Нижегородская домовая резьба by Litera

íèæåãîðîäñêàÿ äîìîâàÿ ðåçüáà âÿ÷åñëàâ ôåäîðîâ

НАРОДНЫЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОМЫСЛЫ НИЖЕГОРОДСКОЙ ОБЛАСТИ

âÿ÷åñëàâ ôåäîðîâ

íèæåãîðîäñêàÿ äîìîâàÿ

ðåçüáà

НАРОДНЫЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОМЫСЛЫ НИЖЕГОРОДСКОЙ ОБЛАСТИ

Нижний Новгород ЛИТЕРА 2008

ББК 85.125 УДК 913(С142) Ф33 Библиотека имени Ивана Петровича Склярова НАРОДНЫЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОМЫСЛЫ НИЖЕГОРОДСКОЙ ОБЛАСТИ в 10-ти книгах Проект осуществлен Фондом развития народных художественных промыслов Нижегородской области в рамках издательской программы Правительства Нижегородской области

Руководитель проекта Н.Г. СМИРНОВ Главный редактор проекта В.А. ШАМШУРИН РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ: Н.Г. Смирнов (председатель), В.А. Алексеев, Б.С. Извеков, А.Г. Киселев, Е.В. Муравьев, В.В. Федоров, С.П. Чуянов, В.А. Шамшурин Федоров В.В. Ф33 Нижегородская домовая резьба. – Нижний Новгород: «Литера», 2008. – 160 с., 24 л.ил.: ил. – (Библиотека им. И.П. Склярова «Народные художественные промыслы Нижегородской области»). Книга посвящена одному из традиционных народных промыслов Нижегородской области – деревянной резьбе. Ярким образным языком, в увлекательной повествовательной манере автор рассказывает об истории и современном состоянии самобытного народного искусства, мастерах-резчиках, секретах изготовления резных «украсов» и символике деревянных узоров. Книга будет интересна широкой читательской аудитории – от школьников до специалистов по декоративноприкладному искусству и этнографии, ее можно использовать на уроках краеведения и во внеклассной работе. Издание прекрасно иллюстрировано. Это дает возможность наглядно представить среду бытования домовой резьбы и оценить ее значимость в наследии народной духовной культуры.

ББК 85.125 + 26.89(2Рос-4Ниж) УДК 913(С142) ISBN 978-5-900915-74-6

НАРОДНЫЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОМЫСЛЫ НИЖЕГОРОДСКОЙ ОБЛАСТИ

вячеслав федоров

нижегородская домовая

резьба

СОДЕРЖАНИЕ Н.Г. Смирнов. Приглашение к путешествию................5 Слово в дорогу..................................................................6 Путешествие первое........................................................7 Как резьба на берег сошла........................................9 Мера и красота скажут............................................21 «Чтобы баско было...»............................................32 Вклейка 1 Галерея. Город мастеров Реконструкция. Дом Павловой Реконструкция. Дом Н.А. Зуева Путешествие второе......................................................43 Как исчезали сокровища........................................45 Неожиданный поиск...............................................52 Мастера «первой руки»..........................................58 Спасибо бабушке Анне..........................................68 Городецкий сказочник............................................74 Расскажи нам, пряник!...........................................85 Резчиками рождаются.............................................90 Опальные узоры......................................................95 Вклейка 2 Галерея. Городской ажур Мастера. Обретенное имя Мастера. В лесной сторонке Путешествие третье......................................................99 Как львы в лесах оказались.................................101 Чин берегини.........................................................112 Плотницкое солнце...............................................119 Небесное колесо....................................................124 Гнезда орлов..........................................................127 Птица из легенды..................................................133 Дорогой вечности.................................................137 Резной гербарий....................................................140 Код древности.......................................................145 Мастера шуткуют..................................................150 Вклейка 3 Галерея. Собиратель красоты Галерея. «Чердашные слухи» Вклейка 4 Галерея. Музей – улицы Сормова Библиографический список источников.....................157

Приглашение к путешествию Книга, которую вы держите в руках, продолжает серию изданий, посвященную мастерам народных промыслов Нижегородской области. Эта библиотечка – дань памяти Ивана Петровича Склярова. Будучи губернатором, он активно поддерживал мастеров и старался, чтобы народные промыслы на Нижегородской земле не угасали. Они сохранились, живут и развиваются. Нижегородская земля всегда была богата художественными промыслами, среди которых были и есть уникальные. Их известность давно перешагнула областные рамки. Кто не знает хохломскую и городецкую роспись, нижегородскую глухую резьбу по дереву, изделия павловских металлистов или балахнинских кружевниц. Но всегда ли мы знаем историю промысла, его истоки, корни, мастеров, которые удивляли и удивляют. К сожалению, многие промыслы, потеряв свое утилитарное значение, исчезли. Так случилось со знаменитыми пурехскими колокольчиками. Со временем надобность в них отпала, но осталась история этого промысла. Мы постараемся в наших книгах рассказать и об утраченном. Надеемся, что о многом вы узнаете впервые. Каждая из книг будет путешествием в мир ремесел, вот почему мы вас и приглашаем в дорогу. Как же нам обойтись без дороги. Мы обязательно должны побывать там, где работали мастера, где они создавали свою красу, которая и сегодня радует глаз. В этой книге мы отправляемся в те места, где когда-то процветала знаменитая нижегородская глухая резьба. Что нам осталось с тех времен? Можно ли сегодня приглашать гостей, чтобы они увидели сказочные картины нижегородских резчиков? Создатели книги исколесили сотни километров дорог в поисках резьбы. Много ли они нашли? Куда исчезает уникальная резьба? Ответы на эти вопросы вы получите в книге. Мы постарались щедро иллюстрировать наше издание, привлекая сюда фотографии и материалы давних экспедиций. Это позволило реконструировать то, что мы уже никогда не увидим. И, наконец, мы скажем благодарное слово мастерам. К сожалению, многие из них безымянны. Время унесло их имена в вечность. А их творения хранятся в лучших музеях России. И об этом вы узнаете. Не будем томить вас длинным вступительным словом. Вы все сами увидите и прочтете. Доброго вам пути! Николай СМИРНОВ, генеральный директор Фонда развития народных художественных промыслов Нижегородской области

Слово в дорогу Избы и церкви деревенский зодчий ставил как подарки русской природе, на пригорке над рекой или озером, чтобы любовались своим отражением. Деревянные стены долго сохраняли тепло рук их строителей. Золотая маковка не только издали светилась, как яркая, веселая игрушка, но и была ориентиром для путника. Не само здание как таковое было нужно человеку, а здание, поставленное в определенном месте, украшающее его, служащее гармоническим завершением ландшафта. Поэтому и хранить памятник и ландшафт нужно вместе, а не раздельно. Дмитрий Лихачев, академик Мир для человека был единое целое. Столетия гранили и шлифовали жизненный уклад, сформированный еще в пору язычества. Все, что было лишним, или громоздким, или не подходящим здравому смыслу, национальному характеру, климатическим условиям, – все это отсеивалось временем. А то, чего не доставало в этом всегда стремившемся к совершенству укладе, частью постепенно рождалось в глубинах народной жизни, частью заимствовалось у других народов и довольно быстро утверждалось по всему государству. Подобную упорядоченность и устойчивость легко назвать статичностью, неподвижностью, что и делается некоторыми «исследователями» народного быта. При этом они намеренно игнорируют ритм и цикличность, исключающие бытовую статичность и неподвижность. Ритм – одно из условий жизни. Василий Белов, писатель Чутье пропорций, понимание силуэта, декоративный инстинкт, изобретательность форм – словом, все архитектурные добродетели – встречаются на протяжении русской истории так постоянно и повсеместно, что наводят на мысль о совершенно исключительной архитектурной одаренности русского народа. Игорь Грабарь, художник, искусствовед

Путешествие первое Было это уже давненько, мы с приятелемфотографом возвращались с дальних лесных озер, к которым давно пытались пробраться и пробрались сквозь комариную завесу и зыбь охранных болот. Путь был долгий, да еще летняя короткая гроза сбила нас с времени, и мы поняли, что на большак засветло нам не выйти. На поросшем травой и мелким березняком пути лежала брошенная деревенька с уцелевшими домами. Ночь решили скоротать в ней. На случай дождя крыша была. Покинутые дома всегда наполнены вещами, ставшими ненужными: битыми чугунками, «бытовым», как называл мой приятель, металлом – коваными крючьями, скобами, петлями, заготовленными про запас, расползшимися санками, россыпями веретен, пыльной тряпичной рухлядью, сточенными косами, воткнутыми повыше, чтобы никто не поранился, сломанными вилами и граблями, пересохшими прялками, усиженными донцами. Обычный набор отслуживших, а некогда любимых хозяевами предметов. В доме, где пришлось остановиться, мы нашли наличник. Он стоял в полуразвалившихся сенцах. Хозяин заботливо снял его и приготовил к вывозу, да так за ним и не приехал. Люди неохотно посещают покинутые ими места. Они всегда чувствуют свою вину перед прошлым и не любят туда возвращаться. Так, наверное, и хозяин этого дома все откладывал да откладывал. Тяжелый наличник сплошь был покрыт резьбой. Под лучами пробивающегося сквозь щели закатного солнца она серебрилась. Резьба была такой легкой и изящной. Мастер не оставил без касания долотцем и стамеской ни кусочка дерева.

Птица-пава в «подоле», русалка в очелье, на причелинах переплетение веток какого-то не угаданного нами растения. Приятель любил дерево. Он бесконечно проводил ладонью по резьбе: – Потрогай, она кажется мягкой. Сгинет ведь красота, давай мы ее хоть сфотографируем. Мы тогда и не предполагали, что этим снимком начнем коллекцию, которая с годами разрастется. Можно считать, что именно тогда и началось наше большое путешествие в мир тайн деревянного кружева. Вопросы возникли потом. Их было много. Как получилось, что именно на земле при Волге обнаружилось самое богатое скопление уникальной домовой резьбы? Можно ли проследить ее путь сюда? Кто были мастера-резчики: пришлые или свои? Что означают те резные знаки, которые они нам оставили? Ответы на них и стали складываться в страницы этой книги. Кто ведь знал тогда, что занесет нас аж в эпоху Петра I. Далековато! Можно бы и дальше, только специалисты, изучавшие резной промысел, считают, что «глубже двух столетий трудно заглянуть в историю плотницкого ремесла – там будут догадки, обрывки и возможности для гадательных сопоставлений». Мы понимали, что не первые идем этой дорогой. До нас по ней ездили и хаживали, но было это давно. Полвека прошло с последних экспедиций, изучавших старую глухую домовую резьбу, значит, будет, с чем сравнить увиденное. На нашей дорожной карте, где мы вычерчивали маршруты поездок, десятки отметок – здесь нам надо обязательно побывать. Это адреса старые, известные. Сохранилось ли там что? Есть адреса для открытий: там ни экспедиции, ни исследователи не бывали. Туда мы отправимся впервые. Что ж, не будем томить себя. В дорогу!

как резьба на берег сошла

лухую деревянную резьбу, украшавшую избы в приволжских деревнях и селах близ Балахны и Городца, в разное время называли по-разному (повторимся): «глухой резьбой», «домовой», «барочной», «долотной» и, наконец, «корабельной резью». Первым мысль о том, что домовая резьба приходится близкой родственницей резьбе корабельной, высказал собиратель «Толкового словаря» и знаток русской старины Владимир Иванович Даль. С этим его утверждением могли познакомиться подписчики только что начавшего выходить в 1872 году архитектурного журнала «Зодчий». А подвиг на эту мысль Владимира Ивановича его сын, известный к тому времени архитектор, начинавший изучать историю русского деревянного зодчества. От отца сын унаследовал подвижничество и постоянную жажду познания, он много ездит по России, путешествует за границей. Итогами этих странствий стали альбомы с рисунками северных деревянных церквей, украинских хат, поволжских изб и россыпей витиеватых народных орнаментов. Выход в свет нового журнала для Льва Владимировича Даля был праздником души, и он намеревается наладить с ним тесное сотрудничество. Позже он станет редактором отдела по русскому стилю, а пока – дебютная публикация. Но странно: то ли Лев Владимирович засомневался в своих литературных возможностях, то ли была какая другая причина, в журнале появляется статья… подписанная отцом.

Владимир Иванович Даль

Лев Владимирович Даль

Журнал «Зодчий» публиковал рисунки Льва Владимировича Даля, привозимые им из дальних путешествий. Скоро из них сложилась энциклопедия русского народного деревянного зодчества. Эти рисунки сохранили нам узоры и орнаменты украшений деревенских изб (с. 11).

нижегородская деревянная резьба

Они вместе разглядывали вышедший альбом художников Чернецовых, путешествовавших по Волге, и их внимание привлек рисунок избы, сделанный в Костромской губернии. Изба была изукрашена глухой и прорезной резьбой, но рисунок смотрелся мелко, и трудно было судить о ее богатом убранстве. Лев Владимирович решил дополнить рисунок Чернецовых детальными зарисовками из своих путешествий. Изба предстала во всей красе. А Владимир Иванович Даль написал: «Мы нашли интересный образчик богатой костромской избы». «Мы» – значит, смотрели и размышляли вместе, и мысль о родстве резьбы могла быть общей. Но, может, сын посчитал, что высказывания отца будут весомее, и попросил его сделать комментарий к своему рисунку. Тут-то Владимир Иванович и напишет: Это резное искусство развивалось на волжском судостроении. Нынче, когда прежние разукрашенные расшивы, мокшаны и коноводки вытесняются постепенно пароходами и баржами, корабельные резчики стали работать по деревням. Ставни, наличники, карнизы и подкрылки к избам они вырезают с большим вкусом. Позже в этом же журнале Лев Владимирович Даль подтвердит мысль отца: Невозможность употреблять на кораблях тяжелые металлы породила богатую деревянную резьбу на венецианских судах, откуда она, уже будучи усовершенствована, перешла на плафоны венецианских палаццо и в архитектуру. Сказано о Венеции, но тем значимее вывод: корабельная резьба сошла не только на волжские берега. Правда, многие ученые с этим утверждением согласиться не могли. Они считали, что домовая резьба первична, и она корабелами была перенята, а потом с воды вновь на сушу вернулась. Спор, конечно, дело хорошее, но затяжное. Мы же, чтобы его скоротать, примем утверждения Владимира Ивановича и Льва Владимировича Далей за основу. Для нас конечный результат важен, а они его твердо обозначили. Кстати, в той же публикации старший Даль назвал домовую резьбу «корабельной резью», и это тоже впервые. Если у вас еще остались сомнения на этот счет, попробуем их постепенно развеять. В Москве при Иване Грозном подвизался в роли приказчика английской Московской палаты иноземец Джером Гарсей. Он не только служил, но еще и проявлял любопытство к чужой стране, в которой ока-

как резьба на берег сошла

нижегородская деревянная резьба

как резьба на берег сошла

зался. В конце концов родилась книга о пребывании его в Московии. В ней есть страницы, описывающие увиденный в Вологде флот Ивана Грозного – двадцать кораблей с их «удивительной красотой, величиной и странной обделкой». Под «странной обделкой» он подразумевал «изображения львов, драконов, орлов, слонов и единорогов, так отчетливо сделанных и так богато украшенных золотом, серебром, яркой живописью». Традицию украшения флотских кораблей продолжил Петр I. Он повелел созвать лучших плотников из многих губерний. Молодых, но умелых он отправил учиться «живописному мастерству», «столярному, для убрания кают», «малеванию». По возвращении их сам царь проверил, чему они научились, и как «добрые мастера» приступили они к работе. По табелю 1717 года в Санкт-Петербургском Адмиралтействе три «резных мастера» имели 73 ученика, два «живописных мастера» – 25 учеников, один «малярный мастер» – 126 учеников… У кораблей и фрегатов украшалась корма, боковые галереи, верхний пояс бортов, концы крамболов, херброкет, гальюн и носовая оконечность. Наиболее распространенным типом декора была резьба в виде рельефов и круглой скульптуры. На реке же резьба появилась с первым русским боевым кораблем, который заложил на верфях в окском селе Дединове отец Петра I Алексей Михайлович. Строили его, как водится, голландцы, считавшиеся лучшими кораблестроителями. Из Амстердама были выписаны все – от капитана до плотника. И все же русские умельцы на корабле свой след оставили. Якоря ковали нижегородские кузнецы «Ивашка и Кондрашка», а «убору» наводили прибывшие из Оружейной палаты иконописец Филипп Павлов и резчик Андрей Иванов. По царскому указу было велено «у корабля на корме сделать и вырезать травы и вызолотить, а орла и корону делать не велено, а на носу велено сделать лев». Корабль был сооружен «наспех» – быстро и получил имя «Орел». Вид он имел морской, грозный и с трудом протиснулся сквозь мели Волги к Каспийскому морю. Как хорошо, что история строительства первого русского боевого корабля сохранила имя не самого главного в строительстве человека – резчика Андрея Иванова. Возможно, он и стал первым учителем мастеровых по «убору» речных судов.

Галера «Тверь», на которой Екатерина II путешествовала по Волге. Видно, что галера была щедро украшена резьбой.

нижегородская деревянная резьба

Петр I не скупился на роскошное убранство кораблей, которое, по его словам, «зело первейшим монархам приличествует». Надо думать, что и струги, строившиеся в Балахне для второго, победного Азовского похода Петра I, были тоже в резных украшениях. По мнению царя, резные композиции должны были содействовать поддержанию патриотического духа моряков и отражать радость первых морских побед. Петровский азарт к «наглядной агитации» был притушен его последователями на троне. Они считали, что «резная работа становится в немалый кошт», да к тому же «на кораблях от больших резных штук излишняя тяжесть и между резьбой от дождей гниет». Тем не менее, для путешествия по Волге Екатерина II заказывает роскошную галеру себе и еще двадцать пять судов для сопровождения. А число следовавших за императрицей в походе достигло «близко двух тысяч человек». Ясно, что такой караван должен был выглядеть величественно и красиво. Плотников и резчиков собирали со всех ближайших мест. В путь по Волге императрица отправилась 2 мая 1767 года. Путешествие завершилось в Симбирске. Позже галеру «Тверь», на которой плыла императрица, переправят в Казань, вытащат на берег, и на долгие годы она станет музейным экспонатом. Резьбу галеры могли видеть наши современники еще полвека назад. Уберечь уникальный корабль не смогли, в 1956 году галера сгорела. Говорят, от детской шалости с огнем.

Описания резьбы на галере отыскать не удалось. Видимо, это были не такие значимые картины, какие любил Петр I. Но пристрастия Екатерины II определить можно. В Центральном военно-морском музее хранится модель катера, на котором царица любила совершать морские прогулки. Катер – это двенадцативе-

как резьба на берег сошла

сельная гребная шлюпка. Вид щеголеватый. Даже лопасти весел расписаны драконами. А вот на корме видны до боли знакомые русалки с закрученными кренделем хвостами, которые потом обжили резные причельные доски волжских деревенских изб. Но ведь не с екатерининского же катера они на берегу оказались. Кто этот катер из волжских резчиков видел? Может быть, они и на катер с изб пришли? Ученые относят появление домовой резьбы к началу XIX века, но твердого убеждения у них нет. Просто ранних образцов глухой резьбы не сохранилось, и изучать нечего, остается только предполагать. И не будет ошибки, если мы скажем: «корабельная резь» с домовой началась и к ней же вернулась. Но об этом чуть позже. «Корабельная резь» только на Волгу пришла, у нее все еще впереди было. Начали ею суда-трудяги украшать. И пошло это с Балахны, где корабельные плотники переключились с военных кораблей на торговый речной флот. Писатель и этнограф XIX века Сергей Васильевич Максимов, не раз бывавший в Нижнем Новгороде, отмечает: Уже за Балахной начинают строить любимые волжские суда – расшивы расписные и размалеванные по носу и корме, разукрашенные разными чудовищами. Строят их зимой, а весной продают хлебным торговцам. Ему вторит художник Н.П. Боголюбов, часто писавший виды Волги у Нижнего Новгорода.

Эти суда – самые красивые на Волге. Украшения их весьма затейливы. На носу обыкновенно рисуют глаза либо сирены, либо иных чудовищ, неведомые самим художникам, их рисовавшим, а борта изукрашены резьбой, около которой, кроме топора, не трудился никакой другой инструмент.

На картине Ф. Васильева «Вид на Волгу» хорошо просматривается украшенная резьбой корма расшивы (внизу).

Эти расшивы художник И. Левитан писал на Волге. Хорошо видно, что судно имеет украшения на корме и по бортам. Но век парусников заканчивался. На смену им шли пароходы (слева).

Резная корма мокшаны. Фотография А.О. Карелина, конец XIX века

нижегородская деревянная резьба

Внимание летописцев Волги привлекали в основном расшивы. Это были самые многочисленные суда, хорошо приспособленные «к плаванию по Волге с ее мягким песчаным ложем, обильными мелями и перекатами, до самых последних дней». Под «последними днями» имеется в виду наступление ледостава. В старых книгах можно найти более подробные описания украшения расшив: …На переднем огниве рисовались разные изображения: солнца, глаза, сирены с загнутыми рыбьими хвостами и проч.; борта по верху (красному поясу) и корма также расписывались различными узорами и украшались резьбой, крашиваемой зеленой и красной красками, а иногда и покрываемой позолотой; на наружной стороне носового огнива, кроме живописных изображений или вместо них, вырезалась надпись: «Бог – моя надежда» и название судна или имя и фамилия его владельца и год постройки; иногда на огниве ставилась только первая надпись (или даже просто узоры), название же судна и имя владельца помещались на кормовом транце. Если учесть, что в навигацию по Волге плавало не менее двадцати тысяч грузовых судов, большинство из которых были расшивы, то можно представить себе ту живописную картину, которая открывалась перед жителями крупных волжских городов, куда расшивы с грузами и стремились. Когда они выстраивались рядами, во время Макарьевской ярмарки, в самом устье Оки, вдоль плашкоутного моста, выставка эта была действительно своеобразной и поразительной. Подобной в иных местах и нельзя было уже встретить. Она местами напоминала и буддийские храмы с фантастическими драконами, змеями и чудовищами. Местами силилась она уподобиться выставке крупных по размерам и ярких по цветам лубочных картин, а все вместе очень походило на нестройную связь построек старинных теремков. Где балаганчики, крыльца, сходы и повалуши громоздились одни над другими и кичились затейливой пестротой друг перед другом. Идя по мосту с Нижнего базара города на песчаный мыс ярмарки, нельзя было

ре ко нс 1 тр ук ци я

дом павловой Середина XIX века Таких домов сейчас уже не увидишь. Единственный сохранился в Музее архитектуры и быта народов Нижегородского Поволжья. Он привезен с севера области – из деревни Раково Ковернинского района. В путеводителе сказано, что дом этот «относится к распространенному типу изб с горницей на вереях». Для нас это не совсем понятно, попробуем разобраться. Приглядитесь, этот дом состоит из двух рубленых изб. Между ними ворота, через которые можно проехать в крытый двор. А над воротами, на втором этаже сделана горница. Ее поддерживают столбы, которые в старину называли «вереями». В доме можно заблудиться. В двух этажах постройки располагаются четыре жилые комнаты с печами, несколько сеней с лестницами и кладовками, мастерская, горница с хозяйственной клетью. Есть даже тайная моленная, где собирались, несмотря на запрет, старообрядцы. Дом наполнен вещами и бытовой утварью. Здесь собрана большая коллекция деревянной посуды, когда-то бывшей в обиходе. Многие из вещей для сегодняшних экскурсантов просто неведомы. В светлой горнице стоит стол с самоваром, по стенам развешаны вышитые рушники, в углу стоят сундуки, здесь же хранятся резные и расписные донца для прялок. Посудные шкафчики все разрисованы цветами. Лавки в доме широкие, до белизны выскобленные. Конечно, прежде чем отправляться в дорогу в поисках деревянных кружев, надо заглянуть на Щёлоковский хутор, в музей. Здесь и адреса будущих поездок можно узнать, и с деревянной резьбой познакомиться. На том же доме Павловой ее множество. Из-под карниза крыши проглядывают русалки, мирно соседствующие со львами. Резные листья и цветы образуют сложный насыщенный орнамент. Такой редко где встретишь. Невольно кажется, что схитрил

2 мастер-резчик и зашифровал в узоре свое имя. Но не дается оно для чтения, может и нет его там, действительно показалось. А с тайнами мы встретимся, их на нашем пути будет предостаточно. Не так просты эти деревянные узоры, как на первый взгляд кажутся. Нам предстоит научиться читать их. Так что начнем наше зрительное путешествие с музея. Здесь мы не торопясь погрузимся в мир старины, а заодно и посидим на дорожку.

я и 6 ц к у р ст н о к ре

Дом Н.А. Зуева Искать на карте области деревню Опалúху, стоявшую ранее на берегу небольшой речки Юг, что впадала в Волгу, бесполезно. Она вот уже как полвека скрыта на дне Горьковского водохранилища. И памяти бы о ней не осталось, если бы не резные дома, которые украшали Опалúху. Перед самым затоплением в деревеньку высаживался студенческий десант. Молодые ребята обследовали всю зону, которой было суждено уйти под воду. Они искали памятники народного деревянного зодчества. В Опалúхе они и обнаружили дом, который потом появится в альбомах и книгах под именем «дом Н.А. Зуева». О прошлом хозяине дома выяснить удалось немного. Владел он в деревне двумя домами и мельницей, являлся артельным старостой, а затем подрядчиком на строительных работах в близлежащих городах. Дом был построен в 1849 году. Известно, что украшали его резьбой «якуши». Они считались самыми искусными мастерами в Поволжье. Дом имел полный резной декор. В Опалúхе побывали многие исследователи домовой резьбы и народного зодчества. Благодаря им, мы имеем полное описание дома, его обмер, множество фотографий и рисунков. Дом Н.А. Зуева – типичный для Верхнего Поволжья дом. Он состоял из двух жилых этажей. На первом находилась теплая изба, на втором – горница. Оба помещения соединяла внутренняя лестница. Первый этаж имел одно красное и два волоковых окна, второй освещался только большими окнами. При доме был крытый двор. Калитку, створки ворот и столбы украшала резьба. Во время переселения Опалúхи дом разобрали и вывезли. Больше никаких сведений о нем и судьбе резьбы неизвестно. Это был не единственный украшенный резьбой дом на речке Юг. Здесь затопили шесть сел и деревень. И в каждом селении имелись дома с богатым резным убранством. Говорят, что резьба была разобрана по музеям, но много ее и пропало.

га

ле

Город мастеров Чтобы познакомиться с народными ремеслами, вам всяк посоветует съездить в Городец. А наведаться надо сюда летом, когда город собирает мастеров, оттого в это время он так и зовется – город мастеров. Съезжаются в Городец умельцы из многих весей, но вы примечайте своих, местных. Их узнать просто – это свистулечники, гончары, вышивальщицы, кузнецы, пряничники, художники по росписи, саночники, игрушечники или, как их еще называли, балясники и, конечно, резчики по дереву. А если заглянуть в краеведческий музей, то список ремесел, которые здесь бытовали, значительно пополнится. К Городцу прибавятся села – Охлебаиха, Курцево, Косково, Репино. Здесь тоже жили мастера. А кормил заволжанина лес – дешевый и разнообразный материал для поделок.

ре

Коль мы отправились на поиск домовой резьбы, то не забудем пройтись по улицам городка. С первых шагов вы сразу поймете, что яркий праздник легко вписывается в обычно тихие тенистые улочки. Вроде ярмарка кругом шумит, а отступи в сторону и окажешься в тишине. Городок, как музей, здесь сумели сохранить уцелевшее и обновить, реставрировать утраченное. Старые улочки все в кружевах деревянных, железных, жестяных. Резные дымники на печных трубах, резные «солнца» слуховых окон, ажурное литье крылец, кованые узоры с инициалами прошлых владельцев домов. Городец – первая остановка в нашем далеком путешествии. Глухую деревянную резьбу, которую мы ищем, называют еще городецкой. Это оттого, что здесь ее было много. Если составить карту, то не останется без отметин ни одна даже маленькая деревенька. Сюда ездят ее изучать, любоваться, разгадывать тайны. Мы этим тоже займемся. А пока побродим по праздничным улочкам города.

как резьба на берег сошла

не остановиться, и можно было подолгу любоваться всем этим неожиданным цветастым разнообразием. Горожане с удовольствием все это великолепие лицезрели, проводя свободное время в прогулках по берегу. Но красота красотой, для «судовщиков», владельцев расшив, вряд ли она была главной мерой, которая определяла выбор судна, ведь можно было обойтись без росписи и резьбы, не надо было за нее переплачивать. Первое дело для «судовщика», чтоб расшива крепкой была, могла при нужде и бортами у причалов попихаться, кормовой бы удар выдержала. И на «судовом промысле» об этом хорошо знали. Вот тут и подумаешь о хитрости, которая массовое появление разукрашенных резьбой расшив и породила. Начиная с 1749 выходят царские указы, предписывающие заготавливать пиленые доски не только для промышленного потребления, но и для продажи на рынке. Доски, рубленные топором, употреблять в дело запрещалось. Через десять лет указы дублируются: «как помещикам, так и купечеству, и крестьянам, и прочим промышленникам стараться заблаговременно заготовить ручные пилы». Лес повсеместно начали беречь и экономить. При выделке топорных досок «бывает великая трата, ибо из бревна пильных досок быть может пять, а по крайней мере четыре или три доски, а топорных одна или же по нужде две выходит». Льготный срок по употреблению в «судовом промысле» топорных досок окончательно истек 22 марта 1762 года. Теперь «судовщиков», на чьих расшивах, барках, мокшанах обнаружат топорные доски, крепко штрафуют, дерут с них пошлину и даже могут отнять судно, разобрать и лес сдать в казну. Но, несмотря на строгие законы, у «судовщиков» еще долго сохраняется недоверие к пиленому тесу. Считалось, что он хлипок и «тянет» воду. «Судовщики» просили подпускать в днище тесаные доски – они меньше намокали – и в «красный пояс» для крепости. Суда теперь осматривали с пристрастием и «деньги взыскивали в казну без упущения». Можно предположить, что «судопромысловики» нашли выход из положения. На «красный пояс», связывающий и крепивший расшиву, они все же брали тесаную доску, но при этом ее маскировали, расписывая краской и вырезая на ней всевозможные узоры. Так же маскировали и корму. Резьба и роспись обезличивали доски, и уже трудно было узнать, тесаные они или пиленые.

нижегородская деревянная резьба

Это всего лишь наше предположение, которое в силу секретности действий строителей судов прямого подтверждения не имеет, но логики не лишено. Ученые, изучавшие домовую резьбу в собраниях музеев, пришли к выводу, что тесаные доски резчики использовали всю первую половину XIX века. Толщина досок была не менее восьмидесяти миллиметров. Значит, вопреки строгим царским указам, втайне доски все-таки продолжали вырубать топором. Нужда заставляла и обрабатывать их так, что они ничем не отличались от пиленых. Зачищали их особым топором «потесом», имевшим широкое лезвие с односторонним срезом. Даже появившиеся фуганки и рубанки не могли соперничать с «топорной» чистотой выделки досок. Тогда-то и присказка родилась: «Фугуй, Ванька, тятька топором исправит». Не специально же доски для домовых причелин тесали, тут уж как-нибудь бы и пилеными обошлись, приладили бы и их, приспособили.

Отступив в сторону со своими предположениями, Типичный резной орнамент, который можно было видеть мы возвращаемся в строй нашего разговора и прона бортах волжских судов должаем следовать общепринятым и закрепленным

в книгах утверждениям: волжские суда раскрашивались и «убирались» резьбой для красоты и «всеобщего обозрения». Согласимся – не без этого. Какому «судовщику» не хотелось иметь крепкое, да еще и красивое судно! Так как же все-таки корабельная резь на берегу очутилась? Исследователь деревянных народных промыслов С.К. Жегалова считает: Перенесению судовой резьбы на дома способствовал сравнительно недолгий срок эксплуатации судов, после чего они ломались и продавались как строительный материал или на дрова. Резные доски нередко приобретались служебным персоналом корабля для украшения домов.

как резьба на берег сошла

Действительно, резными досками с белян и мокшан украшались дома, а вырезанные из дерева львы и русалки крепились на воротах. Но таким было только начало ухода резьбы от воды. Дальше на Волгу пришла «американская простота» – пароходы, ставшие вытеснять парусные расшивы с фарватера реки и у бурлаков отнимать верный заработок. Потянулись с реки и плотники. «Чертовы расшивы», как называли пароходы, и их лишили куска хлеба. Против пароходов восставали, в крупных селах служили молебны и просили Бога, чтобы он погубил «большого черта», плавающего по Волге, и очистил «оскверняемую им воду». «Судовщики» считали, что «грешно возить товар на этой дьявольской посудине с печкой». Скоро «бурлацкие базары» стали хиреть, а плотники нашли себе работенку на берегу. Строительство крупнейших волжских судов (расшив, барж) сосредотачивалось в районе Нижнего Новгорода на протяжении от Пучежа до устья Клязьмы, где суда строились почти в каждой прибрежной деревне. Особенно выделялись здесь такие деревни и села, как Городец, Балахна, Юг, Копосово, Никольский Погост, Кубинцево, Чёрная, Сологузово, Спирино, Третьяково, Пестово, Бурцево, Починок, Василёво, Пучеж, Сокольское, Юрьевец, а ниже Нижнего Новгорода – Бармино, Разнежье, Исады, Работки, Моховые Горы и др. Значение перечня этих пунктов станет ясным, если учесть, что эти центры волжского судостроения до настоящего времени сохранили большое количество лучших образцов судовой резьбы на крестьянских домах. Эти строчки требуют серьезного уточнения: большого количества «лучших образцов судовой резьбы» сегодня нет, есть лишь сохранившиеся ее остатки. Крохи, по которым былая роскошь уже и не угадывается. Мы постараемся в нашем путешествии все эти деревни и села объехать и посмотреть, какое же нам наследство осталось.

Сегодня «корабельный» орнамент можно увидеть на фризовых досках одного из домов в селе Безводном Кстовского района (с. 20).

Таким он и перекочевал в домовую резьбу.

нижегородская деревянная резьба

мера и красота скажут

лотницким артелям дорога к Волге, Оке, Унже и Ветлуге была хорошо знакома. Годами ее сюда торили. Канун белых мух прощались плотники с семьями и шли подряжаться на строительство расшив, барок и сборку белян. Топоры стучали по берегам рек неумолчно. Но перестук топоров сменили звучные удары клепальщиков, зазвенел металл, реки огласились не боем корабельных колоколов, а зычными гудками, и настала для плотников тревожная пора поиска работы. Сошли они на берег, проклиная адские паровые машины, и ничего им не оставалось делать, как идти рубить дома. Артельщиков знали на реках. «Аргуны» и «якуши» – эти из соседней Владимирской губернии. Артели у них маленькие в пять-шесть человек, не более, но сбитые, крепкие. Приходили они со своими резчиками и мебельщиками, так что от подряда ничего на сторону не уходило. «Якушей» так тех «домовиками» позже начали звать. Их артели первым делом приглашали дома ставить. «Плотников заработки на стороне», «С топором весь свет обойдешь». Из Ярославской губернии подтягивались «захарьинцы» и «сицкари». Этих знали поменьше. Обычно зимний путь уводил их в верховья Волги, там они главенствовали, а под Нижним были гостями, поэтому особо и не выделялись. Самыми юркими были костромские «галки». Они разлетались по всей Волге, никакой работы не чурались и с легкостью соглашались на все, что предложат.

Путешествующий в XVII веке посол Голштинии Адам Олеарий увидел Нижний Новгород деревянным.

нижегородская деревянная резьба

Добирались до волжских берегов даже «плотницкие дружины» из новгородских земель. Артели новгородцев так и звали – «дружинами», помня о былинной славе Великого Новгорода. «Топор – всему голова», «Кабы Бог не дал топора, так бы утопиться давно пора». Владимир Иванович Даль, составляя толковый словарь, был в растерянности, занося туда слово «плотник». Вообще-то это сборщик плотов, он их сплачивал, а потом гнал по реке. Тогда собиратель слов вышел из положения, дав такое толкование: «плотник – аргун, древодел, рабочий для лесных поделок и строений». Так что, если хотите узнать, кто такой плотник, смотрите на аргуна, яркого представителя мастера-древодела.

Тут же Владимир Иванович давал перечень плотницких инструментов, среди которых кроме топора было долото, грубый наструг, наверток, нитка, отвес и драч. Заметим, пила чужда была плотнику, и он ее всячески обходил. Считалось, что пиленые доски легче впитывают влагу, опиленные бревна «дерет ветром», они трескаются и быстро разрушаются. От удара же топором волокна древесины уплотнялись, торцы бревен «запечатывались», и ни дожди, ни ветра их не брали. Арабский писатель Ибн-Мискавейх, описывая русского воина, отмечал наличие у него наряду с оружием и плотничьего инструмента. Воинственное слово «ру-

мера и красота скажут

бить» до сих пор означает для плотника «строить». Рубили города, церкви, дома… «Лесная сторона не одного волка, а и мужика досыта накормит»,«И клин тесать – мастерство казать». В народном календаре с деревом были связаны четыре месяца: «сухий» (март), «берёзозол» (апрель), «листопад» (октябрь) и «сечень» (февраль). В феврале рубили, «подсекали», деревья на участке, отведенном под поле. В марте срубленные деревья подсыхали. В апреле их сжигали, получая плодородное удобрение – древесную золу. Чаще всего такие поля устраивали на месте бывших березовых лесов. Зола березовой древесины и дала название весеннему месяцу – «берёзозол». А осенью человек поражался чуду – листопаду.

Этнографы сокрушаются: в былые годы, когда были живы народные сказители и песенники, все внимание сосредотачивали на них. Записывали и в тетради, и на магнитофоны старые песни, сказки, былины и упустили деревенских мудрецов – плотников. Им тоже было что сказать, да не каждый разговорить их мог. Плотник, как известно, топором думает. Вот и приходится вослед идти, крохи собирать. А край наш волжский для этого дела благодатный был, сюда каждая плотницкая артель со своим уставом шла, да за долгие годы все перемешалось, и не разберешь сейчас,кто чем копилку мудрости пополнил, кто какие заповеди принес.

Такой предписывалось быть деревне XIX века. Рисунок Тимма

«Красота и мера» подсказывали – быть дому таким. Дом Коротковых, деревня Черная, Балахнинский район.

нижегородская деревянная резьба

Строительство дома всегда было делом хлопотным, но заодно и праздничным. Хозяева это хорошо знали и загодя обзаводились съестным припасом на угощение плотницкой артели. Когда сговаривались насчет условий, праздновали «заручное». Происходило это ранней весной, когда только-только начинало пригревать солнышко и можно было начинать рубить сруб. Опытные плотники отбирали «дерева», выбраковывая сухие или с «пасынком» – сучком, идущим из глубины ствола. Считались эти бревна «гиблыми», приносящими несчастье. Начинался дом с первого венца, который называли «окладным». Тут уж веселье для плотников, всей семьи и соседей. Окладные бревна подбирали из толстых сосен или лиственниц, которые везли с Унжи. Считалось, что это самый крепкий лес в основание дома. Возились с окладным венцом долго. Выверяли, подгоняли, выравнивали… Ставили венец на вкопанные под углы дубовые столбы или крутолобые валуны. Тут нет путаницы с северными постройками. До сих пор на валунах – «стульях» стоят дома в заволжской стороне по Керженцу. Может их северяне и рубили. Удивляешься, как только эти камни, принесенные некогда ледником, передвигали да перевозили. Ни одна телега не выдержит, да и лошадь не сдюжит такой груз. «Хозяину доброе здоровье, а дому стоять пока не сгниет», «Хозяин в дому, что медведь на бору, а хозяйка в дому, что оладья в меду». После «окладного» угощения плотники не покладая рук работали. Они выводили «костер» – сруб под крышу, и тут наступал очередной ответственный момент – врубали матицу, бревно, на котором должен держаться потолок. Матицу обязательно «обсевали»: хозяин ставил в красном углу зеленую веточку березы, а плотник половчее обходил верхний венец и рассеивал по сторонам хлебные зерна и хмель. Так отгоняли от дома нечистую силу. А хозяйка уже спешила с угощением. И само собой праздновали, когда крыша уже стояла, тут угощение называлось «коньковым». По завер-

мера и красота скажут

шении строительства – пир щедрый и буйный. Это было в начале осени. К этому времени готовы были рамы, наличники, все это устанавливалось и навешивалось. Любуйся хозяин сделанным. А уж если оказался хозяин скупердяй да попрекнул куском хлеба или угощение какое пропустил, то пусть на себя пеняет. Плотники ему такое устроят… За ними ведь и чертовщина водилась. Упоминавшийся нами ранее писатель и этнограф Сергей Викторович Максимов собрал «шалости» плотников, какими они «награждали» не понравившихся им хозяев. Плотники засовывают в пазах между венцами во мху щепочки, которые мешают плотной осадке. В этих местах всегда будет продувать и промерзать. Точно так же иногда между концами бревен, в углу, кладут в коробочку камни: не вынувши их, нельзя плотно проконопатить, а затем и избы натопить. Под коньком на крыше тоже прилаживается из мести длинный ящичек без передней стенки, набитый берестой: благодаря ему в ветреную погоду слышится такой плач и вой, вздохи и вскрики, что простодушные хозяева предполагают тут чтолибо одно из двух: либо завелись черти-дьяволы, либо из старого дома ходит сжившийся с семьей доброжелательдомовой и подвывает, просится в новый дом, напоминает о себе в тех случаях, когда не почтили его перед зовом на новое пепелище, а обзавелись его соперником. Дом для человека был всегда маленькой вселенной. Красный угол – восходящая заря, потолок – небесный свод, матица – Млечный Путь… У народа была своя философия, которой он следовал, и своя жизнь. Плотники, древоделы мастерили эту вселенную: «небо – терем божий, звезды – окна, из которых вылетают ангелы». Все это долго не замечалось. Но пришло время, разглядели. Журнал «Зодчий» писал: Многие даже не подозревали существования самобытной русской архитектуры, и никто не заботился о сохранении разбросанных повсюду памятников русского зодчества.

Даже такие невзрачные избы имели свой украс. Дом Лоховых, деревня Вашкино, Чкаловский район

Дом Авакимовых в Городце поражал богатой резьбой.

нижегородская деревянная резьба

На политехнической выставке (1874 год. – В.Ф.) в Москве впервые явилась значительная коллекция рисунков и чертежей архитектурных памятников русской старины. До тех пор если и получали сведения об этом предмете, то эти сведения сообщались газетами, с целью указать на варварское отношение общества к остаткам построек наших предков. Эти публикации породили интерес к народному зодчеству. Сформировалась группа архитекторов, которая использовала элементы оформления сельских изб в пригородном и дачном строительстве. Под Москвой и Петербургом появились домики-пряники и сказочные терема. Спрос на них был велик. Но оказывается, самое пристальное внимание к старинным русским постройкам было… у французских архитекторов. В Париже выходит сразу несколько книг-исследований русского народного зодчества. Конечно, эти книги подвергаются критике, но со многим, изложенным в них, и соглашаются. Следовало признать, что это направление русской самобытной культуры было упущено. Французы делают следующий шаг, они приглашают русских плотников в Париж на всемирную выставку. По инициативе Министерства государственных имуществ была изготовлена образцовая крестьянская изба с крытым двором и флигелем. Рубили ее под Петербургом, а потом пронумерованную, как и полагается, переслали в Париж, где ее снова собрали русские плотники. В избе была представлена типичнаяобстановка сельского жителя: киот с образами, зеркало с полотенцем и медным гребешком на шнурке, кровать с пологом, лубочные картинки на стенах, русская печь с принадлежностями – ухват, кочерга, помело, лопата для сажания пирогов в печь, горшки, чашки.

мера и красота скажут

Комиссар русского отдела В.Г. Шварц отмечал: Цивилизованная Франция удивилась, что у варваров есть стиль, да при том еще оригинальный, и множество публики постоянно толчется перед русскими избами. Французский архитектор А. Норман писал: Орнаментация русских изб полна такой прелести, что большинство художников и людей со вкусом поспешили отдать ей полную справедливость, а что до конструкции, то она также очень любопытна и заслуживает изучения.

Дом Дурантиных в деревне Высоково Ковернинского района. На границе с Костромской губернией строились дома северного типа, более сдержанные и строгие по внешнему облику, чем поволжские.

Российская «варварская» экзотика так понравилась французам, что они стали приглашать русских плотников на всемирные выставки постоянно. И если в первый раз за пышностью экспозиции самих мастеров и не заметили, то в 1900 году разглядели. Свои воспоминания о выставке оставил архитектор Илья Бондаренко. Сегодня мы имеем возможность узнать о плотниках той поры немало интересного. Начались сборы. Нужно было отобрать с собой пять старших плотников и десятника: володимирца Дмитрия Вилкова. И вот мы отправились в Париж. С Варшавы начались курьезы:

Дом в селе Хохлома Ковернинского района украшен богатыми резными наличниками.

нижегородская деревянная резьба

артель плотников никак не желала садиться в коляску извозчика, «пароконного», на резиновом ходу. «Нет, – говорили мои ребята, – нам бы лучше пешком, мы не баре, чтобы в колясках ездить». Иных извозчиков не было. Жались друг к другу и не отходили от меня, спрашивая на немецкой границе в Торне: «Значит, это ихняя заграница, а зачем в чемодан-то глазеют? Ишь, ведь, все им надо знать». На нас смотрели и пожимали плечами таможенные чиновники. По Западной Европе, вероятно, впервые ехали такого картинного вида путешественники. Одетые в дубленые желтые и оранжевые полушубки, один в белых валенках с мушками, с «пещурами» из лыка за плечами, с красными кушаками – эти солидные, бородатые плотники держали себя сдержанно. Я говорил им еще в Москве, что нет надобности в Париж ехать в дубленом полушубке, что там тепло, но в ответ получал упорное: «Нет, нам так сподручнее, дело-то идет к зиме». Как и в прошлые годы, на выставке в Париже демонстрировался уголок русской деревни с крытой галереей, изображавшей старую русскую ярмарку. В арках ярмарочной лавки красовались деревянные, окованные жестью и расписные сундуки, раскрашенные дуги, кафтаны, кушаки, рукавицы, масса деревянных изделий в виде прялок, коробочек, сундуков и прочего щепного товара. Все это переехало сюда с городецкой ярмарки. Из Твери и опять же из Городца доставили сюда фигуристые пряники. Французы разбирали фигурки всадников, лошадей, петухов, барынь. На выставку наведывались специалисты по городскому строительству и сразу же шли к русской экспозиции. Как не силились, они не могли понять

мера и красота скажут

ни «щепок», ни плотничьих работ, а неведомую им архитектуру называли «доисторической». Их мнение нисколько не заботило и не огорчало русских плотников, они делали свое дело и не изменяли своему укладу жизни. Каждую субботу наши рабочие ходили в баню, где мылись в ванне и ругались, что нету жару и нельзя попариться… …В день Рождества, после обедни, все они пришли ко мне. Консьержка выбежала и изумленно глядела, как желтые дубленые полушубки и валенки пошли подниматься по устланной ковром «парадной» лестнице. – А мы к вам Христа прославить, позвольте. И вот вся ватага чинно вошла в «салон»; поискали глазами икону, не нашли, пожевали губами и запели истово: «Рождество Твое, Христе Боже наш…» Пели так старательно и громко, что из соседней квартиры выбежали какие-то женщины и мужчины послушать неслыханное словословие. Поздравили с праздником, жена приготовила им чай, и прислуживала француженка Селестина, поражаясь неурочному часу для чая. Плотники выпивали по лафитнику водки. «Свое, родное», – крякали от удовольствия, закусывая сыром и бисквитами. Расселись осторожно в столовой, на краешке кресел, обитых светлой рифленой кожей. Любо было смотреть на довольные, раскрасневшиеся лица и на обильно смазанные прованским маслом головы наших родных рабочих. Селестина, видя радушие, с каким мадам и месье угощали таких оригинальных людей, принесла из комнаты букет свежих фиалок и начала расставлять перед каждым плотником.

Дом Колчиных в деревне Гумнищи Балахнинского района. Таким он был в 1949 году.

нижегородская деревянная резьба

– Нет, – сказал Вилков, – мы эфтого не употребляем. На площадке, где монтировались павильоны, за артельщиками из России наблюдало много любопытствующих. Плотники ничего ни от кого не скрывали: учись, насколько ума хватит, жалко что ли. Переводчики путались, переводя русскую систему мер: локоть, большой локоть, косая сажень, малая пядь, стопа шага. А уж когда пошли волоковые, красные, судные да косящатые окна, переводчики развели руками. За топорниками лучше было смотреть, чем разбираться в этих мудреных привезенных на французскую землю словах. Конечно, хотелось взглянуть и на парижских древоделов. Архитектор Игорь Бондаренко отметил в своих записках:

В 30-х годах прошлого века одни из ворот в Городце были украшены львами. Сейчас грозные звери перекочевали в музей.

Наблюдался мной метод работы у французских рабочих. Каждый французский рабочий имел в кармане своих бархатных штанов обязательный складной метр, карандаш, кусок бумаги; каждый знал определенно свое место и объем своей работы, которую выполнял с необыкновенным упорством, быстро и добросовестно. Наши русские рабочие вставали по привычке до света; подкрепляли себя чайком, картофелем и кашей, которую комиссар выставки предусмотрительно завел для русских мастеров, устроив для этой цели на самой территории русского отдела кухню с русской печью и выписанными из России двумя бабами. Бабы пекли рабочим черный хлеб из ржаной муки, варили им

мера и красота скажут

щи и кашу, к великому изумлению французских рабочих, привыкших обыкновенно завтракать в ресторанах, которых было множество около самой выставки, как и везде раскиданных по Парижу. …Французские рабочие не могли понять, как можно ограничиться обедом, который совпадал с французским завтраком, обедом, состоящим из щей с мясом и каши, без всякого сладкого и, главное, без обязательной полбутылки вина, без чего никогда не садился французский рабочий за обед. Российские плотники быстро освоились на выставке. Разрядившись в кумачовые рубахи, они принимали гостей, играли им на гармошке, пели народные песни. Но, по единодушному признанию, тосковали по семьям и работе, торопились домой. К воспоминаниям архитектора Игоря Бондаренко, сопровождавшего артель плотников в Париже, можно добавить цитату из выставочного отчета, опубликованного в журнале «Зодчий»: Французы-плотники много дивились ловкости топора наших ребят, потом стали покупать запасные топоры у наших плотников, а так как наши плотники неохотно расставались со своим единственным инструментом, то французы, не задумываясь, крали наши топоры, так как в Париже их нипочем не достать. Но это частности, на которые можно было бы и не обращать внимания. Что топор – мелочь во вселенском масштабе. Это для плотника он «всему голова». Да и был один секрет, который к топорам прилагался. Утаили его все же русские плотники в Париже. Невольно утаили, не ведая того. Предки завещали им ставить избы, «как мера и красота подскажут». Так они в точности и делали.

чтобы баско было...

«Баский» вид дома начинался с резных лобовых досок и наличников. Такой украс был на доме В.С. Правдиной из села Бармино Лысковского района. Эта резьба не сохранилась.

Самый старый кусочек глухой домовой резьбы, который отыскали и сохранили в запасниках Русского музея, датирован 1814 годом. Собственно, эта дата на нем вырезана. А привезли его в музей из Варнавинского уезда, который тогда входил в Костромскую губернию. Возможно, это был первый отголосок на ýважи – распоряжения Николая I, который предписывал упоря-

чтобы баско было

дочить сельское строительство. Отныне дома ставили не «абы как», а по строго предначертанным планам. Царь повелел разработать типовые проекты казенных и общественных зданий, церковных и гражданских построек, вплоть до образцов ворот, формы крылец и высоты заборов. Дома в деревнях, выходивших на большую дорогу, велено было строить в два этажа и украшать «приличной» резьбой. Сохранились альбомы «утвержденных» проектов идеальной русской деревни. Как и положено, проекты были спущены в главные губернские города, а оттуда их разослали по уездам – «к исполнению». Но не везде могли сразу же кинуться исполнять царские указания. С плотниками еще затруднений не было, а где взять резчиков. В Нижегородской губернии только один уезд – Балахнинский мог тут же приступить к воплощению в жизнь царского видения деревни. Волжским резчикам подвалило работы. Теперь ни одна плотницкая артель не снималась с места, если в ее составе не было мастера-резчика. Упорядочить сельское строительство пытался еще Петр I, в 1722 году он даже издал указ о перепланировке деревень. Мера эта была вынужденная. Ежегодно пожары уничтожали тысячи крестьянских дворов. Петр I со свойственной ему конкретностью определял размер постройки и предъявлял непременное требование, чтобы дома строились попарно с большими промежутками, даже намечал отступ от дороги. В отличие от других указов Петра I, этот выполнялся слабо. Последователи Петра I вынуждены были дублировать указ, но лишь при Николае I дело сдвинулось с места. И как результат… В 1939 году отмечалось: Некоторые деревни и сейчас можно разглядывать как музеи и восторгаться затейливостью и красотой «домовых» украшений. Это было золотое время для изучения резьбы. Еще можно было проследить пути плотницких артелей и отыскать украсы домов, принадлежавших одним и тем же мастерам. Энтузиасты нашлись. Два нижегородца, молодых музейных работника Дмитрий Прокопьев и Михаил Званцев предпринимают несколько попыток объезда деревень в поисках интересных домов и деревянных кружев. Затея оказалась не из легких. Михаил Петрович Званцев позже напишет:

Эти рисунки мы взяли из старого альбома о нижегородской резьбе, автором которого был Михаил Петрович Званцев. Он попытался систематизировать различные варианты украшений изб, начиная от самых ранних – начала XIX века. Сейчас этого уже не сделаешь.

нижегородская деревянная резьба

Невиданное зрелище в деревне 20-х годов – фотограф с огромным фотоаппаратом на треноге, да еще накрытый черной материей, да еще просит сбежавшихся ребят отойти в сторону (они не вняли моей мольбе) – возбудило интерес и даже несколько испугало взрослых. Что-то странное, пожалуй, страшное и необычайное, почудилось во всем этом сбежавшемуся народу. Дело было весной, полевых работ еще было мало, и все это к тому же происходило на десятом году советской власти (1927 год. – В.Ф.). Пригодился длиннущий мандат губисполкома. Недоверчивость постепенно рассеялась, и даже нашлись заступники, которые помогли уговорить суровую хозяйку избы, не желавшую меня пускать внутрь. Не так просто было проникнуть в избу, обмерить ее, описать увиденное, зарисовать. В заволжской стороне сделать это было вообще невозможно. Старообрядцы свято берегли свой отшельнический мир и никого в него не допускали. Приходилось лишь внешне осматривать дома и фотографировать резьбу. Все, что привезли из своих походов молодые исследователи, вошло в золотой сохраняемый фонд, а записи Михаила Петровича Званцева оживили дни экспедиций. Когда я впервые попал в Чернуху Арзамасского района, я увидел на лобовой доске пятистенной избы, как мне показалось, довольно неумело вырезанного льва, прорезной наличник под ним и… окружившую меня, как обычно в то время, группу женщин и детей, которая меня удивила. Представьте себе, что тогда в Чернухе и окрестных деревнях еще носили «старую обряду»: молодые женщины и девушки – яркие, обшитые цветастыми лентами, кумачовые сарафаны, а женщины постарше – «кубовые», синие, с круглыми ажурными металлическими пуговицами. Такое совмещение резьбы со старинным, удивительно красочным и красивым по форме костюмом перенесло меня по крайней мере на столетие назад, и лев, вырезанный на доске, и изощренные извивы сказочного растения на ставне наличника приобрели для меня новое, особое значение.

чтобы баско было

«Замеченная» энтузиастамиисследователями резьба на долгие годы стала объектом изучения многих экспедиций и отдельных ученых. Строгие искусствоведы, считавшие, что ничто ниоткуда не возникает, попытались волю народного рукомесла втиснуть в рамки: есть школы, есть направления, которые резчики меж собой «пошибами» звали, есть классика, от которой идет отсчет. Они умудрились в деревянном кружеве обнаружить византийское, греческое и римское влияние. А тут еще круче: «акантовый орнамент вошел в русское декоративное искусство в позднеготическом немецкоголландском варианте». Прочти эти строчки мастер, так долото бы из рук выронил, испугался, ведь может, что не так сделал. Откуда было ему знать, когда он покупал «припорхи» на базаре, что они такого неведомого ему «пошиба». Он-то отбирал, что ему нравилось, да прикидывал, осилит ли узор. Попробуйте ради любопытства сравнить деревянную вязь с каменным оформлением, скажем, соборов в Италии. Мы как-то это сделали и тут же наткнулись на сходство узоров деревянной резьбы с каменной резью окон собора в Палермо. Конечно, заманчиво провести параллель между резной доской, датированной 1825 годом, в деревеньке Сельцо Городецкого района с украшением итальянского собора, но параллель эта чисто условная. Не виноват в ней резчик, так получилось, такой узор достал. Резчики сами признавались, что узорочье заимствовали они из старых рукописных старообрядческих книг, украшенных виньетками и заставками. К тому же не будем забывать, что рядом трудились резчики иконостасов. А те каноны хорошо знали. Для них ветка греческого аканта – классика в резьбе. Они и «фряжским» и «флемским» «пошибами» могли любой узор сотворить. И от них набирались мастерства резчики домовых украс. «Фряжская» резьба характерна слабым рельефом. Резчик объемы только намечает. Может, и хотел бы он покрасивее сделать, да ничего не получалось, инструмента подходящего не было. Грубоватой резьба была, примитивной.

нижегородская деревянная резьба

А когда плотницкий арсенал стамесками, долотцами да клюкарзами разросся, тут и «флемский» «пошиб» проглянулся, рельеф глубокий стал, резьба видная, «баская» – красивая. Вы ведь все в неведении остаетесь. Мы упомянули слово «припорхи», а что оно означает, смолчали. Не дело это, будем исправляться. Каждый мастер-резчик имел набор «припорхов» – рисунков, с которых он копировал узоры уже на доску. Их же он мог показать заказчику и договориться с ним о будущей кружевной вязи, которой украсит дом. «Припорхи» – рисунки особые, карандашные линии здесь проколоты иголками. А вот как с листов бумаги резчики переносили рисунки на доски, мы вам еще расскажем. «Припорхи» можно было купить у собратьеврезчиков или заказать. Отыскать «знамéнщика»иконописца, набившего руку на орнаментах, труда не составляло. Он прямо на глазах и «знамéнит» – рисует что угодно, любой узор, какой резчик пожелает, да мало того, тень положит, объем наведет. Как же работали резчики? Сейчас это мы можем только представить. Но вряд ли что изменилось в их ремесле, разве что мелкие детали. У Михаила Петровича Званцева есть описание работы старого резчика Василия Михайловича Попова: Жил он в 1929 году, когда я с ним познакомился, в селе Владимирском Борского района. Ему в то время было уже 65 лет, и, таким образом, он в сознательном возрасте застал в 80-х годах расцвет долбленой, глухой резьбы. По правде сказать, в начале беседы с Поповым я не совсем был уверен в том, что он участвовал в работе над резными украшениями изб. Но когда на мой вопрос, резал ли он львов на досках, он ответил: «Львов не резал, а фараонок резал», сомнения мои поколебались и О резчиках известно очень мало. А их фотографии затем совершенно исчезли, когда он начал создавать и вовсе редкость. рисунок для доски, заказанной мною для НижегородВ Городецком краеведческом ского исторического музея. Нужно добавить, что, музее хранятся всего лишь две когда В.М. Попов делал рисунок, я никаких советов ему фотографии мастеров – не давал, ничего не подсказывал и не показывал фотоА. Иванова и М. Нестерова. графии с резьбы. Рисовать начал Попов очень робко, но начал с фигуры фараонки, и, видимо, это изображение было не совсем для него привычным. Между тем листья на растительной ветви он прочертил уверенной рукой, причем это для меня оказалось особенно ценным, когда я нарочно спросил, что это за листья, он, нисколько не задумываясь, ответил: «Это листья петрушки».

чтобы баско было

При работе он вспоминал мелкие детали резьбы, как, например, «вывертыш» (небольшое закругление при переходе стебля в лист). Сначала хотел сделать оба «репья» (цветы) одинаковыми, а затем вспомнил, что были разные. А «репьем» он называл круглый, изрезанный на грани плод, который в искусствоведческой литературе по аналогии с классической деталью называется плодом граната. Показал мастер молодому музейному работнику, как надо с «припорха» переводить рисунок на доску. Делалось это очень просто. Лист бумаги с наколотым рисунком крепился к доске. Черной переводной бумаги тогда у резчика не было. Он брал мешочек с сажей – «паузу» и припорашивал наколотые линии. Доска покрывалась черными точками, которые мастер соединял карандашной линией. Рисунок переведен, пора брать в руки инструмент. Долотом резчик прошел весь контур рисунка и начал «отваливать» – моделировать рельеф, убирая лишние куски дерева. Углубленный фон – «землю» он зачищал специальным инструментом – клюкарзой. Эта изогнутая стамеска позволяла подбираться к самым труднодоступным участкам. Далее шла «шпацировка» – чистовая обработка рельефа и последняя стадия – «цировка», когда наводятся самые мелкие линии. Никаких твердых правил последовательности работ для резчиков не существовало. Каждый мастер выбирал удобный для себя порядок, но мало кто в работе был оригинален, приемы складывались годами и передавались от мастера к подмастерью. Какие же украшения появлялись на доме? Если вы думаете, что резные доски появлялись безо всякого смысла, ради красоты, то сильно ошибаетесь. На доме не было лишних досок, даже если узор на них радовал глаз. Где-то к середине XIX века лес сильно подорожал. И если до этого фасад дома был целиком сложен из бревен, то теперь отделили сруб и крышу, которую целиком сколачивали из стропильного бруса и досок. Досками же заколачивали фронтон. Слабым местом в этом случае был стык сруба и крыши. Между ними оставалась щель, в которую могла попадать дождевая вода и набиваться снег. Ее-то и прикрыли по всему периметру досками. Лобовая и две боковых доски стали своеобразным «полотном» для резчиков. Здесь применялась только глухая резьба.

Инструмент резчика. Он почти не изменился за столетия. В нашем рассказе о мастерах встретится название инструмента – клюкарза. Мы специально его сфотографировали, чтобы вы знали, что это такое.

В деревне Здемéрово Чкаловского района можно было видеть ворота, где для столбов использовали два росших дерева. Их украсили резьбой.

нижегородская деревянная резьба

Далее мастера принимались за причелины, которыми подбивался торец крыши. Они специально делали их выступающими за свес кровли. Причелины тоже покрывали резьбой, в основном это были листья растений, а выступающие концы украшали прорезным узором из солярных – солнечных знаков. Концы досок заканчивались пропиленными кистями, напоминавшими перья птицы, из-за чего выступающую за сруб часть доски стали называть «крыльями». От влаги прикрывались «полотенцами» или «сережками» венцы верхних бревен. Эти доски тоже украшались резьбой, чаще растительным орнаментом. Ну, и, конечно, главная часть украса – резные наличники. Крытый двор ставили одновременно с домом. Здесь тоже не обошлось без рези. Пост оберега на кокошниках ворот занимали львы, а на «вереях»столбах, подчеркивая их высоту, резчики, не сговариваясь, долбили витой, почти одинаковый орнамент. Но это было еще не все. Это была лишь видимая часть домового украса. А была еще не видимая. Внутри дома резьбой украшались кровати, посудные шкафы, киоты, ларцы, сундуки, детские люльки, донца прялок, ткацкие станки, веретена, вальки для отбивания белья, даже лошадиные дуги были резные. Человек жил, окруженный узорами, для него это была не только красота, он умел их читать. Пытался разобраться в узорочье поэт Сергей Есенин: Орнамент – это музыка. Ряды его линий в чудеснейших и весьма тонких распределениях похожи на мелодию какой-то одной вечной песни перед мирозданием. Его образы и фигуры какое-то одно непрерывное богослужение живущих во всякий час и на всяком месте. Но никто так прекрасно не слился с ним, вкладывая в него всю жизнь, все сердце и весь разум, как наша

чтобы баско было

древняя Русь, где почти каждая вещь через каждый свой звук говорит нам знаками о том, что здесь мы только в пути, что здесь мы только «избяной обоз», что где-то вдали, подо льдом наших мускульных ощущений, поет нам райская сирена и что за шквалом наших земных событий недалек уже берег. Для академика Бориса Рыбакова многое было уже ясно: Разглядывая затейливые узоры, мы редко задумываемся над их символикой, редко ищем в орнаменте смысл. Нам часто кажется, что нет более бездумной, легкой и бессодержательной области искусства, чем орнамент. А между тем, в народном орнаменте, как в древних письменах, отложилась тысячелетняя мудрость народа, начатки его мировоззрения и первые попытки человека воздействовать на таинственные для него силы природы средствами искусства. Если перенестись из заволжских лесов «на горы» – на высокий берег Волги и проехаться по прибрежным деревням и селам, то совсем не обязательно учить азбуку символов. Львы, русалки-берегини, птицы сирины заканчиваются здесь в большом селе Безводное. Дальше они не пошли, а вернее их не пустил встречный поток плотницких артелей. Здесь хозяйничали древоделы из Сергача – «сергачи» и Арзамаса. Это была их трудовая вотчина. И в каждой из артелей тоже были резчики. Но спутать их с заволжскими невозможно. Если те шли к совершенству своего узорочья постепенно, наращивая мастерство, то резчики с юга губернии были уже мастерами. Резным искусством выделялся Арзамас. Сохранилась вырезанная из дерева фигура Николы Можайско-

Такой тип ворот был привычным для заволжской стороны.

нижегородская деревянная резьба

го, которая исполнена неизвестным мастером в XVI веке. В 1638 году в Арзамас приглашают из Москвы искусного резчика – монаха Новоспасского монастыря Ипполита, который обещал сделать «царские двери добрым мастерством, во крылисах извороты и изветки резать по местам», а поверх всего иконостаса «учинить клеймо великое резное». Больше из Москвы резчиков не «выписывали», подмастерья Ипполита подхватили его ремесло. В Арзамасе возникло много мастерских резьбы. Заказов хватало всем, они шли из Казанской, Вятской, Владимирской и других губерний. Немало поездивший по Нижегородскому краю исследователь народных промыслов Дмитрий Васильевич Прокопьев писал об арзамасских резчиках: Мастера резьбы дошли до виртуозной тонкости. Из липы резали пучки цветов, колосья, виноград, сложные завитки листвы, капители коринфских колонн, ажурные сетки. Много было и круглой скульптуры, ангелов, херувимов, святых. Огромное количество липы расходовалось мастерскими. Выделялось «дело» Варенцова (Коринфского), который имел до 90 резчиков, работавших изо дня в день всю неделю и лишь по воскресеньям расходившихся по домам. За бесконечный рабочий день вырезалось немало сложнейшего узора. При таком обилии мастеров было бы странно, если бы они не оставили о себе память на городских улицах. Когда появилась первая резь на домах Арзамаса, неизвестно. Она интенсивно уничтожалась во время перестройки города по новому «Геометрическому плану». Да еще пожар 1823 года «посодействовал», тогда выгорела почти вся нижняя часть города. А погибла самая ценная глухая домовая резьба. Более поздняя стала уже пропильной. Арзамасскому «пошибу» домовой резьбы присуща Резчики украшали резьбой не только дома. В избах тоже особая пластичность, особое изящество линий и форм можно было найти много рези. классической орнаменталистики растительного проВ Городецком краеведческом исхождения, ее продуманное обрамление. музее хранится Так значится в путеводителях по городу. вот такой красоты Добавим к этому. В Арзамасе более полувека сурезной ткацкий станок. ществовала школа академика живописи А.В. Ступина. Многие ее ученики стали художниками, иконописцами, резчиками. Последние «прожектировали» и «сочиняли» рисунки не только иконостасов, но и домового

чтобы баско было

убранства, облагораживая их классическими формами. Из церковной рези они перенесли на дома кокошники, которые в церкви украшали моленные места. Виноградная гроздь – один из главных «персонажей» арзамасских резчиков. Она встречается и в украсе слуховых окон, и на причелинах наличников. В старых экспедиционных отчетах можно видеть десятки фотографий и зарисовок с композиций, «сочиненных» резчиками, к сожалению, в натуре их уже почти не встретишь. Хрупкой оказалась прорезная резьба и недолговечной. Как правило, она не переживала переделку или ремонт дома.

Простые на первый взгляд предметы – вальки, которыми женщины белье отбивали, а посмотрите, как украшены. Стоило ли мастеру так трудиться над ними? По нашим меркам – нет. Нам эти узоры ничего не говорят. А тогда они говорили о многом.

Ну, что ж, исторический экскурс мы с вами заканчиваем. Он потребовал от нас долгого сидения в библиотеках и музейных запасниках. Не очень подвижное получилось путешествие. Но куда ж мы двинемся, не зная предмета нашего поиска, как будем раскрывать тайны, не зная, где они скрыты? Теперь знаем.

Кокошники на слуховых окнах – отличительная деталь арзамасских резчиков. Еще в 50-х годах прошлого века их можно было увидеть в деревнях и селах, расположенных вдоль Волги. Сегодня мы нашли лишь два: в деревне Утечино Кстовского района и в селе Красный Оселок Лысковского района.

нижегородская деревянная резьба

А закончить наше первое путешествие хочется словами уже знакомого нам Дмитрия Васильевича Прокопьева, они для нас как цель. Плотники-резчики не пользовались вниманием исследователей. Ими интересовались меньше, чем, например, песенниками и сказителями. Имена их скоро забывались. В единичных случаях они оставляли подпись на досках, похожую на криптограмму. А еще они стремились к тому, «чтобы баско было», и не для себя ведь старались.

157

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК ИСТОЧНИКОВ

Аверина В.И. Городецкая резьба и роспись на предметах крестьянского ремесла и домашней утвари. Горький, 1957. Андреев А. Очерки русской этнопсихологии. СПб., 2000. Асов А.И. Атлантида и Древняя Русь, М., 2001. Билибин И.Я. Остатки искусства в русской деревне // Журнал для всех. 1904. № 10. Бурлак В.Н. Таинственные версты Московии. М., 2004. Берегова О. Символы славян. М.; СПб., 2007. Василенко В.М. Русская народная резьба и роспись по дереву XVIII – XX вв. М., 1960. Воронин Н.Н. Владимир, Боголюбово, Суздаль, Юрьев-Польской. М., 1983. Галочкин Н.М. Городец – город мастеров. Городец, 1993. Голицын С.М. Сказания о белых камнях. М., 1969. Гончарова Н.Н. Крестьянское жилище Верхнего Поволжья к XVIII–XIX векам // Памятники Отечества: Альманах ВООПИиК. 1986. №1. С. 132–151. Горсей Дж. Записки о России. XVI–начало ХVII в. М., 1990. Гурьянов Е.Ф. Самарские узоры. Куйбышев, 1982. Данилова Л.И. Окно с затейливой резьбой. М., 1986. Дёмин В.Н. Тайны русского народа. М., 1999. Дёмин В.Н. Тайны земли Русской. М., 2000. Ермолов А.С. Народное погодоведение. М., 1995. Жегалова С.К. Русская деревянная резьба XIX века: Украшения крестьянских изб Верхнего Поволжья. М., 1957.

158

Жегалова С.К. Русская народная живопись: Кн. для учащихся ст. классов. М., 1984. Забылин М. Русский народ. М., 1997. Зайцев Б.П., Пинчуков П.П. Солнечные узоры. М., 1978. Званцев М.П. Домовая резьба. М., 1936. Званцев М.П. Изба в Михайловском // Декоративное искусство. 1974. № 7. Званцев М.П. Нижегородская резьба: Альбом. М., 1969. Мазерина А.Н., Орехова М.М. «Добрым людям на заглядение»: Домовая резьба Костромского края. М., 2003. Маковецкий И.В. Архитектура русского народного жилища. М., 1962. Мальцев Н.В. Резное дерево волжских изб // Добрых рук мастерство. Л., 1981. Маслова Г.С., Чижикова Л.Н. Архитектурные украшения жилища Владимирской и Горьковской областей // Краткие сообщения Института этнографии АН СССР. 1953. Вып. 18. Мизун Ю.В., Мизун Ю.Г. Тайны языческой Руси. М., 2000. Миловский А.С. Скачи, добрый единорог. М., 1982. Небольсин П.И. Рассказы проезжего // Отечественные записки. 1853. № 2. Непомнящий Н.Н. Экзотическая зоология. М., 1999. Ополовников А.В. Избяная литургия. М., 2002. Осетров Е.И. Живая Древняя Русь. М., 1985. Панкеев И.А. Русские обряды и суеверия. М., 1998. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975. Прокопьев Д.В. Художественные промыслы Горьковской области. Горький, 1939. Прохоренко А.И. Русская изба: эстетика жилой среды // Сельское строительство. 1990. № 6. Пряник, прялка и птица сирин: Кн. для учащихся ст. классов / Жегалова С., Жижина С., Попова З., Черняховская Ю. М., 1983. Рогов А.П. Кладовая радости. М., 1982. Рогов А.П. Черная роза. М., 1986. Рыбаков Б.А. Языческое мировоззрение русского Средневековья // Вопросы истории. 1974. № 1. Родионов А.К. Чистодеревщики. Барнаул, 1981. Рождественская С.Б. Русская народная художественная традиция в современном обществе. М., 1981. Соболев Н.Н. Русская народная резьба по дереву. М.; Л., 1934.

159

Терещенко А.В. Быт русского народа. М., 1997. Филатов Н.Ф. Нижний Новгород: Архитектура XIV – начала XX в. Нижний Новгород, 1994. Филатов Н.Ф. Нижегородские мастера. Горький, 1988. Зодчий. 1872–1910.

Научно-популярное издание Библиотека им. И.П. Склярова «Народные художественные промыслы Нижегородской области» Федоров Вячеслав Вениаминович НИЖЕГОРОДСКАЯ ДОМОВАЯ РЕЗЬБА Фотографии Николая Мошкова, Владимира Алексеева, Владимира Андрианова, Владимира Макарова Редактор Л. Букарина Художественное оформление и компьютерная верстка Е. Константиновой Предпечатная подготовка А. Чукаева Ответственный за выпуск Н. Николаев

Подписано к печати 29.07.08. Формат 70х100 1/16. Усл. печ. л. 11. Тираж 1000 экз. Издательство «Литера» 603001, Нижний Новгород, ул.Рождественская, 23 тел. (831) 431-32-06 Отпечатано в типографии ООО «Чебоксарская типография №1», 428019, г. Чебоксары, пр. И. Яковлева, 15

íèæåãîðîäñêàÿ äîìîâàÿ ðåçüáà âÿ÷åñëàâ ôåäîðîâ

НАРОДНЫЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОМЫСЛЫ НИЖЕГОРОДСКОЙ ОБЛАСТИ

âÿ÷åñëàâ ôåäîðîâ

íèæåãîðîäñêàÿ äîìîâàÿ

ðåçüáà