агай, и в это время будто кто-то прищемил его сердце. А Валентина заметила, что лицо отца изменилось. – Отец, ничего не случилось? – Нет, нет. Башкиры эту реку ещё и Агиделью зовут, ну, по-ихнему, – пояснил он торопливо. Но думки его вдруг заворошились тревожно и смятенно, обгоняя одна другую. «Вот те раз… В низине под нашей-то деревней река Танып бежит! А до Белой, куда Танып впадает, без малого тридцать вёрст… Вот ведь, думал дочь свою встретил. Не получилось как в кино. И, как мне помнится, Центральное телевидение наше хозяйство не показывало. Про такой случай все бы знали, начиная от собак до цыплят. Тогда какую Николаевку показали? Валентина, может быть, не в Балтачевский, а

Балтасинский район должна была ехать. Такой район есть. По-моему, там и Николаевка имеется. И, видимо, там Кузнецов Василий жил. Тёзка. Если об этом людям расскажу, не поверят ведь. В день рождения – такая сказка». – Николаевка-то наша выросла, – певучий голос Валентины спугнул дальнейшие размышления шофёра. – Я её совсем маленькой запомнила, а по телевизору показали: широко она теперь раскинулась, дома добротные, фермы, птичник… Неплохо теперь тут живут, правда? – Чего там, жить можно, – уклончиво ответил Василий Николаевич, вспомнив развалюхи-коровники близ родимой Николаевки, и отсутствие какого-либо птичника в колхозе. – Утро вечера мудренее, Валентина, завтра вот сама всё и увидишь. Покатаю опять по родным местам, может, куда съездим (про балтасинскую Николаевку язык не повернулся сказать)… Цепочкой выстроились, вынырнув из темноты, огоньки ночной деревни. – Вот и Николаевка наша, – вздохнув, пояснил Васьлей агай. Перевод с удмуртского Анатолия Демьянова.

Татьяна Банникова

Банникова Татьяна Михайловна вордћськемын Балезино ёросысь Люк черкогуртын, 1978-тћ арын йылпумъяз УдГУ-лэсь историяя факультетсэ. Историяя дышетћсь луыса ужаз Ижысь 71 номеро школаын. 1990-тћ арын ужаны лыктйз «Советская Удмуртия» газетэ. Та дырозь ужа «Удмурт дунне» газетын политикая но экономикая но парламент корреспондент луыса. 1994-тћ арысен кутэмын Россиысь журналистъёслэн огазеяськоназы. Ас ужъёсыныз ялан пыриськылэ журналистъёс пќлын ортчылћсь конкурсъёсы, вормонъёсыз уно грамотаосын пусйылэмын. Татьяна Банникова озьы ик пусъемын Удмурт Республикалэн но Кун Кенешлэн Данъян грамотаосынызы.

ШАЙВЫЛ СЮАН Верос Огаз кисьтон нуналэ, Тройчае, син шорам йќтћз шайгу азьын кыџе ке гожтэтъёсты учкылћсь кышномурт: я лыдње, я маке сипыртэ, я дол-дол дэймыса пуке, собере, шуак луыса, выльысь лыдњыны кутске. Шай из бордын егит солдатлэн тусбуйыз. Югыт дунне шоры сайкыт синъёсын но каньылак пальышаса учке. Афганистанын быриз, луоз, анаез солэсь гожтэтъёссэ лыдње, малпай ас поннам. Шайвылысь бертыны кышномуртэн џош кемдћм. Автобусын адямиослэсь џаш поттэмзэс со ќз шќдылы кадь, ас дуннеяз выемын. Вќзаз интыяськыкум гинэ нёркак кариськиз. Сопал дуннее кошкем мурт Валялэн, озьы со нимаз ассэ, картэз но, џыжы-выжыез но вылымтэ. Сюлмаз тымиськем куректонзэ мыным, тодмотэм адямилы, нылкышно кемалась ортчем аръёсты тодаз вайыса мадьыны кутскиз. Кызьы мон доры вуиз быдэс улонме љутћсь-бурдъясь, но со дыре ик ке-

катћсь-позыртћсь яратон, радызъя вераны но уг быгаты, дыр. Оло, ваньмыз кутскиз букварьысен? Ми начар улћськомы вал. Школае мыныны букварь гинэ но ќз шедьы. Но шудэ вылэм на ай. Џапак нырысетћ сентябрь азьын бускель кышномурт пиезлэсь книгазэ вайиз. Сашикез мынэсьтым одћг арлы бадњымгес вал. Кызьы озьы луиз? Малы? Тќдьыкысъем, востэм пияш ачиз сярысь нуналлы быдэ монэ тодаз вайытылћз. Тани букварьысь суредэз со малы ке но карандашен нуллэм. Мукетаз бамын чернила виштыос пуксиллям. Букваре кельтэм пытьыосыз пыр син азям пуксьылћз Сашалэн улонэз. Со нош малпанъёсме тодытэк улћз. Ортчизы нуналъёс, толэзьёс, аръёс. Саша улонэлэн висъянтэм люкетэз луиз. Чебер, љужыт пияш сярысь ваньзэ тодэме потэ вал. Но кызьы? Соин вераськыны дћсьтонэ ќз тырмылы. Озьы солэн вужерезлы пќрми. Шќдтэк шорысь сюрылћ отчы, кытчы мынылћз со: физикая олимпиадаосы,

куасэн џошатсконъёсы, концертъёсы. Кышкаса возьманы кутски армие мынонзэ. Чидалоз-а сюлмы люкиськонэз? Аслэсьтыз вужерзэ пияш ќз шќдылы. Нош мон ялан осконэн улћ. Но тани вуиз со кышкыт вакыт – май толэзьлэн берпум нуналаз солэн корка вадьсаз дугдћз машина. Келясьёс ќй вал, куазь но ведра дурен кадь кисьтћз. Солэсь машинае пуксемзэ укноысеным адњыса, пушкам маиз ке чигиськиз кадь. Йыры поромиз. Выж вылэ усемме ќй шќды ни. Сайкатски љыт пал. Койка дорысьтым врачез но дышетћсьёсты адњыса, мырдэм валатски. Монэ кулонлэсь утизы, но висёнлэсь мугзэ нокин ќз тоды. Кык ар џоже кызьы ке но улоно. Кытысь шедьтоно чиданы кужым? Гожтэтъёс! Тћни кызьы буйгато аслэсьтым сюлэмме. Тани татын соос ваньмыз, – пуйыэ љикытак бинялтэм гожтэтъёссэ возьматыса шуиз Валя. Нылкышно автобусысь мынэсьтым куинь остановкалы вазьгес васькиз. Ог-огмылэсь кыдёкын ум улћське вылэм.

Валяен выльысь кемдћз мукетыз учыр.

пумиськыны

***

Соку мон школаын ужасько на вал. Тулыс. Классысь укноос вќл-вќл усьтэмын. Туннэ 10-тћ классын дышетскисьёс тулыслэсь вуэмзэ уката но зол шќдо: урокын вераськон мынэ яратон но семья кылдытон сярысь. Мар со сыџе яратон? Куректон-а, шумпотон-а? Оло, со воксё но ќвќл? Классысь пиос но нылъёс кыклы люкиськизы. Ќйтќд, малы озьы луиз, но яратонлы дурбасьтћсьёслэн куараоссы лябгес вал – яратонлы оскисьтэмъёсыз согизы. Тћни ку мон нош ик тодам вайи тодмо кышномуртме. Валялась кури гожтэтъёссэ. Соосты лыдњыны мынам нокыџе правое ќй вал, кури егитъёслы возьматон но оскытон вылысь – яратон вань! Одћг, кык… куамын... витьтон... Кќня со гожтэтъёс? Ньыль сюлэсь уно. Озьы азьланьтћськиз выль тодмоеным эшъяськонмы. Валялэн гожтэтъёсыныз мыным тодматскыны кылдћз солэн улонысь кошкемез бере гинэ. Кышномуртлэсь быдэс улонзэ тодэм бере, соосты синкылиостэк лыдњыны уг луы. Паймымон гожтэтъёс! Отын яратон гинэ ќвќл, отын егит ныллэн улон сярысь малпанъёсыз, осконъёсыз. Но уката но паймымон мукетыз: кинлы соос сћземын, со доры вуымтэ... одћгез сяна. Ньыль толэзь гинэ кылем на вылэм Сашалэн армиысь бертонэз. Ныллэн чиданэз чигиськем – огзэ гожтэтсэ, вань сюлэмзэ усьтыса, дћсьтэм келяны. Данак гожтэтъёс пќлысь кќнязэ ке бырйыны туж секыт. Ваньзэ лыдњыса гинэ син азе пуксе адямилэн мур пуштросо улонэз. Озьы ке но быръем гожтэтъёсысь но шќдћськод нырысь яратонлэсь чылкытлыксэ. Мыным табере лякытгес. Инбамысь синйылтћ одћг кизилиез, мыным потэ со тынад кизилиед. Кќлон азям тон сярысь соин вераськисько, нош со монэным соглаш луэ – каллен гинэ ас понназ ворекъя. Огнын секыт. Луыло сыџе учыръёс, куке астэ адямиен но лыдъям уг поты. Соку уката но зол шќдћськод: кыџе вќзад уг тырмы тонэ валась адями. 13.12.1972 ар.

Малы гожъясько? Бќрысь соосты тыл гинэ сиёз ук, дыр. Нош тон ноку уд тоды яратонэлэсь кужымзэ. Малы мон тонэ сокем яратћсько? Куд-ог дыръя аслэсьтым юасько: ваньа тынэсьтыд чебергес, визьмогес, кужмогес адямиос? Данак, кќня мылыд потэ. Но тон гинэ, ачид валатэк, монэ улон шоры выль синмын учкыны косћд, тон гинэ монэ вылће љутћд. Дышетсконын но котьку тон сьќры уйиськыны тыршылћ. Февраль шока ни тулысэн. Азьпалан акылес март, љоггес мед ортчозы та толэзьёс. Оскисько: тон бертод, сирень сяськаяку, уџыос кырњаку, сюлэмъёс яратонэн љуаку. Мар ваёз мыным сяськаяськись май? 3.02.1973 ар.

Яратонэ тон мынам! Басьтћд ке гожтэтме, эн курла монэ, туртты валаны. Киосы сое ќз гожтэ – яратонэн сураськем йырсазьы но соин кекатэм сюлэмы. Малы, малы сыџе секыт вераны яратонэз? Малы дыраз верамтэ кылъёсын юнме курадњытћськомы улонмес? Котырам уло пќртэм адямиос. Џем паймисько: ялан соослы мар ке но уг тырмы, весь улонзы вылэ љожтћсько. Валасько, адямилы кулэ, дыр, коньдон но, чебер дћськут но, машина но. Но кыџе мќзмытэсь пото мыным соос – огзы но улонлэсь уг куро яратон. Нош мон тонэ яратытэк уг быгаты улыны, шоканы – тон мынам омыре. 10.02.1973 ар.

Чус мќзмонэз но шќдтэк шорысь потћсь синкылиосыз бумага вылэ нокызьы уд гожты. Яратћсько бер љытъёсты, вань ужъёс лэсьтэмын – тон сярысь малпаськыны нокин уг люкеты. Кышкасько џукнаослэсь, угось сайкаса ини валаськод: чебер малпанъёсыд туннэ но уз быдэсме, тон кыдёкын. 14.02.1973 ар.

Туннэ тонэ уйвќтам адњи. Но ќй шумпоты. Џошен мынћськом урамтћмы. Тон мадиськод яратонэд сярысь, но шќдћсько – мон сярысь со ќвќл. Котыръяса-котыръяса вераны турттћськод кыџе ке нылмурт сярысь. Сюанад ќтид. Мон ќй паймы – сюлэмы гинэ вќсь луиз. Та кышкыт кылъёстэ

кемалась возьмасько ни вал кадь. Тон бордысь каллен палэнскыса, мырдэм верай: «Номыр шоры учкытэк, тон мынам гинэ луод, кулытозям тонэ гинэ ярато». 4.03.1973 ар.

Валялэн уйвќтэз зэмаз. Куинь ар ортчыса, џапак 4 мартэ Саша кышнояськиз. Но со дырозь вал на йырез поромытћсь но осконъёс сћзись май – соку пќсь шундыё нуналэ Саша бертћз армиысь. Вал секыт пумиськон, вакчи вераськон но Сашалэн сюлэмез вандћсь кылъёсыз: «Вождэ эн вай, но мон сыџе кужмо яратонлы дась ќвќл». Кќня ке улыса, Валя но бызиз. Семья улонзэ шудо но, шудтэм но уд шуы – озьы уло данакез семьяос. Вордћськиз пиез. Со ик юрттћз куректонзэ вунэтыны. Но кќлыны выдон азяз нылкышно котьку но ворекъясь инбамез сћсъялляз, «аслэсьтыз кизилизэ» шедьтыса, синмыз мальдытозь, со шоры учкылћз. Со вал яратонэзлы вќсяськон. Саша сярысь номыре ќз тодылы, кышнояськемез бере со вордскем палъёсаз ќз бертылы ни. Но пумиськон кемдћз ик... Кызь ар ортчыса.

***

Пумиськемзы сярысь Валя тазьы мадиз вал. – Одћг пол вокзалын автобус возьмаса пукисько. Дырез ортчытон понна буфетэ пырано кариськи. Отысен сурыкмем дћсен воргорон мынэсьтым коньдонме куриз, киосыз куалекъяло. Жаляса сётћ но... синмаз учкыса, куаляк луи. Ќвќл, ќвќл, Саша со ќвќл – буйгатћсько асме. Ачим табере весь сое синйылтыса возисько. Тани со пќсь чай, кыџе ке пыжос басьтћз, укно доры кариськыса сиськыны кутскиз. Изьызэ йырысьтыз басьтыса, кунулаз понћз. Саша! Армиын дыръяз кќня мон малпаськылћ: солэн баблес йырсиосыз, чагыр синъёсыз сярысь. Табере тани со воксё тодмотэм адями – синъёсыз бездэмын, йырсиосыз вќйын кадь зырамын. Пыдъёсы монэ со доры нуизы. «Њечбур, Саша!» Тодмаз, возьдаськиз, кырсь киоссэ уллань лэзиз. Ураме потыса, кќня ке вераським. Вакчи дыр куспын трос-а бен юалляськод. Но одћгзэ валай – солэн вань кыш-

ноез, нылыз. Вераз кытын улэмзэ, нош мон сетћ телефонме. Вань сюресме со сярысь малпаськи. Кыџе адњон сое тазьы улонлэн пыдэсаз вуттэм? Малы сыџе визьмо мурт но юонлы сётскем? Школаын но, институтын но солэсь адњем карылћзы. Школаез азвесь медален йылпумъяз, институтын дышетскыкуз, ялан биатлонъя џошатсконъёсы пыриськылћз, кунгож сьќры но поталляз. Нош диплом басьтэмез бере физика удысъя њеч специалистэз кунгож сьќры но ысъязы. Уг, нокызьы оскыны уг луы адямилэн сыџе улће усемезлы. Соослэн выжыязы но юисьёс ноку ќй вал ук. Бертэме бере ик мыноно кариськи Сашалэн улон интыяз. Ќсэз усьтћз кышномурт. Ачим сярысь валэктћ, Сашалэн џош дышетскем эшез шуыса. – «Тордосмы» арня џоже дорамы уг кќла ни, – нокыџе кариськытэк шуиз кышноез. – Нош ужаны со ветлэ-а? – Уг тодћськы. – Алигес мон сое адњылћ, соин ик тћледын туж вераськеме потэ. Кема бќтьыртћм ке но, мон ќй шќды солэсь картэз понна сюлмаськемзэ, солы юрттон мылкыдзэ. Юыны, пе, кутскиз, Чернобыле ветлэмез бере. «Врачъёс доры вазиськылћды-а? – юасько. – Оло, Чернобыльын адњонкуректон солэсь лул-сюлэмзэ чигиз?» – Кулэ вал мыным со понна возьдаськыса ветлыны, – меџак шуиз Сашалэн кышноез. Кезьыт сюлэмо кышномуртэн вераськеме ќз поты ни. Дорысьтызы потыкум, со шуиз ик: – Бертћз-мараз ке, ивор сёто. Ивортћз. Сашалэсь шќйзэ шедьтћллям городлэн огысьтыз общежитиысьтыз. Тћни озьы Сашаен шќдтэк шорысь пумиськонмы пыраклы люкиськонлы пќрмиз. Сашаез ватыку, азьвыл эшъёсыз но, џыжы-выжыосыз но огкылэ вуыса сямен вераськизы. Кыџе, пе, со умой адями вал. Но юон сое быдтћз. «Ќз, ќз! Юон сое ќз быдты, – кесяськиз мынам гинэ сюлэмы. – Сое быдтћзы кас сюлэмъёс!» Куректонме калык азьын ќй возьматы, но, дорам бертыса, викышъясапогылляськыса бќрдћ. Тћни соку ик тодам вайи Сашалы кызь ар талэсь азьло гожтэм гожъямъёсме. Мынам соосты ноку но выльысь лыдњылэме ќй вал, сыџе мылкыды луылћз ке но, сюлэмме тодэ ваёнъёсын бугыръяны ќй дћсьты-

лы. Табере мон Сашалы лыдњо – сопал дуннеяз коть мынэсьтым яратонме шќдыса мед кыллёз.

***

Тћни огаз сыџе учыре ик кылдћз вал мыным Валяен тодматскыны. ...Валя шайвылэ туж џем вуылћз. Нянь пыжыса, чебер дћсяськыса. Луло адямиен пумиськыны кадь дасяськылћз. Џем вералляз: «Мон янгыш солэн кылдымтэ улонэзлы. Яратонэ понна нюръяськоно вылэм». Шайвылэ ветлыса, Валя пумен буйгатскыны кутскиз ни кадь. «Кулэмез бере коть со мынам луиз, – шуиз со огпол. – Кышноезлэсь со доры ветлэм пытьыоссэ уг адњылћськы». Нош огпол эшме ќй тодма. Дорам катьтэммыса сямен пыриз. – Мар луиз? – юай кышкаса. – Сашаез кенераллям... – Номыр уродэз ќвќл кадь отын, – вырисько сое буйгатыны. – Кызьы тон уд валаськы, – синкылияськыса вераны кутскиз Валя. – Адями эрико вордћське, малы кулэмез бере солэсь эриксэ кортнано? Улыкуз но адямилы эрик уг тырмы, кулыса но эриклэсь люко... Туннэ шайгу дораз пырыны ќй быгаты, кузёзэ ыштэм пуны сямен сылћ но кошки. Валя шайвылэ шергес но туж мќзмыт мылкыдын ветлыны кутскиз. Номыр табере сое ќз шумпоттылы. Сюлэмзэ ќз буйгатылэ пиезлэн армиысь вуэм гожтэтъёсыз но. Покчи гужем вакытэ городэ вќлмиз ивор: пазьгиськем нефтяникъёсты нуллћсь самолёт. Соберегес ик мон доры Валя вуылћз. Номыре малпатэк шуи: – Бырем лётчиклэн огез пиез мынам классам дышетскоз. Анайзы кулэм бере пиоссэс вордыны песянайзы басьтэм.

– Анайзылы но-а мар ке луэм? – Картэзлэн шайгу вылаз кулэм. Куректонэзлы сюлмыз чидамтэ. Кќня ке чал-чал пукемез бере Валя мур лулњиз: – Табере соос џошен. Кыџе соослы умой, вылды. Солэн малпанъёсызлы пайми но кышкатски. Валя тазалыкезлы ќз љожтћськылы. На мон шќдыны кутски солэсь восьмемзэ. Љыны ар ортчыса, армиысь бертћз пиез, тодмое дорам шергес пыраны кутскиз. Но огаз кќс нуналэ Валя монэ мунчое ќтьыны шуыса пырем. Пайми гинэ но номыре ќй вера. Малы со туннэ шайвылэ мынымтэ, отчы та нуналъёсы ветлылэ вал кадь ук? Соин џош мыныны дыры ќй вал, дышетскисьёс экзаменъёссэс сёто. Арня нуналэ бер љыт ини пиез жингыртћз. Анае, пе, тћ дорын ќвќла, та дырозь шайвылысь ќз берты на. Кыкнамы ик валамы – мар ке но луиз. Автобусъёс уг ни ветло вал. Тодмоосмылэсь машиназэс курыса, шайвылэ потћм. Кенер вылэ пограса усем кышномуртэз татын возьмаськись шедьтэм ни вылэм. Сылэ, мар карыны тодытэк. Валяез ватћмы Сашаен артэ. Кќня сюлмаськылћз со, гожтэтъёсыз бырыны, љуаны сюрозы шуыса. Соос ќз љуалэ, љуаз нылкышно сюлэм. Валяез ватэм бере гинэ пиез синучкон азьысь шедьтэм анаезлэсь таџе гожтэтсэ: «Пие, эн куректы. Котькуд адямилэн аслаз шудэз. Табере мон но шудолэсь шудо луи. Одћг куронэ вань: Сашалэн џыжы-выжыосыз доры ветлыса вераськы, оло, соос шайгу котырысь кенерез басьтозы...» Табере кыллё соос, ог-огзэс ас дыраз шедьтымтэ адямиос, џош, эркын. Пеймыт уйёсы соос вадьсын пиштэ инбамысь Валялэн шедьтэм кизилиез.

Римма Игнатьева-Лаптева

Нюлэс-пелё… Верос

Котькуд гужеме Санко гуртамы песяез дћне кунояны лыктылэ. Со вуэм бере гуртысь нылашъёс-пияшъёс тодмантэм воштћсько: нырысетћосыз чусомо, мукетъёсыз карысь пилы укшаны выро. Косъяськыны яратћсь Санколэсь вань џектонъёссэ, пумит кыл вератэк, быдэстыны дасесь. Зэм, ачиз ќвќл дыръя, мышказ карысь њучъяськись пияшез «њучкипечки – берпалаз перепечки» шуыса исало. Нош азяз ыль но вќй верасько. Эшъёсылэн озьы выремзы мыным чик уг кельшы. Куддыръя укылтэм пия кариськемзылы воже ик потылэ. Эсьма, бускель Васиез тћзьнал* пыкылћ: – Со «њучки-печкиез» инмар кожаськоды-а, мар-а? Колодчае тэтчыны дэмлаз ке но, кылзћськоды-а, шай-а? Васи, шорам янгышам тусын учкыса, мур лулњиз: – У-у, солэсь ќд кылзћськы ке, кувалда быдња мыжыкеныз васькытоз но отчыяд ик погралод ук. Со, пе, городаз нюръяськонъя секцие ветлћсько но пќртэм приёмъёсты тодћсько. Адњид, дыр, ук, суй быгытъёсыз макем золскемын.

Василэн валэктэмез монэ пичи но ќз буйгаты. Азьло асьсэды йќно но сабырлы возись пияшъёс жалесь гинэ йќтћзы. Табере соос котмем куркалы укшало кадь… Сюлэмам жалян, љожомыса вожпотон но ќчкарон мылкыдъёс юнгес бугыръяськыны шќтазы. Ас поннам малпаськисько: «Кызьы меда кќтвеськантэм Санкоез монъяськемезлэсь дышетоно?» Учыр тупамез кема возьмано ќз луы. Огаз шулдыр нуналэ ми, дыдыос, шудон коркаен шудћськомы вал. Шунды шорын горд сюйлэсь перепеч-шаньга «пыжиськомы», мунёосмес «сюдћськомы», «юртъер пушмес» чылкытатћськомы… Соку џапак вадьсамы пиос дугдћзы. Котьку сямен азьпалазы, йырзэ вылће урдыса, айы њазег выллем, Санко вамышъя. Со сьќры, ог вамышлы бере кыльыса, кияз тупен Юрик лыктэ. Юрик – Санколэн гуртамы улћсь апаезлэн пиез. Џужодћгез сайын со но мынчыръяськыны шќта. Эсьма, аслэсьтыз пичиоссэ но лябъёссэгес эшъёссэ обидьыны но уг керпоты. – Учкы али, зырымесь нырулъёс шаньга пыжо, лэся, ук. Я бен, оскалтом «пыжосъёссэс», – тупсэ Сан-

колы сётыса, Юрик ми пала кожиз. Пичи њус нерге вылэ куасьтыны тырем «пќрамъёсмес» пазьгыса лэзиз ук!.. Галиен Мани соку ик бќрдыны ылазы. Нош мон йыркурен суро љожомонэн вожоми: – Иське, тон озьы?! Санкоед тонэ утёз шуыса оскиськод но милемды, ляб дыдыосты, пунэмзэ берыктыны быгатымтэмы сярысь валаса, ултћяно, кожад-а? Ме тыныд со понна! – ки улам сюрем пичи изэн обидисьмы шоры лэзи. Мукетъёсыз пияшъёс бакомем кадь чусомизы. Синъёссэс, абдраса но кышкаса, мон вылысь Санко пала вошъяло. Юрик гинэ, вќсь луэм интызэ киыныз зыраса, џужодћгез мышкы чигназ. Санко, мыжыксэ кырмыса-урдыса, мон пала сётскиз. Соку Васи пиос пќлысь потћз но вискамы султћз. Карысь пи шоры берытскыса, юн куараен вазиз: – Мынам буби индылћз: зэмос пиос нылъёсын ноку уг жугисько! Вожпотонэн њырдаса, ымныры тылын гоманы ќдъяз кадь. Васиез *Тћзьнал (диал.) – кќня ке нунал талэсь азьло.

палэнтыса, Санко азе султћ но чангес куараен кеськи: – А мон жугемедлэсь уг кышкаськы! Тон выллемъёслэн, асьсэлэсь лябъёссэ мыжганы сяна, номырлы толыксы ќвќл! Нош мон нокинлэсь уг кышкаськы. Уд ке оскиське, тћни со сьќд нюлэс шорысь куше узыяны но огнам мыно. – Берло кылъёсме гурт пиналъёс пала берытскыса верай. Ачим, Санколэсь мышласянь мыжгемзэ возьмаса, вань ёзвиосме золтћ. Со вие пиналъёс, лулъёссэс воштыса сямен, капчияк шокчылћзы. Синъёсысьтызы кышкан тќлњиз кадь. Мон выльысь кар пи пала берытски. Санко витьымтэ шорысь мыжыкъёссэ улће лэзиз. Абдраса, оло, тодманы турттыса кадь, вылћысен улће шорам учкиз. Собере юлтошъёсыз пала дыртытэк берытскиз: – Оло, Лели зэмзэ ик сыџе кышкасьтэм? Эскеромы-а? Паймыса долкам пиос, соглаш луэмзэс возьматыса, йыръёсынызы гинэ шоназы. Нош Санко шудон коркаысьтымы пичи ведраез синйылтэм ни. Отысь луоез курткиз но мыным мычиз. – Зэмен ик тон сокем курдасьтэм ке, мын, со нюлэскысь узы бича но милем вай. Озьы-а, корешъёс? Пиос йыръёссэс мыкыртћзы – пумит номыр ќз вазьылэ. Васи гинэ ныр улаз маке нукыртћз, нош солэсь верамзэ ваньзы кылымтэ улсы кельтћзы. Эшшо Галиен Мани золгес викышъяны ылазы… Вожомыса но чик малпаськытэк зулеме пумысен, табере ас поннам ќпкельыны шќтай. Нош верам кылдэ берен уд басьты. Нюлэс кушысь узы бичаны ачим чорски ук. Кќшкемамме пиналъёс медам шќдэ шуыса, Санко киысь пичи ведраез зурк! кыски но лек мытылћ: – Курмем посудае емыш уг тыро! Али ик ведраез шур вуын гылто, собере тэле мыно. Эчешонмылы Санко пум поноз, дыр, малпаса, бакчаос бертћ бызись шур вуын мултэс кема жомбылляськисько. Нош Санко ялан узатэ: – Нюлэснюнялэсь кќбераськод ик, лэся – ведраез такема миськемъяськиськод. Амал ќвќл – тэле узыяны огнам мыноно. Шќдћсько: ымныры тылын сутскем сямен љуа. Гордалэс-џуж

йырсиосы ик, оло, пештырскизы ни. Санко нош еремысь уг дугды: – Вужередлэсь кќшкемаськод-а, шай-а? Оло, џаштыртэмез кылћд но нюлэскы мыныны кышкаськод ни? Ха-ха-ха… Пумитаз номыр ќй вазьы ке но, аслэсьтым вужерме шурысь адњо кожаса, выж улэ учкалтћ. Вулэн куашетэмез лулме пыдтышкам уськытћз кадь. Нош мылкыдме пиналъёс медам шќдэ шуыса, каллен гинэ кырњаны ќдъяса, выж вылтћ нюлэс пала вамыштћ: «Узы меда, боры меда, кудзы азьло кисьмало…» Зэмзэ верано ке, нюлэс куше сюрес мыным далайгес тодмо ни. Отчы узыяны я губияны песяеным џош џем ветлћськомы. Ма, собере сик гуртмылэсь кыдёкын ик ќвќл. Шур выжез ортчыса, кенер валлин ог љыны иськем гинэ мыноно но тэле вуоно. Нюлэс дорын котыртэм йылпумъяське. Сое гуртоос озьы ик нимало – Шур кенер. Татын бускельёс њазегъёссэс, џќжъёссэс но парсьёссэс возё. Нимысьтыз возьмась но бурдоослы, пудолы кулэ ќвќл. Пичи шур тымемын бере, бурдоос но нурсћос котыртэтын майбыр уло. Пќсь куазен парсьёс пиосынызы џош лумбытэн дэриын погыллясько, нош њазегъёс-џќжъёс тыметын уяло. Куддыръя бурдоосын артэ нылпиос но жомбылляськыло. Зэм, таиз пумысен мумы-бубыосмы милемды юн ало. Нош ву дуре вуыса, отчы пырытэк, пќсь куазен кин ке чидалоз меда? Гуртысь пиналъёслы но шур кенерын шудыны толэн-гужемен уг акыльты. Толалтэосы татын я куасэн, я пичи дќдьыен нискыласькомы. Шур кенере пырон ыбес дорысен ини гурезь кутске. Вырйыл лекос меџ ќвќл ке но, со пырак тыметозь кыстћське. Кылем тол вылтћ гурезь йылысен куас бодыосыным донгиськи но уллане тќл кадь лобатћ ук! Пичи кызъёсын кызьы «лекаськемме» шќдыса ќй ик вутты. Кымесысьтым яра бервылэз арлэсь ятыргес дыр ортчыса но бырымтэ ай… Нош гужемъёсы ныл эшъёсыным џош љужыт кызъёслэн сай улазы луолэсь пќртэм пумо арбериос лэсьтћськомы яке тазьы шудон корка пќрмытћськомы. Паймоно кадь: огез кыз выжыысь ошмес њиза. Џапак со ошмес ик пичи шурмылы кутскон сётэ.

Ошмесэз гуртысь кибашлыос бугроен котыртћзы. Пудоос, пе, ошмес синэз медам кырсёмытэ. Песяе валэктћз: сузямтэ-чылкытатымтэ ошмесъёс зынмем нюр луо. Сыръясь инты берло гырыны-кизьыны но уг яра, рос-прос турын но, шашы сяна, отын уг буды, юыны ярамон ву но отысь уг пызьыра. Со чылкытатэм ошмесысь њырт кезьыт ву юн корлэсь гыркъем колодчае-тусе дырды кузя бызе. Тусьысь синву кадь дун ву пачыласа шуре ќръяське. Собере тыметэ люкаське. Џыпет валлин – выж. Та выж улэ паськыт корт гумы понэмын. Тыметэ мултэс трос люкаськем ву, со гумыетћ васькыса, нюлэс пыр но ай огсыр жильыртэ. Песяе шуэмъя, милям пичи шурмы выллем уно ќръёс огазеяськыса, ёросмес дано карись бадњым Камез уката паськытгес, тыр вуогес каро. Шурлэсь ошмесысен кутскемез сярысь песяелэсь мадемъёссэ тодам ваёнъям нюлэс дуре вуэмме ќй ик шќды. Тэле пыремелэсь азьло эшшо огпол мышме чаклай на. Пияшъёс кызъёс улын ик сыло вылэм. Быдэс мугорыным шќдћсько соослэсь сћсъяса-поръяса кадь учкемзэс. Оло аслым гинэ озьы потэ-а? Мур шокыштћ но, «йыр ке йыр, пыд ке пыд» ас поннам малпаса, сикысь кужен сюрес кузя азьлане чакласькыса вамыштћ. Син кышка, пыд нуэ. Тодэ ваёнъёслы луыса, чалмем гурез тэльысен выльысь мытћ. Куарае чузъяськыса, нюлэсэтћ кыдёке вќлме. Эсьмаса, љужыт кызъёслэн шаугетэмзы но, музон џаштыртэмъёс но пельме сокем уг вандо ни. Аслэсьтым мугор но лулсюлэм шќдонъёсме гинэ анласько. Пушкылэсь сыр-р! куалекъямзэ тазьы ик шќдћсько… Луд кеч сямен куалекъяса, узыян интые вуи. Малы ке но песяеным џош, та куше лыктылыкум, татын югыт но чал-чал йќтылћз. Нош туннэ котькуд писпу сьќрысен кин ке но мынэсьтым вамышъёсме сакла, кожасько. Тани-тани со кќшкемыт кин ке сильсьќртћм кырмоз кадь. Љужыт турын пќлы ватскем емышъёсты нырысь-валысь синйылтымтэысьтым, уката љожоми. Бќрдонэ ик ымдурам пуксемын ни. Озьы ке но синкылиосылы ќръяськыны маза

уг сётћськы. Возьыт. Сике узыяны монэ кужмысь нокин ќз ысты ук. Турынэз пал киыным палэнтћ гинэ – пќлы пум быдња узыез адњи. Собере эшшо огзэ, кыкетћзэ куинетћзэ… Горд-горд кисьмам узы ачиз кие куриське. Мон огзэ емышез ведрае, кыксэ «пеймыт вышкыям» – љушам-кќтам алекмыса бичаны ќдъяй. Кќшкеман сярысь тодам ик ќвќл ни… Кќты тырымон узы сиеме но ведраям йырвыло октэме бере, кушысь џыдытэк, кужен сюрес вылэ потћ. Соку ик кќшкеман-курдан быдэс мугорме выльысь юзыратћз. Кышканме вормон вылысь, нош ик зол черекъяса кырњаны ылай. Ачим, пыд улме шќдытэк, дор пала бызисько. Емышъёс музэ медам усьылэ шуыса, посудаме куинь сэрего кышетэным керттоно кариськи. Огшаплы дугдћ но, йырысьтым кышетме пертчыса, соин ведра вылэз шобыр-

тћ. Табере џемтыса уси ке но, узые уз пазьгиськы ни, малпасько. Кисырамме вормыны турттыса, куарае чугдымон юн кеськыса кырњасько. – Э-э, нылы, тон, ява, зэмос артист порма пишмытћськод вылэм. – Син сузёнтэм љужыт, юн борддор кадь сылћсь писпуос сьќрысь адями куараез кылыса, номыртэм курдай. Сюлэмы пыдтышкам ик усиз. Азьлане вамыштыны њигаре быриз. Кужен сюрес вылэ лаптћськемме ќй но вала. Шоканы дћсьтытэк, синъёсыным сопала я тапала уџеръясько. Со вие тыбыраз ошем ныпъетэн кышномурт писпу сайысь адњиськиз. – Эн курда, нуные. Мон ишан ќвќл, – бускель гуртысь Анна кенакез тодмай. Улэп муртэ нюлэскысен пумитамелы тупыттэм шумпотћ. Нош кышномурт лабыртэмысь уг дугды: – Писпуос сайысен кырњамдэ кылћ но куараедъя тон пала лыктћ.

Тодэме потћз: кин, пќй, сокем шулдыр мадьыны быгатэ. Токма уг шуо: нюлэс – пелё, луд – синмо. Кышканэ соку ик кытчы ке тќлњиз. Капчияк шокчыса шонертћськи. – Кызьы шуид, Анна кенак? Нюлэс-а пелё? – абдраса узыен посудаме гадь бордам љиптћ. – Бен, нуные, озьы. Нюлэс пелё, нош луд синмо. Уго тэльысен куараез, ассэ адямиез уд адњиськы ке но, кыдёкысен кылоно. Нош луд-возь вылысь адямиез яке пудоез-пќйшурез, ма, машина-тракторез озьы ик, палэнысен синйылтоно. Озьы-а? – арлыдо кышномурт пальыштћз. Соглаш луэмме возьматыса, со пумитэ йырыным гинэ шонай. Табере кќшкеман сярысь чылкак вунэтћ. «Монэ гуртын витё» шуыса, дор палам йќн-йќн лёгаськыны шќтай. Нош буйгатћсе берен куаро писпуос пала кроликъёсызлы веник тћяны кожиз…

Елена Тугашова

Кышнолэн шудэз Верос Али ик тодћсько ни: туннэ но Саша ужысьтыз уйшор котырын вуоз. Квартиралэсь ќссэ кыштыр гинэ усьтыны выронъяз усьтонъёссэ ќс янак вискы шильтыр-шальтыр уськытоз. Выжез киыныз маялляса, Саша пеймытын усьтонъёссэ утчаны выроз. Та вие малпалоз: эх, сайкатћ ведь кузпалме! Уг валало та картъёс нылкышно сюлэмез: кызьы умме усёд, кузпалыд вќзад ќвќл ке! Синъёстэ кыниськод ик ай, нош пельёс котькуд куараез антенна выллем куто… Тани туннэ но мон кузпалме возьмаса пукисько. Телевизор пыр но учкыны номыре – нуналысь нуналэ одћг ымныръёс, нуналысь нуналэ одћг ужпумъёс. Кыс вал та ящикез. Но квартираын воксё шимес луоз. Шыпытын нош ик олокыџе но куараосты – я писэйлэсь сьќрос ќс усьтэмзэ, я кранысь ву шапыкъёслэсь усемзэс – кылыны ќдъяло. Ма, неушто Сашаез туннэ но уйшор берозь возьмано луоз?! Кыкозь, куинёзь?! Чылкак ќз вунэты ук, вылды, сюан шудэммы дырысен кызь ар тырмонэз?! Џукна сиськыкумы, бен, ачим та сярысь ќй ик поттылы, но со тодаз возьыны кулэ ук та праздникмес!

Сое котькуд ар сямен пусйылћськом вал... Эшъёсы монэ куддыр бышкыны выро: картэдлы оскиськод, уж дурысьтыз бер бертылэмез пумысен одћг пол ке но коть кереты, пе, вал. Ну мар, одћг пол пушто, кык пол – кузпалы монэ золгес яратыны кутскоз шат? Ма, кызь ар џош улыса, озьы дауртыны умой но ќвќл ни кадь. Хм, мар воштћськиз Надя эшелэн улоназ? Толэзьлы быдэ Надюша уждунысьтыз пичи ке но люкетсэ мудрон посудалы быдтэ. Кузпалыз эшъёсыныз сур юыны дасяське ке, со вань посудазэ картэз азьын жин-жон! пильылэ. Сыџе тћни Надялэн сценариез. Пильылэм посудалэн юдэсъёсыз вылэ кесям туспуктэмъёссэ пазялоз на. Собере мон доры куное лыктоз. Одно ик уйлы. Эшшо ке мобильниксэ кысоз – картэлэн сюлмыз, пе, кќня ке мед пыжоз. Нош кузпалыз кызьы калгиз, озьы ик калге. Нылпиоссы пичи дыръя но эрико улонэз яратћз, соос яна потэм бере но калтыртэмысь ќз дугды. Эх, кќня посуда пильылэмын-быдтэмын... Нош пайдаез?

Туннэ мон пыжиськи. Сћльын кубистаен перепеч пќрай – картэлэн яратоно сиёнэз. Пыжосме љќк вылэ пуктылћ, сылалтэм губи поттћ, толон гинэ сяськаяськем фиалкаме горшокен валче перепечъёсы вќзы интыяй. Эшшо ке кык чебер сюсьтыл љуатћ – юри кызь ар тырмонмылы басьтћ вал ай. Ваньмыз дась, уг тырмы на кузпалы гинэ. Пукисько, синъёсме вошъяса: телевизор экран вылысь сюсьтылъёс вылэ, перепечъёс вылысь диван котыртћ гань-гань бергась коџыш шоры. Нош йыре амалтэк лыкто семьяен улонысь суредъёс.

*** Син азям пуксе Сашаен нырысьсэ керетэммы. Мон ог ньыль толэзь секытэн вал ини. Университетын быдэс нунал пуконо луылћз: быдэс группаен экзаменлы дасяськылћмы. Со бќрсьы дипломез йылаз-пумаз вуттон но утён гинэ кыле на. Хм, ваньмыз малпамъя радъяськиз: сюан, со бќрсьы диплом, таиз бере – нылпи. Одћг пол со лекциосын йырин университетын бер љытозь љегатски. Бертћсько но – Саша дорын ќвќл. Мон соку ик љабырски теле-

фон борды. Сашалэн, оло, уж дураз маке луиз, вќсь луыны сюриз? Таџе дыръя, паймоно кадь, йыре урод гинэ малпанъёс лыкто. Ма, Сашалэн удысэз но сыџегес угось. Удмурт кун университетысь юридическоез йылпумъяса, следовательын ужа. Ма но уг вера со ужез сярысь, кыџе гинэ шимес суредъёсты-учыръёсты уг адњо соос! Жингыртћсько Сашалэн Петя эшезлы. Кузпалъяськыны маке уг дырты на, туганэз но ќвќл кадь. Со вие ик одћг группаын дышетскем эшъёсыз ваньзы кемалась семьяен-нылпиен ни. Петя телефон пыр мыным одћг кыл но вераса ќз вутты на, мон валатски ни: со тёп-тёп кудњемын. Гурак серекъям куараос кылћсько, џаш потто. Озьыен, Петялэн куноосыз вань. Саша отын-а шуыса юамелы со кылъёссэ мугылляны кутскиз: э-э, м-м, ы-ы. Трубкаез вожпотэменым шлач! куштћ, шќдћ: кузпалы отын, Петя кадь ик каньсырамын. Кема ќй малпаськы, Петя доры ширтћ: ярам, милям патермылэсь со туж кыдёкын ќвќл. Петялэн квартираяз мон бурсћсь ош выллем пыри. Пыдкутчанъёсме кыльыны дыр ќвќл – синъёсы котькуд сэргысь Сашаез утчало. Залысь укно вќзын љќк сылэ, нош со вылын – бушатэм њенелик, чаркаос, куртчылэм кияръёс, чорыг сием бервылъёс. Љок вќзын сылћсь диванлэн сэрегаз ик Саша ланьырскем. Йырыз ошиськемын, ачиз сурсур кќлэ. Сашалэн пельпум вылаз йырзэ пыкъяса изе тодмотэм кышномурт. Бур киыныз эшшо ке кузпалме њыгыртэм. Нап-џуж кофтаез вылће љутћськем, кус котырыз шыр гольык. Чилясь-льќль гижыосыз вылысь лакез дуръёстћз ломдылэм ини. Та кышномурт вќзы интыяськем эшшо мукетыз. Ымнырзэ адњыны ќйлась: бабыльскись сьќд йырсиез љыны ымнырзэ ватэ. Сашаез урмыса сайкатыны кутски. Нош со шузимытозяз юэм, лэся: пельпумъёссэ сэзъясько-сэзъясько, синъёссэ усьтыны ик уг вала. Та кудњемлэсь мар пайда басьтод шуыса, картме Петя доры кельтыса, кошки. Укыргес луоз сое тыбыр вылад доре нуыны. Џуказеяз шутэтскон нунал тупаз. Саша нуназе бере вуиз ай. Эшшо ке шќмтэмын! Мон ќй чида ни, пушкам возем кќтљожме кисьтыны кутски ук! Мон

тынэсьтыд нылпи витисько, нош тон олокытћ-олокинэн калгыса ветлћськод! Саша но уг сётскы: ма, марым, Петя озьы, тазьы… Кќня ке буйгатскеме бере картэлы гань-гань куараен шуи ни: тазьы ветлэмед потэ ке, мон тонэ уг кутћськы! Азям кќня пыдесъяськыса сылћз соку Саша! Эсьмаса, кулытозяз яратыны кылзэ сётћз. Зэмзэ вераса, со дорысь кошкыны мынам йырам ик ќй вал. Но улонзэ ческыт карыны ќй дырты, ог толэзь џоже картэным кќс вераськи, бордам ќй лэзьылы. Собере нош кытчы пырод, кќты амалтэк берытскиз, шуод-а, мар-а. Со дырысен, лэся, сюлэмам картэ понна кышкан-а, вожан-а каръяськиз. Саша дыраз уг вуы ке, 15–20 ар џошен улыса но, урод малпанъёс тэбиньыны кутско. Вот со кинэн ке курытсэ њамыръя, кинэн ке калге, дыр, нош мон, шузи, сое возьмаса, пукисько. Со егит дырысь учыр бере, ярам коть, Сашалэсь калтыртэмзэ ќй шќдылы ни. Яке лушкем вутскылћз-а? Ужез трос шуыса, пќяны секыт шат!

*** Дыр уйшорлэсь ортчиз ини. Картэ весь ќвќл но ќвќл. Љќк вылын сылћсь фиалкаосы шоры учкыса, табере сереме потэ ини: малы мон соосты пуктылћ? Кинлы кулэ мынам тазьы љќк пуктэме, пќраськеме… Ќвќл, Сашалы такем кема жингыртытэк улыны мон уг чидаськы. Куддыр малпасько но: сотовой телефонэз кылдытћз, дыр, мон кадь картсэ ыштэм кышномурт. Но туннэ аслым кыл сётћ: кызь ар џош улэммес пусъён нуналэ коть уг жингыръя, юанъёсын уг мерскы. Ма, со ачиз тодаз возьыны кулэ ук: туннэ нуналэз арлы быдэ сямен пусйиськомы, мон сое ческыт сиёнэн витисько… Кыџе но учыръёс ќй вал кызь ар џоже. Ноку но вунонтэм кылёз пинал ваён вакытэ. Нуныед вордске, куаразэ сётэ, нош тон катьтэммыса кыллиськод ай, нош пушкад талэсь азьвыл тодымтэ мылкыд бугыръяськыны кутске: Сашаен номырин люконтэм герњетмы кылдћз – пимы! Тћни ук со – ай горд комок, чабкемзылэсь кышкаса, лэся, вандэм кадь бќрдэ… Соку ик Сашалы жин-

гыртэм, усьтћськем потэ, со но мон кадь мед шумпотоз. Мон шќдћ: Сашаен адњиськымтэ нюжаосмы-кусыпъёсмы соку эшшо но зол юнмазы. Мон сое эшшо но юн яратыны кутски. Ќвќл, шонергес луоз мукет сямен шуыны: сое яратонэ мукет луиз – тыро... Та ик вань, дыр, кышномуртлэн шудэз. Эшъёсы монэ нодъязы: кызь ар џош улэмъёс, пе, фарфор сюанзэс пусъё. Семьялэсь, пе, со ваньбур пыд йылаз султэмзэ, кыџе ке сыџе ваньбур люкамзэ возьматэ. Ас поннам малпасько: фарфор корт ќвќл ук, тэшканы яке воксё пилиськыны быгатоз. Кусыпъёс но озьы ик… Ќвќл, мынам йырам таџе малпан уг ик тэры. Кызьы мон Сашатэк?! Џок ойдо, сое уж дурысьтыз љытлы быдэ сямен шузи кадь возьмаса пукисько ке… Мон сое витё азьланяз но – дас но, кызь но ар. Тазьы ик арлы быдэ пусъёмы сюан нуналмес. Уйшор бере ке но… Зэмзэ вераса, ноку ќй малпалля, яратонэ сомында кыстћськыны быгатоз шуыса. Пушкам таџе шќдонэ вал, но эшъёсылэсь люкиськемзэс адњыса, соослэсь картъёссэс курламзэс кылыса, яратонлы амалтэк оскемысь дугдћськод кадь. Но мынам озьы ќвќл ук! Мон яратонлы оски но, оско но. Арысь аре кужмогес, золгес…

*** Тазьы малпаськонъям шќдытэк кылиськем умме усемме. Кылћсько, пырон ќс кыштыр усьтћськиз. Иське, Саша али вуиз. Озьы ик вань: усьтонъёссэ шальк! уськытћз муз вылэ. Тылэз љуатытэк, выж вылэз киыныз маялляны но усьтонъёссэ утчаны кутскиз. Валаса ик ќй вутты Сашалэсь дорам матэктэмзэ. Шобрет улэ чулькак! пыриз но монэ, кќлэм улсы кариськисез, небыт њыгыртћз, йырзэ чырты котырам интыяз но зынъяськиз. Кезьыт пыдъёссэ мынам пыдъёсы борды љиптћз. Тазьы кызь ар џоже…

.. но ..зуч литература Кунгож сьор

Б е Рык то н ъёс Переводы поэзии прозы

драматургии Критика

Коми литература

Нина Обрезкова

***

Инмар дорозь туж кыдёкын. Куштэм Инмар Коми муме, Кысэ пилем юг шундыме, Кысэ, кысэ...

Оскисько Аслам вќтъёсылы... Но соосызлы гинэ, Кудъёсысьтыз тонэ Адњисько...

*** Шунды ноку но мыдласянь уз пот. Мон оски котьку талы. Нош одћг нунал Вырњиз интыысьтыз югыт дунне, Кин тодэ, кытчы ни со мынэ? Мыным валэктћзы, озьы, пе, луэ, Куке сюлэм яратонтэк изме. Но мынам коркам гуре на эстћське, Шунтоз на со монэ, иське...

*** Куректонэн, пе, артэ Ог уйзэ ке но Кќлоно... Со умме усиз ке, Уз ни сазьтћськы... Куректонэн артэ Кык уйзэ ортчытћ: Ачиз но умме ќз усьы, Мыным но Изьыны ќз сёты.

***

Кылбурчи Нина Александровна Обрезкова вордскиз 1965-тћ арын 11-тћ южтолэзе Коми Республикаысь Удор ёросысь Кослан черкогуртын. Сыктывкарысь Кун университетэз йылпумъяса, фольклоръя кун театрын, “Коми му” газетын, “Коми гор” радиоын, “Арт” журналын ужаз, школаын дышетћз, али ас дышетскем университетаз но финн-угор культурая центрын тырше. Нырысетћ кылбурез “Войвыв кодзув” (“Северная звезда”) журналын 1985-тћ арын печатласькиз. Нош нырысетћез кылбур книгаез 2001-тћ арын потћз. Собере лыдњисьёсызлы эшшо кќня ке бичетъёс кузьмаз на. 2007-тћ арын драмая В. Савин нимо Академи театр солэсь “Џукна куно” нимо пьесазэ пуктћз. Нина Обрезковалэн кылбуръёсыз финн, эстон, мадьяр, мордва, удмурт, њуч, англи но мукет кылъёсы берыктэмын. Ачиз но со берыктон бордын трос ужа. Лыдњыны дэмласьком выль автормылэсь берло аръёсы гожтэм чуръёссэ. Соосты удмурт кылэ берыктыны юрттэт сётћз Финляндиысь М. Кастрен нимо общество.

***

Сыџе шаянэсь шунды сиос. Толло шугъяськонъёсме ошылћллям куасьтыны Кузьлэсь но кузь тол уйёс.

Вож нуны-кылъёсме чылкыт басмае бинялто, Мурт синъёслэсь кыдёкегес вато. Уг пота ни дорысь быдэс толэзь. Соослэн пыд йылазы кема на султонзы... Утё син усемлэсь... Нош собере Ас шудзэс Асьсэос мед утчалозы.

*** Куке ни ортчемын љыны улон Тодскод кадь, мар азьланьын луоз... Шќдтэк шорысь выль яратон гомњоз, Арлыд-сьќд пилемед шуак тќлњоз. Но со уз пегњы быдэсак, Югыт нунал солэн. Возьма туж сак, Нош уй – тынад – Лоб! Уя! Пыласькы! ...Яратонлэсь уд ке тон кышкаськы.

*** Пинал дыр вќтъёсам выйыло – Соос пушкы уг љока, дыр. Тодэ ваён меџ яр дуръёсы шуккиськыло, Воштћсько утыр. Тодэ ваёнъёс ог-огзэс уйыло – Ю тулкымъёс выллем. Тодэ ваёнъёсты уг серметало, Со нунал ни кылем. Уно сяськосын чеберъя толлозэ Нуналэ туннэ. Пинал дыры, верано ке зэмзэ, Уйылэ на монэ.

*** Мыным ќвќл кулэ туж трос: Нылпи таза мед быдэсмоз. Пересьмонэз някыртыса, Муми медаз ул кышкаса: Солэн пурысь луиз ке йыр, Инты татын уз, пе, ни сюр... Нылаш потћз ке юмшаны, Кайгу медаз лу кырњанын, Гажан сюроз мед њеч сямо, Мумиз-айиз тусо-кужмо. Соосызлэн нылпиоссы, Куке ини быдэсмизы, Медаз ыштэ улон сизэс... Юрттоз мыным меда нош кин?

*** Нюлэслэн бездэ куренялэс тусыз Вож буёл ни кужым люка. Нуналмысь мусогес луэ тулыс, Яратон но кужмоя уга. Потэ-а, уг-а – кутскиськод серекъяны,

Ќз бертылы кемала пинал дыры, Ќз-а висьы, ветло ай со доры... Соин тани сюрес вылэ потћ, Кытћ пыдын, кытћ уяй-потћ. Я пешкельёс будо шерос, Я нюр будос зол алямын. Мынћ, мынћ... вуи тани: «Малы огнам кельтћд монэ? – Пинал дыры юа ини. – Малы тон вунэтћд монэ? Тонтэк секыт туж улонэ.» Бен мар мон вералом солы, Ачим сылмо ук бус пќлы...

*** Тон монэ яратћськод, Но уд на валаськы, Љытъёсы Шунды пуксем бере, Инвисэд Уг ни луылы горд... Шунды азьвыл сямен ик Валаськод, Матысь нюлэс сьќры Ватске.

*** ***

Сюлмам ќз каръяськы на тќл, Куд-ог шула, тон кылћськод, луоз. Музъем вылын тон ке ќд лу, ќвќл, Мон но мултэс юг дуннеын луо...

Выжты монэ, пыже, шур сопала, Отысь тодмо куара кылћськылэ. Отысь кин ке ќте но бќрњылэ, Я, выжты ни, пыже, шур сопала.

***

Выжтћз монэ выже шур сопала, Мон утчасько тодмо со куараме. Мон бќрдћсько но ќтисько со куараме – Нош со ни чузъяське мыдлапалась.

Мыным но бен куке Тырмоз ук Сю арес... Та дуннеын ќз ке, Сояз на вань сюрес...

Песянаелы

***

Чалмыт гинэ пуксёд тон корказяд, Жадем кидэ шутэтскытод азяд. Кускозь вылэм пурысь йырсиосыд Сћзьыл тќлэн вераськозы шыпыт.

Гужем, Туж вакчи но кезьыт, Со ми доры но кожа, Ќжыт...

Ваньзэ лэсьтћд, ваньмыз ик дасямын – Выль дэремед ќвќл дћсяллямын. Тќдь кышетлы но тон на дышымтэ. Ваньмыз ик дась... Но вить на вакыттэ...

*** Вуэм турын, Чебер ныл кадь ик, Возьма Турнан – Бызёнзэ. Азьтэмъяське турнасез, Шерымтэ на кусоез. Турынлэсь азвесь синвузэ Шаян тќл ини куасьтэ.

Берпум зурод но пуктэмдэ возьма... Сикын мульы но тон понна кисьма... Нунокъёслы пќзьёс на керттымтэ... Берпум крезед эшшо быдэстымэ...

***

Шуд

Корка дорысь льќмпу кутскиз но кќсаны, Гурт калыкмы шуиз: «Кема ќвќл ни возьманы...» Юртъер борды зурод уз ни пуксьы, Сыномиллям саникъёслэн ни шиоссы. Тани со, бодыен ке но, мырдэм Мунчоысьтыз пуксьылыса-пуксьылыса бертэ. Нош мунчозэ али гинэ лэсьтћз... Корка вќзаз ик љикытак пуктћз... Йыг-йыг ик – егит пи кадь со сылэ. Нош ву сётћсь ќвќл ни атайлы... Нылпиосыз пичи дыръя льќмпу мерттћз – Мед, пе, тубалозы йылаз етћз... ...Почтаысь ивор вайизы – нылпиосызлэсь вылэм. «Атай, ми вуомы одно – кайта гужем, Таяз аре ми нош ќм быгатэ...» Берпум льќмпу вайлэн лулыз потэ... Ќм вуттэ...

*** Лек курытэз яратонлэн Тэриз ог синвуэ. Одћг шапык улон солэн, Нош макем вќсь луэ. Синкылиысь вордске, пе, вуюись – Кин ке вылысь Выжыкылзэ маде гажан сярысь.

Кайгырыса Куриськомы, Утчаськомы Улонмылэсь шудзэ... Тани ук со – Пуке алам – Пичи гинэ, Учке шорам, Вошъяллятэк синзэ: – Ме-мей! Мон усисько-о! Љоггес тон ку-ут монэ! Сюлмам ќз каръяськы на тќл, Ќз лобе на кылбуръёсы... Бурдъёссы улэ Ватылэмын йыръёссы Но пукыло Мон пушкын кытын ке... Я, иське, Озьы ке Мед. Соосты, оло, тулыс омыр Шунтоз. Уз кельты иземе, Сайкатоз. Пыраклы гинэ медаз Усе умме...

Эстон литература

«Вуж кырњанлэн» вордћськемез мон понна бадњым тулкым луиз. Ќнерея мон кылысь кылэ берыктћсь, кылбурчи амбициосы, зэмзэ ке, ноку но ќй вал. Огвакытэ текстъёс лыктыны кутскизы, вылћысь кин ке но верам кадь. Соку мон, гожъяськыны инспирациез но љутскем мылкыдэз ирониен учкись мурт, витьымтэ шорысь валай, мар со сыџе. Со вал вќсь но секыт шќдон, но издательствоысь вуэм книгаосме киям возьыкум, эшъёсылэсь мылкыдзэс кылэме бере сюлэмын сокем паймымон капчи луиз – со курадњеме юнме ќй вал! Мон понна со туж бадњым дан: мынэсьтым кылбуръёсме нырысь ик удмурт кылэ берыкто. Удмурт шаерен но калыкен мон туж егитысен тодматски, со вал 1994-тћ арын, Эва Тулуз дышетћсе монэ тћ доры нуиз. Со ветлэмме, пумитам адямиосты мон котьку но сюлэмам нуллћ, котьку чеберен адњи. Туж данъяськисько но тау карисько мынам сыџе лушкем яратонэ вань шуыса, табере мон со азе аслам вордэменым потћсько! Индрек Кофф

«Вуж кырњан» книгаысь (2006)

Кќсаз-куашказ синву шурлэн выжез, Кин ке юрттоз-а потыны сое? Нош ќз, – Чорыг тодэ Ву улонэз, Соку мынам кылбуръёсам Тросгес луоз слалэз.

Йыбыртты ќсторлы

Куке но гуртад берытскод Бадњым адями луыса. Ќсэз усьтыкуд, тон тод – Янакмы лапег милям: Пыроно ќсторлы йыбырттыса.

***

Яратонлэсь Ноку уг тыр кќты, Вќсь луонлэсь Улон уг дышеты. Мынам сюлмам Зоре но сульпаське, Нош чуръёсам – Гажан нылпи, иське.

Џук шыпытын тачыр-тачыр вазе Сћям гурмес анай эстэ озьы. Кыллё шобрет улын, отын шуныт, Асме мон сайкато бергес ќжыт. Жадем лул-сюлэмме нуныяло... Дорын гинэ тазьы шутэтскыло. Удмурт кылэ берыктћз Алексей Ельцов.

*** Тынэсьтыд кисыриостэ вольыт уд ни кары, Мусо анай. Тынад кисыриосад мынам улон сюресъёсы, Мусо анай. Тынад кисыриосад мынам пичи дыры. Тынад кисыриосад буйгало сюлэм висёнъёсы. Тынад кисыриосысьтыд вордскиз пичи пие. Тынад кисыриосыд мыным выжо ни та вие.

12 чупкарон чупатэк ик кылиз соку ай нылаш кык аресъем вал пияш вордћськемын ќй вал чупкарон вал ини со вань вал ини со возьмаз 11 чупкарон чупамын луиз пќсь џушкаса сутыса одћг атай одћг анаез дораз келяз капкаозяз мукетыз атай мукетсэ анаез келяз мукет капкаозь чупкаронъёс трос луизы одћг пи луиз одћг ныл луиз чупкарон кылиз

Индрек Кофф

капка вискы љытэ уйе

8 чупкарон вал нош чупасез ќй вал

возьманы пиосыз но нылъёсыз 10 чупкарон чупатэк ик кылиз пияш вал укыр кышкась нылаш вал укыр егит кырын вал укыр югыт љыт вал укыр шуныт ваньмыз вал ай укыр азьпалан 9 чупкарон чупамын луиз кыскизы ымдурысь зћбизы ымдуре нылаш сётћз басьтћз пияш басьтћз сётћз сюлэм тэтчаз мугор дырекъяз корка дырекъяз музъем дырекъяз ваньмыз мукетыз ќвќлтэм луиз сьќд музъем огыр-бугыр выль дунне кылдытон

шонерзэ ке со вал но адскисьтэм кылонтэм монастырьын черкын ступаын мечетьын вигвамын юртаын нюлэскын тыл тќдьы дыдык пересьёслэн лулзы сизьым йыро кылчин љуась мугоро демон сизьымдон сизьым киё ишан шыпыт югыт зћбиз чупкаронэз кымесэ синъёсы лулэ

ымдуре чупась кулэ но ќй вал ни 7 чупкарон алтарь азьын калык азьын вќсясь азьын верамын вал медло озьы мон мыно тонэн џош џошен кутскомы мынам тонэн џош потэ одћг луон чупкарон бен зэмзэ но огиньын кылён чупкарон уг тодћськы оло нош сое возьматоз дыр котьмар ке но чебер 6 киысьтыд качыез палэнэ понћськод табере гогы вандэмын ни тон лэсьтћд тон вандћд утид соосты ог-огзылэсь одћгысь кык луиз тон сое уд чупаськы чуп уд кариськы бамзэ уд љиптћськы бордад йќтскыны но уд дћсьтћськы со сокем пичи ук со сокем ненег ук тынад нырысетћез нуныед пияш нылаш мед луоз со пи-а мед луоз со ныл-а учкы солэн синмаз соку адњод мае адњод соку адњод 5 чупкарон чупамын луиз сюлэм гадьын тэтчаз чечым лэзьымтэ со ик вань дыр со зэмосэз со монэ али эрико каре мон нош ик ачим луисько егит чебер

кин ке но мон понна сюлмаське на мон понна йырсизэ сына чебер дћсьсэ дћся гижыоссэ буя тушсэ џышке мыным кельшемез потэ со ик вань дыр со зэмосэз сокем огшоры ќвќл сокем мќзмыт ќвќл сокем нуналлы быдэ со ноку но тазьы уз воштћськы солэн штаниез утялтэмын солэн дэремез сокем капчи солэн ымысьтыз зын уг поты со уг пќся солэн оло нош мугорыз ик ќвќл чылкыт лул гинэ зэмос луло лул луло лулњытћсь лул озьы ке но ќй вал озьы ке но ќй кары озьы ке но огшоры вал жадьытћсь мќзмыт пыртћ потћз вќзтћ кошкиз оло вал оло ќй вал 4 чупкарон чалмыт улэм бере ултћям вожпотэм бере ярам

2 чупкарон берпуметћез чупкарон

кема но чебер улћз нокинлы но уродзэ ќз лэсьты озьы ке янгышен гинэ тодытэк валатэк юрттћз кинлы кулэ яратћз улћз

нош али џош будоно милемлы али милемлы џош кужмо луыны кулэ али џош кулэ 3 чупкарон чупатэк ик кылиз нылаш вал пересь пияш вал пересь ымдуръёс куасьмемын дыр ик ќй вал эмъясьёс дыртћзы котькин но дыртћз со секытэн висиз ук сое машинае пононо луиз сое нуоно луиз йќнатоно луиз чупкарон тодын ик ќй вал

Фото: Krista Ojasaar

fs (Индрек Месикепп) – со туала эстон кылбурчи. Ужа эстон писательёслэн огазеяськонзылэн «Looming» журналазы критикая редактор луыса. Та дырозь печатламын ньыль кылбур бичетъёсыз: «Инмар но адями луэ» (1997), «Тќдьы выло книга» (2000), «2004» (2004), «Гольык но улэп» (2008). Потэм араз ик «2004» книга пусъемын вал Эстониысь бадњыменыз кылбур премиен. fsлэн кылбуръёсыз нимаз книгаосын потэмын суоми, швед, болгар, латви, њуч, кылъёсы берыктыса. Нимаз кылбуръёс берыктэмын англи, венгер, немец, поляк, литва кылъёсы. Кылбуръёс сяна, fs гожъя критика статьяос но вакчи проза.

берпуметћез чупкарон кымесэ чылкыт кисыритэм кезьыт кымесэ мусо котькинлэсь мусое возьма монэ отын мон лыкто кема ик уд возьма љоген дась луо ни дась

кошкизы кыкназы но пумыз

ќй вал ни мар понна кыльыны кулэ ќй вал ни кыльыны кошконо луиз

мар вал со вал

Эстон литература

со шыпыт шудо со шып

дырзы быриз кужым быриз

џош учком азьпала азьланяз

чупкарон кылиз со вите выльзэ пияшез вите выльзэ нылашез выльёссэ ымдуръёсты выльёссэ ымъёсты выльёссэ чупасьёсты со вите Удмурт кылэ берыктћз Муш Нади.

«Гольык но улэп» книгаысь (2008)

* валес кезьыт но мускыт тодћськоды дыр общагаын улэмын урам вадьсын пурысь югыт пурысь йќ вылын ву кот тќл саесэ пыре но сирестћ потэ каръяське кезьыт но кот улон ќсэтћ пыре тубаттћ тубе отчы кытын луыны кулэ дор со пушкы мар луыны кулэ дор тани та луыны кулэ дор озьы со луыны кулэ ват астэ одьял улэ мускыт кезьыт валесэ умойгес тћ ќй ке тодысалды

бичаны огинэ улондэ но арбериостэ кытысь со понна кужым шедьтыны кытысь со понна дыр шедьтыны улонэдлэсь люкетъёссэ шќдонъёстэ мертчисьёссэ но муресьсэ но мукетсэ кусыпъёсты мае уд ышты кусыпъёсты мае уд ни шедьты арбериосты

мукет арбериос пушкы кылемъёссэ арлы яке кемалыгес кытын ке но улылэм интыын сюрес вылын сьќрад сумкаын ветлћсьёсыз погмаськем тћяськем паньгам арбериос пырыослы куашкам улон бичаны азьлань мынон понна быдэс суредэз адњыны кытын мон но кин со суред учкымон-а уг тодћськы на * мистика югыт холодильник ќсэз усьтыкум * пќсь картошка пунем ньылонэз йќтылэ асфальт сьќд синучконлы пќрмемын отысь адске тќдьы машина но зор улэ сюрем пиосмурт инбам пеймыт-пурысь писпуос котькулэсь но вожгес куарусён толэзь кутске нуназе бере дыр арнянунал пунем улонэз утись кадь њеч герой урод фильмын

оскон сётэ со кемалы ќвќл * нянь быре ке мыноно магазинэ коньдон медаз быр шуыса ужаны кулэ озьы-а тызьы-а дорысь потоно кышкыт пумитаны кылдоз мукет адямиосты соос пќлын кышномуртъёс шќдонъёс кылдо шуг-секытъёс вќсь куасалскон но депрессия проблема керетон но кусыпъёс котьмар понна валамон тыроно нянь ке быре магазинэ мыноно * туннель пумын югыт нюжтћськисько но адњисько сьќд-тќдьы телевизор номыр уг ни возьмато ворекъя югдытъя Удмурт кылэ берыктћз Муш Нади.

Эстон литература

МИХКЕЛЬ КАЭВАТС

Эстон литература

Маарья КАнгро

Маарья Кангро – эстон кылбурчи но кылысь кылэ берыктћсь. Йылпумъяз Тарту университетэз, англи кылъя но литературая ќнерчи луиз. Дышетскиз Италиын. Эстон кылэ берыктэ англи, итали но немец кылъёсысь чеберлыко но тодос литератураез, операосты. Кылсярысь, со берыктћз Умберто Эколэсь «Чеберлыклэн историез» ужзэ, Франц Гайднлэсь операоссэ. Гожъя кылбуръёс, нылпиослы проза, либреттоос. Та дыре Маарья дышетске Таллинн университетысь докторантураын.

Михкель Каэватс (29.05.1983) – эстон кылбурчи. Тарту университетын семиотика но культурология удысын тодонвалан басьтыса, со дышетсконзэ азьланьтэ Таллинн университетысь гуманитар институтын. Итали но њуч кылъёсты дышетћз лымшор Италиын но Воронежын. Михкель Каэватс 2007-тћ арысен Эстониысь писательёслэн огазеяськонзылэн ёзчиез. Кылбур гожъям сяна, Михкель Каэватс англи кылысь чеберлыко литератураез берыктэ. Кылсярысь, со берыктћз С. Томсонлэсь «Кышкан но чидан» романзэ.

«Эврика» книгаысь (2008) «Иллюзионист» книгаысь (2004)

СЮЛЭМ БУШЛЫК ДЫР БУШЛЫКЛЭН ПУШКАЗ

Cioran

III экстаз со палэнскон кошконлы сётскон берпуметћез сабырлык ачид пумитэ кошкон тодон яратон ќвќл ни шуыса

ческыт дуннеос кќш луо кагаз вылын гинэ улон кыле басьты часме но мын куашкаса тулкымтэе

I IV

сюлэм бушлык дыр бушлыклэн пушказ бадњыматэм кошкон кошконын вуоноезлэн вандћсь шыпыртэмез: «вань луэмез валэктонэ ќвќл мынам одћг но» Инмаръёслэн кулэмзы милям асьмелэн ик син азямы усе палаш мќзмытэзлы пумит бен озьы – чидан сюлэм бушлык дыр бушлыклэн азяз синвуосмы быдто инкуазез экстазъёсмы кулэсмыто Инмарез синучконъёсын кылдэ одћг но со ик ќвќл луон II вќл луонлэн кужмо арифметикаез люкиськод но сюлэмад нош ик трослы ватсаськод кык пол уг луы одћг лул пушкы пырыны

МУСОЕЛЫ ВЕТТАН ГУР

кытчы ышиз оо йќтскон дунне кытчы быриз оо геометрия шор пыдэс тон кырњаськод мыным иллюзионист сярысь гозы вылын эктћсь лулме генератћсь грамматика: экзистенц со ќвќл шуон

со синкыли лулмес миськыку вань вуос котыр пќсь дыръя зарни вуо ин тыосын кутскем югытлэн кужымез сюлэмын пе уно на шугез ужъёслэн но пумыз ай уг йќт али вунэты вань сюлэмшугъёстэ сћзисько мон тыныд чебер вќт

V чай бќрдэ чашаысь мята синкыли отын солэн сюлмыз луэ бырон гинэ куд-ог вакчи но куд-ог кузьгес курсъёс та аскет но азьмынћсь куспын чай бќрдэ солэн экзистенцез – юыса быдтон

100

Мон азьын сылћськод кадь. Вќтлэсь но зэм. Яратонлэсь но зэм. Аслэсьтым но зэм. Малы тон татын ќвќл? Удмурт кылэ берыктћз Муш Нади.

«Мынам тодам пќйшур сярысь фильмъёс. Зэмос пудо уллёос но. Џемысь соос огшоры мычиськыса улћзы». Официант лыктэ, кофе дуно ик, торт но тани, зор кыдыра. «Вань ке кылын «ныр ошон» валатон, уг возьматы со быдэсак кыллэсь сыџе луэмзэ. Яке вань улонлэсь, яке – озьы-а? Сыџеез рекурсив ќвќл ук?» Тусьты-пуньы татын сокем вќсь жингыртэ. «Табере мынам сои вань. Кќня ке дыр џоже со милемды улонын возёз, озьы ук?»

АВТОСИНУЧКОН: ВЫЖЫ ВОРШУДЭ-ИСТОРИК

Мынам выжые, мынам историке сьќд Lexus-эн ветлэ. Секунд ортчыса луо отын, кытын со али. Шунды ворекъя солэн урдэс синучконысьтыз, мыным потэ, со сыџе – футуризмо яркыт – солэн мон сярысь малпам суредэз. Нош солы отысен пиштэ маке но мукетыз: вошъяськись ортчем дыр, улэп история. Мынам историке-выжые уйбыртыса ветлэ, со гожтэ мынэсьтым адњонме, – кошкисько сое кельтыса. Адњисько, со мынэсьтым егит, озьы џемысь луэ, «Персик бамо пияш». Тон бќрсьы лыктћсьёс сямен ик, мон но уг дунъяськы солэсь нодлыксэ. Али дыре мон луисько нырысетћез.

ШУНДЫБЕРГАН

Ах, шундыберган, шуям сяська, империлэн џыжы-выжыез! Мон кема ќй вал татын, со куспын тон шуямед. Ваза пыдэсын ву вань на, нош тынад мынам сямен ик потэ вал паймымонзэ, кудћз котьку будыны кулэ: емышсэ сиыны мед быгатом. Нош дыр ялан выль чигон вае, вырон-ветлон – выль сямен вандон. Сое пумлэн пумаз нокин но лэсьтыны уз быгаты. – Озьы огпол сютэм кылёзы вань империос, куашкалозы ваньзы. Тон, куанер сяськае, тынад шафран люкетъёсыд. Бадњым Куадан нуналлы быдэ ветлэ. Вань кулэм мугоръёс со тырмымтэ паймонлэн емышез. Удмурт кылэ берыктћз Муш Нади.

Эврика

«Табере мынам сои вань». Чебер пилемо куазен зарезь дурысь кафеын каллен верасько, пуньы шуккылћськемъёс кылћсько, куд-огезлы ненегезлы, потэ, дыр, лыэ шуккисько соос. «Со монэ улонын возе али, мон оскисько. Бен. Зэм но, малпано ке, табере мынам сои вань». Љамдэлы учке изъёсты, соос лемлетэсь, ву но.

101

Эстон литература

Юрген Роостэ

Аугуст Гайлит

Эстон литература

(1891–1960)

Юрген Роостэ – туала модной эстон кылбурчи, тросэзлы тодмо луэ – «Таанилинн» (удмурт кылэ берыктоно ке – Датчанкар), яке Таллинн, кар, улэп организм, кудћзлы со вазиське огкадь ик яратонэн но, синазькылен но. Юрген «Сонетъёс», «Паськыт Усьтэм Вир», «Џошкыт инбам улын», «Шумпотон мылкыд одћг шимес нуналлэсь» но мукет книгаослэн авторзы.

МОН ФРАНК СИНАТРА

мынам шапык выллем чернила лулы лэсьтэ пальккаськыса вир плазмаын сальто но возьматэ кылыныз шлечкытыса чиньыеныз котькуд гольык гадь вылэ кенэмкуаръёслэсь валесэ умме усисько ез пушкысь чузъяськись нуны веттан кырњанлэн нукыртэмезъя сюрс котьку гольык нылъёсын курись-возьмась мугоръёс дырекъяса њыгырто-кырмо монэ мусояса мон визьтэм клоун франк синатра чебер некрологъёслэн кырњась ангелзы

* мынам ореолэ висе блюз-гитара выллем вуж пќсьтытозяз уже кутэм негр киосын мынам ореолэ тќдьы-суд кинэ мон уката ик шќдћсько яке дырын-дырын пиньёсын басьтћсько-тодћсько виртэтчанэн пќсь сьќд сюрес улын

НУНЫ ВЕТТАН ГУР

кќл каллен тынэсьтыд изёндэ сак учко кќл каллен ваньмыз умой изь но алкоголь бызе тынад вирсэрад изь малы ке шуоно часъёслэн гираосыз тиккето

љќк вылын Инмар но инмын љќк улын шайтан но ад кытчы калыкез дуннеысь каллен гинэ чылкак выль вир вќзы бызе-пыџа сяська бадњым џќж пќйшур луд кеч курданэз љутћсь синлы адскымон пќйшур луд кеч кќшкемыт шимес сак пельёсыныз тодћськоды ук кќл каллен тынэсьтыд изёндэ сак учко кќл каллен вуж тузонэн шобыртэм кышномурт сузьйылэ диапозитивъёсты чёткаосты кадь ик суредъёсын яке кыр сютэм луд кечъёслэн уллёзы нюлэс дуре люкаськемын юн кесяськыны кќл каллен ваньмыз умой тынад валес вадьсад Инмар но инмын валес улад шайтанлэн шайтанэз но ад ад кузёяське

* мон малпасько дас ар ортчыса борддоръёс кутскозы асьмемын кузёяськыны но соку уксё гинэ уз ваелэ асьмелы соос ваёзы асьмелы югытэз но пиналъёсыз но яратонэз книгаосыз гинэ соос уз ваелэ книгаос кытысь ке уз лыктэ Удмурт кылэ берыктћз Анатолий Мурзин.

102

Аугуст Гайлит – эстонский писатель. С 1944 года жил в Швеции. Для прозы характерны сюжетная занимательность, свободное обращение с формой, заселенность разнообразными персонажами; озорной, притворно наивный, насыщенный гиперболами стиль – трилогия «Помнишь, любовь моя?» (1951–57), романы, в т. ч. «Через беспокойную воду» (1951), «Пылающее сердце» (1945), повесть «Смерть Аугуста Гайлита» (1919), сборники новелл.

Горд валъёс Њардыны гинэ кутскиз ай, нош Таадэ Мари пыд вылаз ни. Синъёссэ зыраса, љогак кутскиз аслэсьтыз котырзэ бичаны-бинялляны. Ма, сокем трос люканэз но ќй вал: кык кышет, куз пыдкутчан, кык бугор ыжгон шорт. Таоссэ со, гуртысь гуртэ олокќня арзэ ини, сак чакласа, сьќраз нуллэ. Та сяна, солэн номыриз ќз кыль ни – тыл ваньзэ ньылћз. Котырзэ лач карыса, ымзэ-нырзэ миськемез бере, кузё кышномуртлы со шуиз: – Мар бен пќрась, њечен кыле. Мынам нош, дыры вуиз вырњыны. Зэмзэ верано ке, жаль татысь кошкыны, но медолэн адњонэз ни сыџе: татын ке уж ќвќл, мукет интые выжоно. Ма, ачим но, адњисько ук: кулэтэм маке мон табере татын. Талуды1 быдэсак љуаз, пудозэс гинэ но, нокытчы пыртыны, медо сярысь мар ни веранэз… Асьтэос но тани, пичи мунчоын улоно луоды, кайта сяна уд пуктћське ай. Умой ай, мунчо быдэс кылиз. Соды но пеньлы пќрмысал

ке, соку, коть тэльын, писпуос улэ каръяськы. Тћни ук кызьы кошке: котькудћзлэн аслаз шудэз но, ас ќпкелёнэз но – номыр уд кар. Кузё кышномурт, уйзэ семьяеныз выж вылын ортчытэм маке, викышъяса шуиз: – Њеч лу, Мари, умой ужась но юрттћсь тон вал. Жаль тонэн люкиськыны. Вуоно арын, Инмар тазалык кужымен сётћз ке, корка пырон ортчытэммы бере берытскы дорамы. Тон милемлы асьмелэн кадь потыны кутскид. Бен, табере ми начарлэсь но начаргес, секыт милемлы. Тани, сюрес вылад нянь шорем гинэ но сётыны ќвќл – ваньмыз љуаз. Инмар гинэ тодэ, кызьы асьмеос улэп кылим ай. Кышномурт берен выж вылэ лэзькиз, айшетэныз ымнырзэ ворсаса бќрдыны ќдъяз. Ќс пала вамыштэм Таадэ Мари, выльысь пуксиз медъясез вќзы, сыџе жаль со потћз солы. Пумен ачиз но,

103

потэм синвуоссэ лушкем џушылћз. Мур шокчыса, паськыт ымнырзэ киыныз маялтћз, буйгатыса шуиз: – Эн бќрд, шудтэм учырлэсь нокин утьымтэ. Мыным но капчи ќвќл – нош ик выль медъясь утчано, нош кин тодэ ай, кыџе адями шедёз? Татын ас дорам кадь вал, гань-гань улћ… Мари, азьло кузёез доры матэгес кариськыса, пеляз ик сипыртћз: – Тани мар верало на… Мурт ки ужаз татын, огшоры маке ќвќл… Шедьты адямизэ, тазьы эн кельты. Бускельёстэ эскеры – муртъёс татћ уг ветло. Умойгес луоз, городэ ветлыса, туно картазэ мед куштоз, соку ик тодмо луоз кинлэн ужез. – Остэ, Мари! Оломар но эн вера, – киыныз шонтћз кышномурт. – Улонмы џоже, кырыж учкисез но, тушмонмы но ќй вал. Муръёен сэрен, яке пияшмы, курегпузлы сениге шырпуэн тубаз – отысь ик тыл!

Ќз кельшы тазьы верамез Таадэ Марилы. Со љогак султћз, кышетсэ тупатыса кезьыт вазиз: – Ма, мыным маке шат, мар малпасько, мае тодко верасько. Сюлмы шќдэ, огшорыен тыл ќз поты. Њеч луэ! Мунчо ќсэз усьтыса, со кыре потћз. Азбарын љамдэлы дугдыса, корка бервыл шоры учкиз на. Учкы ай, мур лулњыса малпаз со, ма гинэ кылиз чебер юртъерлэсь – суаськем изъёс но эгырњем коръёс гинэ. Артын сылћсь тыпыос мунчо веникъёслы кельшо – куаръёссы сьќдэктэмын, позырскемын. Собере, керттэтсэ гадь бордаз юн љиптыса, Мари љогак азьлань вамыштћз. Со шуш нылаш вал: ымдуръёсыз зќкесь, кымес сюбег, ангесыз азьлань сётскемын. Бадњым синъёсыз нош, кырыжгес но оскытэкгес учкизы. Кышетэз пельпум вылаз усиз, гордалэс йырсиез шунды шорын зарниен љуаны ќдъяз. Дырын-дырын со дугдылћз сюрес урдсы: узы бичаз, сяська ишкиз. Собере кќшкемаса кадь, тэтчыса султылћз, керттэтсэ пыдкутчанэныз кутыса, эшшо но љоггес азьлань вамышъяз. Нош, кин ке валэн лыктћсь ке учыра пумитаз, со усьтыр-табыр тэле пырыса, ортчемзэ возьмалляз. Гужем шор вал. Њег бусыос џужектћзы ни, лыз инбаметћ тќдьы пилемъёс уязы. Нуназе пал Мари Таадэ Мудааллику2 талуозь вуиз. Татчы со медъяськем вал, соин ик кожиз… Яаак Кийгаяан, хуторлэн кузёез, пумитаз выль ужасьсэ. Сак учкиз шораз, тодматћз нылъёсын но мукет медоосын, куриз ужась но кылзћськись луыны. Но Мари Таадэез дышетыны кулэ ќй вал. Сиськемез бере, ќжытак ялкарыса со уж борды љабырскиз. Со юн но кужмо вал. Гидэ пудо сиён карнанэн нуллыкуз, со воксё но секытэз ќз шќдылы кадь. Љыт вуытозь, со ваньзылы эш вал ини, уд но малпа, али гинэ вуэм мурт шуыса. Љытазе, љќк сьќрын со лад-лад мадиз Лайксааре хуторлэн љуамез сярысь. Собере, ымнырзэ кескич карыса, тусьтыяз пуньызэ солань-талань нуллэмъяз, ватсаз на: – Мон тазэ на вераны кулэ: йыртэмась ки отын шќдћське. Нуназе куазен ук, корка сигысь тыл потћз! Кузёлы но, мукетъёслы но выль ужась кельшиз. Со тыршись но, ве-

раськись но вылэм. Одћг косэмез но быдэстытэк ќз кельтылы. Љытъёсы, вань ужзэ быдэстэмез бере, гур азьын пукылћз, мукет медоослэсь пыдвылъёссэс кышъяса. Кузё кышно гинэ шораз кырыж учкылћз, но малпанъёссэ шара ќз вералля. Нош арняос толэзьёсын ортчем бере, таиз но вунэтћз шугъяськон мугъёссэ – Таадэ кадь њеч ужась ќй вал. Нялтас вераса, Инмарлы туж оскись вал, пиосын калгыса ќз ветлы. Кузёзы арня нуналъёсы Библиез усьтэ ке, Таадэ соку ик вадьсаз пуксе ни. Киоссэ алвылаз тыре, синъёссэ паськыт усьтыса кылзэ вал – паймытћсь учыръёс сярысь ноку кылылымтэ выллем. Џемысь солэн синвуэз но потылћз, я Њеч Иворез лыдњемез кылзыса, яке газетысь виылон-лушкан учыръёс сярысь лыдњыса. Со туж небыт сюлэмо вал. Малпалод, аслаз шугез но, лекез но, чик ќвќл шуыса. Чагиськон-љожтћськон манерез ноку ќй вал. Нош, кинэн ке мар луэ ке, Мари соку ик вќзаз ини: бќрдэ но, буйгатэ но, улонзэ ик дась матысь адямиез понна сётыны. Љоген сћзьыл но вуиз, ю-нянь октэмын-калтэмын, картофка копамын, тылобурдоос гинэ но лымшор пала лобњизы ни. Возьмамтэ шорысь, Мари Таадэ висьыны усиз. Ќз, со ќз љожтћськы тазалыкез вылэ, валесаз но ќз кылльы, но адямиез быдэсак воштћзы кадь: тусыз кќдэктэмын, ветлэмез мукет луиз, ќз но юы, ќз но сиськы ни. Синъёсыз учко, но номыре уг адњо кадь. Вераськемысь дугдћз, вазе ке – сипыртыса, лушкем. Кузё кышно, эскерысагес шораз учкылћз ке но, ќз вазьылы. Докторез ќтьыны ќдъяло вал – Таадэ пумит луиз. Ма, эмъясь кулэ но ќз луы, малы ке шуоно Мари нош ик каньыл кариськиз, йыр висемзэ ќз поттылы ни, уйёсы гинэ уйбыртылћз… Кузё кышно вќзаз пуксиз, кымессэ эскерыса юаз: – Мар тонэн, Мари? Таадэ бусаськем синъёссэ усьтыса вазиз: – Урод, хозяйка. Кышкыт адњон возьма асьмемыз. Кќшкемыт вќт адњи… Кузё кышно валес урдсаз пуксьыса юаз: – Мар вќтад? – Горд валъёсты вќтай, – дырекъяса вераз Таадэ. – Гид – лапасъёс но, улон корка но, ваньмыз гырдаллясь горд валъёсын тырме-

104

мын. Гонзы пештырскемын, синъёссы љуало, гырдалляло, потон инты утчаса ворттыло – уг шедьто… – Номыр уродэз ќвќл кадь ук, – пальпотћз кузё кышно. – Урод, урод! – сипыртћз Таадэ лушкем. – Горд валъёс тыллы, бадњым тыллы. Кытын горд валъёс, отын ваньмыз пеньлы пќрме! – Остэ Инмаре, уть талэсь! – кышкамзэ ватыны ќз быгаты кузё кышно. – Мари, тон зэмзэ но висиськод, одно ик врачез ќтёно. Тонэ кылзыса, йырси ик пештырске! – Мон чик но уг висиськы! – будњияськыса пумитаз вазиз Таадэ. – Ужасьёстэ гинэ чакласа ул, кин тодэ, мар адямиос соос, мар карыны малпало. Учкы ай, Лайксаареын ужакум но горд валъёсты вќтай – куинь нунал ортчыса, хуторед ќй вал ни. Эскериське хозяйка, ваньмыз син улад медло! «Туж аспќртэмлыко нылаш!» – нырулаз нукыртыса, йырыныз шонаса, кузё кышно картэз доры вамыштћз. Вуоно џукнаяз Таадэ быдэсак йќнамын ни вал. Висемъяськемезлэн пытьыез но ќз кыль. Со нош ик ужась но вераськись вал, горд валъёс сярысь ќз поттылы ни. Кузё кышно лушкемак ќдъя вал вераськонзэ вќтэз вылэ выжтыны, но нылаш чал-чал луиз. «Туж аспќртэмлыко нылаш!» нош ик малпаз хозяйка но синъёссэ Таадэ шорысь ќз ни вошъя: вужер кадь сьќраз ветлћз. Љыт пал ини, шунды пуксьыку, со Таадэлэсь сенике тубемзэ адњиз: лушкаськись выллем, котыр эскериськыса, чидасьтэм, љуась синъёсын… Кышномурт сьќраз тубыса адње: Таадэ спичка љуатэ, эшшо огпол кышкаса, котыр эскериськыса, сое куро пќлы куштэ. Куро-турын љуаны кутскем бере дыртыса бызе сеник ќс пала. «Юрттэ, юрттэ, љуаськом!» кесяське кузё кышномурт. Ужасьёс кузё воргоронэн љог люкаськизы. Вуэн ведраос, киысь кие љог гинэ ветло. Мари Таадэ но татын, юрттэ тылпуэз кысыны. Нош тыл липет вылэ выжем ни, сеник шоканы луонтэм џынэн тырмемын. Вань кужымзэс поныса, быгато ик тылэз кысыны. Собере кузё кышно шуиз: – Мари Таадэ, тон сенике тыл понћд!

Нылаш синъёссэ љутћз но шузи улэ аналскыса вазиз: – Ќй! Та ќвќл мынам уже! – Мон ачим адњи! – лексэ возьыны быгатытэк, кузё кышно џыжектћз. – Тон адњид? – паймыса юаз Таадэ. Со ас пельёсызлы ик ќз оскы кадь. Собере возьдаськеменыз йырзэ мыкыртћз, пельпумъёсыз љутћськизы, ымнырыз нап гордэктћз. Шузи выллем пальпотыса, кытчы пырыны валатэк, дырекъясь ымдуръёссэ куртчылыны кутскиз. – Тон сенике тыл понћд! – нош ик кеськиз кузё кышно. – Мон… – сипыртћз Мари Таадэ. – Малы озьы дауртћд?! – медоослэн но тодэмзы потћз. Но Таадэ ќз тоды мар вераны. Шузи выллем мыняса, пыд вылысьтыз пыд вылаз лёгаськыса, мыкыртэм йырын, горд йырсиез утялтымтэ, кыл но поттатэк, лек адямиос пќлын сылћз. Урмем кузё тэтчыса дораз вуиз но чырты сьќртћз кутыса дэрие месћз. – Шайтан мунё! – кеськиз со. – Кыџе ке беглой сямен сеникъёстћ тыл тырыса ветлэ! Вера, мар понна сокем тау каремед потћз? Огпол ке но урод кыл милесьтым кылэмед вань-а? Куке обидим-а тонэ, уждуна ќм тыре-а? Вера, малы тыл понћд, шќй? Нылаш мырдэм но кызьы љутскиз музъем вылысь, ымнырыз но дћсез дэриесь, нырысьтыз виясь вирзэ киыныз џушемъяське. Пальпотэ, сьќлыкам выллем, шып сылэ. – Али ик вера, али ик! – медоос но кутскизы кесяськыны. Таадэ уг дћсьты, синъёссэ гинэ љамдэлы љутыса, пинь пыртћз вазиз: – Горд валъёс… – Кыџе валъёс, мар тон татын уйбыртћськод! Вера, малы хуторе тыл понћд? – чидатэк кесяське кузё. – Вера, вера! Мари Таадэ уг тоды мар вераны. Сое донгало, жуго, тэргало но йырситћз кыскало, дэрие месыло. Таадэ, пыд вылаз султыса, вирзэ џушылэ, чал-чал сылэ. – Ма, со огпалмемын ук! – кеськиз хутор кузё. – Озьы ик вань. Прийдик, мар сылћськод на, вал кыткыса полициез вай – йырзэ ыштэм нылэз, уг яра хуторе кельтыны!

Киоссэ но пыдъёссэ гозыен думылыса, полиция вуытозь, Мари Таадэез дэрие кельтћзы. Со ќз пумитъяськы, жаляны но ќз кур – лултэм пуклё но тћни. Полиция вуыса, протокол гожтћзы. Медоос но, прислуга но, Таадэ сярысь ужась но лякыт адями шуыса веразы. Хутор кузё но куашкам мылкыдын вераз: – Бен, туж ужась вал, сатана. Библиез но гажаз! Номыре ватытэк, Мари Таадэ мадиз йыртэмамез сярысь. Нош ку кордник3, тазьы ужамезлэсь мугзэ юаз, соиз номыр ќз вазьы. Та уйе ик Таадэез ёрос тюрьмае нуизы. Мукет нуналаз городэ келязы. Татын солы, тужгес но секыт йќтћз. Камера, кытчы сое интыязы, пќртэм лушкаськисьёсын тырмытэмын вал. Таосыз но, куакаос сямен, котыраз тэтчало. – Малы тыл понћд? – дауртэмзэ тодэмзы бере, исаса выжыятыны кутскизы. Кутскизы пумтэм юалляськонъёс… Тодмо луиз, Таадэлэн вань ужам интыосыз тылпуын быремын шуыса: Лайксааре, Мяннимыйз, Тубасоо, Охельди. Кытын улыно-вылыно юрт, кытын гид, кытын лапас љуам. Котькытын, нокин адњымтэ дыръя Мари тылпу аратылћз, собере ачиз ик сое кысонын тыршиз, ачиз ик бќрдылћз но, кайгыриз но. Хутор кузёос но медоос – ваньзы одћг ымысь сямен следовательлы веразы:

105

– Кин малпасал со вылэ? Таџетаџе ужасез, нуназе куазен тылэн утчаса но уд шедьты. Дотово лякыт но кылзћськись вал. Куд-огез, воксё но ќз оскы Таадэлэн янгыш луэмезлы. – Ќвќл, – шуылћзы соос, – та нылаш ќвќл янгыш. Такем оскымон адямиез, быдэс дунне вылысь но уд шедьты ай. Бен, хутор пеньлы пќрмиз, пудо, ю тысь љуазы, но Таадэлэн татын янгышез ќвќл. Муръёмес эскерытэк улћм уга. Дасэтћ ползэ ни следователь нылашлы юан сётэ: – Малы хуторъёсы тыл понылћд? Таадэ номыр ќз вазьылы. Дауртэмезлэсь вань чыры-пырыоссэ вераз, мылпотыса ик мадьылћз, нош мугзэ валэктыны ќз валалля. Эмъяськонние но сое нуллћзы ни. Врачъёс тазалыксэ эскеремзы бере пуктћзы: «Мари Таадэ уг висьы, ас ужъёсыз понна, ачиз кыл кутыны кулэ». Сое выльысь тюрьмае выжтћзы. Татын, камера сэргын пукыса, ачиз но аслыз со та «сутћсь» юанэз пуктылћз: «Малы љуатъяй?»

2 Огаз чебер нуналэ Вийтоя мыйзае4 вуиз Юри Таадэ нимо воргорон, Николай эксэй дыръёсысь солдат. Кабаке пырыса, ма но со сярысь вераськиз, кышномуртъёсынгес лабыртыны тыршиз. Мар сое

татчы вуттћз шуыса юамзылы, номыр ќз вазьы, вераз гинэ, Вейнвара ёросысь шуыса. Егит со ќй вал ни – куатьтон аресъёс пала, дыр. Паллян пыд вылаз чутэ, синмыз лябгес адње. Но ангесыз чылкыт мычемын, гадь вылаз кќня ке медалез. Туж рос-прос но вераськись воргорон вал со. Серекъям-мактамез кылымтэ-адњымтэ улсы кариськиз. Кабаке пырыса, љамдэ, огшоры куно чотын пукиз, собере кутскиз кышноослы юрттћськыны: парсьёсты сюдћз, ву пыртаз, картофка палаз. Љыт пал но ќз кошкы – куриськиз уйзэ гур вќзын кќлыны. Џуказеяз гинэ со чакласькыса кутскиз юалляськыны, уг улы-а, пе, кытын ке, со выллем ик палкышно. – Аха! – кушетскизы нылкышноос. – Учке ай та пересь кокрок шоры, тћни мар сое татчы вуттэм! – Бен, пќрась кулэ вал, – лулњиз пересь солдат. – Учке ай, учке, – шуизы кышномуртъёс но кутскизы куспазы кенешыны, кудћз нылаш солдатлы тупамонгес. Соос Юри Таадэ сярысь умойзэ гинэ тодо ке вал, соин ик ќз шедьтэ тупамонзэ: ваньзы яке туж пиналэсь, яке юн пересесь. Котькуд висъет сьќрын та ивор сярысь вераськизы, воргоронъёс гинэ но палэнэ ќз кыле. Берло, огаз кабакын ужась пияш дэмлаз: – Келялэ ай сое Соргу Аннэ дћне, тупасьсэгес уд но шедьтэ ни! – Мар тон? – пальышазы нылкышноос. – Со сќсыр ук! Бен, туж ик пересь ќвќл, но калека ук. Кураськыса ветлэ, вылаз ик, визьмын но ляб, таза, чылкыт ке но. Тазьы вераськемзэс кылыса, Юри Таадэ юаз: – Кин со сыџе Соргу Аннэ? – Зэмзэ вераса, ми тыныд сое ќм дэмласалмы. Тон воргорон ук, службаез ортчытэм мурт, кызьы шуиське, медаль-паёкед вань. Нош со кураськись-бичаськись, ёросэз котыръясь. Кин нянь колды сётоз, кин кеньыр кќня ке, кин картофка, соин ик улэ. – Кытын со улэ? – тунсыкъяськыса юаз пересь солдат. – Эн ик юа, гажано адями, – вазизы кышномуртъёс. – Мар-о калекаен тон карод? Вылаз ик, кызьы ай шуод… шузигес. Нош улэ со Черк дорын, баџколэн пичигес мунчояз. Кќня улляны ни выризы сое отысь, пайдаез ќз луы.

«Иське, Черк мунчоын улэ Соргу Аннэ», – ас понназ малпаз Юри Таадэ. Юри соку ик ќз кошкы, парсь сюдћз на, ву нуллћз, картофка палаз. Нош љыт пал, адями шќдтэк шорысь ышиз. – Кытчы ай пыриз мусо солдатмы? – кушетскизы нылкышноос. Нокин ќз адњы солэсь кошкемзэ. Нош солдат дыртытэк Черк пала конгыляз. Вамыштэ но дугдэ, выльысь вамыштыса кќня ке сылэ, пумен пќсям вузэ џуше, кызыны ясанэ, ортчем сюрессэ кема учке но котькуд вамышеныз џош берытскыны дась ни кадь. Улоназ огез но кутскем ужез такем секыт ќз йќтылы солы, алиез кадь. Мыноно-а, ќвќла? – весь малпаськиз со. Дораз вуыса, стакан ву куро. Шуо, мон огшоры адями, корка вќзтћды ортчисько вал, малпай ву курыны – куазь туж пќсь, сюэ куасьмиз. Нош Аннэ, кунолэсь Черк мунчо доры вуэмезлэсь азьло ик тодэ ни вал лыктэмзэ но, лыктэмезлэсь мугзэ но. Со кофе пќзьтћз, йыраз тќдьы кышет керттыса, кема возьмам дусымезлэсь вуэмзэ витьыса выллем, кыџе вань быдэс чебереныз сылћз мунчо ќс куспын. Пичи, губырскем мугоро, пеймыт, кисыриё ымныро кышномурт куасьмем сусыпулы кельшиз. Но кужмыз вылэм на – вень кадь мерскиз солдат борды. Таиз, кыл но вераны вуттытэк, Анна косъяськыса кеськиз ини: – Љоггес, кофе сћя љќк вылын! Кыл поттытэк, Юри Таадэ мунчое пыриз, љќк сьќры пуксьыса, кофезэ њузьылыны кутскиз. Аннэ, корка кузё сямен котыртћз берга, пумен маке супыльтэ, я созэ, я тазэ дэмла. Солдат та дырозь, куаразэ поттыса ќз вуы. Берло Аннэ вазиз: – Тон пук, ю кофе, шутэтскы, нош мон љамдэлы одћг интые бызьыло. Таадэлэн сюлмыз ик капчияз. Инмарлы тау, табере ваньмыз сярысь гань-гань малпаськыны луоз. Номыр ик ќвќл кадь та кышномурт, провор. Толэзь ортчыса, яке вазьгес-а, нош ик пыраса, та «нылашен» пыр-поч верасько. Одно ик кулэ вераськыны… Нош Таадэ тазьы малпаськыкуз, Аннэ тќлпери сямен баџко доры лобатћз. – Табере асьмелэн выль гырлы жугисьмы вань, – шуиз со. – Туж рос-прос воргорон, гадь тыр ме-

106

дальёсыз, эксэй бордын но вазен гажано адями вылэм. – Кин бен со выль гырлы жугисед? – юаз баџко. – Мынам картэ! – данъяськыса вазиз Аннэ. – Тынад картэд? – паймиз баџко. – Мынам тодэмея, тынад ќвќл картэд. – Вань, вань! – шумпотыса кеськиз со. – Табере вань. Туннэ лыктћз монэ кураны, сюанмы куинь арня ортчыса луоз. – Азьло сюандэс уске шудэ, – дэмлаз паймем баџко. – Я, иське, сюанэн љегаса ум улэ. Курисько, туннэ ик милемыз венчатьтыны, – куриз Аннэ. – Тћледлы гырлы жугись кулэ ук, нош со кадь тупасьсэгес воргоронэз уд шедьтэ! – Нош кызьы бен со воргоронэдлэн нимыз? – юаз баџко. – Нимыз… – нёртћз Аннэ. – Учкы ай, нимзэ уг на тодћськы ук. Дыры но ќй вал ай аслэсьтыз юаны. Мон али ик доре бызьыло, ассэ татчы вайыса умойгес луоз. Соргу Аннэ нош ик, кыткем тќл вылэ пуксьыса сямен, бызьыса дораз кошкиз. Шок-пуль мунчое вуыса шуиз: – Баџко тонэ, али ик дћняз ќтиз. Кагазъёстэ эскеремез потэ, астэ но адњемез потэ, кыџе-сыџе адями тон. Югдур тани мар бордын: венчаниен асьмеос одћг нунал но љеганы ум быгатћське. Ато гырлы жугисьлэн интыезтэк кылём, нош со уж туж умой. Уксёез ќжыт ке но, быгатыса отысь-татысь кысканы луэ. Юрттод пиналъёсты пылатыны, яке сюанэз-а кинлэн ке – тыныд но маке со донгиськоз. Юри Таадэ сокем долказ ваньзэ тае кылыса, ќжыт ќз гуньды. Оло, тазьы умойгес но – али ик поп доры мыноно, сюан нергеез ортчытоно, гырлы жугисе малпаськытэк-мертатэк интыяськыны, йыр ке йыр, пыд ке пыд шуыса. Аннэ нош китћз кыске ни: – Ойдо, ойдо ини чалякгес, мар нуйтонэз?! Кин ке азьпалтоз, уж инты ышоз, соин йырин сюанмылы но пум! Пыд йылаз султыса, солдат Аннэ сьќры вамыштћз. Мыноно-а, ќвќла? – ас понна, кутскиз малпаськыны. Мыноно-а, ќвќл-а? Зэмзэ вераса, кышномуртэд урод ќвќл кадь, та дыртон гинэ солы чик ќз кельшы. Кизьныны но, котыр чакласькыны но

маза ќй вал – баџко доры вуэмзэс ќз ик шќды. Мукет ласянь ке учконо, гырлы жугись луыса, та мунчоын улыны но пересьмонэз гань-гань сюлэмшугъяськытэк ортчытыны… Но малы тае усьтыр-табыр, одћг интые пежъян мертчем кадь, лэсьтоно? Азьло Аннэлэсь кулэ вал юаны, вань-а солэн маиз ке – ыжен парсез-а, яке… Мыноно-а, ќвќл-а? Малпаськонэн йырин ќй вал ни – баџко доры вуизы. Аннэ, љогак ќсэз усьтыса, ачиз ик вераськонэз мытћз. Таадэ йырыныз гинэ шоназ, нюламзэ џушылыса, шып сылћз. Озьы тћни, нимъёссэс книгае артэ гожтћзы. Гырлы жугисьлэн интыяз ужаны кутскыса, солдат туннэ ик кулэ вал ини Черкын утялтћськыны, одћг бобыль понна гырлы жугыны но поплы арнялы тырмымон пу пильылыны. Аннэ кадь шудоез, нокин ќй вал, дыр. – Сокем эн кайгыры, – буйгатэ со, – нуналлы быдэ сомында трос ужед уз луы ук. Ма, сэре, мон но тыныд юртто. Тон мын, пу пильылы, гырлыез, гур эстонэз мон ас вылам басьто. – Паймымон тынад ужъёсыд, Инмаре! – малпаз Юри Таадэ понназ. Шумпотоно-а, љоже-а усёно, со таки валаны уг быгаты. Возэз адњиз но, бызьыса дораз вуиз, вал интые усьтыр-табыр кыткиськыса, сое гурезь йылэ тубтыны кутскиз. Сыџе шќдонэз вал солэн. Малы таџе џошатон йыраз лыктћз, со ачиз но валэктыны ќй быгатысал. Но валэн ассэ со шќдћз. Азьланяз, нокыџе шугъяськонъёс, сюлмаськонъёс сярысь малпанэз ик ќй вал ни – Аннэ ваньзэ радъяз-тупатъяз. Солдатэз вќзысьтыз вамышлы но ќз лэзья, думыса кадь бордаз возиз. Котырез гинэ но ай Вайнвара ёрос кќланниын утиськизы. Сюанозь, солдат кытчы ке ветлоз шуон сярысь, вераськонэз ик ќй вал. Сюан шудэмзы бере, кќня ке толэзь џошен улыса гинэ, Таадэ выль улонэзлы дышем бере, Аннэ лэзиз сое, оскиз котырзэ вайыны. Ачиз вал сярысь сюлмаськиз, картсэ уробое пуктэмез бере но сюлворемысь ќз дугды: – Мотри ява, адњем карымон астэ возь, аклякъяськыса эн ветлы. – От, бырод таин, – нукыртэ Таадэ, – мар воксё, оломар но малпаськод... – Номыре уг малпаськы, – шуэ Аннэ. – Солдатлы дусым котьку сюроз!

Ар ортчыса, Аннэ пи вайиз. Пересь солдатлэн, пеймыт мунчо сэргын нылпи кеськем куара кылэмез бере, сюлмыз ик йыггетэмысь дугдћз. Валес вылысьтыз султыса, куалекъяса кышноез доры матэктћз, сипыртыса со юаз: – Вань шат кин ке? – Вань, вань, – шуиз Аннэ. – Таре мын ай, нылкышноосты љоггес ќть. Пересь Таадэ бызьыса ик куронзэ быдэстыны дыртћз. Љыны гуртысь, љыны мыйзаысь кышномуртъёс люкаськизы ни, солы нош весь ќжыт на. Коркась корка ветлэ, секыт шокаса, пќсям вузэ џушылыса йыбыртъя со: – Љоггес, ойдолэ љоггес, Аннэен маке луиз кадь! Дораз вуэм бере кышноез котыртћ быдэс уллё калык берга ни. Шоканзэ ыштэм Таадэ ќс куспаз пуксьыса но буйганы ќз вала на – жадемын, ымнырыз гордэктэмын. Мамында сюлмаськонэз вал, та выль вордскем адямиен! Кќснуналъёсы, мунчо эстон дыръя, вань котырзэс ураме поттано луылћзы, нылпиен зыбкаез гинэ но гуждор вылын возизы. Гужем, шулдыр куазен, ярасал но оло, нош толалтэ њырт кезьытэн пичи пиналэз азбарын возьыны умойтэм вал. Шудтэм учыр со бордысь ик потћз. Каменка сяна, мукет гур мунчоын ќй вал ни, кќня ке нунал сяна, шунытэз солэн ќз возиськы. Вож нылпи кезьыт висъетын медаз кынмы шуыса, соос сое вќлдэт улэ ошылыны ќдъязы. Кык толэзьзэ но тырмытымтэ пичи адями усыкмиз. Аннэ капканэ сюрем мумы кион выллем вузћз. Џукна, шокасьтэм нылпизэ адњыса, кияз сое кутћз но усьтыр-табыр баџко доры лобатћз. Соиз учкиз кулэм пинал шоры, со зэмзэ но кулћз шуэм сяна, номыр вераны ќз быгаты. – Кулћз! – кеськиз Аннэ. Ќз, со ќз быгаты талы оскыны! Врач дас иськем кемын улћз, лымы мур ке но вал, со дораз вамыштћз. Соиз но ќз быгаты сое буйгатыны – кулэмын. Жадем маке, чигиськем, гыж-кал вуиз со кулэм нылпиеныз дораз. Таадэ ачиз гроб лэсьтћз, сьќдэн буяз, салачкие пуктыса, Черке вуттћз. Кќня ке толэзь анай викышъяса пукиз мунчо сэргын. Таре со номыр сярысь ќз сюлмаськы ни. Картэз но, кураськон удысэз но, сиён пќран но

107

солы кулэ ќй вал ни. Пумем кадь, кынмиз со мунчо сэргын. Уйин кудог дыръя кутскылћз кесяськыны, но со ќй вал адями куара. Таадэ шораз учкылћз, мар карыны валатэк, йыртышсэ кормаз. Лулњылћз гинэ, бездэм, жалясь синъёсын бќрдћсь кышноез шоры учкылћз. – Инмар, оло, сётоз на ай? – кќня ке нунал џоже дћсьтонзэ люкам бере, шуиз со. Аннэ синъёссэ љутћз, паймем тусын картэз шоры учкыса юаз: – Мае? – Ма, мукет нылпи, – керпотыса вазиз соиз. Кылъёсыз солэн пайда вайизы. Аннэ вырњиз сэргысьтыз, кќня ке толэзь џоже миськымтэ ымзэ-нырзэ пылатћз, йыраз кышет керттћз но картсэ сюдон сярысь сюлмаськыны ќдъяз. – Сиемед потыса, кулон калэ ни вуид, дыр! – мусо вазиз со. Таре, самой со нуналысен, Аннэ азьло кадь ик ассэ возьыны кутскиз. Мылысь-кыдысь, нош ик кутскиз со гуртъёстћ котыръяськыны, сиён кураса, дћськут, коньдон бичаса. Пичи дырысеныз со тазьы дарманьтћз, котькуд палан сое тодћзы, али но шырыт адямиос тырмыт вал. Жадем улошо кадь лашкинтћз со сюресъёс кузя. Трос нунал џоже юмшамез бере, дораз вуыса, ныпъетъёссэ куштыса, со ушъяськыны кутскиз. – Юри, учкы ай, мар мон вайи, – шуиз со шумпотыса. – Тани, ыжгон шортъёс, шуныт дћсь кертто тыныд. Сукыри нянь вайи, тани чорыг, сћль но вань, сиськы ойдо. Осто ин бубае, лы но ку сяна ќд кыль ни ук! Картсэ вешаса со шуиз: – Инмар, оло, сётоз на, озьы-а? Инмар сётћз, таре ныл вордскиз. Сое Мари нимазы. Эстон кылысь берыктћз Александр Бурашов.

Талу (эст.) – хутор Мудааллику – Дэриошмес хутор. 3 Кордник (эст. kordnik) – участковый. 4 Мыйза (эст. mõis,-a) – имение, усадьба. 1

Верос берыктэмын Финляндиысь М. Кастрен общество юрттэмен.

Грек литература

Константин Сомов. «Дафнис но Хлоя» романлы суред, 1930 ар.

ПЁтр Захаров

Сюлэм дартъёс

дями – со валантэм но валэктонтэм. Со сярысь асьмеос уно малпаськиськомы-гожъяськиськомы. Озьы ке но адями шоры шергес учкылћськомы на. Тужгес но соку, куке со сюлэм дарт тылпуэныз басьтэмын луылэ. Но џапак со вие гинэ ук адямилэн усьтћськылэ, адњиськылэ ваньмыз адямилэнэз, музъемен герњасез, дунне вылын кузёяськисез. Таџе малпанэз валаны но валэктыны ваньзылэсь матэгес лыктћзы экзистенциалистъёс – Западысь одћгаз тодмо философской ќре пырисьёс. Мартин Хайдеггер, Карл Ясперс, Габриэль Марсель валаны тыршизы, кызьы кышкан, сюлмаськон, азьланезлы, умоезлы оскон но мукетъёсыз сюлэм дартъёс адямилэн улоназ бадњым воштћськонъёс пырто. Лул-сюлэмлэсь пќртэм шќдон кужымъёсын гомњылэмзэ Марина Цветаевалэн кылъёсыныз ик вераны луэ, вылды. «Мон, тћляд кулћсьтэм дартты...» – шуиз вал со. Адямилэн дартъёсыз... Йќспќртэмесь но бырисьтэмесь. Соос котькуд поколениосы выльдћськыло но со дыре ик, мукет даурен џошатонъя, асьсэлэсь быдэслыксэс кельто. Яратон, кышкан, оскон, кузёяськыны яратон, кыџе ке яркытэсь малпанъёс сьќры шузимыса кошкон... Соос ик уг-а кивалто та дуннеен? Соос пыр ик уг-а поты адямилэн улон-вылонэз? Дунне вылысь визьмоосыз пќлысь визьмоосыз, пќртэм дауръёсысь писательёс кужмо сюлэм шќдонъёсын гомась адями шоры мургес учкылыны тыршизы. Пырыны турттћзы адњиськисьтэм, шќдћськисьтэм сюлэмшугъяськонъёс пќлы но. Тодыны тыршизы улонлэсь быдњым тодмотэмлыксэ. Тани ми но журнал бамъёсамы усьтћськомы выль рубрика. «Сюлэм дартъёс» нимаськоз со. Татчы пырозы яратон, кышкан, оскон, вожпотон, вожъяськон, вожан но мќзмон сярысь материалъёс, статьяос, художественной произведениос. Асьмеос уно аръёс џоже адями шоры туж огшоры учкылћмы уга. Со сярысь тазьы малпаськылћмы: тани со – крестьянин, юртлэн но семьялэн кузёез. Кибашлы, партилэн членэз... Но адямилэн тодмотэмлыкез солэн обществоын кыџе ке уж нуэменыз гинэ быре ни шат? Табере асьмеос џемгес мукет сямен малпаськомы ини: адямилэн пушкысьтыз мар ке со лябытэз, чонари вотэс кадь чигиськисез, улонлэн, дуннелэн, инкуазьлэн чалмыт но шќдскытэк биниськыса бызёназ пырыны быгатћсьтэмез, шыпыт но со дыре ик серметаны но луонтэм маиз ке асьмемыз трослы узырмытэ, бадњыматэ, тунсыкомытэ. Куке-соку вашкалаос шуо вал: «Мон адями, озьыен, ваньмыз адямилэнэз со мынам!» Соос та верам сьќрысь адњо вал мылкыдэз, шќдонэз, синмаськонэз, лушкем малпанэз но сюлэм дартэз. Луллэн та дырекъянъёсыз туж йќспќртэмесь но синмаськымонэсь... Соосты пудоослэн дуннеысьтызы уд шедьты. Адямилэн улонэзлэн драмаез дартэн пыласькыкуз гинэ усьтћське. Нош сюлэм дартъёс пќлын яратон нырысетћ инты басьтэ кадь, потэ милемлы... Угось адямиос сотэк дунне вылын но ќй улысалзы.

108

Соин но ми «Сюлэм дартъёс» рубрикамылэн нырысетћ статьяосаз яратон сярысь вераськыны медћськомы. Озьыен – Эрос. Солэн пќртэм культураосын кызьы адњиськемез, нылмурт но воргорон пќлысь быдњым тодмотэмлыкез шараямез; пасторальной но пеймыт дартъёс сярысь; паймымон, эзылымон мугор яратонэн улћсьёс сярысь; ческыт, лычсузьытћсь, џоксузьытћсь макеослы синмаськонлэн витьымтэ шорысь бакомытћсь пќетъёсыз сярысь; осконтэм сюлэм шќдонъёслэн асьме азе потылэмзы сярысь но мукет. Огломак вераса, ваньмыз со яратон сярысь, нош Максимилиан Волошинлэн кылъёсызъя «уйвќтъёслэн уйтылзы, выль лул кылдытонлэн эксэй-кузёзы» сярысь. Та рубрикамылэн луоз на эшшо одћг аспќртэмлыкез. Отын ми печатлаломы пќртэм дауръёсысь визьмо адямиосты, писательёсты, учёнойёсты, азьпал улонлэн асьтаркан сьќраз учкисьёсты. Соосын вераськон, ми сямен, лыдњисьёсмес мур малпаськонъёсы вуттыны кулэ. Уно тылсиё со музъем яратон. Француз писатель Стендаль сактћз вал, Эрос пќртэм вылтусо луыны быгатэ шуыса. Ас вакытаз со яратонлэсь ньыль туссэ-буйзэ висъяны выриз. Солэн классификацияз нырысетћез – яратон-дарт (страсть). Талы примерен Стендаль возьматэ XII даурысь француз философлэсь, Пьер Абельярлэсь, трагической яратонзэ. Соос Элоиза кышномуртэн ог-огзэсты сутымон яратэмзы сэрен, кыкназы ик монастыре кошконо луизы. Мукетызлэн яратонлэн вылтусыз – ог-огед доры кыстћськон. Таин герњаськем сюлэм шќдон визылъёслы примеръёс писатель шедьтэ XVIII дауре потэм мемуаръёсысь но романъёсысь. «Котькудћзлы тодмо сыџе яратон, – малпаське со, – кудћз вордћське, нюлэскы бызись чебер тылсиясь крестьян нылэз возьмаса пќйшураку.» Берпуметћез солэн классификациысьтыз яратон – аслэсьтыд дандэ гажан. Романтической мылкыдлэсь мугор яратонэ выжемзэ чаклаку, асьмеос амалтэк тодэ вайиськомы древнегреческой писательлэсь Лонглэсь (II–III даур) «Дафнис но Хлоя» романзэ, кудћз XVI–XVII дауръёсысь европейской литературалэн пасторальной темаяз шќдскымон воштћськонъёс лэсьтытћз. Греческой мифологиын Дафнис – Сицилиысь вераны луонтэм чебер кутьычи, пастух кырњанъёсты кылдытћсь. Одћг мифлэн верамезъя – со яратонэн курадњыса кулэ, мукетызлэн ивортэмезъя – сое синтэм кельтэ туганэз, ассэ мукет кышномуртэн воштэмез понна. Роман быдэс пыџамын мифологической дунне валанэн. Озьы луэ, ай Дафнис но Хлоя ќз вордске на, нош вашкала инмар Эрот соослэсь улонзэс ачизъя тупатэ ни. Дафнисэз но, Хлояез но сюранай-атайёссы кутьычи каро. Эрот соос пќлы гомњытэ ог-огзэсты яратытћсь гизьы, Дафнислэн но Хлоялэн ог-огзы доры кыстћськемзы – та кужмо дарт ќвќл на, та солэн нырысетћ вамышъёсыз, вордскон ошмесъёсыз. Югдур ортче нюлэсъёсын, бусыосын. Пасторальной геройёс инкуазь борды люкиськонтэм бурмемын, шуыны луоз.

«...12. Кузёяськыны кутске ни вал тулыс. Котыр шуназы лымы букосъёс. Музъем мозмиськыны но гольыкомыны ќдъяз. Отын но татын вырйылъёсын бычыразы возьёс. Соин ик кутьычиос пудо уллёоссэс гурезь бамалъёсысь гуждоръёсы уллязы. Нош ваньзылэсь но азьвыл – Дафнис но Хлоя. Угось соос ёросысь самой узыр но тодмо пастырьлэн ляльчиоссы вал. Тани соос вуизы гинэ но соку ик бызизы гурезь гутёосын улћсь тодмо нимфаоссы доры. Отысен лобњизы Пан нимо пужым доры, собере тыпы доры лыктћзы. Со улын пукыса, пудооссэс но возьмазы, ог-огзэсты но чупаллязы. Инмаръёссылэсь статуяоссэс тугокоосын чебертон понна сяська утчаны кутскизы; сяськаос али гинэ бычырскыло на вал, – омы-

Лонг

адњыны, яратон ужъёс вылэ омырскытысал та вань вирсэръёсты улњытћсь суред. Вылаз ик – Дафнис но Хлоя, егит вир кужымен пќзьыса, сяськаясь но яратонлэсь лычсузьытћсь макеоссэ кемалась утчась лулъёс: њырдаллязы соос, ваньзэ тае кылыса, эзылћзы, тае адњыса, асьсэос но, чупаськон но њыгыръяськон сярысь, мар ке но умойзэгес утчазы, – тужгес но Дафнис. Толалтэ гуртаз ужтэк пукыса, со тып-тып воргорон луиз ини; соин, вылды, ялан чупаськыны кутскылћз, дугдылытэк њыгыръяськылћз, котьма ласянь кышкасьтэмгес но дћсьтћсьгес луиз. 14. Тани со сюлворыны ќдъяз, Хлоя пумит медаз луы, пе, солэсь сюлэм куронъёссэ быдэстыны: гольык мугорыз борды гольыкен лякиськыса, соин џош азьвылэзлэсь но кемагес, пќй, мед кыллёз. «Та угось одћгез, – шуиз со, – кы-

ДАФНИС НО ХЛОЯ рысь зефир соослы будон кужым пыџатылћз, нош шунды ас шунытсэ тылсияз. Кќня ке утчамзы бере шедьтћзы фиалкаосты, нарцисъёсты но мукет вазь тулыс љужась сяськаосты. Ненег шумпотонэн гомазы Дафнислэн но Хлоялэн ымныръёссы. Соос ыжлэсь но кечлэсь шуныт йќлзэс кыскизы но, инмаръёссылэсь статуяоссэс тугокоосын чебертыса, йќлсётон каризы. Собере нош ик свирелен шудыны кутскизы, ёросысь вань уџыосты џошатскыны ќтьылћзы, оло нош, уџыос, соосты валаса кадь, соку ик огъя кырњан гуре итылћськизы. Кќня ке дыр ортчыса, пумен умойгес но чылкытгес пќрмыны шќтаз ини Итис сярысь Быдњым кырњан. 13. Нош гурезь бамалъёсын котыр бќксылћзы ыж уллёос; чырткем тэтчазы ыжпиос – анайёссы улэ зымылыса, ноны бирдыоссэс кысказы. Нош пи вайымтэ ыжъёс сьќрын бызьылћзы такаос, уйылћзы но сьќрласянь вылазы тубылћзы – котькудћз аслыз пар бырйылћз. Кечтакаос но кечъёсты уйылћзы, яратон дартэн гомаса, вылазы тэтчазы; котькудћзлэн вал аслаз быръемез, котькудћз аслэсьтыззэ мукет кечтакаослэсь утиз. Пересь адямиосты но, кылдысалыз ке соослы тае

лиз ни, мае асьмеос Филетлэн дэмланъёсысьтыз ќм быдэстэ на. Татын гинэ, дыр, ук со амал, кудћз асьмелэсь яратонмес буйгатоз». Нош куке Хлоя, мар со кароз, озьы артэ кылльыса, мар вань на чупаськонлэсь, њыгыръяськонлэсь но артэ кыллёнлэсь бадњымезгес шуыса юаз, Дафнис лулњиз: «Сое ик, мае лэсьто такаос ыжъёсын, мае кечтакаос кечъёсын. Тон уд адњиськы шат, озьы ужзэс лэсьтэмзы бере ыжъёс но, кечъёс но уг пегњо ни, нош такаос уг катьтэммо соос сьќры бызьылыса – кыџе ке лычсузёнэз џош басьтыса кадь, басылак гинэ турын йырйыны кутско. Шќдске, та уж туж ческыт маке сётэ, яратонлэсь пушкез сюпсись курытсэ быдтэ, дыр, со». – «Но тон уд адњиськы шат, Дафнис, кечтакаос кечъёсын но такаос ыжъёсын ваньзэ сое сылыса йќндыро, нош кечъёс но ыжъёс соосты озьы ик сылыса басьто. Соосыз таосыз вылын тэтчало, таосыз тыбыръёссэс пуктыло. Нош тон монэ асэныд артэ выдыны куриськод, вылаз ик, шыр гольык кельтћськод, вань дћськутме кыльыны косћськод; учкы соослэн гонзы мынам дћськутэлэсь но зќкгес ук». Дафнис кылзћськиз. Хлоя вќзы выдыса, со туж кема кыллиз но, сое, ма понна ялан љуаса улћз, быдэстэмез луымтэен сэрен, Хлоязэ љутћз но, сьќрласянь

109

њыгыртыса, бордаз лякиськиз – озьы ик, кызьы такаос ыжъёс вылэ, нош кечтакаос кечъёс вылэ йќтћськылћзы. Собере со эшшо но возьдаськыса пуксиз но бќрдыны кутскиз: «Ма, неужто яратон ужъёсын со такаослэсь но шузигес ни?» 15. Соин артэ бускельын улћз вылћ арлыдъёсаз вуэм Хромис нимо пересь; со ас дораз городысь вайиз сяська кадь тылсиясь егит кышномуртэз. Ликэнион, озьы нимало вал сое, трослы чебергес но мусогес вал ёросысь егит кышномуртъёслэсь. Дафнислэсь котькуд џукна кечъёссэ гурезь бамалъёсы уллямзэ но уйлы берен гуртаз вайылэмзэ адњыса, Ликэнион, сое дуно кузьымъёсын пќяса, аслыз туган карыны љутскиз. Нош одћг пол сое огназэ учыртыса, чипчирган солы кузьмаз; вылаз ик, карасэн чечы но пужей кулэсь вурем песьтэр сётћз на. Но шонерак аслэсьтыз мылкыдзэ усьтыны со ќз дћсьты, шќдќз, пияш Хлояез яратэ шуыса: адњиз, – нылаш доры кыстћське Дафнис. Ликэнион тае нырысь валаз, соослэсь ог-огзы шоры шуныт пальпотылэмзэс адњыса; нош бќрысьгес одћг пол, вазь џукна, нуны ваён дыраз вуэм бускель эшез доры ветло ай шуыса, картсэ пќяз но ачиз Дафнис но Хлоя сьќры пегњыса мынћз. Пашпуос пќлы ватскыса, ваньзэ кылћз, мар сярысь соос вераськизы, ваньзэ адњиз, мар каризы. Синъёсызлэсь ќз вольтче Дафнислэн синкылиосыз но. Жаляз Ликэнион та шудтэмъёсты но малпаз: солы, пќй, џапак дыр вуиз ини огак-кык ужзэ быдэстыны, таосызлы курадњонлэсь мозмытскон сётыны, нош аслэсьтыззэ ке, сюлэмысьтыз яратон дартсэ буйгатыны – сыџе тћни кескич амал со шедьтћз. 16. Џуказеяз, будто ке азьвылаз кадь ик, нылпи ваёно эшез доры потыса, Ликэнион табере ватскытэк ини вамыштћз тыпы доры. Отын пукись Дафнисэн Хлояез адњыса, со ымныраз соку ик љожмыт тус пыџатћз: «Утьы, Дафнис, монэ, каргам адямиез! Кызь њазегъёсы пќлысь самой умойзэ ќрњи басьтыса кошкиз. Секытгес луиз, вылды, ныпъетэз, омыре лобыштэмез бере, ќз ни быгаты сое дышем интыяз – тћни со гурезь яр йылэ, нуыны; соин но татчы, пашпуос пќлы, лэзиськытэк амалыз ќз луы. Нимфаос понна но та Пан понна! Ойдо ветлом отчы мон сьќры, огнам мыныны мон кышкасько, мозмыты мынэсьтым њазегме, жаля вал кайгырись сюлэмме. Оло, ассэ ќрњиез но виыны тон быгатод, соку со тћлесьтыд но ыжпиосын кечпиостэс ќй нуллысал ини. Нош кутьыдэ та вие Хлоя возьмасал. Тынад кечъёсыд сое умой тодо ни ук, угось туллёостэс котьку сямен џош возьмаськоды». 17. Азьланьын мар луонозэ шќдытэк ик, Дафнис султћз но, кияз зыр кутыса, Ликэнион сьќры вамыштћз. Пияшез, кќня луэ, сомындалы Хлоя дорысь кыдёке нуыса, жальырась пичи шур вќзысь џемос пашпуос пќлы пыртэмез бере кышномурт сое пуксьыны косћз но шуиз: «Яратћськод ук Хлоядэ тон, Дафнис: сое мон уйин нимфаослэсь тодћ, – уйвќтам лыктыса, соос мыным тынад толло синкылиосыд сярысь веразы но, яратон ужъёслы дышетыса, тонэ» курадњонлэсь мозмытыны косћзы. Нош со ужрадъёс – чупаськонэн но њыгыръяськонэн гинэ уг быро на, такаослэн выросъёссы выллемесь но соос ќвќл: татын мукет сямен тэтчано; собере таиз тэтчан соизлэсь трослы ческытгес, угось

110

со луллы но, мугорлы но трослы кемагес кыстћськись лычсузён но буйган кузьма. Кылзы, Дафнис, со лул но мугор курадњонъёсыдлэсь мозмиськыса, аслыд буйган но шумпотон шедьтэмед потэ ке, сёт астэ мынам киям, нош мон ини тонэ, нимфаослэсь куронзэс быдэстыса, ваньмызлы дышето. 18. Аслэсьтыз шумпотэмзэ ватыны быгатытэк, Дафнис, вань лул-сюлэм малпанъёссэ котькинлы усьтыны дась – пась огшоры гурт кутьычи, вылаз ик, яратон дартэн гомњем егит воргорон, соку ик Ликэнионлэн пыд азяз усиз но сюлворыса курыны кутскиз: љоггес ни, пќй, сое кышномурт мед дышетоз ваньмызлы, кудћз солы Хлояен џош быдэстыны юрттоз сое, мае солэн кемалась ини сыџе но потэ веръямез. Собере, кыџе ке быдњым тодмотэмлыкез усьтыны дасяськыса кадь, кудзэ солы асьсэос ик инмаръёс отысен вылћысен ыстћзы, Дафнис кышномуртлы тазартэм кечпизэ, йќлвылъёслэсь лэсьтэм ненег сырзэ, анай кечсэ но кузьманы кылзэ сётэ. Пияшлэсь сыџе огшорылыко лул-сюлэмзэ адњыса, кудзэ кышномурт воксё уг витьы вал, тани кызьы кутскиз Ликэнион Дафнисэз яратон ужрадъёслы дышетыны. Со пияшлы косћз, кема малпаськытэк ик, ас дораз матэгес пуксьыны, чупаны сыџе чупкаронъёсын но сомында пол, кызьы Дафнислы сямаз пыџамын ни, нош чупакуз њыгыртыны но асэныз артэ музъем вылэ выдыны. Нош куке Дафнис пуксиз но сое чупалляса солэн вќзаз выдћз, кышномурт пияшлэсь кулэ уж борды кутскыны кужымзэ, љутскем мылкыдзэ адњыса, солэсь мугорзэ музъем вылысь ќжытак љутћз но, – нош со урдэслань назильскемын вал, – чырткемак гинэ со улэ нёжалскыса, кулэ сюрес вылэ сое нялтастытћз. Нош собере ваньмыз огшоры но валамон луиз ини: инкуазь ачиз ик дышетћз кылемезлы. 19. Та яратонъя урок быриз гинэ но, Дафнис огшорылыко лул-сюлэмызлэн валтэмезъя вань мылкыдыныз Хлоя доры ыректћз ини, солэн потэ ни вал, љоггес отчы бызьыса, соку ик соин ваньзэ тае лэсьтэмез, малы али гинэ дышиз со татын; љамдэлы ке но љегатскиз ке, ваньзэ вунэто кожаз, лэся, пияш. Но Ликэнион сое дугдытыса шуиз: «Тани мае нош ик тодоно на тыныд, Дафнис. Мон кышномурт ини, соин но та ужрад монэ вќсь уг кары ни; монэ кемалась ваньмызлы дышетћз ини одћг воргорон, нош дышетэмез понна басьтћз мынэсьтым сьќлыктэмлыкме. Нош Хлояед тонэныд та ожмаськонэ султћз ке, со кесяськоз, бќрдоз, раньњыса кулэм адямиос кадь ик вирен саптаськоз. Но тон эн кышка со вирлэсь. Нош куке Хлояедлэсь аслыд сётћськыны резалыксэ басьтод, вай сое татчы: татын кесяськиз ке но, бќрдћз ке но, нокин уз кылы, нокин уз адњы; нош виреныз ке саптаськиз, та шурын ик пыласькоз. Собере эн вунэты, тодад возь, нырысь ик мон тонэ, Хлояедлэсь азьвыл, воргорон кари». 20. Таџе визьнодъёссэ сётэмез бере Ликэнион ялан ай аслэсьтыз њазегзэ утчамъяськыса, нюлэслэн мукет палаз кошкиз. Солэн берло верам кылъёсыз Дафнисэз мур малпаськонэ выйытћзы, сћяз солэн азьвыл мылкыдыз, шугъяськыны шќтаз, кулэ-а ни солы сокем Хлоязэ акыльтытыны, њыгыръяськыкузы чупаськонлэсь но бадњымзэ курыны? Солэн уг поты уга Хлояез кыџе

ке тушмонъёслэн ки улазы сямен кесяськытэмез, яке вќсь луэмезлы чидатэк бќрдытэмез, яке кулытозяз раньњытэм муртэ кадь вирен саптаськытэмез. Угось со, ай яратонэз умой тодћсьтэм пияш, туж кышка на вал вирлэсь, сыџе вир раньњем интыосысь гинэ бызе шуыса малпа вал. «Уг, мон вќсь сое уг кары, лычсузьытћсь но эзылытћсь макеоссэ мон солэсь огшоры мусояськонъёсын гинэ басьто», – шуиз аслыз ачиз Дафнис, нюлэскысь потыкуз. Хлоя доры вуыса, – нош со фиалкаослэсь тугоко керттэ вал, – Дафнис сое Ликэнионлэсь њазегзэ ќрњи гижыосысь ишкалтћ шуыса пќяз но кужмо њыгыртыса чупаны кутскиз, – озьы ик, кызьы чупаз вал ассэ Ликэнион, эзылытыса лычсузьытытћсь вакытаз вуыкуз: таизлэн неномыр но кышкытэз ќй вал уга. Нош Хлоя керттэм тугокозэ солэн йыраз изьятћз но бабыля йырсиоссэ чупалляз, нылмуртлы соос фиалкаослэсь но умоесь потћзы. Собере, песьтэрысьтыз куасьтэм емышъёслэсь пќратъёссэ но кќня ке няньзэ поттыса, пияшлы сиыны сётћз. Нош куке соиз сиыны кутскиз, Хлоя солэн ымысьтыз сиёнзэ чепыльтылыса басьтылћз но ачиз но пичи тылобурдо сямен ньылылћз. 21. Џапак озьы ог-огзэсты куноякузы, – нош сиемзылэсь но тросгес соос чупаськылћзы, – ярдурын адњиськиз чорыгасьёслэн пыжзы. Куазь тќлтэм вал, зарезь вылысь тулкымъёс но чалмыт но небыт гинэ бызьылћзы; полысатэк ќйлась бере, кужмо ик полысазы чорыгасьёс. Соос городэ, одћг узыр адямилэн љќк вылаз, улэп чорыгъёссэс вуттыны дыртћзы. Секыт полысъёсты кыскаса жадемзэс вунэтон понна, соос пќлысь одћгез, кивалтћсьсы, зарезь кырњанъёсты кырњаз, нош мукетъёсыз, хор кадь ик, ваньзы гурак солэн куараезлы вазиськылћзы. Куке соос усьтћськем зарезьысен кырњазы, соослэн вазиськылонъёссы ярдурозь ќз вуылэ – куараоссы омырлэн эксэйлыказ ышылћзы; нош ярнырез ортчыса, толэзь сюрло кадь питырскем мур заливе пыремзы бере, кужмо вазиськылэмъёссы кылћськыны ќдъязы ини, кырњанзы но ярдуре умойгес чузъяськылћз. Џошкыт луд шорысь бадњым гыркесо нюк, флейталэн љыныё трубаез сямен, котькуд гурез ас пушказ басьтыса, котькуд куараослы соку ик дышылћз но ачиз но соос сямен ик вазьылћз. Чылкыт но матын кылћськылћзы полысъёслэн ву вылэ шуккылћськемъёссы, полысасьёслэн куараоссы – ваньмыз со пелез шумпоттытэ вал. Нырысь ик зарезьын вордскемез гур чузъяськылћз, нош му вылын вордскисез трослы кемагес улыса вуылћз но трослы кемагес улыса ышылћз. 22. Дафнислы ваньмыз та тодмо ни вал, соин но саклыксэ зарезьлы гинэ висъяз со: паймыса но эзылыса учкиз бадњым пыжлэсь зарезь вылтћ тылобурдоослэсь но љог лобњемзэ; котькуд кырњанъёсты йыраз кельтыны тыршиз, соосты бќрысь свиреленыз шудон понна. Нош Хлоя нырысьсэ ай соку кылћз сое, мае Ланга (Эхо) нимало. Со паймыса, я зарезь шоры учкылћз, куке отын зарезьчиос выль кырњанзэс кутскылћзы, яке музъем пала берытскылћз, утчаз, кин бен соослы музъем вылысен но озьы ик вазьылэ? Зарезьчиос ышем бере но котырын чалмыт луэм бере со Дафнислэсь юаз: ќвќла, пќй, ярныр сьќрын мукетыз зарезь, ќз ортчы-а отћ мукетыз пыж, ќз кырњалэ-а отын но таџе ик кырњанэз

мукетъёсыз зарезьчиос, собере ваньзы огак чалмизы? Ненег серекъянэн серектћз Дафнис, азьвылэзлэсь но ненеггес со чупаз Хлоязэ, нош собере, фиалкаослэсь керттэм тугокозэ солэн йыр йылаз поныса, Ланга сярысь вашкала мадёсэз вераны кутскиз, нош солэсь но азьвыл Хлоялэсь кылзэ басьтћз, та верамез понна дасо пала чупкаронъёсын мед тыроз шуыса. 23. «Уно пќртэм нимфаос уло та пашпуос пќлын но, тыпыос пќлын но, нюръёсын, нёжалъёсын но. Ваньзы соос чебересь, ваньзы кырњасесь. Соос пќлысь одћгезлэн Ланга нимо нылыз вылэм: адями кадь ик кулћсь вылэм со, – малы ке шуоно атаез но сыџе ик кулћсь вылэм, – анаез кадь ик чебер вылэм. Нимфаос сое дышетћллям пќртэм ужрадъёслы, музаос – свирелен но флейтаен шудыны, лира но кифара шудэмъя пќртэм кырњанъёсты кырњаны. Аслаз нылмурт чеберлыказ вуэмез бере со нимфаосын џош эктонъёс эктэм, музаосын џош кырњанъёс кырњам. Но вань воргоронъёслэсь палэнскылэм, – адямиосызлэсь но, инмаръёсызлэсь но, – аслэсьтыз нылмурт улонзэ, нылмурт эриксэ яратэм. Вожез потэм та ныллы Панлэн, – кырњанъёсызлы вожъяськылэм, ныллэн чеберлыкез дорозь сузьтћськемез луымтэен сэрен, со ыжъёссэс но кечъёссэс возьмась кутьычиосты шузимытћсь дартэн гомњытэм. Вожомем пуныос но кионъёс музэн со кутьычиос, кесэгъёслы кесяса, вань музъем вылэ пазяллям со нылашлэсь мугорзэ – озьы ке но ялан кырња на вылэм со. Та учыр бере кырњанъёссэ солэсь, нимфаослэн куремзыя, ачиз Музъем аслаз пушказ ватэм, гуръёссэ но, куараоссэ но весяклы кельтэм. Табере, музаослэн куремзыя, музъем сётэ ни со ныллэсь куаразэ, кыџе гинэ гурез со уг кылы, соку ик соя кариське, озьы ик, кызьы азьвыл котькинлэсь куаразэ басьтыны быгатэ вал нылмурт: инмаръёслэсь но, адямиослэсь но, инструментъёслэсь но, пќйшуръёслэсь но, – аслэсьтыз Панлэсь но, куке соиз свиреленыз шудылыны кутскылћз. Нош Пан, аслаз шудэмез кадь ик шудэмез кылыса, интыысьтыз тэтче вал но, кема гинэ бызьылэ вал гурезьёстћ; куто шуыса уг оскы вал ке но, тодэмез потэ вал, кин, пќй, меда со тодмотэм, ялан кытчы ке ватћськыса улћсь дышетскисез?» Тани таџе мадёсэз нылмуртлы усьтћз Дафнис. Та понна Хлоя сое дас пол гинэ ќз, ялан дугдылытэк чупалляз: угось котькуд чупамезлы быдэ чупкарем куараен вазиськылћз ачиз Ланга но, Дафнис, мадёсысьтыз одћг кылзэ но ќз пќя шуыса, нылмуртлэсь осконзэ юнматыны тыршиз, лэся. 24. Нуналысь нуналэ шунды шунытгес луылћз: тулысэз улляса, гужем матэктыны ќдъяз. Солэн шуныт шокыштэмез улсын егитъёс доры выль шумпотонъёс вуизы. Дафнис бадњымъёсаз шуръёсын уяз, Хлоя пичиосаз пыласькылћз. Пияш, пужымлэн кырњанэныз џошатскыса, свиреленыз шудылћз, нош нылаш аслэсьтыз быгатонлыкъёссэ уџыосын эскерылћз. Бызьылћзы тачыртћсь папаос сьќрын, кутылћзы њозъёсты, сяськаосты октылћзы, писпуосты вырытылћзы но емышъёссэс сиылћзы; луылћз озьы но – нагыль-нагыль гольык кылиськылыса, одћг кеч ку улын артэ кылльылћзы. Хлоя кемалась туж капчиен кышномурт луыны быгатысал ини, Дафнис вир сярысь малпанэныз ќз шугъяськы-

111

сал ке. Но Дафнис ялан кышкаса улћз, аслэсьтыз сыџе визьмо малпаськыса кыл кутэмзэ сюлэмысьтыз кужмо дартъёсызлэн перияськись тќлъёсыз медаз чигтэ шуыса, со ќз лэзьылы Хлояез аслэсьтыз воргорон мугорзэ быдэсак гольык кельтылыны; талы Хлоя паймылћз ке но, мар понна озьы выремзэ юаны возьдаськиз. 25. Та гужеме Хлоялы синмаськемъёс туж уно вал, Дриас доры, нылзэ кураса, олокытысь но воргоронъёс вуылћзы; одћгъёсыз кузьымъёссэс ик вайылћзы, мукетъёсыз, нылзэс ке басьтћзы, туж уно дуно кузьымъёс кузьмаломы шуыса, кылзэс сётылћзы. Напа, дуно кузь-

нош со виын солы нуналысь нуналэ вуыло вал выль но выль кузьымъёс. Хлоя, тае тодыса, туж но туж писыраса улћз. Дафнислы но со тае кема дыр џоже ќз усьтылы – мылкыдзэ куашкатэмез ќз поты. Нош куке Дафнис мар тонэ сыџе кайгырытэ шуыса сюлэмшугъяськыса ик юалляськыны кутскиз, со пияшлы ваньзэ шараяз: Напалэсь љоггес сюан лэсьтон сярысь вераськемзэ но, Дриаслэсь, нокудћзлы чутрак пумит луытэк, верано кылзэ виноград вуытозьлы љегатэмзэ но. 26. Тае ваньзэ кылэмез бере Дафнислэн ымныраз тусбуез ик ќз кыльы, пуксиз но бќрдыны кутскиз; мон

Картина: Rebecca Guay. «Дафнис и Хлоя».

ымъёслы синмаськеменыз сэрен, Хлоязэ љоггес сётыны турттћз ини. «Мар-о вуэм нылэз гуртад кема возёд на, – шуылћз со, – угось тани-тани кутьызэ возьманъяз со ассэ ыштоз но кыџе ке кутьычиез ик аслыз карт кароз, кќня ке яблок но кќня ке роза понна». Умойгес, пќй, луысал сое аслад коркад ик госпожа карыса возьыны, нош асьсэлы ке, бадњымесь кузьымъёсты басьтыса, соосты асьсэ нуныкайзылы возьманы: угось соослэн алигес гинэ пизы вордћськиз. Дриасэз но куд-ог дыръя та чебересь вераськонъёс сыџе малпаськонъёсы вуттылћзы, угось котькудћз эмеспи луоноез укыр бадњымесь но дуноесь кузьымъёс сёто шуылћз, ведь сыџезэ огшоры кутьычилэн нылыз понна ноку но басьтыны ќй луысал; но мукет дыръя со мукет сяменгес но учкылћз: нылыз, пќй, солэн та огшоры музъем гырисьёслэн пиоссылэсь дуногес сылэ, та ныл, пќй, шќдтэк шорысь аслэсьтыз зэмос анай-атайёссэ шедьтћз ке, со Дриасэз ассэ но, кышнозэ но узырлыкен пальккаськытоз. Соин но ас кылзэ вераны со ялан ќз дћсьтылы, ялан дырез нуйтћз,

112

куло, шуиз со, Хлоя али кадь ик соин џош ыж уллёоссэ ќз возьма ке, со гинэ кулћз ке, пќй, мар ай со, ыжъёс но, пе, бырозы, таџе кутьычизэс ыштыса. Нош собере, малпанъёсыныз кќня ке люкаськемез бере, со ќжытак адями туссэ пыртћз ини, оскыны кутскиз, Хлоялэсь атайзэ ас палаз берыктоз шуыса, ассэ эмеспи чотын лыдъяз ини, мукетъёссэ эмеспи луоноосты мон ваньзэсты туж каньылэн вормо шуыса бурдъяськиз. Огез гинэ писыратћз сое: узыр ќй вал Ламон, тћни џапак со гинэ осконзэ дырекъятыса возиз. Но озьы ке но Хлоязэ кураны мыноно кариськиз. Хлоя но соин соглаш луиз. Ламонлы пияш та сярысь вераны ќз дћсьты. Нош Мирталалы, кызьы ке керпотонзэ вормыса, со аслаз яратонэз сярысь усьтћськиз но кузпалъяськон сярысь кылпум љутћз. Соиз уйин ваньзэ картэзлы, Ламонлы, вераз. Воргорон та иворез кезьыт пумитаз, тышкаськыны кутскиз кышнозэ: малы, пќй, сыџе пияшлы, кудћзлэн нуны дћськут вылысьтыз тодмостэм пусъёсыз азьланяз солы шудбуро улон сћзё, кыџе ке огшоры

кутьычиослэсь нылзэс басьтыны турттоно; угось пияш аслэсьтыз зэмос анай-атайёссэ шедьтћз ке, со пыд йылаз султытыны юрттэм адямиосызлы эрик но сётоз, бадњым музъем но висъялоз. Дафнис, кузпалъяськыны осконзэ ыштыса но сюлэмысьтыз яратон дартэзлы чидатэк, ассэ ачиз медаз быдты вал шуыса кышкаменыз, Миртала пияш пала дурбасьтыны кутскиз. Соин, лэся, Ламон но ќжытак небњиз: «Куанересь ук асьмеос, пие, асьмелы кенмес но бадњымгес пирданэнзэ быръёно; нош соос узыресь, соин эмеспизэс но узырзэгес утчало. Вераськы ай тон Хлояеныд, мед со атайзэ асьме пала берытскытоз, луонтэмзэ медаз куры вал со асьмелэсь, тыныд мед сётысал нылзэ. Нош Хлоя тонэ зэм но яратэ, дыр, тодмо ни, солэн аслаз но куанер, чебер пияшен кќламез потэгес, дыр, – марлы-о солы кыџе ке узыр маймылэд?» 27. Дриас соглаш луоз шуыса, Мирталалэн нокыџе но осконэз ќй вал, – угось со доры трослы узыресь адямиос но ныл кураны ветлћзы. «Озьыен, асьмелы кузпалъяськон ужпум сярысь вераськонэз ик ќвќл ини», – малпаз кышномурт. Дафнис но талы пумит номыр вазьыны ќз быгаты; малпанъёсызлэсь быдэсмонтэмзэ адњыса, со ваньзы сямен таџе югдуре шедем егитъёс кадь ик, бќрдыны кутскиз, юрттыны курыса, нимфаосты ќтьылћз. Куриськемез юнме ќз луы. Уйин, уйвќтаз, лыктћзы нимфаос, – озьы ик, кызьы вуыло вал азьвыл но, – таяз учыре но нимфаослэн валтћсьсы гинэ вераськиз: «Тћледды Хлояен паръян сярысь сюлмаськон – со мукет инмарлэн ужез луэ; нош Дриасэз ас палад карыны дуно кузьымъёс ми тыныд асьмеос сётомы. Егит метимнеецъёслэсь корабльзэс, кудћзлэсь думетсэ тынад кечъёсыд сиизы вал, со нуналэ тќл ярдурысь палэнтћз но кыдёке зарезе улляз. Нош уяз тќл, зарезьысен пельтыса, бадњым тулкымъёсты љутћз но, со тќлпоё пыжез ярныр азьысь изъёс борды пальккиз. Ачиз корабль но тросэз отысь арбериос быризы; но одћг янчикез но отысь куинь сюрес драхмаосты ву тулкым яр йылэ ыргалтћз; али но со янчик отын кылле, зарезь турынъёсын шобырскыса; эшшо со вќзын кулэм дельфин лошъяське на, – вќзтћз ортчисьёс огзы но отчы уг матэкто, љоггес пегњыны туртто со сисьмись шќйлэн зынызлэсь. Тон мын но басьты сое, собере сёт. Со тыныд тырмоз – тонэ куанер уз шуэ ни. Нош бќрысь ачид ини узырмод». 28. Озьы шуизы соос но уйлэн пеймытэныз џош ик ышизы. Нуназе вуиз-а, ќз-а, Дафнис љутскем мылкыдын тэтчиз ини, шулдыр шуласа улляз со кечъёссэ возьмаськон возьёсыз вылэ. Хлояез чуп карыса, нимфаос доры йыбырттыны ветлэм бераз со зарезь доры мисьтаськыны шуыса кошкиз; отын луо вылтћ но тулкым шукыос вќзтћ куинь сюрес драхмаоссэ утчаса ветлћз. Шедьтыны сокем ик секыт ќз луы: ныраз шуккиськиз сисьмись дельфинлэн зыныз; шќй доры бызьыса лыктћз но зарезь турынъёс улысь тачаказ уксёен тырем янчикез поттћз. Сое соку ик песьтэраз поныса ќз кошкы, нырысь нимфаослы но зарезьлы тау шуыса йыбырттћз. Ачиз со кутьычи ке но вал, зарезез табере музъемлэсь но мусогес кариз ини – угось зарезь солы Хлояен паръяськыны вераны луонтэм юрттэт сётћз.

29. Куинь сюрс драхмаослэн кузёез луиз но, Дафнис соку ик ассэ, ёросысьтыз гинэ ќвќл, быдэс дуннеысь самой узыр адямиен лыдъяз. Чик но љегатскытэк, ас улонзэ радъяны басьтћськиз. Хлоя доры лыктыса, со нырысь уйвќтсэ мадиз, собере янчиксэ возьматћз но, солы ачиз вуытозь, кеч уллёзэ возьманы кельтыса, шонерен Дриас доры лобыштћз. Сое Напаен џош итымысь чабей кутсакуз учыртыса, пичи но кышкатэк, паръяськон сярысь вераськыны кутскиз ни. «Сёт тон мыным кузпаллы Хлояез: кутсаськись но мынэсьтым пќрме, виноград сюлъёсты но вандылыны умой быгатћсько, писпуосты но умой мерттылћсько; музъемез но гыреме луэ, ю тысьёсты но тќлъя пазьгылыны йќндырисько, нош кызьы мон аслэсьтым кутьыме возьмасько – созэ Хлоя тодэ; мыным витьтон кечъёсты сётћзы вал, мон соосты сюозь вуттћ; бадњымесь но чебересь кечтакаосты тазартћ, нош азьвыл асьмелэсь кечъёсмес ят кечтакаосын ворттылытћськомы вал. Со сяна, мон егит, вылаз ик, тћляд бускельды; нокин но мон сярысь урод кылъёсты уз вера; монэ кеч нонтыса будэтћз, Хлояез но озьы ик ыж будэтћз. Кќня поллы мон мукетъёсызлэсь устогес, сомында поллы ик устогес кузьым но мон сёто. Нош соос марзэс-о сыџезэ тыныд кузьмалозы, кечъёссэс но ыжъёссэс сяна, яке, шуом, кык уродос ошъёссэс сяна; яке сётозы сомында ю-тысьсэс, кудћныз курегъёстэ но сюдыса тырмытэмед уз луы. Нош мынэсьтым – тани тыныд – куинь сюрс драхма. Но одћг куронэ вань: ненокин но та сярысь медаз тоды, атае – Ламон но медаз тоды». Сыџе кылъёсын со Дриаслы уксёзэ сётћз но, сое њыгыртыса, чуп карылыны кутскиз. 30. Уйвќтазы но сомындаен адњымтэ уксёез киязы кутыса, Напаен Дриасъёс соку ик Хлоязэс пияшен паръяны кылзэс сётћзы, Ламонэз но соглаш карытомы шуыса оскытћзы. Напа Дафнисэн џош чабейзэс кутсаны басьтћськизы, нош Дриас, Дафнислэсь сётэм уксёзэ ватыса, – отчы ик, кытын кыллё вал Хлоялэн нуны дћськутъёсыз бордысь шедьтэм пусъёс, – шуак кошкиз Ламон но Миртала доры ноку но луымтэ ужпумез љутыны – эмеспи кураны. Соосты Дриас учыртћз али гинэ тќлатэм йыдызэс мертан сьќразы; ымныр тусъёссы љожмытэсь вал соослэн, угось ю-тысьсэс киземзылэсь но ичи октћзы. Дриас соосты буйгатћз, – ёросын ваньзы, пќй, туэ тазьы ик љожтћськыло; нош бќрысь Дафнисэз но Хлояез паръян сярысь малпанъёссэ усьтћз; солы нылыз понна мукетъёсыз трос дуно кузьымъёс сётыны туртто ке но, Ламонлэсь но Мирталалэсь номырзэс но, пќй, уг куры; ай со гинэ ќвќл, вылаз ик, асьтэлы ик мар но со сёто, пе. «Дафнис но Хлоя кыкназы ик егитэсь, – шуиз со, – џош будћзы, кутьыоссэс џошен возьмазы но сыџе юн эшъяськизы, мае озьы гинэ чигтыны уг луы. Вылаз ик, арлыдъёссы но соослэн сыџе ини, кемалась ни соослы џошен кќланы кулэ». Уг лу ни вал Ламонлэн, ми тћлесьтыд куанересьгес шуыса, пумитъяськыны амал шедьтэмез – угось Дриасъёс но узырлыкен ќз пазяськылэ. Дафниссэ но пиналгес на шуэмез ќз луы ни, – соиз воргорон кадь тып-тып таза будћз уга. Мынам пиелэн сюрес вылаз умойзэгес ныл луыны кулэ шуыса малпанъёссэ но шараямез ќз поты солэн. Соин но, кќня ке чалмыт сылэмез бере, тазьы вераз со Дриаслы.

113

31. «Шонер тћ лэсьтћды, бускельёстэс ят адямиослэсь матэ карыса но зэмлыко куанерлыкез узырлыклэсь вылћегес дунъяса. Мед со понна Пан но нимфаос тћледды матын адњозы! Мон ачим но та сюанэз радъяны дыртћсько. Угось мон тћляд коркаеныды туган луонэз бадњым умойлыкен ќй ке лыдъя, воксё шузи луысал. Бен Хлоя но синмаськымон нылаш. Самой сяськаяськон дыраз вуэмын со. Но мон уар (раб) ук, мынам номырин кузёяськеме уг луы. Оглом вераса, озьы кулэ, та сярысь мед тодоз мынам господинэ но. Соглаш луэмзэ мед вералоз. Ойдо та сюанмес сћзьылозьлы ке но љегатомы на. Ми доры городысь адямиос вуизы но ивортћзы вал, кузёмы сћзьыл котырынгес ачиз ик татчы лыктыны турттэ шуыса. Соку тћни соос кузпалъёс луозы. Нош али мед яратозы на ог-огзэсты агаен сузэръёс кадь. Тани мае тод тон, Дриас; пияшмы, кудзэ тон али кураськод, асьмелэсь трослы вылћын сылћсь выжыысь вордћськемын». Озьы вераса, со Дриасэз чупаз но аракызэ оскалтыны куриз, угось џапак нуназе шор вуэмын ни вал. Собере со, вань гажан но эшласькон мылкыдъёссэ возьматыса, Дриасэз дораз келяз. 32. Ламонлэсь берло верам кылъёссэ туж сак кылзћз Дриас, гуртаз вамышъякуз, тазьы со малпаськиз: «Кин-о меда со сыџе Дафнис? Сое кеч будэтћз – озьыен, инмаръёслэн яратоно пизы со. Пияш туж чебер, чатырскем ныро Ламонлы но солэн пилеш кышноезлы ичи но уг кельшы со. Кисыысьтыз огак куинь сюрс драхмаоссэ поттћз, нош огшоры кутьычиед дорысьтыз сомында кыр грушаоссэ но уз шедьты. Хлояез сямен ик, анай-атайёсыз ќз куштэ меда Дафнисэз но? Озьы ик, кызьы со шедьтћз Хлояез, ќз шедьты меда сое Ламон но? Ќй вал меда солэн но нуны дћськутъёсаз Хлоялэн выллемесь ик тодмостэм пусъёсыз? Ах, Быдњым Пан но мусо нимфаос, озьы ке со ваньмыз луысал! Оло нош со, аслэсьтыз анай-атайёссэ шедьтыса, Хлоялэсь но тодмотэмлыксэ усьтысал». Озьы инвис сьќры ышись малпанъёс дорозь ик сузьтћськыса вуиз со аслаз итымаз. Дафнислэсь чидатэк витемзэ адњыса шумпоттытћз сое, эмеспие ни тон мынам, шуиз, сюандэс, пќй, сћзьыл лэсьтомы. Хлоя, тынад сяна, нокинлэн но уз луы шуыса, бур кизэ кырмиз. 33. Сиытэк но, юытэк но, малпанъёсызлэсь но љог лобњиз Дафнис аслаз Хлояез доры. Нылашез пияш уж сьќраз учыртћз: ыжъёслэсь йќлзэс кыскыса, сыр лэсьтэ вал со. Вуоно сюанзы сярысь ивортэмез бере со Хлоязэ нокинлэсь но кышкатэк ини аслэсьтыз кузпалзэ кадь чупалляз, ужласянь но бызьылыса юрттыны кутскиз: йќл но кыскиз, сыръёссэ но чырсатылћз, ыжпиоссэ но анайёссы улэ нуллћз. Ваньзэ умой ужамзы бере, соос мисьтаськизы но, кќт сюмамзэс кышъяса но сюкуасьмемзэс юзматыса, гужемлэсь будэтэм емышъёссэ октылыны кошкизы. Нош октон макеос вал гинэ: та ар

114

туж емышо луиз – нюлэсъёсын, сад-бакчаосын яблокъёс но, грушаос но удалтэмын вал. Куд-огъёсыз му вылэ усьылэмын ни вал, мукетъёсыз – вайёсазы секыт ошиськылћзы на. Усьылэмъёсыз – лќскыт, ческыт зыноесь, нош вай вылысьёсыз – кисьмамесь но чебересь. Таосыз бордысь вина зын лќсъяськылћз, нош соосыз – зарни кадь яркыт ворекъязы. Одћгаз яблокпуын вань яблокъёсыз октэмын ни вал. Емышъёстэк но куаръёстэк гольык но бездыт сылћз со. Нош самой йылаз кылемын на вылэм одћг гинэ яблокез – сыџе бадњым но сыџе чебер, аслаз вылтусыныз котырысь вань яблокъёсты бездытэ вал со. Емышъёсты октћсьёс кышказы, вылды, отчы вылће тубыса, со яблокез басьтыны; оло, та выжыкылысь кадь яблок џапак солы, яратонэн тылсиясь кутьычилы, кылемын вал? 34. Дафнис яблокез адњиз гинэ но соку ик отчы писпулэн самой йылаз тубыса басьтыны сое малпаз, ќз кылзћськы Хлоялэсь. Озьы кылзћськымтэеныз сэрен, соиз вожзэ поттћз но кутьыез доры кошкиз. Нош Дафнис, со писпуэ љогак тубыса, яблоксэ ышкалтћз но Хлояез доры матэктћз. Ялан вожзэ поттыса улћз на соиз. Соин но нылашлы таџе кылъёсын вазиськиз Дафнис: «Мусо нылаше. Та яблокез чебересь Гурезьёс вордћзы, самой мусоез яблокпу сое будэтћз, ачиз Быдњым Шунды сое быдэ вуттћз, нош мынам улон сюресэлэн Инмарез сое мон понна кельтћз. Угось синтэм ќвќл ук мон! Музъем вылэ мед усёз шуыса, татћ возьмаськись пудо уллёос сое мед лёгалозы шуыса, татћ нюжтћськыса ортчись сьќд кый сое ядэныз мед нашталоз шуыса яке, дыр ортчемъя, мед со, сыџе чебер но синмаськымон маке, куасьмоз шуыса, ќй быгаты мон сое отчы кельтыны. Угось Афродиталы но, чеберлыкеныз вормемез понна, џапак таџе ик тани яблок кузьмамын вал. Та яблокез тыныд мон кузьмасько тынад бадњым вормонэд понна. Угось судьяосты но тћляд одћг кадесь: соиз ыжъёсты возьма вал, нош мон кечъёсты возьмасько». Сыџе кылъёс вераса, со яблоксэ нылашлэн гадь вылаз понћз; нош куке со вќзы ќжытак мыкырскиз, Хлоя сое сыџе зол чупаз, Дафнис одћг но ќз жаля ни, сыџе љужыт яблокпу йылэ туби шуыса – угось зарни яблокезлэсь но дуно чуп карон басьтћз». Óдмурт кылэ берыктћз Пётр Захаров.

.. Зуч литература

Александр Пушкин

ЧААДАЕВЛЫ

ТОЛЭЗЬ Малы пилемысь мычиськиськод, Ас малпанад усем толэзь, Малы миндэръёсы вылэ Бездыт чильтэр пужъятћськод? Сьќрад лыктэм кезьытэныд Тон поттћськод љож тулкымен Юнме улњись яратонме. Кезьыт йырвизь вотэсэным, Мырдэм чулпам мылкыдъёсме. О, кошке тодэ ваёнъёс! Умме усь шудтэм яратон! Уд берыкты созэ ни тон, Куке сьќд уй инбам букос Тынад пќртмась сиосыныд Азвесь буртчин кадь кисьтћськиз Но тќдь-тќдьы ик усьтћськиз Лул-гажанэ чебереныз. Мар тћ, ческыт дарт тулкымъёс, Зэмос лул шумпотон азьын, Куке шудбур но яратон Кык сюлмысен пазя гизьы? Со шумпотон шат нош лыктоз? О, тћ шудбур минутъёсы, Малы-о љог тћ лобњиды? Малы капчи вужеръёсыз Љог њардонэн џушылћды? Малы толэзь тон питырскид Но выёмид югыт инме? Малы-о џук тылси љутскиз? Малы кельтћ мон гажанме?

Гажан, оскон но шыпыт дан Кема ќз гочатэ лулмес. Ышиз егит дырмес сэзъян Уйвќт но џукна бус сямен. Но весь гома на мылкыдмы Эзель нуллћсь зћбет улын. Мырдэм чидась сюлэмъёсын Эль гырлымес возьмаськомы. Гадь рад висе ни возьмаса, Лул эриклэсь минутъёссэ. Озьы возьма, дыр, егит пи Дусымезлэсь вамышъёссэ. Сюлэм куре на ке эрик, Куре на ке сћлыко дан, Эше, ойдо, шаермылы Сюлэм узырлыкмес сётом! Эше, тон оскы, со потоз – Шуд кизили тылсияса, – Россия иземысь султоз Но царь властьлэн пырдэтъёсаз Нимтулъёсмес калык гожтоз.

*** Кысћз нуназеын югдћсь; Чагыр зарезь вылэ усиз љытлэн бусэз. Тон њукырты, тон шалла, тќл кутћсь, Тон тулкымъяськы мон улын, љомыт зарезь. Мон адњисько азьтарканысь Лымшор музъемъёслэсь синэз пќртмась дурзэс; Мќзмись сюлмы выльысь тодэ ваёнъёссэ Утча ини со ярдурысь... Мон шќдћсько синвуосы котто бамме; Лулы њырда но кынмылэ; Тодмо мылкыд тылобурдо кадь љутскылэ, Тодам со вайтэ шузи яратонме; Выльысь вань ческытэз, вань курытэз пыртћ Пќяськемзэ мон адњисько осконэлэсь... Тон њукырты, тон шалла, тќл кутћсь, Тон тулкымъяськы мон улын, љомыт зарезь.

115

ДЕЛЬВИГЛЫ

Тон лобњы, тќлпое, тон ну монэ аслаз Та зарезьлэн ик пќяса нуон иназ, Но только эн нуы љож ярдураз Бусо шаерелэн мынам, Отчы, кытын мон куке но Дарт тылъёсын гомњытскылћ, Кытын мон музаосыным шулдыр вераськылћ, Кытын кезьыт сильтќлъёслэсь Туж вазь тќлњиз егит дыры, Кытын монэ шумпотонзэ кузьмась капчи пыры Шуак пќяз но сэрпалтћз курадњытћсь тылэ. Выль мылкыдъёс аслым утчась, Мон тћлесьтыд пегњи, вордскем палъёс, Мон тћлесьтыд пегњи, дартъёс вылын љужась, Вакчи егит дырысь вакчи дырлы эшъёс; Бен, тћ но, нылъёсы, кинъёс понна вал дась Яратытэк но сьќлыклы сётћськыны, Лулме, данме но эрикме сэрпалтыны, Бен, тћ но монэным туннэ вунэтэмын, Туж мусоесь ке но тћ вал котьку мыным, Бен, тћ но монэным вунэтэмын... Но сюлэмлэсь, Яратонлэсь муресь яраоссэ номыр, номыр ќз бурмыты... Тон њукырты, тон шалла, тќл кутћсь, Тон тулкымъяськы мон улын, љомыт зарезь...

ДЕМОН Соку, куке ай выль на вал Мыным та улонысь пусъёс – Нылмурт синъёс, нюлэс шаллан, Уй љомалысь уџы гуръёс, – Куке вылћ мылкыдъёсы, Эрик, данлык но яратон, Мусо искусство ужъёсы Вирме на вал тулкымъято, Осконэным куанон дырме, Тќлњытыса љож мылкыдэн, Олокытысь потћз лек гений, Пумиськылын кутскиз монэн. Љожесь вал со пумиськонъёс: Серекъянэз, мынь учконэз, Вќсь карыса вераськонэз Лулам кисьто вал яд вуос. Џушиськисьтэм жоб кылъёсын Куя вал Инмарлы со тыл. Поэзия солы вал џын, Нош вдохновение – буш кыл. Яратонэн эрик шоры Учкиз котьку кадь мыняса. И номырзэ инкуазь ќрысь Њеч кылъёсын ќз вера со.

Нылъёс, эшъёс но азьтэмлык Луо ке кайгулэсь шобрет, Озьы ик ул ас сяменыд; Астэ кылзылыкуд, шудо тон: тон поэт. Инмаръёслэсь пусъем пизэс уз кышкаты лек тќл: Со быдэсъя инбамъёслэсь ик ужрадзэс; Егит каменаос сое кќлатъяло, Возьмалляса солэсь ческыт умзэ. О, юлтоше, мыным но инбамысь нылъёс Ай куке но пичи гадям Пыртылћзы мылкыд сиос, Султытъяса сюрес вылам: Мон лиралэсь куараоссэ Пичи дыръям ик шќдылћ, Соин ик лираен кыли. Но кытын тћ, шудо минутъёсы, Сюлмысь валэктонтэм пќсь гыбданэ, Тылэн лулъясь ужъёс, шудо синвуосы! Тќлњиз мынам капчи быгатонэ. О, кыџе вазь мон кыскалтћ бордам Вожъяськонлэсь лек синъёссэ но лек кыллэсь пуртсэ! Ќвќл, ќвќл, шудбур но, дан но, Пельёсылы кельшись ушъян но Уз кыскелэ монэ! Тэк улонлэсь ик сюпсьыса шудзэ, Мон вунэто курадњытћсь ин нылъёсме. Нош кин тодэ, оло, чалмыт гинэ мон улњыто асме, Кылћ ке крезедлэсь ческыт гурзэ.

ПОЭТ Ай поэтэз ке курбонлы Аслыз уг кары Аполлон, Тур-пар бызьылонъёс пќлы Выйытылэ сое улон; Лулыз ческыт уммен кќлэ на; Уг шќды ай чылкыт крезез; Бездыт нылъёс-пиос пќлын но Оло, со самой бездытэз. Но только инбамысь глагол Солэн сак пельёсаз йќтске но, Поэт соку ик сайкиське ни, Ќрњи кадь со љутске вќл-вќл. Мќзме со шудонъёс пќлын, Калык данлэсь палэнтћське, Сћё-дано нимоослы Йырзэ мыкыртытэк кошке; Бызе со, сьќсь кадь њырдаса, Куараосын шугомыса, Кыр тулкымо ярдуръёсы, Паськыт шаллась нюлэсъёсы...

116

И.И. ПУШИНЛЫ Нырысь эше, ой, дунъянтэм эше! Ведь мон но адњонме кабыл кари, Куке шып азбарам, нюлэс куше, Мќзмыт лымыосын вќлскем нёже, Тынад гырлы гуред шулдыр пыриз. Вќсяськисько Атай инмарелы: Мынам но куарае вирсэръёсад Мед пыџатоз сыџе ик буйганлык, Мед югектоз солэсь кезьыт четлык, Лицей нуналъёсын ворекъяса.

*** Аслад атай ярдуръёсад Тон кошкиськод вал мурт кунысь; Со вунонтэм секыт часэ Азяд бќрдћ мон вань сюлмысь. Эбыльырам киосыным Тонэ турттћ мон кельтыны; Люкиськонлэн курыт љожез Кион кадь дась вал вузыны. Но тон курыт чупаськонлэсь Ымдуръёстэ ишкалскытћд; Монэ пытсась интыысьтым Выль интые монэ ќтид. – Отын, чагыр инбам улын, Выльысь, – шуид, – пумиськомы, Ненег вќйпу куакъёс пќлын Выльысь ческыт чупаськомы. Но вот, отын, инбам кытын Чагыр љуась но лараси, Отын вќйпуосыд пќлын Тон сайкантэм умме усид. Чеберлыктэ но, тыршондэ но Согиз, ватћз шайвыл турын – Озьы ик со чупкарондэ но... Мон возьмасько; со тон сьќрын...

АНГЕЛ Эдем азьын ненег, чус ангел Востэм нуны кадь тылсияз, Нош демон сьќд-сьќд, тќлберган кадь, Ад муньылон вылын лобаз.

«Вождэ эн вай, – шуиз, – адњи мон, Юнме ќд югды тон мыным: Ваньзэ мон синазькыль ќй кары, Ваньмыз серем ќй вал мыным».

К. КАВЕРИНЛЫ Каверин, вунэты, эше, Чупрес минутъёслэсь пальтрес кылбуръёссэс. Тон оскы, мон ачим ик нырысез Яратћсько шудо сьќлыкъёстэ. Бен, ваньмыз ас радаз воштћськылэ, юнма, Ваньмыз вуэ, ваньмыз дырзэ возьма; Тќлэз џыжась пересь но – шальтырма; Мултэс визьмо пинал но серема. Ай асьмелы улћськыкуз тон ул, Тон калгы эшедлы вожъяськымон, Яратонлы, Вакхлы ик сёт кабыл – Вожась уллё куара медаз лу синучкон; Уг тоды со, џош улыны луэ на шуыса Кифараен но кортикен, бокалъёсын но книгаен; Яркыт визез но ватыны луэ на шуыса, Капчи шобыр кадь ик визьтэм шаянсконэн. Удмурт кылэ берыктћз Пётр Захаров.

Ваньзэ сьќдмась лул, оскисьтэм лул, Чылкыт лулэз синмаз басьтћз Но кытысь ке ас пушкысьтыз ик Ненегмонзэ ни шќдылћз.

117

.. Зуч литература

Кульчоё тулкымъёс пазьгисько, Туж яркыт вырйылысь эзылон; Асьмеос котьку но пумиськом Бырисьтэм куаноназ мылкыдлэн.

НИколай гумилев Зарни сиен тылсияло Эксэй дћськотырзы. Пурысь бабляоссы вылын – Алмаз изьыоссы. Палашъёссы котыр кыллё Дуно изъёс пушкын. Туж сак гномъёс возьмаськыло Уг малпало кошкын. КОНКВИСТАДОРЪЁСЛЭН СЮРЕССЫ

Но мон лыктћ ас тћреным. Со гном кие уз ву! Луо мон гудыръясь пери, Тэтчась, џашйись тылпу!

Мон конквистадор, панцире кортлэсь юн, Мон сэзъялски кизилиез кутын, Сэзъясь мур нюкъёсты ортчылћсько но Шутэтскисько шулдыръяськись садын.

Мон мадьыто со гномъёсты Изьтон амалъёссэс. Кылбур кќзныкъёсам кырмо Кужмо куараоссэс.

Пеймыт но кыр инмын номыр уг югды! Бусъёс љутско… но возьмасько шудо, Мон оскисько, яратонме шедьто… Мон конквистадор, панцире кортлэсь юн.

Кошкоз нунал, пуксёз уллань, Инкуазь пќрмоз храмлы, Мон нош берто, берто берлань Усьтэм ќсъёсыдлы.

Ќвќл ке лымшор кыл интылъёслы, Шудме ачим мон кылдыто аслым, Ож кырњанэн поромыто сое мон.

Тонэн џош њардонэз витём, Џукна љуто асме, Кошкон азям тыныд кельто Ожбус кизилиме.

Мур нюкъёслы но тќлъёслы мон вын, Но мон быртто ожгар дћсе борды Ненег лудъёс вылысь кизилиез но.

ТОНЭН ЛУО МОН ЊАРДЫТОЗЬ

ЗАРАТУСТРАЛЭН КЫРЊАНЭЗ

Тонэн луо мон њардытозь, Џукна кошко бусэ – Нош утчаны эксэйёсты, Кизьли вешамъёссэ.

Егитэсь, югытэсь вынъёсыз Кужымлэн, куанонлэн, малпанлэн, Тћледлы њыгыртон киосме Усьтћсько мон, пиез лыз инлэн.

Со царьёслэсь кынтћсь вќт гур Син тылсизэс ворсаз; Соос – умме усем индур Изо вырйылъёсын.

Вужеръёс, киросъёс но шайёс Ышизы синпќртмась пеймытэ, Улњытћсь кужымлэсь югытсэ, Эксэйзэ кадь, музъем будэтэ.

118

Поэтлэн пќсь пазясь сюлэмыз Кырњась корт кадь кужмо тылсиясь. Кайгыры, югытэз тодћсьтэм! Кайгыры, кайгуэз њыгыръясь!

КЫЛ Џап соку, ку выль дунне вылын Инмарлэн бамыз мыкыртћськиз, Шундыез дугдытъязы кылын, Каръёсты но кыл соку быдтћз…

CREDO

Ќрњиед ватэ вал бурдъёссэ, Толэзез љипто вал интылъёс, Инбамез горд-горд љуатыса, Инсьќртћ ке кыл каллен ортчоз.

Кытысь лыктћ меда, ќй тоды… Ќй тод, кытчы кошко меда, Куке вормись кадь воректо мон Куддыр воректылћсь садам.

Нош улын улћсьёслы лыдпус Сётэмын вал, пудолы чотэн. Угось кабзэ вань пуштросъёсыз Со визьмо лыдпус куалгытъятэ.

Куке чеберлыкен тырмо ни, Куке жадё розаослэсь. Куке шутэтсконэз куроз ни Жадем лулы та дуннелэсь.

Патриарх, аслаз пурысь синмаз Вормыса њечсэ но уродзэ, Дћсьтытэк кыллы вазиськыны Луое гожъяз лыдзэ-пуссэ.

Мон улћсько, вужер эктон кадь Бадњым нунал кулон часэ, Ватосъёсын тырмем гќрдо кадь Пиштэ лулы, љуась бусэ.

Но вунћз, шќдске, пазя шуса Кыл гинэ дунне гурлы кынар. Иоаннлэн Евангели бамаз Шуэмын ук, Кыл – ачиз Инмар.

Мыным ваньмыз ик усьтэмын, дыр – Шунды югыт, уйысь вужер, Инмуослэн ворекъянзы но Мыным шампанскоен фужер.

Асьмелэн нош со љокатэмын, Пытсало сое трос борддоръёс. Нош, муш шќй кадь, буш умортоын Туж урод пако кулэм кылъёс.

Мон висьыса тодон ќй утча, Кытысь, малы мон мынћсько. Мон тодћсько, отын, тылъёс кадь, Кизилиос њыгыръясько. Мон тодћсько, кырњан вќлске вал Чеберлыклэн престол азяз, Куке отын, пќртмаськыса кадь, Ин сяськаос биниськизы. Нош оскыса вань сюлмыным мон Инбам катлы сёто асме, Кытчы гинэ ачим уг вуы, Ваньмыз вылэ кушто вќтме. Котьку улэп, котьку но йыг-йыг, Чеберлыкез яратыны, Вуюисьлэн куараосыз кадь, Со љуатскоз буш кыр вылын.

КУАТЕТЋ ШЌДОН Умой каре яратоно вина, Њеч нянь но пќсь гурысь умой каре. Œеч кышномурт но, кудћз сётэмын Нырысь курадњыса куанылыны. Нош мар-о кароно льќль њардонэн Кынмылыса улћсь инъёс пушкысь, Кытын чуслык но адњымтэ тынысь – Мар кароно ин лул кадь кылбурен? Уд си, уд ю, уд чупа тон сое, Нош дыр бызе, уг лу дугдытэммы. Асьмес, вань киосмес тћялляса, Ялан вќзтћз, вќзтћз кошкиськомы. Пичи эпташ кадь, ваньзэ вунэтса, Куке учке гольык пыласькись нылэз –

119

Номыр но яратон сярысь тодтэк, Но шќдыса ни мар ке луонэз.

Гажасько мон эриклэсь эшсэ, Зарезьчи но ожгарчи кудћз, Ах, кыџе кырњаз солы зарезь, Нош пилемъёс кыџе вожъяськизы.

Кызьы куке чырс куаръёсыз пќлын Бќрдэ вал, утчаса лул кужымзэ, Тяплес нумыр, шќдса пельпумысьтыз Ай кылдымтэ бубылилэсь бурдзэ;

Туж љужыт сылћз бќз коркаез, Ошъёсыз – оло нош, инбамысь, Пыџатэ вал туж ческыт омыр Тќдьылы со тодмотэм кунысь.

Озьы трос дауръёс – љоген-а, Инмаре? Искусство но инкуазь пурт валесад Лул кесяське, мугор ассэ кеся, Куатетћзэ шќдон кылдытыса.

Англи литература

Гарольд Пинтер

Йырвизь њеп, тон лябњиськод кабзэ, Оло со, оло нош, мукетыз Туж шулдыр гурлась лул эриксэ Инмарлэн ожгарезлы воштћз.

ТОДОН

Со тодћз, мар со сютэм висён, Мар со саташон, пумтэм сюрес Но кадыр Георгий кык полэс Пуля йќтскымтэ гадьзэ бырњиз.

Кый гинэ ялан куя кузэ: Озьы лул будэ пересьмыса. Асьмеос кыйлэсь мукетэсьгес, Улћськом, лулмес воштылыса.

Мон шимес но ваменэс лэсьтћсь – Мон пуктћ уйысь љутскись храмез, Мон вожай Ин Атайлэсь данзэ Инбамысь но та музъем вылысь.

Йырвизь њеп, тон зэрпал ныл сямен, Улонэз, валдэ кадь, нуиськод, Вералод-а, кќня лулъёсты Та мугор пушкысь тон тодћськод.

Сюлэмы сутћськылоз тылын Со налозь, ку њеч-њеч љутоме Выль Иерусалим борддоръёсмес Асьме кун бусыосмы вылын.

Нырысез: чиед но чебертэм Тэль љомалъёсты яратылћз. Усем куар кадь, веднаськись нылпи, Кылыныз зорез дугдытылћз.

Нош соку тодмотэм тќл пельтоз, Нош васькоз инмысь кышкыт югыт. Со Њазег Сюрес сяськаяськоз Тылъёсын югдћсь садъёсамы.

Писпуэз но горд-горд пуныез Вот кинэ аслыз кариз со эш, Йырвизь њеп, уд шедьты тон пусэз, «Мон вал со» шуон понна сое.

Мон азе султоз чик тодмотэм Сюресчи, ватоз со ымнырзэ, Но тодо сое мон, адњыса Сьќрысьтыз левзэ но ќрњизэ.

Мукетыз… Гуртаз лымшор тќлэн, Котькуд куараысь кылћз крезез, Шуылћз: улон – нылмурт эшез, Нош дунне – пыдлёгетэз солэн.

Мон кесько… но шат юрттоз кин ке, Та лулме улэп кельтон мугъя? Кый гинэ мугор кузэ вошъя – Асьмелэн лулмы весь вошъяське.

Со ноку уг кельшы вал мыным. Со Инмар но царь луын малпаз, Со ошиз «Поэт» нимо ялон Чус коркаелэн ќс янаказ.

Удмурт кылэ берыктћз Пётр Захаров.

ПЕЙЗАЖ ШУДЋСЬ МУРТЪЁС: Д а ф ф – витьтон аресъем воргорон. Б е т – витьтон ареслэсь егитгес кышномурт.

Город сьќрысь особнякысь кухня. Кузь сиськон љќк. Бет пуке креслоын, кудћз паллян палан љќклэсь палэнынгес сылэ. Дафф љќклэн бур пал сэрегаз пуке. Пыдлонгес бус пыр кадь адњисько раковина, плита но мукет кухня тћрлыкъёс, озьы ик укно. Љыт.

Висъяса валэктон Дафф, котьку сямен, вазиське Бетлы, нош со, шќдске, уг кылы солэсь куаразэ. Бет ноку но уг учкы Дафф шоры, шќдске, уг кылы солэсь ваземзэ. Кыкназы но асьсэды эрико возё, номыр пушказы кырмыса улћсез ќвќл.

Бет. Мынам зарезь дурын сылэме потысал, дыр. Со отын. (Пауза.) Мон сылћ. Трос пол. Мыным кельше вал. Сылћ. (Пауза.) Сыло ай пыласькон палаз. Пыласькон палаз... Бен... сазь-сазь юзмыт вал. Но пќсь, луо бамалъёсын. Нош ярдурын – сазь-сазь юзмыт.

120

Мон туж яратћсько вал сое. (Пауза.) Калыкез лыдъянтэм... (Пауза.) Адямиос сыџе капчи ветло. Пиосмуртъёс. Пиосмуртъёс ветло. (Пауза.) Луо бамалысь ярдур пала кошки. Луо вылын кќлэ вал мынамез. Мон султыку, со берыктћськиз. Солэн синкабъёсыз. Гогыез. Сыџе мусо соргетэ вал. (Пауза.) Тынад потэа, асьмелэн пиналмы мед луоз шуыса? – юай мон. – Пиналъёсмы? Пичиесь? Асьмелэн? Урод ќй луысал. (Пауза.) Кышномуртъёс берытскыло, учко мон шоры. (Пауза.) Асьмелэн пиналмы? Потысалыз-а? (Пауза.) Кык кышномуртъёс учкизы мон шоры. Ќвќл. Со мон мынћ, соос ќз вырњылэ интыысьтызы. Мон берытски. (Пауза.) Мар тћ учкиськоды? (Пауза.) Тазэ мон ќй вера, пространство шоры гинэ долкаса улћ. Собере учки соос шоры. (Пауза.) Мон чебер. (Пауза.) Мынћ луо вылтћ берлань. Со берыктћськиз. Пыдчиньыосыз луо пушкы выйизы, йырзэ киосыныз њыгыртћз. Дафф. Мон тыныд ќй вера. Пунымы пегњиз. (Пауза.) Толон мыным ватсконо луиз писпу улэ – кызь минут сылћ. Зор сэрен. Турттћсько вал тыныд вераны. Егит пиосын. Тодмотэм кинъёс ке. (Пауза.) Собере со чалмиз. Сильзор. Вуи мон тымет дорозь. И собере шќдћсько – мон вылэ кќня ке бадњым шапыкъёс усизы. Ярам ай, липет кыдёкын ик вылымтэ. Пуки отын. Турттћсько вал тыныд вераны. (Пауза.) Тон тодћськод на-а, кыџе толон вал куазь? Сильзор? Бет. Со шќдћз, кызьы со вылэ усиз мынам вужере. Учкиз мон шоры улћысен, куке мон сылћ со вадьсын.

121

Дафф. Кулэ вылэм басьтыны сьќрам нянь. Быгатысал сюдыны тылобурдоосты. Бет. Солэн вань киосыз луоесь вал. Дафф. Соос котыр ветлћзы. Гутьыртыса. Бет. Мон выдћ солэн вќзаз, йќтскылытэк. Дафф. Липет улын нокин но мукетыз ќй вал. Пиосмурт но кышномурт гинэ писпу улын, мукет палаз тыметлэн. Уг поты вал котмеме. Озьы ик отын пуки. (Пауза.) Бен, вунэтћськем. Монэн џош пунымы вал. Бет. Тодо вал меда монэ со кышномуртъёс? Мон уг тодћськы ни соослэсь ымныръёссэс. Ноку но азьвыл ќй адњылы со ымныръёсты. Ноку но азьвыл ќй адњылы со кышномуртъёсты. Созэ мон туж умой тодћсько. Малы соос мон шоры учкизы? Мынам номыр но йќспќртэмез ќвќл. Номыр йќспќртэмез ќвќл вылтырам. Мугоры но, ымныры но мукет адямилэн кадь ик. Дафф. Пунымы пумит ќй луысал, мон тылобурдоосты сюдысал ке. Котьма ке но, ми гинэ пегњимы липет улэ, со соку ик изьыны кутскиз. Ма, ќз изьы ке но... Пауза. Бет. Ваньзы соос сыџе капчиен куто вал мынэсьтым киме, куке мон потћсько вал машинаысь, яке комнатаысь, яке васькылћсько тубаттћ. Ваньзы ик. Куке кинлэн ке чиньыосыз йќтскылћзы сьќрласянь мынам чыртыям яке киосам, сыџе капчиесь вал со йќтскылонъёс. Ваньзы ик. Одћгез сяна. Дафф. Тод, котькытын костаське вал кыед, сюрес вылын, тымет дурын. Пуны кыед, џќж кыед... олокыџе но кыед... вань ветлон сюресъёсын. Зорлэсь со ќз чылкыта. Небњыса эшшо но тросгес луиз кадь. (Пауза.) Џќжъёс кыдёкын вал, отын, асьсэ шормуџазы. Да мон соосты так но ќй сюдысал. Њольгыриосты сюдысал. Бет. Али мон быгатысал ай сылыны. Азьвыл кадь ик луыны. Дћсяськисько мукет сямен, но мон чебер. Бадњым вис. Дафф. Тон кызьы ке но монэн џош тымет дорозь пота вал, сьќрад нянь кутыса. Нянь уз люкеты. (Пауза.) Пумитало куддыр одћгзэ-кыксэ тодмоосмес. Оло, тон но соосыз тодмасалыд. Пауза. Бет. Куке мон сяськаос вылэ ву кисьтасько вал, со сылэ вал, монэ учкыса, эскерыса, кызьы мон соосты радъясько. «Мынам йќн-йќное», – шуылэ вал со. Сыџе йќнлэсь но йќн, саклэсь но сак вал, сяськаостэ утялтыкуд, мон турттћсько ву киськаны но сяськаме радызъя тырыны, шуылћ мон. Со мынэсьтым одћг вамышлы но ќз кыльылы, весь эскериз, вќзам ќз сылы – кыдёкысен. Радъясько вал ваньзэ но сылћсько одћг но вырытэк. Кылћсько, кызьы со ветлэ. Мон борды со ќз йќтскылы. Кылзыса улћ. Учкылћ тќдьы но лыз сясь-

122

каос шоры, вазаысь. (Пауза.) Собере со йќтскиз. (Пауза.) Йќттћськиз сьќрласянь мынам чыртые борды. Солэн чиньыосыз... ќжытак гинэ... йќтскизы... ќжытак гинэ... йќтскизы... сьќрласянь... мынам чыртыям. Дафф. Тужгес но серемез, куке мон учки — куке сильзор дугдћз, – пиосмурт но кышномурт писпу улысь тыметлэн мукет палдурысьтыз ышизы. Паркын нокин но ќй вал ни. Бет. Мон вылын тќдьы пыласькон халат вал. Но со улын – воксё номыр но ќй вал. (Пауза.) Пляжын одћг лул но ќз шока. Кыдёкын-кыдёкын, тулкым вандћсь из вылын, пукиз одћг адями шунды шорын. Пичи гинэ... Тэчет веньлэн йырыз бадња. Созэ но султыса гинэ адњеме луэ вал яке сюрес вылтћ ярдурысь луо бамалэ мыныку. Нош куке выдћсько, сое воксё адњыны уг луы; иське, со но монэ адњыны ќз быгаты. (Пауза.) Оло, янгышасько, луоз. Пыласькон ярдур, пожалуй, буш кылемын ни вал. Отын, пожалуй, нокин но ќй вал ни. (Пауза.) Котьма ке но... мынамез... солы адскымон ќй вал. Со огпол но ќз султылы. (Пауза.) Кыџе ческыт тон соргетћськод, верай мон солы. Но соку мон янгышъёс ќй лэсьты. Каллен гинэ выдћ соин џош артэ. Бадњым вис. Дафф. Котьма ке но... Бет. Мынэсьтым бышка вал... Дафф. Та нуналъёсы мон умой кќлћсько. Бет. ...куме Дафф. Быдэс уйзэ. Котькуд уйзэ. Бет. Мон зарезьын пыласьки. Дафф. Оло, со кызьы ке но чорыганэн герњаськемын. Озьы, чорыгъёс сярысь тросгес тодыны кутскиськод. Бет. Зарезьын но бышказ на – одћг-ог. Дафф. Соос туж кышкасесь. Соосын сак луыны кулэ. Ноку но уг яра соос дыръя тулкымъяськыны. Яке сюлэмшугъяськыны. Бет. Мон тодћсько вал, кытын ке матын гостиница вань шуыса, ми отын чай юыны быгатысалмы. Бадњым вис. Дафф. Котьма ке но... выль мылкыдъёс ласянь мыным удалтћз. Со дырлы мон потћ ни вал паркысь, усьтћськизы баръёс. (Пауза.) Соин ик мон малпай, малы бен уд пыры меда кќня ке дырлы но уд юы пинтаэз. Турттћсько вал тыныд вераны. Пумитай отысен одћг пери шуккемез. Нырысь кќня ке вераськи кузёеныз. Со монэ тодэ. Собере вуиз со сэрегпум. Заказать кариз пинта но кутскиз ук сурез кќтвеськантэм кылъёсын кисьматыны. Вож потонэ ик уг тырмы ни вал солы. Бет. Нош собере малпай: гостиницаын бар усьтэмын, дыр. Пукомы барын. Со монэ утялтоз. Мар бен мыным заказать кароно? Нош мар со заказать кароз? Мар со аслыз басьтоз? Мон кыло, кызьы со заказать кароз. Кыло солэсь куаразэ. Нырысь юалоз,

мар мынам потэ. Собере басьтоз кыкнамылы. Мон кыло, кызьы со заказать кароз. Дафф. Со шуэ, та сур ќвќл, кызь та. Юыны ик уг луы. Сурен, шуисько, ваньмыз умой. Ну, ќвќл, шуэ, мон тћледлы али гинэ верай, мар та таџе. Та, шуисько, самой њечез сур. Ќвќл, шуэ пияш, кызь та. Барлэн кузёез басьтћз солэсь кружказэ, њузиз. Умой сур, шуэ. Кин ке но янгышаз, шќдске, шуэ со пияш, кин ке но та кружкаез уже кутћз мултэс вуэзлэсь капчиян понна. (Пауза.) Кузё куштћз љќк вылэ љыны кроназэ но басьтыны сое куриз. Пинта кык шиллинг но куинь пенса гинэ сылэ, шуэ соиз. Мон тћледлы кулэ куинь пенса сётыны, нош векчиез мынам ќвќл. Сёт куинь пенсадэ пиедлы, шуэ солы кузё, мынам њечкыланъёсыным. Мынам ќвќл пие, шуэ соиз, ноку но ќй вал нылпиосы. Уксё поныса споръяськыны быгатћсько, тћ кышнояськемын но ќвќл на, дыр, шуэ кузё. Кышнояськымтэ, шуэ соиз. Нокин мыным уг бызьы. (Пауза.) Собере со юа милесьтым кузёен кыкнамылэсь, юомы-а ми соин џош. Кузё пинта юо шуиз. Мон нырысь номыр ќй вазьы вал, нош со мон доры матэктћз но шуэ: юэлэ монэным џош. Юэлэ монэным џош. (Пауза.) Поттћз дас фунтъем кагаззэ но тожо пинта юо шуиз.

ризы, горизы. Мон кылзћськыса улћ, тодыны тырши, марлы соос горо, но ваньмыз пайдатэм. Соос шыпыртыса гинэ вераськизы. Мон сакгес кылзћ, валаны тырши, мар бордын сылалэз. (Пауза.) Таки номырзэ ќй вала. (Пауза.) Собере малпаськыны кутски... егит дыръяд тон... туж шер серекъяд... вал... Тон котьку аслад малпанъёсад ветлћд. Бадњым вис. Бет. Малы со бырйиз сыџе бушкыро интыез. Мон капчиен суредаськыны мед быгатом шуыса. Мон сьќрам альбомме басьтћ вал. Поттћ альбомме. Поттћ суредаськон карандашме. Нош суреданы номыре. Пыласькон инты но зарезь гинэ. (Пауза.) Быгатысал ассэ сое суреданы. Но солэн ќз поты. Серекъяз. (Пауза.) Мон но серекъяй, соин. (Пауза.) Возьмай, куке серекъямысь дугдоз, сыџе дыръя мон котьку пальпотћсько но палэнэ берытскисько вал, нош со йќтскылэ мон борды сьќрысен но ас палаз берыктэ вал. Мон кисыртћсько вал... нырме. Луылэ вал, серектћсько соин џош, ќжытак гинэ серектћсько. (Пауза.) Со серекъяз. Мон умой тодћсько сое. Соин ик мон сое ќй суреда. Бадњым вис.

Бадњым вис. Бет. Шќдтэк шорысь мон шуак тэтчи. Мынћ ярдуре но вуэ пыри. Мон ќй уя. Мон уг быгатћськы уяны. Лэйкась тулкымъёс вылын њечырай. Шутэтски ву вылын. Тулкымъёс сыџе капчиесь, ненегесь. Йќтскылћзы мынам чыртыям, сьќрласянь. Бадњым вис. Дафф. Шулдыр куазен тон быгатысалыд кукесоку садэ потыны, пукыны. Тыныд кельшысал. Сайкыт омырын. Мон џемысь отчы омыре потасько. Пунылы кельшылћз. (Пауза.) Мон сяськаос мерттћ. Тон шумпотысалыд. Сяськаос шоры учкыны. Кулэ ке, быгатысалыд кќнякезэ вандыны. Корка пыртыны. Нокин ќй адњысалыз. Нокин но ќвќл ук. (Пауза.) Вот маин асьмелы удалтћз, мон малпамъя. Улћськомы мистер Сайкслэн корказ, номыр сярысь сюлмаськытэк. Нокин асьмелы уг люкеты. Огпол-кык пол малпаськылћ, ќтёно ќвќл меда татчы куке но одћгзэ-кыксэ гуртысь эшъёсме одћг сю грам ке но юыны, но малпай – кулэ ќвќл шуыса. Кулэлыксэ та бордысь уг адњиськы. (Пауза.) Тодћськод-а, мар садын трос? Бубылиос. Бет. Мон купальникме куштћ но пыласькон халатме дћсяй. Со улын – чылкак номыри ќй вал. Пляжын – нокин но. Одћг мќйыгес пиосмурт, кыдёкын, тулкым вандћсь из вылын. Мон выдћ соин артэ но сипыртћ: тынад адњемед потысал-а нылпидэ? Пичи нуныдэ? Аслэсьтыдзэ? Урод ќй луысал. Дафф. Ой, серем. Мынам шуак тодам лыктћз, паркын – одћг лул но ќй вал. Зор дугдћз. (Пауза.) Мар тон малпад со сильзор сярысь? (Пауза.) Конечно, пиос, кудъёсыз ватскизы монэн џош нырысетћ писпу улэ, нырысетћ сильзор дыръя, соос мар ке ялан вы-

Дафф. Егит дыръяд тон ваньзэ шыръяны, кулэезъя гинэ кутыны быгатћськод вал. Зэм ук? Мон туж данъяськи тонэн. Ноку но ќд керетылы, пумит ќд султылы, лэсьтћськод вал аслэсьтыд уждэ но тћни. Со быгатэ вал тыныд оскиськыны. Озьы ик со вал. Оске вал тыныд, номырлэсь кышкатэк, хозяйствозэ нуыны, коркаезлэсь пушсэ, котырзэ утьыны. (Пауза.) Тодћськод на ай со ветлонмес, куке мон нуи сое уйпала? Со кузь сюресмес. Куке ми бертћмы, со тау кариз тонэ, корказэ умой учкемед понна, ваньмыз час пушкын кадь тупатэмын шуиз. (Пауза.) Тон мќзмемед вал мынэсьтым. Куке мон пыри комнатае, тон интыяд кынмид. Мыным тон доры мыноно луиз вань комната пыр. (Пауза.) Мон йќтски тон борды. (Пауза.) Но мыным кулэ вал тыныд мар ке вераны, зэм ведь? Мон кыски, ќй вера сое соку ик, но мон малпасько вал вераны, угось мон одно ик верало шуыса бертћ, и верай мон сое џуказеяз џукна. Озьы ќвќл шат? (Пауза.) Верай, янгыш тон азьын шуыса. Мон воштћ тонэ, сьќлыкай. (Пауза.) Тон ќд бќрды. Вань вал асьмелэн кќня ке час дырмы. Асьмеос мынћмы тымет доры, пуны но сьќрамы. Сылћмы кќня ке писпуос улын. Мон уг тодћськы вал, малы тон басьтћд сьќрад сюрес сумкадэ. Юай тынэсьтыд, мар, пќй, та сумкаяд? Нянь вылэм. Тон сюдћд џќжъёсыз. Собере асьмеос писпуос улын тымет шоры учкыса сылћмы. (Пауза.) Куке асьмеос берытскимы та комнатае, тон киостэ мынам бамъёсам понћд но чупад монэ. Бет. Но зэмзэ ке, юэме мынам уг поты вал. (Пауза.) Нырысь мон луо вылэ ымныр суредай, собере – мугорзэ. Кышномуртлэсь мугорзэ. Собере со вќзы – пиосмуртлэсь мугорзэ, но люкыса суредай, соос ог-огзы борды ќз йќтске. Соос номырлы но уг кельшо вал. Адямиослы но уг кельшо. Луо весь кисьтась-

123

киз-пазяськиз, дуръёсыз валантэмесь луылћзы. Мон солэн матазгес кариськи, ки вылам йырме понћ, синъёсме ворсай. Синкабъёсы улын эктыны-тэтчаны кутскизы горд но сьќд точкаос. Мон нуллћ баменым солэн ку вылтћз. Со эктћсь горд но сьќд точкаос но эктыса ветлћзы мынам синкабъёсы улын. Мон ымнырыным солэн урдэсаз дыгиськи, югыт ышиз.

Пауза. Бет. Конечно, куке мон пересьмо, мон али кадь уг луы ини, али кадь уг луы, мукетгес луо, мукет юбкаосын, пересьмо, уг луы ни таџе. Дафф. Но учконо ке, табере... табере мон быгатћсько баре но ганяк мыныны, тымет доры но ганьгань, нокин но акыльтыны уз кутскы монэ њукыртэменыз.

Молчание. Дафф. Мистер Сайкс басьтћз асьмеды нырысетћ вераськон бере ик, зэм ук? (Пауза.) Со шуиз: шќдћсько, кыкнады тћ умой ужалоды. Тодћськод на? Озьы ик пќрмиз. Чик уг будэтћськы. Мон машинаез но умой нуллыны быгатћсько вал, пыдкутчанъёссэ но солэсь умой сузясько вал, уждунме нярак ужасько вал, котькыџе уж борды басьтћськылћ. Юртсэ воземе пумысен со ќз љожтћськылы. Вылаз ик, пусйы созэ но, секыт вал сямыз то – кунэрес. (Пауза.) Огназ улэ шуыса, мыным со ноку жаль уг поты вал, ичи но. (Пауза.) Тыныд то со туж чебер лыз дэрем бырйиз, коркан нуллон понна, туж мусо, конечно, со палдурысен. Учконо ке, солы со аслыз ик умой, солэн ук со сюлмаськонэз, тон корка пушкын, куноосыз азьын чебер мед луод шуыса. Бет. Со луо вылтћ донгиськиз но њыгыртћз монэ одћг киыныз. Бадњым вис. Дафф. Тон возьмаськод мынэсьтым тонэн вераськемме. (Пауза.) Потэ, ваньзэ кылэмед, мар лэсьтылћ? (Пауза.) Ваньзэ, мар сярысь малпалляй? (Пауза.) Ммммм? (Пауза.) Малпасько, потэ. Бет. Собере... юн-юн њыгыртћз монэ ас бордаз. Бадњым вис. Дафф. Солы аслыз ик умой, тон коркан чебер дћсяськемын ке. Куноослы озьы золгес кельше. Бет. Мон пукси автобусэ но вуи сюрес вожозь, нош собере вамыштћ вуж Черк палтћ кошкись ульчатћ. Вал сокем шыпыт, тылобурдоос гинэ кырњазы. Крикет площадкаын мар ке ужаз пересь, весь мыкырскылћз но мыкырскылћз. Мон султћ вужере, писпу улэ. (Пауза.) Мон кылћ машинаез. Со монэ адњиз но дугдытћз монэ. Мон вырытэк сылћ. Собере машина вырњиз выльысен, кутскиз каллен матэктыны мон доры. Мон котыртћ сое азьпаласеныз, тузон пыртћ. Шундыен сэрен мынам сое ќз луы адњеме, нош со эскерыса улћз монэ. Куке мон вамыштћ ќс доры, ќс пытсамын вал. Мон учки со шоры пияла пыр. Со мыкырскиз но усьтћз. Мон пукси машинае, соин артэ. Со пальпотћз мыным. Собере сыџе љог берыктћз машиназэ, одћг пол гинэ рульзэ позыртыса, со пичи гинэ ульчаын, сюрес вожозь вуытэк, но ми кошкимы зарезь дуре. Пауза.

124

Дафф. Тодћськод-а, асьмелы уно адямиос вожъясько, асьмеос та коркан улћськомы шуыса, корка быдэсак асьмелы сётэмын ук. Укыр со бадњым кыкнамылы. Бет. Со шуиз, вань сыџе пыласькон инты, кытын ноку адямиез уг луы, со сярысь нокин но дунне вылын уг тоды, отчы ик ми кошкимы. Дафф. Тонэн мон асме туж ненег вози. Тырши тонэ со нуналэ жаляны-утьыны. Тодћсько вал, тынад – мур куректонэд, соин тонэн ненег асме вози. Куке асьмеос бертћськомы вал тымет дурысь, мон кутћ тынэсьтыд кидэ. Тон понћд мынам ымнырам киостэ но чупад монэ. Бет. Вань сиёнэ, кудћз вал сумкаям, со аслам ик дасяме вал, няньзэ но ачим пыжи. Дафф. Ачиз нылаш, лыдъяй мон, татын сокем ик бадњым инты уг басьты вал. Соин ик вань чыры-пырызэ тупен-тупен усьтонлэн кулэ мугез ќвќл шуыса, малпай. Бет. Укноос усьтэмын, нош машиналэсь липетсэ ми ќм лэзьялэ. Бадњым вис. Дафф. Со пятницае мистер Сайкс кунооссэ лымшораны ќтиз. Ушъяз тонэ њеч пќраськемед но кунояны быгатэмед понна. (Пауза.) Кык кышномуртъёс. Соос сяна ќй вал. Ноку но азьвыл соосты ќй адњылы. Шќдске, анаез но сузэрез. (Пауза.) Туж бер ини кофе сётыны куризы. Мон выдћ ни вал. Умме уси. Укыр жади, иське, васькысал ай кухняе но юрттысал тыныд. (Пауза.) Нош куке тон выдћд, мон сайкай. Быдэс нунал бызьылыса, воксё жадемед. Йќтскыса гинэ вуттћд миндэре но соку ик умме усид. Тынад мугорыд... озьы ик небњиз. Бет. Укноос усьтэмын, нош машиналэсь липетсэ ми ќм ик лэзьялэ. Бадњым вис. Дафф. Алигес мон эскерыса ортчи коркаез. Турттћсько вал тыныд вераны. Тузон люкаськемын. Кулэ луоз ваньзэ рос-прос миськыны. (Пауза.) Быгатысалмы мынымы вылћяз, гостиное, усьтыны укноосты. Мон быгатысал миськыны вашкала графинъёсты. Куке но љытъёсы быгатысалмы отын, вылћын, юыны, љыт ке, шулдыр луысал. (Пауза.) Шќдске, кейёс потыны кутскиллям. Кутћ портьерез но – котырак лобњизы.

Бадњым вис. Бет. Зэмзэ ке, вань ужпум... шуисько мон... тынад капчи йќтскылонъёсыд бордын, капчи учконэд, мынам чыртые, тынад синъёсыд, шыпытлык, тодћськода, ма сярысь мон, сяськаослэн чеберзы, мынам киосы, соос йќтскыло мынам сяськаосы борды, мон со сярысь. (Пауза.) Мон адњылћ адямиосты, трос адњылћ. Машинаос шулало – урдсытћ, урдсытћ. Пиосмуртъёс, вќзазы нылъёс. Тэтчытскыло, выллань-уллань. Мунёос. Визгето. (Пауза.) Гостиницаысь барын но ваньзы визгетћзы. Нылъёс кузь лэзьям йырсиосын. Пальышазы. Дафф. Вот мар дуноез. Асьмеос џош. Вот мар дуноез. Бадњым вис. Бет. Нош султћ мон вазь. Кылемын на вал трос ужъёс, ваньзэ утялтоно. Мон пуктћ небњытыны тэркыосты раковинае. Уй куспын соос небњиллям. Миськыны капчи вал. Сайказ пуны. Ветлћз сьќрам, пыдберме лёгаса. Џукна бусаськемын вал. Бус шурысь тубиз. Дафф. Сур сярысь со сэрегпум номыре но уг вала вал. Со уг тоды вал ук, мон сур йќгуосты эскерисьлы дышетски шуыса. Соин ик мон быгатћ со ужпум сярысь нод-нод вераськыны. Бет. Мон усьтћ ќсэз но потћ. Котырын – одћг лул но. Пиштэ шунды. Котькытын мускыт, вань музъем кот вал, вот мае вераны мон турттћсько. Дафф. Йќгуэз эскерись бордын тросэз возиське. Џукна кин ваньмызлэсь вазь пыд йылаз? Со. Вышкыосты нуллћсезлы вышкыоссэ погыллятыны юрттоно. Васькытоно соосты мурљол пасьтћ, пулъёс вылтћ улће. Гозыосын васькытоно љажыосы. Ошиськыса улыкуз, ќжытак сэзъяно, вылысен эгес пононо, зћбетлы пумит зћбет юнматоно, тупатоно берыкъян зырзэ, кулэ љажыосы шонер пуктылоно. Бет. Бус весь возиське на вал, но со ќжытак кизермиз ини. Дафф. Шуккон џоксэтсэ вылћ пала пуктоно, пасьсэ но. Собере пасятоно џоксэтсэ. Тулзэ со пасям џоксэтлэн шораз пуктоно, молотэн сое шукконо. Соку џоксэт пыр, пась пыр, быгатоз омыр потыны, озьы сур но шоканы быгатоз. Бет. Омыр сыџе но мускыт вал. Шундыё. Писпуос мамык пушкын кадь. Дафф. Собере молотэн кранзэ пыртоно. Бет. Мон вылын лыз дэреме вал.

Дафф. Сётоно куинь нунал возиськыны. Собере шобыртоно вышкыосты коттэм пуйыосын. Котькуд нунал йќгулэсь выжъёссэ шланген киськано. Вышкыосты но киськано котькуд нунал шланген. Бет. Усто сћзьыл џукна вал со. Дафф. Котькуд нунал вуэн гылъяно гумыосыз, кытћ сур баре сётћське. Бет. Мон сылћ бус пушкын. Дафф. Со вышкыосты ялан сэзъяса улоно. Соку гинэ сэзъямысь дугдоно, куке воксё пыдэсаз вуод. Куке вышкы буш кылёз. Кисьтоно буш вышкые варс но келяно выльысен сур пќзьтон интые. Бет. Шунды шорын сылћ. Дафф. Котькуд нунал вышкыосты ыргон ньќрен мертано. Кулэ тодыны, кќня луоз отын галлонэз. Лэсьтоно тќдьы бурен пусъёс. Соку ваньмыз лач-лач луоз. Соку нокин ноку но тонэн шќдтэк шорысь уз кереты. Бет. Собере бертћ кухняе но пукси. Пауза. Дафф. Со барысь пияш воксё гуньдћз кадь мынам тодон-валанъёсылэсь. Мон, шуэ, паймемын, кылыса йќгулэсь выжзэ гылтон сярысь. Малпалляй, шуэ, тросаз подвалъёсын пуктэмын кынтон-шунтонъя термостатистической эскерон система. Малпалляй, пе, вышкыосысь пивое кислород сётћське нимысьтыз цилиндр пыр. Мон, шуисько, вышкыосысь пиво сярысь ќй вера ук, мон – огшорыез сярысь, кудзэ кружкаосы тыро. Малпалляй, шуэ, пивоез гумыос пыр виято дуно кортлэсь лэсьтэм контейнеръёсы. Оло, шуисько, озьы но каро, но соку тон усто сур сярысь уд вераськиськы, кыџеез сярысь мон верасько. Со монэн соглаш кариськиз. Пауза. Бет. Пуны мынам вќзам пуксиз. Мон сое вешай. Укноысен мыным адњиське вал улћысь нёжал. Мон со нёжалысь пиналъёсты адњи. Соос бызьыло вал турын пќлтћ. Бызьыса соос тубыло вал гурезь вылэ. Туж бадњым вис. Дафф. Мон таки ќй адњы тынэсьтыд ымнырдэ. Тон сылћськод вал укно вќзын. Одћгаз таџе тани сьќд уе. Сильзор вал. Ваньзэ, мае мон кылћ, со зорлэсь пиялае шуккылэмзэ, зол сачыръя вал пиялае. Тон шќдћд, мон пыри шуыса, но ќд выры. Мон вќзад султћ. Мае тон учкиськод вал меда? Отын сьќд-сьќд вал. Мон адњи тынэсьтыд вужердэ гинэ укноысь, чильпырась вужердэ. Кытын ке но тыл љуа вал, лэся. Оло, ымнырыд гинэ озьы чильпыраз, со югытгес ук. Оло, огшоры гинэ малпаськыса сылћд, уйвќтын сямен кытчы ке кошкыса. Мон шќдћ тынэсьтыд берпалдэ, тон борды ќй йќтскы ке но. Бадњым вис.

125

Критика

Виктор Шибанов, кандидат филологических наук

ФРАНЦУЗ ГУМАНИСТ АНРИ БАРБЮС НО СОЛЭН «ТЫЛ» РОМАНЭЗ Бет. Суредакум мон котьку тодћсько вал, югытэн вужерлэсь валтћсь законъёссэс. Предметъёс вато ке тылэз, отысь кылдэ вужер. Вужер — со югытэз ыштон. Вужерлэн формаез предметлэн формаезлэсь кылдэ. Но котьку озьы уг луы. Уг луы шонер. Дырындырын соос ќжытак гинэ тупало. Куд-ог дыре уг луы шедьтыны вужерлэсь кылдон мугзэ. (Пауза.) Но мон котьку йырам вози суредаськон удыслэсь валтћсь правилооссэ. (Пауза.) Соин ноку но пилемъёс сьќрын ќй поръя. Ќй ыштылы йырме. Пауза. Дафф. Тон котьку сямен кускад жильы нуллћськод вал. Со жильые ошылэмын вал усьтон, чиндыс, гожъян книга, карандаш, качы. (Пауза.) Тон сылћд холлын но жугид гонге. (Пауза.) Мар тон, шай люкет, кариськод, марлы жугиськод со пелез вандћсь гонге? (Пауза.) Кыџе ке кыед люкет кадь. Сылыны буш холлын но жугыны со лулсэрез кыскась гонге. Кылзыны некинлы. Нокин но уз кылы. Коркан одћг лул но ќвќл ук. Мон сяна. Љытазелы номыр сиыны. Номыр дасямын ќвќл. Шыд но. Пирог но. Емыш но. Номыр пинь улэ куртчыны. Ваньмыз быремын на хрен. Пауза. Бет. Мон ноку визьмысьтым ќй пота. Коть мон курылћ ке но сое берытскыса мон шоры учкыны, соку но, куке со берытскылыса учкылћз, соку но мон ќй быгаты кутыны солэсь учконзэ. (Пауза.) Ќй быгаты валаны, учке-а со мон шоры, яке уг-а. (Пауза.) Коть со берытскылћз ке но. Но мыным малы ке шорам учкылћз кадь потэ вал.

126

Дафф. Мон куштћ со жильыез. Чиндыс, усьтон, качы тэтчизы но жингыртыса пазьгиськизы выж вылэ. Мон џыжи гонгез пыдыным но быдэс холл пыртћ лобњытыса лэзи. Пыриз пуны. Мон малпай, тон лыктод мон доры, малпай, лыктод мынам њыгыртэтам, чупалод монэ... дэмлалод астэ. Мон басьтысал тонэ, пиосмурт сямен, отысен ик, холлысен, из выж вылысен, пуны азьысен, но кутскысал жугыны со гонге; чакласькы, тынад берпалад медам бышкалске качыос – эн сюлмаськы, мон кушто ваньзэ пунылы, мед шудоз, чиндыс сое шумпоттоз, со нуллоз-уллялоз сое пыдъёсыныз; тон кутскод монэ сюлворыны, кышномурт сямен, мон выж вылын жуго гонгез, нош куараез њазыресгес ке потћз, жингрес ке ќз луы, ошо сое интыяз кортџоге но шукко тонэн со гонге, со шонтћськоз, гугектоз, љутоз вань коркаез, ќтьыса ваньзэсты лымшораськыны, – ланчлэн дырыз, ваелэ татчы бекон, – шукко тынад чебер йырыныд, чакласькы, пуны гинэ чиндыстэ медам ньылы, инмар понна шукко... Бадњым вис. Бет. Со выдыса улћз мон вадьсын но учкылћз мон шоры вылћысен улће. Кутыса улћз пельпумме. (Пауза.) Сыџе ненег йќтскылыса мынам чыртыям. Сыџе ческыт чупамез солэн мынам бамам. (Пауза.) Мынам киы солэн гадь вылаз. (Пауза.) Мон быдэсак луоесь, сыџе но умой. Ку вылам пичиесь луо пырыос. (Пауза.) Сыџе чалмыт инбам мынам син азям. Сыџе ненег ву љутсконлэн куараез. (Пауза.) Мон верай: о, зэмос яратонэ мынам. Берыктћз Лариса Орехова.

ранцуз писатель Анри Барбюс вордскиз 1873-тћ арын 17-тћ куартолэзе Париж дорысь пичигес Аньер карын. Солэн атаез Адриен Барбюс литератор вал, кудћз гожтћз кќня ке роман, пьесаосыз Парижысь театръёсын но мынћзы. Со аслэсьтыз пизэ но литература удысэ вазь кыскиз, дунне вылысь яркыт нимъёсын но книгаосын пичиысен тодматыны тыршиз. Озьы Анри Барбюс, школаез йылпумъяса, колледже пыре, собере тодон-валанзэ Сорбонна университетын будэтэ. Студент дыръяз вуоно литераторез кыско Шарль Бодлер, Леконт де Лиль, Виктор Гюго. Ачиз но пумен кылбуръёс гожъяны кутске. Егит авторлэн дуннешќдонэз герњаськемын вал ас вакытысьтыз шуг-секытъёсын, соин ик Анри Барбюслэн нырысь гожъямъёсаз кузёяське пессимизм, дуннерадлэсь љомыт палъёссэ валэктыны тыршон. Нырысетћ кылбур книгаез но потэ «Бќрдћсьёс» нимын. Котьма ке но, та книга но солэн егит авторез син шораз йќтћз трос гинэ бадњым писательёслы, кудъёсыз пќлын Стефан Мелларме, Эмиль Золя, Анатоль Франс. Даурлэн йылпумъяськон аръёсаз Анри кузпалъяське, солэн кышноез – литература удысъя юрттћсезлэн нылыз. Семьязэ возьыны коньдон ќвќлэн, одћгаз министерствое ужаны пыре, љоген музъем ужъёсъя ёзэтлэн канцелярияз одћгез воштћсез луэ. Но татын кема ик уг љега – выль кужымен литература удысэ потэ. Секыт но курадњытћсь сюресэз ортчоно луэ Барбюс, вань дуннелы тодмо «Тыл» нимо романзэ кылдытытозь. Книгаысь книгае быгатонлыкез юнма ке но, улонлэн кужымезлы оскон, ас даурезлэсь вылћгес љутскыны луонлык зол уг шќдћськы на ай. 1903-тћ ар – «Ќпкелисьёс» нимо роман. Егит пияш Максимилиан тырше ассэ та дуннеын утчаны, но вамышысь вамыше сое шугадњонъёс но куректонъёс возьмало. Романын зол кылћське католицизмез курлась куара. 1908-тћ ар – «Ад» нимо роман. Озьы ик книгаысь егит адями тырше аслэсьтыз улонын интызэ утчаны – но уг пќрмыты. Адямиос ог-огзылэсь сыџе кыдёкын – инбамысь кизилиос сямен; палэнысен гинэ соос артын шуыса адњисько.

1914-тћ аре кутскем Бадњым герман ож быдэсак воштэ Анри Барбюслэсь улон ќрзэ. Ньыльдон одћг аресъем воргорон ожмаськыны кошке, со оске, зэмлыкез но вордћськем шаерзэ утьыны мынэ шуыса. Шеде 231-тћ пехота полке, огшоры солдат луыса. Быдэсак ас вылаз адњоно луэ, мар вылэм та ожгар, кыџе солэн мугъёсыз но пуштросэз. Окопъёсын пукыкуз ик кутске ни Анри Барбюс «Тыл» нимо романзэ гожтыны. Книгалэн бамъёсаз артэ вуо огшоры рабочий-капрал Бетран, Франция уйпалась шахтер Бекюв, батрак Ламюз но трос-трос мукетъёсыз. Лыдњисьлэн син азьтћз ортчо солдатлэн улонысьтыз ваньмыз сюлмаськонъёс – чукнянь сиён но, дћськут вылысь кисыосты лыдъян но, потыны луонтэм дэрие шедён но... Анри Барбюс «Тыл» романэныз (нош гожтэмын вал со 1916-тћ арын) войналы сыџе пезьдыт дунъет сётэ, вылћ кивалтћсьёс авторзэ укылтэм адямиен, шаерзэ вузась предателен лыдъяны куро. Со дыре ик огшоры лыдњисьёс книгалы вылћ дунъет сёто но тау каро, зэмлыкез меџак возьматыны быгатэмез понна. Нырысетћ империалистической тыложез тужгес но мур возьматэм романъёс пќлын кунгож сьќрын уката но висъясько куинез, соос огдырегес, 1929-тћ ар котырын потћзы. Тани соос: Эрнест Хэмингуэйлэн «Њеч лу, пыџал!»эз, Ремарклэн «Љытпал фронтын воштћськонъёс ќвќл» но Ричард Олдингтонлэн «Геройлэн быремез» книгаоссы. Шуыны луоз, ваньзы соос ас вылазы шќдћзы Анри Барбюслэн «Тыл» романэзлэсь кужымзэ, ас сяменызы азинтћзы сое. «Тыл» роман бере Анри Барбюс гожтћз на трос гинэ книга, соос пќлын Балкан љыныёшормуџын югдур сярысь «Палачъёс», бадњым писатель Эмиль Золя сярысь книга но мукет. Улонэзлэн берло аръёсаз Анри Барбюс дунне вылтћ трос ветлэ, пыриське пќртэм конгрессъёсы но митингъёсы – Америкаын но Китайын, Австриын но Болгариын, Голландиын но Германиын. Кулћз со 1935-тћ арын 62 арес дыръяз. Анри Барбюс соку џапак Москваын вал. Џем лыктылэ вал со берло дыре Совето шаерлэн шоркараз, данъяськыса учке вал Россиын ортчись эксперимент шоры. Анри Барбюслэсь шќйзэ Париже выжытћзы но дано Пер-Лашез шайвылэ ватћзы. Ве-

127

рало, солэн шайвылаз лемлет мрамор инъямын шуыса, кудзэ Уралысь ужасьёс отчы келяллям. Али тодматскомы Анри Барбюслэн «Тыл» нимо романысьтыз куд-ог яркыт суредъёсын (Лыдње одћг актёр.) (Фон: снарядъёсын шимес бомбардировка, собере шимес чус). Тэйёсмес виылытозямы, милям чиньыосмы вирњектћзы, секыт жадён сюлэммес зћбиз. Вольпат шуэ: «Адњид-а туннэ Жозефез? Куанер пияш. Кема уз возиськы ни со». – «Зэм но, со маке но умойтэм лэсьтоз. Ачиз пуля улэ тэтчоз. Адњод ай». – «Со интыын тыныд но капчи ќй луысал. Тодћськод, дыр, семьяязы соос куать агай-вынъёс вал. Ньыльзэ виизы ини – кыксэ Эльзасын, огзэ Шампаньын но ньылетћзэ – Аргоннын. Андре но виемын ке – со ини витетћез». – «Андре виемын луысал ке, асьмеос шќйзэ шедьтысалмы ни. Юнме йырдэс эн тћялэ. Мон сямен, уйин разведкаысь лыктыкуз, со йыромиз но бошъёс киулэ, пленэ сюриз, мискинь». «Оло, ез котыртэм вылэ љымиз но сое токен вииз?» – «Тыныд верало ук, виемын луысал ке, кемалась шедьтысалзы ни». Таџе валэктонлы тросэз осконо карисько, пленэ ке пленэ, соин нокин но уг тунсыкъяськы ни. Озьы ке но выныз нокызьы но йырысь уг кошкы. «Маке кќт сюма!» – шуак ялэ Кокон. Ваньмыз тодэ ваё лымшор сиськонэз. «Зэм но, мар малпаськыса ветлэ капрал? Сютэмен быдтэмез потэ-а. Возьмато ай мон солы... Эй, капрал, маин отын выриськод? Малы сиён

128

ќвќл?» – «Бен, сиськыны кулэ», – шара вазё котьку но сютэм солдатъёс. Љоген Бертран берытске, сиён вае но люкылэ; милем сёто картошлэсь но сугонлэсь салат, йырйиськом, сыскиськом, ымнырмы сайкытгес луэ кадь. Паради сиське но малы ке но шорам туж сак учке. Мон дораз мынћсько. «Мыным тонэныд вераськыны кулэ. Мыном», – шуэ со. Пумен чакла, кытчы аракыен флягазэ карыны, собере вамыштэ. Мон – сьќраз. Мынэмезъя Паради касказэ кутэ, кудћз сюй вылын кылле. Ог дас вамыш ортчыса, со дугдэ, учке пыд шораз, зол сюлмаськонзэ возьматыса, но каллен вера: «Мон тодћсько, кытын Андре. Потэ-а адњемед? Лык татчы!». Ог витьтон метр ортчыса, огъя землянкамы но ватскон мешокъёс доры вуиськом. Ултћзы нюжтћськыса мыныкумы, нош ик кышкаськом, кудћз ке выламы уз-а усь, урдлыосты тћяса. Ватсконни сьќрын траншеяын – пичи гоп. Паради пыре отчы но пусъёсын монэ та гылыт кот сэреге ќте. Отын щит. Мон мыкырскыса мынћсько, йыры выллань медаз мычиськы шуыса. Паради али но шыпыт вераське на: «Та щитъёсты мон пуктћ. Адњыны мед луоз шуыса. Учкы ай та пасе!» «Мон номыре но уг адњиськы. Маке но люкетэ, кыџе ке силё». – «Со – џапак со», – шуэ Паради. Зэмзэ но, отын адями шќй вал. Милемлы туж матын. Йырыз ошиськемын, киосыз пыдес вылаз, чиньыосыз купырскемын. Сое тодманы луэ на вал, синъёсыз ке но мычиськемын ини, дэриесь тушез ке но измемын, анлыез ке но кырыжтћськемын. Со вал зэмзэ но Андре Мениль, мискинь Жозефлэн агаез. Мон пась дорысь йырме басьтћсько. Парадиен синмысь синме учкиськом. «Жозефлы али вераны уг яра на», – шуэ со. Бен, ќвќл. Но али...». – «Мон ивортћ капитанлы: «Кисыысьтыз документъёссэ басьтоно», – капитан шуиз мыным – эн вералэ ай та сярысь братэзлы.» Тол ыртћз. Шќйлэн секыт зыныз кылћськиз. «Зын ук!» «Кызьы сотэк» ќскем потымон секыт луэ. Паради азинтэ: «Озьыен, куать агай-вынъёс пќлысь улэп кылиз на огназ Жозеф гинэ. Тани мар верало мон тыныд: соиз но та дуннеын кема улћсь ќвќл ни, кема уз чида. Та пияш ассэ ачиз утьыны уз тыршы, ачиз тыршоз, мед мекалтозы шуыса. Умой луысал, сое капчи сќсыртысал ке. Куать агай-вынъёс – со ини укыр. Озьы ук?» Собере ватсаз: «Паймоно, кыџе матын вылэм СО». «Солэн киыз џапак со вадьсын, кытчы мон йырме понћсько». – «Бен, шуэ Паради, бур киыз. Нош отын часэз». Часэз! Мон соку ик тодам вайи, џапак куинь нунал талэсь азьло жадем дыръям йырме лэзи но час куара кылћ. Малпай вал: кытысь сыџе куара? Паради юнматћз, зэмзэ но озьы вал шуыса. «Часъёс. Мар-о соослы. Соос озьы ик азьлань мыно, кузёзы мынэмысь дугдэмын ни ке но. Соослы ужез но ќвќл, мар луоз адямиен. Кќня солы кулэ, сомында ик мынэ» +++++ Ыбем интызэ учкыны вырытозямы, Паради адњиз, татчы Жозеф лыктэ шуыса. Со губырскемын, жуммемын, жќлмамын. Жозеф адњыса вуэм, шќдске, кызьы мон чиньыеным возьматћ пуля йќтэм интыез. Сыџе малпан вал: Йожеф шќдэм кадь, кызьы сое кулэм агаез ќте... Мынэсьтым юаз. Мон олдай, номыр но сыџе-таџе ќвќл, пќй. Номыре валатэк, Жозеф палэнэ кошкиз. Паради азинтћз веранзэ: «Толон татчы со быдэс миска рисэн лыктћз. Сиемез уг поты ни вал. Ќчкарыса кадь (от шузи) џапак татчы дугдћз но – шалтырак! Риссэ сюй борд сьќры сэрпалтыса кисьтыны медэ, џапак кулэм агаез пала. Мон ќй чида ни, шонскыкуз суйзэ кырми. Рис берен траншеяе кирдћз. Жозеф берытскиз ук мон пала, горд луэмын, шорам леклек кеське: «Тон мар сыџе! Шузимид-а, мар-а озьы!» Мон

сылћсько шузи мурт сямен, мар ке но сипыртћсько, шќдтэк шорысь озьы пќрмиз шуыса. Но со кема ќз сћя, укыр њырдаса вуэм маке». Ми кошкиськом та шимес интыысь. (Атака) Бертран бамалын сылэ. Ваньмес синмыныз эскерыса ортче. Ми дась. Со кеське: «Азьлань!» Куараос тодмантэмесь. Быдэс бамал адямиосын шобырскемын, соос но милемын џош уллань васько. Нырысь ик потэ ротамы, вукыремысь 97-тћ висъетэ пыре, кудзэ азьло немецъёс гудћзы вал. Ми вуиськомы асьмелэн ик ез кенеръёсмы доры, милемыз уг ыбыло на. Ез кенер соласянь выльысь радъяськиськом но љоггес бызиськом. Нырысетћ ыбылэмъёс. Бертран косэ гранатаосмес утьыны, юнме эн лэзьялэ. Но солэн куараез ыше – шуак ми вадескын, вань омырез пильыса сямен, улњо шимес тылъёс, кќшкемыт пуштэмъёсын сураськыса. Вань бусы кузя нап гож лэсьтыса пуштыло снарядъёс, висказы шокчон интыез но ќвќл кадь. Шимес возъет висъя милемыз дуннелэсь, џуказеезлэсь но, толонэзлэсь но. Ми лћялъёс выллем дугдћськом, кытчы пырыны тодытэк. Но кыџе ке тулкым милемыз азьлань нуэ. Ми пыриськом тыл но гудыри пушкы. Азьпаламы пуштэмъёслэсь гопъёс кылдыло, со гоп пушкы нош ик гоп кылдэ. Снаряд пуштылэмлэн шимес корт юдэсъёсыз кытћ ке но туж матэтћ лобњыло, сьќразы кулон нуыса. Быземея мон винтовкаме уськытћсько, отын ик кутћсько сое, азьпалам тузон но џын. Пельёслы вќсь, амалтэк ачид но шара кесяськиськод. Кытчызэ тодытэк, ми азьлань тэтчаса пыриськом. Азямы тыл-пуштылэм борддор. Ортчоно со пыртћ. Ми ортчиськом. Ми ортчим ни сое! Мон адњыны кутски. Тодћсько на, кыџе ке шќй ваментћ тэтчи, со шќй сьќдэктэмын но љуа вал. Вќзысьтым бызисьлэн со тыллэсь шинелез улњиз. «Азьлань!» Ми бызиськом. Адямиос усьыло… Кудъёсыз быдэс мугоренызы усё, мукетъёсыз огшоры пуксем кадь лэзисько. Сќсырмемъёс бызисьёсыз борды љабырскыны турско, ми соослэсь мозмытскиськом. Пичи гинэ вис. Ми учкиськом ог-огмы шоры. Синъёс љуало, ымныре вир люкаськемын. Шокаськомы мырдэм, сюлэм чёт-чёт жугиське. Ог-огмес шуген тодмаськом, адэ сюремъёс выллем: «Тон-а со?» – «Мон. Ну бен сюриз асьмелы!» – «Кытын Кокон?» – «Уг тодћськы» – «Капитанэз адњылћд-а?» – «Ќй...» – «Тон улэп-а?» – «Улэп». Табере милемлы выллань бамалэ тубоно, немецъёслэн окопъёссы вылэ. Азьпалан нокыџе но адямиос ќвќл. Шќйёс гинэ – выльёсыз но (соос улэпесь кадь адско на), озьы ик вужъёсыз (зоръёс улын кылльыса, соос музъеме пыџамын ни кадь). Милям радмы вырйылэ љутске. Мон шќдћсько, кызьы вќзам ик кыкез сќсырмо, нош кыкез пограло, вужер сямен – огез шимес черетскыса, мукетыз чусчус, кызьы погра шуккыса онгромытэм ошпи. Огез ышиз шуак, сое сильтќл љутыса нуиз кадь. Пограз унтер, шашкаеныз шонскыса. Уг адскы ни лейтенант но. Кивалтћсьес ќвќл. «Азьлань!» – кивалтэ кыџе ке но огшоры солдат. Ваньмы бызиськом дунне ёмыранэ... +++++ (Пулемет) Вырйыр сьќрысен пулемёт џышкыны кутске. Таиз эшшо но кышкытгес, снаряд пуштылэмъёс сярысь. Быдэс мугортћ кезег ортче. Но ми ум дугдћське ни. «Учке, бошъёс! Мон адњисько соосты!» – кеське кин ке но. «Зэм но, траншеяысь йыръёссы мычиськылэмын. Туж матын ни соос, убиръёс!» Зэмзэ но, соос ог 50 метрын гинэ, матын. Бызись адямиосты (соос пќлын мон но) кыџе ке кужым выллань љутэ. Шат ум вуэ? Ќвќл, вуом! Кќшкемыт вузэм куара,

йырез солань но, талань но уд берыкты. Шќдске, вќзысьтымы тросэз но тросэз пограло шуыса. Вќзам ик Фарфаделэн вирњектэм ымнырыз. Со монэ сьќрласянь донге, Вольпат вылэ уськытске но бордаз љабырске. Вольпат губырске, дугдытэк кќня ке вамыш сое нюж кыске, донге, шораз учкылытэк: «Лэзь монэ! Лэзь, лешак! Эн кышка, тыныд тани юрттэт вуоз!» Ез борддор. Таиз немецъёслэн езъёссы. Ми сое котыртћськом, угось матын ик бадњым-бадњым гу, кудзэ пуштэм снаряд лэсьтэм. Вулканлэн кратерез выллем. «Азьлань, пиос! Азьлань!» «Сьќрамы быдэс полк лыктэ!». Сюй вырйыл сьќрын, кытчы ми вуиськом, немецъёслэн йыръёссы уг ни адњисько. Азьпалан тушмон шќйёс гинэ. Азямы шуак маке но усе. Граната! Бертран сое туж шаплы љутэ но сэрпалтэ, соиз пуштэ џапак немецъёслэн траншеязы вадьсын. Милям взводмы табере каньылэн потэ кырем азе. Урмемъёс сямен, солань-талань учкиськом, утчаськом. Немецъёс нокытын но ќвќл! Киосамы штыкъёс, пуртъёс, гранатаос. Ум тодћське, мар карыны. «Убиръёс! Соос – ватскон гуосазы!» Зэм но, ожгар выже музъем пушкы, ватскылон гуосын. Син азьын нош ик вераны луонтэм суредъёс, куд-ог сэрегъёсысь «камрад, камрад!» шуыса сюлворись куараос гинэ чузъяськыло. Шуак ми валаськом – табере ваньмыз йылпумъяськиз. Валаськом, милям тулкыммы выжиз бадњым шуг-секытъёстэк, тушмон чигназ, траншеяоссэс милемлы кельтыса. Куд-ог интыосын гинэ комакъёс выллем ватскемъёс вань на, ми соосты утчаськом, поттылћськом но комакъёсты выллем ик виылћськом. Азьпалан нокыџе но пумитъяськон ќвќл – пуш кыръёс гинэ усьтћськемын. «Малы асьмеос дугдэмын?» – лек юа кин ке но, пиньёсыныз њукыртыса. Ми кошкиськом бур пала. «Ну, табере кытчы», – вера мукетыз, ожгарлэн йылпумъяськемезлы оскытэк сямен. Ми дугдћськом. Нош кытын тушмон? Со котырак кельтћз кулэмъёслэсь шќйёссэс. Нош ачиз – ќвќл. Ми пала лобо кыџе ке но снарядъёс, но милемлы соос серем пото. Матэктэ уй. Нап тузон пумен пуксе но пуксе. Ми – резервын. Мынам эше Потерло йырзэ мыкыртыса вамышъя. Та интыосты со умой тодэ. Гурт – Потерлолэн улон гуртэз – быдэсак ышемын. Таџезэ мон ноку но ќй адњылы на! Потерло мыным бусыез возьматэ но валэктэ: «Татын шайвыл. Азьло со татыназ гинэ вал, нош табере – котырак... котькытын». Кќня ке улыса, секыт мылкыдын шуэ: «Ваньмыз акыльтћз. Быдэс улонэ мынам табере – буш, тќлпуз выллем». – «Малы озьы, – шуисько мон, – кышноед тынад улэп, пичи нылыд но вань». – «Мынам кышное... Тодћськод-а, мар мынам кышное... Мон тыныд мадё...» – «Мар сыџе?» – «Кемалась ќвќл мон сое адњылћ». – «Адњылћд?! Нош мон тодћсько вал, со немецъёсын киултэм улосвылэ шедиз!» – «Бен, озьы ик вань, со – Лансын, бошъёсын киултэм карын. Озьы ке но мон сое адњылћ. Я, мар луэм лу! Мон тыныд ваньзэ мадё». Мон онгромыса сямен учкисько шораз, номыр но уг валаськы. Потерло бен тазьы мадиз. Огпол уйин милемыз ез кенеръёсты юнматъяны нуизы. Вуимы. Нокин но уг ыбылы! Мар сыџе? Шуак пеймытысь потыло тушмонъёс. Одћг бош, кык... дас бошъёс, пурысь шайтанъёс. «Камрад! Шуо, ми эльзацысь. Ми ум ыбылэ. Сётэ милемлы эшъёсмес ватыны. Тћни ми котькудмы ас ужмес лэсьтћськом, куспамы вераськыны но кутским. Соос эльзацысьёс ук! Соос юало: «Ќвќл-а тћ пќлын кин ке но, кинлэн семьяосыз сярысь тодэмез потэ?» Мон ќй чида ни, шуисько: «Мон!» Озьы одћг бошен њеч-њеч вераськыны кутским, верай, кышное Лансын шуыса, отын-отын улэ». Бош шуэ,

129

гожтэтме, пе, нуо. Кышноедлэсь но иворзэ ваё, пе». Собере шуак пельпумам чапке ук: «Ойдо шуэ сьќрамы, немец дћськут дћсяса. Ачид ик адњод кышнодэ но, нылдэ но. Соосын вераськемед бен уз луы, корказы офицеръёс пуко». Озьы со монэ ужан командаяз пыртћз, угось соос џапак Лансэ эгыр понна мыно вылэм. Тодћськод-а мар, ваньмыз паймымон умой, вќй вылтћ сямен мынћз! Мон вуи немец окопъёсы (соос чылкак асьмелэн выллемесь), собере Лансэ. Сюлэмы чёт-чёт йыгаське, ачим шудолэсь но шудо, лешак басьтон. Камрад-бош шуиз мыным: «Мын ортчы укно ултћ, учкы отчы, шудыса сямен. Но чеброс» Молодец, камрад. Ведь соку монэ кутысалзы ке, мар сое карысалзы, а! Мон ортчи, чыртыме кузь-кузь кыскыса. Љќк сьќрын пуко, нылкышноос но воргоронъёс. Лампа тыллэсь соослэн ымныръёссы лемлетэсь вал. Синъёсыным мертчи Клотильда кышное шоры. Мон сое адњи умой. Со пуке вал кык бошъёс вискын, унтеръёс вал кадь. Соос маке но верасько вал соин. Нош со – пальпотыса соглаш луэ, кылзћське. Тќдьы йырсиоссэ лампа зарния. Со пальпотэ... солы умой! Ќжыт љегаса, мон нош ик ортчи на. Клотильда али но пальпотэ на вал. Вань лул-сюлмысьтыз, шудыса ќвќл. Адњи пичи нылме но. Кизэ мычем бадњым куаем бошлы но солэн пыдес вылаз љутскыны тырше. Отын вал на Мадлен Вандаэр... солэсь картсэ алигес виизы. Тодћськод-а, траур возён интые, Мадлен пальпотэм гинэ ќвќл – куараен гор-гор серекъяса улэ. Со шуэ кадь «Кыџе умой мыным татын, бошъёс пќлын!» Валаськод-а, мынам кышное Клотильда соку њеч-њеч пальпотыса пуке вал. Кышкыт война мынон дыръя, фронтэ кошкыку, соос куараен вузо, табере быдэс дунне быриз кадь. Нош собере озьы ик дышо вылэм, пальпотыны кутско, шудоесь но луо. Уг тодћськы, кызьы мон соку берен лыктћ, ваньмыз секыт уйвќтын выллем луиз. Кин ке бордам йќтскылысал ке, мон шузи кадь кесяськыны кутскысал – мед виысалзы, мар пайдаез на мынам таџе адњонэлэн! Эх, улон... мон уг вераськы ни соиз стерва сярысь, кудћз куараен серекъяз. Нош мынам Клотильдае... Мон сое умой тодћсько, оскисько солы, умой кышномурт. Озьы ке но...

Картина: Andrea Joseph.

130

Ми вамышъяськом туж каллен. Вырйылэ тубиськом. Чильпыра бус. Љоген шунды возьматскыны кулэ. Озьы ик вань, возьматскиз. «Мар луиз, Вольпат, малы уд вераськиськы?» «Я, мадь ни, мае адњид отын, госпитальын». Вольпатлэн пельёсыз сћньысэн вурњемын ни вал. Ваментул сямен сылћз со юалляськисьёс котырын, собере меџак џогиз: «Соос ваньзы сволочъёс! Озьы ик вералэ!» Собере ќз чида ни, мадьыны кутскиз: «Соос отын укыр трос! Укыр!» – «Сялњы соос шоры». – «Нош канцеляриос! Соос быдэс юртъеръёсы, ульчаосы, кварталъёсы тулляськемын. Ноку но ќй оскысал, война мыныку, сомында адямиос пукон вылын канцеляриосын пуко шуыса... макем кыдёкегес фронтлэсь, сокем тросгес но тросгес луо соос. Учке вал, кызьы соос сисько, ваньзэ тэркы-блюда вылын сётоно! Нош мар сярысь верасько! Мон ваньзэ чиданы тырши. Одћг пол гинэ ќжытак ќй пушты, куке кин ке лад-лад вераз: «Собере, куке асьмеос войнаысь бертћм ке...» Уг яра соослы озьы вераськыны, уг яра! «Тон шуиськод, – Вольпатлы ќчкаре Барк, – соос отын сю сюрсъёсын пуко шуыса. Нош ожгаръёсъя министр Мильеран меџак шуиз: «Асьмелэн ќвќл одћг адями но, кин ожъёслэсь ватскыны тырше». – «Мильеран? – юаз Вольпат. – Мон сыџе адямиез уг тодћськы. Но озьы вераз ке, со зэмзэ но подлец!» Мон Жозефез госпитале вайи. «Зол ик сќсыртэмын ќвќл, шќдске. Бертонэд азьын пыр отчы но шутэтскы», – шуизы мыным. Музъем пушкын, лапег гинэ гыркын, унолэсь но уно сќсыртэмъёс тулляськемын. Мон утчасько, кытчы пуксьыны луысал. Шедьтћ. Вќзам – лётчик, кудћз љуаны шедем. Асэныз ачиз вераське, солы потэ, али но љуась самолётаз ёркамын на шуыса. Вераськисько мукетъёсыныз. Со дыре сќсыр лётчик мадьыны кутске. «Арня нуналэ мон фронт линия вадьсэтћ лобай. Асьмелэн нырысь радъёс но немецъёслэн гудњемъёссы вискын ог ньыльдон-куатьтон метр. Окопын сылыку, со кыдёкын кадь потэ. Нош вылысен самолётысен учкиськод ке, куспазы одћг вамыш гинэ. Но кылзэ ай, мае мон адњи. Кыкнапалаз ик калык люкаськемын. Азьло соос луо пырыос кадь гинэ. Собере муш палэп выллем адњиськизы. Вырњылытэк сыло. Мар таџе? Мугзэ валан понна мон самолётме уллань лэзисько. Валай! Арня нунал кутскиз бере, кыкнапалаз месса мынэ, священникъёс лыктэмын. Кыкез ик люкъёс чылкак огкадесь вал, синучконысь пумитсуред выллем. Малпасько ни вал, синъёсы мыдлань кыкъясько шуыса. Уг ыбыло бере, эшшо улланьгес лэзьки. Соку мон куараосты кылћ. Инмарлы вќсясько. Вќсь кырњан асьме палась но, тушмонъёс палась но вќзтћм инме љутске, огинэ сураське. Асьмелэн но кырњало; «Милемын ачиз Инмар», немецъёс но чырдо «Готт мит унс!» (Милемын Инмар). Џапак соку ик самолётам шрапнель сюриз, мон љуаны кутски. Соку ик мон валай, шузими шуыса. «Ачиз улон озьы шузимиз», – верало солы. Нош лётчик шара паймемзэ уг ваты: «Кызьы озьы! Син азяды пуктэ ай – кык одћг кадь люкаськемъёс, кудъёсыз ог-огзылы тушмонъёс луо, инбаме одћг кадь ќпкелёнэн вазисько. Мар карыны кулэ быдњым Инмар? Мон тодћсько, со ваньзэ ачиз тодэ, адње. Озьы ке но со уг тоды, дыр, кудпала кариськыны». Кылзћськисьёс асьсэ малпанъёсазы кошко, пыџалъёс но, пе, одћг кылын верасько ук, но сќсыртэм лётчик уг буйгатскы на: «Но малы быдњым Инмар лэзе, соосыз но, таосыз но одћг кадь мед малпаськыса улозы шуыса. «Инмар милемын!» – «Ќвќл, тћледын ќвќл – милемын Инмар». Озьы ик паймыса, секыт юанлы валэктон шедьтытэк кылиз та мискинь адями.

Критика

Виктор Шибанов, кандидат филологических наук

ЧИНГИЗ АЙТМАТОВ «НУНАЛ КЫСТћСЬКЕ ДАУРЛЭСЬ НО КЕМА»

иргизиысь дано писатель – Чингиз Айтматов – СССР-ын гожъяськисьёс пќлысь одћгез тужгес но тодмоез вал. Асьме шаерын гинэ ќвќл – кунгож сьќрын но. Макем даногес луиз со мусульман йылолъёсъя улћсь дуннеын, сокем вылэгес љутскиз христианствоез данъясь дуннеын но. Шуыны луоз: Чингиз Айтматовлэн творчествояз огинэ вуизы љытпал но џукпал, Восток но Запад. Гожъяське со огдыре њуч кылын но, киргиз кылын но. Вордскиз Чингиз Айтматов 1928-тћ арын. Пинал дырыз кыкетћ герман ож вакытлы тупаз. Писатель луэмезлэсь азьло, ассэ пќртэм удысъёсын утчаз. Пудо лулосъёсты эмъян бордын но тыршиз. Озьы ке но Инмарен сётэм тылгизьы туж љоген улњиз, гожъясьчи сыџе ужъёс кылдытыны кутскиз – 40 арес дыръяз ик солы Киргизиысь калык писатель дано ним сетћзы ини. Куамын арес дыръяз Москваын «Новый мир» журналын печатласькиз «Джамиля» (1958) мадёсэз, собере љоген потћзы «Њеч лу, Гульсары!» (1966), «Тќдьы пароход» (1970) но мукетъёсыз. Бадњым данэзлэн мугъёсыз сыџеесь. Нырысь ик, Чингиз Айтматов быгатћз љутыны ас вакытысьтыз тужгес но лэчыт ужпумъёсты, љутыны – чеберлыко амалъёсын. Кыкетћез, социализм вакытэ но зол дћсьтћсь луэмез бордын. (Тодамы ваём солэсь манкуртъёс сярысь дауркылзэ, кудъёсыз, вашкала выжыоссэс ыштэмен, кепыратэк вордэм анайзэс но виыло вылэм). Куинетћез муг – киргиз калыклэсь мифдуннезэ текстъёсаз пыџатон, яке аслэсьтыз сюлэм-висёнзэ миф амалэн вераны быгатон. Манкуртъёс сярысь дауркыл но миф луэ, нош туала лыдњись со дауркыл сьќрысь соку ик вакытмылы аспќртэмлыко дунъетэз шќдыны быгатћз. Лыдњисьёс понна вунонтэмесь кылизы Чингиз Айтматовлэн тросэз кылдытэм геройёсыз. Соос пќлын

– Джамиля но Данияр («Джамиля» мадёсысь), Дюйшен («Нырысетћ дышетћсь» мадёсысь), Авдий Калистратов («Плаха» романысь), Танабай («Њеч лу, гульсары!») мадёсысь но трос мукет. Быгатыса но мур тыршемез понна СССР-лэн кун коньдон кузьымез (яке государственной премиез) Чингиз Айтматовлы куинь пол сётэмын вал – 1968-тћ, 77-тћ но 1983-тћ аръёсы. Выльдћськемен валче 1990-тћ аръёсы сое президентлэн кенешаз но пыртылћзы, соку Айтматов быдэсъяз посол ужоскетэз – Европаысь пичигес Люксембург кунын. Табере тодматском Чингиз Айтматовлэн «И дольше века длится день», яке: «Нунал кыстћське даурлэсь но кема» романысьтыз люкетъёсын. Та ним – «нунал кыстћське даурлэсь но кема» басьтэмын Борис Пастернаклэн одћг тодмо кылбурысьтыз. Ч. Айтматовлэн текстаз огинэ вуизы туннэ нунал но (Едигейлэн улон-вылонэз, Сабитжанэн тэрымтэез), вашкалаез но (манкуртъёс сярысь дауркыл), вуоноез но (музъем цивилизация пумиське инсьќр дуннеосысь адями кадь улэпъёсын но соосын пумиськонлы туж аспќртэмлыко дасяське). Куинез ик та сюжетъёс пќлэстћськыса мыно. ТЕКСТ. Нош поездъёс та шаерын мыно љытласянь џукпала но џукласянь љытпала... Чугун сюреслы сопалан но тапалан – Сары-Озеки, џуж луоос... Кыџе гинэ паймымон учыръёс уг луо та дунне вылын. Оло зэм со, оло токма – нокин но уг тоды. Дунне бадњым, кытысь сое ваньзэ адями тодоз. Соин ик, та шуак потэм њичыез, изэн кышкатыны малпакуз, Едигей дугдћз: кин тодэ, нош шуак та њичылы берытскиз ни ке матысь эшезлэн – Казангаплэн – лулыз? Озьыен, оген кылльыса мќзмытозь, Казангап њичы тусбуен лыктћз матысь эшез доры?.. «Осто, шузимисько ни, лэся, – ас малпанъёсызлэсь возьдаськиз Едигей. – Кызьы-о сыџеез йыре но лыктоз! Тьфу! Зэм но, шузими». Озьы ке но њичы доры чеброс матэяськыса, адями кылэз валась лулослы сямен шуиз: «Кошкы аслад такыр бусыосад, мын, кылћськод-а монэ?

131

Ќвќл, отчы уг яра, отын – пуныос. Инмаред мед утёз ни, мын, мын». Њичы берытскиз но каллен бызьыса кошкиз. Кык-куинь пол сьќрзэ учкиз на но, пеймытэ выйиз. Со вакытэ чугун сюрес кузя вуйиз нош ик вылез состав (поезд-товарняк куара). Дыбыртыса но љоглыксэ пумен синэтыса, со вайиз учер-вучер вырись сьќдлыкез, вагонъёсыз вылын – быдэсак лобась-пурњем тузон. Дугдыса вуиз гинэ, буш бергась двигательлэн куашетэмез улсын локомотивысь мычиськиз машинистлэн йырыз: «Эй, Буран Едигей, ассалам алейкум!» – «Алеким-ассалам!» Едигей йырзэ љутћз, кин меда со? Та чугун сюрес вылын угось соос ог-огзэс ваньзы сямен тодо. Тодмо адями вылэм. Со пыр ик вераз Едигей, Кумбель станцие

вуиз ке, мед ивортоз Айзадалы, атаез кулћз шуыса. Машинист, кудћз кемаласен тодэ но гажа вал Казангапез, соглаш кариськиз кулэм Казангаплэн нылызлы та иворез сётыны. Вылаз ик, Кумбель станциын поездзылэсь бригадазэ вошто, пе; озьыен, ивортэм гинэ ќвќл, ачим ик Айзадаез но семьязэ татчы вайыны тыршо, пе. Зэм, соиз отчыозь дасяськыса вуиз ке. Та машинист оскымон адями вал. Едигейлы ќжытак капчигес ик луиз. Иське, туннэ понна одћгез бадњым уж лэсьтэмын. Кќня ке минут ортчыса, состав вырњиз (поезд вырњем куара). Вагонъёс кошкемъя чугун сюрес кузя лыктћсь адями адњиськиз. Со вал Кузь Эдильбай, Едигейлэсь ужан сменазэ ас вылаз басьтыны лыктћсь. Нош Едигейлы али матысь эшсэ – Казангапез – ватоно. Дасяськоно солы. Дораз бертыкуз, кыдёкын инбамын кыџе ке но инњарекъян ортчиз, пыд улын музъем ик зурказ кадь. Ваньмыз та Едигейлы тодаз вайытћз фронтын ожмаськемзэ. Со адњиз, кызьы отћын, кытын интыяськемын Сарозек космодром, инбаме лобњиз тыл-бугор. Озьы инсьќре љутћсь-

132

киз ракета. Таџезэ Едигей одћг пол но ќз адњы на вал. Ваньмыз сарокез улћсьёс сямен ик, со но кылылћз вал космодром сярысь, кудћз интыяськемын ог 40 иськемын. Вылаз ик, Едигей тодэ, отчы нимаз пырись чугун сюрес но вань, – Тогрек-Там станциысен. Ваньмыз со кытын ке но туж матын, но Едигей со сярысь радио пыр гинэ кылылћз. Тћни али нырысьсэ адњиз инсьќре тубись љуась тылэз. Паймоно, шат зэм но сыџе тыл пушкын пуке адями? Яке кык мурт? – малпаз Едигей. Соку ик паймиз – нош малы татчыозь одћг пол но ќз адњылы на вал таџезэ? Шат ракетаос љутскылћзы нуназе, соин ик юг шундылэн пиштэмез улсын таџезэ адњыны ќз кылдылы?.. Нош таиз соку малы уйин лобњоно кариськиз? Оло нош, со меџак уйысен нуназее тубе? Кызьы мадиз вал Сабитжан, космосын нунал но уй ог-огенызы љыны час куспын вошъясько, пе. Юано луоз Сабитжанлэсь. Со милям ваньзэ тодэ. Шонергес вераса, тодэмъяське. Буран Едигейлэн али малпанэз но ќй вал, та ракеталэн лобњемез љоген солэн улоназ но секыт пытьы кельтоз шуыса... Атайзэс буре ваён интые, Сабитжан но Айзада вань калык азьын чылкак тэргаськыны кутскизы. Яра шат озьы?.. Мар но уг луы улонын... Тау Кузь Эльдибайлы, вань люкаськемъёсты ас дораз пыртћз. «Иське, джигитъёс, мон валай озьы. Инбаме лобиз ракета, нош пушказ нокинэз но ќй вал. Мед. Но соку кин соин кивалтэ?» – Сабитжан паймеменыз киоссэ ик выллань љутћз но дышетскымтэ Едигей шоры лќптыса учкиз «Кызьы кин? Отын, Едике, ваньмыз радио пыр лэсьтћське. Кивалтон центрысен. Валаськод-а, радио пыр. Со ракетаын адями ке но пуке, соку но радио пыр кивалто. Ракетаен лобон, дуно кокетай, со верблюд вылын ворттылон ќвќл». Буран Едигей паймемзэ ќз ваты. Солэн валамезъя радио – со верам кылъёс, куараос. Кылсярысь, адями отын пуке, радио пыр солы валэкто, мар но мар карыны кулэ, – озьы луыны кулэ кадь. Но тазэ – нокызьы но уд вала. Сабитжан, паймытыны быгатэмезлы шумпотыса, эшшо но ортчыны кутскиз. «Љоген адямиос но ваньзэ лэсьтыны кутскозы – центрысь кивалтэмъя. Адями малпалоз, со эрико шуыса, лэсьтэ озьы, кызьы мылыз потэ. Но озьы ќвќл! Луоз сигнал: кырњано! – тон кырњалод. Луоз сигнал: ужано! Тон ужалод. Эшшо кызьы ужалод! Лушкаськон, укылтэмъяськон, адямиосты виылон – ваньмыз быроз. Со сярысь книгаосысь гинэ лыдњылод на. Кылсярысь, дунне вылэ али туж трос адями вордћське. Мар кароно? – адями вордћськонэз кулэстоно. Иське, сигнал луоз, ку яра тыныд кышноеныд кќлыны, нош ку – уг яра. Ваньмыз потоз кунлэн тунсыкъёсысьтыз. Кунлэн тунсыкъёсыз угось – со котьмалэсь вылћ маке!» – «Нош мон пумит кариськи ке, кышное борды ас мылкыдыя мерски ке, соку кызьы?» – «Э, дуно Эльдибай, номыр но уз пќрмы. Тынад йырад сыџе малпан уз но вордскылы, ваньмызлэсь чебер нылашез но азяд донгизы ке. Угось лэзёзы «берлань» биотокъёсты но – тћни. Яке ожгар удысын. Тэтчоно тыл пушкы – тэтчод, синмыныд но уд кырмышты. Танк улэ пырыса, амом минаен пуштоно – пуштод, нокыџе шугъяськонтэк. «Ох, быгатћськод ини ќрекчаськыны, – пальпото пукисьёс. Нош Едигейлэн сюлэмаз маке но туж кезьыт луиз. Зэмзэ но, вань ни ке сыџе бадњым тодосчиос, визьмочиос, кудъёсызлэн – инмаръёслэн сямен – потэ вань мукетъёсыныз кивалтэмзы, косъяськемзы. Юнме уг супыльты Сабитжан, кытысь ке но кылћз, луоз, ачиз ќз малпа...

Нош Шыпыт океанын, Сан-Францискоен но Владивостокен шорын, али 8 час џукна. Паймымон учыръёс кутскизы дунне вылын. Инсьќре-космосэ потэм дырысен, сыџеез ќй вал на. Со сярысь али тодо «Конвенция» авианосецын гинэ, кытын «Демиург» нимо программая ужало американецъёс но њучъёс. Соин ик корабльзы но – џапак Владивостокен Сан-Францискоен вискын. «Демиург» программая американецъёс но њучъёс эскеро дунне вылысь тужгес но бадњым ужпумез – кызьы луоз Икс планетаысь ды-кужымез (энергиез) Музъем шар вылэ ворттыны. Ваньмыз радызъя но умой мынэ ни кадь вал. Икс нимо инсьќршаре ракетаос лобыны дась ини вал – шуак кылдэ шимес югдур. Инсьќрысь «Паритет» станциысь сигналъёс вуэмысь дугдо. Отын бен кык космонавт луыны кулэ. Малы соос уг вазьыло? Мар луиз соосын? Улэпесь на меда? «Демиург» инсьќр-программалы кышкытлык вуиз. Соку «Паритет» станцие огдыре келямын вал кык корабль. Огез – Невадаысен, мукетыз – Сарозек космодромысен. Куке кык лобњем корабльёс итћськизы станция борды но пушказ пыризы, авианосеце соос шимес ивор ивортћзы: станциысь адямиос чиптэм-чаптэм ышиллям. Одћгзы но ќвќл. Берло гинэ шеде гожтэм текст, кык кылын. Со гожтэмъя тодмо луэ, станциысь космонавтъёс инсьќр адямиосын кусып тупатћллям но соослэн инсьќразы-галактикаязы лобњыса кошкиллям. «Возьмалэ отысь иворъёсмес», – гожтыса кельтћллям соос. Но музъем вылын тае нокин но уг тоды на, ваньмыз лушкемлэсь лушкем лэсьтћське. Нош поездъёс та шаерын мыно љытласянь џукпала но џукласянь љытпала. Чугун сюреслы сопалан но тапалан – Сары-Озеки, џуж луоос... Казангапез берпум сюресэз вылэ келяны люкаськизы ваньмыз боранлин улћсьёс. Нылкышноос куараен бќрдћзы. Буран Едигей, ачиз валатэк, люкаськемъёслы ялћз. «Ватыны мынћськом Ана-бейит шайвылэ. Сарокезын со ваньмызлэсь сћлы но вашкала шайвыл. Кулэм Казангапатаез одно ик отчы нуоно. Аслаз но солэн отчы мынэмез потэ вал. Едигей малпаськонэ усиз, мар эшшо вераны кулэ на. Азинтћз: Озьыен, йылпумъяськиз Инмарен сётэм сылал но ву, кќня кулэ вал Казангаплы. Асьме разъездын со 44 ар џоже ужаз. Шуыны луоз, быдэс улонзэ. Умой адями вал со. Асьтэос тодћськоды. Нош табере сюрес вылэ потћськом. Ваньмылы мыныны кулэлыкез ќвќл. Собере, чугун сюресэз ватонэн сэрен аналтыны уг яра. Бертћмы ке, ваньмы љќк сьќрын пуком на, буре ваём». Озьы, Каранар нимо верблюдэз вылэ пуксьыса, Буран Едигей ваньмызлэсь азьпала потћз. Сюрес возьматыса, со сьќры вырњизы «Беларусь» трактор – прицепен но экскаватор – гу гудыны љоггес луоз. Кылзэ! Кылзэ, музъем вылын улћсьёс! Кутскиськом трансгалактика ивортонмес! Соос но вылтусынызы музъеммы вылын улћсь адямиослы укшало! Пеймыт кысъемесь, чагыр йырсиё, синъёссы вожесь но бусћресь. Соос вуизы станцимы доры, чильпырась скафандръёсын. Пальпотыса, доразы ќтьыса. Озьы ми одћг цивилизациысь мукетаз выжимы. Лобась аппаратсы тылсилэн љоглыкеныз нуиз милемды Инбугорлэн љомытаз. Англи но њуч кылъёсты сураса, одћгез шуиз милем «Вел ком наш Звезда!» Соослэн инсьќршарзы нимаське Нюлэс Моля, Музъеммылэсь бадњымгес. Озьы ик отысь Шундызы но. Нунал кыстћське 28 час. Асьсэлэсь дуннезэс возьматон

понна милемыз юромо лобаса нуллћзы. Отын но пилемъёс вань, ваньмыз синмаськымон чебер – гурезьёс, вырйылъёс но нёжалъёс. Зэм, вань татын куд-ог интыосын аспќртэмлыко кулэм такыр музъемъёс, отын тузон сильтќлъёс гинэ кузёясько, но со сярысь – берлогес. Котьмалэсь но шукыресэсь татын каръёссы. Урбанизация ласянь соос туж кыдёке азьпалтэмын асьмеды. Манхэттенэз соосын артэ пуктыны возьыт потоз. Соос быдэсак кивалто инкуазен, гравитациен но трос мукетыныз, кудћз сярысь асьмеос ум тодћське на. Но та шаерын кылдэмын бадњым ужпум, кудћныз Музъем вылын асьмеос ќм пумиськылэ на. Куд-ог интыос кутско быдэсак куасьмыны, ваньмыз улэпез отын быре. Инсьќршарзы пушкысь кыџе ке но кужым пушласянь быдтэ сое, шќдске. Асьме тылшуръёслы-вулканъёслы кельшись маке. Вань кужымзэс, вань коньдонзэс, вань визьбурзэс сёто татын улћсьёс паськытась такырлы пумит. Зэм, улон татын миллион аръёсын возиськыны быгатоз на, но улћсьёс али ик дасясько ни мукет инсьќр кизилиосы выжыны, яке быдэсак ас инсьќршарзэс выльдыны... Ќвќл татын ожгаръёс. Война валатонэз нокин но уг тоды ни. Та радиокусыпмы бере 28 час ортчиз ке, ми выльысь бертыны потом музъеммы вылэ. Ми ум чидаське ни, ваньзэ адњеммес асьме улћсьёслы мадеммы-ивортэммы потэ. Њеч луэ! Ивортэлэ семьяосмылы, милемын ваньмыз умой шуыса. Нош поездъёс та шаерын мыно љытласянь џукпала но џукласянь љытпала. Чугун сюреслы сопала но тапала – Сары-Озеки, џуж луоос... Ана-Бейит шайвылозь кык час ёрос кылиз на. Азьло сямен ик, сюрес эскерыса дуэ вылын мынэ Буран Едигей. Пќртэм малпанъёс лыкто солэн йыраз, кыр бусыостћ ортчон дыръяз. Куке но та шаерез киултћллям жуаньжуанъёс. Шимес калык вылэм со. Кытысь лыктћллям но кытчы берло ышиллям – нокин но умой уг тоды ни. Верало, соос Эдиль (туала Волга) шур доры вуиллям но, шурез потыкузы, йќ пилиськемен, ваньзы вуэ быриллям. Ќйтќд, оло, озьы но. Угось Инмар пунэмзэ одно ик берыктэ. Нош татын жуаньжуанъёс кузёяськыку, выжы калыкъёс – казах номадъёс – ватсконо луиллям, палэнэ кошкиллям. АнаБейит шайлэн нимыз – «ана-бейит» – жуаньжуанъёс вакытысь дауркылэн герњаськемын. Пленэ кутэмъёсты, уката ик егит пиосты, жуаньжуанъёс сыџе курадњон пыр потто вылэм. Адямилэн йыр вылаз верблюд куысь дыжез кыскыса, вань йырсазьзэ быдто. Адями манкуртлы пќрме, кудћз азьвыл улэмез, џыжы-выжыосыз сярысь номыр но уг тоды ни. Нош вань курадњытон сэбедзы тазьы ортче вылэм.

Пленэ кутэм пиослэсь йырсизэс чылк-чылк џышко, одћг сиез но медаз кыль. Со вакытэ џого верблюдэз, куысьтыз тужгес но юн, секыт кесэгзэ вандо, люкыло. Сыџе кесэг вить-куать муртлы тырме вылэм. Кот куэз адямиослэн йыр вылазы золто, асьсэды куанеръёсты пу эгесэн дурыло, йырынызы сюй борды йќтскыны медаз быгатэ; собере кыдёке палэнэ нуо, шимес кесяськемзы татысьёслы медаз люкеты шуыса. Угось пќсь шунды шорын дуэ ку, куасьмемезъя, адями йырез ЭГЕС кадь пач-

133

катыны кутске, соиз вќсь луэмлэсь шузимыса кесяське. Курадњытон кќня ке нунал кыстћське, со дыре тросэз куло. Озьы ке но куать мурт пќлысь одћгез коть улэп кыле ке, шумпото, малпам ужзы умой пќрмиз шуыса лыдъяло. Сыџе манкурт понна табере бадњымлэсь бадњым дун тыро. Угось, кыл вератэк, со ваньзэ лэсьтоз, мар косэ кузёез. Берен адямилы сое уд пќрмыты ни. Со сярысь ваньмыз ёросын умой тодо вал. Одћг кышномурт гинэ – Найман-Ана – шудтэм пизэ мозмытыны кариськем. Трос пол ветлэм дораз, соиз возь вылын пудо возьмаку. «Тодад вай, кызьы тынад нимыд!» – «Манкурт» шуэм соиз. – «Ќвќл, али тон Манкурт луид. Нош азьло тынад нимыд мукет вал». Соиз шып улэм. «Нош кин тынад атаед? Тодскод-а, кыџе выжыысь тон? Кудпалась?» Соиз номыре но уг тоды. «Кылћськод-а, тынад нимыд – Жоламан. Нош атаед – Доненбай. Мон – тынад анаед». Трос пол ветлэм Найман-Ана пиез доры. Сое жуаньжуанъёс пумен шќдћллям, манкуртлы валэктћллям, мар карыны кулэ со, кышномурт выльысь дораз лыктћз ке. «Жоламан! Пие мынам!» – вуэм на шуыса Найман-Ана, куке соиз пукыџ поттэм но меџак анаез шоры ыбем. Усьыкуз кышномуртлэн йырысьтыз кышетэз усем но тылобурдолы пќрмем. Пќрмем но тазьы черекъяса лобем: «Тодад вай, кызьы тынад нимыд? Доненбай тынад атаед, Доненбай!» Ваньзэ тае тодаз вайиз Буран Едигей, Ана-Бейит шайвылэ кулэм эшсэ ватыны мынон дыръяз. Галактикаысь вуэм иворез њучъёс но, американецъёс но нимаз-нимаз эскеризы. Кема но њырдыт споръяськемъёс, ченгешемъёс бере (со ченгешон куинетћ Дунне ожгаре но выжыны быгатэ ни вал) таџе огъя малпанэ вуо. Нырысетћез, лэсьтоно ваньзэ, азьвыл паритет-космонавтъёс музъем вылэ берытскыны медаз быгатэ шуыса. Кыкетћез, Нюлэс Моля планетаын улћсьёслы ивортоно, милям соосын кусыпъёс радъяммы уг поты шуыса, угось сое али уг лэзё Музъем азинсконлэн аспќртэмлыкъёсыз. Куинетћез, ортчытоно «ЭГЕС» нимо операция, кудћзъя Музъем шар котыре кќня ке робот-ракетаосты лэзёно, кудъёсыз музъемлы матэ лыктћсь ваньзэ арбериосты лазерен пуштытъяны кулэ... Таин сэрен «Демиург» программаез, кудћзъя Икс инсьќршарез эскерон мынэ вал, кќня ке дырлы дугдытъяно. Авианосецысь лайнеръёс, океан куашетэ ке но вал, умой но огдыре лобњизы. Одћгез кошкиз Сан-Франциско пала, мукетыз – Владивостоке. Кутскизы дасяськонъёс, кудаз трос-трос инженеръёс но тодосчиос пыриськозы. «Эгес» операциез радъяса, тямыс час љытазе Сарозекысь љутскоз дас робот-ракета, сомында ик – Невадаысь. Куспазы лобњон висъёссы – минут но љыны... Нош поездъёс та шаерын мыно љытласянь џукпала но џукласянь љытпала. Чугун сюреслы сопалан но тапалан – Сары-Озеки, џуж луоос... Кузь бадњым сюресэз ортчем бере Буран Едигей но мукетъёсыз ватћсьёс Ана-Бейит шайвыл доры матэктћзы. Ваньмыз дырыз дыръя но умой мынэ ни кадь вал, но шуак пыкет кылдћз. Азьпалазы сопала но, тапала но трос иськемъёсы кыстћське кульчоям бышкись ез. Едигей дугдћз ваньмызлэсь нырысь: кызьы озьы! Ноку но та сарозек интыос кенерамын ќй вал. Кытысь потћз та ез? Дугдћзы мукетъёсыз но. «Нош мар табере каром? Кытчы мыном?» «Эй, дугдыт трактордэ! Сотэк но пель урме». «Зэмзэ но-а, Едике, азьло татын ез кенер уг сылы вал?» – «Уг, ноку но ќй вал. Кинлы тазьы йыраз но пырем

134

– иськемъёсын-иськемъёсын такыр бусы, нош соослы инты ќвќл тырмем. Џапак Ана-Бейит вашкала шайвылэз басьтћллям». «Иське, табере со шайвылэ пырыны уг луы ни». «Малы меда ќвќл! Ог вить иськем бур палан сюрес луыны кулэ. Отысен ик шайвылэ но пыреммы луоз, дыр. Мынћм!» (Нош трактор куараос). Шлагбаум азе возьмаськись постовой потћз. «Кинъёс луиськоды? Кытчы мынћськоды?» – «Ми татысьёс. Ми пересез нуиськом ватыны, татысь шайвылэ». – «Пропусктэк татчы пырыны уг яра».

Ужрад

МУШ НАДИ

«VOLGA» КЛУБ

ЛЮКАЗ КАЛЫКЕЗ

Таяз учыре – южтолэзе Хельсинкиысь Kiila нимо огазеяськонлэн юрттэмезъя «Дубровник» ресторанэ. Љытэз нуиз Юкка Маллинен, кылбурчи, кылысь кылэ берыктћсь, суоми пен-клубен уно аръёс џоже кивалтэм мурт.

Сирпа Кююронен Куинь кылбур

Нырысь ик ялэмын вал Суомиысь Катри Вала нимо калык премилэн Кема ченгешемзы бере сыџе малпанэ вуизы: шедьтоно караулъя кивалтћсез, со юрттыны быгатоз. Лыктэм офицерлэн ымныр шораз учкыса ик, Едигей валаз: ньќмыз понна кылзћськоз, нош пырыны уз лэзьы. Уз, уз лэзьы. Ќвќл меда та лейтенант џапак со следовательлэн пиез, кин пытсаз но быдтћз Абуталип дышетћсез? – малпаз Едигей. Офицер: «Мон службая ивортћ ни тћ сярысь. Отысен шуизы, номыр шуыса но пырыны ќвќл лэзёно... Эшшо огпол верасько на, татчы пырыны нокинэ но ќвќл лэземын». Соку одћгез ватћсь, кудћз њуч сямен мырдэм йќндыре вал, янгышъёсын-янгышъёсын сюлэмзэ кисьтћз: «Это наш, наше сарозекский кладбищ. И мы, мы, сарозекский народ, имеет право хоронить здесь своя людей. Когда здесь хоронит очень давно Найман-Ана, никто не знал, что будет такой закрытый зона». – «Мон тћледын уг вераськиськы!», – лякиз лейтенант. – Эшшо одћгез манкурт, – учкиз со шоры Буран Едигей. – Кытчы ке но мукет интые ватоно луоз. Кулэм муртэ берен гуртэ вайыны уг яра. Ой, уг яра.

2010-тћ ар понна лауреатэз. Та дано нимын пусъемын Сирпа Кююроненлэн «Кышномуртсинпельмет» («Naispatsaita») книгаез.

* * *

Вордћськыкум мон анайме усьтћ, артысь коркан усьтћзы выем кышномуртлэсь мугорзэ, љыныё сисьмем шашы чырты котыраз, гогыос ворттћзы черкысь черке, кафеысь кафее, тыметысь тыметэ. Вал син – со симфония, лэсьтэмын сыномисьтэм кортлэсь. Учкисько кема, кызьы песянаез думылыса нуо, тонэ соос ваньзы малпазы, соос малпазы бурдъёсты. Бускельын зќк ымдуро югыт вал ныл вордскиз, арнялы огпол анай кот мучолоен тузон џушылэ. Кытын тон али, туристъёс кошкемын дыръя, толэзьсукыр ныл.

* * *

Лыктэмелэсь азьвыл адскымонэ малы мынам тылобурдо луэме потэ, тыршо соослэсь чигылэм бурдо вал йыръёссэс но гипс керттэтъёссэс. Чорыг уллёос вень зуродъёс кадь мугорынызы бышко, ваё ке мыным нылкышносинпельмет котькытысь дунне зарезьёсысь. Мыным ваё пидес љужда шормуџ но туливить быдња вуюись.

* * *

Вераса утчало, но мынам ќвќл номыр но огъясез. Вуыса утчало, но соос бызё сокем кыдёке. Гижы буян лакен дугдытыны луэ уродъёссэ син тэтчемъёсты. Мынам ноку валэн ворттылэме ќвќл, но вќтъёсам мон мотикен ветлћсько. Малы гожъясько пиосмурт сярысь, луысал гожъяны тыэ усись кырсь вуос сярысь. Мынам ноку валэн ворттылэме ќвќл, но адњеме вань шур выллань уясь пужейёсыз. Мон кылытэк кыли, кызьы дугдон вќй пеймыт луиз. Донгиськод кидэ ымам, мон уг адњиськы кырез. Куддыръя сыџе умой потэ, кин ке но юа ке, кыџе улћськод. Куддыръя кунулын њоскыт йќтэ, уг тэры. Мугорын маиз ке но уг тырмы, уг тодћськы мар. Уйин мыным ыжгон пыдвыл мед луысал, нуназе чулки возись думет. Соос улњо кот нюпоын, ветло пидесысен уллань-выллань. (Суоми кылысь берыктћзы Юлия Куприна но Муш Нади. Кылбуръёс печатласькемын «Куинь кылбур» нимын: http://www.nokturno.org/sirpa-kyyronen/kolme-runoa/)

135

(Туспуктэмез Маарья Лаппалайненлэн. «Волга антологилэн» презентациез Хельсинкиын. Сыло паллянысен буре кылбурчи Валери Микор, кылбурчи Муш Нади, кылтодосчи Джек Рютер, кылысь кылэ берыктћсь Юлия Куприна, тодосчи Сергей Завьялов, пуке «Волга антологилэн» огез редакторез Вилле Роппонен).

Вилле Роппонен Собере Юкка Маллинен тодматћз лыктэмъёсты Вилле Роппоненэн. Виллеез тодћсьтэмез ќвќл, вылды. Со луэ Суомиын потэм «Волга антологилэн» одћгез редакторез, уно тодэ урал калыкъёслэн улэмзы но кылъёссы сярысь, аслыз кузпаллы но Вилле мордва нылэз бырйиз. Тунсыко пќрмиз Вилле Роппоненэн вераськон но. – Сирпа шумпотћз кылбуръёссэ «Инвожо» журналын печатланы џектонлы. Кызьы тон верасалыд,

Вилле, кыџе со, Сирпалэн кылбуретэз? – Мон ай Сирпалэсь кылбур дуннезэ умой уг тодћськы. Татын кылэм кылбуръёсъя ке верано, со гожъя кышномурт мугор физиология но шќдон-вќсь сярысь, кылыз, лексикаез туж узыр но шудћсь. Со вера кышномурт мугор вошъяськон сярысь, кышномуртлэн интыез но мукет мер ужпумъёс сярысь. – Вилле, мар со сыџе Волга клуб? Со кызьы ке но герњаськемын-а кылем арын Суомиын потэм урал литература антологиен, солэн но нимыз «Волга антология»? – Клуб – со эрико маке структура яке эгес, яке котыртћсь гож, таиз пумиськон ортчиз Кила нимо огазеяськонлэн ужрадэз луыса. «Волга антологиен» со герњаськемын, малы ке шуоно таяз пумиськонын адњыны луиз антологие пырем кылбуръёслэсь авторъёссэс. – Ялэм авторъёс пќртэмесь: Суомиын улћсь гурезьвылпор Валери Микор но Юлия Куприна, Сергей Завьялов – Петербургысь њуч кылъем но ассэ мордва выжыен герњась али Суомиын улћсь кылбурчи-тодосчи, собере мон... Россиын улћсь авторъёсты та клубе ќтьыны малпанъёсты вань-а? – Бен, учком азьланяз, кызьы но мар луоз, ваньмыз герњаськемын уго коньдонэн но ќтён (виза) лэсьтонэн. – Кытысь потэ тынад урал литератураосын тунсыкъяськемед? – Кема аръёс џоже ини мыным тунсыко потэ Россия но њуч литература. Дас ар талэсь азьло дышетски Таллинн университетын, отысен тодматски уно егитъёсын, соос Россилэн пќртэм суоми-угор музъемъёсысьтыз лыктэмын вал. Бќрысь ужай MAFUNлэн Суомиысь координаторез луыса. Ветлћ Россиысь тросаз суоми-угор элькунъёсы. 2005-тћ арын котыртћваньзэ сямен шаеръёсты, кытын уло урал кылъёсын вераськисьёс, вуылћ ненецъёс, ямал ненецъёс, хантыос но мансиос доры. Мыным огъя тунсыко потэ ќжыт лыдъем калыкъёслэн культураоссы. Соосъя валаны луэ бадњымъёссэ. Малпасько, њуч культура сярысь но вераськыны уг луы, ваньзэ Россиын улћсь ќжыт лыдъем калык культураосты тодытэк. Конешно, суомиос понна џыжы-выжы луись кылын вераськись культураос туж дуно луо, мыным но озьы ик.

136

– Тон тодћськод уно шаеръёсты. Мар тыныд тужгес но тунсыко потћз, тодад кылиз? – Трос лыдњи Еремей Айпинэз, Югра история сярысь тодос ужъёсты но. Љытшор Сибирь, малпасько, со сыџе инты, кытчы огпол вуыса, бќрысь ялан малпаса улоно. Сибирь инкуазь туж паймымон. Мон туж кышкасько отысь мувќй поттћсьёслэсь, сюлэмы шуг адями киын вием Сибирь инкуазь понна. – Тон Йоуни Тоссавайненэн џош «Волга антологилэн» редакторез луиськод. Ачид но суоми кылэ литератураез берыктћськод-а? – Њуч кылысь берыктћ Еремей Айпинлэсь выжыкылъёссэ но Владимир Сорокинлэсь «Голубое сало» но «День опричника» романъёсысьтыз люкетъёссэ. Эстон кылысь берыктћ Кристина Эхинлэсь кылбуръёссэ но Вейко Меркалэсь сценарийзэ. Соос печатласькизы суоми культура журналъёсын. Но со туж кемалась вал ини. – Мар тон малпаськод туала суоми-угор кылбурет сярысь? – Учкисько ке, туннэ нуналлы удмурт кылбурлэн позициосыз золэсь. Отын туж уно ог-огзылэсь пќртэм луись кылбурчиос, уно егит кужмо поэтъёс, соос эскеро, верамтэзэ верало. Удмурт шаерын адскымон азинскиз этнофутуризм но, кужымез шќдымон. Валамон, туала кылбурчилы тунсыко пото мукет калык кылбурчиос, тулкымъёс, огъя лулчеберет азинскон сюресъёс. Вакуумын нокинлэн но улэмез уг луы. – Кытчы азинске литература? – Инкуазь но технология цивилизаци азинскемлы пумит луон – оло, та темаос туала суоми-угор литератураысь бадњымъёсыз луо. Но малпасько, умой луысал егитъёс кышкатэк эксперимент лэсьтысалзы ке, юри калык пќртэм гожъяськысалзы ке, Европаысь кылбуретэз ас сяменызы асэстысалзы ке, синтез, мурт но мон темаосты сурасалзы ке. Литератураын вераны луэ котьмар, зэмзэ но, котьмар сярысь. Номыр но, мар вань адями улонын, ворсамын ќвќл литература понна. Кыџе ке но вуж шќмъем табуос вань ке, соосты тћяно. Кузёос уг кельшо ке, соосты литература амалэн жугоно. Критика – со котьку азьланяз њечезлы оскон. – Тау, Вилле Роппонен. – Нош пумиськытозь!

Валери Микор Лык ми доры, Че Гевара!

Валери Микор (туспуктэмез Муш Надилэн) – нырысь ик, кылбурчи. Со гурезьвылпор кылэ дунне литератураез берыктон бордын ужа, та ужез пусъемын џыжы-выжы калыкъёслэн программазылэн литература премиенызы. Валери «Цикма» нимо журнал поттэ, улэ Хельсинкиын. Солэн кылбуретэз мер но политика ужпумъёслы сћземын. «Лык ми доры, Че Гевара!» кылбурез Европаысь пќртэм интыосын чузъяськиз ини. Юлия Куприна – егит филолог, со но гурезьвылпор анай кылзэ уте, ужа суоми но эстон литератураосты гурезьвылпор кылэ берыктон удысын. Та љытэ Юлия калык дћсен но кияз вашкала пор крезен сцена вылэ потћз. Валери Микорен џош соос перформанс возьматћзы. «Лык ми доры, Че Гевара!» кылбур эшшо но яркытгес чузъяськиз крезь шудэм улсын.

Эй, Че Гевара, лык ми доры! Пуксёмы мотоциклэ но кошком Гурезьвыл пор шаере сьќрамы тузон пилемъёс љутыса мыномы Волгалэн чебер ярдураз тылскомы, чорыгаломы пќзьтомы џын шќмо чорыг лым сиён вќзы вера тон кызьы эрик понна нюръяськид Эй, Че Гевара, ойдо милемын! кут гитара мед чузъяськоз эрик гур араты синъёсамы эрик гизьыез вера, кызьы кыдёкысь Кубаын калык малпаз эрик сярысь кызьы пќсь ымдуръёс та кылэз ческыт шыпыртћзы Ойдо милемын, Че Гевара! вера милемлы, мар шќдон со куке пыџаллэн кезьыт кортэз пќсь мугоре йќтске. Ойдо милемын, Че Гевара! ми тыныд крезь шудом нош тон вералод милемлы кызьы Кубалэн пќсь толэзез улын гитара вузэ кызьы эрик курись

Туспуктэмез Юлия Куприналэн. Кылбурчиосты кылзо Муш Надиен артэ Маарья Лаппалайнен, со азьын – кылбурчи, «Parnassoº журналлэн редакторез Карри Кокко, бур палаз – кылбурчи, «Киила»-лэн кивалтћсез Микаэль Брюггер но солэн выныз; суредась JP Кальонен, ди-джей нылъёс Реетта Сиронен но Йоханна Кетола; пор кыллы дышетскись нылаш Риикка Куоппала).

137

калык синъёс ярдо кызьы пќсь ымдуръёс золско кызьы пќсь виро нылъёс но пиос румба экто но ярато Ойдо милемын, Че Гевара, вера кыдёкысь зарезь сярысь кудћз ноку но уг буйга кудћз шыпыт тулкыменыз но чупа дор музъемезлэсь небыт луозэ вера пальмаос сярысь кудъёсыз сутћсь шунды улын адямилы вужерзэс сёто. Ойдо милемын, Че Гевара! мотике пуксёмы но Волга вамен лобомы учкыны пор музъемъёсты сюмы куасьмиз ке Эльнет шурысь юзмыт ву юомы солэн ќрез вера милемлы эрикез пересьёсмылэсь эрик понна ожмаськемзэс ярдураз тыпыос тодамы вайыто со дыръёсыз буйгатскытэк куара сётыса. Я, ойдо милемын, Че Гевара! вера милемлы кызьы адямиос ог-огзэс гажаны кулэ сюлэме аратыны со гизьыез кудћз пушкамы эрикез вите со уз кысы ноку но со котьку ярдэ синмамы со пыраклы кылёз милемын. Эстон кылысь берыктћз Муш Нади.

Вераны кулэ, Таллиннын но, Хельсинкиын но чаклай: туала литература љыт – со азьвыл ортчисез кадь ќвќл. Нырысь ик син шоры йќтэ клубе лыктэмъёслэн ќжыт луэмзы. Кыкетћез – литературалы сћзем љытлэн форматэз мукет: љытбыт лэйкаськод кадь кылбурлэн тулкымъёсаз, кылбуръёсты вис каро авторез калыклы тодматћсь 3–4 предложение но кичабемъёс гинэ. Авторъёс кызьы но уг лыдњо кылбуръёссэс: эктыса, тэтчаса, лэйкаса, кырњаса, крезьгуръя... Љыт программа сярысь ялон Интернетын интыямын луэ ини толэзь азьвыл, солэсь но азьвыл авторлы верамын луэ, кќня дыр џоже вераськоно, дунэн-а, дунтэк-а но мукет ужпумъёс. Ваньмыз – клубе лыктћсьлэн мылкыдыз но авторлэн ассэ верамез понна. Таяз љытын вераськыны дыр сётэмын вал 20 минут, со дыр тырмиз вань суоми кылэ берыктэмъёссэ кылбуръёсме удмурт но суоми кылын лыдњон понна.

Мон бќрсьы њуч кылбурчилэсь Сергей Стратановскийлэсь кылбуръёссэ лыдњиз Юкка Маллинен. «Оживление бубна» книга Юккалэн кияз туж чебер адскиз: погмамын, бамъёсыз гожмамын, кылбуръёсысь куд-ог кылъёс ултћз гожен пусъемын, њуч кыло кылбур вќзы суоми кылын чуръёс карандашен гожъямын, берпуметћ бамыз шори кесемын... Вожъяськи Стратановскийлы, аслэсьтым книгаме Юккалэн киысьтыз сыџе ик лыдњемен адњеме потћз... Сергей Стратановскийлэн та книгаяз кылбуръёс гожтэмын пќртэм калыкъёслэн выжыкылъёссыя, лыдњыны џектћсько удмурт мифъя гожтэмзэ.

У д м У р Т ъ ё с

Сергей Стратановский Лесная книга Удмуртский миф

Ну, а потом в наши села Из Москвы пришли люди с ружьями. Люди жадные, злые К нам пришли и сказали: «Несите Шкурки беличьи, заячьи, соболей и куниц нам несите. И отдайте нам книгу, великую книгу удмуртов Берестяную, лесную, животворными буквами полную. Мы ее увезем к царю нашему В его дом многобашенный, дом до неба». Спрятали мы эту книгу. В весях древних, в Кашкаре и Тырье Семь годов укрывали, а потом всем народом решили Сжечь дотла, чтоб царям не досталась. И вот тогда жрец верховный бросил в костер эту книгу. Застонала она, а потом заорала от боли. С дымом высь устремились ее буквы звериные, птичьи.

ся

С той поры и навечно только горсть ее букв жива где-то. С той поры и навечно отвернулись от нас боги наши.

(Туспуктэм быръемын Интернетысь: http://runokukko. blogspot.com/2010_08_01_archive.html)

Собере ялэмын вал: Dj duo Wonderlust goes Volga. Dj duo Wonderlust – со кык нылашъёс – ди-джейёс Реетта Сиронен но Йоханна Кетола. Йыразы бантикен, яркыт вож капюшонэн кофтаосын, киязы маке быдња ведраосын, ведра тыр дискъёс. Сцена вылэ маскара пиштћсь сяськаос љуатћзы, борддоре кылдћз экран. Экранын вошъяськыны кутскизы бадњымесь ньыль сэрего яркыт сяська пужыё кышетъёс: вож, лыз, џуж, лемлет. Та кык нылъёс Европаысь пќртэм калык кырњанъёсты но туала глобал ритмъёсты огазе сурало. Та љытлы соос дасяллям Волга шур котырын улћсь калыкъёслэсь гуръёссэс но туспуктэмъёссэс, капчи эктон ритмъёсты. Чузъяськизы тодмо удмурт кырњан гуръёс но.

Тау карисько Киила огазеяськонлы коньдонэн юрттэмез понна, Вилле Роппоненлы ужъёсме радъямез понна, Карри Салламалы кылбуръёсме суоми кылэ берыктэмез понна.

138

ысь

дм

к л а сс и к а 139

Ксения Ворончихина

Удмурт калыклэн ишанъёслы осконэз сярысь Акшан вакыт. Нап уй тэк-каллен ваське музъем вылэ. Нюр интыосын «вордскем» бус, музъем вылтћ няш кыстћськись, кый сямен, котыр вќлме. Љомыт… паймымон шыпыт. Вань улэп макеос чиптэм-чаптэм ышизы кадь… Бакчаос бертћ, сюбег лёгем сюрес вылтћ, вораськись мурт сямен мынћсько. Котькуд вамышелы быдэ дугдылћсько но котыр чузъяськись џашетэмез кылзыны тыршисько кадь. Сюлмы визьтэммыса йыгаське. Тани-тани пегњоз. Тук-туктук-тук-тук-тук-тук-тук… – «Так, Ксюша, дугды, тон пичи ќвќл ни пеймытлэсь кышканы. Пеймыт, номыр кышкытэз ќвќл», – асме озьы буйгатыны вырисько. «Мур шокчы но азьлань мын». Сюлмы чалмиз, киосы но куалекъямысь дугдћзы. «Уф!.. юрттћз, лэся, буйгатски». Шќдтэк шорысь азьпалтћм кыџе ке но вужер ортчиз, йырзэ мон пала берыктћз, шорам учкиз но урибери ышиз. Сюлмы, нёркак луыса, йырвизь дорозям вуиз кадь но, пќсь ву выллем, быдэс мугортћм ортчыса, пыдъёсам васькиз. Катьтэмми… сылћсько… Асме валатэк, шуак дыбыр мыныны кутски ук! Чаляк дорам вуи. Та учыр сярысь

анаелы мади. «Тон, нылы, ишан адњемед, луоз, умойлы ќвќл та». Мар со сыџе ишан? Ку сое адњыны луэ? Кинлы со адњиське? Ойдолэ монэным џош тодыны но валаны тыршом.

Калык несказочной проза Устной несказочной проза жанръёсызъя пќртэмлыко луэ. Отчы пыро легендаос, бывальщинаос, быличкаос но мукет та выллем мадёнъёс. Преданиос нырысьсэ ик луэм учыр сярысь вераны туртто. Соослэн валтћсь функцизы – познавательной луэ. Преданилэн таџе функциез тужгес но зол адњиське исторической преданиосын. Озьы ик шќдћське этимологической но мукет та выллем мадёнъёсын, нош татын со зол уг тодмаськы. Легенда кыџе ке но паймымон учыр сярысь вера, тырше визьнод сётыны. Аслэсьтыз геройёссэ идиализировать карон амал пыр тырше лыдњисьёслы геройёсызлэсь адњем карыны. Несказочной прозае ик пыро пќртэм суеверной мадёнъёс, кудъёсыз пыкисько калык осконъёс вылэ.

140

Котькуд жанрлэн аслаз тупатэм темаосыз но сюжетъёсыз вань. Соос образной системаенызы висъясько. Со дыре ик соосты огъя карись амал вань, кудћз та жанръёсты выжыкыллэсь висъя, – зэмлыклы сётэм установка, мадёнлэн зэмлыко луэмез, пуштроссэ лыдэ басьтытэк. Зэмлыко мадён понна сётэм установка тужгес но яркыт адњиське быличкаосын, кудъёсыз паймымон но валаны луонтэм учыръёслы адњись показаниос кадь луо. Быличкаос, мукет сямен вераса, суеверной меморантъёс, ас дыразы ик, тематической циклъёслы люкисько на: отчы пыро кладъёс, ишанъёс, ведћнъёс, шќйёс но шайтанъёс сярысь мадёнъёс. Пусйыны кулэ, «быличка» термин научной оборотэ љыны даур талэсь азьло гинэ пыриз. Эрна Васильевна Померанцевалэн верамезъя, «быличка» кылэз Б. но Ю. Соколов вынъёс белозёрской крестьянъёслэсь кылћллям. Берло сое асьсэлэн сборниказы пыртћллям. Со дырысен њуч фольклористъёс та терминэз асьсэлэн научной практикаязы кутыны кутскизы. Соколовъёс пусъё: белозёр-

ской крестьянъёс «быличка» шуо вал нюлэскузё, коркакузё, шайтан но ведћнъёс сярысь вакчиак веранъёсты. Соос быличкаосты досульщинаосын но бывальщинаосын џошато. Вераны кулэ, бывальщиналэсь, досульщиналэсь но преданиослэсь, мукет сямен вераса, фабулатлэсь яке фактлэсь быличкаос висъясько, условно вераса, бесформенноесь, единичноесь но необобщённоесь луэменызы. Соин ик, њуч суеверной веранъёсты эскерыку висъяно, одћг ласянь, быличкаосты, мукет ласянь – бывальщинаосты – демонической существоос (шќйёс, шайтанъёс) сярысь веранъёс но мукет. Б.А. Костюхина верамъя, сверхестественной кужымез тодћсь адямиос но улэп макеос сярысь веранъёсты быличкаос шуо. Соос уг возьмато вашкала музъем сярысь малпанъёсты, соос XIX–XX даурын улћсь њуч адямиослэсь осконъёссэс адњыто. Быличкаос – со быдэс дунне, кытын уло паймымон но кышкыт улэп макеос: вумуртъёс, вукузёос, нюлэсмуртъёс, коркакузёос, гидкузёос, мунчокузёос, ведћнъёс, шќйёс но мукет со выллем лулъёс. Соос сярысь мадёнъёсты мукет сямен демонологической мадёнъёс шуо на: грекъёс инкуазь лулъёсты демонъёс шуо вал, нош ми соосты нечистой сила шуиськом. Калык валатонъя, нечистой сила – со нежить. В.И. Даль верамъя, нежить – со ваньмыз, ма адямилы уг тупа, малэн ќвќл мугорыз но лулыз, нош ачиз адями тусъем луэ: коркакузё, вумурт, нюлэсмурт, вукузё но мукет. Крестьянъёс верамъя, нежить уг но ул, уг но кул… Нежитьлэн аслаз тусыз ќвќл, со личинаосын улэ. Нош личинаосыз солэн трос, адямилэн тусыз сяна, џемысь соос пудо-животъёслэсь признакъёссэс нулло – быж, сюр, пыдгижы, гон. Адямилы уг адњисько шуыса, соос шќдтэк шорысь потон сям возё. Быличкаослэн ужпумзы – возьматыны, зэматыны но юнматыны созэ яке тазэ осконэз. Соин ик быличкаос котьку адњисьлэсь сямзэс нулло. Мадись яке вера соин луэм учыр сярысь, яке чќлске адями вылэ, кудћзлэсь та мадёнэз кылћз, озьыен, быличкаос џемысь меморантъёс луо. Демонологической образъёсты Б.А. Костюхина куинь

группалы люке: инкуазьлэн лулъёсыз, корка котырын улћсь лулъёс но лек лулъёс (нечистой сила аслаз сюбег шараяськемезъя). Преданиос – со ортчем дыр сярысь веранъёс. Предание улонэз огшоры формаен возьматэ, озьы ке но отын одно ик кутћсько пќяськонъёс, нош куке – фантастика но. Преданилэн валтћсь быдэстоно ужпумез – национальной историез тодын возьыны муг луэ. Преданиосты мукет фольклорной жанръёслэсь азьлогес гожъяны кутскизы, малы ке шуоно соос летописецъёслы туж кулэ луись источник луо вал. Преданиос – со «устной летопись», несказочной прозалэн жанреныз исторической зэмлыкез возьматон. Преданиосын пересь муртъёс вылэ пыкисько. Преданиосын луэм уж исторической ужбергатћсьёс, деятельёс бордын биниське. Та геройёслы, социальной положенизы шоры учкытэк (эксэй-а со яке крестьянской љутћськонъёслэн валтћсьсы луэ), џемысь идеальной сямо карыны тыршо. Котькуд предание аслаз инъетэныз историчной луэ, малы ке шуоно сое кылдытон понна котьку зэмос исторической факт кутћське. Со вакытэ ик преданиос зэмос исторической фактэн огкадесь ќвќл. Фольклорной жанр йырын быгатэ художественной вымысел кутыны, аслаз валамезъя историез возьматыны, ас сяменыз вераны. Сюжетэн герњаськем юнме малпан исторической факт вылэ пыкиськыса пќрме (кылсярысь, преданиос, кудъёсыз геройлэн кыџе ке но гуртын улэмез яке ортчемез бере кылдо). Юнме малпан исторической зэмлыклы пумит уг луы. Предание кылдытон ужын тодмо кык амал: 1. Тодэ ваёнъёсты веран. 2. Тодэ ваёнъёсты огъяса, дась сюжетной нюжаосты уже кутыса, кабъян. Кыкетћ амал тросэзлы преданиослы тупа. Огъя мотивъёс но сюжетъёс даурысь дауре выжо. Вакчияк легендаос сярысь вералом на. Легендаос – со прозаен гожтэм макеос, кытын инкуазен, турын-куаръёсын, пудо-животэн, со сяна, сверхъестественной луло

141

макеосын герњаськем югдурез, фантастически осмыслить карыса возьматон. Легендаослэн валтћсь функцизы – возьматон но валэктон. Легендаос христианской малпанъёсын герњаськемын ке но, отын языческой инъетэз но шќдћське. Легендаосын адями, котьку сямен, вань нечистой силаослэсь вылынгес луэ. Ачиз «легенда» термин лыктћз шор даурлэн гожтэтысьтыз. Латинской кылысь берыктћськод ке «сое, мае лыдњыны кулэ» шуыса, берытске. Черк книгаос трос легендалэн сюжетъёсызлы быдэс музъем вылэ вќлмыны юрттћзы. Отын ик калык гожтэм легендаослэн пуштроссы официальной вероученилы уг кельшо. Сыџе легендаосын книгаез апокриф шуо. Несказочной прозаез эскерыса, ми таџе йылпумъянэ вуим. Несказочной прозалэн классификациез: – преданиос, – легендаос, – быличкаос, – бывальщинаос. Несказочной прозалэн формаезъя классификациез: – меморан – адямилэн аслаз личной тодэм-валанъёсыз; – фабулат – сюжетной повествование, личной кадь уг сётћськы, со зэмос учыръёс вылэ пыкиське; – кылнуллонъёс но валэктонъёс. Быличкаос со мадёнъёс, кудъёсаз улћ мифологической разрядысь сверхъестественной луло макеосын пумиськем сярысь вераськон мынэ. Быличкаослэн классификацизы: 1. Инкуазь лулъёс сярысь мадён (нюлэскузёос, бусыкузёос, пќртмаськисьёс). 2. Корка котырын улћсь лулъёс сярысь (коркакузёос, гидкузёос). 3. Ведћнъёс сярысь. 4. Шайтанъёс, каргамъёс но юриськемъёс сярысь. 5. Клададъёс сярысь (куд-огъёсыз та мадёнъёс пќлысь преданиослы пќрмо). Бывальщина – зэмос улонын, туж кемалась ќвќл луэм учыр сярысь вакчиак веран. Предание – со сыџе веранъёс, кудъёсыз туртто ортчем историлы валэктон сётыны. Улон-вылонлэсь аспќртэмлыксэ шараяло.

Преданиослэн

классификаци-

зы: 1. Исторической преданиос (исторической учыръёс но адямиос сярысь веранъёс). 2. Топонимической преданиос (кыџе ке но инты нимъёслэн кылдэмзы сярысь веранъёс). Исторической преданиос џемысь быдэс циклъёс кылдыто. Тужгес но вазьёсыз преданиос князьёс сярысь, собере Иван Грозный, Пётр I, Пугачёв сярысь преданиос мыно. Легенда – прямо џемысь христианской осконэн герњаськемын луэ. Легендаослэн классификацизы: 1. Этимологической легендаос. 2. Религиозной, назидательной легендаос. Святойёс сярысь, церковной календарез валэктћсь, святой старецъёс сярысь мадёнъёс. 3. Социально-утопической легендаос.

Александрово гуртын ишан сярысь веранъёс Респондентъёслэсь мадёнъёссэс бичаса, соослы таџе классификация лэсьтћм. Кез ёросысь Александрово гуртын таџе пќртэм быличкаос но бывальщинаос пумисько: 1. Нюлэсмуртэн пумиськон сярысь. 2. Тќдьы адямиен пумиськон сярысь. 3. Вумуртэн пумиськон сярысь. 4. Кышкатћсь интыос сярысь. Со сяна, пумисько на ватосъёс сярысь легендаос но Черкен герњаськем преданиос. Џемысь сопал дуннеысь лултэм макеосын пумиськон адямилы уродэн усе. Кин ке адњиз ишан, солэн семьяысьтыз кин ке кулэ яке куд-ог дыръя ишанэз ачиз вылэ усе. Ишан со меџак со дыр, ку адями нечистой силаен пумиське. Со кыџе ке но лултэм демонологической маке ќвќл. Ишан – нечистой силаен пумиськон. Ишан токма шорысь уг адњиськы, со адњиське со адямилы, кинлэн семьяяз кинэз ке кулыны кулэ.

Ишан адњонын арлыдлы ограничение ќвќл. Пересь но, пинал мурт но ишан адњыны быгатэ. Пусйыны кулэ, пинал муртъёслы ишан џем уг адњиськылы. Со сяна, џемысь соос уг валало, мар со сыџе ишан, сое валэктыны уг быгато. Адямилэн социальной положениез но, дышетскемез но ишанъёсты адњон вылэ уг пыџа. Дышетћсь-а со, скал кыскись-а яке гуртын пукись-а, трос-а солэн уксёез яке ќжыт-а, ишан адњиськыны быгатэ котькинлы. Мадёнъёслэн асьсэлэн верам кылынызы но мадён сяменызы гинэ висъяське. Пусйыны кулэ, Александрово гуртын кулэм џыжы-выжыосын яке адями тусъем лултэм макеосын пумиськонъёс сярысь мадёнъёс тужгес но кулонэн герњаськемын. Та выллем лултэм макеос туж пќртэмэсь луо. Эскером мадёнэз, кудзэ вераз Миронова Людмила Васильевна: «Маминэ Уарсэме, пе, вэтлћ, бертыкум сюрес вамен выжиз пиосмурт, синме кыни но со азям и ышиз, берме учки, нокин ќвќл. Кќня ке улыса, братэз кулэм. Бќрысь тодаз лыктэм, бен со, пе, вал братэ кадь ик». Та веранын мадись адњиз ишан, кудћз, вынызлэсьсэ личиназэ басьтыса, со азе потћз. Пумисько на та выллем мадёнъёс: «Кылем арын кулћз соседмы, артысь вал коркаосмы. Кулон азяз вералляз, уйин лыкто, пе, олокинъёс дорам, огпол кеськи но, шуэ, cоос шоры, уг вазё, султћ, нокин ќвќл, учкисько, тыл но љуатћ, шуэ, нокин но ќвќл. Аслыз ик луиз со адњемез. Арня но, дыр, ќз ортчы, со бќрсьы кулћз» – Никитина Серафима Александровналэн верамез. Та мадёнъёсын адњем ишан адњись вылэ ик усе. Та выллем мадёнъёс мукетъёсыз сярысь, пќртэм луыса, котьку кулонэн герњаськемын луо. Озьыен, сопал дуннеысь лултэм макеосын пумиськон џемысь кайгу вае. Ишан адњын – со умойлы ќвќл. Сое адњем бќрсьы кин ке но кулэ. Ишан кызьы шуак кылдэ, озьы ик шуак ыше. Александрово гуртын пумиськись ишанъёс пќртэмесь, љыныезлэсь тросэз соос пќлысь адями кулонэн герњаськемын.

142

«Тќдьы адямиен но нюлэсмуртэн пумиськон сярысь веранъёс» Тќдьы адямиез адњем бере кин ке но семьяысь кулэ. С.А. Токарев верамъя, тќдьы адямиез адњон (нылмурт, кышномурт) – кулон адњон. Тќдьы кышномурт тќдьы дћськутэн ишан адњисьлэн семьяысьтыз кин ке љоген кулоз. Кылсярысь: «Келевыр гурт али ќвќл. Отын, пе, ныл адскылэ, шуо. Одћг пол мынам сузэре бертэ вылэм Кезысь. Таре мынћсько ни, пе, ульчаетћ, куштћсьтэм коркаос палан адске ныл, ас понназ маке вераське но мон солэсь вераськемзэ уг кылкы. Мон кышкаменым, дыбыр пегњи. Арня но ќз ортчы, братэ кулћз. Токма шорысь со уг адскы, шуо. Зэм но, со, лэся» – вера Людмила Григорьевна Никитина. Крестьян мадёнъёсын тќдьы пиосмурт но кайгу вайись луыны быгатэ. Џемысь со макеос љужытэсь луо. Тќдьы адямиез Александрово гуртын Безег пруд дорысь туж џем адњыло. Сое адњем бере кин ке одно ик кулэ. Та прудэ туж трос калыкъёс бырыны шедизы ни, со сяна, та пруд шайвыллы туж матын луэ. Тќдьы дћсен но мыйыкен љужыт пересь мурт нюлэсъёсын но пумиськыны быгатэ. Луыло сыџе учыръёс, ку тќдьы пересез – нюлэскузёез тќдьы адямиен – кайгу ваисен сурало. Кылсярысь: сутэраны азьло нюлэскы ветло вал. Али сое бакчаын будэто ни. Сутэраськом ми, посудаме тырмытћ, пукси укно дуре но витько мамаме, таре нюк дуртћ тќдь-тќдь адями, љужыт, кузь тушен, шляпаен, мон кышкаменым кесяськыны кутски. Со кыз сьќры ватскиз, нош кыз зќк но ќй вал кадь, сьќрысьтыз ќз ни адскы. Тросэз адњиллям сое. Без эгыс но шуо» – Тихонова Римма Степановна. И.К. Криничная верамъя, нюлэсмурт котькыџе вылтусын адњиське. Со пудо-животлэсь но (кионлэсь, коџышлэсь, валлэсь но мукет) адямилэсь но личинаоссэ (вылтуссэ) нуллыны быгатэ. Кызьы шуэ С.А. Токарев, тќдьы пересь – нюлэскын улћсь лул, нюлэсмурт. Дћсезлэн, йырсиезлэн,

гонэзлэн тќдьы луэмез нюлэскузёлэсь сопал дуннеен герњаськемзэ возьматэ, солэсь аспќртэмлыко кужым возьыны быгатэмзэ. Та пересь кайгулы уг адњиське. Џемысь со турттэ адямиез кыџе ке урод учырлэсь палэнтыны. Та учыр луэм бере нокыџе но кайгу мадисьлэн семьяяз шќдэмын ќй вал, соин ик ми быгатћськом вераны, та мадёнын тќдьы адямиен нюлэскузё адњиськиз шуыса. Вань тќдьы адямиез адњем сярысь мадёнъёсын кулонэн герњаськемын. Эскером мукет мадён, кудзэ Ашихмина Татьяна Пименовна вераз: «Со вал љытазе. Кќлны выдон азьын косякез пытсаны кутски шторазэ. Таре косяк стекло дорын ик тќдьы адями шляпаен адске, выльысь усьтћ – нокин ќвќл. Семьялы верасько но, соос уг оско. Џуказеяз сузэре тубе, папамы, пе, кулэм». Та веранын љужыт тќдьы дћськутэн, шляпаен но мыйыкен пересь мурт кайгу вайись луэ. Солэн сыџе ик вылтусыз, кыџе вал нюлэскузёлэн нырысетћ веранын, таос кыкназы ик шуак кылдо но озьы ик шуак ышо. Соос луэм интыенызы но пумиське бервылэнызы гинэ висъясько. Кызьы верамын ни вал азьло, нюлэскузё пќртэм вылтус нуллыны быгатэ шуыса. Тросэз нюлэсмуртэн пумиськем сярысь мадёнъёс огвыллемесь луо. Та веранъёсын тупатэм радыз вань: нюлэскузё аслэсьтыз нюлэссэ уте. Нюлэскузё нюлэссэ кораны но поттыны уг лэзьы, олокызьы но мешатьтыны тырше, уг яраты, ку нюлэскын зол но куаретыса верасько. Кылсярысь: «Толалтэ картэ пулы нюлэскы мынћз. Коръёсме, пе, думи ни трактор борды но пот шуыса вырњи, таре уг вуиськы нюлэс пуме весь одћг интыям котыръяськисько. Токма шорысь тракторе дугдћз, трактор азям адями адњиськиз но шуэ, пе: «Э, пие, пие». Шорам серектћз, гномикъёс кадь шуэ, нош ачиз љужыт тушо. Выльысь тракторме заводьтћ но бертћ, сюрес но отын ик вылэм, шуэ. Соберегес ик Клавди бабамы кулћз» – Никитина Серафима Александровна. Џемысь нюлэскузё йыромытэ, кышкатэ – возьматэ аслэсьтыз йыркурзэ. Эскером таџе мадёнэз: «Одћг пол ми маминым мынћм губияны. Мон пичи на вал, 4–5 арес гинэ. Таре ветлћськом-ветлћсь

ком ялан одћг интытћ, маминэ татын нюкез ќй вал кадь шуэ, кузёлы но вазиське, лэзь милемды. Айда дћсьмес мыддорин берыктом, ведь потћм ява. Скал возьмасьлэсь кыдёкын ик ќвќл шуыса. Вань сыџе интыос али но шуо». Кызьы вера И.К. Криничная, нюлэскузё адямиез суран понна туж пќртэм амал кутыны быгатэ. Со быгатэ писпу, кудћз тодмет выллем кутћське пќрмыны яке сюресъёсты сураны. Нюлэскузё нюлэскын кузёяськыны гинэ быгатэ цивилизациен пумиське ке (кылсярысь, выжен) солэн кужымез быре. Та мадёнын тодмотэм интые шедем сярысь вераське. Нюлэсмуртлэн аслаз дуннеез вань. Со милям дуннемылэсь висъяське. Адями йыроме ке, со ассэ кыдёкын, тодмотэм интыын малпа. Нош со дыре, тупатэм магической ужъёсты лэсьтыса, шќдэ скал возьман интылэсь кызь метрын гинэ шуыса. Скалъёслэсь куаразэс, гырлыоссэс кылыны кутске. Нюлэсмуртлы пумит луон понна пќртэм амал куто. Соос пќлын Инмарлэсь нимзэ тодэ ваён, дћсез мыддорин берыктон но мукет. Куд-ог дыръя нюлэсмурт ышыкуз, туж зол серекъяны кутске. Малпан кылдэ, озьы нюлэсмурт аслэсьтыз та дуннеын улэмзэ йылпумъя шуыса, малы ке шуоно сопал дуннеын уг серекъяло. Озьыен, Александрово гуртын тќдьы адями сярысь но нюлэскузё сярысь мадёнъёс куд-ог дыръя огкадь гож нулло. Та учыр туж шер пумиське. Џемысь нюлэскузёос йыромыто но кышкато, нош тќдьы адями кайгу вайись луэ. Пусйыны кулэ на, котькуд сопал дуннеысь макеен пумиськон, уродэн усе.

Кышкатћсь интыос но вумуртъёс сярысь мадёнъёс Со сяна, Александрово гуртын кышкатћсь интыос сярысь мадёнъёс вќлмемын. Со война ортчем бервыл, пинал куштэм интыос, интыос, кытын адямиез ултћяса, курадњытыса виизы. Таџе интыосын бќрдэм, вузэм, кесяськем куара яке кыџе ке но тодмотэм куашетон кылћське. Александрово гуртэз Граждан ож палэнтћ ќз ортчы, татын тќдьыослэн эскериськон

143

(наблюдательной) пунктсы вал. Нош котыр гуртъёсын лек ожъёс ортчизы. Трос адямиос бырыны шедьылћзы. Одћгез сыџе ож бервыл интыын вузэм куара но кыџе ке но тодмотэм куараос кылћсько. Кылсярысь: «Бертћсько вал огпол великен шудэмысь мукет гуртысь. Эшъёслэсь кыли но огнам бертоно луи. Бертон сюресэ мынам ортче вал интытћ, кытын пќртмаськисез вань шуыса верасько вал. Таре мон только вуи со пќртмаськись инты доры, тќл љутскиз, шуланы кутскиз, кыџе ке но тодмотэм куараос кылћськыны кутскизы. Мон, пыдъёсме шќдтэк, педальёсме бергатћсько ук, бергатћсько ук. Ќй но шќды, кызьы гуртэ вуи» – вераз Ворончихин Валерий Аркадьевич. Та учыр меџак со интыын вал, кытын война вылтћ туж кышкыт ож ортчиз. Трос вир кисьтэмын вал соку, трос курадњонъёс адњиз та музъем, соин ик та интыын сыџе сэрек. Александрово гурт котырын вань кык инты, кытчы пиналъёсты куяллязы. Азьло аръёсы аборт лэсьтыны уг быгато на вал, соин ик та ужъёсын пересь кышномуртъёс вырылћзы. Пиналъёсты, кудъёссэ кулэ ќз карылэ, куяллязы. Со интыосын пинал бќрдэм куара но кесяськем кылћське. Кылсярысь: «Дырпа фермае мынонниын кылћське, пе, пинал бќрдэм куара. Отын, пе, куштэмын шуо пинал», – вера Ворончихина Генриетта Валерьяновна. Токма шорысь вием пиналлэн лулыз буйгатскыны уг быгаты, соин ик ачиз сярысь тодэ вайытэ. Вумуртэн пумиськон сярысь мадёнъёс џем ик уг пумисько. Ми малпаськом, со Александрово гуртын бадњым шуръёс ќвќлэн герњаськемын. Со муген ик вумуртэн пумиськонъёслэн кыџе ке асьсэлы гинэ кельшись огкадь гожзы ќвќл. Соос огкадесь уг луо. Кыксэ та мадёнъёс пќлысь эскероме. Нырысетћзэ вераз Тихонова Римма Степановна: «Одћг пол дедуше мынэм шур дуре чорыганы, таре чорыгасько ни, пе, ву ог метр љужда љутскиз, тулыс ву кошкон дыръя кадь, шуэ, вуысь адњиськиз вумурт кадь адями, собере берен лэзькиз. Кышкаменым љог гинэ гуртэ бэртћ, шуэ. Вумурт ик, дыр, вал шуэ со, кузь йырсиё, адями тусъем». Мукетсэ мадиз

Никитина Серафима Александровна: «Огпол бабае васьки, пе, шур дуре мисьтаськыны. Вань отын ик сыръясь интыез. Со сыръясь палась кылћськиз куара, учкисько но адями вож љуй кадь дћсен. Киоссэ азьлань карыса, пе, дораз ќте. Вумурт, дыр, со вал, шуэ». Та мадёнъёсын нокудзы но вумуртэз адњисьёс пќлысь уг быгат вераны, вумуртэн-а соослы пумиськиз яке кыџе ке мукет лултэм маке. Калык мадёнъёсын вумурт џемысь вож кузь йырсиё но вож тушо луэ, котьку вуэн герњаське. Соин ик ми вераны быгатћськом, та мадёнъёс земос вумуртэн пумиськон сярысь шуыса. Котькуд сопал дуннеысь лултэм маке сьќры определенный инкуазьын инты висъямын (нюлэсмуртлэн – нюлэс, коркакузёлэн корка но мукет). Вумуртъёс уло ву дурын, соос юн герњаськемын вуэн. Кышкатћсь интыос соин ик нимамын озьы, малы ке шуоно вир кисьтэм музъем вылын гинэ таџе выллем ишанъёс луыны быгато. Соос ваньзы туж аспќртэмлыкоесь.

Ватсанъёс 1. Вазен аборт ќз лэсьтылэ, бабушкаос лэсьтылћзы. Милям Тортымамы вал кыз. Осинья октос нимас кылиз, отчы куяллязы со пиналъёссэс. Отын пќртмаськылћз, кин отчы педло ветлылћз (туалетэ) пе, кутос кутылћз. Мон куатетћ классын дышетскисько вал. Синмам йыды потћз. Мамае монэ нуиз эмъяськись доры. Таре бертћськом ни матысь лудысь но кытын ке кин ке зол кесяське, маминэ шуэ, егитъёс, дыр, шудыны потћзы ни. Табере учкиськом но, нюлэс вылтћ адями лобаса кадь лыктэ, азь кышет вылтћ, пе, потоно сыџе дыръя. Потћм но берен берытским матысь лудэ, нош со лобаса, адями шунды љутсконлы пумит кошкиз. Џукна вазь мукет сюрес вылтћ бертћм Тортыме. Со бќрсьы ик дедушмылэн сузэрез кулћз. 2. Тазэ братэ мадиз вал. Соос куинь кузя мыно вылэм шудыны матысь лудэ, мыныкузы одћгез педло ветлыны кылем, пуксем но кыз пу вылаз ик, пе, някырске. Со нырысь малпам одћгез эшез Степан

озьы каре шуыса. Самой со интыын ик вылэм, кытчы пинал куяло вылэм. Со ќз пќртмаське. Соку соос куазь югаку гинэ гуртэ бертћллям. Кќня ке улыса, со ачиз кулэм, гудыри шуккыса. 3. Маминэ Уарсэме, пе, ветлћ, бертыкум сюрес вамен выжиз пиосмурт, синме кыни но со азям ик ышиз, берме учки, нокин ќвќл. Кќня ке улыса, братэз кулэм. Бќрысь тодаз лыктэм, бен со, пе, вал братэ кадь ик. 4. Маминэ сузэреныз мынћллям губияны. Сарва куянни пала. Сарва куянни, со кулэм шќез миськем сарваоссэс куян инты. Табере маминэ йыромем, љужыт пужымъёс сыло, пе, сузэрез сое отысь мукет интые поттэм ни. Дћсьмес, пе, берыктћм но потћм. 5. Тазэ братэ адњем. Пыри, пе, шудэмысь, табере кин ке лампаез љуатны мынћз, витько ни, пе, кин љуатоз, нокин љуатћсь ќвќл. Џукна юам, кин султылћз шуыса, нокин но ќвќл султылэм. Тћнь озьы ишан адњем. Арня пала улыса, дедушмы кулћз. 6. Одћг пол ми мамиеным мынћм губияны, мон пичи на вал, 4–5 арес гинэ. Таре ветлћськомветлћськом, ялан одћг интытћмы, маминэ татын нюкез ќй вал кадь шуэ, кузёлы но вазиське, лэзь милемды. Айда дћсьмес мыддорин берыктом, ведь потћм ява. Вань сыџе интыос али но шуо. Миронова Людмила Васильевна, вордћськиз 1941-тћ арын Тортым гуртын. 7. Келевыр гурт али ќвќл. Отын, пе, ныл адскылэ, шуо. Одћг пол мынам сузэре бертэ вылэм Кезысь. Таре мынћсько ни, пе, ульчаетћ, куштћськем корка косяктћ адске ныл, ас понназ маке вераське но мон солэсь вераськемзэ уг кылћськы. Мон кышкаменым, дыбыр пегњи. Арня но ќз ортчы, братэ кулћз. Токма шорысь со уг адскы, шуо. Зэм но, со, лэся. 8. Одћг пол, со гужем кадь вал, мынћськом маминым весь нюлэс пала учкыса, учкисько но тќдь-тќдь адями пыриз нюлэскы, синме кыни но, ќй ни адњы, со адямиез, џош мынћсь адямиослэсь юасько, нош соос нокинэ ќм адње, шуо. Џуказеяз ивор вуиз, дядяйзы кулэм шуыса.

144

Никитина Людмила Григорьевна, вордћськиз 1920-тћ арын Александровоын. 9. Со вал љытазе. Кќлыны выдон азяз косякез пытцаны кутски шторазэ. Таре косяк стекло дорын ик тќдьы адями шляпаен адске, выльысь усьтћ, нокин ќвќл. Семьялы верасько но соос уг оско. Џуказеяз сузэре тубе, папамы, пе, кулэм. Ашихмина Татьяна Пименовна, вордћськиз 1950-тћ арын Дырпа Шурын. 10. Со вал картэ кулон азьпалан, со мынам ошкиз. Нуназе нылы адњем кин ке, пе, пыриз кенсы, ачиз быдэс сьќд дћсен. Кин пыриз шуыса тубем со кенсы, нокин, пе, ќвќл. Џуказеяз табере мон адњисько сыџегес ик адямиез потэ кенсысь, вазьылћсько, со мон шоры уг вазьыл, сьќраз мыныны кутски но ышиз. Пиналъёсме ќтьыса тубим кенсы. Валес вэс пуртамын, шобретъёс берыкъямын. Арня но ќз ортчы, мужике кулћз. Белослудцева Ангелина Вессарионовна, вордћськиз 1954-тћ арын Новый-Пажман гуртын. 11. Сутэраны азьло нюлэскы ветло вал. Али сое бакчаын будэто ни. Сутэраськом ми, посудаме тырмытћ, пукси нюк дуре но витько мамаме, таре нюк дуртћ тќдь-тќдь адями, љужыт, кузь тушен, шляпаен, мон кышкаменым, кесяськыны кутски. Со кыз сьќры ватскиз, нош кыз зќк но ќй вал кадь, сьќрысьтыз ќз ни адскы. Тросэз адњылэмъёс сое Без эгыс но шуо. 12. Со вал гужем турнан дыръя, вулы мынћ ошмес доры. Ву омыртћ, таре маке бульыр-бульыр вазьыны кутскиз, вуэз љутскиз кадь но отысь адями адњиськиз, кыџе шуыны уг тодкы, но вуэз пож луиз, мон кышкаменым, љоггес кошкисько отысь. Ма, турнамысь бертћськом но пересь бабушмы, нэнэмы кулэм. Тихонова Римма Степановна, вордћськиз 1942-тћ арын Дэбес районын. Александровоын улэ 1964-тћ арысен. 13. Одћг пол дедуше мынэм шур дуре чорыганы, таре чорыгасько ни, пе, ву ог метра пала љужда љутскиз, тулыс ву кошкон дыръя кадь, шуэ, вуысь адњиськиз вумурт кадь адями, собере берен лэзькиз. Кышкаменым љог гинэ гуртэ бэртћ, шуэ. Вумурт ик, дыр, вал шуэ со, кузь йырсиё, адями тусъем.

14. Одћг пол живот черетско, пе, братэ. Гидэ пыри но, кормушка вылын пуке, пе, кулэм кышноез. Кќня ке улыса, ачиз кулћз. Аслыз усиз ишанэз. 15. Кылем арын кулћз бускельмы, артысь вал коркаосмы. Кулон азь палаз вералляз, уйин лыкто, пе, олокинъёс дорам, огпол кеськи но шуэ cоос шоры, уг вазё, султћ, нокин ќвќл, утчаськисько, тыл но љуатћ, шуэ, нокин но ќвќл. Аслыз ик луиз со адњемез. Арня но, дыр, ќз ортчы, со бќрсьы кулћз. Никитина Серафима Александровна, вордћськиз 1946-тћ арын Ковалёво гуртын. Александровоын 1969-тћ арысен улэ. 16. Толалтэ пу понна мынћз картэ нюлэскы. Коръёсме, пе, думи ни трактор борды но пот шуыса вырњи, таре уг вуиськы нюлэс пуме, весь одћг интыям котыръяськисько. Токма шорысь тракторе дугдћз, трактор азям адями адњиськиз но шуэ, пе: «Э, пие, пие». Шорам серектћз, гномикъёс кадь шуэ, нош ачиз љужыт тушо. Выльысь тракторме заводьтћ но бертћ, сюрес но отын ик вылэм, шуэ. Соберегес ик Клавди бабамы кулћз. 17. Огпол бабае адњи шуэ бускельзэ, мугорыз, пе, ньыль сэрго, нош чиньыосыз спичка кадесь, пе, вал. Васильева Галина Рафаиловна, вордћськиз 1960-тћ арын Ковалёво гуртын. 18. Дырпа фермае мынонниын кылћське, пе, пинал бќрдэм куара. Отын, пе, куштэмын шуо пинал. 19. Огпол мынћ мунчое, бер ни вал, таре тазъёсме кин ке донге, собере тазъёсы усьылћзы пол вылэ. Мунчо кузё, дыр, вал со. Ассэ ќй адњы. 20. Огпол бабае васьки, пе, шур дуре мисьтаськыны. Вань отын ик сыръясь интыез. Со сыръясь палась кылћськиз куара, учкисько но, адями вож љуй кадь дћсен. Киоссэ азьлань карыса, пе, дораз ќте. Вумурт, дыр, со вал, шуэ. Ворончихина Генриетта Валерьяновна, вордћськиз 1960-тћ арын Дырпа гуртын. 21. Пызеп шур дурын но кылћське, пе, пинал бќрдэм куара, котькуд четверге. Огпол со вылэм тулыс ву кошкон дыръягес, берто вылэм валэн дќдьыен, валзы кышкатскем но

пыртэм соосты шур вылэ, кошкись вуэ. Соку соос ванньзы, пе, быризы, выйизы. Тћни со дырысен кылћське пинал бќрдэм куара. 22. Кыллисько валес вылын, таре дортћм ик бабуш донгиськыса ик ортчиз, учкисько но Зина бабуш,

кошкиськем, шайвыл пала. Таре малы ке синмы шайвыл нюлэс пала йќтћз. Учкисько но тќдьы дћськутэн адямиез адњи. Мон малпай, кин ке тожо пэшникаса ветлэ шуыса. Таре синме лэзи, нош ик учкисько но, нокинэз ќвќл.

нош со кулэмын вал соку гинэ, гур котыртћ котырскиз но потћз, кошкиз. Ма, со адњем ишанэ картэ вылэ усиз. Ворончихина Фаина Серафимовна, вордћськиз 1936-тћ арын Ковалёво гуртын, кулћз 2006-тћ арын. 23. Тазэ эше мадиз. Машинаен, пе, ворттылком вал. Кык кузя гинэ. Куазь пеймыт ни вал, пе, только шунды пуксиз вал, пе. Эшезлэн туалетэ ветлэмез потћз, пе. Соос дугдћллям, тамак одћгез кыскыны кутскем, таре кылћське, пе, нюлэскын вал гырдаллям куара но гырлы жингыртэм кылћське. Со куараос пумен-пумен матынгес кылћськын кутскизы. Соос, пе, ури-бери машинае пуксьыса, отысь кошкиллям. Со учыр Танай палан, пе, вал. Валъёс отын уг уло, матын гуртъёс ќвќл. Гурт калыкъёс палэнско со интылэсь малы ке. 24. Пэшникан мынћ. Татчы, матэ, бакча беръёсы гинэ ветло, пќй, но љогак окто но кошко. Собере маке ќй шедьты но кыдёкегес

Тихонова Венера Ивановна, вордћськиз 1989-тћ арын Александрово гуртын, дышетскись. 25. Бертћсько вал огпол великен шудэмысь мукет гуртысь. Эшъёсылэсь кыли но огнам бертоно луиз. Бертон сюресэ мынам ортче вал интытћ, кытын пќртмаськисез вань шуыса верасько вал. Таре мон только вуи со пќртмаськись инты доры, тќл љутскиз, шуланы кутскиз, кыџе ке но тодмотэм куараос кылћськыны кутскизы. Мон, пыдъёсме шќдтэк, педальёсмэ бергатко ук, бергатко ук. Ќй но шќды, кызьы гуртэ вуи. Ворончихин Валерий Аркадьевич, вордћськиз 1962-тћ арын Ворончихино гуртын. Александрово гуртын улэ 1979-тћ арысен. Котькуд музъем вылын улћсь калыкъёслэн сямъёссы но йылолъёссы туж аспќртэмлыкоесь. Котькыџе мед луоз соослэн осконзы (христианство, ислам, буддизм яке мукет), со осконэн артэ ик сопал дуннеысь лултэм макеослы оскон улэ на.

145

Е.А. Тукаева, Карамас-Пельга гурт, Кияса ёрос

Удмурт калыклэн етћнэз кутсан амалъёсыз Верало, кызьы етћнлэсь дћськут лэсьтћськом вал. Ю-тысь сямен ик, етћн но њеч дасям музъемез, шунытэз но зорез яратэ. Сћзьыл кыедаса дасям муэз, тулыс вуыку, валэн гырим-усыям, киын кизим. Выль ожо кесям муэ етћн кизим. Сыџе интыын етћн удалтэ вал. Нош ку кизим етћнэз? Куазь шуныт луэм бере. Калык веран вань: «...гольык берпалыд, музъем вылэ пуксьыса ќз кынмы ке, етћн кизён дыр вуиз». Вазь-а, бер-а киземез удалтоз, калык купанча сяськаез учкыса валалляз. Вазь љужам купанча сяськаос љужытэсь ке, иське, вазь кизем етћн кузь будоз, соин вазьгес тыршылћзы кизьыны. Купанча сяська лапег ке, етћн но туэ уз удалты – шуылћзы, бергес, дыртытэкгес кизьылћзы. Кизем етћн потэм бере жуг-жаг турынзэ уризы. Сяськаяськон вакытэз ортчем бере кидыслэн йырыз быгыльске, соку ини «шыпконзэ» ишкылћм. Кудог аре туж трос «шыпконэз» луылћз (етћн солэсь уг пќрмы ни). Гужем ужаку, нонћсь нылпиез сьќрамы нуллћм, зыбкаез, льќмпуэ ошыса, бадњымъёсызгес нылпиос ветталлязы. Етћн йыръёс џужектэм бере етћнаны кутскылћм. Пичи киосынымы ньыль кырым ишкеммес кечат-вамат керттылћм. Керттылэм аньыосмес, будэм ин-

тыяз чурен-чурен, ваче пыкъяса, му вылэ куасьтыны пуктылћм. Етћн аньыос куасьмем бере тышкан дыр вуэ. Вќлдэм ын вылэ, вакчи зќк пул поныса, вылаз аньымес интыяса, нушыен тышкаллямы. Етћн тышкан дорын пичи уробоын, нош ик пичи нылпи пукиз. Сое бадњымезгес утьылћз. Утиськонъяз анаезлы юрттэмъяськиз – аньы тышканы сётъяз, тышкамзэ утялтылћз. Нушы кутыса, аслаз но тышкамез потылћз – анаез ќз лэзьылы. Киосыд нылы пичиесь на, будћзы ке, ваньзэ ужаса вуод ай, шуылћз. Нылпилэсь ужаны дышемзэ но кутскемзэ шќдыны ик уг лу вал. Џошатскыса ужамы, кин кќня аньы тышкалоз. Кидыссэ, тќло дыръя, ын вылын ик, тќл шорын, тќлњытъям. Таза-чеберзэ, тулыс кизьыны кидыслы шуыса, ни-

маз каримы. Тышкам аньыосмес тыатон понна кабанэ вќлдэтозь люкамы, медаз котмы шуыса яке возь ожо вылэ вќлдылћм. Етћнэз вќлдыны но чакласа кулэ ай – йылзэ уй пала, дћньзэ лымшор пала вќлдоно. Йырмульыэсь шуо вал, йылзэ лымшор пала вќлдћськод ке. Тыамзэ чакласа улћм. Вакытсэ шедьтыса љутћськод ке, мертчанэз њеч но трос луоз, вазьгес ке – пышиесь. Љутон дырыз ортчыку, сэстыку улыз чигыса усе вал, кылемез кужлы гинэ яралляз. Етћнлэсь тыаса вуэмзэ валан понна, 3–4 нюжазэ басьтыса, киын сэстыса эскерим. Тыам етћнэз сюрлоен конгыръяса љутылћм, собере куасьтыны пуктылћм. Куасьмем бераз медам тугаськы, сэстытозь медаз котмы

Тыатыны вќлдэм етћнэз љутћськом. Паллянысен: Мазитова З.А., шораз: Тукаева Е.А., бур паласен: Тукаева М.А..

146

ны ветлћз. Со пересь ни вал, котькыџе куазен ветлћз. Куазь кезьыт, буран дыръя шуба сирессэ љуткаса вуоз вал. Корка пырыса, фу-у, туннэ буран шуылћз, воротниксэ лэзьыса, лымызэ сузялляз, тушсэ маялляз. Оломар сярысь но атаеным вераськыса пукизы, азьло кылэм-адњемзэс мадизы. Кызьы ужазы, кыџе аре нянь туж удалтћз, ку ќз удалты – соку, пе, пот ар вал. Кызьы пинал дыръязы шудћзы, кышно басьтћзы. Атае вераз, Илья Бубякин эшезлы, Огре егит нылэз лушкаса, кышнолы ваемзы сярысь. Пќртмаськемзэс но вератэк ќз кельтэ. Черсћм, верасьЕтћн тышкаськон. Паллянысен: Гаврилова Е.Н., шораз: Артанова З.А, бур паласен: Тукаева Е.А. кемзэс кылзыса, атае кут куталляз, пичи нылпиос изён интыязы, сэндраын, ымзэс ик усьтыса кыматэмез потылћз. Быгатэмзыя, вашуыса, етћнлэсь ик думет лэсьлзћзы. Кылзћськон сяменызы ик ньзы умой ужаны тыршизы. Алама тыса, культое керттылыса, лапас умме но усё вал. ужаз ке, кайта сое уз ќте ни ук. улэ кќс азе интыяллямы. Бусыын Быдэ вуэм берам мон нимаз Собере, ачиз но кинэ дћсьтоз на ужъёс бырем бере етћнэз сэстыулыны кутски, аслам семьяе кылќтьыны? ны сюлмаським ини. Бер сэстыку, дћз. Апайёсыным ог-огмылэсь Согъяку-шуккыку, етћнмы согъянэз кезьыт куазен быдэстокыдёкын ќм улэ, пукыны ветлћм. њечлыкезъя ньыль пумо луылћз. но луылћз. Согъяку ки кынмылћз, Огпол љыт, кутбинетме, кубо-сюрТужгес но аламазэ «шуккем-усем», пќзьёсын нош уг пќрмы вал. ломе кутыса, апайёсы доры пу«йыпкут», «шоркуж», «мертчан» Етћнмес, сьќд мунчоын куаськыны мынћ. Мынон сяменым шор шуим – сое пичи муртлы черсыны тыса сэстылћм. Вылће, вќлдэт апайме сьќрам чортћ, со но черсётъямы. улэ, кечат-вамат инъям сюрыос сонзэ кутћз. Бадњымез но, пичиез Тани етћнмы сэстэмын, шуквылэ тырим, кќня тэре. Мунчоез но апае дась ни вылћллям черсыкемын, согъямын – черсыны дась. џук но љыт эстыса, етћнмес куасьны пуксьыны, пыдйыл ужзэс быдКотькудћз, пересез но, пиналэз тћм. Куасьтыны но валаса тыроно тћллям ни вылэм. Бадњымез апае но, ас сяменыз черсћз. Пичи нывал ай: зќк вќлдћд ке – кот кылёз, мертчанзэ сюморияз керттыса лъёсыз но дышетылћм. Кин но со векчи но медаз лу – љог куасьмоз, черсыны кутскиз: «Остэ Инмаре, черсон веме но каре вал. сэстыкуд пырдыса куашкалоз. Кыпуны кизятозь, кийылэ мед тырТуж сюлмаськыса черсћм, калемез кужлы гинэ тупалляз. моз, куиньмойскын љогтэме мед лыкен џош куиськон борды мед Быдэс мунчо етћнэз сэстыны тырмоз, ез кадь тэгыз мед луоз» басьтћськом шуыса. Эшшо соиз огнад уд вормы уг, соин, ог-огкылъёс шуыса. Котьку но, черсмы но вал али: бер тулыс уг луы ни ву мес ќтчаса, дэмен ужамы. Огез буш дыръя, ужаны пуксьыкумы, талюкмес дурын миськыны, ву будэ. куасьтэ ке, мукетыз доры сэстыны зьы шуылћм. Но ми черсэм шортмес нюк пыдэмынћськом вал. Согъян-шукконэз Пичи нылэз черсыны дышетћм, стћ кошкись шунам лымы вуын но но дэмен ик быдэстылћм. Тќл йќ«шуккем-усем» сётыса. Ќд черсы миськылћм. тонтэм интые, лапас улын, пуклёос ке, азьыд но, берыд но кыре кыТол џоже одћг кушномурт одћг вылэ пулъёс тырыса, котыр пуклёз шуылћм (пересьёс озьы шуо пуд (16 кг) тыр кизем тысьысь бусьыса, вожмаськыса шукким-согъвылэм). Тыршыны ќз валалля ай, дэтэм етћнэз черсыса но куыса ям. Согъям мертчанмес нимаз тысюмориысьтыз кудзэ гинэ чаляк быдтэ, пе, вал. рим. Куд-огезлэн кутогес кыльыку, быдтэмез потылћз. Черс бергаСћзьыл но тол кузь љытъёсы, сыџеосыныз уггес пот вал огазе ку, пичи небыт чиньы йылъёсаз туж кема черсыса пукылћм. Ми тырем. Чебер согъясьлэн, таиз пыши мертчиськылћз. Адњымтэ доры љытазе атаелэн агаез пукымынам ужаме шуыса, кузёлы возь-

147

дыръя, кудзэ, сюмориысьтыз ишкаса, укно янак пуме но донгаз. Пичи муртлэн бугорез но ышылћз. Мон сое исай: куака аслыз кар лэсьтыны лушкам, дыр, шуи. Со куспын бугорзэ шедьтћз но шуиз: тани, куака нуымтэ (пичи муртлэн шортэз чебер уг пќрмы, тур-пар луэ). Бугор вылаз черсысьтыз али черсэм шортсэ биньылћз, бугорез бадњымгес пќрмылћз – табере куака уз вормы ни нуыны шуи. Пичи нылэз тазьы но исам: уйлы бугордэ укно йырйылэ пон, куака сое нуоз, интыяз буртчин лента кельтоз. Туннэ понна тырмоз, пќй, изь ни шуылћм, нуналлы быдэ «курег йыр» быдња черсћд ке. Егит ныллэсь черсыса акыльтэмзэ шќдыса юай: «Та ныллы бќдёно кќй сюрем, кќт пушкад кќйыз вал шат?» Черсон сяменыз пал пыдыныз кќкыез ветталляз. Вашкала дыръя чаг тылын пукылћллям. Чагез пичиос кутыса возё вылэм. Огпол ойдолэ пырыса черсом шуи. Вожмаськыса черсон понна Лискаос дорысен кутскоме (соос угось урам пумын уло). Одћг нюжазэ огез дорын черсћм, кыкетћзэ – мукет коркан. Мон, Левук Катяос дорын черсыкум, апае шуэ: «Отчы вуид ни шат, мон Земайёс доры ай пырисько, вазисько.» Тћни озьы, коркась корка ветлыса, вожмаськыса черсћм, быдэс урамез пыр потытозь, кийылмылэсь тырмемзэ ик ум шќдћське вал. Кийылмы тырмыку, кин бугор биниз, кин љогтонпудэ љогтћз. Огмес-огмы исам-серекъям, тужгес но егит нылъёсты: «Черс бордад бинем шортэд йылаз луэ ке, тон гуртамы ик, матэ бызёд, нош шортэд выжыяз бинемын ке, кыдёке кошконо луод. Кечат-вамат ке бинемын – семья куспыд аляк луоз, кийылыз токолёк ке луэ – кќто луод, мирошка ваёд, шуиськом вал.» Эшшо пересьёс сюмори каллэн вылтћз черсыны уг яра, картэдлэн анаеныз йырсияськод шуылћзы.

(умъя пиос – со кќлэм потон ум), изёно ни иське. Тулыспал эшшо но дыртысагес черсћським. Њазег пузан вакытэ ми но чупырскиськом. Дышем сяменымы бер љытозь пуким. Куддыръя, џукна султыкумы, югдыны кутске ни ке – ми туннэ кема изиськеммы, «куака тылын» султћм шуылћм. Соку уй тулыс пала вакчия ни угось. Черсонмес быдтэм бере черсэз миськоно. Гурез лябгес эстыса, љогтэмъёссэ пень вуэн вышкые тырылћм. Вылыз сутсконтэм вылысь, пень вуэн ик коттыса, куэм њустариен шобыръямы но гуре пуктылћмы. Гур ымез заслонкаен ворсаса, џукнаозь возимы. Џуказеяз, калыкез ќтчаса, шорт миськимы. Љогтэмез шурын кык кузя, ваче кутыса, шуккылыса сэзъямы – огез нушыен тышказ, ведраен ву вылтћз киськаз, пенез љоггес мед гылтћськоз шуыса.

Бер љытозь пукыса, изем но потыны кутскылћз. Огез вушйыку, мукетыз шуэ вал: «Ымдэ бадњым эн усья, куака пыроз.» Нош кыкетћез вушйыку, уске дырмы вуиз. Куинетћез вушйыку, милям капкамы усьяське ни, шуылћм. Ньылетћез вушъем бере умъя пиос лыктћзы

Пичи муртлэсь нырысетћ љогтэмзэ миськыку, «чалтым» кароно. Сое но љогтэм миськон доры нуылћм. Пыдзэ љутыса, пичи ву люкмесэ ветталлям, анаез солэн, кќмеч пыжыса, сорокушкаен вина вае вал. Љогтэм-шорт миськон дортћ егит-а, пересь-а пиосмурт

раосыз вышкыын пеньвуаса, ожо вылэ вќлдылћм. Нуналаз кќня пол куасьме, сомында пол ик коттыса вќлдылоно. Вышкые но, кулэсмем интыяз, ву тырыны вунэтоно ќвќл. Льќмпу сяськаяськемлэсь азьло мед гужалоз шуылћзы. Сяськаез дыръя уг гужа ни, пе. Гужамез бере, тќдьы луытозь, шурын чылк-чылк миськылћм, куасьтћм, катокен погыльтылћм. Собере со дэраослэсь ужан айшет, мешок, бинялтон, ю-тысь куасьтон ын вурылћм. Мертчан дэра џушкон, чалма, шортдэрем, љќккышет, кќлан ын вуронлы мынћз. Гужем, кут трос дыръя, ын улын кќланы туж умой – нылпиез изьыкуз уг куртчыло. Куазь салкым дыръя но ын улын шуныт вал изьыны. Умой вал на тани ма ласянь но: азьло кен варматайлы гольык пыдзэ но, гольык йырзэ но медаз адњыты вылэм. Соин ик кенлы но умой вал ын улын кќланы. Гершыд праздникозь вань куиськонмес йылпумъяллямы. Буяса куонозэ куимы. Шортъёсыз турлы буямы, ужанозэ нош, ќжыт буёл кутыса. Вошъян дћсьмес чебергес карыны тыршылћм. Куать турлы шортэн дасякумы, куать сусоен шуиськом вал. Пужы ог-огмылэсь учкылћм, кинлы кыџеез кельше. Воштылћм, мукет-

Етћн тышкаськон. Паллянысен: Гаврилова Е.Н., шораз: Артанова З.А, бур паласен: Тукаева Е.А., соослэн сьќразы: пичи уробоын пичи нылпи изе.

148

Тукаева Екатерина Алексеевна: Одой кырсиелэн кубоеныз черсћсько.

ортчыны тупа, йыбырттыны ќтьылћм. Йыбырттэмез бере кќмеч но сюмыкен вина пичиен веръяллям: «Остэ Инмаре, пичи нылы черсыны сюлмо мед луоз» шуыса. Миськем шортэз куасьтыса, берыге поныса, турбичое биньылћм. Сооссэ, кудзэ буяно ќвќл. Берыгез кык кузя, ваче кутыса шукким, љогтэмез, куасьмыса огазе комокаськемез мед сэрттћськоз шуыса. Берыг пумысь џогъёсыз «поркышноос» шуылћм. Со чигем пуџлэсь лэсьтэмын. Пичи нылпиосыз, шорт биньыкумы, берыг котыртћ ветлонлэсь алћм, «поркышно» лексёз шуим (берыг зол берга уго). Пу турбичолэн ас бордаз ик пасё пулэз вал. Шортмес кур турбичое пасё пулъёс тырыса биним. Собере пунћмы, корка борды пу џогъёс шуккыса лыдъямы, кудћз шорт кќня бордлы тырмоз шуыса. Вань куэммес чотано ке, котькуд тулыс 40 борд яке солэсь но ятыр луылћз (огез борд одћг корка кузьда луэ вал). Нырысь ик кужъёссэ куимы, солэн тузонэз трос. Собере, корка миськем бере, дэремъёслы я марлы куимы. Вазь куыса вуттыкумы, юж вылэ гужатыны вќлдылћм. Нырысь ик, гужатыны вќлдыку, дэ-

гес но карылћм. Турлы шортэз, чаг вылэ биньыса, пужы кылдытъям. Куэм алачамес, шурын кырсьсэ гылтыса, куасьмемез бере, катокен погыллям. Погыльтэм бере, алачаез куасалтыса, кык кузя ваче султыса кыскаллям – дурыз но, шорыз но огкадь мед луон вылысь. Озьыен, алача вурыны дась. Вуриськыны етћн мертчанэз ик кутћм. Семьяысь тужгес устоез сћньыс черсћз. Тќдьы дэралы тќдьы сћньыс, буяса куэм алачалы сћньысмес лыз буямы. Гужем, зор-кот дыръя, бусы ужъёсы потаны луымтэ дыръя вуриським киын яке вуриськон кубоен. Сћзьыл кутсаськыны, етћн љутыны, выль вурем дэрем-айшетэн ветлћмы. Тћни, быдэс ар озьы, арлэсь но кема ужаса-тыршыса, етћнлэсь лэсьтэм дћськут вылад-пыдад вуылћз. Арня љытъёсы но оскон праздникъёсы гинэ чильпаським-пужыятским, огшоры љытъёсы черсылћм. Нош нылмуртлы кќня чильпаськыны-пужъятћськыны кулэ луылћз. Бызён йыркерттэтэз гинэ но пужыяно вал, вуоно картэдлы тамак калта пужыяно, ныркышет но. Кќня чалма, џушкон пужыятоно, чалма туг но, џушкон пум но керттоно-чильпано вал. Нылмурт оброс азь џушкон чильпалляз. Сыџе курон вал: бызёно ныллэн, оброс азь џушконэз кык-куинь медло. Пизылы кышно вайыку, выль кензылэсь дћськутсэ сюрые, корка котырак ошылћзы. Выль кенакез адњыны, выль кенлэсь дћськутсэ учкыны лыктыку, выжы-кумъёс, бќлякъёс сяна, пичиез но бадњымез но, ваньзы вуылћзы. Лыктэм егит нылъёс пичи нылъёсын, выль кенлэсь, кќня ке нунал нуллыны кышетсэ курылћзы. Нуллэмзы бере кышетсэ берен вайыса сётъязы. Выль кенлэсь кышетсэ нуллэмзы малпаназы кемалы кыльылћз. Адњыны лыктэм муртъёс дћськутсэ лыдъязы, кќня валес пуйыэз, валес шобретэз, миндэр пуйыэз, кќня кышетэз, айшетэз, љќккышетэз, џушконэз, кќня куз куэм – пужъятэм чалмаез. Кќлан ынэз, куж ынэз вань меда, тодыны тыршизы. Со бордысь выль кенлы но, анаен-атаезлы но дунъет сётэ вал. Картэзлы бызись ныл паськыт вќсяськон кускерттон куиз. Катанчи бурлат шортлэсь куизы, љуткаса кечат висъёсын, турлы сћньысэн пужыятъязы. Катанчиез изён вадесазы, борддоре, ошыло вал. Ыж гон шортлэсь, пќртэм буёлэн буяса, гын (ковёр) куылћзы. Изён шобрет куизы. Гужемлы – етћнлэсь яке пышлэсь ньыль выретэн, кечато. Толалтэ шобыръяськыны – ыж гон шортлэсь, турлы буяса, кечато. Тќдьыен-сьќ-

149

дэн гинэ кечаса шобыр каро вал. Ыж гон шортлэсь, кырсьсэ поттытэк куизы. Куэмзэс, пќсь вуэ коттыса, выж вылын гольык пыдтыш-

кынызы кокаса лёгазы, гынмытон вылысь. Собере шурын миськизы. Бќрысь ни шобыр вурылћзы. Сукно кадь зќк луылћз,

Мынэсьтым та гожъямме егит лыдњись уз но вала, верамме син азяз пуктыны но уз быгаты. Малы ке шуоно татын вунэм но вуныны кутскем кылъёсыз трос. Таџе ужъёсыз но солэн ноку адњемез ќвќл бере, син азяз пуктыны но уз быгаты, дыр. 1990-тћ ар. Таизэ 1991-тћ арын, Финляндиысь тодосчи-этнографъёс вуылыкузы лыдњи.

Валэктонъёс

Черсћськон, 1955 ар. Паллянысен: Мазитова М.М., бур паласен: Мазитова Е.А..

Черсыса пукыкумы, тазьы кырњаллям: Та кырњанэз малы уд кырња, киын ужан уж ќвќл, Киын ужан уж ке лусал, уже љега шуысал. Уй но черсћ, нунал но черсћ, 12 кийыл тырмытћ, Уй но малпай, нунал но малпай, 12 арес дырысьтым. Етћн изьы пильыс тэбеё, кельше егит пиослы, Тќдьы кышет лемлет дуро, кельше егит нылъёслы. Шунды љужа бергаса но, лыз пилемез сэрттыса, Ми кырњаськом вераса-вераса, сюлэм кайгумес сэрттыса.

150

Бадњымез, Зоя апае, 5 аресказ черсэм ини. Атае, пичи гинэ кубосюмори лэсьтыса сётэм. Укно дуре, пе, пуксьыса черсћсько ни вал. Пыдъёсыз њус вылын. Мон, черсыны дышетскыкум, чылкак сыџе пичи ќй вал ни. Нырысетћ черсэм шортме миськыкузы, монэ но «чалтым» каризы. Соку шортмес вуко тыын миським. Монэ «чалтым» карон вылысь, љогтэмъёсмес миськем бере, анае вукое пыраса, Королёв Илья мельникез ќтиз. Илья агай њыгыртыса монэ љутћз но пыдъёсме ву люкмесэ ќжытак веттылћз, ас понназ маке лушкем вераса. Мон малпасько, тазьы, дыр, со шуиз: «Азьтэмдэ, висёндэ ву сьќры келясько». Собере, анаелэсь ваем кќмечсэ кияз кутыса, Инмарлы вќсяськиз. Малы, мон малпасько, Илья агай «азьтэмдэ но висёндэ ву сьќры келясько» шуыса вераз? Малы ке шуоно сыџе кылъёс, выль кенлы йыраз чалма изьыяку но, кыласа-бураса вераллязы. Выль кенлэсь йырси пунэтысьтыз лентазэ басьтыса, выль кенакез возьмась ныллы сёто вал. Угось кенлэн ныл дырыз быриз, табере со йырсизэ кышет улэ ватыса нуллыны кулэ. Йырси пунэтысьтыз лентазэ басьтэм беразы, таџе кылъёс вераса, чалма изьяллязы: «Куатаськонэд вань ке – кушты, акырњанэд вань ке – кушты, азьтэмед вань ке – кушты, висёнэд вань ке – кушты». Мунчо азьло шур дуре яке ошмеслы матэ пуктылћзы. Бадњым мунчо лэсьтылћзы. Отын кќня ке семья пыриз. Етћн но куасьтыны бадњым мунчое трос тэре вал. Сюрыосы сяна, лапча вылэ, њус вылэ,

выж вылэ но тырылћм. Сюрыысь сэстыны басьтэм бере, интыяз выж вылысьсэ љутылћм. Выль дћсь но черсыса-куыса дасям. Нылкышноос куэм зыбынэн ветлћзы, дэра шортлэсь но сьќд ыж гон шортлэсь куыса. Сое 2–4 выретэн куизы, сьќдэн-гордэн гожмаса. Ньыль выретэн куыкузы, олокызьы но бергатыса, выретэ писъяса, алачае чебер пужыос кылдылћзы. Саестэм дћсь вить выретэн куо вал, озьы но алачае чебер пужыос пуксьылћзы. Кезьытэн дукес нуллћм. Со ньыль выретэн сьќд ыж гон шортлэсь куэмын, кырсьсэ поттытэк. Куэм беразы алачаез пќсь вуэн пуртые коттыса гындо вал. Гынмытэм бере шурын миськылћзы. Куасьтыса кышноос куинь куско дукес вурылћзы. Гындытэм бере куэм вогыриез чик ќз адњиськы ни, сукно кадь луэ вал. Пиосмуртъёс но дћсь вурыса нуллћзы сое. Воргоронъёс дукес тулуп вурылћзы. Куазь кезьыт дыръя, валэн кузь сюрес вылэ потан понна, бадњым сиресэн. Пиосмуртъёс но, нылкышноос но куэм штан нуллћмы. Штан калмы черсэм шортлэсь вал. Нылкышноослы, йылпужлэсь яке шоркужлэсь штан куылћзы, лыз буяса: дэрем улысь уг адскы ук. Пиосмуртъёс мертчанлэсь чебер гожмо штан куылћзы. Тол кезьытэн нуллыны чалбар шуиськись штан вуро вал. Дэра шортэн, сьќд ыж гон шортэн, ньыль выретэн чалбар куылћзы. Пичи нылпиослы мертчан дэралэсь пыдэстэм штан вурылћзы. Воргоронъёс но, нылкышноос но, нылпиос но «удмурт кут» нуллћзы. Пиосмуртъёслы кутгозы сьќдэн-тќдьыен пунылћзы. Берло ни «бигер кут» нуллыны кутскизы. «Бигер кутлэн» кутгозыез, нинлэсь ик пуныса, бордаз луэ вал. «Њуч кутлэн» но нин кутгозыез бордаз. Гужем пиосмуртъёс тќдьы дэра бинялтонэн ветлћзы, пыдес дорозязы ик биньыса. Сћзьыл но тулыс, куазь салкымен, «поньток» бинялтон нуллћзы. Сое дэраен ыж гон шортлэсь ньыль выретэн куизы. Толалтэ пиосмуртъёс «ыштыр» бинялтонэн ветлћзы. Сое тазьы каро вал: тќдьы ыж гон шортэз, кырсьсэ поттытэк,

ньыль выретэн куизы, собере гындћзы. Бќрысь чылк-чылк шурын миськизы. Со зќк, шуныт, тќдьтќдь чебер луылћз. Ми ужан дыръя «сизьымо» кут нуллћм. Воштон кутмы «укмысо» вал, чебер. Ужаны кутгозы сьќдэнгордэн, 4-ен, 6-ен яке 8-ен пунћзы. Вошъян кутмылы кутгозы пулэн пунылћм, ыж гон шортэз турлы буяса, чебергес карылћм. Гужем етћн чулкаен, тќдьы бинялтонэн, кутэн ветлћм. Толалтэ ыж гон чулкаен, чулка вылэ ыж гон пыдвыл дћсяса. Милям азьвыл аръёсы, выль корка пуктэм бере, «пукон корка» карытэк улыны ќз пырылэ. Егитъёсыз арня пукыто вал. Нош кин дыртэ корка пырон карыны, соос куинь љыт ке но егитъёсыз «пукон корка» карыто вал. «Пукон корка» карытэк, выль корка уг яра улыны пырыны, шуылћзы азьло. Кыџе ураме пуктэмын со выль корка, со урамысь ик егит нылъёспиос љытазе лыкто вал. Корка кузёлэн егит џыжы-выжыосыз но пукыны ветлћзы, мукет урамын улћзы ке но. Куать љыт киуж ужаса пукизы. Егит пиос но ужаса пукиллям отын. Выль лэсьтэм кубо-сюморизэс пуртэн бышкаса пужъятћзы-чеберъязы, куиськон тћрлык лэсьтћзы. Выль корка кузёлэн пинал џыжы-выжыосыз отчы ик изьыны кыльылћзы, мукет куноос доразы бертылћзы. 6-тћ љытаз «шудон корка» каро вал. Со љытэ киужен ќз выре ни. Бер љытозь олокызьы но шудћзы. «Шудон коркаез» учкыны шуыса, мукет урамын улћсь егитъёс но вуылћзы. Шудэмзэс йылпумъям бере адњыны лыктэмъёс кошкылћзы. Корка изьыны кыльылћзы урамысьтызы егитъёс но корка кузёлэн матысь џыжы-выжыосыз. Отчы изьыны кылись нылъёс, зыретэн-табань пќраны, дорысьтызы пызь, вќй, йќл вайылћзы. Љыт нянь котћзы. Пиос, кќня ке изем беразы, табань пыжыны шуыса, кинлэсь ке пузэ лушкаса вайылћзы. (Огез но отын рос-прос ќз изьы, изем рад гинэ кариз). Џукна вазь ик, пеймытэн ай, гур эстћзы, табань пыжыса сиизы. Гур љуаку, табань сиись егитъёс отын

151

дыръя на, корка кузё семьяеныз вуылћз. Улыны нянь шумесэн лыкто вал. Дась эстэм гурын нянь пыжизы. «Шудон корка љыт» карыкузы, тазьы шудо вал: -

сќриськем телефон бакча емыш вал тырыса пќлы возьматыса краскаен чупаськыса вал вузаса бурлакен вќлдэт лыдњыса номер тырыса кузь мунё лэсьтыса алвылэ пуксьыса е ватыса сукыр такаен экто, кырњало...

Азьвыл аръёсы пиосмуртъёс, нылъёслы эркияськыса, кубо кузьмало вал. Одой кырсие мыным но, ныл дыръям, ачиз лэсьтыса, кубо кузьмаз. Со кузьыменым, кубо чук бичаса ветлћ, коркась корка пыраса. Котькуд коркан кубо бордам чук думылћзы. Пиосмуртъёс азвесь уксё шуккылћзы, њеч сћзён кылъёс вераса. Со шуккем уксёзы али но кубоям, кыкез вань на, усиллямтэ. Кубо кузьмамез понна Одой кырсиелы лавкаысь дэрем басьтыса кузьмай. Бызьыкум со кубоме сьќрам кутћ. Туннэ ке но соин черсћсько. Одой кырсие кубо бордаз тазьы гожтыса кельтћз: «1958 г. Подарок от Прохорова Евдокима Мазитовой Кате».

Калык кылбуретысь

ÊÀËÛк кÛÐÇÀÍÚ¨Ñ Из но, му но пилиське но, Адямилы чидано... Сьќд-сьќд пилемъёс но Васько, васько Кам кузя... Гужем ортчиз, сћзьыл вуиз, Туриос но кошкизы. Ой, мемие, ой, дядие, Ми но озьы ик кошком.

Узыё но борыё Боры но гурезед. Сое но бичаны Ныл нуныед медло вал Лыз-пурысь ужпиед. Сирпу букоед. Сое но кыткыны Пи нуныед медло вал. Гурезь но улын Чылкыт ошмесэд. Вузэ но вайыны Одћг кенэд медло вал. Зарниен но азвесен Мар-о бен карод? Со интые мед луоз Вордэм нылпиед.

Каллен гинэ лёгиськисько, Сяська медаз чиг шуыса. Каллен гинэ малпаськисько, Сюлмы медаз чиг шуыса. Кызьпу вуэз тћ уд юэ, Џогыса ке ќд сёты. Мынэсьтым кќтме тћ уд тодэ, Кырњаса ке ќй сёты. Кырњалэ, кырњась эшъёсы, Мынам уг лу кырњаме. Сюлмам усиз секыт кайгу, Уг валаськы малызэ.

Юг-юг љужалоз Тќдьы льќмпу сяськаед, Соку тодад лыктоз Гужемедлэн лыктэмез.

Шунды но љужа но, Шунды но пуксе но, Нош ик со интые Толэзь но љужа.

Чиль-чиль чилялоз Италмас но џуж турын, Соку тодад лыктоз Џош шудэм эшъёсыд.

Пиос но будо но, Пиос но кошко но, Нош ик со интые Пиос будыло.

Вож-вож љужалоз Возь вылэ вож турын. Соку тодад лыктоз Турнаны потонэд.

Нылъёс но будо но, Нылъёс но кошко но, Нош ик со интые Нылъёс будыло.

Лыз-лыз љужалоз Бусы дурад лыз сяська. Соку тодад лыктоз Араны потонэд.

Толэд но вуэ но, Толэд но ортче но, Нош ик со интые Гужем чеберске.

Џуштыр-џаштыр куашкалоз Писпу куаръёсыд. Соку тодад лыктоз Сћзьылэдлэн вуэмез.

Сяська но љужа но, Сяська но усе но. Нош ик со интые Емыш быгыльске...

Яратћськод-а шуыса малы юаськод, Аслад туганэдлэсь кин тырем? Вылад но дћсям дћсьёсты Гожмо адњиське син азям. Џукна но љужам шунды кадь ик, Мусо адњиськиськоды син азям. Туж уно но сяська пќлын Сарана сяська бабылес. Туж уно но калык пќлын Милям туганъёс зарниос. Азвесь но зундэс кин уз поны Аслаз чиньыяз тупамзэ. Туганэз туган кин уз кары Аслаз мылаз-кыдаз укшамзэ. Корка но берад умортоед Арнялы но быдэ мед палдоз. Милям но сием-юэм понна Инмаред кыктэн мед сётоз.

152

Вераса та кылбурме верасько ке, Уг лу вань сюлэмме вераме. Кырњаса та кылбурме верасько ке, Верамъям потэ вераме. Ми ум вераське – кыл вера, Крезь но вылын – си вера. Крезь но вылын – си вера, Сюлэм но пушкын – тыл љуа.

«Кырња но кырња» шуиськоды – Кырњан уж капчи кожаса, «Вера но вера» шуиськоды – Веран уж капчи кожаса... Кырњано ке – кырњано, Вань визез поныса, Верано ке – верано, Вань визез поныса.

153

Евгений Ренев

Солнца над Арсеналом

Символы древних культур и тайнопись старого Ижевска

Во всех символических системах одним из самых главных знаков был знак Солнца или солярный знак. Этот знак можно увидеть с обеих сторон арки-входа бывшей караульной-кордегардии, некогда главного входа в главную кладовую Ижевского Оружейного завода – Арсенал (см. фото 1). Она находится с южной стороны Арсенала (сегодня закрыта Дворцом президента Удмуртии). Это «привет» потомкам от первых строителей Ижевского Оружейного завода. Причем привет, похоже, не простой, а масонский. И, думается, что это прощальный привет от самого Семёна Дудина, главного зодчего в истории Ижевска. Именно им этот проект был разработан еще в Италии и претворен в жизнь в Ижевске в 1823–1825 годах. Во всех культурах солнце является одним из главных сим-

волов власти. Помимо того, оно – основной символ созидательной энергии, божественная воля и водительство. В культуре восточных славян солнце – сын небесного бога Сварога. В народных преданиях – лицо, око или слово Бога (как и в мусульманстве, где солнце – всевидящий, всезнающий глаз Аллаха, «это солнце есть отражение того солнца, что скрыто завесой» (Руми), Сердце Вселенной и «знак Бога на небесах и земле»), а также оконце, сквозь которое Бог смотрит на землю. В христианстве солнце это Бог-Отец, правитель и опекун вселенной, излучающий свет и любовь, Христос, «Солнце праведности» («А для вас, благоговеющие перед именем Моим, взойдет солнце правды и исцеление в лучах его» (Малахия, 4:2)), Логос, божественное начало в человеке. Помимо того солнце – местопребывания архангела Михаила.

Именно именем этого архангела носила масонская ложа, к которой, как утверждают, принадлежал сам Дудин. В символике масонов, согласно масонскому трактату 1793 года, солнце и луна суть образы первого (главного) и второго наставника, они означают, что «каждый истинный свободный каменщик и брат как днем, так и ночью должен искать свет истины и никогда не впадать во мрак порока и нечистоты». Страшный смысл имела символика солнца у индейцев Месоамерики. Так у ацтеков Солнце создано жертвенной кровью богов, которую они пожертвовали для спасения людей. По преданию, когда при творении мира боги собрались в Теотиуакане, один из них – малое прокаженное существо – пожертвовал собою и бросился в огромный костер, откуда взошел на небо «Звездою по имени Солнце»

«Подают нам голоса…» По словам известного русского ученого Вячеслава Иванова древние ушедшие культуры не исчезают невозвратно, они продолжают говорить с нами на «языке намека и внушения». Иначе говоря – на языке символов. «Символ только тогда истинный символ, когда он неисчерпаем и беспределен в своем значении, когда он изрекает на своем сокровенном (иератическом и магическом) языке… нечто неизглаголемое, неадекватное внешнему слову. Он многолик, многосмыслен и всегда темен в последней глубине… Подобно солнечному лучу, символ пронизывает все планы бытия и все сферы сознания и знаменует в каждой сфере иное назначение». Потому мышление человека глубоко символично. Через систему символов воспринимало и передавало последующим поколениям Детство человечества свое настоящее, создавая таким образом будущую «письменную» культуру. Представитель другой области культуры известный фантаст и военный разведчик Еремей Парнов утверждал: «…самые устойчивые среди удивительных этих знаков,

быть может, орнаменты. Узоры, в которых один народ неосознанно передавал другому свою зашифрованную мудрость. Не было особой нужды менять то, что принималось всего лишь за украшение. И подобно эстафете веков, передавалась из края в край причудливая вязь, бывшая некогда магической тайнописью неведомых народов». Недаром и самая первая система письменности у всех народов была именно пиктограммой, то есть системой знаков-символов. По мере развития культур эти системы упрощались, но сама уже вошедшая в жизнь символистика постепенно складывалась в собственную систему или системы, обретала личную разветвленную мифологию и смыслы. Некогда простые символы «расслаивались» на многочисленные значения, приобретали сложные многоуровневые взаимосвязи. Все это постепенно привело к тому, что возникла уникальная символико-мифологическая наднациональная система, понятная когда-то многим культурам мира. Так христиане, впервые попав в Японию, были весьма удивлены,

154

увидев на местных храмах знаки креста и полумесяца, а немецкие и венгерские военнопленные, находившиеся в Удмуртии в годы Великой Отечественной войны, немало поражались, видя на наличниках удмуртских домов знаки обратной свастики или вариант тевтонского креста на нагрудниках северных удмурток (эту вышивку относят как минимум к XII–XIII вв.). Подобные символы пока еще можно обнаружить и в Ижевске. Пока, потому что большинство из них «живут» на старых зданиях, многие из которых ветшают и уходят. Когда-то эти культурные символы значили очень много для тех, кто их оставил. Значение их было непросто и многослойно. Сегодня же они воспринимаются в лучшем случае как элемент декора, в худшем – как нелепые бессмысленные завитушки, от которых вполне можно избавиться. Но через них, через эти знаки и символы говорят с нами поколения ижевцев, живших здесь до нас и создававших Ижевск. И не только они, но и те древние культуры, которые эти знаки создали.

1. Кордегардия ижевского арсенала.

155

4. Ижевский солнцеворот.

3. Ижевское солнце и рябина -символ старого Ижевска. 5. Солнцеворот из гробницы Тутанхамона.

6. Тутанхамон.

2. Календарь ацтеков.

(отсюда – надежда на перерождение у приносимых в жертву людей). Потому, для того, чтобы Солнце человечество не оставило его, нужно питать, но не чем-нибудь, а человеческой кровью! Уклониться от этого, значит, предать богов, предать свой космический долг, а следовательно и остальных людей. Любопытно, что ацтекский иероглиф «оллин», который сопровождает маску бога солнца, изображается в виде Андреевского креста (см. фото 2), имевшего большое значение для старой ижевской символики. Потому что Ижевские заводы долгое время были связаны с Морским министерством (у нас даже изготовляли якоря), да и первые ижевские храмы были «кораблями» петербургского типа. Над арсенальской аркой солнца (всего их получается четыре) расположены как с фронтальной, так и

с тыльной стороны. Причем, если с фронтальной солнце представлено в виде исходящих от арки лучей, то с тыльной, помимо повторения этой темы вырезаны еще два. Такое количество солнц, очевидно, не случайно. В древнееврейской каббалистической культурной традиции, из которой масоны многое заимствовали, четыре – это знак памяти и благодеяния, это четыре мира, четыре направления в пространстве. Небесный град Иерусалим (а Ижевск замышлялся как идеальный град солнца – завод, то есть своего рода Иерусалим земной) также представлялся числом четыре, четырехугольником: «Говоривший со мною имел золотую трость для измерения города (у Дудина ее могла символизировать шпага. – Е.Р.) и ворот его и стены его// Город расположен четырехугольником…» (Откровение, 21: 15-16). Стоит обратить внимание

156

и на то, что на этой части караульни-кордегардии оба солнца по сторонам от арки вырезаны как круг с большой центральной точкой. По масонской символике это символы завершения «Великой Работы». Этим завершением, «Великой Работой» для Дудина и стал Арсенал, его лебединая песня. Именно здесь, пройдя через «солнечную арку» в октябре 1824 года первый высочайший гость Ижевска император Александр Первый под сводами северного зала вручил уже угасающему от чахотки Дудину орден Святого Владимира. Здесь же был награжден и тогдашний хозяин Ижевска генерал-майор Грен, проходивший по делу об «отбирании подписей у чинов Ижевского завода о неучастии в масонских и иных ложах» в 1823 году, то есть в тот год, когда начинал строиться Арсенал.

6 б.

6 в.

6 а. С «солнечной арки» Арсенала масонские солнца «раскатилось» по Ижевску. Их можно увидеть на старых фотографиях над окнами Введенской приходской школы, продолжает оно до сих пор сиять и над окнами некоторых старых ижевских деревянных домов (см. фото 3). Причем обычно вырезалось оно дихотомично, парно: над

самим окном восходящим – в виде полукруга, так называемое «солнце живых»; под окном же вырезался другой полукруг – «солнце мертвых», древний оберег. Но самое удивительное – изображение катящихся солнц-оберегов ряда ижевских домов буквально до штриха совпадает с их изображением в египетских пирамидах (ср. фотографии 4–6).

157

Ведущее место образ солнца занимает и в символике удмуртов. Оно изображается как в виде прямой и обратной свастики–солнцеворота (см. фото 6 а), так и в собственном виде, как этот было сделано на многих украшениях из Иднакара (см. фото 6 б–6 в).

З îÿ

åáåäåâà

158

159

З îÿ

Трофиму Борисову – 120 лет

Критика

Н.С. Кузнецов

Трофим Борисов. Феномен личности

åáåäåâà 160

еномен Борисова – явления историческое, общественное значение которого не проходящее. В нём живёт прошлое, здравствует настоящее, пробуждается будущее. Обстоятельно изучая жизненный путь первого удмурта – государственника по архивным документам, а так же по тщательным исследованиям непревзойдённого историка ХХ века в Удмуртии доктора наук Н.П. Павлова приходишь к однозначному умозаключению. Трофима Кузьмича Борисова постигла фаустовская судьба: он отдал жизнь своему народу, но сталинским режимом был принесён в жертву во благо государства с применением к нему мер социальной защиты по Уголовному кодексу 1927года. Парадокс?! Да. Однако такова была реальность тридцатых годов прошлого века. Сопережить судьбу Трофима Борисова, найти в этом духовную силу для нынешнего и последующего поколения удмуртов, полагаю, такую задачу ставили на нашей конференции. Сегодня мы вместе возвратим национально-историческую память всем удмуртам о лучших наших первопроходцах ХХ века на ниве государственности, культуры и литературы. Надеюсь, мы сумеем связать наши доклады и сообщения как воспоминания о прошлом. Наши знания пополняются многими мало-известными фактами исторического значения, связанными с именем Трофима Кузьмича Борисова. – Уверен, что феномен Борисова станет значимым фактом для каждого из нас, ибо освоенное прошлое бывает именно таковым. В этой связи хотелось бы анализировать словом известного писателя Юрия Трифонова: «Надо ли вспоминать? Да и да! Вспоминать и жить, жить и вспоминать – это цельно, слитно, не уничтожаемо одно без другого».

Борисов – это персонифицированная душа удмуртов, имеет социальную функцию, носитель черт и особенностей своего народа. Однако в сознательном и целенаправленном жизнеустройстве сумел подняться на новую ступень во многом, в том числе преодолении кротости, боязливости, нерешительности. Он преодолел фатальность настроений своих соплеменников типа «удмурту – сойдёт», что Кузебай Герд называл убийственным фактом для себя. Сегодня на основе архивных документов можно доказать, что Борисов и Герд – это два крыла удмуртского этноса. Они выполнили мессианскую роль по освобождению удмуртского народа от невежества, спасению от вырождения, постепенному выведению из состояния униженности, оскорблённости и второсортности. Если для русских «Пушкин – наше всё», то таков для нас исторический беспрецедентный тандем – Борисов и Герд. Благодаря их жизни и деятельности народ с 1918 по 1927год стал самым судьбоносным для удмуртов. Каждый государственный и общественный шаг Т.К. Борисов в те годы имел практический результат всеудмуртского масштаба. Образно выражаясь, он вёл «свой бой» за интересы удмуртов сходу, без остановки и передышки, в экстремальной ситуации. Без преувеличения, информационного и идеологического обеспечения его деятельности по собственной воле и убеждениям осуществлял выдающийся Кузебай Герд, с чем успешно справлялся. Предстояла труднейшая работа по политическому и психологическому пробуждению удмуртов в условиях Советской власти, которая декларировала свободу, равенство, возможность создания автономии. Сложность ситуации была в том, что осадок в душе от издевательств царского правительства «зашкаливал» в настроениях нарождающейся интеллигенции, а так же большинства удмуртов. Осела в памяти история с мултанскими крестьянами, которых пытались обви-

161

нить в человеческом жертвоприношении. Социальная психика народа пострадала от ижевско-воткинского восстания и белогвардейского нашествия в гражданскую войну. Доминанта Страха перед властью как таковой, при которой грабили, убивали, издевались, заставлял удмуртов уходить в мир уединения, невежества, неверия в справедливость. Константин Сергеевич Яковлев, один из активных организаторов Первого Всероссийского съезда удмуртов (июнь 1918 год, город Елабуга) в своих наследственных показаниях заявил: «Мы в революцию вошли с глубокой скорбью за себя и свой народ и с большим недоверием ко всему русскому. Таким был я, таков был Борисов, таковы были все мало-мальски учившиеся удмурты. Это была наша общая беда». Однако, следует отметить, что благодаря Яковлеву, другим активистам съезда в резолюции говорилось о необходимости дружбы с русскими. Т.К. Борисов во всей своей деятельности твёрдо и решительно добивался укрепления дружбы народами Удмуртии, считая это залогом успешного развития. Трофим Кузьмич и его сподвижники решали еще одну труднейшую задачу: убедить удмуртов в поддержке новой власти, которая становится своей. Разумеется, главной аргументацией в этом были сами Т. Борисов и К. Герд. Выходцы из Удмуртских семей, с высшим образованием высококультурные, владеющие несколькими языками, отличные социальные психологи с прирождённым даром убеждения на свободном русском и родном удмуртском. Мы сегодня можем поклониться благородным родителям этих видных удмуртов, а также вспомним высшие силы, что в исторический момент свершилось явление Борисова и Герда удмуртам по аналогии с явлением Христа народу! Не вижу в этом никакого святотатства! Следующей сложной задачей, а по своей сути остро драматичной была политическая ситуация с верхушкой партийной бюрократии – ижевского пролетариата. Она и слышать не желала, что в Удмуртию пришла рабоче – крестьянская власть с автономией удмуртского народа. Она не была готова решать национальный вопрос, как это предписывалось резолюцией Х съезда Российской компартии большевиков. Партийная верхушка Ижевского завода и города на практике не хотела признавать автономию удмуртов. В них глубоко сидела объевительская великодержавность. Поэтому каждая попытка Т.К. Борисова поднять решение национального вопроса на должный уровень подвергалась обструкции. К сожалению, Трофим Кузьмич не имел должной поддержки И.А. Наговицына. Более того, на конференции коммунистов он заявил: «Сторонники течения Борисова – плохие коммунисты. Они не могут выполнить своих задач с мелкобуржуазными взглядами. Настоящих коммунистов удмуртов мало». Это развязало руки русской партноменклатуре. Они почуяли опасность соперника, смутьяна в среде национальной интеллигенции. Выжидали подходящий момент для расправы.

162

Таковым послужила третья областная партконференция (декабрь 1921 год). Т.К. Борисов вновь страстно коснулся крайне болезненного национального вопроса. Он, вероятно, считал, что для партии нет ни русского, ни удмурта, а есть забота о равноправном благе для всех народов, проживающих в Удмуртии. Это выступление прозвучало в полном соответствии со смыслом и духом революции Х съезда РКП (б), где отмечается, что великорусские тенденции в работе коммунистов явно преобладают, мало учитываются национальные особенности народов России (история, язык, культура, обычаи). В аппаратах управления, как говорилось, налицо великодержавность настроений. Ответственный секретарь Удмуртской парторганизации В.И. Фомин, человек с начальным образованием и малоопытный в партийном руководстве, уловил в резолюции съезда более близкое его сердцу напоминание о «классовой борьбе». Он говорил лишь с этих позиций. По его словам, всякого жителя Воткинской автономной области следует оценивать по принципу, насколько он уважает Советскую власть, приносит революционную пользу. Национальный фактор, утверждал В. Фомин, в расчет брать не приходится. Позиция, скажем, прямо противоположная Борисову, но облечённая должностным весом, представительством гегемона. Партаппаратчики, в основном, представители русской интеллигенции, провалили предложение Борисова активнее выдвигать удмуртов на руководящую работу во всех сферах государственной, общественно политической и культурной жизни. Позицию Борисова определили как выражение мелкобуржуазных настроений. Трофима Кузьмича с его единомышленниками, куда входил и председатель областной ЧК Н.Ф. Шутов, объявили группировкой, представляющей политическую опасность для Советской власти. Невероятно вздорно, но это факт истории. Такое произошло через год после подписания Декрета о создании Вятской автономной области. Всю свою энергию, силы и здоровье отдавал Борисов делу возрождения удмуртов, являясь заместителем председателя Вотского облискома, а так же заведующим областным отделом народного образования, по сути первым министром Удмуртии. Вместо общественного признания со стороны партийного руководства его обвинили в создании нелегальной группировки, представляющей угрозу власти, ослабляющие ряды большевиков. В марте 1923 года на пятой областной партконференции Т.К. Борисов был исключён из рядов партии. Оставив все дела, он тайком выехал в Москву. Его восстановили в партии и отправили на работу ответственным секретарём Калмыцкого обкома РКП (б). Трофим Кузьмич Борисов оказался на краю пропасти. Налицо крушение идеалов, планов, нарушение цельности натуры, драматическая ломка судьбы. Однако, он выстоял, прекрасно справился в должности ответственного секретаря калмыцкой парторганизации. Не терял связи с малой Родиной.

В связи с выездом И.А. Наговицына на работу в Москву наиболее яркие представители Удмуртской интеллигенции направили письмо в ЦК РКП (б), добиваясь перевода Т.К. Борисова в Ижевск. Это его ближайшие сподвижники, соратники, опора и надежда в работе по возрождению Удмуртского этноса. Назовём их поимённо: Максимов Василий Андрианович, Медведев Александр Семенович, Красильников Пётр Алексеевич, Постников Иван Иванович. Каждый из них заслуживает нашей благодарной памяти. О них должен знать удмуртский народ. Возвращение Борисова в родные края стало знаменательным событием для удмуртов и всей области, пик государственной и общественно- политической деятельности Трофима Кузьмича приходится на 1926 год. 85 лет тому назад его имя было на устах у каждого удмурта. Важнейшим своим долгом он считал выдвижение грамотных удмуртов на многие руководящие должности. Имелся уже достаточный интеллектуальный потенциал нации. К этому времени в Удмуртию возвратились направленные при Борисове в 1920 - 1922 годах на учёбу в разные вузы юноши и девушки из сёл и деревень. Со всей России он собирал разбросанные удмуртские народы. Какого же было восприятие личности Борисова его современниками из удмуртской интеллигенции в разные периоды его деятельности (1918- 1927гг.). Многие называли его Трокаем, воспринимали как национального героя. По словам Н.П. Павлова, доктора исторических наук, видного исследователя удмуртской истории ХХ века, имя Т.К. Борисова при жизни было присвоено Монтажному техникуму. Архивных документов обнаружить не удалось. Понятно, что такой вопрос обсуждался, но в связи с нагнетанием обстановки вокруг Борисова документального оформления не произошло. Многие оценочные высказывания о Борисове мною получены из архивного уголовного дела «Софян». Следствие пыталось получить документальные обличительные материалы на него. Один из ближайших сподвижников Т.К. Борисова видный деятель удмуртского национального движения Н.С. Яковлев сообщил: «…Нужно сказать, что в те периоды, когда я его знал, Борисов был центральной фигурой среди удмуртских работников. Это первенство принадлежало ему как по старшинству в области «удмуртской» работы и образованию, так и совершенно искреннему желанию поднять культурный уровень удмуртов и их материальное благополучие. …Каких-либо сведений, полезных для следствия, о Борисове сказать не могу. В том, что организация Герда на объединение угрофинских народностей является продуктом влияния Борисова, глубоко сомневаюсь». В числе ближайших сподвижников Т. Борисова был Пётр Николаевич Батрашов. Судьба свела их в 1918 году в дни белочешского мятежа и наступлении белогвардейцев на Елабугу. Батрашов, случайно узнав о готовящемся кулацком покушении на Борисова, предупредил его о грозящей опасности. П.Н. Батрашов был верным соратником Т.К. Борисова в годы, когда Трофим Кузьмич вынужденно

находился за пределами Удмуртии, Пётр Николаевич Трудился на ниве национальной политики взвешенно и настойчиво, без политического треска, с чувством собственного достоинства и без популисткой рисовки. Батрашову полностью доверял Т. Борисов, Кузебай Герд, М. Тимашев. П.Н. Батрашов, знал, что его учитель и наставник арестован, может быть обвинён как вдохновитель контрреволюционной националистической организации, заявил на следствии, что он – человек Борисова, убеждённый сторонник его идей. По мере своих сил и возможностей проводил их в жизнь. В 1925 году по возвращении в город Ижевск Т.К. Борисов по достоинству оценил своего земляка М.Н. Тимашева, уроженца деревни Бакибаево Алнашского района, работавшего в Можгинском уездном отделе народного образования. Михаил Николаевич оказался творческим инициативным человеком, кто претворял в жизнь идеи Т. Борисова среди преподавателей и учащихся Можгинского педтехникума – базы подготовки интеллигенции Удмуртии. По поручению Борисова Тимашев организовал встречу К. Герда с коллективом техникума в марте 1926г. Т. Борисов полностью полагался на Михаила Николаевича, одного из первых драматургов, на организацию театрального дела в Удмуртии. Первые шаги большинства наших профессиональных артистов начинались в Центральном удмуртском клубе, возглавляемым М.Н. Тимашевым. Во всех показаниях о Борисове подследственный Тимашев называет его настоящим большевиком, своим учителем и наставником. Видный коми – учёный, этнограф Василий Налимов был одним из учредителей Московского общества удмуртских студентов «Бќляк», которое активно поддерживало Т.К. Борисова. В 1926 году, будучи председателем Вотского облисполкокома, Борисов приглашал В.П. Налимова с этнографической экспедицией в Удмуртию. Арестованный по делу «Софин», коми учёный сообщил, что многогранно развитый представитель братского народа удмурт Борисов изучал этнографию в кружке талантливого учёного профессора К.Ф. Жакова – коми-зырянина, обучаясь в Петербургском университете. Профессор В.П. Налимов с большим уважением отозвался о работе Трофима Борисова над созданием «Толкового словаря удмуртского народа». Так совпало, что в год 120- летия Т.К. Борисова мы будем отмечать 50- летие мирового разоблачения культа личности на ХХII съезде КПСС (октябрь 1961г.). Во весь голос повторим о реабилитации дела «Софин». По делу был реабилитирован и Борисов. Жизнь и деятельность Т.К. Борисова в 20-х годах ХХ века, посвященная возрождению удмуртского этноса, становлению его государственности, в начале 30-х годов была квалифицированна как контрреволюционная и националистическая. Послушаем строки обвинительного заключения. Осмыслим, вздрогнем, вынесем свой приговор поли-

163

тическим репрессиям, поклонимся памяти жертв сталинского режима. «…В Удмуртской национальной области националистическое контрреволюционное движение с 1921 года принял под своё руководство бывший заместитель председателя облисполкома, член ВКП (б),интеллигент, сын кулака Борисов. …В тот же период на квартире Борисова впервые проходит ряд конспиративных совещаний, на которых прорабатывается конкретный план антисоветской работы, заключающейся в захвате под свое влияние, в первую очередь, литературы и педагогических кадров и направление их деятельности вразрез с линией ВКП (б) по национальному вопросу. Как результат бешеной национально- шовинистической работы во главе с Борисовым при Можгинском педтехникуме была создана контрреволюционная организация «Партия интересов крестьянства». Эта организация являлась по существу филиалом борисовской организации, так как её основной устремлённостью была подготовка контрреволюционных националистических кадров из учащейся молодёжи.

специальное поселение в Казахстане, работал врачом. В 1940 г. был осуждён за халатность и к двум годам лишения свободы, в 1942 г. – к восьми годам лишения свободы за саботаж. Оба обвинения не имели прямого отношения к действиям Т.К. Борисова. Умер он 4 июня 1943 г. в Актюбинском лагере НКВД в городе Чимкенте. По двум этим судимостям реабилитирован в 1988 г. При осмыслении судьбы Трофима Кузьмича Борисова надо мной его личной истории (если бы, мы бы, должен был). Ещё в январе 1919 г. один из представителей удмуртской интеллигенции Яков Ильин писал в газете «Гудыри»: «…В Елабужском уезде нет человека, который не знал бы Борисова. Когда он работал председателем уездного исполкома, его «загрызли». Ругают, когда выдвигается из нашей среды образованный человек. Благодаря его усилиям для удмуртов в Елабуге открылась семинария. Он издаёт удмуртскую газету, пишет удмуртские книги. Несмотря на своё высокое положение, он на стороне бедных. Работая врачом, он

Трофим Борисовлы – 120 ар

Классика

Трокай (Трофим) Борисов

Песьтэр вал* Верос

«Будучи председателем Удмуртского облисполкома создал в УАО националистическую контрреволюционную организацию, ставшую конечной целью отторжения Удмуртии от Советского союза и создание независимой демократической республики под протекторатом Финляндии». «…По заданию Борисова Герд установил связь с белофинскими организациями в Финляндии с иностранными посольствами в Москве, от которых поступали директивы о дальнейшем направлении националистической контрреволюционной работы». Обвинение Т. К. Борисову предъявили по пунктам 6 и 11 статьи 58 УК РСФСР (это шпионаж и организационная деятельность к подготовке и совершению государственных преступлений). Трофим Кузьмич виновным себя ни в чём не признавал. Следователям и судебному заседанию Коллегии ОГПУ не удалось подвести его деятельность под расстрельную статью. 9 июля 1933 года осуждён к пяти годам исправительно – трудовых лагерей. Пребывая к 1938 г. на

164

мог бы жить спокойно, но из жалости к бедным постоянно старается для них. Мало людей, работающих с таким вдохновением и без устали, как он. Поэтому, удмурты, давайте скажем спасибо Борисову, пусть вдохновляется на дальнейшую работу». Удивительный факт истории, созвучный нашей сегодняшней конференции. Трофим Кузьмич Борисов сделал свой исторический выбор в 1918 году ради удмуртского народа, не предугадав свой трагический финал. Но дело жизни Т. Борисова бессмертно. Это современная удмуртская нация со своей государственностью, мощным интеллектуальным потенциалом. Наша интеллигенция, полагаю, полна решимости отстоять морально – нравственные ценности удмуртов в эпоху глобализма, будучи в единой семье народов России. 12 февраля 2011 г.

– Мын шуисько, мын – валэз лэзьы! Вал лэзьыны но уд быгатћськы ук, – шуыса, сизьым арес Микаля нимо пизэ анаез тышкаське. – Курдасько, олокин кутоз... Вал џыжоз, – шуэ Микаля. – Кутоз ини тонэ! Ойдо, валэз серметаса, вылаз пуктыса лэзё. Валзы Микаляослэн туж востэм. Ветлыкуз каллее-е-н гинэ ветлэ. Каллен ветлэмысьтыз, Песьтэр шуиллям валзэс. Микалялэн анаез Песьтэр вал дораз мынэ ини. – Тпу, тпу, – шуэ, медаз џыж-мар-а шуыса, серметсэ йыраз понэ. Собере Микаляез валаз пуктэ. – На-а! – шуыса, Микаля, Песьтэр вал вылаз пуксьыса, Гурезьул возь пала кошке. Возь вылэ вуэм бераз, «кызьы васьком на» шуыса, отчы-татчы утчалляськыса, бќрдоно кадь луыса, Микаль вал вылаз пуке. Лыктћсь адями ќвќл. Улыса-вылыса васькыны кутскиз ини та. Вал вылысь васькыкуз, зып! гинэ музъем вылэ усиз. Песьтэр валэз серметэныз ик вамышъяса кошкиз. Микаля валэз котырын бергаз-бергаз но, серметтэк ик бертэ ини. – Мар каром на? Меми жугоз ини, бубы, ужамысь бертћз ке, чабкы сюдоз ини, – озьы шуыса, ас понназ вераське.

Корка пырыкуз, Микаля, туж зол черектћськыса, «ой, ой, вал вылысь уси, пыдме чиги!» шуыса бќрдэ. – Зэм ик-а? Учкы али, чутэ ук! – шуэ анаез. – Уй, нуные, пыдзэ чигем. Душмон воштон Митрей но ќз ву ни. (Митрей – Микалялэн атаез.) – Эн бќрд, эн бќрд... вќёк потто. Тани выд татчы, – шуыса, Микаляез анаез буйгатэ. Корка ужам дорысь Митрей пыре. – Мар та нош бызгетэ! – шуыса черектћськиз Митрей. – Пыдзэ чигем, Песьтэр вал вылысь усьыса, – шуэ анаез. – Чигоз ини... – Серметэныз ик лэзем валэз, – шуэ Микалялэн анаез. – Серметэныз ик? Э-э, кытын али сюло? Чигыто мон солэсь пыдзэ! Мын љоггес, серметэз вай! – Ќз чиг, ќз чиг!.. – шуыса, Микаля, кык пыд йылаз дымбыр тэтчаса, бќрдэ. – Эн бќрд шуисько... Ойдо џошен ваём серметэз, – шуыса, Микаляен Митрей возь вылэ мыно. Озьы Микаляез Митрей ужлы дышетэ, анайзы Микаляез вќёкен эркия. *Трофим Кузьмич Борисовлэн (1891—1943) та веросэз басьтэмын Сарапулын 1920-тћ арын удмурт нылпиослы поттэм «Муш» нимо журналысь (2-тћ но 3-тћ огазеям номеръёсысь). — «Инвожо».

165

Алексей Ермолаев

Критика

ВЫЛЬ ДУННЕЫН УЛОН ПОННА (Улэм потэ. Пётр Блинов) «Та тема мынам йырам кылдћз 1932-тћ арын, соку мон педтехникумын дышетскисько на вал... – шуэ Пётр Блинов «Улэм потэ» романэз сярысь.– 1936-тћ арын ини, романлэн пќрмонэзлы умой-умой оскем берам, кутски сое гожтыны». Произведение, озьыен, кылдћз куамынэтћ аръёслэн шор вадесазы. Нимаз книгаен потћз 1940-тћ арын гужем. Пуштросэз ласянь со люконтэм герњаськемын ас вакытэныз. Кутске граждан ожлэсь удмурт гурт пыр потэмзэ возьматыса, йылпумъяське коллективизация ортчем бере. Романлэн героез Беломорско-Балтийской канал лэсьтонын ужа. Ваньзэ тае лыдэ басьтыса, тазьы вераны луэ: «Улэм потэ» роман сћземын автор понна туала луись вакытлы. Граждан ож дыръя куашкам промышленностез но сельской хозяйствоез љутон, соосты социалистической сюрес вылэ выжтон – сыџе ужпумъёсты соку быдэсъязы партия но советской калык. Писательёс книгаосынызы юрттћзы партилы но калыклы со ужпумъёсты быдэсъясь выль, советской адямиез будэтыны. Улонлэсь выльдћськемзэ но выль советской адямилэсь будэм-

зэ Пётр Блиновлэсь азьло но суредамын ни вал удмурт литератураын. Сое асьмеос њеч-њеч тодыны быгатћськомы Кедра Митрейлэн веросъёсысьтыз, Кузебай Гердлэн, Михаил Петровлэн, Филипп Кедровлэн, Игнатий Гавриловлэн, Андрей Бутолинлэн кылбуръёсысьтызы но поэмаосысьтызы, Ашальчи Окилэн лирикаысьтыз. Огшоры крестьян выжыысь выль рабочийлэсь, колхозэн кивалтћсьлэсь љужамзэс умой возьматћзы Михаил Коновалов но Григорий Медведев «Вурысо бам» но «Лќзя бесмен» романъёсазы. Соос суредазы уно сюрс крестьянъёслэсь выль улонэ сюлмысь пыриськемзэс. Со сюрес миллионъёс понна типичной вал. Оло, соин но та произведениосысь главной геройёсын артэ соослы матынэсь мукет образъёс но бадњым инты басьто. Шуом, «Вурысо бамын» – Радин, Дубов, Лина, Гондыр; Григорий Медведевлэн трилогияз Њапык вќзын Эшкабей Ондћ, Пылька Сандыр, Кыть Надька, Люба, Клава но мукетъёсыз. Соослэн улон сюресъёссы но огогзылэсь сокем пќртэмесь ќвќл. Мукет югдурез басьтэ Пётр Блинов. Солэн героез, горд партизанъ-

166

ёслэн отрядысьтызы комиссарлэн пиез, пичиысен анай-атайтэк кыле, пыдйылчи луэ, лушкаськисьёс пќлы шеде но улонлэн самой пыдэсаз усе. Демилэн улон сюресэз огшоры адямилэн кадь ќвќл. Со трослы секытгес но курадњысагес ортче. Романлэн темаез беглойёс сярысь темалы (Михаил Можгинлэн «Беглой» балладаез, Иван Соловьёвлэн «Кузь нюк» веросэз, Игнатий Гавриловлэн «Кезьыт ошмес» трагедиез) матынгес ке но, соин џош ик вераны луонтэм кыдёкын но. Нырысь ик, беглойёс вал эксэй вакытэ властьёслэсь пегасьёс, џемысь – шудо улон понна нюръяськисьёс. Кыкетћез – соос быдэ вуэмъёс. Деми нош секыт югдуре сюремын, шаерын быдэс хозяйство войнаын куашкам но сое љутыны тыршон дыръя, Советской власть адямилы выль сямъёс пыџатон вылысь ужан но социалистической обществолы инъет лэсьтон вакыт. Та пичи пилэн шугадњонъёсыз герњаськемын обществолэн выльдћськон сюрес вылэ кылдэм шуг-секытъёсын. Выль власть сыџе адямиосты палэнэ уг кары, соосыз асьсэ понна но, калык понна но шудо-буро, умой, чебер улонэ поттыны тырше.

Вакытлэн сыџе пќртэмлыкъёсыз пыџамын романысь вань суредъёсы. Соос шќдћсько главной геройлэн сямъёсаз но, мылкыдъёсаз но, вань улон-вылоназ но. Нырысь пал пинал пи чидантэм секыт югдуре сюремзэ ик уг вала на. Атайзэ со ыштћз граждан ожысен, анайзэ, кураськыны мыныкузы, тќдьыос виё. Педор но Катя улон-вылон сярысь со азьын верасько но, Демилэн визьмыз понна со укыргес секыт на. Гуртэ тќдьыос вуэм бере со адње тќдьы солдатъёслэсь но офицеръёслэсь крестьян калыклы изъян ваемзэс, узыр старосталэсь соос пала кариськемзэ. Со татын револьвер кутэ ке но, уг висъя на гордъёсыз тќдьыослэсь. Валасал ке, лушкаськисьёс пќлы но со ќй шедьысал. Писатель улэп суредаса возьматэ, макем секыт но юрњым вал та кырсь улон Демилы. Нош кытчы кариськоз карысьтыз усем шушыпи кадь огназ кылем сирота? Амалтэк со Олёшка бандит борды кыстћське. «Шораз учкыса, Демилы шурдыт луыны кутскиз. Нош таџе муртэн эш луон – бадњым дан кадь»,– со дыре ик малпа ёрмем пияш. Кема костаськоз на Деми, мукет улон но њеч адямиос ванез тодытозь. Шедьылоз трудкоммунае но (беспризорникъёсты ужаны но улыны дышетон колоние). Татын со нырысьсэ шќдоз ужлэсь дунзэ, жадем бере чебер шулдыръяськонэз. Быгатысал ке, Деми татысен ик адями луон сюрес вылэ султысал, дыр. Нош Олёшка колониысь пегњиз, сьќраз Демиез но кыскиз. Чылкак пумаз вуэм бераз, Деми Вяткаын пересь чорыгасен пумиське. Пересь солы туж лякыт вазиське: «Тћ кадь егитъёслы табере вамышлы быдэ школаос усьтэмын». Кыџе школаос? Деми со сярысь уйвќтаз но ќз кылы на ук! Пересь нош ватса: «Мынам тон кадь пие љоген институтэз быдтоз ни». Тани татысен ини егит пилэн ноку адњымтэ улон шоры синмыз усьтћське. Пересь чорыгасен пумиськем бераз, Демиез улонысь трос учыръёс выль сюрес вылэ донго ини. Тани, арестовать каремзы бере, станциысен со адње: перронын соин огъёзо нылъёс но пиос серекъяло. Пыдйылчи пияшлы та но валантэм на: «Малы меда сокем шумпотыса гольтыръясько?» Татын ик ноку вылымтэ мылкыдзэ но со

шќдэ: синмаське чебер ныллы! Нылъёс нош куспазы шыпырто: «Поплэн пиез, дыр... Ну, иське, шпана...» Огез нош сое жаля: «Мумытэк-айытэк кыльыса, сыџе луэмын, дыр...» Та кылэмез-адњемез Демиез туж шугъяськытэ. Ма кароно азьланяз? Та егитъёс кадь улонэ кыстћськоно-а? Азьвыл сюрестћз ик вамыштоно-а? Гыжкалын улон кулымоназ акыльтћз ини солы. Соин ик Олёшка бордысь, туж кышкаса ке но, пегњиз. Ќвќл, капчи ќвќл на Демилэн выль улонэ сюресэз, кожылонъёсыз но ќжыт уз луэ на. Тћни соку Деми пегње, лушкаськыса (!) йќно дћсяськыны но ныллэн гуртаз мыныны малпа со. Со уг тоды на нылэн кызьы пумиськонзэ но, азьланяз кызьы улонзэ но. Трос аръёс ортчизы, Деми граждан ож дыръя Удмуртилэн столицаяз вуэм бере. Татысен со нош ик сюре Паша кие. Тодамы ваёмы: нырысяз пумиськемзы бере, Паша но солэн эшъёсыз (беспризорникъёс) Демиез, алдаса но кытчы кариськыны тодымтэзэ шќдыса, азьло шинельтэк кельтћзы, собере шайкаязы кыскизы. Табере улон воштћськемын ни. Самой со Паша ик эшъёсыныз (комсомоллэн обкомысьтыз ужасьёсын) егит пилы чылкак выль сюрес возьмато: дышетсконэ я калык радын ужанэ, ужаса дышетсконэ. Деми понна та ваньмыз паймымон. Азьло Пашаен городэтћ калгыкузы, адямиос соос шоры адњемпотостэм карыса я кќбераса ке учко вал, табере нош ураметћ мыныку, «олокќня мурт, Пашаез дугдытыса, кизэ кутылћз». Сыџе шуныт пумитан Демиез но шунтћз: солэсь но кизэ «њечъяськыса юн кырмаллязы». Бен, та ваньмыз Демилэн азьвыл улонэзъя ќвќл ни. Ма, со уг вала на данлэсь ас вылаз кытысь усемзэ но. «Ма та таџе шудо нунал туннэ? Оло, зэм-а таџе улон вань?» Тћни кыџе «выль син» кылдэ егит пилы дунне шоры учкыны. Деми адње: Паша но чылкак мукет ини («Зэмзэ ик меда та самой со Пашка?..»). Азьвыл, Деми сямен ик, лушкаськыса сиён поттэ ке вал, табере со гажано адями. Ачиз сярысь тазьы вера со эшезлы: «Маке сиеммы потэ, сииськом, маке дћсяммы потэ, дћсяськом». Табере, улытозяз нырысьсэ чебер нылэз синйылтэмез бере, Деми вожъяське эшезлэн кузпалэн улэмезлы но: «Неужели со талэн кышноез меда?»

167

Асьмеос та юан сьќрысь шќдћськом ини мукетсэ: «Оло, мон но тазьы, семьяен улыны быгато?» (тазэ Деми ас азяз гинэ но шара поттыны уг ке но дћсьты на). Выль улонэн ваче син пумиськон азьланяз но ай паймытэ азьвыл беспризорникез. Колхозын сое туж њеч пумитало. Вуэ со Изёй гуртэ. Самой татчы сое куке вуттћз вал Педор, нюлэскысь шедьтыса. Татын но гуртэз тодманы уг луы ни. «Тћ Изёй гуртысь луиськоды-а?» шуыса юамезлы пересь Осип вера: «Вашкала дыръя озьы шуо кадь вал. Табере вунэ ни со. «Изёй уен-нуналэн изе ай» шуыса серекъямзылы ќм чидалэ. Кыед куяку, синзэ керттылыса, кыедэн џош келям но, йыромиз, лэся, ќз берытскы ни. Табере берытскиз на ке но, вуж карзэ уз шедьты ни». Тћни ук – пересь мурт но чылкак выль валанэн улэ ни! Колхозысен нырысетћ нуналаз ик Деми вала: выль улон лэсьтћсьёс ужаны быгатћсез данъяло вылэм. Турнан машинаез тупатыны быгатэмез но турнанэз љог быдэстыны юрттэмез понна сое инженер кожало (кин со инженер – сое Деми уг вала на). Таиз ини егит пилы чылкак витьымтэ шорысь дан. Нырысетћ уженыз басьтэм дан! Бадњым юмок но: уг тоды на кин вылэмзэ. Амалтэк дышетсконо луэ грамоталы но, адями сямен улыны но, ужаны но. Озьы азьвыл беспризорникез чутрак выльдо выль, советской улон, њеч уж но яратон. Бен, яратон но: Любаез, егит дышетћсез, зол яратћз бере, со бќрсьы кыстћськоно, со кадь ик луыны тыршоно. Выль, советской адями луон – капчи уж ќвќл. Писатель сое яркыт но оскымон возьматэ. Тани Демилэн но улонэз радъяськиз вал кадь ини. Нош вужез берлань кыске на. Омельлэн но урод сямыз пќсьтэ но Деми вылэ вуэ. Тќдьы офицерлэн пиез Фёдоров но солэсь улонзэ сура. Ваньмыз та, оло, сокем секыт ќй луысал, Демилэн аслаз ортчем улонэз сюлэмзэ но йырвизьзэ бугыръяса ќй возьысал ке. Солэн сьќд ужъёсыз но, судлэсь пегамъёсыз но вал. Демиез тћни соос выль улонэ лэзьытэк тыршо. Соин ик егит пи секыт малпанъёсы вуэ («Ма возьма сое азьланяз? Оло, нош ик финка, сютэм улон, гольык пыд ветлон, мунчоосын кќлан?»). Уз, Деми табере озьы улыны уз быгаты ни. Со, гуртысь комсомоллэн кивалтћсеныз кенешыса, вань орт-

чемез понна Советской власть азьын, калык азьын кыл кутыса но сюлэмысьтыз кырсьсэ чылкытатыса, выль улонэ пырыны малпа. Судлэн приговорезъя мынэ со Беломорско-Балтийской канал лэсьтонэ. Отысь сое, њеч тыршемез понна, туж бадњым правительственной награда – Трудовой Горд Знамя орден сётыса, дырызлэсь вазь мозмыто. Тани табере ини солы выль улон ќссэ вќл-вќл усьтћз. Табере ини со бордысь вань вужез, кырсез куалдыса ик усиз. Табере ини Деми самой бадњым малпанзэ но быдэстыны быгатэ: аслаз куриськемезъя, вань улэм-вылэмзэ тодыса, сое Дальний Востоке Горд Армиын служить карыны басьто. Азьвыл беспризорник табере вамыштэ атаезлэн, горд комиссарлэн, сюрестћз. Соин ик роман но «Командир лу, Деми! косонэн йылпумъяське. «Улэм потэ» романлэн пуштросаз вань главноез герњаськемын одћг адямилэн будэменыз. Адњим ини: солэн улонэз калык улонлэсь трослы висъяське, Деми ужась калыклэн сюрес вылаз џем дыръя вамен султылћз. Таџе главной героез произведенилэн шораз пуктыса, калык улонэз тыр суреданы капчи ќвќл. Озьы ке но Пётр Блинов трос пќртэм детальёс пыр шаерамы выль улонлэсь юнмамзэ умой шќдытэ. Асьме син азямы зэма гордъёслэн отрядысьтызы сиён пќрасьлэн, Демилэн џужмурт гуртысьтыз воргоронлэн, верамез: «Соос, тќдьыос, тќдьы лымы сямен ик бырыны вордскемын. Лымы но тќдьы, кезьыт, нош шундыез ноку но уг кынты. Асьмеос гордъёс, шунды но горд, пќсь, со лымылы матэ вуэ ке, солэсь вужерзэ но уг кельты ни. Озьы ик асьмеос но шунды интыын, тќдьыослэсь вужерзэс но ум кельтэ ни». Выль улонлэн шокамез шќдћське егитъёслэн Вятские Поляны станциын шулдыръяськемазы но, Любалэн дышетћсе потэмаз но, городысь адямиослэн Пашаез но Демиез њеч мылкыдын пумитамазы но, комсомоллэн обкомаз Демилы оскемазы но, колхозын шулдыр ужамазы но, судлэн приговорезъя беспризорникез бадњым лэсьтћськонэ келямазы но, ужез бадњым орденэн данъямын но. Тужгес но умой со адњиське адямиослэн воштћськемазы. Тћни ук пересь Осип гинэ но гуртэз сярысь кыџе маде! Романын улонысь самой кырсез, вужез но самой њечез, вылез куспын конфликт туж лэчыт возьматэмын. Со конфликт егит геройлэн

сюлэм шортћз ик ортче. Соин ик главной герой, трос кышкытъёсты но ултћянъёсты адњем бераз, умой вала: зэмос улон – выляз, вужаз нош – бырон. Демилэн выль сямен улон мылкыдыз каньылля юнма. Солэсь мылкыдзэ автор произведенилэн нимыныз но вера. Выль сямен улэм потэ бере, сое њеч утёно. Утёно вужезлэн берытскемезлэсь, вань кырсезлэсь. Утёно сое уно пќртэм тушмонъёслэсь. Советской Союзлэн зэмос гражданинэз луэм Деми табере вань сюлмыныз кыстћське Родинаез тушмонъёслэсь возьмасьёс радэ. Егит пилэн та мылкыдыз юн герњаськемын вакытэзлэн пќртэмлыкеныз. Роман кылдыку, Европаын йырзэ урдћз ини фашизм, Азиын – японской милитаризм. Вал ини Хасан ты но Халхин-Гол дорын ожъёс. Со югдурез тодыса-валаса, Деми куриське самой њырдыт азе – Дальний Востоке. Пётр Блинов романысьтыз главной героезлэн патриотозь будэмез пыр умой возьматћз социалистической обществолэсь адями сярысь сюлмаськемзэ, солэсь вуж сямъёслы пумит нюръяськонын вормись кужымзэ. Зэм, та ужын тыршисьёс пќлысь ваньмыз адямиос вќл-вќл суредамын ќвќл. Озьы ке но романын соос ялан адњисько, главной герой вќзын луо. Соос пќлын Иван Буров но, колхозлэн егит председателез Ондрюша Иванов но, беспризорникъёс пќлысь љутскем Паша комсомолец но. Выль сямъёслэсь капчиен љужамтэзэс яркыт возьматэ пересь Омельлэн образэз но. Кин со? Гуртын будэм но улэм крестьян. Куанер вылэм. Тодаз вае со, коркась корка пыраса, кеньыр кураса ветлэмзэ но. Шумпотэ выль улонлы: «Таосыз ведь правительёс Николашка кадь эгыр сюлмоесь ќвќл. Асьме калык пќлысь потэм макеос, пе. Ми кадь куанеръёсты, пе, туж дунъяло. Ма, соиз озьыен ик озьы ук. Соос председателе пырем бере, улыны ик милемлы шулдыр ќз луы-а, ма? Музъем но милемлы, ма мында кулэ, асьме кие сётћзы. Улыны но, кызьы мылыд потэ, озьы луэ ни. Вытъёсын но Николашка сямен уг куасало ни». Ваньмыз умой луыны кулэ кадь та куанерысь калык радэ потэм адямилэн. Омель но умой улонэ кыстћське, сое ас сяменыз вала ке но. Бадњым дышетскем эмеспи шедьтыса, со эмеспи одно ик љутоз кадь ассэ Омелез но, Люба нылзэ но: «Ой,

168

Инмэре, Инмаре-е, та эмеспиен сэрен дуннелэсь председательёссэ но адњод, ќкќ. Адњод, ма, кызьы уд адњы. Соос эмеспиез аслаз ужъюгдуреныз Муское ќтёзы но, эмеспи монэ сьќраз басьтоз». Соин ик Омельлы ас гуртысьтыз эмеспи кулэ ќвќл. Таџе малпан крестьян калык пќлын вќлмемын вал музъем ужлэн секытэныз но выль, югыт улонэз тырмыт валамтэен. Тросэз огшоры ужъёсын ужасьёс сюлмаськизы нылпизэс ке но «капчи» улонэ, интеллигенция радэ поттыны. Омелез писатель серем пыр малпаськыса суреда. Омельлэн трос выросъёсыз маскара адњисько. Гуртазы сьќрлось лыктэм адямиез гинэ со выжыятъя, кытын ужамзэ, кузпалтэм яке кузпало луэмзэ тодыны тырше. Адями кельше ке, сое со одно ик дораз кќлыны ќтёз, Любаеныз тодматоз но соин џош изьытыны турттоз. Демиез но, инженер кожаса, мунчое пыронзэ куспетћ каре но со доры бызе. Сыџе сямыз ик Омелез уно пол юмоке вуттэ. Демиен Люба ог-огзэс яратыны кутскем бере ини, эмеспи луонэзлэсь кин вылэмзэ тодыса, Омель туж лек кариське, котькызьы, али гинэ улонэз адњем егит пиез лёгаса ке но, сое юнме шорысь янгыше уськытыны, дорысьтыз палэнтыны выре. Юмоксэ со котькуд учыре тырше мурт вылэ погыльтыны. Бен, зэмос улонын таџеос луо. Кема ултћяса возем адями љутскыкуз, мукетсэ дэрие сапкыны турттэ кытћяз. Калык радэ мукет амалэн вуонэз уг тоды со. Омель но сыџе. Со вуж улон сямъёслэсь шуак мозмыны уг быгаты. «Улэм потэ» роман, шуимы, трос нюжаосын герњаськемын аслаз кылдон вакытэзлэн – куамынэтћ аръёслэн пќртэмлыкенызы. Художественной произведение, ас вакытсэ со зэмзэ ик мур возьматэ ке, вуоно вакытъёсы но уг вужмы. Соин ик Пётр Блиновлэн романэз но калыклы кулэлыксэ уг ышты. Со азьло кадь ик матын мќйыослы но, куамынэтћ аръёс бере трос дыр ортчыса вордћськемъёслы но. Та роман, ас вакытсэ валаны юрттэмен џош, асьме вакытмес дунъяны но њечос инъет кылдытэ.

Петр Блинов Классика

Жить Хочется Роман ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I Педор припозднился на мельнице. Когда выехал, дорога уже темнела. Тяжелой чернотой налились тучи. Лес встретил его неумолчно галдящим мраком. Запавшими от пережитых невзгод старчески мигающими глазами Педор впился в темноту, снял шапку и по привычке потянулся ко лбу, перекреститься. А осень без удержу сеет и сеет мелкий знобкий дождь. Все тревожнее свистит ветер. От въедливого шелеста осиновых листьев и надрывного скрипа высоких пихт мурашки осыпают тело. Педор устраивается поудобнее на прогнивших лубьях телеги и затасканным, набрякшим кнутом нахлестывает лошаденку. Бедная кляча будто и не чувствует ударов. Медленно врезаются в осеннюю слякоть грубо стесанные колеса. Педору кажется, что его вымокшая клячонка, тощая, как

ободранная белка, и ног не отрывает от земли. Переваливаясь из стороны в сторону, она еле волочит телегу. Педор опустил кнут. Лесной шум вглуби казался еще зловещей. Старик опасливо вглядывался в мрак, прощупывал его, напрягал до боли слух. От деревни за лесом ветер доносил лай собак. Лай, сливаясь воркотней деревьев, особенно тревожил Педора. «Может, волков или беглых чуют», – проносилось в голове. Немощные шаги лошади выводили Педора из себя. Он уперся ногами в передо телеги, что есть силы дергал вожжи. – Н-но, червь ползучий! – ворчал он сквозь зубы. Обида клячу выпирала злые слова, только страх уже сдерживал их. Выкрошившиеся зубы иногда выпускали слова со свистом, и этот нечаянный звук заставлял седока вздрагивать. Чего доброго, еще выскочат на свист беглые. В последнее время много их в лесу развелось. Скоро уже и река Изёй. Педора туже обхватил страх. Жестоко дрались здесь весной. Много тогда

169

солдат погибло. Чтобы похоронить почернелые трупы, Педору три дня пришлось копать могилы. Как сейчас помнит: на эту самую телегу наложили семь солдатских трупов и приказали везти до кладбища. Дорога две версты тащилась густым лесом. Она навечно запечатлелась в памяти. Педору чудилось: вот сейчас они снова возникнут подле него. Среди сложенных в телегу тел одно, с перерезанными выше колен ногами, было еще живое. – В яму! – распорядился золотопогонник, наблюдавший за похоронами. Безногий, сообразив, что его хотят живым зарывать, вцепился в полу суконной офицерской шинели. Боль и ужас исказили бледное лицо. – Душу... душу только, господин офицер, не зарывайте! Здесь, у могилы пусть она вылетит... Не надо, пожалуйста, не зарывайте душу, господин офицер... Не помогли ни мольбы, ни рыдания. От человека ли с волчьим сердцем ждать жалости! Яростью

налились глаза офицера. Кованый сапог раскроил лицо калеки. Но руки солдата не выпустили шинели. Он зарыдал еще отчаяннее. Из последних сил надеялся продлить жизнь. Тогда офицер, скрипнув зубами, выхватил саблю и отрубил цеплявшиеся за него руки... Телега как-то внезапно загрохотала по мосту через Изёй. Ледяная игла воткнулась в Педорово сердце. Охнув, он обмякло повалился на телегу. Но вдруг сообразил, что это колеса его телеги грохочут по настилу моста. Тут сквозь грохотанье откудато снизу, из непроглядной тьмы, чуть различимо донесся жалобный плач. Старик не разобрал, как следует, откуда послышался такой странный голос. Сердце его заметалось в груди. Сейчас бы его кляче птицей лететь – Педор, до боли сжав кнутовище, машинально нахлестывал лошадь. Но колеса крутились все так же, будто нехотя. Плач стал проступать явственнее, словно бы приближался. На прошлой неделе банда белых зарезала здесь человека. Быть может, плачет под мостом загубленная ими душа? Старик прилизанную дождем шапку и, нашептывая молитву, тоже закрестился. Капли дождя, падая на потную лысую голову, знобили холодом иссохшее тело. Тем временем рыдания от моста перенеслись в придорожный ивняк. «Не к добру этот голос среди ночи, не к добру». Педора трясло от ужаса. А лошадь, пройдя мост, как назло остановилась. Педор уже перестал что-либо соображать, только лихорадочно озирался. Невольно он открыл рот, крикнул тонко: – Эй, кто там? – Ой, мама!.. Ой-ой, мама! – вместе с шорохом в ивняке ответил жалобный детский голос. – Кто ты? Кто такой? Выходи! Выходи, говорю, оттуда, живо! – бессильно выкрикивал старик. Из ивняка на четвереньках выбиралось небольшое существо. Видимо, обрадовавшись живому человеку, оно старалось не плакать, но никак не могло справиться со всхлипами. Торопливо карабкаясь по крутому откосу, съезжало вниз по раскисшей глине и, всаживая

в ускользающую грязь растопыренные пальцы, вновь продолжало взбираться. Наконец, перед стариком сквозь серую коросту потемок силуэтом обозначился маленький тощий мальчонка. – Что с тобой, милок, побил, что ли, кто? – к Педору вернулось сознание. Голос его зазвучал участливо при виде чужого страдания. Мальчонка попытался что-то сказать, но прерываемых рыданиями слов Педор не разобрал. Затуманенные старостью глаза не могли разглядеть мальчика, даже когда тот вплотную подошел к телеге. – Эккой ты... Чей же? Кто такой? Чего уж в такую непогодь ночью в лесу ищешь? Да ну, садись живее в телегу. Педор утер липким рукавом повлажневшие глаза, протянул руку – в нее ткнулась дрожащая, в грязи, костлявая ручонка. Старик втянул мальчика на телегу. – Да под рубахой у тебя и тела нет, что ли? Как ветер ведь легонький. Усадив мальчишку рядом, он дернул вожжи. Худенький, промокший насквозь парнишка трепетал, как осиновый лист на ветру. Зубы стучали. Еще бы не дрожать: на рубашке из грубого холста и штанишках и нитки сухой не найти. В такой холод и изнутри тело согреть нечем: мальчик вконец заморен. Он плакал нутром, надрывно. Видно, дошла до самой души какая-то горькая обида. – Сиротой остался, наверно, то и скитаешься, сынок? Откуда ты, чей сын будешь? – Педор пристально посмотрел на мальчика сквозь темень. – М-меня з-зовут Де-ми. Я сын Платона из деревни Зямай. – Слова через дробь зубов проходили с трудом. – Уж не Платона ли Захарыча? – Да, его. Только отца на войне убили. – Мать-то ведь у тебя молодая, куда она девалась? Почему так одного отпускает? Эх, баба так баба: не может за дитем своим доглядеть. – Мы, дядя, вместе с ней вышли. Нам есть нечего, и мы пошли в деревню Изёй просить милосты-

170

ню. Дошли до леса, а навстречу беглые вышли. Потом они погнались за нами. Мы с мамой спрятались было в малинник. Они, как бешеные, стали шарить по кустам и нашли маму, а меня не увидели. Маму повели в лес, она все кричала. «Степан, пожалей, не убивай, сын сиротой останется, кто будет поить-кормить его!» – кричала мама... Это был богатей Степан из нашей деревни. Я его по голосу сразу узнал. Еще какие-то были. Один сердито крикнул на маму: «Не беспокойся, и сына следом отправим. Отродье коммунистов мы не оставляем на земле». От слов мальчика снова бросило Педора в озноб. В испуге озираясь по сторонам, заторопил он лошадь. Ведь Иван-то его тоже коммунист. Крепко сдружились они с Платоном в борьбе против буржуев. – Ладно, сынок, дома доскажешь, а то услышат и снова выйдут они, – дохнул Педор на ухо Деми. Парнишка не перестал еще дрожать от холода, и Педор забеспокоился, как бы согреть его. Сняв платок, которым повязывался вместо кушака, он обернул им красные, как гусиные лапы, ноги мальца. Стащил с себя грубый, залубевший зипун и накинул на Деми. Пока ехали лесом, больше уже не разговаривали. Боязно было и слово обронить. Только жирно урчала грязь под колесами, шипел ветер в деревьях да шелестели падающие листья. Оба напряженно вслушивались в лесной шум, опасливо оглядывались. Не прячется ли кто за тем вон деревом, не скрипнет ли под ним по-особому ветка? А за тем вон? А там? Выскочит кто вдруг наперерез или сзади на них кинется... Выехав в поле, и старик, и мальчик облегченно вздохнули. – Слава те господи, пронесло. О, господи-боже! – Ой, дедушка! – вдруг вскрикнул Деми. Голос жалобливо оборвался в его груди. – Что случилось? – вздрогнул Педор. – Я под мостом котому оставил. Там еще два ломтя хлеба было. Тут только сообразил старик, что мальчик сильно голоден, в сердцах выругав свою недогадливость,

достал из сумки, привязанной к передку телеги, размокшую в тесто краюху и подал – На пока, червячка замори до деревни, подкрепись, сынок, а домой приедем, чаевничать будем. Деми поспешно запихнул в рот липкий ком, облизал озябшие красные руки. Педор вернулся к оборванному в лесу разговору. – Трудно стало жить, сынок, совсем трудно стало. Ожидаючи хорошей жизни, я уж измучился... В детстве еще, бывало, говаривали старики, что господь-бог не потерпит дальше людских страданий и обязательно жизнь изменится. У меня скоро волосы все повылезут, а жизнь что ни день, то горше. Вся земля уж полита человеческой кровью. Эх-эх-эх! И так век человека короток, словно бы в гостях на земле, и его не дают до конца прожить. Всякими войнами стараются укоротить. Что это за жизнь? Зачем только на свет родиться для такой судьбины! Горе-то мыкать. Эх-эх-эх!.. Ну, а потом что сталось с матерью-то, сынок? Где она? – Видать, сильно били ее. Потом уж она и кричать перестала. Потащили маму к реке, бросили в воду и сами ушли. Я искал, искал ее, так и не нашел. Знать, водой унесло. Долго рассказывал он о своей беде, еще бы, наверно, говорил, да спазмы горло перехватили. Шевелил посиневшими губами, пытаясь выдавить слова. Мытарства сироты вконец растревожили Педора. Тоже многое перенес от богачей за свой век. Тоже выпала ему сиротская доля, так всю жизнь и ходил он по бедам. Вот и в деревню въехали. Окутанная ночью деревня спала. Ни огонька нигде. Черными тенями стояли избы. Чуть-чуть светлели окна, будто бельма на глазах слепых. Казалось, молчащая толпа незрячих стояла под зыбким полотном дождя. Деми стало страшно. – Вот и приехали, сынок, слава богу, – будто боясь разбудить деревню, прошептал Педор. Пройдя полевые ворота, лошадь сама свернула влево, к дому. Педор слез открыть ворота. Лошадь опередила: ткнувшись носом,

растворила их. Жалобно, теленком промычали ворота, прорвав ночную тишину, – с разных концов деревни отозвались собаки, протявкали нехотя, словно не желая отгонять от себя сон. Поставив коня под односкатную крышу во дворе, Педор за руку повел Деми в избу. Худая женщина средних лет возилась у горнушки, стараясь от тлеющего угля зажечь лучинку. Лучина вспыхнула, темнота, сгорела вокруг, сгрудилась в углах, там зашуршали притаившиеся тараканы, зажужжали мухи. – Сношка, поставь-ка самовар да приготовь что-ничто поесть. Бедолага-то мой еле дышит от голода. А я распрягу лошадь и занесу муку. Педор вышел. Суетившаяся у печи женщина приветливо заговорила с Деми. В ее спокойном ласковом голосе мальчику послышалось что-то родное, что-то материнское. Снова остро вспомнилась мать. Стало невперенос жаль ее. Деми забыл, что он голоден, что он мокрый насквозь, что ему страшно и неловко в неведомо какой жизни. Никогда раньше он не чувствовал такой пронзительной любви к матери. Когда со слезами на глазах выпрашивал он у нее, бывало, кусок хлеба, блин с зыретом1 или одежку, от жалости к нему мать тоже начинала плакать. А Деми не понимал, почему она-то плачет, что ему надо делать. Он тогда не умел еще жалеть других. И вот сейчас вместе с воспоминаниями в него будто вошла ее боль. Как бы он сейчас ласкал ее, прижался бы к ней крепко – обоим бы стало легче. Катя хорошо знала и мать, и отца Деми. Когда мальчик сквозь всхлипы рассказал о случившемся в лесу, Катю словно дубиной пришибли. Некоторое время не могла слова выговорить, потом пересилила рвущиеся рыдания, утерла дырявым передником слезы, подошла к Деми, провела рукой по его склоченным в войлок волосам. – Ладно, сыночек, не плачь. Что теперь поделаешь? В слезах горе не утопишь. А вырастешь большой, не уходи от памяти... Когда-нибудь и мы доживем до счастливого дня. Эх, бедняжка, бедняжка... И об отце-то твоем говорят, когда сидел

171

в тюрьме, облили его керосином и сожгли. А какой крепкий, сильный был человек! Незадолго, как угодить в тюрьму, заходил к нам, сидел, толковал с Иваном. И мне говорит: «Скоро, Катя, уничтожим всех врагов и бедному народу достанем счастье. Эх, и веселая будет жизнь! Бедняки, такие, как мы, всей земле станут хозяевами», – так подбодрял нас. На том свете, в земле, уж теперь видит приволье да свободу. И мать у тебя в девках была статной, красивой, на работу проворной. Да радости-то мало видела. С малых лет на людей работала, так за всю жизнь и не отдохнула. Жаловалась, бывало, мне: «Поесть досыта не приходится, тело прикрыть нечем. Затянулась нужда петлей вокруг шеи. И на белом свете не хочется жить. Хоть сейчас бы нож в сердце вонзила. Может, на том свете спокойно бы полежала: ничего не надо там. Только сына жалко сиротой оставлять, как и мной будут помыкать им богатеи, измываться, не увидит хорошей жизни. Хочется уж поставить его на ноги». Так и не дали ей вывести тебя в люди, супостаты. Вошел Педор, достал из лукошка рубленый самосад, стал набивать трубку. – И мы тоже из-за нашего Ивана пропадем, как твоя мать, дойдет дело до этого. Говорил, пока голова на плечах, не перестанет бороться с ворогами. И вот сам где-нибудь пропадет, и нас на съедение волкам оставит. Им ли уж порешить с богачами, – проворчал старик. – Э-эх, с этими стариками... Говоришь, до седых волос дожил – счастья не дождался, а кто же тебе поднесет счастье-то? – Катю рассердило неверие отца в Ивана, но обижать старика не хотелось, она старалась произносить слова мягко. – Сколько раз тебе, отец, говорил Иван об этом, пора уж не повторять одно и то же. Разве не говорил он, что хорошей жизни не видать, если сам о ней не позаботишься. От нас самих зависит оно, счастье-то. Иван больше нашего повидал белый свет, конечно, больше нашего знает. Правду говорил он... Вон у Алексея, скотине двор тесен, амбары от хлеба ломятся. От нашей крови да поту

жиреют такие! Не ты ли клянчил у Алексея, чтобы хоть жеребенка дал за то, что с пятнадцати лет на него хребет ломишь? Много ли жеребят отвалил он тебе? Не только жеребенка дать – остатки твоей земли к рукам прибрал, целому полю стал хозяином. Вместе с Иваном и я бы пошла бить этих извергов, да болезнь изводит, – постепенно распалялась Катя. А Деми в глубоком, недетском раздумье склонился на подоконник, устремил влажный от слез взор в черное, как сажей замазанное, окно. Ночь, точно курица, долбила в окно крупными каплями. На дворе ничего не рассмотреть. Журчание дождя, стекавшего с крыши, напомнило Деми родной дом. Во время теплых летних дождей очень любил он под желобом купаться. Мать высунется, бывало, в окно и позовет в избу: – Деми, сыночек, озябнешь, голубок, не мокни под дождем! Простынешь так, заболеешь и умрешь. С кем я тогда жить буду? Материнские слова будто наяву слышатся Деми. «Боялась, я умру, и останется одна. Она умерла и одна теперь лежит. С кем уж в земле жить будет, кого там приголубит?» Эти мысли холодом расползались по телу. Мальчику не хватало воздуха, дыхание дрожало. На душе все тяжелее. Деми невмоготу больше. Он тихо поднялся с лавки, стал, привалившись к стене, съеженный, бледный. – Чего ты, Деми? – Озяб я сильно, дедушка, – еле выговорил Деми трясущимися губами. – Полезай на печь, сынок, погрейся там. Вскипит чай, попьем, да спать. Словно избитый, едва передвигая натруженные ноги, Деми взобрался на печь. Печь обдала теплом – он, угревшись, разомлел и вскоре заснул. Когда вскипел чай, хозяева пожалели тревожить Деми. Ладно уж, утром как следует поест, решили они. Напились чаю, Педор улегся на полати, а Катя устроилась на лавке около печки. В избе стало тихо. Среди ночи на улице люто залаяли собаки. В усталом мозгу Деми этот лай обернулся страшным

сном... Как будто он снова окружен мрачным лесом. Ночь, темень, хоть глаз выколи. Со всех сторон неистово воют волки. Вот один совсем изголодавшийся матерый волк, широко разинув пасть, подбирается к Деми. Ростом с копну, глаза горят. Вдруг это страшилище наваливается на Деми. Он тужится закричать – голоса не стало. А волк, оскалив зубы, рычит. Деми хочет бежать – ноги, точно связанные, заплетаются. Сердцу от испуга душно в груди – вот-вот выскочит. Стремясь разорвать путы на ногах, Деми изо всей силы забрыкал ногами. А вой все злобнее. Волки хотят загрызть его. Один уж успел вцепился ему в ногу. Перепуганный до полусмерти Деми снова силится кричать... В тишину ночи вдруг врезался жалобный вопль: – Мама-а! Мама-а! Ой, мама-а! Педор и Катя проснулись от крика, бросились к Деми. Ласково уговаривают мальчика, гладят. А Деми сильнее кричит, бьется в судорогах. Видя, что слова не помогают, Педор телом налег на мальчика. Деми, видно, испугался еще больше – закричал еще пронзительнее, жалостнее. Долго исступленно бился, плакал и бормотал парнишка что-то невнятное, пока не лишился голоса. Когда, обессилев, поутих, Педор снял его с печи. Бледный, словно холст, Деми лежал на лавке. Педор и Катя суетились около него, не зная, что предпринять. Постепенно Деми пришел в себя, узнал Педора и Катю. Но горя его и тоски не убавилось: и чужим теперь в тягость вынужден быть. – Пить, – попросил он, переводя истомленный взгляд на зажженную лучину. Лучина мерцала спокойно, маняще. Деми не отводил от нее взгляда. Катя нацедила из самовара в чашку теплой воды и подала ему. Педор, стараясь утешить мальчика, разглаживал его спутанные волосы. Катя поставила на стол глиняную чашку с молоком, положила яйцо, хлопоча угостить сироту. Деми сел за стол. Но и во время еды судороги дергали его тело. Он пил молоко, а лучина горела ровно, мягко.

172

Вдруг лицо Деми исказилось болью, он рывком поднял ноги на лавку. – Вот горе-то, беда-то! Что у тебя с ногами, мой хороший? – запричитала Катя. На грязных ногах мальчика была кровь. Деми не мог ничего толком объяснить. Посмотрел на свои ноги: словно коркой горелого хлеба покрылись они запекшейся кровью и грязью. Мальчик скривил рот, не осмеливаясь заплакать. – Ноги мне очень больно, тетя, – тихо проговорил он, ухватившись за ступни. – Да у тебя от грязи все ноги цыпки изъели. Катя метнулась к самовару, налила воды в лохань и поставила в нее Деми. – Ой, больно, тетя. Это же не цыпки изъели... Он принял за явь увиденное в бреду, хотел сказать, что волки в лесу искусали его, но промолчал об этом. Плотная кожура грязи не поддавалась и теплой воде. Тогда Катя извлекла из печурки тохонький, наподобие листочка, сморщенный кусочек мыла и стала натирать им задубевшие Демины ноги. Мыло, попадая на потрескавшиеся места, причиняло нестерпимую боль, Деми с трудом сдерживал крик, глухо стонал, топчась. Кате никогда не приходилось возиться с детьми, она растерялась. – Да обожди ты чуток, чего егозишь! Тебе же, кажется, хочу сделать лучше, так не понимаешь. – О-о господи-боже, да ведь ноги-то у него на человечьи уж не похожи, – опешил Педор, когда хорошенько рассмотрел ноги мальчика. Наконец Деми обмыли. Педор уложил его с собой на полати. Прильнув к костлявому телу старика, Деми долго лежал без сна. Завывание ветра в трубе тревожило его, настораживало шуршание тараканов в щелях. Щекотал тело страх. В голову все лезли и лезли страшные мысли, их много, как семечек в подсолнухе. От них уже, кажется, совсем не уснуть.

II Утро освобождалось от дождя. Солнце лучилось. Педор встал спозаранку, едва в окно засочился серенький свет. Пока Деми спал, старик успел починить пару лаптей да свить лямки к пестерю. Катя напилась чаю, обратившись лицом к иконе, стала молиться. Деми со сна позабыл вчерашнее. Когда проснулся, принял Катю за мать. «Мама!» – чуть не вскрикнул он радостно. Увидел лицо женщины – сердце в груди будто оборвалось. Сразу всплыла в памяти страшная картина прошедшего дня. – Если выспался, подымайся, сынок, пей чай и пойдем в лес за рябиной, – заговорил Педор, услышав скрип полатей. Деми умылся, позавтракал – Катя стала обряжать его в дорогу. Рубашка и штанишки совсем излоскутились – Катя облачила его в синие полосатые штаны старика и холщовую рубаху, закрашенную отваром ольховой коры, обула в только что починенные лапти. Лапти были слишком велики, но мальчик, за все лето не видавший обувки, и таким обрадовался, как диковинному подарку. И шапку дали ему. Когда собрались, Педор поставил Деми возле себя, начал молиться. – Перед тем как выйти куда, надо всегда попросить помощи в делах у бога, сынок, – сказал он, окончив молитву. Скоро старик с парнишкой шагали к лесу. Носками лаптей мальчик всю росу с травы сгребал. Ноги хлюпали в лаптях, словно масло сбивали. Пока дошли до леса, Деми начал мерзнуть от сырых лаптей. Едва вошли в лес, рябины стали манить сплошь краснеющими кистями. А Педор и глаза не кинет на них, по-стариковски сугорбясь, не поднимая головы и не останавливаясь, плетется дальше. – Дедушка, посмотри-ка, сколько рябины, давай здесь будем собирать, – попросил мальчик; ему не хотелось идти дальше: он уже устал. Его лапти через каждые десять шагов цеплялись за сучья и спадали с ног. К тому же и лес чем дальше – сумрачнее.

– Это не рябина, сынок, а пустая трата времени. Мы туда, на склон горы Изёй, пойдем. Вот там рябина так рябина. Ветвям тяжело. – Гора Изёй возле реки Изёйки, дедушка? – поспешно спросил Деми. – Да, да. Под горой и река Изёйка протекает. Там весело. Птицы поют. – Там беглых много, дедушка. – Теперь, пожалуй, сынок, нет на земле такого места, где бы их не было. После дождя плодятся грибы, а после войны – беглые. Нас они не тронут, им нужны богатые. – Разве моя мама богатая? – Твою маму не беглые убили, сыночек, а богачи, бандиты. – И нас ведь они поймают. – Что поделаешь? Они не только в лесу могут изловить, захотят – и дома на печи схватят. Да что делать? Кормиться надо. Эх, жизнь не в жизнь при вечном страхе. Подошли к высокой горе. Педор оказался прав. Тут рябиннику ни конца, ни краю. Словно цветной ковер запестрел в глазах Деми. Поднявшись чуть выше, старик осмотрелся, достал из-за пояса топор и срубил один сук. С веток хлынули красные капли осыпали землю. Деми достал из сумки ломоть хлеба и горстями стал набивать в рот кислые ягоды. Лицо его перекосилось, глаза зажмурились, но зубы усердно разминали ягоды. Дивясь невиданному множеству рябины, Деми рассматривал склон горы. На вершине ее показался заяц, покатился вниз. – Посмотри-ка, посмотри-ка, дедушка! Заяц к нам катится. Ктото спугнул, наверно, вон как несется. Прямо как серое колесо. – Так же бы колесом горе мимо нас катилось. – Пригнись, дедушка, пригнись! – обрадовавшись зайцу, парнишка и дыхание затаил. – Лесной синицы или ящерицы испугался, хе-хе-хе, – довольный своей шуткой, рассмеялся Педор, глядя вслед прыснувшему мимо зайцу. – А разве ящерица ест зайца, дедушка? – Не ест, да заяц ее боится. – Почему? – Таким уж трусишкой уродился.

173

– А их никто не боится, дедушка? – Лягушка только. – Почему? – А вот почему. Однажды зайцы со всего света собрались в одно место. Там главарь ихний сход созвал. Жалился на свое житье-бытье. Я, говорит, тысячу дней живу на земле, да не видел ни единой души, какая бы нас боялась. Всето нас обижают. Птицы – обижают, всякая тварь на земле – обижает. Все обижают. Для чего только мы живем на белом свете. Лучше уж всем скопом в воду... Послушались зайцы главаря, бросились к пруду топиться. Добежали – и разом остановились: с перепугу попрыгали в пруд лягушки. Обрадовались зайцы: есть, мол, на свете и такие жители, которые нас боятся, – и решили остаться на земле. С тех пор и посейчас живут, – рассказал Педор сказку, чтобы поразвлечь мальца. Старик снова засмеялся, посмотрев на Деми: тот сказку принял всерьез. – А когда они собирались, ты сам видел, дедушка? – спросил мальчик теперь уже немного недоверчиво. – Мой дед видел, – улыбнулся Педор. Он решил, пока Деми лакомится рябиной, подняться по склону: там ягод еще больше должно быть, да и вкуснее они ближе к солнцу. Мальчик даже не заметил, как исчез Педор. Неожиданно лесную тишину прорезал тонкий свист. Возник он где-то вверху, эхом разнесся понизу, по верхушкам молоденького, ровного, точно подстриженного, ельника – несколько раз повторился там. Деми приподнялся, глазами стал искать старика. Наконец, увидел его на склоне горы, успокоившись, улыбнулся. – Дед, а дед, много ли там рябины? Я приду к тебе? – спросил он и, не дожидаясь ответа, побежал по стволам поваленных сосен. Вдруг снова раздался свист, еще резче, чем в первый раз Деми удивленно огляделся кругом. Сначала он подумал, это дед свистнул, но потом усомнился, чтобы он так мог. Наверно, кто-то неподалеку еще есть. Кто?.. Из чащобы выскочили какие-то люди и побежали к

Педору. Деми пристыл к стволу, потом встрепенулся, хотел бежать к старику – ноги подкосились. А неизвестные бежали, будто сами от кого-то прячась, поминутно озирались. Видимо, Педор тоже завидел их – замахал Деми рукой. Мальчик понял: велит ему укрыться. Конечно, это белые бандиты. Вжаться в землю, чтобы его не видели, чтобы и тени его не заметили. А как же Педор, такой добрый старик? Деми лежал ни жив, ни мертв, с перехваченным дыханием. А злодеи уже окружили старика. – Вот, сын у этой образины – коммунист. Они со своим отродьем всех в деревне настраивают против нас. «Долой царя» говорят, над богом насмехаются. Нельзя терпеть на божьей земле такую сатану, господин офицер! – залаял на Педора человек с кудрявой черной бородой, заискивающе крутясь вокруг солдат. Выплюнет слово – и свирепым псом посмотрит на Педора, другое произнесет – ластящимся щенком взглянет на человека в синей суконной шинели. Старик стоял прямо, не горбясь, ничего не говоря. Должно быть, решил смело встретить врагов. Высокий, сухой, как мертвое дерево, офицер достал из кобуры на боку пистолет. – Бросай топор! Руки вверх, старый паук! – крикнул офицер на старика. Думал, наверно, запугает его. – За что же, за что вы обижаете старика? Я ведь... – Педор поперхнулся... – Я же никого не трогаю, а рябину собираю, чтобы зимой было что пожевать. – Нам твоя рябина не нужна. Ты нам вот что скажи: где твой сын? Где он? Где? Ну, что молчишь, истукан! – Сына взяли на войну, и где он теперь, я совсем не знаю, ваше благородие. – Знаешь, не отпирайся. Он здесь, в лесу, скрывается. А ты к нему пришел, еду принес, так ведь? Мы все знаем, – кричал офицер. Покачивался перед Педором, изгибаясь своим длинным телом и гримасничая. Издевался, наверно, над стариком. А сам нет-нет искоса на солдат и чернобородого посматривал. Должно быть, хотел, чтобы они его похвалили. Если бы Деми ружье, он бы ему показал.

– Кто ведает, где он бродит, ваше благородие. Он меня за отца не почитает и мне, старику, ничего не сказывает. – Врешь, старый мизгирь! Ты мне не замазывай глаза. Понял? – Понимаю ведь, ваше благородие, понимаю. Закон вас поставил царя охранять, конечно, нельзя вас обманывать. Да и зачем мне врать. Вранье на зуб не положишь. – Не только законом, господин офицер самим господом-богом поставлен на защиту царя, потому, Педор, за его обман бог тебе не потерпит, – поддакивал офицеру чернобородый, оглаживая бороду. – Не хочешь говорить сам, заставлю. Признавайся, где скрываешь своего сына? Если не скажешь, как собаку пристрелю, – офицер наставил на Педора дуло пистолета. Деми невольно зажмурился. Вылез из-под хвороста, на животе отполз подальше. Подумал, что надо поискать кого-нибудь вызволять Педора. Но навертывавшиеся слезы застилали все перед ним – Деми то и дело натыкался на пни и сучья, кружил на одном месте. Да и кого тут найдешь? Весь белый свет против бедных. – Не знаю, говорю, господин офицер, вот господь-бог, не знаю. Как ушел по весне, так с тех пор не возвращался домой. – Говори добром, Педор, говори. Под старость за свое красное отродье перед божьей матерью не принимай греха на душу. Или ты хочешь мучительной жизни на том свете? Ведь твой Иван в прошлую субботу известил все деревни, что он скрывается в этом лесу. Совсем ты нас не понимаешь, Педор, – снова пытался чернобородый вытянуть признание у старика. – Мы тебя жалеем; сын твой бога позабыл и тебя уж бросил. Ему коммунисты голову вскружили, против закона пошел. Господин офицер его знает, в германскую вместе были. Он хочет Ивана поставить на правильную дорогу, чин ему пожаловать, тебе же от этого будет лучше. Вправду, что ли, добра они Педору с его Иваном хотят? Вон, говорят, чин пожалуют. А пистолет тогда зачем наставили? Что-то Деми невдомек... А старик-то, видно, им не верит.

174

Не раз обшаривали бандиты лес в поисках Ивана – все попусту. Разозленные неудачами, не знали, как вести себя с Педором, – то пытались запугать, то обмануть, словно малого ребенка, разными посулами. – В последний раз спрашиваю: скажешь или нет, где скрывается сын?! – закричал офицер. – Сказывай скорей, сказывай, говорю, а то, смотри, пристрелит – и все. – Уйди с глаз моих, кровопивец! Знаю, зачем тебе понадобился мой сын. Весь свой век ты обманывал нас, измывался над бедными людьми. Теперь не стали на тебя работать, так решил самих живьем проглотить. Уйди от меня! Своего сына я волкам не отдам, не надейся, – взорвался Педор. Деми не ожидал, что такой маленький, добрый старик может так сердиться. Ему бы ружье, и Деми бы ружье, они всех врагов бы перестреляли. – Молчать! Довольно выть! – завизжал офицер и выстрелил в воздух. Гул понесся по лесу. Будто на всех деревьях вдруг сучья ломать стали. – Ты еще смеешь насмехаться надо мной?! На тебе, знай, кто я! – чернобородый ткнул кулачищем в лицо Педора. У Деми свело суставы. Он скрючился за грудой хвороста и завизжал. Один солдат судорожно вскинул ружье. – Держите! – офицер указал солдатам в сторону, где послышался визг. Двое с ружьями наперевес ринулись к Деми. Мальчик скатился в овраг и во всю прыть помчался по тропинке, пробитой скотом. Солдаты потеряли его из виду в густом лесу. А мальчик бежал и бежал. Он уже и сам не знал, куда и зачем бежит. Может, добраться до деревни и созвать народ на выручку старику? Остановился Деми, когда совсем выбился из силенок. Смотрит – здесь лес гораздо глуше. Теперь уж и тропинку почти незаметно. В лесу черно, как в бездонной яме. Сюда и солнце проникает только отдельными дрожащими ниточками. От мысли, что совсем заблудился, Деми обдало морозом. В растерянности заметался взадвперед.

Долго кружил мальчик по незнакомому лесу – вдруг его настигли далекие душераздирающие крики и шум разглашенного лесом выстрела. Будто заноза воткнулась в сердце Деми. Мальчик опустился на пень и заплакал. «Чем не понравился беглым такой смирный, добрый дедушка? Какие, оказывается, они, эти беглые. И маму тоже они, наверно, убили тогда в лесу. Знаю теперь я их. Вырасту большой, покажу этому чернобородому. Своими руками перебью таких извергов». Такие мысли вихрились в голове. Маленькие пальчики сами собой сжимались в кулак. Деми поднялся, снова походил вокруг, но дороги в деревню не смог обнаружить. Лес точно хотел отрезать ему путь – прятал все тропинки. Целый день проплутал Деми. После заката солнца лес стала затоплять зловещая темь. Ночь наваливалась на обессиленное тело, опутывала усталые ноги. Деми, спотыкаясь, падая и вставая, брел и брел дальше, не останавливаясь, через чащельник. На счастье, впереди показался просвет. Как из угарной бани вырвался Деми из леса. С облегчением вдохнул свежий воздух прибрежных лугов. Должна быть деревня близко, решил он. Шел, шел – никакой деревни впереди. Завиднелись лишь стога сена. Возле стогов на ночь приютилось около десятка коров. Живые существа ободрили мальчика. Будто с людьми повстречался. Быстрее пошел к коровам; присел возле одной, стал поглаживать, приговаривая. Совсем раскиснув, с усилием поднялся и лег на сено. Луна, наклеенная на густое синее небо, через вершины деревьев пучилась на Деми. Ему стало страшно. Сняв шапку, он начал усердно молиться на луну. Затем нырнул поглубже в сено. И неожиданно для себя уснул.

III В изёйском лесу гнездилась шайка белогвардейского офицера Федорова. Вокруг отряда с полсотни солдат группировались кулацкие банды из окрестных сел и деревень. Целыми днями лазили

солдаты по темным, глубоким лесам в поисках большевиков. По ночам, словно рыси, шныряли по дворам и грабили население. Федоров всей своей ораве наказал собраться сегодня на лугу, как стемнеет. Надо было подвести итоги совершенным за день злодействам и распределиться на ночные черные дела. И вот там и сям начались пересвисты. Деми проснулся, но не скоро разобрал, что творится вокруг. К стогу подошел Федоров. Он был тот офицер, которого Деми видел днем. И с теми же солдатами. – Штыками стога прощупайте, не прячется ли кто, – сказал офицер. Двое зашли с одной стороны скирда и стали едва не насквозь прокалывать его штыками. Шорох придвигался к Деми, вот уже подбирается к самой голове. «Ну, будь что будет», – хотел было Деми закричать. Но не успел вскрикнуть – у самого уха зазвенело стекло. – Что это? – изумился солдат. В стороне стоял, наблюдая за солдатами, чернобородый. Он тоже приблизился. – Это не иначе как самогон. В тревожные годы здесь в лесах варят его и прячут по кустам и в сене, домой нести не смеют. Вы бы не разбивали, может, господин офицер будут пить, – прошептал он солдату. – О-о, самогону он самый близкий приятель, – пробурчал тот, едва сдерживая выступившую слюну, и кинулся к офицеру. – Ваше благородие, стога кругом проверены, кроме бутылки самогону, ничего не обнаружено, – вытянулся солдат перед начальником, а сам глаз не спускает с его лица, старается разгадать мысли насчет самогона. – Самогон, говоришь, есть? – всколыхнулся офицер. – Так точно, ваше благородие! Я нашел. – Сюда, сюда, скорей! Офицер вытянул и без того длинную шею и продолжительно свистнул. С разных сторон к стогу потянулись черные тени. Тем временем солдаты достали из-под сена две полуведерные бутыли и три бочонка с самогоном. Один еще продолжал

175

шарить в сене; наткнулся рукой на Демину шапку, в испуге отпрянул: видно, решил, что крысы. Воровато озираясь, как нашкодившие кошки, черные фигуры прутся к стогу. – Усаживайтесь в тени! – ткнул офицер на затененное стогом от луны место. – Жизнь, господа, тяжелая настала, – заговорил он, когда все расселись, – такую жизнь нельзя больше терпеть ни одного дня. На Ижевский завод наступают красные. Своими только силами они Ижевск не возьмут. Но им помогают разные голодранцы. Сейчас они ходят по деревням и собирают всякую шваль. Вы, господа, должны все ближайшие деревни в течение одной ночи прочесать. На эту ночь будьте настоящими змеями. Чтобы ни одной непроверенной щели не осталось. Обнаружите сборище голытьбы, хотя бы двухтрех человек, хватайте их. Это не иначе как охвостье захаровского отряда. Спрашивайте, где Захаров Платон, где Буров и другие коммунисты. Не скажут – бейте до полусмерти. Если и в этом случае не будут говорить, одного-двух изрубите на глазах остальных. Тогда другие устрашатся и скажут. А ежели найдете коммунистов, давите на месте. Большую награду получите. Не найдете – жгите их дома. Короче говоря, чтобы от коммунистов даже худого лаптя не оставалось. Поняли? Чем можем, должны мы помочь нашим друзьям-колчаковцам. А чтобы дорога была легче, сейчас немного выпьем. Дядя Алексей, давай сюда бутыли. Чернобородый обнес всех самогоном. Офицер продолжал напутствие: – С вами, господа, спасительбог, надеюсь, задание выполните. Завтра собираемся здесь же. Идите! Группами, как пришли, все разошлись по сторонам. Остались только офицер, чернобородый, да еще каких-то несколько – это были ординарцы. Завели разговор о своих темных делах. Meж разговорами вытянули целый бочонок самогона. – Только вам одним говорю, господа: дело совершенно секретное. Раззвоните – всем языки повырываю... – пьяно бормотал офицер. – Завтра или послезавтра

здесь пойдут белые для подкрепления Ижевску. Им надо расчистить дорогу. Выколотить партизанские отряды из всех деревень и лесов. Для этого и направлены мы сюда. Поняли? То-то! Мы, брат, старые волки. Чтобы нас осилить, большевикам много каши еще надо выхлебать, да каши-то они уже земляной наедятся. Да, да... Долго еще, до одури, хвастались они друг перед другом своим умением жить, своими подвигами, своей храбростью и разгулом. Мальчику казалось, будто плетется вокруг него какая-то тоскливая бесконечная пряжа злобы к людям, к таким, как его мать и Педор. Жужжало, жужжало в ушах яростное веретено... У его матери, помнится, было доброе веретено, гудело тихо так, мягко... Злобно лаяли офицеры на какие-то советы. В голове Деми мутилось. Потом все заснули, кто где свалился вокруг опустошенного бочонка. А к Деми не шел сон. Мальчишку лихорадило – некоторые пьяные прямо к нему подвалились. Еще чуть разроют сено, доберутся до него... Так и есть. Уползая от холода, солдаты стали залезать в глубь стога. Один из них пристроился рядышком с Деми. Должно быть, Деми он принял за своего, прижимается к нему. Ужас объял Деми, ни жив, ни мертв лежит он.. Уйти бы, тоже страшно. Не знает куда. Во сне храпят, кряхтят, ненавистные... Только перед рассветом на какое-то время Деми смог забыться. Утром, беспокоясь за коров, не вернувшихся вечером с пастьбы, сюда пришли женщины. Настороженный слух Деми скоро уловил голоса хозяек и звон колокольчиков. Но мальчик никак не мог сразу стряхнуть липкое забытье. Осоловело полежал еще, собираясь с мыслями, затем робко приоткрыл глаза. Темень, ничего не видно. Тихонько пошевелился – шорох сена напомнил, где он. С сожалением стронувшись с нагретого места, стал бесшумно выбираться из стога. Женщины остолбенели, когда увидели вылезающего из сена Деми. Одна, взвизгнув, бросилась бежать. Другая, посмелее, посмотрела на Деми, увидев ребенка, остановила подругу.

В пьянке офицер даже сумку бросил около стога. Деми схватил ее и устремился к женщинам. Волнуясь, поведал им о том, как попал сюда, что вчера приключилось в лесу. – Ой, чего только не услышишь! – Ох, боже мой... В такие времена небось и опозориться недолго. – Э-э-эх, горе-горе. После ухода мужиков мы и дома сидеть боимся одни, а как же такой малец все это вынес? – разводили женщины руками, хлопали себя по бокам, поражались рассказу Деми. А тот вспомнил Педора и сник. Сердце пронизала жалость старику, бессильное ожесточение против солдат. По щекам потянулись слезы. – Да у тебя, сынок, и одежда-то что комариные крылья, умрешь от холода, – посетовала женщина, и обе быстрее погнали коров. – Узнает Катя, опять руки и ноги отнимутся у ней. Сердце-то хворое. Только старик и поддерживал ведь бедняжку. И Иван где-то в бегах. Так, сокрушаясь всю дорогу, они добрались до деревни Изёй. Завидев сидевшую у окна Катю, Деми заплакал. Попытался рассказать Кате, как в лесу избили старика. Язык от обиды заплетался. Скорее сердцем поняла Катя, что случилось, – волной накатила нестерпимая боль. Заболело сердце, заболела душа, тело разрывалось от плача. Об убийстве Педора соседки, ходившие за коровами, заспешили известить стариков, тех, кто оставался дома. Скоро старики и женщины собрались у Кати. Утешали ее, успокаивали, но и у самих на глаза навертывались слезы, на лица набегала кручина. Четверо или пятеро стариков запрягли лошадь и отправились за телом. – Так радел о семье, совсем старый уже, а не выходил из лесу, все что-нибудь гоношил, припасал съестное. Мяса нет, так лукошко за лукошком таскал грибы, чтобы хоть какое варево похлебать зимой. Теперь вот норовил больше рябины заготовить. Э-э-эх, старик, старик, самому-то ни грибы, ни ягоды не понадобились. Что за жизнь! Что

176

за жизнь! Когда же, наконец, хорошую-то увидишь?! Так причитала Катя, проклинала белый свет.

IV Педора привезли только вечером, когда в деревне зажглись огни. Тело после озверелых рук словно было и не Педорово. Голова и лицо размяты, одежда, пропитанная кровью, затвердела, как лубок. Старика не внесли в дом. Катя и без того чуть жива валялась на полу. В огороде с высохшей крапивой и лебедой одиноко соседствовала почернелая баня. Готовая развалиться от ветхости, она говорила о нищете хозяина. Баню не удалось покрыть, и на потолке выросла лебеда. Там, в той хилой бане, безчувственный к окружающему, лежал Педор. А здесь, в жалкой лачуге, с прогнившими и выкрошившимися углами, выплескивала в рыданиях боль осиротелая Катя. В тесной и душной бане трое стариков. Они остались на ночь возле покойного соседа. С Катей две старушки и старичок. Пытаются утешить обезумевшую от горя и боли женщину. Ночь... Тихо вокруг. Темно. Посмотришь на юг или восток, на небо или на землю – ничего, кроме черноты, не увидишь. Не совсем ли уж померк, думаешь, белый свет. Даже привычные ко всему старики в эту ночь старались не смотреть в окно. Черная, безжалостная пустота того и гляди поглотит бесследно. Сидевшие в избе будто и сами начали пропитываться тишиной. Катя больше не билась, временами лишь слабо стонала. Задремала старая Огыр, заменявшая в светце догорающие лучинки новыми. Неожиданно спящая тихо земля, будто испугавшись чего-то, вздрогнула. Еле-еле мерцавшая лучина вылетела из подставки. Зазвенели стекла. Задребезжала посуда в переднем углу в лукошке. Где-то яростно залаяли пушки. С жутким воем понеслись над деревней снаряды. Загремела ночь, задрожал воздух.

Темную избу ярко осветило. И без того оробевшие старики забормотали молитвы. Огромный кусок неба над горизонтом озарился багряным светом. Это походило на большущий пожар. – Чья-то деревня горит! – Горе над каждым нынче вьется. – Кто-то совсем без крова останется, – зашелестели вздохи и печальные возгласы. – О-ох, ангел-спаситель, горим, видно, горим! – заволновалась Катя, содрогнувшись от неожиданной вспышки. – Это не наша деревня горит, кума, – заспешили успокоить ее соседки. Пушки пуще разошлись, снаряды завыли неумолчно. Сотряслась земля, всколыхнулись постройки. Сидевшие возле покойного не выдержали, пришли в избу. – Сюда бой добирается. Тут уж и конец, верно, будет. – Пропадать так пусть пропадем. Чем так мучиться, лучше отдохнуть на том свете. Век прожили, а ничего хорошего не видели. Так разговаривали старики, перемежали слова вздохами. – Не знаю, брат, не повидав хорошего-то, как-то и умирать обидно. Говорили, этот бой будет самым большим и последним. – Так оно, так будет. Теперь вся сила на стороне красных. Бедняки надеются на них, и народ бежит теперь из-под белых. Долго еще толковали старики о житье-бытье, уже перед утром разошлись по домам, к семьям, детям. В избушке остались женщины да старый Василий, Катин родственник. В доме повисла тревожная тишина. Тоненький храп Деми с кухонной лавки и скупые стоны Кати угнетали душу... Светлая полоса на небе все раздавалась вширь – наступал рассвет. – Чувствуют белые свой конец, потому и допекают народ, – обронил Василий. Дыхание у Кати по временам затруднялось, она корчилась, стараясь подавить боль. С раннего утра подводы и обозы белых непрерывной вереницей валили от леса.

Солдаты, рыскавшие ночью, вразвалку спали на телегах. Одни лежали на спине, другие вниз лицом; некоторые дремали сидя, склонив головы к коленям. На выбоинах их встряхивало, раскачивало. Беспорядочно шагавшим за подводами солдатам, казалось, не было конца. Брели устало, повесив головы. – Тетя Катя, тетя Катя! Смотрика, этот самый, вон едет верхом, он дедушку убил. Я его узнал, он самый был. – Что поделаешь, сынок, мы все равно сейчас ничего не можем. Отойди от окна. А то увидят и войдут еще, – с натугой проговорила Катя. Сидевшие у нее женщины и Василий из-за косяков стали рассматривать в окно офицера. Рядом с ним тряс окладистой черной бородой староста Алексей. Указал пальцем на избушку Кати – офицер повернул коня к воротам. Бухнула дверь. Вместе с Алексеем, увивавшимся возле, точно собачонок на привязи, и полдесятком солдат офицер вошел в избу. Деми, наблюдавший за ними с полатей, укрылся в дальнем углу. – Катерина, а Катерина, – начал староста, – эти солдаты – защитники царя и отечества. Им нужно помогать. У тебя должок мне, хлебом еще не расплатилась... Знаю, у тебя и себе хлеба мало, решил уж забыть долг. Ты за это накормишь солдат мясом. – Хворая я. Себе сготовить ничего не могу... А мяса-то... откуда я достану? Отродясь мы не видали мяса. Смеешься, что ли? – А корова? Защитникам царя коровы жалеешь? Может, и ты держишь сторону коммунистов?! Смотри, Катерина, за это тебе господь и болезнь наслал. Будешь так поступать, совсем тебя скрутит. А уж если корову свою так сильно жалеешь, отдавай хлеб. Мне все равно. – За пятнадцать фунтов хлеба корову увести! Да что это такое, Алексей, и стыда в тебе нет, что ли?! – Э-эх, негодница... Я, жалеючи ее, хочу сделать лучше, а она напраслину мелет.

177

– Староста! – Вскинулся молчавший до этого офицер. – Я терпеть не могу, когда ты нянчишься с таким барахлом. Есть за ней долг? – Есть, есть, ваше благородие, двадцать пудиков муки должна. – Брешешь, волосатая морда! – вскипела Катя. – Ведь только пятнадцать фунтов осталось. За остальное все лето на тебя работали и рассчитались. У тебя самого полны хлевы скотины, почему ни одной коровы не отдашь? – Замолчи! Как ты смеешь перечить деревенскому голове! Защитников отечества ты и без того обязана кормить... Капте-ер! – Слушаю, ваше благородие. – Прирезать корову. – Корова уже зарезана, ваше благородие! Сейчас шкуру снимают. – Молодцы! Валите в котел всю тушу разом. – Будет исполнено, ваше благородие. Офицер повернулся, шагнул к двери и тут увидел свесившийся в щель полатей ремень; остановился, недоумевая, затем резко рванул за кончик. – Каким образом эта сумка сюда попала? Не ты ли, мизгиренок, притащил ее? Давай сюда, живо! – офицер, увидев Деми, перекатил на него всю свою злобу. Дрожащая ручонка схватила сумку, поспешно протянула ее офицеру. – Вы убили дедушку в лесу, – брякнул Деми неожиданно для себя. Офицер дернул его за руку, словно щенка, сошвырнул с полатей на пол. Не вытерпев боли, бедняжка вскрикнул. Офицер вдобавок пнул в грудь твердым, точно деревянным, носком сапога. Парнишка света невзвидел, только пискнул. Долго не мог вздохнуть. Алексей и офицер, считая, что закончили свое дело в этом Доме, с усмешкой переглянулись и быстро вышли. Натерпевшись страху, соседи заторопились уйти. Катя и Деми остались одни. Исстрадавшаяся женщина судорожно рыдала. Горе сверх ее сил. Беззвучно плакал Деми. От боли,

от бессилия помочь Кате. Всхлипывал, боясь, что прорвется голос. Во дворе дымила походная кухня. Вокруг нее суетились солдаты. Закладывали в котел куски Катиной телки, береженной ею для приплоду.

V Перед обедом белое офицерье учинило пьянку. Со второго этажа богатого Алексеева дома сквозь пьяные крики, топот, трезвон стекол слышались временами взревы гармони. Развязные крики и пьяное мычание камнями падали в душу Деми. Он немного забылся после офицерского гостинца. Сейчас проснулся. Едва поднялся с грязного пола. Сел возле окна, задумался. Против окна, выходящего во двор, дом Алексея. Соседский дом будто давил своей каменной тяжестью – там, точно ожирелые свиньи, веселились убийцы его матери и старика Педора. А здесь, распластавшись на кухонной лавке, прерывисто дышала, ловила воздух теперь одинокая Катя. Скоро у ней роды. А белые бандиты бесстыдно надругались над горемычной. Позор черной пеленой повис над Катей, застилая белый свет в глазах. От хвастливых выкриков распоясавшихся офицеров и горестных стонов Кати сердце Деми словно распухло. Он посидел еще немного в раздумье, осиливая что-то в себе, потом резко поднялся. Достал горшок, стал накладывать в него горячие угли. – Чего это ты, сынок, вздумал с огнем баловать, – шевельнула губами Катя. Она чуть приоткрыла глаза, наблюдая за Деми. – Я, тетя Катя, огня подложу им. Пусть все убийцы изжарятся, – откликнулся Деми, послав кипящий ненавистью взгляд на дом Алексея. – О-ох, смерть моя... не набедокурь. Не ищи себе погибель. И без нас найдутся, спалят их. Брось добром, деточка, горшок. Мал этим заниматься. Только успела Катя договорить эти слова – вновь схватила ее боль.

– Мал... а дедушка говорил, мне десятый уже пошел... – обидчиво возразил Деми, поставил горшок, бесшумно двинулся к двери, вышел во двор. Огородом прошел к калитке возле амбара и стал рассматривать двор Алексея. Там разодетый, как кукла, малыш играл патронами. В руке у него – сверкающий наган. Вытащил у пьяного вдрызг отца. Это был сынишка Федорова, Володя. Деми забыл, зачем сюда и пришел. Огниво и трут, припасенные для пирующих, заслонились наганом. – Я тоже умею патронами играть. Давай вместе будем, – закрутился Деми вокруг мальчика, так и сяк приноравливаясь отнять наган. – Где ты его нашел?.. Давай вместе будем играть. – Это папины патъены. Я папе сказу, так он тебя застлеит, с важностью выговорил Володя, даже не взглянув на Деми. – Ну-ка, ну-ка, посмотрим. А как тебя зовут, мальчик? – Вова... – Ой, какие хорошие у тебя ляльки, Вова. Дай-ка мне, я тоже посмотрю. Ай-яй-яй, какие красивые, – приставал Деми. Но малыш несговорчивый, его не обманешь. Поняв, что все бестолку – и ласки, и похвалы, – Деми решил взять силой. Осмотрелся, под пьяный гул, несшийся из дома, выдрал наган у мальчишки и бросился бежать между забором и амбаром. Володя успел ухватиться за полу Деминой рубахи и понесся за ним с воплем на весь двор. Впопыхах Деми никак не откроет дверцу возле амбара. Обернулся, с силой оттолкнул вцепившегося мальчишку. Тот упал навзничь и не заметил, куда подевался обидчик. А Деми, точно ящерица, быстро проскользнул под амбар и забился в темный угол. Володя вскочил, думая, что Деми скрылся в огороде, ринулся туда. Деми сильнее втиснулся в темноту. Сердце, словно снегирь в силках, металось в груди. А глаз нетерпеливо косил на добычу. «Так вот чем убили дедушку в лесу эти волосатые морды», – вспыхнула, обжигая, мысль. За ней вновь поднялось пережитое.

178

Должно быть, услышали рев – из дома вышел офицер. Увидев его, Деми ожесточился. «Вот опять ведь вышла эта обезьяна. Он застрелил дедушку. Он же приказал у тети Кати телку зарезать. Вот какой это мешок зла», – шептал про себя. Стиснул невольно зубы. Любой в офицерской шинели казался ему тем, который был в лесу. – Вова, Вовчик, сынок! – растревоженной осой бесновался офицер во дворе. Потом заметил, что веревка у колодца шевельнулась, метнулся к колодцу. – Кто оставил колодец незакрытым?! Кто?! Кто, говорю, колодец открытым оставил? Давайте его сюда, сейчас же изрублю в куски! Изрублю, искрошу! – яростно брызгал слова офицер. Разгоряченный хмелем, не соображая, что делает, свесил голову в колодец. Деми приставил к щели наган, прицелился в офицера, зажмурившись, замялся, и вдруг – наган выстрелил. Деми опрокинулся, несколько времени лежал ни жив, ни мертв... Офицер бултыхнулся в колодец. Деми, приходя в себя, хотел было бежать. Но в это время, очевидно, на выстрел выплелись из избы другие офицеры. Будто только учатся ходить: так налакались. – Господин Федоров, а господин Федоров! – Ваше благородие! Куда вы подевались? Давай хоть выпьем за ваше-наше здоровье. – Вы слышите или нет? Господин Федоров, господин Федоров, давайте выпьем, – не унимались собутыльники. «Их бы туда же, к тому, пусть пьют вместе...» В этот момент деревню потряс пушечный грохот; пушки, пулеметы, ружья властно заговорили во всех концах. Улица взбудоражилась. Старый полковник с лицом, смахивающим на рысью морду, высунулся в окно и обозленной собакой залаял на офицеров. – Господа офицеры! Что вы слюни распустили?! Говорят, красные окружили! Сейчас же поднять всех солдат, дать красным отпор! Живей, живей пошевеливайтесь! – А где же охрана? – А где те пятьсот солдат, на которых вы надеялись?

– Не сметь возражать! Ваши солдаты разбегаются. Марш, марш!.. Пушечный гул с поля заглушил брань полковника. Тогда и офицеры очнулись, несколько отрезвели, завертелись, забегали, точно напуганные овцы. И ворота для них оказались тесными. Теперь им не до него, не до Деми. Он снова взялся за наган. Тоненький, как прутик, пальчик нажал на спусковой крючок. После первого опыта было уже легче. Деми еще несколько раз выстрелил подавившимся в воротах офицерам, но, видимо, ни в кого не попал: никто не свалился. Двор опустел. А за огородами рокотало раскатистое, в сотни голосов «ураа-а! ура-а-а!» Словно весенние воды, смывшие плотину, густыми волнами заливали улицы и дворы какие-то новые люди. Тоже в шинелях. Человек десять уже успели проникнуть во двор Алексея. С винтовками наперевес они обшаривали все уголки. Один приблизился к убежищу Деми. У него револьвер. Деми показалось, что дуло направлено прямо на него, – мальчишка похолодел от ужаса. Начал наставлять свой наган на подходившего – это был Иван, муж Кати. Деми еще не знал, какие бывают красные, какие – белые. Думал: все в шинелях – бандиты и в них надо стрелять. А враг уже вот, близехонько. У Деми и руки затряслись, но он овладел собой, прицелился. Стиснул зубы и нажимает на спуск. Иван уже у самой стены. Деми рывком нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел. Что-то шлепнулось Деми в лоб – он подумал, что в него тоже выстрелили. Несколько времени сидел, сжав веки, без кровинки в лице. – Выходи оттуда добром! – раздалось из-за угла. Деми на четвереньках перебрался в другой, дальний угол. Приготовился было еще стрелять, но место между забором и амбаром заполнило множество голосов – все равно всех не перестрелять. – Еще раз говорю, вылезай изпод амбара! – приказал тот же голос. Деми притаился зайчишкой под амбаром и дышать перестал. Тогда солдат за углом направил

дуло под амбар. Из-под амбара выметнулся отчаянный визг. Деми заспешил выдаться из своего убежища. Тут его озарила догадка: «Сейчас я вот всех солдат перепугаю», – и, выставив перед собой наган, стал выползать на животе. Как только высунулась рука с наганом, солдат схватил ее и выволок Деми. – Тьфу! Оказывается, в самом деле какой-то молокосос. А я думал: взрослый человек старается изменить голос. Еще там есть кто? – Не-ет. Я был оди-ин, – всхлипнул Деми. – Ты чей сын? – Катин. – Какой Кати?.. – А той... рядом с этим домом в маленькой избушке живет, – ответил Деми понуро. – Гм-м, какой умный. Только что хотел меня пристрелить, а тут уж моим сыном заделался. И то: рубаха, штаны – одни лохмотья – впрямь подумаешь, сын Ивана Бурова. Ну-ка, говори правду, мальчик, кто тебя посадил тут и приказал стрелять в большевиков. – Я не стреляю в большевиков. – Ишь ты, какой бойкий!.. А кто тебе велел в нас стрелять? Отец, мать? – Сам! Зачем вы убили маму и дедушку? – Значит, мать и дедушку убили? А сейчас у кого живешь? У дяди Алексея? – У меня нет такого дяди. У тети Кати живу. – Ты давай не ври. Мал еще нас обманывать. А что же ты тут делал? – Играл. – Ишь, какой ловкий!.. Кто же тебя научил такими игрушками играть? Да-а, игрушечка у тебя – чересчур, заграничная, – Иван покручивал в руке наган. – Ладно, веди-ка нас к твоему отцу. Пошли, пошли... Иван легонько схватил Деми за руку, тот испуганно завизжал, рванулся и, оставив у Ивана рукав своей рубахи, выбежал в огород. – Ишь, звери, уже своих ребят не жалеют, младенцев на смерть посылают. Обрядили тоже, как на маскарад, а наган-то заграничный дали.

179

За Деми не погнались, только посмотрели ему вслед. А тот пополз по-за изгороди, чтобы никто его не заметил. Так пробрался во двор Ивана. Иван наблюдал за ним в щель. Между тем товарищи его успели все осмотреть на дворе. Кроме раненого офицера и разбитой посуды, ничего не обнаружили. Тогда Иван решил заглянуть домой. Он уже знал, что Катя совсем ослабла здоровьем. Да что поделаешь? Сидя дома, не отвоюешь Советскую власть. ...Деми, едва вошел в избу, прежде всего, закрыл дверь на крючок. Не решился рассказать Кате, что попадался в руки солдатам. Залез на печь, застыл в углу. Не шелохнется. Только слышится его частое дыхание. Неожиданный стук в дверь отозвался в Деми дрожью. – Катя! Катя! Открой-ка, открой! – ласково позвал Иван. – Ох, не могу встать. Деми, ты, что ли, закрыл? Открывай скорей. Ох, горюшко мое. – Это солдаты, тетя, нельзя открывать. – Каких ты солдат увидел! Это же Иван, открывай, говорю, живее! – Катя! Отец! Открывайте, я же это, я, не узнаете, что ли? – Ох, сердце мое... горит... Открой живей, Деми, говорю ведь тебе, не могу встать. – Сказал, это солдаты, так почему-то не верит. Я их сам видел, – ворчал Деми, медленно слезая с печи. – Не упрямься. Что велят, то и делай. Спустившись до последней ступеньки, не вставая на пол, он коекак дотянулся до двери, с усилием открыл ее и снова юркнул на печь. Распахнулась дверь, Иван, не взглянув на Деми, поспешил к Кате. – Катя! Ты все болеешь, милая? Что, еще хуже, что ли, стало? – Он обнял Катю и несколько раз поцеловал. Деми онемел от внезапного удивления. Вытянул шею и наблюдает незаметно из-за трубы за неожиданной встречей. – Катя, милая ты моя, любушка, не плачь, слезами не поможешь...

А где отец? – спохватился Иван. – Ох, ох, горе мне! Лучше бы ты, Иван, не спрашивал – сердце надрывается. Только сейчас Деми понял, кто этот Иван. Глядел на него с Катей и беззвучно всхлипывал. Поняв, что Катя не объяснит Ивану все, нерешительно сполз с печки. – Дедушку солдаты убили... – сказал он и поперхнулся всхлипами. Чтобы получше рассмотреть Ивана, пододвинулся к нему. – Что ты сказал?.. Моего отца убили?! Кто? А ты откуда знаешь? Кто ты такой, как сюда попал? – Старик возвращался с мельницы, так под изёйским мостом нашел его и привез домой. Сирота он. – Мы с дедушкой пошли было в лес за рябиной. Тогда из лесу вышли солдаты и схватили дедушку, а один вовсе не солдат, а старик с черной бородой. Я убежал, а дедушку из ружья застрелили, – рассказал Деми. – Среди них Алексей был. Говорят, он водит по лесам белых, наводит на нас беду. – Та-ак, выходит, моего отца Алексей убил!.. До меня руки не достали, так за отца ухватился. Ах, он, змеиная душа! Теперь-то уж не увернется... – Я за это одного офицера застрелил уже. Тем самым ружьем, которое ты у меня отобрал. Как выстрелил, так он сразу в колодец упал. – А почему же и меня хотел убить? – Не знал я тебя. Думал, ты как те солдаты. Когда свыкся с Иваном, Деми подробно рассказал ему о всех событиях последнего времени. – А кто-нибудь видел еще, когда они убивали отца? – Нет. Там никого больше не было. Тем временем о возвращении Ивана узнали старики и женщины. Со всей деревни набились в избу. Среди пришедших были и те соседки, что доставили Деми из леса. – Он из лесу не мог найти дорогу и заблудился, так уж мы его, Ваня, привели в деревню. В такую стужу ночевал в стогу вместе с офицерами.

– Гм-м, вот, оказывается, какой он! Маленький, да удаленький. Хочет еще большевиком быть. Офицеров, говорит, расстреливал. Откуда у тебя столько ума – не знаю... Чей ты сынок, говори живей. – Он тут не виноват, Иван. Зачем понапрасну мальчонку стращаешь, – вступилась Катя. Деми заплакал. – Мал он, конечно, но как можешь знать, что он не виноват. Вишь, что у него было. Заграничный наган. Чуть не убил меня этим. Не у всякого найдешь... С офицерами спал вместе... Наверно, он и отца выдал... Чей ты сын, сказывай, говорю! Не реви, не зарежем, мы не такие, как твой отец и его дружки. – Я из деревни Зямай. Мой отец Платон. Он сейчас на войне. Маму беглые убили. – Платон?! Странное дело. Ведите его в штаб, покажите комиссару! Отец Деми, Захаров Платон Захарович, как раз и был комиссаром партизанского отряда, который вошел в деревню. Боец повел мальчика в штаб. – Скоро ли, Иван, эта канитель кончится? Крестьянам и воздуха не хватает уж дышать. Всех бедняков задушили, словно глотку травой заткнули. На дворе еще осень, а хлеба и на один укус нет. Скот весь угнали. Умереть только осталось, да смерть не приходит, – жаловался дядя Ивана, старый Василий. – Скоро, скоро, должно быть, дядя Василий. Только то знайте, пока не уничтожим всех врагов и не закрепим власть в своих руках, война не кончится. Вы, товарищи, своими глазами видите, как белые, объединившись с деревенскими богачами, хотят весь бедный народ изничтожить. Посмотрите-ка на мой дом. На что похож? Двор разрушен. Изба вся прогнила, искорежилась. Еле держится уж, ветер гуляет. В полуразвалившемся хлеву чуть жива стояла одна телка, и ту эти голодные волки съели. Хлеба нет. Отца убили. Над женой гады надругались... Кто пойдет, товарищи, за нами, чтобы добить супостатов? – в порыве он вскинул руку. – Пойдем, Ваня!

180

– Все пойдем! – Пойдем, пойдем! – забурлили голоса. – Дядя Василий, – обратился Иван к старику, – в Чекане сейчас создан Совет. Ты свяжись с ним и оставайся в деревне укреплять власть. Катю возьми к себе и ухаживай за ней. Не бросай ее, дядя Василий. Помоги здесь отца схоронить. А ты, Катя, не беспокойся. Ожидай нас такими же крепкими и здоровыми. Мы уже не долго пробудем... Пошли, товарищи. Отряд, развернув алый флаг, выступил из деревни.

VI На небе стояли два светила, будто два командира зорко оглядывали землю. После неожиданно по-летнему теплого дня наступил ясный, прозрачный вечер. Луна так торопилась сменить солнце – пришла раньше, чем оно успело закатиться. Штаб партизан не остановился в деревне Изёй. У них была цель – разгромить подступающие к Ижевску на помощь мятежникам отряды белых. Чтобы измотать их до того, как достигнут города, партизаны неотступно напирали на них. Сейчас стало не до Деми. Боец усадил его у походной кухни, наказав повару: – Никуда от себя не отпускай. Есть приказ командира доставить его в Ижевск. Ты должен его в штаб передать. Убежит – головой ответишь, – стращал боец. Суетливый повар хотел было отказаться от такой обузы, но взглянул на Деми – одетый ровно пугало, тот вызывал жалость – и только рукой махнул. Грохот пушек раскатился вокруг, будто грозовой ливень. Холодом повеяло. Та-тата-тат!.. – без умолку тараторил пулемет. Гу-ур-у-ух!.. – горланили взахлеб пушки. Жи-и-и!.. – свистели пули. Бу-ух!.. – тут и там ухали снаряды. Не больше как в двухстах метрах от Деми снаряд вздыбил огромный фонтан земли и дыма. Осколки разноголосо провизжали над

самой головой. Земля под ногами будто провалилась. Гнедой задышал часто, захрапел, забился. Чуть не опрокинул повозку. Деми заморгал; сам не замечая того, крепко ухватился за повара. Повар задергал вожжи, рванул коня из-под снарядов в овраг. Поуспокоившись, повар и Деми переглянулись. – Для чего это таких сосунков в Ижевск везут? – У меня там папа. – Папа? – не поверил повар. – Да, да, папа, – заверил Деми. – Откуда же ты? – Из Зямая. – Кто твой отец? – Платон. – Платон, говоришь? – совсем удивился повар. – Да. – Так ты, леший задери, стало быть, Деми?! Тьфу, дьявол, какой уже вытянулся. Меня-то не узнаешь, что ли? Я же тебе дядя по матери. Я тебя, когда ты еще был с лодыжку, за горохом на спине таскал. Знаю, знаю, Деми. Отец твой у нас самый большой начальник. Самый главный комиссар он. – А где он сейчас? – Здесь, впереди всех едет. Ох, и отчаянный же! – Давай, мы тоже к отцу поедем. – Ой, не-ет, сынок, нас там сразу убьют. – Так ведь папу тоже. – В него пулю посылали уже – не берет, крепкий, только из пушки можно убить. – Мне отца хочется видеть. Я к нему пойду. – Не вздумай, смотри. Увидишь, вот в Ижевск приедем. Прогоним с земли всех врагов – отец твой заместо царя будет. Вы будете жить в городе. Тогда у нас у всех хорошее житье настанет. – А куда их прогоните? – На край света, в море. – А если они всех нас перебьют? – О-о-о, нет, сынок. Белые, они народились, чтобы растаять как снег. Снег холодный, но никогда он не остудит солнца. Когда оно приближается, снег слезами растекается. Так и мы, красные, что солнце, растопим беляков, и тени

от них не оставим... Ближе к Ижевску сопротивление врага стало злее. Здесь него сил прибавилось. За два дня партизанам не удалось продвинуться ни на шаг, и они решили изменить тактику. Поступил приказ: на месте остаться двум десяткам бойцов со станковым пулеметом. Основные силы разделить пополам, одной половине – налево, второй – направо. Ни той, ни другой не стрелять, Партизаны задумали прижать белых с флангов – поймать их врасплох. Оставшаяся группа чуть подалась назад. Белые решили: партизаны отступают – и поднялись на прорыв. Партизаны, заняв тем временем нужные позиции, начали крутой фланговый охват. Беляки заметались. Ураганом в лесу завывали снаряды, голосили пули, пронзая лес; с треском срезало осколками ели. Замертво рухнула стройная сосна, рассеченная надвое. Буря надвигалась на хозкоманду. Лошади храпели, бились и, задрав головы, прядая ушами, рвались – не сдержать... Разнесло подводы в разные стороны. Большой снаряд разорвался возле самой дороги. Земля поднялась на дыбы. Свалила лошадь, на которой ехал Деми, опрокинула в канаву походную кухню. Деми не ранило, но ударило о землю и приплюснуло к ней. Он потерял сознание. Заречную часть Ижевска взяли отряды Азинской дивизии. В город партизаны вошли быстро, без задержек. Белые были наголову разбиты. Ночью похолодало. Холод разбудил Деми. Захлебнувшееся испугом сердце отпустило. Мальчик открыл глаза – они встретились с луной на сосне. Несколько времени Деми лежал без движения и смотрел на луну, стараясь сообразить, где находится и каким образом тут очутился. Пестрые облака, окружившие луну, куда-то торопились. В лесу, видимо, ни единой живой души: тишина мертвая. И деревья молчат, не шелестят листьями. Даже ветер замер. Деми, наконец, решился приподнять голову. Шелохнулся – точно шило воткнули в грудь. Превозмогая боль, встал.

181

Лес и лес. Осмотрелся: хоть бы кто-нибудь рядом! Никого, лишь труп лошади на дороге. Тут же походная кухня. Память восстановила прошедшее – даже голова закружилась. Деми встряхнулся и припустил по дороге, ежеминутно оглядываясь. Пробежит чуть и не утерпит не оглянуться – не гонится ли кто. Гдето впереди заслышались жалобные стоны. Должно быть, раненый не хочет отпускать жизнь и у кого-то просит помощи. Кричит – но никто его не слышит. Стоны и крики стали громче: верно, раненый заметил Деми, хотя тот был еще и не так близко. У Деми и горло пересохло. Он свернул с дороги. Выбравшись на тропку, вновь побежал. Все дальше и дальше из лесной темноты слышались крики. Вдруг Деми запнулся о что-то мягкое. Остановился в новом испуге. Присмотрелся – солдатская шинель. Видно, жарок был бой, если солдаты посбрасывали с себя шинели. Как ни спешил Деми, не утерпел, чтобы не подобрать такую нужную для него вещь. Поднял шинель, под ней оказался мешочек с хлебом – и это схватил и вновь помчался... В стороне хрустнуло. Ноги у бегуна подломились, вдруг ослабли. Чтобы остановить «преследующих», скинул с себя подобранный мешок и, перемогая слабость, зачастил ногами. Бежал без передыху, пока впереди меж деревьев не улыбнулись огни. Деми вздохнул всей грудью, сразу стало легче. Радость, казалось, подняла его над землей. Еще немного – и лес остался позади. Деми очутился на окраине Ижевска. Про город он смутно, как во сне, слышал. Но что это такое город, представить не мог. Идет по улице, ничего в толк не возьмет. Смотрит на дома – во многих и огней нет, а в которых горят, окна завешаны тканью или еще чем. Долго брел, пока попался навстречу торопливо шагающий человек. – Дядя, кто здесь переночевать пустит? – кинулся мальчик к нему. Но тот не то, что слово сказать – даже глазом не повел на Деми... Вот навстречу женщина.

– Тетя, пусти меня переночевать!.. Тетушка, пусти, говорю, меня переночевать. Женщина вздрогнула и, не ответив, затрусила быстрее. «Какой плохой, оказывается, народ в этой большой деревне», – подумал мальчик. Стало досадно на весь свет. Идет-идет, а улица без конца. И дома совсем не такие, как в Изёйке. Их форма и величина поражают Деми. Некоторые – такие громады, каких даже воображение не могло ему нарисовать. Мальчик забыл и про ночлег, останавливается у каждого большого дома, подолгу рассматривает. Потом двинется – снова встанет надолго... И занятно Деми, и тоскливо. Среди таких больших домов особенно ощущается пустынность ночного часа. У палисадника одного дома трое ребят. – Скажите-ка, что это народ в вашей деревне совсем не разговаривает с людьми? – обратился он к ним. – А тебе что надо? – злобно ответил один. Остальные уставились на пришельца, ожидая, чем закончится разговор. Эти ребята бродили в поисках поживы. – Мне бы где переночевать. – У-у, какой умный... Значит, тебе ночлег нужен?.. – подростки переглянулись. – Тогда пойдем с нами. Мы тебе живо сыщем квартиру, – пообещал старший. Они быстро окружили паренька и, стараясь развлечь его, вперебой, по-приятельски заговорили с ним, интересуясь, откуда он, рассказывали о себе, что они тоже из деревни. Так, оживленно переговариваясь, подошли к пруду. Деми удивился. – А зачем вы сюда пришли? Здесь же ни одного дома нет. – Здесь наши квартиры. Вот и тебе приготовлен отдельный домик, заходи и спи. Видишь? – один из компании показал на опрокинутую лодку: будто богатыми хоромами похвастался. Деми посмотрел на него, ничего не сказал, молча повесил голову. – Эх, ты!.. Еще солдатиком считаешь себя. Шинель надел, а ночевать под лодкой – зад струсил, ка-

кой же ты солдатик! Здесь, парень, не как в вашей бане, чертей нет, волков тоже нет. Кого испугался? – Холодно же будет? – У-у, замерз в такую погоду! Индюшонок и в петровки ходит, съежившись от холода. Он, наверно, в деревне под индюшкой родился, – съязвил маленький, верткий мальчишка – и все загоготали. – Не будешь спать? Тогда драпай отсюда, ищи себе господскую квартиру. Кто-нибудь тебя пустит, жди. – Пустят, пустят... Мотай живей. Сегодня пустят переночевать, а завтра из мягких мест напекут пирогов и вынесут на базар. Кости собакам скормят. Давай, знай, иди быстрей, – смеялись они. Деми, обиженный, набычился, нерешительно подошел к лодке и стал оглядывать ее. – Подложи под себя доску, шинелью прикройся, тогда уж небось не застынешь, курица ты мокрая, – петушился вертлявый. (Деми узнал потом, что его зовут Пашкой, что он остался без отца, без матери и начал пробавляться воровством.) Деми стал устраиваться под лодкой. Тут были припасены обломки досок, а на них – немного мочала. Робко залег он под лодку, но подумал, что ребята могут уйти, и, приподняв немного борт, стал следить за ними. Правду говорили: тоже угнездились под лодками. Сидят там, сосут самокрутки. Деми поуспокоился: «И в самом деле у них здесь ночлег». Привыкший спать в тесноте и тепле, он с головой укрылся шинелью. Долго ворочался с боку на бок. Неотвязные воспоминания отгоняли сон. Да и завтрашнее волновало. Что-то его ждет? Наконец усталость взяла-таки свое. Деми заснул. Ночь была не очень холодная, лишь пасмурилась, но с рассветом налетел пронизывающий ветер. От залитой водой обширной нияины доносило затхлую сырость. Студеный ветер разбудил Деми. Не открывая еще глаз, он съежился, чувствуя, как у него, словно у выщипанного гуся, все тело обсыпали пупырышки. Открыл глаза – и увидел небо над собой. Грязно-серые обтрепанные тучи снова-

182

ли низко-низко, от них отделялись рваные клочья, кружились над головой. От их движения кружилась голова. Мальчик вскочил – и сел. Все вокруг: деревья, дома, пруд – незнакомо. Невдалеке – опрокинутые лодки. Память понемногу вытаскивает события вечера... Вдруг испуг пронзил его сердце. Деми оглянулся – шинели нет. Вечером он забрался под лодку, а сейчас и ее нет рядом. «Приятели» ушли из своих «квартир». Деми снова осмотрелся – глаза уперлись в невиданной им, величины пруд. В воде тоже облака, переваливают одно через другое, плывут вперегонки. Деми решил направиться в город. Далекая стрельба напомнила ему вчерашнее. «Отец, видать, со своими далеко уже ушли. Не найти уж их, пожалуй», – думал он, сам не зная куда идет.

VII Деми обосновался в Ижевске. Теперь уже он все улицы знал, чуть ли не во всех домах побывал, выпрашивая кусок. Ночевал на вокзале и в банях. Иногда за целый день не удавалось достать хлеба – начал присматривать, где что плохо лежит. Больше пользы было крутиться у пивных – и зачастил туда. В прошлое воскресенье повезло. Подходила уже полночь. Один пьяный вывалился из пивной к палисаднику. Деми, как ястреб к беззащитной курице, подскочил к нему. Воровато раскинул глазами: нет ли поблизости кого. Забрался в палисадник, схватил пьяного за ногу, промеж досок потянул к себе один валенок, затем другой. Пьяный, не понимая, но, учуяв неладное, забормотал ругательства, а Деми и внимания не обратил – не впервой слышать; перемахнул через изгородь и давай ходу... Так он начал свою воровскую стежку. Внутри одного из украденных валенок оказался потайной кожаный кармашек с деньгами. Этих денег Деми хватило купить пальто, шапку, пару сапог и другие необходимые вещи. И не только внешне преобразился Деми. Он теперь мог ходить по столовым и закусоч-

ным. Захотелось ему и вина попробовать. – Ругне ведь пьют вино перед обедом. Выпил – закружилась голова от хмеля, вспенились чувства, все нипочем стало: и безрадостная, безнадежная жизнь, и последние крохи в кармане, и прежде ноющие болью мысли об отце и матери... Шатался, шатался Деми – попал однажды на биржу труда. От засевшего уже в голове хмеля воображает себя, бог знает кем: гоголем, задрав голову, расхаживает перед застывшими в ожидании людьми... К уголку застенчиво жмется деревенский паренек – приехал искать работы. Ему дашь лет двадцать; выглядит он беспомощным, неуклюжим. Не знает, куда девать себя. Деми ему приглянулся, и он с уважением водит за ним глазами. – Чего ты здесь шляешься?! Убирайся живо, не то сейчас выведу! – злобно рыкнул кто-то из толпы, видно, знакомый с занятиями Деми. – И выведешь, так нисколько не беспокоюсь, выводи знай, только не уводи, – сострил Деми. Черпнул из кармана мелких, схожих с конопляным семенем хлебных крошек и горстью всыпал в рот. Хрустит, разжевывая, – поддразнивает кричавшего. Деревенский парень, завидуя беспечности Деми, от нетерпения на месте не устоял. «Вот кабы с ним подружиться, таким же стал бы, наверно, никого бы не боялся. Он и работу мне нашел бы. Что будет, то и будь, а сдружусь с ним. Потом он устроит меня на работу, и мы зачнем с ним ездить в гости в деревню. То-то, брат, все в нашей деревне удивятся. Скажут, какого товарища себе сыскал! Особенно девчата удивятся», – наплыли мечты на парня. – К-как м-м... тебя з-звать, паренек? – пока вымучил эти четыре слова, на кончике острого носа повис пот. – А тебе чего?! Жрать хочешь, что ли? На, угостись, – щеголяя своей щедростью, Деми снова извлек из кармана горсть крошек. – Не, мне с тобой хочется подружиться. У меня здесь никого знакомых нет, а ты, как погляжу, хорошим товарищем будешь, – после

каждого, с трудом проталкиваемого слова парень кашлял и шмыгал, будто старался прочистить горло и нос. – Кто ты такой? – А из деревни Бия, Гарась. Работу искать приехал сюда. В городе хочу жить. А ты где работаешь? – Я? Я работаю... в этом... в шаталтресте! Знаешь шаталтрест? – А знаю. Я тоже смогу там работать. – Это слово Гарась слышал впервые, но ему хотелось выказать себя знающим: иначе городской может не принять в друзья. – Деньги у тебя есть? – А деньги-то кончились. Надо бы поскорее на работу поступить. – Тогда не найдешь работы. Чтобы поступить к нам, нужны деньги. Может, что продать у тебя есть? Айда на базар отнесем. Деми прилип к парню. Легко будет обойти этого растяпу. – А, говорят, поступишь на работу, так жалованье дают. – Жалованья дадут много, но не сразу. А до жалованья чем будешь жить? – А так ведь у меня, кроме тулупа, ничего нет. А тулуп продам, мамка домой не пустит. – Э-э, нашел чего бояться! Ты чуешь: один только год у нас поработаешь, десять таких тулупов купишь. Давай сейчас же продадим, где тулуп-то? – А на квартире. А продадим тулуп, правда, устроишь на работу? – обрадовался биинский парень. – Что и говорить, работу мигом найдем. И жалованье будет у тебя большое, – залебезил Деми. У этого человека, не видевшего жизни и людей, можно будет без особого труда выудить деньги. Все тело Деми заходило, как на шарнирах. Оба улыбаются, довольные. С квартиры парня они устремились к Сенной площади. – А сколь же дадут мне за тулуп? – Ты сколь думаешь? – А кабы рублей семьдесят, так больно хорошо было бы, верно ведь? – Ты что, рехнулся! Я бы такой тулуп живо-два за две-три сотни сбыл. – А ей-богу? Неужто двести дадут? Ну, тогда бы мы с тобой зажи-

183

ли, верно? Только я боюсь многото просить, ты бы лучше продавал. – Я... продам. – Эх, жить теперь будем! Покажу теперь своим деревенским, какой такой Гарась. Когда уезжал из деревни, надо мной все насмехались. Говорили, в беглые ухожу. Походишь, походишь, говорили, останешься босяком и вернешься назад. Из тебя ли уж городской выйдет, просмехали меня. А посмотришь, так я на самом деле буду городским, правда же? Тогда небось самих просмею. – Один год проживешь в городе, и они тебя совсем не узнают. Так, возбужденные видами на будущее, – каждый по-свому – они прибыли на рынок. Теперь у Деми юлила одна мысль: как бы продать тулуп да прикарманить сотню. Едва успели несколько раз шагнуть по базару, как Гарась завидел возле забора густую толпу и стал протискиваться туда. Там слепой старик с больщим мастерством играл на скрипке. Возле него жалобным голоском напевала маленькая девочка. Гарася зачаровало это зрелище. Раскрыл рот и расталкивает людей, стараясь пробиться поближе к несчастным. – Ты походи и, если продашь тулуп, приходи сюда, я послушаю пение, ладно? – попросил он Деми. – Ладно! – быстро согласился Деми и отправился с тулупом. Прошел круга три среди толпившихся покупателей, с боку донеслось шепотом: «Солдатик!» Оглянулся: с обеих сторон увивались около него развязные парни. – А-а, так это ты? По какой надобности бродишь здесь? – спросил один с улыбочкой. Деми где-то их видел, но где – никак не припомнит. – Тулуп продаю, не купите ли? – спросил он, не надеясь, что они купят. – Купим. Сколько? – подмигнув товарищам, парень сгреб тулуп. – Две сотни. – Дурень... За краденые вещи не просят так дорого. За сорокпятьдесят кому-нибудь сплавь живей, и хватит тебе на выпивон. А то дошляешься тут, схватят, и останешься без тулупа и без денег.

– Кто схватит? Я ведь не украл. Хозяин велел продавать за триста рублей,– начал доказывать Деми. – Хозяин?.. Хе-хе-хе-хе... кто ж это его хозяин, где? – Вон там, слушает слепых. Он из деревни приехал. – А-а, вот оно что! В таком разе мы у тебя купим тулуп, иди за нами. Они быстро, чуть не под руку, повели Деми с рынка. Выйдя с базарной площади, запетляли разными закоулками и поворотами. Деми и такие же два подростка торопливо поспевали за вожаком шайки. Его звали Алешкой. Прошли пять или шесть улиц – Алешка внезапно обернулся. – Пашка, а вы пошто прётесь? Давайте идите и до вечера работайте. Смотрите, без пятнадцати борщевиков на брата не возвращайтесь. Слышал, Неме? Те, не прекословя, нехотя поплелись назад. Деми стоял недоумевая. – А меня куда ведешь? Покупаешь тулуп – уплати деньги, и я пойду, – наконец сказал он Алешке. – Никуда ты не уйдешь, а пойдешь за мной, понял? – Я не пойду за тобой, здесь плати деньги. – Не пойдешь, так уходи: тулуп в моих руках. – Не отдам тебе тулуп, и не думай. Деми ухватился за тулуп. – Что ты с малых лет к смерти бежишь. На том свете, головастик, говорят, нет кабаков. Деми не оставалось ничего, как тащиться за ним. Уже начал уставать. «Будет ли конец-то когда этой канители», – думал он. Но тут Алешка завернул к воротам одного дома, и мысли Деми оборвались. Сразу бросилась в глаза заброшенность дома. Днем – и почемуто окна закрыты ставнями из неоструганных досок. Двор настолько загажен, залит нечистотами, что тошнота подступает к горлу. У хорошего хозяина в конюшне несравнимо чище. Лестница на крыльцо в желтой наледи. У жильцов, видно, далее по нужде нет желания хоть малость отойти от крыльца. Едва раскрыли дверь, с постели, напоминавшей о подстилке для свиньи, бормоча невнятно и пошатываясь, словно новорожденный

теленок, поднялась встрепанная женщина, облапила Алешку за шею, потягивается бесстыдно. Эх, утром встанем – водку дуем, днем пируем, ночью воруем...

– Алешка, миленок, ты уже сумел добычу урвать! – Добыча не добыча, а тулуп есть. – Тулуп? Ха-ха-ха! В таком случае сегодня обмываем тулуп! – Ладно. Сначала обмой этого парня. – Этого парня? Смотри-ка ты, какого кавалера, оказывается, не замечаю. Как имя-то, ухажер? – Меня зовут Деми, – отрубил Деми. – Деми, значит, звать? У-у, какое мудреное, красивое имя, ха-ха-ха! – смеется она, осматривая Деми и строя ему глазки. – Ты, парень, не то, что наши пацаны. У тебя и глаза горят, как у филина... Алешка, его не надо отпускать от нас. Он будет тебе хорошим помощником... На, сполосни свой тулуп, – подала она ковш браги, нацедив из бочонка возле печи. Деми, думая, что это квас, опрокинул в рот ковш. – С чем вы такой приятный квас делаете? Больно уж понравился. – Понравился, пей еще. Да не красней, милок. Вон, то и гляди, с лица кровь брызнет. Ну и кавалера ты, Алешка, привел. Фасонистый! На, пей еще, держи фасон. И Деми выпил еще два ковша. Тем временем Алешка успел куда-то упрятать тулуп, а деньги все не отдавал. – Ну, орел, скидывай с себя одежду и одевай вот эту. Мы с тобой опять на базар пойдем, – повелел Алешка, подавая измятую шинель, которую вытащил из-за печки. При виде шинели екнуло сердце Деми. – Где вы нашли эту шинель? – Где бы ни нашли, тебе дела нет; предлагают – одевай и все. – В самом деле, где ее нашли?! – Знакома, что ли? – У меня была такая когда-то... – Узнали мы тебя, солдатик, узнали! Ты когда-то под лодкой ночевал, верно? – Верно, ночевал.

184

– Мы тебя на толкучке и на бирже часто видим. Семеновна, помнишь, как-то ночью – давно это было – притащили мы шинель. Вот этот окаянный и есть ее хозяин. Ну, ладно, солдатик, напяливай свою шинель, твоей она и будет. А теперь айда на базар. – Я не пойду, – протянул Деми. – По виду орел, а пищишь, ровно индюшонок под дождем. Ты теперь будешь сыном Алешки. И куда бы он ни позвал – не упирайся... Не надо так, не надо, мой хорошенький, – задравши голову, с важным видом наставляла Семеновна. А сама не прерывно мяла рукой голую, затекшую жиром шею. – Сама ты индюшка! Если хочешь знать, пока я вырос таким, двоих солдат пристрелил, – резко ответил Деми, бахвалясь перед ними, чтобы сочли его за отчаянного. – Чувствуем, чувствуем. Ты же настоящий солдатик. Ну, пошли на базар. – Зачем мне идти туда? Чтобы хозяин тулупа поймал? – Для того и зову тебя. Возьми вот, покажи ему и пригрози, пусть немедленно выметается из Ижевска, пока голова цела. Пусть на глаза тебе не показывается. Сумеешь сделать, станешь моим другом. На, держи. – И он сунул Деми за голенище финку. – Ну, ладно. Идем тогда. Он ведь меня не признает в шинели. – То-то вот. С нами не пропадешь, всегда таким хитрым будешь. На за это, опрокинь еще ковшик, – разошлась Семеновна, подавая брагу. Алешка и Деми вышли из дома и направились к базару. «А что, если узнает этот Гарась? Что скажу ему?» – не переставал бояться Деми встречи с хозяином тулупа. Он часто осматривал свою шинель. Раньше эта шинель ему была велика, теперь же впору пришлась. – Неужто в самом деле моя? – снова спрашивал. – Твоя, твоя. – Как же до сих пор сохранили ее? – Мы ее очень бережем. Она нас, как и сегодня, частенько выручает.

Вот и базар. Не прошли среди толпившегося люду два-три раза, как на глаза Деми попался Гарась. Помертвелое лицо парня вдруг ожило. Он смело подошел к Деми. От растерянности и испуга тот побледнел. Сердце на миг остановилось. – Эй, тулупме вузад-а? Мон, тонэ пегњем кожаса, ну бен кышкай вал ук2 – обрадованно заговорил парень, затоптавшись возле Деми, точно утка, увидевшая вешние воды. Алешка уставился на Деми, буравит взглядом: что же дальше. А Деми точно язык проглотил. Губы онемели. Горло перехватило. Выветрились слова, которые придумывал дорогой. Стоит парализованный бьющейся в мозгу мыслью о тюрьме... Но вот оцепенение сошло с него. Собравшись с мыслями, решил отвечать парню только по-русски, будто не понимает удмуртского языка, чтобы сбить того с толку, не тот, мол, я, которого ищешь, за другого меня принимаешь. – Что ты сказал? – как мог спокойнее спросил Деми. – М-м-м... тулупме тон вузаськод вал уга, вузад-а ини шуисько?3 – «Шуисько, шуисько!» Я не понимаю по-твоему. Говори по... русски, – понаглел Деми от замешательства парня. – Ой, тон вал, око. Мон тодмасько на ук тонэ. Тон тулупме вузад, табере њуч кариськиськод4,– не отступал Гарась, готовый вот-вот заплакать. – Дугды-ай, дугды, шуисько. М-ма, тон вал ук со! Малы табере тодмамтэ кариськиськод ни?5 – разгорячившись, он поймал руку Деми. – Я же сказал тебе, по-твоему не понимаю, говори по-русски. – Вот, убир, али гинэ удмурт вал, но табере њуч кариськиз ук. Уг тодмаськы кожа, лэся.6 – Гм-м, – промычал Деми, искоса взглянув на Гарася и стараясь освободиться от него. – Смелее, смелее действуй! – пихнул его в бок Алешка. А Гарась где-то разыскал милиционера и подвел к ним. – Вот та интыям ик Инмар мед чашъёз, а тулупме тћни со лушказ. Ачиз удмурт пи но, табере юри, монэ кышкатон понна, њуч карись-

кем. Њуч сямен гинэ вераськыны туртске но сураськылэ.7 От этой жалобы Деми на глазах стал меняться: то побледнеет, то покраснеет. Алешка не вытерпел. – Товарищ милиционер, я прошу забрать этого клеветника. Вот этот парень – сын партизана, а он к нему пристает, – резко проговорил Алешка, придав голосу и виду весомую серьезность. Милиционер сделал мину, которая должна была означать: что такое партизан, хорошо понимаю. Посмотрел пристально на Гарася. Ну, для этой деревенщины достаточно одного веского слова – отскочит. – Удмурт со, удмурт, юри озьы кышкатъяське,8 – снова объяснял Гарась. – Ты что это, не узнавши, как следует человека, набрасываешься на него? Он же, говорят, – сын партизана... – Да, да! Я – сын партизана, – подтвердил Деми. – Чувствуешь?! За то, что пачкаешь совершенно невинного человека, тебя самого, смотри, могут запереть, – пригрозил милиционер. Это оказался товарищ Алешки. Никакой формы на нем, кроме милицейской шинели, не было. – Монэ пытсалозы-а? Малы?..9 – испуганно воззрился Гарась на «милиционера». Встретил свирепый взгляд – начал пятиться. «Пока голову тут не скрутили, лучше поскорей смыться». Он ткнулся в толпу. – Понял, как надо таких букашек изничтожать? Будешь со мной ходить, не то увидишь. Я с ними не очень много разговариваю. – Алешка подтвердил свои слова пренебрежительным плевком. – А знаешь ли, как пекут караваи? – спросил он затем Деми, натянув ему на самый лоб фуражку. – Знаю. – Пером писать знаешь? – Тоже знаю. – Тогда есть пошли! И Алешка пошагал, подметая дорогу серыми подшитыми валенками с подогнутыми голенищами. Широко открытые карие глаза въедаются во все вокруг. Ростом не велик, руки крепкие, массивный широкий нос. На вид страшноват.

185

Но зато быть товарищем такого человека, наверно, большая честь. С ним никого бояться не будешь, размышлял Деми, волочась следом за Алешкой. Люди на рынке сбились почемуто в одно место, как муравьи, пригретые вешним солнцем, облепляют муравейник. Ястребиные глаза Алешки устремились туда, шмыгнули по сторонам, пронзили толпу, потом указали Деми на кого-то. Деми подумал, что этот человек, должно быть, богатый. Алешка щипанул парня, тихо проговорил: «каравай», – затем подошел к тому человеку и словно вкопнулся в землю у его бока. А сам будто наблюдает за игрой в лотерею. Деми понял, что он намеревается вытащить деньги. Но как же он вытаскивает? Чтобы поучиться у Алешки, раскрыв рот, наблюдает за ним. А Алешка стоит недвижно, заложив руки в карманы, и только глазом поводит кругом. Постоял, постоял, не спеша повернулся; увидев Деми, забывшего обо всем на свете, налился докрасна злобой. Смотрит на Деми, будто режет взглядом. Подошел и незаметно для других ударил кулаком в подбородок. Деми вскрикнул и выплюнул кровь. Он прикусил кончик языка. – Теленок! – процедил сквозь ярость Алешка. Обиженный Деми качнулся в сторону. – Только вздумай убежать, все равно найду. Деми не посмел убегать, остановился. Люди стали обращать на них внимание. Засочувствовали голоса. – Почему обижаешь? – Тебя бы самого так. – А вам какое дело! Это мой брат, – огрызнулся Алешка и подступил к Деми «успокоить» его. – Перестань реветь, а то с корнем язык вырву, гадина! – шипел Алешка. Подошел запыхавшийся Пашка. – Что случилось, Алеш? – спросил он. А сам, не переставая, утирает покрасневший нос. – Да вот поросенок работу испортил, – указал тот на Деми. – Хороший кусок попадался. – Здесь? – посмотрел Пашка на сборище вокруг играющих в лотерею.

– Тут. – Пойдем, – сноровистый Пашка нырнул в толпу. – Смотри, что будет делать Пашка, и учись, ягненок сопливый. А уйдешь или что... в живых не останешься. Деми никак не мог взять в толк, за что его ударили и почему не велят уходить. Когда Алешка затерся в людскую массу, Деми стал наблюдать за ними. Хотел увидеть своими глазами, что они будут делать, как будут «работать». Пашка встал впереди одного человека, Алешка правой рукой локотился ему на плечо. Ничего не понять... зачем они это... Лотерейщик шумит, грубым голосом выкрикивает какие-то непонятные, похожие, как близнецы, слова. – На пятак – четвертак, на гривенник – полтинник, на полтинник – два с полтиной, – на весь рынок хрипит. Через некоторое время Алешка как ни в чем не бывало вышел из толпы и спокойно пошагал в сторону. Вслед за ним и Пашка. И у того такой же невозмутимый вид. Поодаль они сошлись вместе, помахали, подзывая Деми, и заторопились с базарной площади. – Да кто же успел часы вытащить, вот паразиты! Из грудного кармана часы украли! – потревоженной осой заметался один у лотереи. Заслышав эти возгласы, Деми поспешил удалиться. Вот, казалось, схватят его сбоку. Озноб побежал по спине. Хорошо, базар полон народу, и можно затесаться в суетливую толпу. Деми удивлен и восхищен. «Эх, вот родился же на белый свет человек. При таком скопище народа без всякого страха вытащил часы. А вдруг поймали бы? Что бы стал делать?» – думал об Алешке, забыв удар в подбородок. – Червяк мохнатый, видел, как надо работать? Бахвалишься: «знаю, знаю!» А почему не подошел, когда я тебя дважды звал! – Алешка искоса глянул из-под козырька. – Когда звал? Я не слышал. – Значит, не слышал? Ах, какие толстые у тебя уши! Чего стараешься хитрить! Я же к тебе подхо-

дил и сказал, что «каравай», как же это не слышал? – Я слышал, ты сказал «каравай», но никакого каравая не видел. – Тьфу, преснятина! Когда говорят «каравай», ты должен подойти к человеку поближе и подставить мне спину. Это и называется «караваем». – А я думал, каравай хлеба. – Индюк тоже думал. – Ничего, привыкнет еще, научим. Так ведь, солдатик? – стараясь подбодрить Деми, хлопнул его по плечу Пашка. – Ну, ладно, на сегодня хватит. Айда домой. А где Неме? – Он там, около торговцев мясом принюхивался, да схватили. В милицию увели. – У-у, индюшонок. Разве он что может сделать! Решив, что в этот день поработали достаточно, они отправились к своему пристанищу.

VIII Деми потонул в прокислой духоте. Казалось, воздух задохся в этой избе, в ядовитых парах дыма и винного перегара. Постели не изменили своего отвратительного вида. По столу по-прежнему разбросаны огрызки огурцов, печеная картошка, крошки черного хлеба, напоминавшие гнилушки, соль. Доски стола – в наростах грязи. У печи – какая-то новая баба, накрашенная как на ярмарке. Кончиком ножа она скребла Семеновне голову. – А-а, Маринушка! Как дышим, играет ли душа еще? – Алешка подсел к женщине, искавшей в голове Семеновны, и обеими руками стал мять ее груди. – Каковы барыши? – Ой, не спрашивай, Алеш. Едва головы не лишилась. Вчера шмотки-то, что ты мне давал, в мочальной сумке везла в Воткинск. Сумка разлезлась, в дыру высунулся подол. И в вагоне какая-то стерва, леший ее задери, узнала. Уж успела вырвать из сумки. Я даже не заметила. Потом схватила меня за волосы и, леший бы ее задрал, стала по уху бить кулаком. Кричит на весь вагон: «Все наши пожитки разворовали! Из-за таких парази-

186

тов нищими остались!» И пошла, и пошла драть горло. – Тебя бьют, а ты, как свинья, которую гладят, стоишь и слушаешь. – Обожди, не перебивай. Тогда уж я разозлилась. Встала и как кулаками саданула в морду той бабе, так голова ее дрызнулась о железяку полки и, кажись, надвое раскололась. Замертво стерва свалилась. Потом на меня другие бросились. Сама не знаю, как вылетела из вагона на полном ходу. Часов пять лежала без памяти, как булыжник... Ну, парень, я эту бабу, леший ее задери, припомню еще. Не буду человеком, если глаза ей не вышибу. Ладно, еще так обошлось. Я уж думала, сомкнётся моя жизнь клеткой. Лишь одну скатерть в вагоне выронила. – Зато мы сегодня тулуп да карманные часы отхапнули... Только наш Неме где-то затерялся. – А я было подумала, этот парень и есть Неме. Кто же это? – Познакомься. Это солдатик. Он же сегодня и тулуп принес. – Кумекает? – Еще сыроват, но человека из него можно выделать. Солдатик, раздевайся, не чужайся, считай себя все одно, что у родной матери. Озябнешь, полезай на печь, – распоряжался Алешка. – Пашка, найди-ка карты, оторвем немножко. – Что-то, Алешка, на душе тяжело, – вздохнула Марина, позевывая и потягиваясь перед Алешкой. – Айда, сыпанем в карты, и пройдет твоя хандра. Солдатик сейчас сбегает за водкой – веселее пойдет. Все расселись вокруг стола играть в карты. Деми среди этих людей почувствовал себя заплутавшимся. Засунул руку под мышку и сидит, почесываясь: видно, «приятели» здорово пощипывают. Посидев еще несколько молча, с натугой, заикаясь, он выдохнул: – Пашка... Па-аш, Пашка, подойди-ка, что скажу. – Чего-о? – лениво протянул Пашка, не желая отрываться от карт. – Сюда поди. – Ну, говори! – и Пашка нехотя подошел к Деми.

– Я есть хочу очень. – Семеновна, солдатик говорит, шамать хочет. – Так пусть жрет. Вот там хлеб. Жеваным, что ли, буду его кормить! – Бери на лавке у печки что есть и лопай. Там же картошка. Потом в карты будем играть, ладно, что ли? – старался успокоить Пашка нового товарища. Деми, ничего не ответив, прошел к печке, начал, едва осиливая, разжевывать черный окаменелый кусок. Горюшко его, горюшко, ходит за ним следом. Горек чужой хлеб, застревает в горле. В дверь, весь сжавшись, скользнул маленький мальчик. Сквозь табачный дым, затянувший избу, он едва заметен. – Что случилось с тобой, репа пареная?! – гаркнул Алешка, злобно уставившись на вошедшего. Мальчишка привалился к косяку и заплакал. По замызганному лицу, по изодранной в клочья одежде капля за каплей ползли слезы. Грязные, полузамерзшие руки терли глаза. Из худых брезентовых бареток торчали тряпки. В дыры штанов смотрели красные, как чирьи, коленки. Мальчишка был похож на маленького нахохленного от стужи птенца. – Чего пищишь, говорю, гад?! – снова сердито зыкнул Алешка. – Двадцать рублей вытащил было, и отобрали, – ответил мальчуган, взревывая. – Отобрали, значит? Отберут, отберут, ой, как жалко мне тебя, – язвил Алешка. – Я тебе что сказал? Кажется, было сказано: не сможешь достать денег, не заявляйся домой. Забыл?! Привык, дорогуша, на чужой шее кататься, а сам ничего достать не может и не думает. Уматывай живо! – Я научусь еще, не выгоняй, Алеш. Я же сегодня вытащил уже двадцать рублей, совсем не заметили было, потом у другого вытащил – тоже не заметили. Один человек увидел и сказал, тогда у меня все отобрали. Я этого ябедника найду еще. – Значит, уже привыкаешь? За три месяца ни одного рубля не мог вытащить, а все хвастаешь: «привыкаю, привыкаю»!

– Теперь слово даю, научусь уж. Завтра же добуду. А сегодня я уж больно озяб. – Ох, как мне тебя жаль, Неме! Не хочешь ли пососать... и слюни потекли по губам, бедняжка... Тебя Семеновна не будет кормить только за то, что канючить умеешь. Понял, мизгирь! Воровать умел бы так же, как умеешь сопливиться! – Говорю, сумею, – набивался мальчишка. Куда ему деваться? Близких никого нет. – Катись к черту! Пока не достанешь себе на сегодня жратвы, не приходи ночевать! Лячкались-лячкались с тобой, а толку нет. Словно воробьенок от кошки, с писком выскочил Неме из избы и, жалобно оглядываясь, пустился бежать. Знает: скажи слово напротив – получишь крепкую затрещину. Этот случай долго держался в памяти Деми. – Вот же, гадючка, как заврался. Сам в боковой карман не смеет залезть, а брешет: деньги вытащил. Деньги всегда в грудном кармане или в брюках бывают. А ему хоть кожу с головы сдери, а в грудной карман не сунется. Научусь, мол. Просто так его не научишь, а надо среди ночи на улицу вытряхивать. Тогда, может, из этого лягушонка выйдет человек, – заискивающе мельтешил перед другими Пашка, стараясь выказать себя опытным и умелым. Его последние слова заглушил громкий гогот. – Айда, Маринушка, подкидывай. Дай Пашке бубнового туза! – кричал Алешка сквозь смех. – Покроешь ли, Пашка? Снова все непринужденно загоготали. Долго они балагурили, пока среди ночи откуда-то не заявились приятели. Принесли с собой вино. Девки хлестали водку, не отставая от парней, и скоро все перепились. Им и море стало по колени. Обнимаются, целуются. От непристойных разговоров и шуток можно оглохнуть. И Деми втянули в пьянку. Сначала вид этих разнузданных, млелых от алкоголя людей, их зловонное дыхание, забивавшее ему нос и горло, вызывали у Деми тошноту и слабость. Но когда, понуждаемый, хватил спиртного, и сам распоясался. Из кожи лезет

187

выхваляется разными небывшими похождениями. После долгой буйной гульбы все, упившись до невменяемости, развалились парами кто на полатях, кто на печи, а кто и на голом полу. Приметив, что Семеновна мертвецки пьяна и спит, Марина подвалилась к Алешке. Среди ночи обнаружив это, Семеновна взбеленилась. Она же за Алешкой, как за мужем, Ухаживает. Размахивая руками и нехорошо ругаясь, подступила к кровати и за волосы стащила Марину на пол. Та не сопротивлялась, не очухалась даже. Не почувствовала и того, что Семеновна наступила ей на живот. Только задвинулась под кровать и захрапела. Деми, прикорнувшего на лавке, трепал озноб: такого, что за эту ночь, он не видел за всю жизнь.

IX Пять лет как Деми в Ижевске. За эти годы много на него было вылито ругани, обрушено тумаков. Компания их ежедневно шлялась то на толкучке, то по магазинам, то по улицам, и многие горожане прознали их как карманников. Куда ни иди, люди смотрят недобро, иногда быстро отдаляются, как от прокаженных, а то прогоняют. Последнее чаще. Вчера их жизнь окончательно пошла вразвал. Случилось так. Алешка вечером пришел домой пьяный. Сразу схватил Пашку и Деми за плечи и поставил рядом. Левой рукой достает из кармана бутылку водки, правой – наган и переводит шальные глаза с одного на другого. Постоял некоторое время молча, скрипнул зубами и отрезал: – Кто только будет противиться, сейчас же, как собачонка, пристрелю. Слышали? Что и говорить. Иссохшие от постоянного недоедания парнишки не смели противиться хозяину. Захлебываясь и отплевываясь, они по очереди прямо из горлышка тянули водку. В пустом желудке сразу зажгло, в голове закружило. Тогда Алешка, вонзаясь глазами в глаза обоих, заговорил, будто гвозди в сердце вбивая.

– Через три квартала от нас... дом с палисадником. Помнишь, Пашка, однажды с тобой в этом палисаднике сидели в засаде? – Ну, скажем, знаю, потом... – Сейчас же стрелою мчитесь туда. Там одинокая женщина. Если спросит, что нужно, вы отвечайте: ваша сестра, которая живет на Девятой, послала нас к вам, будто вам квартиранты нужны. Мы ее знакомые, мол. Поняли? – Ничего не понял. Пошто мы к ней пойдем? – Дур-рак! Вам надо только зайти суметь к ней. Потом быстро пырнете хозяйку финкой. Начнет кричать, вы ее лицом в горнушку, в золу. За печкой у ней ящик с углями. Под углями железное ведро с золой. В золе клубок ниток, вы его заберите и немедля сюда. Только вздумайте отказаться, не пожалею Вам пули. А кто как будет работать, я понаблюдаю. Марш! Под бешеным взглядом Алешки размышлять некогда: лишь спей вылететь в дверь. Слово поперек – и добра не жди. И Пашка, и Деми усвоили это слишком хорошо на собственной шкуре не однажды. Но если как следует выполнить задание, от Алешки будет большая честь. Это нужнее. ...Окраина города почти вся спала. На улицах только кое-где слезились огоньки. Под ногами всхлипывал снег. Вот и нужный дом. Привычка делать все смаху, скорее, под Алешкиным глазом сразу рванула их к двери. Деми несколько раз стукнул кулаком в запертую дверь и приготовился отвечать, как научил Алешка. А из избы послышалось совсем неожиданное: – Ох, Нина! Говорила, на пять минуток пошла, а сама все никак не вернешься. Дверь открылась. Женщина, увидев вместо дочери оборванцев, побледнела. – О господи! Кто вы такие? По какой надобности пришли в ночное время? Ох, мое сердце, ох, серденько... совсем руки-ноги отнялись. Что вам нужно, сыночки? И неужто спать вам не хочется, не боитесь, что ли, по ночам ходить, ребятушки? – бормотала женщина, сама не соображая что. Она поняла: перед ней стоят недобрые

люди, испугалась и говорила умоляюще, ласково и невпопад. Дрожала вся. Деми несчастная женщина показалась очень жалкой. Не зная что предпринять, он растерянно смотрел на Пашку. И Пашка недоуменно таращился на него. Оба на время будто подавились: им такие трудные дела не случалось выполнять без Алешки. – Что делать? Как ни с того ни с сего выпустить душу из человека? И Алешка с его наганом не выходит из головы. Пашка задрожал и попятился. А Деми стоял, ни взад ни вперед не смел тронуться. Уйти, – значит, нарваться на Алешку. – Так что же вам нужно, детушки? – нервничала женщина, не решаясь ступить с места. Пашка выскочил со двора и – наутек. Деми, смятенный, решил заговорить с женщиной. Но первую же фразу оборвал жалобный вопль с улицы. Алешка, поймав Пашку, начал душить. Бедняга понял, что ему приходит конец, и завопил что было мочи. Деми не выдержал, подбежал к воротам и стал наблюдать в щель, как озверелый бандит топчет Пашку. Вдруг из-за угла вывернулся какой-то человек, подал милицейский свисток: пожалел, видно, парня, которого мучили неведомо почему. Алешка еще раз с размаху ударил Пашку в лицо и пустился прочь. Спаситель стал спрашивать о чем-то Пашку. Тот что-то отвечал. Потом незнакомый подхватил Пашку под руку и увел куда-то. Когда утихло кругом, Деми выбрался со двора, постоял несколько у ворот и решил пойти к Алешке: от него все равно не скроешься. А Пашку отвели в отделение милиции. Там он рассказал все без утайки. Два милиционера направились на квартиру Алешки. Тот, предчувствуя, что Пашка все выболтает, едва вернулся к себе, не медля ни минуты собрал нужные вещи в чемодан – и был таков. Деми, попавшегося навстречу, он тоже прихватил с собой. В Ижевске жизни уже не будет. И Алешка спешил на вокзал, решив податься в Свердловск. Деми не хотелось с ним. Алешка понимал

188

это и, не желая лишаться хорошего помощника, посулил: – Отступишь от меня на шаг, на месте заколю. Угроза снова пришила к нему, Деми, надолго. Так повела их вместе дорожка дальше.

X Протаскавшись с месяц в Сарапуле, около двух лет в Свердловске, лето в трудкоммуне, полгода в Перми и Глазове и не найдя теплого местечка, Алешка и Деми сунулись в Вятку. Но и там хорошего для них не припасли. И приткнуться оказалось негде: неделю по ночам валялись в кустах можжевельника на дворе Александровского собора. И весна стояла недобрая, холодная. Давно бы уж вроде теплу быть, а ночи злы по-зимнему, особенно для тех, кто в лохмотьях. Днем отогреешься немного на солнце, а ночью крючишься, лязгаешь зубами. Будто кнутом резко хлещет ветер по голым местам. Попусту солнце тратит днем тепло. Ночами не выспаться, как следует. Днем же вынужден коршуном кружить по базару, вокруг торговцев корзинами, гармошками и всякой снедью. К вечеру усталь начинает ломать все тело. Мотаешься из столовой на вокзал, с вокзала на пристань, с пристани в чайные, а пользы никакой: желудок пустует, организм слабеет. Чтобы заморить нестерпимый голод, Деми с Алешкой не выпускают изо рта толстые махорочные самокрутки, отравляют нутро. Дыхание у Деми стало тяжелым, хриплым. Ходил он, надрываясь кашлем. Зубы как гнилое дерево: табачный дым осел на них желтизной. На обескровленном голодом и болезнью лице потухли голубые глаза. Точь-в-точь голубые цветы: выросли у дороги и заплеснулись пылью, поднимаемой проезжими, и еле тускнеют, не блестят жизнью. Теперь эти глаза постоянно смотрели вниз, лишь иногда вяло окидывали исподлобья окружающие и, не найдя на чем бы остановиться, вновь тыкались в землю. Алешка, изленившийся добывать себе на пропитание, стал злее

огня. Привык чужими руками жар загребать, наворованным шайкой распоряжался, как хотел. Кабы не он, Деми на харч-то себе набрал бы и полуголым не ходил бы, наверно. Или, может, жил в трудкоммуне. Он там уже научился работать на машинах. Что и говорить: в коммуне было довольно трудно, зато всегда сыт и на душе легко. Он ведь управлял мощными железными махинами. После работы выходили в сад, играли на гармошке, на балалайке, плясали и пели... Деми уже было обвыкся там, глядеть веселее стал. Этот изверг все порушил. Изза него житья не стало. Ежечасно скреб душу. Все точил, точил одно: «Бежим, бежим из этого ада, пока целы». Не смог уломать словами – начал запугивать, зубы ощерил: «Коли вздумаешь остаться здесь, не надейся быть в живых». Так и теперь. Почувствовал, что Деми выбивается из подчинения, – волком накидывался. Поздний индюшонок не для жизни родится, его или крапива зажалит, или ястреб разорвет. Чем жить тебе таким вялым индюшонком, я тебя живо-два отстраню от белого света. – Алешка, отпусти меня, хвораю, в деревню бы вернулся. – Хм-м, – ядовито хмыкал Алешка. – Отпусти его в деревню. Отпущу я тебя в деревню Чаша, отпущу. Будешь воду родниковую пить.10 Для того я тебя из мизгиря в люди вывел! – Тогда сам уйду. – Ай-яй-яй, каким бойким стал! Гад буду, если из моих рук живым вырвешься. Хоть ты за Америку скрывайся, все одно в три дня словлю. Тогда уж на себя пеняй. А сегодня не стрельнешь сотню, глаза шилом выковыряю. Слышал?! – Слышал, – сухим, безразличным голосом ответил Деми, натянул козырек фуражки на самые глаза и побрел к городу. – У-у-у, деревня, – выпустил Алешка сквозь стиснутые зубы и застыл на время у изгороди собора. – Встретимся здесь же вечером в десять! – крикнул вслед Деми. Деми, не видя и не слыша, шаркал по дороге своим подобием ботинок, вспахивая густую пыль. За целый день скитаний, кроме булки, которую Деми удалось отоб-

рать у маленькой девчонки, ничего ему не перепало. И эту булку шустрая девчонка успела наполовину съесть. Огрызок только растравил высушенный голодом желудок. Сел бы на поезд или пароход и махнул в другое место, но денег нет ни гроша. Хотя и привык ездить без денег, но в таком положении, как теперь, не мог на это решиться. Сядешь, а потом заметят и на какой-нибудь станции или пристани задержат. Тогда догонит Алешка. А уж он разыщет – пропадешь, как собака. И это жизнь!.. Что это за жизнь?! Одна непереносимая тягота. ...Базарная площадь затихла. Терлось несколько коз с тощими козлятами. Но и они к вечеру, жалобно блея, потянулись в сторону своих домов. Осталось еще несколько бродячих собак, возились, пуская слюну, там, где днем шла торговля мясом. Несколько пьяных, не набрав сил вернуться домой, валялись возле лавок и ревели заржавленными голосами. Совсем недавно вся площадь гомонила. Тут и там слышались игра на гармони, веселые смешки покупателей; зазывали торговцы корзинами, свежими огурцами, молоком, маслом; пирожник расхваливал свой горячий товар, – все эти звуки, смешиваясь в один, оглушали ухо... Теперь все разошлись. Что они делают сейчас?.. А Деми?.. Если б у него был дом, и он бы, наверно, домой пошел. И он бы, наверно, что-то делал... что же люди дома делают? – Куда идти? Деми еще раз обошел только что остывший, приглохший рынок. Может, хоть рублёвку обронили торговцы. Но... никто не считал нужным бросать деньги для того, чтобы подобрал их Деми. Что толку в такой жизни! Неужто он родился на белый свет, чтобы всю жизнь так провести? Не лучше ли броситься в Вятку? Ведь все равно когда-нибудь умирать, все равно жизнь уже вырвана из рук. К трудкоммуне теперь и близко не подпустят. К десяти годам или к расстрелу присудят. Когда убегали из коммуны, Алешка заколол человека: тот пытался задержать их. За

189

это и Деми не миновать высшей меры. Нет, лучше самому... привязать камень на шею и опуститься на дно Вятки. Легче всего. От этих размышлений у Деми в голове все помешалось. Он еще раз обвел кругом изнеможенным взглядом и, придавленный одиночеством и голодом, вяло поплелся к реке. Может быть, верно сказал Алешка, осенний индюшонок родится не для жизни на белом свете. Не вполне осознав зачем, он стал искать на берегу безлюдное место. Но люди везде. Сотни молодых пар гуляли по берегу. Тут и там ручьились песни. С лодок, прильнувших к стеклянной глади реки, взахлеб рвались гармошки. Не видя уже ничего вокруг, чувствуя только голод во всем теле, Деми подошел к старику рыбаку. Сел неподалеку, смотрит безотчетно на сверкающую рябь, на взблескивающую на удочке рыбу. Старику стало не по себе от неожиданного соседства. Даже на расстоянии чувствовал он исходящую от пришельца недобрую, холодную затаенность. Холод страха проник до костей, холодный пот прошил тело старика. «Схватит и бросит в реку, чего можно ожидать от такого. Что захочет, то и сделает, что с него возьмешь», – такая тревога копошилась в душе. Рыбак исподтишка озирался, мучаясь своей беспомощностью. Как рыбешка на удочке. Мысль его лихорадочно искала выхода. – Что ты... парень, в такую хорошую погоду не гуляешь с девками, сюда пришел? – Топиться пришел! – Что ты сказал? – В реку брошусь, говорю. – О господи! Неладное говоришь. Чего ты там потерял? Купаться еще рано. – А здесь чего мне ждать!.. Скажи-ка, старик, ты уже век свой прожил, а какой прок от этого? Все равно скоро умрешь. – Э-эх, сынок, сынок, в старое время меня бы не удивили твои слова. А нынче такой разговор в дрожь бросает. Как же такой молодой человек смеет думать о смерти? Чего тебе не хватает, скажи-ка? Жить, наверно, не умеешь, сынок,

жить. Что бы уметь жить, надо от души работать. Для таких, как ты, молодых теперь на каждом шагу школы открыты. Когда мы были молодыми, такой жизни и во сне не видали. Почему ты не учишься? У меня сын, как ты, скоро институт окончит... Отца-матери, что ли, нет у тебя? – Никого у меня нет, дед. На этом свете я один. – А сам откуда? – Я-то? Из-за Ижевска. Сейчас вот хочется домой, да денег нисколько нет. – Сколько же тебе нужно? – Не знаю. – На тебе тридцать рублей, езжай домой, только выбрось из головы такие нехорошие мысли, – протянул старик Деми деньги. – Я и сам с малых лет был неприютным, рос в нужде, а теперь за семьдесят уже перевалило, а умирать не хочется. Еще бы столько прожил. Жизнь свою, парень, человек сам строит. Если не нравится, какие бы трудности ни мешали, измени ее. Сделай жизнь такой, чтоб она для тебя хороша была, – сейчас это можно. Умереть никогда не поздно, а уж умрешь, не встанешь. Живи, сынок, живи. Ты еще молодой и, если только захочешь, увидишь хорошее, работай, как другие люди, тогда вспомнишь, что я тебе сказал. Иди, скоро пароход будет отходить, бери билет и спускайся до Полян. А там, на поезд сядешь. Деми не находил слов поблагодарить его. Сердце полнилось нерешительной радостью. Не совсем веря, что вправду дали настоящие деньги, оглядывал их. Потом крепко обнял доброго старика. – Большое спасибо, дедушка. Посмотрел старику в глаза, человеческие жалостливые глаза, и устремился к пристани.

XI Билет куплен! До отхода парохода осталось полчаса. Трудно унять дрожь в теле. Сердце стучит. Того и гляди появится Алешка... Как не хочется больше видеть зверского его лица. Не терпится скорей убежать от Алешки; не отпускает страх попасться ему на глаза – Деми ежеминутно осматривается.

Бом, бом, бом! пробасил колокол, точно прохладой окатил разгоряченное напряжением тело Деми. Пароход трижды жалобно вздохнул, затем медленно стал отлепляться от пристани. «Теперь я свободен», – заключил Деми, глядя на отстающую пристань. Но свобода его еще висела на кончике мушиного крыла. Алешка сметнул, что Деми намеревается бежать, и стал следить за каждым его шагом. И сейчас уже пристроился на тот же пароход, издалека, из-за спин, чиркает Деми взглядом, будто острием бритвы, у него и мускулы напружинились. «Схватить бы да и выпустить на месте требуху. Измять бы так, чтобы и на том свете, пока черви не источат, не забывал меня; да люди поймают, не дадут его вконец избить, и все пойдет насмарку. Лучше выждать, когда останемся один на один», – думал Алешка, рыская змеиными глазами вокруг. В действительности сам он теперь немного побаивался Деми. Последнее время Деми в драке стал ловчее Алешки. И если сейчас заметит его, то так не пройдет. Поэтому лучше подкараулить в безлюдном месте, неожиданно схватить, искалечить, а потом, когда тот обессилеет, покуражиться всласть. А Деми владели совершенно другие мысли. От гнета и постылой жизни он теперь свободен. Алешка, конечно, остался в Вятке. И думать о нем надо забыть. Впереди ждет деревня в нарядной зелени и тихая, покойная жизнь. Но чтобы вернуться в деревню в человеческом облике, не обойтись без одной трудной работы. Эти лохмотья нужно сменить. Задавшись такой целью, Деми прикидывает, как бы выследить кого с толстым карманом или с чемоданами одежды. Одна дряхлая старушка бросилась ему в глаза. Со сморщенным, точно печеная брюква, лицом, одета роскошно. Сбоку дорогой чемодан, а рядом узел, перевязанный мягкой шалью. Деми приметил, что вещи старухи почти без присмотра, и все свое внимание занял этими вещами. В Вятские Поляны они приехали – уже темнело. Старушка, отойдя от пристани, наняла извозчика и

190

направилась к вокзалу. Чтобы не упустить такое богатство, Деми, напрягая силы, припустил, сторожась, за тарантасом. Скоро устал – задыхается. За ним Алешка. Ждет только, когда Деми отдалится от пристани и окажется в темном и пустынном месте. Деми бежит – и он бежит. Расстояние между ними все сокращается и сокращается. Миновав долину, на подъеме лошадь перешла на шаг. Тогда Алешка убыстрил бег. Вот уже догоняет, догоняет... Острие ножа нацелилось в спину Деми. Десятьпятнадцать шагов осталось между ними. Секунды остались до того, как тело Деми изломится под ножом. Усталые ноги Деми подкосились. А острие ножа все близится и близится к его спине. Алешка раскален злостью, зубы сковались один с другим... Пять-шесть шагов осталось между ними, а Деми все ничего не подозревает. Алешка вот-вот даст ему подножку и тут же приколет. В это время лошадь вышла на ровное место и зарысила. Деми, еле переводивший дух, почувствовал: отстает и упускает добро из рук – стиснул зубы. Собрав остатки силы, решил догнать тарантас. Алешка, тужась не отстать, бежит, охмеленный яростью, Деми ухватился за задок повозки. У задохнувшегося Алешки не стало мочи бежать. Не зная, куда пустить злость, сплюснул зубы так, что они чуть не раскололись, и, выжав последние силы, бросил финку в вихляющуюся перед ним спину. Остро отточенная финка просвистела над головой Деми – крик ужаса, вырвавшийся у извозчика, заставил вздрогнуть всю окрестность. Неуклюжее тело старика на мгновение взметнулось над передком тарантаса, затем грузно плюхнулось на обочину дороги. Лошадь, испугавшаяся неожиданного крика, всхрапнула и бросилась в галоп. Обезумевшая старушка кинулась на вцепившегося в повозку Деми. Кричит во все горло, иссохшим кулаком молотит парня по лицу и по голове. Деми, не успев опамятоваться от этой кутерьмы, махнул кулаком по старухиному виску. Обессиленное временем тело послушно вывалилось из повозки.

Оказавшись один, Деми опустился на дно короба. Почувствовав, что чемодан и узел в повозке, обрадовался. Непроизвольно стал погонять лошадь, и без того мчавшуюся во весь опор. Чтобы не встретиться с кем, намотал одну вожжу на руку, потянул коня с дороги. По ночному бездорожному лугу промчался с полверсты. Горящие испугом глаза лошади, должно быть, ничего не видели. Она вдруг ухнула в воду. Зад повозки задержали росшие по берегу ольхи, а лошадь вместе с упряжью и передком провалилась. Руки Деми впились в края короба. На какое-то время он перестал чувствовать окружающее. В глазах расплывались зеленые круги. Пришел в себя – осмотрелся. Кроме ольховых зарослей, ничего не разглядеть. Обшарил дно короба. Под руки попал чемодан; узел, видимо, когда-то выпал. Деми схватил чемодан и соскочил наземь. За зарослями всплескивалась вода и храпела лошадь. Деми поспешил убраться отсюда. По гудкам паровоза он скоро определил, в какой стороне вокзал. Направился туда. Но впереди его ожидала помеха. Алешка знал, Деми обязательно пойдет к вокзалу – и стал наблюдать за ведущими к нему тропами. На всякий случай Деми тоже приготовился. В левой руке у него чемодан, в правой – финка. Алешку он и сейчас не держал в мыслях; полагал, что тот разыскивает его в Вятке. Он думал только, что ктонибудь о непонятном происшествии сообщит в милицию, и тогда его могут поймать. На этот случай и финка. Навостренные, как у коршуна, Алешкины уши скоро уловили шаги Деми. Тогда Алешка неслышно пробежал через сады к тропе, по которой шел его бывший дружок. Тут он без всякого опасения вытащил из кармана наган. Если кто и заметит, есть оправдание. Извозчика и старушку он заколол насмерть. Все это можно свалить на Деми. Вот уже Деми поравнялся с ним. Алешку зашатало от злобы. Деми двоился в его зрачках... Раздался выстрел. Деми вздрогнул от неожиданности, но не сплошал. Нарочно

свалился на дорогу, затем украдкой пошарил себя. Никуда вроде не попало. Алешка решил, что противник ранен, вышел из-за ивы, придвигается, чтобы прикончить своевольника. Если еще не сдох, потребовать ответа. Деми, заметив силуэт бандита, весь вспыхнул. «Гад буду, если от меня живым убежишь, хоть за Америку беги, все равно в три дня словлю, тогда уж на себя пеняй», – вспомнились сразу последние слова Алешки, в голове затуманилось. «Ничего, погибну, так один раз погибну, а пока еще неизвестно кто кого», – крепился он, туже сжимая в руке финку. «Если подняться навстречу Алешке, пожалуй, успеет пристрелить, и ничего с ним не сделаешь; а если притвориться мертвым, не будет стрелять: ему хочется поиздеваться надо мной», – мелькало в мозгу, и Деми решил не подниматься навстречу врагу, а с приближением того и голову пригнул к земле. Противник подошел к Деми, потоптался около и, не зная с чего начать, обеими ногами встал ему на голову. – Хе-хе-хе, до сих пор еще не понял мой характер? На свои силы понадеялся? Жалкий ты отребок. Теперь хорошо будешь знать, где лягушки зимуют, – мял он голову ослушника. Лопнуло терпение Деми. Поднатужившись, рывком повернулся, схватил Алешку за ноги и опрокинул. Финка его пронзила злое сердце. Душераздирающий Алешкин крик горьким эхом отозвался в Деми, мелькнуло побуждение помочь поверженному недругу, но в следующий миг он заметил, что тот пытается поднять наган, и, еще раз спасаясь от мстительной силы, до конца пытающейся погубить его, Деми перекрутил Алешкину руку. Крик кто-то успел услышать. Тут и там взмыли свистки. Мурашки прошили спину Деми. Он вскочил, прижал каблуком нос Алешке: «Вот тебе где лягушки зимуют», – и бросился в росшие вблизи кусты. Но далеко убежать не удалось. Двое сильных мужчин задержали его.

191

XII В милиции Деми огорошили. Здесь, оказывается, уже знали о всех его грехах. И совсем сбили с толку новым делом: старуху в повозке он не убивал, только кулаком стукнул, а здесь говорят, девять ран ножом нанес. Деми решил рассказать все по правде. В Свердловске на него было заведено большое уголовное дело, и только перед самым судом он сбежал. В этом также признался. Тогда решили Деми отправить в Свердловск. Он оказался не один. Набралось человек двадцать разных преступников, кулаков и их пособников. Среди них поп. К ним в камеру и ввели Деми. Входя еще, он увидел священника с черными перепутанными космами, и ненависть заклокотала в нем. Вид попа словно резал глаза сулемой, словно колол сердце шилом. Он никогда не забывал жуткие рассказы матери про попов. Кроме того, в родной деревне поповские сынки, насмехаясь над бедным мальчишкой, норовили выжить с белого света. Обзывали «мышью брюхатой», «жабьим пузом», «отопком» или же «оборванцем». А если Деми, бывало, что такое скажет про них, выходили всей семьей и били. Такое поношение, ранившее детскую душу, никогда не забудется. Вот почему он и не мог видеть этих длинноволосых. Да этот леший начал еще подстрекать Деми. – Ох-ох-ох, и таким, растущим как цветики, красивым молодым нынешняя власть не дает жить в радости. В старое время молодежь, как в раю, веселилась. А теперь, видите, такого молодого человека, как обезьяну, дочиста оголили. Это стройное, что свечка, тело теперь так в тюрьме и сгниет, – скрипел поп, гримасничая и изображая сочувствие. Это ожесточило Деми до сумасшествия. В глазах у него позеленело. Не говоря ни слова, он с силой ударил в сплющенный нос попа. Огромный носище сразу стал как синяя картофелина. Из растопыренных, точно у перепуганной лошади, ноздрей, как сусло из лотка, потекла густая фиолетовая кровь. От тяжелого, наторевшего в драках кулака поп качнулся.

Мгновение он стоял в оцепенении, потом набросился на Деми. Пальцы его заклешнили тонкую шею и душат. Колено Деми привычно ударило противнику промеж ног. Поп, по-медвежьи взвыв, рухнул навзничь. Все арестованные, сидевшие до этого тихо, теперь, поджав животы, хохотали. Разъярившийся Демине может уж оторваться от попа, месит его ногами. Прихваченную грязью ногу поп зажал обеими руками и прокусил. От смеха чуть камера не рушилась. Кулацкие прихвостни схватили Деми и начали было душить, но тут в камеру вошел охранник и прекратил потасовку.

XIII Арестованных строем повели к вокзалу. Подумав, что авось удастся сбежать, Деми встал в строй крайним; незаметно начал осматриваться. В саду возле вокзала молодежь Деминого возраста, словно хвалясь счастливой жизнью, опаляя своей радостью, напевала веселые песни. Чему они так радуются? Отчего им так беззаботно? Видно, отцыматери их холят. Денек на редкость хорош. Вечерний дождь прочистил воздух. В свежем, парном мареве весело перекликались воробьи на тополях. Клейкий, молодой запах зелени щекотал ноздри. Солнце золотило землю, рассыпало блаженное тепло. Хорошо жить в такой день на свете. Только не ему. Нет, не Деми. Почему он так судьбой обездолен? Обошло его счастье стороной, может, поиграть хотело, да и заплуталось где-то. Погрузившись снова в прогорклые свои раздумья, Деми часто и тяжело вздыхал. Продолжая машинально оглядываться, захлебываясь ожиданием, то и дело кашлял. На носу бисерился пот. Близились арестанты к поющим – у Деми все томительнее становилось на сердце. Уныло и злобно смотрящих исподлобья арестованных остановили как раз около группы юношей и девчат. Все они в пестрых одеждах, нарядны, как цветы табака.

Шумливые ребята враз затихли и, будто невиданных зверей, выбежали на перрон смотреть арестованных. Деми и сам не заметил, как, раздвигая спутников, очутился в середине строя за долговязым попом. Жизнерадостные и игривые юноши и девушки, подталкивая друг дружку, сдвинулись теснее. Особняком встали две девушки с жаркими глазами. У одной они как две черные смородинки, омытые до блеска водой. Кажется, посмотрят эти глаза в человека, насквозь просветят, все мысли увидят. Нос чуть вздернутый, как у дорогих кукол. Нежное лицо покрыто золотистым загаром. Брови выгнуты дугой. Пушистые смоляные локоны падают на лоб. Стройна, как березка на опушке леса. Поверх гладкой черной юбки розовая кофточка, ноги в белых туфлях. Солнце аккуратно наложило и на голени загар – блестят, как бронза. Не хочешь – заглядишься на такую. «Какие красивые люди, оказывается, есть на свете!» – думал Деми, украдкой, несмело поглядывая на девушку. Она вдруг перевернула всю его душу, наполнила ее чемто ему до сих пор неведомым. Как было назвать то, что поднялось в нем к этой девушке? Деми не знал. До сих пор к нему не стучалась любовь. Глаза его все более откровенно и горячо впивались в девушку. Вдруг они встретились с ее задорным взглядом и, словно обожженные до слепоты, опустились. Начали помаленьку светлеть, но, не смея подняться, остались потупленными. Больше не замечали ни истрескавшихся от слоя грязи ног, ни коленок-головешек, выпяливающихся из драных штанин, ни заскорузлого, в черной кожуре живота через рванье рубахи. Смотрел Деми в землю, а в глазах, как в зеркале, эта девушка. Подруги зашептались. Деми напрягался поймать их шепоток. – Посмотри-ка, какой молодой, за что туда попал? – Поповский сын, должно быть, видишь, прижался к отцу. Разве дети хороших людей попадут. Только сейчас Деми заметил, что стоит возле попа. От такого

192

соседства ему захотелось сквозь землю провалиться. – Да он же совсем голый. Разве поповский сын был бы в таких лохмотьях? – Ну, тогда шпана. Видишь, отроду его тело воды не видело. Будто из грязи вся кожа. – Эх, бедняга! Наверно, остался без отца, без матери, по тому и стал таким. И пожалеть его, наверно, некому. – Тьфу, нашла же кого жалеть! Они, думаешь, кого-нибудь жалеют? Попадешь ему под руку, так он, «жалеючи» тебя, голой оставит или, как поросенка, зарежет. Вздумала кого жалеть! Не так давно здесь двоих зарезали. Такие же, видно, кто же еще. С таких сурово надо спрашивать. Разговор девушек раздирал больную душу, Деми не понимал уже, где находится. Был бы сейчас нож в руках, вонзил бы в свое сердце. Чтобы люди из-за него не мучились, и сам он не мучился тоже. В это время вдали засвистел паровоз. Одна из подруг, спохватившись, стала прощаться: – Ну, я пойду уж туда дальше. Счастливо доехать тебе домой! – проговорила она; пожав подружке руку, пошла. – И тебе счастливого пути. Приедешь в Москву, сразу пиши. – Колхоз имени Сталина? – Да, до осени там буду. Значит, девушка, так негаданно ворвавшаяся в сердце, закружившая сильнее хмеля его голову, до осени пробудет в колхозе имени Сталина. Нельзя потерять из глаз этот яркий луч. Выломилось решение: убежать немедленно и во что бы то ни стало. Нестерпимо теперь оставаться в этом позорном строю. «Будь что будет», – он стремительно вынесся из строя и побежал – ноги будто и земли не касались. Услышав расколовший небо выстрел, на бегу оглянулся. Сам не замечая того, оказался на пути приближающегося поезда. Запнулся и со всего разбега упал. Едва успел перекувыркнуться через рельс – мимо пронесся, обдав его запахом смерти, поезд. Но поезд отделил Деми от милиционера. Напрягшись, сжимая сердце, бившееся, казалось, и в висках, и в дрожащих пальцах, Деми вскочил,

перекатился под вагоном товарняка на втором пути. А с третьего пути только что тронулся товарный, и Деми вцепился в открытый телячий вагон.

XIV К вечеру приехав в Агрыз, Деми с первым поездом отправился в Ижевск. Там ему не хотелось задерживаться. С Казанского вокзала решил двинуться на Узгинку, затем в деревню. Но куда ни пойти в таких лохмотьях, всюду встретят ненависть и презрение. Надо этой же ночью раздобыть где-нибудь приличную одежду. И он погнал себя на темные улицы. А на улицах разыгралась сильная буря. Прямо с ног валит. Ураган потревожил кудрявые березы. Они зашумели, стали накидываться друг на друга; так захмелевшие женщины ругаются из-за мужа, клочьями выдирают одна у другой волосы. Листья срывались с деревьев, ветер раскидывал их по улице. Сильным Ударом тополь сбил ветвистый, как метла, сухой березовый сук, и тот упал на голое, нажаренное солнцем плечо Деми. Словно иглами оцарапал; парень от боли морщился. Взвихренная пыль колола глаза, ничего перед собой не рассмотреть. Первые острые капли нащупали плечи и уши Деми, и вот уже дождь защелкал размашисто, крупно. Истрескавшиеся стопы и грязное тело начало жечь, словно Деми посадили в муравейник. Он прижался к стене какого-то дома. Дождь был не холодный, но пронимала сырость. Нужда в сносной одежде торопила. Если стоять возле дома, не сменишь на себе лохмотья. А в эту ночь необходимо сменить – одно стремление говорило в Деми. Оглядевшись, обрадовался, что остановился возле этого дома: «Знать, не совсем еще отказалось от меня счастье: угадал, где остановиться», – он увидел террасу во дворе. Затем внимательно прислушался, прошелся несколько раз под окнами и отважился взобраться по забору. Еще раз обвел прицельным взглядом улицу, быстро поднялся на террасу. Там меж

цветами, вившимися кверху, как хмель, белелась какая-то одежда. Из-за сильного дождя, колотившего железную крышу, ничего не расслышать. Это успокаивало. Деми начал торопливо орудовать в углу. Нашел старенькое пальто и надел. Там же, в углу, на дне ящика раскопал ботинки. И они пригодились – обулся. Больше ничего дельного не попадалось, и он собрался удалиться. Уже взялся за перила, готовый перекинуть тело вниз. – Почему рано уходишь, паренек? Заходи ночевать, – произнес у самого уха тихий, безмятежный голос. Деми обмяк. А человек провел рукой по его голове... На террасе загорелось электричество. Увидев рядом незнакомого, Деми ринулся, чтобы спрыгнуть и убежать. Его окатил вдруг не столько страх, сколько неловкость. – Ноги сломаешь, парень. Пожалеть надо молодую головушку. Зачем же ни за что ни про что на гибель идти, – говорил невозмутимо незнакомый, положив руку на плечо Деми. Тот совсем растерялся. Побледневшие губы сжались и задрожали. – Не бойся, дружок, отчего так дрожишь? Я ведь тебя не бил и не собираюсь. В таких случаях Деми и его дружки бросали противнику в глаза табак или золу и убегали. А теперь от доброго голоса этого человека растаяла, как масло, враждебная настороженность, позабылась воровская наука. – Пойдем, парень, зайдем в избу, кушать, наверно, хочешь. Покушаешь и переночуешь. Наверно, негде ночевать? В мучительном ощущении неловкости, напряженности и странности того положения, в котором он очутился, Деми вслед за человеком шагнул в комнату. Своих ног он не чувствовал, будто шел на ходулях. Большими, не по ногам ботинками запинается за разостланные на полу половики, едва удерживается, чтоб не упасть. Вконец ошалел. Однако заметил, что комната красива и уютна. Через две комнаты прошли на кухню, яркий свет в ней резал глаза.

193

– Кушать хочешь ведь, парень? Если хочешь, говори без стеснения. – Отпусти ты меня... – глухо вырвалось из груди Деми. – Ничего, парень, ничего! Мы с тобой еще потолкуем. Подожди, я сейчас приду, – сказал и торопливо вышел из кухни. «Что же это такое, ничего не понимаю. Что он думает делать со мной? Надо убежать, обязательно убежать. Хитро меня хочет поймать в ловушку. Не выйдет!» – скреблись мысли. – Жена, сварила бы пельменей. – Не старый ли уж твой друг? – проник через перегородку женский шепот. – Друг, друг, – улыбнулся незнакомец, входя на кухню. Зернышки пота усеяли переносье Деми. – Отца-то нет, наверно? – спросил «друг», присаживаясь возле Деми. – Нет, – с трудом выжал из себя Деми. – А мать? – И матери нет, – снова одеревенелым голосом ответил «гость», смазывая рукавом пот с носа. Ерзает на месте, как на гвоздях, разжигаемый нетерпением и беспокойством. Чтобы не признали ботинки, засовывает ноги под стул. Ворованное пальто печет стыдом грязное тело. – Ты раздевайся уж, парень. Поужинаем да и спать будем. Завтра пойдем в обкомол. Хочешь быть инженером? Мы тебя учиться пошлем, тогда не будешь так таскаться. – Ты бы отпустил меня. Я бы домой вернулся, – жалобно попросил Деми. – Как тебя зовут? – Деми. – Деми? Деми, говоришь?! – вне себя крикнул человек, точно ошпаренный. – Да, Деми, – ответил «гость», пытаясь укрыть залитое стыдом лицо от высвечивающего взгляда хозяина. – Деми?! Так, кажется, и правда это ты! Посмотри-ка на меня, может быть, и ты узнаешь... посмотри, солдатик. Деми нехотя приподнял голову, скосился на допрашивающего.

Он не понимал, что происходит, но сердце у него трепыхнулось. К добру или худу, тоже не понял. Потом решил: не иначе как незнакомый разыгрывает его, – снова уронил голову, затем сорвался с места и – опрометью бежать. В дверях хозяин успел поймать его за пальто. Но Деми мигом скинул с себя его руки. В темных сенях никак сразу не нащупал дверь на улицу и, затаив дыхание, вжался в угол. Человек, думая, что он успел выйти из сеней, открыл дверь. Деми подтолкнул его, сбил с ног и мотнулся к воротам. Хозяин, видимо, вгорячах не ощутив сразу ушиба, мигом поднялся и погнался за удиравшим. Деми задержался возле ворот, накрепко захлестнутых со двора задвижкой. Повернулся, готовясь порезать хозяину бритвой лицо. Тот неожиданно проворно ухватил Деми за кисть. Все же Деми, порывавшийся убежать, во что бы то ни стало, порезал ему руку. Обозленный, хозяин скрутил обе его руки и как следует, поддал коленом в зад. – Вот сволочь, хочу ему добро сделать, так еще и этого не понимает, – ругнулся, ощутив, что ладонь заливает тепло. – Что ты, Паша, наживаешь сам себе неприятности. Отпустил бы, и пусть живет, как ему вздумается. Может, у него кругом товарищи. Еще прикончит где-нибудь тебя, – проговорила вышедшая на шум женщина. – Ничего, он меня сейчас узнает, тогда мы с ним сладимся. Отпустить его не трудно, но кому от этого будет польза? Ни ему, ни мне... верно ведь, Деми? – Отпусти, говорю, добром, – пробурчал тот в ответ. Его снова завели в комнату и, не освобождая рук, заставили бросить бритву и усадили на лавку. – Ничего, ничего, Деми, успокойся. Раньше были друзьями, может быть, и теперь найдем общий язык. Ты скажи-ка, где теперь Алешка? Его уж, наверно, посадили? – Откуда ты его знаешь? – спросил Деми, на этот раз посмотрев в глаза этому непонятному человеку. – Наверно, помнишь еще, как он нас посылал женщину прирезать?.. Узнал? Теперь понял, кому хотел

брюхо пропороть? Танечка, дай-ка поживей йоду и бинт, кровь из руки течет. – Пашка! Неужто это ты, Пашка? Я тебя совсем не признал! – А я тебя, как только сказал имя, сразу узнал. – Пашка, я тебя не признал, потому так и сделал. Если бы знал, никогда бы так не сделал. Ты уж не серчай на меня. – Рассердился было, но что с тобой поделаешь. Только впредь не поступай так. Я тебе ничего дурного не хочу сделать. Беспокоюсь, чтобы тебе лучше было. – А как же ты, Пашка, таким стал? – После того, как мы разошлись с тобой, меня поместила детдом. В детдоме стал учиться. Окончил семилетку, поступил в техникум. Учился в техникуме три года – и теперь уже начальник. – «Начальник» произнес он внушительно. – Триста рублей зарплату получаю, жена двести, всего, как видишь, выходит пятьсот. Что хотим кушать, то и кушаем, во что хотим одеваться, в то и одеваемся. И слов не хватит рассказать, как хороша жизнь. Паше хотелось душу свою вложить в рассказ, удивить Деми так, чтобы вышибить воровские помыслы, чтобы он и думать забыл вернуться к прежней жизни. Деми смотрел на него, вытаращив глаза. И думал: «Ишь ты, гляди-ко, и разговор у Пашки какой стал, так стреляет, только подвинься». В кухню вошла полная рослая женщина. Посмотрела яркими, словно капли неба, глазами на «товарища» Паши и, не задерживаясь, вышла из избы. У Деми, несмело коснувшегося ее краем глаза, на лице проступила оторопь. «Неужели это его жена?! Вправду ли это тот самый Пашка, бывший мой товарищ, живет с такой женщиной?!» – топталось в парне недоверие. Вскоре полная женщина появилась с пельменями на деревянном подносе. – А почему, Паша, не заставишь гостя раздеться? – зазвучал ее приятный голос, а глаза снова окинули Деми с ног до головы. – Раздевайся, Деми, раздевайся. – Раздеваться-то... у меня одежа... очень плохая, – смешался Деми.

194

– Ничего, сейчас рубашка найдется. – Баню истопить надо, Паша. После бани и чистое белье наденет, – чуткая женщина поняла уже, что тело гостя давно не видело воды. Пока Паша и Деми справлялись с пельменями, она успела воды нагреть в бане. В пустой желудок Деми шли и шли пельмени без счета. И самый страстный любитель не поверил бы, что столько их можно вместить в себе. Стыдясь своего аппетита, Деми несколько раз подымался изза стола, еще не заполнив пустоты, но Паша снова его усаживал, догадываясь о застарелом голоде. Жена Паши принесла для Деми чистое белье. В предбаннике, когда разделись, Паша поддел двумя пальцами лохмотья, в которые так вносился Деми, что они стали частью его шкуры, и стал было рассматривать, но, ужаснувшись множеству «зверей» в них, бросил в печь. – Смотри, солдатик, как горят твои лохмотья. Пусть вместе с лохмотьями без остатка сгорит твое прошлое. Моих вшей так же в детдоме спалили. Тело Деми, запекшееся грязью, с таким удовольствием дышало жаром и ловило плески воды, что он долго не мог оторваться от лохани, долго ласкал себя банным теплом. Паша помогал ему смывать грязь. Скинув с себя тяжелый, будто двадцатипудовый нарост, Деми повеселел. Уснул, как младенец, и сны ему впервые снились какие-то приятные. Утро забрезжило Деми необычной радостью, и он счастливо, взахлеб глотал эту радость. Он уже не видит грязного живота под изорванной рубахой – на нем цветет голубым нарядная майка. Не видит голых коленок – на нем наглаженные черные брюки, на истрескавшихся, в язвах ногах синие прорезиненные ботинки. Голова и тело раньше невыносимо зудели, а сегодня свежи, как у новорожденного. Вместе с Деми родилось заново все вокруг. Встречные за ночь стали приветливыми и улыбчивыми. Раньше Деми скользил только по темным, замшелым закоулкам, озираясь по-волчьи, а те-

перь он идет спокойно, будто бы хозяин. Люди вчера бросали в него подозрительными злыми взглядами, а сегодня, переговариваясь, проходят с добрыми улыбками на лице. И рядом не лохматые и грязные товарищи – в красивом синем костюме уверенно шагает умный Паша с золотым сердцем. Он, как с братом, щедро и откровенно разговаривает с Деми. – Здравствуй, Паша! – Привет, Пашенька! – А-а-а, Паша! Здоров ли? – Павел, что тебя не видно было, куда уезжал, что ли? У нас сегодня вечер будет... приходи... и супругу не оставляй. Живое движение города вбирало в себя Деми заодно с Павлом. Улицы так нарядны от людей, что рябит в глазах. Все время останавливается кто-нибудь из встречных, пожимает руку Павлу. Потом крепко пожимает руку и Деми. Никто и никогда еще так открыто и доверчиво не пожимал ему руки. Никто и никогда за годы бродяжничества не смотрел на него так приветливо. А сегодня!.. Что за счастливый день сегодня!.. Неужели в действительности жизнь такая?.. И Деми тепло и легко стало думать о людях. Легко и приятно мерить ровными шагами обновленную улицу... А может, все это лишь заткано сном?.. Иногда жалило сомнение – и сердце сжималось. Деми шепотом вопрошал Пашу: – Кто они такие, Паша? А как они тебя знают? В городе все люди, что ли, тебе знакомы?.. А знают ли они, что ты шпанил? Неужели знают?! А как же товарищем тебя называют? На все вопросы Паша отвечал охотно и прямо, ничего не скрывая. Паша привел Деми в обкомол. – Садись, товарищ, садись, не стесняйся. Садись, говорю, чего чужаешься? – встав из-за стола, моложавый, бодрый начальник подошел к Деми, спросил весело: – Как твое имя? – Положив руку ему на плечо, посмотрел прямо в глаза. – Де-кх-ми, – не выдержав взгляда задорных глаз, закашлял Деми. Заерзал на стуле, начал ерошить волосы.

– Очень хорошо, Деми, очень хорошо. Давно нужно было к нам прийти. Если будешь и дальше так жить, проклянешь и жизнь. А мы родились на свет, чтобы жить весело, счастливо и все знать. Ты грамотный? – Нет. – Ну-у! Учиться надо, друг, учиться. Не поздно еще, обязательно нужно учиться. Твои товарищи тысячами-тысячами обучаются в школах, техникумах, на рабфаках, в ФЗУ. Хочешь учиться? – Хочу, – ответил Деми. Руки у него, кажется, стали вдруг лишними: места им не найдет. – Молодец, Деми, молодец. Будешь учиться, из тебя выйдет настоящий, знатный человек. У нас многие из тех, которые вроде тебя были беспризорниками, теперь большие начальники. Вот и Пашка был таким же, как ты. Мы его обучили, человеком сделали. Теперь сам благодарит нас. Также и ты когда-нибудь спасибо скажешь. Секретарь подошел к столу, взял телефонную трубку. – Ноль восемнадцать прошу... Кто? Петрова? Ольга Петровна, я к тебе направляю замечательного парня. Поместишь, наверно? Парень совсем неграмотный, днем будет работать, а по вечерам – нужно устроить, чтобы учился. Облоно не будет возражать, мы туда напишем... Да, да, беспризорник, наш сотрудник привел. Хорошо. – Секретарь повесил трубку и обратился к Деми: – Так вот, Деми, тебя помещаем в дом сирот. Жить будешь в общежитии, днем работать, а по вечерам – учиться. Кормят там хорошо. Кровать, постель и все другое дадут казенное. Научишься хорошо работать, жалованье приличное станешь получать. Потом женишься, отдельную квартиру дадут. Вот и начнешь жить весело и культурно. Учиться мы тебе поможем. Пройдет годика два – и сам себя не узнаешь, понял? Будешь хорошо работать – в комсомол примем. – Это что, здесь, в Ижевске, нужно остаться? – сам собой выскочил у Деми торопливый вопрос. – Да, да, в Ижевске. – Не останусь я в Ижевске, – твердо возразил Деми. Почему – известно. Здесь останется –

195

придется встречаться со старыми дружками. А обычай у беспризорников такой: один из них оторвется, так ненавистью со света белого сживут. Да и Алешка еще жив. Он прибудет – головы не сохранить на плечах. – Почему же, парень, не желаешь остаться в Ижевске? – удивился секретарь. – Так, не останусь и все. – Здесь же, Деми, будет тебе очень весело. Каждый выходной организованно станете ходить в кино, театр, на концерты и в цирк. Здесь тебе и учиться поможем. Вот прикрепим Пашу, он будет твоим шефом, заниматься с тобой станет. – Что хотите, делайте, здесь не останусь. А оставите – убегу. – А куда поехал бы? – В деревню. – В какую деревню? – В колхоз имени Сталина поехал бы. – В колхоз имени Сталина? Ты оттуда, что ли? – Да... – безотчетно кивнул Деми. Секретарь обкомола, поговорив с сотрудниками, согласился послать Деми в деревню. – Хорошо, Деми, мы направим тебя в колхоз. Но ты постарайся там хорошо работать. Колхоз организовался не так давно, но там есть комсомольская организация и школа. Работники обкомола собрали Деми белья, рубашек, некоторые даже не пожалели поношенный костюм или пальто. Полным чемоданом одежды снабдили. В то время во всей автономной области насчитывалось всего несколько десятков колхозов. Оказалось, что Деми направили в деревню Изёй.

XV Деми шел лесом. С таким чувством, что идет домой. Был необыкновенный июньский день. Наверное, у природы бывают такие особенные свадебные дни. Когда земля рядится в самые свои красивые одежды: нежную, как шелк, зелень травы, алые, синие, белые, желтые цветы подчеркнуто

ярких тонов. Все это великолепие еще обрызнуто сверху золотыми солнечными лучами. Легко и ласково дышит ветер, тихо и нежно касается трав и цветов, листьев на березах, чуточку поворачивает, открывая глазам их неизъяснимую прелесть. Солнышко и ветерок мягко гладят лицо и руки, теплом наполняют душу. По деревьям льется с ветки на ветку, с листа на листок птичий праздничный перезвон – и в душе рождается песня. Деми нес в себе этот день, этот лес, свою слитность с землей и небом. Шел бы он, шел еще, длилась бы и длилась эта дорога в ликующий день. Но уже донесся из-за деревьев шум сенокоса, звон отбиваемых кос: дзинь-дзинь, дзиньдзинь, чинь-чань, чинь-чань. От этих звуков наплыло на Деми детство, захлестнуло его сердце скорбью, которая, оказывается, все время незаметно тлелась в нем; больно защипало у него глаза. Впереди деревья стали расступаться, залучились просветы. Вскоре Деми увидел погруженных по пояс в зеленое травоводье, взмахивающих косами мужиков и женщин в яркой одежде. Алым, голубым, белым рябил луг, заполненный жужжанием кос, веселыми переговорами. Сколько девчат, женщин, парней, мужиков! Деми был захвачен радостью дружной работы, веселых слов, смеющихся лиц, радостью яркой пляски красок на лугу. Недалеко от дороги стояла сенокосилка. Около нее несколько мужчин раскуривали трубки, а некоторые точили косы. Деми направился к ним, но когда подошел ближе, под сведенными на нем взглядами смутился и стоял растерянный, не зная, как завязать разговор. – Работаете? – Работаем, товарищ, работаем. Приходи на помощь, – быстро откликнулся старик, отбивавший косу. Деми удивился: «Как же он меня знает настолько, чтобы называть товарищем?» – Разве вы знаете меня? – спросил он старика. – В теперешние годы разве долго познакомиться с начальством.

Встретишься и, о чем захочешь поговорить, о том и поговоришь. Вот и знакомы. Ты из района будешь? Гайки в мозгах подвинчивать прибыл? – Да... – неуверенно протянул Деми, не понимая, о чем спрашивают. – Недавно начал, что ли, работать? Что-то вроде впервые вижу, – перестав отбивать косу и уставив на Деми острый взгляд, расспрашивал старик. – Вы из деревни Изёй будете? – В старое время, кажись, так называли. Теперь это название11 забывается. Мы не вытерпели насмешек, что наш засоня все спит, и, как вывозили на поля навоз, завязали ему глаза и вместе с навозом из деревни вытряхнули. Видимо, заблудился: не вернулся больше. А теперь уж и захочет вернуться, так не найдет свое прежнее гнездо. Такое чудище увидит и в ужасе убежит, – старик указал на машину. В ответ колыхнулся хохот. – Осип, брат, найдет что сказать. – За словом в карман не полезет, – прыснули шутники. – Теперь уже мы не засони, а сталинцы, понял? – Понял, понял, – согласно ответил Деми, но на самом деле ничего не успел понять. О чем говорил старик и над чем они смеялись? Но раз смеются мужики, и ему нельзя не смеяться. Тебе председатель нужен? – Какой председатель? – спросил недоуменно Деми. Настоящую жизнь от него крепко прикрыла воровская муть. – Изменения, пережитые деревней за эти годы, прошли мимо. Что такое колхоз? Какой бывает председатель? – Гм-м, «какой председатель»? Какой же еще председатель бывает в колхозе? Голова колхоза, значится, самый большой, начальник. – Нет, мне комсомол Иванов нужен. К нему я. – У нас Ивановых девяносто девять. Который ему Иванов нужен? – посмотрел вокруг себя старик, поглаживая козлиную бородку. – Кажется, говорит, комсомол... Секретаря комсомольской ячей-

196

ки, что ли? – вмешался черноусый мужчина. – Да, да, Иванова из ячейки нужно, – подтвердил Деми; растерянно. Такие названия он слышал впервые. – Ему Ондрюшка нужон, – пояснил черноусый. – Он же у нас голова и колхоза, и комсомольской ячейки. Ондрюшка!.. Оги, пошли-ка сюда Ондрюшку. Скажи, человек из райкомола ожидает. – Ондрюшка! Говорят, из райкомола к тебе! – прозвенел девичий чистый голос, и все косари повернулись в сторону Деми. Молодой, бойкий председатель, он же секретарь комсомольской ячейки, тут же прибежал. В ослепительно белой рубашке, грудь нараспашку. – Здравствуйте! Вы из райкомола? Как раз вовремя угадали, товарищ. У нас сейчас начнется обеденный перерыв, в это время думаем провести комсомольское собрание. Вот тут и выступите. Примем соцдоговор, чтобы в работе соревноваться с комсомольской ячейкой из коммуны «Вперед». «Кажется, нарвался», – обдала Деми тревога. В этот момент удары о железо возвестили обед. Колхозники стали рассаживаться группами. – Комсомольцы, подходите сюда! – крикнул секретарь, устраиваясь под кудлатой липой. Десяток девушек и парней со всех сторон побежали к липе. – Мы немного позднее поедим, наверно, не будете возражать? – Хотелось же есть, да ладно уж. – 51 против. Ребята принесли ягод и съедят без меня, – проговорила круглолицая румяная девушка. Все только засмеялись, не приняв всерьез ее заявления. После того как зачитали договор, Ондрей объявил: – Слово предоставляется товарищу из райкомола. Он нам сейчас объяснит, как наладить работу, расскажет, по какому делу сам прибыл. Все сидели, ожидая, когда заговорит приезжий. – Так я вам, конешно, – начал цеплять Деми слово за слово, – скажу, ребята... так прямо скажу,

что с вами буду работать. Меня, конешно, к вам из Ижевска направили, чтобы работать, и я буду работать, конешно, буду работать, нисколько не упираюсь. Я, конешно, не скрываю того, что косить я привык на косилке, а не косой. У вас, конешно, сенокосилка есть, я бы ею стал косить. И жать могу жнейкой. Вот об этом, конешно, и выступаю перед вами... Вот из Ижевска начальники такую бумагу прислали, – протянул Деми Ондрею конверт. Пока связал столько фраз, вспотел, точно из натопленной бани вышел. Даже сердце убыстрило ритм. Усевшись на траву, покосился на окружающих. «Здорово, видно, я выступил, вон, как внимательно слушали. Не мигая, смотрят на меня». Нахлынуло желание еще сказать что-нибудь. Читая написанную обкомолом бумагу, Ондрей озадаченно поглядывал на Деми. Там было написано: «Товарищ Иванов! Обком ВЛКСМ направляет в ваш колхоз товарища Бурова Демьяна Ивановича. Товарищ Буров – беспризорник. Но сейчас он, оставив прежние грязные дела, желает работать в колхозе. Поэтому направляем к вам, в надежде на вашу комсомольскую организацию. Позаботьтесь о перевоспитании его. Постарайтесь создать ему авторитет перед колхозниками. Товарища Бурова нужно обучить грамоте. Прикрепите к нему хорошего учителя, комсомольца. Дайте квартиру и питание. Конкретно говоря, воспитайте в духе комсомола». – Очень хорошо, товарищ Буров, очень хорошо! Значит, вместе будем работать. Нам сейчас люди позарез нужны. Особенно машинист. Итак, ребята, товарищ Буров, оказывается, не из райкомола. Его направили сюда с завода помогать нашему колхозу. Работой на машинах он поможет нашему колхозу. Ну, об этом после поговорим, сейчас собрание. У кого какие предложения будут? – Принять договор! – Принять! – Обязательно принять нужно, только не затягивать уборку сена. Раз теперь есть у нас машинист и будем работать сенокосилкой,

быстрее закончим. По-моему, нужно наметить, чтобы закончить косьбу в пять дней, – добавил молодой парень. – Правильно сказано. – Идет! – прогудели голоса. – Никто не возражает против такого предложения? Тогда голосуем. Кто за то, чтобы принять договор, поднимите руки. Все подняли. Деми тоже обрадованно высоко задрал руку. – Теперь кто распишется? – спросил секретарь. – Сам... и товарищ Буров, подпишите и пошлите. – Зворыгина Люба еще. – Так ее же нет здесь. – Ну, тогда Оги подпишется. – Хватит трех человек, – послышался возглас. Деми не был комсомольцем, но раз голосовал, все подумали, что и он комсомолец, поэтому выбрали его подписывать договор. «Он, кажется, неграмотный, как же будет подписываться», – подумал Ондрей, но, чтобы перед молодежью не вгонять Деми в неловкость, решил умолчать об этом. – Значит, никто не возражает, чтобы подписались эти три человека? – Нет! – ответил хор голосов. – В таком случае приступим к выполнению принятого договора. А сейчас идите, обедайте. Пойдем, товарищ Буров, и мы. Девушки и парни раскололись на группы. Деми Ондрей повел к своей семье. Когда проходили мимо обедающих, все смотрели на прибывшего. Особенно по душе он пришелся, видимо, девушкам. Они провожали его пристальными взглядами. – У нас положение неважное, товарищ Буров. Колхоз возник только нынешней весной, и специалистов по машинам нет. Купили сенокосилку, вчера только один круг проехали, и сломалась. Теперь никто не знает, как исправить. И не видно, где и что случилось у ней. И поблизости не к кому обратиться. За двадцать пять верст есть коммуна, но ездить туда время нужно. Теперь мне некоторые женщины готовы голову оторвать. Поедом едят: «Повесь на шею это барахло и таскай. Деньги потратил,

197

а работать нельзя». Не знаю, что и делать уж. – Пойдем-ка, посмотрим, что там. – Ничего не обнаружить, мы уж долго вокруг нее крутились. Председатель всполошился, что Деми не разберется в машине, ничего не поймет, и только оконфузишься перед народом, поэтому старался отвлечь парня от машины. – Пойдем, пойдем, – настаивал Деми. – Все равно найдем поломку, – и он совсем уверенно пошел к машине. Поработав лето в трудкоммуне, он хорошо изучил конную косилку и жатку. А сейчас горел от нетерпенья прикоснуться соскучившимися руками к металлу. Ондрей не стал больше противиться: не хотелось гасить оживление Деми. Когда подошли к машине, тот провел взглядом по косилке, взялся за дергач. Подергав немного, стал тщательно рассматривать пилу. Ничего не заметив сверху, подлез под пилу. – А-а, так вот что с ней! Наверно, толстый сук угадали срезать. Увидев, что Деми подошел к машине и осматривает ее, мужики собрались у косилки. Склонились над ней. – Зуб пилы согнулся и застрял в рожках, – пояснил Деми. – Пустяки, сейчас мы это наладим. Есть у вас запасная пила? – Есть, есть! – загомонили обрадованно колхозники. – Ну вот, за пять минут машина будет готова. Тиски надо бы. И тиски нашлись. Не прошло пяти минут – испорченная пила была заменена новой. – Давай теперь лошадей, машина готова. Сейчас же помчим, – хозяйски распорядился Деми, взбодренный тем, что сделал такую работу, которую никто не мог выполнить. Мужики подивились умению приезжего. Обмениваются взглядами, улыбками, покачивают головами. Они предполагали большую поломку, а этот приезжий вмиг все починил. – Товарищ Буров, ты сначала покушай. Пойдем, пока запряга-

ют лошадей, успеешь подзаправиться, – беспокоился Ондрей. – Ничего, ничего, пока еще не хочу. Сперва машину в ход пустим, потом видно будет. Ондрей не стал настаивать: самому не терпелось посмотреть, как будет работать косилка. Мужики успели уже запрячь лошадей. И колхозницы одна за другой потянулись к машине. Вместе со всеми и те женщины, которые ругали Ондрея за покупку. Девчата тоже, подталкивая друг дружку, столпились у косилки. Деми из-под козырька фуражки, натянутой на лоб, окунул взгляд в девушек, взял в руки вожжи и лихо вспрыгнул на сидение машины. – А ну, э-эп-па-а! – прикрикнул он на лошадей. Косилка тронулась очень легко, сваливая высокую траву. Словно почувствовав своего хозяина, дергач заработал без задержек, бойко затрещал на все луга. Собравшиеся даже дыхание остановили на время. С лица на лицо побежала улыбка. – Вот инженер так инженер, – хлопнул себя по бокам старик Осип. – Да кто же это такой? – Наш колхозник. – Иди ты, Ондрюша, не обманывай. – Верно, верно. В наш колхоз с завода прислали. – Надолго ли прибыл-то? – Постоянно будет у нас работать. – Так, когда же он успел исправить машину? – А сам еще как будто молодой. – Не он исправлял, наверно. Только сейчас они здесь с Ондрюшей ходили, когда успеет исправить? – Он исправил, он. На наших глазах. – Инженер, что ли, он, Ондрюша? – Инженер, инженер, – ответил Ондрей, улыбаясь, чтобы отвязаться от надоедливых расспросов. С этого дня в колхозе стали называть Деми инженером.

XVI У старого Омеля заботы давно сходились на том, чтобы пристроить дочь замуж за человека видного в народе, с образованием и хорошей должностью. И вдруг, парясь в бане, он краем уха поймал слово «инженер». – Что надо было руками косить неделю, инженер за полдня сбрил. – Удивительно хорошо сделал он. Бабы на машину плевали уже, а она тут совсем не виновата. Своего мастера ждала. Говорили, невозможно исправить, а инженер небось вмиг наладил. Ведь целый день хоть бы тебе что, как часы, без остановки работала. – О чем это вы толкуете? О ком? – перестав нахлестывать веником живот, переведя дух, спросил Омель. Из всех в бане ни один не знал, как следует, кто такой Деми, но каждому хотелось сказать о нем похвальное слово. Расписали его Омелю ученым, инженером. Не забыли и про то, что инженер молодой и красивый. ...Омель страстно любил баню. Поглядишь на него, когда хлопает себя азартно веником, почувствуешь, будто и ты славно выпарился. Обессилеет, развалится на полке – одно просит – хлестать ему спину. Его шпарят горячим веником, а он кряхтит надсадно – от зуда в затасканном годами теле. «В баню ходить, что с молодой женой спать, все одно», – говорит он. Из бани выплетается после всех и любит полежать с полчасика на зеленой травке. А иногда отдыхает, распивая чай с молоком, – больше часу просиживает за столом. Все эти привычки сегодня, видать, забылись: ведь инженер в колхоз прибыл. На этот раз, оборвав удовольствие и не окатившись даже как следует, Омель набросил одежду; не понежившись на травке, заторопился домой. Войдя в избу, и взгляда не уделил сипевшему на столе самовару, а напился квасу из бурака, облачился в синюю, белыми полосками рубашку, черные шаровары, обул штиблеты и вышел. Дав себе зарок схлопотать хорошего жениха для дочери, он не впервые уже сводил знакомство с

198

командированными в колхоз. Ни одного приезжего не пропускал. Едва какой-нибудь служащий успеет приехать – обязательно, как и в этот раз, обрядится в ситцевую рубаху, шаровары, штиблеты и пойдет знакомиться с прибывшим. Если приезжий староват, поджав губы, Омель возвращается домой. А если молодой – обязательно подсядет к нему. Обычно заводит такой разговор: – Помогать нашему колхозу прибыл, сынок? Айда, помогай, помогай, подучи нас, как работать. Мы завсегда рады советам умных людей. Но оглядит человека с ног до головы и принимается опять выжевывать свое: – А в каком же чине работаешь, сынок?.. Да-а, как говорится, смолоду добился большого чина. Должно, учился много? Больно молодо выглядишь, который год пошел уж тебе?.. Смотри-ка, смотри, какой молодой и добился такого чина! Молодец, ты, молодец, хорошо умеешь жить. Ну, а, как говорится, попить-поесть, наверно, некому сготовить? – тут Омель останавливается, смотрит выжидательно. Если человек, которого нацеливает в зятья, говорит, что он женатый и готовить есть кому, – старик, точно вдруг ужаленный, вскакивает поспешно с лавки. – Эх-эх-эх, меня, наверно, семья потеряла уже. С утра дома не бывал. Пока не пошли разыскивать, пойти уж домой. И будто ветром выдувает его из конторы. Потом он целый день брюзжит с досады, места себе не находит. – Тьфу! И чего они беспрестанно ездят! Какая уйма начальников стабунилась, а пользы от них – пшик. Но если приезжий говорит, что пока еще некому стряпать, что ходит в столовую или что-нибудь в этом смысле, Омель начинает добираться глубже: – У меня тоже ведь дочь, как и ты, все учится и учится. Десять лет уже училась, семинарию окончила. Кажется, больно много знает, а говорит: еще больше надо знать, папа. Как говорится, разумом не обижена, очень толковая растет, проказ-

ница. Учиться так учись бы, бог с ней, но боюсь... Видите ли, живя в стороне от отца-матери, молодой ум попадает в чьи-нибудь руки... Дочь больно толковая и красивая. Все люди завидуют. Как, говорят, сумел такую дочь вырастить... Как позаботишься, так оно и будет. У меня же, кроме ее одной, никого детей-то не было, вот и беспокоился, чтобы была умной и послушной. Потому и боюсь за нее. Коли б не была такой, может быть, не так уж жалел бы, пусть живет, как ей вздумается. Но такой способной дочери и пару желательно найти по ней, такого же умного... Ох, старик я, старик, не знаю что, кажется, ненужное говорить начал... Но, как говорится, ты в колхозе ночевать будешь? Айда ночуй, ночуй. Завтра утром отправишься. Не беспокойся из-за ночлега. Придешь к нам и переночуешь. Как говорится, с крохи на кроху не переколачиваемся. Ни в чем не нуждаемся: масла, яиц – вдоволь. Неужели на вечер, глядя в дорогу тронешься? Некоторые приезжие рады бывали такому гостеприимству старика и заходили к нему. Но замысел Омеля никак до конца не исполнялся. Люба была наслышана о неприличном поведении отца и, когда у них останавливались на ночь, уходила к подругам. А иногда оставалась поболтать с гостем, но никогда не выходило так, как мечталось Омелю. Как бы ни понукал и ни уговаривал он свою дочь, как бы ни сердился на нее, словно на норовистого жеребенка. Красивая, скромная, культурная девушка тревожила покой не одного молодого служащего, образ ее надолго запечатлевали в памяти, но приходилось удовольствоваться дружескими разговорами с ней. Люба умела отгородиться от намеков, игривых взглядов, словно бы не замечая их, разговаривала всегда по-товарищески ровно, не разбрасывала пустых слов, и это отпугивало молодых людей, не давая возможности для объяснений. Видимо, молчало еще сердце Любы, не пришла пора его свечения. Мысли Любы заняты учебой. Нынче она окончила педтехникум, теперь надо готовиться в институт. Ей и в голову еще не приходит подыскивать себе пару в жизни.

Поведение отца унижает ее достоинство, не раз она выговаривала ему это. Но разве сломить стариковские привычки, которые укоренялись в нем долгое время, вросли в него, как зерно в землю. Омель всегда настаивал на своем. Вот и сейчас держат путь к инженеру, Омель думал о том, как затеять с ним разговор. Это необходимо тем более потому, что инженер приехал в колхоз на постоянную работу. Омель шел с твердой уверенностью: теперь-то уж его план исполнится. Только то плохо – Любы сейчас нет дома. Ну да ладно, скоро прибудет. Переполненный сладкими мыслями, словно осенний улей медом, Омель вошел в контору. Но там никого не было. Омель понес свои надежды к председательскому дому. Председатель с гостем сидели за столом, пили чай. – Здравствуйте, приятно кушать, – протискиваясь в дверь, проговорил Омель. – Очень приятно, дядя Омель, иди, садись с нами, заодно гостем будешь, – ответил Ондрей. Зная его одержимость, сразу догадался, какая цель привела этого гостя. – Только сейчас вышел из-за стола, сынок. Баба хорошо угостила. Из-за пропитанья-то ведь не бедствуем, всухомятку не кушаем. Семья маленькая, пищи вдоволь. Как говорится, каждый день, как в гостях, живем. Только ртов немножко не хватает. Поэтому и пользительное молоко, и масло пропадают. Если продавать в районе, видите ли, далековато ходить, кажинный-то день не захочется. Ты бы хотя, Ондрюшка, как говорится, на лето из района привел в наш колхоз какого-нибудь бригадира. Я бы на квартиру пустил... – Омель, довольный тем, что разговор клонится в нужную ему сторону, спешил закончить начатую мысль. А сам упер сбоку оценивающий взгляд в Деми. Привезли уже, привезли, дядя Омель. Вот товарищ Буров самый подходящий тебе квартирант. Он прислан в наш колхоз с завода. Вот хорошо. Только, как говорится, с завода-то один прибыл? Может, семья есть? Старуха у меня, видите ли, в тесноте не особенно

199

любит жить. Мы отродясь не привыкли жить большой семьей. Если он один, конешно, как говорится, у нас ему будет удобно и не придется беспокоиться о еде. Дочь, пока была в семинарии, видимо, от учителей научилась готовить, и мать обучила уже. Прямо-таки язык проглотишь, как вкусно могут приготовить, окаянные. И чего только они не делают, колькеты да что. Я, как говорится, и названий не могу упомнить. – Да не беспокойся, дядя Омель, один он, неженатый. «Кажись, столкуемся», – удовлетворенно погладил Омель бородку и дальше пустился в расспросы. – А инженер-то этот удмурт? – Удмурт. Да он, оказывается, нашенский. Когда был маленьким, жил у Педор Ивана. – А-а-а, так это не тот ли, которого Педор во время войны у Изёйки нашел? – Он самый и есть. – Лико, лико! Вот как изменяется жизнь. Разве подумал бы тогда, что из него человек выйдет, не трава сорная. Как говорится, в гроб смотрел ведь уже, пылинкой был. Теперь настоящим мужиком стал. Больно ушлый, видать, парень, сноровистый, если уж не избаловался без отца и матери. Учиться устроился. С малых лет, наверно, начал учиться?.. Быстро успел вырасти. Раньше чин инженера только купцы могли получить. Тут голова должна быть, голова... Говорили, в войну твою-то мать в лесу убили, и отец-то, было слышно, в бою погиб. Сам-то уж сыскал бы себе подходящую жену, тогда и жизнь бы веселее пошла. Как это говорится, без жены-то покоя нет. Молодой ведь еще, избалуешься один, без супруги. Жениться, жениться беспременно надо. Дом, как говорится, приглядом стоит. Не ведавший о стремлениях Омеля, Деми по-своему истолковал его высказывания. Принял за насмешку. Должно быть, все знают, что воровством промышлял, подумал он – растерялся, не знает, как повести себя. – Мы его, дядя Омель, в колхозе женим и устроим большую свадьбу. Отдадим за него лучшую колхозницу, самую разударницу; будут весело вдвоем в колхозе ра-

ботать, – задел Ондрей старика за больное место. – Так-то оно так, но, как говорится, умному человеку и жену надо иметь под стать. Образованную ему надо, а не муслячку какую. – Которая понравится, ту и выдадим. Понадобится образованная, найдем образованную. В это время улица пополнилась шумом и гомоном. – Ондрюша, Ондрюша! Инженер у вас? – влетели в окно девичьи голоса. – Здесь. Что вы с ним хотите делать? – высунулся Ондрей. – Ондрюша, скажи инженеру, пусть в клуб придет, ладно? Научили бы нас городские песни петь. Ага, Ондрюша? Пошли его. – Есть же у вас песенник. Не можете, что ли, сами петь? – Мотивов не знаем. Пошли его, Ондрюша, пошли, – не отставали девчата. – Заходите и ведите с собой. Один и клуба не найдет. Сердце у Деми сжалось. Как быть? Каким песням будет учить, когда сам не знает ни одной? А ворота, прогрохотав, раскрылись. Теснясь, пересмеиваясь, девушки хлынули в двери. – Это наши комсомолки, – объяснил Ондрей. – Как только кто приедет, не рад бывает с ними: все просят научить то новым песням, то танцам, все им надо. – Ондрей вроде бы осуждал на словах молодежь, а в тоне его голоса звучала гордость: хвастал бойкими девчатами. Деми не знал, куда деваться, куда скрыться. А у Омеля свои тревоги. «Эти лешачки, пожалуй, успеют молодому парню голову вскружить, – испугался старик. – Как бы не остаться без зятя. Любы еще вот нет дома. Без нее девчата завлекут инженера, запоздает она. Нескладно дело». И Омель подсел поближе к Деми. – Тебе, сынок, отдохнуть сейчас нужно. Не ходи в клуб. Успеешь туда, клуб не убежит. Вот у меня дочь вернется, будете вместе ходить. В избу набилась целая гурьба молодежи, и Омель решительно

взял Деми под руку, чтоб увести. – Пойдем, сынок, пойдем живее. А то навяжется эта череда, до утра не отпустят, к тому же ты сегодня уморился, отдохнуть не мешает. Пойдем-ка ко мне, и поспи, как следует. Кстати выручил старик. Оставив недопитый чай, Деми поспешил к двери. – Ну, вы сегодня одни пойте. Человек с дороги, целый день без отдыха работал. Спать, наверно, хочет. – Да куда ж ты, дядя Омель, сразу и повел его? Не думаешь ли уж в зятья сходу принять? – засмеялись девушки. – Что бы там ни было, вашего тут дела нет. Как говорится, нельзя над стариком смеяться. Омель с Деми ушли. Увидел Деми Любу – прохватило его жаром, глаз поднять не смог на девушку. Она самая вошла в его сердце в Вятских Полянах. Тогда показалась луной, отраженной водами Вятки, а теперь сияет перед ним как на ясном небе. Под раскидистыми черемухами, уткнув глаза в толстую книгу, Люба просиживала все воскресные дни. А Деми кружил по-за черемухам, не зная, как показаться ей на глаза. Сегодня и Деми по примеру девушки направился в огород. Он тоже будет теперь заниматься. Сегодня он подарок от обкомола получил – посылку с книгами. Букварь, «Книгу для чтения», задачник, штук двадцать тетрадей. К этому обкомоловцы добавили десять пачек папирос, дорогих конфет, одеколон. Паша письмо свое положил. Наказывал прилежно работать и учиться. Деми его не подведет. Ради дружбы голову положит. Пашино письмо Ондрей прочитал – жаль, что Деми сам не умеет. Ну да, он теперь научится. Ондрей уже в прошлое воскресенье показал все буквы, а сегодня задал освоить их написание. Тетради-то как раз кстати. Паша молодец, знает, что надо. Теперь Деми не загасит свою жарко вспыхнувшую мечту учиться. Шибко грамотным станет, он еще другу своему Паше нос утрет ученостью когда-нибудь. Деми прошел в другой конец огорода, уселся удобно на траву,

200

разложил новенькие книги, тетради. Посидел-посидел, перешел на другое место. Ну вот, теперь уже хорошо: отсюда отлично видно Любу сквозь черемуху, мак и подсолнухи. Она похожа на цветущий мак. Понаблюдав за Любой, углубленной в книгу, юноша с твердым намерением склонился над своими тетрадями. Но глаза опять не слушаются, сил не хватает оторвать их от девушки. Деми склоняет насильно голову над книгой, а взгляд постепенно опять оказывается в черемухе. В голове все комкается. Буквы расползаются, как осы, по всему листу. Трудно спорить с сердцем. А что думает Люба, что в сердце у нее? А Люба в тех же переживаниях. Ее сердце тоже к Деми тянется. Этот стройный красивый парень представляется ей сидящим на машине среди бескрайней шири, так, как увидела его в первый раз. У него мужественное лицо и сильные руки. Как у героя кинофильма. Но далек он от нее так же. Взгляда не кинет, слова не бросит. Подойти бы к нему, побеседовать о том, о сем. Поболтать бы, как бывало со служащими из района, о дальнейшей учебе и работе. Да как подступишь к нему: оконфузишься, чего доброго. Вот ерпечка12, скажет, сама на разговоры набивается... Уж очень он неразговорчивый, строгий. Смотрит неласково. Глаза Любы в книге, мысли... мысли далеко. «А может, все обойдется, может, подойти к нему? Самто уж больно скромно себя ведет. А чего же ей стесняться? Ну, пусть у него высшее образование. Ведь и она в институт готовится. А он, наверно, помог бы... Как вот только разговор начать? Может, какойнибудь трудный вопрос задать по математике или физике? Пожалуй, так. Никаких подозрений не возникнет. Скажу: не поняла вопроса и прошу помочь мне. Ничего такого тут нет, чтобы стесняться... Но зачем я так пекусь о разговоре с ним? У него, должно быть, невеста есть. Такой красивый парень никак без этого не будет... Но ведь писем ниоткуда не получает? Была бы невеста, не утерпела бы не на-

писать... А все-таки о ком-то скучает. Всегда молчаливый, все думает о чем-то. И, кажется, страдает. Наверно, кто-нибудь у него есть». – Люба забыла о книге. Что же бы ей предпринять?.. К Ондрюшке, что ли, сходить. Деми в близких отношениях с Ондреем. Тот-то, наверняка, знает его мысли. Девушка вскочила с места и поспешила на улицу. Андрей говорил: хочет ей кое-что сказать. Об этом самом и просит она его. Люба пошла было к конторе, но председатель как раз вышел оттуда и пошагал к полю. Вот удачно, поговорят без помех. Люба догнала Ондрея у самого ополья. – Куда идешь, Ондрюша? – пропела она нежно. – Хлеба посмотрю. Скоро ведь уборка. – Меня не возьмешь с собой? – Пойдем, пойдем, вместе веселее. – Демьян-то Иваныч не пошел? – Куда? – А рожь-то с тобой смотреть? – Да нет, не пошел, заниматься решил. – Конечно. Ему надо. Его дело такое. Схемы, наверно, всякие в голове, рационализация. Машин сейчас много новых стали делать, за всем уследить шутка ли... Все о чем-то думает Деми-то, вроде бы страдает. Должно быть, скучает о ком-нибудь. Наверно, любимую на заводе оставил? – Да, ему бы сейчас только жить да веселиться, но беднягу изводит... изводит... дело одно такое. – Что изводит? – встрепенулась девушка. – Любовь, конечно, что еще так высушивает молодого человека. До безумия любит одну девушку. – Кого, Ондрюша? – волнение выбелило лицо Любы. – Угадай. – А скажи уж, кого? С завода, что ли? – Нет, из нашего колхоза. – Из нашего колхоза?! Да кого, Ондрюша? – Сама подумай. – Да ну тебя, Ондрюша, ну скажи же, не томи. Ну что ты скрываешь? – Только самому ему не выдавай, что я сказал.

– Нет, нет, на замок запру рот. – Тебя он любит очень, Люба. – Иди ты, Ондрюша, не обманывай, – легонько толкнула Люба Ондрюшку локтем. Сама зарделась – то ли от стеснения, то ли от удовольствия. Кто этих девчат разберет. – Да когда я тебя обманывал? – Тогда почему же он не разговаривает со мной по-хорошему? – Иди уж ты, солгал так солгал. Скажи честно. – Честное комсомольское, тебя до безумия любит. Мне он все рассказывает. А тебя, говорит, очень стесняется. – А уж это ты от себя прибавил. Станет меня стесняться... – Хоть верь, хоть нет. Он мне вскоре, как прибыл, стал об этом поговаривать. Никогда, говорит, еще не приходилось девушку любить. А тебя, действительно, крепко любит. Жить, говорит, не могу без нее, и как только увижу, все тело огнем запылает. Ты зажигаешь в его крови солнце, Люба. – Красивые ты сказки рассказываешь, Ондрей. – Не веришь, не нужно. Это ваше дело. Его не чужому УМУ решать. – Это правда, Ондрюша... – согласилась Люба. Ей очень хотелось верить в то, что он ей сказал. И сомнения в ее душе стали отступать перед желанной надеждой на счастливую взаимную любовь. Приближаясь к посевам, они сменили тему, заговорили об уборке. – В этом году нам уборка не страшна. Все готово. Хоть сегодня жни. Сено убрали раньше, чем в прошлом. Спасибо Деми. Семьдесят процентов покосов сбрил. Думаем выдать ему премию. Если так и жатва пойдет, первое место по району займем. Силен хлебушко поднялся, видишь, как буйствует. Видишь, какие поля чистые, веселые. Три раза прополоты. Ни единого сорняка не найдешь, небось. Везде ровно зелено, как фабричная ткань. – Да, нынче черпнем хлебушка. – Если все пойдет как надо, и на трудодень хорошо достанется. За разговором они обошли почти все поле.

201

XVII Сенокос отшелестел, а жатва пока не подошла – напряжение в работе несколько спало. И молодежь каждый вечер собиралась то в клубе, то на улице и до утра веселилась. Крепко сдружился Деми с колхозными ребятами. Теперь и танцевать отлично научился. С ним в паре постоянно ударница Оги, лучшая в колхозе плясунья. А Люба в обиде на Деми за то, что танцует с другой. «Такому милому парню она сумеет вскружить голову», – эта мысль глушила все другие. Любе казалось, у Оги и Деми в самом деле завязывается любовь. Вот и сейчас в танце поглядывают друг на друга, перекидываются словами и улыбками. Как ни пыталась Люба отогнать обиду, та липла к ней, обрывала терпение – девушка забилась в угол и сидела, таясь от всех. И Петыра почему-то долго нет. Наверно, на конном дворе задержался. Знатный конюх, комсомолец – старается... Он бы, может, накинул узду на Оги. Парень хороший. Оги он раньше по душе приходился. Петыр вошел в клуб, осмотрелся и потопал к Любе. Они нередко танцевали вместе. У них легко получалось, сподручно. – Почему не танцуешь, Люба? – спросил Петыр, садясь рядом. – Тебя ожидаю, – силясь улыбнуться, ответила Люба. А сама посматривает на Деми с Оги: гармонист, не доиграв мелодии, остановился, и те сели у сцены. Сидит Деми с Оги и потихоньку наблюдает за Любой с Петыром. У него давно отбивают покой их хорошие отношения. – Оги, что это они, давно дружбу ведут, что ли? – не удержал Деми вопроса, а сам глаз не сводит с беседующей пары. – Не знаю, Демьян Иваныч. Раньше не было, разве теперь что. – Что-то да есть между ними, смотри-ка, все время шепчутся. – А кто знает! У образованных язык острый. Найдут красивые слова, чтобы вскружить человеку голову, – начала горячиться Оги. И в ней зашевелилась ревность. Петыр

ее ухажером был. Сам говорил, только она свет в его окошке. А теперь к образванной, видно, потянуло. К ней, к Оги, и не подходит, в ее сторону и не глянет. Как пришитый к Любе стал. Вон как увлеченно с ней шепчутся, видно, о чем-то сговариваются. – Взгляни-ка, Петя, что-то там инженер с Оги. Шептались, шептались, и Оги, как кумач, покраснела. Как бы ты с носом не остался. Похитит твою Оги. – Петыру тоже не нравились разговоры Оги с приезжим. Танцуют так ладно, а кончили – и шла бы сюда. – Если что, я его так вытряхну из колхоза – и духу не будет! – вскипятился Петыр. – Ему-то что станется, заберет с собой Оги и укатит. Надо сейчас ее вырвать из его рук, – подзадоривала Люба, желая отлучить любимого от соперницы. «А почему я к нему подойти не смею? Чем Оги лучше меня? Грамоты меньше. А не стесняется, что, мол, инженер. Безо всякого с ним танцует, разговаривает. Конечно, и о любви говорить не стесняется. А чего я жду? Ведь Ондрюша, кажется, правду говорил, будто инженер меня любит», – злилась на свою несмелость Люба. «Эх, черт возьми! Почему я не наберусь решимости поближе подойти к ней. Ничем же вроде Петыр не отличается от меня. Ничего в нем особенного. И Люба нисколько не заносится, что учительница. А он, должно быть, и в любви признаваться Любе не стыдится!» – нервничал Деми. Гармонь завела плясовую, Люба бешено закружилась с Петыром. Видно, ей весело. Деми не вытерпел больше тоски. Тяжело вздохнув, поднялся и вышел из клуба. От внимания Любы не ускользнуло это. Круга два она еще прошлась, потом, решившись, устремилась к выходу. Деми медленно нес свою тоску вдоль улицы. Ноги заплетались, глаза не хотели оторваться от клубной двери. Искрой пробегала надежда: не выйдет ли вслед Люба. Да нет, конечно... Ага, скрипнула дверь! Деми вздохнул, сердце его сильно забилось. Люба или нет?

Он теперь боялся оглянуться. Может, как раз Люба вышла? Деми пошел быстрее, запел свою любимую песню – для Любы, может, она сзади идет. Обошел я, обошел, Всю вселенную прошел. Не нашел, эх, не нашел, Такой, как ты, я не нашел. Юноше казалось, эта песня про него, поэтому как стал выводить ее, все тело начал покалывать озноб. А голос у Деми чистый, звонкий. И петь научился хорошо. Песня на этот раз меткой пулей попала в цель – и без того растревоженное девичье сердце. Спустившись с крыльца, Люба шла за поющим. Хотелось догнать, поговорить, но она робела. В разных концах деревни раскатились петушиные крики. Разлилась по улице гармонь. У ворот Деми присел на скамье. Люба, догоняя его, вся загорелась. А язык онемел, не повернуть. «Хоть бы он что-нибудь промолвил», – девушка умеряла шаги. А он, ожидая ее голоса, сидел застыв. Стоило одному начать – и разговор бы завязался, но... Люба, придав лицу безразличие, прошла молча; Деми сидел, точно воды в рот набрал. Омель никогда не засыпал, не дождавшись дочери. Давно не терпелось увидеть, когда возвратится она домой с инженером. Да только непослушная дочь никак не приносила отцу эту радость. В последнее время старик стал нервным, раздражительным. Любой пустяк теперь жалил его, выматывал остатки равновесия. И сейчас вот он, моментально вспылив, швырнул негодование в Любу. – Почему опять одна? Как это так человека одного оставляешь?! Жили бы мирно. От такого большого человека тебе бы учиться, а ты от него скрываешься. Себя считаешь ученой, а с порядочными людьми разговаривать, оказывается, совсем не умеешь, никаких слов не находишь. – Да мы вместе вернулись. Он остался посидеть возле клети. – С кем? – соскочило вмиг с губ старика. – Один.

202

– Не увлекаться ли стал кемнибудь? Как, не гуляет ни с кем? – Нет, не замечала. – То-то. Он, доченька, моим зятем хочет быть. Шибко меня уважает... Он бы очень хорошим мужем стал. Я и сам его шибко уважаю. – Не говори, отец, чего не следует. Что ты думаешь, такой человек посмотрит на нашего брата? – Почему не посмотрит? Как не посмотрит?! Ты себя-то хуже его, что ли, считаешь? Мне вовсе нет нужды тебя обманывать. Беспокоюсь, чтобы тебе же лучше было. Лишь бы тебе понравился, а он, больно тебя любит. Сам мне сказывал. А ты еще чего-то артачишься. Попадается такой человек, и не можешь его завлечь... Выйду, схожу за ним. Вместе покушаете, чем каждому в отдельности готовить ужин. Старик обрадовался неожиданно найденному поводу. Вышел скорее к Деми. – Демьян Иваныч, видать, скучаете о ком-то? В городе у вас небось кто-нибудь остался? Напрасно не хотите нам рассказать. Добра мы вам желаем. Больно уж нам к душе вы прилепились, – заботливым голосом выспрашивал старик, став в воротах. – Нет, дедушка, никого там не осталось. Так вот, погода хорошая. – И то верно, погода веселая... Но, как говорится, хотя в городе кто-нибудь и остался у вас, надо уже забыть, верно ведь? Раз здесь живешь, здесь надо и пару себе подыскивать, веселее будет, хе-хехе... Не обижайся на старика, что он всякое городит... А моя дочь вас крепко полюбила, ей-богу. Молодая уж так молодая! Сама-то стесняется перед вами открыться, мне, старику, говорит. А я думаю: нужно об этом вам сказать, не вытерпел не рассказать. Я сам-то вас шибко уважаю. Конешно, вы нас, как говорится, чужаетесь, но... хе-хе-хе... – Почему так говоришь, дедушка? Люба сама будет меня чужаться. У нее образование есть... – Деми поперхнулся: ему не хотелось признаваться в полной своей безграмотности. – Это и хорошо, сынок. Это и хорошо. Как говорится, оба вы большие, развитые люди, будете жить в согласии.

– Так-то оно так, да... – А как же, а как же, милый мой! Ну, пойдем в избу. Наверно, кушать захотел. Вместе с Любой покушаете. Старик словно в бане только что выпарился: тело стало легким, почти невесомым: исполнение-то задуманного близко, выпотел-таки он свое. За ужином старик осторожненько следил за молодыми. Приметив, что они как-то особо посматривают друг другу в глаза, окончательно уверился – сватовство не за горами. Он уже давненько думал, как бы квартиранта поместить на ночлег в клеть, где спала Люба. Теперь это можно сделать. Омель не дал жене лечь в клети – заставил ее устроиться в избе на лавке. А сам, пока молодые ужинали, занял постель Деми. – Мы, старики, в клети начинаем мерзнуть, Демьян Иваныч. Как говорится, не по возрасту уж нам, старикам, в клети спать. Вы, однако, молодые, спите уж там. Мы со старухой решили в избе устроиться. Ты спи на нашей постели, Люба покажет ее, чистую подушку и одеяло даст. Молодые оба раскраснелись, но ни один не посмел отказаться. С трудом переступив порог клети, Деми присох к месту. Совсем потерялся. Переполненное сердце кипело. Самое подходящее время – никто не мешает дать ему волю. Но как? Какими словами начнешь изливать горячие чувства? Где достать нужные? Ворох бы слов красивых отдать любимой... Мысли все склубились. Неужели так и пройдет эта ночь?! Не раскроется пылающее сердце? Они ведь здесь вдвоем! Только двое!.. Неужели двое?.. Да, только двое! Деми, не зная, не соображая, что делать, растерянно метал взгляды по сторонам. И Люба от волнения чувствовала себя нисколько не лучше. Хоть бы кто шепнул на ухо словечко для Деми, подсказал нужное, верное. И куда запропастились те чудесные слова из множества прочитанных романов? Почему сейчас не приходят на помощь? Те слова, которые произносятся шепотом... Знать бы, кого он любит. Такой красивый, интересный без пары не будет, нет уж, нет...

А может, Ондрюша правду говорил? Может... душой к ней тянется? Так ли это? Если бы Демьян Иванович полюбил, дал бы почувствовать. Инженер из города не стал бы стесняться, как Люба. Наверно, о ней у него и одной мысли нет. Вот в клети придется быть вместе, а ему от этого ни жарко, ни холодно. Одного теплого слова жалеет для нее. Ожидая, когда Деми вымолвит что-либо, Люба бесцельно перебирала белье на вешалах. А Деми думал лишь о том, чтобы Люба что-нибудь сказала. Горел волнением и обидой на себя. Парень растягивал минуты, медленно-медленно расшнуровывая ботинки. В другое время раз пять бы разулся. А сейчас копит время, чтобы собраться с мыслями. Чертовски неловко сидеть молча. Юноша принялся высвистывать мелодию любимой песни. Люба начала тихонько подпевать. Ниточка задушевности протягивалась между ними. А разговор начать так и не могут. Тогда Люба придумала предложить соседу свою подушку. Может быть, она языки развяжет. Девушка нежно выпевает: – Демьян Иванович, у этой подушки чистая наволочка, возьмите. Деми овладела еще большая неловкость. На заботу надо ответить какой-нибудь любезностью, и он выпалил: – Да что же из-за меня так беспокоишься? Сказал и спохватился. «Вот дурень. Что попало брякаю. Разве так надо было ответить. О, недотепа! Вместо того, чтобы выразить радость и благодарность, упрекнул за беспокойство. Тьфу! Что ни слово, то ком. Выкатил – а как теперь воротишь». – Прости, Люба Омелевна, ой... Люба Емельяновна! Это я... спасибо за подушку, большущее спасибо. «Тьфу! Все, кажется, в кашу смешалось. Нет, в таком волнении и растерянности какой уж разговор. Лучше и не говорить». – Спасибо за благодарность, Демьян Иванович, – по-прежнему нежно и спокойно сказала Люба.

203

Деликатная девушка, старается показать, что не чувствует замешательства Деми. А что ему ответить теперь? На душу налегла тяжесть: ничего толкового не умеет сказать девушке, которую любит так горячо. Ум при ней теряет. Но надо как-то объяснить ей свои чувства. Потом труднее будет, если сейчас все не скажет. Надо набраться смелости. Будь что будет. – Из-за тебя так получается, Люба, истинное солнце, из-за тебя, – выронил вдруг Деми признание. – Что вы, Демьян Иванович? – Люба, милая, не могу больше таиться, сердце разорвется, если не открыть его... Не будешь сердиться, Люба? – За что же сердиться, говорите! – Люба, я тебя... если прямо сказать, я тебя люблю! Потому и речь при тебе теряю. – Можно бы и без насмешек, Демьян Иванович. – Какие насмешки, Люба? До них ли мне! Ты надо мной, прошу тебя, не смейся. – У вас, наверно, и без нашего брата любимая есть. – Люба, у меня никого нет. Может, у тебя кто есть? Если так, говори сразу. Лучше разом со всеми мечтами покончить. – У меня-то никого нет, Демьян Иванович, что вы. Учиться еще не закончила. Рано о ком-то думать было. Воздух комом застревал в горле юноши, выходил тяжелыми вздохами. Молча он устроился спать в противоположном углу, где стояла кровать стариков. Оттого что сосед притих, у Любы нехорошо на душе. – Уж не обиделись ли, Демьян Иванович? Я же вам ничего плохого не сказала. – Любочка, я люблю тебя, люблю без предела! Только мне хочется знать, Любочка: как по-твоему, достоин ли я тебя любить? – Ну что вы, Демьян Иванович? – Скажи, достоин или нет? Да или нет? – в нетерпении Деми вскочил. Сейчас подойдет к Любе за ответом. Вы, конечно, Демьян Иванович... вы такой... любая полюбит.

Но в городе у вас, наверно, есть девушка, несерьезно, наверно, мне все это говорите. – Любочка, милая, я тебя люблю всей душой, люблю так, что себя не помню. Да только ты меня все равно не полюбишь, Люба, – голос Деми постепенно угас: юношу угнетали недавние беспризорные годы, невежество его. – Я должен сказать тебе, Люба, что-то важное. – Говорите, Демьян Иванович, я буду очень рада. – Наверно, нет. Ты тогда не обрадуешься, а плюнешь на меня. Я, так сказать, Люба... я, откровенно говоря, не инженер, Люба. Ктото пустил слух, что инженер, и все теперь считают им. Может, ты тоже... И Деми рассказал Любе без утайки и доверительно про всю свою прежнюю жизнь. Увял праздник в душе девушки. Разброд, смятенье, запутанность вошли в нее. Печаль и жалость сжали сердце, сдавили горло, выжали слезы на глазах. Но слишком крепки уже были побеги любви, выдержала она жестокий рассказ, не испугалась. Поэтому Люба не оттолкнула Деми, когда тот, рассказывая о себе, подошел к ее постели, а потом сел рядом. Руки их сошлись и крепко сжали одна другую. – Вот почему, Люба, я не смел говорить тебе о любви, – закончил он, сжав ее руку еще сильнее. – А эта кличка «инженер», которую к вам прицепили, мне только мешала любить. Я все время стеснялась вас, – неожиданно для себя призналась Люба и приникла к Деми. Радость полыхнула в юноше. Захотелось подарить девушке какие-то особые горячие слова, но их у него не было. Не встречался он с такими словами, не запасся ими. Деми порывисто обнял Любу и поцеловал. Запылавшая вся, Люба тихонько оттолкнула его. Парень перешел на свою постель. В душе его бурлила радость, счастье заливало всего с головой. Сегодня Омель проснулся, когда солнце еще не опустило лучей. Как увидел, что спит не на своем месте, сон мигом слетел с него. Легко поднялся с постели и выбе-

жал глянуть, как спят в клети. Остановился на крылечке, поприслушивался, не смея войти. «Кто их знает, молодые, могут обидеться», – думал он, стоя у двери. Внутри слышалось только равномерное дыхание. Спят. Утренний сон сладок. Омель бесшумно подтолкнул дверь. Охватил глазом клеть. Люба и Деми спали порознь – молча быстро повернулся и пошел. «Если меня, отца, не слушается, что это за дочь. Сейчас старается жить по-своему, а что потом будет», – бурчал он под нос, нашаривая ногой ступеньки. Днем Люба получила письмо из роно с назначением. Ей предлагали принимать школу. Известие опечалило Деми. Другие парни, когда страдают, объясняются в своих чувствах девушкам; а он не осмеливается до конца открыться перед Любой и сделать серьезное предложение на дальнейшую жизнь. Надо, надо действовать решительнее. Только открыв Любе свою большую несмелую мечту, сможешь связать с ее жизнью свою собственную. Не объяснившись до конца, как будешь уверен, что чувство девушки к тебе устойчиво? Что это не прихоть сердца и не игра?.. Люба может сегодня же покинуть деревню и никогда больше не встретится ему. Уедет на место работы; приглянется там кто-нибудь, а тогда разлука навек. Разве можно отпустить от себя любимую девушку? А может, Люба-то с душой к нему, может, взаправду любит? Позавчера в клети не подняла ведь на смех... Ну да, любит. Сама его руку сжимала! Верно, любит... Но как скрепить им жизни? Могут ли они, как другие, стать мужем и женой? Юноша снова барахтался в сомнениях. Как же сойдется с ней он, Деми, до сего времени только и учившийся развивать пальцы, чтобы обшаривать карманы; он, не знающий больше ничего другого, и с ней, может быть, самым красивым цветком на свете – умной и милой Любой?.. Человеком ему надо стать. Взаправдашним, настоящим инженером. А что? И станет. Не такая вроде бестолочь, голова не трухой набита. Выучится на инженера. Тогда уж и Люба всегда с ним будет. Да. И запрятывать в долгий ящик это дело никак нельзя.

204

Два только пути. Не хочешь потерять Любу, откинь страх и скажи все откровенно. Если промедлишь сейчас – навсегда расстанешься с Любой. Ищи-свищи потом ветра в поле. Нет, нет, нет. Вечером, прохаживаясь с Любой по улице, Деми долго мялся, понуждая себя рассказать о своих мечтах, о своих желаниях. Так и не нашел с чего начать. Так и потерял весь вечер. Лишь когда стали подходить к дому, у него неожиданно вырвалось: – Люба... я не могу больше так. – Как, Деми? – Каждую ночь вместе с тобой быть в мыслях, а на деле порознь. – Люба молчала. – Люба! – Деми встал перед девушкой. – Не будет же отец ругаться, нет ведь? – За что? – Ты... как это, ну, скажем, ты... – Ну? – Выйдешь за меня замуж? – Ох, заругается... – Заругается? – Заругается! – Да, конечно, заругается. Тебе не такой муж нужен. Разве я тебя достоин? – Опять ты за свое, Деми! Я хотела сказать, отец заругается, если я не пойду за тебя замуж... Он этого давно хочет. – Эх, Люба! Как в это поверить? – Ты поверь. – А ты? – Что я? – Что ты обо мне думаешь? – Я ничего не думаю, Деми. Я люблю тебя, Деми. – Люба, не обманываешь? – Нет, Деми, не обманываю, поверь хоть раз. Она протянула к нему, словно белые цветы, свои руки. «Дай бог счастья, деточки мои! Все-таки старого отца не обижаете, слушаетесь, оказывается, что он вам говорит... Какое большое счастье дал я своей дочери, какое счастье да-ал!.. Наверно, сама никогда не смогла бы найти себе такого супруга. Все-таки сумели мы воспитать девушку, не избаловалась, в родителей угадала... Это и хорошо, конешно, это и хорошо. Теперь мне вся деревня будет за-

видовать. А то вот закончит летние работы в колхозе и опять мой зятек в город покатит! Сам же не вытерпит в деревне жить. Да и высшие начальники не будут здесь держать. Обязательно в город возьмут. А потом, может, еще дальше Ижевска – в Москву призовут. Почему нет? Понравится его работа, и призовут. Долго ли большому человеку в Москву попасть! А если уж в Москву поедут, конешно, нас, стариков, никак не оставят, ни за что! Очень уж зятек-то мой, Демьян Иваныч, уважает меня. И в Москве-то, должно быть, он меня не отставит от себя. Захочет то и другое старику показать, поведет в одно место, поведет в другое. Благодать! Так-то хорошо, перед смертью повидаю белый свет. А больно уж не хочется умирать, пока не повидаю Москву. Вот уж радость так радость! Всето меня просмеивали: что, мол, ты, старый человек, такой умной и хорошей дочери стараешься жениха подыскивать, тебе ли уж найти по ее вкусу. Живи-ка уж лучше со своей старухой, а дочь твоя, какого ей нужно, такого и найдет себе... Ишь, брат, тоже они! Думают, дочь у меня распущенная. Хоть я и старик, но разум не потерял, знаю, как дугу сгибать! Теперь-то им всем утру нос! Разок съезжу в Москву, сразу узнают, кто такой есть, дядя Омель! Моего зятя, брат, наверно, сам Сталин знает! Знает, конешно, знает, да как не будет знать! Он, говорят, всех образованных, как свои пальцы, наперечет знает. Должно быть, по его слову и Демьян Иваныча прислали в колхоз. Надо и здесь, на земле, кому-то дела ладить. Говорят, и колхоз-то по его слову создан... С таким зятем, возможно, и всемирного председателя увидишь. Увидишь, да как же не увидишь! Они по своей служебной надобности вызовут зятя в Москву, а зятек-то и, меня с собой прихватит. Айда, скажет, тестюшка, поедем вождей смотреть. Эти же правители не то, что Николашка. Говорят, на наших вышли. Говорят, такую бедноту, вроде нас, ценят шибко. Оно и верно так. Не оттого, что ли, жить-то стало веселее, что они председателями стали. И земли в наши руки дали столько, сколько нам надо. И жить можно стало так, как только тебе

захочется. И налогами не гнут, как при Николашке. Спроста, что ли, старые люди стали говорить: «Хочется Сталина повидать, мол, да чтобы мне не умереть, пока Сталину не поклонюсь». Теперь, брат, я пойду к нему и от всего крестьянства спасибо скажу! Тогда уж и умирать не обидно будет. Какое большое счастье принес мне зятек! Пойду-ка и от всего сердца расцелую их обоих. Пусть до моих лет живут так же мирно и дружно, как я прожил со своей старухой». Омель сунул закруженную мечтами голову в клеть, скользнул туда и с чувством поцеловал обоих, потом вышел и, не умываясь и не переодеваясь, заспешил к Ондрею договариваться, когда и как готовить свадьбу. Выступает с важным видом по улице, кто ни попадается навстречу, всех останавливает. Сначала для завязки спрашивает: – Дома ли Ондрюшка, не знаешь? – а потом отщелкивает новость: – Демьян Иваныч послал Ондрюшку позвать. Хочет жениться на моей дочери, так кое-что о свадьбе, видимо, хотят с Ондрюшкой перетолковать. Так, поведав эту новость всей деревне, он дошел наконец до избы Ондрея. – Насчет свадьбы-то не рано ли, Омель агай, разговор затеваешь? Ты сначала как следует поговори с дочкой, с Демьяном Ивановичем. Может быть, они и не думают жениться, – сказал Ондрей: он знал, что Омель старается выдать Любу за Деми только потому, что считает того инженером. – Почему так говоришь? – с обидой спросил Омель. А сам пристально смотрит на Ондрея, словно пытается проникнуть в его тайные мысли. – Что ты думаешь, Ондрей, не пойму я? Вижу, добра нам не хочешь. – Видишь ли, дядя Омель, женитьба – дело нешуточное: на всю жизнь люди привязывают себя друг к другу женитьбой. Если связи бывают слабыми, вся жизнь у людей нарушается. Поэтому надо очень серьезно подумать. Кто знает, может статься, Любе что-нибудь в Деми не понравится или, наобо-

205

рот, ему в ней. Они же друг друга очень мало еще знают. Я был бы рад, если бы Люба вышла за Деми, но сейчас пока рановато, дядя Омель, рановато говорить об этом. – Тьфу! Не грех ли тебе, Ондрюш? Уж от тебя-то я нисколько не ждал такого. Молодцуешься над моей старостью, словно несмышленыш какой. Ну, какая тебе польза становиться врагом нашей жизни? Зачем встреваешь поперек моего счастья? Почему, ну, скажика ты мне? Любит же Демьян Иваныч Любу! – А ты знаешь ли, кто такой Демьян Иванович? Если собираешься делать свадьбу, зная его, – я не против, хоть сегодня же справляйте. Что требуется от меня, все дам. – То-то, давно бы так и сказал. А то еще заставляешь чего-то ждать. Один без другого жить не могут, так чего уж теперь мешать им. Моято Люба золото девка, она ведь в этом году в учительницы вышла. Ондрюша, милый, как говорится, ты им помоги, ладно: они уже сошлись... Ты, Ондрюша, поговорил бы с Демьяном Иванычем, чтобы не обижал он Любу. Раз сошлись, пусть живут по-хорошему. – С другой стороны, я тебе, дядя Омель, хочу твердо сказать. Ты дни и ночи беспокоился, чтобы соединить их жизни, верно? – А как же, как же, Ондрюша. Очень беспокоился, милый. – Тогда и в будущем беспокойся так же о том, чтобы уберечь Деми. Смотри, чтобы потом не пришлось человека с правильной дороги столкнуть... Понял? – Очень хорошо понял, Ондрюшенька. Ничего такого не будет. Мы Демьяна Иваныча все крепко любим... В таком случае, если будем готовиться к свадьбе, ничего ведь, милок? – Готовьтесь, пока уборка не подоспела. Справляйте. И меня не спрашивая, могли бы устраивать. – Ладно, милок, большое спасибо. До свидания! – попрощался Омель и поспешил домой, окрыленный радостью.

XVIII – Отец, я тебе что-то скажу, только ты не сердись, хорошо? – Говори, золотко, говори! За что же мне сердиться. Омель обрадовался, надеясь услышать то, что он долго ждал. – Мы с Демьяном Ивановичем думаем пожениться. Он мне очень нравится. – Да я разве не долбил тебе с давних пор об этом! Мне стоит на человека только раз взглянуть, насквозь вижу, какой он есть... Что и говорить, редко можно встретить такого. Его на наше счастье бог нам послал, доченька. Я уж и с Ондрюшей обо всем договорился. – А ты, отец, не смотришь ли на Деми только с одной стороны? – Как это так «с одной стороны»? – А не смотришь ли только на то, что он инженер? «Что он инженер, что он инженер»! Как это так на человека будешь смотреть с одной стороны?! Уж не считаешь ли меня, дочка, совсем бестолковым? Я в суть его вникаю, в суть. Что инженер, конешно, хорошо, но главное – сердце у него золотое, доченька, поведение замечательное, добрый, веселый, умный, спокойный; как говорится, все у него подходящее для семейной жизни. Вот за что я его сам люблю больше твоего. – Если так, то я тебе, отец, скажу... только все же ты не сердись, Демьян Иванович не инженер. – Как не инженер?! – дрогнул Омель. – Так вот, нет и все. – Кто же тогда, агроном, что ли? – И не агроном. Обыкновенный человек, наш рядовой колхозник. – Как так рядовой колхозник?! – совсем опешил старик. – Как так обыкновенный человек?! Что ты над стариком прокураешься?! Кукла, что ли, я тебе?! – Ты не сердись, отец. Он обыкновенный человек, но «сердце у него золотое, поведение замечательное, добрый, веселый, умный, спокойный; как говорится, все у него подходящее для семейной жизни», верно ведь? – улыбнулась Люба, повторяя отцовы слова.

– А зачем лгал, называл себя инженером? – Он никогда не называл себя инженером. Вы же и прозвали так. Он в этом не виноват, отец. – А коли не инженер, почему к нам с завода направили? – Направили, чтобы научился в колхозе работать. И правильно сделали: он уже привыкает у нас... Я тебе скажу, отец, только ты ему самому ничего не говори, ладно? Он остался без отца и матери, сирота, беспризорник. Вот потому и обкомол направил его сюда, чтобы из него вышел хороший человек. Из него очень хороший человек будет, отец. Ты в суть, отец, вникай. – Уйди с моих глаз, чертова дочь! Словно колотушкой в лоб ударили Омеля. Мысли замутились. Не в силах вымолвить ничего больше, Омель круто повернулся и опрометью бросился в избу. А там будто и места нет ему присесть. Бегает по избе, с шипеньем сосет трубку, отплевывается, бормочет себе под нос невнятное. – Вот какая притча обернулась. Испортил жизнь, всю жизнь испортил, проклятый... Что теперь народ будет говорить! Вся деревня будет смеяться. Куры и цыплята будут в лапки хлопать. Нет, не отдам свою дочь на смех! Сегодня же из дому вытряхну его, аж пыль полетит! Пусть и следов его не останется... «Сердце»!.. Что мне делать с его сердцем! Сердце все одно что позолоченный уголь. И дочь тоже, малоумная, нашла с кем связывать жизнь. Какой номер выкинула. Знала же, проклятая, и все-таки пустила на свою постель! Еще осмеливается перед отцом расхваливать. Думает, видно, я совсем ничего не понимаю... И как обнялись-то, чтобы им сдохнуть! Да как же, дескать, не обнять. Ему радость! Таких девушек, должно, никогда и во сне не видывал. Ах, бессовестный дьявол, лег ведь к ней, лег! Паралич бы ударил, что ли; его, проклятого. Ох, пропала моя головушка, пропала! Что-то надо делать, терпеть такой позор только теленок может. Омель поплелся из избы, терзаемый обидой и гневом. А у Деми с Любой теперь уж все лад в лад, теперь уж их не разлу-

206

чить, хоть забрасывай их руганью, хоть запугивай. Сколько ни наговаривает Омель дочери – все идет мимо, все ветер уносит. – Я Демьяна Ивановича полюбила не за «инженера», а за сердце его, за характер. За то же его теперь любит вся деревня. Не ломай, отец, нашего счастья. Нашу любовь ничто не нарушит. Без него мне теперь счастья не будет. Омелю нестерпимы непокорные дочернины слова. С угрюмым и обиженным видом, заткнув в досаде уши, он уходит. Ничем уже больше не мог Омель заняться. Об одном думал: как бы Деми от Любы отвадить, как бы его вообще из колхоза выжить, чтобы и духом его рядом не пахло... Наконец, у него наметился один выход: вечером раньше Деми с Любой снова вернуться в клеть. «Если сам буду спать в клети, Деми, может, постесняется прийти к Любе, а если придет после нее, закрою клеть и не отворю», – думал он. Деми и Люба целыми днями не разлучаются. Вплетают в игры молодой смех; любуясь, подолгу не отрываются друг от друга взглядом. Омелю их веселье поперек сердца, оно кровью истекает. Омель иногда и глаза закроет, хоть бы не видеть. Но не вытерпит, снова припечет их злым взглядом. «Перестань присматривать и не узнаешь, до чего он может довести, останешься ни причем», – сверлит старика. «Ишь, как веселится, волосатая морда ишь, как радуется!.. Какую девушку, скажет, обвел вокруг пальца. Оттого и веселится, порази его гром! Экая оказия! Пустил, проклятый, прахом на ветер все мои надежды на хорошую жизнь», – нервничает Омель, завидев в окно, как молодые играют возле клети. Он сам перебрался спать в клеть и Пеклу за собой потащил. Надеялся так разлучить дочь с постылым чужаком. Но надежда его скоро повяла. Молодые не постеснялись, вместе вошли, вместе легли. Тогда незадачливый старик поднялся, отплевываясь и бормоча что-то под нос, выбежал из клети. – Вот суматошный, вот суматошный, – ругалась Пекла, оставшись на постели одна.

– Молоды смеяться надо мной! – крикнул Омель уже со ступенек. Как же ему поступить? Долго сидел на скамейке возле клети – туда он в этот вечер больше не вернулся. Сидел, собирал расплывчатые мысли. Но все они казались шаткими. Так ни до чего и не додумавшись, пошел в избу. Всю ночь проворочался с боку на бок, мучаясь досадой. «Сам же, собственными руками волку дочь подарил». И на другой день все выискивал он предлог, уцепившись за который можно бы выгнать Деми из колхоза. Но думы Омеля зашли в тупик.

XIX Всякая новость по земле пробегает бегом. И отчаянно влюбленный в Любу Федоров быстро узнал, что она вышла замуж. Вместе с ней он учился в техникуме. После гибели в восемнадцатом отца Федорова, белого офицера, мать устроилась в школе техничкой. Хитрая, пронырливая, как лиса, она приспособилась к Советской власти. Терпела, сцепив зубы, новую политику, служила тем, кого втайне с грязью мешала, – все ради сына. И страстно ждала перемен. Сыном технички Федоров с честью окончил педтехникум. Когда он вошел в понятие, обиженная революцией женщина принялась ему внушать: «Какого умного, сильного отца у тебя убили коммунисты. Не эта власть, так мы бы, сынок, в Москве уже жили. Отец обязательно стал бы генералом. Мы бы шелком по шелку одевались и кушали, что только нам вздумается. А теперь с детьми всяких нищих из одной миски хлебаешь и на одной постели спишь. Э-эх, живем же! Для такой ли жизни создал нас бог на белом свете. Придет, наверно, день, когда господь-бог не потерпит на земле коммунистов. Дядя твой обещает: скоро война будет. Тогда снова заживем, как прежде. Тебе велит хорошо учиться. Чтобы никто не знал про отца, что офицером был. Учителя и директор пусть, говорит, тебя уважают. Пусть доверяют. Чтобы, говорит, против Советской власти ни единого словечка не молвил, а прознает, у кого

такие мысли, пусть про себя берет их на заметку. Советская власть не надолго рождена, ее скоро задушат. Тогда уж господь-бог нас не обидит. Сможет успешно учиться, сменится власть, говорит, большой чин получит. А пока ползком-ползком до чинов пусть ползет. Барыш с накладом на одном полозу ездят», – так наставляла Федорова мать. В техникуме Федоров всех обманул. Заявил, что он сын красного партизана. «Моего отца повесили белые», – написал он в анкете. Дядины наказы прочно привились в нем, и он пустился завоевывать вес и авторитет среди учителей; всюду, где мог, выставлял себя: я то, я, се, я это. Но, и назвавшись сыном партизана, не мог Владимир приобрести то положение, ту славу, какую желал, поэтому решил добиваться их через Любу. А Любу за хорошую успеваемость, активную общественную работу и скромность уважал весь коллектив. В последний год она была секретарем комсомольской ячейки техникума. В учебе Федоров не отставал от Любы. За это преподаватели его отличали, но ученики Федорова не любили. Отталкивало его чванство, – видимо, унаследованное от отца, – бескрайнее бахвальство. Чтобы прочнее утвердиться среди товарищей, и старался он сначала сблизиться с Любой, и домогался ее дружбы всеми силами: и записочками, и разными приглашениями, ухаживанием, даже лестью. Да как-то незаметно влюбился в девушку. А она на него никакого внимания не обращала. Чуть дело до насмешек над Федоровым не дошло. Сейчас Федоров отдыхал у матери. Шел было с приятелями за малиной. Навстречу девушка, с которой вместе учились в техникуме. – Привет, Володя. Ты без Любы? – Ну-у, нашла о ком говорить, – ответил он пренебрежительно. – Почему так? Ты ведь ее крепко любил, клялся: «Без тебя жить не могу одной минуты». – Когда-то смолоду, возможно, такую глупость и говорил, а теперь видеть ее не хочу. Поду-

207

маешь, строит из себя, льдышка. Выскочка. Не желаю перед такой унижаться. На целой тетради письмо написала, да я ни одного слова не стал читать. И ответ писать не собираюсь, пусть не ждет. Что я, не найду, что ли, получше, чем она! – набивал себе цену Володя перед знакомой девушкой. Спесь так и выпирала из него. – А в действительности Люба и не писала ему. – Ты найдешь, и она не будет страдать. – Не нужно, если найдет... А потом все равно вспомнит меня. Захочет достать локоток, да не сумеет. – Неизвестно еще, кто будет тянуться к локотку. Люба нашла себе пару, но ты найдешь ли такую. – Кто нашел?! Чего нашла?!.. – побледнел Володя. – Люба, говорю, нашла себе мужа. За инженера вышла. – Не болтай, что ты меня мальчиком, что ли, считаешь? Откуда, какого инженера найдет она? – У самого по жилкам острые иглы засновали. – Хоть верь, хоть нет. Надежные люди говорили. Сейчас с мужем в деревне живет. Володе сразу стало не до малины. Какой бы предлог найти, отговориться от товарищей? – Тьфу ты, ведь сегодня меня зачем-то в роно вызывали. Вот овечья башка. Совершенно забыл, за малиной собрался... Пожалуй, надо пойти живей, а то не успеешь до конца работы. Тьфу! Как это так забыл я! Ну, товарищи, не обижайтесь, я не пойду с вами, побегу в роно, – нервничая, рванулся он назад, к дому. Приятели сразу смекнули, в какое роно заторопился Федоров, пересмеивались ему вслед многозначительно. А Федоров уже бежал в деревню, где жила Люба. Если она еще не вышла замуж, все силы на кон положить, а перетянуть к себе, а если уже замужем, развести – такое желание лелеял Федоров по дороге. К деревне пришел задолго до того, как солнцу уйти за горизонт; постеснялся засветло показывать-

ся на люди и послал за Любой маленьких ребятишек – они на краю деревни, на дороге у поля возили песок худыми лаптями и строили из него горки. Ребята взнуздали друг дружку поясами, изображая лошадок, и помчались, гикая, в улицу. Федоров зашел в высокую, в рост человека рожь, достал из чемодана одежду получше и стал принаряжаться. Надел новую сорочку, новый костюм, налил в ладонь одеколона и надушил волосы, затем побрызгал на костюм, смочил носовой платок и долго еще прихорашивался и посматривал в зеркало, любуясь собой... Теперь он готов встретить Любу. Приподнявшись на цыпочках, примерялся поверх ржи увидеть девушку, когда та будет подходить к полю. А ее все нет и нет. Выглядев среди улицы женщину, поспешно вытащил из чемодана толстую книгу, выпорхнул изо ржи и присел возле дороги. Такая поза должна показать: вчитался в книгу – забыл обо всем на свете... А взгляд бежал украдкой по дороге. Повеет иногда ветер – отпрянут васильки и ромашки. А Федорову чудится: идет. Встрепенется, обожженный радостью... Долго томился он. Однако, наконец, и в самом деле кто-то подходит. Она! Федоров вслушивается в приближающиеся шаги – весь в страстном ожидании. Человек совсем близко – Федоров запустил глаза в книгу. Хочет показать Любе: весь погружен в чтение. А самому не терпится взглянуть на нее краешком глаза, но та подходит сзади. Если повернуться – не хочется открывать, каким нетерпением пылает. Прикидывается, будто увлечен чтением и ничего вокруг не видит и не слышит, а иногда изобразит, как он переживает читаемое: что-нибудь вслух выговорит, рукой взмахнет. А человек подошел, обеими руками обхватил голову... Это Омель. Приняв Федорова за участкового агронома, удумал подшутить. – Кто я? – спрашивает Омель тонким шепотом. Федоров растаял. «А все-таки, хотя и замуж вышла, пришла и заигрывает. Известно, любила меня, теперь соскучилась», – пронеслось в мозгу.

– Солнышко мое! – нарочито вздыхая, проговорил Володя. – У меня за спиной тот самый человек, без которого я ни дня не могу прожить. Солнце угаснет – во всем мире жизнь остановится. Если этот человек ко мне спиной повернется, моей жизни конец. Солнце ты мое. – Не солнце я, а старый месяц. Федоров рассмеялся игриво. – Шутишь все. Тут Омель разглядел, что сидит вовсе не агроном, вздрогнул, но из любопытства все стоит позади него. – По какому делу ты здесь? – спросил. – Вызвали на испытания в Ленинградский университет, вот по пути решил заглянуть. – Неужели и на дороге решил ум копить? – Не мучу себя в дороге подготовкой. Чтобы поступить в университет, у меня давно багаж накоплен в достаточном количестве. Возможно, в последний раз с тобой видимся, потому и завернул. – Тьфу! Чтоб эти слова на твою голову пали. Думаешь, умру я, что ли? Хоть и старик, но жить хочу, совсем не желаю умирать. Федоров подскочил. Наполненный ожиданием Любы, он и во сне не ожидал встречи со старым Омелем. Думал, Люба специально, чтобы не сразу узнали ее, изменила голос и разговаривает шепотом. И теперь, когда вместо стройной девушки увидел перед собой согнувшегося, как коромысло, старика, чуть не лопнул от злости. А тот, ухватившись за живот, раскатывал по всему полю хохот. Федоров от злобы все слова порастерял, не найдет, как обругать насмешника, наконец, изрыгнул: – У-у-у, дурррак!.. – Постой-ка, постой, ты поукороти язык, а то не посмотрю на тебя, что образованный. – Айда, катись отсюда, катись! – А я тебе вот что скажу, дружок. Мне было только семь лет, когда и я своей бабушке ответил наподобие твоего. Так она мне кошель в руки и – иди, говорит, походи по домам, попроси крупы, дескать, каши поедим. Ну, я, конечно, кашу с молоком очень даже любил, сразу побежал. Сколько домов обошел, в каждом отмеривали ложку крупы.

208

Наполнился кошель наполовину, вернулся я домой, и бабушка говорит: «Вот теперь будешь умным, а то больно мало было крупы в твоей голове...» Не худо бы и тебе с кошелем в руках походить по домам, пособирать крупки. – Давай удаляйся живее. Я с тобой разговаривать не желаю. – Коли так, как говорится, ты не советский человек, а-а... обожди-ка, не приятель ли ты Демьяна Иваныча? Омель вдруг струхнул от этой мысли: и впрямь, незнакомец не товарищ ли Деми, у бандитов всегда находятся дружки. – Кто такой Демьян Иванович? – А-а-а, как тебе сказать... «Как же, действительно, сказать? Назовешь бандитом, а если этот – его приятель, пожалуй, зарежет». – Подумав так, Омель проговорил осторожно: – Ну, инженер из нашего колхоза. – Кто такой этот инженер? – спросил Федоров, вспомнив разговор, что любимая им девушка вышла замуж за инженера. А Омелю мнится: тот знает Деми и лишь для виду спрашивает. Старик еще больше струсил. Чтобы, упаси бог, не прогневать незнакомца, надо намекнуть ему: близкие, мол, отношения у нас с Деми. – Ты не думай ничего такого... Демьян Иваныча мы очень даже уважаем, к тому же он зятем приходится. Федоров попятился. – Так ты не отец ли Любови Емельяновны? – спросил он озадаченно. Раньше случалось видеть Омеля, но запамятовал его. – Да, отец ей. А чему так удивляешься? – Эх, папаша, как я любил вашу дочь! – Так кто ты? Разве не товарищ Деми? – Какой Деми? Никакого Деми не знаю. Я товарищ Любы, с ней вместе учились, папаша... Я ее очень любил. Сейчас еду в Ленинград учиться, и мне хотелось бы ее тоже увезти с собой. Успела же выскочить замуж! – Однако ты не друг Демьян Иваныча? – опасаясь попасть впросак, Омель все выдерживает осторожность.

– Я, говорю, товарищ Любы. Вместе учились! – А я отец, отец ей буду, милок, что хочется сказать, говори. – А за кого же замуж вышла Люба? – Прямо скажу, Люба ни за кого замуж еще не вышла. Сейчас к нам навязался какой-то бандит. Ровно его водой принесло. Запугивает, старается склонить Любу на свою сторону. Я не отдаю ему дочь... упаси господи, отдать свою дочь сыну дьявола! – А что говорит Любовь Емельяновна?.. Любит, что ли, его? – Нет, не любит. Вначале этот дьявол обманывал, называл себя инженером. Вот этим, оказывается, и сумел вскружить голову Любе. А теперь стало известно, никакой он не инженер. Но сейчас моя дочка и словом не смеет ему перечить, не иначе как под страхом держит ее. – Так они вместе живут, что ли? – Э-э... ни на шаг не отходит от Любы. Ходит за ней, точно за хвост уцепился, от себя ни на шаг не отпускает. Как говорится, не сможешь ли ты, милый, поправить это дело? Коли ты товарищ Любы, вот бы и помог выбраться из этого позора. – Так ты бы поговорил с ним. – Э-э, с ним говорить, что решетом воду носить. – Кто ж этот человек? Что делает в вашей деревне? – И не спрашивай, милый, и не спрашивай. В городе воровал, вот и отослали в деревню. Здесь только даром хлеб ест. Он, говорят, вор, лишь воровством и занимался. Как попал к нам, прямо обрыдло мне все на свете. Вся жизнь в провал пошла. – А в деревне не замечали, чтобы воровал? – Да пока не слышно. – Давай, папаша, мы это дело так провернем. Ты свои деньги и хорошую одежду собери ночью и припрячь подальше. Чтобы и Люба поверила, ее одежду спрячь. Потом подними шум: обокрал, скажи. Может, еще у кого что-либо потеряется. После этого иди в угрозыск и сообщи. Такой-то такой человек, скажи, скрывается в колхозе. Аферист, колхозников обманывает, называет себя инженером. Тогда,

брат, живо турнут его из колхоза. Понял? – А если он зарежет меня? – Не-ет, ничего с тобой не успеет сделать. В один момент его арестуют. – Ладно, сынок, в таком разе пойдем. Ты зайди к нам и поговори с Любой как следует. Пусть больше не приваживает этого разбойника. – Нехорошо будет, папаша, сейчас пойти. Увидит он, не даст поговорить с Любой. Лучше вечером, когда он заснет. – В таком случае пошли по полю пройдемся. Тем временем и свечереет. Как говорится, в колхозе я в большом почете нахожусь, сынок. Меня избрали начальником – проверять все работы. Не вру, ты ничего того не думай, меня шибко слушают. Замечу: плохо пашут или сеют, иду в правление, сообщаю сразу исправляют. Во всех вопросах спрашивают моего совета. Сейчас тоже вот перед выходом на уборку председатель послал пройтись по полям. Посмотри, говорит, с какого места в первую очередь гоже начинать жатву... Пойдем, посмотрим, и ты тоже, ученый человек, поможешь мне. Федоров нехотя согласился, и они, доверительно беседуя, тронулись через поле. Федоров идет с Омелем, а сам все назад голову крутит: может, Люба придет в назначенное место. Когда они вернулись в деревню, уже темнело. Люба и Деми целый день работали на прополке льна, устали, поэтому в клуб не пошли. К приходу Федорова и Омеля они уже спали. – Ты, папаша, тихонько разбуди Любу и позови сюда. Я поговорю с ней как надо. – Позову, позову, милый. Поругай ты ее, постыди. Может статься, постесняется товарища и поумнеет. Скажи, все товарищи и подруги, которые учились с тобой, смеются, мол. – Хорошо, хорошо, папаша, я сумею с ней поговорить. – Сумей, сумей, милый, сумей... Пусть разойдется с этим упырем. – Омель отправился звать Любу. – Какой же он, леший?.. Я ему покажу, как обманывать девушек, – кипел Федоров.

209

Скорей бы Люба шла. Федоров весь в нетерпении. Глаза, впившиеся в дверь, часто-часто мигают. Старик долго пробыл в клети и возвратился один. – Не идет, чтоб она сдохла! Этот безродный бродяга, наверно, не пускает. Как рестанта хочет держать, никуда от себя не отпускает, черт бы его взял! Ты сам войди в клеть и поговори с ней, сынок. Там есть свободная постель, переночуешь, куда пойдешь теперь, глядя на ночь. – Хорошо, тогда я сам пойду туда, – смело согласился гость. Войдя в клеть, завилял. – Как здравствуете, молодые? Поздравляю с браком... Я направился на учебу в Ленинград, да вот ночь застала в дороге, и решил к вам зайти. Может, пустите переночевать? – Так разве ты не из дома вышел, как же запоздал? – удивилась Люба. Но Федоров нашелся. – Конечно, нет. В деревне больше не живу. Принимали на должность заведующего роно, пока возился с делами, из Ленинграда пришла телеграмма, на испытания вызывают. Поэтому, не побывав дома, направился прямо из района. Времени в обрез. – Переночуй, Володя, переночуй. Там, в углу, на лавке постель, ложись и спи. – Большое спасибо за беспокойство. С мужем бы познакомила, Любовь Емельяновна. – Спит, скажи, спит... – шепнул Деми Любе. – Он заснул, пусть спит. Сегодня очень устал. – Спит, так уж ладно, не нарушай его сон из-за меня. Федоров разделся, разулся, завалился на постель. Обмозговывает, с чего бы начать разговор с Любой. – Люба, муж-то твой в самом деле спит? – спросил он вполголоса, приподнявшись на локте. – Спит, крепко спит. – У меня, Любочка, серьезный разговор имеется... – Говори, буду слушать. – Ты бы сюда, поближе подошла. По секрету нужно сказать, муж бы не услышал. – И так не услышит. Когда спит, хоть кол теши у него на животе, ничего не почувствует. Говори.

– Что-то ходят слухи, дружок твой тебя крепко обманул. Верно это, Люба, или нет? – Кто тебе так сказал? – От учителей в техникуме слышал. И студенты говорят, – лгал Федоров: похлестать по девичьему самолюбию, – возможно, Люба устыдится. – А от кого они услышать успели? – Такие «добрые» слухи быстро распространяются. Откуда-то вот проведали. Рассказывают мне вперебой, все тебя жалеют. Учителя ругают меня. Чего, говорят, ты зевал! Как будто я виноват. Вы, говорят, очень подходящая пара: оба, дескать, образованные. – Хм, смешно рассуждают. А почему меня жалеют? – Как же не будут жалеть?.. – тут он спохватился: – Люба, а муж не услышит? – Нет, нет, говори, знай. – Как не будут жалеть, Любочка. Этот разбойник тебя, такую девушку, перед всем народом, говорят, на смех поставил. – Назвавшись инженером, обманул. А сам, оказывается, был инженером по очистке карманов. – А ты не верь всякому, кто ходит и болтает. Никто меня не обманывал. А то, что он не инженер, я раньше других узнала. Сам сказал. Он никогда себя не называл так. Если люди приняли его за инженера, он не виноват. Кто меня жалеет, скажи им, напрасно. Я по любви вышла и считаю себя счастливой. – Что ты говоришь, Любочка! Кто же в таком случае твой муж? – Кто? Теперь колхозник. Если раньше что было, то быльем поросло. – Милая Люба! Ты бы хоть на пять минут пришла ко мне. Очень о многом хочется переговорить. – Я же сказала: говори. И отсюда хорошо слышу. – Не вижу я тебя в темноте. – Ничего, говорить и так можно. Темнота разговору не помеха. – Милая Люба, как ты свою гордую головку склонила перед таким человеком? Он не сможет тебя оценить. Всю твою жизнь искалечит. Он тебя и любить-то не сможет, как настоящие люди любят. Ну, подойди же, милая, хоть немножечко посиди со мной.

Деми не вытерпел, встал. Федоров услышал шарканье. – Люба, милая... идешь, золотце мое. Федоров подскакнул на постели от радости, сел. Кровь запела. Обе руки вытянул встречать любимую. – Вот я, вот. Дай ручку... Как я счастлив! Деми, гневно про себя улыбаясь, молча протянул руку. Едва, ощутив ее, Федоров, ошпаренный радостью, сомкнул руки, потянул Деми к себе и крепко обнял за талию. Тогда Деми, выведенный из себя, уперся коленом в живот ошеломленного гостя, с силой высвободился из объятий, стиснул наглецу руки и ткнул к порогу. Отпахнул дверь и отчеканил: – Дверь перед тобой открыта! Пока голова цела – убирайся, обезьяна! Словно ветром выдуло гостя из клети. Побелелый, позабыв об одежде, в одних трусах, ежесекундно оглядываясь, летел он по улице. Босые ноги натыкались то на камни, то на помет – следы бродивших по улице животных, но ему было уже не до того, чтоб на этом задерживать внимание. – Вот и правильно сделал. А то он еще в техникуме довел меня до белого каления. Шагу ступить не давал. Волочился страшно. Хоть реви. Ужасный прилипала, – хохотала Люба вместе с Деми над непрошеным гостем. – Что вы наделали, что вы натворили, сумасшедшие! Уж не зарезать ли собирались человека? – вынесся из избы крик Омеля. Вот и сам он выскочил. – Да, да, язык у него слишком длинный, так мы хотели подрезать, – рассмеялась Люба. – Папа, выйди на улицу, кликни. Пусть хоть одежду заберет. А то, кажется, голый убежал. – Вам не миновать тюрьмы... не миновать вам тюрьмы, – сокрушенно повторял Омель. – Эх-хе-хе, беда, беда, навязалась же какая-то зараза на мою шею. Давайте одежду, отнесу и отдам, чертовы дети! Омель сложил в чемодан костюм Федорова, баретки и выкатился со двора. Что-то сердитое гнусавит, торопясь по темной улице. Молодежь еще веселилась около клуба. Федоров без стеснения,

210

в одних трусах, подмахнул к толпе и завопил во все горло: – Товарищи! Помогите, пожалуйста! Я – тут Федоров замялся, – я из института, из Ленинграда возвращался домой и зашел к Зворыгиным переночевать. У них оказался какой-то бандит. Решил обокрасть меня, пока сплю. Я стал сопротивляться, так он вытащил нож и хотел зарезать. Едва сумел вырваться и убежать. Пойдемте, надо арестовать его, в милицию отправить. – Ты что, с ума сошел, что ли? – Пьяный, кажется... – Он, наверно, бредит. Никто не поверил необычайному сообщению Федорова. Среди молодежи загулял смех. – Пусть на этом же месте сдохну, если вру. В это время подошел Омель. – Что такое у вас стряслось, дядя Омель? – спросил Петыр. – Не знаю, что выделывает наш бандит. Человек зашел переночевать, а он ни с того ни с сего взял да и выгнал его. – Сам виноват, наверное. – Конечно. Не иначе сам чтонибудь натворил. Демьян Иванович никогда человека не трогает понапрасну. – Должно быть, этот хотел Любу отбить, не иначе. – Так оно, так. Ребятишки говорили, какой-то человек Любу в поле приглашал. Не иначе он и был. – Так ему и надо, пусть не сует нос, куда не нужно. Упреки и насмешки полетели в Федорова. – Вот хоть старика спросите, если не верите. Ничего я не натворил. От усталости едва на дороге не уснул, вот и зашел. – Я вам прямо скажу, ребята, с Деми жить больше не можем. Его надо добром убрать. Он нас всех здесь обманывает. Оказывается, совсем не инженер он – настоящий вор. За то, что бандита держим в колхозе, нам всем будет худо. Надо его сейчас же арестовать. Пойдемте все вместе, свяжем руки-ноги и отвезем, куда следует. – Ты тоже, дядя Омель, не распускай свой длинный язык. Мы давно знаем, кто он такой. Нечего старое ворошить. И по напрасну человека нельзя позорить. – Верно сказано.

– Демьян Иванович стал уже хорошим человеком. – Он бросил плохие дела. – Кто знает, может быть, нет еще? – Нельзя знать, вдруг он скрывается здесь. Из толпы вырывались противоречивые возгласы. – Сходить нужно к ним, обязательно сходить. – Ну да, пойти надо. Сейчас же арестовать. Как вы так смеете за бандита заступаться. За укрывательство здорово влетит! – горячился Федоров, поспешно одеваясь. – Это верно, не ладно так будет, товарищи. – Пойдемте сходим. – Постойте-ка, ребята. Нечего всем там делать. Мы сходим вдвоем с Ондрюшей, поговорим с Демьяном Иванычем, узнаем, что у них случилось. Пойди-ка, Ваня, позови Ондрюшу, – предложил Петыр, и все согласились. Один бойкий парень тотчас понесся за секретарем комсомольской ячейки. Федоров, отозвав Петыра в сторону, стал его обхаживать. – Ты, кажется, комсомолец, так ведь? – Комсомолец. – Так вот, друг, я тоже комсомолец... Его без промедления нужно отправить в милицию. Вот потом вспомнишь, что я говорил. Он ваш колхоз и колхозников голыми оставит. Вы только то хорошенько поймите: он не напрасно в колхоз прибыл. Аферист он! – Увидим еще... но сейчас выгонять не можем. Его направил к нам обкомол, чтобы воспитывать. И мы воспитаем. До сего времени ничего худого он не делал, кроме большой пользы колхозу. – Ну, это, конечно, ваше дело. А потом, если что случится, на себя обижайтесь. Вскоре прибежал Ондрей. – Что произошло, Петя? – спросил он испуганно. – Давай-ка наведаемся к Демьяну Ивановичу, Ондрюша. Говорят, чего-то натворил он будто. И они поспешили к Деми. Вслед за ними с ворчанием заковылял и Омель. – А ты, папаша, не забывай, что я сказал. Сделаешь так, как я

советовал, только в этом случае сможешь жить спокойно на свете, – посылал Федоров наставления вдогонку старику. Из разговора с Любой и Деми Ондрею и Петыру стало известно, до какой подлости дошел Федоров.

XX Омель больше не заснул в эту ночь. Он собрал лучшую одежду Любы, жены и свою, сложил в небольшой сундучок и спрятал на чердаке бани, а чтобы и жена поверила, вытащил деньги из сундука и сунул за матицу, потом уже прилег спать, но, поразмыслив немного, снова встал, достал из-за образов облигации и тоже скрыл подальше. Спроворив это дело, на восходе солнца Омель, будто провожая скотину, пошагал вдоль деревни. – Нашли, нашли ведь старым людям наказание, – сокрушался он вслух. – Какую веселую жизнь испортил этот их «инженер». Инженер! Все добро переворовал. Деньги, одежду украл, этого еще мало – облигации похитил. Как в воду все утопил. О-ох, господи, господи! Как говорится, упырь, старых людей совсем нагишом оставит. Как только земля терпит, как земля носит таких дьяволов. Вот почему и в городе не стали его держать. Известно уж, так просто из города в деревню человек не поедет. Теперь хороших людей из деревни в город берут, а не то, что из города в деревню отпускают. А у нас, видишь ли, все души пораскрыли, обрадовались. Вот, дескать, инженера помогать колхозу направили. Нехорошие разговоры о Деми закружили по всей деревне. В этот день из дома в дом перебегал шепоток. Все, шушукаясь, заглядывали под окна: не подслушивает ли случайно Деми. Пропалывая лен, девушки косились на Деми, тайком переговаривались. Многих колхозников слухи сбили с толку. Не верилось, да и не верить стало нельзя, когда слухи стали назойливыми. Деми всем телом ощутил: многие шепчутся о нем, сторонятся.

211

И Люба необычно грустная, глаза покраснели от слез. За что же, за что давят все его мечты, как скорлупу от выпитого яйца? За что же, за что хотят поломать его жизнь, только что начавшую распускаться как вербная пушина? Вытаптывают жившую в его душе надежду на то, что доля его переменилась. Что еще ждет впереди? Может быть, снова финка, голодная, босая и раздетая жизнь, ночевки в банях?! Страшно теперь об этом и думать. Как сменяешь Любу на Алешку? А расстанешься с Ондрюшкой? Как променяешь эту сытую и веселую жизнь на голод, побои, неотвязную брань?.. Эх, поздний индюшонок родится на белый свет нe для жизни... Для чего ты не ушел раньше с этого света? Ты бы не мешал людям жить спокойно и мирно, они бы не знали перед тобой страха, когда ты их грабил. Ты не можешь больше жить с легкой душой. Иди же скорее к отцу-матери, все равно когда-то не миновать отправиться к ним. Постоянно тихо саднившая старая рана в сердце теперь так растравилась, что Деми стало вовсе невмоготу. Весь мир для него заполнился тягостными призраками прошлого, бредовыми виденьями. Места не находил от стыда перед людьми. Насквозь прожигали его взгляды односельчан, еще недавно так уважительно относившихся к нему. Он ушел с поля, сам не зная куда. Комсомольцам не удалось рассеять дурную славу о Деми. Ондрей почувствовал: эти пересуды могут свалить с ног парня – пошел его разыскивать, чтобы поговорить по душам. Как раз на дороге посреди поля и встретились они. – Ондрюшка! – не удерживая слез, Деми обхватил шею Ондрея. Это были почти первые слезы после того, как разлучили его с матерью. – Что случилось, Демьян Иванович? – спокойно спросил Ондрей. – Не знаешь, что ли, весь народ стал от меня отворачиваться. Верь, Ондрюша, как прибыл в колхоз, даже сломанной иголки не трогал. Не только трогать, не только что трогать, мне теперь и думать об этом стыдно.

– Демьян Иванович, не волнуйся так сильно. Мы это дело поправим. Сегодня после работы проведем колхозное собрание. Там мы, комсомольцы, поговорим как надо с колхозниками. – Все равно, Ондрюша, это не поможет. Теперь и прежние проступки давят сердце. Не знаю уж, что и делать мне. – А раньше какие дела у тебя были? – В Свердловске на меня было составлено уголовное дело. Перед судом я сбежал из-под охраны. В Глазове, в Перми были мелочные дела заведены. Сидел еще в Вятских Полянах, но там я не был виноват. – Демьян Иванович, а если так: чтобы не болела твоя душа, пойдем в угрозыск и расскажем обо всем? Может быть, учтут, что ты отступился от прежнего занятия, и полностью прекратят твои уголовные дела. А не сделают этого, все равно когда-то нужно будет тебе расплачиваться. Лучше один раз перетерпеть наказание, зато положишь конец всем переживаниям, сотрешь прошлое. – Не знаю, что и сказать. Но тебе, Ондрюша, я верю. Не теряя времени, они запрягли лошадь и поехали в угрозыск. Там Деми по совету Ондрея выложил всю правду, ничего не скрыл. По делу Деми работники угрозыска послали запросы в Свердловск, Пермь и другие места. Омель на допросе дал такие показания: – Деми, назвавшись инженером, всех в колхозе обманул. Когда просился ко мне, за питание и квартиру обещал платить каждый месяц, а вместо платы все наши деньги повытаскал... Так и запиши, товарищ, сломал запор и украл у нас триста пятьдесят семь рублей денег. Яиц на сеновале мы уже не видим с коих пор. В погребе три горшка масла было, так ни одного не сохранили от него. Всю семью голой оставил. Я не мог терпеть больше этого и сказал, чтобы другую квартиру нашел, так он стал грозить, что зарежет меня. И зарежет, думаете, нет? В тот же день вынул нож с аршин и стал точить. Хоть и втихомолку он, а я видел

своими глазами. Арестовать надо его, товарищи, а то он от нашей деревни один пепел оставит. – А как же ты, дедушка, выдал за него дочь? – Так он же, как говорится, напугал ее, что прирежет. Девка так девка, теперь уж она во всем старается угодить ему. От этой лжи вспыхнул Деми негодованием. В человеке душа, что в кремне огонь – ударь посильнее, искры полетят. Подошел он к Омелю, произнес жестко и неприязненно: – Знай, старая гадина! Дорого тебе обойдется такая клевета. Пусть меня запрут за пятнадцать решеток, пусть зароют на тридцать метров – выйду! Чтобы тебя задушить, выйду. Не думай, что своей смертью умрешь. Деми хотелось пронять Омеля. Чтоб до сердца его дошло, чтоб понял он: всякие козни против себя оборачиваются. На обмане спокойно не проживешь. Пусть знает. До суда Деми оставили на свободе, предложили пока работать в колхозе. Но Деми остро чувствовал, что стоит в стороне от людей, оттого, что они думают и делают. У него оказались иные заботы и тревоги, он иным мучился – и это резко отделяло его от других невидимой стеной. И Деми пошел в угрозыск, попросил, чтобы его посадили до суда – в тюрьме он как-то даже менее чувствовал свое отчуждение от людей и мог более спокойно думать о том, что его ждет, как ему загладить свою прошлую жизнь. Когда пришли все материалы, начался суд. Омель, позванный свидетелем, кричал, надрывая глотку, чтобы Деми присудили к расстрелу. Новые и новые улики изыскивал против Деми, пытаясь доказать, что не будет из него человека. Но суд, взвесив все, учтя и работу в колхозе, приговорил к восьми годам лишения свободы. – Только бы ты не забывала меня, Люба! – воскликнул Деми, когда выводил его конвой из зала.

212

ЧАСТЬ ВТОРАЯ I Ночь задумалась. Тишина на поле. Только от оврага, занесенного густопенным, как парное молоко, туманом, иногда доносится кряканье коростеля. Да изредка скучная скороговорка трещотки караульщика из деревни, укрывшейся в садах, рассекает тишину. Весь склон выше оврага засеян горохом. Охраняющий его Омель не устоял против дремоты, навеянной теплым воздухом. Бросил в борозду свой зипунишко и прилег ненадолго. Вдруг он передернулся, точно кто ущипнул его. Не смея встать, продолжал лежать на спине. Даже глаза открыть не отваживался. Несколько времени лежал, насторожив уши, потом начал ошаривать руками землю – искать ружье. Нащупал – медленно повернулся набок и стал проглядывать темень. – Господи, погиб!.. Господи, погиб! Кто это в такое время по оврагу ходит?.. Вон, вон, проклятый, от казенного леса подходит, – шептал Омель. Увидев человека, идущего тропкой вдоль оврага, так перепугался – руки и ноги перестали повиноваться. С бормотанием пробирается, как насекомое, вдоль борозды на четвереньках. Как ни старается двигаться бесшумно, а горох роняет шелест. Мурашки обметали все тело. Сморщенный лоб вымок от пота. – Ой, ой! На горох свернул ведь, дьявол! Пристрелю вот, истинное солнце, пристрелю, не буду смотреть... Пусть не ходит в ночное время по колхозному добру! Заметив, что человек свернул на горох, старик часто-часто задышал от волнения. А незнакомый приближается. Старик, насквозь пронизанный страхом, забыл и про ружье, притих в горохе, лежит не ворохнется. Увидев шалаш сторожа, человек направился туда. Омель едва успел отползти от шалаша сажен на десять. И опять пристыл к месту.

– Вот, в-в-вот, идол, идет ведь. Для чего же ищет меня? Зачем же?.. Не иначе, руки чешутся убить старика. Не обнаружив никого в шалаше, незнакомец осмотрелся и протяжно свистнул. – А-а-а, оказывается, вот кто это! Ведь Деми! Ей-богу, Деми! Теперь я узнал этого бандита. Чует мое сердце, убить меня ищет. Говорил я, не удержать его в тюрьме. Так оно и есть, сбежал ведь, вампир. Пристрелю и все. Вся деревня будет благодарить. Скажут: молодец, осмелился пристрелить такого рестанта... Гм, а закон-то не разрешает стрелять. Хм, вот какой этот закон! – обескураженный Омель заморгал глазами. Пока он размышлял и бурчал себе под нос, не осмеливаясь взяться за ружье, Деми успел вернуться к оврагу. Выдернул несколько стеблей гороха и, срывая с них стручки, пошел в сторону деревни. Омель обмер. – «Выйду из тюрьмы и задушу тебя, не думай, что обойдешься без этого», так ведь говорил тогда, – вспомнил Омель. – Так и есть. Мне отомстить пришел. Так, конешно, так. Изловить, пока что не случилось, надо изловить и назад отправить, выбросить из деревни, как мусор из грязного ведра. Набравшись решимости, Омель вскочил и во всю старческую прыть пустился бежать, чтобы поспеть в деревню раньше Деми. Чуть не на каждом шагу оглядывается: нет ли где сзади Деми. Чтобы не быть замеченным, ему пришлось сделать порядочный крюк и бежать по большой дороге. Поэтому, когда Омель добрался до деревни, Деми уже прошел прогал до нее и входил в пожарную: решил заглянуть к караульщику, побеседовать, расспросить кое о чем и договориться о ночлеге. А сторожа в это время не оказалось на месте: обходил деревню. Деми в ожидании закурил папироску и присел в темном углу. Боясь нарваться на Деми, Омель, идя по улице, без конца озирался. Собаки забрехали – Омель остановился. Пошел, стараясь ступать бесшумно. Поравнявшись с пожарной, завернул туда рассказать ка-

раульщику Осипу страшную весть и предупредить, чтобы был начеку. Пока бежал, от страха не чувствовал усталости, а вошел в пожарную – и говорить не может: дыхание перехватило. – Ох-хо, ой-ой-ой! Осип... Пропали!.. – еле пролепетал, задохнувшись. – Что случилось, напугал, что ли, кто тебя? – послышался голос из угла. – Осип, надо быть настороже. Деми, окаянный, из тюрьмы сбежал! Что-нито да будет, Осип. Пока не спалил всю деревню, надо народ известить! Схватить надо этого вампира! – Что ты такое городишь, старик, ничего не понимаю? – Деми подошел к Омелю и с удивлением смотрит на него. – А-а-а, так это ты, оказывается, Емельян Лаврентьич! Все такой же, дед. Все еще, видать, шустрый! – Господи Исусе! Что за привидение?! – на мгновение Омель словно подавился. – Так сказать, сынок... милый Деми... хе-хе-хе... Испугавшись собак, как говорится, и имя-то твое не могу вспомнить. Собаки напугали, Деми, собаки сильно лают, не думай ничего такого. Раскаленными углями накормить бы этих собак. Увидя перед собой своего врага, Омель совсем обеспамятел. Под страхом ноги хрупки. Даже не почувствовал Омель, как подломились у него колени, и он сел на оглоблю пожарной машины. Тут сообразил: у него должно быть ружье. Шмыгает взглядом вокруг и не может вспомнить, где оставил. А ружье сейчас ему понадобилось, как свои глаза. С ним все-таки смелее. – Сельским караульщиком, что ли, стал, Лаврентьич? Старик заерзал по оглобле. – Ты меня не бойся. Я хочу с тобой по-хорошему поговорить, – успокоил Деми. – Понимаю, Деми, понимаю, милый мой, очень хорошо понимаю, зачем же бояться-то, как говорится, ты такой же человек. Видишь ли, такая жизнь... – Дядя Омель!.. – Понимаю, понимаю, сынок. Ты с дороги. В таких случаях, конешно, и кушать хочется. Я сейчас

213

вмиг самовар поставить старуху свою заставлю. Если пожелаешь, пойдем ко мне, сынок. Только бы ты не обижался. Любы-то у нас не оказалось в деревне, – оробело шамкал старик. – Я не против того, чтобы чаю попить, Лаврентьич, пойдем... – Как же не пойти, милый мой. В дороге, конешно, кушать хочется, – затравленно оглядываясь, он вышел из пожарной. По спине бежит озноб: все кажется, вот-вот Деми всадит нож сзади. В этот момент подошел караульщик Осип. – Деми, милый, дом-то наш помнишь еще, наверно. Вот тут, наискосок. Ты иди тихонько, а у меня с Осей на два слова разговору есть. Как-то непонятно Омель ведет себя. В пожарную вбежал почему-то взапыхах, и его, Деми, имя недобро упоминал. А сейчас, точно котенок, ластится. Пять лет назад на суде надрывал глотку, усердствуя, чтобы его присудили к расстрелу. Выкопал откуда-то совсем небывалые факты и пытался ими доказать его виновность. Даже Любу не отпускал на свидание с ним. А сейчас юлит, крутится. Чего он теперь хочет? Омель, придвинувшись вплотную к Осипу, остановил его и, дрожа всем телом, запыхтел на ухо: – Ося, жизнь такая настала... Деми из тюрьмы убежал. Меня с горохов насильно сюда притащил. Давай, говорит, поесть. Если, говорит, не дашь, пристрелю. Совсем как бешеный, глаза так огнем и горят. На деревню большое зло имеет. Не спалили еще, говорит, это гнездо. Вот истинное солнце, так говорит, – лгал Омель, стараясь напугать Осипа. – А почему же ты не схватил его? – Тише, тише ты! У него леворвер есть. Я хотел крикнуть «караул», а он ровно надоумился, наставил на меня леворвер и говорит: «На месте пристрелю!» Вот и схвати ты его. Понимаешь, какая жизнь! Ты сейчас разбуди деревню и созови всех, чтобы изловить его. У меня хочет ночевать он, леший. Ночью надо схватить. Только поживей пусть идут. Кто знает, он к тому времени успеет нас пристрелить и

вся недолга, – все мысли Омеля сошлись на том, что Деми не иначе как его убить пришел. – А если не смогут изловить, тогда придет когда-нибудь ночью и задавит меня одного-то, – побледнел Осип. – Чего боишься? Раз говорю поймаем, значит, поймаем. Я его немного подпою, тогда не убежит. Ну, иди, зови народ-то. Омель пошлепал вслед за Деми. Решил с гостем быть похитрее, ублажить его сначала. Только вошел в избу, первым делом заглянул в печку. – Пекла! Пекла, говорю! Закоченела, что ли? Вставай живей да поищи для Деми угощения. Сон быстро развеялся у Пеклы. Встрепыхнувшись вся, она приподнялась и оперлась на изголовок. – Чего-нибудь да примерещится тебе, баламут. Пропавший, что ли, прибыл?.. Ба! Да и впрямь Деми! Откуда же ты, Деми? Тут ходили слухи, будто помер. – О смерти, мамаша, пока не думаем. Только сейчас жить начинаю. – Ладно, бабам можно не обо всем расспрашивать. Знай, кушать готовь, – обрезал Омель Пеклу и незаметно для Деми погрозил ей кулаком. – Сбежал!.. Не болтай лишнего. Почует что и рассердится. Как-то надо задобрить его, понимаешь? А то некоторому из нас не придется белый свет видеть, – зашептал Омель жене, а сам будто ищет чтото у печки. – Спички, что ли, ищешь? У меня есть, – предложил Деми. В темноте ему как-то не по себе стало. – Беспокоишься, чтобы огня зажечь, что ли, милый? У нас ведь теперь, милый, нет беспокойства об этом. Летричество есть. Как говорится, про керосин давно забыли. – Вот это хорошо! Щелкнул выключатель – изба высветлела. – Совсем на удивленье стала жизнь. Из других деревень старики к нам лапти плести зачали ходить. Завидуют. Говорят, у вас светло, весело. Вот, видишь ли, за три версты отсюда на реке Изёй мельницу построили. Там же поставили электростанцию.

– Так куда уж лучше этого, дедушка. Сердце Деми не может найти себе места. Хочется сейчас же увидеть всю деревню. Достал папироску из серебряного портсигара, зажег и повернулся к окну. Раскрыв окно, он услышал приглушенное сопение. – Кто там? – спросил дрогнувшим голосом. – Э-э-это я, значится, караульщик. Горло оченно пересохло, невмоготу стало... Питья попросить, значится, к дяде Омелю пришел. Не подумайте чего такого. Караульщик никак не ожидал, что Деми откроет окно и застанет его врасплох. Пристроился под окном послушать, о чем будут говорить в избе. Хотел или не хотел он пить, но ему подали бурак квасу. Не донеся до рта, половину пролил на грудь: руки от страха тряслись. – Большое спасибо. Я схожу в конец деревни. Что-то, значится, собаки оченно лают. Караульщик поспешил убраться от окна. И оглянуться не посмел. А Омель волновался оттого, что Деми неотрывно смотрел в окно. – Этот парень, надо полагать, выпивать любит. Напоить его надобно, чтобы помягчел. Жизнь наша такая выходит, небось, голова, как говорится, дороже литра. Достанька одну литру, – указал жене и, помедлив немного, подошел к гостю. – Деми, жизнь такова, с дороги бывает любо разогнать усталость и поспать. Давай закрывай окно, выпьем малость. – А не ты разве караульщик? Как смеешь оставлять деревню без присмотра? Выпивка, она ценна в свое время, Лаврентьич, когда голова от похмелья горит. А сейчас ты иди-ка стой на посту. – А если горох кто вырвет и увезет, Омель?! Как же так смеешь уходить? – вмешалась жена. – Бабы не суются с языком, куда не надо. Ставь-ка самовар прытче, – оборвал Омель. – Разве ты, Лаврентьич, горох караулишь? Ай-яй-яй, как нехорошо поступаешь. Я только что шел возле гороха и дивился: никого там нет. Пойти надо, Лаврентьич, иди, иди. Выпить успеешь, я вернулся насовсем.

214

– Так сказать, сынок, видишь ли... – мямлил тот. – Нет, нет, ты иди скорей на пост! Что случится, отвечать придется, смотри. – Гм... это верно, сынок. Надо, конешно, на пост идти, как же не пойти. Ну, а ты, дорогой, накушаешься и ложись спать, – старик делал вид, что согласен с Деми, затем, подойдя к жене, хлопотавшей возле самовара, зашептал: – Ты смотри, Пекла, будь начеку. Чувствуешь, наверно, специально ведь меня гонит. Смотри, безо всего оставит. Нельзя перечить, человек-то такой... я схожу всетаки. Повернувшись к Деми, он вновь угодливо затарахтел: – Ладно уж тогда, милый, я на пост... на свой горох пойду. Ты спи, не бойся, ничего такого не случится, никто пока не знает, что прибыл... – снова изобразил беспокойство за Деми и вышел из избы. Деми окончательно удивило такое поведение тестя. Навостренные уши старика на дворе поймали какой-то шорох. Страх на страх наслаивается у Омеля. «Это не иначе приятели Деми шляются», – Омель без памяти выбежал на улицу. Оказывается, во двор крадучись пробрался Осип, чтобы привести к концу свои наблюдения. Когда Омель выходил из избы, он убоялся, что его могут заметить, забежал под крышу и затаился в соломе. Не переборов трусость, он не посмел собирать народ задерживать нежданного пришельца. Омель же вышел на улицу, а что дальше предпринять, не знает, стоит на месте и трясется. Горох совсем из головы выбросил. «Убежит ведь, проклятый. Одним деревенским народом этого разбойника не словить. Всех людей перекалечит. Надо поехать в район, иначе ничего не выйдет... Поеду-ка, сообщу в Гепеу. Они-то уж, брат, поймают». Он торопливо зашагал к колхозным конюшням. Не найдя там ни одного конюха, долго мялся и топтался, размышляя, какую же лошадь взять. На Бойце, пожалуй, быстрее сгоняешь. Омель подошел к пе-

гашке с круглой шеей. Вмиг взнуздал, уселся верхом и, не выезжая на улицу, дернул коня в поле и потонул в ночи. Оставшись одни, Пекла и Деми так и думали: старик ушел на горох. Долго сидели беседуя за самоваром. Напившись чаю, Деми встал посмотреть фотокарточки на стене. Вот что больше всего ему хотелось увидеть – портрет Любы. Тлели, притушенные на снимке, черные глаза, улыбалось лицо. «Эх, Люба! Думаешь ли еще обо мне? Может быть, остыло некогда согревавшее меня сердце? Совсем уж, может, не думала, что из меня человек выйдет? Может быть, проклинаешь теперь?» – говорил он мысленно портрету любимой. – А это чей такой славный ребенок? – Деми со странным волнением рассматривал карточку младенца, сидящего, точно снегирь, с раскрытым ртом. – Спрашиваешь еще, Деми! Ведь весь твой облик передался ему. Ты уехал, Люба осталась тяжелой и от стыда перед людьми дни и ночи плакала не переставая. Зачем было, Деми, доводить до такого посмешища! Я сама тебя любила, как сына, а ты никаких вестей о себе не подавал. Долго не могли забыть тебя. Часто вспоминали, жалели, а ты хоть бы словечко о себе прислал. Все ожидали, не приедешь ли, а недавно свалилась весть, будто тебя застрелили. После такого известия и у Любы не осталось надежды. Теперь уж, кажется, собирается замуж выходить. – Замуж?! – лицо Деми сразу вылиняло. – Постой-ка, постой! Что ты такое сказала, мамаша?.. Вот это – мой сын... А Люба, та самая Люба, которая все это время вызызала такую жаркую любовь во мне, это она и – замуж?! А где же она? Почему сразу все толком не сказала? Где сын?.. Сынок мой! Где он? Говори живей, мамаша! – Люба в Ижевске, учится в институте, и внучек с ней. Сейчас каникулы, и она, кажется, куда-то на работу поступила. Пекла достала последнее письмо Любы. «Отец! Если будет время, вместе с мамой приезжайте первого августа. Тогда мой жених собирается

свадьбу справлять... Его матери не хочется, видимо, брать Геню, поэтому не знаю, как мне быть. Может, в эти дни приеду еще домой...» Деми не мог читать дальше. Рухнул на лавку.

II Уже до солнца Деми был на ногах. Всю ночь он не смыкал глаз. Пожалев прерывать сон Пеклы, ничего ей не сказал, положил в карман письмо Любы и ушел. ...Утром деревня проснулась вся в тревоге. Конюхи, словно ужаленные, с криком: «Боец потерялся!» – метались туда-сюда. Заслышав шум на улице, и Осип, потягиваясь и позевывая, выбрался из соломы. Вначале и сам не сообразил, где он. Побледнел, выругал себя мысленно. Как бы не узнали, что спал, обирает приставшие к армяку соломинки, Пекла тоже встала. Точно оса, потерявшая гнездо, закружилась в растерянности по избе. Выскочив затем во двор, наткнулась на отряхивающегося Осипа. – Не видал ли Деми, Осип? У нас спал и ночью ушел. И Боец, говорят, потерялся. Не Деми ли уж увел его? Чтобы свалить с себя вину, струсивший Осип ухватился за эту спасительную мысль. – Он увел, он, я видел. Клянусь солнцем, Деми увел, – и поспешил на улицу выгораживаться перед народом. Как оводы корову, облепили его взбудораженные колхозники. – Где же были твои глаза, дядя Осип?! – Для чего тебя караульщиком поставили, жену охранять?! – Куда девался Боец? – Давай сейчас же, хоть откуда разыщи! Попав в такой переплет, Осип не знал, что и говорить. Сказать не видел – нельзя. Сейчас его порядком нажалят эти возбужденные пчелы за то, что уснул ночью. – Клянусь солнцем, видел, кто украл. Надо снарядить погоню и поймать его. Осип раньше не имел привычки лгать, а тут, оказавшись в затруд-

215

нительном положении, начал изворачиваться. – Кто же украл? Почему не задержал?! – Известно кто... – Осип запнулся на миг от непривычки врать, – гм, как его... как сказать, его... гм, Деми украл. – Деми?! – брызнуло враз несколько возгласов удивления. – А почему не поймал? Как же так, видеть и не задержать? – Поймаешь ты его, зверя! Я успел один раз крикнуть: «Караул! Лошадь украли!» – так он вытащил ружье и хотел пристрелить меня. Я, конешно, не испугался того, что он хотел пристрелить. Боец, конешно, дороже моей головы. Но я с тем ничего не смог поделать, он, дьявол, верст десять тащил меня за собой и бросил в лесу. Не дает мне и рта раскрыть. Если бы пристрелил, так пусть, но от этого все равно пользы не будет. Меня убьет и Бойца уведет, мол. Тогда колхозники и знать не будут, кто украл коня, поэтому я отступился. Лучше, мол, посмотрю, куда поедет, тогда легче будет, мол, изловить, вот и следил за ним. – В какую сторону уехал? Говори живее! Айда с нами и показывай, по какой дороге он бежал. Почти насильно повели Осипа к конюшням. Семеро колхозников немедленно оседлали коней, вскочили в седла и помчались разыскивать похитителя. И Осипа взяли с собой. В этот день имя Деми не сходило с уст колхозников. Целый день бродила Пекла, утирая слезы со сморщенного лица. На работу она не пошла. Несколько раз побывала на горохе, но и следов старика не обнаружила. Поползли предположения, что старика убил Деми и труп бросил куда-нибудь в воду. Пятеро мужиков отправились искать труп Омеля в лесу и по берегу реки.

III В районе Деми прежде всего зашел на телеграф. Подал Любе телеграмму, чтобы приезжала домой, и пошел в МТС. Приход в МТС оказался очень кстати. Познакомившись с дирек-

тором, Деми высказал ему свое желание работать на тракторе чтз. – А не можете ли управлять легковой автомашиной? – по чему-то поспешно спросил директор. – Шофер первого класса, – с достоинством ответил Деми и достал шоферские права. Выучившись зтой специальности на Беломорканале, он сначала работал на тракторе ЧТЗ. А в последнее время на легковушке возил начальника. – Очень хорошо, молодой человек! – обрадовался директор. – Короче говоря, положение такое: наш начальник политотдела Буров Иван Федорович сейчас в Ижевске. Нужно ехать за ним, а у шофера права отобрали. Не сможете ли вы сегодня же поехать в Ижевск? – Если проверить машину и составить акт, можно будет и поехать, – ответил Деми. Возможность попасть в Ижевск его обрадовала. – Ну, тогда давай, друг, приступай. Я сейчас напишу приказ. Если нет денег, выпишем. – Да в деньгах сейчас не нуждаюсь, – ответил Деми, вставая. Пока он тщательно осматривал машину, подступил вечер, накрыл, как мешком, сумерками... В Ижевск пришлось выезжать ночью. В Ижевске Деми заходил в одно место, в другое, третье, но начальника политотдела не нашел. Ему сказали: Буров уехал на машине с инструктором обкома. Тогда он посмотрел на конверте адрес Любы и решил наведаться к ней. Не терпелось сердцу Деми. Пять лет томило желание увидеться. Вот подъедет к ее квартире, даст долгий сигнал, как и положено в торжественный час... Люба с родным его сыном выйдут... А Деми-то и не узнать им! Какая встреча! Сердце все больше пропитывалось волнением. И машина, кажется, шла слишком медленно. Лететь бы на третьей скорости, да нельзя, существуют правила уличного движения. Ну, что будет, то и будь. Как только Деми свернул с Советской улицы – сильней нажал на регулятор; спидометр стал показывать сорок, потом пятьдесят... еще сильней нажал – семьдесят километров в час. Деми уже не успевал разглядывать номера домов,

на целый квартал проехал дальше. Обнаружив ошибку, развернулся и помчался назад. Вот и квартира Любы. Волнение и радость сплелись в душе. Мотор перестал рокотать, решение подать сигнал выпало из головы Деми. Выйдя из кабины, он еще раз глянул на номер дома: «144. Верно, здесь должно быть!» – поспешил во двор. – Встретила его только старушка, хозяйка квартиры. – Вам кого нужно? – спросила она. – Здесь ли Люба Зворыгина? – Она домой уехала. – Как домой?! Я же недавно из ее дома. – Разминулись, должно быть. Сегодня утром автобусом уехала. Деми стоял, точно пришибленный. Растеряв враз все мысли и слова, повернулся уйти, но вспомнил о сыне – сердце защемило пуще прежнего. – А сына с собой увезла? – Нет. Нет, она только успела выйти из ворот, и телеграмму принесли. Мы побежали ей вслед, но автобус уже ушел. Так Геня и остался. – А где мой сын?.. Я отец его. – Как отец?.. – удивилась хозяйка. – Люба говорила, отца Гени убили? – Это только болтают. Вы бы лучше показали моего сынишку. Женщина ошарашена. Она слышала от Любы о Деми и хорошее, и плохое. А в последнее время та, когда дошла весть о его смерти, поговаривала о замужестве. «Что теперь будет? Вправду ли этот человек – отец Гени?.. Сомнительно. О нем говорили, шпана был, преступник. А этот добрый, приятной наружности. Ничего не напоминает шпану, – с ног до головы пронизывала она Деми испытующим глазом. – Кто знает, может быть, и правда. Почему-то взгляд утомленный... Сказать ли ему про сына?» Женщина совсем растерялась. – А как же вы сюда попали? Вас... – хотела сказать: про вас был слух, в тюрьме сидите, – но, спохватившись, замялась. – Говорили, нет в деревне, – добавила она тихо. – Да, не был, но теперь приехал навсегда. Тернисто к воле шел, но

216

теперь я человек вольный. Вы не бойтесь... Скажите же скорее, где мой сын? Женщина вроде немножко успокоилась. – Должно быть, на улице. Только что они здесь шум поднимали. Вышли на улицу. Автомобиль оброс ребятишками. Один забрался в кабину. Другой с забавной важностью расселся на заднем сидении. Остальные снаружи завистливо посматривали на них. – Вот же они, проказники! Уже машину облепили, ничего нельзя им увидеть... Геня, отойдите от машины, озорники! Увидев Деми, ребятишки, как горох, посыпались от машины. Все разбежались. – А который же Геня? – нетерпеливо спросил Деми. – Я Геня! – крикнул один вызывающе, а сам продолжает убегать. – Геня, не убегай, вот отец твой приехал, – окликнула хозяйка. – Не обманывай, у меня отец совсем не такой, – ответил мальчишка задиристо, а сам, засунув руки в карманы штанишек, бокомбоком придвигается. Деми, с далекого детства разучившийся плакать, в самые ужасные минуты не знавший страха, привыкший мстить за всякую обиду, сейчас от волнения не мог разомкнуть губ. Сердце кричало: «Геня, Геня, ты мой сын, мой!» – а подбородок и губы тряслись. Пытался зажечь папиросу – руки дрожат. Ноги не держат – облокотился на машину, провел по глазам платком. Унимает слезы, а они против воли катятся по щекам. «Свой сын не считает отцом». Обида и боль подступили к горлу. – Подойди, Геня, подойди. Конфетку дам, – не найдет, чем привлечь к себе ребенка. – Обманываес, ты не дас конфетку, – не верит Геня. «Эх, схватить бы и поцеловать. Какой милый озорник!» – Деми медленно отошел от машины. – Геня, ты мой сын. Подойди сюда, на машине отвезу в деревню к бабушке и дедушке. – На масине покатался бы... – радостно улыбнулся Геня, повертел вокруг головенкой, на товарищей посмотрел и стал подходить

к Деми, сначала нерешительно, потом припустил вприпрыжку. Закричал восторженно: – На масине буду кататься, на масине буду кататься! Деми поднял подскакавшего мальчишку, жадно начал целовать. А Геня и боится, и радуется. Глазенки блестят от восторженного страха. Хозяйка квартиры приняла Деми гостеприимно, напоила чаем. Между тем обо всем успела расспросить. В автомобиле Геня, не спуская глаз, смотрел на Деми и сеял вопрос за вопросом. – А ты кто? – А как тебя зовут? – А где ты зивес? – А где ты такое козаное пальто взял? – А этот автомобиль твой? – А это... – И мне тозе купис такой автомобиль? – А ты найдес дорогу домой? – Тебя зовут Деми? – А ты откуда? – А зачем ты меня катаес на автомобиле? Любис, да?.. Мой папа не любил меня. И меня и маму бросил. Далеко, далеко... очень далеко уехал. Теперь узе он умер, ну и пусть умер, да ведь? Все равно меня не любил. Лепета Гени хватило на всю дорогу, пока ехали сто десять километров. От болтовни ребенка, не знавшего отца, Деми колол стыд. Но ощущение близости сына давало столько силы, энергии, прочности, что смог бы, кажется, сделать любое трудное и невероятное, лишь бы дать неомраченное счастье своему сыну и окончательно загладить, без остатка стереть все, что осталось от путаного прошлого. Ах, сын, сын... Милый сорванец! Словно теплый дождь тихо льет и льет на иссохшую землю – неведомое прежде чувство все больше заливает Деми, пронизывает насквозь. Под этим теплым дождем сочно зеленеют всходы бесконечной доброты к миру, к людям. Несколько раз Деми останавливал машину и страстно целовал своего сына. – Ты мой сын. Теперь называй меня папой. Ты будешь жить у меня. Мы с тобой всегда будем на машине кататься, хорошо, сынок?

– говорил он в восторге всякий раз, когда останавливался убеждать сына в том, что он ему отец. Когда однажды отец прижал Геню к груди, тот уцепился ручонками ему за грудь. – А почему у тебя значок не как у мамы? У нее маленький маленький и красной тряпочки нет. – Это называется орденом, сынок... – Орденом называют? Тебе дали, потому сто осень, осень быстро бегаес, да? – и глаза зажмурил Геня, задавая этот вопрос. – Нет, сынок, его дали мне за хорошую работу, за то, что ударником стал. – А мне тозе дадут такой орден? – Нет пока, сынок. Он дорого стоит. Если будешь хорошо работать, и тебе тоже дадут. – А ты мне попросис, да? Так разговаривая, они въехали в деревню. Деми поставил машину во двор и на руках внес Геню в избу. Открывая дверь, увидел Любу и помимо воли вскрикнул. Поставив Геню на пол, бросился к Любе, распахнув объятья. – Уйди с моих глаз!.. Ты всю жизнь мою испортил и еще сюда приехал. Бойца в колхозе украл, отца убил... Теперь пришел меня убить?! На режь, на! Крик ее пришиб Деми. Только и сумел произнести: – Люба! – Не подходи ко мне! Даже труп твой не хочется видеть. Из-за тебя я и перед людьми унизилась... Уйди с моих глаз! – кричала исступленно Люба, заливаясь слезами, затем выскочила из избы и побежала по улице. – Люба! Люба!.. О, Люба-а-а!!! Не перенеся душевной боли, Деми так рванул полы тужурки – пуговицы снизу до самого верха разлетелись. Повалился на лавку. Не выдержало стесненное чувствами сердце, и он громко зарыдал. Гене стало жалко отца, подошел к нему, обнял за шею и тоже заплакал. В правлении артели в это время собирался колхозный актив. Начальник политотдела проводил в этот вечер занятия партийного кружка. Сюда и прибежала Люба, вся пылавшая от гнева.

217

– Деми... заявился... ловите быстрее! Сидевшие в правлении заметались, точно при пожаре. Тут же сидели работники милиции: вели здесь следствие по делу об исчезновении Бойца и Омеля. Они сразу догадались: прибыл тот человек, которого разыскивают. Вмиг правление опустело. На улице люди рассеялись в разные стороны и крадутся к дому Любы. Дом оцепили. Под каждым окном притулились по два-три человека, чтобы помешать Деми скрыться через окно. У кого были перочинные ножики, выставили их, кто ничего не имел, похватали палки и камни – подготовились. Милиционеры через забор успели пробраться во двор. Прошла минута – два человека с оружием были уже в избе. Деми, у которого и без того чувства были натянуты, оцепенел. – Встать! – Руки вверх! Не понимая в чем дело, Деми и не подумал поднимать рук, спокойно сидел на лавке. Геня изо всей силы обхватил ручонками шею отца и во весь голос заплакал, задрыгал ножонками, того и гляди ударит кого-нибудь из окруживших. Проверили карманы подозреваемого. Кто-то достал из кожаной сумки портрет и сличает его с Деми. – Он самый, надо увести! – Постойте-ка, постойте! Я не понимаю – вы артисты или с похмелья голова у вас кружится? – Довольно шутить! – Не знаю, кто шутит, но собачонок только при рождении бывает слепым. За пять лет он становится большой собакой и уже большую пользу охотнику приносит. Так не видят, что ли, ваши глаза, если пятилетнюю собаку принимаете за слепого щенка? – Вам говорят или нет, вы арестованы. Встаньте! – Вы лишку не кричите: я к такому обращению не привычный. Мы такого грозного голоса не слыхали пять лет, пока находились под охраной работников Гепеу. Они не жалеют добрых слов, добрых чувств, чтобы помочь человеку. Вам у них поучиться следует.

– Вы арестованы! Поняли? – Я понял, но почему-то вы меня не понимаете... Ступай-ка, сынок, принеси пиджак. Геня, не переставая плакать, потопал к пиджаку. – Вот, смотрите! – сказал Деми, разворачивая пиджак. Прикрепленный у нагрудного кармана орден вдруг засиял перед всеми. Будто молния ударила. Несколько рук протянулось к пиджаку. Все были бесконечно изумлены, ошеломленно молчали, ощупывая пиджак, орден. Наганы медленно стали опускаться. Деми достал из кармана брюк документы. – Товарищи, спрячьте оружие по кобурам. Большая ошибка, – проговорил начальник политотдела МТС. Заметил в паспорте Деми какую-то бумагу – лицо его загорелось. – Смотрите. Человеку за отличную и важную работу правительство орден на груди зажгло, а мы... что мы делаем?.. Легко поймали «бандита». За такую работу самих арестовать. – А где колхозная лошадь? Кто ее украл? Нам указали на этого человека. А куда делся карауливший горох Омель? – вопрошал поостывшим голосом милиционер. Да, видать, оплошал он. За такую ошибку от людей совестно. Но как бы ни было, дело пока темное – и милиционер решил держаться на своем. Открылась дверь, в избу, тесня друг друга, шумливой гурьбой ввалились колхозники. – Товарищи! Боец-то, оказывается, не потерялся. На нем дядя Омель катался. – Прогуляться решил. – На горохе наскучило, – неслись из толпы насмешливые возгласы. – А где же Омель? – Вот он, вот! Омель с кряхтением выбирался из толпы. – Ну-ка, дядя Омель, сказывай, где ты двое суток гостил? – Видите ли, товарищи... Один человек, э-э... бандит Деми сбежал из тюрьмы, у меня остановился переночевать. Его, видите ли, закон не разрешает укрывать. Я, как сознательный колхозник, взял да и поехал на Бойце сообщить в

Гепеу. Когда выехал на большую дорогу, видите ли, навстречу мне загрохотал трактор. Боец у меня крутнулся назад, захрапел, задрал хвост и по-онесся. Я, конешно, выходит, упал. Вот и пришлось два дня разыскивать пегашку. А он в лес ушел, только сейчас ведь я его отыскал, окаянного. Среди собравшихся вспыхнул хохот. Все с облегчением вздохнули. – Ну, старик, развел баламуть по всей деревне. Омель и не подумал, что Деми находится тут же. А тот только и произнес укоризненно: – Эх, старик. Говорил я тебе, навовсе вернулся домой. – Б-ба, ба, та... – обескуражился Омель. – Ты, Деми?.. Разве здесь? Видите ли, я не поверил было, милый. На последние его слова снова упал, глуша их, хохот. – Хоть теперь-то поверь, старик, – сказал начальник политотдела. – Вот каков твой бандит-то, сбежавший из тюрьмы, слушай: «За выдающиеся заслуги на строительстве Беломорско-Балтийского канала Демьян Платонович Буров награжден орденом Трудового Красного Знамени». – Демьян Платонович... Буров... Буров, – стал припоминать начальник политотдела, – Демьян... постой-ка, ты не из Зямая ли будешь?.. Так не Деми ли ты?! Постой-ка, постой, Деми... Тебя же мой отец под изёйским мостом нашел! Тебя при наступлении на белых с собой мы взяли. Помнишь ли, Деми?.. Я как сегодня помню нашу встречу с Платоном. Тогда он, бедный, побелел от потрясения и отправился разыскивать тебя. Наверно, говорит, это был мой сын. Долго тебя искали, но так и не нашли. Решили мы, что ты, должно быть, при взятии Ижевска погиб, и мы оба, точно маленькие, плакали... Да ты ли уж это, Деми? Неужели с тех пор нашу фамилию носишь? Деми, в самом ли деле ты?! – А вы не Иван Федорович будете? – Я, Деми, я! – вспомнив встречу, после которой прошло пятнадцать лет, они обнялись и поцеловались.

218

Все замерли. Любе жар опалил лицо. – Деми! Прости, Деми... Смутили мне голову, – она бросилась Деми на шею. – Не обижайтесь, Демьян Платонович, эту ошибку мы исправим, – работник милиции крепко пожал ему руку. – Деми, неужто в самом деле ты не сбежал, милый? Хоть бы и меня тоже простил... – робко подошел к нему Омель. – Теперь моего папу не уведут? – заглядывал всем в лица Геня. – Нет, сынок, нет. Теперь уж никогда не уведут.

IV Люба решила провести каникулы дома и поехала в Ижевск взять расчет на работе да забрать одежду. Не оставивший своих надежд склонить Любу пойти с ним в загс, Федоров с лихорадочным нетерпением поджидал Любу. Он сразу же узнал, что она вернулась в Ижевск. А Люба, не мешкая, получила расчет и собралась было в дорогу. Помешал лишь приход Федорова. Как смола, прилип он к ней. – Люба, да что уж тебе в деревню так понадобилось? Хм, деревня... Нашла о чем скучать! Останься у меня. Здесь будем ходить в театр, в кино, в парк, ездить за город. Весело проведем отпуск. Если хочешь, я тебе путевку на курорт достану, в Крым или на Кавказ поедем, белый свет повидаем. Не уезжай, Любочка. – Володя, не сердись на меня, но нашим судьбам не суждено сплестись. Забудь меня. У меня вернулся муж. А тебе нечего печалиться. Получше найдешь. – Гм-м, хотелось бы узнать, уж не тот ли твой знаменитый «инженер» опять прибыл? Люба, что, в самом деле он приехал? – Да, он самый. – Тьфу, какой стыд, какой позор! – А я никакого позора тут не вижу. Он первый, кого я полюбила, к тому же – отец Гени. – Довольно, довольно! Не говори мне больше о нем, и слышать не хочу!.. Люба, ты прямо ума ли-

шилась, что ли. Как только у тебя язык поворачивается называть такого разбойника своим мужем. – Волю даешь языку, Володя. Что было, то прошло. Прежняя грязь с него навсегда смыта. Теперь он познатнее нас с тобой. Правительство понапрасну не дает орденов. Чтоб я больше не слышала о нем гадостей. – Ах-ха, неужели твой прославленный инженер орденоносцем стал? Ха-ха-ха! Ты своим орденоносцем на людях не похвастайся, я-то уж ладно, стерплю, – деланно засмеялся Федоров. – Не очень-то нужно мне тебя убеждать. – Верю, верю, милая. Я и тому крепко верил, что он – инженер, хе-хе-хе... Пойди-ка скажи своему Гене, что, мол, отец твой орденоносец! Может быть, он поверит. А если не в батюшку пошел, то в глаза тебе наплюет. – Володя! Ты что, с ума сошел? – Ладно, ладно, не горячись. Рано или поздно к моим же мыслям придешь. Ты хоть немножечко подумай: где ты слышала, чтобы таким бандитам правительство ордена вручало? Как можно быть такой наивной? Если в самом деле у него орден, то сегодня же надо арестовать его. Таким же обманом стал, должно быть, орденоносцем, как и инженером когда-то. – Володя, довольно тебе гадости плести! Если мы видим только перед своим носом, значит, жизнь нас далеко уже опередила. В деревне тоже нашлись вроде нас с тобой, отставшие от жизни, считали, он cбежал из тюрьмы, предлагали арестовать. А Деми на строительстве Беломорканала заслужил награду и отпущен домой с почетом. – Ну, скажем, орденоносец... Так ты из-за ордена свою жизнь думаешь соединить с ним? – Не думаю: моя жизнь давно с ним соединена. – Ну, конечно... Как не соединишь! Ведь женой орденоносца будешь! Какая честь!.. Хе-хе-хе... Эх, Люба, почему поступаешь как ребенок-несмышленыш? Отличница, скоро институт окончишь, а как устраивать жизнь, еще не понимаешь. Ты сколько-нибудь думаешь, какая вы с ним будете пара?

Я никак не могу себе представить, как с высшим образованием можно стать женой неграмотного человека! Да над вами и куры будут смеяться... Ведь часто возникает желание поговорить с другом о науке, об истории, литературе. А он, о чем он сможет с тобой разговаривать?! А впрочем, найдет разговор... о своем пьянстве, о том, как очищал карманы, к этому прибавит еще рассказ о том, как копал землю на Беломорканале. Какая культура! Если не хватит своих денег горло промочить, не задумается, привычной рукой в твой карман залезет. – Подло, Володя, стыдно... Федоров решил действовать иначе: смягчил тон. – Любочка, да неужели ты не понимаешь, что я хлопочу о тебе, о твоем будущем, хочу сделать его счастливым. Боюсь, получится как в пословице «сколь волка не корми, все в лес смотрит». Ну, скажем, начнете вы жить вместе. Ты окончишь институт, будешь работать в техникуме или на рабфаке. Тебе часто придется задерживаться; по вечерам на педсовещаниях или еще где и поздно возвращаться домой. А он, проболтавшись целый день в пивной, встретит тебя пьяной руганью. Где, скажет, до этого времени была. Женщинам, скажет, нельзя по вечерам шляться. А потом не постесняется и руку поднять на тебя. У бандитов, Люба, сердце к человеку не жалостливо. С пьяного какой спрос? Скажет, ревную, схватит за волосы и будет по полу таскать. А то и просто приколет – и все. Не зря говорят: собаку выкормишь, а она тебя же и укусит. Люба резко повернулась и отошла от Федорова. – Фу ты, ну ты, муж орденоносец, теперь уж ты все можешь, все сделаешь, как захочешь. Крупной шишкой с ним станешь – готовься. Вытянула себе счастливую карту. ...Пойми, Люба, если бы ты была для меня чужим человеком, я и слов не тратил бы. Я тебе же хочу сделать лучше, тебя жалею. Подумай-ка сама. Вот, скажем, пришли к тебе побеседовать, посидеть товарищи по работе. Завяжется разговор о науке. А что скажет твой муж? Будет глазами хлопать или зевать, уснет еще, чего доброго.

219

Черт знает что! Я и представить не могу вашу жизнь! Ему не понравится и то, что товарищи тебя будут посещать, ревновать начнет... Конечно, будет гордиться, что у него жена с высшим образованием. С гордости, когда напьется в стельку, полезет обниматься. Ему-то веселье, а тебе каково? Какими глазами будут смотреть твои товарищи, ученики! Эх, Люба! Жаль мне тебя! Люба схватила чемодан и стремительно вышагнула из комнаты. Федоров вышел следом, проводил до ворот. На дворе Люба попрощалась с хозяйкой, сухо обронила Федорову, не взглянув на него: – До свидания! – Спеши, спеши. Твой славный муж, конечно, уж с вином поджидает, хе-хе-хе, вдвоем веселиться будете, – ядовито смеялся Федоров вслед Любе. – Люба уехала в деревню.

V В автобусе открыты окна, освежает ветерок. А Люба чувствует себя как в жарко натопленной угарной бане. Молодая женщина дышит часто, порывисто. Она как будто сосредоточенно смотрит на проносящиеся мимо пейзажи. Однако она не видит их. В затуманенном мозгу всплывают совсем иные видения. Картины прошлого и настоящего перемешиваются с представлениями будущего. Сердце ищет выхода и не может отыскать. Неотвязные мысли точат мозг. С каждым поворотом дороги открываются все новые ландшафты. Глядеть не наглядеться. Но Люба не замечает ни молодцевато вытягивающихся телеграфных столбов, ни кудрявых берез по краю дороги, сотни лет украшающих тракт, ни цветов у корней берез. Проехали несколько деревень. Если бы спросить Любу сколько – она бы растерялась. Не видели ее глаза ни одной деревни, ни одного дома – ничего. «Оно и верно, что Деми с детства привык к вину. К тому же совсем неграмотный. Сможет ли он вести культурную жизнь. Теперь все узнают в институте – студенты, профессора. Володя, конечно, насплетничает. Скажет, за шар-

латана, за шпану вышла. Какими глазами будут смотреть подруги и преподаватели?.. Найдешь ли общий язык с мужем?.. Вот окончу институт, приступлю к работе. После работы захочется поговорить с близким человеком о своих делах, излить душу. А поймет ли ее Деми? О чем с ним можно говорить? Исчезнет ли для нее его прошлое или всегда будет брести рядом, как ненавистный спутник? Не будет ли язвить ее Деми насмешками, когда она захочет поговорить с ним о высоких материях?.. Человек проверяется в долгих наблюдениях, то, что в нем есть, осознается, постигается постепенно. А что истинного знает о Деми она, Люба? Было ли его прошлое только шелухой или оно осталось в нем как питательное зерно? Как проверить? А Володю она давно знает. Рассудительный, учтивый. С ним никогда не оконфузишься. Прихвастнуть любит... ну да, это современем пройдет, это исправить нетрудно. Труднее, конечно, до конца исправить Деми. Не станет ли он все более чужим, непонятным, опасным? Не пора ли посмотреть правде в лицо? Не зря говорят: куда дерево клонится, туда и повалится». В голове бурлило, как в кипящем самоваре. Мысли путались. То представлялся Любе Деми с сияющим на груди орденом, то опять видела она перед собой Федорова, нашептывающего про грязную жизнь Деми, про насмешки друзей, про свою отчаянную любовь. Автобус остановился. Двенадцать пассажиров встали с мест. Странно: откуда взялись эти люди? Все сто десять километров Люба сидела в машине, как будто одна, никого не видела. Слова Федорова точно завязли в ушах. Не хотелось сейчас попадаться на глаза Деми, и, не заходя в МТС, окольной улицей Люба направилась домой. Надо посоветоваться с отцом, с матерью. Торопливо шагая, Люба опустила взгляд под ноги, никого не видит. Остаться бы никем не замеченной. Неожиданно из дома справа настойчиво застучали в окно, отрывая от раздумий. Люба вздрогнула. – Что так зазнаваться стала? И глаз не кажешь. Совсем, что ли,

решила забыть стариков-соседей? Заходи-ка, заходи. Потолкуем немножко, – пригласил из окна Иван Федорович, широколобый, с большой, до самого затылка, светлой лысиной. – Тороплюсь очень, Иван Федорович. Затаив свои смятенные мысли, Люба свернула к нему. Стыдно перед старым человеком показаться зазнайкой. И так уж Иван Федорович укорял ее за некоторые мещанские выходки. Но она не обижалась на него. Уважала, почитала, как отца... С тех пор, как Иван Федорович приехал в политотдел, многому научил ее, много помогал. Да и не только ей. Заботливый, душевный старый большевик сделался другом и наставником всех колхозников. Сколько молодежи по его советам стало учиться! – Ну вот, давно бы так, голубок, – обрадованно встретил Иван Федорович. – Теперь скажи, скоро ли в профессоры выйдешь? Когда Иван Федорович встречал кого-нибудь из тех, кто учится, будто сбрасывал с плеч десяток лет, становился подвижным. «Для человека самое главное, самое дорогое – учиться, расти. Ученые люди, милый, – это новые советские кадры, которые решают нашу судьбу: быть или не быть ей счастливой», – внушал он молодежи. И Любе Иван Федорович обрадовался. Пододвинул стул, сам подсел к ней. – С тобой, дочка, похоже, чтото неладно? И лицо такое бледное, словно не твое... Катерина Григорьевна, поставь-ка самовар, – обратился он к жене, затем, посмотрев на Любу, продолжал: – Может, учеба тяжело достается, так сейчас каникулы. Что случилось, дочка, говори, уж не заболела ли? Виски Ивана Федоровича завьюжила старость, годы накинули пучок морщин на лицо, но взгляд у него острый. Опытный и чуткий взор сразу заметил необычную бледность и смятение Любы. – Ехала в автобусе, вроде уморилась, голова кружится... – завела было отговорку Люба, но, смутившись своей лжи, умолкла. – Так ты только еще едешь? – Да, вот... – Да ты не думаешь ли пройти прямо домой? К Деми-то зайдешь?

220

Он, бедняжка, тут тоскует по тебе, мятется, как воробей, потерявший гнездо. – Я к нему заходила, но сказали, дома нет, – опять отолгалась Люба. Ей не хотелось, чтобы Иван Федорович догадался, почему она расстроилась. – Как нет дома? Мы с ним только что из колхоза. Он пошел к себе, сказал, будет отдыхать. Деми мне никогда не врал. Стой-ка, я ему сейчас позвоню, может, куда и выходил ненадолго. – Не нужно звонить. Устал, наверно, пусть отдыхает, – Люба не знала, как выпутаться. Совсем смешалась. – Ничего, ничего, успеет отдохнуть... Почта? Один-двенадцать попрошу... Демьян, ты? Ты где шатался, парень?.. Никуда не ходил? Твоя Люба у меня сидит, говорит, тебя дома не застала. Выходит, обманывает... Очень устал? Она вроде приболела немного, посадил бы в машину да домчал домой... Почему к тебе не идет?.. Кто ее знает! Ты давай готовь машину, сейчас придет. – Повесив трубку, Иван Федорович проницательно посмотрел на Любу. Катя уже успела поставить на стол самовар, чашки, угощение. – Ну, садись, невестка. Не обижайся, что так называю. Оно, конешно, ученому человеку, может, и не понравится, но Деми мне за родного сына. У него ведь никогошеньки нет, некому тебя и невесткой называть, так я буду. Сели за стол. Иван Федорович еще раз внимательао посмотрел на Любу и не вытерпел: – Ты что, не думаешь ли уж свою жизнь мимо Деми повернуть? Похоже, и видеться с ним не хочешь... Что-то у тебя есть на душе. Не скрывай. Говори прямо. Люба не знала, что и ответить. Рассеянно вертела в руке горячий стакан. Забыв про сахар, старательно размешивала ложечкой пустой чай. Вдруг неожиданно для себя заговорила сухо: – Меня товарищи, студенты, преподаватели просмеивают. Нашла, говорят, себе друга жизни! Составить семейную жизнь педагогу с шофером, говорят, все равно, что шоколад с горчицей кушать. – Учителя так говорят?

– Да, – робко подтвердила Люба. Иван Федорович даже покраснел. Вскочил, молча прошелся по комнате из угла в угол, остановился перед Любой, резко спросил: – Правда так болтают в институте или свои мысли выдаешь за чужие? Люба сама не рада своей лжи. На кого скажешь, если до сего времени никто еще: ни один профессор, ни один студент – не смеялся над ней. Стыд обливал щеки. Руки сделались лишними. Будто от холода, терла ладонь о ладонь. Молчала, не в силах глаз поднять. – Свои мысли высказала, Иван Федорович, – тихо проговорила, наконец, не смея больше лгать. Головы так и не подняла. – Эх, горюшко! Когда же изживется это дурное мещанство?! Я смотрю, ты, голубушка, себя считаешь слишком ученой, возомнила о себе, возвыситься над другими хочешь. Если так – как знаешь. Я не собираюсь тебя учить. Но если думаешь расходиться с Деми только потому, что ты образованная, большую ошибку совершаешь, Люба. Подожди, он еще обгонит тебя. Лето поработает, и мы его куда-нибудь на учебу определим. Вот и выровняется человек. А учиться он желает. Мне покою не дает, наступает... Возможно, в армию призовут. – В армию? – Ну да, Деми, когда получал орден, высказал желание поехать на Дальний Восток в ряды Красной Армии. Вот начальство Беломорканала записало это заявление и обещало о результатах сообщить на дом. Конечно, не знаем пока, что ему ответят. Деми очень волнуется. Ждет известия – места не находит. К учебе он рвется, к знаниям. Или в армию. Там тоже многому научат. Ему кажется, с его знаниями и орден носить стыдно. Человек уже стал вполне сознательный, внутренне культурный. Недостаток образования его очень гнетет. И он, конечно, восполнит пробел. Все его душевные силы сейчас к этой цели направлены. Он еще себя покажет. А ты хочешь отдалиться от него в такой момент, когда нужно помочь ему собрать все душевные силы? Не ошибку ли совершаешь, Люба?

Ты обдумай все поглубже. Не только Деми ведь рану нанесешь. Себя тоже на всю жизнь обидишь. Не теряй в себе свое лучшее, не ломай свою жизнь. – Теперь о другом с тобой хочу поговорить. Приедешь в колхоз – помоги-ка комсомолу. Всего хуже там с СВБ13 и хоровым кружком. Созданы недавно, не знают еще хорошенько, с чего начинать. – Хорошо, Иван Федорович, постараюсь. – Ну, иди, иди к Деми. Он тебя домой на машине доставит. Волнение не дало Любе поесть. Она медленно, уперев взгляд под ноги, вышла из избы. Иван Федорович, проводив, долго смотрел в окно ей вслед. Отойдя от окна, разжег трубку, засосал, всклубив дым. Оттого что Люба не зашла по пути и долго не показывалась после телефонного звонка Ивана Федоровича, Деми охватило беспокойство. Сердце томилось тревогой. Наконец он сорвался с места, схватил велосипед политотдела, находившийся у него, и помчался в село. МТС и село разделял вольготно раскинувшийся овраг и река. Подъехав к длинному отлогому спуску, Деми увидел Любу. Она шла по противоположному склону. Словно рядом с румяным летним солнцем зажглось второе, такое же жаркое. Парень и сам не почувствовал, как ноги завертели педали быстрее. Поблескивающий велосипед, точно понимая чувства хозяина, во всю скорость несся вниз. Из-под надутых колес с треском брызгала по сторонам галька. Сиреневого шелка рубашка полоскалась на ветру. Деми решил форснуть своим умением ездить на велосипеде – стрелой пролететь мимо Любы, будто не замечая ее. Ближе и ближе дно оврага – быстрее и быстрее катится машина. Вот уже Люба. Впереди из канавы на дорогу выскочила собачонка. Залихватски взлаяв, метнулась навстречу. Боясь задавить ее, Деми немного повернул руль. Переднее колесо поскользнулось на песчаной дороге, и велосипедист на всем ходу врезался плечом в столб. Машина полетела в канаву. Стыд холодом окатил Деми. Не хо-

221

телось показать, что больно. Быстро вскочил, отряхнулся, схватился за велосипед, и как ни в чем не бывало, бодрясь, направился к Любе. – Эх, герой, – трунила Люба, – я думала, ты здорово ездишь, а оказывается, не получается еще. Эти теплые, мягкие слова заставили Деми покраснеть. – Ничего, не только я падаю. Академик Павлов тоже падал, – нашел он ответ. От эмтээсовского агронома Деми слышал кое-что о жизни Павлова, о том, что академик любил поиграть в городки и покататься на велосипеде. – А ты откуда знаешь, что он падал? – заинтересовалась Люба. – Так, знаю. «Действительно ли он знает о Павлове? Да откуда ему! – обдало Любу сомнение. – Но почему тогда о нем говорит, если не знает хорошенько». – А знаешь ли, кто такой академик Павлов? Деми замялся. Он уже покаялся, что затеял такой разговор. – А ты разве не знаешь? – попытался он уклониться от ответа. Если Люба скажет «знаю», тогда он выкрутится. Для чего, мол, спрашиваешь, коли сама знаешь. В разговоры агрономов о Павлове Деми пристально вслушивался – тогда образ ученого, как наяву вырастал перед ним. А сейчас в голове сумятица. – Я не знаю, потому и спрашиваю, – Люба упорно желала услышать, что скажет Деми. Хотела испытать, что он знает, чем интересуется. – Павлов, он... как его, ну, ученый он, – сказал Деми и облегченно вздохнул. – Ученых много и они бывают разные. Есть ученые – математики, есть физики, геологи, биологи, всех не перечислишь, а по какой отрасли Павлов ученый, мне не доводилось слышать... Нет, не помню такого. Не подавая виду, что испытывает Деми, Люба опустила веки: задумалась, мол. – Знаю, их очень много, начнешь считать, так и пальцев не наберешь. А Павлов, он был над всеми учеными ученый. Учил их. Эх, человек был... Когда совсем состарился, так и то еще в городки играл...

Деми осекся. Вот ведь угораздило сказать: «Если начнешь считать ученых, то и пальцев не наберешь». Подумает Люба, что дальше пальцев он счета не знает. По спине пополз холодок. «А на самом деле, много ли ученых, кроме Павлова?» – подумал парень уныло, расстроенный своим невежеством. Хотя Люба и затаивала улыбку, но Деми подозревал, что она смеется над ним. «Учиться надо, учиться. Иначе не только с Любой, даже с Геней слов не найдешь. И он, озорник, начинает какие-то неслыханные слова спрашивать», Деми кололо мучительное сознание неосновательности своих познаний, неутешное сожаление о потерянном времени. Его орден казался незаслуженной наградой. «Если носить его, надо все знать. Не только силой, и умом оправдать. Грудь блестит, а в голове, что сажа, темнота – совсем неподобающее дело. Недовольство собой, прихваченное болью от Любиной настороженности, все разрасталось. Несколько времени Деми и Люба шли молча, переглядываясь. Деми неудержимо тянуло глядеть на свою милую. Он так стосковался по ней. Но взглянет и затушуется, отведет сразу глаза... Он перестал робеть перед жизнью, а вот перед Любой робеет. Молчание уже обоих стало тяготить. Оба горели нетерпением поговорить о серьезном и нужном. Но ни один не отваживался начать. Деми начинала заливать обида на Любу. А если бы не вмешался Иван Федорович, так и не зашла бы? И говорить, видно, с ним не очень-то хочет. Не интересно ей с

ним. Стесняется его невежества. Конечно, ему до нее далеко, как лодке до корабля в океане. Но он догонит ее когда-нибудь. Непременно догонит. Завоюет себе право, не краснея с ней разговаривать. «Эх, Люба, будем ли мы с тобой неразлучны до последнего дня нашей жизни? Услышишь ли ты мою душу, поймешь ли?» – Я, Люба, в армию уезжаю. Там учиться буду, – превозмогая робость, наконец, выложил Деми перед ней свое заветное. – Всю свою жизнь посвятить бы армии... Какие умные эти чекисты! Когда я работал на Беломорканале последний год, начальники говорили, хороший бы командир вышел из меня. А закончили строительство, мне вручили орден. На митинге я тоже попросил слово. Думалось сказать очень многое, на меня смотрели, кажется, миллионы глаз. Улыбаются... Некоторые плачут от радости, кричат «ура-а!», хлопают в ладоши. От этого я совсем онемел. Что потом говорил, сам не знаю, а последние свои слова до сих пор держу в памяти. «Мой отец во время гражданской войны был командиром, если начнется война, я тоже буду командиром», – сказал я. Тогда стали меня качать. Эх, и хорошие же были люди! Потом я спросил, нельзя ли, мол, пойти в армию. Начальник немного подумал и сказал: «Ты теперь вольный гражданин, куда угодно иди, дорога широкая, к тому же ты орденоносец, мы тебя за пять лет хорошо изучили, рекомендацию хорошую дадим». Написал я заявление. Заявление и все мои документы направили в Особую Дальневосточную Армию. Оттуда жду вот ответа.

222

– Ты знаешь, Люба, мне и сны все больше об армии снятся, часто вижу я себя в бою с врагами. Будто я границу охраняю. Громадные ворота на границе закрыты на большой стальной замок. А по эту сторону будто бы склад с народным богатством. Японские офицеры, как голодные волки, набрасываются на ворота, пытаются сломать замок. И вот закипает сражение. Я так остро, так отчаянно чувствую, как ненавистные захватчики хотят горя нам всем – всему советскому счастливому народу, хотят согнуть его, поставить на колени, отнять социализм, принесший народу богатство. Я так остро это чувствую, как несут они смерть и ужас. И я рублю их, мну. А они идут! Они идут! А я какой-то во сне сильный необыкновенно. Взмах – и шея самого злобного, самого страшного офицера перерублена. Стискиваю зубы и... просыпаюсь. Всегда на этом месте просыпаюсь. Опомнюсь и пойму, что до сего времени еще не в армии, – душе становится горько, обидно. – Уже целый месяц нет известий. Говорили, за полмесяца ответ прибудет, а прошел месяц, целый месяц – нет почему-то никакого известия. – Не возьмут, наверно, Деми. – Почему же не возьмут? – вздрогнул парень. – Скажут, в тюрьме сидел. – В тюрьме я не сидел. На строительстве был. Беломорканал строил. – Хорошо, если бы взяли, Деми, а то... – что-то еще она собиралась сказать, но остановилась на полуслове. – А то... что будет? – насторожился Деми. – Я просто так... думала сказать, что в ином случае учиться надо. Ты не обижайся, Деми, но тебе непременно надо получать образование. А в армии тебя обучат. «Уж не хочет ли проводить в армию, только чтобы избавиться от меня?» – трепыхнулось в Деми подозрение. Он снова замолчал. Так молча и шли они. Подошли к квартире Деми. Зашли во двор. Наверно, Деми постесняется приглашать в комнату – конечно, беспорядок там. Люба заторопилась предупредить неловкость:

– В избе жарко, наверно, Деми. Я здесь подожду. – В комнате прохладнее, чем на улице. – Ладно уж, зайду, зайду, – Любе стало неудобно. Воображение ее набросало картину, в которую сейчас окунется. На грубо сработанной лавке постель смахивает на собачью подстилку; колченогий стол, подпертый для устойчивости; по столу крошки, соль, рой мух, пол замусорен так, что можно запнуться о грязь; углы в тенетах, стена над постелью в раздавленных клопах, по углам и под лавкой неряшливо свалено грязное белье. Нерешительно ступила Люба через порог – и замерла, удивленная. Перед ее глазами совершенно не то, что нарисовала было в мыслях. В рамке, на видном месте, портрет Ленина. Стены в веселых голубых обоях. Словно бы в комнате много неба. Стол под чистой желтой клеенкой, в углу кудрявится карликовая березка, на полке книги. Одна раскрыта на середине. Рядом подшивка «Крестьянской газеты». Постельное убранство скромное, но опрятное: простая зеленая кровать застлана тонким гладким байковым одеялом, подушка в чистой голубой наволочке. Взгляд Любы приковал телефон. Рядом репродуктор. Над кроватью портреты Ивана Федоровича, Любы, Гени, самого Деми. Тут же в отдельной рамке фотокарточка молодого человека в военной форме. – Кто это, Деми? – Паша. Он привел меня к настоящей жизни. Он не забывал меня, и когда я находился на строительстве канала. Почти каждый месяц получал от него письма, и в каждом заботливые советы о том, как работать и как жить. Пока не призвали его в армию, и деньги присылал, а сейчас Паша учится в военной академии. Он первый проложил мне дорогу к людям, к человеческой жизни, потому и не хочется от него отставать. Чтобы отогнать последнее недоверие, Люба спросила: – А если, Деми, не возьмут тебя в армию? Там хватает честной, неосужденой молодежи. Из них-то еще выбирают, не каждого берут.

Ну, зачем она бьет по его надеждам! – Неужели, Люба, ты все еще считаешь меня преступником? Я отмылся от прошлого. Старое у меня из жизни вырезано и брошено, как чирей с колена. – Бывает, если фурункул большой, его и вырежешь, так он вновь разболится и хромать заставит. И человек с ним большую дорогу не одолеет. Деми заливала горечь. Люба все намекает ему на прошлое. Думает, он не вытерпит, не пройдет длинный честный путь и вернется к проклятой воровской жизни. – Рассердился? Я ведь не говорила, что не верю. Я-то верю, что честным стал, но мне кажется, армия не поверит. – Люба, ну зачем ты все об одном – бередишь незатянутую рану? – Деми отошел к окну, отвернулся с обидой. Память ее все еще ходит в его прошлом. А Люба и сама уже поняла, что не то говорила. Постояла, переминаясь, не зная, что делать, и вышла. Хлопнула за ней дверь. В комнате стало тихо. Захлестнутый тоской, Деми не находил себе места. Он всеми помыслами был уже в армии. И вот теперь его планы рушатся, словно перед тем, как прибыть на Восток, поезд соскочил с рельсов и Деми попал в страшное крушение. Люба смела все его надежды. Стены давят на плечи. Душно. Глухая тишина сминает волю. В этот момент тишину разорвал телефон. Как-то неожиданно громко раскатился по комнате. – Что нужно?.. – едва выговорил побледнелыми губами в телефонную трубку. – Ну да, я слушаю... что, что?! – на поблекшем было лице распустился румянец. – Откуда, говоришь?.. Из ОДВКА... не обманываешь ли?.. – Щеки то леденели, то рдели заревом. Губы растягивала неудержимая улыбка. – Ура! Мигом примчусь. Повесив трубку, Деми все еще бормотал про себя: «Не обманываешь ли, правду ли говоришь?» Потом покружился по комнате в поисках чего-то, сдернул с вешалки кожаную тужурку, накинул на плечи

223

и выбежал на улицу, дошел до ворот и снова вернулся. «Понесусь на велосипеде», – решил он и – в сенцы, посмотрел на велосипед и раздумал. «Ради такого случая и на машине слетаю до почты, так ничего плохого не будет», – и он рванулся в гараж. Индюшонок не успел бы таракана склевать, а Деми уже мчался на машине по улице. Впереди идет Люба. Слышит – позади машина, но не оглянется. Деми проскочил было мимо ее, взлохматив дорожную пыль. «А хорошо будет показать ей письмо из армии. Может, поедет со мной на почту посмотреть...» Еще не додумав, привычно ногой нажал на рычаг тормоза. Машина остановилась. Люба, чтобы показать свою гордость, свернула с дороги и пошла под окнами. Поравнялась с Деми, прошла, не приостановив шага. Но Деми, радостно возбужденный, сейчас обретший вдруг уверенность, не был обескуражен этим. Радость его не потухла. Широко улыбаясь, он раскрыл дверцу кабины. – Хочешь почитать письмо из армии, с Дальнего Востока? Поедем на почту. Пришло. Люба, точно не слыша, пошла еще быстрее. Повременив, кинула на дорогу: – Откуда знаешь, что пришло? – чуть повела головой в сторону Деми. – Сейчас с почты сообщили по телефону. Люба остановилась, на лице недоверие и любопытство. – Правда? – Палец даю на отсечение! – Ну и выражения у тебя, – подошла и села в машину. Настроение у нее, видимо, приподнялось. А машина уже мчалась, оставляя позади себя космы пыли... Письмо у Деми. – Отказали тебе, Демьян Иванович, в призыве в армию, – поспешила ввернуть письмоносец Нина. Деми ежедневно надоедал ей вопросами, нет ли письма с Дальнего Востока. Сейчас его точно кипятком окатило. – А ты откуда знаешь? – в голосе Деми боль перемешана со скорбью.

– Читала, – улыбнулась Нина его замешательству. Деми машинально сунул письмо в карман. – Что ж спрятал? Давай прочитаем, – предложила Люба. Незаметно вытащила конверт за торчавший из кармана уголок и отошла к окну. Деми стоял как пригвожденный. Попросить бы у Любы назад конверт, а как попросишь: сам же пригласил читать. Меж тем Люба читала вслух: «Уважаемый товарищ Буров! Командование ОДВКА получило Вашу просьбу о желании служить в армии и, ознакомившись со всеми документами, присланными на Вас, приветствует Ваше желание пойти в армию. Штаб ОДВКА согласен зачислить Вас в состав своей армии. Обращайтесь в местный военкомат. Оттуда Вас направят в штаб ОДВКА». Оживший Деми, улыбаясь, погрозил Нине кулаком: – Вот обманщица, лгунья непутевая! А за стеклянным окошечком Нина звенела смехом. Как дерево в землю, вросла в Деми убежденность: только в армии, самой сильной в мире Красной Армии, окончательно найдет он себя. Армия – лучшая школа для молодых, оселок, на котором проверяется человек, совершенно необходимый душе, рвущейся к новой жизни. Только служба в армии поможет ему забыть о горьких годах бродяжничества, даст смысл и цель будущему. Поэтому Деми многие ночи не спал, волнуясь в ожидании призыва. Получив письмо, Деми сразу же отправился в военкомат. Два дня не отходил от военкомата. Наконец военком ему сообщил: – Ну, Демьян Иванович, готовься! Можешь отправляться. Хоть сейчас. – Я готов.

ка, поднятая вихрем, взлетел в воздух на сильных руках отца. – Я скоро выйду, не задержусь, – сказал Деми сидевшим в машине военкому и Ивану Федоровичу и с Геней на руках пошел в избу. – Мама дома, сынок? – Нет. – А бабушка? – И бабушки дома нет. Только дедушка. Деми еще и еще обнимал сына, целовал дорогое лицо – здесь, с сыном, оставалась его душа. Деми открыл чемодан, выложил на стол шоколад и разные сладости. – Это тебе, сынок. – А маме? – Маме отдай вот, – подал конверт. – А это тоже тебе – костюм, бабушке – платье, эти подарки – для мамы. – Бойким, здоровым, умным расти, сынок... – Ничего не мог больше вымолвить Деми, бросился из избы. Весть о том, что Деми отправляется в армию, прогудела по всей деревне. Колхозники приготовились его провожать. Как увидели: на улице остановилась машина – мгновенно здесь сбилась масса народу. Только успел Деми выйти из ворот – несколько парней взяли его под руки и потащили, приглашая к себе. День был воскресный,

поэтому проводы собрали всю деревню. Деми уговаривали остаться на ночь, а у него и на час нет терпения. Как ни желал он поскорее уехать, парни и девушки не дали сесть в машину, удержали его и во всю ширину улицы пошли с гармонью и плясками. Провожающие дошли до конца улицы. Там Деми пожал всем руки, сел в машину и поехал, прощально помахивая фуражкой. – Счастливого пути, Деми! – Возвращайся таким, как Чапаев. – Будь командиром, Деми,– задробили вслед голоса. – Будь командиром! – Командиром, Деми! – Как Чапаев, Деми-и-и! – Возвращай-й-ся! Вернувшись домой, Люба услышала в дальнем конце улицы необычный шум. Во дворе ее встретил Геня: по щекам ручейками слезы, голосок ломается от плача. Подал конверт, оставленный отцом. Едва Люба глянула на подпись, выписанную крупными буквами, кровь сошла с лица. Люба подхватила сына и выбежала на улицу. Но увидела только пыль, взлохмаченную машиной... Перевод

224

ПЁТР ЧЕРНОВ

Нины Ермолаевой.

1 Зырет – Удмуртская национальная приправа к блинам. Готовят из молока, яиц и белой муки. 2 – Эй, тулуп-то мой продал? Я думал, ты сбежал, ну и напужался было. 3 – М-м-м... тулуп-то мой ты продавал, так продал, что ли, говорю? 4 – Ой, ты был парень. Я же узнаю тебя. Ты мой тулуп продал, русским теперь прикидываешься, будто не понимаешь по-моему. 5 – А постой-ка, постой, говорю. Д-да ты же был ведь! Почему теперь притворяешься, чтобы не узнали? 6 – Вот, дьявол, только недавно был удмуртом, а сейчас стал русским. Наверно, думает, что не узнаю, кариськем. Њуч сямен гинэ вераськыны туртске но сураськылэ. 7 – А вот на этом самом месте пусть поразит меня бог, а тулуп из вон этот украл. Сам удмурт, а чтобы напугать меня, русским сделался. Только по-русски говорить хочет, да путается. 8 – Удмурт он, удмурт, нарочно он, хочет меня напугать. 9 – А меня запрут? А за что?.. 10 В удмуртском народе говорят, что родниковая вода вытекает деревни Чаша. Выражение означает – отправить на тот свет. 11 Изе по-удмуртски – спит. 12 Ерпечка – егоза, непоседа. 13 СВБ – союз воинствующих безбожников.

...Геня с громким криком выбежал на улицу, едва напротив дома остановилась машина. Как пушин-

Алексей Ермолаев

Пётр Константинович Чернов вордћськиз 1936-тћ арын 13-тћ июле Алнаш ёросысь Сизьгуртын бадњым крестьян семьяын. Атаез Константин Владимирович но нэнэез Пелагея Саввична нылпиоссэс дышетыны тыршизы. Алнаш школаез Чернов йылпумъя азвесь медален. Дышетсконзэ азинтэ Москваысь Ломоносов нимо университетлэн журналистикая факультетаз. Москваын кызьы улэмзэ но дышетскемзэ Пётр Константинович

пыр-поч вера «Егит дыр кырњанъёс» тодэ ваёнъёсаз но. Пётр Чернов улонысь кошкиз 2000тћ арын 24-тћ августэ. Дор сярысь сюлмаськыса. Витьтонэтћ аръёслэн пумазы, дышетсконзэ йылпумъяса, Пётр Константинович Чернов «Удмуртиысь комсомолец» газетлэн редакцияз ужаны кутскиз. Солэн журналистикая удысэ чќлтћськонэз џапак тупаз улон-вылонамы трос воштћськонъёс, выльзэ утчанъёс вакытэ. Егит журналистлэн статьяосаз, очеркъёсаз шќдћськизы ини лэчытэсь, муресь малпанъёс. Со дыре ик шараяськиз авторлэн усто публицист луонэз. Улон-вылонысь лэчыт ужпумъёсты љутылэменыз џош ик, усто ужаз литературной критика удысын но. Черновлэн статьяосыз потэм бере лыдњисьёс, критикъёс, прозаикъёс куспын соос сярысь њырдытэсь вераськонъёс љутскылћзы. Берлогес журналист выжиз художественной но публицистической проза удысэ. «Дась лу!» газетлэн редакциеныз кивалтон вакытаз со юн шќдћз нылпи литература тырмымтэез. Соку ик кылдћз пиналъёслэн война дыръя но война бере аръёсы бадњымъёсын артэ ужаса будэмзы сярысь эпической произведение гожтон мылкыдыз. Солэн люкетъёсыз «Дась лу!» газетын ик потылћзы. «Кузьыт шеп», «Бектыш нюлэс буйга», «Вылга палъёсын сћзьыл» трилогия. Та трилогия Гондырев Матилэн пинал дырыз сярысь. Писатель туж умой возьматћз война аръёсы будэм удмурт пиналъёслэсь (трос удмурт гуртъёсын будэмъёслэсь!) огвыллемгес ужъёссэс но сюлмаськонъёссэс. Тужгес но секыт аръёсы будћзы Матилэн ёзъёсыз. Соин ик пинал героймылэн малпанъёсыз но сюлэмез позыртымонэсь. Со шуэ: малы, пе, колхоз бусые пот уг кизё меда, солэсь вань тысьсэ гуртысь ќй нуысалзы. Иське, кќттыр понна ю-нянь гинэ ќвќл, пот гинэ но уг тырмы! Бен, тћни озьы писатель югдурез но, геройёсызлэсь со югдурлы тупась сямъёссэс но оскы-

225

мон возьматћз. Война но война бере аръёслэсь секытсэс нокудћз но удмурт писатель сокем мур ќз бугырты на. Пётр Черновлэсь «Кузьыт шеп», «Бектыш нюлэс буйга», «Вылга палъёсын сћзьыл» повестьёсын трилогизэ нылпи литература пќлы пыртћськомы. Со шонер, дыр. Дышетскись пиналъёс отысь трос њечсэ, асьсэлы пайдаёзэ тодыны-валаны быгатозы. Умойгес малпано ке нош, со книгаослэсь мур визылзэс выжыятон понна трос дунне адњем но кулэ. Озьы бере, трилогиысь асьсэлы кулэзэ шедьтыны быгатозы мќйы лыдњисьёс но. Зэмос художественной произведениос џем дыръя сыџеесь луо: љогак гинэ уд вала, пиналлы-а, мќйы адямилы-а со гожтэмын. Соизлы но, таизлы но, дыр. Тани Черновлэн ик «Кыклэн огез» повестез. Ма, главной героез – дышетскись пи. Писатель солэсь гужем ужзэ возьматэ. Зэм но, та повесть пиналъёс понна валамон но пайдаё лыдњон. Нош Гирышлэсь бригадирен, дышетћсьёсын, анай-атаеныз кусыпъёссэс басьтоно ке? Ќвќл шат отын бадњымъёслы њеч-њеч малпаськымон югдуръёс? Со малпан сизьымдонэтћ аръёсы йылпумъяськиз «Кузьыт шеп», «Вылга палъёсын сћзьыл», «Бектыш нюлэс буйга» повестьёсын-трилогиен. Та трилогия возьматћз ини Пётр Черновлэсь улон-вылонысь шуг-секытъёсты, туж њугрес ужпумъёсты ватытэк но мур копыштыса возьматыны быгатэмзэ. Сыџе выжыятћсь реализм луиз писательлэн азьланяз гожтэм очеркъёсаз, веросъёсаз, повестяз главной гожъян амалыз. «Дор». Калык но страна понна трос лэсьтыны вуиз ини Василий Николаевич Пислегов – «Дор» веросысь главной герой. Солэн туала улонэз, зэмзэ но, тросэзлы вожъяськымон. «Асьме доры ќсэтћ тэронтэм куно вуэ»,– шуэ со сярысь џош будэм эшез, али колхозысь бригадир Чеботарёв. Бен, геолого-минералогической наукаосъя доктор, институтысь профессор луэмын ини со. Гуртын улћсьёс сыџе нимтулъёсыз уггес но валало, доктор бере, врач кожало. Василий Николаевич тырше пичи дырысеныз гажам удысаз, сое кузпалыз но вала. Шудо солэн семьяез. Со шќдћське, автор сое нимысьтыз уг ке но вера. Писатель, та образэз кылдытыса, мукетыз сярысь малпа: адямилэн улон-вылонын выжыез сярысь, сое ас вордскем шаереныз герњась адскисьтэм но юнэсь нюжаос сярысь. Поэзиын «вань улэмед сярысь» вордскем палъёс пумысен гожъяз вал ини Флор Васильев. Со выллемгес ик сюлмаськонъёсыз «Дор» верослэн авторезлэн но. Кылбурчи со темаез вакчияк, кќня ке чурен лэчыт вераз ке, прозаик сое одћг адямилэн улэмез пыр, рос-прос но котыр ласянь эскерыса суреда. Верослэн сюжетэз огшоры гинэ. Мќйымем профессор, кызь сизьым ар бертылытэк, палэнын ужам адями, вордскем палъёсаз вуэ. Отын кќня ке нунал улэ но витьымтэ шорысь кошке. Вылтћз гинэ учконо ке, со дыр џоже номыр но паймымон ужъёс уг луо. Ваньмыз Василий Николаевичлэн сюлмаз но йырвизьмаз ортче. Дор палъёсаз, пинал дыръяз ветлэм но секыт ужам интыосаз вуэмъя адямилэн тодаз лыктэ вань азьвыл ортчемез, война дыръя пал кылем анаез, солэн черласа

226

кулэмез, аслаз улон сюрес быръемез. Дорызлэсь кыдёкын ас калыкеныз висъяськыса улэмез, мќзмемез. Гуртэныз выльысь пумиськыса, Пислегов, сюлмыз чигымон, малпаське туала гуртлэн пазяськемез, калыклэн отысь кошкемез, адямилэн кыдёке кошкыса но дор палъёсыз азьын кыл кутонэз сярысь. «Тазьы учкыса, янгышез чик ќвќл кадь, нош табере Василий Николаевич ассэ малы ке но янгыш кожа, љож но солы. Юртсы интыяз ке сылысал, оло, сое адњыса, каньылгес луысал». Та – ас улонэз понна калык азьын кыл кутонэз мур валась адямилэн мылкыдыз. Со уг вунэты: «Юбергурт ёросъёслэн адямиез тужгес ик секыт курлан кылзы – «юрт быдтћсь». Сыџеез тћни Василий Николаевич вылэ пиналысен вуиз. Тћни озьы, «бадњыме потэм» мурт, профессор, гурт калык азьын «юрт быдтћсь» адњиське. Сое нокин озьы уг пыкылы, соин данъясько, солэн портретэз школаысь музейын, со сярысь пинал ныл-экскурсовод аслыз (сое тодматэк) ушъяса вера. Озьы ке но аслаз Пислеговлэн сюлмыз интыяз ќвќл, уката ик гуртысьтыз трос куштћськем юрт бервылъёсыз адњемез бере. Палэнын улыса, Василий Николаевич шаерезлэсь гинэ ќвќл, удмурт кылызлэсь но туж мќзмиз. Кытчы гинэ вуылћз, со удмурт сямен вераськисьёсты утчаз. Вань веросын «юрт кутћсьёс» но: Шакта агай (шонергес ке – со ачиз сокем ќвќл, солдатэ кошкыса, мылыз потытэкгес вуиз ас гуртаз, юртсэ Катьырна кузпалыз возиз, табере ини Шакта агай юртэз сярысь но, колхозэз сярысь но њеч сюлмаське). Юбергуртысь бригадир Валентин Пантелеевич Чеботарёв, Василий Николаевичен џош будэм Паньки Валя. Макем соос ог-огзылэсь пќртэмесь! Шакта агай вуж сямъёслы но мултэсгес оске (сое пиналысен аслэсьтыз трослы бадњым нылэн паръязы, табере, ачиз но пиезлы, сое гуртэ кельтон вылысь, ачиз ик кузпал синйылтэ ини), дунне валанэз но, оло, сокем паськыт ќвќл, нош огъя гурт ужпумъёс со понна аслаз ужпумъёсыз кадь ик. Чеботарёв нош бригадир луэменыз но, юрт кутыны быгатэменыз но ушъяське, нош ас гуртэзлэн тусбуйыз но, отысь шал-шал кылем буш интыос но, сюрес но – солэн ужез ќвќл. Со ассэ гинэ тодэ. «Ымнырам сурон ке но лякизы, мон сыџеосын ноку уг ушъяськы», – шуэ со сярысь Шакта агай. Кин юрттоз гуртлы калык радэ потыны? Сыџе сюлмаськон ик зћбе веросысь главной героез. Бен, Шакта агай кадьёс гуртын ќжыт ќвќл, соос кужымзыя тыршо. Нош со гинэ тырмыт ќвќл. «Гуртлэсь зумытсэ кема гинэ њузьылыса улћз город. Табере со пунэмзэ тырыны кулэ. Гуртысь потэмъёс но мед тырозы», – вера та сярысь Шакта агай. Озьы бере, та уж Василий Николаевич вылэ но усе. Пётр Черновлэн прозаез – малпаськытћсь проза. Писателен џош асьмеос мур но куддыръя секыт малпаськонэ усиськом егит дырмы, эшъёсмы, дормы понна кыл кутон сярысь. Та њугрес но полэсо-полэсо югдуръёсты Чернов пќртэм ласянь возьматћз «Дор», «Казак воргорон» повестьёсаз. «Казак воргорон». Пётр Константинович повестяз пќртэм учыръёс пыр возьматэ одћг гуртын вордћськем но будэм пиосты. Та пиослэн пичи дырзы огазьын ортче. Паля но Гирыш џошен шудонъёс (шахмат но шулан) лэсьто, њазег возьмало, колхозникъёслы юрттћсько.

Палялэн семьяяз пизэс ярато, солы котьма басьто: фотоаппарат, велосипед. Автор геройзэ визьмоен, котьма быгатћсен возьматэ. Со тодэ ини мќйыослэсь но кусыпъёссэс. Ассэ со эшъёсыз сярысь вылћынгес возе. Солэн азьлань улонэз но малпамын ини: солэн эркын улэмез потэ, нокинлы йыбыртъяськытэк, ас малпамезъя. Но быдэ вуэм бераз Палялы малы ке уг удалты улонын. Со пумиське трос шуг-секытъёсын. Армиын дыръяз

кулэ атаез. Городын улыкуз, кельшымон уж шедьтэ бырон азязгес гинэ. Уг быгаты Паля Москваысь институтэ пырыны. Семьяез но њеч-њеч ќвќл. Трос нылъёс пќлысь быръем чебер кышноез со дорысь кошке. Мотоциклэн ветлыкуз, пыдзэ нош ик вќсь каре. Улонысь но кошке, аварие сюрыса. Бен, потто солэсь снимокъёссэ профессиональной журналын, возьмато нефтяникъёслэн юртсы азьын стендын. Но со ваньмыз кулэм бераз ини. Малы меда сыџе вал улонэз Палялэн? Кин янгыш? Анай-атаез, оло нош, эшъёсыз? Юанъёс, юанъёс бергало йырын. Оло нош, обществомы уг адњы, уг быгаты нылпизэ визьмо утьыны, сюрес вылэ юн-юн пуктыны. Чернов улон-вылонэз кызьы вань озьы, сое чеберъятэк, кќтерма вылэ љутытэк, возьматыны тырше. Отысь, куддыръя шуккиськыса, вќсь карись сэрегъёссэ, чальтчылонъёссэ, букосъёссэ, усьылонъёссэ но ватытэк. Таџе сюрес литератураын вольыт гинэ сюрес ќвќл. Озьы ке но самой кулэез, самой зэмосэз сюрес. Реализм сюрес. Пётр Чернов, мон сямен, туж кышка ялан огдышем сямен гожъяськонлэсь. Произведениезлы быдэ со утча улонысь выль материал но, малпанзэ выль сямен, тужгес но шонергес, яркытгес, лэчытгес веран амалъёс но. Утча удмурт кылмылэсь вань узырлыкъёссэ уже паськытгес кутон амалъёс но. Узырмытыны тырше литературной кылмес. Ќвќл, со ноку но вольыт гинэ гожтыны уг тыршы. Солэн гожъямъёсаз шедьыло куд-ог лыдњисьёслы мертчылћсь шиосыз но. Шедьыло котькуд гуртын ик пумиськылымтэ кылъёсыз но. Ой, кыџе уг кельшы кудогезлы огдышем ќрысь потћсь мае ке лыдњон! Писатель нош ялан ас сюрессэ выльдэ.

Черновлэсь гожъямъёссэ лыдњыса, мон тани ма сярысь ялан малпасько. Мыным со сярысь огаз лыдњисьёсын пумиськонын но веразы. Лыдњиськод солэсь произведенизэ – ялан шќдћськод: со ноку но веранзэ мултэс кушаса уг мугылля. Ялан шќдћськод, мазэ ке но вератэк, валэктытэк кельтэ. Юри. Лыдњись ачиз но мед малпалоз шуыса. Мынам малпамея, со художниклэн бадњым быгатонэз. Черновлэн гинэ ќвќл, мукетъёслэн но. Тодамы ваём ай Александр Твардовскиез ик: «Я не то ещё сказал бы, про себя поберегу». Мон малпасько, тћни со – «ас йырам возё» – луыны кулэ котькудћзлэн писательлэн ужаз. Мултэс кушатэк, лыдњисьлы аслыз малпаса, образэз, писательлэсь мур но бадњым малпанзэ ас валанэныз, ас улон сюресэныз, адњеменыз-«висёнэныз» ваче вуттыны быгатон. Мар вань меда гожъясь адями понна солэсь но бадњымез! Озьы луон понна нош текстын котькуд кыл интыяз но самой кулэез гинэ мед луоз ук. Сотэк лыдњисьлэн сюлмаз но визьмаз йќтскыны уд быгаты. Нош троссэ туала писательёсыз лыдњиськод но – соослэн вань малпанзы-мадёнзы вупульы кадь вылаз гинэ лќптэмын: оло верос лыдњиськод, оло газет. Ма, тросаз кылбуръёсын но озьы ик луэ. Роман шуонъёсын но. Лыдње ай нош Пётр Черновлэсь, шуом, «Дорзэ» я «Казак воргоронзэ». Отысь нокуд люкетысьтыз но пырак уд лыдњы, Василий Николаевич Пислеговлэн бырем гуртэз сярысь сюлэм висёнзэ мултэс кылъёсын валэктэмез. Сое асьмеос адњиськомы, сюлмынымы шќдћськомы, героймылэсь выросъёссэ но малпанъёссэ тодыса. Нокытын но писатель пырак уг вера дорез яратон сярысь чебер кылъёс. Асьмелэн сюлмамы нош уг шат пыџа самой со дуно малпан? Яке басьтэ олокыџе но ужлы киыз мынћсь Паляез. Нош та геройлэн улон сюресэныз тодматскыса, йырысьтымы уг ни поты асьме обществоын сыџе быгатћсь адямилэн мултэс, кулэтэм луэмез сярысь малпан. Со сярысь автор нокытын но ас кылыныз пырак уг ке но вера. Черновлэн котькуд произведенияз вань сыџе «ватэм», пырак верамтэ малпанъёсыз. Соосыз валан понна произведениез сакгес лыдњыны гинэ кулэ. Та повестьёс дыртћд-вуттћд гинэ лыдњон вылысь гожтэмын ќвќл. Мур малпаськыса лыдњон вылысь гожтэмын. Пётр Черновлэн самой яратоно жанрез – пичи повесть. Самой со пичи повестьёсыныз ик писатель удмурт литератураямы дано инты но басьтыны быгатћз. Писательлэсь пичи жанръёсы кыстћськемзэ умой валэктыны луэ «лушкем» кылзэ вератэк кельтыны, малпанзэ «кушатэк» возьматыны быгатэменыз. Соин ик «Дор» я «Казак воргорон» выллем повестьёсысь асьмеос тодыны быгатћськомы сомында, кудмында верамын уг луы куд-ог бадњым трилогиосын но тетралогиосын. Тћни соин ик мон нокызьы огкылысь луыны уг быгатћськы романэз гинэ литературалэсь самой азинскемзэ возьматћсь жанр шуись литературоведъёсын. Ижкар, 2006-тћ ар.

227

Блажен человек, который на Господа возлагает надежду (Псалтирь: Псалом 39:5)

Разговор со своей учительницей Милая, добрая, Зоя Алексеевна! В эти годы произошли два события, которые напомнили о моем перед вами долге: сказать вам чистосердечно тау! спасибо! – за участие в Международной научной конференции, посвященной моему 65-летию. А главное за то, что Вы есть, за то, что Вы так много трудитесь – во славу удмуртской науки – литературоведения. Удивляюсь Вашей трудоспособности, любви к своему предмету, но более всего – любви к человеку. Удивляюсь еще многому тому, что есть в Вас, Вашей удивительной памяти. Это уже дар Божий. А еще захотелось поделиться со своим учителем своими мыслями, думами, что накопилось в моей душе, особенно после выхода очередной богатой по содержанию, увесистого по объему вашей книги под названием «Всюду – жизнь» (Ижевск, 2008). Недавно у знакомых по телевизору посмотрел «Идиота» Достоевского, поставленного еще в далеком 1958 году. Посмотрел гениальный фильм и вспомнил всех вас, моих преподавателей русской, зарубежной, удмуртской литературы Б.О. Кормана, В.И. Петровского, Н.А. Ремизову, В.А. Ланцузского, Ю.А. Пиявского, Д.А. Яшина и вас, конечно, Зоя Алексеевна. В какие добрые времена, у каких прекрасных преподавателей Господь сподобил мне учиться! Что касается фильма, помимо материала самого Достоевского, восхищает утонченная, поражающая воображение прекрасная режиссура и игра артистов. Ныне модно ругать советское прошлое и социалистический реализм, но и в тот период в жизни народов СССР были созданы шедевры искусства, вошедшие в сокровищницу мировой культуры. Ни в какое сравнение не идут современные авангардистские постановки с той, что было осуществлено еще в середине XX в. Лекции по Федору Достоевскому нам читала замечательный педагог Нелли Александровна Ремизова (Царство ей Небесное, в конце 2008 г. она почила, ушла в мир иной, а в этом мире мы с ней часто в одном храме молились; она корректировала, писала рецензии на мои художественные произведения). Она так умело, так утонченно входила сама и нас вводила в сложнейший духовный, психологический мир героев гениального писателя, в жизненные коллизии тех далеких предреволюционных времен – страдающего, мучающегося российского общества и ее людей – городских низов, страдания «маленького» человека. Нелли Александровна выносила и показывала нам золотые крупинки от правдивого изображения жизни той сложнейшей эпохи, в недрах которой могло зародиться революционное движение, перевернувшее жизнь всех классов и прослоек Российского общества. Октябрьская революция – это зло, а может быть, и благо? Зло: миллионы безвинно убиенных и умученных священнослужителей, интеллигенции, трудолюбивой прослойки крестьянства, так

228

называемых кулаков, не говоря уже о дворянах, купцах, заводчиках, государственных чиновниках, офицерском составе царской армии. Умучен был и сам царь – помазанник Божий – со своим святым семейством и родственниками. Были закрыты, осквернены, взорваны храмы Божии, монастыри, духовные учреждения, принадлежащие Русской Православной Церкви, но также и мечети, синагоги, буддийские храмы, католические, лютеранские костёлы и кирхи, даже языческие кумирни – куала. Брат пошел против брата, сын против отца, отец против сына, один класс против другого... Полилась невинная кровь всех народов Российской империи от берегов Балтики до Тихого океана. Миллионы людей – самая высокообразованная часть Российского общества, не только белогвардейцы, царедворцы, дворяне, епископат Русской Православной Церкви, чиновники высоких рангов, но и ученые, писатели, артисты, художники, рядовые священнослужители, часть рабочих и крестьян ушли в эмиграцию. В числе эмигрантов был и мой земляк, автор самой любимой удмуртами песни-гимна «Њеч лу шуид но тон кошкид» («Сказал прощай и уехал») Никифор Корнилов, который работал вместе с Трокаем Борисовым в газете «Гудыри». Здесь он печатал свои стихи, публицистические статьи. Он лично был знаком с К. Гердом, Ашальчи Оки, Айво Иви, а с Майоровым он был из одного села – Верхняя Игра Граховского района. О своем земляке я опубликовал несколько статей, ценный материал представил его сын, живущий в городе Дулиничи Калужской области. Из вашей книги, Зоя Алексеевна, я узнал о ваших детских и юношеских годах, проведенных в среде оренбургских (уральских) казаков. Какие были времена, какие страсти разгорелись в связи с революцией, гражданской войной, коллективизацией! Как в «Тихом Доне» и «Поднятой целине» Шолохова. Какие беды, трагедии, мучения выпали на долю вашей семьи, родственников, односельчан! Сколько смертей безвинных людей! Все эти события достойны пера Достоевского, Солженицына, Шолохова, Распутина. Но с другой стороны, возникает и такой вопрос: кем бы Вы стали, конечно же, и я тоже, если бы не эта революция? Сельской учительницей или преподавателем городского училища, не ведающей о каких-то финно-уграх и об одной из их ветвей – тихих, мирных удмуртах, живущих в тиши на лесных просторах Волго-Камья. Конечно же, вы были бы известны, любимы в своей казачьей округе, на родной станице, и в городе, были бы такой же красивой, доброй, благородной... Но едва ли бы стали таким известным ученым-литературоведом, автором многочисленных статей и монографий, имеющей многочисленные награды, почетные звания, любимым человеком целого народа – удмуртского. Признание, любовь, награды, конечно же, Вы добились кропотливым трудом, но нельзя исключить и тот момент, что советская власть дала возможность закончить аспирантуру, защитить диссертацию, стать ученым с большой буквы. Ныне Вы известны не только в российских городах, но во всем финно-угорском ученом мире. Оренбургская и удмуртская земля должны гордиться вами. Благодаря советской власти мне, простому крестьянскому сыну, удалось получить высшее образование, закончить аспирантуру и защитить докторскую диссертацию. Милостивый Господь мне удостоил прикоснуться к святому делу – переводу Библии на удмуртский язык. Все герои Ваших статей, очерков тоже воспитанники советской власти. Каждому гражданину страны Советов были открыты двери для учебы, даны возможности в развитии родного языка и культуры всех без исключения народов многонационального государства. Учеба и медицинское обслуживание были бесплатными. Из нашего 740-тысячного удмуртского народа вышли десятки докторов наук, сотни кандидатов наук самых разных специальностей. Подобное явление было исключено в царской России. Благодаря той колоссальной просветительской, педагогической работе, буквально за какие-то семь десятков лет из нашего народа вышли специалисты почти всех сфер человеческой деятельности – от простого сельского учителя до конструктора современной технической аппаратуры, до генерала армии, ректоров авиационного, медицинского, сельскохозяйственного институтов, кандидатов богословия, профессоров институтов, университетов, академий и т. д. Только из одной моей удмуртской деревни вышли два кандидата и один доктор наук. В России после крушения могучей страны, именуемой СССР, вновь кризис, точнее он с 90-х годов прошлого века не прекращался, но сейчас он вошел в новую – общемировую фазу. Рабочих увольняют, учреждения культуры, малокомплектные школы на селе закрывают – нет денег у баснословно богатой всеми минералами страны. Более 20 тысяч населенных пунктов исчезли уже с карты России. До каких пределов дойдет этот процесс? Кто будет нашим детям выращивать хлеб? Запад? А если и на Западе кризис, что тогда? Кризис в экономике приводит к кризису души человека: коррупция властных структур, ложь, погоня за богатством, за славой – в верхах; пьянство, наркомания, тунеядство, лень – в низах; блуд отступление от Божиих заповедей – и тут, и там. По справедливому Божьему закону, с покаянием в грехах, с любовью к Богу и к Его созданию – человеку, природе – редко кто хочет жить. За все злодеяния, за непочитание своего Творца, на землю приходят глад (голод), моры

229

(болезни), землетрясения, наводнения, аварии, крушения, войны. Ибо Господь говорит: «Мне отмщение, Аз воздам» (Послание к римлянам 12:19; Второзаконие 32:35-41). В великий христианский праздник – в день Святой Пасхи – в 9 храмах Ижевска собралось около 3200 человек. Но это же 0,5 % от всех жителей города. А где же 99,5 %? В чудной Божией книге, Псалтири, сказано: «Блажен человек, который на Господа возлагает надежду свою, и не обращается к гордым и уклоняющимися во лжи» (Псалом 39:5). «Не бойся, когда богатеет человек, когда слава дома его умножается, ибо умирая не возьмет ничего; не пойдет за ним слава его... Но он пойдет к роду отцов своих, которые никогда не увидят света» (Псалом 48:17-18;20). Мудрейший из мудрейших из всех народов и всех времен Екклесиаст говорит: «...мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! Мудрый умирает наравне в глупым» (Екклесиаст 2:16). «Все идет в одно место; все произошло из праха, и все возвратится в прах» (он же, 3:2), «а дух возвратится к Богу, Который дал его. Суета сует, сказал Екклесиаст, все – суета! «Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека; ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо» (он же, 12:7-8; 13-14). Милая, добрая, Зоя Алексеевна! С удовольствием прочитал Ваш новый труд. Еще ближе ознакомился с жизнью и творчеством многих известных, выдающихся и менее известных, может быть, и совсем не выдающихся таких, как я, деятелей русской и удмуртской культуры, литературы, искусства, творческих работников, ученых. Вам Богом, наверное, дана такая добрая черта: видеть в людях только доброе, возвышенное. В этом отношении я по-доброму завидую вам, Зоя Алексеевна, добрая душа, интеллигент высшей пробы. Это мое сугубо личное мнение. Было время, и я тоже о людях говорил в возвышенных тонах, с похвальбой, а позже выяснялось, что нередко моя похвальба возвращалась ко мне бумерангом, начиненной завистью, недоброжелательностью. Несколько раз мне говорили: «Отец Михаил, ты всех нахваливаешь, ты всех судишь по себе, потому что ты сам добрый человек, и тебе кажется, что все люди такие же добрые». Эта черта в моем поведении, наверное, восходит к отношению к людям своего круга моих родителей, вероятно, и к периоду воспитания в коммунистическом духе подрастающего поколения. Когда я еще не знал Священного Писания и десяти Божиих заповедей, мерилом жизни служил «Моральный кодекс строителей коммунизма», вырванный из Библии и переделанный, перелатанный на свой лад идеологами коммунизма. Справедливости ради надо сказать: он многих спасал от моральной деградации, в каком состоянии находится ныне наше Российское общество. Подавляющее большинство людей в России не верит ни во что. Точнее будет сказать, верит во все: верит всяким лжепророкам, ясновидящим, экстрасенсам, восточным культам, разного рода магии, язычеству, разным сектантам и т. д. и т. п., но не своему Творцу Господу Богу, нашему Судье, а Его суда не избегнет ни одна человеческая душа. Когда начинаешь говорить об этом окружающим тебя людям, они отворачиваются от тебя, считают меж собой тебя каким-то ненормальным, больным человеком, а некоторые просто презирают и ненавидят за проповедь слова Божия. Я встречался и с такими. Милая, добрая Зоя Алексеевна, Христа ради прошу Вас, простите за то, что я сейчас выскажу свое сугубо личное мнение по поводу «очень положительных», можно сказать, «сверхположительных» героев из некоторых Ваших очерков. Их фамилии, имена не назову – не хочу никому нанести личной боли, ибо в последние два десятилетия, особенно после прихода в Церковь, продолжения работы в науке, литературе, с началом перевода Библии, богослужебной литературы, враг рода человеческого – дьявол – через своих людей нанес мне уже столько болей, сам удивляюсь, как я еще жив и пытаюсь еще что-то писать... Знаю воочию, что такая боль, нанесенная не всегда справедливо, не по делу. Этого безыменного, сверхположительного героя (скорее всего, это собирательный образ), чтобы и его не обидеть (действительно, он очень умен, начитан, талантлив, умеет, где надо произносить прекрасные речи, говорить комплименты в зависимости от положения человека в обществе.) Внешне очень интеллигентен, импозантен – целая гора положительных качеств, назовем «человек-икс». Какие только положительные качества могут быть в человеке, все сосредоточено в «человеке-икс»; о делах его, о творческих успехах уже не приходится говорить – чуть не во всем мире они известны; все человеческие поощрения, награды, звания ему присвоены; правители всех рангов его высоко ценят и по достоинству награждают и т. д. и т. п. Остается только возвести его в «цари», посадить на царское кресло и кланяться ему как кумиру народа. Но в Библии сказано: «Всяк человек ложь» (Псалом 115:2); «Бог верен, а всякий человек лжив; нет праведного ни одного; нет разумевающего, никто не ищет Бога; все совратились с пути, до одного негодны: нет делающего добро, нет ни одного. Гортань их – открытый гроб; языком своим обманывают; яд аспидов на губах их; уста полны злословия и горечи... Нет страха Божия пред глазами их» (Послание к римлянам 3:4; 10-14; 18; Псалом 13:1-3; 52:4; 35:2). Вели-

230

кий царь, псалмопевец Давид о таких людях говорит: «Осуди их, Боже, да падут они от замыслов своих; по множеству нечестия их, отрини их, ибо они возмутились против Тебя» (Псалом 5:11). Эти грозные слова относятся к очень далеким от нас временам, отступникам от Бога, но мир мало чем изменился в вере Бога и в жизни по Его заповедям от тех далеких времен, а ведь в те времена на земле были еще благочестивые люди и праведные правители. Где они сейчас? Если вновь вернемся к «человеку-икс», то об одном из этих «иксов-человеков» один знакомый сказал, что этот «сверхположительный герой» нанес ему в жизни столько боли своими сверхинтеллигентными нравоучениями... А другой знакомый говорит, что когда видит навстречу идущего «человека-икс», переходит на другую сторону улицы, чтобы избавиться от язвительноинтеллигентнейших инъекций-уколов, после которых от душевной боли хочется кричать: «Караул! Мне страшно больно! Оставьте меня, не трогайте больше, я маленький человек, дорогу вам никогда не переходил и никогда не перейду, оставьте только меня в покое...» Вот бы, думаю, «человека-икс» встретить с Достоевским или Чеховым... Каким бы они его увидели? Может быть, этого, абсолютно положительного, идеального сверхчеловека, они спустили из идеального мира его обитания в реальный, лежащий в человеческих пороках, земной мир, в среду обитания «маленьких людей», копошащихся, и с трудом, на своем горбу, добывающих хлеб насущный? И вновь вернемся в мир Библии: Господь наш Иисус Христос в Нагорной проповеди своим ученикам-апостолам сказал: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное» (Евангелие от Матфея 3:3). А кто они – «нищие духом?» Что за такое странное выражение? – А это люди, не превозносящиеся, не кичащиеся своими достоинствами; имея множество талантов, положительных качеств, их они, говоря современным языком, не афишируют, наоборот – скрывают, чтобы люди их не заметили и не начали их превозносить. Святые отцы, как огня боялись похвалы, ибо они знали, что из похвалы рождается гордость – мать всех пороков, грех из грехов. И еще: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня; радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас. Вы соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям. Вы – свет мира... Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Евангелие от Матфея 5:10-14; 16). Господь наш Иисус Христос через своих учеников-апостолов сказал нам, верующим христианам, что мир нас будет ненавидеть, ибо прежде нас он возненавидел Самого Спасителя. «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» (Евангелие от Ио¬анна 15:18-19). Милая, добрая моя учительница Зоя Алексеевна! Я не знаю как и благодарить, славить Господа Бога моего за то, что Он меня, неключимого раба Своего, вывел из внешне сверкающего, блестящего, пресыщенного, славящегося, но утопающего в бесчисленных пороках, грехах мира, за то, что Он привел меня в Свой – Божий храм и дал в руки Свою Благую Весть, чтобы я устроил свою жизнь по Ней. Конечно же, не все получается по Его животворящим заповедям... Но я теперь знаю, что такое грех, куда он приводит человека. За все, слава Богу! Я очень хочу, чтобы все герои ваших очерков, все мои сродники, друзья, знакомые, весь мой многострадальный удмуртский народ – все, все люди и народы мира взяли в руки Благую Весть Христа Спасителя и устроили свою жизнь по Божиим заповедям, чтобы не гонялись за земными благами, наградами, званиями. Все эти «блага» не угодны Богу. Все это тлен – богатство, слова, награды. Что это за жизнь без Бога? Что это за путь, который не ведет к Богу? Дорогие братья и сестры, давайте все вместе прочитаем только один маленький кусочек Священного Писания – Псалом 145 (я его прочитал еще будучи студентом-первокурсником и душа моя вострепетала): «Хвали, душа моя, Господа. Буду восхвалять Господа доколе жив; буду петь Богу моему, доколе есмь. Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения. Выходит дух его, и он возвращается в землю свою; в тот день исчезают все помышления его. Блажен, кому помощник Бог Иаковлев, у кого надежда на Господа Бога его, сотворившего небо и землю, море и все, что в них, вечно хранящего верность, творящего суд обиженным, дающего хлеб алчущим. Господь разрешает узников; Господь отверзает очи слепым, Господь восставляет согбенных; Господь любит праведных. Господь хранит пришельцев, поддерживает сироту и вдову; а путь нечестивых извращает. Господь будет царствовать во веки, Бог Твой, Сион, в род и род. Аллилуйя». Аминь. Ваш ученик, ныне протодиакон Михаил Атаманов (годы учебы в УдГУ – 1970–1975 гг).

231