Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается Книга Солнца: Том 1 Произведения современных авторов. 2021. – 320 с., 16+ В трёхтомное издание «Книги Солнца» вошли произведения 160 авторов из 20 стран мира. Восходы и закаты, протуберанцы и солнечный ветер, вспышки и пятна на солнце, солнечные зайчики и солнечные блики в верхушках деревьев, солнечные цветы и солнечные цвета, солнцестояния и солнцепоклонники, великие храмы, таинственные мифы и легенды, стихи и проза, музыка и живопись — всё, что связано со «Звездой по имени Солнце»… Составитель и главный редактор: Людмила Чеботарёва (Люче) © Составитель: Людмила Чеботарёва (Люче), Израиль, 2021 © Авторы стихов, переводов, рассказов и эссе © Авторы песен и музыки © Авторы фотографий, картин и видеороликов
НЕКОММЕРЧЕСКОЕ ИЗДАНИЕ
Белый снег, серый лёд На растрескавшейся земле. Одеялом лоскутным на ней — Город в дорожной петле А над городом плывут облака, Закрывая небесный свет, А над городом жёлтый дым, Городу две тысячи лет, Прожитых под светом звезды по имени Солнце И две тысячи лет война — Война без особых причин Война — дело молодых Лекарство против морщин
Красная-красная кровь Через час уже просто земля Через два на ней цветы и трава Через три она снова жива И согрета лучами звезды по имени Солнце И мы знаем, что так было всегда Что судьбою был больше любим, — Кто живёт по законам другим И кому умирать молодым. Он не помнит слова «Да» и слова «Нет», Он не помнит ни чинов, ни имён И способен дотянуться до звёзд, Не считая, что это сон, И упасть, опалённый звездой по имени Солнце
7
8
СОЛНЦЕ 10 интересных фактов Единственная звезда солнечной системы
Солнце является единственной звездой Солнечной системы. Оно состоит по большей части из водорода и гелия, незначительная часть приходится на долю железа, никеля, кислорода, азота, кремния, серы, магния, углерода, неона, кальция и хрома.
Солнце — белого цвета Хотя с Земли оно кажется нам жёлтым, из космоса оно выглядит именно белым, как и большинство других звёзд во Вселенной. Жёлтым оно видится из-за того, что его лучи преломляются, проходя сквозь земную атмосферу. Кстати, именно атмосфера вместе с магнитосферой защищает нас от смертельно опасной радиации, которую Солнце излучает в пространство.
Структура Солнца — слоистая Хотя Солнце и выглядит как огненный шар, но на самом деле его структура поделена на слои. Видимая поверхность — это фотосфера, которая нагрета до 6000 градусов по Кельвину. Под ней находится зона конвекции, где тепло медленно движется от центра к поверхности, а охлаждённое звёздное вещество падает вниз. Под зоной конвекции находится радиационный пояс. В этой зоне тепло передаётся через излучение. Это место, где температура достигает 13,6 млн градусов Кельвина.
9 Иногда на Солнце происходят вспышки Во время этих вспышек в пространство выделяется огромное количество энергии — до 160 миллиардов мегатонн в тротиловом эквиваленте. Для понимания: при текущем уровне потребления электричества на Земле энергии одной вспышки хватило бы примерно на 1 млн лет. В результате вспышек в пространство излучается смертельно опасная радиация в гигантских количествах, а на Земле даже выходят из строя электроприборы.
Самая сильная вспышка С 1 на 2 сентября 1859 года произошла крупнейшая за всю историю геомагнитная буря, вызванная вспышкой на Солнце. В ходе бури произошёл отказ телеграфных систем по всей Европе и Северной Америке; северные сияния наблюдались по всему миру, даже над Карибами.
Возраст Солнца С помощью компьютерных моделей звёздной эволюции учёные сделали вывод, что приблизительный возраст Солнца составляет 4,5 миллиардов лет. Считается, что звезда такой массы, как Солнце, должна существовать, до перехода к стадии красного гиганта, около 10 миллиардов лет. То есть сейчас Солнце находится примерно в середине своего жизненного цикла.
Цвет кожи зависит от Солнца Цвет кожи человека в различных странах нашей планеты зависит от угла, под которым Солнце стоит над горизонтом в середине дня. Это связано с тем, что угол Солнца влияет на приспособление организма к внешним условиям в процессе эволюции.
10 Солнце уничтожит Землю И произойти это может примерно через 3,5 миллиарда лет, когда яркость Солнца возрастёт на 40%. Эта катастрофа приведёт к полному исчезновению воды с поверхности нашей планеты и окончательно уничтожит все формы жизни на Земле. К тому времени условия на Земле будут подобны условиям на Венере сегодня.
Когда Солнце начнёт умирать Когда Солнце начнёт умирать, оно вырастет до таких размеров, что поглотит Меркурий, Венеру и, вероятно, Землю. Приблизительно к возрасту более 12 миллиардов лет ядро Солнца разогреется настолько, что запустит процесс горения водорода в окружающей его оболочке. Это повлечёт за собой бурное расширение внешних оболочек светила. В этой фазе радиус Солнца увеличится в 256 раз по сравнению с нынешним.
11
Признание католической церкви Только спустя 359 лет после того, как католическая церковь вынудила Галилея отречься от теории о том, что Земля движется вокруг Солнца, она заявила, что была неправа. Это произошло лишь в 1992 году. 31 октября 1992 года Папа Иоанн Павел II официально признал, что Земля не является неподвижным телом и действительно вращается вокруг Солнца, а инквизиция в 1633 году совершила ошибку, силой вынудив Галилея отречься от теории Коперника. Таким образом в процессе реабилитации Галилея, который тянулся с 1979 года, была поставлена точка.
12
Уже много лет в разных странах 3 мая отмечают оригинальный праздник — День солнца, иногда называемый Всемирным днем Солнца. Инициатором появления даты в 1994 году стало европейское отделение Международного общества солнечной энергии (МОСЭ). Это — глобальная организация, которая содействует использованию и развитию возобновляемых источников энергии, в числе которых и солнечный свет. МОСЭ работает с 1954 года и сегодня представлена в более чем в 110 странах мира. В состав структуры входит большое количество учёных и исследователей, а также иных представителей промышленности, энергетики, частных и государственных организаций. День солнца был предложен сообществом, чтобы привлекать внимание широкой общественности и представителей власти и бизнеса к последним достижениям в области солнечной энергетики. Информированность людей об исследованиях и практических результатах — своеобразный залог использования этого экологически чистого ресурса в повседневной жизни. Что, в свою очередь, влияет на борьбу с негативными изменениями окружающей среды. Конечно, у праздника есть и другой посыл. С незапамятных времен люди обожествляли Солнце, придавая светящемуся в небе объекту сакральные свойства и значение. Пышные празднества и церемонии, жертвоприношения и включение светила в мифологические системы были обычной практикой древних народов. Инки называли себя «детьми Солнца», в Китае оно было частью императорской эмблемы, славяне считали его главным языческим божеством. А в культуре славян есть сразу три прародителя Международного Дня Солнца — День весеннего равноденствия, День летнего солнцестояния и Масленица. Тематические символы этих празднеств неслучайно имели круглую форму — блины, караваи, ватрушки.
Сегодня мы знаем, что мощнейший источник космической энергии определяет жизнь всего живого на планете. Земли достигает половина миллиардной доли солнечного излучения, но этого хватает для формирования важнейших свойств атмосферы, а также поддержания условий, необходимых растительному и животному миру. Без этого желтого карлика воздух превратился бы в жидкий азотный океан вокруг замерших вод и обледеневшей суши. Сегодня изучению Солнца посвящен целый раздел астрофизики — гелиофизика. А вот особенностями распространения и колебания солнечных волн занимаются гелиосейсмологи. Несмотря на то, что Солнце — предмет научных исследований, до сих пор живы многие народные приметы, связанные со светилом. Ведь никто не станет спорить, что яркая звезда значительно влияет на окружающий мир и повседневную жизнь.
14
Винсент Ван Гог Палящее солнце
18
Виктория Абрамова Тбилиси, Грузия Рождение дня…
Есть нечто сокровенное в минутах, Когда светлеет пред рассветом небо. Уходит ночь, но не настало утро, Мир, погружённый в тишину, волшебен. Бледнеют бархатных небес просторы. У тёмно-синих гор, лиловой кромкой, День, зарождаясь, создаёт узоры, Подсвечивая облаков каёмки. А полоса всё красочней и шире — Так изумительны зари мгновенья. Восток пылает в огненном эфире Под птичьи радостные восхваленья. Сакраментальный миг — восход светила, Лучи, пронзающие словно стрелы. В рожденье дня — величие и сила, Не раз её воспели менестрели. Есть нечто сокровенное в рассветах И с ними, как бы заново рождаясь, Встречая по утрам потоки света, Благодарю я Господа за это, Энергией и счастьем наполняясь…
Рассвет… Когда смотрю на солнечный восход, На то, как радостно и величаво, Светило в алом зареве встаёт, Даруя дню весеннему начало, Мне кажется, что слышу я орган — Торжественно-волнующие звуки. Восток, охваченный огнём, багрян… Прекрасный миг рассвета, Богом дан, И к небу тянутся с восторгом руки!
19
Вечер… Немного солнца в поздний час, И аромат цветущих вишен. Апрельский день почти угас, И щебет воробьёв не слышен. Был рыжим огненный закат, Охвачено пожаром небо. Видать, Гефест ковал булат В небесной кузне… Что за небыль. В оттенках серых облака — Отполыхал зарёю вечер… И равнодушно, свысока, Луна смотрела — снов предтеча…
20
Валентина Акулёнок Солигорск, Беларусь Подарите меня рассвету У Небес я ищу ответа, Как с дороги не сбиться. Подарите меня рассвету, Точно певчую птицу. Сгоряча корить не спешите За неверные ноты, Ведь и я не прошу открыть мне Вдохновенье полёта. Я не жду никакой награды За неловкую песню, Только знаю, что петь мне — надо, Чтоб, как Феникс, воскреснуть, Чтобы душу спасти от плена Под названьем «усталость», Чтобы то, что пока нетленно, Таковым и осталось, Чтоб понять, что преграды нету К совершенству стремиться… Подарите меня рассвету, Точно певчую птицу!
21
Ночь уходит в утро Не оборачиваясь, ночь уходит в утро, Привычно завтра обращается в сегодня. Рассвет развесил золотящиеся кудри На растревоженном спросонок небосводе. В окошко ловко первый луч Жар-птицей прыгнул, Деревья сразу встрепенулись, точно стражи… А я читаю приключенческую книгу, Не замечая импрессивности пейзажа.
*** Звёзды поблекшие в небе растаяли, Синяя мгла отступила в бессилии. В чутком безмолвии трепетной стаею Плыли по озеру нежные лилии. Плыли прекрасными птицами белыми, Солнцу рассветному плыли навстречу. Словно не ведая, что они делают, Мир поднимали на хрупкие плечи.
22
Елена Александренко Владивосток, Россия День без солнца
День без солнца, как человек без лица, Как лицо без улыбки — Гоняет сухой листок, как мальца, Которого шлёт то ли за спичками, то ли за пивом. День без солнца молчит сиротливо. Малец тот шуршит и шныряет по всем углам, Словно что-то теряя, в угрюмом дворе всё ищет. Как перед бурей сгустилась над крышей мгла, Ветер тащит листок по пустому днищу.
Краски все стёрты, как будто и нет весны. И простыня на верёвке — крылом потёртым. День неприветлив, деревья стоят грустны, Брошен малец-листок, Как забытый свёрток. И никому не нужен безликий день. Нет ни тепла, ни взгляда, ни птичьей трели… Тычется дерево кроною, как олень, В небо, которым вчера мы с тобою грелись.
Солнечные люди Где вы, солнечные люди? Что без вас на свете будет? Горький дождь из тучи чёрной Вдруг прольётся речью вздорной. Тени сгорбленных прохожих, Что-то изнутри их гложет. Улица в плену тумана, Тишина полна обманом. Каждый день, что в гневе прожит, Сброшен лягушачьей кожей… Встретит лес угрюмый молча Взглядом чёрных ягод волчьих. В тёмных зарослях дремучих Тают льдинки звёзд колючих, Где вы, солнечные люди? Свет без вас на свете ль будет? Боль. Обиженные лица… Не звенят под небом птицы, Не цветут цветы и травы, Дух нечистой силы правит. Все обиды тьме в угоду, Нет времён привычных года. Как репей, к нам липнет зло, Оттого так тяжело. Оттого с утра всё чаще Переполненною чашей Ссору подают к столу. И, как змеи, на полу Извиваются слова, Нам уйти от них едва ль. Только миг до новой встречи, Шаг друг к другу — солнце лечит. Где вы, солнечные люди? С вами жить на свете легче.
23
24
Эту жизнь начиная снова… Вновь весну воспевает птаха, Дарит солнце лучей букет, Как спасение нам от страха, Что исчезнет на Свете свет. Воробьи облепили ветку, У сорок новостей не счесть, И весну не упрятать в клетку, А весна — она просто есть. У неё золотые глазки И упрямый зелёный чуб. Сколько нежности, сколько ласки В жарком омуте вешних губ! День доверчивый нараспашку И небес широка река. Снова в выстиранных рубашках Просыпаются облака. Эту жизнь начиная снова, Мы стараемся не стареть И душой обрести обнову, Словом каждого обогреть.
Мячик солнца поймать в ладони, В тихом доме его беречь. Пусть ложится спать на балконе, Чтобы утро скорей разжечь. Может, близко война и плаха, Всюду вирусные бои, Но поёт, заливаясь, птаха, Хорохорятся воробьи. Разливается лай собачий И куда-то бегут ручьи. Скачет, скачет солнечный мячик, Удивляется: чьи вы, чьи? Сердце радуется и тает… Капли прыгают с тёплых крыш, И душа твоя расцветает, И без страха на мир глядишь.
26
Любовь Александрова Гомель, Беларусь Верлибр Когда-то, очень уж давно… Сто лет назад, а может, больше… Вот точно так же, как сейчас, Парил оранжевый закат За угольными ветками деревьев, И снег лежал сугробами в саду… И кто-то точно так же у окна Стоял, глядел на небо, размышляя: «Когда-то, очень уж давно… Сто лет назад, а может, больше На небе этом мчались облака — Слоистые, в оранжевом закате…»
Иероглиф в ракурсе Ex oriente lux.* Рефлекс на хрустальной вазе, Рефлекс на стеклянной банке — (Японский, а не китайский) Фрагмент архаичной танка… Что иероглиф тот значит? Лучей водопад иль солнце? Я миг отпускаю с плачем — Рассвет без конца смеётся, Хоть сломан он граней сетью, Хоть пойман консервной банкой — Гонец колыбели света — Восхода страны и танка… * С востока свет (лат.)
秋の日は釣瓶落とし (あきのひはつるべおとし) Осеннее солнце заходит так быстро, как колодезное ведро падает в колодец.
28
Марина Александрова Нижневартовск – Севастополь, Россия
И тогда Дети жестоки по незнанию. Потом появляется привычка. Сердце может не успеть Научиться состраданию, Если не помочь ему. И тогда у бабочек Облетают чешуйки с крыльев, Солнце грозит протуберанцами, А на море начинается шторм.
29
Август Степи Тавриды — Пыльные и золотые. Небо над ней изнемогает в мареве. Тучи — драконы огненнострелые, Утолите жажду земли! Люди Тавриды — Разных племён дети! Сияет в небе над вами Солнце. Ждёт небосвод Только праздничные салюты И вспышки молний Во время дождя. А громче грома Будут звуки добрых песен.
30
Ирина Алексеева Запрудня, Московской обл., Россия Радость моя Радостно-радостно просто… И весело в небо глядеть, провожать облака. Будто бы белые флаги развесило мудрое лето… И не горька наша разлука, и нет расстояния, нет невозможного, боли и зла… Радостна даже возможность дыхания… Радуга в небе для нас расцвела, радуга, радуга, чудо короткое, вот она ясная, нынче с тобой. С этого мостика лёгкой походкою радость спускается, спорит с судьбой… Радостно-радостно… Долго ли, коротко вместе до радуги светлой идти? Солнцем сегодня рассыпано золото, вот удержать бы его мне в горсти… Всё отдала бы тебе до крупиночки, стал бы богаче ты всех на Земле… Есть ведь, наверно, на свете тропиночки, где с каждым шагом теплей и теплей? Радостно-радостно… Былью ли, небылью выпадет тропка в иные края? Что ж тебе видится — море ли, небо ли, дальняя-дальняя радость моя?..
31
Утром Вечер… Ночь… И это утро! Снов разбитое стекло… Поступило очень мудро это утро, что пришло! Света мутные осколки Через шторы, через плен пыли, выбитой надолго крыльями усталых стен. Взмахи, вздохи, страхи — в клочья… Распрямляются тела комнат, съёжившихся ночью от случайного тепла. Потолок приподнят светом! Правда — утро на Земле! Между чаем и омлетом дольки Солнца на столе…
33
*** Я тебя обожаю… С моих слов всё записано верно — лёгкой пеной морской на причалах — на асфальтовых мокрых скрижалях, в Зурбагане на стенах портовой таверны, тонкой веткой еловой по первому снегу и цепочкой следов по песчаным барханам, по дорогам, мостам, континентам и странам… Всё записано верно — навстречу безбожному веку — я тебя обожаю… Переполнен эфир этим шёпотом, шелестом, эхом… И сто тысяч стрижей их разносят на крыльях по свету — улетают слова мои… Станут ли ливнями где-то или звёзд недоступных мерцающим ласковым смехом? Растворяется шелест в неведомом чистом колодце, распускается шёпот цикорием ласково-синим, пробирается эхо к подножьям, ущельям, вершинам… Я тебя обожаю… Стираются пятна на Солнце…
34
Ольга Андреева Ростов-на-Дону, Россия *** Простой и вечный — в генокод записан закат над морем — где мне удержаться? Уловлена. На этом мокром пирсе, на облаках — нечитанных скрижалях — оно пройдёт, оно уже проходит, твоё земное, — так не стой, иди же, волна всё смоет, время перепишет твой черновик — но чайки нервный хохот, упругость гальки — цепко держат взгляды, и годовые кольца свежих срубов так ждут руки, твои шаги — награда для волнорезов варварских и грубых. Увы, мы предсказуемы. Сверяйте все даты и законы, сны, приметы — всё сходится. Всё будет повторяться в веках — и так до будущего лета, пока опять пронзит — и ток по мозгу, и станет львом верблюд, а лев — ребёнком* с волшебной флейтой, и на голос тонкий пойдёшь по недостроенному мосту. * Из Ницше
35
*** Катерок пожарный на закате так придирчив к тлеющим огням. Солнце в реку падает — не хватит вашим шлангам метров, сил ремням, уберите рукава брезента — Дон несёт к небесному огню, слишком сильно смещены акценты в радости троянскому коню. Прилетает ангел-истребитель — страшен, да не воду пить с лица, наступили мартовские иды — и с тех пор не видно им конца.
*** Солнца нет. Но кому-то навстречу Протянули соцветья жердёлы. Кто зажёг эти хрупкие свечи, Влил энергию в наши глаголы? Бога нет. Но так хочется плакать — Не от боли — от смутной тревоги. Оттого, что дождливо, и слякоть, И вороны, и мысли — о Боге.
36
Галина Андрейченко Минск, Беларусь
*** Солнце, солнце, северное око, Оплети меня сторукими лучами… Тусклый город в дрожи водостоков Поводил скрипучими плечами. Кто бы рассказал, куда я еду, — Все дороги выпали в осадок. От корней покинутого сада Поезд-призрак мается по свету. Тяжелы чугунные мозоли И дождями съедены колёса. Вдрызг накуролесившись по Зоне, Крякнет и в судьбу мою вопьётся… Солнце, солнце, северное око, — Тощ фонарь для городского чрева. Пахнет сырью, ржавчиной и воском В уголке соломенного хлева.
37
Буджака Танго, отпрянув, смолкло, Вечер недокружил. Солнце — живая смоква, Сладкий крутой инжир. Невозвратимо. Жалко. — На́десять лет назад Вытравили Буджаку — Полустихийный сад. Солнце уходит с пляжа, Сглатывая песок, — Тошно висеть на страже Залежей рук и ног. Море старо, как ветошь, В кухнях бренчат ножи… Солнце, ты не ответишь, Кто порешил инжир. Выдох вошёл в Буджаку, Не по-болгарски жёстк, Солнца лучи поджаты — В небе дымит ожог.
38
Солнце садится, и ветер утихнул летучий, Нет и следа тех огнями пронизанных туч; Вот на окраине дрогнул живой и нежгучий, Всю эту степь озаривший и гаснущий луч. Солнца уж нет, нет и дня неустанных стремлений, Только закат будет долго чуть зримо гореть; О, если б небо судило без тяжких томлений Так же и мне, оглянувшись на жизнь, умереть! Афанасий Фет
Последний луч уходящего солнца
40
Ляман Багирова Баку, Азербайджан Последний луч уходящего солнца
Владимир Егорович довольно потирал руки, встряхивал взлохмаченными волосами. Сегодня среда, а значит — снова веселье, радость творческого общения. Наполнится его дом гомоном и шумом, жаркими спорами и оглушительным смехом. Самая талантливая и непоседливая братия соберётся вновь у него. Художники — люди от Бога, люди-творцы. Для них организовал Владимир Шмаровин свои знаменитые среды. Сам скромный счетовод, разбогатевший только благодаря удачной женитьбе, он был без памяти влюблён в искусство, собирал редкие образцы фарфора, серебряные чарочки, из которых потом производились обильные возлияния на художественных вечерах, старинные бронзовые и медные серьги. Двумя дарами украшается душа наша — талантом и чистотою. Ибо прекрасное отражается в чистоте. Не создал Владимир Егорович ни ярких полотен, ни звонких поэтических строк, ни изысканных скульптур, но дом его, обыкновенный одноэтажный московский дом, был пристанищем для многих художников. Кормил, поил, обеспечивал бумагой, холстом, красками, кистями, а то и деньгами. Сколько их, впоследствии знаменитых обязано было ему, скромному родителю и вдохновителю кружка Художественных сред, скольких он вывел в люди, помог с продажами их полотен. Потом они стали считаться шедеврами. Но тогда о них не знал никто, а их создатели были всегда задиристы и голодноваты. Недаром, к 30-летию кружка его завсегдатай, шумный и всё примечающий Владимир Гиляровский написал проникновенные строки: Эх ты, матушка-голубушка «Среда». Мы состарились, а ты всё молода. Тридцать лет прошло, как будто не бывало, Тридцать лет тебе сегодня миновало. Тот же самый разговор живой и смелый, А родитель твой, хоть малость поседелый, Да душа его, как прежде, молода, Эх ты, матушка-голубушка «Среда».
41
Растревожили сердце Шмаровина эти стихи. Не зря, не зря живёт он свой век, он, беззаветно преданный искусству. Вспомнят и о нём добрым словом, да что там вспомнят, уже вспомнили. Да Бог с ней, со славой, главное, чтобы искусство жило, чтобы не переводились талантливые люди. К каждой среде Шмаровин готовится тщательно. На отдельном столике в гостиной уже заготовлены листы бумаги«бристоля», на котором всю ночь будут упражняться в своём искусстве художники, кисти, остроочинённые карандаши. К восьми вечера начнут собираться гости. Шуткам, разговорам не будет конца. Ровно в полночь Шмаровин ударит в бубен. О, к ужину Владимир Егорович тоже готовится со знанием дел, специально закупит лучшие продукты на московских рынках: если солёные рыжики, то только самые маленькие, упругие, если мочёные яблоки — то как на подбор — гладкие, без червоточинки, пирожки — только филипповские, ветчина, сыр, рыба — свежайшие. Кисти и карандаши сменяются вилками и ложками, появляются закуски и неизменный бочонок пива. Спорят, поют, смеются, хвалятся только что нарисованными шаржами друг на друга. Отличившиеся в эту ночь удачным рисунком или застольным экспромтом пьют из почетного кубка «Орёл». «Утро. Сквозь шторы пробивается свет, — вспоминал Гиляровский. — Семейные и дамы ушли… Бочонок давно пуст… Из «мертвецкой» (спальня для гостей) слышится храп. Кто-то из художников пишет яркими красками с натуры: стол с неприбранной посудой, пустой «Орёл» высится среди опрокинутых рюмок, бочонок с открытым краном и, облокотясь на стол, дремлет дядя Володя». Кто только не побывал на «Средах»! Из художников — С. И. Ягужинский, И. И. Левитан, В. И. Суриков, К. А. Коровин, И. Е. Репин, А. М. Васнецов; из артистов — А. П. Ленский, Ф. И. Шаляпин, В. Ф. Комиссаржевская; из писателей — В. А. Гиляровский, И. А. Бунин, В. Я. Брюсов.
42
Из этих имён ярким и нежным светом озарено имя Левитана. Владимир Егорович всегда дорожил дружбой с великим пейзажистом, да и тот никогда не забывал, что именно Шмарович был первым покупателем его картин. И, словно завет от гениального живописца — его картина «Вечер после дождя» украшает центральную стену шмаровинского дома и напоминает, что прекрасное может таиться не только в солнечных красках юга, но и в мокрых досках деревянного перрона, и в печальных огнях уходящего поезда, и в самом воздухе осеннего вечера. Вот и сегодня сердце его замирает в предвкушении. Новый гость — как новая книга, неизвестно, что таит в себе. Художник Михаил Гермашев, которого затем назовут продолжателем левитановских традиций — нынче гость Шмаровина. Талантливый живописец, чья картина «Снег выпал» получила первую премию Московского художественного общества и которую Павел Третьяков сразу же приобрёл для своей коллекции, был влюблён в природу средней полосы России, особенно в её зиму, раннюю весну и позднюю осень. Едва ли найдётся ещё такой художник, в творчестве которого зима запечатлена во всём богатстве своих красок. Не только сплошной белый, но и лазурный синий, и нежно-розовый, и медово-янтарный. Любит зиму Михаил Маркианович, даром, что родился на юге, в Харьковской области! Но неравнодушно сердце к родным просторам, будь то тёплые края, или величавое царство холода. И дышит снег на его полотнах — живой, плотный, жемчужный, переливается мерцающим цветом, поёт песнь во славу природы и красоты родной земли. К утру на разрисованном листе бристоля — своеобразном протоколе заседания «Среды» не будет ни одного свободного уголка. Лист пестрит сценами, подсмотренными в жизни, остроумными шаржами и чудесными пейзажами. Михаил Гермашев вошел в круг единомышленников, чьи суждения о назначении искусства и чьё мастерство отличались оригинальностью и талантом. Хозяин дома не скрывает улыбки. Среда удалась на славу!
43
В 1903 году художники встреч «Среда» устроили выставкураспродажу своих картин. Всю выручку они передали в пользу московских детских приютов. Нераскупленных картин Гермашева на выставке не осталось. А в 1911 году Шмаровин открыл юбилейную выставку, посвящённую 25-летию его сред, где выставил около 400 необычных протоколов — бристолей. — Сила ваша, Михаил Маркианович, — внушал Шмаровин Гермашеву — в лёгкости кисти. У иного и глаз приметливый, а кисть тяжёлая, словно долбит своё — вот я так вижу, и вы обязаны видеть так же! А у вас на картинах легко дышится. Умеете вы подметить красоту в деревце, склонившемся под тяжестью снега, в дымном солнце морозного дня, в декабрьских красных сумерках. Посмотришь — что ж особенного: всё снег, снег, стожок сена и тот снегом припорошен, и белые гуси на белом снегу. А приглядишься — красота дивная, неописуемая. И смотрят на тебя вечерние зимние сумерки в деревне, берёзки, снегом занесённые, лесные болота и хмурое небо над ними, крестьянские ребятишки ловят рыбу в тихой заводи, угрюмые и одинокие сосны качают вершинами и стонут, лесная избушка ярко горит в ласковых лучах солнца, багровый осенний закат дробится в льдинках реки, а рядом тянутся журавли к югу, плот змеится по реке, околицы оживлены воробьями, церковка белеет вдали, вьётся широкая степная дорога, окружённая старым жнивьём или волнами ржи. Сердце радуется этой чистоте, Михаил Маркианович! Прав был покойный Левитан — Шмаровин судорожно вздохнул, — красота таится везде, надо только увидеть её, почувствовать душой. От ваших картин душа отогревается, они как отблески последних лучей солнца на снегу, каждый луч хочется ловить, впитывать, вбирать в себя! Помяните моё слово, у меня глаз намётанный, вы не затеряетесь, ваши картины будут раскупаться! А ведь как в воду глядел, добрейший Владимир Егорович. Все точно предсказал. Только случилось это много позже. В октябре 1924 года состоялось последнее заседание художников «Среды», а несколькими днями позже Владимир Егорович готовился расстаться с жизнью.
44 Маленький человек с большой и тонко чувствующей душой умирал спокойно и благостно, с чувством выполненного долга. Он знал: всё богатство «Среды» — протоколы, альбомы, собрания рисунков и акварелей в полной сохранности по завещанию попадёт в Третьяковскую галерею. Так и случилось. Судьба же Гермашева сложилась иначе. В 1920 году он покинул Россию и перебрался во Францию. Было ему уже 53 года, и скорее всего, оставшуюся жизнь предстояло прожить на чужбине. Париж был наполнен солнцем, иногда дождями, нежными и прозрачными, как вуалетки на женских шляпках. В Париже не было снега. Родного снега… Спрос на живопись здесь определяли перекупщики. Заказчик Леон Жерар, торговавший картинами на улице Друо придирчиво рассматривал картины, вздыхая, скупал их по дешёвке и перепродавал их впятеро дороже. Денег художнику едва хватало, чтобы приобрести холст и краски. Жерар богател, рос его личный банковский счёт в «Лионском кредите», приобретались особняки в Париже и Ницце, строились виллы в Приморских Альпах и на берегу океана. А Гермашев с друзьями-живописцами бедствовал. Да и французские художники ставили условие: пишите свои «зимы» и «последние лучи», на местные пейзажи не посягайте — это наша вотчина. Понять их было можно: Париж 20-х годов был наводнён художниками до отказа. Многие из них нищенствовали, рисовали на асфальте, попрошайничали. Бульвар Распай и Монпарнас походили на художественные развалы, где картины ценились не выше разноцветного хлама, полотнами художники нередко расплачивались с трактирщиками за чашку кофе и стакан вина. Трактирщики, в свою очередь, с проклятиями выбрасывали холсты на подстилку кошкам и собакам. У мсье Жерара был поистине коммерческий талант. Он находил покупателей на бесконечные копии «Зим» и «Декабрьских вечеров» Гермашева. Картины уплывали в Англию, Аргентину, Австралию, освещали жемчужным снежным светом далёкие страны, а художник перебивался случайными заработками. Только раз, в 1927 году, Гермашев выставил свои лучшие холсты в салоне Национального общества изящных искусств. И сразу высший балл. Его картина «Последние лучи солнца» вызвала бурный восторг. А затем копии собственного детища. Единственный способ заработать на существование.
45
Шестидясятитрехлетний Гермашев, чьи картины во время его молодости и зрелости обрели своё место в Третьяковской галерее, говорил окружающим: — Мне часто задают вопрос: куда я иду как художник, и что я делаю? Вот что я делаю — халтурю: пишу ежемесячно «Последние лучи» и отношу их господину Жерару. Какое ещё движение вперёд, кроме самой низкопробной халтуры, может быть у зарубежного русского художника, если он не хочет умереть голодной смертью? Михаил Маркианович Гермашев умер во Франции в 1930 году. Имя его практически забыто. Не ошибся любезнейший Владимир Егорович Шмаровин, умевший видеть в людях искру таланта и всеми силами старавшийся не дать ей погаснуть — у картин Гермашева действительно отогревается душа. Просто время наложило свои краски на судьбу художника, сверкнуло последним лучом былой славы и укрыло снежным покровом безмолвия его имя. И всё же… Если доведётся тебе, читатель, когда-нибудь в музее или на выставке увидеть в уголке зимнего ли, осеннего ли пейзажа скромную подпись «Гермашевъ» вспомни, что был такой художник Михаил Гермашев, умевший, подобно великому Левитану, видеть красоту в самых простых вещах. А счастье?.. Бог его знает, в чём оно и где. Может, в пении иволги ранним утром, или в спелых ягодах земляники, в рождественских звёздах, или звуках вальса из соседнего дома. Может быть, оно в запахах ванили и корицы из кухни, когда пекутся самые вкусные сладости к празднику. Или во встрече с любимыми людьми. А может, оно просто в предвкушении счастья, словно хочешь поймать последний луч заходящего солнца на снегу. И знаешь, что никогда его не поймаешь, и всё равно ловишь…
46
Михаил Гермашев Зимний пейзаж
48
Вернисаж Нины Баженовой Штраубинг, Германия
50
Гимн городской башне Сижу на площади в тени. Откуда блики и огни Кругом играют с солнцем в прятки, Кафе и разные палатки Своей уютностью манят, На площадь выстроившись в ряд. И солнце боязливой вьюгой Сметает листья по округе. И городская башня дышит Все разговоры наши слышит. Пульс города перебивая, курантами своих часов. Оставив двери на засов. И раскрывает свои стрелки, Что, словно хомяки и белки, Бегут за часом час. И в колесе текут, играя, Как кругом ставшая прямая, В поверхности зеркал. И шпиль небес сюда упал и город он поцеловал, Умы сражая наповал, Он мифом стал.
53
*** Сверкает солнце каплями росинок. Всё, что осветит взор, рукой несовершенной сознанье нарисует на холсте. И белая бумага присуждает награду разума. Истец не избежит закона кары. Как обвиняемый он будет осуждён. Под звуки струн дождя гитары, Кончается осенний сон. И осуждённым быть дождю и снегу. Кто виноватей? Как решить? Смятенье душ, как солнца негу, росою утренней умыть.
54
Михаил Баранчик Минск, Беларусь *** Третий день подряд дожди моют неба просинь. В клочьях рваных облаков разошлись пути. Видно кто-то подменил нам весну на осень Сквозь осенние дожди как тебя найти? Третьи сутки за окном убивают лето. Третий день уже подряд льют и льют дожди. Я сотку свои стихи из тепла и света. Я тебя ещё найду — только подожди. Третьи сутки за окном тонет лето в лужах. Но тепло не навсегда спряталось в лесу. Я по лужам — босиком. Хоть уже простужен. И тепло своей души я тебе несу. Тонут третий день в воде сонные аллеи. Холод — просто неземной. Воет ветер-псих. Только не бывать беде — я тебя согрею. И тепла моей души хватит на двоих. Снова чертит дождь в судьбе линию косую. Только вот такой расклад мне не по нутру. Я художник. Я тебе Солнце нарисую. А ненастья и дожди ластиком сотру.
***
55
Поздним солнцем земля согрета, Сладко пахнет прелой листвой. Я люблю уходящее лето, Что встречается с ранней зимой. На траве по утрам уже иней, И замёрз под берёзой груздь. Но ещё небосвод синий-синий, И ещё не родилась грусть. И последним теплом согрета Эта нежная красота. И бежит по лучику света Прямо к солнцу моя мечта.
*** Всю неделю мели метели, Нынче солнце берёт разбег. И ложатся синие тени На искрящийся белый снег. В этом небе прозрачно-синем Прочертил черту самолёт, Как намёк — мы всего достигнем, И, постскриптум: — но всё пройдёт. Есть пределы всему и сроки. И плевать, что ты не со мной… Просто снова родятся строки, Просто воздух пахнет весной. Просто солнце ведёт разведку На Весну повернув компа́с. И согнулись от снега ветки, Как от яблок в яблочный Спас. И, забыв все жизни уроки, В путь отправлюсь я налегке. И кричат «в добрый путь!» сороки На сорочьем своём языке.
Фото автора
Я уйду без лишних вопросов По Мечте бродить наяву… А Весна — это верный способ, Чтоб поверить — ещё живу!
56
Лариса Бекрешева Луганск, Украина Доброе утро, Солнце С криками горлиц приходит рассвет, Пурпуром стан обливая берёзовый. Сон улетает цветными стрекозами, Светлой улыбкою детства согрет. Лист на ольхе шевельнулся едва — Ветер вздохнул, отогнав сновидения. Я наблюдаю тайком пробуждение Мира, с трудом подбирая слова Солнцу, что, пряди лучей уронив Мне на ладони, что в небо раскинуты, Полночи шторам, лучами раздвинутым, Дарит звенящий рассветный мотив! Доброе утро, Светило моё! Утро, улыбкой твоей озарённое, Высшей молитвою благословлённое! С птицами Солнцу осанну поём!
57
Поздняя осень Поздняя осень теплом не согрета, И не богата — летит на порог Лист золотистый, как будто монета — Плата за солнечный светлый денёк. Ветер за эту невзрачную плату Туч серошерстых развеял стада. И засверкало осеннее злато На антрацитовых водах пруда. Неба сапфир по-июньски обманчив, И, с ноябрём перепутав весну, Смелый, нежданный, смешной одуванчик Нежности солнечной в душу плеснул! Поздняя осень. Но в солнечной сини Снова надежда стремится в полёт. Даже нагой белотелый осинник Зимнее платье с надеждою ждёт.
58
Дмитрий Белицкий Лондон, Великобритания Жар-птица заката Жар-птица заката, О, сказочный Финист! Как мысли трактата, Полёт твой извилист. С укором взираешь На смуты земные. Творить призываешь Деянья благие. Крылом ты янтарным Закат отражаешь. И сердце отрадной Надеждой питаешь…
59
Фото автора
60
Диана Беребицкая Ход-Хашарон, Израиль Рассвет
Шершавым языком прибой Оближет ступни. Он с тобой Играет. Он — косматый пёс В кудряшках пены… Не спалось: Цикады, запахи сосны, Скольженье бликов проливных… Улыбка тронула восток, И солнца жаркий уголёк Наполнил воздух теплотой, И первый лучик золотой Улёгся тихо возле ног На абрикосовый песок, И распахнулся вширь и вдаль Простор — трепещущий миндаль. Легка ресниц сосновых тень. …Раскинуть руки — и лететь!
*** Площадка для хоккея, А может быть — баскетбол Рдеют, будто бы в чём виноваты, Заброшенные кем-то, Пропущенные тобой, Огненные голы закатов.
Нина Богдашкина Вадинский р-н, Пензенская обл., Россия *** Кто рифмой был в моей судьбе, кто серой строчкой, Кого я мысленно звала бессонной ночью, Я помню вас и никого не позабыла. За смех и грех уже давно я всех простила. За те потухшие костры в груди щемящей, За лебединый крик, любимую манящий, За боль моих сердечных ран, что ныли страшно, За бой под солнцем щедрым жить за рукопашный. Я первый тайм в своей судьбе не проиграла: Не пресмыкалась и спины не прогибала, А твёрдой поступью, ступая в травы лета, Благодарила небеса за всё за это. Ещё за то, что мне хватило силы воли, Чтоб гордой птицею парить над жёлтым полем, Умело кружево плести, молиться Богу, А не дерюгу ткать, чтоб бросили к порогу. Не для меня — из глаз метать стальные пули. Воспоминанья прежних лет давно заснули. Я солнцу кланяюсь: «Благодарю, ярило, За то, что в путь меня благословило!»
61
62
*** Раскалилось солнце добела, Сумасшедшая стоит жара. Пятна рыжей выжженной травы, Будто бы проклятье сатаны. Жизнь сгустилась около реки. Синие поникли васильки. Тощим колоском желтеет рожь. Видно, урожай не соберёшь. На корню сгорает урожай. И природе ты не возражай. Ветры загрустившие пылят. В трещинах кормилица-земля. Бесится, злорадствуя, огонь: Необъезженный строптивый конь. Скачет по деревьям и домам, Что ни день — пожарища дымят. Шпильки модницы уже не носят. Плавится асфальт, и люди просят Бога, чтоб жара немножко спала И земля от зноя не страдала. И с надеждой лезут в Интернет, Только дождика всё нет и нет. От такой жары одна беда. Ну когда же дождь пойдёт. Когда? Солнышко, родное, пощади! Пусть прольются тёплые дожди! Ну а ты, убавь немного пыл, Чтобы новый день счастливым был.
63
Чета белеющих берёз Чета белеющих берёз на горизонте Спешит любовь в наследство передать. Закат в свои объятья спрятал солнце И до утра не хочет отпускать. Оно ещё в листве берёз качается И оттеняет белый сарафан… Понять несложно, где любовь кончается, И где её преследует обман. За горизонтом хороводят сосны, Найдя надёжный для себя причал. Умчались наши розовые вёсны, Где ты впервые о любви сказал, Где я губам твоим в ночи поверила И верность пронесла через года. Всю жизнь меня ты осыпаешь нежностью, А я тебя любовью, как тогда. Твои глаза манящие и ясные, Но нити паутинок в гуще кос. За горизонт уходит солнце красное, А мы — чета белеющих берёз.
64
Лилия Болеславская Саратов, Россия
Рыжик
Океан. Закат Вечер… Призрачно и томно, Света солнечного блики Гаснут сонно в тьме бездонной… Убаюкивает Тихий. Снится — тихий и покорный Он у наших ног ложится, Растворив в своих покоях Шумность дня и чьи-то лица. И настойчиво, и нежно Он влечёт к себе волнами, И в объятиях безбрежных Раскрывается над нами.
Божье созданье — В глазах огонь. Два солнца, ночью сверкающих. Боком горячим нас согреваешь, после игры засыпающих. Рыжей дугой изогнулась спина, время связуя собою, время далёкое детских затей с нынешней взрослой судьбою. Солнечной шерсти воздушный клубок, в дней череду проникание… В рыжем безвременье тихо живёшь, сны пеленая урчанием.
65
Цветы Нам время устанавливает рамки… И мы, в седле пытаясь усидеть, Спешим из «пешек» перепрыгнуть в «дамки». Коней пришпорим — наготове плеть. Несёмся, позабыв о чём-то главном, Сквозь чувства, лица… жизнь — на всём скаку, А по обочине — волною плавной Цветы благоухают и влекут. Давай приостановимся у речки, Пойдём к траве, растущей у воды, Здесь затихают шумы все и речи, Здесь только небо, птицы, я и ты… Давай, приостановимся у леса, Где солнце гладит нежную листву, И отдадимся под ветвей завесой Лучей его простому волшебству.
66
Ольга Борисова Самара, Россия Кровавое солнце Кровавое солнце рассыпало сотни лучей, Колючие иглы вонзаются в скорбные травы. Разряженный воздух становится всё горячей, Измучены жаждой, трепещут печально дубравы. Природа в припадке, пленённая стойкой жарой. Удушливый сплин колесит по усталой планете. Нам знаков тревожных слетает бесчисленный рой, О том я читала статейку в дешёвой газете. В прогнозах на завтра — привычные сорок опять, А где-то дожди пеленают упрямо просторы. Нас новое время пытается солнцем распять, И мы распинаем, и в небо нацелены взоры. Кровавое солнце рассыпало сотни лучей, Колючие иглы вонзаются в чахлые травы. И катятся дни в милосердие горьких ночей, И головы клонят всё ниже и ниже дубравы.
67
Встречаю Я встречаю дожди, обещали, что будут сегодня, А ещё обещали, что зной непременно уйдёт. А пока — тридцать пять, и мы жаримся, как в преисподней, И с надеждою смотрим на туч быстрокрылых полёт. А они пронеслись, не оставив нам даже намёка На пришедший циклон из арктических стылых широт. А с экрана твердят, что жара прилетела с востока, И Земля совершает куда-то сейчас разворот. И мы вместе с планетой летим в неизвестное завтра, Ожидаем глобальных, навязанных нам перемен. И пьём кофе безвкусный, оставив нетронутым завтрак, И выходим в жару из обшарпанных временем стен. Я встречаю дожди, но не будет их, видно, сегодня. Снова солнце печёт, и за тучи оно не уйдёт. И опять — тридцать пять, и мы жаримся, как в преисподней, Но идём, как и прежде, стезёю своею вперёд.
68
Я в дни вхожу Я в дни вхожу, как в Божий храм, встречаю с трепетом рассветы. Откинув створки белых рам, шепчу хвалебные сонеты. Ловлю руками первый луч: весёлый, тоненький и быстрый. Он пробирается меж туч, в ладони мне ссыпает искры. Я их дарю Земле сырой, ещё окутанную снами, Ещё пленённую игрой, теней носящихся над нами. Но утро катит жёлтый шар по рыжей тверди небосвода, Вхожу в предутренний пожар, как в храм, в величии восхода.
69
Рассвет Я в рассвет убегаю, чтоб встретить его на опушке И приветствовать первой всходящие к небу лучи. На свиданье бегу, чтоб услышать ворчанье кукушки, Это мерное «ку», что под утро так мирно звучит. Окунусь я в рассвет, искупаюсь в малиновом свете И умоюсь росой, что блестит на заре, как агат. Снова вспомню с теплом о беспечном и радостном лете, Когда день и цветами, и солнцем особо богат. Я встречаю рассвет, он восходит в незыблемой славе, Разлился перезвон с колоколен окрестных церквей. Божий день наступил. И щебечут пичуги в дубраве, И во славу живому распелся в лесу соловей.
70
Илья Бортник Минск, Беларусь Взгляд через объектив
Закат над Критом
Закат над Критом
Осеннее солнце д. Станьково, Беларусь
Восход Вильнюс, Литва
78
Лилия Вард Казань, Татарстан, Россия Ночь года — Показать, как здесь темно? Я выключаю верхний свет и настольную лампу. На экране лаптопа моя комната мгновенно погружается во тьму. Я подхватываю увесистую серебристую книжку и поворачиваю экраном к окну: сквозь невидимые тюлевые занавески просачивается серый свет, напоминающий мучительные сны, где как ни пытайся щелкать выключателем, полумрак не рассеивается. — Вау, — говорит Бенуа, — Почему так темно? Сколько у вас там времени? — Час дня. Сейчас у нас с Лондоном три часа разницы. Вы перевели часы на Хэллоуин, а здесь не переводят уже несколько лет. Небо затянуто тучами, поэтому темно. — Вспомнил шутку: в Лондоне солнце бывает целых два раза в день. Я не смеюсь. — Это шутка, — поясняет ещё раз Бенуа. Я, конечно, понимаю. Переменчивая погода в Лондоне — постоянный предмет шуток и среди самих англичан. А французы, в культурной памяти которых до сих пор не изгладились ни Столетняя война, ни Азенкур, шутят не только об английской погоде. Впрочем, и у англичан достаточно колких шуток о французах. Бенуа — мой лондонский ученик. У него жена из Москвы, и он учит русский язык, чтобы понимать, о чём говорит его маленький сын с мамой. Мы начали заниматься, когда я ещё жила в Лондоне, но мы никогда не встречались лично: занятия начались уже во время пандемии.
79
— Солнце целых два раза в день — это же просто замечательно, — говорю я. — А здесь солнца не будет уже до января. И не полярная ночь, а темно. Казань не Мурманск, не Архангельск, даже не Питер. То — северные города, там хотя бы понятно, почему темно. А здесь почему? Мы просыпаемся утром, и уже темно, как вечером, и светлее в течение дня не становится. Пасмурно всегда. С конца сентября я занимаюсь со своим утренне-дневным учеником с включённым светом: лампа с висячими оранжевыми подсвечниками светит у меня за головой, и я вижу её на экране монитора. Нехватку света я начала ощущать уже в середине сентября: готовила курс для университета, и мне приходилось целыми днями сидеть за компьютером. К вечеру от старой настольной лампы на страницах книг было столько же света, сколько теней, и приходилось до боли вглядываться близорукими глазами в эти тёмные островки текста или поворачивать неуклюжую лампу, передвигая мешающие мне тени. Наконец, осознав причину дискомфорта, я отправилась в магазин, чтобы заменить лампочки в потолочном светильнике на более яркие и купить современную настольную лампу. Купила самую яркую и высокую, с большим охватом рабочей площади стола. Когда урок закончился, я снова выключила свет, чтобы продемонстрировать Бенуа стремительно укорачивающийся световой день. Половина третьего: тьма в комнате была уже плотной, на экране она выглядела практически ночной. А в Лондоне половина двенадцатого, день залит солнцем, и темнеть начнёт только около пяти. Вспоминаю фотографии лондонских друзей в Фейсбуке: светло-тепло-зелено. А здесь два месяца небо будет затянуто тучами. Дождя и снега может и не быть, но эту пелену облаков окончательно прорвёт лишь в январе: в рождественские и крещенские морозные дни снег будет скрипеть под ногами и искриться бриллиантовыми россыпями на холодном, но ярком, слепящем глаза солнце.
80
Люблю январь в России за эту его солнечность. Всё у меня ладится в январе. Я полна планов и надежд. А ноябрь, в который меня ещё и угораздило родиться, не люблю. Да и день рождения никогда не бывает для меня весёлым, радостным праздником. Лишь временем переосмысления прожитых лет. Философским временем. Когда я переехала в Англию, поняла, что жалобы на английскую погоду сильно преувеличены: зимы в привычном нам понимании тут нет, листья зелены круглый год, и да, хотя бы два раза в день — солнце! Каким бы сильным ни был дождь с утра, ты знаешь, что он закончится, и выглянет солнце, и даже лужи высохнут сразу. Недаром тут говорят, что каждая туча имеет серебряную подкладку. Пусть это давно уже не о погоде, а о жизни, но не на пустом же месте родилась метафора. От Самайна до Йоля, с 1 ноября до 22 декабря — Тёмная Ночь года, и там, куда я вернулась, в моём родном городе на Волге, в местных народных традициях, кажется, нет никаких соответствий этим кельтским праздникам годового круга. Почему-то все фольклорные праздники вращаются вокруг посевных работ. А что же после Джиена — праздника сбора урожая? Я не знаю. Интересно, знает ли кто-то, что тут было до ислама, пришедшего с жаркого и солнечного востока? Если религиозные праздники не учитывают местных особенностей, и верующим приходится вставать ночью для первого принятия пищи во время поста, нарушая все суточные ритмы, то неудивительно, что и доисламские традиции моего народа были упразднены, канули в лету, и все делают вид, что их никогда не существовало. А ведь эта тёмная ночь здесь, в Татарстане, не иносказательное выражение, а физическая реальность, в которую мы все погружены. Тьма окружает нас до зимнего солнцестояния, но никто будто не замечает этого длительного и непрерывного отсутствия солнечного света. Все привыкли. Мне не хватает солнца. Мне не хватает света. Я принимаю витамин D, чтобы спастись от зимней депрессии. Ещё можно было бы писать. Это тоже помогает. Ноябрь и декабрь, кажется, лучшее время для этого. Но слишком много работы до самого конца года.
81 В следующем семестре нагрузка уменьшится в семь раз, и я надеюсь на бóльшую свободу. А сейчас надо потерпеть и пережить этот период: сорок академических часов в неделю, отсутствие выходных и беспросветную тьму за окном. Руки то и дело тянутся к колоде таро: тасую и вынимаю, тасую и вынимаю, даже во время онлайн уроков. И когда достаю девятнадцатый аркан, понимаю, что всё будет хорошо. Как бы ни было сейчас трудно, всё скоро изменится. Именно это обещает огромный улыбающийся жёлтый диск с лучами в верхнем поле аркана «Солнце».
82
Анатолий Вершинский Раменское, Московской обл., Россия Привязанность Миры инопланетные заселим, коль прежде свой, земной, не истребим… Пока же — липам, лиственницам, елям обязаны дыханием любым. Божественному промыслу покорны, из мёртвых минералов и воды неспешно выплавляют чудо-горны живую плоть в лучах родной звезды. Земля — ребёнок Солнца и повинна, как в песне, «жить по солнечным часам». И древо жизни, будто пуповина, привязывает Землю к Небесам.
Солнце Блистательны в его лучах коса, ножовка и лопата! Загар на шее и плечах и тот — как отсветы заката... Когда же я пошёл домой, то солнце, севшее за лугом, на взгорке встало предо мной нежарким алым полукругом. И ясен был вечерний путь, и я забыл свою усталость: дорога шла не как-нибудь, а прямо к солнцу простиралась.
83
Романс на закате Вспоминаю прощальный парад черноморского рыжего солнца. По воде рассыпает закат золотую казну до червонца… Я от моря живу далеко. Я грущу по таврическим зорям. Есть у нас в городке озерко — это капля в сравнении с морем. Но и в капле ютится заря, поднебесных цветов не утратив, и кленовый наряд сентября не бледнее платановых платьев. И над озером рыж небосвод, и от солнца вода желтовата… А в мечтах в Севастополь ведёт золотая дорожка заката.
Закат в Севастополе Фото Анатолия Вершинского
84
Закат в Севастополе
Анатолий Вершинский Раменское, Московской обл., Россия Взгляд через объектив Король Солнце
Закат над Сеной
Причал на рассвете
90
Светлана Войтова Молодечно, Беларусь Пробуждение По тёмной улочке осенним утром ранним, Где почему-то спят ночные фонари, Иду наощупь я с фонариком карманным, Как никогда, жду наступления зари. Ведь в полутьме едва заметны на дороге Дождём оставленные лужи, как назло. И заплетаются в листве пожухлой ноги, Цепляясь каблуком. Скорей бы рассвело! А солнце нежится на розовой перине, И, наконец, потребность ощутив свою, Рассеянным лучом потянется невинно, Промолвив тихо: «Да, встаю уже, встаю…»
91
А за окном весна… Апрель… А за окном весна… Апрель… С утра всё раньше луч рассветный, Чтобы начать визит приветный, В свою садится карусель. А за окном весна… Апрель… И лучик выше всё, и выше, Уже моей коснулся крыши, И вот — намеченная цель. Игриво озарил постель И век моих коснулся нежно, Исполнил роль свою успешно, Ведь за окном весна… Апрель…
Да, за окном весна… Апрель… В ответ ему я улыбнулась, Ведь я уже почти проснулась, И слышу, как звучит свирель.
Апрельское солнце Художник Мария Подпорная
Пронзает сон мой птичья трель: Скворцы поют на старой вишне, Да так, что в полудрёме слышно, Что за окном весна… Апрель…
92
Екатерина Володина Тюмень, Россия *** Растекается ясное утро По летней веранде. Многолик этот мир, Первозданен… И — радость во взгляде: Заливаются птицы. Гармония в многоголосье… И не хочется думать, Что будет, когда-нибудь, после. Каждый миг, он — сейчас, Исцеляющий душу. И вечность, Озаримая солнцем, всё крепче. Её быстротечность — Полнота нашей жизни, Ещё полновесней с зарёю, Увлекает вперёд, И ведёт нас с тобой за собою, В новый день, что вокруг, В Галилейское золото лета, Что лучами, мой друг, Возмужавшего солнца согрето…
93
*** Солнечно, сладостно у весны в объятьях, Сердце и чувства опять тяготеют к выси, Прошлые годы, эх!.. Повернуть бы вспять их, Вечность и время снова приводят к мысли — Всё подчиняется в жизни тебе, светило, Мудрые притчи и летопись страстных романов, Всё под твоими лучами, когда-то было, Было… и будет! Под сенью цветущих каштанов. Скоропись времени, снова двоятся прогнозы, Что будет потом… со мной, с тобою? Нам неизвестно, но неизбежно точно — Чувство предчувствия, предвосхищенья весною!
*** Заря! Непостижимая заря! Пригрета память снами и теплом, Взошло светило цвета янтаря, Черновики, оставив на потом. Не в домыслах и прототипах — Явь! Начало дня и жизни осязанье, Пронзает светом душу, сердце, кровь, Необратимо входит в подсознанье. Открыто солнцем вечное окно, В движенье небо, бытие и время, И вызревает пылкое вино, Стремится к счастью молодое племя. Неоспоримо! Молодым — любить! Закаты, ночи оставляя в тайне… И праведно стремленье утра — жить, С зарёю наполняясь содержаньем.
94
Дмитрий Воронин Тишино, Багратионовский р-н, Калининградской обл., Россия
96 Ильич на городской свалке появился поздней осенью. Высокий сутулый старик в тёмно-коричневом драповом пальто, шапкеушанке и в ботинках на толстой подошве медленно брёл среди зловонных завалов, шурудя перед собой сучковатой надтреснутой палкой. — Чего ищешь, дед? — обнажил в приветливой улыбке полубеззубый рот низкорослый мужичок в истрёпанной грязной фуфайке. — Скажи, может, чего присоветую. — Так это… Вот, — засмущался, остановившись, старик, — бутылки пустые ищу. — Бутылки? — нахмурился мужичок, подозрительно оглядывая новоявленного конкурента. — А чего это тебя на свалку занесло, в городе, что ли, бутылок уже не осталось? — Не могу я в городе, — нервно сжал свой посох старик. — Стесняешься… — понимающе усмехнулся бомж. — Звать-то тебя как? — Степан Ильич. — Ильич, значит… Ну а меня Витьком когда-то нарекли, а тут все Солнышком кличут, — протянул грязную ладонь Ильичу мужичок. Старик с опаской подал навстречу свою дрожащую руку. — Ты вот что, дед… Ты это, держись возле меня, тогда и при таре будешь, и не тронет никто, — снисходительно ощерился Витёк. — Тут у нас конкуренция ещё та, чужих особо не жалуют и побить могут запросто. — Побить? — удивлённо посмотрел на бомжа старик. — За что? — А то, — захихикал, радуясь удивлению Ильича, Витёк, — за дело. Я ж говорю, у нас новеньких не любят, лишний рот — лишние заботы. Вот ты, к примеру, явился сюда и думаешь, будто тут эти бутылки на каждом шагу разбросаны. А сколько в твоей сумке их, ответь? — Одну пока нашёл только. — Правильно, одну, — согласно кивнул Витёк, — ну, может, ещё одну найдёшь или две — и всё. — Как — всё? — А то, — вновь засмеялся Солнышко, глядя на растерявшегося Ильича. — Ты, верно, думал, что здесь бутылки только для тебя одного и валяются, так ведь?
97 — Ну, не знаю… — Ага, так, — довольно вскинул голову Витёк. — А тут нет ничего, ищи не ищи. — Что, вообще? — Ну, если ты экскаватор, то найдёшь. — Так их чего, не привозят сюда? — вконец расстроился Ильич. — Привозят. — Чего ж ты мне тогда голову морочишь? — Так когда их привозят, таким, как ты, возле них места нет, — открыто радовался стариковскому раздражению Витёк. — Это почему? — покраснел от злости Ильич, чувствуя откровенную издёвку. — Я ж говорил, у нас чужих не любят, побьют. — Мне чего, назад уходить, ты на это намекаешь? — Да нет, дед, ты мне понравился, — ободряюще хлопнул Ильича по плечу Солнышко. — А со мной тебя не тронут. Пошли. — Куда? — Познакомлю тебя со своей бригадой. Умело лавируя между кучами гниющего мусора, Солнышко вывел старика на небольшую ровную площадку посреди свалки. Площадка была наполнена фанерными ящиками, картонными коробками, какими-то уродливыми строениями, напоминающими то ли огромные собачьи будки, то ли дровяники, то ли складские сарайчики. Возле этих построек, местами обтянутых полуистлевшим брезентом, копошились люди, одетые в грязное рваньё. — Кого ещё притащил? — выкатилось навстречу Солнышку бесформенное толстое существо непонятного пола в рваном солдатском бушлате. — Чего ему тут надо? — Не заводись, Софочка, не заводись, красавица, — раскинул руки Витёк, загораживая собой Ильича от неласковой бабы. — Хорошего вот мужика встретил, подумал, тебе жених знатный, ну и привёл познакомиться. А ты сразу кидаться, как пантера какая. Что о тебе интеллигентный человек подумает, а? Подумает, кавойто мне Солнышко подсунуть хочет? Обещал красу ненаглядную, а на самом-то деле — гарпия натуральная.
98 — Балабол дурной, чтоб тебя!.. — под общий смех растянула в улыбке гнилой рот Софочка. — Тоже мне, нашёл жениха, пенька старого, — и, махнув рукой, миролюбиво обратилась к Ильичу: — Что, дед, из дома выгнали? — Выгнали, выгнали, — опередил старика Витёк, не давая тому опомниться. — По себе знаешь, какие нынче детки пошли, не тебя одну на улицу выкинули, вот и Ильича тоже. — Из-за квартиры? — Из-за нее, из-за чего ж ещё, — продолжал отвечать за деда Солнышко. — И идти больше не к кому? — А то б он сюда пришёл!.. — Слушай, Солнышко, — нахмурилась Софа, — чего ты за деда распинаешься, пусть сам говорит. Или он немой? — А ты себя вспомни. Тебя когда из квартиры вышвырнули, много ль слов у тебя было? — И то верно, — вытащила из кармана бушлата «Приму» Софа, — я тогда с месяц как пришибленная была, всё молчала. Никак до меня не доходило, кто что балакает, про чего спрашивают. Хорошо, сюда добрые люди привели, так тут только и отошла. Счас уж и не вернулась бы назад, что б ни сулили. — Да… — философски протянул Витёк. — Жизнь — она, конечно, не подарок. Вот так живёшь-живёшь, вроде чего-то добился, вроде и хорошо тебе, как вдруг бах! — и в один момент всё кувырком, всё с ног на голову, будто снег среди жаркого лета. — Сложно оно всё, это ясно, видать, на роду у людей так написано, — подтвердила значительную мысль Софа и повернулась к Ильичу. — А ты, дед, в Бога веришь? Ильич вздрогнул от неожиданного вопроса, хотел было уже ответить, но Солнышко вновь оказался проворнее. — Верит, Софочка, верит. — Это хорошо, — довольно закивала Софочка, отходя от мужчин, — без веры сейчас нельзя, а то так и свихнуться можно. — Что это ты тут про меня такого наплёл, — нахмурился на Витька Ильич, — и бездомный я, и верующий? — А чё, надо было похвастать, что у тебя особняк в трёх уровнях и ты помощник Жириновского, а бутылки сюда так пришёл собирать, для коллекции? — с издёвкой прищурился Солнышко.
99 — Вообще-то дома у меня и впрямь нет, — виновато сник старик, присев на грязный продавленный диван, стоящий возле покосившейся постройки. — Ясно дело, — согласно кивнул мужичок, восприняв заявление Ильича как само собой разумеющийся факт. — Вот только сын меня из него не выгонял, — продолжил начатое откровение Ильич, — сын меня попросту забыл. Как вышел лет двадцать в большие начальники, так и забыл, и меня, и мать — жену мою. Жена-то померла два года назад, так он и на похороны не явился, хоть и сообщали. У нас трёхкомнатная квартира была. Пока с женой пенсию получали, хватало за квартиру платить, а как жены не стало, — задолжал я. Вот и решил трёхкомнатную продать, а себе однокомнатную купить. Чёрт меня дёрнул по объявлению, через посредника делать, хотел побольше денег получить, а в итоге оказался на улице без гроша, и не докажешь ничего. Солнышко открыл было рот, но Ильич предупредил его. — И не спрашивай, что и как, даже вспоминать не хочу. Жив остался — и то слава богу. Лето мыкался по знакомым да так, где придётся. — А к сыну? — встрял всё-таки Витёк. — Нет его у меня, — зло вскинул голову старик, — помер он вместе с женой. — Как — помер? — удивился мужичок. — Для меня он мёртв, раз даже мать свою схоронить не сподобился, — ударил, как обрубил, по разбитому дивану Ильич. — И всё, хватит об этом. — Ну а в милицию, собес? — Где только не был, — с досадой отмахнулся Ильич. — Документы мои вместе с квартирой накрылись, а без них я кто? Никто! Тля я без бумажек этих… — Это точно, — понимающе подтвердил Солнышко, — по себе знаю. У наших, что тут живут, почти у всех так. И что ты дальше думаешь? — Не знаю. Сдохну, наверное, в эту зиму. — Ты вот что, оставайся у нас. Тут и с голоду не умрёшь, и выпить всегда найдётся, да и крыша над головой какая-никакая.
100 Так Ильич и прижился на свалке. С утра на промысел — то бутылки собирать, мыть, сдавать, то продукты выброшенные сортировать, продавать, то металл, то запчасти. Да мало ли чего на свалку выкинут. Зиму Ильич с Витьком худо-бедно прокантовались, а по весне, когда уже теплом запахло, простудился Ильич на сквозняке, в горячке промучился недели две и помер однажды под утро. — Отстрадался, сердечный, — посочувствовала Ильичу Софочка и повернулась к Солнышку. — Что делать со стариком-то будем? Сообщить в милицию от греха подальше, пожалуй, надо бы. Может, родственники какие объявятся. У него документы-то есть? Посмотрел бы по карманам… — Да нет у него ничего, слямзили документы. И родственников нет, сын только. Так он даже мать не схоронил, а Ильича и подавно не будет. — А ты всё ж проверь, может, какая бумага и завалялась. Солнышко нехотя стал проверять карманы стариковской одежды. Проверил пальто, принялся за пиджак и вдруг за подкладкой, напротив сердца, нащупал какой-то сверточек. Витёк суетливо надорвал подклад, отцепил от булавок мешочек, прикреплённый к пиджаку, и, вспоров его, вывалил содержимое на фанерный ящик. — Ни черта себе! — раскрыла в изумлении гнилой рот Софочка! — Вот это да! На ящике поблёскивала кучка орденов и медалей времён Отечественной войны. Солнышко дрожащими руками заворожённо принялся сортировать Ильичёвские награды. — Орден Красной Звезды, Отечественной двух степеней, медаль «За отвагу» и, посмотри, «За оборону Ленинграда»! — Целый иконостас, — поражённо прошептала Софочка. — Зови мужиков, — в волнении прохрипел толстухе Витёк, — да побыстрее! Через несколько минут все обитатели «жилой площадки» собрались возле Солнышкиного сарайчика. — А Ильич-то геройский мужик был, — уважительно перешёптывались они. — Это ж надо столько наград заслужить! — Да-а… Кем же он на фронте был? — Кем бы ни был, но то, что герой из героев, это точно, Ленинград отстоял! — Что делать-то будем? Надо бы властям сообщить, такого человека с почестями хоронить полагается.
101 — А может, продадим ордена? Они ведь бабок бо-о-льших стоят! — Я вам продам, я вам сообщу! — возмущённо задохнулся Солнышко. — Я, итить вашу, любого замочу, кто хоть вякнет кому, что мы тут сейчас увидели. — А ты что предлагаешь? — с интересом уставились на Витька бомжи. — А вот что, — закурил сигарету мужичок. — Не будем мы ничего никому сообщать. Если такой человек при жизни этим властям не нужен оказался, то после смерти и подавно им он ни к чему. Сунут как бомжа в общую могилу, а ордена запарят и продадут. — Это точно, — закивали мужики. — Мы его сами похороним, — затушил сигарету Солнышко. — Где, на свалке, что ли? — хихикнул кто-то. — Нет, не на свалке, — ожёг всех взглядом Витёк. — В роще за свалкой. Пусть у нас будет своя могила героя, свой блокадник, свой неизвестный солдат. — Правильно, Солнышко, — заплакала вдруг Софа. — Ильич — душевный старик был, да ещё и герой, уж я-то за его могилой каждый день присматривать стану. — А награды куда денем? — А награды вместе с ним схороним, — строго ответил Витёк. — Верно, Солнышко, правильно, — одобрительно раздавалось со всех сторон. — И кто на ордена, не дай бог, позарится — тому не жить. Понятно? — пылал глазами Витёк. — За кого ты нас держишь? — На куски искромсаю, кто могилу Ильича тронет. — Солнышко, с этим понятно, вопрос в другом. Могилу-то не скроешь, обнаружат ее — надругаться могут. — Я это уже продумал, — согласно кивнул Витёк. — Мы не станем делать настоящую могилу — холмик там, крест, оградка. Мы Ильича под липой похороним. Помните — там, в роще, на полянке? — Ну. — Похороним и кострище на том месте разведём, чтоб знать, где точно лежит. Чужим невдомёк, а мы приходить будем, поминать. Костёр разведём — и Ильичу тепло, и нам благостно. — Молодец, Солнышко, всё верно, — согласились бомжи.
102 Весь день население «жилой площадки» с энтузиазмом готовилось к погребению Ильича. Сколотили гроб из досок от ящиков, обтянули его черным материалом, завалявшимся у одного из обитателей свалки. Софа Ильича обмыла, переодела в чистое бельё из своих запасов, Солнышко укрепил на груди героя награды, и вечером, когда стемнело, траурная процессия двинулась к выкопанной могиле. Гроб опустили в яму, быстренько засыпали землёй, тщательно притоптали и тут же на скорбном месте развели костёр. — За Ильича, — поднял кружку с суррогатом Солнышко. — Пусть земля ему будет пухом, — выпил он содержимое до дна. — За героя! — застучали друг о друга остальные кружки… И когда в полночь со стороны рощи до охранников свалки долетело: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальём!» — те весело рассмеялись: — Праздник у бомжар, весна пришла.
Александр Шилов Забытый 1985
Ефим Гаммер Иерусалим, Израиль
В день солнечного затмения
Иллюстрации автора
105
Я рос на Аудею, 10. В старой Риге, рядом с развалкой. Развалкой мы называли бывший ювелирный магазин, разбомблённый во время войны. Развалка стояла на пустыре. Между Центральным Универмагом и нашим, тогда огромным, пятиэтажным домом со скошенной, в стеклянных квадратиках крышей. Я ещё не ходил в школу, но уже ходил в Центральный Универмаг. За покупками. Меня выгодно было посылать в «очередь». Я сноровисто оборачивался туда-сюда. И сдачу приносил до копейки. Сноровисто оборачивался из-за того, что никогда не стоял в той самой «очереди», в которую меня посылали. В очередь я втирался незаметно, исподтишка. Сначала худеньким плечиком, а затем всем своим невесомым тельцем. Кто уследит за моими маневрами, когда я по пояс взрослому человеку? И я успевал обернуться туда-сюда за какие-нибудь десять минут. Но однажды случилась со мной незавидная история. Оттого достопамятная, что был я обманут впервые, обманут жестоко, обманут до неведомого прежде желания отомстить. Я возвращался домой почти что порожняком, без сахара и молока, только с буханкой хлеба. Хлеб был свежеиспечённый. Он пах притягательно, я бы сказал теперь — упоительно, пах, как может пахнуть хлеб лишь в те редкие мгновения, когда его не волокут со склада на склад, а везут прямиком из пекарни в магазин, чтобы… Само собой, чтобы разбойные мальчишки-землетопы, вроде меня, надышались у прилавка его дурманного аромата и, позабыв о прочих покупках, мчались домой с батоном под мышкой. Там, дома, оставалось погрузить нож в пышущую здоровьем хлебную утробу, просыпать хрусткую кожицу на кухонный стол и с горбушкой в зубах танцевать на крашеных половицах танец любви ко всему миру и наслаждения от земных плодов. Но не пришлось мне в тот раз плясать от пахучей радости. На полпути к дому, на пустыре, притёртом к развалке, обнаружил я постороннюю личность — старше по возрасту мальчишку лет двенадцати, родом не из нашего двора, где все были в тот момент семилетними, образца 1945 года.
106 Босой, но в тельнике и клешах, он походил на восклицательный знак, перевёрнутый узкой своей частью вниз. Было на чём держаться впечатляющей головке-точке, махонькой, стриженной под нулёвку, с помятым в драке носом-картошкой. Он стоял там, где не имел права стоять — на нашей территории, подле моего дома на Аудею, 10. И — странное дело! — коптил спичками стёклышко, повёртывая его и так и сяк. Зачем он коптил стёклышко, я приблизительно догадывался. Но вот почему он коптил стёклышко на нашей территории, принадлежащей мне и моим друзьям, образца 1945 года, этого я не понимал. Солнечное затмение, обещанное по радио, он мог увидеть и в другом месте, гденибудь подальше, хоть у чёрта на куличках. — Кто ты такой, что стоишь здесь, когда надо пройти мимо? — сказал я заготовленными заранее словами. — Кто я такой? — переспросил он, снизойдя до меня взглядом с кислинкой. И усмехнулся: — Это на моей морде написано. И впрямь, на морде было написано всё, в особенности на помятом кулаком носу. — А почему стою здесь? — продолжал наглый захватчик нашей территории. — Это не твоего ума дело. Но всё же скажу, по секрету. Он повертел перед собой закопчённое стеклышко, сдунул с него какие-то невидимые пылинки. — Я, — он ткнул себя зачернелым пальцем, — всю жизнь коптил солнце. Теперь копчу стёклышко. Зачем? А затем, избушка на курьих ножках, чтобы через это закопчённое стеклышко посмотреть на то, как закоптил солнце. — Дурью ты маешься! — вразумительно сказал я. — Дурью маешься ты! — вспыхнул он и погас. — Нет, чтобы попросить у меня стёклышко, пристаёшь как приблудный пёс. Лаешь, но не кусаешься. — Укуси такого! — И не пробуй! А то стёклышка ни в жизнь тебе не видать! — На что мне твое стёклышко? — Чтобы смотреть на солнце.
107 — На солнце можно смотреть только через два часа, когда будет затмение, — повторил я, что слышал по радио. — А иначе нельзя? — скрипуче засмеялся мальчишка, гася в пальцах спичку. — Иначе — ослепнешь! — Ну и дурья у тебя голова, одуванчик природы. На солнце надо смотреть при солнце, а не при затмении. — Чтобы ослепнуть? — Слепнут только дураки и сучьи выродки. — А ты — что? Не из них будешь случаем? — Я буду из тех, кто не ждёт затмения солнца. А сам своими руками наводит на солнце затмение. — Ну даёшь! — Погляди, — он протянул мне чумазое стёклышко. Я взял стёклышко, зажмурил левый глаз и уставился на солнце. Но ничего приятного не приметил. За стёклышком таилась густая темень, и ничего более. — Глупое твоё стёклышко, — сказал я мальчишке. — Ничего в нём не видать. — Не стёклышко глупое, а ты. — Почему? — Потому что — потому! Когда держишься одной рукой за хлеб, а второй за стёклышко, никакого волшебства не будет. За такое стёклышко надо держаться двумя руками, чтобы при полном солнце увидеть затмение. — А хлеб куда девать? — Дай, подержу, чтобы не украли. Что ж, убедительно. Я отдал ему «подержать» буханку хлеба. А сам воткнулся в стёклышко: слишком велик был соблазн увидеть сегодня затмение дважды — в срок, предписанный законом, и раньше, по собственному желанию. Пацан оказался прав — стёклышко подарило мне всамделишнее затмение. Действительно, чудо! Какое-то стёклышко-черныш, и на тебе, солнце, на которое и глаз не поднимешь среди бела дня, лежит себе послушно, как вода в проруби, подёргивается ледком по краям, копошится в мелкой рыбёшке брызг. Да полно! Солнце ли оно настоящее? Или это кусок расплавляемого на огне свинца, годного лишь для битки, для игры в «чику»?
108
И я отвёл стёклышко чуть-чуть в сторону, чтобы проверить сомнения. Отвёл всего на секунду. И ослеп самым натуральным образом. Незряче я повернулся к мальчишке с помятым носом. — Что это было? Почему так? Ни солнца, ни света. Он, будто воды в рот набрал. Молчит. Единственный мой толкователь солнечных затмений, и тот молчит. Будто и на него затмение нашло. Моё же «затмение» потекло копотью, вылилось в радужную арку, затем рассеялось. И что же? Ни мальчишки. Ни хлеба. То ли он смотал удочки, то ли солнце его поглотило за насмешки да пустые разговоры. Но если солнце, то почему вместе с хлебом моим? Почему вместе с моей румяной корочкой? Той самой, что задаст мне азарта на дикий танец любви ко всему миру. Нет горбушки моей. Значит, и не быть танцу. Кто меня обманул? Мальчишка или солнце? Я не мог в тот день отомстить мальчишке. Где его искать? В тот день я мог отомстить только солнцу. И я отомстил ему. В час полного затмения, когда вся Рига 1952 года жила праздником полдневной тьмы и радовалась впервые увиденным пятнам на недоступном человеческому взору солнце, я даже не вышел во двор. Я лежал на кровати, укрывшись с головой одеялом. И был доволен, что мщу солнцу…
110
Инесса Ганкина Минск, Беларусь
*** Уклончивая гибкость бытия у ивы, и шуршащая струя меж веток оставляет брызги солнца. Сухую кожу ветром веселя, выглядывает девочка в оконце. И свет и тени поровну деля, ленивый кот с упрямыми ушами свой собственный портрет являет в раме.
*** Между двумя дождями можно увидеть солнце. Это совсем нетрудно, если ждать терпеливо: след на стекле усталом, полосы на скамейке, блики на мокром асфальте, лёгкую тень улыбки… Можно увидеть солнце, если очень захочешь…
Нина Гейдэ Копенгаген, Дания
Из цикла «Флорентийские полдни» *** Солнце не жалеет сетей — ловит ими город с утра. Мы напоминаем детей, что ушли тайком со двора. И домой пора бы давно — азбуку смиренья учить, но сегодня нам суждено встать под золотые лучи Возрожденья — тайных послов Вечности к себе залучить. В сети нас поймает любовь — раны пустоты залечить. Неразлучность наших теней ляжет на холсты площадей. Колдовских разнеженных дней светозарность — жизнь, пощади! Душу встреч таких недочёт опалил, но нынче — вот, пей: мёдом сквозь Firenze течёт всей Вселенной нежность — к тебе.
111
112
*** Жили без пожаров и вот — видно, наше время пришло: как на солнце двух муравьёв, лупою любви нас прижгло. Может быть, меня — жарче чуть, но и ты сгораешь в ночи — что за наваждение чувств, чьи проделки, происки чьи? Крылья как подрезать костру, если до беспамятства люб? В лупу на тебя не смотрю: страсть — вне посягательства луп. Жили друг без друга — и вот два чудных смешных муравья под смертельный солнечный свод безрассудно встать норовят.
113
*** Я вышла из музея бытия на солнце флорентийское — на волю объятий: ты меня качал на волнах признаний, вероломства не тая. От всех, ушедших в Вечность, мастеров с художником живым сбежала в сказку, где мы, мгновений смешивая краски, писали самый лучший из миров — любовь, и Ренессанс души моей провозглашал и грустью, и весельем, что жизнь цветёт неистовством весенним и старится в музейной тишине.
115
Юлия Гордеева Санкт-Петербург, Россия *** Как родной, распахнул двери в дом: Здесь свободно дышать и легко. С полуслова поймёшь, Меганом1 И проникнешь в меня целиком. Я к тебе опущусь на хребет: Так хочу откровенных бесед, Переполненных зримым теплом, На закате медвяно-златом. Я пьянющая — не от вина, — Перед взором волшебна страна. На пути непроторенном — свет. С Меганомом сливаюсь в ответ. 1
Меганом — мыс в юго-восточном Крыму, между Судаком и Коктебелем
116
Илана Городисская Беэр-Шева, Израиль До края земли
Красное-красное солнце пустыни Ласково греет в высокой дали. По золотой необъятной равнине Я докатилась до края земли. Богом забытые древние степи Возле границы с враждебной страной, Дух, опьянённый свободой, укрепят, Стелясь ковром пред мечтательной мной. Я докатилась до края вселенной В поисках смысла и жажды творить. Мудрость и сила Востока нетленны… Кто бы сумел их, как я, полюбить?
Закатное Уходят года за пустынные горы, Набросив на землю закатную ткань. Уходят они, победив меня в споре, Стерев между сном и реальностью грань. Не будет, наверно, уж этого вида На то, где прошла моя юная жизнь. Останутся грусть и былые обиды, Мечты и надежды, что в ней не сбылись. Так скоро померкнут нежнейшие краски, Ночная завеса падёт на пейзаж. На них я смотрю с сожаленьем и лаской, И с ними навек отпущу мой мираж. Я тоже ведь скоро уеду отсюда, За этим вечерним разливом вослед… Ушли мои лучшие годы… к кому-то, Туда, где меня, молодой, больше нет. Фото автора
Я спускаюсь с горы Я спускаюсь с горы. Выхожу на большую дорогу. Вечереет в лесу. Все слышней щебетание птиц. Отдыхает душа, отпускает себя понемногу, Словно бронзовый шар, заходящий до новых зарниц. Сверху видно всё то, что внизу ускользает от взора: Горизонт без конца. Краски луга. Гористый пейзаж. Как же в этом раю не избавиться мне от укора В адрес жизни моей, недостатков моих и пропаж? Может быть, тишина — это то, что пьянит и пугает. Лес покинут людьми. Я одна меж тропы и камней. И на что же она ненавязчиво мне намекает? Что, как завтрашний день, безмятежность вернётся ко мне?
117
118
Илана Городисская Беэр-Шева, Израиль Взгляд через объектив Солнце над лесом, морем и пустыней
126
Лидия Григорьева Лондон, Великобритания Рассвет в Венеции Как будто с барского плеча приспущенная, заблистала золотканая парча заплесневелого канала… Провис небесный потолок весь в звёздах и незрелых лунах. И ветер к свету поволок сиянье, скрытое в лагунах. И зимний ветер за углом бил в тамбурин и бубен медный. И заискрился над челом венец Венеции рассветной.
Полуденный сон олигарха
127
Солнце светит. Но не жарко. Ветер затихает. В голове у олигарха бабочка порхает. Книга мудрых изречений. Вечные вопросы. Дети падают с качелей, как в повидло осы. Те, кто встали, не ледачи, уж идут с обедни. Этот день на летней даче может стать последним.
Зима в Венеции Солнце плывет по лагуне, как рыба в пору удачного лова… Зыбка земная колеблется, либо тонет Венеция снова. Блёстки своей чешуи посевая, солнце ныряет под воду. Зримо смещается крепь осевая. Крепко же крючит природу… Облако в небе, похоже, из пакли — как карнавальные букли… Вены Венеции тяжко набрякли, влагой дурною набухли. По-над водой, воссиявши неярко, палевый и златолистый, как невесомый, всплывает Сан-Марко, пол прогибая волнистый. Словно бы вправду ни грамма не весит, выплыв из зыби и ряби, ровным сиянием уравновесит тёмные зимние хляби.
128
Лидия Григорьева Лондон, Великобритания Взгляд через объектив
Венецианское золото
138
Солнце живёт в моём саду…
140
Борис Дадашев Ашкелон, Израиль Этюд Талого снега ручьи убежали под горку — Белые, зимние, вышли из моды наряды. Снова природа затеяла в доме уборку — Домохозяйка-весна свой наводит порядок. Чистится март — облака в синем небе полощет. Вот и фиалки проклюнулись, солнцу поверив. Ветер щекочет ещё обнажённую рощу — Лопнув от смеха, взрываются почки деревьев. Птичьи оркестры уже репетируют пьесы, В коих звенящая радость звучит лейтмотивом. И наполняются залы концертные леса Одами в честь дирижёра событий — светила.
*** Утро глухо ворчало раскатами грома, Предрекая тональность унылую дню. Только радостный, птичий, без умолку гомон С небом спорил — ненастье ошибка в меню. Удивилась земля — обещали грозу ей, Но грозившие тучи сбежали за лес. И в белке облаков аппетитной глазуньей Солнце подано было на блюде небес!
Елена Данченко (Плетнёва) Свалмен, Нидерланды *** …Не говорили друг другу: «прощай». Лето, как прежде, сияет над нами. Солнце забыло, что время — плащам, ясень не смеет сорить семенами. Кто не даёт винограду созреть? Птиц перелётами кто не прельщает? Тянется южное лето, как сеть, полная доверху встреч обещаний. Кончик луча заплясал по стене всплесками моря и трав колебаньем. Коротки руки дождя по вине нашего общего непониманья слова «прощай»… О, промашка богов! Будут вокзалы — прощаний не будет. Корни тех слов, как дурных сорняков, не прорастут, словаря не погубят нашего. Я проклинаю распад! Смейся, сентябрь, успеешь поплакать, Осень — не тётка. Не помни родства с ливнем, и холодом, и листопадом! ---Летняя пыль обмела Кишинёв. Тополь топорщит листву по-июльски. Кроха-кузнечик настроил свой усик, чтоб сочинить серенаду на нём.
141
142
Красный Художница, растрёпанная Валя, рисует день-деньской свои пейзажи. Вы Валины картины не видали? Там жизнь кипит таврийских диких пляжей! У Вали платина и золото в почёте, а ультрафиолет, как настоящий, бьёт из холста и проступают чётче морщинки под глазами у смотрящих на солнце, ах, какое чудо-солнце! Вам снайперская кисточка, прицелясь, воронку света вывернет с наклонцем, с серебряной горошиною в центре!
Лиловых скал гурзуфских тайну выдал какой-то крымский бог наверняка ей! Под шкуру Аю-Дага взгляд промытый, в морскую толщу запросто вникает. Картины Валины — полузабытый праздник, в который, нам казалось, нет возврата… Гори огнём, счастливый ярко-красный, гори, гранатовый, в Японии нон-грата! Гори, рубиновый, оранжевый, вишнёвый, в рябиновых ли, виноградных бусах… В сухой Испании и в Англии дождливой. Красивый — значит красный. Значит, русский.
День в Ялте На набережной пышной обезьяна позирует вальяжно, без изъяна. Плывут красотки в мини, макси, миди, а в ресторации готовят плов из мидий. По этой набережной я и ты когда-то, голодные весёлые ребята, в заштопанной джинсовке и босые, от рюмки коньяка почти косые, мы шли с тобою вместе, помнишь? — вместе. Я не была ещё твоей невестой. В тот год Высоцкий умер, вышел «Сталкер». Столкнулись в море теплоход и танкер.
Какая-то эпоха начиналась. какая-то заметно истончалась. Крутилось солнце оголтелым диском, был високосным год и олимпийским. Мы этого никак не замечали, мы не существовали для печали, утрат, политики, мы — исподволь судьбою отмеченные: оба — два изгоя из времени, и действия, и места. Я не была ещё твоей невестой. Светило солнце дерзновенно ярко. Мы шли с тобой по Ялте, шли по Ялте…
143
144
Нина Дедлова Гомель, Беларусь К солнцу Луч рассветный в окно ко мне бьётся. Занимается день непростой. Я с вопросом к прекрасному солнцу: Не берёт ли оно на постой. Расплескалось по небу, сияя, Покачав золотой головой: — Я возьму тебя, только не знаю, Воротиться как сможешь домой. Так огромна вселенная света. Столько мощи в ней, столько огня. Не одна в ней такая планета, Как любимая вами земля. — И, закрывшись на миг облаками, Вновь блеснуло лучом озорно. — Но зато я всегда вместе с вами, Грею землю, лелею зерно… Для каких непонятных пророчеств, Для кого ты желаешь гореть? — Я ответила: «Чтобы, как солнце, Мир любовью своей обогреть!»
145
Апрель на подходе Пьяна от грачиного гвалта, От светлых и радостных лиц. Апрель на подходе за мартом Стоит у весенних границ. Весёлое катится солнце По ситцу высоких небес. От радости речка смеётся, И птицами полнится лес. Весна! Наконец, дождались мы. Весь день во дворе детвора. Зима с морозякой капризным Закончились. Боже! Ура!!!
Родная сторона Смяты и смыты волною прибрежной Грустные мысли вчерашнего дня. Солнце встающее радостью вешней, Нежной зарёю омыло меня. Есть ли роднее на свете просторы Сонных лугов и бескрайних полей, Знать не хочу и с другими не спорю Я о красотах сторонки моей. Здесь каждый миг из поэзии соткан, Рек полноводных, родных деревень. Солнцем медовым в раскрытые окна Входит с улыбкой сияющий день.
146
Юлия Джейкоб Москва, Россия Осколок Солнца Трёхлетний Ванька мчал к нам по белому песку пляжа с выпученными глазами и пронзительными криками: «Мама! Папа!». Испугавшись, я бросилась ему навстречу и вскоре уже сжимала в объятьях дрожащее тельце, а он сбивчиво рассказывал мне о том, как, копаясь в песке, наткнулся на осколок Солнца, потом другой, третий. Затем он разжал покрасневший от напряжения кулачок, и я увидела на его ладони россыпь кусочков янтаря разных ярких оттенков. — Мамочка, пойдём сколее к папе и вместе сто-нибудь плидумаем! — он взял меня за руку и уверенно потащил к мужу, выходившему в этот момент из воды на берег. — Нам надо велнуть Солнцу его осколки! Педставляешь, сто будет, если оно лассыплется? Нам зе с вами никак незя без Солнца? И никому незя! Ни тёте Ане, ни дяде Сасе! И длугу моему Пасе незя! И его Балсику незя! И твоей гелани незя, и моему кактусу! Я послушно семенила за сыном, пока он перебирал всех и всё, что ему было дорого в этом мире, и думала, как лучше поступить — объяснить ему, что с Солнцем всё в порядке и он напрасно так волнуется, при этом обесценив его переживания; или подыграть и предложить вернуть осколки Солнцу на закате, когда оно прокладывает по воде дорожку к берегу?
Сколько раз мы говорили с Ванькой об этой дорожке! Как он жалел, что она пролегает по воде, и по ней никак нельзя дойти до Солнца. И вот теперь можно было бы поддержать его настоящий мужской поступок: Ванькин папа, Сергей, мог бы взять с собой янтарь, уплыть по дорожке навстречу Солнцу и на глазах у сына вернуть светилу обронённые осколки. Как бы Ванька был счастлив, как был бы горд! Да и было чем гордиться.
147
Тем временем мы добрались до мужа, и я незаметно посигналила ему, что ситуация не тривиальна и требует подхода. Ванька начал тут же громко объяснять, что нужно срочно что-то делать и спасать Солнце и весь мир. Муж подставил свою ладонь, и сын торжественно пересыпал в неё янтарь из своей крошечной ладошки. — Да, — протянул Сергей, — ситуация непростая, и, прежде чем что-то делать, надо хорошенько поразмыслить. — Нам некогда полазмысливать, — серьёзно заметил сын и сердито посмотрел на отца. — Нузно слочно дейсвовать. Сергей растерянно взглянул на меня, едва заметно покачал головой и, поднеся ладонь к глазам, сделал вид, что разглядывает «осколки». — Знаешь что, Старик, — не глядя на сына сказал он, — мне кажется, это застывшие капельки солнечного дождя. Давай-ка сегодня на закате я подплыву как можно ближе к Солнцу и прямо спрошу у него, вернуть ли ему эти осколки. А вдруг оно намеренно осыпает землю солнечным дождём, чтобы мы могли оставить капельки на память. Сказав это, Сергей очень серьёзно взглянул на сына. Я замерла, потому что наш Ванька в свои три года был очень рассудителен и способен неожиданно огорошить такими вопросами, что, если продолжить фантазировать, можно было позже легко попасться, а потом краснеть и бледнеть под испепеляющими взглядами обиженного сына, которого родители опять сочли за маленького глупыша. Но Ванька вдруг заулыбался. — Ты думаес? Тогда мозно я оставлю себе все его капельки, если они ему не нузны? — Вот на закате и узнаем. И в том, и в другом случае, получается, что ты остаёшься в выигрыше. — Это как? — озадаченно спросил сын. — Ну если они ему нужны, ты совершил важное, доброе дело. А если нет, у тебя останется целая горсть сувениров на память от Солнца.
148
Весь остаток дня сын ждал заката. Когда солнце коснулось воды своим оранжевым телом, мы с ним сели на белый, ещё тёплый песок, а муж, крепко сжимая в руке камешки, отправился беседовать с Солнцем.
*** Сейчас Ваньке десять лет. В стеклянной шкатулке, что стоит на комоде в его комнате, лежат «осколки солнца». Когда комната заливается светом, тот зажигает «осколки», и они дивно горят. Сын давно знает, что такое янтарь — уже через год после описанных событий мы всё честно ему рассказали. Он не обиделся — ведь янтарь и правда зовётся «солнечным камнем». Так на что же обижаться?
150
Николай Дик Азов, Ростовской обл., Россия За солнечным светом По узкой дороге в тиши полумрака иду босоногим без чёрного фрака, без бабочки модной и белой папахи… Мне просто удобней в холщёвой рубахе идти за рассветом в любое ненастье, считая при этом удачу — за счастье, поддержку — за радость, любовь — за награду, улыбку — за сладость, а ложь — за преграду, надеясь на Бога зимою и летом на узкой дороге за солнечным светом.
За рассветом От бессонницы и скуки — за порог. Через улицу, к рассвету, на восток, где кузнечик малахитовый продрог и за солнышком соскучился листок. В чистом поле неуютно и темно. Ночь проходит, но замешкался рассвет золотое раскрутить веретено, а помощников достойных-то и нет. Помогу ему, ну, как же не помочь, если скрипку под заплаканным листком заморозила бесчувственная ночь, насмехаясь над кузнечиком тайком. Если песни соловьиные в плену и не слышно песнопенья меж ветвей, с удовольствием за лучик потяну, чтобы в небо возвратился соловей. Раскручу веретено и по земле разбегутся золотые ручейки… Лучше к утренней прохладе, чем в тепле до утра сверлить глазами потолки.
151
Встречая солнце В полусонном тумане уйду на восток подсмотреть зарожденье святого рассвета, где задиристый ветер пока не жесток, соловьиная песня ещё не пропета. Разгоню над полями занудную грусть, утолю ранним утром похмельную жажду, от росы захмелею ещё раз, и пусть — приходилось трезветь на траве не однажды. Полчаса погощу у ковыльной степи, загадаю на солнце ржаное желанье, прошепчу соловью еле слышно: «Не спи», подарю облакам свой восторг на прощанье и обратно домой, к городской суете, рёву диких машин и спешащим прохожим, где и воздух, и жизнь совершенно не те, да и солнце на колос ржаной не похоже.
Дарья Дорошко
152
Гомель, Беларусь
*** Закат алел, пунцовел, зеленел И, лиловея, тёк на подоконник. Бежали в небе облачные пони И уносили солнце за предел. Свет угасал, безмолвел, цепенел И обращался в ночь, мечту качая. Взрывались в небе крики древних чаек, И некто вечный, запинаясь, пел. Про баю-бай и одинокий мир, Про то, как ночь целует дверь и окна. Про фонари, что под дождём намокнув, Мечтают о тепле сухих квартир.
*** И солнца жёлтый свет Искристое лукошко Лиловых облаков Прольёт, как сладкий мёд, Тягуче-золотой, На рыхлый блинчик пляжа С неровными краями, С начинкой из смешков, Счастливых ярких взвизгов, Пронзающих зенит И облаков лукошко. И солнца жёлтый свет Стекает в омут лета… Ликующий июль!
153
*** Мы все одиноки, мы все одиноки, как птицы, Что солнце несут, в каждом пёрышке искру храня. Мы прячем глаза, закрывая ладонями лица, Чтоб мир не увидел в зеницах живого огня. Боимся, что боги, ревнуя, погасят светило, Во мрак заключая каскады ликующих нот. И в небо летим, беспокоясь, чтоб небу хватило Рассветного солнца на каждый закатный полёт.
Малиновое утро Над малинником всходило солнце. Впрочем, оно всходило повсюду и надо всем, и даже просачивалось как-то совсем уже снизу, чуть ли не из-под земли вливалось прямо в трогательно и дерзко зеленеющие стебли укропа. Но малине повезло больше всех: солнце розовело прямо над ней и даже немного в ней, то есть вон в той ягодке бледно-розовой, незрелой, такой же незрелой, как и сливающийся с ней солнечный свет. Солнечный сок в этой самой ягоде оказался до странности прохладным, как не положено было солнечному свету, и кисловато-терпким. Ну да, конечно же, таким и должен быть незрелый малиновый свет. Он невероятно взбодрил желторотого галчонка, выклевавшего прямо из солнца твёрдую влажную малиновую родинку, и тот, дурачась, бодро галкнул на пробирающегося сквозь укропные грядки неуклюжего щенка. И, наблюдая его испуг, выпорхнул в розовый свет, заходясь счастливым галочьим смехом.
154
Любовь Дубкова Челябинск, Россия Июнь Июнь меня заворожил Всей изумрудностью безбожной. Свои кудряшки распушил, И сердце к сердцу присушил, Обняв за плечи осторожно. Пуховая его постель Меня влекла неодолимо, И эта белая метель Качала, словно колыбель, Мою любовь неутомимо. Июньской магией полны Лучи, ласкающие душу. Глубинной смелостью волны Омыты солнечные сны, И счастье плещется наружу. Струится радостным дождём, Озоном и цветами дышит. А мы по лужам побредём, Ромашки в радугу впрядём, И полетим всё выше, выше…
155
*** Окно в закат всегда держу открытым, Но с каждым днём он наступает позже. Закат оранжев, красен и сиренев, А иногда бывает золотой. Печаль и страх дождём вечерним смыты, И никого случайно не тревожа За горизонтом исчезают тени, И сумерки приходят на постой. За сумерками следом — время ночи, И небо запускает звёзды в море. Качая лунный круг на водной глади. Я замираю, выдохнуть забыв. Люблю своё ночное одиночье, Не чувствую дневной душевной хвори. И в этой вдохновляющей прохладе Колышет нежно ветер плети ив. Окно в закат всегда держу открытым…
156
Осень Городское золото на ветвях-обрезках, На куски расколота дорогая фреска. Пазлы обсыпаются от пощёчин ветра, По дорогам маются молча-безответно. На ладони падают, горести пророча, Душу мне царапают: станут дни короче, Жизнь быстрей покатится под крутую горку, По утрам — сумятица, вечера — прогоркнут. Ты ведь мне не мачеха, не пугай, родная! Инеем прихвачена, осень молодая Ёжится и хмурится, куксится и плачет. И с тоской рифмуется — вот ведь незадача!
157
Не горюй, красавица, песенка не спета! Мы с тобою справимся, — вот и бабье лето! Канут в воду промахи, боли и печали, Полыхнут черёмухи алыми свечами! На двоих поделятся и добро, и хмари. Солнечная мельница в клёновом пожаре, В скромности рябиновой — промелькнёт Жар-птицей! Осень — поле минное, я её частица!
158
Елена Дубровина Филадельфия, США ***
Опять забуду, где и как скрестились линии в миноре, и солнца золотой пятак в осеннем прячется уборе. В плывущем воздухе тоска на землю льётся лёгкой вязью. Развязка к сумеркам близка, не связанным мирскою связью. Я в них улавливаю тьмы и света осени интриги, где в оболочку пустоты дождь мелко вкрапливает блики. Ложатся краски на сукно размытыми штрихами века. И смотрит грусть ко мне в окно тяжёлым взглядом человека.
Красный карлик
Когда-нибудь из мира тишины, из вечности, где солнце истекает лучами красными сквозь небо, как сквозь кожу, ночь, обернувшись днём, а правда — ложью, разверзнув пропасть, поглотят Версаль и солнечные улицы Тосканы. И будет жаль, до чёрной боли жаль сады и солнце, что навеки канут. И красный карлик в отсветах зимы оставит шрам на опустевших сводах, и будет падать снег из тишины, угасшим эхом раненой природы.
159
Мёртвое солнце Многоголосое цветенье звёзд — убранство изумрудами. Жара на августовский душный пост надела с нитью чёрной кружева. Но просочился холод сквозь Босфор из царства мёртвых. Мертвенная тишь. Молчит природа. Только ветер-вор спешит упрятать звёздный свет в камыш. Из царства Киммерийского плывёт такой тоской зелёный полусвет. В игре теней дробится звёздно лёд. Под мёртвым солнцем — чёрный мёртвый свод, И белизна неосвещённых лиц, полутонов безликих карнавал. И солнце мёртвое — чернеющий опал в овале провалившихся глазниц. И только ветер, то легко, то круто швыряет мглу из чёрной пасти утра…
160
Сергей Дунев Житомир, Украина *** Ах, какой рассвет! Такую прелесть Невозможно словом передать. Остаётся только восклицать, Где-то в глубине души надеясь, Что когда-нибудь сумеешь всё ж… А пока — красу глазами пьёшь.
*** А небо августовским утром Так отливает перламутром, — Окошко хочется открыть И — воспарить. Казалось б, не мечтай напрасно, Сие бескрылым неподвластно, Но я представил очень ясно, Как по рассветному лучу, Позолотившему тропинки, Вдруг разбежался без запинки, Взмахнул руками и — лечу!
*** Уходящего солнца свеченье Долго живо ещё на земле — В наплывающей медленно мгле, В силуэтах на окнах вечерних. Всей душою завидую я Этой щедрости солнечных красок, Столько радости, света и сказок Оставляющей после себя.
161
Бабье лето Из рос рассветных, из тепла и света Проворным паучком серебряная нить В иголочку дождя искусно вдета, Чтобы могла земля наряд осенний шить.
*** Лес глух и нем. Как будто бы печать — в ветвях закатное алеет солнце. И даже эхо, если закричать, помедлит, а потом лишь отзовётся.
*** Порой природа молчалива. Но лишь затем, чтоб вдруг сразить: Осенний луч неторопливо По грампластинке пня скользит.
162
Татьяна Дуплинская Санкт-Петербург, Россия
Я больше к тебе не приду Деревья застыли в саду Под кромкой нездешних небес… Я больше сюда не приду… Уйду я в заснеженный лес, Где птицы не пьют на лету Морозного солнца настой… Я больше к тебе не приду, И ты на дороге не стой…
Такая длинная жизнь И шли дожди, и плыло лето… И папа с мамой были живы… Был стук колёс и много цвета… И детство напрягало жилы… Я торопилась жить, как-будто Всё это разом растворится… Но день настал, и было утро, И расплескалася денница…
Голубой полдень Татьяна и Валерий Дуплинские
164
Надежда Егорова Долгопрудный, Московской обл., Россия Взгляд через объектив
От заката до восхода
Закат в Лазаревском
На восходе. Тунис
На восходе. Тунис
170
Владимир Жуковский Лида, Беларусь Взгляд через объектив
Солнышко лесное…
178
Вернисаж Игоря Забудского Черкассы, Украина
*** Игорю Забудскому, поэту, рисующему сосны
Когда поставит жизнь перед вопросом — тем, гамлетовским: Быть или не быть? Я вспомню неба холст и иглы сосен, и вдетую в них солнечную нить. И росчерки пера, как взмахи крыльев. И оголённый, словно нервы, стих… И мне тогда судьба дарует силы и пониманье истин непростых Людмила Чеботарёва (Люче)
182
Людмила Захарова Пенза, Россия Август родился Август родился дивный, Чтобы играть на свирели, Чтобы пастушьи трели Слух услаждали наивный. В ивах чтоб пели птицы, Внимая мелодии лета, Распахнутой радостно свету — Той музыке вечно литься… Закатным солнцем согреты Подсолнухов жёлтых ресницы. Кто кому ночью приснится — Давно не гадаем об этом…
Иллюстрации автора
184
За клубком Время. Русь, Сколько тебе? Сколько в борьбе Потеряла лет? Не сто, не двести — Тысячелетья! Амнезия… Полная амнезия… Бедная Россия Забыла, что сарафан Красный носила. Пять тысяч лет… И всё красива!.. Куда ушла сила, Ведаешь? Где коса? Где роса ляжет? Где ведунья вяжет? Где крутится веретено? Где крутится колесо — Коло средь лесов? Забыли о леших, Пугающих пеших, Конных в латах звонных… Хочу вспомнить. Ищу. Косу плету, Как судьбы нить — Хочу изменить. Сарафан надела, Изменились мысли — Изменится тело. Спешу за клубком — Колобком солнца.
186
Оберег Как собрался в дорогу путник — С отцом, матушкой распрощался, Поклонился родному дому, Да с любимою расставался. Он колечко дарил ей на память, А она ему — узелочек: Хлеб да соль, да землицы родимой Горстку, чтобы давала силу: «Оберег, оберег мой милый, Не теряй в пути свою силу! Не утратив Слова и Света. Помоги домой воротиться!» А ещё оберег — полотенце, Чтоб добром окружало да лаской, Чтоб от недругов оберегало, Да от тёмной нечистой силы. Вокруг пояса повязала Тот рушник льняной да узорный, Что ночами сама вышивала А на нём свет ясного Солнца: «Пусть в ночи освещает дорогу, В стужу лютую — пусть согревает. И дорогой пусть ляжет обратной, Когда ратный закончишь свой подвиг»
190
Людмила Захарова Пенза, Россия Взгляд через объектив
Мороз и солнце…
Морозный закат
Солнечные свечи
Зимняя палитра
196
Кира Зискина Ашдод, Израиль Весна Вставало розовое солнце, Как явь, из сна. И, точно в розовом тумане, Пришла весна. Алело розовое небо В моих мечтах. И я, как розовая птица, — На облаках. И я, как розовая птица, Парю во сне. И в платье розовом девчонка Бежит ко мне. И в платье розовом девчонка, В руках — букет. О, эти розовые розы — Коралла цвет! О, эти розовые розы — Неужто мне?! Их лепестки с восходом солнца Горят в огне. Их лепестки с восходом солнца Меняют цвет. По пенно-розовому морю Плывёт букет. По нежно-розовому морю В сиянье дня. В прозрачной розовой вуали Пришла весна!
198
Вернисаж Любови Зор Ашдод, Израиль
204
Наталья Иванова Гомель, Беларусь
*** Лето. Смеркается. Ночь выспевает, как слива. Млечными соками полнится туч синева. Рдеет закат — и бледнеет, и мечется ива; Звёздами вышита сизого неба канва. Сорваны, брошены оземь багряные маски. Вянет заря. Летний вечер, сгорая дотла, Вспомнить не может, чем всё же кончаются сказки, Слушать которые любит седая ветла.
Август И остывает летняя реторта… Клинок жары — уже ненужный лом. Фламандского обильней натюрморта, Приходит щедрый август в каждый дом. И солнце, лев усталый, отдыхает, Прищурив янтари своих очей. О, вечности восьмёрка золотая, Отлитая из бликов и лучей! И мятный ветер вечера — как шёлк, И радостен светила мандарин; И кобальт августа ещё не перешёл В осенний грозовой ультрамарин…
205
Веснянки 1. Весна у ворот Творит приворот На вербах, на свечках еловых, И ветками бьёт, И лечь не даёт Снегам в перелесках и долах. И вещие сны Прозревшей сосны Грядут не былинами — былью. Как порох, пыльца Взрывает сердца, И вьётся и зельем, и пылью. Мы кликаем жар, Зелёный пожар — Листвы неуёмное пламя И всполохи трав — Мы кликаем явь — О, ярое солнце, будь с нами! Будь с нами!
2. Уйди, зима, Демоницею: Весна летит Жар-птицею! И лебедю, и ворону — Всем радости — поровну. Где чаща есть дремучая, Ступай, гроза гремучая! Откроют ключи, Огниво-лучи, Почки тесные… Весна нынче мчит С песнями. Сбежал мороз в тень — Опрометью! Весна-волхова — Оборотень!
Чернобыльский реквием У древних славян в языческие времена бытовало представление, что солнце ночью спускается под землю, превращаясь в чёрное светило, испускающее сияние мрака.
Царят светило мрака в поднебесье И огненная радуга беды, И тьмою преисполнено Полесье, И меркнут белопенные сады. Ты светишь нам, Чернобыльское солнце! Тяжёл твой жар, темны твои лучи! Сквозь хаты позаброшенной оконце Сиянием отравленным в ночи Горит над разорёнными дворами Сквозь дальние и смутные года, Пылает погребальными кострами Чернобыля печальная звезда. Беда сказала: «Ты повсюду лишний!» И Родина рассыпалась во прах. Несчастье расцветало белой вишней И отражалось в пепельных глазах. И воздух стал свинцом, а пища — ядом, И мерзость запустения пришла, И улицы, как лабиринты ада, Отчаянья окутывает мгла.
207
Покинуты и нивы, и селенья — Отводит око ослеплённый рок. Сияет мраком, точно диск затменья, Чернобыльский всевидящий зрачок. И солнечная тёмная корона Пронизана невидимым лучом — Жестоким, троекратно повторённым, Отточенным Дамокловым мечом. Был жребий дан — изгнания дорога, Тернистые и горькие пути, И даже пыль со своего порога Не суждено нам было унести. Как будто материнская утроба Убила нелюбимое дитя. И колыбель родная стала гробом. И тысячи, и сотни лет спустя Трилистник черный, знак беды и горя, Как траурная Каина печать, Да будет на равнинах и в озёрах О боли и опасности кричать! О, солнце из языческих поверий, Как жгут твои подземные лучи! Мы вечности распахиваем двери И ищем потаённые ключи. И разрываем цепь тоски железной С надеждою и верою в глазах. В молчании на скорбный «кладязь бездны» Вновь падает хрустальная слеза.
208
Сонеты Уильяма Шекспира
в переводах Натальи Ивановой
Сонет
№7
Лишь юное светило на востоке Явленьем осчастливит небеса, В молитвенном и трепетном восторге К нему стремятся жадные глаза. А солнце поднимается к зениту, Красавец лучезарный в цвете лет; По-прежнему сердца ему открыты, И, кажется, конца триумфу нет. Когда же на убогой колеснице, Как старец — в землю, солнце канет в ночь, Брезгливо опускаются ресницы, Предатели-глаза стремятся прочь. В сиянье полдня помни о кончине И о надежде старости — о сыне.
Сонет
№ 33
Я видел часто: утро славит пики, Вершины величает царский взор; Лугов и рек златым касаясь ликом, Алхимией небес златит простор, Но вскоре дозволяет подлой туче Уродовать божественный свой лик; И вот тайком на запад с горной кручи Невидимый, в стыде, крадётся блик. Так ты однажды утром, как светило, Чела коснулся моего и глаз. Но только час судьба блаженство длила: Твоих щедрот лишила туча враз. Земному солнцу всё любовь простила, Коль в пятнах поднебесное светило.
Перевод с английского Натальи Ивановой
210
Наталья Иванова Санкт-Петербург, Россия
Чёрно-белые фишки Освещённый искусственным светом, Снег похож стал на простыню. Город стянут фонарным корсетом И готовится к новому дню. Солнца луч не пробьётся сквозь тучи, Будет блёкло светить с небес. Наша жизнь ничему нас не учит — Будь ты умник или балбес. Начинаем с чистой страницы, Будто раньше никто не писал. Узнаём доброту в новых лицах, А в знакомых — звериный оскал. Набиваем новые шишки И на те же грабли встаём, Жизни чёрно-белые фишки Перепутывать не устаём.
Зимние длинные тени Художник Наталья Иванова
212
Вернисаж Галины Илясовой Киев, Украина
Укрощение бури
Торжество света
216
Ирина Карнаухова г.п. Мачулищи, Минского р-на, Беларусь *** Как из запасников музея, Вокруг картины в полный рост: Одеты в яркие ливреи Ряды из красно-жёлтых роз. Где акварелят всю округу Заката край, песчаный пляж, Всевышнего рука повсюду Была видна. Прервав вояж, В нюансировке стал он тонок: Играя, прячась средь берёз, Луч солнца прыгал, как котёнок, Шутя со мной до первых звёзд.
Свет Свет солнца всегда голубой, а не жёлтый — И это реальность без всяких иллюзий. Он лёгкий, прозрачный и с нежностью шёлка В любые сезоны без бед и коллизий. Есть люди, что в жизни всегда излучают Свой внутренний свет — свет любви с добротой, И встреча с такими совсем не случайна: Они нарушают ленивый покой.
*** С водною гладью ветер играет, Парус у яхты, шутя, надувает. И отражается, как многоликое, В озере солнце зайчишками-бликами.
217
Рассвет Носилась утром по привычке, Как белка. Только поглядела: Рассвет сегодня необычный — С оттенками малины спелой. Так зачарованно стояла И удивлялась этой сказке!.. На электричку опоздала Из-за малиновой окраски. Ведь прежде видела закаты С такой красивою расцветкой. К морозам, знаю, страшноватым Иль к ветру сильному всё это. А тут для солнца вечный мастер Рубашку дал в расцветке новой. Возможно, поменял фломастер. Порадуюсь такой обнове!
*** Смотри — светает… Призрак утра Границы жизни намечает, И вдохновенье перламутром Росу заваривает с чаем. Вот, очарованный туманом, Рассвет приблизился к окошку, Поколдовал чуть-чуть шаманом. И первой пробудилась кошка.
218
Закат Какими же разнообразными бывают закаты в наших широтах! Как будто незримый художник постоянно перекрашивает небесные картины вслед за уходящим солнцем. С давних времён по закатам люди определяли погоду на следующий день. Красный — будет ветрено, затянутый тучами — к дождю, жёлтый — к солнечной погоде. А самый красивый и интересный закат — оранжевый. Потому что он — цвет приключений, общительности и мечтаний. Потому что, когда начинает бледнеть и угасать линия горизонта, на небе появляются первые звёзды, и в законные права вступает романтическое время.
Кто-то сказал, что оранжевый цвет — это бунт против серости в природе. Находясь в цветовой палитре между белым и красным, он стирает «острые грани» в восприятии, приближая его к «золотой середине». Удивительно, но буддистские монахи ходят в одеждах именно оранжевого цвета. Наверное, потому, что он таит в себе неспешность, мудрость и созерцание, а также жизнерадостность и готовность принять окружающий мир таким, какой он есть. А сегодня закат снова порадовал выразительной красотой оранжево-красной гаммы. Давай проверим народные приметы: какой же день он нам приготовил завтра?
220
Ирина Карнаухова Мачулищи, Беларусь Взгляд через объектив
Немного солнца в холодной воде
226
Александр Карпенко Москва, Россия Солнце в осколках Ты откуда пришла, синева? Распростёрла горячие крылья, И в щемящем до боли усилье Закружилась моя голова… Ты поведай мне боль, синева! Ты — как будто усопшая память, Что от века кружится над нами — И не может облечься в слова… Ты — как будто уставшая грусть, Что покой расплескала в лазури, Бушевавшие выстрадав бури, Пересилив их горестный груз. Ты лети поскорей, синева, От поющих просторов на Волге — В край, где видел я солнце в осколках, Где зелёная жухнет трава. Ты неси свой лучистый фиал В край далёкий, где годы я не был, Чтобы высилось чистое небо, Над горами, где я погибал, Где не сыщешь братишек останки… И тогда я уйду — спозаранку — И восстану над красной травой Уплывающей вдаль синевой…
227
Солнце мира Плачем мы, иль грустим, иль смеёмся, Мы творим свой непознанный миф, И какое-то тайное солнце Освещает наш внутренний мир. Это солнце дороже нам злата; В нём — премудрость причастия, но Лишь однажды, в немой час заката, Имя солнца услышать дано. И когда нам спасения нету, В неурочный и облачный час, То не солнце лишается света — То затмение ширится в нас. Переменятся лица в дороге, Оскудеет печаль на челе — Только нежности, маме и Богу Нет замены в сердцах на земле. Что за странная участь поэта — Петь любовь, об утратах скорбя. Боже мой, я не вынесу света, Что восходит ко мне от Тебя!
228
Владислав Китик Одесса, Украина Летний день Спит на боку рассохшийся баркас… А больше ничего не происходит. Лишь солнце, раскалив пустой лабаз, Издержки жизни, как чернила, сводит В амбарной книге. Лишь с кормы баклан Глядит в зенит, как часовой погоды, И потерял от лености лиман Счёт датам и волнам. Рыжебородый Мыс направляет очевидцу в глаз Цветной стекляшкой отражённый лучик. — Или подковой, что носил Пегас? — Всё лучшее сбывается сейчас. И незачем печалиться о лучшем.
229
Таможенная площадь Давай устроим праздник: я и ты! Здесь, где стоим, у пристани чумазой, Где охраняют от дурного глаза Мешки и бочки, чайки и цветы У памятника бравому матросу, Где дворик украшают абрикосы, И где душа не терпит пустоты. Пусть горек пир в чумные времена Сегодня — праздник! Значит, всё возможно. На то и помнит бывшая таможня Не пошлинный побор, а вкус вина. Под круглыми часами гулкий порт Здесь помнит, как мужей встречали жёны, И праздник встреч самопровозглашённый Гудками осенял Эвксинский Понт. А нынешний отличен от других, Он сокровенный, значит, настоящий. Так ждущий новостей почтовый ящик Вблизи подъезда терпелив и тих. Закон любви — он прочим не чета. Все флаги мира южный бриз полощет, И, глядя в небо, каменная площадь До слёз, до боли солнцем залита.
230
Хаджибей К лиману солнце катит скарабей, И отражают зыбкие скрижали И не прочтённый подлинник степей, И свод небес, исчёрканный стрижами, И то, что все мы — в челноке одном, Чего не скрыть из добрых побуждений. Как рыба кверху брюхом — кверху дном Всплыл омут лет для новых воплощений. Как ощутить воды зелёной сонь Без верной лодки в мареве солёном, Что мокрым носом тычется в ладонь, Как на крыльце кутёнок несмышлёный? Я знаю, жить не может красота, Не прибавляя к радости печали, Сангиной сентября сводя с куста Дни, что прошли и нас не подождали. Уже не жалко: было и прошло, Как память до десятого колена. Уже не жарко: тихо и тепло. И, несмотря на всё, — проникновенно.
232
Жанна Ковен Милан, Италия в переводах Ольги Коршуновой
Осеннее солнце Солнечный трепет Осеннего дня, Золото льющихся В речку лучей, В домик мой старый верните меня, В пору мечтательных, дивных ночей. Маленькой девочкой там я была, Той, что любила с лучами играть. Сказка меня вслед за тенью звала, Чтобы секреты деревьев познать, Чьих арабесок причудливых вязь Могут резные ворота скрывать. О, как томительно хочется мне, Чтобы вернулись те давние дни, Лёгкие, яркие, детства рассвет, Маминым добрым улыбкам сродни. Солнце осеннее, ты разбуди И возврати мне прекраснейший свет.
Вера Я верю: Целительно солнце, И холод бессилен Пред светом. Я верю: Звук ветра ворвётся В сердца И подарит им Свежесть. Я верю: Как Матерь, Природа В объятья нас примет Радушно. Я верю: Гор светлые воды От скверны Очистят нам Души.
Переводы с английского Ольги Коршуновой
233
Я верю, Что с новым рассветом Придёт к человеку Прозренье, Что есть настоящее Счастье. Понять только надо, Поверить, Что любят детей На всём свете, Что хватит всем хлеба В ненастье. Я верю, Что новым народам На том, что не кануло В небыль, Добра, справедливости Всходы Растить для Земли И для неба. Я верю…
234
Наталия Козловская Беэр-Шева, Израиль
Я заряжена солнцем Снова лета черты Заглянули в оконце. Зеленеют листы, Утомлённые солнцем. Эта божья коровка, Отбившись от стада, Притаилась, плутовка, — Ей в гербарий не надо. Утонув в красоте, Эти дни пью до донца. Я свечусь в темноте, Я заряжена солнцем.
235
Закат на Санторини Чёрный горячий песок, Дремлет подводный вулкан. День от жары изнемог, Сладок «Вин Санто» стакан. Небо с волной заодно — В них суеты тонет хлам. Вечно природы кино И не подвластно словам. Бархатно-синий прибой, Рыбою воздух пропах. Мы так похожи с тобой На мудрых двух черепах, Что приползли посмотреть На этот дивный закат: Как раскалённая медь Плавно спускается в ад.
236
Ирина Коляка Щёлкино, Республика Крым, Россия
Доброе утро Сияющий диск восходящего солнца, небесным знамением нового дня, опять освятил нашей спальни оконце, таинственным светом окутав тебя. И наше волшебное доброе утро неслышно касается любящих глаз, И сердце ликует, и кажется: будто весь мир просыпается только для нас. А всё, что с тобой в эту ночь отдыхало, для счастья проснулось, любимый, встречай! Мне в миг этот радостный нужно так мало: почувствовать близость родного плеча…
237
Растворение Вечереет… спустилась прохлада. Утомлённое за день ярило Утонуло в объятиях сада. Я озябшие плечи покрыла Тонкой шалью, Не помнящей дат — Принакрыл уходящий закат Горизонт ускользающей шалью. И она обветшает до срока: Растворится невидимой пылью. Юный месяц, явившийся робко, Воссияет, и сказочной былью, Звёздной далью Представится ночь… И растает ушедшее прочь За такой же таинственной далью.
Город солнца В городе солнца все и всегда добрые, Всюду светло — тени и те светлые. В городе солнца столько тепла собрано, Что даже зимы кажутся здесь летами. В городе солнца море лучей ласковых, Сотни дорог, к счастью пути знающих. Здесь ни к чему лица скрывать масками, Чувства кипят, искренность здесь та ещё. Кажется вам город такой сказкою, Той, что вовек быть суждено вымыслом? Видно, давно дружба прошла с красками… — Видно, давно вы навсегда выросли…
238
Маугли Кто хоть однажды наблюдал солнечный закат над Арабатским заливом Азовского моря, непременно вернётся вновь насладиться этим великолепным зрелищем… неповторимым… и повторяющимся, но всякий раз по-новому… Мы с супругом любуемся прибрежными закатами в каждое время года. А прощание с дневным светилом в летние вечера стало для нас традицией едва ли не обязательной. Счастье — окунуться в прохладную морскую купель и плыть по протянувшейся от берега солнечной дорожке навстречу уходящему солнцу! Счастье — стоять на берегу, наблюдая, как разгорячённое за день ярило сначала медленно, а затем всё быстрее приближается к линии горизонта… и, коснувшись воды, почти мгновенно погружается в морскую бездну. В этот вечер созерцание наше было нарушено неожиданным появлением необычного ребёнка — Маугли! — едва слышно произнёс супруг. — Действительно, Маугли… — вторила я изумлённо, поскольку приняла было юное создание лет пяти от роду за девочку с весьма странными повадками. Прямые белокурые волосы средней длины, точёное личико, выразительные серые глаза… Тонкие руки и такие же тонкие ноги обнажённого детского тела очень быстро передвигались по песчаному пляжу. Да-да! И ноги, и… руки… Малыш сновал вокруг нас на четырёх вытянутых конечностях… замирал и, казалось, зависал в воздухе в затяжных прыжках… изредка вытягивался на пляжной подстилке рядом с не обращавшей на него внимания молодой женщиной… и тотчас вновь пускался в свой непонятный танец, притягивая к себе любопытные и настороженные взгляды. — Странный мальчик — прошептал муж. — А может он играет в собачку? — робким шёпотом предположила я, не в силах отвести глаз от гарцующего вокруг нас ребёнка. Необычность движений мальчика сочеталась с какой-то непостижимой свободой! Сколько лёгкости и гармонии было в этом полётном скольжении!
239
Случайно поймав мой восторженный взгляд, Маугли неожиданно беззлобно оскалился, издав дикий гортанный звук. Невольное чувство тревоги завладело сознанием. — От таких лучше держаться подальше — чётко произнесла стоявшая рядом молодая мама. Крепко ухватив за руку засмотревшуюся на мальчика малышку, женщина поспешно удалилась. Чувство непонятной тревоги нарастало… Мы с мужем, не сговариваясь, растерянно покинули наше место, забыв о цели пребывания на берегу. Вспомнили о закате буквально в нескольких шагах… Внимание наше привлекла прилегавшая к прибрежному кафе скамейка. Стоящая на небольшом обрыве, развёрнутая к горизонту, скамья эта — одно из лучших мест в партере театра береговой природы. В любое время года застать её одинокой — удача! А в этот час, в июле?! Удобно устроившись, мы наконец-то обратили взоры к горизонту. Закат нарастал, потрясая яркими красками и быстро меняющейся картиной. Вдруг на самом краю обрыва возник наш Маугли. Одетый в короткие шорты, мальчуган уверенно стоял на крепких стройных ногах и задорно смотрел в нашу сторону. — Слава Богу! — выдохнула я с таким облегчением, словно избавилась от непосильной ноши. А ребёнок, пытливый детский ум которого способен прочесть во взрослых душах гораздо больше, чем мы предполагаем, уже открыто привлекал наше внимание. Вот его послушные руки и ноги обвили столбик пляжного козырька, и тело проворно заскользило вверх. Лёгкий пружинистый прыжок на песок. Решительный «взлёт» на обрыв с довольно жёстким, обожжённым солнцем, покровом. Стремительный прыжок вниз и снова вверх. Босые ступни мальчика твёрдо и уверенно касались травы, песка, снова травы… Я откровенно любовалась… — А я никогда ничего не роняю! — вдруг чётко и решительно произнёс вмиг угомонившийся мальчуган, обращаясь к мужчине, поучавшему в шаге от нас своего неловкого сынишку.
240 Ещё один, теперь уже мысленный, вздох облегчения! И просто невероятный прилив радости от следующей фразы: — А собак не нужно бояться! Если посмотреть внимательно, и хвостик крутится, значит, очень добрая! Теперь уже со счастливой улыбкой я, не таясь, смотрела на удивительного мальчика, а сердце моё переполнялось светлыми чувствами. Закат приближался к финалу. Солнце уже входило в азовскую купель… но ещё протягивало свои лучи сквозь лёгкие низкие облака, расцвеченные жизнеутверждающими фиолетовыми всполохами. Мгновение… и яркие краски поблекли. Светило доверчиво нырнуло в спокойную морскую гладь, дабы утром озарить нежным сиянием горизонт скрывающейся за Казантипом Татарской бухты. Взявшись за руки, мы с мужем, счастливые и просветлённые, удалялись от берега навстречу полной луне, уже готовой осветить серебряным сиянием притихший приморский Город. Говорить не хотелось. Да и нужно ли? Я знала: наши мысли в этот вечерний час занимал не только закат…
242
Ольга Коршунова Заречный, Пензенской обл., Россия
Солнце на асфальте Дождь… Вздыхают валторны, Плачут струнами альты, А сквозь лужи задорно Солнце смотрит с асфальта. Солнце-обруч с лучами Нарисовано мелом. А смогли бы вы сами Стать художником смелым — Рисовать на дорожках Просто так, днём погожим, Чтобы солнышко в рожках Улыбалось прохожим?.. Дождь дороги утюжит, Плещет грустью в оконце. Всё напрасно — сквозь лужи Хитро щурится солнце!
243
Вечерний романс Ярким, большим одуванчиком солнце Вечером голову клонит устало, И горизонт растекается ало. Сумрак на травах духмяных пасётся. Ветер-буян усмирил норов дерзкий. Пухом лежат облачка, невесомы. Хмурые тучи закрыв на засовы, Солнце рисует в листве арабески. Бережно трогая лучики-струны, Запад романс напевает прощальный. День исчезает за кромочкой дальней В мареве томном небесной лагуны. Так повелось: дням вослед ночи льются, И непреложно кружение это. Всё ж успевает день бросить монету В озеро времени, чтобы вернуться.
Ольга Коршунова
245
Девушка, Ветер и Солнце сказка для взрослых Жила-была Девочка по имени Мечта. Она отличалась от других девочек, потому что ей больше нравилось играть с мальчишками. Они часто соревновались в быстроте, ловкости. С Ветром Девочка бегала наперегонки, смеясь от счастья, когда удавалось вырваться вперёд. С Дождём Мечта научилась плавать и нырять, выращивать цветы под окнами дома. С Морозом она не только каталась на коньках и лыжах, но и любила рисовать затейливые узоры на окнах и лужах. С Солнцем играла в прятки и пятнашки. От Солнца во все стороны прыгали солнечные зайчики. Но время шло, и однажды Девочка обнаружила, что выросла и стала Девушкой — не только быстрой и ловкой, но и красивой. Тут и подумала, что пора найти жениха. Самыми завидными женихами считались Ветер и Солнце, и Девушке очень захотелось, чтобы кто-нибудь из них её полюбил. Однажды утром она вышла на раннюю пробежку. Бежала спокойно, но вдруг почувствовала, что Ветер слегка взъерошил её чёлку. «А, поиграть хочешь? — подумала. — Ну, держись!». Прибавила скорость. Ветер уступать вовсе не собирался! «Не сладишь со мной! — в Девушке взыграло упрямство, и она мчалась наперегонки с Ветром до тех пор, пока совсем не обессилела. Остановилась, запыхавшись, и крикнула с обидой: — Ты мне не друг! Злой, противный! Отстань от меня! Всегда хочешь быть первым! Посмотри, на кого я стала похожа — всю причёску растрепал! — Но ты же сама этого хотела, — услышала в ответ. — Ты из тех, кто любит соревноваться, бросать вызов. Гордячка!
246 — Ах, вот как?! — оскорбилась Девушка. — Не желаю тебя знать! Уходи! Отвернулась от Ветра и пошла с гордым видом. А Ветер посмотрел ей вслед, хмыкнул и полетел искать новых приключений. В пути Девушка немного успокоилась и заметила, что утро стало уступать место дню. Из-за кудрявых облачков появились первые лучи Солнца. Нежные краски рассвета успокаивали. Девушка почувствовала, как сладостно смотреть на зарумянившуюся пенку облаков, будто умелый повар взбивал на небе сливки с абрикосовым сиропом. Неудача с Ветром показалась неприятным недоразумением. «И зачем мне этот Ветер? — успокаивала она себя. — С ним, конечно, не скучно, но никогда не будет покоя. Девушкам нужны ласка, тепло, но где их искать?.. А может, Солнце — тот, кто способен подарить счастье?». И она с надеждой потянулась взглядом к восходящему Солнцу. Один луч ласково заглянул ей в глаза, и что-то в груди взволновалось. Щёки вспыхнули сладостно, жарко, и губы вдруг пересохли от неутолённой жажды испить глоток неги. Всё вокруг показалось нереальным и, одновременно, чудесным. — Здравствуй, Солнце! — радостно воскликнула Девушка. — Я иду к тебе! Можешь ли ты разделить со мной моё счастье? Я хочу этого, готова к этому. Прими меня и полюби! Охваченная восторгом, Девушка уже почти бежала вперёд, не замечая, где находится и сколько прошло времени. Взгляд её был устремлён только к Солнцу. А Солнце меж тем неуклонно поднималось всё выше, выше и становилось всё более ослепительным. В глазах Девушки замелькали радужные блики, вызывая раздражение. Она невольно прикрыла глаза рукой. «Как слепит, оказывается, счастье! Но отчего его свет так жжёт и пронзает насквозь? Больно же!..».
247
Щурясь от ярких лучей, Девушка с удивлением обнаружила, что не получается приблизиться к своему избраннику. Наоборот! Солнце всё выше уходило в зенит, и она для него становилась всё меньше и незначительней. Там, на немыслимой высоте, Солнце было выше всех! Упивалось своим величием! В его палящем огне мучительно корчилась и сгорала первая и, возможно, последняя любовь Девушки. Растерянность в ней сменилась отчаянием. Застонав, упала на землю и зарыдала, чувствуя в душе опустошение. Всё стало безразлично… Сколько она так пролежала, не могла сказать, но меж тем Солнце уже спустилось со своего царственного трона, пик торжества в нём сменился некоторым безразличием. Трудно быть для всех Светилом. Это утомляет. Смута в душе Девушки улеглась, но осталось ощущение обмана. Хотя, кто же её обманывал? Сама всё себе придумала. — Эх, и глупая же я! — печально покачала головой. — Размечталась о любви, о счастье… Да чуть в нём и не сгорела… И опять одна… Никому не нужна. — Нужна, — вдруг услышала совсем рядом тихий голос Ветра. — Мне нужна. Можно тебя проводить? Хочешь, я всегда буду с тобой рядом? И никогда не обижу. И… прости, пожалуйста, за то нелепое соревнование. Просто не убегай больше. В любви не важно, кто быстрей. С тех пор многие стали примечать: если встретишь Мечту в обнимку с попутным Ветром, это приносит счастье.
248
Вернисаж Елены Краснощёковой Москва, Россия
Солнечные ангелы
Несущий свет
Солнечное утро
Солнечный полдень
Прогулка в горы
Солнечный Крым
258
Алла Кречмер Нетания, Израиль
Уходящий август Я однажды пойму, как светлы и блаженны Уходящего августа дни, Как входили мы в осень, как в сон, постепенно, И сердечные гасли огни. Не тревожили больше нас страсти былые: Сожалениям тоже есть срок. Я в озёра смотрю, как в глаза голубые, И на первый упавший листок. Он плывёт по воде, словно утлая лодка, К неизвестной судьбе напролом. Тронет ветер рябины краснеющей чётки В такт молитве о том, что прошло. Вновь купается солнце в молочных туманах Средь последних цветов на лугах, И прощание лету поёт неустанно Грустный чибис в несжатых полях.
259
Закат Вот это краски — огненный закат От Рериха, а может, от Гогена. И облаков разломанный гранат Становится багровым постепенно. Морские волны — мир полутонов От золотых до розово-лиловых, Шумят, дробясь о скалы берегов, Чтобы отхлынуть и разбиться снова; Чтоб сыпались осколки мелких брызг Года, минуты и тысячелетья. Все повторится: вечер, море, жизнь. Лишь на камнях от волн — следы отметин.
Макушка лета Вся земля ярким солнцем согрета, Наполняется колос зерном. До макушки горячего лета Я июльским дотронулась днём. Хорошо в жаркий полдень в купальне Плавать, глядя в небесную ширь, И бродить за околицей дальней, Где зарос иван-чаем пустырь. А из леса кукует кукушка, И журчат ледяные ключи. Ах, как лета пылает макушка! И ладони его горячи.
260
Елена Крикливец Витебск, Беларусь
Скарабей Что же молчишь ты, создатель священных рун? Шаришь очами пó небу — ищешь веру? Вот он, смотри: увязая в зыбучий грунт, зло и упрямо натужно вращает сферу. Страх нераздавленной мухой в груди звенит. Красные веки в молитве горе́ воздеты. Он и не знает, что солнце возвёл в зенит. Только не стоит ему говорить об этом. Щурится сверху слезящийся тёмный глаз. Видишь: упёрся — которые сутки кряду… Что ему руны, скрижали, сидур, намаз, если таков для него вековой порядок? Сумерки, словно песчинки в горсти, шуршат. Клонится к западу знойный источник света. Он и не знает, что катит навозный шар. Может, не стоит ему говорить об этом?
262
Ветроград Всякие птицы гнездились в озёрном краю. Всякого люда сюда приходило немало… Старое дерево слышало: пел Гамаюн, жёлтое солнце на ветке упругой качало. Здесь по оврагам желтеет теперь девясил, скалятся трещины чёрных рассохшихся судеб. Старое дерево, помнишь ли, кто приносил чёрствые крохи беды в немудрящей посуде? Квёлый осинник дрожащие руки воздел, тянется к солнцу — наивно, светло и нелепо. Прежнее лето намедни ушло по воде — кануло в озеро, стало быть, кануло в Лету. Старое дерево скрипнет ему: «Исполать!» Эхо свернётся в дупле квартирантом угрюмым. Ветер сомнёт потемневшую водную гладь, на бересте процарапает тайные руны. Сколько отчаянья в этих худых туесах! Время на веру и веру молитву расколет… А на востоке в набрякших грозой небесах новым ковчегом плывут купола колоколен.
263
Майский жук Догорела весна — а лето не занялось. Задрожала звезда. Неужели совсем озябла? Ты откуда ко мне, видение или гость? Надоело сидеть в запашистой тенёте яблонь? Он скользит по стеклу — отчаявшийся Сизиф. Оказаться крылатым внезапно в начале мая — настоящее чудо! Где там сообразишь… Он царапает брюшко, в откосы его вжимая. Карандашный огрызок, ручка ли — всё равно. Я царапаю ими шершавую плоть бумаги. Он — почти аргонавт, отправленный за руном, — пробивался на свет для того, чтобы стать имаго. А теперь изумленно пялится на меня: что за странное дерево ветви к нему склонило? «Ты личину? личинку? смог-таки поменять», — запоздалой надеждой стучится в больной затылок… Расправляем подкрылья — только бы помогло! Наливаемся звуком до третьих венцов в колодце — и царапаем лапкой вымытое стекло, за которым красуется чьё-то чужое солнце.
264
*** Тургеневский кружился листопад, глубокий пруд без меры осыпая. Сюда пришла я просто наугад, доверчиво, за солнцем, как слепая. И был каким-то вяжущим покой, и мысли без конца и без начала. Над этой неподвижною водой я очень долго, помнится, стояла, в руках кленовый листик теребя, как барышня из N-ского уезда… …Вдруг заглянула, может быть, в себя, а может быть, в чернеющую бездну и отшатнулась. Только горький крик застрял в груди и небо потемнело. О том, что мне открылось в этот миг, я никому поведать не посмела. …Блестит на окнах тонкая слюда — мороза филигранная работа. Но вновь и вновь мне хочется туда, где чёрный пруд и листьев позолота.
265
*** А липы гнали свет со старого двора. Струилась тишина, как молоко в подойник. Они уже срослись — трухлявая кора и корка на сухих натруженных ладонях. Не отогреть платком серебряный куржак. Распахнуты в туман морщинистые веки. За этой пеленой — расстеленный пиджак, и нежность, и тела, как сцепленные ветви. — Ни солнца, ни тепла, — соседи говорят. —
Срубить бы их пора. Поможем, если надо. Ну как им объяснить, что летняя заря давно погасла там, где ржавая ограда, где столько долгих лет колышется трава под красною звездой на дальнем перекрестке? Исчерпаны до дна и слёзы, и слова. И губы запеклись шершавою коростой. Отшелестит закат прогретой резедой, уснувшие сады смородиной задышат… И снова будет ночь. Как та, перед бедой. И липы зацветут над обветшавшей крышей.
266
Яблоня Жгучие жала снега, дождя и пчёл, жгучие губы ветра на вольном выпасе, если от сердца к завязи сок течёт, вынеси, яблоня. Спелую тяжесть солнцем нагретых тел, рвущих теней и света густое кружево, если на Спаса клирос ещё не пел, сдюживай, яблоня. Чистого неба пристальный взгляд в упор, лёгкую руку, сильную, злую, быструю, если в саду по ком-то звенит топор, выстрадай, яблоня. Видишь: немолод, мрачен, угрюм, плечист. Только и жизни — садит да рубит дерево… Если поленья сухо трещат в печи, грей его, яблоня.
268
Ирина Кузьмина Санкт-Петербург, Россия
Ель стряхивает зиму Ель стряхивает зиму, как балласт. Последний снег ещё лежит местами, а выглядит, как будто здесь оставили от старой упаковки пенопласт. Макушку леса словно припекло. Я поднимаю голову повыше и чувствую, что он весною дышит, и птицы распеваются легко. Активно солнце раздаёт тепло и не спешит за горизонт садиться. А я, как будто севший телефон, тянусь к нему, надеясь зарядиться.
Тепло в лесу По-южному с теплом встречает утро, мелькает солнце цвета кураги. Лесной десант расставил парашюты, спускаются на тросах пауки. Иду я, как разведчик, осторожно, но если прыгнет «ниндзя» на меня и скажет: — Цель визита знать я должен! Отвечу: — Страх не надо нагонять, и так боюсь, но из своей рутины, я забрела сюда не просто так. Нет дела мне до вашей паутины, найти пытаюсь вдохновенья клад.
269
Весенний Кобург Разбрасывая искорки на город, щипает солнце брови черепиц. Уткнулся носом в поднебесный ворот старинной «Мориц Кирхе» острый шпиц. Одетый в фахверк, пробудился Кобург, плывёт кофейно-сдобный аромат. Распахиваю настежь окна, чтобы увидеть крыши, где дремал закат. А там укрылись двое от прохожих, открыв сезон, как котики, сидят. Весной сюжеты, в общем-то похожи, но каждый раз притягивают взгляд.
271
Рассвет Ещё неясный видится узор — безлюдный берег в обрамленье гор, меня сегодня прячет от тревог. В пастельной дымке солнца спелый бок на блики распадается — ко мне они несутся по морской канве. Камней прохлада, тёплая вода, уже плыву, не доставая дна навстречу перламутровым лучам, а волны, что симфония звучат. Я сопричастна к ходу бытия, к рождению Божественного дня.
272
Николай Куковеров Санкт-Петербург, Россия Сиреневый май
Будоражит по весне сладкий хмель, Стал игривою водой шалый снег, И порой дождями правит метель, Но счастливых дней не кончится бег. Вот невеста примеряет фату, Обращаясь каждый день к зеркалам, Как черёмуха в весеннем цвету, Воплощение любви и тепла. Будем счастливы с тобой каждый день, Нас согреет и взбодрит крепкий чай, Наберём в лугах травы-одолень, И сбежим от зим в сиреневый май. Оградим любовь от злых холодов Там, где травы завели хоровод, Чтобы слушать говорливых дроздов И уснуть, как только Солнце взойдёт.
Озерки Я прикоснулся к розовому платью, Предстала дама, с головы до пят, Одетая в шелка. Над водной гладью Железные уключины скрипят. В озёра день ушёл, навеки скомкан, Светило за собой на дно маня, В русалку обратилась незнакомка — Реалия безоблачного дня. С русалкой сей из древнего поверья Купаюсь в мираже прибрежных вод, Ласкают экзотические перья Поэта — атрибуты светских мод. Мне всё едино — пьяным иль тверёзым Булатную глаголом плавить сталь, Лишь окунуться б в сладостные грезы, Как Блоку в очарованную даль.
273
Сонет № 14 посвящается Игорю Северянину
Глаголы обративший в кружева, Взирая из Божественного Сада, Где кружит надо мной Шахерезада, Вступившая в законные права. Мы проведём вдвоём не день, не два, А Вечность, не деля на дни и ночи, Душа болит и раной кровоточит Поэта, накануне Рождества. Прожгу лучом невзрачное оконце Из золота, палящий, будто Солнце, Явлюсь туда, где правит Бог-Христос. И попрошу, чтоб отпустил в долины, Коль Женщины, прекраснее Филины, Пленён красой и запахом волос!
274
Любовь Лагутенкова Челябинск, Россия
Ах, если бы Вы знали… Ах, если бы Вы знали, что на свете, На всей земле, на радостной планете, Вы для меня, как лучик на паркете, Рисующий квадратики канвы. Вы — вдохновенье в трепетном сонете, Вы — лотос, возрождённый на рассвете. Я Вас люблю, как любят только дети, Любимый мой, а любите ли Вы? Ах, если бы Вы знали, что на свете Вы — нежное адажио в балете, Вы — бабочка, порхающая в лете, Ликующая в зелени травы. Вы — имя Бога в серебристом свете, Сама надежда в радостной примете, Любовь и вера в музыке и цвете. Я Вас люблю. А любите ли Вы?
Александр Лаптев Орша, Беларусь Противоречивое солнце Названьем тысячи богов Оброк невежеству платило: Ваал, Амон, Ярило, Ра… Ты наше жёлтое светило! Ученье-свет, наш мир согрет, Восход меняется с заходом… Народ шлёт Солнышку привет, За руки взявшись хороводом! Ты, как любовь, то греешь нас, То опаляешь страстью жгучей… Скажу без всяческих прикрас, Твой свет до крайностей падучий! Одним ты даришь всё тепло: Экватор красками бушует, Полгода в полюсах темно — Там ночь и холод торжествуют. Лучом ласкаешь мне глаза… Как недоволен я спросонку! Заход спустил все тормоза… Кружу шальную я девчонку! Твои нам тайны как постичь?! Но главное усвоить надо… Даёшь нам жизнь и тепло, Но можешь стать небесным адом! Протуберанцами грозя, Планету вводишь ты в смятенье… Мы во вселенной не князья — Исчезнуть можем во мгновенье! Смотрю, любуясь, на закат, Краснеет цвет в моем оконце, Тысячелетия все в ряд! Звезда ты наше — наше Солнце!
275
276
Алина Лацинник Израиль Переводы с иврита из Натана Альтермана
*** Он догонит тебя на тропинке лесной, позабытый напев, ни на что не похожий. Дуб, пролившсь дождём над твоей головой, позовёт тебя в гости, прохожий. Словно бриз, что качели едва раскачал, ураган над тобою промчится. Лань с косулей запишут в зелёный журнал, что погладил и дал им напиться. Города без помех обойдя стороной, преклонишь ты колени, счастливый, перед смехом девичьим опушки лесной, перед веками кроны дождливой.
277
*** Тогда мой город задрожал и побледнел — дома, сады… Навис над ним зелёный вал, Как предсказание беды Шептался тротуар, кряхтел и продолжал неспешно течь, в сетях из щекотливых дел, улыбок, мимолётных встреч. Не загаси прошедших лет осенний слабый фитилёк. Любви там не было и нет — но был приятный вечерок. Вернулся он к твоим дверям со связкой вихрей грозовых и рассадил по фонарям цыплят пушистых золотых.
Переводы с иврита Алины Лацинник
278
Ольга Лебединская (Рэна Одуванчик) Днепр, Украина *** Бегу навстречу Утренней Заре! Во рту ночной вчерашний вкус мацы. Бегу сквозь птичьи мантры во дворе. Простите, дорогие праотцы! Не будьте к Рене маленькой строги! Простите кашу-манку в голове! А небеса напутствуют: беги! О, ветер, верь в мою удачу, вей! Бегу навстречу Утренней Заре. В пастели утра мамин добрый взгляд. Он говорит: Беги, беги быстрей, Как я бежала сто веков подряд! Спасибо, праотцы, за связь времён. Навстречу дивной вечности бегу. И Солнца поднимается Закон. Лечу, остановиться не могу.. Бегу навстречу Утренней Заре. Меня поймал нездешний тайный Звон. Чуть слышен мамин голос, как тире В симфонии вне правил и времён...
279
*** О, Солнце, взглядом растопи Невыносимо тяжкий снег! Лупи отжившее, лупи, О, Солнце — радостнее всех! Уйди, сомненье и печаль, Сугроб белейший, отвали С души озябшей! Что пристал? Пора густые слёзы лить В краю весенних эйфорий, В раю открытий и чудес Фиалковых! Отговори, Допой классическую песнь, О, примадоннушка Зима! Пора незрелый слушать джаз Из трав, кустов, поющих глаз. Пора, пора сходить с ума! О, Солнце, очаруй, взрасти Полёт побегов заводных! Промой от лишнего пути. Пусть мир взойдёт, как первый стих, Упрямый, пробующий луч. Пусть удивляется душа! Смахни нагроможденья туч, Напомни, что весна пришла!
*** Солнце запутывается в летнем дереве и медленно, осторожно, нежно в нём растворяется. Так приходит осень, жгучая и страстная — до белой золы. Эту золу деревья называют снегом и представляют, что этот снег — листья, что в них растворяется солнце — нежно, медленно и осторожно… И это опять осень.
280
*** Солнца праздник трепещет и бьётся В окруженное рамой окно. Беспризорное, дикое солнце Мне сегодня пощупать дано. И тетрадь белой лапкой кошачьей Будет с солнцем, как с мошкой играть. О, пошли мне, Природа, удачи Эфемерную, звонкую «пять»! Ветер — бодрый наездник заправский — Правит горькой лохматой листвой. Пахнет будущим свежим и сказкой, и чуть-чуть возвращеньем домой…
*** Солнышко волосы распустило, Мост их в небе роскошном и чистом — А у людей появляется сила — Они собирают их быстро-быстро В косички-дела и в косички-строчки, Себя они в небо вплетают тоже. Но узнают они это лишь ночью, Когда темнота пробежит по коже…
Виктория Левина
281
Ришон ле-Цион, Израиль Последнее солнце Дом мой пуст. В этом доме не слышно хозяина. Смотрят белые стены с укором — от одиночества. В этом доме пустом я валюсь на кровать замертво — ни дышать, ни молиться, ни петь больше не хочется. Как нам радостно было вдвоём в этом доме вечном! Вкусен хлеб, преломлённый рукою родной и любящей, пара капель рубиновых винных, разлитых в бокалы вечером, будут долго хранить аромат и надежду на будущее. Звук соседских шагов сверху, сбоку и рядом на улице мне мешает, как вечно мешал нам вдвоём, увлечённым. Над тобою, над капельницами и над больницей кружится ангел кипенно-белый с глазами чёрными. Покружи, покружи, помаши крылами шуршащими, исцели его тело, верни мне домой его, верного! Без хозяина в доме нет ни будущего, ни настоящего, ни последнего солнца на небе, ни солнца первого…
282
Мусакун Сатыбалдиев с. Сару, Джеты-Огузского р-на, Иссык-Кульской обл., Кыргызстан в переводе Виктории Левиной
Прости мне, Солнце Прости мне, Солнце, что бесплодно Терял я дни твои, прости. Ты не заметишь благородно, Как я измучился в пути, С надеждой мёртвой дни пустые Я проживал, прости, мой Бог! Пополню грешников ряды я, Чтоб мукой искупить я мог Истраченных мгновений клады В сиянье солнечных лучей, В борьбу за жизнь всех сил, как надо, Не отдавал до донца дней. Прости мне, Солнце, дни, как листья, Разбрасывал я в листопад, В последний день от этой мысли Я спрячу виноватый взгляд. Но всё, что я скопил под небом, Я разделю среди людей. Прости мне Солнце, что я не был Героем, гордостью твоей. Перевод с кыргызского Виктории Левиной
284
Михаил Лецкин Житомир, Украина в переводах Светланы Шаталовой
День Солнца С крыльца сбегаю я в росистый сад — там яблоки себе бока нагрели. А солнце всё играет на свирели, и птицы вторят множеством рулад. ... Ах, этот, в дымке, хор лесов из многих тысяч голосов, ах, пение из птичьих уст… Свой дарит цвет сирени куст… Росинки у цветков на донце… Встаёт с востока светлый день, и ветер — юный родич солнца — на танцы пригласил сирень.
285
Июль. Жара Среди белого дня — слишком белого дня — без единой без тучки сияло светило, и оно так безбожно меня ослепило, что предстала лишь сном эта жизнь для меня — сном, что, словно писатель, меняет сюжеты. Тени все коротки; просит роза воды. Дамы в шмотках таких — будто вовсе раздеты, и, ей-богу, лишь шаг до какой-то беды.
*** Душа напряженьем объята — всё ищет чего-то пока, как солнце на кромке заката за пару секунд до прыжка во тьму… Поспеши — это важно! Всю жизнь я вот так и спешил — за заревом дивных, миражных огней недоступных светил… Переводы с украинского Светланы Шаталовой
286
Вера Линькова Петрозаводск, Россия Ветром вереска Слышу, куда-то падает солнце твоё, заплетённое в облако… Долгий мой, Див мой лесной, Хороший мой… Хвойная горечь влетает в сквозящий зной шёлковыми иголками… Слов твоих — прошлое, Ведьмины волосы взаперти… Пред небом твоим, как на паперти… Шёпот — не разбирая пути… Дорога — лесною скатертью… Слышу, камни, поросшие мхами памятниками тебе на солнце горят… Долгий мой, Див мой лесной, Хороший мой, Чудью дикости в сказке немой Ветви лишайные За сосной, за одной, за другой, Нитями тайными Сочиняют живой обряд.
Все фотографии для оформления предоставлены автором
287
Слышу, Обряд, сотворяемый ветром в вереске… Слышу, Обряд, где дрозды расклевали облако… Солнце твоё Держат сосны на сбитых руках, И не верится, Что тебя уже нет На волшебных камнях Около В мхах забывшейся свиристельницы. Только клёст, Небесам вперехлёст, Шишек чешуйки в ладони мои онемевшие сбрасывая, Всё твердит мне: — Он здесь! Он есть! Ветром вереска Душу земную празднует!
288
Так я нырнула во фламинговый восход Когда заговорит твоё начало, Иначе, Иначе — Солнцем и листвой — навзрыд! Я расскажу тебе, как время плачет И неосознанно вперёд бежит. Вперёд — за диким солнечным мустангом, пытаясь в лузу бремени загнать, Загнать с тобою нас… Фламинго рубят танго И кружат вальс!
289
А подреберья грузного оврага Прокрустово желают нас впитать. Впитать… Играем — Камень! Ножницы! Бумага! — Хруст рёбер застарелого оврага И солнечного детства Благодать! Я примеряю розовость фламинго, Ты обряжаешься в мустанговую стать. В игре прохода — Бинго, бинго, бинго! Нам встречи ждать! А время на завалинку присядет… Седою бородою потрясёт… Малышка солнце вышивает гладью… Малыш восход На озеро несёт…
290
Вера Линькова Петрозаводск, Россия Взгляд через объектив
В симфонии раскрывшихся лучей
Изумрудом — твоя растерянность, рябью утра к нежности перламутра рябинового солнцем ляжет… Лист любимый покинет ветку любимую… Про неё, незабвенную, неповторимую, ветру расскажет…
Вот как надо вырваться из туч солнечно-слепящим звукопадом! Терема подъельников озвучь ораторией спектрального распада! Из разлада вынь скрипичный ключ!! По́ низу пусти лучей браваду! И не говори, что день горюч! Нам извечно из заплечных туч вырывать себя, как Солнце, надо
А ёлочка в чаще чарующей сцены светлела, Как будто, исполнив свой замысел, Песню пропела о чём-то таком бесконечном, извечно высоком, А мне всё казалось, что это со сцены ушедшая королева Влюбилась в собственный занавес Из солнечного потока.
Непредсказуемая дорога воды… Солнечный путь открывает воздушное утро… И стрекоза на плывущем листке пока что не знает, чем завершится в лучах ускользаемый день…
А сердце сожмётся в сквозяще летящих лучах… Влюбись в эту листьев палитру, в броски акварели! И в то, как играет мой ветер в ветвях на волшебной свирели! И в то, как у деревца здесь на редчайше тончайших плечах Прелестную сказку небесные птицы пропели…
Очаровать тебя! Под шёпот травостоя Внезапно замереть… И в это непростое марево густое Всмотреться и — Корабль от Солнца в поле на постое! За нами, кажется… Пора в совсем иное пространство неземное Перелететь!
А на закате к моей полевой дороге Волшебно и тихо посланьем прощённым прижмутся лучи Смотри, Как Скиталицей поля душа освещённая вздрогнет! А в лужице — тайнопись моря… И к солнцу за взгорьем — ключи.
Лана Лис
298
(Светлана Московская) Невская Дубровка, Ленинградской обл., Россия На закате Вечер в заливе купается И полотенцем зари Ласково он вытирается. Чудо какое — смотри: Облако-аист подруженьке Дарит любви пируэт. Звоном небесным — прислушайся: В сердце звучит менуэт. В розовом па настроения Тают порывы ветров… Жаль — длится только мгновение Танец любви облаков…
Ты — моё солнце Злая туча — сгусток черноты, На две части небо поделила, Тёмной полосой его накрыла, Но остались в светлой — я и ты. Пусть гроза и бури за окном… В нашем мире — только совершенство, В нашем мире — вечное блаженство. Мы не пустим непогоду в дом! Нам светло и летом, и зимой. Солнце посылает свой привет, И над нами негасимый свет — Вечно, если рядом ты со мной…
Заря Пролетела Жар-птица, взмахнула крылом И оставила след — яркий свет за окном. Золотою зарёю расцвёл небосвод — Так отметило небо Жар-птицы полёт…
299
300
Анатолий Луговской Путивль, Сумской обл., Украина О солнце «В каждом человеке — солнце. Только дайте ему светить». Сократ
Любовь и ненависть, добро и зло, Озон-защитник и коварный стронций… Так как-то в жизни нашей повелось, Что в каждой есть душе и мрак, и солнце… Пусть лучше солнце! Чтоб не получить Удара в спину или злого взгляда. И хочется, чтоб каждый смог светить, Преодолев дремучих сил преграду. Не получается… Улыбки гаснет свет, Когда сосед оскалится по-волчьи И злобой вдруг нальются его очи… Поймёшь тогда, что солнышка в нём нет. Где свет добра в разборках брата с братом? И нет его в пожарищах войны… Не летний гром, а выстрелов раскаты, Не Божий дар, а танец сатаны… Как говорится, каждому — по вере… Я буду верить: победит добро. Ведь все мы на одной плывём галере, И вместе можем все уйти на дно… Пусть голос разума звучит всё звонче, звонче! Мы все должны понять и ощутить, Что в каждом человеке светит солнце — Никто не вправе запретить ему светить!
301
Косовица І В тяжелых кирзаках и жёсткой робе, Вдыхая пряный воздух луговой, Кошу траву, а солнца жёлтый глобус Висит над непокрытой головой. Горячей кровью набухают жилы И жажда заливает жаром грудь. Ещё чуть-чуть и… покидают силы, Валюсь в покос, чтоб малость отдохнуть. Душа ликует от тепла и света! Летит одежда в неба синеву… …Стоит июль. В своём зените лето. Как сладко в эти дни косить траву! ІІ Шипит коса незлобно, добродушно И пахнет пряно свежая трава… Жить на земле, действительно, нескучно, Хотя судьба порою неправа… По телу разливается усталость, Кукушка обещает сотню лет… Поёт коса, вызванивает сталью — Вот это — жизнь! Всё остальное — бред.
302
Судьба Икара Палящий солнца диск и злые волны. Взволнованный отец — седой Дедал. И сын Икар, в груди восторга полный, На крыльях в небо вольное взлетал. — Не надо к солнцу подниматься, сгинешь, — Предупредил отец, смахнув слезу. Но сын рванулся в купол неба синий, Слепая страсть влекла его к вершине, Ступил он на погибели стезю… Всё выше, выше… Солнце обжигает! Как хочется достать его рукой! Ещё рывок! И крылья полыхают, И в бездну падает, бессильно кувыркаясь, Икар! И умирает под волной… Вот так и я — всегда хотел к вершинам, Но крылья честолюбия обжёг… Куда мне, смертному? Ведь даже полубог Достичь желанной высоты не смог, Наказан был и в злой пучине сгинул.
303
*** Лежу, раскинув руки, на траве, Дышу всей грудью, не боясь угара, Ищу глазами в небесах Икара, И мысль о том, что я ещё нестарый, Приятно созревает в голове. Привольно телу, мыслям и мечтам, Есть ощущение полёта и свободы — Прекрасно единение с природой! Я счастлив под бездонным небосводом, Меня влечёт к высоким облакам… Лесной родник сверкает глазом карим, Буквально вынуждает на поклон. Я наклоняюсь. И берёт в полон Водой животворительною он, Напоминая о судьбе Икара.
304
318
Мои благодарности Я бесконечно признательна всем, без кого эта книга никогда бы не состоялась: в первую очередь моему любимому мужу, Мише Чеботарёву, за поддержку всех моих безумных начинаний и сумасшедших идей; всем авторам замечательных солнечных стихов, песен, рассказов, музыки, картин и фотографий, доверившим мне свои детища; всем, кто подарил мне радость знакомства с новыми авторами.
Спасибо всем, вы все чудесные! С искренним теплом, ваша Люче
319
Литературно-художественное издание 16+
Книга Солнца ТОМ 1
Составитель и главный редактор: Людмила Чеботарёва (Люче) Все тексты печатаются в авторской редакции Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается