Журнал Лабиринт №2 2013

Page 1


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

СОДЕРЖАНИЕ РЕДАКЦИЯ главный редактор М. Ю. Тимофеев (д-р филос. наук) ответственный секретарь Д. С. Докучаев (канд. филос. наук) редакционная коллегия Д. Н. Замятин (канд. геогр. наук, д-р культурологии) Москва, Россия А. В. Зобнин (канд. ист. наук) Иваново, Россия О. В. Карпенко Санкт-Петербург, Россия

МЕСТО КАК ОБЪЕКТ ЖЕЛАНИЯ: ПУТЕШЕСТВИЕ, ПАЛОМНИЧЕСТВО, ТУРИЗМ, МИГРАЦИЯ

3

И. Л. Савкина Переписывая себя: репрезентации советского опыта в автобиографиях и интервью мигрантов из России в Финляндию

28

А. В. Толстокорова «Унесённые ветром»: постсоветское поколение украинских женщин-мигранток

45

К. Е. Балдин Русские в Cвятой земле: паломнические дневники как источник

62

В. А. Суковатая, М. Дамирова Рулетка как метафора путешествия в романе Ф. М. Достоевского «Игрок»

М. П. Крылов (д-р геогр. наук) Москва, Россия М. А. Литовская (д-р филол. наук) Екатеринбург, Россия

ЭССЕ

74

А. Е. Левинтов Не хлебом единым

80

М. Ю. Тимофеев Перемена мест (Отрывки из ненаписанной книги)

А. Г. Манаков (д-р геогр. наук) Псков, Россия Д. В. Маслов (канд. экон. наук) Иваново, Россия Б. Оляшек (д-р филол. наук) Лодзь, Польша Н. Радич (д-р филос. наук) Белград, Сербия И. Л. Савкина (д-р философии) Тампере, Финляндия

ХРОНИКА

111

О.А. Довгополова, А.А. Каменских "Эсхатос". Научно-образовательный семинар по философии истории. Одесса-Пермь, 2010-2013

116

АННОТАЦИИ

119

SUMMARIES

121

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

В. М. Тюленев (д-р ист. наук) Иваново, Россия В. П. Хархун (д-р филол. наук) Киев, Украина О. В. Шабурова (канд. филос. наук) Екатеринбург, Россия В. Г. Щукин (д-р филол. наук) Краков, Польша e-mail: editor@journal-labirint.com ISSN 2225-5060 Издатель: Докучаева Наталья Александровна Адрес издательства: 153005, Россия, г. Иваново, улица Шошина 13-56

Электронная копия сетевого научного издания «Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований» размещена на сайтах

www.ceeol.com,

www.elibrary.ru, www.indexcopernicus.com, www.journal-labirint.com

2


3

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 МЕСТО КАК ОБЪЕКТ ЖЕЛАНИЯ: ПУТЕШЕСТВИЕ, ПАЛОМНИЧЕСТВО, ТУРИЗМ, МИГРАЦИЯ

И. Л. Савкина

ПЕРЕПИСЫВАЯ СЕБЯ: РЕПРЕЗЕНТАЦИИ СОВЕТСКОГО ОПЫТА В АВТОБИОГРАФИЯХ И ИНТЕРВЬЮ МИГРАНТОВ ИЗ РОССИИ В ФИНЛЯНДИЮ

Русский клуб финского города Тампере почти ежегодно проводит литературные конкурсы, на которые неизменно поступает несколько десятков работ. Бывшие россияне, по разным причинам переехавшие в Финляндию, присылают свои стихи, рассказы и очерки, часто замечая в сопроводительных письмах: «Никогда раньше не писал/а, а вот теперь…». Мотивация их понятна — рассказывание, нарратив, — это доминантный, если не единственный способ упорядочить и осознать, отрефлектировать собственный опыт, а в ситуации перемены страны, языка и участи вербализация опыта в художественной или документальной форме — способ конструировать новую идентичность или, вернее, один из инструментов, с помощью которого осуществляется (а не только фиксируется!) процесс де/реконструкции идентичности. Мигрант или, точнее, «мигрирующий человек» становится одной из типичных или даже ключевых фигур «текучей современности», а значит написанные мигрантами или записанные за ними тексты попадают в зону особого внимания. Они являются ценнейшими источниками, которые, однако, надо понимать и использовать не как имеющийся в наличии «фиксированный» ресурс, склад готовых к употреблению сведений, а как субъективные, динамичные, идеологически и жанрово сложно сконструированные риторические практики. Излагаемые в этих текстах факты и мнения возможно интерпретировать только с учетом того, кто, кому, с какой целью, в каком контексте и внутри какой жанровой традиции говорит/пишет. Исходя из вышеизложенных установок, я хочу в данной статье проанализировать некоторые аспекты репрезентации собственного (советского) опыта в автобиографических сочинениях и интервью мигрантов, переехавших в Финляндию из стран бывшего Советского Союза. Большая часть этих переселенцев попала в Финляндию по так называемой


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 программе «возвращения ингерманландцев1 и других соотечественников» после того, как в 1990 году президент Финляндии Мауно Койвисто торжественно заявил, что каждый, в ком течет финская кровь, может вернуться «домой». После этого приглашения в Финляндию переехало более 30000 ингерманландцев. Однако «финскость»2, которую они должны были удостоверить уже до переезда, оказывалась проблематизированной в новой стране пребывания: иммигранты «с Востока» не воспринимались как финны местным населением, и национальная самоидентификация переселенцев не является однозначной (многие определяют себя как русские или «люди русской культуры»). В новой стране они оказывались в ситуации маргинала или Чужака3 в этническом, культурной и социальном смыслах. Предметом моего исследования являются две группы текстов. Во-первых, это автобиографические повествования, присланные на конкурс сочинений «Maahanmuuttaja tarina — Kerro elämästäsi omin sanoin» («История эмигранта. — Расскажи свою жизнь своими словами»), который был проведен по инициативе социолога из университета г. Тампере Лауры Хуттунен (Laura Huttunen) в 1997 году. Во-вторых, это устные неструктурированные интервью, собранные у переселенцев в Финляндию из республик бывшего СССР в рамках исследовательского проекта автора статьи под названием «История моего переезда» (интервью собирались в течение 2004-2010 гг.). Тексты первой и второй группы различаются по жанру, способу фиксации, времени создания. Но самое главное — у них разный адресат, разное ты, по отношению к которому риторически конструируются «послание» автора. Тексты первой группы обращаются к «внешнему» финскому читателю, которому «чужаки» (в терминах Баумана) пытаются продемонстрировать свою неопасность, лояльность и свое право быть понятыми и принятыми. Тексты интервью — это ответы на вопросы «своего», человека сходного опыта, который скорее обозначается как один из нас, как часть солидарного мы. Поэтому и исследовательские вопросы, которые ставятся в данной статье по отношению к этим двум группам текстов, и пути интерпретации текстов будут во многом различны. Однако в обоих случаях 1

Ингерманландцы — это финно-угорский народ, исторически населявший сегодняшнюю территорию Ленинградской области, часть Карелии и северо-восток Эстонии. В годы сталинских репрессий ингерманландцев массово ссылали в лагеря. В 1943 году Финляндия приняла ингерманландцев, которые были на оккупированной фашистами территории, а в 1944 году, опасаясь осложнения отношений с Советском Союзом, выслала их назад в СССР, где они вновь подверглись гонениям. Программа репатриации ингерманландцев обосновывалась чувством исторической вины, хотя имела и экономические причины. 21 января 2011 года тогдашний президент Финляндии Тарья Халонен подписала закон об отмене репатриации финновингерманланцев, которые после завершения переходного периода смогут переехать в Финляндию только «на общих основаниях». 2 Финскость, как показывает, исходя из анализа работ финских социологов и опросов финских граждан О. Давыдова, понимается «этногеологически» — то есть, как биологическое происхождение плюс общность культуры. Только гражданства, юридической связи между личностью и государством недостаточно для социального членства, которое предполагает культурную компетентность [5]. 3 О социологических концепциях маргинальности и образе «Чужака» см., напр. [4].

4


5

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

в центре нашего интереса оказывается проблема репрезентации авторами/респондентами их советского опыта изнутри новой жизненной ситуации.

Автобиография как алиби

В конкурсе «История эмигранта. Расскажи свою жизнь своими словами» могли участвовать эмигранты в первом поколении из любой страны; в условиях оговаривался объем сочинения (максимум 40 листов) и то, что с разрешения автора, сочинения будут пофински опубликованы в сборнике, адресованном широкому читателю, и использованы в научных целях [14, с.18]. Всего было прислано 73 сочинения, 28 принадлежало к интересующей нас группе1. Из них 21 сочинение написано женщинами, 7 ─ мужчинами, 24 автобиографии написаны на русском языке.2 Я использую материал русскоязычных конкурсных автобиографий с любезного разрешения Лауры Хуттунен. В отличие от нее я анализирую не выборочные, а все русскоязычные тексты в оригинале. Меня интересует позиция пишущего, то есть то, как он себя позиционирует в реальном времени и пространстве и в пространстве письма, с какого места, с какой целью и для кого он пишет и как во всем этом участвует концепт «советскости». 24 исследуемые текста можно разделить на следующие группы: 4 текста ингерманландцев старшего поколения, в детстве переживших репрессии по национальному признаку; 11 сочинений детей и внуков ингерманландских финнов, приехавших по программе «возвращения на родину»; авторами 5-ти текстов являются русские жены финнов, 3-х — матери русских жен финнов, одного — жена бизнесмена, купившего фирму в Финляндии и перевезшего сюда семью. Возраст авторов — различный (с 1923 по 1982 года рождения). Тексты разные и по объему (но большинство — многостраничные), и по содержанию, но при этом между ними удивительно много общего. Общность, конечно, определяется временем — это период конца перестройки, эмиграция только набирает силу, большинство из авторов живет в Финляндии недолго (от 8 лет до 1,5 месяцев, но в среднем 2-3 1

В списке сочинений, приведенном в книге Лауры Хуттонен, они разделены на две группы «Ингерманландцы и другие возвращенцы» (paluumuuttaja) и Русские» (первых 16, вторых 12) [14, с. 369]. 2 Лаура Хуттанен на основании собранного материала (сочинения людей 25-ти национальностей) написала научное исследование[14], в котором русскому материалу посвящены глава Identiteetteja rajalla: Inkeriläis- ja paluumuuttajatarina (На границе идентичностей: история инкерманландцев и других «возвращенцев») [14, с. 212 – 253] и раздел Neuvostoliitosta Suomeen: Lapselle parempi tulevaisuus (Из Советского Союза в Финляндию: во имя лучшего будущего детей) [14, с. 268 – 283] в главе Avioliittoon Suomeen: Kohtaamisia niukkuuden ja runsauden rajalla (В Финляндию через супружество: встреча на границе скудости и изобилия), где в совокупности анализируются 5 текстов из написанных на русском языке. Хуттонен знакомилась с ними в переводе на финский и не использует в книге оригинальные русские тексты.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 года). Пишут люди, у которых есть досуг и литературные амбиции, они иногда прилагают к автобиографии стихи или другие свои сочинения. Но меня интересует иного типа общность: та, которая связана с категорией коллективной памяти. Авторы текстов пишут изнутри советского опыта, представляя себя как людей, разделивших коллективный опыт страдания. В подавляющем большинстве это тексты противосоветские или антисоветские. В ряде текстов (практически во всех, написанных мужчинами) советское время изображено как ужасный, противоестественный опыт репрессий, убийств, насилия, муштры. Двое пожилых людей-ингерманландцев пишут о своей жизни как пути утрат, лишений и потерь, в которых повинны «сталинские выродки», «русские оккупанты», «кровавая коммунистическая партия» (соч. 54), «товарищи руководители» (соч. 28), а чаще — деперсонифицированные «они», «ихняя власть» (соч. 28). «Средневековый мрак и мракобесие воцарились в Ингерманландии и только черные вороны, эти птицы несчастья уносили в небытие каждую ночь финских мужчин, женщин, отцов, матерей, братьев, сестер» (соч. 54). «Годы спустя я понял, как ограблен и обманут. Понял, что у меня отняли свой надел земли, отняли веру: закрыли церкви, отняли родной язык, отняли наконец родину. Понял, что над моими родными, над моими родителями и надо мной издевались, изощряясь в этом, проводили над нами всеми какие-то опыты. И проводились они людьми с больной психикой, ненормальными. У нас как бы отрезали и отрезали по частям то, что образует человека, стараясь превратить нас то ли в роботов, то ли в рабов, то ли в скотов» (соч. 28). Бывший военный и член КПСС (соч. 58) строит свою историю, как рассказ о беспрерывном опыте насилия, контроля, хамства, коррупции и лицемерия. «Воровали отовсюду мешками». … Армия превращается в неуправляемую опасную для общества вооруженную банду» … мерзость системы, пропагандистская ложь, которая везде и всегда. Я устал от постоянного произвола властей и привычного хамства

… Власть постоянно показывала человеку его ничтожность и бесправность. Это была настоящая тюрьма, в которой в отличие от порядочного исправительного заведения тюремщиками часто были уголовники, а заключенными невинные люди.[...] Когда появилась возможность выйти на свободу, я не мог не воспользоваться ею (соч. 58). Другой автор в 70-е годы, изгнанный из ЛГУ, по, как он утверждает, безосновательному подозрению КГБ, пишет: «Никто не вернет мои потерянные, загубленные моло-

6


7

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

дые годы. 15 лет с «волчьим билетом» вместо диплома. Ни учебы, ни нормальной работы «врагу народа» (соч. 16). Резкие осуждения советского встречаются и в женских сочинениях: «Плыли мы долго. Провизии было совсем мало, ужасный холод, в туалет ходить некуда. Многие были совсем больные от голода, от ужасных условий в тюрьмах. Пока мы плыли, люди умирали каждый день, их трупы заворачивали в брезент и выбрасывали за борт в море…. Там я познакомилась с мужем, который был художником и его посадили на 10 лет за то, что он, когда рисовал, случайно вытер руки о газету, где был портрет Сталина» (соч. 20); «Жили бедно. Школьное воспитание исключало проявление всякой индивидуальности и имело цель взрастить одинаково думающих и послушных людей» (соч. 4); «Одинаковые синие костюмы, и красные галстуки, пионерские собрания и линейки, песни и стихи о Ленине и партии» (соч. 2); «Чем дальше работала, тем больше узнавала все оборотные стороны партийной и комсомольской жизни. Все было показным, пустые разговоры и обещания. И тем не менее мы верили, что занимаемся полезным делом» (соч. 60). Во многих сочинениях конструируется обобщенный советский хронотоп: это аномальное, замкнутое, всегда открытое контролю пространство — сумасшедший дом или тюрьма или нечто похожее на паноптикум Бентама. Но даже в тех сочинениях (их меньшинство), где пишется о советском времени с симпатией, авторы считают необходимым вставлять осуждающие пассажи. Например, в сочинении 31, где дается крайне позитивная картина советского детства, юности и вообще жизни автор считает долгом заметить: «только теперь я поняла, какое это было счастье не испытать всеобщей коллективизации детства». … «Читала «Стихи о советском паспорте» … Разве знала я тогда, что не доставать, а заталкивать поглубже в карман надо этот бесценный груз, дабы представители других стран не испугались бы» (соч. 31). Характернейшим примером может служить сочинение пятнадцатилетней девочки, самой персональной частью в котором являются страницы о ссорах с подругами и двоюродным братом (и это действительно значимые для нее автобиографические моменты), но автор считает необходимым ввести дежурные проклятья в адрес советского строя, описав тяжелую жизнь папы и мамы. У папы в многодетной семье «за не оплату1 квартиры отключали газ, свет, и детям было не разогреть еду, поэтому по нескольку недель сидели голодные. А коммунисты говорили, что лучше всего в Советском Союзе живется де1

Сохранена орфография и пунктуация оригинала


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 тям…». Папа «уже с детских лет не взлюбил коммунистов, видя, что они делают. Жизнь была тогда не веселая, в принципе, как и сейчас». [В Питере везде и всегда была грязь и промозглость.] «Я не представляла, как живут на западе, насколько все цивилизованно в отличие т России… и когда мечта вдруг стала осуществляться стало сразу светлее на душе. У меня было много друзей в России, но я готова была их оставить, оставить то, к чему очень привязалась за все годы своей жизни» После отъезда из России У меня стало больше счастливых дней в жизни. И жизнь теперь приобрела смысл, потому что впереди только светлое будущее» (соч. 52) (на момент написания сочинения пятнадцатилетний автор шесть месяцев живет в Финляндии). Осуждение советской жизни как ненормальной создает мотивацию для переезда, какими бы причинами он не был вызван. Кроме метафорического паноптикума практически в всех текстах есть два ключевых топоса, которые являются символической репрезентацией аномального пространства — один более локальный, другой более универсальный: это квартира и перестроечная Россия. Подтверждая изречение М. Булгакова «квартирный вопрос их испортил» и наблюдения Светланы Бойм в книге «Общие места» 2 образ коммунальной квартиры, тесной квартиры, общежития, советской «жилплощади» возникает с удивительным постоянством абсолютно в каждом сочинении. «И жили мы (мать, бабушка, ребенок — И.С.) в общежитии СПТУ. Благо было у нас не 1, а 2 комнатки, соединенные дверным проемом без двери. В бывших столярных мастерских на этот раз нашли мы свой приют» (соч. 31); Родители «когда я родилась, снимали маленькую комнатку размером 6 кв. метров, вход в которую был прямо с улицы, а все «удобства» во дворе» (соч. 61); «Мы жили в одной комнате с маминой сестрой и ее двумя детьми примерно моего же возраста. Жили мы без прописки на «птичьих правах». Посреди ночи приходил участковый Дронов «Среди ночи раздавались грозные удары тяжелого сапога в дверь … Мы вылезали в окно даже если шел дождь или завывала зимняя вьюга. Дронов был страшней. Дронов был нашим кошмаром» (соч. 2); ) «После молдавских вагончиков общежитие было для меня настоящим раем» … в квартире была общая кухня с газовыми плитами … Однако холодильник и посуду держали у себя в комнате, так как продукты и утварь, оставленные без присмотра, исчезали бесследно. Даже из стоявшей на огне кастрюли мог исчезнуть кусок варившегося в ней мяса» (соч. 58);

8


9

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 «в комнате, где мы жили, всегда качались занавески, а с наступлением морозов уг-

лы в комнате промерзали и покрывались от потолка до пола толстым слоем инея или, а лучше сказать, это был обледеневший снег» … квартира была, что называется, с подселением, то есть, в одной квартире жило три семьи, один туалет, одна кухня» (соч. 35) В сочинении 60 вся жизненная история строится как путешествие из одного «аномального пространства» в другое: «У меня вообще никогда не было дома в том понятии, какое сложилось у нормального человека. Ни своей комнаты, ни своей постели, никаких своих вещей, а главное меня никто никогда не ждал и не был мне рад» … Жили мы в общежитии. Отопление печное и удобств никаких. Нам самим приходилось колоть дрова, чтобы истопить печь, но чаще дрова были влажными, нам не удавалось растопить печь и мы спали во всем том, что имели и накрывались матрасами. Было в зимнее время ужасно неуютно. А летом нас мучили клопы и тараканы» Первая семейная квартира была тесной, кровать узкая и длинная на досках Но мы с мужем были рады и этой убогой роскоши и что у нас есть своя комнатка, кровать, стол и электрическая плитка … Жить нам было негде и мы ютились все в одной квартире 25 кв. метров на 6 человек. Квартира без удобств, две комнатки и кухня» (соч. 60). Квартира превращается в символический топос: это символ безместности (советской у-топии), неукорененности, ненужности. Это или отсутствие места для житья (своего места) или отсутствие своего места, отсутствие частного пространства, места, где личная жизнь была бы отделена от надзора других (общежитие, коммунальная квартира — как реальность или метафора, сравнение). Имплицитно, а иногда и эксплицитно вышесказанное превращается в основную мотивацию переезда: уехать в Финляндию, значит обрести свое место для жизни, обрести наконец себя, стать собой. Почти все, рассказывая о новой родине, отмечают, что получили квартиру, что живут в нормальной квартире. «Квартиру ждали 20 дней, в России почти двадцать лет и безуспешно» (соч. 56). Еще более очевидным образом объясняют мотивы переезда описания перестроечной России как хронотопа, который характеризуется такими чертами незащищенность, уязвимость, опасность, насилие, отсутствие элементарных средств к существованию (соответственно в образе Финляндии подчеркнуты тишина, спокойствие, защищенность). «А страна тем временем катилась в бездну. Крушилось все вокруг, абсолютно все. Идеологии, правильной или ошибочной, не было никакой. Пустота. Развалился великий и нерушимый Советский Союз. Мафиозные организации росли, как грибы. Жить становилось все трудней. Зарплаты катастрофически не хватало» (соч. 31);


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 «В это время мой брат потерял работу … На сцену выдвигались другие люди и другие ценности, умение выгодно (только для себя!) продавать и покупать стало наиболее уважаемым, Интеллигенция, люди, не умеющие этого делать, превратились в людей второго сорта» (соч. 61); «На работе начались сокращения, оплата за детский сад стала столь высока … Жить невыносимо. Если не пустят — умру, с ужасом думала я. [...] Стало страшно и непонятно как жить в условиях свободного рынка … Так бедно мы еще не жили. Встал вопрос, как прокормить двоих детей?» (соч. 57); «Со времени перестройки примерно с 1985 года стало очень трудно жить во всех отношениях условия жилищные, продукты, моральная тяжесть. Все это давило! С перестройкой стало совсем невмоготу» (соч. 35); «Наш сын боялся выходить во двор, ходить в школу, боялся оставаться один дома. Угрожающие слухи носились над головой. Повесили бизнесмена, разрубили на части артистку театра, изнасиловали мальчика семи лет и вырвали прямую кишку, задушили девушку, которая продала квартиру перед отъездом за границу. Кольцо каждый день сжималось, и мы решили не ждать грома» (соч. 16). То есть, сознательно или бессознательно, автобиографии пишутся, прежде всего, не как признания, а как свидетельства. Если в автобиографии-признании автор задает вопрос «что я сделал (наделал)?», то вопрос свидетельства «что со мной или при мне сделали?» [16, с. 10 – 11]. Можно определить анализируемые тексты и как «testimonio»: этим термином обозначают свидетельства о пережитом травматическом опыте, об истории собственных страданий, которые одновременно являются историями страданий и лишений коллектива, народа [17, С. 206 – 207]. Кроме того, определяя стилистическую доминанту наших автобиографических рассказов, можно вспомнить и о жанре литании, который Нэнси Рис в своей известной книге «Русские разговоры» считает очень характерным для русской традиции рассказа о себе. «Литании — это речевые периоды, в которых говорящий излагает свои жалобы, обиды, тревоги по поводу разного рода неприятностей, трудностей, несчастий, болезней, утрат, а в конце произносит какую-нибудь обобщенно-фаталистическую фразу или горестный вопрос (например, «Ну почему у нас все так плохо?») [10, с. 160]. Хотя Рис характеризует литании как устный речевой жанр, но ее черты можно найти и в письменной речи, особенно в повествованиях о себе и своей жизни. Н. Рис также отмечает, что литания является способом создать «генерализованную социальную связь» — «воображаемые узы, соединяющие людей в некую моральную общину — общину страдания»

10


11

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

[10, с. 164], и склонность россиян к литаниям связана с тем, что «культурная установка жертвы является главенствующей в русском дискурсе» [10 , с. 166]. В анализируемых автобиографиях автор выступает в роли жертвы ненормальной, бесчеловечной системы. Это мотивирует право переезда через апелляцию к основным правам человека (право на жизнь и безопасность). Все авторы пишут как бы изнутри воображаемого сообщества, предъявляя читателю свидетельство об опыте специфического, особого — советского — страдания. Рассказ о лишениях и утратах обращен не к тем, кто принимает решение об их праве на переезд в Финляндию, ибо переезд уже состоялся; адресатом являются новые соотечественники, финны. Авторы и внутри Финляндии легитимируют себя через виктимизацию, желая, чтоб травматический опыт был признан и услышан в публичном пространстве. Травматизация опыта, показ его как ужасного, дурного, невыносимо особенного//особенно невыносимого парадоксально соседствует с интенцией трансляции этого опыта как уникального и важного. Мотивации акта письма повторяются: пишу не для денег или славы, а чтобы понять себя, разобраться в себе, предъявить свой опыт, то есть обнаружить его ценность. Такая интенция письма определяется не только персональными намерениями пишущего, но и конвенциями автобиографического жанра, который всегда содержит установку на самооправдание. Как замечал еще в работе 1956 года Жорж Густдорф [15], в автобиографии вся жизненная дорога рассматривается автором-повествователем как путь в ту точку, где он сейчас находится, к тому итоговому состоянию, которого он достиг на момент создания автобиографии. При «перечтении» своей жизни, своего опыта, все случившееся приобретает смысл, становится как бы частью невидимого плана. Автобиография не объективна, так как она самооправдание, апология Я. Судьба (на данный момент) как бы завершена — значит, в определенном смысле совершенна. Цель рассматриваемых сочинений — объяснить себе и другим, почему автор стал эмигрантом. Но одновременно цель и в том, чтобы утвердить себя, убедить себя и других (финских читателей), что, несмотря на ненормальность предъявляемого опыта, он нормален, более того, этот персональный опыт важен, ценен, уникален. То есть, риторически осуществляются одновременно два процесса противоположной направленности: виктимитизация и дестигматизация. «Людей неинтересных в мире нет» Жизней тоже. В каждой можно найти чтото, что заставит задуматься, сравнить со своей жизнью, проанализировать. И часто бывает так, что именно примеры из чужой жизни уберегают нас от неверного шага. …


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Каждому человеку своя жизнь кажется особенной, события наиболее значимыми, а случайности неслучайными. Я не являюсь исключением и нахожусь в убеждении, что моя жизнь и является типичной для русской женщины моего возраста, моего уровня и моего времени, все-таки изобилует происшествиями и событиями настолько, что хватит на несколько жизней» (соч. 72); «Чтобы изобразить жизнь даже самого обыкновенного человека, потребуются все цвета радуги — и тех будет мало, потому что даже самый обыкновенный маленький человек ─ это целый мир. Я и есть этот самый что ни на есть обыкновенный человек. Не хочется называть себя человеком маленьким, но выдающейся личностью назвать — язык не поворачивается. А посему настоящая исповедь — это только робкая попытка осознать и почувствовать себя в окружающем мире. Кто я? Зачем я? Очень соблазнительно написать о себе роман, еще лучше — бестселлер» (соч. 66); «Я до глубины души благодарен Вам, что могу обо всем рассказать не ради мзды, а справедливости ради. Сколько раз мне хотелось рассказать о своей судьбе, о судьбе моего дорогого финского народа Ингерманландии. Но я наталкивался на ледяную стену непонимания. И теперь, когда старость на пороге и можно сказать, что дни уже сосчитаны, мне нужно успеть обо всем рассказать, разделить с Вами мое одиночество, если Вы разрешите (соч. 54). В приведенных цитатах (и многих других) видно, что одним из залогов ценности и опыта, и рассказа является его надиндивидуальность. Почему моя жизнь интересна? Потому что я говорю не о себе (не только о себе ): я «типичный», я говорю от лица ингерманландцев, простых советских людей, ленинградцев и т.п. Это, с одной стороны, особенность жанра testimonio, где персональное страдание — часть коллективного страдания, а с другой стороны, сама идея коллективности, осуждаемая как коммунальность и одинаковость на уровне комментариев и оценок советской действительности и советского режима, в описаниях собственной, персональной жизни часто маркируется позитивно. «Никто из нас не задумывался над тем, какой он национальности. Мы дружили, впитывая культуру друг друга и моя «русскость» тогда мною никак не осознавалась. … Это было действительно братство: мы воспитывали друг друга, учились друг у друга добру и честности (соч. 66); «соседи, с которыми мы делили и радости и беды … Я могла позвонить любому из друзей или соседей и получить больше, чем просто сочувствие или желание помочь — я могла получить реальную помощь. … Что еще мы умели, так это дружить. У нас была дружба в самом глубоком понимании этого слова с взаимовыручкой и самопожертвованием» (соч. 31);

12


13

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 «у нас в России все очень просто. Если у тебя кончилась соль, а уже 9 часов вечера

и магазины закрыты, то можно сходить к соседке и занять. Ничего в этом зазорного нет. Ну а если у тебя заболел ребенок, то придут на помощь все: от соседки-медсестры до начальника пожарки, который отвезет тебя на своей машине в больницу. У нас гуртом легче выжить, вот и гнездятся люди поближе друг к другу. Да и безопасней [...] А финны живут вдали от людей, потому что Финляндия — безопасная страна» (соч. 37); «...но мы жили дружно и не представляли, как можно жить по одиночке. Это не доходило до нашего ума, мы были все из интерната и привыкли делить все поровну между собой [...] Это было нормальное явление. Если же кто-то утаивал и собирался съесть сам, то его за это презирали и устраивали бойкот. Коллективизм, помощь товарищу — это было превыше всего. [...] У меня была подруга, с которой мы не расставались ни на минуту, даже в места общего пользования ходили под ручку» (соч. 60).

Именно отсутствие коллективной жизни, умения жить «коммунально», сообща — это то, чего не хватает в финской реальности, что является травматизирующим моментом нового существования. «После этих курсов у меня не осталось ни одного телефона, ни одного друга, хотя относились ко мне хорошо. И не только язык тому виной» (соч. 50); «Здесь недоверие, разрозненность [...] на улице люди не здоровались с улыбками» далее следует рассказ о том, как финские соседи вызвали полицию, чтобы проверить, кто они такие (соч. 31);«Там я был равный среди равных, здесь — не знаю, кто я. Но люди здесь такие вежливые, что ничего не поймешь, это как-то сглаживает все» (соч. 28). И вожделенная отдельная квартира странным образом начинает напоминать тюрьму: «Я оказалась в четырех стенах: некому слова сказать, не с кем поделиться» (соч. 60). То есть, коллективность жизни, которая демонстративно осуждается, является неотъемлемой частью прагматики поведения, частью того, что социологи В. Волков и О. Хархордин [3] называют фоновыми практиками, вмонтированными в образ жизни на бессознательном уровне и потому неизбежно отражающимися в текстах. Можно говорить и о фоновых практиках письма, фоновых риторических практиках, понимая под ними несознаваемую пишущим власть доминирующего дискурса, принуждение идеологии, которое впечатано в язык. Здесь наши тексты дают пищу для выводов, похожих на те, к которым пришел исследователь дневников сталинского времени Йохен Хеллбек [13]. Он предполагал, что дневники будут персональным пространством свободной самореализации и саморефлексии, а обнаружил, что ни один из авторов не свободен от власти доминирую-


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 щей идеологии, которая пронизывает сознание, как радиация. Идеологическое напряжение существует не между государством с одной стороны и гражданином с другой — но внутри самого гражданина [13, с. 11], и это обнаруживают автотексты. Но идеология, которая пронизывает человека на уровне фоновых практик жизни, самосознания и письма, — не гомогенное понятие. Советская идеология — это не только идеи официальной пропаганды: она включает в себя и много иных, сложным образом вмонтированных в нее традиций. Например, если мы говорим об автобиографии, то здесь в русскоязычном контексте существуют авторитетные жанровые модели, влияние которых, безусловно, ощутимо в анализируемых текстах, тем более, что многие авторы имеют литературные амбиции и пишут с оглядкой на художественные образцы. Они дают своим сочинениям названия: «Попытка исповеди» «История моей жизни», «Повесть жизни иммигранта», «Доверие» «Моя эмиграция», «Другая жизнь и берег дальний», «Повесть о ненаступившем рассвете». Они используют эпиграфы, пытаются писать «литературно», что в подавляющем большинстве случаев ведет к шаблонизации стиля. В этом смысле концепт коллективности, который, как уже отмечалось, чрезвычайно важен в рассматриваемых автобиографиях, может быть связан и с жанровым каноном, сознательно или бессознательно присутствующем в головах авторов. Русским автодокументальным текстам (по крайней мере, прошлого века и советского периода) свойственно представлять Я как частицу, репрезентацию какого-нибудь мы. А. Г. Тартаковский, исследуя мемуары первой половины XIX века, связывает это с такими традиционными чертами русской (древнерусской) культуры, как коллективность сознания и анонимность [12, с. 8 – 10]. Ключевое для российской автодокументальной традиции произведение — «Былое и думы» А. Герцена. Текст Герцена — сложное, конгломератное жанровое образование, которое нельзя определить как автобиографию в том смысле, в каком этот термин прилагается, например, к тексту Ж.-Ж. Руссо. Его главные черты — социальность, соединение самоанализа с самотипизацией. [см. 9]. Советская автодокументалистика с ее установкой писать «о времени и о себе», продолжала герценовскую традицию, но часто спрямляла и примитивизировала ее, заметно усиливая присущую и Герцену дидактическую составляющую. Именно типизация (коллективизация своего Я) и дидактизм — важнейшие характеристики большинства анализируемых сочинений мигрантов. Это не означает, конечно, что авторы читали названные книги или ссылаются на них, — речь здесь идет о своего рода «памяти жанра» (термин М. Бахтина [1]), фоновых практиках определенного типа письма, которые впечатаны в тело культуры и языка. О ти-

14


15

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

пизации уже говорилось выше. Без дидактизма в анализируемых автобиографиях тоже не обошлось. Самоописание строится не только как самооправдание, но и как некий «урок» и по отношению к финскому читателю/адресату. Большинство авторов, делая реверансы Финляндии и финской жизни, пытаются отметить как позитивные, так и негативные стороны последней и дать советы, как ее улучшить. Это, конечно, тоже способ «дестигматизации»: стремление с помощью перемены нарративной роли превратиться из просителя («никто») в сознательную и полезную личность. Но одновременно это и рудимент жанра русско-советской мемуаристики с ее практически неизбежным автодидактизмом и дидактизмом.

Lost in transition? Интервью с советскими женщинами, переехавшими на «Запад»

Вторая группа текстов, о которых пойдет речь, собрана в рамках проекта «История моего переезда», который осуществлялся на отделении Русского языка и культуры Тамперского университета в 2004 – 2007 гг. и имел целью сбор и анализ автобиографических рассказов жителей бывших республик СССР, переехавших в Финляндию в течение 1993-2003 гг. Респондентам предлагалось устно, в свободной, удобной для них форме рассказать об истории и предыстории своего переезда в Финляндию. Интервьюер, записывая рассказ на диктофон, мог при необходимости задавать наводящие и уточняющие вопросы. Как утверждают современные исследователи, «миграция вследствие реализации ее социальной функции представляет собой интеграционный процесс повышения жизненного уровня мигрирующего населения» [11, с. 22]. Мигранты из России в Финляндию, безусловно, имели такие же цели, принимая решение о переезде. Однако подавляющее большинство из них оказалось в иной, гораздо более низкой социальной страте, чем в стране реэмиграции. Идентичность этих людей оказывалась размытой, расщепленной, нецелостной. История, которую им предлагали рассказать в ходе свободного неструктурированного интервью — это тоже история «перехода»: пересечения границы, радикального изменения в жизни. И сам тип повествования — качественное, неструктурированное (свободное) интервью — в жанровом отношении неопределенный, переходный: это устный рассказ, с элементами диалога, но одновременно это текст, где легко узнаются признаки классической автобиографии. Объектом анализа в данной статье будут только шесть из двадцати трех интервью, и я сосредоточу свое внимание только на одном аспекте — на вопросе о том, как ощущают,


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 определяют, оценивают свою «советскость» женщины (респондентам от 40 до 60 лет), переехавшие из России в Финляндию в 1993-1999 годах. Интервью записаны мною в 2007 году. Все респонденты — женщины с высшим или средним специальным образованием. На момент интервью двое работали преподавателями русского, остальные — не имели работы. Женщины, о которых идет речь, — это люди, выросшие в СССР, то есть, советские люди по своему жизненному опыту, которые эмигрировали в основном в период перестройки, сразу после развала Союза и не по политическим, а по экономическим мотивам. То есть, причиной их отъезда не были антисоветские настроения или политический конфликт с системой — они просто использовали предоставившийся шанс. Можно сказать, что они оказались «выдернутыми» из советской почвы и пересажены в другую, почти миновав все те процессы агонии социализма и болезненных трансформаций экономической и политической системы, тех социальных экспериментов, объектами которых оказались бывшие советские люди, оставшиеся на постсоветском пространстве. Отношение к советскому прошлому у них, в отличие от авторов вышеописанных конкурсных автобиографий, «нейтральное», они соглашаются называть себя советскими людьми. С другой стороны, если принять во внимание наблюдение Б. Дубина о том, что несущей конструкцией антропологического стереотипа советского человека является «привычка»: установка на повторяемость, иннерционность, воспроизводимость и т. п. [6], то отъезд — это сознательный выбор себя «другим», по крайней мере, попытка разрыва с привычным, предсказуемым течением жизни, нечто, идущее вразрез с советским антропологическим стереотипом. Анализируя интервью, я пыталась найти ответы на следующие вопросы: Ощущают ли себя респонденты «советскими» людьми? Как они рефлектируют сейчас свой советский опыт? Что из этого опыта им пригодилось в ситуации in transition, а что оказалось помехой, обузой. О чем они вспоминают и о чем предпочли забыть? Как, в каких дискурсах, с помощью каких образов и метафор они определяют советское в своем прошлом и настоящем? Актуальны ли для всех вышеобозначенных аспектов гендерные различия? Первый очевидный (и предсказуемый) вывод — это то, что отношение к советскому времени и опыту неоднозначно, в его оценке акцентируются и плюсы, и минусы. Если минусы в основном связаны с попыткой каких-то обобщений (какие они — советские люди), то, когда речь идет о личном опыте, то чаще всего он оценивается позитивно (напомню, что речь идет о людях, родившихся в основном в 50-х годах и чуть позже, то есть это опыт «вегетарианского периода социализма).

16


17

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Все респонденты считают, что советское — часть их идентичности, часть «меня».

«Когда я думаю о советской женщине — первое что приходит в голову — это я, какой я была в Советском Союзе» (интервью 11); «Чувствую себя советской женщиной во всех перечисленных минусах»(6). При этом разделить в себе «советское» и «русское» оказывается очень сложным. («Советская женщина — это такая с авоськами или стахановка, о себе я думаю здесь, как о русской» (4), — замечает одна из респонденток, но потом подробно говорит именно о своем советском опыте. В ходе рассказа, даже когда речь идет о событиях советского времени, респонденты часто говорят «мы русские», «у нас в России». Вероятно, это объясняется тем, что рассказы всегда эксплицитно или имплицитно строятся в сопоставительном дискурсе (они (финны)/мы (русские), а в актуальном времени респонденты, конечно, определяют себя как русских2. С другой стороны, «Россия», «русские» оказывае/ются тем продолжающим существовать и менее, чем СССР, скомпрометированным (в том числе и в глазах других, европейцев) «воображаемым сообществом», демонстративносимволической общностью, великим «целым», принадлежность к которому позволяет определить и оправдать себя. То есть, респонденты определяют «образцовых советских» людей — как они — и финнов как они. Мы — это русские люди с советским опытом, который является частью нашей русской идентичности. К Финляндии, финнам, финскому опыту отношение доброжелательное, но частью финского общества и этноса себя никто не ощущает: «мы здесь — пришельцы», «меня устраивает позиция наблюдателя» (3). «Мы не можем быть никем другим, как русскими в Финляндии» (6); «меня вполне устраивает сосуществование» (3). Когда речь идет о советском, о советском человеке и пр. — то авторы, как уже замечалось, ясно разделяют идеологию и собственный, персональный опыт. Идеология существует как бы отдельно от «моего опыта», от «меня». «Я в этих политических делах участвовать не хотела, у меня другое предназначение, пусть те, кто партийные люди, партийные деятели — они этим пусть и занимаются»(2); «в институте коммунизм нам преподавали, мы все эту науку ненавидели и надо было сдавать и я не знаю ни одного человека, который бы с радостью относился к этому» (1). Про пионерское и комсомольское детство половина респондентов вспоминает с удовольствием: «я с радостью вступала в комсомол, у меня семья вся рада была. Но когда возник вопрос, хочу ли я в партию, то это другое — я тогда уже зрелым человеком была» (1). 1 2

В дальнейшем будет указываться только номер, без слова интервью Интересно, что не как ингерманланцев — если обсуждение не идет в специальном — национально-

этническом контексте.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Во всех интервью появляется кто-то из старшего поколения (бабушка, свекровь, директор), кто является воплощением идеологической модели «советского» человека»: таким образом, происходит трансляция неприятного или неприемлемого в советском прошлом в персонифицированный образ другого, того, кто заведомо и декларативно «не я». Конечно, присутствуют фигуры родителей: это те, кто воспитывает, учит жить внутри ситуации, внутри системы, приспосабливаться к правилам, кто оберегает от лишней информации, выполняет буферную адаптационную роль. Иногда описываются ситуации, когда надо играть роль «настоящего советского человека» перед «чужими (поездка за границу) или перед своими: соглядатаями и контролерами, но это воспринимается именно как «роль». «Надо было играть роль советского человека» (2) (о поездке в Финляндию в 1962 году — И.С.). Но когда говорят о советском как части собственной идентичности, то говорят о системе ценностей, «стиле жизни» (1), стереотипах, внешности, привычках (это можно назвать «обытовленным идеологическим»). Если попытаться выделить базовые, повторяющиеся темы, то можно очертить несколько связанных между собой проблемных блоков: 1. РАБОТА: Работа как потребность и необходимость (для советской женщины). Все респондентки не могут представить себя только в роли домохозяйки и страдают от отсутствия работы («У меня всегда было представление, что не работают только жены офицеров» (2); «Надо работать. Когда была работа — это удовлетворение. Видимо мама внушила — только не дома. Сидеть дома и делать домашнюю работу — скучно» (3); «Я здесь год сидела дома, наслаждалась семьей, [а потом], когда ребенок вышел из грудного возраста, надо же в массы вторгаться, а то я сойду с ума» (4). Тема потребности в работе, необходимости ощущать независимость, удовлетворение, которое дает работа, постоянно возникала в интервью (тема семьи и дома — много реже). Работа связывается с идеей социального признания, общения, жизни в коллективе («Для нас важно было ходить на работу не делать что-нибудь — но ходить. Там было общество, общение» (3). Работа — форма самореализации саморазвития, а материальный интерес — неважен или на втором плане («Мне было неважно, что мне не платят, мне важно, что я работаю. Это работа «на ура», деньги никакого значения не имеют [...] Нас учили работу пропускать через сердце» (4); «Я могла бы поиграть(на фортепьяно — И.С.) и бесплатно» (2); «я когда сюда приехала, мне предложили преподавать в «рабочей школе». Сказали — мы можем платить вот столько. Я их даже перебила — «это совсем неважно» (6);

18


19

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

«Здесь иметь работу — это социальное и материальное положение. Ориентир на материальное благосостояние» (3); «У нас комплексы большие и амбиций много. Люди приезжают с претензиями — они много умеют и талантливые. Огромное желание проявить себя, «на ура» работать бесплатно, самореализация любыми путями» (3). Последняя цитата представляет еще одно повторяющееся убеждение — уверенность в том, что нас (советских людей) научили хорошо работать, добиваться в профессии результата, стремиться к высокому результату (быть «достойным», «лучшим», «передовым»). Женщина-музыкант и преподаватель музыки говорит: «В России — пришел, давай результат. Здесь в консерватории русских в штат не берут. А результат дают русские, но они не в штате. У них результат хороший, потому что к ним идут русские дети, потому что мать сидит с ним и занимается, требует, чтоб был результат» (2); «Работали-то мы хорошо[...] было стремление научиться профессии и работать с большой гордостью; В России — только вперед, только пятерки» (2) — а здесь от человека не требуют обязательно быть «передовиком в своем деле» — это расслабляет, но одновременно делает жизнь более спокойной, не такой напряженной. «В России было престижно на одном месте работать и мы негибкие» (4); «Заставила судьба идти и надо тут ползти. Куда попал, там и тащи» (2). Здесь можно видеть, как тема работы (советской модели работы) связываться с такими важными моментами как долг, собственность, коллективность, общественность. 2. Долг и свобода Это очень парадоксальная тема. С одной стороны, когда говорят о советском, сильно акцентируют идеи «долженствования», мобилизации, надзора и контроля. «Маршировали строем» (1); «надо дисциплину поддерживать. Все время «ты должна, ты обязана [...]жили по струнке, по горну. Здесь этого горна нет [...]в России у всех такие сосредоточенные лица. Всегда «надо» (2). «Мы были в долгу перед кем-то, перед родиной. Надо было быть преданным. Это постоянная фраза — мы должны или не должны. И дома тоже от свекрови я только и слышала — ты должна. 30 лет подряд я сопротивлялась тому, что требовали. Многое, что требовали, было непонятно и неприемлемо. Я знала, что на работе (респондентка работала в «почтовом ящике» — И.С.) есть человек, который профессиональный доносчик. Надо всегда было следить за собой — это напряг» (3.) Идея контроля, надзора, связана с темой страхов, напряжения русской/советской жизни. «Надо было думать — достойна я или не достойна. [...] Стрем-


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 ление все время доказывать порядочность, что я поступаю правильно. [...] Мне и папа такую установку давал — будь достойна, «ты не имеешь права свою семью позорить» (3); «Советские люди? Это сумрачные, неулыбчивые лица, напряжение в лице, общая «стертость лиц [...] у женщин странная внутренняя раздраженность всегда, сколько бы ни жила за границей, как бы обеспечена ни была» (5). По сравнению с этим, «здесь ощущение свободы, Я сама себе хозяйка, никто не лезет, не сверлит, не душит» (3). Но одновременно в интервью то и дело возникает тема здешней несвободы и тамошней (в России, в СССР) свободы. «Мне нравится здесь дисциплина в доме, умение наводить порядок... Если положено — значит надо так. Соблюдение закона хорошо, Но иногда бывают же исключения. У меня была проблема с квартирой, я в социальной службе умоляла меня принять. Нет — ваш прием через три недели. В России хоть выслушают. Здесь — нет, не положено. Иногда этот закон давит. Человеческой поддержки нет. Посоветоваться не с кем. Мне просто пришлось сидеть и плакать под дверью [...]. Трудно было привыкать ходить к определенному времени, не опаздывать[...]. Я устала от «надо», хочется расслабиться. Хочется ходить не вовремя куда-то. И здесь все закрывается в шесть. Наша жизнь в России начиналась вечером. Там было состояние свободы — что хочу, то делаю. Этого в Финляндии нет. Почему я не могу поехать в любой лес? Там нельзя, здесь нельзя. Летом никуда не приткнешься. 1000 озер и ничто не принадлежит человеку. Почему нельзя палатку поставить. Можно ведь полиции ходить, следить за порядком. [...]. У меня нет такой свободы, как в России, я должна всегда оглядываться» (2); (подчеркнуто мной — И.С.). Рассказывая о своем детстве и юности, другая респондентка говорит, что в Советском Союзе многого было нельзя: например, говорить о репрессированном деде, говорить по-фински, но «эти запреты не раскрывались. Мы ничего абсолютно не знали, мы жили счастливо и свободно [...] В России жизнь круглосуточная, там нет размеренного ритма жизни, который давил и смешил даже. Было смешно, что все в одно время ложатся спать [...] у нас можно зайти в любое время к любому из приятелей, и это не будет воспринято как нетактичность. То есть, совсем другой стиль жизни. И возможно русские нарушают порядок не потому что плохо воспитаны, а потому что ТАК воспитаны» (1). Здесь, в Финляндии все очень формализованно, доброжелаельность часто видимая, фомальная: «В России больше помогают. Там могут и облаять, но помогут, а здесь тебе с улыбкой откажут» (2). То есть, советский (русский) «строй» связан с идеями долга, принуждения, запрета, иерархичности, но система как бы сама по себе, а люди — сами по себе, они могут «по че-

20


21

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

ловечески договориться». Систему можно обойти, есть сеть неформализованных человеческих контактов, власть персонифицирована и с ней можно так или иначе «договориться». Это воспринимается как свобода (личного выбора) Это понимается как личное. В Финляндии ты подчинен безличному закону, правилу, «выплакать» ничего нельзя. Это ощущается как несвобода, но к этому на деле довольно легко можно привыкнуть. Везде в интервью в обсуждении этого качества финской жизни есть момент одобрения наряду с осуждением и констатация, что так все же если не свободнее, то «спокойнее», напряжения нет. Представления о свободе/несвободе и о личной (персональной) свободе переопределяются, потому что появляется понятие «приватного», «частного». В одном интервью респондентка связывает это с идеей собственности. «Вот к чему надо было привыкать — к уважению собственности чужой, мы никогда с этим не сталкивались. Часто даже практические вещи, которых не было в России: что нельзя пройти через этот лес, что нельзя зайти в банке за определенную черту, то есть, что порядок размерен, который защищает личное пространство человека, которого не было в Союзе, потому что все было общее, можно ходить, куда угодно, нырять с любого причала и даже постучаться в любой дом. Вот этому надо было учиться и привыкать, что не то, что нельзя постучать в другой дом, но что нельзя ступить на чью-то полянку. В России жизнь круглосуточная (см. выше) другой стиль жизни. Мы могли (в первое время) позвонить финну в 9 часов по делу, это совершенно ужасно, но лишь сейчас мы понимаем, как это ужасно. [...]. То есть, какие-то правила общества. Я понимаю, что это правильно, что это хорошо, это замечательно, что есть какие-то правила, и весь народ их соблюдает. У нас было общее не только пространство, но и время, у нас была общая, общежитская жизнь. Сейчас я понимаю, что у человека должно быть личное пространство. Когда ты понимаешь, что ты имеешь свою жизнь и тебе можно иметь свою жизнь, то это очень хорошо!» (1). С одной стороны, идеи «порядка и свободы» перекодируются в связи с появлением в идентичности понятий закона и приватного, которые отсутствовали в советской жизни, с другой стороны, это приводит к ослаблению идеи «коллективности», «общественности», которую респонденты тоже выделяют как важную для себя часть «советскости». Та же респондентка, цитату из устного рассказа которой я приводила выше, много говорила о ценности, важности для нее как советской женщины идеи «коллективности»: «не было зависти, потому что все знали, что есть планка, выше которой нельзя разбогатеть или показать, что ты богат, выделится как-то, ты член большого коллектива со-


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 ветских людей» — это создавало доброжелательность, умение общаться, взаимопомощь» и в то же время отмечает, что «сейчас я меньше люблю коллектив (может, это возрастное) [...] раньше я жила в окружении огромного количества людей, совершенно хорошо себя чувствовала, когда в комнате много народу, все шумят, все что-то делают, все активны, я чувствую себя частью этого большого, кипящего, творящего коллектива. Сейчас я этого не люблю. Может быть, это связано с переездом, но меня раздражает сейчас коллектив и особенно коллектив русских людей» (1). Женщина, бывший председатель Русского клуба, замечает, что «изначально люди хотят быть вместе, они едут по тем же рельсам, а потом — все меньше» (4). «Сначала сохраняешь желание общаться, обмениваться радостями, а еще больше горестями и ужасами, а потом начинаешь чувствовать, что это неприлично – радостями еще ладно (но не очень-то в русском коллективе любят слушать о чужих радостях!), а зачем на других свои проблемы вешать — это как-то неприлично. Потом, когда приезжаешь в Россию, это «принудительное общение» — бесконечный треп по телефону, вовлечение в какие-то миниколлективы в поездах, в троллейбусах — это страшно раздражает» (6). Еще одна важная черта советскости, о которой так или иначе упоминают респондентки: это особый тип отношений с властью во всех ее проявлениях. Тут у нас (у советских людей) большой опыт компромиссного договора — «вы меня не трогайте и я буду делать вид, что живу по вашим правилам». Недоверие к любой власти, ощущение, что власть всегда использует тебя в своих целях, о которых тебе не догадаться, что манифестируемое и реально достигаемое — разные вещи, — это часть «советского опыта», которая переносится на здешний. «Понять многие вещи на Западе, переоценить нашу прошлую жизнь помогло именно «советское воспитание», умение читать между строк и не верить прессе» (5); «Мой постоянный скептицизм и стремление «читать между строк» иногда раздражают моих финских коллег — у них другое отношение к власти (они верят в возможность представлять через нее свои интересы), к прессе (они доверяют информации СМИ), они серьезно относятся ко всем вопросам, обсуждаемым на собраниях, а мне часть из них кажется чепухой, спущенной сверху, потому что должны же бюрократические начальники делать вид, что они полезны. Я бы во многих местах обошлась бы «отпиской», сэкономив время и силы на то, что мне кажется более важным и меня непосредственно касается» [Это стратегии] «выживаемости», которые моими коллегами расцениваются как пассивность и пессимизм. «Как мне надоел твой чертов русский наивный цинизм!», — однажды мой финский приятель сказал» (6).

22


23

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Идея о том, что мы, бывшие советские люди, вообще виртуозно владеем стратеги-

ей и тактиками выживаемости, выживания в любых (и особенно — трудных) условиях — это тоже одна из тем, повторяющихся во всех интервью. Одна из тактик описана выше — это привычка к «конформизму», умение формализовать многие «обязанности» перед разными формами власти и властных институций. Другая часть благоприобретенных в советское время умений и навыков в сфере выживания — это умение «выкрутится» в любых сложных, стеснительных обстоятельствах. «Здесь пособие по безработице небольшое, так наши люди грибы собирают, ягоды, делают заготовки, в магазин за этим не ходят» (3); «советская привычка экономить деньги, получая зарплату в 160 рублей, помогает всегда» (5). Третий момент — утверждения, что советские люди, более сильные, более выносливые, более мобилизованные на борьбу с трудностями, на идею преодоления, у них есть «закалка». «Советский опыт закалил [...]. Тут на курсах один врач из России говорит мне про финнов: «Какие же слабые все здесь. Поругался с подругой или работу потерял — депрессия. Мы не будем плакать, рыдать, ложиться на диван. Мы не будем так делать» (3). Но интересно, что, продолжая свой рассказ, респондентка высказывает предположение, что эта «закаленность», «сила» генетически связана с тем, что «мы привыкли быть никем»: «А может, это от того, что мы привыкли к сознанию, что мы никто. Мы инженеры никудышные. Незаменимых нет, как говорили» (3). И потом еще раз в рассказе она возвращается к тому же: «Для кого-то просто — был никем и здесь никто. Это жизненная закалка для всяких ситуаций. На курсах у наших людей не вижу я таких депрессий. Это даже наша черточка, пожалуй» (3) При этом и сила, и способность к выживаемости, и приспособляемость, по мнению респонденток, скорее свойство (пост)советских женщин, чем мужчин. Советская женщина (я) — сильная и независимая, у нее есть чувство (почти единоличной) ответственности за себя, семью и даже за своего мужчину. «У женщин и в России был опыт выживания. Я жила одна, все за себя делала и мне все мужские работы приходилось выполнять. [...] Надо же еще и с мужем работать — ты не сиди, ты подумай!» (4);«Я должна сама все, ни от кого помощи не ждешь. Я старалась не создавать проблем. У меня жалость, сочувствие к женщинам, как они бьются ежедневно из-за всего. К себе жалости не было. Я себя женщиной не считала. Они слабые, а я сильная» (3);«Я должна делать все сама, я не представляю себе, что я могу жить за чей-то счет. Девочке попадает больше, чем мальчику; ответственности в жизни у женщины больше, чем у мужчины» (2); «Женщины более активны. Наши мужчины какие-то негибкие (но не


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 все) Мужчины не привыкли, не хотят учиться. На рыбалку там, водка, хвост селедки. Женщины более гибкие, ей всегда есть что делать, она общительнее, ей некогда в депрессию впадать» (4). Несмотря на то, что в советское время были четкие разделения гендерных ролей (женское/неженское дело), и в публичной сфере власть принадлежала мужчинам, у советских/русских женщин был опыт быть сильными и руководить в условиях ответственности за семью, когда «надо было буквально добывать пищу», как замечает одна из репонденток, и потому они легко мобилизовали этот ресурс в новых условиях: «мне кажется, что в нас, воспитанных «в то время», всегда было заложено понятие «не женское это дело». В частности советские женщины практически не умели водить машины. Сейчас она преодолела, и очень быстро, и это. Мешает женщинам моего поколения и отсутствие деловых качеств. Всегда всем управляли мужчины (хорошо ли плохо — это другой вопрос), тут женщинам пришлось срочно перестаиваться, что они, сейчас, мне кажется, с успехом и делают. Жертвенность, самоотдача семье, детям, мужу, верность. У русской женщины сильный характер. Это роднит ее с финкой — такой же решительный, властный сильный характер (но наша женщина внутренне, как я думаю, всегда хочет быть слабой)»(5). То есть, размышляя о себе как о советской женщине, сами женщины определяют себя как сильную, независимую, активную, гибкую, профессионально состоятельную. Дискурсы рассказов разные: в одном случае это рассказ о сопротивлении и победе: в другом — рассказ о счастливой жизни (и до и после переезда), в которой приходится все время меняться и это интересно; в третьем — рассказ о том, как я отделяю себя от «них» — советских женщин; в четвертом — рассказ о потерях и приобретениях, в пятом — рассказ о заслуженном покое; в шестом — история перемены участи. Интересно, что в интервью практически нет «литаний» и нигде нет безаппеляционности и страсти к обобщениям — все время оговорки: обобщать трудно, не все такие, все бывает по-разному, это только мой опыт, это только мое мнение. Может быть, такое построение рассказа о себе — это и есть реализация опыта переезда, жизни в «пограничьи», умения не потеряться in transition. Б. Дубин, принимая участие в социологических проектах, занятых последовательным «отслеживанием» трансформаций «советского человека» в постсоветском пространстве со средины 80-х до 2000-х годов, приходит среди прочих к выводу о том, что «мы имеем дело с разрывом между несколькими уровнями и типами идентификации, поведения, коммуникаций. По крайней мере, двумя: инструментально-адатаптивным повседневным поведением в малых сообществах (семья, друзья, соседи, товарищи по работе) и

24


25

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

демонстративно-символическим — применительно к воображаемому большому целому, «обществу», нации [...]. Это означает, что в качестве наиболее обобщенных и базовых в структуре общества здесь институциализированы (универсализированы, рафинированы и проч.) не практические значения индивидуального действия, самостоятельного достижения как основополагающего социального качества, формы социальности, основания социальных связей и оценок, а символические значения общей и повсеместной (тотальной) солидарности, принадлежности к аскриптивному и квазиаскриптивному целому — территориальному, родовому, кровному, требующие в ответ демонстративной лояльности и подчеркнуто правильного поведения» [7, с. 228 – 229]. Замечая, что подобное явление характерно для обществ отсроченной или заторможенной модернизации, Дубин утверждает, что «в современных и постсовременных обществах рудименты такого рода общинных связей характеризуют, в частности, существование этнических, религиозных и тому подобных диаспор, «культуры изгнания», номадическое существование. Для последних характерно систематическое разведение планов практической повседневности [...] и символической принадлежности» [7, с. 229]. Анализ интервью отчасти подтверждает эти выводы, показывая, что принадлежность к символическому целому очень важна для респондентов в ситуации «переезда». Разрыв, о котором пишет Б. Дубин, тоже в определенной степени наличествует: на уровне оценок советского, где идеология — это одно, а личный опыт — другое. Но в поведении, в том числе и в речевом поведении, в риторических практиках осуществляется процесс своего рода ассимиляции: символические значения «присваиваются» и обытовляются. Происходит «приватизация символического (советского, в нашем экземплярном случае). Опыт прошлого, опыт советского, отчужденный на уровне идеологических обобщений, принимается в приватизированном виде – как часть моей личной истории, как часть собственной идентичности. В этом качестве он выполняет позитивную функцию, создавая основу для самоуважения внутри любых (других, не соответствующих моему опыту) обстоятельств жизни. Моей целью в данной статье был не поиск универсальных и окончательных выводов и обобщений о том, как репрезентируют «советское» эмигранты в своих автобиографиях и интервью. В большей степени мне хотелось представить специфический материал, в котором зафиксирован персональный опыт людей в очень определенный исторический момент. Изменение личных обстоятельств и политического контекста существенно меняет интерпретации собственного опыта. Это видно и в данной статье, где материалы первой и второй группы разделяет период в десять лет. В интервью, записанных еще не-


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 сколькими годами позже, мы слышим иные оценки и иные акценты. Уверена, что и те же самые люди, чьи автобиографии и интервью я анализировала, через пять или десять лет написали и рассказали бы несколько (или значительно) иные версии своих историй. Второе, что мне хотелось продемонстрировать в этой статье, – это то, насколько сильно автобиографические нарративы зависят от фоновых практик, доминирующих дискурсов и усвоенных культурных (жанровых) образцов, которые организуют повествование в большинстве случаев помимо (а иногда и против) сознательной воли говорящего/пишущего. Особенно важен здесь адресат: как непосредственно то ты, к которому обращен текст, так и косвенный адресат1, конструируемый риторически внутри высказывания. Различное отношение к советскому опыту в представленном в статье материале обусловлено не только тем, что писали и говорили люди разного возраста и разной судьбы, с разной дистанции по отношению к советскому прошлому, но и в большой степени тем, кому и с какой риторической целью строилось послание. Чужому ты, им, другим этот опыт представлялся прежде всего как травматический, как опыт страдания и утрат; своему, тому ты, которого можно назвать частью нас тот же советский опыт представлялся в большей степени как полезный, хотя и не всегда позитивный, как ресурс. Общим при этом является то, что советский опыт впечатан в практики поведения, (само)оценки и письма и то, что как бы он ни оценивался (как ужасный или как прекрасный), в ситуации отчуждения, временного, географического и идеологического дистанцирования этот опыт конструируется в автотекстах как уникальный и ценный. Это то, что мы можем предъявить миру.

Список литературы и источников

1. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. — 3-е издание. — М.: Художественная литература, 1972. — 470 с. 2. Бойм С. Общие места. Мифология повседневной жизни. — М.: Новое литературное обозрение, 2002. — 320 с. 3. Волков В. В., Хархордин О. В. Теория практик. — СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2008. — 298 с.

1

Под косвенным адресатом понимается всегда присутствующий в дневниковом письме и в других автотекстах потенциальный читатель, к которому пишущий не обращается непосредственно, но чье виртуальное присутствие влияет на форму и отчасти содержание высказывания [8, с. 166-169]

26


27

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 4. Гусев А. Маргинализация и космополитизм: взгляды современных теоретиков на социальные последствия интенсификации пространственных перемещений // Социологическое обозрение. 2009. Т. 8. № 2. — С. 72 – 79. 5. Давыдова О. Финскость «на выходе». Идентичность как категория дискурса и практики реэмиграции людей финского происхождения из стран бывшего СССР в Финляндию // Права человека и проблемы идентичности в России и в современном мире. Материалы международного научно-практического симпозиума, 8-9 июля 2004 г. —СПб.: Норма, 2005. — С. 242 – 259. 6. Дубин Б. О привычном и чрезвычайном // Дубин Б. Интеллектуальные группы и символические формы: Очерки социологии современной культуры. — М.: Новое издательство, 2004. — С. 164 – 175. 7. Дубин Б.Массовые коммуникации и культурная идентичность // Дубин Б. Интеллектуальные группы и символические формы: Очерки социологии современной культуры. — М.: Новое издательство, 2004. — С. 217 – 231. 8. Зализняк А. Дневник: к определению жанра // Новое литературное обозрение. 2010. № 106. — С. 162 – 180. 9. Паперно И. Советский опыт, автобиографическое письмо и историческое сознание: Гинзбург, Герцен, Гегель // Новое литературное обозрение. 2004. № 68. — С. 102 – 127. 10. Рис Н. Русские разговоры: Культура и речевая повседневность эпохи перестройки. Пер. с англ. Н. Н. Кулаковой и В. Б. Гулиды. — М.: Новое литературное обозрение, 2005. — 368 с. 11. Рыбаковский Л.Л. Миграция населения (выпуск 5). Стадии миграционного процесса. Приложение к журналу «Миграция в России». — М., 2001. — 159 с. 12. Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика и историческое сознание XIX века. — М.: Археографический центр, 1997. — 357 с. 13. Huttunen L. Kotona, maanpaossa, matkalla. Kodin merkitykset maahanmuuttajan omaeämäkerroissa. — Helsinki, Suomalaisen Kirjallisuuden seura, 2002. — 373 с. 14. Gusdorf G. Conditions and Limits of Autobiography // Autobiography: Essays Theoretical and Critical. Ed. by James Olney. — Princeton: Princeton University Press, 1980. — P.28 – 48. 15. Hellbeck J. Revolution on my Mind: Writing Diary under Stalin. — Cambridge and al.: Harvard University Press, 2009. — 448 р.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 16. Kujansivu H. &Saarenmaa L. Tunnustus jа todistus omaelämäkerrallisen esittämisen muotoina // Tunnustus ja todistus. Näkökulma kahteen esittämisen tapaan. Toim. Kujansivu Heikki &Saarenmaa Laura. —Helsinki: Gaudesmus, 2007. — S. 7 – 20. 17. Smith S. &Watson J. Reading Autobiography. A Guide for Interpreting Life Narratives. — Minneapolis: University of Minnesota Press, 2001. — 296 p.

А. В. Толстокорова

«УНЕСЁННЫЕ ВЕТРОМ»: ПОСТСОВЕТСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ УКРАИНСКИХ ЖЕНЩИН-МИГРАНТОК

«Я думал о той красивой русской девочке с гитарой, которая примчалась сюда за легкой и изящной жизнью, а должна зарабатывать себе на хлеб совсем не так, как ей, по-видимому, грезилось, когда она уезжала из России…» Кунин В. Русские на Мариенплац

Введение: «Veder Napoli e poi morire»1

«Украинка, работающая сиделкой в Сан Фили (Италия), убила своего хозяина и покончила жизнь самоубийством. Она проживала в Италии в течение многих лет и по отзывам её соседей, была аккуратной и благочестивой женщиной». Эта новость появилась на обложках газет и в заголовках интернет-изданий в августе 2009 г. и вызвала шок как в Украине, так и в Италии. Эти горькие строки не могли не вызвать во мне шквал мыслей, заставивших задуматься о судьбе моего поколения: поколения постсоветских женщин, «унесённых ветром». Однако, размышления над этой глобальной проблемой оказались слишком тяжелыми и болезненными для сознания, перегруженного множеством мелких срочных забот, и в суматохе повседневной текучки я быстро переключилась на более насущные проблемы, требовавшие немедленного решения, и оттеснившие взволновавшую общество тему на задний план. Но всё же вернуться к ней заста-

1

Увидев Неаполь, можно и умереть (лат.)

28


29

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

вило другое сообщение, появившееся в период необычайных холодов, охвативших Европу в начале февраля 2012 г: «Из-за холодов уже погибли как минимум семь человек. В частности, жертвой холодов стала 48-летняя украинка, которая умерла от переохлаждения в прибрежном городке Остия, ночуя в бараке вместе с другими иммигрантами» [2]. Эта был очередной шок, подливший масла в огонь невеселых мыслей о судьбе моих респонденток, украинских заробичанок. Но последней каплей, переполнившей чашу возмущения и заставившей написать эту статью, стало письмо заробитчанки. Оно было отправлено домой и передано мне ее подругой, респонденткой данного проекта, вернувшейся домой с заработков в Москве. Письмо было криком души одинокого, бездомного «лишнего человека», изо всех сил пытающегося сохранить в себе оптимизм и любовь к жизни. Письмо было изложено в стихотворной форме:

«Мне порою снится грустная картина: Я работать еду, я рассталась с сыном. Италия, Альпы — и моя дорога, Из окна машины не увидишь много.

Горы, вам садятся облака на плечи, От восторга можно потерять дар речи! Кончилась дорога, началась другая: Я отцу чужому памперсы меняю.

Комната большая, в ней тоска седая, В кресле дед — я деду слюни вытираю. Серебрится в мире лунная дорога, Из окна квартиры не увидишь много.

Здесь другoе море, слишком много соли, Солнце не такое, и печет до боли. Здесь едят сытнее и не те заботы, Только нам, бездомным, хочется работы.

Хочется работы — дома дети, внуки,


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Хочется работы, нынче не до скуки. И на Украине нам работы хватит, Только за нее нам слишком мало платят.

Денег нет лечиться, не за что кормиться, Внуки подрастают, им еще учиться. Старики больные по помойкам бродят, С пенсией свею в магазин не сходят.

Хоть бы не раскиснуть! Хоть бы не сломиться! Как там муж и дети? Мне всего лишь тридцать… И ночами снится мой любимый город. Там друзья остались, мне всего лишь сорок…

Пятьдесят — не возраст! Время зрело мыслить. Жить хочу счастливо и при этой жизни. Нервы б вам стальные, и здоровья тоже, Женщины, родные, помогай вам Боже!»

Под письмом стояла приписка, сделанная рукой моей информантки, проливающая свет на дальнейшую участь авторессы этого «эпистолярно-поэтического интервью»:

«Автор работала на НКМЗ. Поскольку несколько лет не получала зарплату, была вынуждена уехать на работу в Италию, оставив на соседку не совсем здорового сына. Проработав несколько лет, возвращалась домой. По дороге, проезжая Венгрию, автобус разбился. Она погибла вместе с многими другими нашими соотечественниками. Похоронена в Венгрии в неизвестной могиле».

Три трагических женских судьбы. Горькая доля постсоветских женщин-тружениц. В каких нечеловеческих условиях нужно было оказаться, чтобы окончить свою жизнь вот таким ужасным образом? Какие черствые сердца должны быть у людей, обрекших на такую страшную смерть уже немолодых, вряд ли здоровых и явно не слишком счастливых женщин, гнущих спину с утра до ночи на чужбине, вдали от семьи, без всякой поддержки,

30


31

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

практически без выходных и праздников, чтобы заработать на пропитание себе и своим детям? Ведь эта женщина — моя ровесница. Мы могли учиться с ней в одном классе, ходить в одну и ту же музыкальную школу, соревноваться друг с другом на одних и тех же спортивных олимпиадах, бегать на каникулах в единственный тогда в моем родном городе кинотеатр «Родина», давно разрушенный, как и сама Родина, и превращенный в шикарный притон для заезжих секс-туристов. Сейчас, 20 лет после безвременной кончины СССР, вопрос о судьбе моего поколения все больше волнует и меня, и многих моих сверстниц и сверстников. Что же произошло с поколением «комсомолок, спортсменок, красавиц и отличниц», что наши заслуги перед обществом ценятся так невысоко? По чьей милости долгожданная свобода передвижения превратилась в свободу выбора, где именно свести счеты с жизнью: замерзнуть неотапливаемом сарае или в оказаться в петле под потолком нищей коморки на чужбине? Действительно, кто из нас, родившихся в годы хрущёвской оттепели в 1960-х, мог предположить, что судьбы этих женщин, наших ровесниц, станут вполне типичными для многих из нас? И даже в начале 90-х, когда мы восхищались силой воли и упорством в борьбе за жизнь и любовь героини старого популярного фильма «Унесённые ветром», могли ли мы в то время представить себе, что судьба его героини очень скоро станет судьбой нашего собственного поколения? То, что трагические события в США середины XIX века трансформируются в сценарии нашей собственной жизни на рубеже XX и XXI веков? Кто из нас когда-либо мог представить себе, что супердержава — наша социалистическая Родина — так внезапно прекратит своё существование без войн, катаклизмов, эпидемий или мощного экономического кризиса [3]? Кто мог вообразить себе, что она может исчезнуть, как замок на песке, оставив миллионы нас, теперь уже «постсоветских» женщин, без средств к существованию, без социальных связей и без перспектив на будущее? Кто из нас мог предположить, что свежий ветер демократических перемен перерастёт в смертоносное торнадо, превратившее нас в «перелётных птиц» [35], «птиц без гнезда» [24], летающих по миру в поисках надёжной ветви, где можно обосноваться и избавиться от разбитых надежд долгожданного «светлого коммунистического будущего», с которым жили поколения бывших пионеров и комсомольцев, «унесённых ветром» — зловещим ветром «неорабства»? Даже в самых страшных снах мы не могли представить себе, что многотысячная армия «внучек Надежды Крупской», «дочерей Паши Ангелиной» и «подруг Валентины Терешковой» станут в «экспортным товаром» в «торговле Наташами» [32], вместо того, чтобы оставлять свои следы «на пыльных дорожках далёких планет», как обещал популярный советский шлягер? Это о нас эксперт сказал в своём интервью:


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Эксперт: Специфика центра, запада и юго-запада Украины, и очевидно, востока также, состоит в том, что главным образом женщины, и в меньшей степени мужчины, которые были заняты в мелкой торговле на рынках, вначале утратили работу на разрушенных советских предприятиях, а затем потеряли рабочие места на рынках из-за монополизации малых рынков и развёртывания сети супермаркетов. То есть, они сначала потеряли работу после крушения Советского Союза, а теперь они теряют её снова. Это повсеместное явление. Этот процесс начался в 2002, но в 20042006 гг. он приобрёл катастрофические масштабы. С другой стороны, рынок труда в сфере сервиса сейчас омолаживается. Это происходит в связи с тем, что в 1990-х те, кто пришли на работу в сферу сервиса и торговли, были в прошлом медицинскими работниками, учителями, медсёстрами, бухгалтерами и т.д. Те, кто был подхвачен первой волной приватизации и потерял работу вначале 1990-х. Сейчас им около 40-45 лет. Это несчастное поколение. Они уже потеряли свою прежнюю квалификацию, работая в сфере торговли, и, как я уже говорил, в настоящее время для них нет места на рынке труда. У них есть хорошее образование, жизненный опыт и опыт работы, но они не могут интегрироваться в общество. Поэтому именно это поколение и составило основную часть последней волны миграции. Что касается женщин, здесь ситуация ещё хуже, так как для них возможность найти на работу ограничена возрастом 55 лет».

Следует отметить, что согласно данным Международной организации миграции, в течение периода «независимости» и «перехода к демократии» более 100 тысяч «независимых» граждан Украины были порабощены торговцами живым товаром [4]. Чаще всего украинцы, «освобождённые» от тоталитаризма свободной рыночной экономикой, экспортируются в качестве дешевой рабочей силы в такие страны, как Россия и Турция [1]. Согласно данным МИД Украины лишь за два года более 2500 украинских граждан были зарегистрированы как погибшие в 69 странах мира. В 2003 г. только на территории Российской Федерации 250 украинских рабочих были зарегистрированы как пропавшие без вести [8, с. 160 – 161]. Как отмечается в докладе «Развитие человеческого потенциала в Украине» за 2006 г., украинские рабочие в ЕС получали в 4-5 раз меньше, чем местные рабочие за те же виды работ, 46% из них работали по 12 часов в день, каждый четвёртый – 13 часов и более, 60% –не имели фиксированных выходных дней, в то время как 25%

32


33

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

вообще не имели выходных дней [8]. Причем рабочий день женщин за последние годы даже увеличился [9, с. 138]. Всего 15% украинских трудовых мигрантов имели легальную работу. За десять лет, проанализированных в докладе, более одной тысячи нелегальных трудовых мигрантов из Украины были арестованы за границей. Их грабили, калечили и унижали

в

тюрьмах,

а

действующее

законодательство

по

отношению

к

ним

игнорировалось [8]. Для них миграция была не результатом свободного выбора, а вынужденной стратегией выживания. Большинство украинцев, особенно молодых, ищут источники заработка за рубежом, потому что у них нет других возможностей обеспечить достойный уровень жизни для себя и своих семей. Поэтому хотелось бы еще раз подчеркнуть ранее высказанное мнение [38], что трудовая миграция из экономически депривированных государств в более состоятельные страны должна рассматриваться как «вынужденное перемещение с целью трудоустройства» и «поиск экономического убежища», а самих трудовых мигрантов следует квалифицировать как «жертв структурного экономического насилия» и «экономических беженцев» [18]. Наряду с этим, целесообразным представляется предложение рассматривать принудительную миграцию и трудовую эксплуатацию в любом секторе рынка труда, включая мануфактурное производство, сельское хозяйство, сервисные услуги, домашнее обслуживание и сексбизнес как разновидности траффикинга [25].

Цель и методология исследования

Данное исследование базируется главным образом на анализе вторичных источников по вопросам миграции, как научных, так и публицистических. Для иллюстрации теоретических выводов работы используются эмпирические данные, полученные в результате многоэтапного проекта, основной целью которого является изучение гендерного измерения международной экономической мобильности и транснационализма в Украине. В рамках этого проекта было осуществлено полевое исследование, включавшее следующие этапы: включенное и невключенное наблюдение проводилось в форме участия в деятельности объединений соотечественников, работающих в странах Евросоюза. Экспертные интервью охватили 25 специалистов по вопросам миграции, гендерных и женских исследований, социальной политики и социальной работы. В интервью и фокусгруппах с мигрантами и членами их семей (27 женщин и 12 мужчин) опрашивались респонденты, имевшие опыт работы за границей в прошлом и нынешние заробитчане. Интервью проводились как в государствах назначения трудовой миграции, главным


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 образом в странах Средиземноморья, так и в регионах Украины, более всего подверженных оттоку трудовой силы за рубеж (западные и южные области Украины), а также в Киеве. Задачей одного из этапов проекта, результаты которого отражены в данной статье, было обобщение статистических данных о гендерных (женских) аспектах украинской трудовой миграции — «заробитчанства». Исходной теоретической посылкой работы является социально-историческая концепция «поколений», разработання Х. Ортега-иГассетом [12], согласно которой категория «поколение» рассматривается как единица макроисторических изменений.

Тихое цунами: женщины в потоках украинской трудовой миграции

Долгое время в академических кругах господствовало убеждение, что бум мобильности среди восточноевропейских женщин начался после падения Берлинской стены. Однако, исследования показали, что возрастание их доли в потоках трудовой силы в Западную Европу началось еще в 1960-х гг., составив на начало 1980-х гг. более ¼ рабочей силы и более 40% общего количества мигрантов [37]. В отношении украинских женщин также существовало представление, что они не являются пространственно мобильными [36]. В частности, считалось что среди послевоенных мигрантов из Украины превалировали мужчины, в то время как женская миграция ассоциировалась лишь с второстепенной ролью зависимых членов семьи, сопровождающих мужчин. Однако, статистика свидетельствует, что еще в 1940-х гг. среди украинских граждан, приехавших по программе EVW в Британию для работы в текстильной промышленности и в сфере больничного обслуживания, женщины составляли более ¼ [34]. Распад СССР сопровождался возобновлением права населения на свободу передвижения и процессом, о котором одна из информанток сказала так: «Когда предприятия закрылись, границы открылись, и нам ничего не осталось, как уезжать». Такое положение привело в движение огромные массы обедневших женщин, вынужденных искать любые средства, чтобы прокормить своих детей и семью. Сегодня, согласно данным парламентских слушаний по вопросам равных возможностей, из 7 миллионов всех украинцев, работающих за рубежом, женщины составляют 5 миллионов [13]. Однако, эксперты считают эти данные завышенными, оценивая долю женщин в общих потоках украинской миграции от 35% до 50% из 2-2,5 млн. человек. В то же время их количество в некоторых странах ЕС, особенно в странах Средиземноморья, довольно велико. Например, в

34


35

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

Испании женщины в настоящее время составляют до 55% всех украинцев, работающих стране [20], в Греции — 75,5% [33] в Италии — 90,2%. В Италии спрос на женскую трудовую силу особенно велик по причине уменьшающегося предложения рабочих рук на рынке домашних услуг со стороны местной трудовой силы. Согласно статистике, в 2005 г. почти 25% итальянского населения являлись людьми в возрасте 60 лет и старше В то же время миграция в ряд других стран является преимущественно мужской. Так, больше половины (61,0%) молодых мужчин-мигрантов из Украины работают в Российской Федерации, в то время как женщин эта страна привлекает намного меньше, работу в ней нашли лишь 39,4% молодых украинок [9]. В 2001 г. мужчины составляли 80,6% украинских «заробитчан», работающих в Польше, в Португалии — 68%, в Германии — 60,9% [17]. Кроме того, наблюдается спрос на мужскую рабочую силу в отечественном строительном секторе, осoбенно возросший в период подготовки в Евро-2012, и мужчины предпочитаю работу в нем поездкам за рубеж. Статистика последних лет показывает, что и среди тех, кот уже имел опыт работы за рубежом, и среди тех, кто только планирует совершить свой первый выезд на заработки, все еще преобладают мужчины. В 2008 г. их доля в миграционных потоках достигала 67,2 % против 32,8 % женщин. Однако, доля женщин повысилась по сравнению с 2001 г, когда она составляла 24% [19]. По мнению отечественных исследователей, это подтверждает тенденцию феминизации потоков рабочей силы из Украины [11]. Тем не менее, трудовая миграция до сих пор остается преимущественно мужским явлением. Так, в 2009 г. среди молодежи гендерное соотношение заробитчан, выехавших в страны дальнего зарубежья, составляло 61,4% мужчин против 38,6% женщин [10: 184]. Что же заставляет украинских «перелетных птиц» пускаться на поиски лучшей жизни и рисковать семьей, оставляя дома без присмотра самых близких — малолетних детей и немощных родителей?

В поисках «dolce vitа»: побудительные мотивы миграции

Как свидетельствуют научные источники [13, с. 9], условиями, стимулирующими миграционные установки украинской молодежи обоего пола, являются распространение бедности и низкая стоимость рабочей силы. Мотивации трудовой миграции имеют ярко выраженный экономический характер: основной причиной выезда на работу за рубеж для большинства потенциальных мигрантов является возможность заработать там за короткое время несравненно больше, чем в Украине Возникновение неравенств в доступе к высшему образованию в постсоветский период служит дополнительным фактором, стимулиру-


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 ющим экономическую мобильность молодежи [39]. В то же время, частые изменения экономической ситуации в стране обуславливают новые тенденции и приоритеты в миграционных мотивациях молодежи. Так, если в начале 1990-х гг. поездки за границу в поисках работы были обусловлены ограниченными возможностями трудоустройства на отечественном рынке труда, вызванными коллапсом национальной экономики и регулярными задержками выплаты заработной платы, на начало 2000-х гг. мотивации экономической мобильности несколько изменились. В результате улучшения состояния экономики и рынка труда безработица и невыплаты зарплаты больше не являются «выталкивающими» факторами, ведущими к миграции. Специалисты отмечают, что сегодня нахождение трудоустройства уже не является проблемой, но уровень оплаты труда все еще остается крайне низким и средней зарплаты не хватает для того, чтобы прокормить семью. Поэтому основными стимулами к миграции на данном этапе является необходимость финансово и материально обеспечить семью, решить жилищные проблемы, заработать денег на оплату высшего образования и др. По результатам социологического опроса 2007 г. 26.7% респондентов в возрасте 1840 лет отметили, что рассматривают миграцию как реальный выход из сложной экономической ситуации в Украине, причем 19% из них указали на высокую вероятность того, что они могут выехать на работу за границу уже в ближайшие два года [31, с. 4]. Вот что отметила по этому поводу в приватной беседе сотрудница НГО, работающего со школьной молодежью: «Я вижу, что сейчас даже среди детей информированность о возможностях работы за границей очень высокая. Все уже знают, что и как. Я имею в виду, что в последнее время даже в школы об этом приходят рассказывать. Например, недавно чехи приходили и рассказывали детям о том, что им нужно делать, чтобы уехать в Чехию, что их там ждет, что у них есть специальные программы для Украины. Причем они первый год смогут там обучаться, изучать язык, получать специальность, а дальше для них там есть возможность найти работу. Так что многие выпускники уже настроены на отъезд».

Экономические причины как основную мотивацию выезда на работу за рубеж подтверждают и другие социологические опросы [1; 5; 9; 13; 15]. Среди них прежде всего следует выделить желание улучшить свое материальное положение, заработать стартовый капитал для собственного бизнеса, обеспечить достойный уровень жизни своей семье и детям. Неэкономические мотивации, как например, возможность увидеть мир и ознакомить-

36


37

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

ся с культурой других стран, освоить международные стандарты ведения бизнеса, приобрести профессиональный опыт, желание совершенствовать владение иностранными языками) играют незначительную роль в формировании мотивации выезда за границу. Следует отметить, что большинство опрошенных мигрантов отмечали, что они бы никогда не уехали на работу за рубеж, если бы могли расчитывать на аналогичные заработки в Украине [13]. Это подтверждает мнение эксперта МОТ Патрика Тарана, высказанное в интервью радиокомпании Deutsche Welle, что трудовые мигранты оставались бы дома, не будь для них работы, например, в Германии [30]. Очевидно, что если бы в странах исхода мигрантов были лучшие возможности для экономического развития, люди бы думали дважды перед принятием решения о миграции [16]. Поэтому в отношении трудовых мигрантов из Украины, а равно и из других пост-социалистических государств, «миграционный миф» о добровольном характере зарубежного трудоустройства, особенно в сфере секс-бизнеса, в условиях нелегального и низко-статусного труда, является необоснованным. Социологический опрос относительно мотиваций выезда на работу за рубеж, осуществленный в 2003 г. среди потенциальных мигрантов в возрастной группе до 40 лет, а следовательно, группе риска в торговле людьми, засвидетельствовал существенные различия в ответах женщин и мужчин. Готовность к миграции подтвердили 75% мужчин и 53% женщин (таблица 1).

Таблица 1. Ответы потенциальных мигрантов на вопрос «Какими мотивами вы руководствовались бы для выезда на работу за рубеж?» (%) Мотивы для выезда за рубеж

Мужчины

Женщины

Улучшение своего материального положения

59

36

Необходимость решения жилищной проблемы

17

7

Необходимость продолжить обучение

12

9

Необходимость иметь деньги для содержания родителей

17

9

Недостаток денег для содержания детей

20

13

Необходимость заработать деньги на лечение

8

8

Желание открыть собственное дело

29

13

Необходимость отдать долги

5

6

Нежелание жить в Украине

10

10

Невозможность найти соответствующую работу в Украине

22

8

Желание увидеть жизнь за рубежом

22

17

Поиск приключений

15

8


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Позитивный опыт знакомых

12

12

Избежание домашнего насилия

0,6

-

Избежать конфликтов в работе /учебе

2

-

Возможность выйти замуж /жениться

3

5

Другое

1

3

Источник [1: 42].

Несмотря на то, что экономические факторы, и прежде всего желание улучшить свое материальное положение, играют основную роль в приятии миграционных решений будущих мигрантов обоих полов, тем не менее, в указанном выше спектре мотиваций выезда на работу за рубеж отмечаются существенные гендерные различия. Они отмечаются прежде всего в мотивах, связанных с вопросами бизнеса, материальных интересов и досуга. Так, намерение начать вой собственный бизнес, материально обеспечить семью, решить жилищные проблемы, найти трудоустройство за рубежом являются существенно более значимыми для мужчин, нежели для женщин, что согласуется с данными более позднего социологического исследования 2008 г. [9]. Это может означать, что в соответствии с традиционным гендерным контрактом мужчины несут большую ответственность за благосостояние и экономическую безопасность семьи, поэтому они проявляют большую готовность к рискам зарубежного трудоустройства. В то же время, готовность мужчин к экономическим рискам может объяснять и то, почему для них возможность поиска приключений вдвое более значима, чем для женщин: 15% против 8% соответственно. Интересно, что данный социологический опрос не подтвердил общепринятое мнение, что для женщин чаще, чем для мужчин, миграция является возможностью избежания домашнего насилия и проблем в супружеских отношениях, обретения личной свободы сменить проблемные отношений на такие, в которых есть больше возможностей контролировать собственную жизнь [13, с. 35]. Хотя количество тех, кто подтвердил такие намерения невелико (0,6%), тем не менее, это были мужчины. Поскольку они были из возрастной группы 29-35 лет, можно предположить, что в данном случае скорее всего взрослые мужчины, проживающие в родителями, пытались избежать чрезмерного авторитаризма старшего поколения. Тем не менее, важен сам факт по себе. Этот опрос не подтвердил и утверждение том, что среди независимо путешествующих женщин среднего возраста велико количество тех, кто ищет возможности для интимных взаимоотношений или пытаются избежать принуждения семьи к замужеству [41]. Во-первых, в данном социологическом опросе всего 5% женщин указали на желание создать семью за рубежом как мотивацию выезда. Во-вторых, их количе-

38


39

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

ство лишь незначительно превышает количество мужчин, выразивших подобные намерения (3%). Это может служить свидетельством изменяющейся природы маскулинности в Украине в соответствии с общемировой гендерной тенденцией изменения социального статуса мужчин [29].

Горькие ягоды сладкой жизни: Гендерные особенности жизни и трудоустройства в стране пребывания

Исследования показывают, что миграция усугубила традиционное распределение гендерных ролевых моделей. Согласно докладу об обеспечении защиты прав украинских граждан за рубежом [21], во многих странах украинские мужчины обычно работают в качестве строителей, водителей, механиков и слесарей, в то время как женщины чаще нанимаются в качестве уборщиц офисов, прислуги или рабочих на фабриках, сиделок по уходу за престарелыми, танцовщиц в рестораны и кафе. Поэтому женщины сосредоточены на работе в приватной сфере — в частных домохозяйствах, тогда как мужчины задействованы в общественной сфере: на предприятиях, в организациях и фирмах и т.д. [11, с. 131]. В этой области занята приблизительно треть женщин-мигранток. В то же время, каждая пятая женщина работала плечом к плечу с мужчинами на строительстве, приблизительно столько же молодых заробитчанок трудились в области оптовой и розничной торговли [9, с. 81].

Эксперт 1: Обычно считается, что мужчины едут в Великобританию, Испанию, Португалию. Однако наблюдается уменьшение числа трудовых мигрантов из Украины в Португалии и увеличение числа мигрантов в Испании, что связано с их экспериментальной программой занятости, проводимой провинцией Хуэлва, в области сельскохозяйственных работ, сбора ягод. Эксперт 2: В 2001, 2004 и в 2006 годах Тернопольским государственным центром занятости были проведены социологические опросы Полученная в результате опросов информация показала изменение гендерного соотношения миграционных потоков в пользу женщин: 52% женщин против 47% мужчин, но это относится только к сельским районам и только к Тернопольской области. Тем не менее, эти данные подтверждают, что миграция в Украине является преимущественно женской.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Несмотря на то, что женщины трудятся за рубежом наравне с мужчинами, они являются мене социально защищенными. Согласно социологическим данным чаще всего трудовые отношения не были оформлены официально среди тех, кто работал в сфере домашнего обслуживания, т.е. преимущественно среди женщин: всего 16% из них имели контракты с работодателем, в то время как среди работающих в сфере торговли таких было 31,5 %, на строительстве — 32,7 % [19, с. 7]. Видимо поэтому для того, чтобы заработать достаточную сумму, позволяющую возвратиться домой и жить на заработанные деньги, женщинам приходится оставаться за рубежом дольше, чем мужчинам. Средняя продолжительность трудоустройства за рубежом среди молодых женщин по сравнению с мужчинами составила 6,7 против 5,5 месяцев соответственно [9, с. 68]. Возможно это одна из причин того, что мужчины, по крйней мере молодые, оценивают свои поездки на работу за рубеж более оптимистично, чем женщины: полное или частичное удовлетворение полученным миграционным опытом высказывали 69,1% мужчин против 58,6% женщин [9, с. 95 – 96]. Несмотря на специфические условия трудоустройства преимущественно в приватной сфере, женщины наравне с мужчинами вовлекаются в создание собственного бизнеса, требующего найма работников. По данным на 2008 г. соотношение работодателей среди мигрантов составляет 5,0% женщин против 5,1% мужчин, а в организации своего бизнеса на условиях самозанятости женщины проявляют даже больше активности: 11,3% самозанятых против 10,7% у мужчин [11, с. 131]. Это неудивительно, поскольку уровень образования у женщин-мигранток более высокий, чем у мужчин: 12,2 лет против 11,9 лет соответственно [9, с. 58] и лиц с высшим образованием среди них больше, чем среди мужчин: 20% против 11% соответственно [19]. Исследования показывают, что среди украинских мигрантов наблюдаются различия в степени финансовой поддержки семей, оставшихся дома. Причем если в старшей возрастной группе эти различия несущественны, то среди молодежи мужчины оказываются более активными в пересылке денег в Украину, чем женщины, которые пересылают деньги домой реже [9, с. 119]. С одной стороны, причиной этого могут быть более низкие заработки женщин. С другой стороны, это может означать, что молодые женщины нацелены на более длительное пребывание за рубежом и интеграцию в принимающие сообщества с последующим получением разрешения на проживание. В силу этого они склонны затрачивать значительную долю своего заработка на обустройство в стране пребывания, а не на денежные трансферты домой [9, с. 116]. Кроме того, если среди мужчин деньги домой отсылают 62,3% заробитчан, то среди женщин — 58,8%, и это при том, что женщины преобладают в тех странах, где денежные переводы осуществляются посредством неофициаль-

40


41

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

ных каналов, например, в Италии [11]. Это свидетельствует об ослаблении связей с родиной среди заробитчанок. В этом контексте не удивительно, что по данным соцопросов не планировали возвращаться на родину 28,2% женщин, в то время как среди мужчин только 10,5% [9, с. 95 – 96].

Выводы

Таким образом, проведенный анализ вторичных источников в сочетании с данными интервью свидетельствуют о том, что представление о внешней трудовой миграции постсоветских женщин, в том числе украинских, как эмансипационном проекте [40] и «тройной выгоде» [42] является односторонним и необъективным. Вряд ли можно считать эмансипацией торговлю людьми, жертвой которой становятся преимущественно женщинымигрантки (хотя в последнее время все чаще и мужчины) или трудовое рабство заробитчан, не говоря о человеческих жизнях, загубленных работой на чужбине. Более того, отношение к миграции как преимущественно прогрессивному явлению является несправедливым по отношению к мнениям самих участниц миграционного процесса. Эмпирические исследования убедительно демонстрируют, что и сами женщины, и окружающие их люди считают заробитчанство унижением и формой «уcовершенствованного рабства» [22; 27] и рассматривают свое положение лишь как временное состояние, необходимое для поддержания достойного уровня жизни для их семей и детей. Однако, социологические данные показывают, что миграция населения Украины в Западную Европу, Северную Америку, Израиль и Океанию постепенно приобретает постоянный характер [8, с. 160], т.е. превращается в эмиграцию, несмотря на то, что многие из уехавших хотели бы вернуться домой [26]. Это подтверждает мнение экспертов о том, что поколение постсоветских женщинмигранток является «потерянным поколением», поскольку они оказались «чужими среди своих и своими среди чужих»: «ненужными людьми» [6] в собственной стране, вытолкнувшей их из родного гнезда, и чужаками за границей.

Список литературы и источников

1. Алексєєва А. Галустян Ю, Левченко К., Новицька В., Толстокорова А., Урбан О., Шваб І., Яременко О. Соціальний аналіз основних чинників торгівлі людьми: реальна си-


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 туація та шляхи запобігання. — К.: Державний комітет України у справах сім’ї та молоді, Державний інститут сім’ї та молоді, 2003. 2. Аномальные холода в Италии: Украинская заробитчанка погибла от переохлаждения. 04.02.12. http://censor.net.ua/news/196267/anomalnye_holoda_v_italii_ukrainskaya_ zarobitchanka_pogibla_ot_pereohlajdeniya 3. Головаха, Е., Панина, Н. Основные этапы и тенденции трансформации украинского общества от перестройки и до «оранжевой революции» // Социология: теория, методы, маркетинг, 2006. № 3. — С. 32 – 51. 4. Громадський простір. Україна входить до десятки країн, мешканці яких найчастіше стають жертвами торгівлі людьми. За цим показником нашу країну прирівняли до Молдови, Таїланду і Нігерії. http://www.civicua.org/news/view.html?q=1142336 5. Зовнішні трудові міграції населення України / За ред. Е.М. Лібанової, О. Позняка. Київ: РВПС України, 2002. 6. Крамар О. В Україні налічується 13-15 млн зайвих людей // Український тиждень, № 33 (250). — С. 5 – 9. 7. Кунин В. Русские на Мариенплац: (Рождественский роман в 26 частях). — СПб.: Новый Геликон, 1994. — 336 с. 8. Людський розвиток в Україні: можливості та напрями соціальних інвестицій (колективна науково-аналітична монографія / За ред. Е. М. Лібанової. Київ: Ін-т демографії та соціальних досліджень НАН України, Держкомстат України, 2006. 9. Майданік І.П. Українська молодь на ринках праці зарубіжних держав. — К.: Ін-т демографії та соціальних досліджень ім. М. В. Птухи НАН України, 2010. 10. Молодь та молодіжна політика в Україні: соціально-демографічні аспекти /За ред. Е.М.Лібанової. — Київ: Інститут демографії та соціальних досліджень ім. М.В. Птухи НАН України, 2010. 11. Hаселення України. Трудова еміграція в Україні. — Київ: Ін-т демографії та соціальних досліджень ім. М.В.Птухи НАН України, 2010. 12. Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды. — М.: Издательство «Весь Мир», 1997. 13. Особливості зовнішньої трудової міграції молоді в сучасних умовах. — Київ: Державний інститут проблем сім'ї та молоді, 2004. 14. Парламентські слухання. Рівні права а можливості в Україні: реалії та перспективи. Рекомендації. — Київ, 2006. 15. Пархоменко Н. Стародуб А. Українська трудова міграція до країн Європейського Союзу у дзеркалі соціології. — Київ: CFCPU, Institut Spraw Publicznych, PAUCI, 2005.

42


43

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 16. Петренко, Л. Чи можливо контролювати міграційні потоки? // Deutsche Welle,

12.08.2006. http://www2.dw-world.de/ukrainian 17. Прибыткова И. Основные характеристики и тенденции развития современной трудовой миграции населения в Украине. <www. Iatp.org.ua /_sumy / news2002_ukr.html>. 18. Pайзберг Б. А., Лозовский Л. Ш., Стародубцева Е. Б. Современный экономический словарь. — 2-е изд., испр. — М.: ИНФРА-М, 1999. — 479 с. 19. Трудова міграція: соціальні наслідки та шляхи реагування. — Київ: НІСД, 2011. 20. Україно-іспанський міграційний вектор. — Київ: Європа без бар’єрів, 2012. 21. Уповноважний з прав людини в Україні. Доповідь про стан дотрмання і захисту прав громадян України за кордоном, 2003 http://www.ombudsman.kiev.ua 22. Якель Р. Вдосконалене рабство // Дзеркало тижня, № 8, 10 грудня, 2005. 24. Antić M., Vidmar K. The Construction of Woman’s Identity in Socialism: The Case of Slovenia // Women’s Movements: Networks and Debates in Post-Communist Countries in thre19th and 20th Centuries. L’Homme Schriften, 13. Böhlau Verlag: Köln, Weimar, Wien, 2006. — Р. 291 – 305. 25. Chang G. Trafficking by any other name: recognizing trafficking victims in care work. Paper presented at the conference “Global migration systems of domestic and care workers”, Toronto, 2008. http://www.ghi-dc.org/files/pdf/2008/conferences/globalmig/globalmig_prog.pdf 26.Chaloff, J., Eisenbaum, B. International Migration and Ukraine. Council of Europe CDMG. № 44, 2008. (Draft). 27. Cvajner М. The Presentation of Self in Emigration: Eastern European Women in Italy // The ANNALS of the American Academy of Political and Social Science, № 642, 2012. — Р. 186 – 199. 28. Degiuli F. A job with no boundaries. Home eldercare work in Italy // European Journal of Women’s Studies. Special Issue “Domestic Work”. Vol. 14. Issue 3, 2007. — Р. 193 – 207. 29. Garcia G. The Decline of Men: How the American Male is Tuning Out, Giving Up, and Flipping Off His Future. — N.Y.: Harper&Collins, 2008. — 300 p. 30. Gerter H. Labour Migration: regulations are needed (in Ukrainian) // Deutsche Welle, 19.02.2005. http://www2.dw-world.de/ukrainian. 31. GFK Ukraine. The Contribution of Human Resources Development to Migration Policy in Ukraine. (Draft). — Kyiv, 2008.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 32. Hughes D. The “Natasha“ Trade : The Transnational Shadow Market of Trafficking in Women // Journal of International Affairs. Special Issue “In the Shadow: Promoting Prosperity or Undermining Stability?”. 2000, № 53 (2). — P. 625 – 651. 33. Kaurinkoski K. Gendered Migration Patterns and Experiences of Ukrainian Immigrants in Greece // Spotlights on Russian and Balkan Slavic Cultural History. Studies on Language and Culture in Central and Eastern Europe. / Ed. A. Ioannidou, C. Voss. — Munich: Otto Sagner, 2009. 34. Kubal A., Bakewell O., De Haas H. Theorizing the Evolution of European Migration Systems (THEMIS). The Evolution of Ukrainian Migration to the UK. Scoping Study Report. International Migration Institute, University of Oxford, 2011. 35. Morokvasic M. Birds of Passage are also Women // International migration review. № 18. Issue 4. — P. 886 – 907. 36. Morokvasic M. Transnational Mobility and Gender: A View from Post-Wall Europe // Crossing Borders and Shifting Boundaries. Volume 1: Gender on the Move / Еds. M. Morok?asic-Müller, U. Erel and K. Shinozaki. — Opladen: Leske and Budrich, 2003. — P. 101 – 133. 37. Phizacklea A. Introduction // One Way Ticket: Migration and Female Labour / Ed. A. Phizacklea. L.: Routledge and Kegan Paul, 1983. — P. 1 – 12. 38. Tolstokorova A. Costs and Benefits of Labour Migration for Ukrainian Transnational Families: Connection or Consumption? // Les cahiers de l’URMIS. Circulation migratoire et insertions économiques précaires en Europe, № 12, 2009 http://urmis.revues.org/index868.html 39. Tolstokorova A. Labour Migration as a Mechanism of Social Exclusion: Case Study of Ukrainian Youth // Some still more equal than others? Or equal opportunities for all? / Ed. S. M. Değirmencioglu. — Strasbourg: Council of Europe Publishing, 2011. — P. 101 – 112. 40. UN. 2004 World survey on the role of women in development. Women and international migration. N. Y., 2006. 41. UN-INSTRAW. Feminization of Migration. Working Paper 1. — San Diego, 2007. 42. World Bank. Report. Migration and remittances: Eastern Europe and the former Soviet Union./ Eds. Mansoor A., Quillin B. The World Bank, Europe and Central Asia region, 2006.

44


45

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 К. Е. Балдин

РУССКИЕ В СВЯТОЙ ЗЕМЛЕ: ПАЛОМНИЧЕСКИЕ ДНЕВНИКИ КАК ИСТОЧНИК

Одним из древнейших жанров русской литературы являются хождения — воспоминания и дневники путешествий, путевые записки. Они берут свое начало еще в домонгольской Руси и наиболее древний письменный памятник, относящийся к этому жанру — «Житие и хождение Даниила, Русской земли игумена». Его автор, настоятель одного из черниговских монастырей, в 1104-1106 гг. в составе группы русских паломников посетил Палестину и в течение 16 месяцев путешествовал по Святой земле, осмотрев все ее основные религиозные достопримечательности. В дальнейшем жители Руси (России) не раз отправлялись в дальние путешествия. Тверского купца Афанасия Никитина судьба забросила даже в Индию, результатом чего стало появление такого замечательного литературного произведения как «Хождение за три моря». Однако наиболее почетными и уважаемыми путешественниками считались все же паломники, которые отправлялись в путешествие не развлечения ради, а с целью посетить Гроб Господень, Святую гору (Афон) или же почитаемые святыни в России (например, Киево-Печерскую лавру). Такой приоритет паломников по святым местам перед другими странствующими объяснялся тем, что в условиях средневековья массовое сознание было однозначно религиозным. Несмотря на секуляризацию сознания и повседневной жизни, довольно быстро пробивавшей себе дорогу в имперской России, популярность паломничества к святым местам не убавилась. Это касалось как дореформенной России, так и позднеимперского периода в ее истории. Некоторые паломники (их называли также поклонниками) стремились поделиться своими впечатлениями с широкой публикой, писали и издавали свои путевые записки. Во многом культовой стала книга «пешеходца» Василия Григорьевича Григоровича-Барского [2]. Книга Барского использовалась в качестве путеводителя и своеобразного пособия паломниками даже на рубеже XIX и XX вв. Это весьма объемистое издание, находящееся в неплохой сохранности, хранится в редком фонде Ивановской областной научной библиотеки. Не менее популярными были путевые записки А. С. Норова — русского государственного деятеля, ученого, путешественника и писателя. В 1820-х гг. он объездил Герма-


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 нию, Францию, Англию и Италию и изложил свои путевые впечатления в ряде периодических изданий и в объемистой книге. В 1834-36 гг. он посетил Палестину, Малую Азию, Египет и Нубию, а в 1861 г. повторил паломничество в Палестину. Итоги поездок были подведены в двух книгах, в которых рассказывалось в том числе о впечатлениях автора от Святой земли. [9, 10]. Одной из весьма популярных книг на рубеже XIX и XX вв. были путевых записки «По белу свету», принадлежавшие перу русского путешественника А. В. Елисеева, книга выдержала несколько изданий. [5]. Он путешествовал по северу и северо-западу Европейской России, по Скандинавии, известен как исследователь Африки, собрал интересные антропологические и этнографические материалы. В 1881-1882 г. он посетил Палестину, Сирию и Египет. В отличие от В. Г. Барского и А. С. Норова, он выступал скорее не как паломник, а как исследователь. В конце XIX – начале XX в. поток русских паломников в Палестину увеличился многократно. Важнейшей предпосылкой для этого стала многогранная деятельность Императорского Православного Палестинского общества (ИППО), которое, начиная с 1880-х годов, постепенно создало разветвленную структуру социально-культурных учреждений в Святой земле. К услугам православных паломников появились гостиницы, рассчитанные на любой карман и вкус, лечебные учреждения, были наняты проводники. Они сопровождали паломников от морского порта Яффа до Иерусалима, во время их поездок в Вифлеем, Назарет и другие памятные места, а также защищали путешественников от произвола и поборов со стороны турецких властей. Некоторые из этих паломников по своему почину или же по инициативе местных епархиальных отделений ИППО садились за перо, поэтому в конце позапрошлого и в начале прошлого столетий появляются в печати целый ряд мемуаров, дневников, отражавших впечатления паломников. Авторами их в большинстве своем были местные священники. Вполне естественно, что свои записки они несли для публикации в редакции местных духовных официозов — «Епархиальных ведомостей». Автором настоящей публикации были фронтально просмотрены в поисках произведений такого жанра комплекты «Ведомостей», издававшихся в нескольких губерниях Европейской России. Особенно плодотворными оказались результаты поиска в «Вятских епархиальных ведомостях». Здесь в 1895-1899 гг. на протяжении 16 номеров (не подряд, а порой со значительными перерывами) были опубликованы записки священника А. Трапицына «Из впечатлений паломника в Святую землю» [13]. К сожалению, по какимто неясным нам причинам эта публикация осталась незавершенной. Позже, в том же по-

46


47

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

временном издании в четырех номерах подряд за 1900 г. были напечатаны дневники другого вятского паломника Н. Гусева «Путешествие во Святую землю» [4]. Должность его была не указана, но по косвенным данным можно предположить, что он был преподавателем в одном из духовных учебных заведений епархии. В «Орловских епархиальных ведомостях» в 1913 г. появились «Впечатления палестинского паломника», автором которых был протоиерей Михаил Вуколов. [1] Отличительной особенностью его очень небольших по объему мемуаров является критический взгляд на проблемы современной ему Палестины. Он больше говорит не о своих впечатлениях от посещения святых мест, а о проблемах, с которым сталкивались паломники в повседневной жизни. В «Волынских епархиальных ведомостях» в 1874 г. на протяжении четырех номеров печатались «Записки о путешествиях по Святым местам Востока», автором которых был протоиерей Николай Карашевич [7]. Это произведений в жанре «хождений» интересно тем, что автор совершил свое путешествие в Палестину еще до того, когда там возникла предназначенная для паломников инфраструктура социальных учреждений Палестинского общество. Сравнивая мемуары Н. Карашевича с теми, которые были написаны в более поздний период, можно наглядно убедиться в том, как ощутимо возрос уровень удобств, предлагавшихся русским паломникам в Иерусалиме и в других городах Святой земли. Каждый из этих источников личного происхождения по-своему интересен, т.к. любой автор дневника или мемуаров вносил свои собственные штрихи в описание Святой земли, видел такие детали, которые оказались пропущенными другими паломниками. Как образно заметил один из знатоков Палестины, она «описана, переписана, но не дописана» [5, с. 300]. Автором еще одного источника личного происхождения, опубликованного в «Костромских епархиальных ведомостях», являлся Александр Петрович Касторский. Именно его палестинский дневник стал объектом нашего исследования. Целью последнего является выявление культурно-исторической позиции автора данного источника путем анализа его текста. Исследование опиралось на принципы объективности, историзма и детерминизма. При этом в ходе работы использовались конкретно-исторические методы: историко-сравнительный, историко-системный, историко-генетический. Прежде всего, кратко остановимся на его биографических данных, которые были реконструированы нами на основе печатных и сетевых источников. А. П. Касторский родился в 1886 г. в селе Горки-Чириковы, которые ранее входили в Оделевскую волость Нерехтского уезда Костромской губернии, а потом с 1918 г. — в Середской уезд Иваново-


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Вознесенской губернии. В настоящее время селение является центром Горко-Чириковской сельской администрации Приволжского района Ивановской области. Село расположено к юго-востоку от Приволжска и стоит в верховьях реки Тезы.[6, с. 273]. Причем в интернетресурсах нами было обнаружено в этой связи немало ошибок. На сайте pstbi.ru Середской уезд назван «Середежским», а Горки-Чириковы приобрели совершенно экзотическое название «Горох-Чириковый». На сайте lists.memo.ru Оделевская волость именуется «Аделевской» [15, 17]. О семье А. П. Касторского сведений найти не удалось, но можно с уверенностью предположить, что он происходил из духовного сословия. Фамилия Касторский явно искусственного происхождения, такие фамилии, производные от латинских или греческих слов, часто давали семинаристам. По латыни «кастор» переводится как бобёр (Castor fiber). Cреднее духовное образование он получил в Костромской духовной семинарии. Александр Касторский окончил ее в 1906 г., при этом числился в первом отделении и по первому разряду, т.е. был одним из лучших. Более того, среди учащихся первого разряда его фамилия стоит первой, что свидетельствовало о том, что он был лучшим из лучших. [12, с. 168]. Причем и в предыдущих классах он лидировал в своем отделении по успеваемости. [11, с. 93]. В то время, когда он совершил со своими однокашниками паломничество в Святую землю в 1907 г. Касторский являлся уже студентом Казанской духовной академии, которую окончил в 1910 году. Как видно в этом высшем духовном учебном заведении он также был одним из лучших ее питомцев, потому что сразу же по завершении образования училищное начальство оставило его на преподавательской работе в академии, сначала доцентом на кафедре истории церкви, в дальнейшем ему было присвоено звание профессора [17]. Однако после революции ему пришлось сменить профессорскую кафедру на скромную должность заведующего складом свечного завода, на которой он проработал с 1918 по 1922 год. В 1921 г. А. П. Касторский был привлечен органами НКВД к ответственности по обвинению в нарушении закона об отделении церкви от государства, но отделался на этот раз очень легко – получил 1 год лишения свободы условно [16]. С 1922 по 1930 г. он служил священником в Богоявленской церкви г. Казани. В 1923 г. на казанском епархиальном съезде был избран на церковный Собор и, выехав в Москву, принимал в нем участие. В 1930 г. он был арестован по обвинению в «создании контрреволюционной организации», побывал в заключении во время предварительного следствия, но дело было прекращено за недостаточностью улик [17].

48


49

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 После освобождения Александр Петрович служил в Серафимовской церкви г. Каза-

ни, в 1933 г. был награжден церковным начальством митрой, получил звание протоиерея. Снова его арестовали 29 декабря 1937 г. и тройка НКВД Татарской АССР 6 января 1938 г. приговорила его к высшей мере наказания. Расстрелян Касторский 14 января 1938 г. [15, 16]. По данным одного из интернет-сайтов, он был похоронен в Казани на Архангельском кладбище. Реабилитирован 26 августа 1992 г. [14]. Дневник А. П. Касторского «Паломничество в Палестину и на Афон» опубликовался в «Костромских епархиальных ведомостях» на протяжении 20 номеров. В 1909 г. он появился только в двух номерах, но потом по каким-то причинам публикация прервалась более чем на два года и возобновилась только в середине 1911 г. Затем она продолжалась без перерыва почти в каждом номере до середины 1912 г. Текст публиковался в неофициальной части «Епархиальный ведомостей» небольшими отрывками в среднем по 4-5 страниц в одном номере. Он довольно четко структурирован на главы, в заголовках которых сообщалось о тех местах, которые будут описаны в данной части. Например, первая глава называется «Отъезд из Одессы. Черное море. Босфор. Константинополь. Мраморное море. Архипелаг. Смирна». Внутри этих глав текст разделен по дням, причем в ряде случаев указывается и день недели. Именно это обстоятельство позволяет атрибутировать его не как воспоминания, а как дневник. Скорее всего, он велся в ходе путешествия, но представлял собой черновые записи. В дальнейшем при подготовке к печати этот текст был обработан и дополнительно снабжен рассуждениями автора. Возникает вопрос — каким же образом попал дневник студента, а потом преподавателя Казанской духовной академии на страницы «Костромских епархиальных ведомостей». Можно логично предположить, что редакция, пользуясь родственными связями А. П. Касторского в Костромской губернии, попросила его поделиться своими воспоминаниями о паломничестве на страницах епархиального официоза. Вполне возможно, что к нему обратились с такой просьбой члены костромского отдела Императорского Православного Палестинского общества, которое организовывало поездки в Святую землю. Текст дневника написан литературным языком и читается с большим интересом. Он свидетельствует, с одной стороны, о достаточно высоком общекультурном уровне автора и, с другой стороны, о его начитанности в Священном Писании, о глубокой религиозности мемуариста, который отправился за много сотен километров, ведомый не праздным интересом экскурсанта, а по велению души. «Посетить далекие священные библейские места


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 было моей всегдашней мечтой», — пишет он в самом начале своего дневника. Поэтому он не раздумывал, когда ему представилась такая возможность [8, 1909, № 4, с. 96]. Впечатления русского паломника из духовного сословия от поездки по Востоку в концентрированном виде отражает фраза, сказанная А. П. Касторским в его дневнике: «…не раз ловил себя с открытым ртом» [8, 1909, № 5, с. 133]. Удивление, которое он испытывал, сквозит на страницах его «хождения» постоянно. Действительно, человеку, который всю предыдущую жизнь провел в Европейской части России, было чему изумляться. Главной целью паломников-христиан является посещение святых мест в Палестине, однако, для них интересно все, что связано с их религией. Поэтому осмотр конфессиональных достопримечательностей они начали уже на пути к своей конечной цели в тех городах, где останавливался их пароход. На первой же остановке путешественников ждало жестокое разочарование. Турецкие власти, по каким-то причинам закрыли доступ христианским паломникам в мечеть Айя София — бывший Софийский собор Константинополя [8, 1909, № 4, с. 98]. Не удалось осмотреть этот памятник культуры и на обратном пути в Россию. В Иерусалиме главным объектом интереса стал, разумеется, храм Гроба Господня. Мемуары отражают то восхищение, которое испытал от встречи с ним человек не только искренне верующий, но и хорошо знавший значение его в Священной истории. На протяжении нескольких дней, проведенных в «Святом граде» А. П. Касторский почти каждый день ходил в этот храм [8, 1911, № 22, с. 692 – 693]. Вместе с тем, он не упоминает о том обстоятельстве, которое не смогли не упомянуть другие паломники в своих мемуарах — главная христианская святыня на фоне окружавшей местности выглядела неброско, она несколько терялась, будучи застроена другими зданиями, и на фоне, например, роскошной и большой по размерам мечети Омара внешне проигрывала. За десять дней в Палестине русские паломники успели посмотреть очень многое, практически каждый день у них была очень насыщенная экскурсионная программа. Для того чтобы успеть везде, иногда приходилось вставать рано утром, а возвращаться в гостиницу (на подворье Палестинского общества) поздно вечером. Они побывали на горе Фавор, где произошло Преображение Господне, в Назарете, Вифлееме, Наблусе, Иерихоне, Кане Галилейской, на Мертвом море, Тивериадском озере и на реке Иордан, т.е. практически во всех основных местах, где происходило действие Священной истории и земная жизнь Иисуса Христа.

50


51

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Во время второй части путешествия — пребывания в течение десяти дней на Афоне

А.П.Касторский и его спутники осмотрели почти весь полуостров, побывали во многих монастырях, как греческих, так и русских, поклонились многочисленным святыням. В частности, они посетили монастырь Ватопед, где хранится пояс Богородицы, Афанасьевскую лавру, в которой почивают мощи св. Афанасия — основателя этого монастыря и отца святогорского монашества [8, 1912, № 10, с. 283; № 11, с. 313]. В дневнике А.П.Касторского есть, на наш взгляд, замечательное наблюдение, касающееся тех, кто отправляется в паломничество. Процитируем его полностью: «Часто при посещении достопримечательных мест поднимаются в голове вопросы: все это было здесь — ну и что же из этого? Подобные вопросы разрушают мир мечты и иллюзии и вводят в мир прозы. Еще хуже иного рода вопросы: а, может быть, здесь и не было ничего? На этот раз ни те, ни другие вопросы не вторгались в голову, и я всецело предался воспоминаниям, если только можно вспоминать то, чего не видел» [8, 1911, № 21, с. 650]. Автор имел в виду не совсем воспоминания, а те тексты Священного Писания, в которых говорилось о памятных местах, обозреваемых паломниками. Но эта запись автора приходит в явное противоречие с другими его же свидетельствами. В частности, в Дамаске им показывали два различных места, в которых якобы с городской стены был спущен в корзине спасавшийся от преследователей апостол Павел. Здесь же содержатся рассуждения автора о том, какому из этих вариантов следует верить. Еще более смущен был Касторский, когда в Назарете паломникам показали два различных места, в которых произошло гораздо более важное событие — Благовещение Божией Матери. Причем одно из этих мест принадлежало православным, а другое католикам. Этим видимым противоречием паломники явно были введены в «соблазн» [8, 1911, № 18, с. 557; № 20, с. 623]. А. П. Касторский, принадлежавший к духовному сословию, не развивал дальше в тексте дневника те мысли, которые, возможно, посетили его после посещения Назарета. Гораздо

более

откровенно

оценивал

такие

ситуации

путешественник-мирянин

А. В. Елисеев: «Вообще, латиняне — мастера фальсифицировать разные события Евангельской и Библейской истории, подгоняя их к местам и урочищам, приобретенным католическими монахами» [5, с. 313]. В ходе дальнейшего путешествия, уже на Афоне, паломников явно смутило слишком большое число святых мощей и даже орудий страстей Христовых (например, гвозди), которые хранились в местных монастырях и своей избыточностью порождали сомнения в их подлинности [8, 1912, № 5, с. 152].


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Особо автор дневника выделяет в своем путешествии такие знаковые события как встречи с руководителями восточных христианских церквей. В Дамаске группа студентов академии была удостоена приема у антиохийского патриарха Григория IV. Автор подчеркивает, что Его Блаженство (титул патриарха) и митрополиты приняли молодых гостей из России «просто и любезно, без малейшей чопорности». Несколькими днями позже состоялась аудиенция россиян у иерусалимского патриарха Дамиана, который, по свидетельству А. П. Касторского «человек живой и простой, по-русски говорит свободно». Он благословил русских паломников и на прощание подарил каждому образок, крестик, перламутровые четки, засушенные цветы Палестины и свою фотографию» [8, 1911, № 15, с. 465; № 23, с. 738]. Очевидно, эти два приема на высшем уровне объяснялись тем, что группу молодых паломников возглавлял один из «князей церкви» — епископ Алексий, руководивший Казанской духовной академией. Паломники не ограничились посещением общехристианских святынь. Они с интересом осмотрели мусульманские святыни Иерусалима, в которые их допустили — мечети Омара и Эль-Акса. Также они посетили абиссинскую христианскую церковь и священное место иудеев — Стену плача [8, 1911, № 23, с. 740; № 24, с. 795]. В тексте «хождения» Касторского при описании различных священных мест обычно указывается, кому они принадлежали — православным, католикам или армянской церкви. Причем, будучи православным, автор выражает сомнения на предмет святости различных мест и предметов, которые представляются католическим духовенством как таковые. Например, в католической церкви Дамаска паломникам показали некое помещение, атрибутированное как кабинет святого песнописца Иоанна Дамаскина. «Указание таких подробностей, разумеется, внушает мало доверия», — комментирует этот эпизод А.П.Касторский. В католическом храме в Назарете русским поклонникам был показан камень, будто бы служивший столом для Христа и его учеников. Касторский, хорошо ориентировавшийся в Священном Писании, отмечает, что Евангелие не дает ни малейшего подтверждения пребывания Спасителя с учениками в Назарете. Вместе с тем, будучи в меру объективным наблюдателем, автор не раз констатировал, что католические церкви (он называет их по-польски костелами) содержатся очень аккуратно и чисто [8, 1911, № 18, с. 556; № 20, с. 623]. Русских паломников неприятно поразил на Афоне обычай, существовавший у путешественников еще столетие назад — оставлять свои автографы на стенах посещенных ими объектов. Причем это касалось даже церквей, что особенно возмутило путешественников из России. Говоря о храме возле источника св. Афанасия на Афоне,

52


53

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

А. П. Касторский заметил, что «все стены в ней, не исключая и алтаря, испещрены именами тщеславных путешественников» [8, 1912, № 11, с.313]. К сожалению, полноценному общению с местными жителями русским паломникам мешал языковой барьер, т.к. семинарии и академии их основательно учили только мертвым языкам. А.П.Касторский был очень сконфужен этим обстоятельством и дал себе обещание обязательно выучить французский язык. На нем к паломникам несколько раз обращались в Ливане и Сирии, но они не смогли общаться на нем. Попытка использовать имевшиеся у них языковые знания и умения, окончилась ничем: во время остановки парохода в г. Митилене на борт явилось много греков-торговцев. Касторскому показалось, что они говорят на языке, близком к классическому, и он попробовал говорить с ними на древнегреческом, которому его несколько лет обучали. К его разочарованию, греки XX столетия язык Аристотеля и Софокла не понимали [8, 1909, № 4, с. 99; № 15, с. 466]. Вероятно поэтому, в дневнике прослеживается стремление автора если не овладеть разговорным новогреческим языком, то, по крайней мере, набрать минимальный словарный запас. То и дело в тексте встречаются такого рода лексические отступления: стасидии — сидения в церкви для молящихся, фондарик — гостиница в монастыре, гликон — варение с водой и др. [8, 1911, № 15, с. 466; 1912, № 5, с. 149]. Со Святой земли паломники увезли на родину немало сувениров. Это были не только четки, крестики и засушенные цветы, подаренные им иерусалимским патриархом. Было уже традиционным привозить из Святой земли «ветку Палестины» (вспомним в этой связи одноименное стихотворение М. Ю. Лермонтова). Поэтому А. П. Касторский не забыл сорвать веточку маслины, также он набрал в бутылку воды из реки Иордан. На Афоне каждому из православных поклонников был подарен путеводитель по Святой горе и книга «хождений» известного паломника XVIII в. В. Г. Григоровича-Барского [8, 1911, № 23, с. 741,743; 1912, № 5, с. 150]. Касторский совершил путешествие в Святую землю и Афон по паломнической книжке Палестинского общества, т.е. на льготных в отношении оплаты условиях. Хотя в дневнике об этом не говорится, но отдельные детали, которые есть в тексте, свидетельствуют об этом. Точно так же, в повествовании упоминания об Императорском Православном Палестинском обществе встречаются не очень часто, но будучи собраны вместе, дают общее представление о его деятельности в Святой земле. Первое упоминание об этой организации мы находим в самом начале воспоминаний. Группа студентов казанской академии отбывала в Палестину на пароходе «Россия», принадлежавшем Русскому обществу пароходства и торговли (РОПИТ). Именно с этой


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 компанией Палестинское общество заключило договор о значительно удешевленном провозе паломников в Яффу и Афон. Автор также сообщает, что их на пристани провожал агент ИППО в Одессе М. И. Осипов, который «по обычаю» вручил каждому поклоннику книжку Евангелия. [8, 1909, № 4, с. 96]. По тексту рассыпаны упоминания о находившейся в ведении ИППО российской недвижимой собственности в Палестине. Это так называемые Русские постройки в Иерусалиме, Сергиевское, Александровское подворье — целый комплекс гостиниц и других социокультурных учреждений. Здесь могли получить кров и питание люди самого различного достатка, как богатые путешественники, так и неимущие паломники из крестьян. Разумеется, уровень комфорта и цены на услуги в подворьях для них были различными. Здесь же в так называемом Русском доме находилась православная церковь, в которой внимание путешественников обратила на себя картина, написанная И. Е. Репиным и изображающая приговоренного к распятию Иисуса Христа, несущего свой крест на Голгофу. К сожалению, подробного описания Русских построек в дневнике нет т.к. во время такой экскурсии автор чувствовал себя неважно и не участвовал в ней. [8, 1911, № 22, с. 692; № 23, с. 737; № 24, с. 790]. В мемуарах постоянно упоминаются иные учреждения ИППО, которые паломники посещали или видели их по дороге. Это учительская семинария в Бетджале, школы для местных детей и др. Также упоминается построенная на средства Палестинского общества церковь в Кане Галилейской и церковь св. Марии Магдалины, которую путешественники посетили при поездке из Иерусалима на Елеонскую гору. Последняя, как свидетельствует Касторский, была возведена великими князьями Сергеем и Павлом Александровичами в память их матери – императрицы Марии Александровны и украшена фресками кисти Верещагина [8, 1911, № 20, с. 622, 625; № 23, с. 737, 741, 744; № 24, с. 790 – 791, 793, 795]. Эта церковь была построена на средства младших братьев Александра III во многом под впечатлением их паломничества в Палестину в 1881 г., когда Сергей и Павел Александровичи посетили Елеон [3, с. 55 – 57]. Повседневная жизнь паломника написана не только светлыми, но и довольно мрачными красками. Первое сильное и сначала положительное впечатление ждало поклонников сразу после отплытия парохода из Одессы. Для людей, ни разу не выходивших в море и даже не видевших его, первая встреча с бескрайним морским простором производит неизгладимое впечатление. Однако его хватает на один день, и после этого однообразная равнина, окрашенная в серо-голубой цвет, надоедает тем более, если к этому добавляется мучительная для сухопутного человека морская болезнь. На беду студента Касторского

54


55

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

Черное, Эгейское и Средиземное моря во время его путешествия были неспокойны, и уже на второй день он, как и его спутники, сильно затосковал по суше [8, 1909, № 4, с. 97]. Второе крайне неприятное впечатление от паломничества связано с тем, что путешественники не нашли другого времени для паломничества как июнь и июль. Для уроженца Костромской губернии, привыкшего к умеренному климату, жара, господствовавшая в Восточном Средиземноморье и условия полупустыни, стали очень серьезным испытанием. Дневник если не полон жалоб на это обстоятельство, то, по крайней мере, они встречаются довольно часто. У путешественников постоянно болели головы от высокой температуры, кровь приливала к голове, трескалась кожа на руках [8, 1911, № 21, с. 649, 652]. Фраза «Солнце палило немилосердно», как видно, довольно точно отражает впечатления от климата Святой Земли [8, 1911, № 2, с.741]. Что касается пищи, то она вызывала большое удивление у людей, привыкших к русскому национальному столу, как в семьях, так и в семинарии. Побывав в целом ряду монастырей сначала в Палестине, а потом на Афоне, группа русских паломников убедилась, что наиболее распространенным угощением для гостей там является «глико» (или «гликон») — варение с водой. В частности, впервые они познакомились с этой вкусным, но малопитательным блюдом на приеме у митрополита в Бейруте, где их также угощали рахат-лукумом. У антиохийского патриарха в качестве экзотики им было подано варение из роз [8, 1911, № 13, с. 394; № 15, с. 465]. Настоящий культурный шок студенты семинарии испытали в афонских монастырях. Здесь в русском (а не греческом !) монастыре св. Пантелеймона на обед им был предложен борщ, а также каша, заправленная оливковым маслом с «октоподами», которых паломники увидели впервые в жизни. Последнее слово автор дневника поясняет как «морские чудовища с 8 ногами». Он ни разу не употребил привычного для нас слова, но из изложения ясно, что это соответствующим образом приготовленные осьминоги. А. П. Касторский констатировал, что в афонских монастырях трапеза для братии очень скудна, монахи довольствовались козьим сыром, перцем, октоподами. Для паломников трапеза была еще более скудной – вода с варением, кофе (хотя русские предпочли бы чай). Такого рода спартанские встречи ждали паломников практически во всех обителях Святой Горы. Как отмечает автор, в монастыре Ватопед «нам приготовили обед, но, кроме хлеба, который уже заплесневел, ничто не соответствовало нашим вкусам» [8, 1912, № 10, с. 283]. Касторский по этому поводу не мог не вспомнить обильные трапезы в русских монастырях. Правда, в отличие от отечественных обителей, где спиртное в повседневный рацион монахов не входило, на Афоне подавали местное кислое вино (очевидно, имелось в виду сухое)


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 или рюмку ракии (местной водки). Как бы для контраста с бедной едой, в дневнике особое внимание обращается на роскошную и разнообразную растительность на Афоне [8. 1912, № 5, с. 149; № 7-8, с. 223]. Тяжелыми и непривычными для наших соотечественников были условия передвижения паломников. На Афоне они ходили по горам в основном пешком, а в Палестине для «трасфера» между святынями им предоставлялись в распоряжение изредка экипажи, но чаще всего — ослы. Ездить на последних русские не умели. Автор дневника, обобщая собственный печальный опыт, констатировал: «Ослики то и дело спотыкались о камни и нередко роняли седоков» [8, 1911, с. 689]. Еще один культурный шок паломники испытали, когда они высадились на берег в Бейруте и отправились помыться после многодневного путешествия на пароходе из Одессы. К их жестокому разочарованию баня была совершенно не похожа на традиционную русскую парную, вдобавок в ней не было даже горячей воды. Это разочарование было в полной мере компенсировано тем, что по прибытии в Иерусалим в гостинице, устроенной Палестинским обществом, они смогли, наконец, вымыться в настоящей русской бане. [8, 1911, № 13, с. 393; № 15, с. 692]. Общим для всех паломников, писавших мемуары или дневники, является то, что положительные впечатления у них все же преобладали. Это более чем естественно, т.к. они посещали святые места, о встрече с которыми давно мечтали. Вместе с тем, почти все авторы не скрывают отрицательных эмоций, связанных с чуждой внешней обстановкой, чуждой культурой и чуждыми вероисповеданиями. В мемуарах почти постоянно присутствует обобщенная категория «другого», которое противостоит автору и его спутникам, имеет иные ценности, иное мировоззрение. Начиная с Константинополя паломников начали упорно преследовать восточные торговцы — разносчики различных товаров. Русские не привыкли к такого рода «агрессивному маркетингу», поэтому их не только удивляла, но и возмущала их назойливость. Подобные приключения автора, начавшиеся в Константинополе, продолжились в Дамаске, который он и его спутники посетили по дороге в Иерусалим. Здесь на рынке у А. П. Касторского карманник сумел вытащить кошелек, но был вовремя замечен, поэтому мемуарист не остался без средств для дальнейшего путешествия. Особого возмущения по этому поводу автор не высказывал, вероятно, потому что такие неприятности были совершенно обычными и в России [8, 1909, № 4, с. 97; 1911, № 15, с. 464]. Большое негодование вызывало у всех путешественников поголовное мздоимство турецких должностных лиц, а также арабов, которые оказывали какие-либо мелкие услуги

56


57

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

паломникам. Все они просили, а чаще - настойчиво требовали от паломников «бакшиш». Это тюркское слово А. П. Касторский адекватно перевел на русский: «на чай». Примеры вымогательства были многочисленными: автор свидетельствовал, что погонщики ослов, на которых передвигались паломники, употребляли в общении с ними только одно слово: «бакшиш». За то, что бакшиш при посещении гробницы Иосифа был, по мнению охранявших ее, слишком мал, их фактически выгнали их этой библейской святыни и не дали ее осмотреть [8, 1911, № 22, с. 688, 690]. В России было принято возмущаться порядками на железных дорогах, достаточно вспомнить хотя бы известный рассказ А. П. Чехова «Жалобная книга». Приехавший на Ближний Восток А. П. Касторский не избег этой традиции, но он сравнивает положение на железных дорогах в Палестине и на родине явно в пользу России. Впервые с местными железнодорожными порядками он познакомился, когда ехал из Дамаска в Назарет. Возмущаться было чем: поезда на этой линии ходили без всякого расписания, билеты стоили в два раза дороже, чем в России, поезд шел очень медленно, вагоны для сна были не приспособлены. Позже, когда автор после пребывания в Святой земле, отправлялся в порт Яффу для того, чтобы сесть там на пароход, он опять столкнулся с местными железными дорогами и его впечатления снова были далеко не положительными. Вокзал в Иерусалиме напомнил ему «русский захолустный полустанок». Аналогичные эмоции вызвала почта в Дамаске — главном городе Сирии. Автор говорит, что такую же можно встретить в России где-либо в волостном центре, а никак не в большом городе. [8, 1911, № 18, с. 556, 558; № 24, с. 795]. Уже не возмущение, а глубокое огорчение у паломников вызывала крайняя бедность греческих церквей, расположенных в Палестине. С самых первых шагов по Святой земле они поразили русских «своим убожеством». Таким же было впечатление от греческого монастыря на Тивериадском озере и церкви, расположенной в нем: «Сердце невольно сжалось при входе в нее. Такого убожества, кажется, не найдешь у нас на Руси в самой бедной сельской церкви». В Наблусе церковь вообще представляла собой землянку, даже не обозначенную сверху крестом. В ней было сыро и грязно, а стены покрыты плесенью. От царских врат, ведших в алтарь, осталась только одна створка. Размышляя о причинах такой вопиющей бедности, автор хорошо понимал, что главное заключается в бедности восточных православных церквей, но предполагал, что дело не только в этом, но и в том, что «религиозной ревности недостает» [8, 1911, № 20, с. 624; № 21, с.649; № 22, с. 687]. Аналогичное впечатление оставил греческий монастырь у другого русского путешественника А. В. Елисеева, который в начале 1880-х гг. посетил Святую землю и попал в


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 обширный греческий монастырь на Синае. Он обратил особое внимание на эллинские храмы, «не поражающие своим великолепием глаз русского пришельца, привыкший к богатству храмов родной земли» [5, с. 230]. Не возмущение и не огорчение, а, скорее, пассивное неприятие вызвало у А.П.Касторского и его спутников жизнь греческих монастырей на Афоне. Первое, что ему не пришлось по душе – устав, на основе которого действовало большинство этих обителей. В России автор привык к общежительным монастырям, где монахи не имели собственности, трудились и молились совместно, все были равны перед Богом и настоятелем. Большинство афонских обители в то время представляли собой монастыри-идиоритмы, где поступавшие в состав братии сохраняли свою частную собственность. Поэтому среди монахов были как бедные, так и богатые, была своя аристократия и свои чернорабочие, здесь не было общей трапезы, ели монахи по кельям [8, 1912, № 7-8, с. 233]. Не понравилась русским паломникам и обрядовая сторона греческих монастырей на Святой горе. «Не услышишь здесь и такого веселого звона «во вся», как в России. Звонят в один небольшой колокол, а большей частью бьют в било…», — с нескрываемым разочарованием констатировал А. П. Касторский. Гармоническое пение, характерное для русского богослужения, здесь также отсутствовало, вместо этого пели одну мелодию и пение больше напоминало чтение нараспев. Само чтение также не очень понравилось гостям из России, по их мнению, «читают так тихо и вместе поспешно, что иной раз ничего нельзя разобрать» [8, 1912, № 7-8, с. 221]. Нельзя сказать, что богослужебная практика на Ближнем Востоке оставляла у паломников только отрицательные эмоции. Здесь и на Афоне были храмы и монастыри, подчинявшиеся Русской Православной церкви. Касторский замечает: «Когда после греческих монастырей попадаешь в русскую обитель, то отдыхаешь душой в родной обстановке от всех этих странностей» [8, 1912, № 7-8, с. 221]. Большое утешение доставило казанским студентам также русское богослужение, на котором они присутствовали в Иерусалиме в храме Гроба Господня. Вел его епископ Алексий, ректор Казанской духовной академии, который возглавлял группу паломников из Казани [8, 1911. № 23, с. 739]. Кроме того, небольшими праздниками вдалеке от родной земли были встречи с земляками. Например, живя в Русских постройках, путешественники встретили отца Виктора — выпускника Казанской академии. На Афоне они повстречали в келье св. Георгия отца Феофана, который закончил Казанскую академию, а потом прослужил восемь лет сначала преподавателем в Таврической духовной семинарии, а потом инспектором в Вологодской семинарии. [8, 1911, № 22, с. 692; 1912. № 12, с. 343].

58


59

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 В греческом общежительном монастыре Зограф они обнаружили в гостинице пове-

шенные на видном месте портреты российских государей, и порадовались им как напоминанию о родине, а также лишнему доказательству того, что Россия пользуется авторитетом на Балканах. [8, 1912, № 9, с. 253]. В заключительных строках дневника А. П. Касторский признается, что «это путешествие разрушило мои идеальные представления о современном восточном христианстве. Я разумею по преимуществу его внешнюю сторону. Как не похожа она на ту форму, в которую вылилось христианство у нас! После знакомства с ней свое и родное кажется еще более близким и еще более лучшим». И, как бы спохватившись, что его могут обвинить в нетерпимости к братьям (или двоюродным братьям) по вере, он оговаривается: «Но за внешним разнообразием путь не забывается внутреннее единство» [8, 1912, № 14, с. 417]. При оценке этих и других паломнических источников личного происхождения у историка сразу же напрашивается ассоциация с таким хрестоматийно известным комплексом аналогичных нарративов как «записки» иностранцев о России, относящиеся к XV-XVII столетиям. Характерной чертой этих воспоминаний была наполненность их ярко выраженным негативом, переизбыток которого объяснялся не только изначальным настроем иноземцев против русских, но и незнакомством путешественников с языком, культурой, религией, менталитетом русского народа. Разумеется, путешественники начала ХХ столетия были настроены по отношению к посещаемым ими странам гораздо более терпимо, однако образ «другого» или «чужого» постоянно присутствовал на страницах их воспоминаний и дневников. Показ чужой страны у А. П. Касторского, как и в других паломнических (и не только паломнических) источниках личного происхождения осуществляется через призму той цивилизации, культуры и религии, в лоне которой автор воспитывался. Вполне естественно, что впечатления автора от увиденного очень контрастны. В большей степени в дневнике присутствуют все же положительные эмоции, т.к. автор увидел и имел возможность приложиться к тем великим христианским святыням, которые он долгое время стремился посетить. В отличие от святых мест, в которые попал автор дневника, местное население вызывало у него не столь положительные эмоции. С одной стороны, достаточно рельефно просматривается отношение к хозяевам Палестины — туркам, оно является стереотипным для большинства русских. Османы традиционно воспринимались как враги славянства и гонители православия, причем сами турки на протяжении нескольких веков старались вся-


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 чески оправдать это негативное отношение. По-иному выглядит отношение к арабам. С одной стороны автор хорошо понимает, что они иноверцы, т.е. антагонисты для него. С другой стороны, он сочувствует их вопиющей нищете, тому, что арабы порабощены Османской империей. Вдобавок, в истории отношений русского и арабского этносов не было конфликтов и это тоже играет свою роль в восприятии арабов образованным русским. В то же время, автор не скрывает своего возмущения склонностью местного населения к обману и незаконным поборам с паломников. Особенность паломнических мемуаров состоит в том, что авторами их были не просто путешественники, осматривавшие достопримечательности из праздного любопытства, а люди глубоко религиозные, целенаправленно отправившиеся за несколько тысяч верст от родины для поклонения святым места, причем многие из них принадлежали к духовному сословию. Естественно, что такого рода путешественники воспринимали религиозные различия более остро. Явный антагонизм в тексте дневника А. П. Касторского просматривается не только в отношении мусульман, но и католиков, протестантов. Последние две конфессии даже в большей степени, чем ислам, воспринимаются как конкуренты православия: во-первых, в смысле воздействия на местное население и, во вторых, относительно принадлежности этим религиям тех или иных святынь в Палестине. Восприятие незнакомого мира для паломника имело следствием не только его освоение, но и его более отчетливую самоидентификацию как русского и православного. При сравнении с другой землей, другими народами и религиями все свое воспринималось как лучшее, это отчетливо просматривается в записях дневника практически ежедневно. Сравнение в дневнике проводится не только с мусульманством, католичеством и лютеранством, но и теми конфессиями, которые были более близки к российскому православию — т.е. с армянской и греческой церквями, причем опять-таки автор субъективно находит больше различий, чем сходств этих конфессий. Автор проанализированного нами источника личного происхождения вольно или невольно старается подвести читателей к выводу о том, что «в гостях хорошо, а дома лучше».

Список литературы и источников

1. Вуколов М. Впечатления палестинского паломника // Орловские епархиальные ведомости. Ч. неоф. 1913.- № 13. — С. 394 – 400.

60


61

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 2. Григорович-Барский В. Г. Путешествие по святым местам в Европе, Азии и Аф-

рике находящимся, предпринятое в 1723 и оконченное в 1747 году, им самим писанное. — СПб., 1778. — 796 с. 3. Гришин Д.Б. Трагическая судьба великого князя. — М.: «Вече», 2006. — 304 с. 4. Гусев Н. Путешествие во Святую землю // Вятские епархиальные ведомости. Ч. неоф. 1900. № 7. — С. 272-295; № 8. — С. 333-355; № 9. — С. 402-425; № 10. — С. 455471. 5. Елисеев А.В. По белу свету. Очерки и картины путешествий по трем частям старого света. Т. 1-4. Т. 1. — СПб.: Изд-во П.П. Сойкина,1915. — 364 с. 6. Ивановская область. Административно-территориальное деление. — Иваново: Изд-во «Иваново», 2001. — 440 с. 7. Карашевич Н. Записки о путешествиях по Святым местам // Волынские епархиальные ведомости. Ч. неоф. 1874. № 20. — С. 721-740; № 21. — С. 766-788; № 22. — С. 809-824; № 23. — С. 835-854. 8. Касторский А.П. Паломничество в Палестину и Афон // Костромские епархиальные ведомости. Ч. неоф. 1909. № 4. — С. 96-99; № 5. — С. 132-134; 1911. № 13. — С. 393396; № 15. — С. 463-467; № 18. — С. 556-559; № 20. — С. 622-625; № 21. — С. 649-654; № 22. — С. 686-693; № 23. — С. 737-746; № 24. — С. 790-796; 1912. № 3. — С. 85-88; № 4. — С. 120-122; № 5. — С. 149-152; № 7-8. — С. 220-223; № 9. — С. 251-254; № 10. — С. 280284; № 11. — С. 312-316; № 12. — С. 342-345; № 13. — С. 382-385; № 14. — С. 413-417. 9. Норов А.С. Иерусалим и Синай. Записки второго путешествия на Восток. — СПб.: Изд. Н.П.Поливанов, А.А. Ильин и Ко,1878. — 171 с. 10. Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. — СПб.,1844. — 366 с. 11. Разрядные списки воспитанников Костромской духовной семинарии, составленные педагогическим собранием правления оной и утвержденные Его Преосвященством // Костромские епархиальные ведомости. Ч. оф. 1905. № 11. — С. 92-101. 12. Разрядные списки воспитанников Костромской духовной семинарии, составленные педагогическим собранием правления оной и утвержденные Его Преосвященством // Костромские епархиальные ведомости. Ч. оф. 1906. № 13. — С. 168-176. 13.Трапицын А. Из впечатлений паломника в Святую землю // Вятские епархиальные ведомости. Ч. неоф. 1895. № 4. — С. 124-130; № 5. — С. 139-151; № 6. — С. 195-201; № 8. — С. 287-293; № 9. — С. 346-349; № 10. — С. 382-385; № 11. — С. 420-423; № 17. — С. 711-722; № 18. — С. 761-767; № 21. — С. 883-890; 1896. № 6. — С. 235-249; № 13. — С.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

62

674-686; №.22. — С. 1107-1113; 1897. № 21. — С. 1015-1026; 1898. № 15. — С. 755-767; 1899. № 1. — С. 7-15. 14. URL: www.disput.az (дата обращения 10.02.3013) 15.URL: www.kds.eparhia.ru (дата обращения 18.02.2013) 16.URL: www.lists.memo.ru (дата обращения 18.02.2013) 17.URL: www.pstbi.ru (дата обращения 06.03.2013)

В. А. Суковатая, М. Дамирова

РУЛЕТКА КАК МЕТАФОРА ПУТЕШЕСТВИЯ В РОМАНЕ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО «ИГРОК»

То, что современные игральные карты ведут свое происхождение от древних Арканов Таро и в редуцированной форме содержат в себе символику древнеегипетской магии, алхимического образа мира и мистику масонов, показано во многих произведениях древних и новых авторов [1; 2]. В частности, Юрий Лотман посвятил известную статью значению карт и карточной игры в русской культуре, доказывая, что «подобно тому как в эпоху барокко мир воспринимался как огромная созданная Господом книга и образ Книги делался моделью многочисленных сложных понятий…, карты и карточная игра приобретают в конце XVIII — начале XIX в. черты универсальной модели — Карточной Игры, становясь центром своеобразного мифообразования эпохи» [3, с. 391]. Не менее почтенную историю и сакральный символизм имела игра в кости. Согласно одной из версий, связанной с именем Геродота, игра в кости была изобретена древними греками во время десятилетней осады Трои [4]. По другой версии, игра в кости возникла гораздо раньше — то ли в Древнем Египте, то ли в Вавилоне. Известная исследовательница Ольга Фрейденберг указывала, что эта игра происходит от ритуала священного жертвоприношения и увязана с культом огня, производительности и смерти [5]. У древних индусов и римлян мотив игры в кости был столь же распространенным в литературе, как мотив карточной игры в романтизме Х1Х века и позднейших интерпретациях. В частности, один из сюжетов «Махабхараты» развивается вокруг игры в кости, которой заняты царь Юдхиштрихта и Шакуни Каурава. То, что происхождение азартных игр тесно связано с древними ритуалами гаданий, доказывает британский антрополог Э.Б. Тайлор [6, с. 70-73], приводя многочисленные примеры из древней истории и современных бытовых верований.


63

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

Например, известное выражение Цезаря, перешедшего "Жребий брошен" (Jacta alea esto), восходит к гадательной и прогностической функции костей (кость и жребий пишутся alea на латыни), которые римляне бросали перед важным событием. Даже происхождение шахмат современные исследователи выводят от преобразованной игры в кости, где четные и нечетные кости символизировали разную карму участников [7]. Развитие ситуации на шахматной доске соотносилось с гороскопом игрока и символизровало его Дао, то есть жизненный путь во Вселенной. Дж. Купер в «Энциклопедии символов» пишет [8], что шахматы олицетворяют «королевскую игру жизни», это конфликт между духовными силами света и тьмы, дэвами и асурами, ангелами и демонами, борющимися за господство над миром. Двухцветная шахматная доска символизирует поочерёдное проявление всех фундаментальных качеств в их проявлении, как отрицательных, так и положительных: Солнце и Луна; мужчина и женщина, ночь и день. По мнению влиятельного французского исследователя Рене Генона, не только шахматы, но и шашки являются родом профанации первоначального «священного» значения этих игр [9], что следует из взаимного сопряжения белого и чёрного цветов, которые естественным образом символизируют парное начало мира: свет и тьму, добро и зло, мужское и женское, включая нераздельность Инь и Ян, двух главных жизненных энергий. Рулетке, как одному из важных культурных символов игры, рока, случая, непредсказуемости и удачи, в плане серьезных академических исследований повезло гораздо меньше, чем древним картам, шахматам, игре в кости или даже в футбол [10; 11]. Существует версия, что рулетка как система была спроектирована французским философом и математиком Блезом Паскалем в результате его размышлений над возможностью предсказаний выигрыша при игре в кости [12]. Паскаль считается одним из фундаторов теории вероятностей — математической дисциплины, занятой изучением закономерности случайных событий, выросшей из интереса к расчету возможной «удачи» при игре в кости и другие игры с высоким уровнем неопределенности [13]. Историю европейской рулетки как культурного феномена в его современном виде, принято связывать с Германией эпохи романтизма, когда происходит, во-первых, активная урбанизация и капитализация западной Европы (крестьяне прошлых эпох не имели больших возможностей досуга, чтобы превращать игру в образ жизни), а, во-вторых, с развитием системы и философии курорта (минеральных вод или горного), что также отражает изменение европейских представлений об образе жизни, развлечениях, свободном времени и роскоши [14]. По одной из легенд, владелец игорных заведений Франсуа Бланк заключил сделку с самим дьяволом (очень гофмановский сюжет!), что подтверждает сам символизм


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

64

игорного стола: сумма всех чисел на рулетке равняется 666, «числу дьявола». Суммируя вышесказанное, мы считаем возможным выделить четыре слоя культурной символики рулетки в общественном сознании: морально-религиозный (рулетка как «игра дьявола», адский соблазн, греховная игра, испепеляющая страсть, опасная зависимость, духовное растление, одна из слабостей человеческой натуры); психо-эмоциональный (игра в рулетку как эскапизм, бегство от рутины, желание сильных ощущений, неудовлетворение бытовой реальностью); философско-прогностический (игра в рулетку как испытание своей удачи и силы, милости богов, шанс моментального преображения будущего); экзистенциальномистический (открытие новых пластов личного «я», вступление в союз с потусторонними силами, получение «пограничного» опыта). На то, что рулетка имеет связь с глубинными культурными архетипами, а также символами мистического путешествия, указывает прежде всего ее геометрическая форма – круг, или в более сложном варианте, мандала. Круг — универсальный символ целостности, гармонии и совершенства; три круга, заключенные друг в друга могут символизировать прошлое, настоящее и будущее, а также рай, землю и ад, которые одновременно присутствуют в сознании человека. Архаическое время циклично, и рулетка, имеющая форму круга (или овала), способна ассоциироваться с бессознательными значениями круга в культуре, и тогда игровой шарик, перескакивающий по периметру, будет восприниматься как путешествие человеческой души по жизни, ее раю и аду, когда источником движения служит некая высшая сила, рок, недоступный человеческому пониманию. Следовательно, образ рулетки отражает противоречивость человеческих представлений о жизни: с одной стороны, круг символизирует предопределенность судьбы, ее циклическую неизменность; с другой стороны, место остановки шарика на игровом столе непредсказуемо, и здесь воплощаются взгляды общества на роль случая, внезапной удачи в судьбе. Каким образом символика путешествия оказывается отраженной в символике игры у Ф. М. Достоевского? Знаменитый роман Ф. М. Достоевского «Игрок», один из наиболее сильных произведений в мировой культуре, посвященных страсти человека к игре, заменяющей саму жизнь и человеческие отношения. Роман был написан в 1866 году, в Германии, после того, как Достоевский, погрузившись в безумие рулетки, проигрывает все наличные деньги. Роман имеет автобиографическую основу, так как сам Достоевский нередко прибегал к рулетке с целью вызвать сильные душевные переживания, которые стимулировали его литературные способности. Можно считать, что на внешнем плане история, рассказанная Достоевским в «Игроке» — это история азарта, ставшая смыслом жизни. Однако на


65

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

внутреннем плане этот роман содержит более глубокую культурософскую проблематику, что мы и постараемся показать. Сюжет романа разворачивается в немецком курортном городке под вымышленным названием Рулетенбург и вполне актуален с точки зрения современной культуры: молодой человек Алексей Иванович беден, но страшно самолюбив, и невероятно болезненно воспринимает снисходительное отношение окружающих к его бедности и его статусу домашнего учителя в генеральской семье. Он считает, что только деньги дадут ему уважение других, статус и даже любовь Полины, в которую герой влюблен. Полина, девушка гордая и независимая, тоже нуждается в собственных деньгах, так как ее отчим разорен и мечтает жениться на смазливой француженке. Интрига романа развивается по канонам романтического жанра, в духе «Пиковой дамы» А. С. Пушкина: пожилая родственница генерала, несущая в себе аллюзии пушкинской графини, неожиданно приезжает в Рулетенбург и проигрывает почти все, всеми ожидаемое наследство; желая раздобыть деньги, Алексей Иванович (аллюзия на пушкинского Германна) начинает играть сам и в первый раз выигрывает кучу денег, которую приносит Полине (аллюзия к пушкинской Лизе). Однако страсть к игре затягивает, и игра оказывается привлекательней любимой девушки. Герой не может остановиться в своем желании играть, бросает Полину, всех знакомых, и почти два года скитается по «игорным» городам Германии, забыв и о своем самолюбии и о «статусе». По его собственным словам, в нем все «одеревенело» — кроме единственной страсти к игре, желания вновь оказаться в казино и испытать наслаждение игры. Таким образом, можно видеть, что казино и рулетка воплощают в романе Достоевского то универсальное место, которое является «объектом желания» всех героев романа, тем центром мира, которое притягивает к себе, и одновременно поглощает души и судьбы людей. Путь каждого героя в казино может быть рассмотрен на двух уровнях: горизонтальном, как движение в физическом пространстве, и вертикальном, как духовное путешествие — моральное падение или преображение и катарсис. Важно отметить, что все герои романа — мадмуазель Бланш, и Алексей Иванович, и Полина, и даже московская бабушка Антонида Васильевна теряют какие-то качества своей индивидуальности, пересекая границу, отделяющую пространство рулетки от мира обыденной жизни. Этой границей служит страсть, азарт, стремление нарушить установленный порядок обыденности, и, соответсвенно, зависимость от этой страсти. В пространстве рулетки как бы борются и соединяются два представления о судьбе: «безличнофаталистическое» (в терминах В. П. Горана [15]) — о том, что предначертанное судьбой должно воплотиться, и «личностно-волюнтаристическое», которое утверждает возмож-


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

66

ность человека самому управлять своей судьбой. Именно эта потребность в утверждении своего права самому управлять своей судьбой и желание сразиться с предначертанным свыше (на фоне безличного и тотального государственного контроля), лежала в русском стремлении к азартным играм, которое отразилось в литературных образах ХIХ века. Более того, по мнению Ю. М. Лотмана [3, с. 391], страсть к азартным играм восходила к исконно русским религиозным представлением о возможности чуда, и эта подсознательная жажда мгновенного обогащения, то есть чуда, составляла значительный мотив азартных игр. Именно ожидание чуда часто лежит в подсознательных ожиданиях путешественника в чужие края. Обратим внимание на то, что в описании рулетки Достоевский акцентирует красный и черный цвета: «С каким-то болезненным ощущением... я поставил еще пять фридрихсдоров на красную. Вышла красная. Я поставил все десять фридрихсдоров — вышла опять красная. Я поставил опять все за раз, вышла опять красная» [16]. В свою первую игру Алексей Иванович постоянно ставит на красное, это нагнетание красного цвета в романе усиливает ощущение болезненной страсти, вызывает чувство тревоги и приближением развязки драмы. По мнению немецкого психолога Макса Люшера, «каждый цветовой тон соответствует совершенно определенному мировосприятию и эмоциональной настроенности...» [17, с. 40]. Если черный цвет символизирует первобытную пустоту, неявленное, зло, отчаяние, разрушение, печаль, траур, то красный цвет воплощает прежде всего образы крови и огня. У христиан черный цвет ассоциируется также и с принцем тьмы, и можно предположить, что выбор черного цвета в игре имеет глубокий символический смысл — отказ человека от света, его блуждания во тьме. Красный противоречив: с одной стороны, он связан с радостью, весельем, сексуальностью и полнотой жизни; но с другой стороны — это предупреждение об опасности, цвет крови, вражды и мести. В частности, известный исследователь архаических культур Виктор Тернер писал о том, что красный цвет в своем архетипическом значении означает «цвет убийства» и «цвет колдовства» [18, с. 59-58], что делает его пугающим цветом для древних народов. В современной психологии соседство красного с черным трактуется как драматизация всего, когда «нормальные желания превращаются в жесткие и настоятельные требования ... бунт ... нетерпение» [19; С. 101]. Можно утверждать, что Достоевский использует именно негативное значение красного цвета, для подчеркивания напряжения момента, азарта, внутреннего конфликта героя, раздвоенности и смерти его души. Соединение двух конфликтных цветов – черного и красного, окрашивает все пространство рулетки цветами адского пламени (в котором сгорает душа героя) и могильной земли (в которой похоронены все чувства героя, кроме страсти к игре). Бесконеч-


67

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

ные перекатывания шарика через красное-черное символизируют блуждания души героя по кругу страданий, в том случае, когда нравственные ориентиры и жизненная цель потеряны. Если расширить образ рулетки до символики всего города Рулетенбурга, то можно обнаружить, что Рулетенбург первоначально воспринимается героем как воплощение библейского рая на земле, потому что это место, где сбываются самые тайные и страстные желания людей, где надежда может воплотиться в реальность. Иначе говоря, это — особое, волшебное место, сродни сказочному Тридесятому царству, потустороннему миру, которое В. Я. Пропп в своем знаменитом исследовании по типологии сказок, считает аналогом «загробного мира» [20, с. 298]. В сказочном фольклоре иной мир приобретает самые разные формы: это «подземное царство», «хрустальная гора», «тридевятое царство», и всегда — это оппозиция «Дому», пространству «своих». «Мир чужих» — это перевернутое пространство, в котором время течет «наоборот» или оказывается «спрессованным»: три дня, проведенные в ином мире (загробном царстве), равны пяти-семи годам человеческого времени. Именно потеря счета времени происходит с главным героем романа, который в течение нескольких лет перемещается в замкнутом пространстве «игорных городов», полностью утратив контакт с живыми людьми и разорвав прежние связи. Пространство Рулетенбурга организовано концентрическим образом: во-первых, оно замкнуто, и эта замкнутость напоминает все тот же круг рулетки, из которого человек не может вырваться. Во-вторых, в центре, этого замкнутого пространства находится рулетка, которая воспринимается, как героями, так и читателями, как нечто запретное, желанное и губительное одновременно. Оппозиция рулетки и всего остального города является скрытой отсылкой к антитезе рай – ад, где движение от парка к вокзалу, в котором и расположена рулетка, приобретает символическое значение жизненного выбора героя. Так как путь к вокзалу, где находится рулетка, лежит через парк, в котором гуляют дети, то можно провести параллель между образом этого парка и райским садом из библейских сюжетов. Однако в центре этого парка находиться та самая рулетка, которая несет разрушение и гибель душам. География городского пространства, подчеркивает, на наш взгляд, концепцию Рулетенбурга как «ложного рая». Образ ложного рая, воплощенного в рулетенбургском парке, усилен, на наш взгляд, постоянным упоминанием каштановой аллеи, которая ведет к вокзалу. Каштаны сопровождают игрока на его пути к мнимому счастью (путь к вокзалу «шел по каштановой аллее»), символизируя искушение героя ложным раем. Интересно отметить то, что каштаны в христианской символике символизируют доблесть, целомудрие, побеждающее все соблазны плоти.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

68

Эти каштаны, в представлении Алексея Ивановича, обязательный атрибут немецкой буржуазной идиллии, возмущают его: «У каждого эдакого фатера есть семья, и по вечерам все они вслух поучительные книги читают. Над домиком шумят вязы и каштаны. Закат солнца, на крыше аист, и все необыкновенно поэтическое и трогательное…» [16]. Вязы, каштаны, аист на крыше, по мнению рассказчика, это — мнимо поэтические образы, прикрывающие прагматическую сущность идеала бюргерского счастья, которому рабски служит немецкая семья и вся западная культура. Однако идея «быстрого обогащения» на рулетке в результате «шанса», «удачи», которую игрок пытается противопоставить западному образу жизни как постоянному «накопительству» и рачительности, в основе своей содержит тот же идеал — деньги. Поэтому изначальный внутренний бунт героя против всевозможных иерархий оборачивается его порабощением и, в конечном счете, потерей души. Вскоре оказывается, что хронотоп рулетки формирует определенный образ жизни, определенный тип идентичности субъекта. Из категории путешественника герой, познавший рулетку, вскоре переходит в категорию одинокого бродяги. В русском языке семантика «блудности» распадается на два значения: «блудить, заблудиться» означается потерять дорогу, сбиться с пути, но также и «предаваться блуду», то есть «разврату». С точки зрения философии, оба значения синонимичны друг другу: в первом случае «блудить» означает потерю правильного пути в физическом плане, а во втором — в моральном. Бродяга вызывает ощущение ненадежности в силу того, что в традиционной культуре центром мира является стремление к «дому». В этой системе ценностей главный герой романа олицетворяет образ «блудного сына», потерявшего опору в жизни. В отличие от других произведений Достоевского, в романе «Игрок», представлено много героев-иностранцев — французов, немцев, поляков, англичан, что вполне логично, так как местом повествования выступает европейский курорт. Однако общение с ними не приносит счастья оставившим Россию русским. В изображении искушения и нравственного падения героя, Достоевский активно опирается на традиционную оппозицию РоссииЗапада, в которой западная культура понимается как культура «не-истинная», «иллюзорная», «воображаемая», в то время как русская культура — это культура истинная, душевная, искренняя. Поэтому азартная игра — в дискурсивных стратегиях романа, символизирует прежде всего западный образ жизни, которая манит и искушает душу человека присущей ей легкостью, материальным комфортом, рациональностью отношений. Отсюда символика рулетки и Рулетенбурга расширяется до пространства всей Западной цивилизации, которая, согласно концепции «почвенничества», выступает как оппозиция всему искреннему и всему русскому.


69

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Противопоставление России как «Дома», «почвы», «земли» и Запада как «места ис-

кушения» прослеживается и на других уровнях романа: изображение самих героев романа часто отражает взгляд Достоевского на европейскую цивилизацию как гибельную для русского человека. Следует заметить, что дискуссии о принадлежности России «Востоку» (то есть византийской цивилизации) или «Западу» (то есть западному представлении о законности и порядке как высшей установке общества) велись на протяжении всего Х1Х века. Ю. Степанов отмечает [21 с. 536-537], что еще до середины Х1Х века во многих произведениях русских философов «европейская цивилизация» противопоставлялась «русскому варварству»; однако после реформы 1861 года взгляды «западников» получают ироническую оценку даже в произведениях писателей, хорошо знающих западноевропейскую культуру (например, у И. Тургенева). По мнению Б. Егорова, взаимоотношения между «западниками» и «славянофилами» середины ХIХ века, были достаточно противоречивыми: с одной стороны, «западники» выступали за развитие либеральных («западных») традиций в русском обществе, в то время как славянофилы для многих ассоциировались исключительно с их пристрастием к древнерусской одежде и замене иностранных слов — старославянскими. Однако с другой стороны, западники были тесно связаны с патриархальным бытом и вовсе не ратовали за слом феодальной культуры в целом. В то же время, славянофилы выступали за возврат к живым истокам русской культуры, ее освобождение от искусственных напластований, поддержку народной культуры. В некоторых случаях грань между западниками и славянофилами была чрезвычайно тонка: например, славянофил К. Аксаков, принципиально носящий древнерусский костюм, в гостях разговаривал исключительно по-французски [22, с. 467]. Славянофильский страх перед «западом» был во многом стимулирован западной идеей «независимости» каждой личности и атеизмом, что вело к расшатыванию этических норм в обществе, вседозволенности, и впоследствии вылилось в русский нигилизм. У Достоевского «русские европейцы» — это «беспочвенники», утратившие связь с русским Домом — именно так изображает Достоевский «русское общество», живущее тесной общиной в западных городках и столицах. Достоевский не понимал и не принимал слепое следование за Европой, считая, что только возвращение к народным истокам культуры способно духовно воскресить Россию. Всей символикой романа Достоевский подводит читателя к выводу, что Европу ждет упадок именно из-за потери души. Она — только место искушения для русского человека. «Но вот что я замечу: что во все последнее время мне как-то ужасно противно было прикидывать поступки и мысли мои к какой бы то ни было нравственной марке…» [16], — оценивает герой свои попытки переделать свое сознание на


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

70

«европейский» лад. Таким образом, искушение «западом», это, прежде всего, искушение «отказом от нравственности», установление принципа расчета в человеческих отношениях. Хронотоп рулетки-искушения, глобализованный до образа «западного мира» в целом, расчетливого и корыстного, по замыслу Достоевского, символизирует ад на земле, где людьми движут нечеловеческие законы. Единственный персонаж, вырвавшийся из-под губительного очарования рулетки, это — бабушка Антонида Васильевна Тарасевичева, русская до мозга костей, в изображении автора «Игрока», — лицо глубоко символическое, прочно связанное с Россией (у нее там «три деревни и два дома» [16]). Очевидно, что для автора романа бабушка является олицетворением самой России. Свою героиню Достоевский как бы соотносит с образом всей «великой бабушки России». Даже болезнь Антониды Васильевны — она «без ног», можно рассматривать как существенную деталь, которая является знаком «земного притяжения», ее связи с родной землей. В конце романа, Достоевский метафорично, с помощью Антониды Васильевны, говорит нам о спасении на родине, об истинном рае на родной земле. Важно, что Антонида Васильевна приезжает в Рулетенбург именно из Москвы, а не из Петербурга, который, по Достоевскому, совсем не Россия. В.Н. Топоров в исследованиях по семиотике городской культуры, писал, что в ХIХ веке в русской литературе сложилось резкое противопоставление Москвы и Петербурга, которое легко обнаружить, начиная с произведений А. Пушкина, Н. Гоголя и Л. Толстого и Ф. Достоевского. Если Петербург — бездушный, казенный, официальный, то Москва — душевная, уютная, семейная, русская [23, с. 207-208]. Архетип Петербурга в культурном сознании символизировал, с одной стороны, триумф российской культуры, когда открываются дальние горизонты национального и государственного триумфа; с другой стороны, “мифологизация” возникновения Петербурга привела к тому, что за ним закрепился ореол центра безграничной власти и бесправия «маленького человека». Так, Москва, в изображении Достоевского, является воплощением «русской» идеи, тогда как Петербург — западной. Москва как исконно русский город противопоставляется в романе Европе как образу искушения «быстрыми деньгами» и потерей духовного целомудрия. Запад, сродни рулетки, является утопическим место нереализованных фантазий русского человека. Следует сказать о главной героине романа, которая провоцирует героя на его путешествие в глубины игры, выступает как символ соблазна игры, сама являясь соблазном. Достоевский конструирует в романе архетипическую, почти библейскую ситуацию, когда в роли искусительницы оказывается женщина: Полина вручает Алексею Ивановичу деньги для игры на рулетке и подталкивает его к игре. Рулетка, на наш взгляд, символизирует


71

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

Змея, Полина (искусительница) выступает в роли Евы, а деньги (большие Деньги!) олицетворяет «запретный плод». После первого выигрыша Полина настаивает на продолжении игры, причем в равных долях. Здесь можно найти параллели между Полиной, Алексеем Ивановичем и Евой и Адамом, которые вкусили запретный плод. Вскоре оказывается, что «большие деньги» вовсе не были целью героя, это только повод вернуться к рулетке снова: рулетка как мифологическая модель мира, подчиняется закону цикличности, бесконечного круговорота (соответствующего ее геометрической форме) из которого герои не могут вырваться. Оппозиция памяти и беспамятства становится одним из дескрипторов Рулетенбурга. Подобно шарику, скачущему по красному и черному на рулетке, меняется образ Рулетенбурга как «города игры» в сознании героя: от образа "царства божия на земле" (в моменты лихорадочной надежды на скорое обогащение) до "вавилонской блудницы" (в ситуациях потерь и разочарований). Рулетенбург губит и Полину, которая сначала становится любовницей корыстного француза Де-Грие, затем толкает к игре слабохарактерного Алексея Ивановича, и остается больная и одинокая в чужой стране, на попечении у англичанина Астлея, которому она тоже не приносит счастья. Можно сказать, что Полина реализует судьбу бездомной странницы, как одного из вариантов идентичности, существующей в иллюзорном мире Рулетенбурга. Прогностические и «пограничные» (экзистенциальные) функции рулетки задействованы еще в одном эпизоде, связанном с Полиной. Игра, как уже говорилось ранее, ведет свое происхождение от архаических гаданий. Рулетка олицетворяет случай, судьбу, а значит и решение богов. Вступая в игру, Алексей Иванович как бы вопрошает судьбу о своем будущем, а судьба в форме двоичной системы (красное — черное, чет — нечет, выигрыш — проигрыш), дает ответ. Как мы знаем, в первый раз, когда Алексей Иванович ставил на красное и выиграл — что можно интерпретировать как положительный ответ судьбы. Мы знаем, что герой играл «для Полины», и его ставку на «красное» можно истолковать как вопрос о любви, подобно гаданиям с вызыванием духов, где цифры и буквы пишутся по кругу, а дух отвечает на вопросы участников спиритического сеанса. Например, на вопрос: «любит ли меня Полина?» ответ: «Да». Таким образом, можно видеть, что волшебный мир рулетки сам расставляет указатели судьбы — для тех, кто умеет их читать. Суммируя сказанное, можно заметить, что рулетка — это «транзитивное» пространство, подобное пространству карнавала, которое осуществляет собственные варианты судьбы тех людей, кто вошел в него. Рулетка, которая в проекциях сознания главного героя предстает как место наивысшего вожделения, обладающее алхимическими свойствами трансмутации желания в деньги, на самом деле оказывается его путем к душевной гибели,


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

72

пространством, в котором границы ада и рая наиболее проницаемы и переход почти незаметен. Наиболее очевидными формами хронотопа рулетки как «путешествия» являются «иномирие», «кризис» и «эскапизм» (бегство), которые можно описать через ряд культурных оппозиций, несущих в себе крайности «потустороннего мира»: красное — черное, чет — нечет, выигрыш — проигрыш, реальность — игра, искренность — иллюзии, жизнь — преисподняя, Россия — Европа, вера — безверие, Россия — Запад, живые — мертвые, рай — ад, дом — заграница, свой — чужой, рок — случай, судьба — свобода, рутина — чудо, соблазн — истина, дом — бездомность, семья — бессемейность, память — беспамятство, верх — низ, запретное — желанное, путешествие-скитальчество. В образе Рулетенбурга как пограничного места-состояния воплотились представления писателя о Европе, которая выступает как форма искушения для путешественников из России. Соблазн свободой и большими деньгами оказывается только видимостью удачи, а отказ от любви означает гибель души и духа.

Список литературы и источников

1. Папюс. Предсказательное Таро, или Ключ всякого рода карточных гаданий. — СПб, 1912. — 160 с.

2. Huson P. Mystical Origins of the Tarot: From Ancient Roots to Modern Usage. — Vermont: Destiny Books, 2004. — 352 p.

3. Лотман Ю. М. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской литературе начала XIX века // Лотман Ю.М. Избранные статьи. В 3-х т. Т. II. — Таллинн, 1992. — C. 389 – 415.

4. Евгеньев А. Кости для игры и гадания: История // Апокриф: Культурологический журнал А. Махова и И. Пешкова. — М., 1992. - № 2. — С. 60 – 63.

5. Фрейденберг О. М. Игра в кости // Arbor mundi. — М., 1996. Вып. 4. — С. 163 – 172. 6. Тайлор Э. Б. Первобытная культура.

— М.: Изд-во политической литературы, 1989. —

573 с.

7. Калинин О. М., Черевко К. Е. Древнекитайская нумерология, протошахматы (ци) и генетический код // Девятнадцатая научная конференция «Общество и государство в Китае». Ч. I. — М., 1988. — С. 46 – 50.

8. Купер Дж. Энциклопедия символов: Пер. с англ. — М.: Ассоциация Духовного Единения "Золотой Век", 1995. — 401 c.

9. Генон Р. Символы священной науки. — М.: Беловодье, 2002. — 487 c.


73

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

10. Руднев В. Метафизика футбола: исследования по философии текста и патографии. — М.: Аграф, 2001 — 379 с.

11. Шапинская Е. Футбол: мифо-ритуальное действо или продукт культурной индустрии? // Шапинская Е. Очерки популярной культуры. — М.: Академический Проект, 2008. — С. 124 – 143

12. Shea W. R. Designing Experiments and Games of Chance: The Unconventional Science of Blaise Pascal. — Science History Publications, 2008. — 368 p.

13. Майстров Л. Е. Развитие понятия вероятности. — М.: Наука, 1980. — 270 с. 14. Schwartz D. Roll the Bones: The History of Gambling. —N. Y.: Gotham Books, 2007. — 592 p.

15. Горан В. П. Древнегреческая мифологема судьбы. — Новосибирск: Наука, 1990. — 335 с.

16. Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 12 томах. Том 3. Роман «Игрок». — М.: Правда, 1982. — с. 305-446. [Электронный текст] Режим доступа: az.lib.ru/d/dostoewskij_f_m/text_ 0050.shtml

17. Люшер М. Сигналы личности. Ролевые игры и их мотивы: Пер. с англ. — Воронеж: НПО «Модэк», 1993. — 160 с.

18. Тернер В.У. Проблема цветовой классификации в примитивных культурах // Семиотика и искусствометрия. Современные зарубежные исследования. Сборник переводов. — М.: Мир, 1972. — С. 50 – 81.

19. Люшер М. Цвет вашего характера // Люшер М. Цвет вашего характера. Д. Сара. Тайны почерка: Пер. с англ. — М: Вече; Персей; АСТ, 1996. — С. 17 – 245.

20. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки.

— Л.: Изд-во Ленинградского ун-

та. 1986. — 365 с.

21. Степанов Ю. Константы: словарь русской культуры. — М.: Академический проект, 2001. — 990 с.

22. Егоров Б. Славянофильство, западничество и культурология // Из истории русской культуры. Т. V. ХIХ век. М., 1996. — С. 463 – 475.

23. Топоров В. Н. Петербург и петербургский текст русской литературы // Петербургские чтения по теории, истории и философии культуры. Метафизика Петербурга. Вып. 1. — СПб: ФКИЦ «ЭЙДОС», 1993. — С. 205 – 235.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 ЭССЕ

А.Е. Левинтов НЕ ХЛЕБОМ ЕДИНЫМ

Почему люди путешествуют? Точнее — почему одни люди любят путешествовать, а другие сидят сиднем на одном месте всю жизнь и никуда не дергаются? Среди разного рода объяснений есть и такое. Каин был земледельцем и человеком, стало быть, оседлым. Он прожил долгую жизнь и оставил по себе многочисленное потомство. Убитый им Авель был пастухом и номадом, прожил жизнь недолгую, а потому потомство его немногочисленно. Конечно, теперь, спустя семь с половиной тысяч лет, если судить по староверческому календарю (если быть точным, то сейчас идет 7521-ый год от Сотворения мира), многое перемешалось и исчезли многие номадные народы: монгольская кровь растворилась в китайской, другие осели станами (Казахстан, Киргизстан, Узбекистан и прочие станы), прекратили или почти прекратили скитаться эскимосы, наши ненцы, лапландцы Скандинавии, многие другие народы Севера, даже цыгане ведут более и или менее оседлый образ жизни. Но в ком-то кровь Авеля стучит сильнее, чем в других, окружающих их людях. И эта кровь толкает их на перемену мест, на перемещения, скитания, путешествия, странствия, блуждания, бродяжничество (в свое первое самостоятельное путешествие, занявшее аж три дня, я пустился в первом классе. Позднее неожиданно для всех, в том числе и для себя самого, поступил на географический факультет МГУ, и теперь вот уже почти полвека являюсь профессиональным путешественником). Для них желанны не сами новые места как таковые, а смена, перемена мест, для них дорога важней того, что она соединяет. Иногда они едут в никуда. И в этих желанных нам перемещениях мы ищем гомологи, аналоги и уникумы. Гомологи — своеобразные космополиты, встречающиеся повсеместно. Гомологи обеспечивают безопасность наших перемещений: во всех аэропортах мира одни и те же, гомологические пиктограммы, везде вы встретите Макдональдс, и совсем неважно, что в китайских макдональдсах едят палочками: технология приготовления и обслуживания вез-

74


75

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

де будет одинаковой, везде будут чистые туалеты, кока-кола в бумажных стаканах и радостная улыбка обслуживающего персонала. В Америке существует сеть из более чем 5 тысяч мотелей «6». Они возникли после Второй мировой и номер тогда стоил шесть долларов, от того и название. Все они стоят при въезде-выезде из городов на хайвэях, их эмблема видна задолго до съезда, в каждом мотеле одинаковые номера с парковкой под окнами, меблировка, полотенца, даже кусочки мыла везде одинаковые, маленький бассейн и пластиковый стаканчик бочкового кофе на завтрак — непременно. Уезжая, можно от стойки резервации заказать номер в следующей по маршруту «Шестерке». Комфорт безопасности и предсказуемости очень востребован. Аналоги нужны нам для сравнений. Чаще всего мы сравниваем знакомое, известное нам, родное с похожим в другом месте с оценкой в пользу того или иного аналога: — а московский-то Кремль побогаче нижегородского — наша Ниагара пошибче вашей Виктории — зато наша Фудзияма покруче вашего Везувия Аналоги стройнят наши представления о мире, делают их более выпуклыми и выразительными, производят онтологическое обогащение, капитализируют наши знания, представления и ощущения. В гротескной форме аналоги выражаются формулой: — бывал я в вашей Италии — сапог сапогом. Уникумы неповторимы и рекордны, весь героизм наших странствий и путешествий — ради уникумов: гробниц по миру разбросано много, но где еще есть Храм Гроба Господня, кроме Иерусалима? Оборонительных стен в мире много, но Великая Китайская Стена одна. Уникумы — чудеса света, которых считанное число, если не семь, то всего лишь несколько сотен и в принципе можно за свою коротенькую жизнь объехать все, чтобы, умирая сказать: «ну, всё, больше тут смотреть нечего и жить дальше не стόит». Собственно, уникумы и задают смысл путешествий. Будучи одновременно и географом и автором таких книг как «Жратва» (она же — «Книга о вкусной жизни») и «Выпивка и пьянка» (она же — «Книга о красивой жизни»), я уже давно перестал мотаться по миру ради Лувров, Версалей, Прадо или Статуи Свободы. Одним из первых я понял, что застолье в каждом месте уникально и в мире еды и выпивки число уникумов измеряется на миллионы — никакой жизни не хватит на пресыщение ими.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Пивной тур по Чехии привел меня к убеждению, что худшие из чешских пив — моравские, а лучшие — в Южной Чехии (Ческе Будеёвицы). Путешествия по Северной Италии подарили Соаве (город между Равенной и Венецией, а также вино соаве, одно из лучших женских белых вин), пино гриджо («седое пино») в провинции Венеция-Фриули и, конечно, муллер в Аоста Вале. В Хересе-де-ла-Фронтера смотреть практически нечего — надо пить: тут около полусотни сортов шерри плюс шерри-бренди по качеству и вкусу несомненно более высокому, чем французский коньяк. Тироль — это букет фруктовых шнапсов, у каждого хозяина свои примочки и заморочки, и надо попробовать все (в одном лесном ресторанчике на входе стоит нечто вроде нашей водоразборной колонки, из крантика непрерывно течет шнапс, рядом услужливо стоят сорокаграммовые рюмашки: я долго не мог выпить свою — так силен был яблочный аромат этого восхитительного зелья). В питейно-гастрономических странствиях не надо гоняться за дорогущими и пафосными ресторанами, очередь в которые занимает полтора-два года, а обед обходится в тысячу долларов или евро: это равносильно получению аудиенций у царствующих или королевствующих особо: оно нам, простолюдинам и простонародью, надо? Конечно, тому есть и противоположные примеры. Однажды в Баре в глубинах Монтаны на бензоколонке мы спросили ресторан местной, монтанской кухни. Хозяйка бензоколонки долго думала и соображала, а потом направила нас в местный Макдональдс. И дело даже не в национальной кухне, а в местных традициях данного конкретного заведения: лучший рыбный супчик в Калифорнии подают в городке Морро на 101-ой дороге, лучший датский супчик из зеленого горошка — перед въездом в Сольванг, лучшие устрицы — на морской ферме Маршалл к западу от Петалумы и так далее. Незабываем открытый (для всех) праздник клуба любителей автомобилей «мерседес» в Калифорнии: невероятно количество крабов, лобстеров, креветок, море шампанское и такое же по глубине и площади море пива — абсолютно бесплатно и с развозом перебравших по домам за счет фирмы: разве такое можно забыть? Если для Америки уникально хорошая еда — экзотика, то в Европе это норма. Просто, надо ориентироваться на отсутствие надписей по-английски и иностранных туристов. Уникально вкусные яства и напитки европейцы готовят для себя. Сейчас в Европе популярны питейно-гастрономические фестивали и праздники. Вот коротенькое описание одного из них:

76


77

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 «Центр Старого Брно отдан культурно-агрокультурной программе «Славности

вина», что можно перевести как «Винный фестиваль». Трамвай по этому случаю отменен, выстроены деревянные киоски, с ура до ночи торгующие вином, пивом, бурчаком (нечто вроде виноградного кваса), который не пьют, а просто-напросто хлещут, но — маленькими стаканчиками, брамбурачками, жареными колбасками, снедью и сытью, разными безделушками. На эстраде сменяют друг друга группы музыкантов — джаз, фольк, рок. Моравские песни — смесь русских, цыганских и чешских мотивов, они напевны и печальны — под них хорошо пьется, всеми и нами в том числе. По Моравии проходит, пожалуй, самый ожесточенный фронт между пивной и винной Европами. Бой идет почти насмерть: море пива против рек вина. Устоять невозможно. Пиво и вино позволяют свободно общаться: мы спрашиваем по-английски, нам вежливо отвечают по-немецки и еще на пальцах добавляют, так сколько надо заплатить за это удовольствие. Для путешествующих очень полезны такие важные чешские слова, как «слева» («скидка») и «здарма» («на халяву»). Если вы увидите выражение «Радикальна слева», то это не про Лимонова, а про дешёвку. «Аксе» тоже хорошее слова, означает уценку (www.redshift.com/~alevintov сентябрь 2005, Золотая осень в Чехии). А мюнхенский Oktoberfest? А праздник пожарной части в Зеефельде (Тироль)? А день этого же города в августе, когда весь город, от мэра до официанта — в белом? А итальянские, французские, испанские, португальские народные гуляния по случаю и в честь выпивки и закуски? А праздник селедки в Голландии (первая суббота июня)? А раковый праздник в Мальмё, Швеция (август)? а…? а…? Сейчас в Берлине проходит ежегодный общеевропейский фестиваль национальных кухонь (Германия представлена павильонами всех своих земель) — надо полагать, это не единственный такой фестиваль в Европе, но надо полагать, что ехать надо. Однажды я попал на пивной фестиваль в Лужниках — все злые: посетители, потому что провинциальное пиво поганое, но дорогое, а за вход надо платить отдельно, продавцы — потому что посетителей мало и пьют они мало, менты — потому что некого и не за что бить. Второй раз я пойду на этот фестиваль, только если попаду в ад. Питейно-гастрономический туризм увлекателен и привлекателен тем, что уникальное здесь содержится в повседневном: «Наш Север, от Поморья до Верхней Волги, и Крайний Север, и просто Север, и Крайний юг Крайнего Севера (Котлас, Петрозаводск, Вельск, Олонец, Кириллов, Тихвин, Великий Устюг — города и городки прелюбопытнейшие) — все эти места славятся своей


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 выпечкой, какими только ватрушками и шанешками тут только не торгуют и не потчуют! Но мне милей всех — пирожки с зеленью. Это раньше у нас было четыре сезона, а теперь осталось только три: депрессуха (с ноября по февраль), авитоминоз (с марта по июнь) и аллергия, она же сенная лихорадка (с июля по октябрь). И потому пирожки с зеленью – чуть не главное, чуть не ежедневное едово авитаминозного сезона. Про тесто я говорить не буду — у каждой хозяйки свой особый и неповторимый замес и вкус печеного теста, свой секрет и теста и выпечки, важно лишь, чтоб пирожки были пухлыми, а не плоскими, как шутки нашего президента. Самая простая начинка — зеленый лук с яйцом. Вроде бы и просто донельзя, а вкус всегда поражает и изумляет своей свежестью. Хороши пирожки со свежей крапивой, с щавелем, со шпинатом (маленький секрет: если безвкусный шпинат спрыснуть лимонным соком, то практически получается щавель), с базиликом и прочими травами. Крутое измельченное яйцо в начинке — почти обязательный компонент, но попробуйте добавить туда же, в начинку тертый сулгуни или родственный ему сыр из легкоплавких — пальчики вместе с противнем оближете. А еще можно делать букетные пирожки: мешать все эти травы между собой. Например, крапива очень хорошо сочетается с зеленым луком и щавелем. Надо заметить, что пирожки с зеленью универсальны в употреблении: хороши они и с утренним чаем, и с кафе всех мастей и страстей, и с мясным, костным, рыбным, грибным или куриным бульоном, горяче-обжигающим, хорошо проперченным, и с молоком (холодненьким!), и со сметаною, и с киселем, и с морсом, и, разумеется, а как же иначе?, с водочкою. Вот и нет ничего в таких пирожках, а сытные. Много не надо: два-три пирожка на здорового мужика или стакан водки вполне достаточно» (www.redshift.com/~alevintov, январь 2012, Пирожки с зеленью). Нигде я не видал такого разнообразия печеных и жареных пирожков, как перед фабрикой-кухней «Заря» в Иванове (1965), таких жареных пирожков с горячим ливером, как на уфимском вокзале (1964), таких блинов и беляшей, как в блинной на улице Баумана в Казани (1964), такого кофе по-закарпатски, как в Берегово (1989), таких свиных шашлычков как в Сваляве и Рахове (1968), таких шашлыков как на Учан-су (под Ялтой, 19621994) и на Зеленом Мысу (под Батуми, 1963), таких поз, как в Бурятии, таких пельменей, как в Тюмени и московском ресторане «Иртыш» у Павелецкого вокзала, такого изобилия соленых и малосольных огурцов, как в День огурца в Суздале (середина 2000-х), таких се-

78


79

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

ледок, как сосьвинская (60-е), дунайская (80-е), керченская (60-е), таких копченых миног, как в Вистино (Ленинградская область, конец 80-х), такую барабульку, как в Балаклаве в наши дни… Годы летят, и здоровье стало не то… Теперь я больше путешествую уже не столько промышляя, чего бы тут поесть-выпить, сколько для сочинения сказок разных любопытных народов — тирольского, литовского, сибирского, лихтенштейнского, ненецкого и других. Это тоже интересный туризм.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 М. Ю. Тимофеев

ПЕРЕМЕНА МЕСТ (ОТРЫВКИ ИЗ НЕНАПИСАННОЙ КНИГИ)

Им овладело беспокойство, Охота к перемене мест (Весьма мучительное свойство, Немногих добровольный крест).

А. С. Пушкин «Евгений Онегин»

«Для того, чтобы описывать путешествия, надобно, по крайней мере, съездить в пампы Южной Америки, как Гумбольдт, или в Вологодскую губернию, как Блазиус, спуститься осенью по Ниагарскому водопаду или весною проехать по костромской дороге», писал А. И. Герцен. Добравшись до Карибского моря у Тринидада на западе, дельты Меконга на юге, Тампере/Лахденпохьи на севере и проехав по Транссибу до Владивостока, полагаю, что пропуск в клуб путешественников я получил. Точкой отсчёта для моих странствий остаётся Иваново, откуда я отправился в жизненный путь почти полвека тому назад, и куда постоянно возвращаюсь.

I Нарисуем — будем жить

Представить себе Польшу без граффити так же сложно, как без костёлов. Если последнее не вызывает сомнений, то для того, чтобы понять первое мне пришлось объехать пол-Польши. Из разрозненных частей, поразительных деталей, случайно увиденных фрагментов постепенно возник целостный образ польских граффити. Помогло этому и знакомство с вышедшим в 2011 году альбомом «Граффити в Польше».

Потрясающе серое пространство польских городов, кажется, несравнимо ни с каким иным. Столько оттенков этого цвета я не встречал больше нигде. Гигантские брандмауэры и нескончаемые каменные заборы в восстановленной после войны Варшаве, в портовом

80


81

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

Гданьске, королевском Кракове, средневековой Торуни, почти немецком Вроцлаве и, конечно, в фабричной Лодзи притягивают граффитчиков разной степени мастерства и таланта. За 70 лет своего существования польские граффити из орудия незамысловатой политической пропаганды превратились в высокохудожественное искусство с уникальным почерком, ярко выраженной индивидуальностью авторов, создающих творения на специфических и порой очень замысловатых поверхностях. Даже трафаретные рисунки в сочетании с потрескавшейся штукатуркой стен создают эффект фресковой живописи. Простые белые линии, воспроизводящие силуэты людей на стенах домов в краковском Казимеже, доступно напоминают о трагедии гетто. Обнаженная девушка на фоне портовых кранов на заборе верфи в Гданьске, где возник

сокрушивший

коммунизм

профсоюз

«Солидарность», заставляет вспомнить картину Эжена Делакруа «Свобода, ведущая народ». Поляки не забыли про пропагандистский потенциал настенного искусства. До сих пор можно встретить в старых районах висящий на виселице серп и молот. Этот символ коммунизма в конце сороковых сменил свастику. Сейчас можно наткнуться в любом польском городе на персонифицированную политическую карикатуру, весьма распространёнными героями которой стали Джордж Буш младший и Путин. Миниатюры и монументальные панно почти всегда открываются взгляду неожиданно. Во Вроцлаве окрестности университета буквально испещрены стандартными и оригинальными рисунками на обшарпанных стенах как «классического» серого, так и более веселых цветов. А вид из парка на экстравагантную пару, изображенную на стене семиэтажного дома, чудо как хорош в лучах заката. Мужской персонаж прост и напоминает внешне прародителя вроцлавских гномов, а образ дамы с ирокезом в подвенечном платье состоит из такого множества деталей, что их тщательное изучение займет немало времени. В Лодзи — странном городе, соединившем в себе


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Иваново и Питер, причем соединившем согласно императиву Джеймса Бонда «смешать, но не взбалтывать», т.е. отдельно серые депрессивные доходные дома с живописно обвалившейся ещё во время немецкой оккупации Литцманштадта штукатуркой, и отдельно заброшенные красно-кирпичные индустриальные пространства Ксёнжи Млына в совокупности с крепкими двухэтажками рабочего городка. Художникам стрит-арта в этом городе есть где разгуляться. А старые стены свидетельствуют о том, что во времена ПНР настенная роспись использовалась здесь для рекламы товаров и услуг. Судя по альбому «Граффити в Польше», ощущение, что именно в Лодзи эпическая уличная живопись достигла небывалых высот, вполне обосновано. Очевидно, что без помощи местных властей создание многих работ было бы невозможно. Пешеходная экскурсия по самым выдающимся работам займет несколько часов. Недалеко от перекрестка Поморской и Стерлинга вы увидите девушку, читающую длинное любовное послание, на изобилующей брандмауэрами улице Костюшки можно увидеть как минимум пять огромных панно, среди которых жокей-неудачник, летящий к земле, теряя перчатки и обувь. Более квалифицированный его коллега оседлал слона напротив ректората университета. Немало стен длиной в целый квартал украшает геометрическая абстракция, но, конечно, встречаются и работы, соразмерные человеку. Не стану утверждать, что все граффити в польских городах — триумф красоты. Немало и каракулей, не имеющих отношения к стрит-арту. Кроме того, стены — это пространство борьбы футбольных фанатов, нацистов и антифашистов, сторонников легализации наркотиков и их противников. С уверенностью могу утверждать лишь то, что без граффити польские города были бы куда более унылыми и безликими.

2011

82


83

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

II Старший брат

Около моей гостиницы в Екатеринбурге компактно расположились несколько свадебных салонов. Складывалось ощущение, что я попал в ещё один город невест. Однако не невестами славен бывший Свердловск, а женихами с «Уралмаша».

Не знаю, много ли людей, кроме меня, пытаются обнаружить во время путешествий явную и скрытую связь между родным городом и тем, в котором оказался. У Екатеринбурга и Иваново-Вознесенска рабочая биография, схожи бурный рост и расцвет Иванова и Свердловска в советское время. Но их специализация разнится так же, как и судьба. Промышленный рост горнорудного Урала начался лет на сто раньше возникновения текстильной специализации в нашем крае. Легкая индустрия проиграла соцсоревнование индустрии тяжёлой. Сказалось и расстояние до Москвы. Только в тысяче верст от столицы страны губернатор Эдуард Россель мог заявить, что создаст Уральскую республику, если центр будет на него давить. В итоге Екатеринбург стал неоспоримой ни Пермью, ни Челябинском столицей Урала почти в четыре раза превышающем Иваново по численности населения. Символические центры городов во многом схожи. Для нас это площадь Пушкина, Театральный мост, мавзолееобразный Дворец искусства, вид на плотину, Большую ивановскую мануфактуру, ремизо-бёрдочный завод с красной звездой на водонапорной башне и Главпочтамт. В столице Урала центр — это водная преграда, построенная в 1723 году из уральской лиственницы, перегораживающая реку Исеть и называемая местными жителями «Плотинкой». Она образует огромный городской пруд, в перспективе которого виднеется спортивный центр «Динамо» — аналог нашего дома-корабля и возведённые к саммиту Шанхайской организации сотрудничества небоскрёбы. За пределами видимости полуостров, получивший в советское время название Пролетарские дачи. Это аналог нашей Красной Талки. Здесь осенью 1905 года боевая дружина большевиков училась стрельбе из наганов и винтовок. Недалеко от «Плотинки» на левобережной части улицы Ленина находится почтамт — памятник советского конструктивизма, не утративший, в отличие от ивановского, своего первоначального облика. Зданий, созданных известными представителями этого направления, в городе около ста. Авторские архитектурные решения ничуть не мешают возникновению ассоциаций с Ивановом. Главное здание городка чекистов (сейчас это гос-


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 тиница «Исеть») — наш дом-подкова, увеличенный раза в три в высоту. Рядом стоит Клуб имени Дзержинского (ныне Краеведческий музей) с пятиконечной звездой в перспективе винтовой лестницы. Гостиница «Большой Урал» напоминает своими балконами «Центральную» на площади Революции. Да, здание мэрии, построенное уже в стиле помпезного сталинского ампира, расположилось в Екатеринбурге на площади Революции 1905 года. Городки чекистов и милиции совершенно не созвучны двум рабочим поселкам (а не городкам) в Иванове. Но есть и в уральском городе место, которое перекликается с нашим ландшафтом — это соцгородок «Уралмаша» (Уральского завода тяжелого машиностроения). Эта легендарная окраина до сих пор производит впечатление типичного советского города. Хрущевки полстолетия назад сменили расположенные на улице Культуры бараки. Сама улица после демонтажа проходившей по ней железнодорожной ветки и высадки лип и тополей стала бульваром. Вблизи площади Первой пятилетки тротуар местами выложен чугунными плитами с эмблемой «УЗТМ». Обрамляют ее шедевры конструктивизма почти на любой вкус. Самым элегантным зданием является бывшее женское общежитие, первоначально, т.е. в начале 1930-х, создававшееся как гостиница и прозванное в ту пору «Мадридом». За ним на бульваре стоит скромный двухэтажный клуб «Уралмаша», первоначально созданный как фабрика-кухня. Если не обращать внимание на корейские часы в его фойе, то можно сказать, что время внутри него остановилось еще при жизни куратора строительства завода Серго Орджоникидзе. Или в 1955 году, когда на площади Первой пятилетки ему был поставлен памятник. Монументов, напоминающих о советском прошлом в городе предостаточно. Разумеется, есть Ленин на площади Революции 1905 года. Между зданием университета и оперным театром помещен смешной памятник куда-то спешащему формальному «гению места» Якову Свердлову. Местный революционер Малышев из украинского розового гранита стоит возле узкого участка Исети и навевает ассоциации с ивановским памятником Федору Афанасьеву по кличке «Отец». У «Плотинки» поставлен памятник истинным гениям места — основателям города-завода Василию Татищеву и Вильгельму де Геннину. Эта не очень высокохудожественная скульптурная группа была прозвана местной молодежью Бивисом и Баттхедом, которые, кстати, стали героями путеводителя для тинейджеров «Е-бург: родной город». Памятники вносят коррективы в топонимию. Главный городской небоскреб строился долго. Сначала 48-этажное здание хотели назвать «Антеем». За время строительства у входа в него поставили скульптуры Владимира Высоцкого с гитарой и слушающей его Марины Влади. Когда здание достроили, стало понятно, что имя «Высоцкий» ему написа-

84


85

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

но «на роду»… Городской скульптуры в Екатеринбурге немало. Стоит ли этому удивляться в городе, где есть Центр и Академия современного искусства, где регулярно проводятся индустриальные биеналле? В первую очередь это известный памятник клавиатуре на берегу Исети. По бетонным клавишам взрослые ходят, дети прыгают, и все желающие сидят и фотографируются. В жилых микрорайонах можно обнаружить следы человека-невидимки и высовывающегося из люка бронзового сантехника. Памятник «The Beatles», представляющий собой выполненные из чугуна контуры участников группы, установлен у краснокирпичной стены, подчеркивающей по замыслу авторов сходство Екатеринбурга и Ливерпуля. Иваново, как известно совсем даже Манчестер, а не Ливерпуль, то есть, город, находящийся в высокой степени антагонизма с колыбелью «великой четверки». Как принято во многих современных городах, на улице Вайнера (это ещё один местный революционер) находится пешеходная зона, которой в Иванове аналога пока нет. Можно в Екатеринбурге обнаружить привычное для ивановцев соседство в архитектурном пейзаже дерева и камня. Неизбежное вкрапление в уральский ландшафт местного гранита порой способно напрочь убить его привлекательность сочетанием с силикатным кирпичом, как это произошло в облике здания Академии урбанистики. Сохранившиеся в центре Екатеринбурга деревянные дома выглядят в основном основательно. В одном из них, не самом крепком, находится местный театр Николая Коляды, хорошо известный в театральном мире. Созданный Евгением Ройзманом — человеком, чья слава распространена теперь далеко за пределы города, уникальный музей невьянской иконы расположился в небольшом кирпичном особнячке по соседству с научной библиотекой. Именно рядом с ним в дни моего пребывания в городе была развернута мемориально-художественная акция — создано кладбище уничтоженных зданий. Типовые синие памятники с фотографиями утраченных строений и их описанием производили сильное впечатление на проходящих мимо него горожан. Многие с интересом изучали этот уникальный некрополь. Нам даже удалось узнать об этой акции из первых уст. Скандально известный Ройзман оказался верен своей репутации и в этом благом начинании. Оказалось, что сотка занятой кладбищем земли принадлежит не музею, а библиотеке… Места «общепита» имеют в Екатеринбурге не только креативные названия, как кафе «Де Бош», но и антураж, как, например, две пивные «Пожарка» с настоящими пожарными автомобилями, используемыми, правда, не по назначению. Круг моих научных интересов влек меня в ресторан «СССР», нэпмановский трактир «Шуры-Муры», а после посещения «Уралмаша» кинорежиссер Юлия Козырева, оказавшаяся в родном городе, предложила перекусить в напоминающей о советских временах типовой столовой. Интерьер


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 заведения с символическим наименованием «Заказник» явно претерпел за 20 лет без советской власти изменения — новый кафель на полу, новая мебель, обшивка стен, но дух советскости явно остался. Тоже самое можно сказать и о самом городе Е. Несмотря на головокружительные перемены Е-бург похож на Иваново. Как старший брат похож на младшего.

2012

III Польский и русский Манчестеры, или Близнецы В 2011 году в Иванове ко Дню города были вывешены плакаты с информацией о городе-побратиме, и в польском слове из 4 букв было допущено 3 ошибки... Первое, на что обращаешь внимание, отправляясь в Лодзь электричкой с варшавского вокзала, это название станции назначения — Łódź Fabryczna (Лодзь Фабричная). Второе, что по прибытии в этот город обнаруживает ивановец, это отсутствие кинотеатра «Iwanowo», закрытого лет 15 назад. В известной американской кинокомедии «Близнецы» главных героев играют Арнольд Шварценеггер и Дени де Вито. Польский и русский Манчестеры имеют примерно столько же сходства между собой.

Лодзь — едва ли не миллионный город, третий по величине в Польше, претендующий на звание европейской культурной столицы 2016 года. Хотя городом Лодзь стала ещё в 1423 году, её «золотым веком» был век XIX. Именно тогда еврейские и немецкие промышленники стали активно развивать в этом городе текстильное производство. О начале становления польского Манчестера можно узнать из фильма «Земля обетованная» режиссёра Анджея Вайды (1974), снятого по написанному в 1898 году одноименному роману Владислава Реймонта. Сейчас уже можно говорить о том, что текстильная история Лодзи закончилась. Индустриальное наследие в ней, как и в Иванове, нынче перепрофилируется. В «Белой фабрике» Людвига Гайера — первом в Лодзи механизиро-

86


87

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

ванном промышленном предприятии сейчас находится Музей текстильной промышленности. Для того, чтобы представить размах лодзинской текстильной индустрии, достаточно сказать, что принадлежавшая Карлу Шайблеру хлопчатобумажная фабрика «Ксёнжи Млын» — город в городе, как её называли — являлась в XIX веке крупнейшей в Европе. В бывшем её управлении размещается Музей интерьеров дворцов-резиденций фабрикантов Лодзи. К огромному даже по меркам ХХ столетия производственному зданию примыкают столь же впечатляющие размерами многоквартирные дома для рабочих, а также изящное пятиэтажное пожарное депо, больница, школа, магазины. В нашем отечестве подобные комплексы — соцгородки, как их стали именовать во времена советской власти, так же строились и до революции, но лодзинский масштаб поражает. В цехах фабрики Израиля Познаньского, которой в Лодзи принадлежало второе место после фабрики Шайблера,

в

настоящее

время

открыт

торгово-

культурно-развлекательный центр «Мануфактура». В своей современной части он очень напоминает ивановский «Серебряный город», а в старой — образцы ивановской промышленной архитектуры XIX века. Рядом с «Мануфактурой» расположен дворец Познаньского. В отличие от особняков иваново-вознесенских фабрикантов, это именно дворец. На вопрос архитектора о том, в каком стиле он хотел бы построить свой дом, заказчик нескромно заметил, что у него хватит денег, чтобы построить дворец во всех стилях, что и было сделано, причём бросающейся в глаза эклектичности удалось избежать. Теперь в этой самой большой в Польше резиденции фабриканта находится Музей истории города Лодзи. Однако, как показали мои пешие прогулки, в городе не всё так благостно с наследием, как это показалось мне пару лет назад во время недолгого пребывания. Некоторые особняки фабрикантов стоят заброшенными, часть фабричных строений Ксёнжи Млына в запустении, которое и в Иванове редко где встретишь. Особняков рубежа XIX-XX веков в этом городе очень много, некоторые не вызывают особых ассоциаций, а вот при виде виллы Леопольда Киндермана, построенном в стиле модерн, в памяти ивановца возникает облик псевдоготического дома Дюрингера. Степень сохранности обоих зданий удручающая.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Но не только фабричная и фабрикантская Лодзь поражает своим размахом и размерами. Самая длинная в Польше пешеходная зона — улица Пётрковская, протянувшаяся на пять километров, проходит почти через весь город. Среди зданий, появившихся на ней в течение нескольких столетий, больше тех, что украшают город, хотя есть и очень невыразительные. Все вместе они создают ансамбль, которому трудно найти аналог. Столь же эклектичное начало проспекта Ленина в Иванове даже в конструктивистских и ампирных советских фрагментах, безусловно, уступает по своей выразительности плотному ряду зданий, построенных в стилях от барокко до модерна. На одной из небольших площадей на этой улице стоит магазин из стекла, похожий на ивановский ЦУМ до его серо-красного обновления. Горожан и туристов на этом участке Пётрковской заставляет остановиться памятник трём фабрикантам, представляющий собой большой стол с пятью стульями, три из которых свободны, так как за столом сидят лишь двое из трёх гениев этого места. Ничего подобного в Иванове нет, хотя Бурылин, Гарелин, Грачёв, Дербенёв и другие «отцы» Иваново-Вознесенска вполне могли бы так же, как их лодзинские коллеги, сидеть за овальным столом, как бы обсуждая городские проблемы, которых немало до сих пор. Архитектура и памятники — это далеко не всё, что заставляет при посещении польского Манчестера проводить параллели с русским. Это ещё и история, причём история революционная. Фабричная Лодзь, как и Иваново-Вознесенск, бастовала в 1905 году. После расставания с коммунистическим прошлым несколько сотен улиц Лодзи были переименованы, но улица Революции 1905 года, пересекающая в центре города Пётрковскую, осталась. Культурный потенциал польского побратима несопоставим с нашим. Даже театр в Лодзи чуть больше ивановского монументального творения архитектора Власова на площади Пушкина, рядом с которым наши фабрики не кажутся чрезмерно большими. Причём некоторые из них продолжают работать, в отличие от нашего побратима. Так, находившаяся на Петрыне, как называют лодзинцы свою главную улицу, фабрика Людвига Майера, ныне стала отелем «Grand». Именно перед ним расположена лодзинская Аллея звезд с наиболее известными фамилиями деятелей польского кинематографа на тротуаре. Местная Высшая школа кинематографии, телевидения и театра за 60 лет своего существования

88


89

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

прославилась благодаря таким выпускникам, как Анджей Вайда, Роман Поланский, Кшиштоф Занусси и Кшиштоф Кеслёвский. Как вспоминал в 1969 году последний из них, Лодзь — «город жуткий, но необычный, по-своему живописный — с рассыпающимися домами, разваливающимися лестничными клетками и колоритными людьми. Более цельный, чем Варшава. Во время войны Лодзь почти не пострадала, так что, по сути, я учился в старой, довоенной Лодзи. Денег на ремонт никогда не хватало, стены домов покрывал лишай, а штукатурка постоянно отваливалась. Выглядело всё это крайне живописно. Впрочем, это вообще необыкновенный город». Во время двухмесячного пребывания в этом городе я часто вспоминал эти слова. Этот город меняется, оставаясь неизменным. В центре можно увидеть многое из того, что попадалось на глаза известному режиссёру почти пятьдесят лет назад. И вывод пана Кесьлёвского я разделяю — Лодзь необыкновенна! Польскую киноиндустрию называют «Голлилодзью» не случайно, ибо там находится Лодзинский центр кинематографии (бывшая Киностудия художественных фильмов) и Музей истории кино. Кроме того Лодзь — хозяйка крупнейшего в мире фестиваля деятелей киноискусства «Camerimage». Его гостями являются режиссёры, операторы, актеры и продюсеры со всего мира. Заочным ивановским ответом польскому Голливуду несколько лет назад стал международный кинофестиваль имени Андрея Тарковского «Зеркало», переместившийся, впрочем, в приволжские города Плёс и Юрьевец. Сопоставление русского и польского Манчестеров можно продолжать, и многое будет не в пользу моего родного города, но следует принимать во внимание то, что по польским масштабам Лодзь велика, а Иваново по российским меркам не входит в число первых городов страны. Среди городов-побратимов Лодзи есть ещё Минск, Одесса и Саратов. Иваново — меньший из «братьев».

2009-2011


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 IV Рождество в краю озёр и беспризорных велосипедов

В предрождественские дни меня пригласили в небольшой город Тампере. За пределами Финляндии сейчас больше известен его город-спутник Нокиа. А сам Тампере — это Манчестер Севера, «Мансе» как его там ещё ласково называют. Удивительная гармония воды, скал и сосен с индустриальными сооружениями и жилой застройкой меня поразила. За десять лет до посещения Тампере я был в находящемся с ним на одной широте карельском городке Лахденпохья на берегу Ладоги, где в ландшафте

конфликтовали

сооружения финские и советские. В Тампере нет ничего советского, но, как выяснилось, много ивановского: аналогом реки Уводи там выступает двухкилометровая протока Таммеркоски, соединяющая большие озёра с названиями, как будто взятыми из детской сказки про близнецов — Няси-ярви и Пюхя-ярви. Практически на всём протяжении её окружают краснокирпичные фабричные и заводские корпуса. Путь деиндустриализации Тампере в той же степени является схожим, сколько и отличным от ивановского, как и вся история двух городов. Бережное отношение к промышленной архитектуре XIX века — времени, когда три «Манчестера» (Иваново-Вознесенск, Тампере и Лодзь) были частью одной Российской империи, у нас отсутствует. Тампере — безупречный пример того, как можно преобразовать индустриальный город в культурный. Опустевшие текстильные цеха стали занимать не только магазины, офисы, но и музеи. Сейчас в этом пролетарском городе и его пригородах около 40 различных музеев, два крупных университета. Что, впрочем, не мешает ему быть уютным и немного сонным, с многочисленными беспризорными велосипедами на полупустынных улицах.

90


91

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Перепрофилирование индустриального наследия пошло на пользу и горожанам, и гостям, сделав Тампере крупным туристским центром. В здании фабрики «Френкель» ныне действует театр, в бывшей котельной разместился читальный зал городской библиотеки, в водоочистной станции «Мялтинранта» сейчас художественная галерея. В здании бывшей красильни суконной фабрики «Веркаранта» находится центр прикладного искусства и ремесел. В бывшем прядильном цехе фабрики

«Финлейсон», получившем в 1877 году имя «Плевна», сейчас расположилась большая одноименная пивоварня с рестораном и кинотеатр. В соседнем главном корпусе разместился один из музейных центров Тампере — в его стенах находятся музеи текстильной промышленности, паровых машин, шпионажа, медиа и Центральный музей Рабочего союза «Верстас». В первом в мире музее шпионажа собраны «жучки», миниатюрные фотоаппараты, передающие устройства и прочие гаджеты «бойцов невидимого фронта». Многие экспонаты — это дары бывших агентов, анонимно присланные из разных уголков мира. Дежурным сувениром является кружка с «изречением» Джеймса Бонда «Shaken, not stirred». В бутиках фабричного комплекса можно купить сделанную вручную обувь, рукоделия, керамику и даже шоколад, изготовленный по старинным рецептам. На противоположном берегу Таммеркоски стоит завод «Тампелла», некогда выпускавший гидротурбины, корабли и паровозы. После его закрытия в четырёхэтажных корпусах разместился музейный центр под названием «Ваприикки». Продукция завода стала основой музея городского транспорта. То, что первая финская хоккейная команда появилась в этом городе, стало поводом для открытия музея хоккея. Кроме этого, в заводских цехах расположились музей обуви, выставочный центр и ресторан. В сувенирном магазине при музейном центре можно купить финское лакомство — лакричные конфеты и альбом «Tampere 1918», в котором рассказывается о Гражданской войне в Финляндии, основные бои которой происходили в районе красного Тампере.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 То, что северный Манчестер — город пролетарский и революционный, несомненно, роднит его с Ивановом. Только вот в нашем городе революционность не стала предметом вполне выгодного использования. Особое место среди музеев Тампере занимает единственный в дальнем зарубежье постоянно действующий музей Ленина. Он расположен в пятиэтажном Рабочем доме на бульваре, где в 1905 году проходила подпольная Таммерфорсская конференция РСДРП, на которой впервые встретились Ленин и Сталин. В сувенирной лавке при входе в музей ленинская и советская символика дополняется интернациональной. «Революционные» майки за 17 евро представлены в большом ассортименте: красная с портретом коменданте Че Гевары, белая — Ленина, чёрная — Карла Маркса и синяя — Гагарина. Пакетированный молотый кофе с ароматом рома украшает портрет Че, а его вариант с запахом сибирских кедровых орешков — портрет Ильича. Недалеко от музея находится район жилой застройки Амури, где соседствуют дома построенные в XIX веке и многоэтажки 1970-х. Музейный проект «Рабочий квартал Амури» — это 30 квартир-коммуналок в пяти одноэтажных домах, построенных в конце XIX начале XX века. Здесь по-прежнему работает сапожная мастерская 1906 года, пекарня 1930-х годов и бумажная лавка 1940-х годов. Музей открыт только в тёплое время года, но кафе «Amurin Helmi» работает круглый год и предлагает лакомства, которые можно попробовать только в Тампере. Недалеко от главной площади города уже более ста лет работает самый большой в Финляндии крытый рынок, где продают экологически чистые овощи, фрукты, сыры, колбасы и рыбные деликатесы. Там можно попробовать настоящие тамперские блюда — кровяную колбасу «мустамаккара» из мяса лося и северного оленя и национальную лепешку «риявя». Колбасу принято есть с брусничным соусом, закусывая теплой, помазанной солёным сливочным маслом лепешкой.

92


93

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 В предрождественские дни приятно просто

прогуляться по излучающему покой городу. Красный фабричный кирпич в облике города дополняется благородным серым гранитом, использованном в отделке старых зданий. Неоромантический кафедральный собор из растрированного гранита с черепичной крышей имеет в окружении благородных елей вполне сказочный вид. А вот церковь Калева архитекторов Райли и Рейма Пиетиля вполне может быть принята не знакомым с изысками финской архитектуры ХХ века путником за телефонную станцию. Мост Хямеенсилта украшен экстравагантными угловатыми статуями Девы Финляндии, Охотника, Торговца и Сборщика налогов работы финского скульптора Вяйнё Аалтонена. Наиболее заметная из местных достопримечательностей — телевизионная башня «Нясиннеула» берегу озера Нясинярви, до которой я так и не добрался. В верхней ее части расположена самая высокая в Скандинавии смотровая площадка и ресторан, вращающийся вокруг своей оси. Однако местные жители рекомендуют для обязательного посещения другую обзорную площадку — гранитную башню Пююникки, находящуюся в одноимённом парке на вершине самого высокого горного гравийного хребта в мире. Стремление обладать чем-то самым-самым или являться таковым приняло в Тампере весьма забавную форму: в путеводителях он позиционируется как самый большой город в Финляндии, находящийся не на морском побережье… Без особого преувеличения можно сказать, что кафе, бары, пабы и рестораны можно найти в центре города на каждом шагу. Перед Рождеством витрины магазинов украшают сцены из жизни гномов и Йоулупукки — финского Деда Мороза. Магазины в эти дни работают и по воскресеньям. Кроме того на площадях устраиваются ярмарки, на которые местные фермеры привозят свои товары — ягоды, рыбу, колбасы, а так же изделия из шерсти и многочисленные декоративные поделки. Продаются тут и снопы овса, которые по традиции принято выставлять на улицу для птиц. Между тем озёра, на берегах которых расположены Тампере и Нокиа, превышают по площади эти города. Всю прелесть финских озёр трудно оценить в зимнюю пору, то есть в северный alter ego Иванова, видимо, стоит отправиться и летом.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

2010 V ГоА: «Куундеп келигер!»

Горно-Алтайск в своей центральной части похож на окруженный горами большой поселок городского типа без особых примет какой либо хозяйственной деятельности. Древности также отсутствуют, хотя на территории города находится Улалинская стоянка древнего человека. Я предполагаю, что это одна из немногих республиканских столиц России, туристская схема центра которой — это явное излишество — две улицы проходят вдоль, чуть больше поперек. Типичный захолустный райцентр российского Нечерноземья. Но в каком-нибудь Савино или Ильинском невозможно представить себе не только горы, но и такие учреждения как Государственное собрание, девятиэтажный Дворец правосудия, Совет министров и университет. Алтайцы, которых на улице города легко опознать по маленькому росту и монгольскому разрезу глаз, несмотря на свою малочисленность имеют все атрибуты малой государственности, и их районная Дума на площади Ленина гордо называется Эл Курултай. ***

Практически вся публичная жизнь сосредоточена на площади Ленина, расположенной между двумя основными улицами. Одна из них, названная в честь национального алтайского художника Григория Ивановича Чорос-Гуркина. куда менее презентабельна, чем Коммунистический проспект, где имеется даже нездешнего вида типовая жилая девятиэтажка. Она застроена деревянными двухэтажными домишками и обшарпанными пятиэтажками из силикатного кирпича. Имеется на ней фирменный магазин «Пчело-центр», торгующий жидким золотом Алтая — мёдом. Справедливости ради следует сказать, что новый микрорайон на окраине города у реки Маймы имеет вполне городской вид. ***

Из-за того, что приглашение на конференцию «Поэтика локального текста» застало меня врасплох, я приехал на Алтай без зонта. В итоге познакомиться с местной торговой сетью мне пришлось весьма близко. Гипермаркет «Ткацкий 2» под окнами моего с профессором Ягеллонского университета Василием Георгиевичем Щукиным временного пристанища с неизбежностью рождал мысли об Иванове. В этом неказистом сером здании с

94


95

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

красным поясом рекламы и саморекламы, где прежде находился второй цех местной текстильной фабрики, зонтов я не нашёл. Над входом на универсальный рынок «Весна», торгующий китайским ширпотребом и местными сельхозпродуктами, надпись «Добро пожаловать» дублировалась по-алтайски — «Куундеп келигер!». От прочих наименований веяло ветром странствий в пространстве и времени, а также местной экзотикой: торговые центры «Московский стиль», «Вавилон», «Разноторг», торговый дом «Белуха» и универмаг «Мария-Ра», где в итоге я и купил зонт неизвестного китайского производителя. ***

Развернутый под памятником Ленину надувной детский аттракцион, пожалуй, самое яркое пятно в облике старой части города. Сказочный мир явно контрастирует с унылой застройкой. Необычными архитектурными формами наделено только здание национального театра с вполне луврской пирамидой на плоской крыше, что в контексте места следует трактовать как тюркскую юрту. За протекающей параллельно главным улицам речкой Улалушкой у памятника ЧоросГуркину имеется еще одна, видимо, альтернативная левобережной молодежная тусовка. Жизнь здесь, если уж и не бьет ключом, то идет своим чередом, но параллели с шахназаровским «Городом Зеро» преследуют, ибо шестичасовая поездка из Барнаула по пустынному краю рождает ощущение оторванности от большого мира. Во время прогулки меня поразила удивительная надпись на стене дома № 7 по улице Ленина — «Бог жив!». Из глубин памяти почему-то сразу всплыло название романа Карло Леви и фильма Франческо Рози «Христос остановился в Эболи». Впрочем, если б-г жив, то он явно забыл про этот город. ***


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Столица ГоА находится на границе с равнинной частью Алтая, являясь воротами в ее самую красивую часть. Ее неказистый вид типичен практически для всего, что построено человеком в этом уголке земли. Красота природы заставляет в еще большей степени удивляться несоответствию. Теперь, когда я слышу, как Горный Алтай именуют «российской Швейцарией», я понимаю всю глубину сарказма этой метафоры. Несомненным же остается то, что лучшее в этом краю нерукотворно — это горы, реки и озера. В случае с последними не обошлось без очередного сопоставления уже внутрироссийского масштаба. Телецкое озеро здесь принято сравнивать с Байкалом. Их сближает схожий береговой ландшафт, форма и даже то, что из озер вытекает по одной реке. Местная Бия выступает аналогом Ангары. *** Дорога на Артыбаш — поселок на берегу Телецкого — кажется бесконечно долгой. В местечке Манжерок, известном по старой советской песне в исполнении Эдиты Пьехи, находится туристский привал. Тут можно, как и во многих других местах на трассах и трактах, купить местные сувениры — поделки из кожи и бересты, алтайский мед и чай из трав, пихтовое масло и кедровые орешки, корень жень-шеня и женскую бижутерию в национальном стиле, майки и магнитики. Кроме этого, здесь можно сфотографироваться на фоне лениво жующего траву яка, надев военные доспехи, к чему призывает плакат с почти военкоматовской надписью «Стань воином Чингизхана!». Я устоял от искушения этим мобилизационным призывом и не записался добровольцем. ***

Придорожные тексты, доступные путнику, экстравагантны и, видимо, уникальны. На окраине столицы ГоА мне удалось увидеть на ярком баннере вполне ильфо-петровское объявление «Закуп сухих рогов». Конкурент у фирмы Остапа Бендера был соответствующий — общество с ограниченной ответственностью «Нью мир». Не ускользнуло от глаза и

96


97

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

такое: «100% Euro-Дрова для шашлыка и пикника». Но самым частотным и запоминающимся был текст «Осторожно клещи!». Новичков это предостережение очень пугало. Ветераны и местные жители утверждали, что свирепый разгул насекомых закончился в июне, и нам они не угрожают. Это нисколько не успокаивало, и внимание к телесным ощущениям было несколько дней чрезмерным, а образ красного кровопийцы будоражил воображение. ***

Будучи родом из края, где самое большое озеро — Рубское — можно не только все окинуть взглядом, но и переплыть, на северном краю Телецкого, до южного берега которого почти восемьдесят километров, чувствуешь себя не очень уютно. Во время путешествия по озеру к водопаду Корбу, прошедшему под мелким дождем, превратившем палитру водной глади и берегов в сложное сочетание разных оттенков серого цвета, притаившиеся в тайге клещи воспринимались уже не как главная угроза. В памяти всплывали популярные в мои школьные годы рассказы о шотландском озере Несс и его мифическом обитателе. ***

Идущий через Алтай в Монголию Чуйский тракт — трасса М 52 — это, конечно, не Route 66, но дорога, имеющая не только свои мифы, но и музей. Именно ее, выросший на тракте Василий Шукшин, показал в фильме «Живет такой парень». Чайная, из первых кадров фильма, не изменилась с 1964 года. Прочий придорожный антураж иной. Ресторанов «Макдональс», правда, еще нет, но реклама кока-колы на шашлычной воспринимается уже органично. В «Чемальском тупике» на правом берегу Катуни расположена местная «курортная зона», сопоставимая по количеству турбаз, кемпингов и гостиниц с берегом Телецкого озера. ***

Бирюзовая Катунь стремительно несет свои воды к месту слияния с Бией, откуда начинается другая сибирская река — Обь. Самой странной катунской достопримечательностью является скит Знаменского монастыря на скалистом острове Патмос в Чемале. С одного отвесного берега на другой перекинут подвесной мостик, на который единовременно не пропускают больше


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 десяти человек, что образует шумное подобие сложноорганизованной очереди. В деревянной церквушке с низким потолком, куда приводит шаткая переправа, тихо, тесно и уютно. Суета, царящая перед переправой, там быстро забывается. В прошлом году в ГорноАлтайске возобновил работу аэропорт, так что теперь добраться туда можно быстрее, и на какое-то время отрешиться среди рек, озер и гор от наших «равнинных» проблем.

2012

VI Только во Львове

Культурный капитал, накопленный сравнительно небольшим городом в предгорьях Карпат, настолько многообразен и противоречив, что местные интеллектуалы никак не могут прийти к общему мнению в ответе на вопрос, что является главным во Львове. Писатели, историки, мыслители и политики подробно разбирают культурные слои города в почти пятисотстраничной книге «Leopolis multiplex», которую я приобрёл в уютном киевском магазинчике «Чулан» по дороге в этот странный и удивительный Город.

Памятник основателю города королю Данилу, поставленный не так уж давно, призван подчеркнуть древность места (это XIII век). В России этот исторический деятель известен как князь Даниил Галицкий — антипод благоверного князя Александра Невского, заключивший унию с Ватиканом. По количеству пышных соборов разных конфессий Львов ныне явно опережает все украинский города. Доминируют униатская грекокатолическая и автокефальная православная церкви. Есть так же в старом городе древняя армянская церковь, синагога, а католическими костелами, построенными во времена, когда Львов принадлежал Речи Посполитой и Австро-Венгрии, могли бы гордиться Вена, Прага, Краков и Вроцлав. В истории легко можно выделить несколько эпох, когда Галицко-Волынское княжество, Польша, Австро-Венгрия, СССР и Украина сменяли друг друга в этом пограничном регионе. На немецком, польском, русском и украинском языках имя города звучит порой узнаваемо, но всё же по-своему: Лемберг, Львув, Львов, Львив…

98


99

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 *** Мне Львов несколько напоминает Ленинград — великий город с областной судьбой. Вплоть до середины ХХ века он занимал существенное место в жизни империй и стран, которым принадлежал. В 1629 году в городе появилась первая на территории современной Украины почта, в 1661 году по указу польского короля Яна II Казимира иезуитской коллегии дается статус академии и «титул университета». В 1715 году появилась первая промышленная пивоварня, а в 1735 — аптека. Есть и более поздние львовские достопримечательности — трамвай в городе пустили в 1880 году, а Оперный театр был открыт в 1900. *** Узкие улочки и сохранившиеся участки крепостных стен служили и служат декора-

циями для съемок исторических фильмов. Причем не только из украинской истории. Например, в фильме «Д’Артаньян и три мушкетёра» Львов играл роль Парижа. Однако украинским Парижем его называют редко, чаще Веной, так как кофейни, Опера и брусчатка — это часть австро-венгерского наследия. Брусчатка, которой выложен не только центр города — предмет гордости львовян, доставляющий, правда, неудобства пешеходам и водителям. Она даже продается в виде сувенира, а в пивной «Дом легенд» под стеклянным колпаком выставлен её эталон. В лавке на первом этаже этого странного питейного заведения имеется комнатка, где можно услышать звуки этого города — в наушниках слышна настройка инструментов в оркестровой яме Оперы; звонки трамвая, идущего через площадь Ринок; бульканье наливающегося в стакан пива; мерный шум дождя; резкие крики котов и даже рев самолета, падающего почему-то на улицу Коперника. Кстати, именно на этой улице в 1853 году в аптеке «Под золотой звездой» фармацевтами Иоганном Зехом и Игнатием Лукасевичем была изобретена первая в мире керосиновая лампа. А 25 лет назад в клубе имени Коперника я со своей будущей женой смотрел недублированный фильм Радослава Пивоварского «Yesterday», не ведая ещё, что мне придётся выучить этот язык.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 На плоской крыше «Дома легенд», где можно пить местное пиво «зеник», на зависть мастеру балканского абсурда Эмиру Кустурице выставлен гэдеэровский автомобиль «трабант», на который смотрит бронзовый трубочист, удивительно похожий на Карла Маркса. Южный колорит — неотъемлемая часть львовской жизни. В уютном дворике у монастыря бернардинцев на длинных балконах развешано бельё, а стоящие внизу около ротонды XVIII века «жигули» совсем уж делают замкнутое пространство итальянским. Впрочем, у мороженщицы, торгующей у часовни Боимов, итальянскость не только во взоре, но и в наименовании продукта — «Пиноккио».

*** Среди гениев места этого города первопечатник Иван Федоров, писатель Леопольд ЗахерМазох, лидер и идеолог Организации украинских националистов Степан Бандера. Последнее обстоятельство сильно влияет на то, что Львов — город, периферийные

мик-

рорайоны

которого

Женя

Лукашин

вполне мог бы принять за Москву, воспринимается как место, где неравнодушному к бандеровцам старшему брату Данилы Багрова пришлось бы тяжело. Между тем, термин «украинский Пьемонт» как образное наименование Галичины, символизирующее ее ведущую роль в становлении украинской государственности, уже не актуален. Хотя Львов и является седьмым по числу населения городом страны, свой экономический и политический потенциал со времен перестройки он изрядно растерял. На блошином рынке у памятника Ивану Федорову можно купить не только книги, но и винил фирмы «Мелодия», вы-

100


101

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

цветшие советские вымпелы, немецкие железные кресты, почтовые марки с портретом Гитлера. Мусор истории нынче приносит доход.

*** В далеком 1969 году команда «Карпаты» совершила чудо, став единственным футбольным клубом из низшей лиги, который завоевал Кубок СССР. Сейчас футбольных успехов у местных команд нет даже в рамках чемпионата страны. Однако не случайно Львов вошёл в число украинских городов, принимавших Евро – 2012. Это использование возможности показать европейский фасад Украины. Сейчас ни россиянам, ни, разумеется, украинцам не нужна шенгенская виза для того, чтобы оказаться в этом удивительном месте. Именно они представляют собой основной потенциал для развития индустрии туризма. Судя по моим наблюдениям, недостатка в гостях в летнюю пору город явно не испытывает. Уличные кафе заполнены в течение всего дня. Я же стремился побывать в подвальчике «Пiд вежей», где в 1988 году пил пиво со своим будущим родственником Серёжей Левицким. С Лычаковского кладбища, где рядом с захоронением сечевых стрельцов находится могила Сергея, я проехал в центр на трамвае. Заведение ещё было закрыто для посетителей, но узнав, что я вернулся во Львов почти через четверть века, меня впустили. Пиво продавалось, но его устойчивый запах, о котором я вспоминал всё это время, улетучился. Хозяйка призналась, что истребить пивной дух, проникший в дерево и камень, было непросто, но им это удалось…

*** В этот приезд я со своим другом Семёном Гольдиным, прилетевшем во Львов из Иерусалима, пил пиво в ресторане «Кумпель» на Мытной площади. На эмблеме этого модного заведения изображен буржуазного вида мужчина в костюме и котелке. Как я узнал, ныне респектабельно-туристический район Лычакова, где расположен ресторан, в период между двумя мировыми войнами снискал себе дурную славу — здесь кутили мелкие мошенники — батяры. Привычное для них обращение друг к другу — «кумпель» — и дало название этому заведению. Батяры уже в то время обрели романтический образ (их кредо — «Любить Львов, любить женщин и шутки» — вполне этому способствовало). Тогда же стал распространяться их сленг — львовская гвара — представший собой смешение польских, украинских, немецких и еврейских слов, некоторые из которых используются во Львове (и не только) до сих пор: гальба — кружка пива, мент (милиционер), шкрабы (ботинки).


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 В тридцатые годы в общепольском эфире выходила регулярная популярная передача львовского радио «На веселой львовской волне». Польский певец Стасек Виланек записал тогда известную батярскую песню, являющуюся сейчас неофициальным гимном города. Он вопрошал по-польски: «Я мог бы из него уехать, но где еще людям хорошо так, как тут?». В ответ ему звучали слова — «Tylko we Lwowie…». 2012

VII Израиль: искусство выживания

Оказалось, что написать об Израиле мне сложнее, чем о перемещении в какую либо другую точку света. Это давно уже страна, куда билет можно купить не в один конец и без пересадки в Вене, куда уже не надо оформлять визу, да и пропорция бывшего нашего народа, думаю, уже больше, чем указанная в песне Высоцкого про лекцию о международном положении. На вопрос пограничников «Есть ли у Вас знакомые в Израиле?» мало кто из бывших советских людей с высшим образованием ответит отрицательно. Вот и у меня есть в этой стране друг, который пригласил меня в Иерусалимский университет. ***

Поиск метафоры для определения Израиля можно свести к его определению как зоны разлома. Как в геологическом смысле — по территории государства проходит Сирийско-Африканский разлом, так и в культурном, религиозном, политическом. Это земля конфликтов, непримиримой борьбы, столкновения цивилизаций. Хотя в последнее свое пребывание я и застал мирные 10 дней в истории Израиля, увиденное и услышанное не дает усомниться в том, что страна находится в состоянии перманентной войны. Молодые люди в военной форме и даже в гражданской одежде с автоматами «узи» не привлекают к себе особого внимания ни на улице, ни в салоне городского автобуса. Тщательный досмотр вещей производится на автовокзалах, при входе к Стене Плача. К этим процедурам постепенно привыкаешь. Местным жителям приходится приспосабливаться не только к жизни в условиях постоянной террористической угрозы, но и к специфически тесному соседству еврейской и арабской общин. Странно было обнаружить, что одна сторона улицы может быть иудейской, а противоположная — мусульманской. О том, что еврейские и палестинские поселения перемежаются в окрестностях Иерусалима, и говорить нечего. По пути в зону фронтира — поселок Кфар Эльдад на краю Иудейской пустыни — меня по-

102


103

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

просили на всякий случай закрыть боковое стекло, когда мы проезжали через деревню «недружественных» арабов. ***

Бог обещал Моисею «землю хорошую и пространную, где течёт молоко и мёд». Но, как съязвила Голда Меир, евреи не любят пророка из-за того, что он 40 лет вел их через пустыню, а затем привел к единственному месту на Ближнем Востоке, где нет нефти. Перемещаясь по пустыне Негев от Красного к Мёртвому морю, ждёшь увидеть край, где человека ждёт довольство, изобилие, счастье. Маленькая страна, в границах которой, как шутят местные жители, сложно развернуться боевой авиации, прочно удерживает внимание миллионов людей, не имеющих, казалось бы, никакого отношения ни к евреям, ни к арабам. Как бы там ни было, в эту землю мечтали и стремились попасть очень многие — чаще всего сюда приходили с оружием в руках. От городов порой не оставалось камня на камне, жители уничтожались или угонялись в чужие пределы, но потом изгнанники возвращались и строили заново города и страну. Сравнительно недавно палестинские древности стали местом паломничества, крестоносцев и янычар сменили пилигримы. История трех мировых религий замыкается на этой земле, на городе Иерусалиме. И хотя паломников ныне трудно порой отличить от туристов с непременными фотоаппаратами и видеокамерами, тройственную религиозную основу здешнего бытия без какого либо труда можно обнаружить не только в стенах Старого города. ***

Уникальность Израиля в его местонахождении между бассейнами Атлантического и Индийского океанов на разломе Африки и Евразии предполагает что-то особенное в природе и ландшафте. Пожалуй, самой известной из достопримечательностей такого рода, является Мёртвое море, лежащее на 394 метра ниже уровня мирового океана. Находящиеся в его окрестностях культурные объекты плотно вписаны в кажущийся безжизненным гористый край. Пересекая ночью занимающую больше половины территории страны пустыню Негев, раскинувшуюся от прозрачного Красного моря в Эйлате до Мёртвого, держишь в уме медные копи царя Соломона, лежащие где-то поблизости. Потом библейская история становится всё насыщенней и насыщенней — сохранившие древние свитки Кумранские пещеры, соляной столб, в который превратилась небезразличная к судьбе родного Содома жена Лота, врагу не сдавшаяся крепость Моссада… ***


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

Мёртвое море — подходящее место для встречи восходящего солнца. Появляющееся из-за иорданских гор, оно пускает по зеркальной глади цвета «металлик» краснооранжевые блики и красит в апельсиновый цвет скалы на израильской стороне озера. Ритуальную процедуру в этом водоеме — чтение в положении лёжа свежего номера The Jerusalem Post — трудно отнести к водным процедурам не только потому, что она выпадает из всего того, что принято делать на воде — слишком уж отличается жидкость, наполнившая впадину между Иорданией и Израилем, от привычной воды. Кажется, что отмыть мёртвую воду — маслянистую жидкость с не очень приятным запахом — не получится никогда, но живая вода стоящего на берегу душа делает это на удивление быстро. Представляется, что так же быстро во все времена существования здесь цивилизации восставала из праха и здешняя земля.

*** Старый город Иерусалима ранним утром, до того как его узкие улочки наполнятся суетливыми торговцами и зачарованными туристами, рождает иллюзию вневременности. Кажется, что отполированные сотнями тысяч подошв камни помнят, если не Иисуса из Назарета, то крестоносцев. Но в большинстве своём здешние камни помнят разве что турецкоподданных — существующие сейчас крепостные стены Иерусалима были построены в шестнадцатом веке султаном Сулейманом Великолепным. ***

Тель-Авив в летний полдень лишён прохлады даже в тени белых зданий, построенных в «интернациональном стиле», известном в России как конструктивизм. Иммигранты из Германии — архитекторы школы Баухауса — в 1930-е годы сформировали облик практически всей центральной части. Белый город строился не на века — не в последнюю очередь с помощью характерных для этого стиля простых лишённых архитектурных излишеств форм решалась жилищная проблема. Отрадно, что разнообразные здания всех от-

104


105

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

тенков белого цвета были признаны мировым архитектурным наследием и взяты под опеку ЮНЕСКО. Теперь это самый большой музей конструктивизма под открытым небом — что-то около четырёх тысяч зданий, некоторые из которых удивительным образом напоминают ивановцу родной Иваново-Вознесенск. Одних домов-кораблей там несколько… ***

Блошиный рынок в Яффо — место, где можно найти всем сёстрам по серьгам серебряным, браслетам бронзовым… Товара много всякого. Поражает не только эклектика и разнообразие предлагаемых вещей, но и их соседство — пластиковая фигура Мэрилин Монро в полный рост стоит, как и подобает американской звезде, у аппарата с кока-колой, а за её спиной среди коробок присел роденовский «Мыслитель»… ***

Вечером накануне шавуота я оказался в деревне Кфар Эльдад на краю Иудейской пустыни. Этнолог, поэт и мэр этого места Велвл Чернин доставил меня и своих друзей и коллег в гости. Первым поприветствовавшим нас жителем оказался филолог, исследователь русского мата, идеолог группы «Война» Алексей Плуцер-Сарно. Конечно, при посещении Израиля можно ждать странных сближений, но чтобы так... А отношение к ненормативной лексике в этой среде меняется кардинально. Для репатриантов, сидящих на террасе у края скалы над Иудейской пустыней — это просто русские слова. Когда лучи заходящего солнца на горах за Мёртвым морем стали тускнеть, наш гостеприимный хозяин, надев на шею автомат, принял от своего сына дежурство на КПП, ведущем в селение, а таксистараб повёз его гостей в город Иерусалим. Так подошёл к концу сконструированный мной из многих один день жизни.

2011


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

VIII Свой человек на Кубе

Проснуться в гаванском отеле у Центрального парка с первыми петухами — это не метафора. Кто эти люди, использующие балконы и пентхаузы под курятники — последователи вуду, мелкие фермеры или любители птичьего пения? Скорее всего, они — жертвы карточной системы или чревоугодники. Но даже, если бы на городских балконах и крышах только сушилось бельё, и до и после сиесты возле огромных бочек с водой просто прохлаждались мужчины и женщины в свободной одежде, вид Гаваны был бы не менее живописным. *** Суждения Хосе Ортеги-и-Гассета о женской красоте явно были не полны из-за отсутствия в

них

кубинских

типажей.

Юные

мулатки,

креолки,

негритянки

обладают

сложнотипологизируемым разнообразием чувственной красоты. От них порой непросто отвести взгляд. С годами формы многих кубинских женщин становятся столь же пышными и избыточными, как шедевры колониальной архитектуры, что, впрочем, парадоксальным образом не утяжеляет пластичность их движений. *** Не пытайтесь уловить в узких улочках старой части Гаваны запах океана, сигар и рома. Эти места пахнут подгнившим манго, невысохшим со вчерашнего дня бельём и камнями, впитавшими в себя ароматы почти пяти столетий. Облупившаяся штукатурка хотя и контрастирует с былой красотой эпохи барокко, но нисколько не даёт усомниться в эстетическом совершенстве этого города. ***

«Мой мохито в "Ла Бодегита", мой дайкири в "Эль Флоридита"», говорил Эрнест Хемингуэй. Кого больше в тесном баре около Кафедральной площади — поклонников писателя или мятного коктейля? Все ли посетители ресторана в квартале от Капитолия знают, чья бронзовая фигура удобно устроилась у стойки бара возле окна? Случай Хема демонстри-

106


107

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

рует, как гением места, культовым персонажем, «своим» может стать пришелец из другого мира, из иной культурной среды. *** Крепость Эль-Морро с маяком, пожалуй, самый известный образ этого города. Классический вид открывается от места схождения набережной Малекон с бульваром Прадо.

Это

пунктов посещения

один

для

из

многих

обязательного

туристами.

Бурная

жизнь на Малеконе начинается с приходом темноты. Парапет, растянувшийся на три километра, не случайно называют «самой длинной лавочкой для влюблённых»… ***

Субтропическая ночь наступает внезапно. Едва порозовеет под лучами уходящего за Мексику солнца белый мрамор монументов, как зажигаются уличные фонари, и праздные толпы заполняют город. Гавана начинает жить в ритме сальсы. Кажется, что уличные музыканты едва смогли дождаться покрова ночи, чтобы взяться за свои инструменты. Гибкие метиски посреди площади танцуют румбу, приглашая кавалеров. И хочется верить, что они делают это не ради денег... ***

В фильме «Ночь на Земле» Джима Джармуша, на мой взгляд, не хватает новеллы о Гаване. Велорикша или таксист за рулём ровесника революции — Chevrolet Delray 1958 года — могли бы поведать увлекательные, как «Тысяча и одна ночь», саги из немыслимо прихотливой ночной жизни двухмиллионного города на берегу океана. ***


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Можно ли сказать, что, если вы не прошли в разгар сиесты улицу Нептуно от Центрального парка до университета, то вы не видели «настоящую» Гавану? Что такое «настоящая Гавана»? Где она находится? Явно не в кабаре «Тропикана» и не на площадях старого города. Но, как любой великий город, Гавана для каждого своя. Ничего более гаванского, чем вид на летящую в ночных облаках музу над оперным театром, я не могу себе представить. Это сюрреалистический город, город сновидений. ***

У меня есть мечта. Рождённый в империи, я хотел бы жить в провинции у моря. А именно в провинции Санкти Спиритус у Карибского моря в городе Тринидаде. В этом кубинском Суздале время остановилось задолго до 1959 года. Наличие электричества и автомобилей в средневековой Европе превращает аутентичные древности в декорации. В кубинской глубинке экзотикой из иного мира веет от столбов с проводами, УАЗика цвета хаки и Chevrolet Bel Air 1953 года на мощёных камнем улочках. ***

Банка из-под пива «Bucanero», брошенная кем-то на кромке кораллового берега самого флибустьерского моря — инсталляция, концептуальнее которой трудно что-то придумать. Пираты в этих местах — не голливудская выдумка, а предмет изучения краеведов. Чем наводившие когда-то ужас на все окрестные воды пираты Карибского моря отличаются от сомалийских мародёров? Тем, что они уже никому не страшны. *** Приближаясь к парку имени Джона Леннона, минуя особняки и виллы некогда буржуазного района Ведадо, невольно задумываешься о судьбе революционеров, о том, насколько закономерно в Гаване пересеклись истории двух культовых персонажей ХХ века — Леннона и Че Гевары? Что написал бы Альбер Камю в книге «Бунтующий человек», появись она после того, как бунт стал частью массовой культуры?

108


109

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 ***

Виктор Ерофеев в колонке журнала «GQ» как-то заявил, что ему одинаково чужды и те, кто носит футболки с Че Геварой, и те, кто их осуждает. Конечно, на острове прекрасно понимают, что Че сейчас — это мировая поп-икона. Его облик можно обнаружить на самых разных носителях – майках, кружках, брелоках, магнитиках, тарелочках, открытках, вымпелах, банданах, обложках альбомов и книг, ремнях и даже на швейцарских часах Swatch, продающихся в гаванском аэропорту имени, правда, не Че Гевары, а Хосе Марти. Так бывший министр финансов Кубы приносит доход своей второй родине и после трагической гибели в боливийских лесах. ***

Старые американские автомобили с открытым капотом такая же привычная часть городских улиц, как сигарные окурки на брусчатке и портреты Фиделя и Че в постоянной досягаемости глаз. Порой кажется, что ремонт — это своего рода священнодействие, ритуал, в отличие от жертвоприношений вуду, публичный и даже показной. Кубинцы артистичны от природы. Они не только театрально работают, они так двигаются, сидят, стоят… Возможно, даже в постели они ведут себя как перед открытым занавесом. ***

Дни на курортах практически неотличимы друг от друга. Тихие дни в Варадеро остались в памяти, прежде всего, благодаря сотням фотоснимков этого курортного городка. Он возник в век джаза, когда утомлённые сухим законом американцы устремились на Кубу. Здесь самое близкое к Флориде место и один из самых длинных пляжей мира. Теперь на острове нет янки. Об их присутствии в Варадеро напоминают старомодные бунгало, ставшие экзотикой для внешнего мира ретро-автомобили и причалы для яхт. ***


110

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

Лет через двадцать я расскажу внукам, как ураган «Густав» на три дня задержался на Ямайке, прежде чем пересечь Кубу западнее Гаваны. Ожидание в Варадеро тропического урагана — самое подходящее время, чтобы потягивать ром «Santiago de Cuba», наполнять воздух ароматом сигар Churchills, читать «Концерт барокко» Алехо Карпентьера и мечтать о зимних вьюгах, снежных заносах и прочих мелких невзгодах родной природы. ***

Более пятисот лет назад Колумб наткнулся на этот остров. С тех пор на нём изменилось многое, даже растительный мир. Но порой возникает ощущение, что жизнь здесь уже давно остановилась, и остров превратился в парк туристических

аттракционов,

в

парк имени Кастро, в шоу Кастро. Пейзаж, напоминающий картины любителя парадоксов Рене Магритта, всего лишь мгновение кубинской жизни. Впечатление, что тень от кресла, похожая на стрелку солнечных часов, больше не сдвинется, обманчиво. Жизнь идёт, туристы стремятся успеть увидеть Кубу времён Фиделя, шоу продолжается… 2010


111

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

ХРОНИКА

О. А. Довгополова, А. А. Каменских

"ЭСХАТОС". НАУЧНО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ СЕМИНАР ПО ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ. ОДЕССА — ПЕРМЬ, 2010-2013

Мы живём в странное время — уже пережит очередной конец света, позади остался конец истории, нам пророчат одновременно эру преобразования человечества и гибели цивилизации, безнадёжно расслоились история и память, разветвились возможные пути движения прошлого. Современный человек находится в странных отношениях с прошлым. Наверное, наиболее адекватным словом для обозначения этих отношений в целом оказывается «разрыв» или «предел». В контексте размышлений над проблемой «предела» в истории авторы этих строк разработали концепцию научно-образовательного семинара «Эсхатос», ставшего совместным проектом Одесского национального университета имени И.И. Мечникова (Украина) и Пермского государственного национального исследовательского университета (Россия). Сейчас мы можем подводить некоторые итоги работы — состоялось уже три «раунда» обсуждения (осенью 2010, 2011 и 2012 гг.) в Одессе. В работе семинара принимали участие представители более чем двадцати университетов из девяти стран (Болгария, Германия, Израиль, Италия, Молдова, Россия, Узбекистан, Украина, Франция). Мы ориентировались именно на формат семинара, в котором принимает участие небольшое количество специалистов, чтобы иметь возможность обговаривать доклады, не глядя на часы. По результатам работы семинара издано два достаточно разножанровых, но, на наш взгляд, интересных сборника размышлений участников семинара1. Готовится к изданию третий. Понятие Ἐσχάτως показалось для нас наиболее адекватным для обозначения специфики направленности нашего научного поиска. Ἐσχάτως в древнегреческом – наречие, означающее пребывание «на пределе», в точке размыкания связанности. Древнегреческий богат на термины, связанные с понятием края, рубежа, предела (семантические гнёзда πέρᾰς'а и τέλος'а, ἔσχᾰτον'а и ὅρος'а). Ἔσχᾰτον указывает на предел как на своего рода чи1

Эсхатос: философия истории в предчувствии конца истории. — Одесса: ФЛП «Фридман А.С.», 2011. — 366 с.; Эсхатос-II: философия истории в контексте идеи «предела»: сб. статей. — Одесса: ФЛП «Фридман А.С.», 2012. — 280 с.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 стый экстремум (доблести или низости, границы географической области или длящегося процесса). «Пребывание в точке предела» не может быть описано посредством объективирующей терминологии; этот непротяжённый, а потому необъективируемый локус может быть мгновенно «схвачен» лишь изнутри — не существительным, но наречием, выявляющим это «нахождение на пределе, на грани, на рубеже». А это и есть Ἐσχάτως. Проблему «предела» можно с полным правом назвать одной из ключевых проблем в философии истории. «Предел», «граница», контур, межа — это то, что подводит нас к центральному понятию философии истории, понятию «События». Событие (историческое Событие) всегда определено — о-пределено — тем, что находится вокруг него, во времени, в пространстве. Нам был интересен тот ракурс видения События, который отсылает к видению изнутри, с точки зрения участника. Переживание «предела» в разнообразии своих форм мы и хотели обозначить как предмет нашего разговора. Не замахиваясь на возможность исчерпания темы, мы поставили себе целью ориентироваться не на обобщения, а на внимательное рассмотрение конкретных проявлений переживания «предела». Подобный подход может оказаться результативным только в рамках разговора «на заданную тему», поэтому работа семинара была спланирована по большим тематическим блокам. Мы позволим себе очертить проблематику этих тематических блоков, не касаясь отдельных выступлений (в скобках мы обозначим key-speakers конкретных направлений работы семинара). Первый семинар «Эсхатос: философия истории в ожидании конца истории» прошел осенью 2010 года. Организаторы сконцентрировали внимание на тех религиозных, идеологических, художественных конструктах, которые очерчивают представления об окончании целенаправленного исторического процесса. Значимым для нас было то, что представление о конце истории может реализовываться в картинах и конца света, и достижения некоего идеального состояния, в котором невозможны События. В историческиориентированных картинах мира история видится как часть общего времени существования человечества, связанная с тяжким преодолением трудностей, антагонизмов, с продвижением по определенным ступеням. Поэтому среди вариантов конца истории в европейском сознании рядом оказываются как эсхатологические картины, связанные с катастрофическим finis mundi, так и разнообразные варианты проектов «царства Божьего на земле» (от раннехристианского хилиазма и Мюнстерской коммуны до проекта Ф. Фукуямы). Общим в них оказывается выход человечества из событийного пространства — для наших целей неважно, видится ли это как конец света или какой угодно выход из событийного поля. В этом контексте на семинаре были рассмотрены варианты позднеантичных проек-

112


113

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

тов видения мира «на пределе»: становление христианской философии истории в концепции «зернистого времени» в христианских и гностических построениях II-IV вв. (А. Каменских), эсхатологический проект Тертуллиана и историков церкви IV в. (П. Майборода). Были рассмотрены эсхатологические концепции средних веков и начала нового времени:

философия истории

Иоахима Флорского

по

данным

Liber

Figurarum

(А.А. Каменских), ожидания 7000-го года по материалам молдавских исторических хроник (Н.Д. Руссев), конец света в пророчествах Квирина Кульмана (Е. Кузьмин). Отдельной темой обсуждения на первом семинаре стало переживание разрывов во времени в европейском сознании первой четверти ХХ в. (Т. Попова, Л. Сыченкова, И. Голубович, М. Вишке, Г. Микелетти). В этом контексте для организаторов было важно сконцентрироваться также на проблеме личностного переживания перелома, жизни гуманитария в эпоху «на пределе». Исходное предположение о созвучности некоторых эпох в контексте переживания идеи предела подтолкнуло нас к обсуждению созвучности философии истории первой четверти ХХ века и эпохи постмодернизма (О. Довгополова). Современная эсхатология рассматривалась на материалах художественной литературы и массовой культуры (Е. Сурова, Э. Мартынюк) Два последующих раунда работы семинара были обозначены общим названием «Эсхатос: философия истории в контексте идеи предела». В 2011 и 2012 гг. центром внимания организаторов стало понятие «предела» в переживании исторического времени. Кроме проблемы конца истории были рассмотрены проблемы разрыва времени, выхода в параллельные временные направления. «Эсхатос-II» выстраивался вокруг нескольких стержневых тем. Первой стало размыкание времени в вечность в позднеантичном сознании. На фоне классических античных концепций соотношения времени и вечности и их отголосков в исламской философии (М. Чейз) рассматривались концепции размыкания времени в вечность в концепциях Плотина, Ямвлиха, Прокла, Дамаския, Симпликия (А. Каменских). Эту же линию обсуждения продолжили экскурсы в проблему прерывания времени без исчезновения этого мира в средневековом

христианском

и

иудейском

сознании

(О. Луговой,

П. Майборода,

Е. Кузьмин). Отдельной темой разговора стало переживание разрывов времени в сознании наших современников. Участники семинара анализировали маргинальные пространства современной культуры, обнаруживающие такие странные феномены, как дадаизация эсхатологии (Э. Мартынюк), игры с памятью и формирование фантомных вариантов исторической памяти (О. Довгополова, О. Штайн). Значимым для нас было обсуждение феномена Чер-


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 нобыля в различных пластах коллективной памяти (М. Волкова-Могилевич). Особые ракурсы проблемы разрыва исторической ткани рассматривались на материалах современной художественной литературы (Е. Абдуллаев) и кинематографа (О. Кириллова). Особенно значимой для организаторов «Эсхатоса» является тема судеб интеллектуальных традиций в контексте разрыва ткани исторической связанности. Традиция, налетев на исторический разлом, или приостанавливается/исчезает, или претерпевает удивительные превращения в путешествиях «по ту сторону». Разведки в этой области привели организаторов «Эсхатоса» к обсуждению проблемы «интеллектуальной контрабанды» - незаконного перенесения в пространства с выраженным идеологическим контролем заведомо запретного материала. Частью работы «Эсхатоса-II» стал круглый стол по проблеме интеллектуальной контрабанды, где рассматривались как конкретные варианты интеллектуальной

контрабанды

в

советском

гуманитарном

пространстве

(О. Довгополова,

В. Кебуладзе), так и перспективы «контрабандной» проблематики в культуре романтизма и современной потребности «в контрабандистах духа» (В. Ермоленко, В. Менжулин). Продуктивность обсуждения подтолкнула нас к организации в рамках «Эсхатоса-III» второго круглого стола по интеллектуальной контрабанде, посвященного на сей раз А.Ф. Лосеву. Выступления (Л. Жмудь, Е. Петриковская, В. Троицкий) вызвали напряженную дискуссию, сложные и противоречивые результаты которой мы надеемся обсудить в готовящемся третьем сборнике. «Эсхатос-III» был посвящен в первую очередь проблематике разрывов исторической памяти. В наши дни проблема разрыва памяти предстаёт с особой остротой в неспособности воспринять рассказ о прошлом. Особенно болезненно эти разрывы ощущаются в контексте памяти «событий-на-пределе» (определение С. Фридландера). В данной перспективе отдельную проблему составляет феномен вторичного свидетельства и техник восстановления способности адекватного прочтения свидетельств (О. Довгополова). Участниками семинара анализировались конкретные ситуации разрывов исторической памяти (А. Мисюк, М. Найдорф). Кроме того, мы имели возможность войти в мастерскую создателей украинской части материалов фонда С. Спилберга (Т. Малахова-Чайка) и болгарского сайта «Saved Archives», созданного на материалах архива кн. А.П. Мещерского, значимого представителя русской эмиграции в Болгарии (Т. Галчева). Итогом работы семинаров «Эсхатос» мы можем назвать формирование живого коммуникативного пространства, в котором происходит междисциплинарное обсуждение проблематики восприятия исторического времени. Каждый семинар открывает для нас новые области исследования. В настоящий момент организаторы нацелены на проведение

114


115

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

дистанционных встреч с теми из наших участников, которые не могут добраться до Одессы лично. «Проба пера» в дистанционных заседаниях «Эсхатоса» была осуществлена 21 декабря 2012 г. (конечно, мы не могли пройти мимо «конца света»!) — Одессу и Пермь соединил вебинар, посвященный перекличкам в темпоральных схемах позднеантичных мыслителей и Льва Карсавина (А. Каменских). Каждый новый шаг нашей работы обнаруживает новые «пределы», к которым хочется присмотреться более внимательно. Мы и сами стоим на некоем рубеже, разломе памяти, эпох, традиций. Хотелось бы, чтобы нам хватило сил в прочерчивании «путеводителя по пределам».


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

АННОТАЦИИ

Савкина И. Л. Переписывая себя: репрезентации советского опыта в автобиографиях и интервью мигрантов из России в Финляндию.

Ключевые слова: «советское»» советский опыт, мигрант, автобиография, свидетельство, интервью.

В статье анализируются репрезентации «советского» как идеологического концепта и как части персонального опыта в автобиографиях (1997 г.) и интервью (2007 г.) эмигрантов в Финляндию из республик бывшего СССР. Особое внимание обращается на зависимость автонарративов от фоновых практик, доминирующих дискурсов и усвоенных культурных (жанровых) образцов, а также непосредственного и косвенного адресата: «чужого»или «своего». В статье показывается, что, независимо от того, представляют ли автонарративы советский опыт как негативный или как позитивный, в ситуации отчуждения, временного, географического и идеологического дистанцирования этот опыт конструируется в автотекстах как уникальный и ценный.

Толстокорова А. В. «Унесённые ветром»: постсоветское поколение украинских женщин-мигранток

Ключевые слова: постсоветское поколение, украинские женщины-мигрантки, заробитчанство

Статья посвящена проблеме независимой трудовой миграции украинских женщин (заробитчанства), начавшейся после распада СССР. В работе прослеживается динамика женского участия в потоках украинской трудовой миграции, с гендерных позиций анализируются побудительные мотивы миграции украинских заробитчан, рассматриваются гендерные особенности жизни и трудоустройства в принимающих странах. Вывод работы заключается в том, что поколение постсоветских женщин-мигранток является «потерянным поколением», поскольку они оказались «чужими среди своих и своими среди

116


117

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013

чужих»: «ненужными людьми» в собственной стране, вытолкнувшей их из родного гнезда, и чужаками за границей.

Балдин К. Е. Русские в святой земле: паломнические дневники как источник

Ключевые слова: источники личного происхождения, православие, православное духовенство, паломничество, Палестина, Афон, Императорское Православное Палестинское общество.

В статье проводится источниковедческий анализ дневника студента Казанской духовной академии Александра Петровича Касторского «Записки о путешествиях по Святым местам Востока». Он был опубликован в «Костромских епархиальных ведомостях» в 1909-1912 годах. Автор оставил красочное изображение конфессиональных достопримечательностей, населения и природы Сирии, Палестины и Афона, подчеркнул роль Императорского Православного Палестинского общества в организации паломничества в Святую землю. Как показало исследование, описание чужих земель в этом источнике личного происхождения происходит через призму той цивилизации, культуры и религии, в которых воспитывался автор. Восприятие незнакомого мира для паломника имело следствием не только его освоение, но и его более отчетливую самоидентификацию как русского и православного. При сравнении с другой землей, другими народами и религиями все свое воспринималось как лучшее, это отчетливо просматривается в дневниковых записях практически ежедневно. Образ «другого» или «чужого» как антагониста русского православного человека постоянно присутствует на страницах воспоминаний и дневников русских паломников в Палестину.

Суковатая В. А. , Дамирова М. Рулетка как метафора путешествия в романе Ф. М. Достоевского «Игрок»

Ключевые слова: путешествие, рулетка, семиотика, хронотоп, азартная игра, славянофильство, западничество, эскапизм, судьба, предопределенность, удача

Актуальность статьи обусловлена необходимостью изучения романа Ф.М. Достоевского «Игрок» на новом культурном этапе, при помощи структурно-семиотических и


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 концептуально-семантических методов, чего не было сделано до настоящего момента, а также потребностью в культурно-философском анализе феномена рулетки в художественном и общественном сознании Х1Х века. Цель статьи: выявить семиотические оппозиции, формирующие образ рулетки и азартной игры в романе как образе путешествия в «иной мир» и получении «запредельного опыта», также анализ локуса «игрового города» (Рулетенбурга) как хронотопа «эскапизма». В Заключении делается вывод о многофункциональности семантике игры в рулетку и ее сложном культурном семиозисе, уходящем корнями в гадательные и мифомоделирующие системы древности; о противопоставлении «мира России» и «мира Европы» в романе через противопоставления «дом-бездомность», «семья-бессемейность», «путешествие-скитальчество», «свобода-зависимость», «путешествовать-блудить», др.

118


119

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 SUMMARIES

Irina Savkina. Rewriting the self: the representation of the Soviet experience in autobiographies and interviews of migrants from Russia to Finland

Keywords: “Soviet”, “Soviet experience”, the migrant, the autobiography, testimony and interviews.

This article analyzes the representation of the "Soviet" as an ideological concept and as part of a personal experience in his autobiography (1997) and interviews (2007) emigrants to Finland from the former Soviet Union. The paper shows that, regardless of whether avtonarrativs represent the Soviet experience as negative or positive, in the situation of-alienation, time, geographical and ideological distancing the experience is constructed in the AutoText as unique and valuable.

Alisa Tolstokorova. "Gone With the Wind": the post-Soviet generation of Ukrainian migrant women

Keywords: post-Soviet generation, Ukrainian migrant women

The article deals with the problem of independent labor migration of Ukrainian women, which began after the collapse of the Soviet Union. The paper traces the dynamics of women's participation in the flow of Ukrainian labor migration from a gender perspective analyzes the motives of migration Ukrainian workers. The conclusion of the work is that the post-Soviet generation of migrant women is a "lost generation" because they were "strangers among their own and of others", "unnecessary people" in their own country that drove them out of the nest, and strangers abroad.

Kirill Baldin. Russian in the Holy Land: pilgrimage diaries as a historical source

Keywords: Orthodoxy, Orthodox clergy, pilgrimage, Palestine, Mount Athos, The Imperial Orthodox Palestine Society.


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 In the article the source study analysis journal of the Kazan Theological Academy student Alexander P. Kastorsky "Notes on travel to the sacred places of the East." It was published in the "Kostroma diocese statements" in the years 1909-1912. The author left the colorful image of religious sites, and the nature of the population of Syria, Palestine, and Athos, emphasized the role of the Imperial Orthodox Palestine Society in organizing pilgrimages to the Holy Land. The study showed that the description of foreign lands in the source of personal origin is through the prism of the civilization, culture and religion, which was brought up by the author. The perception of an unknown world for the pilgrim was the result not only of its development, but also its identity as a distinct and Russian Orthodox. When compared with other land and other nations and religions all his perceived to be the best, it is clearly seen in the diary records almost daily. The image of the "other" or "alien" as an antagonist of Russian Orthodox person is constantly present in the pages of memoirs and diaries of Russian pilgrims to Palestine

Victoria Sukovataya, Margarita Damirova. Roulette as a metaphor of a journey in the novel F.M Dostoevsky "The Gambler" Keywords: travel, roulette, semiotics, chronotope, gambling, Slavophiles, Westernism, escapism, fate, predestination, luck. The actuality of this paper is stipulated by the necessity to study a novel "The Gambler" by F.M. Dostoevsky in the new cultural stage, by the structural and semiotic and conceptualsemantic methods, because it has not been done until presently. Also actuality is stipulated by the necessity to investigate the cultural and philosophical nature of roulette in the artistic and social consciousness of the 19th century. The purpose of the article is 1) to identify the semiotic oppositions which were descriptions of a roulette and gambling in the novel as a form of traveling to "another world" and obtaining a "mystic experience"; 2) to research a locus of "the game" and chronotope of Ruletenburg as "escapism." The conclusions are that the multifunctionality of the semantics of the roulette game and its complex cultural semiosis rooted in prognostic and modeling systems of antiquity; it was concluded that the opposition of the "world of Russia" and "world of Europe" were constructed as the contrast between "home-homelessness", "familywithout family", “trip-wandering", "freedom-dependence, "travel-fornicate ", etc.

120


121

ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

Балдин Кирилл Евгеньевич (Иваново, Россия) — доктор исторических наук, профессор Ивановского государственного университета, заведующий кафедрой отечественной истории. E-mail: kebaldin@mail.ru

Дамирова Маргарита (Харьков, Украина) — магистр культурологии, Харьковский Национальный университет им. В. Н. Каразина

Довгополова Оксана Андреевна (Одесса, Украина) — доктор философских наук, профессор кафедры философии естественных факультетов Одесского национального университета имени И.И. Мечникова. E-mail: doaod@ukr.net

Каменских Алексей Александрович (Пермь, Россия) — кандидат философских наук, доцент кафедры истории философии Пермского государственного национального исследовательского университета. E-mail: kamen7@mail.ru

Левинтов Александр Евгеньевич (Москва, Россия) — кандидат географических наук, ведущий научный сотрудник Академии Народного Хозяйства и Государственной Службы при Президенте РФ. E-mail: alevintov44@gmail.com

Савкина Ирина Леонардовна (Тампере, Финляндия) — доктор философии, лектор отделения русского языка и культуры университета г. Тампере. E-mail: irina.savkina@uta.fi

Суковатая Виктория Анатольевна (Харьков, Украина) — доктор философских наук, профессор кафедры теории культуры и философии науки Харьковского Национального университета им. В. Н. Каразина. E-mail: gekata2000@mail.ru

Тимофеев Михаил Юрьевич (Иваново, Россия) — доктор философских наук, профессор кафедры философии Ивановского государственного университета, заместитель председателя Центра этнических и национальных исследований ИвГУ, главный редактор журнала «Лабиринт». E-mail: editor@journal-labirint.com


ЛАБИРИНТ. ЖУРНАЛ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ №2, 2013 Толстокорова Алиса Валерьевна (Киев, Украина) — кандидат филологических наук, доцент, руководитель экспертной группы «Международная школа равных возможностей». E-mail: alicetol@yahoo.com

122


Turn static files into dynamic content formats.

Create a flipbook
Issuu converts static files into: digital portfolios, online yearbooks, online catalogs, digital photo albums and more. Sign up and create your flipbook.