6000 = 2240 by Luche1

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается «Откровение» от Оливии Леви, или 6000 = 2240: Фантастический рассказ. 2020. – 42 с., 16+ Рассказ «”Откровение” от Оливии Леви, или 6000 = 2240» вошёл в шорт-лист I Международного конкурса фантастического рассказа «Прыжок над бездной», посвящённого 110-летию знаменитого советского фантаста Сергея Александровича Снегова. В рассказе Людмилы Чеботарёвой причудливым образом переплетаются исторический научпоп в стиле Дэна Брауна и фантасмагория от Рэя Брэдбери. © Людмила Чеботарёва, Израиль, 2020

Что рассказала мне старая картина (вместо предисловия) Я и Фантастика?! Это невероятно! Это точно из области фантастики! Что-то, что лежит за гранью понимания, как такое могло произойти. Из всех писателей этого жанра знакомы только два имени: Жюль Верн и Александр Беляев. Их я читала в детстве. Нет, вы не подумайте, имена других писателейфантастов я тоже знаю, но, каюсь, не читала… Так что участие в I Международном конкурсе фантастического рассказа «Прыжок над бездной», посвящённом 110-летию знаменитого советского фантаста Сергея Александровича Снегова, это полное самозванство! Посему попадание в шорт-лист моего премьерного в этом жанре рассказа стало удивительной неожиданностью: ведь в отборе участвовали 324 рассказа от авторов из 14 стран мира, а судили конкурс известные критики и писатели-фантасты нашего времени. Что же подвигло меня на попытку освоения нового жанра? С одной стороны, доля здорового авантюризма и в некотором роде даже нахальства. Я подумала: а что, слабо́ тебе сесть и написать фантастический рассказ? Другие же пишут! (Не слишком убедительный аргумент, не правда ли?) С другой — всё было намного драматичнее и попахивало мистикой…

Новый 2020 год начался просто отвратительно. Сначала тяжело заболевает муж: высокая температура, душащий сухой кашель, рентген показывает скопление жидкости в лёгких. Да уж не пресловутый ли это ковид-19, про который в январе пока ещё никто и слыхом не слыхивал? Потом я умудряюсь свалиться с кресла, приземлившегося мне прямо на голову. В результате — лёгкое сотрясение мозга. Дальше — больше: наблюдающий меня в течение нескольких лет онколог высказывает опасение, что, кажется, период ремиссии закончился. Но и этого мало: в том же январе муж попадает в аварию. В его машину на полном ходу врезается не остановившийся на красный свет молодой лихач. Автомобиль — всмятку. Муж же каким-то невообразимым образом остаётся не только жив, но и, не считая сильнейшего шока, цел и практически невредим. Срочно нужно было что-то делать, и мы запросили совета форума. Последовало множество рекомендаций с искренним желанием помочь: астролог, экстрасенс, раввин, гадалка. Мы выслушали все советы и даже коекакие выполнили: «почистили» дом, поменяли мезузу1 на двери. Увы, на душе легче не стало. Почему-то казалось, что все наши беды это только «цветочки», а впереди нас ждёт скорое созревание «ягодок». ___________________________ 1 Мезу́ за

(ивр. ‫מְזּוזָה‬, букв. дверной косяк) — прикрепляемый к дверному косяку в еврейском доме свиток пергамента, содержащий часть текста молитвы «Шма» и помещённый в специальный футляр. 6

И тогда моя бывшая ученица, живущая в Москве и до сих пор величающая меня по имени-отчеству, хотя разница в возрасте между нами всего-то шесть лет, попросила моего разрешения обратиться за помощью к знакомому старцу. Вскоре она позвонила мне, и её голос, в котором чувствовалась растерянность, дрожал: «Людмила Львовна, мне, ничего про Вас не зная, сказали, что Вы из колена левитов и что у Вас дома есть нечто, что служит как бы символом рода. Именно этот предмет поможет Вам освободиться от того, что на Вас свалилось». Я оторопела: моя девичья фамилия — Левина, и я действительно принадлежу к колену левитов. А вот касательно спасительного предмета нужно было ещё подумать. Догадка пришла ко мне ночью: это могла быть только картина моего деда! «Львы возвращаются к Храму» — так называл её папа. С момента осознания я разглядывала картину в поисках каких-то упущенных деталей. И картина отозвалась. Вот что она мне поведала… Людмила Чеботарёва

По длинному зеркальному коридору с беспорядочными боковыми ответвлениями, делавшими его похожим на лабиринт, шла молодая женщина. Она давно уже не обращала внимания на подсказки мигающих маячковуказателей. Это ориентиры для новичков, а Оливия работала тут уже несколько лет, и запутанные переходы её не смущали. Порой ей чудилось, что в этом огромном здании вообще кроме неё нет других сотрудников, ведь она ни разу не столкнулась ни с охранником, ни с лифтёром, ни с уборщицей, хотя её рабочее место каждое утро оказывалось неизменно чистым — кафель в лабораториях сверкал, умывальник сиял, в мусорной корзине отсутствовали признаки её вчерашнего пребывания, а в холодильник были загружены свежие завтрак, обед и ужин. Лив остановилась ровно там, где амальгама узнала её отражение: короткая стрижка, с трудом усмиряющая колечки непокорных чёрных кудрей; глубокая ямочка под одним из её гетерохромных глаз: правый — тёмно-карий, почти чёрный, левый — зелёный. Незаметная дверь плавно отъехала в сторону и, пропустив её, тут же бесшумно возвратилась на место. Вспыхнули лампы, залившие равномерным светом небольшой предбанник, где она тщательно продезинфицировала руки и переоблачилась в рабочую одежду. Её кабинет своей аскетичностью больше подходил бы мужчине, а не молодой красивой женщине: вращающийся стул у простого офисного стола, мощный компьютер 9

с бесперебойным доступом к Сети, книжные стеллажи от пола до потолка. Напротив огромной светодиодной панели приютилось массивное массажное кресло. Оно выручало её каждый раз, когда от долгого сидения за столом затекали плечи и шея. Оливия редко переключала каналы, обычно всё её внимание поглощала заставка на экране. Она сама её установила. Это была картина, написанная дедом: на фоне развалин древнего храма гибкая львица прячется за истощённым львом с седеющей гривой. Оригинал полотна в тяжёлой позолоченной раме присутствовал в её жизни всегда. С детства она любила его разглядывать и находить всё новые детали в густых мазках жёлтокоричневой охры, жжёной сиены, землисто-табачной умбры… Сегодня ей показалось, что в глубине арки дворца между колоннами появилось какое-то расплывчатое пятно. Раньше она его не видела. Рассмотреть бы повнимательнее, но подопечные наверняка заждались её. Такая заминка была непростительной: проект уже давно пора было завершать, а результатов всё нет. Неужто все усилия напрасны и ей так и не удастся ничего доказать — ни другим, ни себе самой? Проводя свой долгосрочный опыт, Оливия сумела выработать у самцов мышей страх перед запахом ацетофенона, сопровождая подачу газа электрическим разрядом. Очень быстро грызуны начали бояться аромата черёмухи, исходящего от ацетофенона и, едва почуяв его, бросались бежать, не дожидаясь раздражителя. Сейчас она собиралась впервые проверить реакцию мышат, 10

мышат, родившихся от спаривания напуганных самцов с самками, ни разу не подвергавшимися «газовой атаке». Интересно, как будет вести себя потомство, отродясь не получавшее удара током? Она ещё раз всё проверила: мыши спокойны — можно начинать. Нерешительно открыла вентиль, и в комнате стал распространяться лёгкий запах. Увы, с грызунами ничего не происходило — точно так же, как и раньше. Отчаявшаяся Оливия потянулась перекрыть доступ газа, как вдруг… Одна из мышей внезапно заметалась по клетке. Остальные оставались неподвижными. Лив прекратила подачу ацетофенона и пересадила занервничавшую особь в другую клетку. Снова впрыснула аэрозоль, но теперь уже внимательно следила за подопытными. Вскоре заволновалась ещё одна мышь. В контрольной клетке все грызуны вели себя заторможенно. Она не верила своим глазам. Убирала газ — мыши успокаивались, подавала — начинали бегать и подпрыгивать. Со стороны казалось, будто они заплясали гавот под неслышную человеческому уху музыку. Неужели?! Но ведь обучение потомства родителями и контакты между поколениями были полностью исключены! Так возможно ли, чтобы детёныши унаследовали от своих предков ген, отвечающий за врождённые рефлексы? А вдруг её догадка всё-таки верна и травмирующая информация модифицирует ДНК, изменяя активность генов? Значит, это биологическая, а не социальная передача данных: мышата «помнили» то, чего никогда в жизни не испытывали. 11

У Лив закружилась голова. На подкашивающихся ногах, чуть не опрокинув клетку, она едва добралась до стула. Ей вдруг почудилось, что медвяный черёмуховый аромат сменился иным — горьковато-пряным. Тело начала сотрясать судорога, вмиг распухшим рукам стало тесно в перчатках, её вырвало. Панический страх парализовал дыхание, и Оливия потеряла сознание. … Alle nackt ausziehen! Alle in die Dusche! Schnell!1 — Лея, доченька, это конец? — Не бойся, мамочка, это просто душ. Нужно быстро раздеться, и мы, наконец-то, сможем помыться. Народу в душевой очень много. Тысяча? Две? Или три? Голые люди, напрочь забывшие про стыд, жмутся друг к другу и ждут, когда откроют вентили. Все уже знают, что это будет не вода. Раздалось шипение, и стал явно ощущаться резкий запах — так пахнет изо рта, если съесть большую горстку ядрышек от вишнёвых или миндальных косточек… Внезапно шипение прекратилось, дверь камеры открылась, и нас всех выгнали наружу. Наверное, произошла какая-то поломка. Значит, не сейчас… Господи, спасибо, что не сейчас! Спустя несколько минут ей полегчало, но Оливия всётаки решила на время прервать эксперимент. В кабинете монотонно гудел кондиционер, было свежо и прохладно. Умывшись и залпом опорожнив стакан с холодной водой, Лив включила в кресле режим расслабляющего массажа и устало прикрыла глаза… 12

А когда проснулась, ничего не могла вспомнить. Сознание активно противодействовало внезапной вспышке генетической памяти. Не было ли это у неё подспудным стремлением оградить неустойчивую психику от диссоциативного расстройства идентичности? Выпив двойной эспрессо, чтобы стряхнуть некстати навалившуюся дремоту, Оливия посмотрела на часы: давным-давно пора посетить вторую лабораторию — «пациенты» заждались. Но всё же, что это такое с ней было? Отрубаться посреди рабочего дня вообще-то не в её привычках. Лив задумчиво бросила взгляд на панель и вздрогнула: в янтарных глазах льва неожиданно вспыхнула ярко-зелёная искра. Очертания бледного пятна на картине стали чётче. Во второй лаборатории обитали модифицированные нематоды. Сначала она добавила им ген, вырабатывающий флуоресцентный протеин, и они зафосфоресцировали в свете ультрафиолетовых ламп. Потом понизила температуру в контейнерах. Словно обидевшись, трансген отреагировал низкой активностью — круглые черви едва мерцали. «Ах, так вот вы как! Ладно, будут вам тропические каникулы», — Оливия увеличила температуру. В знак благодарности нематоды тут же засияли — точь-в-точь праздничная иллюминация. «Ну уж нет, дорогие, придётся вам адаптироваться к моим правилам игры», — укоризненно проворчала она, обращаясь к червям, и вновь уменьшила температуру. 13

Нематоды продолжали вспыхивать — то-то же, так бы и сразу! Нужно уметь адаптироваться к изменившейся ситуации! Прошло всего несколько месяцев с начала эксперимента, и Оливия была готова праздновать победу: у её испытуемых появилась особая память об условиях окружающей среды. Эти воспоминания передались и следующим поколениям, которые продолжали светиться в «арктических» условиях, хотя никогда прежде не испытывали на себе радостей турне в «тропики». Любаше шесть лет. Она впервые путешествует, вместе с папой едет на поезде к дедушке. Дед немножко странный: он называет папу не Лёвой, а Лейбом, и она для него не Любочка или Любаша, как зовут её дома, а какая-то непонятная Либи2. А ещё дедушка Соломон иногда обращается к ней: «Сердечко моё!». Дед — художник, поэтому вечно перепачкан красками. Любаша ходит с ним на «этюды». На самом деле это просто полянка в лесу, где дедушка рисует дерево, а Любочка плетёт себе венок из солнечных одуванчиков, сидя на пеньке, к которому прилепилась целая семейка грибов на высоких тонких ножках. По грибной шляпке ползёт упитанный белый червячок. «Фу, какая гадость!» — взвизгивает Любаша. Дед отрывается от мольберта: «Что там, Либи?». Любочка начинает потихоньку привыкать к своему новому имени. — Деда, убей этого противного червяка! Но дед Соломон вдруг хмурится: 14

— Нельзя, сердечко моё, вдруг это сам волшебный червь Шамир?3 — Вол-шеб-ный?! — в глазах Любочки загорается огонёк любопытства. — Ещё какой! Без него царь Соломон не построил бы Храм в Иерусалиме. И дед рассказывает внучке, как царь приказал привезти для строительства огромные глыбы, но вот незадача: чем же их обрабатывать? Ведь камни эти нельзя ни ножом резать, ни пилой пилить, ни топором рубить. В святом месте не должно быть никакого железа, которое может послужить оружием. Что же делать, как быть? Тут один советник и подсказал царю: «Слыхал я от странников, что есть на свете странная штука такая: орех — не орех, зверёк — не зверёк, величиной всего с ячменное зёрнышко. Шамир называется. Очень он сильный, этот шамир. Легко разгрызает на части камни, стекло и даже железо. Царь Соломон приказал немедленно найти это диво дивное и доставить на строительство Храма. И отправились слуги царские на розыски, долго блуждали по свету, но в конце концов всё-таки отыскали. Созвал Соломон строителей, и положили они маленький шамир на огромные камни, а тот — раз-два — и вмиг разгрыз их. Прошло время, и вырос в Иерусалиме прекрасный Храм. Когда-нибудь, Либушка, и ты построишь свой. Любочке очень нравится, как ласково назвал её дед. — Дедушка, спасибо за сказку! Я больше никогда не буду считать червячков противной гадостью. 15

Оливии вдруг приходит в голову совершенно безумная мысль: что если продлить эксперимент и продолжить поднимать температуру — не на пять-десять, а, допустим, сразу на двадцать-тридцать градусов? Не произойдёт ли в таком случае резкий прорыв в передаче воспоминаний потомкам о своих прошлых эго-состояниях? Лив загорелась новой идеей. Может, задержаться сегодня на работе? Она не раз так поступала, когда её одолевал азарт. Только нужно отменить свидание с Ари — третье за последние две недели. Вряд ли ему это понравится, они наверняка снова поссорятся. Но сегодня с ней случился этот странный приступ, и самочувствие по-прежнему паршивое, а главное, никак не может она отложить проверку на завтра — особый исследовательский «зуд» не даёт. На термометре, прикреплённом к контейнеру с нематодами, +20°. Оливия уже протянула руку к регулятору термостата, чтобы добавить жа́ ру, как вдруг испугалась: не превратит ли она своих червячков в протеиновое жаркое? Ну нет, учёному негоже так легко отступать, и Лив отваживается поднять температуру до +50°. Нелёгкий разговор с Ари быстро перешёл на повышенные тона. «Иллюминация» внутри контейнера начала разгораться. Ярче, ещё ярче, совсем ярко… Казалось, черви чувствовали, что страсти накаляются. Лив выключила мобильник, но нематоды продолжали непрерывно извиваться, наползать друг на друга, переплетаться, пока не слились в остроконечную гексакрамму 16

гексаграмму Звезды Давида, в центре которой светились какие-то незнакомые литеры. Случайное совпадение? Или у неё, учёного-биолога, начались бредовые галлюцинации и ей срочно надо на проверку к психиатру? Оливия зажмурилась, надеясь, что буквы ей привиделись и стоит открыть глаза, они пропадут. Но не тут-то было! Письмена не исчезли, не растаяли и не улетучились, от них по-прежнему исходило сияние. Язык был ей неведом. Пришлось идти за лингватором, который мгновенно выдал результат: ‫( לוי‬иврит) — Леви, одно из двенадцати колен Израилевых. Лив вернулась в кабинет, включила поисковик: левиты, коэны, двенадцать самоцветных камней, украшавших наперсник первосвященника… Вытянув ноги в кресле, Оливия продолжила сканирование базы данных, расширив запрос до воспроизведения изображений. Первой на экране появилась копия тициановского «Введения Марии во Храм»4. Нет, её не интересовали ни юная золотоволосая девочка Мария в голубом платье, кажущаяся такой маленькой и беззащитной среди величественных резных колонн Храма; ни досужие зеваки, собравшиеся поглазеть на знаменательное событие; ни старая торговка с корзиной яиц… Пектораль главного коэна — вот что хотелось Оливии сейчас как следует разглядеть. Она увеличивала фрагмент картины до тех пор, пока рисунок не начал расплываться. Нужная ей деталь была слишком мелкой — резолюции не хватало.

Может, удастся получше разглядеть на одноимённом полотне у Витторе Карпаччо?5 Результат её не просто разочаровал, а почти разозлил: да этот художник не имел ни малейшего понятия о том, что попытался изобразить — на коэне вообще не было нагрудника! Лив переключилась на портрет первосвященника Аарона кисти Уильяма Этти6. Самоцветы были прекрасно прорисованы: и прожилки в камнях, и глубокие цветные переливы, и игра бликов света… Вот только порядок камней был своевольно искажён, и надписей на них не было. Оливия не понимала, зачем она попусту тратит время, но что-то в этой истории гипнотизировало её, притягивало, как магнитом. Иконы, картины, книжные иллюстрации, кадры из фильмов — не то, всё не то! Ладно, поехали дальше. Альгамбрский эдикт7, марраны8, Томас де Торквемада, святая инквизиция, изгнание евреев из Испании…

— Мы не можем здесь оставаться. Надо срочно бежать, Арье! — Леона с ненавистью рванула на плече «знак позора» — круглый красный лоскуток, пришитый к длиннополой каппе9, кинула наземь головной платок с двумя обязательными синими полосами. — Что ты делаешь, Леона?! — попытался остановить муж молодую жену. — Ты ведь знаешь, что евреям воспрещается быть аптекарями, а тут по всем углам твои снадобья и зелья. Ты прячешь свои разноцветные глаза под повязкой, будто ты слепа, но когда они придут, а они обязательно придут, то непременно захотят проверить

проверить. Тебя обвинят в ереси и как ведьму сожгут на костре. Леони, умоляю, давай хотя бы на людях будем отправлять католические обряды. Пусть инквизиторы думают, что мы добровольно стали марранами, а сами будем тайно совершать наши иудейские ритуалы. — Ты трус, Арье! Никакой ты не лев, хотя и носишь это славное древнее имя. Я, слабая женщина, сильнее тебя, мужчины. Не могу я так больше. Я ухожу… …По истосковавшейся по дождю, выжженной беспощадным солнцем дороге, поднимая босыми ногами клубы мелкой пыли, шли люди без лиц, сокрытых под чёрными капюшонами, надетыми поверх белых мантий. Шествие возглавлял монах-доминиканец с тяжёлым белым крестом. Процессия подступала к обнесённому толстыми стенами гетто. К иноверцам, отказавшимся принять крещение, приближалась сама смерть… Горизонт на дедовой картине окрасился кровавым заревом костров… Оливия устало потёрла виски руками. После сильнейшего нервного напряжения ей вдруг жутко захотелось спать. Она установила в кресле режим получасового сеанса восстановительного гармонизирующего массажа. Чтобы зарядить мозг на активную работу, включила древние «Песни 10 восхождения» , которые пели левиты во время богослужений в Иерусалимском Храме. Надела очки виртуальной реальности — пусть помогут ей глубже проникнуть в музыку. 19

К плотным городским стенам с выступающими мощными башнями прилепились невысокие домишки с плоскими саманными крышами, где сушится бельё, вялятся финики, зреет в бочках молодое виноградное вино и настаивается в глиняных кувшинах густое оливковое масло. На квадратной площади многолюдно и шумно: глашатаи выкрикивают новый царский указ о податях для строительства Храма взамен переносного Ковчега Завета11, идёт бойкая торговля на хлебном и рыбном рынках, блеют овцы и козы, голосят петухи, кудахчут куры, беспрерывно скрипят жернова, на которых женщины мелют ячменные зёрна… — Левия! Эй, Левия, ты где? — в ломком мальчишеском голосе соседского Ариэля явственно слышится нетерпение. На прошлой неделе он достиг совершеннолетия и считается теперь «сыном заповеди», но по-прежнему ведёт себя, точно малый ребёнок. Так считает Левия, хотя она и на целых два года младше своего друга. — Чего кричишь? Козлёнка напугаешь, он только что родился! — девочка появляется из хлева, обтирая руки клоком свежего душистого сена. Ариэлю нравится Левия. Глаза у неё необычные: правый, будто чёрная маслинка, левый — ни дать ни взять зелёная оливка. — Левия, почему у тебя разноцветные глаза? — решается он спросить.

— Не знаю, — пожимает она плечами. — Дед говорит: чтобы чувствовать сразу печаль и радость, горе и счастье. — Зачем? — не понимает Ариэль. — Когда ты счастлив, важно не забывать, что счастье недолговечно. Зато, если вдруг станет грустно, утешаешься тем, что за печалью непременно последует радость. Это потому, что всё проходит. Понял? — Не очень, — честно признаётся Ариэль. — Ну да и ладно, я за другим пришёл. Побежали скорей на площадь, к Скинии собрания12. Сегодня великий коэн13 будет возлагать урим и туммим14 на наперсник15, чтобы определить дату, когда царю Давиду начинать строительство Храма. — А… — Левия равнодушно отмахивается, — тогда можно не торопиться. — Почему это? — обижается Ариэль. Он так спешил первым принести ей весть, а она… — Потому что Первый Храм построит не царь Давид, а его сын, царь Соломон, — тон у Левии, как всегда, назидательный, как будто это она старшая. — Да и у первосвященника нет больше урим и туммим. — Как это нет? — растерялся мальчик. — А где же они? — Ш-ш-ш… — заговорщически приложила палец к губам Левия и поманила Ариэля в тёплую темноту хлева. — Урим и туммим у меня, — едва слышно шепчет она. — Что значит — у тебя? — Ариэль резко подаётся вперёд, и они с Левией стукаются лбами. — Где они? И как к тебе попали? 21

— Мне дал их дедушка. Не спрашивай, откуда они у него, я не знаю! Дед наказал их хорошенько спрятать и до поры до времени забыть про схрон. Сказал, что это очень важно для будущего: после разрушения первых двух Храмов нашему народу доведётся испытать горечь изгнания, мучения и страдания в долгом вавилонском плену, сыны Израиля будут на грани полного истребления, но пройдут три тысячи лет — и наступит день, когда в Давидовом городе Иерусалиме будет заложен Третий Храм. Урим и туммим укажут нам точную дату. — Нам?.. Ты сказала «НАМ»?! — Ариэль не верит своим ушам. — Да, именно нам. Пожалуйста, не перебивай! Дед объяснил, что это мы с тобой, ты и я, поможем построить новый Храм, такой прекрасный и совершенный, что о нём будут слагать стихи и песни, а в них — называть его твоим именем: Ариэль — «Божий лев»! Я же всегда должна сопровождать тебя, ибо я — Левия, львица. «Урим и туммим…» — стянув VR-очки, задумчиво пробормотала Оливия и, чтобы развеять дремоту, потянулась за капсулой энерджина. Проглотила, не запивая, встряхнула головой, прогоняя остатки сна, и обомлела — скринсейвер с картиной деда начал видоизменяться прямо у неё на глазах.

Прежние руины были теперь покрыты сусальными пластинами, ослепительно сверкавшими на солнце. Тянулись вверх стройные колонны с капителями, украшенными золотыми виноградными гроздями в рост человека. Оливия зажмурилась, плотно сомкнув веки. Невольно пожалела об отсутствии солнцезащитных очков — приглушить бы хоть немного это невыносимое сияние! Но тут же широко распахнула глаза, боясь упустить что-то важное. Из полумрака портика, где на картине сегодня утром проявилось размытое пятно, выступил на свет первосвященник в синей шерстяной ризе, украшенной по подолу золотыми бубенцами в виде плодов граната. На эфоде16 закреплён золотыми цепочками наперсник. Помазанник17 поманил к себе львов, и те стали подниматься по гладким мраморным ступеням. Одолев двенадцать уровней, смирно улеглись у ног великого коэна. Жрец бесстрашно погладил их по мощным головам и выжидающе заглянул в глаза. — Уррр-римм, — умиротворённо промурлыкала львица. — Тум-мимм, — возбуждённо фыркнул лев. Первосвященник протянул руки, и звери послушно приоткрыли пасти. В следующий миг ему на ладони упали два ровных круглых камня — белый и чёрный. А львы, освобождённые от гнёта обета, превратились в четырёхкрылых двуликих херувимов18 с лицами наполовину львиными, наполовину человеческими. Оливия с удивлением отметила их схожесть с Ариэлем и Левией.

Великий коэн воздел руки к небу и обратился к Творцу: — О, Всевышний! Священник с урим и туммим восстал. Так укажи нам срок, когда можно начать строить Третий Храм. По экрану побежали белые полосы, и помехи целиком скрыли картинку. Лив огорчилась, но внезапно вспомнила, как некогда тренировала глаза, разглядывая стереограммы на обложках школьных тетрадок. А что если попробовать применить ту же технику? Она расслабила взгляд и посмотрела сквозь картинку, будто бы та была прозрачной. Вскоре появилось объёмное изображение: 6000 = 2240. Так вот он, ответ от Всевышнего, который должен был услышать первосвященник: год 6000 по Еврейскому календарю, он же год 2240 по Григорианскому. На панели вновь ожила картинка: теперь лестница превратилась в подобие трапа и втянулась внутрь Храма. Подобно гигантской летающей тарелке он парил над Храмовой горой, переливаясь в свете лучезарного солнца. «А ведь, наверное, недаром мальчика и девочку из прошлого звали Ариэль и Левия — очень похоже на Ари и Оливия», — подумалось Лив, и она решительно взялась за мобильник. — Ари, прости! Я была не права. К чёрту работу! Я еду к тебе. Я люблю тебя! В ответ эхом прозвучало: «Я люблю тебя!»

*** — Вы видели… Вы сами всё видели! — взволнованно жестикулируя, обратился Сэр Сол к своим соратникам, Поборникам Третьего Храма. Они собрались в зале за массивным белым столом, в центре которого сияла мозаичная Звезда Давида из хризоколлы — синего эйлатского камня19. — Теперь вы поняли, что напрасно упрекали меня в нерачительности? Нет, господа, мы вовсе не зря вкладывали средства в строительство зеркального лабиринта, в поиски подходящего кандидата, в приобретение лабораторного оборудования, в покупку всех этих мышей и червяков. Да неужели вы не поняли, что опыты Оливии с грызунами и паразитами были лишь прикрытием для глобального эксперимента по восстановлению глубинной генетической памяти, который мы ставили над ней?! — горячился оратор в попытке убедить присутствующих, даже и не думавших ему возражать. — Эта женщина не только вернула нам урим и туммим, но и сообщила заветную дату, ту, что мы безуспешно пытались узнать уже много веков. И разве не благодаря её видению мы сможем теперь разрабатывать модель «парящего Храма», не нарушая ничьих пространственных границ, не ввязываясь ни в какие этнические и религиозные конфликты? Представители всех двенадцати колен Израилевых почтительно склонили головы. Раздались аплодисменты, и Поборники Третьего Храма покинули зал. 25

Сэр Соломон остался один. Он рассеянно крутил на пальце кольцо-талисман. Каждая щербинка, каждая зазубринка, каждая буковка были ему прекрасно знакомы: “‫”גם זה יעבור‬20. «И это пройдёт» — вечные слова утешения… Он почти успокоился: дыхание стабилизировалось, сердце забилось в привычном ритме… Но тут на ребре кольца неожиданно проявились новые знаки, до сих пор не видимые его взору: “‫”שום דבר לא הולך‬21 — «Ничто не проходит…». Царь Соломон глубоко вздохнул. Эту новую мудрость ему ещё предстояло постичь. Израиль, 2020

ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ Alle nackt ausziehen! Alle in die Dusche! Schnell! (нем.) — Всем раздеться! Все в душ! Быстро! 1

Либи (идиш ‫ — )ליבי‬имя, в переводе означающее «Моё сердце». 2

Шамир (ивр. ‫ — )שמיר‬термин еврейского происхождения: библейский камень, которым Моисей вырезал имена двенадцати колен на нагруднике первосвященника; также червь. 3

Тициан (Тициано Вечеллио) (1488/1490 — 27 августа 1576)

«Введение во храм Пресвятой Богородицы» (1534–1538)

Витторе Карпаччо (ок. 1465 г. — ок. 1526 г.) «Введение Марии во храм» (1504–1506) 5

Уильям Этти (10 марта 1787 — 13 ноября 1849) «Портрет первосвященника Аарона» 6

Аарон (ивр. ‫ַאהֲר ֹן‬, Арон; «высокий», «гора», «гора света», «учитель», «просвещённый — в библейском Пятикнижии старший (на три года) брат Моисея и его сподвижник при освобождении евреев из египетского рабства, первый еврейский первосвященник.

Альгамбрский эдикт — изгнание евреев из Испании указом правящей королевской четы Фердинанда II Арагонского и Изабеллы Католической, принятым в 1492 году в Альгамбре. 7

Эмилио Сала Франсеc (20 января 1850 — 14 апреля 1910) «Изгнание иудеев из Испании»

Марраны (исп. marrar «заблуждаться») — термин, которым христианское население Испании и Португалии называло евреев, принявших христианство, и их потомков, независимо от степени добровольности обращения (конец XIV — XV вв.). 8

Моисей Львович Маймон (при рождении Мойше Лейбович Майман; 1860–1924) «Марраны. Тайный седер в Испании во времена инквизиции».

Каппа — в XIV в. получает распространение длинный кафтан с широкими рукавами и с капюшоном, называемым в еврейских источниках каппа. Этот капюшон долгое время оставался типичным элементом еврейской одежды: вплоть до конца XVI в. евреи изображаются в каппах. 9

Песнь восхождения (ивр. ‫ ;שִׁיר ַה ַמעֲלֹות‬лат. canticum graduum), — общее надписание, которое в синодальном переводе Библии имеют псалмы 119–133 из книги Псалтирь. Эти псалмы обладают определённым смысловым единством. 10

Ковчег Завета (ивр. ‫אֲרֹון ַהב ְִׁרית‬, арон ха-брит) — величайшая святыня еврейского народа: ковчег (переносной ящик) (Исх. 25:10–14), в котором хранились каменные Скрижали Завета с Десятью заповедями (Втор. 10:2), а также сосуд с манной и посох Аарона (Евр. 9:4). Согласно Библии, во времена Исхода евреев из Египта Ковчег располагался в Святая святых Скинии собрания (походного храма), затем — в Святая святых Иерусалимского Храма. 11

Доменико Гарджуло (1609-1610 – 1675) «Перенесение Ковчега Завета царём Давидом в Иерусалим» (конец 1640-х)

Скиния (др.-греч. σκηνή, скэнэ́ , «шатёр; палатка», др.-евр. ‫שכָן‬ ְ ‫ ִׁמ‬, мишкан, «обиталище; местопребывание», др.-евр. ‫אהל מועד‬, охел моэд, «шатёр свидетельства») — в основном употребляется в значении походного храма евреев, Cкинии собрания, использовавшегося, согласно Библии, как место принесения жертвоприношений и хранения Ковчега Завета до постройки Иерусалимского Храма, созданного строго по образу Cкинии. 12

Первосвященник (ивр. ‫הַכֹהֵן ַהגָדֹול‬, ха-коэн ха-гадол — досл. «великий священник») — в иудаизме священнослужитель, возглавлявший службу в Скинии, затем в Первом и Втором Иерусалимском Храме. 13

Урим и туммим (ивр. ‫)אּורים ְו ֻתמִׁים‬ ִׁ — упоминаемые в Библии предметы, при помощи которых первосвященник от имени народа или царя вопрошал Бога (Чис. 27:21). Находились внутри наперсника, который носил первосвященник. В Библии нет описания ни самих урим и туммим, ни способа их использования, а этимология этих слов неясна. Известно только, что на ефод первосвященника налагался наперсник, в который вкладывали «урим и туммим» (Исх. 28:15–30; Лев. 8:8). После Давида они более не упоминаются. 14

Наперсник (от арх. перси), хошен (ивр. ‫— )חושן‬ четырёхугольный нагрудник (пектораль) в облачении первосвященника с двенадцатью различными драгоценными камнями, образующими четыре ряда по три камня в каждом, на которых были выгравированы названия двенадцати колен Израилевых. Наперсник прикреплялся к ефоду золотыми цепочками и шнуром голубого цвета (Исх. 28:13–29; 39:13–30). 15

Ефод, или эфод (ивр. ‫אֵפֹוד‬, эфод), — в древнем Израиле — часть облачения первосвященника, надеваемого при богослужении. Ефод изготовляли из двух полотнищ дорогой материи, сотканной из золотых нитей, виссона (тонкого кручёного льна) и шерсти голубого, пурпурного и червлёного цветов. Он покрывал только грудь и спину. Переднее и заднее полотнища соединялись на плечах двумя нарамниками, на каждом из которых крепился оправленный в золото камень оникс с именами колен Израилевых (Исх. 28:6–14, Исх. 39:2–7). 16

Помазанник — к первосвященникам, как и к царям, применялся эпитет «Машиах» (‫משיח‬, «помазанник», Мессия), так как посвящение в этот сан сопровождалось помазанием елеем (Лев. 4:3,5,16 и др.). 17

Херувимы — в иудаистической и христианской мифологии ангелоподобные существа-стражи. После изгнания Богом Адама и Евы из рая, херувим поставлен охранять пути к древу жизни (Ветхий Завет, Бытие 3, 24). Охранительная функция херувимов отмечена в культовой символике: бог велит увенчать крышку Ковчега Завета двумя золотыми херувимами (Ветхий Завет, Исход 25, 18–22). В Храме Соломона херувимы призваны охранять содержимое Ковчега — Скрижали Завета (Ветхий Завет, 3-я книга Царств 6, 23–35; 8, 6–7). В одном из видений пророком Иезекиилем Нового Храма описываются двуликие херувимы, у которых с одной стороны лицо человеческое, а с другой — львиное (Ветхий Завет, Книга пророка Иезекииля 41, 18–19). 18

Хризоколла (от др.-греч. χρυσόκολλα) — минерал класса силикатов, водный силикат меди, которая и придаёт камню синий или голубовато-зелёный цвет. Название образовано от др.-греч. χρυσός — «золото» и κόλλα — «камедь, клей» или припой (этот минерал в старину использовался для пайки золота). 19

Эйлатский камень — старинное название хризоколла получила по копям легендарного царя Соломона, расположенным у Эйлатского залива в Красном море, и одноимённому городу, где её добывали.

‫( גם זה יעבור‬ивр. — «Гам зэ йяаво́ р») — «И это пройдёт» — по преданию, надпись, выгравированная на кольце царя Соломона. 20

‫( שום דבר לא הולך‬ивр. — «Шум дава́ р л`о hоле́ х») — «Ничто не проходит». 21

James Tissot

Gustave DorĂŠ