Москва 2016
гра устроена вот как: Агата зажмуривается, приседает и быстро прижимается лбом к батарее. Батарея горячая, Агата терпит сколько может, но не слишком долго, а то иначе получается не игра, а испытание. Потом Агата быстро выпрямляется, встаёт на цыпочки и нагретым лбом изо всех сил прижимается к ледяному зимнему окну. От неожиданного ощущения у Агаты звенит в ушах, она не понимает, нравится ей эта игра или не нравится, но повторяет её снова и снова, потому что ей очень скучно. Родители Агаты уехали на весь день. Они хотят завести ещё одного ребёнка. Агата очень даже не против брата или сестры — она умная девочка, ей будет интересно, как ребёнок растёт, да и вообще ей очень нравятся маленькие. Но пока что у мамы с папой ничего не получается, и им приходится почти каждый месяц ездить в больницу. В следующий раз, может, ехать и не придётся: врачи говорят, что всё идёт хорошо, мама вот-вот забеременеет. Но пока что Агата сидит дома и умирает со скуки. Ей восемь лет, она ответственная девочка, поэтому родители решили на этот раз не тащить её с собой, а оставить дома одну. Агате это очень приятно, но прошло уже три часа, она несколько раз обошла всю квартиру, посмотрела в девятисотый раз «Пиратов Карибского моря», съела оставленные для неё мамой бутерброды. Странно: если бы дома были родители,
5
Агата бы нашла себе тысячу занятий — и уж конечно, родители бы к этим занятиям не имели никакого отношения. Но сейчас Агате просто тоскливо, ничего не хочется, и от скуки она играет с батареей и окном. Дом Агаты стоит совсем близко к лесу, на самом краю маленького города, среди других аккуратных белых домиков с ухоженными палисадниками. Сейчас зима, снег, все палисадники уже украшены рождественскими гирляндами, электрическими оленями, которые медленно поворачивают голову, когда ты проходишь мимо, и ненастоящими Санта-Клаусами. Сейчас Агата ничего этого не видит — она играет в кухне, за окном кухни — не палисадники, а лес; он быстро делается серо-синим, хотя на часах всего три. Летом Агате спокойно разрешают гулять в лесу хоть до самого вечера, но зимой — другое дело, в лесу нет пикников, а если заблудишься, то можно замёрзнуть насмерть. Зимой Агате запрещено даже приближаться к лесу без папы. Папа по воскресеньям водит Агату кататься на санках с небольшой горки, но даже тогда они забираются в лес совсем недалеко и возвращаются домой очень быстро. Вдруг Агате страшно хочется пойти гулять. У неё есть свой ключ, и вообще-то ей совсем не запрещено выходить из дому, — можно, например, сбегать в гости к Лоре или Мелиссе или даже уговорить папу Лоры взять их кататься на санках. Но Агате совершенно не хочется ни Лоры, ни Мелиссы, —
6
от странной, приятной тоски и скуки её даже разговаривать не тянет. Агата обещает себе, что выйдет всего на две минуты и сделает вглубь леса ровно сто шагов, не больше, а потом немедленно вернётся назад по собственным следам — и окажется дома ещё до того, как окончательно стемнеет, и вообще не сделает ничего плохого. На улице оказывается гораздо темнее, чем Агате казалось, но зато совсем не так холодно. Снег здесь, позади дома, лежит совсем гладкий, как бумага, Агата вытаптывает на нем сначала кружочек, потом — ёлочку: пятка к пятке, пятка к пятке. Чтобы не испортить ёлочку, она отпрыгивает от неё подальше и бежит к первому дереву. Здесь начинается лес. Агата смотрит на небо и даже открывает рот от восторга: небо невозможно синее, того волшебного цвета, которым нарисованы тонкие завитушки на вечерних чайных чашках. Задрав голову, Агата семенит несколько шагов, натыкается на ствол, потирает нос и начинает считать шаги. Ей немного страшно, немного стыдно и очень весело. Ноги Агаты в больших тёплых сапожках оставляют в снегу глубокие ямки с ровными стенками, — если, конечно, ставить ногу очень аккуратно. Агата представляет себе, как потом пойдёт назад, ступая точь-в-точь в те же ямки. Пятьдесят девять, шестьдесят, шестьдесят один… Агата в очередной раз опускает ногу в снег, но носок сапога попадает под какой-то корень или под вмёрзшую в землю палку.
7
Агата взмахивает руками, боком падает в снег, хочет подняться, но вдруг начинает скользить вниз и в сторону, — неглубокую расселину, которую она привыкла обходить, засыпало снегом, Агата совсем про неё забыла. Агата едет сначала на попе, пытаясь схватиться за снег руками в заледеневших варежках, потом её разворачивает на бок, а конец пути она проделывает вверх тормашками. Несколько секунд Агата лежит на дне расселины, очень напуганная, но, кажется, у неё ничего не болит, только снег набился всюду, — в рот, в уши, в сапоги, за воротник. Агата поднимается на ноги и, чертыхаясь, пытается выковырять пальцами снег из-за воротника. Вдруг прямо у неё из-под ног раздаётся какой-то жалобный, сдавленный взвизг. В ужасе Агата отпрыгивает в сторону, визг переходит в вой, Агата кричит и прижимается к дереву, а перед ней, дрожа и скорчившись в клубочек, сидит ктото, — да, кто-то, весь в снегу, со свалявшейся шерстью, — и жалобно скулит. Агата,
8
боясь шелохнуться, пытается понять, кто же это такой. Неизвестно кто бросается в сторону, потом в другую, но не может убежать, и Агата понимает, что стоит правой ногой на кончике его хвоста. Агата чуть было не поднимает ногу, чтобы освободить неизвестно кого, но вдруг спохватывается. Кажется, неизвестно кто совсем не страшный и напуган даже больше Агаты. Он сидит, зажмурившись, и мелко дрожит. Под заснеженной шапкой свалявшейся шерсти Агате удаётся разглядеть поблескивающие в сумерках рожки, крошечные копытца, робко прижатые к груди. Агата быстро протягивает руку и хватает бесёнка за загривок. Тот жалобно ойкает и зажмуривается ещё крепче. — Ты бес? — спрашивает Агата. — Пусти-пусти-пусти! — жалобно скулит бесёнок, но Агата хватает его покрепче. Он небольшой, совсем не тяжёлый и даже не собирается сопротивляться. Агата зажимает бесёнка под мышкой, как зажала бы маленького братца или сестрицу, и волочёт его домой. Дома Агата, по-прежнему не веря, что поймала в лесу самого настоящего беса, для начала крепко-накрепко привязывает его к детскому стульчику. В тепле бес перестаёт дрожать и только хлюпает носом. Он жутко грязный, и от него очень сильно пахнет, — так пахнет от Мелиссиной собаки, Трикси, если той доведётся вываляться в луже. От этого мокрого собачьего запаха Агате чуть не становится дурно. — Пусти, — жалобно говорит бесёнок. — Щас, — говорит Агата и оценивающе смотрит на своего пленника: она твёрдо решила вымыть его под душем, но не понимает, как бы это проделать, чтобы бес не убежал. Она знала о людях, которым удалось увидеть в лесу беса, — из сказок и из кино, — но поймать беса, пусть и совсем мелкого, живьём? У Агаты дух захватывает от происходящего.
9
— Я папе пожалуюсь, — неуверенно говорит бес. На вид ему лет шесть, Агате даже неловко держать такого маленького привязанным к стулу. Внезапно Агату осеняет: да ведь он и не может никуда убежать! — Да ведь ты и не можешь никуда убежать! — восхищённо говорит Агата. Бес даже не пытается спорить, только никнет грязной головой и хлюпает носом. Правила есть правила: если человек своими руками поймал беса, то бес обязан служить такому человеку, пока человек сам его не отпустит. И Агата, и бесёнок отлично это знают. Агата отвязывает бесёнка от стула и, тыча ему в спину пальцем, гонит в ванную. Оба оставляют на полу серые мокрые следы, Агата — большие, бес — совсем маленькие. Кроме того, с беса капает тающий грязный снег. Агата представляет себе, что скажет мама, но с другой стороны, бес — это бес. Поймать беса — это чего-нибудь да стоит. Агата орудует душем и мочалкой, а бесёнок под тёплой водой постепенно успокаивается. Он уже не ноет и не хлюпает носом, а только фыркает и отплёвывается от шампуня. В чистом виде, с мокрой мягкой шерстью он оказывается ещё меньше, чем прежде. Рожки у него белые и блестят, маленькими передними копытцами бесёнок неловко придерживает обмотанное вокруг тела банное полотенце. Агата скептически осматривает ванну, — сток забился песком, жухлыми листьями, мятыми птичьими перьями и бог знает чем ещё. Агата выковыривает пальцем немного мусора, остальное папе придётся вычищать самому. «Но, с другой стороны, — думает Агата, — бес — это бес». — Стой смирно, — говорит она бесёнку. Мягкая шерсть у него оказывается светло-серой и почти сразу высыхает. Агата не собирается делиться с ним своей зубной щёткой и поэтому просто приказывает, чтобы бесёнок открыл рот, и выдавливает туда довольно много зубной пасты. Бесёнок яростно отплёвывается и вытирает язык полотенцем, но пахнет от него теперь получше.
10
С минуту Агата и бесёнок смотрят друг на друга посреди бардака, в который превратилась ванная комната. Потом Агата смотрит на свои часики: прошло всего полчаса с тех пор, как она вышла из дома, чтобы сделать сто шагов в лес и сразу же вернуться обратно! Агата быстро подсчитывает: родителей не будет ещё часа два. Бес жалобно моргает и вдруг говорит: — Папе пожалуюсь. — На что? — презрительно говорит Агата, хотя ей, конечно, становится немножко не по себе. — Сам попался, сам виноват, всё по правилам.
11
Бесёнок тяжело вздыхает. — Отпусти меня, — просто говорит он. Агате жалко бесёнка, но она представляет себе приход родителей: светлый ковёр заляпан, в ванной какой-то ужас, куртка, шарф, сапоги, — всё мокрое, а она, взрослая, умная, ответственная девочка восьми лет, которую смело можно оставить одну дома, если, к примеру, надо съездить в больницу, рассказывает родителям, что она ходила в лес, поймала там беса, притащила домой, вымыла в ванне и отпустила. От одного воображаемого взгляда мамы Агате становится тошно. — Не могу, — говорит она. — Мне же никто не поверит. Тогда бесёнок вдруг принимает решение, — Агата видит это по тому, как он распрямляет плечики под полотенцем. — Я тебе клад покажу, — говорит он. — Огромный. А ты меня отпустишь. Это именно то, что обычно делают пойманные бесы, — показывают людям клад в обмен на свободу. Агате это прекрасно известно. Клад гораздо лучше, чем ноющий бес в доме, которого ещё непонятно куда девать. Если Агата принесёт домой клад, ей, во-первых, все поверят. Во-вторых, сказочное богатство им очень даже не помешает, особенно если мама действительно вот-вот забеременеет. Агата идёт в прихожую и принимается натягивать мокрые сапоги. Бесёнок роняет на пол полотенце и бежит за ней, путаясь копытцами в ковре. Мокрый шарф и мокрые варежки Агата не берёт, — от них будет только хуже. Кое-что, однако, её беспокоит. — А клад где? — спрашивает она. — Там, — говорит бесёнок и неопределённо машет копытцем. — Далеко? — уточняет Агата. Бес что-то прикидывает, потом говорит: — От того города поближе будет. Агата понимает, что он имеет в виду, — в ближайшем городке живёт бабушка.
12
Пешком до дальней стороны леса не дойти и за три часа. Агата начинает снимать сапоги. — Чего? Чего? — испуганно спрашивает бес, бегая вокруг и пытаясь заглянуть Агате в глаза. — Далеко, — говорит Агата. — Далеко, темно, придут родители, меня нет. Будем папу ждать. Перспектива ждать папу почему-то приводит бесёнка в ужас. Он изо всех сил чешет копытцами пушистую макушку и вдруг говорит: — Верхом поедешь. Быстро-быстро. — На чём? — удивлённо говорит Агата, сидя на полу с сапогом в руках. Бес тяжело вздыхает и хлопает себя по пояснице. Агата сразу припоминает картинку: солдаты, или ведьмы, или просто люди, поймавшие беса, ездят на нём верхом, куда пожелают, и бес обычно несётся быстрее ветра, особенно если его подгонять. Агата не знает, что сказать. Бес даже пониже её самой, но задние ноги у него крепкие, шерсть на пояснице блестит, и вообще ей вдруг кажется, что сидеть на закорках у беса будет очень удобно. Они выходят на задний двор, Агата задирает голову. Небо сейчас уже не напоминает завитушки на вечерних маминых чашках, — оно синее до черноты, тревожное, похожее на тёмный-тёмный бархат,
13